Соринка [Аркадий Кутилов] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Соринка

Вступление

 Хотел я вам нынче смешную историю рассказать, да забыл. Убей – не помню, с чего начинать и как закручивать. Ну, ладно, расскажу я вам, как на вокзале пирожки с мясом кушал.

Иду. По вокзалу. Голодный с похмелья и потому остроумный до ужаса. А встречь едут пирожки на тележке – их сзади толкает человек женского полу. А у того женского полу щеки румяные. Аппетит меня и взял за нутро. Скрипнул я своим знаменитым протезом и выруливаю ей прямо в лоб. О чем-почем, базар-вокзал, печки-лавочки... В общем, быстро я ей мозги припудрил, а уж к исходу, как говорится, второго тайма я и пирожком осквернился.

Выкушал шесть, а на седьмом спрашиваю: а у вас с человечиной пирожков нету?.. Она очами на меня полыхнула и ответ держит:

– Сейчас кликну МВД, он тебе даст и с человечиной, и с собачатиной. Обожди маленько...

Во! Вспомнил! Я ж хотел смешную историю поведать, да забыл. А тут сказал "собачатина", да в пристяжке с "человечиной", да еще "МВД" это самое, – вот я и вспомнил смешную историю.

* * *
Значит, так... Старуху я схоронил, дом заколотил, с конем Буланкой попрощался и двинул в город, к сыну.

А сын оказался большим и грамотным человеком. Умный сын, до того умный, что отца родного не признал и пригрозил сдать в дом старости, если я у него пороги обивать буду. Ладно... Пошел я на улицу, где со мной и приключилась чрезвычайная беда. Наш ветеринар говорит не беда, а трагедия.

И началось все с песенки, что мне студенты придумали:

Осенним воздухом дыша,
С букетом краденых тюльпанов
На диком бреге Иртыша
Лежал чуть теплый Барабанов.
Вот тут вся последняя Аввакумова житуха сказана. Меня, значит, Аввакумом звать.

Осень на дворе, я одной старушке свидание назначил, для нее же и тюльпанов наворовал на выставке собаководства... И дикий брег Иртыша здесь в самую масть, и я там чуть теплый лежу, пьяный в доску. От внутреннего перегара ажник песок подо мной плавится.

Ногу мою протезную ребятишки утром из парка притащили. Я, говорят, ее там отвинтил и от собак отстреливался, когда меня администрация в плен брала.

За тюльпаны эти самые меня повязали и в клетку законопатили. А там до тюрьмы уже палкой добросить. Вот я и добросил. Палкой. До тюрьмы.

Сижу... Тюрьма хорошая, крепкая, нигде не дует. Не та, что в книгах пишут: всякие там страсти-прелести, тараканы-людоеды.

И народ подобрался колоритный. Один, шустрый такой, сидит за колхозную драку. Он, значит, главбуху хотел внутреннее нутро посмотреть: это тебе не телевизор. Не дали, а зря не дали: хороший мужик, дерзкий. Он и мне сразу хотел свой диктат показать. Подходит ко мне и говорит: бац по морде! Я – падать, а на лету зубами его за промежность споймал.

Это так барсуки делают, когда видят, что положение хреновое: сейчас тебя человек убивать будет и твое сало на барсучий жир перегонят. Тогда барсук львом становится и хватает человека, царя природы, за наследственную часть. Обязательно за ее, любого охотника спроси.

Ладно...

Моего врага потом водой отливали, а меня больше никто и пальцем не ворохнул. Вот тебе и диктат!

Другой сидит за сумочку: сумочку у дамы шарахнул, а в сумочке гребешок с волосьями гнедой масти да три копейки на трамвай.

Дали ему на каждую копейку по году, а за гребешок – ничего! Повезло человеку, хорошие люди судили, с понятием. За тот гребешок, да с волосьями, да гнедой масти!.. Ну, паря, тут бы и расстрелу мало, а выше расстрелу у нас еще развлечения не придумали.

В общем, в тюрьме я пришелся ко двору, как вроде от рождения мне было записано, чтоб людей посмотреть и себя показать. Везде людей посмотреть и не стыдиться об этом рассказывать, потому как человек он и есть человек, а потомки наши о нас не по газетам судить будут. В газетах ноне человек хороший стоит, правильный, но вроде на складной аршин смахивает, – не человек это, а ходячий плакат с железным голосом и без чувствий. И плакать не умеет. Хороший человек, надежный, вроде трактора.

А потомку, внуку-правнуку нашему, будет интересно знать, по какому поводу мы смеялись-плакали, кого любили-ненавидели, как ели друг друга да капканы ставили... И кто выживал, а кто помирал, и по какой причине помирал... Потомку это надо, чтобы наших ошибок не повторял.

Ну, ладно, история-то веселая, а я в тоску ударился. Поехали, читатель мой, баланду кушать, начальников слушать да по сторонам позорче смотреть.

Итак, как говорят в романах, – шел снег тыща девятьсот шестьдесят шестого года.


1. Сережка

Жил-был на свете Сережка по фамилии Самоваров. Сережка этот только что из пионерского возраста вышел. Вышел это он из пионерского возраста, встряхнулся... Жизнь впереди!

Поморгал он очами, повел молодыми плечами да и говорит: "А ну, подходи, кто в бога верит!.." Это он на городских танцах такое сказал, чтоб девкам показать свою мужскую живность.

А девки на танцах, что