Башмачник Ростом, Уильям Сароян и другие: Рассказы, новеллы, эссе [Левон Мкртчян] (fb2) читать постранично

Левон Мкртчян Башмачник Ростом, Уильям Сароян и другие:

Я написал эту книгу…

(Вместо вступления)

В притче о двух верблюдах говорится, как один верблюд дал другому пучок пыльной, выжженной травы:

— На, ешь.

— Что ты мне даёшь? Такой травы полно вокруг, — обиделся верблюд.

— Но это же я тебе даю, — гордо вскинул голову верблюд.

Книга может быть удачной или менее удачной. Главное — иметь право сказать: «Но это же я её написал».

Писалась книга по частям и в разное время. По своему жанру это скорее всего автобиографическая проза (рассказы о детстве и отрочестве, воспоминания, записные книжки, путевые заметки).

1 Аттестат зрелости

ысль юмориста о том, что жизнь — это вопрос времени, полна глубокого смысла.

Мне было восемь лет, когда началась война. В нашем маленьком южном городе стали строить бомбоубежища. В соседнем дворе строители откопали пышно зазеленевшее деревце вишни и выбросили его — война. Мы с братом подобрали дерево. Я уселся на ветви, а брат тянул за собой ствол, катал меня по двору. Бабушка отругала нас и поставила деревце в бочку с водой. Бочка стояла рядом с ящиками, в которых был песок. Вода и песок предназначались для тушения пожаров, на случай если бы немцы стали бомбить город, в котором мы жили.

Утром раненое дерево было посажено в нашем небольшом дворике рядом с олеандрами Таисии Николаевны, нашей соседки, женщины бесконечно доброй и богобоязненной. Перед самой войной она куда-то уехала, оставив нам много книг на русском языке и несколько икон. Иконы бабушка берегла, по воскресеньям ставила свечи, а книги, очень ценные, как я теперь понимаю, затерялись в войну.

Вишня, чуть было не ставшая первой в нашем городе жертвой войны, принялась, выросла, давала плоды, очень кислые, с большими косточками и тонкой мякотью.

В те годы я не знал, не ведал, что живу во времена столь значительные, что моя жизнь полна интереснейших событий. И всё-таки из того, что осталось в памяти, кое-что я записал, кое о чём рассказал.

Как я хотел стать человеком

1

От нашего маленького южного города до фронта было далеко, очень далеко, но война пришла в наш город в первый же день. Я с мальчишками, моими сверстниками, стоял на улице под навесом (шёл проливной дождь) и смотрел, как с грохотом куда-то неслись танки. Мы были в восторге от наших танков и были уверены, что сегодня, сейчас, танки настигнут и изничтожат врага.

Вечером пришёл отец.

— Я знаю, что такое война, — сказал он. — Война — это могилы для молодых. В пятнадцатом году я был старше других — меня ранило, а кто был моложе — убило.

Отец был пьян. Он плакал и пел свою любимую песню:

Отец был кучером на линейке. Я любил кататься с отцом. Стоило появиться навстречу другой линейке, фаэтону или редкому в те годы автомобилю, он привставал с козел, подтягивал вожжи и, помахивая кнутом в воздухе, кричал:*****

— Езда право! Езда право!

Это означало, что надо держаться правой стороны дороги. И если встречный кучер или шофёр не понимали этого, отец энергичнее прежнего махал кнутом и останавливал линейку.

2

У нас была белая красивая лошадь. Мягкими губами она чуть притрагивалась к моей ладони и брала дешёвую конфетку, которую я ей украдкой приносил. В первые дни войны вышло постановление — лошадей надо было сдать: они нужны были фронту. Отец всё утро чистил лошадь, отвёл к кузнецу, чтобы тот подковал её.

— Война, могут не так подковать, — волновался отец.

Принимали лошадей в большом дворе ветеринарной больницы. Ветврач Шахбазов, старый интеллигент и старый холостяк, наш дальний родственник, похвалил отца:

— Уста^[1] Мукуч, хорошая у тебя лошадь.

Уста Мукуч смахнул слезу, взял меня за руку и, прихрамывая, ушёл со двора.

Вечером пришёл Шахбазов и сказал, что утром лошадей поведут на товарную станцию.

— А я вот приёмник сдал, — вздохнул Шахбазов и рассказал, что у него за приёмником живёт паук. — Пауки музыкальны, — уверял Шахбазов. — На хорошую, мелодичную музыку паук сразу реагирует, выходит послушать.

Запомнилась ещё одна странность Шахбазова. В голодные военные вечера он приходил к нам посидеть и, устроившись у коптилки, тщетно пробовал читать нам байроновского «Дон Жуана» на русском языке.

— Не женился, теперь мучается, книги читает, — жалели у нас дома Шахбазова.

Утром мы с отцом пошли к ветеринарной больнице. Ждали, когда выведут лошадей.

Наша белая лошадь узнала нас. Она нервно вскидывала голову и широко открытыми