Сквозь Горизонт [Руслан Карпов] (docx) читать онлайн



Руслан Карпов
Посвящается всем, идущим сквозь тьму
Сквозь Горизонт
Меня ужасает вечное безмолвие этих пространств.
Блез Паскаль
Пролог
2046 год, орбита Нептуна.
Космос – это бесконечная бездна. Здешняя тьма не знает логики – она просто есть, и она правит миром. Словно струи водопада, катятся через бескрайние просторы волны одиночества и мрака. Воспаленные глаза звезд смотрят в черноту, будто боятся того, что может выйти из её недр. Они похожи на перепуганных детей, тревожно задергивающих занавески с наступлением заката. Звезды не хотят видеть то, что может встретиться в черных глубинах вселенной – и потому их взгляд пуст.
Космос - это бездонная яма. Тьма растворяется в чем-то, ещё более мрачном, и нет ей конца и края. Звездный свет умирает, столкнувшись с ненасытной пастью вечности. Там, где нет теплого покрова атмосферы, закутавшись в который словно в шубу, прячутся планеты - холодная смерть правит мирозданием. Нет вокруг и парящих в невесомости саркофагов-кораблей, где команды дремлют в гиперсне, видя грезы о теплом и ласковом солнце. Только холод, замораживающий в своих стальных оковах. Холод пустоты, кромешного ничто…
Космос – это безжалостное чудовище. Одиноко летит в своем бесконечном кружении планета, сверкая, словно бриллиант. Она молчалива – странник, заблудившийся в бесконечности, бесплодная мать, так и не породившая жизнь. Синий цвет её атмосферы медленно сменяется грозовыми тучами – буря накрывает лик Нептуна, и названая в честь морского божества сфера хмурится морщинами молний.
Космос – это ад. Яростный ад, который соприкасается с синим шаром, и небеса Нептуна вздрагивают от этих касаний. У космоса – холодные пальцы, порождающие шторма, раскинувшиеся на сотни миль. Опускаются жадные хоботки смерчей, как голодные присоски ищут они, но не могут отыскать ничего, способного утолить вечный голод. Молнии, словно лезвия мечей, рубят на куски плоть атмосферы, но в космическом одиночестве не слышно крика. Космос не знает жалости и некому утереть слезы страдающей планеты, проливаемые шквальными ливнями на её однообразный ландшафт.
Космос - это неизбежность. Буря уже поглотила половину небес, но ей все мало. Крылья шторма раскидываются все шире и шире, будто птица, сотканная из туч и гроз, готовиться вознестись в безвоздушное пространство. Нарастает темнеющий гнойник – где-то в самой центре урагана густой мрак собирается в проплешину с неровными краями. Лопается кожа облачного покрова, и тьма чернее самой ночи зияет в отверзшейся ране на лице Нептуна. Словно злобный демон, буря ярится над поверхностью в поисках жертв – но мертвая планета не может предложить ничего, способного утолить голод злобной и древней силы.
Космос – не для нас. Острая черная игла отделяется от зева мрака, и молнии хлещут вокруг, словно щупальца, пытающиеся удержать ускользающую добычу. Чем дальше от бездны сердца урагана, тем яснее видны контуры: угловатый остов титанового покрытия тускло переливается под лучами далекого солнца. По подбрюшию звездного исполина то и дело пробегают сполохи – это отблески молний пляшут на его поверхности, провожая улетающего гиганта. Корабль величествен и грозен – как и сам космос, он словно отрицает существование времени. Заострившиеся шипы датчиков, округлый узор мостиков, ребристые коридоры – будто исполинский левиафан, плывет по волнам тьмы этот бродяга, оставляя за собой планету и тьму, из которой вышел. За его спящими двигателями тянется тающий след облаков, замерзающих в бесконечности серебряными кристаллами.
Космос – это безнадежность. Свет проникает сквозь иллюминаторы, освещает неподвижность отсеков, танцует по холодному хрому панелей управления, чьи огни давно угасли. Невесомость заставляет мелкие предметы парить – будто корабль утонул, и воды морские нежно играют его содержимым. Черное пятно, оставшееся за кормой удаляющегося звездолета, медленно растворяется – тучи стягивают рану, вбирая в себя пятно мрака. Сеть молний вызывает тоскливые вздохи громовых раскатов, но некому слышать этот безмолвный плач. Корабль покидает выпустившую его тьму и летит в невесомости к неведомой никому цели. Инерцию ему задают не двигатели или изрыгающее потоки энергии сердце генератора – космические течения несут этот Летучий Голландец на невидимых волнах.
Лед покрывает внутренние стенки отсеков, сплетая на мостике морозную пряжу. Там, где широкие смотровые иллюминаторы пропускают отраженный Нептуном свет, ледяной рисунок имеет отчетливый красный оттенок. Что-то оставило в нем свой след, добавив алую палитру в это черно-белое царство. Что-то, похожее на застывшую в космическом холоде кровь…
Корабль плывет, и тени скользят по командному мостику, касаясь панелей управления своими длинными руками. Они собираются у дальней стены, где движение рассеивает мрак – что-то медленно вращается против часовой стрелки. Против солнца, не к добру – как сказали бы суеверные жители планеты, построившие этот корабль.
Тени отступают, позволяя различить распятую в невесомости фигуру. Раскинуты руки, будто в объятиях, вырванные жилы покрывает ледяная корка. Одежду заменяют сухие струпья – и глубокие полоски ран, покрывшие сеткой каждый дюйм покойника. Застыло лицо в вечной улыбке – обезьяний оскал, за которым скрывается наполняющий тело мрак. Пустые глазницы, покрытые обрывками свисающей кожи, смотрят в пустоту – глаз у мертвеца нет.
Парит космическая гробница, и только бушующая на планете буря знает, чему улыбается мертвец, чья боль и радость навек отпечатались на изувеченном лице.

Глава 1. Город земных богов
Он медленно открывал глаза, словно боясь ранить их ярким светом. Автоматическое освещение комнаты зависело от времени суток, и желание её обитателя не просыпаться, не имело для устройства контроля никакого значения. Нельзя сказать, что Уильям Вейер был совой, но все же возвращаться к унылой действительности мужчину не тянуло.
Он спал крепко, без сновидений – лишь перед самым рассветом встрепенулся и заворочался, вжимаясь в подушку. Что-то смутное коснулось его сна – и ушло прочь, оставив напряженное тело метаться в широкой двуместной кровати. Несмотря на ограниченное пространство станции, эту роскошь мужчина мог себе позволить – или точнее, мог оставить, как своеобразное средство самобичевания.
Подушка рядом пустовала – как пустовала последние семь лет. Такая же пустота царила и в душе Уильяма – мысли текли вяло, будто сон еще продолжался. Человек, имеющий докторскую степень по астрофизике и квантовой инженерии, ученый, которого когда-то считали новым Эйнштейном – больше всего на свете хотел никогда не просыпаться.
Иногда это желание было столь сильным, что приходилось принимать стимуляторы, чтобы просто встать с постели. Последнее годы он налегал на работу, пытаясь заставить себя перебороть депрессию – но все, что нынче могло предложить ему командование станции, вызывало еще большую тоску. Как старшеклассник, которому день за днем предлагали считать таблицу умножения, Вейер не мог забыться в простых вычислениях гидравлики стыковочных модулей или прокладывания курса околоземных звездных трасс. Все это давным-давно было просчитано в его голове, разложено по полочкам и потому лишь усиливало стойкий зуд деятельности.
Уильям неоднократно подавал запросы, но командование напрочь запретило привлекать его к любым серьезным разработкам. То, что неудачу эксперимента повесили на него, доктор давно признал и даже не обижался. В конце концов, кому-то надо было стать козлом отпущения, и люди в форме просто рады были вытолкать его из своих рядов – те, кто до этого едва не носил Уильяма на руках. Это было понятно, и семь лет спустя уже не вызывало никаких чувств. Но то, что его трагедию использовали как предлог отстранения и оправдание некомпетентности – этого Вейер уже не мог простить. Он научился сдерживаться, но блеск в глаза становился опасным, когда кто-то намекал про Клер.
Уильям перевернулся на бок и сглотнул вязкую слюну, глядя на фотографию в серебристой пластиковой рамке. Как и кровать, фото было оставлено с простой целью – не позволить боли ослабеть, потому что Уильям не считал, что заслуживает снисхождения. Это была его расплата, его и только его, в которую окружающим не стоило совать свои носы.
Клер улыбалась, прижимая ладонь к туго обтянутому майкой животу. Она не была беременна, но этой фотографией намекала на то, какой хотела бы видеть себя саму спустя пару лет. Там, на фото, болезнь еще не взяла верх – лишь глаза супруги лихорадочно блестели. Вейер помнил, как спустя всего пару месяцев черные круги и ранние морщины покрыли лицо, и как часто улыбка Клер превращалась в раздраженную гримасу. Он тогда предпочел не видеть намек, как не хотел замечать, насколько глубоко запустил в неё корни депрессивный психоз – и теперь сам страдал от того же самого недуга, словно в наказание специально наполняя жизнь отчаяньем.
Семь лет – долгий срок, но у него с тех пор не было иной женщины. Наверное, это было еще одна монета в копилку тех слухов, что с легкой руки командования распускали о нем. Вейер знал о том, что шептали за спиной коллеги и когда-то даже полез в драку, пытаясь доказать свою правоту. Правда, последние четыре года за Уильямом закрепилась слава отшельника-нелюдима, и сплетни давно поубавили свою остроту. Для стариков на станции он оставался неудачником, провалившим проект века, для любителей грязного белья – человеком, не заметившим, в каком состоянии его жена, пока не стало слишком поздно. А молодежь видела лишь зануду-ученого, живущего среди своих расчетов и всеми силами избегавшего любых компаний – мало кто задавал себе вопрос, почему в глазах доктора Вейера столько немого отчаянья.
Он прикоснулся пальцем к гладкому пластику, хранившему фото от разрушительного воздействия времени, и закрыл глаза. Время ... забавно, что он так много знал о его природе и парадоксах, но не мог вернуть дни, о которых вспоминал каждое утро. Дни, когда был счастлив и еще не знал, что скоро карточный домик его грез разлетится на холодном осеннем ветру ...
***
– Это точно он? – голос адмирала Уоррена звучал обманчиво-мягко, но стоящий перед столом главнокомандующего младший офицер все равно внутренне напрягся. Диккенс служил в штабе адмирала три года и за это время усвоил, что за вежливыми манерами Уоррена скрывается стальная хватка. Карие глаза, прищурившись, смотрели на подчиненного, и офицеру с трудом удалось удержаться от нервного глотка.
– Да сэр. Личный код корабля совпадает с архивной записью. Это «Горизонт», вне всяких сомнений.
Адмирал медленно поднялся и подошел к иллюминатору, заложив руки за спину. Панорамное окно, состоящее из прозрачного титана, открывало широкий вид на проплывающую внизу Землю. Тихий океан сейчас подставлял свои воды солнечным лучам, а над Японией собирались тучи грозового фронта.
Диккенс знал, что если посмотреть в боковые иллюминаторы, то можно разглядеть многочисленные звезды, мерцающие на той же орбите, что и их станция. Вокруг Земли за последние десятилетия выросла целая цепь космических доков, научных лабораторий и звездных городов, но «Олимп» оставался крупнейшим. Здесь в одних руках сосредоточились научные и промышленные разработки, сюда стекались доклады тысяч меньших филиалов и исследовательских центров, разбросанных по планете и за её пределами.
«Олимп» никогда не пустовал – около десяти тысяч мужчин и женщин проводили большую часть своей жизни в этой решетчатой конструкции, превосходящей по размерам любой земной мегаполис. Люди заводили здесь семьи, и дети вырастали, видя над собой лишь черноту бесконечности, а не синее небо. Как боги, которым полагалось обитать на горе, что дала название станции, жители «Олимпа» привыкали смотреть сверху вниз на копошащийся по поверхности планеты человеческий муравейник.
– «Горизонт» вернулся, – сказал адмирал, глядя на плывущие над Землей облака. Он не был стар, военная выправка до сих пор сохранилась в походке, и стригся Уоррен неизменно коротко. Лишь заметная седина, как первый снег обелившая его голову, напоминала о том, что время властно даже над этим парящим над миром мужчиной. – Вы помните, сколько надежд было с ним связано, Диккенс?
– Да сэр, – ответил офицер, ничуть не покривив душой. Тогда он еще учился в военной академии, но, как и все кадеты, знал о важнейшей миссии, возложенной на экспериментальный звездолет. Именно «Горизонту» полагалось совершить небывалое и, наконец, привести человечество к звездам, расширив границу изведанных миров от Плутона до Проксима Центавра, ближайшей к Солнцу звезды. Как знал и о том, что взрыв реактора положил конец этих мечтам.
Уже много позже, работая в штабе, он понял, сколь обманчива общедоступная информация. «Горизонт» не погиб в ядерном пламени вместе со всей командой – он просто исчез. Бесследно и необъяснимо, не выходя на связь и не подавая сигнала.
Пока не объявился сегодня, спустя семь лет.
Адмирал отвернулся от иллюминатора, молча глядя на подчиненного.
– Не должно произойти никакой утечки информации, – скорость, с которой Уоррен умел переходить от мягких к командным интонациям всегда внушала Диккенсу искреннее уважение. Ладить с адмиралом было непросто, но, даже просто наблюдая за его поведением, офицер умудрялся многому научиться. – Проследите, чтобы запись передачи с корабля никто не скопировал. И приведите ко мне Вейера.
– Вейера, сэр? – мысленно прокручивая в голове список всех людей, которые носили эту фамилию, рискнул уточнить Диккенс. – Уильяма Вейера, доктора астрофизики из отдела аналитики?
Взгляд адмирала, остановившийся на лице офицера, выражал легкую снисходительность. «Ты еще слишком молод, чтобы помнить его» говорили карие глаза.
– Да. И проследите, чтоб никто ни о чем не пронюхал. Записью пусть займутся в отделе внутренней безопасности, факт выхода на связь «Горизонта» лично удалите из журнала регистрации разведкорпуса. Ни одна живая душа, кроме тех, кому мы можем доверять, не должна знать про «Горизонт»
– Есть, сэр! – вытянулся в струнку офицер. Он прекрасно понимал обеспокоенность Уоррена – стоило заявить общественности, что её семь лет водили за нос, как количество жалоб могло заставить высшее командование освободить чье-то место. Адмирал бы напрямую связан с запуском «Горизонта» и не требовалось ходить к гадалке, чтобы понять, кому предстоит лететь с «Олимпа» на грешную землю.
Он собирался выполнить приказ ... но любопытство и непонятная тревога, возникшая после первого прослушивания жуткой записи, все же требовали выхода.
– Сэр? Разрешите задать вопрос?
– Да, – Уоррен уселся в кресло, невидящим взглядом разглядывая пробегающую по командному дисплею информацию.
– Как вы думаете, сэр, что означают ... те звуки, что мы слышали?
Уоррен поднял голову, встретившись взглядом с Диккенсом, и в его глазах офицер увидел отражение собственных сомнений.
– Будь я проклят, если знаю, – тихо и совершенно не похоже на свою прежнюю речь ответил главнокомандующий. – Какая-то чертовщина ...
***
– Я скучаю, Клер, – прошептал он, убирая руку. Фотография не изменилась, да и не могла измениться – но каждый раз, совершая один и тот же утренний ритуал, Уильям невольно ждал, что палец, касающийся лица улыбающейся женщины, ощутит не пластик, а теплоту кожи. Забавно ... его слова всегда воплощали торжество научной мысли над миром эмоций, но в душе Вейер жил, озираясь на предчувствия и безумные мечты. Таким его сделали время и одиночество – семь лет назад все было иначе.
Он поморщился, вспоминая, что именно было иначе, и свесил ноги с постели, ища тапочки. Помещение хорошо отапливалось, искусственная гравитация позволяла забыть, что комната летит на высоте тысяч миль над поверхностью Земли, но после пробуждения мужчина всегда ощущал холод.
Пустую кровать не согреть и тремя одеялами, вспоминалась ему поговорка одного из сотрудников, с которыми Уильям начинал проект «Горизонт». Как же прав был Александр – вот только мудрость его слов Уильяму пришлось осознать уже много позднее.
Стены давили, заставляя отводить взгляд. Клаустрофобия не числилась в списке его депрессивных расстройств, но любой человек, проводящий почти всю свою жизнь в помещении станции, рано или поздно начинал страдать от её признаков. Вейер прошел к стене и нажал на оконную панель.
Уплотненный пластик, играющий роль жалюзи, беззвучно поднялся в прорезь потолка, и солнце озарило комнату. Проплывающая Земля повернулась к «Олимпу» освещенной стороной и Вейеру казалось, что он может разглядеть каждый горный хребет и речное русло, если напряжет зрение. Еще один признак развивающейся мании величия, с грустной самоиронией подумал Уильям, глядя на ослепительную голубизну океанических вод. Из тебя и человек-то вышел не самый лучший, а уже в боги метишь.
Нет, больше не мечу, ответил сам себя мужчина, почесав зудящий подбородок. Он часто забывал побриться, и щетина не теряла времени даром – росла, как сорняки после дождя. Одного раза вполне хватило ...
Ему вдруг пришло в голову броситься на этот прозрачный титан, проломить его весом своего тела и парить вниз – свободное падение охваченного пламенем метеорита, падший ангел, отрекающийся от небесных пенат ... Наивная мечта – обманчиво-хрупкую преграду не сразу возьмет и лазерный резак, да и умирать он не имел права. Это был бы слишком легкий исход, недостаточная расплата за смерть Клер.
Если бы кто-то спросил Уильяма, сколько тот собирается себя ненавидеть, Вейер просто пожал бы в ответ плечами. Он не знал, какие сроки отчаянья достаточны для искупления погубленной жизни, как не знал и судей, которые могли бы вынести объективный приговор. Людское мнение за семь лет перестало восприниматься как нечто, заслуживающее доверия, а в Бога Уильям не верил. Если Господь и существовал, то он точно не собирался обращать внимание на возгордившегося ученого, который когда-то пытался воссесть на его место.
Отвернувшись от окна, Уильям направился в ванную. Он не стал задвигать за собой дверь – кого было стесняться в пустом помещении? И, кроме того, Уильяму не хотелось оказываться наедине с ванной, поблескивающей в люминесцентном свете своими белыми боками.
Это было не здесь, снова мысленно обратился он к себе – как обращался каждое утро. Не в этой ванной ...
Но краем глаза Вейер все же косился на пустую сантехнику – за семь лет он ни разу не наполнял её водой, ограничиваясь душем. Точно так же и в это утро – Уильям разделся и встал под прохладные струи, смывая с себя малую часть повседневной тоски.
Он чистил зубы, равнодушно глядя на свое отражение – мужчина немногим за сорок, еще не старый, но с седыми висками и обозначившимся пробором волос. Когда-то мышцы и скулы были гладко очерчены, но последнее время Уильям посещал тренажерный зал хорошо, если раз в неделю. Пока еще не сильно заметно, но живот начинал расти – сказывалась малоподвижная работа. Да и мешки под глазами заметно старили, заставляя чувствовать себя не обитателем престижнейшей космической станции, а бродягой из городских подворотен.
Он улыбнулся – так же безрадостно, как делал все на свете. Прополоскал рот и вынул из шкафчика опасную бритву, одновременно снимая колпачок с баллончика пены. Рука совершенно не дрожала – лезвие, в отличие от ванной, не вызывало страха. Наверное, еще одна странный выверт его психики, с количеством которых Уильям потихоньку смирялся.
Он намылил подбородок и стал осторожно сбривать густую щетину. Острое лезвие щекотало кожу, но взгляд мужчины, встретившийся с глазами собственного отражения, мог показаться отрешенным. Уильям думал о Клер – как и всегда, держа в руках стальную полоску и понимая, насколько близко подошел к тому, чтобы повторить её поступок. Это будет куда быстрее, чем вены – одно резкое движение, короткая вспышка боли ... и что дальше?
Ничто, ответил он на незаданный вопрос. Пустота. Сон без сновидений.
Рука замерла – прямо напротив яремной вены. Может быть, хватит? Сколько можно истощать себя ежедневной аскезой, сделавшей бы честь даже самому усердному из монахов? Он не верил в загробную жизнь, так почему просто не покончить со всей этой болью одним махом? Может быть, его вина перед Клер уже выплачена? Может, он вправе позволить себя умереть?
Почему ты не хочешь разрешить себя жить, Билл? снова задал он вопрос, зная, каким будет ответ.
Потому что не хочу жить. Я устал. Это все равно произойдет раньше или позже, так к чему тянуть?
А другие? возразил внутренний голос. Что подумают они?
А какое мне дело, что подумают другие? искрение удивился Уильям. Разве они не смешали меня с грязью, когда Клер умерла? Разве не обвинили во всех смертных грехах – и тех, которые действительно висят на мне, и тех, к которым я непричастен? Разве не шептались, отводя глаза, что я погубил одновременно проект стоимостью в годовой доход целой страны и свою жену? Не злорадствовали этому?
Он ожидал, что голос начнет спорить, но видимо, его подсознание исчерпало ресурсы убеждения. Вздохнув, Вейер закончил бриться, ополоснул покрытое пеной лезвие и вернул его на полку.
В другое утро пообещал он, как обещал уже не раз. Рано или поздно, но время настанет ...
Тренькнул звонок интеркома, заставив Уильяма нахмуриться. Обычно ему не звонили до завтрака – в аналитическом отделе занимались расчетами, а не срочным реагированием. Что бы там не случилось, оно могло ждать – и его коллеги это знали.
Он накинул футболку на все еще мокрые плечи и нажал кнопку. Дисплей внутренней связи озарила эмблема станции – увенчанная короной Земля. Кто-то на «Олимпе» воспринимал название слишком серьезно.
Молодого мужчину в форме Уильям видел на совещаниях, но лично не знал. Кажется, один из адъютантов адмирала ... что могло понадобиться начальству от того, кем оно когда-то без лишних сомнений пожертвовало? Недобрые предчувствия заставили его распрямить плечи, будто перед дракой.
– Слушаю, – без долгих приветствий буркнул Вейер, глядя в лицо офицеру. Тон красноречиво говорил о том, что ничего хорошего от Уоррена и его прихвостней доктор не ждал.
– Доброе утро, док, – как ни в чем не бывало, поздоровался парень. Слово «док» бесило Уильяма еще со времен работы над «Горизонтом», но время качать права было явно неподходящим. – Надеюсь, не разбудил?
– Я проснулся, – все так же односложно ответил мужчина, мысленно надеясь, что паренек не начнет интересоваться здоровьем, качеством питания и условиями в комнате – вести светскую беседу Уильям был не в настроении. – Что-то случилось?
– Случилось, – немного замялся собеседник, окинув цепким взглядом мокрую футболку. – Одевайтесь и подходите к каюте адмирала – ему нужно срочно поговорить с вами.
– Пожалуйста, – словно вспомнив про вежливость, добавил парень и отключился, прежде чем Уильям успел задать хоть один вопрос.
Мужчина покачал головой, глядя на черный экран. Что бы это ни было, ничего кроме неприятностей лично для него интерес Уоррена не означал. А, с другой стороны, в его настроении любые каверзы командования давно перестали пугать ... но все-таки, зачем же он в такую рань понадобился верховному божеству «Олимпа»?
Повторив этот вопрос себе под нос, Вейер начал одеваться.
***
Дверь с легким свистом отворилась, и Уоррен оторвался от монитора, занимающего всю боковую стену. Сводки и аналитика со всей станции в форме коротких тезисов содержались на этой плазменной панели, и адмирал легким касанием пальцев мог получить ответы на любые интересующие его вопросы. Точнее – мог до сегодняшнего дня, когда степень необъяснимого нарастала по экспоненте.
Вейер вошел в сопровождении неизменного Диккенса, и главнокомандующий мысленно поморщился. Его офицер вел себя так, словно конвоировал заключенного, даже не поленился подождать ради этого Уильяма в приемной. И это тогда, когда адмиралу позарез нужно было добровольное и полноценное содействие человека, которого когда-то едва не боготворила вся станция.
Конечно, узнав о причине вызова, Вейер наверняка захочет помочь в работе, но семь лет – долгий срок. Продержавшийся так долго на своем посту благодаря умению подозревать в людях в равной степени лучшее и худшее, Уоррен не исключал и оскорбительный отказ. В конце концов, это именно он настоял, чтобы вину за якобы взрыв «Горизонта» возложили на знаменитого доктора – развенчав его славу за считанные часы. И ... адмирал был прекрасно осведомлен про историю с Клер, как и про многолетнее затворничество научного гения. Что, если Уильям вменял ему смерть жены? Конечно, за семь лет не наблюдалось никаких предпосылок так думать, но Уоррен старался на всякий случай не спускать глаз с доктора.
В целом, Вейер сдал – это сразу бросалось в глаза. Его сутулая осанка и застывший взгляд напоминали человека, долгое время проведшего в одиночной камере – и хорошо, если не на психотропных препаратах. Правда, в отсутствии чего-то более сильного, чем антидепрессанты и стимуляторы в аптечке Уильяма, адмирал не сомневался – он следил за тем, как проводят досуг обитатели станции, хотя про это не знал даже Диккенс. По закрытому каналу можно было получить полную видокартинку любого помещения «Олимпа» – Зевс должен знать, чем заняты младшие боги.
По мнению адмирала, семь лет без секса могли любого довести до столь унылого состояния, и он даже предпринял пару шагов, чтобы у Вейера появилась новая пассия. Однако отшельник с упорством, достойным лучшего применения, избегал женщин, как огня. Можно было обеспечить ему домик где-то на земном побережье ... но люди, которые так много знали, не могли просто выйти на пенсию. Уоррен не хотел рисковать, особенно зная деятельную натуру Уильяма – в депрессии или нет, устроиться лектором в университет ему по силам. Кто гарантирует, что он в очередном приступе самоуничижения не расскажет все то, что скрыли от публики?
– Звали? – голос Уильяма стал глуше, чем помнил адмирал. Диккенс отошел к стене, всем видом демонстрируя готовность выполнить любой приказ – толковый паренек, хоть и не без амбиций. Однако сегодня его исполнительность не понадобится – Уоррену были нужны знания, содержащиеся в голове доктора, и сообщить их Вейер должен добровольно.
– Здравствуй, Билл, – главнокомандующий улыбнулся, не подавая руки. Он прекрасно знал, что стоящий перед ним мужчина ответит на это равнодушным взглядом, и не без оснований. – Как твоя работа? Проблем нет?
Доктор молча дернул подбородком в сторону монитора, словно говорил «сами знаете».
– Да-да, Билл, понимаю, ты не хочешь пустых разговоров, – он посмотрел на подчиненного, но Диккенс лишь внимал его словам с почтительным выражением лица. Наводить разрушенные мосты предстояло самому. – В общем, нам нужно твое заключение ... сегодня разведкорпусом был зафиксирован сигнал с орбиты Нептуна.
Повернувшись к монитору, адмирал коснулся одной из цифровых панелей – и строчки координат и личного кода вспыли в сияющей зеленым рамке прямо в центре экрана. Он слышал, как Уильям громко вздохнул – почти всхлипнул, и мысленно перевел дух. По крайне мере новость не оставила доктора безучастной.
– Это же ... это он? – в глазах, до этого похожих на затянутые коркой ледяные пробури, зажглось что-то новое. Уоррен не мог наверняка понять, какое чувство испытывает доктор – шок, радость или панику? Кажется, все вперемешку. Вейер сглотнул, подошел ближе, и главнокомандующий отметил, как дрожат пальцы уже немолодого ученого. – Ник ... это не ошибка?
Стоящий у стены офицер приподнял бровь – однако Уоррен не собирался тратить время, посвящая Диккенса в то, что семь лет назад он сам считал честью пожимать Уильяму руку. Тогда между ними не было чинов ...
– Это он, – стоя плечом к плечу с Вейером перед монитором, ответил главнокомандующий, чувствуя себя непривычно усталым. – Твой корабль вернулся, Билл. В те же координаты, с которых совершил прыжок, и передал сообщение. Если это можно так назвать ...
***
Сердце с гулким стуком провалилось куда-то в живот. Уильям все пытался набрать воздуха в легкие, но необходимость в дыхании подменили безудержно пляшущие мысли.
Он вернулся. Спустя семь лет. В отправную точку.
Это означало не просто восстановление репутации, на которую честно сказать, Вейеру было последние годы наплевать. Но с пропажей «Горизонта» все его теории стали не нужны – ни один исследовательский отдел не стал бы заниматься разработками человека, погубившего многомиллиардный проект. Уцелевший корабль открывал новую эру космического транспорта – мира, где человечество не было связано единственной Солнечной системой, а могло свободно устремиться к звездам.
Это означало колонизацию, расселение, новые миры и открытия. Это было пиком всех его мечтаний – а вовсе не слава, как считали в свое время завистники. Уильям превыше всего хотел застать рассвет новой эпохи – в числе тех, кто способен оценить её возможности.
И лишь мрачный взгляд Уоррена не давал в полной мере предаться радостному предвкушению. Сообщение ... что он подразумевал, говоря «если это можно так назвать»?
– Что говорит команда? Где они были все это время? – спросил Вейер, вспомнив Килпака. Капитан «Горизонта» в полной мере понимал всю возложенную ответственность, и Уильям без особой опаски доверил ему собственное детище. Если кто и мог провести звездолет в беспредельности космоса и вернуть его в целости – пусть даже спустя много лет, так это Килпак.
Вместо ответа адмирал еще раз провел пальцами по заменявшей клавиатуру сенсорной панели экрана. Зеленая рамка сменилась черным квадратом звукового проигрывателя.
– В то-то и дело, Билл, что команда не говорит ничего. Мы получили одну-единственную запись, причем она ... – Уоррен вздохнул, подбирая слова, – ...семилетней давности. Сейчас корабль не отвечает ни на одной из частот.
Уильям нахмурился, переваривая услышанное. Радость, распиравшая доктора, как гелий – воздушный шар, стремительно угасла. Что-то не вязалось в словах адмирала и прекрасно разбиравшейся в системе связи – как и во всем другом на «Горизонте», Вейер быстро понял причину тревоги.
– Но ... так не должно быть, – доктор оглянулся на офицера, но Диккенс пока что не принимал участия в беседе. – Вы же оба знаете, что сигнал должен нести код даты отправки. Если «Горизонт» передал сигнал сегодня, то дата не может сбиться.
– Может, поврежден хронометр корабля? – предположил младший офицер, расценив взгляд Вейера как приглашение к дискуссии. Однако доктор лишь замотал головой – он помнил, как тщательно начиняли средствами слежения, анализа и обработки данных корабль, готовясь послать его в неизвестность.
– Невозможно. На «Горизонте» около двадцати четырех автономных хронометров и при запуске каждого сообщения они должны синхронизироваться. Не могли же все они сбиться и показывать одно и то же время?
А ты в этом уверен? спросил он себя. Ведь ты, Билл, как раз со временем играл – именно его запряг в свою колесницу, чтобы обмануть законы физики. Откуда тебе знать, что там действительно произошло?
Пристально следящий за его выражением лица Уоррен чуть кивнул каким-то собственным мыслям. Вейер покосился на адмирала и задал решающий вопрос.
– Что в сообщении?
– Проще прослушать, – с таким видом, будто предлагает съесть живую змею, сказал главнокомандующий и ткнул пальцем в значок проигрывателя.
Низкое рычание наполнило помещение, заставив Уильяма вздрогнуть. Он никогда не слышал столь утробный голос – полный силы, исходящей из недр неведомого зверя. Прежде чем он спросил адмирала, что это может быть, рык распался на целую какофонию голосов.
Вопли, смех и скрежет зубов вперемешку с равномерным уханьем ... вопли агонии, заставившие Вейера покрыться мурашками – казалось, с тех, кто кричит, заживо сдирают кожу. И радость – какая-то безумная радость, перемежающаяся стонами, плачем и монотонными завываниями. Треск помех перебивал адскую серенаду, но от этого она только набирала силы – доктор заметил, что невольно крепко сцепил пальцы. Он покосился на адмирала и увидел, как закаменели скулы на гладко выбритом лице. Даже Уоррена проняло – хотя Уильям не мог припомнить момента, когда главнокомандующий потерял самообладание или хотя бы его видимость.
В нарастающем шуме помех прозвучали отрывки слов. Вейер скривился, прислушиваясь – но разобрать ничего не мог. Только голос – столь же отчаявшийся и одновременно какой-то ... перевозбужденный. Так может говорить человек, захлебывающийся смехом и кровью, пришло в голову дикое сравнение.
Тишина, внезапно наступившая в кабинете, походила на прохладный бальзам для его ушей. Вейер помотал головой, словно отгоняя тревогу, вошедшую в его мысли во время прослушивания страшной записи.
– Впечатляет, правда? – негромко заметил адмирал, и Уильям подумал, что выражение его лица, наверняка, ничем не лучше, чем у Диккенса, побледневшего и изо всех сил пытающегося это скрыть. Доктор поймал себя на том, что по-прежнему держит ладони сцепленными – и с усилием разжал пальцы.
– Это ... это что ... голоса команды?
– Похоже на то, – глядя в глаза доктору, сказал Уоррен. – Последний весьма напоминает Килпака, не находишь?
Он что, издевается? Это не голос Килпака.
Вейер помнил капитана «Горизонта» – сдержанного, всегда флегматично-спокойного. Существо, чью речь переполняло сумасшествие и злоба, не могло быть человеком, с которым Уильям когда-то нашлось немало общих интересов и тем для беседы.
Существо? Почему я так подумал?
Но доктор знал ответ – человеческого в голосах вопящих безумцев было весьма мало. До омерзительного мало ...
– Мы прогоняем сообщение через звуковые фильтры, но пока разобрали лишь эту абракадабру, – сказал Уоррен и Вейер внутренне напрягся. Он боялся, что главнокомандующий вновь запустит звукозапись, терзавшую его сердце каким-то необъяснимым ужасом. Запись, где ...
... монстры ...
... члены экипажа вопили, задыхаясь от похоти и боли. Запись, в которой Уильям ощутил слишком много чувственной грязи, от которой отвык на «Олимпе». Перед тем, что звучало в голосах на записи, все его страдания казались детским плачем над разбитой коленкой.
– Что это за слова? – спросил Уильям и внезапно понял, что не хочет этого знать.
– Слова? – переспросил Уоррен. – Я вообще не уверен, что это язык.
***
Диккенс не задавал лишних вопросов до самого конца беседы, хотя скептицизм то и дело проскальзывал во взгляде офицера. Он не знал всех тонкостей взаимоотношений Вейера и собственного начальства, но испытывал серьезные сомнения по поводу решения адмирала. Естественно, работая в штабе Уоррена, Диккенс давно отучился открывать рот без необходимости, но не высказать гложущих опасений не мог.
Едва за доктором закрылась дверь, он вопросительно взглянул на адмирала, устало опустившегося в кресло. Кажется, главнокомандующий был не в духе ... но все же не настолько, чтобы выставить его из кабинета после первой же фразы.
– Считаешь, не стоит его посылать? – ответил на незаданный вопрос Уоррен, снова вызывав у подчиненного невольное восхищение. Его читали, как открытую книгу, и это с одной стороны пугало, а другой внушало уверенность, что человек в кресле – истинный профессионал своего дела. – Я понимаю твои сомнения ... но Вейер нам нужен именно на корабле.
– Со всем уважением, сэр, – осторожно заметил Диккенс, – но вам не кажется, что он ... немного ненадежен?
Офицер затаил дыхание – если он не ошибся и Вейера с адмиралом связывали когда-то дружеские взаимоотношения, за этим могло последовать возмущенное пожелание не лезть ни в свои дела. Однако Уоррен лишь кивнул, спокойно реагируя на подобное заключение.
– Конечно, Билл ненадежен. Кто бы на его месте сохранил выдержку, чтобы не рехнуться хоть самую малость? У него умерла жена ... точнее, покончила с собой. Билла сделали виновником уничтожения «Горизонта» – причем Вейер знал, что с ним будет, расскажи он правду.
Диккенс с трудом удержался, чтобы не поежиться. Конечно, он сам обладал доступом ко многим военным тайнам ... но иногда и молодого офицера посещали мысли, насколько опасно знать вещи, которым не место в СМИ. «Олимп» летел высоко в эшелонах власти, падать вниз придется долго ... можно и насмерть разбиться.
– Я не знал этого, сэр ...
– Об этом мало кто сейчас вспоминает, – Адмирал откинулся на мягкую обивку кресла и провел пальцем по подбородку. – Билл пожертвовал всем, чтобы закончить «Горизонт» – практически каждая схема этого звездолета составлена им собственноручно. Естественно, ему было не до жены... пока не стало слишком поздно. Проблемы с психикой, депрессия ... в конце концов, она вскрыла себе вены. Мне кажется, он так охотно согласился взять на себя вину в крушении, потому что хотел себя наказать за её смерть.
– Вы поэтому его отправляете? – осмелился прямо спросить офицер. Он хотел добавить «чтобы извиниться перед ним за предательство?», но не стал. Адмирал не был бы собой, не научись он использовать все, что требовалось бросить в костер общего дела – а проект исследования дальних звезд был нужен всем без исключения. Запертое в одной звездной системе человечество рано или поздно было обречено на предел популяции и тупик в развитии – это предсказывали все социологи последних десятилетий.
Однако какими бы дружескими не выглядели его собственные отношения с Уорреном, забываться тоже не стоило. Диккенс выбрал другую формулировку, в меньшей степени затрагивающую главнокомандующего.
– Чтобы он снова занялся делом? – закончил офицер свой вопрос.
– Не только. Вейер – гений, без всяких преувеличений – принцип работы двигателя горизонта cтал бы прорывом, если бы его надежность была доказана. Ни один другой специалист не сможет разобраться на месте, что с кораблем, поэтому Биллу придется лететь. В принципе, все вышло куда проще, – Уоррен слабо улыбнулся, – я опасался, что получу отказ с порога.
– Подготовить наш штатный звездолет? – переходя на технические аспекты операции, уточнил Диккенс. – «Буревестник» как раз в доке, прошел ремонтную проверку.
– Нет, наших кораблей там не при каких условиях быть не должно, – постучал указательным пальцем по столу адмирал. – Свяжитесь с «Льюис и Кларк», они как раз должны возвращаться с рейса.
– Космические спасатели? – немного растерянно спросил офицер. Он не понимал, почему не направить людей с «Олимпа» – в случае чего было куда проще обеспечить секретность, чем привлекая службу быстрого реагирования.
– Они самые. На «Горизонте» реактор, который в случае нестабильного процесса способен разнести все в радиусе пары десятков миль, – взгляд Уоррена стол холодным и от этого по спине Диккенса пробежали мурашки. Он понял, о чем говорит главнокомандующий еще до того, как услышал сведущую фразу. – Если что-то пойдет не так ... нам надо уменьшить возможные потери. Спасатели получили вызов, который мы честно передали, не разбираясь в деталях. Их гибель станет трагедией – но не скандалом. Не было никакого «Горизонта» – возможно, сбоил один из наших маяков.
А Вейер, который знает правду, будет на том корабле, подумал Диккенс. И все концы в... космос. Хорошая участь, ничего не скажешь ...
Он в который раз пожалел, что соприкоснулся с тайной пропавшего звездолета, как и со многими другими. Боги «Олимпа», к их глубочайшему сожалению, оставались смертны ...

Глава 2. Тернии и звезды
Из всех вещей во вселенной Миллера в последнюю очередь волновал внешний вид «Льюис и Кларк». Корабль, десятки раз рассекавший пространство от Меркурия до Плутона мог позволить себе боевые шрамы – так и появились на округлых титановых боках неглубокие вмятины. Их, безусловно, можно было подчинить в доках, однако для команды подобные отметины заменяли ордена. Капитан Миллер считал, что уж это проявление внимания они заслуживают – внешность «Льюис и Кларк» все равно не влияла на его технические параметры.
Чем-то корабль напоминал готового расправить крылья шмеля – огромные ионные двигатели, беззвучно извергавшие плазму в пространство космоса, переходили в округлый корпус. «Голова» звездолета не сильно выдавалась вперед – конструкторы думали о практичности, не рискуя строить спасательный корабль с длинными коридорами. Чем компактнее были размеры и чем плотнее все отсеки прижимались друг к другу, тем меньше оставалось вероятности, что при резких маневрах что-то откажет.
Миллер помнил, сколько раз приходилось совершать эти резкие маневры: в астероидном поясе, в бушующей атмосфере циклопического Юпитера, посереди колец Сатурна... Везде терпели крушение, терялись или застревали исследовательские зонды, автономные станции и звездолеты разведки.
Однажды они едва не погибли, пытаясь вытащить притягиваемый гравитацией Венеры потерявший управление звездолет горняков. Заело стыковочные шлюзы и «Льюис и Кларк» чуть не утащило следом за падающим кораблем. Даже спустя два года окружающий стыковочный мост металл походил на крышку консервной банки, которую так и не смог вскрыть нож.
Космос оставался диким местом, несмотря на усилия человечества по его покорению. Поднимались купола баз в негостеприимных ущельях планет, под окрашенными в безумные цвета небесами. Мир оказался шире, чем люди когда-то думали – но при этом он остался таким же пустынным, как антарктический ледник. Базы и колонии не могли заменить доступные для заселения миры земного типа, о которых грезили все астронавты.
Из девяти планет и их лун ни одна, кроме третьей от Солнца, не могла похвастаться пригодной атмосферой и следами жизни, а путь дальше перекрывали непостижимые пространства космоса. И потока плазмы, который исправно порождал корабельный двигатель, не хватило бы на их преодоление. Гиперсон, помогающий скоротать недели и месяцы дороги, тоже не являлся панацеей – до сих пор так и не установили, сколько же может выдержать погруженное в ледяной стазис тело. Но даже если ученым удалось бы решить эту задачу, ни один корабль не мог поднять на борт столько топлива, сколько требовалось для перелета к ближайшей звезде.
Эти мысли проносились в голове Миллера, пока пальцы послушно выполняли все рутинные проверки. Должность капитана имела свои преимущества – можно спокойно наслаждаться приближающейся стыковкой, пока основную часть работ выполняли пилоты. Мостик, конечно, не заменял шезлонг где-то на тропическом острове, но за годы Раймонд Миллер привык к своему креслу.
Он был крепким, хорошо сложенным темнокожим мужчиной тридцати четырех лет, чья небрежная поза выдавала профессионала своего дела. В движениях скользили порывистость и уверенность, голубые глаза смотрели без лишнего напряжения – но на душе у Миллера скребли кошки. Полученное сообщение не просто испортило настроение, традиционноприподнятое в честь окончания вылета – оно еще и беспокоило своей неопределенностью.
«Олимп», до которого оставались считанные минуты полета, разрастался в иллюминаторе, превращаясь в решетчатую конструкцию из полусфер и мостиков. У Раймонда эта станция всегда вызывала ассоциацию с муравейником – особенно нижние прямоугольные блоки, где располагались жилые отсеки. От них тянулись переходы научно-исследовательских небоскребов, завершающиеся полусферами доков и экспериментальных зон. Но не дизайн раздражал темнокожего капитана – скорее то, что такое огромное количество людей избрало безвылазную жизнь в космосе. Этого он понять не мог, хотя и не особо пытался.
У Раймонда было свое мнение по данному вопросу, и оно прошло проверку временем.
Космос опасен, и люди, постоянно живущие в нем – безумцы, подобно дуракам, построившим деревню на бревнах посредине океана. От космоса по возможности стоило держаться подальше – странная мысль для капитана звездолета, но Миллер слишком многих спас из смертельных ловушек, чтобы закрывать на это глаза.
Опасностью дышало и сегодняшнее поручение. Взять на борт консультанта и оправиться по неизвестному сигналу SOS в сторону Нептуна. На планету, где не было ни одной базы или колонии – последние укрепленные форпосты землян заканчивались на лунах Сатурна. Нептун лежал слишком близко к краю Солнечной системы... слишком близко к внешней тьме...
Он посмотрел на Старк, колдующую над навигационным экраном слева от капитанского кресла. Девушка не отреагировала, хотя наверняка чувствовала взгляд – интуиция навигатора была столь же остра, как и её язык. Светлые волосы, затянутые в хвост, падали на бледную шею – вся команда просто мечтала о загаре.
Хелен Старк он точно бы не помешал, что наверняка одобрила бы вся мужская часть команды – с её модельной внешностью в бикини девушка смотрелась куда лучше, чем в мешковатом комбинезоне службы спасения. Правда, и этот наряд Хелен умудрялась носить, ловко подчеркивая длинные ноги и высокую грудь. Она ему нравилась... но Миллер давно понял, что на корабле не место постельным отношениям. Не потому, что работа и личная жизнь несовместимы – скорее по причине потери объективности, которая неизбежно последует, если они переведут все в более близкую плоскость.
В космосе нельзя расслабляться – это он давно усвоил. Невнимательность здесь равносильна смерти. Своей и чужой.
Да и сама Старк не подпускала к себе никого, хотя при этом умудрялась не наживать врагов. Она не была ледышкой, но любой, посчитавший её легкий флирт за предложение близости, рисковал нарваться на достойную отповедь. Купер, сидящий по правую руку в кресле пилота, получал подобные щелчки по носу регулярно – но все же не оставлял попыток.
Многие считали Купера Финнея и капитана похожими, но сам Миллер считал, что кроме цвета кожи между ними нет ничего общего. Бритоголовый мужчина безудержно болтал, ввязывался в любые неприятности во время отпуска и без остановки хохмил – качества, которые Раймонд, к счастью, не замечал в себе. Но садясь за штурвал, Купер творил чудеса – как и Старк с расчетом курса... как и вся его команда...
Они стали единой семьей за годы работы – и возможно, поэтому капитану так не хотелось лететь в неизвестность. Нептун находился слишком далеко... чтобы со спокойной совестью отправлять туда своих близких, особенно без положенного отпуска. Да, им за это платили... но от странного задания, которое «Олимп» поручил без малейших объяснений, веяло чем-то нехорошим.
Неизвестный сигнал. Консультант. Приказ высшего командования «Олимпа», подразумевающий безотлагательное выполнение.
В этом таилось что-то зловещее...
***
Старк распрямила уставшие плечи, глядя в экран монитора на одинокую фигуру возле трапа – видимо, того самого Вейера, которого назначили в экипаж консультантом. Её работа завершилась еще раньше, чем Купер пристыковал звездолет к одному из многочисленных шлюзов станции, но Хелен следила за показателями до последнего момента. Девушка была навигатором и то, что пространство вокруг «Олимпа» не скрывало неожиданностей, не значило ровным счетом ничего. Старк не знала, заразилась ли этим подходом от Миллера или же космос научил её постоянной бдительности. Но, садясь к кресло, она подходила к выполнению своей задачи с перфекционизмом, испугавшим бы даже буддистского монаха.
Последние огоньки на панели погасли – системы корабля переходили в режим экономии энергии. Правда, остановка была недолгой – им даже не разрешали сойти на борт «Олимпа». Не то чтобы Хелен не понимала, что жизни потерпевших крушение где-то возле Нептуна дороже отдыха, но в конце концов, спасательными операциями занимался не один «Льюис и Кларк».
Миллер взглянул на экран, и хотя девушка не могла со своего кресла разглядеть, что за видео просматривает капитан, выражение лица Раймонда говорило само за себя. Наверное, Вейеру, ожидающему их у опускающегося трапа, сейчас сильно икалось...
– Спасибо, Куп... отличная работа, Хелен, – капитан встал, плавно выскальзывая из своего кресла. Поднялась и она с пилотом, с удовольствием разминая затекшие мышцы. Старк с грустью подумала, что так легко и форму потерять – впереди их вместо земного солнца ждал очередной гиперсон, причем довольно долгий.
По пожарной лестнице, ведущей на нижний ярус, промелькнула узловатая тень – через люк поднимался Смит. Второй пилот Смит отлично дополнял Купера своим немалым профессионализмом, но когда открывал рот, то даже жизнерадостная Хелен с трудом удерживалась от стона. Если Финней шутил открыто, охотно становясь объектом собственного юмора, то циничные выпады Грегори Смита могли довести до колик даже капитана. Правда, Миллер умудрялся справляться и с ним – Раймонд крепко держал команду, сохраняя при этом видимость демократичности. За этот стиль, а еще за искреннюю привязанность к подчиненным, Старк уважала командира, хотя и не всегда разделяла его мнение.
– Капитан, скажите, вы пошутили? – Смит уже был на пороге, весь собранный, словно готовился к схватке. Угловатое, резкое лицо дополняли бегающие глаза, и его взгляд никогда не нравился Хелен. Было в нем что-то темное, словно ждущее возможности вырваться на волю – какой-то изголодавшийся неприрученный внутренний зверь. – Я поверить не могу, что нас снова бросают на рейс! Шесть недель, капитан... шесть недель, во время которых моей девчонкой была моя правая ручонка, а тут – Нептун! Почему не Марс, в конце концов? На Марсе хоть женщины есть.
Хелен внутренне хмыкнула от подобной логики, однако, несмотря на все разногласия во взглядах, прекрасно понимала этого мужчину. Даже в полетных параграфах указывалось, что команду после гиперсна рекомендовано отправлять в отпуск, если не наблюдается обстоятельств, требующих немедленного выполнения. И, по-видимому, их случай как раз к последним и относился.
Оставалось понять – почему?
– Я согласна со Смитом, – заметила Старк, и капитан обернулся. В его глазах сверкнул веселый огонек... но за ним таилось не меньшее раздражение.
– Тебе тоже захотелось женщин с Марса, Старк? – спросил он, вызвав в ответ легкую улыбку. Хелен покачала головой, слыша за спиной короткий смешок Купера.
– Капитан, почему Нептун? Там нет ни одной колонии, и основные маршруты обходят эту планету стороной.
– Я не знаю, – ответил капитан, обходя Смита, который тут же увязался следом. Старк со вздохом двинулась за мужчинами, представляя, как со стороны выглядит их процессия. Миллер-квочка и за ним его выводок... один лишь Купер остался возле своего кресла.
– Все что мы знаем – есть сигнал, и мы его обязаны отработать. Все остальное спросим у того пижона, что стоит перед трапом и, видимо, ждет ковровой дорожки и фанфар.
Говоря эти слова, Миллер ловко, словно всю жизнь лазал по подобным лестницам, скользнул на нижний ярус. Мрачный, как туча Грегори полез следом, и Хелен четко расслышала, что мужчина бормочет себе под нос.
– Дерьмо все равно через задницу вылезет...
Девушка уже достаточно времени провела вместе со Смитом, чтобы понимать – в переводе на более культурный язык это было максима фаталистического подхода второго пилота. Иными словами – жизни без проблем не бывает, и с этим Старк тоже полностью соглашалась. Возможно, не так уж и много разделяло её и Смитта, кроме отсутствия манер у пилота...
Сзади грянула музыка – оставшийся на мостике Купер включил что-то из своего любимого рок-панка, и дикие вопли наполнили помещение. Навигатор покачала головой – каждый боролся с дурными предчувствиями, как умел, и начала спускаться в лестничный люк. Если её чего-то и хотелось, так это тишины – причем тишины бодрствования, а не той зимней спячки, которая неизбежно ожидала их всего через час.
***
Вейер нервничал – открытый люк «Льюис и Кларк», замершего в паутине фиксаторов, напоминал пасть какого-то исполинского хищника. Перед этой хромированной махиной он ощущал себя малышом, впервые выбравшимся из детской площадки и сразу же попавшим в окружение небоскребов и скоростных автострад.
Конечно, думать так было изрядной глупостью – особенно живя на «Олимпе», в доки которого каждый день швартовались корабли. И, что важнее, «Горизонт» был куда больше любого из всех возможных звездолетов, но к нему Вейер испытывал совсем иные чувства. «Горизонт» заменял ему ребенка, которого он так и не подарил Клер.
Доктор поморщился, с усилием выбрасывая из головы воспоминание. Сейчас не время... думай о том, что предстоит сделать. О том, что можешь прервать свое добровольное изгнание... снова заняться работой. Вновь увидеть «Горизонт».
Это было меньше, чем он хотел – без Клер возвратившийся корабль не вызывал той безумной радости и надежды, с какими Вейер провожал его в полет. Однако в его положении перебирать не приходилось – лучше уж «Горизонт», чем ничего. В конце концов, если жизнь пуста, то пусть хотя бы работа над исправлением одной ошибки молодости станет её достойным завершением. Правда, для начала предстояло добраться до орбиты Нептуна... и понять в чем же заключался его промах.
Несмотря на распахнутый люк, Вейер не спешил подниматься на борт. Он повидал достаточно капитанов, чтобы понять, как они относятся к своей территории. Скорее всего, эта команда будет не в восторге – адмирал сказал, что «Льюис и Кларк» только что вернулись с рейса, и злить будущих коллег Уильяму не хотелось. Пока что мужчина разглядывал корабль, поражаясь, почему испытывает такую тревогу перед этим потрепанным звездолетом. Неужели все дело в том, что он никогда не летал дальше орбиты Луны? Или причина куда проще – единственным кораблем, который Вейер мог назвать своим, был «Горизонт», а с его утратой все остальные стали не более чем за жалкой заменой?
По металлическому трапу раздались шаги – и чернокожий мужчина, двигающийся с размерной грацией, выглянул из теней, скрывавших нутро «Льюис и Кларк». Одного взгляда хватило, чтобы понять – капитан Раймонд Миллер, о котором говорил Уоррен, не чужд в прошлом военной службе. По крайней мере, его манера двигаться и осанка напоминала доктору тех людей, кабинет которых он не так давно покинул.
– Часы тикают, – вместо приветствия бросил капитан, скептически глядя на Уильяма, сжимающего в руках один-единственный кейс. – Вы подниматься собираетесь или и будете так стоять?
Чувствуя, что худшие опасения сбываются, Вейер покорно взошел на борт. Миллер уже исчез в глубине узкого коридора, со всех сторон бугрящегося металлическими трубами внутреннего обеспечения, скрывавшими кабели всех мастер, системы вентиляции и энергоузлы. Чтобы не отстать, Уильяму едва не пришлось бежать – к счастью, капитан остановился возле первой же каюты и Уильям получил возможность разглядеть его ближе.
В меру короткая стрижка, гладко выбритое лицо, острый взгляд, крепкое телосложение – человек знал свое дело, и это читалось в каждом движении. Шагал Раймонд порывисто, но при этом сохранял странную текучесть, словно на ходу менял вес собственного тела. И еще – явно не был настроен разговаривать, но Уильям все же предпринял попытку объясниться.
– Капитан, я не могу передать, как благодарен...
– Вы-то, наверное, не можете, – развернулся Миллер, окатив доктора взглядом, в котором читалась холодная ирония вперемешку со злостью. – А вот я – могу. Мы проторчали в метеоритном поясе, потому что какой-то придурок перепутал радиобакен с сигналом спасательной шлюпки, и возвращались домой, где не были шесть недель. А теперь летим к Нептуну, с непонятным заданием, вопреки всем протоколам, подразумевающим отпуск команды. Это означает – еще минус шесть недель, причем только на дорогу туда.
Вейер его хорошо понимал и уже подумывал наплевать на приказ адмирала и рассказать все до выхода на орбиту Нептуна – Уоррен настаивал на секретности, опасаясь утечки информации. Однако что-то в интонациях Миллера заставило предположить, что даже отправься они навстречу сигналу от иных цивилизаций, существованием которых до сих пор бредила наука – Раймонд не сменил бы скептическое выражение лица на что-то более конструктивное. Для него «Горизонт», скорее всего, был неудачной ошибкой из прошлого – если Миллер вообще что-то помнил о проекте. Оценить значимость возвращения звездолета Раймонд вряд ли мог.
– Я понимаю, – по возможности миролюбиво ответил Уильям. – Вы должны знать, это была не моя идея...
– Знаю, – перебил его капитан. – Все решило командование «Олимпа». Но и вы поймите, Вейер – может, вы сами по себе неплохой парень. Возможно, в других обстоятельствах я бы охотно выпил с вами пива где-то в баре на атлантическом побережье. Но сейчас у меня здесь команда из шести человек, не считая меня, которые крайне злы. Не на вас конкретно... но цветов и шампанского не ждите. А пока... простите, мне нужно распорядиться о подготовке к вылету – через пятнадцать минут, по мнению адмирала, мы должны уже лететь. Поговорим после.
Он отвернулся и быстро пошел по коридору, не давая Уильяму вставить и слова в этот наполненный эмоциями монолог. Вейер проводил взглядом прямую спину капитана и со вздохом привалился к стене. Кажется, зря он так избегал общения семь лет – способность убеждать или хотя бы вести беседу на равных совершенно атрофировалась. Конечно, была надежда, что, узнав ради чего они летят, команда «Льюис и Кларк» изменит свое мнение – но после разговора с капитаном она таяла на глазах. Вряд ли Миллер так уж сильно отличался от своих подчиненных в точке зрения на права космических спасателей...
Хорошее начало, ничего не скажешь.
***
Миллер вздохнул, словно готовясь нырнуть в ледяную воду. Нептун. Почему все же Нептун? Планета, до которой так далеко... чертов Вейер, что он скрывает?
Разумеется, пока корабль дозаправлялся, Раймонд не терял времени. Он послал запрос напрямую Уоррену, игнорируя букву протокола. Дразнить адмирала было не самой разумной идеей, но Миллеру позарез требовались ответы. Прямые и честные, потому что рисковать предстояло «Льюис и Кларк», а не высоким чинам, отсиживающим задницы в уютных отсеках «Олимпа». Возможно, навязанный им доктор мог прояснить ситуацию... но Раймонду он не нравился. Казалось, немолодой пассажир спал на ходу, пребывая в мире своих грез – отстраненный и грустный взгляд человека, несущего багаж нерешенных проблем, был хорошо знаком капитану. Такое пополнение команды не могло привести ни к чему хорошему, поэтому за время командования звездолетом Миллер делал все, чтобы похожие на Уильяма люди, страдающие от излишней чувствительности и кучи комплексов, даже ногой не ступали на палубу.
На «Льюис и Кларк» все умели жить сегодняшним моментом, а тоскливое и немного затравленное выражение лица Вейера наводило на мысль, что он и свою каюту редко покидает, не то что «Олимп».
В космосе не место слабости... любой изъян в тебе начинает расти, превращаясь из узенькой трещины в широкую пропасть. В пустоте легко сломаться... эту истину Миллер мог подтвердить. Он вытаскивал тех, кто, поддавшись панике, превращались в напуганное мычащее стадо – людей утрачивающих чувство собственного достоинства в желании спастись. В среднем из десяти человек, на вызовы которых спешили космические спасатели, кто-то один всегда демонстрировал нижние грани человеческого бессилия – и немалый опыт подсказывал Миллеру, что Уильям из их числа.
Адмирал, однако, говорить с ним отказался – лишь напомнил о том, что всю положенную информацию команда получит не раньше прилета в расчетную точку. Тридцать часов полета до сигнала с момента пробуждения – вполне достаточно, чтобы составить план, но, черт возьми, что же это за задание такое, о котором нельзя заранее узнать? Обычно подобная секретность была свойственной военным разработкам... а от армии некогда служивший на военном крейсере Миллер ничего хорошего по умолчанию не ждал. По его мнению, в условиях отсутствия внешнего врага – воевать землянам все равно было не с кем, не желающие потерять финансирование армейские чины только и делали, что создавали себе и окружающим неприятности.
Он заглянул в рубку, покачал головой в ответ на вопросительный взгляд Старк – девушка испытывала схожие сомнения во всем, кроме личности Вейера, и перевел взгляд на кресло Смита. Подменивший Купера второй пилот с выражением смертника в день казни на лице выводил корабль на маршрут ускорения. Мониторы давали круговой обзор, проецируя изображение со всех датчиков и камер наблюдения, поэтому удаляющаяся станция приковывала к себе внимание. Пока что остальные космические постоянные, даже Земля – крохотная пылинка в океане бесконечности, сохраняли видимость неподвижности.
– Как двигатели? – обратился капитан к Старк, и девушка повернулась к экрану, одновременно поправляя выбивающийся волос.
– Ионный двигатель разогревается... время достижения полной мощности примерно десять минут.
Голос Хелен оставался звонким, хотя Раймонд не сомневался – вид оставшейся за спиной Земли прибавляет ей оптимизма не больше, чем ему самому. Однако Миллер слишком хорошо знал Старк – девушка скорее откусила бы себе язык, чем показала, как её угнетает неудавшееся возращение.
– Отлично. Смит, чем порадуешь?
– Все дерьмово, капитан, – не изменил себе пилот, – но как разогреется двигатель, можем переходить в режим ускорения. Автопилот запрограммирован, маршрут чистый.
Корабли не могли летать на полной скорости и при этом обеспечивать своим пассажирам безболезненное существование. Гиперсон создали не только как средство преодолеть многодневную скуку полета – без него пришлось бы двигаться на малой тяге, что занимало в десять раз больше времени. Поэтому большую часть времени команда просто спала, пока космический мозг «Льюис и Кларк» выполнял поставленную задачу, неся их сквозь безразмерное пространство.
Спасательная миссия... эти слова когда-то вызывали у Раймонда непонимание. Как можно кого-то спасти, если с момента сигнала SOS и до прибытия проходило несколько недель? Однако ничем лучшим человечество пока что не располагало... и потому в половине случаев космические спасатели превращались в патологоанатомов.
***
– Джастин? – обратился к интеркому Миллер и экран с капитанского пульта высветил узкий отсек. Паренек с растрепанными волосами, склонившийся над панелью реактора, казался подростком, натянувшим на себя шутки ради темно-синюю униформу спасателя.
Джастину Юэрсу исполнилось девятнадцать, хотя внешне ему мало кто давал больше шестнадцати. Бойкий паренек, которого Раймонд негласно считал корабельным талисманом – быстрый, порывистый и способный починить все, что попадало в его неугомонные руки. Джастин не заканчивал академий, но с детства занимал все призовые места на любой технической ярмарке, и попал в команду «Льюис и Кларк» по чистой случайности – его родителей знала Питерс, которая к тому времени уже заняла должность корабельного врача. Сейчас Раймонд думал, что таких совпадений просто не бывает – он надеялся в лучшем случае, на смышленого юнгу, а получил настоящего профессионала-инженера. Если Джастин копошился в реакторе, значит, тот будет работать, даже если откажет все остальное – в этом капитан был твердо уверен.
– Энергоснабжение сияет зеленым, как новогодняя елка, шкипер, – отозвался парень и Миллер подавил улыбку. Он многое позволял этому мальчишке, потому что любил его – как и вся команда, даже мизантроп Смит.
– Запускайте автопилот, – скомандовал мужчина и встал с кресла. Дальнейшее не требовало прямого участия – и Старк, и Смит свое дело знали. Миллер направился к лестнице, собираясь спуститься к остальной команде, когда музыка налетела волной, от которой задрожали стены. Раймонд вздохнул, пройдя мимо люка в дальнюю часть яруса, где из ремонтного отсека доносились громогласные вопли, напоминавшие капитану крики голодных макак. Музыкальные пристрастия Купера способны были поднять из могилы даже мертвого.
Он заглянул в открытую дверь, где Финней под звуки панка из закрепленного на поясе музыкального плеера проверял крепление всех секций с инструментами и при этом умудрялся танцевать. Естественно, надеть наушники он и не подумал – говорить с пилотом о преимуществе тишины было все равно, что читать стихи глухому.
– Выруби это! – крикнул Раймонд, перекрикивая ор из динамиков. Финней нажал кнопку и взглянул с видом крайнего оскорбления – разве что уголки губ подрагивала улыбка.
– Сейчас не моя смена, капитан. Неужели вы не любите современную музыку?
– Люблю, – ответил Миллер, – только когда не глохну от неё.
Собеседник лишь руками разве с виноватым видом.
– Все проверил? – больше по привычке спросил капитан. Пилот кивнул.
– Все на месте, при ускорении не завалится. Можно укладываться баиньки.
– Вот и ступай к капсулам, – усмехнулся Раймонд, – или ты без колыбельной не засыпаешь?
Купер расплылся в улыбке – подобные шутливые перепалки доставляли удовольствие обоим, тем более пилот никогда не переступал грань дозволенного. То, что оба мужчины из всей команды были одного темного цвета кожи, не играло никакой роли – дух субординации на «Льюис и Кларк» соблюдали свято. Команда могла шутить, обсуждать решения Миллера или возмущаться – но когда он приказывал, то все до одного делали то, что решал капитан. Возможно, именно поэтому их вылеты до сих пор обходились без потерь среди экипажа.
– Есть ступать к капсулам! – вытянулся в струнку Купер, продолжая зубоскалить.- Сэр, разрешите обратиться сэр? Прочитаете мне сказу перед сном?
– Хватит уже, – отмахнулся Миллер, прекращая надоевшее дуракаваляние. – Давай к нашим, раньше уснем – быстрее проснемся.
– Точно, – мгновенно избавившись от шутовства в голосе, согласился Купер. – Капитан, так все-таки, что нас ждет после пробуждения?
– Работа, – коротко бросил на ходу Раймонд. – Очередная работа, которую придется за кого-то доделывать...
***
Вторую попытку объясниться Вейер предпринял у двери отсека гиперсна, где капитан наверняка должен был появиться. В помещении работало еще двое спасателей – женщина с приятным, но усталым лицом проверяла работу капсул, в то время как худощавый мужчина с орлиным профилем устанавливал контейнеры со сжиженным кислородом. Глядя на то, как ловко управляется эта парочка с полупрозрачными коконами, в которых предстояло провести большую часть полета и с хромированными кислородными цилиндрами, Уильям снова почувствовал себя лишним. Он кивнул им и получил в ответ такие же кивки. Взгляд усталой женщины был грустным, мужчина оценивающе смотрел глубоко посажеными глазами. Эти люди вряд ли отказались бы вступить в беседу – но доктор, получив недвусмысленное пояснение от Миллера, не искал пустых разговоров.
Забавно... они считают виновником меня, с грустью подумал Вейер. Даже эти люди, которые наверняка ничего не помнят про «Горизонт» – и те нашли во мне первопричину всех бед. Впрочем, я это заслужил...
Шаги капитана прервали сеанс уничижительных размышлений – легкую упругую походку Миллера Уильям уже запомнил. Он вообще запоминал все с первого раза, хотя и не всегда делал правильные выводы. Как с Клер... которую он слушал, но не слышал...
– Командование сказало, что вы проведете совещание по прилету, – сходу произнес Раймонд, едва увидев прислонившегося к стене доктора. – Я не буду спорить, хотя считаю это полной чушью. Нас втягивают непонятно во что, и мне это не нравится.
Краем глаза Уильям заметил, как члены экипажа оторвались от работы и встревожено посмотрели на капитана. По мнению Уильяма, Миллер мог бы говорить и потише – если он только он не делал это специально.
Да он просто хочет выставить меня козлом отпущения, внезапно подумал Уильям. Не потому что верит, что я так уж виноват в том, что экипаж лишился отпуска – скорее чтобы оправдаться перед командой. Все верно... он капитан, а я – никто, навязанный адмиралом пассажир. Иначе, зачем этот разговор на повышенных тонах?
– Сожалею, – стараясь скрыть раздражение, сухо ответил Вейер. – Как только долетим – я все подробно расскажу.
Раймонд холодно посмотрел ему в глаза и Уильям понял, что тот уловил сдавленную злость. Кажется, капитан расценивал этот как вызов.
Зачем я это делаю? Почему ссорюсь с человеком, который и не обязан мне доверять? Почему не нарушу этот глупый приказ?
Неужели все презрение, впитываемое годами, все же изменило его в худшую сторону? Или в душе он просто не хотел, чтобы его приняли в свой круг – не хотел подвести еще кого-то доверившегося... как подвел Клер? Может, ненависть – это действительно то, что ему суждено... как вымышленному Каину, обреченному носить метку на своем челе?
– Тогда готовьтесь ко сну и не забывайте, – последние слова Миллер особо выделил, не отрывая взгляда от глаз доктора, – что на корабле отдаю приказы я. Вы – консультант, и не более. Это ясно?
– Да, – устало ответил Уильям, едва сдержавшись, чтобы не опустить голову под этим ощутимым давлением. Чем-чем, а крепким характером и командным голосом Миллера природа не обидела, это Вейер сразу почувствовал.
– Тогда не мешайтесь под ногами, – процедил Раймонд и вошел в отсек. Уильям так и остался в коридоре – смотреть в глаза наверняка все слышавших мужчины и женщины не хотелось. Вообще ничего не хотелось, кроме как найти «Горизонт», разобраться в исчезновении – и уснуть. Возможно, даже вечным сном...
Клер... я так устал...

Глава 3. Сны и явь
Его звали Дуглас Джексон, но для всех на корабле худощавый мужчина оставался Ди-Джеем. Это было забавно, потому что обладатель прозвища никогда не любил клубную музыку, отдавая предпочтение классике – чем доводил Купера с его панком. Правда, в отличие от пилота, тихий реаниматолог и травматолог Ди-Джей не пытался навязывать свои предпочтения окружающим – он и в разговоры вступал лишь по необходимости. Страстью сорокалетнего мужчин оставались книги, размышления и полетная тишина. Ди-Джей придерживался простых правил – был требователен к себе, не позволял предвзятости заслонить рассудок и верил, что логика всегда сильнее эмоций... но сегодня даже ему хотелось послать на хрен обезумевшее командование и написать заявление на увольнение.
Нельзя сказать, что травматолога так уж влекла Земля – там его никто не ждал, а книги можно читать и в своей каюте, однако он недаром увлекался психологией в придачу к основной профессии. Правила с отпуском придумали не из-за жалоб профсоюза – мозг человека в гиперсне сохранял остаточную химическую активность, вызывающее накопление раздражения в нейронных узлах. Бодрствование помогало снять эти последствия, но Ди-Джей слышал, что из первых покорителей космоса почти все закончили жизнь в психушке. Это не афишировалось, но люди, для которых гиперсон становился основным видом времяпровождения, часто страдали от галлюцинаций и маний преследования. Тогда не давали отпусков, вновь и вновь посылая людей в полет – и теперь, как оказалась, это порочная практика тоже не была забыта.
С точки зрения немолодого медработника это являлось крайне непрофессиональным ходом. Однако по лицу Ди-Джея ничего не могли понять ни проверявшая капсулы Питерс, ни вошедший капитан, только что на весь коридор распекавший пассажира. На месте Миллера Дуглас не стал бы так давить – он прекрасно понимал, что Вейер вряд ли виновен в их назначении на вылет, поскольку высокие шишки сами не марают рук. Скорее всего, мужчину самого оторвали от работы – уж очень несчастный вид был у несмело заглядывающего в каюту консультанта.
– Что у нас с воздухом? – спросил капитан и травматолог перевел взгляд на заполнившие ячейки цилиндры. На стальных концовках горели зеленые индикаторы – жидкий кислород в каждой был едва ли не самым ценным, что нес «Льюис и Кларк».
– Запасы на максимуме, капитан, – голос Ди-Джея мог показаться флегматичным, даже ленивым, хотя сам мужчина считал это сдержанностью. Космос не любит резких движений, давно понял реаниматолог, и старался следовать открывшейся истине.
Под ногами прокатилась легкая вибрация – звездолет плавно набирал ускорение.
– Питерс, – куда мягче позвал Раймонд, и женщина подняла голову, отрываясь от медицинской панели. Округлое лицо врача светилось какой-то умудренностью, но вместе с тем её глаза напоминали тусклые огни за мутным стеклом – след боли, которую Ребекка едва скрывала. Ди-Джей знал её причину, как знал и весь экипаж, но на корабле об этом тактично молчали.
– Прости, Питерс, – с искренним сожалением продолжил капитан. – Я пытался, но нас не отпускают...
Ребекка Питерс вздохнула, вновь поворачиваясь к капсулам.
– Ничего страшного, – невыразительно ответила она. – Я уже попросила своего бывшего, чтобы он забрал Денни на Рождество...
Голос корабельного врача дрогнул и Ди-Джей мысленно вздохнул – он жалел мальчика, от рождения обреченного проводить все время в инвалидной коляске. Врожденная атрофия нижних отделов спинного мозга – даже в двадцать первом веке некоторые заболевания оставались неизлечимы. Травматолог подозревал, что так будет всегда – как бы высоко не взлетело человечество, вперед простирались еще большие пределы. Он все детство ходил в церковную школу, читал историю Вавилонской башни – и последнее время часто думал, что все действия вышедшего в космос человека напоминали тех глупцов, что пытались взглянуть в лицо Богу.
Космос – молчаливое божество черной тьмы и пустоты, не терпел соперников...
...Миллер молчал, глядя на Питерс, и глаза капитана казались Ди-Джею усталыми, будто Раймонд несколько ночей подряд страдал от бессонницы.
– Мы это не изменим, Ребекка, – тихо произнес капитан, и женщина вздрогнула.
– Я не видела сына уже больше месяца... и теперь не увижу еще три.
– Прости, – еще раз извинился Раймонд. – Но нам нужно выполнить задание, понимаешь? Ты с нами, Питерс?
Она кивнула, отвернувшись, чтобы капитан не увидел блеснувших в уголках глаз слез – но для Ди-Джея они были хорошо различимы.
А ведь мы еще не погрузились в сон, тревожно подумал травматолог. Какие истерики начнутся, если коматозное состояние действительно окажет незаметное влияние на работу мозга? Будем ли мы сыпать обвинениями или жажда найти виновника напротив, сплотит экипаж? Тем более в коридоре стоит человек, которого даже я теоретически готов воспринимать как агнца на заклание. Хотя лично мне этот Вейер ничего не сделал...
– Я в порядке, – уже с меньшим надрывом ответила Питерс. – Подача кислорода отрегулирована. С учетом резерва хватит на четыре месяца.
– Мы вернемся раньше, – обнадежил её Миллер, и Ди-Джея внезапно посетила тревожная мысль. Он никогда не был мнительным, держа эмоции в узде и пряча их за философскими постулатами, над которыми размышлял – но здесь ощутил нечто вроде тревожного предчувствия. Холодный комок, который прокатился по горлу и опустился в область сердца, поселившись там.
Не стоит дразнить космос такими фразами. Он – жестокий идол... и любит жертвы.
– Так, не будем тянуть, – подойдя к панели интеркома. Раймонд нажал клавишу и его голос прокатился под сводами и переборками звездолета. – Леди и джентльмены, прошу спуститься в отсек гиперсна. Кто не успеет – тот будет маяться от скуки следующие шесть недель.
Скорее его размажет по стене при ускорении, подумал Ди-Джей. Тревога не отпускала – как голодный спрут, она раскидывала щупальца сомнений, заставляя неробкого травматолога почему-то вспомнить затверженные еще в детстве молитвы.
Отче наш, сущий на небесах...
***
Он подошел к капсуле, на которой кто-то уже написал маркером «Вейер». В отсек постепенно спускались люди, но доктор не начинал никаких разговоров. Сейчас, под обвиняющими взглядами, ему казалось, что любые слова бессмысленны. Да и Миллер стоял у входа, проверяя показатели питания по настенной панели, а в присутствии капитана мысль наладить отношения с экипажем выглядела просто смешно.
Астронавты останавливались перед шкафчиками, без особых стеснений раздеваясь до нижнего белья. Впрочем, Уильям и не ожидал иного – команда, которая проводила каждый полет в гиперсне, давным-давно должна избавиться от ненужных комплексов. Худощавый мужчина с умными настороженными глазами и женщина, чья усталость отметила сеткой ранних морщин нестарое лицо, помогали остальным.
Врачи, подумал Вейер, глядя, как мужчина тщательно осматривает переливающиеся огнями панели капсул. Люди науки... может с ними будет проще найти общий язык?
Но затем вспомнилась травля, которую ему устроили коллеги после пропажи «Горизонта», и желание строить отношения резко угасло. Не проще ли быстрее покончить с сомнениями, забывшись в объятиях гиперсна? Он никогда не погружался в состояние, при котором замирали все жизненные процессы, хотя немало читал про то, что должны ощущать спящие. В прямом смысле это не было сном – скорее кома, черная дыра, в которой тонули все мысли и страхи. Возможно, то, что ему так не хватало – забытье...
– Цепочку не забудь, – обратился к молодому парню мужчина-врач. – Сам знаешь, никаких украшений.
– Не бойся, Ди-Джей, не забуду...
Вейер перевел взгляд на металлический жетон на безволосой груди юноши – там красовалась выгравированная ракета, устремляющаяся к звездам. Старый знак астронавтики, ныне и корабли не те, и люди...
Значит, врача зовут Ди-Джей. Странное прозвище... а впрочем, какое мне дело? Это их экипаж, их мирок, и мне все равно не будет в нем места. Мой мир остался с Клер, в сердце Клер и в отсеках «Горизонта»...
Врач поймал его задумчивый взгляд и кивнул в сторону дальней стенки. Там, в самом дальнем углу, зияла открытая дверца пустого шкафчика. Соседний уже заполняла стопкой одежды молодая девушка, на чью фигуру в бикини открыто пялился чернокожий ухмыляющийся мужчина.
– Спасибо, – тихо ответил Вейер, но Ди-Джей уже отошел к следующей камере.
Уильям шагнул к шкафу, чувствуя себе, как школьник в первый день в новом классе. Впрочем, нельзя сказать, что все взгляды сходились на нем – скорее мужчину не замечали, причем немного нарочито.
– Купер, ты забыл на Земле плавки? – голос у светловолосой красотки оказался звонким и задорным. – Иначе – почему пялишься на мой зад? Хочешь мои одолжить?
Вейер мог оценить её непринужденную грацию и насмешку без тени смущения, и вновь подумал о Клер. Его покойной супруге как раз этого и не хватало – свободы, какого-то безудержного вызова всем общественным нормам. Она всегда была зажатой, держала все в себе – раньше это казалось нормальным, ведь Уильям и сам оставался тихоней. Однако тождество характеров – не все, на чем строится брак, и Клер все же совершила свой единственный смелый поступок, уйдя туда, где могла быть по-настоящему свободной. Открыв дверь вен ключом из отточенного лезвия бритвы...
Негр в ответ лишь усмехнулся, даже не думая скрывать свой интерес.
– Сколько не смотрю – не надоедает.
– Обязательно сделаю для тебя фото...
Слушая этот спор краем уха, Вейер быстро разделся, торопливо сложил все в шкаф, и, оставшись в одних шортах, шагнул к капсуле, мечтая, чтобы все побыстрее закончилось. Шутки светловолосой ножом резали сердце, напоминая, что они с Клер могли бы точно так же пререкаться и смеяться над собой – в другой жизни, где у него нашлось бы время не только на работу...
Капсула ждала – похожая на прозрачный гроб. Он часто мечтал о смерти, но этот сверкающий в галогенном освещении саркофаг почему-то вселял смутное беспокойство. Что, если черное забытье не наступит? Он будет лежать, не в силах пошевелить даже пальцем, неспособный сглотнуть или моргнуть – но при этом в полном сознании. Шесть недель... шесть долгих недель смотреть в укрытый тенями отсек... слушать тишину... и сходить с ума...
Вейер глубоко вздохнул, пытаясь унять колотящееся сердце.
Успокойся... просто успокойся. Ты не первый, кто ложится в эту камеру. Все засыпают – и ты заснешь...
А если нет? вкрадчиво поинтересовался внутренний голос. Думаешь, после всего, что произошло с тобой, сломанная капсула невозможна? Ты неудачник, признай это, Билл – все, что только может пойти плохо, обязательно пойдет.
***
– В первый раз в капсуле? – раздался за плечом мягкий голос. Уильям повернулся, с усилием отрываясь от гипнотического блеска прозрачной крышки капсулы. На груди у женщины он прочел фамилию «Питерс» – она, как и Ди-Джей, еще не снимала комбинезон.
– Да... никогда не погружался в гиперсон, – честно признался Уильям, глядя в воспаленные и печальные глаза. Питерс вряд ли исполнилось многим больше тридцати, но она казалась старше, умудренее, словно жизнь тоже часто отворачивала от врача свое лицо. В черных волосах, собранных в пучок, затесались первые седые нити.
Женщина кивнула, беря его под руку – бережные, но сильные пальцы обхватили локоть Вейера, и это было необычайно приятно. Он так давно не чувствовал чужих прикосновений... особенно прикосновений, в которых была молчаливая поддержка, и больше ничего.
Изнутри капсула оказалась не такой уж неудобной – задняя спинка и угол размещения позволяли без особого труда лежать на спине, а мягкая прорезиненная поверхность не вызывала напряжения в позвоночнике. Впрочем, Вейер понимал, что скоро ощущения все равно исчезнут – если конечно, все его страшные предчувствия окажутся просто плодом мнительности.
Мимо прошел Миллер, и Уильям невольно вздохнул. Лицо капитана по-прежнему выражало суровое раздражение, а взгляд, мельком остановившейся на лежащем в капсуле консультанте, вполне подошел бы хищной птице.
Питерс приподняла бровь, проследила за капитаном, обменивающимся короткими фразами с Купером, и вновь взглянула на Вейера с пониманием.
– Не берите в голову, – понижая голос, женщина наклонила к капсуле голову. – Миллер всегда такой с теми, кого еще не знает. Он иногда пытается показать себя жестким, даже жестоким, но подождите немного – и увидите, что это лишь маска. Вдобавок наш капитан настоящий ас. Один из тех, кто исколесил все внешние рубежи еще в годы военной службы.
Внешними рубежами называли пространство от пояса астероидов до Плутона – те безвоздушные пустоши, куда лежал их теперешний путь. Однако больше Вейера заинтересовал военный опыт капитана – возможно, это могло прояснить, почему Уоррен направил на поиски именно «Льюис и Кларк».
– Где он служил? – так же шепотом спросил мужчина.
– На «Голиафе». Слышали про него?
– Он же взорвался, – выдохнул Вейер, понимая теперь, почему с Раймондом так нелегко найти общий язык. За годы жизни на «Олимпе» доктор повидал немало выживших астронавтов – и все они казались ему людьми, настолько углубленными своими переживаниями, что идти с ними на контакт не имело смысла. Если честно, он вообще поражался, как кто-то, переживший аварию, способен лететь второй раз...
– Да, – кивнула Питерс. – Голиаф доставлял цистерны с кислородом на колонию Титана. Произошла утечка, освободившийся кислород просочился в общий отсек, где-то замкнула проводка... В общем, взрыв был так силен, что лишь Миллер и еще трое уцелели. Он...
– ...Не любит об этом говорить, – вмешался незаметно подошедший Ди-Джей, чей размеренный голос напомнил Уильяму его старого преподавателя астронавтики. Мужчина приложил к запястью Вейера алкогольный датчик и многозначительно взглянул на доктора.
– Не советую обсуждать это, если не хотите его еще больше вывести из себя. С нами Миллер всегда дружелюбный, иногда фамильярный – но есть вещи, куда даже мы стараемся не влезать.
Вейер молча кивнул – любые слова тут были излишни. Впервые он посмотрел на Миллера не просто как твердолобого сукиного сына, а как на человека со сходной историей жизни. Капитан, конечно, был не самым приятным в общении человеком, но его смелость – пойти в космические спасатели, чем-то напоминала Уильяму собственное желание искупить ошибки. Доктор мечтал вернуть «Горизонт», а для Раймонда, по всей видимости, смыслом жизни стало избавление прочих людей от судьбы экипажа «Голиафа». Вдобавок, его явно любил экипаж или, по меньшей мере, уважал – а на подобной работе ценят только за дело.
– Ели что-нибудь за последний час? – поинтересовался врач. – Постарайтесь вспомнить, это крайне важно.
Уильям пожал плечами, недоумевая про себя – в докладах о последствиях гиперсна про еду ничего не говорилось.
– Суп, сандвичи, овощное пюре часа три назад. А что, это опасно?
Врач ответил мрачной улыбкой, более подходящей могильщику.
– При ускорении мы достигнем скорости в 30 джи. Сами понимаете, при такой скорости даже полупереваренная пища может разорвать стенки кишечника.
Как бы ни хотел Вейер спрятать чувства, нервную дрожь удержать не удалось. Достаточно живое воображение нарисовало ученому совсем неприглядную картину, в которую он мог превратиться в полете. Уильям посмотрел на Питерс – может это шутка такая и Ди-Джей его дразнит, но в глазах женщины не было ни малейших признаков насмешки.
– Разве капсула не должна защищать?
– Она и защищает, – Ди-Джей вставил в пистолет-шприц ампулу с нейростаблизатором, укол которого обеспечивал замедление нервной и мышечной деятельности. – Капсула целиком поглощает импульс ускорения, внутри не ощущается даже изменение веса. В большинстве случаев ничего не произойдет, даже если вы плотно пообедали – просто лучше не рисковать, согласны? Для тех, кто питался меньше часа назад, мы вводим в кишечник стабилизирующую жидкость перед сном.
В большинстве случаев... мой как раз к меньшинству относится. Даже если там будет один шанс из тысячи... ручаюсь, я и окажусь этим тысячным.
– Все будет нормально, – успокоила Питерс, когда игла врача вошла в предплечье. Вейер старался не морщиться – боли не было, но по венам словно разлилась ледяная вода. Левая рука внезапно потеряла чувствительность и вес, как если бы он лежал на морских волнах.
– Вы проснетесь и даже не заметите, что прошло шесть недель... – грустьснова прорезалась в голосе женщины, и Вейер захотел хоть что-то сказать в свое оправдание. Наверное, он бы неправ в своих предварительных суждениях, команда оказалась куда человечнее, чем его коллеги – или Вейер просто позволил себе впервые за много лет посмотреть на мир без серых очков. Уильяму внезапно стало важно объясниться, чтобы эта женщина, в словах которой чувствовалась боль, не винила его... но язык уже стал ватным, а следом опустились и веки...
... Тело немело, как больной зуб после укола новокаина. Перед закрытыми глазами поплыли цветные пятна... постепенно превращаясь в раскрывающиеся бутоны цветов. Розы, лилии, хризантемы... Клер так любила хризантемы...
– Надеваем маску, – услышал мужчина в полусне, и респиратор с кислородной трубкой опустился на его лицо, плотно охватив щеки присосками. Подаваемый воздух казался тягучим и вязким... или это его вдох затянулся на целый час?
Медленно опустилась крышка, отрезая неподвижного Вейера от разговоров укладывающейся с соседние ячейки команды.
– Есть признаки клаустрофобии, – вынес вердикт Ди-жей, глядя на постепенно понижающуюся на экране температуру. Стабилизирующая жидкость медленно заполняла капсулу, превращая погребенного в колыбель из стали и стекла мужчину в нечто, напоминающее муху в янтарной смоле. Правда, жидкость и свет давали зеленоватый оттенок, но в остальном сходство было потрясающим – темный силуэт в подсвеченном цилиндре.
– С чего ты взял? – удивилась Питерс.
– Видела, как он нервничал, перед тем как лечь? Напряженные мышцы, суженые зрачки, ускоренное дыхание – у этого парня много демонов сидит внутри.
Женщина посмотрела на напарника с легкой улыбкой.
– Знаешь, Ди-Джей, если с тобой тесно не общаться – можно сделать тот же вывод.
– Все мы не без греха, – хмыкнул реаниматолог и отправился к соседней капсуле, где уже вытянулся Купер.
Вейер не слышал эти слова – он спал, не чувствуя холода и времени. Там, за завесой беспамятства, не было ничего – ни яркого света галогенных ламп, ни его наивных панических мыслей о полетной бессоннице.
Просто тьма – чистая и изначальная, как та, что плескалась за бортами «Льюис и Кларк». Или как та, что гуляла по опустевшим отсекам «Горизонта», парящего на орбите Нептуна...
***
Тишина царила на звездолете – тишина, которую нарушал лишь мерный гул ионного двигателя. Казалось, что титановая крупица корабля застыла в океане черного космоса, стала еще одной неподвижной звездой – но на самом деле потрепанный «шмель» уверенно шел по курсу. Никто не прокладывал ему курс, Смит, Старк и Купер лежали в тесноте капсул – однако автопилот, как бдительный штурман, без лености и ошибок вел «Льюис и Кларк» по намеченному маршруту. Иногда он отклонялся, чтобы избежать столкновения с лениво парящим астероидом, и тогда по корабельным переборкам пробегала легкая дрожь маневра, но сны экипажа не омрачали тонкости компьютерного пилотирования. Как мраморные статуи в урнах, полных зеленых вод, застыли они – недвижные и безмолвные, и приглушенные огни играли на бледных телах.
Миллер спал, сохраняя привычную сдержанность, и лицо его, казалось, даже в покое капсулы хранило мрачную решимость. Он напоминал древнего полководца, прикорнувшего перед рассветом в канун решающей битвы. Купер, напротив, оставался расслабленным, и мускулистые, покрытые шрамами руки парили в трясине стабилизирующей жидкости. Безмятежное лицо Старк делало её еще более чувственной, хотя на корабле не было никого, способного оценить красоту полуобнаженной девушки. Смит, напротив, сжимал кулаки – даже во время похожего на смерть безвременья, в которое погрузился мужчина, он оставался готов к бою с целой вселенной. Ничего не выражала и поза Ди-Джея, словно травматолог просто прилег вздремнуть и поразмыслить над очередной занимательной теорией. Лицо Питерс утратило черты обреченности, и под кислородной маской губы сложились в красивую и добрую улыбку. Джастин, казалось, притворялся спящим – закрытые глаза парня в любую секунду могли смениться довольным блеском, и свет скользил по опущенным векам, медленно стекая к щекам.
Спал и Вейер, единый с командой в её бесконечном безмолвии. Гиперсон смыл с Уильяма усталость, разгладил морщины, и доктор, потерявший все, что составляло смысл его жизни, сейчас мог бы показаться простым туристом на отдыхе. Боль ушла, ушел и страх – в черном океане бессознательного, куда погрузились мысли Вейера, не было ничего. Где-то в недрах разума кишели черные твари сомнений и тревог, чьи плавники иногда приближались к раскрывшейся в гиперсне душе. Но холодные оковы капсулы не давали им проникнуть за полог беспамятства.
Для восьмерых обитателей отсека время остановилось, и лишь зеленые огни на панелях подтверждали, что «Льюис и Кларк» не превратился в космический склеп. Они не знали перемен – но росла впереди мерцающая синевой планета, на которой бушевали бесконечные бури, и дальние раскаты грома коснулись разума одного из спящих...
***
Голоса пришли раньше, чем к телу вернулась чувствительность. Хор перекликающихся, завывающих узников, брошенных в холодную тьму, из которой не было спасения. Они уже отдали все, до последней капли исчерпали душу, но так и не могли насытить голодный мрак. Голоса молили... и звучали прямо над ухом.
А затем умолкли – все разом, оставляя место для одного-единственного, похожего на шелест опавшей листвы.
– Билли...
Ему было холодно, очень холодно... будто и его душа потерялась в бесконечной ночи, населенной этими обезумевшими пленниками. Где-то на краю пробуждающегося сознания мелькнуло понимание – голос женский.
Это сон... подумал Уильям, пытаясь пошевелиться. Тело не слушалось, и даже нарастающий ужас не мог заставить сердце биться быстрее. Я сплю в капсуле... и вижу сон. То, чего я так боялся... даже в гиперсне мне не обрести покой...
Вейер вздрогнул, постепенно возвращая себе чувствительность. Обнаженное тело со всех сторон плотно охватывала стабилизирующая жидкость, похожая на жидкий кисель. Трубка и маска исправно снабжали легкие кислородом, но не защищали глаза. Если я подниму веки... что произойдет? Я ослепну? Нет, глупости... содержимое капсулы не вызывает аллергии и раздражения, потому что...
Почему? Он не помнил – мысли текли вяло, такие же загустевшие, как и жидкость вокруг. Уильям больше не слышал звуков, вырвавшего его из гиперсна – да и сомневался, что слышал вообще. Голоса не могли пробудить спящего – наверное, просто пришло время возвращаться в ритм обычной жизни. Да... так и есть... я уже чувствую свои пальцы, могу ими пошевелить...
– Мне холодно, Билли...
Доктор открыл глаза, со свистом всасывая подаваемый трубкой кислород. Все плыло, вокруг колыхалось зеленоватое облако – но зрачки не болели. Жидкость, по-видимому, была действительно безопасной для зрения... но Вейер уже забыл о своих предыдущих страхах. Женщина, обратившаяся к нему, должна была находиться в капсуле – таким чистым казался голос, не преломлявшийся сквозь стабилизирующий раствор и прочные стенки. Но это невозможно... просто невозможно...
Позвавшей женщины-ученого и её голоса больше не существовало. Клер умерла... умерла семь лет назад, и фото возле кровати – все, что осталось с тех времен. Да еще его боль и память... может, последняя шутит с мозгом, который непривычен к гиперсну?
Это галлюцинации... вспомни, ты читал о подобном. В момент выхода из стазиса можно увидеть и услышать все, что угодно...
Вокруг постепенно прояснялось – зрение приходило в норму. Зеленый туман отступил, и, глядя через мутное стекло, Уильям не заметил ни команды, ни ярких огней. Лампы потолка едва светили, давая возможность различить шкафчики с одеждой – и только. Никто не спешил на капитанский мостик, не отдавал команды – чуть повернул голову, Вейер увидел соседнюю капсулу, где чернел размытый силуэт.
Неужели я проснулся первым? Разве не должны мы выйти из гиперсна одновременно?
Что-то пошло не так... но что именно – Уильям не знал. Его опыт гиперсна был удручающе мал, сводясь к теориям и чужим рассказам. В первый полет ученый просто не мог понять, что из происходящего нормально, а что свидетельствует о сбое. Неужели закон вероятности действительно решил отыграться на нем, выведя из строя капсулу? И что теперь делать? Ведь если так – снаружи дикое ускорение...
Доктор вспомнил слова Ди-Джея ровно за секунду до щелчка. Кажется, на панели под капсулой сменились цвета огней – в зеленые оттенки нагло вмешался желтый. С мелодичным журчанием жидкость начала всасываться в раскрывшиеся под ногами крошечные решетчатые отверстия.
Мужчина вновь огляделся – теперь, когда вязкая смесь отступила от глаз, соседние коконы обрели четкость. Это было невероятно – но команда продолжала спать! Их едва заметно колышущиеся в стабилизирующей жидкости тела напоминали Вейеру покойников, привязанных к якорям и сброшенных в пучину вод.
Жидкость спустилась ниже пояса... освободила колени... пощекотала голени своими холодными каплями, а он по-прежнему не знал, что делать дальше.
Однако автоматика не позволила долго раздумывать – едва остатки фиксирующего раствора всосались, крышка капсулы поднялась. Воздух отсека тут же окутал тело дымкой – капли слизи просто таяли при соприкосновении с кислородом. Было холодно... но не настолько, как он боялся. Ненужная теперь маска вызывала зуд на скулах – и Уильям с явным наслаждением оторвал присоски.
– Билли... – вновь позвал голос, легкий и невесомый, будто рождался не в гортани, а в воздушных колебаниях. Вейер задрожал, делая шаг на пол и даже не чувствуя холода в босых ногах. Никакого ускорения, искусственная гравитация ничем не отличалась о той, при которой он погрузился в сон. Если происходящее – галлюцинация, то слишком долгая и слишком реалистичная.
Это Клер... Клер... нет... не может быть!
Он вновь посмотрел на другие капсулы, словно спрашивая совета – но напоминающие мертвецов члены экипажа молчали. Для них сон еще не был окончен – для него же перерос в кошмар наяву.
А явь ли это? усомнился Уильям. Может, я все еще лежу в капсуле и просто воображаю все?
Это была спасительная мысль, но ум ученого находил множество опровержений. Во сне может стать зябко... но он чувствовал каждую испаряющуюся каплю на нагом теле. Ныли мышцы, застоявшиеся от долгого бездействия, и сухой воздух отсека резал горло. Во сне не могло возникнуть такой точной палитры ощущений... но если не сон, то что? Безумие? Он все же спятил, как и боялся?
– Иди ко мне... согрей меня... – прозвучало откуда-то сверху.
Не в силах сопротивляться этому зову, Вейер пошел, оставляя на полу быстро растворяющиеся капли. Дымка почти полностью исчезла, вернулась координация движений – но он не думал ни о чем. Просто шел на звук... звук, который, казалось, проникал сквозь переборки и расплывался облаком отголосков по всем отсекам «Льюис и Кларк». Это была Клер... но одновременно Вейер понимал, что подобное невозможно. Мертвые не возвращались... и если семь лет его спутником оставалось только одиночество, то, что могло перемениться в этом полете?
– Сюда... Билли... мне так холодно...
***
Зачарованный голосом, который становился с каждой секундой глубже и яснее, Вейер поднялся по лестнице через люк. Пальцы едва гнулись, мужчина чуть не сорвался – не от долгого сна, а скорее от того, что все мысли занимал нарастающий страх. Что звало его из пустых коридоров звездолета, что вырвало из безмятежности в объятия безумия?
Это не Клер... спорил с собой Уильям – и при этом шел в сторону рубки. Свет на мостике не горел, но поднятые защитные панели пропускали достаточно звездных лучей через широкие иллюминаторы.
Где-то громко капала вода. Капля за каплей, она сочилась и с шумом разбивалась о пол.
Кап.
Силуэт в кресле пилота был почти неразличим – только волосы, падающие на плечи, подсказывали, что это женщина. Вейер шумно вздохнул – и вошел в рубку, держась дрожащей рукой за стену.
Кап.
Звук заметно приблизился – капель доносилась оттуда, где неподвижно сидела незнакомка. Она была повернута к Уильяму спиной, и лишь тонкая рука на подлокотнике и выступающие худые плечи блестели в звездном свечении. Обнаженная кожа на фоне звездной ночи казалась алебастровой...
Кап.
– Клер... – едва слышно прошептал Уильям, шаг за шагом приближаясь к фигуре – полностью обнаженной, как он теперь видел. Женщина не отреагировала – все так же сидела, нагая и неподвижная, плоть от плоти окружающей ночи.
Кап.
Последняя разбившаяся капля прозвучала где-то рядом.
Так уже было... металась в голове паническая мысль. Не вода это капает... не вода, ты ведь помнишь. Как вошел в ванну... как услышал, что на кафель с таким же звуком падают алые рубины её крови...
– Клер... – дыхание перехватило. – Клер... если это ты... если действительно ты... мне так жаль...
Он и сам не знал, что за слова срываются с трясущихся губ – страх заполнил все, сузил зрение до неподвижного женского тела, символа красоты и смерти, обнаженной и безжизненной, как восковое подобие. Уильям больше не мог выносить эту тишину – не мог ждать новую каплю, напоминающую о той трагедии, которую он не сумел предотвратить... не захотел предотвратить...
Доктор коснулся её волос... и руку пронзил холод. Отблески звезд падали на погасший монитор, и он пытался увидеть отражение сидящей... но не мог. Или не хотел – потому что лицо, смутно прорисованное на плазменной панели, выглядело как-то... иначе. Это были черты Клер, её изгиб щек и губ, но там было нечто еще. Нечто, словно выглядывающее из-под маски плоти его жены – но, как раз его личину Уильям не хотел видеть.
– Клер? – чувствуя, что ноги начинают подкашиваться от ужаса, снова прошептал доктор. Рука легла на спинку кресла, чуть задев ключицу сидящей. Женщина оставалась неподвижной... словно была выточена изо льда... или в лед обратилась.
Он потянул кресло, и оно с легкостью развернулось. А затем закричал.
Капли еще стекали из распоротых до локтя вен. Кровь набухала на кончик посиневшей плоти и срывалась с запястья, отправляясь в свой короткий полет.
Кап.
Вейер смотрел в лицо Клер и кричал, не в силах остановиться. Кричал, глядя на пустые глазницы, где еще свисали обрывки зрительных нервов – глазницы, заполненные густой, бездонной тьмой. Черные колодцы, уходящие в страну, где его крики были лишь самым ничтожным в какофонии вечности...
Синие губы сложились в едкую улыбку – которую Уильям никогда не видел в исполнении Клер.
– Здесь так холодно, Билли, – сказало существо, которые больше ничем не напоминало покойную супругу. – Здесь холодно...
А потом тьма глазниц – живая и голодная, вырвалась на свободу, и свет звезд больше не мог её разогнать...
***
В этот раз Купера подняли первым – естественно, после Питерс и Ди-Джея, осуществлявших контроль за выходом из гиперсна. Вопреки ошибочному мнению, бытовавшему среди тех, кто сам не летал – пробуждение происходило не одновременно. Первыми в чувство приходили медицинские работники, а уж затем они следили, как каждая капсула раскрывает своё нутро, отдавая бесценное содержимое.
Финней приветствовал всех дружелюбным салютом из свежезаваренного кофе – лучшим способом согреться после долгой спячки. Полотенце было перекинуто через плечи чернокожего мужчины и вместе с шортами вызывало в памяти образ боксера, вышедшего на ринг. Правда, сходство оставалось сугубо внешним, чего в пилоте не было – так это излишней агрессивности, и белоснежная улыбка то и дело озаряла скуластое лицо. Он, конечно, влипал в неприятности, чем вечно выводил из себя капитана, но на большее, чем пьяная драка. Финнея никогда не хватало. Тягу к насилию – к осознанному причинению чужому человеку боли, полностью исключал его незлобивый характер.
Естественно, самым лучшим удовольствием был не кофе, а возможность лицезреть мокрую, растерянную Старк, чей минимум одежды под воздействием стабилизирующей жидкости вообще ничего не прикрывал. Ради минимума приличия мужчина изображал, что его куда больше интересует, все ли успешно проснутся – хотя как раз в этом Купер не сомневался. За все время его работы капсулы ни разу не отказали – с чего бы им ломаться сейчас?
В отличие от коллег, Финней не сильно грустил из-за незапланированного рейса, хотя из солидарности соглашался с возмущенным бухтением Смита. В конце концов, это двойной оклад и двойной отпуск – а провести пару месяцев на земле с хорошей суммой в кармане было пределом его мечтаний. Купер не строил глобальные планы, наслаждаясь каждой секундой жизни и малыми удачами – вроде горячего кофе после гиперсна и бюстгальтера, только подчеркивающего соски Старк.
Приглушенный крик, который сменила дробь лихорадочных ударов, едва не заставил пилота уронить чашку. Жидкость из капсулы Вейера уже откачали, как он вдруг забился, будто пойманная на удочку рыба. Раскрытые ладони колотили по крышке, из-под маски рвалось нарастающее хрипение. Даже сквозь мутную поверхность капсулы Финней разглядел выпученные глаза.
– Ди-Джей! – крикнула Питерс, бросаясь к кокону. Она успела вовремя – крышка распахнулась, и сдирающий маску Уильям просто вывалился на руки врачу. Охнув, женщина присела, пытаясь удержать тело от падения – и вместе с Вейером опустилась на колени.
Реаниматолог отбросил весь свой флегматизм – Купер едва успел посторониться, как Ди-Джей уже оказался рядом, профессионально подхватывая оседающее тело и разворачивая голову Вейера к свету. Финней вздрогнул – глаза консультанта блуждали, словно он только что видел нечто неописуемо страшное... нечто, целиком сметающее разум, оставляющее одну безудержную панику.
– Клер... – простонал Вейер, застыв между двух врачей, и тело его сотрясла очередной приступ дрожи.
Остальная команда стояла рядом – но, как и Купер, не вмешивалась. Все знали, что Питерс и Ди-Джей мастера своего дела и если помощь потребуется – они дадут знак.
– Все в порядке, – успокаивающим тоном произнесла Ребекка. Сейчас она обращалась к Уильяму как к маленькому испуганному мальчику – которого он и напоминал. Безумный взгляд Вейера остановился на лице врача. – Все хорошо... просто дышите...
Как понял Купер, консультант так и сделал – на посеревшие щеки медленно возвращался румянец. Жидкость испарялась с тела, будто Вейер только что вылез из какой-то адской топки...
Внезапно, Финней понял, что ему не нравится такое направление мыслей. Не было никаких адских топок – просто капсула и человек, у которого произошел припадок в момент пробуждения.
Как-то раз Ди-Джей объяснял всем своим занудным тоном, что при резком изменении темпа мозговой активности возможен эффект коротких сновидений. Купер не сильно запоминал детали, но суть сводилась к тому, что человек может увидеть страшный сон наяву... фантазм, как описал его травматолог. Наверное, это слово он вычитал в какой-то из своих книг по психологии, пристрастия к которым пилот не разделял. Его отдушиной была музыка – громкая и дерзкая, позволяющая выплескивать все, что нельзя было передать своей неизменной улыбкой и шутками.
– Я в порядке, – пробормотал Вейер, постепенно вновь приобретая осмысленное выражение лица. Перепуганный ребенок и кричащий безумец ушли – или же просто спрятались до поры до времени? Финней не знал – не его задачей было думать над подобными вещами. И фантазмов никаких он не видел, воспринимая это еще как одну из теорий Ди-Джея... ведь никто из команды никогда не жаловался на сны. В гиперсне их просто не возникало...
– Все хорошо, – Уильям попытался подняться, пошатнулся – и наверняка свалился бы на пол, не поддержи его реаниматолог. Несмотря на худощавую комплекцию, жилистого Ди-Джея было не так просто сдвинуть с места – Купер мог бы поклясться, что он даже не покачнулся под весом консультанта.
– Не торопитесь, – тоном дворецкого на торжественном чаепитии произнес Ди-Джей. – Вы спали шесть недель, позвольте атрофировавшийся мышцам восстановиться.
Купер поймал взгляд Смита – как всегда мрачный, напарник скривился в сомнении при этих словах. Финней и сам понимал, что состояние Вейера вызвано не этим – скорее это был припадок. Но он оставлял врачам дела медицинские, а себе – роль зрителя.
Видя, что Ди-Джей отпустил руку уже более уверенно держащегося на ногах Уильяма, Миллер едва заметно качнул головой. Шоу окончилось – команда стала разбредаться к шкафчикам, извлекая залежавшуюся одежду.
***
– Ну, вы нас и напугали, док, – ухмыльнулся Купер, не в силах изменить своей болтливости. – Не надо так шутить, это совсем не прикольно. Кофе?
– Что? – хрипло ответил консультант, непонимающе глядя на пилота. Финней мысленно вздохнул, продолжая улыбаться.
– Кофе, говорю, хотите?
– Нет... спасибо, – Вейер провел по лицу ладонью, приглаживая волосы.
А что вы такое увидели, что орали, как резаный, уже подумал спросить Купер, но промолчал. Он знал, что некоторые вопросы лучше не задавать – чтобы потом не мучиться, обдумывая услышанный ответ. Ну, вообразил человек какую-то жуть – что теперь, трагедию из этого делать? Только вот не должны ему были сны сниться... никому не должны...
Чтобы не забивать голову тем, от чего она точно будет болеть, пилот перевел взгляд на обтянутый трусиками зад Старк. Это зрелище помогало прогнать прочь все тревоги и бессмысленные домыслы – и было простым и приятным.
– Слушай, Старк, а тебя не кажется, что тебе без комбинезона лучше? – задал он вопрос, надеясь, что пока девушка будет отвечать, ей придется повернуться. Так и вышло – смотреть в лицо навигатору оказалось куда труднее, чем на её грудь.
– А тебе не кажется, что твое половое созревание запоздало? – ответила Хелен и вновь занялась содержимым шкафчика. Подошел Миллер, и у Купера возникло стойкое убеждение, что капитан втайне любуется тем же самым открывшимся зрелищем.
– Старк, почему не на мостике? – суровость в интонациях Раймонада звучала наиграно.
– Если вы не заметили, капитан, – едко ответила Хелен, – но я пока что не одета.
– Я заметил, – с трудом сохраняя серьезность, сказал Миллер. – Эй, люди, застилайте кроватки – нас ждет работа!
Финней вздохнул, оставляя в сторону чашку – все хорошее быстро заканчивалось.
– Купер, хватит пугать всех своей задницей, надень штаны, – заметил капитан, отбирая недопитый кофе. Пилот хотел вступить в привычную словесную перепалку, но промолчал – что-то подсказывало ему, что, несмотря на иронию в голосе, Раймонд не настроен шутить. Он смеялся над командой, чтобы подбодрить себя и других – но хорошо знавший Миллера, Купер видел нарастающую тревогу в глазах капитана. Но на его памяти, Раймонд не боялся никого и ничего...
Внезапно Куперу расхотелось денег и двойного отпуска – его просто потянуло домой. Подальше от Нептуна и тайны сигнала SOS, которую им вот-вот предстояло узнать...

Глава 4. Исчезнувший
Кают-компания ничем не напоминала конференц-зал, но более удобного помещения на «Льюис и Кларк» просто не предусмотрели. Создатели спасательного корабля не рассчитывали, что экипаж и спасенные станут вести долгие дискуссии, поэтому небольшая каюта диаметром в двадцать ярдов – все, что команда могла предложить Вейеру.
Питерс не ждала от совещания ничего хорошего, но и не сгорала от любопытства – её больше всего занимало сообщение видеофона. Прямой связи на подобных расстояниях не существовало – сигнал летел с солидным запозданием, поэтому запись с Денни, встречающим Рождество, настигла женщину только после пробуждения.
Планшетный экран видеофона лежал на ладонях – и Ребекке казалось, что его корпус потеплел. Возможно, это её пальцы согрели пластиковую панель, но Питерс хотела верить, что причиной всему были мысли. Она так соскучилась... так долго ждала, чтобы вернуться домой к сыну, а вместо этого довольствуется картинкой в небольшой прямоугольной рамке.
... Роберт украсил дом венками из ели и остролиста, отчего комната приобрела сходство с лесной поляной. Нарядная елка стояла у окна, и льющиеся рассветные лучи одели праздничное дерево в золотую мантию. Питерс казалось – она чувствует запах хвои, пропитавшей дом, треск поленьев в камине и ни с чем несравнимую морозную свежесть за порогом. Там, на Земле, сейчас царила зима – и холод её, бодрый и вдохновляющий, совершенно не походил на ледяное безмолвие космических окрестностей.
Денни нарядили в красную шапку Санты и смеющееся личико мальчика просто сияло от счастья. На видео сын казался еще более хрупким, будто был выточен из хрусталя – зимнее солнце не могло наполнить жизнью бледную кожу.
Она сморгнула подступающую слезу. Её крошка, её самое большое счастье сейчас находился в доме человека, который когда-то предпочел карьеру больному сыну – и от этого на душе становилось во стократ тяжелее. Брак с Робертом закончился три года назад, когда Денни только пошел второй годик. Финал их отношениям наступил без истерик, швыряния посудой и взаимных упреков – просто человек, которому она когда-то верила, оказался не готов к трудностям воспитания сына-инвалида. Умом Питерс могла понять мужа – Роберт никогда не любил сидеть дома, предпочитая заниматься своим бизнесом – однако сердце её с той поры было закрыто на ключ. Муж, вскоре ставший бывшим, не отказывался от выплаты алиментов, брал сына на праздники и выходные, баловал игрушками – но в целом, для него это было сродни благотворительности. Роберт заботился о Денни только потому, что от него ждали подобного – мальчика он жалел, но не любил настолько, чтобы посвящать ему все свое время.
Иногда Ребекка задавалась вопросом, вправе ли она судить мужа, если сама пропадает целые месяцы в космосе, оставляя сына бабушке? От таких размышлений внутри вскипала ненависть – на саму себя, не решающуюся бросить все смутные химеры и принять неизбежность. На Земле врач не имела возможности накопить достаточно денег на операцию – тем более её медицинский опыт подсказывал мизерный шанс исцеления в обычных клиниках. Космическим спасателям платили куда больше, но ценой становилась не только разлука, но и боль, накатывающая в момент получения подобных весточек из дома.
Питерс не знала, чем она лучше супруга, трусливо отвернувшегося от ответственности. За ласковой улыбкой Ребекки скрывались океаны самоуничижения, которые могли потрясти даже Вейера – женщина уже и не помнила, когда последний раз была бы довольна собой, как матерью...
Резиновый мяч попал прямо в видеофон, заставив врача едва не выпустить экран планшета – в ожидании остальных Куперс и Джастин затеяли игру. Эти двое были похожи – как дети, они каждую свободную секунду посвящали развлечению. В отношении Джастина эта характеристика оказалась верна вдвойне – юный и жизнерадостный, он был таким, каким бы Ребекка мечтала увидеть своего Денни.
Только вот Денни никогда не бегал по дому и не играл в мяч. Он не носился с бумажным корабликом вдоль весеннего ручья и не швырял снежки в утопающем от солнца и снега дворе Роберта. От рождения его ногами была лишь инвалидная коляска – четыре колеса и рукоять автоматического привода заменяли всю палитру движений, которые мог совершить любой другой ребенок...
– Извини, – улыбнулся Джастин, заставляя её сердце плакать невидимыми слезами. На корабле он заполнил пустоту, став тем, кого Ребекка могла одарить своим нерастраченным материнским теплом – но как же нестерпимо было сравнивать двух мальчишек... Питерс никогда не давала повода юноше заподозрить, какую боль он причинял – или точнее, какую боль она сама причиняла себе, глядя в доверчивые веселые глаза.
– Не играй в доме с мячом, медвежонок, – улыбнулась врач. Улыбнулась – чувствуя, как внутри рвется мелодией страдания тонкая струна.
– Конечно, мама-медведица, – отозвался Джастин, и рука врача, бросающая парню мяч, едва заметно дрогнула. Хорошо, что этого никто не заметил – все привыкли к прозвищам, которые эти двое дали друг другу. Мама-медведица и медвежонок – словно два созвездия, смотрящие свысока на все земные боли и печали. Если бы так...
– Эй, малыш, ты в меня и с трех шагов не попадешь, – расхохотался Купер. Кают-компания пустовала. Кроме их троицы присутствовал ещё забившийся в угол Вейер, да проверяющий показания температуры Ди-Джей. Оба не принимали участия в забавах – консультант после пробуждения выглядел весьма подавленным, никак не отойдя от привидевшегося ужаса, а пытаться вовлечь в игру травматолога, было все равно, что убеждать рыбу вылезти на сушу.
Питерс ценила Ди-Джея за его ненавязчивость и знание своего дело – но эмоциональный холод не позволял им стать близкими друзьями. Что до новичка, то Уильям ей чем-то нравился – может, своей беззащитностью, которую неумело пытался скрыть. Кажется, его сердце покрывало не меньше шрамов, чей её собственное, но пока что Ребекка не стремилась лезть Вейеру в душу. Ребекке хватало одного подопечного – несмотря на то, что при взгляде на Джастина она видела Денни, рядом с младшим членом экипажа женщине удавалось на время забыть о своих бедах.
Вряд ли Вейер мог оказаться человеком, который способен поддержать её... или кого-то иного. Случай в капсуле подсказывал Ребекке, что консультант и сам с трудом удерживается на плаву повседневности.
– Это я-то не попаду? – воскликнул Джастин, одновременно делая обманный замах. Купер дернулся – и едва успел увернуться, когда летящий в голову мяч свистнул над ухом. Игра продолжалась, но Питерс не следила за её исходом. Она вновь прильнула к экрану, где четырехлетний мальчик в красном колпаке протягивал ей игрушечную лошадь.
– Давай поиграем в лошадку, – звучал его голос, с бесподобной точностью переданный записью. В свои годы он уже любил лошадей – может потому, что они могли дать ему то, на что не сподобились больные ноги? Скорость...и свободное движение по собственной воле, а не с помощью тихо жужжащего двигателя коляски. Денни всегда замирал перед экраном, глядя на неукротимый бег этих грациозных животных...
Питерс с радостью оторвала бы Денни от кресла, закружила в объятиях, слушая его радостный смех – как всегда и поступала, прилетая домой. Но, чтобы у малыша был шанс действительно сесть на лошадь – или еще лучше, пробежаться по высокой траве, нужна операция. Часть суммы можно взять ссудой, часть одолжить, но остальное предстояло заработать. Еще два года – ровно столько при стандартном графике рейсов позволяли накопить недостающее... но как же страшно было видеть сына одного. В доме человека, который уже не был его отцом, хоть и старался, как мог, чтобы Рождество Денни прошло замечательно.
– Конечно, поиграем, – прошептала Питерс, касаясь пальцем невинно улыбающихся губ мальчика. Её не слышали ни Купер с Джастином, продолжающие свою дуэль мячом, ни погруженный в собственные мысли Вейер – лишь губы проходящего мимо Ди-Джея на секунду плотно сжались. Но и реаниматолог ничего не сказал – он знал, что иногда от боли просто нет лекарства...
***
Смит вошел вместе со Старк, но впервые близость девушки не вызывала у второго пилота никаких эмоций. Ему не нравился полет, а наблюдать за довольной улыбкой Купера было еще более мерзко. Напарники чередовали рейсы – но кто же знал, что смена Грегори наступит так быстро? И все чертово командование, всучившее им какое-то гиблое дело, да еще и навязавшее припадочного Вейера – консультант Смиту не внушал особого доверия.
По жизни мизантроп, Грегори не переносил, когда что-то мешало его планам. Он готов был терпеть общество команды, потому что, в сущности, они не указывали, как ему жить. В этой упряжке Грегори был наравне с остальными – но тут пришел вызов с «Олимпа» и их швырнули в неизвестность. Какие-то тайны, сигнал без объяснений, надуманный предлог послать именно их – пилоту уже осточертело быть пешкой в руках жирных ублюдков из высоких кабинетов. Собственно, Уоррен жирным не был, но для Смита любой человек, который портил ему жизнь, получал такой эпитет.
Он оглядел команду, окружившую консультанта, и отметил, что лица у всех не менее кислые. Правда, в глазах Джастина горел интерес, да и женщины смотрели без особой предвзятости, но остальные испытывали то же недоверие. Просто выражали его по-иному, чего бескомпромиссный Грегори не признавал.
Он считал себя честным – если видел ходячее дерьмо, то так его и называл, не обращая внимания на цену костюма и марку автомобиля. Вейер, похоже, относился к категории яйцеголового дерьма – той группы, что вечно колупались в своих лабораториях, рождая невиданные прежде ужасы.
– Курс проложен, – заметила Старк, усаживаясь по правую руку от капитана. Смит устроился на низеньком столике в дальнем углу.
– Тридцать часов полета до Нептуна, – буркнул пилот, сверля профиль Уильяма недобрым взглядом. Судя по тому, как дрогнула щека консультанта – он уловил намек.
– Ладно, народ, – Миллер поднялся, указывая на Вейера. От пилота не укрылось, как напрягся при этом Вейер – словно ожидал удара. – Как вы все уже заметили, у нас пополнение в команде. Предлагаю познакомиться.
Может, еще и в церкви обвенчаемся? фыркнул про себя Смит. Он бы начал совещание с того, что задал главный вопрос – какого хера они приперлись на край системы, однако инициатива принадлежала капитану. Как бы не был Грегори зол, он уважал Раймонда – тот был надежным командиром, вел себя со всеми честно и не раз спасал их задницы. Что ж, можно немного и послушать тот бред, который гость наверняка начнет нести...
– Доктор Вейер, это Старк, наш навигатор, – кивнул в сторону мило улыбающейся Хелен капитан. Смит мог бы поклясться, что консультант купился на показное добродушие девушки – он и сам поначалу не понял, какой крепкий орешек скрывается за миловидной внешностью. Улыбка для Старк была лишь еще одним средством защиты – а временами и нападения.
– Смит, второй пилот, – продолжал перечислять Миллер, и Грегори не удержался от едкого укола.
– На этот гребаный полет – первый и основной, – не обращая внимания на хихикнувшего Купера, заметил мужчина, поглаживая коротко стриженый затылок. В каюте становилось душновато.
– Это Юэрс, наш инженер...
– Но вы можете звать его медвежонок, он это обожает, – сострил Купер, и в помещении раздались смешки. Сам парень, немного покрасневший, все же улыбнулся – он умел принимать удар.
– Это Купер,- как ни в чем не бывало, продолжал Миллер, – для меня самого загадка, зачем мы его на борт пустили.
– Для груза, – отплатил за «медвежонка» Джастин, и Финней шутливо замахнулся мячом.
– Не верьте им, док, – проникновенно заметил пилот. – Я умею водить эту развалюху, и буду вашим лучшим другом, когда потребуется привести вас в чувство.
– Он пилот, а в придачу спасатель и специалист по сварочным работам, – пояснил немного растерявшемуся Вейеру Раймонд. – С Питерс вы уже знакомы, она наш корабельный врач. Этот серьезный парень – Ди-Джей, он...
– Травматолог и реаниматолог, – с видом непреклонности, заставившей устыдиться даже статую, кивнул мужчина. Смиту импонировала его молчаливость – среди всей команды Ди-Джей меньше всего мешал его мрачным мыслям своей пустой болтовней.
– В общем, мы знаем, что вы – доктор Вейер, консультант. Также мы знаем, что летим к Нептуну и будем там, как сказал наш пилот...
– Через тридцать часов, – снова подал голос Смит, сверкнув глазами.
– Верно, – кивнул Миллер. – Но чего мы не знаем, доктор Вейер – так это того, какого черта мы там забыли? Может, проясните ситуацию?
Он сел и глаза всего экипажа сошлись на открывающем кейс Уильяме. Консультант явно чувствовал себя не в своей тарелке, однако голос его все же не дрожал.
– То, что я вам расскажу, строго засекречено...
– Тогда Куперу не говорите, – засмеялся Джастин, но в этот раз ни у кого на лице не пробежало улыбки. Раймонд кинул на мальчишку строгий взгляд.
– Продолжайте, – с нажимом попросил капитан.
– «Олимп» уловил сигнал с орбиты Нептуна и сумел определить отправителя. Это «Горизонт».
В кают-компании наступила гробовая тишина. Если бы в космосе имелся хоть один источник звука, его бы расслышал каждый – таким непроницаемым было молчание. Но вселенная вокруг оставалась немой – как и всегда от начала времен.
***
По крайней мере – объяснять, что такое «Горизонт» не придется.
Он мог годиться собой – реакция последовала незамедлительно, как только все отошли от шока первых секунд. Голоса экипажа зазвучали хором, вызвав легкую резь в барабанных перепонках. Старк, Джастин и Питерс еще держались в рамках приличий, зато Купер и Смит не церемонились с интонацией.
– Это невозможно, он уничтожен примерно... – шок в глазах Старк сменился подозрением. Кажется, навигатор сходу уловила возможность мистификации.
– ...Семь лет назад, даже я это помню... – Джастин больше не улыбался и обхватил руками плечи, будто от холода.
– ... Реактор взорвался, об этом не раз сообщали в новостях, – осторожно заметила Питерс, глядя на Вейера так, будто он опять бился в капсуле, пожираемый своим кошмаром.
Смит резко встал со столика, заставив Уильяма вздрогнуть – зловеще сжатые кулаки не внушали доктору оптимизма. Он чувствовал – если остальные из команды «Льюис и Кларк» ограничиваются недоверием и разной степени неприязнью, то мрачный пилот готов свернуть ему шею. Кажется, в этом худощавом коротко стриженом мужчине таились океаны ненависти – и навязанный консультант оказался прекрасным поводом выпустить хотя бы малую её часть.
– Вам что, больше делать нечего, как только шутить над мертвыми?
– Дерьмо собачье, а не миссия! – вскочил следом Купер. – Вы как хотите, а я требую развернуть корабль! Мы не подписывались гоняться за бреднями!
– Заткнитесь! – рявкнул молчащий до этого Миллер, и все возгласы разом оборвались. Все посмотрели на капитана – лицо Раймонда оставалось спокойным, лишь глаза недобро прищурились. Раньше такое выражение Вейер не раз видел у военных, которые понимали, что на первый взгляд легкий приказ грозит обернуться серьезными неприятностями. – Дайте человеку сказать.
Уильям вздохнул, расстегивая верхнюю пуговицу – под острыми настороженными взглядами пот пробил его до самых пят. Хорошо бы выпить воды... но он просто боялся отлучиться, потому что команда и так достигла предела терпения.
Впрочем, даже самому доктору было странно выдавать секреты, которые он усердно хранил семь лет. Пусть не по своей воле, а по приказу – но все же ложь так глубоко проросла в нем, что иногда Уильям ловил себя на мысли – а не приснилось ли ему, что звездолет исчез? Может, действительно произошел взрыв, а все остальное – домыслы его разума, не способного смириться с действительностью?
Однако каждый раз, когда накатывали подобные мысли, мужчина смотрел на пустую постель и фото у изголовья – и печальная правда вновь брала верх над сомнениями. Реальность оставалась такой же незыблемой и необратимой, как и смерть Клер... смерть, которая впервые за семь лет породила столь жуткий кошмар.
Он вздрогнул, вспоминая обрывки сна – пустые глазницы жены, полные живого мрака... и столкнулся со взглядом Миллера, в котором отчетливо читалось нетерпением.
– Все, что говорили в СМИ про «Горизонт» – это его экспериментальное назначение, – сглотнув стоящий в горле комок, сказал Уильям. – Вы наверняка знаете историю – корабль для исследования глубин космоса, полный новейшего оборудования, чей реактор взорвался при ускорении. Должен вам сказать, это все ложь.
Команда молчала, и Уильям глубоко вздохнул – по крайней мере, его не рвались линчевать такие горячие головы, как Купер, разом сменивший свое веселье на агрессию. Знай он пилота чуть лучше – и понял бы, что за возмущением скрывается лишь страх, и бояться нужно вовсе не Финнея... но этого астрофизик знать не мог.
– «Горизонт» был секретным военным проектом, – доктор попытался вложить в свои слова как можно больше убедительности, надеясь, что хотя бы бывший военнослужащий Миллер поверит в его правдивость. – Его двигатель знаменовал начало новой эры в астронавтике – эры кораблей, способных летать быстрее скорости света.
Вейер напрягся, завершая фразу – он был готов к новым крикам негодования, но на этот раз пять мужчин и две женщины не пытались его прервать.
– Это невозможно, – утратив всю злость, тихо произнес Смит.
Было неудивительно, что пилот первым озвучил мысль, пришедшую остальным в головы – во вселенной просто не было корабля, способного пошатнуть основы её существования. Ни один двигатель и близко не приближался к скорости света – недаром им понадобился гиперсон, чтобы добираться до рубежей Солнечной системы.
– Законы астрофизики гласят, что... – начала Старк, но в этот раз доктор не хотел отдавать им инициативу. Важно было, что команда поверила – потому что посылать их вслепую он считал подлостью, а без доверия вся дальнейшая работа теряла смысл. Экипажу предстояло понять, что же случилось на «Горизонте» – и любая ложь, даже самая малая, могла этому помешать. Вейер не знал, что вызывало поломку, как не знал и о происхождении жуткой записи – крики и рев, которые он с большим удовольствием выбросил бы из головы. Но главное – он не понимал, где звездолет пропадал все это время... и не мог найти ответы в одиночку.
Как бы его не презирали эти люди, предпочитавшие думать, что всему виной его прихоть – Уильям нуждался в них.
– Законы астрофизики правы, но их можно обмануть.
Хелен осекалась от подобного ответа – наверное, не ожидала столь вольнодумной трактовки от представителя науки. Уильям с трудом сдержал улыбку – его бы не поняли.
– В действительности корабль не может развить скорость быстрее скорости света – но он может создать разрыв в пространстве, червоточину, врата, по которым может перепрыгнуть в другую точку.
– Каким образом это возможно? – выдохнула Старк. С явным удовольствием он заметил в глазах девушки уже не одно подозрение – но и интерес. Джастин чуть подался вперед, словно боясь пропустить хоть слово, а за спокойными глазами Ди-Джея явно скрывались лихорадочные раздумья.
***
Он слушал, пока что воздерживаясь от выводов. То, что озвучивал Вейер, не просто нарушало законы физики – оно шло вразрез со всем опытом Миллера, и реакция пилотов его не удивляла. Ни Купер, ни Смит не обсуждали исчезнувшие или погибшие экипажи – одно из суеверий космоса, продукт новой эпохи покорения дальних пределов. Когда-то считалось плохой приметой женщине взойти на борт – а теперь у астронавтов родились свои обряды и традиции. Например, не шутить над теми, чей путь оборвался в черных безднах.
Космос как море, а звезды – острова, внезапно вспомнил Раймонд высказывание одного из напарников, погибшего на «Голиафе». Ничего действительно не изменилось, пусть даже наши паруса раздувает ветер ионного двигателя...
А теперь этот доктор пришел и сказал, что все прежние взгляды можно спустить в унитаз. Наверное, Вейер сам не понимал, почему его слова вызывали в первые минуты отторжение– полеты стали жизнью экипажа, и, покусавшись на их незыблемость, Уильям покушался на них самих. Это теперь его слушали – в спасателях проснулись заинтригованные дети, которым предлагали осуществить старую мечту.
Корабли, способные двигаться быстрее скорости света... кто, как не он, знал, во что это выльется. Не нужен будет гиперсон... и на сигнал SOS помощь придет через несколько часов, а не недель. Слишком хорошо, чтобы быть правдой – но не похоже, чтобы Вейер лгал.
– Ну, – замялся доктор, очевидно подбирая доступное объяснение, – если говорить по-простому, то мы использовали центроустремленное магнитное поле, сфокусировавшее поток гравитонов. Это позволяет вызвать несистематические искажения в пространственно-временном фрактале Вейля, которые приведут к нарастанию сингулярности и...
Купер громко кашлянул, перебивая увлекшегося Уильяма. Глаза пилота напоминали пятидесятицентовики.
– Это, блин, по-простому?
Команда, судя по всему, ничего не поняла, как и сам Миллер. И если интерес остальных был сугубо академический, то Раймонду нужно было позарез знать, с чем они имеют дело. Работать вслепую он зарекся... особенно после взрыва на «Голиафе».
– Ладно... давайте так, – доктор оглянулся и шагнул к приоткрытому шкафчику. Насколько помнил Миллер, последним им пользовался Смит – напихав туда кучу своих журналов с голыми девушками, просмотром которых увлекался в свободное время. Капитан настаивал, чтобы Грегори занимался этим не в общей каюте, но единственное, чего добился – так это то, что при его приближении Смит быстро рассовывал все по полкам шкафчика.
Вейер извлек с верхней полки плакат – девица в бикини, позирующая на пляже, и тут Смита прорвало.
– Эй, – приподнимаясь со своего угла, насупился Грегори, вновь сжимая кулаки. – Куда руки суете?
Миллер сделал короткую отмашку, однако Уильям уже и сам понял, чью собственность задел. Судя по легкой улыбке, пробежавшей по губам доктора, он был не прочь ответить на вызов – и Раймонду внезапно стало интересно. Смит, конечно, был безупречным пилотом, но со своим характером периодически доставал каждого – было бы занятно посмотреть, что сможет сделать этот консультант с вечно-обиженным выражением лица против вошедшего в раж Грегори.
– Я верну, это для наглядности, – миролюбиво ответил Уильям, однако Раймонду показалось, что в душе мужчина издевается. – Представьте, что этот плакат...
– Мой плакат, – поправил Смит, по-прежнему враждебно глядя на консультанта.
–... Этот сексуальный и ценный плакат мистера Смита – наше пространство, – Вейер извлек из шкафчика карандаш и на обратной стороне листа поставил две точки на расстоянии примерно в пять дюймов. – Точка А у нас начало полета, а точка – Б его цель. Как вы думаете, какой кратчайший путь между двумя точками?
Прямая, подумал Миллер, и эту мысль тут же озвучила Старк. Остальные пока переваривали предыдущие откровения и явно не собирались включаться в беседу.
– Прямая, конечно.
– Нет, – немного снисходительно улыбнулся Вейер. – Кратчайший путь – совмещение.
Он попросту сложил плакат пополам и Раймонд увидел, что точки расставлены не случайно. Они приходились одна на одну и внезапно идея, которую пытался донести им Уильям, вспыхнула в голове капитана, как солнечный взрыв.
Телепортация? Но ведь это невозможно... просто невозможно.
– Вот что делает двигатель «Горизонта» – он прорывает пространство, искажая его гравитационную составляющую... – Вейер, не обращая внимание на закатившего глаза Смита просто проткнул карандашом плакат, соединяя точки, -... и выходит с другой стороны через врата, минуя ограничение времени на путешествие. А когда он проходит, то...
Карандаш покинул изорванный плакат, и пальцы Уильяма закрыли отверстия, разворачивая лист. Отверстия снова стали на расстоянии пять дюймов... такие же незыблемые, как и ненавидящий взгляд Грегори.
– Врата закрываются, и все становиться на свои места. Мы просто прыгаем из одной точки вселенной в другую.
Вот только на бумаге остались дыры, подумал Раймонд. Ты закрыл их пальцами... но они все равно есть. Доктор, почему ты так уверен, что разрывая что-то, сможешь потом все склеить? Мир – не кусок бумаги... неужели ты об этом не подумал, при всех своих знаниях? Или в этом и причина, что мы летим на вызов от корабля, который уже семь лет как числиться погибшим?
– Этот принцип положен в основу гравитационного двигателя, – Вейер сунул прямо в руки Грегори плакат. Судя по тому, что пилот его молча принял, Раймонд заключил, что Смит находится в ступоре. Уж кто-то, а он и Купер понимали значение подобной возможности для астронавтики.
– Откуда вы все это знаете? – тихо спросил Джастин, в голосе которого прозвучало мальчишеское восхищение.
– Я его создал, – ответил Вейер, и Миллеру показалось, что он расслышал нотки застарелого тщеславия. Впрочем, судя по изложенному, консультант имел право собой гордиться. – И его, и чертежи «Горизонта».
Купер молча покачал головой – даже его проняла подобная новость. Впрочем, Раймонд и сам поймал себя на мысли, что возможно, был слишком предвзят к человеку, ступившему на борт «Льюис и Кларк». Может, Вейер и испортил им отпуск – но взамен он предложил прикоснуться к чему-то, что могло в корне перевернуть всю их жизнь. Да и не только их – открыть новую эпоху, в которой они могли стать пионерами по-настоящему дальних рубежей. Давно позабытый азарт начал разгораться в груди Раймонда – азарт, казалось, напрочь вытравленный пылающими отсеками «Голиафа».
– Понятно, почему вас послали, – озвучил общую догадку Финней. Голос пилота теперь звучал более дружелюбно – да и Смит резко присмирел, машинально сворачивая нарисованную девицу в трубочку. Однако оставался основной вопрос, и задал его, как всегда, самый юный из команды. Наверняка Ди-Джей, в словах которого иногда проскальзывали цитаты времен воскресной школы, сказал бы на это «Уста невинного истину рекут». Миллер посмотрел на травматолога – тот, как усердный слушатель на лекции, уже записывал что-то в блокнот.
– Но если корабль не взорвался, то, что же с ним произошло? – спросил Джастин, и Вейер вздохнул. Было заметно, что воспоминание для него не из приятных.
– Это был первый вылет в пробном режиме, первое испытание двигателя. Звездолет вышел на орбиту Нептуна – достаточно далеко от Земли, на случай если что-то пойдет не так. Туда «Горизонт» долетел на обычной ионной тяге, а затем...
Он промолчал и по расширившимся зрачкам Миллер понял, что Вейер вновь переживает свою неудачу.
– ...Корабль запустил двигатель и исчез. Никаких сигналов, ни передач, ни данных систем слежения. Ничего... за семь лет ни единого признака, что корабль уцелел.
Он перевел дыхание, глядя в глаза капитану, и Раймонд внезапно понял, насколько Вейер устал. И не просто устал – что-то грызло консультанта изнутри, подтачивая силы. Что-то, возможно и не связанное вовсе с бесследно канувшим во тьму кораблем.
– А теперь он вернулся и подал сигнал SOS.
– И где ваш корабль пропадал все это время? – Миллер выдержал опустошенный взгляд доктора. Нельзя сказать, что это ему далось без труда – слишком много боли плескалось в голубых глазах. Но он оставался капитаном, и жалость могла стать худшим из пороков, которые мешали выполнению задания. Вейер гнался за своим творением, а для Миллера главным оставалось спасение жизней – причем не только чужого экипажа, но и своей команды. В равной степени главным...
– Это нам и предстоит выяснить, – Уильям оглядел притихшую кают-компанию.
***
Формально ему нечего было делать на мостике – обычно травматолог проводил все полетное время в медицинском отсеке. Также нельзя сказать, что его привело сюда любопытство – хотя все остальные пошли за Миллером и Вейером только ради того, чтобы из первых уст услышать детали. Для Ди-Джея, с его пунктуальностью, интерес подменяла необходимость – ему требовались факты, причем не пересказанные, а в формулировке доктора. Хотя его работа заключалась в оказании оперативной помощи пострадавшим и реанимации тех, кто висел на волоске, привычка рассчитывать все требовала обеспечить мозг новой темой для размышлений.
Вопреки тому, что проект звучал как нечто смелое и инновационное, Ди-Джей был готов принять его возможность. В конце концов, наука двигалась огромными шагами – менее ста лет назад люди едва покоряли окрестностями Земли своими примитивными химическими ракетами, а теперь ионный двигатель мог домчать их до Плутона за два месяца. Опасения вызывало не техническое осуществление – как раз об этом военные, курировавшие разработку, должны были позаботиться.
Ди-Джея, несмотря на всю его сдержанность, пугала безответственность Вейера. Этот человек игрался с силами, которые нельзя было выразить понятными словами, и при этом явно гордился своим достижением. Да, травматолог готов был признать, что консультант, которого им навязали – великий ученый. Но у него имелись серьезные сомнения в том, что Уильям – великий человек, а психологический фактор мог сыграть не менее важную роль в понимании ситуации. Веяло от истории про «Горизонт» какой-то обреченностью... и она все больше напоминала даже не падение горделивого Вавилона, а Содом и Гоммору, сожженные небесным пламенем. Понимал ли Вейер, что на самом деле создал? Ди-Джею казалось, что да... но ему просто безразличны последствия. Уильям относился к той плеяде деятелей науки, которые ценили процесс открытия больше моральной составляющей... и тех бед, которые он мог принести. Таковым, судя по книгам, был Нобель, изобретший динамит в помощь шахтерам, и наивно не предугадавший, для чего еще его могут применить.
Он разрывает пространство, подумал травматолог, прислонившись к переборке у входа на мостик. По плодам их узнаете их... метко сказано.
Реаниматолог чуть нахмурился – перемены в собственном поведении немного беспокоили. Обычно Ди-Джей не обращался к образам, почерпнутым из детских лет, но сейчас вся чаще вспоминал Библию. Отсутствие отпуска, наверное, начинало сказываться...
– «Горизонт» не ответил ни на один наш вызов, – стоящий у запасного кресла в дальнем углу помещения, Вейер вынул из кармана диктофон. – Их передача была единственной... причем непонятно, когда её отправили.
Ди-Джей уловил легкую заминку в словах доктора – и слово «непонятно» в его голове приобрело угрожающие очертания. Если уж создатель звездолета не мог вычислить время отправки, то это по меньшей мене странно... чтобы не сказать – пугающе.
Оконные панели были приподняты, и прямо по курсу во всем своем великолепии горела синяя жемчужина Нептуна. Однако никто не смотрел на медленно приближающуюся планету – все, за исключением занимавших свои места Миллера, Старк и Смита столпились вокруг кресла капитана. Как дети, пришла очередная мысль. Все жмутся к Миллеру, сами того не замечая, будто надеются, что он сможет их защитить. И неважно, что они пришли послушать Вейера – рядом с доктором не осталось никого. Почему? Чего мы боимся в душе? Почему относимся к этому человеку, как к зачумленному? Пусть и не признаваясь даже самим себе – что почерпнули из его слов?
Он не знал – но хотел понять. Как и причину собственного страха, час за часом занимающего все больше и больше места в его сердце.
Уильям нажал на кнопку, и первой мыслью Ди-Джея было – да это же зоопарк. Запись какого-то зоопарка в день, когда полно посетителей.
Через пару секунд он понял свою ошибку – крики, заполнившие кабину, никак не могли принадлежать животным. Даже бабуинам и орангутангам, известным своей жестокостью. Те, кто вопил, захлебываясь от плача и первобытного наслаждения – даже скорее насыщения, орали густыми, басовитыми голосами. Ни одно животное не способно передать такую палитру оттенков и чувств – от ненависти и самоубийственного отвращения, до похотливого угара и стонов вперемешку со смехом.
Среди мешанины шума внезапно вклинились слова – настолько же невнятные, как и остальной хор, но при этом преисполненные какого-то злобного магнетизма. Тот, кто произнес их, не потерял голову даже в пучине безумия – он пытался донести свое послание до слушателя, прекрасно понимая, что имеет право лишь одну попытку. Голос человека будто вибрировал – как могли вибрировать водопроводные трубы, по которым разносились слова, однако Ди-Джей был уверен, что незнакомец обходился собственным горлом.
Мужчина не знал, какие ассоциации вызывают голоса у побледневшей Питерс, съежившегося в кресле связи Джастина и застывшего Купера. Лишь капитан в достаточной мере владел лицом, чтобы сохранить непоколебимость – но травматологу казалось, что и Миллер не остался безучастным к этому адскому хору.
Адскому... он вспомнил строки, пугавшие его в детстве. И будут брошены они во тьму кромешную, где лишь плач и скрежет зубов... Казалось, на корабле, отправившем послание, и было то самое место, что поджидало всех грешников в конце их порочного пути...
***
– Господи, что за дьявольщина? – впервые на его памяти помянул Бога Смит. Дьявольщина... хорошее определение – слова, лучше подходящего к услышанному, травматолог не знал. Голос на записи вновь повторил свою фразу – и внезапно Ди-Джей уловил знакомое окончание. Что-то вроде «tis»... один в один как на языке терминов его медицинской карьеры.
– Что это? – спросил Миллер, стараясь сохранять спокойствие в голосе. Кого-то другого он мог этим обмануть – но не реаниматолога, давно привыкшего читать людей по малейшему движению брови или перемене интонации.
– Это вообще человек? – задала вопрос Питерс, выразив всеобщее сомнение. И что самое главное, отметил Ди-Джей – никому не пришло в голову смеяться над подобным высказыванием, хотя иных рас в известной вселенной вроде бы не существовало.
– На «Олимпе», сказали, что голос принадлежит человеку, но они не закончили расшифровку, когда мы улетали, – Вейер виновато пожал плечами.
– Это латынь, – произнес Ди-Джей, и глаза всех присутствующих обратилась к нему. – По крайней мере, мне так кажется.
– Латынь? – с видом, будто его уговаривают купить старый фен по цене автомобиля, недоверчиво спросил Купер. – Какая, к черту, латынь? Кто на ней сейчас говорит?
– Никто, – Старк сутулилась в своем кресле, и лопатки выступали даже сквозь ткань комбинезона. – Этот язык считается мертвым уже очень давно.
– По большей части, – внес поправку Ди-Джей. Он не пытался спорить с навигатором – просто хотел сохранить объективность полученной информации. То, что на латыни никто не разговаривал, еще не делало её бесполезной – а, кроме того, это был официальный язык католической церкви.
Последнее, правда, не утешало... на фоне возвращающихся мыслей о религиозном контексте происходящего. Обычно Ди-Джей держал подобные мысли в таких глубинах души, чтобы они не могли повредить его пунктуальности и логике – но последнее время старые страхи никак не хотели подчиняться волевому решению. Слишком много происходило непонятного... а в космосе неизвестное часто становилось синонимом смертельно опасного. Если наука не могла найти ответ, то поневоле приходилось обращаться к более атавистическим реалиям – к сфере чистой веры. Хотя сам травматолог этого вовсе не желал – он считал себя современный человеком, чья приверженность религии не должна мешать работе. Так и было... до злополучного рейса в сторону медленно заполняющего иллюминатор голубоватого шара.
– О чем там говорится? – спросил Раймонд, и все головы вновь повернулись в сторону Ди-Джея. Он с удивлением подумал, что это странно – неужели даже Вейер и Питерс не знают латыни? Хотя мертвый язык чаще всего использовался в медицине, так что астрофизик мог и не сталкиваться с необходимостью его употребления, а Ребекку всегда больше интересовала практическая сторона её профессии.
– Можете еще раз прокрутить? – попросил травматолог и при этих словах Джастин едва заметно поморщился. Было видно, что второй раз слушать крики ему совершенно не по душе. Ди-Джею звуки тоже не прибавляли оптимизма, но стоило Уильяму вновь пустить запись по кругу, как он выбросил из головы все мысли. Стараясь не воспринимать все, что не относилось к голосу, отсеять, пропуская через фильтр своего сознания, мужчина сосредоточился на едва различаемой фразе. Возможно, трактовка была ошибочной, и Ди-Джей слышал то, что подсознательно желал услышать – но все же иного из нечленораздельного стона он при всем желании вычленить не мог.
– Кажется, это liberatis me... спасите меня, – он посмотрел на капитана, чувствуя, что по спине пробежал холодок. Голос умолял о спасении, как умоляли когда-то тонущие в океане моряки – но только этот моряк словно стал одним целым с морем и говорил словами всех утонувших за неисчислимые века.
Странный образ, но Ди-Джею ничего иного в голову не приходило. Даже хваленая логика, раз за разом выручавшая его, в этот раз не могла придумать более здравое объяснение.
– От чего спасать? – тихо спросил Купер, теребя подбородок. Миллер проигнорировал вопрос – было ясно, что он относиться к риторическим, и вновь посмотрел на доктора.
– Думаете, команда до сих пор жива? Спустя семь лет?
Ди-Джей помнил, что точных ответов наука пока не дала – никто не рискнул погрузиться в состояние гиперсна более чем на год. Но кто знает, чем оснастили «Горизонт» его создатели? Если звездолет мог разбивать пространство, как рыба – тающий лед, то возможно и системы жизнеобеспечения на нем стояли экспериментального образца? Но все же... семь лет... слишком долгий срок, и как человек, связанный с медициной, он это хорошо понимал.
– Не знаю, – покачал головой консультант. По лицу Вейера было видно, что ответ на этот вопрос занимает первоочередное место в размышлениях доктора. – На корабле запасов на одиннадцать месяцев... да и с датой записи толком ничего не ясно, но вполне возможно. По-крайней мере, – он развел руками, – других данных у нас нет.
– Нам хоть премия будет? – спросил Купер, тяжело вздохнул. Этот комментарий Миллер тоже оставил без ответа – видимо, понимая его неуместность.
– Смит, – Раймонд развернул кресло в сторону лобового иллюминатора и переключил все системы «Льюис и Кларк» на командный пульт. – Ты все слышал? Полный разгон... идем на поиски уцелевших.
Которых может и не быть, подумал Ди-Джей, вспоминая жажду насилия в криках с загадочной записи. Вряд ли те, кто вопил в каютах исчезнувшего корабля, могли продолжать эту оргию все семь лет...

Глава 5. Рассекая бурю
Разогнать лишних членов команды с мостика оказалось куда проще, чем Миллер ожидал – ошарашенные новостями, они явно стремились обдумать услышанное наедине. Раймонд завидовал этой возможности – ему же сразу пришлось переключиться на насущные задачи. Тридцать часов до точки сигнала давали иллюзию уймы времени, но капитан работал, не покладая рук. Он проверял работу всех систем «Льюис и Кларк», застоявшихся за дни долгого полета, планировал способы эвакуации и нештатные ситуации, которые могли их поджидать. С последним было тяжелее всего – судя по рассказам Вейера, на «Горизонте» происходило что-то крайне непонятное, к чему нельзя применить стандартный протокол службы спасения. Это раздражало Миллера, но свое настроение мужчина старался лишний раз не показывать.
Уильям просиживал все время в своей крохотной гостевой каюте, и поговорить по душам не пытался, получив изначально резкую отповедь. Сейчас Раймонд думал, что, возможно, был не прав, срывая злость за рейс на докторе – однако и на попятную не шел. В конце концов, от консультанта требовалась информация, а что про него при этом будет думать её обладатель – Раймонду было, в общем, безразлично...
... Он сидел в рубке, глядя на шар, уже заполнивший половину иллюминатора. Нептун никогда не отличался спокойствием – бури скоростью сотни миль в час мчались по поверхности планеты. Когда-то считали, что это планета полна вод – но на самом деле синей сфере лучше подошло определение «туманная» Или «штормовая» – что первым приходило в голову при взгляде на вспышки молний, видимые даже из космоса.
Беда в том, что бури Нептуна не ограничивались ближайшими к поверхности пределами, занимая добрую часть местной стратосферы. Раймонд не первый раз приближался к планете и знал его аномалию – атмосфера вечно пыталась покинуть гравитационные пределы, забрасывая тучи на предельную высоту. Недаром на Нептуне не возводили колонию – местная атмосфера была крайне нестабильна даже для надежных титановых стен будущей базы. Ценные ископаемые залегали слишком глубоко под слоем гранита и пемзы, и добыча их в этом негостеприимном месте не казалась инвесторах привлекательной затеей.
Судя по сигналу, «Горизонт» находился где-то ниже привычной околопланетной орбиты – намного ниже, чем Раймонду хотелось спускаться. То, что «Льюис и Кларк» легко рассекал межзвездную тьму, не означало, что грозовой фронт не сможет причинить ему вред. Среди астронавтов хватало историй о посадках, где что-то пошло не так, казалось бы, в полностью безопасных условиях. Да он и сам мог рассказать немало из тех страниц дневника жизни, которые капитан мечтал вырвать с корнем. Страниц, озаглавленных последними днями «Голиафа»...
– Пересекаем внешнюю границу атмосферы, – доложила Старк, которая не обращала на панораму за иллюминаторами ни малейшего внимания. Дисплей перед её креслом сиял зелеными огнями – что вселяло спокойствие. Пока что не глаза, а радар позволял им маневрировать, и Миллер понимал, что с погружением в сплошное темное облако техника останется единственным способом поиска. Летать наугад здесь можно долго, целыми днями...
– Рекомендуемый угол снижения – четырнадцать градусов, – в голосе девушки не было эмоций, она с головой ушла в работу, и капитан постарался отбросить все сомнения.
– Скорость на три и три четверти, – прозвучала команда, и Смит эхом откликнулся, выполняя маневр. Три и три четверти было достаточно медленным ускорением, но рисковать Раймонд не хотел. «Горизонт» и так летел куда ниже, чем ему полагалось – возможно, корабль терял высоту, раз снизился куда-то в середину грозового фронта.
– Идем под углом в четырнадцать градусов, полная мощность на систему поиска, – добавил Миллер, надеясь, что им повезет, и звездолет за это время не разбился вдребезги. Раймонд покосился на доктора, напряженно сидящего в кресле. Судя по тому, как Вейер ухватился на ручки и уставился в иллюминатор, вслух подобное предположение лучше не стоило произносить. Раймонду не хотелось откачивать этого припадочного от последствий сердечного приступа, если его ненаглядный корабль сейчас ржавел под бушующим ураганом в виде разбросанных по серым камням обломков.
Он невольно продолжал злиться на доктора, хоть и понимал, насколько выдающееся открытие тот совершил. И дело не в том, что консультант пришелся ему не по душе, один полет Раймонд мог вытерпеть даже с панк-группой вроде тех, которые обожал Финней. Однако после прослушанной записи имелась у капитана и еще одна мысль, что лучше бы вся эта штуковина, способная делать дырки в мироздании, вообще никогда не возвращалась.
В отличие от остальных, он не сомневался в том, что голос, просящий о помощи, принадлежит человеку. Кому еще ему принадлежать, в конце концов? Однако то, что звучало фоном, вызывало в памяти старые фильмы о племенах каннибалов... и Миллер сам не знал, хочет ли он застать команду живой или мертвой. С точки зрения спасателя – неслыханное предательство, но Раймонд, кроме того, еще отвечал за своих людей – и очень хотел бы знать, кто отправил сигнал булькающим голосом. А точнее, что этот человек делал все это время, чтобы выжить – чем дышал, что пил... и ел?
– Приблизительное время выхода на расчетное место – четверть оборота, на данной скорости около часа, – отрапортовал Смит. Когда пилот занимался своим делом, из его голоса исчезали сварливые нотки, но Раймонда интересовало не настроение Грегори. Главный вопрос сводился к тому, кого они найдут, когда откроют шлюзы «Горизонта»... и в каком состоянии.
***
Дрожь была первым признаком возросшего сопротивления атмосферы. Буря на их пути, которую «Льюис и Кларк» успешно преодолевал почти час, заметно усилилась. Вибрация, как гремучая змея, скользнула по переборкам, предупреждая треском об опасности перегрузок. Старк поморщилась – стоило приподнять голову, как мчащиеся перед иллюминатором облака тут же начинали вызывать в памяти какие-то детские страшилки. Она ненавидела туман – с малых лет предпочитая держаться подальше, если белесая мгла прижималась к окнам. В тумане так просто заблудиться... но девочке когда-то казалось, что вступая во мглу, она каждый раз обращает на себя внимание чего-то голодного, без устали бродящего под покровом мрака.
Хелен выросла, и страхи прошли, но туман все равно оставался для девушки враждебным явлением. Ярящаяся за корпусом буря, сотрясающая «Льюис и Кларк» вызывала ощущение уязвимости – навигатор знала, что поверхность должна выдержать и не такой ураган, но предпочла бы, чтобы капитан опустил защитный экран иллюминатора.
– Сигнал навигационного маяка «Горизонта» слишком слабый, – пожаловался Смит, отрываясь от штурвала. – Много помех, буря ионизирует здешнюю атмосферу, как хороший вибратор – старую леди.
Старк вздохнула – некоторые люди не хотели меняться. Грегори, безусловно, пытался поднять себе и окружающим настроение своим сквернословием, но она бы предпочла немного больше сдержанности. Сейчас, в этих бешено мчащихся облаках, шутить совершенно не хотелось.
– Подуй в рожок, Старк, – капитан не обращал внимания на пошлости. С чувством юмора у Миллера всегда было в порядке, срывающиеся с его уст подколы звучали утонченно, сводясь к игре слов и тонким намекам. – Может, кто-нибудь нас слышит.
Хелен нажала сигнал связи, хотя сильно сомневалась, что гроза, перекрывающая навигационную систему «Горизонта», пропустит её голос.
– Это спасательный звездолет «Льюис и Кларк», вызываем корабль «Горизонт». «Горизонт», как слышите нас? Это спасательный...
Смит посмотрел на пустующее кресло Вейера с нескрываемым облегчением. Полчаса назад консультант перебрался в каюту, попросив, чтобы его позвали, когда что-нибудь найдут. Никто не возражал – Уильям оставался чужим, и его присутствие в рубке заставляло задумываться о том, насколько задание отличалось от предыдущих миссий. Это добавляло нервотрепки даже повидавшему виды экипажу, для которых взрывы и крушения давно стали печальной обыденностью.
Сама Старк, однако, раздражения от общества ученого не испытывала. Доктор оказался подавленным, держался настороженно, но впечатление сумасшедшего ученого из старых ужастиков не производил. Скорее он напоминал Хелен уставшего мечтателя, чьи грезы жизнь сосредоточенно крушила молотом цинизма. Возможно он просто не нашел своего места в этой вселенной – на иссеченном ранними морщинами лице Вейера девушка прочла бесконечную тоску. А безымянный палец, не укрылось от её взгляда, носил заметную потертость от обручального кольца.
Она не знала, что снял его Уильям только перед полетом – впервые за семь лет, со смерти Клер. Уходя на свидание с другим смыслом своих дней – «Горизонтом», ученый не хотел лгать, отвечая на неуместные вопросы команды о семейном положении.
– Сбрасываю скорость до минимума, – отчитался Грегори, возвращаясь в дисплею. – Сигнал становиться четче, расстояние... примерно десять километров. Капитан, у меня хреновое предчувствие.
Хреновое предчувствие у Смита существовало в постоянной форме, сменяясь иногда дерьмовым и говенным. На это Старк обращала внимание не больше, чем в детстве – на вопли мартовских котов под окном квартиры её родителей. Капитан, к счастью, тоже – или более умело это скрывал.
– Мы все устали, Смит, – мягко сказал Раймонд. – Долгий полет утомляет... мне тоже хочется поскорее увидеть Землю.
– Не в том дело, – отмахнулся пилот. – Корабль, летящий быстрее света... это дерьмо, капитан. Таких вещей не должно существовать...
Хелен попыталась сосредоточиться на радиосвязи – вновь и вновь повторяя обращение к заблудившемуся космическому страннику. Подобные заявления Смита не имели с её точки зрения смысла – они были спасателями, а не учеными, чтобы судить о целесообразности эксперимента. Кроме того, «Горизонт» по описанию Вейера не походил на оружие – напротив, давал возможность воплотить давние фантазии человечества.
– Что ты хочешь сказать? – иронично поднял бровь капитан, но Старк видела, что Миллеру не так уж весело. Привычка скрывать свои чувства давно стала второй натурой Раймонда, и навигатор научилась различать лишь самые простые из его истинных реакций. Сейчас капитан пытался разговорить Смита – интересуясь его мнением.
Что-то новенькое... с чего бы Раймонду так прислушиваться к этому паникеру?
– Думаешь, я отвечу «если Бог не дал человеку крылья, то так и должно быть?» Это ты скорее от Ди-Джея услышишь, Смит.
– Может, нам всем стоило бы его послушать, – парировал пилот, и Старк невольно покачала головой. На её памяти уж кто-то, а Грегори никогда не питал пиетета к религии, называя её морковкой для осла.
– Пока что я хочу услышать лишь ответ из рубки «Горизонта», если там есть кто живой, – ушел от спора Миллер. В глазах капитана девушка прочла странный блеск – будто Раймонд лихорадочно раздумывал о чем-то... колебался, какое решение принять, и отголоски этой внутренней сумятицы на секунду вырвались из-под брони уверенности. – Включай торможение, не хватало еще врезаться в него.
– Есть, – кисло отозвался Смит, очевидно, оставаясь при своем мнении.
Спасать нас будет некому, внезапно подумала Хелен. Она давно привыкла, что одной из заповедей их работы являлось «надейся только на себя», но сейчас вдруг задумалась, насколько далеко они залетели. До Земли шесть недель... возможно здесь и есть корабли ближе, но их команды в гиперсне. Конечно, близкий сигнал SOS обязывает автопилот поднимать экипаж из камер... но сомнительно, что кто-то успеет добраться до Нептуна раньше, чем через три-четыре дня. Скорее неделя, и то если им повезет найти летящий неподалеку звездолет.
Мы одни, на секунду становясь прежней маленькой девочкой, ощутила почти позабытый испуг Старк. Одни в тумане... где может поджидать что угодно.
– Доктор Вейер, – включил интерком Миллер, не обращая внимания на сомнения, терзавшие его помощников. – Поднимитесь на мостик, думаю, вам стоит на это взглянуть.
***
Он преодолел лестницу, даже не заметив, что последний раз взбирался с подобной легкостью лет в двадцать. Голос Миллера еще отдавался в ушах, а где-то в районе живота твердый комок волнения сгустился до прочности камня.
– Вы его нашли? – с порога рубки задал вопрос Уильям, и команда обернулась, иронично глядя на доктора с его требовательным тоном. Впрочем, мужчине было все равно, что подумает о нем экипаж – близость цели заставляла сердце биться, как в молодые годы, и кровь в венах буквально кипела от жажды действий.
– Еще нет, – кристально-чистым, как воды спокойного озера, голосом отозвался Раймонд. – Сядьте, скоро мы выйдем к точке сигнала.
– Пять километров, – откликнулся Смит. – Ни хрена не видно.
Игнорируя приказ капитана, Уильям ухватился за спинку кресла, чтобы не упасть. Тряска нарастала, и палуба под ногами то и дело совершала резкие рывки. Однако больше чем опасность свалиться на глазах этих людей, доктора пугала возможность пропустить тот первый миг, когда исполинское тело звездолета вынырнет из окружающей тьмы. Он не смог заставить себя сесть, даже если бы вся команда хором произнесла это требование.
Тьма вокруг становилась гуще – и даже далекие отсветы молний не могли её разогнать. Здешние грозы имели отчетливый желтый оттенок, чужая атмосфера раскрашивала небесное пламя в болезненный цвет и вызывала уныние. Вейер вспомнил лицо Клер незадолго до смерти – та же желтизна, истощенность, апатия, которые навевали зарницы Нептуна.
Это больная планета... странная мысль занозой засела в голове. Чахоточное небо умирающего мира.
– Где он, к гребаной матери? – прорычал себе под нос Смит. – Мы уже должны его видеть.
Черные облака не спешили выполнить пожелание пилота – напротив, теснее прижались к бортам «Льюис и Кларк». Уильяму показалось – мгла, как жадные пальцы, мечется по поверхности иллюминатора, отыскивая любую щель.
– Знаю, – все так же спокойно ответил капитан. – Старк, есть кто-нибудь дома?
– Если и есть, то не отвечают, – девушка на секунду подняла голову, и Уильям заметил, что навигатор выглядит не самым лучшим образом. На щеках играли желваки, кожа обтянула напряженные скулы – видно было, что Хелен боится. Боялся и он, но неудачи, бессмысленности полета, опоздания – а какие страхи могли таиться в голове девушки? Авария? Падение с грозовых небес на огненных крыльях взорванного реактора? Что-то еще?
Тьма... здесь так темно, чувствуя, как сердцебиение достигает поистине переносимой скорости, подумал Уильям. Почему мы не включим в рубке свет, ограничиваемся лишь миганием приборных панелей?
Но он знал ответ – любой источник света внутри сделал бы внешний мрак еще гуще для их глаз. Наружные осветители «Льюис и Кларк» старались изо всех сил, но им оказалось не по силу разогнать влажные облака, сочащиеся молниями и темнотой.
– Три тысячи метров и приближается, – руки Грегори крепко сжали штурвал, глаза сузились. Пилот напоминал военного летчика старых боевиков, выводящего самолет на решительную атаку вражеских позиций. На Земле давно не возникало серьезных войн, эра астронавтики преодолела многие национальные различия – но память оставалась, как и заботливо перенесенные на новые информационные носители фильмы. Такие наивные в своей простоте, но все равно близкие – люди, ступившие в космос и открывшие новые источники энергии, все равно оставались людьми.
– Я ничего не вижу... – тихо сказал Уильям, не в силах удержать мысли безмолвными. Крошечные ледяные градинки отскакивали от иллюминатора, звездолет шел в самое сердце бури.
– Тысяча пятьсот метров, – без паники, но с явным напряжением в голосе произнес пилот. – Мы слишком близко...
– Да где же он? – даже лицо Миллера утратило безмятежность, и капитан подался вперед, склоняясь над своим пультом.
– Сигнал чистый, прямо перед нами, – взволнованно произнесла Старк, голос девушки едва заметно задрожал. – Мы буквально в нескольких шагах.
А если мы врежемся? проснулись прежние страхи. С твоим-то невезением, Билли, это будет логичное завершение полета...
– Тысяча метров...
Красные огни озарили панель управления – автоматика звездолета буквально вопила о критическом сближении. Даже «Льюис и Кларк», этот старый ветеран космических одиссей, подобрался, готовясь к рискованной встрече.
– Девятьсот... восемьсот... семьсот! – оскал исказил лицо Смита гримасой злости и страха. – Капитан, мы в него врежемся, если будет лететь вслепую!
Уильям сглотнул, чувствуя, как дрожь под ногами начинает расползаться по всему немеющему телу.
– Старк? – в голосе Миллера появились стальные нотки.
– Он должен быть здесь, прямо здесь, – чуть не простонала девушка...
И вдруг, в разрыве облаков...

– Боже мой, – прошептала Хелен, глядя невидящими глазами на расступившуюся мглу, и громовые раскаты, проникшие через скорлупу корпуса, вторили её словам.
Словно птица, разгоняющая своими исполинскими крыльями грозовую тьму, исполинская громада закрыла собой весь иллюминатор. Черная туша космического исполина, настоящее божество шторма, «Горизонт» парил на троне из клубящегося облачного варева, и молнии обрамляли его отполированные бока.
В рубке зазвучал сигнал тревоги, и Уильям с ужасом понял, что худшие предположения Смита действительно могут сбыться. Они подошли чересчур близко...
***
Он не потерял самообладания, несмотря на все свои предыдущие нервные замечания, что и спасло им жизнь. Грегори рванул штурвал, наваливаясь на рукоять всем телом, ровно в тот же миг, когда капитан резко отдал команду.
– Полный задний!
Сам знаю, успел подумать Смит, когда борт «Горизонта» затмил собой даже инопланетную грозу. Черная поверхность, казалось, находилась на расстоянии вытянутой руки – так близко, что он мог различить все швы на стыках острых граней обшивки.
Звездолет вздрогнул от кабины до хвоста, замедляясь в пяти сотнях метров до удара. Обратная тяга отбросила «Льюис и Кларк» назад, и Вейер едва не пролетел мимо пилота прямо в иллюминатор. В последний момент консультант успел схватиться за опоры, опоясывающие капитанское кресло, но все равно только чудом избежал травмы.
Говорили же ему – сядь, привычно оценил в черном свете чужие действия Смит, и тут же забыл об этом. «Горизонт», парящий рядом с судном спасателей, лишал возможности думать о чем-либо ином.
Он был велик – настолько, что «Льюис и Кларк» казался на фоне звездолета маленькой рыбешкой возле плавника исполинского кита. Для Грегори первое сравнение, пришедшее на ум, сводилось к раскрытому зонту, с которого содрали всю ткань. Хвостовая часть напоминала закольцованную трубку, сводящуюся многочисленными переходами к широкому отрезку двигателей. Эти непонятные конструкции как спицы поддерживали явно несоразмерную корму. Дальше шла длинная цилиндрическая «рукоять», видимо содержащая каюты и отсеки, и наконец – огромный выпуклый «набалдашник» рубки. Смит вспомнил, как мальчишкой ловил в грязной речке возле дома пучеглазую рыбу – именно рыбью голову и напоминали дутые контуры командных отсеков звездолета.
– Иисусе, это одна большая уродская хрень, – совершенно искренне высказал пилот свое мнение и Вейер, вопреки здравому смыслу так и не усевшийся в кресло, не мог не возмутиться.
– Он не уродливый.
Только для такого психа, как ты, мысленно огрызнулся Грегори. Это же надо было придумать, подобное дерьмо строить. Черт, что в голове у этого Вейера, если он предпочел такой дизайн? Наверное, чистая шиза...
Сигнал тревоги умолк – Миллер, заметно расслабившийся в своем кресле, отключил предупреждение. Они достигли цели и умудрились ни во что не врезаться – а Смит знал нескольких пилотов, которые ни за что бы ни сподобились на подобный маневр при нулевой видимости. Видимо, он еще оставался в форме – что не могло не радовать даже такого принципиального пессимиста.
Однако пока что время самовосхвалений не пришло. Грегори глянул на панель – затормозили они, по космическим меркам, действительно в шаге от аварии.
– Пятьсот метров... турбулентность в пределах нормы.
– Фиксирую магнитный радиошум, – пальцы Старк уже плясали по дисплею. – Связи пока нет.
– Запускай сканер, – велел Миллер, на лице которого промелькнуло удовлетворение. Смит и сам понимал, что повод у капитана для радости есть – они не разбились и нашли цель, но лучше бы «Льюис и Кларк» застал обычную спасательную шлюпку, кружащую на орбите. Гигантский стальной монстр походил на что угодно, но не на передовые технологии – скорее это был гость из какого-то мрачного средневековья. Подобный дизайн Грегори опознал как готику – даже его интересы не сводились к одной лишь ругани и женщинам, и еще раз подумал, что на всякий случай лучше держаться подальше от сотворившего это Уильяма.
– Смит, устроишь нам круговой облет с экскурсией? – в глазах Раймонда читалось молчаливое одобрение. Грегори знал, что часто достает всех своими манерами – но капитан его ценил, и этот взгляд явно показывал, что сегодняшнее мастерство не осталось незамеченным. Возможно, по возращению удастся даже выпросить премию... теперь главное – удачно привести «Льюис и Кларк» к Земле.
– С радостью, – ответил Смит, скорчив такую гримасу, что вполне могла вызвать у нервного ребенка заикание.
***
Тень «Горизонта» скрывала звездолет, приобретая еще больше сходства с огромным хищником. Пока этот зверь был занят своими делами и не обращал внимания на крошечный спасательный корабль – но кто знает, как быстро все могло измениться?
Старк понимала, что думать о подобном – бред сивой кобылы. Она видела десятки звездолетов и этот, пусть огромный и непривычного вида, еще не заслуживал отношения к себе, как к какому-то монстру. Однако где-то в глубине, в далекой генетической памяти, унаследованной от первобытных предков, Хелен знала – от исполина следует ждать беды.
Она посмотрела на показания приборов – статика «Горизонта» разгоняла облака... но почему-то не притягивала молнии. Ионный двигатель хранил остаточные признаки работы, но сейчас был так же тих и неподвижен, как и сам «Горизонт».
Его выключили? Или система отказала незадолго до нашего прилета?
Навигатор сверилась с предварительными координатами, полученными «Олимпом». Погрешность могла составлять весьма значительное расстояние на такой удаленности, но все равно было похоже, что изначально «Горизонт» находился намного дальше от Нептуна. А вот что произошло после – неужели звездолет терял высоту? Но тогда как он сумел занять теперешнее положение, весьма стабильное по отношению к местному гравитационному полю? Вопросы, вопросы...
Он спрятался в черных тучах, как уродливый птенец из яйца, вновь проклюнулся детский страх. Затаился во мгле... поджидая добычу.
Девушка покачала головой – подобные мысли не могли привести ни к чему хорошему. Это все полет без отпуска, слишком долгое напряжение, которое накопилось в душе...
– Ну и размер, – вздохнула Хелен, выпуская хотя бы часть сомнений в виде этого замечания.
– Модуль был запланирован, как исследовательский, – пояснил Вейер, единственный в рубке, на чьем лице играла довольная улыбка. Ученый походил на человека, встретившего старого друга – морщины немного разгладились, и даже поза несла в себе меньшие напряженности. Стоя возле иллюминатора, Уильям взвалил на себя роль гида – как показалось Старк, с явным удовольствием. Консультанту словно хотелось, чтобы все разделили его радость – будто они могли радоваться, потрясенные мрачным величием заблудшего звездолета.
– Рубка, медицинский и научный отсеки – в головной части, как и жилые каюты. Затем гидропоника, инженерные и обслуживающие рубки, энергоблоки. Вон те цилиндры, – указал Вейер на уходящие к кольцу распорки, – это вспомогательные реакторы, а вокруг кормы кольцом расположен гравитационный генератор.
Старк, как бы она не была шокирована, могла себе представить мощность такого источника искусственного тяготения – достаточную, чтобы вызвать сейсмическую активность на Луне. Неужели хваленый «прыжок» доктора требовал подобных сил в подчинении команды? Даже она, не специалист в области кораблестроения, легко могла сделать вывод – одна поломка генератора и звездолет просто разорвет на части гравитационным полем в сотни джи.
– В корме – ионный двигатель, можно приблизиться? – Уильям взглянул на пилота.
– Док, нукакое, к черту «приблизиться»? – Грегори посмотрел на консультанта как на сумасшедшего, – мы и так едва не целуем...
– Давай ближе, – коротко сказал капитан, не отрывая взгляда от «Горизонта» и Смит мгновенно прекратил все споры. Старк не знала, зачарован ли Миллер этим чудом техники – но ей на ум пришел китобой, присматривающийся, в какое место лучше запустить гарпун.
«Льюис и Кларк» медленно плыл среди облачного просвета – будто собирался прильнуть к черному борту великана. Нежности движений Грегори, осторожно перемещающего рукоять штурвала, могли бы позавидовать некоторые любовники, прежде возникавшие в жизни Старк. Может, с людьми Смит и не умел обращаться, но пилотировал божественно.
Купер тоже был хорошо... но внезапно Хелен поняла, что управляй кораблем Финней, они бы, скорее всего, разбились при выходе из облаков. Чернокожий пилот был порывистым и мог пройти метеоритный поток на предельной скорости – но тормозить не всегда умел. От этой мысли ей стало холодно... смерть в этот раз прошла совсем близко.
– Это технический отсек, – показал рукой в сторону выпуклости недалеко от опор гравитационного «зонтика» Вейер. Иллюминатор и работающие на полную мощность фонари при отсутствии облаков у обшивки давали возможность рассмотреть контуры округлого шлюза. – И запасная стыковочная палуба. Основная вон там, чуть ближе к центру звездолета. Двигатель вроде не поврежден, если можно судить по внешним данным
– Смит, используй руку, – имея в виду выдвижной кран-манипулятор, похожий на огромную клешню, приказал Раймонд. – Зацепи нас за антенну над шлюзом.
– Основной или запасной?
– Войдем через главные двери, – ответил капитан и корабль начал пятиться на задней тяге, удаляясь от кормы
– Только осторожнее, – заметил Вейер, – возле шлюза много довольно хрупких датчиков.
Старк, которая видела часть лица пилота, успела заметить, как по губам Грегори скользнула легкая улыбка. Механическая многосуставчатая конечность выползла из приоткрывшегося люка и протянулась к антенне, похожей на большую вилку. Смит нажал на манипулятор и «пальцы» руки сомкнулись, сгибая антенну пополам, но при этом накрепко удерживая звездолет рядом с парящим «Горизонтом».
– Ничего не отвалилось, – специально для недовольно засопевшего Вейера ответил пилот. Старк незаметно закатила глаза – она знала, что Грегори сделал это специально. Пожелай Смит – и антенна не деформировалась бы ни на сантиметр. Похоже, там, где она испытывала страх, мужчина видел врага – врага, которому «Льюис и Кларк» только что нанес первый удар.
Оставалось надеяться, что корабль-странник не ответит на это «рукопожатие» своим, не менее сильным...
***
– Старк, что внутри? – Миллер не собирался лезть вслепую. Через семь лет, которые корабль провел невесть где, даже неосторожное открытие шлюза могло привести к взрывной декомпрессии или утечке реактора. Нельзя было исключать и бактериологическую опасность – некоторые безобидные на вид земные микроорганизмы в условиях невесомости при отсутствии озоновой прослойки могли мутировать весьма неожиданным образом. Конечно, никакого бреда, вроде тех фильмов, где экипаж пожирала разумная плесень, за свою карьеру Раймонд не встречал – но пример гробницы Тутанхамона сохранял свою актуальность. Были случаи, когда астронавты умирали, подцепив какой-то видоизменившийся вирус гриппа или грибок.
Девушка запустила процесс сканирования, и дублируемая информация потекла на капитанский мостик. Миллер не читал – он достаточно доверял навигатору, чтобы полагаться на её оценку ситуации.
– Реактор еще горячий, – нахмурилась Хелен. – Небольшой радиационный фон, незначительное остаточное излучение... ничего серьезного.
– Давление сохранилось? – вопрос капитана автоматически подразумевал герметичность корпуса. Если «Горизонт», выражаясь языком старинных мореплавателей, пустил течь, то шанс выживаемости команды сводилась к нулю.
– Да, но... – Хелен увеличила одну из колонок с данными легким движением рук по сенсорной панели, – ... искусственная гравитация отсутствует, как и термообогрев. Там невероятно холодно, минус 70 по Цельсию минимум, местами ниже. Команда не могла выжить, если только не ушла в гиперсон.
Это просто другой способ смерти, больше похожий на самоубийство, подумал Миллер. Семь лет... их сон теперь вечен. Даже на Земле никто не рискует спать больше года, хотя добровольцу обещают большие деньги.
Он покосился на Вейера – по лицу доктора нельзя было прочесть ничего, кроме напряженного интереса. Раймонд не знал, переживает ли ученый за команду – или его волнует лишь сохранность корабля. По крайней мере, лицо не изменилось при словах навигатора – хотя, возможно, Уильям просто держал себя в руках. Сомнительно, конечно – капитан уже понял, что консультант ему попался довольно эмоциональный и обидчивый, если не сказать – истеричный. Вейер был из тех людей, которые все свои проблемы копят внутри – пока они не разрастутся до масштаба космических...
– Найди их, Старк, – отдал приказ капитан и сам уставился на монитор. Заработал биосканер – схематичные контуры звездолета вспыхнули зеленым светом и тут же окрасились сплошным алым.
Миллер приподнял бровь – такой реакции он еще не встречал. Обычно красный цвет обозначал наличие жизни, но, судя по поступающим данным, даже воздух внутри превратился в живой организм.
– Что-то не в порядке с биосканером, – Старк, видимо, понимала в происходящем не больше его самого. В любом случае, данные были полнейшей ерундой, ни один вирус не мог дать подобной картинки – если только не проник в каждую титановую клеточку «Горизонта». Но подобное Раймонд справедливо отнес к ненаучной фантастике.
– Радиация? – предположил капитан, но Хелен покачала головой.
– Непохоже... из реактора нет такой сильной утечки, чтобы заглушить все сканирование. Идет сигнал наличия жизненных форм, но они не идентифицируются.
– Может, это экипаж? – подал голос Вейер. – Вдруг они все еще живы?
– Будь они живы или в гиперсне, – Хелен дернула плечом в ответ на предположение, – то находились бы в определенных местах корабля. А здесь... такое ощущение, что сканер утверждает, будто звездолет и есть живой организм. Бессмыслица.
Бессмыслица, эхом прозвучала мысль в голове Миллера. Действительно, бессмыслица – но почему я вновь и вновь воспринимаю «Горизонт» как какого-то диковинного зверя? Как нечто живое... и хищное? Неужели всему виной его странная функция – разрывать пространство, обманывая время? Или грозный вид и огромные габариты?
Это просто корабль – и точка. Сосредоточимся на деле...
***
«Горизонт» звал его, предлагал вновь пройтись по знакомым отсекам, коснуться леденящей прохлады переборок. Вейер смотрел в иллюминатор, чувствуя, как восхищение возрождается в измученной неудачами душе. Корабль уцелел, и неважно, что он выглядел безжизненным – главное, доктору было с чем вернуться. Теперь больше никто не назовет его неудачником, чьей единственный проект лишь опозорил научные круги, никто не скажет...
Но это не воскресит Клер, прозвучала в закутках разума отрезвляющая мысль. И как ты можешь думать лишь о корабле, забывая про Килпака и его команду? Билли... не сходи с ума. Ты не знаешь, что произошло, поэтому – не время для праздничного настроения.
– Хорошо, дамы и господа, – голос Миллера вернул Уильяма к действительности. – Раз на сканер надежды нет, сделаем все по-старинке – обойдем каюту за каютой. Старк, собери все данные, какие сумеешь уловить. Смит, выпускай стыковочный шлюз.
Капитан облокотился на локоть, наклонившись к интеркому. Доктор не стал его ждать – встал и направился к выходу. Когда похожий на кишку шлюз мост шлюзового модуля соединит звездолеты, он хотел быть одним из первых, кто ступит под своды «Горизонта». Реактор, гравитационное ядро... слишком много таилось под прочным корпусом таких устройств, с которыми мог справиться лишь он один. Даже самые лучшие из космических спасателей вряд ли понимали принцип квантовой неопределенности, положенный в основу работы двигателя, и не смогли бы отличить критическую поломку от нормального состояния. Экспериментальная техника требовала больше, чем просто опыта – конкретных знаний, которыми на «Льюис и Кларк» обладал только Вейер.
– Джастин, – обратился в интерком Миллер, – тебя ждет небольшая прогулка. Одевай скафандр.
– Да, сэр, – бодро отозвался парень – судя по голосу, уже предвкушавший, что именно его нога первой ступит на борт легендарного корабля.
Вейер не слушал, занятый своим целеустремленным движением – которое не осталось незамеченным. Мужчина едва перешагнул порог, как в спину ударил холодный командный тон.
– Доктор, вы мне нужны на мостике.
Уильяму показалось, что он ослышался. Раймонд посылал на разведку молодого инженера – почти мальчишку, и предлагал ему, создателю «Горизонта», торчать здесь, не делая ничего? Или это была очередная блажь Миллера, решившего держать консультанта под присмотром? Уильям не знал, но подобное отношение – как к неразумному ребенку, хотя он был старше капитана, начинало раздражать.
– Капитан, – стараясь говорить ровно, хотя внутри все вскипело, произнес Вейер, – я не могу бездельничать в рубке, когда способен принести пользу на корабле.
– Только когда мы проверим «Горизонт» на безопасность, – непреклонно заявил Миллер. – Пока что...
– Вы предлагаете мне просто торчать тут?! – вспылил Уильям. Он чувствовал, как лицо заливает краска – но злость, которая долго дремала внутри, рвалась наружу. Сейчас Вейер просто ненавидел этого самоуверенного дурака, который не мог понять простую истину – на «Горизонте» от Уильяма мог бы быть толк куда больший, чем от половины его бесценного экипажа.
– Я сказал – как только мы убедимся в безопасности корабля и не раньше! – повысил голос капитан, и глаза Раймонда сверкнули. Видимо, Миллер не переносил, если его перебивали – по крайней мере, на чернокожем лице заметно заиграли желваки. – Вы мне нужны – чтобы вести Джастина с помощью видеосвязи. Потрудитесь выполнить приказ, если хотите помочь.
Уильям, уже набравший воздуха для очередной отповеди, заметил жест Старк – навигатор понимающе кивнула, указывая на кресло. Было видно, что девушке знакомы подобные чувства – возможно, в свое время с Миллером спорили многие. Доктор выдохнул, возвращаясь в рубку – как бы он не относился к Раймонду, но тот оставался капитаном, хотя последнее время Вейер все меньше и меньше понимал, зачем его послали вместе с таким непробиваемым упрямцем. Ведь всем должно быть очевидно, что он куда полезнее при первом визите в отыскавшийся корабль – но нет, у Миллера опять свое мнение!
Черт его возьми, неужели все, на что меня считает способным этот бывший солдафон – это давать советы по картинке на экране? Почему уж сразу не приказать изложить все в отчете и сидеть в своей каюте до конца полета? В своей? Но разве у меня хоть что-то свое на борту «Льюис и Кларк»? Нет, единственное место, которое я мог бы назвать своим – это то, куда меня не пускают якобы ради моей же безопасности...
Молчание затягивалось – Миллер продолжал молча смотреть на вернувшегося на место доктора. Уильям знал, что от него ждут ответа, признания рамок субординации, существовавшей в этом крошечном корабельной мирке. Идти навстречу Раймонду не хотелось, но лишние споры только откладывали момент долгожданного визита на «Горизонт».
– Хорошо, – попытавшись ответить так же холодно, чтобы попасть в тон капитану, Вейер все же не удержался от толики раздражения. – Просто замечательно.
Раймонд отвернулся, довольный больше действиями, чем интонацией. Неужели он настолько глуп, что ценит одну лишь слепую власть? думал Уильям, глядя в широкую спину Миллера. Врач назвала такое поведение маской, но пока что не похоже. Или это последствия той трагедии, о которой говорила Питерс? Может, Миллеру надо знать, что все происходит согласно его приказам, потому что он боится бессилия? Такого, как на пылающем «Голиафе»?
Эта мысль – глубокая и четкая, возникла в его голове несколько неожиданно. Она, как изъеденный рыбами труп, всплывший посредине озера, вынырнула из той бури чувств, которую испытывал раздосадованный консультант. Вейер нахмурился, задумываясь над тем, почему вдруг пришел к подобному выводу – обычно он не любил копаться в мотивах окружающих.
Рассекающий бурю «Горизонт», тень которого падала на лицо Уильяма, молча ждал гостей...

Глава 6. Шагая во тьму
Разумеется, Миллер не собирался отправлять Джастина в одиночку. Протокол в этом случае был однозначен – не менее четырех человек должно входить в первую группу, чтобы спасатели могли без лишнего риска разбиваться на пары. Кроме инженера и Купера, которым в любом рейсе находилась работа, команду дополняла Питерс, уже сжимающая в руках медицинский кейс. Четвертым полагалось идти Ди-Джею, но Миллер оставил право первого выхода за собой.
Он знал, что место капитана – на мостике, тем более все члены экипажа понимали, что от них требуется. Однако Раймонд устал – устал от бессмысленного сидения и не менее бессмысленных приказов, которые требовалось произносить. Спор с Вейером разбередил старые раны, «Горизонт» бросил вызов накопленным навыкам космического спасателя, и Миллеру хотелось испытать свои силы. Или... он старался не думать об этом, но возможно причина крылась в том, что капитан просто боялся посылать команду одну в пасть стального чудовища. Или в его брюхо, что больше подходило ситуации...
В шлюзовом отсеке было душно – пока они надевали скафандры, издали напоминавшие серебристую фольгу, Раймонд заметно вспотел. Он старался убедить себя, что всему виной спертый воздух, но действительно ли причиной потливости была плохо работающая система вентиляции? Мужчина посмотрел на толстую дверь переходника – за ним размещалась узкая камера, а дальше лежала космическая тьма. Тьма, которую вот-вот сменит рукав стыковочного модуля... и то, что лежит за ним. Отсеки чужого звездолета, чья команда канула в неизвестность, оставив единственное послание.
Он взглянул на Купера и уловил тревогу в глазах главного весельчака команды. Предчувствие, холодное, как декабрьский снег, коснулось сердца капитана – не стоило им всем идти... Было что-то не то в этом первом выходе, какая-то деталь, которую он упустил – деталь, такая же раздражающе-непонятная, как сломавшийся сканер...
– Куп, ваша с Джастином задача – реактор, – ему не хотелось разделяться, но иного выхода Миллер не видел. При таких размерах звездолета первым делом надо запустить искусственную гравитацию, обогрев и рециркуляцию кислорода – как и все нормальные люди, капитан предпочитал ходить, а не летать по отсекам незнакомого корабля. Да и пока внутри не будет нормальной атмосферы, о спасательных работах говорить тоже не приходилось. А если всем вместе отправиться к реактору – кто проконтролирует запуск систем с капитанского мостика корабля? Если на «Горизонте» повреждено энергоснабжение, то, вслепую включив реактор и только потом направившись к рубке, они вполне могут подтянуться к моменту взрыва или понаблюдать за внезапно заработавшим двигателем. Синхронность в реанимации мертвого звездолета требовала сложных решений...
– Мы его в два счета... – начал привычно хвалиться Финней, но Миллер поднял руку, показывая, что он еще не закончил.
– Нацепите страховку и... Куп, останься возле шлюза.
– Зачем? – подчиненный непонимающе пожал плечами. – Думаете, понадобиться быстро делать ноги?
– Да что может случиться? – судя по глазам парня, он только радовался возможности сделать все сам. Раймонд знал, что Джастина всегда немного тяготила опека, которой окружал его экипаж – но Миллер оправлял парня одного не ради того, чтобы потешить молодое эго. Купер при всех своих навыках пилота и сварщика запускать реакторы не умел, как и совершенно не разбирался в электронике и внутренних системах звездолетов. Стоя возле шлюза, от которого будет тянуться страховочный трос, он всегда сумеет прийти на помощь – но что важнее, сумеет вытащить Джастина, избегая встречи с тем, что может принести парню вред.
Вред? Какой вред? О чем я думаю? Миллер поморщился. Почему меня сейчас больше гложет, как бы спасти своих в случае осложнений, а не здравая оценка ситуации? Что не так?
Все, пришел ответ в напряженном взгляде Купера, которого тоже угнетал непонятный корабль. Все пошло не так с самого момента получения приказа. Я не верю, что мы найдем там живых... но откуда-то точно знаю, что «Горизонт» принесет нам беду. Страшную беду... навстречу которой я сейчас оправляю своих людей.
– Мы ко всему должны быть готовы, – ответил Раймонд, чувствуя, что слова его пусты, как пространство за иллюминаторами. – Купер, не бросай трос. Джастин, не вздумай его отстегивать, чтобы ни произошло, а то до Земли полетишь своим ходом. Если вдруг что...
– Кричи, малыш, да погромче, – Купер улыбнулся, но глаза его оставались серьезными. – Папочка сразу придет на помощь.
Парень в ответ скорчил гримасу. Джастин не боялся – это было видно по нарастающему предвкушению, которое проявлялось в подрагивающих взволнованных движениях и словно приклеенной к губам улыбке. Он видел чужие смерти – но, как и многие его ровесники, не верил в возможную собственную гибель. Миллер вдруг вспомнил, как Питерс привела этого мальчишку, ставшего душой команды – и как он дал себе обещание не допустить, чтобы с парнем что-то произошло.
– Не увлекайся, малыш, – удивительно мягким голосом произнес Раймонд, – если увидишь что-то подозрительное – не лезь вслепую. Мы ничего не знаем про эту штуку, но она может быть опасна. Я и Питерс будем двигаться в направлении мостика, старайся говорить с нами. Все время, неважно о чем, просто говори.
– Будет сделано, шкипер, – весело улыбнулся парень, надевая шлем. Миллер вздохнул, чувствуя, что лучше бы принял приложение Вейера, отправив консультанта разбираться с сотворенным им монстром – но как капитан, он не мог себе этого позволить. Доктор был полезнее на мостике, сообщая все, что могло пригодиться двум параллельно движущимся группам.
Раймонд взглянул на Питерс – женщина оставалась собранной, серьезной... и печальной. Она всегда грустила, поскольку имела на то причины – но сейчас, судя по её взгляду, источником переживаний был вовсе не больной сынишка. Ей тоже не нравилось что Юэрс пойдет один.
– Ты готова?
– Да, – сказала врач, касаясь панели рукой в перчатке. Внутренняя дверь шлюза бесшумно открылась, и четверо шагнули вовнутрь, как призраки в белых саванах, выходящие из могил в полночный час. Капитан взглянул сквозь иллюминатор на «Горизонт» – все такой же неподвижный, уже соединенный стыковочным шлюзом... но остававшийся враждебным. Памятник больной гигантомании, столь же уместный в современной астронавтике, как хищный динозавр в детском зоопарке.
Мы идем, подумал Миллер, пока Питерс закрывала внутреннюю дверь. Дверь, которую потом нельзя будет открыть, пока не закроется внешний люк – автоматика препятствовала возможной разгерметизации корабля. Мы идем, и мы одни... никто не придет на помощь, если «Горизонт» решит показать свой нрав...
Раймонду внезапно стало зябко, будто он, обнаженный, стоял после гиперсна на холодном полу. Перед этой громадиной весь его опыт значил не больше, чем знания первоклассника перед памятью вечности, на глазах которой рождались и умирали галактики.
***
Одетая в плотно застегнутый скафандр, Питерс шла, ступая по обманчиво-тонкой поверхности стыковочного шлюза. Гармошка секций была соединена эластичными звеньями прозрачного металла и под её ногами женщины, за перегородкой, молнии свободно плели свой узор. Она не обращала внимания на грозу – привыкнув ступать по этой короткой дороге над пылающим небом Меркурия, искрами звездной пыли Сатурна и небесной пустотой. Ребекка как-то раз сказала Денни, что на работе мама ходит по небесам – и это оказалось грустной правдой. В то время, когда под её ногами расстилались Земля и космос, сын оставался прикованным к инвалидной коляске.
Рядом в таких же скафандрах шагали Миллер, Купер и Джастин – единственный, кто пристегнул страховку. Трос тянулся в оставшийся открытым внешний люк, к вмонтированному в стену шлюза «Льюис и Кларк» валику лебедки, напоминая о том, что всегда есть путь назад. Врач немного успокоилась – пока мальчик «на поводке», что страшного может с ним произойти? Тем более, рядом надежный Финней – Купер скорее отдал бы правую руку, чем допустил, чтобы Джастин пострадал. Он, как и сама Ребекка, любил Юэрса – видя в нем младшего брата.
Питерс улыбнулась, приближаясь к люку «Горизонта» – её всегда интересовала, как воспринимает Джастина капитан. Миллер не любил показывать свои эмоции, но к инженеру он относился с явной симпатией, не возражал против «шкипера» – может, видел в нем кого-то из своего прежнего экипажа? Насколько знала врач, Миллер не женат и детей у него тоже не было...
Четверо замерли перед темной сталью двери – и рука капитана коснулась прочной преграды.
– Старк, вы с доктором Вейером уже вошли в систему стыковки «Горизонта»? – услышала в наушниках скафандра Ребекка. Они могли вскрыть люк с помощью инструментов, но к чему такие затраты времени, если у консультанта должны быть данные о работе всей системы? Все-таки хорошо, что Вейер тоже полетел, подумала Питерс. Он нам сэкономит немало времени, не придется бродить вслепую.
Вслепую... Ребекка попыталась представить, сколько на звездолете кают. Наверное, не меньше полусотни – а то и больше, ведь пропорции в космосе не всегда соответствуют действительности...
– Да, мы открываем вам проход, – отозвалась навигатор, и голос её прозвучал так близко, что наполнив Питерс уверенностью. Ничего плохого не должно произойти... она видела, как нервничает команда, но сама не считала «Горизонт» чем-то неестественным. Да, в его основу положены новейшие научные принципы – но для женщины это было еще одно доказательство, что разум человеческий способен на великие дела. Может, даже найти лекарство от неисцелимых прежде болезней...
Люк открылся – пустой шлюз, подобный их корабельному, только куда больше. Спасатели шагнули вовнутрь – и оторвались от поверхности, воспарив в паре дюймов над полом. «Льюис и Кларк» снабжала тяготением система искусственной гравитации, шлюз – магнитное поле, но здесь бал правила невесомость.
Никто не растерялся – иного команда и не ждала. Редко корабль, потерпевший крушение, сохранял искусственное тяготение – хотя на этом звездолете внешних признаков аварии никто не видел. Не было ни развороченного корпуса, ни лопнувших иллюминаторов. И что много важнее – внутри поддерживалась герметичность.
Врач сняла с пояса портативный анализатор, стараясь не делать резких движений, чтобы не врезаться в стену. Да, помещение наполняли остатки кислорода, теперь тонким слоем размазанного по обоим шлюзовым отсекам и мосту между ними. Только вот температура его держалась около -70 градусов Цельсия. Шансов на то, что экипаж пережил неизвестную катастрофу, оставалось все меньше и меньше.
Миллер подплыл к панели внутреннего люка. Здесь, как и на их звездолете, экран доступа был заблокирован – «Горизонт» строили не дураки. В обычной ситуации им бы пришлось убеждать автоматику с помощью резака, что ничего страшного в открытии внутренней двери при распахнутой внешней нет – однако капитан лишь терпеливо подождал, пока в рубке «Льюис и Клрак» справятся с этой задачей. Люк раскрылся, как раскрывается встречающий солнце бутон – и легкая воздушная волна едва не отбросила всю четверку обратно в переходный модуль. Воздух из отсеков звездолета заполнял стыковочный модуль, словно пытался побыстрее сбежать из черных глубин мертвого корабля.
Они зажгли фонари и четыре луча прорезали мрак. Внутри, несмотря на большие размеры. Питерс не заметила ничего необычного – тянущийся в обе стороны коридор, покрытый отключенными лампами и погасшими панелями внутреннего контроля. Да ещё – небольшая каюта напротив, вход в которую был закрыт дверью с ярко-красной надписью. «Гравитационный контроль», прочла Ребекка и усмехнулась.
– Если запустим – у нас будет и здесь тяготение, – указала она светом фонаря на помещение, и Джастин первым полетел к обнаруженному отсеку, на ходу открывая блок с закрепленными на поясе инструментами.
***
Луч фонаря то и дело ловил движение – воздушная волна всколыхнула парящие предметы. Мимо Миллера проплыл гаечный ключ, переливаясь холодными стальными отблесками. У дальней стены завис баллончик жидкой термоизоляции и черные шары вытекшего содержимого напоминали капитану мертвые планеты. Ледяные кристаллики сконденсировавшейся влаги усеивали стены, изгибающиеся, словно желудок какого-то исполинского ящера. Иллюминаторы пропускали тусклый свет грозовых зарниц, то и дело заливая отсек голубоватым огнем.
Здесь было пусто, мертво... и одновременно все носило след человеческого присутствия. Раймонд не знал, как давно по помещению ходили последний раз, но незакрепленные инструменты и смазка вряд ли сами оказались посредине отсека – возможно, экипаж пытался починить поломку...
Вот только где он, этот экипаж? Миллер посмотрел в противоположную сторону – там лежал точно такой же проход, теряющийся во мраке. Кроме света фонарей на шлемах «Горизонт» был темен и тих – лишь трос за спиной Джастина иногда шуршал, цепляясь за стенки, как потревоженная змея.
– Аккумуляторы полные, – инженер высунул голову из крошечного помещения гравитационного контроля, и свет его фонаря на секунду ослепил Миллера. – Пока не запущу реактор, можем воспользоваться этим.
– Спуститесь все пониже, – скомандовал Раймонд, и Питерс с Купером тут же выполнили распоряжение. После невесомости искусственное тяготение всегда действовало как удар под ребра – даже бывалые астронавты, чей опыт превышал срок службы Миллера, не могли привыкнуть к перепаду. Легко взмахнув руками – космос приучил к точности движений, Раймонд спустился ниже, зависнув всего лишь в дюйме над замерзшим полом.
– Давай, – произнес он, и Джастин снова скрылся в помещении. Миллер глубоко вздохнул – он знал, что сейчас тяжесть навалится на каждый мускул, уже вкусивший желанную расслабленность. Невольно взгляд упал на высокий потолок – пропорции этого места не способствовали спокойствию.
Мы здесь как муравьи... подумал Раймонд. Муравьи в чужом муравейнике... или даже в доме великана.
Раз, два, три – чую запах я внутри... вспомнилась ему слышанная в детстве сказка. Но там Джек, взобравшийся на небо по бобовому стеблю, оказался хитрее глупого гиганта – а здесь дело не ограничивалось большими размерами «Горизонта». Тьма в его коридорах была какой-то... слишком вязкой, густой. Раймонд не мог подобрать правильного слова – но у него то и дело возникало ощущение, что луч исчезает раньше, чем ему положено. Будто что-то в мертвом воздухе выпивало часть фотонов, лишая свет его полной силы...
Гравитация дала о себе знать резким рывком – будто чьи-то руки ухватили за щиколотки и, что есть сил, дернули вниз. Он устоял – и тут же со всех сторон раздался грохот и звон. Инструменты, чей полет был безжалостно прерван, падали на пол, брызги смазки запятнали стены. Звук падения эхом прокатился в обе стороны, угасая в похожих на тоннель проходах.
Разве при таких высоких потолках должно быть эхо? удивился капитан. Он плохо помнил аэродинамику, но отзвуки вроде бы всегда гуляли под низкими потолками. Разве что эхо, как и темнота, на «Горизонте» тоже имело свою особенность...
Миллер прогнал эту мысль, но она все равно осталась где-то на краю сознания – как обиженный пес, еще не потерявший надежду вернуться домой.
– На час хватит, – вышел Джастин, с явной радостью в голосе. Невесомость никто не любил – в той части вселенной, где летать мог каждый, большинство напротив, старалось во всем подражать своему земному распорядку. Это для домоседов, что не покидали земной шар, возможность взлететь оставалась заманчивой мечтой – астронавты же больше ценили твердую опору под ногами.
– Ты помнишь, что надо сделать? – спросил Юэрса капитан, испытывая очередное желание послать вместе с ним Купера. Но, с другой стороны, он не мог рисковать, оставляя без присмотра открытый шлюз...
– Конечно, – парень улыбнулся. – Я быстро справлюсь, не скучайте.
Но здесь ведь ничего нет, уверял здравый смысл. Раймонд, это не фильм ужасов, а всего-навсего потерпевший крушение корабль. Ты ведь знаешь, что инопланетян не бывает, а люди – даже если у них помутился рассудок, при таком холоде не опасны. Так чего же ты боишься? Почему хочешь, чтобы твой пилот стоял на страже, как часовой? И почему не желаешь отпускать мальчика одного?
Голова начала болеть... будто в скафандре нарушилось давление. Странная тяжесть сжала виски Раймонда, сбивая с мыслей.
Джастин справится...
Джастин справится, согласился Миллер, и тяжесть тут же отступила. Он поморщился, не совсем понимая, что только что произошло. На секунду ему показалось, что первое утверждение, пришедшее в голову, было каким-то... чужим?
Да нет, такого точно не может быть. Я слишком нервничаю из-за этого корабля. Ничего с Джастином не случится... пока он на страховочном тросе, а Купер стоит здесь, готовый помочь. По схеме в той части «Горизонта», кроме реактора, технических отсеков и двигателей нет ни капсул гиперсна, ни других мест, где его могут ждать... ну уж нет, это все бред. Никто никого здесь ждать не способен. Корабль мертв.
Конечно, согласилась тишина. Совершенно пуст, как могила Иисуса на третий день после распятия. Не думай ни о чем, Миллер. Просто делай то, что должен делать. Спасай... кого еще можно спасти.
– Все время говори с нами, – повторил капитан, чувствуя странную опустошенность. – Не выключай рацию, и трос не отстегивай.
– Так точно, шкипер, – инженер развернулся и пошел прочь, похожий в свете их фонарей на призрака. Трое спасателей проводили его взглядами, пока силуэт не превратился в бледное пятно...
– Все в порядке? – спросила Питерс, заметив сквозь шлем напряженный прищур и сжатые губы Миллера. Капитан с силой заставил себя отвернуться, повернуться спиной к инженеру, по-прежнему не понимая, что творится у него в голове и сердце. В конце концов, пока угрозы нет... абсолютно ничего опасного, лишь странный сбой со сканером. А Юэрс, хоть и молод, но не ребенок – и тем более не дурак. Так что на него вдруг нашло?
– Да... пойдем. Купер, не спи, – Миллер поймал взгляд Финнея, прислонившегося к стене. Кажется, мужчина инстинктивно старался лишить возможного врага шанса напасть сзади... а это означало, что не только капитана посещали тревожные мысли. – Следи за тросом.
– Понял, – непривычно сухо ответил Купер, и Раймонд слышал в его голосе тень собственных сомнений. – Вы там тоже... поосторожнее.
Набрав воздуха, как перед нырком, капитан повернулся навстречу тьме – до сих пор казавшейся ему слишком уж непроглядной, и пошел вперед, слыша за собой шаги Ребекки.
***
Питерс коснулась одной из стен, смахивая ледяную изморозь. Оледенение легко счищалось, осыпаясь под пальцами сверкающими снежинками. Она не раз видела такой снег – совершенно не напоминающий земной. Здешний холод не пытался создать красоту, не окутывал посевы в меховую шубу – он просто выстуживал все, до чего мог дотянуться. Женщина представила себе, во что могли превратиться члены экипажа – застывшие лица, покрытые твердой коркой, неподвижные глаза навыкате. Погибшие от переохлаждения всегда поражали её своими искаженными позами, сведенными судорогой конечностями. Люди говорили, что от холода просто засыпаешь – но Питерс не помнила, чтобы хоть на одном потерпевшем крушение звездолете покойники напоминали спящих...
– Иисус, спаси и сохрани, – прося не за себя, но за тех бедняг, кому не повезло лететь на «Горизонте», тихо прошептала Питерс. Она не отличалась особой верой – Бог не помог её сыну, но привычка, привитая с детства, оказалась сильнее разума.
– Всюду лед, глубокое обморожение, – сообщил по рации Миллер. Ребекка подозревала, что капитан слышал фразу, но тактично оставил её без внимания. В её адрес Раймонд часто проявлял весьма много терпения, особенно когда переживания захлестывали женщину с головой.
– Вы в главном коридоре, – сообщил голос Вейера, и врач представила себе, как консультант склоняется над монитором. Камеры скафандра должны были исправно передавать каждый их шаг – но хватало ли сигналам мощности, чтобы пройти через массивные стены звездолета? Возможно, картинка была нечеткой... хотя особо смотреть пока что было не на что. Просто тоннель прохода, округлый и ребристый – и тьма. Густая тьма, окружающая астронавтов со всех сторон.
– Всю центральную секцию занимает один проход, никаких ярусов и кают, лишь системы внешнего анализа. Антенны, датчики расположены по корпусу снаружи, над и под вами. Их данные стекаются в головную часть. Впереди будут медицинские отсеки, исследовательская лаборатория, жилые секции и мостик, – Уильям явно нервничал. Волнение, похожее на то, с каким она когда-то шла на первое свидание, отчетливо звучало в голосе немолодого доктора, и Ребекка невольно улыбнулась. В каждом мужчине живет мальчишка...
– Все три отсека имеют автономные резервы, но в нормальном состоянии питаются от генераторов в корме. В хвостовой части три яруса, в головной ярусов нет, лишь два параллельных прохода. Один ведет к рубке через аналитические отсеки, другой, чуть короче – проходит через медицинский и заканчивается жилыми каютами. Мы не стали замыкать его на рубку из-за необходимости оставить места для аварийных капсул и малого головного шлюза.
– Джастин, пока ничего нового? – спросил капитан, игнорируя комментарий. В принципе, с точки зрения врача, Раймонд мог бы быть и приветливее с консультантом, но она уже знала, что если Миллер закусил удила – спорить бесполезно. Впрочем, капитан при всем своем упрямстве был вполне объективен, так что, по мнению Ребекки, у Вейера оставались шансы завоевать его доверие. – Парень, не молчи.
– Да о чем тут говорить, шкипер? – отозвался молодой инженер неизменно веселым тоном. – Иду в сторону инженерного отсека к реактору, пока нет ничего, кроме льда на стенах. Интересно, длины троса хватит?
– Хватит, там еще почти полный моток – тут же откликнулся Купер. Повернув голову, Питерс видела свет его фонаря – показавшийся необычайно далеким. Наверное, крупные размеры корабля сыграли с ней злую шутку – женщине пришло в голову, что расстояние от шлюза до них составляет не меньше мили. Пространство впереди так же оставалось бесконечным, словно внутри «Горизонта» не было ничего, кроме мрака. Вязкого мрака, обволакивающего шлем...
Внезапно Миллер остановился, и в лучах его фонаря Ребекка заметила странную коробку. Квадратное устройство длиной чуть меньше фута и высотой в десять дюймов прижималось к кольцу стыка двух секций прохода. Эти кольца, как ребра, уже дважды попадались им на пути – врач допускала, что именно по ним проводилась сварка и соединение звездолета.
– Что это? – Миллер указал рукой на знак угрозы на верхней поверхности короба, не изменившийся с давних времен – пронзенный молнией череп. – Доктор Вейер, вы видите это устройство?
Женщина направила луч к противоположной стене – где и обнаружила точно такую же коробку, расположенную зеркально первой.
– Здесь еще одна,- сообщила она, хотя не сомневалась, что в рубке уже разглядывают её находку через камеру.
– Это кумулятивные заряды, – мгновенно отреагировал консультант, – будьте с ними осторожны. Они могут запускаться с мостика, но имеют и ручной режим – так что лучше их без необходимости не трогать.
– Они что, минировали корабль? – недоверчиво переспросил Миллер.
– Нет... это установлено при запуске на случай крупного повреждения одного из участков корабля или утечки реактора, грозящей цепной реакцией. Тогда можно взрывом отсоединить двигатель и реактор, оставив рубку и прочие отсеки в целости... вроде как превратить переднюю часть в спасательный модуль. Разрушается лишь центральная секция, где вы сейчас идете, но кроме внешней аппаратуры ничего не пострадает. В головной части есть малый шлюз и небольшие ионные двигатели – их хватит, чтобы дрейфовать на аккумуляторных батареях.
Неплохо, подумала Питерс. Только вот, если они имели шанс эвакуироваться, но не воспользовались им – значит, аварии не было? Или то, что произошло с экипажем, было чересчур стремительным, и команда даже не успела принять нужное решение?
Когда-то она читала про корабль, который нашли пустующим. Это было еще во времена до освоения космоса, и корабль рассекал воды, а не межзвездную пустоту. Кажется, там нашли даже накрытый стол и дымящуюся трубку капитана – но ни единого следа команды. Судно звалось «Мария Селеста», но раньше Питерс считала эту историю просто страшной легендой. Однако сейчас, глядя на опустевший «Горизонт» – на котором не было ни следа разрушений, сохранялась атмосфера, но при этом отсутствовал экипаж, усомнилось в сказочности старой истории.
– Они не хотели покидать корабль... иначе спокойно могли бы взорвать заряды и отделить хвостовую часть, – Питерс взглянула на Раймонда, которого, очевидно, посетила та же мысль. Капитан еще раз обвел фонарем место стыка, но больше не обнаружил ни одного контейнера взрывчатки.
– Но тогда куда они делись? – зал Миллер риторический вопрос. – Старк, что говорит биосканер?
– То же самое, – в голосе Хелен прозвучала неприкрытая растерянность. – Я проверила сканер, он работает, но выдает один и тот же результат. Что весь корабль буквально кишит жизнью...
Жизнью? усомнилась Ребекка, глядя на сочащиеся тьмой темные стены. Скорее уж смертью...
И все же они с капитаном, не сговариваясь, огляделись. Было что-то в этих словах, заставившее спасателей отнестись к ним серьезно – в словах и в корабле.
– В коридоре нет никого, кроме нас, – сказала врач, чувствуя, что фразе не хватает убедительности. Скорее это походило на робкий вопрос, подтверждения которого она так ждала.
– Компьютер утверждает обратное, – настаивала навигатор.
– Питерс права, мы здесь одни, – не переставая осматриваться, подтвердил капитан. – Будь рядом хоть кто-то, мы бы его давно увидели. Здесь нет иных ярусов, кроме гравитационного контроля не попадались каюты... спрятаться негде.
А может и не увидели...вдруг пришло на ум Ребекке. Мы ищем людей... но Старк не сказала – «люди». Она говорила о жизни.
О том, какая еще жизнь может встретиться в официально необитаемой вселенной, врач не знала – но страх, один раз протиснувшись в щель её внутренней брони, начал всюду разбрасывать свои семена.
– Я не понимаю... – голос Ребекки прозвучал жалобно. – Биосканер раньше нас не подводил... а здесь так темно...
Что-то стукнуло позади, разносясь эхом по молчаливому коридору, и луч фонаря Ребекки заплясал, не в силах сопротивляться охватившей его владелицу дрожи.
***
– Не волнуйся, Питерс, – стараясь говорить спокойно и уверенно, Миллер коснулся плеча врача. Скафандр вряд ли в полной мере пропускал давление ладони, но еще со времен службы ему не раз объясняли, что тактильный контакт быстрее любых слов приводит в чувство. В любой форме – от рукопожатия и объятий, до пощечины, хотя все они не подходили для данной ситуации. Ребекка начинала паниковать – не требовалось семи пядей во лбу, чтобы это понять. И кто, как не Раймонд, знал, насколько это губительно в условиях космоса.
На секунду перед глазами встали пылающие палубы «Голиафа» и беспорядочно мечущиеся астронавты. Они могли выбраться, имели шанс добраться до спасательной шлюпки – но тратили последние секунды жизни на беспомощные крики, пока огненный вал нарастал, смывая одно за другим человеческое тело, перемалывая своими пылающими клыками в черную труху...
– Питерс, успокойся, – повторил Миллер, с усилием выдираясь из цепких рук воспоминаний. Обычно переполненная страшными событиями память накатывала перед сном – но здесь, глядя на врача, он впервые словно наяву окунулся в то страшно мгновение. На секунду капитану показалось – даже воздух в шлеме приобрел ни с чем несравнимый запах горелых волос...
Женщина взглянула на него – страх постепенно покидал взгляд, сменяясь первыми признаками стыда. Раймонду, впрочем, было не до упреков – он и раньше этого срыва замечал признаки того, что экипаж сдает. Второй подряд полет давал свои плоды – сделавшийся более раздражительным Смит, подавленная Ребекка, то и дело сменяющий радость на злость Купер. Они все заметно вымотались. А усталые люди склонны допускать ошибки... особенно если они работают космическими спасателями...
– Расслабься, – предложил капитан – сам напряженный, как взведенный курок. В этом месте расслабляться совершенно не хотелось – но состояние врача было важнее правдивости его слов. – Здесь никого нет... Купер, это у тебя что-то стукнуло?
- Ну да, – отозвался пилот своим громогласным тоном, который с большой натяжкой можно было назвать извиняющимся. – Хотел собрать разбросанные инструменты, чего им под ногами валятся?
Мысленно пожелав, куда Финнею стоит засунуть эти инструменты – безответственность подчиненного вывела даже его, Миллер улыбнулся Ребекке, вызвав скупую ответную улыбку.
– Видишь, здесь никого нет. Идем дальше...
– Капитан, – через пять секунд вновь заговорил Вейер. – По датчикам вы уже близко к жилой части корабля.
Питерс прищурилась – луч впереди наткнулся на стальную преграду. Спасатели еще успели преодолеть два десятка метров, прежде чем их глазам предстал массивный люк, перегородивший путь. Кольцевая структура сходящихся воедино «лепестков» напоминала спящий цветок – только вот сделан этот бутон был из уплотненного титана. Миллер знал – такой люк спокойно выдержит и прямое попадание ракеты, если возникнет необходимость, а непрочные на вид фрагменты превосходно цепляются друг за друга. Скорее всего, этой перегородке предназначалось защитить экипаж в случае, если бы звездолет действительно пришлось подрывать на две части для эвакуации. Рядом застыла панель, но не настенная, а закрепленная на невысокой ножке опоры. По логике, в противоположном конце коридора, куда ушел Джастин, должен был красоваться второй такой «цветок».
А еще острые края, сходящиеся в единую точку, напоминали Раймонду бритвенные лезвия. Он знал, что силы подобных перегородок достаточно, чтобы без малейшего сопротивления разрезать пополам человека – и однажды видел изувеченное люком тело, в свои первые вылеты. Как видел и то, что бывает, когда люк просто зажимает зовущего на помощь человека...
Мысль про «Голиаф», чьи обломки давно проржавели под кислотными дождями Титана, пришла внезапно – словно само место заставляло вновь ивновь обращаться к худшим моментам своей жизни...
Миллер сглотнул, надеясь, что этот жест останется незамеченным Питерс. Выдать свою нервозность капитан не мог – не сейчас, когда рядом находилась врач, которая сама нуждалась в его молчаливой уверенной поддержке.
– Как нас видно, Старк? – поинтересовался он у навигатора, стараясь не думать о том, что рядом нет никого, кто бы мог вселить в него самого хоть толику спокойствия. – Связь четкая?
– Появились помехи... – прежде чистый голос Хелен исказил едва заметный треск. Значит, перегородка экранировала сигнал... а это могло означать, что внутри жилого отсека антенне «Льюис и Кларк» придется еще тяжелее. Возможно, они даже останутся абсолютно без связи...
– Смотри в оба, – предупредил Раймонд врача, нажимая на панель, поддерживаемую с помощью тонкой ножки на высоте его живота. В принципе, Миллера не удивило бы отсутствие результата – без запущенного реактора работали только аккумуляторы, да и сам терминал не горел привычным светом. Но, как ни странно, под его пальцами прежде темная сенсорная поверхность вспыхнула успокаивающим зеленым – будто во тьме загорелся кошачий глаз. Люк с тихим шелестом разъехался в стороны, убирая «лепестки» в толстую окольцовку прохода.
У них была энергия, усилилась тревога. Полные аккумуляторы, достаточно возможности выйти на связь – но они ею не воспользовались. Что бы ни произошло на «Горизонте», это случилось быстро. Возможно, даже быстрее, чем растекающееся пламя в пропитанном чистым кислородом трюме «Голиафа»...
***
За толстым сегментированным люком начиналось два параллельных коридора.
Левый отсек был хорошо знаком Питерс – собственно, от аналогичного помещения на «Льюис и Кларк» его отличали только размеры. После округлой центральной секции прямые углы действовали успокаивающе, как и восемнадцать капсул гиперсна, выстроившиеся вдоль стен. Лед покрывал их, сплетаясь в морозные узоры – будто ветви плюща обвили прозрачные коконы. Шкафчики для вещей и скамейки тихо ждали своих хозяев – выцветшие, серые в лучах двух фонарей. Здесь не было пыли, как в заброшенных земных обиталищах – космос сохранял все в неприкосновенности, словно в замке Спящей Красавицы, павшей жертвой злых чар. Несколько погасших диагностических столов, шкафчики для вещей, стенной бокс системы реанимации – все на случай, если пробуждение окажется неудачным и астронавта придется приводить в чувство всеми доступными медицине XXI века средствами.
Здесь не имелось иллюминаторов, и синие вспышки молний не разгоняли мрак. Ребекка подошла к ближайшей капсуле, посветила внутрь – луч заиграл на рельефной изморози, дробясь и перескакивая с одного узора на другой.
– Пусто, – без особого удивления сообщила женщина. Она уже не верила, что хоть один человек уцелел на этом мертвом судне. Гиперсон оставался единственной смутной надеждой – и если команда не прибегла к спасительной заморозке, то холод просто убил их, всех до последнего.
Или их убило что-то еще, Питерс невольно поежилась, вспомнив приступ страха в коридоре. Тьма здесь не казалась такой бездонной, но глаза врача все равно настороженно ловили любой признак движения. К сожалению, шлем скафандра не давал полной видимости – то, что лежало дальше висков, пропадало, как бы Ребекка не старалась косить глаза.
– Ни в одной? – негромко прозвучал голос Вейера, и Питерс поразилась, каким обреченным и усталым он был. Наверное, для человека, построившего «Горизонт» и провожавшего команду в роковой полет, это было серьезным ударом. Ребекка знала, что Миллер считает консультанта бесчувственным – якобы того волнует один лишь звездолет, но сама составила про Уильяма совершенно иное мнение.
– Они пустые, доктор Вейер, – ответил Раймонд, в этот раз, избрав нейтральный тон. Это уже был прогрессом, насколько Ребекка знала капитана. Последовавшая фраза еще больше убедила врача, что Миллер способен менять предвзятое отношение – кажется, даже капитан не спешил разбивать вдребезги последнюю хрупкую надежду. – Но это еще ничего не значит, тел мы тоже не нашли.
Только вот иначе как в капсулах никто бы не выжил, подумала Питерс, но ничего не сказала. Она, из-за своей профессии, и без того слишком часто должна была выступать в роли черного вестника, озвучивающего дурные новости. Скафандры? Глупости, семь лет прошло. Герметичная каюта? Но откуда тогда они брали еду, тепло и воздух?
Только одно не давало женщине покоя – чем больше фактов подтверждало смерть экипажа, тем острее становился главный вопрос. Кто и когда направил загадочное сообщение, если «Горизонт», похоже, пустовал все прошедшие годы?
Ответ мог лежать на командном мостике...
– Мы разделимся, – сказал Миллер, возвращаясь обратно к люку. Теперь его никто не задраил, и тоннель центрального прохода тонул в неподвижной тьме. Даже лично прошагав, Ребекка не могла толком сказать, какое расстояние они преодолели. Не меньше трети мили... и это только до шлюза, а не до кормы. Конечно, наружный вид звездолета подтверждал пропорции, но отдавать такие просторы только под аппаратуру казалось ей ненужной расточительностью.
Оба коридора головной секции, пусть и были куда короче, но все же содержали немалое число примыкающих к ним кают. Ребекка вспомнила схему, которую все спасатели изучали после пробуждения.
Левый путь включал в себя медицинский отсек, жилые комнаты, столовую и душевую, заканчиваясь малой аварийной капсулой и еще одним небольшим шлюзом. Правому, выводящему к рубке, предстояло тянуться мимо аналитических лабораторий и резервных систем мостика. Сердце врача заколотилось – идти в одиночку среди этих опустевших кают, в месте, кишащем жизнью – как уверял биосканер, ей одной совершенно не хотелось.
– Ты справишься? – Раймонд посмотрел прямо в глаза, заставив Питерс смутиться. Капитан, очевидно, начал склонятся к мысли, что корабельному врачу нужен длительный отпуск – и профессиональная гордость взыграла в душе Ребекки, отметая страх на дальние задворки.
– Само собой, – вовсе не ощущая уверенности, ответила женщина. В конце концов, они будут близко, через стену, да и камера позволит тем, кто остался на «Льюис и Кларк» видеть каждый её шаг. Она не одна... не одна... не одна...
Словно сомнамбула, опьяненная странной заманчивостью мысли о том, что ей ничего не грозит – мысли, не в полной мере принадлежащей её рассудку, хотя Ребекка об этом и не подозревала, врач медленно направилась к правому выходу из отсека. Она не погружалась в гипнотический транс и не замечала изменений в собственном мышлении – тьма, заполнившая «Горизонт», действовала весьма осторожно.
Сканер на звездолете спасателей, звук которого Старк отключила – невозможно бесконечно выносить предупреждающий писк, побагровел, алые цвета сменились густой краснотой. Присутствие жизни нарастало...

Глава 7. Ключ от двери
Космос оставался сложной загадкой, непростым механизмом – но Джастин хорошо знал, что под любой замок можно подобрать свой ключ.
Он с детства отличался сообразительностью и неуемным любопытством, объектом которого чаще всего становилась техника. Подростковые забавы были занятны, но машины вызывали куда больше интереса у мальчишки, быстро заработавшего славу юного гения. В то время как его сверстники просто любили новинки технологической мысли, используя их для развлечения – голографические планшеты, виртуальные игры, онлайн-чаты с эффектом сенсорного присуствия, Джастина интересовал сам процесс постижения. Пользоваться может каждый, понять – избранный, стало девизом паренька, которому он не изменял все сознательные годы.
При этом нельзя сказать, что Юэрс превратился в затворника или осунувшегося сутулого компьютерного любителя. Он охотно шутил, встревал во все беседы и не придавал субординации малейшего значения – от природы оптимистичного и веселого, его легко принимали в любой компании. Родители видели для Джастина карьеру разработчика в одной из крупных корпораций, но парня влекли звезды – космос казался ему загадочным алгоритмом, который было бы неплохо разобрать на составляющие. Он не придерживался религиозного пиетета и не отличался цинизмом – для молодого инженера не имело значения, существовал ли Часовщик, если часы он мог наблюдать каждую ночь. И часы эти манили – вращением стрелок-планет и отблесками света звезд на черном циферблате пустоты.
Конечно, спасатели – это не совсем то, в чем парень видел свое призвание. Джастина больше интересовало размещение спутников и станций, работа с оборудованием – но единственным способом вырваться из-за пределов атмосферы, минуя годы обучения и суровый конкурс, стала подруга матери. Питерс была ему как тетя, и за последние годы это чувство родственных уз в душе Юэрса только окрепло. Да и представать в амплуа героя перед выжившими экипажами оказалось довольно приятно, а работа с поломками давала возможность раскинуть умом – часто в экстремальных условиях.
Но все же Джастин ждал тайны – чего-то, вроде той загадки, которую мечтал раскрыть с детства. Летая меж планет, он все равно не понимал глубинные принципы обустройства вселенной – не понимал до вчерашних суток, когда услышал от доктора Вейера историю «Горизонта». Легендарный корабль, оказывается, мог потягаться с самим пространством – и ему предстояло вновь запустить сердце этого спящего титана.
Хорошо, что капитан не послал его вместе с Купером – они с пилотом были близкими друзьями, но в этот миг Юэрс желал одиночества. Только в одиночестве можно насладиться моментом истины – когда именно его руки вдохнут в реактор искру живительного возрождения. Он как принц, входящий в заколдованный замок, чтобы сорвать со всех его обитателей заклятие застывшего времени...
Прочный люк прервал предвкушение, заставив сосредоточиться на реальности. Коридор с разделяющим секции титановым люком остался позади – необычайно длинный путь, единственным источником света которого выступал его фонарь, да всполохи снаружи. Несмотря на полет в буре, звездолет держался ровно, и дрожи под ногами не ощущалось – здесь все дышало продуманностью создателей. Или создателя – похоже, им невероятно повезло познакомиться с таким человеком, как Уильям Вейер. Джастин мечтал, что на обратном пути перед сном ему выпадет возможность узнать у доктора, как же все-таки устроен этот загадочный гравитационный двигатель.
Дальнейший путь распадался на уводящие вверх лестницы – перед мальчишкой лежали ярусы, указанные на схеме. Электронный чертеж Джастин вызубрил наизусть – самая верхняя площадка отводилась для систем жизнеобеспечения, средняя – отсеки, связанные с работой ионного двигателя и гравитационных систем. Тот путь, что скрывал люк, вел к самой сердцевине – реактору и гравитационному ядру, помеченному в планах как объект особой важности. Обычно на кораблях каждый ярус имел множество люков-лестниц, чтобы проще было переходить с этажа на этаж, но на «Горизонте» подобный подход не жаловали. Точно так же, как два прохода в головной части имели лишь один общий вход, так и здесь, подняться на верхние ярусы можно было по лестнице, которую он только что прошел.
Инженера интересовал один лишь реактор. Все остальное запустится само, если автоматика исправна – ну, а если нет, будет отличный повод покопаться во внутренностях корабля. Конечно, не без помощи доктора Вейера – Джастину вовсе не хотелось нечаянно сломать что-то в незнакомой конструкции.
– Это секция магнитного резонатора, – сообщил голос консультанта, и Юэрс мысленно сделал пометку обязательно выяснить, для чего «Горизонту» подобная установка. Насколько он знал, подобные устройства могли даже при малейшем источнике энергии – вроде аккумулятора, заряд которого растянули на годы, вырабатывать мощное магнитное поле. Теоретически с его помощью можно создать и стабильный электромагнитный заряд для восполнения оскудевших энергоблоков – не вечный двигатель, конечно, но лучшее, что могло соответствовать его описанию. Сила генерируемого поля могла дать до четверти от израсходованной энергии в копилку аккумулятора. Если устройство работало, это могло объяснить, как «Горизонт» протянул так долго – с отключенными системами жизнеобеспечения он вполне мог расходовать лишь малость из своих, наверняка, огромных запасов.
Джастин посмотрел на датчик, закрепленный на левой руке. Остаточная радиация, как и электромагнитный фон возле люка были выше, чем у шлюза – но незначительно, так что причин для волнения не имелось.
– Давление в норме, – сообщил Джастин по рации, помня приказ капитана постоянно говорить. Он, естественно, не собирался тратить все время на подобную глупость – нужно было внимательно рассматривать коридор, хотя, повинуясь указанию Миллера, короткие реплики Юэрс все же отпускал. – Радиация составляет семь миллирад в час.
– Это допустимое значение, – отозвался Вейер, в голосе которого прозвучало облегчение. Инженер не думал, что доктор переживает за него – скафандр и не такой заряд облучения мог выдержать. Скорее высокая радиация означала бы, что реактор поврежден. – Наверное, осталось после прошлых запусков.
Джастин коснулся стенной панели – и люк разъехался в стороны. Видимо, здесь сохранилось энергоснабжение... но Юэрса в данный момент абсолютно не заинтересовал этот вопрос, который в других обстоятельствах сразу бы привлек внимание инженера. Немигающими глазами он смотрел на...
... мясорубку...
... коридор, похожий на трубу – трубу покрытую изнутри отполированными до блеска выпирающими лопастями. Медленно, но непрерывно, конструкция вращалась – и лишь решетчатый мостик под его ногами предлагал защиту от острых лезвий.
Джастин сглотнул, слыша, как дыхание шумно отдается в шлеме. Фонарь был не так уж нужен – странные стены содержали тусклые источники света, и лопасти, похожие на наросты какого-то доисторического ящера, постоянно сверкали. От мерного вращения кружилась голова – он сделал первый шаг, но тут же невольно вцепился в поручень. Стало казаться, что сталь под ногами вот-вот расступится, швырув его прямо навстречу этим заостренным граням, каждая из которых, наверное, с легкостью распорет скафандр. А это в здешнем холоде – скорая смерть, если удастся не истечь кровью...
Хорошо еще, что труба коридора заканчивалась через пару десятков метров – очередным люком, за которым – Джастин внезапно ощутил странное предчувствие, лежит ответ на многие мучавшие его вопросы.
***
Тьма ластилась, то и дело пытаясь прикрыть глаза женщины своими нежными руками, но Питерс продолжала идти. За выходом из отсека с капсулами лежал довольно длинный коридор – без иллюминаторов он казался намного мрачнее, чем все, виденное ранее. Миллер ушел во второй, левый проход, хотя сейчас она думала, что им бы стоило поменяться местами. Капитан выбрал жилые отсеки и медицинский, ей досталась дорога на мостик – словно в зеркальном отражении, где левое становиться правым.
То и дело по обе стороны возникали небольшие каюты. Двери были гостеприимно распахнуты, и Ребекка могла сколько угодно разглядывать укрытые чехлами мониторы, столы голографического моделирования и пустующие кейсы для сбора породы. Ученые готовились к изучению возможных образцов, но не успели привнести в аналитические отсеки толику жизни – нигде нет забытых вещей, чашек кофе, хотя бы обычных блокнотов. Когда все произошло, команда «Горизонта» была далека от научных изысканий, и, похоже, вообще к ним не приступала.
Женщина двигалась почти на ощупь – что-то происходило то ли с уставшими глазами, то ли со светом. Люки на её пути, как о боковые двери, были открыты, так что для света кроме стен не существовало преград, но он все равно мерк. Фонарь превратился в тусклое пятно догорающей свечи, хотя Ребекка знала, что перед выходом Купер проверил все оборудование. Неужели Финней ошибся и забыл поменять севший заряд? Раньше за ним подобной небрежности не водилось...
Она подумала задать дежурившему у шлюза спасателю этот вопрос – не признаваясь, что просто хочет услышать живой голос на фоне беспрерывного молчания, когда рука наткнулась на очередную дверь, на сей раз запертую. Прямоугольную, со скругленными углами, в отличие от шлюза не вызывающую в памяти образ цветка – мухоловки.
Даже через ткань скафандра её показалось, что металл обжигающе холоден. Так и должно было быть – космос брал свое, высасывая последние крупицы тепла из погибшего корабля, но все же от озноба по телу Питерс пробежали мурашки.
– Доктор Вейер, что за ней? – отступив на шаг, чтобы камера смогла взять в объектив всю дверь, спросила Ребекка. Какая-то её часть хотела, чтобы дверь вообще не открылась – тогда можно повернуться, догнать Раймонда... продолжить поиски уже вместе.
А есть ли смысл кого-то искать? Мысль, поразившая голову врача, было совершенно чужой, но Питерс уже не могла отличить свое размышление от навеянного. Их нет... как нет и тебя... есть только тьма... и ты её найдешь... или она найдет тебя первой...
– Мостик, миссис Питерс, – отозвался консультант, прогоняя невнятный бред и приводя женщину в чувство. Воспоминание о том, что только что нашептал мрак, исчезло – будто из видеозаписи вырезали отдельный кадр. На первый взгляд неважный, почти незаметный – но нарушающий целостность понимания происходящего...
Она не стала поправлять – хотя уже давно не была «миссис», превратившись в одинокую мать, воспитывающую в перерывах между полетами больного сына. Голос Вейера звучал мягко, но нетерпение в нем никуда не исчезло.
– Все еще нет следов экипажа?
– Когда появятся, вы первые узнаете, – отрезал Миллер, и врачу показалось, что капитан стоит рядом – так отчетливо рация передала голос. Она даже посмотрела налево – но там лишь возвышалась стена, разделившая их с Раймондом. – Я прошел душевую, санузел и кухню. Сейчас в медицинском отсеке... вокруг много разбросанного инструмента, но людей нет. Да, похоже, что и не было... по крайней мере, крови не видно.
Питерс вздохнула – лучше бы они все же поменялись проходами. От неё куда больше пользы не на мостике, а в отсеке среди препаратов и средств неотложной помощи – по ним врач, как детектив, могла восстановить хотя бы часть произошедшего. Если предметы разбросаны – они скорее всего, парили в невесомости... но обычно на кораблях все мелкое закреплялось или держалось в специальных боксах. Беспорядок в медицинском отсеке мог означать попытки справиться с той таинственной напастью, что поразила команду...
А еще Питерс боялась заходить на мостик – хотя и не хотела признаваться в этом даже себе. Было слишком страшно столкнуться с тем, что могло пролить свет на происходящее – с чем-то, что существенно отличалось от всего, ею пережитого. За дверью скрывалась тайна сигнала... и в голову вновь пришел яростный вопль вперемешку с мольбой на латыни. Сколько же в нем было боли... а еще ненависти и похоти... Сколько там звучало зла...
Она машинально коснулась панели – не думая ни о чем, словно её рука уже сотни раз проделывала это. Вступая на мостик в первый раз, Ребекка вперемешку с нежеланием идти ощущала себя... вернувшейся домой. Это было странное чувство – пугающее, потому что жуткий звездолет мог быть чем угодно, но меньше всего походил на место, где она хотела бы жить.
Дверь бесшумно ушла в стену, и отблески молний в иллюминаторах залили массивное помещение светом. Алым светом – непривычно сочным, отражающимся от пола и стен. Даже луч фонаря окрашивался этим недобрым предзнаменованием, напоминавшим погребальное пламя. Или кровь – на ум врача пришла пробитая артерия, из которой бил фонтан живительной влаги.
Рубка изнутри выглядела не менее масштабно, чем из иллюминатора «Льюис и Кларк». Между креслами для каждого члена экипажа можно было свободно ходить по двое, не боясь задеть мониторы и панели управления. С точки зрения Питерс это была ненужная роскошь – не вся команда управляла полетом, а, значит, и сидеть толпой на мостике смысла не имело. У них недаром было всего четыре места, не считая капитанского – здесь же все восемнадцать. И каждое точно так же окрашено в красные тона.
Не веря своим подозрениям, она присела на корточки – стараясь не опускать головы. Мостик пустовал, но от этого странного освещения дальние углы оставались неразличимы – полыхающие молнии снаружи никак не походили на надежный источник света. Фонарь же окончательно ослабел, видимо, аккумулятор был почти пуст – угрожая лишить женщину последних принесенных с собой лучей.
Пальцы коснулись пола, Ребекка провела перед собой – слушая хруст ледяной корки. Она повернула ладонь, подставляя её под свет фонаря и недремлющий глаз камеры.
– Что это? – удивленно спросил Вейер. – Что у вас на перчатке?
Старк молчала и, произнося ответ, Питерс почему-то была уверена, что губы навигатора шепчут то же самое слово.
– Это кровь, – врач потерла пальцами замерзшую жидкость и поднялась – глядя на алый цвет рубки совершенно другими глазами. – Здесь все залито кровью.
Сверкнула молния, озарив иллюминаторы, и у Питерс перехватило дыхание. Их украшало то, что можно было принять за сложный орнамент или морозные узоры. Только это была не вода... и даже не кровь.
Ребекка, онемевшая от увиденного, смотрела на перетертые до состояния мясной пасты куски кожи, костей и плоти, облепившие каждый иллюминатор. Кто-то просто размазал по прозрачным перегородкам останки команды... не забыв украсить тем же страшным месивом и часть стен.
***
И кровавая пучина поглотила их... море кровавое...
Мысли вязли, словно в болотной топи. Питерс повидала всякое – даже раздавленные при разгерметизации тела, которые буквально выворачивало наизнанку, но ничего похожего еще не встречала. Целостность рубки не была нарушена, иллюминаторы уцелели – но при этом что-то...
... нечто...
... превратило погибших в настенные фрески. Она вздрогнула от ужаса подобного сравнения – и уже не переставала дрожать. Действительно, единственное, на что походила страшная картина – орнамент, выложенный вдоль и поперек иллюминаторов, словно какой-то безумный эстет развлекался, кромсая истекающие кровью тела. А потом лепил из их останков, как из мокрой глины, жуткую гравировку...
Рот наполнился кислым привкусом, и Питерс захрипела, борясь с тошнотой. При мысли о том, что сейчас её вывернет прямо в шлем, желудок сжался с новой силой – женщина, покачнувшись, оперлась на ближайшее кресло. Его тоже покрывала кровь... как и все прочее...
– Питерс! – вскрикнула Хелен, и тут же загомонили все, даже Смит. Рацию буквально разрывали на части голоса, от которых в ушах загудело, а виски пронзили острые иглы.
– Это что... о, Боже мой, это же...
– Долбаная срань, что там за херня творится?!!
– Питерс, что случилось! Не молчи!
– Они познали радость страдающей плоти, причастившись вечности...
Ребекка тряхнула головой, пытаясь понять, действительно ли слышала последнюю фразу. Кто-то будто прошептал её на ухо голосом требовательного, но заботливого учителя... или от увиденного кошмара ей просто померещилось?
Голос не возвращался, и врач отпустила кресло, ощущая, как тает на перчатке замерзшая кровь.
Это неправильно... подумала женщина. Скафандр не пропускает тепла – почему же кровь оттаяла?
Риторический вопрос, несмотря на всю свою безответность, все же посадил панику на крепкий ошейник. Она оставалась врачом – космическим спасателем, насмотревшимся на десятки мертвых тел, многие из которых были изувечены до неузнаваемости. Были среди них и такие, что просто не подлежали опознанию...
Но здесь все не так, возразил разум, тебя пугает не то, что тела размазаны... а то, что они не могут быть размазаны. Если только кто-то не сделал это специально...
Женщина оглянулась – на всякий случай, медленно обведя фонарем всю рубку. Никого, даже тени отступили – будто свет тоже взбодрила эта немыслимая находка. Она стояла в одиночестве с мертвецами, которых лишили посмертной неприкосновенности собственных останков.
Прах к праху, пепел к пеплу, а здесь что? Врач зажмурилась, но безумные мысли все равно звучали в голове. Плоть к плоти, кровь к крови?
– Питерс! – теряя терпение, повысил голос Раймонд. – Что у тебя?
– Я в порядке, – тихо, но твердо откликнулась врач, открывая глаза – и морщась от увиденного. Крохотная детская надежда, что подняв веки, она застанет чистую рубку, не оправдалась. Кровь по-прежнему украшала большую часть помещения – словно её выдавливали до последней капли, используя, как... краску?
– Здесь останки экипажа... сильно изувечены.
– Какие, нахрен, сильно изувечены? – судя по слабому возмущенному «эй!» Вейера, второй пилот просто оттеснил консультанта от экрана. – Что это, блин, такое?!
– Смит, возьми себя в руки, – резко бросил капитан. – Продолжай, Питерс. Вся команда погибла?
– Я не знаю, – чувствуя, что просто не в силах приблизиться к иллюминаторам, ответила Ребекка. Не считая сейчас закрытого основного обзорного, рубку украшало еще по четыре с каждой боковой стороны – и все они были отмечены той же настенной жутью. – Здесь просто кровавая каша... не меньше восьми из восемнадцати точно погибли. Скорее всего, больше, все измазано кровью...
– Может... может это декомпрессия? – предположил Уильям, судя по голосу – едва удерживающийся от рвоты. Невольно Питерс полегчало – приятно было осознавать, что не её одну выбило из равновесия страшная находка.
– Никакая это не декомпрессия, – полупрезрительно ответил Грегори, и Ребекка представила, как второй пилот косится в сторону консультанта. – Где трещины, мать их? Пробоину мясом не залепишь...
А ведь ты знала, вновь заявил внутренний собеседник. Недаром так боялась открывать дверь. Ты почуяла смерть... страшную смерть, которую они не заслужили.
Нельзя чуять смерть, возразила сама себе Ребекка, стараясь стоять так, чтобы спину прикрывало уже ненужное кому-то кресло. Просто я растерялась... и все мы боялись чего-то непонятного.
Голос не ответил – видимо, удовлетворившись таким ответом, который даже для самой Питерс звучал неубедительно. Она с трудом оторвала взгляд от кровавой пасты, в котором проступал раздробленный череп, и взглянула на панели и мониторы. Все они не горели, но зеленые огоньки резервных аккумуляторов обнадеживающе светили, едва заметные на фоне алой тьмы.
– Аппаратура вроде бы не разбита, резервное питание есть, – доложила врач, переходя от одной панели к другой, но, как и прежде, пытаясь держаться подальше от стен. Хуже всего, она уже представляла, что будет, когда Джастин вернет звездолету освещение... и отопление. Морозная корка, удерживающая останки, начнет таять... и Ребекка предпочла бы не присутствовать в тот момент, когда это страшное пюре будет разваливаться на части.
– Миссис Питерс, повернитесь влево, пожалуйста, – кажется, Вейер уже совладал с собой – как и она сама. Рубка была сущей скотобойней, это женщина не отрицала – но, прежде всего, предстояло выполнить задание. Хотя первый пункт – спасти выживших, однозначно нуждался в корректировке.
– Да? Вы что-то заметили? – она послушно повернулась, осветив находящееся на небольшом возвышении капитанское кресло и главный пульт. Разноцветные огни блеснули в лучах фонаря – поверхность наполовину высунутого из привода лазерного диска заиграла радужными оттенками.
– На капитанском мостике должен быть диск корабельного журнала... кажется это он, – ответил консультант, и Питерс мысленно скрестила пальцы. Подобный источник данных мог ответить на многие вопросы – хотя она уже поняла, что все ответы, которые «Горизонт» способен предоставить, лучше постигать на пустой желудок.
– Сейчас вытащу, – женщина нажала на кнопку извлечения, но ничего не произошло. Резервное питание не сильно заботилось о том, чтобы кому-то было удобно получить сведения. Остатки системы жизнеобеспечения поддерживали символический порядок в звездолете – не допускали его разгерметизации и сохраняли в рабочем состоянии люки, но не более. Даже на освещение их мощности уже не хватало, как и на обогрев – было бы наивно ожидать, что автоматика решит вдруг облегчить труд врача.
– Заело...
Женщина бережно взяла двумя пальцами тонкий диск и легонько потянула – безрезультатно. Она приложила чуть больше силы – стараясь ни в коем случае не повредить блестящую поверхность, и диск нехотя поддался.
– Достала, – довольно сообщила Питерс, хотя кроме Купера, Джастина и Миллера, все остальные уже видели её триумф. Женщина нервно улыбнулась... и вскрикнула, когда рука, высунувшаяся из-под пульта, провела по скафандру согнутыми пальцами.
***
– Что это? – прошептал инженер, но передатчик послушно донес слова до мостика «Льюис и Кларк». Кажется, Питерс нашла что-то пугающее, судя по голосам – кровь и останки, но на фоне «мясорубки» Юэрс не думал о происходящем в рубке. Его волновало необычное помещение и прочность моста.
Стены медленно вращались, превращая отражение бредущей фигуры на заостренных пластинах в тысячи крошечных двойников. Отовсюду смотрело его лицо, искаженное, будто в комнате смеха. Или, точнее, в комнате страха – отраженный силуэт в скафандре вовсе не выглядел жизнерадостным. Сам себе Юэрс сейчас напоминал какого-то горбуна, сутулившегося под тяжестью кислородных баллонов, а змеящийся за спиной трос обрел странное сходство с дождевым червем. Здесь все казалось уродливым... и фальшивым, а еще немного безумным. – Доктор Вейер, это ведь... вы говорили о магнитном резонаторе?
– Это он и есть, – во встревоженном известиями из рубки голосе консультанта зазвучала скрытая радость человека, поделившегося своим достижением. Парень с трудом удержался от того, чтобы не присвистнуть. Он ожидал увидеть установку, но, если весь проход превратили в источник электромагнитного поля, то мощности его хватило бы питать станцию «Олимп» целиком. – Это центральный, остальные шесть по бокам.
– Еще шесть? – от слов или от мерцания голова заболела, и Джастин вынужден был опереться на перила. Округлые стены продолжали свое вращение – на расстоянии всего десятка ярдов от протянутого металлического мостика, и инженер старался не слишком уж сильно нависать над краем. Конечно, его делали явно из сплава титана – он не дрожал под ногами, но все же инстинктивный страх падения не давал расслабиться. Наблюдать проплывающие под ногами лезвия конденсаторов было удовольствием не из лучших. – А где остальные... погодите-ка, док! Спицы? Те спицы, что тянутся к гравитационному кольцу?
– Да, – ответил Вейер, и парню показалось, что доктор улыбается. – Там реакторы и генераторы, которые питают собой вращающееся гравитационное кольцо. А его мощность передается на гравитационный двигатель, который находится за следующим люком. Там же пульт контроля реактора.
Это была титаническая мощь и Джастин, с его страстью к технике, мог оценить её немыслимые масштабы. Кажется, даже предыдущие оценки «Горизонта» лежали далеко от истинных возможностей корабля. В известной ему науке просто не было проектов, требовавших такой силы – и точка приложения всей этой энергии находилась в нескольких шагах.
Не обращая внимания на вращающиеся стены, Юэрс поспешил вперед. Как не ограничивал движение скафандр, он не мог сдержать порыв молодого инженера первым увидеть воплотившуюся в явь сказку.
Рука, чуть вспотевшая под перчаткой от волнения, коснулась дверной панели. Джастин попытался скрестить пальцы, но материал скафандра не особо располагал к подобным жестам. Сейчас все решится – он войдет в святая святых звездолета, увидит двигатель...
... и сойдет с ума, вопя до самой своей смерти...
... и прикоснется к чуду.
Укол страха и чужая мысль поразили его одновременно с открывшимся проходом. За ним лежала тьма – кромешная тьма, в которой тонул свет фонаря. Луч, настроенный на то, чтобы охватить поверхность в три ярда, сжался в тонкую нить. Что-то происходило с пространством – он слышал, что гравитационные искажения могут влиять на распространение энергии, но никогда еще не видел, чтобы хоть одна сила могла изменить направление света. На это во вселенной сподобились только черные дыры...
Он разрывает пространство, пришла бессвязная мысль. Вейер проткнул тот плакат насквозь... и вот что лежит на обратной стороне... только тьма.
Нога словно сама собой сделала первый шаг – в невнятную дымку, беспросветную, как октябрьская ночь, и такую же холодную. Под ногами лежал металлический пол – никаких больше трубообразных коридоров и решетчатых мостов. Стены возвышались черными полусферами, на которых, как ощерившиеся шипы дикобраза, торчали острия конденсаторов. Впереди угасающий луч наткнулся на похожую на гриб-переросток панель – округлые края действительно напоминали шляпку. Что лежало за ним, Джастин разглядеть не мог – фонарь просто отказывался светить дальше, хотя обычно луч тянулся на десятки ярдов.
Темнота казалась неоднородной, в ней чернело что-то массивное, но понять, стоит ли оно на полу или свисает на распорках, инженер не мог. Собственно, даже в наличии пола были сомнения – за пультом мрак густел и ползущий по металлическому покрытию луч просто бесследно канул в никуда.
... Это вечность... твоя вечность... вновь пришла мысль, но теперь она казалась не просто посторонней. Словно кто-то вонзил в разум скальпель, раскрыл рану и засунул послание – послание, от которого невозможно было отказаться. Даже закрывай Юэрс уши – он все равно слышал этот безликий голос, не мужской и не женский – но властный, преисполненный скрытой мощи.
– Эй, медвежонок, ну что там? – спросила рация голом Купера. Джастин не ответил – он замер, прислушиваясь к тьме, ожидая, когда скальпель чужого сознания углубится до самых недр его «я», рассечет пласт подсознания, выпустив наружу червей-страхи и всю гниль тайных мечтаний. Он больше не был собой – Джастином Юэрсом, удачливым молодым инженером-спасателем, любимцем команды и покорителем сердец спасенных экипажей. Рассудок превратился в насаженный на спицу кусок мяса, который подносили к голодному рту.
... Ты не умрешь... никто не умирает в пустоте... здесь нет жизни... и смерти тоже нет...
– Джастин, ты слышишь? – уже серьезным тоном позвал пилот. – Отзовись?
Джастин слышал – он слышал куда больше, чем хотел. Слышал, как тьма, шурша тысячей крошечных паучьих лап, забирается в раскрытую лезвием мрака рану его естества, как шумно присасывается к самым чистым, самым светлым вспоминанием и чувствам – и пожирает, облизываясь и чавкая. Он тонул в черных глазах вечности... и вечность эта была холодной...
Ты хочешь раскрытия тайн... я покажу тебе, как распадается время, умирая в судорожных муках... научу видеть условность пространства, оборачивающуюся падением всего в многообразие пустоты. Расскажу, что осталось от умершего Первоистока...
– Джастин, отзовись! – уже не скрывая в голосе страх, потребовал Купер, и в этот момент Питерс закричала, разрывая на части сотканный тьмой монолог.
***
Она бы наверняка упала – скафандр вовсе не располагал к акробатическим трюкам. Попытка отпрыгнуть едва не закончилась болезненным ударом о палубу. Хорошо, что в спину уткнулось соседнее рабочее место – по сравнению с капитанским весьма спартанское в своем минимализме. Кресло, дисплей, монитор на продолговатом столике шириной в фут – он и удержал Питерс от того, чтобы не свалиться навзничь.
Это просто труп! Посмотри, просто труп!
Отголоски крика еще звучали в ушах врача, когда она пыталась справиться с колотящимся сердцем. Дышать стало трудно – всплеск адреналина заставил почувствовать, как легкие буквально распирает от накопившегося кислорода.
– Питерс! Ты в порядке?! – судя по звукам торопливых шагов, доносящихся из рации, капитан спешил к рубке.
– Да, – проклиная собственную нервозность и то, что в глазах всего экипажа она за последние часы превратилась в какую-то истеричку, Ребекка сосредоточилась на том, кто её так напугал. Точнее, на том, что напугало. жизни в этих останках больше не было. – труп... просто я не ожидала. Все в порядке, я продолжаю осмотр.
Но происходящее было далеким от порядка, и женщина это знала лучше других. Вывалившись из-под командного пульта, тело замерло, наполовину скрытое тенью. Синюшную кожу покрывали струпья – вся одежда покойника отсутствовала, и врач имела сомнительное удовольствие лицезреть его наготу до пояса. Лопнувшие вены свисали из многочисленных ран, мелкой сеткой расчертивших мертвеца. Ледяные кристаллики крови собрались гроздьями, почему-то ассоциировавшимися в голове Питерс со спелыми вишнями. Скалящийся рот словно пытался улыбнуться – но что насмешило этого человека, знала лишь вечность. Хуже всего было с глазами – они просто отсутствовали.
Питерс невольно покачала головой – при декомпрессии сосуды и мягкие ткани иногда лопались, но здесь возле переносицы просто зияли две глубокие раны. Лед в них искрился на свету, позволяя различить окровавленную плоть – раны уходили до самого мозга.
Даже космос не мог так изуродовать – он убивал, но убивал чаще всего изнутри. Ребекка знала – когда окружающее давление падает, все содержимое организма рвется наружу, однако эти порезы явно наносились сверху. Это врач, не раз осматривавшая покойников, могла определить, даже без вскрытия – собственно, здесь и вскрывать-то мало что осталось. Мертвец лежал, глядя на женщину пустотой глазниц, и от этого слепого взгляда ей становилось все холоднее и холоднее.
Почему он провел рукой? молнией пронеслась мысль. Он ведь давно окоченел, но рука коснулась скафандра, а уже затем свалилось тело.
– Боже мой, что с ним такое? – на мостике «Льюис и Кларк» тоже отошли от шока. Говорила Старк – единственная, кто прокомментировала находку. Её голос не заглушал чьего-то тяжелого дыхания – видимо, доктор Вейер склонился над экраном, с трудом удерживаясь, то ли от рвоты, то ли от потери сознания. Наверное, он никогда не видел подобного – «Олимпу» были незнакомы изуродованные тела, как расплата за неудавшиеся эксперименты.
И все же Ребекка не обвиняла ученого. Эта реакция, напротив, подтверждала её предположение – Вейер мог не предусмотреть последствий своих поступков, но он не оставался безучастным. Такого консультант просто не ждал...
Как и я сама, честно призналась врач. Самое странное, что ответа, объяснявшего гибкость конечности покойника, Питерс не находила. Может, мне это все привиделось? Труп просто упал, а я подумала, что он схватил меня за ногу?
Она наклонила голову – глядя на кровавый опечаток на штанине скафандра. Кровь таяла в ледяном воздухе, к мертвецам возвращалась подвижность – и на миг Ребекка Питерс ощутила себя, будто подопытная мышь в стеклянном лабиринте. Мышь, не понимающая назначения своего бега, но продолжающая бежать – чтобы избежать болезненного удара током.
Звездолет стал сосредоточием странностей. Он казался непонятным, непохожим на тот мир, в котором она прожила более тридцати лет – корабль был чужим.
Чужим для неё, спасавшей людей и провожавшей их в последний путь – и возможно, чужим даже для своего создателя. Таким ли Уильям запомнил «Горизонт», отправляя его в пробный полет? Питерс сильно сомневалась.
Ребекка знала, что надо продолжить осмотр, возможно – поискать других покойников, которые могли прятаться во тьме – но продолжала стоять. Одна, с медленно гаснущим фонарем, глядя на загадочно и зло улыбающегося слепца, и думая о том, что его убило. Или кто...
***
– Вы в порядке? – спросила навигатор, но Уильяма хватило лишь на то, чтобы с трудом кивнуть. Он был далек от порядка, спокойствия и прочих вещей, которые вдруг утратили смысл на фоне застывшего на полу мертвеца. Только что доктор гордо сообщал Джастину, что же именно тот отыскал – подозревая, что на паренька произвел впечатление магнитный резонатор, и невольно гордясь этим. И вдруг – этот кошмар...
Он помнил Килпака поджарым сдержанным мужчиной с короткой стрижкой – и тем страшнее было узнавать знакомые черты в этом освежеванном покойнике. Освежеванном... да, это было подходящее слово, ведь над бывшим капитаном неведомые руки поработали на славу. Рваные и резаные раны, стесанная кожа... в голову лезли исторические хроники про времена Инквизиции, которые никак не могли приблизить доктора к пониманию. Уильям не знал, что могло убить капитана и в прямом смысле слова раздавить команду – будто какой-то великан позабавился, превращая тела в кровавые лепешки.
Смит сжал кулаки, глядя в экран с неприкрытой ненавистью, за которой Вейер безошибочно опознал страх. Он и сам боялся – боялся того, что все расчеты, как и способность логически мыслить, просто бесполезны. То, во что превратилась рубка, напоминала дурной сон, а сны Уильям не умел толковать.
Он послал сигнал, завертелось в голове при очередном взгляде на монитор. Питерс тоже не спешила отводить камеру – видимо, давала им возможность в малейших деталях рассмотреть страшные останки. Впрочем, лучше уж смотреть на то, во что превратился бедняга Килпак, чем на безумное месиво у иллюминаторов. Послал сигнал, прося о помощи... а потом умер... и, наверное, улыбался от радости, что боли больше не будет. Что же с тобой случилось... что ты увидел, прежде чем кто-то вырвал тебе глаза?
Кто вырвал? Вейер не знал. Но в естественные причины смерти верилось все меньше и меньше. Куда я их отправил... и что они там встретили... кого встретили? Неужели... сначала Клер, а теперь еще восемнадцать человек. Я убийца... они были правы, я – убийца. Господи, за что?! Сколько можно... я больше так не выдержу... прошу тебя, Господи, хватит!
Он молился машинально, не думая, к кому обращается – молился давно отвергнутому и забытому Богу, буквально повиснув на панели пульта. Вейер не видел, с какой тревогой смотрит Хелен на его внезапно побледневшее лицо и застывший взгляд. Для него весь мир сузился до монитора – и улыбающегося покойника, которого он когда помнил уверенным в себе офицером.
– Это не перепад давления, – сообщил Смит очевидный факт, о котором думали все они, но который никто не решался произнести вслух.
Дурные вести метят принесшего – старая поговорка, никто в неё не нынче верит... но люди помнят... в глубине души они все помнят... с самых первых времен, с ночей тьмы, когда над миром царил страх...
Этот вывод возник в голове Вейера словно сам собой – будто нечто просочилось через монитор, коснувшись разума... и нашло в нем уязвимую грань. Сверкнула молния, подчеркивая правоту слов пилота.
– Посмотрите на раны... его будто когтями и зубами рвали, – продолжил Грегори. – Это какая-то хрень его убила, но уж никак не холод.
– Какая еще хрень? – не выдержала Старк, повернув к напарнику голову. – По-твоему, это лесная чаща со зверьем, что ли?
– Я не сказал, что это сделало животное, – огрызнулся Смит, не поднимая взгляда от монитора, словно хотел запомнитькаждую деталь. Было похоже, что для себя пилот уже сделал все выводы. – Я говорю – хрень...
– Доктор... вы что думаете? – спросила навигатор, легонько коснувшись его плеча – жестом ненавязчивой поддержки, от которой тошнота и страх на секунду ослабели.
– Я не знаю... – чувствуя, как пот стекает с затылка за шиворот костюма, чуть не простонал Уильям – Просто не знаю...
***
Голова кружилась и вместе с ней кружилась вселенная. Темнота, лежащая за пределами понимания Джастина – всеобъемлющая, вездесущая, перед которой мерк жалкий свет фонаря, пыталась унести его, словно стремительный паводок. Отголоски чужих мыслей гасли, смываемые более вещественными голосами, доносящимися из рации – криком Питерс, обсуждением экипажем какого-то мертвеца. Парень попытался сосредоточиться на том, что с ним только что произошло – на накатившем присутствии чего-то постороннего... и мысли соскальзывали, как пальцы альпиниста с неприступного склона. Память зияла провалами – он знал, что слышал чей-то голос, но не мог вспомнить ни слова из произнесенного.
Это реактор так влияет, подсунул мрак неубедительное объяснение, и что-то извне – нечто исполинское и могущественное, усилило давление на разум. Оно хотело, чтобы Джастин верил, что происходящее естественно... объяснимо, понятно, доступно исчислению...
Тебе померещилось... это просто тьма.
Просто тьма, автоматически произнес инженер – пустые глаза, чуть приоткрытые губы, будто у младенца, ищущего материнскую грудь. Костер молодости горел ярко – но он не имел защиты против ветров наступающей бури. Там, где другим людям было за что цепляться, из чего воздвигнуть преграду на пути постороннего вмешательства, Джастин, сунувшийся в логово мрака, оказался беззащитен.
Он плыл во тьме, стал тьмой... и тьма поселилась в нем, незаметно управляя каждым шагом.
Астронавт шагнул к пульту, кладя руки на охотно вспыхнувшую зеленым панель. Все, что совершал Юэрс, не вызывало у него удивления – только странная сонливость и заторможенность присутствовала в каждом жесте. Сила, властно вмешавшаяся в процесс оживления «Горизонта», была мудра – она не пыталась обратить парня в безмозглую куклу.
Самый лучший поводок – тот, который не замечаешь.
– Здесь есть питание, – отчитался Юэрс, по-прежнему не находя в своем поведении ничего странного. – Реактор недавно работал, резервная система заряжена до максимума...
Что-то шевельнулось во мраке – или глаза его просто привыкли и начали различать движение, что не прерывалось ни на миг? Впереди расстилался неглубокий бассейн, обычно используемый для охлаждения реактора, а над ним...
Джастин поднял взгляд и возглас, вырвавшийся в следующую секунду, приковал внимание всей рубки «Льюис и Кларк» к изображению с его камеры.
– Что за дерьмо?
Оно парило на высоте примерно ярда над водоемом – прямо у края выступающего короткого железного мостика, напоминающего высунутый язык. Парило совершенно беззвучно, не на миг не прекращая вращения.
– Что там, малыш? – спросил Купер, но голос друга сейчас значил сейчас для Юэрса не больше, чем комариный писк.
Шар, весь словно состоящий из ребристых сегментов, черный шар диаметром в добрые десять ярдов, висел над бассейном. Три обруча, толщиной в ладонь, беспрестанно вращались вокруг левитирующей сферы. Каждый двигался в своем ритме, отчего непонятное устройство превращалось в загадочную головоломку. Оно не держалось на тросах или канатах, не опиралось на титановые поручни и не свисало с уходящего ввысь потолка. Просто парило, незыблемо и бесшумно, и воды внизу, перепачканные пленкой смазки, оставались неподвижны.
– Что это, доктор Вейер? – тихо спросил инженер, чувствуя, что должен задать этот вопрос. Вернее – ощущая, как нечто желает, чтобы его поименовали, провозгласили... будто входящего в тронный зал монарха, горделиво рассматривающего подданных.
– Это... – голос Уильяма звучал странно – в нем боролось непонятное отвращение и гордость, – ядро. Сердце «Горизонта»... тот двигатель, о котором я рассказывал.
Двигатель? Слабое удивление пробило пелену отстраненности, которой был окутан разум Джастина. Но откуда идет энергия и куда она уходит?
Сам по себе парящий шар не удивлял молодого астронавта. В условиях искусственной гравитации, да еще и с такой напряженностью магнитного поля, создать летающую сферу несложно. Но... вряд ли кольца существовали только для поддерживания в воздухе загадочного двигателя. Их мерное движение вызывало в шаре какие-то изменения – под стальной поверхностью сплетались магнитные поля, словно нити в паучьих лапах. Там рождалось немыслимое...
***
– Ну и дерьмо, – голос Смита заставил Юэрса сбросить оцепенение. Он внезапно поймал себя на то, что замер перед сферой, как кролик перед удавом – и волоски на руках встали дыбом. – Док, что это за кольца?
– Они принимают магнитное поле с резонаторов корпуса, преобразуя его в нужный гравитационный эквивалент, – сухо ответил Вейер, видимо, раздосадованный таким враждебным отношением со стороны Грегори к своему творению. Или же просто – поглощенный собственными мыслями. – В центре сферы – гравитационная аномалия, которую создает вращение. Она окутывает «Горизонт» полем, увеличивая его гравитационную постоянную настолько, что звездолет разрывает ткань вселенной.
– А если проще? – судя по всему, Смит был немного озадачен. – Причем тут гравитационная постоянная к полету?
Было слышно, как Вейер терпеливо вздохнул. Остальные разговоры по рации стихли – все ждали объяснений.
– Гравитационная постоянная всюду одинакова. Но если предположить, что наше пространство – лист бумаги...
– Это мы уже помним, как вы мне плакат порвали...
– Смит, – одернул пилота капитан, – успокойся. Мы слушаем, доктор.
– Ну, а корабль мы представим как камушек, лежащий на этом листе. Сам лист висит в воздухе – допустим, мы держим его вместе с камнем... И если для корабля гравитационная составляющая изменится, и он станет как бы тяжелее, то что случится с листом?
– Порвется под весом камня... то есть корабля... – выдохнула Старк.
– Именно. А потом мы возвращаем гравитационное значение, и корабль вновь выходит на уровень нашего пространства, но уже в другой точке, – видно было, что читать лекции у Вейера в крови. По крайней мере, Джастин не мог не отметить, что голос доктора немного повеселел – в нем уже не слышалась какая-то подневольная тоска.
Инженер вновь склонился над пультом – и в помещении загорелся свет. Здесь, у самого сердца звездолета, хватало энергии на многие нужды – возможно, даже на обогрев. Правда, Джастин не собирался снимать скафандр, чтобы это проверить, а забытый анализатор давно висел на поясе мертвым грузом.
Если корабль это камень, а пространство – бумага, то чьи руки держат её на весу?
Мысль пришла внезапно, вместе с осознанием размеров этого помещения. Три этажа коридоров, выходящие открытыми коридорами к ядру – запрокинув голову, Юэрс мог видеть над собой проходы и лестницу у стены, ведущую наверх. Похожие на темную плитку панельные блоки стен – за каждой из них могли скрываться целые секции узкий проходов, где человек едва пролезет. Шипы конденсаторов, то тут, то там тускло поблескивающие в люминесцентных огнях.
Округлый купол потолка вызывал сходство с храмом – может, Вейер невольно пытался придать этому месту торжественность поклонения? Размеры впечатляли – до дальней стены было не меньше семидесяти ярдов. Бассейн занимал почти весь пол, кроме мостика к ядру да тонких дорожек для экипажа вдоль стен. Заметил парень и еще один пульт – на самом краю моста, ведущего к сфере. Дороги, упирающейся во вращающуюся конструкцию, которая одним своим видом вселяла в Джастина трепет и восхищение.
На гранях колец внезапно вспыхнули яркие огни – сотни лампочек, усеивающие диски. Белый свет больно резанул по глазам, заставив зажмуриться. Он мог поклясться, что ничего не нажимал...
– Джастин? – окликнул напарника Купер, поморщившись от заполнивших эфир статических помех. В рубке монитор с камеры инженера погас, сменившись белесым маревом.
– Джастин? – переспросила Хелен, недовольно нахмурившись – аппаратура слишком часто стала выходить из строя после стыковки. Биосканер рядом с женщиной самопроизвольно отключился – нагрузка на него, показывающая присутствие жизни в каждой клетке пространства – и даже между ними, возросла до непомерно высокой.
– Джастин? – требовательно произнес капитан, чувствуя, как страх настигает его в пустом медицинском отсеке «Горизонта». – Отзовись, как слышишь?
Рация скрипела, как осыпающиеся на каменный пол человеческие кости...
***
У вечности мертвые глаза. Точнее, один-единственный глаз, зависший над неподвижным бассейном и уставившийся прямо на Джастина.
Не замечая, что голоса экипажа оборвались – словно кто-то мгновенно заглушил связь, он смотрел, как вертикально замирают кольца вокруг ядра. Точно по центру, сложившись в единый обруч, чем-то напоминающий круги Сатурна. Только не поперечный, а продольный, как обрамляющее глазное веко какой-то рептилии....
Свет колец померк, и стальной глаз моргнул, сменившись темнотой пустой глазницы.
Юэрс – застывший, распятый чужими мыслями и голосом, заполнившим голову, неподвижно смотрел на сплошную тьму, залившую поверхность шара. И не просто залившую – утопившую в себе, сжавшую сферу до плоской завесы черноты, застывшей меж колец. Это должен был быть зрительный обман, гравитационный эффект, искажения света – не мог здоровенный шар вдруг втянуться в это... ничто, неподвижно застывшее прямо перед астронавтом.
Это вечность... моя и твоя... иди... прошептал голос, в котором звучали торжествующие ноты. Внезапно парень вспомнил мелодию клавесина, на котором играла его мать – именно это звучание почему-то ближе всего подходило невидимому собеседнику. Пронзительный, словно ввинчивающийся в душу звук... который не слышали уши, но который гулял по просторам его стремительно сжимающегося разума.
... Первоисток умер, говорила тьма, пока инженер безвольно шаг вперед. Короткий мостик, ведущий к ядру, растянулся до длины дороги на эшафот – и даже пожелай Юэрс остановиться, он больше не решал ничего. Тело шагало, опьяненное величием изливающейся из мрака смерти, голодной пустоты, заполненного небытия, куда вела его дорога. Теперь он понимал теории Вейера, понимал все – знание захлестнуло душу, как вода ржавую флягу. Скоро его сознание, пресытившись страшным всеведеньем, должно угаснуть – но это не вызывало страха. Страха больше не существовало... словно то, что вело его к ядру, не желало тратить столь соблазнительную эмоцию раньше времени.
Первоисток умер, и это – его мертвый глаз. Вечность смотрит черными дырами... и под ними зреет иная жизнь... голос затмевал все – память о доме, улыбку Питерс, заменявшей ему мать в долгие недели полета, шутки Купера и собственную, не сходящую с лица улыбку. Голос был всем, вобравшим и пропустившим через себя суть Джастина Юэрса – и оставившим пустую оболочку.
Он замер перед черной завесой – кольца оставляли достаточно места, чтобы пройти через неё, не склоняя головы.
И до самых чертогов безвременья ты будешь вопить, прославляя меня, пообещал голос. Темные чудеса, порочные тайны... я покажу тебе больше, чем ты можешь осознать. Я покажу тебе твое лицо... и оно сведет тебя с ума. Навеки... навеки... навеки...
Зачем я это делаю? вяло подумал инженер, не в силах сопротивляться зову. Онемевшая рука словно по воле невидимого кукловода поднялась, коснувшись черной преграды, в которой тонул любой свет. Разве я хочу умереть?
Палец погрузился в черноту – бесплотную, не пытающуюся противиться подобному вторжению. Она не имела веса или упругости, не холодила и не обжигала. Просто была... и одновременно находилась в небытии, еще не родившись для этой вселенной, глядя на крошечного человека из утробы безвременья.
Это не глаз мертвого Бога, подумал Джастин, когда рука постепенно погружалась до самого запястья в пустоту. Она потеряла чувствительность, таяла – и с ней таял и астронавт, в последние мгновения найдя ответы на все беспокоившие его вопросы. Это пасть мертвого Создателя... в которой копошатся черви...
Мрак впился в тело тысячей игл – пронзая Юэрса до самой души и нанизывая его на сотканные из пустоты шипы. Он еще успел попытаться выдернуть руку – инстинкт самосохранения взял верх над подчиненным злобной силе разумом, но слишком поздно. Тьма несла его, тащила за собой, как щепку, попавшую в низвергающийся поток водопада, и одним резким движением уволокла во мрак.
Голос сдержал слово – Джастин начал кричать с первой же секунды, растянувшейся в вечность...

Глава 8. Мертвые звезды
Полет. Падение. Бесконечность. Боль. Тьма.
Тьма вопит. Вопит и он, заблудившийся в этой беспросветной черноте. Тело словно разрывают холодные потоки – у здешнего мрака свои течения. Джастин ощущает, как холод проникает под кожу – холод, словно полчище клещей, медленно вгрызается в каждую клеточку.
Он кричит – и не слышит собственного голоса. Во тьме нет ничего... кроме иного присутствия. Всеобъемлющего, необозримого, будто целая вселенная – одна огромная, зловонная туша твари. Твари столь древней, что первые звезды не родились, когда она уже была стара.
ТЫ ВИДИШЬ МЕНЯ?
Голос идет изнутри – словно рудничный бур, ввинчиваясь до самой души. От этих не-слов – нет рта, что их произносит, нет воздуха, что их несет, Юэрс начинает кричать еще громче. Голос не просто заполняет его сознание – он выжигает все, накатывая леденящими волнами.
ТЫ ВИДИШЬ МЕНЯ.
Тьма становиться океаном, в котором тонет распятое тело. Волны мрака срывают скафандр, теребят, рвут, пожирают, растворяя в себе...
Крики... плач... сознание хочет погаснуть, но здешняя сила не знает передышки. Ей неведомо сострадание, необходимость остановиться у предела, за которым – безумие. Слезы и смех... боль нарастает, выворачивая Джастина наизнанку, отрывая часть за частью его воспоминаний...
А затем – срывая кожу.
Он вопит – кровоточащий, ободранный до мышц силуэт. Каждое касание тьмы словно превращает боль в симфонию тела, которое умирает – и никак не умрет. Становится флейтой в руках вечности... и музыка её сотрясает миры.
ТЫ ВИДИШЬ МЕНЯ!
Он видит. Видит черные звезды, сияющие в этом мраке – звезды бессветия, которые невозможно осмыслить, мертвые солнца, изливающие потоки черноты. Понимает, что тьма неоднородна – и жива. Одновременно мертва. Нерожденная. Вечная...
И Джастин теперь – её часть. Клеточка, обреченная на переваривание. Слой за слоем, будто сдирая чешую с пойманной в сети рыбы, мрак снимает его привязанности, обращая их в кошмар. Выпотрошенные останки родителей, развешанные вместо игрушек на стенах детской. Нанизанные на крючья, свисающие с потолка смеющиеся головы друзей детства. Собственное тело, заживо гниющее в кипящем кровавом море.
Разум не видит правды – и Юэрс понимает, почему. Он не в силах полностью увидеть тьму, потому что ни одно сознание не вместит подобную концепцию. Даже мозг Вейера, считавшего себя исследователем – но на самом деле лишь открывшего давно запечатанные врата.
Врата, которые нельзя было отпирать.
Следом за кожей срывают плоть, и обнаженные нервы в ледяном мраке превращают крик Джастина в бесконечный, неутихающий вой.
А потом чернота сгущается – заполняя пустоту. То место, где только что был его рассудок. Собирая фрагмент за фрагментом – выбрасывая те, что напоминают об узах, мечтах и надежде. Оставляя лишь боль и страх, словно складывая в желанную для себя картинку. Какой-то детали не хватает... а где-то добавлено лишнее – и уродливое подобие того, что звалось Джастином, смеется и плачет в агонии.
Агонии, которая будет продолжаться вечно...
СТУПАЙ говорит тьма, и он готов выполнить её волю. Он готов на все, лишь бы получить передышку перед неотвратимым. Единственная мечта – пусть боль прекратится. Пусть ему позволят умереть.
ТЫ НИКОГДА НЕ УМРЕШЬ, обещает мрак, вызывая новый крик обреченной души. ЭТО – ЛИШЬ ОТСРОЧКА. СТУПАЙ. СТАНЬ ЯКОРЕМ.
Поток швыряет его, превращаясь в черный вихрь – беспомощный Джастин парит в самом его сердце, глядя в Ничто слепыми глазами. Тьма тащит его к своей цели, и нет времени, чтобы измерить этот полет.
Мерило – одна лишь боль.
ОТВОРИ ВРАТА.
ПРИЗОВИ МЕНЯ.
ПОДАРИ ИМ МОЮ ВЕЧНОСТЬ.
Он возвращается в мир – молча, будто мертворожденный младенец. Голова – словно чистый лист, наполненный собственным неумолкающим криком. Сосуд – но уже не пустой.
Заполненный бессветием мертвых звезд.
***
Купер еще ничего не успел понять – Джастин резко замолчал после столь интересной находки, как вдруг серебристая нить троса ожила. До этого страховочный шнур полз медленно, напоминая сытого питона – сейчас же метнулся вперед, словно бросающаяся на добычу кобра. Не будь скафандра – пилот наверняка услышал бы шелестящий звук, с которым трос мчался, беспрерывно разматывая катушку. Быстрее, еще быстрее – словно то, что держало его конец, набирало просто нечеловеческую скорость.
– Джастин?! – не в силах сдержать тревогу, вскрикнул Финней. Он не понимал, что могло произойти – даже на Земле парень не мог бежать с подобной быстротой. Походило на то, что страховку кто-то прикрепил к ранцевому ускорителю, входящему в комплекс каждого скафандра – и запустил в открытый космос. Но не мог же Юэрс просто выйти через какой-то боковой шлюз, а если бы и вышел – куда ему лететь?
Под ногами полыхнуло – через прозрачный пол шлюзового модуля сверкнула ветвистая молния, напоминающая оленьи рога. Трос буквально взвизгнул – и рванул, будто отрывающийся от поверхности планеты звездолет.
– Джастин?! Отзовись! – вторично закричал мужчина, глядя на мелькающие перед глазами красные маркировки шнура. Но инженер молчал – как молчал последние секунды, после сообщения о какой-то штуковине, которую Вейер назвал ядром.
Связь лишь на секунду треснула – словно голос Купера, как волна морского прибоя, ударился в берег тишины, и бессильно распался пенными брызгами.
Ярдов четыреста... пятьсот... промелькнула лихорадочная мысль. Что за черт, куда его утащило?!
– Что там у тебя? – слова Миллера выдернули Финнея из растерянности. – Джастин, это приказ, немедленно выйди на связь!
Трос, словно в ответ, на секунду замер – и рванулся с такой немыслимой силой, что Куперу показалось, будто все происходит во сне. А затем звук громкого треска, пробившийся через глушащий внешние звуки шлем донесся до пилота – и он повернулся к стыковочному рукаву.
Прямо в лицо летела выдранная со стены катушка шнура, и металлические крепления, способные выдержать вес легкового автомобиля, тускло сверкнули в грозовом зареве.
– Твою мать!!!
Тоскливый, полный подсердечной боли стон пронесся по звездолету. Титановые покрытия вопили, когда невидимая сила попыталась выгнуть их. Гравитационная волна, рожденная из помещения, поглотившего Юэрса, мгновенно пронеслась по коридору, швыряя Купера навстречу катушке, и от удара в глазах астронавта заплясали звездочки. Мимо промелькнуло что-то серое – стенка стыковочного модуля. Финней привалился к ней, чувствуя, как ноги подгибаются, а рот наполняет горьковатая слюна. Прямо перед глазами по стеклу шлема прошла сетка трещин, заставившая пилота похолодеть от ужаса. Он позабыл, что вокруг есть пусть и жутко холодный, но воздух – страх, впитанный с первого полета, страх остаться без скафандра во враждебном безвоздушном пространстве, оказался сильнее навыков спасателя.
По щеке раскаленными каплями текла кровь, и нога все же подогнулась – с резким треском Купер сполз на пол, стараясь унять разноцветное мельтешение, лишившее его четкого зрения.
А волна мчалась, не сбавляя скорости, будто несущийся на всех парах локомотив. Она не была слепой силой, легко просачиваясь прямо сквозь стены там, где не было никого из вступившей на борт команды – и сгущалась до почти видимой плотности, приблизившись к медицинскому отсеку, у двери которого стоял Миллер.
Капитан едва успел заметить, как перед глазами будто возникла выгнутая линза – и натренированное тело уже само отбросило его с пути рвущейся в помещение энергии. Люк, способный выдержать таран, слетел, распадаясь в полете на осколки, почему-то напомнившие Раймонду лепестки цветов. Он едва успел закатиться под стол, когда один из этих лепестков впился в пол на целый дюйм недалеко от правой руки. Помедли капитан – и вполне мог распрощаться с указательным пальцем.
Остальные обломки нашли себе цели среди закрепленных секций и медицинского оборудования, продырявив все, что попадалось на их пути. Волна прошла человека насквозь, заставив желудок буквально вывернуться наизнанку, и оставила лежащего на полу Миллера в попытках удержаться от приступа рвоты.
Питерс повезло немногим меньше – пинок невидимой силы просто перекинул её через ближайший пульт. Женщина вскрикнула – удар о пол заставил все кости отозваться резкой вспышкой боли. Изодранный труп, как куклу, швырнуло на обзорный иллюминатор – и с хрустом сухой листвы под тяжелыми сапогами, тело развалилось на отдельные фрагменты. Врач лежала, не в силах подняться, и глядела на руку, из оторванного предплечья которой торчала ослепительно-белая кость. Рядом замер на расколотый череп, напоминающий теперь фонарь-тыкву, которую Ребекка ребенком любила готовить к празднованию Хэллоуина.
А за первой волной уже надвигалась следующая – пробудившийся «Горизонт» не жалел сил, пытаясь сокрушить чужаков. Теперь настало его время, и знаменем этого часа стали повсеместные разрушения.
***
Что-то случилось. Старк поняла это еще до того, как экран Джастина погас. Холодок предчувствия коснулся мыслей, замер, как жужжащий над ухом москит – и вонзил свой хоботок до самого сердца, заставив его колотиться. Произошла беда... и Хелен не знала, что с этой бедой делать.
Экран инженера погас вместе с монитором биосканера – поток чужой энергии захлестнул аппаратуру, окончательно выводя её из строя. На это мощности предохранителей не хватило – как солдаты отступающей армии, не сдающие позиций, они один за другим перегорали, отдавая честь прощальным шипением.
– Хелен? – не отрываясь от экранов, передающих изображение остальной команды, спросил Смит, и женщина услышала в голосе второго пилота панические нотки. – Что за хрень?!
– Что происходит... – непонимающе начал Вейер и в этот момент волна статических помех сменилась нечеловеческим криком.
Старк отшатнулась – на секунду её показалось, что консультант вновь запустил запись с «Горизонта», неразгаданную просьбу о помощи... но этот крик шел с рации Юэрса. Только вот кричал не инженер – голос намного ниже, вибрирующий, переходящий в басовитое мычание.
Боль резанула виски – будто тонкая игла впилась в лицо. С экрана, раздвигая помехи, на навигатора взглянуло собственное лицо – изрезанное, лопнувшие глазницы истекали кровавыми ручьями...
Она мотнула головой, отгораживаясь от жуткого видения – и краем глаза заметила, как прямо на камеру Раймонда несется... воздух? Какой-то изгиб воздуха или самого пространства, напоминающий водную гладь, которую всколыхнул брошенный камень? А потом изображение пропало, экраны Купера, Питерс и Миллера сменили те же самые помехи и недобрая тишина.
Боль в висках отпустила – и через миг звездолет ощутимо тряхнуло.
– Вытаскиваем их! – рявкнул пилот, включая резервное питание. Лицо Грегори застыло, будто он увидел мчащегося навстречу кошмарного демона. – Срочная эвакуация, все в шлюз, живо! Ди-Джей, готовь скафандры, мы идем за нашими!
В отсутствие капитана должна командовать я, подумала Старк, некстати вспомнив рубленый тон уставной субординации, но возражать не стала – порывистый и нервный, Смит все делал правильно. Страховочный трос был у одного Джастина – но даже его нельзя было тащить на буксире, не рискуя повредить скафандр...
А потом корабль ударило уже по-настоящему. Заскрипели переборки, экраны лопнули – и прямо перед едва прикрывшей лицо руками Хелен монитор выбросил фонтан искр. Разноцветные огоньки взвились на целый ярд, будто неудержимый фейерверк новогоднего празднования. Уильям рухнул на кресло – пульт перед ним просто взорвался, выпуская клубок огня. Пламя врезалось в потолок, оставляя ожог, похожий на раздавленного паука – и следом запылала змеящаяся по стене проводка, стекая на пол каплями дымящейся изоляции. «Льюис и Кларк» мотнуло из стороны в сторону – как кость, зажатую в собачьей пасти.
Шлюзовой модуль, побледнела Старк. Он же лопнет!
Кораблю спасателей, впрочем, это не грозило особыми бедами – внутренний шлюз надежно защищал от возможной утечки. Но если весь воздух с «Горизонта» устремится в пролом, может начаться взрывная декомпрессия – и Хелен видела достаточно много аварий, чтобы понимать её последствия. Взрыв мог уничтожить всех четырех членов экипажа, если они не успеют выбраться... а возможно и начать цепную реакцию разгерметизации.
Женщине показалось, что мысли скачут в голове испуганными зайцами – однако автоматизм заученных движений не требовал её внимания. Сграбастав за плечи растерянного Вейера, она оттащила консультанта от горящего пульта. Смит, уже сорвавший со стены огнетушитель, залил потоком клубящейся смеси разрастающийся пожар.
Электромагнитный выброс, глядя на сыплющиеся со стены искры, подумала Хелен. Реактор «Горизонта» пошел вразнос...
Эта новость могла претендовать на звание наихудшей. Если дело обстояло именно так, то у них были сущие минуты, чтобы улететь как можно дальше – иначе спасать будет некого и некому. Следующим этапом за фонтанирующей энергией обычно следовал ядерный взрыв.
– Что происходит? – даже сейчас голос травматолога по рации звучал обеспокоено, не более того. Быть бы Ди-Джею роботом, раньше подшучивала Старк, но сейчас невольно позавидовала этой холодной сдержанности.
– Не знаю! – новый поток искр коснулся её волос и стоящий рядом Уильям испуганно присел. Не замечая боли, женщина смахнула окалины, не позволяя им впиться в кожу. – Нужно забирать наших, одевай скафандр!
– Уже... – донеслось последнее слово, и новый взрыв на капитанском пульте оборвал внутренние переговоры. Несмотря на все попытки Смита, пламя росло, и едкий дым стремительно заполнил помещение. Рециркуляторы воздуха не могли справиться с такими клубами, и автоматически включившийся на полную мощность кондиционер лишь жалобно сипел, пытаясь хоть немного облегчить ситуацию.
Почти ничего не видя в обступившей её тьме, Старк вытолкала в коридор кашляющего Вейера и схватила еще один огнетушитель. Пришла мысль, что неплохо бы найти респиратор – Купер не мог далеко убрать спасательное снаряжение. Однако, глядя на мечущегося в дыму Грегори, заливающего пеной все вокруг, она лишь вздохнула поглубже, и бросилась в недра искрящегося задымленного мостика.
Пол под ногами дрожал все сильнее и сильнее, словно под ним ворочалось исполинское чудовище, готовясь проснуться...
***
Проем шлюза плыл перед глазами, то и дело превращая стыковочный рукав в приближающуюся и отдаляющуюся гармошку. Купер попытался встать на ноги и смахнуть с рассеченного виска кровь. С первым получилось, а вот рука никак не могла дотянуться до лица. Пальцы упирались во что-то твердое, попытка скосить глаза и рассмотреть преграду вызывала лишь новую боль.
Постепенно в голове прояснилось, и Финней понял, что мешает ему собственный треснувший, но сохранивший герметичность шлем. Он покачнулся, опираясь на стену – вязкая слюна во рту вызывала желание сплюнуть, но плевать было просто некуда. Все предусмотрели создатели скафандра, кроме того, что его владелец окажется порядком контужен.
Чем меня так ударило? Купер сощурился, вспомнив летящую катушку троса. Злосчастный моток валялся недалеко, застыв на красной отметке в семьсот ярдов. Семьсот! Астронавт вздрогнул, прогоняя боль и головокружение. Какая сила могла утащить парня так далеко? И если он вывалился в космос, почему трос не потащило следом?
– Меня хоть кто-то слышит? – голос мужчины звучал болезненно-жалко, но Финнею стало плевать на постороннее мнение. Он и чувствовал себе хуже некуда – впору свалиться и погрузиться в гиперсон без капсулы. Однако надо идти... где-то там Джастин и то, что утащило мальчишку. Мальчишку... которого он просто обязан вытащить. Потому что Питерс не простит... да, черт возьми, он сам себе не простит, если с Юэрсом хоть что-то случится!
Приваливаясь к стене через каждые несколько шагов, пилот побрел в глубины «ГоризонтаКак путеводная нить, упрочненный нейлон троса уводил астронавта все дальше и дальше от спасительного света распахнутого шлюза. Фонарь на голове барахлил – видимо повредился от удара. Финней понимал, что ему еще повезло – шлем мог разлететься на куски, а следом за ним и череп. Удар пришелся вскользь, но спасатель даже представить не мог, что способно с такой силой дернуть трос. Крепление делалось с расчетом на резкие перепады веса, считалось в должной мере эластичным, чтобы выдержать вездеход – а тут катушку сорвали со стены, будто спелое яблоко с дерева.
Вокруг смыкалась тьма – стены казались ближе и ближе. Звезды перед глазами превратились в красные глаза, уставившиеся на одинокого человека, углубляющегося во владения мрака. Пошатываясь, Купер спешил – но то, что казалось ему самому едва ли не бегом, было лишь старческими шаркающими шагами. Чернота вокруг сгустилась, будто предгрозовое облако заполнило проход, и фонарь прощально мигнул, покоряясь тьме.
***
– Питерс!
Она слышала отголосок крика Миллера, прежде чем все заполнила тишина. И боль – сильно болел затылок. Память врача мгновенно выдала диагноз – растяжение связок при резком падении, многочисленные ушибы, легкое сотрясение... То, что швырнуло Ребекку и размозжило покойника, бесследно исчезло – невидимый удар не разрушил пульты, и они горели зелеными огоньками режима ожидания.
Светились ли эти огни раньше, когда Питерс поднялась на мостик? Ребекка не помнила – звон в ушах и приступы тошноты не давали возможности осмыслить произошедшее. Она, как робот, руководствовалась сейчас выработанной за годы последовательностью – сначала оценить травмы, затем плавно приподняться, оглядеться...
И столкнуться взглядом с Денни.
Глаза Питерс застыли, превратившись в стеклянные блюдца. Приоткрытые губы задрожали, и облачко вырвавшегося горячего дыхания туманом осело на внутренней поверхности шлема. Немигающим взором врач смотрела на собственного сына – сына, которой лежал на животе на ближайшем пульте и сверху вниз уставился на свою сбитую с ног маму.
Глаза Денни отливали неистовой голубизной – куда ярче, чем она помнила. Синева, заполнившая эти зрачки, горела, словно пламя зарниц, освещающая небеса Нептуна. Голые плечи и худые ручонки, вцепившиеся в край стола, выпирали костями – так, если бы малыш не ел целую неделю. Она не видела сына ниже ребер – поза, в которой лежала Питерс, не позволяла разглядеть остальное, а на то, чтобы встать, не хватало сил. Не было сил ни на что... кроме дрожи при виде Денни, улыбающегося с этого окровавленного стола – тем же оскалом, что у разорванного на части мертвеца.
– Мамочка! – весело закричал мальчик, и Питерс сжалась в комок, испытывая желание заскулить, как пинаемая собачонка. Голос, который прозвучал изо рта Денни, был визгливым, резким и насмешливым – а еще чужим. Бесконечно чужим, не знающим ничего, кроме наслаждения при виде чужих страданий и отчаянья... несущим кромешное безумие. – Мама, теперь у меня есть ножки... у меня МНОГО ножек!
Луч фонаря задрожал – вместе с самой женщиной. Тени за столом двигались, переплетались, извивались... будто там сплелся в брачной случке клубок змей. Огромных змей, сейчас поднимающихся в голодном азарте... и тянущихся от невидимой сейчас поясницы её сына.
– Тебе не видно, мама? – оскалилось голубоглазое нечто, заставив Ребекку всхлипнуть. Слово «мама» из уст этого чудовища обжигало не хуже удара плети. – Ничего, я тебе покажу... я тебе ВСЕ ПОКАЖУ!
Подтягиваясь на руках, он начал сползать с края и тени позади пульта затанцевали быстрее. Внезапно Питерс поняла, что сейчас увидит его ноги... увидит то, что извивается и отбрасывает страшные тени.
И тогда, скорее всего, сойдет с ума. Мгновенно и бесповоротно.
Она зажмурилась, сотрясаемая паническим ужасом, сипло выдыхая воздух и пытаясь отползти прочь. Куда угодно, лишь бы подальше – подальше от того, что громко шлепнулось на пол... что ползло, постукивая по полу и шелестя извивами... чего?
Ног. Своих ног... она ведь слышала, как скользят они по засохшей крови. Ноги, словно змеи... и их действительно много... больше, чем способен вынести её рассудок...
Врач уперлась спиной в соседний пульт и пронзительно закричала, открывая глаза.
Зал пустовал – лишь по палубе тянулась широкая кровавая полоса, отмечая её путь. Полоса, оставленная беспорядочными попытками спастись... и еще чем-то. Запутанными извивающимися линиями толщиной в детскую ножку... как у четырехлетнего ребенка.
Питерс сжалась в комок, чувствуя, что сознание, как испуганный беглец, рвется из тела.
Что это было?! Господи, что это было?!!
***
– Питерс, Джастин, Купер?! Меня хоть кто-то слышит?!
Тошнота отступала, но на ноги Миллер поднялся с трудом. Даже всей его выдержки едва хватило, чтобы удержаться от рвоты, когда волна прошла капитана насквозь. Было такое чувство, что все внутренности пытаются поменяться местами, а кости вот-вот порвут мышцы. С головой вышло хуже всего – от висков до затылка при каждом движении кололо холодными жалами, и глаза то и дело туманились. Если честно, Раймонд считал чудом, что может двигаться – он ожидал, что непонятная энергия оставит ему на память пару-тройку переломов. Дверному люку повезло меньше – титановый сплав просто разорвало на части. Видно, это и спасло Миллера – по крайней мере, он склонялся именно к тому варианту, что гравитационный заряд потратил большую часть силы на преграду.
Впрочем, неприятности могли поджидать впереди – пол под ногами начинал все сильнее и сильнее подрагивать. Встречи со вторым всплеском капитан хотел избежать, но для начала предстояло понять, что с остальным экипажем. После чего убираться как можно дальше от нестабильного реактора вместе с его тайнами и загадками, раз уж спасать здесь некого. Судя по тому, что описала Питерс, прежде чем их настиг удар, команда погибла – и, оставаясь на «Горизонте», они вполне могли пополнить ряды покойников.
– Старк! «Льюис и Кларк», ответьте!
Тишина. Недобрая и зловещая, будто в осеннем лесу в преддверии дождя. Рация не трещала, как обычно бывало при помехах, а полностью онемела. Мужчина охотно поверил бы в то, что именно его скафандр получил повреждение, отключившее связь – но на запястье горел зеленый огонек, подтверждающий, что камера вместе с прочими системами работает. Может, он оглох?
Миллер легонько стукнул ладонью по иссеченному осколками медицинскому столу – раздался слабый звук. Нет, слух в порядке, но что-то глушит радиосигнал. Искусственная гравитация? Капитан нахмурился. Он уже не так хорошо помнил прикладную астрофизику, но разве могли любые выбросы из «Горизонта» полностью лишить сигнал проходимости?
Красные отблески упали на боковую поверхность шлема. Спиной, даже сквозь скафандр, Раймонд ощутил нарастающий жар. Прямо перед глазами, на стене вдоль дверного прохода – теперь скорее пролома, заплясали яркие вспышки.
Пожар. Этого еще не хватало, подумал Миллер, оборачиваясь к источнику огня. И замер – чувствуя, что тошнота и головокружение еще меньшее из его бед. Впервые за много лет в голове не было мыслей – их смял нахлынувший страх.
Мужчина стоял на расстоянии всего лишь трех ярдов, и пламя пылало на каждом дюйме его кожи. Одежда давно сгорела и обуглившаяся плоть кусками падала на пол, издавая тошнотворное шипение. Обрывки тлеющей кожи, словно мотыльки, кружились вокруг застывшего огненного силуэта. Миллер видел выпирающую грудную клетку – местами тело прогорело едва ли не насквозь. Мужчина должен был давно умереть, но он стоял – и единственной нетронутой частью его остались слепые белесые глаза. Глаза, которые уставились прямо на Раймонда.
– Нет... – ему показалось, что это прозвучало громко, на пределе крика, но на самом деле Миллер лишь прошептал отрицание, глядя на огненного человека. Создание шагнуло вперед, заставив капитана попятиться, вскидывая руки для защиты. Это было невозможно, невозможно вдвойне, потому что он точно знал, кто сейчас надвигается, объятый пламенем. Даже при всех уродствах, оставленных огнем, в мужчине проступали знакомые черты.
– Ты бросил меня умирать, – вырвалось шипение из сгоревших губ, и Раймонд понял, что ему не хватает воздуха. Сердце не просто колотилось – оно пыталось проломить грудную клетку, и приподнятая рука дрожала, словно у неврастеника.
Нет! Ты погиб! Погиб на «Голиафе»!
– Не бросай меня, шкипер – простонал пламенный мертвец, делая еще один шаг – и капитан услышал, как скрипят разрывающие колени горелые кости. Он зажмурился – не было сил смотреть в эти пустые, но всевидящие глаза, в это молочную пелену, напоминающую о страшной ошибке. Сейчас горящая рука схватит его за горло, срывая шлем... но у спасателя не было сил сопротивляться. Сознание поплыло, не выдерживая столь сильного натиска...
Когда через пару секунд Миллер осмелился открыть глаза, в медицинском отсеке не было ни души. Пламя должно было оставить горящие проплешины, а пепел – усеять пол, но там, где только что стоял покойник, пол сиял девственной чистотой. Почему-то Миллер был уверен, что даже коснись он металла – тот окажется холодным. Видение сгинуло, оставив тысячи вопросов и не одного ответа.
Устало дыша, будто после подъема в гору, капитан привалился к стене, впервые за время службы в спасателях не думая ни о нарастающих толчках в корпусе звездолета, ни о своей команде. Перед глазами стояло только искаженное огнем и болью лицо выходца из могилы, а в ушах звучали слова, полные ненависти и обиды.
Ты бросил меня умирать...
***
Он не заметил, как бесконечный коридор вдруг закончился, сменившись сначала лестницей, потом парой боковых поворотов, а после решетчатым мостом. Купер огляделся – со всех сторон нависали вращающиеся стены с выступающими лезвиями конденсаторов. Пилот не помнил, как открывал люк в это царство кривых зеркал, кружащихся вокруг моста в бесконечном танце. Возможно, проход и не закрывался, раз там лежал трос Джастина. Трос, от которого Финней не отрывал глаз, боясь, что он в любой момент может растаять, как туман под лучами солнца. Вдобавок, так было проще не замечать движение стен, сводящее с ума своей однообразной монотонностью.
Как похоронная молитва, пришла в голову, еще гудящую после удара, странная мысль. Все тянется и тянется, не кончаясь.
Купер вцепился в поручень, как можно быстрее перебирая ногами. Может, сотрясение так повлияло, но мужчине то и дело казалось, что пол прогибается под ногами. Умом астронавт понимал, что это невозможно, но глаза ловили странные изгибы металла, которые тут же распрямлялись, стоило сосредоточить на них взгляд. Будто...
...корабль хотел, сделать так, что...
... мост вот-вот разломится, бросая его на заостренную сталь, кромсая и волоча за собой в бесконечном движении. Как нанизанного на иглу таракана, корчащегося в бессильной боли.
Купер зажмурился, рывком преодолевая последние ярды и открыл глаза, лишь когда ощутил под ногами твердую поверхность. Трос лежал неподвижно, протянувшись через короткий корридор, ровные плиты и выступающий мост прямо в...
Что. Это. За. Хрень?!!
Спасатель замер, не общая внимания ни на ощерившиеся шипами черные стены, ни на уходящий вдаль бассейн, ни на балконы верхних ярусов над головой. Он не видел и куполообразного потолка, накрывающего это помещение, бесследно поглотившее Юэрса. Все его мысли и чувства притягивала...
... тьма...
...непонятная конструкция. Вейер по рации говорил о каком-то ядре, но ступившие на «Горизонт» астронавты не имели переносных экранов. То, что открылось сидящим в рубке до начала разрушительного пробуждения звездолета, Финней не видел – и потому не мог сравнить с открывшимся видом.
Металлическая арка, словно составленная из трех более тонких колец. Арка парила там, где оканчивался выступ моста, ни на что не опираясь и ничем не поддерживаемая. Идеально круглая, неподвижная – и полная черноты.
Не просто темноты – нет, мрак, заполнявший обручи, был настолько непрогляден, что даже у весельчака Купера мурашки побежали по спине. Космос не знал подобной ночи – даже в самых дальних его закоулках присутствовал свет звезд. Но тьма, царившая в ядре, была чужда свету, чужда всему, что за свои три десятка лет понимал и принимал землянин. Она была не жидкой и не густой, бесформенной, но при этом скрывающей в своих недрах нечто определенное, неподвижной... и живой.
Да, живой – чувство, что он смотрит в исполинский глаз какого-то хищника, пробудилось среди спящих тысячелетиями генов, требуя не шевелиться. Чтобы не потревожить зверя, который лениво разглядывал забредшего в свои угодья человека. Пока еще хищник размышлял, достойна ли внимания эта добыча, или лучше вновь прикрыть свое всевидящее око, сотканное из совершенной черноты.
Купер сглотнул.
– Бог ты мой, – прошептал он, чувствуя себя так, как, наверное, когда-то Ной, взирающий на собирающиеся грозовые тучи.
Трос тянулся между его ног, исчезая прямо в центре этого мрака. Тьма забрала Джастина, и Купер Финней, астронавт со стажем, считавший себя опытным спасателем, не знал что с ней делать.
По поверхности черноты вдруг прошла рябь – словно в воды темного озера кто-то кинул камень. Мрак дрогнул, и тело Юэрса, будто поднимающийся на поверхность труп утопленника, возникло в арке. Он парил, парил не поддерживаемый видимыми опорами, как и само ядро, и на секунду Финнею показалось, что это очередное последствие травмы.
Се, плоть моя – вкусивший её да не умрет...
Голос, равного которому Купер никогда не слышал, зазвучал в голове. Тело Юэрса, совершающее свой медленный полет, внезапно обрело ускорение. Что-то оттолкнуло – просто швырнуло напарника прямиком в руки астронавту, и сила удара оказалась столь велика, что все разделяющие их ярды неподвижный инженер преодолел за секунду. Бросок получился так силен, что еще не отошедший от прежней травмы Купер взвыл от боли.
Он рухнул, прижимаясь к стене, сверху обрушилось тело парня, почти полностью отнимая возможность видеть помещение. Однако Финней видел – видел, как чернота внезапно обрела объем, превратившись в металлическое ядро, и неподвижные кольца вдруг закружились в стремительном ритме.
Воздух сгустился – будто жидкая ртуть окутала шар. Кривая дуга, перерастающая в гравитационную волну,вздыбила воду, окатив их большей частью содержимого бассейна и почти впечатав в стену. Вырвавшаяся на свободу сила скользнула в открытый тоннель коридора, миновала застывшего Финнея и помчалась дальше. К «Льюис и Кларк», и тем, кого она избрала своими жертвами...
Ядро продолжало вращение, и огни вспыхивали по краям колец, но спасатель не смотрел на порождение техногенного ада. Он сжимал обмякшего Джастина, и, не в силах подняться, смотрел в его застывшее, перекошенное от страха лицо. Глаза инженера оставались открытыми, но лучше бы парень зажмурился – от ужаса, который плескался во взгляде, у Купера начали сводить мышцы.
– Джастин! Очнись, приятель! Очнись, медвежонок! – Финней легонько встряхнул напарника, пытаясь одновременно выбраться из-под груза тела. Сам по себе мальчишка весил немного, но скафандр и уже второе падение вовсе не прибавляли сил. – Не пугай меня, малыш, очнись!
Глаза Юэрса, полные смертельного трепета, молча смотрели в одну точку, не реагируя на зов друга. Казалось, он ушел далеко – в страну кошмарных снов, куда не мог пробиться даже сильный голос Купера.
Рация внезапно захрипела знакомыми голосами, но Финней не успел порадоваться – звездолет содрогнулся от такого удара, что бассейн выплюнул и без того расплескавшееся содержимое на добрые десять ярдов вверх. Тело инженера сбросило в сторону, и сцепивший зубы Купер только и мог, что вздрагивать от заполнившей каждую косточку боли.

Глава 9. Сожженные мосты
Старк вертелась юлой, но все равно не успевала. Огнетушитель в её руках, как меч мифической валькирии, разил взметающиеся языки пламени – но огненная гидра тут же высовывала свою голову в другом месте. Кислород выгорал слишком быстро, и цветные пятна уже поплыли перед глазами, предупреждая об иссякающих силах.
– Нам все не загасить! – Смит внезапно оказался рядом, но лица его Хелен не разглядела. От дыма сжималась гортань, и дыхание все чаще и чаще превращалось в кашель. Единственным выходом оставалось загерметизировать рубку, и выкачать весь кислород, что Грегори прекрасно знал.
– Пошли! – он дернул навигатора за плечо, таща к выходу. Темный силуэт в дыму, похожий на обретшую объем тень, двинулся навстречу, зажимая рот платком.
– Мне что делать?! - прохрипел Вейер. Лицо консультанта покраснело, глаза слезились, но как отметила Старк, он не запаниковал. Для своего первого аварийного полета доктор держался молодцом – может, астрофизик боялся лишь снов и прошлого? К сожалению, первый полет грозил стать последним – Хелен никогда не смотрела на вещи через розовые очки.
Монитор в двух шагах от астронавтов взорвался, засыпав половину рубки горящими осколками плазменного экрана. Пламя торжествующе взревело, взбираясь по стене.
– Бежать! – ответил второй пилот, бросая опустевший огнетушитель и без сантиментов выталкивая их с мостика. И в этот момент звездолет еще раз ударило – так, будто огромное судно взяло «Льюис и Кларк» на таран.
От толчка на ногах не удержался никто. Старк попыталась поймать падающего Вейера за руку, но только свалилась сама прямо на консультанта, заехав ему локтем в ребра. Судя по слезам, выступившим на глазах Уильяма, удар вышел отменный, однако навигатор не имела времени извиняться. Ноги Смита подкосились, и он едва успел увернуться от сорвавшегося со стены экрана интеркома, падая рядом.
Треск титановой обшивки, как острый нож, входящий в жестяную банку, заставил их съежиться. Металл кричал от боли, расползаясь по швам – последняя волна пыталась раздавить звездолет, будто яичную скорлупу. Свист уходящего воздуха и холодок пробежавшего по ногам сквозняка заставил Старк вскочить, несмотря на хрустнувшие кости.
– Утечка! – закричала женщина, хотя, судя по глазам Смита, пилот уже понял грозящую им опасность. Пока Грегори поднимался, навигатор успела вдавить кулак в панель экстренной блокировки рубки – и металлический сегмент медленно пополз вниз, отрезая бушующий на мостике пожар. Однако свист выходящего воздуха не стихал, и холодный ручеек, обдувающий тело, стал еще сильнее.
– Трещина пошла дальше, - помертвевшим голосом процедил Смит, вскидывая голову, словно ожидал увидеть отверстие прямо на потолке. Через миг, впрочем, к нему вернулась прежняя стремительность – он встряхнул прижимающего руку к предсердию Уильяма и взглянул в полные боли глаза.
– Идти можете?! Надо убираться!
– Куда? – не понял Вейер и кашлянув, поморщившись. – Мы же теряем воздух!
– На ваш долбаный «Горизонт»! – таким тоном, будто предлагал нырнуть в бочку с дерьмом, произнес Грегори и подтолкнул их к люку. – Да не стойте же, сейчас сработает система блокировки!
Старк не знала, было ли это разумно – перебираться на корабль, где уже погиб один экипаж и непонятно куда делась половина второго. Не говоря уже о том, что выброс явно пришел из недр «Горизонта», а значит, там они будут ближе к источнику всего этого разрушения. Но в любом случае, местом для препираний разрушающийся верхний ярус «Льюис и Кларк» точно не являлся. Смит говорил правду – аварийная система могла просто перекрыть все отсеки, полностью наплевав на то, что внутри остались люди. Выбор невелик, но если торчать здесь, слушая треск рвущихся линий энергоснабжения и страшный скрежет, с которым обшивка вспарывают, будто ветхую ткань – он станет и того меньше.
Но выброс... подумала Старк, пытаясь удержаться на качающемся полу. Если реактор рванет, пока мы будем на «Горизонте»...
То выйдет то же самое, что и остаться на «Льюис и Кларк» в момент декомпрессии, ответил внутренний голос и Хелен уловила в нем зловещую насмешку. Однако на игры с собственным сознанием не хватало времени – подавая пример замешкавшемуся консультанту, она первой скользнула по лестнице, несмотря на протестующую боль в каждом ушибе.
***
Нарастающая болтанка привела мысли в порядок. Миллер не знал, чем вызвана галлюцинация – падением, волной или еще чем-то, незаметно влияющим на сознание в этом чертовом звездолете. Однако пылающая фигура давно сгоревшего напарника не могла быть явью – а вот очередной удар, который хоть и не сбил капитана с ног, но заставил опереться на стену, угрожал вполне реальными травмами. Раймонд ни на секунду не забывал, что летят они на низкой орбите, с которой соскользнуть - дело нехитрое. И если не успеть отстыковать «Льюис и Кларк», то громадина «Горизонта» утянет за собой их корабль, превратив в огненный метеорит. Правда, полет его будет недолгим...
Кто только придумал, что Нептун – планета океанов, вдруг подумал Миллер. Её следовало бы назвать миром бурь...
Рация вдруг захрипела, заставив Раймонда вздрогнуть. Вперемешку с треском доносились голоса команды, все взволнованные и перекрикивающие друг друга. Кажется, он пропустил главное веселье – и оставалось лишь ознакомиться с его последствиями.
– Питерс? – вычленив из хора тяжелое дыхание, обратился он к женщине, лишив начать с ближайших членов экипажа. – Ты в порядке?
– Д-да... - на его памяти врач никогда не заикалась, но в этот полет все происходило впервые. – Я цела... был сильный удар...
– Давай к шлюзу, - скомандовал Раймонд и тут в разговор ворвался Купер. Хрипящий тон не оставлял сомнений – астронавту или больно, или он тащит что-то тяжелое.
-Капитан, я нашел Джастина! Блин, тут такая хрень творится!
– Он жив? – подобрался Миллер, усилием воли отгоняя боль в саднящих ушибах и выходя из злополучного медицинского отсека. Переступая через разорванный металл люка, капитан невольно обернулся – не повторится ли галлюцинация, окатившая его жаром огня и упрятанными за семь замков воспоминаниями? Однако помещение укутывала тьма и тишина, и лишь дрожь переборок возвещала о том, что «Горизонт» мечется, как заклейменный бык.
– Вроде дышит... но без сознания. Капитан, я видел такое... тут... - было хорошо слышно, что обычно словоохотливому Куперу не хватает не только дыхания, но и словарного запаса, чтобы описать пережитое. По плечам Миллера пробежали мурашки – что же могло так шокировать их оптимистичного спасателя? Как капитан, он был обязан первым делом это узнать – но как человек, предпочел бы отложить известие напоследок.
– Забирай его и выбирайся оттуда. Мы к тебе навстречу, поможем нести. Ребекка, слышала?
– Да, - глухо отозвалась врач, словно погруженная в какие-то свои мысли, и от этой отстраненности Миллеру сделалось не по себе. Для Питерс Джастин всегда много значил, подобное равнодушие было ей абсолютно несвойственно.
Черт, что происходит с моим экипажем?
– Дотяну... я его хоть до Земли дотяну на ранцевом двигателе, лишь бы отсюда убраться.
Он шутит, подумал Миллер. Шутит, хотя напуган до полусмерти. Или потому и шутит – что не знает, что еще сделать? Что могло так напугать человека, который не боялся полезть в драку с тремя вооруженными ножами грабителями, когда мы отдыхали в Мексике?
Времени не осталось, быстро шагая, размышлял Раймонд. Правда, дрожь немного уменьшилась, но капитан не обманывался. Подобные выбросы, чем бы они ни были вызваны, бесследно не проходили – они не могут чувствовать себя в безопасности, пока не отсоединятся от корабля-призрака и не покинут иссеченное молниями небо восьмой планеты от Солнца.
– Я уже у магнитного резонатора, - доложил Ди-Джей, чей голос внезапно вырвался из общего шума нотой спокойствия. – Вижу тебя, Куп...
– Капитан, срань Господня, где вы были? – из треска вынырнул Смит с таким тоном, будто Миллер был загулявшей до утра супругой.
– У корабля оказался хороший кулак, - отозвался Раймонд, надеясь, что это приведет второго пилота в чувство. – Докладывай, мы сейчас будет выбираться.
– Некуда выбираться! Наш корабль получил трещину, мостик накрылся. Идет нарастающая декомпрессия, сильная утечка кислорода!
Обычно Раймонд выпускал эмоции короткими холодными репликами или ироничным высказыванием, но тут ему захотелось пнуть что-то тяжелое. Воплощался в жизнь худший вариант – будто эта миссия проклята всеми высшими силами, сколько бы их не существовало.
Он вышел в общий коридор, минуя пустые капсулы, и тут же увидел спешащую из второго прохода Питерс. Бледная как смерть врач вздохнула, не скрывая облегчения.
– Смит, перекрывай систему подачи, - на ходу он кивнул Ребекке в сторону мерцающего вдали огонька шлюза. Тот едва виднелся в черном тоннеле почти бесконечной центральной секции. – Включай откачку из всех незадействованных отсеков, блокируй их вручную.
– А я что делаю?! - огрызнулся Грегори. – Блокировка не работает даже в ручном варианте. Выброс спалил рубильники.
Где-то позади него эхом разносился голос Старк, короткими фразами наставлявшей Вейера, как правильно одевать скафандр.
– Сколько у нас времени? – почти переходя на бег, спросил Миллер. Проем шлюза приближался крайне медленно, эту часть корабля строили с явным уважением к любителям марафонской дистанции. Где-то далеко, почти неразличимо на фоне светлого пятна, вспыхнули огни еще нескольких фонарей. Похоже, двое тащили третьего: к Куперу пришло подкрепление из травматолога. Ди-Джей, как всегда, мало говорил, но оказывался в нужном месте.
– У нас его нет, даже чтобы задницу подтереть, - ругнулся Смит. – Капитан, я не могу остановить утечку!
Если Грегори говорил – значит так и было. Пилот мог сквернословить, как портовый грузчик и видеть мир исключительно в черных тонах, но одно Раймонд уяснил с первого совместного полета. Если Смит называл техническую проблему не решаемой – она таковой и была. Всегда... а значит, на «Льюис и Кларк» возвращаться нельзя.
Миллер с ненавистью посмотрел на окружающие округлые стены, словно это сам корабль был виновен в случившемся. А впрочем, разве нет? Ведь это «Горизонт», которому полагалось давно исчезнуть в недрах вселенной, притащил их суда, поманив долгом спасения человеческих жизней. Кто бы ни посылал сигнал, он мертв – давно мертв, оставив лишь те кровавые ошметки, о которых говорила Питерс.
Миллер бросил быстрый взгляд на поспевающего за ним врача. По лицу у Ребекки стекал пот, но застывший взгляд, устремленный перед собой, заставлял поверить, что утомила её не пробежка. Волна? Или то, что она несла с собой – видения из прошлого, обретающие жуткое воплощение? Но что за выброс, от которого оживают самые страшные кошмары?
Ответ на этот вопрос мог знать лишь человек, который своевременно включился в разговор. Голос Уильяма дробился на отдельные фразы – видно он уже надел шлем.
– Капитан, надо перебраться на «Горизонт» и задраить шлюз.
Хуже всего, что, несмотря на злость, Раймонд понимал – консультант прав. Если оставить все как есть, утечка начнет выкачивать воздух и со второго звездолета, а запасы его небеспредельные. Нет гарантии, что за семь лет рециркуляторы корабля-первопроходца работают, а баллоны «Льюис и Кларк» лучше экономить до последнего.
Они выскочили к шлюзу, опередив несущих Джастина спасателей, и тут Миллер остановился.
– Что с нашими запасами, Смит? – решив пока не отвечать Вейеру, спросил капитан.
– Пусты, - коротко ответил пилот, и это звучало страшнее всей его ругани. - Главный резервуар пробит вместе с корпусом, резервные стремительно исчезают – я не могу закрыть подачу. Через три минуты на нашем корабле не останется вообще никакой атмосферы. Капитан, нам конец.
В рации внезапно настала тишина – все замолчали, ощущая правдивую обреченность прозвучавших слов. Даже приблизившиеся Купер и Ди-Джей перестали пыхтеть от нагрузки, глядя не на потерявшего сознание юношу в их руках, а на своего капитана.
Они все ждали его решения. И хотя Миллер понимал, что самое простое – скомандовать перебраться на «Горизонт», это почему-то вызывало у него пугающие ассоциации. Вроде как приказать прыгнуть с тонущего корабля в море, кишащее голодными акулами.
***
– Никому не настанет конец! – повысил голос Раймонд. – Не на моем дежурстве!
Фраза звучала глупо, но именно этого и добивался капитан. Встряхнуть экипаж, заставить отбросить мысли о неизбежной смерти. Космос, безусловно, жесток, но в нем нет неотвратимости – пока не опустишь руки. Если это чертово корыто может их спасти – значит, так тому и быть.
– Перебираемся на «Горизонт», - скомандовал Миллер, и ему послышалось, как среди треска рации прозвучал облегченный вздох Вейера. Кажется, консультант был уверен, что Раймонд выберет любой, даже смертельно опасный вариант, лишь бы не прислушаться к его совету.
Несмотря на стремительно уходящее вместе с воздухом время, капитан позволил себе легкую усмешку. Видно, Уильям принял его за какого-то напыщенного придурка – ну что ж, придется разочаровать дорогого доктора. Потому что он поклялся, что больше не потеряет никого – и никогда. После «Голиафа». После...
... Ты бросил меня умирать...
... пожара, унесшего жизни его друзей. Как бы ни отвратителен и опасен «Горизонт», сейчас он лучшее, что находится в их распоряжении.
– Сюда?! Капитан, мы не знаем, что здесь творится! Что-то вырубило Джастина и убило команду!
Раймонд обернулся, глядя на изумленное лицо Купера. Чернокожий пилот поддерживал бессильно повисшего Джастина, вокруг которого уже хлопотала Питерс. Глаза Финнея выражали настоящий страх и недоверие – которые Миллер, как и вся команда, давно не видели среди набора его чувств.
– Ты меня слышал, - твердым голосом отчеканил Миллер. – Здесь есть шанс выжить, там – нет. Не трать время на споры.
– Капитан,– осторожно спросил Ди-Джей, помогая уложить Юэрса на пол. – Мы не проводили экспертную диагностику воздуха на «Горизонте», откуда нам знать, что он безопасен?
– Ниоткуда, - ответил Миллер, решив не играть словами. – Но это единственный кислород на миллионы миль, так что выбирать не приходится. Всем приказ – срочно покинуть «Льюис и Кларк». Берите самое основное, все герметизируйте, чтобы предотвратить утечку.
Звук раскрывшегося шлюза заставил его заглянуть в стыковочный мост. Три силуэта в скафандрах уже покидали их звездолет, ставший за годы работы родным домом.
На секунду предчувствие обожгло сердце Миллера – ему не суждено вновь ступить на командный мостик «Льюис и Кларк». Кому-то другому – возможно, но не ему...
Под влиянием порыва он расстегнул фиксатор шлема и резко сорвал его с головы, вызвав изумленный вскрик Старк. Втянул в легкие холодный и сухой воздух, от которого лицо мгновенно запылало. Полярный холод, обморожение наступит за считанные минуты – но Раймонд совершил лишь пару вдохов и надел шлем обратно, чувствуя, как нарастает боль в ушах и онемевших щеках. Да, если удастся включить подогрев, они смогут выжить. Хотя бы какое-то время, которое потребуется для ремонта.
– Дышать можно, - ответил он на молчаливые взгляды команды. Смит тихо ругнулся под нос, но рация донесла фразу.
– Совсем сдурел, так рисковать...
– Вы что-то сказали, мистер Смит? – ледок в интонации капитана мог поспорить с окружающим морозом.
– Так не проверяют...
– Некогда собирать образцы, - глядя на закрывающийся за спинами команды шлюз, ответил Миллер, удерживаясь от того, чтобы голос дрогнул. – Купер, разогрей эту птичку. Смит - полный анализ повреждений, Старк, проверь все здешние системы. Доктор Вейер, помогите ей.
Уильям кивнул – он единственный из оставшейся троицы экипажа не оглядывался каждую секунду, словно ожидая, что стены сомкнутся. Для Вейера «Горизонт» был куда большим домом, чем звездолет спасателей - для их неразлучной команды. Хотя на миг Миллеру показалось, что и в глазах консультанта промелькнула боль – будто корабль напомнил ему то, что давно хотелось забыть... да никак не получалось.
Интересно, вдруг пришла мысль, увидит ли Уильям здесь свои кошмары, заставившие его кричать при пробуждении из гиперсна? Из это мысли выросла другая, от которой Миллер и сам взглянул на уходящий во тьму коридор с тревогой. Или их увижу я?
Он выбросил из головы всю мистическую чушь, приказал Ди-Джею и Питерс перенести Юэрса в медицинский отсек – и направился в сторону мостика. По-прежнему борясь с недобрыми предчувствиями...
Невидимые никому, снаружи, словно сами собой, зажигались огни осветителей. «Горизонт» больше не видел сны – но был вполне готов поделиться их содержанием с теми, кто сейчас разбредался по стальному нутру. Магнитные кольца вокруг ядра кружились, скрывая тьму внутри под титановой обшивкой, и черное сердце звездолета гнало свою кровь по венам ребристых переборок.
Страх. Злоба. Голод. «Горизонт» смотрел на копошащихся в своих внутренностях муравьев с алчным предвкушением. Теперь он был не один – впервые после смерти прошлой команды. И глазами корабля смотрело то, что на свое несчастье первым увидел Джастин.
Оно ждало целую вечность это момента и могло подождать еще немного. Пока эти комочки плоти, скрывающие жаждущие душонки, откроют врата. И тогда оно утолит их жажду – утолит до черты, за которой боль, удовольствие и безумие становятся одним целым. До предела, который способны вынести их бесценные бессмертные искорки.
А потом поможет им шагнуть и за этот предел – где не останется ничего, кроме бесконечности.
***
Звездолет сиял, хотя некому было рассмотреть его огни среди грозовых облаков. Буря никогда не заканчивалась, один шторм сменялся другим – и никто не обращал внимания, что сердце непогоды расположено точно там, где парил «Горизонт». Звездолет словно притягивал к себе бушующие ветра и беспрестанные раскаты, поднимая из самых нижних слоев тропосферы до самой грани межзвездного холода.
Вспышки молний змеились по его поверхности, превращаясь в блики, но остаточное электричество не проникало вовнутрь. Если раньше электрический дьявол держался в отдалении, то сейчас молнии словно спустили с цепей, и они раз за разом бросались на черный корпус.
Создатель корабля хорошо постарался, учитывая непредсказуемые условия иной звездной системы, куда «Горизонт» отправляли. Гроза, даже самая сильная, не могла навредить титановым плитам и лишь бессильно ломала свои сияющие зубы о неподатливую сталь. Словно чешуйчатый дракон, корабль продолжал свой полет, и гравитационное кольцо вокруг корпуса вторило бегу дисков заключавшим ядро в магнитные объятия.
Вейер до сих пор не верил, что именно его руки сейчас прикасаются к панелям управления. Кровь под перчатками не мешала ощущению невероятного... облегчения? Да, облегчение было именно тем чувством, которое доктор испытал, шагнув в шлюз. На фоне пробоины в «Льюис и Кларк» и таинственных смертей радоваться глупо – но Уильям все равно не мог сдержать торжество, с которым он возвращал «Горизонт» к жизни. Он все же нашел пропавшего космического странника, вернулся домой...
...Но здесь нет Клер. И никогда не будет...
...пусть даже в запачканный дом, которому нужна уборка. Но все же дом, родной, близкий...
...Билли, очнись. Это кровь, а не грязь. Все вокруг в крови...
...которого так не хватало последние семь лет.
Сейчас никто не посмел бы усомниться, что доктор Вейер сконструировал корабль – каждое движение стало отточенным до хирургической остроты. Он нажимал сенсорные клавиши – и в глубине мониторов вспыхивали огни. Температура уже достигла нормы, команда обходилась без скафандров – хотя вонь оттаивающих трупов вынуждала всех, заходящих на мостик, время от времени зажимать нос. Всех, кроме самого Вейера и Миллера. А сейчас их и оставалось всего трое.
Старк сидела в одном из немногих чистых кресел, сосредоточенно проверяя состояние корабля. Уильям с радостью присоединился бы к девушке, но возвышающийся за её плечом капитан в позе сурового наблюдателя отбивал подобное желание. Несмотря на экстремальные условия, находиться вместе с Раймондом тянуло все меньше и меньше. Да, он правильно понял, что лишь на «Горизонте» есть шанс выжить – но именно визит людей Миллера спровоцировал непонятный выброс. Уильям был уверен – окажись он в числе первой команды, ничего бы не произошло. Наверняка этот парнишка Джастин что-то запустил, спровоцировав...
Билли, не лги себя! Что он мог спровоцировать? Тебе ли не знать, что единственное, что могло дать подобный эффект – ядро.
Но эта мысль постоянно ускользала от внимания Вейера. Стоило задуматься – как тут же начинала болеть голова. И при этом он все сильнее и сильнее ощущал, что не хочет отсюда уходить. Даже с головной болью «Горизонт» был ближе любого другого места, ближе даже...
...Клер...
...«Олимпа», на котором на котором он безвылазно торчал.
Доктор вздрогнул, ощущая странный холодок. Что за странные игры разума? Причем тут Клер? Никто и никогда не способен сравниться с ней, и даже лучший из кораблей не может затмить боль от её смерти. Почему в голову вдруг пришел этот равнодушный бред?
Голова болела все сильнее, но мужчина не морщился, стараясь не показать Миллеру своей слабости. Уж если капитан пережил гравитационный удар и известие об аварии, оставаясь сейчас таким же невозмутимым, то чем другие хуже?
– Я проверила антенну, - вздохнула Хелен, с хрустом разминая шею. – Разрушена до самых основ. Вообще не могу понять, как корабль передавал сигнал. Ни лазер, ни даже маяки не работают. Никто нас спасать не прилетит, разве что командование отправит еще один корабль.
Раймонд спокойно кивнул, будто навигатор сообщила ему о повышении цены в кофейном автомате.
– Тогда что у нас есть?
– Скорее – чего нет, - Старк повернулась, чтобы видеть лицо капитана. – Нет кислорода. Здешние запасы почти на нуле.
Миллер и Вейер переглянулись, обдумывая одну и ту же мысль. Восемнадцать человек не умерли сразу – нет, они успели израсходовать почти все колоссальные объемы сжиженного кислорода. Возможно, это заняло целый год... в темноте, среди звезд и одиночества. А потом...
...пришла тьма...
... что случилось потом? Стены и иллюминаторы давали достаточно поводов пофантазировать на эту тему – только от всех фантазий пробирала дрожь.
– Можно попробовать запустить рециркуляторы углекислого газа, - предположил Уильям, стараясь отогнать страшные мысли, лезущие в голову. Кровь вокруг внезапно напомнила цвет воды в ванной, когда острым лезвием...
Он тревожно сглотнул, надеясь, что это осталось незамеченным. А ведь только что никаких подобных ассоциаций не возникало, просто красные пятна с неприятным запахом. Или нужно лишь сменить точку зрения, и чья-то кровь станет кровью Клер – как в фотографиях обманках, где под разным углом открывается разный кадр?
– Не выйдет, - покачала головой Хелен. – Здешняя система рециркуляции не работает. Похоже, выброс спалил все до последней платы.
– Поставим наши фильтры, - пожал плечами Миллер. Известие о скором удушье все равно не смогло пробить броню капитана и это вызвало невольное уважение доктора. Он сам был готов умереть – за последние годы даже часто мечтал об этом, но эти люди не заслуживали такой участи. Они, безусловно, хотели спастись.
Но разве и он не хотел? Разве действительно собирался умирать, особенно теперь, отыскав «Горизонт»?
Ответа Уильям не знал. Голова из-за боли и усталости работала все хуже и хуже.
– Я их и имела ввиду, - несмотря ни на что, голос Старк оставался твердым. – С ними у нас около двадцати часов. Потом... лучше нам лечь спать.
Или уснем навек, про себя добавил Вейер.
– А что с биосканером? Что за ерунда с неизвестной жизнью? – видно было, что капитан не хочет сейчас сосредотачиваться только на безысходности. Впрочем, раз команда оставалась спокойной, значит двадцати часов в принципе достаточно? В конце концов, если обеспечить на «Льюис и Кларк» лишь поверхностную герметичность, отсек гиперсна можно просто загерметизировать...
Не лги себе, вновь вмешался внутренний голос. Ты строил звездолет, тебе ли не знать, что при ускорении никакая частичная герметизация не спасет. Звездолет просто разорвет на части, если мы не заделаем все отверстия до самых внутренних переборок.
– Я не знаю, - Старк вывела на монитор новую порцию данных, попутно поморщившись от нарастающего запаха. Самое странное, что Уильям почти не чувствовал вони. Может, его обоняние притупилось или напротив – обострилось у девушки?
– Сканер на нашем корабле взорвался от перегрузки, но здешний показывает то же самое. Всюду – признаки неизвестной жизни. Не вирус, не клеточная форма, вообще ничего из базы данных. Даже сходных моделей нет.
Вейер покачал головой с искренним недоумением. Откуда тут могла быть какая-то жизнь? Да еще и повсюду? Скорее всего, сканер регистрирует непонятный выброс энергии...
...Сканеры не регистрируют энергию, Билли! Что случилось с твоей объективностью?..
... и воспринял её как присутствие жизни. Убедительно? Нет. Вот и он сам в это не верил, но других объяснений не было. Доктор промолчал – все, что он мог сказать, наверняка придет в голову и этим двоим.
– И где больше всего следов этой жизни? – спросил Миллер, очевидно, подразумевая команду.
– Сейчас – равномерно распределена. Перед выбросом был резкий рост, но тоже равномерный, - навигатор развела руками. – Знаю, о чем вы думаете, но это не экипаж. Это вообще непонятно что.
– Не экипаж? – хмыкнул Миллер, глядя на медленно стекающую по иллюминатору кровь. – Тогда где команда? Здесь не все, слишком мало останков. Остальные отсеки пустуют, мы уже проверили. Доктор, есть идеи, что за хрень тут творилась? Кто их расчленил?
Вейер промолчал, понимая, что надо ответить. Но язык будто прирос к небу – кровавые узоры, эти пятна Роршаха, напомнили вдруг лицо Клер. Из свисающих ошметков на миг проступили знакомые контуры...
... Мне холодно, Билли...
... тут же растаявшие. Показалось? Да, скорее всего – но мужчине не нравилось, что последнее время ему уж очень часто начинает мерещиться разная жуть. Сперва – тот сон, а теперь – это.
– Что здесь произошло? – повторил Раймонд, но побледневший Уильям мог лишь ответить капитану испуганным взглядом.
***
Смит избегал смотреть вниз. За годы полетов он сумел справиться с головокружениями, да и профессия обязывала выполнять любые петли, не теряя равновесия. Однако здесь, на внешней обшивке «Льюис и Кларк», любой взгляд со стального обрыва вызывал перебои в сердцебиении.
Под ними бурлил грозовой фронт, как варево в исполинском котле. Словно помешиваемые гигантской ложкой, облака мчались, сплетались в спираль. Протянувшиеся на сотни миль, черные, то и дело пронзаемые вспышками молний, они напоминали Грегори змею. Огромную змею, свивавшуюся вокруг своей кладки и гневно шипевшую на чужаков.
Центром змеиного лежбища оказался «Горизонт».
А ведь мы движемся по орбите, тревожно подумал пилот. Я помню, что гроза была под нами, когда этот долбанный кусок металла вынырнул из мглы. Разве буря не должна сместиться?
Он не знал – но, стоя в скафандре у трещины, радовался, что его удерживают не только магнитные ботинки и, но и трос крепления. Правда, Джастину никакая страховка не помогла... но эту мысль Грегори гнал от себя. Никогда еще ему не было так страшно – особенно в те минуты, когда глаза помимо воли смотрели вниз, на безжизненную планету.
Там, в самом сердце шторма, чернело пятно. «Глаз бури», но не синеющий, как и положено атмосфере Нептуна. Непроглядно-черная мгла, над которой плыли их звездолеты, соединенные пуповиной шлюза.
Пилот вздохнул – раньше он умел настраиваться на работу в любых условиях, но сейчас спокойствие как корова языком слизала. Сам по себе нервный и агрессивный, Грегори мог проявлять спартанскую выдержку, когда от этого зависела жизнь. Его или других людей – не так важно. При внешней мизантропии мужчина умел находить общий язык с командой и уж точно не позволил бы никому погибнуть. Даже чужак Вейер незримо находился под его опекой – пусть и сам не подозревал. Но, чем больше Смит думал о происходящем, тем меньше одобрял собственный порыв.
Да, с точки зрения логики он правильно посоветовал перебраться на «Горизонт». Другое дело, что логика здесь хромала на обе ноги – не лучше ли доверять инстинктам, которые буквально вопили о том, насколько все плохо? Плохо и продолжает удушаться. Чертов корабль уже добрался до Джастина, как и до своей команды – и теперь Грегори с ужасом ждал его следующего шага.
Глупость, конечно, корабли не живые – уж это пилот знал наверняка. Вернее, они живые настолько, насколько могут в это поверить люди, которые ими управляют. Если ты изучил каждый шов своего звездолета, умеешь легким движением штурвала вызвать нужный наклон – то поневоле начнешь верить, что судно слушается тебя. Как умная собака с полуслова понимает хозяина... но это, конечно, самообман. Корабли, в отличие от животных, ничему не учатся, научиться может лишь пилот.
Но последние полчаса Смит уже не был уверен в этой аксиоме. Он помнил зашкаливающий сигнал биосканера, спаливший аппаратуру. Как и то, что Юэрс не успел включить реактор звездолета, прежде чем связь оборвалась – однако тот почему-то работал. Вместе с хреновиной, которую Вейер сконструировал в нарушении всех явных законов физики, как их понимал пилот.
«Горизонт» жил своей жизнью и глупо было это отрицать. Так что лучшее, что они могли делать – это закончить ремонт и убраться к чертовой матери подальше от опустевшего, но не пустого, звездолета.
Смит посветил фонарем на широкую трещину в паре ярдов от своих ног. Металл вывернуло наружу, местами он съежился, слово ткань после стиральной машины. Такое ощущение, что хищная птица когтями полоснула – если конечно, во вселенной существовали птицы размером со звездную станцию и когтями, способными рвать обшивку.
Луч проник дальше, в черноту пробоины. Из неё больше не поднимались струйки замерзающего воздуха – утечку местами удалось перекрыть. А кое-где все, что могло выветриться в безвоздушное пространство, уже покинуло недра «Льюис и Кларк».
– Капитан Миллер, - прижав щекой к шлему регулятор радиосвязи Грегори. Он отключал передатчик, чтобы внутренние переговоры команды не отвлекали – а еще из подсознательного желания поменьше знать, какие еще «чудные открытия» приготовил им «Горизонт». Если бы кто-то пожелал поговорить со Смитом, им достаточно послать сигнал вызова – но пока команде было не до второго пилота.
– Вы меня слышите, капитан?
– Да, отчетливо, - зазвучал голос Миллера. Вроде бы бодрый, но Грегори показалось, что за этим скрывается сильная подавленность. – Что с «Льюис и Кларк»?
– Я стою перед трещиной в два ярда длиной и шесть дюймов шириной, - осматривая разлом, отчитался пилот. – Нужно залить все гереметиком, наварить шов, восстановить внутреннюю целостность и провести компрессорную обработку. На это потребуется некоторое время.
– У нас есть двадцать часов, - со спокойным тоном, за которым скрывался жесткий приказ, отозвался Раймонд. - Потом закончится воздух.
Смит стиснул зубы, чтобы не заполнять эфир потоками ругани. Когда надо, он тоже умел быть вежливым.
– Ясно, - отозвался мужчина, отключая связь.
Двадцать часов... хреново, но возможно, осматривая в очередной раз пробоину, пришел к выводу пилот, доставая пулевизатор. Если пожертвовать уплотнением внутренней обшивки, очень даже возможно. Даже за десять. Укрепить переборки, сверху листы... должно выдержать.
Не теряя больше ни секунды, Смит погрузился в работу, стараясь не думать о черном глазе бури далеко под ногами. Здесь, склонившись над трещиной и заполняя её вакуумным герметиком, ему удавалось не смотреть на сияющий рядом всеми огнями «Горизонт», напоминающий гнилушку лесного пня. Но, даже крайне разряженная атмосфера не позволяла избавиться от громовых раскатов.
Буря продолжалась.
Глава 10. Поступь зла
Разобраться с новым рабочим местом для Ди-Джея не составляло труда. Собственно, все медицинские отсеки одинаковы – разве что на «Горизонте» он был больше и упор делался на диагностическое оборудование. Видимо команда – или сам Вейер, прекрасно понимала, как важен первичный сбор данных при столкновении с чем-то неизведанных. Однако неизведанное настигло их первым и теперь порядком разрушенный отсек достался ему одному – не считая замершего на столе Джастина.
Разорванная на части дверь люка вызывала у травматолога смутное беспокойство – удар такой силы должен был перевернуть вверх дном все в помещении. Он не считал себя специалистом по гравитационным выбросам и кинетике твердых объектов, но книжной эрудированности хватало понять, что гравитация – не просто порыв ветра. Однако, не считая изрешетивших стены и палубу обломков, кроме прохода ничего не пострадало. Ди-Джей даже сумел навести относительный порядок, повесив упавшие блоки с медикаментами на их крепления, и проведя краткую ревизию препаратов. Делал он это, стараясь не терять из поля зрения неподвижного Юэрса – но пока что состояние инженера не менялось.
По путаным рассказам Купера, пока они тащили потерявшего сознание парня, Ди-Джей мало что понял. Была какая-то тьма там, где находился расхваленный Вейером гравитационный двигатель – и тьма это непонятным образом поглотила Джастина. С подобным врач не сталкивался, но времени сходить и проверить отсек никак не удавалось выкроить.
Когда помещение прогрелось в достаточной мере, он снял скафандр с себя и пострадавшего, и внимательно осмотрел Юэрса. Сейчас Джастин, в одном нижнем белье, лежал на диагностическом столе, и полоска анализатора скользила по плазменной поверхности под его спиной. Автоматика каждую секунду снимала показания сердцебиения, пульса и дыхания, нервно-мышечную активность и изменения в работе внутренних органов.
Пока все оставалось прежним. Внешне Юэрс не пострадал, не считая пары синяков при падении. Внутренности тоже были целы, но неподвижное лицо, искаженное ужасом, и практически полная остановка нервной деятельности свидетельствовали о худшем.
Кома. Причем вызванная шоком настолько сильным, что даже Ди-Джей не встречался в своей практике с подобным. Он видел случаи, когда люди от страха сходили с ума или умирали от остановки сердца. Но этот ужас не просто заставил парня потерять сознание, а буквально выключил все процессы, происходящие в его мозгу, погрузив в беспросветный мрак.
Мрак... Ди-Джей едва заметно поморщился, вспоминая описание Купера. Возможно, дело в странном излучении из пресловутого ядра, которого он пока в глаза не видел? Состояние Юэрса больше всего напоминало целенаправленное воздействие на нервную систему, чем случайную травму...
Реаниматолог услышал шаги, но не обернулся, различив идущих. Слишком много времени они провели вместе – Раймонд всегда шагал скупо, экономно и практично, а поступь Питерс напоминала легкий шелест. Однако... мужчина приподнял голову от медицинского кейса, прислушиваясь. Едва уловимо, но ему почудилось, что некто третий, незнакомый, идет следом. И шаги его – что-то напоминающее осторожное постукивание коготков.
Однако когда капитан и врач вошли в отсек, звук больше не повторялся. Возможно, усталость металла – или моя собственная, подумал Ди-Джей. Слишком насыщенным выдался этот день.
– Как он? – с порога спросила Ребекка, глядя на парня с явной болью в глазах. Похоже, она воспринимала случившееся как свою ошибку, хотя травматолог был убежден, что их вины в этой ситуации нет. Юэрс молод, но не глуп – если с ним произошло что-то подобное, значит, угроза оказалась неожиданной, против которой не помогла ни юношеская живость ума, ни опыт.
– Кома, – лаконично ответил Ди-Джей, решив не ходить кругами. – Сейчас проверю нервную реакцию.
Он вынул из кейса тонкую, как детский волос, иглу, радуясь тому, что не испытывает волнения. Когда доходило до работы, реаниматолог просто гасил все чувства – и лежащий на столе был для него не напарником, а лишь пациентом. Над этой чертой характера любили шутить, называя врача бездушным, но сейчас она пришлась как нельзя кстати.
Мужчина склонился над Джастином, слыша, как дыхание Питерс стало напряженным. Однако она не отворачивалась – тот же медицинский опыт подсказывал, что решение правильное. Ну а по лицу капитана все равно ничего нельзя было понять – Миллер умел держать все внутри.
Лезвие опустилось под правое веко, входя на четверть дюйма. Любой человек, даже без сознания, должен был отреагировать – задетый нервный узел заставлял глаз моргнуть. Однако в пустых зрачках Юэрса отражалось лишь перевернутое лицо Ди-Джея, да свет люминесцентных ламп, равнодушный и холодный.
Травматолог вынул иглу, разочарованно вздохнув. Теперь им могло помочь только чудо.
– Нет реакции, – мрачно подвела итог Ребекка, наблюдая за убирающим иглу коллегой. – Совершенно...
– Но он ведь не умрет? – спросил капитан, чуть прищурившись. Было видно, что подобное предположение для Раймонда недопустимо.
– Все процессы организма в норме, – обтекаемо ответил врач. Давать ложные надежды Ди-Джей не любил, а для оптимизма повода не наблюдалось. – Он может пробыть в таком состоянии пятнадцать минут – или всю жизнь. Мне очень жаль, но здесь я бессилен.
Последняя фраза, похожая на дежурную, была искренней – травматолог жалел мальчишку, но еще больше жалел Питерс, в чьих глазах появилась знакомая обреченность. Она не могла вылечить сына – а теперь смотрела, как тот, кто хоть немного его заменял, лежит, словно мертвец на мерцающем диагностическом столе. Ди-Джей такого и врагу бы не пожелал...
– Что же с ним случилось? – врач посмотрела на обоих мужчин, мрачно разглядывающих лежащего инженера. – Что вообще творится на этом корабле?
– Не знаю... но хочу выяснить, – Миллер поднял глаза от бледного лица, сведенного гримасой страха. – Ди-Джей, подними все медицинские записи, возьми анализы – и проверь ту кровь в рубке. Надо понять, что убило команду... прежде чем это не произошло с нами.
На секунду Ди-Джею показалось, что странные шаги вновь зазвучали прямо в отсеке. И – едва заметный запах крови пронесся по помещению, заставляя ноздри дрожать, как у газели, почувствовавшей приближение льва.
Джастин продолжал смотреть в потолок неподвижными озерами глаз. Бездонными и темными озерами, скрывающими на своем дне затаившийся страх...
***
Мяч отскакивал от пола и возвращался в руку Купера. Ровные, монотонные удары, похожие на биение сердца, звучали гулко и разносились эхом под низким потолком. Мяч казался Финнею чужим, непривычным... как и все вокруг. Он то и дело поглядывал на резиновую поверхность – не осталось ли на ней крови? Большую часть потеков они все вместе усердно выдраили, расчищая солидную площадь мостика – эта работа позволяла немного занять руки. Руки, но не мысли...
Делать было решительно нечего. Монитор на уже ненужном покойному капитану «Горизонта» командном кресле показывал «Льюис и Кларк». Ярко освещенный, он казался снежинкой на фоне свинцовых туч, озаряемых вспышками молний. Зияющая рана на боку звездолета медленно уменьшалась – Смит с остервенением латал пробоину, с головой уйдя в работу. Купер с радостью присоединился бы к напарнику, но приказ Миллера требовал чередоваться. Скорее всего, Раймонд прав – собственно, спасатель не помнил случаев, когда капитан ошибался. В конце концов, Смит не железный и вскоре его придется подменить.
Продолжая метать мяч, Купер посмотрел на окровавленные иллюминаторы и едва заметно вздрогнул. Ему было страшно – страшно с того момента, как Джастин выплыл их непроницаемого черного пятна и неведомая сила отшвырнула их прочь. Здесь творилось что-то совершенно немыслимое, кровавая вязь на металле и останки тому подтверждение, но сидящий на одном из кресел Вейер словно спал наяву.
Финней с нахлынувшей злостью взглянул на консультанта. Отсутствующий взгляд, расслабленная поза, легкая улыбка... Такое ощущение, что Уильяма бороздил морские просторы на личной яхте в окружении десятка девчонок, таким умиротворенным он выглядел. Мужчину это бесило – как затащивший их в эту западню ученый может быть настолько спокоен?
Остальные более открыто выражали свои чувства. Нахохлившаяся Старк нервно копалась в данных системы диагностики, и её тонкие пальцы набирали новые команды. Питерс нервно смотрела на свои руки – наверняка вспоминала всю эту кровь, которую они убирали. Уборка не имела особого смысла, но сидеть в оттаявших лужах никому не хотелось. Купер, как и остальные, заметил, что кровь не свернулась – и от этого еще больше нервничал.
Здесь абсолютно все неправильно. Чертовски неправильно.
Ди-Джей стоял у окна, и его острый профиль напоминал пилоту виденные в фильмах изображения древних римлян. Наверное, так какой-нибудь стоический житель Помпеи мог разглядывать поднявшуюся над вулканом тучу пепла. Травматолог казался собранным и готовым ко всему... даже к смерти.
Миллер, присевший на край командного пульта, тоже держался уверенно, но он играл свою роль – это Финней знал. Там, где капитану приходилось быть сильным, Ди-Джей без малейшего труда оставался хладнокровным. И все же врач не мог заменить Раймонда – руководящая жилка у Ди-Джея отсутствовала напрочь.
Они все собрались на мостике. Все, кроме восстанавливающегопокровы «Льюис и Кларк» Смита и безжизненного Джастина. Финней поморщился, вспоминая ту тьму... ту страшную тьму, образ которой все стоял перед глазами.
– Ладно, народ, – капитан слез с пульта, и все взгляды обратились к нему. Даже Вейер вышел из своих грез, напоминая только что проснувшегося человека, еще не понимающего, где он находится.
– Как вы все заметили, задание несколько изменилось, – голос Миллера звучал ровно, и страх пилота немного ослабел. Скорее всего, капитан не играл – он действительно составил план спасения и теперь собирался донести его до команды. Финней в последний раз поймал мяч, спрятал в карман и приготовился слушать.
– У нас осталось воздуха меньше чем на восемнадцать часов, – начало не самое радостное, но они и так знали, сколько им суждено. Скрывать что-либо Раймонд не любил. – Наша первоочередная цель – починка корабля. Смит уверял, что это реально, и я с ним согласен. Куп, будете меняться, но через пятнадцать часов звездолет должен быть готов. После чего мы отчаливаем, погружаемся в сон и посылаем сигнал помощи, чтобы нас встретили возле земной орбиты.
Финней кивнул. Это звучало как план... как очень даже хороший план. Конечно, будь с ним и Джастин, можно было бы управиться и за десять часов – остальные не владели навыками космической сварки. Но даже пятнадцать часов... по его подсчетам и глядя на скорость Смита, с которой тот заливал трещины герметиком и крепил латки – это уйма времени.
– Вторая задача – узнать, что случилось с командой. Потому что по возращению мне нужно подавать рапорт адмиралу и там должно быть нечто большее, чем содержимое этого диска, – Миллер показал найденный Ребеккой корабельный журнал и свет блеснул на его поверхности. На секунду Финней прищурился – это напоминало ему вспышки осветителей на вращающихся кольцах ядра.
– Питерс, – повернул голову в сторону врача капитан. – Я хочу, чтобы ты проверила все записи медицинских отсеков, вообще все, что связано с данными жизнедеятельности. Где-то должны найтись зацепки, которые мы упустили. Остальные лаборатории в правом проходе нетронутые, но на всякий случай загляни и в них.
– Сделаю, – тихо ответила женщина, и Купер знал, о чем она сейчас думает. Точнее, о ком. – Заодно и за Джастином присмотрю.
Формально за Юэрсом мог наблюдать Ди-Джей, но капитан не стал возражать. Это решение пилот одобрял – он не сомневался, что в противном случае Питерс будет каждые пять минут дергать по рации травматолога, спрашивая про состояние парнишки. Сам он был не прочь заняться тем же, но понимал, как неприятно, когда тебе лезут под руку. Если кто и мог поставить на ноги Джастина, так это Ди-Джей.
– Отлично. Старк, запусти здешний биосканер еще раз. Проверь, что за странную форму жизни он видит.
– Я уже запускала, – с ноткой отчаянья ответила Хелен. Куперу стало не по себе – если уж даже у Старк начинают сдавать нервы, то дела плохи. Обычно запаса прочности девушки хватало, чтобы пережить любую неприятность, но этот полет исчерпал и их. – Одно и то же... новая, неопределенная конфигурация. Не вирус и не клетка...
– Неважно, – перебил её Миллер. – Включи дополнительные фильтры. Найди в этом сигнале хоть что-то знакомое. Здесь, – капитан указал в сторону иллюминаторов, – только часть тел. Где остальная команда? Где их трупы, в конце концов?
-Я... – Старк потерла виски, собираясь с мыслями. – Попробую запустить поиск по углеродным соединениям. Он должен отличить белковую жизнь от помех.
– Тогда выполняй, – голос Раймонда звучал жестко, но Купер помнил, что именно это сейчас держит Хелен на плаву. И возможно – многих других. Даже его самого. Капитан был опорой, осью, вокруг которой вращались все они. И если эта ось треснет...
Он поежился от пробежавших мурашек.
– Доктор Вейер...
***
Он выплыл из белесого тумана, заполнявшего мысли. Стоило присесть, как в голове зазвучал голос Клер – чистый, ясный, словно ледяная вода. Когда они поженились, Уильям снял домик у водопада в южной Каролине. Это был их медовый месяц, две недели счастья. Слушать отголоски пенящейся воды в ровном шуме просыпающихся систем обеспечения корабля было все равно, что вынимать голой ладонью из костра горящие угли.
Запах её духов наполнял сухой корабельный воздух, затмевая вонь крови. Когда Вейер закрывал глаза, ему казалось – Клер стоит рядом. Опираясь на стену возле иллюминаторов, обнаженная, ослепительно чистая, словно вся грязь безумной бойни, разыгравшейся на мостке, не смела осквернить белизну её кожи.
... Мне холодно, Билли...
– Доктор Вейер... – разрушил грезы чужой голос, ядовитый и резкий. Его обладатель последнее время вызывал у консультанта не меньше омерзения, чем жирная змея, выползшая на тропинку переваривать добычу. Мужчина открыл глаза.
Клер исчезла. Исчезло все, кроме этого окровавленного помещения и чужих людей, чего-то ждущих от него. Они всегда ждали – сначала чтобы Уильям дал им надежды, потом – оправдания и объяснения. Постоянно требовали признавать свою вину... о чем наверняка сейчас думал Купер. Вейер видел его взгляд – недружелюбный, насупленный и крайне нервный. Уильям подозревал, что раньше он меньше всего нравился Смиту – не считая капитана, но теперь этот атлетически сложенный чернокожий крепыш явно готов обвинить доктора во всех смертных грехах.
– Да? – усталым спокойным голосом отозвался Уильям, глядя Раймонду прямо в глаза и мечтая о сне. Хотя бы на часок... уединиться от всех этих требовательных взглядов. Просто уснуть... и вновь увидеть Клер.
– Один из моих людей пострадал, – чеканя фразы, произнес капитан. – Мне нужны объяснения, почему это произошло.
Уильям открыл рот, собираясь честно заявить, что понятия не имеет – в конце концов, он уже говорил об этом. Несчастный случай с Джастином явно вызван выбросом – но сейчас по всем показателям ядро работало нормально, и никаких причин для его дестабилизации доктор не видел. Он провел лишь поверхностный анализ из рубки, но и этого хватило понять, что он ничего не понимает. Выброс просто произошел – такой же странный, как показания сканера или кровь на стенах. Оставляющий множество вопросов... но ни одного ответа.
– Я ведь уже рассказывал, – влез Купер, нервно потирая костяшки пальцев. – Джастин был в ядре.
Уильям покачал головой – рефлекс сработал раньше, чем включилась логика. В ядре невозможно находиться. Оно удерживалось магнитными полями, и при их разрушении вышло бы на критическую фазу. Будь дело так, как объяснял пилот – ни от «Горизонта», ни от судна спасателей уже давно ничего бы не осталось.
– Это было... как... – Финней запнулся, подбирая слова. – Темнота... черное пятно, плоское. И Джастин выплыл из этой тьмы. Он парил... ни на что не опираясь. А потом чернота стала ядром.
Не может ли он оказаться прав? переспросил внутренний голос. Знаешь, Билли, это весьма напоминает...
Нет, сам себе возразил Уильям. Ничего это не напоминает. Оттуда нельзя выплыть. Нельзя, потому что даже свет не может покинуть то, что находится внутри сферы. Купер ошибся.
– Такого просто не могло быть, – ответил своим сомнениям и Финнею Вейер и тут же заработал свирепый взгляд пилота.
– Вас там не было, док. Я знаю, что видел, – для пущей убедительности мужчина ткнул себя пальцев в грудь.
-То, что вы видели... наверное, выглядело несколько иначе, – стараясь говорить мягко, произнес Вейер. Бешенный блеск в глазах Купера подсказывал, что он ходит по тонкой грани, а стать жертвой разбушевавшегося пилота консультанту не хотелось. – Понимаете... описанное вами физически невозможно и...
Он понял, что сболтнул лишнее, когда увидел прямо перед собой взметнувшейся кулак. Финней двигался быстро – невероятно быстро для человека, который большую часть жизни проводил в космосе. В попытке избежать неминуемого удара Вейер до боли в спине отшатнулся, понимая, что не успеет.
Но удара не последовало. Миллер, словно сокол, падающий на добычу, перехватил руку подчиненного и рванул на себя, заламывая в надежный захват. Ди-Джей, сменивший флегматизм на оперативность, был уже рядом, хватая пытавшегося вырваться Финнея.
– Купер! – крикнул прямо в искаженное злостью лицо Раймонд, разворачивая к себе спасателя. – Успокойся! Нам сейчас только мордобоя не хватало!
Пилот глубоко вздохнул, расслабляя напряженные мышцы – и оба мужчины отпустили его, отступая на шаг. Вейер молчал – он уже понял, что любое неосторожное слово может вызывать новую вспышку гнева.
А ведь Миллер меня спас, внезапно пришла мысль в голову доктора. Иначе этот громила сломал бы челюсть одним ударом.
– Я еще не спятил, – обращаясь исключительно к капитану, произнес Купер, сжимая кулаки. – И знаю, о чем говорю. Неважно, возможно это или нет – оно было.
Секунду Миллер смотрел ему в глаза, ища там подтверждение – а затем повернулся к консультанту.
– Доктор, если Куп что-то утверждает, то я ему верю.
– Это мог быть оптический эффект от гравитационной волны, – предположил Уильям, незаметно растирая поясницу. Резкие движения в его возрасте уже вызывали отчетливую боль в теле – хотя раньше он считал, что подобное начнется лишь к пятидесяти. Что ж, время не щадило его, как не щадила и сама жизнь...
– Оптический эффект? – приподнял бровь Миллер. Финней отвернулся, играя желваками – и доктор заметил, что Ди-Джей не торопится отходить обратно к стене, чтобы в случае чего успеть вмешаться.
– Да, сильная гравитация может изменить поток фотонов, из-за чего определенные участки... как бы обтекаются светом. Тогда они кажутся темными.
Произнося это, Вейер подумал, что солгал. Немножко, но солгал. Да, это было возможно, но вот вызвать подобное могла не простая волна выброса. Для этого ядро должно было полноценно «дать течь», как говорили в старину матросы. А это, в свою очередь, влекло необратимые процессы... которые бы давно наступили.
Но отвечать «я не знаю, что это было» в присутствии Купера теперь казалось просто опасно.
– Что её могло вызывать? – Раймонд планомерно наступал, как хороший детектив полиции, загоняя Вейера прямиком к неприятным ответам.
– Ядро, – со вздохом признал ученый. Говорить это не хотелось, но на орбите не было иного источника, способного так повредить корабли.
Корабль, Билли. Пострадал в основном «Льюис и Кларк». Не находишь это странным? Волна прошла без особого вреда по всему «Горизонту», но не тронула его. С каких пор гравитационный всплеск стал настолько избирательным?
– Что в ядре? – избавляя от необходимости спорить с собой, продолжал допрос капитан. В этот раз Уильям был даже рад отсутствию возможности вести внутренний диспут.
– Я ведь уже пытался объяснить... там сложная гравитационная аномалия, которая увеличивает...
– Док, – глядя на него, как на школьника, объясняющего, что домашнее задание съела собака, капитан показал на часы возле обзорных иллюминаторов. – У нас осталось семнадцать часов и сорок две минуты. Времени нет, поэтому спрашиваю еще раз – что в ядре?
Несмотря на тон, спорить Уильям не видел смысла. Миллер полностью прав... и для сложных теоретических лекций времени не оставалось.
– Там локализированная черная дыра.
***
Ядро продолжало вращение. Для замершего перед этой зависшей в воздухе сферой Вейера оно выглядело, наверное, венцом технологического прогресса, но Старк видела лишь угрожающе поблескивающий шар. Тяжелый... не только физической массой. Давящий, опасный, хищный, ненавидяще глядящий на неё всеми своими ребристыми боками.
И... голодный. Это странное сравнение, но то, что обвивали постоянно вращающиеся кольца, напоминало заточенного в клетке хищника. Уже один раз попробовавшего человеческой плоти... или более чем один раз, если вспомнить экипаж. Хелен не знала, откуда приходит уверенность, но при взгляде на конструкцию у неё начинали бегать мурашки.
Ядро напрямую причастно к тому, что случилось с «Горизонтом». И сейчас она стояла перед ним, думая о том, что ни за какие коврижки не подойдет ближе. Потому что не уверена, что этого зверя удержит магнитная клетка, совсем не уверена...
А вот Уильям, похоже, никакой тревоги не разделял. Вспышка Купера показала, что команда на взводе – но для навигатора поведение консультанта не казалось провоцирующим или наглым. Напротив, что-то подсказывало ей, что единственной жертвой здесь стал именно Вейер. Ядро не просто влекло его – заворожило, как будто он видел в нем лицо своей любимой. Поникшие плечи и какая-то подсердечная тоска в глазах подсказывали девушке, что Уильям все больше и больше... смиряется с неизбежностью. Он смотрел на сферу так, как смотрят верующие на Папу Римского – в поисках ответов и руководства. И ей было крайне тяжело поверить, что именно этот мужчина создал чудовищную конструкцию – скорее она сделала его таким надломленным. Она и кто-то еще... оставившая на его пальце след от обручального кольца.
Их было трое – три человека перед чужеродным шаром, обдающим все пространство вокруг необъяснимым холодом. Холодом, который чувствовала одна Старк – проникающим до самого сердца.
Миллер потер подбородок – жест, который навигатор оценила как крайнее волнение. В остальном капитан оставался собой – молчаливый, подтянутый, он глядел на ядро так, будто это была бомба, которую предстояло обезвредить. Величие темной сферы пугало – но не настолько, чтобы Раймонд потерял контроль над собой.
– Когда звезда умирает, она сжимается вовнутрь себя, – странным мечтательным голосом проповедника тихо сказал Уильям, шагнув ближе по нависшему над бассейном мостику.
Хелен захотелось его одернуть – не стоило подходить к этому шару, но интонация консультанта приковала её внимание.
Он... будто под гипнозом.
Уильям повернулся, словно услышав её мысль. Глаза его смотрели ясно – так, будто он отыскал подсказку на мучавший его долгое время вопрос. Или ему пообещали ответ?
– Умирает даже свет, не в силах покинуть гравитационное поле, – продолжал ученый, глядя на молчащих астронавтов. – Из рук смерти не возможно вырваться... но её можно использовать в своих целях. Я перенаправил этот гравитационный поток, чтобы именно он создавал червоточину. В этом секрет перемещения – мы меняем гравитационную постоянную и совершаем прыжок, а черная дыра дает нам силу.
Но что она просит взамен, вдруг пришла в голову Старк нелепая мысль. Человеческие жизни? Или не просит – требует. Даже забирает сама.
– Я не могу поверить, что вы могли такое построить, – произнесла Старк, глядя в лицо Вейера. Это было куда легче, чем рассматривать то, что парило за его спиной.
– Это просто сумасшествие, – добавил Миллер, и в голосе его промелькнуло омерзения и сочувствие. По крайней мере, Хелен показалось именно так – сочувствие было направлено на Вейера, а отвращение заслужило ядро.
Она не подумала, что возможно капитан жалеет их всех, если не все человечество, обреченное жить с тем, что породила фантазия Уильяма.
– Безумие? – голос Вейера звучал обиженно, как у раскритикованного в пух и прах художника. – Это величайший прорыв науки со времен открытия огня. «Льюис и Кларк» будет лететь к ближайшей звезде тысячу лет. «Горизонт» окажется там через секунду.
– Если эта штука работает, – веско поправил доктора Раймонд.
– Если работает, – согласился консультант, но Хелен казалось, что слова эти были произнесены впустую. В душе Уильяма горело стойкое убеждение, что звездолет, созданный благодаря его открытию, не может подвести, и это явно читалось в его поведении. Вот только действительно ли доктор сам так фанатично держался за эту мысль, или кто-то умело разжигал его веру?
Вспышки осветителей играли на ядре и на острых шипах конденсаторов, усеивающих стены. Медленный танец стального шара продолжался, и Старк находила все больше и больше сходства с огромным глазом. Пока он был прикрыт веком магнитного поля и своей ребристой поверхностью, но что, если это веко поднимется? Что посмотрит на них из-под покрова, который Вейер считает надежным? Ни один человек не видел черную дыру наяву – место, где умирает свет...
... и продолжает жить внутри тьмы вечно, чтобы насыщать её своей болью...
... и где рождается чудовищная тяжесть.
Он потерла лоб – в голову лез всякий бред. Раньше Хелен не уделяла внимания суевериям, но ядро явно плохо влияло на неё. На всех них, и особенно на Вейера. Жаль только, что он это не понимал.
– Я увидел достаточно, – Раймонд отвернулся в сторону выхода. – Без моего разрешения в этот отсек никому не заходить.
Старк вздохнула с облегчением, но по лицу Уильяма было видно, что не верит услышанному.
– Простите, капитан, – голосом, которым врач объясняет ребенку, что укол – совсем не больно, переспросил консультант. – Вы, наверное, не так поняли. Смотрите, эти диски перебрасывают на ядро тройное магнитное поле со всех конденсаторов. Ядро абсолютно безопасно.
Хуже всего, по мнению Старк было то, что Вейер не лукавил. Он действительно считал, что его черная дыра – что-то вроде послушного комнатного зверька. Точно так же как и врач мог не понимать, почему ребенок плачет – ведь для взрослого укол казался совершенно безболезненным.
– Ваша чертова черная дыра уже натворила дел, – Миллер обернулся, и блеск в его глазах заставил Уильяма прикусить язык. Капитан не бросался ни на кого с кулаками, но холодная злость в голосе пугала сильнее любых повышенных тонов.– Она разнесла наш корабль, едва не убила одного из моих людей. Сюда никто не войдет, ясно?
Вейер насупился, но кивнул. И вновь отвернулся к ядру, глядя на него с откровенной мольбой. Если бы сейчас кто-то заглянул ему в глаза, то мог увидеть, как отражается черный шар в широко открытых зрачках... и как отражение внезапно прекратило свое движение.
А потом зеркальное вращение и вовсе пошло в обратную сторону. Это длилось лишь несколько секунд, и когда Старк осторожно позвала консультанта, тот даже сумел выдавить немного напряженную улыбку, покидая отсек. Его глаза опять выглядели нормально... точно так же, как и сам «Горизонт», умевший набрасывать на себя личину обычного звездолета.
Люди ушли, и в помещении вновь воцарилась тьма.
***
Питерс потерла воспаленные глаза. Она знала, что этим не вернет им ясность – копаться в бортовом журнале было трудно, и зрение быстро уставало. Похоже, грубое извлечение диска не прошло бесследно – то и дело приходилось перекодировать сбившиеся настройки и бороться с фантомными файлами. Раньше подобным занимался Джастин, но теперь...
Ребекка с грустью взглянула на прикрытого до груди простыней Юэрса. Мальчик выглядел таким слабым... осунувшимся и беззащитным. Врач не знала, что увидел её малыш – но искаженное страхом лицо говорило само за себя. Что-то встретилось ему в том отсеке, куда сейчас ушли капитан, Вейер и Старк – и это что-то вызвало невероятный шок. Медвежонок всегда отличался смелостью, он бы не испугался ничего, что видел ранее... но на этом корабле многие вещи происходили впервые.
Например, её кошмар в рубке управления. То, чего просто не могло быть. Питерс не рассказала никому о видении чудовища, похожего на сына. Это отдавало безумием, а все и так были на нервах. Если даже Купер бросался в драку, то, что может учудить Смит, когда вернется? Ребекка хорошо знала нрав пилота...
Нет, она решила молчать – не к чему отягощать своими галлюцинациями мысли команды. В конце концов, такого не могло быть, потому что подобное просто немыслимо. Чудовищ нет, это знают все... кроме детей.
Свет на секунду мигнул. Тяжелое, хриплое дыхание пролетело через пустующий медицинский отсек и коснулось её затылка. Дыхание отдавало затхлостью разложившейся плоти... и холодом.
– Джастин? – Питерс резко повернула голову, цепляясь за смутную надежду, что это лишь хрип пробуждающегося инженера. Однако голос дрогнул – дыхание было густым, словно сквозняк из-за распахнутой двери склепа. Это никак не мог быть её мальчик...
Юэрс оставался неподвижен – и заострившееся лицо по-прежнему смотрело в потолок. Звук не повторялся, но по телу продолжали бежать мурашки, и это был тревожный признак. Кто-то находился в помещении... Питерс ничего подозрительного не замечала, но ощущение готовой разразиться грозы проникало в тело до самого сердца, заставляя мышцы напряженно сжаться.
Стараясь не делать резких движений, врач вынула из кейса острый скальпель. Кто бы не пришел по её душу, Питерс не собиралась встречать его безоружной.
Звук повторился – теперь он напоминал скрежет по пластиковой поверхности заостренных коготков. Множества заостренных когтей... или ножек.
Рука со скальпелем мгновенно покрылась потом.
Это же не на самом деле... мне просто померещилось...
Однако Питерс уже вставала с кресла, инстинктивно чувствуя, что так она сможет видеть не только помещение, но и дальние углы. И то, что могло выползти из них.
Новый скрип. От крайнего стола, накрытого пластиковой занавеской, словно детская кроватка – противомоскитной сеткой. Они с Ди-Джеем проверяли, стол пустовал...
Тогда пустовал, поправилась Ребекка, поднимая скальпель и делая первый шаг. Она боялась, безумно боялась – но должна была увидеть. Понять, сходит ли с ума... или на корабле действительно что-то есть. Что-то жуткое, выходящее за пределы здравых рассуждений.
Женщина медленно приблизилась к столу. Медицинский отсек и раньше казался ей чересчур большим, но сейчас он словно раздался вширь, увеличившись вдвое. Даже Джастин, чье присутствие хоть немного согревало, остался позади.
При мысли о пареньке Питерс сделала глубокий вдох. Если что-то угрожает ей, оно наверняка попытается добраться и до медвежонка. А мама-медведица никогда не позволит подобному случиться.
Звук не повторялся, словно испугавшись её решимости.
Ребекка протянула руку к пластиковому навесу, пытаясь разглядеть что-то сквозь мутную занавеску. Тени, нечеткие сгустки черноты, словно от лежащего...
... ребенка. Там Денни...
... силуэта. Но стол пустовал, она знала это, пустовала, если только что-то не проскользнуло под покров, пока она изучала журнал. Что-то маленькое...
Собравшись с духом, Питерс потянула за край занавески.
А потом застыла. Скальпель выпал из бессильно разжавшейся руки. Тонкая струйка слюны стекала из угла рта, но женщина не обращала внимания. Она просто смотрела остекленевшими глазами, слишком напуганная, чтобы кричать...
Оно сидело, одетое в футболку её сына. Сидело и улыбалось, тихонько хихикая и глядя на врача своими ослепительно голубыми глазами. Такими же, как Питерс запомнила на мостике.
Женщина перевела взгляд ниже, глядя на его ноги... НА ВСЕ ЕГО НОГИ... не две, не четыре, а множество покрытых язвами гниющих детских ножек, тянущихся из талии, словно у чудовищного паука, или многоножки, или...
Ноги существа извивались, и кровь из прокушенной губы Ребекки потекла на трясущейся подбородок. Помещение и Денни... то, что выглядело как Денни, начали растворяться в тумане. Стало тяжело дышать, и ноги подкосились, особенно когда существо с лицом его сына и глазами небесной синевы прошептало сквозь хихиканье.
– Мамочка...
Она покачнулась, падая и понимая, что не сможет больше открыть глаза. Больше никогда, лучше беспамятство, чем это безумие или кошар наяву...
– Питерс! Питерс! Очнись!
Чья-то холодная рука бережно, но хлестко ударила её по щеке. Ребекка открыла глаза, глядя на встревоженное лицо Ди-Джея. Второй рукой травматолог удерживал её на весу, обхватив под лопатки, но не похоже, что это доставляло ему особых трудностей. Худощавый и жилистый, Ди-Джей не впервой переносил на руках пострадавших.
– Что случилось?! Ты стояла и шаталась, когда я зашел...
Ребекка быстро повернула голову к злосчастному столу. Занавеска была отодвинута, но поверхность пустовала – как пустовал и отсек. Джастин по-прежнему лежал неподвижно, и лишь боль в прокушенной губе напоминала о случившемся. Да еще серебристый скальпель, замерший возле ножки стола.
– Тебе плохо? – продолжал допытываться напарник, но Питерс не слушала мужчину. Она лишь лихорадочно озиралась, пытаясь понять, где затаилось ЭТО... в реальности существования которого Ребекка больше не сомневалась. Это было куда проще, чем думать, что она все-таки сошла с ума.
Глава 11. Ядро
Смит терпеливо ждал, пока за спиной закроется внешняя дверь шлюза. Стыковочный рукав по-прежнему соединял два звездолета, но переход между ним приходилось держать закрытым. Хотя Грегори работал до тех пор, пока индикатор наполняемости баллона не сменил свой цвет на угрожающе-оранжевый, о герметичности на «Льюис и Кларк» можно было лишь мечтать.
Мужчина смотрел на панель, постепенно заполняющуюся процентами восстанавливающейся внутренней атмосферы. Наконец зеленый цвет возвестил о конце процедуры, и внутренняя дверь отъехала в сторону. На ходу снимая шлем, Смит вошел, проводя рукой по короткой стрижке. Он всегда срезал волосы почти под корень, потому что ненавидел потеть – но сейчас даже это не помогло. Грегори взмок с ног до головы, и не только спертый воздух скафандра и работа были тому виной. Его душил страх – едкий и нестерпимый. Заделывая пробоину, его удавалось заглушить, но здесь, внутри звездного исполина, страх вернулся.
И, хуже всего, чужое присутствие ощущалось так ясно, что мужчина не понимал, как другие его не замечают. Смит кожей чувствовал на себе внимательный взгляд – безликий и неопределенный, со всех сторон, стоило покинуть стыковочный рукав. И Купер, идущий навстречу, не имел с этим взглядом ничего общего.
Напарник уже переоделся – скафандр, пояс с инструментами, ранцевый двигатель. Шлем покоился на изгибе руки, но Финней не торопился его одевать.
– Ну, ты даешь, – присвистнул Купер, разглядывая раскрасневшегося потного приятеля и отметку индикатора баллонов. – Решил побить мои рекорды? Или научился дышать в ваккуме?
Надо было улыбнуться – они всегда пикировались, но Грегори меньше всего хотелось подыгрывать шуткам чернокожего приятеля. Мысль о том, что теперь ему придется заниматься чем-то на этом чертовом судне, вызывала паническое желание плюнуть на все, закачать в баллон кислород и перебраться на «Льюис и Кларк». Лучше уж торчать там в скафандре, чем вдыхать этот сухой воздух, пропитанный смертью и угрозой.
Но Миллер отдал приказ, а Грегори, при всем своем своенравии, доверял капитану. Только хрена с два я один буду торчать. Надо найти Ди-Джея. Спросить, что там его Библия говорит про такие случаи.
Смит нервно усмехнулся и Финней принял это на счет своего вопроса. Но на самом деле Грегори думал о том, как легко перешагнуть черту между материализмом и суевериями. И как невероятно тяжело – если вообще возможно, отыскать обратный путь.
– Я тебе так скажу, – голос после долгого молчания звучал хрипло. – Лучше сидеть еще двадцать часов там наверху, чем пять минут в этом угребищном корыте. Оно за нами следит.
– Что? – переспросил Купер, но лицо его не выражало особого недоверия. Скорее это было лицо мальчишки, который внезапно понял, что не он один боится Бугимена. – Кто за нами следит? Корабль?
Смит кивнул, готовый к насмешке, но её не последовало. Внезапно он вспомнил краткий рассказ Финнея о том, что случилось с Джастином, и понял, что шутит напарник не от хорошего настроения. Просто со страхом каждый боролся по-своему.
– Этот звездолет не должен существовать, – понизив голос, будто боясь, что их послушают, Смит начал снимать скафандр. – Он летает быстрее света... нам ли с тобой не знать, что такое дерьмо не нормально. Это какая-то хрень, у которой может быть сколько угодно тузов в рукаве. А мы по нему бродим, разинув рты, будто на выставке. Он убил свою команду, чуть не прикончил Джастина. А теперь наверняка собирается добраться до нас.
– Брат, – стараясь говорить уверенно, что удавалось ему с большим трудом, успокаивающе поднял руку Купер, – давай не пороть горячку. Мы починим нашу крошку и свалим отсюда. У меня и так мурашки по коже, после того как док рассказал, что за дерьмо в ядре.
– Что там за херь? – не уверенный, что готов услышать ответ, спросил Смит, и кровь отхлынула от его вспотевшего лица.
– Черная дыра.
Секунду пилоты смотрели друг на друга.
– Говорили, что космос меня убьет, – обреченно произнес Грегори. – Раньше я в это не верил... но сейчас начинаю соглашаться.
Финней хотел что-то сказать, возможно, посоветовать верить в лучшее – но лишь махнул рукой и направился к шлюзу, надевая шлем.
Смит посмотрел на захлопнувшийся за другом внутренний люк шлюза и как никогда сильно пожелал, чтобы его смена латать «Льюис и Кларк» побыстрее наступила.
***
Когда Вейер погружался в работу, он разительно менялся. Старк время от времени поднимала голову от экрана и смотрела на то, как консультант пытается извлечь информацию из внутренних датчиков. Уильям улыбался и пальцы его, бегающие по клавишам, двигались в каком-то своеобразном ритме. Не музыкальном, скорее тактильном – так могли двигаться руки нежного любовника, ласкающего партнершу.
Хелен опустила голову, пряча улыбку. Все же доктор казался ей больше забавным, чем подозрительным. Он не привлекал её, как мужчина – романы с теми, кому пусть немного, но за сорок Старк считала излишеством, но Уильям был отмечен печатью определенной харизмы. Сейчас, за пультом, он сбросил прожитые годы, и осанка вновь стала прямой, а движения – быстрыми. Чем-то это напоминало Хелен немолодого учителя, живущего лишь ради проведения урока.
Учитывая, что поиск соответствий данных биосканера в двадцатый раз дал негативный результат, девушка откинулась на спинке, разминая уставшие кисти. Губы Вейера шевельнулись – он что-то прошептал, но предназначенное ни ей, и не кому-то другому. Лишь «Горизонту», в общении с которым душа Уильяма словно на глазах оживала.
– Вы похожи на влюбленного, – привычка снимать напряжение в общении дала о себе знать, и Старк послала консультанту широкую улыбку. Улыбнулся и Уильям – не так радостно, но все же добродушно и искренне, как может улыбаться лишь человек, погруженный в любимое дело.
– Ммм... да, вы правы. Мне и Клер так всегда говорила – что когда я на корабле, то забываю обо всем и даже о ней. Глупости, конечно. Просто я знаю «Горизонт», каждую его деталь... но он никогда не заменял мне её.
Хелен не знала, кто такая Клер, но изменившаяся интонация была ей сразу замечена – словно Вейер привык оправдываться или много раз отвечать на подобный вопрос. И глаза его, внезапно вспыхнувшие ярко, вновь подернулись паутиной тяжелого груза, лежащего на сердце. Девушка не знала, стоит ли лезть в недра чужых чувств – судя по нынешнему состоянию Уильяма, не самых счастливых, но занимавшие какое-то особенное место в его жизни. Однако долгое молчание претило навигатору, да и в желании получше узнать своего спутника Хелен не видела ничего дурного.
– Клер – это ваша жена?
– Да, – ответил доктор, глядя одновременно на Старк, и при этом на что-то другое, словно встающее перед глазами. Девушка осеклась – ощущение, что она забрела на территорию, где можно легко разбередить боль, возросло. Но, если Вейер и его жена развелись, то ему наверняка хотелось выговориться. То, что доктор сейчас не замыкается, не прячется за резкими и сухими ответами, подсказывало, что он не против беседы. Возможно, ученый просто хотел найти человека, который способен слушать – и хотя время экипажа уходило, основную работу по анализу данных все равно выполняла автоматика. Пока Смит и Купер не починял «Льюис и Кларк» весь их труд оставался второстепенным – так почему бы не побеседовать, пусть даже о личном?
– Вам, наверное, тяжело, находиться так долго от неё вдали, – вспоминая своих родителей, которые встречали её в каждый визит, будто дочь вернулась с войны, сочувственно заметила навигатор. Этот вопрос подразумевал однозначный ответ, но девушку больше интересовала, как Уильям это произнесет. Можно сказать «да», будто это пустая фраза, подхваченная осенним ветром... или так, что слово будет переполнено эмоциями. Она умела видеть чужую мину, людей, носивших маски – и любила играть с окружающими сама, но сейчас сочувствие было искренним. Потому что, чувствовала Старк, только так можно достучаться до сердца Уильяма, показать ему, что команда вовсе не считает его виновником всего произошедшего. По крайней мере, здравомыслящая часть команды...
– Очень, – ответил консультант, и прозвучавшую в голосе горечь нельзя было подделать даже искусному актеру. – Она умерла. Семь лет назад.
Короткие, рубленые фразы, но в них Хелен не слышала стремления разорвать разговор. Скорее Уильям запер собственную боль на множество ключей – и боялся лишний раз тревожить прошлое, как подживающую рану.
Подживающую... да какое там. Бедняга... если даже спустя семь лет ему так плохо.
Старк вспомнила, как еще девчонкой читала какую-то нудноватую книжку о приведениях. И там говорилось, что души умерших живут памятью о чувствах, которые они переживали в прошлом... и сопутствующей им болью. Наверное, сидящий напротив мужчина тоже в каком-то смысле стал призраком – умерев семь лет назад, с той поры завернувшись в саван горьких сожалений и не прощеных ошибок.
Старк захотелось встать, усесться рядом с консультантом. Просто взять его за руку, и, не смотря на разделяющие годы, пообещать что-то жизнеутверждающее и глупо-оптимистичное. Но кресел у каждого пульта было лишь по одному, да и такой внезапный шаг мог заставить доктора снова спрятаться в панцирь отстраненности. И все-таки надо было что-то сказать в поддержку.
– Мне очень жаль, что так произошло, – стараясь вложить в голос как можно больше сочувствия, Хелен заглянула в глаза собеседнику. Пусть знает, что она понимает... может это даст необходимую искорку, чтобы пламя жизни Вейера дало чуть-чуть больше тепла. И горело дольше... потому что когда-то похожее лицо было у её одноклассника, покончившего с собой перед выпускным вечером.
Конечно, если он не убил себя за семь лет, то и сейчас вряд ли решится, подумала Хелен. Но кто знает, что произойдет потом... лет через десять?
Она не задумывалась над тем, что ей, в принципе, нет особого дела до будущего Вейера, по сути случайного попутчика - инстинкт вытаскивать людей из опасных ситуаций сработал сам собой.
– Тогда я... – с силой, словно пытаясь освободиться от наваждения памяти, выдавить из нарывающей души гной, подался вперед Вейер. Теперь он смотрел на Старк, и только на Старк, как на человека, которому мог довериться. – Я не думал что моя увлеченность «Горизонтом» приведет...
Она знала, что сейчас достаточно молчать, слушать и иногда поддерживать разговор – важно дать консультанту возможность выговориться. Но внезапно лицо Уильяма изменилось – взгляд упал на что-то, происходящее на экране.
– Какого... что это значит?
Приближающиеся шаги заставили Старк посмотреть в сторону входящего на мостик Миллера, и навигатор с трудом сдержала раздраженный вздох. Момент был утерян, придется ждать новой беседы... если она вообще произойдет.
Ей даже не пришло в голову, что данные, которые появились на мониторе Уильяма, мужчина не запрашивал. Сводки систем внутреннего контроля возникли сами собой... не в последнюю очередь, чтобы прервать их разговор.
Не всем на «Горизонте» хотелось, чтобы чужая боль проходила.
***
– Что там у вас стряслось? – глядя на озадаченно вытянувшуюся физиономию Вейера, спросил Миллер, подходя ближе к консультанту. Последнее время он ожидал лишь плохих новостей – особенно от человека, который, как утверждалось, должен знать «Горизонт». Но, начиная с трагедии с Джастином, становилось очевидным, что для Уильяма большая часть событий так же неожиданны, как и для команды спасателей. Возможно, консультанту даже хуже пришлось, чем им – спасатели не знали, чего ждать, а все предположения ученого не соответствовали реальности.
– Компьютер выдает информацию со всех датчиков, что сейчас якобы 2039 год, – лицо Вейера заметно побледнело. Мысленно Раймонд пожал плечами – показатели любых здешних систем сканирования отличались ненадежностью. По крайней мере, хронометр ошибся всего на семь лет, а не решил, что вернулась доисторическая эпоха. С чего это доктор так разволновался? Или дело в том, что он не верит, что его чудесная посудина может сломаться?
– Очередной сбой, ничего особенного.
– Не просто сбой, – горячо заговорил Вейер, указывая пальцем на проплывающие по монитору диаграммы. – Все хронометры корабля должны работать автономно друг от друга, чтобы при полете дублировать данные на случай возможных поломок. Но сейчас все они показывают... что корабль вообще не отсутствовал. Что с момента прыжка и до возращения вообще не было интервала – не то что семилетнего, а даже в пару минут. Адмирал говорил, что сигнал тоже содержал в себя старую дату.
Капитан посмотрел на навигатора – та растерянно наморщила лоб.
– Может, внешнее воздействие гравитационного поля? – предположила девушка, но ученый только головой покачал.
– На все сразу? При одинаковом сбое, без погрешностей? Нет... невероятно, если только...
– Только что? – ухватился за оговорку Раймонд и Вейер поднял на него взгляд, полный изумления. Казалось, консультант сам не верит в то, что собирается произнести.
– Была одна теория... недоказанная, поскольку никто не проводил подобных экспериментов. В черной дыре настолько сильная гравитация, что там умирает время. В прямом смысле останавливается – и то, что кажется нам микроскопическим интервалом, миллиардной долей секунды – там может растянуться на вечность.
Вечность... Миллер испытал странный озноб. Это слово почему-то пугало, заставляя оглядываться на выход, куда-то бежать, спасаться, готовиться к схватке... Вечность – холодное слово, и в нем таилась угроза, которую осознавал не разум, а сердце.
– Вы думаете, что для «Горизонта» время остановилось? – Старк была близка к тому, чтобы присвистнуть не хуже, чем это делал Купер. От удивления, недоверия или открывшихся перспектив – капитан не знал. Сам он чувствовал только страх – и страх этот нарастал. Словно за словами Уильяма скрывалось еще что-то... чего и сам доктор в полной мере не понимал. Как жало осы, невидимое за полосатой раскраской крохотного туловища.
– Знаю, что это звучит безумно... но вы представьте только, – от волнения Вейер даже поднялся с кресла и нервно прошелся к стене, стараясь, однако, не задеть засохшую кровь. – Если это возможно и корабль преодолел само время... то он словно Лазарь, воскресший из мертвых.
И, по моему, он привел смерть за собой, почему-то захотелось сказать Миллеру. Он не любил пышные торжественные фразы и подобные библейские сравнения, даже Ди-Джей избегал их в присутствии капитана. Однако здесь озвученное казалось наиболее уместным. «Горизонт» каким-то образом действительно оказался связан со смертью, даже обвенчался с нею – и нес её всем, кто вступал на борт. Команда, затем почти удавшаяся попытка с Юэрсом... и «Льюис и Кларк». Окажись та волна чуть сильнее, и они уже были бы обречены. Кто угадает, что последует в оставшиеся в их распоряжении часы? Вряд ли звездолет отпустит их без очередной трагедии – с этой мыслью Раймонд уже начинал сживаться.
Пискнул интерком и все трое повернулись к экрану. Ноющая боль, внезапно возникшая в лопатках, подсказала Раймонду, что это звук дурных вестей – очередных и не последних.
– Я добралась до последней записи в вахтенном журнале, – голос Питерс казался глухим, надломленным и каким-то затравленным. Словно женщина за прошедшее время пережила какой-то сильный шок – едва ли не смерть близкого человека. – Только не уверена, что это нам поможет...
***
Питерс не знала, как находила силы двигаться, говорить, о чем-то думать. Видение чудовищной твари неотступно стояло перед глазами – монстра, которого не увидел Ди-Джей. Она объяснила свое поведение нервным срывом – но понимала, что реаниматолог не верит. Да и сама Ребекка не поверила бы, услышь себя со стороны. Дрожащий голос удалось со временем скрыть, произнося слова медленно и тягуче, а руки можно было просто не держать на виду. Но колотящееся сердце спрятать оказалось куда сложнее. Особенно от себя самой.
Но «Горизонте» что-то обитало. И это что-то знало все её страхи.
Почему существо не показалось другим? Или как раз напротив – все уже пережили подобное? Питерс могла бы поверить, что сходит с ума, если бы не Джастин и не страх в его остекленевших глазах. Не вспышка агрессии Купера. И, если бы не Вейер, словно на ходу проваливающийся в сон. Все они что-то чувствовали... возможно, даже видели. Но молчали – как молчала и она сама. Рациональные жители техногенной эпохи, не готовые говорить о том, что спокойно могли обсудить их первобытные предки.
Врач еще раз посмотрела на дальний стол, с которого сняла пластиковую занавеску. Теперь медицинский отсек утопал в свете – Ребекка включила все лампы, что прогнать даже малейшую тень. Все равно на фоне безжизненных просторов звездолета эта трата энергии оставалась минимальной.
Все вернулось. Страх темноты, страх чужого взгляда – вещи, казалось бы, давно похороненные в прошлом. Теперь она вновь стала лишь маленькой девочкой, заблудившейся в чужом и опасном месте. Те страхи были лишь плодом детской фантазии... хотя сейчас женщина уже не была в этом уверена. Возможно, она просто забыла – может, все дети забывали, вырастая...
Если чудовища водились на «Горизонте», то почему их не могло быть в других местах?
Она погрузилась в журнал, чтобы справиться со страхом – но теперь сидя спиной к стене, то и дело поднимала глаза на пустое помещение.
Все оставалось на своих местах – Джастин, свет, тишина... и чужое присутствие. Казалось, сами стены не сводят с врача пристального взгляда.
Запись оказалась в самом конце диска – когда Ребекка уже почти отчаялась отыскать хоть что-то полезное. Порядком поврежденная, она содержала моменты, которые Питерс не хотела обдумывать в одиночестве.
Женщина с облегчением вздохнула, не скрывая эмоций, когда Вейер и Миллер вошли в отсек. Было видно, что с момента их последнего общения Уильям еще больше осунулся. По лицу Раймонда самочувствие обычно не угадывалось, но сейчас было видно, что и капитан заметно устал, а под веками появились контуры мешков.
– Это запись старта двигателя, – стараясь не вступать в долгие предварительные беседы, ведь Миллер мог заметить, насколько ей страшно, пояснила Питерс и повернулась к экрану, выводя на него изображение. Оба мужчины склонились за её спиной. Их горячее дыхание отдавало тем же горьковатым ароматом страха, что Ребекка ранее слышала у тяжело больных. Тех, что уже разочаровался в счастливом конце, и ждали лишь смерти.
Страх разом окреп. Одно дело, если отчаялся Вейер... но если и Раймонд терял надежду, то Питерс боялась представить, насколько все плохо. Капитан всегда был таким сильным и опытным...
...Рубка заняла весь экран. Чистая, сверкающая отполированной свежестью первого полета, еще не залитая кровью. Зазвучал голос – немногонапряженный, видно, что человек волнуется, но волнение это связано с ответственностью и предвкушением, а не с тем, что он испуган.
– Мы достигли безопасного расстояния, выйдя на расчетную точку прыжка. Проверка готовности двигателя прошла успешно, мы готовы открыть врата.
Врата... подумала Питерс. Не проход, не путь – врата. Что-то широкое, массивное... старое, со скрипящими многофунтовыми створками. Врата... через которые могло пройти что угодно.
Тяжелые мысли камнем упали на сердце, добавив веса в груз тревог.
– Это говорит командир экипажа... – произнесла врач, стараясь отвлечься, чтобы не начать панически стучать зубами.
– Джон Килпак, – за неё закончил Вейер прямо над ухом Питерс, но женщина была вовсе не против такого вторжения в личное пространство. Напротив, детская тактика – забиться куда-то в укромное место и прижаться теснее друг к другу казалось ей самым разумным. Как поступили Гензель и Гретель, оказавшиеся в страшном ночном лесу...
Камера повернулась, и держащий её мужчина предстал крупным планом перед спасателями. Коротко стриженый, немолодой, худощавый. Чем-то он напоминал Ди-Джея, только не был таким флегматичным. Рука, держащая камеру, временами подрагивала. В остальном же капитан производил приятное впечатление, и взгляд серьезных серых глаз действовал успокаивающе даже на нервничающую Ребекку. Он вряд ли был жестким лидером, но наверняка относился к когорте профессионалов, которые завоевывали право приказывать своими навыками. Миллер, по мнению Питерс, был таким же.
– Когда вы получите это сообщение, мы, с Божьей помощью, уже достигнем звездной системы Проксима Центавра.
– Это вряд ли, – прошептал Раймонд, но в голосе его не слышалось сарказма. Скорее – грусть эпитафии.
Камера отдалилась – Килпак установил её на дальнем пульте, что бы показать рубку целиком. Экипаж приветственно махал руками. Молодой паренек, улыбкой напоминавший Джастина, поднял два пальца в салюте Виктории. Древний знак победителей... и Питерс с болью смотрела на пару молодых девушек, счастливо обнявших друг друга за плечи. Люди позировали, полные надежд... не зная, что вскоре умрут. Умрут необъяснимо, страшно и бессмысленно.
Так, как едва не умер медвежонок. Ребекка снова посмотрела на лежащего инженера, и сердце сжалось от боли. За что с ним случилось подобное? В чем они все виноваты?
– Я хочу, – усаживаясь на кресло, возле которого семь лет спустя Питерс нашла его изуродованный труп, Килпак обвел руками команду, – чтобы вы запомнили их всех, этих смельчаков, достойнейших людей, вместе с которыми я горд отправиться покорять новые рубежи. Мы всегда мечтали достичь горизонта, с самого рассвета человечества. Теперь наши мечты станут явью. И, кроме того, я хочу поблагодарить Билли Вейера, человека, который создал это чудо.
Уильям скрипнул зубами. Врач не оборачивалась, но почему-то была уверена, что глаза консультанта закрыты, а лицо перекошено от боли. Для Вейера это был словно удар в пах – слушать благодарность людей, которые погибли в кабине его детища.
Гордыня... наверное, так сказал бы Ди-Джей, вспоминая поговорки своего напарника, подумала врач. Их вела гордыня, как и нас, привыкших справляться с чем угодно. Эти врата нельзя было открывать... не для людей они. А теперь мы выпустили то, что томилось на другой стороне... и оно голодно.
Озарение пришло вместе с новой порцией страха – словно сам корабль объяснял женщине, в чем причина его гнева. Его неутолимого гнева, который можно насытить лишь очередной смертью.
– Я... должен сказать что-то историческое, – в голосе Килпака возникла заминка, но Миллер видел, что она напускная. Он почувствовал понимание и симпатию к этому мужчине, взвалившему на плечи тот же груз командованию, что нес сам Раймонд. Капитан «Горизонта» пытался тонко пошутить, выставляя себя рассеянным – точно так же, как Миллер умудрялся говорить ироничные вещи с абсолютно серьезным лицом. Они были похожи... и оба оказались, в конце концов, на одном и том же мостике.
– Даже написал хорошую речь, но где-то потерял бумажку.
Губы Раймонда тронула легкая улыбка – тут же исчезнувшая, когда он вспомнил, что этот валяющий дурака мужчина и вся его команда, что ухмылялась на заднем плане съемки, сейчас мертвы. Или пропали без вести, хотя Миллер не сомневался, что из восемнадцати человек никто не выжил. «Горизонт» был неподходящим местом для везения, и отсутствие части трупов ничего не объясняло. Возможно, если Купер действительно видел то, о чем говорил. Тогда следы команды обрывались в том, что скрывало ядро.
– Скажу просто, – Килпак поднял руку, пряча в глазах и уголке губ веселье. – Ave, atque, vale. Привет и прощайте.
Прощай, в мгновенном порыве едва не шепнул капитан. Потому что вспомнил, что Джону Килпаку не доведется больше шутить. Он нашел свой конец на мостике корабля, в надежность которого искренне верил. В корабль и в его создателя.
Капитан покосился на стоящего рядом Вейера. Руки доктора впились в спинку кресла Питерс, вены вздулись, опутав их синюшной сеткой. Лицо Уильяма побледнело и исказилось болью, и чем-то, что Миллер посчитал виной. Захотелось найти пару слов, чтобы подбодрить этого самоуверенного и безрассудного, но все же во многом наивного человека. Но Раймонд промолчал, глядя на то, как Килпак отвернулся от камеры, набирая на пульте команду запуска двигателя.
А потом все сменил треск. Изображение распалось на слепящие полоски статических помех, которые через секунду сменил рев.
Как не готовился к этому Миллер, он все же вздрогнул. Консультант задержал дыхание, слушая крики, и лишь одна Ребекка, уже успевшая сама просмотреть запись, сохранила видимое спокойствие. Миллеру вновь показалось, что женщина настолько измучена чем-то другим, что этот хриплый рык, переходящий в вой, визг и плач, уже не пугают Питерс. Что её вообще ничего не пугает... на фоне чего-то страшного, едва не надломившего психику.
Помехи застилали изображение, но крики становились лишь громче. Там, на записи, полученной «Олимпом», они шокировали, но здесь в кошмарную какофонию добавилась странная глубина. Звуки словно обрели полноту, какую-то порочную и злую завершенность. Их издавали...
...существа...
... люди, которые потеряли все, что составляло их прежнюю суть. Не просто безумцы или психопаты под действием наркотиков – нет, понимание пришло вместе с этими насыщенными первобытной силой воплями. Тех, кто кричал, словно вывернули наизнанку, лишая каких-то частей души и сознания, и собрали вновь, уродливым подобием себя прежних. Именно такая странная ассоциация приходила в голову капитана, вслушивающегося в стоны и смех, пока их не сменила тишина.
Запись оборвалась все тем же – неразборчивыми словами, которые Ди-Джей посчитал призывом о помощи. Сейчас они стали ближе... и понятнее, потому что Раймонд подозревал, что произносит их именно Килпак. Да, речь была невнятной и совершенно другой по тембру голоса, но он уловил что-то мимолетное, какое-то сходство, коснувшееся слуха, словно осенняя паутинка – щеки. Какое-то... скрытое веселье?
Та же самая ирония, подумал мужчина. Он звал на помощь, смеясь в душе... как будто это все какой-то чертов розыгрыш. Или... приманка? Запись неполная, хотя таймер показывает её непрерывность. Но чего-то не хватает, какого-то фрагмента, словно его вырезали, а остаток склеили вновь. Слишком резкий переход от прощания к этому безумию. Но кто мог изменить данные? Неужели кто-то из них выжил? Выжил и не спятил, как все остальные?
Хуже всего – Раймонд сомневался, что причина только в безумии. Его собственная галлюцинация, состояние Джастина и странное ядро могли в принципе, выстроиться в логическую цепочку. Вполне возможно, что энергия, выделяемая при перемещении, сводила людей с ума... но были еще какие-то звенья в этих событиях. Такие же отсутствующие, как скрытый фрагмент записи, ставшей прощальной запиской Джона Килпака.
***
Кровь оказалась чистой, как и прочие анализы. Тело Джастина не содержало в себе остаточного облучения, скафандр сохранил свою герметичность, исключая проникновения какого-то ядовитого газа. Даже интенсивное электромагнитное поле не оставило следов на теле инженера – никакой сохранившейся статики или хаотичных сокращений мышц. Джастин Юэрс был совершенно здоров.
Просто находился в коме.
Возвращаясь из лабораторного отсека в параллельном коридоре, где он проводил детальный анализ, Ди-Джей задумчиво почесал переносицу. Он не носил очков, но иногда копировал это типично-врачебное движение, особенно в минуты волнения.
Сейчас, при всем внешнем спокойствии, на душе было тяжело, и тяжесть только нарастала с каждым часом. Заходивший Смит ничем не мог её облегчить – лишь вывалил груз новых проблем. Слушая экспрессивную речь пилота о том, что он задницей чует постороннее присутствие, Ди-Джей подумал, стоит ли говорить про Питерс. И решил, что в данном случае молчание – золото.
Реаниматолог помнил выражение лица Ребекки, когда застал её перед пустым столом. Помнил валяющийся скальпель и затравленный взгляд, будто ищущий кого-то, только что посетившего отсек. Женщина сказала, что с ней все в порядке, но травматолог даже не пытался сделать вид, что верит. Впрочем, он не любил напрямую лезть в чужие души, предпочитая наблюдать со стороны. Так можно узнать куда больше, чем при навязчивых вопросах.
Питерс боялась и что-то видела. Смит страдал манией преследования. Купер находился на грани нервного срыва. И все это началось после прибытия на «Горизонт» и никак длительным отсутствием отдыха уже не объяснялось.
А еще Ди-Джей не мог отделаться от мысли, что совсем рядом, в нескольких сотнях ярдов, парит небольшая черная дыра, которую он так и не увидел. Мысль посетить ядро несколько раз приходила в голову врачу, но мужчина раз за разом отказывался от этой затеи. Миллер приказал не приближаться к опасной штуковине, и Ди-Джею казалось разумным это предостережение. Тем более глупо ходить возле сферы в одиночестве – после того, что случилось с Джастином.
Знать бы только, что с ним случилось.
Темнота за спиной травматолога дрогнула – едва заметно, будто став гуще. Краем глаза он увидел черное пятно, внезапно занявшее левую стену – и резко повернул голову.
Кроме его тени, рядом не было никого. Правда, даже тень теперь не внушала Ди-Джею полного доверия. Она казалась чересчур густой при этом блеклом свете, и какой-то... другой. Менее пропорциональной, длинной и чужой – а еще холодной. Странный холод словно сочился от черного силуэта, наполняя узкий коридор.
Мужчина поднял руку – тень послушно повторила движение. Врач покачал головой – нет, это уже перебор. Только и не хватало заработать паранойю. Тень – это просто он сам, вставший на пути света. Это не мрак и не черная дыра, ничего подобного.
Почему я все время думаю о черной дыре, ужалила рассудок внезапная мысль. Ди-Джей глубоко вздохнул, успокаивая сердцебиение. Он умел дышать медленно, легко, сохраняя самообладание – так, что казалось, будто травматолог засыпает. Раньше это помогало даже в самых экстремальных ситуациях. Раньше – но не сейчас.
Черная дыра не шла из головы. Мужчина понимал её природу – настолько можно было теоретически понять эту бездонную пасть. Сверхгравитация, засасывающая сам свет. Что в ней такого особенного, что заставляет вновь и вновь пытаться представить непроглядную бездонную пропасть?
Ди-Джей не считал Бога чем-то отдаленным. Для него вся вселенная была частью бесконечного тела Создателя. Возможно, лишь ничтожной клеткой в исполинском объеме Высшей Силы. Все имело смысл и отражение Его замыслов – даже черные дыры. Но вот какой?
...Они – раны Его гниющей плоти. Мертвой плоти, полной червей...
Травматолог вздрогнул – кощунственная мысль, словно пришла из ниоткуда. Ему даже показалось, что кто-то прошептал её прямо над ухом, с той стороны, где падала тень. Ди-Джей еще раз оглянулся и поспешил к Питерс.
Пустой коридор, голоса из отсека. Кажется, они вновь прокручивают сигнал о помощи – знакомые крики далеко разносились по металлическим проходам. Врач нахмурился, шагая на звук. Ему показалось, что крики в этот раз звучали гораздо чище и сильнее. Наверное, Питерс отыскала запись в корабельном журнале – возможно, там содержится отгадка жутких возгласов.
– Liberatis... tutemet...
Ди-Джей остановился перед самым входом, убежденный, что ему показалось. Нет, ведь он ясно помнил, что на записи было Liberatis me... «спасите меня», а не то, что сейчас тихо прозвучало среди треска или хрипа. Скорее всего, это было лишь эхо, не мог же он в коридоре расслышать содержимое записи. Да, просто эхо... потому что иначе это не сигнал SOS. Совсем не сигнал SOS. Liberatis tutemet... спасайте себя – вот что это значит.
Но запись нужно проверить, прежде чем утверждать хоть что-то наверняка. Ди-Джей миновал пустые капсулы, повернув во второй коридор, мимо душевой и кухни. Вошел в ярко освещенный медицинский отсек, где Миллер и Вейер молча смотрели поверх головы Питерс на рябящий экран.
Тень вошла следом.
***
– Запись можно восстановить? – Миллер бросил быстрый взгляд на присоединившегося Ди-Джея и вновь сосредоточился на экране. На этом корабле он уже привык напрягаться, когда-то кто-то приближался – чего не мог упомнить за свою прежнюю жизнь. «Горизонт» dsye;lfk постоянно следить за тем, чтобы никто не подкрался незаметно – уж очень враждебно выглядели все преподносимые им сюрпризы. Хотя, казалось бы, кто может подкрасться, если на корабле они одни... но вот в последнее Миллер верил все меньше и меньше.
Сколько не пытался капитан доказать себе, что дело в одних галлюцинациях, прослушанная запись звучало слишком уж... неестественно. Словно в хор голосов затесалось что-то еще, слившееся в крике с остальными, одержимое тем же экстазом – но при этом постороннее. Нечеловеческое...
– Я могу попробовать разложить её на составляющие и отсеять лишний фон, – предложила Питерс с легким сомнением в голосе. Раньше техникой занимался Джастин – но теперь инженер мог оказать лишь молчаливую поддержку своим неподвижным присутствием. Хотя Раймонд и сомневался, что Ребекке это прибавит слишком много сил.
– Сделай это, – кивнул капитан и тут же наткнулся на вопросительный знак травматолога.
– Вам ничего не показалось странным на этой записи? Она звучала по-новому, – в глазах Ди-Джея горело беспокойство, и мышцы играли на худощавых руках. Подобное проявление своих чувств обычно тихим мужчиной было настолько необычным, что капитан на секунду растерялся.
– Здесь все странное, – он посмотрел на Вейера, но тот лишь пожал плечами в непонимании. – Хочешь, прослушай сам, я вообще не могу разобрать, почему их голоса настолько... искажены. Будто... – он замялся на миг, с непривычки озвучивать такое предположение тяжело, – это и не люди вовсе.
– Да, – кивнул Ди-Джей, с таким выражением лица, словно только что получив подтверждение давно грызущим сомнениям. – Пожалуй, я помогу Питерс с расшифровкой.
Никто не успел уточнить, что все же вызвало у реаниматолога такой сильный интерес.
Свет в помещении пропал.
В темноте тут же раздался громкий полувздох-полустон, вырвавшейся у Ребекки. Миллер подобрался, как готовый к прыжку волк. Звездолету стало скучно, и он в очередной раз решил их порадовать своим вниманием – Раймонд и не заметил, как начал думать о «Горизонте», словно о живом существе.
Лампы вспыхнули вновь – но не одни. На мониторе рядом с записью запылал огонек предупреждения – система автопилота посылала отчет на все работающие дисплеи. Зеленый столбик энергообеспечения разом уменьшился вдвое и продолжал падать. Что-то случилось с системой распределения – склонившиеся Раймонд и Ди-Джей буквально оттеснили Питерс с её места.
– У нас утечка? – с флегматичным пессимизмом, за которым угадывалось «мы все умрем, но паниковать не стоит», спросил травматолог. Миллер мрачно посмотрел на тающий показатель, выводя развернутую схему во весь экран. Похоже, реактор был в порядке, как и звенья энергоцепи по всей длине. Что-то просто выкачивало вырабатываемые заряды, высасывало их, как жаждущий – соки из спелого плода. И это что-то находилось в отсеке с ядром.
– Системы жизнеобеспечения в норме, – стараясь удержать внимание, прежде чем команда удариться в худшие прогнозы, уверенно объяснил Раймонд. – Но все остальное начнет отключаться, если мы за полчаса не поймем, почему происходит падение мощности.
Погаснет весь свет, с внезапным страхом подумал капитан. Полностью, оставив нас наедине с «Горизонтом». С тем, что он может нам вновь навеять... что захочет показать.
Ему, пережившему гибель «Голиафа», не к лицу было бояться темноты – да и любой из экипажа просто покрутил бы пальцем у виска, услышав от Раймонда такое опасение. Но сейчас он действительно боялся – боялся, потому что без света даже та небольшая доля контроля над ситуацией, которую удавалось сохранять, значительно уменьшится. На корабле действительно есть что-то... и это что-то настроено враждебно к каждому из них, и бешено колотящееся сердце, вполне поддерживало такой вывод. Иррациональный, детский страх – но корабль умел извлекать из глубин души и более примитивные чувства.
– Ядро! – охнул Вейер, заглянув им за плечо. Раймонд только поднял руки, собираясь призвать доктора сохранять спокойствие, как консультант бросился к выходу. Несмотря на свои сорок с небольшим, бегал Уильям быстро – все только глазом моргнули, как он исчез в темноте коридора.
– Стой! – крикнул вдогонку Миллер и эхо издевательски разнесло его приказ.
Стой... стой... стой...
Но Вейер, естественно, не остановился. Впрочем, Раймонд тут же подумал о том, что для ученого могла означать такая поспешность, и пришел к выводу, что ничего хорошего их не ждало. Для полного счастья не хватало только черной дыры, сорвавшейся со своей магнитной привязи.
– Я за ним, – пресек он попытку Ди-Дже отправиться следом и нажал на клавишу интеркома. – Старк, Смит у тебя? Что с биосканером?
– Да, мы вдвоем... сканер зашкаливает, – с почти детским испугом ответила навигатор. – Капитан, что происходит?
– Сбой энергосети, ничего страшного, – соврал Раймонд, не обращая внимания на вопросительно приподнятую бровь травматолога и побледневшее лицо Ребекки. Они-то прекрасно понимали, что бывает с системами, которые вдруг получают избыточный заряд энергии... оставалось надеяться, что защитные предохранители этого чудо-двигателя выдержат перепад. – Не покидайте мостик.
Он отключил интерком и посмотрел на подчиненных. Надо было казаться спокойным, это считалось постулатом его стиля руководства – но Раймонд не хотел лгать. И Питерс и Ди-Джей слишком много повидали, чтобы дурачить их счастливыми сказками. Капитан не сомневался, что и на мостике быстро поймут, в чем причина. В конце концов, данные поступали для всех работающих мониторов...
– Будьте с Джастином, я не хочу, чтобы кто-то еще находился возле этой штуковины, – произнес Миллер и трусцой кинулся к выходу, борясь с желанием сорваться на бег. Он пытался убедить себя, что доктор, как никто иной знает, что делает – в конце концов, это творение его рук. Но все тот же прорастающий сквозь каменную стену опыта страх требовал догнать консультанта, потому что Уильям, оставшийся возле ядра, был не в меньшей опасности, чем все они. А, скорее всего – в большей, потому что показания биосканера вновь возвещали о нарастании странной энергии, которая заполняла пустые отсеки звездного великана.
Плюнув на то, что капитан должен всегда сохранять хладнокровие, Миллер понесся к ядру со всех ног.

Глава 12. Чужая жизнь
Мост с магнитными конденсаторами Вейер пробежал так быстро, что голова даже не успела закружиться от вида вращающихся стен. Он помнил, как при постройке многие рабочие жаловались, что цилиндрический коридор нагоняет на них тошноту – сам же Уильям в худшем случае чувствовал легкую дезориентацию. Может, кому-то «Горизонт» и казался странным и пугающим порождением безумной инженерии, но для него это стало настоящим произведением искусства. Которое теперь предстояло спасать.
Крик Миллера доктор оставил без ответа – объяснять, что потеря напряжения самое меньшее из возможных бед, консультант не стал. Во-первых, он спешил – перепад мощности мог повредить любое из магнитных колец, а во-вторых... Вейер испытывал какое-то непонятное злорадство при мысли, что поступает по-своему, а не бегает за разрешением к высокомерному капитану. Может, хоть теперь Раймонд позволит ему делать то, в чем доктор разбирается лучше?
Он ворвался в отсек, запыхавшись от непривычной пробежки и с трудом восстанавливая дыхание. Ядро безмятежно парило, но часть огней на внешнем кольце погасли. При мысли о том, что было бы, откажи все три кольца, по спине мужчины пробежал холодок.
Меньше слов, Билли, больше дел.
Он склонился над пультом, забыв обо всем. Глаза искали причину сбоя – не просто нарушения в цепях передачи энергии, но причины нарастающей утечки. Возможно, дело было в сгоревших предохранителях магнитных конденсаторов, которые своевольно начали увеличивать плотность полей, перегружая их.
Уильям не повернул головы, когда в отсек вбежал капитан. Вейер узнал шаги, и уже мысленно приготовился выслушивать очередные нотации, но Миллер, к счастью, тоже понимал серьезность ситуации. По крайней мере, никаких высказываний на тему субординации не последовало – Раймонд остановился рядом, глядя на ядро так, словно его тошнило от одного вида металлического шара.
– Что вызывает утечку? – быстро спросил астронавт и Вейер про себя отметил, что дышит капитан ровно. Видно, для этого подтянутого мужчины пробежки по звездолетам были в порядке обычных вещей.
– Целостность полей частично нарушена, – на миг оторвал взгляд от монитора консультант. Он взглянул в лицо Раймонду, увидел на нем сосредоточенное беспокойство – и внезапно устыдился своего нахлынувшего раздражения.
Что на меня нашло? Он ведь просто хочет помочь, тем более речь идет о жизни всех, кто остался на корабле.
– Скорее всего, один из предохранителей в магнитных конденсаторах перегорел, – Уильям указал на украшающие стены шипы. Точнее, на то, что скрывалось за ними – под блоками черных секций размещались узкие ходы, похожие на вентиляционные проходы. Невидимые из помещения, они опутывали весь зал, давая доступ к огромному числу микроскопических плат. Искать наугад было слишком хлопотным занятием, но на мониторе уже высветилась примерная зона повреждения.
– Сейчас, я проверю, – Вейер сбежал с подмостков перед бассейном и супил на узкий проход справа от резервуара. Миллер молча следовал за ним – от взгляда доктора не укрылось, как тревожно капитан посмотрел себе под ноги.
Тонкая дорожка вдоль стены не внушала Уильяму опасений, да и бассейн не таил в себе никаких угроз, кроме разве что риска испачкаться в смазке и промокнуть. Однако Раймонд косился на него с таким лицом, будто темные воды были пропастью – или скрывали в себе стаю кровожадных акул.
– Здесь, – Уильям указал на секцию стены и потянул за небольшую выступающую рукоять. Плитка приподнялась беззвучно, хотя и натужно – и Раймонд без лишних слов подхватил край, облегчая ношу.
Доктор снова почувствовал виноватую благодарность. В сущности, их совместный полет уже не раз доказывал, что капитан в целом – человек неплохой. Он не знал, откуда идут эти волны раздражения, словно...
... что-то хочет рассорить нас...
... сам воздух внутри «Горизонта» провоцировал нарастающее раздражение.
Не воздух, Билли, а сам... начал советовать внутренний голос, но Вейер оборвал его, заглядывая в открывшееся отверстие. Ровный квадрат высотой в два ярда, куда взрослый человек мог пролезть, лишь присев на корточки, лежал перед ними, как жерло печи. Автоматическое освещение зажглось, показывая блоки и платы, занимающиеся все стены уходящего вдаль прохода. Примерно пять ярдов вперед, а там повороты в обе стороны – если он правильно помнил, ему нужно в левый.
– Если мы не остановим утечку, скоро начнет отказывать освещение, – Раймонд не давил, лишь констатировал факт. Консультант взглянул в глаза капитана, поймав себя на том, что хочет одобряюще улыбнуться. Правда, он уже с трудом помнил, каково это – внушать кому-то надежду.
– Я исправлю поломку, обещаю. А вы посмотрите, пожалуйста, за уровнем радиации – если увидите, что она растет, сразу кричите.
В принципе, утечка не должна была вызвать такие обширные последствия, но Вейер не знал, как отзовется корабль. Он собирался отключить поврежденную секцию, перенаправив её на резервную плату, но не начнет ли это цепную реакцию? Вероятность этого была немногим выше нуля, но исключать её не следовало, да и, несмотря на установившееся взаимопонимание, лезть в проход вдвоем смысла не было – там и одному тесновато, а грубая сила ничем в починке помочь не могла. Пусть уж лучше Раймонд следит за пультом – в меру полезное занятие, которое займет капитана и не даст ему волноваться без причины.
Миллер кивнул, настороженно посмотрев в сторону прохода – кажется, ему не нравилось, что консультант собирается лезть туда один. Однако, несмотря на все странности, Вейер не считал, что хоть немного рискует. Проходы опутывали отсек, но не покидали его, так что из других помещений сюда никто не мог залезть. И если даже предположить, что кто-то из команды выжил и, спятив, прятался в подобном закутке, он бы не смог закрыть секцию изнутри. Внутри никого нет... а одиночества Уильям не боялся уже семь лет.
Он кивнул в ответ Миллеру и одновременно – своим мыслям, а затем быстро полез в ярко освещенный проход, согнувшись в три погибели и стараясь не удариться головой о низкий потолок.
***
Миллер отошел к панели, прислушиваясь к слабеющему эху. Звук скользящего комбинезона – Вейер то и дело задевал стены прохода, постепенно угас, отдалился, и это встревожило капитана. Он не знал, как далеко тянутся эти проклятые ходы – ему вообще не нравилось, что на «Горизонте» оказалась куча тайных закутков и непонятно куда ведущих проходов. Если бы Уильям не поднял блок стены, Раймонд сам никогда бы не догадался, что она скрывает. Он, конечно, изучал схему, но не каждый ярд же.
Капитан обвел взглядом остальные стены, и тускло поблескивающие шипы конденсаторов. Сколько там еще подобных проходов? Словно сосуды, пронизывающие тело – ходы шли под поверхностью стены и уходили в неведомые глубины. И могут ли они скрывать тайну исчезновения остального экипажа? Может, оставшиеся тела где-то лежат, ожидая, пока их найдут? Или они все-таки живы?
Ядро продолжало вращение – без выбросов радиации, но с нарастающей утечкой энергии, которую шар вбирал в себя. Миллер посмотрел на внешнее кольцо – уже где-то треть огней погасла. Вот еще одна лампа сменилась чернотой – силы магнитного поля убывали. Доктору стоило бы поторопиться, хотя кто знает, насколько велика поломка?
Нет... не могли они выжить, пришла мысль, отдающая ознобом. Здесь вообще нет жизни – одна лишь смерть. Особенно в ядре... я кожей чувствую, какое оно холодное. Интересно, если прикоснуться, можно ли ощутить то, что скрывает металл?
Он сжал кулак, до боли впиваясь пальцами в ладонь. Что за чушь лезет в голову? С чего ему трогать штуковину, от которой он сам предупреждал всех держаться подальше. Эта вещь – страшная угроза. Хуже любого оружия, которое могло изобрести человечество – а сейчас он стоит и думает, какие тайны скрывает блеск металлического шара.
Похоже, подозрения не беспочвенны – двигатель каким-то образом воздействует на сознание. Особенно вблизи... беда лишь в том, что он так и не знает, что случилось с Джастином. Была ли та тьма, которую живописал Купер или ему привиделось, как привиделся самому Раймонду погибший сослуживец? Если была – выходит, консультант не так уж знаком со своим творением.
Погас еще один осветитель. В помещении пока что не становилось темнее, но Миллер с трудом поборол желание полезть следом за Вейером.
Что за глупости... я что, боюсь стоять здесь один?
Да, боюсь, ответил не привыкший врать себе капитан. Мне страшно. Этот парящий шар будто смотрит на меня. Его кольца – как веки, заставляющие моргать хромированную громадину. Не надо было посылать Джастина одного. Нужно убираться с корабля и как можно быстрее.
Очередной ослепший осветитель вызывал у Раймонда ощущение, что ядро действительно подмигнуло этим мыслям....
... Цвета сменились с оранжевого на красный, а затем потемнели до темно-багрового. Старк сглотнула – безумие биосканера не способствовало успокоению. Весь звездолет на экране от рубки до кольца генераторов горел, как температурящий больной – и состояние его только ухудшалось. Правда, девушка понятия не имела, в чем же заключается болезнь и можно ли её вылечить.
– Хреново, – прокомментировал Смит и отошел к выходу. Хелен заметила, как набор инструментов на поясе мужчины расстегнут – рука пилота лежала на тонком и остром сверле. Грегори всматривался в открытую дверь прохода с таким видом, будто готовился метнуть тонкую спицу в горло первого, кто ворвется на мостик. И почему-то Старк не испытывала желание успокаивать напарника – напротив, его агрессивное присутствие дарило её хоть немного уверенности.
Экран внезапно потемнел. Сначала Хелен подумала, что он отключился – возможно, перегорел из-за нагрузки или лишился выкачиваемой ядром энергии. Но соседние панели светились, как и прежде ярко, и девушка с изумлением всматривалась в изображение. Там едва заметно проступали контуры «Горизонта», густо накрытые черной пеленой.
Но черного не было в спектре цветов биосканера – просто не было! Однако своим глазам навигатор пока не разучилась верить.
– Что за дьявольщина? – пробормотала она, глядя, как мрак пожирает экран...
... Ди-Джей вслушивался в запись, переключившись на наушники, чтобы не тревожить Питерс. Чужие слова прочно засели в мозгу – но на журнале звук был слишком неразборчив, хотя травматолог мог поклясться, что слышал их в коридоре. Такое ощущение, что какая-то часть записи досталась лишь ему – потому что Ребекка не слышала ничего необычного. Ди-Джей задал этот вопрос сразу же, как капитан убежал вслед за доктором, и с тех пор же третий раз прослушивал жуткие крики, надеясь найти объяснение. Не могло же ему показаться? Вернее, на этом корабле могло, но мужчина чувствовал, что на правильном пути. Даже если это и было видение, как у пророка Даниила – религиозное детство еще раз дало о себе знать, – оно явно содержало крупицу правды.
Liberatis... tutemet... Где же оно? Где? Я ведь четко слышал...
Ди-Джей поднял голову. Питерс за соседним монитором следила за падением энергии, то и дело настороженно смотря на мигающую лампу. По-хорошему, на время перепадов надо было отключить свет, но никто из команды не согласился сидеть на «Горизонте» в темноте.
– И ночи там не будет, ибо сила Божия осветила его, а светильник его – Агнец, – беззвучно прошептал травматолог давно заученные и почти забытые строки. Он перевел взгляд на Джастина – и тут же сорвал с головы наушники.
Инженера била крупная дрожь, переходящая в мышечные судороги. Реаниматолог вскочил, не обращая внимания на вскрикнувшую от неожиданности женщину. Глаза Питерс расширились – радость и ужас смешались в этот взгляде. Радость, что мальчик приходит в себя – и страх, потому что сотрясаемое тело оставалось безжизненным, а на губах выступила пена.
Эпилепсия, успел подумать Ди-Джей, уже мчась к столу. Он подхватил голову Юэрса, стараясь повернуть её на бок. Питерс схватила медицинский кейс, но мужчину сейчас интересовал лишь зажим для языка. Видимо, шок все же повредил работу головного мозга, и выход из комы пошел крайне неудачно. Колоть Джастину любые препараты в таком состоянии просто смертельно опасно.
– Зажим, – не повышая голоса, но требовательно бросил он подбежавшей коллеге и заглянул в застывшие глаза юного пациента. Дрожь нарастала – Джастин бился на столе, как выброшенная на берег рыба.
И внезапно взгляд мальчишки стал осмысленным.
– Она идет... идет! – простонал Юэрс, выталкивая слова вместе с пеной из искаженного судорогой рта. Скрюченные руки вдруг вцепились в предплечья травматолога, и потребовалась вся его выдержка, чтобы не пошатнуться. Ребекка попыталась разжать хватку, но руки инженера словно превратились в сталь.
Он напуган! промелькнула мысль. Это не эпилепсия, это – страх.
Надо было успокоить приходящего в себя паренька, но вместо этого Ди-Джей задал вопрос, который посчитал жизненно важным.
– Кто идет? Кто на нас идет?
Руки Юэрса разжались – и снова взметнулись, прижимая ладони к щекам травматолога. Словно Джастин пытался удержаться, ухватиться за что-то знакомое, падая в бездну, из которой на миг вырвался. Бездну, куда его вновь уносило невидимое течение.
– Тьма, – глядя прямо в глаза Ди-Джею, умоляюще прошептал парень, и руки бессильно упали. – Тьма идет...
Питерс навалилась всем весом, удерживая колотящегося об стол затылком мальчика, едва не плача от бессилия. Травматолог знал, что сама врач не справится, судороги слишком сильны – но на пару секунд застыл, парализованный этим отчаянным предупреждением, вырвавшимся из плененного внутри своего тела сознания.
Тьма идет...
***
Внутри ничего не изменилось, да и не могло измениться. Квадраты электронных плат могли показаться постороннему наблюдателю абсолютно одинаковыми, но для Вейера на месте каждой возникала точка в схемах, которые он когда-то чертил. Ученый как-то раньше не задумывался, что знает корабль не просто до мельчайших деталей – а на глубинном, интуитивном уровне. Даже спустя семь лет искать поврежденную секцию оказалось так же легко, как и включить свет в каюте на «Олимпе».
Может, Клер была права, ревнуя... осторожно начал внутренний голос, но Уильям погасил его рассуждения, открыв секцию под номером Б-12. Если он угадал верно, то сбой в напряжении был вызван перегоревшими предохранителями. Система автопилота почему-то решила подготовить ядро к прыжку и начала бесконтрольно увеличивать его мощность.
Вот только имелась в этой мысли одна деталь, которая портила все гладкие построения и теории. Без подтверждающего запуска из рубки никакой сбой не способен активировать ядро – доктор сам строил многоступенчатую защиту на подобный случай. Но ведь и защита способна отказать? Все эти годы в условиях пониженной температуры и отсутствия гравитации...
Годы? Или все же мгновение?
Он внезапно вспомнил свое собственное предположение по данным хронометра. Но если звездолет действительно преодолел время, то когда на нем произошла та жуткая бойня, что оставила облитые кровью стены? Кто раскидал куски мяса по иллюминаторам?
Время остановилось, сменившись вечностью, шепнул голос. И консультант не обратил внимания, что этот голос вовсе не похож на его внутреннего собеседника, которого Вейер выдумал, чтобы хоть немного скрасить одиночество.
В открытом блоке горел желтый огонек. Плата, отвечающая за предохранители, находилась в режиме ожидания.
Уильям нахмурился – он ожидал ворох искр, сгоревшую изоляцию и красный индикатор, возвещающий о поломке. Огонек внезапно мигнул, и доктор затаил дыхание – но вместо сигнала тревоги тут же загорелся ровным зеленым светом. Освещение узкого прохода, где приходилось сгибаться в три погибели, чтобы не удариться головой, стало ярче.
Просто замыкание? Нет, не могло обычное замыкание вызвать такую утечку.
Он подождал еще пару секунд, затем нажал на кнопку перезагрузки платы – если сбой был, но техника должна проявить себя назойливым писком. Однако огонек лишь весело мигнул, радуя глаз свежестью весенней зелени.
Внезапно мужчине стало страшно. Необъяснимый ужас скользнул по телу, опустившись от затылка вдоль позвоночника, пощекотал пальцами поясницу. Возникло такое ощущение, словно никакой поломки вовсе не существовало, и его... просто заманили сюда?
Прежде чем Вейер успел посмеяться над своей мнительностью, свет в проходе погас.
Сердце застучало быстрее. Он втянул воздух сквозь зубы, чувствуя его кисловатый запах. Пахло гнилью... прямо как в рубке. Причем только что этого запаха не было... но тогда горел свет.
– Это просто темнота, – прошептал доктор занемевшими губами, шаря рукой по поясу в поисках фонарика. Пальцы нащупали тонкий стержень, и Уильям с облегчением нажал на кнопку. Тонкий лучик света впился в стену, высвечивая поблескивающие платы.
Мужчина посветил по сторонам. Проход уходил во мрак, ветвясь на ведущие к секции с ядром отростки и тупиковые повороты, где размещались накопители конденсаторов. До выхода всего ничего – пять ярдов вперед и потом налево. Там Миллер и свет, причем, если прислушаться, наверняка можно услышать капитана, следящего за радиацией. Скорее всего, он бродит у дисплея, ожидая, пока трусоватый консультант перестанет пугать себя страшилищем под кроватью.
Уильям прислушался – и не услышал ничего. Даже гул и вибрация, идущие по переброскам, куда-то пропали. Вокруг царила такая густая тишина, что звуки колотящегося пульса могли показаться на её фоне громовыми раскатами.
Фонарь потух в его руках. Вейер вздрогнул, нажимая на кнопку. Ничего не случилось, свет ушел – и ему показалось, что во тьме движется что-то большое, заполняющее проход и преграждающее путь к спасению.
– Капитан... – стараясь, чтобы голос не дрожал, позвал мужчина, не в силах бороться с накатившим страхом. Мурашки уже не гуляли по телу, а нагло маршировали по каждой клеточке кожи. – Капитан Миллер, у меня свет погас. Вы не могли бы посветить в отверстие?
Раймонд не отвечал. Сначала доктор подумал, что мужчина ушел – но тут же отверг эту мысль. За время неприятного знакомства он был готов поверить во все возможные пороки чернокожего капитана, кроме безответственности.
Мрак надвигался – и Уильям внезапно почувствовал абсолютную уверенность, что если протянет руку, то упрется в то, что закрывает собой свет. С паническим ужасом он понял, что даже при погасшем освещении внутри поднятая секция должна давать достаточно света, чтобы он хотя бы различал направление выхода. Такая темнота могла наступить, если кто-то опустил крышку.
Которую нельзя отпереть изнутри. Этот момент в проектировании он упустил, даже не подумав, что кого-то могут запереть изнутри без рации.
Уильям начал пятиться – инстинктивно, не думая, что делает. Сейчас ученого сменил испуганный мальчик – мальчик, который понял, что ночь в его спальне изменилась, стала чужой и враждебной. Иной...
– Билли, – прошелестел голос, вызвав в памяти образ влажной осенней листвы, мерзко чавкающей под ногами. – Я здесь, Билли.
Это мне мерещится, только мерещится...
– Капитан Миллер!!! – заорал Вейер так, что горло резануло болью. Даже если Раймонд отошел к самой дальней стене отсека, он не мог не услышать этот крик. Но ответа не последовало – ни от Миллера, ни от эха, которое так и не покинуло узкий проход.
Исчезло все, кроме темноты – и постепенно нарастающего холода.
– Билли,- прошептали над ухом холодные губы, заставив его едва удержаться от стона. – Помоги мне... согрей меня...
Это не может быть она – Уильям знал твердо. Кто угодно, только не она. Мужчина вспомнил кошмарный сон – тьма, копошащаяся под маской из бледного лица Клер. Но не она – мертвые не возвращаются.
Кап.
Фонарь в руках вспыхнул, осветив обнаженную фигуру, с которой стекали холодные капли. В районе разрезанного запястья они краснели, нависая над полом багровой капелью.
Кап.
– Я так замерзла в пустоте... – прошептала Клер, глядя на него пустыми глазницами. Глазницами, из которых кто-то грубо вырвал все содержимое.
Уильям закричал.
***
Все внешнее магнитное кольцо погасло, хоть и продолжало вращение. Вдобавок, лампы на потолке превратились в тлеющие головешки – пока еще дающие достаточно света, чтобы различать помещение, но уже порождающие густеющий на глазах мрак. Тени удлинялись – тени от шипов конденсаторов и парящего ядра, тени, наполняющие тихий бассейн...
На секунду Миллеру показалось, что в воде что-то плюхнулось – или будто кто-то легонько шлепнул ладонью по ровной глади.
Тело покрылось потом – капитан уже и не помнил, когда так нервничал. Даже на «Голиафе» он не боялся, хотя и понимал, что вполне возможно не выберется живым. Но в охваченных огнем коридорах гибнущего корабля не было этой жуткой тишины и растущих теней, неуклонно заполняющих углы.
Что-то долго доктор возится. Может, ему нужна помощь?
Предпочитая эту формулировку мысли «я просто боюсь здесь оставаться», Раймонд направился к открытой секции. Ему показалось, что стенная панель стала острее по краям, будто приподнятая секция превратилась в жадно распахнутый рот. Если приглядеться, можно вполне принять затененные участки за зубы...
Он сглотнул, вспоминая советы своих инструкторов. Если теряешь контроль, просто дыши. Дыши и ничего не делай.
Плюх.
Миллер повернул голову. Прямо под ядром по водной поверхности бассейна шли ровные круги.
– Смазка, – прошептал мужчина, словно боясь говорить в полный голос в этой зловещей атмосфере, заполнившей отсек. – Просто смазка стекает...
Но откуда она стекает, если ядро не закреплено? С потолка?
Воды бассейна были черны. Слишком черны даже для меркнущего света. И, как показалось Миллеру, где-то на глубине воды что-то сдвинулось, переместившись. Возможно, это была игра света и воспаленных от тревоги нервов. Возможно, зыбкая тень, напоминающая спрута...
Плюх.
Он вскинул голову, пытаясь поймать момент падения черной смазочной жидкости – но все, что увидел, так это очередные круги. На секунду поднятые неизвестным источником волны сложились в силуэт, напоминающий черной обгорелое до угольев лицо – лицо, которое он когда-то хорошо знал.
Тьма в бассейне двигалась. И по-прежнему на глубине кружила черная тень.
На какой глубине? Бассейн мелкий!
Но в тусклом свете резервуар с водой больше не казался мелким. Напротив, он все сильнее и сильнее напоминал пещерный грот, уводящий в земные недра. Миллер мог поверить, что эта водяная бездна сливается с космосом, с беззвездной вселенной и становится бесконечной. Бездна простиралась у его ног – уводя прямо от узкого бортика шириной в ярд, на котором стоял капитан в далекие дали кромешной черноты. Туда, где двигались неразличимые тени.
Он потер висок – голова кружилась, во рту стоял привкус меди. Старая фраза про опасность всматривания в Бездну всплыла из позабытых воспоминаний, но Миллер не мог сказать, кому она принадлежала. Он только чувствовал, что находится в опасной близости к воде, к ядру, к темноте, что наступает, поднимая слабеющий свет. Надо бежать из отсека, но бросить Вейера одного Раймонд тоже не мог. И уже не имело значения, были его страхи навеяны кораблем или имели под собой реальную основу – он пообещал больше никого не оставлять. Поклялся, и клятва эта вызывала в памятигорький запах пепла и умоляющие крики.
Стало еще темнее. Сначала капитан подумал, что отказала очередная лампа, но мрак сгущался не возле ядра, а у стены. Освещение в проходе, где скрылся ученый, пропало.
Стараясь не делать резких движений – бортик не оставлял места для акробатических трюков, Миллер осторожно наклонился к отверстию. Он старался держаться так, чтобы крышка, еще больше похожая вблизи на челюсть, не успела придавить голову или руку. Заглядывая в черноту, мужчина открывал спину бассейну – и если что-то захотело бы высунуть руку... лапу... или щупальце и схватить его за ногу, лучшей возможности оно не могло дождаться. От одной этой мысли Миллер покрылся потом
– Док, у вас свет погас! – закричал Раймонд. Он ожидал эха, все же стенки располагались недалеко друг от друга и голос должен гулять по всему тоннелю. Но темнота молчала, и у мужчины возникло странное чувство, будто мрак, как паутина, липнет к лицу. Он даже провел рукой, пытаясь снять невидимую помеху, но пальцы коснулись лишь бешено бьющейся жилки на виске. – Доктор Вейер, вы меня слышите?!
Освещение изменилось – из-за спины хлынул густой алый свет. Красное у любого спасателя четко ассоциировалось с опасностью, так что Миллер обернулся раньше, чем успел по-настоящему испугаться.
Все три кольца горели алыми огнями – необычайно яркими, оставляющими в воздухе заметные тающие лучи. Такое могло быть, заполняй помещений туман – но воздух вокруг ядра оставался чистым.
Вода под невесомым двигателем забурлила. Миллер, затаив дыхание, смотрел, как пузырящаяся жидкость поднимается небольшим фонтанчиком – будто в центре бассейна образовался гейзер. И вода эта в красном свете приобретала заметный кровавый оттенок.
Прижавшись к стене, он успел сделать два приставных шага в сторону выхода, прежде чем кипящий фонтан взорвался клубами пламени. Инстинктивно капитан вскинул руку, защищая лицо. Однако огненный столб лишь облизнул черную сферу, сменившись стоящим на воде...
... Ты бросил меня умирать...
... человеком. Впрочем, человеком ли? Миллер, ошалевший от ужаса, сильно в этом сомневался.
Пламя лизало обгорелые останки, но стоящий не испытывал боли. Его сверкающие глаза впились в лицо капитана, вызывав у последнего панический стон. Горелая кожа, как и во время встречи в медицинском отсеке, отваливались клочьями – но охваченный огнем стоял. Он не парил в воздухе, а замер у ядра – и обугленные ноги твердо держали его на идущей волнами воде.
– Нет... – хотел крикнуть Миллер, но вышел лишь жалкий шепот. – Ты же умер... я видел, как ты умер...
Рот обгоревшего искривила улыбка, от которой весь пот на теле Миллера мгновенно сменился ледяным ознобом. Это было выражение хищного, долго голодавшего волка, который, наконец, загнал свою долгожданную добычу.
– Не бросай меня! – простонало существо, и голос его вознесся под высоким потолком, обрушившись на Миллера, как лавина. – Я не хочу умирать!
Огненное нечто сделало первый шаг в его сторону – но Миллер уже бежал к выходу, одним прыжком оказавшись у панели управления. Затылком он чувствовал обжигающий жар и знал, что видение из прошлого мчится следом, желая схватить его своими пылающими руками. А затем развернуть к себе и смотреть в глаза, пока кожа Раймонда будет тлеть в этом адском объятии. И повторять одно и то же жестокое, но справедливое обвинение.
... Ты бросил меня умирать...
Уже вдавив клавишу открытия люка, он обернулся. Отсек пустовал – лишь по поверхности черных вод шла рябь. Огненный призрак пропал так же бесследно, как и в первую встречу – оставив после себя лишь разбегающиеся мысли и страх, пульсирующий в такт биению сердца.
Глава 13. Одержимые страхом
Фонарь выпал из руки Вейера. Звук удара об пол был единственным, нарушавшим наступившую тишину. Крик, вырвавшийся из груди ученого, затих – эха вновь не прозвучало. Не было ни отголосков, ни ответа от Миллера, который наверняка должен был услышать вопль. Звуки словно канули в глубокий пруд темноты и умерли, так и не коснувшись далекого дна.
Было тихо и непроглядно-черно – упавший фонарь погас, и Уильям, как слепой, никак не мог его нащупать. И все же Вейер знал – Клер рядом. Даже в этой непроглядной черноте он различал её неподвижный силуэт, фигуру, словно вырастающую из мрака. Будто крылья огромной бабочки, волны черноты окутывали голые плечи его покойной жены и утопили в себе весь проход. Она была предвестником того, что заполнило «Горизонт» – глашатай ночи, не знающей звезд.
А еще – Клер молчала. Холодная и безмолвная, как и положено призраку, в существование которых Вейер никогда не верил. Она не приходила в течение семи лет, и все смутные надежды на загробную жизнь быстро растаяли – если Клер не вернулась, как и не возвращались все другие умершие, то впереди их могла ждать лишь пустота.
Но теперь жена рядом – и от присутствия покойника мужчина дрожал, словно осиновый лист. Он чувствовал на себе тяжелый взгляд пустых глазниц, и от мысли, кто мог сделать такое с Клер, душа уходила в пятки. Во что её превратили... во что она сама превратилась? И главный вопрос – кто её сделал такой?
В другой ситуации Уильям первым бы засомневался в рассудке человека, который будет сидеть в темном тоннеле и размышлять на тему загробных мытарств своей супруги. Но жизнь, как оказалось, любила делать невероятное возможным. Наверное, проще всего было считать, что он спятил – если бы не холод, сочащийся по проходу и пронзающий консультанта до самых костей. Холод убежал в реальности происходящего.
– Клер? – хрипло прошептал Вейер пересохшим ртом. – Это ты? Это действительно ты?
Он не ждал, что мрак ответит – в конце концов, любая логика сейчас пасовала, но ответ пришел. Холодная рука коснулась его щеки, заставив вжаться в стену, замереть, словно испуганный зверек, впервые попавший в руки человека. Ледяная ладонь обжигала – от Клер отчетливо пахло застоявшейся болотной водой и кровью.
– Это я, Билли, – прозвучал холодный и далекий шепот, словно идущий от так и не достигнутых Уильямом звезд. – Я здесь... рядом... мне так холодно...
Рука прижималась к щеке все сильнее – от прикосновения сводило скулы. Вейер не выдержал, схватив кисть – и со стоном отпустил, когда его пальцы погрузились в распоротое запястье.
– Согрей меня, Билли, – с мольбой попросила Клер. Судя по всему, она не чувствовала боли – как и всего другого, кроме озноба, который частично испытал её муж. – «Горизонт» должен заработать...
От вспышки света ученый зажмурился – яркие белые лучи после темноты казались ослепительнее полуденного солнца. А когда открыл глаза – залитый светом проход пустовал. Заработавший фонарь валялся у ног, внося свою толику света, почти не различимую на общем фоне. Все огни настенных панелей весело мигали умиротворяющим зеленым цветом.
Ничего. Не призрака, ни холода – лишь пальцы, задевшие рану Клер, были мокрыми. Влажной казалась и щека – но Уильям не знал, вода ли это с тела супруги, или просто слезы. Он внезапно понял, что сидит, тихо всхлипывая и в который раз желая умереть. В этот раз не ради наказания за свое равнодушие или ошибки прошлого. И не ради забвения, которое должно положить конец всем страхам и боли. Умереть, чтобы быть с ней – путь даже в царстве вечного холода.
Наверное, дело в этом касании, выпившим из него волю к жизни. А возможно, призрак Клер просто вытащил наружу все то, что слишком долго копилось в душе – как стремительное течение, поднимающее камешки с речного дна. Слизкую, затянутую тиной гальку...
Он не знал, сколько времени прошло – лишь шум в проходе привел консультанта в чувство. Первой пришла безумная мысль – Клер вернулась, и это предположение вызвало у Уильяма смесь страха и радости. Он не хотел видеть её изуродованное лицо и рану от бритвы – но в то же время страстно желал еще раз ощутить прикосновение. Такое холодное, до боли мучительное – но близкое, родное, знакомое...
Но вовнутрь лезла не Клер. Прежде чем Миллер оказался в коридоре, доктор уже и сам понял это – капитан пробирался, задевая каждую стену, и движения его были рваными. Ничего похожего на беззвучное перемещение ластящейся тьмы... на черные крылья, несущие Клер...
Лицо Раймонда напоминало каменную маску – будто он тоже только что находился на волосок от смерти. Вейер молча смотрел на капитана – чувство узнавания захлестнуло консультанта, различавшего в потерявшем самообладание мужчине такого же человека, столкнувшегося с необъяснимым. И с чем-то личным – потому что взгляд Миллера еще хранил отражение пережитого ужаса.
– Выметаемся... уходим отсюда, – тихо и резко бросил Раймонд, стараясь не дрожать. – Быстро, док. Уматываем отсюда!
Вейер улыбнулся – было так непривычно видеть капитана в подобном состоянии. Наверное, его улыбка показалась Миллеру нездоровой – он даже отпрянул на секунду.
– Док? Вы в порядке? Надо уходить, вы что, не слышите?!
– Хорошо, – ответил Уильям, сам поражаясь собственному спокойствию. Такое ощущение, что Клер вложила в него частичку уверенности – «Горизонт» не причинит ему вреда. Где-то в подсознании зрела убежденность, что Клер теперь и есть звездолет – каким-то немыслимым образом они переплелись, сплавились воедино. Его любимое творение и его жена стали одним целым, словно воплощая сказочную мечту.
Внутренний голос порывался достучаться до погружающегося в странное оцепенение разума Вейера, взывал, требовал, напоминал... но доктор просто заглушил все мысли, вспоминая руку Клер на своей щеке. Теперь она уже не казалась такой болезненной – напротив, прохлада манила, призывая испытать её вновь и вновь. И для этого надо лишь слушать корабль... Клер подскажет, что делать. Все будет хорошо, все хорошо...
Он беззвучно шептал это себе под нос, выползая следом за Миллером из прохода. Улыбка никак не сходила с лица консультанта – безумная, надломленная улыбка человека, который перешел последнюю черту. Ядро отражалось в его глазах, и магнитные кольца вокруг зрачков кружились сами собой, даже когда Миллер с облегчением закрыл снаружи люк в отсек.
Доктор Уильям Вейер, семь лет назад сумевший избежать безумия, все же сошел с ума.
***
Атмосфера в рубке сгустилась до предгрозовой, и даже для Ди-Джея, при всей его сдержанности, воздух казался наэлектризованным. Они все, кроме отсутствующих Купера и Юэрса, держались тесным кружком – как дети на лесной поляне. И, хотя люк был опущен, то и дело поглядывали на металлическую преграду, словно желая еще раз убедиться в её надежности.
Мы боимся, подумал травматолог. И страх нарастает, хотя никогда раньше погибшие корабли не нагоняли на нас столько жути. Но здесь – все начинают возвращаться к атавизмам. К страху темноты. Одиночества. Чудовищ. Теперь и капитан говорит о видениях, а значит, он невероятно напуган. А Смит молчит – и я знаю это молчание. Скоро наш пилот взорвется – он уже сейчас смотрит на Вейера, так, будто готов убить.
Было бы сильным преувеличением считать, что все странности оставляли врача равнодушным – но Ди-Джей хорошо заучил первое правило спасателя. Никакой паники, никакой демонстрации теорий, пока они не проверены. Он мог рассказать про сигнал, про жуткий смысл слов Джастина, вновь провалившегося в кому – но зачем?
Пока это лишь предположения, и эти предположения только множили страхи. Реальными действиями по их спасению в данный момент занимался Финней, латающий пробоину, а всем остальным следовало держать себя в руках, пока хватит сил.
Купер полез в драку, вспомнил травматолог, с тревогой поглядывая на Грегори. Нахмуренные брови и постоянно сжимаемые и разжимаемые кулаки создавали впечатление, что пилот готов вот-вот сорваться с места и, как дикий зверь, вцепиться кому-то в горло. Но Смит не будет кричать и угрожать. Он сначала бьет, а потом смотрит. Звездолет влияет на всех, но на таких агрессивных, как Грегори – особенно. Пойдет ли пилот на убийство, если атмосфера накалится?
Ди-Джею казалось, что ответ однозначен. Да, если у кого-то слетят тормоза, то, скорее всего у Смита. А значит, надо разрядить обстановку. Джастин бы сделал что-то милое, Финней – рассмешил всех. Но Ди-Джей умел лишь апеллировать к фактам и здравому рассудку, а его пристрастие к религии и так последнее время чересчур обострилось. Команде проповеди не нужны, лучше напирать на известное.
– Капитан, излучение реактора и изменение состава воздуха может вызывать галлюцинации, – предложил он свою зыбкую теорию, надеясь погасить нарождающуюся панику. Потому что даже Хелен слушала откровения Миллера о горящем силуэте с почти религиозным трепетом. В таком состоянии каждый будет множить страхи напарников, пока они не начнут шарахаться от каждой тени. И не наделают кучу ошибок. Ошибок, которые сейчас могут привести к смертельному исходу.
Раймонд покачал головой с упорством взрослого, которого собственный сын пытается убедить, что дважды два равно пяти.
– Ты не видел это. Все было на самом деле – я ощущал жар и запах его плоти. Этот горящий мужчина вырвался с пламенем из воды, а потом исчез.
И никто не оборвет эти слова, подумал Ди-Джей, глядя в испуганные глаза капитана, с которого спадала маска уверенности. Они готовы принять и такое объяснение. Это не вера – это ужас.
– Может, это кто-то из команды «Горизонта»? – предположила Старк, но за её словами реаниматолог ощутил невысказанные слова «может, это призрак». Все происходило именно так, как он и опасался – скоро астронавты утратят останки профессионального мышления.
– Нет, – уверенно ответил Миллер. – Это был не он. Это другой человек.
Легкая заминка и то, что Раймонд отвел глаза, заставили Ди-Джея предположить, что капитан не все говорит. Хотя, что могло быть хуже горящих людей, ходящих по воде и исчезающих, как лопнувший воздушный шар? Врач не знал – он посмотрел на Вейера, надеясь, что тот добавит что-то, но консультанта после возращения как подменили. Меланхоличное лицо то и дело освещала внутренняя улыбка, будто он находил всю эту ситуацию забавной. Такое чувство, словно Вейера больше не волновало ни собственное выживание, ни то, что на сконструированном им корабле творится черт знает что. Он напоминал мечтателя, которому пообещали исполнение всех его желаний – неудивительно, что Смит просто бледнел от злобы, глядя на спокойно сидящего в кресле ученого.
Что он знает? посетило Ди-Джея подозрение. Что доктор знает из того, что неизвестно нам?
– Кто это был? – видно, Старк тоже заметила напряжение, с которым капитан доказывал отсутствие принадлежности увиденного к людям Килпака. Раймонд пожевал губы – жест, который раньше у Миллера никто не замечал.
– Доктор Вейер, – игнорируя вопрос, повернулся он к сидящему ученому. – Вы же там были. Вы торчали в том проходе, когда у вас погас свет, и должны были что-то слышать или видеть.
Уильям поморщился, как человек, которого посреди ночи будят ради какой-то ерунды. Он сидел, чуть склонив голову набок, и Ди-Джею показалось, что консультант к чему-то прислушивается. Будто кроме Миллера кто-то еще ведет с ним диалог, и этот кто-то советует, что нужно ответить на слова Раймонда.
Что с ним происходит? Доктор не в себе?
– Я ничего не видел. Погас свет, потом освещение вернулось, – глядя на Миллера глазами невинного младенца, произнес Уильям. Кажется, он пытался не улыбнуться при этом. – Вам не стоит волноваться, капитан. Здесь ничего не причинит нам вреда. Это просто галлюцинации.
– Я тоже кое-что видела.
Все повернулись к стоящей у стены Питерс. Она вела себя так тихо, что на какое-то время выпала из поля внимания даже Ди-Джея. Но сейчас женщина шагнула вперед, плотно обхватив плечи руками, и глядя перед собой с откровенной болью во взгляде.
– Я видела своего сына.
***
Она бы так и не рискнула заговорить об увиденном. Не рискнула, хотя для себя Питерс уже убедилась в реальности кошмарного видения. Но как произнести подобное вслух? Доверие оставалось их связующим звеном, и Ребекка не могла позволить остальным усомниться в своем здравомыслии – ради их же безопасности. Кому станет легче, если команда начнет считать её спятившей? Сказка про мальчика, который кричал «волк», которую она читала своему сыну, тут как нельзя кстати.
Но теперь капитан подал пример, и она ни на секунду не сомневалась в искренности его истории. Как и в том, что Вейер лжет, что ничего не слышал. Или даже не просто лжет – переступает через себя, чтобы скрыть правду.
– Это был не Денни, – сглотнула врач, прежде чем продолжить. Все молча смотрели на неё – без недоверия, лишь на губах Уильяма играла вся та же странная улыбка. Питерс она показалась гримасой боли, которую консультант упрямо пытался выдать за снисходительность. – Он появился первый раз после гравитационной волны в рубке, и я сначала подумала, что это мой мальчик. Но потом...
Она вспомнила ноги и задрожала, не в силах передать словами безумный кошмар. Существо с ослепительной синевой в глазах и множеством ног – говорящее голосом её сына. От этого впору сойти с ума...
– Он... или оно потом появилось второй раз, – Питерс посмотрела на Ди-Джея, в настороженных глазах которого мелькнула догадка. – Когда я увидела его на столе... у него лицо и голос Денни, но это не он. Я видела его ноги... множество ног...
Ребекка всхлипнула, срываясь на дрожащий голос. Женщина прекрасно понимала, как путано звучит её рассказ, но никто не задавал вопросы. Все молчали, глядя на врача с сочувствием и страхом – так, как смотрят на человека, первым сообщившего, что у него опасная и заразная болезнь. И что все они, скорее всего, тоже больны.
Это в нас, вдруг пришло озарение. Оно проникло в нас, растет, набирается сил из наших страхов. И скоро станет достаточно сильно... для чего?
Крики и вой на записи. Дикие стоны умирающих, даже в агонии захлебывающихся от смеха.
Оно хочет свести нас с ума. И убить. Или заставить убить друг друга.
Питерс молчала. В рубке царила гнетущая тишина.
– Может, вы были в шоке от того, что нашли кровь и тело в рубке? – вкрадчиво предположил Вейер. Его голос казался заботливым, но Питерс показалось, что в этом добродушии подмешана толика настороженности. И еще – она умела чувствовать ложь, а слова Уильяма прямо-таки пропахли ею. Доктор знал, что шок был не причем – как знала и она. Но если насчет своего стремления удержать команду от обвинения друг друга в безумии Питерс была уверена, то мотивы консультанта чем дальше, тем больше выглядели мутными.
– Я видела тела и кровь много раз, – в голосе врача появилась сталь. Она взглянула в глаза Вейера, надеясь увидеть там смятение – и на миг её показалось, что что-то движется вокруг зрачков ученого. Что-то... словно вращающееся кольцо...
Питерс моргнула – Вейер молча ждал продолжения, видимо, растерянный резкой отповедью. И глаза его были обычными – просто глаза усталого, замкнувшегося в себе человека.
– Это не шок, – продолжила Ребекка, не зная, действительно ли со зрачками консультанта что-то не так или ей показалось. «Горизонт» уже научил с предосторожностями относиться ко всяческим видениям. – У меня никогда не возникало галлюцинаций, и я понимаю, как это звучит. Я не хотела говорить, пока не убедилась, что это не только со мной происходит.
– Питерс права, – Миллер посмотрел на Вейера, будто только что уел доктора в научных дебатах. – Это как... будто что-то забирается к тебе в разум.
Он приложил руку к виску, и все, словно зачарованные, следили за его напряженными движениями и ставшим глубоким голосом. Сейчас Раймонд напоминал факира, гипнотизирующего кобру.
– Оно читает мысли, выбирая из них наши страхи, воспоминания... кошмары. А затем воплощает наяву. Может это как гипноз, а может – на самом деле. Смит, ты или Купер ничего не видели странного?
Пилот сложил руки на груди, посмотрев на всех так, будто был школьником, которого вытащили к доске отвечать невыученный урок. Вейеру достался отдельный взгляд – полный подсердечной ненависти.
– Странным? А на этот гребаном корабле есть хоть что-то не странное? Мне не надо видеть никаких монстров, чтобы понять – мы в полном дерьме.
Питерс глубоко вздохнула – Грегори явно на взводе. Любое неосторожное слово могло спровоцировать вспышку, и Миллер не ответил ничего – но, к сожалению, не все столь хорошо понимали пилота.
– Ну, спасибо, – с легким сарказмом и откровенной издевкой заметил Вейер, улыбнувшись. Ребекка могла поклясться, что консультант специально дразнит пилота – и внезапно ей стало страшно. Это настолько не походило на того Уильяма, которого она успела узнать, что по-настоящему пугало. Будто рядом оказался абсолютно посторонний человек, от которого можно ждать чего угодно. – У вас очень точный и объективный вывод, мистер Смит. Вам бы ученым стать с такой логикой.
– Ученый?! – лицо Смита покрылось красными пятнами, и он резко шагнул вперед. Миллер, и в этот раз не растерявшийся, быстро вскинул руку.
– Смит...
– Нет, этот кретин думает, что он самый умный?! – Грегори уже кричал, на губах появились капельки слюны. – Ты заигрался с законами физики, создал это чудовище, а теперь рассказываешь, что нам просто мерещится?!
– Смит! – рявкнул капитан, и в этом момент Ди-Джей положил руку на плечо Грегори. Тот дернулся, отталкивая травматолога. Сердце Питерс бешено заколотилось, потому что она увидела, что сжимает в свободной руке её напарник.
Остро отточенный скальпель.
***
Грегори сейчас начнет убивать.
Эта мысль нарастала в голове травматолога, как пузырь поднимающегося из болотной жижи газа. Он смотрел на покрасневшее лицо Смита и не сомневался, что следующее, что сделает пилот – сожмет шею консультанта. И разжать его хватку будет не легче, чем пасть крокодила, дождавшегося пришедшую на водопой газель. Словно наяву, перед глазами мелькнуло посиневшее лицо Вейера, его бессильно распластанные руки – и искаженная гримаса озверевшего Смита.
Если я его не остановлю.
Это твой долг, шепнул голос, удивительно похожий на преподобного Френсиса, его учителя в воскресной школе. Старик давно пребывал на Небесах, причем на тех, которых не мог достичь ни один звездолет – даже самый быстрый. Ди-Джей много лет не вспоминал своего учителя, привившего ему любовь к Библии, но сейчас словно наяву услышал спокойный старческий голос.
Не дай ему причинить вреда.
Рука нащупала в кармане скальпель. Тот, что Питерс выронила у стола в медицинском отсеке – теперь травматолог знал, что именно женщина там увидела. Ди-Джей тогда сунул его в карман, собираясь просто убрать к остальным инструментам – но на фоне начавшейся суматохи забыл. Скальпель лежал, ожидая своего часа, и теперь холодил ладонь. Тонкая полоска металла, во власти которой спасать и отнимать жизни.
Ди-Джей положил руку на плечо Смита, еще толком не зная, что сделает дальше, но разбушевавшийся пилот оттолкнул его. Врач сам не понял, почему первым выбранным действием стало – приставить лезвие к ритмично бьющейся жилке на шее коллеги. Он рывком вытащил из кармана хирургический инструмент, удерживая Грегори за плечи свободной рукой. Молча прижал к яремной вене скальпель.
Любые слова показались Ди-Джею неуместными.
Наступила тишина. Отсек словно погрузился в вакуум – исчез даже звук работающих двигателей и гудение панелей управления. Реаниматолог стоял, держа сталь в опасной близости от шеи Грегори, и в голове царила странная пустота – все мысли исчезли, как у погруженного в сон.
– Ди-Джей, – тихо, но так напряженно, что слова были готовы порваться, словно натянутые струны, нарушил молчание Миллер. Смит в руках травматолога застыл – даже не дышал, все тело до последней клеточки окаменело. Старк и Питерс изумленно смотрели на врача, не веря в происходящее. Самому же Ди-Джею стало все равно – он знал, что делает то, что должен, спасает команду...
– Ди-Джей, отпусти его, – повторил с нажимом капитан, и эта фраза пробила облако безразличия, которое вдруг окутало голову травматолога.
Не убий, прозвучал голос преподобного Френсиса – настоящий голос, извлеченный из памяти, а не та его замена, что только что подталкивала к вмешательству. Травматолог отшатнулся, выпуская мгновенно отскочившего Смита, и уронил скальпель на пол. Точь-в-точь как Ребекка перед чудовищем в обличье сына, хотя и не подозревая о сходстве поступка.
Что я делаю!!? Что я только что чуть не сделал?!!
Он похолодел, бледнея от одной мысли, что едва не убил напарника. Просто потому что в какую-то секунду это показалось ему правильным. Потому что так хотел... корабль? Или что-то другое, для чего «Горизонт» был лишь оболочкой?
– Я... простите, – он сделал шаг назад, уперся в кресло и почти рухнул в него. – Я не хотел... не знаю, что на меня нашло.
Не Грегори опасен, с ужасом осознал травматолог. Мы все... никто из нас теперь не может в полной мере отвечать за свои поступки.
– Возможно, избыток углекислого газа сказывается? – в голосе Вейера прозвучала легкая ирония, и Ди-Джей не поверил своим ушам. Он взглянул на Уильяма – единственного, чье лицо так и не покинула едва заметная ухмылка. Ученый смотрел на него с одобрением и это пугало больше всего. То, что сейчас толкало его на убийство, похоже, уже заняло значимое место в душе создателя корабля.
Смит провел рукой по шее, убеждаясь, что не осталось пореза, и повернулся к консультанту.
– Это, по-твоему смешно? Ты, ублюдок, думаешь, что это шутки?!
– Смит! – прикрикнул Раймонд, вставая между мужчинами. – Хватит уже!
– Он ведь что-то знает! Капитан... – едва не брызгая слюной, Грегори указал на сложившего руки на груди Вейера, – ...этот гад спокоен, потому что врет нам! Его корабль убил людей!
– Мы тоже умрем, если ты будешь так паниковать! – впервые за время совместных полетов Миллер схватил пилота за грудки и встряхнул. От неожиданности Смит клацнул зубами, растерянно глядя на капитана. Впрочем, никто другой и не рискнул бы подобным образом обращаться с Грегори, не рискуя получить в челюсть.
– Ты нам нужен, Смит, – чеканя слова и почти прижимаясь к пилоту, твердо сказал Раймонд. – Всем нам не выжить без твоих мозгов и рук. Ступай, смени Финнея. Соберись, мы не можем позволить этой ситуации заставить нас поубивать друг друга. Ты меня слышишь, Грегори?
Он отпустил комбинезон пилота, тяжело дыша. Взгляд Смита потихоньку светлел, словно у медленно трезвеющего пьяницы. Ди-Джею показалось, что и пилот находится во власти тех странных чужих влияний, усиливших все эмоции до непереносимой остроты.
Разве не это когда-то звалось одержимостью? Но тогда...
Ди-Джей посмотрел на консультанта. Вейер, склонив голову на бок, следил за Миллером и Смитом, как увлеченный болельщик за футбольным матчем. Или как птица, раздумывающая, клевать ли червяка или пусть ползет и дальше.
... в нем одержимость пустила пышные ростки.
Еще он подумал, что теперь лучше не находиться в одиночестве – никто не сможет тебя предупредить, если безумие вновь начет проникать в сердце. И особенно не стоит бросать Вейера наедине с кем угодно из команды.
Смит сглотнул, проводя рукой по вспотевшему лбу.
– Я в порядке, сэр. В порядке.
– Вот и хорошо, – капитан вновь стал собой – сдержанная уверенность пополам со спокойствием, но травматолог подумал, что эта маска больше никого не обманет. Они видели Миллера без неё и теперь знали, что и Раймонд во многом держится на одной голой силе воли.
– Послушайте, – оглядел всех капитан, словно чувствуя, что сейчас им больше обычного нужен лидер. – Я понимаю, что полет пошел из рук вон плохо. Поэтому предлагаю всем высказаться, но только с позиций конструктивных идей. Эмоции сейчас не нужны. Кто что думает по проблеме?
Как ни странно, первым отозвался Вейер. Он даже приподнял руку, будто школьник, отвечающий урок, и Ди-Джей заподозрил еще один элемент игры, которую вел Уильям. Или та сила, что заставляла доктора так поступать.
– Я займусь магнитными полями вокруг реактора. Постараюсь устранить последствия утечки и защитить нас от дальнейших сбоев.
– Для этого надо снова идти к ядру? – напрягся Раймонд, но ученый успокаивающе покачал головой. Кажется, его позабавил испуг Миллера – для Ди-Джея это было еще одно доказательство в копилку того, что с Вейером не все в норме.
– Нет, я вполне справлюсь отсюда.
– Хорошо, займитесь этим, – Раймонд не приказывал, а просил. Он подобрал скальпель, передавая Ребекке, и посмотрел в глаза Ди-Джея, как бы мысленно спрашивая «что это на тебя нашло»? Если бы травматолог мог ему объяснить... но пока все теории звучали безумно и не проясняли ситуацию.
Что-то здесь заставляет нас сходить с ума и Вейер тут не причем. Он – такая же жертва. Это как вирус, подумал Ди-Джей. В ком-то болезнь развивается быстро, а у кого-то более сильный иммунитет.
Но он не произнес ни слова. Предположения были не фактами, а эмоциями, и они не помогли бы решить проблему. Паранойя грозила окончательно похоронить их шанс на спасение.
– Другие предложения есть? – Миллер еще пару секунду смотрел в глаза Ди-Джею, а потом отвернулся. Все устало молчали – видно было, что следом за переживаниями на экипаж накатила волна апатии. По-хорошему, следовало лечь отдохнуть, но травматолог понимал, что никто не сможет даже просто сидеть в каютах погибшего экипажа. Кроме разве что Вейера...
– Если нет, тогда все вы знаете прежние обязанности. И, ради Бога, не выясняйте отношения до возращения домой, – мрачно подытожил капитан и вышел из рубки. Не успели его шаги утихнуть, как навигатор, закусив губу, поднялась со своего места и направилась следом. Судя по лицу Старк, назревал серьезный разговор. Смит, ни на кого не глядя, ушел третьим – без привычного ворчания.
Ди-Джей переглянулся с Питерс. Женщина вынула скальпель и протянула ему рукояткой вперед – с грустным пониманием. Уж кто-то, а Ребекка хорошо знала, что он чувствовал.
Бессилие. Невозможность хоть на что-то повлиять. И холодный изучающий взгляд Вейера, вроде бы склонившегося над панелью, но нет-нет, да поглядывающего на спасателей.
Взгляд чего-то еще, что смотрело не глазами.
– Джастин ждет, – тихо сказала врач с терпением и усталостью матери, которая в пятый раз за ночь поднимается к кричащему младенцу. – Пойдем. Здесь мы ничем не сможем помочь.
И они пошли – скальпель позвякивал в кармане Ди-Джея, напоминая о едва не совершенном убийстве. Они шли, и клацающие по металлическому полу подошвы напоминали тиканье часов, отмеряющих уходящее время.
Вейер смотрел им вслед, мечтательно улыбаясь.

Глава 14. Шелест её крыльев
Она догнала Раймонда только в коридоре, соединяющем головную часть корабля с инженерными отсеками. Слова, которые Старк собиралась произнести, застряли в горле, стоило девушке взглянуть в глаза капитану. Обычно невозмутимый, Миллер заметно сдал – даже левая бровь чуть подергивалась от нервного тика. Он больше не производил впечатления человека, способного найти ответ на любой поставленный вопрос, справиться с самой сложной задачей – и от этого на душе у Хелен становилось холодно.
Она искала поддержки, не в силах смириться с пугающими мыслями, с той картинкой, в которую сложился паззл после только что произошедшей стычки и рассказов Миллера. Держать их в себе было все равно, что опустить руку в кишащую червями яму – омерзительно, страшно и бессмысленно. Но сейчас, взглянув на уставшего и надломленного капитана, навигатор невольно усомнилась в принятом решении. Имела ли она права вываливать на Миллера новый ворох вопросов без ответа? Однако Раймонд казался единственным человеком, который мог её выслушать, сохраняя самообладание. Смит, Купер и даже Питерс оказались слишком эмоциональны, Ди-Джей сорвался, а Вейер...
Раньше Старк сказала бы, что Уильям просто не захочет воспринимать ничего, что противоречит ангельскому образу «Горизонта», который ежесекундно рисовал в своем воображении доктор. Но сейчас она чувствовала, что ситуация гораздо хуже – консультант менялся, чудовищно менялся с каждой минутой. Дерзкий улыбающийся человек, который откровенно провоцировал Грегори, не походил на замкнутого обиженного ученого, к которому Старк начала испытывать неподдельную симпатию. Тот Вейер, хоть она и мало его знала, не стал бы устраивать ссору на пустом месте. Но теперь он был сам не свой – и её мысли вновь и вновь возвращались к истории про горящий силуэт возле реактора. Хелен была уверена, что Уильям тоже видел нечто – нечто, ставшее толчком в спину на скользком спуске его рассудительности. Возможно, от пережитого он немного спятил – или стал частью происходящей вокруг мистерии.
Мистерия – неуместное слово для космического спасателя, но более подходящего термина навигатор не знала. Разве что – жуть, но от этого определения сердце начинало колотиться слишком часто.
На лице Миллера появилось недоумение, и девушка поняла, что слишком надолго погрузилось в раздумья. Это напугало Старк – то, как легко она ушла в себя, даже не заметив, что мысли стали вязким болотом.
То, что обитало на корабле, обретало все большую власть над каждым из них.
– Что-то хочешь добавить, Старк? – задал капитан риторический вопрос. Было и так ясно, что иначе бы Хелен не последовала за ним – как и то, что по голосу Раймонда, он не горел желанием беседовать на отвлеченные темы. Воспаленные глаза напоминали девушке человека, не спавшего пару суток.
– Да... это по поводу сигнала биосканера, – сглотнув ставшую терпкой слюну, решила зайти издалека навигатор. – Я пропустила его через фильтр, отсеивающий любые признаки ДНК, даже нестандартные. И он выдал, что результаты не соотносятся ни с одним...
– ...Известным нам видом, – закончил за неё капитан. – Ты уже говорила, что в базе данных нет ничего подобного. Но что нам это дает? Неизвестный сигнал...
– Там есть еще кое-что, – почему-то смотреть в лицо капитану стало тяжело. Будто какая-то невидимая сила пригибала голову, одновременно сжимая виски стальной хваткой. Старк с большим трудом поборола желание опуститься прямо на пол и поморщилась. Ощущение чужой тяжести напоминало перепад гравитации, но сейчас искусственное тяготение внутри звездолета поддерживалось стабильным. Да и груз этот, похоже, существовал лишь для неё одной – по крайней мере, Миллер стоял без малейшего напряжение. Впрочем, через секунду все прошло...
– Фильтр не нашел сходства, но он отыскал интересную параллель, – не обращать на фокусы с собственным самочувствием становилось все сложнее, но Хелен твердо решила поделиться всеми мыслями. – Это анти-структура, ДНК белковой жизни, вывернутое наизнанку.
– Неорганика?
– Нет, капитан, – покачала головой Хелен, чувствуя, что её красноречие, как назло, отказывает в нужный момент. – Именно ДНК живого существа, построенное по принципу зеркального отражения. Это бессмыслица, я знаю, оно не могло бы выжить – но именно так все и выглядит. Это анти-жизнь.
– И? – Миллер потер переносицу, будто страдая мигренью. – Что означает анти-жизнь? Еще какая-то из новомодных теорий астрофизики?
Хелен пожала плечами – она ни о чем подобном не слышала. Возможно, ответ мог знать Ди-Джей или Вейер... но последнему интуиция советовала не задавать вопросы. Слово просто пришло в голову – и Старк замечала, что на «Горизонте» чужие, нехарактерные мысли, все чаще возникают сознании. Люди всегда мечтали отыскать музу, вкладывающую в их головы идеи – но этот звездолет скорее был источником кошмаров, потому что выводы, к которым он подталкивал, казались чересчур зловещими.
– Я не знаю, как это объяснить, сама толком не понимаю... но уверена, что ситуация именно такова. И еще одно – мы считали, что это какая-то энергия, но это не так. Вернее, это и энергия... – Старк сбилась под недоумевающим взглядом капитана, но все же продолжила. – Понимаете, оно не находится на корабле, а генерируется самой его структурой. Все вокруг – это источник тех выбросов, каждая молекула звездолета производит анти-жизнь.
Пару секунд Миллер молчал.
– То есть ты хочешь сказать, что корабль может генерировать неизвестное нам поле со свойствами, отрицающими любые законы биологии. По-твоему, корабль сам по себе – существо из этой твоей анти-жизни?
Она облегченно кивнула – по крайней мере, Раймонд её выслушал, а не посоветовал принять успокоительное. Предупрежден, значит, вооружен, тем более другого оружия в их ситуации не осталось.
– Да. И не просто жив. Посмотрите на эти гравитационные волны, галлюцинации, приступы странного поведения... это как иммунная реакция. Мы проникли в «Горизонт», затронули его процессы – и этот организм действует в ответ.
Миллер сцепил пальцы в замок, и Хелен увидела, как побелели костяшки. На секунду её охватил озноб – новые привычки капитана напоминали жест какого-то душителя, с трудом удерживающегося от убийства. Могла ли эта чужая жизнь затронуть и Миллера? Или её саму? Что, если капитан тоже меняется, как изменился Вейер? Вдруг он опасен?
Нет, подумала Старк. Я не должна так рассуждать – это оно хочет, чтобы мы подозревали друг друга. Оно науськивает нас, забавляясь, как ребенок, играющий с солдатиками. И не понимает, что солдатики – живые.
Но был ли «Горизонт» действительно ребенком, не осознающим последствия своих действий? Хелен хотела бы верить, что чужой разум или организм только отвечает на раздражители, но настойчивое воздействие на сознание всего экипажа, которое нельзя было отрицать, говорило об обратном. За событиями с большей вероятностью стоял какой-то разум, может, бесконечно чужой, но прекрасно сознающий, что и зачем он совершает. Правда, эту мысль она так и не высказала – слишком безнадежное ощущение сопутствовало подобному выводу. От ответной реакции еще можно было защититься, не раздражая корабль – но что делать, если он поставил себе цель свести их с ума?
Хелен не хотела даже думать о таком – страх и так возрастал с каждым часом. Надо выбираться , но вокруг нет ничего, кроме грозового облачного океана. Без починки «Льюис и Кларк» надежда на спасение превращалась в наивную детскую мечту.
– Никому не говори об этом, – тихо заявил Миллер, с видимым усилием разжимая сведенные пальцы. – Не надо, Хелен. Это нам никак не поможет, но вызовет сильную панику. Все на взводе и мысль, что мы находимся... – он посмотрел на округлые стены, – в чьем-то брюхе не добавит нам шансов выжить.
– А неведенье нас разве спасет? – фраза прозвучала резко, хотя Старк и не хотела. И ей на миг показалось, что пальцы Миллера чуть дрогнули – будто он собирался отвесить ей оплеуху. Хотя подобная мысль сама по себе была немыслимой, капитан никогда бы не позволил себе поднять руку на любого из экипажа...
Она вспомнила бешеный взгляд Раймонда, схватившего за грудки Смита. И то, что в коридоре сейчас лишь они вдвоем – да еще тьма, притаившаяся у стен. Тьма и «Горизонт», вездесущий «Горизонт», исторгающий эту тьму, как блевотину из своих внутренностей. Вспомнила и решила, что впредь лучше следить за своими словами – в общении со всеми без исключения.
Потому что этот новый Миллер, Миллер проведший часы на звездолете, мог и ударить.
– Нас спасет мастерство пилотов и самообладание, – несмотря на дрожь в руке, голос Раймонда звучал привычно-убедительно. Но на фоне всеобщей нервозности капитана это не вселяло доверия – скорее еще больше пугало, как пугает отсутствие боли от смертельной раны. – Нам надо продержаться... около десяти часов. Если до того времени Смит и Купер починят корабль, то мы улетим из этого дурдома. Нет – все остальное станет неважно.
Вот только продержимся ли мы эти десять часов, спросила себя Хелен. Очень нехорошее предчувствие, что в ближайшее время прольется кровь, только крепло. Однако спорить с капитаном смысла не имело – девушка уже всерьез не исключала варианта, что по итогам спора именно её кровь и прольется.
– Хорошо... тогда я вернусь в рубку, посмотрю, что можно выудить из записей системы.
Миллер молча кивнул. Старк развернулась и пошла, чувствуя, как тяжелый взгляд капитана жжет затылок. И почему-то вновь и вновь думала о смыкающихся руках Раймонда на своей шее.
Господи, впервые за много лет взмолилась Хелен. Боже, не дай нам сойти с ума. Не позволь нам превратиться в чудовищ. Пожалуйста, Боже...
Но и эту молитву Господь проигнорировал.
***
Шаги Старк стихли. Капитан с удовольствием облокотился бы на любую опору, но стены широкого коридора казались ему слишком затененными. Будто лучи фонарей обтекали округлую сталь или бесследно таяли в её отполированной поверхности.
Если корабль живой, то это его ребра, подумал Раймонд, глядя на кольцеобразные сегменты, опоясывающие проход. Или стенки кишечника?
Он хотел подумать об этом с иронией – но внезапно понял, что действительно не хочет подходить к стене. Не желает касаться рукой её укрытой в черноту поверхности. Потому что не уверен, не ощутит ли ладонью упругую плоть.
Чертова Старк... как же она достала со своими версиями. Как они все достали...
Нет, пробилась через облако гнева, вновь окутывавшего голову, ясная мысль. Это не ты, Раймонд. Тебя не выводили даже шутки Купера и меланхолия Смита. Капитан Миллер не стал бы злиться на навигатора за неприятную правду.
Он потер виски. Злость отступила – но еще бушевала где-то внутри. Во время разговора она толкала мужчину сорваться, заткнуть Хелен рот резким ответом, ударить...
Ударить? Я думал о том, чтобы избить члена экипажа?
Думал, подтвердил не привыкший врать себе Миллер. Она права... и ошибается. Права, когда считает, что это место живое. В каком-то смысле корабль действительно единый организм, хотя чтоб мне больше не летать, если я понимаю, что он такое. Но Хелен заблуждается – не похоже все происходящее на ответную реакцию неразумного существа.
Да, гравитационную волну и Джастина еще можно было списать на потревоженную иммунную систему, но куда отнести их видения? Перепады настроения, чужие позывы и мысли? То, как его самого вместе с Вейером заманили к ядру?
Или только Вейера... капитан подышал на ладони. Почему-то они начинали мерзнуть, будто под осенним дождем. Я там оказался случайно. Вейер полез чинить поломку... и вернулся с причудами. Он был нужен кораблю, и его позвали – а меня отвлекли, когда я уже намеревался сунуться следом. Не похоже на иммунную систему, совсем не похоже.
Но это одновременно означало, что все их шаги просчитаны наперед. Если чужой разум мог понять, как приманить ученого или отыскивал их наибольшие страхи – то кто поручится, что даже разговор со Старк не входит в планы этого... существа?
– Чего ты хочешь? – негромко спросил Раймонд, поднимая взгляд к тускло горящим лампами. Он не сомневался, что вопрос окажется услышанным, как не сомневался и в том, что минуту назад свет горел ярче. Пока тут была Хелен, пока он не остался один.
– Если Старк права и ты – нечто живое, то ответь. Просто ответь. Мы хотим починить свой корабль и улететь.
Он представил, как выглядит со стороны – испуганный человек, стоящий в сумеречном освещении и обращающийся кзвездолету. Да, сумасшествие все плотнее вписывается в их распорядок дня.
– Скажи, – чуть повысив голос, повторил Миллер. – Ты же показывал мне... мою ошибку. Ты пугал Питерс. Неужели ты не можешь поговорить...
Что-то пронеслось мимо, заставив капитана отшатнуться. Тень, всего лишь темное пятно, вынырнувшее из островка темноты и тут же растаявшее у противоположной стены. Сердце Раймонда заколотилось, как обезумевшее. Он не успел понять, что за силуэт промелькнул перед глазами – пятно походило на пробитую несколькими спицами исполинскую бабочку. Однако хорошо ощутил холод – гнилостный, болезненный, тяжелый. Холод, который словно выстудил весь воздух в коридоре и сделал тени еще гуще. Холод и звук, похожий на треск рвущегося шелка. Шелест крыльев этого ночного кошмара.
– Это не ответ, – сглотнув вязкую слюну, обратился к темноте Миллер. – Кто ты? Чего хочешь от нас?
Темнота молчала. Она существовала целую вечность и вопросы смертных, чьи жизни гасли так быстро, её не интересовали. «Горизонт» ждал – он, преодолевший время, мог позволить себе добродетель терпения. Единственную из всех добродетелей, которую признавала его новая суть.
Миллер не знал, сколько времени прошло – пока шаги и упавший на глаза луч фонаря не заставили его прищуриться. Мрачный, как обвиняемый на скамье подсудимых, Смит шагал в сторону шлюза.
– Менять Купера, сами же приказали, – ответил он не взгляд капитана, ошибочно приняв его молчание за вопрос.
Раймонд нервно кашлянул. Он чувствовал себя голодным и уставшим – прошло уже восемь часов с момента начала ремонта. И в то же время Миллер прекрасно понимал, что не сможет даже кусочек пищи проглотить. О сне не могло быть и речи – спать здесь просто самоубийство.
Если корабль показывает нам эти вещи наяву, то, что может случиться во сне?
Он не знал и не хотел знать. Капитан только понимал, что должен быть сильным. Должен держаться, потому что трещина уже разделила команду. И если не удержать края, она обратиться в темный и широкий провал. Недоверие. Паранойя. Страх.
А за ним крики на записи. Их судьба. Если он не возьмет себя в руки и не начнет вести себя как командир. Если не сосредоточиться на первоочередном.
– Я с тобой, – решительно заявил Миллер. И, оценив сомнение, проскользнувшее в глазах второго пилота, пояснил. – Да, ремонтник из меня никакой, но нам нужно ускориться. Черт с ним, с кислородом, есть проблемы поважнее. Не думаю, что у нас в реальности больше пяти часов.
Грегори только кивнул, не задавая лишних вопросов. Скорее всего, Смит и сам чувствовал то же самое, отчего и выглядел крайне подавленным. Пилот, сколько помнил Миллер, больше всего ненавидел беспомощность.
Как и он сам после крушения «Голиафа».
Время почти вышло, как крупинки из разбитых песочных часов. Безумие приближалось, и ровный гул систем жизнеобеспечения уже не мог заглушить его вкрадчивые шаги.
***
Время шло. Огни «Горизонта» тускнели и вновь разгорались – незаметно, сбавляя лишь долю источаемого света. Это оставалось почти неощутимо для глаз, но порождало странное волнение, тяжесть в затылке, и все члены экипажа время от времени поднимали голову, вглядываясь в лампы.
Мерцание напоминало пульс или чье-то размеренное дыхание.
Тишина струилась по пустым отсекам. Люди старались держаться известных им частей корабля – мостик, медицинский отсек, зал гиперсна, два прохода головной части. Никого не тянуло прогуляться по центральной секции или заглянуть в отсеки кормы. Все остальное безраздельно тонуло в глухом кладбищенском молчании.
Пока не появился звук. Он пришел как едва заметно позвякивание, но через несколько минут обрел силу и плотность. Глухие удары шли от ядра, распространяясь по обшивке, словно чьи-то исполинские пальцы выстукивали мелодию по металлическим клавишам.
Звук нарастал. Удары обретали настойчивость и упорство – нечто пыталось войти в пустующие отсеки, туда, где некому было слышать звуки рокочущих ударов. Будто волны бушующего океана, гонимые подступающей бурей, удары чередовались в странном ритме, не похожем на мерцание внутри. Если освещение отражало дыхание чего-то исполинского, то стук знаменовал волю этого существа. Волю и желание ворваться, заполняя пустоты.
Миллер и Смит прервали ремонт – им показалось, что странная вибрация расползается со стороны стыковочного модуля на корпус искалеченного «Льюис и Кларк».
– Старк? – Раймонд включил рацию. – У вас там все нормально? Мы ощущаем дрожь под ногами.
– Все по-прежнему, – тут же отозвалась навигатор. – Наверное, атмосферные возмущения.
Тучи под соединенными пуповиной шлюза кораблями мерцали, вбирая в себя статическое электричество Нептуна и превращая его в гнилостный белесый свет. Совершенно не похожий на чистоту грозовой молнии, больной свет умирающих небес, которые рассекала черная тень «Горизонта». Как острый нож, впившийся в рану, звездолет парил в вышине, и гной его присутствия сводил планету с ума, не давая буре утихнуть.
Что-то гулко ударило в стену медицинского отсека, и она задрожала.
Питерс поднялась, вздрогнув и растерянно обводя взглядом помещение. Она с головой ушла в отчеты погибшей команды – пока рядом был Ди-Джей, можно позволить себе расслабиться. Но всего минуту назад травматолог ушел за пищевым набором, предложив перекусить – и нечто, словно дожидаясь её одиночества, тут же дало о себе знать.
Но я не одна! Не одна! подумала Ребекка, взволнованно глядя на дальний стол. В этот раз он пустовал, занавески убраны – так что никакое видение не могло подкрасться незамеченным. Ди-Джей сейчас вернется и Джастин рядом...
Он взглянула на койку, куда травматолог перенес инженера после его краткого пробуждения, и охнула в ужасе. На расстеленной лежанке осталась лишь куртка от комбинезона мальчика. Юэрс исчез – исчез, хотя когда Ди-Джей выходил, все оставалось по-прежнему.
Не может быть! Мне это кажется!
Она шагнула к койке, веря и не веря своим глазам. Возможно, это очередной трюк того, что завладело кораблем. Если он – или оно, заставляло её видеть чудовище в образе своего сына, то почему бы не внушить, что Джастина нет?
– Медвежонок? – позвала Питерс, подходя к койке и склоняясь над ней. Она бережно опустила руку, до последнего надеясь, что пальцы наткнутся на тело. В конце концов, остальные видения исчезали через короткий промежуток времени.
Ладонь беспрепятственно легла на куртку. Одежда еще сохраняла тепло тела – тела, которое кто-то незаметно вынес меньше чем за минуту, да так, что врач ничего не видела.
– Невозможно, – пробормотала Питерс, качая головой и потерянно оглядываясь. – Этого просто не может быть...
Что-то с шумом захлопало крыльями – образ огромной совы, пронесшейся над головой, вспыхнул в сознании Ребекки. Она присела, вскрикнув и прикрыв лицо руками. Очередной глухой удар со стороны зала гиперсна прокатился по коридору, разбившись об замкнутое пространство медицинского отсека.
Помещение пустовало – но Питерс знала, что она не одна. Даже не видя, женщина чувствовала нарастающее присутствие – словно нечто огромное вползало внутрь. Как исполинская амеба, это невидимое создание не имело четкой формы, но его давящее приближение отзывалось в висках острыми иглами боли. На лицо опустилась какая-то невидимая пленка, врач попыталась стереть её – и замерла, глядя на лампы.
Люминесцентный свет сменился сначала алым, а затем залил все помещение густым багрянцем. Каждая из ламп заполнялась кровавым туманом, уплотняющимся на глазах. И не снаружи – краснота возникла внутри, поглотив осветители и укрыв помещение кровавой тенью.
– Не... по... настоящему, – зубы клацали от страха, но Питерс смогла выдавить эти слова. Ей почему-то казалось важным оградиться от кошмара собственным голосом. – Это галлюцинация...
Крылья ударили её по лицу – и гневный клекот, в котором слышался далекий детский смех и чей-то плач, пронесся по отсеку. А затем в стену совсем рядом с выходом с силой ударила чья-то гигантская рука.
Боооммм – загудели переборки.
Боооммм – отголосок удара прошел по полу, будто под ногами Питерс прокатилась волна от далекого землетрясения.
Бооооммм – все ближе и ближе.
Бооооммм. Бооооммм. Боооммм.
Все сильнее. Все злее. Уже не снаружи – внутри. Лампы начали сочиться свежей кровью – сначала отдельные капли, за ними и первые ручейки стекали по ровным стенам.
Боооммм. То, что хотело войти – вошло, и Ребекка была бессильна помешать ему.
Резкий треск и фонтан искр – единственных светлых цветов в адской красноте, посыпался прямо на Питерс. Лоб обожгло касанием расплавленного стекла, и тут же вокруг начался настоящий кровавый дождь. Кровь лилась с потолка, покрывая ослепительно белую простыню, компьютер, мигающие панели медицинских столов и её саму.
Боооммм. Новый клекот и визг, в котором смешались плач обезумевших людей и детская радость, безумный хохот и агония бесконечной боли. Совсем рядом – словно чудовищная птица вошла в охотничье пике, готовясь схватить добычу.
И у неё наверняка острые когти.
Издав крик сдавленного ужаса, Питерс выбежала из отсека. Она мчалась в сторону мостика и с ужасом слышала, как крылья хлопают все ближе – а за ними катится волна озверевших ударов в стену, заставляющих «Горизонт» вздрагивать от кормы до мостика.
Боооммм. Боооммм. Боооммм.
Корабль желал её крови. Невидимое чудовище хотело убивать. Питерс почти ощущала его дыхание, пропахшее кровью и разложившейся плотью. Зверь вышел на охоту, и когти его коснулись плеча бегущей женщины, наполняя все тело холодом и болью. Ноги подкосились, тут же став ватными.
Нет!!!
Она упала, позволив звуковому валу накатиться и утопить её собственное сердцебиение в этом шквале.
***
Пищевой набор никогда не радовал вкусы гурманов, но для Ди-Джея еда была лишь средством, а не целью. Источником поддержания жизненных сил и не более того. Травматолог жил столь же просто, как жили когда-то первые миссионеры, несущие Слово Божье в неизведанные земли колонизируемой Америки. Наверное, он бы удивился, озвучь кто-то подобное сравнение, но среди его редких знакомых большинство сходилось в мысли, что из Ди-Джея вышел бы идеальный пуританин.
При этом врач не любил читать нотации и судить окружающих, за что и пользовался симпатией команды. Верующий, но не догматичный, хороший знаток человеческой натуры с привычкой придерживаться фактов. Никто не мог сказать, что по-настоящему любит его – но никто и не относился к немногословному астронавту с холодком или отчужденностью. Ди-Джей просто был частью экипажа, и при его стремлении к совершенству старался идеально выполнять свой долг. Его жизнь могла показаться скучной, но врач так не считал – и до сего дня не видел потребности хоть что-то менять в ежедневном распорядке.
Но теперь, выбирая для Ребекки мясное пюре среди брикетов, Ди-Джей думал о том, что зря отбросил карьеру психолога, которую ему пророчили в медицинском колледже. По крайней мере, он бы знал, как противостоять наступающему отчаянию. Многочисленные прочитанные книги не могли заменить практики, и её сейчас как раз не хватало.
Все изменилось в одночасье. Люди, которых он знал, вели себя странно, а чужаки вроде Вейера превращались в опасных и подозрительных незнакомцев. Хуже всего, приходилось тщательно следить за собой, чтобы вновь не сорваться, не стать угрозой коллегам. Он так и не извинился перед Смитом за скальпель – не потому что не успел, а скорее из-за опасения, что новый диалог может закончиться ссорой. Что-то толкало их всех скатиться во всепоглощающую волну психоза, и Дуглас Джексон чувствовал это влияние куда острее, чем прочие.
Мы еще боремся с этим, закончив собирать на поднос их обед, травматолог направился к выходу из рубки. Сейчас здесь было довольно тихо – вернувшийся с ремонта Купер дремал в кресле, Вейер меланхолично уставился в экран, а Старк рылась в базе данных с явным отчаяньем на лице. Травматолог не отказался бы узнать, что так встревожило Хелен, но пока здесь был Уильям, он не хотел начинать беседу.
Мы боремся, хоть и не все, подумал астронавт, выходя в коридор. Ему показалось, что откуда-то донесся далекий удар – словно громовой раскат. Могли ли это быть отголоски бури, терзающей Нептун? Но что будет, когда мы сломаемся... один за другим сходя с ума? Что будет, если поддамся я?
Он знал – к сожалению, даже нечеткая запись Килпака давала достаточно ответов. Так и не найдя подтверждения посланию, услышанному на миг, Ди-Джей все равно чувствовал, что оно правдиво. Даже если погибший капитан и не говорил этого, он наверняка хотел выразить свою мысль именно так.
Liberatis tutemet... но от чего? От сумасшествия? От того, что показывает нам ужасы наших душ?
Или от чего-то более жуткого? Чего-то, что пока еще не открыло свое лицо, просто забавляясь с перепуганным экипажем? Что-то, что он со всей верой мог бы назвать Дьяволом?
Ди-Джей едва успел пройти короткий коридор, разделяющий мостик и ближайшие отсеки, как звуки нахлынули на него, словно приливная волна. Грохот, равномерные удары, частота сердечного ритма – ритма человека, который перепуган или возбужден.
А затем – звуки падающего где-то рядом тела.
Дверь перед ним открылась, хотя травматолог еще не успел коснуться панели. Лампы впереди погасли, и лишь льющийся из-за спины астронавта свет давал возможность разглядеть пространство вперед.
Питерс замерла прямо у порога – распластавшись на полу, словно брошенная кукла, наскучившая своей маленькой владелице. И со всех сторон гремел этот грохот – что-то билось в стены, колотило в переборки, будто корабль превратился в огромный барабан туго натянутой кожи.
Тени над Питерс шевельнулись, складываясь в нечто, еще более густое, чем мрак. Что-то движущееся, исполинское, живое...
Дальше Ди-Джей не смотрел – бросив поднос, чей звон был почти неразличим на фоне какофонии звука, он метнулся к лежащей женщине. Какая-та тварь скользнула над головой, наполняя воздух холодом ночного дождя и запахом прелой листвы. Почему-то первое, что он представил, была бабочка – «мертвая голова», выросшая до размера старинного дельтаплана. Бабочка, чей хоботок развернут в жадном предвкушении, несмотря на пронзавшие тело стальные спицы.
– Оставь её! – закричал мужчина, подхватывая напарницу. Мышцы взвыли от резкого движения, но Ди-Джей сумел оторвать Ребекку от пола и увернуться от существа, рассекавшего воздух прямо перед лицом. Это могла быть просто тень, дуновение ветра... или исполинское крыло, с которого сыпался прах давно истлевших покойников. Это могла быть сама смерть – чарующая в своем обещании покоя, непостижимая и неподвластная убогим пяти чувствам.
Позади уже кричали, уже распахнули люк рубки – грохот не мог оставаться незамеченным. И, понимая, что остальная команда сейчас столкнется с этим неописуемым созданием, Ди-Джей побежал так, как не бегал с детских занятий атлетикой.
Он мчался прямо на проснувшегося Купера, подбежавшего к проходу. Мчался, неся на руках Питерс, и знал, что за его спиной воздух и тьма пришли в движение, сплетаясь в страшное обличье. Достаточно было повернуть голову и ясно увидеть его – но платой за это могло стать безумие. Безумие, которое нависало над ним, вместе со взмахами ночных крыльев. Вместе с тем, что парило на гребне волны грохота, несущейся в рубку.
– Закрывай!!! – завопил мужчина и Финней, чье лицо перекосил неприкрытый ужас, тут же нажал на клавишу. Двери начали закрываться, едва не разрезав замешкавшегося травматолога пополам – но он не останавливался, пока не оказался у обзорного иллюминатора на противоположном от входа конце отека.
Купер, с таким лицом, как если бы увидел ходячего мертвеца, отпрыгнул на несколько шагов назад.
– Что там? Что?! – сорвалась со своего места Старк, и лишь один Вейер сидел, молча глядя на люк и словно утонув в собственных мыслях. Но Ди-Джей сейчас не волновал консультант, он думал лишь об одном, укладывая Питерс на пол.
О том, что не слышит её дыхания.
Мы здесь... оно не войдет, это лишь тень... пронеслись хаотичные мысли, и в этот момент оглушительный удар сотряс люк. Что-то – куда больше любой бабочки или птицы, или любой другой твари, врезалось в герметичную дверь. Толстая титановая сталь, способная выдержать взрыв, прогнулась прямо по центру.
Новый удар – и ещё один горб вспух ближе к нижнему левому краю. Еще и еще – сила с той стороны билась, требуя, чтобы её впустили. Дверь, пусть это и казалось почти невозможно, начала поддаваться.
Оно пришло за нами... подумал травматолог, когда все лампы в рубке разом погасли. Ему надоело играть... теперь оно хочет получить всех и сразу.
Вокруг горели лишь панели управления – да глаза Уильяма, в которых отражался свет монитора.
Удар следовал за ударом.
***
Её глаза сияют, словно восходящие звезды, а контуры лица очерчены солнечной короной. Черты Клер в последние месяцы жизни стали острыми, болезненно-напряженными, но сейчас она вновь молода и весела. И как посвежела – даже космическая тьма не может приглушить мерцающие блики, похожие на свет далеких молний. Свет пробивается из-под кожи, словно его жена – призрак.
Но конечно, это лишь наивное объяснение, достойное не доктора астрофизики, а какого-то средневекового крестьянина. Клер больше, чем просто дух, она душа – душа этого корабля. Душа «Горизонта», его сердцевина, его разум, ядро. Он не понимает, как это произошло, но сейчас Клер с ним, а значит, боли больше не будет. Не будет ни одиночества, ни тоскливого пробуждения по утрам, не острой стали на тонкой коже вздувшихся вен...
Не будет, соглашается с ним Клер, глядя с монитора поверх всех диаграмм и графиков. В рубке что-то происходит, но Уильяму Вейеру это больше не интересно. О чем можно переживать, если Клер с ним? Она не даст никого в обиду... глупые спасатели просто не понимают, что им нет нужды бояться «Горизонта». Все их проблемы – от неведенья, но Клер запрещает пока рассказывать правду. Вейер соглашается – он готов согласиться с чем угодно, лишь бы угодить воскресшей супруге. Да и смешно сказать, кто ему поверит? Тупица Миллер? Эти два любителя махать кулаками, Купер и Смит? Или Питерс, трясущаяся над своим Джастином? Спору нет, мальчика жалко, но он просто сунулся куда-то не туда, попал под легкий выброс... ничего страшного. Клер обещает, что парень придет в себя, и Уильям верит ей. У него нет причин сомневаться.
Конечно, они не сразу поймут, что «Горизонт» не опасен. Эти люди слишком привыкли бояться космоса, не понимая его сути. Он раньше тоже не понимал. Астронавты в каждой странной ситуации видят враждебность. А Клер не может им все рассказать, пока нет – но скоро они будут готовы. Скоро каждый осознает ту истину, которую открыл ему звездолет.
Смерти нет.
Гаснет свет, люк сотрясают удары какого-то тарана, а консультанту слышится свадебный марш. И лицо Клер, сотканное из звездного света, накрывает фата. Словно белая снежная вязь морозных узоров на окне, она не закрывает любимые черты, а лишь подчеркивает их совершенство. Смерть словно стерла все больное, наносное, отчаявшееся, что прослеживалось в последние дни перед трагедией, оставив лишь совершенство безмятежности.
И даже смерть не разлучит нас...
А главное – она его полностью простила. Простила, потому что знает – создавая «Горизонт», Уильям просто давал ей новое тело. Новый шанс вернуться, преодолев просторы великой тайны, которую все боятся уже тысячи лет. Все, но не он. Он больше ничего не боится.
Внутренний голос молчит, давно смирившись с собственным бессилием. В мире Вейера все прекрасно и радужно, и пробегающий мимо травматолог с Питерс на руках вызывает лишь легкую усмешку. Ну чего они носятся? Клер просто играет, приучая их к мысли, что мир намного ярче и шире, чем спасатели раньше считали. Разве не за этим она здесь?
Уильям закрывает глаза и тут же видит жену – стоящую в свадебном платье по ту сторону двери и робко стучащую в толстую сталь. Почему они так испугались? Разве не поняли, что Клер просто просится вовнутрь? Там так холодно, и пустые коридоры надоели ей, одиноко бродившей семь лет в безвременье. Там, на другой стороне мира, куда все мы уходим лишь один раз.
Но Клер повезло, она смогла вернуться... да нет, не просто повезло. Это его заслуга, его «Горизонт» спас жену. Он победил смерть, сокрушил саму реальность, утвердив новые законы. Всех пугает засохшая кровь, которую до конца так и не удалось оттереть со стен – он и сам поначалу боялся. Но теперь понимает, что это лишь внешний слой, как у пирога с сюрпризом. Конечно же, люди Килпака и он сам не пострадали. Да, им было больно, но это боль ребенка, пробивающегося сквозь тесную утробу к новой жизни. Они сейчас здесь – Клер сказала, что вскоре он их увидит, а они увидят его. О, как много им нужно рассказать, и как много они покажут...
Билли, шепчет голос в его голове, и Вейер блаженно улыбается. Паника вокруг не может затронуть его островок спокойствия. Он не осознает, что с каждой секундой его «я» все больше и больше тает, растворяется в «Горизонте», словно кубик сахара в чашке горячего чая. Ядро выпивает его рассудок мелкими глотками, и процесс этот нестерпимо приятен.
Билли, в голосе Клер появляется мольба. Мне так холодно. Пожалуйста, открой люк. Впусти меня к себе, обогрей.
– Надо открыть люк, – шепчут губу Вейера, и видение Клер улыбается. Доброй и ласковой улыбкой, ради которой он готов сделать что угодно. Даже умереть, если потребуется. Или убить... хотя как можно убить, если никто на самом деле не умирает? – Надо позволить ей войти.
Почему они не отвечают? Поему смотрят на дверь с таким ужасом, сгрудившись в дальнем конце рубки? Что Старк кричит в рацию?
– Надо открыть люк, – уже настойчивее повторяет Уильям и встает с кресла. Ничего страшного, он сделает все сам, ему вовсе не трудно. Зато все увидят, как он рад помочь и тогда перестанут считать его каким-то безумным ученым, заманившим команду на этот корабль. Все будет хорошо, когда Клер войдет вовнутрь. Он представит им жену, и все подозрения исчезнут. Клер теперь умеет убеждать.
Сыплются искры из лопающихся осветительных приборов, трещит выгибающаяся титановая сталь. Вейер идет к панели, не видя ничего, кроме торжественного церковного зала, где в ослепительной фате стоит его жена, тогда еще невеста, и держит в руках букет белых роз. Он спешит, глядя в сияющие глаза Клер и думая, что впереди только счастье, что ему невероятно повезло. Не каждому выпадает второй шанс.
Жених идет к невесте, чтобы за руку отвести её к алтарю. Кровь на иллюминаторах превращается в цветные витражи, а крики команды – в поздравительные приветствия. Рука доктора поднимается, готовая прикоснуться к клавише открытия двери, и он видит обручальное кольцо в ладонях Клер. Осталось лишь надеть его – и Вейер послушно протягивает палец прямо к горящей красным панели замка.
К свету, за которым улыбается тьма.

Глава 15. Самоубийца
Она сорвалась с места с последний момент, не веря, что Вейер пойдет на такое безумие. Старк не понимала, кто напал на них и методично пытается проломить люк в рубку – однако намерения у него однозначно враждебные. Сейчас навигатор не размышляла над тем, как это вообще возможно – вздувающиеся пузырями вмятины на металле свидетельствовали, что с той стороны орудует, по меньшей мере, рудничный бур, как бы дико это не звучало.
Но Хелен не думала о возможном и невозможном. На «Горизонте» эти два понятия то и дело устраивали чехарду. Все, что ей сейчас требовалось уяснить – кто-то изо всех сил рвется на мостик, и разумнее всего держаться от двери подальше.
Миллер прохрипел что-то в рацию – она не разобрала из-за возросшего ливня статических помех. В следующую секунду связь оборвалась – вместе с перегорающими лампами. Фонтан искр забил из дверного проема, вызвав в памяти недавнюю аварию на «Льюис и Кларк». Скорее всего, замкнуло реле, отвечающее за открытие двери – Старк надеялась, что намертво. Однако дверная панель пока что светилась, и именно к ней шагал консультант, что-то бормоча себе под нос.
– Стой!!! – заорал Купер, но было уже поздно, Уильям потянулся к клавише. Хелен сорвалась с места – каким-то глубинным чутьем она поняла, что слова не остановят астрофизика. Чем бы ни руководствовался консультант, его действия напоминали сомнамбулу, бредущую в каком-то гипнотическом трансе. Она ухватилась за костюм спасателя, возблагодарив Бога, что дизайнеры не сделали его из скользящей ткани, и потащила Вейера прочь.
Хелен успела в последнюю секунду – палец доктора уже почти лег на панель. Каскад искр окатил их, обжигая лицо и заставив Старк зажмуриться, но даже с закрытыми глазами она безошибочно оттащила Вейера к ближайшему креслу. Тот словно и не заметил, что чуть не упал – двигался, как безвольный механизм, запрограммированный на единственный приказ.
– Вы что творите?! – почти прокричала навигатор в ухо мужчине, разворачивая его к себе лицом, как нашкодившего ребенка. – Совсем рехнулись?!
Вейер не отреагировал. Его глаза словно ослепли – смотрели ровно и равнодушно, и расширившиеся зрачки отражали лишь разгневанное лицо Хелен. Ни малейшего присутствия личности, ни сомнений, не страха. Он, кажется, вообще не понимал, где находится и кто с ним говорит. Растерявшись, Старк отпустила плечо доктора, отступая на шаг.
Грохот нового удара сотряс темный зал, заставив заискрить выключившиеся лампы у дальней стены. Что-то снаружи рвалось в рубку, нечто сильное и неистовое. Оно могло бы войти, заставить автоматику открыть проход – но каким-то внутренним чутьем Старк поняла, что это не устраивало безумствующее существо снаружи. Его должны пригласить, впустить – как вампира из детской страшилки.
– Она меня ждет, – с какой-то грустью произнес Вейер. Голос звучал сонно, выражение лица не изменилось – доктор пребывал в плену своих грез. Хелен даже не могла сказать, обращался ли консультант конкретно к ней или просто говорил в пространство. – Я должен идти... понимаете, должен.
Не обращая внимания ни на что, он развернулся и шагнул к люку, как ни в чем не бывало. Но Старк не собралась больше вести бесед. Что бы ни руководило Уильямом, сейчас он находился в неадекватном состоянии – а ей доводилось справляться с подобным. И среди паникующих жертв космических катастроф, и среди бывших ухажеров.
Резко завернув руку ученого, она навалилась на спину, швыряя его на панель. Старк не боялась повредить оборудование – в этом хаосе вряд ли можно было ухудшить ситуацию. Больше всего её пугало, что сила рассчитана неверно – Хелен хотела удержать ученого, а не вывернуть ему сустав. Легкий хруст возвестил, что она немного переборщила – зато Вейер вскрикнул от неожиданной боли и голос его впервые за последние минуты прозвучал, как и прежде.
И тут зажегся свет.
Она застыла, прижимая стонущего консультанта. Рядом замер Купер, чье лицо сейчас напоминало маску Вуду – так сильно исказил его страх. На полу зашлась в кашле Питерс – травматолог уверенно делал ей искусственное дыхание. Он единственный пока не обращал внимания на светопреставление на мостике, а занимался коллегой, приводя её в чувство. Только когда Ребекка пошевелилась, Ди-Джей обернулся – и острый взгляд его не предвещал Вейеру ничего хорошего.
Большая часть ламп сгорела, искры еще сыпались с дверной рамы, но звук стих. Тишина и полумрак действовали на экипаж угнетающе – слишком разителен казался контраст между хаосом и этим безмолвием. Все тяжело дышали, прислушиваясь и не решаясь выдохнуть набранный в легкие воздух. Сердце Старк колотилось.
– Я... я... – простонал Уильям, первым нарушая опустившееся молчание. – Отпустите...
Только тут Хелен поняла, что еще держит доктора за руку. Она разжала хватку, выпуская побледневшее от оттока крови запястье. Вейер посмотрел на девушку, будто не веря тому, что произошло. Вздувшиеся синие вены и вспухшие мешки под глазами разом добавили консультанту пару десятков лет – сейчас он походил на обиженного старика. Кажется, даже слезы на глаза навернулись – впрочем, Хелен отнесла это на счет своего натиска.
– Доктор, не знаю, что на вас нашло, но сейчас не время сводить с ума, – четко произнося каждое слово, она взглянула прямо в глаза консультанту. Уильям попятился и быстро закивал головой – похоже, теперь он побаивался Старк. Впрочем, ей и раньше удавалось производить подобное впечатление – когда слов не хватало и приходилось доказывать, что она не просто какая-то симпатичная девчонка, взятая в астронавты по протекции.
Однако никогда еще Старк не доводилось пугать тех, кто едва не убил их всех. Даже жертвы крушений, которых часто охватывала истерика, не напоминали ту жуткую марионетку, какой только что выглядел создатель «Горизонта». То, что она описывала капитану, как чужую анти-жизнь, подбирало ключ за ключом к сознанию Вейера. Он стал брешью, уязвимым звеном в цепи их команды – и Старк не могла поручиться, что в следующий раз Уильям не выкинет чего похуже. Особенно если ему прикажут...
Кто? Что это было? Что таранило люк?
Она не знала – но возможно знал Вейер, раз уж так торопился открыть неведомой твари проход. Старк открыла рот, чтобы спросить, но тут же рация закричала голосом Раймонда, заставив её вздрогнуть.
– Мостик, прием! Что у вас происходит?! Старк, отзовись!
Она наклонилась в ближайшему интеркому, переводя дух – адреналин бушевал в крови, требуя куда-то бежать, драться, делать что угодно, лишь бы не ждать очередного визита гулящей по звездолета силы. Хелен не сомневалась – он последует. То, что играло с ними, вряд ли собиралось останавливаться – напротив, лишь повышало ставки с каждой партией.
– На мостик было совершено нападение, – стараясь говорить раздельно, чтобы Миллер и Смит не подумали, будто она бредит, отчиталась Хелен. – Что-то пыталось пробить люк, он весь во вмятинах, сгорела часть электроники.
– Нападение? – голос Миллера обрел остроту. – Вы кого-то видели? Это часть прежней команды... или что-то еще?
Он сказал «что-то», правильно поняв её намек, решила навигатор. Оба не употребляли слов «кто-то», здраво оценив, что нападавший не мог принадлежать к роду людскому. Даже вопрос о команде прозвучал дежурно – уж кто-кто, а Раймонд прекрасно понимал прочность двери рубки.
– Что-то еще, – без сомнений перебил её Купер, свирепо взглянув на Вейера. – Капитан, это какая-то хренотень, оно напало на Питерс, она...
– В порядке, – подал голос Ди-Джей, помогая врачу сесть на пол. Выглядела Ребекка плохо – помятая и уставшая, словно после недели бессонных ночей. – Была шоковая остановка сердца, но мы успели вовремя.
– Капитан, Питерс чуть не умерла, – передал слова Финней, и Старк, пользуясь тем, что её услуги связиста пока не нужны, вопросительно посмотрела на Уильяма. Доктор встретил взгляд с виноватой растерянностью – сейчас он напоминал их первую встречу, только страха заметно прибавилось. Ужас сочился из каждой поры человека, стоящего рядом, и Хелен, часто видевшая испуганных астронавтов, это ощущала. Так же остро, как животные иногда отличают больных или ослабевших в своей стае.
Вейер боялся – прежде всего себя. Гнев прошел, уступив место сочувствию – не походил Уильям на человека, способного что-то специально замышлять. А вот на наркомана, отходящего после ломки – вполне.
– Что с вами было? – спросил девушка, пока Купер живописал их ужасы, перемежая потоком ругани, сделавшей бы честь даже Смиту. – Что вы слышали? Или видели?
– Я... я не пойму, – в голосе мужчины послышалась искренность. – Старк, я прошу вас, поверьте, я не знаю, что со мной было. В голове сплошной туман... кажется, там была Клер... и...
Он застыл, как просыпающийся, что пытается удержать тающий сон. Лицо исказилось от напряжения.
– Я словно находился где-то в другом месте... с Клер. На нашей свадьбе... я прошу вас, поверьте. Я бы никогда не причинил никому из вас вреда.
Ответить Старк не успела – громкий сигнал с капитанской панели прервал все диалоги. Девушка быстро подошла, глядя на разгорающийся красным дисплей. Открылся запасной шлюз в дальней части звездолета – тот самый, мимо которого они пролетали, разглядывая корму.
– Что еще за дерьмо? – процедил Купер, вопросительно глядя на Старк.
– Открывается вспомогательный шлюз... причем изнутри, – Хелен чувствовала себя так, словно проснулась из одного кошмара в другой, еще страшнее. «Горизонт» жил своей жизнью и плевать хотел на желания команды. Хорошо еще, что не выключил системы жизнеобеспечения. Впрочем, она не сомневалась, что и до этого скоро может дойти – раз уж ими занялись всерьез. – Возможно, сбой... или это то, что пыталось попасть к нам.
Слишком быстро. Неужели оно уже в противоположной части корабля. Что же это за тварь?
Питерс резко поднялась, пошатываясь и опираясь на руку травматолога. Ди-Джей собирался возразить, но Хелен увидела горящие паникой глаза врача – и внезапно вспомнила, что посчитала не всех.
– Это Джастин, – простонала Ребекка таким отчаявшимся голосом, что навигатору стало по-настоящему страшно. – Это он открыл шлюз.
Хелен не стала спрашивать, откуда такая уверенность – что-то внутри подсказывало правоту Питерс. На «Горизонте» происходили только худшие вещи из всех возможных – и попытка вышедшего из комы парня выброситься в космос к ним вполне относилась. Старк сильно сомневалась, что Юэрс надел скафандр.
Нет, нет, нет!!!
***
Она поднялась через силу, все еще чувствуя на губах дыхание Ди-Джея. Нет, у Питерс не было романтических мыслей, между ней и реаниматологом давно установились прочные дружеские узы – но вот искусственное дыхание, совершенное им, отдавало особым привкусом. Привкусом горького миндаля и сухой полыни. Вкусом беды.
Пальцы в холод, кости в лед – кто-то страшный к нам идет, вспомнились строки из старой книги. Шекспир не потерял актуальности даже в середине двадцать первого века, но Ребекка не относилась к его большим почитателям. Однако фраза всплыла в памяти – вместе со странным ароматом задержавшегося чужого дыхания и ощущением надвигающейся беды.
А потом Старк сказала про шлюз, и онемевшее тело, в которое с трудом возвращалась жизнь, будто прошил разряд тока. Питерс наяву увидела перед глазами пустую койку медицинского отсека и небрежно брошенную куртку.
Это малыш, её медвежонок сейчас там. Открывает двери космическому холоду и смерти. Питерс это знала – так же ясно, как может знать мать, когда её ребенку больно. И пусть Юэрс не был её биологическим сыном, это ничего не меняло. Некоторые узы, однажды возникнув, уже не могли исчезнуть.
– Это Джастин, – сказала врач, и увидела в глазах навигатора испуг. – Это он открыл люк.
Никто из команды не думал ни секунду – они сорвались с места. И Питерс, мышцы которой будто одеревенели, побежала с ними наравне. Купер мог напомнить про то, что какая-то невидимая тварь едва не убила её, только что ломала люк и вряд ли далеко ушла, Ди-Джей – воззвать к логике и посоветовать успокоиться. Даже Старк не стала ждать указаний капитана, который наверняка отдал бы приказ забаррикадироваться и сам отправился к шлюзу.
Но вместо этого четверо бросились к выходу. Купер саданул кулаком по панели, и сердце Ребекки испуганно сжалось – механизм мог отказать после учиненного погрома. Люк вблизи выглядел просто ужасно – вспухший буграми вмятин, похожих на воспаленные прыщи. Потрескивала сгоревшая проводка, время от времени сыпались искры.
А с той стороны может поджидать оно. Врач вспомнила дикий поток звуков, оглушивших её в коридоре. И не просто оглушивший, если травматологу пришлось прибегать к искусственному дыханию. Да и странная вялость тела говорила, что она только чудом спаслась. Но от чего – Ребекка не помнила.
Там был холод... и какие-то тени... бабочки с человеческими головами, совы с вырванными глазами в клювах...
Образы начали захлестывать разум, но скрип двери отогнал их опасную близость. Сейчас, пока адреналин заставлял Питерс действовать на пределе, она не хотела вновь рисковать, погружаясь в видения чужого разума. «Горизонт» подобрался к ней близко, практически достал – и самое ужасное, что она видела в этом вполне понятную логику.
Нас не хотели убивать. Лишь отвлечь. Кораблю нужен малыш.
Мрак в коридоре казался особенно густым, но дыхание всеприсущего зла, которое нахлынуло на медицинский отсек, больше не витало в воздухе. Тени ушли, уносясь, как акулы, на зов пролитой крови... или надломленной души. К аварийному шлюзу.
Они бежали, и Питерс даже не задумывалась, что будет делать, если нечто незримое вновь подстережет их прямо на пути. Она не слушала, ни что кричит Хелен в рацию, которую навигатор держала в руках. Не обращала внимания на сосредоточенное дыхание Ди-Джея – короткое и резкое. Не слышала, как богохульствует Купер, умудрившийся на бегу сорвать огнетушитель – видимо, его вес прибавлял пилоту уверенности.
Ребекка не заметила, что Вейер остался – бессильно опустившийся на пол опустевшей рубки, и обхвативший искаженное лицо ладонями. Сейчас её волновал лишь огонечек тревожного предчувствия, разгорающийся в сердце.
Они опаздывали. Безнадежно опаздывали. И, уже приблизившись к долгожданному шлюзу, Ребекка с безнадежным озарением поняла, почему никто не попытается их остановить. Напротив, то, что распоряжалось на звездолете, хотело, чтобы они успели. Чтобы успели увидеть все в мельчайших деталях.
Перед закрытой внутренней дверью шлюза лежала аккуратно сложенная одежда Джастина.
***
– Что?! – было первой фразой, которую Раймонд произнес, услышав от запыхавшейся Старк сбивчивое сообщение. В ту же секунду пришла мысль – может, он неправильно понял? Потом страх – потому что услышанное вполне попадало в здешнюю тенденцию событий идти худшим из всех возможных путей. И, наконец, смутная надежда, что Хелен опровергнет сказанное... или то, что он принял за её слова.
– Джастин в аварийном шлюзе и без скафандра! – в этот раз четче отозвалась девушка, и паника в её интонации передалась и капитану. Он зажмурился, все еще надеясь, что от усталости и нехватки кислорода в скафандре начинает выпадать из реальности. – Я не могу открыть люк!
Зато он сможет, пришла другая, более холодная и рассудительная мысль, разом очистившая сознание от замешательства. Если не перестанешь стоять и изображать статую, мальчик умрет... и умрет мучительно.
Смит беззвучно выдохнул и шагнул вперед, быстро переводя рукояти ранцевого двигателя в рабочий режим. Вот у кого с рефлексами все в норме, с легким уважением подумал капитан. Не то, что я – стою и рассуждаю, когда член моей команды рискует превратиться в окровавленную ледышку.
– Я сам! – крикнул Миллер и увидел, как пилот замер и поморщился от оглушительного звука. Раймонд выругался про себя – как можно забыть про проводимость рации? Наверное, сыграло злую шутку привычное восприятие – на обшивке «Льюис и Кларк» их разделяли полтора десятка ярдов, и на Земле понадобилось бы повышать голос, что приказ звучал убедительно. Но атмосфера здесь была так редка, а скафандр плотно глушил звуки, что без рации любые возгласы звучали не громче шепота. Только холод космической бесконечности и далекие огоньки звезд, неизменно горящие в глубинах черноты, могли чувствовать себя уверенно на гребне бури. Здесь никто не услышит крики.
Он отвернулся, запуская ранцевый двигатель, но успел заметить сомнение сквозь маску шлема, промелькнувшее на лице Грегори. По-хорошему, не стоило отказываться от помощи – Смит мог прикрыть спину, учитывая, что до сих пор неясно, кто на них напал. Сообщение Старк было чересчур коротким и лаконичным. Он бы предпочел более развернутое описание того, что пыталось проникнуть в рубку – но сейчас все внимание Миллера переключилось на Джастина. И Смит никак не мог прибавить ему скорости – зато мог применить свои таланты в не менее важном деле.
– Займись починкой, – повернуть шею в скафандре нельзя, но Раймонду этого и не требовалось. Он слышал в рации ставшее напряженным дыхание Грегори и знал, что пилот ориентируется в ситуации не хуже его самого. – Твое дело – корабль.
Это тяжело признавать, и при Питерс Миллер никогда бы не выразил фразу столь прямолинейно. Но судьба Джастина и любого другого действительно стала равноценной на фоне состояния «Льюис и Кларк». Без корабля у них не останется возможности выжить. Совершенно и однозначно – как и у выходящего без скафандра в космос паренька. Он поклялся не допускать смертей, а для этого нужно расставлять приоритеты. Ему – лететь к шлюзу, пока Смит продолжит заполнять герметиком щели.
Как же я ненавижу это, подумал капитан, отталкиваясь от поверхности выключенными магнитными подошвами и нажимая рычаг двигателя. Движение тут же ускорилось – серебристо-белый шлейф замерзающих газов бесшумно вырывался из ранца, толкая астронавта к громадине «Горизонта».
Корабль летел вроде бы на расстоянии вытянутой руки, но в космосе нельзя верить тому, что видишь. Умом Раймонд понимал, что пространство разряженного газа не отражает объема, но оказалось к этому невозможно привыкнуть даже за годы, проведенные в полетах. К тому, что ощущая движение, он казался сам себе зависшим на месте, как муха в смоле. К тому, что неподвижный борт «Горизонта» вдруг скачком вырос перед глазами, заставляя маневрировать. К тому, что у него в команде опять возникла угроза смерти, а он ничего не мог предпринять.
Я не дам тебе умереть! Джастин, знаю, что ты не слышишь, но молю – не делай глупостей! Не открывай шлюз!
Вспомогательный выход... это мало того что на противоположной стороне, так еще и отдает здешним злым умыслом. Особенно на фоне того, что у Юэрса не было никаких причин идти именно туда, в направлении ядра. Если пройти из медицинского отсека по коридору мимо жилых кают, есть еще один шлюз, малый и рассчитанный на одиночные выходы. Почему не воспользоваться им?
Однако кто-то заставил мальчишку оказаться в хвостовой части – силой, хитростью... или тем ненормальным способом, благодаря которому на звездолете происходили все события. С помощью чего-то... сверхъестественного.
Мысль была тошнотворной на вкус. Миллер до сих пор не знал, как справиться с тем, что владело кораблем, абсолютно не понимал управляющих им законов. Чертовщина возникала на такой будничной основе, что мозг просто отказывал с выводами – и никакое летное училище и армейская служба не могло обеспечить его нужными сведениями. Здесь бы больше подошел любитель мистического бреда, чем астронавт...
Он ухватился за идущие вдоль борта поручни. Видимо, конструкторы установили или на случай выхода команды в открытый космос, чтобы тем было удобнее перемещаться. Капитан не собирался включать магнитные сапоги. Шагая, он словно путешествовал по морскому дну, так медленно происходило движение. Просто, время от времени хватаясь руками за поручни, Раймонд мог поддерживать нужное направление – а уж ранцевыйдвигатель сообщал телу достаточную инерцию. Главное не зацепиться рукавом за одно из поперечных креплений, которые через каждые двадцать ярдов пересекали поручни, разбивая их на прямоугольные отрезки. В невесомости, конечно, опасность травм от ушиба почти исключена, но Раймонд не мог терять времени, бессмысленно кувыркаясь в космосе. Его и так почти не осталось.
Закрыть шлюз снаружи... это проще всего. Он скосил глаза на пояс – инструменты были на месте, но на миг капитан усомнился. Миллер никогда не считал себя хорошим техником и здраво оценивал смутные шансы преградить потенциальному самоубийце путь. Конечно, ломать всегда легче, но что если он своими руками откроет внешний люк, вместо того, чтобы запечатать его?
От этой возможности рука Миллера дрогнула, и он едва не врезался прямо в черную обшивку корабля. Сверкнула молния и её синеватый блик заставил Раймонда совершить несколько коротких вздохов.
Вдох-выдох. Он справится. Вдох-выдох. Должен справиться. Вдох. Там Джастин. Выдох. И его экипаж. Вдох. Он не может никого подвести. Выдох. Не в этот раз.
Больше никто не умрет из-за его бездействия.
Очередная молния осветила Миллера, и капитан успел заметить свою тень на отполированной обшивке. Черное распластанное пятно, похожее на парящего над пустыней стервятника. Птицу, ведомую предчувствием чужой смерти.
***
Ужас в душе астронавта начал давать свои плоды. Пробежавшему насквозь весь корабль Финнею стало по-настоящему холодно.
Купер еще не отошел от пережитого нападения на рубку. Теперь он хорошо понимал Смита – действительно, снаружи, среди мрачноватой грозы в разряженной атмосфере Нептуна куда безопаснее, чем в недрах «Горизонта». Звездолет решил довести их до сумасшествия – и Финней не стал бы спорить, что «Горизонт» потерпит неудачу. Галлюцинации, которые, похоже, успела пережить половина команды – только часть беды. Он помнил непроглядную черноту в сфере реактора, как и какие-то тени, несущиеся за бегущим с Питерс на руках Ди-Джеем. Бесформенные, но с угадываемыми отдельными чертами пауков, спрутов и скорпионов – их Финней на дух не переносил. Тени, стелющиеся по полу, карабкающиеся на длинных лапах по полотку. Тени, выпивающие любой встречный свет, поглощающие его одним своим присутствием. Ядро... нет, ему лучше бы подошло другое название. Бездна, провал, врата. Черная дыра, полная монстров?
Огнетушитель в его руках казался жалкой игрушкой против разбушевавшихся на звездолете сил. Купер прихватил стальной цилиндр, чтобы чувствовать себя хоть немного увереннее. Что бы ни ломилось на мостик, оно должно иметь тело – вмятины в металле служили тому явственным доказательством. А живому существу всегда можно двинуть по голове – иного решения проблемы нападения пилот не признавал. Он прожил тридцать с лишним лет и надеялся прожить еще вдвое больше, несмотря на сумасшедшего Вейера с его дьявольским звездолетом. Правда, большую часть сознательных лет Куперу сопутствовало убеждение, что никаких чудовищ в космосе нет. Но, похоже, в этом плане дети оказались куда умнее взрослых.
Дети помнили, что темнота опасна. И до поры, до времени не подпитывали опасную иллюзию безопасности свои неверием.
У дополнительного шлюза его поджидало нечто худшее, чем любой мыслимый монстр – запертая дверь и сигнал, недвусмысленно предупреждающий о подготовке к разгерметизации.
– Ох, нет! – выдохнула Питерс, застыв возле секции прозрачного металла. Мужчина оттолкнул её, заглядывая в узкий иллюминатор, единственную связь между шлюзом и коридором.
Прямо перед ним, по ту сторону прочной двери, замер Джастин. Тело, полностью обнаженное, покрывала бледность и мурашки – даже через люк Финней видел, как холодно парню. Голый мальчишка казался очередным бредом, навеянным «Горизонтом», и если не сложенная одежда у ног пилота, он бы счел это зрелище лишь видением.
Однако инженер не походил на галлюцинацию. Раздетый, застывший и какой-то осунувшийся, Джастин смотрел в глаза Куперу, и повидавшему немало полетов астронавту стало жутко. Глаза Юэрса напоминали заброшенные подземные тоннели, не знающие ничего, кроме вечной темноты. В их уголках застыли свежие капли крови, но не похоже, что это хоть как-то волновало паренька. Даже усталое бледное лицо не выражало ничего, кроме какого-то чудовищного фатализма – смирения перед неизбежным и неотвратимым, полностью раздавившем волю.
– Малыш... – голос звучал глухо, словно на похоронах. Купер сглотнул, пытаясь придать себе прежнюю веселость. В нем теплилась надежда, что услышав знакомый голос, Джастин одумается, придет в себя. Хрупкая, ничем не подкрепленная – взгляд Юэрса обещал лишь близость страшного конца. – Малыш, не надо! Открой дверь! Это же мы, медвежонок...
Джастин молчал, как-то странно наклонив голову. В голову Купера пришло сравнение с голубем, рассматривающим обращающегося к нему человека – любопытство вместе с настороженностью и непониманием. Такое ощущение...
Он никого не узнает. У Финнея екнуло сердце. Что, если кома и то, что малыш пережил в черноте ядра, повредило ему мозги? Сейчас Юэрс походил на куклу, которую вертели чьи-то ловкие пальцы – куклу, ничего не осознающую и не представляющую, что происходит. Даже в шлюзе парень не пытался что-то сделать – просто ждал. Чего? Их действий? Нового приказа таинственного кукловода?
Купер бессильно поставил на пол огнетушитель. Бить оказалось некого, они сражались с пустотой крадущей их близких. В пучине равнодушия, охватившей инженера, не виднелось просвета – и даже застучавшая по металлу ладонью Ребекка вызвала лишь очередной безразличный взгляд. Тот прежний Джастин не оставил её призыв без внимания, но этот лишь скользнул по ней своими странно обесцветившимися глазами.
– Открой дверь, Джастин! Джастин, малыш, двери! – Питерс кричала, но с таким же эффектом она могла и просто стоять молча. Юэрс не шевелился, лишь смотрел в иллюминатор, дрожал он холода и...
...страха...
... разглядывал их со своим птичьим равнодушием.
Еще одна кровавая капля сползла к краю рта – но, несмотря на алый след, сами зрачки были чисты. Кровь будто выступила сквозь кожу, а не вытекала из глазниц – хотя в мигающем свете шлюза Финней не видел никаких заметных ран на лице Юэрса. Только чудовищное одиночество и отчужденность, пропитавшую парня до последней клетки – ими дышала поза и взгляд, как у манекена на витрине. Он был далеко, бесконечно далеко, куда не могли пробиться ни мольбы врача, ни искаженный отчаяньем призыв Купера.
Джастин утонул во тьме.
Рядом чертыхалась Старк, пытаясь вскрыть панель замка. Ди-Джей застыл, напоминая исполнительного солдата – готового выполнить любое указание. Его таланты пока не требовались, как и помощь самого Финнея. Шлюз не взломать грубой силой, сварочного аппарата нет, а закрывать свет, нависая за плечами Хелен, Купер не видел смысла.
Его помощь никак не могла облегчить ситуацию. Если Старк не сумеет разобраться с дверью – не сможет никто. Среди них только Джастин обладал особой близостью к электронике, но на его участие рассчитывать не приходилось. Даже Вейер, если бы он соблаговолил вести себя более вменяемо, вряд ли что-то дельное мог подсказать. Ученый конструировал «Горизонт», а не строил его своими руками.
– Джастин! – снова закричала Ребекка, но для Купера этот призыв уже потерял смысл. Он чувствовал бессилие, как бы ни хотел отрицать этот факт. Юэрс не повернет назад, не откроет шлюз, не даст себя забрать. Вернее, шлюз-то он откроет, только в другую сторону...
– Ну что?! – не выдержала Питерс, услышав очередное чертыханье навигатора. Старк отбросила с лица спадающие на глаза волосы, продолжая одной рукой ковырять замок лихорадочными нервными рывками.
– Говори с ним! – с отчаяньем обратилась она к Ребекке. – Надо тянуть время, я не могу открыть дверь! Не пойму, в чем дело...
Он мог сломать замок изнутри, подумал Купер, но тут же отбросил эту версию. У Джастина и одежды-то не было, не пальцем же он замкнул клеммы. Инструменты, насколько позволял рассмотреть иллюминатор, на полу камеры шлюза тоже не валялись. Закоротить питание без снятия замочной панели невозможно.
Значит, оставался лишь один вариант. Он донельзя не нравился Куперу, потому что возводил беспомощность в квадрат, если не в куб.
Корабль не захотел, чтобы Старк открыла люк. «Горизонт», как сжавший челюсти крокодил, не собирался выпускать схваченную добычу.
– Беги за аптечкой и реанимационным набором! – Старк считалась следующей по званию на время отсутствия Миллера, но Купер никогда не думал о чинах. Однако видно Ди-Джей про субординацию не забывал – травматолог мгновенно помчался в медицинский отсек. Он получил указание и собирался выполнить его наилучшим образом – Финней сейчас завидовал даже этой возможности хоть как-то помочь. Сам пилот мог лишь беспомощно следить, как на глазах Питерс появляются слезы, а от ладони, раз за разом ударяющей в прозрачный металл, остается потный отпечаток.
Бежать следом за Ди-Джеем? А какой смысл, он лучше знает, где у него какие медикаменты лежат. Надеть скафандр и через основной шлюз выйти в космос? Бред, мне придется пробираться сквозь «Льюис и Кларк», к тому времени Юэрс будет или спасен, или мертв. Прорезать люк я не успею, тем более включится герметизация внутренней двери. Но тогда что? Что мне делать?!
Он не знал, и от этого ненавидел себя даже больше, чем злосчастный корабль. Любые доступные варианты сводились к одному – что мальчик чудом одумается и придет в себя. Но взгляд Джастина убивал и эту надежду.
– Джастин, открой дверь! – в десятый раз закричала врач, и Юэрс пошевелился. Безумная радость, что Ребекке все уже удалось докричаться, разгорелась в сознании Купера и тут же угасла – голый парень спокойно подошел к стене и отключил искусственную гравитацию в шлюзе.
Хотя генераторы корабля были общими, вырабатываемое ими искусственное тяготение шло по редукторам в каждый отсек. Конечно, не любую каюту возможно отключить от тех сил, что обеспечивали сцепление ног с палубой, но шлюзы традиционно имели подобную возможность для облегчения погрузки.
Питерс замотала головой, глядя на поднимающееся над полом тело, как на возносящегося Христа. Она отказывалась верить в скорый конец, и Финней дорого бы отдал, чтобы найти убедительные слова. Сказать, что Миллер успеет, то люк удастся запереть снаружи, и они пробьются через неприступную дверь.
Но мертвая пустота в глазах Юэрса лишала надежд. Он парил, обнаженный и покинутый, в шаге от холодной гибели – и мигающий свет превращал бледную кожу в алебастровый гипс. В лишенном тяготения шлюзе «Горизонта» завис человек, готовый вскоре умереть.
Купер до боли сжал зубы.
***
Голоса не умолкают. Они шепчут и шепчут, снуют в голове, словно растревоженные муравьи, спасающиеся из горящего муравейника. Разные голоса – мужские и женские, детские крики и рык чудовищ, которых он когда-то боялся. Пока не вырос и не поверил, что их нет, что монстры – это лишь сказка для малышей. Как же он был наивен и как жестоко ошибался...
Чудовища ждали все эти годы. Ждали во тьме, там, куда он сунул руку – чтобы окунуться целиком. Чтобы утонуть и колыхаться на волнах вечного мрака, как скелет давно объеденного рыбами утонувшего моряка. Он умер и жив, потому что вечность не знает смерти. Его вечность... его и детских монстров, которые дождались новой встречи. Которые больше не покинут его. Никогда.
Не чувствуя холода, Джастин висит в лучах мигающего света. Лампы пульсируют в ритме, который он услышал по ту сторону. Ритме, что наигрывает тьма на своей флейте, и меркнущие огни корабля вторят ей. Подпевают мотив, который скоро заполнит все. Музыка и голоса в голове говорят ему, что нужно сделать. Как остановить пытку, эту жуткую боль и холод внутри. Это ощущение, что частицу его «я» нацепили на рыболовный крючок и тянут, тянут, медленно отрывая от обнаженной плоти. Затаскивают во мрак, откуда ему уже не сбежать. Первый раз голоса выпустили, но второго шанса не будет. Голоса не знают жалости...
О, сколько он увидел... Тьма не солгала, когда обещала новизну – теперь Джастин видит вещи такими, какова их внутренняя суть. Видит мышцы и нервы «Горизонта», замаскированные под стальные переборки и паутину кабелей. Корабль живет, пробуждаясь от своего долгого сна. Сна, в котором он находился с момента создания, пока врата не заставили очнуться его истинную суть. Пока мрак не одарил звездолет душой... забрав взамен души Килпака и его людей.
Как же они кричали... и до сих пор кричат. Во тьме нет смерти и это самое страшное. Если его заставят вернуться, то голос Юэрса прибавится к этому хору. И будет только боль – он уже вкусил её сполна, прежде чем мрак вышвырнул его обратно. Адская, немыслимая боль, не знающая передышки и снисхождения.
Но это лишь ничтожная часть того, что его ожидает. Того, что окончательно сведет с ума. Сотрет мальчика, который верил, что может стать астронавтом и достичь звезд, как мокрая тряпка стирает разводы на стекле. Ширма, скрывающая истинную картину мироздания, отдернута, и его глаза кровоточат от увиденного. Впрочем, это неважно – скоро они погаснут навеки. Скоро он умрет.
Иного не дано. Его послали быть якорем, зацепиться за створки врат и поддерживать их открытыми. Внутри мрак, и пока хоть одна капля черноты с ним, остальная туша той сущности, с которой он столкнулся, может просовывать в щель свои щупальца.
Даже в коме он знает это. Дела идут хуже и хуже, потому что его жизнь стала ключом. И ключ этот нужно вынуть из замка, пока не стало поздно. Пока остальная тьма не прошла следом.
Инженер не думает о том, что голоса, от которых он пытается убежать, сами подсказали ему способ. Не думает, потому что не способен. Душа превратилась в окровавленный ошметок, и её хватает лишь на передачу телу простейших приказов. Прийти в шлюз. Раздеться догола. Запустить процедуру разгерметизации.
Заставить их смотреть на жертвенного агнца, распятого в невесомости.
– Джастин! – кричит Питерс, плача за дверью, и парень видит её лицо в иллюминатор. Лицо, по которому катятся кровавые слезы, лицо с разодранной от уха до уха челюстью, застывшей в страшной улыбке. В его глазах Питерс плачет и смеется одновременно, а над ней нависает тень, похожая на маленького мальчика с огромным количеством ног. Джастин думает, что надо предупредить врача – мысль, как больная собака, тащится по мозгу, припадая на все лапы. Но решает промолчать. Это все равно ничего не изменит. Они проиграли, едва только пристыковались к «Горизонту», и теперь лишь растягивают агонию.
Но не он. Он, Джастин Юэрс, девятнадцати лет от роду, умрет, прежде чем бездна заберет его назад. Пусть эта смерть будет страшной – только так можно насытить тьму. Она не признает иной оплаты – одна лишь боль, которая вытолкнет обратно черную каплю. Либо своя, либо чужая мука. Страдания вечность возвела в абсолют...
Первоисток умер, вспоминает инженер услышанное среди бесконечных воплей. Это правда... Бог дал жизнь всему, но ценой акта творения стала Его смерть. И из смерти этой во внешней пустоте родились чудовища. Такие, как оно...
– Открой дверь, малыш! – другой голос, мужской, привлекает внимание Джастина. Это Купер... Купер, вместо головы которого покрытый червями окровавленный череп. Череп скалится ему, предлагая не делать глупостей... но единственная глупость в продолжение жизни. После того, что он увидел, на это могут пойти лишь законченные безумцы. А он не такой... прежде слепой, но прозревший, Юэрс не хочет больше лжи. Пусть даже приторно-сладкой, как та, что звалась «привычный мир».
– Вы слышите её? – спрашивает он, и голоса за дверью – в отличие от тех, что в голове, мгновенно замолкают. Собравшиеся снаружи мертвецы слушают, что он скажет... будто это что-то может изменить. Но он хочет попытаться, чтобы команда поняла... они ведь были так к нему добры. Особенно Питерс – не эта, с разорванным ртом и ручьями крови на лице, а другая Питерс. Лица которой Джастин сейчас не может вспомнить. Его заволакивает черный туман, как и большую часть прочих воспоминаний. Но она была добра... и ради этой доброты их нужно попробовать предостеречь.
– Вы её слышите? – вновь повторяет парень, и Ребекка отвечает с поспешной торопливостью, будто боясь, что он замолчит.
– Говори с ним... – слышится голос Старк. Значит, она тоже здесь – среди мертвецов, которые не знают, что мертвы. Хорошо, что Джастин её не видит в новом обличье – навигатор ему всегда нравилась. Такая красивая и веселая... он ведь ни разу не осмелился показать, что часто думает о ней. Конечно, Хелен была старше и легко переходила на флирт, но к нему относилась, как к младшему брату. Она не знала о его чувствах... и уже не узнает.
Юэрс пытается воскресить эти воспоминания, но голоса набирают силу, пресекая все его попытки. Нет, не стоит думать о любви. Только о боли, что его ждет, боли, которую не вынести. И хорошо бы остальные поверили... хорошо бы последовали его путем, пока есть время. Немного, но есть. Он не хочет, чтобы им довелось пройти через то, что пройдено им. Джастин не желает, чтобы их пожрала вечность.
– Да... – голос Питерс срывается... может потому, что её рот так изуродован? Кто сделал её такой? Хотя теперь это не важно... – Ты знаешь, что это, малыш? Ты знаешь, что это такое?
Знает ли он? О, да, хорошо знает, но не может объяснить. Как передать словами то, чем является тьма? Чудовище? Безусловно, но монстр – лишь грубое описание чего-то, имеющего клыки и когти.
Тьма же другая. Тварь из иного места. Тварь, для которой стали бы тесны все галактики его реальности. Тварь, что может порвать их, как человек забавы ради рвет сухой осенний листок, готовый и так упасть с дерева.
Среди пыток он понял, что оно такое. Оно и подобные ему. Разбросанные по реальностям, которых нет... владыки несбывшегося, повелители кошмаров и боли. Боги, родившиеся из смерти Создателя, его законные наследники и те, кому достались все ветви мироздания, сколько бы их не было.
Но как им передать это знание? Какие слова найти, чтобы описать кошмар своего открытия? Джастин не знает, и поэтому выбирает самое простое пояснение. Вроде того, что он прокричал Ди-Джею, на мгновение вырвавшись из своего темного плена. Пусть оно скажет им мало... но на большее все равно нет времени и сил. Голоса становятся громче, боль нарастает...
– Это тьма... и она внутри меня...
***
Он заговорил! Её мальчик заговорил, но в первую секунду Питерс все равно показалось, что Джастина подменили. Это странное, будто прозрачное в бледных лучах тело, расслабленная поза, в которой скользила безнадежность. Пустой взгляд – как у смертельно больного, понимающего, что пришел его последний час. Но главное – голос. Глубокий, не по-юношески усталый и грустный. Не напуганный, ни подавленный, а просто грустный. Таким был Денни, когда мама улетала... и так говорил с ней врач, после родов первым навестивший её.
Миссис Питерс, мы понимаем, что вам это сейчас тяжело слышать... но у Денни врожденная тяжелая атрофия опорно-двигательной системы... иными словами, он не сможет ходить.
А потом был развод и отчаянье, и смутная надежда на лечение. Надежда, которая привела её в этот полет. И где-то в глубине души Ребекка понимала – последний.
Глазами Юэрса на неё смотрела собственная судьба. Только смерть, только безнадежность – «Горизонт» не знал иного исхода. Он, садист-психопат, черпал свои силы в чужом страдании – и сейчас издевался, разделив их с Джастином. Потому что боялся – боялся, что она ворвется вовнутрь, обнимет мальчика и в её объятиях тот придет в чувство. Что страшная власть корабля спадет, растает, как тает весенний снег под неодолимыми лучами апрельского солнца.
Рядом продолжала кромсать замок Хелен, но по движениям навигатора врач понимала, что все безнадежно. Никогда Старк не казалась такой взведенной, с трясущимися руками. Никогда, даже в самые сложные вылеты. А это означало – она так же растеряна из-за двери и того, что её держало. Питерс не требовалось снова спрашивать, чтобы понимать – замку давно полагалось сдаться и выпустить приговоренного к смерти узника.
Но корабль этого не хотел – «Горизонт» жаждал крови. Ему были милей окровавленные иллюминаторы и куски замерзшей плоти, прилипшие к стенам. Теперь она догадывалась, что произошло на мостике – недаром звездолет устроил ей это представление. Показал, как он убил прежнюю команду... возможно, изменив давление в рубке, подготовив взрывную декомпрессию для охрипших от воплей безумцев. Которые, вполне может быть, тоже смотрели друг на друга в последний момент с подобной тоской.
– Не слушай её, Джастин! – попросила Ребекка, не замечая, что плачет. Рядом стоял Купер, гневно сжавший кулаки, но даже будь здесь весь экипаж «Льюис и Кларк», они бы не смогли помочь. Эту дверь строили на случай любых нагрузок – Питерс ли не знала, как укрепляют шлюзы на космических кораблях? И все же она говорила – потому что слабая, угасающая искорка веры еще тлела, еще билась в груди, надеясь, что непоправимое не случится. Что Бог, или любая другая высшая сила не допустит подобной несправедливости, не отнимет у неё второго ребенка – ведь именно им этот улыбчивый паренек и был. Звезды создавали свои узы, и кровное родство тут значило мало... но и слова её сейчас имели не больше веса.
– Не слушай тьму, – стараясь говорить так же убедительно, как говорила с Денни, обещая, что мама вернется, попросила Питерс. – Чем бы оно ни было, не слушай его. Оно лжет.
– Оно пришло извне... из иных мест, – голосом наркомана, вводящего в вену смертельную дозу, прошептал Джастин. Этот шепот послушно донесла сталь, пропустив через все преграды – «Горизонт» хотел, чтобы они услышали. Чтобы запомнили. Особенно она – боль Питерс радовала корабль. Делала во стократ сильнее. – Из мест настолько ужасных, что мне не объяснить. Я был там... где крики... и тьма. Среди вечных чудовищ...
Глаза его дрогнули, и еще одна кровавая капля сползла по щеке. Задержалась на верхней губе и сорвалась, падая на побелевшую грудь. Старк, словно завороженная, проводила её полет. В невесомости кровь не должна так стекать, она вообще не может течь вниз. Но, как и во всем прочем, на «Горизонте» действовали свои сюрреалистические правила.
– Они все там... вся команда... и то, что их забрало, – голос Юэрса лился и лился вязкой патокой. Казалось, вслушайся – и утонешь в смутных и тревожных образах, которые рождали его слова... в тенях, которые набросились на врача по пути на мостик. – Я был там... но возвращаться не хочу. Не хочу, чтобы оно забрало меня... и вас... или через меня прошло сюда. Лучше я умру сам...
Ребекка прижалась лицо к иллюминатору. Она даже не заметила, что он не потеет от её сбивчивого дыхания – прозрачный металл тоже всеми силами старался сохранить полный обзор.
– Посмотри на меня. Посмотри на меня, медвежонок! Открой люк! Просто открой люк, и мы поможем...
За спиной раздался топот – Ди-Джей, нагруженный аптечкой, переносным операционным кейсом и сложенными носилками мчался к шлюзу. Где же Миллер, подумала Питерс. Может, он уже у люка, блокирует выход? Но глубинным чутьем женщина понимала – это невозможно. И не потому, что капитан не успевал. Просто этого не позволит корабль – точно так, как не позволяет Старк справиться с замком.
– Я возьму резак, – прохрипел Купер, измученный ожиданием. – Нахрен замок, прорежем дверь!
– Мы не успеем, – реаниматолог дышал после бега натужно, но соображал по-прежнему быстро. – А если успеем, но мальчик откроет люк...
Финней посмотрел на Ди-Джея почти что с отчаяньем, но спорить не стал. Как бы не были горьки эти слова, он понимал последствия необдуманного вскрытия, как и Ребекка. Если во внутренней двери будет отверстие, когда внешняя распахнется... их всех ждет смерть. А если система автоматической герметизации не успеет – возможно, корабль разорвет в клочья. Или он рухнет на Нептун, как падающая звезда. Правда, в этот миг для Питерс это было едва ли не воплощением принципа воздаяния.
Если Джастин умрет, мысленно обратилась она к «Горизонту», не сомневаясь, что обитающая на нем сила её слышит, я тебя уничтожу. Слышишь, клянусь, уничтожу!
Ближайшие переборки легонько задрожали – и дрожь эта напоминала издевательский смех. Корабль знал свои силы... как и знал цену подобных угроз. Возможно, он даже слышал их – от Килпака и его людей, и помнил, чем все закончилось.
Старк в бессилии бросила инструменты на пол, признав свое поражение. Чтобы бы она не делала, дверь не поддавалась.
– Если бы ты только видела... – Джастин шевельнулся, подлетая чуть ближе к иллюминатору. Он напоминал плывущую в прозрачном пруду рыбу – так грациозно парил в невесомости. Было в этом что-то безумное – голый паренек, зависший в воздухе и рассматривающий своих друзей глазами умирающего старика. – Если бы вы все видели... то не стали меня отговаривать.
И, прежде чем Питерс успела возразить, найти еще хоть одно слово, чтобы сорвать полог колдовской пелены, укутавший разум Юэрса, он нажал клавишу. Одну единственную, радостно вспыхнувшую зеленым, несмотря на свое грозное название. Цветом жизни, а не смерти... но не его жизни.
ОТКРЫТИЕ ВНЕШНЕГО ШЛЮЗА, гласила надпись.
Этому огоньку вторил крик – отчаянный крик Питерс, разлетевшийся по всему звездолету. Крик, метавшийся, как стая перепуганных птиц, среди тьмы и пустоты. Крик, заставивший сидящего на полу рубки Вейера еще сильнее съежиться и застонать. Крик, который больше ничего не мог изменить.

Глава 16. В плену пустоты
Еще не успело стихнуть эхо от вопля Питерс, как резкий сигнал прорезал воздух. Все вздрогнули – звук вызывал в памяти строительный гудок земных городов или пожарную сирену.
– ОДНА МИНУТА ДО НАЧАЛА РАЗГЕРМЕТИЗАЦИИ, – произнес сухой механический голос. Ему полагалось звучать беспристрастно – все звуковые оповещения автопилота и системы корабельной жизнедеятельности записывались людьми серьезными. Это не указывалось уставом астронавтики или требованием полетной инструкции, не вносилось в дискуссии профсоюзов и страховых агентств. Просто все понимали, что отголосок личности в записи заставит экипаж неизбежно считать звездолет чем-то живым, а в условиях комического одиночества из таких мыслей могли вырасти весьма неприятных расстройства. Ди-Джей это хорошо знал – он перечитал немало книг, посвященных сенсорной депривации и влиянию замкнутого пространства на психику.
Всегда проще, чтобы корабль оставался кораблем, а голос внутренней службы походил на звучание робота. Ни к чему, чтобы автопилот мурлыкал томным женским голосом или аварийная система сообщала о разгорающемся пламени с весельем телеведущего комедийного шоу. Звездолетам полагалось оставаться мертвыми титановыми глыбами, просто судном, рассекающим вечную пустоту.
Но в голосе «Горизонта» отчетливо слышались эмоции. Прежде всего – радость от вынесенного Джастину приговора. Неважно, чей голос послужил прообразом записи – он явно изменился, как менялось все вокруг. Стал гуще, обрел самодовольные нотки – и откровенно потешался их бессилием.
Купер в бешенстве пнул дверь, и тут же поморщился от боли. Сам реаниматолог от подобных жестов воздерживался. Пинай или нет, но металл этим не проймешь. Теперь все зависит от капитана – если он рядом, то еще может что-то сделать. Хотя... за минуту вероятность преуспеть в блокировке внешнего люка относилась к области чуда. А чудеса на «Горизонте» происходили совсем не по Божьей воле, и полагаться на них Ди-Джей точно не собирался.
Со стороны могло показаться, что мужчина замер в шоке, как застывшая перед иллюминатором Питерс, чей затихающий крик перешел в сдавленные всхлипывания, или Старк, белая, словно мел. Но на самом деле мысли Ди-Джея обрели скорость, едва ли уступающую той, что развивали ионные двигатели. Он перебирал вариант за вариантом – и лицо Джастина, закрывшего кровоточащие глаза в странном умиротворении, лишь подстегивало мыслительный процесс. Юэрс казался спящим – но для травматолога это был сон, мало чем отличимый от скорой смерти.
Люк отпадал. Внешнюю дверь шлюза, скорее всего, не успеть заклинить. Даже Миллер не всемогущий, чтобы пробиться через прочный корпус к панели распределения питания. Конечно, её строили с расчетом, что астронавтам может потребоваться доступ к ней – например, если шлюз нельзя будет открыть изнутри. Но минута... нет, немыслимо. Вдобавок, подумал Ди-Джей, это не остановит откачку воздуха. Даже если капитан заклинит замок, парень все равно умрет от удушья.
Нет, им не войти вовремя. А значит шанс один... примерно такой же, как у человека на Земле выиграть миллиард в лотерею.
– Старк! – закричали хором Купер и Ребекка, и Хелен посмотрела на них с мольбой во взгляде.
– Я не могу ничего сделать! Теперь, когда начинается разгерметизация, система защиты не воспримет команды!
Он положил носилки прямо напротив люка и быстро вынул из аптечки шприц. Джастину потребуется остановить кровь... если он не умрет от болевого шока. Значит, противошоковое, стимулятор на случай остановки сердца, кислородную маску...
Пока руки травматолога извлекали инструмент за инструментом, он не думал ни о чем. Конечно, можно было сказать Раймонду по рации, что надо делать, но Ди-Джей не сомневался в капитане. Тем более Старк уже кричала в рацию, почти полностью сорвавшись в истерику.
– Капитан, он запустил открытие шлюза! Мы не успели!
Минута... уже меньше, Ди-Джей положил у ног приготовленные препараты и шагнул к двери. Когда Миллер ворвется вовнутрь – а ничего иного капитану не остается, пройдет еще пять секунд на закрытие шлюза. Если, конечно, Раймонд сразу же нажмет на клавишу внутри... и если её не повредил Джастин или корабль. Последнее весьма вероятно... но здесь от них ничего не зависит. Оставалось верить, что даже власть «Горизонта» не настолько сильна – не убил же он всех до сих пор. Значит, еще пять секунд... да примерно столько же, пока камера шлюза наполнится воздухом. А потом – его черед.
Ладони вспотели. Он так часто спасал жизни, что привык не испытывать эмоций – но здесь речь шла о Джастине. И, Ди-Джей хорошо понимал, если он не справится, Питерс никогда этого не простит. Ему и Миллеру. Правда, реаниматолог сомневался, что хоть кто-то из них вновь выйдет в космос, даже если благополучно вернется на Землю. Лично ему многое теперь нужно было переосмыслить – в частности, вопросы теологии. И привыкнуть к мысли о близком соседстве человечества с потусторонними силами.
– ОСТАЛОСЬ СОРОК ПЯТЬ СЕКУНД! – со злобной радостью заметил компьютер. Травматолог не удивился, окажись, что никакой системы оповещения в шлюзе нет. Возможно, корабль обращался к ним напрямую, избрав динамик внутренней связи и электронный модулятор голоса.
– Именем Твоим, да не коснется его зло, – беззвучно зашептал Ди-Джей, глядя в иллюминатор. – Боже, Ты спасение его и мое, и волей Твоей да пройдет он по воде и пламени, ступив в логово змей и скорпионов...
Он молился, одновременно слушая, что отвечает Миллер. Как капитан успокаивает Старк, что уже рядом и закроет шлюз изнутри – и его дыхание трещит в рации, словно ломающийся снежный пласт.
А затем в молитвы ворвался другой голос – испуганный, почти детский, ничего не понимающий. Голос, в котором скользило удивление лунатика, разбуженного посреди своего ночного вояжа.
– Что происходит... где я?
Юэрс открыл глаза и удивленно моргнул. Затем дернулся, не ожидая невесомости, и отлетел на несколько ярдов к стене. Испуганно взглянул на свое голое тело.
– Эй, что за дела, я... – голос оборвался, сменившись стоном, и травматолог по лицу мальчишки увидел, как к инженеру пришло понимание. А за ним и ужас – от того, что совершено, и чему предстояло произойти.
– Нет... нет... нет! – Джастин замотал головой, отчего парящее тело затряслось, как студень. – Вытащите меня отсюда! Питерс, открой дверь!
Оно хочет не просто его смерти, холод прошиб травматолога насквозь. Ему надо, чтобы мы страдали... и чтобы Джастин ощутил все в полной мере. Эта тварь, прежде всего, желает причинять боль...
Он закусил губу, чтобы удержать во рту стон. Видеть перепуганного Джастина было действительно мучительно – куда больнее, чем того равнодушного манекена, каким он только что был. Дьявольская сущность знала, куда бить.
– ОСТАЛОСЬ ТРИДЦАТЬ СЕКУНД, – довольно отчитался металлический палач, и даже Ди-Джею стоило большего труда не запустить баллоном со сжатым кислородом в динамик.
***
– Выведи меня на громкую связь, – голос Миллера мог показаться спокойным, только немного сбившимся, как у запыхавшегося бегуна. Это было оправдано – Миллер несся со скоростью, близкой к скорости, от которой захватывало дух. Низкое трение позволяло выжимать из ранцевого двигателя полную мощность – атмосфера Нептуна на высоте орбиты полета составляла довольно разряженный слой. К несчастью, слишком разряженный и полностью лишенный кислорода, что ставило под большие сомнения выживание Джастина. Однако капитан держал себя в руках – хотя внутри все кипело.
Он опоздал. Летел так быстро, как мог, едва не расшибся об обшивку – и все же не успел. О блокировке замка теперь нет и речи, это все равно не остановит процесс. Выходит, придется закрывать шлюз изнутри. Но продержится ли парень нужное время? Раймонд дорого бы дал за возможность мгновенно заполнить помещение кислородом, но после открытия должно пройти не меньше нескольких секунд, а воздух уйдет и того раньше. К моменту, когда можно нажать на клавишу, Джастин окажется не в состоянии это сделать.
Капитан поморщился – он видел, что бывало с телами при резком перепаде давления. Будет много крови... крови мальчишки, который доверял ему, пошел к ядру по его приказу – и был пожран тамошним безумием. И, закончив со спасением инженера, Миллер собирался посчитаться. Потому что никто и ничто, даже эта невидимая тварь, играющая жизнью его команды, не заставит его нарушить клятву. Джастин будет жить... они все должны выжить...
Шлюз возник так быстро, что пришлось включить тормозной выхлоп. Белая струя газа окутала голову Раймонда, превратив фигуру астронавта в облачный силуэт. Со стороны могло показаться, что от окрестных туч отделилась частица, отдаленно похожая на человека. А затем пелена рассеялась, и Миллер завис прямо напротив готовых раскрыться, словно челюсти, створок. Ему вдруг пришло в голову, что люк похож на сцепившего гнилые зубы старика – недоброго и злорадно посмеивающегося над парящим спасателем. Чувство тут же ушло, оставив после себя тревожный озноб – будто и впрямь сквозь титановую обшивку проступила чья-то личность.
Громкий щелчок и заполнившие рацию панические вздохи Джастина лучше любых слов подтвердили, что Старк выполнила приказ. Судя по тому, как лихорадочно дышал Юэрс, он находился в шаге от полной истерики. Ничего удивительного, учитывая ситуацию.
Если бы ты очнулся раньше, ничего бы этого не случилось, подумал капитан. Но винить парня просто глупо – с момента, как Купер нашел его бессознательное тело, роль Джастина сводилась к минимуму. Не он решал, что делать и говорить, и Раймонд это хорошо понимал. Как ни странно, но мистика оказалась вполне логичной – стоило принять факт её реальности. Что-то управляло парнем, и любые претензии к Юэрсу все равно, что жалоба на руки, выполняющие приказ мозга. Вот мозг этот капитана весьма интересовал... но сейчас главное – вытащить мальчишку. Все могло получиться... и должно получиться, если расчеты верны.
И если не вмешается «Горизонт». Потому что против этого у меня пока нет оружия. Но Раймонд не стал погружаться в подобные мысли. Частично – потому что не хотел, чтобы нечто с корабля услышало его сомнения. Но в первую очередь – по причине того, что автоматический голос отсчитывал оставшиеся тридцать секунд. Секунд, за которые нужно сделать так много...
– Джастин, – произнес Миллер так уверенно, как только смог, не смотря на колотящееся сердце. И парень тут же взорвался потоком слов, едва отличимых от крика.
-Шкипер, я не хочу умирать! Пожалуйста, вы должны закрыть люк!
– Я не могу закрыть люк, и ты это знаешь, – спокойствие давалось с трудом, но это единственный способ достучаться до парня. Если оружием корабля являлся страх, то Миллер мог рассчитывать лишь на хладнокровие и логику. Огонь гасят водой, а еще лучше – лишают его топлива для горения. – Теперь слушай меня внимательно, времени нет...
– ДВАДЦАТЬ СЕКУНД, – подтвердил его слова голос «Горизонта», вызвавший у Миллера желание кого-нибудь придушить. Например, Вейера, создавшего это чертово судно.
– Я умру! – теперь Джастин плакал, и даже не видя парня, Раймонд мог легко представить разлетающиеся в невесомости слезинки. Слезинки, которым скоро предстояло стать ледяными кристалликами...
– Ты не умрешь! – голос Раймонда окреп. – Я это не допущу, обещаю, Джастин! Сейчас ты должен сделать все, как я скажу, и я вытащу тебя! Ты слышишь, парень?!
– Но шкипер... – отчаянья, которое звучало в голосе мальчишки, наверняка не смогло сравниться с отчаяньем Ребекки. Уже поэтому Миллер скорее бы умер сам, чем позволил парню погибнуть. – Я не смогу... сейчас откачают воздух!
– Ты не умрешь, я клянусь! – бросая свое обещание в лицо стальной твари, почти прокричал капитан. Он знал, что команда слышит каждое слово – и внезапно понял, что сможет. Просто потому, что «Горизонт», как бы ни хотел показать себя всесильным – лишь корабль. Железяка, одержимая чем-то злобным, но одновременно и жалким. То, что правит им, способно лишь стучаться в двери или уныло скрести в них, ожидая, когда его пустят, как приблудного котенка. Но своей силы у твари мало... одни лишь фокусы и трюки.
Раймонд не знал, кто подарил ему эту уверенность. Он не верил в ангелов-хранителей, так что, скорее всего знание пришло изнутри. Возможно из той далекой наследственной памяти, когда человек еще понимал ночь – и таящиеся в ней ужасы. Их силу и слабость, которые затем стали легендами и поверьями...
– Хорошо... хорошо... – теперь Юэрс дышал натужно, словно пытался набрать в себя воздуха. Миллер знал, что это не поможет, совсем напротив – перепад давления выйдет сильнее. Оставалось всего десять секунд, и руки капитана легли на рукоять управления ранцем. Ему нужен толчок – достаточный, чтобы направить прямо к дверной панели, но не чрезмерный – капитан не собирался размозжить себе голову. Скафандр защищал от вакуума, но не от ушибов.
– Зависни перед внутренним шлюзом, не загораживая панель. Свернись в позу эмбриона. Зажми глаза как можно плотнее, лучше руками, – короткие рубленые команды всегда действовали лучше, этому их учили еще на Земле.
– Да...
– Выдохни весь воздух, – мысленно отсчитывая последние секунды, сказал Миллер. – Весь, медвежонок, что у тебя в легких. И не вдыхай. Не дыши!
Выдох прошелестел по рации словно ветер, треплющий мокрые древесные кроны. А затем пискнула автоматика шлюза, и Раймонд нажал на рукоять ранца. Уже запуская себя в полет, он успел подумать, что «Горизонту» достаточно просто задержать створки на одну секунду, и тогда спаситель или сам расшибется, или отлетит назад, оглушенный и потерявший драгоценное время. А потом Юэрс закричал, и все страхи ушли – капитана швырнуло прямо в стремительно раскрывающийся шлюз, навстречу бьющемуся в невесомости мальчишке.
***
Купер, застыв и не моргая, как в капсуле гиперсна, следил за Джастином. Происходящее напоминало бредовый кошмар, но холод, который будто излучала дверь, утверждал, что все реально. И шлюз, и Юэрс, и звук истекающего времени. Ледяное дыхание космоса окатило его с ног до головы – еще до того, как отсчет окончился.
Мальчишка закричал, и Финней просто перестал дышать. Рядом что-то неразборчиво простонала Питерс, но для астронавта все звуки умерли. Единственное, что имело значение – как быстро откроется люк.
Прошло всего семь секунд между началом откачки воздуха и моментом, когда внешние створки раздвинулись, но мужчине они показались часами. Увиденное отпечаталось в памяти, отчетливо выделенное болью и страхом – и Купер сомневался, что когда-либо позабудет этот день. Он видел, как извивается Джастин, прижимающий к лицу покрытые вздувающимися венами руки. Все сосуды проступили так четко, словно кровь в теле инженера подсветили люминесцентной краской. Этот контраст между бледным нагим телом и надувающимися венами заставил Купера задрожать.
Из носа, ушей и рта мальчишки вылетали кровавые гроздья – красные шарики парили в невесомости, как россыпь рубинов. Крик оборвался – под бессильно повисшими руками Юэрса стала видна кровавая маска, в которую превратилось его лицо. А сосуды продолжали лопаться, проступая новыми и новыми кровоподтеками на теле – медленный процесс, душераздирающе-реальный, который, однако, не хотел принимать рассудок.
Финней с трудом сглотнул кислую слюну – рвотный позыв возник так быстро, что он едва не вывернул содержимое желудка прямо на иллюминатор. Мужчина не знал, как на это могут смотреть Ребекка или Хелен – и понял, что первый отведет глаза.
Парень его друг, но подобное лежало выше человеческой выдержки. Слишком страшной выглядела пытка, которой подвергал астронавта приближающийся вакуум. Вакуум и корабль, заставший Джастина убивать себя. То, что мальчик назвал тьмой...
Люк распахнулся, и Миллер ворвался вовнутрь, летя со шлейфом, струящимся из ранцевого двигателя. Белый скафандр в лучах света превратился в сияющие доспехи, но шлем укутывала чернота – и Финней испытал радость, что не видит лица капитана. Что вообще не смотрит ни в чьи глаза. Потому что всегда будет ожидать в них обвинительное молчание и закономерный вопрос.
Как мы могли это допустить?! Почему я не успел?!
Раймонд, словно буксирный корабль, подцепил потерявшего сознание – или уже мертвого мальчишку, и врезался в дверь. Гулкий удар заставил Финнея отпрянуть – и уже потом пришел стыд. Потому что ни Ди-Джей, ни женщины так и не сдвинулись с места. Миллер отбросило назад, но вспыхнувшая зелеными огнями дверная панель подтвердила, что капитан успел нажать на клавишу.
Медленно, невероятно медленно титановые челюсти захлопывались – словно недовольные, что их зря потревожили. А может, они просто протестовали против того, чтобы добычу вырывали из их пасти. Купер видел далекие звезды в уменьшающемся на глазах проеме шлюза, куда уносились превращенные в ледышки кровавые капли. Теперь им предстояло парить в грозовых облаках, отдав свою влагу ненасытной планете, прозванной водным миром.
Кровь – та же вода.
Томительные секунды тянулись, пока запирался внешний люк. Миллер, чьи растерянные движения выдавали, что удар о дверь вышел весьма ощутимым, шарил в поисках очередного переключателя. Гравитация вернулась через секунду после закрытия шлюза. Джастин рухнул, оставляя вокруг себя извилистые узоры на полу. Узоры, начертанные его кровью, устремившийся вниз под властью притяжения.
Финней,обернулся – и встретился с холодным и сосредоточенным взглядом травматолога. Похоже, он единственный держал себя в руках – в ладонях Ди-Джей уже лежали шприцы и пулевизатор жидкого бинта. Хотя всего этого могло не хватить, и даже далекий от медицины Финней понимал, что главная проблема внутри Юэрса, а не снаружи. Внешних ран почти нет, но сразу заштопать разорванные сосуды не могли никакие синтетические заменители. Однако он верил, что Ди-Джей не был бы столь сосредоточен, не имей Юэрс ни единого шанса. Хотя, по правде сказать, реаниматолога иным никто не помнил...
Мельтешащие размышления Купера прервала открывшаяся дверь внутреннего шлюза – и тишину сменили голоса. Еще не успели створки убраться в пазы, как все четверо окружили мальчика и поднимающегося с колен Миллера.
– Кровь, нужно остановить кровотечение!
– Его руку, коли выше...
– Вторую ампулу, быстро!
– Носилки...
Носилки, ухватился за понятное слово астронавт. Питерс и Ди-Джей вкалывали парню шприц за шприцом, вводили какие-то подкожные внутривенные инъекции, но для него это не сильно отличалось от шаманских плясок. Разумеется, первую помощь Купер изучил, да и практика за годы полетов имелась обширная. Но все равно какой-то чуть ли не сверхъестественный страх перед врачами, с филигранной точностью отмеряющими тот или иной препарат, у Финнея остался.
Они переложили мальчишку на носилки – на полу осталась алая лужа. Лужа контурами напоминала худое тело, и Куперу вновь стало тошно. Он видел десятки трупов, но впервые – кого-то столь близкого. Джастин не мог умереть, это обрушивало для Финнея незыблемость того, что спасатели способны найти выход из любой ситуации. Но сейчас, быстро неся вместе с травматологом в медицинский отсек истекающего кровью мальчика, он ощущал себя курсантом-первогодком, шагнувшим в чужие и враждебные просторы космоса. Вселенная жестока, он это знал – но теперь впервые за годы службы ощутил собственным сердцем. Потому что мир стал жестоким к нему лично.
Люди всегда умирали, но чужие люди. Они не всегда успевали, заставая развороченные остатки кораблей и парящие в космосе трупы. Были школьные приятели, которые уходили в мир иной по глупости – но и они давно стали лишь расплывчатыми фигурами с фотографий и видеозаписей. Пожилые родители жили тихой и уютной земной жизнью и боль их утраты Купер еще не испытал, а случайные знакомые не вызывали глубоких чувств. Джастин стал первой потерей, ранившей его.
И, стараясь двигаться максимально быстро, но бережно – парень на носилках выглядел похуже, чем некоторые трупы, Купер никак не мог справиться со страхом. Страхом, что в этот раз все может закончиться плохо... и что ему придется пересмотреть еще некоторые постулаты своего взгляда на мироздание. Возможно, даже все без исключения.
Корабль не препятствовал, молча наблюдая за попытками спасения умирающего. Он не закрывал двери на пути команды, не лишал медицинский отсек столь нужного в этот момент энергопитания. Не возвращались и жуткие тени, едва не разнесшие люк, ведущий на мостик – все словно затаилось в ожидании. Лишь кровь, пролитая в шлюзе, медленно впитывалась в пол. Капля за каплей, она растворялась, пока «Горизонт» пробовал её на вкус, слизывал незримым языком. И смаковал, растягивая удовольствие, размышляя, когда представится случай раздобыть еще. Точнее, когда он сам создаст условия для нового кровопролития.
Сидящий в одиночестве на капитанском мостике Вейер тихо плакал, слушая заполняющие голову голоса мертвых и тех, кому еще предстояло умереть.
***
Под конец операции она дышала с трудом, а вот по лицу Ди-Джея усталость не угадывалась. Разве что глаза еще глубже запали и густые тени залегли возле переносицы, очертив ястребиный профиль. Питерс думала о том, что еще ни разу спасение пострадавшего не отнимало столько сил. На этот раз она словно отдавала с умирающему свою собственную жизнь. И, похоже, их труд не был напрасен, хотя это лишь немного разгоняло общую безнадежность ситуации.
Джастин слабо дышал, опутанный паутиной капельниц, систем внутривенного питания и фиксаторов. Кожа блестела пластиковым оттенком в тех местах, где пришлось ввести органический гель – застывая в местах разрыва сосудов, он как бы цементировал лопнувшие вены. Подобно тому, как спасатели латали получивший пробоину «Льюис и Кларк», так было и с Юэрсом – в меньшем, но более кропотливом масштабе. Кораблю, в конце концов, реактор можно запустить и после разгерметизации – в отличие от человеческого сердца.
Но теперь опасность миновала – почти нитевидный пульс сменился вялыми, но устойчивыми подергиваниями. Поверхность диагностического стола, на которой лежал мальчик, сияла заревом сменяющихся огней – автоматика исправно фиксировала ежесекундные изменения в теле. Кроме обильной кровопотери и повреждения кровеносной системы сильнее всего пострадали глаза. Если некроза тканей и кровоизлияния в мозг удалось избежать, в прямом смысле штопая изувеченного инженера, то здесь требовалась полноценная микрохирургическая операционная. Такой был оснащен «Олимп», но до него оставались шесть недель полета. Ребекка не знала, сохранит ли малыш зрение – хотя все указывало на то, что правый глаз уцелел в большей степени. Это лучше, чем ничего, но от мысли, что её медвежонок ослепнет, пусть даже на один глаз, хотелось плакать и кричать.
И все же она терпела, подавляя порывы чувств. Все то время, пока шла операция, глаза Питерс оставались сухими. Джастину нужен в первую очередь врач, а уже потом – заботливая и переживающая мама. Но, глядя на вливающуюся в бледное, почти восковое тело плазму и питательные регенеративные смеси, женщина чувствовала, что с трудом держит себя в руках.
– Он будет жить, – повторил травматолог. Как подозревала Питерс – чтобы снять гнетущую тишину. Купер отправился ремонтировать их звездолет, просто не выдержав бессильного ожидания. Они и так провозились почти три часа из отпущенного запасами кислорода времени, и присутствия Финнея не могло ничего изменить. Однако, помня его застывший взгляд и каменные скулы, Ребекка подумала, что основной причиной ухода астронавта стал стыд.
– Мы не спасли тебя, малыш, – нежно прошептала врач. Никто не сказал ни слова – скорее всего, у команды просто не нашлось подходящего утешения. Все знали, что она любила мальчика больше других – почти так же сильно, как Денни. И, как и больному сыну, не могла помочь. – Прости, сыночек...
Её плечи дрогнули. Рука Ди-Джея легла на предплечье, чуть сжала с пониманием – и отдернулась, словно реаниматолог испугался проявления сочувствия. Открытые эмоции для этого мужчины всегда были чем-то неестественным.
– Пусть побудет пока под капельницей, а затем поместим его в нашу камеру гиперсна, – тяжело вздохнул её напарник. Любое давление может вызвать новое кровотечение, я подготовлю бокс для транспортировки.
– Отключим гравитацию на «Горизонте», чтобы уменьшить вес во время перемещения – голос Миллера чуть запнулся. Произнося название корабля, он невольно подпустил интонацию неприкрытой вражды. Питерс его прекрасно понимала.
Звездолет стал их противником, разумным и безжалостным. Закрывать на это глаза – полнейшая глупость. Неважно, насколько невероятным выглядит подобное предположение, за которое их оправили бы проходить психиатрическую экспертизу на Земле – но созданный для дальних полетов корабль превратился в опасную тварь. И, как и всякую тварь, его следовало уничтожить как можно быстрее, едва они получат шанс отчалить.
Она взглянула в прищуренные глаза капитана, и прочла то же самое решение. Синяк на лице Раймонда отливал фиолетовыми оттенками, выделяясь на фоне темной кожи – последствия удара о двери шлюза. Чувство благодарности затопило сердце Ребекки. Миллер рисковал собой, чтобы вытащить Джастина, в то время как все они могли лишь толпиться у двери. Недаром Старк сидела с настолько кислым выражением лица – похоже, до сих пор не могла простить себе не поддавшийся замок.
Питерс не обвиняла ни её, ни Купера. Если здесь кого-то и стоило винить, то лишь «Горизонт». Винить, а затем взорвать, чтобы даже парящие обломки сгорели в атмосфере Нептуна. Очищающий огонь – именно то, что заслужило чудовище. Нельзя оставлять ни малейшего кусочка от одержимой нечеловеческой злобой стали. Пока он затих, словно истратил все силы на попытку убийства, но Ребекка боялась, что ненадолго. Совсем ненадолго...
– Что мы будем делать? – тихо спросила Хелен, охватив плечи тонкими руками. Женщина могла поспорить, что навигатора мучает не холод, а страх – столкнувшись с невиданной силой, перед которой пасовали все их знания, немудрено растеряться. Однако теперь еще больше, чем прежде, она верила, что Миллер найдет выход.
– Не оставляйте Джастина, – приказал Раймонд, потирая саднящий синяк. – Вообще не оставайтесь наедине. Мы не знаем, когда эта тварь вновь нападет. Не стоит надеяться, что это конец.
– Можно поместить его в здешнюю капсулу гиперсна, – предложила Питерс, взглянув на толстые стенки стоящих у стены коконов. Они внушали куда больше защиты, чем нагота и трубки, сетью пересекающие тело Юэрса. – Включим автономное питание, чтобы... корабль не смог до него добраться.
Миллер посмотрел на Ди-Джея и тот кивнул. Никто не произнес «да нет же, причем тут корабль»? Перестроить жизненные взгляды под риском смерти оказалось просто, чрезвычайно просто. Питерс не знала, чему еще перестанет удивляться в ближайшие часы. Возможно, вещам, по сравнению с которыми живой звездолет покажется чем-то рациональным...
Она вспомнила тени и удары в стены, и не удержалась от дрожи. Силы, которыми одержим «Горизонт», умели убивать, и едва не лишили её жизни. Можно драться с чем-то, имеющим тело, но против образов, навеваемых кораблем, оружия не существует.
– Сделайте это, – решился капитан. Капсулы создавались транспортабельными, чтобы их можно было перемещать с корабля на корабль при крушении. Резерва воздуха и энергии там должно хватить надолго. Люди Килпака использовали их лишь на пути к Нептуну, да и то черпали запасы из внутреннего резерва звездолета – аварийные блоки никто не успел истощить.
– А когда закончите, я хочу, чтобы вы вдвоем перерыли все записи. Все, что у нас есть – надо понять, на что еще оно способно. Выберите что-то понадежнее медицинского отсека, с целой дверью. Раз это существо не могло просто проникнуть в рубку, а начало ломать люк, сквозь стены оно не ходит. Вернее, не ходит, когда имеет тело, а не просто показывает нам видения.
– Оно? – уточнил Ди-Джей, будто сомневаясь в целесообразности термина. – Вы думаете, это что-то одно, а не целая стая? Я видел какие-то тени...
– Они меня едва не убили, – Ребекка не смогла произнести это без очередных содроганий. По телу вновь пробежала волна холода, едва не утопившая её в прошлый раз. – Это что-то непонятное, я не знаю, как объяснить. Какие-то звуки... хлопанье крыльев, визг, смех. Не пойму, слышала ли их ушами... или это происходило в голове.
– Я тоже кое-что видел, – не став, однако, вдаваться в детали, сказал Миллер. – Когда шел помогать парням с ремонтом. Но не думаю, что это разные существа. Я хочу сказать... – он обвел взглядом всю четверку, мучительно подбирая нужные слова.
– Джастин назвал это тьмой. Мне кажется, оно – единое. Может выглядеть по-разному, как... твой сын, или... горящий человек, или Бог знает что еще. Но само по себе это одно существо, связанное с «Горизонтом». Та анти-жизнь, что фиксирует биосканер.
Капитан поморщился, пытался поймать ускользающую мысль. Все молчали, терпеливо слушая.
– Оно проросло сквозь «Горизонт». Использует его энергию для всего, что бы нападать нас. Сначала галлюцинации, а теперь... – Раймонд дернул головой в ту сторону, где располагался мостик, – и более существенные действия. Похоже, оно становится сильнее.
– Сможем ли мы с ним справиться? – Ди-Джей не паниковал, но, судя по голосу, спрашивал не из праздного любопытства. – Если оно способно на такие невероятные вещи, как нам его победить?
– А об этом, – кулаки Миллера сжались, – я хочу поговорить с Вейером. Пора ему определиться, на чьей он вообще стороне. Пошли, Старк.
Питерс проводила сожалеющим взглядом уходящих. Пока все пятеро стояли здесь, создавалось ощущение тепла и защиты – будто даже бродящая по пустым отсекам тварь не могла до них дотянуться. Но теперь, оставшись втроем, она понимала, что это чувство ослабело. Троих, один из которых лежал без сознания, могло не хватить, чтобы удержать тьму на расстоянии...
– Если что-то заметишь – сразу говори, – Ди-Джей легонько подтолкнул женщину к диагностическому столу. – Давай перенесем его в капсулу и займемся записями. Кислород на исходе.
Питерс кивнула, но, проверяя показатели жизнедеятельности мальчика, думала о том, что развязка наступит гораздо раньше иссякнувших запасов воздуха. Холодное предчувствие, вызывающее в памяти крики голодного воронья на опустевшем зимнем поле – воспоминание из детских лет, вселяло безнадежность.
Не кислород сейчас важен. Совсем не кислород... но что? Что позволит нам продержаться?
Она не знала ответа.

Глава 17. Liberatis tutemet
Глаза Клер смотрели со стен, пола и потолка – куда бы ни падал его взгляд. Из кровавых капель, застывших пятнами плесени на хромированных переборках рубки и толстых иллюминаторах. Красные точки по холодной стали, и в центре их – глаза. Её глаза всюду, и сколько Уильям не зажмуривался, чувство довлеющего взгляда не проходило. Присутствие Клер заполняло все, даже воздух до последней молекулы пропах ароматом её духов. Нежно-дразнящих, как и сама она в день первого свидания.
– Оставь меня, – прошептал Вейер, боясь разомкнуть веки. Боясь, что она рядом, холодная в своей нагой красоте, почти сияющая хрустальным блеском. Стоит и смотрит – вырванные глаза заменили кровавые капли, но назовет её слепой? Сквозь кровь она видит его душу насквозь, через кровь говорит. Чем больше крови, тем ближе Клер – и тем страшнее ему самому. Потому что голос, неумолкающий голос в голове, требует помочь ей вернуться, согреть её – но не своими ласками. Нет, это не прибавит Клер тепла.
Нужна новая кровь. Еще чья-то смерть. Мертвых выкупают мертвыми, таков закон места, откуда явилась Клер. Иного места, куда не долетит даже самый быстрый корабль. Исключая, конечно, «Горизонт»...
Я никогда не покину тебя, шепчет гудение двигателя. Всегда буду рядом, звучит в треске ламп. Мне так холодно, Билли, убеждают приближающиеся шаги. Так холодно и одиноко....
Шаги...
Уильям открыл глаза и тяжело встал. Затекшие мышцы отозвались волной боли, заставившей доктора поморщиться. Сколько он просидел так, на холодном полу? Вейер не знал – в рубке ничего не поменялось. Тот же свет грозовых бликов снаружи, то же мигание ламп и потрескивание изувеченного люка. Клер ушла... но он чувствовал, что супруга скоро вернется. Она всегда будет возвращаться, не оставит его в покое. Пока не получит то, что требует. Новую кровь... и новую жизнь.
Это расплата за безразличие, убившее её.
– Я схожу с ума, – прошептал мужчина, облизывая пересохшие губы. Циферблат, горящий на стене, утверждал, что в подобных размышлениях прошли едва ли не три часа – не удивительно, что тело болело. Но три часа говорить с мертвой женой – можно ли счесть это нормальным поступком?
Билли, словно пользуясь короткой возможностью, пока в голове царит тишина, торопливо заговорил внутренний голос. Тебе нужна помощь, Билли, не отрицай. Ты же ученый, ты должен понимать...
Я не хочу ничего понимать, сердито оборвал Вейер самого себя. Клер здесь и мне... мне хорошо с ней.
Нет, от себя было невозможно что-то скрыть. Не хорошо – ты испуган до дрожи в коленях. Испуган тем, что сходишь с ума. Или тем, что она советует сделать. Билли, речь об убийстве!
Я не собираюсь никого убивать, возразил Уильям. Шаги звучали совсем рядом – похоже, капитан и кто-то из команды решили навестить его. Наверняка последуют вопросы, причем весьма неприятные... а он, вместо того, чтобы подготовиться к ним, спорит сам с собой. Я никого не убью. Никогда.
Но протест прозвучал жалко, и доктор сам это знал. Потому что Клер не просила убивать своими руками. Она просто надеялась, что он останется в стороне... и не вмешается, что бы ни произошло.
Это не Клер! голос набрал силу и оборвался, когда на мостик поднялись Миллер и Старк. Суровые, усталые лица, в которых нет сочувствия, одна лишь подозрительная враждебность – но Уильям не смотрел на них. Он глядел на третьего вошедшего, и пришлось закусить губу, чтобы не выдать себя вскриком.
Третьей была Клер – нагая и безглазая, улыбающаяся с заговорщицкой ухмылкой. Супруга стояла прямо за плечом навигатора и та, похоже, что-то почувствовала. Возможно, конечно, что Хелен смутил его взгляд – Уильям не видел себя со стороны, но сейчас он походил на мальчишку, заблудившегося ночью в темном лесу. Бледное помятое лицо, горящие глаза и едва сдерживаемый стон.
Какую-то долю секунды Старк разглядывала коридор за своей спиной, глядя прямо сквозь Клер. Та лишь молча улыбалась – чужой улыбкой, как у играющей с придушенной мышью кошки. Сомнения и противоречия вновь заполнили сердце, но Раймонд не дал времени с ними разобраться.
– Док, – желчно начал капитан, даже не пытаясь казаться вежливым. – Если вам интересно, то Джастин выжил. И мы ценим то, что вы просидели здесь все это время, вместо того, чтобы помочь.
Уильям посмотрел на Старк, встретился с точно таким же обвиняющим взглядом – и попытался хоть как-то оправдаться.
– Понимаете, я... – а что он мог сказать? Что слушал умершую жену, которая просила позволить кораблю их всех убить? Нет, говорить такое Билл точно не собирался. Я ведь не окончательно выжил из ума.
Ты уверен? переспросил собеседник в голове. Я вот не очень. Да и ты сам не веришь, Билли.
– Вы что? – Миллер ждал объяснений. Вести две беседы и одновременно смотреть в пустые глазницы Клер требовало больших сил, чем те, что оставались у Уильяма.
– Я работал с файлами, – переведя взгляд на монитор, чтобы не видеть супругу и спасателей, солгал доктор. Он не сомневался, что никто в это не поверит – слишком жалко дрожал его голос. Но, начиная врать, остановиться все труднее и труднее... или невозможно.
– Нашли что-нибудь? – сухо поинтересовался капитан.
– Еще нет... тут так много странного...
– Это точно, – голосом судьи, зачитывающего вердикт, заметил Миллер. – Например, то, что Джастин сказал. Что внутри него тьма и это пришло извне... вам такое о чем-то говорит?
Что я могу ответить? мысленно простонал Вейер. Что?
Правду, безапелляционно подсказал голос. Расскажи им правду про Клер. Ты ведь должен понимать, что видишь не свою жену. Если ты еще споришь с собой, то не веришь в душе, что она вернулась. Так почему не признать, что тьма...
В ней холодно... голос Клер прервал все мысли, будто отсекая их толстой перегородкой. В ней холодно и станет еще холоднее, если ты расскажешь. Билли, ты не должен им ничего говорить, если хочешь помочь мне.
– Доктор? – голос Хелен привлек его внимание, и Уильям вдруг понял, что стоит, уставившись в одну точку уже секунд десять. Лучшего поведения, чтобы укрепить их в мысли о сумасшествии не стоит и искать.
– Я не знаю... это ничего не значит, – Клер улыбнулась в ответ на эти слова, и Уильям внезапно испытал острое отвращение. К себе, к ней, к тому, что делает – и к тому, чем все может закончиться. Но он надеялся, что слова Клер окажутся лишь словами – Смит починит корабль, команда улетит, а он сам...
У меня будет время заняться «Горизонтом». Я останусь здесь, и до прибытия следующего экипажа во всем разберусь. Да, так и сделаю... никто больше не умрет.
Про то, что запасы воздуха почти исчерпались, Вейер не думал. Ему вообще стало трудно сосредоточиться более чем на одной мысли – и это притом, что раньше он мог вести в уме до пяти дифференциальных вычислений за раз. Но холодное присутствие Клер словно набрасывало старое пыльное покрывало на его сознание, подавляя любую попытку прийти в себя.
Его рассудок таял, как догорающая свеча. Понимая в глубине души фатальность данного процесса, Вейер все равно ничего не предпринимал. У него не осталось сил... как и желания. Лишь одно смирение, мало чем отличающееся от прежнего семилетнего отшельничества.
– Да вы прямо бесценный консультант, – от злости у Миллера свело скулы. – А про ваш демарш в рубке что скажете? Кому вы пытались открыть люк?
Уильям непонимающе посмотрел на капитана. Разве он что-то хотел открыть? Ах да, там была Клер и свадебный зал, а он...
Нет здесь никакой Клер! кричали на задворках разума остатки его «я». Нет ничего, кроме спятившего ученого и какой-то силы на этот корабле. Хватит себе лгать, Билли!
– Я... действительно пытался это сделать? – словно прося переубедить себя, почти умоляюще спросил доктор. Он так хотел, чтобы навигатор вмешалась и сказала, что капитан преувеличивает – но во взгляде Старк не осталось снисхождения. Даже она больше не верила ему. И возможно, правильно поступала.
– Да, – безжалостно разрушила его хрупкую надежду девушка. – Вы сказали, что она вас ждет. Кто вас ждал, доктор? Что оно вам показывает?
Правду, чуть не ответил Вейер. Но где-то внутри другая, более разумная половина, грустно заметила и ложь.
– Я не понимаю... я ничего уже не понимаю, – чувствуя, что больше не вынесет этого допроса, произнес Билл. – Наверное, я схожу с ума... потому что не знаю, зачем пытался открыть дверь.
На лице Клер появилось недовольство. Не в силах видеть напрягшиеся черты лица любимой и ледяную пустоту вырванных зрачков, Вейер стремительно прошел мимо опешивших астронавтов. Он выскочил в коридор, но тут же услышал тяжелые и быстрые шаги за спиной. Жесткая рука, принадлежащая Раймонду, развернула ученого, прижимая к стене. Миллер не собирался прерывать диалог.
– Так, док, – глаза капитана метали молнии. – Пора серьезно поговорить.

***
Душившая его ярость нарастала – Миллер даже ощущал жар, от которого начинали подрагивать мышцы лица. Он не знал, в полной ли мере это его личные чувства – достаточно вспомнить, как корабль пытался заставить наброситься на Старк. Однако сейчас большую часть гнева вызвал именно Вейер. Даже понимая, что пляшет под дудку «Горизонта», Раймонд не собирался сдерживаться.
Конечно, капитан не планировал закончить разговор дракой, хотя мысль выбить из Уильяма все дерьмо казалась все более заманчивой. В конце концов, доктор причастен к происходящему, но упрямо предпочитал прятать голову в песок. Его поведение указывало, что самоубийственная попытка впустить на мостик невесть что – лишь самая малость того, на что способна воля звездолета. Если бы во время вспышки гнева Смита скальпель оказался не у Ди-Джея, а у Вейера, то консультант наверняка им бы воспользовался.
А может и нет, холодной льдиной рассекла волну гнева рациональная мысль. Она пришла внезапно – стоило взглянуть в воспаленные, слезящиеся глаза доктора. Уильям выглядел поистине жалко – просто сломленный человек, пытающийся из последних сил удержать на плаву свое сознание. И, возможно, сам понимающий, что уже не властен над собой.
У Раймонда даже возникло подозрение – не специально ли ученый ведет себя так странно? Может, это последний бунт Уильяма перед сдачей во власть того, что обитало на корабле? Способ донести им одну простую мысль – не стоит доверять ему. Или вообще никому...
Миллер разжал кулак. Гнев не уменьшился, но отступил в ту часть сознания, которую он пока еще мог контролировать. Нет, драка – это последнее дело. Джастину не станет легче, даже избей он этого человека до полусмерти. Это не вернет к жизни людей Килпака и не прибавит им воздуха в резервуарах. И «Льюис и Кларк» быстрее не починится.
Единственным, кто останется в выигрыше, будет «Горизонт». Кораблю только этого и надо – чтобы начали распускать руки по любому поводу. Остановиться после того, как он сам подаст пример остальным, будет крайне сложно, если вообще возможно.
Находясь в длинных, как кишки, стальных проходах, Раймонд ежесекундно ощущал нарастающее давление на мозг. Насколько же легче снаружи, даже в душном скафандре!
Он бы с радостью бросил все и торчал на «Льюис Кларк» до окончания ремонта, но капитан покидает корабль последним. И никак иначе, чего бы там не хотела голодная и злобная тварь, пытающаяся устроить новую бойню на звездолете.
– Я ничего не знаю, – залепетал Уильям, видимо, приняв молчание Миллера за размышления, куда лучше для начала врезать консультанту. – Честное слово, капитан, я не понимаю, что происходит...
– Вы и не хотите понять, – презрительно бросил Раймонд. Презирать оказалось куда легче, чем ненавидеть, и менее опасно. По крайней мере, презрение не требовало свернуть шею находящемуся перед ним мужчине. – Я хочу знать, что чуть не разнесло рубку? И что заставило вас вести себя, как сбежавший из психушки пациент?! Почему Джастин пытался покончить с собой?!
Он оборвал себя, заметив, что кричит – кричит на испуганно вжавшегося в стену доктора. Почувствовал, как затвердели желваки на шее, а нос заполняет запах чужого пота. Запах страха, пропитавший Уильяма, запах слабой добычи, которую можно загнать. Словно он дикий зверь, настигающий раненого оленя в зимнем лесу...
– Я не знаю... – несмотря на видимый испуг, глаза Вейера смотрели... как? Раймонд не понимал, что затаилось в них, кроме вялого протеста. Какое-то смирение, безнадежность и даже желание, чтобы Миллер сорвался. Мечта о смерти? Слишком смелый вывод, но почему-то крепла уверенность, что Вейер провоцировал всех исключительно с этой целью. Не имея сил убить себя сам, он мечтал оборвать ставшую ярмом жизнь чужими руками. Возможно, не осознавая того, точь-в-точь как смертельно больное животное покидает стаю, где есть риск заразить прочих.
Доктора вели инстинкты, как и самого капитана. На этом играл «Горизонт», но если Миллер мог сопротивляться благодаря внутренней дисциплине, то для консультанта давление оказалось роковым. Ему ничего не оставалось, кроме как плыть по течению, все больше теряя рассудок и втайне даже от себя мечтая умереть. Пока он не сделает что-то худшее, чем открытый люк. Пока его не заставили сделать что-то еще страшнее...
Миллер провел ладонью по щеке, и она мгновенно намокла.
Пот. Да его буквально пробило потом, а он даже не заметил. Насколько же сильное влияние оказывает невидимое существо уже не только на мысли, но и на тело... С каждым часом воздействие увеличивается... и что ждет их в конце? Кровавые потеки на ровной глади иллюминатора? Разодранные останки, которые не могли оставить люди, даже в воинственном безумии?
Оно хочет жрать... осознание этого заставило Раймонда забыть и про консультанта, и про уходящее время. В самом деле... если это что-то живое, то ему надо питаться. Оно может воздействовать на корабль, потому что за семь лет пропитало его. Но что, если людей оно тоже пропитывает? Не просто сводит с ума, а проникает в их тела... и потом убивает. Само, пожирая тела...
Перед глазами возникли останки, медленно впитывающиеся в пол мостика. Безумная картина, но они ведь так и не нашли часть трупов, верно? А остальные походили не просто на покойников, пусть даже перебивших друг с другом. Даже если с мостика откачали воздух, декомпрессия оставила слишком мало от тех кусков мяса, что облепили стены.
– Я... – Вейер попытался вклиниться в раздумья, но Миллер его практически не слушал. Ничего важного консультант не мог сказать – ему просто не позволит новый хозяин. Да, в Уильяме осталось совсем мало прежнего человека, взошедшего на борт в доках «Олимпа». Только марионетка, которая еще не понимает, что висит на невидимых ниточках.
Раймонд больше не испытывал ненависти к ученому – впрочем, как и жалости. Вейер свою схватку проиграл, и оставалось надеяться, что он придет в себя, когда они улетят с чертового корабля. Однако пока что астрофизик - чужак, ненадежный и потенциально опасный. И слова его – ложь или заблуждения, что не меняет сути.
– Понимаете... влияние ядра может вызывать галлюцинации, воздействуя гравитацией на отдельные части коры головного мозга. Это способно...
– Док, – спокойно и как-то устало прервал его Миллер. – Вы сами в эту чушь верите?
Какая-то искорка последнего, угасающего понимания блеснула во взгляде консультанта.
– Нет, – честно признался он, и Раймонд не знал, насколько тяжело далась ему эта искренность. – Не верю... я вообще не понимаю, что происходит. Мне все больше кажется, что я... это не я, а корабль живет... и...
Он замолчал, резко обрывая поток искренности. Миллеру показалось – чересчур быстро, будто сила, выпустившая Вейера из внимания, поспешно закрыла тому рот. Что ж... главное он сказал – от него действительно нет, и больше не будет никакой пользы.
– Куда ведут врата? Где корабль пробыл семь лет? – надеясь, что сущность, стоящая за Уильямом, решит рассказать хоть немного правды, спросил капитан. Однако доктор лишь замотал головой – так, словно отрицал даже возможность ответа.
– Хотел бы я знать...
– Вы знаете, – вздохнул Раймонд, отступая на шаг. – Все вы знаете, но это уже не имеет значения. Только запомните...
Он говорил не с Уильямом – а с тем, что наверняка следило за капитаном глазами немолодого ученого. С существом, которое однажды уже ушло от прямого ответа, напугав тенью распятой бабочки-гиганта.
– Мы починим корабль и улетим. Не пытайтесь этому мешать...
– Мешать? – непонимание в голосе казалось искренним. – Я хочу того же самого, капитан!
Ты-то, может, и хочешь, про себя буркнул Миллер. А вот твой корабль – нет.
– Если у меня возникнет хоть малейшее подозрение, – игнорируя оправдания, продолжил Раймонд, – хоть самое крошечное, что вы представляете опасность, я вас засуну в капсулу и перенесу на «Льюис и Кларк» вместе с Джастином. И мне плевать, кому вы потом будете жаловаться на Земле. Потому что мне важнее мой экипаж, а не ваш рукотворный монстр! Ясно?
Уильям сглотнул и угодливо закивал. Но испугался ли он по-настоящему? Раймонд не знал... но надеялся, что консультант не раскусит обмана.
Конечно, проще всего было бы действительно погрузить Вейера в сон. Но что тогда предпримет «Горизонт»? Пока основное влияние направлено на Уильяма, сознание остальных в относительной безопасности. Будь во власти корабля свести их с ума одновременно, он бы давно так поступил. Сейчас бьют лишь по нему самому – это логично, вывести из строя капитана всегда гарантирует подрыв доверия прочих. Питерс уязвима из-за сына и Джастина. Юэрсу досталось два горошка на ложку из-за того, что он первый встретился с ядром. Остальные отделались раздражительностью, а та же Хелен пока ничего странного не продемонстрировала. Выходит, корабль не всесилен, впрочем, он и раньше в это верил.
Так что пусть уж лучше он занимается тобой... а мы будем наготове, эту мысль Миллер попытался раздробить на отдельные части. Раймонд отвел взгляд – кто его знает, не поймет ли Уильям его затею? Теперь можно ожидать чего угодно... а пока ему нужно кое-что уточнить. Получить доказательную базу под свою теорию, как любит говорить Ди-Джей.
Капитан развернулся и ушел, слушая за спиной отдаляющееся сиплое дыхание.
Вейер так и стоял, облокотившись на стену. Тени скрадывали черты его лица, делая их размытыми, будто под толщей грязной воды. Обернись Миллер, он мог бы заметить вращающиеся сферы, сияющие холодными звездами, заполнившие зрачки консультанта. Как и чужую злость, искажавшую немолодое лицо. Но Раймонд не повернул головы, оставляя тьму за своей спиной. Его ждал медицинский отсек... и ответ на важнейший вопрос.
Чем в действительности питалось существо, поселившееся на «Горизонте»?
***
Liberatis tutemet... ex infera...
Чужие слова, но сейчас они звучали так явно, что Ди-Джей не удержался от тяжелого вздоха. Питерс ничего не заметила – сидела перед монитором, перебирая архивы, но травматолог знал, что её взгляд каждую секунду возвращается к Джастину. Диагностическая автоматика следила за поддержанием его жизни, но для Ребекки этого явно мало – она больше не доверяла ничему, кроме своих глаз.
Хотя если вспомнить тени в коридоре... Ди-Джей невольно поежился, то глазам как раз и не стоит верить.
Он засел за запись, томимый мучительным предчувствием, что упустил нечто важное. Засел прямо здесь – пока Юэрс не в капсуле, бросать медицинский отсек не стоит.
И с первых же секунд голос Килпака – чистый и ясный, произнес роковую фразу. Оставалось невероятным, как они не могли разобрать этого раньше, но для астронавта это больше не считалось загадкой. «Горизонт» ввел их в заблуждение, как и связистов с «Олимпа». Сыр, помещенный в мышеловку – неразборчивые слова, которые сейчас обрели убийственную остроту. Теперь, когда пути назад отрезаны.
Он еще раз взглянул на напарницу – чернеющие круги под глазами придавали Питерс вид смертельно больной. Когда она спала или ела в последний раз? Наверное, почти сутки назад – но, кроме воды, в горло теперь никому не лезло ни куска. Причем даже любивший перекусить Купер не сумел себя пересилить, хотя его вкусы распространялись и на сухую синтетическую пищу. Гиблое место, шептали все чувства. Здесь нельзя расслабляться, нельзя вести себя, как ни в чем не бывало. Иначе – смерть.
Ex infera...
Мне нужен Миллер. Капитану стоит это услышать, прежде чем узнают остальные, подумал Ди-Джей, и тут же раздались приближающиеся шаги. Быстрые и знакомые... но на миг все равно сжалось сердце. Если бы корабль захотел, чтобы Раймонд не узнал, разве не подходящий момент отправить по его душу какую-нибудь тварь? Тварь вроде той, что свела с ума Джастина, забравшись в мысли мальчика. Или той, что превратила Питерс в эту надломленную женщину с погасшими глазами. Тварь, что могла стать тенью, голосом или видениями – как и тем, от чего мерк свет.
Но шаги все же принадлежали капитану. Возможно, «Горизонт» вовсе не собиралась ему мешать. В конце концов, запись не случайно сама очистилась от шума. Силам, истязавшим их, важно было донести послание в нужный момент – когда ловушка захлопнулась. Ди-Джей подозревал, что причина лишь одна – это могло приумножить безнадежность их положения.
Он прикрыл ноющие от света глаза, думая, что мечтая о подтверждении существования Бога, никогда не задумываешься, что и Дьявол станет для тебя реальностью. И открыл – когда Миллер, мрачный, словно гробовщик в похоронном бюро, вошел в отсек.
– Как он? – спросил капитан, и Питерс взглянула на вошедшего своими застывшим глазами. Глазами, которые сейчас казались похожими на две капли древесной смолы – вязкие и лишенные движения.
– Без изменений... можно перенести в капсулу.
– Хорошо, – кивнул капитан и направился в сторону морозильной камеры. Туда, помнил Ди-Джей, они положили то, что было снято со стен рубки – он старался не думать об останках, как о некогда живых людях. Раньше трупы не пугали немногословного Дугласа Джексона, но это было до «Горизонта».
Вся прошлая жизнь сейчас казалась чужой и бесконечно-далекой. Словно и не он шагал сквозь неё со спокойной уверенностью, что все в мире познаваемо и рационально, а Бог – сила, которую нужно просто принять, поверив в её мудрость. Что, в конечном итоге, всегда наступает закономерный и правильный финал, пусть и не всегда хороший с точки зрения отдельных людей, но не нарушающий гармонию космоса. Теперь в это верилось с трудом – на осколке зла, парящем над Нептуном, упорядоченность его жизни уступила место кромешному хаосу.
Здесь нет неба... с неожиданной тоской подумал Ди-Джей. На Земле можно помолиться, просто подняв голову вверх, но в космосе нет неба. А то, что есть – неправильное, под ногами. Может, мы слишком высоко вознеслись, чтобы удержаться от падения?
Конечно, он не искал Бога в небесном своде, как и не искал его в церквях – Всевышний везде и повсюду, не требуя зримых символов. Так Ди-Джей верил раньше, твердо считая, что человеку – человеческое, и важнее верить, а не кричать об этом на каждом углу. Но сейчас остро хотелось подтверждения его надежд. Чего-то, что доказало бы, что во вселенной правит не одно лишь зло.
Миллер, не подозревающий о теологических раздумьях подчиненного, нажал клавишу открытия морозильной камеры. Он ничего не говорил – лишь залегшая между бровей глубокая складка подсказывала Ди-Джею, что капитан серьезно взволнован. Астронавт вышел из-за своего стола и подошел к Раймонду.
Они молча смотрели на содержимое – какую-то секунду, пока Миллер быстрым жестом не приложил палец к губам. Он не оборачивался, не желая привлечь внимания Питерс – и реаниматологу стоило большого труда ничего не сказать или не вскрикнуть.
Все останки, заботливо сложенные им в целлофановые пакеты, оставили по себе лишь разорванную упаковку. То, что напоминало разыгравшуюся на мостике резню, бесследно пропало.
На глазах мужчин последние кровавые брызги всасывались в белые, покрытые коркой льда стенки – словно коктейль, втягиваемый через соломенную трубочку со дна стакана. Рука Миллера незаметно для Ребекки сжала предплечье травматолога – и пробежавшую по ней дрожь Ди-Джей ощутил в полной мере. Капитан боялся, как и он сам – от вида этого неторопливого, самодовольного безумия, в котором растворялись последние следы трагедии.
Миллер отпустил его руку и закрыл дверцу – может, излишне резко. Губы Раймонда были плотно сжаты.
– Все в порядке? – подняла голову от панели диагностического стола Питерс.
– В порядке, – Миллер не оборачивался, и перекошенное от ужаса, смешанного с какой-то жуткой решимостью лицо видел лишь один Ди-Джей. Видел, и подозревал, что его собственное сейчас вряд ли отличается по белизне от стенок морозильной камеры.
Оно их... забрало? Нет, впитало... сожрало...
– Ты... мне нужна твоя помощь, Ди-Джей, – не будь Питерс так занята Джастином, она бы никогда не купилась на этот тон капитана. Раймонд старался говорить, словно ничего не произошло, но даже его выдержки не хватало для убедительной лжи. Исчезающие капли крови стояли у Ди-Джея под глазами, и хотелось помотать головой, выбрасывая страшное видение. Может, это галлюцинация, еще один кошмар, навеянный звездолетом?
Но травматолог чувствовал, что увиденное реально. «Горизонт» действительно вобрал в себя тела – как и остальные, так и не найденные ими. Вобрал и теперь хвастался с какой-то детской наглостью, словно понимая, что ничего они ему не сделают...
– Да... конечно, – услышал Ди-Джей свой голос, – что надо делать?
– Пошли, покажу... Питерс, мы будем рядом, проверим жилые каюты. Если что – кричи, – взглядом, полным страха, Миллер попытался изобразить переживание за врача. Ребекка молча кивнула – для неё сейчас имел значение лишь Джастин и его жизнь. Все сомнения и угрозы со стороны неведомого зла отошли для Питерс на задний план.
Следуя за капитаном, Ди-Джей ей искренне позавидовал.
***
Далекое Солнце с Нептуна казалось лишь яркой звездой, затерянной в океане прочих огней. Его свет растворялся в облачном покрове и затерялся на фоне отблесков молний. Тритон, лениво вращающийся по своей орбите, в какой-то момент преградил летящий сквозь бездны пространства свет, и на корабли пала густая тень.
Солнечное затмение прошло почти неразличимо, но все, находящиеся на борту «Горизонта», как и ступающие по обшивке «Льюис и Кларк», одновременно вздрогнули. Не видя сгущающейся темноты, они почувствовали, как что-то изменилось. Корабельный воздух и безвоздушный вакуум наполнило странное ожидание – будто тишина готовилась разорваться громким криком. Потом чувство прошло, стоило звездолетам и Тритону разойтись на своих орбитальных путях.
Однако сила, вызванная мгновенным приливом темноты, осталась. Ядро жадно пило её и никак не могло насытиться. Мраку, пробивающемуся сквозь поверхность реальности, как упрямым всходам, торящим путь через каменистую почву, нужна постоянная подпитка. Корабль жаждал крови – и еще больше мечтал о ширящемся безумии. О времени, когда не нужно будет носить маску из металлической плоти. Глаза мертвых звезд взглянули на Миллера, выходящего вместе с Ди-Джеем из медицинского отсека, пронзая преграду миров. Они смотрели из-за пределов вечности, где утонул Джастин – и где до сих пор звучал его страдающий крик.
Островок света за их спиной таял – капитан желал отойти достаточно далеко, чтобы Питерс ничего не услышала. Ни к чему обременять врача новыми заботами, здесь её помощь оказалась бесполезной. Таким же мог стать итог беседы с травматологом, но Ди-Джей один из немногих сохранил толику здравомыслия. Один раз чуть не поддался, все так – Раймонд помнил серебристый блеск скальпеля на горле Смита. Но лишь ему, да еще Старк Раймонд мог рассказать все.
Мужчины остановились в самой дальней части левого коридора, миновав каюты, кухню и душевые. Впереди лежал лишь малый люк для одиночных выходов, да два десятка одноместных аварийных капсул. Дальше, разделяя проход и рубку, возвышалась тупиковая стена.
Этого Миллер не понимал. Если есть два параллельных коридора, почему не сделать на мостик еще один вход? Чтобы попасть отсюда в рубку, предстоит совершить петлю, пройдя до отсека гиперсна и свернув во второй проход. Вейер даже во вменяемые годы явно любил усложнять другим жизнь.
Астронавт бросил взгляд на аварийные капсулы. Хороши, спору нет, но ни одна из них не долетит до Земли. Миниатюрные модули притянет гравитационное поле Нептуна или просто унесет космической пылью куда-то в темные глубины. Для выживших куда больше пользы могли принести двадцать резервуаров с жидким кислородом, предложи им кто-нибудь выбирать. Впрочем, не до мечтаний сейчас, реаниматолог заждался объяснений...
– Оно забрало тела, – мрачно заявил капитан, прежде чем подчиненный засыпал его вопросами о том, что произошло в морозильной камере. Глаза Ди-Джея мгновенно сузились, он отрывисто кивнул. Миллер хорошо знал эту реакцию. Так астронавт вел себя, если новый факт идеально ложился в картину развития ситуации – словно недостающий пазл в мозаичный рисунок.
– Времени мало. Боюсь, в следующий раз оно придет за нами. Нужно собираться, выходить на «Льюис и Кларк». Пусть и в скафандрах, но там шансы выжить выше.
– Думаете? – с сомнением в голосе оглянулся Ди-Джей. Тени вокруг казались чересчур объемными и какими-то плотными, словно возвышающимися над поверхностью стен. – Оно вряд ли нас выпустит... я не уверен, что это существо не слышит наш разговор.
– Именно поэтому нужно торопиться, – Миллер с ненавистью взглянул на окружающий интерьер прохода, словно титановые переборки превратились в лица злейших врагов. – Оно затащило Джастина в ядро – и тут же ударило гравитационной волной. Потом начало выкачивать энергию, показав нам... наши страхи. Этого хватило, чтобы напасть на Питерс и мостик. Теперь тела... это ведь даст больше, чем воспоминания, так? Теперь оно кормится, становясь сильнее.
– Кого? Кого вы тогдаувидели в огне? – видно, что травматологу спрашивать неудобно, но он должен был знать. Не ради любопытства – методичному Ди-Джею могли потребоваться все детали. – Кем был тот горящий человек?
– Коррик, – он так давно не произносил это имя, что горло свело спазмом. Думал о нем все эти годы, иногда видел в кошмарных снах – но вслух не говорил. Однако сейчас наступало время выпустить гной – потому что подобными перебродившими ошибками, как подозревал Миллер, «Горизонт» и питался. Их страхом и болью, телесной или душевной...
– Вы... с ним вместе служили?
– Да, на «Голиафе» – вспоминая пламя, медленно произнес Раймонд. Он закрыл глаза, видя прокатывающиеся волны огня, такие густые и яркие, языками лизавшие чернеющую сталь. Вспомнил запах волос, превращающихся в черную паутину – и как долго не мог отмыться от него. Часами сидел в душевой, оттирая кожу до красноты, но вонь не уходила. Миллер выжил в тот день, унося пожар с собой, и угольки тлели где-то в глубине сердца. Пока звездолет Вейера не раздул их, превратив из багровеющих черных горошин в зарево костра.
Ди-Джей терпеливо ждал.
– Он был молодым, – со вздохом начал свой рассказ капитан. – Таким же молодым, как Джастин... на два года старше...
... Сэр, если мы врежемся в Солнце, вы передадите на Землю, что корабль получил солнечный удар? Да, Коррик всегда шутил. Он нарушал субординацию, но ему это с легкостью прощалось – такие люди могли развеселить даже самого строгого любителя дисциплины. И в полетах на него можно было положиться. Ему верили все, и Коррик верил людям. Особенно – мне.
– Эдвард Коррик, родом из Джорджии. Я в космосе с двадцати лет, окончил летную школу в звании офицера. Армия обеспечила возможность посетить внешние рубежи, я пропадал на вылетах даже больше, чем сейчас. За восемь лет мы доставляли любые грузы, которыми военные обеспечивали колонии – в их ведомстве тогда числилось обеспечение ресурсной базой удаленных поселений. Перевозили людей и топливо, рудничную технику и средства связи... наверное, потому расслабились.
С вами я уже... – Миллер на секунду задумался, – почти шесть лет. Коррика знал восемь. Мы были хорошими друзьями, несмотря на разницу в возрасте и звании. Не единственными, тогда у меня друзей было куда больше, чем сейчас, – капитан криво улыбнулся. – А потом произошел пожар... ты ведь слышал эту историю. Все погибли, кроме меня и еще троих.
– Запас кислорода для колонистов сдетонировал, – тихо сказал травматолог. – Да, мы все знаем о том, что случилось с Голиафом.
– Ничего вы не знаете. Ему зажало руку люком, – Миллер сморщился от боли – память словно превратилась в столб пламени. И он совал туда ладонь, выуживая забытые угли... снова слушая крик Коррика, слыша звук раздробляемых костей...
– Он вопил, прося помочь... а я уже стоял у спасательной капсулы. Терял секунды, как дурак, когда надо действовать. Его рука не давала закрыться проходу – тоненькая щель, но отверстие достаточное, чтобы пламя прошло дальше. А возможно, взрывная волна и так снесла бы люк, не знаю. Наверное, можно было ампутировать её... потому что даже ты не смог бы её собрать. Кости торчали... прямо из предплечья.
Он сглотнул, чувствуя тошноту. Вспомнил, как на пол капала кровь, барабаня в такт отчаянным крикам.
– Если бы я рискнул... у меня был резак. Время, потраченное на раздумья, можно применить с большей пользой – это его слова. Правда, Эдвард говорил так, когда звал зайти в бар на «Олимпе» во время отпуска. Но, черт возьми, как же прав он был! Может быть, в капсуле удалось бы остановить кровь. Пусть и без руки, но Эдвард бы выжил. Нужно было отрезать её, потому что вскрыть дверь я не успевал. Зато одно движение резаком, и парень бы не сгорел.
– А вы...
– А я убежал, – голос Миллера дрогнул. Он смотрел мимо и вместо стены видел палубу, заполненную мечущимися людьми. Камеры работали до последнего, давая возможность рассмотреть все, происходящее по ту сторону. Огненный вал пожирал всех на своем пути – и вскоре должен был достичь зажатого дверью Эдварда. И того, кто стоял по другую сторону.
– Нас осталось четверо. Всего четверо успели добраться до капсул эвакуации. Точнее, до единственной работающей. Чтобы вытащить Коррика, нужно было задержать вылет – потому что я знал, что остальные не бросят меня. Если стану его спасать, они тоже останутся. Одна жизнь или четыре... хотя о себе я тогда не думал. Если бы я отрезал руку сразу, то этот выбор не пришлось бы делать. Но моя растерянность лишила иного варианта, кроме бегства.
– Вы думали о других, – с пониманием произнес Ди-Джей. И это понимание было куда мягче, чем все сочувственные слова, что Раймонд слышал с того времени. Реаниматолог не утешал – он просто говорил то, что думал. Но Миллер считал, что не заслуживает даже малого проявления человечности, и лишь покачал головой.
– Если бы я действительно думал о других, то не упустил бы шанс сразу его спасти. Иногда один человек – важнее всех. Бывают моменты... это не пояснишь простыми цифрами, Ди-Джей. Есть люди, которых надо выручать, даже рискуя десятком других. Настоящие друзья, со смертью которых умираем и мы. Эдвард был именно таким человеком. А я... я полез в капсулу.
А ведь он так и не поверил. И, наверное, до самой смерти не верил, что я улечу. Потому что в последнем взгляде Коррика не было обиды или ненависти – просто удивление. Как если бы солнце вдруг встало на западе.
– Помню, как он смотрел на меня... до последнего не ожидая предательства. А монитор на стене показывал пламя... ты видел пожар при переизбытке кислорода в невесомости?
Ди-Джей только головой покачал.
– На большей части корабля тяготения уже не было... только у нас, может у реактора еще. Это – как жидкость, понимаешь? Оно течет, заполняет любые проемы – медленное и одновременно стремительное движение, словно катится снежный ком. Или волна, набегающая на берег...
Глаза Миллера утратили остатки жизни. Он говорил и говорил, не видя даже собеседника – потому что снова стоял там. И снова убегал, закрывая люк капсулы на глазах умирающего напарника.
– Я бросил его. Отчалили в последний момент, из-за моей нерешительности чуть не погибли все. У меня даже не хватило смелости убить Эдварда – лучше бы сам убил, чем позволил сгореть заживо. Потом я много раз представлял его смерть... надеялся, что она была быстрой.
И «Горизонт» показал мне эти мысли. Картины, которые я рисовал в своей голове – это был он, Ди-Джей. Горящий Коррик, который ненавидит меня. Которого я оставил умирать в муках. Если его не убило взрывом... если дверь выдержала, или аварийный люк опустился... это просто предательство. Там... там есть разница: умирать секунду или десять, валяясь в раскаляющемся отсеке с оторванной рукой. Я видел их, застигнутых огнем – они должны были погибнуть, но иногда это происходило так медленно. Огонь жестокий, Ди-Джей, он может убивать постепенно.
– Мы знали, что почти все погибли, но чтобы так...
– Вот в этом и дело, – горечь в голосе Миллера смешалась со страхом. – Я никому этого не говорил. Даже выжившие со мной не знали, что произошло. Им я солгал, что якобы видел, как Коррик погиб, пронзенный лопнувшей потолочной балкой. Я не мог... и не мог позволить с этой поры, чтобы возле меня умирали члены экипажа. Поэтому делал все, чтобы за эти шесть лет никто из вас не пострадал. Спасенные, то другое... мы никогда не могли спасти всех. Лишь бы не вы... никто не видел, как я этого боюсь.
Но корабль знал. Понимаешь, Ди-Джей? Корабль знал, чего я боюсь. Он залез в мою память и сделал это явью. А теперь, когда звездолет жрет тела, набираясь новых сил – подумай, на что станет способен? Это как... аккумулятор. Мы питаем его. Я, Питерс, Вейер... все, у кого в прошлом есть раны. Но твари и того мало, она начинает забирать мертвых в пищу. А потом...
– Доберется до живых, – с мрачной уверенностью подтвердил травматолог. – Капитан, я нашел недостающую часть записи. Точнее... звездолет мне её просто показал. Видно, вы правы – ему больше нет смысла что-либо скрывать. Это оказалась приманка, с самого начала. Только и всего – приманка для нас.

Глава 18. Конец всех тайн
А ведь он по-настоящему напуган, подумал Ди-Джей. Уж не знаю, видел ли кто-нибудь капитана таким открытым... и беззащитным.
Это было непривычно – осознавать, что Миллер, которому травматолог верил как себе, толком не знает, что делать. В предложении просто бросить все и бежать в скафандрах на изрешеченный «Льюис и Кларк» Ди-Джей не видел ничего разумного – в словах Раймонда отчетливо звучал порыв отчаянья.
Естественно, «Горизонт» не позволит им просто сидеть и ждать в отсеках «Льюис и Кларк», пока Смит и Купер завершат починку. Возможно, последует новая гравитационная волна – или очередное нападение. Выдержат ли его шлюзы звездолета? Хватит ли сил восстановить новые поврежденные секции?
Он не знал, и поэтому предпочел бы воздержаться от необратимых действий. Нужно перенести Джастина – это обсуждению не подлежит, едва живым парнем больше нельзя рисковать. Хорошо бы оставить с ним Питерс, врач все равно не бросит мальчика. А самим вернуться, находясь здесь ровно до того момента, пока по рации не прозвучит довольный голос Финнея, сообщающий, что можно отлетать. Только так имело смысл пытаться провести «Горизонт» – иллюзией его всесилия, полной возможности распоряжаться жизнью каждого в своих недрах. Он, чем бы ни был, не торопится – за нападением всегда следует период спада, тут Миллер прав. Возможно, кораблю действительно нужна сила и он накапливает её перед ударом. Лучше подловить его выпад – когда-то Дуглас Джексон видел, как Смит именно так усмирял одного подвыпившего парня во время отпуска. Дать нанести удар, попытаться уклониться – пока это удавалось. И лишь потом, в период затишья – сделать свой ход.
Бежать, подрывая реактор.
Если оно живое, то инстинктом самосохранения тоже не обделено. Пока тварь будет пытаться остановить запущенный из рубки процесс, им может хватить времени покинуть звездолет.
Но вслух подобное лучше не произносить. Ди-Джей не был уверен, не читает ли звездолет его мысли, поэтому дробил их на короткие отрывки, перемешанные старыми воспоминаниями. Думать так невероятно тяжело, но он предпочитал заработать головную боль, чем вообще остаться без головы.
– Что на записи на самом деле? – Несмотря на страх, капитан смотрел твердо. Возможно, он не прав и присутствие духа еще не полностью покинуло Раймонда? Или ему просто надо было выговориться – травматолог, например, даже не подозревал, насколько тяжелые воспоминания носит их командир. Пожар – это одно, но ощущение своей беспомощности и вины перед другом способно ранить даже самое твердое сердце. Надо признать, корабль оказался хорошим старателем, просеивающим песок по крупицам. Только вместо золота отыскивал боль.
– Там не liberatis me, – в горле вдруг стало сухо, и травматолог сглотнул. – Похоже, но не оно. Не знаю, как нас заставили это слышать... может корабль может менять запись по желанию, но мне он включил, похоже, изначальный вариант. Сначала будто вскользь... не уверен даже, слышал ли я его своими ушами, или это звучало в голове. Но потом я проверил сигнал – там точно сказано Liberatis tutemet. Не «спасите меня», а «спасайтесь» или «спасайте себя». Но дальше – еще больше.
– Продолжай – Миллер казалось, даже не дышал, слушая его рассказ. Лишь глаза впивались в лицо Ди-Джея – остро, словно отточенные ножи. Капитан не хотел пропустить ни единого слова.
– Следом идет Liberatis tutemet... ex infera... Это форма от inferi, старое слово, обозначающее «ад». «Спасайте себя от ада».
– Предупреждение? – у Миллера дрогнула щека. – Или оно нас просто запугивает? Ты действительно думаешь, что это существо – какой-то демон?
– Я не знаю, подходящее ли слово – демон, – Ди-Джей осторожно подбирал ответ. Устраивать проповедь в духе безумного священника ему не хотелось, да и церковные термины здесь не всегда подходили. – Но подумайте: если все, рассказанное Вейером, правда – то этот корабль совершил небывалое. Он вырвался за границу нашей вселенной, нашей реальности. Кто знает, где «Горизонт» побывал, что видел... и что принес с собой?
– Из ада, – Раймонд вздохнул, но без особого недоверия. За последние сутки он насмотрелся на вещи, на фоне которых даже черти казались уместными. Вздох вызвало непонимание, что же делать дальше. Но на этот вопрос Ди-Джей, помнящий о чужом внимании, вслух все равно ответить не мог. – И как ты предлагаешь бороться с демоном? Ходить и читать молитвы? Освятить воду?
Травматолог только головой покачал. Все это хорошо работало в фильмах, но в жизни чаще всего являлось лишь психологическим внушением, помогающим людям, которые верили в демонов, избавиться от психоза. Реаниматолог свято чтил Библию, но историю про Иисуса, изгоняющего бесов в свиней, понимал больше метафорически, как наподобие притчи. В любом случае, священника среди них нет, а в своих скромных силах он сильно сомневался. Только в кино любой дурак может нацепить крест и начать кропить одержимых святой водой – таинства принятия в лоно Церкви Дуглас Джексон в своей жизненной биографии не имел.
– Нет, конечно же, нет. Но, думаю надо пока лишь перенести Джастина и оставить с ним Питерс в скафандре. А нам – остаться здесь.
Последнюю фразу мужчина чуть выделил, самую малость – лишь бы капитан понял намек. Зрачки Раймонда сузились, и он кивнул – так незаметно, будто подбородок дрогнул.
– Хорошо, подготовь его и...
– Капитан, – пискнул интерком на стене, застав обеих чуть не подскочить на месте. Ди-Джей точно помнил, что коммуникатор отключен, когда они остановились поговорить – но сейчас он работал. Слышала ли Старк их беседу? Или их подслушивал только «Горизонт»?
Знать бы еще, нужны ли кораблю все эти передатчики, чтобы наблюдать за нами. Или он просто видит и знает все, что мы делаем?
Это важный вопрос, но ответить на него мог лишь сам корабль, а его не спросишь. По крайней мере, в надежде получить нормальный ответ, а не очередных фантомов, порожденных собственными страхами и злой волей «Горизонта».
– Что у тебя, Старк? – нажал Миллер на клавишу вызова.
– Купер сообщил, что ремонт окончен.
Оба астронавта переглянулась. Спасение находилось близко... но если кораблю хватит силы еще на один удар, то до шлюза может никто не добраться.
– Я иду на мостик, – отозвался Раймонд и отключил интерком. Взглянул на травматолога – с таким видом, будто посылал его на смертельно опасное задание.
– Подготовь Джастина и перенеси на «Льюис и Кларк». Лучше сразу в капсуле, бокс не так надежен... в случае новой разгерметизации. А потом – назад. У нас здесь еще много дел.
– Хорошо,- кивнул Ди-Джей. Конечно, назад. Главное, чтобы он нам поверил. Потому что кому-то придется играть роль приманки до самого конца, пока большая часть не выберется. Купер – там, как и Смит, пилотами нельзя рисковать. Питерс и Джастина я отправлю. Выходит, мы вчетвером... что ж, для Вейера это можно назвать искуплением. Он породил этого монстра и поможет его отвлечь. Хорошо бы Старк вывести, но боюсь, тогда эта тварь все поймет.
О том, что все они мало чем отличались от смертников, Дуглас Джексон старался не думать.
***
И если эта хренотень сейчас не выдержит, я выброшу Вейера в космос. Богом клянусь, выброшу, пообещал себе Купер. Злость, копившаяся с момента, когда он увидел беспомощного Джастина, истекающего кровью в шлюзе, требовала выхода.
Заплатка, напоминающая кое-как приваренные лепешки застывающего жидкого герметика, тоже бесила пилота своей ненадежностью. Честно говоря, Финней вообще не был уверен, что с этим уродством, размазанным по корпусу, они долетят хотя бы до пояса астероидов. А если при ускорении герметик отвалится? Будет просто чудесно протянуть ноги по причине собственного неудачного ремонта, да еще и сгубить весь экипаж.
Смит скрылся в недрах «Льюис и Кларк», и Купер представлял, как второй пилот пробирается через безвоздушные отсеки корабля. Хриплое дыхание напарника постоянно раздавалось в рации – по молчаливой договоренности, они не выключали связь ни на секунду. Это придавало уверенности – тот её минимум, который оставлял им нависающий над головами «Горизонт».
Корабль, созданный Вейером, сейчас казался находящимся сверху – его движение по орбите сопровождалось незначительным центробежным вращением. Финней предпочел бы не видеть над собой, застилающую звезды, громадину темной стали – особенно на фоне сгустившихся внизу туч. Гроза вновь усиливалась, вспышки молний сверкали все чаще и чаще – Нептун демонстрировал свой дурной нрав во всей красе.
Купер понимал планету. Когда над тобой болтается такой кусок дерьма, поневоле станешь раздражительным. Сейчас он думал о Нептуне, как о живом существе – а почему нет? Если звездолеты могли жить своей странной жизнью, то чем хуже эта синяя сфера, названная в честь какого-то древнего божества? Может она и ярится бурей, потому что взбешена подобным соседством. Занозой, впившейся в верхние слои беспокойной атмосферы...
– Я в рубке, – вырвал пилота из философских раздумий голос Смита. – Проверим герметизацию, если здесь что-то еще работает.
– Как оно там? – сам Купер с момента аварии внутри «Льюис и Кларк» так и не побывал. Частично – по причине нехватки времени, но еще и потому, что не хотел окончательно отчаиваться. Видеть корабль, который он годами пилотировал, в искореженном состоянии – все равно, что наблюдать за болезнью домашнего питомца. И хорошо бы болезнь оказалась не смертельной – иначе владелец рисковал не пережить своего любимца.
– Тут все хреново, и даже ещё хреновее, – в своем характерном стиле высказался Грегори. – Что не сгорело, то разорвано декомпрессией – твое кресло вообще под потолком болтается.
Купер закрыл глаза, мысленно считая до трех. Вариантов больше не осталось – если им не удастся, можно разве что взяться за руки и прыгать вниз, прямиком в грозу. Все равно такой конец лучше, чем ожидание смерти внутри «Горизонта». Правда, стоит тогда взорвать дьявольский корабль, устроить напоследок себе хорошие огненные проводы. И, скорее всего, вся команда охотно поможет в этой затее...
– Включаю гравитацию, – что-то щелкнуло, Смит резко выдохнул, отдаленный звук удара достиг ушей пилота. Сам он ничего не почувствовал – на внешней обшивке его держали магнитные ботинки скафандра, так что различия в притяжении не ощущалось. Нептун вообще оказался странной планетой – облака на этой высоте хоть ложкой ешь, а тяготения не наблюдается.
– Ты там как? И как мое кресло? – нужно подбадривать Смита, раз уж он все равно только и мог стоять здесь, и следить, какая из заплаток даст течь. Хорошо бы – никакая, но такое везение равносильно «фулл хаузу» с первой раздачи в покер.
– Нормально, – отозвался Грегори, и в голосе астронавта послушалась легкая ирония. – Но управлять полетом придется стоя.
Смит не ругался – это уже хороший знак. Судя по долетающим щелчкам и гулу, второй пилот запускал одну систему за другой. Большая часть, наверняка, вышла из строя, но у них имелись резервные версии. Конечно, ремонтом обычно занимался Джастин... но сейчас предстояло поработать за парнишку.
Я тебя вытащу, малыш. Обещаю, вытащу. Только не умирай, ладно? Мы вернемся на Землю, потому что иначе это будет совсем не правильно. А я прожил три десятка лет не для того, чтобы узнать, что это вселенная настолько уж дерьмовая. Не сдавайся...
Купер знал, что сейчас все с замиранием сердца слушают каждую их фразу, каждый шаг. Наверняка собрались в рубке, хотя лучше бы они стояли уже в шлюзе. Чем быстрее корабли расстыкуются, тем раньше он вздохнет с облегчением. А если Вейер попробует их задержать...
Что ж, мрачно подумал Финней. Доктору не повредит небольшое сотрясение – глядишь, мозги и заработают. Думаю, Миллер не станет возражать – а Смит еще и добавит.
– Ладно, Куп, – голос Раймонда казался божественной симфонией на фоне надвигающейся грозы. – Начинайте надувать нашу птичку воздухом.
Показалось, или капитан шутил с каким-то мрачным фатализмом? Будто принял какое-то важное решение, которым пока не хотел делиться с окружающими? Финнею это не нравилось, но он все равно не мог ничего сейчас изменить.
– Слыхал, Смит?
– Да, – кратко отозвался напарник, и гул усилился.
– Скрестите пальцы, детки, – как шоумен перед началом концерта, заявил Купер. Сам он этого ритуала был лишен – скафандр конструировали без уважения к подобным приметам.
Вдруг тонкая струя вырвалась прямо перед его лицом, окутав астронавта белой дымкой. Он знал, что эта утечка не способна ему навредить, но все же рефлекторно отмахнулся руками и сделал два шага назад. Все равно его никто не видит... а сохранять спокойствие сегодня было что-то трудно.
– Утечка! У нас утечка! – крикнул Смит, и струя пара начала угасать. Драгоценный кислород и так показывал дно, тратить его просто преступно глупо.
– Вижу! – снимая с пояса пулевизатор герметика и сварочный аппарат, откликнулся Купер. – Трещина небольшая, больше нигде нет?
– Нет, датчики показывают лишь одну, – Смит, судя по звуку, что-то пнул.
– Тогда – дайте мне двадцать минут и собирайте чемоданы.
– Давай, Куп, мы в тебя верим. Главное – корабль, мы сами донесем Джастина до шлюза.
Казалось, Миллер должен был сказать это с радостью, но в голосе капитана звучало лишь предостережение. Недобрые предположения окрепли – Раймонд знал что-то, чего не знали оба пилота, занятые ремонтом. И Финней готов был спорить на свою годовую зарплату, что уход с «Горизонта» будет таить в себе множество неприятных сюрпризов, которые Раймонд сейчас пытался предусмотреть. Разумно вернуться, помочь Миллеру и Ди-Джею нести раненого Юэрса – но, похоже, капитан хотел держать их со Смитом как можно дальше от «Горизонта». Не то, чтобы Финней сильно возражал – но второй раз ощущать свою беспомощность он не собирался.
Пилот набросился на трещину, с такой яростью заваривая пробоину быстро застывающей смесью, что увидь его лицо летная комиссия – и с лицензией пилота пришлось бы распрощаться. Это было лицо человека, который хотел сделать больше, но мог лишь наблюдать, как другие рискуют своей жизнью. Лицо, в котором ненависть к «Горизонту» и его создателю могла скоро перевесить здравый смысл.
***
Питерс вздрогнула, услышав шаги – любой звук бил по натянутым нервам, словно удар плети. Они едва успели подготовить Джастина – сейчас изувеченное тело неподвижно плавало в капсуле гиперсна, как отращивающая крылья гусеница в коконе паутины. Ребекка отвернулась – вид мальчика, покрытого бинтами и хирургическим гелем, взывал в ней желание обрушить на кого-нибудь проклятия. Может быть, даже расколотить что-нибудь увесистое, попавшееся под руку. Однако те приборы, что находились в отсеке гиперсна или медицинской каюте, еще могли пригодиться, чтобы спасать жизнь.
Рассудок пока что не покинул Питерс. До момента, пока они не перенесут капсулу на «Льюис и Кларк», врач не собиралась давать волю гневу.
Ребекка не сомневалась, что Миллер решит избавиться от опасного звездолета с его жутким обитателем – и всеми руками голосовала бы за. Впрочем, вряд ли этот вопрос вообще нуждался в обсуждении – один лишь Вейер мог начать протестовать, но мнение ученого больше никого не интересовало. Свой шанс влиться в команду Уильям утратил бесповоротно, и теперь Питерс старалась лишний раз не пресекаться с немолодым доктором. Она не была уверена, что злость не выльется против создателя этого кошмара, который, то ли по странной слепоте, то ли под властью здешних сил, вел себя как полный придурок.
Вейер, как не крути, был виновен в том, что случилось с Юэрсом. Ребекка с нежностью взглянула на кокон, стараясь не задерживать взгляд на кровоподтеках. То, что пережил Джастин, эхом отдавалось в сердце. Адскую боль, которой подверг её малыша корабль, Питерс воспринимала, как собственную.
– Все будет хорошо, – шепнула она и повернулась на звук шагов. Ди-Джей, после беседы с капитаном еще более сосредоточенный и немногословный, вышел из правого коридора, неся поднос. О еде, несмотря на жуткий голод, врач не могла думать – но от кофе бы не отказалась. Голова и так раскалывалась от переутомления, да и глаза постоянно норовили сомкнуться, отправляя Ребекку в мир видений и грез.
В царство темных снов.
Она потерла щеки, стараясь хоть немного взбодриться. Расслабляться сейчас – смертельно опасно, «Горизонт» наверняка задумал какую-то каверзу. После того, как Купер занялся трещиной – хотелось верить, что последней, миновало десять минут. Время тянулось невероятно медленно, заставляя Питерс еще больше жалеть о каждой лишней секунде, проведенной здесь.
Корабль просто не мог позволить им спокойно улететь. Не для этого он пугал, сводил с ума и пытался прикончить её. Что-то должно произойти, и Питерс надеялась, что случится это уже после того, как они благополучно перенесут Джастина.
Всего десять минут. Купер попросил двадцать, еще немного на проверку и закачку воздуха. Скоро... подумала женщина. Надо продержаться еще максимум полчаса. Неужели после того, как мы пробыли здесь почти сутки, полчаса что-то изменят?
Плавающий в растворе Джастин всем своим видом говорил, что да, изменят. И возможно необратимо.
Она боялась.
– Кофе? – Травматолог поставил поднос на раскладной стол возле сегментированного люка, и протянул кружку с дымящимся напитком. По лицу Ди-Джея никогда ничего нельзя было понять – страшно ли реаниматологу, Питерс не знала. Скорее всего, страшно, ведь он выносил её из коридора и видел то, что гналось... да и Миллер с ним о чем-то серьезном беседовал. Но Ребекка не стала спрашивать – в конце концов, она верила капитану. Он спас Джастина и наверняка придумал выход для остальных.
Все необходимое прозвучит. В свое время, когда это потребуется Раймонду. Они еще будут сидеть на Земле, все вместе, где-то под цветущими акациями – наверняка к маю Джастина удастся поставить на ноги. Тогда все случившееся станет лишь дурным сном, отдалится, забудется... Она не уйдет из спасательной службы, для лечения Денни нужны деньги, но выберет работу станционного врача. Менее оплачиваемую, но и не тающую никаких неожиданностей...
И постарается больше времени проводить с сыновьями. С родным и тем, который ей почти как родной. Потому что Джастину потребуется тщательный уход первое время... но он справится. Да, её мальчик должен справиться...
– Питерс? Кофе хочешь? – Ди-Джей смотрел на замечтавшуюся коллегу с недоумением. Ребекка тряхнула головой – похоже, она уже спала на ходу. Проклятая дурманящая монотонность, на «Горизонте» никогда не поймешь, где сон, а где – явь. Кажется, Ди-Джей однажды называл такое состояние фантазмом...
– Да... спасибо, – она подошла, приняла кружку, с наслаждением чувствуя горячее тепло в ладонях. Руки успели замерзнуть, хотя когда это произошло, Питерс не заметила. Держать кружку было приятно, как и прихлебывать горячую жидкость, но спать от этой сладкой истомы хотелось все сильнее.
– Без молока, извини, – когда травматолог шутил, это и с ясной головой трудно понять, а уж сейчас Питерс вовсе не могла разобраться. Разве у них есть молоко в пищевом наборе? Она не могла вспомнить, мысли путались. Наверное, есть... скорее бы выбраться и уснуть. Спать, спать... она впервые была рада долгому полету, который даст возможность отдохнуть. Достаточно знать, что Джастин и остальные рядом, и никому ничего не грозит...
– Ничего, – заплетающимся языком ответила врач. – Как там дела у Купа?
– Думаю, неплохо, – Травматолог оперся на массивный люк в центральную секцию, мелкими глотками выпивая свой кофе. – Через минут десять придет капитан, будем вывозить Джастина к шлюзу. Ты как?
– С ног валюсь, – честно призналась Питерс. – Но все системы капсулы в порядке, автономного питания с лихвой хватит на транспортировку. Я пока не отключала его от общей системы подачи энергии, только настроила аварийную. Если вдруг что – она включится сама.
Страх на миг прогнал сон. Вдруг и аварийная система откажет? Но думать о таком, не имея сил предотвратить... какой смысл истязать себя возможными тревогами? Им либо удастся замысел, либо нет – и никаких сантиментов.
– А с записями? Есть что-то новое? – почему-то этот вопрос интересовал травматолога не меньше, чем состояние Юэрса. Может, он что-то нашел, чего не показал ей? И ради этого ходил секретничать с Миллером?
Однако пока шла проверка резервов капсулы, Питерс успела еще раз пролистать корабельный журнал – ровным счетом ничего. Все те же помехи и шум, застилающие момент трагедии. И – тишина после, растянувшаяся на семь лет. По их времени, потому что хронометры корабля утверждали, что полет навстречу смерти Килпака и его людей произошел за секунду до отправки сигнала SOS.
Они направились в медицинский отсек, на ходу прихлебывая кофе. Бросать Джастина в капсуле не стоит, но в любом случае предстояло собрать медикаменты. «Горизонту» запасы препаратов уже ни к чему, а поддержание состояния медвежонка требовало инъекций перед сном. Да и данные надо скачать... будет на Земле задачка для следствия, если военные все не засекретят.
И все же, выходя, Ребекка кинула тоскливый взгляд на оставляемого Джастина. Конечно, она рядом... но отсек, из которого расходились коридоры, казался таким большим и пустынным. Его холод захлестывал расположенные у входа в левый коридор капсулы, топил их в одиночестве. В отрицании любви, делавшем помещение чужим и совсем не подходящим её мальчику. Её медвежонку.
Надо бы закрыть этот люк. Разделить отсек входа и Джастина.
Врач пошла обратно, нажала настенную панель. Ни единого огонька не зажглось под её руками. Гравитационная волна или что-то иное лишило возможности отрезать первый участок левого коридора – помещение гиперсна, от пустого помещения с округлым люком. И от того, что лежало следом – долгого прохода, ведущего к шлюзу... и к ядру.
– Мы услышим, если что, – понял её сомнения Ди-Джей. – Если кто-то попробует открыть разделительный люк в центральную секцию, звук трудно пропустить.
Ребекка кивнула, но в сердце все же гнездилось сомнение. Слишком близко от темноты – пока они стояли в проходе, мрак не рисковал наступать, но сейчас малыш один. Лучше поторопиться и собрать все нужное как можно быстрее...
– Все тоже, никакой ясности, – Питерс уже без особого желания допила кофе, зайдя под неизменившийся свет ламп. Диагностические столы пульсировали радужной рябью, ожидая пациентов, мониторы приветливо горели. Обманчивая, располагающая к работе гармония. Как у цветка-росянки, поджидающего привлеченную яркими красками муху...
Женщина кинула взгляд на экран, где наверняка должны плясать графики систем жизнеобеспечения.
И выронила чашку.
Остатки кофе расплескались по полу, сверкая своей чернотой на фоне стерильной белизны. Часть горячего напитка окатила ботинки, но Ребекка не обратила на это ни малейшего внимания. Она смотрела на видеозапись, которая проигрывалась во весь экран. Смотрела, пока отвращение заставило её со стоном отшатнуться и закрыть лицо руками. На экране открылось не просто безумие, нет... женщине не хватало слов.
– Питерс?! Что... – Ди-Джей тут же оказался рядом и замолчал. Не открывая глаз, пытаясь выкинуть из головы хотя бы часть увиденного, Питерс слышала, как травматолог тяжело вздохнул. Почти вскрикнул. И ту же бросился к интеркому.
– Капитан, мы нашли последнюю запись! Тут видео того, что случилось с экипажем...
Ей больше не хотелось спать. Честно говоря, после мимолетного взгляда на видео, Питерс сильно сомневалась, что уснет даже в капсуле. А если и уснет – то наверняка станет биться в кошмарах при пробуждении, как Вейер. Возможно, еще множество ночей...
Запись во всех деталях отражала произошедшую казнь. Казнь рассудка в угоду извращенности.
***
Они собрались на мостике, выведя изображение на капитанский экран. Миллер, Старк и Ди-Джей почти нависали над пультом, хотя каждый испытывал желание отойти подальше. Даже в форме изображения, картина вызывала чувство сильной тошноты, будто все они по уши измазались в дерьме. Вейер – тот вообще отступил в дальний угол, всем видом показывая, что он этого знать не хочет. Миллер подумал было вывести запись на общий экран над передним иллюминатором, но так и не решился. Ему самому было сложно не отводить взгляда от того, что вытворяли с собой астронавты Килпака. Желание ткнуть носом ученого в реальность, которую породило его эго, меркло перед ощущением бесконечной бездны, в которую падали люди на видео.
...Кровь и распоротое обнаженное тело на полу. Мужчина, с безумной улыбкой извлекающий внутренности астронавта, и с причмокиванием пожирающий...
... Человек по фамилии Бригс – как гласит нашивка на его лохмотьях его комбинезона, заталкивающий сам себе в глотку руку. Все глубже и глубже, сначала по запястье, затем по локоть, ломая челюсть, но с полными неземного счастья глазами. Чтобы потом выдернуть её вместе с кровавым комком в ладони и упасть, захлебываясь хлещущей кровью...
...Девушка, которую Миллер выделил на записи перед стартом – тогда она показалась ему такой смущенной предвкушением момента, раскрасневшейся и взволнованной. Сейчас, обнаженная, она трахала – другого слова к процессу не подобрать, мужчину прямо на одной из панелей управления. И каждое её движением сопровождалось укусом: лицо, нос и щеки партнера превращались в кровавую массу, но он не сопротивлялся этому. Боль и удовольствие сплелись в этой парочке, но смерть все равно брала верх над всем...
... Вторую девушку насиловали двое, зажав между собой, будто прижавшись в безумном обожании. Она кричала в унисон с содрогающимися телами, и в крике этом была страшная, недоступная пониманию капитана радость. Кровь окрашивала ноги троицы, они буквально калечили друг друга, посекундно царапая и кусаясь, а подошедший со стороны голый мужчина время от времени взмахивал бритвой, добавляя порезы на телах троицы. Его спину пересекали странные знаки – ломаные линии и дуги, вырезанные символы, всем своим видом кричавшие о творящейся черной мессе....
И звуки, звуки, звуки... Сейчас – чистые, без помех, хотя Раймонд предпочел бы шуршание статики. Команда убивала друг друга, перед смертью воплощая все самые дикие и садистские фантазии – двое голых мужчин катались по полу, оставляя всюду кровавые следы. Мелькнуло лицо одного из них – глаз вытек, размазался по лицу алой слизью.
Миллер зажмурился. А когда открыл глаза – перед ним замер Килпак.
Капитан был лишен одежды, как и большая часть команды, и сотни порезов покрывали почти каждый сантиметр тела. К счастью, запись не давала ясно видеть то, что происходила ниже пояса, но по паре кадров, когда камера захватила фигуру целиком, у Миллера возникло сильное подозрение, что капитан погибшего экипажа себя кастрировал. Кровь с ножа в левой руке стекала с завораживающей медлительностью.
В правой ладони, словно предлагая жертву какому-то безумному богу, Килпак держал собственные глаза.
Миллер задрожал, глядя в лицо своего коллеги. Рваные раны – и пустые глазницы, но почему тогда такое сильное чувство, что Килпак видит его? Видит их всех сквозь запись и камеру, через семь лет, отделявших бойню и их находку?
Потому что в вечности нет времени, раздался в голове чужой голос, похожий на голос Коррика. Здесь не умирают и не живут – существуют, не разделяя «вчера» и «завтра». И вечно пылает «Голиаф», и вечно длится агония команды. Ты тоже станешь вечным, Раймонд, когда шагнешь сквозь врата. Ты, и твои люди воспоете хвалу вечности... как поют все они...
Кровь... тела... боль... И стоящий над всем этим Килпак, чей голос полон злой власти, предсмертного рычания вошедшей в тело силы.
– Liberatis tutemet ex infera... - произносят улыбающиеся губы безумца. А за его спиной тьма врывается в рубку, накрывая катающиеся по полу силуэты. Звучит голодное чавканье... что-то рвется на части... кто-то пожирает тела...
Они вкусили радость плоти и безумия, и тьма вкусила их, объясняет голос мертвого друга. Не сопротивляйся, Миллер, от боли не скрыться. Суть твоего рода – страдание. Я то, что ждет всех вас, вне зависимости от вашего выбора. Я – тьма за пределом звезд, тень вашей души. Я – пустота, пожирающая свет. Я – черная дыра за границей вселенной. Я - неизбежен...
Запись оборвалась, и это страшное нашептывание тут же ушло. Исчезло? Нет, Раймонд не был настолько оптимистичен. Зло никуда не ушло, оно уже срывало маски, показывая свою суть, и то, что ожидало их. «Горизонт» заметно осмелел, а значит, предчувствовал скорую победу.
– Достаточно, – сказал он, понимая, что не должен раскрывать карты так рано. Следовало изобразить готовность задержаться, обмануть «Горизонт» тем, что они якобы шокированы. Но врать после вида этой бойни Миллер не мог – это шло вразрез с тем, чего жаждало его сердце.
– Ди-Джей, иди к Питерс, транспортируйте Джастина. Старк, скинь себе все файлы с корабля, заберем их, как доказательство. Как можно быстрее покидаем звездолет.
Он бы мог приказать передать базу данных на «Льюис и Кларк» – Смит уже запустил системы прямого обмена информации, но Раймонд не рисковал. Бог его знает, что способно проскользнуть в навигационные карты или в систему обеспечения с зараженной посудины? Здешняя сущность была похуже любого компьютерного вируса.
Оно разорвало их... сплющило и смяло, высосало, оставив лишь кровь и ошметки плоти на стенах. Мысль об увиденном не покидала голову. Вот значит как. Сначала ты делаешь что-то, что его зовет – открываешь ли дверь, запускаешь ли ядро, устраиваешь оргию. А потом – оно приходит по вкусу твоего страха, твоей боли и вины, и забирает все. Даже тела.
Капитану показалось, что под ногами прошла дрожь – будто издевательский смех. Следующее можно было бы не говорить, но Миллер не выдержал – пережитые часы ужаса требовали выхода.
– Отчаливаем как можно быстрее. После чего разнесем кумулятивными зарядами эту дрянь. У нас есть дистанционные ракеты для доставки зондов, нацелим их, и будем стрелять, пока реактор не взорвется.
– Что?!! – Вейер мгновенно сменил свое равнодушие на изумление. Наверняка твой хозяин за веревочки дернул, зло подумал капитан, направляясь к выходу.
– Да вы спятили, что ли? У нас был приказ найти корабль, а не взрывать его.
– А ты меня останови, – презрительно бросил через плечо Миллер, надеясь, что «Горизонт» так и сделает. Сейчас главное – держаться подальше от остальных, выбрать ремонтный отсек или любой другой, удаленный от шлюза закуток. Пока тварь попытается его достать, остальные должны выбраться – а там видно будет. Умирать, а тем более так, как показала запись, Раймонд не собирался, но желание спасти своих перевешивало инстинкт самосохранения.
Проходя мимо Ди-Джея, он краем глаза заметил легкий кивок травматолога – астронавт все понял. Реаниматолог ускорил шаг, опережая Раймонда и почти бегом скрывшись в коридоре. Джастин ждал, ждала и Питерс, но важнее было идти по отдельности, рассредоточить внимание сущности. Тем более, когда играешь роль живца.
На душе стало немного легче, и в темноту коридора капитан шагнул с чувством, которое мог бы назвать надеждой. Впервые за много часов он знал, что надо делать.
Уильям, как Миллер и рассчитывал, побежал следом.

Глава 19. Выбор доктора Вейера
Это какая-то бессмыслица. Он не понимает... не понимает, как важен... важна... важно что?
Астрофизик даже остановился, пытаясь уловить ускользающую мысль. Последний час сосредотачиваться было все труднее и труднее – на любую попытку обдумать ситуацию рассудок отвечал лишь короткими максимами.
Клер не позволит вам пострадать. Все будет правильно, нужно лишь не мешать «Горизонту». Здесь ты найдешь покой, Билли. Здесь вы все обретете свой дом.
Голос, заглушающий мысли, казался голосом жены – но даже сейчас, почти полностью покоренный чужой воле, Вейер испытал легкое удивление. Если ему обещают, что Клер не позволит пострадать – то кто же говорит? Разве не его супруга? Разве не она – одно целое с кораблем?
Но внутренний собеседник, так надоедавший ему ранее, молчал. Возможно, он умолк навсегда. Больше не существовало сомнений, консультант плыл по течению, и даже если впереди водопад – это не имело ровно никакого значения. Вейер сделал последний шаг, причем, как подозревал Уильям, еще семь лет назад. Когда решил жить с памятью и болью... вместо того, чтобы честно принять заслуженную смерть.
Но разве Клер могла желать, чтобы я покончил с собой? Разве она не любила меня?
А почему нет, тут же нашлась другая его половина – или вовсе не его? Вейер не различал, где заканчивалось собственное сознание, и начинался тот конгломерат душ, в котором, как паутине, он завис, ожидая смерти.
Да, смерти, ведь именно поэтому он не стал ничего забывать. Не учился жить с памятью, но без боли – как поступали миллионы других вдовцов. Разве не надеясь на медленную смерть, он заточил себя в пустых и холодных апартаментах «Олимпа», отвергая любые знаки внимания?
Нет, его корабль – его жена, оба были лишь зеркалом, в котором проступало лицо самоубийцы. Так может, не стоит сопротивляться? Просто остаться на звездолете, когда прогремит взрыв? Уйти в небытие, где больше не будет тоскливых и бессмысленных ночей, и кошмаров о тонкой женской руке, свисающей с бортика окровавленной ванной?
Но ведь и корабль тогда умрет. Его последняя частица отправится в забвение следом за ним, а это Уильям уже считал абсолютно ненужной жертвой. «Горизонт» уникален, слепец Миллер этого не видит. Не просто звездолет, а мост – между жизнью и смертью, где разбитые сердца вновь могут обрести друг друга. Он осчастливит человечество – нужно лишь позволить ему это сделать...
Да... да... шептали тени, и в них он слышал стон Клер в их первую брачную ночь. Останови их... не дай разрушить мою плоть. Любой ценой.
– Капитан Миллер! – крикнул доктор, нагоняя Раймонда. Тот ушел не так уж далеко – стоял возле одной из боковых лабораторий, словно специально поджидал консультанта.
– Вы совершаете чудовищную ошибку! У нас, напоминаю, был приказ...
Раймонд обернулся, и на миг в его глазах промелькнул воинственный и веселый блеск. Так мог смотреть боец, вызывающий противника на смертельную дуэль, неизбежность которой осознавал. Даже напряженные руки астронавта в любой момент были готовы взметнуться и нанести удар. Еще одно доказательство, подумал Уильям, что этот человек просто некомпетентен. Смотрит на меня, как на врага – а разве я ему что-то сделал?
Конечно, нет, успокоила Клер. Не сделал... а если и сделаешь, то лишь для его пользы. Ты ведь заботишься о команде, пусть они это и не ценят. Но ты о них заботишься, мы видим... и поможет позаботиться еще лучше.
Кто такие «мы», хотел спросить Вейер, но не успел, потому что Миллер заговорил. Голос капитан звучал спокойно, но каждое слово падало, словно камень на дно пересохшего колодца.
– Приказ касался спасения команды. Она мертва – если вы незаметили, её убило ваше изобретение. То, чему вы открыли путь. И было бы невероятной глупостью позволить этой штуковине существовать.
– Но можно ведь доложить на Землю, позволить им принять решение, – в последний раз попытался воззвать к логике консультант. – Вы прилетите и изложите им свою точку зрения... пусть командование принимает решение.
Эта мысль пришла мгновенно – словно сам «Горизонт» подсказал выход. Странно, но чем тяжелее было думать об одних вещах – например, критически оценивать свое поведение, тем легче другие приходили на ум.
Как было бы здорово, если бы с Миллером сейчас случился... инцидент. Например... травма... с летальным исходом...
Он улыбнулся – мысль почему-то показалось забавной. И удивительно манящей.
– Так вот значит, какой у вас расчет? – презрение скользило в голосе темнокожего капитана так густо, что хоть на хлеб намазывай. – Конечно, на Земле вы расскажете, что ничего опасного не заметили, а у меня и моей команды были галлюцинации от переизбытка углекислого газа. А пока нас начнут тягать по комиссиям, сюда прилетит новый экипаж, чтобы отбуксировать «Горизонт» к земной орбите. Так задумано?
– Почему сразу – задумано? – начал оправдываться Вейер. Он действительно не думал так далеко, лишь ретранслируя приходящие мысли. Однако Раймонд все равно не слушал его объяснения, продолжая говорить исключительно сам с собой.
– Уверен, что во время полета эта тварь будет тихой... даже покладистой, – ядовитая улыбка исказила лицо Миллера. – Она дождется, пока не состыкуется с «Олимпом» – и тогда проявит свой характер. Или нет? Может, станет убивать команду за командой, жирея на их крови и безумии... так, как разжирела на вашем.
– Это вы... – раздражение захлестнуло Вейера. Упрямец ровным счетом ничего не понимал и не желал идти навстречу. Как же его бесил капитан, и с каким наслаждением он бросился бы в драку, забыв о своем неприятии насилия! Но сжатые кулаки Раймонда, казалось, только и ждут подобного. – Сами вы сумасшедший, готовый погубить труд всей моей жизни! Мечты ученых о полетах к звездам!
– Знаете, доктор, – презрение во взгляде капитана могло сжечь дотла, – мне все больше кажется, что нам еще рано к звездам. Нам бы в себе порядок навести, прежде чем мечтать о других мирах. Пока есть такие силы, как то, что призвало ваше ядро – дальний космос не для нас. Жаль, что мы так многое забыли... старые поверья, легенды и все, что считали сказками...
– Не делайте этого, – его собственный голос окреп, словно «Горизонт» прибавил в него холодной власти. – Вы пожалеете, Миллер... страшно пожалеете...
– Я уже жалею, что не сделал этого сразу, – капитан коснулся интеркома. – Смит, корабль загерметизирован?
– Пока трещин нет, – уклончиво ответила рация голосом вечно недовольного пилота.
– Тогда встречай Питерс и Ди-Джея в шлюзе, они переносят Джастина. Готовь все к отлету.
– Наконец-то, – кажется, в рубке «Льюис и Кларк» появился один радостный астронавт. Миллер улыбнулся – хотел бы он увидеть бы это зрелище. Улыбающийся Смит – не меньшее чудо, чем живой звездолет.
Он собирается меня уничтожить, прошептала Клер, и Вейер обреченно кивнул. Да, так хотелось обойтись словами, но видимо, придется кое-что предпринять. Но у него просто не осталось выбора – второй раз потерять супругу консультант не мог. Как и вновь обретенный смысл жизни: ему еще предстояло показать свое открытие человечеству. Познакомить его с «Горизонтом» – и позволить шагнуть дальше любых звезд. Даже дальше самого вечно летящего света. Туда, где нет одиночества и смерти... где каждый находит тех, кто его ждет.
Туда, где правит бал вечность.
Жаль, что Миллер этого не увидит. Но, как теперь знал Билл Вейер, смерть – вовсе не конец. Он раскроет капитану её тайны, даже если придется обойтись без помощи ядра.
Тени в дальнем углу расступились, и ему стоило немалого труда спрятать очередную улыбку. Да, у Клер хороший вкус – лезвиями он сыт по горло. А вот оставленный кем-то из прежней команды гаечный ключ – это уже интереснее. Главное, чтобы Миллер отвернулся – вот как сейчас, когда он спрашивает рацию, закончила ли Старк скачивать файлы.
Вейер шагнул в сторону угла, стараясь скрыть свою находку от капитана. Страха не было – он ведь оказывал услугу всем: жителям Земли, Клер, даже самому Раймонду... Если бы капитан знал, от чего отказывается, он бы никогда не рискнул угрожать «Горизонту». Значит, его действия не просто неподсудны, а справедливы...
Да... шептала Клер, и воздух пропах её потом. Один удар, милый. Постарайся не промазать. Просто прикончи его, и мы снова будем вместе. Навеки.
– Навеки, – беззвучно отозвался Вейер, делая еще один вкрадчивый шаг к орудию будущего убийства.
***
Он ждал чего-то подобного – Миллер не сомневался, что прежде чем тратить свои резервы, «Горизонт» попытается использовать слугу. Оставалось неясно одно – как именно Вейер попытается устранить возникшую помеху в его лице. Миллер сознательно провоцировал доктора – пусть лучше уж охота идет на него и только на него. Ни к чему кораблю сейчас следить своими бесчисленными глазами за тем, как Джастина подготавливают к транспортировке. Было бы лучше отвести консультанта подальше, но и это сойдет. Если добраться до центральной секции, медикам придется нести капсулу мимо них, и кто знает, куда повернет Вейер? Нет, если уж оно хочет охоты – пусть ловит меня. Кошка за мышкой, только в этот раз мышка наготове. Давай, нападай!
Скрежет металла о металл возвестил, что доктор выбрал классику. Удар в спину чем-то тяжелым – Раймонд успел усмехнуться. Неужели корабль оценивает его так низко, считая, что может избавиться от капитана какой-то металлической дубиной? Нет, не на того напали...
Астронавт резко развернулся, отступая назад – и это послужило сигналом. Уильям, сжимающий в руках гаечный ключ, попытался решить все одним прыжком. Но даже «Горизонт» не мог вернуть ученому утраченные годы. Может, лет в двадцать такой прием и представлял бы что-то толковое, но сейчас Миллеру потребовалось лишь сделать шаг в сторону, уходя с линии удара.
Взмах руки, ладонь перехватывает ключ – в движении Вейера много ярости, но совершенно нет рассудка. Именно так выглядели люди Килпака, проливающие свою кровь ради насыщения металлического демона – безумцы с перекошенными лицами, вопящие что-то нечленораздельное.
– Ты!!! – начал было Уильям, пытаясь вырвать ключ. Но быстро осекся – капитан с явным удовлетворением двинул ему согнутым коленом в пах. Да, подло, мелькнула мысль, но зато эффективно. Разве здесь кто-то играет честно?
Второй удар, который Миллер нанес локтем в затылок согнувшегося доктора, положил конец драке. Вейер рухнул на колени, хватая ртом воздух и скорчившись, словно собирался распластаться ниц. Раймонд на всякий случай отошел к стене – недооценивать коварство корабля он не собирался, да и мертвая змея может еще долго кусать.
– Ты... не... убьешь её... – слюна падала с опущенного почти до самого пола лица. Что видел сейчас Уильям, какие слова заполняли его уши? Капитан не знал, да и не имело это уже никакого значения – у каждого все равно своя брешь. Для него – запах горелых волос и пламя, расползающееся по палубе, словно утренний прилив, а о ком говорит доктор? Возможно, узнай Раймонд это раньше, что-то можно было бы изменить – но упущенное время, как улетевшая птица, могло лишь дразнить его взмахом удаляющихся крыльев.
– Не... убьешь... не отнимешь у меня... опять... – Вейер попытался разогнуться и вторично упал на четвереньки. Капитан лишь головой покачал, глядя на спятившего консультанта – зрелище было столь же неприятным, как бешеная собака с полным ртом пены. – Я не позволю... она не позволит...
Да кто такая твоя «она», хотел уже спросить Вейер, думая, что может, хоть немного приведет психа в чувство. Гаечный ключ грел руку – на удивление приятно было держать в ладони этот кусок металла, зная, что он мог бы...
А ведь никто не узнает, если оттащить тело в боковые отсеки. Кто туда сейчас заглянет? А там – корабль все равно взорвется, все следы сгорят...
Голос Коррика попытался пробиться в мысли, используя закипающую злость, но Миллер тут же отстранился от подобных советов. Из памяти всплыло бледное лицо Джастина, сбегающая из-под век кровь, пока мальчика тащили в медицинский отсек. Разве Вейер виноват в том, что случилось с пареньком? Разве он толкал его на самоубийство? Не стоит путать куклу и кукловода... пожелай корабль, и Уильям с той же покорностью попытается выброситься в вакуум. Он сейчас неадекватен, но психов лечат, а не убивают.
Нет, нет и еще раз нет – я дал клятву. И не кораблю разрушать мои идеалы. Я никому не дам умереть, если могу его спасти. Даже Вейера.
Ты никого не спасешь, прошептал Коррик, отступая – сила отбросила одну из масок и надела другие. Лампы тускло замигали, оживляя тени, придавая им формы бормочущих угрозы порождений кошмаров, но Миллер лишь отвернулся. Отшвырнул гаечный ключ в дальний угол – тот звякнул, перебивая бормотание нечисти.
– Я не убийца, – громко сказал он тьме. – Коррик умер из-за моей слабости, но ты – не он. Так что убирайся прочь из моей головы! У тебя нет права меня судить и указывать, что мне делать!
Крик отразился от стены, и тени поблекли – было что-то в голосе капитана, что рвало их на части, как холодный ветер рвет осеннюю паутину. Возможно, вера, что, спасая своих людей, он не мог быть предателем?
Искупление оказалось куда ближе, чем сам Раймонд рассчитывал. Он не сумел помочь тогда, но что, если отказавшись убивать, изменит что-то сейчас? Хотя бы не отдаст еще одну частицу себя этой голодной твари, ненасытно пожирающей личность всех, попавших ей в лапы.
Свет вернулся – лампам словно придала силы эта решимостью. А затем резко начал меркнуть, превращая яркие огни на потолке в догорающие фитили свечей.
– Капитан! – голос Старк в интеркоме опустился почти до неслышного шепота. Будто какая-то пелена опускалась между ними, разделяя оставшихся спасателей, заточая в темных глубинах корабля. Наедине с тем, что наконец-то решило показать себя.
– Утечка... ядро опять отбирает силу...
И затем последует удар от корабля, понял Миллер. Вот он – нужный момент.
– Уходи оттуда, Старк! Бросай все и беги к Питерс! Выносите Джастина!
Щелчок – рация онемела. Он не знал, услышала ли Хелен приказ. Но если и нет – времени проверять не осталось.
Во тьме звучало прерывистое дыхание Вейера, да постепенно нарастала дрожь переборок. Чудовище встряхивалось после долгого сна, и как любой пробудившийся, мечтало о завтраке....
– Она не выпустит вас... не позволит, – несмотря на боль, злость переполняла все слова Вейера. Даже видя лишь смутный силуэт на фоне последних гаснущих ламп, Раймонд не сомневался, что глаза доктора следят за каждым его шагом. Следят, полные ненависти – и ждут момента вновь напасть. Это Уильяма могла остановить боль, но сейчас против капитана выступала лишь оболочка консультанта. С новым – или весьма старым, смотря с чьей точки зрения, наполнением.
С ним говорил мрак, о котором безуспешно пытался предупредить их Джастин.
– У тебя, что совсем нет, ради чего возвращаться домой? – предпринял последнюю попытку астронавт, на ощупь пробираясь по направлению к разделительному люку. Справа показались пустые капсулы гиперсна, но во второй проход Миллер не собирался идти. Если мальчика вывезли, то делать в нем нечего – левый коридор заканчивается тупиком. Конечно, там находится малый шлюз, но пока он оденет скафандр, даже трижды тупой монстр поймет, что люк неплохо бы заблокировать. Загонять себя в безвыходное положение Раймонд не планировал.
А если Питерс и Ди-джей все еще там? Нет, тогда тем более нельзя поворачивать. Конечно, вдвоем с реаниматологом они уложат консультанта, но не он сейчас главная проблема. Если бежать – но в самую корму, а уж там, среди трех ярусов, тянуть время. Сквозные лестничные колодцы в хвосте корабля имеются, можно будет оторваться от любой погони.
Кроме той, что породит очередной его страх.
Не пытаясь разглядеть соседний коридор, Миллер нашарил пульт. Люк послушно открылся, приглашая покинуть головную часть звездолета. Странно, что дверь работала – но возможно, корабль просто не понимает, что мужчина задумал.
– Дома... а зачем мне возвращаться? – тени целиком поглотили Вейера, ученый остался где-то позади. Но его голос сейчас звучал из каждого клочка темноты, превращающейся в сплошную стену. – Я уже дома, Миллер. Это – мой дом.
– Тогда, пора тебе выселяться, – капитан вышел в проход и глубоко вздохнул. Предстояла хорошая пробежка в потемках – потому что вряд ли ему позволят спокойно дошагать. Заодно Старк сумеет спокойно выйти, когда он уведет психа, а уж следующая фраза точно заставит изобретателя бежать, как ошпаренного.
– Сейчас я просто подорву твое ядро. Останови, если сможешь.
Все верно – только так мрак можно отвлечь. Теперь на него, наверное, смотрит все здешнее зло, давая время остальным. Вот и пусть смотрит...
– Нет!!! – закричал Уильям и, судя по звуку, к нему прибыло подкрепление. Что-то ударило в стену, раскатистый рокот покатился по титановым плитам. Миллер побежал, чувствуя, будто ледяные иголки впиваются в затылок. Преследующая его тварь выпустила тысячи бестелесных жал.
Да... давай, лови меня. Только бы не упасть... но проход прямой... к корме... отвлекать как можно дольше...
Капитан бежал в хвостовую часть, и ад следовал за ним. Где-то в накатывающемся шепоте и треске звучали шаги Вейера, и все шло отлично, не могло не пойти отлично, он справится, должен, обязан справиться...
Воздух прорезали знакомые крылья – их взмахи капитан ощутил за миг до того, как что-то острое вцепилось в лицо. Та же дрянь, что уже показывала себя мельком – распятая шипами или спицами огромная бабочка. Сейчас, когда единственным источником света были огни приближающегося шлюза, Раймонд увидел прямо перед носом её изогнутый хвост, увенчанный шевелящимися отростками. Тонкие лапки елозили по голове, пытаясь ослепить или ухватиться покрепче...
С криком омерзения Миллер сорвал с себя тварь. Внезапно он вспомнил, что это такое – именно о подобном страшилище ему когда-то рассказывал Фред Баркоу, его школьный приятель. Разве не об похожей твари он слушал, раскрыв рот, и сидя в поставленной во дворе палатке, когда свет фонарика освещал скуластое лицо Фредди? Разве не из-за нее целый год избегал приближаться к сияющим в ночи фонарям, вокруг которых плясали сгорающие мотыльки? Потом страх ушел, страшилка забылась – пока «Горизонт» не извлек её из глубин памяти.
– Тебя нет! – крикнул он извивающемуся телу в своих руках, и оно тут же утратило плотность. Выступившая из раздавленных конечностей слизь стала лишь его собственным холодным потом. Крылья превратились в густые тени, их взмахи – в сквозняк от вентиляторов. «Горизонт» не имел власти, если не верить, не боятся, не впускать в себя...
Что-то набросилось на Миллера, отрывая от пола.
Это что-то не имело рук или лап, его будто поднял сам воздух. И все же густое, чужое присутствие нахлынувшего зла было так велико, что Раймонд едва не потерял сознание. Невидимая сила швырнула капитана прямо в стену, и он не успел прикрыть голову от удара.
Красные цветы распустили свои бутоны перед глазами, сменившись удаляющимся гулом и беспамятством.
***
Руки Старк дрожали, когда астронавт извлекала съемную карту памяти из командного пульта. Удалось ли скопировать записи или нет – девушку уже не волновало, перебои с энергией грозили все равно в любой миг прервать процесс передачи данных. И навигатор не сомневалась, что Миллер в последнюю очередь будет ругаться из-за утраченных файлов, даже если все они окажутся нечитаемые.
Они и так видели слишком многое, во что никогда не поверят на Земле. Хелен, не сразу и с трудом принявшая мысль о столь невероятной чужой анти-жизни, пропитавшей звездолет, это хорошо понимала. Осознавала астронавт и то, что всей команде придется держать рот на замке – за подобные рассказы их вполне могут упрятать в психушку. Впрочем, о том, что именно рассказывать, предстояло подумать на обратном пути – мигающий свет велел поторапливаться.
Старк успела добежать до выхода, прежде чем освещение окончательно кануло в Лету. К счастью, подобное навигатор предусмотрела – фонарик на поясе разогнал надвигающуюся тьму. Он был с «Льюис и Кларк» и сейчас стал чем-то родным, словно талисман, удерживающий в отдалении здешние темные силы.
Луч освещал углы, вспышки молний при каждом шаге проникали сквозь иллюминаторы. Где-то впереди разносились гулкие стуки, что-то колотилось в стенки корабля, заставляя вспомнить безумный штурм мостика. Девушка старалась не давать волю воображению – трепещущее от бега светлое пятно и так превращало ребристые выступы настенных секций в оскалы чудовищных морд, голодно уставившихся со своих стальных насестов. Кабеля проводки, ползущие по потолку, стали змеями, свившимися в клубки и что-то шипящими ей вослед. Острые шипы выпирали из стен, сочась свежей кровью.
Мерещилось ли все это Старк? Или миражи, рожденные «Горизонтом», проступали сквозь тонкую кожуру яви, как гранатовый сок в сдавливающих плод сильных руках?
Она не хотела задерживаться, чтобы узнать. Хватало ужасного ожидания, что каждый следующий люк на её пути не откроются, оставив Старк в плену здешних видений. Или того, что придет им на смену – за спиной будто нарастали голоса, шепчущие что-то отдаленное, неразборчивое, но угрожающее. Какое-то облако звуков, сгустившееся на мостике и летящее по следу – Хелен не знала, почему представила именно такой образ, но он обретал все большую четкость. Девушка боялась момента, когда уже не сможет отличить воображаемое от действительного – и, остановившись перед запертой дверью, будет вынуждена обернуться. Взглянуть в темный туман своих страхов, услышать его голоса, погрузиться в блеск молний-глаз....
Хелен понимала, что это станет её последним шагом в объятия безумия. Пусть Миллер считал навигатора наиболее стойкой к воздействию корабля, она не была так уверена в своих силах. Люди на записи перед пуском ядра тоже выглядели надежными – все восемнадцать погибших и спятивших бедняг, уничтоженных безжалостной темнотой. Она запомнила их лица, в которых светились гордость и радость: восторг первооткрывателей, покоряющих новый рубеж. Но итогом стала собственная покорность – той кровавой вакханалии, которую астронавты учинили, оборвав все мечты в горниле смерти. Старк не желала повторять их путь.
Она выскочила в отсек перед соединительным коридором – и тут же голоса налетели с правой стороны. Но не бесплотные, принадлежащие неведомому врагу, а вполне знакомые: Питерс и Ди-Джея. Старк резко затормозила, чуть пошатнувшись – корабль под ногами почему-то накренился. Угол крена оставался почти незаметным, но для набравшей разбег девушки и этого уже хватило.
Вцепившись в настенную секцию с набором пожаротушению, она обернулась на звук и блики фонаря. Картина, открывшаяся ей, поражала своим сюрреализмом – Питерс, которой полагалось направляться в противоположном направлении, таранила плечом закрытый люк, ведущий в сторону медицинского отсека. Фонарь плясал в руках врача, а лицо в бледном свете казалось меловым.
– Хелен! – Питерс посмотрела на девушку с панической мольбой в глазах. – Люк заклинило, я только успела выйти, а они... там Джастин и Ди-Джей!
– Панель искрит, – долетел сквозь толщу металла голос травматолога, превратившийся в отдаленное эхо. – Старк, переключайся на автономное питание замков.
А если аккумуляторы сели, проскользнула предательская мысль, но Хелен не дала ей развиться. Понятно, почему Питерс почти впала в истерику – они не успели вытащить капсулу Джастина, и это вполне походило на мстительную выходку корабля. Смотрите, будто говорил он им. Вы думали, что спасли его, но даже не можете вынести из моих отсеков. Ну и кто по-настоящему владеет ситуацией?
– Он не работал, я раньше пыталась его закрыть, но люк не работал, пока мы не повезли капсулу...
Оскалившись, словно защищающая детенышей волчица, Хелен опустилась перед замком на колени.
– Свети на него! – бросила она свой фонарь она врачу, успев мысленно похвалить Ди-Джея. Надо же – даже она растерялась, хотя не так давно уже пыталась открыть один люк. Или просто не верила, что её рукам покорится хоть что-то, являющееся частью корабля?
Реаниматолог все понял правильно: автономное питание дверных проемов и рассчитано на отказ общей системы. Сейчас она закоротит сгоревшие контакты, вручную подключит аккумулятор...
Рука скользнула на пояс, нащупывая лишь пустоту. На правом бедре, где обычно висел набор инструментов, не было ничего.
– Черт! – гнев в крике Старк смешался с ужасом. Свет двух фонарей задрожал – у Питерс затряслись руки.
– Что?
– Мои инструменты! Я оставила их там, у заднего шлюза, когда мы спасали Джастина!
– Все нормально, позови Купера или Смита... – будто из воды, глухо донеслось сквозь люк. – Мы в порядке, время есть...
Но времени не было – Старк чувствовала это каждой клеточкой тело. Туча, преследующая её по пятам, находилась где-то рядом – возможно, уже в соседнем отсеке. И кто знает, что привлекало её больше – две испуганные женщины или травматолог с беспомощным Джастином?
Она подняла голову и прочитала в лице Питерс ту же самую мысль. Внезапно врач сунула ей фонарь, резко отбрасывая волосы со лба.
– Ты что?
– Я принесу их! – не слушая возражений, Ребекка сорвалась с места. Старк была моложе, но даже во время учебой не могла показать такую скорость бега, с которой мчалась врач. Её вел страх за Юэрса, и для Питерс это оказалось достаточным допингом, чтобы лететь сквозь кромешный мрак «Горизонта». Старк почему-то вспомнилась парящая над темными водами чайка, пытающаяся опередить тайфун.
– Стой! Ребекка!!!
Но Питерс уже не слышала. Хелен закусила губу, вновь глядя на замок. Затем обвела фонарем помещение – найти бы хоть что-то острое, чтобы снять крышку. Нельзя, нельзя было отпускать её, какая же она дура! Что стоило побежать самой, тем более именно её ошибка оставила их беспомощными перед каким-то замком.
Но в хвосте нет... этого. Потому что оно здесь, я чувствую. Кожа съеживается, словно после соленой морской воды. Оно здесь, сочится сквозь стену, смотрит, ждет...
Свет прыгал с одной стены на другую, на вечно ускользающие за краем глаза тени. Шепот приблизился, в нем уже можно было различить голоса с записи, предсмертные мольбы и угрозы, что люди Килпака адресовали своим преемникам.
... Вам не уйти...
... Лишь ад... озера боли... тонуть, не умирая...
... Тьма... так холодно... навеки...
... Liberatis tutemet ex infera...
– Не слушай их, Старк! – похоже, звуки были не просто галлюцинацией, раз уже Ди-Джей кричал в ответ из-за двери. – Это морок, ничего большее! Не поддавайся ему!
Я вас не слышу... не хочу слышать... Вас нет, нет, нет!!!
Она зажмурилась, борясь с желанием заткнуть уши ладонями. Но тени все равно вползали под веки, сменяясь ликами команды, что-то кричавшими в кровавом угаре. Джастин с выколотыми глазами, освежеванная Ребекка, подвешенный у стены мотками колючей проволок Смит...
Нет, они живы! Питерс там, уже возле шлюза, она заберет инструменты, и мы откроем дверь. Ребекка доберется, только так, не иначе....
Старк цеплялась за эту мысль, словно утопающий за спасательный жилет. Про то, что всего полминуты ранее в сторону ядра пробежал Миллер, а за ним похромал окутанный плащом темноты Вейер, навигатор не знала. Как не думала и о том, что от запасного люка до ядра не так уж и далеко.
Возможно, именно это незнание и сохранило её рассудок, удержав от падения в бездну отчаянья.

Глава 20. Гибель надежды
За запасами воздуха придется идти самому. Ну не сволочной ли день, а? Или уже ночь?
Точное время суток Смит уже и не помнил – они все ставили часы по общему астрономическому времени, принятому для любого звездолета еще в первые годы после создания ионных двигателей. Тогда, на заре новых скоростей, требовалось найти стабильную точку единения, заставляющую всех, разделенных миллионами миль вакуума, чувствовать себя одним целым. Единое время – лучшее, что смогли предложить ученые умы, и эта идея пережила долгие годы развития астронавтики. Но в данный момент Грегори вообще не мог вспомнить, какое сегодня число. Хотя нельзя сказать, что у него не было проблем понасущнее.
Мысли о времени стали попыткой заглушить страх, с которым он пересекал шлюз, направляясь на «Горизонт». Конечно, приказ Миллера требовал дождаться Джастина и остальных, но как пилота, Смита больше беспокоили воздушные резервы. Кислорода, благодаря трещине, они потеряли прилично, и обратный полет мог закончиться пробуждением в переполненном углекислым газом медицинском отсеке. То есть не закончиться вообще, если не считать завершением смерть от удушья.
Будет чертовски обидно, помогая себе удержаться на ногах с помощью настенных опор, думал пилот. Пол начал крениться – посудина Вейера, видимо, решила завалиться на планету, да и разнести себя в хлам. Этот вариант Смит приветствовал всем сердцем, но сначала нужно забрать команду и отсоединить стыковочный модуль, а уж потом пусть огни вспыхнут поярче. Он даже рискнул бы скудными запасами воздуха и сделал прощальный круг над облаками, чтобы все насладились падением «Горизонта» в бурю. Взрыв реактора, как надеялся Грегори, будет виден даже из космоса – туда ему и дорога, этому сволочному корыту.
Вибрация нарастала – словно корабль почувствовал его мысли и трясся от злости. Смит оборвал сладкое предвкушение мести – порадоваться можно и после. Он еще насладится концом всей этой мерзости, когда полетит домой. А пока – поворот налево, в хвостовую часть, и бежать, бежать, бежать...
Сам того не зная, пилот успел добраться до своей цели чуть раньше Питерс. Запоздай он секунд на двадцать, вступая под своды корабля, и наверняка бы заметил врача, пробегающую мимо шлюза. Однако если Ребекку ждал аварийный выход с разбросанными по полу желанными инструментами, на который попасть можно лишь со второго яруса, то Грегори интересовал склад кислородных баллонов – металлических цилиндров в ярд длинной и в половину фута толщиной.
Только склад этот на схеме находился слишком близко к ядру и на том же уровне.
Ничего, зажигая фонарь – освещение в хвостовых отсеках вдруг отключилось, постарался сдержать дрожь Грегори. Капитан сразу приказал закрыть люки, ведущие туда – я сам слышал. Да и вовсе оно не рядом, там сначала какой-то проход должен быть, вроде мясорубки. А потом уже – ядро.
Ядро. Почему в его мысли то и дело вползает какое-то болезненное любопытство? Он ведь так и не видел эту штуковину наяву, не считая передачу с камеры Джастина. Наверное, не произойдет ничего плохого, если одним глазком взглянуть, что же все-таки изобрел наш чокнутый доктор Вейер?
Смит замер в коридоре, перед настенной секцией в половину его роста. Потяни за рукоять – и откроется узкий проход, короткий бокс, все стены которого заставлены сверкающими торцами капсул. Набирай – не хочу, хотя многие из них пустые.
Но он не смотрел на рукоять люка. Голова пилота, будто повернутая чьей-то нежной, но сильной рукой, обратилась к уходящему дальше проходу. Там виднелся мост, подсвеченный каким-то неземным светом, будто у океанических рыб. Вращались металлические стержни на стене, медленно, вкрадчиво, маняще... Дай нам коснуться тебя, шептали они. Дай подцепить, тянуть, рвать, кромсать...
Люк, отделяющий коридор от этого прохода, оказался почему-то раскрыт. И отсек за ним тоже широко распахнул свой зев. Смиту показалось, будто вращающийся тоннель сужается в конце, становясь узкой горловиной водоворота.
А за проходом, в темном и огромном зале двигателя, не прекращалось движение – черный шар, парящий над водой, тянул к себе Грегори.
Ядро вращалось, и огни на магнитных кольцах призывно мигали. Какие ясные... и хотя глаза резало от яркого блеска на фоне темноты, он не мог отвести взгляда. Огненные обручи, словно нити кокона какого-то неописуемого существа, готового воспрянуть после долгого ожидания. Сбросить тесную оболочку, распахнуть крылья и взлететь.
К нему. За ним. Голодная новорожденная бабочка-трупоед почти вылупилась...
Иди сюда, прошептал свет. Само ядро на фоне сияния смотрелось настолько черным, что превратилось в бездонный провал. И, хотя астронавта и помещение должно было разделять с сотню ярдов, если не больше, оно словно бы росло, приближалось...
Или это он шагает навстречу? С большим трудом Смит отвернулся к стене – шея скрипела, будто набитая песком. Странно, но рукоять хранилища находилась уже шагах в десяти позади – когда это он успел их пройти? И почему до сих пор идет к свету? К этому манящему свету в конце тоннеля... к огненной короне магнитных фиксаторов... с вихрю стен со сверкающими ртутным блеском лезвиями...
Нет!!!
Грегори отшатнулся, зажимая руками предательские глаза. Ты ведь не за этим сюда пришел! Уходи, мать твою, уходи! Или хочешь, чтобы эта дрянь тебя сожрала?
Да, оно наверняка так и задумало – проглотить его, словно малую рыбешку. Как рыбку, что плывет на мерцающий нарост-удилище глубинного хищника, не замечая, что впереди лишь пасть.
Пошатываясь – даже недолгое воздействие источаемой ядром силы вызвало головокружение и тошноту, Грегори вернулся к хранилищу. Распахнул его, нырнул в спасительную темноту узкого бокса. И быстро, очень быстро принялся извлекать цилиндры.
Один за другим, отбрасывая на пол пустые, стараясь их грохотом заглушить манящую песнь сирены, что лилась из ядра. Голос света обещал полную свободу и вседозволенность – чистый гнев, который можно не цедить через резкие фразы и ругань. Поощряющее волнение похоти, лишенной стыда.
О, какие вещи я тебе открою, шептало ядро. Смит, ты всегда был моим, всегда принадлежал ночной стороне. Все твои желания исполнятся, только посмотри на меня – и я подскажу тебе вещи, которые ты сможешь вытворять со Старк, и с Питерс, и даже с Джастином, если захочешь...
Он замотал головой, вырывая новый цилиндр из удерживающих его опор. Снова пустой – в сторону! К черту, все к черту, у меня шесть, а надо восемь! Так, еще один... это не мои желания. Не мои...
Но станут твоими. Я в тебе, я в каждом, потому что я – Бог. Тот, что умер, и что возродился в вечности.
А я атеист... семь! Следующий... проклятье, пусто! Ну, где же ты, восьмой?!!
Он чуть не выронил собранные баллоны, зажав фонарь ртом и пытаясь отыскать тот последний цилиндр, с которым мог бы возвращаться...
Скрежет и дрожь металла. Кто-то идет по мостику над вращающимся полом. Кто-то близится, почуяв, что увещеваний недостаточно... он действительно не самый добрый человек, да, все так... Но, черт возьми, уж не маньяк какой-то! Не маньяк, и таким его этот корабль не сделает!
Но если не сделает, то ведь и убить может. Кто же любит сохранять следы своих неудач?
Чуть не сломав зубы о фонарик, Смит судорожно дернул очередной цилиндр – и приятный вес возвестил, что внутри сжиженный кислород. Все, хватит, можно и больше собрать, но хрена с два он еще на миг останется в этом аду!
Перехватив охапку цилиндров, словно вязанку хвороста, Смит выскочил в проход и припустил обратно, ругаясь сквозь зубы. Фонарь превратил это в невнятное шипение, но молчать было слишком страшно, как и оборачиваться.
Мягкие шаги с дребезжащим металлом, преследовали пилота до самого шлюза. Лишь окунувшись в надежный свет стыковочного модуля, и пробежав через уютные шлюзы «Льюис и Кларк», он облегченно привалился к стене, пытаясь отдышаться. Никто не гнался за пилотом, тьма осталась позади, не смея вырваться из мрачных отсеков «Горизонта». Пока не смела, и Смит не собирался ждать, когда это «пока» станет «сейчас». Он выплюнул ненужный фонарь, подобрал баллоны и потащил их к кислородному резервуару, на ходу нажимая плечом клавишу интеркома.
– Куп, ты еще наверху?
– Да, проверяю, – отозвался напарник, в чьем голосе радость боролась с тревогой. – Трещин нет, но я не могу вызвать Миллера. Да и остальных тоже.
Смит огляделся – никого. Ни Ди-Джея с Питерс, ни даже этого двинутого Вейера. Объявленную эвакуацию они с Купером встречали в полном одиночестве.
– Старк, Питерс! Кто-нибудь! Ответьте!
Рация молчала и лишь дрожь, пробирающаяся по стыковочному модуля, сообщала Грегори, что кое-кто его все-таки слышит. Например, сам корабль, продолжающий крениться, только почему-то в противоположную давешней сторону. Будто не столько заваливаясь сам, сколько пытаясь...
Да эта сука не падает! озарение свалилось на Смита, как снег на голову. Она нас хочет стряхнуть, повредить стыковку!!!
– Капитан! – заорал он в рацию, не догадываясь, что дважды пробежал недалеко от Миллера, лежащего у стены центрального прохода и скрытого небывало густыми тенями. – Кто меня слышит – выметайтесь оттуда! Мы или улетаем сейчас, или рухнем с орбиты!
Никто так и не ответил.
***
Через две минуты Питерс готова была расплакаться от бессилия. Она ведь помнила, точно помнила, что Старк оставила набор инструментов возле дверной панели! Снятая крышка, вынутая плата до сих пор валялись возле шлюза – а инструментов не было! Просто не было, словно корова языком слизала!
Или... постарался кто-то другой? Как с проклятым люком, ожившим в самый ненужный момент.
Она обернулась, глядя на тени, подступающие с каждым мгновением. Все ближе и ближе... и свет фонаря почти не оттеснял их, обретающих глубину и окраску черного дыма. Мрак заполнял воздух, одинокий луч в женской руке не мог остановить эту уверенную поступь.
А инструментов по-прежнему не было. Хелен ждет её, вместе с Джастином и Ди-Джеем – их врач подвести не могла. Бежать на «Льюис и Кларк» за новыми?
Есть ведь еще аварийный набор, среди волн паники появился островок внезапного спокойствия. Она даже не успела понять, что мысль, предлагающая желанный выход – вовсе не её.
Секция аварийных комплектов. Возле склада кислородных баллонов. Совсем рядом.
Предчувствие кольнуло сердце Питерс тяжелой болью, словно затупившаяся игла вонзилась в грудь. Разве она туда ходила, чтобы помнить так детально содержимое отсеков? Конечно, после пробуждения все изучали схемы звездолета, но неужели ей удалось запомнить, что где лежит?
Джастин ждет, прервал все её размышления железный аргумент. Он плавает в той капсуле перед запертой дверью, пока ты споришь сама с собой!
И Ребекка побежала, чувствуя, что делает что-то не то, но не видела иного варианта. В уставшем, почти воспаленном сознании билось лишь желание помочь, а о собственной безопасности женщина больше не думала.
Спускаясь со второго яруса на первый, она слышала удаляющийся топот – кто-то уносил ноги отсюда прочь. Да так, словно за ним мчалась стая голодных волков – воображение тут же нарисовало оскаленные пасти и глаза навыкате. Или... не волков, а птиц, с крыльями из темноты?
Бууууммм...
Далекий гул. Знакомый. То, что навещало её в медицинском отсеке, вновь давало о себе знать. Предлагало встретиться и продолжить начатое общение. Довести его до конца.
Она так и не поняла, откуда шел звук – казалось, что переборки приносили гул со всех сторон. Если так, то стоило поторапливаться – спасение из смыкающегося кольца могло заключаться только в скорости.
Врач вбежала в коридор, в конце которого мелькала сверкающие конденсаторы цилиндрического прохода. На них Питерс старалась не смотреть, как и на то, что лежало дальше. Ничего хорошего в отсеке с ядром по умолчанию не могло находиться.
Безумное творение Вейера совершенно не занимало её мысли. Там, где Смит только что был очарован светом, Ребекка думала лишь о том, какая из боковых секций содержит желанный груз. Эта? Нет, за открытой дверцей начинался короткий бокс, где валялись сброшенные с подставок кислородные баллоны. Здесь кто-то побывал и недавно – один из сосудов еще покачивался на полу прямо ног. Следующий проем? Аварийные генераторы и системы гидравлики. Где же, где...
– Мааааамоооочкаааа...
Протяжный детский голос, перешедший в хихиканье, заставил Питерс замереть. Пот буквально хлынул, окатывая женщину с головы до пят. Она знала этот голос, как знала и то, что он не может принадлежать сыну.
Медленно, не поднимая фонаря, Ребекка повернулась, глядя в дальний конец прохода. Туда, где за вращающимся цилиндром и мостиком лежал раскинувшийся зал, похожий на собор.
Детский силуэт замер на фоне безостановочно парящих колец. Черная сфера за спиной Денни – нет, это не он, это не мой сын! – словно перетекала в крошечную фигуру. От ослепительных огней на магнитных кольцах черты сливались в единую неразличимую маску.
Силуэт без лица. Человек-тень.
Темная фигура подняла руку, и, несмотря на мрак и расстояние, Питерс увидела, как крошечные пальцы манят её.
Я могу вернуть ему ноги, зазвучал в голове голос, похожий и непохожий на все, что астронавт ранее слышала. В нем сливался пол и возраст, словно говоривший был превыше различий и самого времени. Глухие, но полные скрытой силы слова не летели по воздуху – их доносила мысль, вызывающая в памяти гул запускающегося двигателя. Столь же объемная сила, как та, что движет корабли среди звезд. Для говорившего по силам было творить чудеса одной лишь прихотью.
Я сделаю так, что он будет ходить. Просто подойди ближе...
Но видение в рубке и на столе? Многоногое нечто в обличье сына – как этому верить?
Больше никакого обмана, Питерс, шептал мрак, соткавшийся в детскую оболочку. Иногда цели проще достигнуть правдой. Мне нужно, чтобы ты приблизилась и сняла предохранитель на верхнем ярусе отсека. После чего вы улетите, свободно и беспрепятственно.
– Ты... ты убил команду, – она не заметила, что уже сделала шаг ближе. Сопротивляться странному зову оказалось не легче, чем крошечному кусочку металла – упираться притяжению магнита. – Я видела запись...
Они были нужны, чтобы насытить меня. Но не вы. Вас я отпущу, если ты снимешь предохранитель. Когда вы покинете шлюз, «Горизонт» отчалит – уйдет туда, где и был все эти годы. Я защищаю себя, а не враждую с вами.
Медленно, шаг за шагом, Питерс приближалась к мосту над сверкающими выступами. Их блеск слепил глаза, начинало подташнивать – и лишь темнота за спиной Денни давала спасительное облегчение. И телу и мыслям – когда Ребекка смотрела на ядро, ей казалось, что ребристая поверхность дрожит, превратившись в исполинскую черную каплю. Силы, заточенные в магнитной темнице, рвались на свободу.
Неужели он рассчитывает на её помощь? После того, что тварь сделала с Джастином?
Я могу спасти и его. Открою проход, исцелю... он даже не потеряет зрение. Сохранность «Горизонта» для меня выше ваших жизней.
А если... Питерс тут же подавила мысль, боясь, что её подслушают. Конечно, это нечто будет давить и давить на мозг, вынуждая её сдаться – но после зрелища в шлюзе это невозможно. И никакие псевдо-Денни ему не помогут. Но что, если подыграть?
– Верни энергию, если не врешь...
Свет вспыхнул так резко, что врач вскрикнула, зажмурившись. А когда открыла глаза – Денни уже стоял рядом, заглядывая в лицо матери с мечтательной улыбкой. На нем не было одежды, и вместо больных ног, пораженных дистрофией, Ребекка видела полностью здоровый румянец кожи и развитую детскую мускулатуру. Бледность пропала – этому Денни не нужно было вечно сидеть дома. Он наверняка часто бегал, прыгал, получал ссадины и весело смеялся, как и любой счастливый мальчишка.
Как завороженная, она разглядывала его тело, обещавшее полноценную жизнь.
– Помоги мне мамочка... я так хочу ходить, – неотличимым от сына голосом попросил голый мальчик. – Хочу гулять вместе с тобой, чтобы у меня были ножки, как у всех.
Непрошенные слезы потекли по щекам – чудовище било в самые больные точки. О, как бы она хотела поверить, уступить, пойти навстречу сладким обещаниям...
Но Питерс помнила все, что делал корабль – с первой секунды стыковки. И прекрасно понимала, что уступив сейчас – закончит тем же безумием, что поразило Вейера. Были вещи, на которые никогда не надо было идти – и силы, сделки с которыми всегда оборачивались бедой.
Тьма извне. Извне чего, подумала Питерс, глядя на нежную улыбку сына. Наверное, извне всего – из запределья, которое я не могу даже представить. Что она может дать такого, понятного, что стоит иметь или знать человеку?
Ничего. Абсолютно ничего.
Денни захихикал, протягивая руку.
– Конечно, – её ответная улыбка выглядела натянутой, дрожащей, потому что слезы все еще текли. Но другого, искреннего чувства это создание и не заслуживало – кроме разве что ненависти.
– Пойдем... малыш. Покажи мне свой предохранитель.
Детская ладошка обхватила её пальцы, заставив Ребекку вздрогнуть. Рука Денни оказалась холодна... и пальчики поглаживали её запястье с совсем не детским вожделением. Даже до конца надеть маску для этой сущности вышло непосильной задачей, злобная суть проступала наружу.
Но Питерс не отдернулась. Роль следовало играть до конца. Даже сжала покрепче – вряд ли этой твари больно, но подобный жест напоминал ей, что рядом не ребенок. Не её малыш. Не Денни.
Они пошли ближе к слепящему свету, и Питерс надеялась, что «Горизонт», привыкший к своей власти, слишком поздно опомнится. В конце концов, он наверняка лгал – что стоило зажечь свет лишь здесь, оставив остальные палубы во тьме, а дверь перед Ди-Джеем – запертой. Ложь, кругом лишь ложь...
А значит, её собственный обман как нельзя уместен.
Мать и то, что казалось её сыном, вместе шли к ядру. Чем ярче светили огни – тем гуще сплетался мрак за их спинами. Света в отсеке действительно не было – простейшая иллюзия, заставившая врача поверить, что энергия вернулась, почти не отнимала сил у «Горизонта».
Как и чтение всех тех мыслей, что Питерс считала надежно скрытыми.
***
Питерс все не возвращалась. Звенящая пустота давно сменила её удаляющиеся шаги, и лишь тяжелое, натужное дыхание Хелен прерывало молчаливое ожидание. Даже Ди-Джей с той стороны двери притих, прислушиваясь к происходящему. Рация молчала, но иные звуки гуляли по звездолету, просачиваясь сквозь стены, словно сукровица из гноящейся раны.
Стук, скрежет, похожие на плач всхлипы... Корабль оживал, и песня его пробуждения становилась все ощутимее и ближе. Старк не знала, действительно ли слышит все это – звуковая гамма иногда сменялась голосами кого-то из экипажа, похожими на шелестящий шепот. С таким звуком ветер мог лететь над унылыми ноябрьскими лугами, играя пожухлой травой.
... Ты будешь с нами...
... Выхода нет...
... Смерть для вас всех...
... Я есмь боль, я есмь сладость...
Корабль обещал страдания протяженностью в вечность. Невидимая туча, преследующая её, сгустилась, и Старк то и дело вздрагивала, когда что-то холодное касалось щеки или плеча. Чужая сила, ненавидящая и грязная, пыталась затопить мысли, предлагая бросить все, спасаться и бежать. Сопротивляться позывам с каждойсекундой становилось все труднее.
Фонарь в руке погас – ревнивый мрак не терпел рядом ничего, ставящего под сомнение его право на человеческую добычу. Холод нарастал, и облачко пара вырывалось при каждом выдохе, убеждая Хелен, что ей не мерещится. Лишь свет молний в иллюминаторах да редкие блики фонарей «Льюис и Кларк» озаряли помещение, но и их света хватало, чтобы показать, насколько далеко все зашло.
Тени водили свои хороводы, обретая когти и шипы. Силуэты животных и птиц, и каких-то морских гадов со щупальцами и жвалами. Она не пыталась запомнить видение, даже зажмурилась – но от картин, показываемых темнотой, опущенные веки не уберегали.
С той стороны двери металл доносил слабое бормотание – похоже, Ди-Джей молился. Старк не слышала, о чем именно он просит Бога, но каким-то внутренним чутьем понимала, что это бессмысленно. Воля Господня, если Он и существовал, заканчивалась там, где простирались громоздкие отсеки «Горизонта». Нечто древнее нависало над ней – старое, как и сама вселенная, полное испепеляющей ненависти. К ней лично, ко всем людям, даже к самому миру, куда проникала чужая сущность.
А Питерс все не шла. Сколько еще её ждать, ощущая, как тело превращается в коченеющую ледышку, а вязкие мысли подталкивают к краю какой-то бездонной пропасти? Надолго хватит сил сопротивляться зову, уже не советующему – приказывающему бросить все и бежать на «Льюис и Кларк»?
Девушка боялась, что этот момент вот-вот произойдет. Как и понимала, что подобного маленького предательства ждет их враг – с него начинается падение в привидевшуюся бездну. Впустив страх в сердце, сможет ли она когда-нибудь избавиться от его прорастающих семян?
Нет, она не уйдет... но ведь делать что-то надо! Надо...
– Я... – голос дрожал, срывался в непонятное клокотание. Старк сглотнула слюну и продолжила, одновременно пытаясь выбросить из головы чужие голоса. – На мостике должен где-то быть еще один запас инструментов. В таких кораблях аварийные комплекты должны размещаться в головной и хвостовой части...
Но его может там и не быть. Потому что не обманывай себя – таких кораблей нет, и никогда не было. «Горизонт» уникален.
Она уже не знала, её ли внутреннее «я» раскритиковало идею, или вновь прозвучал голос мрака. На миг пришло видение – тот же самый злополучный шлюз, но в этот раз Миллер не придет на помощь. Никто не откроет дверь изнутри, не впустит живительный кислород, не нормализует давление. И обнаженная фигура внутри. Не Джастин – она сама.
С вытекшими глазами. Рот разрывает крик, пока безвоздушное пространство не лишает и этой ничтожной возможности. Только боль рвущихся сосудов, словно тело кто-то начинил крошечными детскими петардами, и они рвутся, рвутся, заставляя её вопить в немой агонии...
Переходящей в экстаз?
Ди-Джей что-то говорил, кажется, пытался убедить, что ей нельзя идти одной – но Хелен уже не слышала. Тело сотрясало болезненное возбуждение – словно мысль о смерти от разгерметизации превратилась в обещание любовных ласк. Девушку повело, корабль дал очередной крен, и рука Старк оперлась на холодную стену...
...Она в рубке, обнаженная, и рот полон крови. Нависающий Миллер – тоже голый, обрушивается сверху, наполняя промежность болью. Скальпель в руках Ди-Джея медленно срезает кожу с отведенной в сторону левой руки. Толчок – движение – боль. Хелен кусает капитана, кусает полная желания продолжать эту оргию, и смеется, когда новая порция крови стекает по сведенным оскалом зубам. Их безумие, их участь – под недремлющим оком «Горизонта», показывающего смертным дары иной стороны. Темного зазеркалья, где ютятся кошмары...
– Я скоро вернусь! – она закричала, пытаясь заглушить лезущие в голову мерзости. – Ди-Джей, я найду инструмент и вернусь...
Хелен побрела на мостик, пошатываясь и избегая касаться стен. Каждое соприкосновение, словно шприц, вгоняющий в вену наркотик, поселяло в голове новую извращенную картину. Навигатор словно пересекала вязкий вар, ступала по болотистой жиже – голодная туча окутала тело и разум девушки непроглядной пеленой. Сил дойти хватило, но оказавшись возле капитанского кресла, Старк с ужасом поняла, что ничего искать уже не сможет.
Она не видела рубку – лишь сцены прошлой и грядущей бойни. Её саму насиловали все поочередно, мужчины и женщины рвали истекающее кровью тело, выворачивали наизнанку. И там, в эпицентре видений, среди навеваемой боли и отвращения, все сильнее и сильнее росло удовольствие. От того, что они делали с ней, от того, что делала она, от предвкушения этого процесса...
Капитан считал Старк самой стойкой, но выдержка девушки тоже имела пределы. С тяжелым стоном, опустившись на колени, Хелен сделала единственно возможное, что не давало ей окончательно покориться зову корабля и сойти с ума.
Потеряла сознание, растянувшись на пропахшем застарелой кровью полу.
***
Свет ламп был с ней, пронзал насквозь – но в нем тонул безвозвратно. В том, что держало Питерс за руку. Существо рядом, пусть и похожее на её сына, оставалось собой – частицей непроглядного темного мира, о котором могли знать лишь безумцы. И его рука обжигала нарастающим холодом, будто ледышка из грязной воды.
Тьма в человеческом обличье вела её к другой тьме – к черному шару, окруженному сияющими кольцами. Диски магнитного поля будто прогибались – сдержать нарастающий внутри мрак стало почти невозможно. Пока еще ядро оставалось металлическим, но то и дело его поверхность тонула, сливаясь в непроглядную черноту. Проход спешил открыться, сбросить покров из рифленого металла – и возможно, не закрываться больше никогда.
Ребекка старалась не смотреть на этот кошмар. Притяжение бездны нарастало с каждым шагом, и, пройдя вращающийся коридор, она уже не знала, хватит ли воли исполнить задуманное. Теплилась надежда, что существо в обличье голого ребенка ведет её не к панели перед реактором – потому что стоять в подобной опасной близости она бы не рискнула. Водная гладь, разделяющая выступающий язык мостика и ядро, казалась слишком короткой перед этой довлеющей мощью, заключенной в оковы металла и незримых волн.
Бассейн тихо плескался, его воды постоянно тревожили чьи-то руки... или лапы... или....
Ножки, множество ножек...
Он задрожала, выпуская ладонь монстра. Ослепительно-голубые глаза, чужие на лице Денни, повернулись к врачу, и стоило огромного усилия не думать ни о чем.
– Ну... – даже это короткое слово застревало в горле. Хотелось бежать без оглядки, однако Питерс прекрасно понимала, что её больше не выпустят. Слишком далеко зашла игра, и сила, принимающая на «Горизонте» решения, недаром решила ей открыться. Как актриса, измученная болезнью, но продолжающая выступление, она знала, что должна доиграть свою роль. Понять, что же мешает кораблю победить – о каком предохранителе речь? Есть ли что-то, что способно отключить ядро, или ослабить его влияние? Неужели создатели не предусмотрели дублирующих защитных систем? Такого просто не может быть.
– Туда, мамочка, – её корежило от этого слова и голоса, как и от не сходящей с лица твари улыбки. Наверное, оно этого и ждет, подумала Питерс. Чтобы я подняла руку на образ. Который, конечно, еще больше станет похож на Денни. Все правильно – он начнет плакать и умолять, и мне будет больно, потому что столько сходства заставляет поверить. Пусть и в безумную мысль, но поверить – что это на самом деле Денни.
Ему нравится причинять боль... нет, не только это. Ему хочется, чтобы мы сами себе причиняли боль.
Ребенок рядом с ней смотрел на женщину своими пронзительными глазами. Рука указывала куда-то вверх. Ребекка подняла голову, следуя за детскими пальцами.
В отсек с ядром выводил не только один центральный проход. Над ним, на втором ярусе, имелся еще один коридор – куда он уводил, Питерс не знала. Скорее всего, он был той же длины, что и тоннель с магнитными конденсаторами, но заканчивался тупиком. Был и третий, еще выше, там где стена начинала наклоняться, переходя в купол свода. Но рука Денни показывала на второй.
– Что... что мне там нужно сделать? – смотреть на проход куда легче, чем на темный шар или стоящее рядом создание. Питерс отыскала взглядом лестницу – обычную пожарную лестницу, идущую по левому краю всех трех проходов. Ничего сложного, но быстро сбежать уже не получится – разве что удастся по-настоящему отвлечь корабль. Но для начала неплохо понять, что мешает ядру явить свою силу в полную мощь.
– Там рубильник в конце, – с детской серьезность, за которой скрывалось потустороннее злорадство, ответил ребенок. – Он удерживает магнитные поля и мне его не повернуть. Переключи питание колец на минимальное, мамочка... и я всегда буду с тобой.
Да, подумала женщина. Ты будешь, в это я верю. Так, как был с Джастином, доведя его до попытки самоубийства. Со мной и в моей голове.
Она молча полезла вверх, осторожно пробуя на вес металлические ступеньки. Впрочем, опасаться, что перекладины разломятся под её весом, не приходилось – звездолет строили на совесть. К величайшему сожалению врача, которая предпочла бы видеть более плачевное состояние «Горизонта».
Рубильник. Панель подачи энергии. Нужно стабилизировать её. Или даже переключить на полную мощность. Чтобы подавить ядро полем.
Короткие, рваные мысли, которые не учует тварь. Питерс прятала их, вспоминая лицо Денни – настоящего Денни, а не этого мерзкого подобия, что хихикало внизу, наблюдая за её неторопливым подъемом. Звуки смеха перемешивались с шипеньем и птичьим уханьем. Маска, надетая силой, трещала по швам.
Почему он не отключит рубильник сам?
Тревожная мысль заставила её глубоко вздохнуть, забираясь в проход. По обеим его сторонам громоздились помигивающие панели, выступающие платы, отвечающие за различные секции конденсаторов. Здесь бы пригодился Вейер – не будь он бесповоротно потерян в служении своему же порождению.
Нет, она не права – не Уильям сделал корабль таким. Он дал форму, но начинкой оказалось что-то иное, чего не могли предусмотреть ни ученые с Земли, ни сам злополучный создатель. Просто открыл врата, сам не понимаю, кто стучит в них с той стороны.
Но все же – почему он или оно не повернуло рубильник? Не сожгло его?
Запирая двери, создавая гравитационные волны, перекачивая энергию, корабль оказался бессилен против одной-единственной рукояти? Возможно ли, что им правят более сложные ограничения, чем те, что понятны людям? Или...
Она вынула фонарь и осветила проход. Да, рукоятей вокруг хватает – но в конце прохода стену украшали панели с множеством клавиш. И – никакого рубильника.
Придерживаясь рукой за стену, Питерс бросила взгляд вниз. Ядро продолжало свое вращение, но на него Ребекка долго не собиралась смотреть, чтобы не заработать головокружение.
Денни исчез. Лишь темные воды тихо плескались, наигрывая волнами мелодию ночи.
Холодок пробежал по спине – она где-то просчиталась? Неужели это существо почувствовало её замысел? Или...
– Никакого рубильника нет, – мертвеющим тоном прошептала врач. – Это было бы слишком просто.
Хихиканье донеслось из глубины прохода. Лампочки на стенах разом погасли. Врач вскинула фонарь, но и у луча не хватало сил – он вяз в густом мраке, едва преодолев пять шагов.
– Мааааамооооочкааааа, – теперь голос Денни звучал утробным басом, сохранив отдельные детские нотки. Он этого тона она не смогла сдержать дрожь, медленно пятясь к лестнице.
– Я всегда лгу, – прорычало нечто, дохнувшее на неё тьмой и злобой. – Но зато у меня есть НОЖКИ!
Что-то метнулось вперед, попадая в сократившийся радиус фонаря. Питерс закричала, когда многоногое чудовище, верхняя половина которого сохранила черты обнаженного ребенка, прыгнуло вперед.
Глаз вырвал контур того, что пугало её прежде: множество конечностей, изъеденные язвами, бескостные атрофированные ноги, извивающиеся, как щупальца... Десятки и десятки, непропорциональным пучком выпирающие из торса Денни. И все они толкали крошечное тело на неё, заставив забыть, отдернуться, сделать шаг назад...
В пустоту.
Пол под ногами кончился. Ребекка взмахнула рукой, пытаясь ухватится за лестницу, но предательская перекладина оказалась чуть дальше ожидаемого. Перспектива сместилась, даже воздух в корабле играл свою роль. Дурманил восприятие, заставляя видеть углы и вещи немного не такими, как на самом деле.
Пальцы коснулись холодного металла одними подушечками. Время остановилось... и тут же обрушилось водопадом.
Вместе с падающей Питерс.
Здесь невысоко, еще успела подумать врач, прежде чем оглушительная боль расколола голову. Шея громко хрустнула. Металлический пол имел свои представления о том, что считать высотой для рухнувшей со второго яруса на спину женщины.
Боль прокатилась волной и тут же стихла, сменившись удаляющимся гулом. Он походил на шум прибрежных волн... на гул двигателя... или на затихающую пульсацию в её венах.
Ему... нельзя верить, стало последней мыслью Питерс. Тускнеющий взгляд еще успел увидеть многоногую тень, спускающуюся по отвесной стене. Словно это паукообразное чудовище спешило в попавшей в паутину добыче, чтобы впиться в тело.
Но этого Ребекка Питерс уже не увидела. Она окунулась в темноту, полную голосов, и они увлекли её куда-то прочь, даря надежду на забвение и покой. Обещая, что за последним порогом боли уже не будет.
Конечно, голоса лгали.

Глава 21. Безумец с мертвыми глазами
Они ничего не понимают. Ничего не хотят понять. Но я не уйду.
– Я никуда не уйду, – произнес Вейер и поморщился. Пах все еще болел, зверская боль отдавала до самого позвоночника при каждом резком шаге. Он ковылял, не обращая внимания на беготню экипажа. Темнота скрывала его, присутствие Клер дарило невидимость. Мимо пробежала Питерс, так и не заметив отступившего в сторону консультанта. Врач понеслась в хвостовую часть, и Уильям проводил её задумчивым взглядом. Все равно догнать и спросить мчащуюся женщину ему не по силам.
Может быть, она хотела помочь Миллеру уничтожить ядро? Но нет, Уильям не считал Питерс врагом – к чему ей вредить Клер? У Ребекки больной сын, она должна понять, как это тяжело, когда твои близкие страдают. Как плохо, если не можешь помочь, и насколько сладостно осознать, что худшее уже позади.
Никто не говорил консультанту про Денни – знание вошло в голову Вейера вместе с шепотом темноты, доносящимся из стен. «Горизонт» знал все и щедро делился с ним, своим создателем и защитником. У Клер никогда не водилось секретов от своего супруга.
Только один раз, подумал доктор, медленно шагая по растянувшемуся на целую милю проходу. Только раз она не сказала мне, как ей плохо...
Но эта мысль быстро ушла, стоило увидеть лежащего у стены капитана. Миллер скорчился, будто беспомощный младенец, и подобное зрелище наполнило сердце Уильяма злорадной радостью. Конечно, он жив, Клер бы не стала убивать... а если и стала, значит так надо. Кто, как не Раймонд, это заслуживал?
– Но остальных – не стоит, – попросил он, стоя возле тела потерявшего сознание недруга. – Остальных мы ведь просто отпустим, правда? Пусть себе улетают...
Темнота промолчала.
Однако он слишком хорошо знал жену и не сомневался, что ни Питерс, ни Джастину, ни прочим опасность не грозит. Если они, конечно, оставят свои глупые попытки уничтожить «Горизонт».
А они оставят. Он им в этом поможет...
Мысли ушли, осталось лишь ощущение клубящегося мрака. Капитан потерял значение, будто что-то в голове повернуло выключатель и все мысли мгновенно угасли. Вейер стоял, глядя в стену, и ждал новых указаний, забыв. что еще не так давно мог соображать без посторонней помощи.
Транс оборвался , лишь когда по проходу разнеслись чьи-то торопливые шаги. Кто-то бежал навстречу, и опять доктору пришлось отступить, чтобы избежать обнаружения. Тень укутала его, оставив лишь два сверкающих глаза, полные вращающейся сфер. Со стороны они походили на огни настенной панели, и спешащий с баллонами в руках Смит не различил темный силуэт. Немудрено – корабль впитал Вейера, слил со своей стеной, и взгляд пилота, так же не заметившего своего капитана, лишь равнодушно скользнул по неподвижно стоящему астрофизику.
Как все просто. Я люблю Клер, и она любит меня. Ничто здесь не может мне навредить...
Боль в паху слабела, словно ласковое касание холодных незримых рук стирало само воспоминание об ударе. Он даже ощутил возбуждение... давно позабытое чувство, ушедшее вместе с похоронной процессией его жены.
Жаль, что у тебя нет тела...
Но что такое тела? У них остались разум, и мысли, и чувства – Вейер даже не сомневался, что «Горизонт» может в любой момент воссоздать его первое свидание или брачную ночь, или любой из моментов страсти. Правда, их становилось все меньше с годами совместной жизни, но пока Клер с ним и в нем, его счастье не уступит прежнему.
Но ведь это иллюзия, пробилась здравая мысль в умирающее сознание. Фантом, сон, сплошной обман. Я похож на наркомана, убегающего от реальных проблем...
Вейер нахмурился и пошел дальше. Ему совершенно не хотелось слушать сомнения – что такого мог сказать внутренний голос, чего не знала Клер? Ведь это ей сейчас лучше известно, что для него на пользу, а что нет. Ей и только ей...
Так, шаг за шагом, он добрался до вращающегося прохода. Боль ушла целиком, унесенная волей корабля, и двигался Вейер с прежней скоростью. Даже мысль о драке с Миллером почти стерлась из памяти.
Про попытку убийства капитана консультант тоже не помнил – его разум сейчас походил на подсвеченный пол ночного клуба, где горящие квадраты показывали зоны для танца. За их предел Вейер не заступал – несмотря на то, что светлых пятен в его мыслях становилось все меньше и меньше.
Остальное укутывала тьма, говорящая голосом Клер.
– Конечно, нет, – продолжал Уильям свой молчаливый диалог. – Я никому не позволю тебя обидеть. Что они вообще себе возомнили – указывать, где мне быть? Почему я не могут остаться дома со своей женой?
Усталый и предвкушающий встречу, он шел по стальному мосту сквозь блики вращающихся стен, и конденсаторы весело сверкали в такт его мыслям.
Я вернулся, дорогая, хотелось закричать с порога, вступая в отсек реактора. Вот и я, Клер, теперь мы вместе и...
Обручи магнитного поля смотрели на него сотнями горящих глаз. Воды под ядром плескались, будто озеро, кишащее рыбой. Уводящие вверх стены терялись в темноте, вырастая до размеров горных хребтов.
Перед выступающим над бассейном мостиком лежало тело, раскинувшее руки и неподвижно уставившееся в недосягаемый потолок. Питерс оттащили поближе к панели управления, хотя этого Уильям знать не мог – оттащили и оставили, словно жертву, возложенную на алтарь неумолимого бога. Как жертвенного ягненка...
Где-то далеко звучал детский смех, теряясь в высоте, отражаясь от стальных стен и пластиковых панелей. С ровным гулом ядро вращалось, и капли срывались с покрытой сеткой многогранников поверхности. Смазка, мимоходом подумал Вейер, зачарованно разглядывая лицо мертвой Питерс. Он еще не верил в случившееся, наверняка женщина просто потеряла сознание...
Стекающие капли растворялись в воде, придавая её густой багровый окрас. Ядро сочилось свежей кровью.
***
Черное пятно перед глазами распалось на алые вспышки и танцующие огоньками. Вибрация стен ввинчивалась в мозг, словно затупившееся сверло в неподатливую горную породу. Он еще помнил свой кошмар – пламя, полыхающее вокруг и горящие силуэты, корчащиеся от жуткого жара. Но образ отступал, стоило поднять веки... и глубоко вдохнуть, прогоняя его окончательно.
Миллер лежал у стены, медленно приходя в себя. Вязкий металлический привкус облепил язык, словно налет. Астронавт попытался сглотнуть, но мерзкий осадок не исчезал, распространяясь по горлу и забивая даже нос. Сплюнуть не хватило сил – при любом резком движении боль возвращалась, и темный коридор тут же начинал вращаться вокруг своей оси.
Сколько он провалялся? Циферблат часов на руке погас, оправа треснула. Раймонд коснулся пламенеющего лба, бережно ощупал затылок. Острая боль заставила прошипеть что-то неразличимое, когда ладонь наткнулась на здоровенную шишку.
Сотрясение... но крови нет. Это хорошо... хорошо...
Миллер зажмурился и вновь открыл глаза, стараясь прогнать головокружение. Подташнивало – верный признак легкой контузии, но ему еще повезло. Сила, швырнувшая астронавта о стену, вполне могла проломить череп, окажись на его пути любая выступающая ячейка или линия электропитания. Черт, даже обычный фонарь мог стать гильотиной.
Раймонд вспомнил, где находится, и мысленно прикусил себе язык. Поминать чертей сейчас даже про себя крайне непредусмотрительно. Здесь их и так водилось с избытком.
Но ведь не убил его «Горизонт». Хотя мог подослать Вейера, если вдруг не хватило сил самому – однако же, не убил. Почему? Чем руководствовался корабль, кроме обычной самоуверенности? Неужели просто оставил, как свидетеля своего триумфа, наблюдать раз за разом неудачные попытки спасти с экипаж? Или у него имелись на Миллера свои планы?
Со стоном, опираясь на норовящую выскользнуть из-под руки стену, капитан медленно встал. Некогда валяться, предстояло понять, где все и почему пол то и дело кренится. Конечно, ничего плохого в том, что звездолет теряет высоту, Раймонд не видел, но предпочел бы наблюдать это зрелище с уютного мостика «Льюис и Кларк», в окружении команды.
Он попытался сориентироваться. Вот шлюз, оттуда льется свет – значит, еще не расстыковались. Отсеки «Горизонта» укутывала вездесущая темнота, и разглядеть что-то в кишкообразном тоннеле Миллер не пытался. У него был карманный фонарик, но этот факт выпал из плохо соображающей после удара головы. Подволакивая ноги, то и дело сглатывая слюну с привкусом меди, он побрел в шлюз.
Яркий свет резал глаза, но насколько же здесь легче дышалось! Стоило перешагнуть границу корабля и вступить в стыковочный модуль, как тяжесть, навалившаяся на плечи, мгновенно исчезла. Даже головная боль чуть отпустила – хотя Миллер не тешил себя ложными надеждами. Конечно, она вернется – стоит шагнуть обратно внутрь монструозного звездолета. А возвращаться, похоже, придется – он не слышал впереди ни голосов, ни предстартовой шумихи, хотя шлюзы «Льюис и Кларк» кто-то открыл нараспашку.
Зря... никогда не знаешь, что может туда пролезть. Капитан оглянулся на зияющее темнотой нутро «Горизонта», похожее на широкий зев. Даже стоять возле гнетущих теней не хотелось – словно звездолет пропитался испарениями чего-то мерзкого, едкого и ядовитого. Ди-Джей назвал это адом, и сейчас мужчина как никогда был готов принять подобную точку зрения.
Он пересек стыковочный модуль и нажал клавишу интеркома на стене шлюза. Сейчас здесь ничего не напоминало о произошедшей аварии – разве что разбросанные инструменты.
– Меня кто-нибудь слышит?
Голос звучал неуверенно, проклятая слабость уменьшилась, но не проходила. Миллер привалился к стене, терпеливо ожидая ответа. Смит и Купер должны быть здесь, уж они-то не могли покинуть столь важный для них шанс на спасение. Бросить «Льюис и Кларк» без охраны мог лишь полный идиот, а таковых среди его подчиненных не имелось.
– Мать вашу, капитан! – губы сложились в слабую улыбку, когда знакомая ругань заполнила помещение. – Где вас носило?! Я думал, это гребаная хрень всех прикончила, мы тут уже чуть не рехнулись!
– Погоди, Смит, – прерывая этот несдержанный поток эмоций, попросил капитан. В голосе не осталось привычной властности, но пилот тут же замолчал. – Где все? Кто на корабле?
– Не знаю, – Грегори старался отвечать сдержанно, но голос его дрожал от плохо скрываемой злости. Не к нему – ко всей этой ситуации. – Купер все еще на обшивке, ищет трещины, но похоже, герметик надежно все заткнул.
– Так точно, – с непривычной субординацией отозвался второй пилот, вклиниваясь в разговор. – Воздух держим, можно улетать.
– Остальных нет, – волнение Смита было трудно скрыть. – Рация не работает, «Горизонт» молчит. Я бегал за кислородными баллонами... эта хренотень меня чуть не достала. Ядро... свет...
Он замолчал, не в силах продолжить. Миллер был благодарен за мгновение тишины – мысли скакали, несмотря на головную боль.
Никого нет. Никого. Питерс, Старк, Ди-Джей, Джастин... впрочем, Джастин без сознания, он все равно сам не может передвигаться. Неужели он справился с тремя моими людьми?
А почему бы и нет, прошептал нарастающий страх. Если он оглушил тебя, то чем они лучше? Он мог справиться и с целым взводом морской пехоты, неужели не видишь?
Оглушил – но не убил, цепляясь за спасительную надежду, подумал Раймонд. Меня он не убил – значит, возможно, и их оставил в живых.
– Капитан? Что делать будем? – Смит нетерпеливо ждал ответа. Миллер вздохнул, оглянувшись на стыковочный модуль – и на мрак лежащий дальше.
– Я найду их... Смит, Куп, слушайте внимательно. На корабль может попытаться проникнуть Вейер – так вот, вырубите его. Чем хотите и как хотите – он сейчас...
Продал душу дьяволу. Одержим. Нет, я же не Ди-Джей, чтобы бы такое сказать...
... – полностью спятил, – после короткой заминки завершил фразу капитан. На том конце интеркома наступила тишина.
– Понял, – с явным облегчением в голосе отозвался Грегори. Купер молчал – наверное, тоже все уяснил. Радость пилота лилась через край... и Миллер не стал ничего добавлять, хотя легко угадал мысли Смита. Отдавая приказ «как хотите», он не подразумевал смерти консультанта – но не сомневался, что для Смита иных способов больше не существует. И Финней, пусть и не сторонник подобных решений, тоже не собирался возражать.
А значит, Уильям скоро станет покойником. И он позволит этому произойти, потому что сам уже не уверен в том, что доктора можно везти на Землю. Или что вернется один Вейер, а не что-то с ним, присосавшееся, как речная пиявка. Или...
Да я просто боюсь его, признался Миллер, хотя с уст не сорвалось ни слова. Боюсь, потому что не знаю, на что он способен, попав под власть «Горизонта». Надо было двинуть его ключом, но я поверил, что этот псих не опасен. Потребовалось получить головой об стену, чтобы понять свою ошибку. Однако с таким союзником он дел натворит где угодно. Я не смогу лечь в гиперсон, зная, что рядом со мной этот человек...
– Хорошо, – но хорошего мало, и он это знал. Убивая друг друга, они играли по навязанным кораблем правилам... и Миллер чувствовал стыд, что перекладывает ответственность на пилота. Каким бы не был Грегори, при всей его жестокости и сквернословии, убийствами он ранее не занимался. Уверен ли он, что имеет право превращать экипаж в палачей? Пусть даже одного или двоих...
Миллер вспомнил истекающего кровью Джастина и запись последних минут жизни Килпака.
Да. Чтобы жили остальные. А если я первым встречу его...
Он прошел в ремонтный отсек «Льюис и Кларк», примыкающий к шлюзу. Заветная панель с инструментами легко обнажила свое нутро, позволяя выбрать новый фонарь – на счет старого капитан был не уверен, не повредил ли его удар. Миллер снял со стены аптечку – могла пригодиться, нацепил на пояс. Все эти приготовления оттягивали главное, потому что не хотелось, Бог знает, как не хотелось...
Но мои люди там. И они меня ждут.
Раймонд вынул строительной пистолет-метатель. Проверил барабан – титановые трехдюймовые иглы, применяемые для быстрого прибивания отошедшей плиты, послушно лежали в своих гнездах. Как стрелы... или змеи, готовые жалить по приказу.
Два десятка... а на человека хватает и одного попадания. Пневматика создавала выброс достаточной силы, чтобы каждый шип мог проколоть даже внешний слой обшивки, насквозь пронзая укрепленную сталь. Конечно, силу выстрела можно регулировать – но капитан сразу же поставил переключать на полную мощность.
Бить – так бить, подумал он. Один раз – и наверняка. Там мой экипаж и он должен выжить. Остальное неважно. Больше никаких игр и никакого сострадания.
И никакого Вейера.
Настенная рация загорелась – видимо, в рубке встревожились его молчанием.
– Капитан, вы еще здесь? – спросил Смит. – Может, мне пойти с вами?
Хорошо бы... быстро обдумал этот вариант Миллер. Но тогда на корабле останется один Купер, а этого мало, слишком мало...
– Я справлюсь, – не лишившись сомнений, но надеясь, что ему поверят – как верили всегда, ответил в настенный микрофон Раймонд. – Куп, спускайся и стань у шлюза, чтобы Вейер не прошел.
– Не стоит... я все сделаю сам, – он не мог видеть лица Грегори, но почему-то был уверен, что того озаряет недобрая улыбка. Не сулящая ничего хорошего Уильяму.
– Тогда... Купер, давай живо в рубку. Готовим нашу малышку к отлету.
– Понял, – ни жизни, ни надежды в голосе. А ведь он когда-то думал, что Финнея ничем не сломить – но, как оказалось, сломить можно каждого. Если знать, куда давить.
Например, переживаниями за остальную часть команды, которую Купер, похоже, уже похоронил.
– Я найду их... уверен, они живы, – пообещал Миллер и шагнул в стыковочный модуль. Предстоял короткий путь навстречу тьме... но теперь холодная тяжесть пистолета-метателя придавала мужчине толику уверенности.
Самую малость.
***
Он заглянул в ставшие неподвижными глаза. Бережно опустился на колени, коснувшись уже холодеющего лба. Провел ладонью над губами, с которых ушло прижизненное напряжение.
Ничего. Ни дыхания, ни биения височного пульса, ни тепла. Питерс умерла.
Вейер недоверчиво покачал головой. Как же так? Почему? Ведь Ребекка не сделала Клер ничего плохого, она и здесь-то очутилась, наверное, случайно. Или все же нет?
Доктор поднял голову, глядя на ядро. Шар молча вращался, не спеша давать ответы. Тишина царила в голове и в мыслях – непривычная, пустая, всеобъемлющая...
– Так нельзя, – тоном, который больше подходил отцу, общающемуся с провинившейся дочерью, произнес Уильям. – Клер, ты не должна их убивать. Разве Питерс была опасна?
Все они со мной. Никто не умирает. Уильям. Ты это хорошо знаешь.
Голос любимой прошелестел в мыслях, раскачивая сознание, как ветер качает луговые травы. Голос заставлял согласиться. Да, смерть Ребекки печалила его, но ведь если посмотреть широко, она не исчезла по-настоящему. Здесь, на пересечении жизни и смерти, возле самой сердцевины вечности, вращающейся в магнитных кольцах, трагичность гибели утрачивала свое значение.
Вейер прислушался к тишине, надеясь, что голос Питерс прозвучит эхом среди гула реактора, чтобы подтвердить этот постулат. Конечно, одной Клер вполне достаточно, чтобы опровергнуть необратимость смерти, но ему, как ученому всегда хотелось как можно больше весомых доказательств...
... Крик. Вспышка света. Обнаженное тело бьется на дыбе из колючей проволоки. Обмотавшие запястья и щиколотки щипы впиваются, натягиваемые чьей-то невидимой рукой. Они уходят в стены, словно сам «Горизонт» – палач и оружие муки. Питерс вопит не переставая. Глаза, залитые кровью, останавливаются на нем. Обвиняющий взгляд, перекошенный криком рот – но срываются не слова, а брызги крови, заставляя его отпрянуть и...
... Вейер вскрикнул, вскакивая. Замотал головой, потер глаза. Нет, показалось – зал оставался пустым, полным лишь вращающейся сферы и плещущихся вод. Да еще монотонного капанья, напоминавшего...
Нет. Ничего не напоминавшего. Не хотел он это помнить – совершенно не хотел.
Но что за кошмар сейчас пригрезился? Откуда это сцена пыток, достойная окончательно спятившего разума? Он ведь никогда не думал о Ребекке плохо – к чему ему представлять бедную женщину, подвергаемую таким издевательствам?
Что-то не в порядке. Сильно не в порядке. Я не понимаю... что происходит?
Он взглянул на ядро и тут же отвернулся – лампы магнитных колец слепили взгляд. Этот свет показался каким-то резким, ядовитым и совершенно не походил на прежнее нежное касание Клер, которое он ощущал в прошлые часы.
Внезапно Вейеру захотелось уйти. Просто развернуться и бежать прочь, как ребенку, который играясь в саду, вдруг увидел, что земля под ногами кишит червями. И они уже потихоньку заползают в ботинки, просовывая между шнурками свои слизкие тела.
С гримасой гадливого отвращения Уильям сделал шаг назад. Вновь взглянул на мертвую Питерс – это позволило немного прочистить разум.
Что я делаю? ЧТО, ВО ИМЯ ВСЕГО СВЯТОГО, Я ТВОРЮ???
Осознание правды ударило сознание консультанта так же сильно, как, наверное, поразило врача её падение. Пелена на миг спала, и он увидел себя со стороны – спятивший человек, мечтающий об убийствах, с полной серьезностью считающей, что кому-то лучше умирать, чем жить. Потому что ему так подсказала...
... Кто? С кем я говорил все это время?...
... Клер. Но Клер умерла семь лет назад, и попытка отрицать это вылилась в какое-то буйное помешательство. Сейчас Уильям вспомнил все.
Мужчина не мог поверить, что он действительно напал на Миллера, пытался довести экипаж своим скептицизмом, игнорировал происшедшее с Джастином. А то, как он пытался открыть люк в рубке невесть кому? Уму непостижимо! Конечно, он верил, что все это время с ним была супруга, но действительно ли её дух, душа или сознание живет на звездолете? Он что, и сейчас продолжает в это верить?
Мертвые глаза Питерс, иссеченные сетью лопнувших кровеносных сосудов, не позволяли ответить на вопрос утвердительно.
Билли, тихо, но настойчиво произнес внутренний голос, впервые с момента высадки получивший возможность говорить свободно. Убегай отсюда, Билли. Это не Клер, потому что Клер никогда не стала бы лишать жизни других. Ты был в дурмане, тобой управляли – но любая власть не всесильна. Помнишь, что когда-то выбрал жизнь, вместо того, чтобы присоединиться к жене? Неужели семь лет стоило изводить себя лишь для того, чтобы окончательно свихнуться сейчас?
Беги, Билли, пока не поздно, еще не слишком поздно...
Он пятился, в ужасе осознавая, что остался здесь наедине с мертвецом, и с этими издающими тошнотворным хлюпанье воды. С постоянным звуком медленно набухающих капель, срывающихся в бассейн.
Кап.
Так стекала её кровь на белом кафеле...
Кап.
– Я этого не хотел. Слышишь, не хотел! – вскрикнул астрофизик, обращаясь то ли к Ребекке, то ли к Клер, то ли ко всем им. Всем, кто слушали и смотрели – как пауки, подбирающиеся в попавшей в сети добыче. К мертвым и никогда не живущим, голодным тварям, притаившимся за пеленой космоса.
К червям в гнойной ране черной дыры.
Но уже не имело значения, что он хотел – потому что...
Кап.
... вязкий, тошнотворно сладкий запах её духов, смешанный с вонью гниющей плоти, заполнил зал.
– Билли, – произнес знакомый голос. – Посмотри на меня, Билли.
Это конец, подумал он, зная, что не сможет удержаться. Слишком проросла в нем та дрянь, что воспользовавшись страдающей памятью, пробралась в глубины разума и сердца. Простите меня...
Уильям поднял голову, и затопивший глаза свет вымыл остатки рассудка, как прибрежная волна вымывает мертвую устрицу из разбитой скорлупы. Клер стояла у панели управления – обнаженная, неподвижная и сверкающая. Как лед – или лезвие бритвы, готовое напиться из распоротых вен.
– Ты мой, Билли... мой и только мой...
Вращающиеся сферы унесли его так ненадолго вернувшийся рассудок, и забросили в кромешную темноту. Они раздробили сознание на тающие останки, как ветер разбивает о горные вершины заплутавшие облака, орошая холодные камни моросящей капелью.
Капелью, похожей на прощальные слезы.
***
Ди-Джей ждал. Его терпение, хоть и не безграничное, все же могло справиться с одиночеством и с голосами, временами заполняющими отсек. Пока еще могло.
Травматолог пробовал молиться, но после ухода Старк бросил эти попытки – слишком чужим казался собственный голос. Слова, произносимые во тьме, напоминали хриплое карканье слетающихся на пиршество стервятников. Даже мысленное обращение к Богу не помогало – словно, начиная молитву, он открывал в своей душе потайную дверцу, куда тут же рвались внешние силы. Голоса и видения, которые Ди-Джей гнал от себя.
Но они возвращались. Они всегда возвращались.
...Оргия в рубке и распластанная Старк на полу, насилуемая десятком окровавленных безумцев. Гноящаяся плоть и глубокие раны зияют на их телах, а глаза вырваны у всех до единого. Словно тьма, заполнившая корабль, не выносит, когда на неё смотрят...
... Питерс улыбается на полу окровавленным ртом. Её зрачки темнеют, заполняясь мраком, а какое-то существо, неразличимое в тенях – многоногий паук с детским торсом, мечется, сужая круги. Постукивают падающие из его рта капли слюны, словно ледяной град, бьющий по стеклу.
– Мамочка,- шепчет чудовище, голодно облизываясь. – Пора кушать, мамочка...
Он затряс головой. Нет, нет, нет! Это все наваждение, мираж, безумная воля дьявольской твари. Питерс жива, как и Старк, они просто задержались...
Но почему так долго? Почему до сих пор ни одна не вернулась? Отрезаны другими дверьми, заточены в отсеках, поодиночке сводимые с ума больными грезами «Горизонта»? Ранены и не могут прийти?
Или все же умерли?
Он взглянул на Джастина – бледное лицо в подсвечиваемой изнутри капсуле казалось мирно спящим, если бы не заметное напряжение мышц. Они заморозили боль израненного тела, и кто знает, что сейчас чувствует парень? В гиперсне нет ощущений, но на этот звездолете не может существовать сна без кошмаров. Здесь и явь-то пропитана чем-то чудовищным и злым.
– Держись, – раньше Дуглас Джексон не разговаривал сам с собой, но сейчас он шептал, сжимая в ладони скальпель. Травматолог не заметил, когда вынул его из кармана, но приятный холодок в руке успокаивал бешеное сердцебиение. Металлический инструмент оставался прохладен, несмотря на жар ладони – и разве не холод ему сейчас нужен? Холодное спокойствие, терпение... самообладание...
Или он ухватился за бесполезную железку лишь потому, что есть еще один выход? Ножом по горлу – резко, размашисто, чтобы недолго болело...
Тогда страх уйдет. «Горизонт» может управлять мыслями и поступками, но не способен владеть душами – на это никто не способен, кроме Господа. А корабль – не Бог. В этом он убежден, и убеждение только крепли, глядя на все совершаемое потусторонней силой. Дьявол не может забирать то, что ему не предложишь, и в смерти он станет свободен...
Нет!!! Это не я, не мои мысли! Это оно так хочет – заставить себя убить и отдаться ему. Забыл, куда попадают самоубийцы?
– Infera, – произнес Ди-Джей, разжимая ладонь. Скальпель зазвенел по полу, издавая хрустальный, а не металлический звон – будто где-то разбился бокал тонкого стекла. – Ты меня не получишь, ибо Господь со мной. Он крепость моя и опора, и свет Его не погасит ночная тьма, ибо свет тот благодати Его, и жертвой Сына Человеческого искуплен род наш...
«Горизонт» ничего на это не ответил. Лишь воздух густел, будто копящийся гнев в сознании этого непонятного, сверхъестественного, злобного существа, что мечтало о всеобщих муках и смертях. Ди-Джей вспомнил исчезающие капли крови в пустом холодильнике – хватит ли сил у корабля, чтобы заставить пол под ногами расступиться? Превратится ли титановый сплав в жадную пасть, пожирающую его тело? Нет, о таком лучше не думать!
По ту сторону двери раздались шаги. И внезапно замок, до этого момента упрямо игнорирующий все попытки добиться отклика, зажегся призывным зеленым светом. Не веря своему счастью, травматолог нажал на клавишу. Шипение открывающейся двери подтвердило, что это – не очередное видение. Как и бьющий в глаза свет фонаря, заставивший Ди-Джея зажмуриться.
У входа в соединительный коридор стоял Миллер. Никогда еще астронавт не был так рад видеть своего капитана – особенно со строительным метателем шипов в руках. Впрочем, судя по тому, как блеснули глаза Раймонда, тот тоже был несказанно счастлив встрече.
– Ты цел? Остальные с тобой? – первым делом спросил Миллер, обводя фонарем затенененное помещение. Голоса ушли, словно рядом с капитаном образовалась зона спокойствия, куда чужое влияние не могло проникнуть. По крайней мере, Ди-Джей надеялся, что это именно она – а не сердце надвигающейся бури, тоже обманчиво-тихое поначалу...
– Я да. Со мной Джастин, Старк ушла в рубку за инструментами, – травматолог виновато покачал головой, хотя Раймонд не произнес ни слова упрека. – Питерс тоже пропала, побежала к запасному шлюзу. Дверь заклинило, я никак не мог выбраться...
– На этой посудине ничего просто так не заклинивает, – Миллер с опаской обводил фонарем дальние углы. Вдруг очередной щелчок заставил мужчин вздрогнуть – и тут же зажмуриться от яркого света.
Как ни в чем не бывало, загорелись лампы. Настенные дисплеи, мониторы внутренней связи и диагностики заполнили ряды цифр и отчетов. Ди-Джей оглянулся – дальше по коридору медицинский отсек походил на магазин подарков в предпраздничную распродажу, так в нем стало светло.
– Питание вернулось, – прошептал Раймонд, будто боясь, что их подслушают. – Корабль пробуждается.
Связь привычно заговорила голосами Смита и Купера, но остальные каналы хранили тишину. Ни Питерс, ни Старк не отзывались. Подозрение, что чудовищные видения могут быть правдой, все сильнее угнетали травматолога.
– Что будем делать? – спросил он, веря, что уж капитан, конечно, предусмотрел и это. С момента, когда Миллер показал ему исчезнувшие трупы, у Ди-Джея зрела мысль, что один лишь Раймонд может вытащить их из ловушки. После чудесного появления Миллера, с оружием и сопутствующим восстановлением энергии, травматолог смотрел на своего капитана, словно на Мессию.
Правда, по лицу командира нельзя было сказать, что он очень уж знает, что делать.
– Оставайся здесь, – с явной неохотой сказал Раймонд. – Никуда не уходи, только давай сначала мальчика вытащим...
В две руки они выкатили тяжелую капсулу в центральное помещение, откуда расходились проходы. Не будь у неё подвижной основы, двум астронавтам это ни за что не удалось. Ди-Джей молчал, до боли сжав челюсть – он уже догадывался, что решил капитан. Они не бросят Джастина одного... но и за время, пока его перевезут на «Льюис и Кларк», произойти может всякое. Не с ними, а с женщинами, которых Миллер точно не оставит на волю случая. Как и он сам.
Но насколько же ему не нравился этот план – словами не передать! Опять разделяться, рискуя попасть в новую ловушку? Конечно, вернувшийся свет может означать, что звездолет исчерпал свои ресурсы и вновь стал почти что обычным кораблем, но кто знает, насколько такая благодать затянется? Интервалы, между которыми зло в отсеках бездействовало, постоянно сужались...
– Купер и Смит на нашем корабле, – было видно, что и Миллер разделяет его беспокойство. – Им сюда нельзя, сам понимаешь... потеряем «Льюис и Кларк» – всему конец.
Ди-Джей кивнул – это не требовало пояснений.
– Юэрса нельзя бросать, особенно когда здесь Вейер...
– Вейер? – перебил капитана Ди-Джей. Судя по тому, как Раймонд произнес фамилию консультанта, все с ним было ясно. Но он все же уточнил, не в силах преодолеть привычную пунктуальность. – Вейер теперь... бесповоротно заодно с этим существом?
– Онпытался меня убить, – Миллер поморщился, коснувшись затылка. – Потом что-то другое меня оглушило... какая-то невидимая дрянь. Не знаю, почему наш ученый меня не добил, но с Джастином он справится легко.
Ди-Джей вновь закивал. Травматологу ли было это не знать – достаточно отключить автономное питание от блока гиперсна, как капсула тут же превращалась в гроб.
– Вы за Старк? А я жду здесь? – уточнил он, желая облегчить отдачу неприятного приказа. Глаза Миллера скрыла тень, когда он наклонил голову.
– Да. Я быстро, стой возле интеркома. И возьми пистолет, если Вейер...
– Вам он нужнее, – травматолог похлопал по прикрепленной к поясу аптечке, куда заранее поместил хирургический набор. – Мне будет, чем его встретить, а вот что задержало Хелен – мы не знаем. Уж точно не Вейер, я не слышал, чтобы здесь кто-то до вас проходил.
Дуглас Джексон даже не задумался, что раньше никогда бы не пошел на то, чтобы лишить жизни человека. Случай со Смитом не в счет, тогда им руководили совсем иные силы. Возможно интуиция, обострившаяся после пережитого, лучше разума знала, что подобное не станет преступлением и не отяжелит его совесть грузом греха. Поэтому, обещая применить против астрофизика инструменты, предназначенные для спасения жизни, он не лукавил и не сомневался.
Сердцем и умом Ди-Джей понимал, что Уильям больше не мог считаться человеком – ни телом, ни душой.

Глава 22. И ад следовал за ним
Оно смотрело. Ждало. Смеялось.
Смехом его была дрожь корабля, все сильнее раскачиваемого на ветрах поднимающейся с Нептуна бури. Глазами – слепящий свет ламп и черные провалы темноты, затаившейся в дальних закоулках «Горизонта». Голосом ночи говорило оно, голосом космоса, который беззвучно нашептывает безумные мысли в доверчивые уши.
Человек перед ним поверил в чудо. Поверил в искупление и возможность исправления ошибок. Оно знало, что Вейер придет – еще посылая ему тревожный сигнал, заманивший ученого в ловушку. Пропитав «Горизонт», нельзя было не коснуться и его создателя – слишком много эмоций этого человека осталось в стальной оболочке летящего меж звезд исполина. Слишком большая часть его души теперь принадлежала кораблю.
Души, отягощенные болью, были его пищей, их крики и страхи – музыкой сфер, которой оно наслаждалось. Не имеющее имени, древнее и вечное, обособленное от приютившей его изначальной тьмы – и навек оставшееся её частью.
У богов нет имен. Имена нужны лишь людям, чтобы различать – но там, откуда пришло оно, различия имели микроскопическое значение. Сводились лишь к приобретаемой по желанию форме и методу пожирания.
Оно знало людей, пристально изучая их вид целую вечность. Миров бесконечное множество, и многие подобные ему бродили в них, охотясь на человеческий род с момента, как он возник. Слепая ли воля расселила эту расу по разным реальностям? Вовсе нет – в отличие от многих существ, оно помнило время и причину своего рождения, как и тайну появления человечества.
Первоисток умер, создавая вселенную. Во всей её многомерности и многообразии, полной слоев и граней, которые не преодолеть даже на самом быстром звездолете. Иные миры, похожие и непохожие друг на друга... Суть Его разлетелась по ним, породив избранные расы. Похоже, люди были одной из них – в бесконечном числе миров этот вид встречался чаще прочих.
И был куда вкуснее иных, менее одухотворенных.
Но суть – не весь Первоисток. Умирая, Он оставил после себя слишком много того, что не нашло места в мирах, созданных Его мыслью. Люди назвали бы это бренной плотью, но у Творящего Начала нет подобных телесных оков. Однако то, что оказалось отторгнуто, все же требовало названия, и оно звало подобное останками.
Гниль. Разложение. Тлен. Перегной.
И, как любой тлен, оно дало жизни ему и подобным созданиям. Но, не будучи живым, не могло творить жизнь, став её отрицанием и противоположностью. Из не-жизни оно пришло, и иные тоже, заполнив тьму, лежащую за пределами сотворенных реальностей. Как младенцы, сосали они грудь мрака, пили молоко антиматерии и постигали возможности, о которых мог не знать сам Первоисток.
Ему нравилось считать так. Верить в свою исключительность, превосходство даже над Тем, Кто косвенно породил их род. Впрочем, и родом они не были – непохожие один на другого, заселившие мрак и расщелины между мирами, называемые несбывшимся. Повелители кошмаров и фантазмов, создатели реальностей боли и агонии, владыки темной магии безумия. Как вода, сбегающая по каменистой почве, они заполняли трещины и бреши, таясь в складках миров или за их гранью. Пока кто-то не открывал путь, впускал в мир одного из наследников мертвого Первоистока, изголодавшегося по пиру.
Да, они тоже менялись. Оно слишком долго изучало людей и даже мыслить старалось в подражание им – хотя этот наносной слой могло легко сбросить. Но пока подобное ограниченное сознание полезно – ведь как охотиться, если не понимаешь пути добычи? Женщина уже была в её утробе, как и прежняя команда – вопящие в бесконечности тьмы, лежащей за гранью. Во мраке, из которого оно создало собственное тело.
Обличья не имели значения – были и иные из её рода, кто принимал естество пылающих в огненных небесах ненасытных разумных солнц или иные, еще более чуждые оболочки. Его же формой стал мрак. Стихия, вскормившая их, воплотилась в нем, и потому иногда оно думало о себе как матери всего их рода, а иногда – как об истинной наследнице Первоистока.
Было ли оно дьяволом? И это имя носилось когда-то, потому что всегда порог переступали жаждущие запретных удовольствий, и оно одаривало их болью и безумием. Как в желудочном соке, варило оно сладкие вопящие душонки в кошмарах, разрушая по кусочкам, пока не всасывало целиком.
И всегда хотело еще. Больше и больше.
Были миры, познавшие его полновесное правление, хоть оно и стало коротким – живые существа так хрупки. Оно смеялось, когда команда Килпака показывала, насколько хорошо усвоила его уроки. Как вспарывали свои тела и погружались в экстаз похоти, умирая в кровавой блевотине. Но это выглядело тенью от тех оргий, что ожидали планеты, когда оно приходило во всей своей темной красоте.
И это то, что предстояло пережить Земле. Теперь, когда существовал надежный путь, созданный пойманным в сети, полностью покорным ей человеком, чей последний бунт завершился поражением.
Оно улыбнулось – губами Клер, надевая её маску, её суть. Другие не любили подобного растворения в людях, видели в этом слабину, но оно никогда не стеснялось перевоплощаться. Без человекоорудий все равно не обойтись – миры можно сокрушать лишь изнутри. Кто-то открывает проход, выступает их глашатаем, приглашая войти. Множество преград предстоит обойти, прежде чем получаешь возможность свободно проникать в реальность. Большая их часть непонятна даже людям – будто частица Первоистока в них отторгает Его нежеланных детей.
Но здесь запреты почти сняты. Сожрав души этой команды, оно получит достаточно сил, чтобы привести корабль к планете. И тогда... они ведь хотели отправиться далеко? Что ж, оно поможет. Оно покажет им иные миры – а точнее один, его собственный. Тот, что они ошибочно зовут адом, не понимая его суть. Тот, что существует в его утробе и одновременно – вовне, в запредельном мраке, который был его домом.
Оно подарит им тьму, в которой они смогут вопить, пока не сойдут с ума. И пока оно не насытиться их криками и вкусом.
– Ты мой, Билли... мой и только мой... – говорит оно, бесповоротно выжигая разум доктора Вейера. Первым якорем, удерживающим его в этой реальности, было ядро, предстоит создать второй. Пустая человеческая оболочка идеально подойдет, чтобы вместить его малую часть...
Клер шагнула вперед, глядя в глаза, заполненные отражением парящей сферы. Оно ненавидела человеческий взгляд – будто из их зрачков на неё смотрело еще что-то, что умерло, но все же вселяло тревогу. Слишком богато одарил их Первоисток, но они, к счастью, не использовали все свои возможности. Не умели или не хотели, даже оно за вечность толком не сумело понять.
Однако это человечек его больше не побеспокоит – он выполнил свою первоочередную роль. Остальное оно сделает само.
Стены зала поплыли, изменяясь в то, что должен увидеть лишь Вейер. То, что он мучительно мечтал пережить заново, желая исправить, и воспоминания о чем избегал целых семь лет.
Отсек стал ванной комнатой, и Клер шагнула в собственно-созданную иллюзию, не сомневаясь, что Уильям пойдет следом. Прямиком в сон, из которого ему уже не проснуться.
***
Ванная ничуть не изменилась. Уильям коснулся полупрозрачной двери, отделяющей комнату от прочего... корабля? Но нет, это ведь уже не корабль, а их дом – который так мало ценился им самим, впавшим в угар конструирования и строительства. Дни и ночи сначала в доках земного космопорта, а после на «Олимпе» – когда работы перешли в стадию, требующую отсутствия гравитации. А Клер все ждала его, глядя в небо, ища среди мерцающих звезд – станций, вращающихся по низкой орбите, одну-единственную. Его звезду.
Ждала, но так и не дождалась.
Она вошла, чуть оттеснив Вейера плечом – холодная и обнаженная. Полностью раздетая, готовая принять ванну – кого ей стесняться в пустом доме, её золотой клетке, воздвигнутой равнодушием? О, он немало получал за свой проект, но тогда не думал, что жене нужно совсем не это. Не могла Клер оценить величие научного момента, чуть-чуть потерпеть, отложив мечту об их счастливой жизни до его триумфального возвращения...
Но ведь она и так терпела долго. Месяцы, которые сложились в два года – разве нет?
– Да, – прошептал Уильям. – Прости, Клер... пожалуйста, прости. Я не думал, что тебе настолько одиноко. Настолько тяжело без меня...
Женщина не обратила внимания на извинения, набирая ванну. В отражении настенного зеркала мелькнул её взгляд – спокойный и какой-то сонный. Уже после он думал, что причина всего – антидепрессанты, которые последнее время жена постоянно пила. Но пустота в её взгляде имела иную причину.
Кроме четырех стен все иное потеряло для Клер значение. Она могла бы жить, как жили множество жен его коллег по работе – полностью посвятив себя миру за окном и мелким бытовым делам. Но для этой женщины границы доступного пространства постоянно сужались, пока не закончились гладким, сверкающим как солнце, кафелем.
Он потер слезящиеся глаза. Снова заглянул в отражение. Здесь у Клер еще не было разрезов на венах, глаза никто не вырывал, и ему вдруг пришло в голову, что это видение в отличие от кошмарного призрака на звездолете более истинно. Потому что перед ним оживало прошлое, а не мелькало сомнительное будущее.
Сомнительное? Кошмарный призрак? Почему я подумал именно так?
Он не знал. Рассудок сжался до размеров ванной, и все прочее потерялось в темноте и тишине, разбавляемой лишь плеском воды...
... стекающей с ядра крови...
... когда Клер опустилась в ванну.
– Клер, – он опустился у ванны на колени, пытаясь коснуться её руки. Бесполезно – прошлое не осталось бесплотным, но пальцы лишь каждый раз натыкались на что-то твердое, неподатливое, словно загустевший воздух. Как будто он пытался просунуть руку в монитор, показывающий запечатленное когда-то изображение.
– Клер, прошу тебя, не надо, – понимая, что невозможно изменить свершившееся – это осознание его безумие еще позволяло, все же попросил Вейер. – Я знаю, что уделял тебе мало времени. Но я люблю тебя... все эти годы я не мог без тебя жить. Прошу тебя, Клер!
Она не слышала – беспощадное время не знало второго шанса. Его можно обманывать силами, заточенными в ядре, но не обратить вспять. Реки не текли назад... особенно если воды этих рек окрашивала кровь.
Все теми же спокойными и плавными движениями она подняла руку, с которой стекала вода. Открыла настенный шкафчик у изголовья. Пальцы Клер сомкнулись на крошечном серебристом лезвии раскладной бритвы...
– Нет! Не делай этого, Клер!!!
Он, в судорожной попытке, попытался просунуть пальцы между запястьем и поднимаемым лезвием, задержать его уверенное движение. Бесполезно – любые сотрясения воздуха ничего не могли изменить, и лишь холод хватали его руки, пытающиеся изменить необратимое. Как будто скользили по льду, каждый раз срываясь в сторону за миг до того, как удавалось приблизиться.
Клер превратилась в недоступный мираж.
Глаза супруги разглядывали лезвие с интересом, как будто в её пальцах лежал драгоценный подарок. Губы тронула слабая улыбка – грустная и уставшая. Она так долго ждала... но любое ожидание имеет конец, выбираемый жизнью или самим собой. Для женщины, сидящей в ванной, дальнейшее потеряло смысл – угасающие чувства и нарастающая тоска медленно делали свое дело, разгрызая её волю, словно стаи крыс.
И он позволил этому случиться, хотя мог разогнать крыс, мог дать ей новую цель, показав, что не один лишь «Горизонт» важен... или что «Горизонт» совсем не важен. Потому что без Клер даже корабль был просто грудой металлолома, и, наверное, заслуженно исчез после неудачного старта. Его мир начал рушиться с равнодушия, а закончился крахом – справедливое воздаяние космических сил, в которые Вейер не верил.
Но он верил в любовь – как и в то, что смерть на корабле отступила. Но почему тогда эти видения так безжалостны, будто она ничего не простила и лишь...
...лгала ему...
... казалась простившей, чтобы заставить его...
... предать остальных...
сделать что-то? Защитить корабль, остановить Миллера?
Миллер? Кто такой Миллер?
Он не помнил. Перед этим, медленно подносимым к запястью лезвием разве важно все иное, несущественное?
В последний момент Вейер не выдержал. Закрыл глаза, но все равно расслышал резкий, чавкающий звук. Бритва не должна рассекать плоть с таким шумом... но что-то хотело, чтобы он не сумел уйти от воспоминания. Никогда и никуда – даже в безумие.
– Нет!!! – его крик вознесся ввысь и упал, сменившись плеском с головой погружающейся в ванну женщины. И наступила тишина, но Уильям не открывал глаз. Он боялся посмотреть в ванну, где сейчас, словно алый родник, поднималась колыхающаяся в воде струйка крови.
Боялся столкнуться взглядом с умирающей Клер.
Поэтому и сидел, сотрясаемый беззвучным плачем у подножия ванной, слушая, как плеск становиться тише... еще тише... Как престают подниматься пузырьки воздуха с бледнеющих губ... и воды замирают в траурном молчании.
И лишь спустя очень долгий промежуток – хотя любое время сейчас не имело значения, Уильям осмелился подняться. Бросил быстрый взгляд – и тут же отшатнулся, вновь падая на колени. Вид ванны, наполненной багровой водой, и бледного, воскового тела был так силен, что вызвал новый крик.
– Не надо... не надо больше... – прошептал он в пустоту. Лампы меркли, превращая ванную комнату в темный зал. Единственный свет еще струился с магнитных колец, но и он отдалился и ослабел, словно пораженный бессилием. – Я не хотел... ты же знаешь, я не хотел.
Холодные пальцы провели по вискам, опустились к щекам.
Вейер поднял голову, и сквозь застилающие слезы взглянул на призрачную Клер. Все тот же кошмар – вспоротое запястье и пустые глазницы. Будто мертвые не хотят видеть... желая лишь помнить.
Но какой же она призрак, если пальцы так ощутимо гладят лицо? Если их холод, словно кубик льда, проводимый по ранним морщинам, изрезавшим его за последние семь лет? Если она по-прежнему пахнет водой и кровью? Разве привидения настолько реальны?
– Я с тобой, Билли, – пальцы провели по надбровьям, коснулись переносицы. – Я всегда с тобой...
Ты меня простила, подумал доктор. Значит, ты меня все же простила. О, Клер, я тебя так люблю, ты же знаешь...
Указательные пальцы обеих рук, обретя совсем не призрачную плотность, погрузились на полную фалангу в его зрачки. Боль, которую Уильям не ожидал, вспыхнула ярким взрывом вместе с меркнущим зрением. Она была столь сильна, что его крик, подхваченный стальным корпусом, долетел даже до шагающего к рубке Миллера и ожидающего капитана Ди-Джея, заставив каждого вскинуть голову. Голос, в котором боль и недоумение слились воедино, звучал высокой октавой, словно последнее извинение или прощальное слово, оставленное Уильямом этому миру.
А потом, когда воздух в легких вопящего Вейера иссяк, а боль стала еще сильнее, его сменило что-то иное. Какой-то стон, уже рожденный не гортанью ослепленного консультанта, а самим ядром, в своем мерном вращении спокойно взирающим на принесенную ему жертву. Это был голос, который мог встревожить человеческое ухо, услышь его хоть кто-то кроме рухнувшего на пол Уильяма. Голос, в которой чужое веселье и предвкушение превращалось в клич кровавой бойни и страдания, клич убийц и насильников, потерявших человеческий облик.
Вой хищного зверя, возвещающего о начале охоты, прокатился по пустым отсекам.
***
Ну, где же ты, где, мать твою? Куп, хватит латать дыры, спускайся!
Смит нервно посмотрел вверх, будто ожидал, что корпус шлюза расступиться над его головой и Купер спуститься с небес Нептуна, сияя в отблесках молний. Он повторял подобные взгляды каждую минуту, дважды вызывал напарника по рации, но тот все возился с обшивкой, заделывая любые подозрительные ему трещины. Даже не трещины, следов разгерметизации оба не заметили, но возможные уязвимые точки на корпусе остались. Умом пилот понимал, насколько важно обезопасить корабль, и не торопить приятеля, но держать себя в руках и молча ждать становилось все тяжелее и тяжелее.
Больше всего ему хотелось отсоединить стыковочной модуль. Потом – любой ремонт, любые проверки, даже праздничный салют – желательно ремонтной взрывчаткой по соседнему звездолету. Но лишь когда орбитальное вращение отдалит «Горизонт» от их корабля, позволив разойтись на комических путях как можно дальше. Пока же пуповина стыковки связывала их со звездным исполином, терпение становилась добродетелью на вес золота. Тем более Смит, и ранее не самый уравновешенный человек, прилагал огромные усилия, чтобы окончательно не двинуться головой от этого растянувшегося на целые стуки безумия.
Он еще раз прошелся от стены к стене, сжимая резак во вспотевших руках. На поясе висела циркулярная пила – из всех инструментов Грегори выбрал самые смертоносные, способные прикончить с одного удара.
Вахта у шлюза не казалась опасной – любого, выходящего с «Горизонта», пилот заметил бы издалека. Он мог успеть задраить люк, если вместо Вейера наружу вырвется что-то иное, при этом легко предупредив прочих – если рация, конечно, опять не заглохнет. Все выглядело так, словно все козыри раздали лишь ему.
Именно это Смита и нервировало. Слишком уж хорошо все складывалось, слишком удачно. А чертов корабль не любил, когда людям везло. Каждый раз, когда они только расслаблялись – следовала какая-то гадость, и самое время было подкинуть очередного дерьма, помешав им нормально эвакуироваться.
Он бы предпочел, чтоб Вейер показал свою рожу, чтобы решить проблему спятившего доктора раз и навсегда. Убийство Грегори не смущало, хотя раньше Смит никогда не лишал человека жизни. Однако сейчас, вспоминая поступки консультанта и его мерзкую ухмылку в рубке, темпераментный пилот не сомневался, что рука не дрогнет.
И тогда уж точно им никто не помешает отчалить. Потому что даже «Горизонт» не имеет сил действовать сам, ему нужны двинутые на всю голову помощники...
Он вспомнил слепящий свет ядра и вздрогнул. Коснулся ладонью шлюза, ощущая привычную прохладу своего корабля. Почти что поддержку домашних стен.
Нет, не стоит переоценивать себя – внутри звездолета-монстра даже после смерти Вейера опасно. Но он не прочь рискнуть – отправиться вовнутрь, будь здесь Купер, чтобы стоять на вахте. Отыскать Питерс – у капитана сейчас хватит своих забот с Джастином и Старк.
Благодаря заработавшей рации, Смит уже узнал от Ди-Джея, что произошло. Женщины разделились – большая ошибка, на этом корабле ходить по одному смерти подобно. Но что теперь рассуждать, надо их вытаскивать.
– Я нашел Старк, – прервала рация его размышления. Миллер добрался до рубки и, похоже, никого не встретив по пути – уже плюс, но где тогда прячется засранец-консультант? В хвостовой части, куда убежала Ребекка? Скорее всего, да, а вот то уже совсем хреново. – Она без сознания... травм вроде бы нет. Попытаюсь привести в чувства...
– Переносите её на «Льюис и Кларк» – отозвался Ди-Джей. Его голос, обычно бесстрастный, сейчас звучал столь же радостно, как у Купера в минуты очередной получки премиальных. – Я побуду пока с Джастином.
Верно, оценил совет травматолога пилот. Хорошо, хоть Ди-Джей не паникует – самое разумное выбираться парами. Вынести Старк. Потом Миллер вернется, они выкатят капсулу с парнем. Но остается Ребекка, которая где-то там с этим психом.
Черный проход шлюза голодной пастью застыл на той стороне стыковочного модуля. Для полного сходства не хватало острых зубов по краям и стекающей слюны, но он бы не удивился, если люк действительно превратиться в челюсти исполинского зверя. Здесь любую дьявольщину застать было проще, чем на Земле – выпуск новостей.
Плюнуть на приказ и пойти самому? Нет, он все же не дурак – Уильям лучше знает корабль, все его закоулки. Им разминуться в два счета, нельзя так рисковать, пока Купер...
– Куп, ты заснул, что ли? – не выдержал Грегори, нажимая клавишу интеркома. Стоять и ждать больше не осталось сил.
– Да все уже... открой аварийный люк, я вхожу.
Твою мать! Придется в рубку идти! Почему эти дебилы-конструкторы не продумали аварийное управление возле шлюза?!
Вариант послать Финнея выбираться через «Горизонт» – спуститься в его аварийный люк и выйти через шлюз, Смиту даже не пришел в голову. Нечего напарнику там делать, да и никому другому лучше не задерживаться в брюхе стального монстра. Одному Вейеру самое место на им же порожденном чудовище, что им «Горизонт» подавился.
Палуба вновь качнулась – звездолет все пытался разорвать перемычку или сбросить их с орбиты. Эта тварь оказалась упрямой, но он-то еще упрямее, чтобы проигрывать груде металлолома...
– Слушайте все, – произнес Смит. – Я на мостик, перекрою шлюз изнутри, чтобы пока не вернусь, никто на наш корабль не проник. Капитан, я мигом, только Купера впущу.
Черта с два я брошу проход открытым, подумал Грегори, усмехнувшись черному пятну на той стороне модуля. Неужели ты думаешь, что я такой тупой, что просто уйду? Здесь твои фокусы не пройдут, сука – на «Льюис и Кларк» твой гипноз не работает. И открывать его шлюзы могу лишь я изнутри – если твой Вейер не научился проходить сквозь стены. Даже если он подключился к связи, пусть головой о люк побьется.
– Давай... – отозвался Раймонд, судя по тяжелому дыханию – несущий на руках Хелен. Грегори с явным облегчение отошел от шлюза, отсекая себя от далекой темноты толстой взрывоупорной плитой двери.
Всего полминуты, почти бегом направляясь в рубку, подумал пилот. Открыть аварийный люк, впустить Купера – и назад. Капитан скоро доберется со Старк, как раз вернусь к этому времени. Это ведь не «Горизонт»... это нормальное судно, мать его, а не тот дракон из стали...
Про то, что стыковочный модуль недаром напоминал ему пуповину, Смит не подумал. Как и о том, какова роль пуповины. Питать зачатого младенца, в данном случае – ядовитым мраком.
Грегори так и не узнал, что стоило ему скрыться, как черное пятно шлюза выплюнуло в рукав перехода человеческую фигуру. Конечно, преодолеть разделяющее их расстояние для человека не так просто, пусть и с переброшенной на раздвижной рукав гравитацией корабельных полей. Но то, что еще недавно было Вейером, больше ни в коей мере не являлось человеком.
Темная тень мелькнула, словно стелясь в воздухе, размываясь до неразличимого черного облака. И через миг сгусток темноты оказался у самого порога запертого шлюза «Льюис и Кларк». На преодоление всего стыковочного модуля бесформенной тени потребовалось меньше секунды – лишь один удар колотящегося сердца у спешащего пилота.
Тень, вновь принимая человеческий облик, положила ладонь на дверь. Стальная преграда, получив команду от замка, послушно раздвинула свои створки.
Вейер шагнул в недра чужого корабля, без малейших сомнений направляясь в отсек с инструментами. Его губы, покрытые стекающей из вырванных глазниц кровью, кривились в усмешке, полной снисходительного пренебрежения и радости. Словно консультант услышал анекдот, который не имело смысла пересказывать, потому что его все равно никто из слушателей не поймет... Или приготовил им подарок – с намеком и смыслом, ясным лишь ему одному. Например, тот, что держала его правая рука.
Кумулятивный заряд, вырванный из стены центрального коридора «Горизонта»
***
Сигнал настиг Миллера, когда он помогал травматологу уложить на пол Старк.
Девушка на первый взгляд не получила никаких заметных ран – лишь нездоровая бледность расползлась по лицу, а почерневшие вены словно просвечивали сквозь заметно исхудавшее тело. Её состояние напоминало шоковое, но не только – признаки истощения бросались в глаза даже Раймонду, обычно оставлявшему медицинское заключение более опытным сотрудникам. Из Хелен словно выкачали все силы. Предположение странное, но вспоминая пропавшие тела не такое уж и невероятное. «Горизонт» питался ими – сначала рассудком, потом силами, а под конец...
...чавкающий хруст пережевываемых костей на записи...
... не брезговал и трупами. Миллер не знал, сколько времени пройдет до того, как чудовище просто начнет их убивать собственными лапами – если таковые имелись. Его самого лишь оглушили, но возможно Хелен казалась твари слаще?
Он подумал об отсутствующей Питерс и скрипнул зубами, едва сдерживаясь от угроз и клятв. Все равно его слова ничего не могли изменить. Сейчас все решали поступки.
Но насколько же ловкая эта нечисть! Разделяет их, как овец, которых по одному загоняет на бойню. Однако даже корабль не мог предусмотреть все – например тот факт, что Старк осталась жива. Возможно, монстру просто не хватило сил прикончить её... или времени.
Что бы не оглушило девушку в рубке, позже оно ушло – вбежавший туда Раймонд ни нашел ни следа нападавшего. Мостик пустовал, кресла ждали покойников, которые никогда не вернутся, и лишь густые тени занимали места, откуда когда-то доносились команды и отклики о выполнении приказов. Старк лежала, раскинув руки, с измученным и перекошенным страхом лицом, даже в беспамятстве сжимая кулаки. Навигатор будто до последнего отбивалась от кого-то, под конец взявшего над ней верх. Было ли это нечто вроде невидимого удара, что сразил его в коридоре? Миллер так не думал – скорее корабль оживил кошмары Хелен, иначе откуда эта гримаса ужаса, отпечатавшаяся на тонких губах и обтянувших скулы щеках?
Мертвая тишина царила в рубке. Даже блеск горящих мониторов не мог разогнать её удушливое молчание. Блики молний за иллюминаторами вносили в беззвучие предгрозовую ноту, но Раймонду некогда было внимать мрачной атмосфере.
Раз Старк жива, значит, и Ребекка могла где-то лежать столь же беспомощная. Стоило поторопиться, тем более Ди-Джей подал по рации правильный совет. Вынести девушку, затем можно вернуться за Джастином.
Как в детской загадке, подумал капитан, стараясь двигаться максимально быстро. Это оказалось нелегко – сотрясение давало о себе знать, вселяя тошноту и прибавляя к раскачивающемуся полу почти полную потерю чувства равновесия. Не хватало еще уронить Старк непослушными руками, которые почему-то резко ослабли. Как будто то, что пило силы Хелен, зачерпнуло и из него, прикоснувшегося к девушке – словно ненасытный вампир, которому мало одной жертвы.
Точно... стараясь прогнать слабость и тошноту, Миллер вспоминал задачку, услышанную еще в школьные годы. Про то, как фермер перевозил козу, волка и капусту на другой берег в одноместной лодке. Вот и я, сейчас как тот фермер – только знать бы, где затаился волк?
Терзает Питерс, пришел чужой ответ, и Миллер брезгливо поморщился. Нет, слушать корабельный шепот – значит снова запутаться в паутине его видений и кошмаров. Нужно идти... просто идти...
... Ди-Джей ждал его на прежнем месте – хоть в чем-то вселенная сохранила постоянство.
– Давайте, помогу, – подхватил он девушку и капитан облегченно разогнулся. Раньше ему бы ничего не стоило донести Старк от рубки одного корабля до мостика другого раз пять подряд, но сейчас даже привычное к нагрузкам тело требовало отдыха. Жадная сущность забирала энергию из всего, и реактор уже не мог утолить её аппетит. На первое место по вкусам выходила человеческая жизнь.
Глядя, как травматолог ловко извлекает из аптеки капсулу с нашатырным спиртом, разламывает оболочку и подсовывает под нос жалобно застонавшей Хелен, Раймонд облегченно вздохнул. По крайней мере, это не кома, вроде странного помешательства Юэрса. А обморок... он сам не так давно пережил один. Да и бледность быстро отступала, стоило Старк открыть глаза – видимо, её молодость давала лишний запас сил, до которых не добрался корабль-кровопийца.
– Что... я... Ди-Джей? – заплетающимся языком попыталась спросить навигатор, пытаясь сфокусировать расплывающийся взгляд. И только Раймонд собирался сказать, что все позади, она жива и в безопасности, как в это время настенная панель пискнула, выдавая тревожное предупреждение на все действующие мониторы.
– ИЗВЛЕЧЕНИЕ КУМУЛЯТИВНОГО ЗАРЯДА ИЗ СЕКЦИИ В-12.
Поначалу Миллер лишь покачал головой, пытаясь собрать вместе разбежавшиеся мысли. Поступок выдался явно лишним – боль в затылке возросла скачком. Что за кумулятивные заряды, о чем лопочет внутренняя автоматика? Разве здесь есть взрывчатка, это же научный корабль...
Холодный пот хлынул по спине, когда Раймонд вспомнил свет фонаря, скользящий по странным блокам, установленным в центральном проходе «Горизонта» И свой собственный вопрос: они что, минировали корабль? А также ответ Вейера, тогда еще бывшего более-менее в себе. Хотя кто знает, когда по-настоящему поразило консультанта безумие? Возможно, еще много лет назад, скрывшись под грустным усталым лицом вечно обиженного на жизнь человека? Но сказал то он тогда все равно правду, еще не покоренный «Горизонтом».
Нет... это установлено при запуске на случай крупного повреждения одного из участков корабля. Тогда можно взрывом отсоединить двигатель и реактор, оставив рубку и прочие отсеки в целостности... вроде как превратить переднюю часть в спасательный модуль. Разрушается лишь центральная секция, где вы сейчас идете, но кроме внешней аппаратуры ничего не пострадает. В головной части есть малый шлюз и небольшие ионные двигатели – их хватит, чтобы дрейфовать на аккумуляторных батареях.
И куда, мать вашу, она могла пропасть?!!
Он знал ответ, уже включая рацию – но медленно, слишком медленно. Потому что сердцем Миллер чувствовал – корабль не позволил бы им получить предупреждение, если что-то еще можно изменить. Если не сделал свое дело. Теперь капитан понимал, почему Вейер не стал добивать его, лежащего и беспомощного.
«Горизонт» хотел уничтожить последний путь к спасению на их глазах.
– Смит!!! – заорал он в рацию, недовольно разразившуюся фоновым треском. – Быстро назад, к шлюзу! У Вейера взрывчатка!

Глава 23. Убийца
Три мысли мгновенно пронеслись в голове Смита, чья рука замерла над панелью открытия аварийного люка. Первая звучала как призыв всех мыслимых и немыслимых кар на голову Вейера вперемешку с мечтой – возможно, уже неосуществимой, лично выпустить этому подонку кишки.
Вторая – что Миллер, чей крик еще звенел в динамиках, не успеет помочь.
Наконец была и третья – ту, что пилот озвучил, быстро переключая рацию. Мысль на крайний случай, который он уже не мог исключать. В конце концов, жизнь всегда любила тыкать его мордой в грязь, а в последние часы особенно…
– Куп, вали отсюда на хрен! Быстро улетай с обшивки!!!
Больше мыслей не осталось – внизу прозвучал тихий звук открывающегося шлюза. В другой момент Грегори мог оценить невозможность происходящего – прошло двадцать секунд с момента того, как он покинул свой пост. Стыковочный модуль занимал почти сотню ярдов, преодолеть его за такой короткий срок невозможно, Уильям не стоял у шлюза «Горизонта», терпеливо карауля, когда Грегори отлучится. И вдвойне невозможно отпереть снаружи шлюз, замок которого пилот заблокировал.
Но возможное и невозможное не имело значения – на стороне Уильяма играли силы, куда мощнее, чем автоматика звездолета. Ему помогал мрак, призванный «Горизонтом» откуда-то извне, и пределов могущества этой сущности Смит не знал.
Он побежал обратно, вскидывая резак – палец уже лежал на клавише питания. Найти, ударить по шее, и отрезать голову чокнутого ученого – иного варианта астронавт больше не признавал. Грегори уже слышал консультанта, слетая по лестнице на нижний ярус – шаги доносились от ближайшего к шлюзу отсека ремонтных инструментов.
– Вейер!!! – закричал мужчина, надеясь, что враг замешкается. С доктора могло статься привести заряд в действие прямо в руках, Грегори уже ничему не удивлялся. Даже тому, что астрофизик решит подорвать себя вместе с кораблем, обрекая оставшихся на мучительную смерть от удушья. Или тому, что Вейер не станет дожидаться гибели спасателей, а придет за каждым, кого застанет на «Горизонте»…
Он подбежал к люку в отсек инструментов, краем глаза заметив открытый шлюз слева. Так и есть, зря он переоценил надежность «Льюис и Кларк». Похоже, соседство кораблей оказалось губительным. Чертовщина, которую Грегори успешно избегал, стараясь держаться подальше от «Горизонта», все же добралась и до его убежища.
– Вейе…
Он задохнулся на полуслове, бросаясь в отсек. И тут же что-то темное, неразличимое – человеческий силуэт или тень, толком не понять, метнулось навстречу.
Удар, нанесенный, казалось, черным ветром, сбил Смита с ног. Резак отлетел в сторону, зазвенев по полу где-то на пути в шлюз. Черная мгла, в которой будто бы промелькнуло лицо Уильяма – одно лицо с окровавленными опущенными веками, ничего больше, – пронеслась над лежащим астронавтом.
Холод и ощущение грязной болотной жижи окатили Грегори с ног до головы. Внутри все сжалось, когда в голове закружились картины безумных оргий.
Он насилует Старк на мостике, в то время как ошалевший от экстаза Миллер вырезает из его спины ребра. Боль… и наслаждение, ставшее таким острым, потому что обезумевший рассудок понимает – оно бесконечно. Крики в ушах, голодная темнота, мертвые звезды чужой вселенной, смеющиеся, зовущие, сверкающие лучи преломляющегося света и исполинские щупальца черных вихрей….
Тьма ушла. Кажется, человек-тень – или просто похожий на него сгусток, просто умчался обратно в шлюз, но этого Смит уже не видел. Со стоном он поднялся, нащупал сверло – свое единственное оставшееся оружие. Огляделся, не в силах приподняться с колен и все еще частично во власти страшных картин. Они уже блекли, как кошмарный сон после пробуждения, но все же оставались реальны, так реальны…
Не было никого – лишь в дальнем конце шлюза промелькнула фигура Вейера. Будто тень, перенесшая ученого туда и обратно, вновь отступила, слившись с темнотой «Горизонта». Сделав свое дело – передав «Льюис и Кларк» свое губительное зерно, из которого должен распуститься цветок взрыва.
– Смит! – закричала рация голосом Купера. Для его же блага Грегори надеялся, что напарник успел покинуть корпус и летел сейчас к соседнему кораблю. Хотя можно ли это счесть благом – спасаясь от кораблекрушения, хвататься за плавник акулы? – Смит, беги оттуда!
Я не могу, подумал пилот, с трудом поднимаясь на дрожащие ноги. Сверло упало на пол – в оружии больше не было нужды. Не для того Уильям посетил звездолет спасателей, чтобы устраивать бой по его правилам – для ученого теперь больше подходили грязные приемы. Если в том темном облаке вообще что-то осталось от Вейера.
Смит побежал в отсек, сбрасывая блоки и закрепленные секции, густо заполняющие каждый дюйм поверхности стен. Где-то здесь должна таиться взрывчатка – как крошечная, но ядовитая змея, чей укус окажется смертелен.
– Я найду тебя! – закричал пилот, зная, что все равно иного ему не дано. Пробежать стыковочный модуль до взрыва он сможет, только если таймер – на таких штуковинах всегда есть таймер, установлен на несколько минут, не меньше. Но стал бы Вейер баловать его подобной щедростью, давая время на спасение? Естественно, нет…
– Найду, найду… – шептал он, пока пальцы проникали во все углы и секции, куда только и мог поместить заряд психопат. Зря он не убил доктора еще тогда, в рубке, хотя сердце подсказывало, что за Уильямом следует беда. Смит всегда слушал интуицию, но здесь пошел на поводу разума – и, как оказалось, совершил ошибку. Чудовищный, фатальный промах, за который заплатят все. Те, кто терпел его эти годы, несмотря на тяжелый характер и отсутствие манер, те, кто отправлялись с ним в самые рискованные полеты, веря в мастерство и ответственность пилота.
Его друзья. Которых Грегори подвел.
С криком, похожим на вой раненого пса, он сбросил с полки набор съемных воздушных фильтров, похожих на продолговатые медицинские склянки. Рука коснулась чего-то теплого, скользкого, липкого, и Грегори окровавленными пальцами ухватился за коробок заряда. Он не знал, кровь ли это из глаз консультанта запятнала взрывчатку или Вейер получил еще какую-то рану, да и не хотел уже знать. Важно было лишь то, что он успел.
Таймер отсчитывал последние пять секунд.
– Нет! – до боли вдавливая палец в предохранитель на боковой панели короба, вскрикнул пилот. И снова прошептал, уже едва слышно, – Нет…
Клавиша свободно ушла вниз, не встречая сопротивления – Уильям лишил взрывчатку возможности отменить взрыв, вырвав предохранитель. Впрочем, вряд ли это был консультант – даже Джастин, который из всех них лучше всего разбирался в технике, не мог быстро снять замыкающий контур, не разбив корпус.
Скорее всего, поработал сам «Горизонт».
Красные цифры на табло взрывчатки горели ярко, потому что свет их был последним, что видел Грегори в своей жизни.
03
02
01
Надеюсь, Купер успел, закрывая глаза и склоняя голову, будто в молитве, подумал пилот. Хотя возможно лучше не успеть – потому что оставаться на «Горизонте» и доживать последние часы в окружении кошмаров и тьмы участь значительно худшая быстрой смерти. Как та, что надвигалась на него.
00
Огненная звезда родилась в руках замершего мужчины, который в последние секунды своей жизни не ругался и не проклинал судьбу. В первый и последний раз в душе пилота Грегори Смита царила тишина. Даже когда термическая волна разнесла отсек и побила корпус оживающего после разгерметизации реактора, породив взрыв, это тишина не сменилась для астронавта звуком разрушения.
К этому мгновению мужчины уже не существовало.
***
Он не поворачивал голову, изо всех сил выжимая полную мощность ранца. Но отражение на округлой поверхности шлема запечатлело все – в самых мелких деталях. Это было куда больше, чем мог вынести Купер, и в тот краткий миг, пока взрывная волна не настигла астронавта, мужчина зажмурился, словно отгоняя галлюцинацию.
Но случившееся нельзя просто отменить нежеланием видеть. Закрытые веки не спасали от реальности происходящего. Поверхность корабля вдруг вздулась набухающим нарывом, словно гной рвался из-под титанового корпуса. А затем нарыв лопнул, и яркая, нестерпимо обжигающая глаза искра возникла рядом с «Горизонтом». Смотри он прямо на взрыв, Финнею точно выжгло бы сетчатку, но к счастью, отражение в шлеме лишь залило белой пеленой, подарив возможность спастись от слепоты.
За светом, словно кровь из раны, хлынуло пламя – огненное кольцо, окутавшее распадающиеся обломки. За ним еще одно, еще и еще... Диски огненных волн, похожие на обручи Сатурна, врезались в «Горизонт», попутно рассекая стыковочный модуль, свисающий, словно оборванная пуповина. Пламя не могло долго существовать здесь, в разряженной атмосфере Нептуна, без кислорода, но горящая плазма успевала запятнать стенки корабля, прежде чем растекалась по его поверхности, угасая.
Волна достигла второго пилота уже у самой вершины корабля. Понимая, что взрыв неизбежен, Купер сразу после предупреждения мчался ввысь. Он старался не думать о том, что Смит, скорее всего, не успеет выбраться, хотя и не знал, сколько времени до взрыва. Не думал не потому, что ему наплевать, вовсе нет – просто, напарнику вряд ли стало бы легче, если бы взрыв прикончил двоих. Сейчас требовалось все мастерство Купера, какое он демонстрировал при самых опасных полетах, и даже больше.
Предстояло опередить ядерный взрыв на одном ранцевом двигателе.
После слов Грегори у Финнея не было иной цели, кроме как попасть на корабль. События зашли слишком далеко, чтобы тратить время на попытки проникнуть в шлюз, тем более взрыв мог снести и люк на «Горизонте». Близость кораблей сыграла злую шутку – мечтающий их убить звездолет сейчас неизбежно наносил себе серьезные раны. Правда, не фатальные, но все же корпус там, где проходило пламя, мгновенно превращался в подобие пустынной почвы. Выгоревшей и порытой широкими трещинами.
Про возможности кумулятивных зарядов, установленных недалеко от реактора – а этот психованный урод наверняка так и сделал, у астронавта хватало информации. Как и про последствия взрывов на кораблях, с которыми Купер чаще прочего сталкивался в их вылетах. Единственный шанс спастись, если корпус «Горизонта» не выдержит близкого взрыва, это оказаться на противоположной стороне звездолета. Пусть чертов корабль послужит щитом перед взрывной волной, раз уж ничего хорошего от него ждать не стоит.
Все это пришло в голову второго, а теперь уже единственного пилота почти мгновенно. И до последнего момента, пока взрыв, пылающим валом обтекающий черные бока «Горизонта», не настиг его, Финней верил, что обгонит смерть.
Он обязан выжить. Отомстить за Смита. Хотя бы на те несколько часов, что им остались, потому что без «Льюис и Кларк» возможное спасение превращалось в детскую сказку.
Рядом нет иных кораблей. Никто не услышит SOS, не успеет прилететь, даже если корабль и соизволит отправить запрос на спасение. Запасы воздуха на исходе. Про то, что можно запустить «Горизонт», даже думать смешно – твари, что обитают на нем, этого точно не допустят. И пусть с Уильямом еще можно расправиться – это Купер теперь считал своей первоочередной целью, если только доктор не погиб, то, как спастись от менее материальных угроз? Он понятия не имел…
обычно все решал Раймонд, а астронавта вполне устраивало выполнение чужих приказов. Но чтобы понять, что думает по ситуации капитан, неплохо бы сначала не сгореть в море пламени, заливающем поверхность корабля.
Звук в верхних слоях атмосферы не имел полной силы, но удар в спину возместил тишину. Ранцевый двигатель мгновенно заглох, звезды и обшивка закружились перед глазами сверкающим колесом. Финней уже достиг вершины, почтиухватился за опоры для передвижения астронавтов, но рука промахнулась. Как оказалось – к счастью, потому что иначе спасатель, скорее всего, вырвал бы её из сустава. Но улетающему прочь Финнею от этого не стало легче.
Скафандр раскалился, когда он, кувыркаясь, и ругаясь, на чем свет стоит, барахтался на гребне взрывной волны. Расстояние спасло, борт корабля отнял у плазмы большую часть убийственной мощи, но ударило основательно. Так сильно, что едва не выбило дух из вскрикнувшего спасателя.
«Горизонт», который оказывался поочередно со всех четырех сторон от Купера, стремительно удалялся. Окажись астронавт у дна корабля в момент взрыва – уже получил бы возможность стать падающей сквозь грозовые облака звездой. Правда, на Нептуне все равно никто не мог загадать желание при подобном зрелище…
Вид сверху, однако, тоже не особо радовал – хотя бы тем, что занести Купера могло весьма далеко. Волна уже утратила свой разбег, тая затухающими искрами, но кинетический удар вышел таким сильным, что скорость почти не уменьшалась при малом трении. Стало чертовски жарко – раскаленный скафандр постепенно превращался в печь, а заточенный в нем человек рисковал стать запеканкой.
Впрочем, с третьей попытки ранец заработал, выдавая короткую, но плотную струю, благодаря которой направления приняли свое привычное положение. Звездолет и пылающие обломки возле него вновь заняли место под ногами – хотя и в паре миль от Финнея. Пелену облаков разбросало, и их разрыв казался огромным глазом планеты, с черным зрачком-кораблем, уставившимся на Купера. Ему даже показалось, что в этом атмосферном кошмаре таится почти человеческая ненависть – как будто корабль взбесило, что астронавт уцелел.
– Не нравится?!! – закричал мужчина, выпуская в этом крике пережитый ужас, боль от смерти Смита – он просто не успел выбраться за такое короткое время, ненависть к кораблю и помогающему ему доктору. – Думал, что прикончишь, меня, сука?!! Вон он я… и я лечу к тебе! Лечу к тебе, тварь, слышишь?!!
Рация отказала, но вновь запустившему двигатель Куперу уже было на это наплевать. Он несся обратно, надеясь, что запас газа в баллоне позволит ему преодолеть это расстояние. Будет охрененно своевременно и в духе их неудач, если двигатель откажет в паре сотен ярдов от шлюза, заставив его болтаться перед «Горизонтом», как червяк на крючке. Но этого нельзя допустить, просто потому что тогда Смит, успевший его предупредить, погиб зря. И тем, кто остались на корабле – взрыв вроде не вызвал детонацию и серьезные повреждения исследовательского звездолета, он сейчас нужен вдвойне. Хотя бы помочь убить Вейера, хотя доктор вряд ли пережил свой поступок.
– Ты достал его, Грег, – шептал Купер, до боли сжимающий рычаги. Лицо покрылось вздувшимися венами, а глазами неотрывно смотрели на приближающийся корпус их последнего пристанища. Запотевшее и немного оплавившееся стекло шлема на миг напомнило лицо Грегори – вечно напряженное, недовольное лицо человека, всегда готового броситься в драку – и, не задумываясь, рискнуть ради тебя жизнью. Или даже отдать её, как и произошло…
– Он не мог выбраться, раз ты не успел… значит, ты его все же прикончил…
Купер, понятия не имеющий о возможностях того, что надело оболочку Уильяма, не знал, насколько сильно ошибается.
***
Руки… она все еще чувствовала чужие потные руки на своем теле. Жадно шарящие, срывающие сначала одежду, а после безжалостно сдирающие кожу. Боль от глубоких ран, разодранных острыми ногтями, кровавые капли, превращающиеся в ручьи… Горящая огнем промежность и все новые и новые насильники, в которых она видела людей, которых встречала за всю свою жизнь. Уродливые лица, пылающие похотью и ненавистью, словно то, что овладело ею, хотело показать человечество исключительно монстрами…
Старк отпустила руку Ди-Джея, на которую опиралась с момента прихода в чувство, и глубоко вздохнула. Ничего этого не было, как ни осталось и ран от пережитого унижения, но такими реальными показались картины в рубке...
Она словно провалилась в темный пруд, где вместо воды плескалась концентрированное безумие – и если бы не Миллер, наверняка бы в нем утонула. Даже в беспамятстве видения не ослабевали, а напротив, набирали силу – кто знает, сколько бы выдержало тело, прежде чем поверило в то, что все происходит на самом деле? Возможно, в какой-то момент сердце просто отказало – как было с Питерс у мостика. Или же что-то превратило бы её в кровавое месиво, сделав новое украшение из раздавленной плоти на иллюминаторы.
Несмотря на свет, Ди-Джея и Миллера рядом, навигатора била дрожь. Она до сих пор смотрела на руки, чтобы удостовериться – одежда и кожа при ней. Как и её рассудок. Насчет первых двух сомнений не было, но третье внушало опасения. Теперь, пережив психическую атаку в рубке – по-другому Старк не могла это назвать, девушка до сих пор толком не понимала, что вокруг сон, а что явь.
Взрыв, внезапно сотрясший корабль, провел жирную черту под всеми тревогами.
Палуба встала на дыбы, бросая навигатора прямо на падающего травматолога. Ди-Джей издал глухой стон, которому вторил яростный возглас Миллера. Капитан, съезжая вдоль наклоняющейся стены, все же успел ударить кулаком по панели замка. Люк начал закрываться – своевременно, учитывая доносящийся нарастающий треск обшивки.
Взрыв. Похищенная взрывчатка. Вейер. Их корабль.
Лежа на раскачиваемой сильнейшими толчками палубе, зажмурившись от мигающего света, вспышки за иллюминатором и сыпавшихся со всех сторон искр, Старк, наконец, смогла собрать мысли воедино. Вейер отнес взрывчатку на «Льюис и Кларк». Подорвал его вместе с Купером и Смитом.
И это конец.
Конец всему, на что они надеялись и что могли использовать для спасения. Кислорода почти не осталось – возможно, лучше, если очередной отзвук разрушения, гуляющий по «Горизонту», превратится в новый взрыв. Уж лучше так, чем снова оказаться во власти привидений…
Но удары о корпус постепенно стихали, сменившись звуком сирен, треском перебитых энерголиний и опускающихся перегородок. Автоматика корабля задраивала разрушенные отсеки, и Хелен осторожно встала, помогая подняться Ди-Джею. Мужчина потирал ушибленные ребра, но в целом это оказалось единственным последствием удара. Раймонда, которому все же удалось зацепиться за выступ стены, даже с ног не сбило.
– Все целы? – тихо спросил капитан. Она кивнула, не в силах ответить вслух – мысли заполняли только картины разрушений, которые произошли на «Льюис и Кларк». Взрывы кораблей Старк видела, так что могла в мельчайших деталях представить себе, что пережил их звездолет. Точнее, не пережил…
– Целы, – безжизненным эхом отозвался Ди-Джей, чье лицо вмиг посерело. – Как думаете… они успели выбраться?
Вместо ответа Миллер включил настенную рацию. Экран диагностики системы погас, но шум статических помех раздавался отчетливо, словно звук бьющего в оконную рану снега.
Снег… его я больше не увижу, подумала Хелен. Она всегда любила зиму – время, когда белая и пушистая пелена окутывала улицы её родного провинциального городка, откуда когда-то отправилась одна мечтающая покорить звезды девушка. Словно белое одеяло, укрывающее ветви и превращающее их в сказочные замки, возвышающиеся над головами редких прохожих. Снег не похож на туман, в нем нет подлости и скрытого зла, он манит, но не обманывает. Белая скатерть, белая сказка… и белая смерть.
Наверное, так чувствует себя осенний лес, пришла очередная странная мысль. Но лес умирает, зная, что вернется вновь, в одеждах из новой листвы. А мы? Мы ведь уходим навсегда…
– Купер? Смит? Ответьте, если живы. Повторяю, ответьте!
… Свет звезд – словно снег. Белый и чистый, не тронутой ногой человека. И в этом свете мы лишние, как лишний и «Горизонт». Не для нас это все, не для нас космос и его тайны.
Только смерть и боль – то, от чего нам не спастись. Уильям пытался их обогнать, прорывая своим кораблем реальность, но впустил лишь еще больше страданий. Интересно, нашел ли он свою Клер там, куда унес его взрыв? Доктор Вейер, зачем же вы полетели… неужели только ради желания умереть? Неужели ради вашего самоубийства должны умирать и мы?
Нет ответа.
Рев сирен стихал. Корабль выстоял. Он оказался прочнее, чем Хелен думала, выдержав близкий ядерный взрыв – но, как и любое дерево с прочной корой, не имел защиты от гнили внутри. Почерневшая сердцевина никуда не делась, огонь гибнущего «Льюис и Кларк» не мог очистить её… но возможно, сумеет еще один взрыв. Уже самого корабельного реактора – ведь что еще им осталось? Только подорвать корабль и уйти самим, непобежденными или хотя бы не проигравшими. Сохранив до конца остатки разума, которые хотело сожрать вечно голодное потустороннее существо, облюбовавшее здесь свое логово.
По её щеке скатилась слеза. Умирать не хотелось, но выбора, похоже, больше не осталось.
Щелчок прервал тишину. Капитан выключил рацию, и молча взглянув на своих оставшихся подчиненных. Видел ли он её отчаяние? Скорее всего, да, но какое это имело значение теперь, в паре шагов от смерти?
– Скорее всего, они мертвы. И Вейер тоже мертв. Но корабль еще цел, – фразы, роняемые капитаном, отдавали холодной отчужденностью. Наверное, чтобы не думать о погибших, проще распалить сердце ненавистью, но они все устали – и Миллер больше других.
– Мы… подорвем «Горизонт»? – тихо, почти шепотом, спросила Старк, зная ответ. Ничего иного им все равно не оставалось… но то, что сказал Раймонд, прозвучало как гром среди ясного неба.
– Не весь. Я совсем забыл про эти кумулятивные заряды… но возможно, они нас и спасут.
– Что… – оцепенение спало с Ди-Джея, и оглянувшаяся на реаниматолога Хелен увидела, как глаза астронавта загорелись изумлением и надеждой. – Вы хотите разъединить секции корабля?
– Да! – вложив в ответ всю свою убежденность Раймонд, чья холодная речь вдруг сменилась жаром. – Знаю, что здесь почти не осталось воздуха. Но если взорвать центральную секцию и погрузиться в сон, то есть шанс дотянуть до момента, когда нас подберут спасатели.
Она хотела поверить, всем сердцем хотела... Однако уже не раз шанс спасения становился для них новым витком отчаяния. Старк сбилась со счета потерянной надежде. Предложение капитана, вопреки своей заманчивости, не прибавляло ей веры в благополучный исход.
– Но… это же «Горизонт», – она оглянулась, словно призывая в свидетели сами стены проклятого звездолета. – Если мы уснем… это тварь нас просто убьет.
– Эта тварь обитает в ядре. Именно ядро вызывало её к жизни или призвало, уж не знаю откуда, – горячась, настаивал Миллер. Она давно не видела капитана, охваченного такой жаждой действий. Всегда целеустремленный и спокойный сейчас он был переполнен эмоциями. – А ядро останется в той части после взрыва. Знаю, вариант ненадежен, но это лучше, чем коллективное самоубийство или смерть от удушья. Я… я больше не допущу ни одной гибели.
Она ничего не ответила – лишь подумала о том, что возможно, космос действительно не для неё. Но для таких людей, как Миллер – самое подходящее место, потому что только их капитан мог раз за разом совершать невозможное.
– Что нам делать? – уже совершенно знакомым, деловым тоном поинтересовался Ди-Джей.
И Раймонд объяснил – что.
***
Люк он не просто закрыл, но заклинил. Вернуть капсулу с Джастином на место потребовало немалых усилий, но Ди-Джей трудился, не покладая рук. Напряжение мышц стало единственным, что отгоняло липкий страх – после того, как Старк и Миллер отправились в рубку, тревога возросла многократно. Травматолог пытался бороться с ней привычным способом – сосредоточением на выполняемом приказе, но работа, не требующая рассуждений, не могла целиком занять мысли.
То и дело казалось, что в задраенный люк скребется что-то мелкое и настойчивое, словно пытающаяся нащупать щель крыса. И гул парящего корабля иногда переходил в тихие, мерные шаги с той стены. Будто кто-то вышагивал в ожидании падения преграды, позволяя астронавту пока что тешить себя ощущением несокрушимости замка и стальной перегородки. Пощелкивая коготками по стальной палубе…
Питерс так и не вышла на связь. После гибели «Льюис и Кларк» Ди-Джей уже не сомневался, что женщина тоже нашла свой конец от рук Вейера. И, несмотря на отсутствие возможных проходов, он то и дело перебирал все лазейки, которыми мог воспользоваться безумный доктор, если жив. Хотя и понимал, что не человека здесь стоит опасаться, совсем не человека…
Но даже эта сила, прежде висевшая в рубке и медицинском отсеке грозной тенью, куда-то испарилась после взрыва. Очередной период затишья перед бурей, которая становилась все сильнее и сильнее? Увы, похоже на то.
Да и гроза за иллюминатором набирала яростный разбег.
Черные тучи ходили кругами, словно закипающая смесь в дорожном укладчике, и вспыхивающие блики молний тянулись к звездолету, питая его своими разрядами. По иллюминатору то и дело пробегали волны синеватых бликов, которые Ди-Джей назвал бы Огнями Святого Эльма – если бы не знал, что на «Горизонте» не может находиться ничего святого.
Звездолет пил силу грозу, готовясь к новой атаке.
Реаниматолог тяжело вздохнул, когда капсула заняла свое привычное место, и зеленый огонек питания возвестил, что энергия в прозрачную обитель Юэрса вновь поступает из корабельных резервов. Вытер выступивший – больше от страха, чем от усталости, пот, нащупал на поясе рукоять хирургического ножа. Скальпель послушно лежал в кармане. Похоже, он становится талисманом, невесело усмехнулся талисманом. Мельком глянув в сторону медицинского отсека, затем вышел к центральному проходу. Прислушался к скрежету за стеной.
Никого. Лишь тени стелятся по палубе, как черные лужи. После взрыва часть ламп погасла, и количество темноты в доставшейся им части корабля заметно увеличилось. Стоять здесь, у центрального люка, было все равно, что войти по пояс в темное озеро. Холодно… и жутко.
Ди-Джей вернулся, прошел отсек гиперсна и остановился на пороге медицинского. Здесь, в окружении яркого света, ему было немного спокойнее, да и капсула с Джастином видна, хоть и только край. Реаниматолог включил рацию, стараясь не отводить взгляда от черных зон в конце коридора. Тени почему-то казались бездонными провалами мрака, разъевшими металл палубы.
– Капитан, Джастин подключен к общей системе.
На миг вновь вернулся страх. Что Раймонд не ответит или что рацию заполнит совершенно иной голос. Вейера или чего-то еще, более страшного и нечеловеческого. Чего-то, что сообщит ему о смерти последних членов экипажа, оставив наедине с растущей темнотой.
Однако после секундной заминки интерком заскрипел и выплюнул знакомый голос.
– Отлично. Мы пытаемся проложить курс, чтобы сойти с орбиты и выдержать маршрут после взрыва. Основных двигателей не будет, так что придется дрейфовать.
Не взрезаться бы в астероид или планету, прежде чем придет помощь, про себя подумал Ди-Джей, вновь покосившись на тени. Ему померещилось, что края их дрожат, как будто пятна темноты превратились в рой каких-то жуков, копошащихся на палубе. Но, похоже, все ограничивалось лишь игрой его порядком расшатанных нервов…
Темнота вдали была лишь малой частью того мрака, что обступал Ди-Джея. Он не видел, как в углу медицинского отсека за его собственной спиной черное пятно стремительно росло, расползаясь по стене. Пелена абсолютной черноты, непроницаемой для света, начала принимать человеческие контуры…
– Мне оставаться здесь? – спросил он, тайно желая, чтобы капитан позвал его в рубку, и одновременно стыдясь этого желания. В конце-то концов, он ведь единственный оставшийся в живых врач, и должен отвечать за Джастина. Выдержка раньше не подводила Ди-Джея, но пережитое оказалось слишком сильным для его стоической натуры.
Он боялся стоять на страже. Наверное, поэтому и отступил из отсека гиперсна в медицинский, стараясь держаться как можно дальше от центральной секции. Хотя и понимал, что заменить свою кандидатуру некем.
– Да… – Миллер замолчал. Похоже, капитан прекрасно понимал состояние астронавта. – И если ты увидишь хоть что-то… что угодно подозрительное, Богом прошу – не связывайся. Беги сюда.
Ди-Джей взглянул на поблескивающие впереди капсулы. Тело Джастина мирно парило в растворе, лицо скрывала маска. Реаниматолог сжал свободную руку в кулак. Нет, так не пойдет. Ему страшно, но это не повод забывать о том, что не только у Раймонда, но и у него тоже есть свои клятвы. Например, защищать жизнь пациента.
– Хорошо, – солгал он. – Если что – я уношу ноги.
Тени за отсеком гиперсна больше не шевелились. Он еще раз выглянул из медицинского отсека, не замечая бесшумное черное пятно, обретающее объем за его плечом. Нет, люк закрыт, замочная панель горела красным, он только что проверял. Не бегать же к выходу каждую минуту, если что-то произойдет, то он и так услышит. В головной части корабля автономная система вентиляции, и без помощи каких-то тайных ходов, никто материальный сюда не пролезет. Ну а тени…
Он вынул фонарь, желая осветить один из темных участков вдалеке. Ощутил, как в спину дохнуло холодом.
И тут же понял, что сзади кто-то есть.
Это немыслимо, потому что никто не мог проскользнуть в отсек, как и затаиться в уходящих из него коридоре и каютах. Ни когда дверь преграждала ему путь, ни после – любой чужак должен был пройти мимо него, чтобы оказаться внутри головной секции.
Но к чему тьме двери, если главный проход ей открыл Вейер своим ядром?!
Он обернулся, резко вскидывая руку со скальпелем – и чужие холодные пальцы перехватили кисть, сжав её до хруста. Ди-Джей вскрикнул от боли и шока, глядя на то, что держало его с довольной ухмылкой.
Перед ним стоял Вейер.
Бледное лицо как-то съежилось, словно не принадлежало человеку, а стало сморщенной от времени резиновой маской. Изуродованные глазницы заполняли засохшие сгустки крови. Красные пятна пачкали грудь и шею, застыв на щеках алыми отметинами, похожей на пятнышки кори. Даже зубы этого существа, улыбающегося добыче, тоже украшала кровь.
Несмотря на боль в руке – похоже, в сломанной, он нанес резкий удар левой. Врезал прямиком в висок, костяшками полусогнутых пальцев. Голова монстра чуть дернулась, но не похоже, что его могло остановить столь малое воздействие. Оно выглядело как Вейер, возможно, даже надело его плоть – но Ди-Джей сразу и наверняка понял, взглянув в опустевшие глазницы, что с ученым создание больше не имеет ничего общего.
Это был дьявол. Пришедший за ним прямиком из ада.
Рывком, сорвавшись на крик, травматолог еще успел включить рацию, дотянувшись левой рукой до стены, прежде чем вцепившиеся пальцы швырнули мужчину об стену. Силы у твари оказалось с избытком, и короткий полет завершился гулким ударом, от которого все вокруг укутал туман. Его вновь подняли в воздух, уже почти не сопротивляющегося, и следующий бросок закончился падающим на голову блоком с медикаментами, сбитым со стены. Последовал новый удар. Дуглас Джексон безвольно растянулся на диагностическом столе.
Голову заполнили приближающиеся голоса. Там была Питерс и Смит, и они вопили и смеялись, постепенно переходя в рыдания. А еще там стоял мерный гул, который издавало вращаемое невидимой силой ядро, которое Ди-Джей так и не увидел вживую.
Но зато имел возможность лицезреть сейчас, на пороге смерти.
Улыбающееся существо, когда-то бывшее Уильямом, разорвало его комбинезон и футболку. Вынуло из кармана блеснувший скальпель. Сделало первый надрез, возвращая из беспамятства в мир, полный боли и ужаса. Рот наполнился кровью, когда сталь вошла глубоко в брюшину, рассекая мышцы.
Он завопил, мечтая о скорой смерти. Но она никак не приходила – «Горизонт» не знал жалости и не собирался ускорять процесс. Откуда-то доносились крики Миллера, повторяющего его имя, и он кричал в ответ, потому что больше ни на что не осталось сил.
Все заняло от силы минуту. Но даже когда существо вновь растворилось в тенях, а со стороны головного отсека загремели шаги, травматолог еще оставался жив. Точнее, жило то, что от него осталось.
Сущность, что наделила изрезанное, буквально вывернутое наизнанку тело возможностью страдать в растянувшейся агонии, хотела вдоволь насытиться его мучениями.

Глава 24. Последние выжившие
Когда из рации донесся звук глухого удара, у Миллера перехватило дыхание. Последовавший слабый вскрик и звук падения – звон рассыпающихся по полу ампул и капсул с медикаментами, мог означать лишь то, что до Ди-Джея добрались. Добрались вопреки всем предосторожностям и бдительности последнего, никогда не допускавшего непростительных ошибок.
– Дуглас! – крикнул он, но интерком ответил лишь новым стуком – будто что-то тяжелое швырнули на пол или на расставленные в медицинском отсеке столы. Не раздумывая ни о чем, капитан схватил пистолет-метатель, мотнув головой в сторону люка.
– Быстро за мной!
Оставлять бледную, до сих пор неуверенно стоящую на ногах Старк он не собирался. Сила, ведущая с ними войну, уже продемонстрировала, как легко убивает одиноких астронавтов. Ну, зачем, зачем он позволил реаниматологу охранять Джастина, когда можно просто перенести капсулу на мостик? Да, пришлось бы попотеть и потом тащить её обратно, но это лучше, чем слышать из динамика звук рвущейся ткани.
Вопль, донесшийся из интеркома – крик терзаемого, умирающего человека, каждый нерв которого горел в агонии, заставил их помчаться стремглав. Вопль не умолкал – словно каждый селектор внутреннего оповещения на их коротком пути подключился к трансляции мучений.
Все люки между отсеками оказались заперты – хотя капитан ясно помнил, что не закрывал их, отправляясь в рубку. И перед каждым, теряя драгоценные секунды, он слушал, как кричит Ди-Джей – все громче и громче. Вскоре крики слились в бесконечную боль, в которой не оставалось уже ничего человеческого. Лишь страдание животного, которое совершенно обезумело и мечтало об одном лишь конце. Любой ценой, любым способом.
Что же с ним происходило?! Миллер боялся этого знания и проклинал каждую задержку, ожидая, когда очередной люк подозрительно медленно раздвинет свои створки.
Но там ведь нет никого! Центральная секция перекрыта! Никто не мог войти!
Так же, как и никто не мог запирать люки на его пути. Как можно было быть таким слепым – наверное, гибель Смита и Купера надломила его рассудительность, заставив совершить наивную глупость? А теперь он спешит, чтобы застать еще одно свидетельство своей ошибки, еще один ужасный символ человеческой беспомощности перед лицом потусторонних сил…
Миллер влетел в крайний сектор головного отсека, отметив мимоходом, что выход к центральному коридору по-прежнему заперт. Свернул в блок гиперсна, бросился дальше. Окунулся в атмосферу яркого света, такого жестокого, высвечивающего каждую деталь. В крики, которые звучали в унисон из стены и горла, охрипшего от воплей Джексона.
И замер на пороге медицинского отсека.
Хелен на бегу врезалась ему в спину, Раймонд пошатнулся, но все равно не смог сделать ни шага вперед. Разум просто отказывался принять увиденное. Подобное нарушало не просто чувство реальности, но казалось фрагментом кошмарного сна, перенесенного в явь. Каким-то бредом, обретшим плоть…
Как можно было сделать такое за минуту, которую занял их бег? Как?
Он не знал. И понимал, что просто тронется умом, если будет раздумывать. Окончательно и мгновенно, пустив себе стальной шип из метателя прямо в голову, чтобы избежать ужаса.
Старк закричала, заглушая стоны Ди-Джея.
Помещение походило на скотобойню. Сорванные блоки с медицинскими препаратами валялись под ногами, а вместо них стены опоясывали странные знаки. Ровные, каллиграфически выведенные символы, напоминающие руны, кабалистические письмена, непонятную клинопись и просто переплетение каких-то закорючек и острых углов. Несмотря на то, что расписать зал можно лишь за час работы, символы выводили с тщательность, которая немного смазалась потеками алых чернил.
Точнее, крови.
Крови Ди-Джея, которой рисовали мистическую жуть, от взгляда на которую в Миллера сразу же начало резать глаза. Знаки, начертанные красным, будто оживали, начинали плавиться, изменяться, если на них пристально смотреть. Прямо как рой насекомых, копошащихся в потревоженном улье. Они хотели заползти ему в рассудок, проникнуть в душу и жалить, жалить, жалить…
И все же он думал о символах, потому что смотреть на остальное оказалось выше его сил.
Над центральным диагностическим столом висело тело. Распоротое от горла до паха, повешенное на хирургической леске, пропущенной крючьями через кожу. Сотни тоненьких скорпионьих жал будто впились в спину, руки и ноги Ди-Джея, и концы их не крепились к потолку – они просто уходили в него, срастаясь с пластиковым покрытием. Как паутина, нити обеспечивали телу неподвижность.
Внутренности травматолога свисали прямо на стол и кто-то – что-то! – даже выложил из кишок узор, напоминающий очередной магический знак или свернувшуюся змею.
Но самое страшное – Дуглас оказался жив.
Жив, хотя по всем мыслимым и немыслимым законам должен был умереть. Но к чему упоминать реальность, глядя на результат резни, которая заняла лишь минуту, не выдавая ни малейшего следа присутствия убийцы? Только кровь на стенах и покрытый внутренностями распятого человека стол. Некоторые из них еще пульсировали в такт вопросительному подмигиванию системы диагностики, которая все пыталась вывести разумное заключение.
Глухие крики-всхлипы за плечом Раймонда не прекращались. Ди-Джей с усилием повернул голову, и капитан понял, что сейчас сам зарыдает, глядя на этот обезумевший от боли взгляд.
– Боже, Ди-Джей…
– Вейер… – прохрипел умирающий, к которому все не шла милосердная смерть. И Миллер каким-то образом ощутил, что через все эти нити в травматолога вливает жизнь сам корабль, продлевая пытку. И получая взамен стократ умноженную боль, компенсирующую любые затраты – как вклад под выгодные проценты.
«Горизонт» кормился Джексоном.
Наверное, поэтому он и не тронул Юэрса, чья капсула в зале гиперсна осталась не потревоженной. Раненый инженер не мог испытать подобной боли, но здесь агония затянулась и не желала прекращаться…
– Что… что мне сделать?! – не в силах перебороть страх и приблизится, прокричал капитан с ужасом в голосе. В душе словно поселилась черная дыра, не уступающая призванной Уильямом. Дыра, которая поглощала все, кроме боли и сожалений. Дыра, после которой осталась лишь чувство чудовищной вины. Зачем он оставил астронавта одного, обрекая на этот кошмар, от которого Ди-Джей даже не мог освободиться?
– Убей… меня… – сипело разорванное горло, и Миллер, перед глазами все плыло в кровавой пелене, увидел, как складки разрезанной плоти шевелятся.
– Ди-Джей…
– Убей…
Старк рыдала в голос, уткнувшись ему в спину. Дрожа, словно осиновый лист, капитан поднял метатель, глядя в это искаженное страданиями лицо и уже не скрывая слез. Ди-Джей всегда верил ему, беспрекословно исполняя приказы, и вовремя подавал дельные советы. Даже сейчас он выбрал, наверное, единственное, что могло спасти. Прекращение ада, в который его вверг Вейер. Вейер, как-то уцелевший и обретший возможность сотворить это…
– Я… прости меня, – Раймонд навел прицел, пытаясь разглядеть что-то через струящиеся слезы.
Ди-Джей молчал – у него уже не осталось сил даже на крики. Лишь сиплое дыхание вырывалось из разрезанного горла, да вырезанный кишечник, свисающий вниз и завивающийся на столе, подрагивал в судорогах.
Теперь я знаю, как выглядит преисподняя, подумал капитан, нажимая на спусковой крючок. Короткий щелчок, с которым стальной шип вырвался и, пробив насквозь голову травматолога, целиком ушел в стену, стал реквиемом погибшему спасателю.
Тело повисло, свободное от боли и страха. Миллеру показалось, что в последний момент по искаженному лицу Ди-Джея пробежала облегченная улыбка.
Агония ушла. Ушла навсегда, верил он искренне и всем сердцем. И Миллер наделялся, что если во вселенной есть Господь, то пусть эта вера окажется обоснованной. Что Дугласа Джексона действительно ждет рай или хотя бы забвение, где больше не будет ничего подобного тому кошмару, что только что произошел.
Потому что подтверждение реальности ада он уже получил.
Раймонд вытащил из отсека почти невменяемую Хелен, оперся о стену и закрыл глаза. Было тихо, Джастин спокойно спал рядом, укутанный раствором, бинтами и прозрачной крышкой кокона. Хотелось покончить с собой, отправившись следом за Ди-Джеем. Это единственная возможность избавиться от сосущего ужаса, отвращения, вины и дальнейшей жизни. Потому что капитан больше не мог мириться с увиденным – никогда и ни за что.
Но рядом плакала Старк, спал израненный Джастин. Миллер не мог позволить себе столь легкое решение. Кроме того, «Горизонт» не должен выйти победителем – иначе все зря, а Раймонд не терпел в своей жизни бессмысленных усилий.
– Пойдем, – прохрипел он, встряхивая за плечо навигатора. – Нам нужно… закончить то, что начали. Нельзя, чтобы эта тварь уцелела… чтобы это опять случилось с кем-то. Понимаешь?
Он вытер мешающие слезы, глядя в почти невидящие глаза Старк.
– Мы не позволим ему победить…
– Не позволим, – эхом отозвалась Хелен, и в её голосе капитан различил то же самое желание избавления от ужаса. Возможно, даже ценой смерти.
Но такое нельзя допустить. Хоть кто-то из них должен уцелеть, чтобы рассказать, предупредить остальных. И пусть выжившей окажется Старк – у нее, как Раймонд надеялся, хватит сил ступать по жизни с ужасным грузом. А он и так слишком много повидал и очень устал…
Однажды ушел, не избавив одного друга от смерти. Сейчас прервал мучения другого – но оставался долг перед командой, которую Миллер самоуверенно клялся спасти. И пусть кроме этого долга ничто другое не имело ценности для темнокожего мужчины, чью короткую стрижку тронула ранняя седина.
***
Перед глазами то и дело вставало разрезанное тело Ди-Джея. Как Старк не старалась, она не могла выбросить из мыслей страшный конец реаниматолога. Слезы ушли, стертые рукавом с лица, но вытереть собственное воспоминания было куда сложнее. Возможно, это просто лежало за гранью её возможностей.
На пути в рубку, рука капитана не выпускала её ладонь, словно Миллер боялся, будто корабль воспользуется даже таким шансом их разлучить. Жар, горящий в Раймонде, напоминал лихорадку. Стоило взглянуть на потное лицо, обтянутый кожей череп и застывший взгляд, как это впечатление только укреплялось.
Себя Хелен тоже чувствовала больной и чудовищно измотанной. Хотя внутри «Горизонта» даже мысленное сравнение с чудовищами считалось непозволительной смелостью, другого слова она не находила.
Не так ли сводили с ума людей Килпака? Тягучим, словно патока, отчаяньем, медленно обступавшим каждого и проникавшим в душу? Хотя на видео не существовало временного интервала между запуском ядра и оргией в рубке, навигатору казалось, что там отсутствует огромный отрезок. И не все восемнадцать членов экипажа попали в кадр – наверное, некоторые из них выбросились в открытый космос, как Джастин, или нашли свой конец от острых лезвий в руках коллег.
Подобно Ди-Джею.
Она зажмурилась, тяжело дыша. Смерть травматолога, такого спокойного и надежного, потрясла Старк больше других. Она не застала гибели Питерс и, хотя умом понимала, что врач, скорее всего, не выжила, еще не хотела верить в неизбежность. Взрыв «Льюис и Кларк» запомнился лишь падением на палубу и вспышкой в иллюминаторе, так что исчезновение Смита с Купером осталось милосердно укрытым от её глаз.
Дуглас стал первым из команды, чью гибель она увидела во всех красках. Увидела – и еще раз убедилась в невероятной жестокости того, что сама первой обозвала чужой формой жизни. Анти-жизни. Теперь эта фраза обретала особый смысл.
Анти-жизнь. Чужая. Далекая. Непонятая в своей жестокости, но очень хорошо понимающая, как можно убивать и пытать.
Рука капитана вдруг сжалась, возвращая Хелен короткой болью в этот безумный мир. Они стояли у распахнутого люка мостика, окутанного темнотой и озаряющими помещение вспышками молний. Тучи за иллюминаторами вздымались грозными валами, бессильно разбиваясь о корпус. Тени лениво ползли по погасшим мониторам.
Капитанское кресло занимал чей-то сутулившийся силуэт.
Осторожно ступая, она вошла следом за мгновенно напрягшимся Миллером. С облегчением взглянула на пистолет-метатель – это устройство могло дарить милосердную смерть, так возможно, оно избавит их и от очередного чудовища?
– Вейер? – полуутвердительно спросил Раймонд, поднимая оружие. И, хотя это казалось немыслимым, но очередная молния озарила опущенную голову и взлохмаченные волосы ученого, сидящего к ним полуоборотом.
Капитан спустил курок.
Однако быстрее, чем едва слышный звук выстрела, что-то взметнулось, выбивая из руки Миллера пистолет. Стальной шип впился в потолок, минуя неподвижную цель. Это что-то походило на огромную кобру или толстую черную ленту – и тут же саму Старк отшвырнул невидимый удар. Её будто на полном ходу протаранил футбольный нападающий, рвущийся к воротам. Короткий вскрик вырвался у девушки, буквально втиснутой на ближайшее кресло.
Еще одна черная полоска обвила тело, охватывая бедра, колени, локти своими извивами. Не змея – рвущаяся из пут Хелен в ужасе видела, как самый обычный кабель, тянущийся из вскрытого пола, упорно оплетает её, привязывая к сиденью. Второй кабель отшвырнул оружие Миллера в сторону, щелкнув перед ним, словно хлыст. Капитан попятился, выхватывая нож, но ожившая проводка не стала продолжать схватку. Она вновь опустилась на пол, свиваясь в кольцо. Словно и впрямь змея, ожидающая сигнала своего факира.
Кабель держал Хелен крепко. Больше, чем его холодное, сквозь одежду проступающее касание, отвращение Хелен вызывала равномерная пульсация. Словно щупальце какой-то твари цепко прижималось к пленнице, ища незащищенные одеждой участки. В его движениях проступала похотливая предопределенность. Девушка вскрикнула, когда одна из петель сжала грудь.
Миллер резко развернулся, бросаясь к ней. Взмах ножа – хотя металлическая проводка внутри не поддавалось, прорезиненное покрытие уступало силе рук капитана. Путы не чувствовали боли, но они явно не мешали Раймонду пытаться её освободить. Вскоре Хелен поняла, почему.
– Сзади! – крикнула навигатор, предупреждая, и мужчина оглянулся.
Кресло с неподвижным Вейером повернулось. Оба астронавта застыли, глядя на бледное, почти восковое лицо. Под опущенными веками запеклась кровь, и сами они как-то провалились, ушли вовнутрь, словно прилипнув к зрачкам.
Новая молния ударила совсем рядом, наполнив рубку синим светом. Уильям открыл глаза, и Старк забыла обо всем. Даже о пеленающих её путах.
Пустые глазницы консультанта стали глубокими ранами, заполненными лишь кровавым месивом. Она видела, что сделал с собой Килпак, и ни секунды не сомневалась, что ученый повторил поступок своего предшественника.
Вырвал себе глаза, угождая своему жуткому повелителю.
– Что… что ты наделал? – тихо спросил капитан, отпуская кабель и неподвижно глядя на сидящего в кресле. Хелен не знала, можно ли назвать его человеком или даже живым существом. Попасть сюда, минуя их, Вейер мог разве что через какой-то тайный проход. Казалось, это корабль исторг очередное видение, призрачно-бледное в блеске безумствующей грозы, грозное в своем неподвижном молчании.
– Что с твоими глазами?
– Там, куда мы отправимся, – тихо, нараспев, голосом, который звучал почти что нежно, произнес силуэт в кресле, – нам не нужны глаза, чтобы видеть.
Она сглотнула – от фразы веяло каким-то чарующим, диким и торжествующим злом. Самым что ни на есть злом, универсально-чистым, не имеющим формы и цели. Несущим страдание просто потому, что такова его природа, как у скорпиона из старой басни. Переполняй слова Вейера ненависть, мания или обида, Хелен испытала бы больше спокойствия. Перед этим вкрадчивым тоном девушка задрожала в объятиях ожившей проводки.
– О чем ты? – Капитан покосился на лежащий пистолет. Если бы не кабель, он наверняка бросился к нему, но порождение корабля демонстративно подрагивало на накренившейся палубе, словно приглашая рискнуть. Померяться силами.
И проиграть его вездесущей власти.
– Я построил «Горизонт», чтобы достичь далеких звезд, – с улыбкой читающего стихи мечтателя, Вейер смотрел на них. Смотрел своими окровавленными глазницами, и у Хелен возникла жуткая убежденность, что он действительно разглядывает их. Возможно, так четко, как никогда не видел ранее. И, скорее всего, не только их двоих.
Уильям смотрел в лицо силе, что владела звездолетом. Иначе как объяснить его улыбку, от которой сердце проваливалось куда-то в пятки? Только человек, окунувшийся слишком глубоко во тьму, мог одаривать подобным спокойным, ироничным и одновременно страшным вниманием.
– Но звезды – это не главное, – продолжал новый капитан демонического корабля, и даже гул в переборках стих, чтобы не мешать им услышать.
– «Горизонт» полетел намного дальше любой звездной системы. Разорвал мироздание и пространство, как ветхую ткань. Он утонул в запредельной тьме, где нет времени, отыскав иную реальность. Реальность первозданного хаоса, мир чистого зла…
Слова, как паутина душили Старк, и от них хотелось сдаться, покориться креслу и кабелю. Подчиниться воле «Горизонта», потому что воевать с такой силой просто немыслимо, как немыслимо отменить восход солнца…
Лицо Ди-Джея вновь возникло перед глазами, прогоняя гипнотическую речь Вейера. Травматолог, Купер и Смит умерли не для того, чтобы она сейчас слушала этого одержимое полуживое существо. Хелен до крови прикусила губу. Боль привела её в чувство, и навигатор заметила, как дожит рука капитана, сжимающая нож. Кажется, Миллера тоже пробрала эта похожая на заклинание фраза.
– Знаешь ли ты, что лежит за черной дырой? – продолжил Вейер, но теперь Старк старалась не вслушиваться в слова. Она сосредоточилась на кабеле. Похоже, речь Уильяма заворожила даже корабль, потому что путы вдруг поддались. С облегчением девушка сняла верхнюю петлю, освобождая плечи, затем грудь и талию…
– Там голодная и вопящая тьма, рожденная в отсутствие Бога. Когда-то Он умер, давая жизнь мирозданию, и его смерть населила тьму чудовищами, от вида которых твой слабый разум мгновенно пойдет трещинами. Они раскалывают сознание, и высасывают души, словно ребенок – сладость, – губы навигатора превратились в широкую и хищную улыбку. – Непередаваемые ощущения, совершенная красота безумия…
Пальцы на окровавленной руке, легли на панель управления, и она зажглась сама собой. Хелен вздрогнула, подумав, что это кровь Ди-Джея. Не отрывая своего слепого взгляда от капитана, Вейер начал набирать какую-то команду.
Гудение усилилось – по всей губке пробежала цепочка ярких символов, оживляющих дисплеи. Динамик загудел, переходя на сухой машинный речитатив, за которым крылось торжество. «Горизонт» долго ждал и, наконец, дождался воплощения своей мечты.
– ПОДГОТОВКА К ЗАПУСКУ ГРАВИТАЦИОННОГО ДВИГАТЕЛЯ.
Новое движение живого трупа в кресле. Очередная вереница символов пробежала вокруг, словно оживающий корабль вес сам с собой какую-то беседу.
– ДО ЗАПУСКА ДВИГАТЕЛЯ ДЕСЯТЬ МИНУТ.
– Что… – пересохшим голосом спросил Миллер, делая один едва уловимый шаг в сторону пистолета. – Что ты делаешь?
– Ты ведь хотел знать, – Вейер по-прежнему улыбался, – куда я отправил корабль? Скоро вы оба это узнаете. Добро пожаловать в вечность, я устрою вам экскурсию…
***
Обломки догорали внизу, утонув в более плотных слоях атмосферы. Туда Купер старался не смотреть. Он и так битых пятнадцать минут пытался подобраться к звездолету, с тревогой думая о заканчивающихся запасах сжиженного газа в ранцевом двигателе. Ветра не было, но проклятые тучи, которым полагалось остаться куда ниже, все равно то и дело проглатывали астронавта. Туманная пелена аккуратно толкала под руку, сбивая с курса. Вокруг «Горизонта» образовалась непонятная турбулентность, и, направляя свой полет прямо к кораблю-гиганту, Финней за раз за разом оказывался в стороне от него. Вдобавок, возрастала угроза получить удар молнии. Похоже, разгадка странных атмосферных явлений крылась в самом звездолете.
По-хорошему, здесь не могло быть не только ветра, но и настолько густых облаков, однако за часы работы на обшивке Куперу пришла в голову объясняющая парадокс идея. Возможно, чудовище Вейера просто каким-то образом притягивало к себе крайние слои атмосферы, отчего и было вечно окутано бурей. Корабль заворачивался в шторм, словно в мантию, и крылья чудовищной воронки грозового фронта были её развевающимися краями.
Мрачная теория, но уж лучше думать о ней, чем о том, что вскоре ранец откажет. Или закончится кислород. Пилот скосил глаза на наручный датчик и поморщился. Зрелище не прибавляло оптимизма – воздуха могло хватить едва ли на двадцать минут.
А потом – лишь вниз, следом за Смитом. Прямиком навстречу смерти.
Впрочем, его теперешнее место назначения трудно назвать более приветливым.
К несчастью, корабль пострадал не так уж сильно, как хотелось Финнею. В то время как «Льюис и Кларк» разорвало на куски, «Горизонт» получил многочисленные, но не смертельные раны. Полностью разворотило шлюз – оттуда забил фонтан уходящего воздуха, но автоматика мгновенно задраила дополнительные створки. Сорвало наружные антенны, несколько технических люков, вспороло обшивку на доброй трети правой кормы. Но в целом – все, больше никаких разрушений. Другой звездолет не пережил бы соседство в разрывающимся на части реактором, но у этого корабля оказался значительный запас прочности. Или же просто то, что поселилось внутри, каким-то непонятным образом поглотило энергию взрыва.
Множество выбитых иллюминаторов Купер не считал – подобные разрушения мгновенно заделывались системой внутренней герметизации. Даже половина осветительных прожекторов уцелела, и звездолет не превратился в ослепшего циклопа.
Куда больше спасателя пугала отказавшая рация. Оставалось надеяться, никто из команды не оказался возле шлюза или в иных зонах разгерметизации. Хотя почти все последствия удара взрывной волны все равно приходились на центральную секцию и корму, минуя головную часть. Лично он предпочел бы детонацию ядра, к чертовой матери сносящего половину посудины. Уж рядом с реактором никому из его коллег точно делать было нечего.
Тут Купер вспомнил о Питерс, которая, по словам Ди-Джея, отправилась туда, и тяжело вздохнул. Скорее всего, они больше никогда не увидят Ребекку… и дай Боже, чтобы это была последняя потеря. Хотя, как спасаться с исполина, он все равно не знал – пока у Финнея первоочередной задачей оставалосьдостичь «Горизонта» и найти Раймонда. А там видно будет, капитан должен что-то придумать…
Он летел мимо обшивки, выискивая доступный способ проникнуть вовнутрь. Конечно, центральный шлюз отпадает – раз уж та пробоина заблокирована автоматикой после взрыва. Дополнительный выход, где пытался убить себя Джастин? Нет, туда он не полезет даже под угрозой мгновенной смерти. После того, как артачился замок, в котором вдобавок поковырялась Старк, Купер не был уверен, что не застрянет внутри, словно муха в клейкой ленте.
Вспоминай, приятель. Ты ведь изучал схему этого куска дерьма. Где там еще малые шлюзы?
Парочка располагалась в хвосте, но там астронавту делать было нечего. Хуже спятившего шлюза только близость к ядру. Драться с чудовищами ему сейчас совершенно не хотелось, как и переживать каскады видений. Но ведь шлюзы всегда располагаются равномерно…
Точно! Аварийный люк возле головной антенны! И ведет он прямиком к радиорубке возле кают!
Молясь всем высшим силам словами, больше подходящими для пятничного вечера в стриптиз-баре, Купер направил свой маршрут вдоль корпуса, летя к головной секции...
***
Он сделал еще один шаг, не отрывая взгляда от кабеля. Со стороны могло показаться, что капитан лишь пошатнулся на наклонившейся палубе, перенеся вес тела на полусогнутую ногу.
Важно отвлечь Вейера – или ту тварь, в которую он превратился, разговором.
– Ты убил Смита и Грегори, – произнес Раймонд, ожидая почувствовать подступающую ярость, но не ощутил ничего. Лишь усталость и страх за Старк, которая его спиной сбрасывала путы. – Ради чего, Уильям? Неужели ради того, чтобы отправить этот корабль обратно?
– Нет, конечно, – продолжая беседу, Вейер выстукивал команды по интерактивному дисплею с ловкостью профессионального программиста. Он не смотрел на монитор – впрочем, ему-то и смотреть было нечем. И все же ученый видел его, в этом не осталось сомнений. Раймонд подозревал – даже его попытки приблизиться к оружию заметны, как на ладони. Вейер просто забавлялся с ним, переняв садистскую привычку у завладевшей им силы. Если сейчас еще можно говорить об Уильяме, как об отдельном существе…
– Они с нами, – мягко произносили окровавленные губы. – И Питерс, и люди Килпака – все стали частью тьмы, частью «Горизонта». Разве он не прекрасен, Раймонд? Разве этот корабль не совершенен?
– Твой совершенный корабль убивает людей, – еще шажок. Оставалось всего два ярда, и кабель пока не подавал признаков жизни. – Зачем?
– Потому что ему надо кормиться, – ученый склонил голову набок и улыбнулся, словно прислушиваясь к отдаленной музыке. – Голод плоти и душ, голод боли – ты скоро поймешь, насколько это сладко. Никто не знает, как повлияет на тебя тьма. Ты можешь постепенно раствориться, сойдя с ума от мучений, а можешь – присоединиться к ней. Станешь формой и орудием в вашем мире… и миллионе других миров. Как эта оболочка. Представь себе, какой командой мы станем! Вечные и бессмертные, превыше жалкой жизни, ведущие «Горизонт» к новым мирам… к новым пиршественным столам…
– Ты монстр… – он уже мог рискнуть, стоя почти рядом с лежащим метателем. – И ты – не Вейер, не пытайся притворяться им.
– Я и не пытаюсь, – лисьи губы кривила улыбка – Но нам нужны оболочки… человеческие орудия. Подобные мне не могут существовать в своей обнаженной красоте в вашей реальности. Мы вынуждены прибегать к различным способам воплощения. Вейер… он был полезен. Так много вложил в корабль, так страдал, когда его женушка умерла, что мне не стоило труда найти брешь. Ты такой же – все не забудешь Коррика, все в плену своей клятвы. И я убиваю их одного за другим на твоих глазах и забираю их души.
Холодный пот стекал по подрагивающей руке, и Миллер понимал – слушай он этот голос дольше и точно сойдет с ума. Потому что слишком огромной мощью веяло от страшной силы, высунувшейся из-под оболочки немолодого ученого. Существо, говорившее с капитаном, не преувеличивало и не использовало метафоры – оно действительно могло распоряжаться душами. И это означало, что он не просто привел экипаж к смерти, а обрек на нечто гораздо худшее.
– О да… я чувствую, как в тебе растет ужас. Это хорошо. Боль… ужас… безумие… все через это проходят. Там, во тьме, лишь подобные эмоции могут существовать и необходимо научиться ими питаться… как это делаю я.
Окровавленные глазницы уставились мимо капитана.
– Интересно, оценишь ли ты, когда я буду срезать с твоей девчонки кожу тонкими полосками? У меня разыгрался аппетит от нашей беседы…
Больше Миллер не стал ждать. Раймонд метнулся к рельефной стали. В голосе Вейера чувствовалась уже не просто бесплодная угроза – судя по предвкушающим интонациям, он вполне серьезно намеревался осуществить задуманное. Рука коснулась металлической рукояти, пальцы почти что сжали приклад…
И резкий удар едва не вывихнул ему кисть. Кабель, успешно притворяющийся мертвым, бросился, как защищающая гнездо кобра, обвивая оружие и рывком выдирая его из разжавшихся пальцев. Миллер рухнул на колени, разминувшись в падении всего лишь на несколько дюймов с ускользающим оружием.
Щупальце кабеля взметнулось, легко ускользая от его руки. Подбежавшая Старк, помогая ему подняться, лишь вскрикнула, глядя на то, как одним точным броском пистолет очутился прямо на коленях Уильяма. Проводка снова рухнула на пол, оставленная чужой жизнью – в ней больше не было необходимости.
Теперь у консультанта появилась более эффективное оружие. Дуло начало медленно подниматься.
Ухватив Хелен за руку, Раймонд сделал несколько шагов вправо. Так, чтобы за их спинами красовался центральный обзорный иллюминатор, занимающий почти всю стену.
– Если ты выстрелишь, – стараясь скрыть дрожь в голосе, сказал капитан, – то наверняка расколешь то, что за нашими спинами.
Рука Вейера игриво покачивалась, как у ребенка в тире.
– Но я могу стрелять вам в ноги, – почти промурлыкал он, явно получая удовольствие от затеянной с добычей забавы. – Или ты думаешь, я не смогу прицелиться в коленную чашечку?
Ладонь Старк в его руке дрогнула – как и Миллера, навигатора не обманывала кажущаяся слепота Вейера. Сейчас его восприятие стало куда острее, чем у всех зрячих…
Что-то ударило в боковой иллюминатор, и Уильям мгновенно развернул кресло. Обломок «Льюис и Кларк», мелькнула мысль Миллера, какой-то оставшийся на орбите обломок.
Но какой обломок имеет четкую человеческую форму, мигает фонарем шлема и, судя по покрытому потом подсвеченному лицу и движущимся губам, беспрестанно матерится?
Куперу все же удалось спастись…
Облегчение только зародилось в душе капитана, как Вейер выстрелил, ни капли не задумываясь, что делает. Ярость, исказившая лицо доктора, явно отражала гнев чудовища, которое внезапно осознало, что одна из жертв уцелела.
Дротик впился в прозрачную сталь иллюминатора и прошил её насквозь. В последний миг, разинувший от изумления рот – не каждый раз увидишь, как какой-то псих с окровавленными глазами целится в тебя из метателя, Купер успел отдернуться. Выстрел миновал цель, металлический снаряд пронесся рядом со стеклом шлема – и тут разгерметизация сказала свое резкое слово.
Иллюминаторы большинства кораблей давно изготавливались из прозрачного металла – стекло признано недостаточно прочным для сверхскоростей. Однако у этого способа обозревать космос были свои недостатки. Как бы прочен не был иллюминатор, при резком нарушении его целостности изнутри он разрушался целиком, не выдержав скачка давления.
В свое время Вейер пренебрег подобной опасностью – в годы конструирования его волновало лишь ядро. А люди, выполняющие монтаж, не стали превращать «Горизонт» в неистребимую звездную крепость – удостоверившись, что звездолет может выдержать маломощный ядерный взрыв извне, они не предусмотрели, что кто-то решит разнести корабль изнутри. Рамы иллюминатора связывало с кормой лишь стандартное крепление, не рассчитанное на резкий внутренний перепад давления.
Весь иллюминатор, словно бабочка, взмахнувшая прозрачными крыльями, со змеиным шипением раскололся пополам. Воздушный поток сшиб с ног спасателей. Уходящий воздух сорвал с кресла Вейера, потащив по полу пытающееся зацепиться извивающееся существо. Вступившую в схватку декомпрессию не интересовали стороны конфликта, она старалась достать всех, до кого могла дотянуться.
Этот удар оказался ощутим и для корабля, вызвав растерянность у твари, что управляла Уильямом – и на перемещение оболочки не оказалось времени. Потратив немалую часть своей мощи, сущность не рассчитывала, что оставшиеся выжившие астронавты сумеют нанести ей подобный ущерб. Вдобавок, она переоценила сообразительность своей марионетки…
Воздух с ревом уходил, отбросив от пробоины Купера, и упорно таща наружу три захваченных тела.
Глава 25 Пылающие врата
Она ухватилась за кабели, возблагодарив везение – похоже, хоть раз что-то, исходящее от «Горизонта», могло принести пользу. Рядом на палубе распластался Миллер, медленно сползая вдоль разбросанных по залу управления пультов. Капитан хватался за кресла и опоры, но неумолимая сила вырывающегося наружу воздуха тащила его прочь.
Легкие разрывались от боли, в голове помутилось. Кровавые пятна поплыли перед глазами Старк, которая раз за разом разевала рот. Словно вытащенная из воды рыба, умирающая на жарком пляже, пришло сравнение в тлеющий от боли мозг. Через распахнутый люк уходила атмосфера отсеков, и пальцы девушки быстро слабели, немея. Рубку окутал туман – точнее, пелена опустилась на глаза навигатора за миг до того, как руки выпустили кабель.
Её понесло по палубе, все ближе и ближе к холодной пасти пробоины. К далеким и равнодушным звездам и черноте пустоты…
Чья-то сильная рука удержала девушку за щиколотку. Движение не прекратилось, но замедлилось. Искаженное удушьем и напряжением лицо капитана вынырнуло из мутного марева и тут же скрылось обратно.
Боль перешла в распирающую изнутри тяжесть. Острые иголки, коловшие сердце изнутри, вонзались все глубже и чаще. Страдание струилось по венам, заставляя Старк кашлять, сворачиваться в комок в тщетных попытках найти хотя бы глоток воздуха…
Над головой выла сирена. Ей вторил слабый, угасающий крик. Девушка оглянулась, успев увидеть лишь тело, выскальзывающее в разбитый иллюминатор – кувыркающийся в невесомости силуэт в синем комбинезоне, до сих пор неуместно смотрящемся на сутулых плечах Вейера.
Хорошо, пронзила голову последняя ясная мысль. Он все же получил свое…
Рука Раймонда разжалась и Старк покатилась по рубке, понимая, что её ждет то же самое. Сил на борьбу не оставалось, они улетучились вместе с уходящими запасами воздуха. По крайней мере, девушка надеялась, что все кончится быстро…
… Что-то гулко щелкнуло.
Какое-то время навигатор лежала, не понимая, почему еще жива. Глотнула первую порцию кислорода и закашлялась, отхаркивая слизь и прижимая ладони к груди, в которой пылали болью легкие. Каждый вход отдавал мучительным спазмом, из обеих ноздрей потекла кровь.
Рядом кто-то громко хрипел. Миллер, поняла девушка – тембр капитана узнать было проще, чем понять, что изменилось. Голову медленно отпускали сдавившие её тиски, и Хелен вдруг осознала, что ветра больше нет. Она лежит на полу недалеко от пробоины, но пока что может дышать. Без малейших усилий, не считая боли в груди.
Только когда в глазах прояснилось, она смогла различить опущенный щит герметизации, прикрывшей пробоину. Тоскливо выла сирена – в этом звуке Старк слышала больше, чем просто механическую ноту. Словно какой-то зверь оплакивал гибель своего детеныша. Звездолет заполнял рубку реквиемом по канувшему во тьму консультанту.
Так тебе и надо, мстительно подумала она, отдышавшись и пробуя встать на ноги. Рядом поднимался Миллер.
Капитан выглядел помятым: глаза навыкате, разбитый при падении лоб, но все же он сумел выдавить вялую улыбку. Хелен улыбнулась в ответ, чувствуя себя так, словно уже забыла, как заставить сложить мышцы лица в подобное выражение.
– Конец гаду, – прошептал Раймонд и вновь закашлялся. Спотыкаясь, он помог ей подняться и оглядел опустевшую рубку.
Кабели безвольно валялись между пультов. Утечка не могла вызвать большое разрушение – в помещении почти не было незакрепленных предметов, а имеющиеся сразу же вылетели наружу. Старк поискала оставленный ей бортовой журнал и переносной диагностический анализатор, и не нашла. Капитан лишился метателя – впрочем, цена за избавление от Уильяма казалась обоим вполне приемлемой. Вот только кислород…
Она помрачнела, запрокинув голову и приложив к носу платок. Если учесть, что запасы и так показывали дно, хватит ли остатков для полета? Конечно, в гиперсне расход минимален… но ведь никто не знает, сколько им придется болтаться в пустоте, прежде чем кто-то услышит сигнал SOS.
Ей вспомнился старый фантастический фильм – там героиня, победившая космического монстра, провела в похожем сне более пятидесяти лет. Впрочем, здесь подобное не светило – малый запас кислорода ставил под сомнение даже путь до Земли, не то, что длительную спячку…
Потом мысли совершили резкий разворот. Девушка вспомнила того, кто спас их от расправы.
– Это ведь был Купер? – невнятно спросила она, продолжая держать платок. Кровь вроде бы остановилась, но Старк хотела убедиться. Как и в том, что ей не пригрезилась тень снаружи.
– Да,- кивнул капитан. Было видно, что он постепенно приходит в себя. Взгляд вновь стал собранным, хотя истощенность уже давала о себе знать – Миллер покачивался при каждом шаге. – Его не задело выстрелом, я точно видел… но могло далеко отбросить. Если ранец в порядке, он должен…
Громко пискнул сигнал оповещения – звездолет, как ни в чем не бывало, продолжал играть роль послушной машины. Сейчас это казалось Хелен изощренным издевательством. Будто смерть одного Вейера могла что-то изменить? Или корабль думает, что лишив его марионетки, они поверят в миролюбие здешнего чудовища и не станут взрывать секцию? Если да, то эта тварь слишком плохо изучила людей.
Девушка вспомнила тон и угрозы одержимого консультанта, и поежилась. Нет, чем бы ни было существо, наивностью оно точно не страдало. Цинизмом, чувством превосходства и ненавистью – самыми понятными из его мотивов, но никак не неведением. И если недооценило людей в прошлом, то отныне этого не повториться.
Миллер набрал на ближайшей панели команду вывода поступившей информации.
– АВАРИЙНЫЙ ЛЮК В СЕКЦИИ А-11 ОТКРЫТ, – равнодушно известил механический голос.
Оба астронавта переглянулись. Это было в жилых отсеках, точнее за ними – в примыкающем к рубке тупике коридора из медицинского отсека. Попасть туда можно лишь, минуя бойню и тело Ди-Джея…
Она содрогнулась, не желая вспомнить.
… и после пройти жилые секции, душевую и столовую. К чему не сделали два входа в рубку, чтобы не приходилось давать подобный крюк? Ответ знал лишь Вейер, но она охотно отказалась от подобного знания в обмен на гарантию того, что консультант больше их не побеспокоит.
Видимо, схожая мысль пришла в голову капитану, который проверил набор инструментов на поясе, вынув складной нож.
– Пошли, – сказал он, нахмурившись. – Я надеюсь, это Куп, но теперь ни в чем нельзя быть уверенным.
И они пошли – даже побежали, как только измученные тела вернули им подобную возможность. И всю дорогу Хелен думала лишь о том, что скорее всего, Раймонд преувеличивает. Не мог консультант выжить после попадания в открытый космос. Не мог… как не мог и попасть вовнутрь головной секции, или в рубку. Или мимо бдительного Смита на «Льюис и Кларк».
Да, лучше было готовиться к худшему.
Она задержала дыхание, когда миновала медицинский отсек – но следы бойни уже заметно стерлись. Тело Ди-Джея исчезло, лишь окровавленные крючки еще свисали с потолка.
Прежде, чем Старк начала задавать вопросы, Миллер просто потащил её дальше, поморщившись, как от боли. Кажется, капитан знал, куда делся труп. Выбегая, Хелен успела кое-что понять и сама. Кровавые символы на стене таяли, словно всасываясь в белую поверхность. «Горизонт» убирал следы проведенного ритуала, поедая жертвенную плоть.
И, возможно, душу, как угрожал Вейер не так давно? Но в это навигатор не желала верить…
Кто-то шагнул им навстречу. Громоздкий и скрытый тьмой, он заставил Миллер на бегу вскинуть лезвие, а её саму – испуганно закричать. Мысли пронеслись в голове со скоростью выстрела: Хелен представила, как Вейер, словно жуткий паук, ползет по обшивке, забираясь в аварийный люк. Слепой, но при этом видящий, неистребимый в своем желании добраться до них…
Зажегся свет, озарив мужчину, чья потная темная кожа на лице блестела, словно ртуть.
– Меняю весь свой оклад и накопления за баллон чистого неразбавленного кислорода, – попытался пошутить Финней, снимая скафандр, и устало осел на пол.
***
– ОТМЕНА НЕВОЗМОЖНА. КОМАНДА БУДЕТ ВЫПОЛНЕНА СОГЛАСНО ЗАПУЩЕННОМУ АЛГОРИТМУ.
Купер чертыхнулся, глядя на то, как капитан в третий раз набирает ликвидацию предыдущего приказа, получая одинаковый ответ. Цифры, заполнившие центральный монитор, плевать хотели на все их желания. Корабль подчинялся одному хозяину, пусть уже и покойному. Все, что спасателям далось – немного отсрочить запуск, выиграв лишнее время, да и то благодаря безрассудному поступку Уильяма.
Вейер устанавливал таймер на десять минут, но разгерметизация автоматически отложила старт, дав им еще пятнадцать. Однако это все, что удалось получить от стремящегося уйти во мрак звездолета.
В смерти консультанта Финней не сомневался – он лично, отброшенный давлением из пробоины, видел, как мимом пронеслось застывшее тело Вейера. Помнил его изуродованное лицо – гримаса какого-то злобного гоблина из детских сказок, выстуженная вакуумом. Хотя можно ли действительно назвать Уильяма хозяином или мертвый ученый занимал лишь должность старшего помощника истинного капитана «Горизонта»?
Он подозревал, что последнее более верно. Миллер и Старк, слишком уставшие, чтобы объяснять все, молча пытались отключить ядро. Их загнанные, осунувшиеся лица говорили лучше, чем любые слова, о том, с каким злом они столкнулись. Остальное богатое воображение Финнея могло дополнить само.
Джастин мирно – насколько возможно после ран, спал в своей капсуле. Питерс и Ди-Джея не было, и Хелен коротко ответила, что они погибли. Судя по тому, как опустились её веки при этой фразе, пилот понял, что девушка старается выбросить из головы детали.
Пробегая медицинский отсек, он видел целую паутину тонких хирургических нитей, свисающую с потолка над диагностическим столом. Их заостренные концы кто-то закруглил – и окрасил в кровавый цвет. На некоторых даже остались кусочки кожи…
Нет, он не хотел знать, откуда взялась эта фантасмагория. И почему оставшиеся в живых обходят стол так, словно крючья в любую секунду готовы впиться им в лицо.
Купер лишь последовал их примеру, слушая, как леска шелестит за спиной. Раскачиваясь от наклона палубы… и еще от чего-то, будто невидимые паучьи ножки теребят нити.
Здесь пролилась кровь, хотя сейчас было чисто. Но запах, запах смерти и разодранного тела, хорошо знакомый по множеству спасательных операций, остался. Висел густой дымкой, заставляя быстрее покинуть опасный участок.
И теперь, в рубке, с наглухо задраенным выбитым иллюминатором, Купер следил за табло, на котором истекали последние мгновения их жизни. Чуть больше двенадцати минут, прежде чем двигатель совершит прыжок, посылая их в бесконечность – и, возможно, дальше.
Много дальше, если вспомнить Уильяма с вырванными глазами, который стрелял в него из метателя.
Раймонд распрямился, гневно глядя на упрямую консоль управления.
– К черту все, – апатия капитана превращалась в ярость. – Эта тварь не позволит нам отменить команду.
– Оно хочет… – почти себе под нос пробормотала Старк, ни на кого не глядя. –Хочет забрать нас туда… в Извне.
У Купера возникло сильное желание встряхнуть девушку за плечи. От её слов веяло такой безнадежностью, что даже у него, повидавшего много рискованных ситуаций, поджилки начинали труситься.
– Не знаю, как вы, – честно сказал Финней, чувствуя, как буквально пропитан потом и зарождающимся страхом, – а я не хочу никаких полетов хрен знает куда. Лучше умереть, чем попасть в то место, куда летал прежний экипаж.
Говоря это, Купер внезапно подумал, что с ним начнут спорить, но Старк мрачно молчала, ежась, будто от холода. Кажется, она всерьез рассматривала привлекательный исход самоубийства.
– Никаких больше смертей, – отрезал капитан. – Разделяем корабль, и пусть ядро само катится в свою преисподнюю.
– Как? – отчаянье наполняло голос Хелен. – Я проверяла, система дистанционного запуска зарядами не работает. Вейер повредил её, когда вырывал тот, которым подорвал наш корабль.
– Вручную. Я выйду и включу каждый заряд лично. И потом бегу сюда.
Купер посмотрел на капитана, поражаясь тому, что у Раймонда еще находятся силы на подобные решения. И одновременно – ощутил дикий стыд от того, что не вызвался сам.
Это ведь он, избежавший большей части тягот, отсидевший тревожные часы ожидания снаружи, должен идти. Ему нужно внести свой вклад, а не смотреть, как Миллер отправляется в центральную секцию в который раз обеспечивать их спасение. Ему и больше никому иному.
– Вы оба не пойдете, – опередил Раймонд пилота, уже открывшего рот – хотя еще не знающего, что скажет. – Куп, программируй автопилот, Хелен – на тебе капсулы. У нас почти нет воздуха, нужно сразу же погрузиться в сон. И не спорьте…
Он взглянул на табло – так, как восходящий на эшафот может разглядывать виселицу. Цифры пересекли границу в одиннадцать минут, продолжая свой бег к нулю… и тому, что следовало за ним. К отрицательным величинам внешнего пространства, куда первым имел несчастье заглянуть Юэрс.
– Времени совсем нет…
***
Естественно, она начала спорить – и Миллер почувствовал незначительное, но все же возращение прежней упорядоченности. Старк оставалась верна себе. На фоне быстро переписывающей свои постулаты вселенной уже немало.
– Я пойду с вами, – повторила она, когда капитан отпирал люк в центральную секцию, делая вид, что не услышал первую просьбу. Бедняга Ди-Джей запечатлевал вход на все блокирующие механизмы, не зная, что это не оградит от впавшего в одержимость Вейера. Точнее, тому, что притворялось Уильямом – существо в рубке уж точно не имело ничего общего с консультантом. Имитация, хоть и весьма искусная…
Миллеру было проще думать именно в подобном русле рассуждений. Их диалог перед спасительным визитом Купера поставил точку в сомнениях по поводу роли ученого. Вейер, пусть и не самый вменяемый, но все же человек – умер. Надевшее его лицо, манеры и голос – похоже, что и тело, чудовище лишь желало смутить их, внушив, что может завладеть каждым. Но это не так. Джастин не дался ему, Смит и Питерс погибли свободными от тлетворной мерзости, даже страдания реаниматолога означали, что покорить его волю монстр не сумел.
Как и ждущую ответа Хелен.
– Все уже решено, – он оглянулся, хотя это было и опасно, ведь люк начал открываться. Встретился с молящим взглядом навигатора, подумал, что следует одобряюще улыбнуться. Но не стал. На этом корабле слишком часто звучала ложь, чтобы умножать её собственной, пусть и милосердной.
– Закрой за мной люк и готовь капсулы. Я активирую заряды и вернусь. У тебя лишь десять минут.
И у меня тоже, подумал Раймонд. Десять минут на то, чтобы подбежать к каждой секции, обручем оплетающей центральную часть звездолета. Одну взрывчатку Вейер унес, осталось… сколько там осталось?
Хелен собиралась снова возражать, но он лишь выскочил в темный проем, торопливо хлопнул по настенной панели, запуская закрытие люка. И все же расслышал её прощальные слова, полные отчаяния и тускнеющей надежды.
– Возвращайтесь быстрее…
Да уж, мрачно вдыхая холодный и разреженный воздух – последние запасы из резервуаров, согласился капитан. Долгие прогулки мне точно не светят.
Через десять минут «Горизонт» отправится в свой финальный полет, и Миллер больше всего на свете хотел попрощаться с механическим чудовищем и его бесплотным обитателем. Причем, желательно, не с того света, а из удаляющейся головной секции.
Луч фонаря быстро отыскал первую пару зарядов. Двенадцать, как вспомнил капитан. Ровно двенадцать пар, хотя одна таковой больше не является – благодаря Уильяму.
Он опустился на колени, касаясь первого коробка. Нащупал предохранитель, повернул рычаг блокировки. Мигнула система запуска, что-то щелкнуло, и левая часть коробка осталось в руках астронавта.
– Это еще что? – пробормотал Раймонд, кляня себя за то, что за всю карьеру не удосужился обучиться пользоваться взрывчаткой. Правда, ему в основном приходилось спасать людей от последствий взрывов, а не устраивать их…
Коробок в руках напоминал портсигар – нажав на выпуклость, капитан увидел, как легко раскрывается верхняя часть, обнажая панель. Клавши ввода, горящие цифры и квадратики напротив каждой – ровно 24. Один квадрат перечеркнут косой полосой…
Пульт дистанционного управления!
Не веря в подобное счастье, он вновь ощупал блок, нажал на зеленую клавишу – и первый квадрат на дисплее замигал.
ГОТОВНОСТЬ К ВЗРЫВУ – надпись одновременно озарила небольшой монитор на самом заряде и на консоли управления в руках Миллера. Второй контейнер – пальцы двигались быстрее, он учился на ходу, ведь от этого напрямую зависела жизнь.
Его – и оставшейся команды. Да и не только жизнь, если подумать…
Но думать было некогда – капитан побежал к следующей секции, проносясь через 20 разделяющих ярдов на одном дыхании. Сердце, правда, кололо – то ли недостаток кислорода сказывался, то ли начинал сбоить переутомленный организм.
Продержись еще десять минут, попросил сам себя Раймонд. Десять минут – и долгий сон тебе обеспечен. До самой Земли…
Вторая пара… он включал послушно загорающиеся секции, быстро проверив их отклик на пульте дистанционного управления. Пока все работало… но это скорее настораживало.
Слишком легко все шло – в который раз. А «Горизонт» уже приучил бояться быстрой победы.
Третья… пот заливал глаза, и смахнувший его Миллер почувствовал, насколько холодит влага его ладонь. Холодный пот… как у смертельно больного. Или до жути напуганного, каковым он сейчас и являлся.
Кроме фонаря да оставшихся далеко позади мигающих зарядов, вокруг не имелось ни единого источника света. Мрак, густой как вода, пользовался выведенным из строя после взрыва освещением – впрочем, для звездолета ничего не стоило погасить и работающие лампы.
Четвертая секция. Еще на шаг ближе к спасению, но как же долог этот путь... Огромные интервалы в бесконечном центральном отсеке – здесь нет ничего, кроме прохода да спрятанных в стенах систем энергообмена, управления и внешнего сбора информации. Именно отсюда, из разрушенных секций в обшивке должны были выдвигаться зонды и анализаторы, собирающие данные для сидящих в головной части ученых, которым хотелось первыми раскрыть тайны Проксима Центавра.
Вместо этого их удостоили иных откровений.
Пятая. По стенам время от времени раздавался стук, а холодную тьму пронзали легкие колебания воздуха. Как от крыльев – хорошо знакомых Раймонду крыльев. Где-то здесь он упал, оглушенный в прошлый раз.
Повторит ли чудовище атаку? Должно, ведь не может оно не понимать, что поставлено на карту? А раз так, ему не дадут просто так взорвать корабль… но с другой стороны, каков предел сил «Горизонта»?
Закончив с шестой парой, Раймонд был вынужден признать, что и не знает ответа. Общие выводы – о цикличности нападения-затишья, уменьшающихся интервалах, необходимости в помощи Вейера и прочем не давали ничего. Все это, конечно, весьма занимательно и наверняка произвело бы среди командования флота фурор – но ни капли не приближало его к предугадыванию действий монстра.
На седьмой секции он чуть сбился – не хватало одного из блоков. Вот откуда Вейер вытащил свой смертоносный подарок – из стены свисали вывороченные крепежные штыри. Однако и силища же у него была – нормальный человек ни за что не справился бы без инструментов. Впрочем, о человеке речи не шло…
Раймонд оглянулся – захотелось удостовериться, что активированные заряды еще горят. Но темнота вокруг сгустилась так плотно, что лишь вспышки на мониторе пульта показывали готовность взрывчатки исполнить свою единоразовую роль.
Восьмая… и с ней пришли голоса. Далекие, сплетающиеся воедино призрачные голоса, из которых вырывался вперед то умоляющий Коррик, то что-то насмешливо втолковывающий Вейер.
Миллер не слушал фантомов – не до того. Он бежал, уже почти падая с ног от усталости, но все же преодолевал очередные ярды, лихорадочно выполнял простую последовательность: снятие предохранителя, активация, готовность к взрыву. Пять минут наверняка прошли, часы на запястье отказали еще после потери сознания, но Миллер не считал секунды – он лишь надеялся на то, что обратный путь будет куда короче и завершится взрывом за опустившимся люком, а не вынужденным подрывом самого себя в центральной секции.
Как и на то, что расслышит умирающий крик «Горизонта», возвращающегося в потустороннюю тьму.
***
Человек зашел слишком далеко. Пора заканчивать игру, пока он и впрямь не осуществил свой план. Подобная ошибка могла иметь слишком большую цену, чтобы пускать события на самотек…
Оно не жалело о гибели тела ученого – Вейер, проложивший путь, заменим. Первый, открывающий врата в новый мир, становился эрзацем, эталоном формы, которую мог принять его вид. Формы, которую оно способно наделить любыми силами, лишь бы хватило энергии их поддерживать.
Сейчас энергии имелось с избытком. Мучительная гибель человека-врача и даже более быстрые смерти прочих питали его куда сильнее, чем ежесекундно подающий свои гигаватты реактор.
Магнитные кольца вокруг врат вдруг охватило яркое пламя. Огненные языки танцевали на стальных дисках, окружив сферу пламенной короной. Сплав не мог гореть, но сейчас его заставили полыхать силы куда большие, чем законы здешней вселенной.
Огонь, охвативший оковы ядра, удерживающие его в воздухе, сделал поверхность двигателя еще темнее. Блики огня отражались в темной маслянистой воде, но на ребристых гранях шара бесследно тонули, осушаемые чернотой.
Тьма в сердце «Горизонта» не боялась собственного сотворенного огня.
Оно выбрало пламя, потому что этот образ был ближайшим, извлеченным как синоним ужаса из головы Миллера. Хотя с той же легкостью могло окружить врата дугой молний, вроде тех, что рассекали пространство снаружи. Или вспышками света, столь яркого, что он слепил, погружая зрение в темноту бесконечной ночи.
Огонь стал символом, означающим начало времени кормления. Материальным отражением той энергии, что сейчас стягивалась со всего звездолета к его сердцевине, готовясь совершить прыжок.
Оно желало принести захваченные души и живые тела в обитель безумия, насытиться их вкусом. И вновь вернуться, посылая звездолет вперед, к Земле. К этой сочной и полной пищи планете, куда поведет его вместилище пилот – на этот раз уже просто орудие, утратившее даже остатки самостоятельности.
Уильям Вейер.
Существо не собиралось тратить силы на то, чтобы воскрешать тело или возвращать замерзшие останки, которые сейчас парили в редкой атмосфере на границах притяжения Нептуна. Ученый создал проход и тем самым навек впечатал себя в суть врат. Душа его целиком принадлежала обитающей на «Горизонте» силе, перейдя в пользование в момент отречения от самого себя. Вместе с вырванными глазами и безумной мечтой найти свою Клер. И теперь оно могло сделать эффективное и более впечатляющее подобие, чем тело, беседовавшее со смертными в рубке.
Внимание существа переместилось с активирующего заряды капитана на медицинский отсек. Там девушка, чей разум серьезно ранен – сладкими кошмарами, которые оно вкушало в рубке, но все же устоял, готовила капсулы ко сну. Три горели ровным зеленым светом ожидания – рядом с заполненной четвертой.
Оно скользнуло в отсек, мимоходом задев мальчишку в четвертом коконе. Кривая сердцебиения Юэрса превратилась в скалистые хребты, он вздрогнул, почти вырываясь из гиперсна, но чуткая автоматика тут же сбалансировала подачу стабилизирующих и седативных веществ.
Джастин вновь рухнул в неподвижность, полную ужасных видений. Беспомощный, погруженный кораблем в то, чего так стремился избежать.
Но не мальчик привлекал его, хотя один раз он уже сыграл свою роль. Не мальчик призвал его – как и не прежняя команда. Они лишь воспользовались имеющимся ключом, повернув его в замке вечности, однако не могли претендовать на авторство врат. Уильям же – мог.
В одной из пустых капсул в дальнем углу – за спиной девушки, мечущейся по помещению в финальной подготовке ко сну, возникло движение. Саркофаг, предназначенный для сохранения жизни во время долгих перелетов, заполняло новое содержимое, совершенно не похожее на фиксирующий раствор. Алое и густое, оно словно светилось изнутри, добавляя в зыбкое освещение отсека малиновую ноту.
Капсулу наполняла свежая человеческая кровь.
«Горизонт» содрогнулся от дрожи. Предродовые схватки пронеслись по палубам, заставив Миллера сбиться с шага, а Купера и Старк – ухватиться за ближайшие опоры. Кровь за спиной девушки устремилась вверх, будто её толкал скоростной насос, заполнив кокон за считанные секунды.
А затем в этой крови начала формироваться изломанная человеческая тень.
Кости, ослепительные в своей белизне, нарастающее мясо мышц... Оно лепило подобие с тщательностью скульптора, создающего выставочный шедевр, хотя и действовало куда быстрее, чем способен любой мастер. На чем-то пришлось сэкономить – волосы, отражающие в человеческом существе прошлую память, отсутствовали у новорожденного. Существо наделило подобие глазами, потому что в этих зрачках не было нотки так раздражающей тьму независимости и непостижимости.
Кожу, стремительно нарастающую на фигуру, укрывали руны и знаки – каждый сантиметр, словно глубокие трещины в русле безводной степи. Его печати, поддерживающие орудие в целостности. Каналы, по которым мрак хлынул в жаждущую рождения новую плоть.
Девушка почувствовала что-то неладное, обернулась – но было уже поздно что-то предпринимать. Оно успело насладиться её ужасом и криком – наблюдая одновременно из своих вездесущих глаз и глазами формы, в которую проникло.
Глазами Вейера, взирающими на навигатора из заполненной кровью капсулы.
Существо приложило исполосованную иероглифами ладонь к внутренней поверхности капсулы, приветствуя мир, в который вступало во плоти.

Глава 26. Повелитель ада
Трещина пересекла поверхность кокона – извилистая, похожая на длинный ветвящийся корень. Или на свисающие нити хирургической лески из соседнего отсека, словно ждущие новой жертвы.
Такая же трещина расколола волю Старк, стоило ей взглянуть на содержимое капсулы.
Кровеносный сосуд в глазу корабля, уже готовый лопнуть от перенапряжения. Кокон, в котором окукливалось чуждое этому миру существо. Колыбель рождения чудовища, лоно звездолета, утроба тьмы...
Много слов, но все они сводились к одному. Кошмар пришел наяву.
Кровавая мгла за прозрачной передней стенкой прояснилась. Существо внутри улыбнулось застывшей от шока Старк. Подмигнуло вновь появившимися глазами – на знакомом, но уже чужом лице.
Это не мог быть Вейер. Кто угодно, но не он. И дело не в том, что Хелен видела смерть консультанта. Просто безволосое существо, с кожей, сплошь изрезанное древними знаками, одним своим видом вселяло нечеловеческий ужас. Ужас, от которого ноги отнимались, и навигатор, словно мышь перед змеей, могла лишь ждать своей участи.
Чудовище толкнуло поверхность капсулы, прижимаясь к ней своими руками – будто отпирая какую-то печать символами-порезами.
Трещины побежали по все стороны, и в них Хелен успела разглядеть письмена, кружившие голову. Тайны, начертанные на всех языках мира – в том числе и неизвестных человечеству, звали какую-то часть её разума, уже почти угасшего. Предлагали всмотреться в сеть раскалываемой оболочки… и в глаза того, что знало все эти таинства наизусть. Возможно, даже украсить ими свое тело, навеки породнившись со знанием, недоступным смертным…
Уйти туда, куда ушли все остальные. Вопящие и безумные люди с записи. Истекающий кровью Ди-Джей, пропавшая Питерс, сгоревший в огне взрыва Смит... куда все они неизбежно последуют.
Неудивительно, что Джастин пытался себя убить, промелькнула тающая мысль в перегруженном чувствами рассудке. Зря мы ему это не позволили… надо было взять с мальчика пример.
Улыбка не-Вейера стала плотоядной и похотливой. Но в этом гримасе не было ничего похожего на человеческое желание овладеть девушкой. Скорее какое-то дикое исступление, мечта о чувственном поглощении каждой её клеточки и души. Иметь и пожирать, разрывать на части и заставлять просить еще и еще…
Она поняла, что сейчас просто свихнется. Или потеряет сознание, чтобы очнуться уже по ту сторону мрака.
«Интересно, оценишь ли ты, когда я буду срезать с твоей девчонки кожу тонкими полосками? У меня разыгрался аппетит от нашей беседы…»
Старк вспомнила угрозу, высказанную в рубке, и эта мысль заставила сдвинуться с места. Сделать шаг назад, зажмурившись, отстраняясь от чужого влияния. Понять, что уже стоит на краю. Точнее висит над пропастью безумия, уцепившись в единственный спасительный выступ – инстинкт самосохранения. В желание убежать от боли… от неизмеримой боли, которая предстоит.
Тварь могла помутить рациональное мышление, но базовые позывы её влияние лишь обостряло. И в этом, наверное, заключался единственный козырь в руке Хелен. Все остальные давно утратили даже иллюзорную долю надежности.
Стекло взорвалось с оглушительным треском. Кровавые брызги окатили навигатора с ног до головы.
Крича, словно её резали – и, понимая, что через пару минут именно это, в лучшем случае, произойдет, Старк выскочила из отсека. Из капсулы не просто выливалось содержимое – кровавый фонтан бил в стены, как вода из пробитого водопровода. Брызги долетели до соседнего отсека, и впитавший кровь Ди-Джея пол вновь окрасился в алые тона. Свисающие лески-крючья сейчас напоминали необычайно длинные кровоточащие капилляры. Их не задело содержимым капсулы, кровь просто выступила по всей длине орудия пытки, приветствуя начало всеобщего конца.
Нагое существо ступило на пол, делая первый шаг среди растущих багровых луж. Кровавая струя начала иссякать – даже «Горизонт» не мог долго создавать из ничего такое количество жидкости. Но в ней, в целом, уже не осталось нужды – кровь выступала лишь очередным символом единения двух миров.
Роды завершились успешно. Вой, исторгнутый из глотки чудовища, был первым криком новорожденного в обреченной реальности.
Хелен бежала, неслась в рубку, нажимая на все замки, которые миновала. Она не задерживалась, чтобы услышать шум запираемых люков.
Завывания и звук мокрых шагов заполнили воздух за спиной. То и дело в плечо могла вцепиться рука. Развернуть лицом к лицу с преследователем, заставить всмотреться в его жуткие глаза – и раствориться, оставив только одну лишь боль. Ничего кроме боли и распада рассудка не несло ей новое порождение звездолета, этот адский вестник, надевший лицо Уильяма.
Она вбежала на мостик, заставив Купера вскочить с места от испуга. Безумный взгляд, лицо буйнопомешанной, растрепанные волосы, одежда в крови – и накатывающий из-за спины рев вперемешку с запахом свежей пролитой крови. Густым ароматом, что как метка следовал за ней. От вони сердце сжималось в спазматической панике, почти вырываясь из груди.
– Он здесь! Вейер здесь!!!
Она могла бы объяснить, что это явно не астрофизик, описать рождение монстра, но детали утратили смысл. Отрезанная от Миллера и капсул, Хелен внезапно поняла, что если это существо задержится на их половине корабля после взрыва, то весь план капитана обречен. Вейер просто прикончит их независимо от того, уцелеет ли ядро. Он – судя по ауре холодного ужаса, сводящей с ума, и по кровавым пятнам на комбинезоне, не какой-то там фантом. Вполне реальная и возможно, самостоятельная от воли «Горизонта» тварь, к услугам которой будет куда больше, чем проводка корабля, привязавшая её к креслу.
С таким не справятся ни трое, ни десяток. Неужели крючья в медицинском отсеке – её судьба. Или тот кошмар, что привиделся здесь?
Старк нажала на интерком, глядя как Финней вооружился резаком. Бесполезное оружие, но иного нет. Пилот занял позицию у входа, с сомнением взглянув на покореженную дверь. Долго она не продержится, но сейчас важно предупредить Миллера, который вот-вот войдет и окажется…
Но как он войдет, если она сама заперла разделяющий их люк? А ведь до прыжка максимум минут пять…
– Капитан, это Вейер! – закричала она в рацию, увидев зеленый огонек подтверждения вызова. – На корабле Вейер, оно в медицинском отсеке!!!
Хелен сказала «оно» – инстинктивно подобрав слово, наибольшим образом подходящее описанию. Нелюдь. Нечто. Чудовище.
– Не стоит волноваться, – заполнил эфир спокойный – за время короткого знакомства он показался Хелен даже приятным, голос консультанта. – Я о вас позабочусь, моя дорогая. Покажу, что таится по ту сторону звезд…
Девушка отшатнулась, прижимаясь к ближайшему креслу. Уильям был всюду, даже связь занял. Показалось, что лежащие на полу кабели вздрогнули, словно приветствуя её возращение.
Мы скучали, Хелен. Тебе ведь понравилось, милая? Скоро мы повторим наши объятия… будем душить, и ласкать… и как же ты закричишь…
Зажимая рот, чтобы не сорваться на новый вопль, она попятилась в сторону дрожащего Купера. Все иные мосты сгорели. Как Ганзель и Греттель, застигнутые грозой в лесу, двое астронавтов могли лишь ждать.
Того, кто придет первым – Миллера или тьму.
Где-то далеко открылся люк. Но отдаленный звук исходил не из тех преград, что Старк возводила по пути к рубке. Существо сейчас куда больше интересовала взрывчатка и Раймонд. Об остальном оно могло подумать после.
Там, за вратами, «позже» растягивалось на неограниченный срок.
***
Поджарим тебе задницу, ублюдок. Поджарим…
Миллер не замечал, что начинает думать как Смит или подражает Куперу. Но сейчас в его эмоциях возникло то, чего никогда не присутствовало во время полетов ни у кого из команды – искренняя и подсердечная ненависть. Ни просто ругань, ни мрачное закипание эмоций, ни истерическое желание крушить все на своем пути.
Ненависть. Желание, чтобы «Горизонт» развалился на части в огненной агонии – точно так же, как его корабль. И, если бы не возможность спастись, вполне реальная,Миллер, наверное, подорвал бы себя в тот миг, когда последняя из двенадцати пар зажглась на переносном дисплее. Желание покончить со звездолетом почти перевешивало все иные доводы разума – но только почти.
Взрывчатка активна. Короткий взгляд на крохотную настенную панель с часами – невероятно, но он уложился в пять минут. Раймонду казалось, что прошло куда больше времени, но видимо, то ли его восприятие замедлилось, то ли здешнее пространство пошутило с ним в очередной раз.
Разворот, взгляд в уходящий вдаль тоннель – как же много он пробежал за эти пять минут! Ничего, последний рывок, просто промчаться вперед, к люку, в головную часть, откуда можно взрывать…
Там, в желанном отдалении появилось светлое пятно. Старк открыла люк? Зачем, он ведь не вызывал её по рации...
Пятно погасло. Проход вновь заперт, и можно бежать, но Миллер не тронулся с места. Несмотря на утекающие водой сквозь пальцы мгновения, он стоял и до боли в глазах всматривался во тьму длинного тоннеля.
Что-то вышло из головного отсека. Что-то, от чьего присутствия мрак в центральной секции стал еще плотнее, окутав гостя зимней вьюгой.
Это нечто смотрело на него. Ощущение чужого впивающегося взгляда преодолело все разделяющее пространство, пронзая астронавта насквозь. Казалось, для глаз появившегося нет преград – начинаясь в центральном тоннеле, взгляд может лететь сквозь космическую пустоту, хоть до самого края вселенной.
А возможно, что и дальше.
Рация вдруг затрещала надрывным криком, вырывая его из ступора от понимания главной ошибки. В командную часть корабля вел лишь один проход, и разминуться с появившимся существом невозможно. А оттого, что Раймонд лишь ощущал его, но не видел, желание броситься наобум заметно уменьшилось. Несмотря на отсутствие особого выбора, прямую стычку с порождением «Горизонта» ему не выиграть.
– Капитан, здесь Вейер! – пронеслось меж помех. – На корабле Вейер, оно в медицинском отсеке!!!
– Уже нет, – тихо прошептал Миллер, глядя на преграждающий путь мрак. – Уже совсем не там…
И что теперь делать? Бежать прямо на него?! Может, проскочу?
Фигура в темноте избавила капитана от сомнений. Что-то выступило вперед – нечто обнаженное и фосфорицирующее во мраке холодной синевой лесных гнилушек. Фигура, которая напоминала человека – но человеком быть не могла. Особенно этим.
Вейер поднял руку, и разделяющие их сотни ярдов коридора вмиг обратились в огненное море.
Больше Миллер ни о чем не раздумывал. Жаркая волна воздуха шла на него, а следом катились клубы пламени. Может, это и иллюзия, но застигнутый врасплох астронавт не учел подобный вариант. Изо всех сил капитан бросился назад, в недра корабля, невольно вспомнив, когда последний раз убегал от этого огня.
Да, пламя его памяти пришло сквозь годы. От «Голиафа» на «Горизонт», с погибшего корабля на иной – куда более гиблый.
– Ты бросил меня умирать! – пронесся крик Коррика, и огонь опалил Миллеру затылок. Он мчался вперед, понимая, что не может остановиться. Выходы к разрушенному шлюзу после взрыва были отрезаны автоматической герметизацией, вспомогательные отсеки тоже сами себя заблокировали. Как быка по загону, капитана гнали в конец корабля, сквозь уходящие секунды выводя на единственный маршрут. В место, куда по доброй воле Раймонд не подошел бы даже на милю.
Огонь не оставлял выбора и не позволял размышлений. От духоты мутилось в голове, кислород мгновенно выгорал, сердце сбивалось с ритма. Задержись Миллер хоть на секунду – и на новый рывок уже не хватит сил.
Мимо лестницы на верхние ярусы, хранилища, моста над вращающимися конденсаторами… Опускающийся заслон люка – будто бутон, смыкающий лепестки в закатной усталости…
Миллер рухнул на пол зала реактора. Огненный язык пронесся над головой, обжигая кожу и заставляя короткие волосы сворачиваться в тлеющие кольца. За спиной громко загудел люк, отражая удар бушующей стихии и давая возможность отдышаться.
Пульт управления астронавт прижимал к раскалывающемуся от боли ребру. Перед глазами плыли разноцветные круги. Не хватало воздуха, силы, даже желания что-либо делать. Темнота рядом, даже здесь, в огненном аду. Хотелось нажать на клавишу и покориться неизбежному. О возращении назад все равно не может идти речи.
Он опоздал. Проиграл раз и навсегда. И теперь оставалось лишь сделать так, чтобы не выиграл корабль.
Миллер приподнялся на локте, глядя на изменившийся отсек.
Магнитные кольца горели. Вряд ли ворвавшееся следом пламя зажгло их – так далеко не мог протянуться никакой клуб огня. Черная сфера в горящем обрамлении напоминала одинокий уголек посредине тлеющих ветвей костра. Только уголь был безжизненным, перегоревшим – а шар, напротив, своим уверенным вращением показывал, что главное еще впереди.
Ровно через несколько минут. Но Миллер не собирался столько ждать.
Палец лег на кнопку активации зарядов. Губы Рамйонда скривила гримаса боли. Он увидел Питерс, распластанную у консоли, с беспомощно запрокинутой головой и лицом, уже тронутым бледностью смерти. Понял, что подвел и её, как и малыша Денни, навсегда оставшегося без матери. Так же, как подвел Смита и Ди-Джея – эти двое всегда беспрекословно верили всем его указаниям и первыми поплатились за это жизнью.
Но оставшихся: Старк, Купера, Джастина – подвести не мог. Хотя и чертовски не хотел умирать. Особенно здесь, в двух шагах от преддверия преисподней.
– Их ты не получишь, – прошептал Раймонд, делая последний вздох.
Холодная волна налетела на капитана. Невидимая мощь выдернула из рук пульт. Металлический прямоугольник заплясал по палубе, словно шайба по хоккейному полю. Он остановился лишь у панели управления – так, что будь Ребекка жива, она могла бы легко дотянуться до устройства.
– Ты не прав, – прозвучал за спиной полный пробирающей до костей силы голос.
От этого звука Миллер перевернулся на спину, и, отталкиваясь руками и пятками, постарался отползти. От голоса и того, кто стоял возле отмеченного окалиной запертого люка. Кто беззвучно появился по эту сторону преграды. Здесь монстр уже не тратил время на то, чтобы передвигаться подобно смертным. В месте его наибольшей власти, питаемый ядром, он просто возник рядом – так же внезапно, как и волна, отобравшая последнее оружие.
Материализовавшийся из сгустка темноты Вейер смотрел на распятого страхом капитана с улыбкой. Точнее, смотрело что-то, похожее на обнаженного безволосого человека, покрытого письменами и узорами, глубоко рассекшими кожу. Как те, что украшали медицинский отсек, выпивая боль из умирающего травматолога и не давая ему соскользнуть в забытье. Знаками магии, в которую Миллер никогда раньше не верил – как не верил в потусторонние миры, демонов, живые корабли и голодную тьму.
Ядро гудело над плещущимся бассейном, и гул этот обещал вскоре научить его новой вере. Ровно через две минуты.
***
Оно смотрело на человека, наслаждаясь распускающимся в его сердце цветком ужаса.
Эмоции имели оттенок вкуса. Как специи, они изменяли тональность агонизирующей души. Страх – одна из этих пряностей: терпкий, острый и дразнящий, аромат призывал начать пир скорее, не дожидаясь перемещения. Но простое убийство Миллера не могло его удовлетворить, как и любая другая пытка. Нет, капитан заслуживал большего! Увидеть все тайны, погрузиться в великолепие тьмы и утонуть в её бездонных глубинах. Возможно, даже переродиться – кто знает?
Оно не лгало, когда говорило в рубке о возможности примкнуть – некоторые души имели больший потенциал, чем просто стать пищей. Именно в таких, заманчиво-ненавистных, ярким огоньком тлела искра Первоистока, и просто погасить её считалось недостаточной наградой для одного из Его посмертных порождений. Куда приятнее втянуть свет в себя и сделать его отраженным, тусклым, навек замутнив чернотой запределья.
Испокон веков подобным ему были нужны человеческие орудия. Одни становились оболочками, послужив способом воплощения в мирах. Другие – прислугой, марионетками, без которых даже их вездесущей природе приходилось растрачивать слишком много силы. Не такие полноценные, как воплощения, и легко заменяемые, они все же играли свою роль в поглощении миров. Якоря, вроде мальчишки, помогающие закрепиться поначалу.
Оно, в отличие от многих сородичей, редко прибегало к многочисленным слугам. Проще воздействовать на умы смертных, заставляя их истязать друг друга, продуцировать желанные эмоции. Так произошло с первой командой – слишком податливыми оказались разумы астронавтов, слишком хрупкими перед сокрушающей мощью его влияния.
Одного за другим, оно поглотило их в утробе тьмы и переварило, оставив лишь кричащие во мраке голоса. Перерождать подобных казалось лишь бессмысленной тратой силы. Огромная, но все же не безмерная мощь требовала лучшего применения.
Миллер оказался иным. Слишком яркий, чтобы просто умереть, не умеющий сдаваться. Оно верило, что такой человек окажется небесполезен, когда корабль придет на Землю. Вейер – его уста, «Горизонт» – тело, но из Миллера могут выйти отличные руки.
Однообразное пожирание тоже утомляет, особенно если заниматься им целую вечность.
И сейчас существо, носившее имя тьмы, как и множество иных, звучных и бессмысленных титулов, которые давали ей за бессчетные эпохи, просто смаковало страх в преддверии неминуемой победы.
– Ты… – голос Миллера дрожал, но он все же встал. Хорошо – это ему понравилось, хоть яркий свет души глушил пряность страха. Но ничего, добыча, которая в последний момент начинает бросаться на хищника – еще один вид игры, которую оно ценило. Потому что итог все равно один. Смертные всегда проигрывают вечности. И любой бунт, любая тень надежды лишь делала последующее человеческое падение еще глубже и болезненнее, обновляя вкусовую гамму.
Почему не поиграть, пока истекает время?
– Да, – произнесло оно губами Вейера, его мягким голосом, с интонацией дружелюбия. Даже мертвая Клер не различила бы разницы – но достаточно взглянуть в глаза, отражавшие пламя, чтобы все понять. Впрочем, оно ведь не собиралось скрываться, не так ли? – Я здесь, реален и вездесущ.
– Я видел, как ты умер, – сказал капитан, и одновременно покосился через плечо. Как предсказуемо, но все же приятно, восхитилось оно человеческой наивностью. Пусть надеется, что успеет достать пульт. Пусть верит во что угодно, лишь бы не просто покорно ждал финала – на таких-то оно вдосталь насмотрелось. Проигрываемая человечеством борьба была торжеством над Первоистоком. Попыткой доказать, что все Его миры – ничто, как и населяющие их создания, в которые Он столь многое вложил.
– Вейер умер, – сказало оно, делая шаг вперед и заставляя Миллера пятиться. Кошка играет с мышкой, извлекло оно из разума человека образ, и довольно улыбнулось надетым лицом-маской. Да, так все и есть, смертный все правильно понял. Но уже ничего не изменит.
– Тогда кто же ты, черт возьми? – страх начинал сменяться злостью, и она горчила. Плохой привкус, следовало внести изменения в готовящееся блюдо.
– Я страх, – прошептало оно, окутывая себя тенями и пламенем, заставляя огни плясать в трещинах кожи. – Если ваш Бог был Всем, то я – Его отрицание. Не пустота, нет… обратная суть вашего убого восприятия реальности.
– Дьявол? Демон из ада? – по лицу Милелра тек пот. Страх возвращался, как возвращалось и его веселье.
– Нет, хотя меня называли и так. Ты слишком ограничен, чтобы понять. То, что вы зовете адом – лишь слово.
Оно не прозевало бросок, потому что ждало – когда человек подумает, что его собеседник опьянен речью. Только Миллер развернулся и бросился к пульту, как оно двинулось следом. Куда быстрее, потому что телом капитана руководили мышцы и потоки нейронных связей – а его плоть была лишь материализацией воли, мрака и чужой боли.
Рука Раймонда еще не коснулась пульта, как оно уже успело обхватить жертву за шею, легко оттаскивая в сторону. Сила капитана ничего не стоила против ставших неразрывными оковами рук Вейера.
– Вы придумали себе ад, – прошептало оно прямо в ухо, вдыхая страх и прижимая ладонь ко лбу вздрогнувшего Миллера, – но истина куда хуже. Смотри, что я есть!
Оно подтолкнуло его сознание, легко вырывая из тела. Понесло вперед, к грани мира, к охваченным пламенем вратам, позволяя зависнуть над непроглядной темнотой.
Позволяя видеть все.
***
СМОТРИ!
Рука Килпака взмывает над пусковой панелью рубки. Капитан улыбается, глядя на свой экипаж. Собирается сказать что-то одобряющее, когда свет гаснет.
Для первой полетной команды – навсегда.
Тьма. Провал реальности, куда падает «Горизонт». Пустота черной дыры, пожирающей свет.
Крики. Голоса. Вой.
Воронка кричащего звездного ветра, уносящего звездолет все глубже и глубже в запределье. Прижимающие к ушам ладони астронавты, бегущая по щекам кровь. Чужие голоса, крики мертвых и рев тварей, что извлекает из их страхов тьма. Они заполняют голову, разрывают сознание на мелкие осколки, раскидав их в черной бесконечности. Не собрать, не отыскать себя среди мрака…
Воронка завершается чем-то иным. Во мгле нет цветов, кроме черного, но это тьма жидкая. Вязкая. Липкая, словно болотная грязь.
Она охватывает корабль, увлекая в свои недра.
Недра её – вся вселенная. Иная, чужая вселенная, полная хаоса и таящихся в нем исполинов.
И один из них вместе с чернотой проникает вовнутрь.
СМОТРИ!
Он смотрит. Выбора все равно нет – раскаленная ладонь Вейера словно сплавила веки и брови, не давая спастись от болезненных ответов. Истина обжигает, как расплавленный свинец.
Восемнадцать душ утонули во мраке, и мрак этот живой.
Нагие тела корчатся на полу. Секс и боль переплетаются с желанием смерти. В безумной оргии одна нота вытесняет остальные. Отчаянье превыше всего. Люди Килпака понимают свою безнадежность, даже утонув в безумии.
Как бы они не мучили и не убивали друг друга, как бы не хотели насытить тьму – ей все мало. И смерть не станет избавлением, для них – не станет…
– Liberatis tutemet… ex infera…
Голосом Килпака говорит обитатель иного мира – существо, которому мало совершаемого зла. Оно голодает, вечно голодает, и в потусторонней тьме голод его становится проклятием для пожираемых миров.
СМОТРИ!
Корабль выпадает из безвременья в привычный космос – но вошедшая в него чернота не осталась по ту сторону мироздания. Она растворилась в металле и пластике, в титановых креплениях и венах кабелей. У «Горизонта» черная кровь и кровь эта поет безумию и голоду хвалебную оду.
СМОТРИ!
Обнаженная Питерс лежит возле парящей сферы, подернутой темнотой. Над её телом склонилось кошмарное существо – тварь с множеством полусгнивших детских ног и торсом ребенка. Денни склоняется, хищно вгрызаясь в породившую его утробу. На лице Ребекки застыла блаженная и безумная улыбка – и Миллер с ужасом понимает, что она не мертва.
Или мертва, но не обрела покой. Никто не обретает покой, когда рядом свернул свои кольца мрак.
СМОТРИ!
Подвешенный на крючьях под потолком Ди-Джей улыбается, разглядывая свисающие из разрезанного живота кишки. Проводит языком по лопнувшим губам и желтая слизь выступает вместо сукровицы.
– Бога нет… – шепчет задыхающийся от боли и прозрения травматолог. – Он умер, его давно нет…
СМОТРИ!!
Раймонд понимает, что его сейчас вырвет. И все же смотрит. Ад не дарует право неведения…
Тучи червей пожирают насаженное на стальной кол тело Смита. Острие, покрытое мутной кровью, возвышается из широко распахнутого рта. Глаза пилота смеются. Он все же отправился в свой последний полет – на пик экстатического сумасшествия, вечно парить над вселенной безумия.
СМОТРИ!
Нагие тела всюду. Полусъеденные останки прежней команды, в которых еще теплится жизнь, распяты на стенах и потолке, разбросаны по полу, плещутся в темном бассейне. Души не знают полного забвения. Всегда остается мельчайшая уцелевшая частица, которая помнит, видит все… и страдает.
Джастин кричит, безошибочно найдя капитана вырванными глазницами. Кричит Купер, чью кожу растягивают в разные стороны стальные крючья. Вопит Старк, обвитая колючей проволокой. Острые путы движутся, как питоны в сезон спаривания. Кровь льется в страшном ритме, шипы скользят, выискивая чувствительные точки тела: нервные узлы и эрогенные зоны. От криков, издаваемых навигатором, Раймонд сам мечтает о смерти…
Рука отпускает. Обессиленный, капитан падает на пол.
– Нет! – он думает, что кричит, но из горла вырывается лишь слабый стон. – Они не мертвы! Джастин… Куп… Хелен… ты дьявол!
С трудом, сквозь сотрясающие тело спазмы, сквозь холодный пот и слезы, Миллер поднимает лицо. Смотрит на улыбающегося монстра.
– Я не дьявол, – с дружелюбным терпением объясняет голосом Вейера чудовище. – Разве ты не понял, человек, что дьявол – лишь одна из моих масок? Я – страх в сердцах людей, тень за порогом неизвестности. Внутри звезд спят черные дыры, ожидая рождения. В каждом атоме дремлет тьма, частица той силы, что когда-то была всем. Бога давно нет, мой друг, и никогда не было дьявола. Есть лишь маски… и мы, носящие их. Первые, кто зародился во тьме и последнее, что увидит ваша вселенная.
Голос твари помогает собраться с силами. Предопределенность обещанного его команде конца толкает капитана оторваться от палубы. Требует напрячь мышцы. Действовать.
– А что до твоей троицы… они еще живы. Но это ненадолго, поверь мне…
– ДО ЗАПУСКА ДВИГАТЕЛЯ ОДНА МИНУТА – зачитывает подтверждение этим словам механический голос. Миллер думает о Старк и Купере, которые, наверное, уже с ума сходят от страха.
Внезапно вся дрожь уходит. Уходит все, кроме решимости.
Вейер с интересом разглядывает застывшего на полу человека, чувствуя в нем неожиданную перемену. Миллер резко распрямляется, несмотря на хрустнувшие мышцы и огнем обжегшую лодыжку. Сорвав с пояса отвертку, он наносит единственный удар, до упора всаживая её в шею фантома.
Вырывает оружие. Бьет вновь. И вновь. Отмечая новой атакой каждую секунду, которая падает в копилку вечности.
Глава 27 Возвращение домой
Это великолепно. Забавно. Освежает аппетит.
Человек пытался сражаться. Его удары пронзали плоть, отвертка входила глубоко в шею, пробила щеку. Густая черная кровь вытекала из ран.
Оно рассмеялось, легко перехватив очередной взмах. Сжало запястье Миллера, вывернуло кисть, наслаждаясь отразившейся на лице капитана болью. Окровавленное оружие упало на пол.
Человек так ничего и не понял. Он думал, что борется с материальным врагом, но тело Вейера, пусть и воссозданное наяву, все равно принадлежало иному миру. Оболочка являлась чем-то вроде тех кукол, которыми когда-то разыгрывались спектакли, надев на руки. Испытает ли рука боль, еще тряпичный покров куклы износился или даже развалился на части? Конечно, нет.
Времена прошли и люди этого мира играли в совсем иные игрушки, но оно не боялось показаться консервативным. Старые пути в сочетании с новейшими технологиями приносили щедрые плоды. Спасибо Уильяму с его кораблем.
– Мой черед, – улыбнулось существо, нанося резкий удар в грудь. Оно било ладонью, даже не кулаком, но капитан мгновенно скорчился и захрипел, закашлявшись. Сила воплощения могла поспорить с ударами бейсбольной биты.
Удар. Хруст ребер. Еще один – по лицу Раймонда заструилась кровь. Оно не хотело переборщить. Беспамятство не спасет Миллера от грядущей вечности, но уменьшит удовольствие лицезреть лицо капитана, когда они переместятся.
Тем более, лицо у него сохранится не так уж долго… как и тело.
Коротким пинком, сломавшим астронавту лодыжку, оно отправило Раймонда на пол. И напоследок еще раз пнуло – с такой силой, что астронавта проволокло по гладкой палубе пять ярдов.
Хорошо… как же хорошо причинять боль самому! Не просто превращать составные части звездолета в нечто, несущее смерть, не заполнять разум фантазмами потаенных страхов. Действовать. Наяву, обретя плоть, словно снизошедшее божество, несущее вечные муки и запредельные кары миру. Возглавить жертвенную оргию…
– ТЫ ВИДИШЬ?!! – закричало оно голосом ярящегося по ту сторону врат темного ветра. Обращая кошмары в явь, атакуя рассудок капитана новыми и новыми видениями. Насилуемая колючей проволокой Старк... облизывающий поднимающийся из собственной глотки кол Смит… мальчишка-паук, откусывающий сосок Питерс…
– ВИДИШЬ, ЧТО Я ЕСТЬ?!!
И внезапно торжество ушло. Ушла вся радость и предвкушение. Весь триумф пропал, когда оно поняло, куда именно последний удар отбросил Миллера. Вернее, рядом с чем он сейчас лежал.
И что сжимала его левая, непокалеченная короткой дракой рука.
Черный пластиковый коробок с горящим дисплеем, про который оно совершено позабыло, смакуя победу и тешась с добычей…
– …Вижу, – ответил он, уже не чувствуя боли. Лишь большой палец, вдавивший клавишу запуска, сохранил чувствительность. Все остальные нервы дружно устроили забастовку. Тело предчувствовало конец или же напротив, хотело насладиться моментом без всяческих ощущений перед грядущими муками.
Миллер не знал. Как и не знал, что его ждет.
Умрет ли он? Окажется вечной игрушкой этой силы? Узником преисподней, на котором оно выместит все накопившееся разочарование? Станет ли со временем таким, как Вейер, не выдержав пыток? Он ничего не знал, кроме того, что на другом конце корабля три человека. Двое бодрствуют, мечтая о сне, один спит, надеясь проснуться. И они верят в него.
Капитан уходит последним, старая заповедь, перенесенная с покоренных земных вод в негостеприимный космос. Его смутные сомнения оправдались, вселенная еще не готова открыть человечеству свои парадные двери. За уютной скорлупой Солнечной системы таились ужасы, которых не знал мир. Возможно, со временем кто-то отыщет иной путь, обходящий стороной таящееся под тонкой кожурой материи и времени иное пространство. Путь, который поведет людей, готовых понять истинную суть мироздания, а не несущих в космос свои земные заблуждения и пережитую боль. Путь не к безумию, а к свету…
Двадцать три заряда взорвались одновременно. Крик Вейера стал лучшим подтверждением выполненной клятвы. Он рад был умереть, хотел, чтобы пламя добралось и до хвостового отсека, но понимал, что от подобного исхода конструкторы корабля его защитили. Взрывная волна разделяла секции, а не уничтожала ядро. Значит, переход состоится с секунды на секунду.
Кольца магнитных полей окружили шар, замирая в едином стальном ряду. Сфера исчезла, сменившись вертикально повисшим колодцем мрака. Раймонд посмотрел во тьму – и там, среди криков и видений ада вдруг осознал, что одну вещь у него не сможет отобрать даже потусторонний хаос и беспрерывные пытки.
Осознание того, что спасенные жизни близких тебе людей всегда перевешивают собственную судьбу.
***
Острая, нестерпимая боль разрываемого на части корабля воплотилась в крике плавящегося металла. Центральная секция расцвела целой клумбой огненных, ярко-алых цветов, вздымающихся ввысь спиралей и падающих звезд. Взрывы, один за другим, обратили титановый сплав в груды огненного шлака, мгновенно остывающего на вакуумном холоде. Облака, как испуганные птицы, разлетелись прочь, и молнии стегали падающие обломки, словно стремились удержать их в своих электрических пальцах.
Сильный удар вставшей на дыбы палубы сбил с ног Купера. Он еще успел подхватить повалившуюся рядом Старк, смягчив падение – хотя собственный локоть мгновенно пронзил разряд боли. Перелом? Стиснув зубы, пилот пошевелил рукой, одновременно пытаясь понять, падают ли они или еще держат орбиту. Гравитация не отказала, но в любом корабле несколько генераторов, так что это никак не служит надежным показателем.
Однако наклонившийся пол не спешил превращаться в потолок, да и рука сгибалась как прежде. Центральный иллюминатор закрыт щитом герметизации, но оставались боковые. Убедившись, что Хелен в порядке, Купер бросился к ним, спотыкаясь на неустойчивой палубе.
Твердо встать на ноги, а не напоминать себе оседлавшего волну серфера, Финней осмелился, лишь, когда перед лицом оказался прозрачный металл. Хуже всего застать заполнившие все облака или огненную корону нарастающего трения – признак начавшегося падения.
Однако пространство вокруг занимали звезды. Одни только звезды сверху и сбоку своим вечным куполом окутывали пространство. Внизу простиралась море туч вечно бушующей планеты.
– Ему удалось, – прошептала Старк, ковыляя по неровному полу к противоположной стене. – Капитан справился…
Острая боль заставила пилота сжать кулак и беззвучно впечатать его в стену. Он еще не в полной мере осознал, что Миллера больше нет, но эмоции уже рвались по подготовленному последними сутками руслу. Смерть ходила все эти часы у каждого за плечом. В осознании, что Раймонд не успел выбраться, не скрывалось неожиданности.
Но боли – хватало с избытком. Капитан всегда воспринимался больше, чем просто начальник: сдержанный, уверенный в себе и надежный. Раймонд оказался отличным другом. И хотя даже Купер, позволявший себе массу фамильярности, знал черту, за которую не стоило лезть, астронавт никогда не сомневался, что это доверие взаимно.
Они были друзьями Раймонда, пусть он их так ни разу и не называл. А еще Миллер умудрялся оставаться в равной степени дорог для каждого, даже для неуживчивого Смита. Сколько же хороших людей потеряно из-за глупых амбиций Вейера…
– Смотри!
Крик Старк заставил его броситься по наклонному полу к иллюминатору, словно съезжая на лыжах по горному склону. Взрыв приподнял нос корабля – точнее, оставшейся части, – вверх, отправив его по инерции прочь от орбиты. Автопилот уже включился в работу. Малые автономные двигатели выплевывали вспышки ионной плазмы, стабилизируя курс на основании тех данных, что Финней внес в систему.
Выводя останки «Горизонта» на долгий путь к Земле.
Хелен протянула руку, помогая не упасть. Пилот оперся о стену, разглядывая творящееся под ними безумие. Там, среди похожих на падающие метеоры кусков металла, в самом сердце стягиваемых туч, паутина молний оплела массивный хвостовой зонтик. Вращающееся кольцо застыло, превратившись в громоотвод, двигатели задней секции погасли – но тучи, словно стая стервятников, неугомонно бросались на поверженный остов.
– Он… остался там? – спросил Купер, хотя прекрасно понимал, что никогда не получит ответа. Девушка промолчала. Хелен неотрывно смотрела на сжимающуюся пелену облаков, затягивающих оставленную взрывом рану в небосводе планеты.
И, глядя на молнии и сгущающуюся вокруг хвоста звездолета тьму, Финней понял, что предпочтет не знать правды. И со временем наверняка постарается убедить себя и, возможно, даже Старк, что капитан погиб в центральной секции. Взорвал себе в ловушке. Потому что иной вариант куда хуже и несправедливее по отношению к нему, к ним всем…
Оставшаяся часть звездолета вдруг засияла статикой пересекающих её поверхность разрядов. В сердцевине облаков появилось черное пятно. Слепой, мертвый глаз бури, от одного взгляда на который астронавты задрожали. Купер плотнее ухватился за стену, облегченно чувствуя под рукой опору. Чернота казалась непроглядной бездной, и он знать не хотел, в какие глубины она уходит.
Ядро, видно уцелело – остатки корабля, притянутые неведомой волей, рухнули в этот провал. Еще в полете они, сияющие и искрящиеся, набрали скорость, которую пилот даже не мог представить – за считанную секунду скрывшись в облачной пропасти. Финнею не требовалось заумных объяснений и научных лекций, чтобы понять, что иной конец темного тоннеля находится совсем не в атмосфере Нептуна или на его поверхности.
Чернота уходила куда дальше и глубже, чем могло осилить даже его воображение.
Последний разряд молнии пробежал по облачному слою. Тучи скрыли провал столь же быстро, как и уступили его мрачному величию. Пятно в небесной скорлупе закрылось, посветлело, и через миг атмосферные ветра вновь вернулись к своему неизменному течению.
Небо над безжизненной планетой приходило в себя. Буря окончилась…
– Он погиб ради нас, – сказала Хелен. Ему показалось, что девушка плачет, но глаза навигатора, воспаленные и запавшие, оставались сухими. Она умела справляться с болью, сколько Финней помнил. Наверное, собиралась и эту разместить где-то среди полочек своего сознания, среди утраченных друзей и безвозвратно потерянного спокойствия…
– Да… ради нас, – эхом откликнулся пилот. Купер знал, что надо ответить нечто более осмысленное. Капитан заслуживал лучшего прощания, чем эта банальная фраза, но в голову категорически не желали лезть никакие мысли. Астронавт слишком устал, запасы кислорода на пределе, а им еще нужно проверить курс и улечься в сон. Очень долгий сон…
– Пойдем, – потянул он за рукав девушку. Фраза все-таки нашлась, хоть и довольно корявая. Начитанный Ди-Джей справился бы лучше, но теперь предстояло обходиться без него. И без Питерс и Смита, лица которых мужчина сейчас видел в отражении иллюминатора. Они умерли, но он – нет. Лучший способ почтить их жертву – распорядиться полученным временем с наибольшей пользой.
Финней не знал, что расскажет на Земле и не закончит ли свою карьеру в психиатрической клинике. Но в любом случае об этом предстояло подумать после, когда их встретит команда других спасателей. Не подозревающих, в какое испытание для их коллег превратился заурядный вылет на сигнал SOS.
А пока – стоило поспешить.
– Он… хотел бы, чтобы мы выбрались и вернулись домой, – произнес Финней единственную пришедшую в голову мысль. – Мне нужна помощь, Хелен, проверим курс…
Это мой последний полет, про себя добавил Купер, стараясь не оглядываться на иллюминатор. Провал и останки корабля исчезли, но облака медленно удаляющейся планеты все равно вызывали страх. Вряд ли он хоть раз рискнет сесть за штурвал – похоже, в этой профессии предел достигнут. Но все равно, лучше уж так, чем вновь думать, сидя за штурвалом, не разорвется ли где-то перед ним вакуум, обнажая свое кромешное нутро. Не выскользнет ли похожая на зонтик корма «Горизонта», заполняя эфир звуками птичьих крыльев, человеческого крика, агонии мертвецов и мягкого, шепчущего голоса Вейер.
Или капитана Миллера.
***
Холодно.
Сны её холодны, как космос по ту сторону обшивки. Старк хочет поежиться, размять затекшее тело, но мышцы, скованные гиперсном, не способны даже на это простое движение. Минимум усилий... но и он ей недоступен.
Девушке ничего не должно сниться, полет протекает в безвременье, но в этот раз что-то пошло не так. Какая-то часть сознания совершает невозможное и остается бодрствовать. Вопреки сну, препаратам и стабилизирующей жидкости.
Хелен никак не может погрузиться в забытье. Скользит на его водах, иногда ныряя с головой – но вскоре вновь поднимается к тонкой грани осознания. Не пробуждение, лишь его тень. Дремота, наполненная воспоминаниями. Кишащая снами.
В этих снах она бежит по лабиринту коридоров, вновь и вновь сворачивая на тупиковый маршрут. Бежит от бесформенной и страшной тьмы, которая вкрадчиво, мягкими тигриными прыжками держится на расстоянии пары шагов. Мрак дышит в затылок, навевая видения распятых бабочек, многокрылых птиц, и рук, перевитых колючей проволокой. Тумана, в котором бродят чудовища.
Иногда темнота окутывает её целиком и тогда Хелен начинает кричать во сне. Тело хранит неподвижность и молчание, но полубодрствующее сознание каждый раз пытается сбросить оковы и достучаться до приглушенных нервов и мышц.
Тщетно – сон нерушим. Автоматика капсулы лучше знает, сколько нужно держать в своих объятиях вверенное попечению хрупкое органическое тело. Компьютерный мозг не беспокоят чужие кошмары. Или, возможно, он с интересом следит за их течением.
Капсула, как и все в головном отсеке, принадлежит «Горизонту». Расчлененному, лишенному сердцевины, но все же «Горизонту». От этого девушка мечется во сне, пусть и сохраняя телесную неподвижность.
Она боится пробуждения, хоть и стремится к нему. Боится, потому что уже усвоила, что реальность оставляет позади самые жуткие кошмары.
Дни идут, и сны сменяются снами. В них навигатор сидит на мостике чужого звездолета и видит всю свою команду, подсвеченную синими мерцающими огнями. Застыл в кресле Ди-Джей, и распоротые внутренности комом вывалились на колени. Улыбка Питерс напоминает оскал сумасшедшего, и под столом стучат её ноги… её множество ног, будто выбивая дробный дикарский танец. Танец паука, опутавшего сетями доверчивую муху.
Обгорелый труп выводит корабль на курс и череп с вытекшими глазами скалится, повернувшись к ней. Смит продолжает держать штурвал даже после смерти.
Она оборачивается, чтобы посмотреть на капитана, но человек в кресле командира лишь довольно усмехается, покачивая головой. Его слепые, пустые глазницы сочатся кровью, и пряный запах, словно болотный туман, заполняет рубку.
– Мы летим домой, моя дорогая, – говорит Вейер, указывая куда-то вперед. Хелен следует взглядом за его окровавленными пальцами и видит увеличивающийся на центральном иллюминаторе шар. Земля, окруженная стайкой мотыльков-станций и звездолетов. Еще не ведающая, что осколок царства смерти мчится к ней по прямой траектории.
– Уже скоро вернемся… – почти мурлычет ученый, взявший на себя роль капитана. – Я познакомлю их с Клер… и они полюбят её, как полюбят и мир без смерти. Мир, где никто не умрет… как бы сильно об этом не мечтал.
Рука опускается на плечо, и девушка вздрагивает. Потом приходит облегчение – черный цвет кожи говорит, что это либо Купер, либо Миллер, и она поворачивает голову…
… чтобы, захлебываясь кашлем, рухнуть на пол.
Жидкость, превратившаяся в вязкую слизь, сползает с тела. Дрожь сотрясает навигатора, и холодный пол кажется раскаленной плитой после долгих недель гиперсна. Яркая лампа вспыхивает рядом с лицом, заставляя зажмуриться. Свет режет отвыкшие глаза.
– Все в порядке, не торопитесь, – чей-то приглушенный шлемом голос доноситься слева, но Старк не может различить его обладателя. Грузная фигура, укрытая скафандром поддерживает её под локоть, но пока что все, на что девушка способна – стать на колени. Голова кружится, легкие с жадностью вдыхают долгожданный кислород.
– Вы меня слышите? Можете кивнуть, если понимаете?
Она опускает голову. Кивок вышел похожим на попытку потерять сознание, и вторая рука тут же обнимает её за плечи.
В глазах постепенно светлеет. На заднем фоне проступают очертания полутемного отсека. Второй одетый в скафандр человек, что-то разглядывает в коридоре, подсвечивая фонарем. Хелен видит привлекшую его интерес находку – выломанный люк медицинского отсека. Вспоминает крючья над диагностическим столом, и новая волна кашля сжимает гортань.
Тело словно пытается избавиться не только от длительного стазиса, но и от болезненных воспоминаний. Но девушка понимает, что теперь подобное невозможно. Отныне и навсегда, «Горизонт» всегда с ней.
Но сейчас – лучше всего побыстрее уйти. Где-то сзади звучит голос Купера, разговаривающего еще с кем-то невидимым. На плече помогающего ей астронавта она различает логотип «Олимпа» – увенчанная короной Земля.
Хелен переводит глаза на шлем, морщась от света головного фонаря, и спасатель тут же отключает его. Но почему лицо незнакомца скрыто защитной темной створкой? Обычно их надевают при космической сварке… может, пришлось вскрывать люк резаком?
Мысли вновь возвращаются в привычный ритм – анализируют, рассылают команды по начавшему приходить в себя телу. Хелен пытается встать, опираясь на чужую руку.
– Послушайте, нужно выбираться отсюда, – слова хриплые, чужие. Язык едва ворочается, словно у пьяной. Внезапно ладонь скользит по перчатке, соприкасаясь с чем-то липким.
Девушка поднимает кисть к лицу, и терпкий запах воскрешает в памяти все сны долгого маршрута. И всю явь.
Перчатка астронавта измазана свежей кровью.
– Что…
– Ничего страшного, – приглушенный голос обретает знакомые нотки. – Бояться нечего, моя дорогая… вот мы и дома.
Щиток поднимается, и покрытый каллиграфическими порезами Вейер с улыбкой смотрит на Хелен. Второй астронавт приглашающим жестом показывает в сторону медицинского отсека. Звенят крючья, словно детская погремушка, звук легко проникает через разделяющие их стены. Спутник Вейера подходит ближе. Темнокожее, безглазое лицо страшно знакомо, но Старк не хочет признать это сходство.
Она подается назад. Падает на спину, пытается отползти, заходясь криком и глядя то на одного, то на другого. Уильям, с улыбкой и своим извечным извиняющимся пониманием во взгляде, надвигается, и второй…
… Миллер…
разводит руками, ухмыляясь с гримасой притворного сочувствия.
– Поначалу адски больно, – доноситься голос капитана, не потерявшей прижизненной уверенности. – Но ты скоро научишься наслаждаться, когда вновь станешь частью команды. Мы ждем тебе, Хелен…
Рука опускается на плечо, извлекая из горла Старк новый вопль…
Эпилог
Девушка билась так сильно, что Джейсон и не заметил, как у него из рук выбили первую ампулу. Её темнокожий приятель, плотно прижимая к себе руки этой сумасшедшей, пытался докричаться до незнакомки. Впервые на памяти сотрудников спасательной команды станции кто-то испытывал такой шок после выхода из гиперсна.
- Старк, мы дома! Все хорошо, Старк!!! – вновь и вновь звал второй выживший, но безумная не понимала ничего. Джейсону хватило одного взгляда на её лицо, вздутые мышцы и движения, чтобы понять, что сейчас она переживает какую-то жуткую галлюцинацию. Возможно, сражается за свою жизнь.
Черт, что здесь вообще произошло?
Доставая вторую ампулу и заряжая её в медицинский пистолет, он успел еще раз оглядеть странный отсек. Мария склонилась над третьим выжившим, которого так и не решили вытаскивать из капсулы – слишком серьезные раны показывала поверхностная диагностика. Нужно срочно транспортировать спящего мальчишку в хирургическое отделение, и Конрад уже побежал встречать у выхода медиков. Но Джейсона волновало не это. Он уже успел заглянуть в медицинский отсек, привлеченный снесенным люком, и увиденное там никак не отпускало.
Над одним из столов свисало нечто, вполне достойное именоваться пыточным инструментом. Кто-то впаял длинные отрезки хирургической лески в потолок, свернув крюком их концы, отчего они напоминали рыболовные спиннинги. Причем таких «спиннингов» было не три, и не десяток, а, по меньшей мере, сотня. Хорошо еще, что все они отливали в свете фонаря стерильной чистотой, а то он бы не знал, что подумать.
Можно списать галлюцинации на недостаток воздуха – когда на «Олимпе» заметили обломки, в коконах гиперсна уже почти вышел кислород. Но, судя по леске, что-то на редкость паршивое творилось здесь и до того, как выжившие погрузили себя в полетный анабиоз.
Странные обломки - полный размер звездолета выходил по пропорциям просто исполинским, таких не строили. Восемнадцать капсул, из которых только три заполнены. Раненый мальчишка. Сумасшедшая девушка по имени Старк.
Но он был обычным спасателем, и не хотел знать деталей. Все, за что платили Джейсону – это делать свое дело и вытаскивать людей из опасных ситуаций, а не вести расследование. Однако сейчас, всаживая шприц-пистолет в плечо девушки и нажимая на спуск, астронавт подумал, что, возможно, стоило прислушаться к тому, что она вопила.
- Надо отсюда уходить, - Мария была того же мнения, хотя руководствовалась явно иными причинами. – Мальчика необходимо срочно вывозить, что там Конрад копается? Где медики?
Лекарство начинало действовать – Старк ослабела в объятиях мужчины. Тот продолжал её укачивать, словно ребенка, бормоча одно и то же.
- Мы дома… все в порядке…
От этой фразы – сказанной, судя по тону, не просто для успокоения, по спине Джейсона пробежали мурашки. Темнокожий и сам, похоже, на грани того, чтобы устроить истерику. Нет, к дьяволу тайны этого судна. Поскорее сдать странных выживших врачам и вернуться в свою секцию-комнату.
- Эй! – вдруг вскрикнула рация голосом Конрада. Джейсон забыл отключить внешний динамик, и спасенный мужчина вздрогнул от этого окрика, еще крепче сжимая свою бредящую подругу. – Что за дела? Кто у вас там шутит?
- В чем, черт возьми, у тебя там дело? – спросила Мария, вне себя от задержки. – Нам срочно нужен реанимационный бокс…
- Здесь он, врачи вместе со мной… вы зачем задраили люк? Мы войти не можем…
В отсеке наступила тишина. Мужчина больше не пытался успокоить Старк, лишь мелко дрожал, опустив голову ей на плечо. Девушка уже спала – введенная доза седативного действовало быстро.
Джейсон, ничего не понимая, выглянул из отсека, посветил фонарем – люк действительно плотно задраен, хотя он ясно помнил, что оставлял его нараспашку. Более того, почему они не услышали, когда он закрывался, если находились буквально рядом?
- Скажите, люди, - вдруг заговорил спасенный, странно улыбаясь – с каким-то отчаяньем и безнадежностью во взгляде. – А вы верите в дьявола?
Свет погас.

«Солоно золото крови твоей,
Шепот теснится в ушах.
Замерло время у крепких дверей,
Тяжек последний шаг.

Знай, что сомнений твоих маета -
Демонам блюдо на пир.
Сделай свой выбор, открой Врата!
Открой, впусти меня в мир!

Ветер холодный ударит в лицо,
Но ты уже выбрал - шагай!
Пальцы сжимают дверное кольцо,
Ну так тяни иль толкай!

Двери и ты. И вокруг пустота.
Звенит, прогибаясь, эфир.
Сделай свой выбор, открой Врата!
Пусти меня в этот мир!

Скоро закончится время живых,
Воле положен предел.
Мертвые боги в руинах своих
Ждут тех, кто силы хотел.

В прошлом метания и суета,
Нынешний миг - фронтир.
Шаг за тобой. Пред тобой Врата.
Впусти в меня этот мир». (с)
Конец