Мы из ЧК [Михаил Яковлевич Толкач] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (103) »
Мы из ЧК
ПРОЩАЙТЕ, ГОЛУБИ!
Взахлеб свистели паровозы. Визгливо — длиннотрубые «овечки», бросая ввысь белый пар. Громоздкие «декаподы» резали басами мартовскую синь. Звонко, с веселинкой перекликались поджарые пассажирские «катюши» и товарные «щуки»… Городок небольшой — тридцать тысяч населения. И эти негаданные гудки вызвали в нем переполох. Со второго этажа красного железнодорожного дома, где наша семья занимала квартиру, было хорошо видно окрест. На перроне всполошились пассажиры. По путям спешили рабочие. На грязных улочках толпились бабы в теплых платках. С крыш деревянных домов, открывших из-под снега свои грязные доски, сорвались стаи голубей, взметнулись над башнями древнего кремля, заметались, завертелись в чистом солнечном небе. Во все глаза смотрел я на птиц: голуби — моя страсть с детства. Я следил за своей парой турманов и беспокоился: не прибились бы к чужой стае! На скрипучей лестнице загрохотали быстрые шаги, и в комнату влетел Пашка Бочаров. — Айда! Шапка набекрень, голая грудь видна из-под расстегнутого гимназического мундирчика. Глаза сияют, как фонари в темноте. Я оторвался от окна: — Почему гудки? — Бунтуют! Ну, скорее, Гром! Пашка — сын железнодорожного кондуктора. Жил он в самой бедной части Рязани, на Платошкином дворе, у Троицкой слободы. Мы учились вместе в гимназии. И заманивали тайком чужих турманов. Если находился хозяин голубей — плечо в плечо защищались… — Не возись! — торопил Пашка, прислушиваясь к тревожным гудкам. С шумом сбежали по лестнице и, шлепая по талому снегу, побежали через шпалы и рельсы. Люди валили в депо. И мы с ними. На высоком карусельном станке слесарь Нифонтов. Голос ясный, громкий. Слова, что булыжины: — Царя — по шапке! Свобода, товарищи! Проклятым порядкам — конец! Образуем Советы. — Ура-а! Многозвучно грохнула радость по цехам. Посветлели лица рабочих. А через день мы с другом в ревкоме. — Чего вам? — спросил Нифонтов. — В Красную гвардию пиши! — выпалил Павел. Председатель ревкома усмехнулся: — Сколько тебе лет? — Семнадцать! — А мне семнадцатый, — неуверенно вставил я. — Вам учиться надобно! — отрезал Нифонтов и поднялся, считая разговор оконченным. — Учиться? — Пашка ахнул по столу гимназической шапкой. — К черту! Давай связным. — Ну-ну, полегче! — Нифонтов поднял шапку и нахлобучил ее на Бочарова. — Связным — подойдет. — А мне можно? — Принято, Гром! — Председатель ревкома хлопнул меня по плечу и засмеялся: — Вместо трубы. Голосом будешь скликать людей. Голос у меня был действительно громкий, басистый и по-уличному звали меня Громом. Шли мы с Павлом и ног под собою не чувствовали: мы делаем революцию! В небе все еще вертелись голуби. И я не утерпел: — Погоняем?.. — Удобно ли? — засомневался мой приятель. А сам азартно следил за птицами. — Из ревкома могут турнуть, мол, молокососы… — Последний раз. — Ну, если последний… До самого вечера торчали мы на крыше с шестами. Наши голуби метались в синей весенней выси… Дома меня встретили упреком: — Революционер, уроки учи! — Отец хмуро смотрел на меня. Ему приходилось нелегко: работал один, а в семье — семь ртов.Ледолом на речке Трубеж — бурный. В половодье льдины выпучивало даже на улицы — несказанное удовольствие мальчишкам! Вода хмельная волнами катила во всю ширь. Пароходы вплывали чуть ли не в центр города. И жизнь настала такая же — бурная, опасная, влекущая острой новизной. В Рязани были заводы сельскохозяйственных машин и орудий, железолитейный, «Хромкож» братьев Голдобенковых, механическая мастерская Бальмера и Хайкелиса, завод Кунашева и Макаршина… И во всех предприятиях около полутора тысяч рабочих! А партий объявилось множество: все говорили красиво и туманно. Политические митинги и собрания, манифестации и революционные шествия — дни и ночи напролет! И речи — до хрипоты… И всюду мы с Пашкой поспевали, забросив и работу и ученье. Я к тому времени покинул гимназию и нанялся переписчиком вагонов. По городу зашагали подростки в зеленой форме. Рукава рубах засучены. Короткие штанишки. На голове — пирожок, схожий с теперешними солдатскими пилотками. Назывались «зеленые» бойскаутами. Рабочие не любили эти отряды — в них одни сынки богатых чиновников, торговцев и военных чинов. — Парады вам ни к чему, — говорил нам Денис Петрович Нифонтов. — Революцию делать надо. Вот на что Ленин указывает! Нифонтов — нестарый, молодежь принимала его, как ровесника. Но годы подполья научили Дениса Петровича сдержанности и серьезности, политической мудрости. В мае 1918 года на станции Рязань-Уральская стихийно образовалась ячейка Союза социалистической молодежи — Соцмол.
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (103) »
Последние комментарии
2 часов 51 минут назад
6 часов 33 минут назад
6 часов 53 минут назад
7 часов 48 минут назад
10 часов 46 минут назад
10 часов 47 минут назад