Мамы-мафия: крёстная мать [Керстин Гир] (fb2) читать онлайн

Керстин Гир Мамы-мафия: крёстная мать Роман

Раджкумари, Стелле2802, Хумер-Хайлигербергу, Катербэру, Киттекату12, Лолле из Берлина и особенно симпатичным читательницам из Вупперталя, Дармштадта, Гамбурга, Ганновера, Эттлингена, Хайгера, Ойскирхена, Баварии и ПК за диваном!

Вы даже не представляете, как много радости могут доставить пять звёзд!

Эта книга не – я подчёркиваю, не для рецензентки из Дюссельдорфа. Уйди и вырой себе яму!

«Если кому-то чего-то не хватает, это не должно удерживать его от того, чтобы наслаждаться всем остальным».

Джейн Остин

Неллин абсолютно тайный дневник

12 июня

Лара влюблена в Макса

Макс влюблён в меня

Я влюблена в Морица

Мориц влюблён в Лару

Может ли жизнь быть такой коварной?

Папа говорит, что он всё отдал бы за то, чтобы снова стать четырнадцатилетним. По его словам, в четырнадцать лет жизнь такая замечательная и несложная. Он что, с ума сошёл? То есть какую дерьмовую жизнь должен вести человек, чтобы в сорок пять пожелать себе ещё раз стать четырнадцатилетним???? Я спросила папу, что же он сделал не так, может быть, я смогу поучиться на его ошибках. Но он только глупо ухмыльнулся и спросил: «Их действительно зовут Макс и Мориц?». Ну да, в любом случае я не буду изучать юриспруденцию и водить вольво. А когда я выйду замуж и рожу детей, я не оставлю их через пару лет ради какой-то хипповой модели. И я не буду употреблять те противно пряные леденцы, которые он постоянно жрёт. Наверное, они размягчают мозг. Несложная жизнь, хаха, смешно слышать. Моё сердце тяжёлое, как пудинг. Безответная любовь – это, наверное, самое плохое, что может случиться с человеком, не считая зубной боли и запрета на телевизор.

P.S. Я немного влюблена и в Уилла Смита. В фильме «Правила съёма: метод Хитча» он такой сексуальный (на выходные три раза проверила с Ларой – да здравствует реклама!)

P.P.S. У нас в классе новый парень. Жаль, что мальчики с вытатуированными монстрами – совсем не мой тип.

1

Антон сказал, что сегодня вечером я прекрасно выгляжу. Он сказал это, паркуя ягуар задним ходом, одна рука на руле, другая на моём затылке. Ах, некоторые моменты жизни слишком хороши, чтобы быть правдой.

– Спасибо, – ответила я. Комплимент я действительно заслужила, своим внешним видом я занималась сегодня всё время после обеда: пилинг тела, бритьё ног, маска для волос, бигуди, маска от морщин для лица, лифтинг-лосьон для тела, крем для век, мерцающая пудра для тела – всё по полной программе. Потому что сегодня была Ночь с большой буквы – как назвала её моя подруга Анна.

Антон об этом не знал. Но его рука на моём затылке была хорошим началом.

Я улыбнулась ему, понадеявшись, что на моих зубах не налипли следы от помады, якобы годящейся для поцелуев.

– Ты тоже выглядишь неплохо.

Это было большим преуменьшением. Антон Альслебен не нуждался в ухищрениях вроде маски от морщин или мерцающей пудры, он был красив от природы. Ну да, возможно, не то чтобы красив, а очень, очень хорош собой. Такая классическая модель в чёрном костюме, с тёмными, коротко подстриженными волосами, выразительными чертами лица и яркими каре-зелёными глазами, всегда чисто выбрит и с ухоженными ногтями. Я спрашивала себя, делает ли он сам себе маникюр или посещает маникюршу. Он вполне мог и посещать, я бы не удивилась. Может быть, этим занималась его секретарша.

Антон обошёл автомобиль, открыл передо мной дверцу и подал мне руку, чтобы помочь выйти из машины. К этому я постепенно привыкла. В первый раз я выбралась из автомобиля одновременно с ним, и когда я внезапно увидела его рядом с собой, у меня вырвался громкий крик. Исключительно хорошие манеры Антона постоянно напоминали мне о том, что я выросла на крестьянском хуторе в Северной Фризии. Насколько я помнила, мой отец лишь однажды помог моей матери выйти из автомобиля, и это было тогда, когда её загипсованную ногу заклинило между двумя ящиками с однодневными цыплятами.

Когда Антон закрывал двери автомобиля, что-то сверкнуло – наверное, молния. Я глянула на небо. Летняя гроза? Только не это! Моё платье, если оно намокнет, наверняка станет прозрачным.

– Смотри, Констанца, – сказал Антон. – Вон тот тип точно папарацци. Ждёт знаменитостей. Я слышал, что в этом ресторане часто бывают Альфред Биолек, Тина Тэрнер и Фрауке Людовиг.

– Все вместе? – Снова что-то сверкнуло. Наверное, этот папарацци в ожидании Биолека, Тэрнер и Людовиг тратил время на фотографирование не таких известных гостей – например, нас. Он, очевидно, был новичком. По дороге к лестнице я незаметно проверила, не сбилось ли моё платье. Впервые в жизни я вышла на улицу без нижнего белья, и мне ни в коем случае не хотелось оказаться запечатлённой в какой-нибудь газете. Хотя моя подруга Мими заверила меня, что платье не собьётся и не задерётся, но оно было таким узким, что практически облепляло мои бёдра, поэтому я беспокоилась. Мои платья часто задирались, теряли пуговицы, приобретали пятна и вообще вели себя из рук вон плохо. Но это платье сидело великолепно. Наверное, потому, что оно было не моё, а одолженное у Мими. Хорошо воспитанное платье. Я заставила себя держать руки подальше от него и втянула живот.

– Никто так неэротичен, как женщина, которая постоянно поправляет на себе одежду, – утверждала Мими, и я хотела быть сегодня какой угодно, но только не неэротичной. В конце концов, это была Ночь с большой буквы.

На лестнице я попробовала немного покачать бёдрами. Но у меня лишь подвернулась нога на тончайшем каблуке, и я споткнулась. Это потому, что я была в своих собственных, плохо воспитанных туфлях. К сожалению, ни одна из моих подруг не носила размер 41,5.

Зато когда я споткнулась, ничего не сверкнуло.

Антон взял меня за руку и улыбнулся мне.

– Я голоден, а ты?

– Как волк, – ответила я.

– Мне нравится это в тебе, – сказал Антон. – Что ты так решительно берёшься за еду.

Опять комплимент – или что это было? Я с завтрака ничего не ела, потому что занималась уходом за собой, и я боялась набить себе живот.

Но эротично ли это?

Ресторан был очень изысканный, в нём всё сверкало от блестящей камчатной ткани и шлифованного хрусталя, все служащие выглядели, как пингвины, и на каждую смену блюд назначался свой собственный официант. Цены были, вероятно, так же велики, как порции малы, так что мне, похоже, не грозила опасность, что Мимино платье у меня на животе неэротично вздуется.

– Вы заказывали столик? – спросил нас благородный господин за благородной стойкой, листая благородный журнал.

Антон кивнул.

– Альслебен, – сказал он. – Столик на двоих.

Благородный господин провёл пальцем по строчкам.

– Альслебен… Альслебен… Герр доктор Рудольф Альслебен? Столик на четверых?

– Нет, – ответил Антон. – Это не я.

Палец продвинулся вниз.

– А, вот оно. Альслебен, столик на две персоны, у окна напротив камина. – Благородный господин кивком подозвал одного из пингвинов, чтобы тот отвёл нас к столу. – Господам столик номер пять.

– Я и не знала, что Альслебен – такое распространённое имя, – сказала я, стараясь не подвернуть ногу, втянуть живот и при этом плавно двигать бёдрами. Всё – вопрос координации. – И у другого Альслебена – тоже докторский титул. Забавно, да?

– Не совсем, – ответил Антон. – Рудольф Альслебен – мой отец.

– Вот как? – спросила я, и мои колени превратились в пудинг. – И он сегодня вечером тоже…?

– Да, вон там впереди, – сказал Антон. – Давай подойдём и быстро поздороваемся.

Давай пойдём и быстро убежим, хотела крикнуть я, но было уже поздно. Антон, ведя меня за руку, устремился прямо к столику номер семь. Две возрастные пары с бокалами шампанского в руках посмотрели на нас. На первый взгляд они подтверждали практически каждое клише, которое пришло мне в голову насчёт богатых, играющих в гольф, почти достигших пенсионного возраста супружеских пар (причём про гольф – это тоже клише): килограммы платины и бриллиантов – на шее, в ушах и на пальцах, – кольца-печатки у мужчин, великолепно сидящие пиджаки, загорелая кожа, в небольших складках у мужчин, удивительно гладкая у женщин. Женщины потратили на свою внешность намного больше времени и денег, чем я. Хотя они были старше меня по меньшей мере на двадцать пять лет, выглядели они старше самое большое лет на десять. У обеих можно было разглядеть в декольте структуру скелета, что указывало на многолетние ограничения в питании.

Мужчины выглядели на столько лет, сколько им было, и их костная структура была прикрыта поплотнее, чем это было необходимо, но тем не менее они из каждой своей поры излучали уверенность. Они с улыбкой поднялись.

– Какая неожиданность.

– Мир тесен.

– Приятно снова тебя видеть, сын.

Антон выпустил мою руку, чтобы пожать руки другим. Его мать получила два поцелуя в щёки, отец – хлопок по плечу. Он был похож на Антона – такие же каре-зелёные искрящиеся глаза, такие же густые волосы, даже такая же причёска, только белая, как снег. Но его нос был не таким аристократически тонким, как у сына, он был более мясистым и покрытым сеточкой красных сосудов. Я сразу же подумала об олене Рудольфе с красным носом.

Когда Антон со всеми поздоровался, их взгляды обратились ко мне. Я чувствовала себя как в рентгенкабинете и просто жаждала свинцового фартука.

– Разрешите представить, – Антон за локоть притянул меня к себе. – Констанца Бауэр, моя клиентка.

И вот я стояла перед ними, с фиолетовой сумочкой на плече и в подходящих к ней туфлях размера 41,5, в платье от Алайи, под которым абсолютно ничего не было.

– Ты будешь чувствовать себя так сексуально, как никогда в жизни, – заверила меня Мими.

– Потому что это Ночь с большой буквы, – добавила Анна.

Н-да.

Но стоило попытаться. Ни Мими, ни Анна не могли подозревать, что именно этим вечером Антон захочет представить меня своим родителям. Как свою клиентку!

С усилием подавив позыв застучать зубами, я пожала всем руки и пробормотала «Добрый вечер». Без белья было ужасно холодно.

Вторая супружеская пара звалась Айсвурст, то есть «мороженая колбаса», по крайней мере, я так в своём волнении поняла. Фон Айсвурст, не совсем аристократическое имя, зато такое, которое нетрудно запомнить. Люди любят, когда к ним обращаются по имени, тогда они чувствуют себя удостоенными внимания и важными, я это знала из моей учёбы на психолога. Кроме того, это вежливо.

– Рада познакомиться с вами, герр и фрау фон Айсвурст, – сказала я. – Герр Альслебен, фрау Альслебен.

С фрау Альслебен я уже была знакома. Есть широко распространённый феномен, который вы наверняка тоже знаете, его ещё называют «не повезло». Вы в магазине ругаетесь (совершенно вопреки своим привычкам) с женщиной, которая попыталась встать впереди вас, а на следующий день выясняется, что это учительница вашего сына. Или вы собираете всё своё мужество и говорите наглому типу в крутом БМВ, что он забрал у вас последнее женское место на стоянке, а через двадцать минут он приветствует вас как гинеколог, который должен удалить вашу миому. Точно так же получилось и у меня с матерью Антона: она обогнала меня на своём мерседесе, и я с ней поцапалась, не зная, что это мать мужчины, которого я по ночам вижу во сне. При каждой встрече я надеялась, что она забыла моё лицо, но мои надежды всякий раз оказывались напрасными.

– Антон вас представляет по поводу какого-нибудь штрафа? – сладко спросила она.

Если вы ещё раз меня обгоните, то возможно, подумала я, но ответила, стуча зубами:

– Нет, он улаживает мой развод.

– Непостижимо, – сказал Рудольф с красным носом. Судя по его взгляду, он совершенно точно знал, что на мне нет белья. Казалось, об этом знают все, даже официант. – Какой мужчина отпустит такую женщину, как вы?

Я не знала, что мне на это ответить. Какой мужчина отпустит такую женщину, как я? Точнее говоря, он не отпустил меня, а настоял на том, чтобы я ушла, забрав с собой детей и все общие воспоминания. На наше место в квартиру въехала довольно симпатичная фотомодель по имени Пэрис (произносится Пэррис) со светлыми волосами до бёдер и с ещё более длинными ногами, чем у меня.

– Старший прокурор Лорнец Вишневски, – ответил за меня Антон. Это прозвучало довольно злорадно.

– Ага, – хором ответили герр фон Айсвурст и отец Антона. Очевидно, они оба были как-то связаны с судом. Хотя об отце Антона я знала, что он не адвокат и не судья. Он был руководителем цветущего фармацевтического предприятия со многими сотнями сотрудников. Предприятие не случайно носило его имя: Альслебен Фармацевтик. Правда, с фирмой часто судились, и, возможно, отец Антона в одном из таких случаев и познакомился с Лоренцем. Или должен был познакомиться.

– Ну, с герром Вишневски, разумеется, стоило бы развестись, – заметил герр фон Айсвурст. – Как я слышал, он унаследовал состояние.

Ну, тут он был больше в курсе, чем я. Лоренц хотя и получил наследство от двух одиноких дядюшек, но, насколько я знала, оно состояло кучи из отвратительных картин и коллекции плюшевых мишек.

– Очень красивое платье, моя дорогая, – сказала фрау Айсвурст. – Не правда ли, Полли?

Мать Антона кивнула.

– Для тех, кто умеет такое носить, разумеется, – добавила она.

Я не могла поверить, что такая, как она, могла называться таким весёлым, симпатичным именем, как Полли. Это на голову разбивало мою теорию, что каждый человек носит то имя, которое ему подходит. Злобного ротвейлера не назовут «Милашка».

– Наш столик ждёт, – сказал Антон. – Было очень приятно вас всех увидеть. Хорошего вечера.

– И вам тоже, – ответил отец Антона, а герр фон Айсвурст многозначительно подмигнул Антону. Наверное, это означало: «Девочка не надела нижнего белья, парень, вечер может получиться очень удачным…»

Обе женщины улыбались. Я вежливо попрощалась:

– Как приятно было с вами познакомиться, герр и фрау Альслебен, до свиданья, герр и фрау фон Айсвурст, – и вместе с Антоном удалилась. Пингвин, который должен был отвести нас к нашему столику, всё это время терпеливо ждал.

Когда мы уже сидели на местах, за два столика от Антоновых родителей, я спросила первое, что пришло мне в голову:

– От какого имени сокращённое Полли?

– Аполлония, – ответил Антон.

Ну видите, всё же подходит.

– А этих людей зовут, кстати, Эрсверт, – заметил Антон. Он выглядел так, как будто он только усилиями подавляет улыбку. – Это старые друзья моих родителей, раньше я их звал тётушка Юлия и дядя Фред.

– Кого? – сбитая с толку, спросила я.

– Людей, которых ты называла Айсвурст, – пояснил Антон.

– Что? – Я покраснела. Как глупо! То есть кого могли звать так странно – Айсвурст? Причём с «фон». Я готова была надавать себе пощёчин за то, что я так часто повторила это имя. Но почему Антон не толкнул меня в ребро при самом первом разе?

Вообще – чего он так глупо улыбается?

– Извини, – сказала я. – На самом деле я хотела произвести хорошее впечатление, как твоя клиентка.

– Ты определённо произвела, – заметил Антон. По крайней мере сейчас он должен был сказать, что я для него более чем клиентка, но он этого не сделал. Наверное, его рука лишь по ошибке оказалась на моём затылке, потому что ему нужно было куда-то её девать. Я неуверенно открыла меню. До сих пор вечер протекал совершенно иначе, чем планировали для меня Мими и Анна. Если так пойдёт и дальше, то никогда не наступит тот момент, когда я соблазнительно закину ногу на ногу, загляну Антону в глаза и тихим голосом сообщу ему, что на мне нет белья. Как мне к этому перейти? «Кстати о мороженой колбасе, слышишь, у меня под платьем вообще ничего нет…»

Я не могла понять, как им удалось меня на это уговорить.

Это произошло только потому, что мои подруги не могли поверить, что между Антоном и мной ещё ничего не было. Они обе после обеда слонялись по моей спальне и помогали мне подготовиться к этому рандеву. То есть Мими помогала (она одолжила мне платье, серьги и косметику), а Анна заставляла меня нервничать, хотя я и без того была вся как на иголках.

– И у вас действительно ещё не было… – она смотрела на меня большими глазами.

Я покачала головой.

– Ни разу?..

– Ну да – почти, – сказала я.

Анна вздохнула.

– Но вы по крайней мере целовались, да?

– Я думала, ты об этом и спрашиваешь, – сбитая с толку, ответила я.

– Боже мой, – сказала Анна.

– Я тоже этого не понимаю, – заметила Мими. Она лежала на спине в моей кровати, ноги на подушке, и гладила себе живот. Она была на двенадцатой неделе беременности и непрерывно гладила себе живот. – За последние четыре недели вы выходили по крайней мере шесть раз.

– Пять, – поправила я. – Два раза ужинали, один раз в кино, один раз в театр.

– Это только четыре, – подытожила Анна. Она присела рядом с Мими на кровать и оперлась своими перепачканными в земле руками о белые простыни. Своё свободное время она проводила в основном в саду. Даже когда она бывала у меня, она постоянно выпалывала из клумб сорняки.

– На прошлые выходные мы вместе с детьми ходили в турпоход на Зибенгебирге, – объяснила я. – Но об этом мне не очень хочется вспоминать. – Дочка Антона Эмили не разговаривала ни с кем, кроме Антона, моя дочь Нелли непрерывно звонила по мобильнику и рассылала смс, а моего сына Юлиуса вырвало на красивый вид со смотровой площадки. К сожалению, между ним и красивым видом было заграждение из плексигласа.

– Но вы с Антоном держались по дороге за ручки? – с надеждой спросила Мими.

Я покачала головой.

– Это как сказать. Я держала за ручку Юлиуса, а Антон – Эмили. Это была довольно-таки неудачная поездка, и мы решили дать детям ещё немного времени, чтобы они привыкли к ситуации.

– Ну класс, – сказала Анна. – А я уж думала, что хоть у тебя волнующая любовная жизнь.

– Волнующая да, – заметила я.

Анна и Мими обменялись понимающими взглядами.

– Сколько тебе лет, Констанца? – спросила Мими.

– Тридцать пять, – ответила я, подавляя вздох.

– И когда у тебя в последний раз был секс?

– С мужчиной, – уточнила Анна. – Вибратор не в счёт.

Я слегка покраснела. Анна и Мими с лёгкостью жонглировали словами типа «вибратор», «феллатио» и «а терго», постоянно рассказывали об интимных вещах из своей жизни, о которых я вообще не хотела знать. В качестве ответной любезности они ожидали от меня ответов на вопросы типа «Ты получаешь оргазм в любой позе?» или «Как тебе больше нравится – с обрезанным или не с обрезанным?». Если я не отвечала, то они сразу считали, что я ущербна. Может быть, так оно и было. К примеру, я ни разу в жизни не держала в руках вибратор. Я знала эту вещь только по каталогам, в которых какие-то женщины держали его почему-то у плеча и при этом счастливо улыбались. Но если я расскажу об этом Анне и Мими, они подарят мне вибратор ко следующему дню рождения и будут постоянно спрашивать о нём.

– Подождите, это было… я думаю, что это было в октябре, – ответила я. – За день до того, как Лоренц захотел развода. Почему вы всё время задаёте такие дурацкие вопросы?

– Потому что у нас сейчас июнь, – ответила Мими. – Ни один человек не проживёт так долго без секса.

– Конечно, можно прожить и без него, – заметила Анна, вычищая грязь из-под ногтей. – Ну, в последний раз я спала с моим мужем, это было, дай подумать, н-да, это было, когда я забеременела.

– Ох! – Мими резко выпрямилась. – Почему ты нам об этом не сказала? Это чудесно!

Анна непонимающе посмотрела на неё.

– Что в этом чудесного?

– Беременность, – ответила Мими. – Я так рада!

– Какая беременность?

Мими нетерпеливо фыркнула.

– Ты только что сказала, что при последнем сексе ты забеременела!

– Да, Яспером, – сказала Анна. – Ну ты овца.

Я так захохотала, что моя маска от морщин кусками разлетелась по комнате, а Мими опять шлёпнулась на кровать. Яспер был лучшим другом Юлиуса, и осенью ему будет пять.

Мими бросила в Анну пудреницей.

– Ты на полном серьёзе утверждаешь, что твой муж и ты уже больше пяти лет живёте в воздержании?

– Ах, нет, – ответила Анна.

– А я думаю, да, – сказала Мими, которая – если верить её рассказам – ежедневно воплощала со своим мужем Ронни все позы камасутры от начала до конца.

– Только я живу воздержанно, моё муж употребляет своих секретарш.

Мы с Мими были равным образом шокированы, я из-за выбора выражений, а Мими из-за того, что муж Анны её обманывает. Я уже об этом знала. Муж Анны, хотя я его никогда не видела, был мне глубоко несимпатичен – по одним лишь Анниным рассказам. Он не только обманывал Анну, он вообще не участвовал в домашней работе. Он годами противился приобретению сушилки, однако ежегодно тратил огромные суммы на свои мотоциклы. И он был не особенно добр с детьми. По непонятной причине Анна тем не менее оставалась с ним. Ко всему прочему его звали Хансъюрген, даже без дефиса.

Анна успокаивающе улыбнулась Мими.

– У меня всё хорошо, – заверила она. – Ты не представляешь, как много женщин замужем за ещё худшими экземплярами. Я это вижу ежедневно на работе. – Анна была акушеркой. Мне нравились истории, которые она рассказывала о беременных и разродившихся пациентках. Больше всего я любила её рассказы о домашних родах, при которых могла присутствовать вся семья, включая свёкра со свекровью и домашних животных. Во время родов горели ароматические свечи и распевалось «We shall overcome». – Вы с Ронни оба большое исключение. У меня всякий раз наворачиваются слёзы на глаза, когда я на вас смотрю. Настоящая любовь. Вы вернули мне веру в неё. Вы, «Титаник» и Розамунда Пилчер.

Мими сглотнула.

– Ты сказала секретарши? Многие?

– Да, но не все сразу. Он меняет их каждые два месяца.

– Он что – помешан на сексе, или что?

Анна пожала плечами.

– Нет, он просто задница, – сказала она. – Он говорит, что это я во всём виновата. Мужчины ходят налево только тогда, когда им чего-то не хватает, и Хансъюрген говорит, что мне не хватает настоящей женственности и сердечной теплоты. Возможно, он даже прав. Я остаюсь с ним только из-за брачного договора. В случае развода мы с детьми должны покинуть дом, и с моей зарплатой я могу себе позволить только квартиру, без сада. Я не могу так поступить с детьми.

Я снова запрезирала Хансъюргена от всего сердца. Наверное, он был маленький, толстый и с запахом изо рта.

– Такие истории очень на меня влияют, – сказала Мими. – Собственно говоря, многие мужчины должны быть найдены мёртвыми со сковородой на голове. Я только надеюсь, что Нина-Луиза никогда не попадёт на такого дерьмового типа. – Нина-Луиза – это было имя, которое должен был носить ребёнок Мими, когда он родится, уже после рождества. Мими назвала ребёнка Нина-Луиза в тот самый момент, когда она увидела две розовые полоски на своём тесте беременности. Иногда мы с Анной в шутку называли эмбрион Хайнц-Петер, потому что пол ребёнка был ещё не известен, но Мими из-за этого злилась. Нина-Луиза и жизнь Нины-Луизы стояли у неё практически перед глазами, и судя по тому, что мы знали, это должна была быть чудесная жизнь.

– Мы пошлём Нину-Луизу на курсы самозащиты для девочек, как только она станет на ноги, – энергично сказала я. Я была крёстной матерью Нины-Луизы и поэтому имела право участвовать в обсуждениях. – Мы, мафия матерей, продемонстрируем ей, что сковородку можно использовать не только для готовки.

В нашем посёлке был один очень элитарный клуб, именующийся «Обществом матерей», и его матери были для посёлка «Насекомые» примерно тем же, чем были для Валнут Гроув из «Нашей маленькой фермы» женщины семьи Ольсон. Поэтому Анна, Мими, моя ненормальная подруга Труди и я основали его творческую противоположность, «Мамы-мафию», с которой было, правда, непонятно, для чего мы её организовали, зато было ясно, что с тех пор, как она существовала, я значительно лучше себя чувствовала. Наш девиз был так же прост, как девиз мушкетёров: «Одна за всех, и все за одну».

– Но я не хочу, чтобы она выросла с мыслью, что мужчины свиньи, – сказала Мими.

– Но мужчины таки… – начала Анна.

– Я тоже этого не хочу, – быстро сказала я. – Поэтому мы будем дополнительно питать её романами Джейн Остин и видео «Титаника», чтобы она могла отличать сковородных мужчин от хороших – и ты не забывай, что её собственный папа будет для неё наилучшим примером!

– Мы не должны уходить от темы, – сказала Анна. – Разговоры о Нине-Луизе я нахожу очень интересными, – на этом месте она закатила глаза, – но мы говорили о Констанце и Антоне. Констанца, послушай: только потому, что у меня такая паршивая сексуальная жизнь, ты не должна мне подражать. Тем более что вы с Антоном познакомились совсем недавно и должны сейчас ужасно интересоваться друг другом.

– Это верно. У вас так дальше продолжаться не может, – сказала Мими. – Даже слепому видно, что вы с Антоном созданы друг для друга. В конце концов, я должна это знать, ведь я вас, собственно, и свела! И я этого не понимаю: обычно он не такой вялый. – Бросив на меня косой взгляд, она быстро добавила: – То есть я не хочу сказать, что он бегает по местности и хватает всё, что движется, но он не живёт монахом.

– Наверное, Констанца посылает неверные сигналы, – предположила Анна.

– Я не посылаю никаких сигналов, – ответила я с достоинством. – Я в этом отношении старомодна. Я считаю, что первый шаг должен сделать мужчина.

– Нет, – решительно сказала Анна. – Нет, если тебе тридцать пять и ты мать-одиночка.

– Ты хочешь сказать, что я должна быть рада, если я… – начала я довольно-таки агрессивно, но Мими перебила меня:

– Я тоже считаю, что первый шаг должен сделать мужчина, – сказала она.

– Ба, – ответила Анна.

– Антон сделает первый шаг, – заверила Мими. – Если Констанца будет посылать правильные сигналы.

– Видишь! – сказала мне Анна.

– И как я должна это делать? Я ни в коем случае не буду водить языком по губам или двусмысленно посасывать коктейльную вишенку.

– Очень просто: ты не наденешь нижнее бельё, – торжественно сказала Анна.

– Ах да! – вскричала Мими. – Как Шарон Стоун в «Основном инстинкте».

– Я не думаю, что Антон собирается меня арестовывать, – сказала я. – Я не гожусь на такие дурацкие ролевые игры.

Мими и Анна вздохнули.

– Речь идёт только об ощущении, – сказала Анна. – Всё очень просто: без нижнего белья ты гарантированно пошлёшь ему правильные сигналы, хочешь ты того или нет.

– Ты совсем не должна что-то делать, должна лишь соблазнительно закинуть ногу на ногу, – восторженно пробормотала Мими. – И он тут же откажется от своей ненормальной сдержанности!

– Ну, у Шарон Стоун был её вращающийся стул, – заметила я. – В ресторане такого нет. – И, кроме того, перед стулом находился стол со скатертью. Мне что, передвинуть дурацкий стул в проход, чтобы я могла соблазнительно закинуть ногу за ногу? Все на меня уставятся, включая родителей Антона и Айсвурстов.

– Речь идёт о принципе, – сказала Анна, а Мими добавила:

– Антон может этого не видеть, будет достаточно, если он об этом узнает!

Как я уже говорила, мне не надо было на это соглашаться. Но сейчас было поздно. Я без нижнего белья сидела в этом ресторане и…

Чем это так странно пахнет?

– Констанца! – Антон вырвал у меня из рук меню.

– Что, чёрт побе… – Вот дерьмо! Я держала чёртово меню слишком близко от свечи. На тиснёной золотом коже появился выжженный чёрный крест. Я огляделась, но, казалось, ни посетители, ни пингвины ничего не заметили. Только Антон, который вопросительно смотрел на меня.

– Я задумалась о чём-то другом, – сказала я с неприятным ощущением. Мне надо будет за это заплатить?

Антон улыбнулся мне.

– О чём же?

– О Мими, – ответила я, что частично соответствовало правде. – Она так радуется Ни… будущему ребёнку.

– Да, Ронни тоже. Так приятно видеть, как они оба счастливы. Я только надеюсь, что они будут счастливы и тогда, когда им придётся обходиться тремя часами сна в день, а колики вместо трёх месяцев продлятся год… – Антон вздохнул, очевидно вспомнив младенчество собственных детей. – Это очень напряжённое время, даже для брака. – Брак Антона не пережил младенчества второго ребёнка.

– Я не могу представить, что у Ни… что у Миминого ребёнка будут колики, – заметила я. – Могу поспорить, что она будет спать всю ночь.

– Это маловероятно, – сказал Антон. – Я помню, когда родилась Молли, слово «сон» вдруг приобрело совершенно иной смысл. Впервые в моей жизни мне стало ясно, что сон действительно важен для выживания. И потом эта ответственность, которая просто давит на шею. Даже когда Молли спала, я всё время вставал, чтобы посмотреть, дышит ли она. Я серьёзно спрашивал себя, как люди решаются на второго или даже на третьего ребёнка.

Как можно было назвать ребёнка «Молли»? Маленького бегемотика – да, но не ребёнка! Наверное, это имя было штрафом за трёхмесячные колики. Вначале Молли звалась Изабелла или Летиция, но после трёхмесячного рёва родители решили переименовать её. «Ну, Изабелла, хватит! С этого момента тебя зовут Молли. Это случается с детьми, которые плохо себя ведут, запомни это!». Наверное, Молли после этого вошла в рамки, иначе бы её сейчас звали Вальтрауд.

Или наоборот. Ребёнок был так возмущён своим именем, что он мстил коликами.

– Ну да, через год мы привыкли, – продолжал Антон. – Одна-две ночи с пятичасовым сном, и снова чувствуешь себя готовым противостоять всем вызовам. – Он сделал паузу. – Верно, Констанца?

Я поняла, что я уже давно не участвую в разговоре. Антону, наверное, это показалось странным. Я тоже не знала, что такое со мной сегодня, меня всё время что-то отвлекало. Вместо того чтобы флиртовать с Антоном и посылать сигналы, я думала о каких-то дурацких вещах. Наверное, потому что на мне не было нижнего белья. Я к этому просто не привыкла. При этом я действительно, действительно хотела произвести на Антона хорошее впечатление.

– Я не могу сказать, что я всякий раз хочу ещё одного ребёнка, когда я высыпаюсь, – торопливо ответила я. – В этом случае у меня бы уже было примерно пятнадцать детей, которые спали бы на многоэтажных кроватях, один над другим. Кёльнский транспорт предоставил бы нам отдельный автобус, чтобы я возила детей в школу. Денег на детей я бы получала примерно столько же, сколько потянет внутренний валовой продукт какой-нибудь развивающейся страны. И мои груди свисали бы до самых колен, а зубов у меня осталось бы только семнадцать, потому что каждая беременность стоит зуба.

Антон смотрел как-то странно.

– В самом деле?

– Ну да, так утверждают. Но не беспокойся, у меня пока все на месте. Зубы, я имею ввиду. – Почему, стоит мне открыть рот, как я начинаю нести всякую чушь? Моя глупая болтовня о висящих грудях и беременностях была какой угодно, только не эротичной! Чтобы понять это, мне не надо было учить психологию.

По счастью, у нашего столика появился пингвин и спросил, сделали ли мы выбор.

Антон выбрал для себя блюдо дня со спаржей, а для нас обоих – бутылку сухого рислинга 2003 года.

– Если ты согласна, – сказал он.

– Да, разумеется, – ответила я. Сухой рислинг 2003 года звучал прекрасно. Хотя я бы охотнее выпила чего-нибудь покрепче, бутылочку абсента, например. Что касается еды, я решила придерживаться строгих указаний Мими и Анны: никакого салата, из-за него начнёт вздуваться живот, никакого сливочного соуса, который утомляет, ничего с чесноком или луком из-за запаха изо рта, лучше всего рыбу с тушёными овощами, а в туалете пожуёшь какое-нибудь освежающее драже, а ещё лучше почисти себе зубы и не забудь подправить макияж… – моя лиловая сумочка была забита под завязку. Я подумала, а не отправиться ли мне сейчас в туалет, чтобы позвонить Мими и спросить, как должна дальше проходить Ночь с большой буквы.

Окей, сообщение в штаб мафии матерей: до сих пор вечер протекал не особенно успешно. Он представил меня родителям как свою клиентку, я назвала тётушку Юлию и дядю Фреда Айсвурстами, подпалила меню и всё время несла какую-то чушь – что мне делать дальше?

Что? Немедленно прекратить миссию, я повторяю – прекратить миссию.

Мими вызвалась посидеть сегодня вечером с моими детьми как бэбиситтер. Собственно говоря, я могла их оставить одних, ведь Нелли уже было четырнадцать, а Юлиус спал в основном как сурок, но мало ли что. Нелли в последнее время была прямо-таки помешана на свечах, каждый вечер она зажигала кучу свечей, ставила компакт-диск и мечтательно смотрела в потолок. По крайней мере, она так делала, когда я заходила в комнату. А я заходила довольно часто – слишком часто, на взгляд Нелли, – поскольку я боялась, что что-нибудь в её комнате может загореться и сгорит весь дом, пока Нелли мечтает о Максе. Во всяком случае, я надеялась, что она мечтает о Максе, а не об учителе математики или каком-нибудь нюхающем кокаин двенадцатикласснике. Но с четырнадцатилетними девочками никогда нельзя знать наверняка. Во всяком случае, я не могла её оставить одну с четырёхлетним братом, кучей свечей и спичками. Мими была со мной согласна. Она пообещала мне с помощью ДВД отвлечь Нелли от её пироманских активностей, как только Юлиус заснёт. «Реальная любовь» должна Нелли понравиться. А Мимин муж Ронни в это время установит по всему дому пожарные извещатели. Пожарные извещатели были в настоящее время на скидке в Роннином строймаркете. Мими и Ронни были самыми услужливыми, готовыми помочь людьми, которых я только знала, я уже об этом говорила? Собственно говоря, у них между лопатками должны были расти крылья.

– Я вернусь самое позднее в одиннадцать часов, – сказала я, по привычке забывая, что сегодня Ночь с большой буквы. Первая ночь, когда я оставлю своих детей одних. Поскольку Мими и Анна были едины во мнении, что на классический вопрос «К тебе или ко мне?» я должна ответить «К тебе».

– Эмили переночует у подружки, – объявила, сияя, Мими. Эмили была шестилетняя дочка Антона, которую он воспитывал после развода. Старшая дочь, Молли, жила с его бывшей женой в Лондоне. – Я выяснила это совершенно точно. У Антона вам абсолютно никто не помешает. Вы даже можете уютно утром позавтракать. Мы с Ронни устроимся спать на твоём диване и присмотрим за детьми.

– Но я же не могу… – начала я. – Что подумают дети, если меня завтра утром не будет дома, когда они проснутся?

– А что подумают дети, если Антон завтра утром с голым торсом прокрадётся из ванной? – возразила Анна.

Я с отчаянием поглядела на неё. Как будто Антон когда-нибудь с голым торсом прокрадывался из моей ванной.

– Антон не крадётся, – сказала Мими. – Но Анна права: для вашей первой ночи будет намного проще, если бы тебе не надо будет думать о детях, верно?

Я всё ещё представляла себе Антона с голым торсом. Растут ли у него волосы на груди? Н-да, я до сих пор не видела этого человека без галстука. У меня сжался желудок.

– Я не хочу сказать, что твои дети с этим не справятся, – продолжала Анна. – Но не будет ли лучше, если тебе не придётся всё время бояться, что они могут что-то услышать?

– Кроме того, твоя спальня выглядит хаотично, – добавила Мими. Она показала на полуоборванные обои, которые украшали стены комнаты ещё при моей покойной свекрови. Бывшей свекрови. В прежние времена этот дом принадлежал ей, и по моей спальне это до сих пор было видно. Здесь царила исключительно неэротичная, свекровья атмосфера. – До вечера тебе вряд ли удастся сделать тут ремонт, верно? И надо поменять бельё на кровати, Анна наоставляла тут пятен.

Аргумент был убедительный. Анна виновато посмотрела на свои перепачканные в земле руки.

– Но… – тем не менее возразила я.

Мими меня перебила.

– Если ты беспокоишься по поводу того, кто перестилает постель Антону, то у него есть домработница, которая меняет бельё каждую пятницу. И поверь, у Антона настолько всё убрано, что он в любую минуту может привести домой женщину. Насколько я знаю, у него в спальне такое замечательное приглушённое освещение, которое прекрасно оттеняет кожу.

Откуда она это знает? Может быть, Антон рассказывает об этом Ронни и Мими? «Вы знаете, я заказал в спальню приглушённое освещение, в котором даже целлюлит выглядит безобидно. А женщины – на годы моложе…».

– Но… – сказала я опять.

Мими опять меня перебила.

– И мы с Ронни с удовольствием присмотрим за детьми, мы же живём рядом, и не беспокойся, нам это не тяжело, мы считаем, что для разнообразия это будет здорово!

– И хватит говорить «Но», – строго сказала Анна. – Сегодня ведь Ночь с большой буквы.

– Вот именно, – сияя, откликнулась Мими. – А завтра наступит день, когда мы официально объявим, что ждём Нину-Луизу.

Анна бросила на меня короткий взгляд. Я пожала плечами.

– Кому объявите? Я просто интересуюсь, – сказала Анна Мими. – Вы объявили, что ждёте Нину-Луизу, когда эмбрион ещё состоял из двух клеток.

– Да, неофициально, – сказала Мими, сияя ещё больше. – Но завтра кончаются двенадцать первых недель, и мы объявим об этом официально.

– Не могу себе представить, что ещё кто-то не знает об этой новости, – осторожно сказала я. У Мими был не только бросающийся в глаза синдром поглаживания живота, она ещё закупила полный гардероб для Нины-Луизы, включая размер 74. Она постоянно вертела в руках какие-нибудь ползунки, чепчики и пинетки. В будущей детской уже свисала с потолка голубая колыбелька.

– Разумеется! – ответила Мими. – Мы до сих пор держали это в тайне, потому что в первые двенадцать недель… что-то может пойти не так.

– Держали в тайне? – повторила Анна. – Мими, ты рассказывала о своей беременности каждому встречному-поперечному в супермаркете, а Ронни на работе показывал коллегам снимки с УЗИ. И вы четыре недели назад записались на октябрь на курсы подготовки к родам, и…

– Возможно, я и рассказала об этом паре человек, – согласилась Мими. – Но не официально!

– Да, завтра все здорово удивятся! – улыбаясь, заметила я.

– Да, моя свекровь просто упадёт, – ответила Мими.

– Пусть даже она неофициально уже в курсе, – сказала Анна.

– Нет! Ни словечка! – заверила Мими. – Я пригрозила Ронни тем, что брошу его, если он скажет матери или сёстрам хоть что-нибудь о Нине-Луизе.

– То есть ты рассказала об этом жуку и жабе, только семье твоего мужа нет?

– Я хотела подождать, чтобы быть полностью уверенной, – объяснила Мими. – Моя свекровь – жуткая старая драконша, которая воображает о себе неизвестно что, потому что она родила пятерых детей. При этом она просто была слишком глупа, чтобы предохраняться. После моего выкидыша она посоветовала Ронни найти себе другую женщину. Мой таз не годится для родов, сказала она. Я её ненавижу. Ну да, я её ненавидела – теперь уже нет. В конце концов, мне бы хотелось, чтобы у Нины-Луизы были хорошие отношения с бабушкой и дедушкой.

– Разумеется, – ответила Анна. – Мы все этого хотим.

– Констанца? – Это был Антон.

Вот дерьмо! Что, опять горит меню? Нет, слава Богу. Но мне надо действительно сосредоточиться. Пингвин тоже смотрит как-то странно. Наверное, я расслаблюсь, если я что-нибудь выпью. Коктейль с шампанским звучит очень привлекательно. Жалко, что его подают в таких маленьких бокалах. Мне нужна целая ванна.

Официант откашлялся.

– Я возьму спаржу в соусе со сморчками, – быстро сказала я. – И минеральную воду. Без газа. И ванну шампанского коктейля. Э-э-э… бокал, я хотела сказать.

Когда пингвин удалился, Антон перегнулся ко мне через стол и взял меня за руку:

– Всё в порядке, Констанца? У тебя сегодня какой-то… отсутствующий вид.

В следующий момент я снова была здесь, сконцентрированная и сосредоточенная. Глаза у Антона были такими прекрасными, что я думала об этом всякий раз, когда я в них смотрела. Каре-зелёные, с крохотными золотыми искорками. Собственно говоря, мне не нравились мужчины с карими глазами, они всегда напоминали мне кокер-спаниеля. Но у Антона были не собачьи глаза, они были у него узкие, миндалевидные и обрамлённые короткими густыми ресницами. Это были очень умные глаза.

– Да, нет, возможно, – сказала я. Его рука поверх моей придала мне мужества. – Я только немного взволнована.

Антон улыбнулся.

– Не из-за меня ли? – У него была прекрасная улыбка, я думала об этом всякий раз, когда он улыбался. Дело было не только в великолепных зубах, дело было в морщинках, которые образовывались в уголке его рта, и в том, как улыбались при этом его глаза. Это была самая эротичная улыбка, которую только можно себе представить. Особенно сейчас.

– Да, – сказала я, понизив голос. – И нет. Собственно говоря, это из-за моего нижнего белья.

– Ты взволнована из-за своего нижнего белья? – повторил Антон.

Я кивнула. Честно говоря, на сей раз я хотела говорить с Антоном на какие-нибудь глубокие темы, я хотела этого, собственно, всякий раз, когда мы встречались. Но каждый раз это как-то не получалось. При этом я на самом деле не была такой рассеянной и поверхностной, как должен был думать Антон, напротив! Я была те самые тихие воды, которые – как там в поговорке? Во всяком случае, я была человеком с тягой к глубокому, и было бы хорошо, если бы Антон получил возможность это заметить.

– Ты постепенно заражаешь меня своим волнением, – сказал он. В его глазах плясали огоньки свечей. – И что такое с твоим нижним бельём, хм?

– Оно… моё бельё осталось дома, – сказала я, стараясь выдержать его взгляд.

Его глаза вдруг заметно сузились.

– По ошибке?

Я покачала головой.

– Совершенно намеренно, – прошептала я. Какое-то время Антон молчал. Потом он спросил:

– К тебе или ко мне?

Я почувствовала, что на моём лице без моего участия расплывается широкая улыбка. Одновременно участился пульс. О Боже! Мы и в самом деле этим займёмся!

– К тебе, – ответила я. – У тебя вроде бы классное приглушённое освещение. – Хотя оно мне сегодня абсолютно не понадобится: у меня нет некрасивых мест, которые надо прятать. Это преимущество хождения без нижнего белья.

– А Эмили ночует сегодня у подруги, – сказал Антон. – Знаешь что? Я внезапно понял, что не голоден.

– Я тоже, – ответила я. Это, конечно, была ложь. Официант принёс напитки.

– Нам очень жаль, но у нас изменились обстоятельства, – сказал ему Антон, вытаскивая портмоне из пиджака. – Срочная необходимость. Мы должны сейчас уйти.

Официант на нас не разозлился и даже не удивился. Правда, когда я влила в себя коктейль и встала, он посмотрел на меня с каким-то особым выражением. Как будто он совершенно точно знал, о какой срочной необходимости говорил Антон. Всё равно. Мне предстояла Ночь с большой буквы. О ней я мечтала месяцами. Я попыталась спокойно и равномерно дышать. Не то чтобы я боялась – наоборот, я действительно этого хотела, да ещё как хотела, просто… ну хорошо, я боялась! Пятнадцать лет я спала с одним-единственным мужчиной, а перед тем у меня был единственный жалкий опыт. Секс с Лоренцем был, прямо скажем, не особенно разнообразным. Пятнадцать лет в позе миссионера – Мими и Анна были в ужасе, когда они однажды вечером вытащили из меня эту информацию. Антон, напротив, был своего рода сексуальным богом, если верить Мими. Хотя она сама это не испробовала, но зато она хорошо знала его бывшую жену и различных бывших возлюбленных, и все они были едины во мнении о качествах Антона в постели (насколько это вообще происходило в постели). Боже, что он подумает, когда он поймёт, что я практически ничего не знаю? Если он захочет, чтобы я делала что-то, о чём я вообще не имела представления? Или если он будет применять понятия, о которых я никогда не слышала? Мне, наверное, надо было купить книжку на эту тему. «Секс для начинающих» или «Сотня разнообразных приёмов, которыми вы сведёте его с ума», тогда я, возможно, могла бы выкрутиться.

– Антон? – сказала я. – Есть что-то, что я должна тебе сказать…

Антон и официант поглядели на меня с одинаковым любопытством. Официант мне всё больше не нравился. Он получил от Антона пару хрустящих купюр и обстоятельно сложил их в кожаную папочку. Разве он не видел, что он мешает? Я посмотрела на него и замолчала. Я молчала до тех пор, пока он не исчез – причём не без упрекающего вздоха.

– Что ты должна мне сказать? – спросил Антон и поднялся.

– Я… э-э-э… ну, я не знаю никаких ста хитроумных приёмов, – прошептала я, а он взял меня за локоть и повёл между столами в направлении выхода. – Я имею ввиду, в постели. Или где бы то ни было. Я, честно говоря, вообще ни одного не знаю. И предметную терминологию, ну, тут у меня тоже большие пробелы.

Я напряжённо посмотрела ему в лицо. Его выражение было истолковать нелегко. На подбородке напрягся мускул, в остальном его лицо было неподвижно.

– Мне очень жаль, – прошептала я.

– Ничего, – сказал Антон, слегка улыбаясь. – Я думаю, что я знаю достаточно трюков для нас обоих. А что касается терминологии, – он улыбнулся шире, – просто спроси, если чего-то не поймёшь. – И тут он засмеялся. Громко прыснул.

Я наморщила лоб. Он что, надо мной смеётся? Ну и ладно!

– С нетерпением жду твоих трюков, – сказала я.

В этот момент случилось что-то странное. Между Антоном и мной чётко прозвучал туалетный смыв, причём так громко, что весь ресторан повернулся к нам, хотя мы были уже почти у выхода. По неясным причинам я подумала о своего рода трансцедентном феномене и остановилась, как пригвождённая. Пингвин у пульта рядом с выходом строго посмотрел на меня. Неужели он не видел, что здесь происходит что-то странное и загадочное? Снова звук туалетного смыва. По моим рукам поползли мурашки.

Что хочет мне сказать этот трансцедентный шум? Что-то утекло… ручей, бегущий вниз… э-э-э… я должна что-то выбросить за борт… смыть свои принципы… э-э-э… мне предстоит визит в туалет…

Антон, по-прежнему смеясь, энергично потащил меня дальше, он почти вытолкал меня за дверь.

– Разве ты этого не слышишь? – взволнованно спросила я, когда мы уже были за дверью.

– На самом деле, бу-га-га, – прыснул Антон. Это прозвучало, как будто кто-то щекочет бегемота. – Я думаю, бу-га-га, что это твоя сумочка.

Моя сумочка? Почему моя сумочка должна издавать звук туалетного смыва? Это была сумочка от Луи Виттона, в ней лежало два килограмма косметики, щётка для волос, зубная щетка, две упаковки освежающего драже, презервативы, мой мобильник… мобильник! Вот оно что! Нелли должна была поставить его на вибрацию. Вместо этого она закачала мне новый рингтон, маленькая наглая бестия. Именно что безвкусный смыв унитаза! Наверное, она посчитала это смешным.

– Это точно Нелли, – прошипела я, выуживая проклятый мобильник из кучи помад и коробочек. – Хочет меня опозорить! Я её… я её… – Ну вот он, наконец. – Алло?

– Это я, – сказала Мими на том конце провода. Я едва её узнала, её голос звучал совсем не так, как обычно.

– Что-то с детьми? – в шоке спросила я.

– Нет, – ответила Мими. – С Ниной-Луизой. У меня идёт кровь.

О Боже! Пожалуйста, нет!

– Послушай, Мими. Это ничего не значит. Я сейчас приеду. Ляг и подними ноги. Ронни с тобой? Ты позвонила Анне? Иногда немного идёт кровь, но это ничего страшного…

– У меня крови не немного, – ответила Мими. – У меня крови столько, словно меня прокололи. Твоя ванна выглядит так, как будто там был Чарльз Мэнсон.

– Нет, не может… Где Ронни?

– Он здесь. Он сейчас отвезёт меня в больницу. Но уже и так поздно.

– Нет, может быть, нет… Мы приедем так быстро, как только сможем, – сказала я и положила трубку. Антон прекратил смеяться и вопросительно посмотрел на меня.

– Мими теряет ребёнка, – сказала я и расплакалась.

Общество матерей посёлка «Насекомые»

Добро пожаловать на домашнюю страницу Общества матерей. Работающие женщины или «всего лишь» домохозяйки, здесь мы обмениваемся опытом о беременности и родах, воспитанию, браке, домашнем хозяйстве и хобби и с любовью поддерживаем друг друга.

Доступ на форум – только для членов.

14 июня

Всем мамам. Печальнейшая новость дня. Это будет снова мальчик. Мой гинеколог уверен на 98 процентов, и я сама совершенно чётко видела маленький отросток. Я ревела сегодня весь день. Конечно, я ничего не имею против мальчиков, однако я очень надеялась на маленькую сестричку для Тимми, несмотря на неблагоприятные прогнозы. Но мои молитвы не были услышаны! Итак, мне надо снова как можно скорее забеременеть, постепенно это становится действительно обременительным. И если оно снова не удастся? Я знаю женщину с пятью мальчиками, которая сказала, что она прекратила бы уже на втором ребёнке, если бы это была девочка. Что за кошмар, верно? Четырежды напрасно беременная! Мой муж очень мило меня утешал и говорил, что я могу купить себе супер-классные Джимми Чу, которые я недавно примеряла, но, во-первых, это не то же самое, что одинаковая одежда для матери и дочки, о которой я мечтала, и, кроме того, туфли выглядят дерьмово, когда у тебя отекли лодыжки! Моя свекровь сказала, что мне не стоит устраивать такой шум, в послевоенное время женщины вынашивали детей среди руин и были благодарны за каждую каплю молока, бла-бла-бла, но мой гинеколог считает, что я спокойно могу выплеснуть своё недовольство. Я не обязана выслушивать дурацкие фразы типа «Главное, чтобы он был здоров!»

Мама – (печальный) круглый животик Эллен

P.S. Мой гинеколог считает, что когда я достаточно нагорююсь, я смогу наслаждаться оставшейся частью беременности и даже радоваться будущему ребёнку. Как вам нравится имя Джимми? В честь Джимми Чу – и, кроме того, это рифмуется с Тимми. Тимми и Джимми, в похожих одеждах, рука об руку – супер-милая картинка, верно? Надеюсь, что он будет кудрявый!

14 июня

Дорогая Эллен, я никогда не пойму, почему ты так зафиксирована на девочках. Из моего опыта трёх-с-половиной-кратной матери двух девочек и одного мальчика (и ещё половинки мальчика, будем надеяться!) я могу сказать только одно: от мальчишек намного меньше неприятностей. Девочки в период полового созревания – это вообще ад кромешный (С). Я три раза перекрещусь, когда Лаура-Кристин после летних каникул наконец окажется в интернате, и только Флавия будет блокировать ванную комнату. Невероятно, какими тщеславными могут быть шестилетки. Флавия боится больше всего, что она унаследует прыщи Лауры-Кристин, чего мы все, конечно, тоже не желаем. Хватит и одного полевого цветочка в семье. Представьте себе, Лаура-Кристин вырезала имя Макс на спинке своей кровати и заключила его в сердечко; она убьёт меня, если она узнает, что я вам это выдала. Иногда мне очень сложно её понять, но это потому, что я в её возрасте была совершенно другой. И, конечно, не такой жирной. Я бы очень хотела ей помочь, но как можно мотивировать на похудание упрямую четырнадцатилетку? Я сказала ей, что упомянутый Макс, наверное, был бы не таким недосягаемым, если бы она начала заниматься спортом. Но она в ответ только разревелась и начала кричать: «Ты ужасная, мама!». Девочки! Для них нужны действительно крепкие нервы!

Мои анализы я получу в пятницу, и вы можете пожелать мне, чтобы это опять был мальчик. Если нет, то мы сможем поменяться, Эллен.

На наш пятничный семинар «Массаж ног для стимуляции эмбриона под звуки, издаваемые горбатым китом» Труди Бекер приглашаются также и небеременные члены Общества матерей. Пожалуйста, приносите одеяла.

Фрауке

14 июня

Я хорошо тебя понимаю, Эллен, мне всегда хотелось иметь только дочерей, и я, по счастью, родила двух (без прыщей!) мышек. Мои сердечные соболезнования.

Я опять в стрессе из-за учёбы на Боденском озере с понедельника по среду – и всё ещё не нашла новую няню! Фрау Поршке ни за что не хочет перенести свой переезд, хотя мы ей предложили отправить её на поезде за наш счёт. Женщина работала у нас шесть лет, мы обращались с ней, как с членом семьи, принимали все её недостатки (не такие уж малочисленные!), а также и тот факт, что она, собственно, слишком стара для этой работы (как часто она мне говорила, что она не может драить ванную, потому что у неё опять ишиас? И у какой няни есть своя собственная полка в доме её хозяев, где она может хранить свои препараты и кофе без кофеина??) И чем она нас отблагодарила? Она упрямо и эгоистично настаивает на том, что она должна присутствовать при переезде. По сути, мы можем радоваться, что мы наконец от неё отделались. В семинаре по поводу эмбриона и горбатого кита я, разумеется, участвовать не буду. У меня нет ни времени, ни эмбриона, ни хорошего мнения о Труди Бекер. Этот раздутый эзотерический хлам не для меня, как для мыслящего человека. И я только помешаю, если мне всё время будет хотеться смеяться, потому что фрау Бекер сама выглядит как горбатый кит, верно?

Сабина

14 июня

Именно для тебя как для мыслящего человека семинар у Труди был бы очень важен, мама Сабина, после таких курсов многое видится не таким сложным. Труди Бекер не толстая, а просто немного пухленькая, и какое отношение имеет вес к её способности вести семинары?

Мама Гитти

P.S. Твоя Лаура-Кристин не такая уж полная, Фрауке. У неё просто более округлые формы, чем у тебя. Многие мужчины считают пышных женщин очень привлекательными.

14 июня

Прости, Гитти, я не хотела тебя обидеть своим замечанием насчёт избыточного веса, разумеется, никто не имеет ничего против толстяков. И, конечно, есть большое количество толстых людей, которые компетентны в своей работе (кроме, видимо, диетологов ).

Сабина

14 июня

Если вы и дальше собираетесь бегать, вы должны обязательно вооружиться! Серьёзно: две бойцовые собаки наших новых соседей в Стрекозином проезде свободно рыскают по посёлку днём и ночью, как и их дети, и непонятно, кто опаснее, дети или собаки. Детей у них по меньшей мере пятеро, хотя младенец, как мне кажется, – это ребёнок старшей дочери, которой самое большее семнадцать и которая выглядит так, как будто она промышляет на панели. Их отец держит ремонтную мастерскую для автомобилей, а их пятнадцатилетний сын постоянно разъезжает на машинах туда-сюда – когда он не играет в ножички и не портит паркующиеся автомобили своим скейтом. Его младшая сестра каждый день звонит нам в дверь, она хочет гладить нашу морскую свинку и предлагает нам услуги бэбиситтера. Его зовут Мелоди, и её хобби – это телевизор, Шакира и тарантулы. У неё в комнате якобы живёт один, и она нам им угрожала, если мы не примем её предложения. Их мать вообще самая крутая из всех. Её редко видно, но она предпочитает корсажи и мини-юбки, при этом ей по меньшей мере сорок, хотя она хорошо сохранилась. Юрги предполагает, что она тоже работает горизонтально, причём в чёрном латексе. По шикарным тачкам, которые чинит её муж, можно заключить, что эта «мамка» обслуживает публику с толстыми кошельками: богатых извращенцев и сутенёров на «Мазератти» и «Бенцах». Был замечен даже один «Феррари». Есть ещё два или три ребёнка помладше, которые весь день едят сладости, пьют колу и устраивают на улице блошиные рынки с игрушками, которые они, вероятно, где-то стащили. Они царапают автомобили или подкладывают под двери горящие газеты с собачьим дерьмом тем, кто отказывается у них покупать. Кроме того, там мелькает ещё и дедушка, который выглядит, как брат Маркса. Он ходит в такой глупой соломенной шляпе, которую он всегда снимает, когда кого-нибудь встречает. С тех пор как эти Клозе переехали в Стрекозиный проезд, возникает такое ощущение, как будто мы живём в трущобах! Кто-то взломал сигаретный автомат на перекрёстке. Пациенты мужа Эллен не решаются приблизиться к праксису. Мы с Эллен уже подумали о том, что надо бы собраться для составления заявления. Кто из вас будет участвовать? Ведь эти люди ухудшают качество жизни всех жильцов посёлка «Насекомые». Я скажу только одно: бойцовые собаки и возбудители гепатита С не смотрят на таблички с названиями улиц. И пятнадцатилетки, которые без прав разъезжают по улицам, однозначно подвергают опасности жизнь наших детей. Я не думаю, что мы должны с этим мириться. Как вы считаете?

Соня

Неллин абсолютно тайный дневник

17 июня

Лара сказала, что она сыта по горло своими муками неразделённой любви. Она попробует больше не чувствовать любви к Максу, а влюбиться в Морица. Она говорит, что жизнь от этого сильно упростится. Да, её жизнь, наверное, упростится. И Морица тоже. Но что будет с моей жизнью? Я не могу себя перепрограммировать с Морица на Макса, как какой-нибудь дурацкий компьютер. Макс получил сегодня любовное письмо от прыщавой Лауры-Кристин, но он не захотел дать его мне почитать, чтобы вместе посмеяться. Он говорит, что так нельзя. Скука! Макс всё время такой воспитанный и приличный, это вообще не сексуально, разве он этого не понимает? Если Лара будет с Морицем, мне остаётся только стать лесбиянкой, конечно, не с Ларой, это было бы совершенно фатально. Но лесбиянство – это круто. Это интеллектуально. Это стопроцентное предохранение. Если бы ещё без секса. Я имею ввиду, поцелуи ещё туда-сюда. Конечно, без языка. Но всё остальное – бр-р-р, не-е-е. (Что конкретно делают лесбиянки друг с другом???) Возможно, лесбиянство может быть и платоническим. Надо спросить у мамы. Она разбирается в платонической любви, бедняга.

P.S. Все в жутком унынии из-за Нины-Луизы. Я тоже. Мими была бы прекрасной матерью. Я надеюсь, что она попытается ещё раз.

P.P.S. У нового парня (Кевин Клозе – язык сломаешь!) тоже татуировка выше задницы. Мне пришлось её увидеть, потому что этот тип а) сидит передо мной и б) его скейтские штаны свисают с половины попы. Глупо, но он заметил, что я на него уставилась, и грязно ухмыльнулся.

2

– Ну да, могло быть и хуже, – сказала Анна. – Ты могла столкнуться с будущими родителями мужа на нудистском пляже. Как я. Хансъюрген познакомил меня с родителями на Силте – и там даже полотенца поблизости не было. То есть я сразу могла подумать, что этот брак не рождён под счастливой звездой, верно?

– Во как, – сочувственно сказала моя дочь Нелли.

– Да, можно сказать, – откликнулась Анна. – Я не знала, куда мне смотреть. А вот моя свекровь смотрела совершенно прицельно, и на следующее утро Хансъюрген передал мне пакетик: крем от целлюлита. Как говорится, я, наверное, сошла с ума, раз я тем не менее вышла за него замуж.

– Я думаю, что я бы умерла, доведись мне стоять голой перед родителями моего друга, – сказала Нелли и посмотрела на холодильник. – Еда ещё есть?

Я покачала головой. Я не переносила, когда Нелли сразу после еды вела себя, как голодный тигр в клетке.

– Во всяком случае, на нудистском пляже все были голые, – сказала я, наблюдая, как Нелли ухватила яблоко из вазы с фруктами и за секунду его умяла. Она была, наверное, единственной четырнадцатилеткой за пределами развивающихся стран, которая поедала яблоки с огрызками и черенками, после чего от яблока ничего не оставалось. Если бы я не видела собственными глазами, как она час назад поглотила примерно четыре тысячи калорий в виде лапши с мясными конвертиками в сливочном соусе, я бы по её тонкой, долговязой фигуре могла предположить, что она вот-вот умрёт с голоду. Большинство людей думало, что я её недокармливаю. – В моём случае я была единственной без нижнего белья. Посреди ресторана.

– А ведь ты всегда ворчишь по поводу того, что на мне слишком мало надето, – заметила Нелли.

Анна засмеялась.

– Это другое, – сказала я. – Кроме того, со мной это было по ошибке.

– Да, конечно, – ухмыльнулась Нелли. – Н-да, и хотя здесь сейчас ужасно интересно, и я бы очень охотно послушала про классного Антона и про твоё по ошибке отсутствующее нижнее бельё, я должна идти к Ларе. Учить математику для завтрашней контрольной.

– С Ларой? У вас у обоих тройка по математике, дорогая. Как вы собираетесь друг другу помогать?

– У Лары четыре с минусом, – поправила меня Нелли. – Периодически.

– Почему ты не поучишься вместе с Максом? – спросила Анна. – У него пятёрка по математике, насколько я знаю.

– У Макса по всем предметам пятёрка, – сказала Нелли немного презрительно. – Кроме того, у него нет времени, потому что он уже помогает прыщавой Лауре.

– Не называй её так, – заметила я. – Лучше радуйся, что у тебя нет прыщей.

– Кроме того, Макс в параллельном классе, и он не знает, что мы сейчас проходим с Мюллер.

– Вряд ли у них другая программа, – заметила Анна.

– И кроме того, Ларина мама испекла вишнёвый пирог, только для нас, – добавила Нелли.

– Вот оно что, – откликнулась я.

– Разве это не замечательно? Когда ты, собственно говоря, в последний раз для нас пекла, мама?

– Вчера, – ответила я. – Ты съела восемь из двенадцати черничных пышек, помнишь?

– Я имею ввиду настоящие пироги, – сказала Нелли, тем не менее целуя меня в щёку. – Мне действительно пора. До встречи. Пока, Анна. Передай привет Максу.

– В семь часов будет ужин, – заметила я, но Нелли уже выбежала в прихожую. Входная дверь хлопнула с привычным для Нелли грохотом. Я попыталась вспомнить, что было на ней надето. На ней было что-то с голым животом, глубоким вырезом или неприличными разрезами? Или она вообще чего-то не надела? Мне надо быть более внимательной.

– Радуйся, что она ест не только дома, – сказала Анна. – Иначе ты бы давно уже обнищала. Недавно она приготовила у нас небольшой омлет с тостами себе и Максу. Из десяти яиц, полулитра молока и целой упаковкой тостов.

– Может быть, стоило бы обследовать её щитовидку, – сказала я. – Хотя в её возрасте я тоже объедалась и была тем не менее худенькой.

– Ты такая и сейчас, – вздохнула Анна. – Счастливица. Ты могла встретить родителей Антона даже в бане, и тебе не надо было стесняться.

– Может быть, я переживаю и не из-за нижнего белья, – признала я. – Это скорее чувство, что я не очень подхожу Антону. Всякий раз, когда я вижу его мать, я кажусь себе – такой недостойной, понимаешь? Его мать думает, что я недостаточно хороша для Антона. И иногда я тоже так думаю.

– Какая чушь, – заметила Анна. – Вот смотри: ты выглядишь, как фотомодель, и ты самый милый и дружелюбный человек, которого я знаю. Любой мужчина бы…

– Да ладно, Анна! – Конечно, я была очень польщена, но Анна, к сожалению, преувеличивала. Во всяком случае, немного. – Если бы я выглядела как фотомодель, разве мой муж бросил бы меня ради фотомодели?

Анна пожала плечами.

– Некоторые мужчины могут только с фотомоделями – к примеру, этот Флавио Бриаторе или…

– Да перестань! Лоренц бросил меня, потому что он меня стыдился. Я была для него слишком необразованной, неловкой и наивной – короче, крестьянская дочка с острова в Северном море. С Пэрис всё по-другому: она путешествует по миру, знает тысячу известных людей, говорит на многих языках, носит Маноло, звезда на коктейльных вечеринках и вернисажах – и она даже помогает Нелли с заданиями по математике.

– Окей, – ответила Анна. – Но это только доказывает мои слова: Лоренц тебя бросил не из-за внешности, верно?

– И это сейчас должно меня утешать? – я невольно засмеялась.

– Конечно, – ответила Анна. – Хансъюрген, к примеру, всегда говорит, что он любит мой характер, но больше не находит моё тело привлекательным. Когда человеку постоянно говорят такое, это очень влияет на самолюбие. А его секретарши все худые и молоденькие.

– И глупые, – добавила я. – Иначе они бы не стали спать с женатым человеком, верно? – Хотя Анна с её невысокой, округлой фигуркой, голубыми глазами и ямочками на щеках выглядела как милый женский вариант Фродо Торбинса, хоббита из «Властелина Колец», она была исключительно энергичной и настойчивой личностью. Почему она давно не выбросила из дома этого своего лживого мужа-свинью, я никак не могла понять. – Почему, чёрт побери, ты не оставишь в конце концов этого типа?

– Н-да, – ответила Анна. – Для этого есть много причин. Основная из них, как я уже говорила, записана чёрным по белому в брачном договоре. С удовольствием прочитаю тебе вслух. Но давай вернёмся к теме. Ты в любом случае достаточно хороша для Антона. Достаточно ли он хорош для тебя, ещё предстоит выяснить. А его глупую мать вообще не надо слушать.

– Я знаю, что мне должно быть безразлично, что думает обо мне его мать. Я ей всё равно никогда не понравлюсь. – Я посмотрела в окно. На улице по-прежнему лил дождь. Июнь был необыкновенно холодным. Ужасная гроза смыла всё летнее тепло в ту самую ночь, когда умерла Нина-Луиза. – Она мне, видимо, тоже.

– Это потребовало бы нечеловеческих сил, – сказала Анна. Она знала мать Антона только с виду, но из чистой солидарности проявляла к ней ещё большую неприязнь, чем я.

– Я страшусь того, что нам с Антоном никогда не удастся стать хорошей парой. С Ночи с большой буквы мы больше не виделись, и эту ночь мы провели, плача, в коридоре гинекологического отделения. Без нижнего белья, супер. Кто знает, что я там подцепила!

– Ну да, – сказала Анна и слабо улыбнулась. – Немного фантазии, и… ну, другие бы извлекли что-нибудь из ситуации.

– Не знаю, – ответила я. – Местное освещение вряд ли способствовало нужному настроению. – Мне всё ещё было больно думать о той ночи, и я опять быстренько сменила тему. – Скажи, почему Макс с недавнего времени так часто видится с Лаурой-Кристин? Я думала, что у них с Нелли… – Я очень полюбила Анниного сына Макса. Если бы мне можно было выбрать друга для Нелли, это был бы в любом случае Макс. Он был такой разумный, тонко чувствующий, креативный и, кроме того, самый красивый мальчик, которого я когда-либо видела.

Анна пожала плечами.

– Я тоже так считала. Но в их возрасте это, по-моему, ещё сложнее, чем у нас. К сожалению, парень не говорит со мной об этом.

– Сложнее не бывает, – ответила я. – Я даже не знаю, являемся ли мы с Антоном парой или мы просто двое одиночек, которые периодически выходят вместе.

– Но на этот раз вы отправились бы друг с другом в постель, – сказала Анна. – Если бы… вам что-то не помешало.

Мы опять вернулись к той же теме. Какой-то момент мы молчали. Я думала о пустой голубой колыбельке Нины-Луизы, которая свешивалась с потолка в детской комнате Мими и Ронни.

– Он представил меня родителям как свою клиентку, – сказала я через некоторое время, смаргивая с ресниц слёзы. – Это не то же самое, что подруга.

– Да, но при этом он держал тебя за руку, – возразила Анна. – Мне кажется, он считает, что вы пара.

– Хм, – ответила я. – Может быть, мне стоит спросить его в следующий раз, какими он видит наши отношения.

– Но только, пожалуйста, после того, как вы переспите, – сказала Анна. – Это определённо облегчит ему ответ.

– Этот номер без белья я больше никогда проворачивать не стану, – заметила я. – В следующий раз пускай уже он посылает чёткие сигналы.

В кухню вбежали Юлиус и младший сын Анны Яспер.

– Можно нам ещё овсяных хлопьев с молоком? – спросил Юлиус.

– Можно получить, – автоматически поправила я. – Каждый из вас только что съел по огромной миске каши. А перед этим гору лапши с мясом. Вряд ли вы успели проголодаться.

– Пожа-а-а-луйста, – сказал Юлиус. За последние полгода он вырос на три сантиметра, но его вес не увеличился ни на грамм. Он был точно как его сестра. Как я могла отказать ему в еде, причём здоровой?

– Ну ладно, – ответила я, доставая овсяные хлопья из шкафа. Юлиус и Яспер обменялись торжествующими взглядами.

Я сразу же насторожилась.

– Но вы будете есть здесь, за столом, – сказала я.

– Нет, – закричал Яспер. Он кричал всегда, никто не знал, почему. – Мы хотим взять это с собой наверх в комнату Юлиуса.

– Мы не испачкаемся, мама.

Я насторожилась ещё больше.

– Вы кашу действительно съели?

Юлиус и Яспер озабоченно посмотрели друг на друга.

– Ну? – настойчиво спросила я.

– Не совсем, – ответил Юлиус. Он просто не мог лгать, очень достойное и милое качество, которое, очевидно, скоро пройдёт.

– Что именно вы с ней сделали? – вмешалась Анна.

– Мы залили её в пожарный шланг Юлиуса, – закричал Яспер. – Но мы ничего не закапали.

Я вздохнула.

– А потом?

– А потом мы брызнули этим в сторону Марии-Антуанетты, – сказал Юлиус. – Оно достало до её окна. Это лучше, чем с водой. Мы нарисовали настоящий узор.

– Снежинку, – добавил Яспер.

– Ну класс, – недовольно сказала я. – Теперь мы опять поругаемся с Хемпелями. Вы с ума сошли! Брызгать в окна других людей овсяной кашей. Вы не можете поиграть во что-нибудь разумное?

Яспер и Юлиус не понимали, что же такого неразумного в том, что они с помощью пожарного шланга рисуют снежинки из овсяной каши.

– Это всё погода, – сказала Анна. – Они не могут выйти на улицу, и поэтому у них в голове одна дурь. Если хочешь, я заберу их к себе, и у тебя будет немного покоя.

– Вот именно. Покоя, чтобы позвонить Хемпелям и извиниться перед ними, – сказала я. – Я уже слышу, как она пищит: «Вам это станет дорого! Вы услышите о нашем адвокате!»

– Пойдёмте, дети, надевайте дождевики и резиновые сапоги, – сказала Анна. – Мы сейчас отправимся к нам. Я разрешаю вам попрыгать во всех лужах, которые попадутся вам по дороге.

Дети побежали к своим сапогам. Я поставила овсяные хлопья назад в шкаф и повернулась к Анне.

– Как ты считаешь, нам стоит ещё раз сходить к ней?

Анна сразу поняла, что я говорю о Мими. Она пожала плечами.

– Она снова на нас фыркнет, если мы захотим поговорить с ней об этом. А если мы заговорим о чём-нибудь другом, она скажет, что в данный момент она не в состоянии выносить нашу поверхностную болтовню и что она хочет побыть одна.

Я вздохнула.

– Прошло уже пять дней, и она ни разу не вышла из дома. Ронни очень беспокоится, но она его практически заставила снова выйти на работу и оставить её одну. У меня всегда такое странное чувство, когда она захлопывает дверь перед моим носом.

– Мими не из тех, кто склонен к самоубийству, если ты об этом думаешь, – сказала Анна.

– Откуда ты знаешь? Я хочу сказать, что её это всё очень сильно затронуло, а самоубийство совершают не из склонности, а те, кто очень несчастен. А она именно что несчастна! Почему с ней это случилось? Почему? Почему такое не случается с людьми, которые не хотят ребёнка?

– С ними такое тоже случается, – сказала Анна. – По статистике, у каждой второй женщины был один или несколько выкидышей.

– И сколько из них убивает себя?

– Перестань, – ответила Анна. – Мими это переживёт.

– Я считаю, что это так несправедливо, – сказала я. – Она так радовалась будущему ребёнку. Она была бы такой замечательной, прекрасной матерью. Она ничего не сделала неправильно. Невозможно перенести, что мы не можем ей помочь. Я хочу сказать, что мы ведь мамы-мафия! Одна за всех, и все за одну. Мы должны что-то сделать!

– Мы ничего не можем сделать. Дай ей просто ещё немного времени, – ответила Анна.

* * *

Мими открыла мне дверь в тех же шмотках, что и в предыдущие дни – серых тренировочных брюках и майке с капюшоном, заляпанной соком. Её волосы, похоже, со дня выкидыша не мылись и не расчёсывались. Они вились свалявшимися прядями вокруг её узкого ненакрашенного лица. Её глаза под тёмными тенями казались огромными.

Странно, но мне она показалась прекраснее, чем когда-либо ранее. Я ничего не могла поделать, при виде неё у меня на глазах выступили слёзы.

– А, это опять ты, – неприветливо сказала она и повернулась. – Закрой дверь, да?

Я послушалась и последовала за ней в гостиную. И здесь тоже царила непривычная атмосфера: шторы были задёрнуты, подушки и кошачьи игрушки валялись на полу, страницы газет были разбросаны по всей комнате и пахло кошачьей едой. На журнальном столике громоздились журналы, книги, надорванные конверты и всякий бумажный хлам, тут же стояли наполовину пустые стаканчики из-под йогурта с ложками и использованные чашки, диван и ковёр были усыпаны крошками. Мими упала на диван между тремя спящими кошками. Лизхен Мюллер, полосатая рыжая кошка Мими породы мэйн-кун, весной принесла котят. Двое из них жили сейчас у нас, одного получила Анна, а остальных двоих Мими и Ронни оставили у себя.

– Как раз сейчас очень интересно, извини, – сказала Мими, взяла пульт от телевизора и увеличила громкость.

– Добро пожаловать, Мелани, – сказал весёлый ведущий крепкой брюнетке с рыжей мелированной чёлкой. – Мелани, приветики-привет!

– Привет, Олли! – ответила Мелани. Насколько можно было видеть, у неё отсутствовал глазной зуб.

Я села на скамеечку для ног, которая не была занята кошками, и снова немедленно вскочила, потому что мне в попу впилось что-то острое.

– Ой! Что это?

– Тс-с-с! – фыркнула Мими. – Это горный хрусталь, который мне вчера принесла твоя сумасшедшая подруга Труди. Я должна положить его на солнечную чакру. Я ей сказала, чтобы она засунула его себе в зад, но она, к сожалению, этого не сделала.

– У-у-у, – сказала я. Вместо этого хрусталь засунулся в мою задницу, во всяком случае, почти. Ужасный хрусталь. Труди божилась, что камни обладают лечебными свойствами, но, наверное, в случае Мими было слишком самонадеянно рассчитывать на мгновенный эффект.

Мими заинтересованно уставилась в телевизор.

– Мелани, тебе двадцать один год, и ты как раз ждёшь второго ребёнка, верно? – спросил ведущий.

– Да, – ответила Мелани.

– И ты куришь, верно? И у тебя нет угрызений совести из-за курения, хотя ты знаешь, что оно вредит ребёнку?

– Не-е, – сказала Мелани. – С моим первым я тоже курила, и он здоров, как бык и всё такое, и моя гинеколог тоже сказала, что если совсем прекратить курить, то это не очень хорошо для ребёнка, и поэтому вот!

– А я нахожу это асоциальным с твоей стороны, – сказала соседка Мелани, возле которой стояла дощечка с надписью «Саския, 22». Саския выглядела так, как будто она только вчера участвовала в шоу на тему «У меня восемьдесят кило лишнего веса, но это мне абсолютно не мешает». Во время своих трёх беременностей она перестала курить и считала, что Мелани вообще не заслуживает детей. – Дети означают инменно ответственность! – сказала Саския при большом одобрении публики, которой, казалось, слово «инменно» было хорошо знакомо. – Если ты не можешь взять на себя ответственность, то тебе инменно лучше предохраняться.

Мелани посчитала, что Саскию это, во-первых, совершенно не касается и что она, во вторых, просто глупа.

– Я очень ограничила курение, – сказала она. – Но совсем прекратить тоже плохо для ребёнка, ты этого не понимаешь или что?

– Сколько же ты куришь в день? – захотел знать ведущий.

– Собственно говоря, сигарет десять, – сказала Мелани. – Самое большое пачку.

– Инменно, – вскричала Саския. – Убийца!

Я посмотрела на Мими.

– Э-э, почему мы должны это…

– Тс-с-с! – сказала Мими. – Если ты не хочешь смотреть, иди домой, иначе сиди тихо.

Запуганная таким образом, я снова посмотрела в телевизор. Мелани получила подкрепление от Ивонны. Она была на восьмом месяце и курила охотнее всего на дискотеках. И её гинеколог была не против, эй, тут Саския могла сетовать сколько угодно.

И Каро с удовольствием курила. Она не позволяла ребёнку в животе испортить себе удовольствие. И против баночки пива время от времени тоже нечего было возразить, Олли и Саския могут спросить её гинеколога.

Ко времени рекламной паузы я пришла к выводу, что все курящие беременные страны имели нечто общее, а именно цветные прядки в неровно подстриженной чёлке.

– Пока не появилась Каро, я думала, что курение во время беременности по крайней мере способствует стройности, – сказала я Мими. – Но, наверное, только в комбинации с дискотекой. – Я хихикнула.

Мими не обратила на меня никакого внимания. Она переключилась на другой канал. Снова ток-шоу. Я застонала.

– И мы снова в студии, добро пожаловать, сегодня у нас тема «Ты не стыдишься в твоём возрасте становиться матерью?», – сказала ведущая. – Эла, тебе тридцать четыре, и ты ожидаешь первого ребёнка. Почему ты так затянула?

Эла объяснила, что ей была важна её карьера экономиста. Кроме того, только год назад она познакомилась с мужчиной своей жизни.

– Во, эй, ваще! – сказала её соседка, которую звали Тина. Тине было двадцать четыре года, домохозяйка, четверо детей от четырёх до восьми лет. По чёрно-жёлтым прядками на её чёлке я сразу поняла, что во время беременностей она курила. – Разве ты не знаешь, что ты причиняешь своему ребёнку?

– Я бы попросила, – строптиво сказала Эла. – Мы не живём на социальную помощь! И у нас замечательное партнёрство.

– Даже с социальной помощи детям можно дать почти всё, – возразила Тина. – И с моим теперешним другом у нас тоже замечательное партнёрство. Зато я могу с моими детьми бегать наперегонки и беситься, для чего ты слишком стара!

Эла сокрушённо положила одну старческую ногу на другую. Но потом она, очевидно, опомнилась и сказала:

– Зато ты не можешь покупать им дизайнерские вещи. И mp3-плееры и что им там ещё нужно.

– Могу, – заявила Тина. – У моих детей только дизайнерские вещи, а также mp3-плееры и мобильники. И если я через пару лет захочу пойти с моей дочерью на дискотеку, на меня никто не будет коситься.

– Я тоже могу пойти с моим ребёнком на дискотеку, – сказала Эла, но она выглядела неубедительно.

Тина хрипло хохотнула.

– Во, эй, как старая бабушка, эй, мне уже жаль твоего ребёнка!

Аплодисменты в публике. Все они, очевидно, придерживались мнения, что нет ничего более важного и интересного, чем сходить с матерью на дискотеку. Лично я молодой девушкой лучше бы умерла, чем взять маму на дискотеку, но времена, похоже, изменились.

Следующую гостью звали Кирстен. По её собственному высказыванию, у неё была «классная шея».

– Сначала я выучилась на продавщицу и только потом родила детей, – агрессивно сказала она.

– Во круто, – сказала я. – И судя по чёлке, ты не курила во время беременности. Я тут же представила бы тебя к ордену материнской славы.

– Сиди тихо, – ответила Мими. – Я нахожу это интересным.

– Они больные, – возразила я. – Посмотри лучше какое-нибудь видео, если ты непременно хочешь сидеть на диване. Эти ток-шоу для беззубых, безработных и неграмотных. В прежние времена ты бы за такими передачами даже не стала бы гладить! Ты была единственная, по поводу которой я была уверена, что ты действительно смотришь только новости и репортажи! А теперь погляди на себя! Ещё немного, и здесь будет такой же вид, как дома у Тины и Мелани!

Кошки подняли головы и злобно поглядели на меня. Им не нравилось, когда кто-нибудь повышал голос.

– Ты можешь уйти, – сказала Мими. Когда я не сдвинулась с места, она добавила: – Подумай, эта Эла, которую они назвали поздней матерью, ей всего тридцать четыре, она на три года моложе меня.

– Да, и что?

– Как ты думаешь, посочувствовала бы Тина моему ребёнку?

– Как ты думаешь, сочувствую ли я Тининым детям? – вскричала я. – Представь себе, она сопровождает своих детей на дискотеку с такой дурацкой причёской и с грандиозной целью стать бабушкой в тридцать! Основательница династии получателей социальной помощи с mp3-плеерами, но без школьного образования!

– У тебя предубеждения, – холодно ответила Мими. – Дети этой женщины оплачивают, в конце концов, твою пенсию.

– О нет, – ответила я. – Дети этой женщины когда-нибудь взломают мой автомобиль. Или в лучшем случае их вытошнит на багажник, когда они выйдут из кабака, где они пропивают свою социальную помощь. А твои дети своими налогами будут финансировать тест на отцовство правнуков Тины.

– Н-да, но у меня нет детей, – сказала Мими.

Я об этом не забыла.

– Пока нет, – строптиво сказала я, взяла в руку пульт и выключила телевизор. – Давай, Мими, поговори со мной о Нине-Луизе.

– Не называй её Нина-Луиза, – сказала Мими. – Это был только эмбрион. И без этого эмбриона я никто. Даже не член мафии матерей.

– У Труди тоже нет детей, но она тем не менее в мафии, – возразила я. – Кроме того…

– Все эти женщины в телевизоре рожают детей, хотят они или нет, – сказала Мими. – Это кажется таким простым: вечер на дискотеке, лишняя пара пива – и через девять месяцев получается ребёнок. Что я делаю неправильно? Что со мной не так?

– Не говори ерунды. Ты знаешь совершенно точно, что ты ничего не делаешь неправильно. Это просто – судьба!

Зазвонил телефон.

– Подойди, – сказала Мими. – Я не хочу ни с кем разговаривать. Я не могу больше слышать «мне так жаль» и «я не знаю, что мне говорить». Я ненавижу их всех.

– Но… – Я хотела сказать, что это же от всего сердца. Только, наверное, эту фразу Мими ненавидела ещё больше.

– Хуже всего эти с горным хрусталём, цветами или куриным бульоном, – ядовито заговорила Мими. – «Мы только хотели помочь! Мы с наилучшими намерениями!» Отвратительно. У них прекрасно получается довести меня до слёз! Но я им не окажу такой любезности! Я не буду реветь, ни за что!

– Мы не обязаны подходить к телефону, – сказала я.

– Нет, обязаны, – возразила Мими. – Если это Ронни. Если я не подойду к телефону, он тут же примчится или пришлёт сюда полицию, болван. Подойди, звук звонка выводит меня из себя.

Я это заметила.

– Квартира Пфафф, – сказала я в трубку.

– Кто это? – спросил раздражённый женский голос.

– Я подруга Мими.

– Тогда позовите, будьте любезны, Мими к телефону, – потребовал голос.

– И кто… э-э-э… звонит? – спросила я.

– Пфафф! Я её свекровь.

– Ох, секунду, пожалуйста. – Я протянула Мими трубку и прошептала: – Твоя свекровь.

– О Боже, – громко сказала Мими. – Скажи ей, пусть отвалит! Я не имею никакого желания разговаривать со старым чудовищем.

Я только надеялась, что у старого чудовища плохо со слухом.

– Алло, вы слышите? К сожалению, Мими не может подойти к телефону. Она… э-э-э… в ванной.

– Хорошо ли это после выкидыша, – сказала свекровь. – Можно подцепить инфекцию, бог мой, об этом знает каждый ребёнок. Но эта женщина никогда за собой не следила. Слишком худая и слишком много алкоголя. И ещё болезненная сосредоточенность на карьере. Но это всё гены. В нашей семье все плодовитые и здоровые, уже многие поколения. У нас никогда не рождалось инвалидов. Про выкидыши мы и не слышали. А у неё это уже во второй раз. Женщине скоро будет сорок, бог мой! У меня в этом возрасте дети уже ходили в гимназию, все четверо!

– Да, я ей передам, что вы звонили, – чопорно сказала я. «Было бы здорово, чтобы вы сели в ваше мусорное ведро и стали бы ждать забора мусора», – охотно бы добавила я, но Мими бы это услышала. Её свекровь действительно соответствовала её гадким описаниям.

– Что хотела старая шрапнель? – спросила Мими, когда я снова присела на табуретку.

– Э-э-э… принести соболезнования, – солгала я. – Ей очень жаль, что ты потеряла ребёнка.

– Что? – взорвалась Мими. – Старая перепёлка ничего не знала о беременности! Этот маменькин сыночек, наверное, рыдал ей в жилетку. Я сверну ему шею, когда он вернётся домой! Что она сказала? Что я сама виновата, потому что я недокормленная и резкая? Что в её семье все здоровы и плодовиты? Что бедный Ронни должен найти себе женщину с более широкими бёдрами и лучшими генами?

– Нет, но что-то в этом роде, – признала я. – Она действительно глупа, как пробка. Удивительно, что её дети с такими генами сумели оказаться в гимназии.

– Доктор сказал примерно то же самое, – пробормотала Мими.

– Что именно? Он знает и твою свекровь?

– Нет. Он сказал, что эмбрион, скорее всего, был с дефектами. Вы должны радоваться, что вам не придётся рожать ребёнка-инвалида, фрау Пфафф. Природа иногда улаживает такие вопросы сама. О, я очень рада. Я весь день ликую от радости.

Я тут же возненавидела врача на месте.

– Он не знал Нину-Луизу, – сказала я.

Мими фыркнула.

– Ты ведь её тоже не знала, – ответила она.

– Знала, – возразила я. – Я точно знала, каким должен быть мой крёстный ребёнок, когда он появится на свет. Я уже даже знала, что я сложу в её школьную сумку. Нина-Луиза была самым милым ребёнком из всех…

– Нет! Нина-Луииза была фикцией. – Мими смотрела на тёмный экран телевизора. – Я только не знаю, почему… – Она замолчала.

– Почему – что? – спросила я.

Мими по-прежнему смотрела на телевизор.

– Почему мне её так ужасно не хватает, – прошептала она.

Слезинка повисла на её тёмных ресницах и покатилась вниз по щеке. С чувством облегчения я обняла её, и она впервые за пять дней начала громко всхлипывать.

* * *

– Я думаю, что ей надо опять выйти на работу, – сказал Антон. – Никому не пойдёт на пользу сидение дома в ожидании лучших времён. Тем более что Мими была очень успешна в работе.

Я пожала плечами.

– У неё даже не получаетсяпроветрить комнаты или выкинуть в помойное ведро баночки из-по кошачьей еды. Она чувствует себя неудачницей и одновременно ощущает дикий гнев по отношению ко всем, кто даёт ей понять то же самое. Я боюсь, что ей нужна… э-э-э… психологическая помощь. И Ронни тоже. Ты видел, что он вчера сделал с булочкой? Он растёр её пальцами в пыль, вместо того чтобы съесть. И это мужчина, для которого я всегда пеку дополнительный противень пиццы.

– Да, я тоже очень беспокоюсь за них обоих, – сказал Антон. – Ронни говорит, что он просто не может до неё достучаться. Она даже не разрешает себя больше обнимать.

– О, это я могу объяснить, – сказала я. – Мими злится на него, потому что он рассказал о выкидыше своей матери.

– Но он должен был, – ответил Антон.

– Нет, не должен, – возразила я. – Его мать вообще не знала, что Мими беременна.

– Но она же не может злиться на Ронни из-за того, что он… рассказал матери о таком важном событии, – заметил Антон.

– Может, – ответила я. – Какое дело его матери?

– Ну да, она…

– Она глупая корова, которая смотрит на Мими сверху вниз, потому что та не мечет одного ребёнка за другим, – перебила я его. – Она написала Мими письмо, в котором значилось, что она должна быть рада, что её слабое тело отторгло эмбрион, поскольку бедный Ронни не заслужил ребёнка-инвалида. И что Мими лучше всего выкопать себе могилу, чтобы Ронни мог найти себе более молодую и более здоровую мать для своих детей.

– Она действительно это написала? – неверяще спросил Антон.

– Примерно, – ответила я. – Только другими словами.

– Это очень резко, – заметил Антон.

– Да, она действительно настоящая злая свекровь, как в пословице, точно как т… – Я запнулась. Вот дерьмо. – Как те злобные свекрови в сказках, – неуклюже добавила я.

– В сказках, я думаю, злобные мачехи, – заметил Антон.

– Ах да, верно, – сказала я, с сомнением глядя на дочку Антона Эмили, которая с момента их прихода цеплялась за его рукав и безотрывно смотрела на меня своими тёмными глазами. Эмили было шесть лет, и она выглядела, как хрупкий азиатский ангелочек, с её бархатной кожей и прекрасными миндалевидными глазами, опушёнными густыми ресницами, которые она унаследовала от тайландских предков её матери. Её волосы были чёрными и блестящими, как вороново крыло, и когда она улыбалась, на её щёчках образовывались ямочки. Не то чтобы она когда-нибудь мне улыбалась, наоборот – если она вообще на меня смотрела, то таким взглядом, как будто я только что откусила голову её любимой кукле Барби.

– Она такая робкая, – прошептал мне Антон над её головой, но я не была уверена, так ли это. Во всяком случае, на дружеское приглашение Юлиуса поиграть с ним Эмили ответила совсем не робко:

– Я не играю с младенцами.

Антон засмеялся.

– В шестилетнем возрасте два года разницы играют большую роль!

– Мне скоро пять. – Юлиус был очень обижен. Я тоже. В конце концов, он был выше хрупкой Эмили на полголовы и вообще очень развитый для своего возраста. – Я умею ездить на двухколёсном велосипеде.

– О, это здорово, – сказал Антон тоном «Я хочу подольститься к ребёнку моей подруги, чтобы набрать у неё побольше пунктов». От этого тона ему, очевидно, было самому неловко, потому что он слегка покраснел. В самом деле, путь в моё сердце вёл прямиком через расположение моих детей. С Юлиусом, правда, это было не особенно трудно: он почти ко всем людям относился с симпатией, у него была солнечная маленькая душа. Нелли казалась более сложным случаем.

– Тогда мы могли бы все вместе устроить поездку на велосипедах, как вы думаете? – добавил Антон уже не так льстиво.

– Хорошо, – сразу же обрадовался Юлиус. Мы с Эмили не сказали ничего. Последняя совместная поездка ещё сидела у нас в памяти.

Эмили не хотела играть с Зентой и Бергером, нашими рыже-полосатыми котятами, хотя они в это время были совершенно очаровательны – игривые, пушистые и милые. Все дети были от них в восторге, то есть все, кроме Эмили.

По совету Анны я пригласила Антона и Эмили на ужин.

– Будет лучше, если вы вместе займётесь совершенно нормальными вещами, а не только походами в театры и ужинами в шикарных ресторанах, – сказала Анна. – Может быть, вам стоит как-нибудь вместе приготовить еду. Стоя рядом, вы нарежете овощи, вытрете с глаз друг друга слёзы от лука, покормите друг друга маленькими лакомыми кусочками, а дети в это время совместно накроют на стол. Как счастливая большая семья. А когда дети пойдут спать, вы вместе помоете посуду и займётесь этим на кухонном столе.

Мне понравилась эта идея, хотя мы, конечно, не ковали никаких планов по поводу ночёвки. И это дело на кухонном столе – я никогда не решусь на такое при наличии детей в доме! Мне хватит и взаимного кормления. Но так как Эмили заняла руку Антона, он не мог даже нарезать перец для салата. Его взнос в готовку состоял в том, что он наблюдал за моими действиями и пил красное вино.

Эмили висела на его руке с тех самых пор, как он обнял меня при встрече.

– Сегодня с нижним бельём? – шепнул он мне на ухо. У меня как раз ещё оставалось время для приятных мурашек по телу, но тут Эмили схватила Антона за руку и прилипла к ней.

Я тихо вздохнула. К сожалению, с Антоном всё протекало не так, как я себе представляла. Чудесное, окрыляющее чувство первой влюблённости уступило место глубокой неуверенности. Не то чтобы я сейчас находила его менее привлекательным, наоборот. Но наши отношения застряли на полпути, и я не знала, как мне сдвинуть их с места.

Поставив в духовку каннелони, я посмотрела на часы. Нелли опять опаздывала на полчаса. При этом она обещала появиться ровно в семь и на сей раз вести себя не как помешанное на мобильнике, невоспитанное дитя.

– С Пэрис ты притворяешься приличной, – упрекнула её я. – Если ты с новой подругой отца можешь изображать милую, воспитанную девочку, то почему не с Антоном?

– Во-первых, я не притворяюсь, когда я милая, – ответила Нелли. – Во-вторых, я мила с Пэрис, потому что она подарила мне iPod и эту суперклассную, супердорогую тушь, с которой мои ресницы выглядят безумно длинными, и в-третьих, это дело с папой и Пэрис серьёзней, чем платонические отношения между тобой и Антоном.

– Они не платонические, – возразила я. – Только потому, что мы ещё не… Тебя это вообще не касается.

– Папа тоже сказал, что ты не вытащишь Антона из его строгого костюма, он готов поспорить на что угодно. – Нелли коварно усмехнулась.

– Как? – Что это Лоренцу пришло в голову? Что он хотел этим сказать – что я слишком глупа и непривлекательна, чтобы заполучить в постель такого мужчину, как Антон? Или он имел ввиду, что Антон слишком для этого ущербен? В обоих случаях это была наглость! – Ты можешь передать твоему отцу, что даже платонический секс с Антоном лучше, чем неплатонический с ним, – заявила я (выражение, которое наверняка найдёт найдёт отражение в Неллиных мемуарах под заголовком «Как затыкала меня моя мать»).

– Платонического секса не существует, мама, – только и ответила Нелли. Не звучал ли в её голосе налёт сочувствия?

Когда я сейчас смотрела на Антона в его свободном костюме от Армани и с дочкой на руке, меня опять охватили сомнения, сможем ли мы когда-нибудь уйти с платонического уровня. С Эмили у рукава он казался мне, честно говоря, не очень эротичным. Но, может быть, она останется висеть на рукаве его пиджака, когда он его снимет и повесит в гардероб?

– Я не люблю каннелони, – сказала Эмили.

– Но ведь это не так, воробышек, – заметил Антон. – Тебе нравится итальянская кухня.

– Да, всё, кроме каннелони, – ответила Эмили.

Н-да, так и с детьми. Мне нравятся все, кроме Эмили, пронеслось у меня в голове. Мне тут же стало стыдно. Бедному ребёнку тоже нелегко. Мама Эмили, успешная, красивая брокерша инвестиционного фонда (или как это называется) жила с Молли, старшей сестрой Эмили, в Лондоне. Эмили осталась у Антона и воспитывалась не только няней, но и матерью Антона. Неудивительно, что она немного странная. Я хочу сказать, что меня уже две минуты в присутствии этой женщины сводили с ума.

Антону понадобилось в туалет. Только большими усилиями он смог убедить Эмили остаться со мной на кухне.

– Ты умеешь делать что-нибудь особенное? – спросила Эмили, помолчав минуту. Впервые в жизни она обратилась непосредственно ко мне, и меня это немного взволновало.

– Ясное дело, – ответила я. – Например, каннелони. Мои особенно вкусные. И я делаю классный клубничный мармелад. И…

– Я имею ввиду, умеешь ли ты делать что-нибудь особенное? – повторила Эмили. – Кроме занятий для домохозяек.

Во, сейчас она меня поймала. Потому что кроме занятий для домохозяек я не умела делать ничего особенного, если не считать особенным моё умение доставать языком до кончика носа. Я не была музыкальной или спортивной и не сочинила ни одного стихотворения. Я могла хорошо подсчитывать в пределах от единицы до ста и не умела сама чинить свою стиральную машину, когда та ломалась. Я была просто почти разведённой женщиной с двумя детьми и с прерванной учёбой на психолога.

Эмили смотрела на меня так, как будто она это знала совершенно точно. У неё был такой же взгляд «Я знаю, какая жалкая ты личность», как и у её бабушки.

– Ну, видишь ли, я как-то участвовала в музыкальной группе как певица, – медленно ответила я. – Если для тебя это нечто особенное. И я была вице-чемпионкой Шлезвиг-Гольштейна по… э-э-э… шахматам. – Поскольку лицо Эмили осталось совершенно неподвижным, я добавила ещё одно: – И в плавании тоже. В обществе спасения на водах я была спасательницей. Во время каникул на пляжах островов я вытаскивала туристов из воды и оживляла их.

– В самом деле? – спросил Антон. Очевидно, он умел мочиться быстрее, чем Элмар, такса моих родителей на Пеллворме. – Ты чемпионка Шлезвиг-Гольштейна? Здорово!

– Хм, – мне было неуютно. – Чемпионка среди девушек. Вице-чемпионка среди девушек, точнее говоря.

– Грандиозно, – ответил Антон, очевидно впечатлённый. – В каком виде?

– Плавание на спине, – быстро ответила я. Если уж лжёшь, это надо делать быстро и с большим количеством слов. Запинания или долгие размышления покажутся подозрительными. – И эстафету мы выиграли тоже, мы… э-э-э… пеллвормские девушки из… э-э-э… спортивного клуба «Пеллворм». – На самом деле единственным групповым видом спорта, в котором могли участвовать девушки на Пеллворме, были танцы в национальных костюмах. Я полгода этим занималась, пока меня не выставили, потому что я со своими длинными, неуклюжими руками и острыми локтями всё время заезжала кому-нибудь в нос. Мне дали кличку «Ветряная мельница ужасов», потому что я была выше всех на две головы, мои руки постоянно гребли по воздуху, а дурацкие костюмы плохо сидели на мне спереди и сзади. Но я, разумеется, не буду рассказывать об этом Антону и Эмили. В любом случае, было уже поздно. Он уже считал меня выдающейся спортсменкой.

– И в шахматах, – сказал он. – Я очень впечатлён. Ты, наверное, не захочешь играть с таким дилетантом, как я, да? Я люблю шахматы, все мужчины нашей семьи любят шахматы, но я, конечно, не слишком одарён...

Дерьмо. Дерьмо. Дерьмо.

– Почему бы и нет, – легко ответила я. – Зимой, у огня камина, уютно будет сыграть партию. – До тех пор я пройду срочный курс по шахматам. Надеюсь, где-нибудь такой предлагают?

– С каких это пор ты играешь в шахматы? – захотела знать Нелли, которая, как обычно, на цыпочках прокралась в дом. Как это получалось, что при выходе из дома она так хлопала дверью, что с потолка сыпалась побелка, но при возвращении была тихой, как мышка?

Я рассмеялась, как мне казалось, легко и расслабленно.

– Я уже целую вечность не играла. Мне кажется, у меня даже нет больше шахмат в доме. – Я налила себе полный бокал красного вина, надеясь, что моя рука не дрожит. – Привет, дорогая. Ты сегодня поздно.

– Да, извини. Мы с бестией Ларой... учились. – Нелли поцеловала меня в щёку.

Неужели она назвала Лару бестией? Я вопросительно вздёрнула брови. Это, к сожалению, напомнило Нелли о том, что она сегодня вечером обещала вести себя прилично.

– Привет, любимейшая мамочка, – сказала она с довольно-таки противной улыбкой. Затем она повернулась к Антону и пожала ему руку. – Добрый вечер, Антон, – сказала она манерно, приседая в своего рода книксене. Я злобно выпила большой глоток красного вина. Почему она просто не может нормально себя вести? – А, тут и милая маленькая Эмили, привет. А где мой любимый младший брат?

– Наверху в своих маленьких покоях, – сказала я так же манерно и быстрыми глотками влила в себя красное вино. Ты не могла бы позвать его, пожалуйста? Еда будет через двадцать минут, и вы могли бы накрыть на стол.

– Ну конечно, – сказала Нелли с притворной улыбкой на устах. – Мы же всегда это делаем. Мы накрываем на стол и при этом танцуем и поём. Возможно, ты хочешь нам помочь, Эмили?

– Нет, – ответила Эмили.

Когда я подливала себе вино, Антон протянул мне и свой бокал. Очевидно, он был не таким крутым, каким хотел казаться.

Я робко улыбнулась ему, но когда он улыбнулся в ответ, Эмили закашлялась.

– У меня аллергия на домашнюю пыль, – сказала она, когда Антон перестал улыбаться. – Правда, только тогда, когда её много.

Я хватанула красного вина, избегая Антонова взгляда, поскольку я боялась, что в моих глазах горит жажда убийства.

Этот вечер не стал большим успехом в мероприятии "Семейная встреча". И он не сделал наши отношения с Антоном менее платоническими. Это был скорее один из тех вечеров, в которых за несколько часов стареешь на годы.

Но мои каннелони были великолепными. Несмотря на то, что Эмили до них даже не дотронулась и не стала скрывать, по какой причине.

– Странно, что тебя сегодня не рвёт, – сказала она Юлиусу. – Обычно тебя всегда рвёт.

– Только от майонеза, – ответил Юлиус.

– Я думала, от всего противного, – заметила Эмили.

– Нет, только от майонеза.

К сожалению, разговор по-прежнему упрямо вился вокруг тем спасения на водах, шахмат и пения, и было нелегко постоянно делать попытки перевода разговора в более безопасное русло. В какой-то момент я начала икать от стресса и красного вина. При каждом "ик" Юлиус хихикал, а Эмили вздрагивала так преувеличенно, как будто моя икота была отрыжкой или чем-то похуже.

Я попыталась отделаться от икоты с помощью воды и задержки дыхания, и в конце концов я встала на голову, поскольку Антон считал, что это лучший метод борьбы с икотой. (Какое счастье, что я не сказала, что я чемпионка в вольных упражнениях, потому что сейчас я бы себя выдала). Во время вечера была-таки парочка весёлых моментов, когда Нелли, Юлиус и Антон тоже попытались стать на голову и при этом глупо икали, но взгляд Эмили выражал такое презрение и отчуждение, что мы в конце концов отрезвлённо сели за стол. Когда Антон влил в меня чайную ложку соуса табаско, икота пропала так же внезапно, как она появилась, вместе с моими миндалинами, слизистой оболочкой рта и частью пищевода. Но по сравнению со взглядами Эмили соус был довольно-таки мягким. Постепенно я пришла к убеждению, что у неё дома есть кукла вуду с моими волосами, в которую она периодически втыкает горячие иголки.

В результате я почти испытала облегчение, когда Антон и Эмили попрощались. То есть Антон попрощался, а Эмили молча висела у него на руке. Я проводила обоих до двери.

– Это был прекрасный вечер, – сказал Антон и наклонился, чтобы на прощанье поцеловать меня. Поскольку я подумала, что он хочет поцеловать меня в губы, а Эмили смотрела так, что её от этого может вырвать, я в последний момент повернула голову. Поцелуй пришёлся мне куда-то в ухо.

– И большое спасибо за прекрасную еду, – несколько чопорнее добавил Антон. – В следующий раз мы пообедаем у нас, хорошо? Мы с Эмили приготовим что-нибудь вкусненькое, верно, Эмили? Может быть, что-нибудь на воке.

– Было бы замечательно, – пробормотала я удручённо. Мне показалось, что Эмили злорадно улыбается.

– Я хочу есть, – услышала я её голос, когда закрыла за ними дверь. И ответ Антона:

– Я сделаю тебе бутерброд.

– Чемпионка по плаванию на спине, так, так, – сказала Нелли, когда я вернулась на кухню. – Как жаль, что ты никогда нам об этом не рассказывала.

– Вице-чемпионка среди девушек, – поправила я и начала убирать со стола. Юлиус, зевая, сидел на своём месте и водил кусок дыни по тарелке, как корабль. – И я не люблю хвастаться своими спортивными успехами.

– Мама, ты плаваешь, как топор, – сказала Нелли, и Юлиус захихикал. – Ты не могла придумать ничего другого?

– Ну, так быстро мне ничего не пришло в голову, – ответила я сокрушённо.

– Могу тебе посоветовать никогда не ездить с Антоном на пляж. Ты не успеешь оглянуться, как тебе придётся прыгать в бурные воды, чтобы кого-нибудь спасти. – При этой мысли Нелли довольно загоготала. – Надеюсь, поблизости окажется кто-нибудь, кто спасёт тебя!

– Ах, замолчи, – сказала я.

– А насчёт группы – ну, ты даёшь! – Нелли покачала головой. – Ты даже колыбельную поёшь так фальшиво, что от твоего пения тут же просыпаешься!

Юлиус захихикал ещё больше.

– Это верно, мама. Ты поёшь фальшиво.

– Окей, мне, наверное, не стоило лгать, – сказала я. – Или уже лгать половчее. Но всё уже случилось, и я надеюсь, что могу на вас рассчитывать, если моя ложь приведёт к какой-нибудь щекотливой ситуации.

– Тебе не за чем жаловаться! Я ведь вела себя сегодня образцово, – сказала Нелли. – И Юлиус был милый. Единственной, кто вёл себя совершенно отвратительно, была эта избалованная цаца Эмили.

К сожалению, это так и было. Я села рядом с Юлиусом за стол и посадила его к себе на колени.

– Она действительно… вызов для меня.

– У неё злые глаза, – сказал Юлиус.

– Она бестия, – заметила Нелли. – Точно как Лара, только маленькая. И чем более милой ты с ней будешь, тем хуже она будет себя вести, поверь мне! Если ты хочешь чего-то от неё добиться, тебе надо играть на других струнах.

Юлиус прижался ко мне и от души зевнул.

– Мы говорим об Эмили или о Ларе? – спросила я. – Что…

Нелли меня перебила.

– Надеюсь, ты не такая наивная и не думаешь, что путь к Антонову сердцу лежит через сердце его дочери? У мужчин это по-другому. Ты должна ковать железо, пока он смотрит на тебя с горячим интересом.

Я изумлённо посмотрела на свою дочь.

– С каких это пор ты эксперт в сердечных делах?

– Всегда, – ответила Нелли, отбрасывая за спину свои длинные светлые волосы, которые она унаследовала от меня. – У меня к этому природная склонность. Наверное, я бы была вице-чемпионкой среди девушек по анализу отношений, если бы проводились такие соревнования.

Я использовала подвернувшуюся возможность, чтобы развернуть копьё и направить его для разнообразия на неё.

– И как ты проанализируешь отношение Макса к себе? И почему твоя лучшая подруга вдруг стала бестией?

– О, это просто: Макс любит меня. Он считает, что я самая красивая, самая умная и милая девушка, которую он когда-либо знал, – с готовностью ответила Нелли и сделала при этом такое лицо, что она разделяет это мнение. Как будто она никогда не жаловалась на свой рост, веснушки, неразвитую грудь и большие ступни. Если бы у меня в её годы было такое самомнение, моя мать сделала бы всё, чтобы вернуть меня с небес на землю и добавить ко всем моим комплексам ещё один. Я была мудрее своей матери и не делала ничего подобного. В мире достаточно людей, которые посягают на наше достоинство, поэтому зачем нам такой человек ещё и в собственном доме.

– Единственное, что мешает во мне Максу, – это то, что я влюблена в Морица, – добавила Нелли.

– О, – разочарованно сказали мы с Юлиусом.

– А Мориц? – спросила я.

– Он влюблён в Лару, – Нелли нахмурилась.

Я не стала ещё раз говорить «О».

– А Лара?

– А Лара – бестия, – ответила Нелли. – Она была, собственно говоря, влюблена в Макса, но поскольку она не может его заполучить, то ходит сейчас с Морицем. Хотя она точно знает, что я втрескалась в Морица.

– Тогда ты могла бы… – начала я с надеждой.

– Как просто ты мыслишь, – фыркнула Нелли. – Я просто не могу влюбиться в Макса, он карьерист! Совершенно не крутой.

– Это не так, – вступилась я за Макса. – Он очень крутой, я считаю. Подумай о классном домике на дереве, который он построил. И он поёт в этой крутой группе, «Укольные осы», они должны быть действительно классными. И…

– Ах, мама, у тебя вообще нет никакого понятия, что круто, а что нет, – сказала Нелли. – А группа называется «Школьные совы», такое дурацкое имя.

Я испытала некоторое облегчение, что она под конец этого странного вечера снова стала самой собой.

– Знаешь что, – сказла я, погладив Юлиуса по пшеничным кудрям. – Я бы не стала полагаться на то, что Макс будет любить тебя вечно. Кто знает, может быть, тебе только тогда станет ясно, что ты потеряла, когда он начнёт встречаться с кем-нибудь другим. С Лаурой-Кристин, например.

Нелли презрительно засмеялась.

– Лаура-Кристин всегда будет лишь жалкой, прыщавой, толстой заменой. Ей ты не можешь мне грозить. Если мне когда-либо придётся влюбиться в другого парня, то точно не в Макса. – В этом месте её лицо приобрело мечтательное выражение. На какой-то момент я почти пожелала себе вновь стать четырнадцатилетней. Но только на какой-то момент.

Общество матерей посёлка «Насекомые»

Добро пожаловать на домашнюю страницу Общества матерей. Работающие женщины или «всего лишь» домохозяйки, здесь мы обмениваемся опытом о беременности и родах, воспитанию, браке, домашнем хозяйстве и хобби и с любовью поддерживаем друг друга.

Доступ на форум – только для членов.

24 июня

Мои бедные нервы! Знаете, у кого был выкидыш? У Мими Пфафф, женщины, которая похожа на Одри Хёпберн, я думаю, что Сабина знает её по учёбе, верно? Во всяком случае, я сегодня была на стройрынке, чтобы поменять обои с феями для девочек на обои с гоночными автомобилями для мальчиков (вздох), и встретила её мужа, который выглядит просто супер-замечательно. Я знаю, что ему уже 45, поскольку он пациент моего мужа, но будем откровенны, кто даст ему больше 38? Во всяком случае, я, разумеется, спросила его о жене и о беременности, и тут он мне рассказал, что на выходные у неё был выкидыш. Меня это так затронуло, что я чуть не упала в обморок. Любезному герру Пфаффу пришлось был принести мне стул, чтобы я могла присесть. Он также принёс мне стакан воды и стал очень мило меня утешать, когда я заплакала. Беременные женщины очень чувствительны. Это был супер-тяжёлый шок! Я имею ввиду, если со мной такое случится! У меня тоже разовьётся депрессия (она даже перестала мыться, сказал он!), и я тоже буду способна только рыдать. Со стройрынка я поехала прямо к моему гинекологу. В приёмной было, как всегда, полно народу, но все видели, что я на пределе, поэтому все с пониманием отнеслись к тому, что мне немедленно нужно УЗИ. Мой корешочек, слава Богу, в полном порядке!

Мама Эллен

P.S. Сабине. В моём волнении по поводу выкидыша я совсем забыла спросить тебя, не можем ли мы тебе как-то помочь. У тебя, конечно, сейчас не очень простой момент. Сначала ушла няня, а теперь ещё и муж, бедняжка ты наша. Если тебе нужно выговориться, можешь звонить мне днём и ночью.

P.P.S. Дети Клозе сводят меня с ума – я не могу просто оставить Тимми играть в саду, чтобы не появились маленькие монстры и не начали выменивать его дорогие игрушки на свою дешёвку. Стоит мне только уйти в туалет, как мой милый сыночек меняет свой автомобиль на сигареты или мёртвую черепаху!

P.P.P.S. Моя свекровь говорит, что я устроила ужасный театр вокруг своей персоны и что я вызов для всей семьи. Если кто-то здесь и вызов, так это она: бегает целый день в бигуди, даже когда идёт в магазин.

24 июня

Бедная фрау Пфафф! Она, наверное, годами напрасно пыталась забеременеть. И теперь такое. В этой ситуации испытываешь чувство вины, когда носишь четвёртого ребёнка. На меня стоит только посмотреть, как я беременею. Мне жаль и её бедного мужа. Невозможность зачать детей – это ужасно. Я имею ввиду, что Брэд Питт не напрасно расстался с Дженнифер Энистон, верно? Я, с вашего позволения, отнесу Пфаффам букет цветов, и, может быть, она обрадуется рекомендациям с нашего сайта по поводу беременности и плодовитости. В конце концов, мы здесь профессионалы.

Фрауке.

P.S. Эллен, что за чушь ты написала про Сабину? Если бы они с Петером расстались, я бы знала, я, в конце концов, её лучшая подруга. И поверь – между ними обоими всё в полном порядке.

24 июня

Вот именно! С большим удивлением я прочитала твой пост, Эллен. Бога ради, с чего ты взяла, что мы с Петером расстались? Я бы попросила тебя не распространять подобные истории, высосанные из пальца. Не знаю, где ты это подцепила, но я могу объяснить подобные слухи только обыкновенной завистью. Я имею ввиду, у кого есть здоровые, одарённые дети, чудесная сексуальная жизнь, прекрасная фигура и великолепная работа? Но это не должно ослеплять, и у нас есть, конечно, проблемы – например, мокрый подвал (второй раз в этом году), больной свёкор (денег, которые пожирает дом престарелых, хватило бы на погашение внешнего долга Бангладеш!), автомобиль, повреждённый укусом куницы (но я её поймала – недаром я сдала экзамен на охотника!) и прежде всего няня. Я с тяжёлым сердцем наняла женщину в леггинсах и с шестимесячной завивкой, можете мне поверить. Но она была единственной из откликнувшихся на объявление, у кого есть права и кто бегло говорит по-немецки. Если кёльнский диалект можно назвать немецким. Она приступает завтра, пожелайте мне, чтобы она у нас задержалась.

Сабина.

P.S. Мне очень жаль бедную Мими Пфафф. Если ты понесёшь ей цветы, я охотно пойду с тобой, Фрауке. Она моя давняя подруга.

Неллин абсолютно тайный дневник

24 июня

Лара, не поддающаяся расчёту бестия, бессовестно обнимается на школьном дворе с Морицем. С Морицем, в которого я была безумно влюблена до позавчерашнего дня! «Слушай, это меня тоже доводит», – сказала Лара. – «Но таким образом хотя бы одна из нас счастлива». Окей, если она именно это понимает под дружбой, то пожалуйста! Я точно видела, как Мориц ковырялся в носу и в результате размазал свои сопли под партой. Той же самой рукой он полез Ларе под блузку на большой перемене. Так ей и надо. После ковыряния в носу я точно не влюблена в Морица. И когда я вижу, как глубоко он засовывает свой язык в Ларино горло, меня начинает тошнить, честно. Но я не расскажу об этом бестии Ларе. Потому что с тех пор, как она думает, что она разбила мне сердце, она та-а-ак мила со мной. Я смогла даже одолжить у неё дорогой розовый вязаный топик. С моим розовым лифчиком под ним я выгляжу очень хорошо, лучше, чем эта бестия. Правда, мне пришлось спрятать топик под пуловером, потому что мама считает, что он слишком прозрачный. Когда я сняла пуловер на автобусной остановке, туда на своём скейте подъехал этот хвастун Кевин Клозе. Он уставился на мой вырез, присвистнул и сказал: «Вау, у тебя за ночь выросли сиськи, да, Неле?» Ну что за задница! Не может запомнить моё имя, но сразу видит, что на мне лифчик с поролоном. Кроме того, я ненавижу людей, которые говорят «сиськи». Я сразу представляю себе огромные налитые груди, полные молока. Завтра я скажу ему «Привет, Кельвин».

3

Я боюсь многих вещей: ос в стакане с лимонадом, контролёров в транспорте, цунами, которое сметёт с лица земли Пеллворм, злых дядей, которые могут что-то сделать моим детям, клещей, переносящих опасные болезни. Когда я не сразу произношу имена моих детей или говорю вещи типа «Принеси, пожалуйста, молоко из стиральной машины», я боюсь, что заболела болезнью Альцгеймера. Я боюсь наших соседей, толстых Хемпелей, и почтальона, который в очередной раз приносит письма от их адвоката. Я боюсь выходить из дома, потому что если со мной что-то случится, то что будет с моими детьми? Я боюсь пауков, падения метеоритов, червей и убийц, которые поджидают с ножом за занавеской душа. И это далеко не всё. Конечно, я никому не рассказываю о своих страхах, чтобы не попасть в дурдом. Моя жизнь была бы жалкой, если бы я действительно перестала выходить из дома. «Страхов много, а жизнь одна», говорит русская поговорка, которой я ежедневно придерживаюсь: я принимаю душ, забираю почту, здороваюсь с соседями и ловлю пауков голыми руками. А что касается падения метеоритов, то я просто надеюсь на лучшее. Вполне можно сказать, что я владею своими страхами. Кроме тех, которые касаются собак.

Если я вижу собаку, я разрешаю себе переходить на другую сторону улицы. Но собаки фатальным образом замечают тех, кто их боится, и поэтому, наверное, они постоянно решают меня преследовать и тоже переходят на другую сторону улицы.

Конечно, я боюсь не всех собак. Если они не больше кролика или, ещё лучше, идут на поводке, меня не бросает в пот от страха. И в присутствии безобидных, глупых и преданных существ типа нашей таксы Элмара на Пеллворме я остаюсь совершенно спокойной. Но питбультерьеров, догов и других слюнявых монстров с широкой грудью и акульими челюстями я боюсь даже на поводке, даже когда они в намордниках – по закону так и должно быть, но закон зачастую не выполняется. (По мне, на поводке и в наморднике должны ходить и их владельцы, но я боюсь, что до этого ещё далеко).

«Он ничего не сделает, он только хочет поиграть», – всегда утверждают владельцы собак, как будто человек, который не хочет, чтобы его укусили, – скучнейший зануда. Но хуже собак с хозяевами собаки без хозяев. Можете быть уверены, что пёс без хозяина сам не догадается придерживаться предписаний насчёт намордника.

И именно такого пса без хозяина и без намордника мы встретили сегодня во время бега в парке, Анна, Нелли и я.

Анна, Мими и я бегаем, как правило, несколько раз в неделю. Иногда к нам присоединяется моя подруга Труди и в последнее время всё чаще Нелли. Мы бегаем в умеренном темпе, потому что нам не важны рекорды, мы больше заинтересованы в приятном общении друг с другом. Чтобы бег не был скучным, мы приберегаем для него актуальные темы для разговоров, и поэтому за приятной болтовнёй мы незаметно наматываем приличное расстояние.

С момента выкидыша Мими больше с нами не бегала. Да и как она побежит – она практически жила на диване.

– Такое чувство, что она больше не выйдет из дома, – сказала Анна.

– У меня периодически тоже такое впечатление, – вздохнула я. К Мими было просто не подступиться. Ронни был в таком отчаянии, что он накапал ей в апельсиновый сок настойку, которую принесла Труди. До сих пор это не помогло.

– Это довольно-таки ужасно, – сказала Нелли. – Я хочу сказать, что это печально, но жизнь тем не менее продолжается. У Мими ведь есть всё, что нужно для счастья: прекрасная внешность, куча денег, супермилый муж, классный кабрио, очаровательные кошки и замечательный ретро-холодильник, то есть всё класс!

– Пожалуйста, не скажи чего-то в этом роде в Мимином присутствии, – попросила я. – Из-за куда более безобидных замечаний Мими швырнула в бедную Труди цветочной вазой.

– Наверное, Труди ей рассказала о выкидышах изо всех своих предыдущих жизней. И при этом поджигала вонючие ароматические палочки, – высказалась Анна. – Почему её сегодня нет с нами? Я хочу сказать, что Труди ещё нужнее заняться своей фигурой, чем мне, не так ли?

– Она в последнее время много разъезжает, – сказала я. – Мне кажется, у неё появился новый тип.

– Новый тип? – Анна посмотрела на меня большими глазами. – Я всегда думала, что она лесбиянка.

– Нет, Труди гетеросексуальна, – сказала я. – Она, возможно, была лесбиянкой в одной из своих прошлых жизней.

– В одной из своих прошлых жизней она была и папой Римским, – заметила Нелли. – Правда, у Труди новый тип? Надеюсь, что на сей раз это не гуру с огромной бородой, который всё время возлагает руки.

– Без понятия, кто это, – ответила я. – Труди высказала только парочку многозначительных намёков. Они знакомы по одной из прежних жизней в древнем Египте, и когда они снова встретились, на небе сияла радуга, и она почувствовала жар на солнечной чакре…

– Как мило, – сказал Нелли. – Это точно бывший фараон. У Труди в её прошлых жизнях никогда ничего не было с нормальными людьми.

– Нет, насчёт фараона Труди ничего не сказала. Мы говорили о Нине-Луизе и о том, что всё так и должно быть, из-за космического порядка и так далее. По мнению Труди, Нина-Луиза не хотела рождаться, – сказала я. – Ей была нужна только короткая инкарнация в животе Мими, из-за каких-то кармических причин, и Мими дала ей своё согласие, сказала Труди, даже если она не хочет это признавать.

– Иногда Трудину болтовню действительно трудно вынести, – заметила Анна. – Бедная Мими. То есть она, по идее, сама виновата?

– Так сказать, добровольная жертва высших сил, – ответила я. – Если я правильно поняла Труди.

– Для меня это слишком заумно, – сказала Анна.

– Я вообще не понимаю, почему все так стремятся завести детей, – заметила Нелли. – Из-за них у людей большие расходы, они создают много шума, задают много работы, оставляют на теле ужасные растяжки, морщины и седые волосы.

– Ох, как ты права, моё сердечко, – сказала я.

– Желание иметь детей – это одна из последних загадок человечества, – произнесла Анна. – Самое удивительное, что люди скорее согласятся быть бедными и уродливыми, чем откажутся от своих детей.

– Это инстинкт продолжения рода, – высказалась Нелли. – Он служит сохранению человечества и заставляет человека делать вещи, о которых он впоследствии пожалеет. Если об этом как следует подумать, то всё это ужасно безмозгло.

Я прикинула, что на внуков мне можно не рассчитывать.

– Мне только жаль, что что я выбрала именно Хансъюргена на это безмозглое продолжение рода, – сказала Анна.

– Но у вас красивые дети, – возразила я.

– Это верно, – польщённо ответила Анна. – И умные к тому же. Хотя это у них, скорее всего, от меня. – Она, улыбаясь, пробежала пару шагов, но затем её лицо снова нахмурилось. – Чёрт побери, этот человек доводит меня до бешенства. Его теперешняя секретарша – это вообще не секретарша, а практикантка. Двадцать лет. Только представьте себе. Постепенно я стала спрашивать себя, нет ли у Хансъюргена педофильских наклонностей.

– Я бы сказала, что его возлюбленные остаются в одном и том же возрасте, только Хансъюрген становится старше, – сказала я, бросая взгляд на Нелли. Хотя в ней было росту метр восемьдесят, нельзя было забывать, что она ещё ребёнок четырнадцати лет и что ей наши разговоры ни к чему. Хотя они её ужасно интересовали.

– Откуда ты всё знаешь так точно? – спросила она. – Он что, рассказывает тебе, с кем у него что было?

Я вздрогнула.

– Только когда я спрашиваю, – ответила Анна.

– Это же мазохизм. Я бы никогда на это не пошла, – заметила Нелли.

«Я тоже», хотела сказать я, но потом попридержала язык. От Лоренца я вытерпела тоже изрядно, и если бы он не оставил меня ради Пэрис, я бы, наверное, до сих пор была бы с ним. Напоминаю: речь идёт о новой пассии моего бывшего мужа, а не о Пэрис Хилтон.

– Сохрани это настроение, дорогая, – сказал Анна. – А самое важное – никогда не подписывай брачный контракт. Один лишь факт, что твой будущий муж предлагает тебе подписать контракт, должен тебя насторожить.

– Я всё равно стану лесбиянкой, – откликнулась Нелли.

– Что? – поражённо спросила я. – Мне казалось, что ты влюблена в Морица.

– Уже нет, – ответила Нелли. – Он ковыряется в носу.

– Да, по этой причине можно стать лесбиянкой! – заметила Анна.

У игровой площадки мы повернули направо. Там почти никого не было, только маленькая девочка каталась на качелях в вечернем солнце.

– А как насчёт Макса?

– Ах, он, – ответила Нелли. – Он всё время с Лаурой-Кристин. При этом скоро каникулы, никаких домашних заданий, к которым надо готовиться. Может быть, он стал её диетологом. Или он помогает ей выдавливать прыщи.

Боже мой, какой злой ребёнок. Ну, это у неё не от меня.

– Мне кажется, что Лаура-Кристин будет участвовать в ансамбле Макса.

Нелли фыркнула.

– В качестве кого? Подтанцовки? Каждый подумает, что это дрессировка слонов.

– Нелли! – с упрёком сказала я.

– Насколько я поняла, она будет играть на клавишных, – ответила Анна. – Макс говорит, она довольно хорошо играет. – Нелли поражённо замолчала.

На моём лице начала возникать злорадная улыбка, и тут я увидела пса. Это был грязно-белый питбультерьер, во всяком случае, наполовину. На вторую половину он был, наверное, боксёром или помесью боксёра, легавой и добермана. Кроме того, среди предков пса явно был ротвейлер. Тот сорт собак, который догонял и загрызал беглых рабов. Пёс стоял у кустарника и глядел на нас своими налитыми кровью глазами.

У меня упало сердце.

– Вы видите то же, что и я? – шепнула я Нелли и Анне.

– Ах, ничего страшного, – ответила Анна, но замедлила шаг. Пёс немного задрал верхнюю губу, словно в улыбке. На самом деле он заворчал. Хотя нас разделяло не менее тридцати метров, я это слышала совершенно точно.

Мы остановились.

– Где его хозяин? – спросила Нелли и осмотрелась. Никого не было видно, кроме маленькой девочки на качелях.

Ну, это вообще – оставлять такое маленькое, хрупкое создание с бойцовой собакой.

– Эй! – крикнула я ей недружелюбно. – Убери, пожалуйста, свою собаку, хорошо?

– Это не мой! – со слезами в голосе ответила девочка. Ей было самое большое шесть лет. – И тот тоже не мой.

Из кустов показался второй пёс, внешне брат-близнец первого. Он тоже неподвижно уставился на нас.

– Святая матерь Божья, пожалуйста, помоги, – произнесла Анна и перекрестилась. Я и не знала, что она католичка.

– Я не хочу умирать, – сказала Нелли.

Момент, здесь что-то было не то! Это была моя задача – в данной ситуации терять самообладание. В конце концов, это у меня была фобия на собак. Но Анна и Нелли не выглядели так, что сейчас они начнут меня утешать.

– Мама, сделай что-нибудь, – сказала Нелли.

– Хорошо, – ответила я своим лучшим тоном Джеймса Бонда. – Достаём газовый баллончик и спиной удаляемся. Но медленно. И смотрим им всё время в глаза, хорошо? Мы альфа-самцы. Вы можете рычать, если умеете. Пойдём с нами, малышка, давай.

Девочка сползла с качелей.

– Я хочу к папе, – сказала она.

– У меня нет газового баллончика, – сказала Анна. – Святая матерь Божья, прости меня, грешную…

– У меня тоже нет, – заметила Нелли. – У меня его вообще нет.

– И у меня нет, – сказала я. – Ну классно.

Собаки победно ухмыльнулись.

– Я хочу к моему папе, – сказала девочка.

– Мы пойдём к твоему папе, – сказала я, не отводя взгляда от ухмыляющихся псов. Девочка уцепилась за мою левую руку, Нелли за правую. Анна крепко схватилась за Нелли. Держась за руки и рыча, мы сделали пару шагов назад. Не хватало ещё, чтобы мы все вместе упали в лужу, а кто-нибудь выпрыгнул из кустов и закричал: «Вы что, шуток не понимаете?»

– Они выглядят такими голодными, – сказала Анна.

– Надеюсь, они привиты от бешенства, – сказала Нелли. – Я однажды видела передачу по телевизору, они там говорили, что их надо схватить за морду и ухватить за язык. Как ты думаешь, у тебя это получится, мама?

– Ну конечно, в каждую руку по языку, – ответила я. – В конце концов, я была в цирке. И зачем человеку вообще руки? Я же не пианистка.

– И-и-и, как можно удержать что-то настолько скользкое, – воскликнула Анна.

– Но это не добрые собаки, – сказала маленькая девочка.

Собаки, словно поняв её слова, пришли в движение. Анна громко пискнула от ужаса. Нелли только хихикала. Не сводя с нас глаз, звери разошлись по диагонали. Я такое уже однажды видела: по телевизору шёл документальный фильм, как львы ловят зебр. Я среагировала за доли секунды. Ещё до того, как оба льва, пардон, пса, припустили к нам галопом, я развернула своих подзащитных и крикнула:

– Бегите, если вам дорога жизнь! Все на дерево!

И мы побежали так быстро, как только могли, к могучей вишне, стоявшей в нескольких метрах позади нас. Нелли первая взобралась на дерево, затем я подняла к ней маленькую девочку и забралась наверх сама.

– Меня сейчас замутит, – застонала Анна. – Я ненавижу лазать по деревьям! – Мы с Нелли схватили её за руки. Обе бестии налетели на дерево и попытались ухватить Анну за ноги.

Анна заорала, как оглашенная, и панически попыталась подтянуться наверх. Маленькая девочка начала плакать.

Объединёнными усилиями мы с Нелли затянули Анну на дерево (я при этом чуть не вывихнула себе плечо, но я это заметила только через несколько часов, когда уровень адреналина упал). Аннина кроссовка и часть её штанов остались в клыках собак.

– Моя нога на месте? – спросила Анна.

– У тебя что-нибудь болит? – спросила я в ответ, пытаясь обнаружить места укусов.

– Собственно говоря, нет, – ответила Анна с удивлённым лицом. – Они действительно убили только мои штаны и мою кроссовку.

Но, очевидно, обоим бестиям этого было недостаточно. Брызжа слюной, они смотрели на нас. Мы слышали их вонючее дыхание. Ну, может быть, поблизости был какой-нибудь навоз, который так вонял.

Собаки злобно зарычали. Вблизи они выглядели ещё опаснее с их налитыми кровью глазами. Как здорово, что я так быстро среагировала! Я была действительно горда собой. Может быть, в газете появится заметка обо мне: «Крёстная мать материнской мафии спасла троих людей от неминуемой смерти». Забравшись повыше, я торжествующе сказала:

– Вы к этому не привыкли, да? Зебры, которые карабкаются на деревья!

– Я хочу к моему папе! – заплакала маленькая девочка.

– Я тоже, – ответила Нелли. Она сорвала вишенку и плюнула косточкой в собак. – Вкусно. Мы хотя бы не умрём здесь с голоду. Попробуй, малышка.

– Мне показалось или дерево действительно шатается? – спросила Анна.

Собаки зарычали.

– Просто держитесь крепче, – сказала я.

– Помоги-и-те! – закричала Анна. Один из псов попробовал схватить другую Аннину кроссовку. Он мог ужасно высоко прыгать. Может быть, среди его предков был кенгуру. Анна, дрожа, взобралась повыше ко мне.

– Какая-то трухлявая ветка, верно? – пробормотала она. – Давайте все вместе позовём на помощь. Кто-то должен нас услышать.

– Помогите! – крикнула одна Анна. Мы с Нелли до этого ещё не дошли.

Никакого ответа. Парк будто вымер. Где все пенсионеры сзонтиками и палочками? Где владельцы собак, которые обычно в это время дают своим Вальди и Брутам покакать в детскую песочницу? Где курящие подростки с их мотороллерами, которые кричат «Эй, старая, чего ты так глупо таращишься?», когда проходишь мимо них? Где все, когда они действительно нужны?

Но потом меня осенило.

– У тебя мобильник с собой, Нелли? – спросила я.

– Конечно, – ответила Нелли и стукнула себя по лбу. – Мне позвонить на телевидение?

– Нет, – ответила я. – Пожарникам.

– Серьёзно?

– Достаточно, если ты позвонишь Максу, – сказала Анна. – Или я тут единственная, кто будет чувствовать себя неловко, если пожарные снимут меня с дерева?

– Да, потому что на нас, остальных, ещё есть брюки, – ответила Нелли и захихикала. Наше приключение, похоже, доставляло ей удовольствие.

– А что сможет сделать бедный Макс? – спросила я. – Расправиться с собаками голыми руками? Кроме того, он сидит дома с Юлиусом и Яспером и поэтому не может отлучиться.

– Он может привести Лауру-Кристин, может быть, она усыпит животных своими клавишными, – сказала Нелли. – Я лучше позвоню папе.

Я закатила глаза.

– И что он сделает? Отведёт собак в суд? Нет, пожарные – это правильный адрес. Звони.

Моя дочь сначала хладнокровно отправила смс Ларе. «За нами погнались бойцовые собаки. В эти последние минуты жизни я прощаю тебе М. Я оставляю тебе свою коллекцию ангелов и розовые брючки от «Мисс Сиксти»», – зачитала она вслух.

– Ну здорово, сейчас Лара будет надеяться, что тебя сожрут, – сказала я.

– Ганнибал! Лектер! – крикнул кто-то. Собаки в первый раз отвели от нас свои налитые кровью взгляды и повернулись. Через заграждение перебрался парень примерно пятнадцати лет со скейтом.

– О нет! – застонала Нелли. – Только не это опять! – Её щёки порозовели.

Собаки побежали к парню и завиляли своими задами. Не то чтобы они от этого стали выглядеть безобиднее. Только у одного из них было какое-то подобие хвоста, у другого был только волосатый обрубок. Ганнибал и Лектер стали лизать парню руки. Боже мой.

Рядом со мной Анна взорвалась от гнева:

– Если это твои псы, дружок, то, будь любезен, возьми их сейчас же на поводок и надень на них намордники. Потому что когда я спущусь вниз, я могу тебя просто вздуть. И потом я займусь твоими родителями! Абсолютно безответственно давать этим машинам-убийцам свободно бегать по округе. Я уверена, что у них даже нет жетонов.

Парень похлопал машин-убийц по мощным спинам и ухмыльнулся.

– Добрый вечер, – сказал он. – Вишни уже созрели?

Похоже, что парень был особенно наглым экземпляром вида «гомо сапиенс подросткус».

Нелли выплюнула ему на голову вишнёвую косточку.

– Привет, Неле, – сказал парень, не переставая ухмыляться. – Забралась так высоко? Спортивно, спортивно. У вас в саду нет собственных фруктов?

– Привет, Кельвин, – ответила Нелли. – У тебя очень ласковые домашние животные. Позволь мне угадать, дома у вас ещё есть маленький боа констриктор, верно?

– Нет, только тарантул, – сказал Кельвин или как там его зовут. Он был довольно симпатичный, с коротко стрижеными светлыми волосами и немного раскосыми зелёными глазами. Его правое ухо было утыкано рядом маленьких серёжек в виде черепов, а на его руках драконы плевались огнём. – Он принадлежит моей младшей сестре и часто убегает. Так что не удивляйтесь, если вы обнаружите в своём саду большое волосатое животное. Кстати, оно охотно лазает по деревьям.

– Я хочу к моему папе, – сказала маленькая девочка.

– Мы над этим как раз работаем, – ответила я.

– Скажи, ты что, глухой? – фыркнула Анна на парня.

– Вы знаете, что у вас видна половина попы, да? – дружелюбно ответил он ей.

– Ты, наверное, чувствуешь себя очень могущественным с твоими двумя легавыми, дружок! – Анна гневно смотрела на него. – Ты сейчас же возьмёшь псов на поводок, иначе кое-что произойдёт!

– Что же? – спросил он заинтересованно. Он был действительно ужасный наглец, я таких давно не встречала. Но, к сожалению, все преимущества были на его стороне. Я уже видела, как мы сидим на дереве до самого рождества.

– Ну вот, дело такое, малыш, – сказала я тоном Джеймса Бонда. – Перед тем как ты тут неожиданно появился, мы уже сообщили по мобильнику, что нас преследует Ганнибал Лектер. То есть в любой момент на сцене могут появиться люди из службы надзора за порядком. Я, разумеется, не знаю точно их правил, поэтому не могу тебе сказать, применят ли они только усыпляющее средство или – поскольку здесь в опасности дети – сразу произведут смертельный выстрел.

– Я слышала, что они иногда кастрируют собак на месте, – сказала Анна.

– Собак и хозяев, – добавила Нелли. – В таких тяжёлых случаях, как этот.

Наконец я смогла заметить искру неуверенности на лице парня.

– Они и мухи не обидят, – сказал он. – Это просто нелепо. Они безобидные, они дома даже спят в колыбельке. Вместе с ребёнком.

– Как это мило, – сказала я. В колыбельке, очень смешно! Туда не поместится и половина собаки. – Да, мы сейчас увидим, какие они миленькие, когда спят. Усыпляющий укол действует моментально.

– Они совершенно безобидные. Или они кого-то ранили?

– Только штаны и кроссовку, – сказала я. – Всё остальное мы своевременно закинули на дерево.

– Ну вот, – ответил парень.

– Ну конечно, они хотели только поиграть, маленькие милые слюнявчики, – издевательским тоном сказала Анна. – Ах, по-моему, приближается машина ловцов животных…

– Ладно, – сказал парень и навязал собак на поводок. – Пойдёмте, Ганнибал и Лектер, пошли домой. Люди в этой местности, очевидно, не слишком любят животных. – Он ещё раз взглянул на нас вверх. – Хотя у них довольно миленькие задницы.

– Ох, спасибо, приятно слышать, – сказала я, а Нелли плюнула в него ещё одной косточкой.

– Тогда до завтра, Неле, – сказал парень с последней наглой ухмылкой. Мы подождали, пока он с Ганнибалом Лектером не исчез за заграждением. После чего мы осторожно сползли с дерева – сначала Анна, потом я, затем Нелли. Последней я сняла с дерева маленькую девочку.

– Ну, и где живёт твой папа? – дружелюбно спросила я.

– В новой квартире, – ответила девочка.

– Которая находится где?

– В красном доме, – ответила девочка.

– Ну, отлично, – сказала Анна. – Таких в посёлке штук сто. Я буду рада обследовать их в одной кроссовке и с половиной штанов.

– По крайней мере, вишни были вкусные, – заметила Нелли.

* * *

Анна отправилась домой, а Нелли и я принялись, не жалея красок, описывать наше приключение Максу, Лауре-Кристин и обоим малышам, предъявляя им в качестве доказательства пожёванную Аннину кроссовку и порванные штаны.

Наших слушателей это очень впечатлило, особенно Юлиуса и Яспера.

– Меня они точно бы поймали, – содрогаясь, сказала Лаура-Кристин. Я нашла, что со времени нашей последней встречи она изменилась: она стала заметно менее пухленькой, и прыщей у неё было намного меньше. Собственно говоря, она была очень симпатичная девочка.

– Да, наверное, они бы тебя поймали. – сказала Нелли. – Но угадайте, кто был тот тип, которому принадлежали Ганнибал и Лектер!

Никто этого не знал.

– Они принадлежат Кевину Клозе, – сказала Нелли.

– Кевину Костнеру? – спросила Лаура-Кристин, округлив глаза.

– Клозе! – нетерпеливо ответила Нелли. – Новенький в нашем классе!

– Я думала, его зовут Кельвин? – спросила я.

– Меня тоже зовут не Неле, – фыркнула Нелли.

– Кевин с татуировкой на заднице? – спросила Лаура-Кристин.

– Не знаю, – ответила Нелли.

– Я хочу к моему папе, – напомнила нам маленькая девочка, которую мы спасли от верной смерти через пережёвывание. От, вероятно, верной смерти.

– Ты можешь сказать, как тебя зовут? – спросила я.

– Джон-Энн, – ответила девочка.

– А по имени? – спросила я.

– Это и есть имя, глупая, – заметила Нелли.

– А что это значит? По-монгольски?

– Её зовут Джоанна, – перевела Лаура-Кристин своим милым, мягким голосом. – И как тебя полностью зовут, Джоанна?

– Джоанна Райтер, – ответила Джоанна.

Макс проверил всех Райтеров в телефонной книге. Никто из них не жил в посёлке «Насекомые».

– Мы только что переехали, – сказала Джоанна.

– Ты случайно не родственница Кевина? – спросила Нелли.

– Может быть, ты знаешь, как называется улица, где вы живёте? – спросила Лаура-Кристин.

Джоанна покачала головой.

– Может быть, есть что-нибудь особенное на вашей улице? Что-нибудь, что бросается в глаза?

– Только булочная, – ответила Джоанна, и мы все с облегчением вздохнули. В посёлке была только одна булочная, она находилась в проезде Жука-оленя.

Мы все вместе отправились в путь. Было уже восемь часов.

Нелли получила смс-ку от Лары.

– «Ты ещё жива? Если нет, получу ли я майку от Kookai?», – возмущённо прочитала она. – «А Мориц хочет твой iPod». Они вообще с ума сошли!

Она написала в ответ:

«Цела и невредима не считая сердца, которое вы ранили совершенно сознательно. Должна на завтра срочно одолжить твою куртку «Айсберг».

– Говорю тебе, нам надо проинформировать службу по делам молодёжи, – прошептала мне Анна, когда мы завернули на проезд Жука-оленя. – Игровая площадка находится на другом конце посёлка, и они не могут отпускать такую маленькую девочку так далеко. Даже я бы этого не сделала.

– Верно, – согласилась я.

Джоанна показала на красное здание напротив булочной.

– Здесь живёт мой папа, – радостно сказала она.

Фамилия «Райтер» была наклеена скотчем на один из звонков. Когда мы позвонили, из домофона донеслось усталое «Слушаю».

– Спорим, что он пьяный? – прошептала Анна. – Наверное, он вообще не заметил, что дочка отсутствует.

– Да, здравствуйте, – сказала я в домофон. – Мы привели вашу дочь Джоанну.

В домофоне слышался лишь треск.

– Ха-ха, он, наверное, думает, что мы из службы по делам молодёжи, – злорадно сказала Анна. – Наверное, он лихорадочно ищет рубашку, прячет сорок пустых банок из-под пива под диванными подушками и пересчитывает остальных шестерых детей. Один, два… дерьмо! Я знаю таких пролетариев очень хорошо.

Не успела она договорить последнюю фразу, как входная дверь распахнулась. Светловолосый великан в очках в металлической оправе ошарашенно уставился на нас. У него сбилось дыхание, он, наверное, скатился по лестнице с ужасной скоростью.

– Папа! – закричала Джоанна и бросилась в его объятья. К моему облегчению, он был полностью одет. И пивным перегаром от него не несло.

– Но что ты здесь делаешь? – спросил великан, бросая поверх головы Джоанны вопросительные взгляды. – Вы друзья Бернарда и Бьянки?

– Бернарда и Бьянки? – сбитая с толку, спросила я. – Из «Мышиной полиции»?

– Я и говорю, делириум, им повсюду мерещатся белые мыши, – шепнула мне Анна.

– Гадкие собаки зажевали Аннину кроссовку, – сказала Джоанна. – И злобно на нас смотрели. Как обычно Бернард.

– Бернард зажевал кроссовку? – Отец Джоанны выглядел всё более сбитым с толку.

– Нет, нет, – ответила Анна. – Это был Ганнибал Лектер.

– Серийный убийца из «Молчания ягнят»? – спросил великан, уже совершенно сбитый с толку.

– Мы встретили Джоанну на игровой площадке, – пояснила я. – На другом конце посёлка. Там на неё напали две бойцовые собаки, и я думаю, что в ваших собственных интересах мы взяли её с собой. Она хотела к папе.

– А где же её мать? – спросил великан.

– Может быть, вы посмотрите в своей квартире? – несколько нетерпеливо предложила Анна.

– Что? О нет, мы с Бьянкой разошлись, – ответил великан. – Джоанна живёт с матерью. Я могу её видеть только по выходным.

– Но я хочу остаться с тобой, – заплакала Джоанна.

Её отец выглядел так, как будто он тоже сейчас заплачет. Он крепко прижал Джоанну к себе, потом отодвинул её и сказал:

– Иди наверх в квартиру, дорогая, я сейчас приду.

Джоанна улыбнулась нам на прощанье. Мы улыбнулись в ответ.

– Мне надо позвонить её матери, – сказал великан, скрипя зубами. – Она её уже хватилась, наверное, и обвинит меня в похищении ребёнка.

– Ну, мы там никого не видели. – ответила Анна. – Джоанна была одна в парке. И ещё собаки. И мы. Нам пришлось забраться на дерево, иначе нас всех бы сожрали. Кстати, я Анна.

Взгляд великана помрачнел.

– Это очень типично. Они постоянно оставляют ребёнка без присмотра. Э-э-э, я Джо. От Джозеф.

– Констанца, – сказала я и протянула ему руку. – А это Макс, Нелли, Лаура-Кристин, Яспер и Юлиус. Наши дети. Более или менее. Э-э-э, не важно, очень рада, Джо, и добро пожаловать в посёлок «Насекомые».

Джо выглядел каким угодно, но только не обрадованным. Он не заметил и моей руки.

– Она теряет её с тех пор, как она родилась, – пожаловался он. – Ещё в коляске она постоянно её где-то забывала. Я просто не могу понять, как такой человек получил право опеки. Вы это понимаете?

Мы дружно покачали головами, даже Яспер и Юлиус.

– Если честно, – продолжал Джо, – я выгляжу глупо?

Мы снова покачали головами, лишь Нелли пожала плечами и пробормотала:

– Немножко.

– Но я глуп! – воскликнул Джо. – И эта женщина вовсю этим пользовалась. То есть я хочу сказать, что я носил её на руках.

– Вот что должен говорить мужчина, – шепнула Анна Нелли. – Я ношу тебя на руках, а не Подпиши здесь. Заметь себе это.

– Я брал дополнительные часы, чтобы она могла водить свою Ауди ТТ, – сообщил нам Джо. – Я учитель. После уроков я трудился на стройке нашего семейного дома. Я возводил стены, клал плитку и упрашивал своих родителей дать мне дополнительную ссуду, чтобы мы могли позволить себе выполнять особые желания Бьянки. Когда дом был готов, она потребовала развода. Сейчас она живёт со своим любовником и моей дочерью в моём доме, купается в моём бассейне с позолоченными кранами, а я ючусь в однокомнатной квартире! Сейчас я перед уроками разношу по утрам почту, чтобы выплатить кредит. Я даже продал автомобиль. Это справедливо?

– Ни в коем случае, – сказала я. – Если вы хотите, я запишу вам телефон моего адвоката. Он эксперт в вопросах семейного права.

– А как я смогу его оплатить? – вскричал Джо. – Только недавно я дал Бьянке деньги, которых у меня, собственно не было. На детские качели в саду. Знаете, что она сделала с этими деньгами?

– Она сделала тюнинг ауди ТТ? – предположил Макс.

– Она вставила грудные импланты? – сказала Нелли.

Джо удивлённо посмотрел на них. Очевидно, дети довольно точно поняли характер его бывшей жены.

– Ботокс! – сказал он. – Она разгладила себе морщинки с помощью ботокса. Вместо того чтобы купить качели для своей дочери! Только представьте себе!

Я сильно подозревала, что бедному мужчине больше некому выговориться.

– Как я уже сказала, Антон – великолепный адвокат, – заметила я.

– Как я уже сказал, у меня нет денег, – ответил Джо. – И судья посчитал, что Джоанне лучше быть с матерью. В конце концов, она не работает и может целый день оставлять ребёнка без внимания. Джоанна не ходит в детский сад, эти деньги Бьянка предпочитает тратить на себя. Зато она водит ребёнка с собой в пивную её друга Бернарда, где та целый день пьёт колу!

Некоторое время мы растерянно стояли перед глубинами, которые перед нами разверзлись.

– Ну да, я совсем не хотел вас этим нагружать, – в конце концов сказал Джо, смущённо почесав себе голову. – Ведь я вас вообще не знаю. В любом случае большое спасибо, что вы спасли Джоанну. Может быть, мы ещё увидимся.

– Конечно, – ответила я так дружелюбно, как могла.

А Анна добавила:

– Мы часто приходим сюда купить булочек. Возможно, дети смогут вместе поиграть?

– Да, – печально ответил Джо. – Но у меня она только каждые вторые выходные. Тем не менее, вы были очень любезны. До свиданья и ещё раз спасибо.

– Не за что, – ответила я. – В конце концов, мы мамы-мафия. Супер-женщины посёлка «Насекомые».

– А я думала, что это только наша семья совершенно испорчена, – заметила Лаура-Кристин на обратном пути.

– Нет, не волнуйся, – ответил Макс. – У нас у всех есть свои тараканы, верно, мама? Особенно у папы. Я про него могу тебе такое порассказывать, что ты не поверишь. Верно, мама? У всех есть фамильные секреты.

– Да, и они именно что секреты, – заметила Анна. – В каждой семье есть свои секреты, мой дорогой мальчик, и лучше об этом не говорить. Замкнуть уста. – Она наклонилась ко мне и прошептала: – Он выглядит великолепно, этот Джо, верно? Я давно не знакомилась с таким интересным мужчиной.

– Верно, – согласилась я. – И он свободен.

– Бедняга! – заметила Анна. – Такого безденежного никто не захочет!

* * *

Когда я на следующее утро навестила Мими, я была приятно удивлена, что она, очевидно, приняла душ.

– От тебя хорошо пахнет, – сказала я.

Мими раздражённо посмотрела на меня.

– Это так непривычно?

– В последнее время да, – ответила я. – Я тебе опять мешаю при просмотре ток-шоу?

– Да уж, – ответила Мими, проходя мимо меня в гостиную и плюхаясь на привычное место на диване.

В гостиной я огляделась. Она не была особенно убранной, но выглядела намного лучше, чем в прошлый раз. Кто-то здесь пропылесосил.

– Это не я, – сказала Мими, словно читая мои мысли. – Это Ронни. Наверное, он об этом плакался своей мамочке: мама, мама, я должен сам всё время убираться, поскольку злая, бесплодная Мими такая ленивая…

Она снова поглядела в телевизор.

– Это могло бы быть темой для ток-шоу.

– А какая тема сегодня? Мне четырнадцать, и глупый засранец не хочет платить за мою тройню?

– Спокойно, – сказала Мими. – Я терплю тебя здесь только потому, что ты единственная, кто ничего не приносит.

– Да, жадность иногда может пригодиться, – сказала я, радуясь тому, что Нелли съела все булочки с начинкой из рубленого мяса, моркови и лука, которые я испекла специально для Мими.

– Я ненавижу плакать перед другими, – сказала Мими. – Но если они мне говорят, как мне плохо, то я сразу начинаю плакать. Это так унизительно. И это всё твоя вина. Раньше я держала себя под контролем.

– Но сейчас ты вообще не выходишь на люди, – сказала я и села на привычное место, табуретку перед телевизором. – А если и выходишь, то начинаешь швыряться в них предметами, как в Труди.

– Я только потому швыряюсь предметами, чтобы они не доводили меня до слёз, – возразила Мими. – Но я не всегда успеваю. А теперь сиди тихо, я хочу это посмотреть.

Я была не так уж неправа: ток-шоу был на тему «Она хочет навязать мне ребёнка. Сегодня мы узнаем, являюсь ли я действительно отцом».

Полная молодая девушка с мелированной чёлкой и отсутствующим зубом напряжённо улыбалась в камеру.

– Разумеется, Юстин от Роберта, это же видно! Кроме того, Юстин выглядит точно так же, как моя первая дочка, отцом которой является Роберт.

– Разве мы её не знаем? – спросила я. – Сто процентов она была недавно на ток-шоу. Она беременная или просто толстая?

На экране показали фотографию младенца Юстина. Он выглядел, как Ангела Меркель.

– О Боже, какой хорошенький, – не обращая на это внимания, воскликнула Мими и вздохнула. Вид младенца Меркеля вызвал слёзы у неё на глазах.

– Эй, если ты таскаешься по району и <пи-и-пип>, эй, то это совершенно не факт, – сказал предполагаемый отец ребёнка Роберт. Поскольку была середина дня, многие его слова должны были быть заменены резким пипиканьем. – Ты действительно последняя <пи-и-пип> и <пи-и-пип> и не можешь ничего другого, кроме <пи-и-пип>.

– Такой пипец, – пошутила я.

– Если ты судишь о других по себе, Роберт, – сказала девушка с мелированной чёлкой, – то мне тебя жаль.

Ведущая выглядела немного озабоченной.

– Дженни, здесь у нас Йорг, и он говорит, что в интересующее нас время у него с тобой тоже что-то было. Это верно?

– <Пи-и-пип, пи-и-пип, пи-и-пип>, – сказал Роберт Йоргу.

– Да, было, – ответила Дженни и закусила нижнюю губу. – Но только один раз.

– А что насчёт Йенса?

– Это было раньше!

– А Джереми?

– С ним я только <пи-и-пип>!

– У матери Дженни, во всяком случае, было что-то с бараном, – заметила я. – Ты знаешь, что на нас напали две бойцовые собаки?

– Ну, очевидно, вы выжили, – ответила Мими.

– С большим трудом. Мы успели вскарабкаться на дерево. Под нами – кусачие животные, а вокруг никого, кто бы мог нам помочь. Нелли даже оставила завещание. – Мими уставилась на экран стеклянными глазами, как будто она вообще меня не слышала. Я продолжала болтать дальше. – Но что Труди влюбилась, ты уже знаешь, верно?

– Её дело, – ответила Мими.

– Кроме того, мы познакомились с одним действительно симпатичным учителем. Он только что разведён, его безжалостно доит бывшая жена, и он может видеть свою дочь только раз в две недели. Очень печальная история. Его жена водит Ауди ТТ, в её доме золотые краны, а бедный бывший муж вынужден ютиться в однокомнатной квартире и ездить общественным транспортом. Как тебе это?

– Совершенно неинтересно, – ответила Мими.

– Она не работает, и у неё есть любовник. И вместо того, чтобы потратить деньги на качели, она вколола себе ботокс, – продолжала я.

Дженни на экране выглядела совершенно запуганной, потому что только что выяснилось, что отец её ребёнка – не Роберт, не Йорг, не Йенс и не Джереми.

Роберт, оскорблённый и сопровождаемый пип-звуками, покинул сцену.

– Ну, и кто тогда остаётся? – захотела выяснить ведущая.

Дженни не знала.

– Ну, скорее всего, дядя Роберта, – наконец сказала она.

– И угадай, как зовут жену и её любовника, – сказала я. – Бернард и Бьянка! Бернард и Бьянка! Забавно, да?

– Не очень, – ответила Мими. Дженни покинула сцену, правда, она собиралась опять прийти с дядей Роберта на следующее ток-шоу – наверное, на тему «Мне пятьдесят, и у меня пивной живот, но ни одна женщина старше двадцати пяти не затащит меня в постель».

В дверь позвонили.

– Мне открыть дверь?

– Это, конечно, почтальон с письмами соболезнования, – сказала Мими. – Моя невестка только вчера написала мне очень милое письмо с многократными извинениями за то, что она опять беременна. Подожди, оно где-то здесь. Лучше всего то место, где она пишет, что я должна с пониманием отнестись к тому, что она пока не хочет меня видеть, потому что моё несчастье очень угнетает её в данный момент.

– Ась? – не поняла я.

Снова звонок в дверь.

– Открой, – сказала Мими. – Моя другая невестка тоже определённо беременна и хочет извиниться за то, что она не может выносить моего вида.

Я открыла дверь и тут же об этом пожалела, потому что увидела, что на пороге стоят Фрауке и Сабина из местного Общества матерей с букетом розовых гвоздик. Фрауке была матерью Лауры-Кристин и в настоящий момент беременна четвёртым ребёнком. У Сабины было двое маленьких детей, одного из которых она постоянно таскала с собой. Девочку звали Карста, и она имела фатальное сходство с младшим ребёнком Симпсонов, Мэгги с соской. Сабина работала на «Альслебен Фармацевтик» у Антонова отца референтом по фармацевтике или кем-то в этом роде. Она выглядела так, как будто она на себе опробовала новое средство для похудания, разработанное фирмой.

– Ах, привет, Корнелия, – сказала она мне.

– Привет, – сказала я. Было бессмысленно указывать Сабине на то, что меня, собственно, зовут Констанца. Она этого в принципе не помнила.

– Фрау Пфафф дома? Мы услышали о том, что случилось, и хотели принести ей пару цветов, – сказала Фрауке, соболезнующе вытянув своё лошадиное лицо.

– Спасибо, – ответила я, собираясь забрать у неё букет. – Она, конечно, очень обрадуется.

Но Фрауке ревниво прижала букет к себе.

– Мы бы охотно передали его сами.

– К сожалению, не получится, – ответила я. – Она… э-э-э… лежит в постели и никого не принимает.

Фрауке и Сабина обменялись понимающими взглядами.

– Ничего страшного, если у неё немытые волосы или она не накрашена, – сказала Фрауке заговорщицким тоном. – И мы поймём, если она неаккуратно выглядит. Её муж рассказал нам о её депрессии. Он действительно очень обеспокоен, бедный.

Ронни что, с ума сошёл? Как ему взбрело в голову рассказывать о Мимином состоянии именно этим гиенам? Кроме того, у неё не было никакой депрессии. Ей просто было плохо. И она периодически швырялась предметами.

– Она никого не принимает, – упрямо повторила я. В их собственных интересах лучше не приближаться к Мими на короткое расстояние. Они могли получить чем-нибудь по голове.

– Тебя же она принимает, – так же упрямо, как и я, сказала Сабина и с Карстой за руку протиснулась мимо меня. – Я знаю её целую вечность. Мы старые подруги по учёбе.

Это была ложь. Я знала от Мими, что они друг друга терпеть не могли. Я как раз собиралась сказать об этом Сабине, как в прихожей показалась Мими. Наверное, на всех каналах с ток-шоу шла реклама, и она отправилась в туалет. Я была рада, что она приняла душ и вместо заляпанного тренировочного костюма надела чистые джинсы и майку. Её волосы были по крайней мере вымыты, хотя и торчали во все стороны нечёсаными прядями, а что касается отсутствующего макияжа, то оленьи глаза Мими с её длинными ресницами и тёмными кругами выглядели словно накрашенные, и у неё был слегка тот самый «героиновый» вид, который очень популярен среди некоторых моделей. Она выглядела такой нежной и ранимой, что я бы лучше всего затащила её обратно в гостиную, чтобы Фрауке и Сабина не разорвали её на куски.

Но гиены уже ощерили зубы.

– Да вы не в постели, – сказала обрадованная Фрауке. – Мы из Общества матерей посёлка «Насекомые» хотели…

– …уже уходить? – дополнила я. Выражение лица Мими было трудно понять. Что она будет делать? Начнёт швыряться предметами или расплачется?

– …чтобы выразить глубочайшее соболезнование, – уверенно продолжала Фрауке. – Нам так жаль. Мы не знаем, что мы можем сказать.

– Ну так заткнитесь, – ответила я, но меня никто не слушал.

– Мими, дорогая, это так печально, – сказала Сабина, целуя воздух рядом с Мимиными щеками. – Ты должна себя ужасно чувствовать.

– Довольно ужасно, – ответила Мими, и её нижняя губа задрожала. О нет! Если она сейчас не схватит с полки деревянную корову и не швырнёт её в Сабину, будет слишком поздно.

Сабина заботливо взяла Мими за руку.

– Выплачься как следует, Мими, – сказала она и повела её в комнату. Карста ковыляла рядом с ней. Мими едва сдерживала слёзы, я это слышала по тому, как она сопит.

Фрауке сунула мне в руки букет с гвоздиками и последовала за ними.

– Обрежь стебли, – указала она мне через плечо.

– У тебя есть все причины плакать, – ободрительно сказала Сабина, и из Миминых глаз полились слёзы. – Вначале долго не получалось, а потом ты потеряла ребёнка. – Она притащила Мими к дивану и уселась рядом с ней.

Карста с ликующим возгласом кинулась на котят, которые при виде неё испуганно брызнули во все стороны.

– Китикотики! – восторженно закричала Карста, ухватывая маленького коричневого котёнка за хвост.

– Не трогай, Карста, – сказала Фрауке. – Котята могут переносить болезни.

– Кроме того, ему нужен его хвост, – сказала я, освобождая котёнка из маленьких сосискообразных пальцев Карсты.

– Китикотики! Кавста гвадить! – возмущённо заорала на меня Карста, и её соска дико качалась туда-сюда.

– Низя, – ответила я.

А Сабина тем временем продолжала работать над потоком слёз Мими. Казалось, она точно знает, как открывать кран. Сейчас она гладила Мими по волосам.

– И накануне действительно не было никаких признаков? Ведь хорошая акушерка что-то бы заметила, верно?

Мими могла только всхлипывать.

– Позволю себе сказать, что у этой Анны Кёлер не особенно хорошая слава в наших кругах. – Фрауке положила ладонь на живот. Только сейчас я увидела, что на её животе серебряными буквами написан вопрос «Boy or Girl?». – Мы, Общество матерей, составили список лучших акушерок города, который мы охотно предоставим вам к следующему разу.

– Если ты ещё раз забеременеешь, – добавила Сабина, продолжая гладить Мими по волосам. – Это не факт в твоём возрасте. Неудивительно, что у тебя депрессия, дорогая. И бедный, бедный Ронни. Он был бы чудесным отцом.

Похлопывания, всхлипы – это невозможно было вынести.

– Как мать, я очень хорошо понимаю ваши чувства, – сказала Фрауке, усаживаясь с другой стороны от Мими. – Меня, слава Богу, выкидыши пощадили, но о них слышишь всё чаще. Даже в кругу моих друзей случалось такое. – Она сделала многозначительную паузу, во время которой были слышны лишь всхлипывания Мими, и смущённо добавила: – Особенно затрагивает это, конечно, тех, кто вообще не выносил ни одного ребёнка.

– О да, – сказала Сабина и притянула к себе сосущую соску Карсту. – Тогда начинаешь сомневаться в себе как в женщине, могу себе представить. Это ведь привилегия нашего пола – вынашивать детей.

Мими превратилась в живой фонтан. Её слёзы просто брызгали во все стороны, и Карста с изумлением смотрела на неё.

Фрауке сочувственно положила ей руку на колено.

– Роды – это чудесное переживание, – сказала она. – Каждая женщина должна испытать это счастье. Я могу очень хорошо понять, что вы чувствуете себя обделённой судьбой.

Для людей, которые не знают, что сказать, они говорили довольно много, сочла я. Я бы на месте Мими охотно пошвырялась бы в них предметами. Тяжёлыми и острыми предметами. Но все ножи были на кухне.

Я решила сделать последнюю попытку отделаться от Фрауке и Сабины, пока они не загнали Мими в дурдом.

– Очень мило с вашей стороны, что вы пришли и сказали такие мудрые и утешительные слова, – заявила я, помахивая гвоздиками в сторону выхода. – Но Мими опять должна прилечь.

Мими, всхлипывая, втянула ртом воздух. Поскольку Сабина и Фрауке по меньшей мере пять секунд не говорили о том, как это всё ужасно, она постепенно обретала контроль над собой.

– Мы побудем недолго, – сказала Фрауке. – Ведь у нас у всех есть семейные обязанности. Но мы хотим передать вам наши советы и опыт на тему плодовитости и беременности. – Она торжественно передала Мими голубой скоросшиватель, перевязанный ленточкой. При этом она улыбалась, как пряничная лошадь. – Оно выглядит немного импровизированно, но скоро эта папка появится в виде книги. Мы, Общество матерей, уже выпустили книгу рецептов, и это был колоссальный успех. И мы очень рады передать вам, так сказать, брутто-тип нашей книги.

– Прототип, хочешь ты сказать, – поправила её Сабина. – Подумай о том, что мы всегда должны быть образцом для наших детей, особенно в отношении языка.

Мими прижала голубую папку к груди.

– Спасибо, – просипела она.

– Да, большое спасибо, это будет точно её новая библия. – сказала я.

Карста попыталась выманить котят из-под дивана.

– Иди, манькая котя, иди! – сказала она. Но котята были не так глупы.

– Она так любит животных, – заметила Сабина. – Но мне кажутся подозрительными все существа, которые не ходят на двух ногах и не умеют говорить. По крайней мере, я до сих пор успешно противостояла тому, чтобы у нас поселились какие-нибудь вонючие носители шерсти.

Я наклонилась к Карсте, которая собиралась вытянуть котят за ноги из-под дивана.

– Так, так, Карста, значит, ты была твоей маме подозрительна, пока ты не могла ходить на двух ногах? – Говорить она не умела и по сей день.

– Из педагогических соображений у наших детей есть кролики и морские свинки, – сказала Фрауке. – Правда, на улице, в саду. Кота я не стану держать ни в коем случае, из-за опасности токсоплазмоза. Вы не проверили, не вызван ли им ваш выкидыш, фрау Пфафф?

– Возбудители токсоплазмоза находятся, если вообще находятся, в кошачьих экскрементах, – резко сказала я. – А от них Мими держалась подальше.

– Как бы это ни было мне тяжело, – добавила Мими. Она наконец перестала всхлипывать. Я послала ей слабую улыбку, но она в ответ не улыбнулась.

– Одна наша подруга отдала свою кошку в приют, когда забеременела, – сказала Фрауке. – Но это, конечно, каждый должен знать сам.

– Эллен даже отдала свою канарейку в приют, – добавила Сабина. – Из-за птичьего гриппа. Знаешь ли ты, собственно, это был бы мальчик или девочка, Мими?

– Был бы, – задумчиво повторила Мими.

– Девочка, – быстро ответила я. Мне ни в коем случае не хотелось, чтобы она опять заплакала.

– И можно ли спросить, что случилось с э-э-э… эмбрионом? – спросила Фрауке. – Я хочу сказать, что он был, конечно же, ужасно маленький и вряд ли очень красивый, но тем не менее: его можно было похоронить или он был отправлен на патологические нужды, или как это вообще было?

Впервые в этот день я потеряла дар речи. Я не могла ничего сказать, я молча таращилась на Фрауке. Её чудовищность затмевала даже лютость лорда Вольдеморта.

Но в глазах Фрауке было лишь искреннее любопытство.

– Это интересный вопрос, – сказала Мими, всё в том же задумчивом тоне. Её глаза были сухими, и её голос звучал очень спокойно. – Бывают крохотные гробы и миленькие обитые войлоком коконы, в которых можно похоронить мертворождённых любых размеров. Деток до пятисот граммов можно похоронить и в собственном саду. Под вишней, например.

Фрауке и Сабина одновременно посмотрели из окна в сад.

– Как красиво, – с жаром сказала Фрауке.

– О нет, в моём случае оно устроилось само, – сказала Мими. – Большую часть содержимого моей матки я спустила в унитаз.

Наступило смущённое молчание. Я думала, что Фрауке и Сабина не оправятся от такого замечания, но я рано обрадовалась.

– Вы, конечно, уже думали об усыновлении, да? – спросила Сабина. – Правда, в вашем возрасте…

По счастью, Карста в этот момент начала оглушающе орать. Одному из котят надоело, что его тянут за конечности, и он хорошо дал ей лапой. На руке Карсты кровоточили три царапины.

– Плёхая, плёхая котя! – орала Карста.

– О Боже! – вскричала Сабина. Котик проделал отличную работу: кровь капала на белые диванные подушки. Не важно, бессердечно подумала я, их всё равно надо отправить в стиральную машину из-за всех этих пятен сока.

В следующие минуты мы все были заняты тем, что дезинфицировали и перевязывали Карстины раны, чтобы она не заразилась ни токсикоплазмозом, ни кошачьим насморком. Сабина тем не менее хотела на всякий случай поехать к детскому врачу. С по-прежнему орущей («Поцавапау Кавсту, плёхая котя!») и дико машущей руками Карстой она поспешила к двери. Фрауке последовала за ней.

– Почему вы сразу так не сделали? – спросила я, но очень тихо.

Вслух же я сказала:

– До свиданья, и надеюсь, что маленькая Гарста не заразится бешенством.

На пороге Фрауке ещё раз обернулась и улыбнулась Мими.

– Всего, всего хорошего. А стебли цветов надо ещё раз подрезать. Если туда подложить медный грош, они будут стоять дольше, это маленький совет напоследок.

– Да, мы так и сделаем, мы ведь хотим неделями помнить об этом знаменательном визите, – сказала я, закрывая дверь и поворачиваясь к Мими. – Окей, где вы храните ваш валиум? Мы обе сейчас можем принять по сверхдозе.

Мими ничего не ответила. Она только улыбалась пятну на стене. В её глазах появился странный блеск.

– Не волнуйся, Мими, пятна крови отмоются, – неуверенно сказала я. Почему она так странно смотрит? – Где котёнок? Я хотела бы дать ему лакомство.

Мими смотрела только на пятно. Я боялась, что разговор о крохотных коконах и мертворождённых эмбрионах окончательно свёл её с ума. Меня, во всяком случае, он очень затронул.

Но Мими меня поразила.

– Знаешь что, Констанца, – медленно сказала она. – Я думаю, что рождение детей я лучше предоставлю другим женщинам.

– Женщинам из ток-шоу? – спросила я.

Мими кивнула.

– И женщинам вроде Сабины и Фрауке, которые из-за того, что они рожают детей, чувствуют себя более ценными.

Я не знала, что мне на это ответить.

– Это так, словно Люк Скайуокер отдал мир Дарту Вейдеру, – наконец сказала я.

– Ты веришь в Бога? – спросила Мими. – В высшую силу, которая руководит нашими судьбами?

– Ну да, – сказала я, поёживаясь. – Я верю во что-то вроде высшего порядка, частью которого мы являемся, что-то такое.

– Именно, – ответила Мими. – И для этого порядка тот факт, что я не могу иметь детей, имеет большое значение. Я должна прекратить пытаться. Продолжение рода – не предназначение каждого. Глупо видеть в этом смысл жизни.

– Но… – сказала я.

– Зачем противиться высшему порядку и насильно пытаться сделать то, что тебе вообще не предназначено? – спросила Мими. – Я сейчас позвоню моему шефу.

– Что?

– Я спрошу его, свободно ли ещё моё старое место, – продолжала Мими. – Потом я запишусь в парикмахерскую. А потом, – она наморщила нос, – я уберусь в этом свинарнике. Здесь вонища, как в змеиной яме. Ты могла бы как-нибудь проветрить.

– Окей, – сказала я по-прежнему неуверенно. Неужели визит Фрауке и Сабины оказал благотворное воздействие? И дни Мими на диване канули в прошлое? Или у загадочного высшего порядка был другой, жуткий план?

– Скажи, Констанца, – Мими повернулась ко мне. – Я правильно услышала, что Фрауке сказала, что Ронни говорил с ними обо мне?

И – бац! Высший порядок нанёс очередной удар.

– Э-э-э… знаешь ли… – заблеяла я. – Наверное, они… он…

– Н-да, он действительно очень солидарный и молчаливый, мой муж. – Мими фыркнула. – Сначала он преподносит всё тёпленьким своей матери, а потом посторонним женщинам из посёлка. И этот человек хочет, чтобы я обратилась к психологу!

– Я не думаю, что он… – запинаясь, сказала я. – Наверное, эти гиены выжали его, как лимон. Ты же видишь, что они с тобой сделали.

– Но откуда они это знают, если не от него?

– Я… без понятия. Слухи распространяются быстро…

– Да, потому что он везде бегает и рыдает, – сказала Мими. – Я не думала, что я скажу такое. Но мой муж – задница!

И всё это время её глаза не переставали сверкать.

Общество матерей посёлка «Насекомые»

Добро пожаловать на домашнюю страницу Общества матерей. Работающие женщины или «всего лишь» домохозяйки, здесь мы обмениваемся опытом о беременности и родах, воспитанию, браке, домашнем хозяйстве и хобби и с любовью поддерживаем друг друга.

Доступ на форум – только для членов.

28 июня

Наконец я смогла снова посетить наш форум, ведь мой муж преподнёс мне сюрприз в виде выходных в Неаполе. Это было просто чудесно, такие вещи надо действительно делать чаще. Тем более что мы смогли пару дней отдохнуть от моей свекрови и ужасных Клозе. На выходных особенно плохо, дедушка проигрывает старые граммофонные пластинки на тротуаре и приглашает прохожих потанцевать. У меня были супер-большие сомнения из-за полёта, но моя гинеколог и моя акушерка избавили меня от страхов. Это был, в конце концов, всего лишь короткий полёт, там излучение не такое сильное, и, кроме того, все важные органы моего корешка уже сформировались. То есть это нельзя сравнить с твоим легкомысленным путешествием в Домин. Респ., Соня. Тем более что на мне были надеты утягивающие чулки. Дорогая Сабина, я не собиралась распространять какие-либо недоказанные слухи о тебе и Петере или компрометировать тебя. Петер лично доложил мне о вашем расставании, когда он был в нашем праксисе по поводу зуба мудрости. Но, возможно, ты ещё находишься в фазе отрицания, это нормально, бывшая моего мужа до сих пор не верит в то, что он её окончательно бросил. Как я уже говорила, если тебе нужен кто-то, чтобы выговориться, моё предложение остаётся в силе.

Мама Эллен – круглый животик.

P.S. Я никогда не думала, что Труди Бекер может понравиться Петеру. То есть она действительно супер-милая, но немного не того, как вы считаете? Где это они познакомились?

P.P.S. Моя свекровь действительно подарила Тиммин радиоуправляемый вертолёт детям Клозе, когда мы были в Неаполе. Хорошо, Тимми страшно боится этой игрушки, но вы знаете, какая она дорогая? Я, супер-разозлившись, подсунула моей свекрови чек под нос, но она только сказала, что я должна быть великодушнее, ведь я, в конце концов, была бедна, пока не вышла замуж за дантиста. Ну вообще, разве дети Клозе бедны? «Мамка» зарабатывает определённо больше зубного врача.

30 июня

Да, я тоже так думаю. Хотя обе профессии чем-то похожи, вы не находите? Разве что одни носят чёрную кожу, а другие – белый китель. Может быть, Петер передумает и вернётся к вам, мама Сабина. Хотя бы из-за всей этой финансовой неразберихе. Я могу себе представить, как тяжело будет разделить вашу собственность. Труди Бекер – очень милая и добросердечная особа, и я не считаю, что она подходит Петеру. Когда он насытится её округлостями, он, конечно, снова вспомнит о твоих твёрдых мускулах живота, мама Сабина, и пожалеет, что сбежал. Этого тебе от всей души желает

Мама Гитти

30 июня

Дорогая Гитти, дорогая Эллен! Петер не «сбежал», а мы вместе согласились на временную разлуку. В конце концов, я не могу одобрить такое заблуждение вкуса. Труди Бекер жирная, безработная (не считая её сомнительных курсов) и по меньшей мере такого же возраста, как я – при всём желании я не могу понять Петера. Была бы это Камерон Диаз – но не этот горбатый кит! Что касается финансовой неразберихи – пишется, кстати, «из-за всей финансовой неразберихИ», Гитти, помни про об окончании в родительном падеже, как часто я должна тебе говорить, что именно в языке мы должны быть образцом для наших детей? – это, конечно, не аргумент, чтобы оставаться вместе. Петеру из-за меня и из-за наших мышек разлука далась очень тяжело, и я знаю его слишком хорошо, чтобы не понимать, что он умрёт от тоски по нам. Но сейчас ему надо держаться. Пока он снова не одумается. Очень тороплюсь, должна наготовить и уложиться, завтра большая конференция референтов в Сент-Галлене. Фрау Пютц, новая няня, два дня должна справляться без меня.

Сабина

P.S. Без понятия, где познакомились Петер и фрау Кит-Бекер, Эллен. Но эти одинокие женщины знают, наверное, всякие фокусы, чтобы подцепить женатого мужчину.

2 июля

Радуйся, что ты отделалась от Петера, Сабина, ведь он годами жил за твой счёт! Его так называемая свободная профессия не приносила ни копейки! На самом деле он хорошо устроился – смотрел DVD, играл в гольф, встречался с друзьями, пока ты пахала с утра довечера, чтобы добыть деньги на семью. И на няню, потому что милостивый государь слишком нежен для того, чтобы работать по дому. Хотя у него было достаточно времени. Лизинг его машины и дом престарелых его отца оплачиваешь тоже ты, верно? Будь я на твоём месте, я бы срочно обратилась к адвокату.

Новости о семье Клозе, биче Стрекозиного проезда. Младший отпрыск, Юстин, проковырял дыру в нашей изгороди и помочился в бассейн. И мы уже дважды ловили их на том, что они собирались умыкнуть Софииного хомячка или морскую свинку (или что это такое). Невероятно, сколько криминальной энергии таится в этих детях. Наверное, они ведут бойкую торговлю грызунами. Неудивительно, когда у них мать такая девка!

Соня

P.S. Ты уверена, что Петер тоскует о детях? Большинство мужчин в его возрасте только рады иметь покой от всего этого хныканья. Я бы на твоём месте отказала ему в этом покое.

2 июля

Сохраняй спокойствие, Сабина. Конечно, Петер к тебе вернётся. Это просто кризис среднего возраста, его надо пережить. Он скоро пропадёт от тоски по детям. Ты должна только следить за тем, чтобы Труди Бекер не родила ему детей, вот и весь секрет. На эту тему есть -дцать исследований, и в этом треугольнике жена – сильная сторона, потому что она родила ему общих детей. Этого ничем не возместить.

Фрауке

P.S. С вашими соседями вам действительно не повезло, Соня и Эллен. Вам надо обязательно наслать на них службу надзора за порядком и службу по делам молодёжи, может быть, тогда вы обретёте покой.

Неллин абсолютно тайный дневник

2 июля

Я не могу этого понять, но Лаура-Кристин действительно выступила со «Школьными совами» (это дурацкое имя Максовой группы, как-то связано с Гарри Поттером, но этого не понять никому) – на празднике по поводу окончания учебного года в пятницу. Не знаю, была ли она хороша, но, во всяком случае, плоха она не была. Выглядела она, правда, совершенно провально, она сменила свои обычные мешки на майку с вырезом, которую она заправила в джинсы. Была видна её огромная задница и её ещё более огромная грудь, которая вываливалась из майки, как тесто, но ей это, казалось, было всё нипочём. Она всё время с обожанием смотрела на Макса, словно он все свои песни пел только для неё. Этого почти невозможно было вынести. А потом рядом со мной появился Кевин Клозе и сказал: «Завидуешь сиськам? Но зато у тебя ноги красивее». Я готова запульнуть этого типа на луну. И мою маму вместе с ним. Я спросила у неё, почему мне нельзя было научиться играть на каком-нибудь инструменте, когда я была маленькой, и тут она меня спросила, не забыла ли я уроки игры на флейте, на которые ей пришлось тащить меня за руки и за ноги. Флейта – это последнее дерьмо. Или действительно есть крутая группа с флейтистом? Я вежливо попросила маму в качестве компенсации оплатить мне уроки ударных инструментов, но она категорически отказалась. При этом она сунула мне в руку венчик и ложку и предложила, чтобы я ими сыграла «Ла Ле Лу». Они с Юлиусом от смеха катались по полу. Какая низость! Спрошу у папы, не отслюнявит ли он мне башлей. Я просто должна стать круче.

4

Постепенно я привыкла к каждым вторым свободным выходным, когда Лоренц забирал детей. Я могла заниматься другими делами, а не только смотреть на часы, бродить, вздыхая, по детским комнатам или воображать себе, что с ними могло случиться. Лоренц не был таким уж преданным, терпеливым отцом. Ему было достаточно периодически позванивать или забегать на часок. Но Пэрис, его новая подруга, очень любила детей, и дети тоже очень любили Пэрис. Конечно, я ощущала ревность, но я не могла не чувствовать по отношению к ней известную благодарность – она расширяла горизонт моих детей таким образом, каким я бы сама ни за что не смогла. Благодаря ей они могли восхищаться вещами, которых они бы иначе и не знали. Её программа на выходные была тщательно распланирована и составлена с большой любовью. Посещение музеев и концертов, длительные велосипедные поездки и походы, а также еду в суши-ресторанах и других недетских гастрономических храмах Пэрис ловко комбинировала с кино, парком развлечений, зоопарком, театром кукол и «Макдональдсом». А специально для Нелли были показы мод, посещения косметолога, длительные шоппинг-туры и концерты Анастейши. Кроме того, Пэрис помогала Нелли с домашними заданиями и всегда точно знала, какого космического корабля не хватает в Юлиусовой коллекции «Лего». У меня не было ощущения, что дружелюбие Пэрис наигранное. Из чистого расчёта ей и не надо было быть такой милой: путь к сердцу Лоренца совершенно точно не лежал через его детей. Скорее через желудок. Или другую часть тела. Почему Антон не был так просто устроен? Я бы могла сготовить ему что-нибудь вкусное. Без нижнего белья. Или только в нижнем белье.

Но нет, моя жизнь обязана быть сложной. Этот загадочный высший порядок поставил мне на дороге барьер по имени Эмили, и я совершенно не знала, как мне этот барьер преодолеть.

У меня была слабая надежда, что мы с Антоном сможем вместе что-нибудь предпринять в мои свободные выходные без детей. Только вдвоём и по возможности без нижнего белья. Но в субботу вечером должно было состояться выступление в балетной школе Эмили.

– Эмили будет земляничкой, – с отцовской гордостью сказал Антон. – Было бы классно, если бы ты тоже пришла.

Конечно. Суперклассно. Наверное, я буду сидеть между Антоном и его матерью, а танцующая земляничка будет при каждом пируэте бросать на меня злобные взгляды.

– Да, с радостью, но э-э-э… к сожалению, – сказала я. – К сожалению, в субботу я не смогу. Одна давняя подруга придёт в гости.

Антон, разумеется, принял это как уважительную причину.

На самом деле ни одной жабе не было до меня дела. Анна со своим противным мужем и детьми посещала свёкра со свекровью, Мими и Ронни не подходили к телефону (хотя я, отправляясь поздно вечером спать, видела у них свет – и надеялась на их долгое, обильное примирение), а Труди куда-то исчезла вместе со своим новым таинственным возлюбленным. С её стороны было очень неразумно никому не представить этого нового типа, никто не знал, как его зовут и где он живёт. Можно было только надеяться, что он не был психопатом, который шьёт одежду из женской кожи. Я уже видела, как я сижу в полицейском участке и, всхлипывая, лепечу: «Я только знаю, что в одной из прошлых жизней его звали Рамзес III». Я оставила Труди сообщение на автоответчике, что она должна срочно позвонить мне, если она переживёт эту ночь.

Всю субботу я обрывала обои у себя в спальне. Они были оливково-зелёные с тёмно-зелёными и болотными кругами. У меня было подозрение, что постоянный вид этих обоев был причиной рака лёгких, от которого скончался мой свёкор. Обои и сигареты без фильтра, которых он выкуривал по две пачки в день.

Я собиралась выкрасить спальню хотя бы частично в сияющий красно-рубиновый цвет. Это будет хорошо для кровообращения. У меня было скорее пониженное давление. Труди, которая наряду со многими другими знаниями получила образование консультанта по фен шуй, посоветовала мне успокоительный голубой тон, она сказала, что в красном не особенно хорошо спится. Но при ремонте я не слишком думала о сне. Я больше думала об Антоне, а когда я думала об Антоне, то я думала скорее в рубиновых тонах, а не в сине-голубых. Мне надо обязательно позаботиться о рассеянном освещении, если получится.

К вечеру последний клочок обоев был счищен, и я безо всякого желания поджарила себе на сковородке пару скампи, разговаривая при этом по телефону с родителями – обязательный субботний звонок. Он протекал всегда одинаково: я рассказывала новости о детях, а они рассказывали, какая погода на Пеллворме. У меня не было особенно тёплых отношений с родителями. Поскольку мне уже было не одиннадцать лет, я могла с этим смириться. Я небрежно съела свои скампи с рисом в гостиной перед телевизором, сидя в позе лотоса на белой кушетке. По телевизору не было ничего интересного, поэтому я достала бумагу и составила список. Составлять списки – это занятие, которое привносит в жизнь порядок, я это знала из своей учёбы на психолога. За свою жизнь я составила кучу списков – список вещей, которые мне ещё надо сделать, список вещей, которые я хотела сделать, список вещей, которых я больше не хотела бояться, список книг, которые я дала почитать и которые назад не получила, список любимых песен, которые я обязательно хотела собрать на одном CD, список имён, которыми я охотно назвала бы моих детей, список мест, куда я хотела поехать, список вещей, которые я когда-то хотела сделать Лоренцу, и так далее, и тому подобное.

«За Антона», написала я сверху листа. И сразу под этим: «Первое: Серьёзные чувства (с моей стороны). Второе: Перспектива хорошего секса». На другом листе я написала: «Против Антона», а под этим: «Первое: Эмили. Второе: Его мать. Третье: Даже в походе носит костюм и галстук».

Я задумчиво пожевала кончик карандаша. Один из недостатков, когда человек влюбляется после тридцати, состоит в том, что все люди, в том числе и ты сам, испытывают влияние предыдущих отношений – причём иногда очень сильное. И, конечно, это утяжеляет поиск партнёра. Я должна была быть рада, что я довольно крепко привязала к себе Антона, и мне надо перестать цепляться к мелочам типа галстуков или детей. Ведь что можно сказать о женщинах за 35? На них скорее упадёт метеорит, чем они найдут себе мужчину, или что-то в этом роде.

И мне ни в коем случае не хотелось испытать падение метеорита, прежде чем я не потеряю свою невинность. Ведь если верить Анне и Мими, я была сексуально такой неопытной, что я до сих пор могла считаться девственницей. И даже если я полагала, что они несколько преувеличивают (какая может быть девственница с двумя детьми?), они в принципе были правы: секс был до сих пор одной из самых запущенных сторон моей жизни (если не иметь ввиду шахматы, спасение на водах и пение…). А секс приносит здоровье, улучшает кожу, настроение и мускулатуру таза – и всё бесплатно! Только ради этого я должна настроиться на отношения с Антоном, а не вести списки по поводу нашей совместимости: мне надо подумать о своём здоровье.

На следующее утро я рано поднялась, чтобы начать покраску стен. Я закрыла постель целлофаном, а сама облачилась в майку, на которой уже была куча пятен самых разных тонов. Насколько я ненавидела сдирать обои, настолько мне нравилось красить. С каждым движением валика комната менялась на глазах. Но далеко я не продвинулась. Стена стала красной лишь на треть, когда в дверь позвонили.

Это была Труди.

– Слава Богу! – воскликнула я. – Ты жива.

– И ещё как жива! – сказала Труди и сердечно меня расцеловала. – Я летаю! Наконец я нашла свою вторую половинку, Констанца. Текст для моей мелодии. Вино для моего кувшина. Свет для моей тени. Месяц для моего солнца. Рычаг для моего насоса.

– Поздравляю, – ответила я. Во время её патетической речи я затащила Труди в спальню. Я прекрасно могла параллельно красить, иначе краска высохнет. – Как его зовут, месяц для твоего кувшина? Я хочу сказать, что ты должна нам это сообщить, чтобы нам было что сказать полиции, если она начнёт тебя разыскивать.

– Ты имеешь ввиду, как его зовут сейчас? В этой жизни?

– Да, я это имею ввиду.

– Петер. Петер Зюльцерманн, – сказала Труди блаженным голосом.

– Возраст? Профессия? Где живёт? – спросила я.

– Ох, Констанца, как это типично! – засмеялась Труди. – Ты должна спросить, заставляет ли он меня смеяться или умеет ли он играть на моём теле, как на инструменте. Да, он это умеет! Просто божественно. Он…

– Рычаг для твоего насоса, я знаю, – сказала я. – Предыдущий рычаг одолжил у тебя двадцать тысяч евро и смылся.

– Не смылся, – поправила меня Труди. – Якоб открыл на эти деньги центр рейки в Мекленбурге–Передней Померании, как ты отлично знаешь.

– Ты когда-нибудь получила эти деньги назад? И что тебе дают пожизненные бесплатные уроки рейки, если тебе для этого придётся ехать пятьсот километров? – спросила я.

– С Петером всё иначе, чем с Якобом, – сказала Труди. – Он, кстати, специалист по рекламе, если тебя это успокоит. Очень успешный. Ты действительно хочешь выкрасить стену красным, Констанца? Я хочу сказать, ведь это изголовье кровати. Энергетически не очень хорошо работать с красным.

– Да, но для меня это ощущается абсолютно правильно, – ответила я. Такими фразами было легко заставить Труди замолчать. – А где он живёт? – Надеюсь, ближе, чем за пятьсот километров.

– У меня, – сказала Труди.

– Что? – вскричала я. – Но ведь вы только что познакомились. Кстати, где? И не рассказывай мне про древний Египет!

– Я разве не говорила?

– Нет.

– Ах, это была забавная история, – сказала Труди. – Мы встретились в бане!

– Да это же… – сказала я, успев вовремя проглотить слово «омерзительно». В бане! Ну вообще. – И почему он так быстро переехал к тебе? Это сильно напоминает мне Владимира, того типа, который через три дня непременно хотел на тебе жениться, потому что ему не продлили разрешение на пребывание в стране.

Труди лишь засмеялась.

– Его звали Фёдор, и мои ангелы уже очень давно послали мне Фёдора, чтобы я училась. Петер совсем не такой, как Фёдор.

– Его разыскивает полиция?

– Нет! Констанца, тебя послушать, так можно подумать, что я подбираю типов на улице!

Так оно и было.

– Почему он сразу переехал к тебе, а? Он что, принёс в баню все свои вещи? Как практично.

– Разумеется, нет, – ответила Труди. – Петер не был бездомным или что-то такое. Я же тебе сказала, что он очень успешный бизнесмен. Но когда большая любовь ударяет, как молния, долго не думаешь и съезжаешься.

– И когда зазвенят свадебные колокола? – смирившись с судьбой, спросила я.

– Ах, это так быстро не произойдёт, – отмахнулась Труди.

– Почему?

– Потому что Петер женат, – ответила Труди.

От шока я махнула валиком, и в воздух полетели тысячи красных капелек.

– Вот где собака зарыта, – вздохнула я.

– Ах Констанца, – вздохнула Труди. – Не будь такой мещанкой. Тут нет ничего плохого, это совершенно нормально в нашем возрасте. Ты, в конце концов, тоже замужем, и у тебя связь с Антоном.

– Хорошо бы, – пробормотала я. – Кроме того, я почти в разводе. Осталось уладить пару формальностей.

– Важнее формального расставания расставание эмоциональное, – заметила Труди. – А эмоционально Петер уже давно отделился от своей жены и обоих детей.

– У него и дети есть? – воскликнула я.

– Я уже говорила, что у большинства людей в нашем возрасте есть прошлое, к которому относятся и дети. У тебя же тоже есть дети! И у Антона тоже. И у вас нет с этим проблем, верно?

– Ты даже не догадываешься, – сказала я.

– Почему ты всё время такая негативная? – Труди уселась на полиэтилен, закрывавший кровать. – На твоём месте я бы порадовалась за подругу.

Я радуюсь, хотела сказать я, но не смогла, я совершенно не радовалась. Женатый человек, который ни с того ни с сего бросает жену и детей, чтобы переехать к женщине, с которой он познакомился в бане, не может иметь хороший характер.

В дверь позвонили.

– Я открою, – сказала Труди. – Я и так хотела сварить нам кофе. Не добавить ли тебе коньяку? У тебя такой вид, как будто тебе это не повредит.

– Нет, спасибо. – Я грустно наносила красную краску на стену. Почему Труди всё время попадаются не те? Что себе думает высший порядок, постоянно подсовывая ей типов, которые её используют?

– Это Антон! – крикнула Труди. – Он выпьет с нами кофе. Ты действительно не хочешь коньяка?

Антон? Я на цыпочках подкралась к лестнице и посмотрела через перила. Это был действительно Антон. Без Эмили. И что ещё удивительнее, без галстука.

Я нагнулась ещё ниже. Антон в свитере, шортах и кроссовках – я такого ещё не видела.

Толстая капля краски шлёпнулась с валика на середину прихожей. Антон поднял голову и посмотрел на меня.

– Я бегал, – пояснил он. – И я подумал, заскочу и поздороваюсь.

– Привет, – ответила я хрипло. Во рту у меня внезапно пересохло. Потому что я представила себе, как бы это было, если бы я не красила, а в соблазнительном неглиже (в моём представлении у меня такое имелось) открыла дверь. Мы с Антоном могли бы вместе принять душ…

– Молоко, сахар? – крикнула Труди из кухни. Ах да, она тоже была здесь.

– Чёрный кофе, пожалуйста, – сказал Антон. У него были длинные ноги, хорошо сложенные, с развитой икорной мускулатурой. И волосатые. Не как у обезьян и не чуть-чуть волосатые, а вполне нормально обросшие волосами. Мне это нравилось.

Я спустилась по лестнице и поцеловала его.

– Ты знаешь, что я тебя ещё не видела без галстука? – нежно спросила я.

– При беге я его не ношу, – ответил Антон. – Ты знаешь, что ты вся закапана красной краской?

– Я делаю ремонт в спальне.

Антон поднял бровь.

– И какой она была до того?

– Зелёной, – ответила я.

– Вы хотите оставаться в прихожей? – спросила Труди. Она протянула Антону чашку и прошла перед нами на кухню. – Чёрный для вас, Антон, с молочной пеной тебе, Констанца. Всё на столе. А для меня с коньяком и корицей. У меня была обессиливающая ночь, если это кого-то интересует. Антон, вас беспокоит то, что у Констанцы есть дети?

– Нет, – сбитый с толку, ответил Антон и сел на стул. В сером свитере он выглядел ужасно соблазнительно. И он немного вспотел. О Боже, у меня подгибались колени, когда я на него смотрела.

– Ну вот видите! И Констанцу не беспокоит то, что у вас есть дети. Но её беспокоит, что у моего нового друга есть дети. Как вы это находите?

Антон снова поднял бровь.

– Меня не беспокоит то, что у твоего друга есть дети, – сказала я. – Меня беспокоит, что он оставил своих детей, зная тебя всего лишь несколько дней.

– Он их не оставил, – возразила Труди. – Он всего лишь выехал из дома.

– Это одно и то же, – заметила я.

– Это не так. Антон, что вы на это скажете?

– Э-э-э, – не очень красноречиво ответил Антон. – Ну, я…

Но Труди не дала ему продолжить:

– Видишь, Антон тоже считает это несправедливым с твоей стороны. Ты же не знаешь Петера. Ты ничего о нём не знаешь.

– Только то, что он знакомится с женщинами в бане.

Труди сердито посмотрела на меня.

– У тебя сегодня совершенно ядовитая зелёная аура, – сказала она. – Если бы я хуже тебя знала, я бы подумала, что ты не хочешь, чтобы я была влюблена и счастлива.

– Мне надоело утешать тебя всякий раз, когда ты шлёпаешься задницей на почву реальности, – возразила я. – И мне надоело выслушивать, что все те типы, которые используют тебя и разбивают тебе сердце, являются учебными подарками, посылаемыми тебе ангелами.

– Тебе не нравится, что Петер всё ещё женат, верно?

– Кроме всего прочего, – ответила я.

– Потому что ты, разумеется, идентифицируешь себя с его женой, – сказала Труди. – Тебе по-прежнему надо проработать глубокую травму, потому что Лоренц бросил тебя. И поэтому ты сейчас автоматически считаешь свиньями всех мужчин, которые оставляют свои семьи.

– Это всё чепуха, – ответила я. – Я и раньше так считала. Мне всё равно, является ли этот Петер свиньёй, меня интересует только то, может ли эта свинья сделать тебя счастливой дольше, чем на пару недель. Ты можешь гарантировать, что на сей раз всё серьёзно?

– Нет, не могу! Я что, ясновидящая? – ответила Труди, которая частично зарабатывала на жизнь тем, что предсказывала людям их будущее. – Антон, вы адвокат по разводам. Скажите же что-нибудь по этому поводу. Есть ли гарантия счастливых отношений?

– Нет, – ответил Антон. – Но есть определённые предпосылки, которые…

– Видишь! – перебила его Труди. – Жизнь – игра. Иногда надо на что-то решиться! Возьмём, к примеру, Антона и тебя. Кто сможет гарантировать, что вы вместе состаритесь?

Я слегка покраснела. Труди, эта пройдоха, знала совершенно точно, что наши отношения с Антоном находились ещё в самом зародыше.

– Никто нам этого не гарантирует, – фыркнула я на неё. – И это, вероятно, является причиной того, что Антон до сих пор не переехал ко мне! – Не говоря уже о других вещах.

Антон снова вздёрнул бровь.

– По тебе, так я должна всю жизнь одиноко сидеть в своей двухкомнатной квартире и рассказывать кошкам о моих многочисленных упущенных шансах, – обвиняюще сказала Труди. – О странах, которые я могла посетить, о детях, которых могла родить…

Я удивлённо сморгнула.

– Что это значит? Ты всегда говорила, что считаешь замужество мещанством и имела больше чем достаточно детей в твоих прошлых жизнях.

– Это было до того, как я познакомилась с Петером.

Я потеряла дар речи.

– Теперь ты видишь, как серьёзно я это воспринимаю, – сказала Труди. – Ах, Констанца, как бы мне хотелось, чтобы ты чувствовала то же, что чувствую я! Он виртуоз в постели! До сих пор я только слышала о множественных оргазмах, но с тех пор, как я узнала Петера, я наконец ощутила, что это такое. – Она с наслаждением замурлыкала. – И что касается эрогенной вагинальной зоны: я всегда думала, что её выдумали женщины, чтобы позлить мужчин, но Петер знает, где она находится. И я нашла точки на его теле, для которых вообще нет названий. Мы думаем над тем, а не провести ли нам вместе курсы на эту тему. Ты бы поучаствовала?

Я бросила на Антона быстрый взгляд. К сожалению, я обнаружила, что я единственная из всех покраснела, как рак. Антон выглядел относительно хладнокровно.

– Звучит интересно, – вежливо ответила я. – Если мы не найдём эрогенную зону, то будем знать, к кому обратиться.

– В любой момент, – сияя, ответила Труди.

– Спасибо за кофе и содержательную беседу, – сказал Антон, поглядев на свои наручные часы. Это были швейцарские часы, которые стоили примерно столько же, сколько и его ягуар (я знала это от Мими, она постоянно хвасталась Антоновыми вещами, словно своими собственными. Как будто мне это особенно будет импонировать!). Он поднялся. – Собственно, я пришёл, чтобы пригласить вас сегодня на ужин.

– Нас? – восхищённо повторила Труди.

– Констанцу с детьми, – уточнил Антон, но к моему отчаянию добавил: – Вы тоже приходите, Труди. Если вам нравится тайская кухня. Это была совершенно спонтанная идея, придёт мой брат, а также Мими и Ронни и мой партнёр по работе. Как вы? Своего Петера просто приводите с собой.

Он что, с ума сошёл?

– Да, с удовольствием, – сказала Труди, сияя ещё больше. – Мы с Петером любим азиатскую кухню. И Констанца как раз может с ним познакомиться.

Просто здорово. Моё первое приглашение в дом Антона, и моя подруга Труди тоже будет присутствовать, чтобы меня опозорить. С типом, которого она подцепила в бане. Брат Антона и его партнёр будут в восторге. Единственной радостью было то, что Труди знала меня недостаточно долго, чтобы разоблачить мои успехи чемпионки по плаванию и по шахматам среди девушек.

– Мы с радостью придём, – сказала я, подавляя дрожь.

– У меня кое-что есть для тебя, – сказал Антон. – Небольшой сюрприз.

* * *

И не только у Антона имелся в этот день сюрприз для меня. И у Лоренца и Пэрис было что мне сообщить. То есть они бы это сделали, если бы их не опередили дети.

– Ты не поверишь, что случилось, – сказала Нелли, не успев переступить порог дома. – Пэрис завела ребёнка от папы!

Я втянула ртом воздух.

– Нелли! – с упрёком произнесла Пэрис. Она выглядела по-прежнему очаровательно. Лоренц был ещё в машине. Ему надо было вытащить вещи детей из багажника.

– Ну, тогда папа завёл ребёнка от Пэрис, – сказала Нелли. – Так лучше?

– Нет, – ответила Пэрис. – Мы хотели рассказать это твоей матери более деликатно.

– Да, пожалуйста, – сказала я слабо. Моя рука сама легла на сердце.

– У нас будет ещё один братик или сестричка, мама, – сказал Юлиус.

– Ещё деликатнее, – сказала я.

Пэрис засмеялась.

– Мы хотели сказать сначала тебе, но я просто не смогла сдержаться. Да-а-а, я беременна! Я так счастлива! Я совершенно не рассчитывала, что это так быстро случится.

А я не знала, что они к этому стремились.

– Я тоже не рассчитывал, – сказал Лоренц, бросая сумки детей на пол.

– Ты не знал? – спросила я. Он что, читает мои мысли?

– Я не рассчитывал, что это так быстро случится, – сказал Лоренц с несколько мрачным видом. – Между нами говоря, я не рассчитывал, что это вообще случится!

– Лоренц не очень рад, – пояснила Пэрис.

– Я тоже не очень, – сказала Нелли.

И я не очень, подумала я. Это было странное чувство – отец моих детей, мужчина, с которым я ещё в прошлом октябре жила в счастливом браке, сейчас должен родить ребёнка от другой женщины.

– Это вышло действительно быстро, – сказала я.

Пэрис выглядела обиженной.

– Но Юлиус этому радуется, верно, Юлиус? – спросила она. Это звучало почти умоляюще.

– Сойдёт, – ответил Юлиус.

– Я не радуюсь, потому что я точно знаю, что нас ждёт, – сказал Лоренц. – Адские дни и адские ночи. Крик, вонь и все эти детские вещи. Годами нельзя оставить дом, а за ужином единственная тема для разговора – это пищеварение ребёнка. Но Пэрис обязательно хочет испытать это на себе. И непременно сразу, не сходя с места.

– Мне уже тридцать три года, – сказала Пэрис. – Сколько ещё, как ты считаешь, я должна ждать?

Лоренц пожал плечами. Он бы из тех счастливых мужчин, которые с каждой новой морщиной приобретают более выразительный вид. Но ни выразительный вид, ни седые виски не делали его моложе. Он был, во всяком случае, достаточно взрослый, чтобы знать, что может произойти, если не предохраняться.

– Пэрис абсолютно права, – сказала я. – Если не сейчас, то когда?

– Вообще никогда, – ответил Лоренц. – Ведь наша жизнь, такая, как она есть, совершенно удовлетворительна.

– Тебе хорошо говорить, у тебя уже есть дети, – заметила Пэрис. В её глазах стояли слёзы.

– Пожалуйста, – сказал Лоренц, щедро поведя рукой в сторону Нелли и Юлиуса. – Мои дети – это твои дети.

Юлиус незаметно прижался ко мне.

– Это нечто другое, ты же знаешь, – сказала Пэрис. – Я люблю твоих детей, но это будут всегда дети твои и Констанцы. Этот ребёнок, – она положила ладонь на свою маечку от Версаче, – будет нашим ребёнком, ребёнком Лоренца и Пэрис.

– И он будет точно так же какаться в пелёнки, как все остальные дети, – сказал Лоренц.

– Ах, ты… – произнесла Пэрис.

– Это время тоже пройдёт, Лоренц, – вмешалась я. – Кроме того, ты можешь поступать так же, как с Нелли и Юлиусом, предоставляя смену пелёнок другим.

– Можешь быть в этом уверена, – заверил меня Лоренц.

– Тебя послушать, так можно подумать, что Пэрис специально перестала глотать противозачаточные, – заметила я.

– Да, действительно, – сказала Пэрис, по-прежнему держа руку на животе.

– На каком ты месяце? – невольно спросила я.

– Ах, ещё в самом начале, – ответила Пэрис. – В прошлый вторник у меня должны были быть месячные. А в пятницу я сделала тест.

– Может быть, проблема решится сама собой, – заметила Нелли.

– Нелли! – с упрёком произнесла я.

– Но это так и есть, – сказала Нелли. – Мими потеряла своего ребёнка гораздо позже. Это часто случается. Я посмотрела в интернете.

– Но это не значит, что это случится с Пэрис, – возразила я.

– Завтра я иду к гинекологу, – сказала Пэрис. – Лоренц не хочет идти со мной.

– Завтра я работаю, – ответил Лоренц.

– Хотя ты сможешь впервые увидеть, как бьётся сердце твоего ребёнка, – драматично заявила Пэрис. В её глазах опять стояли слёзы. Ох эти гормоны.

Лоренц вздохнул.

– Видишь, уже начинается! Потом ты запишешь меня на курсы подготовки к родам, где мужчинам пристёгивают гигантские груди и животы, чтобы они знали, как себя чувствуют женщины.

– Я такого никогда не сделаю, ты это знаешь совершенно точно! – Пэрис всхлипнула.

Мне стало её жаль.

– Мне пойти с тобой к врачу? – спросила я. – У меня завтра есть время.

Пэрис тут же перестала всхлипывать и сияюще улыбнулась мне.

– Ты это сделаешь? Ох, это было бы прекрасно. Спасибо, Констанца, это действительно много для меня значит. – Она повернулась к Лоренцу. – Констанца думает, как я, Лоренц: мы большая семья и держимся вместе. Привыкай к этому.

* * *

– Я ни в коем случае не буду ездить каждые выходные к папе и изображать бэбиситтера, – сказала Нелли. – Зарубите это себе на носу.

– Ни один разумный человек не захочет иметь тебя бэбиситтером, – ответила я. – А сейчас сделай одолжение и веди себя прилично. – Мы стояли на пороге Антонова дома и ждали, пока нам откроют дверь. Меня немного удивило, что дом Антона такой скромный. К его часам и ягуару скорей подходила бы вилла с коваными воротами и километровым въездом. Но у него был простой двухэтажный дом из красного кирпича с белыми окнами, каких было много в этой части города.

Нам открыла дверь Эмили. Она была одета земляничкой и выглядела очень миленькой с шапочкой из листьев на голове.

– Привет, Эмили, – сказала я.

Эмили ничего не ответила. Она грациозно развернулась на каблучках.

– Зато она не захлопнула у нас перед носом дверь, – заметила я.

– Какой фрукт, – сказала Нелли и с любопытством огляделась. – Должна сказать, что я слегка разочарована. Я думала, что Армани-Антон живёт по крайней мере в замке и держит дворецкого.

– Н-да, – сказала я, оглядывая прихожую и лестницу. – Вот так люди и обманываются. Правда, это может быть настоящий клевер.

– Нет, это, к сожалению, просто тиснение, – сказал Антон, появившийся в прихожей вместе запахом жареного. – Как здорово, что вы пришли. Вы нашли, где запарковаться? Иногда это действительно сложно.

– Не для велосипедов, – немного мрачно ответила Нелли. Она бы охотно приняла предложение Ронни прихватить нас с собой, но Юлиус настоял на том, чтобы мы поехали на велосипеде.

– Ах да, я всё время забываю, что ты не водишь автомобиль, – сказал Антон.

Я нервно улыбнулась ему. Он был по-прежнему без галстука. Зато в фартуке. На фартуке значилось «Daddy's cooking».

– Проходите, – сказал он. – Все остальные уже здесь. – Он повёл нас в просторную гостиную, соединённую с кухней. Здесь всё выглядело более похожим на то, как я себе представляла его жильё: блестящая сталь, скомбинированная с редкими акцентами тёмного полированного дерева, огромная современная газовая плита, на которой громоздился вок и множество кастрюль, у противоположной стены – серебристый монструозный холодильник, один из тех американских суперагрегатов, которые умеют охлаждать, замораживать, измельчать лёд, массировать и проявлять плёнки. За огромным обеденным столом сидели остальные гости: Мими и Ронни, рядом с ними женщина, в которой я узнала секретаря Антоновой канцелярии, полный пожилой мужчина в очках и мускулистый, загорелый молодой человек, чьи выгоревшие волосы падали ему на глаза. Рядом с ним сидела Труди, одетая в сверкающий оранжевый мешок с глубоким вырезом, который она приобрела во время своей Бхадва-фазы (тогда она пару месяцев звалась Хаш-крк-что-то-такое, это было имя и фамилия одновременно) и с повязкой на лбу, на которой коралловыми жемчужинами было вышито слово «Peace». Рядом с Труди сидел модно одетый мужчина с бородой и причёской ёжиком. В торце стола на детском сиденье царила земляничка. Я заметила, что когда Антон приобнял меня одной рукой, у меня вспотели ладони.

– Всем, кто ещё не знаком: это Констанца Бауэр, – сказал Антон. – А это Нелли и Юлиус.

– Вишневски, – добавила Нелли. Она охотно подчёркивала, что у неё отличная от моей фамилия. Юлиус снова вцепился в мои ноги.

Антон показал на полного мужчину в очках.

– Это мой друг и партнёр Элмар Янссен, лучший юрист-экономист Германии, это Аннелена Мёллер, как ты уже знаешь. – Аннелена Мёллер была секретарём канцелярии, которую я для простоты звала «Деревянные очки» из за её несколько своеобразных очков. Деревянные очки и Элмар Янссен дружески улыбнулись, когда я протянула им руку.

– Это мой брат Йоханнес Альслебен, – продолжал Антон, показывая на светловолосого спортсмена. – Он только что вернулся из Южной Африки.

– Ох, – сказала я. – С серфинга?

Йоханнес с улыбкой кивнул, но Антон сказал:

– Нет, с деловой поездки. У моего отца там собственность. Мими, Труди и Ронни вы знаете, А это Петер Зюльцмауль, друг Труди.

– Зюльцерманн, – поправил бородач, протягивая мне руку. У него была не настоящая борода, а современная обритая бородка, которая росла на подбородке и под нижней губой. С ней сочетались короткие бакенбарды, которые кустились на щеках. Утреннее бритьё вокруг такой бороды должно длиться часами. В мочке его правого уха поблескивала серёжка, маленькое колечко. – А ты, значит, Констанца. Много о тебе слышал.

– А я думала, что вы пришли не разговаривать, – сказала я. Почему он так долго трясёт мою руку?

Петер засмеялся.

– Как я вижу, моя слава опережает меня.

И тут он мне ещё и подмигнул! Я кинула на Труди взгляд, который должен был ей сказать, что я очень сожалею о Фёдоре и Хайни, который рейки, но она смотрела только на Петера.

Я села на свободный стул напротив них рядом с Мими. Нелли села рядом со мной, а Юлиус выбрал себе место между Ронни и Эмили в торце стола.

– Первое блюдо сейчас будет готово, – сказал Антон, вернувшись к своим кастрюлям.

– Многие европейцы плохо переносят тайскую кухню, – тихо сказала Эмили Юлиусу. – Я надеюсь, что тебя не стошнит опять.

– Я не ропеец, – стал защищаться Юлиус.

– А вот и да, – ответила Эмили.

– А вот и нет!

– Европейцы – это люди, которые живут в Европе, – сказал Ронни Юлиусу. – Мы все европейцы.

– Я нет, – резко возразила Эмили. – Я на четверть азиатка. В Азии уже были города, когда люди здесь всё ещё жили в пещерах.

– А вот и нет! – сказал Юлиус.

– А вот и да! – ответила Эмили.

Я заставила Нелли поменяться с Юлиусом местами. Если дети всё время будут ругаться, то пусть по крайней мере с более содержательными диалогами, чем «А вот и нет!» и «А вот и да!». Нелли в этом отношении была более креативной, на это я могла положиться.

Я всё ещё нервничала. Я хотела любой ценой произвести хорошее впечатление на друзей Антона и его брата, раз уж я не нашла общего языка с его матерью и дочерью. Нельзя недооценивать влияния хороших друзей и родственников на развитие отношений.

Позже я не могла понять, почему я, несмотря на это соображение, наклонилась к Антонову партнёру и сообщила ему, что он напоминает мне нашу таксу дома на Пеллворме.

Эта информация несколько сбила его с толку.

– В самом деле? – вежливо спросил он.

– Я имею ввиду, не внешне, – торопливо ответила я. – Нет вообще никакого сходства между вами и псом, в самом деле нет. – Глупым образом в этот момент я увидела, что это не так: за очками у мужчины были тёплые, карие, преданные собачьи глаза, такие же, как у Элмара, нашей таксы дома на Пеллворме. И его каштановые волосы разделял прямой пробор, точно такой же, как у Элмара. А сейчас он наклонил голову на бок, точно как наш Элмар, когда он просит вкусненького. Я почувствовала, что сильно краснею и что меня душит истеричный смех. Я была почти не в состоянии закончить фразу: – Это только из-за имени, его тоже зовут Элмар.

– В самом деле? – снова спросил Элмар.

Я кивнула. Смех грозил придушить меня. Я попробовала подумать о чём-нибудь очень печальном, но я не могла отвести глаз от Элмара. По какой-то причине наша такса с очками Антонова партнёра всё время стояла у меня перед глазами.

Но когда он поднял нос в воздухе и, принюхавшись, сказал:

– Пахнет действительно замечательно, Антон, – тут уж я не удержалась и прыснула.

– Я рада, что не только я нахожу Трудино платье забавным, – сказала Мими и протянула мне салфетку.

Я благодарно прижала её к губам.

– Что такого забавного в моём платье? – спросила Труди. – Мне сегодня захотелось оранжевого. Я одеваюсь всегда в соответствии с моим настроением. Ты тоже должна попробовать, Мими.

Мими, одетая в чёрное прилегающее платье, улыбнулась.

– Но я точно так и делаю, – сказала она.

– Прекрати, – заметил Ронни. – Твой цинизм не все понимают.

Волны смеха, сотрясающие моё тело, постепенно утихли. Я промакнула салфеткой набежавшие от смеха слёзы и попыталась не смотреть на Элмара. Я сползу под стол, если он почешет себя за ухом.

– Я нахожу, что этот цвет чудесно идёт Труди, – сказал Петер, украдкой заглядывая в Трудино декольте. Труди кокетливо улыбнулась.

– Жена Петера тоже предпочитает чёрное, верно, Петер? – сказала Мими. – Особенно теперь.

– Ты же не знаешь жены Петера, – заметил Ронни, извинительно улыбаясь Петеру. – Она сейчас немного… э-э-э…

– Разумеется, я её знаю, – ответила Мими. – Сабина Цигенвайдт-Зюльцерманн. Мы вместе учились. Поэтому перестань обращаться со мной, как с душевнобольной, Ронни. –Она тоже извинительно улыбнулась Петеру.– К сожалению, он относится к мужчинам, которые плохо переносят, когда профессионально жена успешнее, чем он. Когда я первого числа выйду на работу, он автоматически попадёт в абсолютно жалкий разряд. Но вы знаете это, верно, Петер? Сабина зарабатывает более чем вдвое больше вас, что, вероятно, является причиной вашего кризиса среднего возраста.

– Всё зависит от того, как идут мои дела, – сказал Петер. – У меня свободная профессия. Тут возможны большие колебания.

– Что? – воскликнула я, наконец сообразив. – Сабина Двойное имя из снобистской организации матерей? Это жена Петера?

– Да, – ответила Мими. – Мир тесен.

– Непостижимо. – Я пригляделась к Петеру. Если убрать бороду и дать ему соску, то сходство с Карстой действительно появится. – То есть вы отец Карсты и Ви-как это её зовут?

– Вибеке. Да, логически это можно заключить, – сказал Петер самодовольно.

Я по-прежнему не могла в это поверить. Ну не может быть мир так тесен. Труди была мне практически как сестра, и если она останется с Петером, то он, так сказать, тоже станет членом семьи. Как и Сабина с обоими детьми. Что за ужасное представление. Если так пойдёт и дальше, то мы скоро образуем самую большую смешанную семью Европы: я, Антон, мои и Антона дети, Антонова бывшая жена, Лоренц и Пэрис с ребёнком, Труди, Петер, Сабина, Карста и Ви-как-её-там. Мне надо спросить Антона, есть ли у его бывшей жены кто-то новый и есть ли у него дети или его бывшая жена связана с кем-нибудь ещё. Если да, то мы попадём в книгу рекордов Гинесса.

Антон великолепно готовил, но разговор за столом тем не менее был напряжённым. Это потому, что за этим довольно небольшим столом собралось больше кризисных кругов, чем на всём Ближнем Востоке. Мими и Ронни, обычно почти до скуки гармоничная пара, обменивались язвительными замечаниями, в промежутках между которыми Мими отпускала реплики в сторону Труди и Петера или флиртовала с Йоханнесом. Петер, в свою очередь, без стеснения ощупывал Труди и во всё горло разъяснял, что во всех браках наступает момент, когда расставание является самым умным решением. Тем самым он развязал бурную дискуссию. Как оказалось, Элмара (на которого я по-прежнему не могла смотреть, не давясь от смеха) только что бросила жена, и было очевидно, что Деревянные очки хочет его утешить, но не смеет, потому что Элмар по-прежнему надеется, что его жена к нему вернётся. Он сказал, что проблемы, которые человек не может решить в своих первых отношениях, останутся нерешёнными и в следующих отношениях. Ронни был такого же мнения. Он сказал, что брак заключается навечно, и надо работать над тем, чтобы он держался вечно. Если появляются проблемы, от них не стоит просто убегать. Мими считала тезы и Элмара, и Ронни полнейшей чепухой.

– Если я – это к примеру – вышла замуж за плаксивого маменькиного сынка, – заявила она, – то я вряд ли привнесу эту проблему в следующие отношения, если я выйду замуж за круглого сироту, верно?

На что Ронни ответил, что Мими надо срочно подумать о своей проблеме, учитывая людей, потому что не каждый мужчина, периодически контактирующий со своей матерью, является плаксивым маменькиным сынком. – Только к примеру, – добавил он.

Тут Мими забыла, что они говорят только о примерах, и сказала:

– Но ты – плаксивый маменькин сынок, мой дорогой.

Антон сумел помешать эскалации разговора, подав десерт.

И сразу же за этим он преподнёс мне сюрприз: пакет в зелёной бумаге, обвитый голубой лентой.

– Подарок? – неизобретательно спросила я. – Мне?

– Разверни! – Антон выжидательно посмотрел на меня.

Я развязала ленточку и развернула бумагу.

– Шахматы! – вскричала я. Я надеялась, что в моём голосе не было отчаяния.

– Чёрные фигуры из ореха, белые из ясеня. Ручная работа. – Антон радостно улыбался мне. – Ты ведь сказала, что у тебя дома нет шахмат.

– Ах да, верно, – ответила я. – Как мило с твоей стороны. Большое спасибо.

Я чувствовала злорадные Неллины взгляды на своей спине.

– Но это не всё, – сказал Антон, улыбаясь ещё шире. – Здесь присутствует и адекватный партнёр для тебя! У моего умного братца хотя и нет звания мастера, но он действительно хорош в шахматах. Нас научил играть наш двоюродный дедушка, а он однажды сыграл вничью с гроссмейстером Бронштейном, верно, Йоханнес?

– Да, дядя Курт играл прекрасно, – ответил Йоханнес. – Но это не означает, что я так же хорош. Я мог служить ему только спарринг-партнёром: тогда не было никаких компьютерных программ, на которых дядя Курт мог опробовать дебюты и славянскую защиту. Многое я уже забыл.

Меня тем временем бросило в пот.

– Не будь таким скромным, Йоханнес, – сказал Антон. – Ты лучше всех нас. И Констанца уже тоже не играла целую вечность.

Тут он был прав. Точнее говоря, только в то лето, когда я сломала ногу и ужасно скучала. Мой отец научил меня шахматам под яблоней в саду, но от скуки это не очень помогло, насколько я помню. Как это там? Конь ходит несколько странно буквой «Г», слон только по диагонали, ладья прямо, а ферзь во всех направлениях, в то время как король может перемещаться только на одну клетку. И когда в конце он не может никуда двинуться, это означает мат. Что иногда наступало на удивление быстро. А ещё была куча пешек, которые мешали движению.

– Окей, тогда… – Йоханнес поднялся и подбадривающе посмотрел на меня. – Ну что, Констанца? Не сыграть ли нам?

– Да, почему бы и нет? – ответила я с пересохшим ртом. Это было как раз то, о чём я подумала: «Почему нет? Почему нет? Придумай, почему нет!!!» – Хотя уже поздно, а Юлиусу завтра в садик, – добавила я.

–Сейчас только восемь часов, – сказал Антон. – Пускай они ещё немного поиграют с Эмили.

А Эмили, как будто она что-то подозревала, сказала сладким голосом:

– Показать тебе мою комнату, Юлиус? – Это меня насторожило.

Я огляделась в поисках помощи, но никто не заметил моего бедственного положения. Элмар, Ронни, Мими и Деревянные очки снова углубились в дискуссию о причинах разводов, а Труди с Петером довольно откровенно тискали друг друга под и над столом. Единственной, кто заметил, в каких тисках я нахожусь, была Нелли. Она склонила голову на бок и сказала медленно и с удовольствием:

– Пока вы играете, я помогу Антону убрать со стола.

– Очень мило с твоей стороны, спасибо, – заметил Антон.

– Не за что, – Нелли подмигнула мне.

– И ты, Брут, – пробормотала я.

Гостиная Антона была небольшой, здесь стоял только маленький угловой диван с низеньким журнальным столиком и у стены высилась книжная полка, в которой находился телевизор.

Шахматы были очень красивые, резные, доска украшена инкрустацией; наверняка они стоили целое состояние. Я погладила фигуры, и мне стало стыдно. Антон сделал это с лучшими чувствами. Он же не мог подозревать, что я выдумала эту глупую шахматную историю, чтобы понравиться его дочери. Почему я не придумала ничего другого?

Йоханнес спрятал одну светлую и одну тёмную пешку у себя за спиной и попросил меня выбрать. Мне досталась светлая пешка.

– Ты начинаешь, – сказал он. Ещё и это. – И помни, что я не играл целую вечность, то есть не будь ко мне строга.

– Не волнуйся, – ответила я. В этом отношении он действительно мог рассчитывать на моё великодушие. Я не была уверена, как мне правильно расставить фигуры, но я подсмотрела у Йоханнеса. А кто из обеих больших фигур был ферзём, а кто королём? К сожалению, ни у кого из них не было короны или груди. Я решила, что фигура с крестом на голове – это король.

– Готова? – Йоханнес ободряюще посмотрел на меня.

Я кивнула. Примерно так должна была чувствовать себя бедная Мария-Антуанетта по дороге на эшафот. Но мне ничего не поможет. Я передвинула какую-то пешку на два поля вперёд, поскольку вроде бы помнила, что первым ходом можно двинуть пешку не на один, а на два поля. Это надо было использовать.

– Ага, английское начало, – сказал Йоханнес и тоже выдвинул пешку. Почему он пошёл так быстро? Обычно шахматные игроки думают над ходом часами. Некоторые партии длятся годами, разве нет?

Во всяком случае, со следующим ходом я не торопилась.

– Не знаю, где он вас всё время находит, – сказал Йоханнес.

– Что? – я резко заморгала.

– Вас, интеллектуалок, – ответил Йоханнес. – У женщин Антона всегда такой высокий интеллектуальный уровень, как гора Эверест. Например, Джейн была в интернате самой одарённой, она училась в Гарварде и играет на скрипке, как Эйнштейн. Она зарабатывает пятьсот тысяч фунтов в год и бегло говорит на четырёх языках. И она ещё, конечно, спортивна: классический балет и гольф с гандикапом, как у профессионала. В её присутствии я всё время кажусь себе бедным червячком. К тому же она очень красива.

Я напряжённо глядела на шахматную доску. Всякий раз, когда разговор заходил о бывшей жене Антона, меня бросало в пот.

– Ты тоже такая, – заметил Йоханнес. – Хотя и на совершенно другой лад. Чисто внешне контраст не мог быть больше. Джейн маленькая, ты большая, она тёмная, ты светлая…

– Кроме того, я не играю ни на скрипке, ни в гольф, – прохрипела я и поставила соседнюю пешку на поле наискосок от моей первой. – И я не зарабатываю пятьсот тысяч в год. И мой отец определённо не заседал в британской Верхней палате. Я думаю, что он даже не состоял в членах Союза крестьян Шлезвиг-Гольдштейна. – Йоханнес посмотрел на меня несколько удивлённо, но я уже не могла остановиться, такое облегчение я испытывала. – Разве Антон не говорил, что у меня нет профессии? Только прерванная учёба. В моём присутствии никто не должен себя чувствовать бедным червячком, потому что червячок – это я.

Йоханнес переставил своего слона.

– Это отличает тебя от Джейн – она никогда не говорит о своих слабостях.

– Может быть, у неё их нет, – сказала я.

– Хм, да, возможно, – ответил Йоханнес и улыбнулся мне. – Но, насколько я знаю, Джейн никогда не выигрывала чемпионат по шахматам. И спасением на водах она не занималась.

К сожалению, я тоже нет, подумала я уныло и подвинула следующую пешку. Комбинация V всегда неплоха, и у львов, и в шахматах.

– Ну-ну, – сказал Йоханнес, очевидно удивлённый. Наверное, комбинация V не относилась к английскому началу. Но главное, что всё выглядело так, что я хожу с полным правом.

– Вариант гроссмейстера Обломова, – пробормотала я, потому что Обломов, не считая Горбачёва, оказался единственным русским именем, которое в тот момент пришло мне в голову. Потом я, к сожалению, вспомнила, откуда я знала это имя: Обломов был тип из одноимённого романа, который целый день валялся на диване. Все, кого я знала, прочитали книгу в школе. Я кинула на Йоханнеса испытывающий взгляд. По нему ничего не было видно. Может быть, он его не читал? Но даже если читал, без разницы. Кто сказал, что не было Обломова, который играл в шахматы?

Я немного расслабилась. До сих пор у меня всё получалось хорошо, посчитала я. По крайней мере, король был в безопасности, а это главное.

Но тут Йоханнес сделал ход конём, и я поняла, что моё перевёрнутое пешечное V было не таким уж оптимальным. Если я так и буду продолжать, то скоро пойдут потери.

Ко всему ещё из кухни пришли Антон, Нелли и Ронни, чтобы понаблюдать за игрой.

– Ну, как успехи у моего братца? – спросил Антон.

– Насколько я знаю мою маму, он в тяжёлом положении, – хитро сказала Нелли. Я с упрёком посмотрела на неё, но она лишь пожала плечами и ухмыльнулась.

– Ах, шахматы! – вздохнул Ронни и плюхнулся на диван рядом со мной. – Игра королей. Мы с Мими тоже охотно играли. В счастливые дни.

Деревянные очки, Мими и Элмар тоже пришли из кухни и столпились вокруг. Они что, с ума сошли – оставить Труди и Петера наедине? Эта парочка и за обеденным столом выделывала тантрические упражнения.

– Кто-нибудь, наверное, должен посмотреть, как там Труди, – сказала я.

– Это уже делает Сабинин муж, – ответила Мими. – Он осматривает её действительно везде.

Ронни нагнулся над доской.

– Я не совсем понимаю твою тактику, Констанца.

– А я понимаю, – сказала Нелли.

– Это вариант гроссмейстера Обломова, – объяснил Йоханнес.

– Обломов? – повторила Нелли. – Это не тот тип, который…

– Именно, – резко ответила я. – Тот тип, который так классно играл в шахматы. – Я решительно передвинула своего коня.

– Я так и думал, – сказал Йоханнес и сделал ход ферзём, как будто он знал вариант Обломова, как собственный карман.

Он показался мне слишком самоуверенным. Наступило время плана Б. Я прикинусь, что у меня приступ астмы. Воспаление аппендикса. Инфаркт.

Перед этим я собиралась внушить Йоханнесу мысль, что он практически проиграл. Я заносчиво улыбнулась и сделала следующий ход конём.

– Ещё два хода, и тебе мат, – сказала я. Йоханнес удивлённо заморгал.

– Во, – одобрительно произнесла Нелли. Только тогда я увидела, что я своим ходом напала на его ферзя. Упс!

– Атака Гончарова, – прогремела я. Иван Гончаров был автором «Обломова». Если Йоханнес не знал Обломова, то он и не знал, кто его придумал. – Немного нетрадиционно, но почти неотразимо.

Нелли искоса посмотрела на меня. Я заметила, что даже она была впечатлена.

– Закрой рот, дорогая, – сказала я. – Если хочешь, я охотно научу тебя дома.

Вот, а теперь наступило самое время выйти из игры. Наверное, хорошо бы было получить немного пены на губах. Я подумала, не пойти ли мне в ванную и не пожевать ли мыла.

– Не торопись, мне надо в туалет, – сказала я Йоханнесу, напряжённо уставившемуся на свои фигуры, и поднялась.

– Я покажу тебе, куда идти, – предложил Антон.

Все остальные, как заворожённые, смотрели на доску. Казалось, они пытаются выяснить, как я собираюсь поставить Йоханнесу мат в два хода.

В прихожей Антон обнял меня.

– Я нахожу, что сегодня всё идёт очень хорошо, верно? – пробормотал он в мои волосы. – Даже Эмили и Юлиус мирно играют наверху в комнате. А твоя дочь по-настоящему со мной поговорила. Я имею ввиду, без того, чтобы я показался себе полным идиотом. Окей, Труди и этот тип немного странные, и Ронни с Мими всё время цапаются, но в остальном я совершенно доволен, ты тоже?

Да, я ещё как была довольна! Когда ещё получишь возможность наесться мыла?

Я прислонилась к Антонову фартуку.

– Шахматы – это было очень мило с твоей стороны, – сказала я. – Они действительно прекрасные. Ради них я бы специально научилась играть в шахматы. Э-э-э… если бы не умела, я имею ввиду.

– Я люблю тебя, – сказал Антон мне в волосы.

Моё сердце начало колотиться как сумасшедшее. Я люблю тебя! Он сказал я люблю тебя. О Боже! Антон сказал мне я люблю тебя.

Сказал? Может быть, я ослышалась! Это могло быть что угодно. Я терплю тебя, я пилю тебя, я делю себя…

Я не решалась заговорить. Скажи это ещё раз, пожалуйста, пожалуйста. Но Антон молчал. Секунды истекали.

– Туалет слева, – наконец сказал Антон и отпустил меня.

Волшебный момент прошёл.

– Я тоже, – сказала я торопливо.

Антон снова поднял бровь.

– Я х-х-хочу сказать, я тоже люблю телятину, – стала запинаться я. – Особенно, когда она так вкусно приготовлена, как у тебя.

– Я могу дать тебе рецепт, – сказал Антон. Его лицо было непроницаемым, когда он повернулся и пошёл обратно в гостиную.

Вздохнув, я закрылась в туалете.

Окей, сейчас надо сохранять нервы. Тут лежало мыло, толстый светло-розовый кусок, который определённо великолепно пенился. И он хорошо пах.

Я осторожно лизнула его. Бэ-э-э! Не всё, что хорошо пахнет, приятно на вкус. Я вряд ли могла откусить кусок и сжевать его. С подступающими слезами я опустилась на унитаз. Как дошло до того, что я собиралась откусить Антонова мыла? Почему я постоянно попадала в ситуации, которые другие не представляли себе даже в наихудших кошмарах? Если бы я была здесь без детей, я бы могла исчезнуть, протиснувшись через туалетное окно.

– Дорогой высший порядок, – прошептала я, сложив руки на груди. – Я знаю, что я сама во всём виновата, потому что я солгала, чтобы казаться лучше, чем я есть. Как начёт того, чтобы послать мне в наказание воспаление аппендицита? Или землетрясение? Пожалуйста! Я больше никогда не буду лгать.

И высший порядок – кто бы мог подумать? – проявил понимание.

– Мама! Мама! – крикнул кто-то плачущим голосом. Это был Юлиус.

Общество матерей посёлка «Насекомые»

Добро пожаловать на домашнюю страницу Общества матерей. Работающие женщины или «всего лишь» домохозяйки, здесь мы обмениваемся опытом о беременности и родах, воспитанию, браке, домашнем хозяйстве и хобби и с любовью поддерживаем друг друга.

Доступ на форум – только для членов.

5 июля

Непостижимо. Я последовала твоему совету, Соня, и сегодня пошла к адвокату. И знаете, что он мне сказал? По всему, что он описал, в случае развода я должна платить Петеру алименты, и не очень маленькие! Разве можно такое себе представить? Я годами пахала, как лошадь, а этот задница отблагодарил меня тем, что связался с жирной потаскухой, и за это он ещё и получит от меня деньги?!! Я всегда выступала за равноправие, но не за такое же!

Сабина

P.S. Если тебе нужна помощь с этими животными, Соня, я могу заглянуть к тебе со своим охотничьим ружьём.

Я только вчера его почистила и зарядила. Им я могу с двадцати метров попасть мухе в глаз. Нельзя, чтобы тебе наступали на хвост.

5 июля

Всем-всем-всем: я исчезаю на три недели – мы с Марией-Антуанеттой отправляемся в отпуск, первый за несколько лет! Мы уютно устроимся на Пеллворме, в отеле я позволю себе программу ухода за телом, и, возможно, запишусь на курсы серфинга.

Мама Гитти

P.S. Маме Сабине: Надо писать не «этот задница», а «эта задница», альтернативный вариант «этот зад». Надо всегда думать о том, что мы должны быть примером своим детям, и в языке тоже.

5 июля

Я попыталась добраться по телефону до этой задницы (спасибо, Гитти) и должна была долго выслушивать китовые напевы на автоответчике фрау Бекер-Горбатый кит, за которыми шло следующее объявление: «Труди и Петер в настоящий момент заняты другими делами. Но мы перезвоним, как только у нас исчезнет желание». Ну не невероятно ли? Гитти, тебе хорошего отпуска на Пеллворме, на острове, который, кстати, состоит из глины, и не забудь привезти своё видео во время серфинга, это должно быть прекомичнейшее зрелище.

Сабина

6 июля

Софи глубоко горюет о нашем хомяке. Или это была морская свинка? Во всяком случае, грызун, которого очень любила моя дочь. Так как он не сам выбрался из своей клетки, которую потом заперли снаружи, то я уверена, что его стащили дети Клозе. Может быть, чтобы покормить своего тарантула. Как далеко стреляет твоё охотничье ружьё, Сабина?

Соня.

6 июля

Моя свекровь совсем сошла с ума. Она подружилась с дедушкой Клозе, они слушают старые пластинки Ганса Альберса и танцуют танго на тротуаре! Она просто не понимает, что таким поведением она наносит огромнейший вред нашему зубному праксису. Если так будет продолжаться и дальше, нам придётся отправить её в дом престарелых, хочет она этого или нет! По крайней мере, я смогу тогда снова спокойно спать! Она такая дряхлая, что забывает выключить плиту, когда отправляется спать. Мы можем все сгореть во сне! Я нахожу это супер-опасным, вы нет?

Хотя моя свекровь и говорит, что это может случиться с каждым, я ей не доверяю. Я предусмотрительно начала наводить справки о месте в доме престарелых. Невероятно, сколько это стоит, даже если оставить в стороне такие добавочные расходы, как уход за ногами и измерение давления! Но если она окажется в доме престарелых, мы сможем сдать её комнаты, это будет небольшим добавочным доходом. Моя гинеколог говорит, что ребёнок уже скоро появится на свет. Мне интересно, справлюсь ли я и на этот раз без наркоза? Точно как храбрые женщины в послевоенное время, про которых мне постоянно рассказывает свекровь.

Мама Эллен-круглый животик

6 июля

Что вы все так носитесь со своими так называемыми естественными родами, Эллен? Я буду ужасно рада, если мне снова сделают кесарево сечение. Софи выплакала себе все глаза из-за морской свинки. Сейчас она обязательно хочет кошку. Я думаю, что мы ещё раз попробуем с морской свинкой, тем более что у нас есть все принадлежности: клетка, домик, дорожка и так далее. И куча сухого корма. На этот раз мы запрём клетку на специальный замок от детей Клозе.

Соня.

Неллин абсолютно тайный дневник

5 июля

Я не совсем уверена, но с высокой степенью вероятности я сегодня видела, как Макс и Лаура-Кристин целовались на автобусной остановке. Если это были не они, значит, это были два человека, которые чертовски на них похожи. Кто-то с Максовыми кудрями и широкой задницей Лауры-Кристин. Пускай целуются, хотя я не могу этого понять! Макс ослеп или что??? Ну классно, все мои друзья дико обнимаются в кустах, а мой мир идёт в тартарары. Лара и Макс так заняты с сопливым Морицем и широкой задницей, что они совсем не видят, что эта дрянная жизнь преподносит мне катастрофу за катастрофой: сначала папа и Пэрис навязывают мне сводную сестрёнку или братика, а сейчас ещё это дело с социологией – нам пришлось выбрать на каникулы тему для реферата и записать на бумажке, и кто ещё, кроме меня, остановился на теме «История равноправия»? Верно: Кевин Тошнилово Клозе. Я кричала, как Нив Кэмпбелл в «Крике», когда тупая рожа Руквитт сказал мне, что мы с Кевином должны работать над рефератом вместе. Руквитт подумал, что меня укусила оса, иначе за крик я бы получила запись в классный журнал. А Кевин шикарно развлёкся. Ну да, во всяком случае, в четверг он придёт к нам домой. Моя мать, наверное, упадёт замертво, когда она снова его увидит, но альтернативой было бы, что я приду домой к нему, а у меня определённо нет желания встречаться с Ганнибалом Лектером и тарантулом!

5

Я подняла крышку унитаза, открыла дверь и выбежала в коридор. Антон, Нелли и Ронни примчались из гостиной.

Юлиус стоял на лестнице и держался за живот.

– Мне плохо, – сказал он.

– Я знала, что он не переносит азиатскую кухню, – заметила стоявшая за ним Эмили с несомненным триумфом в голосе.

Я прижала Юлиуса к себе и рванула назад в туалет. Но было поздно. На полдороге вулкан извергнулся, и античный персидский ковёр познакомился с содержимым желудка Юлиуса.

– Ах, Юлиус, – сказала я, беспомощно гладя его по спине.

Юлиус начал плакать. Кто-то протянул мне рулон кухонных полотенец. Я едва успела промакнуть рот Юлиуса, как он бросился ко мне и спрятал лицо на моей груди.

– Всё хорошо, дорогой, – сказала я. Я знала, что остаток вечера он будет цепляться за меня, чтобы избежать взглядов других. Всё это было для него очень неприятно.

– Европейцы! – презрительно заметила Эмили.

– Бедный малыш! – сказал Ронни. – Принести что-нибудь попить?

Юлиус ещё крепче прижался ко мне.

– Ничего страшного, Юлиус. – Антон присел на корточки рядом с нами и начал оттирать персидский ковёр. – Это может случиться с каждым.

– Оставь, Антон, я сама, – сказала я. Не хватало ещё, чтобы он убирал рвоту моего сына.

– Я помогу тебе, – неожиданно заявила Нелли. Она забрала у Антона бумажные полотенца. – Вернитесь в комнату, – шепнула она ему. – Иначе ему будет ещё более неловко.

– Окей, – ответил Антон и поднялся. – Хотя я как раз хотел рассказать Юлиусу историю, когда меня ребёнком вырвало во время кругосветного путешествия. Как раз на бриллиантовое колье одной толстой дамы. Колье было, естественно, на ней.

Он подмигнул мне. О Бог, как я любила этого мужчину! Но Юлиуса эта история не заставила оторваться от моей груди. Только когда все покинули прихожую, он поднял голову и жалобно посмотрел на меня.

– Я не ропеец, – сказал он.

– Нет, европеец, – ответила ему Нелли. – Но это не причина тошнить.

– Я этого не понимаю, – сказала я. – Ты был взволнован? Слишком много съел? Тебе не понравилось? У тебя перед этим болел живот?

Юлиус покачал головой.

– Мне стало плохо от конфеты.

– От какой конфеты?

– Эмили дала мне конфету, – ответил Юлиус. – Зиатская конфета. Её надо было проглотить, не жуя. Но она выглядела как обыкновенная конфета.

– Ага, – заметила Нелли, бросая на меня многозначительный взгляд. – Маленькая зиатская бестия на сто процентов препарировала конфету.

– Почему ты так думаешь? – спросила я.

– Потому что я бы так и сделала, будь я на месте Эмили, – дала мне Нелли заглянуть в её чёрную душу. – У конфеты не был ли случайно вкус майонеза, Юлиус?

– Не знаю, – ответил Юлиус. – Я же её проглотил.

– Могу поспорить, что она её препарировала, – сказала Нелли.

– Ведь ей только шесть лет, – заметила я. Но чем больше я об этом думала, тем больше склонялась к тому, что Нелли права. Эмили была довольно развитой для своих шести лет, что неудивительно при такой исключительно одарённой матери! Она точно знала, что на майонез Юлиус отреагирует рвотой. И тот триумфальный взгляд на лестнице был совершенно однозначным.

До сих пор я всегда старалась найти оправдание для Эмили, но сейчас она зашла слишком далеко. Во мне пробудились материнские инстинкты тигрицы. Они выстроились у меня внутри в V-комбинацию.

– Если хочешь, я с ней поговорю, – предложила Нелли.

– Я сделаю это сама, – ответила я и встала. – Пообещай мне больше ничего не есть из того, что предложит тебе Эмили, Юлиус, хорошо? И не позволяй раздражать тебя этой болтовнёй про европейцев и азиатов. Все люди на земле одинаково хороши или одинаково плохи, не важно, как они выглядят и где родились.

– Аминь, – пропела Нелли.

Поскольку Юлиус прижался ко мне сиамским близнецом – его лицо прилепилось к моему животу, – все согласились, что мне придётся прервать мою шахматную партию и отправиться с детьми домой.

С облегчением я убрала фигуры назад в коробку.

– Мы просто продолжим игру в следующий раз, – сказал Йоханнес. – До тех пор я буду думать над моим следующим гениальным ходом.

– Идёт, – ответила я и с сожалением поглядела на него. Йоханнес был милый парень, мне было жаль, что я больше его не увижу.

– Пятна от рвоты смылись? – ангельски осведомилась Эмили. – Потому что ковёр очень ценный.

– Конечно, всё снова опять чистое, – ответила я и поглядела ей прямо в глаза. – Хотя майонез с шоколадом – очень странная комбинация, такие пятна трудно удалить.

Эмили так быстро отвела взгляд, что я поняла, что напугала её. Я засунула шахматы под мышку и так нежно обняла Антона, как это только было возможно с сиамским близнецом у живота.

– Ещё раз большое спасибо за прекрасные шахматы, Антон, – сказала я и поцеловала его прямо в губы.

– Не за что, – ответил Антон.

Эмили злобно посмотрела на меня. Я засунула коробку с шахматами себе в сумку, злясь на самоё себя. Сейчас я поцеловала Антона только для того, чтобы что-то доказать шестилетнему ребёнку. Как это по-детски! Мой взгляд упал на маленькую коробочку в моей сумке.

– Я совсем забыла, – сказала я и вытащила её. – Я же принесла тебе подарок, Эмили.

Эмили не тронулась с места.

– Как это мило, – ответил Антон вместо неё.

– Не бойся, он не отравлен, – сказала Нелли Эмили.

Антон взял коробочку и протянул её Эмили.

– Здесь ничего особенного, – объяснила я. – Всего лишь платье для Барби, которое я сегодня сшила из остатков ткани. – Точнее говоря, из старых спальных штор моей свекрови. Как шторы они были кошмаром, болотно-зелёные с золотыми завитками. Но как бальное платье для куклы они смотрелись действительно великолепно. Я сшила узкий корсет с пышными рукавами, к которому крепилась широкая юбка. Я знала, что платье выглядит отлично, хотя Эмили, естественно, ничего не сказала, когда распаковывала его.

– Я надеюсь, что сегодняшние Барби того же размера, как и Неллины Барби в своё время, – заметила я. («В своё время» звучало хорошо, хотя, собственно говоря, Нелли играла с Барби ещё год назад, когда её никто не видел, но это должно, конечно, остаться между нами).

– Ну, я считаю платье классным, – сказал Антон и положил руку на плечо Эмили.

– Но Эмили больше бы хотела шоколадную конфету, я думаю, – заметила Нелли.

– Очень классное платье, – опять сказал Антон. Эмили по-прежнему молчала, хотя я была почти уверена, что Антон давит ей на плечо.

С Юлиусом у живота я проследовала в гостиную, чтобы со всеми попрощаться.

– Ну ты даёшь, – шепнула мне Нелли. – Ты хочешь её ещё и поощрить за эту акцию, да? Льстица.

– Ей ведь всего шесть, – шепнула я в ответ.

– Жаль, что вам надо уходить, – сказала Мими. – Я как раз уговорила Антона открыть ценный старый коньяк. Вкус как у сиропа от кашля, но после трёх глотков пьянеешь на глазах. Не то что вино, которое мы пили до сих пор, Антон, все бутылки уже пустые, но мой язык по-прежнему не заплетается.

– Тебе нельзя много пить, – заметил Ронни.

– О-о-о-о да! – выкрикнула Труди из кухни.

Я бросила на Антона вопросительный взгляд, но он смотрел только на Мими и Ронни.

– А почему нет? Потому что твоей матери не нравится, когда женщины пьют что-либо другое, чем маленькую рюмочку яичного ликёра после воскресного пирога? – спросила Мими. – На случай, если ты забыл, Ронни: Я не беременна и могу пить столько, сколько захочу.

– Супер, твой шеф очень обрадуется, когда его лучший старший консультант вернётся алкоголичкой, – ответил Ронни. – Пьяной ты дашь себя точно лучше пощупать.

– Мой дорогой Ронни, только потому, что мой шеф считает меня привлекательной, он вовсе не ощупывает меня, – сказала Мими. – Но хорошо, что мы затронули эту тему: я уже думала, что у тебя есть другие причины, кроме ревности, чтобы отговаривать меня выйти на работу.

– Есть и другие, – резко возразил Ронни. – Я считаю, что это слишком рано!

– Рано для чего?

– Ты это знаешь совершенно точно!

– Да, да! – донёсся до нас крик Труди. Я не могла этого понять. Эта женщина была действительно невозможна! Было слышно, как что-то с громким стуком упало на пол. О Боже, наверное, Труди свалилась со стола. Правда, казалось, что она ничего себе не повредила. Во всяком случае, раздался её смех, а потом упоённый крик. Элмар и Деревянные очки выглядели неприятно поражёнными.

Я нервно вздохнула.

– Мне пройти?.. – спросила Нелли и показала в направлении кухни.

– Не смей, – ответила я. Хотелось бы получить основательные разъяснения, но лучше не надо.

– Что это делают оранжевая женщина и тот мужчина на кухне? – спросила Эмили у Антона.

– Я надеюсь, не то, чем это слышится, – ответил Антон, глядя на меня. Я извинительно пожала плечами.

– О-о-о, это так хорошо, – пискнула из кухни Труди.

Йоханнес ухмыльнулся.

– Такое впечатление, что они доедают остатки, – сказал он Эмили.

Только Ронни и Мими, казалось, не замечали фиаско в кухне. Ронни раздражённо смотрел на Мими.

– Я думаю, что нам тоже надо пойти домой.

– Иди, – ответила Мими.

– Я, может быть, так и сделаю, если ты так и будешь продолжать, – заметил Ронни.

– Ох, это что, угроза?

– Да, да, о да, да! – вскрикнула Труди из кухни.

– Эй, вы оба, давайте-ка поспокойнее, – сказал Антон, и было не совсем ясно, кого он имеет ввиду. Но после этого замечания и у Мими и Ронни, и в кухне воцарилась тишина.

Пока Труди не воскликнула:

– О Петер, бэби, это действительно самый долгий оргазм в моей жизни!

– В любом случае, тебе больше не надо беспокоиться о том, что тебя тошнило, Юли, – сказала Нелли, когда мы уже ехали на велосипедах. – Тётя Труди позаботилась о том, что у людей останутся совершенно другие воспоминания.

– Что такое оргазм, мама? – спросил Юлиус.

Я устало посмотрела на него.

– Знаешь, зайчик, мне кажется, что я уже этого не помню.

* * *

– Я так волнуюсь, – сказала Пэрис. – Ты волновалась, когда была беременна Нелли?

Да, волновалась. Так же волновалась и была беременна от того же мужчины. Мир – большая деревня.

– Женщина с ребёнком заходит в электричку. Кондуктор говорит: Фу, какой у вас уродливый ребёнок. – Врач без приглашения рассказывал анекдот, натягивая на руки перчатки. – Женщина возмущена, она проходит в салон и начинает рассказывать другому пассажиру: Кондуктор был таким бессовестным со мной, вы не можете себе представить. Пассажир говорит: Вы не должны такое пропускать. Пройдите опять к нему и потребуйте извинений. Иначе вы пожалуетесь его начальству. А я пока подержу вашу обезьянку.

Врач разразился громким смехом.

– Ну разве не прекрасный анекдот?

Я вежливо кивнула. Шутки я не поняла. Пэрис сказала:

– Это самый ужасный анекдот, который я когда-либо слышала.

– Но я надеюсь, что это не причина поменять гинеколога, – заметил врач, продолжая смеяться. – То есть если он не обезьяна! Хахаха! – У него было какое-то странное чувство юмора.

Пэрис почти раздавила мою руку, а её взгляд не отрывался от экрана УЗИ. Там была, как обычно, видна, чёрно-белая путаница со снегом. Эта круглая кроличья нора была маткой – так, во всяком случае, сказал доктор. Затем он умолк.

– Я же беременная, да? – спросила у него Пэрис.

– Хм, да, – ответил врач. – Вы это видите?

– Не совсем, – ответила я. Пэрис спокойно могла подождать с этим УЗИ. По крайней мере, пока кролик не станет больше булавочной головки.

– Он здоров? – испуганно спросила Пэрис.

– Или это обезьяна? – спросила я.

– Хм, – ответил врач. – Пятая неделя, я бы сказал. И их двое.

– Двое чего? – воскликнула Пэрис и села. – Два сердца? Это можно вырезать? О Боже, моё бедное дитя!

Я сощурила глаза. И действительно: можно было увидеть две булавочные головки.

– Близнецы, – сказал доктор. – Мои поздравления.

Пэрис опустилась назад на кушетку.

– В вашей семье были близнецы? – спросил доктор. – Они обычно появляются через поколение.

Пэрис ничего не ответила. Она закрыла глаза. Что у её ребёнка может быть два сердца, не напугало её так, как тот факт, что у неё двое детей, каждый со своим сердцем.

– Пэрис? Пэрис??

– Может быть, в семье её мужа?

– Не думаю, – ответила я вместо Пэрис.

– Мы не можем рассказать об этом Лоренцу, – шепнула Пэрис. – Пообещай, что ты ему ничего не скажешь!

– Он всё равно это заметит, – сказала я. – Даже если они однояйцевые и будут по очереди кричать и спать, всё равно он когда-нибудь заметит, что их двое. Хотя бы по количеству пелёнок, с которыми вам придётся иметь дело.

Врач снова засмеялся. Он был исключительно весёлой натурой.

– Ах, он заметит раньше! Как вы думаете, каким толстым станет ваш живот?

Пэрис по-прежнему не открывала глаз.

– Это конец, – сказала она.

– Да ладно, Пэрис! Ты ведь хотела по меньшей мере двоих детей! Просто ты получишь двоих сразу!

– Здесь много преимуществ, – добавил врач. – У вашего ребёнка всегда будет с кем поиграть. И э-э-э…

– И э-э-э… потом дети могут на этом зарабатывать, – сказала я. – Тебе не надо будет бояться, что у них нет никакого дохода.

– Да, это хорошо, – вздохнула Пэрис. – При том, что я, скорее всего, буду матерью-одиночкой, потому что мой муж ещё сегодня меня бросит.

– Это пока мой муж, Пэрис, и ты его недооцениваешь. Он гораздо крепче, чем можно подумать.

Я оказалась права: разумеется, Лоренц не бросил Пэрис, когда узнал о близнецах. Он просто устроил театр и бросался цифрами, высосанными из пальца.

– 3650 поносов только за первый год! – например, восклицал он. – 3650 раз ходить по комнате, похлопывая по спинке, пока тебе не выплюнут на рубашку порцию молока!

– Для этого есть салфетки, – отвечали мы. – Их надо положить на плечо…

– А эти салфетки означают триста дополнительных кипячений в год! – продолжал Лоренц. – То есть можно сказать, что деньги на детей полностью уйдут на салфетки, не говоря уже о других вещах. Вместе с тем, что заберёт у меня Констанца при разводе, это означает, что мы приблизимся к черте бедности!

– Да, и за бэбиситтерство с близнецами я, разумеется, запрошу двойную цену, – сказала Нелли.

В неделю перед каникулами наконец наступило лето и принесло с собой температуру свыше тридцати градусов в тени. Даже ночами было жарко. Нелли можно было носить её топики с голым животом, а Юлиус с Яспером бегали по саду в кепках с козырьками. Я была очень благодарна за тенистый сад – тень давали многочисленные старые деревья, которые посадили мои свёкор со свекровью. Труди едва выдерживала жару в своей маленькой квартире и почти каждое утро стояла у нас перед дверью с обеими сиамскими кошками. Я всё ещё злилась на неё за то, как они с Петером вели себя у Антона, но она сказала, что это печальные, пуританские взгляды, которых она не ожидала от своей лучшей подруги.

– Ни один современный человек не станет возражать против хорошего оргазма, – сказала она. – Антон точно не возражал против этого.

– Разумеется, возражал! – ответила я. – И не только Антон! Все это слышали. Как ты думаешь, как мне было неудобно!

– Мне тоже, – добавила Нелли. Труди была её крёстной.

– Сами виноваты, если вам от этого было неудобно, вы чопорные курочки, – сказала Труди. – Но не надо по себе судить о других. Антон точно порадовался тому, что мы с Петером развлекались в его кухне. Если хочешь знать, он сконструировал свою кухню именно для этого.

– Для чего, скажи, пожалуйста?

– Ну, чтобы можно было самым лучшим образом удовлетворять друг друга, – ответила Труди. – Например, этот кухонный блок, у него действительно подходящая высота, и эта классная столешница не такая холодная, как мрамор или что, она ощущается тёплой и приятной, и освещение…

– Прекрати! – вскинулась я. – Плохо уже то, что ты настолько не держишь своё либидо под контролем, что ты не можешь подождать, пока вы с этим типом не останетесь наедине!

– Моё либидо совершенно естественное, – ответила Труди. – Зато твоё либидо кажется мне слегка недоразвитым, курочка. Иначе ты бы давно знала, для чего Антон оборудовал свою кухню. Возьмём, к примеру, вытяжку: как ты считаешь, для чего её можно применить при условии нормальной гибкости?

Я перестала с ней дискутировать. Труди была безнадёжный случай. Зато она не стала интересоваться моим мнением о Петере, возможно, потому, что она совсем не хотела услышать мой ответ, и вместо этого она помогла мне со срочными работами в саду. Мы постригли газон, установили детский бассейн, перетащили ратановые кресла из зимнего сада под клён и привязали гамак между буками под домиком на дереве. Впервые с тех пор, как мы переехали из квартиры Лоренца, Нелли высказалась исключительно позитивно о нашем новом доме.

– Такой сад очень крутой, – сказала она, стоя в детском бассейне. – При этой жаре в квартире в городе было бы невыносимо.

– Кому ты это говоришь, – вздохнула Труди.

Меня обуяла жажда летнего декорирования, и я закупила половину содержимого садового центра, чтобы придать немного краски заросшим крапивой клумбам с помощью роз, флоксов и душистой травы. Вместе мы освободили уродливую бетонную раковину от грязи и сорняков, посадили туда парочку плавающих растений и дали заработать фонтану. Через некоторое время появились птицы, чтобы там искупаться, а потом в воду уселась жаба и совсем не робко смотрела на нас своими золотистыми глазами. Когда мы подходили поближе, она, казалось, глядит на нас с некоторым вызовом, словно она непременно хочет, чтобы её поцеловали. При этом каждый знает, что жабы – это заколдованные принцессы. Если поцеловать жабу, то из этого может получиться всё, что угодно – а кто захочет рисковать? Стрекозы и бабочки летали по саду. Когда мы вечерами сидели за столом, нас часто посещала маленькая белочка, которая даже ела у нас из рук – мюсли, макароны, фрукты, – ей нравилось практически всё. Дети назвали её «Бабушка Бауэр», потому что она якобы выглядела как моя мать. Я не видела никакого сходства, не считая выдающихся передних зубов и прикуса. Зента и Бергер, наши кошки, боялись Бабушки Бауэр, они постоянно убегали в домик на дереве, когда она появлялась, и оттуда шипели на неё. Так же они поступали и с синицами, которые склёвывали крошки с нашего стола. У меня была надежда, что Зента и Бергер генетически неправильно запрограммированы и никогда не преподнесут нам сюрприза в виде добычи на коврике у двери, но на той же неделе Бергер притащил толстую морскую свинку, которая была почти такой же большой, как он сам. Я стала с ним ругаться, предполагая, что морскую свинку он поймал не на охоте, а по соседству, где Мария-Антуанетта, внучка жирных Хемпелей, держала в клетке парочку морских свинок и кроликов. Но Юлиус и Нелли были убеждены, что животное уже было мертво, когда Бергер его нашёл. У Бергера было действительно виноватое выражение морды, и поскольку Хемпели не жаловались на пропавшую морскую свинку, я подумала и о других возможностях.

– Может быть, её убила хищная птица! – сказала я.

– Да, а потом появился Бергер, чтобы её спасти, – добавил Юлиус. – Но было уже поздно… – Он проглотил слезу. – Может быть, это был его лучший друг, и он принёс его сюда, чтобы мы его похоронили.

Они с Нелли положили мёртвое животное в коробку из-под обуви и похоронили его во свежевскопанной клумбе. В качестве памятника они водрузили наверх большой булыжник, на котором Нелли чёрным фломастером написала: «Здесь покоится лучший друг Бергера, жирный Хемпель». Хорошо, что Юлиус не умел читать. Ему бы это имя не понравилось.

На могилу Хемпеля я поставила маленькую свечку, я везде понаставила свечек, которые романтически освещали сад, когда становилось темно. В комнатах было невыносимо жарко, хуже всего было в моей только что отремонтированной спальне. Если какое-то время смотреть на красную стену, то можно было почувствовать себя в печке. В саду я оборудовала матрасный лагерь, над которым Нелли навесила москитную сетку, и мы все трое спали в саду, что было одновременно и романтично, и жутко, при всех этих звуках и животных, которые ночами бродили по саду.

Громкое хрюканье разбудило меня далеко после полуночи, и я лихорадочно начала искать свой карманный фонарик. Не хватало только дикого кабана.

– Это точно дух жирного Хемпеля, – прошептала Нелли. – Он хочет отомстить мне за своё имя.

Но это были всего лишь два ежа, которые, хрюкая и чавкая, моргали глазами в свете фонарика.

– Спи дальше, – сказала я Нелли. Юлиус, лежавший между нами, мирно всхрапнул.

– Я не могу, – ответила Нелли. – Я беспокоюсь.

– Насчёт Лары и Морица?

– Ах нет!

– Насчёт Макса и Лауры-Кристин?

– Не-ет!

– Это из-за твоего аттестата? Я не буду ругаться, дорогая. – Лучше пускай это делает Лоренц. Из-за плохих оценок он мог изрядно разволноваться.

– Нет. Из-за этого реферата по социологии. Я должна его делать вместе с Кевином Клозе! Поработай-ка над равноправием женщин в теории и на практике с мистером «Но у тебя нет сисек»!

Неудивительно, что она не могла спать.

– Я напишу тебе справку, – предложила я, но Нелли сказала, что для этого уже поздно. Кевин собирался прийти завтра.

Это значит, что Ганнибал и Лектер будут знать, где мы живём! Учитель, наверное, сошёл с ума.

Я уставилась в дверной глазок, когда Кевин на следующее утро позвонил нам в дверь.

– Ну? – прошептала Нелли. – Они с ним?

– Я не могу понять, – шепнула я в ответ, крепко сжимая в руке баллончик с газом. Свободной рукой я наложила цепочку и приоткрыла дверь.

– Привет, – сказал Кевин. – Я пришёл к Нелли.

– Привет, – ответила я. – Ты один?

– Нет, – сказал Кевин. – Мне пришлось взять с собой Саманту.

– Тарантула? – прохрипела я.

– Нет, ребёнка моей сестры, – терпеливо ответил Кевин. Я снова успокоилась.

– Ах, вот как. А где собаки?

– Дома, – ответил Кевин. – Если они снова не смылись через дыру в изгороди.

– Окей, – сказала я и открыла дверь. Баллончик с газом я спрятала за спиной. – Тогда заходи.

Кевин поднял по ступенькам детскую коляску. В ней сидела маленькая Саманта со вспотевшими локонами и красным личиком, она выглядела усталой. Ей был примерно годик. Я стыдливо опустила баллончик с газом в стойку для зонтов.

– Ей, собственно, давно пора спать, – сказал Кевин. – Не знаю, что с ней такое. Привет, Неле.

– Привет, Кельвин, – ответила Нелли. – Милое дитя. И пока без татуировок.

– Извини, но мне пришлось взять её с собой, – сказал Кевин. – Моя сестра по четвергам работает до вечера, а у моей мамы вторая смена в доме престарелых. Старшие могут остаться с дедушкой, но с ребёнком он не будет знать, что делать.

– У твоей сестры так много детей? – спросила Нелли.

– Не-е, у неё только Саманта. Ей ведь всего семнадцать. Но у меня ещё три младших сестры и брата. – Он пощекотал Саманту под подбородком. – Они когда-то тоже были такими милыми, как Саманта сейчас. – Я заметила, что моя неприязнь к нему улетучивается. Без своих собак он был, собственно, совершенно безобидный, очень милый. И что-то было в его зелёных глазах. Я только надеялась, что Нелли никогда этого не заметит. Иначе она, наверное, скоро окажется в одном из Миминых ток-шоу вместе с сестрой Кевина.

– У моего отца будут близнецы, – заметила Нелли.

– Правда? Классно! – сказал Кевин и посмотрел на мой живот. – Пока ничего не видно.

– Это потому, что для близнецов мы наняли суррогатную мать, – объяснила я. – Можете использовать это в вашем реферате.

– Она говорит ерунду, – быстро сказала Нелли и потянула Кевина с коляской в сад. – Я думаю, мы поработаем в саду. Ты что-нибудь нашёл про равноправие?

– Ну конечно! Я всё время слушаю, как ругаются мои родители. Ужасно много учебного материала.

В кухне я вместе с Юлиусом занялась приготовлением безалкогольного пунша из арбузных кусочков, фруктового чая, малинового сока и льда. Как раз когда всё было готово, пришли Анна с Яспером.

– Что случилось с твоими волосами? – спросила я. Анна выглядела действительно как Фродо Торбинс. Не хватало только волосатых ступней.

– В жаркую погоду я всегда так выгляжу. Эта жара меня доконает, – сказала она, взяла кубик льда и опустила себе в лифчик. – А мои бедные беременные! Им совсем плохо. Хуже всего тем, кто должен носить уплотняющие чулки. Сегодня утром у меня были роды в воде, и женщина непременно хотела, чтобы я опустилась к ней в ванну! Три часа в воде температурой тридцать восемь градусов! – Она взяла ещё один кубик льда и снова опустила его в лифчик. – Я вся покрылась морщинами, как столетняя женщина. И каждый раз, когда на нас смотрел наш сексапильный ассистент, он умирал от смеха, без понятия, почему. Потом позвонили из дома престарелых: мой отец попал в больницу. Его сердце не переносит жары. Я поехала к нему, но он всё время называл меня фрау Ющенкова. Кто бы она ни была. – Отец Анны уже много лет страдал от болезни Альцгеймера. Ужасно не узнавать своих собственных детей. Ужаснее всего для самих детей. – Не пройти ли нам в сад? Я бы охотно полежала в гамаке. Только четверть часа.

– Только не пугайся, пожалуйста. У Нелли гость – Кевин Бойцовая собака Клозе, – сказала я. – Правда, без собак.

– Тогда мне без разницы, – ответила Анна. Тем не менее она сказала Кевину: – Привет, маленькая крыса. – Затем она скинула туфли и плюхнулась в гамак. Кевин пробормотал что-то вроде «Привет, женщина без штанов», но тут я не была уверена. Может быть, он просто сказал «Привет, я Кевин Клозе».

Мой взгляд переместился на усталые босые ноги Анны, и я вдруг поняла, почему ассистент так смеялся. На её ногтях кучерявились пряди волос. Я некоторое время удивлённо смотрела на них, а потом тоже рассмеялась.

– Что такое? – недовольно спросила Анна.

– Может ли быть, что ты вчера брила волосы на лобке, Фродо Торбинс? – спросила я между двумя приступами смеха.

– Да, откуда ты знаешь? – переспросила меня Анна. – Это можно видеть? Я периодически работаю там с ножницами, иначе из них можно плести косы.

Я от смеха держалась за живот.

– А не красила ли ты одновременно ногти наногах?

– Да, – ответила Анна. – «Rouge absolut». Красивый, верно? – Она подняла ногу в воздух. – О нет, вот дерьмо! Что это такое?

– Это «Лобковые волосы absolut»! – Я хохотала как сумасшедшая. – В следующий раз лучше подождать, пока лак не высохнет.

Я принесла Анне из ванной жидкость для снятия лака и пообещала об этом не рассказывать. Но на самом деле в последующие недели я ещё много раз смеялась по поводу этой истории. Есть вещи, о которых невозможно молчать.

Несмотря на пунш со льдом, мы все ужасно потели. Не было ни малейшего ветерка. Вода в детском бассейне давно нагрелась выше тридцати градусов. Постепенно разговоры смолкли. Даже Бабушки Бауэр, нашей белочки, не было видно.

Саманта не могла спать. Она начала ныть.

– Ей тоже жарко, – сказала я. – Не отправиться ли нам всем в бассейн? Я вас приглашаю. Реферат вы можете сделать и в другой раз. На это у вас есть целые каникулы.

Конечно, мы были не единственные, кому в голову пришла идея насчёт бассейна, но он и не был так переполнен, как мы боялись. Анна, Юлиус, Яспер и я взяли Саманту с собой в лягушатник, а Нелли с Кевином отправились в большой бассейн. Кевин хотел показать Нелли, как он прыгает с пятиметровой вышки, на что Нелли закатила глаза и сказала:

– И что в этом такого? Я тоже так могу.

Как? С каких это пор?

– Боюсь, что Нелли унаследовала мой ген спасательницы на водах, – сказала я. И мой ген спонтанного вранья.

– Ты была спасательницей на водах? – спросила Анна. – Вот откуда твоя атлетичная фигура.

Я могла только застонать.

Саманте очень понравилась вода, она крепко вцепилась в меня. Юлиус и Яспер плескались вокруг нас.

– Я почти забыла, как мило ощущается такое голенькое дитя в руках, – сказала я Анне. – Хочешь её тоже подержать?

– Нет, спасибо, – Анна закрыла глаза. – Мне постепенно становится лучше. По крайней мере физически. Мне надо бы, собственно, отправиться на курорт. На самом деле. У меня больше забот, чем может вынести один человек. Мой отец в больнице, Хансъюрген развлекается с практиканткой, и…

– Это не Джоанна? – перебила я её. У кромки бассейна сидела маленькая девочка в розовом купальнике и болтала ногами.

Анна открыла глаза.

– Да, это она. Эй, Джоанна, ты нас помнишь?

– Вы которая с половиной штанов, – ответила Джоанна. Прекрасная память.

– Ты здесь с папой?

Джоанна покачала головой.

– С Бернардом и Бьянкой. По средам пивная Бернарда закрыта. Я очень люблю среду. Когда мы идём плавать, злой Генри остаётся дома.

– Кто такой злой Генри? – с любопытством спросила я.

– Собака Бернарда, – ответила Джоанна. – Он ещё хуже, чем Бернард. Он сжевал мою куклу.

– Бернард или собака?

– Собака, – сказала Джоанна. – Но Бернард смеялся.

Анна с любопытством оглянулась.

– А где Бернард и Бьянка?

Джоанна пожала плечами.

– Я не знаю. Я их потеряла. Но больше среды я люблю субботу. По субботам меня отводят к моему папе. Но только тогда, когда я слушаюсь.

– Ты уже умеешь плавать? – спросила я.

– Почти, – ответила Джоанна.

Я обменялась с Анной многозначительными взглядами. Рядом с нами в воду прыгнули Кевин и Нелли. Кевин забрал у меня ребёнка.

– Спасибо, что вы за ней присмотрели, – сказал Кевин. – Я сделал суперский прыжок с пятиметровки, вы видели? А Неле увильнула.

– Я кое-что увидела, когда стояла наверху, – ответила Нелли. – В тепидариуме двое занимались любовью.

– Нелли! – Её выражение заставило меня вздрогнуть.

– Что такое тепидариум? – спросила Анна.

– Эта такая сауна, – ответил Кевин. – Туда при жаре не отправится ни одна задница. То есть идеальное место для занятий любовью.

(Я снова вздрогнула).

– Но только для эксгибиционистов. Там есть окошко в двери, – сказала Нелли. – И всякий, кто туда заглянет, может видеть голый зад этого типа. На нём вытатуирована голова монстра, точно как у Кевина.

– Момент, у него на заду вытатуирована голова собаки. Моя татуировка – это дракон, – ответил Кевин. – Точнее говоря, азиатский дракон. Ты можешь, пожалуйста, получше его разглядеть.

– Ах нет, спасибо, мне уже стало плохо от собачьего зада этого типа, – сказала Нелли. – Поэтому я не могла прыгнуть. Эй, разве ты не Джоанна?

– Верно, – ответила Джоанна.

– Она потеряла Бернарда и Бьянку, – объяснила я.

– А как они выглядят? – спросила Анна. Она снова закрыла глаза. – Какие-то особые приметы?

– У Бернарда всегда злой взгляд, – сказала Джоанна.

– Тогда это точно он, – заметила Нелли, показывая на пенсионера, который грёб нам навстречу.

– Нет, – ответила Джоанна.

Пенсионер тем не менее подошёл к нам и потребовал убрать из воды Самантину попу.

Анна открыла глаза и тихо застонала.

– Такого злобного пенсионера мне сегодня только и не хватало. У меня был тяжёлый день! Мой отец лежит в больнице. Я такая раздражённая. Со мной лучше не связываться.

Но пенсионер этого не слышал.

– Мы против кучек в воде, – сказал он, как будто мы были за.

– Тогда, пожалуйста, не делайте в штаны, – ответила Анна. – Надеюсь, что вы перекрыли ваш катетер, потому что мы против мочи в воде.

– Я бы сказала, что вода в этом корыте наполовину состоит из мочи, – заметила я, и мы вдруг все совершенно охладились и поспешили покинуть воду. Только пенсионер остался там и возмущённо хватал ртом воздух.

– И не пукать, – предупредил его Кевин, из-за чего Юлиус с Яспером весь день громко смеялись.

Мы прошли мимо всех лежаков и раздевалок в поисках Бернарда и Бьянки, но на кого бы мы ни показывали, Джоанна лишь качала головой.

– Вон тех я знаю, – сказал Кевин и показал на беременную женщину а окружении семьи, которая мне тоже показалась знакомой. Женщина была членом Общества матерей Фрауке и Сабины, маленькая Софи ходила с Юлиусом и Яспером в детский сад. – Это наши ненормальные соседи. Они постоянно грозят нам полицией и службой по делам молодёжи и изображают из себя друзей животных и детей! На самом деле у них на совести морская свинка.

Это, конечно, было только воображение, но мне показалось, что у Кевина выступили слёзы на глазах, когда он продолжил говорить.

– Они вообще не заботились о бедном животном, они его держали в полной изоляции в клетке. При этом каждый знает, что морским свинкам нужно общество. Ему каждый день давали еду и больше ничего. Мои братья иногда пробирались туда, чтобы немножко погладить свинку, но эти люди всякий раз устраивали ужасный театр, когда они их ловили. Днями эти мучители животных не замечали, что бедная свинка умерла! Только представить себе: они даже не удивлялись, что её еда стоит нетронутая! Мои братья наконец не выдержали и вытащили животное из клетки, чтобы устроить ему достойные похороны.

О Боже, теперь уже у меня в глазах стояли слёзы.

А у Нелли нет.

– Это интересно, – сказала она. – Не была ли это особенно толстая морская свинка?

Но этого Кевин не знал. Можно было только предположить, что братья Кевина не особенно глубоко её закопали…

Послеобеденное время текло быстро. Мы дали детям покататься на карусели, устроили пикник с персиками, абрикосами и сливами, которые я порезала небольшими кусками, и ещё раз сходили искупаться. Саманта наконец заснула в своей коляске, мы натянули ей шапочку на глаза, чтобы ей было потемней.

Бернард и Бьянка не появлялись.

– Это действительно небрежное отношение к детям, – тихо шепнула мне Анна, чтобы Джоанна нас не услышала. Она плескалась вместе с Юлиусом и Яспером в лягушатнике.

– Это верно! Тем более что она не умеет плавать, – ответила я. – Наверное, они давно отправились домой и совершенно про неё забыли.

– У меня большое желание отвести ребёнка к её отцу, – сказала Анна. – По крайней мере мы знаем, где он живёт.

– Да, но так не пойдёт. Это было бы похищение. И у бедного Джо будут неприятности.

– Точно, его зовут Джо, – сказала Анна. – А я всю прошлую неделю вспоминала имя.

– Почему? – спросила я.

– О, ну ты знаешь, – ответила Анна. – Я охотно представляю себе, что я во время секса не одна. И тогда по крайней мере неплохо знать имя.

– Что? Ты представляешь себе Джоанниного отца, когда ты…

– Констанца, я ненавижу, когда при разговорах о сексе ты говоришь только половину фразы, – ответила Анна. – Да, я представляла себе этого Джо, и что? Он был действительно милый. Иногда я представляю себе Брэда Питта, Вигго Мортенсена или нашего нового ассистента. А ты?

– Я? – Я покраснела, как рак.

Анна засмеялась.

– С тобой всегда одно и то же, милая.

Мы подождали ещё час, но когда мы уже собирались уйти, Джоанниных родственников по-прежнему не было. Нам не оставалось ничего другого, как вызвать их через информацию.

– Маленькая Джоанна Райтер ищет свою маму. Просьба к матери маленькой Джоанны Райтер подойти к окошку информации, – прогнусавил голос из громкоговорителя. Бассейн к тому времени заметно опустел, и мы напряжённо ждали, появятся ли Бернард и Бьянка. Даже Саманта снова проснулась и сняла с себя шапочку.

– Здесь воняет! – крикнул Яспер.

– Это… – сказал Кевин и понюхал Самантину пелёнку. – Саманта! Но она уже сегодня… странно…

– Это самое замечательное в детях, Кевин, – заметила Анна. – Всегда готовы к сюрпризам.

Кевин исчез с Самантой и озабоченно наморщенным лбом в комнате матери и ребёнка.

– До сегодняшнего дня я думала, что он самый пройдошистый мерзавец во всей школе, – сказала Нелли.

– А сейчас?

– А сейчас он всё ещё как-то мерзавец, – сказала Нелли. Я с беспокойством заметила, что это прозвучало почти нежно.

– Вот они! – шикнула Анна. Загорелая парочка завернула за угол. Она –блондинистая красотка в серебристом бикини, он маленький и тоже блондинистый, с огромными мускулами и в шортах.

– Никаких морщин, да, это она, – успела я прошептать в ответ.

Сердечных объятий, которых мы ожидали, не состоялось.

– Джоанна! – воскликнула мать. Вблизи было заметно, что она несколько излишне экспериментировала с перманентным макияжем, особенно вокруг губ. – Что это такое? Мы же сказали, что мы заберём тебя из лягушатника, когда мы будем уходить! – Она сделала нервную гримасу. – Дети! Стоит только оставить их на минутку…

– Извините, но вы оставили ребёнка на несколько часов, – сказала Анна. – А она не умеет плавать.

– Поэтому Джоанна была в лягушатнике, – ответил Бернард. Он носил золотую цепь, на которой висели золотые буквы, образующие слово «Тигер», что бы это ни значило. – И это должно так и оставаться!

– Оно так и было, – сказала Анна. – Вопрос в том, где были вы всё это время?

– Когда-нибудь слышали об уходе за телом? – спросил Бернард, оглядывая Анну с ног до головы. – Солярий – это, конечно, чуждое слово для такой, как вы, верно? Но я спрашиваю себя, почему вы вообще вмешиваетесь? Займитесь лучше своим собственным сервизом. Он такой большой, что вам будет чем заняться, я бы сказал.

Анна непонимающе смотрела на него.

– Какой такой сервиз… о! – Она возмущённо схватилась за свой зад.

– Мы уже собирались домой, – сказала мать Джоанны. – Фройляйн, мы ещё поговорим! Пойдём, Тигр, соберём вещи.

Джоанна сделала строптивую гримасу.

Нелли толкнула меня в рёбра и странно закатила глаза.

– Что? – спросила я.

– У вас есть обязанность следить за своим ребёнком, – заявила Анна. – Вы не можете оставить её часами бродить по бассейну. Подумайте только о возможностях, которые здесь есть у всяких извращенцев…

Бернард зашёлся тявкающим смехом.

– Ха-ха-ха! Я вижу здесь только одного извращенца, и на нём купальник, который он натянул на свой сервиз. Это купальник вашей бабушки, или для этого размера нет ничего более шикарного?

Анна возмущённо упёрла руки в бока, но ей, очевидно, не хватало слов.

– Тигр, пойдём, – сказала Бьянка. – Оставь это.

Нелли указала глазами на Бернарда и Бьянку, а потом перевела взгляд на сауны.

– Что? – непонимающе спросила я.

– Не притворяйся опять цацей, фройляйн! – Мать Джоанны попыталась ухватить её за руку, которую та спрятала за спиной. – Хватит виляний, или Барби навсегда останется в шкафу!

Нелли снова толкнула меня под рёбра. Наверное, она хотела, чтобы я что-нибудь сказала.

Я откашлялась.

– Конечно, мы не собираемся вмешиваться в ваши дела, – сказала я своим голосом Джеймса Бонда. – Но мы из службы по делам молодёжи, которые и в своё свободное время держат глаза открытыми. И то, что мы сейчас видели, выглядит подозрительно похожим на пренебрежение детьми. Ваше имя Райтер, верно? Завтра утром я посмотрю в картотеке.

– Что, вы мне угрожаете, дамочка по делам молодёжи? И не такие пытались, – сказал Бернард, становясь передо мной. Он доставал мне до шеи.

Я постаралась принять покровительственный вид.

– И история с собакой и куклой звучит не очень хорошо, я бы сказала.

– Что ты сказала? – спросил Бернард. Он перешёл на «ты», может быть, потому, что он стоял ко мне так близко, что между нами не поместился бы и листок бумаги.

– Пойдём, Тигр, – сказала Бьянка. Она схватила Джоанну за шкирку, как непослушного котёнка. – Бессмысленно с этими дискутировать.

– Я не позволю себя запугивать, – сказал Бернард и посмотрел на меня снизу вверх. Теперь я знала, что Джоанна имела ввиду: у него был действительно неприятный взгляд. – Если ты что-нибудь нам устроишь, то я тоже могу устроить, ясно? Так функционирует мир Бернарда.

– Мы посмотрим, кто кому что устроит, – сказала я сверху вниз. Этот карлик дурак или что? Сцепился с сотрудницей государственной службы, идиот! Разве он не знал, что у нас длинные руки? Мне только стоит поговорить с начальством, и, кроме того, у нас хорошие связи с социальной службой и надзором, и мы посмотрим, не затрудним ли мы ему жизнь… Но под жутким взглядом Бернарда я сообразила, что я не работаю в службе по делам молодёжи, и мой кураж испарился. Я сглотнула.

Бернард увидел это с удовлетворением.

– Ну вот, накося-выкуси, – сказал он и повернулся, чтобы уйти. – Я тебя запомнил. – Это он бросил мне через плечо.

У меня совершенно пересохло во рту, но я не могла дать этому надутому индюку уйти просто так.

– Мы кого-нибудь к вам пришлём, – сказала я ему вслед. – И, э-э-э… кстати, «Тигр» пишется без «е». В нашем мире.

Только теперь я увидела жирную вытатуированную собачью голову, торчавшую из шорт Бернарда. Жуткие глаза смотрели прямо над резинкой. Слюнявая морда и клыки должны были находиться на Бернардовых ягодицах. Очень оригинально.

Мне сразу стало ясно, что татуировка была причиной того, что Нелли закатывала глаза. Она сразу узнала Бернарда и Бьянку.

– Но они не могли всё это время заниматься любовью в тепидариуме, – не понимая, сказала я. – Это же длилось часами! Там внутри по меньшей мере шестьдесят градусов.

– Без сомнения, у обоих достойная зависти конституция, – заметила Анна.

* * *

Собственно говоря, Пэрис и Лоренц собирались в это лето навестить друзей Пэрис в Каракасе, попутешествовать с ними по Андам с рюкзаками, потом провести неделю в голландской Антилье с бывшей руководительницей агентства Пэрис и в заключение слетать на пару дней в Сан-Франциско, где бабушка Пэрис, бывшая прима-балерина, очень известная в своё время, собиралась праздновать свой 90 день рождения. Семья Пэрис и её друзья были такими же гламурными и интересными, как и сама Пэрис, многие из них были действительно известны. Неудивительно, что всё это восхищало Лоренца.

– Почему твои друзья всегда живут в таких скучных местах, мама? – мрачно спросила меня Нелли. – И почему бабушка и дедушка не празднуют свой день рожденья в Сан-Франциско?

– Спроси у них, – мрачно ответила я. Я сама считала это несправедливым. В семье Пэрис были художники, владельцы судоходных компаний, писательницы, нейрохирурги, пианисты, модели, прима-балерины и политики толпами. Самой эксцентричной профессией в моей семье была биология (один выбившийся из общего ряда брат моей матери, который наблюдал за птицами), все остальные были крестьянами или работали на почте. И дядя Эрвин, ещё одна чёрная овца, работал в Шлезвиге в финансовой службе.

Пэрис с радостью взяла бы Нелли и Юлиуса в большое путешествие («Ничто так не расширяет горизонт, как чужие страны и культуры, дорогая»), но и Лоренц, и я были против (хотя и по разным причинам).

Но сейчас все эти грандиозные планы пошли прахом, потому что Пэрис не хотела причинять вреда своим близнецам длинными перелётами и сменой климата. Она объяснила мне это, когда неожиданно появилась у нас перед дверью на следующий день после посещения бассейна.

Она крепко обняла нас.

– Я не хочу становиться одной из этих истеричных беременных, которые носятся с собой, как курица с яйцом, – сказала она. – Но эта программа была бы и для нормальной беременной несколько чересчур, верно? Ох, дорогая, можно мне где-нибудь присесть и поднять ноги? Тут случайно нет твоей подруги Анны? Надо позаботиться об акушерке как можно раньше, как я слышала, и я прочитала столько путаной информации, что мне обязательно хочется поспрашивать Анну. Лоренц говорит, что мне нечего читать все это советы, они сведут меня с ума, но я боюсь что-либо сделать неправильно, и если бы я не читала книг, я бы никогда не узнала, что базилик вреден для беременных. Можно себе представить. Лежит на каждом кусочке моцареллы и выглядит совершенно безобидно.

Она набрала в грудь побольше воздуха, чтобы продолжить говорить, но Нелли схватила её за руку и сказала:

– Хорошо, что ты не относишься к этим истеричным беременным, которые всё время только и беспокоятся о сложностях.

– Да, да, – ответила Пэрис. – Это было бы действительно ужасно. – Потом она снова начала говорить, не заканчивая ни одного предложения со словами супермаркет, беззащитный, ветрянка, стрептококки, кашель, птичий грипп, трисомия, токсикоз, мафия овечьего сыра, позднородящие, малый таз, кишка и перидуральная анестезия. Пока она говорила, мы нежно отвели её в сад, посадили на ратановый стул и подвинули ей второй стул для ног. Нелли подложила ей за спину подушку, а Юлиус подал ей свежеприготовленный ревенево-клубничный пунш.

Подкреплённая таким образом, Пэрис смогла нам наконец объяснить причину своего визита: вместо Каракаса, Анд, Антильи и Сан-Франциско она собиралась на пару недель слетать с Лоренцем и детьми на Менорку, где у её родителей был дом (да, я знаю – несправедливо, несправедливо, несправедливо!).

С точки зрения права это было обязанностью (или привилегией) Лоренца – взять к себе детей на время школьных каникул, и таким образом можно было связать приятное с полезным (что бы ни было приятным, а что полезным).

– Да! – сразу крикнула Нелли. – Да! Да! Да!

– Дом стоит высоко на утёсе. Там чудесный сад и замечательный большой бассейн, – сказала Пэрис. Это прозвучало, как в рекламном проспекте. – Лимоны можно срывать прямо с дерева.

Я сразу же увидела внутренним взором, как Юлиус падает с утёса или тонет в бассейне, но Пэрис меня заверила, что весь участок абсолютно безопасен, потому что её старшая сестра Венис проводит там каникулы со своими тремя детьми. Это настоящий рай для детей, начиная с качелей на старом платане и кончая заросшей розмарином и цветами дорожкой, спускавшейся к бухте, где можно поплавать. Там был даже садовник, который перед приездом гостей переворачивал каждый камень, чтобы удалить скорпионов.

– Ещё и скорпионы! – воскликнула я.

– Нелли может научиться ходить под парусом, – сказала Пэрис. – Старший сын моей сестры с удовольствием её научит. Для чего я, собственно, получила диплом немецкого спасательного общества?

– В отличие от других, – тихо сказала Нелли и выжидательно посмотрела на меня. – Пожалуйста, мама, не сопротивляйся.

– Да что ты! Ваша мама будет рада получить немного времени для себя самой, – заявила Пэрис. – Она с вами и днём, и ночью. Готовить, печь, стирать, читать истории, проверять домашние задания, ремонтировать дом… Она заслужила немного отдыха.

Но мне не нужно было никакого отдыха. У меня всё было под контролем, более того, я охотно это делала.

Я поглядела на Нелли и Юлиуса, который уютно устроился у Пэрис на коленях, и внезапно почувствовала подступающие слёзы. Своего мужа я уступила Пэрис с известным великодушием, но с детьми мне это давалось значительно тяжелее. Меня же нельзя заставить провести каникулы без них, верно? Юлиусу всего четыре. Я не могла заснуть без того, чтобы он перед этим не обвил мою шею руками и не сказал мне: «Я люблю тебя, мамочка».

– Пожалуйста, мама, – снова сказала Нелли.

– Младшая дочка моей сестры в возрасте Юлиуса, – сказала Пэрис соблазнительным голосом сирены (одной из сирен Одиссея, а не той, что установлена на крыше школы и ужасно завывает). – То есть у Юлиуса будет с кем поиграть. А Нелли определённо найдёт общий язык с обоими старшими. Мои родители пару недель тоже будут там, и тогда мой отец будет каждый день готовить. Рыба и морепродукты – он выдающийся повар. Он также астроном-любитель, у нас там есть классный телескоп, и никто так не объясняет про звёздное небо, как мой отец. А моя мать любит рассказывать детям истории. Они часами сидят в тени оливкового дерева и слушают про приключения синей кошки.

Мать Пэрис была успешной детской писательницей. Поэтому можно было предположить, что она умеет рассказывать чудесные истории. Я откашлялась.

– И как надолго?

– Три-четыре недели, – ответила Пэрис.

– Четыре недели? – воскликнула я. Исключено, я этого не переживу.

– У друзей моих родителей там прекрасная яхта. Мы можем совершить путешествие на Майорку, – сказала Пэрис. – Иногда там попадаются дельфины. А однажды мы видели летучих рыб.

Дельфины меня добили. Я ведь не могла из чистого эгоизма лишить моих детей таких чудесных и полезных впечатлений, верно?

– Ну хорошо, ладно, – сказала я. – Хотя бабушка Бауэр будет очень разочарована, что вы в этом году не приедете на Пеллворм.

– Ты можешь сама туда поехать, – сказала Нелли.

Нет, я такого себе не устрою. Я и так буду достаточно наказана.

– Почему бы тебе не поехать с нами на пару дней на Менорку? – спросила Пэрис. – Дом огромный, десять спален, и дети в случае нужды могут спать в палатках в саду. Ты можешь этого, как его – Антона? – прихватить с собой. Это было бы здорово.

– Да, мама, – сказал Юлиус.

– Я же тебе говорила, что у Антона и мамы чисто платонические отношения, – сказала Нелли Пэрис. – Кроме того, у него самого есть дети.

– Но он может взять их с собой, – ответила Пэрис. – Мои родители любят, когда в хижине полно народу. А дети очень любят моих родителей.

Я иногда спрашивала себя, действительно ли Пэрис так наивна, как кажется.

– Я не думаю, что Лоренц этому обрадуется, – сказала я. Не говоря уже о том, что подумают Антон и Эмили об этом предложении.

Пэрис положила мне руку на плечо.

– Мы большая семья, – сказала она. – Лоренцу придётся к этому привыкнуть. – Затем она удобно откинулась назад и глотнула пунша. – И вежду вами действительно только платонические отношения, дорогая? В чём состоит проблема?

– Она зовётся Эмили, – ответила Нелли. – Кроме того, у мамы не такое сильное либидо, как у тебя, у папы и у Труди, знаешь ли.

У этого ребёнка действительно везде уши.

Мне было трудно представить себе, что дети уедут на четыре недели с Лоренцем и Пэрис на юг, но это была судьба всех разведённых матерей.

– Я бы всё отдала за то, чтобы провести пару недель одной, – сказала Анна, когда я начала ей жаловаться на судьбу. – По мне, так Хансъюрген со своей практиканткой могут ехать куда угодно, если они возьмут с собой детей. Что ты таращишься всё время на эти шахматы?

– Я думаю, – ответила я. В одном интернет-форуме (я целую ночь просидела в интернете на Неллином компьютере) я нашла парочку шахматных фриков, которым я описала мою с Йоханнесом партию. Два очень милых типа по имени каспаров34 и E4Д4 интенсивно занялись моим положением. К моему большому удивлению, они сочли, что партию вполне можно выиграть, и показали мне, как. Это было нелегко, мне надо было понять несколько вещей, но на самом деле моя V-комбинация не была такой уж глупой. Я стала надеяться ещё раз увидеться с Йоханнесом. В конце концов, он был братом Антона. И если я серьёзно отношусь к Антону, вряд ли я могу уклоняться от встреч с его братом. Даже если я проиграю, то благодаря каспарову34 и E4Д4 достойно. Каспаров34 даже предложил встречу в реале. Только когда я написала, что мне 75 лет и что у меня стоит катетер, он отозвал своё предложение.

– Угадай, кого я вчера встретила, – сказала Анна. Когда я не ответила, она продолжала: – Именно, милого Джо, папу Джоанны. Я провела всего три четверти часа в булочной, когда он пришёл и купил вчерашний хлеб. Бедный, он действительно на всём экономит.

– Ты провела три четверти часа в булочной, только чтобы снова увидеть этого типа? – спросила я. – Там даже нельзя попить кофе. Продавщица, наверное, очень удивлялась.

– О, у Чибо была парочка интересных предложений, и у них был огромный ассортимент булочек. Там можно долго выбирать, – ответила Анна. – Во всяком случае, Джо меня сразу узнал. И когда я ему рассказала про Джоанну и бассейн, он меня даже пригласил на кофе.

– Я думала, что он должен экономить, – сказала я.

– Он пригласил меня к себе домой, – ответила Анна. – Он же живёт прямо напротив. Жалкая маленькая квартирка, говорю тебе. Но Джо действительно милый. И его очень жаль. Эта Бьянка использует его, как рождественского гуся, и при этом ему приходится смотреть, как она обращается с бедным ребёнком. Я сказала, что мы поможем ему получить опеку.

– Кто это «мы»? – спросила я.

– Ну, мы, мамы-мафия, – ответила Анна. – Иначе для чего наше общество? Этот человек действительно нуждается в помощи. Я ему сказала, что мы решали и более сложные случаи.

– Какие случаи? – Она что, с ума сошла? Мы же не детективное бюро. Мы были своего рода кружком за чашечкой кофе, разве что мы в основном пили более крепкие напитки, чем кофе. Но, очевидно, Анна рассказала Джо что-то другое.

– Когда дети в беде, мамы-мафия берутся за дело. Эффективно, креативно и совершенно тайно, – сказала она. – И, разумеется, на общественных началах. Джо ведь совершенно разорён.

Я стукнула себя по лбу.

– Анна! Как это всё понимать? Мы не в состоянии помочь этому бедному человеку, это может лишь адвокат. Которому он не может заплатить.

– Я подумала, что ты можешь спросить Антона. Если ты его хорошо попросишь, то, может быть, он поможет Джо бесплатно, – сказала Анна. – Ты же крёстная мать, коварная, рафинированная и ужасно опасная. Джо очень надеется на тебя.

– Анна, что за ерунду ты рассказала бедному парню?

– Ничего, что бы не могло стать правдой. Мамы-мафия – это Зорро посёлка «Насекомые». Мы притянем Бьянку и Бернарда к ответу перед службой по делам молодёжи, тогда дело закрутится быстрее. И, может быть, мы подговорим детей нацарапать “Z” на Бернардовом порше. Мы можем подложить ему под дверь дохлого петуха, или что там ещё делает мафия.

Я вздохнула.

– Я спрошу Антона, что тут можно сделать.

– А я созову совещание, – воодушевлённо сказала Анна. – Мы должны мобилизовать все свои силы. Я уже позвонила Мими, но там на проводе только автоответчик.

– Наверное, он так громко ругаются, что не слышат телефона, – предположила я. – Я действительно о них беспокоюсь.

– Да ладно, – сказала Анна. – У них просто фаза переработки выкидыша. Фаза один была диванной фазой, а теперь пришло время взаимных обвинений и агрессии. Всё совершенно нормально. Ты увидишь, что наша гармоничная пара скоро вступит в фазу три: большое примирение со слезами.

Но Анна ошибалась. Фаза три выглядела совершенно иначе. Она началась на следующий день, в субботу, в семь часов утра. Потому что в это время нам позвонили в дверь. Открыв её, я растерянно увидела три элегантных чемодана и кошачью переноску. И Мими, которая, склонив голову на бок, спросила:

– Могу я пожить у тебя пару дней?

Общество матерей посёлка «Насекомые»

Добро пожаловать на домашнюю страницу Общества матерей. Работающие женщины или «всего лишь» домохозяйки, здесь мы обмениваемся опытом о беременности и родах, воспитанию, браке, домашнем хозяйстве и хобби и с любовью поддерживаем друг друга.

Доступ на форум – только для членов.

21 июля

Дети Клозе устроили сегодня на углу очень симпатичный прилавок с рассадой цветов, и я, упорно поторговавшись, купила у них три кустика львиного зева по смешной цене 6 евро. Я же знаю, какой дорогой львиный зев. Я знаю это потому, что в только в прошлом месяце я засадила им клумбу рядом со въездом. Да, и что я хочу сказать? Когда я со львиным зевом пришла домой, то увидела, что на упомянутой клумбе нет ни одного цветка! Розы и флоксы были тоже обчищены. Мама Клозе, разумеется, не была готова возместить мне потери. Она считала, что это могли быть и улитки. Когда ты зайдёшь на кофе, Сабина?

Соня

21 июля

В любой момент, когда ты скажешь, Соня. Хотя стрельба в жилых районах запрещена, но мы можем сказать, что ружьё выстрелило по ошибке. Мне действительно стоило бы немного сменить обстановку в данный момент! Наша домработница – это катастрофа. Не знаю, что она делает целыми днями, но она не занимается ни с Вибеке, ни с Карстой. Гладить она тоже не гладит – якобы потому, что за моими мышками так тяжело приглядывать, да к тому же она целый день в дороге – балет, плавание, фортепьяно и уроки раннего музыкального развития. Я могу только сказать, что фрау Поршке проводила с пользой часы ожидания и могла во время уроков балета Вибеке пришивать пуговицы или штопать носки. Но нашей домработнице даже в голову не приходит вынести ведро! Я на пробу положила рядом с тостером кусочек колбасы, чтобы посмотреть, уберёт ли она его. (По мне, она даже могла его съесть!). Вы не поверите: кусок колбасы пять дней лежит на том же месте и уже покрылся зелёным налётом! Как только у меня будет замена, я отправлю эту персону в пустыню!

Сабина

P.S. Дети были на выходных у Петера и Горбатого кита в квартире кита. Я на этом настояла, потому что не может быть так, чтобы Петер полностью уклонялся от отцовских обязанностей. По крайней мере на выходные я хочу немного покоя. Я хорошо проинструктировала Вибеке, чтобы она отвратительно себя вела и подложила пакетик шпината в корзину с бельём. Но моя высокоинтеллигентная дочь, как всегда, превзошла все мои ожидания и засунула шпинат без упаковки в пианино Горбатого кита. Он будет там медленно покрываться плесенью, начнёт вонять и навсегда испортит дорогой инструмент!

21 июля

Моя свекровь тоже купила несколько кустиков рассады и раздала её совершенно удивлённым пациентам нашего праксиса. Я заставила её объяснить свой поступок, но она сказала, что никто не может возражать против того, чтобы получить цветы, а что у неё при этом в волосах были бигуди, то это не так уж и трагично. Я якобы не должна быть такой чопорной только потому, что я подцепила зубного врача и считаю себя лучше, чем я есть на самом деле.

– Я помню совершенно точно, как ты начинала здесь медсестрой, – на самом деле сказала мне она. – Тогда мой бедный Йенс был ещё счастливо женат. – Да, да, и поэтому её бедному Йенсу понадобилась всего лишь неделя, чтобы полакомиться мной во врачебном кресле! Я не думаю, что мне стоит выслушивать подобные речи. В конце концов, я женщина, которая подарила своему милому мужу детей, а его ненормальной матери – внуков. То, чего его бывшая жена так и не достигла. Мне надоело, что моя свекровь постоянно напоминает мне о том, что я когда-то была медсестрой. Как будто в этом есть что-то отвратительное! В доме престарелых «Лесной покой» случайно есть свободное место, и я его зарезервировала, список ожидания у них действительно огромный. Правда, мне ещё надо убедить моего мужа, что это наилучшее решение.

Мама Эллен – суперкруглый животик

23 июля

Я тоже, к сожалению, думаю, что твоей свекрови будет лучше в доме престарелых. Она недавно так отчитала моего Марлона (и только потому, что он бросался камнями в каких-то грязных голубей), что он до сих пор находится в состоянии шока и вздрагивает при виде каждой женщины с седыми волосами.

Моя бедная Лаура-Кристин сейчас компенсирует свои прыщи и складки жира очень курьёзным способом: она считает, что у неё есть друг, которого она называет Максом, и она постоянно нервирует нас рассказами о нём. Мне пойти с ней к психологу или это нормальные фантазии в период полового созревания?

Фрауке

Неллин абсолютно тайный дневник

25 июля

Мой аттестат действительно хорош, я даже по биологии получила четвёрку, хотя я не разу не открыла рта на уроке, потому что вся эта ерунда насчёт пищеварительного тракта рогатого скота не интересует меня ни в малейшей степени. Здесь какое-то недоразумение, но мама была действительно впечатлена. В качестве вознаграждения она и в самом деле хочет оплатить мне курсы ударных инструментов. Правда, я уже не уверена, что мне это надо. Макс сказал сегодня в школе, что мои таланты лежат, наверное, в других областях, я должна только выяснить, в каких. Ха-ха, он действительно ревнует из-за Кевина Клозе. Он считает, что он должен снова заходить к нам почаще, потому что без него, очевидно, я склоняюсь к глупым мыслям. Он думает, что между Кевином и мной что-то есть, что совершенно не так. Хотя Кевин намного симпатичнее, чем я думала, во всяком случае, большее время. В ответ я только посмотрела на Макса и сказала ему, что моё либидо немного более взыскательное, чем у него, бедного цыплёночка. Он так глупо выглядел! Но пожалуйста, пускай чаще заходит. Его мне как-то не хватает. Я ужасно радуюсь отпуску в семье Пэрис на Менорке, дом должен быть очень классным, и если племянник Пэрис так же красив, как на фотографии, которую она мне показала, то это будут лучшие каникулы в моей жизни. Мне немного жаль маму, потому что она охотнее всего суетится вокруг нас по 24 часа, но, возможно, у неё с Антоном что-то подвинется, пока мы будем в отъезде. Лара лопается от зависти из-за виллы на Менорке, она едет с родителями в Шварцвальд, бедняжка. Но она ничего лучшего и не заслужила.

6

– Ты должна её выгнать, – сказал Антон, когда узнал, что Мими переехала ко мне.

– Если я её выгоню, она отправится в отель, – ответила я, вытаскивая котёнка из стойки для зонтов, куда он убежал от своей отчаянной сестрички. Мими принесла к нам котят, их мать осталась с Ронни. – Так она по крайней мере поблизости от него, и есть надежда. – На самом деле надежда на их примирение постепенно таяла.

Антон вздохнул.

– Очень трудно сидеть без дела и наблюдать, как они разбегаются. Разве они не знают, что созданы друг для друга?

– Мими сказала, что хочет начать совершенно новую жизнь. Я думаю, что она хочет дистанцироваться от всех и от всего, что как-то связывает её с выкидышем. Включая Ронни.

– Но это так несправедливо, – сказал Антон.

– Это стратегия выживания, – ответила я. – Я надеюсь, что она поймёт, как она в нём нуждается, если она какое-то время не будет его видеть. Но Ронни каждые пару часов появляется на пороге и упрекает её. Или умоляет, чтобы она к нему вернулась.

– Я поговорю с ним, – сказал Антон. Он заглянул ко мне совсем ненадолго, он направлялся к своей матери за Эмили. У него даже не было времени выпить кофе.

– Ты знаешь, что на твоей въездной дорожке лежат два громадных пса? – спросил он, когда я открыла ему дверь.

– Да, мы ждём сегодня судебного исполнителя, – ответила я.

Я сама была совсем не рада, когда Кевин появился с Ганнибалом и Лектером.

– Мне пришлось привести их, – объяснил мне Кевин. – Наши ненормальные соседи наняли охотницу, и она подстерегает собак со своим чёртовым ружьём. Она начинает стрелять, как только бедные животные сунут морды за изгородь. Посмотрите, что эта сумасшедшая сделала бедному Лектеру!

Я против воли посмотрела на бедного Лектера. Действительно, у него осталось только одно ухо. Но ему это как-то шло.

– Вы их вообще не заметите, – заверил меня Кевин. – Я привяжу их к забору, и они послушно полежат в тени.

Ну, и они лежали. Я была довольно-таки уверена, что сегодня почты не будет. И, будем надеяться, Ронни не станет звонить нам и спрашивать, когда Мими одумается.

Только Антон рискнул пройти мимо животных.

– Что это за автомобиль? – спросила я, показывая на скромный небольшой автомобиль, припаркованный у тротуара. – Твой ягуар в ремонте?

– Нет, у меня его сегодня украли, – ответил Антон. – Прямо с парковки возле канцелярии.

– Что? Мир действительно плох, верно? Я рада, что у меня нет автомобиля.

– Полиция говорит, что в данный момент в городе очень много краж автомобилей, – ответил Антон, пожимая плечами. – Большинство из них переправляют в восточную Европу. Возможно, я больше никогда не увижу свой ягуар. И детские туфельки Эмили и Молли тоже.

Детские туфельки болтались на заднем зеркале как талисман.

– Бедный. – Я прижалась к нему. – И у тебя ещё, конечно, не было времени просмотреть бумаги Джо Райтера? Там можно что-то сделать?

– Разумеется, можно, – ответил Антон. – Просто понадобится время, чтобы свести всё вместе. Чем длиннее список пренебрежения родительскими обязанностями, чем больше свидетелей может предъявить герр Райтер, тем вероятнее, что он получит право опеки. В любом случае мы рассчитываем на новый запрос по поводу опеки.

– А дом? – спросила я. Джо никак не мог ютиться с Джоанной в однокомнатной квартире, в то время как Бернард и Бьянка будут крутить золотые краны.

– Дом надо будет продать, – ответил Антон. – Ни одна из сторон не богата настолько, чтобы выкупить дом у другой стороны.

– Бедный Джо, – сказала я. – Он ведь сам его построил. Но по крайней мере у него после этого будет больше денег, чем теперь. А самое главное, что он получит дочь. Я бы хотела, чтобы ты увидел этого Бернарда. И у тебя сейчас действительно нету времени? Я могу предложить тебе нашего пунша. Мы с Юлиусом его сами сделали: лимон, апельсин и папайя.

– Нет, спасибо, – ответил Антон. – У моей матери назначена встреча, а она ненавидит, когда её заставляют ждать. Я забежал только на минутку, чтобы кое о чём тебя спросить.

– Да? – сказала я. Кожа у меня на голове зачесалась.

– Что ты делаешь в следующую субботу? – спросил Антон.

– Я провожаю детей в аэропорт, – ответила я с тяжёлым сердцем.

– Очень хорошо, – сказал Антон и многообещающе подмигнул мне. – Значит, тебе не понадобится подыскивать бэбиситтера.

Я тоже многообещающе подмигнула ему.

– Для чего?

– Вечером состоится ужин у моих родителей, и я бы очень хотел, чтобы ты меня сопровождала, – ответил Антон.

– Ох, – сказала я, и многообещающее чувство испарилось быстрее, чем капля воды с горячей сковородки.

Речь идёт об очень важном ужине, пояснил мне Антон. Альслебен Фармацевтик собиралась слиться с маленьким, но очень успешным предприятием натуральных лекарственных средств, чей шеф, Леонард Кёрнер, был старым другом Антонова отца. Оба предприятия, Альслебен и Кёрнер, были семейными фирмами, и было важно, что обе семьи друг друга любили, уважали и, так сказать, были в состоянии объединиться в одно большое семейное предприятие.

– Но я же не работаю на Альслебен, – возразила я.

– Но ты член семьи, – ответил Антон, и это прозвучало несколько смущённо. – В некотором роде.

Я почувствовала, что у меня отпала челюсть, я ничего не могла с этим поделать.

– Я знаю, что между нами всё развивается немножко медленно, но мы ведь пара, верно? – сказал Антон. – Во всяком случае, я всем рассказываю, что ты моя подруга.

– Правильно, – быстро ответила я, глядя в пол, чтобы скрыть тот факт, что я покраснела, как рак. – Я тоже всем о тебе рассказываю. Только неловко, когда они спрашивают, каков ты в постели.

Антон вздёрнул бровь.

– Говори, что я фантастически хорош, – предложил он. – Ну что, ты пойдёшь со мной к родителям?

– Твоя мама знает, что ты хочешь меня привести? – Я боялась, что она мне скажет: «Извините, но мы ничего не покупаем», как только я окажусь у них на пороге.

– Естественно, – ответил Антон. Когда я ничего не ответила, он добавил: – И она в восторге.

Я была довольно-таки уверена, что он лжёт. Но я сама была в таком восторге от того, что Антон официально назвал меня своей подругой, что я подарила ему ослепительную улыбку и сказала:

– Я охотно пойду с тобой.

– Прекрасно, – ответил Антон. – Йоханнес тоже придёт. Может быть, у вас будет время закончить вашу партию.

Мои челюсти снова напряглись.

– Да, было бы хорошо, – с усилием произнесла я.

– Ну, тогда до субботы! – Антон поцеловал меня. – О, я чуть не забыл. Эмилия нарисовала тебе картинку. – Из пиджака он вытащил скрученный в рулон листик бумаги и протянул его мне. – Я думаю, что платьем для Барби ты окончательно завоевала её маленькое сердечко. – Он поцеловал меня ещё раз, развернулся на каблуках своих итальянских туфель, элегантно обогнул Ганнибала и Лектера и устремился к своему съёмному автомобилю.

Я с любопытством развернула рисунок. Неужели Эмили действительно подарила мне своё сердечко? Если это так, то я сошью ей десятки платьев из штор моей свекрови.

Но Антон, похоже, не рассмотрел рисунок подробно. На первый взгляд картинка выглядела пестро и весело. Черноволосая принцесса в голубом платье держалась за руки с принцем в чёрном костюме. Они стояли на лугу, полном земляники, и в небе над ними плавали воздушные шарики и красный двухэтажный автобус, из которого махали ручками ещё две черноволосые принцессы. Рядом с земляничным полем высилась башня, а на башне стояла женщина с жёлтыми волосами, на которую пикировала большая чёрная птица. Похоже, птица нападала уже несколько раз, потому что на женщине было много красных пятен. Ещё две фигуры с жёлтыми волосами собирались сверзнуться с башни, причём у меньшей фигурки изо рта капало что-то коричневое.

Не надо быть детским психологом, чтобы понять, что Эмили не подарила своё сердце ни мне, ни моим детям. Но было бы странно, если бы одна из моих проблем решилась бы сама собой.

В данный момент мои проблемы громоздились кучей. После въезда Мими я снова почувствовала настоятельную потребность в составлении спискаактуальных проблем. Их было сорок две. Сейчас я могла добавить туда ужин с Антоновыми родителями, сразу же за «Проследить, чтобы Мими и Пэрис не пересекались, иначе Мими узнает, что Пэрис беременна, и снова начнёт бросаться предметами».

Я не хотела, чтобы заметили дети, но чем ближе был день их отъезда, тем хуже мне становилось. Что за ненормальный мир, в котором у детей оказывается больше одного отца и одной матери и так много сводных братьев и сестёр, что даже взрослый потерял бы обзор? Мне хотелось в это лето быть с моими детьми. Мне бы хотелось присутствовать при том, как они учатся плавать и ходить на яхте или впервые в жизни видят дельфинов. Всё это я не хотела оставлять новой жене моего бывшего мужа. Но условия изменились, и я не могла повернуть время вспять. Со времени расставания с Лоренцем случилось так много всего, и я не хотела отказываться от этого опыта. Или возвращать утраченное. Лоренца, например.

– Твоя проблема состоит в том, что ты всех любишь и хочешь быть со всеми хорошей, – сказала как-то Мими. – Я уверена, что ты почувствовала бы себя лучше, если бы позволила себе ощутить антипатию по отношению к Пэрис.

– И как мне это сделать? – воскликнула я. – Она совершенство. Милая, великодушная, заботится о детях.

– Она вообще-то увела у тебя мужа, – ответила Мими. – Большинству женщин этого достаточно, чтобы её возненавидеть.

– Да. Но что мне делать? Она действительно милая, – вздохнула я. – А её семья! Все работают как модели, писатели, актёры, балерины или министры-президенты, у них дома по всему миру, говорят на сорока языках, выигрывают олимпийские медали – и умеют готовить!

– Если это не причина от всей души ненавидеть всю это банду, то я уже не знаю, – сказала Мими, и я засмеялась.

Кто-то затрезвонил в дверь Это был Ронни.

– Что это за бестии, которые подкарауливают у въездной дорожки? – спросил он, едва переводя дыхание. Ганнибал и Лектер так натянули поводки, что я боялась за забор, к которому их привязали. Надо надеяться, что дерево не прогнило. – Они хотели меня убить.

– Их привела Мими, чтобы ты не околачивался тут целыми днями и не умолял.

Ронни нахмурил лоб.

– Я не умоляю. Я борюсь за свой брак.

– Тем, что ты по сто раз на дню спрашиваешь Мими, когда она придёт в себя?

– А что мне делать? Ты сама должна согласиться, что она в данный момент сама не своя, – сказал Ронни.

– Да, – ответила я. – Она очень изменилась. Но, возможно, было бы глупо с нашей стороны ожидать, что она будет такой, как прежде.

У Ронни на глаза навернулись слёзы, как это часто бывало, когда мы говорили о Мими. Поэтому мне было особенно трудно продолжать.

– Ты знаешь, некоторые события такие тяжёлые, что после них человек уже не тот, что прежде, – сказала я. – Вопрос не в том, как вернуть всё назад, а в том, как справиться с новой ситуацией.

Ронни прикусил губу.

– Мы потеряли ребёнка, это плохо, но это случается и с тысячами других пар. Мими ведёт себя так, как будто наши отношения потерпели неудачу, потому что мы не можем иметь детей. Как будто все те годы, которые мы провели вместе, не в счёт.

– Я тоже не знаю точно, что происходит у неё в голове, – сказала я. – Это какая-то смесь чувства вины и агрессии. Труди говорит, что она хочет саму себя наказать за то, что она не может родить ребёнка. Отдалиться от того, что ей на свете всего дороже – то есть от тебя. Она твёрдо решила начать новую жизнь.

– То есть без меня, – сказал Ронни.

– Во всяком случае, новую в смысле другую.

Ронни не мог удержать слёз.

– Что же мне делать? – спросил он, и это почти разбило мне сердце.

– Я тоже этого не знаю, – скорбно сказала я.

Ронни ослеп от слёз, когда он проковылял мимо Ганнибала и Лектера к своему дому. Он даже не заметил, как Ганнибал подпрыгнул с намерением оторвать ему руку.

– Так дальше продолжаться не может, – сказал я Мими, когда она пришла домой. – Вам надо поговорить друг с другом, лучше всего в присутствии консультанта по вопросам брака.

– Что прошло, то прошло, – только и ответила Мими. – Нечего тратить деньги на консультанта. Чем раньше Ронни поймёт, что всё кончено, тем быстрее он начнёт осматриваться в поисках другой женщины. Которая подарит ему детей и будет радоваться, когда его мамочка преподнесёт ей к рождеству паровой утюг.

– Я думала, устройство для сваривания фольги.

– Это было год назад, – сказала Мими. – А перед этом был настольный пылесос, мой личный фаворит. Мы с Ронни смеялись до упаду, пытаясь приспособить этот агрегат самыми разными способами. – Она коротко хохотнула при этом воспоминании.

Я только покачала головой. Неужели все мои подруги ненормальные? Сначала Труди с её гимнастикой на вытяжке, а теперь Мими со своим пылесосом??? Но Мими пояснила, что они попытались использовать пылесос для удаления тли с розовых кустов. Упс, у меня, наверное, развивается извращённая фантазия.

Позднее, когда мы сидели за пуншем в саду, Мими сказала:

– Для Ронни определённо найдётся женщина, которая будет это всё уважать и ценить. Даже носки с монограммой, которые мои невестки дарят к рождеству. Мир семьи Ронни снова придёт в порядок, когда я исчезну, а другая женщина займёт моё место. Я уверена, что сестра Ронни с радостью будет продолжать работу над настенным занавесом с собственноручно вышитым семейным древом, где каждый член семьи изображён в виде сидящей на дереве птицы. Очень красиво и со вниманием к деталям. Только пустое гнездо Мими и Ронни было всегда пятном позора.

– Можно нам с Кевином сделать молочный коктейль? – спросила Нелли.

– Конечно, – ответила я. – Если вы потом вымоете миксер. И если вы сделаете коктейль Юлиусу и Ясперу.

– Не пойдёт, – сказала Нелли. – На всех не хватит мороженого.

– Ерунда, – ответила я. – У нас есть ещё двухлитровая упаковка ванильного мороженого.

– Я и говорю, что недостаточно, – пожаловалась Нелли. Она снова вступила в новую фазу роста, на сей раз не в высоту, а в ширину. Любой другой впал бы в панику, но Нелли была вне себя от восторга. Можно было практически видеть, как её грудь из нулевого размера превращается в первый. Я подозрительно наблюдала за её бёдрами, но несмотря на огромный аппетит, они оставались стройными и узкими, как и раньше.

Молочного коктейля, который Кевин и Нелли соорудили из двух литров мороженого, двух литров молока и пяти манго, едва хватило и на Юлиуса, Яспера, Мими и меня. Мы и Кевин получили каждый по стакану, а Нелли выпила остальное.

– Вы продвинулись с вашим рефератом? – спросила я.

– Не-е, – ответила Нелли. – У Кевина нет настроения для равноправия. У него дома неприятности.

– Что же ты устроил?

– Я ничего, – ответил Кевин. – Но мои младшие братья занимаются ерундой. У Юстина одни двойки в аттестате, у нас на пороге постоянно стоят соседи и жалуются, у моей матери кончаются нервы, потому что она всё время цапается с отцом из-за его бизнеса, а у моего деда сердечная печаль, потому что старушку, в которую он влюблён, заперли в дом престарелых, у Саманты ветрянка, а моя старшая сестра ревёт, потому что она уже год не была на дискотеке, а Лестеру отстрелили ухо среди бела дня, и когда моя мать об этом узнает, её окончательно перемкнёт, потому что у неё и так достаточно забот, а я считаю, что тот, кто стреляет по собакам, может выстрелить и в ребёнка.

– Ох, – сочувственно сказала я. – Звучит действительно не очень хорошо.

– Что это за люди, которые бегают по саду с ружьём? – спросила Мими. – Могу поспорить, если Анна об этом услышит, она сразу скажет, что это случай для мафии матерей.

– Не знаю, – ответил Кевин. – Анна не будет хорошо говорить о собаках. А что это за мафия матерей?

– Это строго секретная организация, о которой никто не должен знать, – ответила Нелли и глупо ухмыльнулась. – Моя мать – её босс, а это – штаб-квартира. Но это всё строго секретно.

– А, это похоже на тех типов в чёрных солнечных очках, для которых мой отец ремонтирует автомобили, – заметил Кевин. – Моя мать не хочет, чтобы отец имел с ними дело, но если бы нам пришлось жить с её заработка в доме престарелых, нам бы понадобилось запрашивать социальную помощь, говорит отец. И тогда получится, что в конце концов окажутся правы наши соседи, окрестившие нас тунеядцами и чирьями на государственной казне.

– Ваши соседи ещё гаже, чем наши, – заметила я.

– Мне больше всего жалко дедушку, – сказала Нелли. – Это была большая любовь, говорит Кевин, в восемьдесят лет большая любовь! Он вдевал цветок в петлицу и танцевал на улице танго. А сейчас они его возлюбленную просто заперли в дом престарелых. Разве это не трагично?

– Трагично, – ответила я.

– Большой любви не существует, – сказала Мими.

– Тебе должно быть стыдно, – сказала я ей. – Если кто и знает, что такое большая любовь, так это ты.

* * *

Поскольку суббота приближалась, я решила сходить в парикмахерскую. Ничего экспериментального, только немного короче и шикарнее, чтобы я могла вынести испытывающие взгляды Антоновой матери. А раз уже я там оказалась, я решила подкрасить себе ресницы. Они были от природы длинными и пушистыми, но светлыми, как у свиньи. Но это был один из моих строго охраняемых секретов. Я отсутствовала только полтора часа, Нелли должна была присмотреть за Юлиусом.

Но когда я вернулась из парикмахерской, дети исчезли. На обеденном столе лежала записка: «Мы у Кевина. Вернёмся самое позднее в семь. Н+Ю».

У меня сразу же застучало сердце. У Кевина? Дома у Ганнибала Лектера? Там, где живёт тарантул? Нелли что, с ума сошла? Как она могла потащить туда Юлиуса?

На холодильнике я лихорадочно начала искать список телефонов и адресов Неллиного класса. Под рецептом лимонного пирога я нашла. Кевин Клозе, Стрекозиный проезд, 14. Это было недалеко. Я выудила из стойки для зонтов баллончик с газом, побежала в гараж и взгромоздилась на велосипед. Только спокойствие, может быть, я ещё не опоздала. Может быть, Ганнибал с Лектером бегают по посёлку, и у них нет времени кушать моих детей. А что касается тарантула, то в клинике, наверное, найдётся противоядие. Итак, без паники.

По посёлку «Насекомые» я мчалась, как Ян Ульрих.

«Автомастерская Клозе» значилось на въезде в дом 14 по Стрекозиному проезду. Прямо напротив был кабинет дантиста. Через открытые окна доносился звук бормашины.

Ворота в автомастерскую были приоткрыты. Я вытащила газовый баллончик и протиснулась в ворота. Двор в послеполуденном солнце словно вымер. Здесь была припаркована парочка лимузинов и стояло несколько старых машин без колёс. На багажнике одной из них спал кот. Ганнибала и Лектера нигде не было видно.

Я пересекла двор, взобралась по лестнице и позвонила в дверь, которая была увешана разного рода табличками.

«Здесь живут мама и папа с Джессикой, Кевином, Мелоди, Юстином, Юлианом, Самантой и дедушкой» (глина).

«Кто хочет купить или подарить ихрушки, пожалуйста, позвоните три раза и спросите Юстина или Мелоди» (картонка с цветным карандашом).

«Пасхальным зайцам добро пожаловать» (вышивка крестиком на джуте).

«Почту относить в мастерскую» (компьютерный шрифт).

«Осторожно, немного собачки» (хаха, действительно смешно). «Дедушка Клозе самый лучший» (на дощечке для завтрака). «Вытирайте ноги» (металлическая табличка). К сожалению, и после второго звонка никто не открыл. Я попробовала позвонить три раза подряд, хотя я, разумеется, не собиралась покупать или дарить «ихрушки». Но всё было тихо. Сценарий фильма ужасов перед моим умственным взором исчезать уже не хотел. Может быть, все уже по дороге в больницу. Немного собачки может вполне откусить руку четырёхлетнему ребёнку. Но если это так, я собственноручно вырву Ганнибалу и Лектеру язык и воткну в глотку Кевину.

Из гаража доносился шум, металл об металл. Ага, там всё-таки кто-то был. Я сбежала по лестнице и забарабанила газовым баллончиком в дверь.

– Алло! Алло! Здесь есть кто-нибудь?

Внутри гаража как раз завели мотор, поэтому моего стука никто не услышал. Я нажала на ручку и открыла дверь.

Шум мотора прекратился.

Внутри всё выглядело как в самой обыкновенной автомастерской. На полках вдоль стен громоздились запасные части, на эстакаде стоял ягуар без номеров, а под ним лежал мужчина в синей рабочей форме. Слева и справа от эстакады – и это было нетипично для типичной автомастерской – стояли двое высоких, широкоплечих мужчин в чёрных костюмах (от Армани, я научилась распознавать это за долю секунды) и в чёрных очках, задвинутых на аккуратно подстриженные волосы. Они стояли симметрично и так прямо и неподвижно, что я вначале приняла их за скульптуры. Но когда послеполуденное солнце осветило гараж через открытую дверь, они удивлённо заморгали глазами. Оба синхронно полезли во внутренние карманы своих пиджаков.

Позже мне стало ясно, что я представляла собой несколько странное зрелище – с газовым баллончиком в поднятой руке.

Мужчина в синем вылез из-под ягуара и сел.

– Послушайте, я же вам сказал по телефону, что я работаю, – произнёс он. – Если вы обязательно хотите с кем-то поговорить об отметках Юстина, вы должны подождать, пока домой не придёт моя жена.

– Да, нет, но я совсем не хочу говорить об отметках Юстина, – стала запинаться я. Мой сбитый с толку взгляд был по-прежнему устремлён на мужчин в Армани. Они опустили солнечные очки с волос на нос, и я больше не видела их глаз. – Я… я, собственно говоря, ищу моих детей.

– Ах вот оно что, я думала, что вы учительница Юстина, – сказал мужчина в синем. – Она непременно хотела возложить на нас вину за его оценки. При этом я всегда говорю, что это чисто задача учителя. Посмотрите на нашего Кевина, у него почти сплошные пятёрки, а у него те же самые родители, верно?

– В самом деле? – спросила я удивлённо. Кевин не выглядел отличником. Может быть, Нелли стоит подтянуть с ним математику. Оба Армани не шелохнулись. В стёклах их очков отражался залитый солнцем двор. Я могла видеть, как на багажнике старой машины потягивается и ворочается кот. Как-то это было жутковато. – Моя дочь учится с Кевином в одном классе. Она собиралась его сегодня навестить…

– Ах, маленькая Неле, – сказал отец Кевина. – Шикарная девчонка, очень милая. Разрешите представиться – Клозе!

– Бауэр, – ответила я.

– Очень рад. Без понятия, где сейчас дети.

– Если их не сожрали псы, – сказала я с нервной улыбкой.

– Я так не думаю, – ответил отец Кевина. – Извините меня, но мне нужно работать дальше. Эта тачка должна быть готова сегодня. Клиент нетерпелив. Может быть, вы поищете детей в саду.

– Такой ягуар есть у моего друга, – сказала я, подойдя поближе. – С такими же чёрными кожаными сиденьями и деревянной панелью. – Я запнулась. – Действительно, точно такие же сиденья.

Последовало неуютное молчание. Я внезапно почувствовала потребность попятиться спиной к двери гаража. Что ищут оба Армани в карманах своих пиджаков?

– Этого не может быть, – сказал отец Кевина и поднялся. – Этот ягуар из другого города. Верно, парни?

Сейчас оба Армани несколько оживились. Один из них почесал себе нос под очками, другой сказал:

– Мы прррофессионалы, занешь ли, Томмас. Всегда пррридерживаемся соглашения.

– Хочу надеяться, – ответил отец Кевина. – Потому что это соглашение имеет большой смысл, вы болваны! – И он снова повернулся ко мне. – Эти ягуары все выглядят одинаково, верно? У нас клиенты только издалека, могу вас уверить.

– Ягуар моего друга как раз только что украли, – сказала я. Это было больше, чем своего рода размышление вслух. – Поэтому он не может быть этим. Хотя у него на заднем зеркале висели точно такие же детские ботиночки. Две пары, точно как здесь. – я снова запнулась. Как много есть ягуаров с маленькими ботиночками на зеркале? С буквами «М» и «Е»?

Несмотря на летнюю жару меня внезапно прошиб холодный пот.

– Этого не может быть, – сказал отец Кевина, злобно поглядывая то на ботиночки, то на Армани. Я сделала ещё два маленьких шажка назад. Если я быстро выйду из гаража, я смогу, может быть, запереть дверь, всех оставить внутри и вызвать полицию.

Сейчас уже оба Армани зачесали себе носы.

– Глуппое соввпадение, Томмас, в саммом деле. Было много ррработы на этой неделле. Может быть, мы не прроследилли.

– Они украли ягуар моего друга среди бела дня, в центре города, прямо возле канцелярии, – сказала я непонятно зачем. Наверное, я устала от жизни. – Он адвокат, с прекрасными контактами в полиции и прокуратуре. – Пока я говорила, я спиной выбралась во двор. Но отец Кевина последовал за мной. Он провёл себе рукой по лбу, оставляя тёмный масляный след.

– Вы действительно круглые идиоты, вы оба, – сказал он обоим Армани, прикрывая дверь гаража. – Если Вронский об этом узнает, он засунет ваши дурацкие мобильники так глубоко вам с зад, что они выйдут сверху. – Повернувшись ко мне, он добавил: – Э-э-э, маленькая дружеская шутка. Могу я угостить вас чашечкой кофе?

Дверь гаража закрывалась. Армани и ягуар медленно исчезали из виду.

– Но Томмас, если она поззвонитт… – ещё донёсся до нас голос одного из Армани.

– Спокойно. Никто звонить не будет, ясно? – Отец Кевина повернулся ко мне. – А теперь насчёт вас.

«Не делайте мне ничего», хотела сказать я, но отец Кевина продолжал:

– Это не то, на что оно похоже, в самом деле, можете мне поверить.

Нет?

– Похоже на то, что в вашей мастерской стоит авто моего друга, – сказала я. – Которое украли.

– Послушайте, это хорошие парни там, внутри, – ответил отец Кевина. – Люди в России не купаются в роскоши, знаете ли. С тех пор как государство перестало о них заботиться, они должны использовать другие источники дохода, чтобы прокормить свои семьи. Я постоянно пытаюсь объяснить это моей жене. В конце концов, это самое главное, чтобы семье жилось хорошо, не так ли?

– Да, конечно, но воровать автомобили – это не…

– Послушайте, я знаю, это должно для вас звучать странно, но разные страны – разные обычаи, и в этой стране многое повернулось к худшему, кто сегодня может… я не знаю, в курсе ли вы, сколько сегодня зарабатывает механик в автомастерской?

– Ну да, я…

– Могу вам сказать, что недостаточно. А если у человека пятеро детей, отец с маленькой пенсией и внучка, чей отец свинья и ничего не платит, то вполне можно вляпаться туда, куда вляпываться нельзя, вы понимаете?

– Если вы имеете ввиду… но вы не можете…

– Моя жена тоже постоянно это говорит. Я должен прекратить, говорит она, она ведь тоже кое-что зарабатывает, да, но знаете ли вы, как мало денег получает эта женщина за свою работу в доме престарелых? За то, что она вытирает попу старым людям? Ужасно мало, вы можете мне поверить, а когда дети подрастут, нам будет не хватать денег ещё больше, но она не хочет это понимать. Ведь дети – наше будущее, верно? Без разумного образования наших детей государство не может развиваться, но разумное образование стоит денег, и немало. Например, Кевин, он такой умный парень, мог бы учиться дальше, но как, если мы ничего не сможем откладывать? Вы понимаете?

– Я понимаю это хорошо, – сказала я. – Тем не менее вы же не можете просто взять и машину Антона… я хочу сказать, даже если это на учёбу Кевина…

– Обычно такого не случается. Мы торгуем только автомобилями из других городов, – сказал отец Кевина. – Из соображений безопасности. Но двое там, внутри, новички, вы должны простить…

– Я прощаю, но… – Что за ерунду я говорю? – Послушайте, преступность – это не выход. Если вы окажетесь в тюрьме, то это ещё меньше поможет вашим детям.

– Это мне понятно, – сказал отец Кевина. – Это та причина, по которой я с вами разговариваю. Я не хочу в тюрьму. Моя жена этого не переживёт. А мой старый отец… и дети… и маленькая Саманта… это разобьёт им сердце, вы же этого не хотите?

– Нет, конечно, нет, – начала запинаться я. – Совершенно точно нет. – Я была совершенно выбита из колеи. – Но…

– Мы должны быть примером для наших детей, вы ведь тоже так считаете? – Отец Кевина искательно посмотрел на меня. У него были зелёные глаза Кевина. – Какой пример может подать детям отец, который сидит в тюрьме?

– Да, никакого, но какой пример подаёт детям отец, ведущий с русской мафией автомобильные гешефты? – спросила я. – Не примите это за оскорбление…

– Но мои дети ничего не знают о моих делах, – сказал отец Кевина. – Они видят только отца, который тяжело работает, чтобы прокормить семью, и это пример, который может воспитать приличного человека, верно?

– Да, – неуверенно ответила я.

– Разумеется, ваш друг получит свой ягуар назад, – сказал отец Кевина. – Это не вопрос. Вопрос в том, сможете ли вы молчать.

Я сглотнула.

– Вы имеете ввиду, про дела в вашей автомастерской?

Отец Кевина кивнул. И как недавно у Кевина, когда он говорил о морской свинке, у него в глазах блеснули слёзы. Моё сердце перевернулось.

– Я думаю, это может остаться между нами, – твёрдо сказала я.

– Никому ни словечка? Даже вашему другу?

– Если он получит назад свой ягуар, нет. Я ничего не скажу.

– Честное слово? – Отец Кевина протянул мне руку. Я пожала её.

– Честное слово. Я из Фризии и по природе молчалива.

– Ну что ж, это мы прояснили, – сказал отец Кевина. – Вы действительно в порядке. А сейчас вы опустите наконец свой газовый баллончик, хорошо?

В этот момент из-за угла дома показался Кевин с Нелли, Юлиусом и целой кучей детей. Насколько я могла видеть, все были целы и невредимы.

– Мама, что ты здесь делаешь? – удивлённо спросила Нелли.

А Юлиус сказал:

– Мама, можем ли мы, пожа-а-алуйста, тоже завести тарантула? Они такие милые!

* * *

Я так привыкла к тому, что я ежедневно по многу раз открываю дверь Кевину, что очень удивилась, когда однажды перед дверью возник Макс вместе с Яспером.

– Привет, Констанца, – сказал он, как будто никуда надолго не пропадал.

– Макс. Приятно снова тебя видеть, – сказала я несколько холодно. – Поскольку ты ты сейчас проводишь время только с Лаурой-Кристин. – То, что Нелли не ревновала, далеко не означало, что я буду такой же великодушной. – Она сейчас в летнем лагере, верно?

– Мой дедушка умер, – сказал Макс.

Яспер начал реветь.

– И мой!

– Почему ты ревёшь? – спросил Макс. – Ты никогда его хорошо не знал.

– Знал. Он подарил мне железную дорогу.

– Это был другой дедушка! – сказал Макс. – Он жив!

Яспер перестал реветь.

– Точно?

Я очень огорчилась.

– Заходите, вы оба. – Бедная Анна. Она очень любила своего отца. Даже несмотря на то, что в последние два года он обращался к ней попеременно то «Фрау Ющенкова», то «Рената».

– Может ли Яспер остаться у вас сегодня ночевать? – спросил Макс. – Мама, когда ей позвонили из больницы, стала очень странная. Она ушла несколько часов назад и до сих пор не объявлялась. Я позвонил отцу, как она меня попросила. Но тому, как обычно, работа важнее. Или то, что он называет работой. Даже в день, когда дедушка умер, он не может убрать рук от своей практикантки. Неужели все мужчины такие, Констанца?

– Нет, – коротко ответила я. Я не знала, что Макс был в курсе похождений своего отца. – Конечно, Яспер может остаться у нас. И ты тоже. Нелли будет рада.

– Если её не посетил мистер татуированный, – сказал Макс. – Как ты это находишь, Констанца? Ты думаешь, что Кевин Клозе – это нормальная компания для твоей дочери?

– Ах, Кевин, собственно говоря, совершенно в порядке, – ответила я. – Кстати, я не думаю, что они оба…

– …что тебя это касается, – добавила Нелли, которая, как обычно, тихо подкралась на цыпочках.

Макс пожал плечами.

– Дедушка Макса умер, – сказала я, чтобы Нелли не сделала ту же ошибку, что и я, и не попрекнула бы его Лаурой-Кристин, хотя у Макса были совершенно другие проблемы.

К нашему с Нелли ужасу, Макс заплакал. Нелли тут же превратилась во Флоренс Найтингейл и положила ему руку на плечо.

– Я его очень любил, знаешь, – всхлипнул он. – Даже когда он заболел, он всегда меня узнавал. Во всяком случае, в основном.

– А мне он подарил железную дорогу.

– Это был другой дедушка, – сказала я Ясперу. – Который жив.

Макс плакал крупными слезами. Я не знала, что мне сказать. Но у Нелли было меньше страхов, чем у меня.

– Ты расскажешь мне о своём дедушке? – спросила она. – Наверху в домике, там нам никто не помешает.

И уводя Макса в сад, она бросила мне через плечо:

– Что-нибудь попить, шоколадное печенье и пару кусков сегодняшней пиццы, пожалуйста.

Я сложила запрошенное вместе с бутылкой лимонада и носовыми платками в корзину, служившую для домика на дереве грузовым лифтом. Нелли затянула его наверх, проверила содержимое и сказала:

– Спасибо, мама.

И после этого я несколько часов их не видела и не слышала.

Антон позвонил мне, чтобы сообщить, что его ягуар вернулся. Точно там, где он исчез, на парковке перед канцелярией.

– Представь себе, его даже почистили и помыли, снаружи и внутри как новенький, – сказал Антон. – Колёса надраены до блеска. Полиция считает, что это какие-то подростки, которые хотели одолжить ягуар для какой-то прогулки. Но подростки, которые помыли машину – ну я не знаю!

– Главное, что он снова у тебя, – сказала я. Мне было не особенно приятно покрывать автомастерскую Клозе и Армани, но я пообещала. И ягуар они вернули. Чтобы успокоить свою совесть по отношению к другим возможным жертвам, я всё время повторяла себе, что люди, которые могут позволить себе такие дорогие автомобили, наверняка хорошо их застраховали. И герр Клозе прав: дети – это наше будущее. Они потом будут платить пенсию обворованным автовладельцам, и тем самым замкнётся круг. Так я себя, по крайней мере, уговаривала.

Именно на сегодня Анна созвала собрание нашей мафии матерей, из-за Джо и Джоанны, нашего мафиозного проекта.

– Я не думаю, что она появится, – сказала Мими. – Я помню, в каком я была состоянии, когда умер мой отец. Если бы у меня тогда не было Ронни, я бы совсем с ума сошла. – Она замолчала. Через некоторое время она спросила: – Сегодня он тоже не появлялся?

– Кто? – спросила я, хотя я совершенно точно знала, о ком она говорит.

– Ну, Ронни, – сказала Мими.

– Нет, – ответила я.

– Странно, верно?

– Нет, – снова ответила я. – Ты же сказала, чтобы он больше не приходил.

– Это верно, – сказала Мими. – Я только не думала, что он послушается. Но конечно, так лучше.

Когда я отвела обоих малышей в постель (Юлиус хотел знать, когда умрёт его дедушка, и из этого получилась долгая дискуссия), пришла Труди. Она выглядела немного утомлённой, и я предложила ей нашего лимонно-малинового пунша.

– С радостью, – сказала Труди. – Если я могу добавить туда что-нибудь алкогольное.

– Хорошая идея, – одобрила Мими. – Раз дети уже в постели. – Она перелила пунш в салатницу, вылила туда бутылку водки и улыбнулась нам. – Вуаля, вот и витаминный коктейль!

Мы сели с коктейлем в саду под клёном.

Труди вытянула ноги, выпила большой глоток и сказала:

– А-а-ах!

– И как развивается большая любовь? – спросила я.

Труди несколько смущённо засмеялась.

– Ну я не знаю, уместно ли здесь это понятие, – сказала она. – То есть большая любовь – это скорее миф, верно? Идеал, на который мы все ориентируемся.

Ага. Соловей, я слышу твою тяжёлую поступь. Всё это нам знакомо. Ещё немного, и прозвучат слова «Учебный подарок» и «Богатый новый опыт».

– Но ведь Петер – это луна к твоему солнцу. Тень твоего света, газы к твоему углю, – сказала я. – Или уже нет?

У Труди стало такое лицо, как будто её мучает зубная боль. Она ненавидела признавать, что была неправа.

– Знаешь что, у Петера, возможно, немного маловато духовной глубины, – сказала она.

– Я так и думала, – сухо произнесла Мими. – В его ауре мало оранжевого.

Труди не обратила на неё внимания.

– И он никогда за собой не убирает. Даже молоко не ставит в холодильник. Или не закручивает тюбик зубной пасты. И он постоянно мочится стоя! Даже на зеркале остаются капли! Но странным образом он постоянно жалуется на кошачью шерсть или на пыль на музыкальном центре.

– Да это действительно недостаток духовной глубины, – сказала Мими.

– А его дети! Они так напрягают, они всё время чего-то хотят или уделывают пелёнки и ревут, но Петер, очевидно, думает, что это только моя работа – заботиться о них. Он говорит, что выходные нужны ему для регенерации.

– Ну что за задница! – сказала Мими. – Почему ты не вышвырнешь его вон?

– Ну да, – ответила Труди. – Мне он нравится. И в основном мы прекрасно друг друга понимаем. И в постели он великолепен – вы не можете поверить, с какими ничтожествами приходится иной раз иметь дело. Я всё ещё думаю, что множественный оргазм перевешивает орошение унитаза, как вы думаете?

– Хм, – сказала Мими, но я воскликнула:

– Нет! Как извращённо должен мочиться человек, чтобы капли оказались на зеркале! Такого не бывает даже в придорожном туалете! У него же не пожарный шланг!

– Ну да, почти, – сказала Труди и блаженно улыбнулась.

– Ого, – ответила я и одним глотком осушила свой стакан.

– В самом деле. Хороший секс переоценить нельзя, – сказала Труди.

– Я всегда думала, что его найти не так уж трудно, – возразила Мими.

– Нет, – твёрдо ответила Труди. – Большинство мужчин – полные ничтожества в постели, в самом деле! Я провела исследования на эту тему. Э-э-э… читала. Да ладно, будем откровенны – и читала, и провела исследования.

– Хм, – сказала Мими, подливая себе коктейля. Я надеялась, что она сейчас думает о Ронни. Как я всегда ревновала, когда она распространялась о своей сексуальной жизни! (Насколько я вообще понимала, о чём она говорит…)

– Да, – сказала я, лья воду на эту мельницу. – Хороший секс так же редок, как выигрыш в лотерею.

– Так будем надеяться, что Антон окажется главным выигрышем, – насмешливо сказала Мими. – Если вы до пенсии до этого дойдёте. Серьёзно: может быть, каникулы помогут вам наконец пройти этот этап? В конце концов, больше не будет дурацких отговорок: твои дети на Менорке, а Эмили у её матери.

Конечно, я тоже об этом подумала: собственно говоря, Антон собирался поехать на каникулы со своей бывшей женой, Эмили и старшей дочерью Молли, но Молли получила место на летних курсах для высокоодарённых скрипачей, танцующих балет, и их планы изменились. Эмили посетит маму и дедушку с бабушкой в Англии, и Антон останется дома совершенно один. Точно как и я.

Нелли для отпуска понадобились новые купальники (первого размера), и пока она крутилась в кабинке магазина, я моментально купила себе красную сатиновую ночную рубашку с узенькими бретельками и разрезами. Она прекрасно подходила к моей стене в спальне, и уже один её вид наполнял меня предвкушением.

– Но сначала мне надо пережить ужин у его родителей, – сказала я. – Я ужасно боюсь его матери.

– Ах, Полли, собственно говоря, в полном порядке, – ответила Мими. – Она очень интересуется искусством. Ренессанс и всё такое прочее. Может, тебе почитать книжку-другую, чтобы ты могла впечатлить её знаниями. Я могу принести тебе парочку альбомов.

Ну да, мне больше нечего делать, как следующие пару дней сидеть над ренессансными альбомами.

– Нет, спасибо, я уже и так крупный специалист в области спасения на водах, пения и шахмат, – сказала я. – Четвёртая область интересов может вызвать некоторое недоверие, как ты считаешь?

– Это больше связано с хорошим общим образованием, – ответила Мими.

Смеркалось, и я по всему саду зажгла свечи, даже на могилке морской свинки Хемпеля.

Мими решила сменить тему.

– И что с нашим мафиозным проектом? Что ты сделаешь, чтобы Антон занялся вопросом Джо без гонорара?

– Детали я буду держать при себе, – сказала я, пытаясь выглядеть таинственно. На самом деле мне ничего не надо было делать. Антон сразу согласился представлять Джо. И он отказался не от гонорара, а от задатка. Но я не собиралась объяснять это Мими и Труди.

– Молодец, – сказала Труди. – Ты достойная крёстная мать. – Она патетично продолжала: – Мафия матерей снова помогла семье. Маленькой девочке можно вернуться к своему отцу! Я так нами горжусь. Поддерживая других, чувствуешь себя лучше, верно?

– Вообще-то ему помогает Антон, – поправила я её. – И ничего ещё не решено. Они подали новое заявление по поводу права опеки, и Антон считает, что у Джо хорошие шансы, что ему отдадут Джоанну. Но дом в любом случае придётся продать, и вырученную сумму, за вычетом долгов, он разделит с Бьянкой

– Мы с Ронни тоже продадим дом, – сказала Мими. – Для нас двоих он слишком велик и слишком дорог, и я не знаю, с каких таких денег Ронни выплатит мне разницу, если он захочет там остаться. – Она замолчала и посмотрела сквозь изгородь Хемпелей в направлении своего дома. – Я ни в коем случае не хочу там жить. Он слишком напоминает мне о Ни… о прошлом.

В этот момент сквозь изгородь, отделяющую дом от улицы, в сад ломанулся дикий кабан. Во всяком случае, я думала, что это дикий кабан. Я вскочила и схватила грабли, прислонённые к дереву.

Но это была всего лишь Анна. Ей не понравилось, что я поприветствовала её с граблями наперевес.

– Я часами звонила и стучала, – сказала она, переводя дыхание. – Почему вы не открываете?

– Ты могла бы нас позвать, прежде чем ломиться сквозь изгородь, как ненормальная, – сказала я. – Мы же не в «Кровавой пиле», часть 6.

– Ничего не вышло бы, – ответила Анна. – Там по улице как раз бежали Фрауке и Сабина из Общества матерей, с такими ужасными фонариками на лбу, и я не хотела с ними разговаривать.

Хорошо, если так. Я отставила грабли и обняла Анну.

– Мои соболезнования по поводу твоего отца, – сказала я.

– Не будь такой доброй со мной! – сказала Анна, отталкивая меня.

– Сначала сядь, – сказала Мими.

Труди протянула Анне стакан коктейля.

– Ты выглядишь совершенно вне себя, – сказала она.

– Не будьте такими добрыми со мной, – повторила Анна. Это прозвучало почти как тогда, когда Ганнибал с Лектером пытались стянуть нас с дерева, – немного истерично. – Я этого не заслужила.

– Конечно, ты это заслужила, – заверили мы её.

– Вы же не знаете, что я наделала, – сказала Анна. – Я действительно на самом дне!

– О нет, – ответили мы, придвигаясь поближе к ней.

– Я никогда от себя такого не ожидала, – сказала Анна. – Что я смогу так поступить. Причём в день смерти моего отца.

К тому времени мы уже почти лопались от любопытства. Но Анна вначале разразилась истерическими всхлипываниями, и понадобилось время, чтобы она снова смогла говорить. Но после того как мы влили в неё два стакана коктейля, она рассказала нам всю историю.

После звонка из больницы она поехала туда, чтобы ещё раз увидеть своего отца. Он лежал так мирно и спокойно, как будто он спит, и у неё внезапно возникло чувство, что он сейчас начнёт задавать ей вопросы – вопросы о её жизни, о том, счастлива ли она, потому что именно это (сказал ей её мёртвый отец) самое главное в жизни.

– И впервые за много лет я поняла, кто я, – рыдая, сказала Анна. – Он назвал меня крошкой. Он всегда так называл меня, когда я была маленькая.

– Его губы при этом шевелились, или это был скорее внутренний голос? – с любопытством спросила Труди, но я ткнула её локтем в рёбра.

Анна призналась своему отцу, что она всегда была счастливым человеком, жившим в согласии с миром и собой. Пока она не вышла замуж за Хансъюргена.

– Не поймите меня превратно, я имею ввиду, что я хотела за него замуж и всё такое прочее, и я его действительно любила, – сказала она. – Просто я уже не была счастлива.

Но у неё были дети и работа, и она очень любила и детей, и работу, и вначале у Хансъюргена не было таких непрерывных романов, а только периодические, и всякий раз, когда очередной роман завершался, она думала, что они могут начать всё сначала.

– Я всегда думала, что наши хорошие времена могут вернуться, – сказала Анна. – Вместо этого становилось всё хуже и хуже.

И в какой-то момент она перестала ждать лучших времён. Она примирилась с создавшейся ситуацией.

– Я хочу сказать, что я должна думать о детях, верно? Для них было достаточно плохо иметь такого аморального, эгоистичного отца, поэтому у них должна была быть надёжная, спокойная мать, не правда ли? И я такой и была! До сегодняшнего дня! – На этом месте она снова зарыдала. За это время я пришла к выводу, что она в состоянии аффекта ограбила банк.

– Если ты сразу же вернёшь деньги и извинишься, – сказала я, – то тебя сильно не накажут.

– Какие деньги? – Анна подняла голову.

– Ну, ты же… или нет? – Может быть, она переехала машиной Хансъюргена и его практикантку. Да, похоже на то!

– Что я сделала? – воскликнула я, воздевая руки. – Ох, что я сделала!

– Откуда мы это знаем? – спросила Труди. – Скажи нам уже наконец.

Анна смотрела на нас с нахмуренным лицом.

– Я самая распоследняя.

Мы постепенно стали терять терпение.

– Что! Плохого! Ты! Сделала! – вскричала Мими. Мне показалось, что она при этом трясёт Аннину руку.

Анна глубоко набрала в грудь воздуха.

– Я нарушила брачную клятву, – произнесла она торжественно.

– Ах ты Боже мой, – разочарованно сказала Труди. – А я думала, это что-то серьёзное.

– С кем? – спросила я.

– С… о Боже, не могу поверить, что я это сделала.

– С кем?

– Наверное, это звучит странно, и вы мне, наверное, не поверите, возможно, кроме Труди, она разбирается во внеземных феноменах. Было так: Мой автомобиль по дороге из больницы автоматически завернул в проезд Жука-оленя. И прямо перед дверью Джо было свободное место для парковки. И я не успела оглянуться, как запарковала там машину. Словно меня вела волшебная рука.

– Юпхайди, – сказала Мими (что бы это ни означало).

– Ты спала с Джо? – воскликнула я.

– Ты думаешь, что автомобиль направлял твой умерший отец? – спросила Труди.

– Нет, я так не думаю, – ответила Анна. – Он был строго верующий католик.

– Но раз ты уж там оказалась, ты поднялась к Джо и переспала с ним? – спросила Мими.

– Нет, – ответила Анна. – Не сразу. Сначала он сделал мне чашечку кофе. А я ему рассказала, что мой отец умер, и он, по-моему, погладил меня по голове, а потом – это было очень странно – мы упали друг другу в объятья. Я никогда такого не испытывала.

– Ты думаешь, что дух твоего отца толкнул тебя в его объятья? – взволнованно спросила Труди. – Потому что он хотел лучшего для своей крошки?

– Я же сказала, что он был католик, – ответила Анна. – Строго верующий. О Боже, что я наделала! Когда я снова опомнилась, я быстро натянула на себя свои шмотки и смылась. Глупым образом без ключа от машины, поэтому мне пришлось бежать всю дорогу.

– А Джо?

– Он как раз отправился в душ, – сказала Анна. – Он бы с радостью ещё раз это проделал. Он сказал, что неделями об этом мечтал, но он думал, что я счастлива в браке. И это так и есть. Не счастлива, но в браке.

– Н-да, но мы почти все такие, – коротко сказала Мими. – А потом это проходит.

– Я тоже считаю, что бывают и худшие вещи, – заметила я. – Твой Хансъюрген годами трахает всё, что шевелится.

– Констанца! – вскричали Мими и Труди одновременно.

– Что?

– Ты употребила слово на букву «т», – сказала Мими. – Хотелось бы мне пережить это ещё раз!

– Это всё ваше дурное влияние, – ответила я. – Я в любом случае считаю, что Анна не сделала ничего плохого.

Но Анна по-прежнему купалась в угрызениях совести.

– Я нарушила брачную клятву, – запричитала она. – И тем самым я ни на йоту не лучше, чем мой муж. Я не смогу смотреть в глаза своим детям.

– Какая ерунда, – раздался сверху голос из темноты.

У нас у всех был коллективный сердечный приступ, а Труди вскочила со стула и бухнулась на колени, но это был всего лишь Макс, смотрящий на нас из-за перил домика на дереве.

– Ты всё время говоришь о равноправии, мама. Если папа трахает свою практикантку, то ты можешь и своего – кто он по профессии?

– Учитель математики, – ответила Анна, по-прежнему словно парализованная от страха.

– …трахать этого учителя математики, – продолжал Макс. – Это будет только справедливо.

Общество матерей посёлка «Насекомые»

Добро пожаловать на домашнюю страницу Общества матерей. Работающие женщины или «всего лишь» домохозяйки, здесь мы обмениваемся опытом о беременности и родах, воспитанию, браке, домашнем хозяйстве и хобби и с любовью поддерживаем друг друга.

Доступ на форум – только для членов.

4 августа

В доме удивительно спокойно без Лауры-Кристин и Флавии. Они обе в летнем лагере в Айфеле. Ян и я собираемся спокойно поехать с нашим младшим на две недели к морю. Последнее время было слишком нервным – мы постоянно выслушивали истории Лауры-Кристин про её воображаемого друга «Макса». У меня каждый раз болит сердце, когда я должна ей указывать, что гораздо лучше было бы иметь настоящего друга и что я непременно поддержу её при попытке сесть на диету, но она только закатывает глаза и кричит: «Мама! Ты просто ничего не понимаешь!». ДЕВОЧКИ! Я ужасно рада, что наш четвёртый отпрыск будет принадлежать сильному полу. По-прежнему не хватает заявлений на наш осенний курс «Билингвистическое воспитание младенцев». Для всех, кто не понимает, о чём речь: миссис Салливан, преподаватель английского со степенью доктора и мать четверых детей, будет обучать нас английскому для младенцев и английским детским песням. Она действительно корифей в своей области, и я не знаю, что думаете вы по этому поводу, но я хочу, чтобы по крайней мере мой четвёртый ребёнок начал учить английский с пелёнок! Знаете, кстати, кто расстался? Ронни и Мими Пфафф, которая с выкидышем. Трагедия, верно? Я сразу сказала, что их брак этого не выдержит. Это синдром Брэда Питта. Дом, разумеется, продадут. Не подойдёт ли он вам, Соня? Я недавно осмотрела его изнутри, и он действительно хорош. Когда появится ребёнок, то в вашем домике станет тесно, и в Шершневом проезде вы наконец избавитесь от Клозе. Могу себе представить, что дом продадут по очень выгодной цене, потому что в данных обстоятельствах его надо продать быстро!

Фрауке

6 августа

Я думаю, что китиха Бекер стала постепенно понимать, что лучше не связываться с женатым мужчиной и отцом семейства. Петер немного сопротивляется, но я не понимаю, почемуя после напряжённой трудовой недели должна проводить с детьми и выходные, пока он развлекается с китихой в постели. Каждую пятницу ровно в шесть часов я привожу детей в китовую квартиру, и когда я в воскресенье их снова забираю, я прекрасно себя чувствую после такого отдыха, а у китихи нервы на пределе. Благодаря изобретательности Вибеке рыбные палочки и мёртвая черепаха, которую я получила от Эллен (спасибо, Эллен, суперская идея, она воняла ужасно) нашли новый дом в китовой квартире, где они спокойно разлагаются и обеспечивают вонь. Даже Карста принесла пользу: она сбросила с балкона одну из кошек китихи. Петер устроил по этому поводу ужасный театр – я-де подговорила детей, и они такие же злые, как и я, и так далее, и тому подобное. Но, во первых, квартира находится на третьем этаже, и с кошкой ничего не случилось, а во-вторых, он должен лучше смотреть за своими дочерьми, когда они находятся под его присмотром. Для следующих выходных мы с Вибеке придумали нечто особенное! Китиха после этого уже не сможет использовать свой музыкальный центр. Но тем самым, видимо, мы окажем ей любезность, потому что кто может длительное время выносить эту дурацкую музыку в стиле «Новой эры»? Вопрос Соне: пёс ещё жив? Мне очень неловко, что он смог убежать. Мне тогда попала в глаз мошка, обычно я знаменита своими смертельными выстрелами.

Сабина

7 августа

Шок! Мамка Клозе вовсе не мамка! Она – а сейчас держитесь – ухаживает за стариками в доме престарелых "Лесной покой". Увидев её в белом кителе и в ортопедических туфлях, я так поразилась, что даже с ней поздоровалась – в состоянии шока, конечно. Сегодня утром мы отвезли мою свекровь в дом престарелых, и это было очень нервно. Можете себе представить, какой театр устроила эта женщина. Она не хочет понимать, что стала для нас обузой. Она торжественно пообещала, что больше не будет выходить в бигуди, надоедать пациентам и включать плиту, но здесь, в конце концов, речь идёт о жизни моих детей, и я не могу положиться на её старческие обещания! На её предложение перейти в меньшую по площади комнату я тоже не согласилась. Никто не может гарантировать, что она оставит плиту в покое! Я достаточно занята с Тимми, а потом и с малышом, и я не могу целый день следить за моей сумасшедшей свекровью. Я не могу выносить запах её духов! Слава Богу, мой муж одного со мной мнения, и он не собирается слушать её хныканье. Но нам пришлось буквально выволакивать её из дома, она так рыдала и умоляла, как будто "Лесной покой" - это тюрьма, куда мы её запрём против её воли. При этом у неё там будет своя комната и хороший уход 24 часа в сутки. Раз в месяц приходит даже парикмахер и обеспечивает постояльцев новой причёской. За те деньги, которые моему мужу стоила вся эта роскошь, он мог спокойно купить мерседес! Но благодарность – незнакомое слово для этой женщины. Я сунула мамаше Клозе двадцатку, чтобы она в ближайшие три-четыре дня не подпускала её к телефону. Нам очень нужен отдых после всего этого театра, в конце концов, я беременна, и мне нельзя волноваться!

Мама Эллен – круглый животик.

P.S. Я считаю, что это неправильно, что ты так далеко заходишь в своей ревности и поощряешь то, что твоя дочь мучит животных, Сабина. Сбросить кошку с балкона – это супер-жестоко и бессердечно! Меня это просто убивает. Бедная кошка.

Неллин абсолютно тайный дневник

Менорка, 10 августа

Тут так абсолютно супермегаклассно, что я каждые десять минут шлю с телефона фото Ларе в Шварцвальд. Дом, бассейн, море, пальмы, семья Пэрис – всё просто потрясающее! Лара прислала мне в ответ фото коровы под ёлкой и при этом написала, что она именно так представляет себе ад. А я на седьмом небе! Семья Пэрис тоже крутая. Её сестре Венис уже больше сорока, но она выглядит прекрасно, как Мадонна, только лучше. Дети все очень красивые. Венис, дети, муж и даже пёс участвуют всей семьёй в рекламе, например, рекламе автомобилей, и Венис говорит, что это доставляет чертовское удовольствие. Я спросила у папы, почему ему не пришла в голову идея всей семьёй участвовать в рекламе, на что он ответил: потому что у нас нет собаки. Типично. Родители Пэрис тоже очень приятные, но круче всех племянник Пэрис Приамос. Какое крутое имя! Приамосу восемнадцать, он выглядит прекрасно и почти всё время говорит по-английски, потому что он такой интернациональный. Он работает моделью для шампуней и душ-гелей, это тоже очень круто! Наверное, я видела его голым раз сто по телевизору, только не знала, что это он. Today я попытаюсь, a little bit поговорить с Приамосом. До сих пор у него в ушах были наушники, когда я к нему приближалась. Может быть, он немного робок, несмотря на весь свой опыт. Может быть, мы вместе снимемся в рекламе. Не душ-геля, а шоколада или мороженого или чего-то в этом роде. Я думаю, что я бы неплохо подошла.

7

Мне неловко в этом признаваться, но когда самолёт с моими детьми поднялся в воздух в направлении Менорки, я ревела так, как я реву на финале фильма «Из Африки» – я никак не могла перестать плакать. Таксист, который доставил меня из аэропорта прямо на похороны Анниного отца, думал, что со мной случилась какая-то ужасная катастрофа. Но к похоронам это как-то подходило.

– Я тоже чувствую себя совершенно ужасно, – сказала Анна, когда я, абсолютно зарёванная, подошла к ней и пожала ей руку. В своём слишком узком чёрном костюме она выглядела бледной и больной. Этот костюм она в последний раз надевала на похороны матери, ей тогда было 22 года. – Я тоже всё время плачу.

– Да, но у тебя это как-то по-другому, – засопела я. – В конце концов, ты хоронишь сегодня твоего отца. – Я огляделась на пришедших на похороны. Большинству было за восемьдесят, парочка родственников, друзей и знакомых из дома престарелых, где он жил в последнее время из-за своей болезни (Анна потом сказала, никто из дома престарелых не знал, кого они, собственно, провожают в последний путь).

– Кто из них Хансъюрген без дефиса? – прошептала я.

– Он не пришёл, – ответила Анна, понизив голос. – Должен работать.

– Но сегодня суббота, – шепнула я.

– Да, – шепнула мне в ответ Анна. – Важный проект.

– Тиффани, – прошептал Макс. Он тоже был в чёрном. Пиджак был ему слишком велик, и я предположила, что это пиджак его отца.

– Тиффани? – повторила я, подумав, что я никогда не спрашивала о профессии Хансъюргена. Может быть, он ювелир?

– Практикантку зовут Тиффани, – объяснил Макс. – Я узнавал. Она дочь его партнёра по бизнесу. Мне кажется, папа не может так просто от неё отделаться, как от других. У неё гораздо больше запросов. Я сказал маме, чтобы она его оставила, пока он этого не сделал, но она и слышать об этом не хочет.

– Хансъюрген каждый раз приходил в чувство, – прошипела Анна. – И в этот раз будет то же самое. Дни Тиффани сочтены.

– А твоё достоинство окончательно смыто, – прошипел в ответ Макс. – Я просто сказал бы папе, что против учителя математики он ничто.

– Ты не имеешь понятия, какую лавину я этим вызову, мой дорогой мальчик, – сказала Анна. – Это дело с Джо было однократной, непростительной… ошибкой! Если папа когда-нибудь об этом узнает, нам придётся покинуть дом и переехать в маленькую квартирку. Без сада! Ты это, возможно, поймёшь, но Яспер!

– И вот так всё время, – сказал Макс и наклонился ко мне. – Я лучше не поеду в летний лагерь, иначе она доведёт дело до знаменитого большого примирения с папой, после чего он две недели будет изображать примерного мужа, готовить по воскресеньям завтраки и водить нас в зоопарк. Пока не появится следующая секретарша.

– Брак – это обещание, которое нельзя легко давать и легко нарушать, – прошептала Анна.

– Видишь, Констанца, – тихо проговорил Макс. – Пожалуйста, присмотри за ней, когда я уеду. В конце концов, ты крёстная мать.

– Это большой секрет, – сказала я. И это вообще ничего не значило.

– Пообещай мне это, или мне отказаться от летнего лагеря?

– Обещаю, – ответила я. Бедному мальчику был крайне необходим отдых.

Но было не очень просто выполнить это обещание. Когда Макс после обеда отправился в летний лагерь, а я занялась подготовкой к ужину у Антоновых родителей – я наложила маску от морщин и листала альбом Микеланджело, который дала мне Мими, –перед моей дверью появились Анна с Яспером.

– Мне нужен автомобиль, – сказала она.

– Но дорогая, ты же знаешь, что у меня нет автомобиля, – ответила я.

– Я имела ввиду мой автомобиль! Я должна его забрать, пока Хансъюрген ничего не заподозрил. – Анна оглянулась, как будто её преследовали. – Но я одна туда не пойду. Я боюсь, что это опять случится.

– Ты имеешь ввиду, что стоит ему только открыть дверь, как вы сразу упадёте друг другу в объятья?

Анна кивнула.

– И это не должно ни в коем случае произойти.

Мне бы тоже хотелось иметь такое либидо, которое так трудно контролировать.

– Мы позвоним, я ему быстро скажу, что мне нужен мой ключ от авто, он мне его даст, и мы тут же уйдём. Очень просто, – сказала Анна.

– А если ты всё-таки ослабеешь и на моих глазах начнёшь срывать с себя одежду, что мне тогда делать?

– Ах, не будь глупой. – фыркнула Анна. – Ты идёшь со мной или нет?

Конечно, я пошла с ней. Я, в конце концов, обещала. Яспера мы оставили под присмотром Мими.

Аннин старенький опель корса криво стоял за маленьким смартом, передние колёса на тротуаре, задние на проезжей части.

– Ну, его не парковала мистическая волшебная рука, – заметила я. – Я бы сказала, что там даже не было мистического парковочного места.

– Это объясняет и квитанцию, – сказал Анна и раздражённо скомкала бумажку, всунутую за дворники.

Я позвонила Джо. Анна нервно переминалась с ноги на ногу.

– Как я выгляжу? – спросила я.

Вот это да! Какое это сейчас имеет значение?

Посреди улицы прямо у Анниного опеля затормозил красный порше каррера. Из него вылез маленький, крепкий мужчина в кожаном пиджаке. Я только хотела ему сказать, что здесь можно получить квитанцию, как я увидела, что это никто иной, как Бернард. Бьянкин Бернард, Тигр с «е», который собирался меня запомнить. Его кожаный пиджак был надет на голое тело.

У меня по спине поползли мурашки.

– Кто так дерьмово запарковал эту колымагу? – пробурчал Бернард и стукнул ногой по колесу опеля. Эту секунду я использовала для того, чтобы убрать своё лицо от него подальше, схватить Анну за руку и притащить её к ближайшей витрине. «Фрёлих отопление и сантехника» выставили в ней парочку симпатичных труб и унитазов.

– Посмотри, как насчёт этого? – спросила я, насильно поворачивая голову Анны в сторону унитазов.

– Но это же… – сказала Анна.

– Отличный унитаз, – громко ответила я и шёпотом добавила: – Молчи! – В витрине, как в зеркале, было видно, как из порше вышел ещё один мужчина, тоже маленький и необычайно сильный, а за ним – пёс с огромной головой. Эта же голова была вытатуирована у Бернарда на заднице.

– Мастино, – прошептала я. Громко же я сказала: – Посмотри на эту классную раковину.

Бернард, его сопровождающий и пёс исчезли в подъезде Джо. Наверное, он тем временем нажал кнопку на домофоне.

– Что им тут надо? – спросила Анна. – И почему ты так резко прижала мой нос к витрине?

– Не знаю. Это, наверное, мой инстинкт самосохранения, – ответила я. – Бернард сегодня смотрел особенно злобно. Но если ты хочешь, давай поднимемся к Джо. Я думаю, что сейчас подходящий момент забрать у него ключ, потому что нет опасности, что вы упадёте в объятья друг друга.

Анна сразу же стала выглядеть жалко.

– Я не могу смотреть ему в глаза. То есть что он обо мне думает? Я замужняя женщина… Я не лучше, чем его Бьянка – он, конечно, презирает меня.

– Чушь, – ответила я. – Я скорее думаю, что он рассердился, когда он вышел из душа, а ты исчезла.

– Он мог бы мне позвонить, – сказала Анна. – Я бы ему всё объяснила. Как ты думаешь, что нужно Бернарду от Джо?

Я пожала плечами.

– Может, он тоже что-нибудь забыл. Но честно говоря, это не выглядело как дружеский визит.

– Ты хочешь сказать?.. О нет! – Анна решительно вернулась к подъезду и несколько раз энергично позвонила.

Никто не ответил.

– Ох, ох, – сказала я.

– Джо! Если они что-нибудь ему сделают, они будут иметь дело со мной! – вскричала Анна. Жалкое выражение мигом исчезло с её лица. Вместо этого её голубые глаза заблестели отвагой. Она опять выглядела, как Фродо Торбинс, когда он решил отнести кольцо в Мордор: маленький, храбрый и готовый на всё.

Она стала бешено звонить в другие двери подъезда.

– Мой меч в твоём распоряжении, – сказала я ей. – Будем вместе бороться со злобными орками.

Но у Анны сейчас не было настроения для моего юмора.

– Почта! – крикнула она в домофон, и дверь открылась. – Идём! – Анна помчалась по лестнице.

Я вытащила свой меч и побежала за ней.

Когда мы оказались наверху – я была уверена, что в остальных квартирах жильцы приникли к дверным глазкам, – дверь в квартиру Джо отворилась, и маленький, мускулистый мужчина вышел из квартиры. Он крепко держал мастино на поводке, но тот всё же попытался меня сожрать. Я тотчас позабыла свою фантазию из «Властелина колец» и застыла, как соляной столб.

– Он ничего не сделает, он только хочет понюхать, – сказал мужчина.

Анна пробежала мимо них в квартиру.

– Джо! Джо! С тобой что-нибудь случилось?

Я бы охотно последовала за ней, но я была как соляной столб в Содоме и Гоморре, и я ничего не могла с собой поделать, я могла только глупо таращиться.

Мужчина таращился на меня в ответ. Он оглядел меня с ног до головы, присвистнул, помахал в воздухе несуществующей шляпой и сказал:

– Разрешите представиться? Пашульке. Вы горячая штучка, если позволите мне так выразиться. Спорим, без мази на лице вы должны классно выглядеть.

Верно, на мне всё ещё была маска от морщин, зелёная каша из водорослей и авокадо. Анна была так занята собой, что, к сожалению, не обратила на неё моего внимания. С зелёной массой на лице я прошагала половину посёлка «Насекомые». Но герр Пашульке посчитал меня тем не менее очень классной. Свободной рукой он вытянул из кармана пиджака визитную карточку и протянул её мне.

– Если вы ищете работу – нам всегда нужны красивые девушки за стойкой. Симпатичная маленькая пивная. Совершенно приличная. Но клиенты пьют больше, если девушка за стойкой выглядит не так, как будто на неё наступила лошадь. Говорят же, глаза участвуют в еде.

Я обалдело взяла визитную карточку. Я уже точно не помню, но возможно, что я поблагодарила за неё и сказала, что подумаю.

– О Боже, Джо! – услышала я голос Анны, а потом Бернард сказал:

– Всё не так страшно, как кажется. Простой перелом! Для начала. Множественные переломы я приберегу на потом. Всё ясно, Джо? Или тебе ещё немножко подсобить?

– Не-е, всё ясно, – прохрипел Джо. Главное, он был жив.

– Это ваш друг? – осведомился Пашульке. – Если да, то мне жаль, что что я его так отделал. Пару ударов в живот, удар по почкам, а нос ему сломал сам Бернард. Он никому этого не уступает, Бернард. Ему нравится звук, производимый сломанными костями.Но в основном люди хнычут слишком громко, и этого звука не слышно. Не очень хорошо, верно?

– Нет, – пискнула я.

– Не-е, не волнуйтесь, с ним всё в порядке, у нас были и совершенно другие случаи. Как вы думаете, как выглядит пластический хирург, который делал Бьянке сиськи? Хотя он и до этого не очень-то выглядел. Вы когда-нибудь обращали внимание? Эти пластические хирурги часто такие уроды, верно?

– Верно, – пискнула я.

– Так ему и надо. Он сделал Бьянке две разные сиськи. Бернард был вне себя. Можно понять, да? Ну, во всяком случае, больше хирург так не делает. Не очень хорошо связываться с моим другом Бернардом, в самом деле. Каждый знает, что с ним лучше не шутить. Зачем ваш друг вдруг решил пойти против него? Всё было так хорошо улажено! Почему он больше не захотел платить? Я хочу сказать, что у Бернарда есть расходы, и Бьянка – женщина с запросами. Ваш друг должен это понимать.

– Сейчас он точно понимает, – пискнула я.

Пашульке сочувственно положил мне на руку свою громадную ладонь.

– Ну, если вы не можете видеть крови, то лучше не входите. Потому что наш Генри тоже немного поучаствовал. Глупо со стороны вашего друга, что на нём не было штанов… Ему повезло, что ему ничего не откусили, как нашему бывшему поставщику напитков. Он больше ни одному хозяину пивной ничего не сделает со своими пивными договорами, скажу я вам. Верно, Генри?

Генри рыкнул.

В дверях показался Бернард со своим ужасным взглядом.

Я перестала дышать. Я уже не могла даже пискнуть.

– Пойдём, здесь мы закончили, – сказал Бернард, хлопая Пашульке по плечу. Потом он увидел меня. Я попыталась вместе с моей маской раствориться в воздухе. Удовлетворится ли Бернард в моём случае простым переломом? Как это будет ощущаться, если такой пёс вонзит свои зубы в моё бедро? Я где-то читала, что когда мастино кусают, то даже кочергой невозможно разомкнуть их челюсти.

Но Бернард, похоже, меня не запомнил. Или жизнь мне спасла маска от морщин.

– Ещё одна добросердечная самаритянка, – только и сказал он. – Ну, это классно, что Джо сразу оказали медицинскую помощь. Скажи ему ещё раз, что он должен отозвать свой дерьмовый запрос, сестра, иначе в следующий раз он останется без зубов. А что я сделаю с Джоанной, он может спокойно себе представить, лёжа сегодня в постели. Я надеюсь, у него достаточно фантазии, у герра учителя. – Бернард щёлкнул пальцами. – В мире Бернарда нет никаких дерьмовых запросов, это должно быть ясно.

И он исчез на лестнице. За ним последовали Пашульке с собакой. Пашульке ещё раз помахал воображаемой шляпой и кивнул мне.

– Мой номер у вас есть, леди. До свиданья.

Я подождала, пока не захлопнулась дверь подъезда, после чего мои ноги ожили, и я смогла отправиться в квартиру. Джо, довольно сильно побитый, сидел в кухне на полу, прислонившись спиной к холодильнику. Анна устроилась в его объятьях и всхлипывала, бормоча его имя.

– О Джо, Джо, Джо, о Джо!

Это звучало почти как песня.

– Как хорошо, что ты вернулась, – сказал ей Джо, и при этом у него из носа закапала кровь. – Мне уже казалось, что мне всё это приснилось.

Это было очень трогательно.

– Но почему ты не позвонил? – воскликнула Анна. – О Джо!

– Я ведь не знаю, как твоя фамилия, – ответил Джо. – Это же с ума сойти! Я влюбился в женщину, у которой я знаю только имя. И эту милую родинку на животе.

– О Джо! – снова вскричала Анна. – Как ты можешь такое говорить? Ты меня едва знаешь. И я замужем. Я…

– Самая милая, чудесная, чувственная и добросердечная женщина, которая только мне встречалась. И я люблю тебя.

– О Джо, – вскричала Анна и снова бросилась ему на грудь. – Я тоже тебя люблю. Да, люблю. – И они начали целоваться, не обращая внимания на кровь, капавшую из носа Джо.

Я откашлялась.

– Теперь, когда мы это выяснили, будет жаль, если Джо истечёт кровью, верно?

* * *

– Джо хочет, чтобы ты отозвал запрос, – сказала я.

– Я не могу, – ответил Антон, выехал задним ходом и повёл ягуар по Шершневому проезду. – Право опеки будет рассмотрено заново. И, по моему мнению, после всей этой истории это чистая формальность. Хотя вы сделали глупость, не вызвав полицию. Очень непрофессионально.

– Но разве ты не понимаешь? Этому Бернарду Джоанна до лампочки. Он хочет только деньги Джо, и он хочет остаться жить в доме. Это произойдёт только в том случае, если у Бьянки будет право опеки. А если Джо не отзовёт запрос, Бернард изобьёт не только Джо, но и Джоанну!

– Я и говорю, что это дело полиции, – ответил Антон. – Нельзя позволять таким типам себя запугивать.

– Тебя там не было, – возразила я. – Поверь мне, если бы ты посмотрел в глаза Бернарду, Пашульке и этой псине, ты бы знал, чего боится Джо. Если мы подключим полицию, они станут ещё ужаснее, я уверена. Нет-нет, ты должен сделать то, что хочет Джо, и отозвать запрос.

Антон вздохнул.

– Я думал, что должен ему помочь, – сказал он. – Если я отзову запрос, я ему не помогу совершенно. И бедной девочке тоже.

– Да, но по крайней мере они останутся живы, – возразила я. – Кевин тоже говорит, что с такими типами, как Бернард, бессмысленно подключать полицию.

– И кто такой Кевин?

– Он в Неллином классе, – ответила я.

– То есть крупный специалист, – застонал Антон. – Послушай, кому-то угрожать и избивать – это преступление, за которое сажают в тюрьму. Джо должен заявить в полицию, тогда он отделается от этого Бернарда.

– Нет, – ответила я. – Это наивность. Если он на него заявит, они на него накинутся ещё больше! Ведь Бернард не один. У него есть Пашульке. И собака. И они способны на что угодно. Знаешь, что они сделали со своим поставщиком пива? Кевин тоже говорит, что эти типы понимают только один язык – свой собственный.

– Какая глупость, – ответил Антон.

– Ты должен в любом случае отозвать запрос, как этого хочет Джо, – сказала я. – И я хорошо его понимаю. Если бы Бернард стал угрожать моим детям… Ах, мне бы хотелось, чтобы я занималась каратэ или чем-нибудь таким же полезным. Но нет, мои родители засунули меня в дурацкую костюмную группу! – Я коротко запнулась. – Э-э-э, и, разумеется, в плавание, – добавила я. Лгать так утомительно. Стоит только начать, как уже не остановишься. Мне постепенно это надоело. – Но чего стоит медаль за плаванье на спине против таких типов, как Бернард?

– Для этого и существует наша правовая система, – ответил Антон. – Или что говорит твой Кевин по этому поводу?

– Ах, они ведь не засадят этого Бернарда, – сказала я. – Он до самого судебного разбирательства сможет творить свои дела. Кевин ещё говорит, что когда нужна полиция, то её никогда нет. Нет, нет, такие вещи нужно самому брать в руки, но как я уже сказала, против Бернарда, Пашульке и злобного Генри мы не можем ничего предпринять.

Антон снова застонал, а я поправила свою юбку. Во всей этой послеобеденной суете моя программа подготовки к визиту оказалась слишком короткой. Я даже не сделала маникюр, не говоря уже о всём остальном. И идут ли мне моя блузка и юбка со свободно сидящим на бёдрах поясом, я тоже не знала. Одежда была довольно-таки непрактичной: юбка была такой узкой, что её невозможно было поднять вверх, если захочешь, например, в туалет. То есть сначала надо было снять ремень, потом снять юбку, а затем в обратном порядке всё на себя надеть.

– Ты знал, что золотое сечение играет в искусстве ренессанса совершенно особенную роль? – неожиданно сменила я тему. – Звучит очень сложно, но на самом деле таким уж сложным не является. Отрезок, который надо разделить, является большим катетом в прямоугольном треугольнике, чей второй катет в два раза короче. Очень интересно, верно?

Антон снова вздёрнул свои брови.

– Я не знал, что ты интересуешься искусством, Констанца, – сказал он.

– Вот видишь, – ответила я, и мои зубы, несмотря на летнюю температуру, начали клацать. Большой катет в прямоугольном треугольнике, чей второй катет в два раза короче – ась? Кто это может понять? Я, во всяком случае, нет.

В некоторые дни происходило слишком много всего. Сегодня был такой день. Сначала я провела всю ночь в интернете с каспаровым34 и Е4Д4, потом расставание с детьми в аэропорту, похороны Анниного отца, наша встреча с Бернардом и Пашульке с последующим визитом в пункт скорой помощи, где они заштопали бедного Джо (кроме носа, ничего не было сломано, его внутренние органы не пострадали. А кусок мяса, который Генри вырвал из его бедра, нарастёт, вероятно, заново, сказал врач). Когда я наконец пришла домой, я была готова лечь спать, но меня дома ждали Мими, Яспер, Труди и Кевин с Самантой на руках.

– Ты ведь знаешь, что Нелли в отпуске? – спросила я его.

– Конечно, – ответил Кевин. – Она прислала мне смску из самолёта.

– Как это так! – воскликнула я, очнувшись из своего сонного состояния. – Разве она не знает, что самолёт может упасть, если телефон на борту не выключить?

По счастью, самолёт не упал, а приземлился в Маоне. Нелли и Юлиус уже позвонили и в восхищении описали дом, бассейн и изумительно прекрасную и очень милую семью Пэрис. Нелли также спросила, не считаю ли я, что имя Приамос такое суперкрутое, и я ответила, что да, для бойцовой собаки, после чего она положила трубку. Поэтому я предположила, что Приамос – это точно не пёс. Я послала Лоренцу смс, в которой я ещё раз указала, что хочу получить детей обратно целыми и невредимыми, причём во всех отношениях.

– У них там даже есть лего, – сказала я сейчас Антону. – Целый ящик, специально для Юлиуса. Как ты думаешь, этими дешёвыми приёмами они хотят подвести его к тому, чтобы он захотел у них остаться?

– Нет, – ответил Антон, который без труда следил за перепархиванием моих мыслей. – Насколько я успел изучить Лоренца, он будет вне себя от радости, когда эти три недели пройдут.

– А уж я как, – вздохнула я. – Я была бы рада, если бы этот вечер уже кончился.

Антон бросил на меня косой взгляд.

– Э-э-э, я не хочу сказать, что я не рада, – объяснила я. – Просто… Ужасный день сегодня. И по моему опыту, такой ужасный день должен кончиться не лучше. Если уж день не задался…

– Сейчас вздохни и расслабься, – сказал Антон. – Будет прекрасный ужин. Моя мать, как обычно, подключила лучшую кейтеринг-фирму в городе, и я уверена, что ты сегодня не ела.

– Когда мне было есть? – сказала я. – Кевин пришёл с ребёнком, он сказал, что ему периодически нужно оказываться в нормальной среде, поскольку его семья просто ненормальная. Бедный парень! Подумай, какой ненормальной должна быть его семья, чтобы мой дурдом он воспринимал как нормальное окружение! Мне тоже нравится этот парень. Жаль, что он всякий раз приходит с собаками. Представь себе: бедный дедушка Кевина в восемьдесят лет нашёл женщину своей мечты, но её заперли в доме престарелых.

– Расслабься! – снова сказал Антон. Мы остановились на светофоре.

Я знала, что я болтаю всякую ерунду, но, выговариваясь, я испытывала большое облегчение, это было как составить список.

– А Труди сбежала из своей квартиры, поскольку дети Петера совершенно невыносимы, и Петер тоже, представь себе, маленькая Карста выбросила одну из Трудиных кошек с третьего этажа, а Петер кинулся её защищать. Он сказал, что бедного ребёнка подучила его мать, как будто это её оправдывает!

Труди постепенно совершенно разнервничалась. Слова «Учебный подарок» ещё не прозвучали, но я знала, что дни Петера сочтены.

– Знаешь, что-то сильно изменилось в худшую сторону, – сказала Труди. – В квартире какая-то нездоровая аура, и, сколько я бы ни жгла ароматических палочек, в квартире стоит запах.

– Запах чего? Запах измены и кризиса среднего возраста?

– Нет, запах грязных носков и ампутированной гангренозной ноги, – ответила Труди.

– Труди с кошками живёт сейчас у меня, пока дети Петера осаждают её квартиру, поэтому у меня в доме сейчас бегает шесть кошек, и я не могу утверждать, что они все нормально переносят друг друга, – объяснила я Антону. – Во всяком случае, дорогие шторы в гостиной стоило бы пока не развешивать. – Они теперь годились только на платья для Барби.

– Это так странно – к тебе переселяются все, у кого есть проблемы, – сказал Антон.

– Да, – согласилась я. – И я боюсь, что следующей будет Анна. Она так влюблена в Джо, и я думаю, что у неё достаточно мотивации, чтобы оставить мужа, несмотря на брачный договор. Конечно, она очень беспокоится, как оно пойдёт дальше, и она не может переехать с двумя детьми в однокомнатную квартиру Джо, тем более что там в любой момент могут появиться Бернард и его подручный, но что ей делать? Она очень влюблена, я уверена в этом, и Джо – такой милый парень, в то время как этот Хансъюрген – задница последнего разбора. Я тебе говорила, что у него связь с практиканткой, которой едва двадцать лет, и её зовут Тиффани? И что он против покупки сушилки? Анне пришлось оплачивать её из своего кармана.

– Тогда она может в случае развода забрать её с собой, – сказал Антон. – Ты заметила, что все проблемы, над которыми ты ломаешь голову – это не твои проблемы, а проблемы твоих подруг и их друзей?

– Это одно и то же, – ответила я. – Одна за всех, и все за одну. Кроме того, я крёстная мать и отвечаю за то, что всё идёт хорошо.

– Кто ты?

– Ах, это строго секретно, – сказала я. – У Мими тоже всё плохо, она уже несколько раз была у себя дома, но Ронни там так и не встретила. Она говорит, что находит это великолепным, но на самом деле она беспокоится. Как раз недавно она спросила меня, относится ли Ронни к тому типу людей, которые могут наложить на себя руки, а я – честно говоря, как можно это знать? Она разбила ему сердце, ты должен был видеть его лицо, когда он понял, что Мими хочет начать новую жизнь, без него. Откуда я могу знать, не собирается ли он что-то с собой сделать? Ты что-нибудь слышал о нём или видел его в последние дни?

– Нет, – ответил Антон. – Но я не думаю, чтобы он мог себя убить. По крайней мере, не тогда, когда на доме висит ипотека, которую он должен выплатить. Ронни – ответственный тип, знаешь ли.

– Тогда хорошо, – сказала я. – Извини, что я непрерывно болтаю, просто в данный момент очень много всего происходит. Мне больше нравится, когда дни просто проходят, один за другим.

– Ну, тогда будь довольна: эти ужины у нас дома проходят, как правило, на редкость однообразно. Поэтому ты можешь рассчитывать на спокойный вечер. – Говоря это, Антон направил автомобиль через кованые ворота на длинный подъездной путь. Вилла Антоновых родителей определённо подходила к его ягуару и его часам.

– Мы первые, – сказал Антон, открывая передо мной дверь автомобиля. – Я почти уверен, что моя мать опять выкинула эту хитрую штуку.

– Какую штуку?

– Она называет мне другое время, чтобы я появился вовремя. Только потому, что я пару раз немного опоздал. – Антон позвонил. Я незаметно схватила его за руку. Я внезапно показалась себе такой маленькой. Это была не дверь дома, это был портал. Я распрямила плечи и глубоко вдохнула. Мой последний экзамен за сегодняшний вечер, как там насчёт золотого сечения и гипотенузы равнобедренного треугольника?

Я ожидала, что нам откроет дворецкий во фраке, но дверь открыла мать Антона. Полли ренессансного искусства.

– О нет! – увидев нас, вскричала она. – Я надеялась, что это Эмиль и что он передумал!

– Кто такой Эмиль? – спросил Антон, целуя её в щёку. – Привет, мама.

– Эмиль из кейтеринг-фирмы, он должен был быть здесь два часа назад! – Полли взлохматила свои аккуратно уложенные волосы. Она выглядела сейчас действительно взволнованной. На её шее и щеках расцвели красные пятна. И тени были наведены только на одном глазу, на другом нет. – Я не понимаю. Я ведь не впала в маразм, Антон? Его мобильник был всё время выключен, а в ресторане включён автоответчик. И когда я до него двадцать минут назад дозвонилась, он сказал, что я значусь в его календаре в следующую субботу. То есть какое-то недоразумение. И Эмиль говорит, что это я напутала! Как будто я спутала даты.

– Ах, это можно наверняка просто уладить, – сказал Антон. – Мама, ты уже знакома с Констанцей.

– Добрый вечер, – сказала я. Знала ли она, что на ней всего лишь одна туфля?

– Добрый вечер? – вскричала Полли. – Что доброго в этом вечере? Через три четверти часа придёт Урс Кёрнер со своей семьёй на самый важный ужин в этом доме, а у меня нет еды. В субботу вечером. А Эмиль говорит, что, к сожалению, ничего не может поделать! У него всё расписано!

– Может быть, мы можем заказать где-нибудь ещё. – Я передала Полли букет, который я не забыла купить, несмотря на суету. Да здравствует список!

– Очень красиво, большое спасибо, – резко сказала Полли, швыряя букет на огромный комод рядом с собой. Мы вышли тем временем в прихожую размером со стадион. – Как вы думаете? Может, позвонить и заказать пиццу? Ха. Это похоже на вас. Вы кормите ваших детей исключительно пиццей и блюдами из Макдональдса! Да, почему бы и нет: я разрушу наиважнейший договор Рудольфа со времён виагры, угощая его партнёра пиццей и гамбургерами!

– Нет никаких причин оскорблять Констанцу, – сказал Антон. – Мы наверняка найдём другую кейтеринг-фирму, которая может обслужить нас в короткий срок. Кроме того, я совершенно не против пиццы.

– Да, как ты думаешь, что я делала всё это время? – вскричала мать Антона. Мне её было действительно жаль. – Я звонила везде. Но у всех всё расписано.

– Ты обещала им заплатить больше? Ты не исполнила перед ними свой коронный номер «Знаете ли вы, с кем имеете дело»?

– Поверь, я испробовала всё. Мне сейчас нужна рюмка шнапса, я уже ничего не соображаю. – Полли повернулась и выбежала из прихожей, так быстро, как это было возможно с одной туфлёй. – Мне не может помочь ни один ресторан со звёздами. А твой отец два часа лежит в спальне с ужасной головной болью. Если он узнает, что я устроила, мы можем его сразу отправлять в больницу. И меня туда же, потому что это я во всём виновата.

Мы с трудом поспевали за Полли. Она побежала в кухню, где она налила себе по крайней мере тройной виски и опрокинула его в себя одним глотком. Я удивлённо огляделась. Это называется «стиль загородного дома». Белое лакированное дерево с открытыми полками, вручную разрисованная плитка, деревянные рабочие поверхности – эта кухня была намного лучше кухни Антона в стиле хай-тек. Одна AGA-плита была просто великолепной. О такой плите я уже давно мечтала, но она была ужасно дорогая.

– Ну, сейчас я могу только позвонить и сказать, что один из нас подцепил птичий грипп, – сказала Полли. – Или чуму. Что-то менее страшное Урса Кёрнера не испугает.

– Сколько людей должно прийти? – спросила я.

– Мы будем вдесятером, – ответила Полли. – Нас четверо, с вами пять, и Кёрнеры придут с дочерью, сыном и невесткой. Я уже подумала, а не пойти ли нам всем куда-нибудь в ресторан, но Урс ужасно консервативный, для него ресторан – это только на крайний случай. А женщина, которая не может приготовить ужин, – это пугало и признак бедности хозяина дома. Если он сегодня не получит приличного ужина, сделка не состоится.

– Не преувеличивай, мама, – сказал Антон. – Ведь договор уже почти подписан.

– Почти, – ответила ему мать. – У Кёрнера есть предложение от Фарма-Декера, и если мы его не убедим в том, что у нашей семьи те же ценности, что и у них, он подпишет договор с Декером.

– Потому что жена Декера лучше тебя готовит? – насмешливо спросил Антон.

– Да! – вскричала его мать. – И потому что она не так глупа, чтобы нанимать кейтеринг-фирму. Я-то, тупая корова, думала, что поступаю особенно рафинированно, предоставляя готовку Эмилю и сама концентрируясь на декорировании. Я думала, что всё пройдёт без сучка, без задоринки. Но если бы я это знала, я бы лучше сама готовила!

– Для этого ещё не поздно, – сказала я. – Если мы сейчас начнём, мы сможем приготовить что-нибудь вкусное.

Полли злобно уставилась на меня.

– И что именно, скажите, пожалуйста? – пролаяла она. – У меня в доме нет говяжьей вырезки на десять человек. И трюфели с икрой тоже все вышли.

– А что у вас есть в доме?

– Констанца, это на самом деле не совсем твоя проблема, – сказал Антон.

– Посмотрим, – Полли открыла холодильник. – Лисички и черника с рынка, лосось на завтра, молоко, колбаса, йогурт.

– А в морозилке?

– Бобы, индюшатина и булочки.

– Звучит хорошо, – сказала я. – И у вас наверняка есть мука, масло и яйца? Лук, чеснок, уксус, постное масло. И, может быть, сливки?

– Да, разумеется, – ответила Полли, наливая себе ещё один двойной виски. – Но лисички и лосось только на двух человек, а не на десятерых.

– Ах, всё это вопрос приготовления, – сказала я. – Нет ли у вас в саду овощной грядки?

– Да, конечно, – ответила Полли и несколькими глотками осушила свой стакан. – Но в брокколи сидит капустница. В данный момент можно сорвать только кабачки и салат. – Пока она говорила, её лицо внезапно осветилось. – И руккола. Ах, я понимаю, к чему вы ведёте.

– Я тоже, – застонал Антон.

– Вот видите! – сказала я. – Мы можем сделать домашнюю лапшу с соусом из лисичек и отбивными из индейки, а к нему свежий салат из сада.

– А на закуску карпаччо из лосося и песто из рукколы, – подхватила Полли и захлопала в ладоши. – Если у меня есть кедровые орешки.

– Если нет, можно взять солёные орешки кешью, – сказала я. – Или просто любые орехи.

– Солёные кешью у меня есть! – Красные пятна на Поллиных щеках, казалось, побледнели. – И пармезан. Это может получиться. Из лосося мы просто сделаем маленькие порции.

– А на десерт мы приготовим оладьи с черникой, – сказала я.

– С ванильным мороженым, – добавила Полли. – У меня оно всегда есть. – Она поглядела на часы. – О Боже, у нас осталось меньше часа, а потом всё. Я никогда не готовила сама лапшу. Вы это умеете?

– Да, да, – ответила я. – Это очень просто. – Я поглядела на плиту. – Давайте поделим работу, а Антон отправится в сади принесёт салат, рукколу и траву. Ты можешь принести и парочку цветков кабачков, Антон. Полли, вы займётесь песто из рукколы и лососем, а я сделаю отбивные из индейки, лисички и лапшу. У вас есть микроволновая печь?

– Вон там, – ответила Полли. Она выглядела немного ошеломлённой, но нам нельзя было терять времени.

– Очень хорошо, тогда мы можем разморозить индюшатину. Ну, начинаем. И, наверное, вам стоит надеть вторую туфлю, Полли, я ведь могу называть вас Полли, да?

– Конечно, – ответил Антон.

Полли удивлённо посмотрела на свои ноги.

– Уф, – сказала она.

* * *

Я не хочу хвастать, но ужин был великолепный. Он начался с карпаччо из лосося с песто из рукколы с жареными во фритюре цветками кабачка, потом пришёл черёд домашней лапши с отбивными из индейки и соусом из лисичек, нежным маринадом со специями и горчицей к свежему салату, а затем были поданы черничные оладьи с ванильным мороженым. Еда очень понравилась, все были просто в восторге. Я даже не могла вспомнить, когда я в последний раз так хорошо ела.

– Это была действительно великолепная еда, – сказал Урс Кёрнер, промокая салфеткой рот. – Я всегда знал, что Полли фантастически готовит, но сегодня она превзошла саму себя. И без икры, омара и других хвастливых штук – совершенно по-земному, как я и люблю.

– Но тем не менее изысканно и рафинированно, – поддержала его жена. – Ты должна обязательно дать мне рецепт, Полли.

Антон подмигнул мне с противоположного края стола. Его посадили рядом с дочерью Кёрнеров, 34-летней специалисткой по связям с общественностью с фигурой модели и прекрасными рыжими волосами. Фредерика Кёрнер, очевидно не замужем и, очевидно, очень заинтересована в Антоне. Иначе почему она всё время накрывала ладонью его руку, поправляла ему галстук или вытирала ему салфеткой уголок рта, промакивая несуществующее пятно от соуса?

– Самые красивые и умные девушки дольше остаются одни, – сказал в самом начале отец Антона, Рудольф с красным носом. – Что случилось с современными мужчинами? – При этом он с упрёком посмотрел на обоих сыновей.

– Папа с удовольствием жил бы в те времена, когда родители обустраивали браки своих детей, – шепнул мне Йоханнес. – Фредерика – лучшая партия северного полушария. Если она выйдет замуж в нашу семью, у нас никогда не будет проблем с Фарма Декером. У них только дочери.

– Жениться надо смолоду, – сказал брат Фредерики, обнимая рукой свою жену. Брат Фредерики был тоже рыжим, но у него не было фигуры модели, он весил около ста двадцати килограммов при росте метр семьдесят пять. По лицу его жены было видно, что она не в восторге от ранней женитьбы.

Во время еды я была так занята мыслями о следующей смене блюд, что я едва следила за разговором за столом. Между сменами блюд мы с Полли лихорадочно работали на кухне. Это доставляло огромное удовольствие, особенно AGA-плита. Как только я соберу достаточно денег, я куплю себе такую же.

За готовкой я совсем забыла, что я, собственно, чувствую себя в Антоновой семье как бедный червячок. Я была настолько в своей стихии, что я совершенно вытеснила свои комплексы и даже командовала Антоновой матерью: «Да, Полли, это хорошо, но лук надо порезать помельче. Полли, мне нужен херес, нет, не этот, у вас есть сухой?». И так далее, и тому подобное. Меня кинуло в жар, когда я за эспрессо вспомнила, что я ей сказала, когда через ворота въехал автомобиль Кёрнеров: «Давайте, Полли! Приведите в порядок ваш макияж! И прополощите рот минеральной водой. Иначе Кёрнеры унюхают запах виски и поймут, как вы нервничаете».

Я что, с ума сошла?

Но Полли без возражений побежала наверх и две минуты спустя совершенно пунктуально приветствовала гостей. Ведь это благодаря мне, верно?

Я пила свой эспрессо и украдкой поглядывала на Антона. Он прекрасно общался с рыжей Фредерикой. Она опять положила ему ладонь на руку!

Странным образом разговор вертелся вокруг искусства ренессанса, точнее говоря, вокруг Леонардо да Винчи.

– На самом деле он был не таким уж большим художником, – сказала Фредерика. – Нет уверенности, что те полотна, которые ему приписываются, создал действительно он. Нет, нет, действительно гениальными были его изобретения.

– Я люблю Леонардо да Винчи, – вмешалась Полли. – Я считаю, что в его произведениях столько мистического, так много тайных указаний на его деятельность как вольного каменщика.

– Как, например, в «Тайной вечере»? – спросил Антон. – Где якобы изображена Мария Магдалена как супруга Иисуса?

– Да, к примеру, – воодушевлённо ответила Полли. – Этот паренёк действительно не похож на мужчину, верно?

– Да, и цвета, в которые он одет, – сказала Фредерика. – Диаметрально противоположные.

– И они образуют букву М, – дополнил Антон. – Это же что-то должно значить?

– И эта рука, которая никому не принадлежит, – сказала Полли. – Ах, чудесная символика.

Я чувствовала себя не очень хорошо от того, что они так живо обсуждают картину, которой я не знала. Я размышляла о том, как мне наилучшим образом преподнести мои знания о золотом сечении, чтобы не чувствовать себя такой исключённой из разговора.

– Я обнаружила прекрасный альбом картин Леонардо, – мечтательно сказала Полли. – Полная биография, огромный и дорогой, но вы обязательно должны его приобрести.

Я использовала эту возможность, как игрок в викторину, который моментально нажимает на кнопку.

– У меня есть этот альбом, – вскричала я. Ну, почти. Толстый томпринадлежал Мими, она мне его только дала посмотреть. Я его немного полистала и точно знала, как он называется: «Я, Микеланджело». Только произнеся это вслух, я сообразила. Судя по взглядам Антона и Полли, Микеланджело и Леонардо да Винчи не были одним и тем же человеком.

– Я хотела сказать, «Я, Леонардо», – добавила я с нервной улыбкой и решила пойти в туалет.

Сняв ремень и юбку, я думала о своих комплексах. Почему у меня их так много? И почему, к примеру, у Фредерики их нет? Что делали по-другому её родители, когда она была маленькой? Это было странно, но пока я находилась в кухне и готовила, я казалась себе просто великолепной. Почему это чувство не может задержаться подольше?

Когда я вернулась из туалета, больше никто не говорил об искусстве. Возвращаясь на своё место, я заметила, что вообще никто не разговаривает. Все, казалось, смотрели только на меня.

– У вас тут… э-э-э… что-то налипло, моя дорогая, – сказала Полли, снимая у меня что-то с бёдер. «Что-то» оказался освежителем для унитаза вместе с пластиковым держателем. По каким-то странным причинам он повис на моём ремне.

Мне захотелось умереть на месте.

– У-у-у, – сказала я.

– Во как, – сказала Фредерика, прикрывая рот рукой. Совершенно излишне, потому что её дурацкий смех было так же трудно не услышать, как брачный крик марала.

Полли аккуратно завернула освежитель в салфетку, но тот, кто не был близорук, очень хорошо увидел, что висело на моих бёдрах. Я не могла в это поверить: высший порядок оказался садистом.

Остальные восприняли это с юмором.

– Что, чёрт побери, ты делала в туалете? – прошептал мне Йоханнес, а Фредерика, по-прежнему смеясь, сказала:

– Я считаю, что мы все должны носить с собой что-то против мочевого камня.

– Чтобы нас овевал свежий океанский бриз… – Антон выглядел так, как будто он сейчас снова разразится своим бегемотским смехом. Бу-га-га. Но под моим мрачным взглядом он взял себя в руки и принял участие в разговоре, который опытной рукой вела Полли. На сей раз про отпуска на лыжах, которые обе семьи провели вместе несколько лет назад.

– Ты помнишь, как ты ехала по треку в бикини, Фредерика? – спросил Антон.

– Я помню, – сказал Йоханнес. – В этот день пришлось эвакуировать вертолётом по крайней мере пятерых мужчин, потому что они наехали на подъёмник.

– Точно, – засмеялась Фредерика, как бы случайно расстёгивая верхнюю пуговку своей блузки. Зачем это ей надо? Здесь не было никаких подъёмников, на которые можно наехать.

– Наша Фредерика всегда была особенно дикой девчонкой, – несколько озабоченно сказала фрау Кёрнер. – Всегда немного слишком заметной. – Да, возможно. Но могу поспорить, что она ни разу не бросилась в глаза с освежителем на бедре.

– Ей пора замуж и рожать детей, – сказал герр Кёрнер.

– Ах, папа, для этого я слишком увлечена своей работой, – сказала Фредерика. – Кругом столько всего происходит, и знакомишься с интересными людьми. – Она подмигнула Антону. – Всё время что-то новое…

– Да здравствует разнообразие! – сказал Антон и подмигнул ей в ответ. Я это видела совершенно точно.

Фредерика рассказала парочку анекдотов из своей профессиональной жизни. У неё была действительно интересная работа. Как специалист по связям с общественностью, она часто встречалась с известными людьми, музыкантами, актёрами, архитекторами, политиками, руководителями фирм. Истории, которые она рассказывала, были очень забавными. Все над ними смеялись, даже я, хотя и не очень искренне. Я могла её слушать и дальше, но она, к сожалению, нагнулась ко мне и спросила:

– А кто вы по профессии, Констанца?

Я сглотнула. При других обстоятельствах я бы что-нибудь придумала. Или надела бы свои солнечные очки и низким, хриплым голосом сказала: «Я крёстная мать. Я не говорю о моей работе, capito?».

Я подумала, не упомянуть ли мне прерванную учёбу. «Собственно говоря, я психолог, по крайней мере, почти, но…» – нет, это ни к чему не приведёт.

– Я домохозяйка, – ответила я.

– Ох. – Фредерика вздёрнула брови почти к самым волосам. – Как… э-э-э… реакционно! Сколько же лет вашим детям?

– Четыре и четырнадцать. – «Реакционно» – это ведь не очень хорошо, или как? Я редко использовала это слово, в основном в связи со Джорджем Бушем.

– Уже такие взрослые? И вы никогда не думали о том, чтобы вернуться в профессию? – спросила Фредерика. – Я могу себе представить, что сидеть дома очень скучно.

– Мне нет, – ответила я. – Мне нравится варить мармелад. – Ах, это прозвучало довольно глупо.

Взгляд Фредерики был очень выразительным. Ох, как это отстало! Женщина, которая лучше будет варить мармелад, чем работать. Словно в шоке, она снова схватилась за руку Антона. Тот, казалось, не замечал, что она непрерывно за него хватается. Постепенно мне это стало действовать на нервы.

– Ну, я ненавижу домашнюю работу, – сказала она. – За неё даже не платят денег.

Мне ни в коем случае не хотелось производить впечатления, что мне нравится чистить туалет или гладить. Но когда я уже открыла рот, чтобы перечислить все те вещи, за которыми я – кроме уборки – провожу время, я неожиданно получила поддержку от Полли.

– Лично я нахожу правильным, когда женщина сидит дома с детьми, – сказала она. – Даже четырнадцатилетние дети выигрывают от присутствия матери в доме, а для четырёхлетних это просто необходимо. Я никогда не могла понять всех этих разговоров о самореализации. На примере Антона очень хорошо видно, к чему может привести, когда муж и жена одновременно делают карьеру. Дети оказываются заложниками. Почему слово «домохозяйка» стало почти ругательным? Как будто для этого не нужны особенные таланты. Я, во всяком случае, горда тем, что я домохозяйка.

– Браво, – сказал Урс Кённер. – Я того же мнения. Женщина должна стоять у плиты.

И после того как мы это прояснили, он обязательно захотел прямо на месте подписать договор о сотрудничестве.

Полли пригласила остальных на стаканчик портвейна в гостиную.

– А мы можем доиграть нашу шахматную партию, – сказал мне Йоханнес. – Как ты думаешь?

Некоторые дни никак не хотели кончаться. Этот день был одним из таких.

– Окей, – сказала я. – Доведём это дело до конца.

– Наш свежий морской бриз, э-э-э, Констанца, была чемпионкой Германии по шахматам, – сказал Антон Фредерике, пока Йоханнес сдвигал тарелки и расставлял шахматы своего отца.

– Вице-чемпионкой, – механически поправила я, пытаясь припомнить свою партию с каспаровым34 и Е4Д4. – В юности. И только в Шлезвиг-Гольштейне.

– С игрой в шахматы как с ездой на велосипеде, – сказала Полли. – Разучиться невозможно.

– Ну что? – спросил Йоханнес, расставив фигуры точно так же, как они стояли во время приёма у Антона, когда Юлиуса вырвало. – Ещё двенадцать ходов до бесславного конца?

Я кивнула. Но что я должна вам сказать? До бесславного конца осталось девять ходов. И это произошло очень быстро.

– Мат, – сказала я Йоханнесу, не смея поверить своему счастью. Спасибо, каспаров34, спасибо, Е4Д4, вы великолепны. Вы и моя V-комбинация. Тысячи поцелуев через киберпространство.

– Ты действительно хороша, – сказал Йоханнес, и Антон с Фредерикой были очень впечатлены.

Это был прекрасный момент, и я им в полной мере насладилась. Моя честь как домохозяйки и первой европейской носительницы освежителя для туалета была восстановлена.

И я была действительно хороша в шахматах! Кто знает, возможно, у меня действительно был шанс стать вице-чемпионкой Шлезвиг-Гольштейна, если бы я попыталась.

* * *

– Ты замечательно победила Йоханнеса в шахматах, – сказал Антон, когда мы ехали домой. – Я не мог отвести от тебя взгляда. Ты так сексуально покусывала свою нижнюю губу. И тебе понадобилось всего девять ходов. Это было действительно супер-сексуально.

– Я так торопилась только потому, что эта Фредерика не выпускала тебя из рук, – сказала я.

– Фредерика? Я не заметил.

Ах, не надо мне об этом рассказывать!

– Ты и не заметил, что в течение вечера она всё больше расстёгивала пуговицы на своей блузке? – спросила я.

– Нет, – ответил Антон. – Я даже не заметил, что на ней была блузка.

– Ну да, Йоханнес это, во всяком случае, видел, – сказала я. – Его так отвлекло Фредерикино декольте, что я без сопротивления съела его ладью. В конце концов застёгнутой оказалась одна-единственная пуговица. Я боюсь, что эта рыжая особа охотилась за тобой.

– Не думаю, – ответил Антон. – Мы давно знакомы.

– Что? Не хочешь ли ты сказать, что между вами что-то было, между тобой и Фредерикой?

– Ах, это было давно. Когда мы учились. И это было несерьёзно.

Я могла только разочарованно смотреть на него. Вот откуда, оказывается, такая близость между ними. Наверное, они весь вечер об этом вспоминали. А-ах!

Антон решил сменить тему.

– Ты оказала моей матери действительно большую услугу, – сказал он. – Вы обе замечательно поработали. Это было очень сексуально, как ты поджаривала цветки кабачка во фритюре.

– Да, женщина должна стоять у плиты, – ответила я. – То есть с Фредерикой у тебя не было ничего серьёзного? А у нас всё серьёзно?

– Да, разве ты этого не знаешь? – нежно сказал Антон.

Я была в таком хорошем настроении, что я оценила это как позитивный ответ на свой вопрос. Намного позже я подумала об этом и посчитала, что это был никакой не ответ. И никакой не позитивный. Но в этот вечер я этого не поняла. День был слишком волнующим. Особенно для моего самоуважения этот день был путём вверх и вниз. Сначала я наколдовала чудесное меню (вверх), потом спутала Микеланджело и да Винчи (вниз), потом принесла с собой освежитель из туалета (глубоко вниз), чтобы потом победить Йоханнеса в шахматах (снова вверх). Но Полли, старая кошёлка, была со мной очень мила. Так мила, что я больше не считала её старой кошёлкой (вверх).

– Хорошо, что я по крайней мере умею готовить, – сказала я.

– Ах, не сомневайся в своих способностях, – ответил Антон и засмеялся. – Это действительно позор, что Кёрнер подписал договор только потому, что моя мать не слишком уважает работающих женщин. Но цель иногда оправдывает средства.

– Ты действительно так считаешь? – раздумчиво спросила я, снова думая про Бернарда и Пашульке. – Если цель оправдывает средства…

– А ты что думаешь?

– Ничего. У меня как раз есть идея.

Внезапно я почувствовала себя очень хорошо (на самом верху).

Ягуар завернул в Шершневый проезд.

– Антон?

– Хм?

– За последние недели произошло столько всего, что у меня не было времени обеспечить себя литературой, – сказала я. Бровь Антона взлетела вверх, и я продолжала: – Ну ты знаешь: «Сто рафинированных приёмов, которые можно провернуть на вытяжке и с паровым утюгом»… – но сегодня я даже рискну показаться глупой. Труди говорит, что это всё равно вопрос инстинкта. Или он есть, или его нет.

– Да, – ответил Антон, припарковывая автомобиль на моём въезде. – Тут Труди права. – Несмотря на темноту, я увидела его потрясающую улыбку. – Но, возможно, мы должны подождать, пока дом не будет в полном твоём распоряжении?

Точно, я сейчас жила не одна. Почти во всех окнах горел свет. Меня ожидали Мими, Труди и кошки. И кто знает, кто ещё.

Наверное, сегодня был не тот вечер, чтобы показывать Антону своё новое неглиже. К нему мы тоже не могли поехать, поскольку его ожидали Эмили и её бэбиситтер. А завтра Антон улетает с Эмили в Лондон.

Я вздохнула.

– На следующей неделе, – сказал Антон, словно прочитав мои мысли. – Когда я вернусь из Англии. Мы возьмём себе столько времени, сколько нужно, чтобы проверить наши инстинкты. И никто нам при этом не помешает.

– Да, – сказала я. – И, возможно, до этого времени я освою приём-другой.

Антон отстегнул ремень, чтобы крепче меня обнять.

– Не могу дождаться, – сказал он и поцеловал меня так основательно, как никогда прежде. Что касается поцелуев, то наши инстинкты очень друг к другу подходили. И если бы я не обнаружила на коврике под дверью кошачью переноску, кто знает, как бы оно дальше пошло.

– Вот дерьмо, – сказал Антон, увидев переноску.

В ней сидела Лизхен Мюллер, мать всех наших котят. А под Лизхен Мюллер лежала записка, обеспечившая всем нам бессонную ночь.

Дорогая Мими,

мне понадобилось время, чтобы понять, но ты права: никто из нас не может продолжать там, где он остановился. Без тебя всё для меня не имеет смысла – ни работа, ни жизнь в этом городе. Поскольку мне, очевидно, не предопределено стать отцом твоих детей, и поскольку у тебя для меня нет другой роли, я уволился и решил осуществить то, о чём мы мечтали, когда мы были юными: жить дико и опасно и так далее. Я надеюсь, что я всё для тебя урегулировал и не оставил тебе никаких проблем. Все необходимые документы о правах (например, продажа дома) лежат на столе. Делай, что посчитаешь нужным. Хорошо позаботься о Лизхен Мюллер и котятах.

Хорошей, полной жизни желает тебе

твой Ронни.

– Что это значит? – спросила Мими, прочитав письмо в четырнадцатый раз.

– Номер временно недоступен, – объяснил мне холодный женский голос, тоже в четырнадцатый раз, когда я набирала номер Ронни.

– Я бы сказала, что всё предельно ясно, – сказала Труди, вытирая платком пару слёз. – Моё соболезнование, Мими. Он был действительно хорошим парнем, твой Ронни.

Мими в ужасе распахнула глаза.

– Потихоньку, девочки, – сказал Антон. – Где ключ от твоего дома, Мими?

Мы все пошли к ней домой и обыскали дом от подвала до чердака. Ронни мы не нашли, ни мёртвого, ни живого. С ним исчез старый чемодан и пара вещей.

– Ах, это так романтично. – выдохнула Труди. – Без Мими ничто в жизни Ронни не имеет смысла – разве это не чудесно сформулировано? Вот это настоящая любовь, друзья, которую можно пережить раз в тысячелетие. Самое большое. Петер никогда не убьёт себя из-за любви, даже ради меня. Даже тогда в древнем Египте он не был склонен к красивым жестам.

– Ронни тоже нет, – фыркнула я на неё. – Прекрати реветь! Он не умер.

– Но в письме совершенно ясно написано… – сказала Труди.

– Там написано только, что он хочет жить дико и опасно, – сказал Антон, листая документы, которые Ронни оставил на столе. – Что бы это ни означало. – Антон позвонил себе домой и попросил бэбиситтера Эмили переночевать у них, поскольку он не знал, когда он вернётся домой. У бэбиситтера не было с этим никаких проблем. Наверное, это происходило не впервые. – О чём вы мечтали, когда вы были молоды, Мими? – Он откашлялся. – Э-э-э, когда вы были моложе, я имею ввиду.

Мими растерянно покачала головой.

– Ах, мы мечтали о многих вещах, о ферме в Африке, о путешествии вокруг света под парусом, о винограднике в Калифорнии, мы хотели нырять в пещерах Юкатана за золотом майя, быть тайными агентами, сочинять приключенческие романы, участвовать в ралли Париж-Дакар, что-то в этом роде.

– Ну здорово, – сказала я. – Значит, Ронни в Африке, Калифорнии или Париже.

– Или он переехал к своей матери и хочет напугать тебя, – сказала Труди, неохотно отказываясь от своей идеи насчёт самоубийства.

Мими покачала головой.

– Нет, он никогда этого не сделает. – Она застонала. – Что мне сейчас делать?

– Ничего, – ответил Антон. – Ты же хотела от него отделаться.

- Да, но не так, – возразила Мими.

– А как?

– Не знаю, – ответила Мими, читая письмо в шестнадцатый раз. – Цивилизованно… Я думала, мы можем остаться друзьями.

– Какая ты наивная, – холодно сказал Антон.

– Он ничего не рассказывал тебе о своих планах? – спросила Мими.

– Нет, – ответил Антон. – Я не знал ни о том, что он уволился, ни о том, что он собирается уехать.

– Только с одним чемоданом! – сказала Мими.

– Но даже если бы он мне об этом рассказал, я бы его не отговаривал, – заметил Антон. – Он свободный человек.

– Теперь я понимаю! – вскричала Труди. – Он застраховал свою жизнь?

– Да, – ответила Мими. – Мы оба это сделали. Почему ты спрашиваешь?

– Ну, это видно как на ладони. Он хочет жить дико и опасно, при этом погибнуть и сделать тебя богатой. О, как это романтично.

– Что за глупость, – заметила я.

– Нет, не глупость, – возразила Труди. – Ронни должен это сделать, поскольку иначе страховая компания ничего не заплатит, при простом самоубийстве. Потому что иначе все так будут делать: заключать страховку, накачиваться снотворным, заливать в себя водку – хэппи энд для тех, кто остаётся. Как ты думаешь, как быстро обанкротится страховая компания? То есть так не пойдёт. Но Ронни не глуп: чтобы обеспечить Мими страховкой, как последней услугой любви в его жизни, он окажется при своём кругосветном путешествии в урагане или утонет в пещерах Юкатана, или умрёт с голоду между Прижем и Дакаром – и никто не сможет доказать, что это было самоубийство. Он умрёт как герой. О Боже, я думаю, что я никогда в жизни не слышала о чём-то более романтичном.

– А я – о более слабоумном! – сердито воскликнула я.

– Не знаю, – сказала Мими. – Что-то в этой теории есть. В глубине души у Ронни есть такая драматическая жилка…

– Не важно, – заметил Антон. – Это его дело.

– Как? – Я возмущённо посмотрела на него. – Ты думаешь, что мы должны предоставить Ронни его судьбе? Вы же друзья!

– Да, – ответил Антон. – Но он взрослый. И он может делать, что он хочет.

– Но… – вскричала я.

– Мы не имеем права отговаривать его от его планов, как бы они ни выглядели, – сказал Антон.

– Но я его жена, – возразила Мими. – Если он действительно собирается заниматься всеми этими глупостями, то меня это очень даже касается.

– Пару недель назад я бы сказал, что ты права, – ответил Антон. – Но за это время… – Он пожал плечами.

– Что ты хочешь этим сказать? Что меня больше не касается, что этот человек делает со своей жизнью? – возмущённо вскричала Мими. – Ну, я смотрю на это совершенно иначе. Мы, в конце концов, пятнадцать лет были неразлучны…

– Да, но сейчас вы расстались, ты помнишь? – сказал Антон. – Ты хотела жить без Ронни, Мими. Сейчас ты должна позволить ему жить без тебя.

– Но не такой жизнью, – сказала Мими. – Он не может просто уйти и оставить меня с кошками, домом, своими CD, своим дурацким инструментом и своими книжками «Сделай сам». Как, Бога ради, я объясню это его семье?

– Просто покажи им письмо, – ответил Антон. Он зевнул. – Я не знаю, как вы, но я собираюсь отправиться домой и поспать. Здесь нам больше делать нечего. Мими, если тебе нужна моя правовая помощь, ты найдёшь меня по мобильнику, пока я в Англии. А если Ронни объявится, передай ему мои приветы.

Мими смотрела ему вслед с открытым ртом.

– Но Антон! – Я побежала за ним. – Ты не можешь так просто уйти… Когда Ронни в опасности! Может быть, он устроился работать в тайную службу…

– О да, они должны быть страшно заинтересованы в руководителе стройрынка с кризисом среднего возраста, – сказал Антон. – Когда Ронни им покажет, как он умеет обращаться с дрелью, они его точно пошлют с тайной миссией в Афганистан.

– У меня такое чувство, что ты эту драму не воспринимаешь всерьёз, – сказала я.

– Нет, воспринимаю, – ответил Антон. – Поверь, я желаю Ронни только лучшего. Но, в отличие от тебя, я не чувствую себя ответственным за всех и вся. Я научился позволять людям делать свои собственные ошибки. – Он поцеловал меня в щёку. – Я объявлюсь, когда я вернусь. Побереги себя, пожалуйста. И… э-э-э… проверьте Роннину электронную почту, если вы непременно хотите знать, куда он отправился.

Мне показалось, что он очень торопится.

– Антон? Сколько лет бэбиситтеру?

– Что? – Антон ещё раз обернулся ко мне.

– Бэбиситтер – сколько ему лет?

– Без понятия, – ответил Антон. – Слегка за двадцать, я бы сказал. Она изучает педагогику. И она берёт двенадцать евро в час. Почему ты спрашиваешь?

– Ах, просто так, – ответила я. – Если мне понадобится. – Я задумчиво закрыла дверь.

– Они меня линчуют, – сказала Мими, когда я вернулась в гостиную. Воздевая руки, она шлёпнулась на диван. – Это просто нечестно. У меня были для него другие планы. Он должен был найти себе новую жену, стать счастливым, а не превратиться в ловца опасностей!

И она начала плакать.

– Ну, я не знаю, утешит ли это тебя, – сказала Труди. – Но ты точно встретишь его в следующей жизни.

Но это совершенно не утешило Мими. Она начала всхлипывать ещё интенсивнее.

– Я не вынесу этого, совершенно одна! – заплакала она.

– Но ты же именно этого и хотела, – сказала я.

– Нет, – пропыхтела Мими, вытирая себе слёзы тыльной стороной ладони. – Я только думала, что я этого хочу. На самом деле я совершенно злая, что он просто бросил меня.

– Ты его любишь! – вскричала Труди.

– Возможно, – ответила Мими. – Да, по-моему, я люблю его.

– Но, значит, всё в порядке, – вскричала Труди, восторженно хлопая в ладоши. – То есть если для этой жизни ещё не слишком поздно.

– Давай я отправлю ему смску, – предложила я. Но Роннин мобильник не отвечал.

Мими начала кусать себе ногти.

– Если он думает, что он может дико и опасно жить без меня, то он глубоко ошибается. И если он решит использовать для своих приключенческих романов мой псевдоним, Минни Миро, то я подам на него в суд!

Я вспомнила об Антоновом предложении.

– Мы можем проверить его электронную почту, – сказала я. – Может быть, мы что-нибудь узнаем.

Мими сразу же прекратила всхлипывать, вскочила и рванула к письменному столу. Пока компьютер загружался, Труди тихо спросила меня, что бы мне больше понравилось – ферма в Африке или виноградник в Калифорнии.

– На тот случай, если это одно из двух.

– Я думаю, ферма в Африке, – мечтательно ответила я. – У подножья горы Нгонг.

Мими открыла программу электронной почты.

– О Боже, – сказала она.

– Что такое?

– Он что-то заказал в интернет-магазине, – сказала Мими. – Комнатный фонтан. Наверное, ему было действительно плохо. И он переписывался со своей глупой сестрой. Давай посмотрим, не жаловался ли он ей на меня…

– А что ещё? – Я нетерпеливо сдвинула её в сторону. – Вот смотри, подтверждение оплаты. Самолёт из Дюссельдорфа в Канкун, шестого августа в 12:30. Это сегодня.

– Значит, он там, – сказала Труди. – Где бы это ни было…

Мими уселась прямо на документы, оставленные ей Ронни.

– То есть пещеры Юкатана, – сказала она, тяжело дыша.

– Вот дерьмо, – отозвалась Труди. – Дорогой отпуск… Он мог бы купить себе дом, как любой разумный человек! Где находится этот Юкатан?

– Мексика, – ответила я.

– О нет, – сказала Труди.

– Это действительно наглость! – воскликнула Мими. – Это была всегда моя мечта! Ещё тогда, когда мы обучались нырять в Красном море, я хотела туда. Я! На Юкатане есть чудесные круглые озёра посреди джунглей, странные дыры, заполненные водой, гладкие, как зеркало. Они называются сенотес, и они как-то между собой связаны своего рода подземными реками, таинственные гроты за сотни километров от моря. Майя верили, что там живут их боги, в подземном мире, поэтому там столько золота. Система пещер до сих пор не исследована… Вот мерзавец! Просто улетает и крадёт у меня мою мечту!

– При этом можно погибнуть? – деловито спросила Труди.

– Конечно, – ответила Мими. – В этих гротах ужасно опасно. Только для очень опытных ныряльщиков. А Ронни посещал только курсы ныряния в Египте.

– Ну вот, – сказала Труди. – По крайней мере, ты скоро разбогатеешь.

Общество матерей посёлка «Насекомые»

Добро пожаловать на домашнюю страницу Общества матерей. Работающие женщины или «всего лишь» домохозяйки, здесь мы обмениваемся опытом о беременности и родах, воспитанию, браке, домашнем хозяйстве и хобби и с любовью поддерживаем друг друга.

Доступ на форум – только для членов.

12 августа

Невероятно, сколько всякой дряни скопила моя свекровь за всю свою жизнь. Только мейсенский фарфор, столовое серебро и украшения имеют какую-то ценность, всё остальное – это хлам. Я целый день всё это убирала, запихнула в мусорные мешки массу фотоальбомов, писем, шмоток и кучу отвратительных фарфоровых безделушек, и я всё ещё не могу разгрестись! Но что хорошо в Клозе: не успела я выставить мешки на улицу, как они их забрали – по крайней мере мне не надо будет тратиться на вывоз мусора. Украшения, к сожалению, ужасные, я не могу себе представить, что когда-нибудь такие войдут в моду, поэтому я даже не буду пытаться продать их через eBay.

Каждый день жду, что у меня начнётся, супер-радуюсь предстоящим родам, ты не знаешь, Соня, чего ты со своим кесаревым сечением лишаешься, это такое суперское чувство – своими собственными силами выдавить из себя ребёнка, по крайней мере, тогда знаешь, что ты совершил.

Мама Эллен – гигантский круглый живот

12 августа

Петер, эта задница, хочет видеть детей только каждые вторые выходные. Я сказала ему, что видеть собственных детей – это привилегия, которой другие отцы усиленно добиваются и которой я его в любой момент могу лишить, если захочу. А он ответил, что от этой привилегии он охотно отказался бы, потому что если бы ему хотелось слышать плач и менять пелёнки, то он мог остаться дома. Можно ли терпеть такую наглость? Но в квартире воняет ужасно, неудивительно, что китиха там не появляется. Она смылась со своими кошками, жирная ведьма. Я рада, что испоганила ей выходные. И хочет Петер того или нет, в следующую пятницу его дочери будут снова стоять у него на пороге. Мы посмотрим, кто тут определяет привилегии.

Сабина

13 августа

Всем привет. Я вернулась с острова. У нас, у Марии-Антуанетты и у меня, был прекрасный отпуск, намного лучше, чем я надеялась. Я ощущаю вдохновение: кто имеет желание в октябре принять участие в моём семинаре «Рукоделие с морскими сокровищами»? Членам Общества матерей – десятипроцентная скидка.

Мама Гитти

P.S. Здесь много всего случилось, пока я была в отъезде! Я совершенно ошеломлена. Но это объясняет, почему Карста выбросила из окна твой ноутбук, когда я проходила мимо вашего дома, Сабина. Мне кажется, она вошла во вкус, и кошка или ноутбук – ей, видимо, всё равно. Твоя новая няня, наверное, довольно-таки расслабленная особа. Она сидела на крыльце, курила и штопала носки. Наверное, она приняла близко к сердцу то, что ты ей рассказывала про фрау Поршке. Мне очень интересно, что всё-таки произошло с куском колбасы?

14 августа

Супер-шок! Я ездила в дом престарелых "Лесной покой", чтобы отвезти моей свекрови её украшения, и нашла в её комнате совершенно другую женщину!!! А моей свекрови нигде не было видно. Я хочу сказать, что я беременна и мне нельзя волноваться, а тут такое! Директриса и мамка Клозе обрызгали меня в кабинете холодной водой и объяснили, что моя свекровь через три дня смылась! Я совершенно вне себя! Они не могли её просто так отпустить, я имею ввиду, что это нарушение порядка, ведь они должны за ней смотреть! И почему они сразу нас не известили? Директриса только сказала, что моя свекровь находится в здравом уме и твёрдой памяти (АЛЛО? Эта женщина – в твёрдой памяти?) и в свои восемьдесят лет может сама решать, где она хочет жить, а где нет. И пока она не увидит бумаги о лишении дееспособности, она должна уважать желания своих постояльцев. Я так орала, что было слышно даже в лесу. Прежде всего из-за того, что директриса сказала, что мой муж тем не менее должен заплатить за следующие три месяца, потому что он подписал договор. Кошмар!

Вот, и сейчас это случилось: или я сделала в штаны, или у меня отошли воды.

Во всём виновата моя свекровь!

Мама – скоро не круглый животик Эллен

P.S. Ложная тревога, я просто села в лужицу Тимминого яблочного сока.

14 августа

Куда делась твоя свекровь, Эллен? Ты думаешь, она поселилась в отеле? Ты уверена, что мамка Клозе не имеет отношения к её исчезновению? Она, наверное, хочет шантажировать вас деньгами – это вполне в её духе! Процесс лишения дееспособности не должен быть таким уж сложным. Я с удовольствием подтвержу, что видела её в бигуди в булочной! И танцующей танго на улице! Этого должно, наверное, хватить?

У меня от ярости скоро тоже отойдут воды, если здесь всё так будет дальше продолжаться! Мы всё утро не могли выйти из дома, потому что ужасные собаки Клозе лежали на въезде и сразу же бросались на нас, как только мы пробовали выйти из дома. Я позвонила в полицию, но когда они наконец приехали, собаки уже исчезли. Полицейские обращались со мной, как с беременной идиоткой. Я сыта по горло! Когда ты заглянешь к нам со своим ружьём, Сабина? Я позабочусь о том, чтобы на сей раз тебе в глаз не попала никакая мошка.

Соня

P.S. Такого просто не может быть: замок на клетке нового хомячка взломан, а хомячок ИСЧЕЗ! Наверное, собаки были только отвлекающим манёвром для этой акции. Сабина, приходи как можно скорее.

Неллин абсолютно тайный дневник

16 августа

Сегодня Лара прислала мне фото с родителями в красных клетчатых рубашках, кожаных штанах и горных ботинках. Они не только хотят, чтобы я взбиралась с ними каждый день на новую гору, написала она в смске, они сейчас ещё требуют от меня харакири по части моды! Ну да, она не должна так жаловаться, она же сейчас со своими родителями, в то время как я должна проводить отпуск с семьёй беременной подружки моего отца – как-то это странно. Они, конечно, все очень милые, но это тоже может со временем надоесть. А этот интернациональный Приамос! Такой скучной и надменной мне бы тоже хотелось быть. Когда я как-то случайно села рядом с ним, он сказал, что я не должна быть down, но he had уже a girlfriend, и я не в его вкусе, sorry. Я спросила его, говорит ли он это каждой девушке, которая сидит рядом с ним в шезлонге, на что он ответил, no, only тем, которые так же навязчивы, как you. АЛЛО? Что он себе воображает? Я хочу сказать, что такого классного в том, чтобы рекламировать душ-гель? Намыливаться, в конце концов, умеет каждый. Во всяком случае, я ему налила сегодня душ-геля в бутылочку из-под молочка для загара, и он заполнил пеной весь бассейн, when he went swimming. Хаха! Папа считает, что Приамос всё равно слишком стар для меня. Он совершенно забыл о том, что он сам на полстолетия старше, чем будущая мама близнецов. Типичный мужчина. P.S. Сегодня ночью я легла в постель к Юли. Мне кажется, он скучает по маме. Как и я. По Ларе, Максу и Кевину я скучаю тоже. И по всей мамы-мафии. Кто знает, что я сейчас пропускаю из домашних событий!

8

Я послала Антону смску в Лондон: «Ронни в Мексике – скучаю по тебе».

Антон ответил: «Ронни знает, что он делает. Как дела у Мими?»

«Она хочет золото майя для себя. Я скучаю по тебе», написала я.

Антон ответил: «Чего Мими ждёт? Кондор летает каждый день из Дюссельдорфа в Канкун».

«Она уже пакует чемодан», написала я в ответ. «Я СКУЧАЮ ПО ТЕБЕ!»

Ответ Антона пришёл моментально: «В пятницу возвращаюсь. В 20 часов у тебя? Проследи, чтобы все твои жильцы провели ночь где-нибудь ещё».

Я была в восторге. Не должно ли было меня насторожить, что он не написал, что он тоже по мне скучает? У влюблённых такое линейное зрение.

И все влюблённые немножко сумасшедшие, каждый на свой лад.

Анна, например, всё время металась между своей любовью к Джо и обязанностями по отношению к Хансъюргену. Она ужасно боялась, что Хансъюрген сообразит, что она так же неверна, как и он, и выбросит её с детьми из дома. Когда она бывала у меня – а это происходило довольно часто, – она говорила непрерывно.

– Я думаю, он пока ничего не заметил, – сказала она. – Хотя мне очень трудно нормально себя вести. Вчера пришло письмо из канцелярии адвоката, и я уже подумала, что Хансъюрген подал на развод. Я ужасно побледнела! Но это было всего лишь письмо от адвоката моего отца. Очевидно, он оставил завещание. – Она тяжело вздохнула. – Сегодня во второй половине дня мы идём к адвокату. Хансъюрген считает, что я должна быть настороже, возможно, что мой отец в свои последние больные годы наделал глупостей и оставил долги. Но я бы знала, верно? У меня есть доступ к его карточке, а его пенсии как раз хватало на квартплату и всё остальное, больше расходов у него не было. А что было на карточке, этого не хватило даже на похороны, мне пришлось платить из своих сбережений. Если у него были долги, мне придётся их выплачивать, или можно отказаться? Я бы охотно спросила Антона, пока проблемы ещё не возникли. Долги – это последнее, что мне сейчас нужно.

– Да, денежки счёт любят, – сказала я. Уже наступила пятница. Мы сидели в моей красной спальне, и Анна уже полчаса жаловалась мне на одну и ту же тему. У всех текущих сложностей её жизни был один общий знаменатель: слишком мало денег. Как будто деньги – это единственное решение всех проблем. Или как будто без денег невозможно быть счастливым.

Даже тот драматичный факт, что Ронни улетел в Мексику и собирался там опасно нырять в пещерах, вызвал у Анны только следующее замечание:

– Ой! Как ты думаешь, на сколько ему там внизу хватит денег?

Его деньги! Вопрос был скорее в том, насколько ему там внизу хватит воздуха. Я боялась, что воздух у него кончится раньше, чем деньги, и ещё до того, когда Мими его найдёт. Если он погибнет, то ему деньги не понадобятся, тут Анна была права.

Наверное, человек не может сочувствовать драмам других людей, если он сам живёт в драме. И Анна никогда не была особенно романтичной.

– То, что Мими и Ронни могут запросто бросить работу и смыться! – сказала она. – Что они будут делать, когда они опять придут в себя? Жить на улице? Это же сумасшествие какое-то!

– Главное, чтобы они опять нашли друг друга, – вздохнула я, бросая на кровать все свои джинсы, чтобы обыскать там карманы в поисках визитки, которую дал мне Пашульке. На ней, будем надеяться, значится, где я могу найти его и Бернарда. – Юкатан огромный, и никто не знает, какую пещеру выбрал себе Ронни, чтобы там дико и опасно нырять. Могут пройти месяцы, прежде чем Мими его найдёт. Если уже не будет поздно.

Я отвезла Мими на такси в аэропорт. Она путешествовала с какой-то подозрительной организацией, которую мы раскопали в интернете, «Mexican Jungle Adventures». У меня были сомнения, но Мими считала, что её цели не достичь через обычное турбюро. В аэропорту нас ожидал тип со светлыми волосами, забранными в хвост, в сандалетах и с рюкзаком. Ему было около пятидесяти, он был загорелый, а вокруг шеи у него висела цепочка с акульими клыками – этакий Крокодил Данди для бедных.

– Я – Mexican Jungle Adventures, – представился он. Ну класс, предприятие, состоящее из одного хиппи. Он пожал руку Мими. – И ты, конечно, М.Пфафф. А я думал, что ты парень.

– Это проблема для тебя, Мекс? – спросила Мими, кокетливо взмахнув ресницами. – Я могу тебя называть Мекс, да?

– Никаких проблем, красотка! – Хвостатый выглядел, как ребёнок под новогодней ёлкой. Он думал, что получит пару носков, а ему перепала электрическая железная дорога…

– Шли мне каждые два часа смску, что всё в порядке, – сказала я Мими на прощанье, позаботясь о том, что Крокодил это тоже слышал. – И если я ничего от тебя не получу, я тут же отправлю вслед за тобой специальную команду! Подумай о том, что за тобой по GPS следят спутники.

Мими обняла меня.

– Не беспокойся, – сказала она. – Он безобидный.

Я крепко прижала её к себе.

– Смотри не сбеги с ним в конце концов!

– Мне нужен только Ронни, – сказала Мими. Затем она прошла за своим сопровождающим в терминал и исчезла с моих глаз.

У меня снова полились слёзы, как на фильме «Из Африки». Я ненавидела прощаться, мне бы хотелось, чтобы все мои любимые были со мной. Тогда я могла лучше за ними присмотреть.

– Они бы могли сэкономить кучу денег, если бы Мими заметила раньше, что она всё-таки любит Ронни, – сказала Анна. – Подумай об этом! И сколько будут стоить одни только смски, которые она должна тебе посылать.

Как раз пришла смска:

«Тут миллион падающих звёзд. Все желания исполнятся. Целую, Мими».

– Спорим, что этот Мекс кормит её психоделическими грибами? – пробурчала я. – Сегодня я ей позвоню.

– В Мексику! Это будет стоить целое состояние, – сказала Анна.

– Ах, Анна! – Она не имела понятия, сколько денег я израсходовала на телефонные разговоры с Меноркой. Если я каждый день не слышала голоса моих детей, я сходила с ума. – Ты можешь хотя бы минуту подумать о чём-нибудь другом, кроме денег?

– Я постоянно это делаю. Когда Хансъюрген на меня смотрит, я сразу думаю о Джо и о том, что мы друг с другом вытворяли, – сказала Анна. – Поэтому я краснею, и меня бросает в пот. Хансъюрген может сложить два и два и обо всём догадаться.

– Я не думаю, что Хансъюрген замечает, что ты ведёшь себя иначе, чем обычно, – сказала я и задумалась о том, как мне намекнуть ей, что зелёный свитер не очень ей идёт, но так, чтобы она не обиделась. – Когда он в последний раз на тебя внимательно смотрел? Его всё равно никогда нет дома, а если и есть, то он думает об этой своей Тиффани.

– А я думаю о Джо, – вздохнула Анна. – Это противоестественно. Что это за брак такой?

– Оставь его, – сказала я, обыскивая очередные джинсы. Снова ничего.

– Оставить Джо? Никогда. Я люблю его, – воскликнула Анна.

– Я имею ввиду Хансъюргена! Ты должна уйти от Хансъюргена.

– Но мы оба совершенно без средств, Джо и я.

– Бедность относительна, – сказала я, вытягивая, наконец, визитку Пашульке из кармана джинсов. Пивная называлась «Уголок Бернарда» и находилась где-то в районе Мюльхайма. Вот пожалуйста. – Сушилку ты можешь, к примеру, взять с собой. Сказал Антон.

– Я действительно не хочу, чтобы ты думала, что я ориентирована только на материальные блага, – сказала Анна. – Но тяжело себе представить, что надо покупать только вчерашний хлеб. И чтобы дети жили в одной комнате. Если бы Джо обитал в нормальной обстановке, тогда – я не знаю – тогда я бы, может быть, решилась оставить Хансъюргена. Но в данных обстоятельствах это должно остаться тайным романом.

Я пожала плечами.

– Ну некоторые находят это даже волнующим.

– Это действительно волнующе, – сказала Анна. – Но не тогда, когда я себе представляю, что Хансъюрген догадался.

– Что же тогда случится?

– Я не знаю. У меня никогда не было тайного романа. У меня вообще не было никакого романа. О Боже, моя жизнь совершенно выбилась из колеи. Если бы только у нас было больше денег.

– Пуловер тебе не идёт, – быстро сказала я, пока жалобы не начались снова.

– Нет? Джо сказал, что я выгляжу в нём, как маленький лесной эльф. – Анна нежно погладила себя по голове.

– Как маленький, сутулый лесной эльф, – сказала я, крутя в руках визитку Пашульке. – Как у Джо с носом?

– Выглядит по-прежнему плохо, – ответила Анна. – Этот Бернард ужасно брутальный.

– Да, верно, – согласилась я. Я очень много об этом думала. Бернард избивал всех, кто становился у него на пути. И у него это получалось, потому что люди его боялись. Это было совершенно нормально для тех, кто не привык решать свои проблемы насилием. Других людей Бернард не знал. Только поэтому его мир функционировал.

– Бернард звонил уже два раза и запугивал Джо, – рассказывала Анна. – Он не верит Джо, что его адвокат в Англии и поэтому дело затянулось. Он сказал, что пока он не увидит чёрным по белому, что в праве опеки ничего не изменилось, а платежи не будут поступать по-прежнему, Джо свою дочь не увидит. Когда он туда звонит, Бьянка просто не зовёт Джоанну к телефону.

– Какой ужас, – сказала я.

– Джо совершенно вне себя, – кивнула Анна. – Только вчера он слышал, как Джоанна плачет, и он умолял Бьянку разрешить ему поговорить с ней хотя бы минуту. Но нет – эта женщина как камень. Её сердце тоже обколото ботоксом, я думаю, оно совершенно твёрдое, даже по отношению к собственному ребёнку! И всё это только ради денег! Деньги правят миром.

– Бедная Джоанна, – сказала я. – Она сейчас думает, что папа её бросил. Или что он слишком труслив, чтобы тягаться с Бернардом.

– А чтобы ты сделала, если бы этот человек угрожал твоему ребёнку?

– Я бы… я не знаю. Я бы его похитила и отправилась с ним туда, где Бернард нас не найдёт, – ответила я.

– Но это незаконно, и Бьянка может подать на него в суд, и тогда всё станет ещё сложнее и дороже! – Анна покачала головой. – Если бы только иметь больше денег…

Ну вот, опять всё сначала!

– Анна, смени пластинку, – сказала я, складывая джинсы назад в шкаф.

– Что ты вообще делаешь? – спросила меня Анна. – Ты джинсы то вытаскиваешь, то вешаешь обратно. Что ты там ищешь? Деньги? Или тампоны?

– В штанах? Вряд ли.

– Ну, я держу свои тампоны в карманов штанов и кителя, – сказала Анна. – Когда у меня наступают эти дни, они всегда такие внезапные и обильные… – Она замолчала и хлопнула себя ладонью по губам.

– Что случилось? – спросила я. – Тебе пришло в голову, что цены на дамские гигиенические товары повысились? Ужасно, ужасно! Да, имея достаточно денег, можно было бы запастись на следующие десять лет, но увы, увы…

– Ой! – Ладонь Анны по-прежнему лежала на губах.

– Что случилось?

Анна начала неудержимо кричать.

– Какое сегодня число? – орала она. – Уже август?

– Да, ответила я. – Уже две-три недели.

– Я что, с ума сошла? Я что, вообще?

– Э-э-э…

– Сейчас! – закричала Анна. Некоторые слова она выкрикивала громче, чем другие, но я не могла усмотреть в этом системы. – Сейчас это вообще!

Я слегка раздражённо прищурила взгляд.

– Будь добра и скажи мне, что случилось, Анна.

– Он стерилизован, вот что случилось, – крикнула Анна.

– Кто?

– Он это сделал ещё до рождения Яспера, – орала она. – И я была этому очень рада. Представь себе, сколько сводных братьев и сестёр он обеспечил бы в противном случае Максу и Ясперу!

– Хансъюрген? Хансъюрген стерилизован?

– Сейчас всё выйдет наружу! – кричала Анна. – Это конец. Это моё наказание! За то, что я сделала. Так мне и надо.

– Прекрати кричать! – Я была почти готова швыряться предметами. – Хансъюрген стерилизован, всё выйдет наружу – ты что, беременна?

– У меня задержка четырнадцать дней, – проскандировала Анна.

– Может быть, у тебя нарушился цикл, – сказала я. – Из-за стресса. Или у тебя начинается климакс. Я имею ввиду, ты и Джо, вы же наверняка предохранялись. Вы, в конце концов, уже взрослые, и в эпохуСПИДа… – я замолчала, потому что Анна покачала головой.

Я не могла поверить такому легкомыслию.

– Ну вообще! – с упрёком сказала я.

– Это конец, – хрипло проговорила Анна.

Некоторое время мы молчали.

– Не торопись, – сказала я. – Ты даже не делала теста.

– Я акушерка, – ответила Анна. – Я знаю, когда я проиграла.

Я не стала указывать ей на то, что акушерка должна хорошо разбираться в теме предохранения, и сказала:

– Если ты действительно беременна – а это ещё не точно, – может быть, это и хорошо. Потому что тебе придётся сказать Хансъюргену правду и оставить его.

– Чтобы жить с тремя детьми на социальной помощи, – сказала Анна, взлохмачивая волосы. – Не могу поверить, что я была такой глупой. Что мне сказать Джо? У него и так полно проблем.

Да, это было так. И эти проблемы не решались постоянными разговорами о них. Я посмотрела на часы.

– Не сердись на меня, Анна, но у меня сейчас важная встреча. Мне надо уйти.

– Сейчас? Так внезапно? – Анна растерянно последовала за мной по лестнице в прихожую. – У меня всё наперекосяк, а ты хочешь оставить меня одну? Я беременна, чёрт возьми, а мой муж уже пять лет как стерилизован. Ты не можешь меня сейчас оставить.

– Мне надо, – сказала я, взяла ключ и выудила баллончик с газом из стойки для зонтов. – Извини.

Я открыла входную дверь и вытолкала Анну за порог. На улице стояла жуткая жара. На багажниках запаркованных автомобилей можно было жарить яичницу.

– Подожди! – крикнула Анна. – Я хотела тебя спросить, не возьмёшь ли ты к себе Яспера после обеда, потому что мне надо к этому адвокату по поводу завещания.

– Нет, извини, сегодня не получится. – Я крепко заперла входную дверь. – Я не знаю, когда вернусь. Очень важная встреча. Я не могу её отменить.

– О, понимаю, нет проблем, тогда я возьму Яспера с собой, – сказала Анна. – Я имею ввиду, он просто расплавится в машине от жары, потом начнёт кричать в канцелярии, а у меня будет нервное расстройство, поскольку я беременна и должна унаследовать долги отца, но какое это имеет значение? Главное, что ты сможешь наслаждаться своей свободой.

Я коротко похлопала её по руке.

– Не сердись. Ты справишься.

– Подожди, – снова вскричала Анна. – Может быть, ты возьмёшь его к себе на вечер? Когда я пойду к Джо?

– Сегодня вечером возвращается Антон, – ответила я. – Я бы действительно не хотела…

Анна тяжело вздохнула.

– Не знаю, куда я смогу деть ребёнка. С собой я его взять не могу, потому что я хочу рассказать Джо эту потрясающую новость, Макс в летнем лагере, а няню я себе позволить не могу. Было бы у нас больше денег…

– Ладно, – сказала я. – Можешь привести его к семи. Он будет спать в постели Юлиуса.

– Спасибо, – сказала Анна. Она три раза наткнулась на фонарный столб. – И успехов в маникюре, или с кем у тебя там твоя важная встреча.

Собственно говоря, об этой встрече я не уславливалась, потому что в мастерской Клозе не знали, что я собираюсь их посетить.

Когда герр Клозе меня увидел, он как раз возился с мерседесом кабрио цвета слоновой кости.

– Привет, вы снова ищете вашу дочь?

– Нет, – сказала я, нервно крутя в руках газовый баллончик. Я его прихватила на тот случай, если появятся Ганнибал и Лектер. Или оба Армани. Но ни тех, ни других не было видно. – Собственно говоря, я пришла к вам, герр Клозе.

Отец Кевина наморщил лоб.

– Речь идёт об автомобиле? Ягуар вашего друга, надеюсь, в порядке?

– Нет, нет, с машиной всё в полном порядке. Ещё раз большое спасибо за то, что вы его вернули, – сказала я. – Речь не идёт о каком-то автомобиле. Речь идёт об услуге, которую вы можете мне оказать.

– Вам?

– Да. Мне и моим подругам. – Я сглотнула. – Знаете, у нас ужасный конфликт с парой типов, с теми ужасными типами, которые с радостью ломают носы и вообще с удовольствием избивают других. А их мастино кидается на всех, кто не делает того, что они хотят, не важно, мужчина это, женщина или ребёнок. Типы, с которыми невозможно разговаривать.

– Понимаю. – Герр Клозе вытер себе руки промасленной тряпкой. – Такой сорт типов.

– Мы действительно попытались сделать всё, что можно, – сказала я, глядя герру Клозе прямо в зелёные глаза. – Но Кевин считает, что эти типы понимают только один язык, и это их язык, на котором мы не говорим.

– Хм, хм, – сказал отец Кевина. – И поэтому вы ищете кого-то, кто говорит на их языке, верно?

Я кивнула.

– И при этом я подумала о вас. И о ваших друзьях с солнечными очками. И о Ганнибале и Лектере. – Я умоляюще поглядела на герра Клозе. – Вы единственные, кто может нам помочь. Пожалуйста.

Герр Клозе сказал:

– Раз вы так мило меня просите, вряд ли я могу ответить «Нет», как вы считаете?

* * *

«Уголок Бернарда» был того сорта пивной, куда я добровольно никогда бы не пошла. Не такая пивная, где собирается всякий сброд, голые девушки танцуют на столах и каждый второй курит косяк в туалете, а продымленная лавка, где толстобрюхие типы у стойки треплются о футболе, молодые парни транжирят за пинболом своё пособие по безработице, а семьи в одинаковых спортивных костюмах кушают шницель с картошкой фри. Такого рода пивные называются обычно «Уголок», «У фонарика», «В сапоге» и «Пивная Роланда», и кроме слизкого горохового супа, вся остальная еда приготавливается во фритюрнице, даже сосиски. Там подают шницель с семью различными готовыми соусами (некоторые из них с овощами и грибами, вываренными до неузнаваемости; именно это имеют ввиду отцы семейств, когда они требуют, чтобы дети ели «здоровую пищу»), фрикадельки, всё сервировано с картошкой фри, листиком салата, долькой лимона и четвертинкой помидора (который служит украшением и используется снова и снова, потому что никому не приходит в голову его есть). К этому подают кетчуп, потому что там есть витамины. Ничего другого в меню нет, потому что ничего другого посетители не хотят. Пластмассовые столы, цветы из пластика и искусственные потолки.

«Уголок Бернарда» следовал этому клише до мельчайших деталей.

Ваня и Павел – это были настоящие имена обоих Армани – презрительно опустили уголки губ, когда мы проходили по плиткам холла. Со своими безупречными костюмами от Армани они соответствовали «Уголку Бернарда», как омар кетчупу. И я не выглядела типичной клиенткой. Я надела чёрное платье-футляр Мими, которое вполне могло появиться в одном из фильмов с Одри Хёпберн – без рукавов, длиной до колен, с высокой застёжкой, элегантное и в то же время ужасно сексуальное. К нему туфли на высоких каблуках (мои собственные) и солнечные очки, которые я тоже нашла у Мими.

Герр Клозе тоже переоделся: вместо синего рабочего костюма он надел шорты, сандалии и узкую майку. Теперь можно было видеть, что он носит такую же золотую цепь, как Бернард, только буквы на ней образовывали слово «Киллер», грамотно написанное.

– Так меня называет моя жена, – сказал он, заметив, что я уставилась на цепочку.

– Ага, – ответила я.

Внутри было довольно темно, через зеленоватые стёкла в помещение едва попадал свет. Зато здесь было приятно прохладно. Мешал только запах отстоявшегося пива, холодного дыма и прогорклого масла. В пивной было довольно спокойно. Двое парней стояли у пинбола. У стойки беседовали двое столетних клиентов, а за стойкой стоял Бернард со своим жутким взглядом.

– Это он? – спросил герр Клозе.

Я кивнула.

– Это он.

Ваня и Павел элегантно шли по помещению. Казалось, они проверяют, грозит ли нам опасность от стариков у стойки или подростков у пинбола.

Я огляделась в поисках собаки.

– А где Генри? – спросила я Бернарда, садясь на неудобный табурет у стойки.

Он глупо покосился на меня.

– С Пашульке на складе, – сказал он. – Почему вы спрашиваете? Откуда вы знаете мою собаку?

– Ах, просто так, – ответила я. – Мне хотелось бы минеральной воды.

– Пиво, пожалуйста, – заказал герр Клозе.

– А для этих господ? – спросил Бернард, показывая на Ваню и Павла.

– Возможно, позже, – сказал герр Клозе, делая Ване знак головой. Ваня исчез за дверью, на которой значилось «К туалетам».

– Эй, как это, – сказал Бернард. – Сходить туалет и не заказать пива – здесь так не пойдёт, это ясно?

– Совершенно ясно, – сказал герр Клозе. Он перегнулся через стойку и так быстро схватил Бернарда за горло, что я испуганно пискнула. Бернард тоже. Не знаю, откуда герр Клозе его наколдовал, но он держал у горла Бернарда приличных размеров нож.

Оба парнишки у пинбола хотели тут же смыться, но Павел преградил им путь.

– Осставаться здессь! – сказал он и полез в карман. Этого полностью хватило, чтобы оба парня превратились в соляные столбы. Оба дедушки за стойкой рядом с нами вообще не заметили, что огромная рука Клозе смяла Бернарду горло и держит нож у его груди. Они продолжали говорить дальше.

– Что вы хотите? – с трудом спросил Бернард. – Мы уже платим крыше…

– Крыше! – презрительно сказал герр Клозе. – Как ты думаешь, кто перед тобой стоит? Из таких бедных свиней, как вы, нам не нужно вышибать деньги, которые вам приносит эта убогая лачуга. Мы играем в другой лиге.

– Чего же вы хотите? – простонал Бернард. В мутном свете и с тёмными очками я не была уверена, но мне показалось, что его лицо постепенно приобрело голубоватый оттенок.

– Ты сцепился с одним нашим другом, – сказал герр Клозе. – И это нам вообще не нравится.

– Это какая-то ошибка, – сказал Бернард. – Совершенно точно. Кто ваш друг?

– Э-э-э… – сказал герр Клозе.

– Джо, – подсказала я. – Джо Райтер.

– Джо? У него есть друзья типа вас? Он же учителишка!

– Не говори ничего против учителей, ясно? – сказал герр Клозе, засовывая Бернарду острие ножа в ноздрю. На месте Бернарда мне бы точно захотелось чихнуть. – Хорошие учителя важны для этой страны, они обеспечивают будущее наших детей.

– Мы хотим, чтобы вы оставили Джо в покое, – сказала я. – Никаких козней из-за опеки, никаких выплат, вообще ничего! Ты и Бьянка освободите дом до конца месяца, а потом вы исчезнете из жизни Джо и Джоанны, это ясно? И вы будете переходить на другую сторону улицы, если вы случайно его встретите.

Клозе немного ослабил хватку.

– От вас требуется не очень много, верно, паренёк?

– Ой, я же это делаю не для себя, – сказал Бернард. – Я это делаю только для Бьянки и малышки. Это частное дело между двумя мужчинами.

– Мне без разницы, – ответил Клозе. – Начиная с этого момента, ты больше ничего не будешь делать, или случится несчастье. Как с этим порше каррера, который стоит на улице.

В первый раз Бернард вышел из себя.

– Что с ним? Что вы сделали с моей машиной? – вскричал он. – Пашульке!

– Он спитт, – сказал Ваня. Он стоял в дверях, как будто он никуда не уходил. – И человек спитт тожже.

– Пашульке – это человек, – сказала я. – Пса зовут Генри.

– Ах так, – сказал Ваня. – Без ррразницы. Оба спятт, пёс ннавсегда. К сожжалению. Но он хотел укусить Ваню, этот пёсс!

– Ох, дерьмо! – сказал Бернард. Сейчас даже я услышала, что ему страшно. Так ему и надо. По мне, от страха он мог бы даже обмочиться.

– В автомобиле только пара разбитых фар, – сказал Клозе. – Но если я ещё раз услышу, что вы моего друга Мо…

– Джо, – сказала я.

– Джо обижаете, то я клянусь тебе, что по твоей машине проедется бульдозер, и от неё мало что останется. И это только начало.

– Мы поняли друг друга? – спросила я.

Бернард поджал губы.

Герр Клозе вздохнул и убрал руку с горла Бернарда. И прежде чем Берард успел пошевелиться, в его лицо полетел кулак герра Клозе. Раздался неприятный звук. И когда герр Клозе убрал свой кулак, оказалось, что лицо Бернарда изменилось.

– Мы друг друга поняли? – дружески спросил герр Клозе.

– Абсолютно, – ответил Бернард.

– Это хорошо, – сказал герр Клозе.

Оба дедушки у стойки продолжали разговаривать, как будто ничего не случилось.

* * *

Я пришла домой в шесть часов, а на улице было по-прежнему за тридцать градусов. У меня был ещё час, прежде чем Анна приведёт Яспера, и два часа до прихода Антона. Наверное, мне стоило принять приятный прохладный душ – именно этого мне сейчас хотелось. Но не успела я закрыть за собой входную дверь, как в неё лихорадочно зазвонили.

– Ты не поверишь, что случилось, – сказала Труди, протиснувшись мимо меня в дом, и прямиком направилась в кухню, чтобы налить себе коньяка.

Я устало посмотрела на неё поверх солнечных очков и сказала:

– Иногда у меня такое чувство, что вы все думаете, что я никогда не выхожу из дома, и если бы не вы, то в моей жизни ничего бы не было, верно?

– Верно, – сказала Труди, вращая коньяк в своём бокале. – Но для этого и нужны друзья.

Я принюхалась.

– Это ты так странно пахнешь или это мой дезодорант кончился?

– Нет, это я, – ответила Труди. – Я воняю, как мёртвая черепаха. Я как раз хотела тебе рассказать, как до такого дошло.

– Вот оно что, – сказала я.

– Ну, – начала Труди с широким жестом. – Вчера начался летний курс тай ши – у них, кстати, новый преподаватель. С такой энергией и такой гибкостью! Я сразу поняла, что это не первая наша встреча. Но к моей истории это не имеет никакого отношения. Потому что знаешь ли ты, кто ещё посещает эти курсы? Гитти Хемпель. Я всегда радуюсь, когда на курсах есть кто-то, кто толще меня, и стоит мне только стать рядом с Гитти, как сразу становится понятна разница между словами «жирный» и «фигуристый». Учитель тай ши наверняка это увидел, и он меня узнал, хотя при нашей последней встрече я выглядела, конечно, совершенно иначе. Я была гибкой индейской принцессой с чёрными волосами, а он был молодым французским офицером, ну да, но я хотела говорить не об этом.

– Я не совсем тебя понимаю, Покахонтас, – сказала я, открывая холодильник. Если я не могу принять холодный душ, то мне нужно что-нибудь другое холодное. Я решительно вытащила из холодильника бутылку шампанского, которое я, собственно, припасла для нас с Антоном. – Какое это имеет отношение к мёртвой черепахе?

– Ты хочешь что-то отметить? – спросила Труди.

– Ну да: ты снова встретила молодого французского офицера, которого потеряла из виду триста лет назад, и сегодня возвращается Антон. Это же повод! – Я сняла с горлышка фольговую обёртку и стала крутить проволочку. – Почему от тебя пахнет черепахой, Труди? Ты же об этом хотела рассказать?

– Мёртвой черепахой, – поправила меня Труди. – Она скончалась несколько недель назад. Все мои вещи ею пропахли. Я не знала, откуда эта вонь, я думала, что это, может, дохлая мышь или что-то такое, я всё обыскала, даже отодвинула шкаф, но ничего не нашла. Если бы Гитти Хемпель не подсказала мне идею обыскать все карманы моих платьев в поисках мёртвой черепахи, я бы её никогда не нашла. Представь себе: она лежала в кармане моей юбки из батика, той с золотыми нитями.

– Какая гадость! – Я открыла шампанское с лёгким чпоканьем и налила нам по бокалу. Для Антона у меня в холодильнике была ещё одна бутылка. И даже ещё одна. Я не собиралась так быстро выпускать его, когда он придёт. – А откуда Гитти это знала?

– Ну, от жены Петера! Ведь они с Гитти в одном и том же клубе матерей-садисток. Сабина надавала своим деткам чудесных предметов, которые они должны были спрятать в моей квартире. Это и был тот отвратительный запах, от котором я тебе рассказывала. Черепаха, рыбные палочки, жвачка, шпинат, черника, голова форели – всё очень хорошо спрятано! Ты не можешь себе представить всего этого свинства. Без Гитти я бы, наверное, ничего бы не нашла!

– Да, до такого надо додуматься, – сказала я, встряхиваясь от отвращения. – Как вы вообще выдержали в квартире!

– С каждым днём становилось всё хуже и хуже. Даже Петер в конце концов это унюхал.

– А до этого нет?

Труди покачала головой.

– Он всё время говорил, что у него дома пахнет не лучше. Дети распространяют вонь, такова их природа.

– И что он сказал, когда ты показала ему черепаху?

– Он сказал, что с детьми надо ко всему быть готовым.

– Да, с его детьми, наверное, – заметила я. – Это действительно исчадия ада!

– Да, Петер говорит то же самое, – ответила Труди.

– Но у них его гены, – сказала я.

– Верно, – откликнулась Труди. – Знаешь, что странно? Эта мёртвая черепаха как-то открыла мне глаза. Она была действительно настоящим учебным подарком, если можно так выразиться. Мне кажется, что Петер хотел только отдохнуть у меня от своей жены и детей. И от своей ответственности. Которую он переложил на меня. Я неохотно это говорю, но у этого типа было одно на уме – без помех трахаться. Если бы я не нашла черепаху, мне бы, наверное, не пришло в голову, что я слишком хороша для этого.

– Слушайте, слушайте! – Я подняла бокал с шампанским. Я была довольно-таки уверена, что пониманию этого Труди обязана не мёртвой черепахе, а, скорее, новому учителю тай ши, но это было всё равно. – За мёртвую черепаху!

– За мёртвую черепаху! – торжественно сказала Труди.

Когда Анна позвонила, мы с Труди уже открыли вторую бутылку шампанского и обе приняли душ. Мне по-прежнему хотелось принять холодный душ, а Труди хотела смыть с себя запах мёртвой черепахи.

– Ты же голая! – крикнул Яспер.

– Нет, на мне полотенце, – ответила я. – Даже два, видишь? – Второе полотенце я замотала вокруг своих мокрых волос. – Ты хочешь принять душ, прежде чем ты отправишься в постель, Яспер?

– Но я вообще не устал! – крикнул Яспер.

– Устал, – сказала Анна. – Не слушай его. Ему нужен сон. Его ждут тяжёлые времена.

– Ну что было у адвоката? – спросила я.

Анна не ответила. Точно как Труди, она прямиком побежала в кухню и шлёпнулась на стул, швырнув на стол картонку.

– Шампанского? – спросила Труди.

– Ты голая! – крикнул Яспер.

– Йепп, – сказал Труди. На ней не было даже полотенца.

– Вы никогда не поверите, что случилось, – сказала Анна. Постепенно я уже была сыта по горло этими объявлениями.

– Давай покороче, пожалуйста, – сказала я.

– Это что, тест на беременность? – спросила Труди, указывая на картонку, которую Анна швырнула на стол.

– Йепп, – ответила Анна.

– Вау, – сказала Труди. – Это ещё лучше, чем моя мёртвая черепаха. От Джо?

– Йепп, – сказала я. – Хансъюрген без дефиса кастрирован.

– Стерилизован, – поправила меня Анна.

– Вау, – снова сказала Труди. – Ну, иногда можно удивляться тому, что вселенная тебе готовит, верно?

– А сейчас будет ещё лучше, – сказала Анна, опуская голову на стол. – Я не только беременна от моего тайного любовника, которого я знаю месяц, но и унаследовала сейчас полмиллиона Евро. Плюнуть и растереть.

– Что? – хором вскричали мы с Труди, и я хрипло добавила: – Полмиллиона евро долгов?

– Нет! Нет! Нет! – При каждом «Нет» Анна стукалась головой о стол. Только тогда она оказалась в состоянии дать нам об этом отчёт, хотя и со слезами. Её отец, служащий на пенсии, хотя и использовал свою пенсию на уход за собой, но страховку, которую ему выплатили к шестидесяти пяти годам, он вложил с выгодой, и она четырнадцать лет пролежала в банке.

– И я об этом ничего не знала, – всхлипнула Анна. – Я бы так не беспокоилась, если бы я знала, что я унаследую такую кучу денег!

– Ну да, твой отец, наверное, сам об этом забыл, – сказала я. Это была хорошая новость. Сегодня у высшего порядка был удачный день.

Только Труди делала вид, что унаследовать полмиллиона евро – это абсолютно нормально, тем более когда очень нужны деньги.

– Ты просила денег, и вселенная тебе их послала, – сказала она. – Так функционирует наша космическая система: каждый получает то, что ему надо.

– Хорошо бы, – заметила я. Моё доверие к космической системе не было таким безграничным. Большинство вещей имеет подводные камни, верно?

– Сейчас я по крайней мере могу сказать Джо, что у меня есть одна плохая и одна хорошая новость, – сказала Анна. – Я беременна, дорогой, но я могу сама позаботиться о ребёнке.

– Ты уже сделала тест? – спросила я.

– Я акушерка, я в этом разбираюсь, – ответила Анна. – Для этого мне не нужен тест. В моей печи сидит булочка. Курица в трубе. Слепой пассажир на борту. Я в надежде, ожидаю ребёнка, жду пополнения…

– Хорошо, я уже с булочкой всё поняла, – сказала я.

– За вселенную! – Труди налила нам всем шампанского. Когда Антон позвонил, мы открыли уже третью бутылку. Я была довольно-таки пьяной. Единственный, кто был трезвым, так это Яспер, который спал в постели Юлиуса. Насколько я помню, он поцеловал каждую из нас, сам надел пижаму, почистил зубы и отправился в постель. Это дело тоже определённо имело подводный камень.

Анна открыла Антону дверь, поскольку она единственная из нас была одета.

– Мы все в кухне, – сказала она.

– Все? – услышала я голос Антона. Он звучал разочарованно.

Когда он вошёл в кухню, по выражению его лица можно было понять, что он не особенно рад видеть Анну. Но когда его взгляд упал на голую Труди, он стал выглядеть ещё менее обрадованным.

– Сюрприз! – пропела Труди.

– Опять проблемы, девочки? – спросил Антон.

– Можно сказать и так, – сказала Труди, кокетливо складывая ноги.

Антон посмотрел на меня, вздёрнув бровь.

– Можно подумать, что ты боишься остаться со мной наедине, – сказал он, при этом улыбаясь своей неповторимой улыбкой, от которой моё сердце пропустило один удар.

– Я рада тебя видеть, – сказала я, бросаясь ему на шею. От радости я забыла завязать полотенце на груди, и оно упало на пол.

– Я тоже рад, – сказал Антон, отпуская меня. Он тоже принёс бутылку шампанского, которую поставил в холодильник. И розы он тоже принёс – большой букет пурпурных, сильно пахнущих роз. Это был подарок мне от его матери, из собственного сада. Антон налил в вазу воды из-под крана и поставил туда розы.

– Как мило со стороны твоей матери, – сказала я в восхищении.

– Маленькая благодарность за твоё участие в слиянии с Кёрнерами, – сказал Антон, нагибаясь за моим полотенцем.

– Пожалуйста, – сказал он, протягивая его Труди.

– Шампанского? – спросила Труди, игнорируя полотенце. Я взяла его у Антона из рук и завернулась в него.

– Ну, как дела? – спросил Антон деловым тоном. Он вытянул стул и сел на него. Можно было подумать, что он сидит на совещании в своей канцелярии и обсуждает важное дело.

– Ох, ничего особенного, – сказала Анна. – Я просто только что унаследовала полмиллиона евро, и я беременна.

Мы с Труди поспешили рассказать ещё несколько дополнительных деталей, чтобы Антон понял сложность ситуации. Но он только поднял бровь и сказал:

– Я не считаю, что это звучит как проблема. Она беременна от мужчины, которого любит. Она получила в наследство деньги, за которые она может выкупить у Бьянки половину дома Джо и счастливо жить там с Джо, Джоанной и её сыновьями.

– Хахаха, – сказала Анна. – Как будто деньги могут решить все проблемы. Ты забыл о Бернарде, Пашульке и Генри?

Антон застонал, но я сказала:

– Тебе не надо больше беспокоиться о Бернарде, Пашульке и Генри. Я об этом позаботилась.

– Ты?

– Как же?

– Ты это придумала, да?

Каждый со своим вопросом, перебивая друг друга.

Я наслаждалась моментом.

– Я опущу кровавые подробности, – сказала я, небрежно закидывая волосы за спину. При этом я вспомнила, что у меня на голове полотенце. Я сняла его и тряхнула волосами. – Только некоторые: когда Бернард услышал, как ломается его нос, он внезапно понял, что он должен стать лучше. Он больше не доставит проблем Джо, можете быть в этом уверены.

– Ты шутишь? Ты же не хочешь нам сказать, что ты сломала Бернарду нос? – вскричала Анна.

Я пожала плечами.

– Этот Бернард – карлик, он достаёт мне только досюда, и я не зря чемпионка Шлезвиг-Гольштейна по каратэ… – Я поймала взгляд Антона и замолчала. – Э-э-э… почти, – добавила я. – Во всяком случае, Бернард сейчас пакует вещи. До конца месяца они с Бьянкой освободят дом.

– Я не верю! – воскликнула Анна.

Я посмотрела на неё с превосходством.

– Дорогая, ты должна действительно больше доверять своей крёстной матери. Просто поверь мне, что Бернарда и Пашульке больше бояться не надо.

– Ну что ж, это мы выяснили, – сказал Антон. – Что ты здесь делаешь, Анна? Ты должна давно отправиться к Джо, верно? Пожалуйста, передай ему от меня наилучшие пожелания!

– Хорошо, – сказала Анна, но не сдвинулась с места.

– Она пока не знает, действительно ли она беременна, – сказала я и показала на нетронутый тест.

– Ага, – сказал Антон. – Ну, это быстро. – Он разорвал упаковку, достал тест и протянул его Анне.

– Давай, – сказал он. – У нас времени не вагон.

Анна ошеломлённо посмотрела на него, но послушно взяла тест и отправилась в туалет.

– Окей, – сказал Антон. – А что насчёт тебя, Труди? Почему ты, полностью раздетая, сидишь на кухне Констанцы и пьёшь шампанское?

– Из-за мёртвой черепахи, – ответила Труди и икнула.

– Она не хочет домой, потому что там Петер, а он ей ужасно действует на нервы, – объяснила я.

– А в чём проблема? – спросил Антон. – Просто вышвырни его из дома. Это же твоя квартира или нет?

– Но он не хочет домой, – ответила Труди. – Я уже пыталась.

– И как? – спросил Антон.

– Я сказала ему, что у меня такое чувство, что наши отношения постепенно сходят на нет и что я не вижу никакого потенциала их развития, – объяснила Труди. – Но он ответил, почему же, нам же так хорошо вместе. И потом он положил ноги на журнальный столик и включил телевизор. Формула один.

– Почему ты не засунешь ему в штаны черепаху и не скажешь, что с тебя хватит! – предложила я.

Антон снова вздёрнул бровь.

– Именно так ты улаживаешь такие вещи, Констанца?

– Ах, это бывает по-разному, – ответила я. – Иначе это было бы слишком скучно. – На самом деле я ещё никогда не бросала ни одного мужчины. Всегда было наоборот. Точнее говоря, два раза. Больше отношений у меня не было.

– Я знаю более элегантный способ от него отделаться, – сказал Антон. – Без насилия и особенного красноречия.

Анна вышла из туалета и положила тест на стол. Уже по пути из туалета на кухню там образовались две синие линии.

– Довольно беременна, – сказала я.

– Я же говорила, – пробурчала Анна. – Для этого мне не нужен тест.

– Отлично, – сказал Антон. – Теперь Анна может отправиться к Джо и обсудить с ним все детали. – Он взял со стола тест и протянул его Труди. – Ты покажешь Петеру этот тест и скажешь ему, что ты очень счастлива, что у тебя будет от него ребёнок. И когда у него от удивления отвиснет челюсть, ты громко воскликнешь: «Ах, дорогой, ты так же рад, как и я? Я должна сразу же позвонить моей матери, чтобы она начала вязать».

– Но… – начала Анна.

Антон перебил её.

– Труди только одолжит у тебя тест. И не важно, что на это ответит Петер, она не будет его слушать, она будет громко рассуждать, куда она поставит детские вещи, как его будут звать, и что она бы охотно сразу родила двойню. Я думаю, она должна продержаться самое большое полчаса, после чего Петер соберёт вещички и исчезнет.

– Гениально! – сказала Труди. – Сто процентов, что всё удастся. – Она засмеялась. – Будет весело.

– И если не удастся, ты всегда можешь засунуть ему в штаны черепаху, – сказала я. – Не забудь забрать у него ключи от квартиры.

Анна и Труди вдруг заторопились. Когда Антон закрыл за ними дверь, он посмотрел на часы.

– Так, – сказал он. – Это заняло не больше получаса. Но если заливать в людей шампанское и бесконечно слушать про их проблемы, то от них никогда не отделаешься.

– Я запомню, – сказала я.

– Лучше всего, конечно, вообще не открывать им дверь, – заметил Антон.

– Извини, – ответила я.

Антон снял с меня полотенце, которое я держала завязанным на груди, и кинул его на стойку для зонтов.

– Самое главное, что дом сейчас в полном нашем распоряжении, – сказал он, гладя меня по плечам. Он поглядел на меня тем самым пристальным взглядом, от которого у меня подгибались коленки.

– Я должна тебе кое-что сказать, – прошептала я.

– Не сейчас, – ответил Антон и поцеловал меня.

* * *

Когда я три дня спустя проснулась, жаркие дни уже прошли. Из окна спальни я увидела жёлтый лист на клёне – осень уже близко. Была половина первого, и впервые в жизни я спала позже, чем до восьми часов утра.

Но у меня никогда не было трёх дней непрерывного секса.

Ну, не совсем непрерывного.

Нам пришлось сделать парочку перерывов. Первый раз в субботу на рассвете, когда Яспер забрался к нам на постель с Юлиусовым космическим кораблём из лего и крикнул Антону: «Ты голый!». По счастью, у Антона не было проблем с сердцем, и он быстро оправился от потрясения. Мы построили втроём около пяти килограммов лего, а в десять пришла Анна, чтобы забрать Яспера. Она излучала счастье, и было очевидно, что они с Джо видят перед собой розовое будущее с их полумиллионом евро, тремя детьми и их общим ребёнком. И – она не знала, как мне это удалось, – но Бернард действительно извинился перед Джо и привёз ему Джоанну вместе со всеми игрушками. До конца месяца Бернард и Бьянка освободят дом, и можно будет его продать. Анна решила купить у Джо дом, с деньгами он может погасить кредит и из того, что останется, выплатить за дом Бьянке. Таким образом, они смогут жить в доме, который он построил своими руками. Единственно неприятное, что предстояло Анне, – это объяснить Хансъюргену положение вещей. Он, наверное, возмутится и будет грубым. Лично я думала о том, что Хансъюрген за годы брака причинил Анне много всего неприятного, и я посчитала, что он слишком легко отделался. За такие дела он заслужил, чтобы им занялась мафия матерей. Но ладно, надо быть великодушным.

Антон больше не хотел говорить на эту тему. Он проводил Анну и Яспера до двери и сказал им, что он очень их любит, но если Анна в последующие два дня ещё раз зайдёт или позвонит, он на неё пожалуется за нарушение покоя. Может быть, она ему поверила, а может быть, она была занята другими делами, но все выходные мы больше её не видели и не слышали.

Вторую паузу нам пришлось сделать, когда позвонили из Мексики, и Мими доложила нам, что она на короткое время разминулась с Ронни. За пару часов до её прибытия в Тулум он отправился в джунгли с группой австралийских и английских исследователей пещер. Мими и Мекс последуют за группой, как только Мекс найдёт местного проводника. В этой части Юкатана нет ни улиц, ни дорог, дороги прокладываются с помощью мачете. И мобильник не принимает сигналов. В Тулуме был последний телефон, Мими долгое время не сможет звонить.

– Тут водятся змеи, скорпионы и ядовитые пауки, – сказала Мими, но это прозвучало не испуганно, а гордо. – Ты получила мою смс?

– Насчёт звездопада? Конечно.

– Нет, ту, где я написала, что надо быть деятельным, чтобы осуществить свои мечты, – ответила Мими.

– Ах, эту – да, это верно, – сказала я.

– Это действительно так, – заметила Мими. – Счастье строится на решении быть счастливым.

Она хотела мне сказать ещё больше, но Антон забрал у меня трубку.

– Всего хорошего, Мими, я очень надеюсь, что ты скоро найдёшь Ронни. Передай ему от меня привет. До скорого! – И он просто положил трубку. Ему было совершенно всё равно, что это был последний телефон, с которого Мими могла позвонить.

– Я надеюсь, что она пару дней пробудет в местности без телефона, – даже сказал он.

После этого нам помешали только один-единственный раз, а именно Труди, которая хотела нам рассказать, как быстро Петер сбежали из её квартиры, после того как он увидел тест на беременность. Труди часами окуривала квартиру ароматическими палочками и энергетически очищала её, и сейчас она была готова к началу новой эры.

Я предположила, что это означало, что она пригласила на ужин учителя тай ши и что новая эра закончится очередным фиаско, но прежде чем я могла сообщить Труди свои мысли, Антон вытолкал её за дверь и пожелал счастливой новой жизни.

– Эй, – сказала я. – Ты не можешь так просто исключить моих друзей. Они принадлежат моей жизни, как… как мои дети.

– Но не на эти выходные, – сказал Антон. – На эти выходные ты принадлежишь только мне. – И он снова поцеловал меня так, что мне стало полностью безразлично, сожрала ли Мими в джунглях змея или Труди попала на очередной учебный подарок.

Я знаю, что немножко нечестно, что я рассказывала вам об Антоне на протяжении трёх сотен страниц, а сейчас, когда я наконец оказалась с ним в постели, я не выдаю никаких деталей. Но вы теперь знаете меня достаточно, чтобы понять, какая я щепетильная и как мне тяжело говорить о таких вещах. Скажу немного: стоило подождать такого тридцать пять лет. И я больше никогда не буду ревновать к Пэрис, потому что хотя она очень красива и одарена талантами и такой семьёй, у неё в постели только Лоренц, а какой он, я знаю. Ла-ла-ла!

И вот ещё что вы должны знать: мы ничего не делали с вытяжкой. Антон сказал, что то, что придумала Труди, – это слабоумие. Секс на кухне – да, с вытяжкой – нет! Разве что если съешь слишком много чеснока.

Было чудесно засыпать рядом с Антоном, и было чудесно рядом с ним просыпаться. Сегодня, в понедельник, ему снова надо было в канцелярию. Я бы с радостью с ним позавтракала, но он заботливо не стал меня будить – он, видимо, тихо прокрался из дома. В кухне на плите под вытяжкой я нашла от него записку.

«Должен идти, не хотел тебя будить. Ты действительно заслужила сон. А.»

Я влюблённо поцеловала записку. После чего я обнаружила под ней ещё одну. Это был один из моих списков, с заголовком «Что я обязательно должна пережить, пока мне не стукнет сорок». Не знаю, где Антон его нашёл, но он отметил некоторые пункты птичками, а под списком стояло: «О других вещах мы позаботимся позже».

Я поцеловала и эту записку, приняла душ, сварила себе кофе и стала думать о том, кому из моих подруг я позвоню первой, чтобы рассказать о моих выходных.

Ах, наверное, сначала мне стоит позвонить Антону. Я так давно не слышала его голос. И мы можем сразу решить, какой пункт мы отметим следующим.

Антонов мобильник был выключен, поэтому я попробовала позвонить в канцелярию. После второго гудка трубку сняла секретарша Антона, Деревянные очки, которая была влюблена в его партнёра.

– Канцелярия «Альслебен и Янсен», добрый день, чем я могу вам помочь?

– Констанца Бауэр, привет, фрау Де… фрау Мёллер! – сказала я. – Могу я поговорить с Антоном?

– О, фрау Бауэр, мне очень жаль, но герра Альслебена здесь нет. Он только что отправился в «Маритим». Там состоится обед с семьёй. Обед по случаю помолвки. – Деревянные очки засмеялась. – Это должно остаться тайной, но герр Альслебен себя выдал. Мы все как с неба упали, а вы?

Я тоже упала со своего седьмого неба.

– Обед по случаю помолвки? Семья? – тупо повторила я. – Чья это помолвка?

– Ах, так вы об этом не знаете? – воскликнула Деревянные очки, в восхищении от того, что она может меня проинформировать. – Это помолвка герра Альслебена.

– Помолвка герра Альслебена? – повторила я. – С кем же?

– Ну, мы все совершенно выбиты из колеи, можете мне поверить. Это развивалось так быстро, никто на это не рассчитывал, – сказала Деревянные очки. – Герр Альслебен и фрау Кёрнер, кто бы мог подумать?

Ну, я точно нет.

– Кёрнер? Фредерика Кёрнер? – спросила я.

– Именно, – ответила Деревянные очки. – Они оба долго были одиноки.

Красивое лицо Фредерики Кёрнер, её рыжие волосы и безупречная фигура появились перед моим мысленным взором. Я увидела её руку, лежавшую на Антоновой руке, я видела её двусмысленное подмигивание, и я видела, как она проводит себе языком по губам, когда разговаривает с Антоном.

– Они знают друг друга с детства, поэтому они бы могли сладить это дело и раньше, как вы думаете? Но такова жизнь, верно? Иногда нужно несколько лет, чтобы понять, кто твой суженый. – Деревянные очки захихикала. – Они не виделись почти восемь лет, потом один совместный ужин – и ага!

– Ага, – повторила я. Меня охватил дрожательный паралич, зубы стучали, ноги подкашивались, и мне было трудно держать телефонную трубку, так тряслись у меня руки. В моей голове принялись вращаться тысячи цепляющихся шестерёнок. И всё заканчивались на одной, очень простой ноте: меня предали! Меня предали!

– Это так романтично. – сказала Деревянные очки. – Я бы охотно поприсутствовала на этом ужине.

– Я была на нём, – сказала я. О Боже, да, я на нём была. Я была свидетельницей их новой встречи. Антон потом так нагло меня обманул. Смешно слушать, он не заметил, как эта рыжая змея с ним флиртовала! Ха! Против него Лоренц был просто сироткой. Хотя он знал, что он обручится с Фредерикой, он затянул меня в постель.

– Это всё, наверное, ради слияния фирм, – доверительно сказала мне Деревянные очки. – Не зря говорят, что деньги женятся на деньгах, верно? Как я слышала, родители, несмотря на это быстрое решение, в полном восторге. Очень милые пары, родители, вы не находите?

Это было слишком.

– Совершенно не нахожу, – рявкнула я в телефонную трубку. – Милый – это нечто другое! – И я взяла телефон и так сильно швырнула его о стену, что он развалился на части и упал на пол.

Непостижимо! Три дня провёл этот человек со мной в постели, три дня, за которые часто звучало «Я люблю тебя»; правда, я слышала, что мужчины очень вольно обращаются с этими словами, когда речь идёт о сексе.

Но он не мог со мной такого сделать! Я – крёстная мать! Я укротила Бернарда и Пашульке. Я проучу Антона. Он будет очень сожалеть, что он использовал меня, чтобы отметить конец холостяцкой жизни.

Я вызвала по мобильнику такси, быстро оделась – в те же самые шмотки, которые я надела в «Уголок Бернарда», – и тщательно накрасилась. Таксист, увидев меня, легонько присвистнул сквозь зубы. Очень хорошо. Я хотела именно такого эффекта. Антон должен видеть, что он потерял, и ему должно быть жаль!

В обеденное время ресторан «Маритима» был занят до последнего столика. Я огляделась. Там! У окна с видом на Рейн они все и сидели, точно как в тот вечер: Урс Кёрнер, его жена, Рудольф с красным носом, Полли, Йоханнес, Фредерика и Антон. Не хватало только жирного братца Фредерики и его жены.

Несколькими шагами я пересекла зал ресторана и стала у торца стола, как богиня мести.

– Всем привет, – громко сказала я, и все лица обернулись ко мне. Да, они удивлены, ну конечно! Особенно Антон выглядел удивлённым, хотя он не побледнел, как привидение, как я надеялась, и не начал заикаться. Он был таким наглым, что он даже мне улыбнулся.

– Констанца! – сказал он и встал.

– Пожалуйста, присаживайтесь к нам, дорогая, – сказала Полли. – Мы как раз…

– Я знаю, – сказала я, стряхивая руку Антона, которую он положил мне на локоть. – Вы празднуете помолвку! Мне это выдала Деревянные очки. – Я повернулась к Фредерике в красивом зелёном платье с глубоким вырезом. На её пальце торчал жирный золотой перстень – безо всякого сомнения, обручальное кольцо. А-а-ах! Мне он подарил только жалкий букет роз, да и то не от себя! – Сердечные поздравления с таким женихом, Фредерика! Могу только сказать, что с ним вы вытянули большую удачу. Последние три дня он провёл со мной в постели, и это было – ошеломительно.

– Что? – вскричала Фредерика, и мне показалось, что все остальные тоже воскликнули «Что?». Даже, наверное, за соседними столиками.

– Это неправда, – сказал Йоханнес. – Я клянусь, что это неправда!

– Ах да? – напустилась я на него и снова стряхнула Антонову руку, на этот раз с плеча. – И откуда ты это знаешь?

– Ну я бы знал, если бы это было правдой, – начал запинаться Йоханнес. Он нервно провёл рукой по волосам. – Кроме того, я бы никогда не завязал интрижку и подругой моего брата, это совершенно точно. – На его пальце блеснул такой же перстень, как у Фредерики.

Я изумилась. Почему Йоханнес носит обручальное кольцо Антона? Почему?

Мне понадобилась всего секунда, чтобы сообразить, что с Фредерикой обручился Йоханнес, а не Антон. Меня снова охватил дрожательный паралич, и всё начало трястись и клацать – колени, руки, зубы. На сей раз от облегчения. Все шестерёнки в моей голове начали крутиться в другом направлении: Антон меня не предал.

Слава Богу!

Но на меня, конечно же, все смотрели довольно-таки с ужасом, то есть все, кроме Антона. Он сделал своё бегемочье лицо и готов был лопнуть от смеха.

Окей, вот дерьмо, как я из этого выпутаюсь?

– Да, хахаха! Даалинг аз а нетен дай! Старый обычай дома на Пеллворме. На обручении жених выставляется дураком. Вы все поверили, да?

Коллективный выдох за столом.

– Да, – сказал Урс Кёрнер. – У меня чуть не было инфаркта.

– Прекрасная актёрская игра, – сказала фрау Кёрнер. – Очень правдоподобная.

– Исключительно правдоподобная, – сказала Полли.

– А я не поверила ни на секунду, – заявила Фредерика.

– Действительно нет? – спросил Йоханнес. – Это было так здорово, что я чуть не засомневался сам в себе.

– Да, да, – сказала я. – Когда я была молодой, я некоторое время играла в театре. Шекспир, драмы.

Антон согнулся от смеха.

– Бу-га-га! – как бегемот, которого щекочут.

В этот момент пискнул мой мобильник. Я получила смс от Мими. Она нашла Ронни. Живого. И очень счастливого увидеть её. Они решили вместе нырять за золотом майя. Мексика – прекрасная страна.

«Если кому-то чего-то не хватает, это не должно его останавливать, и он может наслаждаться всем остальным», – написала Мими.

Я улыбнулась дисплею. Как она права.

– Садитесь же с нами, Констанца, – сказал Полли. – Место рядом с Антоном свободно.

– Ах, и скажите, пожалуйста, ещё что-нибудь по-фризски, мне это так нравится, – сказал Рудольф с красными носом.

И я села и сказала единственное, что я знала по-фризски, кроме «Сегодня хороший день»: «Хуар кён хан велен лиан?» – «Где мы можем одолжить велосипед?» и «Ик хоу фан дай» – «Я люблю тебя». Это я сказала Антону.

– Ик тебя тоже! – ответил Антон.

Общество матерей посёлка «Насекомые»

Добро пожаловать на домашнюю страницу Общества матерей. Работающие женщины или «всего лишь» домохозяйки, здесь мы обмениваемся опытом о беременности и родах, воспитанию, браке, домашнем хозяйстве и хобби и с любовью поддерживаем друг друга.

Доступ на форум – только для членов.

22 августа

Всем, кто ещё не знает: Петер снова дома, он печётсейчас маленькие булочки. Кроме как в одном отношении, конечно: тут можно говорить о супердлинном и суперхрустящем багете… Наверное, секс с китихой был отвратительным, потому что Петер как с цепи сорвался. Такую маленькую разлуку я могу порекомендовать любому браку.

Сабина

P.S. Соня, я надеюсь, что ты не сердишься из-за морской свинки, которую я пристрелила. Когда в кустах зашуршало, я не могла знать, что это не бойцовые собаки ваших соседей. Это был меткий выстрел, как и было обещано.

Как только наша страховка выплатит деньги, ты получишь от нас новую морскую свинку.

24 августа

Я не могу дышать от гнева. Моя свекровь не исчезла: она была всё это время в Стрекозином проезде. Она сейчас живёт у Клозе! Только представьте себе! Возит по улицам коляску с ребёнком и танцует с дедушкой танго на тротуаре. И ещё рассыпается в благодарностях. За то, что я так мило упаковала в мешки её вещи. И ещё пришло письмо от её адвоката: она хочет срочно получить назад свой мейсенский фарфор и столовое серебро, иначе она подаст жалобу. Мой муж супер-злится на меня, потому что я всё это выставила на eBay! Да, но я же не могла знать, верно? И при этом я не должна волноваться! Я, в конце концов, беременна!

Мама Эллен – круглый живот.

P.S. Ну вот, пожалуйста. У меня начались схватки, а моя акушерка уехала на выходные. Если я сейчас умру, это будет её вина!

29 августа

Поздравляем тебя с твоим маленьким здоровым Джимми, Эллен. Это было действительно тяжело: тридцать четыре часа схваток, а потом всё-таки кесарево сечение. Но с этим уже ничего не поделаешь. Я с удовольствием дам тебе адрес группы помощи при кесаревом сечении, которую я посещала после рождения Флавии. Чувствуешь себя просто обманутой родами, если приходится пережить кесарево сечение. Немногие женщины воспринимают это так хладнокровно, как ты, Соня. Когда у тебя должно начаться?

Фрауке

P.S. Лаура-Кристин действительно хочет, чтобы ей прописали противозачаточные пилюли! Мне пришлось приложить усилия, чтобы объяснить ей, что при её воображаемом друге это не нужно. Её крики надо было слышать. ДЕВОЧКИ! Радуйся, что Джимми у тебя мальчик, Эллен. Vive la difference!

2 сентября.

И от меня сердечные поздравления, Эллен. Не могу дождаться, когда я освобожусь от своего живота. Это точно в последний раз. Следующего ребёнка пускай вынашивает Юрги! Спасибо за нового хомяка, Сабина, это было не обязательно, я же знаю, что ты охотилась за собакой. Животное сидит в своей клетке, укреплённой датчиком движения, замаскированной камерой и капканом. Посмотрим, не поймаем ли мы детей Клозе на горячем. И тогда – аста ла виста, бэби!

Соня

P.S. Я встретила твою Лауру-Кристин, Фрауке. Она с твоим мужем была у гинеколога. Может ли быть, что твой муж верит, что воображаемый Макс всё-таки из плоти и крови?

4 сентября

Поздравляю с примирением с твоим Петером, Сабина. Я знала, что он вернётся. Вы оба заслужили друг друга. Почему он так внезапно передумал? Ну да, это, собственно, не важно. Труди Бекер это, кажется, не очень волнует: у неё сейчас отношения с учителем тай ши. Что касается Лауры-Кристин: мне кажется, что я её сегодня видела обнимающейся с её воображаемым другом, Фрауке. В этих обстоятельствах будет лучше, если она не будет принимать воображаемые пилюли, как ты думаешь?

Мама Гитти

Оглавление

Неллин абсолютно тайный дневник

1

2

3

4

5

6

7

8