Засыпайка в рыбацкой деревне [Дагмар Нормет] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Дагмар Нормет Засыпайка в рыбацкой деревне
История первая, из которой мы узнаем, почему машины гудели хором, почему Засыпайка ел мороженое и какой прок от эн-ци-кло-пе-дии
Засыпайка стоял на углу улицы и чесал затылок. Скукотища. Придумать что-нибудь? Но что? Пойти куда-нибудь? Но куда? Ничего ему не хотелось придумывать, никуда ему не хотелось идти. Даже самому Засыпайке это показалось странным. Уж не заболел ли он? Отчаянные гудки прервали его размышления. Гудел целый хор автомобилей. Две довольно широкие улицы пересекались как раз в том месте, где стоял Засыпайка. Движение на этом перекрестке регулировал светофор. Но сейчас здесь творилось что-то невообразимое: светофор, как обычно, мигал то зеленым, то красным глазом, но ни одна машина не трогалась. И со всех сторон подъезжали новые автомобили. — Эге-гей! — радостно крикнул Засыпайка и подпрыгнул будто мячик. — Вот это пробка! С четырех сторон на Засыпайку таращились автомобили. Те, что стояли в первых рядах, помалкивали, а задние сигналили как сумасшедшие. Засыпайка заглянул в ближайшую машину — водитель безмятежно спал. — Ну и растяпа же я! — возмутился Засыпайка и живо натянул свою остроконечную шапку с козырьком. — Средь бела дня усыпил кучу машин! И тут в самом центре Таллинна средь бела дня случилось еще одно чудо. Как только хохолок Засыпайки скрылся под шапкой, воздух вокруг замерцал, зарябил, и Засыпайка растаял. Там, где только что стояло существо, похожее на подушку, никого не было. Водители один за другим просыпались, смотрели на светофор и катили себе на зеленый свет. — Целая река машин! — поразился невидимый Засыпайка. — Сколько их тут — сто? тысяча? Их тут тьма… тьма-тьмущая? Или тьма ясная? Тьма ясная! Так наверняка сказал бы Мати, увидев эту вереницу автомобилей. Друг Мати! Теперь Засыпайка сообразил, почему ему было так скучно, почему ничего не хотелось делать — прямо хоть плачь! Ведь Мати уехал! Засыпайка старательно выполнял свою работу: каждый вечер он дарил сон и отдых людям. Но сам-то был очень одинок, одинок и несчастен. Ему никак не удавалось поиграть с ребятами, потому что он был невидим. А стоило Засыпайке снять волшебную шапку и стать видимым, как все, смотревшие на него, тут же засыпали. Ну, скажите, как жить, когда не с кем поиграть? И вот, в одно прекрасное зимнее утро Засыпайка встретил на горке Мати и решил: — Теперь или никогда! Я должен познакомиться с этим мальчиком! Тогда-то и обнаружилось, что волшебная шапка Засыпайки была необыкновенной волшебной шапкой. Это была шапка-невидимка с фокусом. Стоило повернуть козырек на затылок — и шапка теряла волшебную силу, Засыпайка становился видимым, и никто при этом не засыпал! Так ему удалось познакомиться с Мати, и они стали закадычными друзьями. Их было трое: Засыпайка, Мати и щенок Тупс. А теперь Мати уехал на дачу, и Засыпайка опять остался одни. — Бедный я, несчастный Засыпайка! — сокрушался человечек цвета морской волны, его большие грустные глаза стали еще больше и еще печальней. — Нашел друга и вот — потерял. Теперь я совсем позаброшенный. По его щекам прямо в карманы скатились две крупные слезы. Слезы текли все сильней, и диковинные Засыпайкины карманы с вышивкой разбухли. Он решил достать платок и сунул руку в карман. Но кроме воды там ничего не оказалось. И второй карман был полон слез. Засыпайка почувствовал, как сырость просачивается сквозь одежду: словно кто-то прикладывает к животу холодный компресс. — Нет, так не пойдет! — возмутился он. — Не ныть надо, а действовать! Если уж нашел друга, а потом он потерялся, значит, надо его отыскать. — Кто ищет, тот всегда найдет! Рассуждая так, невидимый Засыпайка попытался проскользнуть сквозь толпу. Перво-наперво нужно спокойно все обдумать. А для думанья нужны две вещи: скамейка на тихом бульваре, чтобы не путаться у людей под ногами, и мороженое — от него в голове становится ясно и прохладно. Дзинь! — звякнула серебристая монетка на тарелочке продавщицы мороженого. Словно с неба свалилась — поблизости не было ни одного покупателя. Может, птичка какая-нибудь подкинула в подарок? Продавщица задрала голову — птиц не было. Только таинственно шелестели старые кряжистые липы. Странная история! А тут еще и мороженое сорвалось с прилавка и поплыло над бульваром! Целый день продавщица думала и думала об этой истории, надивиться не могла. А Засыпайка расположился поразмыслить. Усевшись на скамейке и болтая короткими ножками, он лизал мороженое. Где сейчас может быть Мати? В последний день, в день прощания, они смотрели телевизор у Мати дома. Его бабушка, актриса кукольного театра, которую все звали Буратино, выступала со своей куклой, тоже Буратино. Это Засыпайка помнил прекрасно. И еще — вместе с ними детскую передачу смотрела соседская девочка Майли. И она сказала, что на лето поедет туда же, куда и Мати. Но куда??? В прощальной кутерьме название места вылетело у Засыпайки из головы. Что делать??? — Не беда! — успокаивал себя Засыпайка. — Кто ищет, тот всегда найдет! — И — цап! — поймал отличную мысль. Засыпайка соединил концы указательных пальцев и прошептал:
ДАРАГОЙ ПАПА ДАРАГАЯ МАМА ПРИВЕТ ВАМ АТ МАТИ И С КЯСМУКясму! Ну конечно! Вот как называлось это место! Стенные часы пробили двенадцать. Съезжу-ка я в Кясму, — решил Засыпайка, — взгляну, как поживает Мати, и потихоньку — обратно. Да, но как найти эту Кясму? Вообще-то в дедушкином кабинете никого не было, но вдруг его дверь отворилась и так же бесшумно закрылась. Вслед за тем стул подъехал к высокой книжной полке, закрывающей всю стену, и толстая книга в красно-коричневом переплете, пролетев по воздуху, приземлилась на письменном столе. — Эн-ци-кло-пе-дия, самая умная книга на свете, — рассуждал Засыпайка. — В ней про все написано. В ней и про Кясму должно быть. И, правда, было. — Кясму, поселок на берегу бухты Кясму, на одноименном полуострове, — прочитал Засыпайка. — Сто тридцать пять жителей. А где находится бухта Кясму? Ага! — бухта Кясму расположена на северном побережье Эстонии между полуостровами Кясму и Верги. И он отыскал на карте крошечную точку в Северной Эстонии, на берегу Финского залива. Железной дороги там не было, зато было шоссе. — Значит, добираются туда на автобусе, — подумал Засыпайка. И тут в кабинет вошла мама Мати, увидела раскрытую энциклопедию и в испуге замерла. Она только что вытирала пыль с дедушкиного стола и знала точно — никакой книги там и в помине не было. Дедушка уже вторую неделю путешествует на своем научном судне, и пока его нет, в комнату никто не заходит. Сейчас в доме пусто — как же книга перелетела с полки на стол? Пока она ломала голову над этой загадкой, Засыпайка уже перенесся в Кясму.
История вторая, в которой идет проливной дождь, дедушка с бабушкой спасают сети, а Тупс летает
— Завтра, если будет хорошая погода, сможешь пошлепать по воде. — Будет — не будет!.. Бабушка повторяла это «если будет» изо дня в день, и Мати знал эти слова наизусть. А хорошей погоды все не было и не было. Проснувшись сегодня утром, он даже побоялся выглянуть в окно. Лежал с закрытыми глазами и прислушивался. В доме тишина. А за окном что-то шумело. Но что? Мати очень хотелось, чтобы это шелестела старая береза у колодца. А еще Мати очень хотелось, чтобы это шумело море за калиткой. Уже целую неделю он жил у бабушки и дедушки в Кясму, и все семь дней лил дождь, дождь, дождь. Зачем Мати сюда приехал — чтобы с утра до вечера сидеть в доме? Да что об этом говорить, или даже думать. И не глядя Мати знал, что там, во дворе шумит. Не старая береза у колодца и не море за калиткой. Это надоеда-дождь стучит в окно, и с крыши срывается в бочку пенный водопад. И сегодняшний день потерян! Едва слышно скрипнула дверь, и вошел Тупс. Мягко ступая, он приблизился к кровати. Остановился, склонил голову набок и приподнял ухо. Потом склонил голову на другой бок и приподнял другое ухо. Тупс приглядывался: спит хозяин или уже проснулся? Глаза закрыты. Выходит, спит. Тупс прислушался: дышит совсем не как во сне. Выходит — проснулся. — Хозяин спит! — говорили Тупсу его глаза. — Хозяин проснулся! — утверждали его уши. Чтобы разобраться в этой путанице, Тупс лизнул пятку, которая выглядывала из-под одеяла. В ответ большой палец ноги почесал щенка за ухом. — Хозяин проснулся! — обрадовался Тупс и — хоп! — на кровать, прямо в объятия Мати. — Вставать, лежебоки! — раздался бодрый голос бабушки Салме. — Умываться и завтракать! — Погода — дурацкая, — протянул Мати, не поднимаясь. — Да какая нам разница, что там, на небе делается, нам-то что! — Бабушка стянула с Мати одеяло и усадила его. — С добрым утром, ваше городское благородие! Мати нахохлился. — Яне городское и не благородие! — проворчал он. — Я теперь такой же деревенский, как дедушка Элмар и ты. — Дедушка сегодня в четыре утра уже был в море, сети выбрал. Он и кофе уже попил. Сейчас сети высвобождать пойдем, а ты все разлеживаешься. Освобождать сети! Сон как ветром сдуло, а вместе с ними плохое настроение. — Бабушка, здесь была пираты?! — Какие пираты?! — Ну, те, которые унесли наши сети! Бабушка с размаху уселась на кровать и захохотала. Она смеялась, не переставая, а из глаз у нее текли слезы. — Бабушка, ты плачешь? — испугался Мати. Бабушка обняла внука за плечи, серьезно взглянула на него и опять засмеялась. — Ох, и шутник ты, городской… Какие пираты! Теперь их только в кино или по телевизору увидишь. Мати был ужасно разочарован. — Сама же сказала — надо сети освобождать! — Мойся, ешь свою кашу, пей молоко, а потом приходи смотреть, что там с сетями. Из сарая, где хранились сети, доносилась музыка. Мати отворил дверь и вошел. Пахнуло морем. На полке у дверей, между корзинами и бидонами, стоял маленький радиоприемник. Дедушка и бабушка сидели на скамеечках друг против друга. На дедушке были высокие рыбацкие сапоги и негнущийся резиновый фартук оранжевого цвета. Бабушка тоже надела резиновый фартук и желтые резиновые перчатки. Между ними стоял большущий старый ящик, а в нем — сети, в которых запуталась рыба. Дедушка с бабушкой вытягивали из ящика мокрую сеть прямо себе на фартуки, высвобождали запутавшуюся в ячейках камбалу и бросали ее в корзину, уже наполовину заполненную рыбой. Мати поразился, до чего ловко распутывали сети большие, продубленные ветром и морской водой дедушкины руки, как разбирали перекрутившуюся снасть. Сеть плавно стекала дедушке на колени, а оттуда — в другой ящик, с пустыми сетями. — Вот тебе, Мати, и пираты, — сказала бабушка. — Сами, без всяких пиратов управляемся, — усмехнулся дедушка. Значит, бабушка уже все рассказала. Мати и ухом не повел. — Иоганн Штраус, «Весенние голоса», — сказало радио. И радостные звуки наполнили просторное полутемное помещение. — Ти-ри-ли, ти-ри-ла-а, ти-ри-лул-ле-ла! — подпевала высокая женщина, прислонившись к дверному косяку. Это была Алина с хутора Лиллесалу. Она ходила на хутор Кивинэеме покупать яйца и свежую рыбу. — Что за волшебство в этом вальсе? Даже мои старые ноги — и те в пляс просятся, — сказала седая женщина на удивление молодым голосом. — Ну что, Мати, покружимся? Мати покачал головой. Он стеснялся. — Что, стара я? И правильно. Я свои вальсы откружила, а твои еще впереди. Было бы мне шестнадцать, а не шестьдесят один, и была бы я так молода, как я стара… — Да у тебя душа как раз такая и есть, — сказала бабушка, не прерывая работы. Мати смотрел, как трепыхались в корзине рыбины. Это была плоская камбала, на коричневатом боку — глаза и желтые точки, а другой бок — весь белый. Иногда у дедушки в руке оказывалась совсем тощенькая рыбешка. Она летела в железный таз. — Дедушка, а почему ты бросаешь этих малышей в таз? — Это недомерки, их ловить нельзя, — объяснил дед. — Попадется такая рыбешка в сети — надо ее отправить обратно, в море — пусть подрастет. — Гляди — какой поросеночек попался! — похвалила Алина дедушкин улов. Мати удивился: — Где, где? — Во всем сарае не было ни одной свиньи, не говоря уж о поросенке! Только котята возились в старом рыбацком сапоге. Бабушка выпутала из сети толстую рыбину и сказала: — В старину, чтобы поймать треску, приговаривали:
История третья, в которой дождь не имеет значения, Засыпайка знакомится с рыбацким житьем-бытьем и встречает своего коллегу
— Засыпайка, милый, милый Засыпайка! — прошептал Мати. — Как хорошо, что ты меня разыскал! Мне было так скучно без тебя. — И мне тебя не хватало, — признался Засыпайка. — И меня тоже, да? — Тупс требовал к себе внимания. — Тебя особенно, — засмеялся Засыпайка и подхватил Тупса на руки. — Но теперь все хорошо, — сказал Мати. — Теперь мы снова все вместе. — Все трое, — подчеркнул Тупс. Скрипнула дверь. — Бабушка идет! — предупредил Мати. Засыпайка живо повернул свою шапку козырьком вперед — и растаял. — Съезжу в магазин, — сказала бабушка. — А ты, Мати, не печалься, ничего, погода исправится, куда ей деваться! — Я и не грущу, — сказал Мати. — Для меня дождь больше не имеет значения. — Вот и молодец, — сказала бабушка, надевая резиновые сапоги и плащ. Потом достала из сарая велосипед, села на него и укатила в магазин. Засыпайка тут же появился. — Порядок, — сказал Мати. — Час времени у нас есть. — Откуда ты так точно это знаешь? — Никак не меньше часа, — подтвердил Мати. — Или свежий хлеб еще не привезли, или она будет ждать машину с колбасой. Какую-нибудь причину посидеть у входа в магазин и поговорить со знакомыми бабушка всегда найдет. — А ты тем временем покажи мне дом, — попросил Засыпайка, оглядывая кухню. — Никогда не видел, как живут рыбаки. Кухня была просторная, приветливая: светлые стены, занавески в сине-белую клетку, плита, украшенная синими изразцами. Вокруг белого стола стояли синие скамьи. — А зачем над плитой крыша? — полюбопытствовал Засыпайка. — Туда запахи уходят, — объяснил Мати. — Когда, например, рыбу жарят. Одна дверь из кухни вела в спальню, другая — в гостиную. Засыпайке захотелось вначале взглянуть на гостиную. Там стоял мягкий диван, два кресла, столик, книжная полка и телевизор — комната как комната. И еще — ого! — Засыпайка уважительно отступил. — Мое почтение! — сказал он и низко поклонился. — Кому это ты? — удивленно спросил Мати — кроме них в комнате не было ни души. — Правителю сей комнаты, — ответил Засыпайка и показал на старое, потемневшее от времени кресло-качалку. — Откуда ты это знаешь? — удивился Мати. — Это сразу видно, — ответил Засыпайка. — Смотри, как царственно оно стоит на самом почетном месте — красивом полосатом коврике посреди комнаты. — И какой у него задумчивый, умудренный вид! — Это кресло-качалка моего прапрадедушки, — гордо заявил Мати. — Он был моряком. И когда приезжал домой, его страшно сердило, что дом вечно стоит на месте. Поэтому он всегда сидел в кресле-качалке. Он в нем качался, прямо как на волнах. — Это тебе сказал сам пра-пра-пра-и-так-далее-дедушка? — Что ты, его уже давно нет — утонул вместе со своим кораблем в Южном море. Дедушка Элмар о нем рассказывал. — Понимаю. Твой пра-пра-пра-и-так-далее-дедушка был дедушкой твоего дедушки Элмара. — Точно, — ответил Мати. — Вы позволите? — вежливо обратился Засыпайка к креслу-качалке. Оно ничего не ответило. — Молчание — знак согласия, — решил Засыпайка, влез в кресло и сильно качнул его. — Знаешь, — сказал он, с удовольствием покачиваясь, — теперь и я чувствую, будто волны то поднимают, то опускают меня вместе с кораблем. — Пошли в детскую, я тебе еще что-то покажу, — заговорщицки произнес Мати и за руку повел друга в соседнюю комнату. — Какая же это детская! — разочарованно протянул Засыпайка. — Ни одной игрушки. — А вот и детская, — возразил Мати. — В этом доме дети всегда жили именно здесь — и мой прапрадедушка, когда был маленький, и мой папа, и его брат Томас. Теперь они выросли и приезжают домой только погостить. Мой папа, ты же его знаешь, учится в университете на детского врача, и мама тоже. А дядя Томас сейчас далеко, в Южном море, ловит сардин. — Классные кушетки, — одобрил Засыпайка, перелезая со второй кушетки на третью. — А почему их так много? — Здесь спят большие дети этого дома, когда приезжают в гости. — Ты хотел мне что-то показать, — напомнил Засыпайка. — А ты найди! — сказал Мати. — Какую-нибудь игрушку? — Нет, игрушки на веранде. Там мой уголок. А здесь, в комнате, есть что-то такое, чего ты отродясь не видел. — Такого вообще нет, — отрезал Засыпайка. — Смотри! — Мати показал на книжный шкаф. За стеклом на полке стоял маленький трехмачтовый парусник. — Думаешь, я не видел таких парусников? — Засыпайка чуть не обиделся. — Да и их столько перевидал — не сосчитать, и в море, и по телеку… — Но этот парусник ты точно не видел! — с гордостью произнес Мати. — Это «Морская птица». На ней плавал мой прапрадедушка. — Так на этом паруснике твой пра-пра-пра-и-так-далее и утонул в Южном море? — Ну да. Это модель «Морской птицы». Засыпайка вскарабкался на стул, прижался носом к стеклу книжного шкафа, и глаза у него стали круглыми, точь-в-точь как кофейные блюдца. — О-о! — простонал Засыпайка. — О-о! Нет! Этого не может быть! — Почему не может? Может! — обрадовался Мати. Его сюрприз произвел-таки впечатление. — Ничего не понимаю, как он оказался в бутылке? Это же невозможно! — воскликнул Засыпайка. Зрелище и впрямь было загадочным: словно Белоснежка в стеклянном гробу, в большой четырехгранной бутылке покоился трехмачтовый красавец. Желтое стекло бутылки бросало теплый отсвет на белый корпус и паруса корабля. Казалось, «Морская птица» плавно скользит по морской глади в лучах южного солнца. — Нет! Не понимаю! — волновался Засыпайка. — Как парусник с такими мачтами пролез в узкое бутылочное горлышко? — Это хитрая штука! — с загадочным видом произнес Мати. — Мой прапрадедушка это умел. Он делал всякие поделки кораблей и самые хитрые помещал в бутылку. — Он был волшебником? — Да нет же! — засмеялся Мати. — Он был моряком. В этом доме все были моряками и рыбаками. Тупс, который тем временем задремал на своей лежанке, вдруг навострил уши, залаял и вильнул хвостом. Мати выглянул в окно. — Бабушка идет! — предупредил он. Когда бабушка вошла в кухню, Засыпайки и след простыл. — У меня для тебя новость, — объявила бабушка и принялась выгружать покупки на стол. — В магазине сказали, что к лесничему приехала погостить племянница, Майли. Вы же с ней в городе соседствуете. Когда Засыпайка снова появился, Мати сразу заметил, что друг расстроен. — Слышал — Майли тоже здесь! — Вот и хорошо, — грустно сказал Засыпайка. — Значит, больше ты не будешь скучать. — А ты? Ты и не рад?— Я пошел, — тихо проговорил Засыпайка. — Засыпайка, останься! Ну прошу тебя, останься! — уговаривал его Мати, и на глаза ему навернулись слезы. — Не могу. Ну просто никак не могу, — сказал Засыпайка. — У меня сердце разрывается, но оставаться мне нельзя. — Можно! Я разрешаю. А хочешь — поговорю с дедушкой, поговорю с бабушкой. Они тоже разрешат, вот увидишь! — Мне нужно идти. — Но зачем? Зачем тебе уходить? — Меня ждет моя работа. — Какая работа? — не сразу понял Мати. — Надо уложить таллиннских детей спать. Не могут же они не спать всю ночь. А ведь верно! Мати совсем забыл, какая у его друга работа. Значит, опять расставаться? И тут у него родилась хитрая идея. — Засыпайка, а кто же укладывает детей здесь? А ведь правда! Об этом Засыпайка и не подумал. В самом деле, кто помогает засыпать кясмуским детям? В растерянности он чесал затылок и даже не заметил, как шапка соскользнула у него с головы, и Мати с Тупсом тут же заснули. Засыпайка вздрогнул от чьего-то покашливания. Перед ним стоял человечек, похожий на подушку, на животе у него красовались два вышитых кармашка. И если бы на нем не было яично-желтой курточки, а на голове зеленой шапки с козырьком, Засыпайка подумал бы, что видит свое отражение в зеркале. — Ну и шутник же ты! — сказало яично-желтое отражение. — Шутник, да к тому же слишком много о себе думаешь. Неужто ты, братец, и вправду считаешь, что ты единственный Засыпайка на свете? Неужели ты, братец, и в самом деле веришь, что в одиночку успеваешь усыпить детей во всем мире? — Ты кто такой? — спросил ошеломленный Засыпайка. — Я — Кясмуский Засыпайка, — произнес яично-желтый человечек с достоинством. — Твой собрат по профессии, коллега. Ну и дела! — подумал Засыпайка. — Он с интересом разглядывал своего коллегу. — Послушай, Кясмуский Засыпайка, — сказал он наконец, — у меня к тебе есть предложение. — Валяй! — Как бы ты, коллега, отнесся к тому, чтобы на лето поменяться местами — ты потрудился бы в Таллинне, а я — в Кясму? У меня, видишь ли, друг здесь отдыхает… — Понял, — кивнул Кясмуский Засыпайка и протянул Таллинискому Засыпайке руку. — Договорились.
Когда Мати очнулся от своего короткого сна, он с радостью заметил, что настроение у Засыпайки улучшилось. — А у меня сюрприз, — лукаво прищурясь, сообщил Засыпайка. — Какой сюрприз? — Угадай! Засыпайка сиял. Сразу видно — сюрприз очень приятный. — Ты остаешься со мной, — выпалил Мати наугад, потому что, кроме этого, его сейчас ничего не интересовало. — Точно, — улыбнулся Засыпайка. — Ой, Засыпайка, милый Засыпайка! — закричал Мати, но тут же остановился и серьезно спросил. — А как же таллиннские ребята? — А ты как думаешь, — Засыпайка состроил важную мину и наставительно поднял палец. — Как ты думаешь, Дед Мороз на свете один-единственный? — Не знаю, — ответил Мати. — А при чем тут Дед Мороз? — Как ты думаешь, — продолжал Засыпайка, — успеет один-единственный Дед Мороз за один вечер побывать у всех на свете детей и вручить им подарки? Об этом Мати никогда не думал. — Нет, не успеет, — сказал Засыпайка. — На свете много Дедов Морозов. — А кто же из них настоящий? — заволновался Мати. — Все настоящие, — заверил его Засыпайка. — Каждый настоящий для тех детей, к которым он пришел. Потому что у каждого Деда Мороза свои дети. И у каждого Засыпайки свои дети. И мы с Кясмуским Засыпайкой поменялись. Теперь я с чистой совестью могу оставаться с тобой. — И со мной! — тявкнул Тупс.
История четвертая, из которой мы узнаем, что нашли друзья на чердаке, почему Майли стала коком, и как кресло-качалка вылетело из окна
— У вас на веранде, прямо как на корабле, — удивился Засыпайка. — Куда ни глянь — всюду море! Они с Мати и Тупсом взобрались по крутой чердачной лестнице и оказались на просторной застекленной веранде. Внизу, между домом и берегом, росла сирень и несколько молодых яблонь. Но Засыпайка едва доставал носом до подоконника, поэтому его взгляд скользил над сиренью и верхушками яблонь, и, куда бы он ни смотрел, видел лишь серую морскую гладь. — Прямо как на корабле! — повторил Засыпайка. — А в хорошую погоду по ту сторону бухты, в лесу, видны белые домики, — сказал Мати. — И по вечерам из кафе на берегу доносится музыка. — Откуда-откуда? — переспросил Засыпайка. — Нет там никакого берега. — А вот и есть, — настаивал Мати. — Берег Вызу. Сейчас из-за дождя его не видно. Дождь плотной пеленой повис над морем. Небольшая родная бухта казалась бескрайним водным простором. — Ого-о! — задрав голову, воскликнул Засыпайка. У веранды не было потолка. Вверху перекрещивались потолочные балки, а к ним на тяжелых цепях был подвешен огромный штурвал. — Это мой папа повесил, еще когда в школу ходил, — объяснил Мати. — Нашел на чердаке штурвал и сделал из него люстру. Немым стражем возле дверей стоял большой якорь. И его прикрепил к стене папа. А недостроенная мансарда рядом с верандой должна была стать комнатой Мати. — Папа обещал закончить, когда время будет, — кивнул мальчик. Сейчас это был просто чердак, на котором хранилось всякое ненужное старье. До чего здорово рыться на чердаке! За потертым диваном и спинкой кровати с блестящими медными шишечками друзья нашли вполне приличный штурвал. — Он нам пригодится, — решил Засыпайка. — Можно, я возьму его с собой? — Забирай, — согласился Мати. Возле трубы Засыпайка углядел потемневший от времени деревянный сундук. — Это рундучок, — объяснил Мати. — В старину, когда моряки уходили в плавание, они хранили в таких свои вещи. Дедушка рассказывал, что на корабле рундучки держали открытыми, не то что на берегу, — там их запирали. Потайным замком. Мати попробовал открыть сундук, но тот не поддавался. — Что ты возишься! — сказал Засыпайка. — Дай я попробую! Он приставил друг к другу концы указательных пальцев и пробормотал:История пятая, в которой рассказывается о Южном море, а команда «Кясму» встречается со штурманом «Морской птицы»
— Смотрите, что это? — воскликнула Майли, показывая в сторону горизонта. Вначале Мати и Засыпайка ничего не увидели, но потом и они заметили вдали странное движение. То тут, то там из океана как будто били в небо струи фонтанов и, описав дугу, падали обратно в воду. Но чем ближе «Кясму» подходил к тому месту, тем яснее становилось, что из мора вылетают не струи фонтанов, а какие-то большие блестящие рыбы. — Дельфины, — уверенно произнесла Майли. — Это дельфины играют. По телеку показывали. Оказалось, и правда, дельфины. Они уже плыли рядом с «Кясму», смотрели своими умными глазами на наших пассажиров и дружелюбно улыбались. Поприветствовав людей, они быстро выстроились друг за другом в кильватер, так что на поверхности воды образовалась длинная блестящая лента. А три дельфина покрупнее разогнались и, словно огромные темные огурцы, выскочили из воды и, сверкнув белым брюшком, перелетели эту живую линию. — Понял! — закричал вдруг Мати. — Дельфины хотят показать нам, что здесь экватор. — Экватор? А что это такое? — спросила Майли. — Дедушка говорил, что экватор — это как невидимый пояс на том месте, где земля самая толстая, — вспомнил Мати. — Экватор делит земной шар пополам — на Северное полушарие и Южное. — Тогда здесь вполне может быть экватор, — согласился Засыпайка, — ведь мы с севера летели на юг. Вот и добрались до границы. Майли хотела спросить, откуда дельфины вообще знают, что здесь невидимый пояс земли. Она уже открыла было рот, да так и застыла — как дивная морская сказка, настигла их новая неожиданность. Это был белый трехмачтовый красавец. Ветер раздувал его гордые крылья-паруса. Засыпайка схватил Мати за плечо. — Да это же тот самый парусник! — прошептал он. — Из шкафа, из бутылки! — «Морская птица»! — ахнул Мати. Сомнений не было: именно это название красовалось на носу корабля. «Морская птица» миновала «Кясму», сделала плавный разворот и остановилась. На палубе парусника показался дюжий моряк с густой бородой и трубкой в зубах. Он стоял, широко расставив ноги, как все моряки — так легче удержаться на качающейся палубе — и рассматривал в подзорную трубу крошечный «Кясму». Старому морскому волку не доводилось видеть столь странное плавсредство. — Ах ты, селедка на клотике! — загремел морской волк. — Эй, вы там, под кошачьим флагом, откуда у вашей плоскодонки такое название? — Это название нашего порта приписки, — смело ответил капитан Мати. — Кясму?! Так вы из Кясму?! — пророкотал морской волк — его голосище перекрыл бы и самую страшную бурю. — Немедленно ко мне на корабль! Вы будете самыми дорогими гостями шкипера «Морской птицы»! С бьющимся сердцем самые дорогие гости перебрались по качающемуся трапу на борт парусника. Здесь, рядом со старым моряком, они почувствовали себя такими же крохотными, каким был их «Кясму» рядом с великолепной «Морской птицей». Поджав хвост, тихо ворча, Тупс прижался к ноге Мати и поглядывал исподлобья на громадного человека с незнакомым запахом. Майли на всякий случай тоже попыталась спрятаться за Мати, а Засыпайка, тот и вовсе куда-то запропастился. Похоже, счел за лучшее участвовать в этой исторической встрече невидимым. — Здравствуй, прапрадедушка! — и Мати протянул ладонь старому моряку. Она утонула в огромной шершавой ручище. — Прапрадедушка? — задумчиво протянул штурман «Морской птицы». — А поведай-ка, чей же ты сын? — Моего папу зовут Пеэтер. Он учится в университете на врача, и мама тоже. А живем мы в Таллинне. — Ты смотри — в самом Таллинне! — удивился старый штурман. — А папа моего папы кясмуский рыбак Элмар с хутора Кивинеэме. — Ты смотри — Элмар! Да ведь Элмар мне внук, озорник эдакий! Так Элмар теперь за хозяина… Да-а, летят годы. И где же Элмар нашел себе женушку? — Бабушку зовут Салме, Салме с маяка. — Салме с маяка? В мое время смотрителем маяка был Андрус, его еще Андрес-Маячник звали. Верно, теперь припомнил, была у Маячника девчушка Салме. Так, значит, Салме стала твоей бабушкой? Прапрадед оценивающе посмотрел на своего потомка. — А тебя как величать? — Меня — Мати. — Ты смотри — Мати назвали, — усмехнулся старый моряк. — Я тоже Мати. — Он посопел, пыхнул трубкой и серьезно сказал: — Это хорошо, что Мати. Очень хорошо. На хуторе Кивинеэме всегда должен играть мальчишка Мати. Тут и Майли отважилась выйти из-за спины Мати. Она сделала книксен и звонким голосом сказала: — Здравствуйте, меня зовут Майли. Я приехала на лето в Кясму. А мой дядя — Яак с хутора Таммекингу. — Здравствуй, Майли — прапрадедушка сжал ее ручонку в своих ладонях. — Ух, как давно я не видел девочек. — Море не место для девчонок! — Мати попытался показать свою осведомленность. Но он просчитался. — Что за чушь? — загремел штурман «Морской птицы». — Неужто ваши девочки такие хилые, что уже и воды не переносят? А? В наших краях женщины ходили в море наравне с мужчинами. Да они неделями ловили рыбу в Финском заливе, и даже грудных детей с собой брали! И под торговыми парусами сколько портов обошли. А когда мужчины уставали, женщины вели корабль. Так-то вот. Помню одну молодушку с хутора Лиллесалу — Алиной ее звали — так она наш караван судов провела из Риги в Таллинн. Всю ночь простояла одна за штурвалом — ее длинные волосы серебрились в лунном свете, как у русалки. Недрогнувшей рукой провела корабли среди рифов и мелей. — Я знаю Алину, — живо сказал Мати. — Это очень древняя старушка. Она ходит к нам в Кивинеэме покупать яйца. Штурман не ответил. Он засмотрелся на что-то вдали, словно видел там сверкающие в лунном свете волосы молоденькой Алины. — Вот была красавица! — произнес наконец прапрадедушка. Но тут он вспомнил о гостях. — У вас же на корабле был еще кто-то — куда он подевался? Пришлось Засыпайке перевернуть свою волшебную шапку и появиться. — Ах ты, селедка на клотике! — рассмеялся старый моряк. — Сроду мои глаза такой диковины не видали! — Знакомьтесь, это мой друг Засыпайка, — Мати был горд, что сумел хоть чем-то удивить прапрадеда. Тупс решил, что теперь пора и ему познакомиться с громадиной, пахнущей табаком и смолой. Он тявкнул и скромно повилял хвостом. — Пожалуйте, гости дорогие, спасибо, что вспомнили меня, старого штурмана! — растроганный морской волк вытер огромной ручищей глаза. Мати стало стыдно. Не хотелось огорчать своего пращура, но не врать же ему! — Мы и знать не знали, что тебя встретим, — проговорил мальчик в смущении. — Так, выходит, это слепой случай направил ко мне вашу плоскодонку, — огорчился старик. — Мы хотели отыскать его дядю, дядю Томаса, — вставила Майли. — Томас позабыл дома талисман. Мы собирались его отдать. И Майли достала из кармана передника шнурок для часов с подвесками. И то, что последовало за этим, так ошеломило пассажиров кресла-качалки, что они слова сказать не могли. Штурман «Морской птицы» приподнял кустистые брови и во все глаза уставился на шнурок. Он стоял недвижно, затаив дыхание. Наконец осторожно, как птенчика, разложил талисман на ладони и прижал к своему бородатому лицу. — Мамины волосы! — шептал он. — Мамины волосы! — Мы знаем, — закивала Майли. — Дедушка Элмар говорил. — А теперь дядя Томас забыл свой шнурок… — снова забеспокоился Мати. — А сын нашел? — заинтересовался предок. — Нет, у дяди пока нет детей. И жены нет. Дядя Томас положил шнурок в рундучок. Потом дедушка купил новый шкаф, и рундучок отнесли на чердак. А потом дядя Томас ушел на траулере в море и… — Как называется траулер? — перебил старик. — «Эрик», — не без гордости ответил Мати, название он помнил прекрасно. — «Эрик»! — повторил старый морской волк и закричал, размахивая руками: — Да ведь траулер «Эрик» тут неподалеку ловит сардин! Я только что прошел мимо него! Кем же плавает наш парень? — Дядя Томас — штурман. — Ишь ты какой — прямо-таки штурман! — пращур был вполне доволен правнуком. — Дядя Томас окончил мореходное училище, — добавил Мати. — Мы должны передать ему талисман! — напомнила Майли. — Смотрите, — старый моряк указал на темную точку, едва видневшуюся на горизонте. — Вон он, «Эрик»! — Как же быть? — забеспокоился Мати. — Все очень просто! — уверенно сказал Засыпайка. — Ты, Мати, единственный знаешь, как выглядит дядя Томас… — Я тоже немножко его знаю, — влезла Майли. — Немножко — это слишком мало! — заметил Засыпайка. — Надо без всяких разговоров отыскать дядю Томаса. И справятся с этим только Мати и Тупс. — Тупс в глаза не видел дядю Томаса! — обиделась Майли. — Зато у него нюх, — многозначительно заметил Засыпайка. — Это верно, — подтвердил Тупс, на глазах раздуваясь от собственной значимости. — У меня сверхтонкий нюх! — Тупс найдет дядю Томаса по запаху, — продолжил Засыпайка и дал щенку обнюхать талисман. — Нюхай, Тупс! Талисман долгое время был в кармане у дяди Томаса. Тупс тщательно обнюхал шнурок. — А ты, Мати, возьмешь мою шапку, невидимкой пройдешь по судну и незаметно положишь талисман в карман дяде Томасу. И Мати надел волшебную шапку.История шестая, в которой Мати и Тупс выполняют важное задание, а морской владыка Нептун держит речь
Невидимый Мати стоял на палубе траулера. И не мог понять, как сюда попал. Помнил только, что натянул волшебную шапку и что прапрадедушка с Майли, увидев Засыпайку без шапки, тут же уснули. Потом у него зашумело в ушах, замелькало перед глазами и на тебе! — он стоит на борту большущего судна, изо всех сил прижимая к груди Тупса. Невидимый щенок лизнул невидимого хозяина в невидимую щеку. Этот знак преданности утешил и приободрил Мати, потому что — если честно — на громадном корабле Мати чувствовал себя совсем маленьким и беспомощным. Как ребенок, заблудившийся в незнакомом городе. К тому же в сердце мальчика закралось крохотное подозрение — уж не заколдован ли траулер «Эрик»?! — ни одной живой души не видно. И все же какие-то звуки говорили о том, что работа идет полным ходом: гудели моторы, лязгали цепи кранов, поскрипывали лебедки. Мати опустил Тупса на палубу и пошел на звуки. Какое-то время он двигался вдоль высокого белого строения, похожего на многоэтажный дом с круглыми окошками. Он посмотрел вверх и увидел висящие над головой три белые лодки, по борту которых большими буквами шла надпись «Эрик». Наверное, это были спасательные шлюпки. В конце концов он вышел на корму, и сердце его заколотилось. Но нет — дяди Томаса среди людей на корме не было. Мати понаблюдал, как мощный кран втянул на палубу набитую рыбой сеть. Рыба исчезала в трюме, будто в огромном животе корабля. — Нам надо разыскать дядю Томаса! — напомнил Тупс. — И разыщем! — уверенно сказал Мати. — Смотрите, собака! — крикнул человек, стоявший возле трюмного люка. Мати сгреб Тупса в охапку — только его и видели! — Померещилось! — засмеялся другой моряк. — Это он по своей Джеки заскучал! — крикнул третий. Невидимый Мати шмыгнул в какую-то белую дверь. А теперь куда? Длинный, полутемный коридор, и в обоих его концах под потолком горят электрические лампочки. — Ищи, Тупс, ищи! Наконец-то. Спрыгнув, Тупс радостно залаял, принюхался тут, там и косматым вихрем помчался по коридору. Мати тоже пришлось припустить, чтобы не отстать от друга. Они неслись по нескончаемо длинным переходам, поднимались и спускались по тесным лесенкам, заглянули в салон и столовую и, наконец, опять очутились на открытой палубе, теперь на самой верхней. Далеко внизу море катило свои волны. Но Тупс не дал хозяину полюбоваться размерами судна. Пес подлетел к белой железной двери, стал скрести ее лапами и залился сумасшедшим лаем. Едва Мати успел подхватить Тупса на руки, дверь открылась, и выглянул не кто иной, как дядя Томас. Пока дядя Томас удивленно озирался — кто это здесь гавкает? — невидимые гости проскользнули в штурманскую рубку. Ох, до чего тут было интересно! Похоже на кабину водителя автобуса, но места гораздо больше. В окне передней стенки плескалось море. Под окном — длинный пульт управления с блестящими кнопками и стрелками. А в самой середине рубки — здоровенный штурвал! По обе стороны от него стояла какие-то сложные аппараты — уже потом дедушка рассказал о них Мати. Похожий на будильник — это компас, который показывает стороны света и направление движения судна. А экран вроде телевизора, по которому бежали зигзаги, — это эхолот, или, как сказал дедушка, глаза и уши траулера. Он нужен для разведки — показывает, как движется в море косяк рыбы. Неизвестно, сколько еще стоял бы Мати, рассматривая рубку, не цапни Тупс хозяина за ухо. Песика нисколько не интересовала машинерия, он не понимал, отчего медлит Мати. Надо же выполнить задание — а потом глазей, сколько душе угодно! И вот Мати опустил шнурок, приносящий счастье, в карман штурмана. Теперь ему надо было три раза повернуться на левой пятке, чтобы попасть обратно на «Морскую птицу», а он все тянул — хотел увидеть, что будет дальше. Вполне возможно, ничего особенного и не случилось бы, но дядя Томас вдруг расчихался. Он полез в карман и вместе с платком достал шнурок. Ну и чудеса! Томас уставился на талисман, как на привидение, пощупал, повертел его. Никаких сомнений — шнурок для часов, тот самый! Мати едва успел отскочить — так круто повернулся Томас и схватил трубку телефона, висевшего на задней стенке рубки. — Тийт, это ты? — крикнул штурман в трубку. — Это Томас. Мне бы радиограмму домой отправить, чтобы старики не волновались. Да, адрес прежний. Пиши: «Все в порядке. Шнурок для часов оказался при мне. Приветствую. Томас». Точно. Будь здоров! Озорник Мати не утерпел и, пока дядя Томас говорил по телефону, нарисовал на листке блокнота человечка с собакой и печатными буквами вывел:
ПРИВЕТ АТ МАТИ И ТУПСА.Рисунок он пристроил на пульт управления, три раза крутанулся на пятке — и бац! — шлепнулся вместе с Тупсом на палубу «Морской птицы». Как только Засыпайка задом наперед нахлобучил свою шапку, пра-пра-и-так-далее-дедушка и Майли открыли глаза. — Ну, как? — спросил Засыпайка. — Порядок! — с гордость ответил Мати. Он собрался рассказать о том, что было на траулере, как вдруг раздался такой вой — у него даже мурашки по спине побежали. — Что это? — испуганно спросил Мати. — Сирена, — отозвался прапрадед. — Это предупреждение, чтобы в густом тумане не столкнуться с другим кораблем. Жгучее южное солнце стояло прямо над парусником, лучистое небо и море были одно синее другого, и цепочка дельфинов тянулась до самого горизонта. — Да ведь нет никакого тумана! — теперь заговорил и осмелевший Засыпайка. — Это знак, — улыбнулся старый морской волк. — К нам пожалует высокий гость. Ребята с любопытством огляделись — поблизости не было видно ни одного корабля, в небе — ни одного самолета. Откуда взяться высокому гостю? Уж не со дна ли морского? Но именно оттуда он и появился. Внезапно океан за бортом «Морской птицы» вспенился, забурлил, и на поверхности воды появилась золотая корона! Потом показалась голова, которую венчала корона, и из волн восстал сам владыка морей. В одной руке Нептун держал золотой трезубец, в другой — фолиант в деревянном переплете. Опираясь на трезубец, Нептун ступал на борт «Морской птицы». Вместо волос из-под короны торчала бурые водоросли, а одеянием служили зеленые, пахнувшие тиной подводные растении. Бороду из морской травы украшали сверкающие золотые рыбки. — Здравствуй, капитан «Морской птицы»! — молвил высокий гость. — Приветствую, бог морей! — ответил прапрадедушка и в знак приветствия поднес руку к фуражке. Вот так, с поднятой рукой, он почтительно стоял перед повелителем морей и океанов. — У тебя на корабле новые люди, — сказал Нептун. — Это мои гости. Они приплыли на «Кясму». Нептун перегнулся через поручень и взглянул вниз. Теперь и он увидел кресло-качалку, которое тихо покачивалось под боком «Морской птицы». Кустистые брови владыки морей высоко взлетели от изумления. — Вот оно как, гм, да-а, — протянул он, — чего только в мире не встретишь. Потом он раскрыл свою толстую книгу и спросил: — Есть ли в команде «Кясму» молодые, еще не крещеные моряки? — Есть, — ответил прапрадедушка. — Их имена! — потребовал Нептун. — Мати с хутора Кивинеэме, младший. — Должность? — спросил владыка морей, занося имя Мати в толстую книгу. — Капитан. — Следующий! — потребовал Нептун. — Засыпайка. — Должность? — Штурман. — Следующий! — Майли с хутора Таммекингу. — Должность? — Кок. — Следующий! — Тупс. — Должность? — Корабельный пес. — Порядок, — произнес Нептун и захлопнул книгу. Вы внесены в регистр моряков. Он трижды ударил своим трезубцем о палубу, и тут, откуда ни возьмись, появилось огромное деревянное корыто, до краев наполненное водой. — Сейчас начнется обряд крещения, — тихо объяснил предок. — Но у меня уже есть имя, — сказал Засыпайка. Ему это переполненное корыто не понравилось. А круглое бревно, положенное поверх бадьи, нагоняло на него страх. — Конечно, конечно, — успокоил Засыпайку прапрадедушка. — Однако Нептун должен окрестить каждого юного морехода, впервые пересекающего экватор. Только после этого он станет настоящим моряком. Владыка морей откашлялся — словно гром ударил средь бела дня. — Теперь тихо, — скомандовал прапрадед. — Нептун будет речь держать. — Гром небесный, ветра посвист! — загремел владыка морей. Его мохнатые брови поднимались и опускались в такт речи, а золотые рыбки, которые резвились в бороде, замерли с открытыми ртами, чтобы не пропустить ни одного словечка своего повелителя.
История седьмая, в которой камень говорит «Бе-э!», у Алины не дымит труба, а Тинка-Шерстинка сердится
Первое, что сделал Мати, проснувшись утром, — выглянул в окно: на месте ли море? Ведь сказала же бабушка Салме: «Раз море уходит, жди вёдра». Вёдро — это теплая, сухая погода. А сейчас хорошая погода нужна была Мати позарез. Из-за его друга Засыпайки. Ему очень хотелось облазить весь поселок Кясму, а делать а это под дождей — никакого удовольствия, да и если честно, то гулять под дождем Мати не разрешалось. Так вот, Мати выглянул в окно. За кустом сирени синело море. Оно и не думало исчезать. Мати чуть было не обиделся, но тут заметил, что море сверкает и лучится как-то по-особенному. Он соскочил с кровати — и бегом во двор. Весь мир был залит солнцем! Наконец-то! Мати отворил калитку и оторопел: прямо перед ним, в ромашках и тростнике, паслось огромное стадо овец! Их было так много, что Мати даже в голову не пришло посчитать. Откуда они взялась? У бабушки было всего-то три овечки и пара ягнят. А тут серые овцы заполонили весь берег. Одни пощипывали траву, другие полеживали себе на белом песочке, а самые смелые забрели довольно далеко в море, так что из воды виднелись только их круглые спины. — Бяша, бяша, бяша! — позвал Мати. Овца, щипавшая траву под кустом шиповника, подняла голову, посмотрела на него водянисто-серыми глазами и что-то проблеяла в ответ. Должно быть, сказала: «Доброе утро! Сегодня прекрасная погода, не правда ли?!» Мати погладил кудрявую, мягкую овечью шубку. Зато другая овца не обращала на Мати никакого внимания. Она развалилась у самой кромки воды — половина на песке, половина в воде. Волны окатывали ее спину. Мати вытянул руку — погладить и эту, но сразу же отдернул: спина была твердокаменная и холодная! Вовсе это не овца, а большой серый валун. Мати огляделся: овцы и береговые камни перемешались, попробуй отличи. Те, что ели, надо думать, были овцы, а другие, неподвижные, — верно, валуны. Мати присел на камень поменьше. Но тот задвигался, поднял голову и сказал: «Бе-э!» — Доброе утро, ваше городское величество! — послышался сзади веселый бабушкин голос. Она стояла у калитки, а лицо ее сияло. — Бабушка, на берегу куча овец, — растерянно произнес Мати. — Не больше вчерашнего — три овцы и два ягненка, ровно пять. А все остальные — валуны. Мати уставился на нее круглыми от изумления глазами. — Столько камней! Как она сюда попали за одну ночь? — Валуны были здесь всегда, — ответила бабушка, — но когда вода в море поднимается, она их закрывает. Тогда идут дожди. А когда море уходит, камни появляются, и наступает теплая погода. Это объяснение Мати понравилось, берег и правда сегодня был куда просторней, чем раньше, а камней появилось — прямо как грибов после теплого дождя. Еще больше их было в воде у берега. Море убежало далеко — значит, будет тепло и сухо! Бабушка подошла к овечке, похлопала ее по спине, дала кусок хлеба и надела ей на шею веревку. — Бабушка, куда ты ее ведешь? — встревожился Мати. — Сегодня будем их стричь, — сказала бабушка и повела овцу на скотный двор. Остальные овечки перестали есть, забеспокоились и, толкаясь, побежали за подругой. — Стойте, стойте! Куда понеслись! — осадила их бабушка и закрыла калитку. — Подождите, погуляйте пока по бережку. У нас в парикмахерской очередь. На дворе появился дед — пришел помочь бабуле. Он уложил овцу на бок и связал ей ноги. — Тихо, тихо, — уговаривал он овечку. — Никто тебя не обидит! — Дед сел на траву. Большими руками он поддерживал овечью голову. Овца таращила глаза и тяжело дышала. — Она же боится, — посочувствовал ей Мати: он по себе знал, что стрижка — занятие довольно противное. — Малышка — ей всего пять месяцев, — объяснила бабушка. — Еще ни разу не видала, как их тут чекрыжат. — С ножницами в руках она опустилась на колени рядом с овцой. — Бороденку долой! — весело скомандовал дед. Бабушка начала с шеи. Осторожно срезала один завиток за другим. Ножницы проворно щелкали, а бабуля тем временем говорила: — Мягче ягнячьей шерсти нет. В старину, когда шерсть чесали и пряли дома, из нее делали кофточки и носочки малышне. А теперь на фабрике все в одну кучу валят. Несешь шерсть — получаешь взамен пряжу. И знать не знаешь, с чьей овцы. Стриженая овечка выглядела чудно, будто девушка с белой лебединой шеей и в толстой серой шубе. Овца подняла голову и заглянула Салме в глаза — может, хватит? — Потерпи еще немного! — успокоила ее бабуля и принялась стричь широкую спину. Крупные клочья ложились на траву пышным мягким ворохом. — Вообще-то овец перед стрижкой моют, — продолжала бабушка, — но я боюсь. Море еще холодное. Вдруг простынут. Лучше положу шерсть в ванну, да отнесу к морю, там с порошком и отмою. Мати следил, как постепенно овца скидывала шубу. Она становилась белой, как свежевыпавший снег — только кончики ушей серые да серое пятно на морде. — Хвост не забудь! — заметил дедушка. — А то будет как у лисы. Чик-чикнули ножницы, и от пышного хвоста остался тонюсенький обглодыш. — Овца — животное нетребовательное, — бабушка все нахваливала своих подопечных. — Там, где коровы ничего не найдут, овечка всегда отыщет, чем поживиться. И вот дело сделано. Растерянная овца стояла, не смея двинуться с места, тощая, жалкая — сама на себя не похожая. — Вот и все, — засмеялся дед, — следующий! Бабушка отвела стриженую овечку на берег, к остальным, и надела веревку на шею большой овце. Но вместо того, чтобы сразу пойти обратно, она загляделась на извилистую линию берега. — Что ты там увидела? — полюбопытствовал Мати. — Да вот смотрю: у Алины уж который день труба не дымит. Что там стряслось? Сходи-ка ты к ней в Лиллесалу — вдруг она захворала. — Прямо сейчас? — с затаенной радостью спросил мальчик. — Сначала переоденься и поешь хлеба с молоком. Ты же еще не завтракал. Мати на скорую руку проглотил в кухне бутерброд, запил его молоком, надел чистую рубашку, новые носки и тенниски. Потом вспомнил о расческе — это случалось не часто! — и, пригладив волосы, выскочил во двор. Дед с бабулей продолжали стрижку. Мати остановился и глубоко вздохнул. Скотный двор пестрел ромашками. Терпко пахли их желтые пуговки. Теплый цветочный аромат сливался с духовитым дыханием моря и рыбацких сетей. А тут еще порыв ветра донес с берега нежный запах шиповника. Ромашки, и море, и рыбачьи сети, и шиповник — все это вместе — запахи Кивинеэме, летнего Кясмуского дома. — Тупс, пошли! — позвал Мати. Двигаясь вдоль береговой тропы, он перескакивал с камня на камень, стараясь сегодня прыгнуть дальше, чем вчера. Тупс прыгал наперегонки с хозяином. Так, что ни день, они ставили новые рекорды. Вдруг Мати замер. Его внимание привлек большой чайкин камень, лежавший в море неподалеку от берега. Всего несколько дней назад они с Засыпайкой удивлялись, до чего терпеливо сидит мама-чайка на своем каменном гнезде, а сегодня Мати заметил на большом камне два крохотных серых колючка. Неужели птенцы? Их надо срочно показать Засыпайке! А кстати, куда он пропал? — А никуда! — раздался обиженный голос. С шуршанием раздвинулся тростник меж камней, и вот Засыпайка уже стоял перед мальчиком. — Ты за все утро ни разу обо мне не вспомнил! Дурацкая овца тебе важнее друга… И вообще — у меня ноги насквозь промокли. Так и насморк можно подхватить! — И Засыпайка расплакался. Только этого не хватало! У Мати даже в мыслях не было огорчать друга. Но что правда, то правда: пока он смотрел, как стригут овец, Засыпайка совсем вылетел у него из головы. — Как же ты промочил ноги? — забеспокоился Мати. — Свалился в воду, — Засыпайка все еще дулся. — Полез на камень — посмотреть, вылупились ли птенцы, поскользнулся и полетел в воду. У вас тут вообще, куда ни пойди — одна вода. В городе гораздо лучше. У Мати сердце екнуло — не собирается ли Засыпайка бросить его? Он сел на камень, стянул тенниски, носки: — Живо обувайся! Согреешься! Засыпайка оттаял. — Ты куда собрался? — спросил он, завязывая тенниски. — Бабушка велела посмотреть, почему у Алины труба не дымит. Вдруг она заболела. — Та самая Алина, что вела корабль? — Та самая. — Пошли! — сказал Засыпайка. Домик Алины притулился под старой раскидистой березой. Домишко желтый, крыша зеленая. Из кухонной двери вырвалось облачко пара, и в нос ударил запах уксуса. Алина стояла у плиты и длинной палкой помешивала пенящееся в котле синее варево. — Бабушка велела посмотреть, отчего у тебя труба не дымит, — сообщил Мати. — Есть еще добрые люди на свете! — вздохнула Алина. — Зимой, да, случилось как-то раз, что я слегла, и ни рукой, ни ногой не могла двинуть. Пришли деревенские посмотреть — отчего это моя труба не дымит и плита не топится. Не испустила ли дух Алина? Дров натаскали, плиту растопили. Вот оно как. А ты отправляйся и скажи бабушке, что теперь, пока лето и тепло, труба моя небо коптить не будет. Потому что — видишь — я электрическую плиту купила. Мати любовался новехонькой электроплитой, а сам воображал белую струйку дыма над зеленой крышей. Длинный шлейф превратился в светлые волосы, а дом — в корабль. Мальчик глядел на хлопочущую у плиты старую женщину и пытался представить, как юная Алина в лунном свете стоит у штурвала и ведет караван судов в родную гавань. — Алина, а правда, что ты водила корабли? — Приходилось, — кивнула Алина, помешивая варево. Улыбнулась сама себе и добавила: — Было бы мне шестнадцать, а не шестьдесят один, я бы опять, не раздумывая, пошла в море. Море — это моя жизнь, а корабль — моя мечта. Алина умолкла и засмотрелась на свой котел, будто видела в нем не отдававшее уксусом варево, а бескрайнее синее морс. — Что это ты варишь? — спросил Мати. — Шерсть крашу. — Алина выудила моток ниток, внимательно его осмотрела и снова опустила в краску. — Васильковая получится, на загляденье! Эту краску я в магазине купила. Вообще-то я крашу травками, растениями, как матери наши делали. Природные краски, они получше будут, понежнее. Из березовых листьев красивый зеленый получается, из ольховой коры — желтый, а из сосновой — коричневый. — А что ты с нитками будешь делать? — Ковер буду ткать. — Такой? — Мати погладил ногой полосатый сине-серо-желтый половичок на кухонном полу. — Это лоскутный. А я хочу сделать шерстяной, на стену, — Хозяйка помолчала и добавила: — раньше, когда еще отец с матерью были живы, а я бегала с длинными косами, здесь, в нашей бухте, всегда зимовало с полсотни кораблей. Голые мачты торчали, как спички. Но весной лед таял, море опять вскрывалось, и наступал день, когда все корабли поднимали паруса. Вот была красота — словами не расскажешь. Мати от всей души пожалел Алину. — Зато теперь ты делаешь чудные ковры, — сказал мальчик, чтобы хоть чуть-чуть утешить ее. — У нас в Кивинеэме два твоих ковра, и у тебя в комнате на полу такие коврики — глаз не отвести. — Я задумала сделать особенный ковер: на нем будет весна, будут паруса и… Алина запнулась на полуслове с открытым ртом и изо всех сил зажмурила глаза. Потом закрыла рот и открыла глаза: не обманывает ли ее зрение? Нет! Все так и есть: тенниски Мати разгуливали по кухне сами по себе! Синие тенниски с белым рантом прошествовали мимо плиты к двери. Дверь сама собой отворилась, и тенниски, переступив порог, направились в комнату. Тупс с любопытством шел за ними следом. — Мати, твои тенниски! — к Алине вернулся дар речи. — Твои тенниски… Но Мати уже вскочил в комнату и закрыл за собой дверь. — Тенниски видны! — зловеще прошептал он. — Не может быть! — Засыпайка в сомнении повернул шапку козырьком назад. — Сам посмотри! Засыпайка надел волшебную шапку правильно и исчез. Он проверил себя: пошевелил руками, но не увидел их. Ног тоже нет. Ничего не видно. А тенниски нахально торчали посреди пола, словно и не были сейчас надеты на ноги невидимого Засыпайка. Что бы это значило? Когда Алина вошла в комнату, Мати как раз надевал свои тенниски. — Ох, уж этот Тупс, — притворно досадуя, произнес он. — Ему, видите ли, тапки мои погрызть захотелось! — Это Тупс их притащил? — с сомнением спросила Алина. Тупс возмущенно залаял. — Мои нитки! — вспомнила Алина и кинулась в кухню к красильному чану. — В жизни не грыз тенниски, — заявил обиженный Тупс. — Терпеть не могу резину! — Резиновые подошвы! — протянул огорошенный Засыпайка, став видимым. — Ну, конечно! Как я сразу не догадался на резину волшебная сила моей шапки не действует! — И сразу на меня все сваливать! — огрызнулся Тупс, продолжая подвывать и тявкать. — Дурья башка! — взорвался Мати. — Что же, по-твоему, надо было рассказать ей про Засыпайку? — А почему бы и нет? — щенок чуть присмирел. — Она человек понятливый. — Очень даже понятливый! — произнес кто-то тоненьким голоском. КТО? Засыпайка вопросительно взглянул на Мати. Мати — на Тупса. Тупс принялся обнюхивать комнату, обошел кресло-качалку и встал перед круглой корзинкой, в которой Алина держала шерсть. Щенок с урчанием косился на большие желтые, красные, зеленые и лиловые клубки. Особенно опасными казались ему тонкие вязальные спицы, которые шипами торчали из начатой рукавички. Тупс предостерегающе зарычал. Желтый клубок шевельнулся. Тупс чуть отступил, сердито замахал хвостом и зарычал громче. Клубку это не понравилось. Раз! — он выпрыгнул из корзины и укатился под кресло-качалку. Засыпайка для порядка оглядел комнату: на полу — желто-коричневый полосатый ковер, на кровати — покрывало с вышитыми растениями и птицами. На книжной полке под окном — белая морская раковина гигантского размера. На стене картина — трехмачтовый парусник. И — ни души. Неужели тоненький голосок раздавался из клубка? Засыпайка соединил концы указательных пальцев и пробормотал:
История восьмая, в которой рассказывается о камне-крепости, о тайнописи Тинки-Шерстинки и о голубом коне
— Мати! Мат-ти-и! Майли стояла во дворе хутора Кивинеэме и растерянно озиралась. Она пришла поиграть, но приятеля нигде не было. За калиткой сверкало море. Две чайки с криками носились у нее над головой. Они гонялись за третьей, а та, хоть и держала в клюве рыбешку, ловко увертывалась от них. Потом все стихло. Майли чуть не плакала. Ведь тетя Салме ясно сказала, что Мати во дворе. Ну, и где же он? А он сидел в своей крепости и тихонько посмеивался. — Ни звука! — прошептал он Засыпайке, который уже сунул пальцы в рот, намереваясь свистнуть, как учил его Мати. Крепостью был большущий серый валун, он лежал в углу сада, за черемухой. Камень порос мягким зеленым мхом. Одно удовольствие было играть здесь или просто так сидеть, думать. Отсюда Мати иЗасыпайка видели весь двор и сад, и берег был тут же, прямо за оградой. А вот их не увидишь, никому и в голову не могло прийти искать их здесь — густые заросли черемухи скрывали валун от чужих взглядов. Друзья притаились: сидели на корточках и с замиранием сердца ждали, что же будет. И тут Засыпайке страшно захотелось чихнуть. — Апчхи! — Ап-апчхи! Апчхи! Ап-апчхи! Все оттого, что я вчера в воду свалился, — оправдывался он. — Да знаю я, где вы! — обиделась Майли. — Ну и прячьтесь. Мне-то что! Не хочу я с вами играть. Я домой пойду… Но с места она не двинулась, только голову повернула. И Мати разглядел, как у нее по щеке катятся две слезинки. — Ну, разнюнилась! — буркнул он, оправдываясь. — Мы просто играем в прятки! — Вот и прячьтесь, сколько влезет. И не подумаю вас искать! — фыркнула Майли и медленно, будто через силу, пошла к калитке. — Майли, иди сюда, что я тебе расскажу, — попытался остановить ее Мати. — А мы вчера видели Тинку-Шерстинку. Она живет у Алины. — На даче? — Майли стало интересно. — Нет. Она всегда живет у Алины. — Я здесь, в деревне, всех знаю, а про Тинку-Шерстинку слыхом не слыхивала, — удивилась Майли. — Какая она? — Она живет в корзине с нитками, — добавил Мати. — Мы можем позвать ее сюда, — предложил Засыпайка. — Как это? — не понял Мати. — Запросто, — усмехнулся Засыпайка, соединил концы указательных пальцев и торжественно произнес:История девятая, в которой рассказывается о мире, и черном дне Засыпайки и о крохотном утенке
Мати сидел в своей крепости под старой черемухой и смотрел на море. Волны набегали одна за другой, уверенно и безостановочно. Набегали на большой чайкин валун, бурлили вокруг прибрежных камней, разлетались белой пеной и исчезали в илистом песке. Северо-восточный ветер гнул деревья, море стало свинцово-серым, местами с прозеленью. И вдруг из-за облаков пробилось солнце, широким лучом высветило бухту и тяжелые волны. Полоса света была такой яркой, что у Мати заслезились глаза. А волны катили и катили, уверенно, беспрерывно, и Мати казалось, что по заливу несутся во весь опор белогривые жеребцы морской хозяйки. Он смотрел на море, и ему было хорошо. — Страшно здесь! — раздался вдруг совсем рядом голос Засыпайки, и вот он уже стоит рядом с Мати. — Вода все прибывает и прибывает. Значит, где-то ее совсем не останется? Откуда она берется? Возьмет и затопит поселок! — Не трусь! — успокоил его Мати. — Море здесь было всегда. И поселок был всегда. Они друг другу не мешают. Они ладят. Потому что если бы не море, не было бы моего летнего дома. — Ты прав, не спорю, — согласился Засыпайка. — Но среди городских домов все-таки поспокойней. И не рябит все время перед глазами. — В городе машины носятся, — возразил Мати. — И чад бензиновый. А море чистое и хорошо пахнет. Но Засыпайка понуро молчал, поэтому Мати спросил: — Где ты сегодня так долго пропадал? — Занимался полезным трудом! — гордо заявил Засыпайка. — Помогал дедушке Элмару ловить рыбу. В глубине души Мати не совсем поверил Засыпайке. — Ты ходил в море? — Зачем? Я колдовал прямо здесь, на молу. — И наколдовал дедушке много рыбы? — Нет, много животных. Ты только представь себе, — с жаром начал Засыпайка, — закидывает он в море сети, думает, попадется десяток рыбешек, а тут — вот чудо! — В сетях целое стадо! Бычков — хоть завались! Теперь дедушка может и сам ездить в повозке на быках, и всей деревне может быков раздать, может даже бой быков устраивать, может… — А ты сам этих бычков видел? — прервал Мати своего размечтавшегося друга. — Не видел. На молу стало холодно, и я забрался поспать к Алине, в корзину с нитками. Засыпайка покосился на Мати, догадался, что где-то дал маху и добавил: — От трески толку никакого. Другое дело — быки. Хороший бык — к работе привык. Верно? — Пошли, посмотрим! — сказал Мати и спрыгнул с валуна. Засыпайка переминался с ноги на ногу. — Ну, идешь? — в нетерпении спросил Мати. — А стоит ли? — помедлил Засыпайка. — Ты в красной рубашке. А я слышал, быки терпеть не могут красный цвет — тут же набрасываются. Не ходи! У них острые рога и копыта, как каменные… — Дурак! — рассердился Мати и зашагал прямиком к сараю с сетями. Засыпайке ничего не оставалось, как последовать за своим другом.За воротами тормознул велосипед. С него слезла Алина, прислонила велосипед к столбу и вошла в калитку. — Как дела? — окликнула она Салме. — Как сажа бела! — отозвалась бабушка Салме, распрямилась и оперлась на лопату, перевести дух. — Ты смотри! — удивилась Алина. — У тебя что, уже осень наступила, яблони удобряешь? — Она скрестила руки на груди и приготовилась вволю посудачить. — А что еще с этими бычками делать, — вздохнула Салме. — Пусть хоть молодым деревцам расти помогут. Элмар на рассвете вышел в море под свежий северо-восточный ветер — сети едва вытащил! Обрадовался, думал, будет треска, а может, даже и сиг какой-нибудь попался. А тут — на тебе: из ячеек одни бычки таращатся! — Вот беда-то, — сочувственно произнесла Алина. — Ох, и намучились мы, пока их вытаскивали! — продолжала Салме. — Гляди, все руки исколола. И что с ними, погаными, делать? На приемный пункт не сдашь — не берут. Сама тоже есть не станешь — смотреть страшно! Кошка — и та их за километр обходит. — Для еды сгодятся, — решила Алина. — Дай мне с собой на суп. — Бери! Хоть целый воз! — образовалась Салме. — Пойду корзинку с велосипеда сниму, — сказала Алина и вышла за калитку. Мати разглядывал бычков, которых бабушка закапывала под молоденькими яблоньками. У рыбешек была большая, безобразная голова. Казалось, что все они только и состоят из головы и жиденького хвоста. — Да, рога у них острые, а копыта, как каменные! — насмешливо протянул Мати. Ответа не было. Оно и понятно: сейчас Засыпайка был невидим, а голоса невидимого Засыпайка никто и никогда не слышал. — Вот беда-то! — вскрикнула Алина у калитки. — Чтобы велосипед сам удрал — такого в Кясму сроду никто не видывал! Бабушка и Мати поспешил к воротам. И что же они увидели? Велосипед Алины ехал сам, сам по себе, вдоль картофельного поля, а потом свернул на широкий проселок. — Стой! — закричал Мати. — Слушай, стой! Вернись! Но велосипед даже виду не подал, что слышит, и Мати помчался за ним. Алина и Салме недоуменно смотрели друг на друга: что же это? Может, им померещилось? Может, кто-то из деревенских мальчишек подстроил эту каверзу? Возле магазина толпились мальчишки. И деревенские, и дачники. Все до одного на велосипедах. Они объезжали большой валун и перелетали через камни поменьше, носились по асфальтовой прямой и останавливались с крутым разворотом, визжа покрышками. Это были школьники постарше. Их младшие братья гнездились на валуне и оттуда следили за этими трюками. И вдруг все замерли, широко раскрыв глаза и разинув рты. По проселку к ним приближалось чудо из чудес — самоходный велосипед! Он зигзагами накатывался от одного края дороги к другому, словно на нем сидел еще совсем новичок. А за велосипедом рысил мальчуган и громко кричал: — Стой! Стой! Вернись! — Кто это? — спросил какой-то дачник. — Мати из Кивинеэме, внук Элмара, — объяснили сельские мальчишки. Самоходный велосипед остановился у доски объявлений. — Смотри! Кукольный театр приезжает! — обрадовался Мати — этот красно-белый плакат с нарисованной куклой Мати хорошо знал. — Завтра спектакль. В пять часов в Народном доме, — это старший школьник пришел на помощь малышу. — «Золотой ключик». — Я сам умею читать, — обиделся Мати. — И «Золотой ключик» знаю наизусть, потому что там играет моя бабушка! — гордо добавил он. — Моя бабушка Буратино играет там Буратино. — Врет и не краснеет! — ухмыльнулся дачник. — Буратино, говоришь, бабушка? Буратино — это кукла, а не бабушка! — А вот и бабушка! — возразили ему сельские мальчишки. — У Мати бабушка кукольная актриса, и она играет Буратино. Тем разговор и закончился, потому что Мати вдруг — хлоп! — сел в корзину, прикрепленную к раме велосипеда, и свесил ноги. — Урра! — кричал он. — Урра! Бабушка приезжает! — И чудо-велосипед показал, на что он способен. Он встал на заднее колесо, как норовистая лошадь, развернулся на нем, как волчок, и умчался с такой скоростью, что небу стало жарко. Сельские мальчишки могли бы поклясться, что велосипед летел по воздуху, не касаясь асфальта. Но так как они уже выросли и в чудеса давно не верили, то и не обратили внимания на чудо-велосипед и снова стали гонять друг с другом наперегонки. — Завтра приезжает кукольный театр! — возвестил Мати, въезжая в калитку своего дома. — Завтра приезжает Буратино! — Он выпрыгнул из корзинки и прислонил велосипед к столбику ограды. Там он и остался, больше не пытаясь удирать. Алана наполнила корзину бычками. Велосипед не шелохнулся. — Ну, я пошла, — решила Алина. В старину как говаривали: — гость что рыба, быстро портится. Увидимся завтра в Народном долге. — Она оседлала велосипед и выехала за ворота, миновала картофельное поле и свернула на проселок. Велосипед слушался ее как верный пес. Невидимый Засыпайка шагал рядом с Мати, и на его невидимом лице сияла невидимая улыбка. Он был вполне доволен собой. Утренняя оплошность с бычками больше не казалась такой уж страшной — фигурное катание на велосипеде показало, что все-таки он мировой волшебник. На веранду вышел хмурый дедушка со спутанными волосами. — Что за наказание! — ворчал он. — Глаза слипаются, а сна нет и в помине. То ли жирного переел, то ли что… Мати шмыгнул за угол дома и довольно строго произнес: — Засыпайка, поди сюда немедленно! — Ну что опять стряслось? — обиделся Засыпайка, поворачивая шапку задом наперед и становясь видимым. — Почему не уложил дедушку спать? — сурово спросил Мати. — Сейчас? Среди бела дня? — поразился Засыпайка. — Ты что, не знаешь — рыбаки с рассветом в море выходят, а к полудню ложатся на часок отдохнуть! Правильно! Засыпайка совсем об этом позабыл! Он зашел на веранду, стянул шапку и пристально посмотрел дедушке в глаза. Тот сладко зевнул, прилег на кушетку и тут же уснул. Мати залез на камень-крепость. Расстроенный Засыпайка — за ним. Они сидели рядом и молчали. Ветер куда-то пропал, волнение на море улеглось. Под прояснившимся небом серое море то тут, то там уже пошло просинью. Из-за большого чайкиного валуна появилось утиное семейство. Впереди — уверенно, спокойно, как пароход — плыла достойнейшая мать семейства. За ней — пятеро птенцов. Если кто-то из них слишком отставал от матери, то подгонял себя крыльями. И хотя крылышки была совсем еще маленькими, слабыми и не могли поднять утенка в воздух, они все-таки здорово ускоряли его движение. Пушистый шарик мчался по морской глади так, что вода за ним вскипала. Один утенок устал и вскарабкался матери на спину. Пока детеныши были совсем крошечными, они все катались на широкой маминой спине. Теперь всем вместе на ней было не уместиться. Они толкались и теснились, пока маме-утке это не надоело, и она стряхнула птенцов. Поднявшись на пологий валун, утка принялась охорашиваться. Птенцы один за другим последовали за ней. Только самый маленький оказался неуклюжим. Вслед за другими он тоже пытался влезь на камень, но на пол-пути шлепался обратно в воду. Мать и братья с сестрами не обращали на него никакого внимания, они клювом чистили перышки под крыльями. Несчастный малыш подымался, падал, барахтался в воде, снова взбирался на камень и опять падал… — Вот и я точь-в-точь как этот утенок, — горестно произнес Засыпайка. Растяпа. Хуже малого ребенка. — Что ты! Вовсе нет! — Мати пытался утешить друга. — И вовсе да! — твердил Засыпайка. — У меня сегодня черный день. Абсолютно ЧЕРНЫЙ ДЕНЬ. Но — вот чудо! — в этот самый миг утенок благополучно одолел подъем. Растерянный от напряжения, он тоже немедленно принялся пощипывать свои перышки. — Вот видишь! — заметил Мати. — Даже крохотный утенок одолевает большой камень!
История десятая, в которой мы узнаем, почему Мати драил шею, как он стал героем мола, и как Засыпайка ловил планктон
— Мати, вставай! Мати! Мати и ухом не повел. — Мати, открой глаза! Мати повернулся на другой бок и с головой накрылся одеялом. Засыпайка в растерянности теребил волшебную шапку. Укладывание спать для него было делом привычным, а вот как будить людей, он понятия не имел. Тупс одним сонным глазом следил за Засыпайкиными усилиями. Поняв, что без его помощи тот не обойдется, щенок открыл второй глаз, потянулся и побрел к кровати хозяина. Ухватив зубами край одеяла, он тянул и дергал, дергал и тянул, пока, наконец, Мати не грохнулся на пол вместе с одеялом. — Мати, белый корабль причалил! — свистящим шепотом выпалил Засыпайка. Это подействовало! Раз — сон как рукой сняло, два — Мати на ногах, три — он уже летит на берег. Утреннее море нежилось под солнцем, чайки покачивались на воде, а поодаль, возле мола, стоял корабль — белый, красивый, как на картинке. — «Стелла!» — закричал Мати. — Это «Стелла»! Таллиннский дедушка приехал, урра-а! Мати кинулся к молу, потом вдруг остановился, развернулся и понесся к калитке своего дома. У бабушки округлились глаза, когда она увидела, как Мати деловито вошел в кухню, открыл кран и принялся умываться. Обычно это докучное занятие ограничивалось одной только мордашкой, да и то после долгих напоминаний. А тут парень тер шею с таким усердием, что даже кожа покраснела. Потом он занялся ушами и напоследок так яростно начистил зубы, что паста оказалась на носу. Бабушка не проронила ни словечка. «Умываться — дело вполне нормальное, — подумала она. — Значит, нечего делать из этого событие». Через минуту мальчик вернулся на кухню в чистой синей рубашке и белых гольфах. — «Стелла» у мола. Пойду навестить дедушку. — Так вот в чем дело! — догадалась бабушка. — Значит, поставим тесто! — радостно сказала она. — Вечером будет кофе с ватрушками. Ни один семейный праздник не обходился без знаменитых бабушкиных ватрушек. А еще знаменитей был ее черничный пирог — во всем Кясму никто не умел печь такие отменные пироги с черникой, как Салме с хутора Кивинеэме. Но черника еще не поспела, поэтому таллиннского дедушку попотчуют ватрушками. И Мати ничуть не возражал. Рядом с невидимым Засыпайкой Мати торжественно двинулся к молу, ведя на поводке причесанного Тупса. — Понимаешь, — объяснял он другу, — корабль — это самая чистая вещь на свете. Его моют и чистят с утра до вечера. Матросам и носом шмыгнуть некогда — все до последней железки должно сверкать. И гости тоже должны быть чистыми, иначе капитан не пустит их на борт. От старых лодочных сараев далеко в море уходил мол, сложенный из крупных камней и залитый цементом. Это было излюбленное место купания деревенской ребятни и дачников. Мати здесь плавать не разрешалось. Он мог заходить в воду только у своего дома, да и то когда рядом были бабушка или дедушка. — Успеешь еще! — говаривали они. — Вот вырастешь, научишься как следует плавать, тогда и сигай в воду с мола. Поэтому Мати всегда с завистью смотрел, как мальчишки и девчонки бесились, плавали наперегонки или прыгали с самого конца мола вниз головой. Вон и сейчас на молу загорала и плескалась в воде уйма народу — и дачники, и деревенские ребята. Но сегодня Мати было не до них. Вскинув голову, он подходил к «Стелле» — а рядом ватага мальчишек разглядывала корабль и спорила о скорости морских судов. «Стелла» была не так уж велика. У причала стояли рыболовные суда и побольше. Но рядом с затрапезными черными бортами траулеров беленькая «Стелла» гляделась веселой, чистой а нарядной. Мати стоял рядом с мальчишками и ждал. Ждал того мгновения, которое должно было искупить всю горечь, накопившуюся за долгие летние дни. Он станет сегодня героем мола! А остальные пускай смотрят и лопаются от зависти! Ожидание, однако, затягивалось, и Тупс, потеряв терпение, залился пронзительным лаем. Он тявкал на всех: на деревенских мальчишек и на дачников, на чаек, скользящих в воздухе, и даже на корабль. — Тихо-тихо! — уговаривал его Мати. Но беспокойство Тупса было вознаграждено: услышав знакомый лай, на палубу вышел не кто иной, как таллиннский дедушка. — Дедушка! — окликнул его Мати. На молу все разом стихло. — А, вот и вы! — обрадовался дедушка. — Милости прошу, поднимайтесь. Настал час Мати! Он подхватил Тупса и взошел на аборт «Стеллы». С виду он был невозмутим, но грудь его распирало от гордости: где еще найдешь мальчишку, которого так запросто приглашают на корабль: «Милости прошу, поднимайтесь!» Сегодня он, Мати, герой дня! Жалко, Майли его не видит! Хорошо хоть невидимый Засыпайка рядом. Мати спиной чувствовал, как с восхищением и завистью смотрят на него деревенские мальчишки. И тут произошло нечто неожиданное. — Ну, цуцики, вы тоже хотите зайти? — обратился дедушка к ребятам на молу. Предложение показалось таким невероятным, что цуцики онемели. Повторять не потребовалось. Пять пар ног вскарабкались по трапу и застыли на палубе. Забегали пять пар глаз, осматривая, оценивая, запоминая. — Как вы думаете, что это за корабль? — спросил дед. Молчание. — Это рыболовецкое судно? Молчание. — Или, например, прогулочный пароход? — Нет! — сказал Мати. — На «Стелле» проводят исследования. — Так точно, — улыбнулся дедушка. — Изучаем, что подают рыбам к столу. Мальчишки засмеялись. — Рыбы за столом! И на стульях! — Стулья им ни к чему, — продолжил дедушка, — а стол у них огромный: все море. Мы исследуем чистоту морской воды и… — И планктон, — вставил Мати тоном знатока. — Так точно, — опять подтвердил дедушка. — Планктоном называются крошечные животные и растения, которые обитают в море. Это незаменимая еда для рыб. Хотите, покажу? — Угу! — кивнули мальчишки. — Пойдем к другому борту. Там у нас сетка для ловли планктона. Ребята перешли на другую сторону судна. Тупс семенил за ними по пятам и принюхивался — незнакомые запахи будоражили. Внезапно он оказался нос к носу с корабельным котом. Это был великолепный пушистый зверь в рыжую полоску. От неожиданности оба оцепенели. Тупс в знак приветствия тявкнул. Кот прижал уши, фыркнул и грозно вздернул хвост. Тупс, который не понимал кошачьего языка, решил, что кот виляет хвостом, значит, радуется встрече. — Давай играть вместе! — протявкал Тупс и прыгнул к коту. Кот, который не понимал по-собачьи, решил, что Тупс ему угрожает, и пустился наутек. А Тупс принял это за приглашение поиграть и помчался следом. Кот бежал что было сил. — Сейчас мы с вами будем ловить планктон, — сказал дедушка, — вот видите, сетка похожая на сачок и… Тут он запнулся, потому что его чуть не сбили с ног. Вокруг штурманской рубки закружилась безумная карусель — это Тупс гнался за рыжим корабельным котом! — Тупс! — закричал Мати. — Тупс, нельзя! Но тут кота осенило: у него есть оружие, которым не обладает его преследователь — когти! Кот резко остановился и, когда Тупс с размаху налетел на него, когтистой лапой врезал псу по морде. Этого Тупс никак не ожидал, да еще так больно! Он отпрыгнул в сторону и полетел в море. — Собака за бортом! — пророкотал капитан, он вышел взглянуть, что за шум на палубе. — Ничего, выплывет! — решил дедушка. Но Тупс и не подумал плыть к берегу — он пытался взобраться на корабль по борту. А так как кошачьих когтей у него не было, щенок без конца плюхался обратно в воду, скулил, отфыркивался и чихал. — Он утонет! — жалобно крикнул Мати. Невидимый Засыпайка тоже испугался, что Тупс утонет. Он взял сетку для ловли планктона за ручку, опустил ее в воду и выловил Тупса. Опешившие мальчишки следили, как сеть вытаскивает из воды собачонку. — А вот и планктон! — засмеялся дедушка. Он решил, что собаку спас капитан. А капитан думал, что дедушка. Только Мати понял, в чем дело, и быстренько перевел разговор. — Знаешь, дедушка, сегодня в Народном доме выступает кукольный театр, и бабушка играет, а потом вы придете в Кивинеэме пить кофе. Бабушка Салме вас приглашает. — Так вот почему твой дедушка так рвался в эту бухту! — рассмеялся капитан. — Я-то думал, мы ее проскочим, да где там! Наш ученый решил, что самое важное — исследовать воду именно у этого берега. — Вечером увидимся, — и дедушка подмигнул Мати.
История одиннадцатая, в которой Майли осенила ценная мысль, оплошал молодой рабочий сцены, а усердие Шерстинки чуть не стало роковым для кукольного спектакля
Часа в четыре в Кивинеэме начались сборы в театр. Дедушка Элмар в белой рубашке и новом серо-синем костюме казался совсем чужим. И пахло от него уже не рыболовными сетями, а одеколоном. Глядя на бабушку Салме, Мати удивлялся, как она помолодела, надев цветастое шелковое платье и аккуратно уложив волосы. Все были оживлены. Только обиженный Тупс куксился в кресле-качалке. — Собака останется долга! — сказала бабушка, и собака поняла, что так тому и быть. — Тупс ведь тоже хочет повидать Буратино! — попробовал возразить Мати. — А Буратино захочет повидать Тупса… Но бабушка прекратила торг. — Успеется! Повидаются после спектакля, когда твоя бабушка придет к нам. В Народный дом с собаками не ходят. Точка! А когда бабушка говорила «Точка!», это была именно точка. Они как раз выходили из дома, когда во двор вошла Майли. — Мати, мне нужно с тобой поговорить! — Говори! — Погоди, пусть они уйдут вперед! — прошептала Майли. За спиной дедушки и бабушки она раскрыла свою сумку и сказала: — Смотри, что у меня есть. Мати заглянул — в сумке лежал большой желтый клубок. — Я подумала — пусть Шерстинка тоже сходит на спектакль, — объяснила Майли. — Нигде-то она не была, ничего-то не видела. Пусть посмотрит представление, узнает жизнь. — Ценная мысль! — одобрил Мати. Он и сам много чего узнал благодаря спектаклям кукольного театра. — А разве так, без глаз, она что-нибудь увидит? — Сейчас бы сюда Засыпайку! — сказала Майли. — Конечно! Теперь подавай им Засыпайку! — раздался обиженный голос, и ставший видимым человечек сердито переступил с ноги на ногу. — А вот чтобы меня просто так, ради меня самого, пригласили на спектакль — как же, дожидайся! — Засыпайка, ну, что ты капризничаешь, — расстроился Мати. — Ведь ты и так везде ходишь со мной. А о кукольном театре мы уже давно договорились. — Ну, ладно, ладно, — смягчаясь, пробормотал Засыпайка, соединил концы указательных пальцев и произнес:
История двенадцатая, в которой выясняется, что мышиные хвосты на самом деле — морковки, что бабушке нужно ставить тесто, и что Засыпайка не совсем правильно оценил банные удовольствия
Шли дни. Сияющие, теплые летние дни. По ночам, правда, иногда моросило, но днем ни одно облако не закрывало солнце. Теперь Мати плескался в воде сколько душе угодно. Огорчало его только то, что Засыпайка не мог составить ему компанию. Друг предпочитал сидеть на камне и с него наблюдать за резвящимися детьми. Но — что делать! Ведь Засыпайка — человечек-подушка, а подушки, как известно, не купаются. Однажды утром Мати стоял во дворе и смотрел, как дедушка развешивал сети на просушку. Сети были длиннющие, дедушка прикрепил их за верхний край к столбикам, и получилась зеленая занавеска, которая протянулась от сарая до калитки. Занавеска пахла морем и рыбой. И дедушка пах морем и рыбой. Дедушка работал молча. И Мати тоже не хотелось говорить. — Мати, давай-ка сюда-а! — позвала бабушка. — От тепла и сырости сорняки валом повалили. Ни салата, ни гороха не видать. Помоги-ка мне прополоть грядку. Для начала хотя бы вот эту, морковную. Мати присел на корточки рядом с бабушкой, чтобы посмотреть, как полют. У моркови были симпатичные резные листочки, слегка напоминавшие птичьи перья. И росла она красивыми прямыми рядками, а вокруг кустилась разная сорная трава. Ее надо было осторожно вытаскивать вместе с корнями, чтобы моркови хватало места и воздуха. Когда Мати понял, что нужно делать, бабушка сказала: — Я тока съезжу на почту, за газетами. — Взяла велосипед и укатила. Сначала Мати гордился тем, что бабушка доверила ему такую важную работу, как прополка грядок. Но постепенно это ему надоело — дергаешь, дергаешь, а расчистил всего-то клочок земли размером с ладонь, а впереди еще длинная, нетронутая грядка. — А чем мы сегодня займемся? — раздался вдруг знакомый и милый голос. Воздух перед Мати зарябил, завертелись цветные кольца, и вот между грядками уже стоял Засыпайка. Мати тут же повеселел. — Бабушка разрешила мне прополоть морковку, — гордо объявил он. — Можно, я тоже? — спросил Засыпайка. — Конечно, можно, — обрадовался Мати — неожиданная подмога была ему очень кстати. — А ты умеешь полоть? — спросил он на всякий случай. — Что за вопрос! — надулся Засыпайка. Засыпайка приступил к делу на другом конце грядки. Вот так, двигаясь друг другу навстречу, они с Мати должны были встретиться где-то посередине, и тогда вся длинная морковная грядка была бы очищена. Какое-то время они работали молча, только посапывали. Наконец, Мати почувствовал, что нужно разогнуться. Он пошел посмотреть, как продвинулся Засыпайка. И что же он увидел?! В борозде между грядками лежала молодая ярко-зеленая поросль моркови, Засыпайка аккуратно разложил их одну за другой. — Засыпайка, что ты делаешь! — опешил Мати. — Ты же выдернул морковку и оставил сорняки! — Да что ты! — поразился Засыпайка. — Вот эти мышиные хвосты в есть морковка? Тоненькие, белесые корешки морковин и вправду больше походили на мышиные хвостики, чем на овощи. — Их было так весело вырывать, — объяснил Засыпайка. — Они росли красиво, рядком и сами лезли в руки. А когда я попробовал рвануть те, другие, то обжег пальцы. — Еще бы, — хмыкнул Мати, — это крапива, ее-то и надо было выдернуть. Ну и что же, что жжется, работать в саду — это тебе не леденцы сосать! — Что же теперь будет?! — заскулил Засыпайка. — Ничего, — утешил его Мати. — Засунем морковку обратно в землю и как следует польем. Тогда она слова вырастет. Сказано — сделано. Друзья пальцами сделали в мягкой земле ямки и затолкали всю морковь обратно на грядку. В тот самый момент, когда Мати открыл кран, торчавший на огороде, и вода, гулко звеня, побежала в лейку, приехала бабушка. — Что это с тобой? — крикнула она еще издали. Дождь, по-твоему, ночью лил мало? Засыпайка живо перевернул шапку козырьком вперед и растаял. — Поливать мне нравится больше, чем полоть, — брякнул Мати. — Охотно верю, — засмеялась бабушка, — но поливать сегодня вовсе ни к чему. А если тебе надоело полоть, пойди в дом, там для тебя есть письмо. — Письмо! Мати помчался в комнату. От кого письмо — от мамы и папы? Или от таллиннских дедушки и бабушки? Или от прадедушки и прабабушки? На столе поверх газет лежал конверт, надписанный для взрослых — читать такие маленькие буквы Мати еще не умел. Зато рядом с конвертом белел сложенный пополам лист бумаги, на котором красовались большие печатные буквы: «МАТИ». Мати взял свое письмо и развернул его. Потом прочел по складам: «КАПРИЗУЛЯ!» Ага, Капризулино письмо, конечно, от мамы! С мамой они вечно играют в зулю-капризулю, когда все надо говорить наоборот. А дальше было написано вот что:«НЕХОРОШАЯ ДЕВОЧКА МАТИ! МЫ С ПАПОЙ ВООБЩЕ НЕ СОСКУЧИЛИСЬ ПО ДЕДУШКЕ С БАБУШКОЙ И ПО ТЕБЕ! И НАМ ВОВСЕ НЕ ХОЧЕТСЯ УВИДЕТЬ МОРЕ! МЫ С ПАПОЙ НЕ ПРИЕДЕМ В ПЯТНИЦУ ВЕЧЕРОМ В КЯСМУ!— Ура! — закричал Мати и повис у бабушки на шее. — Папа с мамой приезжают! — Тише, тише! — успокаивала его бабушка. — Дедушка отдыхает! — Бабушка, какой сегодня день? — Пятница. — Ура! — закричал Мати шепотом. Тупс вылез из-под кушетки, завилял хвостом и тихонечко тявкнул — тоже радовался приезду палы с мамой. — Ну, что же, — усмехнулась бабушка, — поставим тесто. — Ну, что же, — потянулся в дверях дедушка, — затопим баню. Ближе к вечеру в Кивинеэме, перед калиткой, ведущей на берег, в море, на самом большом валуне стоял мальчик. Стоял до того неподвижно, что чайки даже не обращали на него внимания. Они лениво посиживали на камнях — каждая на своем личном валуне. И худо было той чайке, которая по глупости или от слишком общительного нрава опускалась на уже занятый камень. Спесивую захватчицу тут же прогоняли пронзительным криком и резкими ударами клюва. Каждому камню — по своей чайке. Вот и казалось, что из моря торчат головы великанов с белыми чубчиками. Довольно близко от берега между камнями плавала утка с утятами. А на горизонте, там, где вода сверкала синим светом, прямая струйка дыма отмечала путь проходящего в море теплохода. Но Мати, а он-то и стоял на самом большом валуне в море у калитки, сегодня не занимали ни утиная семья, ни далекие корабли. Мати стоял, не двигаясь, и во все глаза смотрел на другой берег бухты, где между водой и синеющим вдали краем леса белела узкая полоска. Там из леса выбегала дорога и недолго петляла рядом с берегом. Время от времени там пробегали какие-то букашки, то с материка по направлению к полуострову, то от полуострова к материку. Это были машины. А Мати ждал автобус. И наконец он появился! Автобус выполз из леса как большой красный жук. Солнечные лучи поблескивали в его окнах и передавали радостный сигнал: «Едем! Едем! Едем!» Длинным ловким прыжком Мати перелетел с самого большого камня на меньший, оттуда — на следующий, чуть было не потерял равновесие, но все-таки, размахивая руками, удержался на одной ноге и, перескакивая, как горная коза, с камня на камень, благополучно добрался до берега. Вихрем влетел в кухню, но там никого не было. Бабушка как раз накрывала на веранде праздничный стол. — Едут! — крикнул Мати еще от дверей. — Автобус уже видно! — Иди сам встречай, — сказала бабушка, — я не могу, ватрушки еще в печи. Мати стартовал с балкона, как олимпиец на стадионе. Он помчался к автобусной остановке и добежал туда прежде, чем красный автобус показался из-за деревенских домов. Оно и понятно — Мати летел напрямую, а автобусу, чтобы приехать на полуостров, надо было обогнуть бухту. Посреди деревни, на конечной остановке автобуса, между двумя громадными серыми валунами стоял желтый павильончик. На каждом валуне в ожидании автобуса сидела уйма ребят, а девочки и мальчики постарше крутились тут же, рядом, на велосипедах. Взрослых, что пришли встретить автобус, тоже было много, потому что сегодня, в пятницу вечером, почти в каждую семью приезжал на выходные кто-нибудь из города. — Едет! — закричали дети с валуна. Автобус сделал круг около камня и остановился. Минуту спустя Мати висел на шее у папы. И на шее у мамы. И на шее у папы. И на шее у мамы.ТВОИ ДОЧЬ И СЫН!»
В тот же вечер Засыпайка сидел возле калитки на берегу и смотрел, как чайка-мама учит своих птенцов летать. Птенцы уже здорово подросли, но пока еще не сбросили младенческих серых перышек. Мама-чайка опустилась на воду и криком позвала птенцов. Они тревожно пищали в ответ, но не решались лезть с камня в воду. Тогда мама расправила свои сверкающие белизной крылья и полетела на другой камень. Это подействовало! Птенчики испугались, что мама может вообще улететь и бросить их. Один за другим они пробовали свои крылышки и, смотри-ка! Крылья держали! Их болтало из стороны в сторону, но все же они летели! И как только птенцы опустились рядом с мамой, та вновь взлетела, заманивая своих детей к другому, еще более далекому валуну. Так и продолжалось это обучение летать: с камня на камень. Все дальше и дальше. — А меня кто научит, — с грустью думал Засыпайка. — Ведь у меня нет мамы. И друг мой куда-то запропастился. Теперь, когда здесь его папа и мама, он обо мне и не вспоминает… Вдруг где-то поблизости послышался голос Мати. Засыпайка прислушался. Голос доносился из бревенчатой избушки с замшелой крышей, стоявшей в углу двора — из старой бани семейства Кивинеэме. Засыпайка пошел посмотреть. Скрипнув, отворилась низкая, тяжелая дверь. Но в маленьком предбаннике никого не было. На стене, на вешалке из оленьих рогов висела одежда — дедушкина, папина и Мати. На скамейке ждала стопка чистых банных полотенец, а под котлом потрескивал огонь. Засыпайка приотворил ту дверь, что вела в баню. В лицо ему ударило сладко пахнущее облако. Поначалу он ничего не разглядел в клубах пара и в полумраке. Тем сильнее его потрясло то, что он услыхал. Это было что-то вроде свиста и шлепков розги, а затем визг Мати: «Ой! Не так сильно! Папа, хватит уже! Ну, пожалуйста! Ой!» Ого! Неужели Мати наказывают? Он как-то заметил, что его еще никогда не лупили розгами. Но кто знает, что могло случиться. — Что ты крутишься! — ворчал папа. — Стой тихо и терпи! Иначе, какой же ты мужчина! — И за словами отца снова последовали свист и удары. — Моя мать говаривала, — донесся откуда-то из-под потолка низкий дедушкин голос, — ветер поднимает цыпленка, веник ребенка. — Ой-ой-ой! — визжал Мати. Это было больше похоже на смех, чем на плач, но Засыпайке было уже не до размышлений. Им овладела одна-единственная мысль — выручить друга из беды! Глаза попривыкли к полутьме, и Засыпайка рассмотрел возле каменки, сложенной из булыжников, три широкие деревянные ступени. Голоса доносились с самой верхней. Опа! Засыпайка вспрыгнул на полок и от испуга чуть было не скатился обратно, так ужаснуло его увиденное! Отец Мати сидел на самой высокой ступеньке и колотил сына мокрой метелкой, на которой болтались темные старые листья. Оба были совсем голые, красные от жары и блестящие от пота. Несколько коричневатых березовых листьев прилипло к спине Мати. И еще! Дедушка сидел рядом, но даже не думал защищать внука! Куда там! — Он — как ненормальный — колотил сам себя! Засыпайка ни разу в жизни не был в бане, потому что люди ходили туда мыться, а не спать. Поэтому наш человечек и не подозревал, что люди охаживают друг друга березовыми вениками ради удовольствия. — Поддадим-ка пару! — сказал папа. Он зачерпнул ковшиком воды из бочки и выплеснул ее на горячие камни. Шипящее облако белого пара тут же заполнило маленькое помещение, будто влажной и горячей ватой. — Ага! — рассердился невидимый Засыпайка. — Ты хочешь спрятаться! — Он схватил веники начал хлестать папу по спине. При каждом ударе он приговаривал про себя: — Вот тебе! Вот тебе! За Мати! За моего друга! Чтобы ты знал, чем пахнут розги! Чтобы ты больше не трогал своего сына! Папа лег на полок животом вниз и только подбадривал: — Давай, парень, давай! Давай, давай! Ох, хорошо! Все поры открылись, кровь бегом побежала! Рука у Засыпайки уже устала, а папа все требовал: — Хлещи смело! Посильнее! — Это Засыпайка! — сообразил Мати. — Он, бедняга, промокнет! Едва мальчик успел додумать эту мысль до конца, как папа сел и вылил себе на спину полный таз теплой воды. Разумеется, Засыпайка попал под струю и выронил веник. — А теперь — в море! — скомандовал дедушка. Дед, папа и сын надели плавки и вышли во двор. Тяжелая дверь за ними захлопнулась. Засыпайка остался в бане один. Он отодвинул клетчатую занавеску и выглянул в окно. Вся тройка бежала прямиком в море. Они бросились в волны, побежали дальше и снова окунулись. А сколько было радости и смеха! — Похоже, я чего-то недопонял, — признался сам себе пристыженный Засыпайка. — Это, наверное, и была знаменитая деревенская баня, о которой когда-то рассказывал Мати. В городской квартире никто себя не хлещет ни в ванне, ни под душем, а здесь — смотри и удивляйся! — Шмяк! Шмяк! — сплошное веселье! У самого Засыпайки не было никакого желания идти в море. Наоборот, человечек-подушка, промокнув, чувствовал себя довольно неуютно. Подальше от этой сырости и этого пара! Во дворе он огляделся. Светило солнце, и на бельевой веревке болтались, как разноцветные флажки, рубашки и брюки Мати, его носки и футболки. — Это правильно! — подумал Засыпайка. — Солнце и ветер просушат быстрее всего. Оп-па! Он подпрыгнул и ухватился за веревку. Здесь, оставаясь невидимым, он мог спокойно висеть и сохнуть. Засыпайка закрыл глаза и расслабился. — Пожалуй, перво-наперво надо себя выжать, — подумал он. — Ведь выжимают мокрые купальники на берегу! А как выжать себя самого? Внезапный порыв ветра раскачал Засыпайку на веревке. Человечек еще поднапрягся и — перекрутился! Ух ты! — как полилась из него вода! Засыпайка раскрутился и закрутился снова. И опять, и опять. Это было здорово, куда лучше, чем на качелях, к тому же приятно зашумело в голове. Занятый перекручиваниями, Засыпайка и не заметил, как с него слетела волшебная шапка. Вскоре во двор, с тазом в руках, вышла бабушка — снять с веревки белье. И вдруг встала как вкопанная: рядом с футболкой Мати висела странная голубая подушка! Бабушка посмотрела на подушку, подушка на бабушку. И так они таращились друг на друга, пока бабушка не села на траву и не уснула. Следом за бабушкой во двор выскочил Тупс, зажмурился, повернулся к Засыпайке спиной и, пятясь, приблизился к волшебной папке. — Собачка рехнулась! — первое, что подумал дедушка, когда вылез из моря. — Кажется, я переусердствовал с паром! — это была его вторая мысль, потому что не стало вдруг никакой собаки — ни пятившейся, ни идущей как следует. — Пойду суну голову под холодную воду! — была третья мысль деда, когда к нему, виляя хвостом, подбежал Тупс. И вот они все уселись на веранде за круглым столом: Мати, его мама и папа, дедушка и бабушка. На веранде пахло свежими ватрушками и шиповником, ветки которого бабушка поставила в вазу посредине стола. За окном сверкало синее море, и хорошо был виден противоположный берег бухты, освещенный лучами заходящего солнца. Папа рассказывал своим родителям, то есть дедушке и бабушке Мати, как они с Сильвией, то есть с мамой Мати, были на практике в детской больнице. Они работали там уже как настоящие врача. Сердце Мати переполняла гордость. Скорей бы мама с папой окончили университет — тогда они вылечат всех детей! Было так хорошо, так уютно. Семья сидела вокруг стола и уплетала ватрушки. Миска уже опустела, и бабушка заторопилась на кухню за добавкой. И вот опять посреди стола выросла горка ватрушек. И снова она стала уменьшаться на глазах. У Мати возникло подозрение. Он присмотрелся и увидел, что ватрушки исчезают и тогда, когда их никто не берет. Дело ясное — к ватрушкам пристроился Засыпайка. — А чем он хуже других? — сказала бы на это бабушка, но она понятия не имела о Засыпайке и ничего не замечала. — Ребенок, тебе пора спать! — неожиданно решил папа. — Не хочу. Я еще чуть-чуть посижу, — заныл Мати. — Марш спать, и никаких чуть-чуть! — Марш-марш, — проворчал Мати и, потягиваясь, неохотно встал из-за стола. — Завтра тоже будет день, — утешила его мама.
История тринадцатая, которая рассказывает о лесных загадках, национальном парке Лахемаа, грибах и пораненной ноге Майли
Широкая, гладкая лесная тропа была вся устлана сосновой хвоей. Приятно было ступать по этому рыжевато-колючему ковру. Они шли рядом, каждый с грибной корзиной — папа и мама Мати, сам Мати и Майли. Тупс жаждал деятельности, поэтому прыгал, забегая вперед, время от времени останавливался и оглядывался — туда ли он бежит. И где-то тут же, впереди или позади, шагал невидимый Засыпайка. Солнце освещало стволы сосен. Легко дышалось смолистым воздухом. — Как вы думаете, столько лет этим деревьям? — спросил папа. Компания остановилась, задрала головы и оценивающе посмотрела на горделивые сосны, верхушки которых возносились прямо к небу. Кто их знает, сколько им может быть лет? — Лет двести, — решил папа. — Разве деревья живут так долго? — удивился Мати. — Живут и дольше, — уверенно ответил папа. — Американские секвойи живут больше тысячи лет. А в Эстонии самые почтенные деревья — дубы, они у нас доживают до трехсот пятидесяти лет. — А как можно узнать, сколько лет дереву? — спросил Мати. — По веткам, — заявила Майли. — А если дерево спилено, то по годовым кольцам. Сколько колец, столько и лет. Так сказал дядя Яак. А дядя Яак лесник, он знает. Майли не раз ходила с дядей в лес, так что чувствовала себя здесь как дома. С хитрой улыбкой она добавила: — У меня тоже есть загадка: кто больше путешествовал по свету — вы или сосны из этого леса? Это, понятное дело, был вопрос с подковыркой. Деревья вросли корнями в землю, как же им путешествовать? — Не знаю! — созналась мама Мати. — Чтоб вы знали, — поучительно сказала Майли, — братья и сестры этих деревьев плавали под парусами по всем морям, потому что здесь знаменитые кясмуские мастера брали самые стройные деревья для своих кораблей. Эти сосны потому и называют корабельными. Так сказал дядя Яак, а он знает. Тут они свернули с дорожки и вышли в сумрачный и прохладный ельник. Вокруг стояли мощные столетние гиганты-ели. Редкие березы тянулись что было сил к свету, чтобы увидеть кусочек неба. — А вот еще одна загадка, — сказала мама. — Что одинаково любят дети и зайцы? — Заячью капусту! — в один голос воскликнули Мати и Майли. Светло-зеленые трилистники с нежными белыми цветами образовали веселый узор на мягкой подстилке из мха. Дети бросились их срывать. — Листья лучше, — решил Мати. — Кислее. — А мне больше нравятся цветочки, — сказала Майли. — Они сладковатые, прямо как леденцы. А рядом с ними взлетали и улетучивались по одному то листья, то цветки. Значит, Засыпайке тоже пришлись по вкусу лесные лакомства. Дальше двинулись гуськом, внимательно глядя под ноги, потому что тропа сузилась и петляла, мак ручеек между большими замшелыми камнями. — Тихо! — вдруг прошептала мама и предупреждающе подняла руку. Их тропинка пересеклась с прямом, переливающейся на солнце лесной просекой. И там, из-за невысокой елки показалась косуля! Козочка остановилась, повела ушами и медленно перешла просеку. Тупс пронзительно заскулил, и Мати в последний момент удержал щенка за шиворот, не то бы он бросился ей вслед. Косуля вздрогнула и словно взлетела — в длинном прыжке она скрылась за деревьями. Теперь из-за елки появилась вторая косуля. Двумя прыжками она пересекла просеку и исчезла. А за ней и третья! Косули прыгали так красиво и легко, что дети от восхищения лишились дара речи. Им казалось, что это не животные, это одни прыжки, только промельк в воздухе. Молча двинулись дальше. — До чего люди глупые! — вдруг возмутился Мати. — Чертят что-то на деревьях! Он остановился возле елки, на стволе котором были проведены две широкие полосы — желтая и белая. — На стенах, на скамейках и на деревьях рисовать нельзя, это некрасиво! — продолжал Мати. — Это специальные знаки, чтобы люди знали, какой дорогой идти, чтобы увидеть самые интересные места. Так сказал дядя Яак, — объяснила Майли. — Что ж тут интересного? — недоверчиво сказал Мати. — Вокруг одни сосны да камни. — Будто шел по лесу великан и камни разбрасывал, — добавила мама. — Так это и было, — сказал папа. — А знаете, кто был этот великан? — Великанов не бывает, — уверенно заявил Мати. — Это как сказать, — возразил папа. — Великаном, который в древности принес сюда камни с севера, был ледник. Потом климат потеплел, лед растаял, а камни остались. И так как они с самого севера привалились в этот лес, их называют валунами. Это вот место и есть знаменитый Кясмуский валунный заповедник. — Слон! — вдруг сказал Мати. — Посмотрите! Это слон! Лес поредел. Во мху, как неизвестные животные, разлеглись большие серые камни. И среди них — громадина, похожая на слона. — Это валун Матса, — объявила Майли. — Почему Матса? — спросил Мати. — Так сказал дядя Яак. Он лесник, он знает. — Но ведь это слон! — возразил Мати и радостно обежал валун кругом. — Смотрите, вот голова, вот хобот. И перед хоботом растет черника. Это слон — любитель черники. И в самом деле, если посмотреть со стороны, то отчетливо виделся слон: он опустился на колени и свесил до земли длинные уши. Слон будто задремал, вспоминая что-то, известное только ему. Наверное, слон был очень старый, потому что его серая, с розовыми прожилками спина поросла мхом. Темными пятнами падали на камень тени сосновых верхушек. И когда ветер раскачивал кроны деревьев, тени перебегали туда и обратно, как будто слон встряхивал свою толстую кожу, чтобы отогнать надоедливых комаров и оводов. — Ну и пусть, камень Матса, решил Мати, а для нас он будет слоновый камень, верно? — Ладно, — согласилась Майли. — Смотрите, здесь тоже обозначена дорожка, — мама показывала на толстый ствол. — Но уже другого цвета. — Это знаки большого круга, — объяснила Майли. — Этот маршрут длиннее и проходит через торфяное болото. — Болота нужно осушать, тогда полей станет больше, и наша страна станет богаче! — это в разговор вступил Мати. Он как раз недавно посмотрел по телевизору передачу про осушение болот. Но на этот раз он промахнулся. — Если осушить все болота и торфяники, наша страна станет не богаче, а намного беднее, — очень серьезно сказала мама. — На болотах живет много редких растений, растут морошка, клюква. Там останавливаются лебеди и гнездятся другие водоплавающие птицы. Если осушить болота, эти растения и птицы останутся бездомными. Растения погибнут, а птицы никогда больше к нам не прилетят. — А вдруг их все-таки будут осушать? — заволновался Мати. — Тут точно не будут, — успокоил его папа, — потому что здесь Национальный парк Лахемаа. — Что такое Лахемаа? — спросил Мати. — Лахемаа — это огромная территория с морскими берегами и полуостровами, деревнями, лесами и торфяными болотами, — объяснил папа. — Здесь разнообразная и интересная природа. И для того, чтобы ее защищать и сохранять в неприкосновенности, создали Национальный парк. — Понимаете, — добавила мама, — Лахемаа — это мой парк, и твой, Мати, и твой, Майли, и папин тоже. Лахемаа — наш общий парк, наше общее богатство. Это уже было сложновато, и Мати решил основательно обсудить все потом вместе с Засыпайкой. — А теперь пора расходиться в разные стороны, — решила мама, — здесь уже могут быть грибы. Так они и сделали. Некоторое время шли порознь, уставившись в мох. Не было слышно ни звука. Только шумели сосны, напоминая морской прибой. — Белый! Еще белый! — воскликнул Мати. — Смотрите, я опять нашел белый! Гриб рос у песчаной тропинки и походил на картофелину. Мати очистил его толстую ножку от песка и осторожно, как бы священнодействуя, срезал гриб. Подоспели папа с мамой. — У меня уже три боровика! — гордо возвестил Мати и выложил свои грибы рядком на серый мох: три упитанных боровика, два розовых подосиновика и несколько желтых лисичек. — Тебе сегодня везет на грибы! — сказал папа. — Майли, иди посмотри на мои боровики, — позвал Мати. Майли, глядя вниз, брела чуть поодаль, под молодыми березками. — Не пойду, — тихо сказала она. — Я пойду домой. — Майли сделала шаг, второй и разрыдалась. — Майли, детка, что с тобой? — испугалась мама Мати и подбежала к девочке. — Я не вижу ни одного белого, а у Мати уже три! — хныкала Майли. — Ты просто не умеешь искать! — выпалил Мати. — Проходишь мимо грибов — и не видишь! — Но ведь другие грибы тоже хороши, — мама Мати попыталась утешить девочку. — Смотри, Майли, целая семейка лисичек! — Я хочу найти боровики! — хныкала Майли. — Мати находит, а я нет! — Иди сюда, Майли, — позвал ее папа. — Посмотрим, как следует. Где один боровик рос, там обычно и другой найдется. Но Майли продолжала плакать и не двигалась с места. Мати подошел и заглянул в ее корзину. Там было пусто. — Что ты ноешь! — Мати захотелось еще больше подчеркнуть свое превосходство. — Если тебе другие грибы не годятся, то останешься и без боровиков! Они в пустую корзину не полезут! Он бы продолжил хвастать, но его прервало рычание: перед мальчиком стоял ощетинившийся Тупс и с упреком смотрел на хозяина. Потом песик подбежал к Майли, прыгнул на девочку, облизал ее мокрое от слез лицо: всеми лапами, носом и хвостом он усердно показывал, как сильно любит Майли. Мати покраснел — с чего это он так похваляется своими боровиками? Ведь он знал, что Майли не возьмет ни одного гриба, прежде чем не найдет свой первый боровик. Делай что хочешь, но такая уж она. Мати поковырял тенниской в песке и — вот это да! — во мху показалась грибная шляпка каштанового цвета: — Боровик! — закричал Мати. — Майли, иди, срежь его! Возьми этот гриб себе! Теперь все в порядке, — подумал Мати. — Теперь у нее будет первый боровик, и настроение исправится. Мальчик считал себя великодушным, раз уж отдал Майли такой красивый гриб. — Нет, — сказала Майли, — я не хочу. Это твой гриб. Я должна сама найти свой боровик. Но боровик был явно иного мнения. Он забеспокоился, завертелся, выскочил из земли и — прыг! — влетел к Майли в корзину. — Мати, что ты делаешь! — крикнула Майли. — Нельзя вытаскивать грибы с корнем! А то на этом месте они больше не будут расти. — Я и не вытаскивал, — сказал Мати. В подтверждение его слов из песка вылез другой боровик, величиной с редиску, на круглой белой ножке и с шоколадного цвета шляпкой, оторвался — и прыг к Майли в корзину! А за ними следом пошли мухоморы — большие красавцы огненно-красного цвета в белую крапинку! Они летели по воздуху и приземлялись в корзинку Майли. — Майли, да ведь это мухоморы! — испугалась мама Мати. — Я знаю, — отвечала Майли. — Они же ядовитые! — жалобно смазала мама. — Я знаю, — отвечала Майли. — Их нельзя собирать! — продолжала мама. — Я знаю, — повторила Майли. — Я и не собирала. — Как это? — не поняла мама. Но Майли не сказала больше ни слова, потому что теперь мухоморы, один за другим, выпрыгнули из корзины и побежали в лес. У мамы Мати, которая видела все это сбоку, создалось впечатление, что Майли сама выбрасывает мухоморы. — Похоже, девочка перестала капризничать, — подумала мама и снова принялась собирать грибы. Лисички росли группками, их волнистые, яично-желтые головки блестели на фоне зеленого мха и уводили маму все дальше. Поэтому она и не заметила, как воздух между молодыми березками зарябил, и из разноцветного столба появилось существо, похожее на синюю подушечку. — Они были такие красивые! — с горьким сожалением вздохнул Засыпайка и грустно посмотрел вслед убегающим мухоморам. — Красивые-то красивые, да уж больно ядовитые, — сказал Мати. — Это несправедливо! — пожаловался Засыпайка. — Почему именно самые красивые грибы должны быть самыми ядовитыми? Он понуро топал по лесу, пока не заметил в сером оленьем мху темно-коричневые грибные шляпки. — А эти пуговицы, или овечьи орешки, или что, они, по-твоему, съедобные? — обиженно пробормотал Засыпайка. — Это горькушки, — поучительно сказал Мати. — Бабушка любит только эти грибы. Их солят или маринуют и зимой с удовольствием едят. — Из них делают вкуснейший грибной салат, — добавила Майли и принялась собирать горькушки. — Ну и что, — подумала она, смирившись, гриб есть гриб. И, если у меня в корзине что-то будет, то, может, покажется и мой первый боровик. Может быть, он и правда боится пустой корзинки. — И не подумаю собирать такие скучные грибы, — ворчал Засыпайка. Он ходил следом за детьми. Его атаковали комары, коротенькие ножки путались в вереске, стеблях черники и мшистых кочках. Ему было жарко и скучно. С тоской думал Засыпайка о таллиннских улицах. И в то же время он стыдился своей неумелости. Ну что же, во имя дружбы придется освоиться и в лесу. И вдруг к нему опять вернулось хорошее настроение. — Вы собираете грибы, а я тем временем собрал слова! — радостно возвестил он. — Какие слова? — не понял Мати. Лесные слова, которые сбежались друг к другу в строчку, — скрытничал Засыпайка. И мотив тоже! Лесной мотив. Он влез на замшелый камень и запел:
История четырнадцатая, в которой Засыпайка заколдован, а храбрый Тупс встречается в лесу с невидимой Прунтой-Пруллой
Засыпайка брел по лесу в одиночестве. Он слышал, как звали его Мати и Тупс, но не подал виду. — Я сам себе голова, — подумал он. — Почему бы мне и не побродить одному? Если бы он так не важничал и не гордился, наверное, ему показалось бы странным — откуда в его голову закралась такая необычная мысль? Ему еще никогда не хотелось важничать. Но сейчас эта мысль накрепко засела в голове. Откуда она появилась? Кто ее послал? Но Засыпайка все бродил и бродил, повернув шапку задом наперед, и даже не догадывался, что КТО-ТО прячется за маленькой елкой и злобно следит за ним. — Броди, броди, ты ведь у нас сам себе голова! — ехидничала ведьма Прунта-Прулла, она-то и была этот КТО-ТО. — И даже не пытайся в этом лесу проделывать свои фокусы! Это мой лес! Вот так-то! — Так! То! — эхом отзывался лес. — А! О! Засыпайка, не чуя беды, шел все дальше. Теперь он приближался к огромному замшелому камню. Это был печально известный КРУТЯЩИЙСЯ КАМЕНЬ. Ведьма, затаив дыхание, ждала — дотронется Засыпайка до КРУТЯЩЕГОСЯ КАМНЯ или нет? Дотронулся! Подошел, потрепал мягкую подушку из мха и, мурлыча песенку, двинулся дальше. От радости Прунта-Прулла засмеялась. И смех ее зазвучал как лягушачье кваканье. А Засыпайка все шел и шел, шел и шел. Он прошел мимо огромного замшелого камня. Камень показался каким-то знакомым — может быть, он уже видел его раньше? Засыпайка бодро двинулся дальше, и вот — снова тот же камень! Что же это такое! Засыпайка ускорил шаг, миновал маленькую елку и бац! — опять очутился перед тем же камнем. — Нет, тут что-то не так! — подумал человечек. — Столько одинаковых камней — это невозможно. А вдруг… — Засыпайка в растерянности остановился, — вдруг это один-единственный камень, а я все хожу вокруг него, кружу вокруг да около? Попробуем еще разочек! И Засыпайка двинулся в путь. Теперь он ясно чувствовал, что ноги его не слушаются: ему хотелось идти прямо вперед, а ноги тянули влево. — Меня околдовали! — поразился Засыпайка. — Что же теперь будет? — подумал он, кружа вокруг камня. Вдруг ему что-то вспомнилось. — Смотри-ка, совсем с ума схожу! У меня же есть волшебный стишок! Сейчас, сейчас мы покончим с этим колдовством. А Прунта-Прулла смотрела из ельника и тихонько смеялась. Засыпайка соединил концы указательных пальцев и в такт движению произнес:
Так, пожурив самого себя, Тупс двинулся дальше в лес. Наконец, он оказался на вырубке, где росла земляника. Съев в утешение несколько ягод, песик поднял голову и вздрогнул: в нос ему вдруг ударил запах Засыпайки! Вот он! Здесь, рядом! Тупс, радостно виляя хвостом и гавкая, запрыгал вокруг места со знакомым запахом. Но Засыпайка почему-то оставался невидимым. Почему он не поворачивает свою шапку задом наперед? А вдруг это совсем не Засыпайка! Вдруг кто-то другой пах так, как пахнет Засыпайка? Но кто? Этот другой был невидим — значит, на нем была волшебная шапка. Значит — он снял ее с головы Засыпайки! Прунта-Прулла разозлилась, потому что на дух не переносила собак. А эта дворняжка портит ей, лапочке, настроение! Ведьма пригрозила надоедливой тявкалке веслом, но та продолжала скакать. Ведьма фыркнула на собаку, но та виляла хвостом! — Я превращу тебя в камень! — прошипела ведьма, но ничего не было слышно. Наконец, Прунта-Прулла состроила самую страшную свою гримасу: скосила глаза, замахала ушами а выпустила из носа огонь. Но песик не дал себя запугать, он все прыгал вокруг ведьмы и тявкал. — Ну и чудовище! — выругалась ведьма. Она достала из кармана зеркальце, чтобы попробовать состроить еще более страшную рожу, и оцепенела: в зеркальце было пусто! Ее, милой Пруллочки, вообщене существовало! — Меня околдовали! — перепугалась Прунта-Прулла. — Я несчастная, околдованная ведьма! Но кто? Кто посмел это сделать? Может, тот самый тип, похожий на подушку? А вдруг он и мой дом заколдует! Со страху ведьма совсем ошалела. Она села верхом на весло, чтобы поскорее осмотреть свой дом и свое добро. К этому моменту Тупс решил: кем бы ни был его невидимый противник, он, Тупс, должен заполучить волшебную шапку! Песик раскрыл пасть и вцепился в засыпайкин запах. Во рту у него оказался край юбки, украшенный птичьими перьями. Но он нисколько не пах Засыпайкой! Он пах чем-то совсем чужим и неприятным. А в следующий момент Тупс взлетел! Он летел низко над кронами сосен. Но кто его несет? И куда? Больше он ни о чем не успел подумать, потому что раздался треск. Край ведьминой юбки, за который уцепился песик, оторвался, и он падал, падал, падал — пока благополучно не приземлился на подушку из мха. И тут же вновь учуял запах Засыпайки! Тупс взял след и, уткнувншись носом в землю, побежал на поиски друга.
История пятнадцатая, в которой в деревне Кясму никто не может заснуть, а к Змеиному царю приходят нежданные гости
Мати не спалось. Едва он закрывал глаза, как видел грибы — желтые лисички, коричневые толстенькие белые и розовые лохматые волнушка. Одни грибы. И больше ничего. А ведь была ночь, занавески на окне задернуты, в комнате полумрак. Но Мати ворочался в кровати. Сон не приходил. И о Тупсе ничего не было известно, не говоря уже о Засыпайке. Это означало, что Тупс все еще ищет Засыпайку, и что бедный Засыпайка до сих пор блуждает по лесу. Ночью, один, в незнакомом лесу! Из соседней комнаты доносились приглушенные голоса дедушки и бабушки. — Не понимаю, в чем дело, — пожаловалась бабушка, — сна ни в одном глазу. — Дело дрянь, — подтвердил дедушка. — Скоро утро, нужно будет сети смотреть, а как в море выйти, если даже глаз не сомкнул? И вдруг прокричал петух! — Что это с ним? — изумился дедушка. — Тихо! — шепотом сказала бабушка, — еще мальчика разбудишь! Она ошибалась, потому что разбудить можно только того, кто спит, а Мати сверлил глазами потолок и пытался вообразить, что будет в деревне, если Засыпайка сегодня вечером не придет. Ребята в детском лагере будут куролесить целую ночь; близнецы у тети на почте до утра проплачут; тетя продавщица будет сонной и не сумеет сосчитать все, что купят дачники; рыбакам на утренней заре придется выходить в море усталыми, кто-нибудь может поскользнуться и упасть за борт; Алина потеряет равновесие и свалится со своим велосипедом в канаву; молочная бутылка и яйца разобьются, хорошо еще, если ноги целы останутся. Нет! Это уже слишком! Мати вылез из постели, живо оделся и тихонько выскользнул во двор. Широкая асфальтированная проселочная дорога была безлюдна. Никто не остановил маленького мальчика, не спросил, куда он бежит в такой поздний час. У Мати был четкий план: он пойдет той же дорогой, туда, где они сегодня собирали грибы, хоть до самого Соснового берега. Но вот что странно — знакомый лес ночью был совсем другим! Густая тьма поглотила мальчика. Нога еле нащупывала едва заметную дорожку. Где-то что-то зашуршало. Где-то что-то треснуло. Где-то что-то закряхтело и застонало. Мати сделалось жутко. Между деревьями двигались подозрительные тени. Большие камни казались живыми зверями. Внезапно Мати вздрогнул: рядом с грудой бревен его подстерегал огромный, поднявшийся на задние лапы медведь! На самом-то деле это была сосна, вырванная из земли последней бурей, в темноте ее корни казались грозным лесным зверем, но Мати этого не знал. На миг в темной чаще мелькнуло что-то вроде светлого призрака, и послышался ужасный скрип. Это белоствольные березы скрипели на ветру, но Мати этого не знал. У мальчика было такое ощущение, что он попал в незнакомый, заколдованный лес. Он чуть не плакал. Но нет! Мати собрался с силами. Не ныть! Нужно отыскать друзей, потому что им в лесу так же жутко, как ему. Втроем надежней, вместе приятней. Он позвал: — Тупс! Тупс! Ко мне, Тупс! Никакого ответа. Только темный лес шумел и шелестел, трещали ветви под лапами какого-то зверя, и вдали ухала беспокойная ночная птица. Мати храбро шагнул вперед, остановился и опять позвал: — Тупс! Тупс! Поди сюда! Отчего-то мальчик был уверен, что песик услышит его раньше, чем Засыпайка. Вот так, останавливаясь и окликая Тупса, Мати уходил все дальше в лес. И вдруг он услышал, что кто-то зовет его. — Мати! Матии-и-и, — донесся из леса далекий голос. — Где ты-ы-ы? — Тупс! Тупс! — воскликнул счастливый мальчик. — Тупс, я зде-е-есь! — Мати-и! Я иду-у-у! — голос прозвучал совсем близко, и из чащи выбежал совсем не Тупс, а Майли! — Мне не спалось, — объяснила Майли. — Никому у нас в семье не спалось. И тогда я пошла искать Засыпайку. — С больной ногой? — удивился Мати. — Ведь это моя вина, вина моей порезанной пятки, что мы в такой спешке засобирались домой и бросили Засыпайку в лесу. Мати сразу почувствовал себя гораздо увереннее рядом с Майли. Ночной лес не пугал Майли. Дядя Яак иногда в лунные вечера брал ее с собой, учил различать лесные звуки, рассказывал о животных, которые просыпаются и ищут еду именно ночью. Но для Засыпайки, городского жителя, ночной лес был чужим миром. Сердце у Майли ныло из-за друга. Взяв Мати за руку, она бежала и все звала Засыпайку. Девочка уже не узнавала деревьев и просеки и стала бояться, что скоро дойдет до противоположного конца полуострова, как вдруг услыхала голос Засыпайки. Дети побежали в ту сторону — и что же они увидели? Посреди полянки стоял огромный круглый камень, а вокруг камня спали разные звери: заяц, два ежа, три косули, лиса и даже большой лось. И — смотри-ка! — рядом с лосем дрых никто иной, как их друг Тупс! Дети поразились, что треск веток и их появление нисколько не потревожили сон лесных обитателей. И тут из-за камня вышел Засыпайка. Он шел по протоптанной тропинке вокруг камня, уставившись в землю, скользя маленькими ножками на корнях, и опять скрылся за камнем. К тому времени, когда Засыпайка закончил круг и появился снова, к Майли вернулся дар речи. — Засыпайка! — крикнула девочка. — Милый мой Засыпайка, что ты здесь делаешь? Засыпайка, уходи оттуда, пошли домой! Засыпайка вздрогнули остановился. Он посмотрел Майли в глаза и сделал несколько шагов в ее сторону. — Майли, дорогая, ты спасла меня от колдовства! — сказал человечек и расплакался. А Майли почувствовала, что глаза у нее закрываются. Она без сил опустилась на мох. Теперь Мати знал, что делать. Он живо схватил кошачью косынку Майли и повязал ее на голову Засыпайке. И вот — как только хохолок Засыпайки скрылся под косынкой, спящая компания задвигалась. Заяц повел ушами, обнаружил, что он положил голову лисе на хвост, страшно перепугался и кувырком покатился в чащу. Лисица посмотрела зайцу вслед, потянулась и лениво побрела прочь. Ежи, тревожно фыркая, исчезли под папоротниками. Гордый зверь лось медленно поднялся и с достоинством удалился. Только косули с интересом разглядывали странных пришельцев. Последним открыл глаза Тупс. Он потянулся, взвизгнул и подошел к хозяину, виновато опустив хвост. — Засыпайка, где твоя шапка? — спросил Мати. — Пропала! — признался Засыпайка. — А ты своим стишком наколдуй шапку обратно! — посоветовала Майли. — Не могу! — вздохнул человечек. — От этого кружения у меня в голове все волшебные слова переболтались. — Может быть, Тинка-Шерстинка свяжет тебе новую шапку? — предложил Мати. — Новая шапка — не волшебная шапка! — всхлипнул Засыпайка. Тупса мучило то, что он упустил засыпайкину волшебную шапку, дал ей улететь. Поэтому он решил пока не говорить о своем вечернем полете. Кто знает, может быть произойдет чудо, и именно он, Тупс, снова найдет шапку? — Прежде всего, выйдем из леса, — сказал Мати. — дома что-нибудь придумаем. — Но я теперь не знаю, как выйти из леса, — сообщила Майли. — Что же теперь будет? — испугался Мати. — Я возьму ваш след, — тихо произнес Тупс, — и поведу вас тем путем, которым вы пришли. — Хоть такая от него будет польза! Молча двинулись в путь. Через некоторое время они вышли на лесную опушку. На опушке клубился белый туман. Сквозь завесу тумана виднелось что-то большое — валун. К нему и потрусил Тупс. Теперь из-за облака вышла полная луна, ее серебристые лучи коснулись валуна, и вдруг большой темный камень стал словно прозрачным. Он засветился, засверкал изнутри, и мгновение спустя ошеломленные друзья стояли не перед камнем, а перед прекрасным дворцом! Мати от изумлении разинул рот. Он никогда бы не поверил, что увидеть такой великолепный дворец можно не в кукольном театре и не в мультфильме, а в здешнем лесу. — Давай зайдем! — предложила Майли. — Нам ничего другого не остается, — согласился Мати. — Отдохнет немножко, — мечтательно сказал Засыпайка. — А что если это ведьмин дворец? — колебался Тупс. Стражи дворца — два ежа размером с теленка — ему нисколечко не нравились. — Ведьм не бывает! — твердо произнес Мати. Он подошел к ежам, поклонился и сказал: — Добрый вечер! Пожалуйста, проводите нас к телефону. Нам нужно позвонить домой. Ежи молча подали знак следовать за ними. Дети вошли во дворец. Один из стражей шел впереди, другой сзади. — Теперь мы вроде пленников, — озабоченно подумал Мати. Но тут же глаза у него от удивления широко раскрылись, потому что они вошли в тронный зал дворца. Там были стены из красного гранита, под потолком горели люстры, а в центре зала стоял трон из желтого песчаника. На троне сидел сам Змеиный царь. Полная луна превратила его в красивого юношу, и только черный зигзагообразный рисунок на облегающей одежде говорил о его змеином происхождении. Змеиному царю было грустно. Двое его подданных, два добрых ужа, опять пали жертвой мальчишек. За что их убили? Ведь они никому не причинили зла! Другое дело, когда кого-то кусает гадюка. Но, по правде говоря, — и гадюка просто так, для собственного удовольствии, ни на кого не нападает. Свои ядовитые зубы она пускает в ход только в случае опасности. Интересно, а человек смирился бы с тем, что на него наступил какой-нибудь гигант? Не попытался бы себя защитить? Вот о чем думал Змеиный царь, когда стражи-ежи подвели к его трону странных пришельцев. Змеиный царь, как уже сказано, грустил. Уже несколько дней в его владениях не происходило ничего приятного, ничего интересного. И вдруг — столько гостей сразу! — Добро пожаловать в мой дворец! — сказал Змеиный царь. — Я Змеиный царь. А кто вы такие? — Я Майли, — сказала девочка и сделала книксен. — Я Мати, — сказал мальчик и шаркнул ногой. — Я Тупс, — сказал песик и стал потихоньку пятиться к двери. Но желтый свет, сверкнувший в глазах Змеиного цари, словно пригвоздил его к месту. — А это, с косынкой на голове, это Засыпайка, — сказал Мати. — Что это с ним? — спросил Змеиный царь. Засыпайка и впрямь производил странное впечатление. Он то и дело закрывал глаза и тряс головой. И хотя крепко-крепко держал за руку Майли, ему стоило немалого труда удерживать равновесие и не падать. — У бедного Засыпайки кружится голова, — объяснила Майли, — потому что он несколько часов ходил вокруг камня. — Ясно, — сказал Змеиный царь. — Значит, Засыпайка дотронулся до КРУТЯЩЕГОСЯ КАМНЯ. Ты, Майли, назвала его по имени? — Назвала. — Это хорошо, что назвала, потому что только это и разрушает колдовство. Иначе бы бедная старушка так и кружила возле камня. — Я не старушка, — слабым голосом произнес Засыпайка. — Я человечек. — Вот как? — удивился Змеиный царь. — Я так решил из-за косынки. — Это косынка Майли, — сказал Мати. — Я надел ее Засыпайке на голову, иначе мы бы увидели его хохолок и заснули. Ведь его волшебная шапка исчезла. — Я нашел Засыпайкну шапку, — с грустью подумал Тупс. — Нашел и дал ей улететь! Но тут песиком овладело злобное подозрение. Он исподлобья взглянул на Змеиного царя и спросил: — Ты сегодня вечером летал по лесу? — Нет, я никогда не летаю, — улыбнулся Змеиный царь. — Ночью по лесу летают летучие мыши, совы, а иной раз ведьма Прунта-Прулла. — Теперь я знаю, в чьих руках находится волшебная шапка, — начал Тупс. Но в этот момент издали донесся ужасный трубный звук. — Что это? — испугался Мати. — Это капризничает слон Прунты-Пруллы, — объяснил Змеиный царь. — Кто такая Прунта-Прулла? — спросила Майли. — Где слон? — спросил Мати. — Прунта-Прулла — маленькая пухленькая ведьма, которая творит в этом лесу всякие пакости. Теперь она увлеклась фигурной выездкой на слоне, чтобы привлечь этим фокусом мое внимание. — А тебе нравятся высокие и стройные, да? — спросил Мати, по мнению которого Змеиная царица обязательно должна быть длинной и худенькой. — Фигура не самое важное, — ответил Змеиный царь, — но я терпеть не могу тщеславных и глупых женщин. Снова донесся противный трубный звук. — Где слон? — опять спросил Мати. Ведьма, какая бы тщеславная и толстая она ни была, сейчас мало интересовала мальчика, потому что ведьмы могут жить повсюду, и в этом нет ничего удивительного. Но чтобы слон, южное животное, которое обитает в Индии и Африке, появилось вдруг в этом лесу — вот это уже кое-что! — Как он сюда попал? — наседал мальчик на Змеиного царя. — Это долгая история, — произнес Змеиный царь, — и сегодня ее не помнит уже не один человек. Но так как сегодня вы внесли в мою жизнь приятное разнообразие, я вам ее расскажу.История шестнадцатая, из которой мы узнаем о слоне, о том, что звери пришли к Змеиному царю за помощью, а также о том, что ведьма катается на роликовых коньках
— Садитесь, пожалуйста, — Змеиный царь показал на подушки, разложенные у трона. Гости приготовились слушать. — Эту слоновью историю уже никто не помнит, — повторил Змеиный царь, — но вы должны ее услышать. — Несколько сот лет назад Прунта-Прулла время от времени занималась разбоем. Темными осенними ночами она разжигала огонь в бухте Чертова острова, усаживалась на прибрежный камень, пела и заманивала проходящие корабли на рифы. В то время Чертов остров был известен еще как Розовый остров и носил это имя по праву. Там росло множество кустов шиповника, и летом островок выглядел как цветущий сад. Потом, когда корабли один за другим стали налетать на рифы, моряки решили, что здесь замешан сам старый черт. Они начали обходить Розовый остров и прозвали его Чертовым. Все самые ценные вещи с разбившихся парусников Прунта-Прулла перетащила к себе в пещеру. Она заполучила тонкие шелковые ткани и воздушные кружевные платки, украсила себя драгоценными камнями и золотыми ожерельями. — И все для того, чтобы понравиться тебе? — с жаром спросила Майли. — Она же глупая. Тщеславная и глупая, — Змеиный царь уклонился от ответа. Очевидно замечание Майли ему было не по душе. — А слон? — с нетерпением спросил Мати, — откуда Прунта-Прулла взяла слона? — Это случилось однажды темной августовской ночью. Мимо наших берегов шла красавица шхуна, которая везла дары князя из далекой Южной страны властителю Северных стран. Там были кофейные зерна и какао, жемчуга и кораллы, поднятые со дна моря. Был там и невиданный в этих краях зверь — молодой слоненок. По обыкновению Прунта-Прулла и в ту ночь зажгла свой обманный огонь и уселась петь на камень. И когда красавица шхуна подошла совсем близко к береговым камням, ведьма начала свистеть и высвистала ветер. Поднялась буря, которая выбросила шхуну на рифы. С большим трудом команде корабля удалось доплыть до берега в спасательной шлюпке. Вдруг капитан увидел, как маленькая толстенькая бабенка прыгает по кораблю и жадно складывает в передник жемчужины и коралловые ожерелья. — Слушай, бабка, — крикнул капитан, — по какому праву ты хватаешь наш товар?! — По береговому праву! — засмеялась ведьма. — Чья земля, того и товар! Что вы лезете на мои камни! Брысь отсюда! Тут моряки сообразили, с кем имеют дело. Они развернули спасательную шлюпку и что было сил стали грести в открытое море. Проходившее мимо судно взяло их на борт. А ведьма продолжала буянить на корабле. Слона она поначалу и не заметила, потому что он, убаюканный долгим морским переходом, дремал возле мешков с кофейными зернами и сам был похож на большой серый мешок. Парусник постепенно погружался в воду. Когда волны окатили спину слоненка, он очнулся и ступил с утопающего корабля прямо в море. Вода едва доставала ему до живота, и он спокойно вышел на сушу. — Ах ты, моя крошка! — воскликнула Прунта-Прулла, повязала слону на ногу голубую шелковую ленту и, как овечку, повела обитателя джунглей к себе в чащу. Ведьма кормила его черникой и морошкой, молодыми сосновыми побегами, сушеными грибами и медом лесных пчел, и серый гигант стал ее домашним животным. — А зимой? Что стало со слоном зимой? — заволновался Мати. — Поначалу Прунта-Прулла хотела, чтобы слон погрузился в спячку. Но этого он не умел. Тогда с приходом холодов ведьма превратила слона в камень, потому что с камнем мороз ничего не сделает. И летом, когда по лесу ходят люди, ведьма тоже превращает своего любимца в камень, чтобы его никто не заметил. — Хотела бы я видеть, как ведьма разъезжает на слоне! — с придыханием сказала Майли. — Можно пойти посмотреть на слона? — попросил Мати. — Если вам этого очень хочется, — слегка обиженно отозвался Змеиный царь. — Но, может быть, вначале вы осмотрите мой дворец? Однако из осмотра дворца ничего не вышло, потому что пришел страж еж и доложил, что посланцы лесных зверей просят Змеиного царя принять их. Вскоре они уже стояли у трона: уж, утка-синешейка, белка и косуля. — Какая забота привела вас ко мне? — спросил Змеиный царь. — Большая забота! Наша общая беда! Страшное несчастье! — наперебой заголосили послы. — Помоги нам! — Говорите по одному! — приказал Змеиный царь. Первым слово взял уж. Он был со Змеиным царем одного племени и потому чувствовал себя во дворце чуть более уверенно, чем остальные. — Они осушают болота и вытаптывают подлесок, — пожаловалась красивая черная змейка, и белые пятнышки на ее затылке от гнева пожелтели. — Нам больше негде жить! — Они осушают наше родное озеро! — пожаловалась утка-синешейка, и блестящие зеленовато-синие перышки у нее на шее тревожно встопорщились. — А мои детки еще не умеют летать — я не могу с ними убежать! — Они вырвали с корнем дерево, в дупле которого спали мои мохнатики! — заплакала белка и попыталась хвостом утереть слезы. — Как мы будем теперь жить на голой земле — нас сожрет лисица! — Они уничтожают лес. А как жить без леса! — прошептала косуля и из ее больших глаз глянула безбрежная грусть. — Кто? — потребовал ответа Змеиный царь. — Слон! — простонал уж. — Прунта-Прулла! — крякнула утка. — Прунта-Прулла со своим слоном! — фыркнула белка. — Слон со своей Прунтой-Пруллой! — вздохнула косуля. И в ту же минуту издалека донеслись глухие толчки и трубный голос слона. — Что еще выдумала эта ведьма? — рассердился Змеиный царь. — Она делает из леса гладкую площадку, — проскулила белка. — Чтобы кататься на роликовых коньках, — грустно объяснила косуля. — Что-о?! — взревел Змеиный царь. От ярости он позеленел и постепенно стал превращаться в змею. Одна сверкающая корона еще подтверждала его царское происхождение. Засыпайке стало жутко. — Где же моя волшебная шапка? — проговорил он дрожащим голосом. — У ведьмы на голове! — прорычал Тупс. — Откуда ты знаешь? — Знаю! Я зубами ухватился за невидимую колдунью. А потом она улетела. — Что же ты сразу не сказал! — рассердился Мати. — Да вы же не дали мне говорить! Видите, это все, что мне досталось. — И Тупс положил к трону Змеиного царя кусок материи, украшенный перьями, который остался у него в зубах, когда песик ловил засыпайкин запах. — Сссмотри-ка, сссмотри-ка — это кусссок платья Прунты-Пруллы! — прошипел Змеиный царь. — Значит моя шапка сейчас на ведьминой голове! — жалобно сказал Засыпайка. — Невидимая ведьма в лесу! Это ужасно! — Пошшшли! — сказал Змеиный царь. Он соскользнул с трона и с невероятной скоростью выполз в дверь. Странная компания появилась в лунную ночь на лесной просеке. Впереди всех летела утка-синешейка. За ней, извиваясь, следовал Змеиный царь, который от великого гнева все время менял окраску. Его желтые глаза освещали дорогу, как автомобильные фары. По пятам за Змеиным царем полз уж, с ветки на ветку прыгала белка, а следом шли наши друзья — Мати, Майли, Засыпайка и Тупс. Замыкала процессию косуля. Она следила, чтобы никто не отстал и не заблудился. И это было очень мило с ее стороны, потому что бедный Засыпайка со своими крохотными ножками никак не поспевал за остальными. Вскоре устал и Тупс, и Мати сунул его за пазуху. Но взять за пазуху Засыпайку детям было не под силу. Тогда на помощь пришла косуля, и Засыпайка, гордо восседая у нее на спине, думал: — Какая удивительная штука — жизнь! Никогда не угадаешь, что принесет тебе новый день! Наконец добрались до цели. Синешейка опустилась на мох возле Змеиного царя, уж предупреждающе прошипел: «Тс-сс!» — и все застыли на месте. Зрелище, которое открылось их глазам, действительно поражало: посреди гладкого, как стол, поля (слон втоптал стволы деревьев в землю и превратил их в паркет!) скользила маленькая толстая ведьма Прунта-Прулла. Она кружилась на роликовых коньках необычайно ловко и проворно, вертелась на одной ноге, делала замечательные прыжки и повторяла одну и ту же комбинацию шагов. Не было никаких сомнений — ведьма репетировала танец на коньках! Наконец она остановилась и, тяжело дыша, вытерла лоб пучком мха. Слон, который тихонько стоял рядом, зачерпнул хоботом воду из ручья, подошел к хозяйке и облил ее освежающей влагой. Ведьма пыхтела и нежилась — можно ли было найти лучший душ в лесной чаще. Змеиный царь потрясенно молчал. И тут ведьма заметила, что за ней наблюдают. Ее злой взгляд метнулся по краю леса. — Что уставились! — прохрипела она. — Брысь! Это мой каток! Но вдруг Прунта-Прулла преобразилась: она поняла, что два желтых луча, которые держали ее в кругу света, принадлежат не кому иному, как самому Змеиному царю! — О, кого я вижу! — защебетала ведьма. — Какая честь! Сам повелитель! Добро пожаловать! Сейчас, сейчас я исполню для вас свою произвольную программу! — вслед за этим она повернулась к слону и нежным голосом попросила: — Ну, моя Крошка, давай покажем, на что мы способны! Слон поднял хобот и протрубил сигнал к началу. Вслед за этим серый гигант стал исполнять роль оркестра. Правой передней ногой слон выбивал на пне барабанную дробь, его задние ноги топтались в резвом ритме, хоботом он ударял старым продавленным ведром о ствол дерева, издавая к тому же звук тромбона — это был потрясающий лесной джаз! А Прунта-Прулла сияла и щебетала. Ее нисколько не смущало то, что после недавнего душа она насквозь промокла, и с ее наряда ручьями текла вода. Она гоняла на роликовых коньках по паркету из деревьев, делала круги, пируэты, вертелась волчком, летала стрелой и закончила свое выступление безумно смелым сальто: подпрыгнула, перекувыркнулась в воздухе и красиво приземлилась. И вот она, задыхаясь, стоит перед Змеиным царем и ждет аплодисментов. Но Змеиный царь от негодования стал темно-лиловым. — Ты вссе-же думаешшшь, что делаешшшь? — разъярился он. — Я танцую на роликовых коньках! — гордо объявила ведьма. — Танцуй сссколько твоей душшше угодно, — прошипел Змеиный царь. — Только не трогай лессс! — Но мне нужна площадка! — невинно смеясь, объяснила Прунта-Прулла. — Не могу же я кататься по стволам деревьев вверх и вниз! Не могу делать пируэты в кронах сосен! — Кроме тебя в лесссу живут еще сссамые разные птицы, звери и букашшшки, — Змеиный царь все еще пытался ее образумить. — А мне какое до них дело! — засмеялась ведьма. — Ессли ты разоришшшь лес, всссе обитатели лессса станут бездомными, — терпеливо продолжил Змеиный царь. — А я так хочу! Мне нравится! — выпалила ведьма. — Лессс нельзя уничтожать! — вскричал Змеиный царь. — Лессс — это сссвятое! — Видишь — так ты на меня внимания не обращаешь, а сегодня все-таки пришел посмотреть! — торжествовала ведьма. — Значит от строительства катка была какая-то польза! А теперь слушай: если ты хочешь, чтобы я оставила от твоего леса хоть самую малость, возьми меня к себе во дворец! Майли и Мати испуганно переглянулись: неужели умница Змеиный царь согласится ради спасения лесных обитателей жить вместе с ведьмой? — Крошка, следующую сосну! — приказала ведьма слону. Слон медленно покачал головой. — Ты слышал?! — рявкнула ведьма. — Вытаскивай следующую сосну! — Не хочу! — сказал слон. — Ах, так! — крикнула Прунта-Прулла. — Ты меня не слушаешься. Тогда я возьму себе нового слона! Слон с грустью обвил хоботом сосну, но не выдернул. Ведьма налетела на слона. И тут Змеиный царь вытянулся вверх во всю длину. Желтый свет его глаз стянулся в два узких, острых, как игла, луча. Этим лучами он буравил ведьму и пытался приковать ее к месту. С другими обитателями леса этот прием всегда удавался — они под взглядом змея сразу цепенели. Но Прунта-Прулла не подчинилась ему. — Но ведьма же была видимой! — вдруг догадался Мати. — Вполне видимой! — согласилась Майли. — Где моя волшебная шапка? — заныл Засыпайка. — Моя волшебная шапка пропала! — С земляничной поляны она улетела в шапке. Шапка должна быть здесь! — твердил Тупс, который, дрожа, сидел у хозяина за пазухой. Ведьма и огромный слон нагнали на него страха. Охотнее всего он бы целиком спрятался у Мати под курткой. Но песик понимал, что настало его время. Именно сейчас ему предстоит загладить свою ошибку. Во второй раз он не может потерять след волшебной шапки! Тупс спрыгнул на землю и пошел на поиски запаха волшебной шапки. Нос привел его к маленькой елке. — Смотри! — воскликнула Майли. — Шапка висит на ветке! Тупс встал на задние лапы, вытянул шею и попробовал схватить шапку. — Кыш! Не смей трогать! — закричала Прунта-Прулла, которая повесила шапку на ветку на время своих танцевальных упражнений. — Это моя шляпа! Не смей! Ведьма налетела на песика, но тот внезапно исчез без следа! Исчез вместе с шапкой! — Моя шляпа! — завизжала ведьма. — Крошка, ищи мою шляпу! — Слон затоптался на деревянном паркете. — Он затопчет Тупса насмерть! — испугался Мати. Но невидимый Тупс от радости так расшалился, что повесил волшебную шапку на хобот слону. И слон пропал! Прунта-Прулла тупо смотрела, как на ее глазах слон превратился в собаку! — Крошка, где ты? Крошка, куда ты делся?! — кричала ведьма. Слон трубил изо всех сил. Но не было слышно ни единого писка. — Невидимый слон — это довольно опасное явление, — заволновался Засыпайка. — Тупс, неси сюда шапку! Немедленно! — крикнул он. Куда там — Тупсу нравилась эта игра. Он по запаху нашел волшебную шапку, схватил ее и снова стал невидимкой. И на глазах ведьмы произошло новое чудо: собака превратилась в слона! — Тупс, не шали! — пожурил Мати своего невидимого любимца. — Неси шапку Засыпайке! Живо! В то мгновение, когда Засыпайка вновь надел свою шапку задом наперед, песик снова стал видим. А Прунта-Прулла страшно разозлилась. — Это все твои проделки! — кричала ведьма Засыпайке. — Я тебе покажу, кто в этом лесу хозяин! — Она разогналась и подлетела к Засыпайке на роликовых коньках. — Давай, давай, — пробормотал он, быстро стянул шапку с головы и смело посмотрел ведьме в глаза. Теперь у него была, наконец, возможность показать, что он, Засыпайка, не какой-нибудь неудачник, который блуждает по лесу вокруг камня. Он — это он, он может спасти лес и всех его обитателей от большой беды. Увидев Засыпайку без шапки, Прунта-Прулла почувствовала вдруг непреодолимую тягу ко сну. Роликовые коньки ее больше не слушались, и ведьма в страхе увидела, что мчится прямо на сосну. Она так резко затормозила, что завертелась на месте. И вот уже веки у нее сомкнулись. Она вращалась на своих роликовых коньках и спала. Спала и вращалась. Понадобилось еще несколько секунд, чтобы Змеиный царь вполне овладел собой. Он знал, что один на один ему Прунту-Пруллу не одолеть, но уж спящая колдунья, безусловно, уступала ему в силе! Он встал на хвост, направил свои желтые лучи на ведьму и сказал:
Последние комментарии
4 часов 30 минут назад
5 часов 59 минут назад
6 часов 55 минут назад
1 день 5 часов назад
1 день 5 часов назад
1 день 6 часов назад