Камень с кулак [Любош Юрик] (fb2) читать онлайн

Любош Юрик Камень с кулак

Загорелась большая операционная лампа, яркий свет резко обрисовал неподвижное распростертое тело старухи, все в морщинах, в голубых венозных сосудах; четкие холодные грани хромированных инструментов, резиновую кислородную трубку и кардиограф, отмечавший биение старухиного сердца. Игорь почувствовал, что потеет; тронул лоб и отдернул руку: на ней была резиновая перчатка. Игорь посмотрел на Марту и поднял брови. Видны были только ее большие черные глаза и прядь волос, выбившаяся из-под белой шапочки и наискосок упавшая на лоб. Ее нос и губы были закрыты маской. Она взяла пинцетом вату и вытерла капельки пота на его лбу. Он поблагодарил кивком. «Начали?» — услышал он приглушенный звук ее голоса. И снова кивнул. Посмотрел на небольшой фиолетовый четырехугольник, обозначавший то место на теле старухи, где был желчный пузырь: операционное поле, намазанное йодом, приковывало к себе все его внимание; это была его первая операция в больнице, куда он попал после сдачи госэкзаменов. Игорь распрямил пальцы, чувствуя, что они слегка дрожат. Но надо же начинать...

— Скальпель, — сказал он глуховатым, севшим голосом.

Марта подала скальпель. Он взглянул на лезвие: оно отражало свет лампы, превращая его в цветовую гамму; сквозь перчатки чувствовался успокаивающий, безразличный холодок металла. С минуту он смотрел на скальпель, потом на высохшую, сморщенную кожу; покосился на Марту: увидел безучастные, равнодушные глаза. Какое-то мгновение они смотрели друг на друга; он окинул быстрым взглядом ее стройную, высокую фигуру и вновь взглянул на фиолетовый четырехугольник. «Какая разница, — мелькнула мысль. — Две женские фигуры... — Провел пальцем по животу и паху старухи. — Отметины времени, — подумал он. — Часы, дни, годы. Хотел бы я вот так коснуться живота Марты...» Он снова глянул на нее. Марта следила за кардиографом. Мягким движением ввел Игорь скальпель в тело и провел разрез. Кожа расходилась, из раны выступили мелкие капли бледной крови. Он вынул скальпель, полюбовался надрезом, как художник — первым мазком. Ассистент по другую сторону стола пинцетом оттянул кожу. Игорь вновь вложил лезвие в рану и прошелся по слою жира, потом третьим движением рассек красную, стянувшуюся соединительную ткань. Тело раскрылось. Игорь увидел пульсирующее, темное, влажное отверстие, из которого поднимался запах теплой крови и внутренностей. Ему трудно было сосредоточиться; он все смотрел на красную обнаженную полость тела, жившую движением миллионов клеточек. Невольно вспомнились лекции: Игорь выискивал в памяти все, что знал о функции желчного пузыря, думал о том, как сложен и хрупок человеческий организм, о совершенстве взаимосвязей, о логике, по которой природа создавала человека; человек даже и не заслуживает этого. Его размышления прервал ассистент, прикоснувшись к локтю: в чем дело, коллега? Забыли об операции? Игорь оглянулся: за очками ассистента — маленькие, мышиные глазки; озлобленный стареющий тип — будет ассистентом до конца жизни.

— Сейчас, — пробормотал Игорь, — сейчас начну.

Улыбнулся через силу и тут же понял, что под маской никто не видит его улыбку.

На желчном пузыре образовались камни, сам пузырь оброс комками жира. Легкими, нервными движениями Игорь принялся удалять жир. Надо было сосредоточиться, как начинающему шоферу. Он думал о движениях своих пальцев, о направлении и глубине погружения скальпеля, о действиях ассистента. До сих пор он бесчисленное количество раз резал трупы в университетской больнице; вначале с отвращением и чувством тошноты, потом с интересом, а под конец с полным безразличием. Но и тогда ему нужно было время, чтобы сосредоточиться: он не мог не думать о несчастных, которые мертвыми глазами смотрели на побеленные стены морга. Сейчас же Игорь оперировал живого человека; вскоре его внимание целиком занял желчный пузырь. Игорь был похож на ремесленника, ловкими руками делающего надежные вещи. Пришло ощущение, которое являлось всегда, когда дело ладилось: уверенность в собственной ловкости. Он перестал потеть, пальцы задвигались точно и четко. Он отдавал краткие, отрывочные приказы, протягивал руку за инструментом, следил глазами за приборами. Он обрел веру в себя. Посмотрел на Марту, и это уже был не растерянный взгляд, а немного вызывающий, победный, чуть ли не дерзкий. Он знал, что Марта улыбается. Удалив комья жира, Игорь нащупал камни. Его слегка озадачила их величина. Когда он ставил диагноз перед операцией, то предвидел, что она будет сложной. Он сказал об этом главному врачу.

— Вот мы вас и испытаем, коллега, — решил тогда главный.

Игорь запротестовал: после операции могли быть осложнения, а он, в конце концов, только новичок. Он знал, что когда-то должен начать, но рассчитывал на более простую операцию, скажем, аппендикса.

— На легких задачах людей не вырастишь, — возразил главный врач, тоже хирург. — Будете оперировать.

И вот Игорь оперирует. Камень оказался нетипично большим. Приходилось действовать очень осторожно, чтобы не повредить стенки желчного пузыря. На секунду он прервал операцию, выпрямился и перевел дух. Марта обошла стол, взяла вату и вытерла ему лоб, хотя он был совершенно сухим. Игорь благодарно глянул на нее и снова склонился над старушкой, осторожно, миллиметр за миллиметром, продвигая нож по краям камня. Он чувствовал, что все неотрывно смотрят в раскрытую полость и на его белые окровавленные пальцы. На мгновение Игоря охватил страх, но только на мгновение. Он нажал скальпелем и выдавил камень, подхватил рукой и положил на белую простыню рядом со старухой. Камень действительно был необычной величины; его зеленовато-желтая поверхность была обрызгана кровью. Игорю показалось, что Марта облегченно вздохнула. Ассистент хотел было выбросить камень, но Игорь остановил его. «Сохраню как сувенир, — подумал он. — Ведь операция-то серьезная. И камень большой, с кулак».

Ассистент положил камень обратно — Игорь был уверен, что он усмехнулся. Надо было продолжать операцию; осталось еще несколько мелких камней. Теперь Игорь резал уже спокойно, почти не думая; только иногда он поднимал голову, чтобы взглянуть на кардиограф или на анестезиолога, стоявшего возле кислородного аппарата. Один за другим выкладывал Игорь камни на стол, пока не вычистил весь пузырь; операция кончилась. Оставалось зашить рану и увезти пациентку в палату. Игорь свое дело сделал и теперь смотрел, как ассистент накладывает швы. Все было в порядке. Марта собирала грязные инструменты, сестра с ассистентом положили старуху на каталку и увезли из операционной. Игорь стянул перчатки и маску, сунул руки под струю воды. Они остались с Мартой вдвоем. Он взял камень и показал ей:

— Смотрите. Прямо с кулак.

Она улыбнулась.

— Какой же кулак? Не больше грецкого ореха. Поздравляю. У вас ловкие пальцы.

Она протянула ему руку. Игорь взял ее — рука Марты была узкая, влажная — и не отпускал, пока Марта не высвободила ее легким движением.

«Хорошее начало», — подумал он и завернул камень в целлофан, сунул его в карман и вышел в длинный холодный коридор с двумя рядами белых дверей. На скамьях вдоль стены сидели пациенты, пахло лекарствами, дезинфицированными бинтами и прокипяченными шприцами. То тут, то там открывались двери, и сестры вызывали больных. Стояла тишина, только за одной дверью кто-то тихонько стонал. Игорь сунул руки в карманы халата и пошел к своему кабинету. Со стула перед дверью кабинета встал старичок и легонько потянул Игоря за рукав. Игорь удивленно остановился; у старичка были голубые глазки и широкое загорелое лицо в мелких морщинах, седые усики и толстый нос; лицо его было маленьким, добреньким и покорным.

— Я — Столарик, пан доктор, — сказал он. Наступила пауза.

— Столарик, — повторил старичок.

Игорь недоуменно улыбнулся.

— Добрый день, пан Столарик. Что вы хотите?

Старичок потянулся к нему, будто хотел сказать что-то по секрету.

— Столарик я, — все твердил он, кивая даже после того, как замолчал. Игорь не знал его.

Старичок увлек Игоря в нишу.

— Моя жена — Столарикова, — сказал он, — это ее вы оперировали. Я-то хотел, чтоб ее оперировал пан главный, а он сказал, вы хороший доктор.

Игорь согласно кивнул и рассмеялся.

— Вот как! Значит, это ваша супруга? Что ж, можете быть покойны, все хорошо. Через несколько дней будет дома. Посмотрите, — он вынул камень и показал его старичку, — вот что было у нее в желчном пузыре.

Старичок с любопытством осмотрел камень и признательно взглянул на Игоря.

— Пан главный сказал, вы хороший доктор, я и не боялся. У молодого доктора тоже ведь могут быть ловкие руки, правда?

Игорь утвердительно кивнул.

— Конечно. Иначе нельзя и оперировать.

Старичок опять потянулся к нему.

— Пан доктор, тут небольшой подарочек для вас. Чтоб вам лучше работалось. — Он нагнулся и протянул Игорю корзинку; прежде чем Игорь успел что-либо сказать, он сунул ему в карман конверт, а в руки — корзинку. Под целлофаном угадывались очертания бутылки и не то утки, не то курицы. Игорь смущенно засмеялся и отстранил руку старика.

— Ну что вы, пан Столарик. Это исключено. Я выполнил свой долг. Мне ничего не надо.

Старичок воспринял это как проявление застенчивости.

— Берите на здоровье, пан доктор. Здесь немного, зато от души. Пригодится.

Игорь вдруг осознал, что старик сунул ему в карман конверт. Ощупал — в конверте были деньги. Поколебавшись, вынул конверт и положил в корзинку.

— Возьмите, пан Столарик. Мне правда ничего не надо.

Старичок опешил; он поднял брови, отчего вокруг глаз его стянулись морщины. Он хотел что-то сказать и все еще совал корзинку в руки Игорю, когда в коридоре показался главный врач.

— А, наш новый коллега, — остановился он, заметив Игоря со стариком. — Слыхал, слыхал, отличная операция. Поздравляю!

У Игоря вспотели ладони и кровь бросилась в лицо.

— В общем ничего, — буркнул он, — надеюсь, осложнений не будет.

Главный врач был крепкий, высокий мужчина с красным лицом, густыми седыми волосами и толстыми пальцами. Игорь иногда удивлялся, как он может такими пальцами брать скальпель.

— Пан доктор, — обратился к Игорю старичок, — берите же, я не буду мешать: у вас разговор с паном главным.

Игорь не знал, что делать. Посмотрел на старичка, потом на главврача; оба улыбались.

— Я уже сказал, пан Столарик, я вам благодарен, — мягко проговорил он. — Я только выполнил свой долг. За супругу не бойтесь. Мы о ней и без этого позаботимся.

И он отошел, но старичок не отставал. Его голубые глазки улыбались.

— Ах, пан доктор, не отказывайтесь, — прошептал он. — Пан главный врач тоже от меня принимает. Славное у меня вино. — И он снова протянул корзинку с конвертом. Игорь отступил, тогда главный врач взял корзинку и дружески похлопал старичка по плечу:

— Дайте мне, пан Столарик, я возьму для коллеги. Новичок — сами понимаете, каково с ними. Идите, с вашей пани все будет в порядке.

Старичок почувствовал облегчение и, поклонившись, засеменил прочь.

— Зайдите на минутку, — сказал главный Игорю. — Прошу! — Он сделал пригласительный жест рукой, и Игорь почувствовал, что этот жест не слишком вежлив. — Прошу! — повторил главный, пропуская Игоря вперед, когда они подошли к кабинету. — Я тут дома. Садитесь, пожалуйста.

Он поставил корзинку на стол.

— Курите, — предложил он Игорю.

— Спасибо.

Игорь потянулся к огоньку зажигалки, прикурил и затянулся. Он курил и рассматривал шкафчики, заставленные лекарствами и инструментами. Белые стены и плакат «Следи за своим здоровьем». Глянув в окно, увидел качающиеся верхушки акаций, за ними крыши; он слышал запахи созревших плодов, ярких цветов, дыхание лета и нагретой земли.

— Когда вы окончили университет? — прервал его молчание главный врач.

— В прошлом году, — быстро ответил Игорь.

— И хотели остаться в Братиславе, да места не было, — продолжал главный врач. Игорь кивнул:

— Да. Не было места.

Они помолчали.

— Так вы попали к нам.

Игорь выдохнул дым и повторил:

— Да. К вам.

Опять пауза, потом главный врач сказал:

— Похоже, вы еще этого не осознали. А придется осознать, коллега.

Игорю вдруг вспомнился актовый зал университета и торжественная атмосфера того дня; группа будущих врачей, один из них читает клятву Гиппократа; вспомнился отец, сгорбленный, весь высохший крестьянин в белой рубашке, слишком узкой для него, — старик все поправлял галстук в крапинку. «Вот мой сын уже и доктор», — с гордостью сказал отец после церемонии. Мать, маленькая, словно сжавшаяся, плакала. «Ну вот, сынок. Теперь ты будешь паном». И Алица, невеста... Она была в коричневом облегающем платье и нравилась ему больше, чем когда-либо раньше. В руках у нее были цветы. «Скоро будешь зарабатывать, — она легонько поцеловала его в губы, — и мы заживем хорошо. И будем еще счастливее».

Защита диплома. Потом — отъезд из Братиславы. Он хотел помогать людям. Как-то вечером, покуривая и слушая битлов, он записал в дневнике: «Наблюдаю за собой, хочу понять, что я за человек. Мы становимся взрослыми тогда, когда начинаем осознавать, что не мир — частица нашего значительного «я», а мы — незначительная частица большого мира». Он понимал это не как капитуляцию — как познание.

— Не возьму в толк, что вы имеете в виду, — ответил он сейчас главному врачу.

— Видите ли, коллега, — главный врач старался говорить мягко, — эти люди убеждены, что без небольшого подношения вы не станете заниматься больным как следует. Понимаете?

Игорь потянулся к столу, взял из корзинки конверт и вынул из него пять зеленых банкнот.

— Это — не маленькое подношение, пан главный врач. Это — пятьсот крон. А я не знаю, каков доход этого старичка. Впрочем, он прав: здесь куда внимательнее к пациенту, за которого заплатили.

Главный врач собрал деньги, вложил их обратно в конверт и бросил его в корзинку. Он все еще старался говорить спокойно, но Игорь заметил, что он слегка покраснел.

— Не ловите меня на слове, пожалуйста, — сказал главный. — Вы хорошо знаете, что я имею в виду. И в будущем прошу меня избавить от подобных замечаний о разном отношении к пациентам.

Главный врач встал, повернулся к окну и заложил руки за спину. Игорь смотрел на его широкие плечи и густые, седые волосы на затылке. Его поза выражала нерешительность, оскорбленное самолюбие и даже раскаяние: Игорю вдруг подумалось, что главный врач не живет с женой, на мгновение он пожалел его. И пробормотал:

— Извините.

Главный врач отвернулся от окна, посмотрел на Игоря, нахмурился и сел.

— В конце концов, — произнес он, — никто их ни о чем не просит. Они сами виноваты. Так уж нас приучили. Вот и поймите это. Вы молоды, и всякая несправедливость еще оскорбляет вас.

Игорь покачал головой, усмехнувшись:

— Не «еще». И это — не несправедливость. Это глупость.

Главный врач пожал плечами.

— Глупость, но мелкая.

— Глупость измеряется не тем, большая она или маленькая, а длительностью ее действия, — возразил Игорь.

Главный врач повертел в пальцах карандаш.

— Не надо философствовать... Ну вот, хотя бы, представьте себе, что у вас есть машина. В ней что-то поломалось, и вы идете в ремонтную мастерскую. Если вы механику не сунете сотню в лапу, он и разговаривать с вами не станет. Теперь, скажите, как это получилось? Кто виноват? Ведь и они исполняют свой долг, как вы говорите. Врачи несут большую ответственность. Они возвращают людям здоровье, а иногда — и жизнь. За это мы заслуживаем лишнюю крону-другую. Что вы имеете против?

Теперь встал Игорь.

— Вы меня не понимаете. У меня есть свои принципы. А вы одну глупость оправдываете другой. Возможно, я смешон со своими взглядами. Но кто-то же должен противостоять этому. И почему бы не сделать этого мне? Я говорю это вам для того лишь, чтобы между нами не было недоразумений.

Встал и главный врач; они стояли теперь друг против друга, как противники, и их, словно стена, разделяла корзинка с бутылкой вина, уткой и конвертом с пятью сотнями крон.

— Ничего не имею против ваших принципов, — заговорил главный врач. — Следуйте им на здоровье. Но я не желаю, чтобы вы вводили здесь свои обычаи и разваливали коллектив. Думайте больше о своей работе. Я буду пристально следить за вами. А теперь оставьте меня, пожалуйста.

Игорь вышел, тихо прикрыв дверь. Сунул руку в карман, нащупал камень и подумал: «Хорошенькое начало!» Навстречу ему по коридору шла Марта, и Игорю показалось, что она улыбнулась и тотчас приняла строгий и неприступный вид.

Игорь испытывал потребность выговориться; он подождал Марту у выхода из больницы и проводил ее. Дорогой молчали; он разговорился только у дверей ее дома. Она пригласила его к себе.

По обеим сторонам улицы росли высокие акации: в начале лета запах их цветов разносился по всему городку. Через открытое окно Игорь ощущал движение перегретого воздуха, вечернее дыхание трав и земли, слышал шаги прохожих; полная, лимонного цвета луна застряла в ветвях деревьев, где-то играло радио, со стороны парка доносился звон гитары; чей-то голос бесстрастно, монотонно вплетался в вечерние звуки. Игорь смотрел на луну и думал — она ли плывет в небе, или это движутся тучи и ветви деревьев, то закрывая, то открывая ее диск.

— Хотите кофе? — голос Марты прервал созерцание. Он покачал головой.

— Кофе — нет, спасибо.

Только теперь он заметил, что Марта переоделась: на ней были узкие белые брюки и обтягивающий фигуру джемпер; он впервые видел ее не в больничном халате. Мелькнула мысль, что она красивее, чем он думал. Марта открыла дверцу буфета.

— Тогда вина? — спросила она.

Игорь кивнул. Она поставила на стол бутылку белого вина за 20 крон, достала два высоких бокала, вытерла их, налила.

— Ну, выпьем? — предложила она.

— За что?

Марта пожала плечами.

— За победу.

Они чокнулись. Игорь осмотрелся; комната была обставлена просто и со вкусом: полка с книгами, репродукции Гогена, столик и два кресла, зеркало с умывальником. Марта перехватила его взгляд.

— Скромно у меня. На мою зарплату не разгонишься. Приходится обходиться тем, что есть.

Игорь встал, принялся рассматривать корешки книг: Ремарк, Незвал, Камю, Щипачев, Мопассан.

— А мне хотелось бы большего, — продолжала Марта. — Я всегда хотела больше и лучше.

Игорь вернулся на свое место, сел. Марта включила приемник — зазвучала ленивая, усыпляющая музыка.

— Что у вас произошло с главврачом?

— Взятки... — сказал он. — Я не взял деньги от одного старичка. Об этом мы и говорили с главным.

Марта подтянула ноги на стул, охватила колени и наклонила голову. Игорь смотрел ей в лицо; казалось, упрямое, неприступное выражение сошло с него; полные, яркие губы слегка выпятились, расширенные глаза смотрели задумчиво.

— Я этого не выношу, — продолжал он, — терпеть не могу эту несчастную игру в оправдание. Не люблю ложь.

Марта усмехнулась, как ему показалось, снисходительно и немного иронически.

. — Ничего смешного нет, — сердито проворчал он. Марта подняла бокал, покрутила его.

— Конечно, — ответила она. — Что тут смешного. Это серьезно.

Игорь взял бокал, выпил и налил еще.

— Пейте. Дайте я и вам налью.

Чокнулись.

— Ну, так я продолжу, — сказал Игорь, — не понимаю, как это люди с такой зарплатой еще и взятки берут. Что у них за совесть!

Марта поставила бокал на стол.

— Может, им нужны деньги. Много денег, — сонно проговорила она. — Мне вот тоже нужны деньги. Всем они нужны. Но это другое дело.

Игорь подумал, что зря он все это говорит, только скуку нагоняет на неприступную, далекую Марту.

— Так делают почти все, — сказала Марта тем же сонным голосом.

— Знаю, — ответил он раздумчиво. — Вот и грустно мне от того, что приходится жить среди таких людей. А еще хуже оттого, что не могу этого изменить. Но зачем я болтаю? Вас это не интересует, и мы тут, за рюмкой вина, этого не решим.

Марта встала, подошла к окну, высунулась, глядя в ночь. Игорь пошел за ней и, опершись локтями на подоконник, коснулся ее плечом; Марта повернулась к нему. Он видел близко ее лицо, ее глаза, слышал легкое дыхание, ее волосы щекотали ему щеку.

— Это меня интересует, — сказала она, почти не шевеля губами. — Мне кажется, об этом надо говорить. Даже если это неприятно и одному с этим не справиться. Тут нужны все.

Она вернулась в кресло, Игорь остался у окна; он все смотрел на пустынную улицу, на деревья, на луну...

— Все? — повторил он. — Кто все? Вы да я? Или только я?

Теперь он повернулся к Марте.

— Я сказала — все. Ах, выпьем лучше!

Бутылка заметно опорожнялась.

— Как выпьешь, смелее говоришь правду о себе и других, — заметил Игорь, — но мне не надо пить, чтобы сказать правду. Это неприятно и даже опасно. Зато — честно. Уж лучше пострадать от последствий, чем лгать.

Он заметил, что Марта снова улыбнулась.

— Вы немножко фантазер. Этакий Дон-Кихот. Но вы мне нравитесь.

Игорь опешил.

— Я с вами согласна, только слишком ценю удобства, чтоб бороться, — продолжала Марта. — Притворяюсь, будто мне все равно. Вокруг меня стена. Кроме того, я не уверена, что эта борьба кончится победой.

Игорь долил ее бокал и проворчал:

— Да. Вы все такие. Соглашаетесь, но молчите. Видите ошибки, но продолжаете их делать. Возмущаетесь глупостями, но пальцем не шевельнете, чтоб устранить их.

Марта громко засмеялась, откинулась в кресле и, заведя руки за голову, распустила волосы по спине.

— Вы преувеличиваете. Порой вы напоминаете мальчика в переходном возрасте, которого мучают все несправедливости мира.

Игорь не нашелся, что ответить.

— Вы до неприятности откровенны, — сказал он минуту спустя.

— Я не хотела вас обидеть.

Он кивнул:

— Знаю.

Игорь начал ощущать легкое воздействие алкоголя, поднимавшегося вместе с кровью в мозг. Он думал о смысле подобных разговоров: зачем он объясняет все это чужой женщине? Тут он услышал голос Марты:

— Здешние люди привыкли к этому. Молодые врачи приезжают сюда заработать и возвращаются в Братиславу. Никто этому не удивляется. Вам разве не нужны деньги?

Он подавил зевок.

— Извините. Нужны. Я хочу много денег, но не хочу, чтобы они жгли меня.

Марта вытянулась, закинув руки за голову.

— Вижу, вас разбирает зевота.

Помолчали. Приемник играл, они слушали низкий и хриплый голос негра, который будто бы даже не пел, а печальным голосом рассказывал о знойных годах там, за горизонтом, где живут печальные люди. Игорь и Марта сидели, чувствуя движение ночи, легкое дуновение воздуха и ощутимое прикосновение времени: тикание часов и звук от падения капель воды из крана.

— Пожалуй, я пойду. — Игорь встал, у него немного закружилась голова, Встала и Марта.

— Надо бы выпить на брудершафт, — сказала она вдруг.

— Разумеется. Перейдем на «ты».

Игорь подлил вина, взял бокалы и один протянул Марте; они чокнулись и выпили.

— Поцелуемся.

Она подставила лицо. Он легонько поцеловал ее в губы; влажное, горячее прикосновение, запах вина и сигарет.

Невольно он продлил поцелуй; придвинулся вплотную, их губы смешались, Игорь обхватил ее за плечи и талию, прижал. Марта прогнулась, вцепилась пальцами ему в волосы. Потом отстранилась и нежно его оттолкнула.

— Хватит, — сказала она тихо. — Это чудесно, но — не хочу.

Отошла к своему креслу.

— Кроме того, — улыбнулась она, — завтра приезжает ваша невеста... то есть твоя невеста.

Она подала руку, холодную и сухую, и Игорь вышел.

Он медленно шагал по улице, глядя на луну, которая золотой монетой висела над кронами деревьев.

Они приехали почти одновременно: дообеденным скорым поездом — Алица и через полчаса — отец Игоря. Зашли в кафе выпить пива и черного кофе, потом Игорь привел их к себе на квартиру, в квартал над городом. Отец открыл большую сумку и вынул бутылку домашней паленки, большие куски домашней колбасы и сала, жареного цыпленка, перец, помидоры и тщательно завернутый рулет с маком; во всем Игорь узнавал заботливую руку матери, и на мгновение у него перехватило горло от чувства благодарности. Все трое уселись за стол, резали колбасу, клали на хлеб; Алица мелко нарезала помидоры с перцем. Когда доели, Игорь налил вина, отец с Алицей закурили сигареты, а Игорь — трубку. Было тихо и приятно.

— Ну, похвались, сынок.

Отец свободно откинулся на стуле, сложив руки на животе, и по старой привычке не выпускал сигарету из губ.

— Чем похвалиться? Привыкаю. Вот уже оперировал.

Отец был доволен.

— Оперировал, говоришь? Ну и как, хорошо резал?

Игорь не удержался от улыбки; почему люди думают, что хирург только режет?

— Хорошо, — ответил он, — хорошо резал.

Отец кивнул.

— Тебе тут нравится?

Игорь пожал плечами:

— Нравится.

Вмешалась Алица:

— Тут блеск, только я бы тут долго не выдержала. Заработай как можно больше — и возвращайся.

Игорь понял ее так: как можно больше, а главное — как можно скорее. Он любил Алицу: современная, с хорошим вкусом — и с запросами. Красивая и, казалось ему иногда, несколько холодная. Целуясь, она отстраняла его: «Осторожно, прическу испортишь». Или: «Ну, хватит. Этого достаточно. Тебе пора заниматься». Но он знал, что она верна ему и в мыслях, и в поступках. Строга к себе и к другим. Строже всего — к нему. У нее были длинные, стройные ноги и лицо словно для рекламы.

— Конечно, Алица, — сказал он. — Накоплю побольше и вернусь в Братиславу. Если там будет место.

Разговаривая, они пили вино и покуривали.

— Место найдется, — сказала Алица. — Небольшая протекция — и всего добьешься. Сам знаешь.

Он кивнул:

— Знаю.

Отец положил на стол руки, похожие на большие кузнечные молоты.

— Мать шлет тебе привет, — с теплым чувством проговорил он. — Радуется, бедняжка, что ты в люди вышел. Мы-то в свое время учиться не могли. Да и ты немало денег нам стоил!

— Ладно, отец, — перебил его Игорь. — Знаю. И я вам благодарен. Только не надо преувеличивать.

Отец побарабанил пальцами по столу, будто играл на рояле.

— Я не преувеличиваю. Хочу только, чтоб тебе было хорошо. Чтоб денег хватало и чтоб ты не экономил гроши.

— Не беспокойтесь, свекор! — подхватила Алица. — У врачей всегда много денег. Кстати, — обратилась она к Игорю, — тебе, кажется, должны были прибавить зарплату.

Он пожал плечами:

— Пока не прибавили.

Доливая бокалы, Игорь зажег погасшую трубку.

— Врачу каждый что-нибудь да сунет, — вставил отец, — Хоть бутылку коньяку.

Игорь остановил его нетерпеливым жестом руки:

— Эх, отец, не надо об этом. Вы ведь знаете, что я на этот счет думаю. Не хотите же вы, чтобы я брал взятки с пациентов.

Отец поднял брови, лицо его вытянулось.

— Какие взятки? — сказал он удивленно. — Крона-другая — это не взятка. Больные спокон веку дают врачам.

— Конечно! — нетерпеливо вмешалась Алица. — Не понимаю, о каких принципах ты говоришь, — повернулась она к Игорю. — Ты приехал сюда зарабатывать, а не принципы утверждать.

Игорь покачал головой:

— Это — нечестный путь... — Все это начало раздражать его: главный врач, Марта, теперь еще и отец с Алицей. Он чувствовал, что сопротивление его ни к чему не ведет, что он запутывается в невидимой сети.

— Э, нет, — в свою очередь возразил отец, двигая по столу бокал, который в его руках казался не больше пуговки, — не говори, что это нечестно. Я вот что скажу: вспомни, сколько хлопот было, пока тебя приняли в университет. Да я три раза ходил к председателю комиссии и всякий раз прихватывал бутыль паленки. И он брал, даже не краснел.

Игорь нервничал: он резко затягивался, табачный дым щипал ему гортань и глаза.

— Оставим это, — сказал он. — Может, меня и впрямь не приняли бы без паленки. Так что же мне, один подкуп заглаживать другим? Не могу я оправдываться тем, что так поступают другие. Кто-то должен этому воспротивиться, — он положил трубку на стол и выпил.

— И этим человеком будешь ты? — резко спросила Алица. — Интересно, каким окажется наш брак, если ты так будешь заботиться о семье.

Игорь удивленно взглянул на нее.

— При чем тут брак?

Она криво усмехнулась.

— Ты смешон со своими принципами. Несчастный характер! — Алица тоже раздражалась. — Только осложняешь свою жизнь, желая всем навязать свою правду. Эдак ты никогда не будешь счастлив! Люди не любят правды. Правда еще никому счастья не приносила. Думай о себе, обо мне, о будущем, живи и принимай вещи такими, каковы они есть.

Она замолчала, и Игорь не знал, что ей ответить.

— Поймите меня, — обратился он сначала к отцу, потом и к Алице. — Я не говорю, что не хочу денег и не нуждаюсь в них. Мне нужно много денег. Но я хочу заработать их честно. Взяток я не беру и брать не буду.

Наступило молчание, но Игорь чувствовал, что ни отец, ни Алица с ним не согласны. Отец задумчиво вертел в пальцах бокал, Алица хмуро смотрела в окно.

— Поступай как хочешь, — сказал отец. — Не мне уговаривать тебя брать взятки. Я хочу только, чтоб тебе было хорошо.

Игорь машинально кивнул; он смотрел на Алицу и видел, что она сердится. Подумал: «Столько всего против меня! Алчность главного врача. Равнодушие Марты. Заботливость отца. Требовательность Алицы. Что могу я противопоставить этому?» Так и сидели они, и никому не хотелось говорить. Слушали радио, попивали вино. Потом отец повел речь о матери, о доме, о работе. Разговорилась и Алица. Игорь отвечал, спрашивал, смеялся — и все чувствовали, что непосредственность в их отношениях исчезла.

Потом отец стал собираться:

— Ну, я пошел, дети. Скоро поезд. Будь здоров, сынок, и заезжай домой погостить.

Игорь с Алицей проводили его немного и вернулись. Оставшись наедине с невестой, Игорь вдруг почувствовал, что ему нечего ей сказать. Они говорили о чем-то, но слова только прикрывали пустоту.

— Пойду и я, Игорь, — сказала Алица. — Надо выспаться: завтра много работы. — Он взял ее за руку.

— Может, останешься до утра? — не очень убедительно спросил он.

— В другой раз. А теперь мне лучше уехать.

Игорь ее проводил; на станции подождал братиславского поезда.

— Ну, пока, Игорь!

Они улыбнулись друг другу.

— Поцелуемся, — сказал он.

Едва коснулись друг друга губами, и Алица вошла в вагон. Свисток — и поезд тронулся. Игорь стоял на перроне, глядя, как поезд набирает скорость и исчезает за семафором.

Спущенные жалюзи в приемном кабинете пропускали солнечный свет, и полосы его лежали на ковре, на столе Игоря, на шкафах с медикаментами. Полуденное солнце перевалило через крышу и теперь светило с другой стороны; пройдет немного времени, и оно медленно будет спускаться, пока не скроется за горизонтом; тогда оно выпустит длинные, оранжевые лучи-иглы — вонзится в сумерки. Игорь взял кисет и трубку, тщательно набил ее и зажег. Вытянулся поудобнее, наслаждаясь ароматом табака. Приемное время подходило к концу; сегодня он принял много больных и теперь, к вечеру, чувствовал приятную усталость. Сестра, пожилая седая женщина, записывала данные о последнем пациенте. У Игоря выкроилась свободная минута, он задумался и вспомнил разговор с Мартой, с главным врачом, с отцом и Алицей. Сегодня тоже явилась на прием перепуганная бабенка с завернутой бутылкой и деньгами. Игорь ей вежливо объяснил, что ничего не берет. И не взял. Потом он вспомнил, что сегодня дежурит ночью вместе с Мартой. «Отлично, — подумал он. — Будет достаточно времени поговорить с ней. Пожалуй, не только поговорить». Сестра закрыла толстую тетрадь учета.

— Пан доктор, я на минуточку отлучусь, если позволите. Работы больше нет.

Игорь кивнул. Он знал, что сестра вышла поболтать. «Наверное, расскажет, что я опять ничего не взял. Завертелось колесо... Ну и ладно». Сестра вышла, и Игорь остался один. Посасывая трубку, он смотрел на полоски света — как они, почти незаметно для глаза, перемещаются по полу, отмеривают ход времени. Сейчас он ни о чем не думал; его заполняла пустота, снимающая напряжение, и бездействие; он ничего не воспринимал, чувствовал только медленное и спокойное биение сердца. Кто-то постучал в дверь. Игорь сделал над собой усилие и сказал:

— Войдите!

Вошла Марта.

— Добрый день, — сказала она. — Мы, кажется, вместе дежурим.

Игорь глубоко затянулся.

— Кажется, да, — кивнул он.

— Это хорошо, — сказала Марта; она села на стол и стала болтать ногами. Он видел близко от себя ее обнаженные колени и полные бедра, слегка прикрытые короткой юбкой. Марта положила руки на колена, будто прикрывая их. Опять кто-то постучал. Марта спрыгнула со стола и поправила юбку. В кабинет заглянул мужчина в рабочем комбинезоне; увидев Игоря, он удовлетворенно прищурил глаз, улыбнулся Марте и вошел. Это был невысокий, но широкоплечий человек лет сорока; он держал в руке потрепанный портфель.

— Пан доктор, — начал он, — у меня поясницу ломит. Неважно я себя чувствую...

Игорь окинул его взглядом и подумал, что он вряд ли похож на больного.

— Ломит? — переспросил Игорь. — Что ж, посмотрим.

Пациент положил портфель, зашел за ширму и разделся до пояса. Игорь бегло осмотрел его, послушал фонендоскопом сердце, пощупал мышцы спины.

— Я хирург, — сказал он. — Вам бы к терапевту надо.

Пациент виновато улыбнулся:

— А его уже нет. Меня сюда послали: говорят — вы дежурите.

Игорь положил фонендоскоп.

— Ну, ладно, — проворчал он, — где у вас болит?

Мужчина нагнулся.

— Тут. И тут, — показал он.

Игорь сел за стол.

— Я пропишу вам втирание. И поменьше физической нагрузки. Вы кем работаете?

Пациент подошел к столу, придерживая руками брюки.

— Сантехник я, — сказал он. — Пан доктор, не прописывайте вы мне эту мазь. Мне надо дня два отдохнуть.

Игорь поднял на него глаза.

— Я не могу дать вам освобождение от работы, у вас нет ничего серьезного.

На лице пациента появилось просительное и хитроватое выражение, а рука его потянулась к портфелю. «Знаю, что сейчас последует», — подумал Игорь, подперев голову руками.

— Пан доктор, — проговорил мужчина тихо. — Я ведь не задаром. Я гараж строю, — и он поставил на стол бутылку коньяку.

Игорь посмотрел на рецепт, буквы плясали у него в глазах.

— Вот это да! — сказала Марта. — «Наполеон»!

Игорь поднял голову.

— Точно, — подтвердил проситель, — «Наполеон».

Игорь готов был взорваться и тут поймал взгляд Марты.

— Да дай ты ему больничный, — сказала она. — Выпиши. Что тебе стоит, а у нас ночью будет что пить.

Наступила тишина, и Игорь чувствовал, как она тягостна. Потом, смирившись, поднял глаза:

— Фамилия?

Он писал, а ему казалось, будто он падает с высокой башни, составленной из детских кубиков; вот упал, кубики валятся на него, погребают под собой — и совсем завалили.

— Спасибо, — сказал мужчина, — коли что надо будет, скажите.

Он вышел. Марта взяла бутылку и стала внимательно рассматривать этикетку.

— Ну, вот. И всего за одну подпись.

Игорь покачал головой. «Начинается. Я перестаю что-либо понимать». Марта двинулась к двери:

— Пойду приготовлюсь. А ты не придавай этому значения. И пусть совесть тебя не мучит.

Она вышла, а Игорь взял бутылку и спрятал ее в стол. «Это не должно повториться, — думал он, — может, я еще не совсем рехнулся». Он вымыл руки, надел белый халат, посмотрел на часы: еще оставалось немного времени. И сказал себе, что на минутку приляжет. Растянулся на кушетке, положил руки под голову и закрыл глаза. И тут же уснул коротким, беспокойным сном. Ему приснилось, что сантехники толпами идут на него и прямо в горло льют ему коньяк. Он задыхался. И тут он увидел Марту — поднимая коротенькую юбочку, она говорила: «Иди же, не бойся. Пусть совесть не мучит тебя. Раз уж ты взял коньяк, можешь взять и меня». Появилась Алица, плакала, что если так будет и дальше, то она пойдет по миру. В конце сна ему привиделось, как отец и главврач рубятся топорами. Игорь вздрогнул и открыл глаза, еще не сознавая, спит он или нет. Стемнело. Из-за ширмы доносились тихие голоса. Один принадлежал Марте, второй — какому-то пациенту. Игорь встал, подошел к умывальнику и сполоснул лицо.

— Почему не разбудила меня? — спросил он, когда пациент ушел.

— Да не было нужды, — ответила она. — Ты отдохнул?

— Отдохнул. Теперь не усну.

В кабинете наступила тишина, и тишина пришла из недр больницы: казалось, она тоже получила, наконец, желанный отдых.

— А не выпить ли нам коньячку?

Игорь посмотрел на Марту; она сидела, удобно вытянув ноги, халат был не застегнут на верхнюю пуговицу, под ним виднелась полная загорелая грудь.

— Хорошо, — сказал он. — Напьемся и посмотрим...

Он вынул две стопочки, достал коньяк, откупорил и налил.

— Ну, на здоровье.

Выпили; коньяк был отличный.

— Запретный плод, — сказала Марта. — За одну подпись.

Быстро выпили еще, потом еще... Говорить не хотелось. Они просто сидели, потягивая коньяк, слушали тиканье настольных часов и звуки ночи. Игорю казалось, что так сидят они целую вечность; коньяк притупил его чувства и освободил мысли. Он встал, потянулся, сделал несколько гимнастических упражнений для рук. Подошел к окну. Небо на востоке вроде бы начинало светлеть.

— Кажется, светает, — обратился он к Марте.

Она не ответила. «Спит». Он нагнулся к ней, ища глазами ложбинку между грудей, легонько расстегнул следующую пуговицу и прижался губами к ее шее. Она шевельнулась, потом запустила ему пальцы в волосы и притянула к себе.

— А совесть тебя не мучит, справедливый человек? — шепотом спросила она. — Взятки брать не хочешь, а миловаться со мной хочешь? — Помолчав, добавила; — А как же твоя невеста?

Игорь поцелуем закрыл ей рот.

— Тут другое дело, — пробормотал он. — Тут нет ничего плохого.

Она легонько оттолкнула его голову.

— Тогда подожди, — и она встала. — Если это другое дело — подожди.

Запахнув халат, Марта быстро вышла. Он с удивлением сел. Волосы его были растрепаны, губы горели. Он знал, что Марта скоро вернется и отдастся ему. Он смотрел на стол, на коньяк, на вещи вокруг; все плясало и расплывалось; и мысли — тоже. Игорь не вполне отдавал себе отчет в том, что он делает, он только испытывал потребность действовать. Собравшись с силами, взял бутылку и пошел к умывальнику. Вылил остатки коньяка, бутылку сполоснул и поставил на пол. Потом открыл окно. «Так вот как начинается борьба за свою правду, — потекли мысли. — Вернее — за общую правду. За честь. За профессию. За себя...»

■

Из рубрики "Авторы этого номера"

ЛЮБОШ ЮРИК — L'UBOS JURlK (род. в 1947 г.).

Молодой словацкий писатель-прозаик. Закончил отделение журналистики философского факультета Университета им. Коменского в Братиславе. В настоящее время работает в еженедельнике «Нове слово». Ему принадлежат две книги рассказов: «На полевой улице» («Na Pol'nej ulici», 1973) и «Долгая трудная дорога» («Dlha namahava cesta», 1976). В 1975 году он выпустил книгу-интервью «Беседы с известными словацкими писателями» («Rozhovory»).

Рассказ «Камень с кулак» был напечатан в сборнике «В ту пору» («V tomto case», Zbornik mladej poezie a prozy, Smena, 1973).

■