Проигравший из-за любви [Мэри Элизабет Брэддон] (fb2) читать постранично, страница - 3

Олливента. Это был высокий долговязый человек с длинными руками и бледным лицом. Его далеко нельзя было назвать красавцем, однако светлые голубые глаза делали его лицо мягким, почти женственным. Да, это был он — Марк Чемни, старейший друг, а также покровитель и защитник доктора Олливента в школьные годы. Тогда Марк был неуспевающим в учебе, но достигшим больших успехов в спорте молодым человеком. Гуттберт называл это содружество с Марком содружеством Гомера и Виргилия для тех, кто не прочь был задеть Олливента после уроков.

Гуттберт весьма почитал Марка за мужество и силу и называл его своим Ахиллом, Гектором или Аяксом. В школьные годы они были неразлучны и даже поклялись быть друзьями всю жизнь. Однако с той поры до настоящего времени так и не видели друг друга.

Доктор Олливент почувствовал легкую боль, глядя на его лицо: он узнавал Марка, но как сильно изменился его друг. С сожалением подумал Олливент о том, как мало делал он, чтобы хоть как-то сохранить мальчишескую дружбу. «Но стоит ли так корить себя», — думал доктор. Мужчины протянули друг другу руки и крепко пожали их.

— Я все-таки нашел тебя, — сказал Марк.

Доктор Олливент едва мог от волнения ответить ему.

— Чемни, ты тот человек в этом мире, котрого я бы хотел больше всего видеть этим вечером, — наконец произнес он, крепче сжимая руку Марка.

— Я рад это слышать, Олливент. Хочу потребовать выполнения наших мальчишеских обещаний, давно забытых, возможно.

— Нет, — сказал доктор бодро, — не забытых, если ты имеешь в виду нашу старую дружбу. За всю свою жизнь я так и не научился приобретать новых друзей. Я вообще сомневаюсь, что мог бы иметь другого такого друга, как ты, с тех пор, как благодаря тебе я избавился от задиры Голлиата из школы в Хиллерсли. Это было сказано Олливентом настолько тепло, насколько он мог это сказать. Мягкость и нежность не были чртами характера доктора.

— Странно, что мы ни разу не встретились с тобой за эти годы, — продолжал доктор Олливент после некоторой паузы, в течение которой мистер Чемни грузно, с придыханием опустился в кресло, он совсем не был похож на того спортивного парня, каким был в школе.

— Едва ли это может показаться странным с первого взгляда, — ответил Чемни. — Ведь скажи честно, ты не прилагал усилий, чтобы меня найти.

— Надо признаться, я так был занят с тех пор, как покинул школу в Хиллерсли.

— Значит, я прав. Ну, да ладно, все равно, если бы ты даже и искал меня, то не нашел бы, поскольку я долгое время жил в Австралии, занимаясь разведением овец.

Дбктор почувствовал некоторое облегчение после этих слов Марка.

— Что же привело тебя в Австралию? — спросил он, звоня в колокольчик слуге, который, казалось, только и ждал этого, поскольку тут же появился с серебряным подносом, являющимся семейной реликвией Олливентов, на котором стояли бутылки и графин с шерри. Даже эти бутылки вина перешли Олливенту по наследству и казались большими и грубыми по сравнению с современной изящной посудой.

— Что привело меня в Австралию? — переспросил гость, вытягивая ноги поближе к камину и складывая на груди руки. Он был одет с головы до ног в одежду светло-серого цвета, довольно свободно сидящую на нем, что делало его просто огромным. — Рисковый характер и отвращение к любому способу заработка денег в родном городе. Я был не такой гениальный, как ты, Гуттберт. Мне всегда не нравилась умственная работа, ты ведь помнишь, что я все время проваливался на экзаменах в Хиллерсли. Но я неплохо разбирался в арифметике. Я также слышал о людях, которые делали неплохие деньги, занимаясь разведением овец. Поэтому, когда мой отец — процветающий стряпчий — предложил мне работу в его конторе, я, не долго думая, собрался и уехал. Однако не буду утомлять тебя деталями моего отъезда. Я покинул Иксетер с несколькими фунтами в кармане и поэтому мне пришлось отрабатывать дорогу в Австралию службой матроса на корабле. Это было трудное время, тогда я первый раз узнал, что такое голод. Но на второй год моей жизни в Австралии, мои дела пошли на поправку. Я был управляющим у одного человека, который имел прекрасную овцеводческую ферму в Дарлинг-Дауне, простиравшуюся на десять миль в любом направлении. Он взял у правительства в аренду землю по очень низкой цене. Загоняя овец в загон, стоя у ворот, я насчитывал до семидесяти тысяч голов. Мой наниматель заработал около шестидесяти тысяч фунтов менее чем за десять лет. Но умудрился за это время умереть от алкоголя. Он сделал меня своим партнером за несколько лет до своей кончины, поскольку белая горячка и бизнес — две несовместимые вещи, поэтому он понимал, что без меня ему не обойтись, К тому времени, как он умер, овцы резко упали в цене, а я как раз скопил некоторую сумму денег с помощью австралийских банков и смог выкупить его права на владение фермой. Так началась моя новая жизнь в тридцать лет. Эта ферма после выплаты всех долгов принесла мне около двадцати тысяч фунтов, на это у меня ушло пятнадцать