Persona Non Grata [Иван Максименко] (fb2) читать онлайн

Persona Non Grata Иван Максименко Персона Нон Грата

ПРОЛОГ

Все имена, названия и события в этой книге являются вымышленными. Совпадения с реальностью случайны.

2002 год, Центральная Европа

Холодное мартовское утро

Солнце должно было взойти приблизительно через час. Лишь вдали, на восточной стороне горизонта, через темную пелену ночи пробивалось тусклое сияние зори.

Магистраль, ведущая к государственной границе, была тихой и пустой. Свет фар фуры, двигавшейся по ней в этот момент, просачивался через легкий туман, тонким слоем стелившийся над асфальтом.

Дальнобойщик то и дело протирал покрасневшие, сонные глаза, иногда посматривая на электронные часы на приборной доске. Каждые пятнадцать-двадцать минут он протягивал правую руку к пассажирскому сиденью и брал лежавшую на нем бутылку минеральной воды. Считая пройденные километры, Бекир — так звали водителя — все больше нервничал, его взгляд все чаще пробегал по цифрам на часах.

Водитель снова взял пластиковую бутылку и сделал глоток, чтобы ополоснуть горло, постоянно пересыхавшее от волнения. Перед отъездом хозяин груза несколько раз отчетливо напомнил Бекиру, что на таможенный пункт нужно попасть в семь — семь тридцать утра, не раньше и не позже, чтобы встретить «нужных» таможенников. Кроме этого, водитель помнил еще одно важное замечание — приехав в назначенное время на таможню, он должен был сказать проверяющему инспектору кодовую фразу: «Мурат шлет тебе привет», причем сказать это нужно было по-английски. Инспектор в свою очередь, если все шло по плану, должен был ответить: «Мурат — это брат Расима?». Если же таможенник вместо этого молчал, смотрел непонимающим взглядом или что-то еще, это означало бы, что возникли какие-то очень серьезные проблемы.

Всю дорогу Бекир бурчал себе под нос заветную фразу, пытаясь хоть немного сгладить сильный турецкий акцент. «Нужных» таможенников он видел лишь на нечеткой фотографии, которую при последней встрече ему показал владелец фуры.

«Если этот шайтан все правильно сказал, то хорошо — заработаешь бабки, Бекир. Если нет…», — подумал про себя дальнобойщик и звучно кашлянул. До пункта назначения оставалось ехать еще минут десять. На ровной асфальтовой дороге с крайней редкостью встречались машины; лишь в немногих окнах домов пограничного городка, который мелькал слева, можно было увидеть зажженный свет.

Бекир по привычке посмотрел на часы, затем мозолистой ладонью протер лицо и помассировал затекшую шею. Впереди уже виднелся торчащий у обочины прямоугольный указатель, на котором жирными черными буквами было написано: «ТАМОЖНЯ — 1 км». Водитель снова немного напрягся и сжал губы.

«Только бы чего-нибудь не стряслось. Если меня достанут менты, этому шайтану я потом покажу!», — волнение Бекира не спадало, на его лбу начали обильно выступать капельки пота. Рукавом шерстяного свитера он вытер лоб и выключил кондиционер, комфортно прогревший кабину.

До въезда в терминал оставалось еще около трехсот метров. Фура снизила скорость и, свернув с магистрали, направилась в сторону отделения таможни, предназначенного для проверки большегрузных машин.

Спустя еще пару минут Бекир въехал через пост сонных охранников. С левой и правой стороны были расположены полупустые стоянки, а впереди — метрах в пятидесяти — возвышался административный комплекс. Фасад главного здания был почти полностью застеклен. На фоне толстого матового стекла, облитого медным отражением восходящего солнца, контрастно выделялись белые бетонные колонны парадного входа и огромная надпись «Таможенный контроль» над крыльцом. Из-за бетонного забора в дальнем конце комплекса регулярно доносился громкий стук колес железнодорожных составов, проходивших параллельный досмотр.

Поддерживая низкую скорость, водитель проехал возле одной из клумб, отделявших площадки для парковки от проезжей части, и направился к пункту проверки. Остановив машину у пункта, Бекир, не спеша, открыл дверцу и соскочил на землю, сжимая в руках охапку документов.

Он приблизился к окошку барака, слегка нагнулся и посмотрел на дежурившего там инспектора. Продолжая сжимать бумаги в левой руке, водитель фуры набрался смелости и произнес по-английски: «Мурат шлет тебе привет». Таможенник посмотрел на него исподлобья, затем привстал и проверил, нет ли посторонних вокруг.

«Мурат, это брат Расима?», — медленно выговорил инспектор. Бекир оживился, услышав условный сигнал. Он просунул документы в окошко, сотрудник таможни взял их и поднес трубку служебного телефона к уху. Дальнобойщик увидел, как тот нажимает на одну из кнопок на телефоне и с кем-то переговаривается.

Положив трубку, инспектор посмотрел на экран компьютера, пролистал документы и таможенную декларацию и поставил на них печати. После этого он снова привстал и, приблизив голову к окошку и осмотревшись по сторонам, тихо сказал дальнобойщику по-английски: «Сейчас проедешь через весы и рентген, потом — свободен».

Водитель, успев более-менее понять, что сказал ему представитель закона, кивнул в ответ и забрал свои бумаги. Затем он повернулся, зашагал в сторону машины и заскочил в просторную кабину. Волнение заметно спало — Бекир не ожидал, что все пройдет так гладко и инспектор не станет проделывать весь перечень формальных проверок. Усевшись за руль, он даже начал сквозь зубы тихонько напевать какую-то бодрую мелодию.

Дизельный двигатель фуры заработал, издавая плотный рокот. Подождав несколько секунд пока мотор прогреется, водитель нажал на сцепление и включил передачу. Машина плавно тронулась с места и направилась к окрашенной в яркий оранжевый цвет платформе автомобильных весов. После этого последовал переход через рентгеновский комплекс, закончившийся тоже необычно быстро. Информация с весов и рентгена поступала на компьютер второго инспектора, находившегося в том же бараке, что и его коллега, но отделенного от него фанерной перегородкой.

Выехав за пределы таможни, Бекир наконец смог вздохнуть с облегчением и расслабиться — его фура уже находилась на территории государства под названием Имагинера. Водитель продолжал движение, постоянно прижмуриваясь из-за яркого утреннего солнца, краем своего огненного диска задевавшее далекую линию горизонта. Снова напев непонятную мелодию, он достал из кармана брюк сотовый телефон, который ему дали перед отъездом, и позвонил по единственному номеру, записанному в электронной памяти аппарата.

— Алло… — в трубке затрещал голос хозяина фуры, — ну, как? Сделал то, что я тебе сказал?

— Да… я уже в Имагинере. Твои люди на месте? Деньги приготовлены? У нас с тобой уговор, — ответил Бекир.

— Все как договорились, не бойся. Привези груз, куда я тебе сказал… там тебе дадут деньги и на этом твоя работа закончена. И не забудь вернуть мобилу.

— Ладно… пока. — На этом водитель прервал разговор и бросил мобильник на пассажирское сиденье.

Поскольку Бекиру и раньше доводилось проезжать через Имагинеру, ему не понадобилось доставать дорожные карты из бардачка и искать по ним правильную дорогу. Благодаря этому, он не отставал от намеченного плана и, как он надеялся, его ждала получка и благополучное возвращение восвояси, не позднее, чем через сутки.

Услышав по радио непонятную для себя имагинерскую речь, он нажал на кнопку приемника и выбрал другой канал, на котором звучала ритмическая музыка. Расслабившись, водитель протянул левую руку к сетчатому кармашку, расположенному под ручкой левой дверцы, и, не глядя, достал припасенную пачку сигарет.

Сжимая фильтр дымящейся сигареты в зубах, Бекир начал всматриваться в дорогу и искать глазами указатель, обозначающий развилину, ведущую в город под названием Грейден. Водитель еще раз про себя повторил наставления хозяина груза: «Сначала повернешь на Грейден, потом, как проедешь еще метров двести, увидишь пункт, где принимают металлолом. В него прямо и заедешь — там мои люди, они тебе заплатят деньги и примут груз».

Наконец Бекир сумел разглядеть заветную табличку, указывающую на шоссе, ведущее в Грейден. Тяжелый грузовик снизил скорость и вписался в поворот. Через пару минут он уже стоял на парковке пункта сбора металлолома с выключенным двигателем. К нему сразу подбежали трое молодых людей спортивного телосложения, кучковавшихся до этого у калитки.

— Ну как? На границе не придрались? — пробасил по-турецки один из подошедших к грузовику мужчин, поравнявшись с вышедшим из фуры Бекиром.

— Нет, все прошло нормально, — ответил дальнобойщик.

— Ну и ладно. Кстати, — незнакомый достал из внутреннего кармана своей кожаной куртки пачку мятых долларов, обмотанных резинкой, — вот тебе твои бабки. Все остальное — наша забота. Если хочешь, можешь подождать пару минут, один из наших тебя может попутно подбросить до города.

— Хорошо. Я подожду…

В следующее мгновение для Бекира, который уже пересчитывал свой гонорар, время как будто начало идти замедленным ходом.

Неожиданно, на территорию пункта въехали небольшой грузовик и микроавтобус, и из них высыпалось около двух десятков крепких мужчин в масках, вооруженных автоматами. Часть их перегородили вход в пункт, остальные окружили Бекира и трех типов около фуры, сопровождая свои действия матом и криками «Стоять! Не двигаться!». Водитель даже не попытался убежать или сопротивляться. Его так и уложили — физиономией на холодный и грязный асфальт, а пачка заработанных им долларов упала в лужицу возле него.

Полежав несколько секунд на животе, Бекир попытался сообразить, что с ним только-что приключилось. В это время, пока он смотрел ошалевшим взглядом на суетящихся вокруг вооруженных людей в масках, на его запястьях щелкнули наручники.

— Имя, фамилия! — рявкнул здоровяк в маске, застегнувший наручники на руках Бекира.

— Я не понимаю… я турецкий гражданин!… — на ломаном английском ответил Бекир, пока второй мужчина в маске снимал диалог на видеокамеру.

— Он, вроде, по-английски говорит, турок, по-моему… — здоровяк покосился на оператора. — Что вы здесь делаете? — по-английски, с акцентом, переспросил он.

— Я…водитель, водитель! — растерянным голосом прохрипел Бекир.

— Что? Водитель?

— Да, да!

— Чем загружен грузовик? — здоровяк обхватил своей похожей на медвежью лапу рукой лоб водителя и развернул его голову так, чтобы лицо попало в объектив камеры.

— Гуманитар… е…гуманитарная помощь!

— Имя! Ваше имя и фамилия! — боец продолжал держать водителя за голову.

— Я… Бекир. Бекир Демирчи! Турецкий гражданин!

— Кроме гуманитарной помощи… что еще есть внутри?

— Что? Не понимаю…

— В грузовике… — мужчина в маске на секунду замолчал, пытаясь вспомнить нужное английское слово. — Что вы скрываете внутри грузовика?

— Я не знаю. Не знаю. Я только водитель. Мне сказали… это… приехать сюда!

— Вы перевозите контрабанду? — выговаривая слово «контрабанда», здоровяк резко растормошил голову Бекира.

— Я не знаю. Я только водитель! Мне не сказали, что там…

— Ладно, потом посмотрим «just a driver»^[1] ли ты, — уже по-имагинерски прорычал мужчина в маске.

После этого допрос закончился; Бекира подняли с земли, и повели к одной из машин, на которой приехала группа захвата. Дальнобойщику она показалась знакомой — такую же машину он краем глаза заметил в зеркале заднего вида после прохождения таможни, на магистрали, но она не вызвала у него подозрений.

«Да-а, Бекир — все накрылось…», — с грустью подумал про себя турок, садясь в кузов машины. Он уже понял, кто были люди, устроившие зрелищное задержание, и рассуждал над тем, что ему грозит: штраф, депортация или же наихудший из вариантов — тюремный срок.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. РАССЛЕДОВАНИЕ

1

Первым делом Бекира отвезли в Грейден. Полицейская машина, в которой он ехал, остановилась у длинного здания с бледно-желтыми стенами. В углах крыльца здания были установлены флагштоки с развевающимися на легком ветру государственными флагами Имагинеры, на всех окнах первого этажа были приварены выкрашенные в белый цвет железные решетки, а у тяжелых деревянных дверей на входе стояли и разговаривали двое постовых.

Бекира вывели из машины, и повели к зданию. Охранники сразу прекратили разговор и перенесли все свое внимание на поднимающуюся по ступеням толпу полицейских в масках и арестанта, который находился в ее центре. Одновременно с этим, из микроавтобуса, следовавшего за машиной с задержанным дальнобойщиком, под охраной конвоиров вышли и трое молодых людей, встретившие фуру. Им, в отличие от турка, здание с желтоватыми стенами было довольно хорошо знакомо — в одном крыле помещался районный отдел Министерства Внутренних Дел (МВД) Республики Имагинера, а в другом находился Следственный изолятор.

Молодых людей провели через длинный полутемный коридор первого этажа райотдела и проводили в одну из комнат. В углу помещения, у занавешенного окна, стояли два простых деревянных стола, буквой «Г» друг к другу, два стула и два шкафа — один деревянный, другой — металлический. На одном из столов стоял громоздкий компьютерный монитор, служебный телефон, пачка белых листов и разные канцелярские принадлежности.

Троицу заставили повернуться лицом к противоположной от стола стене и не двигаться. Через пару минут в комнату зашли двое из конвоиров и принесли пять металлических стульев — три стула достались задержанным, а на остальные два сели передохнуть охранявшие их сотрудники полиции.

Задержанные разместились на принесенных для них стульях, лицом к столу, за которым сидели двое полицейских в гражданской одежде. Они и начали допрос. Оказалось, что у двоих есть имагинерское гражданство и прописка в Грейдене, а их третий пособник имеет вид на жительство и статус беженца. По происхождению двое были турками — их родственники уже давно обжились в Имагинере, поэтому они выросли здесь и знали отлично местный язык, а третий оказался живитаром — уроженцем республики Живица, маленькой страны, расположенной на Балканах.

Проверка прошлого трех молодых людей — туркам было лет по тридцать, а живитару, которого звали Омер, двадцать шесть — показала, что у первых двух были предыдущие судимости за хулиганство, нанесение увечий и кражи. Опыт прежнего общения с правоохранительными органами сказывался и на их поведении — они вели себя довольно уверенно, даже несколько вызывающе, бросали косые взгляды и отрицали всякую причастность к контрабандным сигаретам, скрытым в коробках из-под гуманитарной помощи, которыми была загружена фура.

Именно эта подробность объясняла сильное беспокойство Бекира во время прохождения через таможню. Он и не предполагал, что его поймают практически в момент, когда заработанные, хотя и нечестным, но все-таки трудом, деньги были у него в руках, и оставалось лишь купить билет домой.

Омер, в отличие от своих приятелей, вел себя не так уверенно и отвечал на вопросы полицейских уклончиво, кусал губы и нервно барабанил каблуками по исцарапанному паркету. Это был его первый привод в полицейский участок и первая серьезная провинность. До этого самыми скверными его выходками были драки перед ночными клубами и разбитая однажды витрина магазина, но все это ему легко сходило с рук. Полицейские обратили внимание на эти мелкие детали еще в начале допроса и сейчас продумывали свою дальнейшую тактику.

Наконец, один из следователей, сидевших за столом, скомандовал охранникам, караулившим в другом углу комнаты, отвести двух смуглых черноволосых мужчин во временный изолятор. Конвоиры выполнили задание и удалились. В комнате остались двое следователей и Омер, который немного растерялся, оказавшись наедине с полицейскими.

— Ну что, Омер? Ты и твои… приятели… все пудрите нам мозги. Ты ведь не считаешь нас дураками, правда? — заговорил один из следователей.

— Да нет… — смущенно пробурчал Омер.

— Тогда, давай, говори правду. Зачем врать? — спокойным тоном продолжил полицейский. — У нас против вас доказательств — не счесть! Мы за вами давно наблюдаем. А то, что эти двое строят из себя идиотов, — им во вред. У нас и ваши телефонные разговоры есть, и видеозаписи. А как я понимаю, у тебя раньше не было судимости. Ты ведь не дурак, Омер. Мы тебе даем шанс выкарабкаться. Пойми — ты реально можешь сесть лет на пять! Думаю, такой расклад тебе не очень нравится, да?

— Ну… нет… не нравится, — согласился Омер.

— Вот! А если ты нам скажешь правду, мы тебе поможем. Ты на этих двух отморозков не смотри — им все равно. Отмотают новый срок — ну и ладно. А тебе, зачем жизнь ломать? И еще… — следователь взял ручку и зажал ее между указательным и средним пальцем, — ты ведь проживаешь здесь временно? Ты числишься беженцем, да?

— Да… у меня документы нормальные! Мы от войны спасались.

— Я понимаю. Но ведь статус беженцев рассматривается специальной комиссией. Причем через определенный промежуток времени каждый отдельный случай пересматривается заново и судимость тоже учитывается. А если брать в расчет и причину, по которой тебя арестовали… тебя вполне могут вернуть обратно на родину.

— Но там война! — Омер встрепенулся, — меня не могут туда вернуть!

— За контрабанду, причем, в таких масштабах… тебя выдворят и глазом не моргнут, — полицейский видел, что его подход начинает давать результаты, — но, если ты начнешь говорить, мы гарантируем, что этого не случится. И не только это. Ты даже можешь пройти по этому делу как свидетель, а не как обвиняемый. Это зависит только от тебя.

— Но… если я буду говорить… — у Омера был заметный акцент, — мне могут отомстить. И моей семье тоже.

— Об этом не беспокойся. Мы этого не допустим.

— Гарантируете?

— Абсолютно, — решительно ответил следователь.

— Ладно… я буду говорить, — после недолгого раздумья сказал Омер. — Значит… меня не посадят?

— Если ты скажешь все, что знаешь, и не будешь врать — да.

Аргументы полицейских оказались достаточно весомыми, чтобы убедить Омера сотрудничать следствию. И он начал давать показания.

Хотя этот молодой человек занимал самый низкий уровень в контрабандной цепи, информация, которой он обладал, имела ценность. В частности, он указал на посредника, который должен был принять коробки с сигаретами, обеспечить липовые бандероли и затем передать их второму посреднику, отвечавшему за связь с конечным звеном этой криминальной цепи — продавцами, сбывавшими контрабандные сигареты через сеть дилеров.

Сами дилеры обычно торговали своим товаром или на определенных улицах города, как правило — в бедных кварталах, далеко от глаз полицейских, или в ночных клубах. Был и третий вариант: сигареты распространяли через киоски, которые формально продавали газеты, сладости или другую мелочь. На самом же деле, в них из-под полы предлагали дешевое курево.

На основных фигурантов дела уже было собрано значительное количество материалов, но назвать дело раскрытым и готовым к передаче прокурору было рано. Не хватало твердых улик и свидетелей против главарей преступной группировки, контролировавшей поток сигарет из Восточной Европы. В руках сыщиков были Бекир, Омер и его сообщники, плюс несколько дилеров, но это не решало все задачи — даже если бы пересадили всех участников этой криминальной схемы, их место почти мгновенно заняли бы другие. Кроме того, контрабандисты никогда не страдали дефицитом сырья, так как ряд табачных фабрик на востоке Европы непрерывно снабжали их свежим товаром.

В частности, правоохранительные органы Имагинеры были хорошо осведомлены о прямом участии ряда производителей сигарет в контрабандных схемах. Сама схема не отличалась особой оригинальностью: фабрика продавала часть своей продукции — иногда даже не отмечая это в своих бухгалтерских ведомостях — оптовым покупателям, заведомо зная, что эти сигареты будут незаконно переправлены через границу и проданы на черном рынке.

В таких случаях производители обычно оправдываются фразами типа: «мы не несем ответственность за то, как клиенты распоряжаются нашей продукцией» или «нам невозможно контролировать товар за пределами фабрики; нет законов, которые нас бы обязывали это делать». Конечно же, эти оправдания были лукавы, так как — хотя это и звучит парадоксально — контрабанда им выгодна по нескольким причинам.

Во-первых, производители используют контрабанду как средство давления на государство, пытаясь тем самым добиться снижения акцизов и налогообложения, хотя исследования разных организаций показывают, что повышение цен на легальные табачные изделия никак не связано с ростом контрабанды.

Во-вторых, распространение дешевых контрабандных сигарет способствует увеличению потребления, а также помогает табачным маркам завоевывать новые рынки сбыта и популяризировать себя. К тому же, снижение пошлин на сигареты довольно негативно сказывается на государстве— с одной стороны возрастает число курящих, а с другой — казна лишается значительных доходов, которые можно было бы направить, например, на здравоохранение.

Тем временем закончился и допрос Бекира, который пришлось немного отложить из-за поиска турецкого переводчика. В конце концов, в управлении все-таки нашелся сотрудник, сносно владевший этим языком. Задержанный водитель отвечал охотно на вопросы оперативников, рассказывал, как заказчик установил с ним связь, кто вывел владельца фуры на него, но при этом турок категорически настаивал на том, что он не имел никакого представления о наличии контрабандных сигарет в грузовом отсеке машины и что его наняли лишь для того, чтобы отвезти груз в Имагинеру.

Полдень следующего дня, город Калиопа

— Да-а… у него в кузове сигарет на двести тысяч долларов, а он, видите ли, «не знал». Чушь! — вытирая руки салфеткой, сказал Роберт Муус, столичный следователь, который вел допросы Бекира и Омера. Мууса специально откомандировали в Грейден, чтобы он возглавил допросы задержанного дальнобойщика, так как это задержание было связанно с другим делом, заведенным в Калиопе, столице Имагинеры.

— Доказать, что он знал что находится в коробках из-под гуманитарки, будет очень-очень трудно, — допивая кофе, ответил Михаель Каран, коллега Роберта, работавший с ним в одном отделе. — Его ведь наняли в Чехии, а отправная точка маршрута — Македония.

— Это верно. Хорошо хоть его показания как-то можно к делу пришить. Нужно прошерстить этого Рика… или как его там. А потом и Османа.

— Сделаем, сделаем… — заедая кофе пирожком, ответил Каран.

— Как закончим с обедом, мне нужно будет сходить в лабораторию за результатами одной экспертизы… потом и в прокуратуру, — размешивая оставшийся на дне чашки кофе, пробормотал Муус.

— Ага… — согласился его коллега, доедая пирожок.

— Эх, смотрю я на тебя и удивляюсь: у тебя такой спокойный вид, как будто нет у тебя ни единой проблемы.

— Просто во время обеда от меня все негативное отходит. Еда и кофе для меня своеобразные… как его… инструменты для снятия стресса. Пока у меня брюхо полное, — Каран похлопал себя по довольно округленному животу, — мое сознание исполнено позитивом. А когда проголодаюсь, тогда становлюсь злым.

— Может, и мне для снятия стресса начать обжираться, отпустить жирное брюхо… как у тебя, — ехидно улыбнулся Муус.

— Вот увидишь, начну я здоровый образ жизни вести, от пива откажусь… от лишнего веса отделаюсь… — Михаель в шутку стукнул по столу.

— Кончай мечтать, Мик! Такое может случиться лишь в дурном сне, — офицеры засмеялись.

Двое полицейских поболтали еще минут десять и, посмотрев на часы, висевшие прямо над входом в зал служебной столовой, смирились с фактом, что обеденный перерыв подошел к концу и пора возвращаться к своим не столь веселым обязанностям.

Сделав анализ показаний Бекира и Омера, следователь Роберт Муус, который вел расследование против группировки, организовавшей контрабандные поставки сигарет под прикрытием гуманитарной помощи, сконцентрировал свое внимание на личности Рика — человека, который должен был принять табачный груз от Омера и двух его сообщников.

Оказалось, что Рик, которого на самом деле звали Рикард Эль, и раньше сталкивался с правосудием. Из архивов следователь выяснил, что Рикарда, гражданина Имагинеры, пару лет назад судили за распространение фальшивых документов. Рика осудили за то, что он возглавлял и контролировал незаконную группу для распространения фальшивых паспортов и водительских удостоверений, которыми его снабжали трое других помощников. Кстати, фальсификаторам тоже не удалось избежать уголовной ответственности.

В расследовании контрабандной схемы, длившемся уже почти шесть месяцев, «Рик» впервые был упомянут одним из посредников, поддерживавших связь с дилерами. Выявить настоящую личность Рика быстро не получилось, так как задержанный посредник его настоящего имени не знал, к тому же, встречался он не с ним, а с кем-то из окружения Рикарда. Такое неведение не вызвало удивления у полицейских, так как преступники, в данном случае контрабандисты, всегда действовали при помощи разветвленной системы сообщников, пытаясь в максимальной степени запутать сыщиков. Таким образом, между организатором преступления и его физическим исполнителем порой можно было насчитать двух, трех и более связников, которые, как правило, не были знакомы между собой.

Собрать прямые доказательства в этой ситуации тоже было очень трудно, не говоря уже о том, что некоторых свидетелей преступники запугивали, и они нередко меняли показания, ссылаясь на то, что они или «не видели», или «не помнят» подробностей случившегося. Поэтому, в большинстве случаев, доведение дела до суда требует очень много времени и нервных усилий.

Проделав немало кропотливой работы, сыщики сумели сначала выяснить происхождение контрабандных сигарет, просачивающихся в Имагинеру крупными партиями, затем вычислили нескольких дилеров, через них вышли на посредников, которые обеспечивали их товаром, потом на еще одну группу посредников, а в конце всплыла личность и самого Рика.

В данный момент следователь Муус составлял запрос на разрешение установить за Рикардом Элем электронное и радиопрослушивание. Впоследствии этот запрос должен был попасть к прокурору, который курировал данное дело, а он, в свою очередь, должен был представить вышеупомянутый документ окружному судье и получить от него официальное разрешение. Поэтому Муус отбросил все остальные заботы, спеша вовремя закончить с этой формальностью. Спустя минут двадцать следователь, наконец, закончил и, взяв под мышку папку с бумагами, отправился в прокуратуру.

2

Двадцатое марта

Полночь. На улице было весьма прохладно, легкие порывы ветра подхватывали валявшийся на асфальте бумажный мусор и разбрасывали его в разные стороны. Было тихо и спокойно, как всегда в это время суток, лишь изредка в округе звучал собачий лай. Но этот мирный пейзаж был обманчив — описываемый район находился на восточной окраине Калиопы и имел дурную славу среди столичных жителей.

Даже название, которым его окрестил народ, было говорящим — «Крысиный квартал». Такое скверное отношение район заработал себе не только, потому, что был самым бедным и непрестижным. Эта часть города была преимущественно заселена иммигрантами из Восточной Европы и Азии, причем, никто в миграционном агентстве не мог назвать точное количество людей, обитавших этот район. Уровень преступности в «Крысином квартале» был самым высоким в городе, в частности, тревогу вызывал угрожающий масштаб наркоторговли и все связанные с ней последствия.

Жители района, давно живущие в нем, со временем приспособились жить в условиях криминала и частых происшествий, происходивших у них под окнами. Разборки между группировками, в которых нередко кто-то из преступников расплачивался собственной жизнью, были нормой. Некоторые местные даже могли по звуку выстрелов различать калибр применяемого оружия.

Впрочем, вооруженные стычки чаще всего возникали между тремя самыми мощными группами: турками, живитарами и албанцами. Они считали себя истинными хозяевами этой части города, чувствуя свою безнаказанность. Последнему, кстати, способствовали и связи преступных главарей с чиновниками и представителями правоохранительных органов. Временами, конечно же, с коррупцией боролись: одних увольняли, других со скандалом сажали, но, тем не менее, резкого изменения ситуации к лучшему не наблюдалось.

Группировки «Крысиного квартала» специализировались на самом прибыльном из незаконных промыслов — наркотиках. Бандиты воспринимали серые городские улицы не только как свою вотчину, но и как рынок, где торговали своим смертоносным товаром. Острая конкуренция между отдельными бандами регулярно заканчивалась жестокими разборками и переделом территорий.

Основные силы были распределены примерно следующим образом: самая крупная доля наркобизнеса контролировалась тюркоязычными кланами и албанцами, известными в преступных кругах под названием «Sendika»^[2], специализировавшимися на кокаине, героине и синтетических наркотиках. Немного меньшую долю имели выходцы из бывшей Федерации Югоравия (в прошлом самая крупная страна на Балканском полуострове, ныне расколовшаяся под ударами гражданской войны на шесть отдельных субъектов: Мизия — бывший «центр» Югоравии, Иллирия, Восточная Панония, Живица, Копродина и Македония). Самыми многочисленными во второй группе были представители одной из отделившихся частей федерации, маленького государства Живица (до 1992 года оно имело статус автономного края) — его подданные контролировали треть каналов, по которым в Имагинеру поступали героин и конопля.

«Задруга» — этим словом в преступной среде обозначались организованные банды выходцев из Живицы. Хотя это название — буквально оно означало «общее дело» или «кооперация» — было нарицательным для всех банд Живицы, на деле, между ними было больше различий, чем близости.

Во-первых, группировки отличались клановостью: каждый клан основывался на очень крепких и тесных связях, и доверие между его членами заменяло всякие подписи и печати. Доверие ценилось так высоко, что нарушенное обещание или предательство каралось крайне жестко. Интересы клана стояли выше, чем, например, интересы общины. Подобный феодальный характер во многом объяснял и сильное противостояние между отдельными группировками, часто переходившее в открытую кровавую вражду.

Во-вторых, существовал еще один разъединяющий фактор — дело было в том, что группировки из Живицы делились и по религиозному принципу: живитары были представлены тремя основными конфессиями: мусульманами, католиками и православными христианами. Мусульмане составляли до сорока пяти процентов населения Живицы, православные живитары-мизийцы были на втором месте, — их насчитывалось почти тридцать пять процентов, — а католиков (этнических иллирийцев) было меньше четверти — около семнадцати процентов. В стране, кроме этих трех основных групп, компактно проживали цыгане, евреи и другие.

Вражда между христианами и мусульманами подпитывала не только огонь кровопролития в самой Живице, где до сих пор не прекращалась открытая борьба между конкурирующими политическими силами, охотно манипулирующими националистическими настроениями, но и жестокое соперничество между преступными бандами в самом сердце Имагинеры. Хотя наркоторговцы преследовали свои собственные корыстные цели, не связанные с политикой, они так же презирали собственных соотечественников, исповедующих иную религию.

Тем временем в пятиэтажном однотипном доме на одной из «крысиных» улиц царило необычное для такого позднего часа оживление. Одна из квартир дома, находившаяся на четвертом этаже, на трое суток стала наблюдательным пунктом для нескольких сотрудников Отдела по Противодействию Наркотикам (ОПН) МВД Имагинеры. За несколько дней до этого полицейские получили информацию о предстоящей крупной героиновой сделке и сейчас готовились к захвату преступников.

Третью ночь оперативники из ОПН — или «опэны», как их называли коллеги, — непрерывно выслеживали действия наркоторговцев, которые должны были осуществить сделку. Квартира, занятая полицейскими, превратилась в маленький командный штаб. На кухне, чьи замызганные окна выходили на дворик перед подъездом, за столом сидели руководители операции. Рассматривая карту города, разложенную на столе, они то и дело водили по ней пальцами, обсуждая план предстоящих действий. На карте, кроме двух карандашей, линейки и резинки, лежали две рации и из них, время от времени, доносился треск радиопереговоров.

В соседней комнате — не менее скромно обставленной, чем кухня — находились еще три человека. Один из них настраивал видеокамеру, установленную на штативе, и снимал улицу через проем между светло-зеленой занавесью и стеной сбоку от окна. Второй полицейский, сидя на стареньком деревянном стуле, вел наблюдение через бинокль, расположившись у противоположного угла окна, слегка отодвинув занавеску.

Трое оперативников сидели в полной темноте и умышлено не включали свет. Они, в отличие от своих руководителей, находившихся в соседней комнате, поверх рубашек были одеты в отличительные черные куртки с надписью «ОПН» на спине. Кроме того, у каждого из них имелась маска из тонкой черной материи, но так как в данный момент маскировка была им не нужна, лицо каждого было открыто. Для того чтобы не привлекать внимание соседей, оперативники общались только полушепотом и старались не шуметь.

Сотрудники ОПН предпочли эту квартиру не случайно: это была единственная (у полицейских было крайне мало времени на выбор) предлагаемая съемная квартира с видом на то место, где должны были встретиться наркоторговцы.

Вдруг — было уже почти два часа ночи — на противоположной от пятиэтажного дома улице, к одной из припаркованных у потрескавшегося тротуара машин осторожным шагом приблизился парень лет восемнадцати. Оперативник, который корпел над камерой уже почти семь часов подряд, слегка повернул объектив и увеличил картинку, чтобы получше рассмотреть появившегося из темноты подозрительного прохожего. Благодаря имевшемуся ночному режиму съемки можно было хорошо различить отдельные детали силуэта молодого человека, несмотря на почти полное отсутствие уличного освещения. Вина за это неудобство лежала на плечах местной шпаны, имевшей дурную привычку бить лампочки ради развлечения или же красть их, поэтому электрики редко спешили с подменой.

Юноша покрутился возле машины еще около минуты, постоянно бросая взгляды по сторонам, затем встал у водительской дверцы и вытащил небольшой предмет в форме цилиндра из кармана куртки.

— Есть контакт! Позови шефа! — скомандовал полицейский-оператор своему коллеге, сидящему на диванчике у дверного проема.

Оперативник соскочил с диванчика и кинулся в кухню, к руководителям. Через пару секунд он вернулся в гостиную вместе с двумя офицерами. Офицеры обступили оператора и начали всматриваться в жидкокристаллический экран видеокамеры.

— Картинку покрупнее можно сделать? — попросил один из руководителей.

— Секундочку… — ответил оператор и нажал на одну из кнопок.

Подозрительный молодой человек, снова оглянувшись, наклонился к левому переднему колесу и тут сотрудники ОПН поняли, что за предмет он держит — это был обычный карманный фонарик. Парень посветил им, видимо, пытаясь разглядеть какую-то деталь на колесе.

Закончив с осмотром, незнакомец выключил фонарик и положил его обратно в карман. Вслед за этим он отошел метра на три от машины и достал из правого кармана брюк мобильный телефон.

— Ждите команды, работаем только по сигналу, только по сигналу, прием! — скомандовал по рации один из офицеров, не отводя взгляда от экранчика видеокамеры, наблюдая за парнем.

Это распоряжение было адресовано группе специального назначения, которая затаилась на улице, в нескольких десятках метрах от ничего не подозревающего молодого человека. Группа в составе десяти человек скрывалась в небольшом грузовике, припаркованном на площадке у соседнего дома, уже на протяжении пяти часов. Полицейским приходилось ждать появления наркоторговцев в довольно не комфортном и пыльном грузовом отсеке машины, избегая лишних движений и громких разговоров.

Командир группы сидел у дверцы и левой рукой держался за ручку, ожидая, когда в его наушниках протрещит голос руководителя операции с приказом на захват. Тем временем, молодой человек, сделав короткий звонок по мобильнику, начал ускоряющимся шагом удалятся от машины, которую с таким вниманием до этого разглядывал.

— На «Заводском» кто у нас? Пусть его проследят, — офицер, которого оперативник распоряжающийся видеокамерой назвал «шефом», обратился к своему помощнику.

— Сейчас сделаем, — второй офицер отправился в кухню к Симону — третьему руководителю задания.

Симон, взглянув на карту, на которой цветными карандашами были отмечены места расположений мобильных полицейских постов, связался по рации со своими коллегами и поручил им проследить за странным ночным визитером.

Минуты через три автомобиль у тротуара снова привлек чье-то подозрительное внимание. На этот раз к нему подкатила синяя легковушка с двумя пассажирами. Как выяснилось позже, парень, разглядывавший переднее левое колесо припаркованного автомобиля, звонил именно людям в синей машине. Водитель замедлил ход и, поравнявшись с припаркованным автомобилем, остановился, не выключая двигатель. Сотрудники ОПН, которые в этот момент наблюдали за происходящим из квартиры дома напротив, замерли в ожидании.

— Всем приготовиться, повторяю, всем приготовиться. Ждите команду «гром»! — напряженно произнес офицер, наблюдая за зеленоватым изображением на экранчике видеокамеры.

Это сообщение услышал в своих наушниках и командир спецназа, затаившийся со своими товарищами в грузовике.

— Всем приготовиться, — прошептал командир, — скоро будем работать. — Его коллеги, сбитые в кучу как мешки с картошкой, приняли это сообщение с молчаливым воодушевлением, так как их многочасовому простою в душном кузове через считанные минуты должен был прийти конец.

Пассажир из синей машины, сидевший справа от водителя, вышел на улицу и, подозрительно оглянувшись, подошел к припаркованному у обочине автомобилю, встал у заднего багажника и вставил ключ в замок. Открыв крышку багажника, пассажир начал что-то искать внутри. Через полминуты он достал обмотанный скотчем пакет размером с большой кирпич.

— Внимание, команда ГРОМ! Повторяю, ГРОМ! — в радиоэфире прогремел голос главного руководителя, обозначая начало операции.

— Все, погнали! — задняя дверца грузовика распахнулась, и на улицу начали, щелкая предохранителями автоматов, выскакивать спецназовцы во главе со своим командиром.

Параллельно спецназу, на встречу синей легковушки помчались и две полицейские машины без опознавательных знаков, до этого скрытно патрулировавшие в нескольких кварталах от места события.

Пассажир успел захлопнуть крышку багажника и только намеревался запрыгнуть обратно в машину к своему товарищу, как, в двадцати метрах от себя, заметил бегущие в его сторону черные силуэты. Пассажир, или точнее сказать наркокурьер, на секунду оцепенел, но сумел быстро прийти в себя и, бросив на землю мягкий пакет, кинулся к своей машине.

— Они нас засекли, бля… черт! — выругался курьер, заскакивая в салон синей легковушки.

— Стой! Не с места! Будем стрелять! — прокричал командир спецназа, увидев, что водитель пытается отъехать.

Угрозы полицейского не смогли заставить преступников остановиться и синяя машина, сорвавшись с места, поехала задним ходом. В ответ командир отдал приказ открыть огонь и те из его коллег, которые успели первыми добежать до места засады, начали стрелять по колесам ускользающей легковушки. По переднему капоту и бамперу засверкали искры от пуль и, спустя мгновение, одна из автоматных очередей прошила переднее левое колесо автомобиля.

Машину сначала занесло влево, и водитель попытался удержать ее резким поворотом руля в противоположную сторону, но от этого она стала еще более неуправляемой и устремилась к правому тротуару. Одновременно с этим, наперерез убегающим, с бокового переулка вылетели две подоспевшие на помощь патрульные машины и заблокировали путь отхода наркокурьеров. Автомобили полицейских должны были превратиться в непреодолимые баррикады, но этого не потребовалось — не доехав до них несколько метров, синяя легковушка врезалась в мусорные баки на тротуаре и остановилась в куче отходов.

Оглушенные преступники больше не сопротивлялись и были скручены добежавшими к ним спецназовцами в черных униформах. Невероятный грохот стрельбы и драматическая автомобильная погоня разбудили всю округу, но выйти на улицу и посмотреть, что же все-таки случилось, никто не рискнул.

На руки двух наркокурьеров, каждому из которых было лет по двадцать пять, надели наручники и повели к только что прибывшему конвойному микроавтобусу. Парня, ранее крутившегося возле наблюдаемой полицейскими машины, разглядывая ее при помощи фонарика, тоже схватили и повезли прямиком в районный участок полиции на допрос.

3

Двадцать первое марта. Городская прокуратура города Калиопа

— Расследование понемногу продвигается, я смотрю, — произнес Гиорг Шифт, прокурор ведущий расследование группировки, промышляющей контрабандой сигарет, перелистывая толстеющую с каждым днем папку с делом.

— Да, мы уже напали и на след предполагаемых главарей. Сейчас уточняем их местонахождение, — ответил сидевший напротив прокурора следователь Муус.

— Рикард Эль и, — Шифт перевернул следующую страницу, — Яшар… Та…Тахир. Если я правильно понимаю, этот Тахир не имагинерец, а… — Шифт прищурился, вчитываясь в печатный текст под фотографией Тахира, — турок?

— Да, — кивнул Муус. — Эль выполняет функцию своеобразного менеджера — его сообщники принимают груз от приезжих курьеров, а Яшар Тахир, со слов задержанных, отвечает за хранение контрабандного товара и связями с посредниками, которые снабжают дилеров.

— Как думаешь, сколько времени займут их поиски?

— Я считаю, — Роберт Муус задумался, — что, максимум,в конце этой недели мы запеленгуем Тахира. Эль в городе, мы пока за ним только следим и слушаем. Пытаемся засечь переговоры насчет контрабанды…

— Знай, Муус, это дело, похоже, станет самым серьезным из тех, что тебе доводилось расследовать в последнее время, — не отрывая глаз от документов, прокурор сделал своего рода обобщение того, что он в этот момент читал.

— Не могу спорить…

Через пятнадцать минут после того, как Муус и Шифт обсудили все намечаемые действия, связанные с контрабандным делом, следователь попрощался с прокурором и вышел из кабинета. Прокурор же, как только хлопнула дверь, взялся за результаты работы сотрудников КФП (Отдела по Противодействию Коррупции и Финансовых Преступлений при МВД), принесенные Муусом.

Рассмотрев проведенную сотрудниками КФП проверку компаний, связанных с якобы гуманитарным грузом, перевозимым водителем Бекиром Демирчи, Шифт начал составлять письменное обращение в КФПИ (Комиссию по Выявлению Незаконных Финансовых Операций и Незаконно Приобретенного Имущества при Министерстве Финансов). Эта комиссия, имевшая столь труднопроизносимое название, отвечала как за установление фактов незаконного приобретения движимого и недвижимого имущества, так и крупными финансовыми махинациями. К тому же КФПИ могла замораживать банковские счета и деятельность частных компаний, если на это имелось разрешение суда.

В описываемой ситуации повод для вмешательства был значительный: во-первых, нужно было разобраться с благотворительным фондом «Just Cause Foundation International (JCFI)», чей логотип был выбит на коробках, использованных для маскировки контрабандных сигарет, в фуре Бекира. Это же название было отмечено и в транзитных документах, найденных у водителя.

Во-вторых, следовало расщепить весьма изощренную цепочку фиктивных компаний и подставных лиц, под прикрытием которых осуществлялась контрабандная перевозка табака. Обобщенно, схема выглядела следующим образом: сначала JCFI заключали договор с компанией «А» на осуществление транзитного перевоза гуманитарной помощи, предназначенной, скажем, для государства «Х». Со своей стороны подрядчик «А» заключал договор с транспортной фирмой «В», которая предоставляла фуру для перевозки. Далее, фирма «В» прибегала к услугам фирмы «С», нанимавшей водителя.

Впрочем, все три фирмы — «А», «В» и «С», — как правило, были однодневками, зачастую зарегистрированными в какой-нибудь офшорной зоне по поддельным документам. Эти фирмы осуществляли деятельность лишь фиктивно, для прикрытия незаконного промысла, а на самом деле, если даже кто-нибудь попытался бы по заявленному компанией адресу найти ее офис, то единственное, на что можно было наткнуться, был обычный почтовый ящик. Существование этих предприятий тоже было не долгим — конец наступал или в момент обнаружения аферы, или тогда, когда мошенники сами ликвидировали компанию.

Сотрудников КФП сразу насторожили несколько подозрительных деталей. Во-первых, председателем фонда значился некто Саллех Абдулла. По происхождению этот 45-летний мужчина был иорданцем, хотя по паспорту, как ни странно, он был живитаром. Однако, интерес вызвала иная подробность из прежней биографии Саллеха. Дело было в том, что господин Абддула (в паспорте, выданном в Живице, его не характерное для региона арабское имя было изменено на «Сали Абдулович») в начале девяностых годов руководил другой благотворительной организацией под названием «Mutual Aid Foundation (MAF)».

И вот тут на поверхность начали всплывать самые любопытные факты. Оказывается, что в 1997 году деятельность MAF была приостановлена, так как фонд был внесен в черный список террористических организаций ООН. В частности, организацию обвиняли в пособничестве радикальным исламистам, воевавшим в Живице на стороне мусульман против вооруженных сил Югоравии и православных живитаров-мизийцев в период с 1992 по 1995 гг.

Нужно отметить, что Саллех Абдулла прибыл в Живицу в начале 1992 года по приглашению Дженара Ибрагимовича, лидера оппозиционной партии мусульман под названием «Демократическое Движение Живицы» (ДДЖ), сформированной в 1990 году. В официальных заявлениях того времени Ибрагимович уверял, что представители фонда MAF приехали для «осуществления совместных социальных, культурных и образовательных проектов».

Самым первым проектом MAF стала реконструкция двух мечетей в столице Живицы, городе Поврилец. Наряду с этим организация Абдуллы открыла несколько так называемых культурных центров в непосредственной близости от храмов. Центры привлекали местных мусульман раздачей еды, одежды и небольших денежных сумм. Перечисленные подарки сопровождались религиозными лекциями, проповедующими салафизм — течение, отличающееся крайностью взглядов и строгому следованию канонов ислама.

Однако MAF не ограничивали себя только простой благотворительностью и религиозными внушениями. Под прикрытием гуманитарной деятельности в регион начали регулярно приезжать представители ряда стран Ближнего Востока и Африки. Этих людей объединяли несколько отличительных черт: возраст не старше сорока лет, хорошая физическая подготовка, нестриженые бороды, фундаменталистские взгляды и, что самое главное, каждый второй из них до этого имел боевой опыт. Этот факт, в конце концов, привлек внимание местной прессы.

Одна из ведущих газет в населенном преимущественно православными живитарами-мизийцами северо-восточном регионе Живицы в тот период писала следующее: «расследование, которое недавно провели наши репортеры, показало, что под прикрытием благотворительного фонда MAF из Иллирии в Живицу каждый месяц попадают десятки граждан Саудовской Аравии, Афганистана, Египта, Ирана, Судана, Пакистана и других стран. (…) На деньги MAF они не только живут в автономном крае, но параллельно посещают религиозные семинарии и почти ежедневно собираются в здании бывшего санатория близ поселка Пожарина. (…) К этой группе часто примыкают и иностранные студенты, исповедующие ислам и обучающиеся в югоравских университетах. (…) Нашему корреспонденту удалось встретиться с одним из таких гуманитарных работников, и он рассказал, что во время религиозных бесед им объясняют, что мусульмане Живицы «должны объединяться и бороться за свою утраченную духовность и право свободно управлять своей землей; ополчиться против неверных, которые всячески угнетают их и, если нужно, прибегать к крайним мерам». (…) Известно, что фонд MAF развернул свою деятельность на территории Югоравии с официального разрешения Дженара Ибрагимовича, лидера «Демократического Движения Живицы. (…)».

Учитывая вмешательство Ибрагимовича, становилось понятно, почему местные правоохранительные органы закрывали глаза на подозрительных работников, как до начала, так и во время войны. На все газетные и общественные упреки лидер ДДЖ отвечал, что MAF не имеет ничего общего с терроризмом, что в заброшенном санатории под Пожариной приехавшие с Востока люди занимаются спортом, а отнюдь не изучением методов ведения партизанской войны, в чем их многие подозревали, что в культурных центрах людей знакомят с особенностями ислама и восточной культуры, что там никто не призывает к войне и отделению от Югоравии.

Дальнейшие изменения в Живице не только пролили свет на причину, по которой местная власть оказывала фонду MAF такую завидную поддержку — Ибрагимович рассчитывал, что объединив местных мусульман, составлявших до сорока процентов от населения Живицы, ему удастся побороть конкурентные партии и взять власть над всей автономией, не считаясь с этническими иллирийцами и мизийцами — но и показали, что все подозрения оправданы. В этом смысле, деньги, контрабандное оружие и людской ресурс, тайно поступающие от «сочувствующих» мусульман за рубежом, сыграли не последнюю роль в достижении этого замысла.

Можно сказать, что лидер ДДЖ выполнил план по захвату власти сравнительно успешно. В конце 1995 года, при активном участии ООН и дипломатическом натиске ряда западных стран, был подписан мирный договор, по которому боевые подразделения мизийцев были вынуждены оставить часть занятых территорий, а саму Живицу рассекли пополам, искусственно образовав на ее территории две новые минигосударства. Одно называлось Федерация Живица и объединяло в себя регионы, населенные преимущественно мусульманами и католиками-иллирийцами. Партия ДДЖ, как и ожидалось, вошла в состав коалиционного правительства федерации, возглавив регионы с мусульманским большинством. Второй субъект был назван Мизийской Республикой, где большинство составляли этнические мизийцы.

Между тем, эти искусственные границы никоим образом не способствовали примирению враждующих сторон, так как каждая из них считала, что мирным договором ее несправедливо обделили. Этнические чистки продолжались по обеим сторонам новоявленной границы — мусульмане грабили и жгли дома иллирийцев и мизийцев, мизийцы и иллирийцы мстили как мусульманам, так и друг другу.

В докладе КФП, кроме прочего, упоминались еще некоторые факты, связанные с действиями Саллеха Абдуллы после запрета наложенного на MAF в 1997 году. Выяснялось, что и после войны Абдулла сохранял теплые отношения с руководством ДДЖ и его, в отличие от многих боевиков, попавших в Живицу под прикрытием гуманитарной деятельности, не «попросили» покинуть автономию и не аннулировали паспорт. Кроме того было не очень понятно почему ООН признали MAF причастной к терроризму, а на Абдуллу не обратили никакого внимания.

Похоже, это спокойствие придало смелость иорданцу, и спустя несколько месяцев его снова одолела тяга к благотворительности. В 1998 году Саллех создал новый фонд и дал ему англоязычное название: «Just Cause Foundation International (JCFI)».

Новый фонд, учрежденный в столичном городе Поврилец, имел немного иное назначение по сравнению с MAF. Хотя поток боевиков в Живицу почти полностью прекратился, так как в их услугах больше не нуждались, при пособничестве JCFI в новоявленное государство продолжали единицами пробираться выходцы из арабских и африканских стран. Живицу мигранты использовали, главным образом, как перевалочную базу на пути в Западную Европу, а некоторые даже умудрялись доезжать до североамериканского континента. Этот факт наводил на мысль, что Саллеху Абдулле становится тесно на Балканах, и он стремится расширить свое влияние в западном направлении.

Сотрудники КФП отмечали в докладе, что в Имагинеру именно при помощи этого фонда в период с 2000 по 2001 год попало, по официальным данным, двадцать человек. Выяснилось, что новый фонд Саллеха имеет лицензию на право деятельности в Имагинере и промышляет в стране на совершенно законных основаниях. Прокурор Шифт не удивился и когда прочитал, что трое из этой двадцатки — двое были родом из Египта, а третий из Пакистана — пару лет назад были депортированы из Имагинеры. Одного выслали обратно на родину за попытку незаконно приобрести партию оружия, а двух других за распространение наркотиков. В ходе следствия, как было отмечено в записях, стало ясно, что трое иностранцев отличались религиозностью и посещали одну и ту же мечеть, которой от JCFI регулярно доставались щедрые пожертвования.

Так как о Саллехе Абдулле имелось скудное количество данных, прокурор подготовил запрос в Интерпол, полагая, что иорданец мог приобрести преступный опыт еще до приезда на Балканы, а значит — существовала большая вероятность того, что на него есть досье.

4

Первые числа апреля

Уже третий день подряд группа оперативников скрытно наблюдала за одноэтажным домом на одной из улиц на северной окраине столицы Имагинеры. Дом был съемным и в данный момент в нем находился Рикард Эль со своей девушкой.

— Значит, ты опять куда-то должен ехать? А мне что делать? Ждать, и надеется, что ты опять чего-нибудь не натворишь? — укоряющим голосом спрашивала Сара, подруга Эля.

— Не беспокойся, ничего я не натворю. Уеду всего на один день… пока все устаканится, потом все… — спокойно ответил Рикард и провел рукой по волосам лежащей возле него Сары. Было утро, и они все еще валялись в постели.

— Сколько раз ты мне обещал, что все бросишь, что мы, наконец, переедем в нормальный дом? В дом, который будет только нашим, — не унималась Сара.

— Извини, но я не торгую огурцами на рынке — не могу просто так все бросить! Мне нужно решить еще некоторые… дела. И тогда мы и дом купим… и будем путешествовать по миру. Но сперва мне надо на это накопить еще немного денег, — ответил Эль и протянул правую руку к тумбочке у кровати, на которой лежала пачка сигарет.

— Я боюсь, Рики. Я даже не знаю, чем именно ты занимаешься. Ты все время уходишь в другую комнату, когда звонит телефон, встречаешься с какими-то сомнительными типами, нервничаешь…

— Успокойся, кроха. Все нормально. Это просто работа… зато, когда я накоплю денег, мы купим дом, поедем хоть на сафари в Африку. Я даже тебе куплю машину, ты ведь хочешь иметь свою собственную большую машину? — Рик улыбнулся и выпустил изо рта клубок табачного дыма.

— Я хочу, чтобы у нас все было нормально и мне не приходилось постоянно беспокоиться… но и от машины не откажусь, — улыбнулась Сара.

— Знаю я тебя… ну ладно, — я еще полежу пару минут, потом нужно собираться. Кстати, тебе в город не нужно? Могу подбросить, — Рикард снова погладил блестящие на утреннем солнце волосы Сары.

— Мне нужно в пару магазинов зайти.

— Эх уж эти магазины! Вы, бабы, только об этом и думаете, — ехидно улыбнулся Рик.

— Ладно, ладно! Лучше скажи, насколько ты уезжаешь?

— Думаю, дня на два. Я тебе буду звонить… — серьезным тоном ответил Рик.

— Смотри не забывай! И не исчезай бесследно, — с тревогой в голосе промолвила Сара.

— Все будет хорошо, кроха, я никуда не исчезну…

Пока Рикард и его возлюбленная отдыхали в своей постели, оперативники, сидевшие в свой машине в конце улицы, скрытно наблюдали за домом и ждали, когда Эль его покинет.

— Значит, коллеги ночью успели в его тачку поставить жучки? — зевая, спросил один из оперативников, наблюдавших за жилищем.

— Да, сказали, что сигнал должен поступать нормальный. Если этот куда-то поедет сегодня, сможем проверить, — ответил его напарник.

— Хорошо если поедет. Не хочется опять весь день прождать.

— Нам еще надо продумать, как в эту хибару залезть, хорошо, если они вечером куда-то пойдут.

— Ага… — ответил первый оперативник и разместившись поудобней в тесном кузове служебного микроавтобуса, продолжил смотреть на жилище Рика через зарешеченную перегородку между передними сиденьями и грузовым отсеком.

Через полчаса притаившиеся полицейские увидели, как Рик и его подруга вышли из своего жилища и направились к темно-фиолетовому опелю, припаркованному у тротуара перед домом.

— Объекты «Один» и «Два» вышли, повторяю, объекты вышли и направляются к машине, — приблизив рацию к губам, отрапортовал один из полицейских.

— Понял, прием… — коротко ответили ему с другого конца.

Опель плавно тронулся и поехал в сторону городского центра. Рик не обратил никакого внимания на стоящий в конце улицы белый фургон, похожий на те, которые обычно завозили товар в мелкие магазины. Высадив Сару, Рикард поехал в сторону южного шоссе. К нему сразу примкнул зеленый автомобиль и поехал вслед, поддерживая значительную дистанцию и стараясь оставаться незамеченным.

Сотрудники Отдела по Борьбе с Организованной Преступностью (ОБОП) успели ночью скрытно поставить несколько передатчиков в опель Рикарда. При этом они рисковали засветиться, так как машина стояла прямо у невысокого забора перед домом, снимаемым подозреваемым, однако, полицейские сработали тихо, так что никто, даже сам подозреваемый, не был потревожен.

В данный момент сидящий справа от водителя зеленой машины полицейский настраивал радиоприемник, улавливающий сигналы жучков в опеле Рика.

— Что с сигналом? — спросил водитель, внимательно всматриваясь в дорогу и ехавшего далеко впереди Рика.

— Все нормально, — не снимая наушники, ответил его напарник, — он сейчас музыку слушает.

— Хорошо, если позвонит кому-то, — подумал вслух полицейский, переключая передачу, — хоть узнать, что он задумал.

— Будем ждать, — второй полицейский продолжал разбираться с приемником.

Через несколько минут надежды водителя оправдались.

— О, есть! У него телефон звонит, — воскликнул напарник.

— Не забудь записать… — водитель бросил взгляд в сторону коллеги.

— Ага…

Рикард взял мобильный телефон, лежавший на потертом пассажирском сидении, посмотрел на мерцающий экран аппарата и ответил на звонок.

— Привет.

— Привет, ты едешь?

— Да, — ответил Эль.

— Когда приблизительно приедешь? — звонивший Элю говорил с восточным акцентом, не характерным для Имагинеры.

— Где-то, через два часа, не раньше.

— Тогда встретимся в это… в «Вегасе».

— Это было там… в конце города… в сторону границы, да? — Рикард пытался мысленно воспроизвести маршрут.

— Ну, это… напротив него гостиница и… еще магазин большой, «Сити Маркет» называется.

— Вроде понял…

— Давай, я буду ждать… когда приедешь, позвони снова. Я скажу тебе куда пройти.

— Понял.

— Ну ладно, давай. Пока.

— До встречи. — Разговор на этом закончился и Рикард бросил телефон обратно на пассажирское сиденье из искусственной кожи.

Прослушав отрывки из короткого разговора, экипаж зеленого автомобиля связался со своими руководителями и пересказал им слова Рика. Конечно же, при помощи «жучков» полицейские могли прослушать только голос Рикарда, а не его телефонного собеседника, однако и этого хватило, чтобы приблизительно понять, куда едет подозреваемый. Полное содержание этого звонка, так или иначе, стало бы известно сыщикам, хотя и спустя определенный срок, так как по местному закону, при наличии судебного разрешения, соответствующая телефонная компания была обязана предоставить расследующему органу запись разговоров подозреваемого.

Полицейские, следовавшие за Риком, посчитали, что реплика «где-то, через два часа, не раньше» означает, что Эль намеревается ехать еще часа два. Имея в виду выбранный маршрут и заданное время, то выходило, что Рикард направляется в сторону южной границы Имагинеры и, вероятнее всего, к одному из пограничных городков.

Подозрения падали, в основном, — конечно, если Рик не решил, например, покинуть страну, — на город под названием Керстад. Дело было не только в том, что подозреваемый ехал в его сторону, но и потому что к Керстаду имел отношение Яшар Тахир.

Имя Тахира сначала промелькнуло в показаниях Омера и одного из его соучастников, которые встречали фуру с контрабандными сигаретами, выполнявшую заказ фонда JCFI. Он был промежуточным звеном в контрабандной цепи: посредники, получив сигареты от курьеров, должны были отвезти их в безопасное для хранения место. О нем и заботился Яшар Тахир. Однако, задержанные не могли назвать полное имя этого человека и утверждали, что знают его только как Яшар или «Хаджи» и напрямую с ним дела никогда не имели. Со временем полицейским, все-таки, удалось выяснить настоящие имя и фамилию так называемого Хаджи.

Во второй раз он привлек к себе внимание в результате проверки, устроенной сотрудниками КФП. Строительная компания, владельцем которой был Яшар, ранее сотрудничала с все тем же JCFI. В частности, компания выполнила капитальный ремонт двухэтажного здания в Керстаде, в котором размещались две офисные помещения имагинерского представительства JCFI, а позднее и несколько более мелких строительных услуг, причем в глаза набивалась необычно завышенная стоимость проделанных работ. В данный момент КФП проводили полный аудит фирмы Тахира и изучали подозрительные сделки с благотворительным фондом Саллеха Абдуллы.

Тем временем Рик продолжал движение в сторону Керстада, а за ним неотлучно тянулись полицейские. От своих руководителей оперативники получили приказ не отрываться от Рикарда Эля и ехать за ним, пока не станет известна его конечная цель.

Прослушивающие устройства в опеле продолжали работать и записывать. В основном микрофоны ловили звуки музыки от радиоприемника, покашливание и фальшивое подпевание подозреваемого. Спустя некоторое время снова раздалась писклявая мелодия сотового телефона.

На этот раз Рикарду звонил кто-то другой. Полицейский, улавливающий радиосигналы жучков, увеличил громкость, услышав в наушниках знакомый звон сотового телефона.

— Ему снова звонят, — полицейский обратился к своему коллеге, водителю зеленой машины.

— Записывай, посмотрим что там…

— Я прямо включу на громкую связь, чтобы и ты слышал, — полицейский нажал несколько кнопок и в салоне машины зазвучал голос Рика.

— Надеюсь звук у тебя хороший?

— Да нормально, есть немного помех, но это пустяк… — невозмутимым тоном ответил оперативник и снял наушники.

Рик наконец взял мобильник и ответил на звонок. Оперативники прислушались: «…Что такое?… Чего… Завтра? Тогда предупрежу Лысого, он позаботится… Время уже определено?», — полицейские сразу подумали, что Эль говорит с кем-то из своих сообщников, — «…Когда обработают заказ — перезвони… на другой номер… который на девятьсот начинается… понял? Ладно… все…», — разговор на этом прервался и Рик снова включил музыку.

— Похоже, на этих упырей и другие каналы работают. Наверное, опять попробуют сигареты или что-то такое протолкать, — предположил водитель зеленой машины.

Может быть… хрен разберешь… — пробурчал его напарник, надевая наушники.

Итак, спустя два часа поездки, Рикард Эль очутился на въезде в город Керстад. Полицейские не ошиблись — Рику действительно нужно было попасть именно в этот город. Зеленые луга и магистраль уступили место серому городскому ландшафту и тесным улицам. Опель Рикарда и следовавший за ним автомобиль влились в густой поток городского движения.

Так как с Керстадом знаком был лишь напарник водителя зеленой машины, ему пришлось исполнять роль не только связиста, но и путеводителя, объясняя коллеге за рулем маршрут передвижения Рика. На данный момент операция проходила довольно успешно — водитель опеля вел себя спокойно и видимо пока не подозревал, что за ним тянется хвост, так как он не пытался ни оторваться, ни нарочно ехать кругами, проверяя наличие слежки.

— Он говорил что-то о другом конце города, верно? — поинтересовался водитель полицейской машины.

— М-м… — связист задумался, — да, говорил.

— Коллеги сказали, что в том районе находится офис фирмы этого турка… Тахира.

— Там, на самой окраине, еще и казино есть и большая гостиница… я так помню.

— Недалеко от фирмы турка есть какое-то большое голубое здание, спортивный комплекс… гостиница и казино далеко от него? Не знаешь? — спросил водитель.

— Примерно… — его напарник подумал пару секунд, пытаясь сориентироваться, — …километров пять, не меньше… стой-ка… он вроде набирает номер! — полицейский прислушался к писклявым звукам, похожим на те, что обычно звучат при нажатии кнопок на мобильном телефоне.

5

— Привет. Я приехал, где-то, через пятнадцать минут буду у «Вегаса»…

— Хорошо, — это снова был голос с характерным акцентом, — значит так… что надо сделать: заходишь через парадный вход казино, потом, по левую руку… это… стоят эти, как называется… игровые автоматы. Это… — собеседник Рика вставлял паразитное слово «это» почти в каждую фразу, — я буду сидеть где-то с края, на последнем ряду, так что прямо подходи. Там поговорим.

— Ладно, у игровых автоматов, понял.

— Жду, не задерживайся…

Разговор, как и все предыдущие, закончился быстро. Первая фраза Рикарда, которую услышали полицейские, несмотря на свою краткость, оказалась весьма содержательной.

— Я, по-моему, понял, куда он едет, — воскликнул связист. — «Вегас» — это казино. Точно, казино. Он сказал ведь «игровые автоматы». И по времени совпадает…

— Ясно. Наверное, у него там встреча назначена, — сообразил водитель.

— Начальству перезвони.

— Сейчас…

Начальство в Калиопе было немедленно проинформировано о том, в каком направлении развиваются события. Слежку за Риком, кстати, ОБОП вели при поддержке КФП, специально для этого выделившие пару своих подчиненных.

Главный департамент КФП, получив звонок из ОБОП, связался со своим региональным отделом в Керстаде. Далее, райотдел, будучи заранее осведомленным о проводимой спецоперации, выслал машину и двух человек в помощь сотрудникам ОБОП, следившим за Риком.

— База сказала, что местное КФП уже послали нам подмогу, — объяснил своему напарнику водитель зеленой машины. — Они по плану должны перекрыть боковую сторону казино. Что-нибудь новенькое там у тебя не слышно?

— Нет. Он опять себе под нос что-то напевает… дебил… — ответил помощник, вслушиваясь в голос Рика, улавливаемый жучками в опеле.

Между тем Рик уже подъезжал к казино. Ему оставалось лишь пересечь перекресток и сделать левый поворот в сторону парковки, расположенной перед двухэтажным зданием азартного заведения, на крыше которого красовалась огромная мерцающая надпись «Вегас».

— Я думал, что это казино выглядит шикарнее, — водитель покосился на «Вегас».

— Оно ночью эффектнее, когда они свет и прожектора включают. Тогда круче выглядит, — пояснил связист.

Наконец зажегся зеленый свет и Рикард Эль смог завернуть в сторону казино. Полицейские, двигающиеся немного позади, проехали вперед и завернули вправо. Сделав крюк, они вернулись и остановились на противоположной от «Вегаса» стороне улицы, немного дальше от перекрестка, чтобы можно было наблюдать за входом в игорный дом и парковкой.

— Ноль-третий, я — Сотый, ты уже на стреме? Прием, — водитель зеленого автомобиля взял рацию и связался с приданными им сотрудниками КФП.

— Я — Ноль-третий, мы только что подъехали. Прием, — через мгновение послышался ответ полицейских из КФП.

— Вас понял, если заметите объект, докладывайте.

— Есть.

Между тем, Рикард Эль, так и не заметив зеленую легковушку, которая следила за ним с самой столицы, припарковался на просторной асфальтовой площадке перед фасадом казино, вышел из своего опеля и спокойным шагом пошел к входным дверям, около которых дежурили двое крепко сложенных молодых охранников.

Миновав и этот этап, Эль очутился на пороге просторного игрового зала. Внутри «Вегас» выглядел действительно размашистее — все дорожки были накрыты персидскими коврами, в самом центре зала красовался внушительный фонтан с экзотическими рыбками и двумя пальмами на искусственном, заросшем травой, островке у воды. Прямо над фонтаном, под высоким потолком, висела роскошная хрустальная люстра.

Рик оглянулся. Слева от него, как указал Яшар Тахир, с которым он должен был сейчас встретиться, находились игровые автоматы, так называемые однорукие бандиты, выстроенные в несколько рядов. Рикард прищурился, обводя глазами ряды громоздких автоматов. Так как игроков почти не было, взгляд Эля быстро разыскал коренастый силуэт турка. Тот сидел у третьего игрового автомата, с края самого дальнего ряда, видимо увлеченный игрой, без устали давя на светящиеся кнопки.

— Хаджи, привет, — Эль подошел к Тахиру и пожал ему руку.

— А-а, Риччи, ты приехал, привет, — турок отвлекся от игры и повернулся к Элю.

— Ну как? Выигрываешь? — пошутил Рикард.

— Пока эта чертова коробка выигрывает, — с характерным акцентом в голосе ответил Яшар. — Ну что, поговорим, это… по делу?

— Давай.

— Это… про бабки не забыл, да?

— Как договорились — две «пары», — посмотрев по сторонам, ответил Рик.

— Хорошо. Потом заедешь в офис JCFI и передашь их секретариату, я их предупредил. И вот… ты своих проинструктировал о завтрашнем рейсе? — Яшар продолжал играть.

— Все нормально… не беспокойся. Кстати, я бы хотел с тобой обсудить одно дело… я о нем вспоминал в прошлый раз…

— Говори, — Тахир снова отвернулся от мигающего экрана автомата.

— Как тебе известно, последняя сделка провалилась… связных повязали, да и таможенников, наверное, тоже, раз не отвечают. Менты рано или поздно дойдут и до меня… а потом и до всех остальных.

— Ну, и? — Тахир насторожился.

— Короче, мне надо залечь на дно, на некоторое время. Последнее дело как провернем…

— Вот как. Понятно… — Яшар задумался, — а насколько долго хочешь… это… залечь? Груз нужно кому-то принимать, придется тогда искать других посредников…

— Ну… найди своего человека, он может моих ребят контролировать вместо меня, я их проинструктирую… и все. Как думаешь?

— А без тебя на них можно рассчитывать? Не наделают глупостей? — Тахир вопросительно посмотрел на Рикарда.

— Все нормально будет. Им ведь главное свои бабки получить — товар приняли, товар передали. Вот и все. Я, конечно же, их предупрежу…

— Надеюсь так… а то хозяева разбираться не будут, сам знаешь… Кстати, ты далеко собираешься уезжать? — Тахир махнул левой рукой, подразумевая границу.

— Да нет… мне здесь есть, где отсидеться… — немного неуверенно ответил Рикард.

— Понятно. Если… это… паспорт понадобится… ты скажи, сделаем, — турок почесал свой широкий ощетинившийся подбородок.

— Да вроде пока не надо… все-таки, спасибо за предложение.

— Пожалуйста. Так, значит, после завтрашнего рейса ты — «гуд-бай»? Твоя воля. Я тогда проверю, кому можно доверить это дело… и тебе перезвоню. Ты должен будешь после этого своих, это, людей предупредить.

— Конечно, — ответил Рикард.

— Знаешь… я это… тут один раз пятьсот голтов^[3] выиграл, не поверишь. — Тахир снова переключил свое внимание на автомат. — Я просто так сидел… время убить, оказалось — выигрыш. А ты попробовать не хочешь? Автомат принимает и бумажные деньги. Десятку вставь… и играй.

— А как здесь играть-то? — Рик посмотрел на пестрый ящик перед собой.

— Да тут не трудно… сначала отмечаешь сектора, потом здесь нажимаешь… и все, барабан крутится.

Между тем, пока Рикард и Яшар беседовали внутри казино, пара полицейских, наблюдавших за «Вегасом» из зеленой машины, обсуждали свою дальнейшую тактику.

— Думаю, надо внутрь зайти и проверить с кем он, — предложил водитель.

— Наши должны, примерно, через полчаса подъехать, — ответил связист. — Их лучше дождаться и потом туда зайти, если он, конечно, до этого сам не выйдет…

— Ладно… постоим, подождем… проверь-ка КФП не задремали ли…

— Сейчас… — напарник водителя достал из бардачка потертую служебную рацию и связался с сотрудниками местного отдела КФП, которые дежурили с тыльной стороны «Вегаса». — Все нормально, стоят на стреме, — доложил связист.

Спустя минут двадцать на сотовый телефон полицейского, сидевшего за рулем зеленой машины, поступил звонок. Звонили приехавшие на замену сотрудники ОБОП.

— Замена из Калиопы приехала, — полицейский отложил телефон в сторону. — Кстати, я, по-моему, их вижу… большая коричневая тойота вон там, слева.

У продуктового магазина, расположенного по соседству с «Вегасом», за пару секунд до этого, остановился неприметный семейный микроавтобус. Издалека можно было разглядеть лишь водителя, одетого в штатскую одежду, так как тонированные окна задних дверец были прикрыты шторами для пущей скрытности. В нем, действительно, находились коллеги двух пассажиров зеленой легковушки. Кроме полицейского, сидевшего за рулем, в тойоте уместились еще четыре сотрудника ОБОП, отгороженные от водителя большим листом фанеры.

Заняв позицию у магазина, полицейские из микроавтобуса связались еще раз с оперативниками, наблюдавшими за казино с противоположной стороны. Сотрудники ОБОП решили так: водитель зеленой машины зайдет в «Вегас», проверит, где находится Рикард и чем он занимается. Они хотели, прежде всего, узнать не с Яшаром Тахиром ли решил встретиться Эль. Если так, то оперативники договорились, что Виктор — так звали полицейского, сидевшего за рулем зеленой легковушки, — доложит об увиденном по мобильному телефону своему напарнику, после чего займет в зале позицию для наблюдения — сядет за игровой автомат или выпьет чашку кофе.

После этого оставалось бы лишь ждать; сотрудникам правоохранительным органам нужно было разгадать цель появления Рика в Керстаде — им не верилось, что он мог приехать в этот провинциальный городок только лишь из пристрастий к азартным играм.

— Сотый пошел, повторяю, Сотый пошел, — после того, как Виктор отправился в казино, его коллега дал условный знак оперативникам, затаившимся в коричневом микроавтобусе.

— Понял, прием.

Перед отправкой в «Вегас» Виктор оставил в машине табельный пистолет и рацию, прихватив с собой лишь мобильный телефон. Его напарник свое место не покинул, поддерживая непрерывную радиосвязь с коллегами и руководством.

Выйдя из ближайшего подземного перехода, полицейский очутился на улице перед магазином, сбоку от казино. Водитель коричневой тойоты проследил взглядом Виктора, прошедшего в нескольких шагах от микроавтобуса. Не привлекая внимания снующих возле него людей, оперативник пересек мраморную дорожку перед главным входом, украшенную стилизованными черными и красными карточными символами, поднялся по ступеням и, пройдя через пост охраны, очутился в игровом зале «Вегаса».

Секунд через двадцать, прощупав взглядом полупустое помещение, Виктор заметил Рикарда Эля, сидевшего у одного из игровых автоматов в левом углу зала. Возле него не было никого и оперативник подумал, что Рик продолжает ждать встречи, не зная о присутствии Яшара Тахира, который за несколько минут до этого отошел в одну из так называемых ВИП-комнат. Полицейский прошел немного вперед, остановился у большого горшка с похожим на папоротник экзотическим растением и достал мобильник.

— Объект здесь, сидит в одиночку у игрового автомата. Наверное, ждет встречи, — полушепотом отрапортовал Виктор. — Продолжаю наблюдать…

— Понял, давай… — ответил его напарник.

Сунув мобильный телефон обратно в карман брюк, оперативник не спеша пошел к шеренгам игровых автоматов, уселся через ряд от Рика и, изображая из себя игрока, начал изучать детали автомата. Приблизительно разобравшись с кнопками, он достал мятую банкноту в десять голтов, так как это была указанная минимальная сумма ставки, и вставил ее в аппарат. Автомат ее охотно проглотил, и через пару секунд на экране загорелась надпись «МОЖНО ИГРАТЬ, ВВЕДИТЕ СТАВКУ».

Присматривая за Риком, Виктор одновременно отвлекал себя автоматом. Чтобы не прогореть быстро, он нарочно делал мелкие ставки, сводя риск быстрого проигрыша к минимуму. Таким образом, игра растягивалась, а вместе с ней и возможность спокойно наблюдать за сидящим по соседству Элем. Спустя еще минут десять оперативник услышал стук чьих-то ускоренных шагов. Это был Яшар Тахир.

Турок остановился у самого выхода и, сунув руку под светло-серый пиджак, достал из кармана рубашки мобильный телефон. Виктор заметил, что Тахир собирается кому-то звонить и поглядывает в сторону увлекшегося игрой Рикарда Эля. Оперативник тут же переключил свое внимание на Рика, у которого в кармане внезапно зазвонил мобильник. Виктор увидел, как Рик вынимает телефон, нажимает на кнопку ответа и медленно поворачивается лицом к выходу-туда, где сейчас стоял Тахир.

— Что? — Рик смотрел прямо на турка, который постоял еще пару секунд на месте и затем скрылся за стеклянную дверь. Было не трудно сообразить, что именно с ним только что говорил наблюдаемый. — А, понял. Потом к кассиру? Ага, хорошо. А потом? Как мы договорились? Лады. Давай… все.

Рикард поиграл еще минут пять, затем нажал на красную квадратную кнопку, на которой белыми буквами было написано «ПОЛУЧИТЬ ВЫИГРЫШ», и автомат послушно выдал бумажный чек. Эль забрал его и спокойно пошел к кассе. Оперативник продолжал строить из себя азартного игрока, пока Рик не отошел на почтительное расстояние. Виктор проследил глазами подозреваемого, осмотрелся по сторонам и приставил к уху сотовый телефон.

— «Я.Т.» вышел на улицу. Пусть за ним поедут местные и чтобы не упускали его из виду. Объект, наверное, тоже сейчас выйдет. Я здесь посижу, пока он не уйдет. Наших предупреди, — оперативник говорил тихо, внимательно отслеживая действия Рикарда.

Сразу после звонка напарник Виктора объяснил по рации сотрудникам КФП их дальнейшую задачу. Тахир пересек асфальтовую площадку парковки и остановился у одного из автомобилей — это был не новый, но представительный черный двухместный мерседес.

— Он сейчас останавливается у барьера… заворачивает в сторону… — связист информировал помощников из КФП о действиях Тахира, пока их машина выезжала с задней стороны казино, — …едет в город, к центру.

Мерседес направился вглубь города, а вслед за ним, с небольшим запозданием, поехали сотрудники КФП. Полицейские из ОБОП пока оставались на своих местах, выжидая Рикарда Эля.

Виктор продолжал находиться в «Вегасе» и наблюдать за Риком. Тот уже передал чек кассирше, которая приняла бумажку и по его велению перевела сумму, указанную на чеке, на личный счет Тахира. Закончив с этой операцией, Рикард прогулочным шагом пошел к выходу. Когда он очутился на пороге, полицейский, следивший за ним, снова позвонил своему напарнику. Встав на мраморные ступени у крыльца казино, Рик сразу сфокусировал на себе взгляды оперативников в тойоте и напарника Виктора. Через несколько секунд он пересек полупустую стоянку, обычно набивавшуюся автомобилями после семи вечера, подошел к своему опелю, открыл дверь и уселся за руль.

— Объект сел в машину, повторяю, сел в машину, можешь возвращаться обратно.

— Ладно, только в туалет схожу… — ответил Виктор позвонившему напарнику.

После того, как двигатель опеля разогрелся, Рик покинул стоянку и поехал в ту же сторону, что и Яшар Тахир — куда-то в центр города. Рикард не обратил никакого внимания на коричневый микроавтобус, стоявший у тротуара, в улочке между продуктовым магазином и «Вегасом». Он не заподозрил ничего и тогда, когда тойота поехала той же дорогой, что и он. Полицейский, отвечающий за радиосвязь, продолжал дожидаться своего партнера. Виктор уже успел выйти из азартного заведения и сейчас быстро шагал по гладким плитам мраморной дорожки.

6

Тахир ехал недолго и через некоторое время его черный мерседес остановился у скромного на вид небольшого двухэтажного дома с белыми стенами. Справа от темно-зеленой металлической двери, над домофоном, была прибита табличка медного цвета, на которой были написаны всего два слова: «Orient Construct».

Сотрудники КФП сразу узнали дом, к которому подъехал Яшар Тахир — в нем помещались офисы его строительной фирмы, чье название и было выбито на табличке, у входной двери. Турок закрыл на ключ машину и зашел в дом.

Оперативники на низкой скорости проехали мимо мерседеса и, проскочив один переулок, завернули на боковую улицу. По обеим сторонам было довольно много припаркованных машин и полицейским пришлось втиснуться в единственную незанятую нишу.

— «Я.Т.» приехал в офис своей фирмы. Сейчас он внутри. Ждем и наблюдаем, — полицейский позвонил сотрудникам ОБОП у казино.

— Хорошо. Продолжайте.

Между тем поездка Рика продолжалась. Когда его опель выехал на улицу, на которой находилась фирма Яшара Тахира, оперативники в коричневом микроавтобусе, следившие за Рикардом, посчитали, что он намеревается остановиться у белого здания и зайти к турку. Однако, оказалось, что у Эля иная задумка: он проехал мимо «Orient Construct», в конце улицы слегка притормозил и завернул вправо. Спустя минуту оперативники, наконец, догадались, куда хочет попасть Рикард. Опель остановился в нескольких шагах от имагинерского представительства фонда JCFI.

— Объект остановился у благотворительного фонда. Сейчас выходит из машины… и входит в здание… — водитель коричневой тойоты проинформировал своих коллег.

Не ведая об этом и вообще, о полицейских, следивших за ним больше суток, Рик зашел в сероватое здание с черепичной крышей. Оперативников насторожила одна небольшая деталь — перед тем, как заскочить в офис фонда, Эль захватил с собой черную спортивную сумку, лежавшую до этого в багажнике, под запасным колесом.

— Сто-первый, я — Сотый, передаю вам руководство заданием, повторяю, передаю руководство. Мы переходим на «вторую линию», прием, — водитель за рулем зеленой легковушки, уже покинувшей «Вегас», передал свои функции «Сто-первому», сидевшему в микроавтобусе.

— Я — Сто-первый, принимаю смену, прием… — незамедлительно последовал ответ.

— Все, наша работа здесь закончилась, можем ехать домой… — Виктор обратился к своему напарнику, растиравшему в это время свои колени.

— Блеск, а то у меня уже все тело затекло… кстати, сделай вон там левый поворот. На той улице платный туалет есть. А то у меня сейчас мочевой пузырь лопнет…

— Ты даже знаешь, где здесь туалеты есть? — усмехнулся водитель.

— Да не совсем… просто, когда я был в этом городке в последний раз, в один бар неподалеку заходил. Тогда я на обратном пути в этот туалет и заскочил. Полезно иногда вспомнить былое… — иронично объяснил его коллега.

Миссия двух сотрудников столичного ОБОП закончилась. Керстад остался за спиной и они, наконец, могли облегченно вздохнуть. Напрягаться сейчас приходилось их коллегам, караулившим за зашедшим в офис JCFI Риком. Тот находился в здании уже минут пятнадцать.

В то же время, в нескольких кварталах от этого места, сотрудники местного отдела КФП отслеживали Яшара Тахира. Турок сидел в своем офисе, попивал крепкий кофе и разбирался с делами строительной фирмы.

В результате проделанной за прошедший день работы наметился еще один этап на пути расследования — нужно было проверить казино «Вегас» и установить, не существует ли какая-то связь между этим игорным заведением и контрабандистами. Такие подозрения были не беспочвенны по двум главным причинам: во-первых, его владелец, Хасан Челеби, по происхождению был турком (с имагинерским паспортом) и мог иметь связи с этническими группировками. Во-вторых, казино уязвимы по части отмывания денег, поэтому не удивительно и разнообразие методов, к которым прибегают мошенники, пытаясь легализовать нажитые преступным путем деньги.

Самый простой пример: на грязные деньги сначала покупаются фишки, лотерейные билеты или любой другой финансовый инструмент, используемый в казино, затем, спустяопределенный промежуток времени, в кассе их обменивают на чек, тем самым получая документ, которым можно объяснить происхождение денег, представляя их как выигрыш. Однако это не означает, что подобную схему можно так просто провернуть, не вызывая подозрений у персонала казино. В то же время, существует и другой, более хитрый способ: попытаться выкупить у кого-нибудь выигрышный билет взамен доплаты к сумме выигрыша.

Казино также предлагают некоторые финансовые услуги: там можно открыть личный счет, обменять валюту, а, в отдельных случаях, даже взять кредит.

Прямо на следующий день прокурор Шифт, получив краткий доклад от оперативников, руководивших слежкой за Элем и Тахиром, направил письменный запрос в комиссию, ответственную за азартные игры и казино — КАИК. Комиссии нужно было не только выяснить, с какой целью Тахир так часто наведывался в «Вегас», но и досконально изучить деятельность самого казино и его владельца, Хасана Челеби.

***

Было уже почти десять часов вечера. Перед самым концом рабочего дня следователь Муус позвонил своей жене и предупредил ее, чтобы на ужин дома его не ждали, так как, по всей вероятности, большую часть ночи ему придется провести в оправлении. Его супруга приняла эту новость спокойно, с легким разочарованием, так как Роберту не в первый раз приходилось работать сверхурочно.

В одном из кабинетов полупустого здания столичного управления полиции вместе с Муусом находилось еще несколько сотрудников правоохранительных органов: прокурор Шифт, пара оперативников, руководящих слежкой за главными подозреваемыми, и двое представителей из КФП и Главного управления таможни (ГУТ). Им предстояло в кратчайшие сроки подготовить план действий на следующий день. Вызвана эта спешка была информацией, которую раздобыла таможенная служба безопасности. От одного из своих источников им удалось узнать, что в ближайшие два дня, контрабандисты, связанные с группировкой, которой занимался Муус, планируют переправить контейнер с сигаретами в Имагинеру.

Сопоставив эту информацию с расшифровкой одного из разговоров Рика, в котором он упоминал о фуре, которая якобы должна пересечь границу завтра в одиннадцать часов утра, полицейские пришли к выводу, что вероятно Рикард Эль имел в виду именно эту затею.

Преступники готовились пройти таможню, декларируя товар как транзитный, предназначенный для одной из стран Северной Африки, чтобы избежать платы таможенных пошлин. Очутившись на территории Имагинеры, сигареты были бы разгружены в каком-нибудь тихом месте и позднее попали бы на местный черный, а совсем не на африканский рынок. Разумеется, цена таких сигарет на порядок ниже, чем у легальных, что приносит огромную прибыль мошенникам, к тому же, за контрабанду сигарет большинство законодательств предусматривает более легкие наказания, чем за трафик наркотиков.

Усталые и напряженные силовики продолжали обсуждать стратегию утренней операции. План включал в себя несколько параллельных задач: захват контрабандного груза и курьеров в момент, когда его попытаются разгрузить, задержание Рикарда Эля и Тахира, обыски нескольких складских помещений в Калиопе, а так же офисов Orient Construct и JCFI.

План был сложным не только из-за количества действий, которые нужно было предпринять, но и из-за участия в нем представителей нескольких ведомств — от отдела по организованной преступности, до таможни и экономической полиции. Всей этой рати через считанные часы предстояло одновременно провести рейды в трех разных городах.

Между тем, в нескольких километрах от управления, под густым покровом ночи, пара таможенников скрытно наблюдала за занимающим почти всю улицу зданием склада. Оно было поделено на отдельные, одинаковые по объему клетки, сдаваемые в аренду. Каждая клетка была снабжена независимыми металлическими рулонными воротами, выкрашенными поочередно в синий и зеленый цвет, с нарисованными на них белыми порядковыми номерами. За одним из них и следили сотрудники таможни.

Их простой на первый взгляд автомобиль был достоин шпионских фильмов: за черной пластмассовой решеткой радиатора таилась небольшая скрытая видеокамера, управляемая дистанционно одним из пассажиров. Она была снабжена механизмом, позволявшим слегка разворачивать объектив влево и вправо, к тому же аппаратура могла работать в автоматическом режиме — специальный сенсор засекал движение, после чего мгновенно включался режим автоматической съемки. Таким образом, автомобиль можно было оставить в любом месте, перевести технику на автономный режим и потом проверить успел ли запечатлеть зоркий глаз видеокамеры что-либо интересное.

Таможенники сидели на заднем сидении и непрерывно прощупывали взглядом улицу и складские помещения. Один из сотрудников сжимал в руках рацию и время от времени связывался с руководством, а его напарник параллельно наблюдал в бинокль за кварталом. В дополнение к замаскированной камере агенты располагали еще и ноутбуком, второй видеокамерой, на случай отказа скрытой, и массой других полезных предметов.

До сих пор безветренная, но прохладная апрельская ночь не подносила никаких сюрпризов. На улице было абсолютно пусто, и лишь лай заблудших бездомных собак изредка нарушал тишину.

Оперативники ждали рассвета, так как утром по первоначальному плану предусматривалось обыскать отслеживаемое складское помещение. Оно, кстати, привлекло внимание сыщиков еще в марте, после того, как были задержаны Бекир — дальнобойщик, чья фура была набита контрабандными сигаретами, скрытыми в коробках из-под гуманитарной помощи фонда JCFI, — и посредники, которые должны были забрать у него ценный груз. Последовавшее за этим расследование помогло выйти на несколько хранилищ, где укрывался контрабандный табак, затем на следы «Хаджи», он же Яшар Тахир, а в итоге и на склад, за которым в данный момент следили сотрудники таможни.

Как и предполагалось, Яшар собственноручно места для хранения нелегального товара не арендовал, а прибегал к услугам иных лиц, которые за определенный гонорар делали это вместо него. Так он руководил процессом косвенно, не пачкая руки, и, формально, не нарушал законов. Это крайне затрудняло сбор прямых доказательств против турка и затягивало расследование, но сыщики в итоге все-таки добрались до Тахира.

В этом смысле самыми результативными оказались слежка и проверка телефонных разговоров. По ходу дела пришлось определить целую дюжину мобильных номеров, так как преступники, как правило, пользовались несколькими незарегистрированными сим-картами, пытаясь тем самым перехитрить блюстителей закона.

— У нас «штиль», повторяю — у нас «штиль», — дежурным тоном сообщил по рации один из таможенников у склада.

Время шло, и скоро должен был наступить рассвет. Сотрудники таможни, борясь с усталостью, продолжали бесперебойно нести вахту и ждать дальнейших указаний. По первоначальному плану они должны были наблюдать за складом, непрерывно докладывать и ждать замену, предположительно, около восьми утра. О задержании кого-либо или обыске складского помещения пока речи не шло — всего двум оперативникам с этим было не справиться.

Буквально за ночь сыщики сделали еще один важный прорыв — им удалось вычислить личность человека по кличке «Лысый». Он, судя по телефонной беседе Рика с человеком из его окружения, должен был быть среди посредников, собиравшихся встретить контрабандный груз. В считанные часы оперативники, при помощи служебной базы данных и добытой ранее информации, определили самого вероятного носителя этого прозвища.

Это, скорее всего, был Карол Молинери — имагинерец, как и можно было ожидать, сидевший в прошлом в тюрьме, в том числе за контрабанду. Карол был среднего роста, крепко сложен, всегда ходил с бритой головой, за что, наверное, его и прозвали Лысым. Нос у него был широкий и сплющенный — наследство, оставшееся от короткой боксерской карьеры, взгляд у него был слегка прищуренный, выражая какую-то ожесточенность. Над левой бровью у него имелся тонкий шрам в форме кривой борозды, длиной в два-три сантиметра, полученный в ходе одной бандитской потасовки. Молинери в тот раз сильно повезло, так же как ему везло и в других многочисленных переделках, в основном благодаря старым боксерским навыкам и крепкому черепу.

Нашлось и подтверждение тому, что Карол имел связи с Рикардом Элем и в последнее время встречался с ним неоднократно. Как только это стало известно сыщикам, ими была сформирована команда и направлена на его поиски. К счастью для оперативников, Лысого долго искать не пришлось, так как он продолжал жить по адресу, отмеченному в его досье. Это была двухкомнатная квартира в старом районе Калиопы, доставшаяся родителям Карола от его бабушки. Сейчас мать Карола, оставшаяся вдовой, жила в совсем другом месте, в одноэтажном доме в пригороде столицы. С сыном у нее были натянутые отношения и виделись они не чаще, чем раз в год.

Под покровом ночи полицейские подъехали к длинному трехэтажному дому, где должен был находиться Карол. Здание было построено в пятидесятых годах и по посеревшим бледно-желтым стенам можно было судить, что капитальный ремонт здесь не делался давно. Входов в дом было два и располагались они по краям лицевой стороны здания. Возле каждого из них из тротуара торчал фонарный столб, окатывающий тусклым светом стены, создавая какую-то мрачноватую и застылую атмосферу. Большинство жителей в доме были пенсионного или близкого к нему возраста, так что включать громко музыку или дебоширить было практически некому.

В квартире Молинери, находившейся на втором этаже, свет не горел. Вероятных объяснений этому было три: Карол спал, его не было дома или он вообще здесь не появляется. Полицейские надеялись, что он все-таки находится вверху и просто спит. Чтобы проверить так ли это, оперативники, караулившие у дома, решили пойти на хитрость: один из полицейских предложил позвонить на домашний номер Карола, если конечно он не был отключен, и изобразить пьяного мужчину, набравшего по ошибке не тот номер. Затея была принята единодушно и незамедлительно выполнена.

— Есть гудки… линия не занята, — шепотом сказал оперативник своему напарнику, держа мобильник у уха. Секунд через двадцать, в окне квартиры на втором этаже зажегся свет, и чья-то тень прошла в комнату.

— Алло… — раздраженно спросил сонный голос.

— Алло, — изображая пьяного, заговорил полицейский, — ей, Дани, это ты?… можно я к тебе на ночь приеду… а то я опять с женой поругался…

— Чего?! Кто это?

— Дани, ты что? Чего придуриваешься-то… я к тебе могу приехать?

— Нет тут никакого Дани… нашел когда звонить…придурок!

— Дани, ты чего? Я тебя как друга прошу…

— Меня Карол зовут! Нет здесь никакого Дани! Ты номером ошибся… пьяный козел, бля… — взбесился разбуженный Карол.

— Ой, мужик, прости… я думал Дани… извини!

— Не хрен по ночам звонить. Пей поменьше… бля… — Карол бросил трубку.

Полицейские вздохнули с облегчением — Карол действительно был у себя дома.

Связавшись с руководителями операции, сотрудники ОБОП продолжили наблюдать за старым домом. Через пару секунд после звонка свет в квартире Молинери снова погас. До рассвета оставались считанные часы.

7

Раннее утро следующего дня

Утреннее солнце облило город первыми бледными лучами. Оперативники, усталые от напряжения и бессонницы, готовились к решительной фазе. Все ждали появления фуры, нагруженной контрабандой.

По полученным данным она должна была пересечь таможенный терминал возле города Олесбент, расположенного у восточной границы Имагинеры. Задержание должно было произойти в момент разгрузки сигарет на имагинерской территории, — что являлось нарушением транзитного режима, — и передачи товара посредникам. Все готовились именно к этому. Сыщики не спешили с обысками и задержаниями, выжидая момент передачи, чтобы не спугнуть Рика и его соучастников.

Лысый проснулся в восемь утра. Для него это был весьма ранний час, так как по ночам он обычно скитался по барам, квартирам приятелей или любовниц, а днем отсыпался. Постоянной работы у этого мужчины, которому скоро должно было исполниться тридцать лет, давно не имелось, так что свободного времени у Лысого было вдоволь. Когда Каролу не доставало денег, он, все-таки, брался за какое-нибудь дело: некоторое время он работал вышибалой в клубе, шофером у одного криминального авторитета, потом телохранителем у другого. Пару раз Лысого даже нанимали, чтобы с его помощью выбить — в прямом и переносном смысле — долги (с чем Молинери успешно справлялся, но в итоге все-таки сел за решетку).

В тюрьме он успел познакомиться и войти в доверие к Рикарду Элю, что во многом предопределило его судьбу после освобождения. Выйдя на волю, Молинери долго не раздумывал над тем, стоит ли ему принимать заманчивое предложение Рика и связываться с табачной контрабандой. Прибыль, о который ему сетовал Эль, стоила риска снова оказаться в тюремной камере (по имагинерским законам за это можно было получить до четырех лет).

От Лысого требовалось делать две вещи: контролировать группу посредников, состоящей из четырех-пяти человек, которая забирала груз у курьеров, ввозивших сигареты в Имагинеру, и находить людей, которые за деньги были готовы на свое имя арендовать помещения для хранения контрабанды.

До сих пор Каролу казалось, что полицейские до него скоро не доберутся, и он успеет накопить приличные деньги. Однако, арест Омера и двух турков, тоже находившихся под покровительством Рика, заставило его серьезно задуматься, что делать дальше.

Посчитав, что на голодный желудок что-либо придумать будет трудно, Лысый пошел к холодильнику, стоявшему в кухне. Достав из него бутерброд в вакуумной упаковке и литровую бутылку апельсинового сока, Карол вернулся в гостиную и уселся перед телевизором. Ему должны были позвонить от имени Рика и сообщить о прибытии контрабандного груза.

Разжевывая холодный кусок бутерброда, Карол уселся поудобнее на диване и включил телевизор. На экране появилась симпатичная ведущая утренних новостей. Лысый обычно не следил за новостями и переключал сразу после анонса главных тем в начале выпуска. Он хотел нажать кнопку и переключить на какой-нибудь другой канал, но знакомое название, произнесенное дикторшей, заставило его отложить пульт.

Ведущая новостей рассказывала о каком-то скандальном журналистском расследовании: «газета «Нюз Ляйнер» вышла сегодня в печать с поистине шокирующим заголовком: «Террористическая сеть в Имагинере». (…) В статье говориться о сети исламских радикалов, которые на протяжении уже почти десяти лет беспрепятственно осуществляют деятельность в Имагинере. (…) Одному из сотрудников газеты удалось взять интервью у имагинерца, по происхождению являющемся наполовину арабом, который несколько лет тому назад был завербован и переправлен представителями этой сети воевать в Живицу — автономный край на территории бывшей Федерации Югоравия. (…) По его словам, тайно записанным на диктофон, с террористами его связал один из его друзей, оказавшийся приверженцем радикальных идей «джихада». (…) Он, как утверждал Фери, — так называет себя проинтервьюированный, — убедил его вступить в ряды «борцов за правую веру». (…) Подготовка молодого человека началась с посещений одной из городских мечетей, где помимо религиозных учений серьезное внимание уделялось беседам на политические темы, в частности, слушателей убеждали в том, что, цитирую, «мусульманам нужно объединятся и бороться против иноверцев, которые всячески угнетают и обрекают их на нищету, что кровь невинных мусульман не должна больше проливаться.» (…) Через три месяца курс теоретических занятий закончился и Фери предложили поехать в Албанию, в тренировочный лагерь исламистов, а после этого — прямиком на войну, в Живицу, чтобы на деле испробовать наученное. (…) На Балканы молодой имагинерец поехал от имени благотворительной организации MAF, под видом гуманитарного работника. (…) Через шесть месяцев Фери ранили, и он вскоре вернулся обратно в Имагинеру, восстанавливаться. (…) Герой интервью утверждает, что после возвращения домой он перестал общаться с членами подпольной организации и бросил радикальные идеи. (…) Фонд MAF, как показала справка, с 1997 года значится в списке террористических организаций ООН. Его председатель, Саллех Абдулла, является уроженцем Иордании, и по данным газеты продолжает находиться в Живице, чьи власти в середине девяностых предоставили ему гражданство и паспорт на имя Сали Абдуловича. В газетной статье приводится еще один шокирующий факт — человек с совершенно идентичным именем и гражданством является председателем ныне действующего благотворительного фонда JCFI, который имеет представительство и в нашей стране. (…) Эта организация, так же как и MAF в прошлом, собирает пожертвования, якобы, на нужды мусульман в Европе. Авторы статьи отмечают, что в Италии в прошлом месяце был задержан уроженец Алжира. (…) В квартире, которую он снимал, были найдены два пистолета, автомат, боеприпасы к нему и несколько килограммов химических веществ, обычно применяемых в изготовлении взрывчатки. У задержанного, кроме прочего, имелось и удостоверение сотрудника JCFI. Итальянские власти по этому поводу заявили, что алжирец, выдававший себя за посредника благотворительной организации, связан с исламистской группировкой, и найденное оружие и химикаты должны были попасть в руки террористов. (…) На территории Имагинеры JCFI работает с 2000 года, но, как отмечает «Нюз Ляйнер», до сих пор правоохранительные органы ни разу не проверяли эту организацию, несмотря на вышеуказанные данные. (…) Сотрудники нашего канала попытались до выхода в эфир связаться по телефону с директором Центра по Борьбе с Терроризмом Главного Разведывательного Управления, но пресс-служба Центра отказала нам в этом, ссылаясь на занятость директора. Мы попытаемся получить официальные комментарии при первой возможности…»

Лысый вдруг перестал жевать. Название JCFI было ему хорошо знакомо. Карол и его соучастники несколько раз разгружали и перевозили контрабандные сигареты, скрытые в коробках с логотипом этой организации.

Эта деталь раньше его особо не волновала, так как ему было все равно, откуда берется табак — для него главным было получить свою долю. Репортаж, увиденный только что, его серьезно обеспокоил — ему совсем не хотелось связываться с террористами. Карол даже задумался, стоит ли ему продолжать иметь дело с Риком и его контрабандой. Он посчитал, что после такого громкого репортажа полицейские точно займутся фондом, то есть, рано или поздно дойдут и до контрабанды.

Доев бутерброд, Лысый выключил телевизор, встал с дивана и подошел к окну. Слегка раздвинув тонкую занавеску, он глотнул соку из бутылки и, оглядывая улицу перед домом, о чем-то задумался. Карол постоял у окна минут десять и затем пошел в кухню, посматривая на настенные часы.

Опорожнив бутылку из-под сока, Лысый бросил ее в корзину для мусора, стоявшую возле холодильника. Время шло медленно, часы в гостиной показывали без двадцати десять. Лысый не любил ждать, но сейчас выбора у него не было, и из-за этого сидел, как на иголках. Он дожидался звонка от курьера, который должен был сначала пройти таможню, а потом оставить фуру с сигаретами в заранее указанном контрабандистами месте, приблизительно, в полутора часах езды от Калиопы. Молинери, получив сигнал, должен был отправиться туда вместе со своими соучастниками, разгрузить машину и перевезти контрабандные сигареты в столицу.

По предварительным расчетам груз должен был пройти таможенный контроль между одиннадцатью и двенадцатью часами дня. За день до этого с Каролом связался человек, поддерживающий контакт с курьером, и предупредил его, чтобы он и его помощники были готовы к обеду поехать за сигаретами. Лысый в свою очередь перезвонил своим ребятам и строго проинструктировал их, так как пару раз кто-нибудь из них — каждому из помощников было лет по двадцать два-три, не больше — или опаздывал, или не отзывался вовсе. За эти провинности Карол наказывал их по-разному: отнимал заработанную долю, ломал кости, угрожал убить или просто находил замену.

На часах было уже без пятнадцати двенадцать. Вдруг зазвонил сотовый телефон, лежавший на столике перед диваном, на котором отдыхал Карол. Лысый протянул руку и взял телефон со стола. Он посмотрел на мерцающий экран мобильника, нажал на кнопку и приставил его к уху.

— Алло, я — «связка»…

— Привет, я Лысый. Как у тебя «погода»?

— «Облаков» нет. Хорошо…

— Класс. Значит, ты уже в Имагинере?

— Да, я только что прошел таможню. Сейчас направляюсь к месту, которое мне указал «Шэкер».

— Хорошо. Я там буду через два часа. Можешь подождать меня в кафе, на заправке.

— Ладно. Это… я должен получить остаток — две штуки. «Шэкер» сказал, что ты их принесешь.

— Принесу, конечно. Без вопросов. Ладно, давай. До встречи.

— До встречи.

Алекс — так звали человека, который позвонил Каролу, — вышел за пределы таможенного терминала и поехал по шоссе, ведущее вглубь страны. В отношении дорог Имагинера была безупречной — асфальт был аккуратно уложен, повреждения на нем были крайне редким явлением, а дорожную разметку регулярно освежали. До места, к которому нужно было пригнать фуру, можно было доехать приблизительно за полтора часа. Алекс особо не давил на газ, потому что ему так или иначе пришлось бы ждать контрабандистов.

Переговорив с Лысым, водитель вытащил из сумочки, прикрепленной у него на поясе, второй мобильный телефон и позвонил своей гражданской жене. Предупредив ее о том, что он должен вернуться к вечеру, Алекс засунул телефон обратно в сумочку из искусственной кожи и с довольным выражением лица продолжил крутить баранку.

Спустя полтора часа фура, наконец, доехала в назначенное место, расположенное в одном из сельскохозяйственных регионах Имагинеры. Многотонный грузовик, поднимая за собой облако пыли, свернул с трассы и, сотрясаясь, поехал по тесной гравийной дороге, ведущей к старой птицеферме. Алекс остановился у калитки, вышел из машины и подошел к воротам, которые, как и забор, ограждающий территорию фермы, были сделаны из металлической сетки-рабицы. Водитель вынул из кармана ключ и спокойно открыл ржавый замок. Стряхнув грязь с ладоней, Алекс снова забрался в машину и на медленной скорости въехал через распахнутые ворота.

Следуя объяснениям хозяина груза, водитель завернул к одному из цехов и снова остановился, так как нужно было снять дверной замок. Алекс открыл его тем же ключом, и через несколько секунд фура очутилась в пыльной и душной постройке из красного кирпича.

На этом миссия водителя закончилась, и он вышел из цеха, попутно стряхивая пыль и перья с брюк и кроссовок. Заперев замки на металлических воротах цеха и калитки, Алекс достал из кармана куртки сотовый телефон и позвонил Осману, своему заказчику, которого в последнем разговоре с Лысым он назвал «Шэкером».

— «Шэкер», привет. Я сделал то, о чем ты меня просил.

— Очень хорошо. Лысый уже приехал?

— Нет еще, жду. Он деньги точно принесет?

— Принесет, не беспокойся. Две штуки — как мы договорились, да?

— Все верно, две штуки.

— Хорошо… значит, ты им отдаешь ключ, забираешь деньги и потом можешь идти… как там говорится? Обмыть получку? — попытался пошутить Осман.

— Да, вроде того… — угрюмо улыбнулся Алекс.

— Ладно, давай. Пока.

— Пока.

Алекс засунул мобильник обратно в карман и пошел в сторону заправки, находящейся неподалеку, намереваясь сесть в кафе и дождаться там Молинери. Шагая по обочине, он обратил внимание на перемещающуюся по небу крупную черную точку — это был вертолет, но определить его принадлежность было невозможно. Молодой человек понаблюдал немного за ним, затем опять пошел своей дорогой.

Алекс зашел в пристройку, где располагалось кафе, купил себе чашку кофе, сдобную булку и свежую газету. Через двадцать минут к заправке подъехали легковушка и небольшой грузовик. Из легковушки на улицу выскочил бритоголовый мужчина крепкого телосложения, со шрамом над левой бровью.

— Это я, Лысый. Я стою у входа, — Карол позвонил допивавшему кофе Алексу и облокотился на дверцу легковушки.

— Сейчас иду.

Водитель фуры вышел из кафе и, сжимая в руке свернутую в трубку газету, пошел навстречу Каролу Молинери. Лысый сел на водительское сиденье и пригласил Алекса сесть на минуту на сиденье возле водителя. Тот согласился и залез в легковушку. Внутри машины, кроме Карола, на задних креслах сидели еще двое пассажиров — молодые люди со спортивной комплекцией и хулиганским видом.

— Ну что? Как дела? — спросил Лысый, осмотрев водителя фуры с ног до головы.

— Нормально. Фура стоит в птицефабрике, в цехе с зелеными воротами. Вот тебе все ключи, осталось только расплатиться…

— Да, — Лысый достал из внутреннего кармана куртки пачку банкнот и вручил ее своему собеседнику, — принимай. Тут все сотенные…

— Отлично. — Алекс ощупал врученные ему купюры.

— Так… ну что? Дело сделано, можем расходиться.

Алекс вышел из машины и пошел в сторону автобусной остановки, находящейся метрах в сотни от заправки. На автобусе он планировал доехать до ближайшего городка и там сесть на поезд. Лысый и его компания, в свою очередь, помчались к необитаемой птицеферме.

— Интересно, что это за вертолет? — один из молодых напарников Карола, сидевший на заднем кресле, показал пальцем на круживший в небе вертолет.

— Хер его знает, может военные, — подумал его соучастник.

— Может бандитов каких-нибудь ищут… таких как мы, — ехидно вставил Лысый, услышав диалог у себя за спиной.

— Видно это какие-то крутые бандиты, раз за ними вертолет гоняется.

— А мы что, не крутые? — пробурчал Карол.

Доехав до птицефермы, Молинери приказал одному из своих подельников выйти из машины и ключом, который дал Алекс, открыть замок на калитке. Легковушка, а вслед за ней и грузовик, въехали на территорию старой фермы и остановились у кирпичной постройки, в которой находилась фура.

Молодой помощник Карола со скрипом открыл металлические ворота бывшего цеха. Оставив одного человека для охраны, контрабандисты, во главе с Каролом, занялись фурой и через несколько минут в их грузовик были переброшены первые картонные коробки с сигаретами. Группа действовала слаженно и так увлеклась делом, что вообще не заметила, что вертолет подлетел к птицеферме и практически завис над ней.

Произошедшее через мгновение заставило контрабандиста, выполнявшего задачи охранника, уронить на землю сигарету, которую он только что хотел закурить — протаранив ветхую ржавую калитку, во двор птицефермы влетел белый микроавтобус и, поднимая облака пыли, остановился в метре от опешившего преступника. Для его соучастников это оказалось не меньшим сюрпризом, и они на миг застыли от удивления, продолжая держать картонные коробки в руках. Через секунду их инстинкты, наконец, сработали и, сбросив тару на землю, контрабандисты попытались бежать.

Бегству, однако, помешали люди, одетые в черный камуфляж, пробравшиеся во двор, перескочив через забор на противоположной от входа стороне. Выкрикивая «Полиция, всем стоять!», они перегородили путь злоумышленникам и, при помощи выскочивших из белого микроавтобуса полицейских, взяли их в кольцо. Задержание Лысого и его товарищей произошло так молниеносно, что они даже не попытались оказать сопротивление, да и против стволов полицейских, направленных в их сторону, вряд ли можно было что-то сделать.

Итак, самая ответственная часть совместной операции ОБОП, ГУТ и КФП началась…

8

Спустя пару минут, во дворе птицефермы было уже не протолкнуться. На помощь оперативникам примчались еще четыре автомобиля: две патрульные машины с включенными мигалками, темно-синий микроавтобус со знаками отличия полиции и один конвойный автомобиль с зарешеченными окошками.

Лысого и его соучастников обыскали и затем, надев на них наручники, погрузили в кузов конвойной машины. Вертолет, зависший над птицефермой, все это время отслеживал именно контрабандистов и записывал на видеокамеру, установленную под днищем летательного аппарата, все, что происходило на земле: начиная с появления фуры, приезда Карола и его подельников, разгрузку сигарет и в конце сам момент задержания. Экипажу вертолета, в отличие от злоумышленников, было видно, как группа полицейских подкрадывается к ферме со стороны ржаного поля. Незаметно перепрыгнуть через забор из сетки-рабицы оперативникам помогли и бараки, стоявшие между ними и суетящейся возле цеха банде Лысого.

Еще одна патрульная машина доехала до автобусной остановки, на которой в гордом одиночестве сидел Алекс и ждал автобус. Но, вместо в общественный транспорт, водителю фуры, по требованиям полицейских, пришлось сесть в казенный автомобиль.

Одновременно с этим, к действиям приступили и полицейские в других городах. Сотрудники ОБОП, при поддержке таможенников, уже приступали к обыскам складов с контрабандой, располагавшиеся в трех разных точках города. Еще до операции полицейские выяснили, что один из тайников главный (тот самый, за которым несколько суток посменно наблюдали таможенники), а другие два — запасные.

Открыв замки главного склада ключами, принесенными разволнованным владельцем складского комплекса, обоповцы и таможенники вошли в просторное темное помещение. Найденное внутри удивления у оперативников не вызвало: в дальнем углу склада на стеллажах лежали сотни картонных коробок с сигаретами. На глаз было трудно определить точное количество хранившегося здесь табака, но и по самым скромным подсчетам оно переваливало за тонну. Обступив стеллажи, полицейские занялись описью находки и допросом владельца комплекса, который клялся, что знать не знал, чем занимались арендаторы помещения и что они здесь хранили. Впрочем, с этим еще предстояло разобраться.

Параллельно, представители столичной полиции появились и у дома, который снимал Рик. Так как Рикард в этот момент находился в душевой, он не мог видеть две сине-белые патрульные машины, окружившие его жилище. Из автомобиля, который припарковался у калитки дома, вышли двое полицейских в черной форме, с пистолетами-пулеметами за плечами, и подошли к деревянной входной двери. В ответ на стук в дверь они услышали шарканье домашних тапок. Полицейские приготовились действовать.

— Кто там? — за дверью послышался женский голос Сары — возлюбленной Рикарда Эля.

— Здравствуйте, Рикард дома?

— А… — Сара задумалась, — кто его спрашивает?

— Уважаемая, мы из центрального департамента полиции, у нас есть ордер на арест Рикарда Эля. Откройте дверь.

— Его нет дома… — неуверенно ответила Сара.

— Скажи коллегам за домом, чтобы были осторожны! — отвернувшись от двери, прошептал один из полицейских. Его напарник кивнул и, сделав шаг назад, связался со своими коллегами, караулившими с обратной стороны постройки. — Уважаемая, пожалуйста, откройте дверь, мы хотим задать вам несколько вопросов.

— Я сейчас не могу вас принять… Рикарда нет дома, я не знаю где он! — дрожащим голосом пролепетала девушка.

— Поймите, у нас есть ордер, и вы обязаны нас впустить! Пожалуйста, позвольте нам сделать свою работу!

— Его нет здесь, я не могу ни чем вам помочь!

— Девушка, я считаю до трех! Если вы не откроете дверь, я буду вынужден войти в дом силой! Мы просто хотим с вами поговорить… всего пять минут! Будьте разумным человеком! — полицейский старался сохранять дипломатичность. — Уважаемая, я начинаю считать — раз… два…!

— Пожалуйста, не надо, я вам открою! Только не ломайте дверь, — Сара, наконец, дрогнула.

Полицейский дал знак своему напарнику и приготовился. Замок щелкнул, дверь приоткрылась и в образовавшейся щели показалась Сара. Полицейский распахнул дверь до конца и, аккуратно оттолкнув обомлевшую молодую девушку с порога, зашел в коридор. Дом был разделен на три комнаты, туалет и ванную. Прямо напротив порога находилась дверь гостиной и полицейский, бросив взгляд вправо и, скинув оружие с плеча, резко дернул ее за ручку. Комната оказалась пустой и оперативник, не обращая внимания на протесты Сары, которую удерживал второй полицейский, продолжил осматривать помещения. Он знал, что Эль находится в доме, так как его коллеги, следившие за подозреваемым всю ночь, подтвердили, что он за это время никуда не выходил.

На очереди была вторая комната, которая, судя по двойной кровати и шкафам, исполняла роль спальни. В ней тоже не было ни души, но оперативник заметил, что обе подушки, лежавшие у изголовья кровати, были сдавлены — знак того, что Рик тоже валялся здесь. Пара мужских рубашек и джинсы на одном из стульев подкрепляли эти подозрения.

Полицейский повернулся лицом к дверям туалета и ванной, находившимся справа. Наставляя оружие на дверь туалета перед собой, он дернул металлическую ручку двери. Дверь распахнулась внутрь и стукнула по настенному шкафчику. В помещении было пусто.

— Наши на связи! Сказали, что Рик только что хотел пролезть через окно с той стороны! — из коридора донесся голос второго полицейского, на связь с которым вышли оперативники, дежурившие за домом.

Полицейский оставил ванную, даже не осмотрев ее, и бросился к третьей комнате. Ворвавшись в помещение, он увидел Рикарда, наполовину высунувшегося в окно, с поднятыми вверх руками. Сотрудник полиции подбежал к нему, выхватил левой рукой наручники из чехла, прикрепленного у него на поясе, и надел их на кисти рук несостоявшегося беглеца.

— Все! Он в наручниках! Я его вывожу на улицу! — прокричал в окно полицейский и повел Рика в коридор.

— Понял, давай! — ответили ему со стороны двора.

Рик пошел, молча, не сопротивляясь, так как понимал, что шансов убежать у него больше не было. Все произошло довольно быстро: когда в дверь позвонили, задержанный находился в ванной и умывал лицо после бритья. Нежданный звонок заставил его заподозрить неладное, он тихо вышел в коридор и зашел в крайнюю комнату справа, в кухню. Отодвинув слегка занавеску на одном из окон, Эль взглянул на улицу. Не заметив патрульную машину, которая стояла сбоку от дома в тени дерева, он решил, что есть шанс улизнуть. Рик оперся обеими руками на подоконник и только хотел выскочить во двор, как вдруг из-за невысокого деревянного забора показались двое полицейских и, наставляя на него оружие, заставили беглеца остановиться.

Проходя мимо Сары, которая пыталась всеми способами убедить полицейских, что ее любимый невинен, Рикард посмотрел на нее и уверенно сказал: «Позвони адвокату». Услышав его команду, молодая женщина мгновенно замолчала.

— Через несколько минут приедет наряд, и мы проведем обыск в комнатах, — объяснил полицейский, который все это время охранял Сару и не позволял ей мешать его напарнику. Девушка не ответила ничего, вероятно смирившись с неизбежным или просто устав от словесных баталий с непримиримым сержантом.

Через пару минут приехал дополнительный наряд полиции и обыск начался. Сотрудники правоохранительных органов взялись первым делом за гостиную комнату.

— Подождите, кому вы звоните? — один из полицейских увидел, что Сара подошла к столику и взяла трубку стационарного телефона.

— Я звоню адвокату Рикарда. Я имею на это право!

— Вы должны немного подождать! Мы сами свяжемся с ним, так что вам незачем это делать.

— Вы не имеете права мне мешать! Я не задержана!

— Я вам сказал — мы закончим с работой, и вы позвоните, кому хотите! Не мешайте нам! — полицейский подошел к Саре и попытался помешать ей позвонить.

Обменявшись парой острых реплик с сержантом, молодая женщина все же положила трубку и присела на край кресла, закрыв лицо ладонями. Полицейские продолжали равнодушно перебирать вещи в комнате и искать подозрительные предметы.

Тщательная проверка всех углов, наконец, дала результаты. Осматривая тумбочку у кровати в спальне, один из оперативников обратил внимание на небольшую панель под самым нижним ящиком. На первый взгляд это была просто одна из деталей конструкции, но царапины и следы воздействия по ее краям вызвали у полицейского подозрения. Он засунул руку в карман куртки, вытащил перочинный ножик и с его помощью попытался снять панель. За отделившейся со скрипом деревянной деталью, находилась полость, похожая на тайник. Полицейский попросил у одного из своих коллег фонарик. Направив луч света внутрь, оперативник непроизвольно улыбнулся — в тайнике были спрятаны два черных пластиковых пакета. Подозрения оказались не напрасны: в одном пакете лежал мобильный телефон, запасной аккумулятор к нему, и две сим-карты, а в другом — газовый пистолет, переделанный под боевой. Определить происхождение оружия было практически невозможно, так как номер на ствольной коробке был умышлено удален.

Так или иначе, это была серьезная находка не в пользу Рикарда. Даже если бы не хватило доказательств его участия в группировке, он, несомненно, получил бы наказание за незаконное хранение оружия. После того, как был составлен протокол, найденные улики были упакованы в пронумерованный пакет и отправлены на экспертизу.

В то же самое время, в городе Керстад, проводились облавы на Яшара Тахира, офис его компании, фонд JCFI и казино «Вегас». Для турка появление полицейских было таким же сюрпризом, как и для контрабандистов и Рика. Тахира повязали прямо в офисе Orient Construct на глазах его шокированной секретарши.

Акция против благотворительного фонда была не менее зрелищной: к зданию, в котором находился офис фонда, подъехали две патрульные машины с включенными мигалками и небольшой микроавтобус. Как по команде, из микроавтобуса на улицу выскочили около десяти спецназовцев в масках, а из головного патрульного автомобиля вышли женщина и мужчина в офицерской форме полиции. Офицеры последовали за спецназовцами, вбежавшими на первый этаж дома. Часть агентов осталась проверять комнаты на первом этаже, а остальные, в сопровождении двух офицеров, по тесной лестнице поднялись на второй этаж.

Группа обступила комнату, в которой располагалось офисное помещение благотворительной организации. Спецназовец, возглавлявший вторгшуюся на второй этаж толпу, распахнул дверь офиса, на которой висел рекламный плакат фонда с изображением маленького мальчика, протягивающего тоненькие ручки к надписи «поможем тем, кто нуждается в помощи — фонд JCFI» у себя над головой, и ворвался внутрь.

Комната, в которую влетели бойцы, была относительно скромно обставлена: слева и справа от дверного проема стояли два простых письменных стола из шпона, за которыми располагались шкафы с разной документацией. На обоих столах были поставлены новенькие компьютеры с жидкокристаллическими мониторами, служебные телефоны и разные канцелярские принадлежности.

В этот момент двое работников благотворительного фонда стояли у окна, находившегося прямо напротив двери, и обсуждали что-то. Через секунду они уже сидели на корточках и, заикаясь, пытались объяснить, что они секретари фонда. Полицейские, не обращая особого внимания на их вопли, надели на них наручники и сообщив им, что они задержаны, повели их на улицу, к служебной машине. Два офицера и пара спецназовцев осталась в комнате, и начали обыскивать ее.

— Все проходит по плану. Тахир и участники контрабандной сделки задержаны, уже проводятся обыски фонда, строительной фирмы и казино, — начальнику ОБОП, подменившему на несколько часов Шифта и Мууса, чтобы те могли хоть немного отдохнуть, позвонил один из офицеров, посланных в Керстад.

— Понятно, пусть их везут прямо в столицу. Продолжайте с проверками.

— Есть…

Только начальник положил трубку, как телефон снова зазвонил.

— Алло, это Бертвольт, — начальнику звонил Генеральный прокурор Имагинеры, — Шифт в кабинете?

— Нет, его смена закончилась.

— Свяжитесь с ним и скажите, чтобы он взял с собой дело по исламскому фонду и зашел ко мне в кабинет.

— Хорошо, сейчас сделаю.

— Спасибо, до свидания.

— До свидания.

Начальник вышел из комнаты, в которой дежурили еще несколько полицейских из разных ведомств, и пошел по длинному коридору, в конце которого находился небольшой кабинет, а в нем — отдыхающий на потертом диванчике Гиорг Шифт.

— Гиорг, подъем. Сейчас Генпрокурор звонил. Хотел, чтобы ты прихватил с собой дело по фонду JCFI и шел к нему.

— А? — сонным голосом ответил Гиорг, успевший закрыть глаза всего на час. — Ладно, сейчас исполним. Хоть бы поспать дали… — пробормотал прокурор.

Минут через десять Шифт очутился в здании по соседству, у себя в кабинете, и начал собирать все справки и документы, касающиеся фонда, возглавляемого Саллехом Абдуллой. Еще минут через двадцать он стоял на пороге кабинета Бертвольта.

— Здравствуй, Шифт, присаживайся, — Генеральный прокурор жестом пригласил Гиорга присесть.

— Спасибо… — Шифт поставил свою толстую папку на стол и выдвинул стул.

— Итак. Сегодня произошли некоторые интересные вещи… я не знаю слышал ли ты, но СМИ весь день говорят только об исламских террористах, которые, оказывается, уже несколько лет безнаказанно действуют у нас в стране. Журналисты упоминали о каком-то исламском благотворительном фонде… — Генеральный прокурор начал перелистывать пачку документов перед собой и в конце вытащил один лист. — Вот, я приказал рано утром сделать для меня справки. Фонд называется JCFI, работает в стране уже несколько лет и имеет лицензию. Мне доложили, что против него ведется проверка. — Бертвольт посмотрел на Шифта.

— Да, проверку назначил я, кроме того проводится расследование причастности этой организации к табачной контрабанде. Недавно таможенники перехватили фуру, загруженную коробками якобы гуманитарной помощи от имени JCFI. Коробки оказались заполнены контрабандными сигаретами. Кстати, сегодня мы провели обыски в офисе этого фонда и задержали двух человек, которые в нем работали. Сейчас их везут в Калиопу. Задержаны и несколько участников контрабандной цепи.

— Хорошо. Результаты — мне на стол. Шумиха, которую устроило телевидение, грозит серьезным скандалом. Меня час назад вызывал к себе Президент и поручил взять это дело под личный контроль и разобраться что к чему… Я еще должен выяснить, почему ЦБТ^[4] ничего по этому вопросу до сих пор не сделали. У меня после тебя встреча с замдиректором центра —посмотрим, что он скажет.

— Имея в виду накопленные данные, я могу судить, что лица, связанные с этим фондом, используют Имагинеру как контрабандный коридор, а так же отмывают деньги. Предстоит выяснить и вопрос об их причастности к терроризму, — объяснил Шифт.

— Хорошо… Я потом выпишу постановление. — Бертвольт снял очки. — Будешь мне своевременно сообщать все новые данные. Если понадобится помощь — обращайся сразу. Руководство требует быстрых результатов. Кстати, что насчет владельцев этого фонда?

— Возглавляет его некто Саллех Абдулла, иорданец по происхождению. Как мы выяснили, он сейчас живет под другим именем и, предположительно, находится в одной из балканских стран… — прокурор Шифт заглянул в папку, — …в Живице. Это одна из бывших югоравских республик. JCFI зарегистрирован на имя Салли Абдуловича. Мы уверены, что Абдулла и Абдулович — это один и тот же человек. Проблема в том, что у нас нет никаких договоренностей с этим государством, и даже если у нас будут все основания, я не уверен, что они его выдадут нам.

— Понятно. Я обсужу это с Президентом.

— Вот, и еще… КФП проводят финансовые проверки фонда и компаний, которые с ним связаны. Выявляются финансовые операции на предмет отмывания денег. Ждем результатов, — дополнил Шифт.

— Их справки здесь? — Генеральный прокурор кивнул в сторону папки Шифта.

— Да, там доклад…

— Хорошо… оставь мне эти бумаги и можешь идти. Я тебя, небось, от сна, оторвал — вон у тебя какие глаза, — Бертвольт улыбнулся.

— А, пустяк… сначала всех пересадим, потом будем отдыхать, — отшутился Шифт.

— Ладно, иди немного отдохни. — Бертвольт взял толстую папку, положил ее на собственную кипу документов и перенес их на письменный стол. Шифт попрощался, вышел из кабинета и, зевая, пошел обратно к себе.

9

Тринадцать часов того же дня. Зал заседаний в Палате Президента Имагинеры

— Уважаемые коллеги, нам нужно обсудить сейчас одну очень серьезную проблему, а именно — статью, которую сегодня перепечатывают все газеты, и комментирует телевидение. Речь идет об исключительно серьезной проблеме. Журналисты твердят, что в Имагинере существует подпольная исламистская сеть террористов. Если это правда, то тогда безопасность страны находится под серьезной угрозой, — Ален Одест, Президент Имагинеры, обращался к высшим представителям имагинерской власти, сидевшим по обеим сторонам длинного стола: Премьер-министру, Министру внутренних дел, Генеральному прокурору, Директору ГРУ и Заместителю директора ЦБТ. — Я предлагаю сначала дать слово Замдиректору ЦБТ, чтобы он пояснил нам, что известно его ведомству насчет террористов.

— Значит… — Замдиректор ЦБТ, Давид Молибден, открыл свою папку — … данные, которыми мы располагаем, показывают, что пресса немного преувеличивает сложность ситуации… мы не отмечаем повышения террористической угрозы, к тому же в последнее время мы провели ряд результативных операций и задержаний.

— Вы говорите, преувеличивают, но ведь журналисты говорят, что террористы людей здесь вербуют, собирают деньги и много чего другого. В Вест Лендс^[5]тоже, по-моему, до одиннадцатого сентября прошлого года о террористах не говорили. А потом — теракты, взрывы, жертвы… нам такой сценарий не нужен. На этих преступников нельзя смотреть сквозь пальцы, — возразил Президент. — Кстати, господин Остент, как ведется борьба с внешними связями этих террористов? Им нельзя позволять свободно перемещаться и получать помощь извне…

— Мы активно работаем по этим вопросам… — начал Остент, Директор ГРУ Имагинеры. — Мы следим за исламистами и успешно пересекаем любые попытки организации терактов на территории Имагинеры. По данным, которые у нас имеются, мы можем судить, что радикальные исламисты не рассматривают Имагинеру как мишень…

— А рассматривают ее как место, где они могут безнаказанно отсиживаться и собирать деньги, так ли это понимать? — перебил его Президент.

— Мы принимаем все меры противодействия… Преступники действуют мелкими закрытыми группами, что требует дополнительного времени на обнаружение и борьбу с ними, — как бы оправдываясь, ответил Директор.

— Я понимаю, но что делать, например, если завтра у нас, не дай Бог, произойдет теракт и погибнут люди? Я должен будут объяснить, почему этому не смогли помешать. Я же не могу сказать общественности, что террористы слишком изворотливы, поэтому их не могли остановить, — парировал Одест. — Нимиц, что у вас?

— Наши подразделения ведут работу по нескольким направлениям. Одно из них связано с благотворительной организацией, о которой говорили журналисты. Она подозревается в связях с исламскими террористами. Сегодня утром, в ходе запланированной операции, был проведен обыск офиса этого фонда и был задержан его персонал…

— Хорошо. Постарайтесь разобраться с этим, — Президент немного успокоился, услышав о результатах совместной операции ОБОП и ГУТ. — Что еще?

— Ведется расследование контрабандной деятельности ряда лиц, которые причастны как к этому фонду, так и к представителям международной организованной преступности. Речь идет о контрабанде, отмывании денег, наркотиках, попытки провести через границу взрывчатые вещества, оружие и другие. Несколько ведомств уже проводят параллельные операции, в ближайшее время поступят первые результаты, — четко доложил Стефан Нимиц, Министр внутренних дел Имагинеры.

— Хорошо. Так, мы с господином Оневольтом час назад обсудили некоторые вопросы, и я взял решение передать дело этих террористов под контроль Генеральному прокурору, господину Бертвольту. — Услышав это, Оневольт, Премьер-министр Имагинеры, утвердительно кивнул. — Он будет курировать ход расследования, и осуществлять надзор над всеми правовыми действиями. Что касается вас — Остент и Молибден — для решения этой проблемы нужно наладить сотрудничество между МВД и ГРУ. Бертвольт будет наблюдать за результатами, — Одест бросил взгляд в сторону Генпрокурора. — Выделите людей, организуйте обмен информацией, все по порядку… я подпишу соответствующую директиву. Нужно не терять времени.

— Есть… — едва слышным голосом ответили директор разведывательного управления и заместитель директора ЦБТ.

— В пять часов назначена официальная пресс-конференция. Нужно успокоить общество, не допускать паники. Я рассчитываю на вашу оперативность, господа. Вот… и еще… Молибден, когда Швальк планирует вернуться из Брюсселя?

— Сегодня вечером, — ответил замдиректор.

— С ним я должен тоже обсудить этот вопрос, — сказал Президент, имея в виду Владимира Швалька, директора ЦБТ.

Закончив с обсуждением, Президент назначил время следующей оперативки. Присутствовавшие в зале должны были снова собраться ровно через три дня. Одест проводил собеседников и остался один в просторном, ярко освещенном зале. Ему не давали покоя сомнения, что спецслужбы что-то не доделывают или не договаривают.

«Может кто-то в руководстве разведки хочет меня дискредитировать? Показать, что моя администрация не может справиться с этими треклятыми фанатиками? Может это оппозиция мутит воду? — думал Президент». Его подозрения подпитывались и тем фактом, что до следующих президентских выборов оставалось не так много — меньше полутора лет.

«Если что-нибудь взорвется, мне точно крышка. Обвинят в несостоятельности… представляю, какая грязь на меня выльется… Ну, ничего, я с Швальком разберусь, — продолжал размышлять Одест».

Однако, политические интриги в данный момент были не первостепенной проблемой. Главным было подготовиться к встречи с журналистами в пять вечера. Президент вернулся в свой кабинет этажом выше, сел за рабочий стол из редких пород дерева и вызвал к себе своего советника, чтобы обсудить детали выступления перед прессой.

Часам к четырем в Калиопу были доставлены все, кого удалось задержать утром: Рикард Эль, — он был первым, кто оказался в следственном изоляторе, — Яшар Тахир, сотрудники JCFI, Карол Молинери, его соучастники и курьер.

— Как думаешь, у них против меня есть что-то серьезное?

— В общем, они представили мне некоторые доказательства… телефонные распечатки, видеозаписи, к тому же следователь говорит, что против тебя дают показания несколько человек, которые утверждают, что ты ими руководил, — ответил адвокат Эля. Собеседники находились в одной из комнат следственного изолятора, предназначенной для встреч адвокатов с задержанными, и общались через стеклянную перегородку, разделявшую помещение на два отсека.

— Вот как… а что в распечатках?

— Там отмечены несколько звонков, как утверждает следователь, с твоего мобильного телефона.

— На видео что записано?

— Как ты встречаешься с Яшаром Тахиром и заходишь с большой черной сумкой в офис фонда JCFI. Я пока еще не получил протокол допроса служащих фонда, но я думаю, что они подтвердят, что тебя там видели.

— Вот как… — хмыкнул Рик.

— При таком раскладе я не уверен, что тебя выпустят под залог. Они и твою квартиру уже обыскали и утверждают, что нашли боевой пистолет, — дополнил адвокат.

— И что ты мне советуешь делать?

— Это дело серьезное. Я раздумываю над вариантом попытаться заключить сделку со следствием, если прокурор прижмет нас доказательствами. Будем настаивать на облегчение приговора взамен твоего сотрудничества. Конечно, если ты на это согласишься. И еще — они пытаются связать тебя с какими-то арабскими террористами.

— Чего? Чушь! Какие еще террористы? У ментов крыша совсем поехала! — глаза Рика округлились.

— Благотворительный фонд, в который ты заходил, подозревается в связях с террористами. Сегодня об этом пишет вся пресса. Тебе хотят предъявить и обвинение в отмывании денег. По словам следователя, если ты согласишься сотрудничать, терроризм отпадет. К тому же, тебе лучше дать показания против главаря группы, иначе тебя будут разрабатывать как организатора, а не как соучастника. Так что подумай: согласен ли ты на такую сделку или нет…

— Если менты смогут гарантировать мне стопроцентную безопасность, я могу его назвать. Ты знаешь, что случается со стукачами…

— Без вопросов, я постараюсь, — ответил адвокат.

— О твоем гонораре не беспокойся, я предупрежу Сару, и она потом с тобой свяжется.

— Хорошо. Завтра снова будет допрос, так что я приеду.

— Лады.

Встреча Рика с его адвокатом через несколько минут закончилась, и задержанного отвели обратно в камеру, где ему предстояло провести ночь и подумать о том, что он будет говорить на допросе. Рикард лег на жесткий матрац нар и, глядя на высокий выбеленный потолок, задумался о Саре, об их общих планах, которым, увы, в близком будущем было не суждено сбыться, о деньгах, которые он успел накопить, и о том, будет ли возможно хоть какую-то часть из них спасти от конфискации.

Тем временем встреча Президента с журналистами, назначенная на пять часов, состоялась. Ее в прямом эфире показали почти все телевизионные каналы Имагинеры. Речь Алена Одеста заняла всего пятнадцать минут, но шквал вопросов со стороны журналистов растянул ее еще на полчаса. Президент, в основном, успокаивал всех и уверял, что спецслужбы полностью контролируют ситуацию и привел в пример совместную операцию ОБОП, ГУТ и КФП.

Неожиданным и не очень приятным для него оказался вопрос, заданный корреспондентом нашумевшей газеты «Нюз Ляйнер», о том, почему имагинерские спецслужбы не предприняли никаких мер против группы террористов, которые провели почти месяц в Имагинере, а потом, в сентябре 2001 года, улетев в Вест Лендс вместе с несколькими другими соучастниками, совершили серию кровавых терактов. Этот вопрос раздался, как гром среди ясного неба, заставив весь зал замолчать.

Сам Президент не смог сразу придумать ответ и лишь спонтанно посмотрел на своего советника, сидящего на первом ряду, как будто пытаясь разглядеть на его лице правильный ответ.

— Во-первых, чтобы задержать кого-либо или предпринять меры, как вы выразились, нужны определенные мотивы… улики. Если наши службы ничего не сделали против них, то… значит, что эти люди не совершали ничего противозаконного на территории Имагинеры. В такой ситуации обвинять наши правоохранительные органы было бы некорректно… я уже дал распоряжение спецслужбам и МВД бросить все нужные силы, чтобы пресечь любые проявления террористической деятельности в нашей стране. Я, конечно же, потребую провести служебное расследование по этому вопросу… Я должен попозже встретиться и с директором контртеррористического центра, чтобы обсудить этот факт, — попытался выйти из ловушки неудобного вопроса Одест.

Выступление закончилось, и зал постепенно опустел и затих, как будто в нем никого и не было. Президент, в это время, ожидая встречи с директором ЦБТ, становился все более нервным.

«Разберусь я с тобой, Швальк… хорошую ты мне свинью подложил, нечего сказать…», — думал Одест, запихивая в карман мятый листок с речью, которую он только что произнес.

***

Газетные статьи, телевидение, принявшее эстафету у печатных изданий, и запутанные объяснения официальных лиц сделали терроризм основной темой для имагинерцев. Исламисты, до этого воспринимаемые обществом как какие-то дикие фанатики, которые взрывают бомбы где-то далеко, на Ближнем Востоке или еще дальше, за два дня превратились во вполне ощутимую угрозу.

То, что угроза была невидима и непредсказуема, еще больше разогревало тревогу среди жителей Имагинеры. Но главным источником недовольства граждан был не сам факт присутствия террористов, а выводы, сделанные газетой «Нюз Ляйнер». По ее данным выходило, что исламисты развернули свою деятельность, чуть ли не у всех на виду, почти в самом центре имагинерской столицы. Население недоумевало, как они могли остаться незамеченными спецслужбами на протяжении почти пяти лет, притом, что они не были особо законспирированными.

Рано утром, на следующий день после выступления Президента перед журналистами и его напряженным разговором с директором ЦБТ, в шесть часов утра, у одного из домов в так называемом «арабском» районе на периферии Калиопы, населенном студентами, иммигрантами и беженцами из Азии и Африки, остановились несколько черных микроавтобусов и внедорожников. На машинах отсутствовали знаки отличия, но синие маяки на крышах подсказывали, что они связаны с силовыми структурами.

Через пару секунд на глазах двух удивленных прохожих, которые в этот момент прогуливались со своими собаками, из автомобилей начали выходить хорошо вооруженные люди крепкого телосложения в черной спецовке, с надписями «АНТИТЕРРОР» на спинах. Действиями бойцов руководили несколько оперативников, чьи лица тоже скрывались за масками, но, в отличие от спецназовцев, они были одеты в гражданское.

— Продолжайте гулять, граждане! Проводится специальное мероприятие, не останавливайтесь, — один из бойцов, размахивая рукой, обратился к удивленным зевакам. Двое прохожих, с виду пенсионного возраста, решили не спорить с человеком в форме и вместе со своими питомцами, успевшими уже пометить газон у тротуара, пошли прочь.

У подъезда группа разделилась: человек пять остались возле машин, охранять крыльцо, а остальные зашли в однотипную пятиэтажку. Здание использовалось муниципалитетом как общежитие и квартиры в нем предоставлялись официально зарегистрированным беженцам. Попав внутрь, обычный имагинерец мог сильно удивиться пестрому составу жильцов — на одной лестничной площадке можно было столкнуться с представителями практически всех континентов и этносов.

Оставив пару спецов сторожить лифт и первый этаж, основная группа, громко тукая начищенными ботинками, побежала по лестнице на третий этаж обыскивать одну из квартир.

Оказавшись у порога указанной квартиры, командир группы рукой дал знак одному из своих подчиненных, за спиной которого на ремне висел массивный стальной лом, подойти к двери. Боец выполнил команду и ломом, который в его руках казался легким, как перышко, начал разбивать запертую дверь. Деревянные дверь и рама долго не сопротивлялись и секунд через пять сотрудники спецподразделения, крича: «АНТИТЕРРОР! Не двигаться! Всем стоять на месте!», вбежали в тесный коридор двухкомнатной квартиры.

10

Первым, что бросалось в глаза, был метровый кусок черной материи, прикрепленный к стене гвоздями. Издалека он походил на пиратский символ, но при внимательном рассмотрении становилось понятно, что здесь речь идет совсем не о «Веселом Роджере». На флаге было изображено переплетение знаков белого цвета, похожих на арабские знаки, а под ними — стилизованная изогнутая сабля того же цвета.

В сознании всех, кто находился в комнате, промелькнула одна и та же ассоциация — телевизионные репортажи с черными флагами, изрисованными арабской вязью, на фоне которых обычно снимались боевики, ставшими особенно популярными после сентября 2001 года.

— Откуда у вас этот флаг? — один из спецназовцев обратился к двум обитателям квартиры.

— Это… — на ломанном имагинерском ответил один из молодых людей, — религиозный исламский символ…

— Что написано на флаге?

— Ну… это… молитва из Корана…

— Про джихад там не написано?

— Ну… нет.

— Мы это проверим, — строго ответил сотрудник спецслужб.

Другой сотрудник в это время записывал на видеокамеру действия своих коллег, которые взялись за содержимое шкафов и файлы компьютера, стоявшего на столике возле одной из кроватей.

Сотрудник, рывшийся в тумбочке у дивана, на котором спал один из жильцов, сделал интересную находку: несколько десятков упакованных лазерных дисков с религиозными напутствиями экстремистского толка, записями молитв, терактов и боев с участием исламистов. Причем, фильмы были смонтированы на довольно приличном уровне, с переводом на имагинерский язык. Последнее, в свою очередь, подсказывало, и на какую публику было нацелено это кино.

В домашнем компьютере задержанных находились сходные по теме видеоклипы. В одной из директорий сотрудники антитеррора нашли файлы под названием «Живица видео 1992х95». Судя по названию, видеозаписи были сделаны как раз в период гражданской войны, бушевавшей в маленькой балканской стране.

Содержание некоторых роликов вызвало шок даже у спецназовцев. В одном из них были запечатлены охваченные огнем деревенские дома, в некоторых из которых находились изувеченные тела, по-видимому, обитателей этих строений. Были найдены и несколько роликов с записями пыток и расстрелов мирных жителей и пленных солдат, судя по субтитрам, мизийской армии.

Самым поразительным было то, с каким хладнокровием и цинизмом боевики совершали эти дикие зверства. Мучительную агонию своих жертв бородатые «войны ислама», как они сами себя подписывали, сопровождали воодушевленными выкриками и возгласами «Аллаху Акбар».

«Казнь неверных — врагов истинной веры» — этот пояснительный текст стоял в правом углу экрана, как бы оправдывая перед зрителем эту бессмысленную жестокость.

Осмотр квартиры продолжал преподносить все новые сюрпризы. Напротив стены с черным флагом стояли книжный и платяной шкаф. В одном из ящиков книжного шкафа, заполненном религиозной литературой на арабском языке, силовики наткнулись на четыре новеньких заграничных имагинерских паспорта. Два из них, судя по фотографиям, принадлежали арестованным, а остальные — неизвестным лицам, личности которых предстояло установить.

Боец, нашедший документы, передал их одному из офицеров, который начал сразу их изучать. Первым делом оперативник проверил голографические наклейки с изображением имагинерского герба на второй странице каждого из паспортов. Как он и догадывался, наклейки оказались поддельными. Офицер достал из кармана куртки небольшой прибор, похожий на детектор валют, и подсветил им внешние края внутренних страниц каждого из документов. Если бы паспорта были настоящими, то при ультра-фиолетовой подсветке были бы заметны три элемента: серийный номер паспорта, маленькая фигурка орла и слово «Имагинера».

Однако, защитные знаки полностью отсутствовали и сомнений, что это подделки, уже не осталось. Оперативник немного удивился, так как обычно мошенники использовали настоящие документы, заменяя фотографии и отдельные страницы, или пытались заполучить настоящий паспорт, например, по фальшивым свидетельствам о рождении.

— Коллега, посмотри сюда, — к офицеру обратился один из спецназовцев, рывшийся в книжном шкафе. В руках он держал книгу, между страницами которой были спрятаны несколько квитанций.

Офицер подошел к своему сослуживцу и взял квитанции, обозначающие какие-то банковские переводы. Он обратил внимание на то, что почти на всех бумажках фигурировал один и тот же получатель платежа — благотворительный фонд JCFI, но банковские счета плательщиков были разные. Подозрительным было и то, что суммы переводов находились в пределах восьми-девяти тысяч долларов. Имея ввиду, что по имагинерским законам банковские служащие были обязаны сообщать надзорным органам о всех операциях, превышающих сумму десять тысяч долларов, в данной ситуации возможно речь шла об отмывании денег.

— Я нашел еще два паспорта, — один из спецназовцев нашел в ящике стола, на котором стоял компьютер, два внутренних имагинерских паспорта.

— Дай-ка их сюда, — офицер протянул руку и взял паспорта.

Оперативник раскрыл документы и, хмыкнув себе под нос, перевел взгляд на лежавших на полу молодых мужчин. У одного из них нервно дрожали руки, застегнутые в пластмассовые браслеты. Офицер снова посмотрел на фотографии в паспортах — на них были лица двух задержанных, но данные под ними были явно не настоящими (у самих документов имелись все соответствующие элементы защиты; подделаны были только фотографии и пара печатей). Сотрудникам антитеррора было хорошо известно, кто на самом деле живет в этой квартире еще задолго до начала операции: двое молодых африканцев — одному было двадцать четыре года, а другому двадцать шесть — приехали в Имагинеру из Судана и имели официальный статус беженцев, благодаря которому они получили и социальное жилье.

Одного гражданина Судана звали Ахмад Саид, а другого, который был постарше, — Самир Хиязи. В карманах курток, висевших в коридоре, спецназовцы нашли настоящие удостоверения беженцев Саида и Хиязи. Офицер взял их и начал сверять данные. В паспорте с фотографией Саида, чьи руки продолжали нервно дергаться, стояло имя некоего Роберта Моона, прописанного в Калиопе. Это, кстати, было не единственное несоответствие — в графе «дата рождения/возраст» было записано «тридцать два года», то есть на восемь больше, чем Ахмаду. В паспорте с изображением Самира Хиязи фигурировало имя некоего Сиена Бертволена. Возраст, как и в случае с Саидом, тоже не сходился — настоящий владелец паспорта был на три года младше Самира.

Оперативник связался по рации с одним из своих коллег, дежуривших в машинах, припаркованных прямо напротив крыльца дома, продиктовал ему серийные номера двух паспортов и попросил его проверить, не заявляли ли их настоящие владельцы о краже. Через пару минут пришел подтверждающий ответ: около трех месяцев тому назад двое жителей Калиопы — Роберт Моон и Сиен Бертволен — обратились в центральное управление столичной полиции и заявили, что у них были украдены документы.

Закончив с обыском и всеми соответствующими процедурами, спецназовцы собрали нужные им улики в картонные коробки, предварительно составив протоколы, сфотографировали и сняли на видео каждый угол квартиры и повели задержанных к служебным автомобилям на улице. Так как возле машин уже ждали несколько журналистов, неведомо откуда взявшихся, спецназовцы накинули на головы арестованных куртки, висевшие в коридоре.

Выйдя на улицу, сотрудники антитеррористической группы были встречены ослепительной канонадой вспышек фотоаппаратов. Заранее выставленная охрана не позволила журналистам приблизиться к спецназовцам, которые в это время выводили двух беженцев и выносили картонные коробки с найденными в квартире предметами. Погрузив все в машины, основная часть группы покинула район операции, оставив несколько человек сторожить двери опечатанной квартиры и подъезда. Попытки журналистов зайти внутрь и сфотографировать жилище суданцев снова не увенчались успехом.

Как только коробки с конфискованными вещами, в том числе фальшивые паспорта и сомнительные банковские квитанции, были привезены в штаб-квартиру контрразведки, сотрудники ведомства занялись их исследованием. Началась работа по двум основным направлениям: розыск людей с фотографий в поддельных паспортах и выяснение того, откуда и куда шли деньги, отмеченные в найденных банковских квитанциях.

Оперативникам из ЦБТ предстояла довольно кропотливая работа: проверка собственной базы данных, проверка архивов МВД, запрос в визовый отдел; вместе с тем нужно было обратиться в банки, которые обслуживали подозрительные счета, сделать запрос в КФП, и кучу других мелких, но неизбежных мелочей.

Одновременно продвигалась и работа следователя Роберта Мууса. Через имагинерское бюро Интерпола он добыл дополнительную информацию о прошлом Саллеха Абдуллы. Судя по докладу, получив высшее финансовое образование у себя на родине, в конце восьмидесятых, он переехал из Иордании в Турцию и устроился работать в банк под названием «Minor Asia Private Bank (МАРВ)». За пару лет, как показывали документы, Саллеху удалось дойти до поста руководителя одного из отделений банка, но на этой должности он не смог долго удержаться, так как в 1990 году против МАРВ было заведено уголовное дело. В частности, руководство банка обвинялось в связях с преступными сообществами, занимающимися наркоторговлей и контрабандой оружия. Расследование турецких властей обнаружило, что за десять лет через банк МАРВ, в соучастии с его руководством и рядом служащих более низкого уровня, было отмыто свыше ста миллионов долларов.

Муус обратил внимание на тот факт, что Абдулла, несмотря на то, что он был в числе обвиняемых, отделался лишь условным сроком. Это было весьма удивительно, так как в справках говорилось, что он сам, в сговоре с начальством, создавал схемы отмывания. К сожалению, в докладе, предоставленном Интерполом, не содержалось достаточно подробностей об этом фрагменте биографии иорданца, и понять, почему с ним обошлись так мягко, было трудно.

Перевернув страницу, Муус зачитал следующий параграф, посвященный дальнейшим событиям в жизни Абдуллы. В середине 1991 года, вслед за окончательным решением суда, Саллех Абдулла покинул Турцию и поехал в Саудовскую Аравию. Пробыв месяц в этой стране (в справке не было отмечено, с какой целью он туда поехал и чем занимался), иорданец вернулся обратно на родину. В Иордании Саллех тоже долго не усидел и в начале 1992 года поехал в Восточную Европу, на Балканы, в стремительно распадающуюся Федерацию Югоравия.

Перед тем, как поехать в Восточную Европу, Абдулла успел открыть свой первый благотворительный фонд — МАF. Муус посмотрел и на список соучредителей организации, в котором, наряду с иорданцем, значились еще несколько фамилий, причем две из них были отнюдь не арабскими: одного господина звали Майк Джонсон, а другого — Ричард Перез, и оба они являлись гражданами Вест Лендс. Параллельно, вышеупомянутый мистер Джонсон возглавлял частный фонд под названием «Международный Фонд Демократического Развития», а Перез — консалтинговую фирму в сфере обороны и безопасности.

Затем, с такой же быстротой, иорданец получил официальное приглашение от властей Живицы (в это время Живица имела статус автономного края, все еще находясь в рамках Федерации) и лицензию на право осуществлять некоммерческую деятельность. Саллех, очевидно, быстро наладил доверительные отношения с лидерами ведущей мусульманской партии Живицы (об этом свидетельствовали вложенные в доклад фотографии, на которых Абдулла пожимал руку Дженару Ибрагимовичу, лидеру партии ДДЖ), не без помощи, как предположил Муус, вестлендеров^[6] Джонсона и Переза, которые были запечатлены на заднем фоне некоторых снимков.

Следователь спонтанно покачал головой — решение Ибрагимовича позволить исламистам развернуться в своей собственной стране, лишь бы добиться каких-то личных политических амбиций, выглядело, как абсолютное сумасшествие. Мууса беспокоило и другое — непонятная на первый взгляд связь между фондом, который якобы защищает демократические ценности, охранной фирмой и ближневосточной организацией, связанной с террористами.

Тем не менее, с поиском ответов на эти запутанные вопросы следователь мог подождать. Важнее для него было разобраться с неким Еюпом — задержанный Рикард Эль признал, что этот человек отвечает за контакты с имагинерскими группировками, которые закупали от контрабандистов сигареты, — и Османом, который, находясь за границей, нанимал курьеров, а они в свою очередь ввозили контрабандный груз в Имагинеру. По словам Яшара Тахира, Осман знал лично Саллеха Абдуллу (Сали Абдуловича) и по телефону руководил действиями имагинерской сети.

11

Город Поврилец, столица Федерации Живица. Вечер того же дня

— Мухамад? Алло, слышишь меня?

— Алло, да слышу, связь только не очень хорошая. Давай, говори…

— Ты новости смотрел? Что случилось в Имагинере, знаешь?

— Да, слышал, Хафиз. До твоего фонда, значит, добрались? Ты ведь знаешь — это рано или поздно могло случиться…

— Да, знал. Только сейчас немного другая ситуация. В новостях слишком много говорили обо мне. Думаю, они меня в покое не оставят. Нужно бы с твоими боссами поговорить, Мухамад. Чтобы они, если что случится, помогли.

— Я считаю, что пока рано их беспокоить. Кстати, Осич ведь получает свои деньги исправно? У тебя с ним какие-то разногласия или что? Вы с ним после случая с Имагинерой не беседовали?

— Нет еще. Я говорил с его людьми, и они обещали организовать нам беседу. Но меня другое беспокоит, Мухамад.

— Что?

— Дело в том, что в Имагинере уже захватили несколько моих караванов… К тому же, они накрыли местное представительство моего фонда и заморозили пару счетов… Проблема в том, что если ситуация ухудшится… короче, ООН или вестлендеры могут надавить на местную полицию, чтобы меня арестовали и передали имагинерцам.

— Я думаю, что до этого не дойдет. У меня, хотя бы, нет такой информации.

— Пока может и ничего не слышно… но кто знает? Дженану Осичу выгоднее меня сдать, чтобы не создавать себе лишние проблемы.

— Не беспокойся… он ничего не сделает, если вестлендеры его не прижмут.

— Не знаю, Мухамад…

— Хафиз, если чего-то надумаешь делать — сначала со мной свяжись… только потом действуй. Я на этой неделе в Турции буду. До меня можно будет дозвониться в любое время. Вот еще… если свяжешься с Осичем, перезвони обязательно. Понял?

— Понял… ладно Мухамад, это пока все, буду тебя держать в курсе…

— Пока, Хафиз… смотри в оба… — беседа прервалась и Саллех Абдулла, или Хафиз, как его называл таинственный Мухамад во время разговора, задумавшись о чем-то, несколько раз постучал длинной антенной спутникового телефона по кончику своего мясистого носа. Постояв несколько минут во дворе, огороженном высоким кирпичным забором, иорданец зашел обратно в свой дом.

***

Было десять часов утра, Ален Одест сидел в своем президентском кабинете и, постоянно прищуриваясь, вдумчиво изучал какой-то важный документ. Его чтение вдруг прервал сигнал конференц-связи. Секретарша сообщила главе государства, что Волод Бертвольт, Генпрокурор Имагинеры, ожидает встречи с ним. Одест закрыл экран ноутбука, стоявшего перед ним, и пригласил Бертвольта войти.

— Доброе утро, Волод, присаживайтесь, — Президент встал из-за письменного стола и предложил Генпрокурору присесть за столик в углу кабинета. Бертвольт, сжимающий в руках синюю папку с документами, расположился в плюшевом кресле.

— Доброе утро, Одест, — Президент предпочитал, чтобы к нему обращались по фамилии, а не называли постоянно «Господином Президентом». — Мне передали доклад об исламском террористическом влиянии в Имагинере.

— Понятно… ну и как у нас с этим влиянием? Как справляется контрразведка? — Президент поправил свою рубашку и протер глаза, уставшие от чтения.

— Позавчера было осуществлено задержание двух пособников этой экстремистской сети и изъяты важные улики. Сейчас их исследуют криминалисты…

— А насколько опасна эта организация? Сколько в ней человек? Ее нужно обязательно обезвредить.

— Да, за нее возьмется соответствующая комиссия. Организация… — Генпрокурор раскрыл свою папку, — …называется «Борцы Ислама Центральной Европы». Четкой структуры у нее нет, но можно обозначить основные иерархические уровни: верхний — его еще называют «Советом Старейшин». В него входят руководители сети…

— А этот совет… его члены находятся в Имагинере? — Президент наморщил лоб.

— Насколько нам известно — лишь два или три человека находятся постоянно в Имагинере. Остальные проживают в других странах. В Европе, в Азии и других местах…

— Вам что-нибудь известно о них?

— О некоторых из этих людей у нас есть определенные данные, — объяснил Бертвольт. — Но дело в том, что часть членов этой сети часто меняются и иногда трудно определить с точностью круг подозреваемых. Работа продолжается.

— Понятно. Вы начали говорить о структуре?

— Да. На втором уровне находятся так называемые координаторы. У них разнообразные задачи: они выполняют прямые указания Совета, осуществляют разные финансовые операции, арендуют транспорт, жилье, руководят вербовщиками и так далее. На третьем уровне — вербовщики. Они приводят в организацию молодых людей, распространяют агитационные материалы, собирают пожертвования. Задержанные позавчера иммигранты выполняли именно такие задачи. Их продолжают допрашивать, и я уверен, что в скором времени узнаем еще больше…

— Я очень надеюсь, что результаты будут. МВД и ГРУ должны, хоть убейся, но помешать этим бандитам, развязать у нас в стране террор. Мне хватает и тех упреков, которые сейчас сыплются в мой адрес, не надо лишний раз давать повод прессе сеять панику, — Президент сопровождал каждую свою фразу хлопаньем ладони по столешнице. — Как думаете, за два месяца удастся закончить с расследованием? Террористы ведь ждать не будут…

— Ну… — прокурор на секунду опустил взгляд, — я думаю, что за это время можно свести до минимума исходящую из них угрозу…

— Передай им, чтобы они сделали все возможное свести угрозу не до минимума, а до нуля.

— Да, я им передам… — покорно ответил Бертвольт.

Тем временем, не ведая о делах главы государства, следователь Роберт Муус перебирал стопку документов на своем письменном столе. Он проверял сроки накопившихся дел и распределял их по мере срочности. Работы, как всегда, было хоть отбавляй, а времени, тоже как всегда, не хватало.

Расследование контрабандной сети, с которой был связан иорданец Саллех Абдулла, в последнее время отнимало основную часть рабочего времени следователя и из-за этого, чтобы успеть со всем справиться, ему приходилось часто засиживаться допоздна в своем кабинете. Домой Муус приходил, естественно, уставшим и в не слишком приподнятом настроении. Его жена, Сильвия, к счастью для Роберта, понимала, какую нагрузку испытывает ее супруг и не донимала его упреками за постоянное отсутствие и мрачную физиономию. За время брака она — хотя вначале это и вызывало у нее некоторое недовольство — смогла постепенно смириться и привыкнуть к особенностям профессии мужа.

Следователь просмотрел все дела, вырвал листок из небольшого блокнота, записал несколько дат и номеров, вернул помятые картонные папки в кипу, сбоку от компьютерного монитора и снова взялся за документы по делу Саллеха Абдуллы. Следующим в списке разыскиваемых контрабандистов значился Еюп. Он, как и большая часть остальных подозреваемых, был иностранцем, точнее — судя по имени — представителем одного из субъектов бывшей Югоравии.

В памяти телефона Рикарда Эля сыщики нашли несколько номеров, которые принадлежали Еюпу, а вслед за этим следователь Муус получил от судьи разрешение на прослушивание. Прежде всего, оперативники хотели вычислить местонахождение подозреваемого при помощи сигнала сотовой связи и надеялись, что смогут записать какую-либо уличающую информацию, что серьезно бы помогло следствию.

Вдруг, пока Муус работал с документами, зазвонил телефон. Следователь отложил бумаги и протянул руку к трубке аппарата, стоявшего сбоку от клавиатуры компьютера.

— Алло?

— Муус, привет, мы засекли один из номеров Еюпа. Записывай адрес.

— Давай, — Роберт взял ручку и блокнот и записал название и номер улицы, на которой, по данным спутникового сигнала, в этот момент находился абонент, пользующийся одной из отслеживаемых сим-карт.

Следователь незамедлительно связался с дежурной группой и передал ей записанный адрес, находившийся в районе Крысиного квартала. Оперативники быстро собрались и, распределившись по служебным машинам, поехали к месту, в котором надеялись застать Еюпа.

Минут через пятнадцать колонна из четырех полицейских автомобилей очутилась по указанному адресу. С двух сторон тесной улицы торчали небольшие кирпичные дома. На окнах первых этажей каждого из домов стояли толстые стальные решетки, а на одном из них, сбоку от входа в подъезд, вдоль всей стены, аэрозольной краской была изрисована непонятная надпись: «DJEZI GOSPODRUVA ZADRUGА»^[7]. Из трех слов полицейским было понятно лишь последнее — «ЗАДРУГА». В этой части Крысиного квартала хозяевами считались банды, составленные из выходцев бывшей Югоравии. Этот факт, отчасти, объяснял и присутствие — пока лишь вероятное — Еюпа в этом районе. Проблема, однако, была в том, что отклонение в точности радиосигнала могло достигать десяти метров, то есть, определить на какой улице находится объект, можно было легко, но, к примеру, сказать в каком именно здании или комнате — нет.

С этим препятствием именно и столкнулись оперативники. Они перекрыли улицу и начали поиск. Увидев двух женщин пенсионного возраста, сидевших на скамейке у крыльца ближайшего дома, полицейские подошли к ним.

— Добрый день, дамы, — один из полицейских поздоровался с женщинами.

— Добрый день… — почти хором ответили удивленные женщины.

— Полиция, Центральное управление, — полицейский вынул из кармана куртки свое удостоверение и сложенный лист бумаги, — вы случайно не видели здесь этого мужчину? — оперативник разложил лист, на котором был напечатан фоторобот Еюпа.

— Можно посмотреть? — одна из женщин взяла фоторобот и вместе с соседкой, прищурившись, начала его разглядывать. — Марта, он тебе не знаком? Я такого вроде не видела у нас в доме…

— Не знаю… а чего ему к нам ходить? У нас большинство жильцов пожилые… а из молодых никто на него не похож… — сморщившись, ответила ее соседка.

— Может вы видели что-нибудь подозрительное, кто-то, может, заходил в соседние дома? Сколько времени вы сидите здесь? — поинтересовался полицейский.

— Вроде не видели… у нас тут каждого второго можно назвать подозрительным… а что, собственно, сделал этот человек? — ответила женщина с фотороботом в руке.

— А вы вспомните, не видели ли чего, я вам тогда скажу.

— В наш дом такой точно не заходил, мы тут полтора часа сидим. Хотя… — женщина опустила лист бумаги на колени и, понизив голос, добавила: — в соседнем доме, в следующем, вон там, в одной из квартир вечно собираются какие-то подозрительные молодые люди. По-моему, они иммигранты. Они на каком-то непонятном языке разговаривают все время. Думаю, вам стоит их проверить, а то у нас тут никакого спокойствия нет…

— В какой они квартире собираются? Может вы чего-то слышали?

— Вроде на одном из верхних этажей. Не знаю точно, спросите кого-нибудь из их соседей, — тихо сказала женщина.

— Ладно… — оперативник отошел от скамейки и по рации связался со своими коллегами у соседнего дома. — Третий, зайдите и спросите кого-нибудь из жильцов на первом этаже, в какой квартире живут или собираются иммигранты. Это могут быть «клиенты», прием.

— Понял, сейчас проверим.

Полицейские у соседнего дома засуетились и зашли в темный, посеревший подъезд кирпичного здания.

— А что, все-таки, сделал человек, которого вы разыскиваете? — более смелая из двух пожилых женщин не выдержала и обратилась к полицейскому, который в это время наблюдал за действиями своих коллег.

— Бегал раздетым по улице и бросался на женщин, — немного помолчав, невозмутимо ответил полицейский.

— Кошмар, у него, наверное, что-то с психикой, — пенсионерка, возмутившись, покачала головой, не поняв, что полицейский просто пошутил, чтобы от нее отделаться.

Зайдя на первый этаж дома по соседству, сотрудники полиции столкнулись с мужчиной лет тридцати с лишним, выходившим в этот момент из своей квартиры.

— Простите, господин…

— Да? — удивился мужчина.

— Нам сказали, что в вашем доме проживает группа иммигрантов, вы не могли бы сказать нам в какой квартире? Вот этого человека вы случайно не видели? — полицейский показал жильцу фоторобот Еюпа.

— Ну… — мужчина посмотрел на черно-белое изображение, — об этом человеке я ничего сказать не могу, но на третьем этаже действительно проживают какие-то иностранцы. И лица у них такие-же…

— А в какой квартире?

— По лестнице как подниметесь — первая дверь слева, коричневая такая…

— Спасибо.

Оперативники вызвали по радио пару своих напарников, стоявших на улице, и вместе с ними помчались по лестнице на третий этаж. Все приготовили оружие, так как было неизвестно, что их ждет за порогом квартиры. Группа влетела на этаж и обступила коричневую дверь, на которую указал сосед. Полицейские прислушались — изнутри звучала музыка, но голосов или шагов слышно не было.

Один из сыщиков, наставляя пистолет на дверь, левой рукой внимательно нажал на ручку, проверяя, не закрыта ли она на ключ. Дверь оказалась не запертой. В следующее мгновение полицейские уже были в коридоре, крича: «Полиция!».

Сопротивления полицейские не встретили, мало того — трое парней, которые сидели в одной из комнат, даже не отреагировали, когда перед ними оказались сотрудникиправоохранительных органов. Молодые люди были настолько пьяны, что им было трудно даже пошевелить веками. Двое валялись на длинном диване, а их третий приятель — в кресле.

Между креслом и диваном стоял невысокий стол с заляпанной стеклянной столешницей, усеянный всевозможным мусором: полупустыми бутылками из-под виски и водки, пивными банками, пустыми пакетами чипса, окурками, а кроме них сотрудники полиции заметили и пакетик с коноплей. О том, что здесь курили травку, можно было понять и по характерному запаху, просочившемуся во все помещения.

Парень, который лежал в кресле, через некоторое время все-таки пришел в себя, но уже, будучи в другой позе: лежа на животе, на полу, в наручниках. Двух его приятелей, находившихся в полуобморочном состоянии, пришлось уложить боком, чтобы они не подавились собственной блевотиной.

Тем не менее, среди этой троицы не было главного действующего лица — Еюпа. Фоторобот не подходил ни к одному из арестованных. Это слегка озадачило полицейских. В одном из мобильных телефонов, найденных на тумбочке возле дивана, была вложена именно сим-карта Еюпа. Вероятнее всего, посчитали сыщики, сотовый телефон был передан или продан Еюпом одному из обитателей этой квартиры. Эту загадку еще предстояло разрешить, но сперва нужно было привести в адекватное состояние троих парней.

12

— Ей ты, проснись! — рявкнул оперативник и грубо растормошил лежащего на полу парня, от которого разило перегаром.

— Ей, вы кто? — задержанный начал ошалело вертеть глазами.

— Где Еюп?

— Чего? Чего вам надо? Вы кто, бля…? — парень начал дергаться, но наручники и оперативник, прижимавший его коленом к полу, заставили его успокоиться.

— Мне нужен Еюп, говори, где он! — полицейский растормошил голову молодого человека еще сильнее.

— Не знаю я…

— У тебя его мобильник! Быстро говори, где его найти!

— Я не знаю, где он живет… его бабу спросите!

— Где она живет?

— Там… это… за супермаркетом «Реннер» есть десятиэтажный дом… шестой этаж. Квартира сбоку от лифта, в углу… — простонал парень.

— Как ее зовут?

— Ани ее зовут. Ей, мне больно, черт, перестань меня так зажимать!

— Так, ребят, забирайте их, — оперативник повернулся к своим коллегам и пальцем указал на арестованных, — мы едем к «Каменному», проверим этот адрес.

Полицейский — он был в звании капитана — взял с собой нескольких человек, спустился по лестнице и вышел на улицу. Сообщив своим коллегам, которые караулили у подъезда, дальнейший план действий, он и его напарники поехали в сторону района под названием Каменный.

На часах было уже тринадцать часов сорок минут. К счастью, в это время дня больших пробок на дорогах почти не было и расстояние в пять километров до супермаркета отняло бы не больше десяти минут. Так как существовала вероятность того, что кто-нибудь, увидев суетню у дома, в котором задержали троих молодых людей, может предупредить Еюпа об облаве, сыщики стремились опередить ход событий и подоспеть как можно скорее к назначенному месту. Беспокойство было не напрасным, так как уже через пятнадцать минут после приезда полицейских, из соседних домов начали высовываться любопытные.

— Мужики, вы обойдите дом сзади, мы остановимся спереди. Работать только по моей команде. Как поняли, прием? — капитан дал по рации команду своим коллегам во второй машине, шедшей следом.

— Я понял, прием.

Головная машина сбавила скорость и остановилась за автомобилем одного из жильцов, припаркованным почти у самого подъезда многоэтажки. Вторая машина спряталась за угол и прикрыла противоположную сторону дома. Оперативники решили сначала осмотреться, а потом подняться и проверить квартиру.

— Морис, нужно подняться на шестой этаж и проверить обстановку, заодно и посмотришь номер квартиры. Потом в базе проверим, кто там хозяин…

— Понял. Мне там оставаться или сразу возвращаться?

— Покрутись там пару минут, прислушайся… если ничего интересного не будет, иди обратно, — капитан обратился к сидевшему сзади молодому сержанту.

— Ясно, — Морис вышел из машины и не спеша направился к подъезду.

Изнутри многоэтажный дом выглядел несравненно лучше, чем кирпичные здания в Крысином квартале — лестничные площадки были вымыты, стены выбелены, у дверей двух лифтов лежали коврики.

Сержант оглянулся по сторонам, вызвал лифт и через минуту очутился в длинном коридоре шестого этажа. Полицейский направил взгляд к входной двери квартиры, которая стояла слегка обособленно, в тени, сбоку от лифта. Приблизившись к ней, он разглядел небольшую пластмассовую табличку, на которой была нарисована цифра «31». Фамилия владельца квартиры не была отмечена.

Морис снова осмотрелся: на этаже было тихо, от лестничной площадки тоже не доносились звуки. Прислонившись ухом к двери, он вдруг услышал, что изнутри зазвонил сотовый телефон. Вслед за этим послышался скрип, вероятно от двери одной из комнат, и стук чьих-то шагов. Мелодия внезапно оборвалась, и сержант услышал слово «Алло», произнесенное женским голосом.

Морис навострил слух: «…А когда приедешь? Сколько… полчаса? Ладно, я буду дома… давай… жду… целую, пока…», — были слова девушки в квартире. После слова «пока» телефонный разговор прервался, и за дверью снова раздались шаги, а потом и знакомый дверной скрип.

Сержант отошел от двери и встал у лестничного пролета.

— Командир, как слышите? — полицейский вынул из кармана рацию и связался с капитаном.

— Слышу тебя хорошо, докладывай.

— Я на этаже, номер квартиры: тридцать-один, — не громко сказал сержант, — внутри сейчас находится молодая женщина. Ей позвонили на мобильник и, видимо, она кого-то ждет. Через полчаса, как я понял, кто-то должен к ней прийти.

— Хорошо. Так, пока стой там, наблюдай за обстановкой. Посмотрим, кто к ней наведается. Жди дальнейших указаний.

— Есть.

Сержант отложил рацию и начал ждать. На этаже было все так же безлюдно и тихо.

— Может, к ней Еюп приедет? — с надеждой в голосе сказал напарник капитана, сидевший за рулем автомобиля.

— Надеюсь. Получается, все-таки, тот сопляк нас не обманул. В квартире сейчас, наверное, та самая Ани сидит. Позвоню нашим, чтобы проверили.

Информация, которую смог раздобыть Морис, — сержант, посланный на шестой этаж, — обнадежила оперативников. Ждать всегда легче, когда знаешь, сколько и кого придется ждать. Конечно, определить, кто звонил девушке из квартиры под номером тридцать один, пока было невозможно, но сотрудники полиции надеялись, что фортуна окажется благосклонна к ним.

Время тянулось медленно. Иногда на площадке перед домом появлялся кто-нибудь из обитателей дома: один выносил мусор, другой возвращался домой с сумкой продуктов, третий проходил просто так, стреляя взглядом в сторону автомобиля, припаркованного возле подъезда, в котором сидела пара незнакомцев.

Наконец тридцать минут прошли. Капитан посмотрел на часы и проверил по радиосвязи, что делает Морис. Еще минут через пять к десятиэтажке подъехал черный фольксваген марки «Гольф».

— Может там наш человек, — предположил напарник капитана и положил правую ладонь на кобуру пистолета, прикрепленную у него на поясе.

— Сейчас узнаем. Готовься, — ответил капитан, отслеживая взглядом легковушку.

Черный фольксваген остановился напротив подъезда, метрах в пяти от оперативников. Правая передняя дверца распахнулась, и на улицу вышел молодой мужчина в спортивной одежде и больших черных очках. Он слегка нагнулся, перекинулся парой слов с водителем и захлопнул дверцу. Несмотря на очки и щетину на лице, полицейские узнали кто это.

— Все, берем их! — скомандовал капитан и достал пистолет.

Полицейские одновременно выскочили из машины и бросились к фольксвагену. Пассажир буквально оцепенел, увидев бегущих в его сторону вооруженных мужчин. Его приятель, однако, оказался более хладнокровным и решил не подчиняться крикам «стой!» и «полиция, стой на месте!», а попытаться ускользнуть.

Он включил заднюю передачу и вдавил в пол педаль газа. Передние шины автомобиля в ответ начали пронзительно свистеть, стараясь отчаянно зацепиться за асфальт. Водитель закрутил руль, пытаясь объехать высокий бетонный бордюр, огораживающий небольшую цветочную клумбу, но из-за резкой подачи газа машина стала неуправляемой и вместо того, чтобы сделать поворот, ее занесло прямо к бетонному препятствию.

Фольксваген врезался задним бампером в бордюр, подскочил в воздухе и, приземлившись задними колесами в клумбу, окончательно остановился. Капитан, пока его напарник разбирался с пассажиром в очках, подбежал к черному автомобилю, чтобы проверить состояние водителя. Тот, видимо, не получив серьезных травм, уже самостоятельно пытался выйти из машины с намерением сделать последнюю попытку удрать. Полицейский, держа несостоявшегося беглеца на прицеле, однако, нарушил этот план. Сопротивляться уже не было смысла.

— Стой на месте, стоять, руки за голову! Руки, сказал! — прокричал капитан задержанному. — Морис, возвращайся, мы его взяли! — оперативник вытащил левой рукой рацию из кармана и вызвал сержанта.

— Сейчас иду, — ответил Морис и побежал вниз по лестнице.

На двух задержанных надели наручники, заставили раздвинуть ноги и опереться животом о капот полицейской машины. Вслед за этим капитан связался по радио со своими помощниками на другой стороне дома, а потом позвонил в полицейское управление, сообщив коллегам об успешном задержании разыскиваемого по имени Еюп. Минут через пять площадку перед десятиэтажным домом заняли три патрульных автомобиля с включенными маяками, а за ними и эвакуатор, который занялся фольксвагеном.

Еюпа и его подельника быстро посадили в патрульные машины и, не теряя лишнего времени, увезли с места зрелищного задержания, так как сумятица у подъезда привлекла любопытство многих обитателей дома, не говоря о случайных прохожих, которым тоже было интересно поглазеть на заехавший в клумбу «Гольф» и полицейских вокруг.

Первым делом, после того, как задержанных доставили в управление, сыщики взялись за установление настоящих личностей двух молодых людей. В найденных у водителя фольксвагена документах стояло имя некоего Эмиля Ейны. Это был двадцатипятилетний житель Калиопы, имагинерец по национальности. Проверка архивов показала, что у Эмиля есть досье: два года назад он получил условный срок за соучастие в грабеже. Постоянной официальной работы у этого молодого человека не было, но это не мешало ему снимать трехкомнатную квартиру недалеко от центрального района и иметь собственную машину. На вопрос, как это ему удается, он ответил, что у него есть личные сбережения и наследство. Оперативники, конечно же, такое нелепое объяснение за чистую монету принять не могли.

Что касается Еюпа, у него имелись два разных документа: имагинерский внутренний паспорт и удостоверение на право временного пребывания в Имагинере. Странным было одно — данные в двух документах отличались полностью, а на фотографиях был изображен один и тот же человек — то есть, одно из удостоверений было поддельным. Сыщик, составлявший протокол о находках, взял имагинерский паспорт — пластиковую карточку размером с водительское удостоверение — и начал его внимательно разглядывать. Он обратил внимание на одну деталь потертого документа. На ощупь она казалась немного толще, чем обычно, как будто на ней был наклеен лишний слой. Зацепив ногтем угол пластиковой карточки, полицейский догадался, в чем дело.

Он продолжил ковырять кусок пластика, пока от верхнего слоя лицевой стороны не начала отделяться тонкая, как волосок, прозрачная пленка. На пленке была отпечатана только фотография Еюпа, скрывавшая изображение истинного владельца документа. Со своей стороны удостоверение на право временного пребывания в Имагинере оказалось настоящим, позволяя узнать немного больше о его хозяине.

«Еюп Докшич… так-так… гражданин Иллирии^[8]…», — прочитал оперативник, — «Имеет рабочую визу. Виза истекает… через два месяца…». Полицейский отложил карточку и продолжил писать протокол, который должен был впоследствии попасть на стол следователя Мууса.

На последующем допросе Докшич вел себя довольно уверенно и старался всячески уйти от ответа. На вопрос, где он проживал, Еюп отвечал, что у него нет постоянной прописки, что чаще всего останавливается в отелях. Конкретных адресов, однако, он назвать не хотел. Видя упрямство Еюпа, сыщики надавили на его приятеля, Эмиля. Тот тоже сначала упирался, но когда ему пригрозили, что на него повесят неподчинение сотруднику полиции и соучастие, водитель все-таки согласился показать, где живет его приятель.

Узнав от Эмиля адрес, оперативники, не теряя времени, запросили ордер на обыск и, получив его от дежурного судьи, организовали группу и отправили ее на задание. Оказалось, что Еюп Докшич проживал не в районе Крысиного квартала, куда обычно заселялись иммигранты победнее, а в западной части города, где уровень жизни был заметно выше.

Было уже около восьми вечера. К бежевой пятиэтажке, в которой предположительно Еюп снимал квартиру, подъехали две машины. Автомобили остановились у подъезда и из них вышли две группы людей: на одних была полицейская форма, а на других — обычная гражданская одежда. Один из одетых в полицейскую форму мужчин приказал двум своим коллегам оставаться на улице, а сам последовал за основной группой, зашедшей в подъезд.

— Итак, проверяем квартиру четырнадцать… это, по-моему, в том углу, — сказал оперативник, первым зашедший на второй этаж жилого здания. Его коллеги, двигаясь цепочкой за ним, обступили квартиру под номером четырнадцать.

Несмотря на настойчивые звонки, дверь никто не открыл. Один из оперативников достал из кармана связку отмычек и, повозившись немного с замком, открыл дверь, после чего сделал шаг назад, чтобы дать возможность своим коллегам войти и обезопасить помещения квартиры.

Двухкомнатное жилище оказалось пустым, слышен был лишь тихий гул холодильника в кухне и тиканье механических часов в гостиной. Распределившись по комнатам, оперативники занялись обыском, параллельно была сделана попытка связаться с хозяевами квартиры, сдавшими ее Еюпу.

— Молодые люди, а что здесь происходит? — в коридор второго этажа зашла женщина почтенного возраста и, поправив очки, начала разглядывать двух постовых, стороживших дверь четырнадцатой квартиры.

— А вы, простите, кто, гражданка? — поинтересовался один из полицейских.

— Я живу в двенадцатой квартире. Здесь что-нибудь произошло?

— Проводится проверка, ничего особенного.

— Молодой мужчина, который снимает квартиру, наверное, чего-то натворил? По телевидению говорят, что из-за иммигрантов все больше проблем… у нас район спокойный, но…

— Спасибо, гражданка, можете, не беспокоится. Если что не так, мы все исправим. Идите домой, — перебил ее полицейский.

— Хорошо бы исправить, а то налоги растут… а жизнь лучше не становится, — проворчала женщина и скрылась за входной дверью своей квартиры.

— Я тоже плачу налоги, мне легче что-ли? Дура… — пробурчал себе под нос полицейский, но любопытная женщина, недовольная налоговой политикой государства, его уже не слышала.

В квартире номер четырнадцать полным ходом уже шел обыск, проверке подвергался каждый угол. Полицейские искали документы, записки или какие-либо другие улики, связанные с контрабандой.

— Я нашел паспорта этого Докшича. Один заграничный, второй, по-видимому, внутренний… иллирийский. Эта Иллирия находится на Балканах, да? — отозвался один из сотрудников ОБОП, нашедший в книжном шкафчике в гостиной два иностранных паспорта.

— Коллега, подойдите сюда, — другой оперативник, рывшийся во втором шкафчике, заполненном одеждой, подозвал полицейского, записывающего на видео, происходящее в квартире. — Здесь мы имеем… — оперативник вынул большой бумажный пакет, скрытый под стопкой рубашек, и открыл его, — документы и… паспорт на имя Эдмонда Фукса. На фотографии стоит изображение Еюпа Докшича. — Сыщик подошел к столу, стоявшему немного в стороне от центра комнаты, и разложил на нем найденные бумаги так, чтобы оператор мог их снять крупным планом.

Даже этого пока было достаточно, чтобы назвать рейд успешным: кроме фальшивого паспорта в пакете лежали документы какой-то фирмы под странным названием «Друна», зарегистрированной на некоего имагинерского гражданина, ксерокопия паспортных данных того же гражданина, доверенность на имя Эдмонда Фукса, то есть Еюпа, и выписки из банковских счетов.

Первое, о чем подумали оперативники, было то, что эти подозрительные бумаги, по всей вероятности, связаны с контрабандой сигарет и отмыванием прибыли от нее. Наверняка, посчитали полицейские, эта фирма использовалась Еюпом и его сообщниками для прикрытия.

Один из сотрудников ОБОП подошел к дивану, стоявшему у стены, и начал его осматривать. Оперативник встал на колени, наклонился и фонариком посветил в щель под диваном. Не увидев там ничего подозрительного, он встал и решил проверить пространство под сиденьем. Приподняв мягкое сиденье, он увидел, что под ним уложен большой кусок картона от коробки из-под холодильника.

— О, ребят, посмотрите-ка сюда! — под картонной прокладкой был спрятан черный полиэтиленовый пакет, а в нем — десятки обмотанных резинками пачек долларов и имагинерских голтов.

— Да-а… можно сказать, что день сегодня удался, — подумал в слух один из сыщиков, перебирая пачки банкнот. — У этого Еюпа будут большущие проблемы…

Против Еюпа действительно собралось немало улик, а судя по усердию, с которым полицейские рылись в его вещах, их должно было прибавиться. И действительно — через пару минут к документам и деньгам добавились четыре сим-карты и два старых сотовых телефона.

Под конец был найден и травматический пистолет, но так как для него какого-либо специального разрешения не требовалось, он не заинтересовал особо сыщиков. Закончив с обыском, проделав все административные процедуры и взяв с собой ценные улики, сотрудники ОБОП опечатали квартиру и отправились в управление.

13

Середина апреля

Субботний полдень. Впервые за две недели Роберт Муус смог выспаться и поваляться в постели почти до половины двенадцатого.

Умывшись и одевшись, Муус пошел в кухню, где в это время его жена готовила ароматный обед.

— Привет, Солнышко, у тебя тут чем-то вкусным пахнет, — следователь подошел к Сильвии, своей жене, и поцеловал ее в щеку.

— Привет, выспался, наконец? Я обед готовлю, если хочешь закусить, возьми бутерброд из холодильника.

— Да нет, я подожду… пока не очень хочется есть.

— Надеюсь, тебя сегодня не вызовут опять на работу? Тебя уже совсем затравили.

— Думаю, что сегодня меня пощадят… Ну а что сделать? У плохих парней выходных не бывает, — Муус подошел к окну и посмотрел на двор, залитый ярким солнечным светом. — Погода сегодня хорошая.

— Как пообедаем, предлагаю съездить в центр за покупками, — не отворачиваясь от шипящей кастрюли, сказала Сильвия.

— Съездим, проветримся немного. А где малый? — Роберт сел за обеденный стол и начал наблюдать за приготовлением пищи.

— У себя в комнате, как всегда сидит за компьютером. Кстати, а что с этими террористами у вас там творится? Утром в новостях опять про них говорили… жуть какая-то…

— Ими спецслужбы занимаются, — лицо Роберта стало серьезным, — газеты немного преувеличивают угрозу…

— Хорошо, если преувеличивают… ты ведь видел, что случилось в Вест Лендс, это ведь и до нас может докатиться.

— Не докатится… — следователь конечно же не стал бы тревожить свою супругу и рассказывать ей о всем, что он знает о Саллехе Абдулле, о JCFI, и о контрабандистах, — теракт у нас террористам никакой особой выгоды не принесет…

Вдруг в коридоре послышался стук и в кухню заскочил сын Роберта и Сильвии, тринадцатилетний Макс.

— Пап привет, мам, я проголодался, что ты там варишь? — любопытный мальчишка подошел к матери и попытался снять крышку кастрюли.

— Макс, убери руки, не мешай. Когда все будет готово, тогда узнаешь что там. Впрочем, мы потом поедем в магазин, ты тоже с нами. Немного прогуляешься.

— Мам, зачем и мне с вами идти?

— Как это зачем? А кто поможет с покупками? Или мы с твоим отцом слуги какие-то? — Сильвия ущипнула Макса по носу.

— Правильно, Макс, твоя мать правду говорит. Из тебя мужчина должен вырасти, а боишься сумки поносить.

— Я не боюсь! — скорчил недовольную рожу Макс.

— Ну, значит, решено — едем в супермаркет, — ответил отец.

— Папа, а ты террористов из телевидения вживую видел?

— Слава Богу, пока еще нет, сынок. А что на них смотреть? Они противные и очень злые… — нахмурился Муус.

— А если ты кого-нибудь из них схватишь, можешь сделать фотку и принести мне?

— Какую еще фотку? Зачем? — удивился следователь.

— Я ребятам из нашего класса покажу, все в школе только о террористах и говорят.

— Макс, зачем тебе фотографии этих людей? — недовольно возразил Роберт. — У них знаешь, что на уме? Убить и украсть. Они трусы и не заслуживают, чтобы ими восхищались…

— Ребят, знаете что… хватит эту мерзость обсуждать, — в разговор вмешалась Сильвия, — Макс, ты бы лучше об уроках подумал. Что у тебя там задано? Все этим компьютером балуешься, а об учебе и забыл!

— Мам, я завтра сделаю, завтра же воскресенье, — захныкал Макс.

— Смотри у меня, Макс! — пригрозила Сильвия, размахивая деревянной ложкой. — Если будешь слишком много сидеть за компьютером, я тебя заставлю каждый день пересказывать пройденный материал.

— Папа, скажи маме! Завтра воскресенье!

— Макс, спорить с мамой бесполезно… и опасно для жизни, — усмехнулся Муус.

Внезапно из гостиной комнаты донесся приглушенный звонок стационарного телефона. Роберт встал из-за стола и пошел к трубке. На другом конце линии оказался прокурор Шифт.

— Ребят, в наших планах наступили некоторые изменения, — через минуту Муус вернулся в кухню, — мне надо заскочить на работу…

— Опять? Сегодня же суббота! Они издеваются что-ли? — возмутилась Сильвия.

— Да просто дело серьезное. Ну, что поделаешь? Я думаю, долго не задержусь там… Макс, иди в свою комнату.

— Значит, покупки отменяются?

— Ну… вы можете с парнем съездить. Я тебе машину оставлю… — предложил Муус.

— Обедать значит не будешь?

— Наверное, нет. Ты обед потом в холодильник сунь… как вернусь — поем.

— Эх, ты, служивый… поесть даже времени нет, — Сильвия покачала головой.

— Да уж, не позавидуешь. Ну я постараюсь побыстрей закончить, того и глядишь, успеем и в супермаркет сгонять.

— Да ладно. Мы и с Максом справимся. Ты, все-таки, потом позвони и предупреди… чтобы я знала…

— Конечно, звякну. Ладно, я тебе оставляю машину, а сам на такси поеду. Все, — Роберт поцеловал жену в губы и побежал переодеваться.

Следователь заказал такси и минут через двадцать приехал в прокуратуру, где его встретил Гиорг Шифт. Первым делом речь зашла о найденных в жилище Еюпа уликах, к тому же предстояло обратиться в органы финансового надзора, чтобы выяснить род деятельности фирмы, чьи документы находились в квартире, снимаемой Докшичем, а также проследить подозрительные денежные операции, связанные с ней. Параллельно были начаты поиски настоящего Эдмонда Фукса, чьим паспортом пользовался Еюп, и человека, на имя которого была зарегистрирована фирма «Друна».

Шифт надеялся, что Муус уже получил результаты проверок благотворительного фонда Саллеха Абдуллы и строительной фирмы Яшара Тахира, но оказалось, что из КФП пока ничего не приходило.

Пообщавшись с прокурором и обсудив с ним свежие данные, Роберт пешком отправился к зданию родной службы, находившемуся неподалеку. Следователь решил использовать время и разобраться с некоторыми задачами, чтобы не нагружать себя лишней работой в начале следующей недели. Таким образом, суббота в очередной раз превратилась из выходного в рабочий день. Муус достал из кармана сотовый телефон и набрал домашний номер.

— Алло?

— Алло, Макс, передай трубку маме.

— Сейчас…

— Алло, Роберт, что такое? — к телефону подошла Сильвия.

— Привет, солнышко. Я, короче, немного на работе задержусь…

— Этим меня не удивишь…

— Да ладно тебе, я тут часа три просижу, не больше.

— Ладно, давай, не задерживайся.

— Пока, целую, — Роберт сунул мобильник обратно в карман и зашел в здание управления.

Понедельник. Спустя два дня

Муус сидел в своем кабинете и занимался привычной бумажной работой. Выходные дни не прошли даром, так как в воскресенье оперативники успели найти Эдмонда Фукса — человека, чьим паспортом пользовался Еюп Докшич. Проверка показала, что его документы действительно были украдены, и он не имеет связей с контрабандистами. Повторялась знакомая схема: злоумышленники приобретают поддельные документы, открывают с их помощью банковские счета или регистрируют фирмы и потом отмывают через них заработанные грязные деньги.

Следующей целью был Мирослав Тике — фиктивный владелец фирмы «Друна». В данный момент оперативники пытались связаться с его родными или хотя бы бывшей женой, чтобы с их помощью попробовать выйти на его след. Первичная проверка не дала результатов из-за того, что Тике был прописан в необитаемом, полуразрушенном доме. Где он на самом деле жил — и был ли еще жив — выяснить, пока не удавалось.

Перебрав архивы, следователь узнал, что Мирослав является давним «клиентом» правоохранительных органов. За свои сорок пять лет он успел два раза попасть за решетку: в первый раз его посадили за серию квартирных краж, а во второй — за ограбление ювелирного магазина. Было понятно, что Мирослав — подставное лицо, но чтобы узнать больше, сначала его нужно было разыскать.

***

На часах было уже без двадцати четыре. Следователю Муусу только что пришло письмо из КФП, содержащее результаты проверки благотворительного фонда JCFI и фирмы Orient Construct. Роберт положил конверт в ящик и сосредоточился над содержанием письма.

Доклад КФП был разделен на две части: первая часть была отведена фонду JCFI, а вторая — строительной фирме Яшара Тахира. Муус взялся за первую часть и начал вдумчиво читать.

По данным сотрудников КФП фонд Саллеха Абдуллы регулярно финансировался из разнообразных источников, в большинстве своем анонимных. Некоторые из них, как утверждалось в докладе, были связаны с международной наркоторговлей и террористическими организациями. Деньги поступали как от компаний, так и от частных лиц, причем во втором случае суммы всегда были ниже отметки в десять тысяч долларов, так как закон обязывал банки сообщать финансовым органам об операциях, превышающих эту цифру.

Как правило, в тех случаях, когда денежные переводы проходили через имагинерские банки, банковские счета оказывались открыты при помощи фальшивых удостоверений личности. В глаза бросалась необычная активность владельцев упомянутых счетов: они еженедельно переводили небольшие суммы фонду и, в результате, от каждого из «благодетелей» JCFI мог заработать свыше полсотни тысяч долларов всего за месяц.

«…Проверка показала, что часть лиц, переводящих еженедельно финансовые средства на счета организации JCFI, или не имеют постоянных законных источников дохода, или их доходы не соответствуют тем суммам, которыми они оперируют…», — говорилось в докладе, — «…в массовом порядке используются поддельные документы. (…) Можно перечислить несколько основных методов, используемых представителями JCFI, которые косвенно свидетельствуют об отмывании денег: почти 90 % переводов на счета фонда, декларируемых как добровольные пожертвования, почти идентичны по стоимости и находятся в пределах 6–9 тысяч долларов; денежные средства перемещаются многократно из одного банковского учреждения в другое за короткое время; активно используются офшорные зоны; для выполнения одной услуги используются цепочки фирм-посредников, зарегистрированных в разных государствах; делаются попытки скрыть истинное происхождение денежных средств путем предъявления поддельных финансовых документов. (…)»

Муус почесал лоб и продолжил читать дальше: «нашу озабоченность вызывает нежелание банка под названием «Panama Enterprise Bank (РЕВ)», в котором открыт официальный счет фонда JCFI, предоставлять какую-либо существенную информацию нашим сотрудникам, что сильно затрудняет расследование. (…) Имя банка фигурирует и в нескольких делах, связанных с отмыванием денег от торговли наркотиками, но так как «РЕВ» находится под чужой юрисдикцией, наши правовые возможности сильно ограничены. (…)»

Следователю было понятно, что подразумевает эта шаблонная фраза — «наши правовые возможности сильно ограничены». Из-за того, что «РЕВ» находился в офшорной зоне, на иной территории, где имагинерские законы силы не имели, КФП не мог получить доступ к банковским архивам, из-за чего расследование могло зайти в тупик.

«Мда, не хотите вы карты свои раскрывать, господа банкиры… темните чего-то», — подумал Муус и задумчиво посмотрел в окно. Он не сомневался, что панамскому банку хорошо известны и род деятельности собственных клиентов, и происхождение их богатства.

Ни для кого не секрет, что основная доля грязных денег отмывается именно через официальную банковскую систему, от чего огромную выгоду извлекают многие крупные международные финансовые организации, так как чем больше денег поступает в банк, тем больше кредитов он может выдать и, соответственно, получить с них проценты, то есть прибыль.

Роберт обратил внимание на один интересный факт: половина членов Совета директоров банка (сотрудники КФП постарались раздобыть и эти данные) в прошлом занимали высокие посты в администрации Вест Лендс или спецслужбах этой страны. Председатель совета директоров РЕВ, например, до этого возглавлял внешнюю разведку Вест Лендс — Main Intelligence Agency (MIA), — а его заместитель до прихода в банк возглавлял один из отделов антинаркотической службы североамериканского государства. В списке директоров оказалось и имя, уже знакомое следователю — Майк Джонсон, председатель Международного Фонда Демократического Развития.

Панамский банк, отставные разведчики из Вест Лендс, контрабандисты и религиозные фанатики-террористы с Ближнего Востока, в теории, преследовали совершенно разные цели, но здесь их интересы каким-то образом совпадали. Как же так?

Странно было слушать речи Президента Вест Лендс, в которых он называл последователей джихада «главным врагом» и «угрозой номер один» для своей страны, а в то же время выяснять, что его бывшие подчиненные управляют банком, который отмывает деньги организованной преступности, в том числе и самой «угрозы номер один» — исламских радикалов.

Муус перевернул страницу и начал изучать вторую часть доклада, посвященную строительной фирме Яшара Тахира, который в это время находился в следственном изоляторе.

Как говорилось в документе: «…в результате назначенной проверки был установлен ряд нарушений… (…) При помощи документов, найденных в офисе «Orient Construct (OC)», были зафиксированы многочисленные несоответствия в финансовой отчетности фирмы. (…) В большинстве случаев, в которых отмечены правонарушения, применялась следующая схема: «ОС» заключает сделку с фирмой «Н» (большинство фирм зарегистрированы в Турции или бывшей Югоравии) на оказание определенных услуг. «ОС», в свою очередь, передает сделку подрядчику, который находится в той же стране, что и фирма «Н». (…) Мы готовим официальное обращение к турецким и иллирийским правоохранительным органам с просьбой провести аудит местных фирм, связанных с «ОС». Что касается другого бывшего югоравского государства, Федерации Живица, в котором зарегистрировано большинство подозрительных фирм, мы столкнулись с невозможностью наладить взаимодействие, так как у Республики Имагинера нет установленных дипломатических связей с Федерацией Живица. (…) Некоторые бухгалтерские документы являются поддельными, так как в них описаны услуги или товары, чье существование невозможно подтвердить. (…) Наши сотрудники подтвердили, что, несмотря на отсутствие реально проделанных работ со стороны «ОС», на счета фирмы Яшара Тахира и его партнеров многократно поступали крупные денежные суммы в виде платы за фиктивные услуги/товары. Мы подозреваем, что основная цель этих сделок — легализация денег от незаконной деятельности. (…) По нашим предварительным подсчетам, за шесть лет официальной деятельности через строительную фирму «ОС» были отмыты порядка 10–15 миллионов долларов. Как и в случае с благотворительным фондом «JCFI», фирма «ОС» пользуется услугами офшорного банка «РЕВ». (…) Нами установлено, что фирма «ОС» и фонд «JCFI» многократно переводили денежные средства на счета исламского религиозного центра «Возрождение», расположенного в городе Калиопа… (…) Известно, что в отношении центра ранее проводилось расследование, в ходе которого было установлено, что на его банковские счета в разное время поступали денежные средства от ряда террористических организаций. В начале этого года, решением суда, центр был закрыт. (…) На земельном участке, на котором расположен центр, находится и мечеть, продолжающая осуществлять деятельность, так как она юридически не связана с центром «Возрождение». (…) В ходе расследования было установлено, что после закрытия центра, «ОС» и «JCFI» перенаправили свою финансовую помощь мечети. Внимание наших сотрудников привлек тот факт, что религиозный храм и центр «Возрождение» были зарегистрированы одной и той же группой лиц, против которых ведется расследование на предмет их причастности к терроризму и другим видам преступлений; по данным фактам проводятся следственные мероприятия. (…)»

Прочитав и вторую часть доклада, следователь свернул его в трубку, встал из-за стола и подошел к висевшей на стене белой доске. Он задумчиво посмотрел на гладкое полотно и взял черный маркер с подставки.

Сначала, в центре доски, Муус написал слово «JCFI» и обвел его жирным кругом. Вслед за этим, над названием фонда Саллеха Абдуллы он нарисовал еще один круг и в нем большими буквами вписал слово «БАНК», имея в виду офшорный панамский банк «РЕВ». Связав два слова стрелкой, следователь продолжил чертить свою замысловатую схему. Время от времени он заглядывал в доклад и записывал все новые названия, обводя их кружочками и связывая их в общую сеть.

Вскоре почти все полотно покрылось запутанной сетью из слов и стрелок. Роберт отшагнул назад и посмотрел на свое произведение. Взяв с подставки под доской запасной маркер красного цвета, он нарисовал еще несколько линий, разделяя схему на две отдельные колонки.

Одна часть прослеживала взаимоотношения и денежные потоки, связанные с благотворительным фондом, и выглядела так:

          

Вторая часть относилась к фирме Яшара Тахира, Orient Construct (О.С.):

         

«Та-ак, значит… этот фонд JCFI служит для прикрытия, — размышлял Муус, — контрабандисты ввозят сигареты в Имагинеру, вырученные деньги отмывают через JCFI и этот панамский банк и потом, видимо, капитал возвращается на Балканы… попутно какой-то кусок достается террористам и бандитам… так-так, понятно… А как же мистер Яшар Тахир? — следователь посмотрел на цепочку из кружков и стрелок, посвященную строительной фирме, — О.С. заключает договоры с несколькими подставными фирмами, чтобы запутать контрольные органы, деньги отмывает через все тот же офшорный банк, как и фонд JCFI… Основная часть достается Тахиру, а какая-то доля, похоже, оседает в карманах бородатых террористов и криминальных авторитетов…, -размышлял Муус, почесывая гладко выбритый подбородок. — Только не пойму, причем здесь вестлендеры и этот странный Майк Джонсон… бред какой-то. Вроде как Вест Лендс с террористами воюют, а сами же привели их на Балканы, да еще вестлендерские чекисты свой банк открыли и деньги отмывают. Ничего себе беспредел — даже у нас действуют скромнее…»

Роберту и, правда, было трудно понять логику подобных взаимоотношений. Он не раз слышал, что спецслужбы Вест Лендс неофициально оказывали материальную помощь афганским моджахедам, воевавшим против советских войск в 1980-х годах. Недавно, занявшись делом Саллеха Абдуллы, он нашел в интернете пару статей, которые связывали MIA не только с Афганистаном, но и с событиями на Балканах и всплеском насилия на постсоветском пространстве в начале девяностых годов.

Сейчас, прочитав доклад, следователь воспринимал эти подозрения уже не как какие-то теории заговора. По основным направлениям выводы журналистов и сотрудников КФП совпадали. Роберт задавался вопросом, почему имагинерские правоохранительные органы так пассивно относятся к деятельности разных сомнительных религиозных центров и фондов. Ведь, если бы не статьи газеты «Нюз Ляйнер», то местными террористами вряд ли бы в ближайшее время кто-нибудь серьезно обеспокоился.

Спецслужбы проявили инициативу и взялись за членов подпольной организации «Борцы Ислама Центральной Европы» лишь после того, как пресса взбудоражила общественность, о чем можно было судить по результатам работы сотрудников Центра по Борьбе с Терроризмом: за первые две недели после выхода в свет скандальной статьи «Нюз Ляйнер» они арестовали пятерых подозреваемых, обыскали три квартиры, изъяли десятки коробок печатных материалов, призывающих к священной войне с неверными, ценные документы, пару охотничьих ножей и даже боевой пистолет.

«Внезапные» успехи силовиков породили множество вопросов, в частности, некоторые аналитики и журналисты высказывали мнение, что спецслужбам было заранее известно о том, каковы масштабы террористического подполья в Имагинере, что у них было предостаточно поводов, чтобы начать действовать раньше, но по какой-то причине они все равно ничего не предприняли. Объяснить чем была обусловлена инертность сотрудников ЦБТ, увы, журналисты не могли.

Ответ на этот вопрос знали лишь несколько очень влиятельных людей, но раскрывать тайну прессе и имагинерскому обществу они и не думали.

14

— Господин Бертвольт, доброе утро.

— Доброе утро, господин Остент, я вас слушаю, — томным голосом ответил в трубку Генпрокурор. Было полвосьмого утра, и Бертвольт находился дома, готовясь поехать на работу.

— Мы приступили к следующему этапу операции «Молния». По ее окончанию вы получите и доклад с результатами, — доложил директор Главного Разведывательного Управления Имагинеры.

— Хорошо, Остент, спасибо за звонок, всего хорошего.

— Всего хорошего, до свидания.

Пока Генеральный прокурор надевал костюм и допивал кофе, в сторону Визны — небольшого дачного поселка, расположенного в двадцати километрах от столицы — двигалась автоколонна, возглавляемая белым патрульным автомобилем. За ним вереницей тянулись три внедорожника и два тяжелых бронированных грузовика, все выкрашенные в черный цвет.

В черных машинах находились сотрудники спецназа ЦБТ, которым предстояло выполнить задачу, о которой Остент сообщил Бертвольту.

Было тихо и прохладно, воздух был все еще сырой, не разогретый солнцем, низко над дорогой иногда пролетали мелкие птицы. Колонна подъехала к окраине Визны и сбавила скорость. Спецгруппе нужно было свернуть с шоссе, разделявшее поселок на две части, сделать левый поворот и потом проехать еще метров сто по пыльной улице.

Дом, в котором по оперативным данным регулярно собирались несколько членов подпольной исламистской организации, прославившейся на всю Имагинеру благодаря прессе, находился в самом начале поселка, на правой стороне улицы, по которой двинулись машины со спецназом.

Белый полицейский автомобиль свернул на обочину и остановился, пропуская вперед основную группу, затем из него вышли четыре полицейских и перекрыли выезд со стороны шоссе. Противоположный конец улицы был заблокирован одним из внедорожников, а оставшиеся машины направились к дому подозреваемых.

Дача предполагаемых террористов выглядела довольно представительно: дом был в два этажа, с выбеленными стенами, с чердаком, на каждой стороне второго этажа имелся балкон, везде был установлен новенький стеклопакет.

Необычной была только одна деталь. Если остальные участки на улице были отгорожены сеткой-рабицей или невысокими деревянными оградами, то проверяемый дом больше походил на маленькую крепость с его двухметровым бетонным забором. Разумеется, каждый желает, чтобы в его личное пространство вторгались как можно реже, но в данном случае хозяева явно понимали это слишком буквально.

Так или иначе, если за массивной преградой действительно находились террористы, такую скрытность объяснить было не трудно.

Гостиная на первом этаже дома. За десять минут до приезда сотрудников ЦБТ

— Амир, они скоро и на нас могут выйти, — молодой человек лет двадцати пяти, сидевший на большом диване в гостиной, обратился к одному из двух мужчин постарше, которые вместе с ним смотрели утренние новости по телевизору.

— Не выйдут. Раз до сих пор полиция нас не трогает, значит, не засекли. Да и я никогда ни с кем напрямую дела не имею. Меня не так легко засечь, — пригладив пальцами густую черную бороду, ответил Амир. Ему было лет сорок, родом он был из Пакистана, а в Имагинере находился в статусе беженца. На самом деле Амира звали Аднаном, но мало кто из его сообщников называл его по настоящему имени. — Кстати, Фатмир, когда твой человек заберет «хлопушки»? А то менты и, правда, могут сюда нагрянуть…

— Я с ним договорился встретиться завтра. Ночью я их отвезу, проблем не будет, — объяснил третий собеседник по имени Фатмир. Ему было тридцать, в Имагинеру он попал из Албании при помощи студенческой визы и официально числился студентом в одном из частных университетов Калиопы.

— Сани, я потом позвоню Чики и проверю, готовы ли диски и книги. Если они уже напечатаны, ты съездишь и заберешь их. Возьмешь мою машину.

— Хорошо, Амир, — ответил Сани, самый молодой из трех заговорщиков. Он, в отличие от Аднана и Фатмира, был коренным имагинерцем. Его мать была имагинеркой, а отец — саудовский араб. От него молодой человек унаследовал немного более смуглый оттенок кожи, чем обычно бывает у имагинерцев, темные глаза и волосы,и не сильно выраженную горбинку на носу.

Года три назад Сани и не предполагал, что будет дружить с этими людьми. Все начиналось совсем безобидно: посмотрев документальный фильм про религиозных экстремистов, воевавших против советских войск в Афганистане в восьмидесятые, а затем на Балканах в девяностые, в нем проснулось любопытство и ему захотелось узнать о них больше. Так он начал собирать газетные вырезки, рыться в интернете и обсуждать на форумах тему «борцов за правую веру».

Через некоторое время виртуальное общение перешло в реальное, Сани завел новых друзей, даже увлекся религией, что сильно удивило его близких, и мог часами беседовать об исламе, смысле жизни и, не на последнем месте, джихаде. Со старыми знакомыми он виделся все реже, не замечая, как в его сознание всасываются экстремистские идеи. Изменился и его внешний вид — Сани отрастил короткую бороду, перестал носить даже деревянные украшения, в его гардеробе стал преобладать черный цвет.

Вербовщиками он был приобщен к малоизвестной подпольной организации «Борцы Ислама Центральной Европы (БИЦЕ)», существующей в Имагинере с середины 1990-х годов. Со временем молодой имагинерец сумел проникнуться доверием к одному из ее главарей, во многом благодаря своим умениям обращаться с компьютером — иногда его просили что-нибудь починить или настроить компьютерную программу. Аднан, тот самый главарь, оценил парня не только за его технические умения, но и еще за одно полезное качество — исполнительность.

Порой он использовал Сани как секретаря и получал через него разные посылки или сообщения. Молодой имагинерец не имел ничего против, так как воспринимал Амира как авторитетного наставника. Да и за это ему всегда доставались чаевые.

— Слабых презирают. Боятся и уважают только сильных, запомните мои слова, — поглаживая бороду, начал размышлять Аднан. — Вот видите — журналисты каждый день нас обсуждают, они нас не видят и не знают, но их не покидает страх. Мы не боимся ничего, потому что с нами Аллах, и он нам дает силу, — заключил пакистанец, не отрываясь от новостей, в которых в это время шел очередной репортаж о террористической угрозе.

На деле, однако, он не был таким уж бесстрашным. Недаром есть поговорка: на Бога надейся, а сам не плошай. Когда пресса забурлила статьями об имагинерских исламистах и пошла волна арестов, Аднан решил, что не стоит слишком рассчитывать на великодушие Аллаха, и временно залег на дно, сбрил бороду, дабы выглядеть менее подозрительным, и начал менять один адрес за другим. Через пару недель напряжение немного спало, и пакистанец восстановил свой привычный распорядок дня, переехав в Визну, в дом одного из своих соратников.

Два черных внедорожника и один из бронированных грузовиков остановились у калитки частного дома, а второй грузовик поехал в обход здания, по боковой улочке, попутно высаживая группу спецназовцев, которые должны были пройти внутрь через задний вход.

Когда основная группа сотрудников ЦБТ подошла к железным воротам, в доме вдруг запищал электронный датчик.

— У нас, по-моему, нежданные гости, — Амир вскочил с дивана и подбежал к входной двери, сбоку от которой, на уровне груди, был прикреплен аппарат, похожий на домофон. Прибор был снабжен небольшим черно-белым экраном, передающим изображение с камеры слежения, прикрепленной к бетонному забору на улице. На экране было видно, как несколько человек — одни в гражданском, другие — в черном камуфляже, обвешанные амуницией — обступили ворота и делают что-то с замком, не предполагая, что их уже заметили.

— Разберись с камерой, — сотрудник в штатском скомандовал одному из спецназовцев подойти к видеокамере и обесточить ее. Тот подошел к ней и выдернул кабель из контакта, расположенного на корпусе прибора, и с экранчика домофона сразу же исчезло изображение.

— Черт, Сани, иди наверх и сотри с компьютера все файлы! Вынь все бумаги из ящиков письменного стола и сожги их в железном ведре, оно там, в туалете! Я их задержу! Фатмир, вынимай оружие! — лихорадочно прокричал Амир и подбежал к тумбочке, стоявшей в коридорчике между входной дверью и гостиной.

Пакистанец присел на колени, засунул руку под тумбочку и достал какую-то увесистую деревянную шкатулку, как оказалось, с двойным дном. Аднан быстро разобрал ее и вытащил скрытый внутри боевой пистолет.

— Они нас окружают! Фатмир, быстрей вынимай автомат и прикрой выход в задний двор! — в гостиной снова раздался писк электронного датчика, которой засек приближение спецназовцев, готовящихся проникнуть с тыльной стороны дома.

— Ну как? Сколько тебе еще возиться с замком? — командир группы нетерпеливо наблюдал за действиями своего коллеги, пытавшегося отмычкой открыть замок.

— Секунду, сейчас открою.

Только замок щелкнул, как вдруг входная дверь дома приоткрылась и из образовавшейся щели высунулась рука, сжимавшая пистолет.

— Назад! — успел прокричать командир группы.

В следующее мгновение палец высунутой руки нажал на спуск и в сторону сотрудников спецслужб полетели пули.

— Ноль-второй, по нам открыли огонь, повторяю, по нам открыли огонь! — командир связался со второй группой и, под оглушительный аккомпанемент выстрелов, сообщил им о происходящем.

— Первый, я вас понял, приступаю к работе.

То ли стрелявший плохо целился, то ли бойцы среагировали очень быстро, но, к счастью, никто не пострадал. Двое спецназовцев, укрывшихся за внедорожником, который стоял ближе всего к железным воротам, сразу открыли ответный огонь из автоматов, заставив нападавшего отступить и юркнуть обратно за порог.

Скоротечная перестрелка прекратилась так же внезапно, как и началась, причинив ущерб только легковушке, припаркованной напротив изрешеченной входной двери — одна из пуль отскочила рикошетом от стены, разбила окно водительской дверцы и застряла в руле.

— Фатмир, быстрей! Они с другой стороны зайдут! Вынь и второй автомат… и патроны приготовь! — задыхаясь, прокричал Амир, — … они вырубили обе камеры!

— Да вынул я их… подожди… вот тебе второй автомат! Мимо окна не ходи! — Фатмир уже успел вытащить из тайника, скрытого под лестницей, ведущей на второй этаж, два больших туристических рюкзака, набитые внушительным арсеналом: в отдельные полиэтиленовые мешки черного цвета были завернуты пять автоматов разного производства, два пистолета, десяток боевых гранат и огромное количество патронов. — Бля… они нас сейчас прикончат! Черт!

— Если они докопаются до архивов, тогда прикончат! — прокричал Аднан и забрал второй автомат. — Дай мне и пару гранат!

— Мак, ломай дверь. Всем приготовиться! — скомандовал офицер, руководящий второй группой.

— Есть! — ответил боец, державший в своих громадных руках тяжелый металлический таран.

Мак, как его называли сослуживцы, напрягся, раскачал таран и нанес мощный удар по тонкой стальной двери. Раздался сильный грохот, дверь погнулась, но замок, висевший с внутренней стороны, ее удержал. Мак нанес второй удар, но дверь опять героически выстояла. С третьей попытки и дверь, и замок, разлетевшийся вдребезги, сдались окончательно.

Боец с тараном сразу отступил назад, чтобы дать возможность штурмовой группе, выстроившейся вдоль забора, зайти во двор. Спецназовец с бронированным щитом, возглавлявший группу, двинулся вперед и только ступил на дорожку, тянущуюся к дому, как из одного из окон на первом этаже вырвалась автоматная очередь. Стрелял Фатмир, который за считанные секунды до этого затаился у окна, ожидая вторжение сотрудников спецподразделения. Несколько пуль легли в метре от ног бойца, другие веером пролетели по бокам и вонзились в забор, поднимая облачки пыли. Албанец попал и в щит Мака, но автоматные пули не смогли пробить броню.

Спецназовец остановился, слегка пошатнулся, и открыл ответный огонь из пистолета, который он держал в правой руке. Поддержал его огнем и командир, двигающийся за его спиной. Их ответные действия заставили Фатмира пригнуться и на мгновение прекратить стрельбу.

— Назад! На исходный рубеж! Назад! — прокричал командир группы и дал знак своим людям отойти обратно за бетонный забор. — Мак, ты как? Цел?

— Да нормально, вроде цел, — ответил запыхавшийся спецназовец, выскочив обратно на улицу. — Броня, молодец, не подкачала.

— Хорошо, — командир похлопал своего напарника по плечу, доложил обстановку коллегам на противоположной стороне и подозвал бронированный грузовик. Тяжелая машина свернула с боковой улочки и выехала на заросшую мелким кустарником поляну за домом. Как только грузовик остановился, бойцы отошли от забора и встали за его пуленепробиваемым кузовом.

— Амир, Амир! Они отступили, слышишь? Я их остановил! — прокричал возбужденно Фатмир и перезарядил автомат.

— Хорошо, не позволяй им зайти во двор, — прохрипел в ответ Аднан, присевший на корточки у гостиной. — Сани, ты готов?

— Компьютер почти готов, я сейчас собираю бумаги, — со второго этажа послышался голос Сани.

— Бумаги нужно уничтожить, понял? Сожги все, слышишь! — крикнул пакистанец.

— Да, понял!

— Амир, что нам делать потом? Мы тут не можем бесконечно отстреливаться! — Фатмир нервно сжимал рукоятку автомата.

— Я думаю! Пока будем держаться, потом посмотрим…

— Думай быстрей, пока они опять не поперли!

— Успокойся! Не паникуй…

Итак, штурм двора с первой попытки не удался. Это нельзя было назвать непредвиденным сюрпризом, так как, чтобы попасть в дом, сначала нужно было пересечь метров пятнадцать открытого, простреливаемого пространства. Что касается Фатмира, то с точки зрения тактики его позиция была намного выгодней: он находился в укрытии, имел хороший обзор и, как убедились сотрудники ЦБТ, патронов не жалел.

Не лучшим образом обстояли дела и у основной группы, которая, укрывшись за машинами возле калитки дома, тоже решала, что делать дальше. Бетонный забор, в этом случае, играл своеобразную роль буфера — он ограничивал видимость как Аднану и его подельникам, так и бойцам спецназа, не позволяя последним отслеживать передвижения внутри здания.

— Сани! — крикнул Амир.

— Что?

— Посмотри в окно, что делают полицейские? Только осторожно!

Сани бросил на землю стопку бумаг, подкрался к окну и, отодвинув слегка белую занавеску, глянул во двор. Погнутая стальная дверь была распахнута, на дорожке, ведущей к дому, лежали десятки стреляных гильз. Основная часть спецназовцев укрывалась за большим черным грузовиком, припаркованным на поляне, метрах в десяти от забора, а двое занимали позиции за деревьями, растущими немного в стороне, ближе к соседнему участку.

— Они метрах в десяти от забора стоят, за грузовиком… — крикнул Сани, повернув голову в сторону открытой двери.

Внезапно, на улице прогремели выстрелы, и стекло за головой молодого человека треснуло. Сани повезло, так как автоматная очередь просвистела буквально в сантиметре от его головы. Он сразу отскочил от окна и лег на пол, прикрыв голову ладонями. В комнату влетели еще несколько пуль и вошли в стену, затем стрельба снова прекратилась.

— Сани, ты жив?! — крикнул с первого этажа Аднан.

— Да, цел! Все нормально! — молодой имагинерец подполз к углу комнаты и пощупал шею — оказалось, что осколками стекла его слегка поцарапало.

— Сани, сколько там ментов?! — прозвучал голос Фатмира.

— По-моему, девять или десять…

— Сани, ты собрал бумаги?! — снова крикнул пакистанец.

— Да, почти. Осталось только их поджечь…

— Ладно, собери их и найди зажигалку или что-то такое… и к окну не подходи!

— Хорошо! — парень подполз к разбросанным на паркете листам бумаги и начал собирать их обратно в общую кучу.

15

— Первый, нам нужна броня и снайперы, нам тут просто так не пройти.

— Ноль-второй, вас понял, — ответил по рации командир группы, — Ждите дальнейших указаний, прием.

— Понял, прием.

На некоторое время штурм был остановлен. Из столицы в сторону Визны выехал полицейский наряд, чтобы усилить кольцо оцепления вокруг неприступного пока двухэтажного дома. Без дополнительного подкрепления спецназовцы не смогли бы обойтись, так как, из-за того, что не получилось сразу арестовать Амира и его соучастников, нужно было эвакуировать обитателей близлежащих строений. Через пару минут со стороны шоссе начала доноситься пронзительная трель полицейских сирен.

Командир группы антитеррора (позывной в радиоэфире — «Первый») позвонил в свой штаб и, доложив обстановку, запросил подкрепления и бронированную технику. Начальство выслушало его доклад, пообещало выслать все, что нужно, приказало не давать возможности преступникам скрыться и посторонних к месту проведения операции не допускать.

Итак, если рассуждать о том, были ли точны разведывательные данные, то ответ был бы почти положительный — присутствие преступников в белостенном доме подтвердилось. Сюрпризом, однако, оказалось наличие у них автоматического оружия, так как перед операцией из отдела планирования спецназовцам сообщили, что уровень угрозы минимален (то есть, подозреваемые вряд ли окажут вооруженное сопротивление), но события, разыгравшиеся только что, доказали, что дела обстоят совсем иначе.

— Усиление прибыло, — сообщили по рации полицейские, охранявшие въезд со стороны шоссе.

— Пусть они выстроят кольцо вокруг нашей улицы и чтобы никого близко не подпускали, — ответил Первый, — и еще: свяжись с местной полицией и скажи им, что нужно отключить подачу электричества в дом. Пусть они этим займутся.

— Есть.

— Амир, слышишь? Полицейские сирены! Они еще людей сюда пригнали! — зашевелился Фатмир.

— Слышу. Ты свою сторону наблюдай… ей, ты куда ползешь? — Аднан увидел, что албанец, закинув автомат за спину, ползет на коленях в сторону кухни.

— Пить хочу, возьму что-нибудь из холодильника.

— Только быстрей, они могут опять пойти на штурм.

— Ты чего-нибудь не хочешь? — спросил Фатмир, разглядывая продукты на холодильных полках.

— Минералки дай и поживее…

Албанец взял плитку шоколада, бутылку апельсинового сока и минеральную воду и отполз обратно на свое место.

— Ты бы еще бутерброд себе сделал… — подхватив бутылку с минеральной водой, пробормотал Аднан.

— Менты если бы не мешали — сделал бы.

Между тем уже весь поселок знал, что происходит что-то неладное. Приехавшие сотрудники полиции разделились на две группы и занялись блокированием прилегающих улиц, эвакуацией местных жителей, вытеснением неизвестно откуда взявшихся журналистов.

Что касается последних, нужно признать их оперативность — приблизительно через час после того, как утреннее спокойствие Визны было нарушено стрельбой, в поселок помчались корреспонденты одного из столичных телеканалов, а за ними, с некоторым опозданием, потянулись и их конкуренты из других СМИ. Оказалось, что один из местных жителей, не успев связаться с полицейскими по перегруженной телефонной линии, решил позвонить на телевидение в попытках выяснить что происходит.

— Томи, попытайся снести тарелку, — командир указал одному из своих подчиненных, у которого на ремне висел дробовик, на спутниковую тарелку, закрепленную под одним из окон на втором этаже дома.

Спецназовец прицелился и выстрелил. Дробь пробила корпус зеркала антенны, отколов от него небольшой кусок. Сотрудник произвел еще три выстрела, один из которых разбил магнитный облучатель, что окончательно вывело антенну из строя.

— Странно, куда они стреляют? — Фатмир повернул голову в сторону главного входа, откуда донеслись громкие хлопки.

— Сани! Ты как?! Слышишь?! — крикнул пакистанец.

— Что?! — послышался голос Сани.

— Они в тебя стреляют что-ли?

— Нет, стреляют с передней стороны. Я в твоей комнате, Амир.

Аднан наморщил лоб, пытаясь понять замысел антитеррористов. Он подполз к окну, сдвинул слегка штору и посмотрел, что твориться за железными воротами. Были заметны мелькавшие на улице тени, слышался гул моторов и разговоры. Попытки штурма не было. Пока не было.

— Подожди-ка…

— Амир, ты чего?

— Сейчас, я в соседнюю комнату. Я, по-моему, понял, куда они стреляли, — Аднан пригнулся почти до самого пола и пополз в соседнюю комнату, отделенную от гостиной перегородкой.

Увидев на экране спутникового телефона надпись «Сигнал Отсутствует», Амиру стал понятен замысел силовиков. Выругавшись, он швырнул на диван бесполезный уже телефонный аппарат.

— Амир, ты чего? Что там с телефоном? — албанца удивила непонятная реакция сообщника.

— Они сломали спутниковую тарелку, вот что. Хитрые они шайтаны…

— У нас же мобильники есть.

— Знаю… Сани, как у тебя там?

— Компьютер готов, остались бумаги. Амир, я не могу найти зажигалку.

— Тут на деревянном столе есть зажигалка, иди и возьми ее. Быстрее!

Сани застучал пятками по полу второго этажа, спустился по лестнице и, пригнувшись, подскочил к массивному овальному столу в гостиной.

— Вон там зажигалка, между журналом и стеклянным блюдом, — Аднан указал рукой на стол, — Сани, стой-ка… Фатмир!

— Чего?

— Дай Сани автомат и патроны, — услышав это, молодой имагинерец удивленно посмотрел на наставника и замер на месте, сжимая в руке серебристую зажигалку. — Дай-ка ему и пару гранат… на всякий случай.

Фатмир посмотрел пронзительным взглядом на Сани, как будто оценивая, стоит ли ему давать оружие, но все-таки выполнил указание и, не сказав ни слова, достал из туристической сумки еще один автомат и боеприпасы.

— Как им пользоваться знаешь? — спросил албанец.

— Да… уже пробовал, — разглядывая оружие, ответил Сани.

— Гранаты бросал?

— Ну… нет.

— Тогда смотри: выпрямляешь усики, потом тянешь чеку, бросаешь куда нужно и укрываешься. Пока прижимаешь скобу, она на предохранителе. Если все сделаешь правильно, через три секунды услышишь «бум!». Понял?

— Понял… — разглядывая гранату, ответил имагинерец.

— Сани, возвращайся наверх. Фатмир, следи за двором.

В это время почти полностью закончилась эвакуация жильцов из домов по соседству, замкнулось и кольцо оцепления. Руководству бумажной фабрики, расположенной метрах в ста пятидесяти за домом, настойчиво порекомендовали временно прекратить производственный процесс и отпустить рабочих.

— Алло? Да… понятно. Дайте им нашу частоту, — командиру спецгруппы позвонили по мобильному телефону и предупредили, что через десять минут в Визну прибудут подразделение Национальной гвардии Имагинеры, усиленное двумя бронетранспортерами, и дополнительная группа сотрудников спецназа ЦБТ, в которую входили снайперы и саперы.

Сани поджег лист бумаги и сунул его в ведро, на дне которого лежала часть документов, предназначенных для уничтожения. Языки пламени начали медленно пожирать их, унеся с собой сокровенные тайны Аднана. Списки телефонных номеров и подельников, информация о членах подпольной организации, отчеты о потраченных деньгах, банковские документы, записки — все превращалось в бесполезную золу, заполняя комнату едким запахом гари.

— Смотри не подожги дом, Сани! — крикнул Аднан, почувствовав запах паленого.

— Я осторожен, Амир.

— Амир, ты слышишь? Там какие-то тяжелые машины, кажется, появились… — Фатмир обратил внимание на приглушенный гул моторов, доносившийся где-то со стороны шоссе. — Может подкрепления?

— Может быть… держи гранаты наготове.

— Амир, мы долго не продержимся, надо что-то решать!

— Может, пойдешь сдаваться? Если хочешь остаток жизни в тюрьме провести, пожалуйста! — разгневался Аднан. Белый флаг он поднимать не спешил.

— А что нам делать?

— Кончай паниковать! Я позвоню Аамилу! — пакистанец позвонил по мобильному телефону одному из членов БИЦЕ. — Аамил, это ты? Алло! Аамил, нас прижали! Я в белом доме, нас штурмуют полицейские! Нам нужна помощь!

— Что?! Что я могу сделать?! — Аамил не сразу понял, что происходит.

— Захватите заложников, кого угодно! Требуй, чтобы нам позволили покинуть дом! Нам иначе отсюда не выйти!

— Чего?!

— Возьми заложников! Я серьезно! Захвати магазин, банк, что угодно! Только требуй, чтобы прекратили штурм! — Аднан буквально орал в трубку.

— Я не могу взять так… такого решения… — заикаясь, ответил Аамил.

— Как это не можешь?! Если они меня арестуют или найдут документы, со всей организацией будет кончено!

— Уничтожь документы…

— Сделай то, что я тебе сказал, мне нужно время!

— Я должен получить добро от старейшин…

— Сделай это быстрее! У меня нет времени! Залог слишком большой, так что не медли!

— Ладно, я сейчас им позвоню…

— Давай, потом сразу перезвони, понял?

— Понял, понял. Давай… — разговор на этом закончился.

— Ну что? — поинтересовался Фатмир.

— Позвонит старейшинам… там посмотрим…

Фатмир и Аднан отвели взгляд друг от друга, замолчали, сжимая приклады автоматов, и прислушались к тревожному шуму за забором.

— Роберт! Иди, посмотри! В Визну отправили Национальную гвардию! — в кабинет следователя Мууса влетел его коллега и пригласил его в соседний кабинет, где вокруг маленького телевизора собрались несколько оперативников и с небывалым интересом смотрели выпуск новостей.

В кадр попали грузовики, несколько микроавтобусов, армейские внедорожники со знаками «NG» на бортах, и два бронетранспортера, сопровождаемые полицейскими машинами. Судя по бегущей строке в углу экрана, колонна направлялась в Визну, где «рано утром был заблокирован дом, в котором скрываются предполагаемые исламские террористы, открывшие огонь по сотрудникам правоохранительных органов».

— Ребят, а что там происходит? — озадаченным взглядом спросил Муус.

— Утром, видимо, спецслужбы попытались провести обыск в каком-то частном доме, а их встретили огнем. Там весь поселок оцепили, наверное, по-серьезному штурмовать будут, раз и гвардию туда послали, — ответил оперативник, позвавший Роберта.

— Эти террористы, вероятно, из той группировки, о которой все время по телевизору талдычат, — к разговору подключился один из полицейских, присевший на табуретку перед приемником.

— Пусть им всадят из бэтээров^[9], - добавил другой. — Миграционные службы как дают визы кому попало…

Муус быстро сообразил, что события в Визне могут косвенно (или прямо) быть связанны с Саллехом Абдуллой и контрабандистами. Наверняка — думал следователь — террористы имели дело с благотворительным фондом иорданца, так же, не исключено, что они тоже могли отмывать деньги через офшорный банк РЕВ. Роберт был уверен, что преступники в белостенном доме, хотя бы раз посещали и мечеть, упомянутую в докладе КФП.

Следователь по привычке посмотрел на часы — было почти двенадцать. Он постоял еще минуту, потом вернулся в свой кабинет, сделал еще пару мелких дел и ушел на обеденный перерыв. Проходя мимо телевизора, Роберт снова посмотрел на экран: в углу стояла все та же надпись «срочно», оператор продолжал фиксировать шоссе, перекрытое полицейскими автомобилями с включенными красно-синими проблесковыми маячками, суетящихся вокруг постовых, журналистов, случайных зевак, спецназ, машины скорой помощи и пожарных. Вся эта беспокойная масса людей и техники наблюдала за черными фигурками, обступившими враждебный дом с высоким забором, и ждала развязки.

Ждали развязки и те, кто в этот момент сидел у телевизора или с интересом слушал комментарии радиоведущих. Все хотели какого-то зрелища, все желали увидеть, как загадочные террористы получают возмездие.

Бронетранспортеры отделились от основной колонны, съехали с шоссе и на медленной скорости двинулись навстречу спецназовцам. Командир группы вышел по радио на экипаж первого бэтээра и объяснил свой замысел: бойцы отходят назад, освобождая пространство перед калиткой дома, бронетранспортер проламывает брешь в бетонном заборе, огнем из пулемета подавляет сопротивление, если таковое будет оказано, затем отъезжает, расчищая дорогу силовикам, которые входят в дом и зачищают его. Другая машина, придерживаясь той же тактики, должна была обойти дом сзади и проложить дорогу второй группе.

— Амир, там чего-то готовят! — Фатмир почувствовал, как под ним вдруг задрожал пол.

— Сани! Сани! — прокричал Аднан.

— Что?

— Посмотри в окно, что там делается перед домом.

Сани взял автомат и побежал в комнату, чьи окна выходили на фасад дома. Посмотрев в щель между занавеской и окном, он буквально застыл на месте от изумления.

— Амир, там броне… бронетранспортер! К дому подъехал бронетранспортер! — срывая голос, крикнул молодой имагинерец.

— Черт! Амир, нам крышка! — в голосе албанца чувствовался настоящий страх.

— Приготовь гранаты и охраняй свой сектор!

Водитель бронетранспортера увеличил обороты, двигатель в ответ заревел еще громче, и бронированная машина устремилась к забору. Носовая часть бэтээра, усиленная решеткой из толстых стальных труб, врезалась в бетонную стену, немного левее рамы, на которой крепились ворота. Забор пошатнулся, по нему змейкой поползла толстая трещина, но каркас из арматуры помешал ему развалиться.

Дрын-н-ь! — зазвенели окна дома. Импульс от удара за доли секунды пробежал по всему зданию, заставив задрожать стены и пол, к которому прижались Аднан и Фатмир.

— Сани! Сани! Брось гранату в бронетранспортер! Задержи их огнем! Слышишь?!

— Слы… слышу, Амир! — заикаясь от волнения, ответил имагинерец. Следуя инструкциям Фатмира, он выдернул чеку из гранаты непослушными пальцами дрожащей руки, приоткрыл окно, и бросил ее в образовавшийся проем.

В это время бронетранспортер, выпустив облако выхлопных газов, врезался второй раз в забор и почти расколол его. Граната, выброшенная из окна, отскочила от корпуса бэтээра, упала метрах в трех от него и взорвалась, не причинив ему серьезного ущерба.

Спецназовцы, укрывшиеся за бронированным грузовиком в нескольких десятках метрах позади, а так же несколько гвардейцев, залегших на рубеже между полем и поселком, мгновенно открыли огонь по окну. Имагинерец сразу пригнулся, на него начала сыпаться штукатурка, куски стекла и занавески. Через секунду к канонаде присоединился и бронетранспортер, прекративший на несколько секунд крушить бетонное препятствие. Его башня плавно развернулась, ствол тяжелого пулемета поднялся вверх и прицелился в черный прямоугольник окна.

Журналисты, наблюдавшие за баталией с шоссе, перекрытого полицейским кордоном, услышав мощный рокот тяжелого пулемета, сразу оживились и начали посылать сообщения в свои агентства:

«Уважаемые зрители [слушатели], мы… только что услышали звуки выстрелов со стороны заблокированного дома… вероятнее всего, это знак, что штурм, спустя несколько часов затишья, возобновился. (…) Мы услышали грохот, похожий на разрыв гранаты или другого взрывного устройства. (…) Спецназ и Национальная гвардия работают при поддержке двух бронетранспортеров, один из которых только что открыл огонь по дому. На данный момент нам неизвестно, сколько точно человек находится внутри, предположительно их трое или четверо…», — лавиной начали поступать репортажи с места события.

Сани вовремя отполз от разбитого окна, так как стена, защитившая его от автоматных пуль спецназовцев и гвардейцев, оказалась легкой мишенью для крупнокалиберных боеприпасов бэтээра. Две очереди оказались достаточными для того, чтобы снести ее чуть ли не наполовину. Тяжелая машина сделала еще несколько выстрелов для страховки и взялась доламывать почти обвалившуюся бетонную плиту.

— Сани! Ты живой?!

— Да, Амир, — откашлявшись, ответил имагинерец, ставший похожим на призрака из-за серой пыли, покрывшей его волосы и лицо.

Оборонявшаяся троица не имела возможности увидеть, что снимали операторы телеканалов, соответственно и расположение противника, так как электрики полностью обесточили улицу, на которой велся бой.

— С моей стороны тоже идет бронетранспортер! Черт! — Фатмир увидел, как по забору, со стороны заднего двора, тоже поползли трещины.

С каждым ударом от бетонной стены отламывались все более крупные фрагменты, окутывая бронированную машину пыльным облаком. Наконец в заборе образовалась щель, метра три в ширину, и бэтээр осторожно въехал во двор, давя торчащие кривые куски арматуры своими большими толстыми колесами.

Албанец открыл отчаянно огонь из автомата, пытаясь остановить наступление бронированного монстра. По стальному панцирю машины забегали искры, но пули лишь царапали краску на броне и, как горошины, отскакивали в разные стороны. Фатмир бросил гранату, но и этого оказалось недостаточно — несколько осколков застряли в покрышке одного из передних колес, причинив ему скорее косметический ущерб.

К перестрелке подключился и Аднан после того, как другой бэтээр окончательно протаранил забор со стороны фасада. Пакистанец, лежа на полу и укрываясь за диваном и опрокинутым деревянным столом, начал поливать его свинцом, но как и в случае с его сообщником, это не дало никакого эффекта.

Аднан бросил гранату, надеясь, что она сможет вывести из строя бронемашину. «Лимонка» вылетела в окно и приземлилась в куче раскрошенного бетонного мусора, прямо перед носовой частью бэтээра. Раздался глухой и очень плотный хлопок, окна на первом этаже полопались, и тесное пространство между домом и забором заполнилось непроглядным облаком светло-серой пыли.

Бронированная машина, как будто ее оглушило взрывом, отъехала назад и остановилась посредине улицы, ее башня немного развернулась и послала несколько коротких пулеметных очередей в сторону неприятеля. Пули пролетели над головой Аднана, прошили насквозь две внутренние кирпичные перегородки, разнося все предметы, встретившиеся на пути, и застряли во внешней стене.

С противоположного края дома раздался идентичный по звучанию грохот. Второй бронетранспортер открыл ответный огонь, заставив Фатмира перестать огрызаться и прилипнуть к полу. Пули крупного калибра с легкостью пробили стену и внутреннюю перегородку, за которой лежал албанец, как будто они были сделаны из картона. Фатмира и Аднана спасало лишь то, что бронемашины не могли наклонить свои пулеметы достаточно низко и выстрелы пролетали над их прижатыми к полу головами.

— Амир, надо подниматься наверх, они нас тут расстреляют! — что есть мочи прокричал албанец.

— Что?! — не расслышал Аднан, слегка оглушенный нескончаемой канонадой.

— Наверх, идем наверх! — Фатмир начал махать отчаянно левой рукой, указывая на лестницу.

— Иди первым, я за тобой!

— Забери вторую сумку! Вторую сумку, слышишь?!

Фатмир подхватил один из рюкзаков с боеприпасами, вскочил на ноги и рванул к лестнице. Пакистанец, весь вспотевший, подождал несколько минут, не целясь, опорожнил полный магазин патронов в сторону улицы, бросил еще одну гранату и поднялся на ноги. Тяжело дыша и отплевываясь, он побежал по коридорчику между гостиной и кухней, остановился на секунду, чтобы поднять с пола раздутый рюкзак и кинулся к лестнице, попутно проклиная все, что случилось этим утром.

16

Аднану оставалось сделать всего два коротких шага, чтобы проскочить простреливаемую зону и подняться на второй этаж. Он напрягся, вдохнул глубоко воздух и, подняв тяжелый рюкзак, шагнул вперед.

— Вижу цель на первом этаже, у стены! — крикнул наводчик бэтээра, заметив темный силуэт, мелькнувший в оконном проеме.

— Огонь! — скомандовал командир экипажа.

Аднан пересек простреливаемое пространство между кирпичной перегородкой, отделявшей кухню от коридора, и пробитой пулеметными очередями стеной с окном и ступил на лестницу. В следующее мгновение в его ушах раздалось нечто подобное треску, оборвавшемуся так же внезапно, как и возник, затем неожиданно наступил абсолютный мрак — одна из пуль, выпущенных бронетранспортером, настигла Амира, не оставив ему никаких шансов.

— Черт! Они в него попали, бля… черт! — Фатмир выглянул из-за стены и ужаснулся, увидев перекошенное тело Аднана, растянувшееся на нижних ступенях лестницы в луже крови.

— Что? — еле слышно пробормотал Сани, сидя немного в стороне, в глубине коридора, у двери одной из комнат.

— Бля… они Амира замочили! — прижавшись к стене, прокричал албанец, — приготовься, они, наверное, сейчас штурмовать будут! Ей, ты чего? — Фатмир увидел, что Сани, закрыв глаза и опустив голову, начал шевелить губами и что-то невнятно нашептывать. — Молитву читаешь, что ли? Нам бы милость Аллаха сейчас не помешала… жаль, что не может нам гранатометы послать…

Ответа албанец не дождался. Сани как будто окунулся в свой собственный параллельный мир, не обращая внимания на происходящее. Он пытался побороть страх и дрожь, охватившие его тело, но отчаянная молитва была бессильна что-либо изменить.

Люди, завербовавшие его, проповедовали совсем иную священную борьбу, в которой не было страха, вины и боли. Она звучала оправданно и справедливо, гибель выглядела не так страшно, в ней даже было что-то возвышенное, манящее. Там все было понятно: кто свой, кто чужой, кто прав, а кто грешник, кто имеет право казнить, а кто должен стать искупительной жертвой. Каждому человеку был заочно вынесен приговор. Одним было уготовано вечное счастье, а другим было суждено сгореть в котле «богоугодной» войны.

В пестрых книжках на дорогой бумаге, которыми его заваливали вербовщики, называвшие себя «воспитателями» или «наставниками», все выглядело просто и очевидно, без условностей и без исключений. Правоверные обязывались объединиться и бороться. Бороться бесконечно, со всеми и вся, раздавить прежний неправильный мир и стать единоличными хозяевами в новом. Смерть, как парадоксально это бы ни звучало, считалась наставниками самым бесценным даром — чем больше крови проливалось, все равно чья, тем более оправданной становилась борьба. Все устоявшиеся человеческие ценности были перевернуты вверх ногами — страдания и боль превращались в источник блаженства, а разрушение — в созидание.

То, что происходило в данный момент, не было описано ни в одной из проповедей анонимных мудрецов. Там не было ни слова о том, что нужно делать, когда война вспыхивает прямо за входной дверью, когда тебя пытаются арестовать, а ты сидишь обреченно в чужом доме и отбиваешься, надеясь непонятно на что. В молитвах, к сожалению, не было сказано, оправдана ли гибель во имя чьей-то скрытой корысти. На глазах молодого мужчины творилась совсем не священная борьба, а что-то иное, ужасающе бессмысленное.

— Ей, Сани, проснись! — Фатмир начал трясти плечо Сани, пытаясь вывести его из ступора.

— А? — Сани опомнился и посмотрел бешеными глазами на албанца.

— У тебя, сколько гранат осталось?

— Одна…

— Вот тебе еще две, на крайний случай… и пара магазинов. Тут и патроны отдельно, — Фатмир раскрыл рюкзак и вытащил две гранаты, несколько снаряженных автоматных магазинов и полиэтиленовый пакет с патронами, завязанный в узелок, и дал их имагинерцу. — Будешь эту сторону прикрывать, — албанец указал пальцем на лицевую сторону дома, — а я буду здесь, у лестницы. Давай!

Фатмир осторожно отполз от стены и приблизился к стеклянной двери балкона. Он немножко приподнялся над полом, опасливо вытянул руку вверх и нажал на ручку двери. Язычок замка мягко щелкнул и дверь слегка приоткрылась.

Албанец мгновенно опустил руку и прижался к стене. В этот миг снизу снова загрохотал пулемет — бронетранспортер, въехав на середину двора, начал очередями обрабатывать окна первого этажа. Фатмир распахнул дверь, толкнув ее стволом автомата и начал беспорядочно поливать двор свинцом. Спецназовцы, укрывшиеся за бронированным грузовиком и деревьями возле соседнего участка, ответили шквальным огнем.

На албанца посыпался град стеклянных осколков и штукатурки, он прекратил стрельбу, быстро отполз вглубь коридора и метнул гранату. Она вылетела во двор и упала на расстоянии вытянутой руки от переднего колеса бронемашины. Экипаж бэтээра почувствовал лишь слабый хлопок, как будто по корпусу машины стукнул большой камень. Водитель дал задний ход, как боксер, пропустивший удар, и откатился метров на десять назад, а наводчик выпустил несколько коротких очередей из пулемета.

— Ноль-второй, я — Стрела, мы у вас за спиной, прием.

— Стрела, я — Ноль-второй, займитесь вторым этажом. По нам оттуда ведется огонь!

— Понял, приступаю… — с командиром второй группы, пытающейся пересечь задний двор, связался командир группы усиления (он же «Стрела»), в которую входили несколько снайперов и саперный расчет.

Часть снайперов вошли на территорию бумажной фабрики, заняли позиции у подсобных помещений, с которых просматривалась тыльная сторона белостенного дома, и распределили между собой зоны ответственности.

— Первый, я — Ноль-второй, нам нужны гранатометчики, хотя бы две штуки.

— Понял, сейчас передам.

— Понял, прием.

Командир второй группы видел, что одним только стрелковым оружием не удается подавить сопротивление обитателей дома, поэтому запросил дополнительные силы. Через пять минут на гравийную дорогу, проходящую между фабрикой и дачными участками, выехал грузовик с закрытым кузовом. Подъехав к машине спецназовцев, он остановился и высадил обещанное подкрепление, состоящее из десяти гвардейцев. Командир отделения подошел к командиру группы спецназа и начал выяснять у него обстановку.

— Сани, ты как? — крикнул албанец, прижавшись спиной к косяку двери одной из комнат.

— Я… нормально… — ответил Сани, укрывшись за диваном в комнате, на пороге которой сидел Фатмир.

Фатмиру снова удалось улизнуть от огня противника. Пули снова пролетели над его головой и прошили насквозь стену и дверь соседней комнаты, направленной к балкону, оставив после себя дырки размером с кулак каждая.

— Сани, время от времени стреляй по улице, их нужно как можно дольше задержать! — албанец надеялся, что люди Амира что-нибудь придумают и помогут.

Имагинерец, продолжая лихорадочно нашептывать молитву, выполз из-за своего импровизированного укрытия и направился в соседнюю комнату. Его соучастник пополз в обратную сторону, чтобы проверить, что творится возле лестничной площадки. Добравшись до нее, Фатмир выглянул краем глаза и увидел внизу кончик угловатой тени бронетранспортера, подошедшего вплотную к задней стене.

Албанец прицелился, выпустил пару очередей в сторону тени и отскочил назад. Пули пролетели мимо корпуса бронемашины, врезаясь в землю и поднимая облачки пыли. Бэтээр, как медведь, на которого нападают пчелы, защищающие свой улей, заревел грозно, отъехал назад и снова накрыл пулеметным огнем второй этаж.

— Ай! — вскрикнул албанец и схватился за левое бедро.

От одной из пуль, после того, как она скользнула по железным перилам на балконе и прошла через стену, отломился осколок и ранил Фатмира в бедро. Албанцу повезло, так как если бы это был не фрагмент, а цельная пуля, от ноги бы остались одни клочья. Стиснув зубы и прижимая кровоточащую рану ладонью, он потащился вглубь коридора.

— Пятьсот-третий, я — Ноль-второй, ответьте.

— Я — Пятьсот-третий, слушаю, — ответил командир бэтээра, ведущего дуэль с албанцем.

— Отойдите назад, повторяю, отойдите назад, мы обработаем второй этаж из гранатомета.

— Вас понял, отхожу.

Бронетранспортер отъехал назад и остановился почти у самого забора, держа на прицеле балкон. Командир гвардейцев, стоявший за грузовиком, приказал одному из гранатометчиков выстрелить по второму этажу. Пара отошла немного назад, выбрала позицию, затем напарник гранатометчика измерил угол и расстояние до дома при помощи дальномера и передал координаты своему напарнику. Тот расстегнул чехол, висевший у него за спиной, вытащил из него продолговатый цилиндр цвета хаки со складными рукоятками и занял позу для стрельбы.

— Внимание! Огонь! — крикнул гранатометчик перед тем, как нажать на спуск. Раздался оглушительный хлопок и из двух концов гранатомета вырвались яркие облака пороховых газов. Снаряд, выпущенный из гранатомета, влетел в проем балконной двери и исчез в темном пространстве этажа. Тут же послышался второй хлопок со вспышкой, немного глуше первого, и из окон завалил серый, едкий дым.

«Уважаемые зрители, по дому предполагаемых террористов только что выстрелили из оружия крупного калибра, по всей вероятности, гранатомета. (…) За пять минут до этого мы видели, что один из грузовиков Национальной гвардии приблизился к задней стороне дома и высадил около десяти человек. (…) Из окон второго этажа в данный момент выходит дым, внутри вероятно вспыхнул пожар… напоминаю — мы продолжаем вести прямой эфир из поселка Визна, находящегося в двадцати километрах от столицы, в котором спецназ Центра по Борьбе с Терроризмом штурмует дом, удерживаемый вооруженными террористами. (…)», — журналисты и все, кто следил за прямым эфиром, мгновенно оживились, услышав взрывы, жадно поглощая каждое движение и звук, исходившие из осажденного дома.

Сани лежал на полу, опираясь головой о спинку плюшевого кресла. Перед взрывом он успел услышать последний крик Фатмира: «Я ранен, я ранен в ногу!», потом неожиданно раздался мощнейший гром со вспышкой, дом затрясся, как будто земля под ним провалилась, и в комнату хлынул удушливый дым. Имагинерец закрыл лицо левой рукой и отвернулся к окну, сжимая автомат в правой. У него больно звенело в ушах, на несколько секунд он даже потерял ориентацию в пространстве.

Сани стянул с себя спортивную куртку и обмотал ею лицо, спасаясь от едкой гари. Опустив автомат, он начал ощупывать пол в поисках гранат и найдя одну из них, выдернул чеку и бросил ее в зияющую дыру в стене, на месте которой еще утром стояло окно.

Граната упала на асфальт перед домом, но по какой-то причине не взорвалась. Ответная реакция спецназовцев не заставила себя ждать, и по стене за спиной Сани снова забегали фонтанчики пыли. Имагинерец отполз в сторону и примкнул к боковой стене под аккомпанемент пуль, свистящих над его головой. Подобрав автомат, патроны и две оставшиеся гранаты, молодой человек пополз к двери. Успев благополучно вылезти из комнаты, он застыл на месте — в метре от него, раскинув руки, на спине лежал албанец. Взрывная волна, накрывшая его бездыханное, посеревшее от гари и пыли тело, не оставила после себя ни одного целого окна в коридоре. Гранатометный выстрел застал Фатмира в тот момент, когда он пытался проползти в среднююкомнату. Граната угодила в стену, левее двери комнаты, стоявшей напротив балкона, взорвалась, проломив стену, и подожгла диван.

— Первый, мы переходим на «красный код», как понял, прием!

— Ноль-второй, вас понял, выполняйте! — «красный код» была условной фразой, означающей штурм.

Командир второй группы предупредил по рации снайперов, засевших у подсобных помещений фабрики, о предстоящем маневре, поднял вверх левую руку и дал знак своим товарищам приготовиться.

— Пошли! Давай! — спецназовцы, следуя указанию командира, выстроились в цепочку, возглавляемую бойцом, несущим бронированный щит, и двинулись к дому, перескакивая через останки снесенного забора. Используя бронетранспортер как подвижный заслон, они осторожно пересекли двор, в углу которого имелся сарайчик и даже небольшой огород капусты.

— Фатмир, ей… — Сани растормошил албанца, надеясь, что тот все еще дышит, — Что мне делать! Что?! — всхлипнул имагинерец.

Сани вдруг остался совсем один, без наставника, и без цели. Ему самому нужно было думать, что делать дальше. Он отполз от мертвого тела, сжимая в руках автомат, запасные магазины и две оставшиеся гранаты.

— Аллах хочет, чтобы я стал мучеником… моя судьба… решена на небесах… — эти слова, похожие на заклинание, повторялись, как бесконечное эхо в сознании имагинерца, как попытка перебороть чувство отчаяния, которое его душило.

Вдруг на первом этаже раздался глухой хлопок: перед тем, как зайти в здание, бойцы бросили внутрь светошумовую гранату. Через секунду такая же граната залетела на второй этаж, прозвучал новый хлопок, и Сани ослепила яркая вспышка. Его глаза накрыло ярко-белой пеленой, в ушах зазвенело еще болезненнее, в горле горько запершило от едкого дыма; пространство вокруг расплылось и закружилось. Прикрыв лицо левой рукой, не целясь, он начал отчаянно стрелять в сторону лестничной площадки.

Сани продолжал давить на спусковой крючок, пока не осознал, что в обойме уже не осталось патронов. Имагинерец, зажмурившись, стал ощупывать пол дрожащей рукой в поисках запасного магазина.

Дотянуться до патронов Сани помешал спецназовец, вошедший первым на второй этаж. В молодого имагинерца попало три пули, его тело сотряслось, дымящийся автомат выпал из безжизненной руки.

Бойцы спецназа, скрипя ботинками по кирпичной крошке и стреляным гильзам, разделились на пары и начали проверять комнаты. «Чисто!» — по очереди выкрикивали они, уверившись, что помещения пусты.

— Я — Ноль-второй, второй этаж чист, повторяю, чист, в одной из комнат начался пожар, отправьте сюда пожарных. — Пожар в комнате, в стену которой попал выстрел от гранатомета, продолжал разгораться. — Ребят, надевайте противогазы, сейчас подъедут пожарные, — приказал командир.

Бойцы начали торопливо расстегивать подсумки и доставать противогазы. В это время к снесенной калитке дома подъехала ярко-красная пожарная машина, ее экипаж быстро подготовил технику и занялся тушением загоревшейся комнаты. Параллельно, к дому подтянулись саперы и начали обследовать первый этаж. Журналисты, увидев, что стрельба и взрывы прекратились и к дому подтянулись пожарные, догадались, что штурм завершился.

«Уважаемые зрители [слушатели], только что к дому, в котором утром была заблокирована группа вооруженных террористов, подъехали пожарные автомобили и начали тушить пожар, возникший в результате интенсивной перестрелки. (…) Пожарные сейчас гасят одну из комнат на втором этаже, дом окружен сотрудниками силовых структур — по нашим данным это спецназ Центра по борьбе с терроризмом — и бойцами Национальной гвардии. (…) Мы только что обратились к пресс-центру ГРУ, но официальные лица пока не дают никаких комментариев. (…) Мы продолжаем информировать Вас обо всех событиях, связанных с драмой в Визне…», — так ведущие новостей описывали события последних минут.

Журналисты не ошиблись — драма действительно закончилась, белостенный дом окончательно сдался, и поселок получил возможность вернуться к прежнему ритму жизни, хотя вряд ли жители Визны смогли бы так скоро отогнать от себя шок и зажить, как ни в чем не бывало. Ведь не каждый день у них на глазах разворачивались батальные сцены, с которыми не мог сравниться даже самый остросюжетный фильм.

17

— Господин Президент, операция успешно завершена, террористы уничтожены, среди наших сотрудников и гражданских лиц потерь нет, — отрапортовал по телефону Виктор Остент, Директор разведки.

— Хорошо, Остент. Когда будете готовы с докладом — предупредите меня.

— Будет сделано.

— И еще, — Одест прокашлялся, — постарайтесь, чтобы не создавалось лишней паники. Информацию подавайте осторожно, порциями… чтобы террористам не делали рекламу. Ну, вы понимаете, что я имею в виду, Остент…

— Да, господин Одест… мы сделаем все, что требуется.

— Хорошо. Если появится что-то важное, сразу информируйте.

— Конечно…

— Всего хорошего.

— До свидания.

Президент положил трубку, прислонился к кожаной спинке кресла и задумался о чем-то. Сегодня, невзирая на то, что происходило в Визне, нужно было провести несколько протокольных встреч, а потом, в восемь вечера, должен был состояться официальный ужин, на который были приглашены иностранные дипломаты.

Но не это сейчас больше всего волновало главу государства. Одест обдумывал будущие действия в отношении директора ЦБТ Владимира Швалька. Смещение Швалька было уже делом времени, Президент лишь ждал подходящего момента, чтобы мотивировать свое решение. Похоже, визненская драма оказалась тем самым подходящим моментом.

Швальку досталась незавидная роль стрелочника не только из-за того, что спецслужбы «прозевали» террористов, но и по причине того, что Президент усмотрел в этом упущении умышленную попытку дискредитировать его перед следующими выборами. Одест пытался путем рассуждений выделить круг подозреваемых, которые могли манипулировать Швальком.

Оппозиция? Вряд ли. Большая часть руководителей силовых структур были лояльны или выдвинуты партией «Демократический Прогресс (ДП)», председателем которой был сам Президент, так что оппозиция не имела серьезных рычагов давления на спецслужбы.

Теодор Оневольт? Тоже маловероятно. Во-первых, у Премьера было почти столько же реальной власти, сколько и у Президента, так что от расшатывания президентского кресла Оневольт особых дивидендов бы не получил. Во-вторых, в политических взглядах Премьера и Президента не было настолько серьезных расхождений, чтобы переходить к открытому противостоянию. Кстати, Премьер тоже был членом ДП и внутрипартийные трения, если рассуждать логически, ему были не выгодны. Однако, не забывал Одест, Швалька назначили на пост руководителя ЦБТ именно с подачи Оневольта. До этого директор антитеррористического центра успел накопить десять лет стажа в МВД, потом была служба в МИДе, где он возглавлял один из отделов, занимающихся вопросами дипломатических отношений со странами

Северной Америки. На этом посту Швальк пробыл почти восемь лет, а впоследствии, когда к власти пришла ДП, он ушел из МИДа, чтобы занять кресло руководителя ЦБТ.

Имагинерская мафия? Одесту эта версия казалась самой приемлемой. Да и с этим противником, считал Президент, было легче бороться, чем с товарищами по партии. Может быть, террористы сумели купить себе связи в рядах силовиков, и поэтому к ним было такое пренебрежительное отношение? Вполне допустимая версия. Может, даже сам Швальк подкуплен? В это не хотелось верить, но исключать этот сценарий пока не стоило.

В это самое время, в Визне, всего за одно утро привлекшей к себе внимание всей страны, спецслужбы осматривали помещения дома Амира. После того, как саперы обследовали все комнаты и подтвердили, что опасности взрыва нет, к работе приступили оперативники из ЦБТ. Начались стандартные для таких случаев действия: сбор улик, образцов для экспертиз и многое другое. Один из спецназовцев параллельно вел съемку, фрагменты которой позднее увидели бы телевизионные зрители.

Следы недавней перестрелки были видны повсюду: в стенах, испачканных копотью, зияли дыры от крупнокалиберных пуль, на полу валялись осколки стекла, куски кирпича и штукатурки, стрелянные автоматные гильзы; посреди гостиной лежал опрокинутый стул с пробитой спинкой.

Один из оперативников подошел к деревянной вешалке, стоявшей сбоку от входной двери, и начал ощупывать карманы висевших на ней трех курток и серого плаща. Он проверил поочередно куртки и плащ, выкладывая на тумбочку возле вешалки найденные предметы, а именно: два мобильных телефона, складной нож, три паспорта и записная книжка.

По документам, оказавшимся подлинными, можно было сразу установить личности погибших. Оперативник взял первый документ — помятый пакистанский паспорт зеленого цвета на имя некоего Аднана Таркани, 42-летнего гражданина Пакистана. В паспорте имелся вкладыш, который удостоверял, что господин Таркани является беженцем и имеет право на постоянное пребывание в Имагинере. Владельца второго паспорта, тоже заграничного, звали Фатмир Ручи — это был тридцатилетний гражданин Албании, приехавший в Имагинеру по студенческой визе, истекающей через три месяца. Третий документ оказался имагинерским и принадлежал самому молодому из троих, некоему Сани Мешке — 24-летнему жителю Калиопы. Сотрудник ЦБТ вынул из кармана куртки два полиэтиленовых пакета и засунул в них, отдельно, паспорта и мобильные телефоны.

В другом углу этажа, у лестницы, пара оперативников суетилась над останками Аднана, или Амира, как его звали соучастники. При помощи двух спецназовцев они уложили его изувеченный труп в черный пластиковый мешок. Хотя за время службы сотрудникам приходилось видеть многие неприятные вещи, по гримасам на их лицах было не трудно определить, насколько отвратительна эта процедура. На ступеньках и полу возле лестницы, по которым стекалась грязная вода, медленно вымывая пленку спекшейся крови, все еще были различимы отпечатки от дна рюкзака, который погибший прихватил с собой, и подошв ботинок спецназовцев, штурмовавших второй этаж.

После того, как пожарные закончили с тушением, силовики опять приступили к обыску. В комнате с видом на задний двор они наткнулись на металлическое ведро, заполненное пеплом и не догоревшими кусочками бумаги. Увидев разбросанные листы бумаги около ведра, бойцы догадались в чем дело и начали собирать с пола обрывки документов и записок, которые Сани не успел уничтожить.

— Тут, по-моему, есть английские слова и… еще какой-то язык есть… тоже латинскими буквами записано, только непонятно что… — разглядывая случайно подобранную бумажку, сказал один из спецназовцев.

— Ну-ка… — его коллега тоже посмотрел на находку, — в канторе разберутся.

Во дворе тем временем пара саперов изучала рюкзаки, вынесенные из дома. Первоначальные подозрения, что сумки могут быть заминированы, не подтвердились и сотрудники начали без опаски вынимать их содержимое на газон.

— Автоматы типа Калашников, — сапер распаковал два автомата, лежавших в рюкзаке, найденном возле тела пакистанца, и начал изучать их. — Этот, по-видимому, румынского производства, а второй, кажется, — восточногерманский. С обоих образцов удалены серийные номера…

Второй сапер стоял за его спиной и составлял список найденных предметов. К протоколу добавились два боевых пистолета, тоже аккуратно завернутые в пакеты, оптический прицел от винтовки, две гранаты и бессчетное количество патронов калибра 7,62мм. Через несколько минут во двор вышел спецназовец с надетым на лицо противогазом, неся в левой руке покрытое копотью оружие Фатмира и Сани. Сапер включил в список и его.

Пять часов вечера, столица Имагинеры

Большой зал для конференций в здании Генеральной прокуратуры продолжал заполняться журналистами. Стук каблуков и передвигающихся стульев смешивался с беспорядочным хором сотен голосов. Все присутствующие с нетерпением ждали появления главного участника конференции — Генерального прокурора Имагинеры Волода Бертвольта.

— Дамы и Господа, господин Бертвольт выступит через пять минут! — громко произнесла светловолосая женщина в строгом темно-синем костюме, встав на ковровую дорожку между выстроенными в шеренгу телевизионными камерами и кафедрой, которую должен был занять Генпрокурор.

Хор голосов на мгновение стих, потом снова загудел. Операторы и фотографы начали готовиться к съемке и настраивать технику, а репортеры занимать приготовленные для них стулья. Светловолосая женщина быстро развернулась и скрылась за дверью подсобки, расположенной позади трибуны, на которой стояла кафедра. Через пять минут дверь снова открылась, и в зал вошел Генпрокурор с охапкой листов в руке.

Десятки фотоаппаратов, как по команде, защелкали затворами. Бертвольт встал за обставленную микрофонами кафедру, прокашлялся, прищурил глаза из-за непрекращающихся ярких вспышек и разложил перед собой листы, на которых был виден печатный текст, местами отмеченный цветным карандашом.

— Добрый вечер, — перебивая не стихающее щелканье фотоаппаратов, начал Генпрокурор, — сегодня утром в поселке Визна была проведена специальная операция по противодействию лицам, осуществляющим преступную деятельность. В данный момент я могу подтвердить, что силовая часть операции завершена, трое лиц, оказавшие вооруженное сопротивление правоохранительным органам, обезврежены. Личности этих людей сейчас устанавливаются и в скором времени они будут оглашены.

Пострадавших среди сотрудников правоохранительных органов и гражданского населения нет. Продолжается проведение специальных мероприятий. Жители поселка, которые были эвакуированы на время проведения операции, уже возвращаются по своим домам. Полиция и силовые ведомства полностью контролируют обстановку…

Доклад Бертвольта оказался довольно кратким и скупым на детали, что только пуще разогрело любопытство прессы. Генпрокурор собрал свои листы в стопочку и уже намеревался сойти с трибуны с чувством выполненного обязательства, как вдруг, из гущи журналистов, донесся женский голос:

— Господин Бертвольт! Газета «Нюз Ляйнер», один вопрос!

Генпрокурор поднял голову и посмотрел на второй ряд, в котором сидела сотрудница газеты, задавшая вопрос. Словосочетание «Нюз Ляйнер» заставило его напрячься, так как именно это издание первым забило тревогу по поводу имагинерских террористов.

— Господин Бертвольт, владельцем дома в Визне, который подвергся штурму, является гражданин Саудовской Аравии по имени Кафил Аль-Харби. Имя этого человека фигурирует в списках учредителей исламского религиозного центра «Возрождение», который был недавно закрыт решением суда из-за связей с террористическими организациями. Являются ли уничтоженные в Визне лица приверженцами радикального ислама?

В зале настала гробовая тишина, все притихли, ожидая ответа на этот нежданный вопрос. Бертвольт уткнулся взглядом в стопку листов, прокашлялся и, подняв голову, снова посмотрел на журналистов, составляя в уме ответ.

— В данный момент я не могу сказать были ли террористами эти люди. Мы изучаем найденные улики, и когда нам станет доподлинно известно, кто были эти лица, мы сделаем официальное сообщение. Косвенные улики показывают, что они скорее связаны с организованной преступностью, нежели с исламским экстремизмом.

— Находится ли Кафил Аль-Харби среди уничтоженных при штурме в Визне?

— Проводится опознание, пока я не могу подтвердить или опровергнуть это…

— У нас есть информация, что Аль-Харби был знаком спецслужбам задолго до сегодняшнего дня, — головы присутствующих в зале поворачивались то к журналистке, то к Генпрокурору, как на теннисном матче, где публика ждет, кто первым пропустит мяч.

— Чтобы ответить утвердительно, нужны конкретные факты… я это проверю…. Но, если какой-то иностранец присутствует в базе данных спецслужб, это еще не значит, что он террорист и готовит теракты. Человек может просто состоять в рисковой группе, но при этом не совершать никаких противоправных действий. Я еще раз повторяю, эти слухи нужно сначала проверить…

— А как вы прокомментируете тот факт, что исламский центр был закрыт, а мечеть, которая расположена на том же участке и построена теми же людьми, что и центр, продолжает работать? — не унималась сотрудница газеты.

— Ее можно закрыть решением суда, если для этого есть повод… я не могу вмешиваться в дела суда. Думаю, что если бы с мечетью были связаны какие-либо нарушения, ее бы закрыли… — Генпрокурору пришлось выйти за рамки подготовленной речи и придумывать ответы буквально на ходу, стараясь не ляпнуть какого-нибудь лишнего слова. — Все необходимые проверки будут сделаны и все организации и лица, которые причастны к терроризму, будут привлечены к ответственности… спасибо за ваше внимание, мы должны закончить… — Бертвольт поспешил прервать словесную дуэль, которую он явно проигрывал, и, развернувшись, пошел к двери подсобки, не дав шансов кому-либо из журналистов задать новый вопрос.

Выступление Генерального прокурора в прямом эфире смотрели не только в самой Имагинере, но и за рубежом. Ирония состоялась в том, что предметом обсуждений и споров стала не сама речь Бертвольта, а каверзные вопросы сотрудницы газеты «Нюз Ляйнер».

Вопросы журналистки действительно смогли поставить Генпрокурора в весьма неудобное положение. Во-первых, как можно было объяснить то, что спецслужбы, имея данные об Аль-Харби, — причем разведке было известно о нем больше, чем предполагали журналисты, — взялись за него с таким опозданием, позволяя ему довольно долгое время переводить деньги через центр «Возрождение»?

Во-вторых, почему религиозный храм, против хозяев которого ведется следствие, оставался открытым для посещения, не смотря на сигналы, что в нем не столько молятся Всевышнему, сколько пытаются прививать экстремистские идеи? Отсутствие вразумительных ответов лишь множило количество версий, пытающихся объяснить эти странности — одни считали, что террористы попросту платят силовикам, чтобы их не трогали, другие подозревали ЦБТ в попытке умышлено дестабилизировать власть, хотя было не очень ясно, какую выгоду они могли извлечь из этого.

Появление множества доселе неизвестных аналитиков и исследовательских институтов стало еще одним характерным последствием медийной истерии вокруг имагинерских террористов. Создавалось впечатление, что каждый пытается высказать свое мнение, не утруждая себя поисками достоверных фактов, которые могли бы доказать его объективность. Хотя статей и мнений о том, кто прав и кто виноват, с каждым днем становилось все больше, общественность продолжала питаться одними слухами, не имея реального представления об уровне угрозы со стороны исламистов.

— Слушаю, господин Одест, — в кабинете Генпрокурора, недавно вернувшегося с выступления, зазвонил телефон, напрямую связанный с кабинетом Президента.

— Бертвольт, здравствуйте, можете зайти ко мне в семь часов?

— Конечно, господин Одест.

Разговор закончился очень быстро. Хотя в голосе Президента не чувствовалось никакого раздражения, Бертвольт понял, что тема предстоящего минут через тридцать разговора будет связана с вопросами нахальной журналистки на конференции.

Генпрокурор вдохнул глубоко воздух, прокашлялся, прочищая горло, и встал из-за стола, пробормотав неразборчиво что-то себе под нос.

18

— Добрый вечер, Бертвольт, присаживайтесь.

— Добрый вечер… — Генпрокурор выдвинул стул и сел за отполированный до блеска стол, поставив перед собой папку с бумагами. Предстоял серьезный разговор.

— Знаете, я только что просмотрел новости в интернете, там уже активно обсуждают ваше выступление, — начал Президент, усевшись напротив Бертвольта. — Так вот, поговорим о вопросах, которые задавали журналисты. Во-первых, кто этот иностранец, которого проглядела разведка и что это за мечеть, которая продолжает работать?

— Этого иностранца зовут Кафил Аль-Харби, он гражданин Саудовской Аравии. Он находится в розыске, среди уничтоженных в частном доме в Визне его не было. Его продолжают разыскивать…

— Это правда, что контрразведка имела на него материалы? — Президент внимательно слушал слова собеседника, постукивая пальцами по столешнице.

— Да. ЦБТ представили мне справку о том, что в отношении Аль-Харби, непосредственно перед его въездом в страну, была проведена проверка на причастность к незаконным видам деятельности. Ничего подозрительного не было установлено, и ему позволили въехать в страну.

— Что насчет мечети?

— Эта мечеть была основана в 1993 году группой имагинерских граждан, исповедующих ислам. Храм построен на иностранные пожертвования, главным образом, из Саудовской Аравии и Катара. Мы смогли проследить происхождение лишь части денег, так как заметная доля финансовых средств поступала от анонимных физических лиц. На территории мечети был организован и культурный центр, который был закрыт в этом году по подозрениям в отмывании денег и террористической деятельности… против его основателей сейчас ведутся следственные мероприятия…

— Почему центр закрыт, а мечеть работает?

— Прокуратура города и комиссия по вероисповеданиям не нашли ничего незаконного там. Я также получил документ, в котором указано, что контрразведка вела постоянное наблюдение за мечетью. Кстати, пока проводилась проверка, ЦБТ потребовали не предпринимать никаких ограничительных мер против храма и его служителей.

— С какой стати они это потребовали? — Президент удивился и даже перестал барабанить пальцами по столу.

— Они мотивировались статьей закона, по которой у них есть право потребовать отложить или приостановить выполнение некоторых постановлений, если они каким-то образом мешают расследованиям, связанным с национальной безопасностью.

— Вот оно что. Значит так… — Одест собрал ладони, опираясь локтями о край стола, — потребуйте от ЦБТ все документы, которые связанны с этой мечетью и назначьте повторную проверку. Все там изучите, это дело на самотек пускать нельзя! Контролируйте процесс, чтобы они не затягивали с проверками. Как выполните задачи — сразу ко мне, с докладом.

— Есть…

Закончив со встречей, Одест поспешил в соседнюю комнату, используемую обычно для отдыха. Президент закрывался в ней, и когда ему нужно было, не отвлекаясь, обдумать какой-нибудь важный вопрос. Тогда он, молча, садился в кожаное кресло в тени угла и размышлял, взвешивая все за и против.

Одест подошел к большому шкафу вдоль стены и снял с вешалки безупречно выглаженный черный костюм в паре с белой шелковой рубашкой. Посмотрев на часы, он начал быстро переодеваться, так как до выхода оставалось меньше двадцати минут.

«Мало у меня других забот, да еще эти террористы, черт бы их побрал. Нужно им было именно сейчас головы высовывать… ну, разведка, хороший вы подарок сделали журналистам. Ладно, ладно, я с вами еще успею разобраться… — думал Президент, нервно застегивая пуговицы рубашки».

Между тем, следователь Муус тоже находился на рабочем месте, но, в отличии от главы государства, спешил попасть не на какой-нибудь банкет, а домой. За пару часов до этого из КАИК поступил долгожданный доклад о деятельности казино «Вегас». В документе было отмечено и имя Яшара Тахира, что больше всего интересовало следователя.

Турок, как и подозревал Муус, ходил в это игорное заведение совсем не из любви к азарту. У Тахира был свой счет в «Вегасе» и, как установили ревизоры, почти каждый месяц через него проходили довольно крупные суммы — от пятидесяти до ста тысяч долларов в некоторых случаях.

Каждый месяц Тахир приезжал в Керстад, привозя с собой крупные суммы наличных (прибыль от табачной контрабанды), небольшую часть он умышлено проигрывал в автоматы или рулетку, а основную долю отмывал.

Яшар использовал два основных метода отмывания денег: первый — деньги сначала перечислялись на личный счет турка в казино, потом переводились на подставные счета в иностранных банках, затем возвращались обратно в Имагинеру, на счета третьих лиц или фирм; второй метод почти повторял первый, с той лишь разницей, что вместо банков использовались обменные пункты, расположенные на границах Живицы.

Возникал вопрос: как служащие «Вегаса» могли не замечать подозрительные операции Тахира? Ответ был простым — хозяин казино был в доле с турком и прикрывал его, умышлено не сообщая о махинациях соответствующим органам.

Если подсчитать, какая сумма поступала в казино и, какая часть в нем оставалась, то получится, что за оказываемые услуги Хасан Челеби, владелец «Вегаса», брал довольно щедрые комиссионные — от десяти до пятнадцати процентов.

Подследственного Хасана привлекли не только из-за контрабандистов, но и из-за связей с мафиозными боссами, которым он оказывал аналогичные услуги. Прокуратура возбудила против него параллельное дело по отмыванию денег от сбыта наркотиков и пособничеству мафии. Перспективы перед владельцем казино вырисовывались весьма мрачные — за те преступления, которые ему вменялись, закон предусматривал вплоть до пятнадцати лет тюрьмы.

— Солнышко, привет, я закончил… сейчас выезжаю, — Муус позвонил домой, чтобы предупредить жену. На часах было ровно восемь.

— Давай, давно пора. Я в это время разогрею ужин.

— Отлично, а то я голоден как волк… — улыбнулся Роберт и протер покрасневшие глаза.

— Пока, волк, и не задерживайся.

Убрав разбухшую папку с документами, похожую на жирный пирог, в шкафчик и отключив компьютер, следователь встал и повернулся к вешалке, прибитой к стене за его спиной. Надев куртку, Роберт взял портфель, и устало вздохнув, направился к двери.

Восемь часов десять минут вечера. Двор у крыльца мечети по соседству с центром «Возрождение»

— Алло, Мансур, как у тебя там?

— Привет, Махир. Да вот… выношу «ненужные» вещи… как я утром говорил, — ответил толстоватый мужчина восточной внешности, с аккуратно подстриженной густой черной бородой до груди, наблюдая, как двое молодых парней выносят коробки с разным скарбом и заталкивают их в белый микроавтобус, припаркованный прямо у входа в мечеть.

— Давай. Это нужно сделать побыстрее. Журналисты к тебе приходили уже?

— Приходили утром… опять из той газеты, которая постоянно про нас пишет… — Мансур следил глазами за двумя мелькающими взад-вперед силуэтами.

— Что ты им сказал? — серьезным тоном спросил человек на другом конце линии.

— Что мы не нарушали законов, что у нас мирная деятельность и все такое… в общем, они ушли ни с чем…

— Ладно, я тебе тогда завтра вечером перезвоню… ИншаАллах!

— Хорошо, Махир. МаазАллах!

Мансур, он же имам мечети, засунул мобильный телефон в карман куртки, надетой поверх длинной белой рубашки, пригладил по привычке бороду и посмотрел в сторону решетчатых ворот из кованого железа. Было спокойно, усталый город отдыхал после напряженного дня, тишину время от времени нарушали лишь случайные машины, проезжавшие по улице.

— Ребят, сколько еще коробок осталось? — Мансур, стоявший в углу двора, напротив крыльца, обратился к только что вышедшему из храма парню с коробкой в руках.

— Эта последняя.

— Хорошо, закидывай ее и поехали. — Мансур зашел ненадолго в мечеть, потом вернулся обратно, запер за собой входную дверь и пошел открывать железные ворота.

Через несколько секунд микроавтобус плавно выкатился на проезжую часть и остановился у кирпичного забора, отделявшего территорию храма от улицы. Имаму осталось только поставить навесной замок и заскочить в машину к своим помощникам. Только замок щелкнул, как в конце улицы вдруг ярко засверкали характерные красносиние сигнальные огни.

Бородатый вытащил ключ, чуть не сломав его, и кинулся к машине. Дернув ручку задней дверцы, он запрыгнул в грузовой отсек и крикнул: «Погнали!». Водитель надавил на педаль газа, и микроавтобус рванул вперед, измучено заревев старым двигателем.

— Третий, Четвертый, блокируйте мечеть, вторая машина — следуйте за нами. Берем микроавтобус! — водитель головной полицейской машины включил сирену и надавил на газ.

— Давай, заворачивай влево! — крикнул Мансур, опираясь о стенку кузова. Его помощник послушался и вывернул руль. Засвистели шины, машина резко качнулась набок и нехотя повернула налево, выехав на тротуар, на котором, к счастью, в этот момент не было прохожих.

— Куда мне ехать, Мансур?!

— На восток! Езжай дворами, нам нужно оторваться от них!

— Мы от них не можем оторваться! Они быстрее нас! — крикнул водитель, видя в зеркалах заднего вида мерцающие красно-синие маяки.

— Дави на газ! Нам нужно от них оторваться! Нам нужно отделаться от груза! — Мансур смахнул с себя высыпавшиеся из коробок книги.

Микроавтобус продолжал носиться по улицам, чудом избегая столкновения с другими участниками движения, свистя шинами и раскачиваясь на поворотах как маятник. Полицейские не отставали и двигались на короткой дистанции от беглецов, выжидая, когда они окажутся в менее оживленном районе или не попадут в аварию.

Водитель головного патрульного автомобиля вызвал подмогу, которая двинулась наперерез белому микроавтобусу. По грубым расчетам, усилению оставалось пересечь три-четыре квартала, чтобы опередить имама и устроить ему засаду.

— Заворачивай вправо, вправо! — крикнул Мансур, увидев впереди перекресток.

Микроавтобус резко притормозил и чуть не перевернулся на повороте.

Гнавшиеся за ним полицейские сразу доложили своим коллегам об изменениях в маршруте и последовали за беглецами, не позволяя последним оторваться.

По обе стороны улицы, на которую перенеслась погоня, стояли длинные ряды складов, а на окраине находилась крупная оптовая база.

Улица была не прямой и ближе к концу уклонялась влево, закрывая вид на въезд в базу. Помощник Мансура, почти не сбавляя скорости, закрутил руль и с большим трудом вписался в поворот.

Внезапно за углом показался громадный силуэт фуры, медленно въезжающей на территорию базы. Так как грузовая машина перекрыла практически все полотно, водителю микроавтобуса пришлось резко затормозить, чтобы не врезаться в ее платформу. Мансур, не ожидая этого, полетел вперед и больно стукнулся головой о пассажирское сиденье. Из-за резкого маневра микроавтобус стал неуправляемым и продолжил скользить по асфальту, как кусок масла по разогретой сковородке.

Все произошло так быстро, что мужчина за рулем фуры даже не успел среагировать. Машина беглецов развернулась, задними колесами задела бордюр правого тротуара, подскочила, обломала фонарный стол, встретившийся на ее пути, и уткнулась передним бампером в кирпичную стену здания напротив базы.

Полицейские остановились у побитой машины и вместе с прибывшим через две минуты усилением вывели наружу оглушенных беглецов. На первый взгляд задержанные пострадали не слишком сильно: все трое были в сознании и тяжелых травм, как показалось, не получили. Легче всего отделался Мансур: на лбу у него выросла крупная шишка, — следствие удара о корпус сиденья, — на руках были заметны ссадины и пара порезов. Его помощникам повезло меньше: водитель повредил колено и рассек лоб, ударившись о приборную доску в момент столкновения с электрическим столбом, а его напарнику осколками стекла посекло лицо и руки.

Трое беглецов все еще находились под действием шока, не могли твердо стоять на ногах и заикались, растерянно глядя на обступивших их полицейских. Сотрудники правоохранительных органов обработали порезы двух парней и стали ждать приезда медиков, ловя на себе заинтригованные взгляды работников оптовой базы, собравшихся у шлагбаума.

Между тем, о том, что в центре города полицейские преследуют неизвестных злоумышленников, прессе стало известно практически сразу. Дело в том, что микроавтобус имама на одном из перекрестков чуть не наехал на машину с журналистами, которые, поняв, что речь идет о чем-то серьезном, сразу позвонили в свою редакцию и сообщили об увиденном. Через пятнадцать минут в интернете уже были выложены первые короткие сообщения о происшествии.

Можно было не сомневаться, что пресса через считанные часы узнает и об облаве на мечеть и найдет связь между ней и уличной гонкой. Исходя из этого, с уверенностью можно было предсказать, что исламский экстремизм снова станет самой горячей темой дня — ведь против хозяев мечети, также руководивших и опечатанным культурным центром, было заведено дело по поводу связей с террористами и организованной преступностью, подсказывая, что на Волода Бертвольта снова должна была обрушиться гора неудобных вопросов.

19

Полдень следующего дня

Стояла отличная погода, было почти безоблачно, припекало солнце, изредка дул слабый ветерок. По брусчатым улочкам исторического центра Калиопы, несмотря на то, что был рабочий день, гуляли толпы людей и наслаждались весной, туристы фотографировались на фоне старинных готических зданий и иногда заглядывали в бесчисленные магазины и сувенирные киоски.

От кипящего потока гуляющих отделился мужчина плотного телосложения, роста выше среднего, одетый в коричневую кожаную куртку, и свернул в сторону одного из уличных кафе. Пройдя мимо заполненных посетителями столиков на улице, он зашел внутрь кафе, осмотрелся и направился вглубь помещения, к одинокому мужчине лет тридцати.

— Петер, привет, надеюсь не заждался? — мужчина присел за столик, пригладив свои и без того коротко постриженные волосы.

— Привет Эдуард, все нормально, я терпеливый, — улыбнувшись слегка, ответил Петер.

— Что ты хочешь узнать на этот раз?

— Я хотел бы побольше узнать о мечети, которую вчера опечатали. Первое: кто инициировал это мероприятие? Твоя служба? Полиция?

— Прокуратура. Ну и от нас одну машину туда послали… для усиления.

— Для усиления или для присмотра за прокурорскими?

— Одно другому не мешает, — находчиво ответил Эдуард.

— Я подозреваю, что эта облава была вызвана нами, конкретнее — нашими вопросами к Генпрокурору во время его вчерашнего выступления.

— Ну… если говорить о нашей канторе, то мы не организуем операции только потому, что данной проблемой интересуется пресса. А прокуратура… кто знает, может вы на них и повлияли… но, как правило, серьезные вещи делаются только по сигналу сверху… — Эдуард указал многозначительно пальцем вверх.

— Я не могу понять одну штуку: за культурным центром и мечетью стоят одни и те же люди, известно, что они приверженцы радикального ислама, но до вчерашнего дня был опечатан только центр, а мечеть работала, как ни в чем не бывало. Да и сам центр был закрыт не так уж давно. Что это за двойные игры? Или здесь какую-то роль снова сыграли вестлендеры?

— О каких-либо конкретных двойных играх я пока не слышал. Тебе бы об этом нужно спросить начальников из Первого отдела^[10]. Если кто-то и затевает конспирацию, то его нужно искать именно там. Что касается спецслужб ВестЛендс, они продолжают активно вмешиваться в наши дела. Ты ведь знаешь — у нас с ними ряд партнерских соглашений подписано. Ну вот, они этим и пользуются…

— То есть они на вас давят, чтобы вы не трогали террористов? — спросил Петер.

— Ну, и да, и нет. Они этих террористов пытаются вести, использовать их в своих каких-то целях, а мы исполняем роль своеобразных посредников.

— А террористов, которые осуществили теракты 11 сентября, они тоже вот так же вели? Ведь вы их тогда задержали и выпустили в тот же день. А они потом уехали в Вест Лендс, — Петер продолжал делать записи в своем блокноте.

— Вестлендеры сами настояли, чтобы этих гадов отпустили. Так что это на их совести. А насчет того, вели ли они их — наверное, не знаю. Ведь за пару недель до терактов разведки почти всех европейских стран знали, что террористы затевают что-то серьезное. Невозможно, чтобы эти предупреждения обошли одних только Вест Лендс.

— Вот еще… мечеть вы прослушивали? — Петер взглянул на своего собеседника.

— Отрицать не буду.

— Понятно. Вам в таком случае, наверное, удалось узнать планы террористов? Может быть, они готовили теракты на территории Имагинеры?

— Нет, терактов они не готовили. По крайней мере, мы такого не слышали. Да и вообще, понятие террорист довольно расплывчато. Я бы назвал тех, кого мы наблюдали, «кандидат-террористами». Вот так… — твердо ответил Эдуард.

— А вот еще… обсуждали ли имам и его люди события 11 сентября? Связаны ли они с той организацией, которая осуществила теракты?

— 11 сентября они иногда обсуждали, но никто из них никогда не говорил, что связан с теми, кто это сделал.

— Интересно… теракты не готовили, об 11 сентября ничего не знают… чем же они тогда там занимались, Эдуард?

— Как обычно: собирали деньги на этот их джихад, промывали мозги молодым пацанам и помогали отправлять их в горячие точки — Балканы, Ближний Восток, Африка, даже в Чечню… делали фальшивые паспорта. Но об этом ты, думаю, слышишь не впервые…

— К сожалению, да… — продолжая расписывать блокнот, ответил журналист. — А как ты думаешь, вестлендеры не заставят вас кого-нибудь из этих террористов отпустить?

— Не знаю. Пока за тех, кого мы повязали, никто не заступался. Наверное, они просто не представляют никакой ценности для вестлендеров. Не знаю…

— Еще вопрос: что насчет «Борцов Ислама Центральной Европы»? Главарей ищите? По телевизору каждую неделю показывают ваши операции, а поймать лидеров организации все не удается.

— Ищем. Они сейчас все ушли в подполье.

— А не боитесь ли, что большинство из них могли уже давно уехать за границу? — поинтересовался Петер.

— Вполне возможно. Но у нас есть данные, что основная часть их верхушки все еще находится в стране.

— Часть? Это сколько человек? — не унимался журналист.

— Ну… человек пять, наверное, не больше…

— Знаешь, я раздобыл один списочек, — Петер повернулся, достал из своего рюкзака помятый лист бумаги, на котором были напечатаны несколько фотографий с объяснительным текстом напротив каждой, и показал его собеседнику.

— Где ты это достал, интересно? — слегка удивленным тоном спросил Эдуард.

— Мир не без добрых людей, — улыбнулся журналист. — На фотографиях лица тех самых пяти, да?

— Трое да, но двое остальных мне не знакомы, — Эдуард указал пальцем на две черно-белые фотографии из списка. — Я эти рожи раньше не видел. А ты не против, если я этот листок возьму с собой?

— Бери, не жалко. Значит, трое из них, все-таки, входят в число «боссов»?

— Говорить «да» или «нет» я не буду, но скажу, что нам было бы очень интересно узнать, где они сейчас находятся.

— Понятно, вот еще…

— Только быстрее, а то у меня и другие дела есть, — Эдуард посмотрел на свои часы, давая ясный знак собеседнику, что диалог пора заканчивать.

— Была ли установлена слежка за Кафилем Аль-Харби, хозяином дома в Визне?

— Я знаю, что за ним следили, потом он ненадолго исчез, а недавно засекли его звонки в Визну, но там он не появлялся. Среди убитых его нет. Его все еще ищут…

— А кто даст гарантии, что произошедшее в Визне не повторится? Ведь визненских террористов вы знали, но они все равно устроили мини-войну.

— Петер, если бы все зависело только от меня, все эти ублюдки давно бы уже сидели, — ответил Эдуард, — но ведь не зависит. С моих начальников нужно спрашивать, а не с меня. Вообще, обывателю понять мир спецслужб очень трудно… один раз в него если вляпаешься, потом не отмыться…

— Ладно, задам последний вопрос и не буду больше тебя задерживать. Где уничтоженные террористы достали оружие и что они собирались с ним делать?

— С этим еще надо подробно разобраться. Пока только знаю, что у них было несколько старых автоматов разного производства и гранаты, тоже довольно старые. Возможно, они хотели вывести их за границу или планировали совершить какой-то разбой — пока сказать трудно. Кроме того, один из убитых в Визне был албанцем, так что возможно оружие было приобретено у этнических группировок. Ладно, это пока все. Я должен идти, — Эдуард приготовился встать.

— Эдуард, хорошо бы побольше узнать о визненских террористах…

— Если будет возможно, узнаешь. Так — ты мне не звони пока, я тебя сам найду при необходимости. Если раздобудешь еще какой-нибудь списочек с фотографиями и именами, тогда позвони.

— Понял, Эдуард, сам знаю, что по чем. Ты тоже не забудь поделиться, когда узнаешь что надо…

— Знаю, Петер. Это зависит от обстоятельств. Давай, я пошел.

Петер проводил взглядом своего собеседника, пока тот не исчез в дверном проеме. Две молодые девушки, сидевшие за столиком на улице, прямо у входа в кафе, сразу обратили внимание на солидную мужскую фигуру, проходящую мимо. Эдуард ощутил на себе любопытные женские взгляды, инстинктивно выпрямил плечи и пошел дальше, делая вид, что ничего не замечает.

«Ну что, Денис, старик, бабы на тебя все еще заглядываются, а? Молодец!», — с довольной улыбкой на лице, подумал сотрудник спецслужб, который, всего за минуту до этого, почему-то называл себя Эдуардом.

Нет, у него не было раздвоения личности или что-то подобное, это не было и какой-то странной шуткой. На самом деле, этого человека звали Денис Яносик, а вымышленные имена он использовал, например, в общении с журналистами.

Журналист Петер Сантир, которому было тридцать четыре года, то есть на несколько лет меньше, чем его собеседнику, знал наверняка только, что Эдуард действительно работал в Центре по Борьбе с Терроризмом (ЦБТ) и обладал полезной информацией, хотя в его деле откровенность, мягко говоря, не приветствовалась.

Информацией Денис делился совсем не из альтруистических побуждений — Петер «в благодарность» сообщал ему (Петер, собственно как и Денис, никогда не раскрывал до конца все, что ему было известно) подробности о некоторых расследованиях, проводимых его коллегами. Почему Яносик проявлял особый интерес к журналистским расследованиям, посвященным наркоторговле, несмотря на то, что это не имело никакого отношения к его прямым обязанностям, было отдельным вопросом.

Яносик, между тем, уже успел дойти до противоположного конца исторической городской части. По устоявшейся привычке он нарезал пару лишних кругов, проверяя не следят ли за ним, скажем, сотрудники отдела собственной безопасности ЦБТ.Убедившись, что никто за ним не ходит, Денис успокоился и пошел к своей машине.

Выпив вторую кружку кофе, Петер расплатился с официанткой и, закинув рюкзак за плечо, отправился в редакцию газеты «Нюз Ляйнер». Неразборчивые записи в его блокноте должны были лечь в основу его следующей статьи, которую нужно было дописать до конца недели.

Вспомнив что-то, Сантир вдруг остановился, достал из кармана мобильник и позвонил в редакцию.

— Алло, Анна, привет. Скажи, из наших кто-нибудь работает по ночной погоне и имаму?

— Секундочку, сейчас проверю… а… Теодор утром ходил в полицию брать интервью. Передать ему трубку?

— Да, пожалуйста.

— Алло, Петер, привет. Что такое?

— Привет, Теодор, ты о вчерашней погоне и мечети чего-нибудь выяснить успел?

— К сожалению, немного… я только смог узнать имена троих задержанных и то, что мечеть сейчас проверяют на предмет распространения радикального ислама. Пока это все…

— Ладно. Я где-то минут через двадцать буду в офисе, поговорим поподробнее…

— Хорошо… чем-то еще помочь?

— Пока нет, Теодор, спасибо. До скорого.

Журналист продолжал стоять на тротуаре, о чем-то думая, потом снова поднес телефон к уху и сделал новый звонок. Кстати, не только газета «Нюз Ляйнер» пыталась добраться до Мансура и его подельников, охраняемых несколькими десятками жандармов. К полицейскому управлению, в которое доставили задержанных, с раннего утра начали съезжаться корреспонденты разных газет и каналов, стремясь первыми снять имама опечатанной мечети и взять интервью у кого-нибудь из начальников, которые не очень спешили отвечать на вопросы журналистов. Пресс-службы силовых структур так же помалкивали, отделываясь лишь общими фразами.

После того, как Мансура осмотрел врач, к нему приставили охрану и поместили в отдельную камеру, затем, спустя некоторое время, к нему зашли двое мужчин в гражданской одежде, без каких-либо знаков отличия. Имам быстро понял, что перед ним стоят не полицейские, а, скорее всего, сотрудники спецслужб.

Это было действительно так — незнакомцы были отнюдь не простыми оперативниками, а высокопоставленными офицерами ЦБТ. Араба (по национальности Мансур был саудовским арабом) первыми должны были допросить следователи из

Генеральной прокуратуры, так как именно Генпрокурор распорядился обыскать мечеть, однако приехавшие еще ночью контрразведчики чуть ли не силой прорвались к Мансуру и потребовали, чтобы они первыми допросили его.

После короткого спора — разведчики даже переходили на угрозы, пытаясь навязать свою волю, — со следователями из прокуратуры и полицейскими, их все-таки впустили к арабу. Удивительным было и то, что агенты ЦБТ настойчиво потребовали оставить их наедине с Мансуром. Лихорадочную спешку двух разведчиков понять было трудно — можно было подумать, что они боятся, что задержанный наговорит чего-нибудь лишнего. Впрочем, их действительно очень сильно интересовало, какую конкретно информацию могли получить следователи от имама.

20

Тот же день, немного позже

— Теодор, в связи с последними событиями, в особенности то, что произошло в Визне, я взял решение снять Швалька с должности. ЦБТ сделали недопустимые просчеты, поэтому там требуется сделать некоторые перестановки, — Президент обращался к сидевшему напротив него Теодору Оневольту, Премьеру Имагинеры.

— Я понимаю. Думаю, это оправданный шаг, — ответил Премьер, ковыряя ногтем угол стола.

— Швальк показал, что нам нужно более внимательно выбирать кандидатов на ответственные посты, — хотя Одест говорил во множественном числе, он конечно же имел ввиду то, что Швалька назначили начальником ЦБТ с одобрения Оневольта. — Кроме того, я обратил внимание на одну вещь — межправительственные соглашения с вестлендерами по борьбе с терроризмом. От наших спецслужб я уже не раз слышал, что вестлендеры вмешивались в их работу, переходя за рамки соглашений.

— Подписанные соглашения четко регламентируют полномочия вестлендеров. Текст был специально проработан так, чтобы наши национальные интересы не были затронуты, — спокойным тоном объяснил Оневольт.

— Я проведу отдельный разговор со всеми начальниками разведки. Иностранные службы должны с нами считаться. Они ведь не позволили бы нам, образно говоря, рыться в их белье.

— Это не странно, для вестлендеров исламский терроризм больная тема.

— Да, но это не повод вмешиваться так бесцеремонно в наши собственные дела, — твердо ответил Президент, — у нас тоже все далеко не гладко.

— Угроза всегда существует, но мы контролируем обстановку. У исламских фанатиков нет потенциала, совершить у нас теракт. Спецслужбы сейчас максимально бдительны.

— Зарекаться не надо, Теодор. Мы ведь всех террористов поименно не знаем. Кстати, ты слышал, что на днях говорил Госсекретарь Вест Лендс? Что Имагинера, мол, «могла бы включиться более активно в борьбу с международным терроризмом и увеличить свою долю участия в миротворческой миссии в Афганистане».

— Верно, что афганская кампания, похоже, затянется надолго, но там замешены огромные экономические интересы. Вестлендеры давно хотели построить там нефтепровод, поэтому скоро оттуда не уйдут. Думаю, что стоит учитывать это и подумать, как имагинерские компании могли бы вписаться в эти планы после войны.

— У нас достаточно туго с бюджетом, чтобы тратить дополнительные ресурсы на это, — возразил Президент, — да и я не думаю, что вестлендеры потом подпустят кого-либо к выгодным проектам…

— Так или иначе, — Оневольт продолжал ковырять угол стола, — у них на европейской арене серьезных конкурентов нет, и в обозримом будущем, судя по обстановке, не будет. Так что нам нужно это учитывать.

— Знаю, но я не хочу обострять отношения с русскими. Ведь на начало следующего года запланирован пересмотр договоров по нефти и газу. Нам не нужны лишние трения.

— Это так, — кивнул Премьер, — но мы не должны идти у них на поводу. Вестлендеры ведь не прочь разместить у нас свои противоракетные радары? Это можно было бы как-то использовать в переговорах.

— Ну, это отдельная тема, ее еще предстоит обдумать, обсудить.

— Да, конечно, — согласился Оневольт.

— Я подозреваю, Оневольт, что в спецслужбах есть отдельные лица или группа, которая каким-то образом потакает террористам. К примеру ЦБТ — некоторые действия Первого отдела просто непонятны. Там нужно устроить серьезную проверку.

— Кого думаешь уполномочить провести проверку?

— Пусть Генеральный прокурор этим займется, он и без того сейчас разбирается с расследованием террористов.

— Наверное, не стоит давать большую огласку этой проверке, общественность может неправильно истолковать наши действия, — подметил Премьер.

— Я не думаю, что пресса не сумеет пронюхать это, но я предупрежу Бертвольта не говорить лишнего перед журналистами.

— Да, это правильно…

После разговора, закончившегося через пару минут, Оневольт вышел из кабинета Президента и отправился по своим делам, а Одест остался дожидаться все еще занимающего пост директора ЦБТ Владимира Швалька. Директору предстояло выслушать короткую речь Президента о том, что контрразведка допустила серьезные ошибки в своей работе, что кредит доверия к Швальку исчерпался, и что он не сумел в полной мере справиться с поставленными задачами. Проще говоря: от директора ЦБТ требовалось написать рапорт и уйти с поста «по собственному желанию».

Смещение Швалька, однако, не решало все проблемы. Одест не мог отделаться от мысли, что скандал с бородатыми террористами каким-то образом направлен против него, что некий круг людей пытается дискредитировать его. Его беспокоил и натиск, оказываемый Вест Лендс, так как, в отличие от остальных стран Центральной и Восточной Европы, Имагинера не спешила вливаться в блок НАТО (она была только ассоциированным членом) и на ее территории не располагались крупные военные базы Вест Лендс. Конечно же, были и другие поводы, но вышеупомянутые были главными.

Как и в эпоху существования Советского Союза, Имагинере удавалось оставаться сравнительно нейтральной, постоянно лавируя между интересами Вест Лендс и СССР. Нейтральность ей частично удалось сохранить и после распада Союза, избежав тяжелых перемен, какие пережили страны бывшего Восточного блока.

В последние годы, тем не менее, давление Вест Лендс на Имагинеру усиливалось, как в политическом, так и в экономическом отношении. В имагинерских политических кругах множились приверженцы про-вестлендерских взглядов, вступающие в полемику с заступниками «нейтральности», хотя большинство имагинерских граждан продолжало поддерживать самостоятельный курс государства.

Одест был политиком с консервативной закалкой и для него демократы были ни чем не лучше социалистов. Он относился одинаково настороженно и к вестлендерам, и к русским, стараясь не примыкать ни к одной из сторон, что, впрочем, было довольно сложной задачей. К тому же Президент внимательно наблюдал за настроениями общественности и подстраивал свою политику под них.

Что касается Теодора Оневольта, то его взгляды расходились с президентскими. Премьер выступал за сближение с вестлендерами и усиление экономических связей с ними. Критики подъедали его за это, и некоторые называли эти идеи «желанием Оневольта закидать Имагинеру долларами».

Так или иначе, межу про-вестлендерскими и про-нейтральными течениями в имагинерской политике, так же, как между Одестом и Оневольтом, сохранялся паритет.

В кабинете прокурора Шифта, почти в самом конце рабочего дня, раздался телефонный звонок.

— Слушаю, — Шифт поднял трубку.

— Прокурор Гиорг Шифт?

— Да, это я, слушаю Вас…

— Здравствуйте, моя фамилия Фершек, я звоню Вам из имагинерского представительства Интерпол. Этой ночью в Австрии был задержан гражданин Турции Осман Фарид, он проходит по вашему контрабандному делу, да?

— Да, да… — Шифт напряг на мгновение память, вспоминая, о ком идет речь.

— Соответствующие документы уже направлены в Генеральную прокуратуру.

— Да, я понял, спасибо.

— До свидания, — Фершек любезно попрощался и положил трубку.

Шифт мгновенно забыл обо всем остальном. Дело было в том, что Осман Фарид был тем самым Османом (Шэкером), который, находясь заграницей, напрямую руководил действиями табачных контрабандистов. Это были те самые контрабандисты, которых ловили Роберт Муус и его коллеги. Если большинство участников контрабандной сети, развернутой на территории Имагинеры, — например Рикард Эль и Яшар Тахир, — уже удалось поймать, то Осман продолжал оставаться на свободе.

Находясь за рубежом и постоянно меняя место пребывания, Шэкеру удавалось успешно скрываться от преследования. Ни попытки засечь его по номерам сотовой связи, ни содействие Интерпола пока не давали результатов. Но вдруг, чудесным образом, турок нашелся. Как же так?

Как часто бывает в жизни — помог случай. Обстоятельства сложились так, что Осману пришлось поздней ночью отправиться в австрийскую столицу. Турок спокойно ехал по ночному автобану и накручивал километр за километром, как вдруг, почти под самый конец поездки, из-за очередного поворота выскочил грузовик и, не пытаясь предотвратить столкновение, угрожающе направился тараном прямо на Османа. Тот, ослепленный фарами грузовика, все-таки успел среагировать в последний момент и резко вывернул руль, отклоняясь вправо.

Легковушка задела левым крылом передний бампер грузовика и, отскочив от него как резиновый мяч, полетела в кювет, затем, перевернувшись и обломав тонкоствольное, молодое дерево, приземлилась обратно на колеса. Как оказалось, водитель грузовика, утомившись от долгого пути, в какой-то момент сомкнул глаза и уснул, придя в себя лишь в момент столкновения.

Полицейские приехали сравнительно быстро и оцепили место аварии. Осману, в отличие от водителя грузовика, отделавшегося всего лишь испугом и материальным ущербом в виде разбитого переднего бампера, понадобилась серьезная медицинская помощь из-за полученного сотрясения мозга, не считая мелкие ссадины и ушибы. Но и это можно было считать удачей, так как если бы турок не был пристегнут ремнем, последствия могли быть фатальны.

Вызволив пострадавшего, полицейские помогли медикам погрузить его в карету скорой помощи и занялись осмотром места происшествия. Один из сотрудников полиции, убедившись, что опасности пожара или взрыва нет, залез в салон автомобиля и начал разглядывать его в желтоватом свете фонарика. Наведя луч света на щель между креслом водителя и центральной консолью, сотрудник заметил, что из нее выглядывает кончик — как показалось на первый взгляд — обложки паспорта. Достав его, он передал находку напарнику, а сам продолжил поиск других предметов, которые могли бы рассказать подробнее о личности хозяина машины.

— Клаус, тут еще какие-то документы лежат, — полицейский засунул руку в бардачок и нащупал еще одну книжечку, похожую на паспорт.

— Паспорт — иностранный, по-моему, здесь написано «Живица»… это вроде Восточная Европа, бывшая Югоравия, — Клаус взял найденный паспорт и зажав фонарик под правой мышкой, начал его внимательно разглядывать. — На фотографии водитель машины, а имя и все данные вообще не совпадают с первым паспортом, который ты нашел.

— Звони в управление, пусть проверят, что это за тип.

Доставив Османа в больницу, врачи сразу направили его в реанимационное отделение. Турок оставался в бессознательном состоянии, но угрозы его жизни уже не было. Одновременно с этим, полицейские, пытавшиеся выяснить, кем же на самом деле является пострадавший, уже начинали догадываться, что у него есть какие-то проблемы с законом.

Наутро австрийцы уже знали, что Фарид числится в базе данных Интерпола и объявлен в розыск. Турок в это время уже был переведен в одиночную палату и приходил в себя после операции, еще не зная, что за дверью дежурят два сержанта, которым было велено следить, чтобы пациент вдруг не решил самовольно покинуть здание больницы, а так же, что в Имагинеру уже послано сообщение о его обнаружении.

Имагинера, около пяти часов вечера

— Муус, здравствуй.

— Здравствуйте, — следователь Муус вошел в кабинет прокурора Шифта, сжимая в руке папку с документами.

— Мне сегодня звонили из Интерпола и сказали, что в Австрии нашли Османа Фарида. Тот, который по табачной контрабанде проходит, — пояснил Шифт.

— Австрийцы его взяли? Когда?

— Этой ночью он попал в аварию на дороге, сейчас находится в больнице под охраной. Они мне еще должны документы прислать… сейчас экстрадицию будут оформлять.

— Значит, будем ждать?

— Видимо, придется немного подождать, Муус. Я у Генпрокурора был только что, если процедура экстрадиции затянется, есть вариант отправить в Вену людей, чтобы допросили этого Османа на месте.

— Кого планируется отправить? — спросил Муус.

— Из прокуратуры будет как минимум один человек, из Генеральной или из нашей — пока не уточняли, и из ваших двое. Я с твоим начальством еще должен это обговорить, может понадобиться кто-нибудь, кто владеет турецким.

— В моем отделе таких, по-моему, нет, — немного подумав, ответил следователь.

— Ничего, все равно кого-нибудь найдем, не беда… дай посмотреть, что у тебя там, — прокурор протянул руку вперед и взял документы из рук Мууса.

Следующий день, около десяти часов утра

— Бертвольт, доброе утро, присаживайтесь, — Президент пригласил Генерального прокурора за стол.

— Мы занялись мечетью и уже есть результаты, — Генпрокурор, не теряя времени, начал пересказывать последние результаты борьбы с имагинерским терроризмом, — задержан имам мечети и сейчас он дает показания…

— Что вы успели выяснить насчет этой мечети?

— Помимо традиционных ритуалов имам и его сообщники проводили тайные встречи… там распространялись радикальные идеи, набирались деньги, вербовались люди для отправки в зоны боевых действий, чаще всего Ближний Восток и Балканы. Эта деятельность полностью пресечена, сейчас устанавливаем, кто посещал эти встречи. Так же были заморожены счета нескольких частных организаций, которые вероятно связаны с террористами.

— Как насчет террористической организации, Бертвольт? Этот имам дает показания?

— Да, он постепенно выдает информацию, мы ищем его соучастников, господин Одест.

— Сколько членов этой террористической организации остается на воле, можете сказать? Хотя бы приблизительно?

— Не больше тридцати человек.

— Сколько времени, думаете, понадобится на их поимку, Бертвольт?

— Ну… предположительно… месяц, может быть два… — на самом деле Генпрокурор не знал, сколько точно времени придется гнаться за беглыми фанатиками, но Президент хотел слышать конкретные даты, — прилагаются все усилия, чтобы решить этот вопрос как можно скорее…

— Что делается с зарубежными связями террористов?

— По этому вопросу идет усиленная работа. Были ликвидированы несколько контрабандных каналов, по наркоторговле нанесен ощутимый удар, были заморожены счета подозрительных фирм и организаций… есть задержанные лица. Террористам сейчас крайне трудно получать деньги из-за границы.

— Надеюсь, что это реальная статистика, — Одест посмотрел на Генпрокурора исподлобья.

— Полиция и прокуратура работают очень активно, и это дает постепенные результаты, господин Одест.

— Бертвольт, как насчет, так сказать, «мозга» этой всей террористической сети? У вас есть уже какие-то улики на этот счет? Кто стоит у них на самом верху?

— Главным образом следы ведут к Балканам. Мы считаем, что центральной фигурой в этой сети является уроженец Иордании по имени Саллех Абдулла. От разведки мы недавно получили данные, что он находится на территории бывшей

Югоравии, в государстве Живица. Через его благотворительные фонды проходило основное финансирование исламистов на территории нашей страны.

— Считаете, что он руководит террористами?

— Он, к сожалению, не в наших руках и дать точный ответ трудно… пока он проходит как главный подозреваемый.

— Как насчет возможности запросить его экстрадицию? — Президент прищурил глаза.

— Дело в том, что у нас не налажены официальные отношения с этой страной. Мы ее официально не признаем, то есть, формально, нам некому предъявить запрос…

— Ну да, я понимаю… тогда надо найти какой-то вариант, — ответил Президент, почесывая лоб, — Бертвольт, вот что — нужно проанализировать все варианты того, как мы можем разыскать этого араба. Если я не ошибаюсь, в бывшей Югоравии работает миссия ООН, да? Может ООН как-то могут в эту ситуацию вмешаться? Я подключу к этому делу МИД, пусть они подумают над этим. Они вам посодействуют…

— Хорошо, господин Одест.

— Ладно, больше вас задерживать не буду. Завтра займусь МИДом, вы давайте знать, если что… — Президент снова почесал лоб и, проводив прокурора, вернулся к другим делам.

21

Несколько дней спустя

У входной двери небольшой пекарни — одноэтажной коробчатой постройки с кровлей из оцинкованной стали, фанерными стенами и большими зарешеченными окнами — на одной из улиц города Поврилец, столицы Федерации Живица, на деревянной табуретке сидел мужчина лет сорока. Он, молча, перебирал четки пальцами правой руки, задумчиво смотря на серую стену дома напротив. Вдруг в кармане его куртки раздался пискливый сигнал мобильного телефона.

— Хафиз, ты где?

— Я у себя, в пекарни.

— Тогда я к тебе заеду минут через пять, нужно встретиться, — оба собеседника говорили по-арабски.

— Хорошо, я буду ждать.

Хафиз засунул четки в карман брюк, осмотрелся по сторонам и зашел в пекарню, прихватив с собой табуретку.

— Емина, у меня сейчас дело есть, нужно отъехать.

— Хорошо, Сали, — покорным голосом ответила Емина, суетившаяся в это время возле печки в углу окутанного паром помещения.

— Хаджи, мне с тобой идти? — спросил Фарис, исполняющий функции охранника Хафиза, доедая свежую лепешку.

— Нет, не надо, я тут недалеко, Фарис. Пока здесь сиди, я тебе потом позвоню и скажу что делать, — скупо ответил хозяин и повернулся к входной двери.

Через пару минут к пекарне подъехал темно-синий внедорожник. Хафиз сразу узнал машину и подошел к ней.

— Садись, — водитель кивнул на пассажирское сиденье.

— Здравствуй, Мухамад, какие последние новости? — Саллех Абдулла уселся в кожаное кресло и повернулся к водителю, который, как и он, был арабом.

— Новости не очень хорошие. Шекер пропал. Я с ним последний раз неделю назад общался и с тех пор не могу дозвониться, — Мухамад был одет в черную кожаную куртку, под левым рукавом которой блестели золотая цепочка и дорогие часы.

— Я тоже до него не мог дозвониться, он вроде в Австрии должен быть…

— Да. Раз он не звонит, значит, что-то случилось, — водитель почесал свою аккуратно постриженную, густую и жесткую как щетка, бородку. — У тебя в Имагинере все счета заморожены? Хоть что-нибудь вывезти не удалось?

— У меня там прогорело где-то полтора миллиона зеленых… хуже то, что там база данных осталась. Местные могут засветиться, да и в других странах могут начать закрывать офисы моего фонда…

— Плохо, Хафиз, плохо. Ты сливай деньги в «РЕВ», там их не тронут.

— Конечно, я так и делаю… Мухамад, эти имагинерцы наступают мне на пятки, в скором будущем меня могут попытаться экстрадировать. Надо что-то делать.

— Пока ты платишь местным, тебя не выдадут. С Осичем беседовали?

— Да, его человек сказал, что меня трогать не будут, но дал понять, что за это мне придется доплачивать, — ответил Хафиз, разглядывая серые улицы, мелькающие за стеклом.

— И сколько требует? — Мухамад посмотрел на собеседника.

— Плюс десять процентов.

— Алчная собака. Ему и так платят больше, чем он заслуживает, а ему мало!

— А что делать? Власть у него, а не у нас, Мухамад.

— Может у него и власть, но эта власть держится на наших деньгах, так что и у нас есть козыри.

— Ты, все-таки, заручись поддержкой у своих людей. Если обо мне начнут много шуметь газеты, ситуация может выйти из-под контроля…

— Хафиз, у тебя есть надежное место, где можно было бы переждать, если будет шухер?

— Есть…

— Ну и хорошо. Если чего-нибудь узнаю — предупрежу, не паникуй.

— Да я не паникую…

— Так, завтра к тебе деньги привезут — пять пакетов, — Мухамад достал из внутреннего кармана куртки мобильник, посмотрел на загоревшийся зеленым цветом экран и засунул аппарат обратно в карман, — как получишь — сразу позвони. Курьер заедет где-то в десять утра.

— Понял, буду ждать…

Доехав до перекрестка, на котором привычно дежурили миротворцы, стоя возле белого броневика с крупными черными знаками «UN» на бортах, внедорожник притормозил и повернул в обратную сторону, направившись к дому Хафиза.

В это время, в тысячи километрах от пекарни Саллеха Абдуллы, в офисе газеты «Нюз Ляйнер» кипела привычная напряженная работа. То и дело кто-нибудь из редакторов отрывался от своего рабочего места, потом возвращался, звонили служебные телефоны и не переставали трещать кнопки на клавиатурах.

Только Петер Сантир не покидал свое место и сосредоточено читал что-то на мониторе компьютера. Пару дней назад внимание прессы было привлечено отставкой директора ЦБТ, Владимира Швалька. В официальной формулировке говорилось, что Швальк «самостоятельно взял решение уйти с поста директора Центра по Борьбе с Терроризмом, будучи не удовлетворенным результатами своей работы по предотвращению террористической угрозы».

«Выходит, что решили на Швалька все свалить. Понятно, хитрый ход…», — размышлял Петер, просматривая страницы с новостями в интернете. На данный момент ни ему, ни другим журналистам не удалось вытянуть хотя бы одно слово из уже бывшего директора ЦБТ, который упорно отказывался давать интервью кому-либо.

Предполагая, что чистка в рядах контрразведки не ограничится одним лишь начальником, Сантир первым делом зашел на сайт ЦБТ, чтобы проверить, нет ли новостей о кадровых перестановках на более низком уровне.

Подозрения журналиста оправдались — в разделе «администрация» было опубликовано короткое сообщение о том, что у Первого отдела ЦБТ есть новые начальник и замначальника. Причем Швалька и руководителей Первого отдела сместили в один и тот же день. Сантир заметил, что насиженных мест лишились еще несколько сотрудников ЦБТ, но они были более низкого ранга.

«Президент, значит, взялся за силовиков по-серьезному… похоже, огонь только начинает разгораться. Но как же так — разведка ведь подчиняется политике Президента и Премьера, не иначе. Однако Президент выгоняет назначенных им же самим людей. Что, власти меняют курс? Присутствие исламистов в собственном дворе, получается, уже не выгодно? Гм, понятно, что ничего не понятно…, постукивая кончиком карандаша по столу и морща лоб, рассуждал Петер».

Темой следующей статьи Сантира должны были стать связи имагинерских террористов с наркомафией. Развить эту тему Петера подтолкнули утверждения, что имагинерская наркомафия поддерживает тесные контакты с международным терроризмом, а также, что несколько игорных заведений в Имагинере отмывают прибыль наркобаронов и исламистов. Взятие под стражу Хасана Челеби, владельца провинциального казино «Вегас», служило для журналистов доказательством этих предположений, хотя полиция предпочитала хранить молчание и не говорить есть ли у Челеби связи с террористами или нет. Тем не менее, в силовых структурах находились анонимные источники, подтверждающие, что услугами «Вегас» регулярно пользовались и террористы.

Исследование наркотической связи Петер начал с изучения основного пути, по которому в Имагинеру поступал героин — главный источник доходов имагинерской наркомафии. Как ни странно, даже в открытой печати можно было раздобыть достаточно информации о том, в какой точке мира добывается и перерабатывается опиумный мак, и через какие страны проходят контрабандные маршруты готового героина.

Основным источником опиумного мака (из которого добывается сырье для производства героина) был регион, прозванный «Золотым Полумесяцем», охватывающий территории Афганистана, Пакистана и Ирана. Граница между Афганистаном и Пакистаном, проложенная по труднодоступному горному рельефу, служила надежным убежищем для подпольных лабораторий, в которых перерабатывалось смертоносное зелье, поступавшее сначала в Иран, а потом — транзитом через Турцию и Балканы — в Центральную и Западную Европу.

Как ни странно, непосредственно после вторжения сил НАТО в Афганистан в декабре 2001 года, производство опиума в этой стране, всего за несколько месяцев, не только не сократилось, а наоборот — подскочило от двух-трех процентов от мировой доли до рекордных девяноста, став безоговорочным лидером (за год до этого, под давлением ООН, афганскими талибами был наложен запрет на выращивание опиумного мака, в результате чего производство почти полностью прекратилось). И хотя западная пресса и официальные лица все время твердили, что наркоторговля контролируется талибами и международными террористами, истинными хозяевами маковых полей были местные представители власти, лояльные натовской коалиции и Вест Лендс (доля талибов в этом бизнесе составляла не больше 10–15 процентов). Вестлендеры прекрасно знали истинное положение вещей, однако закрывали глаза на происходящие, ставя свои геополитические интересы превыше наркотической угрозы.

Восточная Европа — и точнее Балканы — тоже играли не последнюю роль в этой цепи. Именно через этот регион был налажен основной коридор, по которому в Европу поступал героин. Социальные потрясения и вооруженные конфликты начала девяностых годов разваливали государственный строй стран региона, что создавало питательную среду для организованной преступности. Те же, кто должен был бороться с бандитами, вместо этого предпочитали вступать с ними во взаимовыгодный союз.

Мафия чувствовала себя особенно безнаказанно в раздираемой кровавым противостоянием бывшей социалистической федерации Югоравия. Контрабанда процветала, в том числе, благодаря ооновскому эмбарго, приблизившему неминуемый экономический крах федерации.

Что же касается героина, его балканский маршрут начинался в Турции, затем пересекал Болгарию и Грецию и устремлялся к субъектам бывшей Югоравии (Живица и Копродина выделялись как основные распределительные центры) и к Албании, откуда смертоносное зелье расползалось по европейским рынкам сбыта. Примечательно, что в статистиках различных европейских государств, касающихся наркотиков, основными распространителями почти во всех случаях назывались этнические албанцы.

Тем временем следователь Муус и его коллеги продолжали отдавать все силы на распутывание дела, связанного с контрабандным ввозом сигарет в Имагинеру. Нужно было собрать громадное количество материалов (другими словами — исписать не одну кучу бумаги), сделать множество экспертиз, соблюсти длинный перечень процедурных требований и многое другое. Случай был сложным, к тому же в деле был замешана большая группа подозреваемых, против каждого из которых нужно было собрать отдельные доказательства, поэтому прокурор Шифт продлил срок расследования, тянувшегося уже более двух месяцев.

Между тем, Рикард «Рик» Эль, Карол «Лысый» Молинери, Яшар Тахир, Еюп Докшич и некоторые другие участники контрабандной цепочки остались в следственном изоляторе после того, как суд вынес решение продлить их нахождение под стражей.

Наркотическая служба и контрразведка тоже не могли пожаловаться на нехватку работы — одни ловили членов наркомафии, другие — террористов.

От Мансура, имама мечети, связанной с исламистами, сотрудники ЦБТ получили данные о подпольном цехе, в котором печаталась пропагандистская литература, предназначенная для промывания мозгов будущих имагинерских террористов, и о маленькой группе, которая занималась ее распространением.

Цех находился в подвале старого двухэтажного дома, на этажах которого располагались офисы нескольких фирм. Съемщики в доме менялись часто, поэтому никто особо не обращал внимания на молодых людей, явно не европейской внешности, которые регулярно заходили и выходили из подсобки.

Рано утром к дому подъехали четыре машины. Из одной из них — черного микроавтобуса — на улицу вышли одетые в черный камуфляж люди и обступили входную дверь. Она оказалась запертой, поэтому пришлось ломать замки. Через минуту спецназовцы, в сумраке походившие на привидения, вторглись на первый этаж и направились к дальнему углу, к лестнице, ведущей к подвалу. Внизу она упиралась в небольшую площадку, освещаемую запыленной лампочкой, а по правый бок стояла железная дверь подсобки с висящим на ней замком. Дышалось тяжело — воздух был затхлый и пыльный, воняло типографской краской.

— Давай, режь! — прокашлявшись, скомандовал офицер, возглавлявший штурмовую группу, растянувшуюся змейкой по крутой лестнице.

К двери подошел один из спецназовцев, у которого вместо автомата в руках были массивные кусачки. Тяжелый инструмент с легкостью срезал дужку навесного замка, и он слетел с петель, звонко стукнув о пол. Спецназовцы распахнули дверь и под прикрытием светошумовой гранаты хлынули внутрь небольшого помещения. Убедившись, что подсобка пуста, сотрудники ЦБТ спокойно занялись осмотром.

Было сразу видно, что хозяева подходили к своему делу профессионально — в дальнем от двери углу стояли три больших копировальных аппарата и обшарпанный письменный стол, на котором, среди кучи разного хлама, стояли два компьютера. Стену сбоку от стола было не видно за нагромождением картонных коробок, в которых лежали сотни новеньких книжек с глянцевыми обложками, украшенными непонятной арабской вязью, и нераспечатанные пакеты белой бумаги.

Мансур не соврал — книжки в коробках были идентичны книжкам, найденным у имама и некоторых членов имагинерского террористического подполья. Впрочем, нужно было ответить на еще один вопрос: нет ли в городе других таких подвалов, в которых тайно печатается литература, призывающая к священной войне с «неверными», то есть, с ничего не подозревающими жители Имагинеры?

— Роберт, на тебя в последнее время просто страшно смотреть, — убирая в шкаф вымытые тарелки, сказала Сильвия. — Вы там бандитов каких-то не можете поймать что ли?

— Бандитов-то мы ловим, только на них доказательства собирать трудно. Вот и сидим днями и ночами, пишем бумажки, ходим в прокуратуру, в суд… — растирая кожу на усталых от нескончаемого нервного напряжения висках, пробормотал следователь Муус.

— По телевизору каждый день про террористов этих говорят, на улицу уже страшно выходить. У вас там, на работе что-нибудь не говорят? Как бы где теракт не случился, — жена Мууса продолжала разговор, не оборачиваясь к мужу, который сидел за столом в центре кухни, глядя на темный пейзаж за окном. Было около десяти вечера.

— Каждый день кого-то задерживают, чего-то конфискуют… хотя это нужно было делать давно, а не ждать пока весь этот сыр-бор разгорится.

— Наверное, эти террористы действовали очень скрытно, власти не сидели бы, сложа руки, если бы знали обо всем. Кому выгодно в собственной стране допускать такой ужас? Я так думаю…

— Боюсь, власти твои знали кое-что. Иначе как успеть за такое короткое время переловить столько террористов. У нас, — а я в полиции, ты знаешь, не первый год работаю, — например, даже когда есть наводка, сразу всех накрыть не удается. А тут, посмотри — каждый день результаты. То целую группу террористов разом берут, то их тайное логово какое-то находят… и все снимают для наглядности, как в кино. Раньше ничего знать не знали, а тут вдруг зачесались! — Муус развел руками и посмотрел на жену, стоявшую к нему спиной.

— По телевизору сказали, что из-за террористов каких-то чиновников уволили… — Сильвия бросила взгляд в сторону мужа.

— Ну, это обычное дело. В таких случаях всегда на кого-то вешают всех собак, чтобы отмазаться. У нас такое тоже бывает… иногда. Вообще, если в какое-то дело и политики вмешиваются — головная боль обеспечена… — Роберт прикрыл рот ладонью и зевнул протяжно, не закончив мысль.

— На другой неделе хорошо бы съездить к моим родителям, а то мы все только обещаем их навестить, — Сильвия закрыла дверцу шкафчика, вытерла руки и подсела к мужу.

— Твоей матери, видимо, нужно травку во дворе скосить, или трубы опять починить, — не скрывая иронии, ответил Муус.

— Очень смешно. Она тебя один раз попросила с ремонтом помочь, а реагируешь, как будто тебя каторжным трудом заставили заниматься. Отец сам бы все делал, если бы не болезни, — перебила его супруга.

— Ладно, ладно, шучу я. Сгоняем… если только начальству опять в голову не взбредет что-нибудь…

— Ну, знаешь, это слишком. Хотя бы потерянные выходные компенсировали или сверхурочные платили, — возмутилась Сильвия.

— Ага, если бы еще и путевки на острова давали…

— Ты бы так перед начальством острил, а не дома.

— У моего начальства, к сожалению, нет чувства юмора, как у тебя! — Муус встал из-за стола, подошел к жене и, улыбнувшись, поцеловал ее.

22

Было безветренное, теплое утро, ранние солнечные лучи пытались протиснуться в щели полуспущенных жалюзи на большом окне за спиной Петера Сантира, готовившегося приступить к работе. Петер зевнул, расправил плечи и сел за компьютер составлять новую статью.

Журналист уже заканчивал второй абзац, как вдруг зазвонил его служебный телефон. Петер поднял трубку и поднес ее к уху.

— Слушаю.

— Алло, это газета «Нюз Ляйнер»? Я хочу связаться с вашим редактором Петером Сантиром, — послышался немолодой, хрипловатый мужской голос.

— Да, это я. Я вас слушаю.

— Вы хотели бы узнать, за что были уволены некоторые сотрудники ЦБТ?

— ЦБТ? Простите, ваш голос мне не знаком. Вы можете представиться? — Петер насторожился, сохраняя спокойный тон.

— Свое имя я по телефону называть не хочу, ваш номер, наверное, прослушивается. Я предлагаю вам встречу. Тогда и имя мое узнаете, и все остальное. Вы согласны?

— Когда и где хотите устроить встречу? — немного подумав, спросил Петер.

— В ботаническом саду, на «Кафедральной». В полдень. Ждите меня у искусственного водопада в центре сада. Я к вам сам подойду. Вы согласны?

— Ну… хорошо. Я приду. Надеюсь у вас действительно ценная информация?

— Не беспокойтесь, — утвердительно ответил незнакомый голос, — вам будет интересно меня послушать.

Сантир положил трубку и оперся о спинку кресла, не отрывая озадаченный взгляд от телефона. Анонимный звонок отвел все внимание журналиста от статьи, и писать совсем расхотелось. Предложение незнакомца свалилось, как гром среди ясного неба — что за тайну он мог рассказать? Или это была дезинформация, и спецслужбы хотели подбросить Петеру утку? Может кто-то просто захотел заработать денег?

Ответить на эти вопросы можно было только после встречи в ботаническом саду. Сантир посмотрел на настенные часы напротив. До обеда оставалось еще два часа. Протерев глаза, журналист взялся вдруг складывать разбросанные по столу бумаги и мятые листочки с неразборчивыми записями, решив сначала сделать все мелкие дела, а после встречи — если удастся заполучить какую-либо полезную информацию — снова взяться за недописанную статью.

В половине двенадцатого Петер встал со своего места и подошел к своей коллеге Анне, сидевшей через стол от него.

— Анна, мне тут какой-то анонимный тип звонил утром и предложил встретиться в ботаническом саду на «Кафедральной». Якобы поделиться каким-то компроматом на ЦБТ. Вот решил сходить и проверить что да как…

— Думаешь, стоит идти? — Анна, перестав на мгновение стучать по кнопкам клавиатуры, подняла глаза.

— Я все-таки схожу, может быть, что-нибудь интересное узнаю, посмотрим. Надеюсь, это не лажа какая-то…. — Петер засунул руку в свою сумку, проверяя все ли нужные ему вещи на месте.

— Ладно. Если что, ты звони.

— Если буду в сознании — позвоню, — на лице журналиста прорезалась ироничная улыбка.

— Ой, типун тебе на язык.

Обеденное солнце светило ярко, но с присущим весенней поре мягким теплом, на улице пахло березой, как всегда тротуары были забиты прохожими, спешившими в разные стороны. До ботанического сада пешком было не так близко, к тому же Петера поджимало время, поэтому он предпочел доехать до места встречи на своем автомобиле, припаркованном у тротуара под окнами редакции. Минуты через две машина журналиста полностью потерялась из виду и растворилась в гуще нескончаемого транспортного потока.

За пять минут до того, как большая и маленькая стрелки на часах над коваными воротами на входе в ботанический сад слились под большой цифрой двенадцать, Петер Сантир уже шел по асфальтовой дорожке к искусственному водопаду, скрытно оглядываясь по сторонам.

Кроме пары туристов, снимающих на фотоаппараты окружающую зелень, и женщины с ребенком других посетителей было не видно. Завернув за угол, заросший яркими экзотическими цветами, корреспондент «Нюз Ляйнер» сбавил шаг и снова осмотрелся по сторонам. Никого кроме матери с ребенком было не видно и не слышно. Дойдя до площадки с огороженным папоротником водопадом, в котором звучно плескалась вода, и плавали мелкие рыбки, Петер остановился и начал ждать появление незнакомца.

Через пять минут, начавший слегка нервничать журналист заметил, что по круговой дорожке за папоротником движется мужская фигура и приближается к фонтану. Через несколько секунд темный силуэт принял форму крепкого, упитанного мужчины, лет пятидесяти, с поредевшими на макушке светло каштановыми волосами, морщинистым лбом и настойчивым твердым взглядом. Стрельнув глазами во все стороны, мужчина подошел к затаившему дыхание Петеру и протянул руку.

— Здравствуйте, это я вам звонил. Вы все-таки пришли, — рукопожатие незнакомца было уверенным и крепким.

— Да. Могу ли узнать, с кем имею честь?

— Меня зовут Ян Клешмер. До недавнего времени я был сотрудником Первого отдела ЦБТ. Но, как вы, должно быть, знаете, в силовых структурах в последнее время проходят масштабные чистки. Меня тоже, в вежливой форме, несколько дней назад «попросили» написать рапорт, — на последней фразе гримаса на лице Яна стала еще кислее.

— Вы, наверное, хотите объяснить, почему вас уволили?

— Да не только это… — взгляд Клешмера снова пробежался по сторонам. — Во-первых, весь этот шум-гам с увольнениями просто цирк для отвода глаз. Реально ничего не изменилось, просто выбрали стрелочников и все. Во-вторых, те, кто действительно в ответе за то, что Имагинера превратилась в курорт для террористов, продолжают оставаться на службе. Их особо не тревожит мысль, что, в конце концов, где-нибудь возьмет да рванет настоящая бомба. Для них террористы — просто пешки, из которых можно извлечь выгоду.

— Какие-то конкретные имена вы назвать можете?

— В первую очередь нужно спросить с Премьера. То, что никто из его протеже в ЦБТ не покинул свой пост, должно о чем-то говорить.

— Премьер? — переспросил Петер, — но террористы только подрывают доверие к правительству, это ведь Премьеру и его товарищам по партии должно быть невыгодно?

— Ну, у него видимо другая логика, — парировал Ян, — это с его подачи мы столько времени ничего не могли предпринять. Хотя мы постоянно предупреждали начальников, и они прекрасно знали, что исламисты очень активно развивают свою сеть и разрастаются. Меня не удивляет позиция Премьера. В последние годы, особенно после его прихода к власти, в наши дела все больше стали вмешиваться вестлендеры. У нас сейчас политика такая — вестлендеры для нас, типа, самые стратегические партнеры. Дело до того доходит, что они порой чуть ли не учат нас что делать. Они имеют почти неограниченный доступ к некоторым нашим базам данных. Из-за этого, включительно, и несколько моих коллег уволились. Видимо и мне нужно было вовремя уйти, а не просиживать штаны… — появление молодой пары у фонтана перебило критическую мысль Клешмера. Он сжал губы, посмотрел в глаза Петеру и кивнул в сторону аллеи. Журналист понял этот немой намек и последовал за бывшим чекистом. Влюбленная парочка — парень и девушка лет двадцати — не обратила особого внимания на двух спешно удалившихся мужчин, предпочитаясосредоточиться на поцелуях.

— А кого кроме Премьера вы можете назвать? — выйдя на пустую аллею и вытащив из сумки блокнот, спросил Петер.

— Швалька, руководство Первого отдела ЦБТ. На руководителях лежит главная ответственность. Без них ничего бы нельзя было сделать.

— Вы сказали, что вестлендеры имели доступ к вашим базам. А что их конкретно интересовало?

— Ну… — задумался Ян, — больше всего они интересовались информацией о наркомафии, контрабандных каналах, о террористах, конечно же. В общем, террористы и наркотики заботили их больше всего. А все остальное для них особой ценности видимо не представляло… или они это уже знали.

— А как вы думаете, почему вестлендеры не хотели, чтобы вы разобрались с террористами?

— Ну, смотрите — у них информация о подготовке терактов 11 сентября была? Была. Они что-либо предприняли? Нет. Причем они и нам даже ставили палки в колеса… и продолжают это делать. А впоследствии, как мы знаем, началась война в Афганистане. И вестленделы говорят, что они начали войну, чтобы найти террористов, которые устроили теракты. Если бы они вправду преследовали террористов, стали бы нам всячески мешать их ловить? Полный бред. Вообще, манипулировать всякими террористами и бандитами спецслужбы разных стран научились очень давно. Вестлендеры, в этом смысле, не исключение, но размах, с которым они это делают, не сравнится ни с кем.

— То есть вы считаете, что власти Вест Лендс умышлено, не остановили террористов, чтобы использовать теракты как предлог для вторжения в Афганистан?

— Я не имею в виду, что это официально принятая правительственная стратегия, а что некоторым очень влиятельным фигурам из окружения их Президента это выгодно. Ну, вы сами подумайте — все террористы, которые осуществили теракты, находились в Вест Лендс на вполне законных основаниях, не так ли? Одним беспрепятственно выдали визы, у других были вестлендерские паспорта. Теракты готовились на территории Вест Лендс. Однако, вестлендеры, вместо того, чтобы навести порядок у себя дома, решили, что война на другом континенте избавит их от террористов, которых они по непонятным причинам не могли найти в собственной стране. Логику вы тут видите где-нибудь? — у Клешмера была привычка во время разговора постоянно стрелять глазами по сторонам, а на последнем слове уставляться на собеседника пристальным взглядом, не терпящим возражений.

— Но ведь официальные лица говорят, что непосредственные заказчики терактов скрываются в Афганистане.

— И они, наверное, сидят в какой-нибудь глухой пещере, без электричества, без интернета, и так далее, и командуют всем миром, скажем, по спутниковому телефону. Простите, но я как профессионал в такую сказку поверить не могу. Сидя в какой-то дыре, на краю земли, суметь организовать сначала подпольную сеть, а потом и сам теракт — нет, это вообще за гранью фантастики. Кстати, вот еще… ведь большинство террористов, которых показывают по телевизору, по происхождению саудовские арабы, да? И следы их спонсоров, если мне не изменяет память, туда ведут, так?

— Да, верно.

— Вот. А что тогда вестлендеры не бомбят Саудовскую Аравию? Нафиг им сдался этот Афганистан. Хоть сто лет там воюй, а ничего не изменится…

— Ян, а вы располагаете какими-нибудь документами, которые могли бы дополнить ваши слова? Одними заявлениями вашим оппонентам возразить будет трудно.

— Располагаю, — выдержав секундную паузу, ответил Клешмер. — Но у меня есть условие. Я хочу пока остаться анонимным, сейчас мне незачем светиться. Пройдемте на ту улочку, — Ян указал журналисту на дорожку, прикрытую по бокам высоким кустарником.

— Зачем туда?

— Подальше от посторонних глаз, я вам кое-что покажу.

Двое мужчин свернули на боковую улочку и остановились посреди брусчатой дорожки. Клешмер, по привычке проведя недоверчивым взором влево и вправо, начал проделывать очень странные действия, вызывая сильное удивление у Петера Сантира.

— Простите, но что-же вы делаете? — журналист, недоумевая, смотрел, как его собеседник расстегивает ширинку и засовывает руку в брюки.

— Спокойно, у меня там флешка. Ее бы, если что, вряд ли сразу начали искать там… мне бы хватило времени ее сбросить… встаньте немного боком, чтобы не видели… — пошарив рукой между бедер, Клешмер нащупал нужный ему предмет и достал его. В ладони у него оказался маленький пакетик с завернутой в нем флешкой.

Бывший сотрудник ЦБТ быстро застегнул брюки, развернул пакетик и сунул в руки журналиста флешку с таким резким движением, как будто это была не флешка, а горячая картошина. Сантир, не раздумывая, взял ее и убрал во внутренний карман куртки.

— Что там?

— Материалы, которые показывают, как мое начальство относится к террористам и не обращает внимания на постоянно поступающие тревожные сигналы, — ответил Клешмер. — Пойдемте, здесь лучше не застаиваться.

— Сомневаться насчет их подлинности, как я понимаю, мне не стоит?

— Вы первый из журналистов, кто прочитает это. Ваши коллеги за такой слив готовы бы были друг другу глотки перегрызть. Такой ответ вас устраивает?

— Вполне…

— Договоримся так — я сохраняю полную анонимность. Если мое имя где-нибудь всплывет без моего согласия, вы потеряете меня как источника.

— Конечно, Ян. Ваша анонимность гарантирована. Хотя ваши бывшие коллеги могут вас и без меня вычислить.

— Ну, на это им потребуется время. Они не такие ушлые, как вам думается. Уж я-то знаю. Меня другое беспокоит — не предпочтут ли они от меня избавиться…

— Думаете, вы им настолько мешаете, Ян?

— Допускаю и это. Свидетели в конце всегда оказываются лишними…

— Мне один вопрос не дает покоя, Ян. Зачем вам рисковать и связываться со мной? Что вам это даст?

— Мне это мало что даст, — с лица Клешмера не сходила мрачная гримаса. — Подозреваю, что они могут просто попытаться по-тихому ликвидировать меня и некоторых моих коллег. Повесят на нас всю ответственность и бесшумно отправят на зону, или на тот свет. Если пресса узнает, что творится в разведке, я не думаю, что они рискнут и просто так уберут меня. Я хотя бы так надеюсь…

— Я вас должен предупредить, что на рассмотрение и публикацию материалов уйдет минимум недели две.

— Ладно, не проблема. Надеюсь, что за это время ничего неожиданного не произойдет.

— Ян, а как вас можно будет разыскать?

— Я сам с вами свяжусь если надо. Вы, кстати, по телефону о нашей встрече не разбалтывайте, вас наверняка записывают.

— Не беспокойтесь, лишнего не наболтаю.

— Ну ладно, думаю, что сейчас нам лучше разойтись, а то тут много народу скапливается, свежим воздухом хочется подышать. Если появится нужда, я на вас опять выйду. Договорились?

— Конечно, господин Клешмер, договорились.

Журналист продолжил идти по широкой аллее по направлению к выходу, а бывший сотрудник спецслужб свернул на боковую дорожку, опоясывающую цветник с мелкими островерхими декоративными деревьями и кустарником, и вскоре совсем исчез. Петер был доволен — время было потрачено не зря. Разумеется, сначала нужно было внимательно просмотреть содержание флешки, проверить подлинность документов, а потом уже можно было решать, что и когда публиковать.

Шаги журналиста ускорялись, как будто он пытался от кого-то убежать. Дойдя до автомобиля и сев в него, он наконец смог успокоиться и перевести дух, не переставая при этом размышлять о том, какой эффект может иметь информация, спрятанная у него в кармане. Таких подарков судьба ему давно не делала.

— Анна, привет. Все в порядке, я сейчас в машине, еду обратно, — Сантир звонил в редакцию, постоянно поглядывая в зеркала заднего вида, как шпион, которого пытаются выследить.

— Все прошло нормально, да?

— Да, все нормально. Скоро буду, пока.

Петер бросил телефон на пассажирское сиденье и, ругая сквозь зубы привычные для этого отрезка дня пробки, включил радио, чтобы послушать сводку последних новостей.

«…Мы снова возвращаемся к самым свежим — в данном случае было бы уместно назвать их «горячими» — новостям дня… по последним сообщениям, пожар в здании, где раньше располагались архивы Минобороны, на улице «Кадетов», начавшийся ранним утром, уже полностью потушен. По официальным данным, пострадавших нет… среди основных пока остается версия умышленного поджога, но пожарные и полиция отказываются давать официальные комментарии…», — затрещал голос диктора, — «по официальным данным здание сейчас находится в ведении Центра по Борьбе с Терроризмом Главного Разведывательного Управления, который использует его для хранения собственных архивов. Объект не был оборудован камерами слежения, поэтому отсутствует запись момента непосредственного возгорания…»

Новость о пожаре промелькнула быстро и затерялась в общей массе остальных событий дня. Какой-нибудь случайный слушатель, наверное, пропустил бы ее мимо ушей, так как разные происшествия, связанные с огнем случались в городе регулярно, но к новостям, в которых хотя бы однократно упоминалась аббревиатура «ЦБТ», Петер всегда относился с особым вниманием.

«ЦБТ хранят свои архивы в каком-то старом здании, в котором нет ни единой камеры слежения, оно загорается в то время, когда вокруг нет свидетелей… прямо как по сценарию… интересно, а что там были за архивы? Может какие-то интересные документы, связанные с террористами? Хорошо бы разузнать…, думал про себя Петер, подъезжая к своей редакции».

Спустя несколько дней

— Как развивается борьба с террористами, Бертвольт? — было около девяти утра, Президент Одест стоял у приоткрытого окна в своем кабинете и щурился, разглядывая купающиеся в ярком солнечном свете здания напротив и мелкие фигурки людей, которые то и дело входили или выходили из них. В кабинет только что зашел Генпрокурор Бертвольт и, усевшись на стул перед рабочим столом Президента, начал листать свою записную книжку.

— Несколько дел уже переданы в суд. Задержанные участники террористической сети активно сотрудничают со следствием, и это дает результаты. Террористическое подполье почти полностью ликвидировано, поэтому уже можно говорить, что угроза терактов сведена до абсолютного минимума.

— То есть правоохранительные органы гарантируют, что повторения событий в Визне не будет? — Президент посмотрел на Бертвольта вопросительным взглядом, подсказывающим, какой именно ответ он ожидает услышать.

— Меня заверили, что подобное не повторится… — как-будто глотая большой и очень сухой кусок, ответил Генпрокурор.

— А что насчет этого террориста, который скрывается заграницей? МИД ведь тоже подключился к этому делу. Какой-либо сдвиг уже есть?

— Пока ООН не предпринимают никаких конкретных мер, слышим лишь общие формулировки. От властей этой балканской страны — Ж… Живицы, мы не можем добиться никакого сотрудничества. Мы посылали официальные запросы, но ответов не поступало.

— Интересно, что мне потом журналистам говорить? Мол, никто ничего не хочет предпринимать, этого террориста никто арестовать не может, поэтому будем сидеть и молиться, чтобы он не учинил какой-нибудь новый теракт! Нет, это никуда не годится, — пробормотал Президент, глухо постукивая каблуком по ковру.

— Мы продолжаем добиваться реакции от зарубежных служб, а также пытаемся через Интерпол объявить Саллеха Абдуллу в международный розыск. Мы послали все документы, сейчас в Интерполе их рассматривают…

— А сколько времени придется ждать, пока они их рассмотрят?

— К концу месяца они должны закончить, — ответил Генпрокурор.

— Ну ладно. Хотя мне не слишком верится, что Интерпол может как-то изменить ситуацию, но использовать эту возможность нужно. Вы все-таки продолжайте прощупывать почву, продумывать какие-то новые варианты действий. Если этим террористам позволить думать, что мы не можем с ними справиться, последствия будут еще страшнее. Нужно действовать жестко и оперативно, — Одест посмотрел на часы. — Ну ладно, Бертвольт, вы, значит, сразу докладывайте, если будет какое-то развитие. Пока все.

Президент проводил глазами Генерального прокурора, не сказав ни слова, с таким выражением лица, как будто он был директором школы, к которому отправили провинившегося ученика, затем уселся за стол и начал перелистывать документы, приготовленные его секретаршей.

Перелистав несколько страниц и записав на некоторых из них свои замечания, Одест вдруг отодвинул бумаги и, о чем-то всерьез задумавшись, потянулся к одному из служебных телефонов.

— Алло, Генрих, можно тебя на секунду?

— Да, Одест, слушаю, — ответил Генрих Месчек, министр обороны Имагинеры и, по совместительству, коллега Одеста по партии. Он был одним из немногих в политике, кто пользовался близким доверием Президента.

— После совещания в одиннадцать можешь задержаться минут на пять? Парой слов нужно перекинуться…

— Да… конечно.

— Хорошо, я только это хотел уточнить. До встречи.

— До встречи.

23

Полдень. На выходе из главного совещательного зала в Палате Президента

— Генрих, давай пройдем дальше, — распустив заседание и выйдя в тесный длинный коридор, Одест сразу направился к министру обороны, ждавшего у одного из больших окон с видом на площадь перед Палатой.

— Я тебя слушаю, Одест.

— Как ты знаешь, с террористами мы пока еще не смогли полностью разобраться. Дело в том, что их главарь находится заграницей, в бывшей Югоравии. Мы посылаем туда регулярно запросы, пытаемся по дипломатическим канал что-то сделать, но пока тщетно. Нас как-будто нарочно игнорируют, а общественность ждет результатов, ей не объяснишь, почему у нас связаны руки…

— Да… — кивнул Месчек.

— Вот. Пока этот террорист находится на свободе, мы не можем быть уверены, что на нашей территории не будет терактов. Поэтому я хочу с тобой посоветоваться.

— Я слушаю, — напрягся министр и машинально повертел головой, проверяя, не стоит ли кто-нибудь слишком близко к нему и не пытается ли подслушать его диалог с Президентом.

— Я думаю, что одной лишь дипломатией мы ничего не постигнем. Нам нужно подумать и над вариантом, как самим достать этого террориста, а не сидеть и ждать, что нам его кто-то подаст, как говорится, на блюдечке. То есть проработать и возможность конкретных оперативных действий. Он должен предстать перед имагинерским судом. Лично.

— В принципе это скорее профиль ГРУ. Ты с ними это не обсуждал?

— Ты ведь видишь, какой у них прокол вышел с террористами, и какой скандал затем разразился в прессе, хорошо хоть ничего более серьезного пока не произошло. Половина кадров там уже сменилась и, по-видимому, это еще не конец, — нахмурился Одест. — Вот почему я решил привлечь к этому военную разведку, а не ГРУ. Здесь нужно действовать очень осторожными методами, поэтому я хочу обратиться к людям, на которых можно положиться.

— Как насчет Парламентского комитета по безопасности? В комитете ведь половина мест у оппозиции. Там могут появиться какие-то разногласия.

— Нет, проблем не будет, председатель комитета ведь член нашей партии, — махнул рукой Президент, — если под документом будет стоять моя подпись, это сразу снимет все препятствия. Могут, скажем, придраться к размеру финансирования, но и это пустяк. Ты с Таленбергом^[11] разберись, что да как. Пусть проработает все варианты и составит план. Я через тебя передам ему все нужные данные.

— Понял, — кивнул министр.

— И передай Таленбергу, чтобы он был крайне осторожен. Представь себе что случится, если пресса узнает чего не надо.

— Разумеется, да.

— Ладно, это все. Спасибо, что задержался. Мне тоже сейчас нужно бежать, на другое заседание. Я с тобой опять свяжусь по этому вопросу…

Одест развернулся и устремился к лестнице, спеша к выходу, у которого его ждала когорта служебных черных автомобилей.

Следующий день

Утром, после планерки, в редакции газеты «Нюз Ляйнер» чувствовалось особое настроение. Большинство редакторов плотно обступили небольшой телевизор, поставленный на полку в двух метрах от пола, в общем кабинете, нетерпеливо ожидая начало ранних новостей. Одной из главных тем дня должна была стать очередная статья Петера Сантира, опубликованная в последнем номере родной газеты, в основе которой лежало содержимое флешки Яна Клешмера.

На экране телевизора, наконец, промелькнула долгожданная начальная заставка новостей, а за ней в кадре появился и диктор. Сообщение о сенсационной статье в «Нюз Ляйнере» было объявлено третьим по счету после новостей о предстоящем визите Алена Одеста в Германию и тяжелой дорожной аварии, произошедшей поздно ночью на западном въезде в Калиопу, столицу Имагинеры.

— Петер, вот твой звездный час настает, — пошутил один из коллег Петера, стоявший почти под самым телевизором. Сам Петер находился позади, у своего рабочего стола, молча наблюдая за диктором, дошедшим, наконец, до новости, которую с таким нетерпением ждала вся редакция.

«… Газета «Нюз Ляйнер» не перестает будоражить общественность все новыми скандальными раскрытиями. Судя по документам, оказавшимся в руках газетчиков, спецслужбы в лице Центра по Борьбе с Терроризмом ГРУ располагали обширными данными о деятельности исламских экстремистов на территории Имагинеры задолго до того, как СМИ начали активно освещать эту проблему…», — редакторы, обступившие телевизор полукругом, загудели, с пристрастием обсуждая комментарии диктора, — «… в статье приводятся отрывки из различных документов… (…) В некоторых из них, в частности, фигурируют не только подробные личные данные подозреваемых террористов, но и сведения об их деятельности и перемещениях… как оказывается, сотрудники ЦБТ следили за большинством участников террористической сети на протяжении нескольких лет, но ни один из них за это время не был арестован или депортирован. (…) По распоряжениям руководства ЦБТ за подозреваемыми продолжали следить, но сотрудникам ведомства не позволялось проводить задержания и аресты. (…) Эти факты воспринимаются особенно неоднозначно, если вспомнить драматические события в Визне, произошедшие в апреле, а так же то, что, судя по рассекреченным документам, ряд лиц, из числа подозреваемых поддерживали очевидные связи с международными террористическими организациями. (…) Так же становится известно, что с членами предполагаемой имагинерской террористической сети многократно встречались двое граждан Вест Лендс: Джеральд Брэдли и Луис Демарко. В Имагинере они известны, в основном, своими частыми появлениями на телевидении и радио и активной поддержкой идеи усиления политического и экономического сотрудничества между Вест Лендс и Имагинерой. (…) Официально Брэдли является председателем фонда политических исследований «Future Democracy Development (FDD)», а Демарко возглавляет фонд «European Democracy Trends Research (EDTR)». Оба фонда имеют официальные представительства в Калиопе и, судя по информации, размещенной на их страницах в интернете, занимаются исследованиями политических процессов и развития демократии в Европе, Азии и Африке. (…) Неофициальные встречи Брэдли и Демарко с имагинерскими радикалами, среди которых были и хозяева исламского религиозного центра «Возрождение», чья деятельность была пресечена решением суда в начале этого года после того, как стало известно, что на счета центра поступали деньги от террористических организаций, проводились в нескольких столичных гостиницах. Цели этих встреч остаются неизвестными, так как — по словам самих «Нюз Ляйнер» — в полученных ими документах нет никакой информации о том, что обсуждалось во время этих бесед. (…) «Нюз Ляйнер» проливают свет и на схемы отмывания денег террористов через игорные заведения, банки, пункты обмена валюты, а так же через благотворительный фонд JCFI, чей имагинерский филиал тоже уже не работает. (…) В докладах спецслужб описываются тесные связи между имагинерскими преступными группировками и представителями иностранных террористических организаций в сфере отмывания денег и торговли наркотиками. (…) В распоряжении «Нюз Ляйнер» так же находятся документы, свидетельствующие о том, что ряд уголовных дел против некоторых главарей имагинерской наркомафии были закрыты после вмешательства спецслужб в лице ЦБТ, сославшихся на оперативную необходимость оставить вышеупомянутых главарей на свободе, так как разведка параллельно вела свои самостоятельные расследования против них. (…) Свежие подробности по этой сенсационной теме, а так же самые последние реакции и комментарии, вы сможете посмотреть в нашем вечернем выпуске, а прямо сейчас — остальные новости дня…»

— Как думаешь, Петер, что на этот раз придумают спецслужбы, чтобы отмазаться? — к Петеру подошел его коллега Теодор.

— Или будут молчать, или скажут, что это непроверенная информация и во всем нужно будет долго разбираться. Вообще, я думаю, что произойдет как обычно — спецслужбы придумают какое-нибудь абсурдное оправдание, пресса его услужливо раскрутит, и все его примут за чистую монету, без возражений.

— Этим двум вестлендерам придется туже. Раз за них уже взялась пресса, так просто из этой истории им не выбраться. И по дипломатической линии может произойти скандал. Вообще, странно, почему эти вестлендеры встречались с террористами. Деньги что ли какие-то там замешаны?

— Я тоже не очень понимаю. В этой истории и без вестлендеров все запутано до невозможности. У меня такое чувство складывается, как будто спецслужбы не борются с террористами, а работают с ними заодно, — Петер уселся в свое кресло и протяжно зевнул, прикрывая рот ладонью.

— Какие у нас политики, такой и бардак в стране творится. Кстати, если не ошибаюсь, у спецслужб самый большой годовой бюджет, даже выше чем у МВД. На них тратится больше всего денег, а пользы от них — никакой. Прямо как анекдот!

— Они тратят деньги, мы про это пишем, — скупо улыбнулся Петер, приподняв брови, — благодаря таким как они мы без работы не останемся.

— Петер, — неожиданно распахнулась входная дверь, и на пороге показался главный редактор, — зайди-ка на минутку ко мне в кабинет. У меня прямо телефон разрывается.

— О, ты у нас уже звезда. Давай, иди, — пошутил Теодор.

— Ага, наверно на улице начнут автографы просить, — Петер соскочил со стула и торопливым шагом устремился к кабинету главного редактора.

Около пяти часов вечера

— Бертвольт, вы сегодня новости не смотрели? — подняв трубку, сидя за столом в своем кабинете, Генеральный прокурор Волод Бертвольт, услышал строгий и слегка раздраженный голос Президента Одеста.

— Слышал только анонс, господин Одест… — Бертвольт догадался, что речь пойдет о новой статье в «Нюз Ляйнер».

— Бертвольт, журналистам снова известно больше, чем мне! Из того, что говорят по телевизору, выходит, что спецслужбы чуть ли не срослись с мафией и террористами! О каких документах говорят журналисты? Я не помню, чтобы вы мне о подобных данных докладывали.

— Я тоже не очень понимаю, откуда у журналистов есть такая информация. Мне нужно сделать проверку, но я точно знаю, что ЦБТ мне не передавали документы с таким содержанием. Я свяжусь с ними, чтобы они объяснили, в чем дело.

— Вы с этим делом не затягивайте. Все ведь потом с меня будут спрашивать, — обычно Президент старался не повышать голос на подчиненных и сдерживать эмоции, но на этот раз ему было очень трудно скрыть свое истинное настроение. — С ЦБТ нужно обязательно разобраться и понять какую воду они там мутят. Еще нужно проверить этих двух вестлендеров и их фонды или что у них там. Зачем они встречались с этими террористами и вообще, чем они у нас занимаются. Это вы лично проконтролируйте!

— Есть… — механически кивнул Бертвольт, нервно сжимая трубку телефона.

— Завтра и послезавтра вы все проверьте, узнайте, что там творится, чтобы мне потом доложить, когда я вернусь из Германии. Если кто-либо попытается мешать вам или возникнут какие-то проблемы, сообщайте мне лично.

— Да, я понял…

— До свидания.

— До свидания, — ответил Генеральный прокурор, положил трубку и с тяжестью вздохнул, оценивая в уме объем внезапно свалившейся на него работы, которую ему нужно будет проделать в следующие двое суток.

Президент встал с кресла и по привычке, как он всегда делал, когда ему не давали покоя какие-то проблемы, начал ходить по комнате и напряженно размышлять, то и дело морща лоб или крутя головой в несогласии с собственными доводами.

Террористическая угроза оставалась одной из главных тем в Имагинере и то, что властям до сих пор не удавалось полностью справиться с ней, делало очень плохую услугу Одесту и его политическим планам на будущее. Критические статьи в прессе, необъяснимые действия спецслужб, вероятность того, что в любой момент где-нибудь может произойти теракт, нападки оппозиции, которая умело, воспользовалась моментом, медленно, но верно подрывали общественное доверие к Президенту и правительству. До следующих выборов оставалось около года с небольшим, а рейтинг управляющей партии успел потерять почти шесть процентов всего за пару месяцев.

Одеста беспокоили и настойчивые попытки властей Вест Лендс оказывать прямое и косвенное влияние на политическое руководство Имагинеры. Вестлендеров, в частности, интересовали возможности построить на территории Имагинеры транзитную базу, мотивируя это необходимостью дополнительного обеспечения их затягивающейся военной кампании в Афганистане, создать секретную тюрьму на подобии лагеря «Гуантанамо» на Кубе (при чем вестлендеры не хотели, чтобы эту тему придавали огласке), а также усилить контингент НАТО в Афганистане имагинерскими боевыми подразделениями.

Пока имагинерский Президент (в отличии от его коллег в некоторых соседних странах региона) не поддавался политическому натиску со стороны Вест Лендс, которые регулярно пытались косвенно давить на него из-за — как они дипломатично выражались — «недостаточно интенсивного вклада Имагинеры в общую борьбу с международным терроризмом», так как не желал новых встрясок и дальнейшей утраты общественного доверия. Одест отлично понимал, что если в Афганистане будут погибать имагинерские солдаты, общество отнесется к этому крайне отрицательно, не говоря уже о том, какой скандал вспыхнет, если станет известно, что в стране построена тайная тюрьма, в которой, в нарушении закона, на непонятных условиях будут содержаться иностранные граждане.

Президента Имагинеры волновал не только политический аспект, но еще и чисто экономический — отправить военных заграницу на неопределенно долгий срок стоило бы и без того ограниченному госбюджету серьезных денег, потому что Вест Лендс не финансировали расходы своих коалиционных партнеров по афганской операции, окрещенной громким и довольно пафосным названием «Несокрушимая Свобода».

Одест также хотел использовать свою нейтральную внешнюю позицию как аргумент в отношениях с российскими дипломатами, точнее — с российскими нефтегазовыми компаниями. Он не хотел, чтобы неуемное стремление Вест Лендс еще больше расширить свое влияние в Европе впоследствии привело бы к повышению цен на газ для Имагинеры на переговорах с Москвой.

Было около семи двадцати вечера. По коридору третьего этажа телецентра шел Петер Сантир, стараясь не опоздать на запись вечерних новостей государственного телевидения, которые должны были выйти в эфир в девять часов.

Как правило, таким газетам как «Нюз Ляйнер», регулярно печатающим неудобные факты и разоблачительные статьи о разного рода бюрократах, было очень трудно получить широкое освещение в государственных СМИ, так как те, из-за того что финансировались из казны, не позволяли себе напрямую критиковать власть, в особенности действия правительства. В этот раз, однако, статья Сантира была слишком громкой, чтобы быть проигнорированной государственными каналами.

«И о чем конкретно они будут спрашивать? Не фальшивые ли документы? Не раздуваю ли я дешевые конспирации? А может у меня ненадежные источники? — рассуждал про себя журналист, подходя к двери студии и кивая головой знакомым телевизионщикам, снующим мимо. — Наверняка половину интервью потом вырежут или исказят мои слова…».

Само по себе, повышенное медийное внимание не обольщало Петера, так как он был не первый год в профессии и разительно отличался от того типа журналистов, которые стремятся прославиться любой ценой, чаще всего при помощи какой-нибудь хорошо продаваемой, но дурно пахнущей сенсации, чтобы потом гордо раздавать интервью налево и направо.

Для него главным был конечный результат и к своим целям он двигался без лишнего шума и надрыва, всегда стараясь оставаться как можно более объективным (некоторые его коллеги считали это юношеским максимализмом) и с чувством азарта докапываться до самой сути проблем. За эти качества к Сантиру всегда относились полярно — его или уважали, или презирали, но единодушно признавали его профессионализм.

— Здравствуйте, Петер, вы как раз вовремя, — к Петеру подскочил ведущий новостей, держа в руках список с вопросами, — садитесь прямо за стол, начнем запись через пару минут.

Петер поздоровался и пошел к дугообразному стеклянному столу с голубоватой подсветкой и двумя бежевыми кожаными креслами, расставленными по его краям. Вокруг суетились операторы, звукорежиссер, гримерша и еще несколько работников, чьими действиями управлял резкий голос главного режиссера, сидевшего за пультом, находившемся в противоположном от стола углу, за стеклянной перегородкой.

Сантир сел на кожаный стол, немного приподнял сиденье, так как ему было низковато, и отпил глоток воды от кружки, поставленной перед ним. Тут же к нему подбежала гримерша. Ведущий тоже занял свое место и, прокашлявшись, начал просматривать приготовленные вопросы, выжидая пока молодая гримерша, закончит пудрить лицо гостя.

24

— …Наш специальный гость сегодня — Петер Сантир, редактор газеты «Нюз Ляйнер», автор ряда громких статей о терроризме в Имагинере, — режиссер дал знак начать запись, и ведущий зачитал текст, мелькающий на мониторе сбоку от объектива камеры, снимающей общий план: — Петер, ваша последняя статья называется «Борьба или заигрывание с имагинерскими террористами?». Имея в виду данные, которыми вы располагаете, как бы вы сами ответили на этот вопрос? Мы, все-таки, ведем борьбу или заигрываем с терроризмом?

— Судя по тому, что мы видим, действия спецслужб и полиции нельзя назвать слишком эффективными. Из-за их непоследовательности и, в некоторых случаях, необъяснимой заторможенности создается впечатление, что с террористами действительно заигрывают, — дипломатично ускользнул от прямого ответа Сантир.

— Но если следовать простой логике, спецслужбам не может быть выгодно разрастание террористической угрозы. Ведь если, не дай Бог, произойдет теракт, отвечать придется именно им. Там ведь недавно и так прошла волна увольнений.

— Я не имел в виду, что у спецслужб есть какой-то коварный план, направленный против собственной страны. Я, скорее, придерживаюсь мнения, что в спецслужбах, в частности в ЦБТ, есть элементы, которые по каким-то лишь им известным причинам препятствуют полноценной борьбе с террористами.

— Кого имеете в виду под словом элементы? — ведущий оживился на слове «элементы» и даже прищурился, ожидая ответ гостя.

— Те, кто обеспечивал прикрытие подозреваемых террористов и представителей наркомафии. У нас нет ни единого документа, который объяснил бы зачем нужно было это делать. Мы видим, что террористы отмывают деньги, занимаются вербовкой, распространяют радикальные идеи, но по каким-то неясным причинам их оставляют на свободе. И это продолжалось несколько лет, с середины девяностых, и лишь после того, как эту тему подняли газеты, ЦБТ начали предпринимать какие-то действия.

— Можете назвать какие-то конкретные имена?

— Приказы исходили в основном из Первого отдела ЦБТ, так что его руководству стоило бы разъяснить свои мотивы. Некоторые другие подразделения ГРУ тоже вмешивались в работу правоохранительных органов и суда, оказывая косвенное содействие подозреваемым террористам.

— У Первого отдела уже есть новые начальник и заместитель начальника. Считаете ли, Петер, что их предшественники являются теми самыми вредными элементами, о которых вы сказали?

— Я не знаю, но мне бы было интересно услышать их точку зрения. Подозреваю, что недавние отставки носят скорее косметический характер и вряд ли кардинально изменят политику ЦБТ и ГРУ.

— Имагинерские спецслужбы ссылаются на подписанные с Вест Лендс и другими странами соглашения. Не это ли объясняет, почему террористов оставляли на свободе? Может они были нужны Вест Лендс для какой-то собственной операции?

— Это объясняет не все. Например, непонятно почему спецслужбы Вест Лендс не смогли остановить террористов, которые совершили теракты 11 сентября прошлого года. Ведь эти террористы до этого провели несколько месяцев в Европе, были замечены даже в Имагинере, разведслужбы нескольких стран одновременно вели за ними постоянное наблюдение, многократно предупреждали спецслужбы Вест Лендс о том, что эти люди замышляют теракт на их территории, — я, кстати, писал об этом статью, — но вестлендеры, при том, что личности большинства террористов им были хорошо знакомы намного раньше сентября 2001 года, почему-то закрыли на все глаза и не смогли предотвратить теракты. Я не понимаю логику действий Вест Лендс. Поэтому не могу согласиться с версией наших спецслужб. Я не хочу, чтобы из-за чьей-то халатности или злого умысла в Имагинере повторился сценарий 11 сентября, даже ради интересов какого-либо иностранного государства.

— Вы считаете, что это выгодно Вест Лендс? Есть много конспиративных теорий, которые утверждают, что сами власти Вест Лендс стоят за терактами 11 сентября, — ведущий как будто пытался нащупать слабое место в доводах журналиста.

— Я не приверженец конспиративных теорий, но считаю, что близкому окружению Президента Стивена Вуда^[12] подобная трагедия была в определенной степени выгодна. Ведь всего спустя два месяца после терактов, под предлогом ответного удара и борьбы с терроризмом, началась война в Афганистане, а сейчас даже говорится о возможном ударе по Ираку из-за подозрений, что Саддам Хуссейн может иметь связи с террористическими группировками. Расходы на оборону Вест Лендс подскочили до небес, в стране ведется повальная слежка, многим моим вестлендерским коллегам, которые подвергают сомнению официальную версию 11 сентября, мешают работать и даже угрожают. И все это делается под предлогом войны с терроризмом, который власти настойчиво игнорировали до сентября прошлого года.

— Вы пишете, также, и о встречах двух вестлендерских граждан, представителей неправительственных организаций, с подозреваемыми террористами? Можете подробнее рассказать об этом?

— В документах, которые мы получили, говорится как минимум о семи или восьми встречах, но нет никаких данных о том, каковы были их цели и мотивы, — пожал плечами Петер. — Я тоже хотел бы знать для, чего они встречались, но вряд ли Демарко и Брэдли, — вестлендерские граждане, о которых идет речь, — добровольно раскроют свои карты.

— Вы считаете, что эти встречи не были связаны с профессиональной деятельностью Демарко и Брэдли?

— Я могу лишь гадать, что там происходило, но мне трудно представить, что проблемы демократии можно обсуждать с радикальными исламистами. Вполне допускаю, что их действия были согласованы со спецслужбами Вест Лендс.

— То есть, вы полагаете, что эти встречи могли быть частью какой-то разведывательной операции?

— Вполне допускаю и это, — кивнул Петер.

— А как, думаете, скажется ваша статья на дальнейшей деятельности Брэдли и Демарко в Имагинере?

— Думаю, что правоохранительным органам стоит тщательнее проверить деятельность их фондов. Я отмечу одну очень подозрительную вещь: Брэдли раньше служил офицером в армии Вест Лендс, потом, в середине девяностых, уволился, уехал в Россию и организовал там благотворительный фонд, который был закрыт российскими властями в 1999 году, после того, как выяснилось, что он параллельно финансировал чеченских боевиков. Причем его начальный фонд составляли официальные гранты от правительства Саудовской Аравии и вестлендерского фонда «Международный Фонд Демократического Развития», который, со своей стороны, неоднократно получал финансовую помощь от правительства Вест Лендс. После этого он переехал в Имагинеру и открыл новый фонд, на этот раз не для благотворительности, а чтобы исследовать демократию. Здесь, как мы знаем из документов, он тоже успел наладить связи с исламистами, поэтому меня будет крайне трудно убедить в том, что Брэдли занимается именно тем, о чем он официально заявляет.

— То есть вы думаете, что он финансирует террористов? — брови ведущего слегка приподнялись.

— У меня пока недостаточно фактов, чтобы сказать да или нет, но я лично не верю, что Брэдли занимается в Имагинере научной работой, — Петер снова разочаровал ведущего, ускользнув от прямого ответа.

— Вы, также, пишете о связях террористов с имагинерской организованной преступностью. В чем именно состоятся эти связи?

— Их связывают две вещи: деньги и наркотики. Исламисты очень тесно участвуют в контрабанде героина, так как он является одним из основных источников финансирования «джихада». Если посмотреть на карту Европы и Азии, то транзитный маршрут наркотиков проходит, преимущественно, через регионы, в которых ведутся боевые действия или очень высока террористическая активность. В Азии это Ближневосточный регион, в Европе — Балканы, а в Россию героин поступает через Северный Кавказ и Среднеазиатские республики. Попав в Имагинеру, наркотики переходят под контроль местной организованной преступности. Что касается денег, и мафия, и террористы используют схожие методы отмывания незаконной прибыли. В документах спецслужб, в частности, указано одно казино под названием «Вегас», расположенное в Керстаде. Примечательно, что через него деньги прокручивали одновременно и исламисты, и имагинерские группировки. В своих докладах спецслужбы предполагают, что через «Вегас» было отмыто больше всего грязных денег. Террористы активно прикрывались и благотворительным фондом JCFI, который тоже отмечен в официальных документах. Крупные суммы часто проходили и через него. И казино и фонд были закрыты в этом году, опять же, под давлением медийного интереса.

— За последние месяцы имагинерская полиция и спецслужбы провели не один десяток операций против террористов. Считаете ли, Петер, что террористическое подполье сможет восстановить свои силы после этого?

— Это зависит и от того, есть ли у террористов какие-то долгосрочные планы насчет Имагинеры. Думаю, что сейчас от них действительно исходит меньше угрозы, чем раньше, но спустя какое-то время они могут снова встать на ноги, так как всегда можно найти способ заработать деньги и набрать людей, готовых воевать под флагами даже самой бредовой идеологии.

— Имагинера не участвует в военных операциях, проводимых Вест Лендс, и мы никогда раньше не сталкивались с религиозными или этническими проблемами. Какой, по вашему мнению, интерес для террористов может представлять наша страна?

— Имагинера расположена на стыке Западной и Восточной Европы, поэтому для террористов она удобна с точки зрения логистики. Те, кто совершил теракты одиннадцатого сентября, тоже останавливались в нашей стране по пути к Вест Лендс. К тому же до недавних пор имагинерские власти относились довольно халатно к проблеме радикального исламизма, поэтому исламистам ничего не помешало создать свою сеть. Перестрелка в Визне показала, что они умеют и очень хорошо обращаться с оружием.

— Петер, многие, вероятно, задаются вопросом, как вам удается добывать такую сенсационную информацию. Не боитесь ли вы, что вас могут дискредитировать, подбросив сфальсифицированные данные? Можно ли полностью доверять вашим источникам?

— Подобная угроза в нашем деле существует всегда, но мы стараемся внимательно проверять всю информацию, которая попадает к нам. В адрес нашей газеты поступало множество устных обвинений, как со стороны властей, так и отдельных лиц, против нас даже заводили дела, но до сих пор никто не смог доказать в суде, что мы публикуем неверные данные.

— Стоит ли общественности ждать новых сенсаций от вас? Имеются ли другие горячие материалы, которые вы еще не опубликовали?

— Мы постоянно ищем новую информацию, так что у нас есть материалы и на будущее, — многозначительно ответил Петер.

— Какова, думаете, будет реакция спецслужб на вашу последнюю статью?

— Судя по тому, как они реагировали на наши предыдущие статьи, скорее всего, ответят молчанием или заявят, что назначат служебную проверку, рассчитывая на то, что со временем люди потеряют интерес к этой теме. Но это не решит проблему и точно не поспособствует борьбе с терроризмом. Попытки играть двойные игры с террористами показали, что это очень опасная затея, которая не может принести ничего хорошего. Властям и спецслужбам стоило бы в первую очередь заняться борьбой с нарушениями и коррупцией в собственной системе, так как это создает почву для развития не только криминала, но и самого терроризма, а это напрямую угрожает всему обществу. Я понимаю, что действия разведки и полиции не могут быть полностью открытыми, но и безнаказанность перед обществом тоже не выход, и мы видим, к чему это приводит. Нужны качественные изменения, а не только показательные отставки отдельных начальников…

Следующий день, рано утром

Посол Вест Лендс в Имагинере, Джонатан Лэнси, вошел в свой кабинет, сел за стол и, прокашлявшись, начал звонить кому-то по своему мобильному телефону.

— Господин Оневольт, доброе утро, простите, что беспокою вас так рано.

— Доброе утро, господин Лэнси, я вас слушаю, — любезно ответил имагинерский Премьер, сидя на заднем кресле в своем служебном автомобиле, мчавшемся в сторону парламента, и перелистывая разные бумаги. Его не смущало, что посол набрал его личный номер. Не многие — даже среди министров — могли позволить себе позвонить Оневольту на личный номер в произвольно выбранное время. Лэнси, однако, имел такую привилегию.

— Вчера в одной из газет вышла статья, в которой,наряду с подозреваемыми террористами, фигурировали имена двух наших граждан — Джеральда Брэдли и Луиса Демарко. Я хотел бы узнать у вас, если вы в курсе, конечно, будут ли имагинерские службы предпринимать какие-либо действия против наших граждан? Я надеюсь, что наше посольство будет своевременно проинформировано, если возникнут какие-либо вопросы к ним.

— У меня пока нет информации на этот счет, но я сделаю дополнительную проверку, чтобы прояснить ситуацию, — Оневольт отвечал по-английски, так как посол знал имагинерский язык весьма плохо.

— Да, спасибо вам, господин Оневольт, я уверен, что здесь не возникнет никаких неурядиц. Если появятся какие-то непредвиденные обстоятельства, можете звонить мне в любое время. Я буду вам очень признателен.

— Да, конечно, я вам позвоню, если будет необходимость…

Закончив разговор, Премьер отложил бумаги в сторону и, не медля, занялся выполнением просьбы посла — он сначала позвонил министру МВД, от которого узнал, что двух вестлендеров пока не собираются трогать, потом связался и с начальником ЦБТ, который заверил, что его ведомство на данный момент тоже не проявляет к ним интерес. Оневольт так же выяснил, что днем ранее Генеральная прокуратура запрашивала у обоих ведомств всю имевшуюся у них информацию о Брэдли и Демарко. Вслед за этим Премьер не поленился набрать номер и Бертвольта, от которого узнал, что двух граждан Вест Лендс могут пригласить на разговор в Генеральную прокуратуру на следующий день. Об этом, без промедления, узнал и Лэнси.

Впрочем, Брэдли и Демарко сами не сидели, сложа руки и, узнав, что вся пресса только и трубит об исламистах и их встречах с ними, в тот же день заперлись в офисах своих фондов, арендующих помещения в одном и том же здании в центральном районе Калиопы, и начали спешно перебирать архивы, охапками вырывая из папок разные бумаги и запихивая их в шредеры, видимо из боязни, что до них могут добраться имагинерские спецслужбы и узнать много лишнего.

Двое вестлендеров, однако, уничтожили не все документы, сохранив некоторую часть своих секретов. Эти самые секреты затем были упакованы в картонные коробки, закинуты в микроавтобус Демарко и отвезены в самое безопасное место, которое можно было найти в городе — в посольство Вест Лендс.

Демарко, конечно же, заранее предупредил посла Лэнси (примечательно, что Брэдли и Демарко никогда не пользовались служебными номерами посольства, а улаживали все вопросы, связываясь с Лэнси лично), что к нему везут очень важное «имущество». Его Превосходительство, как и можно было ожидать, моментально согласился его принять, указав сотрудникам посольства найти свободный кабинет и оставить там коробки на хранение.

«Нюз Ляйнер», впрочем, своими громкими заголовками привлекали интерес не только прессы и общественности, но и главных героев большинства их разоблачений — спецслужб.

В некоторых кабинетах ЦБТ давно шли разговоры о том, нельзя ли придумать какой-нибудь тихий способ заткнуть рты слишком осмелевшим журналистам или, если не заткнуть, то хотя бы приглушить их критику. Дело было в том, что «Нюз Ляйнер» было трудно что-либо предъявить: у газеты не имелось серьезных финансовых обязательств, биографии ее сотрудников были чисты, заказные статьи они не писали и не участвовали в политических торгах, поэтому их было очень сложно обвинить в обслуживании чьих-либо закулисных интересов. Единственное, за что в итоге смогли зацепиться спецслужбы, была интимная жизнь владельца газеты, Алекса Кофмана.

Дело было в том, что Кофман, будучи давно женатым, с некоторых пор обзавелся любовницей. Сотрудники ЦБТ знали об этом еще практически с первой встречи двух любовников, так как за владельцем газеты на протяжении более двух месяцев непрерывно велась слежка (при чем приказ следить за ним был устный и не был нигде задокументирован).

Конечно же, силовикам было глубоко наплевать, хранит ли Кофман верность своей жене или нет, потому что для них было важным лишь найти хоть какой-то компромат на его газету и, раздув скандал, тем самым на какое-то время отвести общественное внимание от промахов спецслужб.

Хозяин «Нюз Ляйнер» вряд ли допускал мысль, что всего через несколько дней на первых страницах желтой прессы появятся десятки фотографий, на которых он будет изображен крупным планом (и во всех ракурсах) в компании любовницы. Но еще более удивительным для него, наверное, стало бы известие, что его снимали не какие-нибудь случайные фотографы, обычно гоняющиеся за звездами шоу-бизнеса, а агенты контрразведки.

25

Спустя четыре дня после выхода в свет последнего номера «Нюз Ляйнер» и визита Брэдли и Демарко в Генеральную прокуратуру, поводом для которого стала статья именно из этого номера, в Имагинере, в рамках всего нескольких часов, случились два события, которые вызвали настоящий переполох и отодвинули все остальные темы на задний план.

Первое событие было связано с бывшим начальником ЦБТ, Владимиром Швальком. В этот день он практически не покидал свой загородный дом, за исключением утреннего похода в местные магазин и аптеку, в которой он купил успокоительные таблетки, прописанные врачом. Скандальная отставка, обрушившаяся на него критика и, не на последнем месте, возраст серьезно пошатнули самочувствие Швалька, что и потребовало поход к кардиологу.

Часам к восьми вечера, к дому Швалька, на входной двери которого висела табличка с выгравированной на ней цифрой пятнадцать, (в тот момент его жены, занимающей пост главного бухгалтера в одной крупной столичной строительной компании, не было дома), как потом рассказывали соседи, подъехал темно-синий седан марки БМВ и из него вышли двое крепко сложенных мужчин среднего возраста, в черных очках, бейсболках, натянутых почти на самые брови, и кожаных куртках.

Бывшего начальника ЦБТ не только не смутила подозрительная внешность двух визитеров, но и, судя по поведению собеседников, с одним из них он встречался не в первый раз. Хозяин дома обменялся парой коротких фраз с двумя гостями и, не выражая никакой обеспокоенности, впустил их за порог.

Неизвестные снова показались на пороге минут через сорок, подозрительно поглядывая на соседские окна, быстро запрыгнули в автомобиль и так же быстро уехали.

Еще минут через тридцать с работы возвратилась госпожа Швальк, не предполагая о том, что у ее мужа были посетители. Она, как обычно, открыла гаражные ворота, припарковалась рядом с машиной мужа, заперла за собой гараж и со спокойным видом вошла в переднюю. Через две минуты из глубины жилища вырвался ужасающий женский крик, отчетливо слышный даже на улице.

После страшного крика не прошло и восьми минут, как у двери с табличкой «пятнадцать» образовалось настоящее столпотворение: примчалась скорая помощь в сопровождении трех полицейских машин, которые сразу перегородили улицу, не позволяя посторонним приближаться слишком близко.

«Видимо что-то серьезное», — бросил фразу кто-то из стоявших в толпе, скопившейся возле дома Швалька, видя, что врачи скорой помощи уже длительное время не выходят из дома. Дело заключалось в том, что медикам было некуда спешить — Швальку уже было невозможно помочь.

Крик, донесшийся из дома номер пятнадцать, принадлежал госпоже Швальк. От того, что она увидела в туалете, зайдя туда, у нее чуть не остановилось сердце — на веревке, привязанной к водопроводной трубе, опоясывающей стену за унитазом, свисало безжизненное тело ее мужа. Швальк находился в очень странной позе, почти сидя на полу, покосившись набок, так как труба находилась всего в полутора метрах от пола.

Хотя повеситься можно даже таким необычным способом, несколько деталей подсказывали, что это, скорее всего, умышленное убийство, а не самоубийство. Во-первых, кто были двое мужчин, посетивших Швалька? Ведь он прибывал в полном здравии, когда они пришли к нему, а через сорок минут после их ухода он был уже мертв. Кроме того, спустя сутки, останки БМВ, на котором приехали неизвестные, было найдено в лесу, вблизи столицы. Его пригнали на пустырь в глубине леса и подожгли, пытаясь уничтожить следы. Выяснилось и что машина зарегистрирована на подставное лицо, а номера фальшивые.

Во-вторых, на кистях рук Швалька были заметны ссадины и ушибы, которые, по заключениям экспертов, появились в результате борьбы и погибший не мог нанести подобные травмы сам себе.

В-третьих, след на шее погибшего не совпадал с профилем затянутой на ней петли и, как выяснилось, не она причинила удушение, а (как было отмечено в протоколе вскрытия) посторонний предмет, похожий на кабель или проволоку.

В-четвертых, ничего в поведении Швалька, по всеобщим утверждениям его жены, соседей и знакомых, не говорило о том, что он задумывал суицид. В последнее время он действительно испытывал стресс из-за событий, связанных с его работой, но никто не замечал у него даже малейшего намека на желание свести счеты с жизнью.

Еще более озадачивающей была записка, которую полицейские нашли на столике в гостиной. На листе бумаги было отпечатано (текст был сначала набран на компьютере, а потом распечатан на принтере), а не написано от руки, короткое послание:

«Я не могу больше терпеть вину, которую на меня незаслуженно навешивают, прошу моих близких людей простить меня. Прощайте. Владимир Швальк»

Эта предсмертная записка сразу вызвала подозрения у оперативников отсутствием даты, подписи или какой-либо другой детали, которая бы указывала на то, что ее оставил именно Швальк. Ее с такой же вероятностью могли подбросить те двое загадочных посетителей, которые последними видели бывшего начальника ЦБТ живым. Личности и местонахождение двух неизвестных сейчас больше всего интересовали полицейских, так как они были единственными, кто знал, что действительно приключилось с Швальком.

Второе событие, вызвавшее не меньшее потрясение, чем первое, случилось несколькими часами позже, около пяти утра следующего дня, километрах в двенадцати от Калиопы. По пустому шоссе, освещаемому лишь тусклым сиянием рассвета, едва начавшего свое восхождение над горизонтом, двигался автомобиль, за рулем которого сидел Янис Клох — недавно отстраненный начальник Первого отдела ЦБТ. Клох отъезжал все дальше от столицы, направляясь куда-то по своим делам.

В какой-то момент в зеркале заднего вида он заметил, что из-за поворота выскочили два ярких огонька и начали плавно его догонять. Приближающийся автомобиль серебристого цвета сначала не произвел на него особого впечатления, так как в этом не было ничего необычного, но после того, как тот подсел к нему на хвост, не пытаясь его обогнать, Клох почувствовал неладное.

Машина преследователей, в которой, как успел разглядеть Янис, кроме водителя находился еще один пассажир, вдруг резко ускорилась и поравнявшись с бывшим начальником Первого отдела, передним бампером вклинилась в его левый борт. Клох инстинктивно повернул руль влево, пытаясь сохранить управление, но его продолжали сталкивать на обочину. Видя, что дорога впереди уходит дугой влево, и он не сможет вписаться в поворот, Янис вдавил в пол педаль тормоза. Колеса засвистели противно, оставляя за собой жирные черные метки на асфальте, и автомобиль начал нехотя замедлять ход.

Тормозного пути, однако, не хватило, и машина Клоха вылетела на обочину, правым боком угодив в арык и, дважды перевернувшись, с грохотом приземлилась на крышу. Серебристый автомобиль остановился рядом с местом аварии и из него выскочил пассажир, сидевший справа от водителя. Он сразу побежал к потерявшему сознание, но живому Клоху, перескакивая через мелкие кусты и ложбины, неся в правой руке канистру с бензином. Подбежав к разбитой машине, он проверил, в каком состоянии находится водитель, уткнувшийся окровавленным лицом в крышу, но удерживаемый на месте пристегнутым ремнем безопасности, и начал обливать ее горючим.

Языки пламени разрослись очень быстро, жадно пожирая беспомощного Клоха, продолжавшего в неестественной позе свисать на ремне. Неизвестный же кинулся обратно к своему напарнику, не оборачиваясь и не проверяя, не пытается ли его жертва вырваться из огненного плена и, пулей влетев в салон серебристой машины, уехал прочь.

Пожарные и скорая помощь, примчавшиеся на место аварии довольно быстро, не имели никакой возможности спасти жизнь бывшего начальника Первого отдела. Как и в случае с Швальком, выяснять подробности предстояло криминалистам.

Между тем, от журналистов долго скрывать весть о гибели двух сотрудников спецслужб не получилось, точнее, ее не удалось скрыть даже на полдня. О двойной трагедии сообщили уже в утренних выпусках новостей, а к обеду о ней были готовы подробные видеоматериалы.

Разумеется, политическое руководство Имагинеры не могло остаться в стороне от происходящего, в особенности Президент Одест, у которого и без того имелось много нареканий в адрес ЦБТ. Узнав о том, что случилось с Швальком и Клохом, он тут же обзвонил всех начальников силовых ведомств, начиная с МВД и заканчивая разведкой, потребовав от них напрячь все имеющиеся силы и разыскать виноватых по горячим следам, так как он сам изначально не верил, что эти два события могут быть случайными происшествиями.

Вслед за этим, на десять часов утра следующего дня Президентом было назначено внеплановое закрытое заседание, на которое был вызваны Вице-Президент, Премьер, Министр обороны, начальники внутренней и внешней военной разведки, Председатель Парламентского комитета по безопасности, Директор ГРУ и Министры МВД и МИД. Его центральной темой, естественно, стала внезапная гибель Швалька и Клоха.

— Нимиц, есть ли какое-то продвижение по делу Швалька? — Президент, сидевший за круглым столом в кабинете, в котором традиционно проводились заседания Совета безопасности, повернулся лицом к Министру Внутренних Дел.

— Мы пытаемся установить личности двух человек, встретившихся с Швальком в его доме, непосредственно перед его смертью. Этим утром были обнаружены останки автомобиля, на котором они к нему приехали. В данный момент выясняем, кто владелец машины.

— Остент, какие у вас результаты?

— Мы тоже параллельно пытаемся выяснить личности этих двух людей, а также, причины аварии с участием Яниса Клоха. Мы проверяем все контакты Швалька и Клоха, их круги общения и вероятные мотивы.

— Им кто-то угрожал в последнее время? Вам что-либо об этом известно? — спросил Президент.

— Таких данных не имеем, проверяется вся их корреспонденция и телефонные переговоры, но там нет ничего подозрительного. Их близким тоже ничего не известно по этому вопросу, — ответил директор ГРУ.

— Остент, в последнее время с ЦБТ связаны одни только скандалы. Недавно у них, непонятно как, сгорели важные документы, сейчас это дело со Швальком и Клохом. Я боюсь подумать, что может случиться дальше, — твердо сказал Одест, не отводя взгляда от директора ГРУ. — Это бьет не только по вашему ведомству, но и по всему правительству. Мы не можем позволить, чтобы ситуация вышла из-под контроля. Посмотрите, что пишут в прессе.

— В данный момент проводится внутриведомственная проверка деятельности ЦБТ, — стараясь сохранять полное спокойствие, ответил Остент. — Мы не допустим осложнения ситуации. Виновные лица понесут соответствующие наказания.

— Скоро начнется предвыборная гонка. Будет очень неприятно, если промахи ЦБТ станут фактором в предвыборной борьбе, — Одест снова стрельнул в директора ГРУ испытательным взглядом.

— Мы внимательно проверяем всех сотрудников Центра и их действия, чтобы не допустить новых ошибок и нарушений. Готовятся и новые кадровые перестановки…

— Некоторые журналисты твердят, что к смерти Швалька и Клоха причастны террористы. Что известно на этот счет? Остент, Нимиц?

— Подобная версия ничем не подтверждается, господин Одест, — ответил Остент.

— У нас тоже нет подтверждений этому, — покачал головой Нимиц.

— Я думаю, что следовало бы сделать официальное опровержение насчет причастности террористов и прекратить спекуляции, чтобы они не использовали это для своей пропаганды, — к разговору подключился Премьер Оневольт.

— По-моему, пока не выяснена истинная картина произошедшего, нам лучше придерживаться версии несчастного случая и не комментировать предположения об умышленном убийстве, — предложил Президент, не встретив возражений. — Что касается ЦБТ, к проверке их деятельности уместно было бы подключить и парламент, чтобы повысить объективность результатов проверки. Исходя из этого, я взял решение поручить Парламентскому комитету по безопасности провести расследование в отношении ЦБТ. Распоряжение я подпишу позже. И вот еще… где сейчас бывший заместитель Клоха? Его бы надо поставить под охрану, чтобы и с ним, не дай Бог, чего-нибудь не приключилось.

— Мы об этом уже позаботились. К нему приставлена круглосуточная охрана, — ответил Остент.

Встреча продлилась еще около часа. Участники успели обсудить и настроения общественности, вероятное развитие ситуации, то, как события в Имагинере будут восприняты за рубежом, меры, которыми можно было бы повысить общественное доверие к правоохранительным органам, и многое другое. После окончания дискуссии за столом в кабинете остались только Президент Одест в компании Премьера Оневольта, которые, усевшись друг напротив друга, начали что-то тихо обсуждать. Нечто, что не должно было дойти до посторонних ушей.

Конец июня 2002 года

— Одест, здравствуй, — Министр обороны, неся в левой руке кожаный портфель, зашел в кабинет Президента.

— Здравствуй, Генрих, давай присядем и поговорим, — Одест вышел из-за своего рабочего стола и жестом пригласил министра в угол кабинета, где вокруг небольшого столика крестом стояли четыре плюшевых кресла.

— Как считаешь, все пройдет гладко?

— Да, я уже говорил с Вальмером (председателем Парламентского комитета по безопасности), так что от Комитета нам не стоит ждать неприятных сюрпризов. Там все сделают без лишнего шума. — Одест взял из рук министра Месчека папку, которую тот достал из портфеля, и вынул из нее две отдельных охапки листов, каждая из которых была сшита металлической скобкой.

— Бумага, которую ты сейчас держишь, предназначена для Комитета, — Месчек указал взглядом на документ, находившийся в руках Президента, — а вторая — лично для тебя. Я там пометку сделал. Потом прочитай и скажи, что думаешь.

— Вы с Таленбергом не подобрали уже подходящих людей?

— У нас есть несколько кандидатур, ждем только официального одобрения, — министр, вытирая носовым платком мокрое и покрасневшее от жары лицо, указал пальцем на документы, перелистываемые Одестом.

— Об этом не беспокойся, это моя забота. Ты только выбери надежных людей.

— Хорошо.

— Я все внимательно прочитаю и дам тебе знать. Вы там действуйте и не думайте о формальностях, — Президент положил документы обратно в папку и похлопал по ней ладонью. — Нужно уже взяться за дело по-настоящему, а то пресса и оппозиция нас скоро совсем доконают…

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. СПЕЦОПЕРАЦИЯ

26

Первые дни июля 2002 года

В длинном коридоре одного из этажей Министерства Обороны Имагинеры на диване из искусственной коричневой кожи, у двери кабинета Министра обороны, сидели, точнее, ерзали, двое мужчин и ждали приглашения зайти в кабинет. Лица и движения рук и ног обоих мужчин выражали одинаковую степень нервности.

Имея в виду, что их ожидал разговор с самим министром, причем они не имели никакого представления, чем был обусловлен этот разговор и что, собственно, от них хотел услышать Месчек, было не трудно понять, откуда бралась эта нервность.

Мужчина крепкого телосложения, ростом под метр восемьдесят, сидевший ближе к двери, правой рукой, положив ее на мягкий подлокотник, подпирал подбородок и смотрел сосредоточенным взглядом на стену, время от времени смахивая пылинки с брюк или поправляя воротник рубашки. Его звали Михаэль Каман, и он был сотрудником отдела анализа информации в агентстве внешней разведки Министерства обороны.

Мужчину, сидевшего рядом с Михаэлем, звали Денис Хорх, и он также был сотрудником Минобороны и так же, как и его коллега, был выпускником военной академии, но был агентом не внешней разведки, а контрразведки. Он был немного выше ростом Камана и казался худее. Хорху было тридцать восемь лет, то есть на два года меньше чем Каману. Они знали друг друга и раньше благодаря общим знакомым в двух ведомствах, хотя и не были близкими друзьями, кроме того иногда засекались в ведомственной столовой или в каком-нибудь случайном баре или ресторане.

Ни тот, ни другой, пока не догадывался о чем пойдет речь в кабинете главы министерства, хотя, если отмотать ленту назад, это было не первое загадочное событие в последнее время — недели за три до сегодняшнего дня нескольких не связанных между собой сотрудников внешней и внутренней разведки Минобороны, без дополнительных разъяснений, вызвали к их начальникам и предложили заполнить какие-то анкеты, в которых выделялись два очень озадачивающих вопроса: «Согласились ли бы Вы участвовать в операции на территории иностранного государства?» и «Согласились ли бы Вы участвовать в операции, если при этом возникнет непосредственная угроза вашей личной безопасности?».

Конечно же, участники анкеты отлично понимали, что именно подразумевает витиеватое сочетание «непосредственная угроза вашей личной безопасности». Было непонятно только о какой такой операции идет речь, и почему руководство, явно затевавшее какое-то ответственное дело, так скупится на детали. Разумеется, не все из анкетируемых изъявляли желание добровольно рисковать жизнью неизвестно где и некоторые отвечали на вопрос об угрозе личной безопасности отрицательно. Каман и Хорх, у которого в послужном списке значилось участие в миротворческой миссии ООН в Иллирии (одного из субъектов бывшей Югоравии) в середине девяностых, однако, были в числе смельчаков, ответивших положительно.

В какой-то момент дверь кабинета открылась и в коридор, мягко стуча набойками шпилек по зеленому ковру, выстланного вдоль всего коридора, вышла одетая в строгий черный костюм и сиреневую рубашку секретарша министра.

— Господин Каман, вы можете пройти к господину Месчеку, — мягким деловым голосом сообщила секретарша, глядя на двух мужчин, сидевших на диване.

Каман сразу вскочил на ноги и, кивнув в ответ, исчез за дверью следом за секретаршей. Хорх проводил молчаливым взглядом своего коллегу и, вставая время от времени с дивана, чтобы немного размять конечности, продолжал томительно ждать момент, когда его наконец тоже пригласят к министру и объяснят в чем дело.

Время ожидания тянулось так медленно, что Денису в какой-то момент начало казаться, что оно вовсе решило остановиться. Прошел почти час с того момента, как Каман очутился в кабинете, при этом никаких других изменений не наступило. Хорху уже совсем надоело сидеть на одном месте и он начал расхаживать взад-вперед возле дивана, временами напрягая слух, надеясь услышать стук каблуков секретарши.

Еще минут через десять-пятнадцать ручка двери скрипнула и на пороге, бросая длинную тень в коридор, появился знакомый женский силуэт.

— Господин Хорх, господин Месчек ожидает вас.

Хорх принял приглашение, не раздумывая, и зашел в приемную к секретарше, затем, предварительно постучав, зашел во вторую дверь, находившуюся по правую руку, ведущую в просторный, со вкусом обставленный кабинет главы министерства.

Первое, что бросалось в глаза вошедшего, был длинный переговорный стол с лакированной столешницей, в центре которой блестел хрустальный графин с водой, и массивными ножками, украшенными резьбой, окруженный стульями с высокими спинками. Вдоль правой стены располагался шкаф с томами книг, аккуратно разложенными в соответствии с цветом переплета, и встроенным телевизором. Слева, почти в углу, стояло рабочее бюро министра, тоже из дорогой породы дерева, омываемое солнечным светом из трех больших окон, спускающихся с потолка и почти соприкасающихся с полом, прикрытых шелковыми занавесками с электрическим приводом. Дополнительно, в дальнем углу, имелся черный диван, два кресла того же цвета и маленький столик со стеклянной столешницей.

— Господин Хорх, здравствуйте, присаживайтесь, — Месчек жестом руки пригласил вошедшего занять стул напротив Камана, сидевшего за приставным столом перед министерским бюро.

— Спасибо… — тихо ответил Денис и выдвинул приготовленный для него стул.

— Итак, недавно мы проводили одну анкету среди некоторых сотрудников нашего министерства, — министр взял в руки анкету, заполненную Денисом, — вы ее тоже заполняли, помните?

— Да…

— На вопрос о возможности участвовать в операции за пределами Имагинеры, вы ответили положительно. Ваш ответ остается в силе?

— Ну… если говорить в принципе, то необходимость поехать за рубеж не вызывает у меня беспокойства. Я, конечно, хотел бы подробнее узнать, в чем состоится суть задачи, чтобы ответить утвердительно.

— Я вижу, что вы участвовали в миротворческой операции на Балканах. Вам доводилось попадать там в какие-либо критические ситуации?

— Критические ситуации? — задумался Хорх. — Один или два раза мы попали под минометный обстрел в Иллирии. Так же нас несколько раз обстреливали снайперы. Это были самые критические ситуации.

— В анкете вы записали, что готовы принять участие в операции, даже если возникнет угроза вашей безопасности. Если, например, условия будут как в Иллирии, это вас не остановит?

— В принципе нет. Если речь идет об очень важном задании, я думаю, что я приму этот риск.

— Если, например, операция будет проводиться в бывшей Югоравии?

— Думаю, что я бы согласился участвовать, — кивнул Хорх.

— Хорошо, — удовлетворенным голосом произнес министр, продолжая разглядывать анкету, — вы указали, что владеете немецким и английским языками. Можно поинтересоваться на каком уровне вы ими владеете?

— Немецким языком я владею отлично, у меня отец немец. Английский у меня на среднем уровне, но общаюсь на нем свободно.

— А у вас немецкий с сильным акцентом?

— Ну… нет. Акцент у меня почти незаметен.

— Понимаю. Дело в том, господин Хорх, что мы подбираем людей для одного очень ответственного задания. Мы, — Месчек говорил «мы», не уточняя кого кроме себя, он имеет в виду, — обратили внимание на ваши профессиональные умения и предыдущий опыт и хотели бы предложить вам принять участие в этом задании. Вашей задачей будет осуществить непосредственный контакт с одним человеком, который находится в розыске. Вам нужно будет только встретиться с ним, за все остальное будут отвечать ваши коллеги. Они и подготовят встречу. Операция будет проведена на территории бывшей Югоравии. Оружие применять вам не понадобится. Пока, к сожалению, я не могу вам дать более исчерпывающую информацию. Я хотел бы знать согласитесь ли вы участвовать в операции? Если вы не готовы ответить прямо сейчас, я дам вам время подумать.

— То есть, я только должен буду встретиться с этим человеком, а в задержании участвовать не буду?

— Да, задержанием займутся другие.

— А по характеру это будет войсковая или полицейская операция?

— Полицейская.

— Если возможно, я хотел бы сначала обдумать ваше предложение…

— Пожалуйста. Думаю, сутки вас устроят? Я буду ждать ваш ответ послезавтра.

— Да… — робко согласился Хорх.

— Я только попрошу вас держать наш разговор в строжайшем секрете. Ни одно слово, сказанное в этом кабинете, не должно выйти за его пределы.

— Да, конечно…

Через несколько минут собеседование закончилось, и Денис вышел в тишине из кабинета, оставив Камана и Месчека наедине. Спускаясь по лестнице, он не переставал рассуждать над словами министра: «Раз мы говорили в присутствии Камана, значит, он тоже будет участвовать в операции, и наверняка уже согласился. Но причем здесь я? Раз операция заграницей, это дело должна бы курировать внешняя разведка. Операция будет в Югоравии? Но в какой из республик? Иллирия, Живица, Копродина? В Иллирии, вроде, война давно кончилась, но в Живице и Копродине все еще неспокойно. О Живице, кстати, часто вспоминают в прессе. Может, операцию там будут проводить? Ну ладно, потом будем думать…»

Хорх, наверное, мог бы сразу ответить согласием на предложение министра, так как возможность схлопотать пулю его беспокоила не так сильно. По характеру он был человеком решительным, риска и острых ощущений не боялся, за что некоторые из тех, кто знал его ближе, даже считали его авантюристом. Немало острых ощущений и риска ему принесла служба в имагинерском миротворческом контингенте (хотя Хорхом двигала не столько жажда приключений, сколько возможность дополнительного заработка — за месяц миротворцем он получал в три раза больше, чем на своей обычной работе), исполнявшем миссию ООН в Иллирии во второй половине 1995 года. Минометные обстрелы, о которых Денис вспомнил во время беседы с министром, произошли накануне подписания мирного соглашения между иллирийцами и мизийцами (подписанного, кстати, на одной военной базе на территории Вест Лендс).

В то время основной задачей миротворцев было не допускать новых вспышек насилия против мирного населения и заботиться о соблюдении прекращения огня перед подписанием мирного соглашения. Перемирие, особенно на начальном этапе, оказалось довольно шатким, так как обе враждующие стороны регулярно нарушали его. Непосредственным свидетелем двух провокаций стал сам Хорх, когда его патруль чуть не накрыло минометным огнем иллирийцев, обстреливающих позиции мизийцев.

Однако, голубым каскам покоя не давали не только мины, но и снайперы-одиночки, имевшие противную привычку по ночам обстреливать лагерь миротворцев. Как ни странно, зарубежная пресса, черпавшая информацию лишь из иллирийских источников, сваливала всю вину за эти обстрелы, во время одного из которых тяжелое ранение получил сослуживец Хорха, на мизийцев, хотя чаще всего пули долетали в лагерь с позиций именно иллирийцев.

Дениса больше смущала не возможность снова очутиться на неспокойных Балканах, а загадочность, окружавшая задание, в котором ему предложили участвовать. Во-первых, почему его пригласили прямо к министру обороны, а, скажем, не к его непосредственному начальнику — главе контрразведки? Означало ли это, что руководство контрразведки не связано с операцией? Может быть, операция находилась под контролем внешней разведки, и это объясняло присутствие Камана в кабинете у Месчека? Но почему тогда им понадобился человек из контрразведки? И вообще — была ли эта операция одобрена Президентом? Сам себе ответить на эти вопросы Денис не мог, а надеяться, что руководство станет делиться своими секретами, было бессмысленно.

Так или иначе, на раздумья и сомнения отводились еще сутки, после чего нужно было дать окончательный ответ, хотя, судя по тому, как был настроен министр, было очевидно, что кроме согласия от Хорха другого не ждут.

Между тем, слово «терроризм», после недолгого перерыва, снова вернуло себе прежнюю актуальность в Имагинере, отбив у остальных скандальных новостей внимание журналистов. В конце июня в городском суде Калиопы одновременно началось рассмотрение нескольких нашумевших дел. В одном в роли обвиняемых выступали Осман Фарид (главарь контрабандной группы, высланный из Австрии по запросу имагинерской прокуратуры), его сообщники в Имагинере: Яшар Тахир, Рикард «Рик» Эль (который заключил сделку со следствием и согласился дать показания против Фарида и Тахира, за что ему гарантировали максимально снисходительный приговор) и несколько помощников Тахира и Эля более низкого уровня. Саллех

Абдулла тоже был в списке обвиняемых, но так как он продолжал находиться на свободе, а арестовать его пока не представлялось возможным, несмотря на все попытки имагинерцев добиться содействия со стороны иностранных служб и властей Живицы (которые упорно игнорировали запросы из Имагинеры), его судили заочно.

Второе дело было связано непосредственно с имагинерскими исламистами во главе с имамом Мансуром, получившим медийную известность после ночной погони по столице, в которой он неудачно пытался на своем микроавтобусе скрыться от полицейских, приехавших в мечеть его задерживать. Вместе с имамом на скамью подсудимых сели и человек двадцать (впрочем, в розыске числились еще почти столько же экстремистов, хотя некоторым из них удалось заблаговременно покинуть Имагинеру) из числа членов террористического подполья.

Дела против всех них были объединены в общее производство, хотя преступления, которые им вменялись, были разной тяжести — имаму предъявлялись самые серьезные обвинения, начиная с призывов к религиозному экстремизму и отмывания денег, и заканчивая организацией канала для незаконных мигрантов и подделкой документов.

В адрес его сообщников звучали такие обвинения, как попытка покушения на полицейских, распространение экстремистских материалов, вербовка молодых людей, некоторые из которых разными способами отправлялись воевать с «неверными» в Африку, Афганистан, бывшую Югоравию и даже Чечню, махинации с кредитными картами (большинство денег, похищенных с чужих счетов, потом шло на нужды джихада, но немалую долю главари тихо присваивали), незаконное хранение оружия и материалов для изготовления взрывчатки, в том числе, как было записано в материалах дела, грабежи дорогих магазинов.

Имя Саллеха Абдуллы фигурировало и во втором деле, но прокуроры проявляли завидное упорство, отказываясь давать прямые ответы на назойливые вопросы корреспондентов о неуловимом иорданце. Во-первых, пока Абдулла оставался на свободе (благодаря прессе его имя стало популярнее, чем даже имена некоторых имагинерских знаменитостей), это означало, что над Имагинерой, как проклятие, продолжала нависать террористическая угроза, не позволявшая обществу освободиться от чувства тревоги. Во-вторых, неуклонно росло количество тех, у кого складывалось впечатление, что полиция и специальные службы не способны (или некомпетентны) справиться с опасностью, и что правительство в лице Президента Одеста (которому, по стечению неудачных для него обстоятельств, пришлось решать пренебрегаемый годами вопрос с террористами) работает плохо.

Оправдания, что терроризм сейчас проблема во всем мире, уже тоже не воздействовали на население, которое устало от разговоров и хотело окончательно увидеть террористов или надежно упрятанных за решеткой, или похороненных. Однако ни одно из этих желаний властям пока не удавалось удовлетворить полностью.

Возвращение религиозного экстремизма на первые полосы газет оказалось неприятным явлением далеко не для всех — для газеты «Нюз Ляйнер», чей хозяин пару недель назад оказался в центре скандала после того, как несколько желтых изданий опубликовали фотографии, на которых он был изображен в обнимку с любовницей, это был шанс выйти из-под удара.

Расчет спецслужб оказался правильным, хотя первоначально они надеялись, что эффект от компромата будет длиться дольше — любовный скандал с участием Алекса Кофмана действительно притянул к себе все внимание, отбросив в тень громкие разоблачения «Нюз Ляйнер». Почти все вопросы, задаваемые Кофману, тем или иным образом касались его любовных авантюр и реакции семьи; его репутация была подпорчена, здорово досталось и его газете, не имевшей к его похождениям никакого отношения.

Но, постепенно, как это всегда бывает, интерес к скандалу вокруг владельца «Нюз Ляйнер» пошел на убыль, и публике захотелось новых впечатлений, к тому же на днях должен был начаться процесс против имагинерских террористов, который никто не мог позволить себе пропустить. Газета Кофмана тоже не собиралась оставаться в стороне от этого события, несмотря на громкую пощечину, которую ей влепила желтая пресса.

27

«Войдите!», — за дверью с табличкой «Главный Редактор», в ответ на стук Петера Сантира, глухо послышался мужской голос. Услышав хорошо знакомый тембр, журналист открыл дверь и вошел в офис.

За рабочим столом, с дымящейся сигаретой, зажатой между указательным и средним пальцем левой руки, сидел Юлиус Тальман, главный редактор «Нюз Ляйнер», и, временами прищуриваясь и покусывая нижнюю губу, читал какой-то текст на экране компьютера.

— Привет, Петер, — Тальман отвлекся от чтения и, стряхнув пепел в зеленую стеклянную пепельницу у клавиатуры, повернулся к Петеру. — Присаживайся, обсудим дело.

— Привет, Юлиус, какая тема обсуждения сегодня? — спросил Сантир, усаживаясь на стул перед столом собеседника.

— Тема как раз по твоей части. Но начну с предыстории. Мы на днях обсуждали с Кофманом идею отправить человека на Балканы, чтобы сделать материал на Саллеха Абдуллу и изучить его связи с имагинерскими террористами, которых сейчас судят. Кофман эту идею одобрил и, так как террористами у нас занимаешься ты, я хотел бы предложить тебе поехать в Живицу и там, на месте, провести расследование. Из имагинерских журналистов балканскую связь пока никто тщательно не отрабатывал, так что ты снова можешь устроить сенсацию, — Тальман усмехнулся и кашлянул в кулак.

— И насколько хотите меня туда откомандировать?

— Ну… максимум на три недели. Сколько успеешь за это время накопать информации, столько и ладно.

— Раз нужно для дела — поедем. А когда нужно выезжать? — Петер взглянул влево, на календарь, пригвожденный к стене.

— В конце этого месяца, не позже, — Тальман тоже посмотрел на календарь, подсчитывая дни, оставшиеся до конца июля, — ты распредели свои задачи так, чтобы к этому времени все чемоданы были у тебя собраны.

— Понял, все сделаем.

— Кстати, у тебя какие-либо контакты в Живице есть?

— Вообще-то нет, но я знаю пару коллег, которые работали на Балканах. Я попробую с ними связаться.

— Вот и хорошо. Вопрос с визами, гостиницей и тому подобное я возьму на себя. Потом уточним и маршрут до Живицы.

— Хорошо, — кивнул Сантир. — Впрочем, Кофман давно не наведывался в редакцию. Как он там после всей этой кутерьмы?

— А как он может быть? Он в какой-то момент даже подумывал, не продать ли газету, но потом все-таки передумал.

— Вот как? — искренне удивился Петер. — Шефу сейчас не позавидуешь…

— Это точно…

Спустя несколько дней после повторной встречи между Министром обороны и Денисом Хорхом. Субботний полдень

— Отец, может, передохнем немного? Хлебнуть пива не хочешь? — вытирая пот со лба, спросил Денис Хорх, приехавший к отцу, чтобы помочь ему с ремонтом водостока.

— Давай эту трубу еще подсоединим и после этого сделаем перерыв. Остальное все пустяки, я сам справлюсь. Мы тут всю основную работу уже сделали, — по-немецки ответил Герд — отец Дениса (в разговорах с женой и сыном он часто переходил от имагинерского на родной, немецкий язык), забравшись на раздвижную лестницу и пытаясь кронштейном скрепить два фрагмента новой пластиковой трубы.

Минут через пять все трубы были успешно соединены в цельную конструкцию. Закончив с работой, отец и сын прошли к веранде родительского дома в пригороде имагинерской столицы, где в тени под козырьком крыши ютился пластиковый стол с четырьмя стульями. Хотя июльское солнце было почти полностью упрятано за мясистыми, белыми облаками и слабыми порывами дул ветер, жара по-прежнему не собиралась отступать.

Денис зашел в дом и через минуту вернулся обратно на веранду, прихватив с собой две банки пива. Его отец, сидевший на стуле с протянутыми вперед ногами, с радостью принял остуженную банку и сразу приложил ее к покрасневшему, горячему лбу, а потом и к затылку.

— Хорошо, что мы вовремя управились с водостоком. На следующей неделе обещали дожди, — с шипением открывая банку, сказал Герд. — Что там делает мать?

— Заканчивает с обедом. Отец, я в начале августа уезжаю в командировку в Восточную Европу.

— И насколько тебя посылают туда?

— Пока не знаю, может на две недели, может и на месяц.

— Это не какая-нибудь миротворческая операция опять? Ты ведь это один раз проходил уже.

— Да нет, — отпив большой глоток, ответил Хорх-младший, — на этот раз будет без этого.

— Ты матери сказал уже?

— Нет еще, папа, потом скажу. Ты ведь знаешь, как она в таких случаях реагирует — донимает каждый раз вопросами, все советы дает…

— А твоя новая девушка как эту новость восприняла?

— Восприняла ее без особого энтузиазма, но я ведь не могу ей объяснить, что да как, работа ведь у меня, сам понимаешь, какая. Она, может, подумала, что я про командировку вру, что у меня с бывшей женой опять что-то закрутилось, не знаю. Чепуха, вообще, — Денис покачал головой и снова глотнул пива.

— А с сыном-то у тебя как? Видитесь с ним? Ты его чего-то давно не привозил к нам. Он, должно быть, подрос уже?

— Вижусь, да. Один-два раза в неделю, в зависимости от работы. Когда могу — встречаюсь с ним. Растет, конечно, наверное, выше меня будет. Ну, я его постараюсь как-нибудь привезти. Скорее всего, после командировки только получится, свободное время у меня сейчас в дефиците…

Спустя два дня. Город Поврилец, столица Федерации Живица

У неприметного двухэтажного дома со светло-серыми стенами и пологой крышей из красной черепицы, в одной из тихих улочек недалеко от центральной площади города Поврилец, остановился синий автомобиль с дипломатическими номерами.

Задняя правая дверца открылась, и из машины вышел плотный мужчина среднего роста, лет сорока, со светло-русыми, коротко постриженными волосами, жидкими бровями и ничем не примечательными чертами лица, которые, тем не менее, сразу выдавали в нем иностранца.

Неизвестный, сжимая в левой руке небольшую черную сумку, подошел к стальной двери парадного входа и, посмотрев косо по сторонам, нажал на кнопку звонка на домофоне.

— Я вас слушаю, — из домофона послышалась английская речь.

— Санта Клаус тебе подарки привез, Джей. Давай открывай, — тоже по-английски ответил неизвестный.

— Заходи, Санта, — пропищал домофон, и замок входной двери щелкнул изнутри.

Иностранец, дав знак своему шоферу отъезжать, открыл дверь и вошел в темный коридор. Очевидно, он бывал здесь и раньше, так как сразу, без раздумий, пошел наверх по лестнице к кабинету в глубине второго этажа.

Бежевая дверь кабинета, как и на входе, была стальной. На ней не было никаких обозначений,впрочем, обозначений или пояснений, что это за место, не было нигде в доме. Однако, незнакомец отлично знал и хозяина дома, и чем он здесь занимается. Он нажал на дверную ручку и уверенно вошел в комнату.

— Привет, Уильям, как дела? — находившийся в комнате высокий мужчина лет тридцати семи подошел к вошедшему и пожал ему руку.

— Привет, Джеймс, все нормально. Жарко тут у вас, — вздохнул Уильям, который был на шесть лет старше собеседника.

— Тут в августе еще жарче бывает. Воды не хочешь? — Джеймс указал гостю на кулер в углу комнаты.

— Да, не мешало бы освежиться, спасибо. Итак, что у тебя нового?

— Я вчера встретился с Хафизом по его инициативе, — Джеймс подошел к своему рабочему столу и взял папку с документами, в которую, помимо бумаг, был вложен и компакт-диск. — Он боится, что местные власти могут в ближайшее время сдать его имагинерцам, поэтому ищет способ уехать из Живицы. Он спрашивал меня, не можем ли мы обеспечить ему коридор в какую-нибудь западноевропейскую страну.

— Что ты ему сказал? — спросил Уильям, усевшись на диван у стены, напротив рабочего стола собеседника.

— Что я передам его просьбу кому следует, и чтобы он не предпринимал никаких действий без нашего ведома. Я записал наш разговор, — Джеймс вынул диск из папки и передал его Уильяму, который сразу убрал его в черную сумку.

— Хорошо. А где сейчас находится Хафиз?

— Сейчас он в городе, у себя дома. Когда местная полиция устроила облаву на исламистов в середине июня, он временно уехал в Пожарину, но потом снова вернулся сюда. Несколько дней назад мы перехватили звонок Хафиза по спутниковому телефону в Лондон. Он звонил Абдул Вакилу — это тот радикальный имам с тремя пальцами на правой руке (двух пальцев имам лишился в Афганистане, в 1989 году, где он, приняв радикальный ислам и изучив основные азы военного дела в одном из тренировочных лагерей боевиков в Пакистане, недолго сражался против советских войск). Сегодня утром мне принесли перевод их разговора. Вот он, — Джеймс вынул несколько листов из папки, и они тоже оказались в сумке Уильяма.

— Что они обсуждали?

— Хафиз намекнул Абдул Вакилу, что обдумывает возможность приехать в Лондон и просил имама посодействовать, если это удастся. Он, также, интересовался уровнем бдительности британских пограничников и тем, как можно получить статус беженца.

— Значит, под западноевропейской страной Хафиз имеет в виду Британию, — сразу сообразил Уильям. — Наверное, думает, что там его оставят в покое…

— Это объясняет, почему у одного из задержанных в июне исламистов нашли фальшивый заграничный паспорт с фотографией Хафиза — он хотел обзавестись новыми документами и уехать, но местные менты сорвали ему все планы.

— Хафиза нельзя выпускать заграницу. Да и там его наверняка сразу же арестуют и выдадут Имагинере. Кроме Живицы ему некуда больше деться. Джеймс, вот как мы сделаем: я передам эту информацию руководству, и они примут решение, как действовать дальше. Потом я снова приеду, и мы обсудим план действий. Без повода дом не покидай — мне передали информацию, что исламисты замышляют акцию мести в городе в ответ на июньские облавы. Посольство Вест Лендс и штаб миротворцев — самые вероятные мишени. Но это еще нужно уточнить.

— Хорошо, Уильям.

— Если на Хафиза будут новые материалы или он предпримет какие-либо действия — сообщай немедленно. Кстати, у него сейчас какая охрана? — Уильяму надоело сидеть, и он встал с дивана.

— У него есть один личный телохранитель, который не отходит от него ни на шаг, плюс еще три человека, которые с недавних пор сопровождают его во время передвижения по городу или других местах. Ездят на двух лендроверах — в одном всегда только Хафиз и его телохранитель, во втором — трое охранников. Хорошо вооружены, один из охранников даже таскает с собой гранатомет.

— Понятно. Новые задачи обсудим при следующей встрече, — Уильям взял в левую руку портфель, а правой достал мобильный телефон из кармана, чтобы вызвать шофера. — Как поживают твои близнецы?

— Все нормально, один из них только все шалит, жене покоя не дает. Второй пацан поспокойней, — улыбнулся Джеймс.

— А моей жене аж с тремя приходится возиться. Но они в школу как пошли, стало немного полегче. Сын младше сестер, поэтому дома балом правят женщины.

Двое мужчин посплетничали еще несколько минут, ожидая появление синего автомобиля. Увидев в окно, что шофер подъезжает к дому, Уильям попрощался с собеседником и поспешил к лестнице.

Автомобиль быстро уехал и улочка, на которой и так почти никогда ничего интересного не случалось, снова погрузилась в тишину. Лишь один человек — старик по имени Златан, живший в квартире на втором этаже дома напротив — обратил внимание на машину с необычными номерами, появлявшуюся у соседского дома уже не в первый раз, и на несколько иностранцев, хозяйничающих в доме. Старик был уверен, что эти люди именно иностранцы, так как внешность у них была нетипична для живитаров и мизийцев.

Незнакомцы общались только между собой и избегали встреч с соседями, поэтому Златан, часто коротавший время за столом у окна в гостиной или в дворике перед домом, если была хорошая погода, старался подметить любую деталь, которая могла бы подсказать что здесь делают иностранцы.

«Они, стало быть, предприниматели или дипломаты какие-то, — рассуждал про себя пожилой мужчина, — на бандитов они не похожи — бандиты и по-другому одеваются, и машины у них больше. Один из них живет здесь постоянно, но кем он работает, если столько времени проводит дома? Костюмов почти не надевает, а я знаю, что дипломаты всегда в костюмах. Следовательно, он не дипломат. Но номера у машины, на которой к нему приезжают, — дипломатические. Может, этот дом снимают дипломаты, а незнакомец сторожит его, чтобы туда не залезли домушники? Наверное, так… — старик придумывал все новые объяснения, но чем больше версий он придумывал, тем запутаннее становились его мысли и в итоге он каждый раз сам себе признавался, что, наверное, никогда не узнает, что творится за стенами дома на противоположном тротуаре. Тем не менее, он каждый день опять начинал спорить сам с собой (других более интересных развлечений у него, собственно, и не было), укоряя себя за то, что не может раскрыть тайны подозрительных соседей».

Предположения Златана, что иностранцы как-то связаны с дипломатией, были не так далеки от истины. Автомобиль, на котором ездил Уильям (его полное имя было Уильям Трейси), действительно принадлежал посольству — посольству Вест Лендс в Живице. Трейси, однако, был не сотрудником дипломатической службы, а офицером внешней разведки Вест Лендс — MIA. Основную часть времени он проводил в албанской столице, Тиране, где располагалось одно из официальных балканских представительств вестлендерских спецслужб (MIA, также, официально участвовали в реформировании албанской разведки), а в Живицу приезжал, чтобы распределить задачи между несколькими местными агентами, среди которых был и Джеймс.

Джеймс (полное имя — Джеймс Коул), обитатель двухэтажного дома, напрямую подчинялся Трейси, хотя и не был штатным сотрудником разведки. Одной из его основных задач была сборка разведданных на исламистов и членов международных террористических организаций, осевших в Живице еще в начале девяностых годов — как бы абсурдно это ни звучало — с позволения руководства партии мусульман ДДЖ. В тот период наемники из Ближнего Востока попадали в автономный край двумя основными способами — под видом иностранных студентов или гуманитарных работников от имени фонда Саллеха Абдуллы, или через Иллирию, при помощи фальшивых паспортов, выдаваемых самими иллирийскими властями.

Через Иллирию шел не только поток боевиков, но и канал поставок контрабандного оружия в Живицу (взамен иллирийцы отбирали половину оружия и пополняли собственный арсенал). Вест Лендс, стремящиеся извлечь максимальную геополитическую выгоду из распада социалистической Югоравии и утвердить свое влияние на Балканах, обеспечивали дипломатическое прикрытие контрабандного канала, нарушавшего оружейное эмбарго, введенное ООН.

Парадокс заключался в том, что основным источником оружия был Иран (у лидера ДДЖ, Дженара Ибрагимовича, еще до войны были налажены тесные связи с арабским миром, в особенности с Ираном; на контрабандном вооружении так же встречались турецкие, китайские и восточно-германские обозначения), но Вест Лендс, у которых были крайне натянутые отношения с режимом в Тегеране, умышленно не обращали на это внимания. Сложилась удивительная ситуация, в которой из-за совпадения интересов непримиримые враги одновременно выступали и в роли союзников.

Балканская миссия Джеймса Коула началась с Иллирии в 1994 году. Туда он приехал от имени частной вестлендерской военной компании, заключившей договор с иллирийским правительством (в сделке косвенно участвовали и вестлендерские власти в лице MIA, так как вышеупомянутая частная компания была выбрана иллирийцами именно по их рекомендации).

В то время в Иллирии полным ходом шла гражданская война между иллирийцами, объявившими независимость в одностороннем порядке, и мизийцами, составлявшими большинство в нескольких областях Иллирии и желавшими остаться субъектом Югоравии, боясь, что в новом государстве они превратятся в бесправное меньшинство. Руководство новоявленного иллирийского государства остро нуждалось как в свежих поставках оружия (эту проблему решала контрабанда), так и в опытных военных, которые бы помогали в планировании боевых операций против несогласных мизийцев.

Одним из таких заокеанских специалистов был сам Коул. Перед тем, как получить хорошо оплачиваемое место в военной компании, он прослужил несколько лет в вестлендерском армейском спецназе в должности специалиста по взрывчатым веществам. Его умения пригодились сначала в Иллирии, где он учил иллирийских солдат обращаться с разными видами взрывчатки и самим в полевых условиях изготавливать мины и бомбы, а потом, через полгода, и в Живице (его пригласили люди Дженара Ибрагимовича, снова при посредничестве вестлендерских спецслужб), куда его перебросили с заданием передать свои знания мусульманам, воевавшим с местными этническими мизийцами и иллирийцами.

В Живице Джеймс находился уже не в качестве военного инструктора, а под видом сотрудника подставной гуманитарной организации, чтобы не привлекать лишнего внимания, так как некоторым газетам уже было известно, что в Иллирии находятся бывшие вестлендерские военные. Впрочем, в Иллирии действовала не одна, а несколько частных военных компаний — самая крупная из них, персоналом почти в 3000 человек (около ста из них были отставными вестлендерскими генералами), консультировала Генштаб иллирийцев.

Коул остался в Живице и после прекращения вооруженного конфликта в автономном крае (ООН, под натиском Вест Лендс и Германии, у которой были свои, экономические, интересы в бывшей Югоравии, сделали из Живицы отдельную европейскую страну, хотя она никогда в истории не существовала как суверенное государство), получив от MIA новую задачу — наблюдать за исламскими боевиками, оставшимися в Живице после окончания войны.

Агенты MIA передали Джеймсу и ценного источника информации — иорданца Саллеха Абдуллу по кличке Хафиз, двойного агента, через которого во время войны и после нее боевики получали деньги от своих зарубежных спонсоров. Абдулла находился под колпаком вестлендерских спецслужб, поэтому правоохранительные органы (как местные, так и иностранные) были практически бессильны что-либо предпринять против него — несмотря на то, что он занимался табачной контрабандой, отмывал деньги и распределял средства между террористами — теми же самыми террористами, которым Вест Лендс объявили войну после терактов 11 сентября 2001 года.

28

На следующий день после разговора Тальмана с Сантиром. Редакция газеты

«Нюз Ляйнер»

— Алло, Филипп, здравствуй, это Петер, я тебя не отрываю от дел? — Сантир сидел за своим рабочим столом, одной рукой придерживая трубку телефона, а второй перелистывая страницы мятой записной книжки. На настенных часах было около половины одиннадцатого утра.

— Привет, Петер, я тебя слушаю, говори.

— Я хотел спросить вот о чем: у тебя ведь сохранились контакты в бывшей Югоравии, да?

— Да, у меня там есть пара контактов, а что?

— Вот об этом я бы хотел с тобой лично поговорить. Ты можешь со мной встретиться?

— Ну… — задумался Филипп, — сегодня у меня не занят только обеденный перерыв. Если хочешь, можем встретиться в ресторанчике у сквера недалеко от моего дома. Как тебе такая идея?

— Да, отлично. Во сколько мне там быть?

— Я постараюсь быть там к двенадцати. Двенадцать тебя устроит?

— Да, я буду там ровно в двенадцать. До встречи…

Полдень того же дня

Автомобиль Сантира свернул с проспекта и выехал на тесную улицу, вклинившуюся между длинным зданием музыкальной школы и аллеей сквера, опоясанной аккуратно подстриженным кустарником. Журналист доехал до конца улицы, выискивая глазами удобное место для парковки, и, не найдя такого места, обогнул сквер, недалеко от которого жил Филипп, и минут через пять приметил один незанятый пятачок асфальта в лабиринте переулков по соседству.

Оставив машину, Петер по привычке посмотрел на часы на руке и пошел к небольшому квартальному ресторану, находившемуся возле главного входа в сквер. До двенадцати оставалось три минуты, но и их было достаточно, чтобы дойти вовремя.

Журналист шагал быстро, чуть не спотыкаясь, не только потому, что от прогулки под палящим солнцем было мало удовольствия, но и потому что разговор с его коллегой был очень важен для предстоящей командировки в Живицу.

— Петер, я здесь, — Филипп Бауман, присевший за одним из вынесенных на улицу столиков, укрытых тентом, увидел знакомый силует и помахал ему рукой. Петер кивнул и, маневрируя между столиками, подошел к Бауману.

— Привет, Филипп. Спасибо, что нашел время для меня.

— Пустяки. Ты пообедать не хочешь? Я с утра ничего не ел, только одну чашку кофе выпил, — поправив очки, улыбнулся Бауман. Ему было сорок шесть, но из-за полноты и обширной лысины на лоснящемся от пота темени, он казался старше своих лет.

— Пожалуй, я тоже перекушу что-нибудь.

— Итак, что тебе рассказать о моих контактах в Югоравии? — разглядывая меню, спросил Филипп.

— Дело в том, что мне предстоит командировка в Живицу. Мне нужно узнать больше о балканских связях имагинерских террористов и, в частности, о Саллехе Абдулле. У меня в Живице нет контактов, поэтому я бы хотел узнать, нет ли у тебя связей с местными? Ты в Живицу ездил во время войны, да?

— Да, я там в девяносто пятом был. Дай-ка подумать, кто тебе может быть полезен… Я там знаю двух местных журналистов, только я не уверен, работают ли они все еще в Живице или нет. Завтра или послезавтра проверю и если кого найду, позвоню. Один мой хороший знакомый, итальянец, тоже пишет статьи про Балканы и сейчас то-ли в Живице, то-ли в Македонии находится. Я и его поищу.

— Да, будет отлично, если ты меня на кого-нибудь выведешь. Заранее выражаю тебе горячую признательность, — диалог на секунду прервался, так как появилась официантка с заказанными блюдами.

— Когда собираешься туда вылетать? Или не решил еще?

— В конце месяца, не позднее.

— Понятно. А этот Саллех Абдулла все еще в Живице скрывается что ли? Об этом что-нибудь известно? — отпивая от стакана с минеральной водой, спросил Филипп.

— От разведки доносятся слухи, что он все еще там. Причем он не в каком-нибудь тайном месте, а в самой столице, чуть ли не у всех на глазах. Только наша генпрокуратура никак его достать не может. Прямо цирк какой-то.

— Этих арабов и раньше никто не мог достать. Во время войны в Живице было несколько случаев, когда боевики забирали у миротворцев машины. Они даже блокпосты выставляли иногда на дорогах, и никто им не мог слово поперек сказать. С Абдуллой та же самая история. Не выдадут они его.

— Я тоже сильно сомневаюсь, что его выдадут. Он знает слишком много. Его было бы легче убрать.

— Это верно, лишние свидетели редко доживают до старости. Кстати, Петер, я должен написать статью о процессе над имагинерскими террористами. У тебя нет каких-нибудь интересных материалов на подсудимых?

— Кое-какие материалы есть, я тебе их отошлю на электронную почту.

— Вот и хорошо. Так сказать — ты мне, я тебе, — улыбнулся Филипп и ткнул вилкой в тарелку с салатом. — А ты не боишься ехать в Живицу? Там война уже закончилась, но все-таки…

— Как сказать, Филипп. Не боятся только сумасшедшие, правильно? В мирной жизни иногда бывает похлеще, чем на войне, поэтому, что тут, что там — разница не велика. Буду, надеется, что у меня надежный ангел-хранитель. А ты не боялся, когда туда поехал?

— Врать не стану, побаивался. Хотя я испытывал страх скорее из-за того, что не знал, что меня там ждет. Один раз, конечно, нашу машину обстреляли, и тогда пришлось здорово понервничать, но все обошлось.

— Кто вас обстрелял? Исламисты?

— Нет, иллирийцы. Мы потом узнали, что они специально устроили провокацию, чтобы свалить вину на мусульман. Там мусульмане воевали сначала с мизийцами, а потом и с иллирийцами. Иногда было вообще непонятно, кто в кого стреляет.

Закончив с обедом и договорившись созвониться, как только Филипп разыщет своих знакомых коллег в Живице, двое мужчин пожали руки на прощание и покинули ресторан. Петер поспешил к своей машине, а его коллега, сытый и довольный, пошел домой с характерной для него походкой — расслабленно, переваливаясь с ноги на ногу, как будто таская на себе тяжелый мешок.

Бауман знал Сантира с тех пор, как они два года проработали вместе в одной из столичных газет. Впоследствии Петер перешел в «Нюз Ляйнер», а Бауман сменил несколько редакций, успев и некоторое время поработать заграницей, потом возвратился на родину и стал корреспондентом одного немецкого журнала, описывая новости, связанные с немецкой диаспорой в Имагинере и ставшим особенно актуальным исламским терроризмом.

Рассмотрение дела против местных террористов было в данный момент темой номер один не только для всей Имагинеры, но и в частности для самого Филиппа, которому требовалось написать для немецкого журнала подробную статью о ходе судебного процесса. Неприятным для журналистов и всех любопытствующих стало известие, что дело будет рассматриваться в закрытом режиме по причине того, что некоторые доказательства в нем были секретными, и их разглашение могло угрожать национальной безопасности.

Официальное сообщение о том, что ни одна камера или фотоаппарат не будут пропущены в зал суда, прозвучало в последний возможный момент, давая повод представителям прессы и конспираторам истолковать это как стремление спецслужб скрыть от общественности нарушения (или преступления, как считали некоторые более критично настроенные наблюдатели) своих агентов.

Читателям газет и телевизионным зрителям оставалось довольствоваться лишь эскизами судебных художников, на которых были изображены подсудимые, усаженные на длинную скамью в зарешеченной клетке у стены, сбоку от трех судей, заседающих за судейским столом. Внешний вид подсудимых заметно расходился с традиционными представлениями большинства имагинерцев: на всех были одинаковые, широкие белые рубахи с короткими воротниками, некоторые были обуты в сандалии вместо ботинок; у всех были отпущены густые черные бороды — у одного из нарисованных борода была настолько длинная, что ее конец можно было заправить в брюки; внешность выдавала в них выходцев из стран Ближнего Востока и Африки.

Даже не имея возможности присутствовать на судебных заседаниях, некоторым журналистам, среди которых был и Петер Сантир, удалось узнать много интересного о недалеком прошлом обвиняемых.

Во-первых, все они состояли в разных радикально-исламистских группировках, рассыпанных по всему европейскому континенту. У спецслужб западноевропейских государств имелись досье практически на каждого из тех, кто находился на скамье подсудимых, но при этом никто не пытался ограничить их частое перемещение через границы. В Имагинере ими тоже никто не заинтересовался, даже, несмотря на то, что двое из исламистов еще в середине девяностых были объявлены в розыск египетскими властями за подготовку терактов, а к трем другим имелись вопросы у алжирского правосудия.

Впрочем, не только имагинерские правоохранительные органы, но и их зарубежные коллеги проявляли необъяснимую пассивность касательно исламских радикалов. Эту политику «безразличия» анонимный имагинерский сотрудник разведки в одном интервью охарактеризовал следующими словами: «Спецслужб — не только имагинерских, а любых — слабо волнует то, что террористы устраивают теракты где-то в других странах. Для них террористы — как марионетки, которыми можно двигать в собственных интересах или в каких-то политических целях. Пока они себя ведут мирно, спецслужбы ничего не предпринимают против них, вне зависимости от того, сколько преступлений у них на счету. Знаете, если держать клетку с тигром незапертой, он рано или поздно вырвется на волю. Я не знаю, понимают ли мои начальники, в какую дьявольскую игру они играют, но, так или иначе, даже после перестрелки в Визне весной этого года, ничего так и не изменилось».

Во-вторых, обвиняемые исламисты были связаны с той же самой сетью, которая считалась организатором терактов на территории Вест Лендс 11 сентября 2001 года. Шестеро из числа подсудимых в девяностые годы неоднократно ездили в Вест Лендс и, со слов источников в вестлендерской разведке, посещали импровизированную тренировочную базу, построенную исламистами на территории одной старой фермы (купил ее на свои деньги один из членов вестлендерского террористического подполья, при чем хозяину фермы он представился своим настоящим именем и заплатил наличными, не боясь, что это может вывести на него спецслужбы).

Эту же самую базу посещали и террористы, которым приписывали теракты 11 сентября, но даже это никто не воспринял как тревожный сигнал, благодаря чему имагинерские террористы каждый раз беспрепятственно возвращались из Вест Лендс в Европу, так же беспрепятственно перебирались из одной западноевропейской страны в другую, останавливались попутно в Живице и Копродине — бывших субъектах Югоравии, ездили в Пакистан и Афганистан, а в конце очутились в Имагинере, где к ним тоже никто не придрался.

В-третьих, проследив финансирование имагинерских террористов, журналисты докопались до ряда весьма противоречивых фактов — помимо разного рода преступной деятельности (контрабанды, наркотиков, финансовых махинаций и др.), у исламистов был еще один очень важный денежный источник — богатые спонсоры из стран Аравийского полуострова, среди которых больше всего выделялась Саудовская Аравия, один из верных друзей Вест Лендс.

Деньги поступали на счета исламистов от имени разных подставных фондов и анонимных дарителей, но местные власти не только не противодействовали этому, но даже поощряли спонсорство террористов. Так же среди предполагаемых террористов 11 сентября преобладали саудовские арабы, причем несколько из них имели связи как с вестлендерской, так и с саудовской разведкой, оказываясь в роли тройных агентов. Именно под давлением агентов MIA четверо террористов, арестованных в июле 2001 года вестлендерской полицией после того, как в их съемной квартире нашли схемы по изготовлению взрывчатки и экстремистскую литературу, были быстро выпущены на свободу и спустя два месяца вместе с соучастниками осуществили сентябрьские теракты (как ни странно, от террористов не осталось даже волоска, как будто их тела испарились, но при этом на месте преступления были обнаружены паспорта нескольких из них; объяснить, как взрыв мог бесследно уничтожить тела террористов, но не тронуть бумажные документы, вестлендерские спецслужбы даже не пытались).

Как ни парадоксально, Саудовская Аравия была одним из главных союзников Вест Лендс и в так называемой войне с терроризмом, но на странные взаимосвязи между ее спецслужбами и событиями 11 сентября вестлендеры почему-то не обращали никакого внимания.

Ближний Восток, Балканы, Центральная Азия, бывшие советские республики, север Африки — все эти точки на карте представляли для Вест Лендс стратегический интерес, что объясняло их стремление взять их под полный контроль. Оказалось, что там, где взятками или поддержкой оппозиционных сил не получается привести нужных людей к власти, можно эффективно дестабилизировать обстановку при помощи исламистов.

К тому же радикальные исламисты успели доказать свою эффективность еще в восьмидесятых годах, в Афганистане. Разумеется, моджахеды не могли мериться силами с советской армией, но их партизанская тактика, тем не менее, загоняла войну в безнадежный тупик, из которого никто не мог выйти крайним победителем. Расчет вестлендерских стратегов оказался правильный — непрерывно подпитывая талибов оружием и наемниками (поставки шли через Пакистан, причем и тогда Саудовская Аравия была среди главных партнеров Вест Лендс), они втягивали СССР в затяжной и разорительный конфликт. В конце концов, в 1989 году, советское руководство, переживавшее к тому времени глубокие политические и экономические трудности, было вынуждено объявить конец десятилетней войне и вывести войска из афганского капкана.

С началом девяностых и развалом Советского Союза моджахеды снова оказались востребованы как на постсоветском пространстве, так и на Балканах, где Вест Лендс спешили занять сферу влияния, оставленную их главным противником в холодной войне. Переживавшая кризис социалистическая федерация Югоравия занимала отдельное место в балканской стратегии вестлендеров.

Одной из уязвимых точек Югоравии были исторически сложившиеся противоречия между ее отдельными субъектами, в частности, между Мизией, Восточной Панонией и Иллирией. В период холодной войны эти противоречия стояли не так остро, но с распадом СССР исчез и фактор сдерживания, что нарушило баланс сил и развязало руки сепаратистским движениям.

Масло в огонь умышлено подливали и западные дипломаты, среди которых больше всего инициативы проявляли немецкие и австрийские, в едином порыве признавшие суверенитет Иллирии и Панонии в 1991 году. Чересчур активное вмешательство Германии и Австрии в югоравский вопрос объяснялось, прежде всего, их экономическими аппетитами к промышленному и банковскому секторам (западный капитал занимал в них довольно незначительную долю) двух самых развитых субъектов социалистической федерации — Восточной Панонии и Иллирии, которые, к тому же, до 1918 года входили в состав Австро-Венгрии.

Ситуация на территории стремительно разваливающейся федерации неуклонно обострялась и к марту 1991 года во многих областях Иллирии уже велись полномасштабные боевые действия между югоравской армией, поддерживаемой местными мизийцами, и иллирийскими силовыми структурами (в 1992 году под давлением ООН югоравская армия вышла из конфликта). К весне следующего года искры конфликта перекинулись и на соседнюю Живицу.

В отличие от Иллирии, в Живице все еще оставались минимальные шансы, прийти к компромиссу между мусульманами, мизийцами и иллирийцами, но всего за неделю до подписания соглашения, регулирующего права трех сторон, Дженар Ибрагимович, лидер мусульман, неожиданно покинул переговоры и отказался подписывать документ.

Ибрагимович резко поменял свою позицию сразу после приватной беседы с тогдашним послом Вест Лендс в Югоравии, который пообещал, что вестлендерское руководство, прекрасно осознающее, чем это чревато, поддержит его выход из переговорного процесса. Лидер мусульман, не желавший считаться с мизийцами и иллирийцами, надеялся, что кроме дипломатической поддержки вестлендеры отправят в Живицу и военный контингент, который позволил бы ему удержаться у власти. Однако, война вспыхнула не дожидаясь приезда военных, и Ибрагимовичу пришлось рассчитывать на собственные силы.

Здесь, как и в Афганистане, десятилетием ранее, интересы Вест Лендс и радикальных исламистов, официально считавшихся врагами, снова причудливым образом совпали. Вестлендеры не только закрывали глаза на поток оружия, денег и наемников из арабских стран в Живицу, но их разведка так же косвенно участвовала в налаживании каналов, по которым они шли в автономию.

Позднее, в ответ на упреки журналистов, вестлендерские дипломаты заявляли, что количество иностранных наемников, прибывших на Балканы, было сильно преувеличено иллирийской и мизийской пропагандой, и что моджахеды не оказали существенного влияния на ход войны, при этом забывая о собственной причастности к появлению «борцов за свободу» в Европе.

Действительно, наемников было недостаточно (их набралось около четырех тысяч), чтобы выиграть войну, но Ибрагимович все равно имел выгоду от их появления в Живице, так как вместе с ними он получал материальную помощь и поддержку на Ближнем Востоке.

Ибрагимович и его вестлендерские покровители не подумали лишь об одном — что делать после войны, когда исламисты станут ненужной обузой. Некоторая часть из уцелевших боевиков покинули регион после войны, как это требовало мирное соглашение, но многие, тем не менее, этого не сделали, не желая оставлять насиженные места. И во время войны, и после нее, наемники часто отказывались считаться с руководством мусульман, предпочитая действовать на свою голову, принося союзникам больше проблем, чем пользы.

Присутствие исламистов, планировавших подчинить Живицу своей радикальной идеологии, не тревожило и вестлендеров, не смотря на то, что некоторые из террористов 11 сентября до этого получили боевой опыт именно на Балканах. Не менее странным было и то, что ни один моджахед, в отличие от ряда иллирийских и мизийских участников войны, не был привлечен к уголовной ответственности за зверства, совершенные во время войны.

Почему радикальным исламистам все снова сошло с рук, и была ли это их последняя авантюра в Европе, можно было лишь гадать…

29

Город Калиопа. Спустя несколько дней после встречи вестлендерских разведчиков в Живице

— Господин Таленберг, я принес вам шифровку, — в кабинет к начальнику военной внешней разведки Имагинеры зашел офицер из отдела по сбору информации и принес большой запечатанный конверт.

— Спасибо, — начальник, сидя за своим столом и подписывая какие-то документы, принял конверт от офицера и отпустил его.

То, что находилось в конверте, имело особую важность для Таленберга, поэтому он сразу отодвинул в сторону все бумаги и сосредоточился на шифровке, принесенной его подчиненным.

В ней содержалась распечатка телефонного разговора Саллеха Абдуллы, он же Хафиз, с проживающим в Лондоне радикальным имамом Абдул Вакилом, получившим публичную известность после одного интервью для британского телевидения, в котором он, эмоционально размахивая правой рукой, на которой не хватало двух пальцев, пытался заступиться перед аудиторией за радикальных исламистов.

Оказалось, что разговоры Абдуллы по спутниковому телефону прослушиваются не только вестлендерскими спецслужбами, но, с недавних пор, и их имагинерскими коллегами, которые предприняли первые попытки засечь его местонахождение и корреспонденцию еще до того, как Президент Одест поручил министру обороны Месчеку разработать план поимки беглого иорданца.

Если местонахождение Хафиза выявили относительно быстро, — покинуть Живицу он пока не отваживался и продолжал находиться в столице Поврилец, — то определение его телефонных номеров затребовало значительно больше усилий. Сначала имагинерские разведчики, при помощи данных, добытых у подсудимых террористов, составили список иностранных сотовых и спутниковых номеров, с которыми связывались исламисты. Вслед за этим были определены географические координаты каждого из номеров, и оказалось, что три абонента — два сотовых и один спутниковый — всегда звонят только с территории Живицы. Последнее дало повод сотрудникам спецслужб предположить, что хотя бы один из этих трех абонентов — Саллех Абдулла.

Дополнительную информацию удалось собрать и при помощи имагинерского миротворческого контингента из состава сил ООН, расквартированных в Живице. Инженерная рота имагинерцев (участие Имагинеры в миротворческой операции ограничивалось тремя ротами — инженерной, медицинской и пехотной), занятая в восстановлении пострадавшей от войны местной инфраструктуры, параллельно занимались скрытой радиоразведкой, непрерывно сканируя телефонные сети.

Радиоразведку вели несколько агентов внешней разведки под прикрытием, подменивших часть «обычных» миротворцев (подмену сделали незаметно, во время очередной ротации личного состава, в начале июня), и вскоре были получены первые положительные результаты — были запеленгованы все три номера и оказалось, что два из них — один из мобильных и спутниковый — принадлежат именно Хафизу, а третий — другому высокопоставленному члену террористического подполья Живицы, хорошо знакомого с Саллехом Абдуллой еще с войны.

Хотя у спутниковой связи более высокий уровень защиты, чем у мобильной, тем не менее, при наличии подходящей аппаратуры и специалистов — а у имагинерских разведчиков было и то, и другое, — она все равно поддается взлому, к тому же дом Абдуллы находился довольно близко к военному городку миротворцев — километрах в трех по прямой линии, — что дополнительно облегчало задачу агентов.

Хафиз постоянно держал при себе чемоданчик со спутниковым телефоном отнюдь не с целью продемонстрировать высокий статус — дело было в том, что сотовая связь покрывала не всю территорию Живицы, поэтому мобильный телефон часто оказывался бесполезным, особенно за пределами населенных пунктов. Кроме того, как бы иронично это ни звучало, Абдулла прибегал к спутниковой связи для самых ответственных переговоров, думая, что так сможет уберечь свои тайны от посторонних ушей, но наверняка для него было бы шоком узнать, что каждое его слово записывается даже не одной, а двумя иностранными разведками одновременно.

К началу июля количество исходящих звонков с двух телефонов Абдуллы заметно увеличилось. Так как это увеличение совпадало по времени с началом шумных процессов над имагинерскими террористами и табачными контрабандистами, разведчики посчитали, что Хафиз, хорошо знавший, что происходит в Имагинере, занервничал и возможно строит планы бегства куда-то заграницу.

Перехваченный разговор между иорданцем и Абдул Вакилом, чью стенограмму сейчас читал Таленберг, подкреплял подозрения агентов и подсказывал, где самый разыскиваемый имагинерцами террорист желает найти убежище. Абдулла остановил свой выбор на Объединенном Королевстве не случайно — множество последователей радикального ислама нашли в лице Британских островов надежный причал еще в начале девяностых, а сотни ветеранов афганской войны даже получили лечение в одной из самых дорогих лондонских клиниках за счет нескольких подставных саудовских благотворительных организаций.

Британские власти проявляли удивительную толерантность к экстремистам, не смотря на их прямые связи с террористическими организациями в других странах. Радикальные проповеди и призывы к насилию против «неверных», слышные ежедневно в нескольких мечетях, контролируемых исламистами, а также торговля поддельными документами и ворованными кредитными карточками внутри храмов, тоже не смогли заставить спецслужбы сдвинуться с места.

Позднее, несколько торговцев паспортами и кредитками, все же были посажены за решетку, однако, хозяев мечетей не только не тронули, но даже не сочли нужным допросить.

Жизнь исламистам дополнительно облегчали либеральные правила британской социальной системы — одни регистрировались как безработные и получали пособия от государства, хотя никто из них и не думал устраиваться на работу и платить налоги, а другие пытались получить статус беженцев (в мечетях всегда можно было найти опытного человека, готового объяснить, как это делается).

Экстремисты свободно пересекали границу, готовили теракты в других странах, участвовали в локальных конфликтах и потом, не встречая никаких преград, снова возвращались в Лондон. Сам Абдул Вакил, в прошлом гражданин Египта, ныне подданный Ее Величества (гражданство он получил фиктивно, женившись на англичанке, несмотря на то, что ее прежний брак не был расторгнут и, вдобавок, она ждала ребенка), тоже сумел два раза съездить в горячие точки — сначала в Афганистан, потом, в 1995 году, в Живицу, где он, из-за полученных в Афганистане увечий, не мог сражаться, но за счет этого наладил полезные контакты с местной сетью исламистов, в частности, алжирцами, связанными с группировкой «Вооруженная Исламская Группа», ведущей борьбу с алжирским правительством с начала девяностых годов.

На Балканах Абдул Вакил пробыл недолго, и по возвращению обратно в Британию в начале 1996 года для него нашлось новое занятие — роль проповедника в небольшом религиозном центре в одном из пригородов Лондона. Ораторские способности египтянина не остались незамеченными и его пламенные пятничные речи, в которых главной темой обычно было слово «борьба» в разных интерпретациях, начали притягивать все больше молодых людей, преимущественно лондонских студентов из мусульманских общин.

Вскоре Абдул Вакил, чьи выступления пользовались все большим успехом, получил своеобразное повышение, став имамом мечети Гринхил Парк — одного из ключевых рассадников радикализма в Лондоне. Самым курьезным в случае было то, что Вакил не имел религиозного образования, а был строительным инженером, не отличавшемся особой религиозностью — для него важнее было повысить свой авторитет в кругах исламских радикалов и получить единоличный контроль над деньгами, собираемыми после молитв каждую неделю. Египтянин так же не брезговал связями с британской контрразведкой Ми5, передавая ей информацию о замыслах своих соратников и обещая, что не будет призывать к джихаду на британской территории. Имам стучал на своих «братьев» по одной банальной причине — сотрудничество со спецслужбами было гарантией, что его не выдворят из страны и позволят делать в мечети все, что захочется.

В том же 1996 году в Гринхил Парке появились вербовщики, занявшиеся набором добровольцев для отправки в Чечню и Копродину, которой было суждено стать следующей после Живицы ареной кровопролития в бывшей Югоравии. Что касается Чечни, вербовка осуществлялась от имени полевого командира Хаттаба — саудовского наемника, успевшего до этого набраться боевого опыта в Афганистане и, затем, в Таджикистане, где он принимал участие в нападениях на заставы российских пограничников, — имевшего тесные связи с международными группировками радикальных исламистов.

Работа вербовщиков в лондонской мечети, очевидно, увенчалась успехом, так как впоследствии российские войска не раз обнаруживали среди уничтоженных боевиков иностранных граждан, некоторые из которых имели при себе британские паспорта. В северокавказскую республику воинственные иностранцы попадали обычно через Панкисское ущелье Грузии, незаконно пересекая российскую границу по горным тропам (наемникам без проблем выдавали грузинские визы, хотя местные власти знали, что творится в ущелье, но предпочитали не вмешиваться в ситуацию).

Примечательно, что лейтмотивом первого чеченского конфликта (1994–1996 гг.) служило обретение независимости от России, а второго, чья активная фаза длилась с 1999 по 2000 гг., - создание радикального исламского государства, несмотря на то, что в советский период республика была атеистической, а религия вышла на передний план только в начале девяностых, в период распада СССР, став дополнительным инструментом для разжигания националистических и антироссийских настроений.

Как и в Живице до этого, приезжих исламистов было недостаточно, чтобы повлиять на исход чеченской войны, тем не менее, их радикальная идеология быстро нашла последователей среди полевых командиров, к тому же, вместе с собой они привлекали и деньги из арабских стран, с чьей помощью планировали раскинуть свою сеть над всем Северным Кавказом.

Пока в зале суда разбирались с террористами, имагинерские контрразведка и полиция продолжали разыскивать их сообщников, все еще остающихся на свободе. Речь шла о примерно пятнадцати человек, треть из которых, теоретически, все еще могли находиться на территории Имагинеры.

Проверялись частные адреса, сверялись данные, полученные от информаторов, так же наблюдение велось за местами, где собирались представители мусульманских общин, но ощутимых результатов пока не было.

Впрочем, оставалась еще одна зацепка. В руки спецслужб, во время рейда на квартиру одного из экстремистов, попал маленький, но исключительно ценный трофей — блокнот с длинным списком мобильных номеров, напротив каждого из которых была записана кличка его пользователя. Клички разыскиваемых террористов тоже нашлись на одной из страниц записной книжки, причем у некоторых из них было по несколько номеров. Это объяснялось тем, что экстремисты старались много раз не пользоваться одной и той же сим-картой, чтобы сыщикам было труднее перехватить их звонки.

Получив разрешение суда на прослушивание, агентам оставалось лишь ждать пока какой-нибудь из телефонов не будет включен, выдавая местонахождение его владельца. Недели две (на дворе был самый конец июня) стояла полная тишина — возможно террористы обзавелись новыми номерами или не выходили на связь, догадываясь, что их пытаются засечь, — но в начале третьей недели из телефонной компании пришло сообщение, что один из телефонов экстремистов подключился к сети. Контрразведка и полиция, получив координаты абонента, немедленно послали свои группы захвата на указанный адрес, который оказался практически под самым носом у агентов, в иммигрантском районе столицы.

Город Калиопа, «Арабский» район

Приблизительно минут через сорок после получения сообщения от телефонной компании, к половине пятого вечера, сборная колонна из машин полиции и спецназа контрразведки уже двигалась к одной из улиц «Арабского» района столицы. Появление автомобилей с мигалками на улице вызвало удивительную реакцию: местные обитатели, преимущественно иммигранты и имагинерцы,которые не могли позволить себе жилье в более благополучных районах, мигом разбежались по домам, видимо, боясь попасть под раздачу, а хозяева ближайших магазинчиков поспешили на всякий случай уйти на незапланированный перерыв.

Подъехав к одной из четырех однотипных пятиэтажек, выстроенных в линейку, колонна растянулась и взяла в кольцо два из домов, полностью отрезав доступ посторонним. Из двух микроавтобусов начали выгружаться спецназовцы, с ног до головы одетые в черное, а полицейские принялись оцеплять периметр.

Определить координаты телефона с точностью до метра было невозможно, поэтому агентам нужно было обойти оба здания. Эту задачу частично облегчала уже имевшаяся у разведчиков оперативная информация, сокращавшая почти на две трети список квартир, в которых могли скрываться члены террористического подполья.

Разделившись на две группы, спецназовцы вошли в оцепленные пятиэтажки — металлические двери на входах никогда не закрывались на ключ даже ночью — и занялись поисками подозреваемого, проверяя выборочно квартиры. Нужно было спешить, так как разыскиваемый наверняка уже услышал, что в подъезде, чьи посеревшие стены пестрели непонятными посланиями на арабском, что-то твориться и догадался посмотреть в окно.

Эти опасения полностью оправдались. Обитатель квартиры номер двенадцать на третьем этаже одного из двух обыскиваемых домов, увидев армаду патрульных машин внизу во дворе, сразу догадался за кем приехали полицейские и, отскочив от окна, как ошпаренный, бросился в прихожую, боясь, что входная дверь может оказаться незапертой.

Пока шла проверка квартир на первом и втором этаже, пятеро спецназовцев поднялись по давно не мытой лестнице на третий этаж и обступили квартиру номер двенадцать. Боец, шедший впереди, встал перед деревянной дверью и приставил к ней ухо. Сначала было не слышно ничего, потом ему показалось, что изнутри что-то шаркнуло, как будто по полу передвигали мебель. Спецназовец несколько раз сильно стукнул кулаком в дверь, так как звонка не было, и отшагнул в сторону.

На настойчивый стук, однако, никто не отреагировал (или, может, не желал реагировать), поэтому не оставалось ничего другого, кроме как войти в квартиру силой. Один из бойцов, имевший при себе кувалду специально для таких случаев, двумя мощными ударами выбил дверной замок и расчистил дорогу штурмовой группе.

Квартира оказалась пустой. Сотрудники спецподразделения проверили каждый угол в трех комнатах, но официального хозяина, йеменского беженца Мурада Алхасана (статус беженца он получил совершенно законно, пройдя специальную комиссию), нигде не нашлось. Один из бойцов, закинув автомат за плечо, отделился от своих товарищей и зашел в кухню.

Кухня выглядела так же скромно, как и остальные комнаты. В центре, под лампой с широким, круглым бежевым абажуром, стояли деревянный белый стол без скатерти и четыре белых стула с потертыми мягкими сиденьями из зеленой ткани; светло-коричневый гарнитур вдоль стены тоже был далеко не новый, местами поцарапанный и с грязными разводами (все оборудование в доме, кстати, было казенным). Судя по двум тарелкам и ложке с еще не засохшими остатками еды, лежавшим в металлической мойке, и свежему пакету молока в холодильнике, Алхасан побывал здесь совсем недавно.

Взгляд спецназовца привлекла старая стиральная машина, задвинутая в нишу под столешницей, сбоку от мойки. Машина была вертикальной загрузки, но высота столешницы не позволяла свободно открывать крышку, поэтому было непонятно почему ее, если она была в рабочем состоянии, поставили сюда. Агрегат, очевидно, многократно перемещали, так как на линолеуме, которым был накрыт пол, виднелись борозды, прорезанные ножками агрегата.

То ли из любопытства, то ли заподозрив что-то, спецназовец пригнулся, ухватил стиральную машину с двух сторон и начал выдвигать ее из ниши.

«Ой!», — от неожиданности вскрикнул он и инстинктивно отпрянул назад, разглядев за машиной человеческую тень. В следующее мгновение тень протянула вперед правую руку, сжимавшую пистолет, и открыла огонь.

Спецназовец упал на спину после первого выстрела и, отталкиваясь ногами назад к дверному проему, за секунду скинул с плеча автомат, дернул предохранитель и надавил на спусковой крючок. Бойцу очень сильно повезло, так как из пяти выпущенных в его сторону пуль лишь одна настигла его, пробив насквозь подсумок с запасным магазином на уровне живота и застряв в бронежилете. Сделать прицельный выстрел его противнику, хотя и расстояние было всего полтора метра, помешала стиральная машина, стоявшая буфером между двумя стрелками.

Автоматные пули начали дырявить металлический корпус машины и дверцы деревянных шкафчиков сбоку, кроша их в щепку. Неизвестный выстрелил еще два раза, потом внезапно замолк. Спецназовец выпустил последние оставшиеся в обойме пули и выполз в коридор, чтобы выйти из зоны поражения.

— Ты в порядке? — вырвавшегося из кухни спецназовца подхватил один из его товарищей. Второй прикрыл их, взяв на прицел угол, из которого велся вражеский огонь.

— Нормально. Он в меня, по-моему, один раз попал. Пуля в бронежилете застряла, тут справа, на животе.

— Объект обезврежен! — крикнул боец, заглянувший в кухню.

Стрелок действительно больше не представлял никакой угрозы. Он лежал в застылой скорченной позе, с подогнутыми коленями, за изрешеченной стиральной машиной, лицом вниз, с протянутой вперед правой рукой, из которой выпал пистолет. Из-под его тела кругом расползалась багровая лужица, медленно приобретая все больший размер.

Выяснить личность убитого не составило особого труда — это был Мурад Алхасан. В кармане его брюк был найден и тот самый мобильный телефон, за которым вели охоту спецслужбы, (в меню телефона были записаны несколько номеров, два из которых попали в руки сыщиков впервые), а в гостиной обнаружили три поддельных имагинерских паспорта, как посчитали агенты, предназначенных для членов исламистского подполья. Старший из спецназовцев взял рацию и коротко доложил остальным сотрудникам, распределенным по этажам двух домов, о произошедшем в квартире.

Бойцы обратили внимание на оригинальную конструкцию стиральной машины, превращенной неизвестными умельцами в тайник — барабан был срезан и укорочен наполовину, все лишние элементы под ним удалены, освобождая дополнительное пространство, а задняя стенка корпуса держалась на одном болте, чтобы ее можно было быстро снять. Алхасан надеялся, что никто не догадается искать его в машине (тайник изначально предназначался для хранения оружия, денег или других ценных предметов, а не людей, но невысокий рост позволил Мураду втиснуться в него целиком) и он сможет в удобный момент ускользнуть незамеченно из квартиры, однако, любопытство спецназовца оказалось роковым для него.

— Ему квартиру дали даром и пособия, причем за счет налогов, которые плачу я, а он в благодарность терроризмом занимался, а еще чуть не перестрелял нас тут. Почему я не могу тоже на халяву жить?! Тьфу! — раздраженно бурчал себе под нос один из спецназовцев, наблюдая, как из кухни выносят тело йеменского беженца.

30

Город Поврилец. Середина июля

К трехэтажному дому Саллеха Абдуллы, обведенному высоким кирпичным забором, подъехал темно-синий внедорожник и остановился у калитки. Через несколько секунд из дома вышел Фарис, верный телохранитель Абдуллы, и открыл железные ворота. После того, как автомобиль оказался во дворе, ворота захлопнулись, и водитель в сопровождении телохранителя зашел в обитель иорданца.

— Здравствуй, Мухамад, — Абдулла встал с большого кожаного дивана в центре просторного зала и подошел к гостю.

— Здравствуй, Хафиз, — мужчины пожали друг другу руки.

— Давай поднимемся наверх, в мой кабинет. Там поговорим… — иорданец, подхватив подол своей длинной белой рубахи, повел гостя вверх по мраморным ступеням.

Мужчины поднялись на второй этаж, и зашли в одну из комнат. Еще с самого порога в глаза бросалась пышность интерьера. Лакированный паркет был застелен пестрыми коврами ручной работы, еще один ковер, служивший фоном для двух позолоченных сабель и кремневого ружья, висел на стене. В витринах большого шкафа за рабочим столом из кедрового дерева было разложено множество сувениров и декоративной посуды. Перед столом же стоял большой коричневый диван из натуральной кожи, с подушками, обшитыми золотистой бахромой. В небольшом библиотечном шкафчике была собрана коллекция религиозных книг на арабском языке, хотя хозяин брал книгу в руки крайне редко. Возле большого телевизора, на отдельной тумбочке у стены, стоял позолоченный кальян. Вообще, куда ни посмотри, складывалось впечатление, что Саллех Абдулла испытывает сильное влечение к предметам, сделанным из золота.

— Дженана сейчас кофе заварит, Мухамад. Надеюсь, не откажешься выпить чашку? — двое собеседников уселись в белые кожаные кресла вокруг кофейного столика в углу комнаты у занавешенной балконной двери.

— От кофе не откажусь, спасибо. Так что ты там говорил об Осиче?

— В последнее время я никак не могу достучаться до него. Его люди постоянно придумывают какие-то отговорки, чтобы со мной не встречаться. Я допускаю, что они беспокоятся из-за судебных процессов, которые недавно начались в Имагинере. Ты что-нибудь не слышал в последнее время? Что там местные власти собираются делать?

— Причин беспокоиться пока нет, Хафиз. Я ничего особенного не слышал. Да и как Имагинера может на местных надавить? Раз они до сих пор не смогли до тебя добраться, значит, у них и в будущем ничего не получится. Да и Осичу не выгодно тебя выдавать имагинерцам — ты знаешь слишком много. Ему международные скандалы не нужны.

— В этом-то и проблема, — поглаживая бороду, ответил Абдулла, — я слишком неудобный свидетель и Осич может просто меня убрать. Такой вариант меня совсем не устраивает.

— Нет, это слишком серьезный шаг, он вряд ли решится тебя заказать. Да и вспомни, какие деньги мы ему платим. Зачем ему лишаться такой кормушки? Так или иначе, если он задумает что-то такое, мы об этом сразу узнаем. Шило в мешке не утаишь, Хафиз…

— Моджахеды недавно говорили что-то о вестлендерском посольстве. Если они чего-нибудь устроят, вестлендеры примут ответные меры. Меня тоже могут загрести заодно с ними.

— Без одобрения хозяев они ничего не сделают. Если и решатся на крайние меры, у тебя будет время перебраться в тихое место…

В этот момент, постучавшись в дверь, в комнату вошла Дженана, сестра Емины — жены Саллеха Абдуллы, неся в руках поднос с горячим ароматным кофе, стаканами с водой и пахлавой на двух фарфоровых тарелочках. Емина и Дженана, работавшая прислугой в доме Абдуллы, были родом из одной из мусульманских деревень под столицей. Обе они были небольшого роста, одетые в скромные длинные платья, с белыми платками на головах, слегка полноватые, с темными глазами, густыми черными бровями и волосами, с неброской, простоватой внешностью, хотя нельзя было сказать, что они были слишком некрасивы.

По правде говоря, иорданцу было все равно как выглядит Емина, да и относился он к ней с видимым равнодушием — брак на ней ему был нужен только для того, чтобы получить гражданство и узаконить свое нахождение в Живице (супруги даже жили отдельно — Емину каждый день возили на работу из ее родного села, где она жила со своими родителями; Абдулла их регулярно «поощрял» небольшими суммами, чтобы те закрывали глаза на странную брачную жизнь дочери). Этим приемом пользовались и другие исламисты, порой всей бандой приходя в дом отца невесты и, под дулами автоматов, пытаясь убедить его выдать дочь замуж. Настойчивость бородачей была легко объяснима — по возвращению домой многим из них грозили долгие тюремные сроки или даже смертная казнь за преступления, совершенные еще до приезда на Балканы.

— Мухамад, я хотел бы с тобой посоветоваться насчет Великобритании… — как только Дженана вышла из комнаты, разговор снова возобновился. — У наших братьев там хорошо развитая сеть, ты знаешь. Я разговаривал с Абдул Вакилом, и он сказал, что если я найду способ приехать, он поможет мне там закрепиться. Имея в виду ситуацию, которая сейчас здесь складывается, я посчитал, что Лондон для меня оптимальный вариант. Посмотри на Абдул Вакила — ты знаешь, что он там делает, но его все равно не трогают.

— Ну… то, что его не трогают, не значит, что британские спецслужбы не могут тронуть тебя. Абдул Вакил все еще на свободе, потому что он им нужен, но это не может продолжаться вечно, — отпив глоток крепкого кофе, ответил Мухамад.

— Здесь мне тоже никто не может ничего гарантировать. Да и неизвестно, сколько еще продержится у власти Осич и его партия. Его все чаще начинают критиковать в прессе. Это первый звоночек…

— Подкинем ему побольше денег на избирательную кампанию, он и следующие выборы выиграет. Да и какая разница кто там, у руля — Осич или другой. И тем, и другим нужны деньги, поэтому всегда можно договориться.

— Они и других спонсоров могут себе найти.

— Вряд ли. Нас пока некому потеснить. Даже если кто-то осмелится занять наше место, не факт, что это ему удастся. Что касается Западной Европы, мы подумаем над этим, если возникнет необходимость. Живица для тебя самое идеальное место. К тому же Имагинера пока еще не признала официально Живицу, поэтому тебя формально некому выдать. Тут хоть я могу вмешаться, если что произойдет. Если они все-таки решат с тобой что-то делать, мы узнаем об этом моментально. Мы тебя так спрячем, что тысячу лет будут искать, а все равно не найдут, — ухмыльнулся Мухамад.

— Я надеюсь, что будет именно так, как ты говоришь, Мухамад. Очень надеюсь…

— Эта твоя Дженана хорошее кофе делает. Ты ей платишь? — Мухамад допил кофе и поставил чашку на стол.

— Да, она за домом следит, занимается хозяйством. Посторонних людей дома держать рискованно. Всякое может быть. От нее хоть не приходится ждать сюрпризов.

После разговора двое мужчин покинули комнату, и пошли вниз, перекидываясь короткими фразами. Абдулла, появившись в зале первого этажа, дал молчаливый знак своему телохранителю сходить и открыть ворота. Фарис, сидевший на диване и возившийся со своим автоматом, сразу вскочил на ноги и устремился во двор.

В это время Мухамад, не спеша, сел в свою машину и завел двигатель. Иорданец встал на пороге дома и, скрестив руки на груди, хмурым взглядом проследил, как внедорожник плавно трогается с места и исчезает за распахнутыми воротами.

По глазам Абдуллы и по тому, как он кусал губы, было видно, что итогами разговора он не удовлетворен. Мухамад не поддержал его идею уехать за границу, косвенно намекая на то, что хозяева хотят, чтобы он оставался под надежным присмотром в Живице. Отношение Дженана Осича, наследившего пост председателя партии ДДЖ (а вместе с ним и управление мусульманской частью Федерации Живица) от Дженара Ибрагимовича, отошедшего от политики в 2000 году из-за болезни, к Абдулле тоже изменилось не в лучшую сторону после того, как имагинерская пресса начала вскрывать подробности о финансовых связях иорданца с властями Живицы.

«Наверное, Осич наблюдает за судебными процессами в Имагинере и ждет, какие будут реакции. Должно быть, боится, что я могу подпортить ему международную репутацию, и поэтому не хочет выходить со мной на связь, чтобы об этом не написали в газетах, — размышлял Саллех, — надо бы и с вестлендерами поговорить, за ними последнее слово. Без их добра имагинерцам меня никогда не выдадут. Когда же позвонит Джон (Джоном иорданец называл Джеймса Коула, его настоящее имя было ему, разумеется, неизвестно), вестлендеры тоже будут сидеть и ждать что ли?».

Больше всего, однако, Абдуллу тревожила мысль о том, что от него могут в любой момент избавиться физически. Хотя Мухамад, являвшийся уроженцем Катара, уверял его, что такого не может быть, и никто не готовит на него покушение, иорданец совершенно четко понимал, что его боссам и Осичу было выгоднее его ликвидировать, нежели бесконечно прятать от иностранного правосудия. Его бы просто застрелили или взорвали, быстро найдя ему замену, тем самым навсегда отделываясь от слишком много знающего свидетеля. Концы были бы безвозвратно спрятаны в воду и никто бы не стал разбираться в произошедшем.

К тому же, внимание иностранной прессы к нему никак не хотело спадать и даже местные газеты, которые, как правило, боялись открыто критиковать ДДЖ и местную мафию (бандиты жестоко расправлялись с любым, кто пытался лезть в их дела, а чиновники звонили хозяевам газет и напрямую угрожали им закрытием), начали все чаще цитировать статьи имагинерских журналистов.

Складывалась безвыходная ситуация: и уехать не позволялось, и оставаться в Живице было больше не безопасно. Абдулла, не имея никаких возможностей повлиять на ситуацию, чувствовал себя настоящим заложником — таким же заложником, как одиннадцать лет назад, когда согласился работать на вестлендерские спецслужбы, чтобы не сесть в турецкую тюрьму.

Говоря о вестлендерских спецслужбах, точнее о MIA, Мухамад тоже был завербован ими. Он делился своими секретами еще и с турецкой разведкой, что спасало его от уголовного преследования, параллельно работая на наркомафию — под его надзором был один из каналов поставок героина, проходящих через Живицу и Копродину, и деньги исламистов, которые отмывались иорданцем.

Как ни странно, Мухамаду, так же как и Саллеху Абдулле, было известно, что его партнер связан с MIA, но в своих разговорах оба старались избегать этой темы, так как, не имея представления какие именно задачи каждый из них выполняет для вестлендеров, боялись подставить себя друг перед другом.

Вестлендерские агенты умышлено поддерживали барьер между двумя соучастниками, назначая им отдельные встречи и давая разные указания, не только в целях конспирации. Благодаря этому, в случае утечки информации, можно было сразу выяснить, кто из них в этом виноват.

«Надо бы с вестлендерами попробовать договориться, — рассуждал Абдулла, — терять мне так или иначе нечего, поэтому стоит постараться. Если они решат меня вывезти, Мухамад ничего мне не сможет сказать. Да и никто не посмеет пойти против вестлендеров — даже Осич… Только как их убедить меня вывезти заграницу? Нужно что-то придумать… Эх, скорее бы позвонил Джон…»

— Хаджи, мы сегодня поедем проверять объекты? — Фарис, заперев ворота, подошел к хозяину, прижавшемуся правым боком к косяку входной двери с застылым на лице выражением глубокой задумчивости.

— Что? — рассеяно, переспросил Абдулла.

— Объекты сегодня проверять будем?

— Объекты? — иорданец посмотрел на свои часы, — верно, объекты… сейчас почти два часа… поедем в половине пятого. Сначала в пекарню заедем, посмотрим, что там делает Емина.

— Вторую машину вызывать, Хаджи?

— Перед выходом позвонишь им и скажешь, чтобы ждали у автомойки. Давай, пошли в дом… — Абдулла развернулся и пошел обратно на второй этаж, в свой кабинет, а его телохранитель уселся на диван в зале первого этажа и, вытащив пистолет, засунутый за пояс под футболкой камуфляжной раскраски, начал его разбирать и чистить, коротая время.

Под словом «объекты» Фарис подразумевал пекарню, автомойку и пункт обмена валют хозяина. Пекарню и автомойку, приносившие символическую выручку, не идущую ни в какое сравнение с доходами от контрабанды, Абдулла построил лишь для отвода глаз. От обменного же пункта (в схеме участвовали еще несколько обменников под контролем местных группировок, действующих в сговоре с иорданцем) была практическая польза — с его помощью отмывалась часть прибыли от табачной контрабанды и переправлялись финансы террористам в Европе.

Процент от прибыли оседал и в карманах местной власти, что подсказывало, почему полиция за последние семь лет не сумела закрыть ни один подобный пункт. Бандиты не только оплачивали избирательные кампании ДДЖ (бюджеты остальных партий, которые тоже охотно брали взятки, были на порядок скромнее), но и, как бы абсурдно это ни звучало, на их деньги даже восстанавливались дороги и уличное осветление, так как в государственной казне средств на эти нужды никогда не находилось. Виновата в этом была не только война, приведшая к экономическому краху (до начала девяностых годов промышленные показатели Живицы были выше, чем, например, у соседних Болгарии или Румынии), но и повсеместная коррупция, усугублявшая и без того тяжелую ситуацию и сводившая на нет надежды на возвращение к прежней жизни.

Кабинет Президента Имагинеры. Середина июля

— Что насчет расследования гибели Клоха и Швалька, Бертвольт? Что там нового? — Президент Имагинеры сидел за своим столом и выслушивал очередной доклад Генерального прокурора. Было около полудня.

— Полиция сообщила, что нашла тела двух лиц, причастных к убийству Швалька. Они были объявлены в розыск около месяца назад.

— Их, наверное, убрали как лишних свидетелей, да?

— Скорее всего, да, господин Одест…

— Что известно о двух убитых? — постукивая концом карандаша по столу, спросил Президент.

— Оба ранее служили в контрразведке. Один из них, который был сотрудником Первого отдела ЦБТ, уволился по собственному желанию в феврале этого года, а другой два года назад, тоже по собственному желанию, ушел из антинаркотического отдела. После увольнения они нанялись в одну и ту же охранную фирму. Один работал шофером, другой — телохранителем. Следователи уже допросили хозяина и персонал компании, но ничего серьезного там не нашли.

— Над какими версиями работаете? У кого мог быть мотив их ликвидировать? — стук карандаша вдруг прекратился.

— Проверяем версию причастности организованной преступности, так как среди клиентов этой фирмы есть несколько криминальных авторитетов.

— Вы думаете, у Швалька могли быть связи с мафией?

— Конкретных подтверждений этому пока у нас нет. Продолжаем проверку…

— Вы эту охранную фирму хорошенько встряхните, — строго сказал Президент и помахал указательным пальцем в сторону стопки бумаг перед Генпрокурором, — нужно выяснить на кого действительно работали эти двое. Что с Клохом? Там подозреваемых не разыскали?

— Мы выяснили, где и у кого подозреваемые приобрели автомобиль, на котором было совершено покушение на Клоха. Составлен фоторобот подозреваемого, который непосредственно купил его, и сейчас ведутся его поиски…

— Хорошо, если вы успеете найти его живым и допросить, Бертвольт. Он случайно не связан с этой охранной фирмой… или с разведкой?

— Нет, этот человек не связан с фирмой, полицейские это проверили. Связь с разведкой тоже не подтвердилась, господин Одест. Скорее всего, он из преступной среды. Сейчас по этой линии идет проверка… ищем и его вероятных сообщников.

— Внимательно проверьте и уволенных из ЦБТ за последние полгода. Может, там чего всплывет, Бертвольт…

— Да, это уже делается, господин Одест…

— Что там насчет террориста, которого на днях в «Арабском» районе застрелили? Он не из этой террористической группы, которую сейчас судят?

— В саму группу он не входил, но был связан с некоторыми из ее членов. Он был завербован в Калиопе, в радикальной мечети, которую закрыли пару месяцев назад. Имам мечети тоже среди подсудимых террористов.

— Он, насколько я понял, был беженцем, да?

— Да, господин Одест. Он приехал в Имагинеру из Йемена, прошел комиссию и официально получил статус беженца. Впоследствии начал посещать радикальную мечеть, где и был завербован террористами.

— Наверное он не единственный, кого успели завербовать в этой мечети, Бертвольт? Сколько еще таких, как он, могут гулять на свободе? Какие у вас данные на этот счет?

— Ну… — Генпрокурор начал рыться в стопке бумаг в поисках нужного листка, чтобы ответить на нетерпеливый вопрос Президента, снова начавшего постукивать карандашом по столу. — ЦБТ ведет поиски приблизительно тридцати лиц, из которых может исходить потенциальная террористическая угроза…

— Эти тридцать человек посещали мечеть и их там завербовали, так что ли понимать? — Одесту не понравилась уклончивость официальной формулировки.

— Да, господин Одест…

— Надеюсь, что это окончательная цифра и не окажется, что их в два или три раза больше. Вы, Бертвольт, внимательно наблюдайте за работой ЦБТ. А то они одно пишут в этих своих докладах, а на деле оказывается совсем другое…

— Да… — покорно кивнул Генпрокурор.

— Кстати, а вы уверены, что нет других мест, где могут вербовать террористов? Что делается по этому вопросу?

— Появление новых активных центров вербовки на данный момент не наблюдается. Недавно в Калиопе и других городах были ликвидированы две подпольные типографии и несколько центров, где пропагандировался радикальный ислам. Люди, которые руководили этими объектами, арестованы.

— Хорошо, Бертвольт. Как там идет суд над террористами? На подсудимых достаточно материалов собрать успели? Общественность отреагирует крайне негативно, если кому-нибудь из террористов удастся избежать правосудия из-за пропусков следствия.

— Сторона обвинения собрала солидное количество доказательств, так что я не думаю, что кому-то из террористов стоит надеяться на оправдательный приговор, господин Одест.

— О главаре террористов, который скрывается на Балканах, новости есть?

— Мы продолжаем добиваться его экстрадиции по дипломатическим каналам, но пока нет никаких результатов. Власти Живицы по-прежнему не желают с нами сотрудничать…

— Ладно. Если будет какое-то развитие по вопросу с экстрадицией, сразу сообщайте. Вы, Бертвольт, проверьте и деятельность комиссии, которая занимается беженцами. Все ли в порядке там, внимательно ли проверяются кандидаты, нет ли злоупотреблений, пропусков и так далее. Обратите особое внимание на иммигрантов из стран, где есть проблемы с терроризмом.

— Да, конечно, господин Одест. Будет сделано, — Генпрокурор прилежно записал указания Президента.

Через несколько минут Бертвольт вышел из Президентского кабинета, неся в левой руке портфель, и с видом человека, которого только что нагрузили весьма неприятной работой, отправился в здание Генеральной прокуратуры.

31

Город Поврилец. Вторая половина июля.

— Руководство решило, что Хафиз должен оставаться в Живице. Будем продолжать удерживать его здесь, Джеймс, — Уильям Трейси и его напарник, Джеймс Коул, снова встретились в двухэтажном доме в столице Живицы.

— Мне ему звонить насчет встречи? — Коул сидел напротив Трейси, на диване в кабинете с металлической дверью, и внимательно слушал указания офицера.

— Да, позвони ему и договорись о встрече. Нужно убедить его, что ему безопаснее всего находиться здесь, в городе, что ему нельзя никуда без нашего позволения уезжать, и что только мы можем обеспечить ему полную безопасность.

— От местных властей сюрпризов ждать стоит, Уильям? Как бы они не взяли и не сорвали нам работу.

— Да нет. Хафиз под нашим контролем. Местные без нашего ведома его не тронут.

— Насчет Западной Европы мне что-либо говорить?

— Нет, лишнего не говори, Джеймс. Пусть он пока думает, что сможет уехать. Ситуация должна оставаться без изменений. Не будем раскачивать лодку, так сказать. Вот еще. У меня есть идея насчет Басима Аль-Хабара. В разговоре с Хафизом подними вопрос об Аль-Хабаре. Вытяни из него как можно больше информации. Спроси Хафиза о том, где скрывается Аль-Хабар, его маршруты передвижения, где он останавливается, с кем общается, что он намеревается делать, и все такое. Все, что можешь, узнай. Обязательно нужно его слова записать на пленку. Возьми с собой аппаратуру.

— Будем на Хафиза компромат делать? — усмехнулся Коул.

— Да, на всякий случай. Руководство дало нам зеленый свет. Если Хафиз выйдет из-под контроля или станет лишним, нам разрешили действовать по собственному усмотрению. Для этого и нужна запись… чтобы самим руки не марать. Его подельники вряд ли обрадуются, если узнают, что он их сдает с потрохами…

— Понятно, все сделаю.

— Если Хафиз чего-то начнет отпираться насчет Аль-Хабара, надави на него и скажи, что если хочет от нас помощи, он должен говорить. Что-то в этом роде. Главное сделать запись, Джеймс.

— А с самим Аль-Хабаром мы что-либо делать будем?

— Если попытается от угроз перейти к действиям, мы его сразу нейтрализуем. Мухамад даст сигнал, если этот сукин сын действительно решит устроить теракт, — Трейси встал с дивана и подошел к кулеру, чтобы налить себе воды. — Об этом нам пока не нужно беспокоиться.

— Хорошо. Я подготовлю записывающие устройства и позвоню Хафизу.

— После встречи сразу позвони, Джеймс.

Минут через сорок агент Трейси вышел из двухэтажного дома, заскочил в подъехавшую служебную машину и умчался в неизвестном направлении. Лишь старик Златан, как обычно сидевший у окна в своей гостиной, обратил внимание на агента, начавшего в последнее время все чаще появляться в доме по соседству.

«У них там видно что-то серьезное творится, раз этот человек так часто начал сюда наведываться. Как бы только из-за них какая-нибудь беда не случилась. Эх, ничего хорошего от этих иностранцев нам не видать, — думал Златан, цокая языком».

Старику, однако, не было нужды беспокоиться. Если бы и случилось что-то плохое, то оно бы случилось не с ним или с кем-нибудь из соседей, а, скорее всего, с Саллехом Абдуллой, которого вестлендерские разведчики собирались заманить в коварную ловушку.

Замысел агента Трейси не отличался особой сложностью, но был весьма хитрый: планировалось записать, как Абдулла стучит на своих соратников, а потом эту запись через посредников им же и подбросить. Было не трудно догадаться, что исламисты сделали бы с Абдуллой, узнав, что он двойной агент. Таким образом, вестлендеры могли в любой момент отделаться от иорданца, подстрекая его товарищей сделать за них грязную работу.

Вовлечь в эту игру и Басима Аль-Хабара, более известного как «Кабир», агенты MIA решили после его недавнего интервью для одной из местных газет, в котором он открыто пригрозил вестлендерам и миротворцам местью в ответ на рейды против членов исламистского подполья Живицы. В интервью, которое он дал по собственной инициативе, Кабир грозился, что «вестлендеры и их союзники сурово ответят за то, что угнетают наших братьев в Живице или в любом другом месте (…) мы выполняем волю Аллаха, поэтому каждый, кто попытается нам мешать, испытает на себе гнев Всевышнего (…) огонь возмездия сожжет всех неверных, которые идут против нас, вне зависимости от того, сколько солдат их охраняет и сколько у них танков (…) гнев Аллаха может ударить везде и в любое время, потому что Его гнев говорит устами наших братьев, а у нас много братьев…».

Аль-Хабар был человеком сообразительным и использовал подобную образную и пафосную риторику не случайно — прямо заявить, что готовится теракт, значило бы дать повод властям его сразу арестовать.

За «пламенным» интервью, впрочем, стояли и другие мотивы, не только желание помахать кулаком перед носом у вестлендеров. Сделав такое громкое заявление, Кабир рассчитывал укрепить свои позиции среди местных исламистов, показывая свою решительность, и заодно напомнить партнерам за рубежом, что он все еще играет заметную роль в среде экстремистов.

Кстати, имя Аль-Хабара проскальзывало в прессе и раньше, но не привлекало к себе особого внимания. Он, как и тысячи других моджахедов из Ближнего Востока, приехал в Живицу в начале девяностых годов, чтобы сражаться с «неверными» мизийцами и иллирийцами. Командование местных мусульман учло его богатый боевой опыт, полученный незадолго до этого в Афганистане, и официально назначило его командиром одного из подразделений, составленных целиком из наемников, численностью около пятисот человек. Вместе с руководящей должностью Кабир (он был подданным Саудовской Аравии) получил и паспорт гражданина Живицы, благодаря чему после прекращения войны не был выдворен обратно на родину.

Отряд Аль-Хабара воевал с довольно переменным успехом, потеряв к середине 1995 года почти половину личного состава. Не добившись особых результатов на поле брани, боевики, тем не менее, отличились в другом — в целенаправленном терроре над безоружным, гражданским населением. Мирных мизийцев и иллирийцев, которые не могли вовремя покинуть свои дома, радикальные исламисты грабили и жестоко убивали, часто записывая свои зверства на камеру.

Эти факты, однако, упорно замалчивались не только руководством мусульман, но и большинством западных журналистов, так как кровавое видео моджахедов, которое они, как ни парадоксально, записывали, чтобы пропагандировать свои деяния и привлекать новых добровольцев, не вписывалось в официально наложенные стереотипы, которые определяли мизийцев как единственных виноватых во всем, портя репутацию партии ДДЖ перед международной общественностью и делая из мусульман-живитаров не жертв, а наоборот — агрессоров, что было Дженару Ибрагимовичу крайне не выгодно.

В итоге, преступления Аль-Хабара и его головорезов (так же, как и остальных радикальных исламистов) остались безнаказанными, и даже Международный трибунал ООН по бывшей Югоравии (создать его предложил глава немецкого МИДа) не попытался привлечь к ответственности хотя бы одного иностранного наемника.

Прекращение вооруженного конфликта в Живице в 1995 году не оставило Кабира без работы — запах пороха уже чувствовался в соседней провинции Копродина, которой было суждено стать следующим этапом на пути окончательного развала Югоравии. Аль-Хабару поручили собрать новый отряд (деньги на содержание отряда и оружие тоже были под его контролем), в который вошли многие ветераны, ранее сражавшиеся под его началом, и добровольцы, прибывающие из-за рубежа.

Основной базой для подготовки боевиков Кабира служил старый, необитаемый санаторий недалеко от поселка Пожарина в Живице. Исламисты облюбовали комплекс санатория, скрытого за густым буковым лесом с протекающей через него горной речкой, еще накануне войны и продолжали использовать его и в дальнейшем из-за его удаленности от больших населенных пунктов и одновременной близости к границе с Копродиной.

С началом боевых действий в 1992 году моджахеды захватили и саму Пожарину, заняв дома, покинутые местными жителями (две трети жителей были мусульманами, а остальные — этническими мизийцами и иллирийцами, которые, кстати, прежде без проблем уживались друг с другом), превратив ее в один из основных коридоров контрабанды оружия и наркотиков в регионе. Примечательно, что не только местные власти, но и вестлендерские миротворцы — Пожарина находилась именно в их секторе ответственности — игнорировали происходящее, безучастно наблюдая, как боевики разъезжают взад-вперед на грузовиках, доверху набитых оружием.

В середине 1996 года в Копродине, в которой большинство населения было албанским, произошли первые вооруженные столкновения между албанскими боевиками из так называемого «Фронта Освобождения Копродины» или, сокращенно, «ФОК», добивающимися отделения от Югоравии, и югоравскими полицейскими и военными. Албанские экстремисты устраивали засады на дорогах, расстреливая полицейские автомобили, нападали на дома югоравских сотрудников правопорядка и проводили этнические чистки в мизийских селах, вынуждая местных мизийцев уезжать из своих родных мест.

К ФОК вскоре присоединились и наемники Аль-Хабара, просачивающиеся мелкими группами по козьим тропам через границу между Живицей и Копродиной. И на этот раз иностранная пресса и дипломаты отнеслись с равнодушием к радикальным исламистам, не замечая преступления, совершаемые ими против мирного неалбанского населения Копродины, и преднамеренные провокации против югоравских силовых структур.

Постепенно тренировочный лагерь Аль-Хабара приобрел «международный» размах — в Пожарину начали съезжаться моджахеды практически со всех концов мира; некоторые из них перебирались в Копродину (основная фаза конфликта в провинции длилась с 1998 по 1999 год), другие продолжали свое путешествие в страны Западной Европы, а третьи, потренировавшись в бывшем санатории, отправлялись в Чечню (поток желающих попасть на Северный Кавказ увеличился особенно заметно с началом второй чеченской войны в сентябре 1999 года), где у Кабира тоже имелись налаженные связи. Саудовскому арабу (тем более, что ему никто не мешал) было выгодно расширять свой террористический бизнес, так как чем больше добровольцев он привлекал под свое крыло, тем больше росло его влияние среди местных исламистов, следовательно, рос и интерес благодетелей из арабских стран, готовых пожертвовать своими нефтедолларами во имя глобального джихада.

В данный момент Кабир проживал не в Пожарине, а в селе Деничли, в получасе езды от столицы Живицы, ближе к главарям террористического подполья, обжившим Поврилец. Жил он в новенькой мечети, построенной на средства, посылаемые из Саудовской Аравии. Издалека ее можно было принять за обычный частный дом: этажей было два, стены выбелены, крыша была покрыта светло-коричневой черепицей, как у большинства строений в селе. Выделялась она из общего фона лишь остроконечным минаретом, пристроенным к одному из углов дома. Комнаты на первом этаже использовались как подсобные помещения, а на втором этаже проводились религиозные мероприятия.

Аль-Хабар получал деньги на ее строительство и содержание по отработанной схеме — через подставную некоммерческую организацию, зарегистрированную на чужое имя, выполнявшую якобы гуманитарные проекты. Подобных радикальных мечетей с каждым годом возводилось все больше по всей мусульманской части Живицы, вызывая тревогу у общественности.

Исламистам, несмотря на все старания и вкладываемые деньги, не удавалось найти достаточно единомышленников среди жителей Живицы. Большинство живитаров сторонились их, не только потому, что бородатые иностранцы не считались ни с какими законами и могли в любой момент схватиться за оружие, но и потому что их понятия о «правильной» жизни слишком сильно расходились с понятиями местных мусульман.

Женщины в Живице одевались так же, как и все европейки, носили короткие юбки и брюки, что резко осуждалось исламистами, на каждом углу можно было купить алкоголь, что тоже было для них недопустимым (был случай, когда возмущенный боевик даже достал пистолет и несколько раз выстрелил в витрину встретившегося на пути магазина, в котором продавался крепкий алкоголь, по счастливой случайности никого не задев), длинные бороды так же были не в моде среди живитаров, поэтому радикалы выглядели, как белые вороны везде, где появлялись. Однажды, в одном из сел, приверженцы радикального ислама даже набросились с кулаками на местного парня только из-за того, что тот шел по улице, целуя девушку и держась с ней за руки.

Ясного представления, что делать с нежеланными гостями, которые не собирались уезжать домой, у властей Живицы не было. Отношение к исламистам было, как к осиному гнезду, которое боялись тронуть, дабы не разозлить его обитателей, и которое предпочитали обходить стороной, надеясь, что осы будут противно жужжать, но не начнут жалить.

Юг Имагинеры. Вторая половина июля

Около полудня с пустого шоссе, с одной стороны которого до самого горизонта простиралось пшеничное поле, а с другой — зеленый луг, в сторону ближайшего поселка свернул небольшой белый автомобиль. Проехав мимо двух больших фермерских участков, водитель направился к длинному, белому, одноэтажному дому с двумя бараками, стоявшему на самой окраине поселка. Остановившись у калитки, — участок был огорожен ржавой сеткой-рабицей, — он нажал три раза на клаксон, подзывая хозяина выйти и открыть ворота.

Минуты через две из дома вышел мужчина лет тридцати пяти, среднего роста, полноватый, одетый в джинсы и белую футболку, открыл ворота и впустил легковушку во двор.

— Здравствуй, Акрам, — белый автомобиль остановился сбоку от дома, у одного из бараков, и из него вышел молодой парень лет двадцати четырех, с симпатичным лицом, темными глазами, смуглым оттенком кожи, и густыми черными бровями, — я тут все принес.

— Здравствуй, Махмуд, поездка прошла без сюрпризов? — спросил по-арабски хозяин дома и взял из рук парня три большие сумки.

— Да, меня никто не проследил, — тоже по-арабски, но с заметным имагинерским акцентом, ответил Махмуд, которого на самом деле звали Филипп, и зашел вместе с хозяином в дом.

— Телефон и сим-карты принес?

— Да, Акрам, они у меня в кармане.

— Молодец, заходи в гостиную, я сейчас приду… — хозяин дома понес сумки в кухню, а Махмуд пошел в дальний угол коридора, в гостиную.

Гостиная комната выглядела довольно скромно, с минимальным количеством мебели. Между двумя занавешенными окнами располагался простой бежевый диван в пару с бежевым креслом, у боковой стены стояла одиночная кровать Акрама, накрытая светло-коричневым, льняным покрывалом, а за ней — вентилятор на длинном штативе. Имелся деревянный стол с четырьмя стульями, телевизор, поставленный на маленькую тумбочку, небольшой стол, на котором стоял компьютер, и полуметровый шкаф с двумя дверцами, на одной из которых отсутствовала ручка.

Махмуд, посещавший этот дом не в первый раз, уселся на бежевый диван и начал ждать хозяина, мягко постукивая подошвами кроссовок по протертому паркету.

— Чего нового в Калиопе? — Акрам вошел в комнату с двумя чашками кофе в руках.

— Менты ходят за нами по пятам. Я слышал, что вчера закрыли еще один клуб. Трех наших братьев там арестовали, — под словом «клуб» Махмуд имел в виду одну из подпольных коммун, созданных исламистами после того, как власти Имагинеры закрыли главные центры вербовки в столице — мечеть и центр «Возрождение».

— Кого арестовали? — хозяин дома уселся в кресло возле дивана.

— Аль-Иртифаа и двух его учеников.

— Да, они действительно наступают нам на пятки… А тобой полицейские не интересовались? На допрос не вызывали?

— Нет, Акрам. На меня они еще не вышли.

— Будь осторожен, Махмуд, они могут и на тебя легко выйти. По мобильному телефону лишнего не говори и с интернетом тоже будь осторожен. Они все следят.

— Да, конечно, Акрам.

— Махмуд, у меня для тебя есть задание.

— Я тебя слушаю, — молодой парень напрягся и сжал губы.

— Так как йеменца замочили, — Акрам имел в виду ликвидированного спецназом Мурада Алхасана, — до того, как он передал мне заграничный паспорт,мне нужно сделать новый. Свяжись с Омаром и закажи ему, от моего имени, сделать новый паспорт. Я тебе сейчас дам деньги и фотографии. Лучше всего позвони ему с какого-нибудь таксофона, а то его номера могут прослушиваться.

— Хорошо, Акрам. Но… как ты успеешь пересечь границу?

— Главное иметь при себе документы. Как уехать, я потом придумаю. Пока отсижусь, а потом посмотрим… Кстати, ты тоже старайся без нужды никуда не ходить, а то спецслужбы уже давно закинули удочку и ждут…

— Я осторожен, Акрам.

— У тебя девушка есть?

— Ну… я недавно расстался с моей бывшей. Сейчас у меня нет девушки, — неожиданный вопрос слегка смутил Махмуда.

— Она знала что-нибудь о наших делах? Ты лишнего ей не рассказывал?

— Нет, что ты, Акрам, я с ней о моих делах никогда не говорил. Она ничего не

знает.

— Ну и хорошо, — хозяин дома отпил глоток кофе, — на старые номера мне не звони больше. Буду пользоваться сим-картами, которые ты принес. Приезжай опять через две недели. Позвони мне, когда договоришься с Омаром о паспорте.

— Хорошо, Акрам.

— Нас, может, сейчас и сильно прижимают, Махмуд, но ты не думай, что нас могут победить. Мы как тень — от нее невозможно ни убежать, ни спрятаться. С помощью Аллаха мы снова восстановим свои силы и заставим их бояться… Ты на змею наступал когда-нибудь?

— Нет… — Махмуда удивил очередной странный вопрос.

— Так вот — если на змею наступишь, она тебя обязательно укусит. Представь себе, что мы и есть змея, на которую наступили, — Акрам улыбнулся загадочно и снова отпил от чашки.

32

Город Калиопа. Вторая половина июля.

— Значит, ты уезжаешь в конце следующей недели? У тебя с этой поездкой все получилось так внезапно… — сказала Лиза, девушка Петера Сантира.

Петер и Лиза сидели на диване в гостиной в квартире журналиста и смотрели телевизор, прижавшись, друг к другу. Был ранний воскресный вечер.

— А что делать? График плотный, а у нас коллектив небольшой. Сейчас в суде рассматривают дело террористов, вот и нужно сделать материал.

— А почему тебя туда отправляют? Там вроде опасно… и война была, если я не ошибаюсь.

— Я ведь пишу статьи на эту тему, Лиза. Поэтому мне и дали это задание. Да и война в Живице давно закончилась. Там ведь не Афганистан.

— Если бы тебе предложили, ты бы и в Афганистан поехал, Петер, — нахмурила брови Лиза.

— Ну, я не такой отчаянный, — улыбнулся журналист, — да и в Афганистан бы меня не отправили — дорого.

— Эх, вечно тебя волнуют какие-то кровавые темы — то криминал, то терроризм. Боюсь подумать, что будет дальше. Не боишься, что можешь из-за этого пострадать? Ты ведь понимаешь, что твоими статьями мир не изменить.

— Не привык я сидеть и молчать, Лиза, — улыбка вдруг сползла с лица Сантира, сменившись очень хмурой гримасой. — Да и я давно перестал обращать внимание на всякие угрозы и давление. Это, так сказать, неотъемлемая часть моей профессии. Зачем молчать? От этого лучше никому не станет. Каждый сам для себя делает выбор — говорить или равнодушно смотреть на все со стороны. Я выбрал первое.

— Ладно тебе, что ты так разозлился, — Лиза похлопала Петера по гладко выбритому подбородку.

— Да не разозлился я… просто я подобные слова слишком часто слышу от разных людей. «Чего ты паришься, зачем тебе с этими бандитами дело иметь, ничего не изменишь, тебе просто заткнут рот» и всякое такое. Но они, все-таки, ошибаются. Вот, к примеру, террористы. Если бы мы не подняли шум в начале года, спецслужбы так бы с места и не сдвинулись. А что в итоге? Выявили целую подпольную организацию с сотнями членов, вербовщиками, спонсорами, оружием и так далее. А до нас об этом никто и не вспоминал, как будто ничего такого и не было. Так что мои усилия не такие уж и напрасные.

— Нужно и отдыхать, Петер, а то ты только об этих своих расследованиях и думаешь целыми днями. Расслабься.

— Работы много, поэтому и думать много приходится.

— Эх, Петер, Петер. Если бы твоя работа была женщиной, ты на ней с радостью бы женился, — улыбнулась Лиза.

— Да уж нет, пожалуй. Это была бы слишком требовательная женщина. У себя в офисе я бы ее без проблем терпел, но жить вместе под одной крышей… — журналист шутливо сморщился.

— Об этом-то и речь — что ты и дома о работе никак не можешь забыть, амбициозный ты наш.

— Да ты амбициозная не меньше моего.

— Но я нахожу способ отделаться от работы. Не забывай, что я и ребенка успеваю воспитывать.

— Да, кстати, ты сегодня ребенка забирать поедешь?

— Нет, я договорилась с бывшим мужем. Дочка сегодня переночует у него. Я завтра утром заеду за ней.

— Она ко мне как-то все не может привыкнуть.

— Просто ревнует к отцу, думает, что ты хочешь его место занять, — улыбнулась Лиза. — Ничего, со временем постепенно привыкнет. А вот насчет поездки, ты там будь осторожен в этой… как называется эта страна, в которую ты поедешь?

— Эта страна называется Живица. Не беспокойся ты так, я ведь не мальчик.

— Не мальчик, но все за чем-то гонишься, все кличешь беду на свою голову.

— И не надоест тебе… — внезапно зазвонивший мобильный телефон, лежавший на столике перед диваном, перебил мысль Сантира.

Журналист поднялся с дивана, взял мобильник и увидел, что на экране высвечивается номер его коллеги, Филиппа Баумана.

— Алло, Филипп, привет, я тебя слушаю.

— Привет, Петер. Я успел, наконец, дозвониться до моего знакомого в Живице и оказалось, что он все еще работает там. Я ему рассказал о тебе, и он обещал помочь, чем сможет. Он по-английски хорошо говорит, так что поймете друг друга нормально. Запиши его телефоны, — Бауман начал диктовать цифры. — Я с итальянским журналистом тоже связался. Он сейчас в Италии, но в начале августа приедет в Живицу на пару дней, поэтому и с ним сможешь встретиться. Запиши и его номера.

— Спасибо, Филипп, с меня причитается. Выручил, — Петер сразу оживился.

— Пожалуйста. Пустяки. Если что, я тебе этот должок припомню, — засмеялся Бауман. — Ну ладно, мне пора идти, пока.

— О, у тебя блеск появился в глазах, плечи расправились. С работы, что ли позвонили? — спросила Лиза, глядя на своего возлюбленного.

— Один знакомый журналист позвонил. Дал мне тут несколько номеров. Мне для поездки нужно… — сосредоточенно разглядывая написанные на листке бумаги цифры, ответил Петер.

— Ладно. Где сегодня будем ужинать? Дома или, может, сходим в ресторан? — Лиза посмотрела на настенные часы.

— Ресторан — не плохая идея. Сейчас и не так жарко, подышим свежим воздухом…

Несколькими днями ранее. Кабинет Министра обороны Имагинеры

— Итак, давайте вкратце обсудим схему операции, — Министр Месчек вынул из большого конверта охапку листов, красный паспорт и несколько удостоверений, предназначенных для Дениса Хорха и Михаеля Камана. — Вы, Хорх, — швейцарский гражданин по имени Оливер Фасель, хозяин швейцарской транспортной фирмы. Ваша фирма снабжает горючим и продовольствием несколько гуманитарных организаций, работающих по контракту с ООН. Вот ваш паспорт, — Месчек протянул Хорху, сидевшему с левой стороны приставного стола перед министерским бюро, красный паспорт с большим белым крестом на обложке, — вот вам еще фирменные и ооновские удостоверения для убедительности. Будете ездить на ооновской машине. Вам ее выдадут наши миротворцы. Пусть Абдулла видит, что вы связаны с ООН. Легенда такая: вы выступаете в роли посредника для одного мизийского бизнесмена. Этот бизнесмен хочет перебросить через границу с Мизией наличные деньги и отмыть их в Живице. Он знает, что Абдулла отмывает деньги и поэтому хочет воспользоваться его услугами. Попытаемся назначить ему встречу в нейтральном месте. Поставим там наших агентов, которые нейтрализуют его охрану, пока вы ведете переговоры, и осуществят арест.

— А как будем действовать, если он откажется сотрудничать или, например, пошлет вместо себя кого-нибудь из своих людей, господин Министр? — спросил Хорх, разглядывая врученные ему фальшивые документы.

— Если он откажется, мы вас немедленно выведем из игры, и будем искать другой способ его арестовать. Если он пошлет нам своего человека, встречу отменять не станем. Попробуем втереться к нему в доверие и все-таки добиться личной встречи с ним. Будем постоянно корректировать план в соответствии с изменением обстановки. Вы, Каман, — Министр повернулся к Михаелю Каману, сидевшему по правую сторону приставного стола, — в контакт с Абдуллой вступать не будете. Будете координировать действия Хорха и вести наблюдение на расстоянии. Вот вам ваши удостоверения. По приезде в Живицу вам предоставят отдельную машину.

— Оружие нам выдадут? — спросил Каман, принимая свои удостоверения.

— Вы получите служебный пистолет на месте, но он только на крайний случай. Вы, Хорх, будете без оружия. Если возникнут проблемы, в дело вмешаются наши миротворцы. Размахивать автоматами и поднимать шум вам ни в коем случае нельзя — нужно любой ценой сохранить секретность. Представьте себе, какой скандал грянет, если вы себя обнаружите. Так, следующий этап операции. После задержания Абдуллы, вы, Каман, сразу заберете Хорха и отвезете его в базу наших миротворцев. Нужно успеть сделать это до приезда местной полиции. Потом вас посадят в самолет и отвезут домой. На этом ваше участие в операции закончится, и вы забудете, что когда-либо были в Живице.

— Понятно. Значит, Абдулла нужен обязательно живым? — поинтересовался Хорх.

— Живой Абдулла для нас намного ценнее, чем мертвый, — ответил Министр. — Но это уже забота ваших коллег. От вас требуется только быть осторожными. Итак, вот вам подробные планы операции, идите, сядьте в кресла, — Месчек указал на дальний угол кабинета, — внимательно все прочитайте и запомните детали. Как прочитаете планы, верните их мне и можете после этого идти. Спрашивайте, если возникнут вопросы.

Агенты прибрали по карманам удостоверения и документы, взяли от Министра по одному экземпляру тайного плана и уселись в черные кресла в другом конце кабинета. Закончив с чтением, Каман и Хорх вернули Месчеку бумаги и, условившись прийти снова через четыре дня, чтобы получить последние наставления перед отправкой на Балканы, покинули кабинет.

Последняя четверть июля. Город Поврилец

— Здравствуй, Хафиз, — Джеймс Коул зашел в номер одной из гостиниц в центре столицы Живицы и поприветствовал сидящего на диване возле двойной кровати Саллеха Абдуллу.

— Здравствуй, Джон, — Абдулла кивнул своему охраннику, Фарису, сидевшему на кушетке возле дивана, давая понять, что ему и гостю нужно остаться наедине. Фарис немедленно выполнил указание хозяина и, не проронив ни слова, удалился из комнаты.

— Я поговорил с моими боссами, — начал Коул, усевшись в кресло напротив дивана. — На данный момент тебе лучше всего оставаться в городе. Покидать его очень рискованно. Только здесь мы можем гарантировать тебе полную безопасность. Вне города ты слишком уязвим.

— Я узнал из новостей, что имагинерцы пытаются всеми способами добиться моей экстрадиции. Против меня там два дела заведены. Если на их сторону встанет Евросоюз или кто-то еще, Осич сделает все, что ему прикажут. Европейцев он всегда слушается. Подобное развитие не выгодно никому из нас, Джон.

— Евросоюз пока не собирается ничего предпринимать. Они координируют свои действия с нами, поэтому мы в курсе всего, что они планируют. Тебе незачем беспокоится. Пока не нужно ничего делать. Любое поспешное действие может иметь негативные последствия.

— А как насчет возможности перебросить меня в Западную Европу? Этот вариант вы еще рассматриваете? Вы ведь знаете — у меня там много связей и я могу быть вам очень полезен.

— На подготовку подобной операции требуется время, поэтому я пока не могу дать тебе конкретный ответ. Этот вариант мы не списываем со счетов. Если будет необходимость, мы можем прибегнуть и к нему. Но пока такой необходимости нет. Я у тебя хотел узнать одну вещь, Хафиз. Ты можешь дать мне информацию о Басиме Аль-Хабаре?

— Ну, я с ним почти не имею дела. Он работает отдельно от меня… — пожал плечами Абдулла.

— Хафиз, ты ведь знаешь, что мои боссы очень высоко ценят людей, которые обладают информацией. Если расскажешь мне побольше о Кабире, это тебе поможет самому. Ты понимаешь, о чем я…

— Что конкретно хочешь о нем узнать?

— Мне нужно узнать куда, в какое время и по какому маршруту он ездит, какая у него охрана, с кем чаще всего встречается, какие у него планы, собирается ли, действительно, устроить теракт. Вообще, чем больше накопаешь, тем лучше.

— Ладно, я постараюсь узнать, сколько смогу… — сделав глубокий вздох, ответил иорданец.

— Когда узнаешь, позвони. Устроим новую встречу и поговорим.

— Кстати, я заметил, что за мной в последнее время начали следить. Ты случайно не знаешь, кто это может быть?

— Следят? — Коул искренне удивился, — нет, это не мы. Это или кто-то из твоих, или местные. Не знаю, кому еще это может быть нужно.

— Ну ладно, Джон, я сам с этим разберусь…

— Главное сейчас узнать, что там задумывает Кабир. Хорошо бы это дело не откладывать на потом, а то если где-нибудь рванет бомба, приставят к стенке всех, не только Кабира. Даже я вряд ли смогу тебя выручить. Нельзя терять контроль над ситуацией.

— Если я тебе помогу с Кабиром, это мне зачтется, Джон? Смогу я рассчитывать на вашу поддержку в будущем?

— Мы не бросаем тех, кто представляет для нас ценность, Хафиз. Ты ведь знаешь — последнее слово всегда за нами.

Беседа скоро закончилась, и Коул быстро покинул гостиницу. Иорданец посидел в номере еще некоторое время, рассуждая над словами разведчика. Вид у него был довольно угрюмый, несмотря на уверения «Джона», что вестлендеры не бросят своего верного информатора. Абдулла понимал, что вестлендерская разведка не собирается помогать ему с бегством в Западную Европу и что агенты отделаются от него при первой удобной возможности, наплевав на свои обещания.

Пробовать торговаться с разведчиками, тоже было бессмысленно — иорданец находился в полной зависимости от их воли, поэтому условия ставили они, а ему оставалось лишь подчиняться.

«Пока я для них источник информации, меня никто не тронет, — думал про себя Абдулла, — а потом что? Замочат что ли? И сколько еще я им буду полезен? Джон все говорил, что нельзя менять ситуацию. То есть, если поменяется ситуация, мне крышка? Они интересуются Кабиром? Ну ладно, я могу кое-чего узнать. Надо бы попробовать на этом как-то сыграть, потянуть время. Тут нужно быть осторожным, как бы Кабир не понял, что я под него копаю. А кто же за мной, все-таки, следит? Джон говорит, что не его люди… тогда кто? Может правда это Осич или кто-то из наших. Только какой у них мотив? Меня кто-то заказал что ли? Только этого мне не хватало. Черт бы побрал этих вестлендеров… все говорят, что нас уничтожат, а знал бы их народ, как они нас на самом деле «уничтожают». И они смеют называть нас преступниками? Они нас в тысячу раз больше преступлений совершают, а прикрываются законом. Если они такие честные, почему же я и мои люди все еще на свободе? Даже я на такой цинизм не способен, как вестлендеры. Люди называют нас преступниками, а сами не видят, какие злодеи ими управляют».

— Фарис, предупреди ребят, что мы спускаемся, — Абдулла вышел из номера и обратился к своему охраннику, сидевшему на кушетке в углу пустого коридора.

Через две минуты иорданец и его телохранитель вышли из гостиницы — четырехэтажного здания с белыми кирпичными стенами и зеленой крышей — и направились к двум серебристым лендроверам, припаркованным у тротуара, около которых ждали трое бывших моджахедов, нанятых Абдуллой для дополнительной охраны и выполнения разных мелких поручений. Распределившись по машинам, пятеро мужчин, чья восточная внешность сразу насторожила прохожих, поспешили уехать прочь.

— Алло, Уильям, привет. Встреча прошла успешно, я все записал, — агент Коул был уже дома и просматривал на компьютере сделанную им запись разговора с Хафизом.

— Хорошо. Ты мне ее перешли, я посмотрю, что он там говорил.

— Да, хорошо.

Хотя Абдулла знал, насколько коварными могут быть разведчики, он совсем не догадывался, в какую ловушку его заманивают вестлендеры. Коул без труда пронес в гостиничный номер миниатюрную видеокамеру, встроенную в прямоугольную черную пряжку его ремня, так как охрана иорданца никогда не позволяла себе обыскивать его.

33

Тридцатое июля. Имагинера

Было около половины девятого утра. На стоянке перед терминалом Международного аэропорта Калиопы остановилось такси и высадило Петера Сантира. Закинув за плечо раздутый рюкзак, и подхватив большой чемодан, журналист спустился по подземному переходу и вышел на другую сторону улицы, забитой нескончаемым потоком автомобилей и рейсовых автобусов.

Сантир зашел в просторный, пронизываемый яркими солнечными лучами вестибюль терминала, чьи стеклянные стены и крыша удерживались стальным скелетом и овальными бетонными колонами, и остановился у электронного информационного табло над головами спешащих в разные стороны пассажиров. До начала регистрации оставалось еще минут сорок, поэтому Петер решил убить время, позавтракав в одном из кафе аэропорта.

Усевшись за столик, журналист увидел, что по телевизору на полке, в углу под потолком, в этот момент идут новости и, судя по картинке на экране, в них снова говорилось о терроризме. Из-за музыки, доносившейся из динамиков за барной стойкой, было трудно разобрать слова диктора, но по изображениям вестлендерских солдат и бронетехники, сменяющихся скалистыми пейзажами, было понятно, что речь идет об Афганистане.

В середине репортажа, на несколько секунд, в кадр попало и лицо известного имагинерского журналиста по фамилии Вайс. Даже без звука Петер мог легко угадать, о чем он говорит. Упомянутый журналист был главным редактором имагинерской версии одного влиятельного вестлендерского журнала, публикующего статьи, связанные с международной политикой.

Найти критические замечания в адрес внешней политики Вест Лендс в журнале было практически невозможно, поэтому было понятно, почему у Вайса охотно брали интервью ведущие вестлендерские телеканалы и газеты, которые тоже старались плохого слова в адрес своего правительства не говорить (если даже они и позволяли себе его критиковать, критика у них получалась слишком беззубая).

С имагинерскими властями у Вайса тоже были теплые отношения, поэтому его мнение регулярно озвучивали в медийном пространстве, особенно в государственных СМИ и на частных каналах, чьи владельцы были на короткой ноге с властью. Сантир (и не только он один) недолюбливал влиятельного коллегу не только из-за его чрезмерного стремления угодить политикам (стремление угодить правильным людям, впрочем, было в основе профессионального успеха Вайса), но и за привычку упорно не замечать факты, которые ему были не выгодны.

Новости вскоре кончились, и Петер отвел взгляд от экрана. Положив локти на стол, он повернулся лицом к соседним столикам и начал задумчиво разглядывать людей, сидевших за ними и не обращавших совершенно никакого внимания на телевизор.

«Знали бы вы, что вокруг вас творится… За голову бы схватились. Наверное, никто из вас и не слышал о наших статьях. Хотите жить спокойно, а попытаться понять, что происходит вокруг — лень, — думал Сантир. — Вот поеду я сейчас в эту Живицу, сделаю свою работу, накопаю всяких скандальных фактов, вернусь обратно, напишу статью, будет новая сенсация, а потом все опять махнут рукой и все вернется на круги своя, как будто ничего и не случилось… Но ведь нельзя так, нельзя ждать, что кто-то за вас все решит. Ведь столько лет никто ни на что внимания не обращал, и что в итоге? Оказалось, что у нас тут террористов чуть ли не на каждом углу можно встретить. Я могу все бросить, ведь, как говорят, мои расследования ничего не изменят. Но когда произойдет самое страшное, все опять будут искать виновных и спрашивать, кто это сделал. Все равно люди захотят узнать правду, хотя даже если и узнают правду, они не будут знать, что с ней делать. Нет, нельзя отказываться. Если со всем смириться, станет только хуже. Тогда преступники почувствуют себя совсем безнаказанными. Да и не правильно это — молчать. Пусть другие молчат, раз так хотят, а я буду делать свое дело. Каждый сам выбирает, по какой дороге идти…».

Закончив с завтраком, журналист посмотрел на настенные часы и начал собираться. Регистрация и все связанные с ней предполетные процедуры, особенно контроль безопасности, усиленный в последние месяцы, должны были начаться минут через пять. Петер застегнул молнию на сумке, в которой кроме разных мелочей всегда лежал и ноутбук, закинул ее за плечо и покинул кафе.

Так как прямых авиарейсов из Имагинеры в Живицу не осуществлялось, Сантиру предстояло сначала долететь до столицы Мизии, города Древниграт, оттуда на поезде доехать до границы с Мизийской Республикой, — субъектом Живицы, в который вошли живитары-мизийцы после прекращения войны в 1995 году, — сесть на автобус, затем, на границе Федерации Живица, пересесть на второй автобус, который доезжал непосредственно до города Поврилец. В городе его должен был встретить местный журналист по имени Алия Маленович, чьи координаты Петер получил от Филиппа Баумана.

Спустя восемьдесят минут после того, как шасси самолета Сантира оторвалось от имагинерской земли, журналист уже спускался по трапу в главном аэропорту Мизии. Пройдя через стеклянные двери, над которыми висели метровые буквы надписи «Drevnigrat International Airport», Петер очутился в недавно отремонтированном зале терминала «В», принимающего иностранные рейсы.

Терминал казался немного меньше и скромнее, чем его аналог в Калиопе. Стены и потолок, поддерживаемый прямоугольными колоннами, были выкрашены в белый и оттенки серого цвета, старательно отполированный мраморный пол отражал размытый блеск сотен круглых ламп. Но не внешний вид аэропорта сейчас волновал имагинерского журналиста — первым делом нужно было забрать багаж, забежать в обменный пункт, а потом разыскать автовокзал. Этими задачами Петер и занялся.

Мизии, хотя на ее территории не велась гражданская война, тоже пришлось испытать на себе тяжелые последствия распада Югоравии. Наложенное в начале девяностых ооновское эмбарго нанесло серьезный удар по экономике страны и сильно подорвало ее промышленность (эмбарго было нацелено на три главных источника доходов социалистической федерации — экспорт оружия, сигарет и нефтепродуктов).

Усилиями западной прессы мизийцам создали устойчивый образ ужасных злодеев, переложив на них всю вину за кровопролития в Иллирии, Живице, а потом и в Копродине, несмотря на то, что это были гражданские войны, а, значит, все стороны конфликта должны были нести ответственность в равной степени, а не только одна. О том, что иллирийцы и мусульмане уничтожали мизийские села в Иллирии и Живице, на первых страницах западной прессы прочитать было невозможно, но зато можно было во всех красках узнать об очередном зверстве мизийцев, хотя в некоторых случаях выяснялось, что описанное журналистами было не совсем правда.

Ярлык злодея прилепили и Младену Драгановичу — по стечению обстоятельств, ставшему первым президентом демократической Мизии и последним президентом Югоравии. Его обвиняли в преступлениях против человечности, попытках создать так называемую «Великую Мизию», национализме и всяческих других грехах. Но все это было слишком преувеличено — главной целью Драгановича, за все время его правления, было отнюдь не создать «Великую Мизию», а суметь удержаться у власти.

Президенты других бывших субъектов социалистической федерации были не менее коррумпированы, чем Драганович, но за это их никто не критиковал. Расистские высказывания иллирийского президента в адрес евреев и мизийцев тоже никого не смущали, так же, как никого не смущали гонения против мизийцев, учиненные новыми иллирийскими властями еще в 1990 году — их без объяснений выгоняли из государственных структур, в школах запрещалось использование кириллицы, из учебников выбрасывались все упоминания о мизийцах, намекали, что им было бы лучше всего уехать из страны.

Однако, самый тяжелый удар, в прямом и переносном смысле, Мизии был нанесен в 1999 году авиацией НАТО (руководство Вест Лендс цинично окрестило эту операцию «Благородная Наковальня», довольно образно описывая положение, в которое была загнана Мизия). Тогда, в течение семидесяти восьми дней, страна была подвергнута массированным бомбардировкам с целью — как официально заявляли из НАТО — заставить мизийские власти вывести полицейские и армейские части из Копродины (то есть, как бы абсурдно это ни звучало, вывести их из собственной территории) и прекратить «агрессию» против албанцев в Копродине.

Но и в этом случае печатное слово сильно расходилось с реальностью. Во-первых, под «беззащитными» албанцами иностранная пресса на самом деле подразумевала боевиков из Фронта Освобождения Копродины, считавшегося террористической организацией не только ООН, но даже самими вестлендерскими властями. Правда, в начале 1999 года вестлендеры убрали ФОК из своих черных списков, чтобы им можно было официально выделять финансовую помощь).

Во-вторых, пресса игнорировала тот факт, что главным источником финансов ФОК был героин (дело дошло до того, что Копродина к началу 2000 годов превратилась в основной героиновый «мост» между Азией и Европой). Не было случайным и то, что основные очаги сопротивления боевиков находились в регионах Копродины, где были сосредоточены самые влиятельные мафиозные албанские кланы, чьи представители составляли костяк руководства организации. Глава этого костяка, по кличке «Змея», даже стал премьером провинции после вывода мизийских сил.

В-третьих, боевики ФОК, часто именуемые в западных СМИ «борцами за свободу» (такое пафосное сочетание было использовано специально, чтобы создать боевикам образ «хороших парней» в глазах западноевропейской и вестлендерской общественности; кровавым преступлениям, которые они совершали, журналисты и дипломаты тоже нашли красивое определение — «борьба за демократию»), отнюдь не были какими-нибудь простыми пастухами или трактористами, впервые взявшими в руки оружие. Это были почти профессиональные солдаты, обучаемые в тренировочных лагерях на севере Албании, недалеко от границы с Копродиной (у албанских властей не было ни ресурсов, ни желания закрыть эти лагеря). Военному искусству (повторялся отработанный сценарий Живицы и Иллирии) их учили иностранные инструкторы, — бывшие вестлендерские и британские спецназовцы, — при чем сделку между ФОК и частной компанией, отправившей инструкторов в Албанию, негласно курировали Министерство обороны и МИД Вест Лендс.

На первом этапе конфликта руководство Вест Лендс ограничивалось лишь дипломатическим давлением на Драгановича и угрозами и наблюдало за тем, смогут ли ФОК собственными усилиями захватить Копродину, но к началу 1999 года, видя, что албанским боевикам не помогают ни деньги, ни исламские радикалы из Живицы, ни разнообразный арсенал, которым их постоянно снабжали через границу с Албанией, и что они близки к поражению, вестлендеры приняли решение ракетами и бомбами заставить мизийцев сдать провинцию.

Впрочем, воздушный удар по Мизии (она оказалась последним субъектом Югоравии и последней балканской страной, в которой не располагались натовские базы) был нужен не только, чтобы выбить мизийцев из Копродины, несмотря на то, что они обжили этот регион за несколько столетий до албанцев и, соответственно, считали его неотъемлемой частью своей страны. Он был нужен и с экономической точки зрения: уничтожив все намеченные военные объекты (на это потребовалось всего трое суток), натовские самолеты взялись за мизийские заводы и фабрики, при чем они целенаправленно равняли с землей государственные предприятия, до которых не смогли добраться иностранные инвесторы, при этом, на предприятия, которые были уже приватизированы, не была сброшена ни одна бомба. Таким образом, мизийцев заодно убирали с экспортных рынков, делая услугу иностранному частному капиталу, в первую очередь немецкому и вестлендерскому.

Подобное было уже проделано в Иллирии и Восточной Панонии, причем там натовской авиации вмешиваться не пришлось — одни предприятия обанкротились сами, другие, представляющие экономический интерес, удалось приватизировать, а третьи попали в руки близких к власти криминальных структур.

Но чтобы поднять в воздух бомбардировщики, Вест Лендс был нужен весомый аргумент, который заткнул бы рты всем противникам силового вмешательства. Такой аргумент нашелся быстро — здесь снова пригодились тактики, с успехом опробованные в Живице, — и назывался он «массовое убийство».

В одном из январских дней 1999 года ФОК устроили серию нападений на посты мизийской полиции в двух муниципалитетах Копродины, убив четырех полицейских. После каждого налета боевики отступали в одно из сел в районе, покинутое местными жителями еще за год до январских событий, где в спокойной обстановке залечивали раны и пополняли боекомплекты.

В ответ на вылазки членов ФОК, мизийские силовики взяли контролируемое бандитами село в плотное кольцо и приготовились зачистить его, но, не успев дойти даже до первого дома, полицейские были встречены шквальным огнем с соседних высот, на которых имелись заранее подготовленные окопы. Ожесточенный бой закончился лишь спустя сутки, при этом нескольким боевикам удалось вырваться из окружения.

На следующий день после боя в село вошла делегация наблюдателей из ООН и Европейского союза, в сопровождении иностранных журналистов. Их встретила группа мирных албанцев, хотя за несколько дней до этого мирных жителей там было не найти, и повела к запорошенным снегом холмам за селом, где им показали несколько десятков трупов, по утверждениям местных, принадлежащих безоружным албанским фермерам, убитым мизийскими полицейскими. Тела были одеты в гражданскую одежду и на головах некоторых из них были заметны пулевые ранения.

Еще до завершения предварительного осмотра места происшествия, глава наблюдателей (он был бывшим вестлендерским дипломатом) назвал случившееся «ужасным зверством» и «деянием, достойным называться преступлением против человечности», добавив, что не сомневается, что мизийские силовые структуры несут ответственность (правда, не уточнив, за что именно они несут ответственность). Уклончивые слова дипломата, эмоциональные репортажи и фотографии мертвых албанцев обошли мировые СМИ в тот же день, как и можно было ожидать, вызывая реакцию осуждения со стороны западной общественности. Мизийцев, к которым сложилось отрицательное отношение еще со времен войны в Живице, снова сделали мировыми злодеями.

Журналисты повторяли фразу «массовое убийство» как какое-то заклинание, упрямо вбивая его в сознание зрителей и читателей, но практически никто из них не пытался выслушать доводы мизийской стороны (все попытки мизийцев сказать что-либо в свою защиту западные дипломаты называли пропагандой) и разобраться, что же на самом деле случилось в селе. А разобраться было в чем.

Во-первых, до приезда иностранных наблюдателей, под покровом ночи, местные албанцы, приехавшие из соседних селений, успели переодеть трупы боевиков в гражданскую одежду и добавили к ним даже изувеченные тела двух мизийских полицейских, убитых за несколько дней до этого у другого села, выдавая их тоже за «простых» фермеров.

Во-вторых, при внимательном осмотре можно было заметить, что входные отверстия на одежде не совпадали с ранами на трупах. По характеру пулевых ранений можно было судить, что в них стреляли с разных направлений и с разного расстояния, что опровергало версию казни. У многих боевиков к тому же были и осколочные ранения, что тоже противоречило показаниям албанских очевидцев.

В-третьих, пулевые ранения в затылках большинства боевиков были получены после смерти, указывая на то, что погибших умышлено, хотели выдать за жертв казни.

На эти несоответствия обратили внимание лишь спустя несколько лет после бомбардировок, — один из патологоанатомов, проводивших вскрытие тел боевиков, в интервью позднее признался, что под давлением вестлендерских дипломатов и представителей Евросоюза часть доклада, в которой сомнению подвергалась версия массового убийства, была вырезана, — но случилось это слишком поздно и мировой общественности уже не было никакого дела до событий в копродинском селе. Никто не признавался во лжи, и никто не собирался за нее отвечать.

А тогда, в марте 1999 года, манипулируя медийной истерией вокруг событий в Копродине, Вест Лендс и их натовские союзники быстро получили санкцию от ООН и начали бомбить Мизию. Удары наносились не только по военным целям, как твердило руководство НАТО, но и по школам, больницам, жилым домам, пассажирским поездам (несколько поездов были поражены ракетами во время прохождения через мосты, при этом погибло несколько десятков человек) и многим другим гражданским объектам.

Под бомбами гибли и дети, но никто из стратегов победоносной операции — натовские самолеты старались летать на максимально допустимых высотах, чтобы снизить вероятность быть сбитыми, так как боевые потери вызвали бы общественное недовольство в Западной Европе и Вест Лендс — не испытывал и капли угрызений.

Напрасно мизийцы надеялись, что Россия, будучи членом Совбеза ООН, вмешается в ситуацию и остановить натовскую военную машину. В тот период Россия переживала свой самый тяжелый период после распада СССР, испытывая постоянные экономические и политические сотрясения, не позволявшие ей твердо отстаивать свои геополитические интересы. Защищать собственные интересы ей сильно мешала и зависимость от МВФ и Всемирного Банка, перед которыми открылась прекрасная возможность посредством кредитов и специальных экономических мер, последствия от которых по разрушительности могли сравниться с ядерной войной, выжать из стран бывшего Восточного блока и Советского Союза последние не разграбленные активы.

Пока на Мизию сыпались натовские бомбы и ракеты, в прессе популярность набрал один новый, необычный термин: «гуманитарная война». Никого однако не смущала странная комбинация двух настолько не сочетающихся друг с другом слов (впрочем, автор этого сочетания так и не захотел назвать свое имя) — ведь слово «гуманитарный» означает «связанный с правами человека», но хладнокровное убийство женщин, детей и стариков и умышленное разорение целой страны было все что угодно, только не человечным.

Кстати, сами копродинские албанцы, во имя «спасения» которых, якобы, велась эта война, начали проклинать авиацию НАТО после того, как самолеты Альянса по ошибке (причем таких инцидентов было два) нанесли удары по колоннам албанских беженцев, покидающих Копродину, спутав их с мизийцами. Официальных извинений ни в первом, ни во втором случае не последовало. Руководство НАТО предпочло, как обычно, снять с себя всю ответственность, придумав версию, что беженцы были использованы мизийцами как живой щит.

Не извинялись руководители операции и за применение кассетных бомб и бомб, содержащих обедненный уран, несмотря на то, что эти боеприпасы запрещены многими международными конвенциями. И в этом случае вестлендеры (только вестлендерская авиация сбрасывала такой тип бомб на мизийские позиции в провинции) оказали медвежью услугу албанцам в Копродине — обедненный уран, в отличие от вестлендеров, мизийцев от албанцев или иностранных миротворцев никак не отличал. У многих местных жителей Копродины и натовских солдат, служивших в провинции, позднее начали проявляться симптомы лучевой болезни, резко возрос процент детей с врожденными нарушениями.

«Гуманитарная» война доказала свою эффективность и показала, что этот сценарий можно будет успешно разыгрывать и в будущем, в других точках земного шара. Сокрушительный блицкриг в Мизии также должен был продемонстрировать миру, какая судьба уготована тем, кто не желает подчиняться интересам Вест Лендс.

34

Первое августа. Главный военный аэродром Имагинеры

У барьера КПП аэродрома, расположенного в двенадцати километрах от Калиопы, остановился армейский внедорожник. Водитель показал свой пропуск сержанту, дежурившему в бараке у барьера, и через несколько секунд въехал на территорию авиабазы. Вместе с ним, на заднем сидении, ехали еще двое очень специальных пассажиров — Денис Хорх и Михаель Каман.

Машина подъехала к главному зданию аэродрома, возле которого возвышалась диспетчерская вышка, и высадила двух пассажиров. Достав из багажника сумки и рюкзаки, Каман и Хорх зашли в здание, выкрашенное, как и почти все объекты вокруг, в неприметный зеленый цвет. Через час они снова появились на улице, уже без багажа, и, заскочив в маленький автобус, отправились к стоянке у взлетной полосы, где к вылету готовился тяжелый транспортный самолет.

— Ты раньше на военном самолете когда-нибудь летал? — повернувшись к Каману, спросил Хорх.

— Нет, только на гражданских. Как простой турист, — улыбнулся Каман. — А в чем разница?

— В военном самолете только один класс, нет тележки с едой и напитками, шуму и тряски немного больше обычного, — шутливо объяснил Денис, — а вместо стюардесс — неулыбчивые мужики в зеленых комбинезонах. В общем — ничего страшного. За час-полтора должны долететь.

Автобус остановился у стоянки с самолетом и открыл двери. На улицу, кроме двух разведчиков, вышло еще полтора десятка человек в армейской форме — они отправлялись в Живицу, чтобы заменить имагинерских миротворцев, отслуживших свой срок.

— А твоя девушка как отнеслась к тому, что ты едешь на Балканы, Денис? — Каман посмотрел на свои часы — было двадцать минут десятого.

— Мы с ней в последнее время чего-то не очень ладим. Она сначала думала, что я не в командировку еду, что у меня на стороне кто-то есть. А у меня и без ее сцен ревности хватает нервотрепки на работе. Сейчас хоть ненадолго расстанемся, отдохнем друг от друга, может она сменит гнев на милость… — скупо улыбнулся Хорх, глядя, как вилочный погрузчик медленно поднимается по рампе в хвостовой отсек самолета и загружает тяжелые контейнеры с продовольствием и разного рода оборудованием.

— Я моей жене наврал, что еду в Румынию, чтобы она не беспокоилась слишком.

— А если узнает, что ты не в Румынии?

— Ну… к тому времени я буду уже далеко отсюда. Ей придется смириться с фактом и успокоиться. А потом, как вернусь, она мне намылит голову, — засмеялся Каман. — Кстати, а нам в этом самолете место-то найдется? — Михаель наблюдал, как в брюхо транспортника заталкивают все новые контейнеры.

— Да, нас вдоль стенки посадят. Не очень удобно, но что делать.

— А как там было в этой Иллирии?

— Ну, я в столице пробыл недолго, увидеть удалось не много. Архитектура похожа на нашу, особенно историческая часть. Горы там живописные, ну, конечно, война немного портила приятное впечатление. Некоторые сослуживцы побывали там и на морских курортах, говорили, что хорошо. Особенно, когда их не обстреливали.

Вскоре погрузка закончилась и военным, а вместе с ними и двум агентам, дали знак, что пора подниматься на борт. Створки грузового люка начали закрываться, турбины четырех двигателей заработали, все быстрее разгоняя воздушные винты и издавая плотный гул, слышный далеко за пределами аэродрома.

Транспортник лениво выкатился на бетонку взлетной полосы и начал плавный разбег. Кабина затряслась, Каман, для которого это был первый полет на военном самолете, инстинктивно ухватился за жесткое откидное сиденье и повернулся лицом к своему напарнику, равнодушно смотревшему на скрипящий контейнер перед собой и думающему о чем-то своем.

Набрав скорость, многотонная крылатая машина, окрашенная в матовый светлозеленый цвет, отделилась от земли и полетела на юго-восток, в тревожную Живицу.

После полутора часов полета, имагинерский самолет начал снижаться, готовясь к заходу на посадку в международный аэропорт Живицы, расположенный на окраинах города Поврилец. Кроме восстановленных после войны гражданских рейсов, здесь почти каждый день можно было видеть и воздушные суда с обозначениями ООН и НАТО.

Недавно отремонтированный терминал — скромное с виду здание, больше похожее на терминал какого-нибудь внутреннего аэропорта, — приобрел широкую известность еще в начале войны, благодаря регулярным репортажам иностранных журналистов. О том, чтобы эти репортажи круглосуточно можно было слышать и видеть за рубежом, заботилось спутниковое оборудование, подаренное Дженару Ибрагимовичу вестлендерскими дипломатами.

Лидер живитарских мусульман четко понимал, что если невозможно победить на поле боя, — мусульмане имели заметный перевес в живой силе, но отступали мизийцам по количеству танков и орудий, — тогда нужно попытаться победить в информационной войне.

Аэропорт тоже пригодился Ибрагимовичу в борьбе за зрителя — каждый раз, когда ему нужно было привлечь к себе внимание, и особенно, когда мусульмане терпели очередное поражение, его собственная артиллерия начинала обстреливать район вокруг терминала, не позволяя иностранным журналистам вылететь домой или, например, ограничивая их передвижение по Живице — чтобы они не засняли чего-нибудь «лишнего».

В манипулировании общественным мнением лидеру ДДЖ бесценную помощь оказывала и нанятая им вестлендерская пиар компания. Мизийцы в этом отношении сильно проигрывали противнику, так как работа с прессой у них не была налажена, но даже если бы это было сделано, их бы намеренно продолжали игнорировать и не допускать в эфир.

Мусульмане и иллирийцы прибегали и к многим другим мелким хитростям, чтобы выставить себя жертвами мизийцев, например, превращая гостиницы с иностранцами и больницы в мишени — они подвозили минометы к гражданским объектам, не обращая никакого внимания на протесты их обитателей, выпускали пару десятков снарядов и затем быстро сворачивались. Мизийцы, логично, через несколько минут начинали стрелять в ответ, пытаясь подавить огневые точки противника. В этот момент включались видеокамеры западных журналистов и у зрителя, не знавшего, что на самом деле происходит, складывалось впечатление, что мизийцы беспричинно обстреливают мирных людей.

Ситуация в столице Живицы тоже освещаласьоднобоко — подчеркивалось тяжелое положение мирного мусульманского населения осажденного Поврилеца, что было правдой, но правдой только наполовину. В городе жили и мизийцы, которые страдали не меньше — у них тоже не было электричества и водоснабжения, им так же было трудно раздобыть еду и лекарства, но иностранные корреспонденты почему-то этот факт обходили стороной. В прессе всегда подчеркивалось, что город осажден мизийцами, но это тоже было не совсем так. В реальности враждующими сторонами Поврилец был разрезан, как пирог, на сектора — мусульмане контролировали мусульманские кварталы, мизийцы — мизийские. Мизийцы захватили и большинство холмов, посреди которых был втиснут город, но, тем не менее, столица за время войны не была ими полностью взята в сплошное кольцо.

Несмотря на безвыходность ситуации, Ибрагимович не собирался сдаваться — он, в отличие от своих сограждан, проблем с продовольствием не испытывал, поэтому мог ждать сколько угодно — и надеялся, что при помощи ООН и вестлендеров, которых не беспокоили его довольно экстремистские политические взгляды, все-таки сумеет сделать из Живицы унитарное государство — и этнически, и религиозно. Естественно, было бы наивно допустить, что мизийцы и иллирийцы примут такую идею и добровольно откажутся от всего, притом, что мусульмане в Живице даже не составляли полных пятьдесят процентов от населения.

Одна сторона обстреливала другую, горожане, судьба которых никого особо не волновала, продолжали, как по расписанию, гибнуть каждый день от снарядов и пуль снайперов. Проспект, связывающий индустриальную часть города с центром, даже прозвали «Улицей снайперов», из-за того, что с заброшенных высотных зданий неподалеку, на прохожих, единственной надеждой на спасение которых была броня машин миротворцев, постоянно вели охоту снайперы-одиночки, под чьим прицелом были не только взрослые, но и дети. Однако, в собственных сограждан часто стреляли сами люди Ибрагимовича, зная, что вину все равно сбросят на их противников. Больше всего случаев преднамеренной стрельбы по своим происходило перед важными переговорами, что было не случайно — этими грязными приемами руководство мусульман пыталось скомпрометировать мизийцев перед западными дипломатами, добиваясь более выгодных условий.

Кровопролитие в Живице продемонстрировало одну отличительную черту современных вооруженных конфликтов — война происходит одновременно на поле боя и на экране телевизора, при этом это две совершенно разные явления, существующие независимо друг от друга, и победитель в них не всегда один и тот же. Мизийцы показали на собственном примере, что одерживать военные победы не достаточно, чтобы выиграть войну — для полной победы нужно было выиграть и виртуальную баталию на страницах газет, что им не удалось.

Самой пострадавшей стороной в этой войне танков и газет, сделавшей вчерашних соотечественников кровными врагами, оказались как всегда те, кто не имел ни оружия, ни возможности что-либо изменить — простое гражданское население. Горе уравняло всех, не различая религии, этноса или политических пристрастий. Пока на автобусных остановках и в очередях за хлебом гибли люди, местные политики пытались урвать как можно более аппетитный кусок от рухнувшей социалистической федерации, оставшейся без хозяина, международные дипломаты обсуждали в какую сторону будет выгоднее направить войну, иностранные инвесторы подсчитывали будущие прибыли, а журналисты замешивали из всего этого одну общую, запутанную кашу и кормили ею зрителей по всему миру, слишком плохо понимающих балканские нравы и реалии.

— Вот мы и приехали, — выйдя на автобусную стоянку за терминалом, сказал Денис Хорх.

На широкой асфальтовой площадке со стершейся разметкой, кроме двух старых автобусов и нескольких легковушек, стояли два бронетранспортера и три армейских джипа, выкрашенных в белый цвет. Воздух, сырой и прохладный после дождя, вылившегося час назад, был намного свежее, чем жаркий воздух в Калиопе, в которой целый день ярко грело солнце.

Небо было застелено жидкими облаками, вершины зеленых холмов, до которых, казалось, можно было дотронуться, всего лишь протянув руку, прятались за легкой, светло-серой дымкой.

— Тут не так уж и плохо, — разглядывая живописный горный пейзаж за городом, вслух подумал Каман, — прямо не поверить, что здесь была война.

— В город заедем — наверное, поверишь, — ответил Хорх.

В этот момент из одного из белых джипов вышел высокий, худощавый мужчина лет сорока в форме офицера имагинерской армии и голубым ооновским беретом и подошел к двум агентам, переступая через крупные лужи и кривые трещины в асфальте, заполненные дождевой водой.

Здравствуйте, — военный отдал честь и пожал руку Каману и Хорху, — я Полковник Клум. Я буду вашим координатором. Закиньте вещи в багажник и поедем в гостиницу. Для вас там все приготовлено.

Полковник развернулся и твердой походкой пошел к джипу, а за ним, подхватив весь свой скарб, последовали, перескакивая через лужи, двое разведчиков.

Между тем, прибывшую вместе с агентами группу военных распределили по двум бронетранспортерам и оставшимся джипам, и повезли в военный городок имагинерских миротворцев, расположенный на территории бывшей ремонтной базы.

— Товарищ Полковник, а какая тут сейчас складывается ситуация? Постреливают еще? — разглядывая мелькающие за стеклом двух и трехэтажные дома с черепичными крышами, на некоторых из которых были заметны следы от пуль и осколков, спросил Каман.

— Ну, сейчас немного полегче, чем в девяностые, — ответил Полковник, сидевший за рулем, — война закончилась, но оружия все еще очень много. Черный рынок процветает, чуть ли не на каждом углу можно купить автомат. Организованная преступность очень сильная. Позавчера у въезда в город одного криминального авторитета расстреляли. С исламистами тоже проблемы… ну, вы знаете. Они тут глубокие корни пустили, но местные власти ничего с этим не делают. У нас тоже связаны руки.

— А по городу можно свободно передвигаться? — поинтересовался Хорх.

— Город разделен на три зоны: мусульманскую, иллирийскую и мизийскую — она самая маленькая. Если вы на ооновской машине, вас, скорее всего, не тронут, но, в принципе, разъезжать по городу, не имея веской причины, особенно в темное время, лучше не надо. Иллирийцы и мизийцы в мусульманскую часть стараются не соваться.

Их и осталось-то совсем немного. Одни из страха сами уехали, других, которые не хотели уезжать, прямо выбрасывали из квартир и селили в них мусульман, которые покинули мизийскую часть.

— Власти и полиция это как-то не пытались остановить? — удивился Каман.

— Это все делалось с подачи самих властей. Они даже угрожают семьям мусульман из оппозиционных партий. Тут вообще полный хаос. Мы сами постоянно им сообщаем о всяких нарушениях, но они ничего не хотят делать. Если бы не мы, тут вообще бы ни одного живого мизийца или иллирийца не осталось.

— А тут с бытовыми условиями как, товарищ Полковник? Вода и свет есть? — спросил Хорх, обратив внимание на телегу с цыганами у тротуара.

— Да, в гостинице все сеть. Иногда бывают перебои с электричеством, но это подальше от центра. Там не везде еще инфраструктура восстановлена. Воду из-под крана пить не стоит. Пейте минеральную. Мы как приедем в гостиницу, там все вам объясню подробней.

Белый джип свернул с очередного перекрестка и выехал на широкую улицу, проходящую вдоль одного из почти отвесных, покрытых зарослями, берегов реки, рассекающей пополам Поврилец. С другой стороны тянулся длинный ряд старых жилых домов и административных зданий, судя по архитектуре, стоявших здесь уже лет пятьдесят. Позади них возвышались белые минареты нескольких мечетей и прямоугольные силуэты высоток, с многих из которых все еще не были стерты следы недавней войны.

Особо выделялась одна многоэтажка — вся верхняя половина этажей была выжжена, на месте нескольких балконов зияла огромная дыра — видимо, от крупного снаряда. На некоторых из нижних балконов, до которых не успел добраться огонь, сушилось белье — признак того, что не все квартиры были необитаемы. Это, кстати, было не единственное полуразрушенное здание, в котором, не имея другого выбора, продолжали жить люди. Порой целым семьям приходилось ютиться в одной комнате, потому что в других помещениях артиллерией были снесены стены или крыша.

Джип с разведчиками сделал еще один поворот и остановился у тротуара перед гостиницей, — простоватой белой коробки из бетона, построенной в семидесятых годах, — в которой под видом «наблюдателей» должны были остановиться Каман и Хорх. Вокруг было припарковано еще несколько белых машин с ооновской символикой, принадлежащих сотрудникам разнообразных иностранных организаций и дипмиссий.

— Давайте, пошли наверх, — Полковник указал на револьверные двери парадного входа, у которых дежурил швейцар.

35

Около восьми часов вечера тридцатого июля. Город Поврилец

— Здравствуйте, Алия, очень приятно, — Петер Сантир и местный журналист Алия Маленович пожали руки, стоя на улице перед гостиницей, в которой остановился имагинерец.

— Здравствуйте, Петер, добро пожаловать в Поврилец, — по-английски, с твердым акцентом, улыбаясь, ответил Маленович. Он был одинакового роста с Сантиром, среднего телосложения, с крупным лицом, густыми черными волосами и бровями, тесными карими глазами и широким ртом с тонкими губами. — Нормально доехали?

— Да, я даже удивился, что на границе мне лишних вопросов не задавали. Немного устал, конечно, — перед встречей Петер успел принять душ и переодеться.

— Тут неподалеку есть один неплохой ресторанчик. Можем там за столиком посидеть и поговорить. Заодно познакомитесь с нашей кухней, — с привычной улыбкой на губах предложил Алия.

Ресторанчик, о котором говорил Маленович, находился в начале исторического центра столицы, на одной из тесных пешеходных улиц, в пятнадцати минутах ходьбы от гостиницы Сантира, известной среди иностранных журналистов как «желтый кубик» из-за ярко-желтого цвета экстерьера и профиля характерной формы.

— Вот ресторан, с красным козырьком который, — Алия указал на небольшую закусочную, занимающую первый этаж одного из домов. По соседству на клиентов охотились еще несколько маленьких ресторанов и кафе, поэтому жизнь на улице, вымощенной каменными плитами, никогда не замирала даже на миг. В питейных заведениях вообще всегда сидели люди, даже в рабочее время, что со стороны могло показаться странным, имея в виду количество безработных.

Двое собеседников сели под козырек, за один из белых пластиковых столиков, занимающих обе стороны улицы, образуя посредине тесный проход для пешеходов. Заводной женский вокал, доносившийся из радио внутри ресторанчика, растворялся в бубнящем хоре голосов посетителей за соседними столиками. Петер впервые услышал местную музыку, сев в автобус на границе Живицы, и показалась она ему довольно экзотической.

— Петер, вы говядину едите?

— Да.

— Тогда я вам предлагаю отведать одно из наших самых традиционных блюд. Пальчики оближете. Потом всем в Имагинере будете рассказывать, какая в Живице потрясающая еда, — улыбнулся Маленович. — Вино или водку пьете? Водка у нас называется ракия. Советую попробовать.

— Я бы сейчас не отказался от бокала вина, Алия. Водку попробую в следующий раз, а то у меня сейчас голова не совсем свежая.

— Значит, наши исламисты успели прославиться и у вас? — начал разговор Алия.

— Да, особенно Саллех Абдулла. Он не только спонсирует террористов, но и занимается табачной контрабандой. Полиция разбила его основные имагинерские каналы, но он их, наверное, скоро опять восстановит.

— Да, несколько табачных фабрик все еще работают в Живице. Во времена социализма мы были самыми крупными экспортерами сигарет на Балканах. Табак здесь качественный растет, мы по лицензии все самые известные марки сигарет производили. Раньше фабрики были государственными, сейчас все прибрали к рукам друзья Дженана Осича. Абдулла тоже в доле с ними.

— По моим данным, Абдулла все еще находится в городе, вы об этом что-нибудь знаете, Алия?

— Да, он все еще здесь. Даже не пытается спрятаться. До его дома отсюда минут за двадцать можно доехать. Дом у него большой, с высоким забором, как крепость. Его вестлендеры прикрывают, поэтому ему не надо прятаться. И с местными властями у него хорошие отношения, он им большие деньги платит. Он еще накануне войны сюда приехал и деньги с собой привез. Начал строить так называемые культурные центры, ремонтировать мечети. С ним и много арабов приехало. Это сейчас тут столько мечетей, раньше такого не было. Их на деньги из Саудовской Аравии строят. Через Абдуллу — его люди называют его Хафизом — большие деньги проходят. У него тут есть маленькая пекарня, автомойка и пункт обмена валют. Пекарней занимается его жена — это местная мусульманка, на которой он женился, чтобы получить гражданство. Многие исламисты тоже так женились. Через обменник он прибыль от контрабанды отмывает. Вообще, он очень много способов знает, как грязные деньги сделать чистыми. На границе с Иллирией есть целая сеть обменных пунктов под контролем мафии. У Абдуллы и с ними есть хорошие связи.

— А его на допросы не вызывали? В прошлом месяце пресса сообщила, что в Живице группу террористов задержали.

— Нет, местная полиция старается с ним не связываться. Его в прошлом году задержали в связи с другой группой террористов, которая планировала теракт в городе устроить, и отвезли в полицейский участок. Он там наотрез отказался отвечать на вопросы, сказал, что работает на вестлендеров и дал полицейским телефонный номер — мне об этом знакомый в полиции рассказал. Полицейские позвонили по этому номеру и через десять минут в участок приехали вестлендерские дипломаты и начали заступаться за Абдуллу. В конце концов, его отпустили, не выдавив из него даже слова.

— А что на этот счет пишет ваша местная пресса, Алия? О связях имагинерских террористов с Абдуллой они не пишут?

— Нет, Петер, у нас тут серьезная цензура. Хозяева больших газет портить отношения с Осичем не хотят. Да и власти всячески давят на тех, кто пытается неудобные статьи писать. Мне тоже досталось. Вот видите, — Маленович приподнял рубашку и в свете электрического фонаря Сантир смог разглядеть небольшой шрам, похожий на царапину, на левой стороне его живота, — это в меня пять лет назад выстрелили за то, что я писал о коррупции в партии Осича. Я тогда смог увернуться, повезло. Только царапина осталась. И про исламистов пишу, они тоже угрожали, а как увидели, что на меня это не действует, под мою машину бомбу заложили. Тогда тоже обошлось — бомба не взорвалась.

— Вы не думали уехать, Алия? Вам бы наверняка дали политическое убежище.

— Куда мне уезжать? Чему быть, того не миновать, я так думаю. Я ведь войну своими глазами видел, так что ни пули, ни взрывы меня уже давно не пугают. Вам ведь, наверное, тоже угрожают, но вы все равно не бросаете свою работу?

— Ну, таких приключений, как у вас, у меня пока не было, тьфу-тьфу-тьфу. На меня оказывают давление другим способом — давят цензурой. С телевидением и большими газетами мне не тягаться.

— Вот видите. Но это вас не останавливает, вы все равно идете своей дорогой. Мой отец любил часто повторять: «Тот, кто знает правду, но молчит, в сто раз хуже того, кто лжет». Я следую этому принципу и стараюсь не молчать, — Маленович снова добродушно улыбнулся.

— Выходит, что я придерживаюсь того же принципа. Хотя мне, все-таки, работать немного легче, чем вам, — Петер тоже ответил улыбкой.

— У нас тут Балканы, мы не привыкли к легким делам, — засмеялся Алия.

В этот момент официантка — молодая черноволосая девушка — принесла тарелки с заказанными блюдами и глиняный кувшин домашнего красного вина. Перед Петером, проголодавшимся после утомительного путешествия, девушка поставила большую тарелку с дымящимися жареными колбасками, луком, петрушкой и сметаной. К этому яству прилагались круглый плоский хлеб и салат из маринованных овощей. У каждого блюда было свое название, но как ни пытался Сантир произнести правильно хотя бы одно из них, у него ничего не получилось, что искренне позабавило его собеседника.

— Алия, а что ваше правительство предпринимает против исламистов? — с аппетитом разжевывая кусок жареного мяса, спросил имагинерский журналист.

— Честно говоря, ничего. Время от времени кого-нибудь арестовывают и выдают иностранным государствам, закрывают организации, которые финансируют радикалов, но это ничего не меняет. Одну организацию как закроют, на ее месте появляются две новые. Арабские страны доллары на ислам не жалеют, правительство договорилось с ними, что они будут вкладывать деньги в восстановление жилья. В мечетях даже раздают деньги тем, кто надевает хиджаб^[13] и отращивает длинную бороду. У нас высокая безработица, поэтому желающих за деньги стать верующими, хватает. Власти на это смотрят сквозь пальцы. Это от Дженара Ибрагимовича все пошло — он придумал их сюда впустить. А исламисты отсюда уезжать не хотят — тут горы, как в Швейцарии, зелень, вода, Западная Европа под боком. Кому охота в пустыню возвращаться. Во времена социализма у нас никто про религию и не вспоминал. Если только в кабаках, за рюмкой ракии. Платки только бабки в деревнях носили. На окраине города несколько бывших моджахедов сейчас магазинчики держат и продают хиджабы, паранджи и всякие другие восточные атрибуты. Как пришли девяностые, так и начался этот религиозно-националистический кавардак. У меня, например, мать мусульманка, а отец — мизиец. Получается, что я свой среди чужих, чужой среди своих. Так Живица и разделилась пополам — мусульмане и иллирийцы по одну сторону, мизийцы — по другую. Иллирийцы не очень хотят жить вместе с мусульманами в общем государстве, не говоря уже об исторической ненависти между мизийцами и иллирийцами. Мы тут, как в осином гнезде. И это осиное гнездо сторожит Европейский союз. Они нам и гимн придумали, и флаг — тоже синего и желтого цвета, со звездами. Причем, парламент Живицы подчиняется Верховному Представителю Евросоюза, которого мы не выбираем. Он может свободно отменять законы, увольнять депутатов и министров, а если захочет — весь парламент может распустить. Вот какую демократию нам навязали. И стерегут эту демократию тысяч двадцать натовских солдат.

— А кроме Пожарины в Живице есть другие крупные базы террористов?

— Есть, да. Я знаю как минимум три таких базы. Они находятся в горах, подальше от любопытных глаз. В одну из таких баз весной этого года один журналист из Франции пытался попасть и сделать репортаж, так его еще на въезде бородачи остановили и посоветовали возвращаться обратно, пока живой. Они там хорошо вооружены, готовят боевиков. По моим данным, только в этом году в Чечню они успели отправить человек десять.

— Я знаю, и что из Копродины в Чечню тоже едут наемники.

— Да, Петер, в Копродине они тоже набирают людей. Их, кроме Чечни, и в Афганистан, Кашмир и Африку тоже перебрасывают. Добровольцы сначала проходят обучение в тренировочных лагерях в северной Албании, потом едут за границу. Спонсоры из Ближнего Востока на них деньги не жалеют. Мне труднее съездить отдохнуть заграницу туристом, чем им незаконно попасть на войну. Кроме того, я знаю, что некоторые чеченские главари покупают в Копродине земельные участки. Только не знаю, с какой целью. Наверное, кто-то из них планирует сюда перебраться, их ведь российские войска теснят сейчас.

— Я знаю, что несколько террористов, которые совершили теракты 11 сентября прошлого года, в девяностые были в Живице. Вы, наверное, об этом тоже писали, Алия?

— Да, конечно. Однако, темы, связанные с балканскими связями террористов, у нас стараются обходить стороной. Только отдельные журналисты, как я, об этом говорят. Наверное, половина террористов 11 сентября прошла через Балканы в середине девяностых. Как минимум четверо воевали, а еще двое или трое занимались вербовкой и сбором средств. Они все свои финансовые операции проделывают через благотворительные организации. Такие организации есть и в Албании, и, как всегда, основной поток денег идет из Саудовской Аравии. Я вам потом покажу несколько интересных документов. Там и имена террористов записаны, и названия организаций. Исламисты часто используют живитарские паспорта, чтобы ездить по Европе. И до 11 сентября в Европе и Вест Лендс задерживали террористов, связанных каким-то образом с Живицей. Например, алжирец, которого в конце декабря 1999 года задержали на границе Вест Лендс и Канады в машине, полной взрывчатки, тоже сражался на Балканах. Арабские наемники в Живице были объединены в общее подразделение — «Ел Муджахид». У меня есть список всех, кто состоял в нем. Если хотите, я могу его вам дать.

— Да, я был бы очень благодарен вам, Алия.

— Так вот. Многие из боевиков после войны переехали в Западную Европу и начали развивать местные террористические ячейки. В Германии и Великобритании они особенно активно действуют. Например, главарь террористов, которые совершили теракты в Вест Лендс, сначала был командиром в «Ел Муджахид», потом, как говорят вестлендерские журналисты, побывал в Пакистане, затем переехал в Германию, организовал группу и перебросил ее в Вест Лендс. Потом вы знаете, что случилось. Вообще, Живица для них — своеобразный мост между Европой и Азией. Тут даже после 11 сентября не наступило никаких перемен, так что исламистам нечего опасаться. В пяти километрах от Пожарины есть натовская база, над тренировочным лагерем исламистов каждый день пролетают вертолеты, но вестлендеров никак не беспокоит то, что происходит на земле. Ведь потом их солдаты с этими же самыми террористами воюют. Такая война с терроризмом может продолжаться вечно.

— Террористы, перед тем, как попасть в Германию, провели несколько недель в Имагинере, наши спецслужбы были в курсе этого. Вы об этом прочитаете в документах, которые я вам принес.

— Спасибо. Ну, как вам наша еда, Петер? — улыбаясь, спросил Алия. — Вижу, что у вас аппетит хороший.

— Вкусно. У нас тоже есть похожее блюдо. Гарнир только другой.

— Я предлагаю произнести тост, — Маленович поднял бокал с вином. — Чтобы мы были живы и здоровы, и чтобы в Живице вам сопутствовала удача.

— На здоровье, — имагинерский журналист тоже поднял бокал, сверкнувший пурпурным отблеском в свете электрического фонаря.

— Петер, на днях я могу вам показать местные достопримечательности. Война не все успела разрушить, есть на что посмотреть. Кстати, а вы насколько к нам приехали?

— Дней на двадцать. Спасибо за предложение, я не откажусь посмотреть на Поврилец. Куплю и сувениров…

В этот момент по тесному проходу между столиками, стуча армейскими ботинками по каменным плитам, строем прошли шестеро солдат в вестлендерской форме. На пару секунд столики затихли и по спинам миротворцев пробежали несколько десятков не очень дружелюбных взглядов.

— Видите, они нас сейчас стерегут, — отпив вина, заговорил Маленович, смотря вслед удаляющимся солдатам, — чтобы мы опять друг другу не вцепились в глотки. Вроде есть миротворцы, а настоящего-то мира и не чувствуется. Знаете, кто прикрывает проституцию в городе — миротворцы. Я серьезно. Их руководство пересекает любые попытки расследовать этот факт, одну ооновскую сотрудницу даже уволили за то, что она позволила себе придать эту тему огласке. Там все в доле. Об этом даже вестлендерские газеты пишут.

— Я знаю о таких случаях в миротворческих миссиях в африканских странах. Выходит, что миротворцы промышляют этим и у вас.

— Видимо, для них мы тоже Африка. В Копродине то же самое творится. ООН и там крышуют этот бизнес. Знаете, Петер, какая самая большая трагедия балканских народов? — Маленович снова отпил вина.

— Нет. Какая?

— Трагедия в том, что балканским народам никогда не давали возможность самостоятельно решать свою судьбу. За них всегда это делали в Стамбуле, Берлине, Лондоне или какой-нибудь другой европейской столице, особенно в последние два века. Тогда границы менялись, чуть ли не каждый год — земли переходили ту к одним, ту к другим, создавая конфликты между соседями и порождая ненависть. Поэтому и все считают, что их обделили — и иллирийцы, и мизийцы, и греки, и болгары, и македонцы, и все. Балканы не зря называли пороховой бочкой Европы. Первая мировая война ведь отсюда разгорелась…

— Алия, а вы случайно не знакомы с итальянским журналистом Альфредо Ломбарди? — замолчав на несколько секунд, спросил Сантир. — Он на днях должен приехать в Живицу. Он делает фильм о Копродине.

— Ломбарди? Да, я его знаю. Он у меня брал интервью года два назад. Хороший журналист.

— Если хотите, могу вас пригласить на нашу встречу. Может, чего полезного узнаете.

— Да, конечно. Надеюсь, что я не буду занят.

— Алия, можно я вас попрошу еще об одной услуге?

— Я вас слушаю, Петер.

— Вы бы не могли меня вывести на кого-нибудь, кто хорошо знаком с деятельностью Саллеха Абдуллы? У вас какой-нибудь контакт не найдется?

— Я завтра сделаю пару звонков и с вами свяжусь.

— Спасибо.

После ужина двое собеседников покинули ресторанчик и, обменявшись документами, отправились по темным улицам к гостинице Сантира. Старенький автомобиль Маленовича был припаркован недалеко от нее.

— Их называют «Розами Поврилеца», — Алия увидел, что Сантир разглядывает воронку от мины на тротуаре, заполненную красной смолой. — Все воронки от снарядов, убивших больше трех человек, заполнены смолой. По форме они похожи на цветки роз, поэтому их так назвали. По всему городу есть такие…

Дойдя до желтой гостиницы, двое журналистов пожали руки на прощание и договорились встретиться снова, как только Маленович разыщет информатора.

36

Второе августа. Город Поврилец

— Вот и человек, о котором я вам говорил, Петер, — Алия указал имагинерскому журналисту на мужчину, стоявшего у небольшого фонтана на краю одной из аллей центрального парка города Поврилец. Мужчина был лет сорока на вид, среднего роста, плотный, с черными, слегка поредевшими волосами, кривоватым носом и тонкими, сжатыми губами.

— Здравствуй, Алия, — мужчина, оставаясь все таким же серьезным, протянул руку Маленовичу.

— Здравствуй, Заим, вот это журналист, который хотел с тобой поговорить. Его зовут Петер.

— Здравствуйте, меня зовут Заим, — сказал по-живитарски мужчина и пожал руку Сантиру. — Надеюсь, вы не против, если сначала уладим формальности?

Заим Кадиевич имел в виду небольшую денежную сумму в долларах, взамен которой он согласился дать интервью. Алия перевел имагинерскому журналисту слова мужчины и Петер, поняв намек, достал две мятые банкноты из кармана и передал их Кадиевичу.

— Давайте прогуляемся, — предложил Заим, указав пальцем на длинную аллею, над которой с двух сторон нависали пышные ветви высоких сосен. Было около двух часов дня, парк был тихий и почти безлюдный.

— Заим, вы можете что-нибудь рассказать о Саллехе Абдулле и его деятельности? — начал разговор Сантир, используя Маленовича как переводчика.

— Что о нем рассказать… иностранные спонсоры шлют ему доллары и от их имени он распределяет деньги между местными исламистами. Он себе огромный дом построил недалеко от центра. Занимается и табачной контрабандой. В новостях ведь говорят, что его ищут заграницей. Сигаретами его снабжают две фабрики, которые находятся под контролем группировок, близких к партии ДДЖ. Некоторые из главарей этих группировок, которых еще не успели расстрелять конкуренты, сейчас где-то за рубежом — кто на Кипр уехал, кто в Испанию, кто еще куда. Я когда в полиции работал, мы всю эту цепочку расщепили, уйму доказательств собрали, но дело так и не дошло до суда. Люди Осича вмешались и все спустили на тормозах.

— А его связи с радикальными исламистами вы расследовали? — спросил Петер, делая заметки в своем блокноте.

— А что тут расследовать? Дженар Ибрагимович ведь сам их сюда пригласил — и Абдуллу, и всех арабов. Их на вестлендерских самолетах из Турции в Иллирию перевозили, а потом, вместе с оружием, перебрасывали к нам. Пользы особой от них не было, но надо признать, что дрались отчаянно. И вели они себя нагло, как будто это они здесь хозяева, а не мы. Однажды — я сам свидетель — они остановили на дороге каких-то вестлендерских офицеров и отобрали у них два джипа, так потом нам самим пришлось вмешаться, чтобы вернуть машины. Тогда чуть до стрельбы не дошло. Машины-то мы все-таки у них забрали…

— И как отреагировали на это вестлендеры?

— Да никак, — ответил Заим, — им на них наплевать. Я же говорю, что они наемников на своих самолетах сюда возили. «Они на вашей территории, так что это ваши проблемы, а не наши» — вот какая у них философия. Только наши власти с этой проблемой совсем не хотят разбираться, им ведь тоже деньги перепадают, да они и боятся, как бы исламисты не пошли против них. Исламисты контролируют и трафик наркотиков через границу, с мафией у них тесные связи. Они каждую тропу знают в горах. Не говоря уже о том, что у них всегда можно купить оружие. Несколько криминальных авторитетов подорвали бомбами, сделанными в Пожарине.

— А кроме JCFI у Абдуллы есть другие фонды в Живице? Вы знаете что-нибудь об этом?

— У него этих фондов и фирм не один десяток, он находит здесь людей и регистрирует на их имя свои фирмы. По сто-двести долларов он им за это платит. Абдулла хорошо разбирается в отмывании денег, поэтому у него кличка есть — «бухгалтер». Он и на последнюю избирательную кампанию Осича немалые деньги отвалил. На них больницу отремонтировали — прямо, как в каком-то анекдоте. Я знаю еще один крупный фонд, с которым связан иорданец, — ВЕО. Он зарегистрирован, если я не ошибаюсь, в Катаре. Этот фонд, говорят, тоже работает на террористов. Несколько новых мечетей в городе построены на его деньги, на каждой позолоченная табличка есть с признательностью спонсорам.

— Вы сказали ВЕО? — переспросил Сантир, услышав знакомую аббревиатуру, — эта организация была связана с терактами 11 сентября в Вест Лендс. Она перечисляла деньги на счета одного вестлендерского фонда, который финансировал террористов.

— Этот фонд имеет офисы и в Албании. Раньше деньги сначала поступали в Албанию, там, у исламистов есть хорошо налаженная сеть, а потом в Живицу. Наверное, и сейчас так, не знаю. Их офис, кстати, находится недалеко от парка, только там уже стоит другое название.

— Сейчас деятельность ВЕО запрещена в Вест Лендс.

— Там, может, и запрещена, а у нас все еще действует. Тут вообще полный бардак… — махнул рукой Кадиевич. — Исламисты выдают себя за гуманитарных работников или религиозных деятелей и так ездят по миру. У каждого в кармане есть куча фальшивых паспортов и удостоверений разных благотворительных организаций. В нескольких селах вокруг Поврилеца действуют радикальные группы. Построили себе мечети, зазывают туда молодежь и насаждают свою идеологию. О последствиях никто не думает.

— Их тоже спонсирует Абдулла?

— Некоторых да, но у исламистов есть много источников финансирования. Абдулла не единственный.

— Заим, а вы знаете что-нибудь о связях Абдуллы с радикалами, которые воевали на стороне копродинских албанцев?

— Через Абдуллу арабские спонсоры переправляли исламистам в Живице деньги специально на джихад в Копродине. Это началось где-то в 1996 году. В радикальных мечетях добровольцам сначала промывали мозги, затем отправляли их в Пожарину учиться стрелять, а потом — через гору, прямиком в Копродину. Сейчас по той же схеме отправляют наемников помогать чеченцам. В селе Деничли, например, есть одна такая мечеть. Там один бывший моджахед, Басим Аль-Хабар, местных парней вербует. Он недавно в газете вестлендерам угрожал. Снова без последствий…

— Заим, а у вас нет каких-нибудь интересных документов, связанных с Абдуллой?

— Я могу поискать, — подумав, ответил Кадиевич. — Хорошую информацию, однако, будет трудно достать бесплатно. Вы готовы заплатить, если понадобится?

— Ну… смотря, насколько хороша будет информация. Я готов обсудить цену, но сперва было бы уместно посмотреть, что за информацию можете предложить.

— Конечно, я вам позвоню, как только найду что надо. Условия обговорим дополнительно. Сейчас мне пора идти, — информатор попрощался с двумя мужчинами и пошел по тесной каменной дорожке между деревьями, ведущей к одной из улиц за парком.

— Алия, думаете, ему стоит доверять? — Петер обратился к своему спутнику.

— Да, я его и раньше как источника использовал. Меня он пока не подводил, но документы все-таки стоит сначала внимательно проверить. Всякое может быть…

Третье августа. Город Поврилец

— Я успел кое-что выяснить, Джон, — Саллех Абдулла обратился к Джеймсу Коулу, сидевшему в кресле напротив него, в номере небольшой гостиницы, недалеко от центрального района столицы. Фасад гостиницы был недавно обновлен и резко выделялся на фоне соседнего пятиэтажного дома в венском стиле. Светло-коричневые стены дома были сильно изъедены осколками и пулями, особенно на уровне нижних трех этажей, а разбитые окна — целых окон во всем здании не насчитывалось и десяти — были обклеены брезентом.

— Это хорошо, я тебя слушаю, Хафиз.

— Кабир сидит в мечети в Деничли и очень редко куда-то выезжает. Его всегда охраняют как минимум четыре человека. Они живут в одном из домов напротив мечети. Еду ему каждую неделю привозит доверенный человек.

— А что насчет его планов? Он готовит теракт?

— В селе живут десять-пятнадцать молодых парней, живитаров, которые каждый день ходят в мечеть молиться. Он их организовал вокруг себя и учит, как пользоваться оружием. Ходят слухи, что он хочет с их помощью осуществить теракт против одной из вестлендерских гуманитарных организаций в столице.

— Ты знаешь, против какой именно? — оживился Коул.

— Нет, этого я узнать, пока не успел. Тут нужно действовать внимательно, иначе они могут заподозрить что-то. Мне нужно время, чтобы выяснить их планы.

— Ты уверен, что успеешь заранее узнать их точные планы? Как бы ты не опоздал, Хафиз…

— Не беспокойся, Джон, я тебя не подведу. Кабир спешить не будет. Да и он не скажет своим людям: «Завтра идите туда и взорвите вот это и это». Он им как бы подскажет, что Аллах хочет от них наказать неверных. Кабир хитрый — под статью попасть ему не охота, поэтому постарается выйти сухим из воды.

— А почему он решил именно сейчас устраивать теракты?

— Наверное, ему не хватает денег, новых спонсоров хочет найти. Он для этого и собирает вокруг себя учеников, чтобы показать какой он влиятельный. Да и так он сможет проверить на деле своих учеников. Это для них будет как экзамен.

— А где он думает достать взрывчатку, не знаешь?

— Легче всего взрывчатку достать в Пожарине. Там есть все, что нужно, — объяснил Абдулла.

— А какую тактику они выберут, не знаешь? Смертник, заминированная машина, бомба в мусорном баке или что-то такое?

— Не знаю, наверное, заминируют машину. Это трудно узнать заранее, Джон.

— Ну, ты все-таки держи ухо востро, может, чего случайно узнаешь. Хафиз, я тебе один телефонный номер продиктую. Если узнаешь, что Кабир выбрал конкретную цель, сразу позвони по нему. Этот номер будет только для этого.

— Хорошо, я понял, — кивнул Абдулла. — Кстати, в Пожарину на этой неделе из Франции приедут трое моджахедов. Через меня им перевели деньги. Они потом отправятся в Чечню. Тебе не сообщить, когда они появятся?

— Нет, не надо. Этим занимаюсь не я. Ты, главное, за Кабиром следи, — новость о моджахедах почему-то не заинтересовала Джеймса.

— Знаешь, Джон, я тут попытался выяснить, кто за мной следит, но ничего не получилось. Вообще, непонятно что происходит. Какие-то машины все пытаются мне на хвост сесть.

— Ну, это точно не мы. Какой в этом смысл? Если за тобой кто-то и следит, то это точно не наши машины. Не беспокойся, никаких сюрпризов мы не допустим. У нас тут все под контролем.

— Я рассчитываю на это, Джон. Я тебе еще пригожусь.

— Не сомневаюсь, — многозначительным тоном ответил Коул.

После встречи вестлендерский разведчик с довольным видом вышел из гостиницы, прошел мимо двух внедорожников иорданца, в которых ждали его охранники, перешел на противоположный тротуар и сел в свою машину. Поправив пряжку ремня (той самой пряжки, в которой была скрыта видеокамера), Коул бросил взгляд в сторону охранников Абдуллы, не сводивших с него глаз, и поехал к себе.

— Дело сделано. Хафиз выдал абсолютно все. Я сейчас еду домой, — подъезжая к дому агентов, Коул позвонил Уильяму Трейси.

— Отлично. Я потом посмотрю, какое кино записалось.

— Такое кино заслуживает «Оскар», — улыбнулся Коул.

37

Пятое августа. Город Поврилец

Около полудня к пекарне Саллеха Абдуллы подъехал белый внедорожник с обозначениями ООН. Машина остановилась у неровного тротуара, возле серебристого лендровера иорданца, и из нее вышел Денис Хорх.

— Можно мне увидеться с Хафизом? Я хочу поговорить с ним о важном бизнесе. Он здесь? — подойдя к Фарису, охраннику Абдуллы, сидевшему на табуретке у входа в пекарню, по-английски спросил Хорх.

Фарис напрягся, как хищник, который готовится прыгнуть на свою жертву, и посмотрел на неизвестно откуда взявшегося незнакомца суровым, пронзительным взглядом. Телохранитель, молча, встал с табуретки, не отрывая глаз от имагинерского агента, и, подхватив автомат, лежавший под табуреткой, зашел в пекарню.

У охранника иорданца был действительно внушительный вид: рост под два метра, вес — свыше ста килограмм, мускулистые руки, толстая шея, широченная спина. Голова у него была гладко выбрита, а борода густая, черная, свисающая до середины груди и хорошо ухоженная. Фарис был молчаливым, неулыбчивым, имел привычку постоянно морщить лоб, лицо у него было смуглое, с оливковым оттенком, и часто выражало какую-то неопределенную суровость — по нему было не определить, когда он спокоен, и когда его лучше не трогать. На вид ему было около тридцати пяти лет.

Он, как и тысячи других наемников из арабских стран, находился в Живице уже почти десять лет. Еще, будучи рядовым боевиком, он выделялся на общем фоне не только богатырскими пропорциями, но и превосходным владением всеми видами стрелкового оружия, особенно пулеметом — из него он мог стрелять и одной рукой, причем довольно метко.

Саллех Абдулла приметил Фариса еще во время войны и после ее окончания взял его под свое покровительство, благодаря чему его не выгнали обратно на родину — в Саудовскую Аравию. Со временем саудовский араб сблизился с Абдуллой и стал его самым доверенным лицом, неотлучно следуя за ним, как тень.

Хорх продолжал стоять перед пекарней, нервно гадая, выйдет ли иорданец или нет. В зарешеченное окно он видел Абдуллу, который говорил что-то своему телохранителю, временами бросая взгляды в сторону имагинерского агента.

— Оружие… у вас есть? — на ломанном английском пробасил Фарис, выйдя на улицу.

— Оружие? Нет, — ответил Хорх.

— Я… проверю, — с трудом выговорил телохранитель и ощупал имагинерца, проверяя, нет ли под его одеждой каких-нибудь сюрпризов.

Под одеждой у имагинерского разведчика ничего подозрительного не нашлось, и Фарис впустил его в пекарню. Хорх постарался сохранить максимально возможное самообладание при виде самого разыскиваемого преступника в Имагинере, которого никто никак не мог поймать. В реальности вид у Абдуллы был не такой уж грозный, и агенту он больше напоминал какого-нибудь продавца персидских ковров, а не влиятельного главаря террористов.

— Вы хотели поговорить о каком-то бизнесе? — по-английски, с восточным акцентом, спросил иорданец, недоверчиво разглядывая нежданного посетителя.

— Да, меня зовут Оливер. Мне нужен человек, который хорошо разбирается в финансовых делах. Я навел справки и узнал, что вы знаете, как оперировать большими деньгами. Вы можете уделить мне несколько минут? Я вам объясню, что я имею в виду.

— Ладно, Оливер, садитесь, — Абдулла указал на пластиковый столик у окна и, повернувшись к своей жене, сказал ей: — Емина, иди, отдохни немного. Я тебя потом позову.

Супруга иорданца, стоявшая за прилавком, в противоположном от входа углу, кивнула покорно, развернулась и зашла в подсобку, скрытую за синей занавеской.

— Хафиз, я представляю одного человека, который находится в Мизии. Он хочет перебросить в Живицу очень круглую сумму денег, отмыть ее и перевести в офшорные банки. Однако, для этого ему нужен человек, который может все это провернуть.

— А почему он хочет перевести деньги в Живицу? Это дело можно сделать и в Мизии, там есть люди, которые в этом разбираются.

— Дело в том, что для него сейчас не безопасно держать деньги в Мизии. В Живице контроль намного слабее, поэтому он хочет сделать это здесь. Да и так легче скрыть происхождение денег, — спокойно ответил Хорх.

— А это деньги не от наркотиков?

— Нет. От азартной деятельности.

— А о какой сумме идет речь?

— Около шести миллионов долларов. И это только начало. Если удастся отмыть их, он к вам снова обратиться.

— А какой процент можете предложить? — Абдулле стало интересно.

— Ну… начнем с девяти процентов. Вы скажите, сколько хотите, и мы уточним окончательную цифру.

— Вы эти шесть миллионов как думаете переправить через границу? Сразу все или по частям?

— Сначала попробуем провезти только часть, а потом, если все будет нормально, и все остальные деньги. У нас на границе есть несколько человек, проверим можно ли на них положиться.

— А вы, Оливер, как-то связаны с ООН? — иорданец посмотрел на машину Хорха за окном.

— Да, у меня есть транспортная фирма, я снабжаю продовольствием несколько ооновских организаций.

— Понятно. Но я вас должен предупредить, что шесть миллионов за один день не отмоешь. Это делается поэтапно и может отнять несколько недель.

— Да, я понимаю. Это не проблема, конечный результат важнее.

— Вы мне дайте свой телефон, я подумаю пару дней и скажу, согласен ли я или нет, — помолчав секунду, ответил Абдулла. — Вы на этой неделе будете в Живице?

— Да, я буду здесь. Буду ждать вашего звонка.

— Хорошо, Оливер, диктуйте номер… — иорданец достал из кармана длинной рубахи мобильный телефон и начал записывать номер своегобудущего партнера по бизнесу.

После короткой встречи Хорх вышел из пекарни и сел в свою машину. Фарис проследил его строгим взглядом, не вставая с табуретки. Автомат лежал у него в ногах, готовый выстрелить в любую секунду.

— Фарис, ты его хорошо проверил? — встав на пороге пекарни, по-арабски спросил Абдулла, смотря вслед отъезжающему белому внедорожнику.

— Да, Хаджи, он был чист, — ответил телохранитель и, подобрав автомат, встал на ноги. — Ты думаешь ему можно доверять?

— Лучше всего никому не доверять — так тебя никто не сможет обмануть, — философски заключил иорданец. — Подождем, посмотрим…

В это время Хорх был уже на полпути к своей гостинице. Поглядывая в зеркала заднего вида, проверяя, не послал ли Абдулла своих людей проследить за ним, агент глубоко вздохнул, переводя дух, и вытащил мобильник из кармана.

— Встреча прошла успешно, есть контакт.

— Отлично, поехали домой, — ответил Михаель Каман, ехавший в неприметной коричневой легковушке следом за Хорхом, и тоже направился к гостинице.

Тот же день. Город Поврилец

— Здравствуйте, Петер, очень приятно познакомиться, — к Петеру Сантиру, сидевшему за столиком в полупустом ресторане на втором этаже желтой гостиницы, подошел крупный, широкоплечий мужчина лет сорока шести с длинными, начавшими седеть черными волосами, в больших очках, и, улыбаясь, протянул ему крепкую волосатую руку. — Вы тоже поселились в «желтом кубике»?

— Да, мы с вами соседи, — Петер пожал руку своему итальянскому коллеге, Альфредо Ломбарди.

— Эта гостиница совсем не меняется, — садясь за стол, сказал Ломбарди, — цены высокие, а условия, как в каком-нибудь приюте… Значит, вы пишете статью о Саллехе Абдулле? Он, насколько я знаю, сейчас в вашей стране самая горячая тема.

— Да, его судят заочно, так как не могут никак арестовать, а оказывается, что он живет недалеко отсюда. Я вчера проехал на машине возле его дома и пекарни.

— К исламистам в Живице особое отношение, я об этом писал неоднократно. Абдулла не исключение. Он и после войны продолжает пользоваться протекцией местных властей и вестлендерских спецслужб, поэтому не мудрено, что его вам не выдают. У меня есть данные, что он двойной агент — это объясняет, почему у вестлендеров такое либеральное отношение к нему, несмотря на то, что через него проходят одни из основных финансовых каналов экстремистов. Вы, кстати, его связи с наркомафией исследовали?

— В Имагинере одно казино закрыли после того, как выяснилось, что его владелец связан с турецкой мафией. Абдулла отмывал через него прибыль от табачной контрабанды. Он ввозил контрабандные сигареты и в соседние государства и действовал по имагинерской схеме. Там тоже всплыли связи между компаниями, при помощи которых он отмывал деньги, и наркомафией.

— Он был связан и с сепаратистами из Фронта Освобождения Копродины — копродинские албанцы тоже пользовались его финансовыми услугами. После Живицы радикальные исламисты взялись за Копродину и начали отправлять туда добровольцев и деньги — албанцы ведь мусульмане, поэтому исламисты посчитали, что там можно тоже объявить джихад и пустить корни. Так радикалы вступили в союз с албанской наркомафией. В Италии три года назад в газетах писали об одном албанском наркоторговце, который купил у Мафии партию оружия для ФОК и рассчитался героином. Героин они иногда вместо валюты использовали. Этого албанца судили в Бриндизи. У другого албанского дилера нашли список с оружием — на черном рынке он планировал купить гранатометы и минометы. Героин был главным источником финансирования для ФОК, наряду с пожертвованиями албанской диаспоры за рубежом. В Вест Лендс у них самая крупная диаспора, поэтому оттуда идет больше всего денег. Оружие, купленное у мафиози, отчаливало от берегов Италии и по Адриатическому морю шло в албанские порты, а оттуда — в Копродину, — объяснил Ломбарди, поправляя свою непослушную шевелюру. — Говорят, что копродинские албанцы порой были вооружены более современным оружием, чем мизийские военные.

— Я знаю, что JCFI переводил деньги радикальной мечети в Милане, которую посещали большинство террористов, совершивших теракты в Вест Лендс. Вы о связях миланских исламистов с Абдуллой не писали, Альфредо?

— Подробно о JCFI я не писал, так как доля Абдуллы там не такая большая, но от других подставных фондов в эту мечеть действительно поступали крупные суммы, главным образом от анонимных благодетелей из арабских стран, которые спонсируют и самого Абдуллу. Вам, Петер, стоит проверить, не зарегистрировал ли иорданец какой-нибудь новый фонд. Это для него пустяк.

— Да, я это проверю, — кивнул Петер. — В Имагинере он в последнее время себя не проявлял.

— Вообще, миланская мечеть — лишь одно из звеньев исламистской сети в Европе. Вспомните, что террористы 11 сентября неоднократно посещали радикальные мечети в Лондоне, Мадриде и Гамбурге, ездили и на Балканы в разное время. Если соединить все эти точки, получится густо переплетенная паутина, по которой они ползают взад-вперед, как пауки. Их финансируют одни и те же организации, они постоянно ездят в Афганистан, Чечню, Живицу, Йемен и другие горячие точки. Хуже всего то, что эта сеть продолжает действовать и по сей день. Мы этот вопрос с коллегами поднимали не раз, но кроме угроз и обвинений, что разводим конспиративные теории, другого не слышим. Абсурд и в том, что в данный момент итальянские войска воюют в Афганистане не только с талибами, но и с наемниками, которых вербовали в радикальной мечети в Милане, под носом у спецслужб. В других западноевропейских странах то же самое происходит.

— А вы сейчас на какую тему пишете, Альфредо?

— Я получил данные, что после войны в 1999 году ФОК организовали в Копродине торговлю органами и в этом замешены турецкие хирурги. Говорят, что сначала в Копродине похищали местных мизийцев, перебрасывали их в лагеря в Албании, отнимали органы и затем большинство из них казнили. Органы потом транспортировались в одну стамбульскую клинику. В Копродину сейчас заманивают и доноров из России, Украины, Молдавии, Казахстана и Турции, обещая им щедрое вознаграждение. Но получил ли кто-то из них деньги за свою почку, я пока не знаю. Для этого я сейчас и поеду в Копродину. Я договорился встретиться с несколькими людьми и узнать у них подробности. Там расследующему журналисту без дела невозможно остаться — наркотики, оружие, проституция, торговля органами, чего только нет… — с сарказмом подметил Ломбарди.

— Таких тем, судя по всему, я и здесь смогу найти с избытком. Кстати, о торговле органами я недавно слышал от одного коллеги, но пресса эту тему пока не трогает.

— В этом нет ничего удивительного. Евросоюзу и ООН не выгодно, чтобы о копродинских албанцах распространялись неудобные факты. Кто осмелится признать независимость Копродины, если все узнают, что ее возглавляют наркоторговцы, которые похищают людей и режут их на органы?

— Люди говорят, что хотят знать правду, а когда ее узнают, не хотят в нее верить, — философски обобщил Петер.

— Это называется объективная журналистика — мы говорим, а нас никто не слушает, — засмеялся итальянец.

Вскоре двое журналистов забыли о политике, и перешли на более веселые темы. Закончив с обедом, Сантир и Ломбарди пожали руки и договорились на следующий день снова встретиться в ресторане.

Копродина, в которую собирался ехать итальянский журналист, за прошедшие три года так и не смогла стать полноценной демократией. Многие албанцы, считавшие, что объявление независимости обеспечит им светлое будущее, быстро забыли о первоначальной эйфории, столкнувшись с мрачной реальностью — работы не было, с водоснабжением и электричеством постоянно случались перебои, пенсии не выплачивались, не говоря уже о том, что было практически невозможно получить полноценную медицинскую помощь (большинство врачей в копродинских больницах, будучи этническими мизийцами, понимали, что с ними могут сделать и предпочитали уезжать из провинции).

Тем не менее, местные албанцы оставались признательны Вест Лендс за подаренную независимость и даже поставили памятник вестлендерскому президенту (левой рукой позолоченный монумент приветствовал толпу, а в правой держал табличку, на которой была выбита дата начала бомбардировок Мизии) и дали нескольким улицам имена вестлендерских политиков и генералов.

Ни на что не жаловались только наркоторговцы — их незаконный промысел процветал, несмотря на приезд почти полсотни тысяч натовских солдат и миротворцев (силы НАТО фактически нарушили резолюцию ООН, так как документ предусматривал ввод в провинцию только миротворческого контингента). Понять в каком доме живет простой албанец, а в каком наркоторговец, было легко — гангстеры, не страдая излишней скромностью, строили себе огромные трех и четырехэтажные палаты с просторными дворами и бассейнами, ограждая их высокими, неприступными стенами.

На прибыль от героина не только закупалось дополнительное оружие, которого в провинции и так было в избытке, но и строились торговые центры, гостиницы, рестораны, дороги и многое другое, на что законных денег в Копродине не находилось.

Складывалась парадоксальная ситуация: в провинции было полно иностранных солдат и военной техники, но насилие — местные албанцы преследовали не только мизийцев, но и албанцев из конкурентных кланов, и тех, кто позволял себе выступать против политики главарей ФОК, — и преступность остановить было некому.

После окончания конфликта с Мизией ФОК не расформировали, а решением ООН превратили в легальную организацию, дав ей новое, «мирное» название — Силы Безопасности Копродины (СБК). В обязанности СБК — вчерашних экстремистов, занимающихся отмыванием денег, контрабандой оружия и наркотиков, торговавших человеческими органами, на стороне которых сражались исламские радикалы, входило разминирование, восстановление инфраструктуры и выполнение различных гуманитарных задач. Было объявлено, что боевиков бывшей ФОК разоружат, но эта инициатива почему-то особым успехом не увенчалась — оружия со временем у них не только не убавилось, а даже стало больше.

Под контролем ООН была создана и местная полиция, но эффективностью она не отличалась, так как начать бороться с преступностью по-настоящему означало бы взяться за бывших главарей ФОК — то есть за тех, у кого сейчас была власть. А это, конечно же, было невозможно.

ООН, Вест Лендс и Евросоюз, превративших Копродину в маленький, управляемый протекторат, совершенно не заботила судьба тех немногих копродинских мизийцев, которые вопреки угрозам, насилию и лишениям не покидали свои родные места. Не понимали они, почему пресса и западные дипломаты продолжают называть их агрессорами, а албанцев жертвами, если они сами подвергались насилию со стороны этнических албанцев и могли безопасно пройти по улице только в сопровождении вооруженных миротворцев.

Отворачивала голову международная пресса и тогда, когда албанцы оскверняли мизийские кладбища, взрывали и поджигали средневековые православные храмы, объявленные мировым наследием ЮНЕСКО, пережившие и Османское иго, и две мировые войны, но рухнувшие под напором борьбы копродинских албанцев за «самоопределение». И в этом случае натовские солдаты, которым было приказано не вмешиваться в ситуацию, стояли в стороне и, молча, наблюдали, как с куполов церквей сбивают кресты. Лишь несколько храмов в Копродине, в которых продолжали служить мизийские священники, оставались нетронутыми только благодаря тому, что их круглосуточно охраняли миротворцы.

Албанцы разрушали мизийские святыни и памятники культуры не только из простой ненависти к иноверцам, но и для того, чтобы физически отнять у мизийцев историческое право называть Копродину своей землей. Стирая память о присутствии мизийцев на этих землях, албанцы пытались подорвать их мораль и волю к сопротивлению. К тому же, сравняв все церкви с землей, они спокойно могли заявить перед камерами иностранных журналистов: «Вот видите — тут нет ничего мизийского, значит — это не мизийская земля».

На самом деле, западные стратеги превращали жизнь мизийцев в Ад совсем не из какого-то конкретного чувства неприязни к ним — большинство из них с трудом бы смогли разыскать Мизию на карте мира. Для них они были такими же маленькими, незначительными пешками, как мусульмане, иллирийцы и албанцы. Дело заключалось в том, что только мизийцы поддерживали сохранение социалистической федерации, так как по ее конституции они были формирующей нацией наравне с мусульманами и иллирийцами, а в новых независимых республиках таких прав им никто не собирался давать, хотя до начала девяностых они составляли значительный процент населения в Иллирии и Живице. По этой причине и мизийцев превратили в козлов отпущения.

Если бы судьба Югоравии решалась мирно, за столом переговоров, а не на поле боя, то федерация возможно частично бы сохранилась или разделение прошло бы без потрясений, но ни западным инвесторам, ни западным политикам независимые балканские государства, способные проводить самостоятельную политику, были не нужны, поэтому они и прибегли к испытанной тактике «разделяй и властвуй».

К тому же, с исчезновением СССР отпадала необходимость в блоке НАТО, что тоже было крайне невыгодно Вест Лендс — это бы ограничило их влияние в Европе и сделало бы их будущие колониальные войны слишком затратными, поэтому нужно было найти уместный повод, чтобы сохранить Североатлантический Альянс. Конфликт на Балканах и стал этим поводом — борьба с коммунистической угрозой отступила место так называемым миротворческим миссиям.

Будучи незначительным по размерам куском земли, Копродина, тем не менее, стала точкой пересечения интересов сразу нескольких крупных игроков — кроме вестлендерских спецслужб, албанцам содействие оказывала и немецкая разведка. Тогдашнему заместителю начальника немецкой разведывательной службы, чей отец по иронии судьбы был генералом Люфтваффе и во время Второй Мировой Войны руководил бомбардировками столицы Мизии, в середине девяностых была поручена подготовка боевиков ФОК на базе, расположенной неподалеку от турецкого города Измир. В программе подготовки также участвовали — как потом выяснили журналисты — и сотрудники немецкого спецназа, "К".

Хотя две разведки действовали совместно, их мотивы немного отличались — немцы имели в бывшей Югоравии экономические интересы и развал промышленности ее субъектов был очень выгоден немецким экспортерам. Вестлендеры же больше интересовались геополитикой — строя на Балканах военные базы (в Копродине была развернута самая крупная военная база Вест Лендс в Европе), они не только создавали плацдарм для экспансии на Восток, но и получали возможность влиять на будущие проекты нефтепроводов в регионе.

В Копродине произошли и другие незначительные на первый взгляд перемены, подсказывающие, почему местными албанцами так сильно интересовались за океаном

— банковский сектор провинции стал полностью частным, из-за рубежа хлынули кредиты, евро со временем стало основной валютой, налоговый режим для иностранных инвесторов был максимально облегчен, превращая провинцию в зону свободной торговли (импорт превышал экспорт в разы, поэтому внешний долг быстро подскочил), кроме того начался дележ полезных ископаемых (в недрах Копродины, наряду с другими ценными минералами, скрывались самые крупные неразработанные месторождения бурого угля в Европе), в котором, естественно, участвовали только западные компании.

38

Шестое августа. Город Поврилец

Около восьми часов вечера на улицу, на которой располагалась пекарня Саллеха Абдуллы, выехал маленький белый автомобиль и спрятался за припаркованной у тротуара машиной. За рулем белой легковушки, взятой напрокат в местной компании по аренде автомобилей, сидел Алия Маленович, а на пассажирском сидении справа от него — Петер Сантир.

— Лендроверы здесь, его охрана тоже в сборе. Личный телохранитель Абдуллы, наверное, внутри, — Алия увидел, что перед пекарней, до которой было метров сто, стоят хорошо узнаваемые в городе внедорожники иорданца, а возле них толпятся трое арабов и о чем-то беседуют.

— Пару снимков сейчас сделаю, — Петер достал из бардачка увесистый черный фотоаппарат и снял с объектива крышку. — Пока сфотографирую этих типов, а потом может и их хозяин появится. У него другие охранники есть?

— Эти трое плюс еще один, есть ли другие — не знаю.

— Наверное, эти трое тоже воевали здесь в девяностые? — щелкнув несколько кадров, спросил имагинерский журналист.

— Да, а иначе, откуда здесь взяться арабам? После войны каждый из них нашел себе новое занятие — одни ушли в бандитское подполье, другие торговлей занялись, третьи живут на пожертвования из-за рубежа. Каждый выкручивается, как может.

— Скорее бы этот Абдулла вышел… — Петер опустил фотоаппарат на колени, наснимав охранников.

— А вы эти фотографии сразу опубликуете, Петер?

— Мы думаем для безопасности сначала дождаться моего отъезда. Посмотрим, как сложится обстановка. Меня, Алия, удивляет, что до сих пор никто из имагинерских журналистов не успел заснять Абдуллу.

— Видимо, вы самый смелый журналист в Имагинере, раз приехали сюда и снимаете его, — пошутил Алия.

— Или самый чокнутый, — улыбнулся Сантир. — О! Охранник иорданца вышел из пекарни, может сам Абдулла тоже сейчас высунется.

Фарис подошел к троице у лендровера и дал им какое-то короткое указание, после которого охранники сразу заскочили в головную машину. Личный телохранитель Абдуллы встал у правой дверцы второго лендровера и повернулся лицом к пекарне.

— Должно быть, сейчас и сам Абдулла выйдет, — предположил Алия, увидев суетню около машин.

— И, правда — вот он, — Петер поднял фотоаппарат и начал снимать Абдуллу, вышедшего через минуту из пекарни. Фарис открыл ему дверцу и хозяин с важным видом сел в свой бронированный автомобиль. — Алия, пора сматываться.

— Есть, — Маленович повернул ключ, но двигатель закряхтел лишь с третьей попытки, заставив двух журналистов здорово понервничать.

К счастью, охранники иорданца оказались не слишком бдительными и уехали, не заметив двух любопытных пассажиров в белой легковушке.

— Отлично, я снял автомойку, обменник, пекарню и самого Саллеха Абдуллу. Задача выполнена, при этом нас никто не заметил, — облегченно вздохнул Сантир и, завернув фотоаппарат в непрозрачный пакет, спрятал его обратно в бардачок.

— Сейчас можем сдать машину и угоститься кружкой пива в Старой Пивоварне. Это одно из немногих зданий, в которое за время войны не попало ни одного снаряда. Туда все туристы заходят. Что на это скажете, Петер?

— Голосую обеими руками «за». Надо обмыть это дело, — засмеялся Сантир.

Восьмое августа. Город Поврилец

— Чего-то твой деловой партнер третий день не звонит. Может, заподозрил чего? — лежа на своей кровати, сказал Михаель Каман и посмотрел на Дениса Хорха, разглядывающего городской пейзаж, раскинувшийся за окном гостиницы.

— Не знаю, Михаель. Он ведь не сказал, когда конкретно позвонит. Полковник новых указаний не давал, значит, ситуация пока остается без изменений, — не отрывая глаз от зеленых холмов вокруг города, в склонах которых гнездились множество домиков с красными крышами, ответил Хорх. — Будем ждать. Девять процентов от шести миллионов это не шутка. Зачем ему отказываться от таких легких денег?

— Да он и без нас их заработает.

— Такие, как он, за копейку удавятся. Наверняка позвонит. Если нет, тогда пусть коллеги придумывают, как его брать…

— Он, наверное, даже в туалет ходит с охраной. Не знаю, получится ли взять его без шума.

— Без понятий, — пожал плечами Хорх. — Вопрос в том, где он захочет со мной встретиться. Хорошо, если в гостинице. Если назначит встречу на своей территории, тогда задача усложняется. Не знаю, почему начальники так хотят заполучить его живым. Послали бы лучше снайпера и хлопнули бы его в два счета. Потом бы объявили, что уничтожили самого опасного террориста Имагинеры и все бы успокоились.

— Не забывай, что скоро выборы, правительство, наверное, хочет сделать себе пиар и судить Хафиза публично. Мол, он столько бегал, а мы его все равно поймали и накажем по всей строгости, — Каман прикрыл рот и зевнул.

— Да, наверное, так… Жалко, что нельзя посмотреть на город. Горы тут красивые, как у нас на курортах, — вздохнул Денис и повернулся к своему коллеге.

— Ага, сразу и не поверишь, что тут твориться такое. И зачем они вообще воевали друг с другом? В конце концов, страну все равно поделили пополам. Лучше бы мирно договорились и развивали бы туризм.

— Тебе это нужно было десять лет назад им сказать, — усмехнулся Хорх.

— Они бы меня и слушать не стали. Пустили бы пулю в лоб и все. Кстати, до обеда осталось полтора часа, — Каман посмотрел на свои часы.

— Проголодался уже?

— Я просто не привык есть утром, только кофе пью. Заодно познакомлюсь поближе с их кухней.

— Хорошо бы сегодня этот иорданец позвонил, а то сидим тут, как на иголках, — Хорх снова повернулся к окну.

— Захотел с его охранником снова встретиться? — улыбнулся Каман. — Этот бугай, наверное, килограмм сто пятьдесят весит, не меньше. Да еще бороду такую отрастил.

— Его охранник меня не так тревожит. Да и они думают, что я связан с ООН, поэтому будут осторожны. Я хотя бы так надеюсь…

Тот же день. Около пяти часов вечера

Пообедав, Каман и Хорх вернулись в свой номер и продолжили ждать ответный ход иорданца. Неизвестность, однако, растягивала ожидание до бесконечности. Ни телевизор, ни игры в карты, ни разговоры не помогали двум агентам подавить в себе растущее напряжение. Начальство требовало успешного выполнения задачи, причем как можно скорее и без промахов. А одновременно удовлетворить все эти требования было не так просто.

Вдруг, мобильный телефон, лежавший на тумбочке между кроватями Камана и Хорха, начал пискляво звонить. Хорх сразу вскочил на ноги и схватил его. На экране высветился долгожданный номер-Абдулла, наконец, вышел на связь.

— О, наш человек звонит! — возбужденно воскликнул Хорх.

— Алло, Оливер? — в трубке послышался знакомый голос с восточным акцентом.

— Да, это я, Хафиз, — ответил агент, — я вас слушаю.

— Я подумал над вашим предложением и решил, что мы можем встретиться и обсудить дополнительные детали.

— Да, это очень хорошо, — ответил Хорх; Каман тут же подсел к нему, чтобы подслушать диалог. — Когда и где хотите со мной встретиться?

— Завтра в десять утра. На автомойке возле бывшего стекольного завода. Он находится на южном выезде из города. Вы согласны?

— Да, я согласен. Значит, в десять на автомойке? Я понял, буду.

— Да, я буду вас там ждать, до свидания…

— Ну что? — нетерпеливо спросил Каман после того, как закончился разговор.

— Он мне назначил встречу в своей автомойке. Завтра в десять утра, — ответил Хорх и положил телефон обратно на тумбочку.

— Рыбка, все-таки, попалась на крючок. На автомойке, говоришь? Значит, боится, что ты можешь завести его в ловушку, поэтому приглашает тебя в свою берлогу. В таком случае, мы его вряд ли сможем взять завтра. Придется с ним еще поиграть или перейти к запасному плану…

— Завтра мне придется назвать дату переброски денег через границу, Михаель. Если он пошлет своих охранников забирать деньги и с ним останется только бородач, этим можно будет воспользоваться. Одного человека будет легче нейтрализовать.

— Да, это вариант. Я сейчас позвоню Полковнику, пусть он решает, как будем действовать дальше…

Девятое августа. Город Поврилец

Было около десяти утра. На безоблачном небе по-летнему светило солнце, дул приятный слабый ветерок. Ооновский внедорожник агента Хорха ехал по неровной асфальтовой дороге, сплошь покрытой трещинами и коряво заделанными колдобинами, направляясь к автомойке Саллеха Абдуллы. Слева и справа мелькали частные дома, многие из которых, судя по призрачному виду, остались без хозяев еще во время войны, и старые промышленные постройки, огороженные сеткой-рабицей.

Хорх обратил внимание и на три заброшенных завода, встретившихся по дороге. Поражали не только внушительные размеры, но и мрачный, угнетающий вид некогда процветающих государственных предприятий. От их грязных бетонных стен веяло холодом даже в самый жаркий день, на месте окон мертвецки зияли пустые, черные прямоугольники, оставшиеся без работы местные жители давно растащили все, что представляло хоть малейшую ценность, не оставив после себя даже куска арматуры.

Банкротство государственных фабрик и заводов, не только в Живице, но и по всей Югоравии, было разорительным для одних, но очень выгодным для других, в первую очередь для иностранных кредиторов во главе с МВФ и Всемирным Банком.

Теряя предприятия одно за другим, у казны оставалось все меньше источников доходов, но при этом государство все равно было обязано выполнять свои социальные функции, что вынуждало его занимать деньги. В этот самый момент в игру вступал МВФ со своей свитой, предлагая щедрые кредиты, но на весьма специфических условиях, таких как, например, урезание социальных расходов, повышение нагрузки на рабочих и ограничение их прав, облегчение условий для иностранных инвесторов, массовая приватизация, девальвация национальной валюты и многое другое.

В результате, полученные кредиты, вместо того, чтобы решить старые проблемы, создавали новые, еще тяжелее предыдущих. Практически, во всех странах мира, в которых проводились экономические реформы по рецептам МВФ, — примером могли служить многие страны Латинской Америки и Африки, — впоследствии наступал экономический и социальный крах, активы утекали заграницу, бедность ширилась и, в некоторых случаях, вспыхивала гражданская война (как в Сомали и Руанде). Государство становилось полностью зависимым от иностранных займов, тем самым теряя суверенитет, а все заработанные казной деньги уходили на погашение процентов по ним, не позволяя делать инвестиции и реанимировать экономику. От всего этого западные компании имели еще одну вторичную выгоду — из обанкротившихся стран к ним постоянно направлялся поток безработных специалистов, в образование которых не нужно было вкладывать деньги, и которые были готовы работать даже за самую скромную зарплату.

Война — Югоравия наглядно продемонстрировала это на себе — была удобным инструментом, который ускорял разорение страны и позволял навязывать отчаянным правительствам грабительские, антисоциальные экономические меры (банкиры умышленно называли это «помощью», скрывая свои истинные мотивы за ширмой ложных благих намерений, так как предоставление кредитов под высокие проценты и на невыгодных для заемщика условиях трудно было назвать помощью).

Именовалась эта коварная тактика «Капитализмом бедствий» или «Шоковой доктриной» и заключалась она в использовании различных кризисных явлений (природных бедствий, политических потрясений, войн и других) для продвижения непопулярных экономических мер, с которыми при нормальных обстоятельствах большинство населения никогда бы не согласилось. Ее разработчики знали, что общество, дезориентированное воздействием шока, из-за своей разрозненности и подавленности не сможет сплотиться и встать на защиту своих прав, а значит — права можно было безнаказанно топтать и зарабатывать на этом огромные сверхприбыли.

Тем временем Хорх проехал мимо бетонного забора бывшего стекольного завода, у которого тоже был довольно печальный вид, и направился к автомойке, стоявшей поодаль от завода, метрах в пятидесяти. Автомойка представляла собой гараж на две машины с кровлей из гофрированных жестяных листов и светлокоричневыми, кирпичными стенами, с небольшой пристройкой с двумя окнами и застекленной пластиковой дверью, огороженный по периметру сеткой-рабицей.

Хорх свернул с дороги и остановился у запертой калитки, возле которой был припаркован лендровер охранников Абдуллы. Сами охранники стояли в тесном дворике автомойки, возле личного автомобиля иорданца, в компании Фариса, на фоне которого они выглядели, как карлики. Самого хозяина с ними не было, так же как не было ни одного мойщика. Увидев белый ооновский внедорожник, один из троих охранников подбежал к калитке и открыл ворота. Имагинерский разведчик въехал во двор и остановился параллельно бронированному лендроверу.

— Хозяин там, иди внутрь, — на ломанном английском сказал Фарис, подойдя к машине Хорха и указав ему на пристройку.

Агент, молча, вышел из автомобиля и после того, как Фарис его обыскал, пошел к пристройке, стоявшей боком к гаражу. За окном он разглядел профиль иорданца, сидевшего за простым, белым пластиковым столом и читающего какие-то бумаги.

— Здравствуйте, Оливер, присаживайтесь, — Абдулла поприветствовал вошедшего в тесное помещение «бизнесмена», предложив ему сесть на стул напротив него, а сам поспешил убрать свои бумаги в кожаный портфель, лежавший на подоконнике за его спиной.

— Значит, вы готовы принять мое предложение?

— Да, Оливер, но давайте сначала обсудим все детали. Как вы перебросите сюда деньги, какая будет моя доля и так далее…

— В Живицу мы планируем перебросить деньги через таможенный пункт у села Кумача. Вы знаете, где это?

— Да, конечно.

— Мы их провезем вместе с гуманитарным грузом, так как ооновские караваны досматриваются не так тщательно. Мой шофер оставит деньги в тайнике у села, откуда их смогут забрать ваши люди. Я нарисовал схему — по ней ваши люди смогут найти тайник, — Хорх достал из кармана листок бумаги и дал его собеседнику. — Сначала мы попробуем провести миллион и, если его не перехватят, мы сделаем еще два рейса по два с половиной миллиона.

— Хорошо… — немного поразмышляв, ответил иорданец, — деньги заберут вон те трое, — Абдулла повернулся к окну и кивнул в сторону троих арабов, толпившихся у лендровера. Фарис стоял немного в стороне от них, прислонившись спиной к стене гаража.

— Хорошо. А сейчас можем уточнить вашу долю. В прошлый раз я предложил вам девять процентов. Вас такие условия устраивают?

— Скажите, Оливер, а вы случайно не знаете кого-нибудь, у кого можно достать хороший паспорт?

— Паспорт? Ну… — Хорх задумался, — в принципе это возможно. А паспорт, какой страны вам нужен?

— Какой-нибудь западноевропейской — Бельгия, Швейцария, Австрия… какой угодно… Я согласен на девять процентов плюс паспорт, — Абдулла посмотрел испытательным взглядом на агента.

— Ладно, я тоже согласен… Вы мне тогда дайте фотографии.

— Да, конечно, сейчас, — с удовлетворением в голосе сказал иорданец и взял портфель с подоконника. — А ваш человек делает паспорта по свидетельствам о рождении или только подделывает фотографии и печати?

— Он всякие делает, зависит от того, сколько готов заплатить клиент. Я ему скажу, чтобы сделал паспорт по свидетельству о рождении.

— Спасибо, Оливер. Когда вы планируете сделать первый рейс?

— Четырнадцатого. В Кумача моя машина должна приехать около полудня, если, конечно, не будет задержек. Когда она подъедет, я вам дам сигнал.

— Хорошо, я вам продиктую номер телефона для связи со мной. Мне нужны и номера ваших банковских счетов.

— Я их вам сейчас дам.

— А вы на следующей неделе будете в городе? — спросил Абдулла.

— Скорее всего, я уеду на несколько дней по делам. Буду снова в Живице через неделю.

— Я понимаю. Если случится что-нибудь непредвиденное, вам можно будет позвонить?

— Да, можете звонить в любое время, Хафиз.

Перед окончанием встречи собеседники договорились, что Абдулла получит паспорт после перевода всей суммы на счета «Оливера». Попрощавшись с иорданцем, Хорх вышел из пристройки и, пройдя мимо охранников, разглядывавших его, как музейный экспонат, сел в свой автомобиль. В этот раз он чувствовал себя намного увереннее, чем при первой встрече. Все снова получилось, как по учебнику, и, кажется, Абдулла и на этот раз не догадался, что его водят за нос.

— Алло, все прошло нормально, мы договорились, — покинув автомойку, Хорх позвонил своему напарнику, дежурившему в своей машине в километре от места встречи, и поехал в гостиницу.

— Денис, тебе на хвост подсел какой-то черный фольксваген, — через несколько минут Каман снова связался со своим коллегой, заметив, что между двумя имагинерскими агентами вклинилась незнакомая машина и, очевидно, пытается выяснить, куда едет Хорх.

— Я его вижу, попытаюсь от него отделаться.

Хорх начал кружить по кварталам вокруг центра, поглядывая в зеркала заднего вида, что вскоре заставило его преследователей, понявших, что их заметили, оставить его в покое.

— Все, Михаель, они от меня отстали, еду домой, — Хорх сделал новый звонок.

— Понял, я тоже…

Кто находился в черном фольксвагене, еще предстояло выяснить.

39

Около пяти часов вечера девятого августа. Город Поврилец

— Алло, Абу Саиф, здравствуй. Что там происходит с Абдул Маликом? Я ждал, что ты мне позвонишь два часа назад, — Саллех Абдулла стоял во дворе своего дома и разговаривал по спутниковому телефону, вытирая платком потный лоб.

— Здравствуй, Хафиз, я тебе не звонил, потому что Абдул Малик не выходит на связь. В последний раз он позвонил мне днем и сказал, что фура едет к границе с Чехией. Наверное, что-то случилось, иначе бы он не молчал.

— В том-то и дело, что что-то случилось. Наверное, груз перехватили. Ты позвони его помощнику и спроси в чем дело.

— Я это уже сделал, Хафиз. У него отключен телефон.

— Абу Саиф, ты понимаешь, что это значит?! — Абдулла нервно сжал кулак, в котором был мокрый платок.

— Я понимаю, Хафиз, но что мы можем сделать?

— Абу Саиф, ты новости не смотрел? Может там чего сказали?

— Нет, здесь пока ничего не говорили. Может поискать в интернете?

— Я сам проверю в интернете. Сейчас тут почти пять часов, — иорданец посмотрел на позолоченный циферблат своих наручных часов, — посмотрю местные новости.

— Мне что делать, Хафиз?

— Пока ничего не делай, Абу Саиф. Оставайся на связи, может Абдул Малик все-таки объявится. Будь осторожен, кому звонишь, тебя самого могут засечь. Сам знаешь кто… Если нужно, я тебе снова позвоню.

— Хорошо, Хафиз, как скажешь…

Абдулла сложил длинную антенну телефона и с раздраженным видом вернулся обратно в дом. Не сказав ни слова, проходя мимо Фариса, иорданец пошел на второй этаж, в свой кабинет. Телохранитель лишь проводил его глазами, понимая, что хозяин не в том настроении, чтобы спрашивать его, почему он вдруг так занервничал.

Усевшись в кресло, Абдулла включил телевизор, чтобы посмотреть последние новости. За годы, прожитые в Живице, он успел достаточно неплохо выучить местный язык, поэтому хорошо понимал, что говорит диктор.

В то же самое время. Гостиничный номер Петера Сантира

— Алло, Петер, привет, ты слышал последние новости?

— Нет, я сегодня еще не ходил в компьютерный клуб. Что такое?

— В Чехии накрыли сеть табачных контрабандистов и объявили, что они связаны с Абдуллой, — Сантиру звонил Юлиус Тальман, главный редактор газеты «Нюз Ляйнер». -Задержали и главаря контрабандистов — он сначала возглавлял офис JCFI в Праге, а когда у него отобрали лицензию, основал новый фонд — «Al-Uaha International». Наша пресса эту тему сразу подхватила.

— Чешский JCFI? Этого контрабандиста случайно не зовут Абдул Насир Аль-Кадр?

— Сейчас посмотрю… да, его именно так зовут.

— Юлиус, скажи мне еще раз название фонда, я потом в интернете проверю, — Петер встал с постели, подошел к тесному письменному столу, упиравшемуся в стену, сбоку от занавешенного желтым тюлем окна, и взял ручку и блокнот.

— Фонд называется «Al-Uaha International»… Петер, так как следующий номер газеты выйдет только через две недели, мы решили немного опередить время и завтра разместить фотографии Абдуллы на нашем сайте. Надо использовать момент. Если у тебя там возникнут какие-то проблемы из-за этого, немедленно покупай билет домой. Ты уже и так собрал достаточно материалов, так что нечего рисковать.

— Хорошо, Юлиус, буду осторожен. В случай чего, я перезвоню.

— У тебя там все спокойно сейчас? За тобой кто-нибудь не ходит следом?

— Пока я ничего особенного не замечал. Может быть, для местных я слишком мелкая рыбка, — Сантир подошел к окну и отодвинул край занавески.

— Зато мелким рыбкам плыть легче, чем крупным. Кстати, а местные девушки как? Ты там отметиться не успел еще? — ухмыльнулся Тальман.

— Юлиус, ты же знаешь, что для меня служба на первом месте. Некогда мне романы крутить. Да и возьмет меня тоже какой-нибудь фотограф наснимает, как Абдуллу. Как мне потом оправдываться? — отшутился Сантир. — Но должен признать, что красивых девчонок здесь хватает.

— Ну ладно. Если что, я снова позвоню. Ты там пока понаблюдай за обстановкой. Может, местные власти предпримут какие-то действия против Абдуллы. И берегись…

— Конечно. До скорого…

Тот же вечер. Город Поврилец

— Алло, Джеймс, ты новости читал? — из Албании вестлендерскому разведчику Коулу позвонил Уильям Трейси.

— Имеешь в виду новости о Хафизе?

— Да, его морду снова показывают по телевизору. Нам нужно обсудить, как действовать дальше, поэтому я завтра приеду. Хафиз в городе?

— Да, он у себя, город не покидал.

— Вы не выяснили, с кем он встречался?

— Нет, слежка результатов не дала.

— Понятно… мы тогда завтра обсудим это дело… До завтра, Джеймс.

— До завтра, Уильям…

Тот же вечер, немного позже. Гостиничный номер агентов Камана и Хорха

— Четырнадцатого окончательно решим, отправлять ли вас домой или операция будет продлена, — Полковник Клум и двое имагинерских разведчиков сидели около маленького столика в углу комнаты и обсуждали план операции.

— Товарищ Полковник, что мы будем делать, если Хафиз решит покинуть город? — спросил Каман. — О нем уже и чехи говорят. Это его может спугнуть.

— Если он покинет город и поедет, скажем, в Пожарину, это серьезно спутает нам карты. В таком случае, мы можем и не ждать четырнадцатого числа. Так или иначе, вы сделали все, что от вас требовалось, и скорее всего на этих днях полетите домой. Осталось осуществить только силовую часть.

— А вы не успели выяснить, кто за мной сегодня ехал? — спросил Хорх.

— Местные спецслужбы пока ничего не предпринимают, так что это, скорее всего, были вестлендеры.

— А если вестлендеры попытаются спрятать Абдуллу или дадут ему коридор выехать заграницу? — вставил вопрос Каман.

— Судя по его телефонным разговорам, вряд ли вестлендеры станут с ним возиться. Да и раз он додумался просить у Хорха паспорт, значит, дела у него совсем плохи. Иорданец сейчас загнан в угол, из Живицы его никто не выпустит живым — ни местные власти, ни вестлендерские спецслужбы.

— Тогда его было бы легче всего убрать, — подумал вслух Хорх.

— Исламисты его не уберут, пока не найдут себе нового бухгалтера. Раньше четырнадцатого это вряд ли случится. Люди Осича и вестлендеры его не тронут, если он не сделает какую-нибудь глупость. Абдулла это отлично понимает. Посмотрим, как ООН и Евросоюз отреагируют на новости из Чехии. Если под влиянием прессы они, наконец, заставят местные власти выдать нам иорданца, в чем я сильно сомневаюсь, тогда его будет действительно выгоднее прихлопнуть. Но на это все равно нужно время, так что у нас пока есть шансы.

— Если Абдулла вдруг позвонит и захочет снова со мной встретиться, мне соглашаться?

— Попробуйте узнать чего ему от вас, Хорх, конкретно нужно и попытайтесь назначить встречу на нейтральной территории, — в ресторане или гостинице, например, — чтобы мы могли при необходимости сразу вмешаться. Если он опять пригласит вас в автомойку, соглашайтесь — мы придумаем что делать. Но чтобы встреча была не в тот же день — нам нужно время на подготовку.

— Я понял.

— Вы без приказа гостиницу не покидайте, — Клум обратился к обоим агентам, — тут всегда дежурят несколько человек, так что пока вы в здании, вас никто не сможет тронуть. Да и я всегда на связи…

Половина пятого вечера десятого августа. Город Поврилец

— Какие у тебя последние новости, Джеймс? — агент Трейси сидел в кабинете Джеймса Коула в двухэтажном светло-сером доме вестлендерских разведчиков и выслушивал его доклад.

— Хафиз в данный момент находится у себя дома, пока не собирается покидать Поврилец. На всех выездах из города дежурят наши посты, поэтому он не сможет никуда скрыться. Вчера и сегодня утром он сделал несколько звонков в Германию, Австрию и Чехию. Вот распечатка звонков, — Коул подал лист бумаги своему коллеге, — два номера нам неизвестны, а остальные принадлежат его сообщникам по табачной контрабанде.

— О чем они там говорили?

— Хафиз спрашивал своих сообщников, не проводила ли местная полиция рейды против них, и не было ли других перехваченных караванов с сигаретами.

— В Чехии, как я понял, и один из его фондов накрыли.

— Да, Уильям, задержали и хозяина фонда, Абдул Насира Аль-Кадра, известного и как Абдул Малик. Он контролировал контрабандный канал Хафиза в Чехии.

— Местная пресса этим случаем заинтересовалась?

— Ведущие СМИ эту тему особо не затрагивают, но частные каналы и газеты активно говорят об иорданце. К тому же, сегодня утром одна из имагинерских газет опубликовала на своей странице в интернете фотографии Хафиза. Судя по всему, фотографии сделаны недавно.

— Дай-ка я посмотрю, — Трейси встал с дивана и подошел к письменному столу.

— Вот, — Коул зашел на сайт газеты «Нюз Ляйнер» и показал своему коллеге снимки, сделанные Петером Сантиром.

— Фотографии действительно свежие. Они все объекты сняли, даже обменный пункт. Поработали на совесть… Выходит, что у них здесь есть свой человек. Вы не выяснили, кому принадлежит ооновская машина, на которой к нему приезжали?

— Номера на машине оказались фальшивыми — автомобиль с такими номерами есть у эстонского миротворческого контингента, но он другой марки, к тому же не на ходу.

— Неужели это имагинерские журналисты? Да вряд ли они могли придумать такое. Может, какая-нибудь из европейских спецслужб это представление устроила? Он ведь жаловался, что за ним кто-то следит. Нужно обязательно узнать с кем встречался Хафиз и для чего. Он по телефону об этом чего-нибудь неговорил?

— В одном из разговоров он сказал, что у него четырнадцатого есть какие-то дела, и он будет занят. Что у него за дела, не объяснил.

— Четырнадцатого? Значит, через четыре дня. Если он до этого вдруг захочет с тобой встретиться, попробуй что-нибудь выяснить о хозяине ооновской тачки. Как бы он чего-нибудь не натворил четырнадцатого…

— Хорошо, — кивнул Джеймс.

— Завтра вечером я тебе позвоню и скажу, что мы будем делать с Хафизом. Скорее всего, нам придется пустить в дело записи, которые ты сделал. Его «братья» быстро найдут на него управу, он им тоже уже не очень нужен.

— И кто подбросит диск Кабиру?

— Мухамад. Я тебе скажу, какие инструкции ему дать. Пускай подыскивает замену Хафизу.

— А если Кабир допустит какой-нибудь промах? — спросил Коул.

— Не думаю, что такое может случиться, — покачал головой Трейси. — Если нужно, мы сами позаботимся о Хафизе. У нас-то накладок точно не выйдет.

— Ладно, все сделаем.

— Начальство запрашивало и доклад насчет уровня террористической угрозы. Ты успел его дописать, Джеймс?

— Да, его осталось только распечатать…

40

Семь часов вечера десятого августа. Город Калиопа

— Присаживайтесь, Бертвольт, — Президент Имагинеры, завязывая в этот момент черную бабочку вокруг воротника, пригласил вошедшего в его кабинет Генерального прокурора Бертвольта занять стул у его рабочего стола. — Чего там опять шумят газеты?

— Газета «Нюз Ляйнер» днем разместила на своем сайте в интернете фотографии Саллеха Абдуллы.

— Когда они их успели сделать?

— Судя по всему, снимки сделаны совсем недавно. Один из репортеров газеты сейчас находится в столице Живицы.

— Вот как, — Президент Одест посмотрел на Генпрокурора, на секунду забыв о бабочке, никак не хотевшей завязываться в аккуратный узел. — То есть журналисты ездят туда и снимают его, а наши правоохранительные органы никак не могут его достать?

— Мы давно отправили в Живицу все необходимые документы, но местные власти не оказывают нам никакого содействия. Они оправдываются тем, что мы их не признаем, и это создает юридические препятствия.

— То есть, они хотят на нас еще и надавить, чтобы мы их признали. Если мы признаем Живицу или Копродину, тогда этнические венгры и немцы в Имагинере тоже могут поднять головы. И что тогда? Рвать Имагинеру на куски? Нет, мы им позволить нас шантажировать не можем. А что вчера случилось в Чехии?

— В Чехии задержали организованную группу, которая занималась контрабандой сигарет. Действиями этой группы руководил Саллех Абдулла, — просматривая свои бумаги, ответил Генеральный прокурор.

— Понятно, почему наша пресса так раскрутила эту тему. Он по всей Европе, что ли, возит сигареты? Бертвольт, нужно попробовать использовать этот случай и нажать на живитаров. Если Абдулла успел поставить на уши и Чехию, то им станет труднее игнорировать нас. Чехи тоже могут запросить его экстрадицию и представьте себе, как отреагирует наша общественность, если Живица выдаст этого террориста чехам, а не нам. Мы не можем сесть в такую лужу. Я поговорю и с главой МИД, чтобы они тоже подумали, что тут можно сделать.

— Хорошо, господин Одест.

— У меня на восемь часов общественное мероприятие назначено… На сегодня это последнее задание… — растирая усталые веки, пробормотал Президент, как будто не замечая, что перед ним сидит Генеральный прокурор. — Кстати, Бертвольт, этот араб не пытается снова заняться контрабандой в Имагинере? Как там ситуация?

— Его сеть была практически полностью разбита, к тому же сейчас контроль ожесточен и это не позволяет ему снова активизироваться в Имагинере.

— Бдительность нельзя терять. Пока он на свободе, мы не можем расслабляться.

— Да, мы следим за ситуацией…

— Вы наблюдайте и за нашими журналистами, которые находятся в Живице. Чтобы они не мешали вашей нормальной работе, и чтобы из-за них не получился какой-нибудь дипломатический скандал. Залог слишком большой…

Спустя два часа

Официальное открытие нового культурного центра, — футуристического здания с фасадом из прозрачного стекла, на котором крепилась сложная стальная конструкция, изображающая стилизованный отпечаток человеческого пальца, — о котором Одест вскользь упомянул в разговоре с Бертвольтом, подходило к концу.

Многочисленные гости и журналисты, наконец, оставили Президента в покое, перенеся свое внимание на африканских танцоров, чьим выступлением должен был закончиться вечер.

— Генрих, давай отойдем на минутку, — Одест окликнул Министра обороны, разыскав его в гуще столиков вокруг сцены, и пригласил его в сторонку, для личного разговора.

— Я тебя слушаю, Ален.

— Ты ведь слышал, что меня опять все расспрашивали об этом чертовом Абдулле. К тому же наши журналисты уже добрались и до Живицы. Их присутствие может как-то помешать вашей работе?

— Нет, — покачал головой Месчек, — там всего один человек — журналист из «Нюз Ляйнер». Мы знаем, где он и куда ездит, поэтому помешать нам не может.

— Он на араба собирает материалы что ли?

— Видимо, да.

— А он не пытается с ним встретиться?

— Насколько нам известно, Абдулла не подпускает к себе никаких журналистов, тем более имагинерских. Я не думаю, что тут стоит чего-то опасаться.

— Кто его знает, Генрих… А если араб решит куда-то уехать, чтобы его больше не снимали?

— Нет, он просто так с места не сорвется. Он там, практически, на осадном положении, ему некуда уехать.

— А результаты скоро будут, Генрих? Время-то идет…

— Надеюсь, что четырнадцатого я тебя смогу обрадовать хорошими новостями.

— Здорово будет, если обрадуешь, я этих хороших новостей с весны не могу дождаться… Дело это очень ответственное — и успех, и провал будут стоить одинаково дорого.

— Я понимаю, Ален. Я ребят предупредил, чтобы действовали осторожно.

— Ну ладно, ты сам знаешь что делать… Эх, побыстрей бы эти пляски кончились, а то у меня голова кругом идет уже… — посмотрев на экзотических танцоров, несущихся по сцене под аккомпанемент африканских барабанов, вздохнул Президент. — Завтра я поеду открывать еще один объект — больницу.

Одиннадцатое августа. Дом Саллеха Абдуллы в городе Поврилец

— Хаджи, а во сколько нам выехать в Кумача? — спросил Ясир, старший из трех охранников Абдуллы.

— Часов в восемь утра. Иностранец сказал, что его фура прибудет в Кумача около полудня. Когда его машина пересечет границу, он мне позвонит. Он нарисовал схему тайника, вот, — Абдулла, сидевший в кресле напротив троих охранников, в зале первого этажа своего дома, вынул из кармана брюк мятый листок бумаги и, поставив его на стол перед собой, начал объяснять, что на нем нарисовано. — Значит, тайник находится вот в этом разрушенном доме. Дорога здесь, дом, получается, третий по счету. Вот здесь. Перед домом стоит сгоревшая машина — по ней сориентируетесь. Иностранец сказал, что сумка с деньгами будет лежать в левом углу первого этажа, под кирпичами.

— Хаджи, а может нам предварительно туда с ребятами сгонять? Проверить что да как. Сегодня или завтра может? — предложил Ясир.

— Сегодня вы мне будете нужны в городе. Завтра после обеда можете съездить. Только возьмите другую машину вместо лендровера.

— Хорошо.

— Вы четырнадцатого не забудьте прихватить и детектор валют, я вам его потом дам. Перед тем, как забрать деньги, проверьте, не меченные ли купюры.

— Куда потом привезти деньги?

— Прямо в обменный пункт. Ребята там разберутся. Когда заберете деньги и убедитесь, что это не подстава, ты, Ясир, позвонишь и скажешь, что везешь «подарок» мне, понял?

— Да, «подарок», запомнил.

— Если вас по дороге остановит полиция или ООН, сразу звоните. Я буду сам с ними разбираться. Без меня не отвечайте ни на какие вопросы.

— Хорошо, Хаджи.

Около шести часов вечера двенадцатого августа. Город Поврилец

— Чем могу тебе быть полезен, Джон? — по-английски спросил Мухамад, сидевший напротив агента Коула в номере одной из небольших и — если судить по довольно скромному интерьеру — дешевых гостиниц города Поврилец.

— Я хочу с тобой о Хафизе поговорить. Ты ведь видишь, что вокруг него творится.

— Да, пресса постоянно им интересуется, — погладив свою как всегда аккуратно постриженную бородку, согласился Мухамад.

— И, судя по всему, этот интерес не собирается стихать. Ты ведь понимаешь, что местным властям в итоге придется или самим посадить его в тюрьму, или выдать его имагинерцам. А возможно, что за Хафиза в скором времени возьмутся и чехи. Он им может много чего интересного рассказать.

— Да, это проблема.

— Вот, и я тоже говорю, что это проблема и ее нужно как-то решать. У меня тут лежит… — Коул достал из своей борсетки небольшой бумажный пакет и протянул его собеседнику, — …решение. Это нужно передать Кабиру.

— Что сказать Кабиру?

— Что в ваших рядах завелся предатель, который стучит вестлендерской разведке и что от этого предателя надо избавиться, пока не стало слишком поздно.

— И этот предатель Хафиз, да?

— Совершенно точно. Придумай версию, что вы сумели поставить в его доме жучки, чтобы проверить его на вшивость и выяснили, что он выдает секреты иностранным агентам. Что-то в этом роде.

— Ну… хорошо.

— С Хафизом на днях встречался какой-то человек на ооновской машине, ты не знаешь подробности?

— Ну… нет. Это не связано с нашими общими делами. Хафиз мне ничего не говорил об этом человеке.

— А что он собирается делать четырнадцатого, не знаешь?

— На четырнадцатое у нас ничего не запланировано. Если бы он собирался куда-то ехать, он бы мне сказал. Думаю, что он будет в городе.

— Понимаю. Ты завтра сможешь встретиться с Кабиром? Время лучше не терять.

— Я ему сегодня позвоню, Джон. Попробую на завтра назначить ему встречу. Думаю, не откажет…

— Ну, ты постарайся, чтобы он не отказал. У тебя есть человек, который мог бы подменить Хафиза?

— У меня есть несколько кандидатов. А это действие не скажется как-то на общей ситуации? Не слишком ли быстро все делается?

— Последние события требуют от нас решительных действий. Хафиз не такая важная фигура, чтобы от этого были какие-то серьезные последствия. Да и он уже для всех стал помехой. Если он, так сказать, покинет сцену, это станет облегчением для всех без исключений. Ты, ведь, понимаешь, что я имею в виду, Мухамад.

— Да, я тебя понимаю, Джон… — утвердительно кивнул информатор, почесывая бородку правой рукой, на которой блестели золотой перстень и тонкая цепочка.

Вообще, многое в Мухамаде указывало на суетность его характера и старание подчеркнуть перед собеседником значительность своей персоны. На агента Коула эти старания, однако, особо эффекта не производили.

41

Около одиннадцати часов утра тринадцатого августа. Село Деничли

Темно-синий внедорожник съехал с гравийной дороги, тянувшейся зигзагом через все село, и остановился у белой двухэтажной мечети. Мухамад вышел из машины и, глотнув свежего горного воздуха, окинул взглядом весь Деничли.

Мечеть располагалась на возвышенности, с которой открывался красивый, панорамный вид на село. Домов в нем было всего несколько десятков и разбросаны они были довольно беспорядочно по соседним холмам — ближе к храму стояли дома в два и три этажа, в которых самовольно поселились моджахеды (во время войны иллирийцы захватили село, оказавшееся на линии фронта между двумя враждующими сторонами, и устроили жестокую расправу над местными мусульманами, разграбив и спалив их жилища), а поодаль, ближе к густо обросшим склонам горы, располагались дома поскромнее и поменьше, в большинстве своем полуразрушенные. Только трем или четырем семьям хватило смелости возвратиться и жить в компании бородатых соседей, которые ежедневно будили всю округу громкими призывами к молитве, раздающимися из минарета.

— Здравствуй, Мухамад, — дверь мечети открылась, и на улицу вышел высокий, крепко сложенный мужчина арабской внешности с длинной бородой. Он был одет в широкую белую рубаху и длинные бермуды, а на ногах у него были черные резиновые сандалии. — Давай зайдем в мечеть, внутри сейчас никого нет.

— Здравствуй, Кабир, а где твои ребята? — Мухамад зашел вслед за бывшим полевым командиром в одну из комнат на первом этаже.

— У себя дома. Они придут в полдень, молиться. Вот, присаживайся, — Аль-Хабар указал на длинный голубой диван с низкой спинкой у стены. — Кофе хочешь?

— Я бы хотел стакан воды, если можно.

— Да, конечно, сейчас, — Кабир вышел из комнаты и отправился за водой.

Мухамад уселся на диван, подложив под спину, лежавшую возле него подушку, и начал разглядывать комнату. Два окна заливали солнечным светом белые стены под высоким потолком и большой персидский ковер, которым был застелен пол. Мебели почти не было, за исключением деревянного стола в дальнем от дивана углу, на котором стоял компьютер, и небольшого шкафчика сбоку от него. Перед диваном стоял низкий столик и два низких, круглых табурета.

— Вот, пожалуйста, — Кабир вернулся в комнату, неся стакан воды, — рассказывай что случилось…

— У меня для тебя есть одна очень важная информация, Кабир.

— Я тебя слушаю, Мухамад, — Кабир подсел на диван к своему гостю.

— Дело в том, что среди нас завелся предатель, который выдает вестлендерам наши секреты.

— И вы выяснили кто это?

— Да, это Хафиз. Мы успели поставить его на прослушку. Вот тебе диск. Послушаешь, чего он им там говорит. Он и на тебя стучит.

— Вот как… — нахмурился Кабир. — А для чего я ему вдруг понадобился? Я с ним дела не имею практически.

— Вестлендеры под тебя копают, поэтому и решили через Хафиза собрать на тебя материал. Есть и другое. Мы обнаружили, что он присваивает часть денег братства, но, видно, и этого ему мало. Ты ведь видишь, что он даже заставляет свою жену работать.

— Да, действительно… — кивнул Кабир, скрестив руки на груди.

— Поэтому мы должны действовать, иначе пострадает все братство, а мы этого допустить не можем.

— И что будем делать?

— Хафиз опасен не только для нашего общего дела, но и для тебя самого. Ты как послушаешь записи, поймешь. Ты сам заинтересован в том, чтобы Хафиз получил по заслугам. Получается, что или он тебя, или ты его. Других вариантов нет.

— То есть, я должен его… — Кабир, не договорив последнее слово, провел большим пальцем правой руки по своему горлу.

— Да, ты меня правильно понял. Заодно сможешь проверить, как работают твои ребята.

— А с этим решением все согласны?

— Да, Кабир. Это общее решение. За Хафиза никто заступаться не станет, тебе даже «спасибо» скажут. Мы поставим более надежного человека вместо него. Можешь не беспокоиться. Главное, время не терять.

— Ну, если это нужно братству… я постараюсь. Кстати, а с деньгами из-за этого не будет перебоев? Они будут нормально к нам поступать?

— Сбоев не будет, все под контролем.

За несколько минут до полудня двое собеседников снова показались на крыльце мечети. Кабир проводил Мухамада до его машины, о чем-то с ним перешептываясь. В это время на зеленой поляне перед храмом появились молодые ученики Аль-Хабара, жившие в домах по соседству.

— Давайте, заходите, — строгим тоном сказал Кабир, обращаясь к своим ученикам. Те поспешили к двери, видя угрюмое лицо наставника; было их около десяти человек, все до единого с бородами, смотревшимися несколько неестественно на их молодых лицах.

Оставив Деничли далеко за спиной, Мухамад достал телефон и, увидев, что снова находится в зоне действия мобильной связи, набрал знакомый номер.

— Алло, Джон, я сделал все, что надо.

— Молодец, Мухамад. Он, значит, взялся за дело?

— Да, я ему все объяснил.

— Ну, хорошо, пока.

Темно-синий внедорожник двигался по гравийной дороге, ведущей в столицу. Дорога проходила по вершинам невысоких сопок, то поднимаясь, то опять опускаясь, создавая у водителя чувство, как будто у него под колесами не твердая земля, а неспокойные морские волны.

На подходе к городу слева от дороги выросли домики очередной деревни, а справа — тучный луг, на котором паслось стадо овец. Луг был обрамлен длинной лесной полосой, своей тенью накрывавшей небольшое озеро. Все вокруг утопало в зелени и, кажется, само солнце радовалось этой природной красоте, даря ей свои яркие лучи.

Мухамада, однако, больше волновали не прелести балканских гор, а Хафиз, точнее, то, что должно было с ним очень скоро произойти. Среди членов бандитского подполья Живицы нужно было подобрать подходящего кандидата, который занял бы место опального иорданца. Кандидат должен был не только пользоваться доверием, но и поддаваться манипуляции, так же как Абдулла.

***

Четырнадцатое августа. Город Поврилец. Без двадцати пять утра

Было совсем тихо, до наступления рассвета оставался еще час. Ночную улицу, по сторонам которой торчали едва различимые силуэты жилых домов, озарили две пары электрических огней — старого четырехдверного фольксвагена и следовавшего за ним небольшого микроавтобуса.

Не доезжая до трехэтажного белого дома, защищенного высоким забором, микроавтобус выключил фары, свернул влево, на боковую улицу, и остановился за необитаемым двухэтажным строением, метрах в тридцати по диагонали от заднего двора белостенного дома. Фольксваген проехал немного дальше, тоже выключил фары и, сделав правый поворот, спрятался за полуразрушенным домом на противоположной стороне улицы.

Из двух автомобилей одновременно вышло две группы по четыре человека. От каждой из них отделилась пара и, пользуясь почти полным мраком, — луну закрывало облаками, — отправилась в обход белого дома. По слаженным действиям незнакомцев было понятно, что они действуют по заранее подготовленному плану. Составить план им помог Мухамад — от него они узнали и о двух заброшенных строениях, и о точном расположении комнат в белостенном доме, и о том, что в это время суток хозяина дома охраняет только один человек.

— Пошли наверх, — негромко скомандовал один из ночных визитеров, вышедших из фольксвагена, и, оставив водителя ждать в машине, вместе со своим напарником пролез через разбитое окно внутрь бесхозного строения. У каждого из них на плече висела увесистая туристическая сумка.

Поднявшись на второй этаж, незнакомцы, оба одетые в камуфляж, поставили на пыльный пол сумки и начали вынимать из них все необходимое для их дальнейших действий. Мужчина, выполняющий роль командира всей группы, достал из своей сумки длинную пулеметную ленту, навешивая ее себе на шею, как шаль, а за ней и сам пулемет. У его напарника оказался не менее внушительный арсенал — автомат в комплекте с десятком запасных магазинов и противотанковый гранатомет.

— Айман, ты готов? — командир достал из нагрудного кармана рацию и связался со своими помощниками в другом доме.

— Я готов, Карим, жду твоего сигнала, — у Аймана и его напарника тоже были пулемет, автомат и гранатомет.

Карим вышел на связь и с двумя парами, подкравшимися к забору белостенного дома, предупредив их быть наготове.

— Все, начинаем. Аллаху Акбар… — командир надел прибор ночного видения и, дав условный сигнал своим подопечным, поднял пулемет и занял позу для стрельбы.

Напарник Карима, тоже имевший прибор ночного видения, встал у соседнего окна, поставил на правое плечо гранатомет и прицелился в окно одной из комнат на втором этаже белостенного дома.

Раздался оглушительный хлопок, похожий на раскат грома, в оконный проем спящего дома влетел огненный шар и разорвался внутри комнаты.

— Хаджи, Хаджи! Ты в поряд… — не успел Фарис договорить, как на улице, со стороны фасада, раздался второй хлопок с яркой вспышкой, все стекла с передней стороны со звоном рассыпались, и в зал первого этажа хлынуло облако серого дыма. Граната, выпущенная из заброшенного дома напротив, угодила в металлические ворота, сорвав их с петель.

Две пары атакующих, до этого укрывавшиеся за боковыми стенами забора, заскочили синхронно в образовавшуюся брешь и оказались во дворе дома.

— Фарис, что происходит?! — на пороге своей комнаты показался Саллех Абдулла, одетый в белую футболку и трусы, и ошалевшими глазами посмотрел на бегущего к лестнице телохранителя, несущего в руках автомат и разгрузку с патронами.

Повернув голову налево, Абдулла сообразил, куда метили неизвестные. Противотанковая граната разворотила соседнее помещение, так как стрелявшие думали, что их жертва спит именно в нем. Однако, Мухамад, по наводке которого действовали нападавшие — это были моджахеды Кабира, — не знал, что за несколько дней до этого иорданец перебрался в комнату за стенкой, решив сделать небольшой ремонт в старой спальне. Эта случайность и спасла Абдуллу.

Вдруг, Фарис, успевший обуть только кроссовки, увидел, что в окна со стороны фасада пролезают два человека, в серой дымке похожие на призраков. Телохранитель ни на секунду не растерялся и открыл по незваным гостям огонь.

— Хаджи, зайди в кладовку, я их задержу! — прокричал Фарис, продолжая отстреливаться. Дверь небольшой кладовки находилась за спиной телохранителя, в глубине коридора.

Абдулла, однако, вместо того, чтобы сразу побежать в маленькую комнатку, сначала вернулся в свою новую спальню и забрал чемоданчик со спутниковым телефоном, лежавший у его кровати, и мобильный телефон с тумбочки возле нее. После этого он бросился к двери кладовки, пересекая коридор на полусогнутых, что оказалось весьма разумным решением, так как над его головой сразу просвистела вражеская очередь.

Люди Кабира тоже не дрогнули и начали поливать свинцом лестничную площадку. Фарис отскочил назад и вставил в автомат запасной магазин из разгрузки. Перед этим, немного привыкнув глазами к темноте, он заметил, что сумел попасть в одного из нападавших — пули настигли боевика в тот момент, когда тот, перекинув вторую ногу через подоконник, соскочил на пол.

— Ясир! Ясир! Мой дом штурмуют! Быстро приезжай сюда! Мой дом штурмуют! Меня тут расстреливают! Быстрее! — захлебываясь, орал в трубку телефона Абдулла, пытаясь перекричать перестрелку за дверью кладовки.

В следующее мгновение в сторону Фариса прилетело две ручных гранаты — одна отскочила от стены и скатилась обратно вниз, вторая упала на одну из ступенек. Телохранитель иорданца ненадолго прекратил стрельбу и отпрянул назад, чтобы прикрыться от осколков. Гранаты разорвались поочередно, осколками выбивая куски штукатурки из стены, но не сумели причинить Фарису никакого вреда. Он, почти ничего не видя из-за едкого облака пыли и пороха на лестничной площадке, отправил еще несколько очередей в сторону боевиков Кабира, сдерживая их наступление.

— Хаджи, иди наверх! — крикнул Фарис, перезаряжая автомат. — Я тебя прикрою! На, возьми мой пистолет на всякий случай!

Абдулла выскочил из кладовки с чемоданчиком в руках и побежал по лестнице на третий этаж, прихватив пистолет. В это время нападавшие послали на второй этаж несколько беспорядочных очередей и бросили еще одну гранату, но Фарис снова увернулся.

— Махмуд, что у вас там происходит?! — Карим связался по рации с командиром группы, которая вела бой с телохранителем иорданца.

— Они спрятались на втором этаже, пытаемся выбить их оттуда. Я потерял одного человека, — протрещал голос Махмуда, перебиваемый автоматными выстрелами.

— Махмуд, у нас нет времени, скоро рассвет! Нужно действовать быстрее!

— Мы, пытаемся, Карим!

— Если не сможете достать Хафиза, поджигайте дом! В моей машине есть канистра с бензином, Тарик ее сейчас принесет. Нужно быстрее действовать!

— Хорошо, Карим, ждем.

— Тарик, — Карим обратился к своему помощнику, — иди вниз и отнеси канистру Махмуду. Посмотри, нет ли там и зажигалки.

— Есть, — ответил боевик и, закинув автомат за плечо, побежал вниз.

Тем временем, на выручку Абдулле спешили трое его охранников. На одном из перекрестков, на подходе к осажденному дому, их лендровер чуть не врезался в патрульный автомобиль, пытавшийся перекрыть доступ к обстреливаемой зоне. Серебристую машину не пытались остановить, да и сделать это было невозможно, к тому же полицейские предпочли не вмешиваться, пока не закончится сражение около дома Абдуллы, чтобы самим не попасть под горячую руку.

Остановив лендровер в начале улицы, трое охранников выскочили из него, захватив с собой оружие, в том числе один гранатомет, и пошли в обход необитаемого строения, стоявшего лицом к хозяйскому дому.

— Демир, иди посмотри кто приехал, — Айман, услышав близкий рев двигателя и свист покрышек, обратился к своему напарнику, молодому местному мусульманину, и отправил его в соседнюю комнату, чьи окна выходили на тесную боковую улицу.

Демир выполнил указание и исчез в сумраке коридора. Подойдя к оконному проему, он заметил, что в соседнем дворе копошатся три темные фигуры и пытаются незаметно подкрасться к необитаемому дому.

Молодой мужчина достал из кармана гранату, выдернул чеку и бросил ее в сторону темных фигур. Ясир, старший охранник иорданца, заметил вылетевший из окна второго этажа круглый предмет и инстинктивно отскочил назад. Осколки приняло на себя небольшое дерево, стоявшее рядом, у торца соседского дома, в котором, судя по всему, жили люди.

В это же время был убит и водитель фольксвагена, вышедший из машины и попытавшийся открыть огонь по наступавшим.

По окну сразу ударили из трех стволов, заставив Демира укрыться за стену. Ясир дал знак одному из своих подчиненных, которого звали Муса, зачистить второй этаж из гранатомета. Пока его товарищи огнем не позволяли противнику поднять голову, охранник отбежал в сторону и выбрал позицию для стрельбы.

Через несколько секунд гранатометчик сделал выстрел и аккуратно поразил цель. Раздался мощный хлопок, раскидавший во все стороны осколки кирпичей и черепицы, и второй этаж накрыло пеленой дыма. Ясир, воспользовавшись секундным замешательством, повел своих людей вперед.

Охранники забрались на первый этаж и, не встретив там никого, устремились наверх по лестнице. Поднявшись на второй этаж, Муса, идущий во главе троицы, увидел шагах в пяти от себя нечеткие контуры человеческой фигуры.

Фигура застыла на месте, заметив атакующих, направила на них пулемет и надавила на спуск. Двое мужчин выстрелили друг в друга практически одновременно и так же одновременно рухнули на землю, как подкошенные.

— Бросаем гранату и идем вперед, мы его потом подберем, — не теряя самообладание, крикнул Ясир и подтолкнул в спину второго напарника, у ног которого бездыханным упал Муса.

Кроме пулеметчика и его сообщника, уничтоженного залпом из гранатомета, других боевиков в здании не было. Ясир подошел к одному из окон, из которого открывался вид на фасад дома Абдуллы, и увидел, что на первом этаже, в углу, заблестели языки пламени, а на их фоне мелькают чьи-то тени. В следующий миг в кармане охранника зазвонил телефон.

— Ясир, ты где?! Мы тут долго не продержимся! — прокричал в трубку иорданец.

— Я в доме напротив тебя, мы уничтожили троих человек. На тебя напали моджахеды, Хаджи.

— Из заброшенного дома слева тоже стреляют, берегись! Попытайтесь вытащить нас отсюда, Ясир! Фарис сейчас на втором этаже отстреливается, попробуй ему помочь.

— Я пытаюсь, Хаджи, но они держат первый этаж. Нас только двое, Мусу убили.

— Все равно попробуй сделать что-нибудь, Ясир! Дом горит! Я не буду класть трубку, сообщай мне что происходит.

— Хорошо, Хаджи, — Ясир убрал мобильник в карман, не прерывая разговор, и начал думать, что делать дальше. — Ахмед, принеси мне пулемет.

Напарник сбегал в коридор и дотащил пыльный пулемет. Ясир подхватил его, посмотрел, сколько патронов осталось в ленте — осталось их штук восемьдесят — и взял на мушку первый этаж хозяйского дома. Изнутри нападавшие продолжали вести дуэль с Фарисом, который отвечал уже только одиночными выстрелами, экономя боеприпасы.

Увидев в проеме окна одного из боевиков Кабира, расхаживающего по залу первого этажа, Ясир прицелился и послал в него длинную очередь. Две пули настигли боевика, он как-то неестественно развернулся и повалился на спину. Охранник иорданца начал обрабатывать весь первый этаж, отвлекая на себя остальных нападавших.

— Махмуд, что у вас там твориться? Айман не выходит на связь! Кто там долбит из пулемета? — в радиоэфире прозвучал раздраженный голос Карима.

— Стреляют люди Хафиза, они захватили дом Аймана! У меня еще один убитый!

— Вы дом подожгли уже?

— Да, огонь разгорается.

— Сколько у тебя человек осталось?

— Трое.

— Подожгите лестницу, чтобы они не могли сойти вниз и выходите из дома, я вас прикрою! Выходите со стороны заднего двора!

Махмуд приказал двум своим боевикам сдерживать напор охранников Абдуллы, а третьему — притащить к лестнице кушетку, стоявшую у стены, и облить ее оставшимся в канистре бензином. Сам он взял на прицел коридор второго этажа, не позволяя Фарису высунуться из-за угла.

42

— Хаджи, они пытаются нас спалить! Первый этаж горит! — поднявшись на третий этаж, прохрипел Фарис, весь покрывшийся серой пылью и копотью, похожий на черта, со ссадинами на руках и ногах, с порванной в нескольких местах грязной футболкой, с взлохмаченной бородой, покрытой кусочками битой штукатурки.

— Где они сейчас? — тревожным голосом спросил Абдулла. — Они на второй этаж поднялись что ли?

— Нет, Хаджи, они на второй этаж не пойдут. Они забаррикадировали лестницу мебелью и подожгли ее, — прокашлялся Фарис; дым просачивался все выше и выше.

— Надо что-то делать, Фарис!

— Можно попробовать перелезть через окно на втором этаже и спуститься вниз по крыше гаража.

— Лучше всего было бы в бункере переждать и потом по-тихому уйти. Плохо, что ключи от гаража остались в моей комнате.

— Мы через заднюю дверь войдем, ее не трудно взломать.

— Ладно, попробуем. Подожди, я проверю, что делает Ясир, — иорданец посмотрел на экран мобильного телефона — его охранник все еще был на связи. — Ясир, Ясир, ответь!

— Мы ведем бой, они держат первый этаж! Пока не можем подойти ближе к вам, Хаджи! — половину слов Ясира было не расслышать из-за непрерывной канонады; в охранника попасть пыталась не только группа Махмуда, но и Карим, вышедший из заброшенной постройки и вставший у угла соседнего с ней дома. — Я тебе через несколько минут перезвоню! Не могу сейчас…

— Что такое, Хаджи? — спросил Фарис.

— Они на первом этаже все еще. Ясир не может прорваться к нам.

— Хаджи, дыма становится все больше. Может, попробуем выйти к гаражу?

— Ладно, Фарис, пошли. Я только заберу чемоданчик, — иорданец вернулся в комнату за спутниковым телефоном.

— Хаджи, у тебя там нет какого-нибудь платка или тряпки? Если есть, поставь его на рот, чтобы не дышать гарью. Воды там у тебя нет?

— Поищу и тебе какую-нибудь тряпку, подожди. Воды нету…

— Хаджи, принеси и мой пистолет…

Через минуту Абдулла появился в коридоре, неся в одной руке чемоданчик со спутниковым телефоном и два куска белой материи, вырванных из наволочки подушки, лежавшей на диване в комнате, а в другой — мобильный телефон и пистолет. Фарис повесил на грудь автомат и полегчавшую разгрузку, чтобы освободить левую руку, вооружился пистолетом и повел хозяина вниз.

В это время Махмуд и трое его соучастников, один из которых был легко ранен осколком ручной гранаты в левую руку, пытались под прикрытием Карима покинуть территорию охваченного огнем дома. Дойдя до заднего двора, они столкнулись с еще одним препятствием — кирпичным забором. Когда боевики перелезли через забор и начали перебегать улицу, отделявшую их от необитаемого строения, за которым пряталась машина, перестрелка, затихшая до этого, возобновилась с еще большим остервенением и по асфальту снова защелкали пули. Махмуду и двум его соучастникам удалось форсировать опасный участок невредимыми, но третий боевик, бегущий последним, был срезан очередью, выпущенной помощником Ясира, который через секунду тоже получил смертельное ранение, слишком высунувшись из окна.

— Давай сюда, Хаджи! — прикрывая рот тряпкой, прохрипел Фарис и повел хозяина к комнате, чьи окна стояли прямо над покатой крышей гаража, приютившего бронированный лендровер Абдуллы. На этаже было уже почти невозможно дышать, дым, затягиваемый сквозняком в помещение, в которое попали из гранатомета, становился все жарче и гуще.

Фарис и его хозяин пересекли коридор, и зашли в комнату, до которой, к счастью для них, еще не успел добраться огонь. Телохранитель подошел к окну, осторожно посмотрел по сторонам и открыл его. Убедившись, что во дворе нет боевиков, — они, перебежав на соседнюю улицу, уже садились в свою машину, — Фарис, несмотря на свои грузные пропорции, ловко перебросился через подоконник и спрыгнул на крышу. Следом за ним на подоконник, кряхтя и пыхтя, забрался сам Абдулла. Телосложение у него было совсем не спортивное и довольно неуклюжее, но это не помешало ему быстро вылезти на улицу, к тому же высота, которую нужно было преодолеть, была незначительная — всего метр.

На восточном краю горизонта уже прорезалось предрассветное сияние, отгоняя ночной мрак все дальше на запад. Боевики Кабира, оставив на поле боя тела своих товарищей, спешили покинуть город, как оборотни, бегущие от первых лучей солнца. Бой закончился, и на улице стало непривычно тихо.

— Хаджи, Хаджи, ты там? Боевики ушли. Ахмед тоже погиб. Что мне дальше делать? — из телефона в руке иорданца донесся голос Ясира.

— Ясир, попробуй уйти, мы тут сами справимся. Нам всем пока надо залечь на дно. Телефонами не пользуйся, я потом сам на тебя выйду, когда смогу.

— Хорошо, Хаджи… Иншаллах!^[14]

Прервав разговор, иорданец подал своему телохранителю, соскочившему на землю, чемоданчик со спутниковым телефоном и с его помощью начал слезать с крыши. После этого двум беглецам нужно было взломать навесной замок на железной двери на задней стене гаража и зайти в подземный бункер, отделенный от подвала под домом Абдуллы бетонной стеной. Бункер был раза в два меньше, чем подвал и в него можно было зайти только через тайный лаз в цементном полу гаража. Из убежища наружу вел тесный туннель, на конце которого была шахта, расположенная у внешней стороны забора. И вход, и выход, замаскированный кустами и засыпанный землей, можно было запереть только изнутри.

Фарис направил автомат на замок и выстрелил. Пуля пробила его насквозь и застряла в двери. Телохранитель ухватил растерзанный замок и сорвал его с петель, затем выбросил автомат за забор. Крышка лаза, накрытая резиновым ковриком для пущей скрытности, находилась у стены, под металлическим стеллажом с запасными шинами от лендровера и разными инструментами.

Фарис поднатужился и отодвинул со скрежетом стеллаж, затем приподнял один из краев коврика, привинченного к прямоугольной ржавой решетке того же размера. Под ней, сантиметров на двадцать под уровнем пола, скрывалась массивная дверца, размером с канализационный люк, похожая на дверцу сейфа, с приваренной к ней небольшой дугообразной ручкой.

— Ладно, пошли быстрее, а то они сейчас сюда явятся. Подай мне и чемоданчик, — Абдулла услышал приближающийся тревожный вой пожарных и полицейских сирен и начал спускаться в лаз, ведущий в бункер. Его телохранитель, разбив перед этим лампу на потолке, последовал за ним и захлопнул за собой стальную дверцу, заперев ее на замок изнутри. Решетка с ковриком, прикрепленная к полу шарнирными петлями, упала сама, скрыв под собой дверцу.

Полицейские, оцепившие плотным кордоном улицы вокруг дома иорданца, над которым поднимался гигантский столб черного дыма, видимый далеко за пределами города, наконец, набрались смелости и подъехали к полю боя. Было уже достаточно светло, чтобы рассмотреть последствия недавней перестрелки: забор и стены дома были сплошь изрешечены пулями и осколками, на снесенных воротах была видна крупная дырка с рваными краями, пробитая снарядом гранатомета. Окна были разбиты; огонь, охватив весь первый этаж, жадно поглощал комнаты второго и третьего; везде валялись стреляные гильзы и пустые автоматные магазины, нашлись даже две неразорвавшиеся гранаты; самой жуткой находкой, однако, стали семь трупов — два принадлежали охранникам иорданца, остальные — боевикам, пытавшимся совершить на него покушение. Знаков отличия у нападавших не было, одеты они были тоже по-разному: на одних были обычные спортивные костюмы, на других — камуфляжные брюки или куртки. Объединяли их только длинные бороды.

Вскоре около дома скопилась пестрая толпа ооновских и натовских солдат и представителей Евросоюза. После того, как пожарные потушили огонь, и здание немного проветрилось, иностранные военные сразу приступили к осмотру места происшествия, вытеснив местных полицейских, причем делегация вестлендеров почему-то рвалась зайти в обугленный дом первой, из-за чего даже разразился небольшой скандал.

Спешить, впрочем, уже было бесполезно — пока местные и иностранные силовики стояли в стороне и наблюдали зарево над домом иорданца, Ясиру и его противникам хватило времени незаметно выйти из окружения. Преследовать их по горячим следам никто не стал.

Около восьми часов утра четырнадцатого августа. Город Поврилец

— Алло, Джеймс, ну что ты там выяснил?

— Ни тело Хафиза, ни тело его личного охранника пока не нашли, — агент Коул сидел в своей машине, разговаривая по мобильному телефону, перед двухэтажным зданием на окраине города, в котором находилась региональная штаб-квартира НАТО.

— А сколько тел всего нашли?

— Пока семь — двоих охранников Хафиза и пятерых нападавших.

— Двоих? Третий охранник, получается, успел сбежать. Его не нашли еще?

— Нет, Уильям, у себя он не появлялся. Но город он тоже не мог покинуть, потому что все выезды перекрыты. Он где-то здесь.

— Ладно… А куда уехали люди Кабира?

— В Пожарину.

— В Пожарину? А Кабир в Деничли остался?

— Да.

— Понятно… а в доме все комнаты проверили? Неопознанных человеческих останков там точно не обнаружили?

— Пожар потушили минут десять назад и наши ребята только приступили к осмотру дома. Пока невозможно сказать, жив Хафиз или мертв.

— Среди найденных тел его точно нет, Джеймс? Там не могли чего-нибудь напутать?

— Ребята сказали, что его тела там точно нет.

— Куда же он мог тогда деться? Может в доме есть потайные ходы или комнаты? Не мог же он испариться или вылететь в окно…

— Осмотр только начался, так что может чего-то и найдут. Они мне позвонят, если

что…

— Ну, хорошо, Джеймс. Я на завтрашний самолет сяду и прилечу в Поврилец. Я и с нашими военными на месте поговорю. Ты будь на чеку, может Хафиз попытается выйти на связь… хотя это маловероятно, но все-таки…

— Конечно, Уильям…

— Мухамад тебе случайно не звонил?

— Нет.

— Ладно, если сам не позвонит, мы завтра подумаем что делать.

После разговора агент Коул, прибрав телефон в футляр, прикрепленный у него на ремне, завел двигатель и поехал обратно в свою базу-дом, украдкой посмотрев на штаб-квартиру НАТО.

До начала девяностых годов двухэтажное здание принадлежало Министерству обороны Югоравии, но весной 1992 года оно, как и остальные военные объекты в объявившей независимость Живице, было покинуто частями федеративной армии. Вывод войск сопровождался постоянными провокациями со стороны вооруженных отрядов местных мусульман и иллирийцев, в результате чего югоравская армия, не участвуя в боевых действиях и передвигаясь по собственной территории, меньше чем за месяц потеряла около полусотни солдат убитыми.

Между тем, черный столб над особняком Абдуллы почти полностью рассеялся, оставив на голубом небе несколько размытых черных облаков гари. В самом доме, к которому настойчиво пытались пробиться и журналисты, продолжали искать улики, способные подсказать ответ на один простой вопрос: где же мог спрятаться Саллех Абдулла?

За час до этого. Бункер под домом Саллеха Абдуллы

— Что мы будем дальше делать, Хаджи? Они ведь, в конце концов, найдут вход в укрытие, — Фарис, смывший с себя грязь, — в помещении имелся кран с холодной водой и даже унитаз, скрытый за фанерной перегородкой, — сидел на раскладном стуле и наблюдал, как его хозяин роется в какой-то картонной коробке и перебирает кучу бумаг в свете электрической лампочки на потолке.

В бункере, построенном на случай, если иорданца приедут арестовывать полицейские, можно было прожить несколько дней и даже недель, не выходя на поверхность. В двух металлических шкафчиках у стены хранилась сменная одежда, две пары армейских ботинок, медикаменты, бутылки с минеральной водой, еда в консервах и многое другое. В углу стоял и деревянный ящик с двумя автоматами и патронами.

— Если они найдут вход раньше времени, попробуем выйти с другой стороны. Хорошо бы темноты дождаться, — вытащив из коробки два паспорта, ответил Абдулла. — У меня тут два болгарских паспорта завалялись, на меня и на тебя. Других пока нет, поэтому придется временно эти использовать.

— А куда мы поедем?

— Сначала в Копродину, а там посмотрим. Как выйдем на улицу, нужно какую-нибудь машину захватит. Попробуем прорваться из города. Все нас предали, Фарис. Все оказались подлыми шайтанами… Только на себя можем рассчитывать… Давай соберем вещи, пока есть время, — иорданец вытащил из одного из шкафчиков два рюкзака цвета хаки.

— Я оружие приготовлю, — Фарис пошел к ящику с автоматами и патронами.

— Возьми этот пистолет, — Абдулла взял с одной из полок шкафчика пистолет в комплекте с глушителем и двумя запасными магазинами, завернутыми в белую льняную тряпку.

Восемь часов утра. Гостиничный номер агентов Камана и Хорха

— Ребята, наши планы резко поменялись, — в комнату к двум имагинерским разведчикам вошел полковник Клум, лицо и голос которого выражали сильную озабоченность. — Стрельба велась в доме Саллеха Абдуллы.

— Он убит? — воскликнул Каман.

— Пока неизвестно. Его тело не найдено.

— Означает ли это, что он мог сбежать? — к разговору подключился и Хорх, сидевший на краю кровати возле своего напарника.

— Дело в том, что он не мог проскочить незаметно мимо всех постов. Его бы обязательно засекли. У него или есть какое-то тайное укрытие, или его вывезли вестлендеры. Второе пока неподтверждается, и надеюсь, не подтвердится.

— А его дом хорошо обыскали? Может там есть тайные ходы, — подумал Каман.

— Пожар полностью потушили минут двадцать назад и туда сразу вошли вестлендерские военные. Других, в том числе нас, они оттеснили. Мы узнаем, если они что-то найдут.

— Что нам делать дальше, товарищ Полковник?

— Завтра сядете на самолет и полетите домой. Вы сделали все что могли, но, как видите, ситуация приняла неожиданный оборот, поэтому придется приступить к плану «Б». Сейчас главное выяснить, жив ли иорданец. Вы, давайте, складывайте вещи, я вас отвезу в базу наших миротворцев.

— Есть, — хором ответили агенты и начали собирать чемоданы.

Половина девятого утра. Около дома Саллеха Абдуллы

— Они нас, к сожалению, дальше не пропустят, — вздохнул Петер Сантир, встав у желтой предупредительной ленты, натянутой полицейскими по периметру улицы, ведущей к сгоревшему особняку. В нескольких шагах от ленты, у одного из домов, стоял серебристый лендровер, брошенный охранниками Абдуллы. Немного в стороне кучковались несколько назойливых иностранных журналистов, пытавшихся выудит подробности случившегося у одного не слишком разговорчивого ооновского офицера.

— Я тут знакомых лиц не могу разглядеть, так бы я мог чего-нибудь у полицейских узнать, — ответил Алия Маленович, вертя головой по сторонам. — У вас это опять станет громкой новостью, а у нас, скорее всего, попытаются побыстрее замять.

— Эта новость станет еще громче, если Абдулла исчезнет бесследно. Получится, что имагинерские власти не только не добились его экстрадиции, но даже не смогут сказать, куда он девался.

— Видно это какая-то внутренняя разборка между исламистами. Местные власти бы не устроили такую пальбу посреди города.

— Должно быть, они решили окончательно свести с ним счеты.

— О, там один знакомый полицейский приехал. Подождите, Петер, я попытаюсь с ним поговорить, может он расскажет чего, — Алия поспешил к подъехавшей патрульной машине, из которой вышел крупный черноволосый господин средних лет, одетый в голубую рубашку офицера полиции. По его реакции можно было судить, что он хорошо знает Маленовича. Двое мужчин встали в тень березы на тротуаре и о чем-то недолго побеседовали.

— Что-нибудь узнали, Алия?

— Узнал кое-что, — улыбаясь, ответил Алия, вернувшись обратно. — Дом атаковали исламисты. Начальник сказал, что два трупа уже опознаны по картотекам — это были боевики Басима Аль-Хабара из Деничли. Там, в том доме, — Маленович указал пальцем на необитаемое строение напротив особняка Абдуллы, — нашли двоих охранников иорданца.

— Значит, они доехали на лендровере, бросили его здесь, — Сантир взглянул на бесхозный лендровер, на котором было не заметно никаких повреждений, — потом, наверное, попытались подойти с тыла и разблокировать своего босса.

— Но, судя по всему, у них это не получилось. Абдуллу обстреливали с двух сторон — с этого здания и со здания, которое находится на боковой улице, его отсюда не видно.

— Узнать бы, кто дал команду на его ликвидацию, — подумал вслух Петер.

— Если бы лидеры исламистского подполья не дали добро, я не думаю, что это бы случилось. Ведь через него проходили не малые деньги. Ему, наверное, быстро найдут замену.

— А майор уверен, что Абдулла не бежал из города? Он об этом не говорил?

— Он сказал, что пока неизвестно где Абдулла, но он точно не мог выйти из города. Тогда, он или убит, или у него в доме есть тайное убежище. Его личного телохранителя тоже пока не обнаружили. Там все выглядит спокойно, так что, видимо, еще никого не нашли, — живитарский журналист посмотрел на дом и снующих возле него миротворцев.

— Наверняка не все нападавшие были убиты, Алия. У них должны были быть сообщники.

— Начальник сказал, что по горячим следам никого не поймали. Может он правду говорит, хотя не исключено, что им просто позволили уйти.

— Вы, Алия, не спросили начальника о Кабире? Его на допрос не собираются вызывать, раз его боевики валяются здесь?

— Он сказал, что не знает. Кабира вполне могут отвезти на допрос и потом отпустить домой. Такое много раз бывало с радикалами. Их задержат на пару дней, допросят и потом отпустят, не предъявляя обвинений. Очень редко кого-то сажают. Вот как у нас искореняют радикальный ислам. Про наших полицейских говорят, что они не раскрывают преступление, а прямо ждут, пока совершат следующее.

43

Около одиннадцати часов утра четырнадцатого августа. Село Деничли

— Алло, Кабир, почему в новостях говорят, что не могут найти тело Хафиза? Он успел удрать что ли? — в трубке трещал строгий голос Мухамада.

— Не знаю, как это получилось, Мухамад, его дом ведь полностью сгорел. Ему некуда было деться.

— Да, но никто не знает, где он сейчас. Я поговорил с некоторыми людьми, но все говорят, что тело Хафиза до сих пор не обнаружили. И как это получилось, что там осталось пять трупов? В доме был всего один охранник.

— Хафиз ночевал не в той комнате, в которой он должен был ночевать. Тогда бы его не пришлось искать. А его охранник успел вовремя занять оборону.

— Плохо, Кабир, плохо. Нельзя было допускать такой промах. Твои люди доехали уже туда, куда надо?

— Да, они там…

— Пусть тогда они стоят там и не высовываются, пока все не затихнет.

— Да, конечно, Мухамад…

— К тебе полицейские не приезжали еще?

— Нет, пока никого не было.

— Если приедут, ты будь с ними осторожен. Смотри не наговори им лишнего. И внимательно обдумывай свои действия. А то твои люди и так большую кашу заварили.

— Я знаю, Мухамад, мне не впервой общаться с ментами…

— Ладно. Когда ситуация проясниться, я тебе перезвоню. Пока.

— Пока… — Аль-Хабар бросил мобильный телефон на сиденье дивана, покачал раздраженно головой и едва слышно выругался, стиснув зубы.

Около пяти часов вечера. Дом Саллеха Абдуллы

— Лейтенант, сэр, тут под решеткой есть какой-то металлический люк, — один из вестлендерских солдат, обхаживая гараж с фонарем в руках, решил отодвинуть коврик и посмотреть, не лежит ли под ним что-нибудь.

— Дай поближе фонарь, я тоже посмотрю, — в темное помещение вошел лейтенант — крепкий блондин лет тридцати — и присел на корточки у отверстия в полу. — Не открывается. Замков нет, значит, заперто изнутри. Надо саперам посмотреть, что можно здесь сделать. Крис, иди, позови майора Рийли.

— Есть, сэр, — ответил солдат и вышел через разбитую дверь во двор.

— Что вы нашли, Лейтенант? — через несколько минут в гараже появился майор Рийли и, встав возле лейтенанта, начал светить своим фонариком в прямоугольную дыру в полу.

— Вот-люк не открывается. Надо бы как-то его открыть, посмотреть, что там под полом. Авось Абдулла спрятался там.

— Креплений не видно, сталь довольно толстая, — Рийли постучал кулаком по люку, — мы его попробуем подорвать, только надо бы отогнать эту машину и убрать все лишнее.

— Сейчас, — лейтенант связался по рации с кем-то из своих сослуживцев и начал разбираться с ним насчет лендровера. — Ключи от машины нашли в одной из комнат, так что мы ее быстро уберем.

— Я тогда схожу и дам распоряжение подготовить заряды.

Через несколько минут в гараже появился молодой, рослый солдат со связкой ключей, лежавших в небольшой металлической кассе в личной комнате телохранителя иорданца. Огонь добрался и до комнаты Фариса, но благодаря кассе ключи остались в целости и сохранности.

Лейтенант открыл сначала рулонные ворота гаража — в связке нашелся ключ и от них — и поднял их вручную, затем открыл дверцу бронированного автомобиля, сел за руль и завел двигатель.

Отогнав лендровер на улицу, что сразу привлекло внимание репортеров, стоявших за линией оцепления, офицер вернулся обратно и вместе со своими солдатами расчистил гараж, после чего в него вошли саперы и начали готовить стальной люк в полу к подрыву.

В это время. Бункер под домом Абдуллы

— Хаджи, они там чего-то расшевелились, — охранник иорданца заметил, что на поверхности участился стук солдатских ботинков и начали перемещаться какие-то тяжелые предметы. — Они, наверное, нашли лаз.

— Иди, проверь с той стороны, не слышно ли чего. Туннель может пригодиться раньше запланированного, — Абдулла кивнул в сторону металлической дверцы на стене, сантиметрах в сорока от пола, за которой скрывался вход в тесный туннель.

Фарис, надевший чистое белье, футболку, новенькие охотничьи брюки и куртку, карманы которых он набил пакетами патронов, открыл дверцу и пролез в дырку. Десятиметровый туннель, стены которого были укреплены деревянными балками и брезентом, тянулся диагонально вверх, под небольшим углом, к тыльной стороне дома. Его строители предусмотрели даже упрощенную систему отвода дождевой воды.

Телохранитель, зажав в зубах маленький фонарик, дополз до противоположного конца туннеля и прислушался. Стояла полная тишина, не было слышно никакого движения, человеческих голосов или рева автомобильных двигателей. Подождав еще минуты две, Фарис решил рискнуть и слегка приоткрыть люк, чтобы посмотреть, не стоят ли полицейские слишком близко к шахте.

Телохранитель нащупал ручку, повернул ее, отпирая замок, и начал осторожно приподнимать стальную крышку, устланную слоем земли. Образовалась тонкая щель, в туннель посыпались песок и маленькие камешки. У кустов, за которыми пряталась шахта, не было никакого движения.

— Ну как там? — спросил Абдулла, после того, как Фарис приполз обратно в бункер.

— Около шахты нет никого. Полицейские стоят в стороне, на углу улицы, только из-за кустов я не смог увидеть, сколько там человек.

— Значит, там можно пролезть незамеченно?

— Если не поднимать шум и вокруг не будет никто стоять… думаю да, Хаджи.

— До заката солнца еще почти три часа, они до этого времени успеют открыть и люк, и дверь. Посмотрим, сколько времени они на это потратят. Придется рискнуть…

Шесть часов вечера. В гараже

— Мы приготовили заряды. Все уже вышли из здания? — в радиоэфире прозвучал голос Рийли, которому отрапортовали, что люк в полу гаража готов к подрыву.

— Да, все вышли, улица перед домом зачищена. Ждем условный сигнал, — ответили майору.

— Внимание, минутная готовность, повторяю: минутная готовность! Всем покинуть гараж, — майор вместе с остальными саперами вышел на улицу и встал за бронетранспортер, припаркованный на обочине напротив дома.

От гаража к бронированной машине, через двор и всю улицу, тянулась кривая проволока, связывающая заряд взрывчатки, накрытый мешками с песком, которые должны были погасить часть взрывной волны, с электрическим взрывателем в руках солдата, ждавшего команду нажать на кнопку.

— Приготовились, контакт через шесть… пять… четыре… — майор начал обратный отсчет; все, включая журналистов и случайных зевак, приготовились услышать громкий хлопок, — …три…два…один… контакт!

Раздался резкий, оглушительный хлопок, эхом прокатившийся по всему городу. Железная дверь на задней стороне гаража отлетела к забору, послышался треск стекла, пыльным облаком обволокло весь двор.

— Они взорвали вход в бункер! Все! Они сейчас и дверь будут взрывать! Пошли в туннель! — прокричал Абдулла, подскочивший на месте от неожиданности, после того, как стены его убежища содрогнулись под ударом взрывной волны.

Фарис, не сказав ни слова, поднял с пола рюкзак и автомат и полез в дырку в стене. За ним последовал и его хозяин, захвативший второй рюкзак и свой спутниковый телефон, и закрыл за собой дверцу на шпингалет — это должно было хотя бы на несколько минут задержать преследователей.

Тем временем, пока двое беглецов ползли по подземному туннелю, в гараж вернулись саперы, чтобы посмотреть на последствия взрыва. Дырка в полу немного увеличилась в диаметре, расколотая стальная крышка валялась на дне запыленной шахты.

Один из саперов лег на живот и просунулся по пояс в отверстие в полу. Посветив ярким фонарем, он увидел, что шахта, глубокая метра два с половиной, представляет собой тесную камеру с бетонными стенами, по полтора метра в ширину каждая. На одной из стен — на той, которая была направленна на задний двор особняка, — стояла металлическая дверь, на первый взгляд не тронутая взрывом.

— Майор, сэр, там дверь какая-то стоит. Ее, наверное, тоже придется взорвать, — сказал сапер, разглядывая шахту.

— Туда можно спуститься? — спросил майор Рийли, стоявший вместе с другими солдатами вокруг кратера в полу.

— Да, меня нужно придержать только. На полу тут валяется железная лесенка, ее, видно, снесло взрывом.

— Только автомат возьми, неизвестно что там может быть…

Сапер, при помощи своих товарищей, спустился в кромешную тьму шахты, захватив с собой автомат. Он осторожно потянул ручку, держа палец на спусковом крючке, но дверь, как и предполагалось, оказалась запертой изнутри.

— Дверь заперта изнутри, тут нет никаких замков.

— Ладно, подорвем и эту дверь. Ребята, принесите и лестницу, если есть.

Пока вестлендерские солдаты искали лестницу и готовили взрывчатку для подрыва двери, погода начала быстро портиться, солнце затерялось среди серых туч, и задул прохладный ветер, создавая впечатление, будто сама природа почувствовала, что в сгоревшем доме должно произойти что-то очень скверное. В воздухе запахло сыростью и вскоре начал робко накрапывать дождь, с каждой минутой посылая на землю все более крупные капли.

Абдулла и Фарис медленно ползли по туннелю, преодолевая метр за метром. Снаружи доносилась барабанная дробь дождя, слышно было, как свистит ветер. Телохранитель, подцепив ногой лямку рюкзака и ухватив автомат правой рукой, двигался впереди.

— Хаджи, я сначала выйду сам и проверю, что там происходит, — Фарис дополз до люка на конце туннеля и повернулся к своему хозяину, толкающему перед собой рюкзак и чемоданчик.

— Если что, ты попытайся их отвлечь на себя и отвести от туннеля, — тихо ответил иорданец. — Рация у тебя?

— Да, она у меня в кармане.

Фарис внимательно приоткрыл крышку и посмотрел в щель. Шел дождь, дул порывистый ветер, срывавший листья и мелкие ветки с деревьев, сверкали молнии одна за другой. Телохранитель приподнял металлический люк еще выше и высунул голову наружу. Посмотрев направо, он увидел, что под деревьями у соседнего дома стоит полицейская машина, а в ней на передних сиденьях скучают двое полицейских. Никого другого на улице не было, ни стой, ни с другой стороны.

Телохранитель решил воспользоваться удачным моментом и вылез из укрытия, захватив с собой автомат. Прикрываясь шумом дождя и раскатами грома, он начал подкрадываться к машине, повернутой задним бампером к нему. Фарис пересек открытое пространство между домами удивительно легко, не привлекая никакого внимания. Основная масса людей толпилась на передней стороне — буря прогнала часть зевак и некоторых журналистов — и не заметили подозрительного мужчину в охотничьей куртке, появившегося ниоткуда, с автоматом за спиной, закрывшего лицо капюшоном.

Слишком поздно на него обратили внимание и полицейские в патрульной машине. Фарис беспрепятственно дошел до левой передней дверцы, остановился, вынул из-под куртки правую руку, сжимавшую пистолет, к которому был прикручен глушитель, и нажал два раза на спуск, сохраняя полное самообладание. Прозвучали два громких щелчка, в которых, на фоне грозы и шелеста деревьев, было трудно сразу узнать выстрелы, и на окне водительской дверцы образовались две маленькие, круглые дырки.

Фарис сразу подбежал к правой стороне машины, открыл дверцу и начал вытаскивать тела двух полицейских, прикрываясь зеленью. На это ему понадобилось не больше полминуты, несмотря на то, что вес у его жертв был выше среднего. Свалив их на землю, за деревом, телохранитель быстро заскочил в машину и завел двигатель.

— Хаджи, выходи быстро из укрытия. Я взял полицейскую машину. Давай пока нас не заметили! — Фарис достал из кармана куртки небольшую рацию, которую ему дал хозяин перед выходом из бункера.

— Сейчас… — протрещал голос Абдуллы.

Кусты за трехэтажным домом расшевелились, из шахты сначала вылетели два рюкзака и чемоданчик, а за ними, как крот, наружу выполз и запыхавшийся Абдулла.

Фарис, который по какому-то невероятному стечению обстоятельств продолжал оставаться незамеченным, задним ходом подъехал прямо к шахте, выскочил на улицу, не выключая двигатель, и помог хозяину забросить вещи в салон. Затем беглецы сели в автомобиль — телохранитель на место водителя, иорданец — на заднее сиденье — и поехали прочь.

Гроза в это время начала затихать, дождь тоже постепенно пошел на убыль.

— Хаджи, пригнись, чтобы тебя не видели! — крикнул телохранитель, выехав на боковую улицу, проходившую между особняком иорданца и строением, из которого стреляли по его спальне.

У забора особняка, возле двух патрульных автомобилей, лениво караулили около десяти полицейских в черной форме. Услышав, что на другом конце улицы что-то делается, они обернулись и с недоумением стали наблюдать удаляющуюся машину своих коллег, которая, по идее, не должна была никуда отлучаться. Один из полицейских отделился от толпы, сел в машину и попытался по рации выяснить, куда едет его сослуживец. Водитель, однако, на связь почему-то не выходил, что вызвало еще большее недоумение.

— Хаджи, они чего-то по рации говорят, пытаются с водителем связаться что ли? — Фарис, так и не овладевший как следует местным языком, слышал неразборчивые слова, сыплющиеся из микрофона переговорного устройства.

Беглецы смогли вырваться за пределы оцепленного квартала, проехав мимо еще одного полицейского наряда, не сразу сообразившего, что в машине находятся преступники.

— Нам на этой машине из города не выбраться, Фарис, — сказал Абдулла, услышав, что по радиосвязи всем постам передают номер угнанного автомобиля. — Бросим ее в каком-нибудь дворе и если не найдем другую, попробуем дождаться темноты и тогда пешком уйти.

— Хорошо, Хаджи, ты забери этот автомат, — телохранитель глянул на автомат одного из полицейских, лежавший на коврике перед правым пассажирским сиденьем.

— Быстрей, Фарис, они у нас на хвосте! — иорданец услышал догоняющий вой полицейских сирен и посмотрел через заднее стекло.

Его телохранитель надавил на газ и завернул за угол, однако, сирены не желали отставать. Полицейские у особняка, между тем, поняли, и кто застрелил их коллег, и как беглецам удалось застать их врасплох.

44

Около семи вечера

— Алия, там что-то происходит… и сирены слышны. За домом, по-моему, что-то случилось, — сказал Петер, наблюдая как несколько ооновских джипов, возглавляемых бронетранспортером, и часть миротворцев перебросились на улицу за сгоревшим особняком. Большинство журналистов, следивших за возней у фасада дома, тоже потянулись за ними, боясь пропустить самое интересное.

— Давайте сходим, посмотрим что там, — Маленович и Сантир вышли из машины живитарского журналиста, припаркованной у перекрестка, ведущего к оцепленной улице, и пошли выяснять, почему вдруг настало такое оживление.

Метров за сто до дома, однако, их остановили и сказали, что дальше пройти нельзя — вестлендерские саперы собирались снова что-то подорвать, но что именно постовые не объяснили. Двое журналистов отошли в сторону, пытаясь разглядеть за деревьями и стеной соседского дома забор особняка и то, что происходило возле него. Пока иностранные военные осматривали шахту, прикрытую кустами, у соседнего двора группа полицейских погружала в микроавтобус тела двух своих товарищей, завернутых в черные пластиковые мешки. К ним пытались пробиться фотографы и заснять мешки, что, в конце концов, разозлило одного сержанта, и он начал ругать их матом, но и это на них особо не повлияло.

— Странно, откуда появились эти два трупа? А там, у забора, за зарослями, что-то есть, — сказал Алия, наблюдая действия полицейских. — Петер, я, по-моему, понял, в чем дело. Все это время Абдулла скрывался под домом. С ним, должно быть, и его телохранитель. Там у забора, значит, находится выход, они вылезли пока шел дождь, застрелили полицейских и отобрали у них машину.

— И за ними сейчас гонятся по городу. Вот по ком воют сирены. Алия, а вы не можете кому-нибудь позвонить и узнать, куда едут полицейские?

— Да, я сейчас позвоню. Давайте пойдем к машине. Мы прямо поедем за ними.

Семь часов вечера. Город Тирана, столица Албании

— Уильям, мы обнаружили Хафиза и в данный момент пытаемся его поймать.

— Он жив?! Где он? — воскликнул агент Трейси, работавший в своем скромном кабинете, и сжал еще сильнее трубку мобильного телефона.

— Сейчас он пытается выехать из города на машине. Он скрывался в бункере под своим домом.

— А он сам или у него есть сообщники?

— С ним один человек, скорее всего, это его личный охранник.

— Вы контролируете ситуацию, да? Вы ему не позволите покинуть город?

— Да, все пути отхода заблокированы. Там даже муха не пролетит, Уильям.

— Местная полиция вам не мешается под ногами, мистер Доу?

— Нет, с ними у нас нет проблем, мы полностью контролируем их действия.

— Хорошо. Используйте все средства, которые вам нужны, чтобы справиться с Хафизом, не задумываясь. У вас полный карт-бланш. Вы поняли, что я имею в виду, Доу?

— Я понял, Уильям. Наши ребята решат эту проблему.

— Да, это очень важно. С этим делом нужно покончить еще сегодня.

— Я понял. Мне проинформировать Коула?

— Я ему сам позвоню. Я завтра буду на месте, к вам тоже заеду, и тогда поговорим с глазу на глаз. Я вас попрошу обязательно позвонить, когда решите вопрос с Хафизом.

— Да, обязательно…

В это время. Город Поврилец

— Фарис, заверни здесь! Бросим машину за домами и дальше пойдем пешком, — крикнул иорданец, видя, что полицейские загоняют их во все более плотное кольцо.

Телохранитель, не сказав ни слова, выполнил веление хозяина и сменил курс, чудом не задавив случайного подростка, перебегающего улицу. Проехав мимо двух белых девятиэтажек, водитель снова закрутил руль и очутился на небольшой поляне между частными домами, обросшей одиночными деревьями и кустарником. Угнанная полицейская машина остановилась у одного из деревьев, дверцы распахнулись и двое беглецов выскочили на улицу.

— Хаджи, дай мне чемодан, я его поднесу, ты забери автомат! — Фарис выскочил из машины, закинул рюкзак за спину и забрал у Абдуллы драгоценный спутниковый телефон, удерживая в правой руке автомат; пистолет с глушителем он тоже решил не бросать и заткнул его за ремень.

— Будь осторожен с телефоном! Ты сможешь с одной руки стрелять? — Абдулла взял свой рюкзак и повесил на правое плечо автомат убитого полицейского.

— Да, конечно, давай туда, — Фарис указал пальцем на тесный проход между двумя трехэтажными домами.

Двое беглецов ринулись к проходу, хлюпая подошвами по мокрой траве, уловив на себе испуганный взгляд жильца одного из домов, вышедшего на балкон второго этажа, чтобы посмотреть, почему так близко воют полицейские сирены.

Фарис бежал впереди, с чемоданом в левой руке и автоматом в правой, постоянно оглядываясь назад, проверяя, не отстал ли Абдулла. Иорданцу бег давался с трудом не только из-за рюкзака за спиной и автомата, болтающегося у него на плече, но и потому что особой физической крепостью он не отличался. Останавливаться, однако, было нельзя — к поляне уже примчалась первая патрульная машина.

Беглецы пересекли еще два тесных двора и встали между проржавевшим остовом грузовика и стеной старого, полуразрушенного двухэтажного дома. Впереди находилась открытая травяная площадка, поросшая бурьяном, а за ней — длинный проспект. За проспектом торчали выстроенные в ряд серые панельные многоэтажки, многие из которых до сих пор не были восстановлены после войны.

— Они всю улицу уже перекрыли, — Фарис наблюдал за тремя патрульными машинами, заблокировавшими проспект. С боковой улицы к ним подтягивалось и усиление — два ооновских белых броневика и два джипа.

— Еще слишком светло, увидят они нас. И оставаться здесь нельзя, сейчас к нам подойдут с тыла, — Абдулла, переводя дыхание, взглянул на тускнеющий солнечный диск, медленно скатывающийся за горный хребет за городом. До заката оставалось еще минут двадцать.

— Хаджи, пойдем между домами, параллельно проспекту. У следующего перекрестка попробуем перейти на другую сторону, — телохранитель четко понимал, что такую широкую открытую полосу никак не получится преодолеть незаметно.

Иорданец и его спутник, немного передохнув, снова встали на ноги и начали красться к соседнему двору, что было очень разумным решением — сотрудники местной полиции и группа вестлендерских солдат, которым поставили задачу любой ценой добраться первыми до беглого иорданца, были уже за соседним домом.

— Хаджи, пригнись, — прошептал Фарис и встал на корточки за мусорным баком у решетчатого забора двухэтажного частного дома.

Впереди, по боковой улице, шла молодая женщина, держа за руку мальчика лет семи. В это время по проспекту проехал белый бронетранспортер, в сопровождении патрульной машины. Женщина из любопытства обернулась, но быстро потеряла интерес и продолжила идти своей дорогой, не заметив двух странных арабов, затаившихся всего в пятнадцати шагах от нее.

— Я посмотрю, что за углом, и потом мы быстро перебежим вот к тому складу, — Фарис указал на небольшой склад с металлической крышей, во дворе которого кучами стояли мешки с цементом, кирпичи и другие строительные материалы.

Телохранитель, дошел до угла на полусогнутых, выглянул за забор и проверил, что происходит на боковой улице. Женщина с ребенком продолжала идти дальше, не оборачиваясь. Кроме нее на улице не было никого другого.

Фарис повернулся назад и помахал левой рукой Абдулле, показывая, что можно идти дальше. Иорданец поправил на плече ремень трофейного автомата — с оружием он обращался довольно неумело — и поднялся на ноги.

Телохранитель взял в левую руку чемоданчик со спутниковым телефоном и рванул через улицу. Следом за ним побежал и его хозяин. Двоим беглецам нужно было преодолеть около тридцати метров открытого пространства и обойти склад, огороженный по периметру сеткой-рабицей.

Опасный участок был быстро форсирован, причем снова никто не заметил бегущих мужчин с автоматами — во дворе склада стояли двое рабочих, но они были заняты своими делами и не видели, что происходит за забором.

— Хаджи, пошли дальше, — Фарис увидел, что к дому, у забора которого он и его хозяин прятались минуту назад, подбираются миротворцы. — Зайдем за склад и решим, куда идти дальше.

Иорданец напряг усталые мышцы, сделал глубокий вздох и последовал за своим охранником. За складом проходила тесная гравийная дорога, ведущая к проспекту. Через дорогу, шагах в двадцати, стоял автосервис, чей двор тоже был огорожен сеткой-рабицей.

Прикрываясь высокими кустами, торчащими по краям дороги, и деревьями, стоявшими короткой шеренгой параллельно проспекту, Фарис и Абдулла пошли вдоль забора автосервиса, постоянно оглядываясь назад. Телохранитель дошел до самого конца забора и, высунув голову за угол, увидел, что к калитке приближается белый микроавтобус.

— Хаджи, давай захватим этот микроавтобус и на нем прорвемся через проспект.

— Ну, давай попробуем, — вытирая пот со лба, ответил иорданец.

— Ты держи на прицеле вон того типа, — Фарис кивнул в сторону работника вышедшего во двор, чтобы отпереть ворота, — а я справлюсь с шофером.

— Ладно, только старайся не поднимать лишнего шума.

— Не беспокойся. Держи чемоданчик, — Фарис выхватил пистолет и, закинув автомат за спину, кинулся к машине.

Водитель белого микроавтобуса даже сразу и не сообразил что происходит. Бородатый здоровяк подбежал к левой дверце, размахивая пистолет, распахнул ее и схватил молодого мужчину за левую руку. Опешивший работник автосервиса раскрыл рот, тоже не понимая, что происходит, и встал беспомощно у ворот, наблюдая, как вооруженный бородач стаскивает на землю водителя и садится на его место. Его рот раскрылся еще шире после того, как к микроавтобусу подбежал сообщник бородача, наставляя на него автомат, и забрался на пассажирское сиденье.

Фарис отъехал немного назад, потом включил первую передачу, надавил на газ и в облаке пыли понесся вперед, к проспекту. В этот момент его заметили полицейские и вестлендерские солдаты, проходившие мимо склада.

Микроавтобус помчался прямо через поросшую сорняком поляну, трясясь и подпрыгивая, как дикая лошадь, перелетая через кочки и ложбины, и выскочил на проспект. Дерзость беглецов оказалась полной неожиданностью для полицейских и миротворцев, перекрывших с двух концов широкую улицу.

— Фарис, давай туда, между желтым и белым домом! — прокричал Абдулла, обняв чемоданчик и автомат левой рукой и держась правой за ручку дверцы.

Две патрульные машины и два ооновских джипа сразу сорвались с места и погнались за микроавтобусом, который в это время успел у всех на глазах пересечь обе полосы проспекта и выскочить на тесную улочку между двумя пятиэтажными домами.

В этот момент. В двух кварталах от проспекта

— Товарищ Полковник, подозреваемый, вместе со своим охранником, только что заехал на машине в бывшую олимпийскую деревню, — Полковнику Клуму позвонил по телефону командир имагинерских агентов, ведущих охоту на Саллеха Абдуллу.

— Деревня полностью оцеплена?

— Они пока заблокировали только проспект с западной стороны, но по радио вестлендеры запрашивают дополнительные силы, чтобы взять в кольцо весь район. Мы через минуту будем рядом с проспектом.

— Вас на блокпостах останавливали?

— Только один раз, но вопросов не задавали.

— Так… — подумал Клум, — попытайтесь, если возможно, попасть в деревню и добраться до подозреваемого первыми. Действуйте максимально тихо, старайтесь не вступать в конфликт с вестлендерами. Самое главное — чтобы с подозреваемым ничего не случилось…

— Слушаюсь, товарищ Полковник.

— Я буду на связи.

На этом разговор прервался и два джипа с ооновскими обозначениями, в которых ехали имагинерские разведчики, обогнули заблокированный проспект и очутились на поперечной улице, тянувшейся параллельно району, по которому в этот момент петлял микроавтобус с беглецами. На ней дежурили две патрульные машины с включенными маяками, но полицейские не стали останавливать белые джипы, подумав, что они прибыли для усиления.

Имагинерцы непрерывно прослушивали радиоэфир, поэтому им был известен каждый шаг местных полицейских и иностранных военных. Перед разведчиками стояла почти невыполнимая задача — двигаясь по пятам своих конкурентов, они должны были подметить самый подходящий момент, чтобы обогнать вестлендеров, взять иорданца живым и, минуя все чужие блокпосты, доставить его невредимым в свою базу. Главная проблема заключалась в том, что имагинерские миротворцы не были подключены к поимке иорданца (операцию единолично контролировали вестлендеры), так как без приказа объединенного командования миротворческих сил, они не имели права вмешиваться, соответственно, не имели доступа к месту проведения операции. Это заставило имагинерцев пойти на хитрость — их сектор патрулирования находился в одном из соседних районов, поэтому, если бы разведчиков засекли за линией оцепления, они могли оправдаться тем, что попали туда случайно, возвращаясь с дежурства.

Похоже, сейчас именно и представился такой подходящий момент — кольцо вокруг беглецов не было замкнуто полностью, а значит — нужно было спешить, чтобы не упустить одну из последних, а может быть и последнюю, возможность поймать самого известного террориста в Имагинере.

45

Около восьми часов вечера. Район бывшей олимпийской деревни

Солнце полностью угасло и плавно опустилось за вершины гор. Сумерки быстро загустели, и Поврилец накрыло черной мантией, обсыпанной беспорядочно тысячами крохотных, мерцающих звезд. Мрак однако не принес с собой привычного ночного спокойствия — над бывшей олимпийской деревней, построенной специально для зимних олимпийских игр 1984 года, проведенных в тогда еще мирной Югоравии, не догадывающейся что ее ждет всего через семь лет, стоял вой десятков полицейских сирен, слившихся в общий тревожный хор.

— Фарис, туда заверни, где не светят фонари! Там бросим машину! — крикнул Абдулла.

Телохранитель сделал резкий поворот, засвистели шины и микроавтобус, покачнувшись, въехал на неосвещенную улицу между двумя рядами однотипных трехэтажных панельных домиков олимпийских спортсменов, прилипших друг к другу. Уличное осветление не работало, дома пустовали (во время войны в этом районе была развернута часть артиллерии мусульман, поэтому большинство зданий были серьезно разрушены ответным огнем мизийских орудий).

— Хаджи, я тут у подъезда остановлюсь! Ты беги к соседнему дому, я тебя прикрою! — крикнул Фарис и направил микроавтобус к подъезду крайнего дома.

Машина резко затормозила и остановилась на площадке перед подъездом. Фарис выскочил первым и встал на корточки у заднего бампера. Иорданец тоже вылез на улицу, с чемоданчиком в левой руке и с автоматом в правой.

В этот момент из-за угла показался джип вестлендерских спецназовцев и озарил ослепительным электрическим светом всю улицу. Телохранитель немного зажмурился и открыл огонь по преследователям. Раздалась длинная автоматная очередь, джип остановился и наполовину ослеп, потеряв левую фару. Из него сразу же начали выскакивать солдаты — пуля досталась только водителю, ранив его в плечо, — и стрелять в ответ.

— Хаджи, Хаджи, давай дальше! — крикнул телохранитель, догоняя хозяина и сдерживая напор противника короткими очередями.

— Куда будем бежать?! — задыхаясь, крикнул Абдулла.

— Будем бежать между домами, где нет света! Нужно бежать, пока можем!

Иорданец напряг последние оставшиеся силы и побежал дальше. Фарис вставил в автомат новый магазин и передернул затвор. До миротворцев, прикрывающихся бортами подоспевшего бронетранспортера, оставались считанные метры, и, казалось, Абдулле от них уже не оторваться.

Тем временем имагинерские разведчики достигли противоположной окраины бывшей олимпийской деревни, вышли из двух джипов — было их шесть человек — и растворились в темном лабиринте частного сектора. Джипы скрылись в одном из тихих переулков на другой стороне шоссе, продолжая поддерживать связь по радио с шестеркой и присматривать за миротворцами, подъехавшими с небольшим опозданием к тому месту, где высадились имагинерцы.

— Товарищ Майор, вестлендеры перекрыли соседний перекресток, — тихо сказал один из имагинерских спецназовцев, наблюдая в прибор ночного видения действия вестлендерских миротворцев на дальнем конце улицы.

— Бета-2, что говорят в эфире, прием? — Майор, командир группы разведчиков, связался по рации с водителем одного из джипов.

— Вестлендеры двигаются двумя группами с севера и запада к центральной части деревни. Подозреваемых засекли в районе желтых пятиэтажек, прием, — вслушиваясь в радиосообщения, которыми постоянно обменивались вестлендеры, ответил водитель с позывным «Бета-2».

Немного подумав, Майор решил вместе с двумя солдатами пробиваться к желтым домам, — до них было метров двести, — навстречу иорданцу. Трое остальных агентов должны были прикрывать их со спины.

Разведчики начали скрытно передвигаться по призрачным кварталам, стараясь оставаться незаметными для вестлендерских спецназовцев. В какой-то момент со стороны пятиетажек внезапно послышался рокот автомата, которому через мгновение шквалом огня ответили сразу несколько стволов. Дуэль закончилась минуты через две, так же неожиданно, как и началась.

— Бета-2, прием, — Майор скомандовал своим подчиненным остановиться и вытащил из кармана рацию.

— Альфа-1, я на связи, прием.

— Только что со стороны желтых пятиэтажек стреляли. В чем дело?

— Подозреваемых засекли у бассейна. В результате перестрелки у миротворцев есть один раненый. Бассейн окружают с севера, запада и востока. Подозреваемых потеряли из виду, прием.

Оценив ситуацию, Майор повел группу по южному направлению, протискиваясь в бреши между позициями вестлендеров, как нитка через игольное ушко. Сохранялась напряженная тишина.

— Хаджи, Хаджи, давай сюда, спрячемся в этой шахте, — прошептал Фарис, доползший до конца неглубокой траншеи, вырытой еще во время войны, в широком дворе между двумя длинными многоквартирными домами. В двух метрах от окопа торчала приподнятая над землей бетонная стенка колодца кабельной канализации.

— Проверь можно ли туда залезть, — ответил Абдулла, пытаясь при свете бледной луны разглядеть контуры колодца.

Фарис засунул руку в колодец, пытаясь нащупать крышку, но оказалось, что крышка разбита, и вход в коллектор открыт.

— Хаджи, давай залезай, там есть туннель. Спускайся по ступеням.

Иорданец оглянулся по сторонам, выбрался из траншеи и, сняв рюкзак, полез в колодец, ступая по железным выступам на стенке шахты. В туннеле, длину которого было трудно определить, царил полный мрак, воздух был сырым, затхлым, воняло нечистотами. Из заплесневелых стен торчали ржавые ребра креплений для кабелей, над полом тянулась толстая канализационная труба.

— Давай мне вещи, — Абдулла поднял руки и телохранитель начал подавать ему рюкзаки, чемоданчик и оружие, затем сам полез в колодец; миротворцы, окружившие двор, снова проглядели его.

— Пошли дальше, Хаджи, — Фарис достал из кармана фонарик и повел хозяина в глубину подземелья, внимательно ступая по залитому дождевой водой грязному полу.

— Как бы нам тут не затеряться, Фарис.

— У меня в часах есть компас, будем идти на восток…

В это время. У проспекта на западной окраине бывшей олимпийской деревни

Пока вестлендерские военные и имагинерские разведчики гонялись за неуловимым иорданцем по разбитым улицам бывшей олимпийской деревни, у проспекта, заблокированного полицейскими, среди десятков других машин, стояла неприметная легковушка Алии Маленовича.

— Скорая помощь уже двоих миротворцев увезла, а Абдуллу все не могут поймать. Как же он смог так легко от всех улизнуть? — Петер Сантир наблюдал через ветровое стекло за фигурами живитарских полицейских и иностранных миротворцев, мелькающих взад-вперед на фоне проблесков полицейских мигалок.

— Везет ему. Загнанный в угол зверь готов на самый отчаянный прыжок ради спасения. Да и в этом районе полно разрушенных зданий, в которых можно спрятаться. Подумать только — в восемьдесят четвертом у нас олимпийские игры проводились, я сам ходил смотреть соревнования, а в девяносто втором война вспыхнула. Была одна жизнь, а вот какая она сегодня стала…

— А где вас застала война, Алия?

— Тут, в городе. Я был амбициозным тридцатилетним журналистом, только начавшим строить карьеру… и потом вдруг все пошло-поехало. У меня в девяносто первом дочь родилась, я, наверное, вам об этом не рассказывал, мы собирались свадьбу сыграть… — Маленович вдруг нахмурился и начал вставлять длинные паузы между словами, — …но судьба решила иначе. Закрутился весь этот кошмар, о свадьбе, конечно же, пришлось забыть… Как мы выживали, да еще с грудным ребенком, лучше не спрашивайте. Моей невесте в девяносто третьем статус беженца дали, и она в Германию уехала. Потом, в девяносто шестом, переехала в Вест Лендс, там и осталась вместе с дочкой.

— А вы не смогли уехать?

— Я тогда был молодой, идейный… решил здесь остаться и делать репортажи. Выполнять свой профессиональный долг, так сказать, — грустно улыбнулся Алия. — А потом моя невеста переехала в Вест Лендс. Что ей здесь делать? Ни нормальной жизни, ни денег… Ну и между нами тогда уже пошли трещины. Сейчас у нее все нормально, она там вышла замуж…

— А у меня пока нет детей… — Петер не решился расспрашивать живитарского журналиста о дочери, видя его эмоции.

— Вы, по-моему, говорили, что не женат, Петер?

— Нет, не женат пока. У меня подруга есть.

— Я тоже до сих пор так и не женился. Женщинам трудно свыкнуться с тем, что меня постоянно грозятся взорвать или застрелить, поэтому бросают меня, — в типичном своем стиле пошутил Маленович.

— А меня моя девушка ревнует к работе, все с ней спорим об этом.

— Что поделаешь? Мы с вами, Петер, два непоправимых авантюриста. Кстати, за олимпийской деревней начинается мизийский сектор. Я после войны писал о массовом захоронении мизийских военнопленных там, так меня за это продажным мизийским агентом назвали, хотели с работы уволить. А я что? Я пишу, что вижу. Никому скидок не делаю. Ни тем, ни другим…

— Вас в итоге уволили?

— Нет, я вскоре сам ушел. Против меня тихая травля началась. Я какое-то время переводчиком для иностранных журналистов работал, потом, благодаря друзьям, в одну частную газету устроился.

— А мизийцы там еще остались? — спросил Сантир.

— Осталось, но очень мало. Там постоянно дежурят миротворцы. Остались те, кому некуда уехать. Ни им сейчас нормально не живется, ни мусульманам. Нарисовать новые границы нам хватило ума, а вот зажить, как нормальные люди — нет…

В это время. В бывшей олимпийской деревне

— Товарищ Майор, дальше нам никак не пройти. Соседний квартал полностью заблокирован по периметру. Наверное, они засекли подозреваемого, — отрапортовал имагинерский разведчик, поднявшийся на лестничную площадку второго этажа одного из восьмиэтажных домов по соседству с двумя пятиэтажками.

— Будем пока здесь стоять, — скупо ответил Майор, стоявший у оконного проема, и достал из кармана рацию. — Бета-2, прием.

— Альфа-1, прием.

— Что говорят вестлендеры?

— Они сейчас прочесывают двор между двумя пятиэтажками. Вестлендеры думают, что он там.

— Да, я понял. Они новые силы не подтягивают к пятиэтажкам?

— Нет, в эфире пока об этом ничего не говорят.

— Ладно, продолжай слушать, отбой…

Вестлендерские спецназовцы, не догадываясь, что из одного из близких зданий за ними пристально наблюдают, продолжали обходить метр за метром двор между двумя пятиэтажными домами, пытаясь выяснить, куда делись двое беглецов. В зданиях их не было, — солдаты проверили каждый угол в квартирах и подвалах, — между блокпостами на перекрестках по соседству тоже никто непытался проскользнуть.

— Лейтенант, сэр, тут есть коллекторная шахта. Она открыта, — светя в черное жерло канализационного колодца фонарем, прикрепленным к автомату, сказал один из вестлендерских солдат. — Может они туда спустились?

— Они, видимо, опять решили под землю спрятаться, как кроты… — лейтенант подошел к колодцу и тоже посветил фонариком. — Мейз, — офицер повернулся и подозвал одного из своих подчиненных, — свяжись с Рийли и спроси, нет ли у него какого-нибудь робота с камерой, чтобы посмотреть, что там творится в шахте.

— Да, сэр, — солдат закинул автомат за плечо и отправил радиосообщение майору Рийли, который пообещал найти необходимое оборудование. Сам лейтенант отошел в сторону и позвонил по мобильному телефону своим начальникам, коротко описав сложившуюся ситуацию.

Приблизительно через час Маленович и Сантир увидели, что через оцепление проехал армейский грузовик с вестлендерскими знаками отличия, сопровождаемый двумя джипами, и направился вглубь олимпийской деревни.

— О, а это что такое? К вестлендерам едет подмога, — воскликнул Петер Сантир. — Стрельбы вроде не было слышно. Может они их окружили? Жаль, что не можем посмотреть, что там происходит.

— Я коллегам позвоню, попытаюсь у них узнать, что случилось, — Алия взял мобильный телефон и позвонил кому-то из своих коллег.

Через несколько минут грузовик с кузовом, покрытым брезентом, и два джипа доехали до двух длинных пятиэтажных домов и остановились во дворе между ними. Дверца кузова тяжелой машины откинулась, и на землю соскочили четверо солдат. Они достали из кузова металлические сходни и прикрепили их к краю грузовой платформы.

— Товарищ Майор, они вытащили из грузовика какой-то тяжелый ящик, метра полтора в ширину, и понесли его во двор, — доложил по радио один из имагинерских спецназовцев, скрытно наблюдавших за вестлендерами из-за кустов во дворе на противоположном от них конце улицы.

— Ты видишь, что они там делают? — спросил Майор.

— Из-за торца дома не видно. Они во дворе между домами что-то собираются делать.

— Продолжайте наблюдение. Бета-2, ответь, прием, — Майор нажал кнопку на рации и перешел на другую частоту.

— Альфа-1, прием.

— Вестлендеры привезли какое-то оборудование, не знаешь, что они собираются делать?

— Они обсуждали что-то насчет канализации и говорили, что во дворе есть открытая шахта, которую нужно проверить.

— Я понял, прием, — Майор сразу понял, что привлекло внимание вестлендеров, и куда делся Абдулла.

Вестлендеры притащили к бетонному колодцу деревянный ящик и поставили его на траву. Внутри помещался робот, используемый саперами для дистанционного разминирования. Аппарат был немного крупнее газонокосилки, вместо колес у него были резиновые гусеницы, на его стальном корпусе помещались яркий прожектор, видеокамера, снимающая в дневном и ночном режиме, и длинная механическая рука со стальными щипцами на конце.

Солдаты привязали к роботу веревки, осторожно спустили его в колодец и начали исследовать мрачную и грязную внутренность шахты. Электрический двигатель тихо загудел, и аппарат медленно поехал вперед, разгоняя перед собой мелкие волны мутной, сероватой воды. Желтое пятно света от прожектора терялось в глубине тесного коридора — понятно было, что иорданец и его телохранитель были уже далеко отсюда.

— Кажись, тут одним только роботом нам не обойтись, — сказал вестлендерский лейтенант, всматриваясь в небольшой экран на пульте дистанционного управления в руках оператора робота. — Достать бы схемы канализации…

— Альфа-1, ответь, прием, — протрещала рация в кармане Майора.

— Бета-2, я — Альфа-1. Слушаю.

— Один из вестлендеров только что запросил схемы городской канализации.

— Понял. Я принял решение возвращаться на исходный рубеж, прием.

— Вас понял, прием.

Майор связался по рации с тремя агентами, которые прикрывали его с улицы, и приказал им отходить. Вскоре он сам, вместе с двумя оставшимися разведчиками, покинул необитаемую восьмиэтажку и, прокрадываясь между постами миротворцев, направился к восточной окраине бывшей олимпийской деревни. Сидеть в ней больше не имело смысла — было понятно, что Абдулла попробует вырваться из окружения по лабиринтам подземных коммуникаций. Без ответа оставался лишь вопрос, у какой именно шахты его ждать?

46

Половина одиннадцатого ночи. Город Поврилец

— Алло, Джеймс, привет. Как там у вас складывается ситуация?

— Привет, Уильям. Пока без изменений. Хафиз спрятался в канализации и сейчас ребята пытаются его оттуда достать.

— В канализации? — удивился агент Трейси. — Хафиз изобретательнее, чем я думал. Его телефоны молчат?

— Его телефоны молчат. У него дома нашли два мобильника, так что пока не известно есть ли у него при себе сотовый телефон. Его спутниковый телефон нигде не нашли, так что существует вероятность, что он взял его с собой. Если он попытается по нему позвонить, ребята его сразу запеленгуют.

— Как исламисты отреагировали на исчезновение Хафиза? Как обстановка?

— Исламисты ведут себя тихо, Уильям. Около Деничли и других проблемных точек выставлены усиленные посты, чтобы держать ситуацию под контролем. Сигналов тревоги пока не поступало. Они не смеют сейчас поднять головы, боятся, что и за ними приедут.

— Как себя ведет Кабир?

— Стоит в своей мечети в Деничли. К нему сегодня никто не приезжал.

— Мухамад не звонил?

— Звонил, где-то, час назад. Спрашивал, не закончилась ли операция. Сказал, что ему звонили исламисты и спрашивали что с Хафизом.

— Что он им ответил?

— Что ничего не знает и что сам не может связаться с Хафизом.

— Ладно. Он нового человека не подобрал, ты его не спросил?

— Сказал, что у него есть новая кандидатура и что предупредит меня, когда он его введет в игру.

— Джеймс, ты стой начеку. Если узнаешь какую-то важную информацию, сразу звони. В любое время. Я завтра первым рейсом прилечу.

— Хорошо, Уильям.

Агент Коул положил мобильный телефон на стол, поднялся со стула, чтобы размять ноги, и подошел к окну, протирая усталые глаза. Джеймс немного отодвинул штору и посмотрел на восток, в сторону олимпийской деревни.

Хотя Поврилец был столицей, в нем светило непривычно мало огней для такого большого города и из-за этого в темноте он казался меньше, чем он есть на самом деле — если центральные районы купались в изобилии мерцающих ламп, окон и рекламных табло, то ближе к окраинам источников света было на порядок меньше. Олимпийская деревня тоже была под властью мрака и лишь в нескольких местах, отстроенных после войны, поблескивали маленькие островки электрического света.

Агент поправил штору и вернулся к своему рабочему столу, чтобы посмотреть, что творится на экране компьютера. Дом вестлендерских разведчиков был оборудован всевозможными техническими средствами, позволявшими подключаться к мобильным и стационарным сетям по всей Живице, поэтому нажатием всего одной кнопки можно было легко узнать, что говорит любой абонент.

Коул с раннего утра наблюдал за несколькими десятками номерами, которыми пользовались исламисты, но компьютерная программа, отслеживающая подключения к телефонным сетям, пока не засекала никаких новых звонков — бывшие товарищи Абдуллы молчали.

Полночь. Недалеко от восточных окраин бывшей олимпийской деревни

— Товарищ Полковник, я вышел на исходный рубеж. Подозреваемый пытается выйти из оцепления по подземным коммуникациям. Его местонахождение точно не установлено. Вестлендеры сейчас проверяют канализационные шахты, — Майор, успевший незаметно провести своих людей мимо ооновских блокпостов, стоял между двумя джипами имагинерских разведчиков на заднем дворе длинного трехэтажного панельного дома и разговаривал по мобильному телефону.

— Вы сейчас в безопасном месте?

— Да.

— Майор, у вас есть какое-то предположение, куда он направляется?

— Вероятнее всего, на восток. Это самый короткий маршрут.

— Вы там можете обойти посты и выйти ему наперерез, если он действительно выберет этот вариант?

— Да, это возможно, товарищ Полковник.

— У вас есть при себе карты минных полей? В том районе полно заминированных участков.

— Да, они у меня есть.

— Хорошо. Если подозреваемый попробует прорваться на восток, будьте готовы к действию. Это может оказаться последней возможностью.

— Я понял, товарищ Полковник.

— Свои дальнейшие действия обязательно сначала согласовывайте со мной.

— Слушаюсь.

Майор убрал телефон в карман, устало вздохнул и сел на заднее сиденье одного из джипов. Его солдаты отдыхали у второй машины, ожидая новые приказы.

— Ян, можешь подать мне карты? — офицер обратился к связисту, сидевшему за рулем и внимательно следившему за радиопереговорами.

— Пожалуйста, товарищ Майор, — связист вытащил планшет с географическими картами из щели между сиденьем и центральной консолью и передал его офицеру.

— Спасибо. Что говорят вестлендеры?

— Пытаются с муниципалитетом связаться, чтобы взять у них схемы канализации. Судя по переговорам, с местными у них какая-то неразбериха. На след подозреваемого пока еще не вышли.

В это время. Под землей

— Что там, Фарис? — Абдулла, уставший от ходьбы, сидел на большой серой трубе в одном из сравнительно сухих туннелей и, сняв промокшую обувь и закатав брючины, сушил ноги.

— Там туннель раздваивается, — из-за угла блеснул яркий луч искусственного света, за ним появился Фарис и подошел к хозяину, оставляя мокрые отпечатки по полу. — Одна шахта углубляется вниз и там вода очень высокая — не пройти. Вторая шахта идет на северо-восток, там воды немного и можно пройти. Мы правильной дорогой идем, Хаджи, там есть люк и я посмотрел, что делается на улице. Мы сейчас находимся у автосалона возле университета.

— На улице ментов не видел? — растирая правую ступню, тихо спросил иорданец.

— У университета есть одна машина, никого другого, по-моему, не было.

— Если туннель идет на северо-восток, тогда мы окажемся где-то в частном секторе. Это удлиняет маршрут, да и там светло слишком. Было бы удобнее выйти немного южнее и двигаться по парку.

— Ну, мы посмотрим, куда ведет коллектор, и сориентируемся по обстановке. У нас пока есть время. Ты своим людям звонить будешь, Хаджи?

— Когда окажемся в безопасном месте, позвоню. Антенна спутникового телефона под землей не может поймать сигнал.

— А как думаешь, они нас не кинут?

— Кто их знает, Фарис. Ты ведь видишь, что происходит — те, кто вчера называл себя нашими братьями, сегодня предали нас. Видишь, как мусульмане против мусульман пошли… Ты давай присядь, только осторожно, а то я тут разложил вещи на трубе. Я еще немного посижу, передохну… — Абдулла взял свой рюкзак и вытащил из него бутылку минеральной воды и плитку шоколада. — Ты попей воды и съешь что-нибудь, чтобы силы были.

— Я воды попью…

— За городом не все минные поля еще расчистили, ты там не знаешь, где можно пройти?

— Я с войны помню несколько лазеек. Главное сначала через оцепление пройти, а там легче будет. А что мы потом будем делать, Хаджи? До границы-то километров сто будет, а в Копродине еще около шестидесяти придется проехать. Пешим ходом, без подготовки, это расстояние очень трудно осилить.

— Сначала пешком пойдем, а там, если получится, какую-нибудь машину опять захватим, — отпив от бутылки, тихо ответил иорданец. — Решим на месте. Ты, Фарис, лучше и мой автомат забери, а я чемоданчик буду нести. Из меня, сам знаешь, стрелок неважный…

— Хорошо, Хаджи.

— Ботинки все насквозь промокли, хорошо хоть сейчас не зима. А там, сколько воды в туннеле, Фарис?

— Где-то по голень, не выше.

— Ладно. Еще минут десять посидим и пойдем.

Половина второго ночи. Бывшая олимпийская деревня

— Лейтенант, сэр, местные достали планы канализации, сейчас их принесут, — доложил солдат, подбежавший к вестлендерскому офицеру, стоявшему недалеко от бетонного колодца, в который залезли двое беглецов.

Через несколько минут к тротуару, возле которого были припаркованы два джипа и грузовик вестлендеров, подъехала патрульная машина и из нее вышли двое мужчин — один высокий, крупный, с бритой головой, одетый в полицейскую форму, второй — на голову ниже первого, полноватый, лет пятидесяти, с поседевшими, жидкими волосами, в сером пиджаке, в очках.

Седоволосый мужчина, оказавшийся заместителем начальника столичной коммунальной службы, подошел к лейтенанту и поздоровался с ним за руку. Двое собеседников, используя мужчину в полицейской форме как переводчика, провели короткий разговор, после которого местный чиновник вернулся к патрульной машине, открыл заднюю дверцу и достал продолговатый тубус.

Лейтенант вытащил из тубуса большую карту, свернутую в трубку, и разложил ее на капоте одного из джипов. На ней была начертана густо сплетенная паутина из разноцветных линий, изображающих систему городской канализации. Чиновник встал возле вестлендерского офицера и начал водить пальцем по карте, подробно объясняя, куда ведет каждая из цветных линий.

— Капрал! — лейтенант, выслушав сбивчивый перевод слов заместителя начальника, позвал одного из своих подчиненных, толпившихся возле грузовика.

— Да, сэр.

— Подойдите сюда. Видите коллекторы? — офицер осветил фонариком правый угол карты и обвел пальцем две длинные, изогнутые линии красного цвета. — Там застройка плотнее и деревьев побольше, поэтому там было бы удобнее выйти. Одна шахта вот здесь, в частном секторе, а вторая — возле парка с прудом. Через остальные коллекторы они вряд ли рискнут выйти, так как они хорошо просматриваются с соседних блокпостов. На своей карте тоже сделайте отметки. Возьмите отделение и устройте засады у парка и частного сектора. Если встретите двух субъектов, действуйте в соответствии с первоначальной инструкцией.

— Да, сэр, — капрал вернулся к грузовику, собрал десятерых солдат, с ног до головы обвешанных аммуницией, и разъяснил им, что предстоит делать.

Через минуту два стоявших неподалеку бронетранспортера приняли на борт вестлендерских спецназовцев и отправились на восточную окраину города.

Несколькими минутами позже. У проспекта на западной окраине бывшей олимпийской деревни

— Петер, на восточной окраине города только что появились два вестлендерских броневика. Предлагаю туда поехать, и посмотреть что происходит, — воскликнул Маленович, узнав по телефону от знакомого журналиста, находившегося на дальнем конце города, о внезапном прибытии бронетранспортеров.

— Мы сможем туда проехать, Алия? — спросил Петер, садясь обратно в машину.

— Да, только придется большой крюк сделать. Проедем через северные районы, там меньше блокпостов, — Алия сел за руль и завел двигатель.

Не прошло и двух минут, и старенькая легковушка с двумя любопытными журналистами оставила оживленный проспект и отправилась на север.

В это время. На восточной окраине столицы

— Ян, что там в радиоэфире? Об этих двух бронетранспортерах не говорили? — спросил командир имагинерских разведчиков, увидев в бинокль угловатые силуэты двух бронированных машин, проехавших по близкому шоссе.

— Блокпостам на восточной окраине приказали наблюдать за канализационными шахтами. Вестлендеры пару минут назад какими-то закодированными сообщениями обменялись, вспоминали, вроде, частный сектор на северо-востоке и парк с прудом.

— Наверное, они туда и едут. Ты продолжай слушать, может, они еще чего скажут про частный сектор и парк, — офицер сел на заднее сиденье джипа и начал задумчиво разглядывать карту города.

47

Около трех часов ночи. Под землей

— А сейчас в какую сторону пойдем, Фарис? — Абдулла встал в шаге от своего телохранителя, который, светя фонариком влево и вправо, пытался определить по какому из двух разветвлений туннеля идти дальше.

— Думаю, вон туда, Хаджи, — Фарис нажал на одну из кнопок на своих наручных электронных часах, чтобы определить, где север. — Эта труба ведет на северо-восток. Значит, мы не могли слишком сбиться с курса. Береги голову, а то тут низко…

— Как бы ни оказалось, что мы идем по кругу. Ты уверен, что мы здесь уже не проходили? — иорданцу пришлось немного пригнуться, чтобы не задевать головой сводчатый потолок, покрытый толстым слоем липкой грязи.

— Нет, Хаджи, мы здесь еще не были. Я по компасу ориентируюсь. Там где-то должен быть выход наружу, я тогда и проверю где мы.

— Будь осторожен, они, наверняка, уже у каждого люка поставили по солдату.

— Я осторожен, Хаджи.

— О! — встрепенулся иорданец.

— Что такое, Хаджи? — телохранитель остановился и повернулся назад, направляя луч света на хозяина. — Ты в порядке?

— Все нормально, просто у меня между ног большая крыса пробежала. Кстати, голова перестала ныть, я, наверное, к этой вони привык, — Абдулла потер лоб рукавом куртки и поплелся следом за своим телохранителем, хлюпая по черной жиже, текшей ручьем под ногами.

— Хаджи, тут есть лаз наверх. Я поднимусь и посмотрю, что творится на улице, — Фарис остановился перед ржавой железной лесенкой, торчащей из круглого отверстия в потолке. — Подержи только автомат и рюкзак.

— Давай.

Телохранитель выключил фонарик, спрятал его в карман, снял с широких плеч рюкзак и трофейный автомат, передал их хозяину и, ухватившись за поручни лесенки, полез осторожно наверх. Добравшись до верхнего конца тесного шлюза, он сначала прислушался, проверяя, не стоит ли кто слишком близко к канализационному люку, и, не уловив никаких подозрительных шорохов, начал медленно приподнимать тяжелую чугунную крышку.

У противоположного тротуара стоял белый бронетранспортер, возле которого томились четверо миротворцев. Фарис повернул голову и увидел, что метрах в пятидесяти от четверых солдат, у перекрестка, дежурит еще один пост. Телохранитель иорданца осторожно опустил люк, стараясь не издавать лишние звуки, и полез обратно вниз.

— Ну, что там, Фарис? — нетерпеливо спросил Абдулла.

— Вся улица перекрыта, солдаты прямо на соседнем тротуаре стоят, но меня не успели заметить.

— А ты смог понять, где мы находимся? — иорданец подал своему телохранителю автомат и рюкзак.

— Мы между спортивным центром и желто-зеленым супермаркетом, — Фарис достал из кармана фонарик и махнул им в сторону супермаркета.

— Это значит, что до частного сектора остается один квартал и открытая зеленая полоса. То есть, приблизительно, метров четыреста по прямой. Посмотрим, куда эта труба ведет. Главное по ошибке внутрь города не забрести. Вообще не знаю, как мы успеем проскочить посты — там, наверняка, тоже давно все перекрыли… — покачал головой Абдулла и сплюнул на землю.

— Надо попробовать, Хаджи. Да и они не знают точно, из какой шахты вылезем.

— Попробуем, куда денемся. А сколько сейчас времени?

— Половина четвертого.

— Ладно, Фарис, пошли. Вперед идти?

— Да, а потом нам надо свернуть на восток.

Двое беглецов пошли дальше по тесному туннелю, переступая через наслоения мусора, принесенные потоками мутной воды с поверхности, пытаясь найти заветный путь к спасению. Находившиеся на поверхности местные полицейские, ооновские миротворцы и имагинерские и вестлендерские спецназовцы, наоборот, пытались этот самый путь перерезать.

Спустя минут двадцать

— Сейчас нам направо надо идти? — спросил Абдулла, видя в свете фонарика в руках Фариса, что туннель впереди раздваивается под прямым углом.

— Думаю, да, я по компасу проверю, — Фарис нажал на кнопку на своих наручных часах, чтобы проверить в какую сторону уходит правая шахта. — Правый туннель ведет на восток, по нему и пойдем.

Беглецы зашли в правый коллектор, вдоль стенок которого тянулись несколько труб, и углубились в темноту.

— Хаджи, тут вверху есть люк, я поднимусь и посмотрю где мы, — метров через пятьдесят Фарис заметил вертикальную шахту и решил проверить, что происходит на улице.

Снова сняв с себя лишние вещи и отдав их хозяину, он начал карабкаться по металлическим выступам на стенке шахты. Телохранитель ухватился левой рукой за один из верхних выступов и, поднатужившись, осторожно приподнял люк. Перед Фарисом открылся вид на широкий проспект, застроенный по бокам белостенными домами в три и пять этажей, с красными, пологими крышами. Стояла абсолютная тишина, не было никакого движения.

Краем глаза телохранитель заметил, что на боковой улице, проходившей между двумя пятиэтажками, у высокого дерева, припаркован белый бронетранспортер, а перед ним стоят два солдата и оглядываются по сторонам. Фарис не посмел поднять люк выше, так как шахта находилась в открытом и хорошо освещенном окрестными уличными фонарями месте, на самом виду у солдат. Сколько еще человек охраняли проспект, было не понять.

— Что ты там увидел, Фарис? — спросил иорданец, после того, как его спутник спустился обратно в коллектор. — Где мы?

— Мы где-то посреди проспекта, который ведет в частный сектор. Вероятно, и движение по проспекту перекрыто, раз ни одна машина не проехала, пока я наблюдал. На боковой улице стоит ооновский броневик. Сколько их там еще караулит, точно не могу сказать.

— Хорошо, что не заблудились. Давай тогда дальше пойдем, к частному сектору, попробуем где-нибудь между домами выйти. Да и нельзя на одном месте стоять, тебя могли заметить.

Фарис взял рюкзак и оружие и повел за собой хозяина. То, что их никак не могли поймать столько времени, подбадривало двоих беглецов, укрепляя их отчаянную веру в то, что спасение было все еще возможно.

Абдулла и его телохранитель преодолели еще метров триста по коллектору и Фарис, заметив очередную шахту, решил подняться наверх, на разведку. Приоткрыв люк, он еле сдержался, чтобы не уронить его — в двух метрах от канализационного колодца он увидел полицейские ботинки, которые, к счастью для него, спокойно прошагали мимо, не останавливаясь.

— Мы должны быть уже под частным сектором, — преодолев некоторое расстояние, сказал Фарис и взглянул на светящийся циферблат наручных часов. — Тут, поблизости, должна быть какая-нибудь шахта.

Метров через пятьдесят действительно обнаружился канализационный люк, но и здесь телохранителя иорданца ждало разочарование — у двухэтажного частного дома в начале улицы дежурил полицейский автомобиль. Пришлось возвратиться обратно и искать иной выход.

— И там, что ли, не выйти? — догадываясь, каков будет ответ, спросил Абдулла.

— Да, Хаджи, улица заблокирована. Они и частный сектор контролируют. Пойдем дальше, проверим другие ходы, может, найдется какой-нибудь неохраняемый люк.

Беглецы устремились вглубь коллектора. Шагов через сто их ждала очередная шахта, ведущая на поверхность, но и она находилась под присмотром полицейских.

— Хаджи, давай сперва проверим левый туннель, а потом правый, — предложил Фарис, дойдя до конца коллектора, расходившегося в две противоположные стороны.

— Если по левому пойдем, окажемся где-то ближе к заводу, да?

— Да, должно быть так. Левый туннель ведет на север.

— Ладно, давай попробуем…

Фарис повел своего хозяина через темень туннеля. Метров через пятьдесят они уткнулись в первую вертикальную шахту, но железная дверца на ее конце оказалась заперта снаружи. Пройдя еще около ста метров, они остановились у второй шахты, на которой замков не оказалось.

Телохранитель внимательно приоткрыл люк и увидел, что Абдулла не ошибся — за черепичными крышами близких жилых домов выступали прямоугольные профили зданий заводского комплекса. Асфальтовую дорогу, протянутую через поросшую кустарником широкую поляну за домами, сторожил армейский джип, светивший фарами в сторону канализационной шахты.

— Мы в самом начале частного сектора. Завод находится там, за поляной, — рассказал телохранитель, вернувшись под землю. — Дорогу охраняют миротворцы.

— Ну, давай, тогда, посмотрим, куда ведет правый туннель, — в голосе Абдуллы послышались нервные нотки.

Фарис, молча, направился в противоположный конец коллектора, шаря лучом фонарика по стенам, проверяя, нет ли дополнительных ответвлений к другим шахтам.

Правый рукав коллектора был слегка изогнут и на конце упирался в глухую стену, из которой выступала большая труба, отводившая дождевую воду из соседних шахт. Здесь тоже имелись два выхода на поверхность, но и тот, и другой, находились под непрерывным наблюдением — полицейские и миротворцы распределились так, чтобы каждый канализационный люк просматривался хотя бы с одного из окрестных постов.

— Хаджи, когда мы подходили сюда, я заметил несколько боковых ходов. Я их обойду и проверю, куда они ведут, — вернувшись на исходную позицию, сказал Фарис.

— Иди, я тебя тут подожду. Только ты, смотри, не затеряйся там.

— Нет, не затеряюсь, я запоминаю, где мы ходим. Я только запасные батарейки прихвачу, а то фонарик уже не так ярко светит. Ты их в мой рюкзак положил, Хаджи?

— Я в оба рюкзака положил по комплекту, — прокашлявшись, ответил иорданец. — Проверь в маленьком кармашке.

Фарис расстегнул молнию на вздутом кармашке рюкзака и, порывшись, нащупал пакет с батарейками, затем снял с себя весь лишний багаж, кроме автомата, чтобы было легче двигаться по шахте, и сунулся в тесный лаз.

Иорданец присел на трубу, тянувшуюся вдоль стены, и разложил возле себя весь свой драгоценный скарб, освободив ненадолго налившиеся свинцом руки. К усталости и противному, кислому воздуху подземелий он уже испытывал полное равнодушие, и угнетали его совсем иные мысли — мучительное чувство обреченности медленно нарастало где-то глубоко внутри его тела, подползая все ближе к горлу и, казалось, оно его скоро задушит. Любой шорох или дуновение, даже самое слабое, заставляли Абдуллу нервно дергаться; в его сознании боролись две исключающие друг друга спонтанные желания: раствориться безвозвратно во мраке и больше никогда не выходить на поверхность, или же немедленно вырваться на волю и бежать без оглядки, не останавливаясь. Однако противнее всего было осознавать, что бежать, практически, было некуда. Судьбу иорданца решили еще ранним утром, и его врагам — а врагами для него стали все — оставалось лишь поставить в ней финальную точку.

Совсем иными, намного более тривиальными, мыслями в этот момент была занята голова телохранителя Абдуллы — он, пригнувшись, шел по тесному туннелю, направленному на северо-запад, в сторону городских окраин. Достигнув середины коллектора, Фарис обнаружил слева от себя вход в неизвестную шахту. Посветив фонариком в необъятный проем, он решил, что нет смысла углубляться дальше в коллектор, имея в виду, куда он ведет, и предпочел выяснить, какие секреты хранит в себе найденная шахта.

Телохранитель ступал осторожно, стараясь не задевать торчащие из стены ржавые кронштейны, с которых свисали оборванные куски толстых кабелей, и, шагов через сто, достиг конца шахты, где, к его удивлению, стояла стальная дверь.

Фарис поводил фонариком по двери в поисках ручки и замка, но вместо них увидел две зияющие дырки. Выхватив пистолет с глушителем правой рукой, он засунул два пальца левой руки в замочную скважину и потянул на себя дверь. За ней его встретила короткая лестничная площадка, ведущая наверх, ко второй двери, тоже стальной.

Телохранитель тихо поднялся по лестнице, встал у двери и проверил, не заперта ли она — оказалось, что нет. Убедившись, что вокруг нет ни души, Фарис прошел в темное помещение и включил фонарик. Через несколько секунд ему стало понятно, куда его вывела шахта — это был подвал одной из построек между парком и частным сектором.

Разыскав выход из подвала, телохранитель снова выключил фонарик, убрал его временно в карман и пересек тесный коридор, ведущий к лестнице на первый этаж.

Спустя минут тридцать

— Хаджи, я нашел проход в один из складов за парком. По канализации можно пробраться в подвал склада, а оттуда — на улицу, — сообщил Фарис, возвратившись обратно в коллектор, где его нетерпеливо ждал хозяин.

— Вокруг склада есть кто? Может там засада? — взволновано спросил Абдулла и начал завязывать шнурки на заляпанных грязью ботинках.

— Возле самого склада никого нет, я проверил, военные выставили посты на дорогах и между домами. Они думают, что мы попрем через частный сектор.

— А там можно найти какую-нибудь лазейку? Ты как думаешь?

— Я думаю, что мы бы могли попробовать пройти между дорогой и частным сектором, а потом через лес — до него километра два по прямой.

— Но там ведь открытое поле, нас легко могут заметить.

— У нас других вариантов нет, Хаджи. Попробуем как-нибудь проползти. Там есть кусты, деревья…

— Ну ладно, Фарис, — недолго посомневавшись, ответил иорданец. — Попробуем. Да и времени у нас больше нет, до рассвета осталось меньше часа. Давай собираться.

Телохранитель, отлично ориентировавшийся в пространстве, — он ни разу не заблудился по лабиринтам канализации, — забрал свой рюкзак, взял второй автомат и повел Абдуулу к шахте. Беглецы быстро дошли до подвала и без происшествий поднялись на первый этаж.

48

Фарис и Абдулла прошли по просторной внутренности обветшалого складского помещения и встали у распахнутой двери на восточной стене. Сразу за ней начиналась небольшая роща, окаймленная с другой стороны тесной гравийной дорогой, ведущей к двум обособленным частным домам.

Фарис повел хозяина, снова почувствовавшего вкус свежего воздуха, прямо через рощу, прикрываясь густыми зарослями. Беглецы преодолели двести метров зеленки довольно быстро и очутились в нескольких шагах от гравийной дороги.

— Как мы здесь пройдем, Фарис? Они всю дорогу просвечивают, — прошептал Абдулла, спрятавшийся вместе со своим телохранителем в кустах под деревом, шагах в тридцати от полицейской машины, стоявшей посреди тесной дороги.

— Дорога оканчивается у дома, посмотрим можно ли проползти за ним.

— Там, у частного сектора, тоже стоит пост. Мы у них на виду.

— Пока еще достаточно темно, Хаджи. Попробуем ползком пройти, через кусты. Они ведь ждут, что мы вылезем через канализацию. Давай проверим, можно ли там где-нибудь проползти, — Фарис махнул рукой влево и повел хозяина в обход дороги.

Двое беглецов, выбравшись из рощи, прижались к земле и начали скрытно, как змеи, ползти по обросшей бурьяном поляне за крайним из двух обособленных домом, стараясь не попасть в свет полицейских фар.

— Ползи прямо за мной. Осторожно… — прошептал Фарис, оказавшись вне зоны видимости полицейских, и продолжил ползти вперед, выбирая места, где кусты были плотнее и выше.

Беглецы преодолели еще метров триста, пробираясь через заросли, стихийно разбросанные между дворовыми участками, за которыми их ждало новое препятствие — тесная улица, вдоль которой были выстроены четыре дома. Можно было попытаться обогнуть улицу слева или справа, но это был бы слишком рискованный ход — слева пришлось бы выйти на широкий перекресток, а справа — подойти слишком близко к шоссе. Тем не менее, с решением нельзя было медлить ни минуты, так как ночной мрак стремительно отступал, и небо светлело, наливаясь свинцовым оттенком.

— Хаджи, давай перебежим через дорогу в соседний двор, там нам будет легче прикрыться, — прошептал Фарис, залегший вместе с Абдуллой в кустах напротив улицы с четырьмя домами.

— Там машина стоит.

— Они к нам спиной стоят, не увидят нас. Надо спешить, уже светает.

— Ладно, пошли.

Фарис внимательно оглянулся по сторонам, выскочил из-за кустов и, перебежав через улицу, спрятался за стеной дома. Подождав несколько секунд и убедившись, что его никто не увидел, дал знак хозяину следовать за ним.

Абдулла посмотрел, что делают полицейские, взял под мышку чемоданчик и, пригнувшись, побежал вперед.

— А сейчас куда? — пытаясь отдышаться, спросил Абдулла.

— Через дорогу, вон к тому дому, — Фарис выглянул из-за угла и кивнул на дом на другой стороне улицы.

— До него метров двадцать, не меньше. Увидят нас с дороги.

— У них видимость плохая. Дорога не прямая и дерево у соседнего дома мешает. Надо только быстро перебежать, — прошептал Фарис.

Телохранитель выглянул из-за угла, выждал несколько секунд и кинулся через дорогу. Миротворцы, перекрывшие улицу, метрах в пятидесяти от двухэтажного дома, к которому подбежал Фарис, продолжали томиться около своего джипа, проглядев и вторую сумрачную фигуру, мелькнувшую на дороге через несколько секунд после первой.

— Хаджи, давай быстро туда, пока вертолет еще далеко.

Со стороны города послышался плавно усиливающийся гул вертолета, затем в темном небе вспыхнул мерцающий огонек и поплыл на восток. Беглецы проскочили через тесный двор между двумя частными домами, уже почти не оглядываясь, и добежали до зеленой полосы, тянувшейся вдоль соседней улицы.

— Только этого вертолета нам не хватало. Надо быстрее двигаться, Хаджи, пока не стало совсем светло. На земле-то нас не видят, но с воздуха быстро заметят, — Фарис присел на корточки под деревом, изучая обстановку. Вид у него был намного свежее, чем у его хозяина, на которого призывы спешить уже не производили особого эффекта.

Тем временем, пока беглецы шли через заросли, вертолет подлетел к восточной окраине города и завис над частным сектором, водя по нему ослепительным лучом из прожектора.

— Мы сейчас между домами пойдем, Фарис? Нас с шоссе будет видно.

— Дома выходят на шоссе тыльной стороной, за ними и кустарник растет. Будем за домами идти, — изучая близлежащий ландшафт, пробасил Фарис.

Беглецы рванули через поперечную улицу, и пошли по выбранному Фарисом маршруту. Через несколько минут, оставив за спиной и этот опасный участок, Абдулла и его спутник залегли за кустами возле дома на дальнем краю улицы, тянувшейся параллельно шоссе, и начали думать, как пройти последнюю линию оцепления, отделявшую их от предгорья.

— Видишь солдат? Вон там, справа от дома со спутниковой тарелкой, — шепнул Абдулла, разглядев у дома, расположенного метрах в семидесяти, спины двух вестлендерских солдат, затаившихся под деревом.

— Там, наверное, есть канализационный люк, его и караулят. И бронемашина за соседним домом прячется. Думаю, нам лучше южнее пойти, в обход, между теми домами, а дальше — через лес. Там до него рукой подать.

Иорданец не возразил, к тому же других альтернатив на ум не приходило, и потянулся гуськом за своим спутником. Пара доползла до обочины асфальтовой дороги, связывающей частный сектор с шоссе, и снова притихла. У дороги стояли три дома — два жилых и один необитаемый, со следами пожара и осколков на стенах.

— Вон туда побежим, Хаджи, слева от сгоревшего дома, — Фарис указал хозяину на проем между двумя домами, обросший кустарником. — Я побегу первым.

Телохранитель осмотрелся и, выбрав удобный момент, переметнулся через полосу асфальта. Двое мужчин залегли, проверяя реакцию солдат, но никакой видимой реакции не последовало — удача снова улыбнулась им.

Абдулла крепко сжал ручку чемоданчика, приподнялся, как бегун перед стартом, и кинулся к необитаемому дому. Расстояние — около шестидесяти метров зигзагом — до опушки небольшого леса, втиснутого между двумя параллельными шоссейными дорогами, беглецы пробежали на одном дыхании, не останавливаясь.

— Фарис, тут мины есть? — прокряхтел Абдулла, пытаясь не отставать от своего телохранителя.

— Ступай там, где я ступаю! Будь осторожен!

В это время, гул вертолета, до этого слышный как отдаленное эхо, усилился и быстро добрался до леса. Луч прожектора забродил по верхушкам деревьев, пытаясь пробиться сквозь темную, густую листву.

— Когда же они нас успели увидеть?! — спонтанно воскликнул Фарис и поднял голову к небу. — Хаджи, быстрее!

Пройдя еще метров пятьдесят, телохранитель вдруг застыл на месте, встал на левое колено и дал немой знак хозяину пригнуться. Впереди, с той и другой стороны, лес был стеснен двумя большими дворами, связанными между собой тесной грунтовой дорогой. Остановиться Фариса заставило приближение троих солдат, идущих цепью слева, ему наперерез.

— Давай вперед, Хаджи, они нас еще не заметили, пройдем через дорогу, — шепнул телохранитель и, пригнувшись, повел хозяина к грунтовке.

В момент, когда беглецы пересекали дорогу, из зарослей грянула автоматная очередь, выпущенная одним из вестлендерским спецназовцев. Фарис развернулся и застрочил в ответ из трофейного автомата, прикрывая отход Абдуллы.

— Не останавливайся, Хаджи, я тебя прикрою! По тропе беги! — прокричал телохранитель, сдерживая солдат.

Фарис опорожнил обойму, сбросил ставшее бесполезным оружие и приготовил к стрельбе второй автомат. Одновременно, справа, по шоссе, подтягивались несколько джипов и три бронетранспортера, намереваясь обойти беглецов с востока.

— Давай дальше, Хаджи, по тропе беги! — крикнул Фарис, догоняя иорданца, остановившегося посреди тропинки, вьющейся между деревьями.

— Сейчас куда? — задыхаясь, крикнул Абдулла, видя, что впереди лес упирается в широкую поляну, на которой стояли несколько домов.

— Следуй за мной! — телохранитель показал хозяину на проход между домами и побежал впереди него.

Вертолетчики сразу заметили две маленькие тени, вылезшие из леса, и сообщили солдатам на земле, куда они поползли. Кроме отделения вестлендерских спецназовцев, разделенного на две группы, беглецов все плотнее обкладывали больше сотни миротворцев и несколько нарядов местной полиции. От этой ватаги не отставали и журналисты, пытавшиеся всеми способами протиснуться как можно ближе к гуще событий.

— Только по тропинке ступай, Хаджи, и не заходи в кусты — там растяжки могут быть, — тихо сказал Фарис и снова посмотрел вверх, на вертолет, паривший над лесом. Небо просветлело, покрывшись мягкой, светлой голубизной.

— Ты только малость сбавь шаг, а то я совсем выбился из си… — не успел Абдулла закончить мысль, как где-то сзади, шагах в пятидесяти, раздался резкий хлопок.

Один из вестлендерских спецназовцев, двигаясь через заросли, зацепил железную проволоку, привязанную к чеке ручной гранаты. Кто и когда поставил эту ловушку, было не определить — порой случалось, что один и тот же участок во время войны беспорядочно минировали сначала мусульмане, а за ними — мизийцы или иллирийцы, при этом минные поля зачастую не были отмечены ни на одной карте.

За мгновение до взрыва, солдат, понявший, на что он наступил, отскочил в сторону, крикнув «Граната!», и упал на живот. Граната разорвалась, но не успела нанести тяжелых увечий спецназовцу, за исключением незначительного осколочного ранения в ногу.

— Пошли дальше, Хаджи. Они, может, на мину напоролись. Давай, я пока твой рюкзак поднесу. Отдохнешь немного.

Иорданец снял рюкзак, сразу почувствовав облегчение в плечах, и передал его спутнику. Тот взял сумку в левую руку и пошел вперед, не снимая указательный палец правой руки со спускового крючка автомата.

Беглецы продолжали пробиваться через густую чащу леса. Быстро идти у них не получалось не только из-за усталости, но из-за рельефа, становившегося все более крутым и изломанным. И вот, перед глазами встало новое препятствие: просека, метров десять в ширину и восемьсот в длину, раскинувшаяся между шоссе на северной стороне и больничным комплексом у южного края леса.

— Они по просеке едут, пытаются нас окружить. Надо через нее быстро перебежать, Хаджи, — Фарис увидел за деревьями укрупняющиеся силуэты джипа и бронетранспортера.

— Ага… — Абдулла, потный и изможденный, на секунду остановился, набрал воздуху в легкие и пошел вперед.

Стрелок бронемашины увидел в перископ две фигуры, пытающиеся проскочить просеку, развернул башню с пулеметом и, получив приказ от командира, открыл огонь на поражение. Пули, засвистевшие у самых ушей, мгновенно подстегнули иорданца, заставив его ускорить шаг. Фарис, укрывшийся за стволом дерева, начал стрелять в ответ, пытаясь отвести огонь от хозяина.

— Бежим дальше, Хаджи!

Абдулла, перебежавший просеку невредимым, поднялся с земли, взял под мышку чемоданчик со спутниковым телефоном и поплелся на полусогнутых к тесной прогалине между деревьями, на которую указал телохранитель. Фарис шел за его спиной, сдерживая очередями подбиравшихся следом вестлендерских спецназовцев.

В это время. Возле больничного комплекса на южной окраине леса

— Товарищ Полковник, мы сейчас у больничного комплекса. Подозреваемые идут по лесу за городом, параллельно северному шоссе. Войти в лес пока не можем, в операции задействован и вертолет, — коротко доложил в трубку мобильного телефона командир имагинерских разведчиков, стоявший на бугре за маленькой деревней по соседству с больницей, наблюдая в бинокль за действиями миротворцев.

— Вас не останавливали, Майор?

— Нет, мы обошли все посты без инцидентов.

— Подозреваемые живы?

— Да, товарищ Полковник.

— Лес полностью взять в кольцо?

— Восточную окраину леса сейчас блокирует бронетехника. Лес заблокирован не полностью.

— Вот что, Майор… — Полковник сделал паузу, собираясь с мыслями, — …раз подозреваемые не задержаны, продолжайте пытаться выполнить задачу. Помните, что в понедельник часть нашего контингента перебросят в Земиле. Имейте это в виду, если к вам где-нибудь придерутся. Ориентируйтесь по обстановке и звоните, если возникнут проблемы.

— Слушаюсь, товарищ Полковник.

Офицер убрал телефон и снова посмотрел в бинокль. Несколько ооновских бронемашин проехали мимо больницы и рассредоточились метрах в трехстах к востоку от нее, у опушки леса, так как войти в него не позволяла буйная растительность, ставшая единственным спасением для двух беглецов.

Неожиданно, из зеленки вырвались две короткие автоматные очереди, потом хаотично грянули несколько длинных. Вертолет, круживший над просекой, сместился метров на двести на восток и завис, очевидно, над тем местом, где велась перестрелка. Через несколько минут канонада прекратилась и винтокрылая машина переместилась еще немного на восток, пытаясь разыскать Абдуллу и его телохранителя.

— Ян, что говорят вестлендеры? — Майор встал у водительской дверцы одного из джипов.

— У вестлендеров двое раненных, товарищ Майор, подозреваемые снова ушли, — ответил связист, прослушиваярадиопереговоры спецназовцев.

— Они с юга не собираются входить в лес?

— Пока нет. С южной стороны много мин и они не хотят рисковать. Миротворцы запрашивают вертолет с тепловизором. У вертушки, которая сейчас летает над лесом, только ночная камера.

Абдулла и его телохранитель снова отбились от вестлендерских спецназовцев, которым пришлось немного отстать, чтобы позаботиться о двоих раненых (одному пуля попала в легкое, пробив бронежилет, другому — в бедро), но радоваться было еще слишком рано.

— Хаджи, стой! Тут растяжка есть, — Фарис остановился, заметив в шаге от себя натянутую низко над землей проволоку, подсоединенную к хвостику детонатора противопехотной мины, спрятанной за кустами. — Надо обойти, а то возле нее, может, и другие мины зарыты.

— Ты сказал, что знаешь, где нет мин, — Абдулла поднял голову к вертолету, назойливо кружившему над деревьями.

— Мы немного отклонились от тропы, поэтому здесь мины. Возьми пока рюкзак, а то мешает. Смотри, куда я ступаю, — Фарис пошел вперед, внимательно переставляя ноги и оглядывая кусты в поисках неприятных сюрпризов.

49

Около восьми утра пятнадцатого августа. Шоссе к северу от леса

— Алло, Юлиус, привет, — Сантир, зевая, достал из кармана мобильный телефон и ответил своему главному редактору.

— Доброе утро, Петер, ты где? Не в гостинице?

— Нет, мы с Алией всю ночь гоняемся за Абдуллой. Я в машине немного ночью подремал, сейчас снова на ногах.

— Что там творится, рассказывай.

— Абдулла вместе с охранником под утро вырвался из окружения и сейчас его преследуют в лесу к востоку от города. Время от времени слышны выстрелы, но его пока не поймали. Над лесом кружит вертолет и пытается его выследить. Из леса, где-то полчаса назад, вынесли двух вестлендерских миротворцев.

— Раненые, убитые? — оживился Тальман.

— По-моему, раненые.

— А ты как далеко от места событий?

— Мы на шоссе стоим, оно проходит прямо над лесом, по верхушкам холмов. Тут все оцеплено, ооновская бронетехника стоит. Журналистов много.

— Петер, у тебя там все нормально? Местные тебе не мешают?

— Нет, все нормально. Меня пока никто не донимал.

— Петер, ты к завтрашнему дню сможешь подготовить короткий репортаж?

— Да, подготовлю, только я не знаю, когда тут все закончится.

— Ну, когда кончится, тогда и ладно. И фотографии не забудь сделать.

— Не забуду, Юлиус.

Попрощавшись с Тальманом, Петер задумчиво взглянул на хмурых миротворцев у бронемашин и джипов на обочине дороги. Иногда мимо проезжали гражданские автомобили, появлялись и исчезали журналисты, взад-вперед маячили полицейские, хотя было не очень понятно, какую именно функцию они выполняют. Внимание всех, в том числе и Петера, было приковано к крутым склонам под шоссе, в зелени которых прятались двое неуловимых арабов. Вдалеке, на южной окраине леса, в том месте, где он резко редел, образуя полосу, широкую около ста двадцати метров, в засаде ждали три белые бронемашины, около которых залегли несколько десятков солдат с касками голубого цвета на головах.

— Петер, поешьте, пока они теплые, — откусывая от большой булки с брынзой, купленной в одной пекарне на выезде из города, сказал Алия. — Здорово я за эту ночь проголодался.

— Да, я сейчас поем, — Петер повернулся к своему собеседнику, стоявшему у капота легковушки, разложив на нем свой скромный завтрак. — А вам, Алия, когда нужно на работе появиться?

— Не беспокойтесь, Петер, я с коллегами договорился. Тут как закончится все, тогда и поеду. Я сначала домой ненадолго заеду и оттуда — в офис.

— Это дело, похоже, затянется. За ним целые сутки столько людей гоняется, и все напрасно.

— Ну, как получится. Зато посмотрите, какие красивые горы вокруг. Даже у вас, наверное, таких нет, — улыбнулся Маленович.

— Я вас привезу в Имагинеру и такую природу покажу, что у вас челюсть отвиснет, — шутливо ответил Петер.

— Ну, хорошо, я принимаю ваш вызов, — засмеялся живитарский журналист.

Около девяти утра. Кабинет Президента Имагинеры

— Какие последние новости, Генрих? — Президент Одест обратился к Министру обороны, усевшемуся в кресло напротив него.

— За иорданцем в данный момент ведется охота в лесу возле столицы Живицы. Он, вместе со своим охранником, успел рано утром вырваться из окружения и покинуть город.

— Он жив?

— Да, по последним данным он все еще жив.

— А твои ребята смогут выполнить задание? — Президент присел на край кресла и оперся локтями о плюшевые подлокотники, сжав кулаки.

— Гарантий, к сожалению, я не могу тебе дать, Одест. Вестлендеры единолично контролируют операцию, наших миротворцев не допустили к участию в ней и мы не можем туда никак втиснуться. Ребята следуют по пятам за вестлендерами, пытаются найти лазейку.

— Думаешь, иорданец им не нужен живым?

— Думаю, что им выгоднее отправить его в могилу вместе со всеми его тайными. Раз на него устроили покушение, значит, его покровители в нем больше не нуждаются.

— Выходит, твоим ребятам к нему не подобраться, да? — поглаживая подбородок, спросил Одест.

— Они до последнего будут пытаться как-то решить этот вопрос, но, ты сам понимаешь, обстоятельства сложились не в нашу пользу. Через вестлендеров нам не перепрыгнуть.

— Да, да… — пробурчал Президент. — Идеальный вариант был бы его посадить на скамью подсудимых, но если не получится, придется поменять тактику. Как же так вышло, что покушение совершили именно четырнадцатого?

— Мы разведданных на этот счет не получали заранее, иначе бы отреагировали. Судя по информации, которой мы пока располагаем, его заказал один из главарей местного исламистского подполья. Скорее всего, это была внутренняя разборка.

— Понятно. Ты меня сразу проинформируй, когда этого террориста поймают. И пусть твои ребята слишком не горячатся — если у них не получится его достать, пусть хоть постараются не засветиться.

— Да, конечно…

Около девяти утра. В лесу

— Хаджи, сейчас вертолет как пролетит дальше, и мы пойдем, — Фарис присел на корточки под большим деревом, посматривая на бронетехнику, выглядывающую из-за зарослей у опушки леса.

— Чего-то солдат за нами не видно, может, отстали или пытаются нас окружить?

— До них шагов пятьдесят, не меньше. Они вряд ли попытаются обойти нас с флангов, тут мин много. Да и там, за лесом, прямо напротив, бронемашины караулят, видишь? Они фланг держат. Пойдем дальше, Хаджи, вертолет пролетел мимо.

Абдулла послушно потащился за своим телохранителем, лавируя между деревьями, стараясь не попасться на глаза солдатам у кромки леса. Вестлендерские спецназовцы, лишившиеся уже троих человек, двигались следом, постепенно сокращая дистанцию.

Вскоре тесная полоса закончилась, и лес снова начал расширятся, обволакивая окрестные холмы. Вертолет описал еще два больших круга над лесной чащей, затем развернулся и взял курс на город.

— Вертолет улетает, — сказал Абдулла, взглянув на небо.

— Может у него горючее кончилось, наверное, потом вернется, — выбирая, куда поставить ногу, ответил Фарис. — Солдаты уже на соседнем холме, идем.

Тишина продержалась всего несколько минут, и воздух снова задрожал, потревоженный надвигающимся гулом вертолетных винтов.

— Вот, еще один вертолет сюда летит. Давай дальше, Хаджи, пока он далеко, а потом где-нибудь временно затаимся, переждем.

Фарис взял у хозяина рюкзак и повел его по тесной тропе, ползающей плавно вверх по густо обросшему склону холма. Вестлендерские спецназовцы старались не упустить след двух невидимых арабов, идущих где-то впереди, предположительно, шагах в сотни.

— Хаджи, давай переждем пока вот в этом окопе, — увидев в небе черную точку, очень быстро увеличивающуюся в размерах, воскликнул телохранитель.

Дугообразный окоп, оставшийся в наследство от войны, на который указал Фарис, находился возле плоской вершины холма, прикрытый плотным кустарником. Он был метров пятнадцать в длину, и около ста тридцати сантиметров в глубину, и на конце упирался в землянку, усиленную сверху толстыми бревнами, засыпанными землей.

Телохранитель осторожно подошел к траншее, подозревая, что она может быть заминирована. Чутье его не подвело — в кустах возле бруствера для непрошеных гостей были заготовлены две противопехотные мины. Фарис обошел стороной ловушку (второе взрывное устройство, зарытое в землю, располагалось в шаге от первого, с тем расчетом, что противник обойдет проволоку, подсоединенную к взрывателю первой мины, но не заметит вторую), показывая хозяину правильную дорогу.

Заскочив в окоп, беглецы стали наблюдать за вертолетом, подлетевшим уже совсем близко. Винтокрылая машина — она была темно-серого цвета и, судя по знакам на бортах, принадлежала вестлендерским ВВС — сделала два виража над высотой, поддерживая небольшую скорость, затем зависла в воздухе, носом по направлению к траншее.

— Черт, они нас видят что ли? — подумал вслух Абдулла, выглядывая из-за бруствера.

Вестлендерский вертолет, наряду с ракетами и пулеметами, был оборудован тепловизионной камерой, поэтому от него, в отличие от ооновского, было практически невозможно скрыться ни ночью, ни днем. Второй пилот без затруднений отыскал среди зелени, отображаемой на экране тепловизора как однородная темно-серая масса, два белых, сияющих силуэта.

— Хаджи, ложись! — успел крикнуть Фарис и накрыл телом хозяина.

Послышался гром и в сторону холма полетели четыре ракеты, рисуя по воздуху длинные черные полоски. Вершину сотрясли один за другим четыре взрыва, несколько деревьев повалились на землю, и все вокруг окуталось едким, серым дымом. Двух беглецов, распластавшихся на дне траншеи, засыпало землей и оглушило, но не ранило — неуправляемые снаряды легли мимо окопа, не поразив его.

Сделав залп, вертолет плавно накренился носом вперед и полетел над холмом, чтобы оценить результаты стрельбы. Вестлендерские спецназовцы в это время засели на соседней высоте, наблюдая за происходящим и слушая короткие радиосообщения, которыми обменивались пилоты.

— Видишь цель? — спросил первый пилот, облетая задымленную высоту.

— Они в окопе. Один шевелится, — ответил второй пилот, поглядывая поочередно в иллюминатор и на серый экран тепловизора, на котором горячие воронки от ракет превратились в мелкие белые пятна.

Винтокрылая машина описала еще один большой круг над высотой, как ястреб, выискивающий добычу, и застыла в воздухе.

— Хаджи, ты как?! Тебя не задело?! Ползи в землянку! — прокричал Фарис, весь покрытый грязью.

— Чего?! — крикнул Абдулла, прикрыв ладонями голову.

— В землянку! Туда! — телохранитель замахал рукой.

Через мгновение в небе послышался знакомый грохот и на холм обрушились еще четыре снаряда. Землянка покачнулась, на ошалевших беглецов комьями посыпалась земля, укрытие заполнилось пылью и дымом. Фарис и Абдулла, однако, и на этот раз остались невредимы.

— Чарли, я — Дельта, вы поразили цель, прием? — командир вестлендерских спецназовцев связался по рации с вертолетчиками, увидев второй залп.

— Дельта, я — Чарли, они спрятались в окопе у вершины холма. Сейчас у нас нет прямого зрительного контакта с ними. Мы держим окоп на прицеле, прием.

Второй пилот не сводил глаз с экрана тепловизора, на котором вспыхнули еще четыре белых пятна, пытаясь найти на нем два человеческих силуэта — поразило ли их вторым залпом, было пока непонятно.

— Ты куда?! — кашляя и давясь, крикнул иорданец.

— Посмотрю, что там делается! — встряхивая головой, ответил Фарис и пополз наружу.

Телохранитель выглянул из землянки и посмотрел вверх, в щель между ветвями обломанного дерева, упавшего поперек траншеи. Винтокрылая машина продолжала маячить над высотой, готовая снова открыть огонь.

Фарис смахнул со своего автомата грязь, приготовился к стрельбе, прицелился и отправил в сторону летательного аппарата несколько коротких очередей, затем пополз обратно в укрытие.

Вертолет резко развернулся, как будто разгневанный дерзостью беглецов, и завис над западным склоном холма. Через несколько секунд к окопу, в ответ на автоматные очереди, полетели две ракеты, и высоту снова накрыло клубами серого дыма.

— Хаджи, ты как?! — Фарис посмотрел на Абдуллу, лежавшего возле него.

— Я в порядке! Землянка может обвалиться! — протирая лицо рукавом, ответил иорданец. Вторую руку он держал на чемоданчике, боясь повредить спутниковый телефон.

— Стой там!

Телохранитель, прихватив автомат, выполз из укрытия, как крот, и прижался спиной к стенке окопа. Обломанное дерево исчезло из виду — последним залпом его отбросило на несколько метров от бруствера.

Фарис высунул голову из-за насыпи, ориентируясь по шуму, и увидел, что вертолет медленно разворачивается носом к высоте. Телохранитель поднял автомат и разрядил всю обойму. Несколько пуль сверкнули по фюзеляжу машины, одна из них даже застряла в стеклянном фонаре кабины.

Вертолет резко накренился и полетел боком, обводя высоту, чтобы выйти на позицию для нанесения ответного удара. Фарис, не дожидаясь этого, бросился обратно в убежище, попутно вынимая из кармана запасной магазин.

Второй пилот навел на окоп шестиствольные пулеметы, подвешенные на блоки под левым и правым бортом, и надавил на гашетку. Пули роем забарабанили по земле, безжалостно срезая листву и кромсая стволы деревьев. Двое беглецов забились в угол землянки, пытаясь укрыться от мощного свинцового града, которым разносило окоп. Стволы пулеметов вращались так быстро, что рокот отдельных выстрелов сливался в общий невыносимый грохот, отдаленно напоминавший треск бензопилы.

— Ты цел, Хаджи?! — крикнул Фарис после того, как огонь ненадолго прекратился.

— Да, я цел, Фарис! Ты успел в него попасть?! — пытаясь использовать рюкзак как щит, ответил иорданец.

— Не знаю, по-моему, успел!

Вертолет снова завис в воздухе, держа на мушке траншею. Второй пилот поджидал Фариса, готовый снова надавить на гашетку и обрушить на араба очередную порцию смертоносного огня. Верный телохранитель иорданца, однако, не торопился выползти из укрытия.

Вскоре на приборной доске перед глазами первого пилота тревожно замигал красный датчик, предупреждая, что что-то не в порядке. Неполадку вызвала одна из пуль, выпущенных Фарисом, попавшая в днище винтокрылой машины и раздробившая один из шлангов, подающих масло. По невероятному стечению обстоятельств, одна автоматная пуля оказалась эффективнее, чем дюжина снарядов и два пулемета.

Видя, что масленое давление стремительно падает, от чего управлять машиной становилось все труднее, вертолетчики выпустили последний комплект ракет и взяли обратный курс на базу, оставив спецназовцев самих ловить двух неодолимых арабов.

Вестлендерские солдаты, получив сообщение о том, что вертолет вынужден ретироваться, двинулись вереницей навстречу Саллеху Абдулле, чтобы не позволить ему снова убежать.

50

— Ян, докладывай, — Майор повернулся к водителю, увидев, что вестлендерский вертолет возвращается в город.

— Вертушку, вроде, подбили, и она возвращается на базу. Сейчас на высоту поднимутся солдаты. Пока не ясно, что случилось с подозреваемым.

Майор, не сказав ни слова, вытащил из планшета одну из карт, на которой был изображен лес к востоку от столицы и несколько деревень, разбросанных вокруг него. Изучая рельеф местности, он водил по бумаге карандашом, мысленно составляя самый безопасный и короткий маршрут к обстреливаемому холму.

— Ребята, идите быстро сюда, все, — имагинерский офицер выскочил из джипа и, собрав вокруг себя солдат, начал объяснять им свой замысел, тыкая пальцем по карте.

Распределив людей по машинам, Майор отошел в сторону и, достав из кармана мобильный телефон, позвонил Полковнику Клуму.

Вскоре имагинерские разведчики, пользуясь временным отсутствием вертолета, покинули свою стоянку и поехали по тесной грунтовой дороге, в обход постов полицейских и миротворцев, окантовавших лес.

В это время. На высоте

— Хаджи, вертолета вроде не слышно, я выйду проверить, — сказал Фарис, подкрадываясь к входу в землянку.

Телохранитель выполз в окоп, оглядел небо, затем осторожно приподнялся на ноги и, держа палец на спусковом крючке пыльного автомата, высунул голову из-за бруствера. Поляна вокруг траншеи была сплошь перепахана снарядами, стволы близких деревьев были изрублены осколками ракет и пулеметными очередями, а два были вовсе вырваны из земли и отброшены в сторону. Местами кустарник еще тлел, воняло гарью и порохом.

— Хаджи, давай уходить, пока опять не прилетел вертолет. Солдаты, наверняка, уже на подходе, — Фарис обратился к хозяину, высунувшему голову из землянки.

— И куда сейчас пойдем? Дальше, по холмам? — Абдулла, весь чумазый, с дикими глазами, вышел, сгорбившись, из укрытия, кашляя, как туберкулезный, подхватив чемоданчик под мышку и волоча два рюкзака по земле.

— Да, на юго-восток, по лесам. Внизу, между холмами, проходит ручей. Будем двигаться вдоль берега.

Фарис перебросился через бруствер, принял от хозяина рюкзаки и спутниковый телефон и помог ему выбраться из окопа. Беглецы, озираясь по сторонам, начали спускаться по склону, пробираясь через заросли. Сделали они это как раз вовремя — через несколько минут на холм, с другой стороны, поднялись вестлендеры.

— Капрал, сэр, землянка пустая, они ушли, — сказал один из вестлендерских спецназовцев, подойдя к командиру отделения, стоявшему в нескольких метрах от траншеи.

— Опять, что ли, они у нас прямо из рук выскользнули, — прошипел командир и, подозвав связиста, взял трубку рации, — Браво, я — Дельта, субъекты покинули высоту. Они, предположительно, двинулись на юго-восток.

— Дельта, я — Браво, продолжайте преследование. Вас с воздуха поддержит вертолет ООН. К вылету готовятся две наших машины.

— Вас понял, продолжаю преследование, прием.

Между тем Абдулла и его телохранитель дошли до каменистых берегов ручья, тянувшегося змейкой по впадине между холмами.

— Хаджи, ступай по камням, там, где я ступаю. Смотри не подскользнись, — Фарис наклонился и зачерпнул холодной воды, чтобы смыть грязь с лица.

Около полудня. Дом вестлендерских агентов в городе Поврилец

— Они их до сих пор, что ли, не ликвидировали? — хмыкнул агент Трейси, посмотрев на экран телевизора, на котором мелькнул дымящийся холм за городом.

— Они даже успели подбить наш вертолет. Хорошо хоть пилоты успели дотянуть до базы. Трое солдат на земле уже ранены, — ответил агент Коул, сидевший за своим рабочим столом.

— Этот придурок Кабир все напортачил. Весь этот цирк мог закончиться еще вчера. Хотя и у наших пока не лучше получается. Кабир все еще в Деничли?

— Да, там сидит. Он рано утром позвонил одному из своих соучастников. Коллеги сейчас переводят стенограмму.

— А Мухамад где?

— Временно уехал в Турцию.

— В скором времени, вероятно, придется и с Кабиром рассчитаться. Но сперва надо окончательно решить вопрос с Хафизом. Я вот думаю: он будет прорываться к границе или попробует спрятаться где-нибудь в Живице?

— До границы около ста километров по прямой линии. Такое расстояние он никак не сможет преодолеть незамеченным. От авиации он не уйдет.

— Ты уверен, Джеймс? Он ведь, непонятно как, вертолет успел сбить и опять удрал. Авиация пока проигрывает.

— И в Живице он не сможет спрятаться, Уильям. Ему никто не станет помогать.

— У него в Копродине есть связи, может, рассчитывает на то, что там ему кто-то поможет, — Трейси сел на диван, не отрывая взгляд от телевизора. — Кстати, мне генерал сказал, что в доме Хафиза было очень мало денег.

— Да, там нашли очень мало наличных. Он, скорее всего, прихватил большинство денег с собой. В бункере сейф стоял. В нем только две-три пачки банкнот валялось.

— Может, попытается откупиться, кто его знает?

— Не знаю, — пожал плечами Коул. — Вряд ли кто-то рискнет с ним связываться. Даже за большие бабки.

— Спутниковый телефон Хафиза по-прежнему молчит, Джеймс?

— Телефон молчит. Он его пока не включал.

— Ну, ладно, Джеймс. Я сегодня здесь переночую. Дождусь развязки. Надеюсь, что Хафиза сегодня, наконец, укокошат. А то это, уже, ни в какие ворота не лезет.

— Хорошо, Уильям. В комнате на первом этаже все готово.

В это время. В лесу

— Хаджи, давай вон там переждем, в тени под скалой, — Фарис, завидев вертолет, указал пальцем на скалу неподалеку, нависшую над ручьем, прикрытую по бокам высоким кустарником.

В этот момент над деревьями, метрах в ста пятидесяти от того места, где остановились беглецы, взмыла сигнальная ракета, искрясь желтым пламенем.

— Солдаты никак не отстанут от нас, — пробормотал Абдулла, глядя на яркий огонек, указавший пилотам, где находятся спецназовцы.

Винтокрылая машина пронеслась над головами преследуемых и, долетев до соседней высоты, плавно развернулась, следуя изгибам впадины между холмами, и начала нарезать большие круги над тем участком, где затаился иорданец.

— Думаешь, они нас не видят? — наблюдая за вертолетом через просвет между тонкими ветками, промолвил Абдулла.

— Скорее всего, нет. Я не знаю, есть ли у них тепловизор. Наверняка, у вертолета, который нас ракетами обстреливал, был тепловизор и поэтому нас так быстро засекли.

— Солдаты приближаются к нам, Фарис. Нельзя тут засиживаться. Или они нас засекут, или эти шайтаны в воздухе.

— Вертолет как завернет за холм, тогда пойдем дальше. Туда будем ползти — к высоким кустам. О! — воскликнул Фарис, заметив среди расшевелившихся зарослей, шагах в шестидесяти, фигуру солдата с миноискателем.

— Что?

— Ты был прав, Хаджи. Солдаты приближаются.

— Где? — иорданец начал озираться по сторонам.

— Вон там — у высокого дерева. Ладно, сваливаем.

Фарис посмотрел в небо и пошел вперед. Беглецы начали преодолевать метр за метром, медленно, не спеша, прижимаясь к земле каждый раз, когда вертолет пролетал слишком близко. Двое пулеметчиков — раздвижные двери на правом и левом борту машины были открыты и из кабины выглядывали цевья пулеметов, крепящиеся на стальных пилонах, — постоянно прощупывали глазами лес внизу, пытаясь поймать в перекрестие своих прицелов двух арабов.

Вертолет снизился немного для большей видимости и в очередной раз окантовал высоту. Беглецы, проскочив еще около двухсот метров параллельно кривым берегам ручья, и, почти достигнув южного склона холма, снова остановились и юркнули в кусты, спасаясь от летательного аппарата.

— Все, он улетел. Вставай, Хаджи, — Фарис поднялся с земли, посмотрел назад, проверяя, насколько сократилось расстояние до спецназовцев, — а сократилось оно не намного, — и пошел дальше, через высокие кусты.

Абдулла потянулся следом и, преодолев еще несколько десятков метров, по сигналу телохранителя бросился на землю, под тень высокого дерева. Через минуту, когда гул винтов снова ослабел, он поднялся на ноги и двинулся дальше.

— Ой! — запнувшись о камень, тихо, от неожиданности, вскрикнул иорданец и, попытавшись безуспешно сохранить равновесие, плюхнулся в кусты.

Фарис лишь успел обернуться и проследить безмолвно падение своего хозяина. Не успел еще Абдулла опомниться, как возле него послышался громкий хлопок, как от петарды, затем вертикально вверх начали вылетать один за другим ослепительные огни красного цвета, сопровождаемые резким, пронзительным свистом.

— Быстро вставай, Хаджи! Это сигнальная мина! Надо укрыться, вертолетчики сейчас откроют огонь! — крикнул телохранитель, глядя на приближающийся вертолет. — Туда бежим, к скале!

Иорданец быстро занял горизонтальное положение и поспешил за Фарисом, который старался идти как можно быстрее, при этом, не забывая смотреть под ноги, чтобы самому не нарваться на ловушку. Абдулле, можно сказать, в какой-то мере даже повезло, так как, если бы он упал всего на метр дальше, он бы задел вторую мину — на этот раз противопехотную — и вряд ли бы после этого смог подняться.

Пилоты немедленно развернули винтокрылую машину и полетели между двумя холмами, в сторону неожиданно разыгравшегося светового шоу. Зарокотал один из пулеметов и по земле начали хлестать длинные очереди трассирующих пуль.

— Беги, Хаджи, беги! — крикнул Фарис и ринулся вперед, уже не выбирая куда ступать.

Абдулла прижал чемоданчик к груди и, что есть мочи, бросился вдогонку за своим спутником. Вокруг веером ложились пули, ломая ветки и поднимая фонтанчики пыли. Беглецам удалось без потерь добежать до скалы и спрятаться под козырьком паза в ее подножии. Вертолет развернулся и к делу подключился второй пулеметчик, как только подножие скалы попало в его прицел. Двое арабов прижались животами к холодным камням, наблюдая за искрящимися пулями, отскакивающими в разные стороны, прямо перед их лицами.

— Товарищ Майор, Ян вышел на связь и сказал, что со стороны города к нам летит звено вестлендерских вертолетов. Будут минуты через три, — доложил солдат с рацией за спиной, подойдя к Майору, наблюдавшему за белой винтокрылой машиной, поливающей свинцом подножие соседнего холма.

— Слушай мою команду: спускаемся обратно к машинам, обратно к машинам! — оценив ситуацию, скомандовал имагинерский офицер и снял трубку с рации за спиной солдата. — Бета-2, я — Альфа-1, мы возвращаемся обратно, прием.

— Вас понял, прием.

Имагинерские разведчики начали спускаться с высоты, находившейся в пятистах метрах южнее того места, где затаились Абдулла и его телохранитель, обратно к двум джипам на поляне под холмом. Оставаться вверху было опасно — до места, в котором заблокировали иорданца, было слишком близко, и вестлендерские вертолеты быстро бы заметили группу неизвестных вооруженных людей, которая, по идее, никак не должна была находиться там. К тому же, оцепление следовало за беглецами и, по мере их продвижения, смещалось все дальше от города, растягиваясь, как пружина, заставляя имагинерцев тоже менять позицию.

То, что Абдулла отыскался среди зарослей, быстро поняли и телевизионщики, сбившиеся в кучу на шоссе. Объективы их камер сразу поймали зеленый пятачок, в который тонкой, красной нитью сыпались трассирующие пули.

— Хаджи, пошли дальше! — крикнул Фарис и пополз по длинному, кривому желобу, прорезавшемуся вдоль основания скалы.

Все это время с неба продолжали бить пулеметные очереди, безуспешно пытаясь достать двух беглецов, спрятавшихся в углублении под скалой. Кривой потолок над головами то поднимался, то снова опускался, местами становясь настолько тесным, что под ним порой было почти невозможно протиснуться.

— Фарис! А сейчас куда?! В пещеру, что ли?! — крикнул Абдулла, достигнув конца желоба и уткнувшись в тесный пролом, ведущий в небольшую пещеру.

— Давай в пещеру, по лесу уже не пройти! — услышав, что вертолетный гул в небе утроился, крикнул Фарис и полез в карман за фонариком.

Ооновский вертолет прекратил огонь, набрал высоту и отлетел назад, передав эстафету двум своим вестлендерским коллегам.

Вестлендерские пилоты, вооруженные ракетами с лазерным наведением и пушками крупного калибра, от которых Абдулле точно было не спастись, начали кружить над скалой, как голодные стервятники, разглядывая лесную чащу через камеры тепловизоров, пытаясь разыскать две светящиеся человеческие фигурки.

— Фарис, мы тут не потеряемся? Это ведь не канализация, тут трудно будет ориентироваться. Неизвестно еще, куда эта дыра ведет, — пролезая вслед за своим телохранителем через метровый пролом, просопел Абдулла.

— Не потеряемся, Хаджи. Посмотрим, нет ли где других выходов на поверхность, — ответил Фарис, изучая в свете фонарика изогнутую галерею, связывающую в единый лабиринт несколько проходов и залов, самый большой из которых достигал почти тридцати метров в высоту.

Беглецы отправились вглубь длинной галереи, ступая по кривому, заглаженному полу пещеры. Со сводчатого потолка, окрашенного в переливающиеся нюансы серого и коричневого, гроздями свисали сталактиты разной величины. По стенам медленно и равномерно стекали тонкие струйки воды и лепили из известняка неповторимые по своей причудливости формы. Было сыро и прохладно, но дышалось без затруднений — знак того, что воздух свободно циркулировал между поверхностью и подземельем.

— Хаджи, чувствуешь? — сказал Фарис, остановившись у крупной щели в стене и почувствовав слабый сквозняк.

— Вроде слегка несет.

— Этот проход вверх тянется, я попробую пролезть и посмотреть что там. Может на конце выход есть, — пробасил телохранитель, просунувшись в щель, шириной в метр и высотой почти в три.

— Ты смотри, не затеряйся там. И ступай осторожно, камни скользкие.

— Проход-то короткий — метров пятнадцать-двадцать всего. Я наверху вижу свет, там выход должен быть.

Фарис начал карабкаться по глыбам, вверх, к округлой трещине, через которую просачивался дневной свет. Успев без происшествий добраться до нее, он примкнул к стене и высунул голову наружу. Перед глазами открылся вид на северо-восточную сторону соседнего холма и ручей, вьющийся под ним.

Фарис поглядел вниз, на крутой склон, поросший кустарником и мелкими тонкоствольными деревьями, спускавшийся к каменистым берегам ручья. Сползти к подножию скалы, до которого было не меньше пятнадцати метров, причем незаметно, было бы крайне сложно, учитывая кривизну рельефа и присутствие боевых вертолетов в комплекте с наступающими спецназовцами.

— Что ты там увидел? Выход нашел? — отпив минеральной воды, спросил Абдулла.

— Там есть лаз, но спуск слишком крутой, до земли метров двадцать. Не знаю, сможем ли по нему спуститься. Можно этот вариант на крайний случай оставить, если другого выхода не найдется, — объяснил Фарис, возвратившись к хозяину. — Хаджи, я буду оставлять метки, чтобы мы не заблудились, — телохранитель расстегнул рюкзак, достал из перевязочного пакета бинт и начал вырывать из него длинные лоскуты.

Первый из лоскутов он завязал вокруг одного из сталактитов, обозначив только что обследованный проход, и пошел дальше по кривому, мрачному коридору.

Метров через тридцать галерея разветвилась, предлагая три альтернативных пути: первый проход вел в просторный зал с высоким потолком и маленьким озером в углу, второй вел в тесный, непроходимый туннель, а третий — в зал поменьше, от которого начиналась другая галерея.

— Здесь тупик, Хаджи. Пошли, проверим другие ходы. И береги голову, а то тут много летучих мышей, — проведя лучом фонарика по стенам первого зала, сказал телохранитель и повел хозяина обратно в галерею, не забывая оставить кусок марли на выходе. На этот раз он завязал его в двойной узел, чтобы потом отличить проход в зал от галереи.

Беглецы пропустили второй туннель, видя, что в него не влезть, и направились к следующему залу — он был в два раза меньше первого и воздух в нем был заметно суше. В двух местах его стены были прорезаны большими щелями, одна из которых вела в соседнюю галерею.

— Хаджи, тут, по-моему, сквозняк чувствуется, — воскликнул телохранитель, подойдя к порогу второй щели и пытаясь в свете фонарика определить ее глубину.

— Верно. Может, там выход есть? — с надеждой в голосе ответил Абдулла, встав рядом со своим спутником.

— Я сейчас попробую туда пролезть и проверить. Подержи пока рюкзак, — Фарис снял с себя лишний багаж и, закинув автомат за спину, пробрался в тесное отверстие в скале.

51

— Ребята, сейчас проверяем внутренность пещеры. Субъекты могут быть внутри. Работаем, — скомандовал вестлендерский капрал, посовещавшись по рации со своим командованием, и подошел к входу в пещеру.

Капрал пригнулся, включил фонарик, прикрепленный к автомату, и, осторожно оглядев преддверие пещеры, поднял левую руку. Этот немой жест заменял слова «Я вхожу первым, следуйте за мной».

Вертолеты продолжали кружить над холмами, наблюдая за спецназовцами, один за другим исчезающими в темное отверстие под скалой.

— Капрал, сэр, здесь привязан какой-то кусок бинта. Похоже, это ориентир, — доложил один из спецназовцев, разглядывая в очки ночного видения сталактит посреди галереи, помеченный Фарисом.

— Стайлз, посмотрите вместе с Райдером, куда ведет этот лаз. Остерегайтесь сюрпризов, — приказал капрал.

Двое солдат, услышав свои фамилии, отделились от основной группы и полезли в тесный проход, на который указывал кусок бинта.

— Капрал, сэр, на конце прохода есть пролом, который ведет наружу. Субъекты вряд ли могли им воспользоваться. Склон под ним слишком крутой, до земли метров пятнадцать, не меньше, — объяснил Стайлз, закончив осмотр и вернувшись обратно через несколько минут.

— Там нет каких-нибудь скрытых лазеек, вы все проверили?

— Нет, сэр, только этот пролом. Мы в каждую дырку заглянули. Все чисто.

Так как радиоволны не могли пробиться через толстые стены пещеры, капрал взял с собой связиста с рацией и зашел в проход, ближе к выходу на поверхность, пытаясь найти место, из которого можно было бы без помех послать сообщение вертолетчикам и предупредить их, чтобы пристально наблюдали за южным и юговосточным склоном холма.

— Пошли дальше, ребята. Проверим остальные ходы. Вперед, — скомандовал капрал, вернувшись к своим подчиненным.

В это время Абдулла, не ведая, что происходит на дальнем конце галереи, продолжал стоять у щели в стене второго зала и прислушиваться, дожидаясь своего телохранителя. Наконец по скале скользнуло бледное отражение электрического света, и послышался твердый, прерывистый стук ботинок.

— Что там, Фарис?

— Там есть выход наружу. До него можно подняться минут за восемь, — Фарис присел отдохнуть на край глыбы и начал описывать хозяину увиденное. — Он метра полтора в диаметре, так что пролезть можно. Склон под ним не очень крутой, спуститься вниз будет не трудно. Этот вариант намного лучше, чем первый, к тому же там все прикрыто зеленью, солдаты нас вряд ли заметят. Только с вертолетами будет проблема, быстро идти не получится.

— А выход, на какой стороне холма находится?

— На южной. В него утыкается склон соседнего холма, поэтому перепад высот небольшой. К западу стоит маленькая деревня. До нее где-то полкилометра, может немного больше. Хаджи, мы второй туннель проверять будем? — Фарис, доставая из рюкзака бутылку минералки, посветил фонариком во вторую щель, ведущую в боковую галерею.

— Раз здесь есть подходящий выход, нет смысла дальше идти. Лучше побережем силы. Стой пока здесь, мне одно маленькое дело нужно сделать, — Абдулла отошел в сторону и встал за скалу.

Справив нужду, иорданец повернулся и замер, уловив эхо подозрительных звуков, прокатившееся по пещере.

— Фарис! Солдаты вошли в пещеру! — прошипел иорданец, поняв, кто шумит. — Пошли в щель!

Беглецы быстро собрали вещи и сунулись в щель, за которой их ждало нелегкое восхождение по заостренным глыбам. Фарис прокладывал дорогу вперед, крепко цепляясь за выступы скал, чтобы не подскользнуться и не свалиться на голову хозяину, который то и дело оборачивался назад в страхе, что вестлендеры вот-вот догонят его.

— Тут уже светло, — повернувшись назад, прошептал Фарис и выключил фонарик.

Беглецов озарило солнечным светом, проступающим в подземелье через небольшое, продолговатое отверстие в скале. Земля под ногами немного разгладилась, и идти стало легче.

— А сейчас в какую сторону пойдем, Фарис? Думаешь, нас с воздуха заметят? — отдуваясь, спросил Абдулла, стоя возле выхода из пещеры. Снаружи повеяло летним теплом, почувствовался свежий запах зелени.

— Заметят, Хаджи, заметят, — высунув голову из-за скалы и посмотрев на небо через листву дерева, растущего возле входа, покачал головой телохранитель. — Нам бы где-то затаиться и переждать пока у них кончится горючее.

— Надо побыстрее найти такое место, а то солдаты скоро к нам подберутся.

Иорданец отошел на несколько шагов вглубь прохода и заслушался. Стояла тишина, потом, через несколько секунд, раздался сдавленный, глухой звук, похожий на человеческий голос. К нему прибавились неразборчивые стуки, сбившиеся в общую, неравномерную дробь.

— Надо идти, Фарис, они внизу! — прохрипел Абдулла и подбежал к Фарису, заметив внизу бледное пятно света, блеснувшее на скалах.

Телохранитель, молча, вылез из подземелья, огляделся по сторонам, щурясь из-за яркого света, и повел хозяина вдоль внешней стены пещеры, обложенной зеленью. Вверху, над холмом, все так же продолжали парой кружить вертолеты, зная, что двое арабов должны быть где-то прямо под ними.

— Хаджи, давай пока спрячемся под валунами. Впереди лес жидкий слишком, засветиться легко. Вертолеты, вон, прямо над головой летают, — тихо сказал Фарис, прижавшись к стволу дерева.

— Раз другого выбора нет, давай…

В шаге от телохранителя возвышалась глыба огромных размеров, покрытая мхом, навалившаяся боком на изъеденную ветрами стену пещеры, образуя под собой небольшой желоб, достаточно широкий, чтобы в него пролезть и не застрять. Фарис снял с себя рюкзак и, раздвинув жесткие стебли кустов, начал втискиваться в темный проем.

— Тут нам обоим хватит места, Хаджи. Подай мне вещи, — высунув голову из желоба, сказал Фарис.

Иорданец передал рюкзаки и чемоданчик телохранителю, затем нагнулся и на четвереньках вполз под каменный колосс.

— До конца, что ли, будем идти? — спросил вполголоса Абдулла, встав на колени, чтобы пройти через тесную щель между скалами.

— Надо подыскать удобное место, чтобы спрятаться, — ответил Фарис, толкая перед собой рюкзак.

Беглецы проползли еще несколько десятков метров по проходу, вьющемуся между камнями, примыкающими к глыбе, и остановились, чтобы перевести дыхание и разведать обстановку. Винтокрылые машины продолжали гудеть над ними и, судя по всему, пока ничего не замечали.

— Дельта, я — Омега, здесь чисто, туннель оканчивается выходом на поверхность, прием, — доложил по рации солдат по фамилии Стайлз, дойдя вместе с напарником до конца прохода, по которому на поверхность вышел Абдулла и его спутник.

— Там можно спуститься по склону? — протрещал голос капрала.

— Да, туннель ведет к южному склону. Спуск не слишком крутой, идти можно.

— Держите под контролем выход, мы обследуем второй туннель. Наружу пока не высовывайтесь, прием.

— Понял, прием. Райдер, — Стайлз обратился к своему напарнику, — иди, встань у прохода, я здесь буду караулить.

— Есть, — кивнул Райдер и отошел назад.

Двое спецназовцев заняли позиции между скалами, каждый прикрывая свой угол, и начали ждать.

— Видишь что-нибудь? — шепнул Абдулла, выглядывая из ложбины с простертым над ней гнилым стволом упавшего дерева.

— Нет, они еще не вышли. А у тебя как? — спросил Фарис, лежавший спиной к хозяину, наблюдая за выходом из пещеры.

— Тоже никого не видно… Фарис, ты что? — иорданец увидел, что телохранитель вдруг почему-то резко извернулся.

— Все нормально, Хаджи. Возле меня змея ползла, я ее поймал… — спокойно ответил Фарис и швырнул в сторону дохлую змею.

Спустя минут тридцать

— Кобра, Кобра, я — Дельта, как меня слышишь, прием? — капрал, вернувшись вместе со своей группой обратно в зал, через который Абдулла вышел на поверхность, попробовал вызвать по радиосвязи пилота одного из двух вестлендерских вертолетов.

— Дельта, я — Кобра. Слышу тебя хорошо, прием.

— Вы не обнаружили субъектов?

— Нет, мы их пока не обнаружили.

— Они, скорее всего, успели покинуть пещеру. Мы выйдем на поверхность через проход на южном склоне. Не открывайте огонь без предупреждения.

— Понял, прием.

Тем временем Абдулла и Фарис залегли в случайно встретившийся на пути овраг, затаив дыхание, отслеживая глазами вертолетную пару, курсирующую над высотой. Солдат пока было не видно.

— Они выползают из пещеры, — шепнул вдруг Фарис, увидев, что из пролома в скале начали один за другим вылезать солдаты.

— Что мы будем делать, Фарис? Они скоро сюда сунутся.

— Видишь вон те два больших камня? Я посмотрю можно ли под ними пролезть, — Фарис указал на два огромных камня в нескольких шагах от оврага, прижимавшихся друг к другу, образуя под собой небольшую полость.

Телохранитель выполз из укрытия, оглянулся и подскочил к каменным глыбам. Раздвинув ветки, он заглянул под камни, обернулся и жестом руки показал хозяину, что под ними хватит места обоим.

— Уверен, что тут не слишком тесно? — прокряхтел иорданец, впихнув в темную нишу сначала рюкзак и чемоданчик, а затем и собственное туловище.

— Места хватит, Хаджи, тут все прикрыто кустами, нас и с двух шагов не заметить. Ползи глубже.

Беглецы окопались и замерли, внимательно прислушиваясь к каждому шороху. Винтокрылые машины все так же надоедливо гудели под облаками; вестлендерские спецназовцы рыскали по склону около выхода из пещеры, не понимая, как двое арабов смогли в очередной раз обхитрить и их, и тепловизионные камеры вертолетов.

Фарис скрытно выглядывал из щели между камнями, наблюдая за обстановкой. Еще минут пятнадцать все выглядело совершенно спокойно, затем между деревьями вдруг зашуршала крупная тень, и из кустов вылез вестлендерский спецназовец. Он присел на колено, всего в пяти шагах от каменного укрытия, осматривая в оптический прицел автомата окрестные заросли.

По скулам Фариса, не сводившего глаз с солдата, волнами забегали желваки, хотя по его суровому, лишенному эмоций лицу было трудно определить, что он в этот момент испытывал сильнее — чувство страха или напряжение. Он осторожно засунул руку под куртку и вытащил пистолет с глушителем на тот случай, если спецназовец подойдет слишком близко.

Вестлендер поднялся с колена, шагнул вперед, но тут же остановился, заметив в траве, прямо перед собой, блеснувшую на солнце проволоку, тянувшуюся к кустам. Он обошел препятствие, оглянулся по сторонам, пребывая в легкой нерешительности, и, развернувшись, пошел обратно к основной группе.

Телохранитель Абдуллы, уже приготовившийся нажать на спуск, облегченно вздохнул и опустил пистолет. Спецназовец и не предполагал, что своим решением он не только дал еще один шанс беглецам, но и сохранил собственную жизнь.

— Они идут дальше, на юг, — прошептал Фарис, увидев за деревьями нескольких солдат.

— Они нас не заметили, Фарис?

— Нет, к соседнему холму пошли. Не заметили. Мы ещеподождем, у вертолетов должно рано или поздно закончится горючее, тогда пойдем дальше.

— Куда будем идти?

— По восточному склону попробуем пойти, Хаджи. Параллельно ручью.

Беглецы лежали, скорчившись в своей импровизированной каменной берлоге, терпеливо дожидаясь ухода вертолетов на дозаправку. Спецназовцы преодолели тем временем заминированный склон соседнего холма и заняли позицию у его вершины.

— Хаджи, по-моему, вертолеты улетают обратно, я проверю, — шепнул Фарис, прерывая затянувшуюся молчаливую паузу, и подполз к проему между каменными глыбами, чтобы посмотреть на небо.

Вестлендерские вертолеты действительно взяли обратный курс и, постепенно сузившись до маленьких черных точек, исчезли из виду. Над лесом воцарилась тишина, даже послышалась соловьиная трель.

— Вокруг никого нет, Хаджи. Пойдем, пока нет вертолетов, — высунувшись по пояс из укрытия и оглядываясь по сторонам, сказал телохранитель.

Абдулла схватил рюкзак и чемоданчик и подался следом за своим спутником. Фарис шагал впереди, выбирая только ему одному известный маршрут. Неожиданно он дал знак хозяину остановиться и опустился на колени.

— Что там? — спросил Абдулла и присел на корточки.

— Растяжку снимаю. Возьму гранату на всякий случай, может пригодиться, — отделив проволоку, привязанную к предохранительной чеке гранаты, прикрепленной к деревянному колышку, всаженному в землю, пробормотал Фарис.

Беглецы прошли еще метров двести пятьдесят, огибая восточный склон холма, просовываясь между извилистыми берегами журчащего внизу ручья и спецназовцами, угнездившимися над ними, всего в семидесяти шагах, под самой вершиной.

— Фарис, вертолеты возвращаются. Надо опять где-нибудь спрятаться, — услышав в небе приближение до боли знакомого гула, сказал иорданец.

— Еще немного походим, Хаджи, и тогда спрячемся, у нас есть еще пара минут. Главное — уйти как можно дальше. Ты пригнись, а то солдаты прямо над нами стоят, в засаде ждут.

— Где? — Абдулла закрутил головой, безуспешно пытаясь глазами разыскать солдат среди зеленой гущи.

— За длинным валуном между деревьями один солдат крался. Ты только не высовывайся слишком, Хаджи. Идем дальше.

Вертолетный гул становился все громче и плотнее, быстро догоняя двух арабов.

— Хаджи, заляжем временно в ложбине, там зелень гуще.

Иорданец поспешил за своим телохранителем и забрел в тесную ложбину, поросшую плотным кустарником, скрытую в тени склонившегося над ней дерева. В этот момент по вершине холма начало клубами стелиться жидкое облако желтоватого дыма, обозначившее расположение вестлендерских спецназовцев.

— Вон где солдаты засели. До них где-то шагов шестьдесят-семьдесят должно быть, — подумал вслух Фарис, разглядывая желтое облако, разгоняемое вихрями от лопастей, пролетевших над высотой вертолетов.

— Вертолетов опять два.

— Один белый, такой же, как тот, который нас из пулеметов долбил, второй — зеленый. У них, вроде, ракет нет, только пулеметы.

— Они нас и из пулеметов могут легко прихлопнуть. А что будем делать, если солдаты к нам спустятся?

— Пойдем дальше, Хаджи, по склону. Если солдаты на нас попрут, вертолеты стрелять не станут, — ответил Фарис, глядя на вершину холма.

— А как мы из этого леса вообще выберемся, Фарис? Авиация нас в покое не оставит.

— Нам бы только выбраться из оцепления. Захватили бы машину, попробовали бы прорваться к границе.

— Фарис, на дорогах везде посты стоят. Далеко нам не уехать.

— Будем менять машины, обходить посты пешком, если придется. Посмотрим. Как Аллах повелит… — телохранитель вытащил из кармана два пустых магазина и горсть патронов, завернутых в полиэтиленовый мешочек. — Я пока магазины патронами заряжу.

— Ты уж на Аллаха слишком не надейся, нужно какой-то план придумать, — нахмурился иорданец.

— У тебя в Живице совсем не осталось людей, которые могли бы нам помочь?

— Нет, Фарис, какие помощники? На них и раньше-то нельзя было положиться, а сейчас и подавно. Может в Копродине что-нибудь получится, не знаю. Я вообще уже не знаю что делать, — глубоко вздохнул Абдулла.

— Ничего, Хаджи, что-нибудь придумаем. Раз до нас до сих пор не добрались, значит, Аллах все еще к нам благосклонен.

— Чего это ты вдруг Аллаха стал так часто вспоминать, Фарис?

— Когда в самого себя трудно поверить, во Всевышнего поверить легче.

— Знаешь, ты этими странными мыслями голову не забивай, давай лучше думать, как отсюда выбраться.

— Думаю, Хаджи, думаю… — ловко всаживая патрон за патроном в изогнутый автоматный магазин, пробормотал телохранитель.

Операция по ликвидации Саллеха Абдуллы, которую планировали закончить всего за пару часов, используя минимальное количество людей и техники, чтобы не поднимать лишнего шума, продолжалась уже вторые сутки, причем было абсолютно непонятно, когда закончится эта своеобразная игра в прятки, в которой иорданец и его телохранитель пока бесспорно выигрывали.

Вестлендерские генералы и начальники разведки были крайне недовольны тем, что творилось в лесу под столицей Живицы. Время шло, а результатов по-прежнему не было, не говоря уже о раненых солдатах и подбитом вертолете. Это косвенно ставило под удар репутацию не только миротворческой миссии ООН в регионе, но и самого НАТО — выходило, что вся его огромная армада оказалась бессильна перед двумя бандитами, вооруженными всего лишь одним старым автоматом.

Погоню за Абдуллой внимательно отслеживала не только имагинерская пресса, но и многие ведущие европейские телеканалы и газеты. Все вспомнили подзабытые и часто пренебрегаемые факты о добровольцах из Ближнего Востока, сражавшихся на Балканах в девяностые годы, о содействии, которое им оказывали иностранные спецслужбы, о том, что иорданец отмывал деньги международных террористов, о все новых и новых мечетях, в которых проповедовался радикальный ислам, о бездействии местной власти и о многом другом.

Зрелищное преследование не удостоили вниманием только вестлендерские журналисты, ограничившиеся скупым упоминанием о том, что в маленькой Живице, находящейся где-то в Восточной Европе, на Балканах, международные миротворцы пытаются поймать двух преступников.

Спустя три часа

— Хаджи, вертолеты снова меняются, надо спешить. По склону пойдем. Дальше, за холмами, большая деревня вроде стояла, да?

— Да, там деревня кафиров^[15]. Только она на другой стороне холма, — выбираясь из ложбины, сказал Абдулла.

— Если там нет солдат, мы можем попробовать зайти в какой-нибудь из крайних домов, машину взять.

— Это большой риск, Фарис. Там открытое пространство, с воздуха нас быстро вычислят, да и соседи могут увидеть.

— Если успеем незаметно выйти из окружения, у нас будет время, чтобы зайти в деревню. Они вряд ли ожидают, что мы посмеем туда сунуться. Да и скоро начнет смеркаться, в сумерках им труднее будет нас заметить.

— Ну, не знаю, Фарис, тебе видней. Только как бы мы в ловушку сами себя не загнали… Тьфу, я ногу натер.

— Еще немного походим и где-нибудь притаимся, вертолеты уже на подлете, — ответил Фарис и посмотрел в сторону горизонта. Пара вестлендерских вертолетов, заправившись горючим, возвращалась к холмам, чтобы продолжить охоту.

ЭПИЛОГ

Около полудня шестнадцатого августа

На безоблачном голубом небосводе, распростершемся над столицей Живицы, почти достигнув своего зенита, ярко светило жаркое солнце. По старой площади в самом сердце Поврилеца, вымощенной булыжником красноватого оттенка, в центре которой стоял декоративный фонтан османского стиля, со стенками из дерева и белого камня, с зеленой купольной крышей, по своей форме напоминая газетный киоск, толпами гуляли люди.

Туристы, которых было на удивление много, фотографировались на фоне домов с низкими пологими крышами из коричневой черепицы, построенных еще во времена, когда здесь хозяйничал турецкий султан, или кормили с руки бессчетное количество голубей, накидывавшихся обезумевшим ворохом на предлагаемый им бесплатный обед, другие сидели в тени под зонтами уличных кафе или наведывались в сувенирные лавки.

В стороне от этого столпотворения, под листвой большого дерева, в нескольких шагах от трамвайной остановки, стояли журналисты Петер Сантир и Алия Маленович.

— Я до сих пор не могу понять, как Абдулле удалось вырваться из окружения. И солдаты, и вертолеты за ним гонялись, а он все равно удрал. Как будто ему умышленно дали коридор.

— Не знаю, Петер, — пожал плечами Маленович. — Вряд ли ему умышленно позволили уйти. Иначе, зачем было вертолетам его обстреливать. Может, вестлендеры просто недооценили ситуацию и поэтому у них такой косяк вышел.

— Это тоже верно, — согласился Сантир.

— Они как будто по какому-то киносценарию действуют: проникли в деревню, зашли в дом, связали хозяина и тихо угнали машину. Хорошо хоть этого бедолагу в живых оставили.

— Я перед выходом увидел по телевизору, что их машину вроде нашли. Я только не понял, что там говорили.

— Да, Петер. Они на ней всего двенадцать километров успели проехать. То ли машина сломалась, то ли бензин кончился. И опять они мимо всех полицейских постов прошмыгнули. Как они при этом через минные поля прошли, тоже у меня в голове не укладывается. Никто пока не знает, где их искать.

— Они, наверное, хотят границу пересечь и попасть в Копродину.

— Это трудная задача, особенно, если им в Живице никто не помогает. До границы далековато, почти девяносто километров. В Копродине им было бы легче залечь на дно, да и наверняка у Абдуллы там есть какой-нибудь подельник. Говорят ведь, что он прихватил с собой большую сумму наличных. Ему будет, чем заплатить за помощь. Петер, а вы когда собираетесь лететь домой?

— Планирую лететь обратно восемнадцатого. Если, конечно, не будет никаких форс-мажоров. Кстати, Алия, я вас приглашаю к себе в гости, в Имагинеру. Серьезно говорю. Отдохнете маленько, прибавите приятных впечатлений, я вам покажу наши горы, сравните какие красивее, — улыбнулся Сантир.

— Эх, Петер, какие бы вы мне горы ни нахваливали, а я вам все равно скажу, что красивее балканских гор нигде на белом свете не сыскать, — грустно улыбнулся Маленович. — Только война их испортила да кровью запачкала. И чьей кровью? Нашей собственной. Видите — минарет возвышается на другом краю площади? А там, за домами, через квартал, православная церковь и синагога стоят. На другой стороне, через улицу, католическая церковь есть. Храмы стоят себе и стоят, друг другу не мешают и прекрасно уживаются, а вот люди, как они, не могут — нужно им было за оружие взяться. Каждый вспомнил про веру, про национальность, про то, что пятьсот лет назад его прадед не поделил что-то с прадедом соседа, и так далее. И что из этого вышло? А ничего и не вышло. Как только рухнул социализм, рухнули, и попытки всех в Югоравии уравнять и постичь мультинациональное единство, и мы сразу вцепились друг другу в глотки, как алчные братья, которые не могут поделить наследство умершего отца. Хотелось бы мне, Петер, чтобы вы сюда туристом приехали, а не как расследующий журналист. Чтобы не видели вы всего этого. Да и чтобы никто этого не видел. Но что поделать — история не терпит сослагательного наклонения. Что посеешь, то и пожнешь, не зря сказано. И вот на этом всем пепелище нам нужно будет строить новую жизнь, а ООН, НАТО и Вест Лендс будут строить нам демократию. Боюсь представить себе, как будет выглядеть эта демократия, когда они ее окончательно достроят.

— Я приеду сюда как турист, Алия, обязательно приеду, и не раз. Что же делать? Прошлое никак не переделать, мы располагаем только сегодняшним днем. Будем писать, говорить. Что мы еще можем сделать? Человек не учится на своих ошибках, да боюсь, он вообще не учится ни на каких ошибках. Нам остается только гоняться за правдой и надеяться, что ее кто-нибудь когда-нибудь услышит. Если бы наша работа была настолько бессмысленной, нам бы не мешали и не угрожали. Значит, наша мышиная возня не такая уж и бесполезная, как многие думают.

— Ладно, Петер, не будем все о плохом, да о плохом. Пусть у вас останется побольше хороших впечатлений о Живице, а то мы все про этих бандитов говорим. Вы сувениры купили уже?

— Нет, еще не успел.

— Ну, давайте тогда походим по магазинчикам, посмотрим, где что есть, а потом пообедаем, вы не все местные блюда еще перепробовали. Да и наше вино, как я заметил, вам пришлось по вкусу, — на лице Маленовича снова засияла улыбка.

— Я раньше думал, что мусульмане не дружат с алкоголем, — подметил Сантир.

— Здесь Балканы, тут все наоборот делается, — засмеялся Алия.

***

Говоря о событиях, потрясших Балканы в начале девяностых годов двадцатого века, было бы ошибочно пренебрегать ими и считать их просто одним из давно пройденных и ни на что не влияющих событий, последовавших за окончанием Холодной войны.

Как на шахматной доске нет лишних фигур, так и распад Югоравии оказался ключевым элементом большой геополитической игры. Балканские войны были одним из главных факторов, позволивших Вест Лендс и их натовским союзникам окопаться на востоке Европы, создавая сеть плацдармов для дальнейшего покорения Евразии и создания нового мира, в котором правила определяли бы только они одни.

Вест Лендс спокойно можно было назвать современным аналогом Римской империи — у североамериканского государства тоже была мощная и современная армия, воюющая одновременно в нескольких точках мира, у ее экономики тоже не было конкурентов, благодаря вестлендерскому доллару, паразитировавшему на мировых рынках. Складывался интересный парадокс: чтобы поддерживать спрос на доллары за рубежом, Вест Лендс нужна была армия, способная моментально наказать каждого, кому вздумалось бы отказаться от использования зеленых бумажек, а зеленые бумажки были нужны для того, чтобы содержать эту дорогую армию.

Однако, чтобы империя продолжала существовать, ей нужно постоянно расширяться, но бесконечное расширение невозможно, по определению, так же, как мыльный пузырь раздувается до определенного объема, а потом лопается, поэтому любая империя, даже самая непобедимая, обречена потерпеть крах с самого своего возникновения. Так и Римская империя, достигнув абсолютного апогея, впоследствии погибла в огне и была похоронена на страницах истории.

Югоравия превратилась в опытный образец, наглядно показывающий характер будущих локальных войн. Войн, которые, якобы, ведутся во благо людей и мира. Войн, в которых, вопреки развитию так называемого высокоточного оружия, с каждым днем гибло все больше и больше безоружных людей. Бомбы и ракеты вообще имеют одну характерную черту, больше присущую человеческому нраву — они никогда не упадут, например, на какой-нибудь необитаемый остров посреди океана, по той простой причине, что там некого убить и нечем поживиться.

На Югоравии в 2000 году так же был впервые и очень успешно испробован метод так называемых «цветных» революций, позволявший мирным путем (там, где не было возможности использовать силовые методы) приводить к власти в странах бывшего Восточного Блока и СССР политиков, лояльных Вест Лендс. «Цветными» они назывались из-за того, что каждая из революций имела свой определенный символ яркого цвета — легко запоминающийся образ был нужен для того, чтобы при его виде у толпы сразу создавалась ассоциация с протестом, условный рефлекс, который должен был вести ее на площадь.

Революция начиналась с того, что оппозиционеры, проиграв выборы, сразу объявляли результаты сфальсифицированными даже, если при этом не было ни единого нарушения. После этого начиналась активная информационная кампания против правительства, революционеры пытались всеми способами создать себе образ жертв режима, тем самым привлекая симпатии общественности. Очень активно работалось и по деморализации сил правопорядка — единственных, кто мог помешать захвату власти. Деньги на революцию (а спонсор нужен революции даже больше, чем идеология) шли из вестлендерских неправительственных организаций, они же разрабатывали и стратегии, эффективно применяемые протестующими.

Радость от смены режима, однако, улетучивалась быстро, и население вскоре убеждалось, что оппозиция ворует даже больше, чем свергнутая власть. Это было и не удивительно, так как вестлендеров интересовало только, кто стоит у руля государства — друг или неприятель, а все остальное было проблемой самого государства.

Те, кто в телекамеру называл себя миротворцем и защитником ценностей свободы и равенства, на самом деле постоянно подливали масло в огонь, подстрекая насилие и дирижируя все новыми конфликтами по всей планете.

Международные дипломаты, заявлявшие, что хотят прекратить вражду между мусульманами, иллирийцами и мизийцами и посадить их за стол переговоров, выбрали весьма странный путь для достижения этих благородных целей — видя, что ни одной из сторон не хватает ресурсов, чтобы выиграть войну, они решили больше не ждать и самостоятельно определить самого удобного для себя победителя. Но перед тем, как поднять боевые самолеты в воздух, политикам и полководцам всегда обязательно нужно найти подходящий повод, чтобы убедить налогоплательщиков, что казенными деньгами совершается оправданное убийство. С этой задачей великолепно справлялись те, кто в совершенстве владел искусством превращения нелепой лжи в неопровержимый факт — пресса.

С развитием коммуникаций поле боя все больше походило на съемочную площадку; война, разруха, насилие и людское страдание творились прямо перед бездушными объективами телекамер, но вместо того, чтобы вызывать сострадание у зрителей, телевизионная картинка профанировала человеческое горе, превращая его в бессмысленную последовательность быстро меняющихся кадров. Но даже самая жуткая новость быстро приедается и ее выталкивает следующая, предоставляя публике новое зрелище.

Демократия, навязываемая вестлендерами, имела одну отличительную особенность: правду не требовалось скрывать, просто потому что ее было достаточно утопить в потоке дезинформации и пропаганды, так как человеческий мозг действует подобно компьютеру — если в него запихать разом слишком много информации, он не сможет обработать ее и заблокируется. Ценность человеческой жизни определялась ценностью политических дивидендов, которые можно было из нее извлечь.

По мотивам того, что творилось в Югоравии, снимались фильмы и делались компьютерные игры, но образы в них, как правило, были однобоки и корявы и зачастую сводились к одному и тому же сценарию: бравые вестлендерские солдаты спасали мир от «кровожадных» мизийцев.

Жизни граждан Живицы тоже превратились в предмет циничного торга, как для собственных политиков, так и для иностранных. Журналисты и разные эксперты называли самые разные цифры жертв (почему-то регулярно забывая подсчитать жертвы среди мирных мизийцев), порой приумножая их в сотни раз, так как незначительным количеством трупов было трудно приковать интерес общественности. Примером подобного жонглирования цифрами стало и событие, приблизившее развязку войны в Живице, вошедшее в историю под именем «геноцид в Древенице».

Древеница была небольшим городом на востоке Живицы, расположенным в нескольких десятках километрах от границы с Мизией. В 1993 году этот мусульманский анклав, окруженный мизийскими населенными пунктами (в этом регионе большинство населения составляли мизийцы), был объявлен «зоной безопасности» под контролем ООН. Присутствие миротворцев, однако, никак не сказывалось на ситуации в районе — мусульмане продолжали совершать набеги на окрестные мизийские села, каждый раз возвращаясь в зону безопасности, обстреливали из артиллерии позиции мизийцев, снабжались оружием, нарушая запреты, наложенные ООН, и устраивали мелкие провокации. Несмотря на наличие всех этих фактов, пресса не обращала особого внимания на город до июля 1995 года, когда произошли печальные события, оставшиеся в памяти как «массовые убийства в Древенице».

По официальной версии, мизийские силы захватили город и в течение нескольких июльских дней казнили около девяти тысяч мусульманских мужчин и юношей. Эта шокирующая новость мгновенно облетела мир и стала формальным поводом для нанесения массированных натовских авиаударов по мизийцам, которые в итоге были вынуждены выбросить белый флаг.

Ряд деталей, впрочем, заставлял засомневаться в правдивости общепринятой картины случившегося. Во-первых, мужчины и юноши, якобы казненные мизийцами, на самом деле были солдатами мусульманской армии, пытавшимися несколькими колоннами выйти из взятой в кольцо Древеницы. Именно при попытке прорыва мусульмане понесли основные потери, составившие около двух тысяч человек убитыми, а отнюдь не девять, как твердили обвинители. Массовых расстрелов не было, хотя действительно имели место отдельные случаи расправы над пленными.

Во-вторых, девять тысяч тел так никто и не нашел, тем не менее журналисты цитировали это число при каждом упоминании о Древенице (телезрителям постоянно показывали ряды зеленых гробов, не разъясняя при этом, что гробы пустые — мусульмане, следуя обычаям, использовали их только для перевозки останков до кладбища, а сами тела опускались в могилу, завернутыми в белую ткань). Дело доходило до того, что мусульмане раскапывали старые захоронения, несколько раз вносили в списки одни и те же имена и даже записывали в них живых людей, пытаясь увеличить сумму найденных жертв, но даже этого не хватило, чтобы довести цифру хотя бы до четырех тысяч.

Примечательно и то, что первыми заговорили о геноциде не лидеры мусульман во главе с Дженаром Ибрагимовичем, (о Древенице они не вспомнили и на мирных переговорах с мизийцами), а вестлендерские дипломаты.

Война закончилась, но победителей она не выявила. И мусульмане, и мизийцы, и иллирийцы оказались на стороне проигравших. Десятки тысяч погибли, сотни тысяч остались без дома и без надежд на будущее. Те, кто вчера думал, что сражается за свою родину, сегодня стали никому не нужны. Орудия замолкли, но боль и ненависть, засевшие глубоко в сердцах живитаров, не хотели покинуть их и впустить на свое место примирение. Так, между вчерашними соседями прорезалась непреодолимая пропасть из взаимных обвинений.

Насилие страшно, но оно в тысячи раз страшнее, когда к нему начинают привыкать и воспринимать как рутину. Виновен тот, кто проливает кровь, и проклят тот, кто стоит за его спиной и пытается заработать на пролитой крови.

Действительно, умны те, кто знает, как манипулировать судьбами целых народов, управляя ими, как марионетками. Но эти умы, увы, думают не во благо, а во вред человечества. Человек, который обращается с людьми, как с пешками, не способен испытывать к ним сострадания, так же, как игрок не испытывает угрызений, потеряв очередную фигуру.

Примеру Югоравии было суждено повториться еще много раз, уже в других местах и в другое время, но с теми же последствиями.

Примечания

1

«просто водитель» (англ.)

(обратно)

2

«союз»

(обратно)

3

голт — денежная единица Имагинеры

(обратно)

4

ЦБТ — Центр по борьбе с терроризмом ГРУ Имагинеры

(обратно)

5

Вест Лендс — государство, расположенное в Северной Америке; главная военная и экономическая сила в мире; денежная единица — вестлендерский доллар

(обратно)

6

вестлендеры — популярное общее название граждан Вест Лендс

(обратно)

7

ЗДЕСЬ ВЛАСТВУЕТ ЗАДРУГА

(обратно)

8

Иллирия — один из бывших субъектов Федерации Югоравия; фактическую независимость Иллирия приобрела в 1995 году после начала вооруженного конфликта с Югоравией в середине 1991 года, вызванного односторонним провозглашением независимости со стороны новосформированного иллирийского руководства. Декларации о независимости воспротивились области Иллирии, в которых подавляющее большинство составляли этнические мизийцы. Вскоре политические разногласия переросли в кровавое вооруженное противостояние, закончившееся лишь осенью 1995 года.

(обратно)

9

бэтээр — бронетранспортер

(обратно)

10

Первый отдел — одно из подразделений Центра по Борьбе с Терроризмом (ЦБТ); Подчиняется напрямую директору ЦБТ и занимается сбором и анализом оперативной информации, планированием специальных операций и координацией действий остальных отделов ЦБТ. Имеет более сотни штатных и внештатных сотрудников.

(обратно)

11

Ян Таленберг — начальник Службы внешней разведки Министерства Обороны Имагинеры

(обратно)

12

Стивен Вуд — нынешний Президент Вест Лендс, занявший этот пост в 2000 году

(обратно)

13

хиджаб (араб. — покрывало) — одежда, полностью покрывающая тело, соответствующая нормам Шариата

(обратно)

14

«Если захочет Аллах»

(обратно)

15

кафир (араб.) — презрительное название иноверца у мусульман

(обратно)

Оглавление

ПРОЛОГ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. РАССЛЕДОВАНИЕ

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

  9

  10

  11

  12

  13

  14

  15

  16

  17

  18

  19

  20

  21

  22

  23

  24

  25

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. СПЕЦОПЕРАЦИЯ

  26

  27

  28

  29

  30

  31

  32

  33

  34

  35

  36

  37

  38

  39

  40

  41

  42

  43

  44

  45

  46

  47

  48

  49

  50

  51

ЭПИЛОГ

*** Примечания ***