Дар ученичества [Епископ Варнава Беляев] (fb2) читать постранично

Экземплярский В.А. Варнава (Беляев)

Дар ученичества

Ред. Golden-Ship.ru 2013

СОДЕРЖАНИЕ

 К ЧИТАТЕЛЮ

МЫСЛИ ОДНОГО СТАРИКА

Еп. Варнава (Беляев) ПО ВОЛГЕ ... К ЦАРСТВУ НЕБЕСНОМУ

ДАР УЧЕНИЧЕСТВА

В.И. Экземплярский СТАРЧЕСТВО

ПУТЕВОДИТЕЛЬ В КРАЙ СВЯТОСТИ

Еп. Варнава (Беляев) ОДНАЖДЫ НОЧЬЮ...

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ПРИЛОЖЕНИЯ

Вера Васильевна Ловзанская

Речь архимандрита Варнавы при наречении его во епископа Васильсурского

Епископ Варнава о подвижничестве и о монашестве

Злословят нас, мы благословляем;

гонят нас, мы терпим; хулят нас,

мы молим; мы как сор для мира,

как прах, всеми попираемый доныне.

1 КОР. 4, 12-13

ДАР УЧЕНИЧЕСТВА

СБОРНИК

 Составитель Проценко П. Г

ИЗДАТЕЛЬСТВО “РУССИКО”

МОСКВА 1993

 К ЧИТАТЕЛЮ

После декрета о печати, в первые дни революции отменившего свободу слова, появились в России тайная литература, забытое уже тайнописание и привычка хранить свои произведения в укромных местах. Иные догадливые граждане стали прилагать специальные усилия, и немалые, чтобы оберечь домашние архивы.

Отчасти благодаря этим стараниям с “оттепели” шестидесятых годов советские люди постепенно стали узнавать, что под гнетом казарменного социализма сохранялись в обществе независимые мысль и слово. Появились новые имена писателей и ученых, в основном представляющих светские линии русской культуры. Но была еще важнейшая для нашей истории ветвь творческого бытия — церковная, остававшаяся для большинства неведомым миром, существование которого одними даже не подозревалось, а другими сознательно замалчивалось.

В октябре Семнадцатого в революционное лихолетие вступили миллионы христиан, являвшихся сознательными членами Церкви. Они не могли бесследно исчезнуть, не оставив своего опыта потомкам. И надо сказать, что опыт этот сохранился как в письменных трудах, так и в устном предании, содержание которого было тем значимее и весомее, чем страшнее были обстоятельства жизни, в которых протекала судьба верующего человека в послереволюционной России.

Нам, обитателям общества, оторванного от мировой культуры и часто неспособного к духовной преемственности, сейчас особенно важно прикоснуться к творчеству соотечественников-христиан, сумевших в атмосфере тоталитаризма не утратить в себе образ и подобие Божий.

Имя священника Павла Флоренского, несколько имен религиозных философов — пожалуй, все, что известно из данной области и широкому читательскому кругу, и специалистам. Это не удивительно, потому что в советские десятилетия, замешанные на государственном богоборчестве, церковная культура ушла в подполье, в котором ее носители создали значительные духовные ценности. Чтобы выйти из пустыни нравственного бесплодия, надобно обрести этот тайник, хранимый верующим народом. Обретению связей с реальным опытом христианской России и посвящен данный сборник (первый из предполагаемой серии).

Тексты, вошедшие в него, написаны в разных жанрах (апологетическая беседа, жизнеописание, историко-аскетический очерк), но объединены общим церковным миропониманием и выстраиваются в цельную книгу для духовного чтения. (Подобные книги ведут свое начало с XIX века, а в наше время — с 1977 г. — возродились в Самиздате в сборниках “Надежда”, составленных З.А. Крахмальниковой.) Предлагаемые работы, созданные после октября Семнадцатого, являются к тому же и своего рода историческими документами, затрагивающими проблемы эпохи. Публикуются они впервые.

В своих воспоминаниях А. И. Солженицын приводит описание техники хранения, с помощью которой он оберегал свои произведения от любопытства казенных “литературоведов”. Рукописи, дошедшие до нас из 20 — 50-х годов, остались целыми благодаря такой же смекалке их творцов. Один из авторов сборника в начале 50-х годов в обращении к будущему “любознательному читателю” показал собственное изобретение (впрочем, старое, как мир), хранившее плоды его одинокого творческого подвига. “Я раскрыл баул, — читаем мы. — И чего в нем только не было! Тут был ночной “биноктар” Цейсса, очень маленький фотоаппарат Герца, полный набор серебряных ажурных с бирюзой пуговиц от старинного сарафана, порошок от мигрени, маленькая двойная лупа, настоящая китайская тушь, пачки голландской бумаги и много еще всякой всячины. Но где же рукописи?

Оказывается, под этим верхним ярусом баула было как бы потайное дно, второй нижний ящик (не менее глубокий, чем