"Король" с Арбата [Владимир Михайлович Чачин] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (116) »
ДОЖДЬ НА ВОЙНЕ
Дана команда: копать окопы в полный рост. Белоруссию мы уже вскопали. Теперь копаем смоленскую землю. Женька часто откладывает лопату, прищуривается и говорит, что болотистую почву трудно передать кистью на полотне: нет ярких красок. Одно уныние. Тоска. Вот песок — это да. Желтый. А желтый цвет в природе самый яркий. А мне кажется, земля везде одинаковая. Особенно, если ее проклятую копать днем и ночью. Да и вообще какие там еще пейзажи, нажимай на лопату, и все. Сейчас около нас суетятся в зеленых фуражках растерянные, виноватые и донельзя оборванные пограничники. Сначала попросят табачку, а потом помогают копать. У них в разговоре часто слышится слово «застава». Немцы выбили нас из маленькой деревушки и почему-то дальше не пошли. Мы взялись за лопаты. Окапываемся. Сейчас немцы молчат. Нам тревожно. Наверно, поэтому мы превратили лежачие окопы в окопы для стрельбы с колена, а теперь вот даже команда: «Копать окопы в полный рост!» Из нашего маленького военного опыта мы уже знаем, что лучше всего занимать оборону на высоте. А сейчас досталась низина. Все лопата и лопата. Когда же наконец винтовка? Новенькая, полуавтоматическая, с полированной ложей, она всего несколько раз подпевала общему хору войны, а остальное время неотступно пряталась за спиной, словно испугалась приказа: «За утерю оружия — трибунал».
Мы с Женькой отрыли наш участок окопа. Он получился уютный, какой-то домашний. В стенках проделали углубления — полочки, застелили их травой и сюда ровненько уложили промасленные патроны. Здесь же, чуть пониже, ручные гранаты РГД-39. Еще недавно на сборном пункте кадровый лейтенант торопливо объяснял нам, что если на эту гранату надеть чугунную рубашку, то она бьет «веером и с большой убойной силой». — Это хорошо, что с «большой убойной силой»,— тихо говорит сейчас Женька и с надеждой смотрит на гранату. — Здорово,— соглашаюсь я и никак не припомню, где и когда мы видели эту «убойную силу». Ведь нашему комсомольскому добровольческому батальону еще не приходилось так близко сталкиваться с немцами, чтобы метнуть гранату. Впереди окопа мы настелили дерн с ромашками, натыкали веток и сейчас сидим на корточках, осторожно дымим махоркой. Рядом копает наш политрук Григорий Иванович Бритов. Он всегда окапывается дольше всех: уж очень высок и здоров. Бритов — кинематографист. Война застала его на большой должности. Мог бы получить броню, но он добровольно променял директорское кресло на этот окоп и сейчас, чертыхаясь, упрямо вгрызается саперной лопатой в болотистую землю. Мы, комсомолята, благоговеем перед этим человеком. Он всех нас зовет по имени, все про нас знает, и рядом с ним нам ничто не страшно. Как-то Григорий Иванович поднял на вытянутой руке за штык трехлинейную винтовку, и с того дня круг его поклонников резко увеличился. Мы все чуточку ревнуем Григория Ивановича друг к другу. Однажды в пыльном ржаном поле я полз, прижимаясь щекой к земле, за Григорием Ивановичем. Мы ползли словно в молоке из пыли. Кругом ничего не видно. Только впереди нет-нет да и обозначатся каблуки его сапог. Я боялся упустить эти каблуки, боялся потерять их. Тогда днем во ржи для нас была ночь… Если поднять над головой руку, то уже там светло, там солнце и страшная свинцовая коса. Иногда вдруг коса опускается, и тогда короткими, резкими толчками вздрагивает за спиной вещевой мешок. Я замираю, прижимаюсь к земле. Страх дал надежный совет: не упускать каблуки! Мне казалось, что так и не заметил наш политрук, что всю дорогу, пока мы ползли, я цеплялся рукой за его каблук. В штабе полка мы сдаем пакет, потом бойцы из комендантского взвода уважительно угощают нас горячим сладким чаем. Григорий Иванович макает сухари в котелок, вкусно мурлыкает, удивленно засовывает палец в дырки на вещевом мешке. Потом потянулся, откинулся на спину, сказал будто сам себе: — У человека ведь две ноги. Значит, и два каблука. Если все время только за один тянуть — сапог снимется… Сейчас в нашем окопе Григорий Иванович хмуро раздает нам коротенькие пластмассовые трубочки. — Это зачем?— весело спрашивает Женька.— Куда ее вставлять?— Григорий Иванович не отвечает, согнулся, неуклюже заторопился вдоль окопа. Мы развинчиваем эти трубочки. Там бумажка. И вдруг все стало ясно. — Медальоны,— шепотом поползло от бойца к бойцу— вписать адрес… хранить в левом кармане гимнастерки… Мы молчим. Вот она война. Опять среди нас Григорий Иванович. — У кого есть ручка или чернильный карандаш?— хмуро спрашивает он.— Дайте. Ему дают. Он развинчивает трубочку, снимает каску, на ней аккуратно разглаживает листок, пишет. …Сейчас над нами проходят «юнкерсы». Проходят и возвращаются. Пограничники тоскливо поясняют: — Бомбить начнут. Мы уже тоже знаем, чем кончается эта невинная
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (116) »
Последние комментарии
32 минут назад
37 минут 33 секунд назад
41 минут 11 секунд назад
41 минут 45 секунд назад
47 минут 23 секунд назад
1 час 4 минут назад