Гость [Эрик-Эмманюэль Шмитт] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (18) »
Эрик-Эмманюэль Шмитт Гость
Театр-студия Аквариум перевод с французского — Наталья МавлевичДействующие лица:
Зигмунд ФРЕЙД. АННА Фрейд, его дочь. ОФИЦЕР Гестапо. НЕЗНАКОМЕЦ.Кабинет доктора ФРЕЙДА в Вене на Берггассе, 19. Комната в строгом стиле, с панелями темного дерева по стенам, начищенными до блеска бронзовыми статуэтками, тяжелыми двойными шторами. Главенствуют два предмета: письменный стол и диван. Предельная реалистичность декорации, однако, нарушается в самой верхней части. Над книжными полками раскинулось огромное небо в звездах, которое словно подпирают темные контуры наиболее примечательных зданий Вены. Кабинет ученого распахнут в бесконечность.
Сцена 1
ФРЕЙД. Поди отдохни, АННА. АННА слабо качает головой. Я же вижу — ты хочешь спать. АННА, подавляя зевок, снова отказывается. С улицы через открытое окно все слышнее становится пение нацистских солдат. ФРЕЙД инстинктивно отшатывается от окна. (Про себя.) И ведь не скажешь, что плохо поют… АННА уронила голову на книгу. ФРЕЙД подходит к ней сзади и обнимает. Моей девочке пора спать. АННА (просыпаясь, удивленно). Где я была? ФРЕЙД. Не знаю… Во сне… АННА (тем же удивленным тоном). Куда мы уходим, когда засыпаем? Когда все проваливается и даже ничего не снится? Куда мы уносимся? (Мечтательно.) Скажи, папа, где мы очутимся, если вдруг проснемся и окажется, что все это: Вена, твой кабинет, книги и эти… вон там… — было только сном? ФРЕЙД. Ты так и осталась маленькой девочкой. Дети — стихийные философы, они всегда задают вопросы. АННА. А взрослые? ФРЕЙД. Взрослые — стихийные болваны, они на них отвечают. АННА снова зевает. Ну иди, иди же спать! (Настойчиво.) Теперь-то ты уже взрослая! АННА. А ты — уже нет. ФРЕЙД. Как это? АННА (с улыбкой). Ты уже не взрослый. ФРЕЙД (улыбаясь в ответ). Ну да, я уже стар, это правда. АННА (ласково). И болен. ФРЕЙД (эхом). И болен. (Словно сам себе.) Возраст… это что-то такое неосязаемое… абстрактное, как сами цифры… Пятьдесят, шестьдесят восемьдесят два — что это значит? Голые, ничего не значащие числа — они что-то говорят о других, но к нам самим не имеют никакого отношения. Никто не умеет считать собственные годы. АННА. Можно забыть о возрасте, но моложе от этого не станешь. ФРЕЙД. Человек не меняется, Анна, меняется мир вокруг него: люди быстрее ходят и тише говорят, зимы становятся все холоднее, а лета — все жарче, ступеньки — все выше, а буквы в книгах — все мельче, суп теряет аромат, любовь теряет вкус… все сговорилось против тебя, а внутри-то ты такой же, как был. (С наигранной веселостью.) Видишь ли, трагедия старости в том, что она всегда обрушивается на молодых! Иди спать. АННА зевает. АННА (раздраженная пением). И откуда их столько — разгуливают тут целыми оравами и дерут глотку. ФРЕЙД. Это не здешние. Немцы самолетами привозят своих людей, вот они и шляются по улицам. (Упрямо.) Своих нацистов в Вене нет. Он натужно кашляет. АННА хмурит брови. АННА. Да, конечно… Но здесь грабят и измываются над людьми почище, чем в Германии. Я сама видела, как штурмовики волокли старого рабочего с женой, чтобы заставить их стирать с тротуаров надписи в защиту Шушнига. Толпа орала: «Пусть жиды поработают! Давно пора!», «Спасибо фюреру — нашел им работенку!» Тут же, в двух шагах, избивали хозяина бакалейной лавки на глазах у жены и детей… А еще подальше лежали тела евреев, которые не стали дожидаться, пока за ними придут, и выбросились из окна… Ты прав, папа, нацистов в Вене нет… для этой мрази надо придумать словечко посильнее. ФРЕЙД захлебывается кашлем. Подпиши эту бумажку, папа, чтобы мы могли уехать! ФРЕЙД. Это подлая бумажка. АННА. Благодаря твоим связям за границей у нас есть возможность выехать из Вены, причем легально. В нашем распоряжении не больше месяца. Не дожидайся, пока станет слишком поздно! ФРЕЙД. А как же солидарность, Анна? АННА. С кем, с нацистами? ФРЕЙД. Нет, с нашими братьями, которые остаются здесь. С теми, кого грабят, унижают, убивают.ФРЕЙД, АННА.
ФРЕЙД медленно расставляет по полкам книги, грубо сброшенные кем-то на пол. Он уже в годах, но черные глаза его живо блестят. Старость не вяжется с такой неукротимой энергией, кажется каким-то недоразумением. Всю ночь он будет покашливать, несколько раз, не сдержавшись, скривится — его уже терзают боли в горле, разъедаемом раковой опухолью. АННА выглядит более утомленной, чем отец. Она сидит на софе с открытой книгой в руках и зевает. Это типичная ученая женщина образца начала века, суровая на вид, с несколько комическими замашками «синего чулка». Внешность ее была бы карикатурной, если бы не детский взгляд и не выражение глубокой, бесконечной любви к отцу, которая читается на лице.
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (18) »
Последние комментарии
2 часов 16 минут назад
10 часов 5 минут назад
12 часов 36 минут назад
12 часов 44 минут назад
2 дней 53 секунд назад
2 дней 4 часов назад