Талка [Дмитрий Андреевич Фурманов] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (7) »
Дмитрий Андреевич Фурманов ТАЛКА
Первые выходили — бакулинские ткачи. Шершавой и шумной толпой выхлестнули они из корпусных коридоров на фабричный двор. И раскатился от стен и до стен по каменному простору ревучий гул. У ворот, под стеной, оскалившись злобой, в строгой готовности вздрагивали астраханские казаки. На кучку железных обрезков, стружья, укомканной грязи выскочила хрупкая тощая фигурка рабочего. И вдруг зашуршало по рядам: — Дунаев… Дунаев… Евлампий Дунаев… Дунаев вскрикнул что-то и взмахнул повелительно над головой короткими руками. И было видно, как торопливо юркнула к затылку черная кепка, сползли в подмышки рукава рабочей блузы и ворот отскочил с крутого кадыка. По восковому рябому лицу Дунаева проступили горячие пятна, черные глаза захлебнулись волнением, вспыхнули, как жало — впились в толпу. Остро прыгала короткая бородка, как клееные — трепетали черные усики. Он весь дрожал, словно птица в петле, а высоко вскинутая тонкая рука приказывала мужественно и властно: — Товарищи, внимание! И все, что гремело, стучало, кричало, визжало — вмиг встало. Вмиг тишина. Только чеканным клекотом чмокнули по камням казацкие кони. Казаки ерзко шаркнули в седлах шершавыми штанами. Подались назад, хрустнули нагайками, но остались под стеной. Толпа могуче зевнула в казачью сторону, тяжело обернула к Дунаеву сухое решительное желтое лицо — и замолчала. — Товарищи! Мы бросили работу, мы вышли на волю — зачем? Затем, чтобы крикнуть этим псам, — он дернул пальцем за каменный корпус, — крикнуть, что дальше так жить и работать нельзя! Верно али нет? И казалось — подпрыгнул каменный двор от страшного вскрика толпы, а стены медленно, жутко покачнулись. — Но не будет успеха, товарищи, — покрыл Дунаев утихавшие голоса, не будет успеха, ежели мы в одиночку. Всем рабочим горькая жизнь одна вместе с нами пойдут все фабрики, все заодно, — так али нет? И снова крякнул в мгновенной встряске каменный двор. Охнула толпа, заволновалась тревожная, словно кто-то по рядам перебирал ее, как струны, — крепкими, цепкими пальцами. Со стружьей кучки кратки были гневные речи. С шипом кто-то шамкнул в толпе: — Среди нас шпионы… — Шпионы!.. Шпионы!.. Шпионы!.. Словно против шерсти пошарили зверя; взлохматилась, ощетинилась сердито толпа. — Где шпионы? Взять шпионов в бока! И кто-то выкрикнул резко и внятно: — Шпионы метят спины мелом… Тогда вмиг поверили все, что у шпионов — мел в руках, и тысячи глаз заскакали по соседским ладоням, шарили по саленым спинам, но не находили мела, не видели предательских спинных крестов. — Про-во-ка-ция! И так же быстро, уверенно побежало это новое: — Провокация, провокация, провокация!.. — Товарищи, нет ничего; круглый обман. Торопись выходить за ворота! И толпа снялась, как с якоря огромный пароход, — забила лопастями, заухала, расплескалась звонкими вскриками, выровняла путь и вперила в ворота прямой, неколебимый взор. Тогда кони казацкие враз куснули удила — подались казаки в сторону, лава вылудила улицу. И неслась густая темноблузая масса по недоуменному городу, обрастала, вырастала, с фабрики перехлестывала на фабрику, заливала корпуса, откатывалась прочь — окрепшая, освеженная, густая и черная, как волны в ветру. Недоступны каменные стены вкруг корпусов; стиснуты плотно жадные челюсти железных ворот; пусты жандармские кобуры — готовы наганы в руках; отменно вооружены полицейские наряды; по городу свищут желтолампасные эскадроны астраханцев… Ямы, заставы, капканы, засады — смерть, как горные тучи, низко повисла кругом. Но широк и волен шумный бег масс — разжимаются перед ними пасти ворот, пропускают высокие стены, скрежещут, но молчат жандармы, мимо скачут разъезды казаков. У Кампанских ворот враз не далось — тогда просочились с тыла, прорвались во двор и оттуда вместе уходили через главные ворота. Кампанских вели двое — Федор Самойлов и Семен Балашов. На городской площади, на главной — перед управой — собрались невиданным множеством и забили приуправские улицы, как патроны бекасинником. Над толпой, на плечах у сильных, как малая рыбка на солнце, выплескалась вверх хрупкая фигура Евлампия Дунаева: — Тш…ш…ш… Та…ава…рищи! Тихо! Да, тихо: все тише… тише и — тихо! Остановилось. Евлампий Дунаев пронзительно, гневно выпалил короткое слово: — Товарищи! Фабрики побросали работы. Десятки тысяч голодных рабочих пришли сюда — вон, погляди! И он над головой быстрым кругом перекинул руку. — Мы предъявим фабрикантам требования и до тех пор не встанем на работу, пока требования наши не удовлетворят. — Правильно! Верно, Евлампий!! — Забастовку, товарищи, доведем до конца, — вскрикнул Дунаев, — до конца, до самой точки — али нет? Тысячегрудым эхом гикнуло по площади согласье. Дунаев сполз с плеч. Дунаеву первому поручил говорить партийный комитет. Комитет- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (7) »
Последние комментарии
53 минут 28 секунд назад
2 часов 43 минут назад
8 часов 28 минут назад
8 часов 34 минут назад
8 часов 37 минут назад
8 часов 38 минут назад