Ловкий ход [Эдуардо де Филиппо] (fb2) читать постранично, страница - 2

две подписи.

ЛОРЕНЦО (как бы обдумывая какое-то свое соображение). И все же я…

АРХИТЕКТОР. Что еще?

ЛОРЕНЦО. Я думал… Меня не устраивает место, где мы решили разместить мой кабинет (указывает на чертеж). В этой комнате всегда очень жарко. Солнце здесь с утра до вечера. Тут и зимой-то тепло, а представляете, что творится летом.

АРХИТЕКТОР. Зато здесь много света… для вашей работы это как нельзя лучше.

ЛОРЕНЦО. Что верно, то верно. Но если я принимаюсь за дело, то провожу тут целые дни… Вы не представляете, сколько надо терпения и времени, чтобы реставрировать картину. И если июньское или июльское солнце без конца безжалостно палит тебе прямо в затылок, чувствуешь себя как в турецкой бане.

АРХИТЕКТОР. Послушайте меня, профессор, давайте поставим там кондиционер.

ЛОРЕНЦО. Да я же по миру пойду с такими расходами. Вы и так уже заставили меня потратить намного больше, чем я рассчитывал.

АРХИТЕКТОР. Ну, тогда, если вы исключаете возможность превратить в ваш кабинет три угловые помещения, расположим его рядом с комнатой вашей сестры. Другого решения нет.

ЛОРЕНЦО. Об трех угловых комнатах не может быть и речи. Даже в шутку. Когда я только заикнулся об этом, Кьярина тут же прервала меня, у нее едва конвульсии не начались от ярости. Это ведь самые красивые комнаты в доме.

АРХИТЕКТОР. И еще одна прекрасная терраса.

ЛОРЕНЦО. Оттуда виден весь Неаполь. А дело в том, что мои дорогие родители, мой папа и моя мама, всю жизнь прожили в этих трех комнатах… Всю жизнь, там я и закрыл им обоим глаза..

АРХИТЕКТОР. Понимаю, понимаю…

ЛОРЕНЦО. Там все и осталось нетронутым, как было. Мебель, вещи, одежда, светлые воспоминания. Палки отца в специальной стойке для них… Его ночной колпак на тумбочке у кровати… Колода карт, которыми мама раскладывала пасьянс… Мы ничего не тронули. Эти три комнаты превратились в святилище. Кьярина каждое утро вытирает там пыль с мебели и зажигает лампаду у Мадонны, как это всегда делала мама.

АРХИТЕКТОР. Выходит, они останутся такими навсегда?

ЛОРЕНЦО. Пока живы мы — я или же моя сестра, несомненно.

АРХИТЕКТОР. Тогда, дорогой профессор, вам придется терпеть июльский и августовский зной.

ЛОРЕНЦО. Да, очевидно. С чего начнете?

АРХИТЕКТОР. С вашей комнаты. Прежде всего снимем рамы и двери. И сразу же возьмемся за все остальное.

ЛОРЕНЦО. Да моя комната и так уже пуста. Мебель я распорядился перенести в соседнюю комнату.

АРХИТЕКТОР. (обращаясь к своим рабочим). Ну, ребята, за дело.

Каменщики, следуя призыву архитектора, поднимают с пола свои инструменты.

ЛОРЕНЦО. Вот сюда.

Все четверо направляются направо

КЬЯРИНА (резко отдергивает штору и вне себя, словно безумная, зовет брата). Лоренцо…

Ее голос, исполненный затаенной злобы, останавливает мужчин, которые не столько испугались крика, сколько изумились, увидев женщину в проеме окна. Подобное зрелище представилось им скорее фантастикой, нежели захватывающей дух реальностью.

Предупреждаю, тронешь хоть один кирпич в этом доме, брошусь вниз.

ЛОРЕНЦО (потрясен увиденным и тоже кричит). Кьярина, да ты с ума сошла!

КЬЯРИНА. Это ты сошел с ума!

АРХИТЕКТОР (направляясь к окну). Синьорина…

КЬЯРИНА. Не приближайтесь. (К Лоренцо) Это ты сумасшедший! (Затем обращается к остальным мужчинам, указывая половником на брата) Он утратил всякую способность понимать, до какой глупости может дойти человек, утрачивая при этом собственное достоинство. Он совсем уже ничего не соображает, просто впал в детство.

ЛОРЕНЦО. Ну, допустим даже, что я впал в детство, но почему же ты мне угрожаешь?

КЬЯРИНА. А разве не то же самое делаешь ты? Разве не вовлекаешь и меня вместе с собой в пропасть, в которой решил закончить свои дни? Этой нравственной пропасти я предпочитаю настоящую. (Упрямо). И если архитектор и рабочие тотчас не покинут наш дом, я продемонстрирую тебе полет ангела.

ЛОРЕНЦО (искренне растерявшись). Но почему? Разве ты не знала, что в доме вот-вот начнутся работы? Разве мы не договорились с тобой, что квартиру нужно отремонтировать, придать ей более современный вид?

КЬЯРИНА. Договорились? Мы с тобой? Ошибаешься.

ЛОРЕНЦО (удивившись). Ошибаюсь? Что ж, я, наверное, и в самом деле впал в детство. Я же рассказывал тебе о своих планах, показывал чертежи, архитектор вот уже три месяца слоняется по комнатам с рулеткой в руках…

КЬЯРИНА (двулично). Я не заметила его. А когда ты что-то внушал мне, не вникала в твои слова.

ЛОРЕНЦО. Выходит, ты глухая и слепая.

КЬЯРИНА (парируя). Ошибаешься. И слышу и вижу очень хорошо, даже то, что за Везувием делается. Но я не желаю мириться с несправедливостью, лицемерием и эгоизмом. Когда ты настаивал, что этот дом, который столько лет был поистине колыбелью нашего детства, нужно превратить в какое-то