Земля обетованная [Владислав Станислав Реймонт] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (240) »
Часть первая
I
Город Лодзь пробуждался. Первый пронзительный фабричный гудок прорвал тишину раннего утра, и вслед за ним во всех концах города зазвучали другие; они орали все громче, хрипло и надсадно, будто хор гигантских петухов, металлическими голосами поющих призыв к труду. Огромные фабрики, чьи продолговатые темные туловища и стройные шеи-трубы чернели средь сумерек, тумана и дождя, — медленно просыпались, вспыхивали огнями горнов, выдыхали клубы дыма, начинали жить и шевелиться в темноте, еще окутывавшей землю. Непрерывно моросил мелкий мартовский дождь со снегом, расстилаясь над Лодзью тяжелым, липким туманом; он барабанил по жестяным крышам, и струи стекали с них прямо на тротуары, на черную, топкую грязь улиц, на голые деревья, прижавшиеся к длинным кирпичным стенам, дрожащие от холода, терзаемые ветром, который, срываясь откуда-то с размокших полей и тяжело перекатываясь по болотистым улицам города, сотрясал дощатые заборы, ударял по крышам и сникал где-то в грязи, пошумев в ветвях деревьев и постучав ими в окна низкого одноэтажного дома, в котором вдруг появился свет. Боровецкий проснулся, зажег свечи, и тут же отчаянно зазвонил будильник, заведенный на пять часов. — Матеуш, чаю! — крикнул он входившему слуге. — Все готово. — Господа еще спят? — Сейчас пойду их будить, если вы, пан инженер, прикажете, а то пан Мориц вечером сказал, что хочет сегодня поспать подольше. — Иди буди. Ключи уже взяли? — Сам Шварц заходил. — Ночью кто-нибудь звонил по телефону? — Дежурил Кунке, но, когда уходил, ничего мне не сказал. — Что слышно в городе? — спрашивал второпях Боровецкий, быстро одеваясь. — Да ничего, только вот на Гаеровом рынке рабочего зарезали. — Ладно, ступай. — А еще сгорела фабрика Гольдберга на Цегельняной. Наши пожарные поехали, да куда там, одни стены остались. Огонь из сушильни пошел. — Что еще? — Да ничего, все сгорело дотла, чистая работа, хохотнул Матеуш. — Наливай чай, пана Морица я сам разбужу. Боровецкий, уже одетый, вышел в столовую, где от висячей лампы падал резкий, яркий свет на круглый стол, покрытый скатертью и уставленный чашками, и на блестящий самовар. — Макс, пять часов, вставай! — крикнул Боровецкий, приоткрывая дверь в темную комнату, из которой его обдало духотой и запахом фиалок. Макс не откликнулся, только заскрипела, затрещала кровать. — Мориц! — крикнул Боровецкий, приоткрывая дверь в другую комнату. — Я не сплю. Всю ночь не спал. — Почему? — Все думал о нашем деле, подсчитывал. — Знаешь, Гольдберг-то в эту ночь сгорел, совсем, дотла, как выразился Матеуш. — Для меня это не Бог весть какая новость, — ответил, зевая, Мориц. — Откуда ты мог знать? — Да я уже месяц тому назад знал, что ему пора сгореть. Даже удивлялся, что он так долго тянет, он же мог не получить процентов по страховке. — Много у него было товара? — Застраховано было много… — Вот и выровнял себе баланс. Оба от души рассмеялись. Боровецкий вернулся в столовую и сел пить чай, а Мориц, как обычно, принялся искать по всей комнате части своего гардероба и бранить Матеуша. — Я тебе всю морду расквашу, будет она у тебя красная как кумач, если не научишься аккуратно складывать мои вещи. — Морген![1] — крикнул проснувшийся наконец Макс. — Ты не встаешь? Уже шестой час. Ответ заглушили гудки, зазвучавшие будто над самым окном и несколько секунд гремевшие с такой мощью, что стекла в окнах дребезжали. Мориц в одном белье, накинув на плечи пальто, уселся перед печкой, в которой весело трещали смолистые щепки. — Ехать тебе никуда не надо? — спросил Боровецкий. — Надо бы в Томашов съездить, Вейс писал, чтобы я привез ему новые чесалки, но сейчас не поеду. Холодно, и не хочется. — А ты, Макс, тоже остаешься дома? — Куда мне спешить? В эту паршивую контору? Да еще вчера с фатером выпили. — Ох, Макс, ты плохо кончишь из-за этих выпивок со всеми подряд! — недовольно проворчал Мориц, разгребая кочергой жар. — Это тебя не касается! — донесся голос из соседней комнаты. Громко затрещала кровать, и в дверях появилась внушительная фигура Макса тоже в исподнем и в шлепанцах. — Как раз очень даже касается. — Оставь меня в покое, не действуй на нервы. То Кароль разбудил меня черт знает зачем, да еще ты цепляешься. Голос у Макса был низкий, раскатистый. Нырнув к себе в комнату, он через минуту вышел, неся в охапке одежду, кинул ее на ковер и стал одеваться. — Ты своими попойками вредишь нашим делам, — снова начал Мориц, поправляя на своем тонком семитском носу пенсне в золотой оправе, которое у него постоянно съезжало. — Чем? Как? Где? — Всюду. Вчера у Блюменталей ты заявил во всеуслышание, что большинство наших фабрикантов просто воры и мошенники. — Да,- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (240) »
Последние комментарии
18 минут 4 секунд назад
19 минут 30 секунд назад
2 часов 18 минут назад
8 часов 24 минут назад
8 часов 36 минут назад
8 часов 38 минут назад