Автор несёт полную чушь. От его рассуждений уши вянут, логики ноль. Ленин был отличным экономистом и умел признавать свои ошибки. Его экономическим творчеством стал НЭП. Китайцы привязали НЭП к новым условиям - уничтожения свободного рынка на основе золота и серебра и существование спекулятивного на основе фантиков МВФ. И поимели все технологии мира в придачу к ввозу промышленности. Сталин частично разрушил Ленинский НЭП, добил его
подробнее ...
Хрущёв. Всё стало дефицитом и система рухнула. Шумейко с Геращенко разваравали все средства ЦБ и Сбербанка по торговому договору с МИД Польши. Нотой правительства Польши о нанесение ущерба в 18 млрд. долларов были шантожированы и завербованы ЦРУ Горбачёв с Ельциным. С 1992 года Чубайс ввёл в правительство ЦРУ. Ельцин отказался от программы "500 дней", и ввел через Гайдара колониальную программу МВФ, по которой и живём. Всё просто, а автор несёт чушь, аж уши вянут. Мне надоели стоны автора о его 49 годах, тем более без почвенные. Мне 63 года но я не чувствую себя стариком, пока не взгляну в зеркало. У человека есть душа и подсознание тела. Душа при выходе из тела теряет все хотелки и привычки подсознание тела. И душе в принципе наплевать почти на всё, кроме любви и отношений к другим людям. Только это может повлиять на поступки души. У ГГ молодое тело с гармонами и оно требует своего. Если вы не прислушиваетесь к подсознанию своего тела, то оно начинает мстить, тряской рук, адреналином, вплоть да расслабления мочевого пузыря и заднего прохода. В принципе нельзя чувствовать себя старше тела. В общем у автора логики в написанном нет, одни дурные эмоции расстройства психики. Дельного сказать не может,а выговорится хочется.
Читать не интересно. Стиль написания - тягомотина и небывальщина. Как вы представляете 16 летнего пацана за 180, худого, болезненного, с больным сердцем, недоедающего, работающего по 12 часов в цеху по сборке танков, при этом имеющий силы вставать пораньше и заниматься спортом и тренировкой. Тут и здоровый человек сдохнет. Как всегда автор пишет о чём не имеет представление. Я лично общался с рабочим на заводе Свердлова, производившего
подробнее ...
авиадвигатели во время войны. Так вот будучи не совершеннолетним после училища опоздал на 15 минут в первый день выхода на работу, получил 1 год Гулага. А тут ГГ с другом опаздывают и даже не приходят на работу на танкостроительный завод? Там не с кем не нянчились, особисты с НКВД на фронт не хотели даже в заградотряды и зверствовали по любому поводу и без. У него танки собирают на конвейере. Да такого и сейчас никто не додумался. Вы представляете вес танка и сколько корпусов должен тащить такой конвейер? Где вы видели в СССР краны, позволяющие сбрасывать груз с крюка по кнопке? Я был на многих заводах с кранбалками и не разу не видал такой конструкции. Сколько тон поднимает кран и какой величины и мощности должно быть реле, что бы сместить задвижку под такой нагрузкой? Более того инструкции техника безопасности по работе в цехах не предусматривают такой возможности в принципе. Да и сами подумайте, электро выбрасыватель на крюке, значит нужны провода с барабаном. А кабеля не любят перегибов и даже гибкие. Кто возьмётся в своём уме даже проектировать такое устройство на кранбалке в цеху. Перестрелка ГГ с 5 ворами вообще дебильная. Имея вальтер, стрельбу в упор, ГГ стреляет так медленно, что пьяные в хлам воры успевают гораздо больше, чем ГГ жмет пальцем на курок. Дважды выстрелить из обреза, опрокинуть стол, метнуть нож. И ГГ якобы был воином и остаётся отличным стрелком. Воры с обрезами в городе - это вообще анекдот и вышка при любых ситуациях в те годы. А человеченка в кастрюле при наличии кучи денег? У автора очень странное воображение. Я вообще то не представляю как можно в открытую держать воющую женщину в сарае зимой в населённом пункте? Зачем сжигать дом людоедов, если есть свидетель? Ну убил людоедов - хорошо. Сжёг дом с уликами - другая статья. Глупость во всём полная. "Сунул спичку в бак". Я люблю фантастику и фентази, но не дурацкую писанину. Стиль написания далёк от художественного, всё герои выражаются в одном стиле, больше похожий на официальный язык прожжённого офисного бюрократа. Одни и те же словарные обороты. Так пишут боты.
Написано хорошо. Но сама тема не моя. Становление мафиози! Не люблю ворьё. Вор на воре сидит и вором погоняет и о ворах книжки сочиняет! Любой вор всегда себя считает жертвой обстоятельств, мол не сам, а жизнь такая! А жизнь кругом такая, потому, что сам ты такой! С арифметикой у автора тоже всё печально, как и у ГГ. Простая задачка. Есть игроки, сдающие определённую сумму для участия в игре и получающие определённое количество фишек. Если в
подробнее ...
полуфинале на кону стояло 5000, то финалист выиграл 20 000, а в банке воры взяли чуть больше 7 тысяч. А где деньги? При этом игрок заявил, что его денег, которые надо вернуть 4000, а не на порядок меньше. Сравните с сумой полуфинала. Да уж если ГГ присутствовал на игре, то не мог знать сумму фишек для участия. ГГ полный лох.Тем более его как лоха разводят за чужие грехи, типо играл один, а отвечают свидетели. Тащить на ограбление женщину с открытым лицом? Сравним с дебилизмом террористов крокуса, которым спланировали идеально время нападения,но их заставили приехать на своей машине, стрелять с открытыми лицами, записывать на видео своих преступлений для следователя, уезжать на засвеченной машине по дальнему маршруту до границы, обеспечивая полную базу доказательств своих преступлений и все условия для поимки. Даже группу Игил организовали, взявшую на себя данное преступление. Я понимаю, что у нас народ поглупел, но не на столько же!? Если кто-то считает, что интернет не отслеживает трафик прохождения сообщения, то пусть ознакомится с протоколами данной связи. Если кто-то передаёт через чужой прокси сервер, то сравнить исходящящйю с чужого адреса с входящим на чужой адрес с вашего реального адреса технически не сложно для специалистов. Все официальные анонимные серверы и сайты "террористов" давно под контролем спецслужб, а скорей всего ими и организованы, как оффшорные зоны для лохов, поревевших в банковские тайны. А то что аффшорные зоны как правило своёй твёрдой валюты в золоте не имеют и мировой банковской сети связи - тоже. Украл, вывел рубли в доллары в оффшорную зону и ты на крючке у хозяев фантиков МВФ. Хочешь ими попользоваться - служи хозяевам МВФ. И так любой воришка или взяточник превращаеится агента МВФ. Как сейчас любят клеить ярлыки -иноогенты, а такими являются все банки в России и все, кто переводит рубли в иную валюту (вывоз капиталов и превращение фантиков МВФ в реальные деньги). Дебилизм в нашей стране зашкаливает! Например - Биткоины, являются деньгами, пока лохи готовы отдавать за них реальные деньги! Все равно, что я завтра начну в интернете толкать свои фантики, но кто мне даст без "крыши". Книги о том как отжимать деньги мне интересны с начала 90х лишь как опыт не быть жертвой. Потому я сравнительно легко отличаю схему реально рабочего развода мошенников, от выдуманного авторами. Мне конечно попадались дебилы по разводам в жизни, но они как правило сами становились жертвами своих разводов. Мошенничество = это актерское искусство на 99%, большая часть которого относится к пониманию психологии жертвы и контроля поведения. Нет универсальных способов разводов, действующих на всех. Меня как то пытались развести на деньги за вход с товаром на Казанский вокзал, а вместо этого я их с ходу огорошил, всучил им в руки груз и они добровольно бежали и грузили в пассажирский поезд за спасибо. При отходе поезда, они разве что не ржали в голос над собой с ответом на вопрос, а что это было. Всего то надо было срисовать их психопрофиль,выругаться матом, всучить им в руки сумки и крикнуть бежать за мной, не пытаясь их слушать и не давать им думать, подбадривая командами быстрей, опоздаем. А я действительно опаздывал и садился в двигающийся вагон с двумя системными блоками с мониторами. Браткам спасибо за помощь. И таких приключений у меня в Москве были почти раз в неделю до 1995 года. И не разу я никому ничего не платил и взяток не давал. Имея мозги и 2 годичный опыт нештаного КРСника, на улице всегда можно найти выход из любой ситуации. КРС - это проверка билетов и посажирского автотранспорта. Через год по реакции пассажира на вас, вы чувствуете не только безбилетника, но и примерно сколько денег у того в карманах. Вы представьте какой опыт приобретает продавец, мент или вор? При этом получив такой опыт, вы можете своей мимикой стать не видимым для опыта подобных лиц. Контролёры вас не замечают, кассиры по 3 раза пытаются вам сдать сдачу. Менты к вам не подходят, а воры не видят в вас жертву и т.д. Важен опыт работы с людьми и вы всегда увидите в толпе прохожих тех, кто ищет себе жертву. Как правило хищники друг друга не едят, если не требуется делить добычу. Строите рожу по ситуации и вас не трогают или не видят, а бывает и прогибаются под вас - опыт КРС по отъёму денег у не желающих платить разной категории людей - хороший опыт, если сумеешь вовремя бросить это адреналиновое занятие, так как развитие этой работы приводит часто к мошенничеству. Опыт хищника в меру полезен. Без меры - вас просто уничтожают конкуренты. Может по этому многие рассуждения и примеры авторов мне представляются глупостью и по жизни не работают даже на беглый взгляд на ситуацию, а это очень портит впечатление о книге. Вроде получил созвучие души читателя с ГГ, а тут ляп автора опускающий ГГ на два уровня ниже плинтуса вашего восприятия ГГ и пипец всем впечатлениям и все шишки автору.
Месяца 3-4 назад прочел (а вернее прослушал в аудиоверсии) данную книгу - а руки (прокомментировать ее) все никак не доходили)) Ну а вот на выходных, появилось время - за сим, я наконец-таки сподобился это сделать))
С одной стороны - казалось бы вполне «знакомая и местами изьезженная» тема (чуть не сказал - пластинка)) С другой же, именно нюансы порой позволяют отличить очередной «шаблон», от действительно интересной вещи...
В начале
подробнее ...
(терпеливого читателя) ждет некая интрига в стиле фильма «Обратная сторона Луны» (битый жизнью опер и кровавый маньяк, случайная раборка и раз!!! и ты уже в прошлом)). Далее... ОЧЕНЬ ДОЛГАЯ (и местами яб таки сказал немного нудная) инфильтрация героя (который с большим для себя удивлением узнает, что стать рядовым бойцом милиции ему просто не светит — при том что «опыта у него как у дурака махорки»))
Далее начинается (ох как) не простая инфильтрация и поиски выхода «на нужное решение». Параллельно с этим — появляется некий «криминальный Дон» местного разлива (с которым у ГГ разумеется сразу начинаются «терки»))
Вообще-то сразу хочу предупредить — если Вы ищете чего-то «светлого» в стиле «Квинт Лециний» (Королюка) или «Спортсменки, комсомолки» (Арсеньева), то «это Вам не здесь»)) Нет... определенная атмосфера того времени разумеется «имеет место быть», однако (матерая) личность ГГ мгновенно перевешивает все эти «розовые нюни в стиле — снова в школу, УРА товариСчи!!!)) ГГ же «сходу» начинает путь вверх (что впрочем все же не влечет молниеносного взлета как в Поселягинском «Дитё»)), да и описание криминального мира (того времени) преподнесено явно на уровне.
С другой же стороны, именно «данная отмороженность» позволит понравиться именно «настоящим знатокам» милицейской тематики — ее то автор раскрыл почти на отлично)) Правда меня (как и героя данной книги) немного удивила сложность выбора данной профессии (в то время) и все требуемые (к этому) «ингридиенты» (прям конкурс не на должность рядового ПэПса или опера, а вдумчивый отбор на космонавта покорителя Луны)) Впрочем — автору вероятно виднее...
В остальном — каждая новая часть напоминает «дело №» - в котором ГГ (в очередной раз) проявляет себя (приобретая авторитет и статус) решая ту или иную «задачу на повестке дня»
P.S Да и если есть выбор между аудиоверсией и книгой, советую именно аудиоверсию)) Книгу то я прочел дня за 2, а аудиоверсию слушал недели две)) А так и восприятие лучше и плотность изложения... А то прочитал так часть третью (в отсутсвии аудиоверсии на тот момент), а теперь хочу прослушать заново (уже по ней)) Но это все же - субьективно)) Как говорится — кому как))
Вообще-то если честно, то я даже не собирался брать эту книгу... Однако - отсутствие иного выбора и низкая цена (после 3 или 4-го захода в книжный) все таки "сделали свое черное дело" и книга была куплена))
Не собирался же ее брать изначально поскольку (давным давно до этого) после прочтения одной "явно неудавшейся" книги автора, навсегда зарекся это делать... Но потом до меня все-таки дошло что (это все же) не "очередная злободневная" (читай
подробнее ...
политизированная) тема, а просто экскурс по (давным давно напрочь, забытой мной) истории... а чисто исторические книги (у автора) получались всегда отменно. Так что я окончательно решил сделать исключение и купить данную книгу (о чем я впоследствии не пожалел). И да... поначалу мне (конечно) было несколько трудновато различать все эти "Бургундии" (и прочие давным-давно забытые лимитрофы), но потом "процесс все же пошел" и книга затянула не на шутку...
Вообще - пересказывать историю можно по разному. Можно сыпать сухими фактами и заставить читателя дремать (уже) на второй странице... А можно (как автор) излагать все вмолне доступно и весьма интересно. По стилю данных хроник мне это все сдорово напомнило Гумилева, с его "от Руси, до России" (хотя это сравнение все же весьма весьма субьективно)) В общем "окончательный вердикт" таков - если Вы все же "продеретесь сквозь начало и втянетесь", книга обязательно должна Вас порадовать...
И конечно (кто-то здесь) обязательно начнет "нудный бубнеж" про: "жонглирование фактами" и почти детективный стиль подачи материала... Но на то и нужна такая подача - ибо как еще заинтересовать "в подобных веСчах", не "узколобую профессуру" (сыпящую датами и ссылками на научные труды очередного "заслуженного и всепризнанного..."), а простого и нескушенного читателя (по типу меня) который что-то документальное читает от раз к разу, да и то "по большим праздникам"?)) За сим и откланиваюсь (блин вот же прицепилось))
P.s самое забавное что читая "походу пьесы" (параллельно) совсем другую веСчь (уже художественного плана, а именно цикл "Аз есмь Софья") как ни странно - смог разобраться в данной (географии) эпохи, как раз с помощью книги тов.Старикова))
Прижаться спиной к ребристой стене и не дышать. Раз, два, три… Пол чуть ощутимо дрогнул. Вдох. Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь. Выдох. Раз, два, три. Вдох. Теперь бежать. Бежать, согнувшись, потому что над головой, словно гнездо окаменевших змей, — трубы. Пол снова дрогнул под ногами и, кажется, стал чуть теплее. Из трубы над головой со свистом вырвалась струйка пара. Всё.
Когда у меня есть минута покоя, я снимаю кепку. Защитная пластина на макушке перекрывает родничок, это не очень заметно поначалу, лишь слегка неприятно, словно кто-то проводит над головой рукой. Но уже через полчаса я теряю сверхчувствительность, словно слепну на один глаз и глохну на одно ухо. Начинаю присматриваться и прислушиваться с напряжением, и от этого ломит в висках и ноет между лопатками. К счастью, сверхчувствительность восстанавливается, стоит ненадолго освободить канал родничка. Терпимая плата за возможность защитить голову. А вот фонарик между бровями мне нравится — хорошо, когда есть стекло в области третьего глаза. Горный хрусталь, говорят, лучше, но я не пробовала, не знаю. У Ночки есть, но на то она и доктор. Хороший доктор у нас бесценен, ей нельзя терять чувствительность.
Пол снова дрогнул, я снова натянула кепку и включила фонарик. Вдох, семь секунд паузы, выдох, три секунды, глубокий вдох — пошла. Осталось два узла — и я в относительной безопасности. Поблизости от жилых узлов повреждений в трубах больше, то из одной, то из другой вырываются струйки пара. Они не мешают слышать то, что происходит позади, но я с детства боюсь ожогов больше, чем укусов и радиации, поэтому струйки пара меня отвлекают сильнее, чем других. Однако я всегда ношу в кармане пяток «малышей». Прижавшись спиной к стене, вынимаю первого — уже потрепанного, с исцарапанным, но еще крепким панцирем. Подсаживаю на поврежденную трубу — он тут же семенит на своих восьми тонких ножках и садится пузиком на дырочку. Пять секунд — и «малыш» снова на ножках, ковыляет к следующему повреждению. Пол под моей рукой начинает дрожать почти без перерыва. Нарастает ощущение кошмара. За мной идут. «Малыш» еще не закончил, поэтому начинаю двигаться ползком. Медленно, но все же вперед. Пол становится еще горячее, а впереди я уже вижу нору, похожую на зубастую пасть. Здесь и ста «малышей» не хватит, чтобы залетать раны на металле. Хорошо, что я не так боюсь порезаться, как обжечься.
Проползаю в нору как раз вовремя — за спиной раздается жалобный писк «малыша». Оборачиваюсь для того, чтобы увидеть: панцирь посветлел, стал похож на стеклянный, ножки поджались, «малыш» рухнул на пол, и его тут же покрыло роем черных искр. Еле успеваю отдернуть ногу — искры заполняют коридор и шепчут, шепчут так, что голову мою распирает изнутри. В этот момент лифт наконец распознал человека и рухнул вниз. Жива…
— Жива? — Ночка останавливает Присоску напротив лифта. — Помощь нужна?
— Нет, я сама, спасибо, — сдержанно отзываюсь я. Мы не очень любим Ночку, но она нужна нам больше, чем любой из нас. Поэтому мы стараемся быть вежливыми. Хотя с чувствами справиться трудно. Я смотрю на нее всего три секунды — осточертевшие круглые щеки, черные глаза, хрустальная бусина на золотой цепочке между бровей, черные косы. Тошнота подкатывает к горлу.
— У тебя бок в крови. Я помогу?
— Катись дальше. — Кажется, что вместе со словами из меня сейчас выплеснется желчь.
— Если что, зови. — Ночка далеко не дура, но она тоже не выносит конфликтов. Поэтому, не споря, жмет на педали и прыгает на своей Присоске по стенкам вперед. Мне сразу становится легче.
Мне всегда легче в жилых узлах. Я чувствую жизнь, жадно ловлю тепло чужого дыхания, оживаю от следов человеческого присутствия, купаюсь в лучах зова Гнезд. Выползаю из лифта, оставив красные следы — и когда успела расцарапать бок? Иду к своему Гнезду, привычно пригибая голову.
— Здесь нет труб, выпрямись, — насмешливо произносит кто-то в моей голове. Привычная манера общения Дождя, нашего радиста, от которой мигрень у всех, кроме него. С Дождем у меня особые отношения, которые нам не удается скрыть. Если мы случайно встречаемся в коридоре, как сейчас, у всех начинает чесаться под мышками. Меня уже предупреждали, но мне плевать. Рядом с Дождем моя голова становится изнутри гладкой, чистой и прохладной, словно полый шар из неометалла. Ничто не стоит этого ощущения, честное слово.
Смущаясь от его взгляда и мыслей, я все же выпрямляюсь и снимаю с головы кепку. Дождь осторожно прикасается к моим волосам.
— Ты стала краснее, чем обычно.
В стенах из неометалла скользит мое отражение, словно листик по воде. Мои волосы действительно необычно красного цвета.
— Потому что искры подобрались ближе, чем в прошлый раз. Я пойду отдохну.
— Береги себя, Ветер…
Минуя Дождь, а за ним Снег, Листопад, Рябь, Туман и Облако, отдыхающих в своих Гнездах, я наконец добираюсь до моего Гнезда. Моя рубашка к этому моменту уже промокла от крови настолько, что ее можно выжимать. Я сняла ее и занялась своими ранами. Рубашку тут же уволокла Рябь, она любит чинить все материальное, но больше всего то, что не содержит органического неометалла. Кожа под моей ладонью пустила побеги, переплелась и выровнялась, закрыв красноту. Боль приглушилась, словно кто-то повернул ручку громкости. Я расслабила канал родничка, ища свои материальные следы, — капли крови в коридоре тут же подсохли и улетели темными чешуйками по сквозняку из кондиционера. Все хорошо. Час покоя и безопасности, час жизни на всей поверхности моей кожи. Роскошь.
И тут, конечно же, зажужжал «связной». Я расправила его на ладони — сеанс связи с Рыжим. Рыжий был нематериален: он для меня всего лишь звук и картинка, но я его ощущаю, словно пузырьки газировки где-то под крышкой черепа. Конечно, он человек из плоти и крови, но я это знаю только теоретически, потому что он никогда не покидает Соцветья. Говорят, все мы родом с Соцветья, но если и так, то я этого практически не помню. В моей жизни были только трубы, стекло, металл, неометалл, искры, жижа, звезды за иллюминаторами, солнечные батареи — другого я не знаю.
— Привет, Ветер.
— Привет, Рыжий. Давай не сейчас? Я сплю.
— Мне звонила Ночка, тебе намного хуже.
— Вовсе нет, я сама расцарапала бок и ногу, по неосторожности.
— Кого ты обманываешь? Я даже на мониторе вижу, какого цвета твои волосы и кожа. Так больше нельзя, ты должна вернуться домой.
— Рыжий, у нас с тобой разные понятия о доме. Я уже дома, понимаешь?
— Ночка беспокоится за тебя как доктор. Ты реально на пределе, понимаешь? Конечно, не понимаешь! Ты сама себе лжешь! Должен сказать, что ты не одна такая. Твои коллеги с каждым годом все неохотнее возвращаются домой из космоса, все чаще гибнут на спутниках и станциях. Серьезно, я узнавал.
Перед моими глазами встал давешний «малыш», чей панцирь стал хрупким и прозрачным. Я чувствовала себя примерно так же, да и искры в четвертый раз уже так близко подобрались ко мне.
Но заклинать меня именем Ночки со стороны Рыжего было неуклюже как минимум.
— Ночка беспокоится, что ей мало достанется в случае моей гибели? — не сдержалась я.
— Ночка перенасыщена, ты же знаешь. У нее нет заинтересованности в новых донорах. Она объективна в оценке твоего предела. Твоя работа на этой станции не настолько важна, чтобы отдать за нее жизнь. Ты молодая, у тебя есть я, мама, папа, ты еще сможешь восстановиться дома, выйти замуж, получить другую работу, зажить нормальной человеческой жизнью!
— Я не буду сейчас ничего решать, Рыжий. Я должна отдохнуть.
— Послушай меня! Пройдет меньше часа, Гнездо лопнет, и тебе придется снова бежать за следующим. И может статься, в этот раз искры или жижа догонят тебя. Вернись домой сегодня, сейчас же!
Обычно на этой ноте я с ним прощаюсь. Но сегодня я действительно была на пределе. Только это заставило меня спросить:
— Что я почувствую дома? У меня не получается просчитать…
Рыжий не мог ответить на этот вопрос. Люди с Соцветья не чувствуют так, как я. Но он попытался:
— Что ты чувствуешь, находясь в Гнезде, встречаясь с друзьями? Умножь это в тысячу раз.
Ответ был неожиданным для меня — впервые Рыжий пытался говорить со мной, основываясь на моем опыте, а не на своем. У меня не было воспоминаний о семье и доме, только одно: мокрый стол, в чашку с чаем капает вода, в вазе с красными ягодами — лужа. Я поняла, что почти готова оставить станцию, и от этого вдруг испугалась настолько, что сжала «связного» в кулаке. Тот хрустнул. Через десять секунд я услышала в коридоре чавканье Присоски. Ночка откликнулась на мой панический мысленный крик.
— Ты меня звала?
— Против моего желания, — ответила я.
— Я могу показать тебе мои донесения, — осторожно сказала она. — Они тебя убедят. Ты на пределе. Возможно, по истечении часа гарантированный предел закончится.
— Я не могу оставить станцию.
— Можешь, конечно, уже два цикла Гнезд ты, скорее, обуза для нас. Ты медлительна и непродуктивна. Будь я голодна, мои глаза и волосы сильнее почернели бы — за твой счет.
— Так чего ты ждешь?
— Нет необходимости. Пока нет необходимости, ты можешь вернуться на Соцветье, по желанию.
— На Соцветье нет Дождя… — Ночка и Рыжий вывели меня из равновесия, иначе бы я в жизни не призналась, почему отказываюсь покинуть станцию. Ночка — доктор, она видела нас всех насквозь, и она в полной мере оценила мою откровенность.
— Я клянусь тебе, Ветер, когда придет время Дождя, я предложу ему тот же выбор, что и тебе. Если, конечно, не будет экстренной необходимости в обратном.
Ночка забрала мою кепку, моих «связных», моих «малышей», дала мне вместо рубашки комбинезон из неометалла, тонкий, но жесткий. Напоследок она взъерошила мне волосы, словно ребенку, и улыбнулась. Я постаралась не отвести взгляда от ее тонких черных губ. Отныне Ночка мне не страшна, я возвращаюсь на Соцветье, Рыжий — моя гарантия.
— На Соцветье много горного хрусталя, намного больше, чем неометалла, — сказала она на прощание. — Он дешевый, не стесняйся, проси у своей семьи его в подарок. С ним действительно не сравнится никакое стекло.
— Спасибо, — искренне поблагодарила я ее. Подобный совет мог быть с ее стороны чем угодно, в том числе издевкой или ловушкой, но я первым делом спрошу у Рыжего, он не обманет. Горный хрусталь между бровями — моя несбыточная мечта, им надо было раньше сказать мне об этом, я бы, наверное, тут же устремилась на Соцветье…
Неометалл стек со стен, просачиваясь в решетки воздухопровода и канализации. По потолку поползли трубы. Неужели прошел час?
— Счастливого пути, привыкай к дому и жди своего Дождя, — попрощалась со мной Ночка, запрыгивая в свою Присоску. — Сейчас твое Гнездо лопнет, но ты оставайся в нем, что бы ни случилось. Мегателепорт уже запущен.
С чавканьем Присоска помчалась вниз по стенам, доктору нельзя встречаться ни с искрами, ни с жижей ни при каких обстоятельствах. Ей нельзя рисковать своим молекулярным составом, не то она поправит его за счет кого-то из нас. А я продолжала сидеть в Гнезде, с тревогой наблюдая, как темнеют стены, как то тут, то там из труб вырываются струйки пара. Вдали показался зеленый свет — наверняка это жижа ползет на слабый аромат жизни, поглотить, переварить, размножиться и ползти дальше… Гнездо еще было мягким и удобным, но уже тревожно пульсировало подо мной, его лепестки наливались красным, проступали вены и светились капилляры. Мне уже приходилось бывать в лопнувшем гнезде — это словно ванна из теплой крови, фонтан жизни и тут же ужасный холод и боль. Мой комбинезон медленно нагревался и давил на мои кости все сильнее. Я боялась вмешаться в его работу, только повторяла про себя: «Быстрее, быстрее!».
Гнездо лопнуло, но я не успела испытать ни жизни, ни холода. Я по-прежнему сидела в позе лотоса, по моему зеркальному костюму стекал сок Гнезда, я ничего не чувствовала, хотя все видела. Вокруг меня пространство переливалось и преломлялось, словно я была внутри стеклянного шара с неровной поверхностью. Шар рассыпался в полной тишине, и я увидела перед собой нескольких людей. От них не было никаких ощущений, но чисто зрительно, словно картинку, я узнала Рыжего. Он сделал шаг вперед, однако мужчина с бородой схватил его за руку. В этот момент я услышала, но не речь и другие звуки — я услышала мысли. Люди думали, и тут же шевелили губами, произнося вслух то, что думали. Эта дважды произнесенная информация напрягала, словно испорченный «связист». Мои друзья думали и говорили одновременно, речь и мысли дополняли друг друга, добавляя нюансы. Я подумала: хорошо, что я пока только слышу мысли и вижу, как шевелятся губы, иначе я бы сошла с ума… Они думали все одновременно, и они думали обо мне. Тут подошла женщина в белом, скатала на палочку мой перемазанный комбинезон из неометалла и сунула палочку в пробирку. Пробирка тут же замигала разноцветными лампочками на крышке. «В норме», — подумала женщина и тут же сообщила об этом остальным. Рыжий: «Почему она молчит?». Мужчина с бородой: «Шок чувств, с такими, как она, это бывает. Слишком много ощущений, вот она и отключилась ото всего, кроме зрения. Скоро пройдет. Надо мне забрать эту пробирочку…». Я напряглась, понимая, что со мной не все в порядке, ведь я действительно ничего не чувствую и не могу сказать ни слова. И в этот момент вселенная взорвалась внутри и снаружи меня. Я увидела, услышала, почувствовала много всего, больше, чем была способна, и тут же оказалась в полной темноте, вне времени и пространства.
Когда я открыла глаза, было тепло, мягко, старо, шершаво, чуждо, деревянно, но очень, очень живо. Словно я действительно находилась в Гнезде, только не в своем, может быть, даже заболевшем, но еще гостеприимном. Я знала, что ткань, на которой я лежала, была живой, росла в поле, пила воду, что она была пропитана разными химическими составами: что ткань, которой я была накрыта, тоже когда-то была жива, росла, болела, имела носителя и тоже была пропитана незнакомыми смесями знакомых веществ. Под моей головой находилось то, что напоминало по настроению ткань, которой я была накрыта, но, в отличие от нее, оно познало смерть носителя, еще не покинув его. Смерть ощущалась как Ночка. Я резко мотнула головой, сбрасывая то, что было под ней. На пол упал какой-то белый мешок.
— Не любишь подушки? — спросил кто-то, чье присутствие ощущалось шершавым и теплым, похожим на ткань, которой я была накрыта. Рядом сидела женщина в белом халате. Она подняла мешок и показала мне его. — В космосе таких нет?
— Она мертвая, — ответила я, пытаясь одновременно передать информацию о мешке, но информация словно вязла в чем-то, не проникая внутрь женщины. Женщина не была сверхчувствительной, как я. Она спросила, не болит ли у меня что-нибудь, пощупала руки, ноги, заглянула в глаза.
— Ну хорошо, — женщина улыбнулась. — Я сейчас приглашу к тебе профессора Чудова. Если тебя что-то будет беспокоить, позвони в колокольчик и позови меня.
Она дала мне медный колокольчик и вышла. Колокольчик был очень старый и помнил разные руки. Для меня эта информация была лишней. Я отложила его и снова сосредоточилась на своей постели. Потом перешла на кровать — деревянную, старую. Не углубляясь в ее историю, прочувствовала предметы в комнате, затем пол, стены. Почувствовав трубы, насторожилась, но тут же успокоилась — трубы были мертвыми, в них не ощущалось ни грамма неометалла.
Зато за стенами и трубами била жизнь, такая громкая, яркая, вкусная, разная, что сердце мое подпрыгнуло от радости. Комнату и кровать можно потерпеть, но недолго и всего лишь в обмен на обещание этой струящейся искристой жизни снаружи дома…
— Здравствуй, Ветер, — вошел мужчина с бородой, которого я уже видела в момент прибытия. За ним, очень тихо ступая, следовал Рыжий. — Мы с Рыжим будем помогать тебе привыкать к твоей новой жизни. В этом доме только мы имеем представление о твоей работе и привычках, поэтому мы очень тебя просим, пока ты не освоилась, не покидай этот дом и сад, держись в границах из металла.
Я мысленно пробежала по комнате и саду и нашла границу. Комната была частью дома, в котором насчитывалось еще шесть комнат. На пороге дома тоже лежал металл. Мне туда было пока нельзя, но внутри я почувствовала кого-то, похожего на меня, как были похожи на меня мои Гнезда. Через пару дней я узнала, что это называется «родной». Рыжий тоже был родной, но он не боялся меня, как другие родные. Он по-прежнему вызывал ощущение пузырьков, срывающих крышку бутылки.
Дни были заполнены безопасностью, покоем и кипящей, пузырящейся жизнью. Я быстро училась. Сначала меня отучали от заботы Гнезд. Жевать и глотать еду было смешно и одновременно очень скучно. Потом приучили спать по ночам, восемь часов без перерыва. Пока было лето, я спала в саду. Потом, когда я уже ела, одевалась и жила, как все люди, ко мне пришли мама с папой, и я узнала, что Рыжий — мой брат-близнец. У нас одинаковые носы, лбы, глаза, только мою молекулярную структуру изменили космос, станция и неометалл, поэтому кожа Рыжего была цвета топленого молока, моя — стальная. Волосы Рыжего были оранжевые, как апельсин, а мои — ярко-красные и неестественно блестящие. Говорили, что я одарена сверхчувствительностью с пеленок, поэтому еще в детстве меня забрали для работы на космической станции. Рыжий не одарен, но он очень гордился сестрой-космонавтом и тоже решил посвятить жизнь космосу. Только он учится на Восстановителя и собирается защищать диплом по теме: «Возвращение космонавтов и адаптация их к нормальной человеческой жизни в условиях семьи», профессор Чудов ему помогает. Все говорили, что я учусь очень быстро и уже весной смогу держать экзамен на статус «Восстановленного в правах». Конечно, мне подарили много кварца, это были и кулоны на цепочке, и диадемы, и отдельные камушки, но я их редко носила. Кварц усиливал мою чувствительность, а на Соцветье чувств и так было в избытке.
Иногда мне снились черные искры и переплетения труб, зеленая жижа и теплые Гнезда, черные глаза и пухлые щеки Ночки, но никогда не снились друзья. Ни разу за несколько месяцев мне не приснился Дождь. А я очень по нему тосковала. Однако я не могла ему позвонить, как мне звонил Рыжий, — здесь не было «связных», а пользоваться телефоном-плоскарем и галакт-нетом мне будет позволено лишь после сдачи экзамена.
Когда за окном заметно пожелтели деревья и профессор запретил мне спать в гамаке, потому что похолодало, с неба чаще начала капать вода. Помню, мы пили чай, я сидела рядом с мамой, вдруг застучало по стеклам, и все закричали: «Дождь! Дождь!». Я выскочила из-за стола, опрокинув чашку, побежала в сад, но там было пусто. Вода лилась и лилась с неба, промочила насквозь мои волосы и одежду. У пожухлых розовых кустов стоял стол, в нем в большой миске лежал недочищенный мамой шиповник, он тоже плавал в этой воде. Мое единственное воспоминание о детстве нашло меня, но мне было все равно. Я не хотела эту воду, пролетевшую над планетой и щедро делившуюся со мной информацией, я хотела домой, в черное небо. Мне был нужен другой Дождь…
Рыжий догнал меня и укрыл плащом. Все спрашивали, почему я выбежала. Рыжий рассказал им про Дождя, и все тут же замолчали.
— Какие странные имена, — сказала мама. — Дождь, Облако, Ночка. Почему вас так называют, почему Ветер, а не Вика?
— Это традиция, — ответил ей профессор Чудов, который жил в доме, чтобы наблюдать за моей адаптацией и помогать Рыжему с дипломом. — В космосе люди почему-то больше всего скучают по явлениям природы: по шуму листвы, дождю, ветру. Космических детей так и называют, чаще всего по последнему воспоминанию ребенка.
— Но я не помню ветер, я помню дождь в нашем саду, — я сбросила плащ, от моих волос поднимались клубы пара, как над чайником.
— А в твоем случае тебя назвали по созвучию с настоящей фамилией.
— Может, поэтому она влюбилась в мальчика по имени Дождь, что запомнила дождь? — спросила мама. А потом посмотрела на меня с опаской. — От тебя пар валит. Ты заболела?
— Она приводит свое тело в порядок, их этому учат, — объяснил ей профессор. — Сейчас высушится, затем поднимет температуру тела и сожжет вирусы, если подхватила. Потом начнет восстанавливать силы: сначала будет пить много воды, затем есть много кислых фруктов и зеленых овощей, не пугайтесь, просто дайте ей все, о чем она попросит. В космосе в экстремальной обстановке ей требовался особый доктор, но дома, в безопасности и покое, она справится сама. Привыкайте. Ваша дочка никогда не заболеет всерьез, все, о чем вам надо думать, — это ее душевное спокойствие и обучение законам нормальной человеческой жизни на Соцветии.
Я уже поняла, что должна выучиться как можно быстрее, чтобы получить право на пользование галакт-нетом. Чем скорее я сдам экзамен, тем скорее позвоню Дождю. Рыжий для меня отслеживал всех «возвращенцев», но моих друзей среди них не было. Вообще ребята из космоса почти не возвращались, брат был прав, когда предостерегал меня. Они предпочитали гибнуть на станциях или в открытом безвоздушном пространстве, дойдя до предела, становиться донорами для космических докторов, но не покидать мир, к которому привыкли, и друзей, с которыми сроднились. Надо сказать, что и дома их принимали неохотно, простившись с ними навсегда еще в младенческом возрасте, а мне просто повезло…
На курсах подготовки к экзамену я познакомилась с Солнышком. Она была даже моложе меня на два года, тоже серая, с такими же красными волосами, мать вытащила ее с орбиты в последний момент. Солнышко никак не могла привыкнуть к еде и больше всего на свете тосковала по Гнездам. Единственное, что ей нравилось, — это молоко, причем любое, и натуральное, и порошковое, и сгущенное. Мама приходила за ней на курсы, приносила с собой разноцветные пакетики молока с добавками — с шоколадом, с соком, с витаминами. Но профессор Чудов говорил, что этого недостаточно и что экзамен Солнышку в таком случае никогда не сдать.
Наконец наступил день экзамена. Дома Рыжий показал мне коробочку с новым плоскарем, сказал, что он мой, и, как только я вернусь, он тут же свяжет меня с Дождем. Я очень волновалась. Мама купила мне черное платье, короткое и блестящее, волосы мне красиво постригли, на шею надели золотую цепочку с кварцем. Я хотела надеть ее на лоб, но профессор Чудов предупредил, что кварц между бровей снизит мне баллы. Я обязана выглядеть и вести себя как нормальный человек, никогда не покидавший Соцветья.
Экзамен проходил в ресторане «Озарение», это была чудесная сфера, парящая над городом. Из прозрачных стен открывался вид на огромный город, на горы на горизонте. Солнышко уже бывала там с мамой, она рассказывала, что по ночам там чувствуешь себя, как в космосе — черное небо и яркие россыпи огней в домах, словно созвездия. Но экзамен традиционно проходил днем, поэтому небо было голубым, город — серым и скучным. Экзаменатор встал при моем появлении и придвинул мне стул. Первое, что я испытала при встрече с ним, словно рядом со мной оказался комок зеленой жижи. Такой же голод, алчность, безумное желание употребить меня. Я никогда не испытывала этого ощущения дома. Мне сразу стало нехорошо. Настолько нехорошо, что кроме ощущений от экзаменатора, я не сразу обратила внимание на его внешность, первый прокол с моей стороны. Люди сначала смотрят, потом чувствуют, если чувствуют. Он был старше меня лет на пять, высокий, светлокожий, с черными, как у Ночки, волосами. Гармоничные черты лица, светло-голубые глаза. Чтобы успокоиться, я старалась не смотреть на его волосы, только в глаза цвета неба над маминым садом.
— Вы хорошо себя чувствуете?
— Все в порядке, благодарю вас, — я улыбнулась, привычка улыбаться автоматически выработана на курсах подготовки.
— Разрешите представиться, меня зовут Николай Громов, я буду принимать у вас экзамен, Виктория.
— Гром, — вырвалось у меня. Второй прокол. Космическая привычка к именам. — Громов, Николай, — поправилась я поспешно. — Верно ли я запомнила?
— Да, все верно. Что вы хотели бы заказать?
Я глубоко вздохнула: стадия знакомства миновала, вторая стадия — еда, тут у меня проколов не будет, Рыжий и мама со мной возились все лето и осень. Я решила выбрать самое трудное, что дольше всего жевать и чистить, чтобы произвести впечатление на экзаменатора, и при этом так, чтобы он меня в том не заподозрил. Я внимательно изучила меню.
— Я бы хотела салат из морепродуктов, затем лангуста, черный хлеб, апельсин и воду без газа.
— Я буду то же самое, — сказал Николай официанту и улыбнулся мне. Я продолжала старательно тянуть уголки губ в разные стороны. В ожидании заказа Николай принялся со мной беседовать. Как мне и подсказали на курсах, экзаменатор, болтая, старался задеть все стороны «нормальной человеческой жизни». Для начала спросил о погоде, но на этот раз я не сбилась, говоря об облаках и солнце как о явлениях природы, а не как о людях. Затем обратил мое внимание на картины на стенах ресторана, мимоходом пробежавшись по эпохам в искусстве, к салату он уже выяснил, какие фильмы и музыка мне нравятся, за лангустом поговорили про современную политическую обстановку и перечислили столицы всех стран. А потом, когда я чистила апельсин, вдруг спросил, не скучаю ли я по друзьям.
— Я надеюсь, что друзья примут правильное решение и вернутся домой, — ответила я. — Что мы сдадим экзамен и заживем нормальной человеческой жизнью.
— Ну, что касается вас, то примите мои поздравления, — улыбнулся Николай. — Вы сдали экзамен. После выходных можете подавать заявление на статус. И жить нормальной человеческой жизнью.
От радости я едва не бросилась домой. Но приличия требовали, чтобы я досидела до конца. После обеда Николай предложил выпить кофе, алкоголь мне еще не полагался, несмотря на сданный экзамен. Мы перешли в бар и устроились на мягких диванах. Николай начал рассказывать мне о других, таких же, как я, у кого он принимал экзамен. Ему все было смешно — и попытки экзаменуемых заказать одну только воду, и ошибки в именах художников, и наивные признания в том, что они не понимают фильмы, предпочитают музыку. Мне не было смешно, но я улыбалась. Во время разговора он часто доверительно брал меня за руку. Мне это было неприятно. Я все думала, когда же он меня отпустит. После кофе он заказал для меня шоколад, а для себя коньяк, а потом положил руку мне на колено. Об этом на курсах не говорили. Ощущение вечно голодной жижи стало сильнее. Я напряглась.
— Вы знаете, меня очень ждут дома, — сказала я. — Мой брат, кстати, это именно он уговорил меня покинуть станцию, сейчас, наверное, места себе не находит. Вы сказали час назад, что я сдала экзамен. Можно, я обрадую брата и родителей?
Я имела в виду, чтобы он отпустил меня домой, но вместо этого Николай протянул мне свой плоскарь.
— Я пока не имею статуса, — осторожно сказала я.
— После экзамена уже можно, — успокоил он.
— Но я не знаю номера.
— Я знаю все номера твоей семьи. Позвони лучше маме и предупреди ее, что пойдешь ко мне в гости.
Его рука на колене поползла вверх, мне стало так холодно, словно я пережила смерть Гнезда.
— Домогательства экзаменуемых? — мужчина, сидящий к нам спиной на высоком барном стуле, вдруг повернулся, и я узнала профессора Чудова.
— Нет-нет, — ответил Николай. — У нас все полюбовно. Я объявил ей о сдаче экзамена час назад, но она осталась, и мы очень приятно беседуем.
— Я все слышал. Это низко.
— Вы же не будете говорить, что она ничего не понимает, — нагло сказал Николай. — Если она совершенное дитя, то ее плохо учили, и результаты экзамена можно пересмотреть.
Профессор Чудов сверлил его взглядом, но молчал. Я поняла по ощущениям от него, что Николай прав, я не сразу поняла его мотивы. Но они оба забыли, что я могу слышать мысли. И что я быстро учусь.
— Я неоднократно давала вам понять, разумеется, в рамках этикета, что мне пора домой, и вы прекрасно это понимаете. Я могла бы поступить грубо, когда вы начали меня лапать, могла дать вам сдачи, но вы все еще мой экзаменатор. Я была вынуждена терпеть ваше свинство, а это значит, что вы действительно воспользовались вашим служебным положением.
Я просто повторила то, что было у него в голове, правда, изменив порядок слов и добавив кое-что, что слышала в голове профессора Чудова, например, незнакомое мне слово «свинство», но они об этом не догадались. Профессор принялся мне аплодировать, Николай же не знал, куда девать глаза.
— Она действительно одна из лучших экзаменующихся, видимо, вы лично ею занимались? — спросил мой экзаменатор. — Какая речь. Ну, я надеюсь, вы поняли, что это была последняя проверка? Она ее блестяще выдержала.
— Этой проверки нет в кодексе.
— Если вы донесете на меня, экзамен придется пересдать, — быстро нашелся Николай.
— Я не боюсь, — ответила я.
— Пусть это будет проверкой самой жизни, — примиряюще сказал профессор Чудов. — В жизни будет еще столько проверок и пострашнее этой. Но за вами, Николай, я отныне стану приглядывать. У вас уже был случай связи с «возвращенкой».
— Мне нравятся рыженькие, — Николай осмелел и снова заулыбался. — Но ваша, кроме того что красавица, еще и умница. Я бы хотел получить приглашение в дом Ветровых, может быть, мы с Викторией подружимся? Ей же придется выходить замуж, как любой нормальной девушке, хорошо, если ее мужем станет человек, знающий, через что она прошла, и симпатизирующий ее необычной внешности. Например, я.
Сначала я не обратила внимания на его слова, отпустил — и ладно. Я торопилась домой, не столько чтобы успокоить домашних, сколько чтобы связаться с Дождем. Но тот не вышел на связь.
— Ты не волнуйся, он, скорее всего, сейчас работает, — успокаивал меня Рыжий. — Ты же помнишь, как это было, вся ваша беготня, нарощенные трубы, пополнение донорских запасов неометалла, починки, солнечные батареи… Когда я тебе звонил, я, бывало, по сто раз номер станции набирал, пока не находил тебя в Гнезде, а ты еще и разговаривать никогда не хотела.
— Но у нас же график, — в отчаянии сказала я ему спустя пять часов после дозвона. — Тридцать минут работы на станции или пять минут в открытом космосе, потом час в Гнезде. Он бы сто раз мог ответить. Он еще там? Он вообще жив?
Рыжий помог мне справиться с плоскарем, и мы запросили автоматическую информацию по станции. Она меня напугала. Станция считалась нерабочей уже четыре года. На ней не было космонавтов.
— Как? — растерялась я. — Но я же была там еще в начале лета. Мегателепорт работает считаные секунды. Тут какая-то ошибка.
— Станция считалась неудавшейся, потребляющей слишком много ресурсов и дающей мало энергии Соцветью. Но она точно была рабочей в начале лета, когда я звонил тебе, — подтвердил Рыжий.
Что мы могли поделать? Профессор Чудов впервые столкнулся с таким явлением. Он помнил, что я с этой станции, но по всем документам и приметам станция была уже четыре года заброшена. Никто не мог объяснить, почему так вышло. Соцветью дарили энергию сто семнадцать подобных станций, но о сто восемнадцатой никто не помнил. Мы проверяли спутники, отвечающие за связь, антиметеоритные установки, страховочные солнцесберегающие установки, однако людей, которых я помнила, не было ни в космосе, ни на Соцветье. Я продолжала вызывать постоянно, но безрезультатно. Станция была мертвым космическим мусором, она не подлежала восстановлению. К счастью, уборке она тоже не подлежала, поскольку находилась в опасном для мусорщиков месте — задевала край кольца астероидов, именно поэтому нам приходилось ее чинить так часто и именно поэтому она потребляла слишком много ресурсов.
Между тем время шло. Я получила статус «Восстановленного в правах», могла ходить в кино, в магазины, путешествовать, пользоваться галакт-нетом без ограничений, пить алкоголь, но я сидела дома и набирала номер станции. К нам зачастил Николай, к ноябрю его уже величали дома «женихом», сперва иронично, потом привыкли. Я не уклонялась от встреч с ним, хотя каждый раз чувствовала себя так, словно все еще идет экзамен. Впрочем, от людей на Соцветье можно было и такой подлости ожидать. Домашние считали, что мы неплохо ладим. Я могла три дня не выходить из комнаты, но если Николай звал в кино или кафе, я соглашалась. Я могла не есть сутки, пить только сок, а если к обеду появлялся Николай, я ела все, до чего могла дотянуться. Мама считала, что он хорошо на меня влияет. Она мерила меня мерками Соцветья, в нормальной человеческой жизни считалось, что если девушка плохо ест и сидит в своей комнате, она больна психически и физически, а вот если девушка гуляет с кавалером и ест все, что дают, она счастлива и здорова. На самом деле все было наоборот. Я чувствовала себя больной и загнанной, когда жила по указке Николая и по законам «нормальной человеческой жизни». Я всю жизнь провела в замкнутом пространстве, питаясь внутривенно от Гнезда, как не родившийся ребенок, зачем было насильно менять мои привычки? Я могла есть и вести себя, как люди с Соцветья, но это было притворство.
Рыжий ссорился из-за меня с профессором. Рыжий не был сверхчувствительным, как я, однако он тоже чувствовал тоньше, чем другие люди. Он понимал, что его дипломная работа зашла в тупик. Я соответствовала нормам, но мне от этого становилось только хуже. Рыжий рискнул заявить профессору, что нормы неправильные. Что «возвращенцы» другие и в молекулярном, и в физическом, и в психическом смысле, что их нельзя сравнивать с людьми, как нельзя сравнивать дельфина и слона. Оба обладают легкими и кровеносной системой, но они разные… Профессор ответил, что теория чересчур революционная, особенно для дипломной работы, и что, если Рыжему такая блажь в голову стукнула, он должен предложить себя и свою сестру в качестве подопытных кроликов, так как мы близнецы и при этом космонавт и человек с Соцветья. Рыжий ответил, что его сестра, то есть я, и так достаточно натерпелась от людей с Соцветья, профессор заявил, что это еще цветочки и что среди «возвращенок» я самая неблагодарная, потому что другим приходится намного хуже. Конфликт достиг апогея, когда Николай проболтался мне о Солнышке.
Она не сдала экзамен. В кафе она с трудом проглотила картофельное пюре с молоком и молочный суп, а потом ее вывернуло на экзаменатора после чашки кофе с молоком. Солнышко игнорировала фильмы, книги и музыку. Она полюбила только живопись, но почему-то лишь авангардистскую. Солнышко ничего не понимала в современном мире. Николай сказал, что Солнышко покончила с собой, спрыгнув с крыши ресторана «Озарение», прямо в созвездие огней города. Рыжий сказал мне, что Солнышко попыталась дома вырастить костюм из неометалла на ресурсах своего тела и с помощью него вернуться на родную станцию, но что-то не получилось, ее не приняли…
Я сказала брату, что согласна быть подопытным кроликом, если они с профессором помирятся, он обозвал меня дурой и уехал из города. Тогда я перестала общаться со всеми, даже с родными. Я перестала дозваниваться до станции. Я потеряла надежду. Сутки напролет я сидела у окна, глядя, как ветер колышет голые ветви деревьев, и сжимала в руках плоскарь. Форточка была открыта, ко мне долетали ветер и дождь. Если ее закрывали, я отворяла ее усилием воли. Больше я ничего не делала, вообще не двигалась. Мама часто заходила ко мне в комнату, пыталась звать меня, влить в рот ложку супа, но я отключила все чувства, кроме зрения. Однажды я ощутила, что истощена, как тогда, на станции. Я поняла, что умираю.
И вдруг из форточки мне на плечо спустился «связной». У него был парашютик из неометалла. Я тут же включила все чувства. От неометалла пахло Ночкой. Я и забыла, что неометалл бывает разный. На станции весь неометалл был из нас, он пах мной, Дождем, Облаком, Рябью, Туманом, Листопадом, Снегом и Ночкой, всеми нами. А теперь пахло только Ночкой. Я расправила «связного» на ладони, отложив в сторону бесполезный плоскарь.
Ночка появилась на экране, но я не сразу ее узнала. Одутловатые щеки повисли, как у бульдога, в черных волосах блестели яркие красные пряди, но что больше всего меня напугало — ее глаза тоже были красными и светились.
— Плохо выглядишь, — усмехнулась Ночка.
— Ты тоже, — пробормотала в ужасе я. Попыталась отвести взгляд от ее жутких глаз, посмотрела в угол экрана — дата была четырехлетней давности. Но Ночка видела меня и говорила со мной.
— Тебе плохо на Соцветье? Почему ты снова истощена?
— Все было отлично, но я не могла с вами связаться и очень переживала.
— Я чувствую.
— Послушай, ты умираешь? А Дождь, ты его не…
— Не волнуйся, я держу обещание. Хотя необходимость поглотить его есть, как ты видишь. Ветер, никого не осталось. Станция умирает, мы израсходовали все ресурсы. Посмотри на дату.
— Я не понимаю, я пыталась с вами связаться, но тут какая-то путаница…
— Никакой путаницы. Вскоре после твоего ухода нам объявили, что мы нерентабельны. Я хотела отправить ребят, но вышла поправка к закону — на Соцветье отправляли только тех, у кого есть семьи, согласные их принять. Мы не успели связаться с семьями сразу — нас отключили. Успела только Рябь, но ее не приняли. Она стала первым моим донором и дала жизнь станции еще на месяц.
— Ты их всех съела? А Дождь?
— Не перебивай, я и так опаздываю с этим разговором на четыре года, — Ночка усмехнулась, и черная кровь потекла у нее из уголка рта. — Мы хотели отправиться на Соцветье сами, без участия людей. Мы собрали весь неометалл, разобрав и отключив полстанции. Мы надеялись, что ты выйдешь на связь и примешь нас. Что тебе помешало?
— Я вышла на связь, как только сдала экзамен. До сдачи экзамена я не имела права пользоваться плоскарем! Я и так спешила…
— Ты могла попросить Рыжего, верно? Пусть он бы говорил от твоего имени. Ты всегда действовала недостаточно продуманно. Но послушай. Мы изыскивали все ресурсы, создали четыре костюма из неометалла, больше не успели. Убегать по уменьшившейся станции от эрозии становилось все опаснее, Листопад был сожран жижей, Облако поймали искры. Время восстановления в Гнезде сократилось до пятнадцати минут.
— Пятнадцать минут! — в ужасе прошептала я.
— Мы исчерпали все ресурсы, и в это время Туман открыл, что время — тоже ресурс и его можно перевести в энергию. Эту технологию воспроизвел и сохранил Дождь. Так мы украли сами у себя четыре года. Мы говорим в настоящем времени, но на вашей планете мы четыре года как мертвы.
— Это невероятно…
— Заткнись и слушай. Ресурсов, выделенных с помощью этих четырех лет, хватило на постройку одного мегателепорта. Мы начали спорить, кому он достанется. Дождь в это время был уже истощен, и я предложила его кандидатуру, помня о своем обещании. Туман заявил, что он автор изобретения, значит, оно принадлежит только ему. Тогда я поглотила его. Во время драки мы угодили в жижу и испортили свои костюмы из неометалла. Снег пошел на костюм для Дождя. Я пострадала от жижи и не могу его восстановить. Тем не менее у меня есть Дождь в костюме и готовый мегателепорт. Я могу отправить его тебе, если ты примешь.
— Я приму! Но почему ты… Ты же можешь его использовать, восстановиться и улететь сама! — закричала я и зажала себе рот рукой.
Ночка засмеялась, струйка пошла сильнее, и она начала кашлять:
— Я хотела, но остатки свободной энергии ушли на связь с тобой. Береги этого «связного», можешь похоронить его вместо меня. Я сейчас стану дровами, брошенными в топку мегателепорта. Дождь без сознания и стать дровами не может, видимо, такова судьба. Иди на открытое пространство, поймай Дождь и жди… Сейчас же!
«Связной» кубарем покатился с моих коленей. Я выскочила из дома в одном халатике, несмотря на то что земля уже была покрыта снегом. Шатаясь от слабости, выбежала на пустырь позади дома. Тут меня приняли, когда я прибыла в начале лета… Небо было серым, затянутым тучами, но я знала, что это все обман, что на самом деле оно черное, такое черное-черное, в искрах звезд, в космических радугах, туманах, вспышках, нет ничего прекраснее этого. Где-то там потерялся еще четыре года назад мой Дождь, юноша с красными волосами и серой кожей, от которого моя голова внутри становится, словно полый шар из неометалла, гладкой и шелковистой, чистой и твердой, ничто не сравнится с этим ощущением, даже ощущение от цветущего маминого сада и кусочка кварца между бровями. Я вспомнила про кварц и надела цепочку на лоб, завязав узелком, который не распутать. Вот теперь я чувствую ясно, где мой Дождь.
— Я здесь, — шептали мои губы. — Иди на меня, чувствуй меня, узнай меня.
Я раскинула руки и на одной из ладоней уловила щекотку, словно крохотный сахарный муравей пробежал. Это был след Дождя. Он шел ко мне.
Земля и небо перевернулись и смешались, словно акварельные краски. Я была в космосе, Дождь — на Соцветье. Я была на Соцветье, Дождь — в космосе. Наши руки встретились. Хрустальная сфера рассыпалась. И тут же он навалился на меня всей тяжестью, словно парализованный. Я приняла его на руки, как мать принимает дитя, но упала вместе с ним. Его костюм растаял, растворив в воздухе ароматы Снега и Ночки.
Мы лежали на заснеженной земле, и нас засыпал снег. Я не могла поднять Дождя и не смела оставить. Можно было только надеяться, что кто-то из домашних выглянет в окно, посмотрит на пустырь позади дома, до того как поверх нас вырастут сугробы. Я кляла себя за то, что была слишком эгоистична в своем горе, что зря сидела у окна почти две недели и израсходовала ресурсы своего тела. Но все равно у меня, прожившей в безопасности и сытости последние полгода, было намного больше, чем у пленника космоса и времени. Я поделилась с ним тем, что имела, и он открыл глаза.
— Ветер, — беззвучно прошептали его губы.
— Все хорошо, — я знала, что он сейчас отключен и слышит только мысли, как я полгода назад. — Мы на Соцветье. Мы дома.
Он глубоко вздохнул и замер, глядя в бездонное серое небо.
— Ты чувствуешь, сколько здесь жизни? Земля и растения сейчас застыли от холода, насекомые спят под снегом, птицы укрылись в гнездах, звери — в норах, люди — в домах, но это жизнь, настоящая, горячая, кипучая, не то что в космосе. Чувствуешь, как ее много?
Я знала, что Дождь чувствует так же, как и я, ощущала, что он проник в снег, в землю, в воздух, что он повсюду — в доме, в заснеженном саду, в кустах шиповника, в заброшенном гнезде ласточки под крышей, в уснувшей на чердаке бабочке, в моих родных, мирно спящих в доме, во мне.
— Дыши, Дождь, — повторяла я снова и снова, обнимая его крепче и крепче. — Чувствуй, Дождь. Живи, Дождь…
Primary menu
2023 - Библиотека "КЛиб" - тут можно читать книги онлайн а также скачать их бесплатно и без регистрации
Последние комментарии
29 минут 13 секунд назад
51 минут 55 секунд назад
52 минут 28 секунд назад
55 минут 8 секунд назад
1 час 5 минут назад
1 час 8 минут назад