Продается недостроенный индивидуальный дом... [Виллем Гросс] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (110) »
Виллем Иоханнович Гросс Продается недостроенный индивидуальный дом...
— Ару! — Есть. — Аумери! — Е-есть! — Эльгас! — Здесь! — Эллер! — На посту! — Эплер! — Тут! — Эрамаа! — Отдыхает. Старшина Хаак поднял глаза от списка. — Это как понять? Сержанту Мыйку пришлось доложить более точно: — Рядовой Эрамаа заболел... в результате свидания с родными. Прямой как спичка, весь словно отутюженный, старшина строгим орлиным взглядом погасил смешки. Подробности «заболевания» Эрамаа будут выяснены, как только они прибудут на место, пообещал он. Затем продолжил перекличку. — Эсси! — Есть! — Юхасоо! — Тут! — Лаанесте! — Есть! — Лейзик! И хотя ответ задержался лишь на какую-то долю секунды, ритм нарушился. — Лейзик? Молчание. — Кто откликнулся за ефрейтора Лейзика? — Я, товарищ старшина! Старшина Хаак слегка приподнялся на цыпочки, вытянул голову и сверлящим взглядом уставился в широкое веснушчатое лицо смельчака. — Тоомпуу? — Так точно, товарищ старшина! — Доложите командиру взвода. — Есть, товарищ старшина, доложить командиру взвода! Тоомпуу отделался легко — добродушный лейтенант Пеэгель дал ему всего лишь пять нарядов вне очереди. Но какое наказание ожидало ефрейтора Лейзика, который так легкомысленно отправился сегодня в «самоволку»? И ведь это была не обычная «самоволка», потому что сама обстановка не была обычной. Случилось это июньским вечером 1945 года, части дивизии генерал-майора Аллика стали лагерем на опушке соснового леса у края Раудалуского шоссе и все солдаты должны были находиться в строю. Ни единого увольнения в город. Завтра эстонский национальный корпус торжественно проходит через Таллин. Ночь. Тишина. В палатках приглушенно разговаривают. Откуда-то издалека доносится тягучий голос гармони. Слова у песни бесстрастные: «Холодна ты, бледная женщина Севера...» Удивительно, что песни о недосягаемых женщинах создаются именно тогда, когда женщины наиболее досягаемы. Мелодия внезапно обрывается на середине фразы. Ночь. Тишина. Где-то совсем рядом лошади похрустывают сеном, звучно причмокивают и бьют копытами. С болота доносится крик козодоя. Паровоз, свистя, тянет за собой по узкоколейке поезд. Назойливо жужжат комары — есть чем поживиться: им неожиданно сервировали праздничный стол, и, ослепленные жадностью, они попадают под звонкие шлепки. Ночь. Тишина. Кто-то похрапывает. — Эрамаа, черт, повернись! — говорят ему. Но перемена позы не всегда помогает. И в конце концов, кто-то же должен спать в эту ночь! — Оставь его в покое, Эсси! Скажи-ка лучше ты, умная голова, где мы будем в это время завтра? — На месте назначения. — Да, но где? Молчание. Солдат зевает, потягивается. Потом не спеша оглядывается по сторонам, прихлопывает комара и только после этого предлагает задать этот вопрос генерал-лейтенанту Пярну. Прохладная летняя ночь доносит издалека неясные голоса поющих девушек. Кто они? Для кого поют? Смотрите-ка, и им хочется быть дома, когда зацветут яблони... Нет, уж им-то наверняка не хочется быть дома, под маминым надзором. Песня обрывается на полуслове. Ночь. Тишина.Часть первая
1
— Ночь сегодня так хороша, — вздыхает высокий солдат. — Да, но вам уже пора. Трудно понять, что это — приказ, беспокойство или грустное напоминание? — Завтра мы проходим через город. Вы придете? — Я не знаю... Хотя да... приду. Сестра говорила, что они пойдут всей конторой, организованно. — Мы, разумеется, не возглавляем колонны, но, если сможете, приходите все-таки к началу: наша дивизия пройдет первой. — Ну конечно, я приду к началу. Они стоят у подъезда двухэтажного деревянного дома. Такие же домики, очевидно, были когда-то и на противоположной стороне улицы. Их лестничные клетки из силикатного кирпича возникают из темноты и укоризненно молчат. Дерево, которым они были обшиты, оказалось слабым и не устояло перед зажигательными бомбами. Одинокие, заброшенные, эти лестницы не имеют никакого применения. Разве только иной раз, в хорошую погоду, они превращаются то в Берлин, то в Великие Луки, в зависимости от того, как решит командование шумливой армии мальчишек. А по ночам они напоминают о домах, которые здесь были совсем недавно, и строители чувствуют их немой упрек. — Поздно, вам пора идти, — вздохнула девушка. — Я могу остаться до утра. — Солдат крепко держит за руки свою озабоченную спутницу, словно боится, что она может убежать, не сказав чего-то очень важного. — Я войду. — Нет, — девушка резко отняла руки. — Но, Урве, почему? Чего вы боитесь? — Что подумает мама! — Ну, мама...- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (110) »
Последние комментарии
13 часов 17 минут назад
18 часов 20 минут назад
1 день 2 часов назад
1 день 4 часов назад
1 день 4 часов назад
2 дней 16 часов назад