Папа и мама [Борис Савельевич Ласкин] (fb2) читать онлайн

Борис Ласкин Папа и мама ^{Рассказ}

Мальчишка шел хорошо, просто великолепно. Маленький, подтянутый, в левой руке — портфель, в правой — высокие гладиолусы. Руку с цветами он держал на отлете, и гладиолусы взлетали и опускались — раз-два, раз-два. Мальчишка чеканил шаг и был похож на тамбурмажора, идущего впереди оркестра.

За мальчишкой, почтительно соблюдая дистанцию, следовали две женщины — молодая, по-видимому, мать, и пожилая, скорей всего бабушка.

Тетерин невольно улыбнулся.

Оглянувшись на дочку, он отметил, что та по-прежнему занята собой, своим новым платьем, белым нарядным передником и белым бантом.

— Что, волнуешься? — спросил Тетерин.

Майка тряхнула косичками.

— Не-а!

— Так я тебе и поверил!

Они свернули за угол и увидели вдалеке здание школы. Туда со всех сторон тянулись мальчишки и девчонки. Наиболее торжественно выглядели первоклассники. Одних вели за руку взрослые, другие же мужественно шагали сами, давая понять любому встречному, что они прекрасно знают, куда и на что идут.

Школьники старших классов шли не спеша, с той элегантной небрежностью, которая отличает людей, уже вкусивших плоды просвещения.

Первый день сентября. Когда же был его — Валерки Тетерина — памятный, первый день?.. Давно.

Он родился в тридцать восьмом, вскорости грянула война, и, когда ей пришел конец, Валерка увидел отца. Он, разумеется, видел его и раньше, но по малолетству не помнил его и только после победы разглядел по-настоящему.

Первого сентября тысяча девятьсот сорок шестого года отец сам проводил Валерку в школу. Отец был в военном, на груди его блестели ордена и медали. Ах, какой незабываемый путь прошли они тогда от дома до школы на Малых Каменщиках! А сейчас, сейчас даже и школы той уже нет. Теперь там остались только клены, громадные и постаревшие. А новая школа, которую он кончал, стоит на другой улице, и номер у нее другой.

Вообще, конечно, было бы лучше привести сегодня Майку в ту, в его школу, к его бывшим учителям. Все бы они ахали, восхищались Майкой, и на родительском собрании он бы сидел в своем классе — человек взрослый, образованный, навсегда свободный от тревожной необходимости выходить к доске, доказывать теорему Пифагора и шарить по карте в поисках затерявшегося пролива.

В школьном дворе, куда они пришли с Майкой, уже стоял несмолкаемый гомон. Ветераны обменивались летними впечатлениями, и чаще других слышалось слово «представляешь?». Первоклассники, притихшие от волнения, с нескрываемым любопытством разглядывали друг друга. Их папы и мамы, дедушки и бабушки, не теряя времени, давали своим питомцам множество ценнейших указаний.

Найдя свободную скамейку, Тетерин сел. Он хотел было напоследок преподать Майке что-нибудь сугубо назидательное, но, поразмыслив, решил: все, что надо, сказано, пусть смотрит и привыкает.

А Майка тем временем уже встретила знакомую девочку из второго подъезда и помахала отцу рукой: дескать, все в порядке, папа, как видишь, я тут не одна.

Утро выдалось теплым и ясным. Тетерин откинулся на спинку скамейки и увидел того мальчишку с гладиолусами. Будущий ученик терпеливо выслушивал очередные наставления и утвердительно наклонял голову, что должно было означать — понимаю, понимаю, не маленький. Беседу вела бабушка, а мама, открыто любуясь сыном, озорно, по-девчоночьи строила ему смешные гримасы.

Тетерин прищурился — молодая женщина показалась ему знакомой. Он вынул очки, надел их, снова посмотрел на женщину, и в это мгновение она обернулась. Сперва лицо ее выразило отчужденность, потом внимание, а затем нарастающий интерес.

— Товарищи, — всплеснула руками женщина, — кого я вижу!..

Тетерин растерянно снял очки и встал. «Она, конечно, она, Лариса Метельская. С ума сойти — Лариска!»

А женщина уже подошла к нему.

— Здравствуй, Тетерин, — сказала она просто и радушно, будто они не виделись день или два.

— Здравствуй, Метельская, — в тон ей сказал Тетерин.

— Плохо ты, однако, обо мне думаешь.

— Почему?

— Я уже давно не Метельская.

— Это я как-то сразу не сообразил, — сказал Тетерин. — Как же теперь твоя фамилия?

— Сейчас выясним. — Лариса обернулась к сыну. — Мальчик, как твоя фамилия?

Тамбурмажор укоризненно нахмурился: сколько можно репетировать одно и то же? Он помнит: если учительница спросит, как его фамилия, нужно встать и громко ответить.

— Мы Кузнецовы, — сказала Лариса, — и дух наш молод, как видишь...

— Куем мы счастия ключи? — продолжал Тетерин, и строчка из песни явственно прозвучала вопросом.

Лариса указала рукой на скамейку, и, когда Тетерин снова сел, она опустилась рядом.

«Ты почти не изменился, — думала Лариса, — у тебя все тот же настороженно-оценивающий взгляд, будто тебе сразу нужно принять решение и сказать: да или нет. А это не просто. Лучше повременить. А пока можно выдумать какое-нибудь неотложное дело, и я должна буду понять, что тебе сейчас не до меня».

Тетерин продолжал смотреть на нее. «До чего же ты изменилась! — думал он. — Во-первых, ты очень похорошела. Я помню тебя в школьной коричневой форме, в нелепых сатиновых шароварах. А сейчас ты прекрасно одета, по моде причесана. И глаза у тебя совсем другие. Не прежние. Какая-то в них сила, уверенность, даже вызов. И потом — ты до удивления молодая. Я ведь старше тебя, я был в десятом, ты в восьмом, тогда мне казалось, что это много — два года. А сегодня наши дети ровесники...»

К Тетерину подбежала Майка, видимо, желая ему что-то сказать, но передумала: ее смутило присутствие посторонней женщины.

— Что? — спросил Тетерин.

— Я потом, — сказала Майка и отошла.

Лариса проводила ее взглядом.

— Ну, рассказывай, Тетерин, как живешь?

— Хорошо живу, Метельская.

— Я не Метельская. Я Кузнецова.

— Для меня ты Метельская, — со значением произнес Тетерин, дабы Лариса поняла, что он предпочитает разговаривать с ней на прежних правах, как старший с младшей.

Лариса улыбнулась, и по ее улыбке можно было догадаться, что она не собирается уступать ему инициативу.

— Женат? — спросила Лариса.

— Кто за меня пойдет?

— А откуда же дочка? — спросила Лариса и снова подумала: «Ты все такой же, по-прежнему кокетничаешь — «кто за меня пойдет»...

— Дочку я купил в магазине «Тысяча мелочей».

— Хорошая девочка. Больше таких не было?

— Такая была только одна.

— И как же ее зовут?

— Майка. А твоего?

Лариса ответила не сразу.

— Валерий, — сказала она и, помедлив, добавила: — в честь Валерия Чкалова. Был такой знаменитый летчик...

— Знаю, — сказал Тетерин и закурил, — Чкалов, Байдуков и Беляков. Первыми совершили беспосадочный перелет из Москвы в США.

— Да, в Соединенные Штаты Америки, — сказала Лариса.

Они помолчали.

«Валерий, — подумал Тетерин, — Чкалов Валерий, я Валерий и мальчишка Валерий. Все. Про это и говорить не надо и думать не надо. Ни к чему».

«Ты не считаешь, что это случайное совпадение, — мысленно сказала Лариса, — ты убежден, что, выбирая имя сыну, я вспомнила о тебе. Это правда. Вспомнила. Да. И знаешь, почему? Потому что я когда-то была в тебя влюблена, а ты меня почти не замечал».

— Сынишка на тебя мало похож, — сказал Тетерин. — Больно суровый товарищ.

— Пламенный борец за свободу и независимость, — улыбнулась Лариса.

— А почему же отец с вами не пришел?.. Такой день ответственный.

— Отец далеко. Он в Токио.

— Да? — удивился Тетерин. — В командировке или как турист?

— Он корреспондент в Японии.

— Понятно. Значит, он там, а вы здесь.

— Мы все были там. Я только месяц как приехала с Валеркой. Решили: пусть учится в Москве.

— Правильно, — сказал Тетерин. — В гостях хорошо, а дома лучше... Муж — корреспондент, а ты?

— А я домашняя хозяйка. Уборщица. Воспитательница. Стряпуха. Стенографистка. Машинистка. Шофер. Артистка. И жена в свободное от работы время.

— И ты артистка?

— Почему «и ты»?.. Да это я шучу. Ты же помнишь, наверно, я всегда немножко пела. В прошлом году на ноябрьские дни в нашем посольстве был концерт.

Тетерин вдруг вспомнил выпускной вечер — Лариска Метельская поет какой-то романс, а он в зале с Кирой Саблиной — первой школьной красавицей, и Лариска со сцены видит их, сидящих рядом...

— А у меня жена актриса, — сказал Тетерин, — киноартистка.

— Правда? Наверно, очень знаменитая? — спросила Лариса.

«Внешне она стала другой, но что-то в ней все-таки осталось от прежней Лариски», — подумал Тетерин, и память услужливо вернула ему давний и, в общем, довольно дурацкий их разговор. Лариска встретила его у кино «Аврора» и по дороге домой (он не мог ее не проводить) сказала ему: «Большой твой недостаток, Валера, что ты прямо до ужаса любишь быть на виду. Многие уверены, и ты в том числе, что Кира Саблина — будущая звезда экрана (кстати, никакой она не стала звездой, она окончила медицинский и работает врачом по уху-горлу-носу)... Многие уверены, что Кира — будущая знаменитость, не то что я — девчонка, у которой не только таланта, но даже самолюбия нет ни вот столечко». Теперь он уже не помнит, что ей тогда ответил, но Лариска замолчала и до самого дома не сказала ни слова.

Вообще говоря, в чем-то она, конечно, была права. А может быть, это он сейчас так думает, сегодня, когда перед ним не Лариска Метельская, а Лариса Кузнецова, которая уже не робеет в его присутствии, а спокойно, с непонятным чувством превосходства смотрит ему прямо в глаза.

— И как же фамилия твоей жены, если не секрет?

— Беспалова. Ирина Беспалова. Ее нет в Москве, она в экспедиции... Ирина снималась в кинофильмах «Первое свидание», «Человек ищет выход»...

— К сожалению, не видела, — сказала Лариса и поймала себя на мысли, что ей было бы приятней, если бы его женой оказалась более известная актриса.

— Картины имели успех, — продолжал Тетерин, — рецензии появились неплохие...

— Я же была в Токио. А у нас там, к сожалению, эти фильмы не шли.

Она снова сказала «к сожалению», потому что Тетерин был, как видно, огорчен. Если бы она знала киноактрису Ирину Беспалову, он бы, вероятно, чувствовал себя уверенней, а так ему что-то приходится объяснять, вроде бы оправдываться.

— Я главного не спросила — ты-то что делаешь?

— И я в кино работаю.

— Неужели режиссер?

— Инженер. Специалист по звукозаписи.

— Оба в кино. Значит, у вас общие интересы, у тебя и у Елены...

— Ее зовут Ирина.

— Ой, прости ради бога.

«Нарочно ошиблась», — решил Тетерин.

— Так, насколько я понимаю, все хорошо, — сказала Лариса, — да?

— Все отлично, — сказал Тетерин и подумал: «Тебе хотелось услышать другое: «Мне было бы намного лучше, если бы мы не расстались. Когда-то я не оценил твою способность жить интересами человека, который тебе дорог и которого ты любишь». Ну-ну, усмехнись и спроси: «Почему же ты это понял только теперь, когда ты женат, а я замужем и у нас дети-школьники, и назад дороги нет»... Но, поскольку ты об этом не спросишь, мне не нужно будет и отвечать».

— Все-таки удивительно, — вздохнула Лариса, — люди столько лет не виделись, им бы говорить, говорить, а они больше молчат...

Тетерин пожал плечами:

— Молчим мы не потому, что нам нечего сказать, а потому, что нам есть что вспомнить...

— Это верно, — тихо сказала Лариса, и Тетерин с пронзительной ясностью ощутил: Кузнецова куда-то исчезла, а осталась Метельская — влюбленная, славная, беззащитная Лариска из восьмого «А».

— Надо бы нам ребят познакомить. — Тетерин указал в сторону, где, несколько освоившись, но еще не обретя солидности, галдели и возились первоклассники.

— Познакомятся и без нашей помощи. А впрочем, они уже, кажется, знакомы...

И в самом деле — Валерка Кузнецов что-то рассказывал, и его внимательно слушали Майка Тетерина и девочка из второго подъезда.

— Вы живете где-нибудь поблизости? — спросил Тетерин.

— Нет. Здесь бабушка живет, Алешина мама. А мы строимся в районе Химки-Ховрино. Вернемся в Москву и переведем Валерия Алексеевича туда, в другую школу. Но это будет через год, не раньше, А пока придется его оставить у бабушки, и мне ужасно жалко. Ты понимаешь, мальчик сейчас в таком возрасте, когда он еще очень нуждается в матери...

«Почему я ни разу не слышал этого от Ирины?» — подумал Тетерин, испытывая привычное чувство досады, которую у него вызывала подчеркнутая увлеченность Ирины своей занятостью, дававшей, как ей казалось, право слишком часто не думать ни о ком, кроме себя, и ни о чем, кроме своих дел. А может быть, он зря придирается и виной всему ее профессия — всегда у всех на виду...

— Это, конечно, правильно, — сказал Тетерин, отвечая не столько Ларисе, сколько собственным мыслям, и неожиданно спросил: — Хороший город Токио?

— Хороший, — сказала Лариса. «Ты сейчас думаешь о другом, но раз ты задал вопрос, я тебе с удовольствием отвечу». — Город интересный, и люди интересные. Прекрасно работают, вежливы предельно, кланяются при встрече и при прощании. Валерка это там перенял и теперь то и дело кланяется бабушке, а уж та довольна, сам понимаешь...

«Я ее про Токио, а она про сына».

— Техника у японцев на высоте, — сказал Тетерин, делая попытку перевести разговор на отвлеченную тему, — электроника, радио. Оптика превосходная...

— Да. Я хочу тебе показать, — Лариса открыла сумку и достала из нее глянцевый квадратик цветного снимка, — вот, это фотографировал один наш товарищ, советник по культуре, у него японский аппарат...

Даже не взглянув еще на снимок, Тетерин твердо знал, что он увидит, и секундой позже убедился, что не ошибся.

На фоне цветущей сакуры и белоснежной вершины Фудзи стояли трое — Лариса, Валерка и рослый молодой человек. Мама и сын были серьезны, а молодой человек — муж и отец — улыбался, как бы говоря своей улыбкой ему, Тетерину: «Так уж здорово получилось, что эта женщина — моя жена».

— Замечательно, — сказал Тетерин, и было неясно, что ему больше понравилось: красота пейзажа, качество снимка или запечатленная на нем семья Кузнецовых.

— Хорошо, правда? — спросила Лариса, и Тетерин без труда понял, и о чем она спрашивает и как она ждет от него доброго слова в адрес человека, с которым по счастливому согласию навсегда связала свою судьбу.

«Симпатичный у тебя супруг», — мог сказать Тетерин и не погрешил бы против правды. Еще он мог улыбнуться и сказать: «Здоровая советская семья». Он нисколько не сомневался, что слова его доставили бы Ларисе удовольствие и радость. Но, рассматривая снимок, Тетерин всего лишь одобрительно кивнул:

— Очень хорошо, — а потом, чувствуя, что Лариса все еще ждет от него каких-то других слов, деловито уточнил, — тут многое зависит от качества бумаги.

Лариса молча взяла у него из рук снимок и спрятала его в сумку.

— Ты прав, многое зависит от качества бумаги, — сказала она, улыбнувшись, мысленно говоря ему, что не сердится на него и сочувствует ему, но почему сочувствует, этого она, пожалуй, и сама не сумела бы объяснить.

К ним подошла Валеркина бабушка.

— Ларочка, детей уже разобрали по классам!..

— Знакомьтесь, Анна Гавриловна, — сказала Лариса, — это Тетерин, мы когда-то вместе учились...

— Очень приятно. — Анна Гавриловна бросила на Тетерина отсутствующий взгляд и взяла Ларису за руку. — Пойдем!..

Дети чинно стояли на площадке перед зданием школы. Против каждой группы малышей тихо переговаривались провожающие.

Тетерин оказался рядом с Ларисой. Их детям выпало учиться вместе — в первом «А».

Он подмигнул Майке, потом повернулся к Ларисе, желая сказать ей что-нибудь вроде того, что все идет своим чередом и в жизнь вступает новое поколение, но это его желание вытеснила простая мысль: «Она увлечена своим мальчонкой, и ей не до меня».

Тетерин опять посмотрел на дочь, словно бы ища у нее сочувствия.

Подавшись вперед, Майка стояла с подружкой из второго подъезда, а позади, высоко подняв гладиолусы, замер Валерка — маленький тамбурмажор.

Директор школы — бородатый молодой человек — произнес речь, и в наступившей тишине громко и весело зазвенел звонок.

— Лариса, поздравляю тебя, — сказал Тетерин. — Ты слышишь?

— Слышу. Спасибо, — ответила она, не оборачиваясь, провожая глазами уходящих ребят.

А школьный звонок все звенел и звенел. Казалось, ему никогда не будет конца.