Овальный портрет [Эдгар Аллан По] (fb2) читать постранично

Эдгар Аллан По Овальный портрет

Egli e vivo e parlerebbe se non osservasse la rigola del silentio^[1].

Эпиграф под изображением Св. Бруно.

Лихорадка, которою я заболел, была продолжительна и не поддавалась лечению; все средства, какими можно было воспользоваться в дикой гористой местности Апеннин, были исчерпаны, не доставив мне никакого облегчения. Мой слуга и единственный спутник не решался вследствие боязни и неуменья пустить мне кровь, которой я, впрочем, много потерял в столкновении с разбойниками. Точно также я не мог решиться отпустить его в поиски за помощью. Но к счастью, я совершенно неожиданно вспомнил о пачке опиума, находившейся вместе с табаком в деревянном ящике: – еще в Константинополе я приобрел привычку курить такую смесь. Приказав Педро подать мне ящик, я разыскал это наркотическое средство. Но когда нужно было взять определенную дозу его, – мною овладела нерешительность. Для куренья было безразлично количество употребляемого опиума, и я обыкновенно брал половина на половину того и другого и перемешивал все вместе. Курение этой смеси иногда не производило на меня никакого действия, иногда же мною наблюдались такие симптомы нервного расстройства, которые являлись для меня предостережением. Конечно, опиум при небольшой ошибке в дозировании не мог представлять никакой опасности. Но в данном случае дело обстояло иначе, так как мне никогда не приходилось пользоваться опиумом, как внутренним средством. Хотя мне и приходилось принимать внутрь лауданум и морфий, но я никогда не употреблял опиума в чистом виде. Конечно, Педро в этом вопросе был также несведущ, как и я, и таким образом, я не знал, на что решиться. Но, пораздумав немного, я решил начать с минимального приема и постепенно увеличивать дозу. Если первый прием не произведет никакого действия, думал я, то его придется повторять до тех пор, пока не понизится температура, или пока не наступит желанный сон, который был для меня необходим, так как я страдал бессонницею уже целую неделю и находился в каком-то странном состоянии полудремоты, похожем на опьянение. Вероятно, мое затемненное сознание и было причиной бессвязности моих мыслей, вследствие которой я, не имея никаких данных для сравнения, стал рассуждать о возможных для приема дозах опиума, в то время я никак не мог ориентироваться в масштабе и та доза опиума, которая мне казалась очень маленькой, на самом деле могла быть очень большой. А между тем я отлично помню, что я точно и хладнокровно определил дозу опиума, по сравнению со всем количеством имевшегося на лицо наркотика и, бесстрашно проглотил ее, что я мог сделать с спокойным сердцем так как она была незначительною долею всего количества, находившегося в моем распоряжении.

Замок, в который мой слуга решил лучше проникнуть силой, чем дозволить мне, тяжело раненому, провести ночь на дворе представлял собой одно из тех величественных и мрачных строений, которые с давних пор гордо возвышаются среди Апеннин, как в действительности, так и в фантазии мистрисс Радклифф. По-видимому, он был недавно временно покинут своими обитателями. Мы поместились в одной из самых небольших и не очень роскошно меблированных комнат, находившейся в отдаленной башне здания. Ее богатое убранство старинного стиля приходило в разрушение. Стены были обиты коврами и украшены многочисленными геральдическими трофеями различной формы, также как и огромным количеством новых, стильных картин в богатых золоченых рамах с арабесками. Я страшно заинтересовался (может быть, причиной этого был начинавшийся бред), этими картинами, украшавшими не только главные стены, но и целую массу закоулков, явившихся неизбежным результатом причудливой архитектуры замка. Этот интерес был настолько силен, что я приказал Педро закрыть тяжелые ставни в комнате, так как уже наступала ночь, зажечь большой канделябр в несколько рожков, стоявший у моего изголовья и отдернуть черный бархатный полог с бахромой.

Я желал этого с тою целью, чтобы в случае бессонницы развлекать себя поочередно рассматриванием этих картин и чтением небольшого томика, найденного мною на подушке и заключавшего в себе их описание и критику. Я читал очень долго и тщательно, и благоговейно рассматривал картины. Время летело быстро, и наступила ночь. Мне не нравилось положение канделябра, и я с трудом протянул сам руку, чтобы не беспокоить заснувшего слугу и переставил канделябр таким образом, чтобы свет падал прямо на мою книгу.

Но передвижение его дало совершенно неожиданный результат. Свет многочисленных свечей канделябра при его новом положении упал на одну из ниш комнаты, которая, вследствие падавшей на нее тени от одной из колонн кровати, находилась во мраке. И тогда при ярком освещении я заметил картину, которой раньше не видел. Это был портрет вполне развитой молодой девушки, может быть даже женщины. Окинув картину быстрым взглядом, я закрыл глаза.