Документ "Ж" (сборник) [Константин Дубровский] (fb2) читать онлайн

Константин Дубровский

Д О К У М Е Н Т «Ж»

Содержание:

Документ «Ж»

Третий на связь не вышел

Конец Ядовитого Мну

Литературные киносценарии

Сказка сказок

Венецианская новелла раннего Разложения

Песнь о Гайавате

Рукопись, найденная в Сарагоссе

ДОКУМЕНТ «Ж»

ПРЕДИСЛОВИЕ К РУССКОМУ ИЗДАНИЮ

В основу настоящей книги легли события недавнего прошлого и недалёкого будущего. Книга написана в жанре политического детектива. Имена, телефоны и суммы вымышлены. Предназначена для широкого круга хорошо подготовленных читателей и работников органов безопасности.

Авторский перевод с чешского В. Б. МОСЕЙЧУК.

Иллюстрации и фотографии настоящие.

Отзывы о книге не принимаются.

Глава 1

ПОЛКОВНИК ПИВОНЬКА

Аккуратно сложив газету вчетверо, капитан Йозеф Млынарчик откусил от неё уголок, развернул и с удовольствием отметил, что в центре появилось отверстие, равное по диаметру его левому глазу. Йозеф Млынарчик сидел в гидропеде, на расстоянии десяти метров от плавучего бара и изображал купальщика, будучи, однако, в сером прорезиненном плаще, накинутом поверх плавок. В плавках таинственно поблёскивал семизарядный «магнум».

Тёплое августовское солнце и морской воздух сыграли злую шутку с Йозефом: вместо того чтобы вести визуальное наблюдение за посетителями плавучего бара, он начал размышлять, зачем это нужно и мечтать о смене.

«Товарищи! Смены не будет» — вспомнилось ему из кинофильма «Павел Корчагин», и Йозеф Млынарчик совсем загрустил.

— Дядя, давай играться, — неожиданно предложил ему румяный карапуз лет семи, плавающий рядом с гидропедом в шине от троллейбуса.

— Не шали, мальчик, — ласково ответил Йозеф, но мальчик достал из-за спины водяной пистолет и сильно брызнул в висок капитану.

— Карлик! — теряя сознание подумал Млынарчик и упал в воду.

— Товарищ в сером плаще, немедленно вынырните, вы подвергаете свою жизнь опасности, — раздался мегафонный голос со спасательной станции, и следом вылетел катер с группой ОСВОДа.

Через час на стол полковника Пивоньки легла докладная записка:

«Довожу до вашего сведения, что в 12 на глубине 5 метров обнаружили нашего сотрудника Млынарчика без признаков интеллекта и жизни. Тело было направлено на судебно-медицинское освидетельствование, которое установило, что смерть — это штука сложная, но в данном случае она посетила Млынарчика в правый висок в виде струи концентрированной соляной кислоты, выпущенной под давлением 150 атм. В результате контакта последней с веществом головного мозга образовался нерастворимый конгломерат, который привёл Млынарчика к утоплению».

Пивонька задумчиво почесал щёку и надавил на селектор.

— Божена, пригласите ко мне руководителей поисковой группы и группы захвата.

Все расселись вдоль стены. Полковник Пивонька начал медленно багроветь и выгибаться. Когда цвет его лица перестал отличаться от вымпела ЦК профсоюзов, он страшно закричал:

— Позор джунглям!!! — и ударил по столу глобусом.

Присутствующие офицеры вжались в стулья. Однако полковник неожиданно быстро успокоился, с аппетитом скушал таблетку и сказал:

— Бараны! Приказываю слушать и не делать никаких записей. Итак, на прошлой неделе во дворце спорта был найден вмороженный в лёд старший тренер наших хоккеистов Любомир Букач. Чепуха! У нас будет ещё 300 Букачей, дело не в этом. Под шлемом Букача был найден план работы отдела стратегической биофизики, известный как документ «Ж». В плане не хватает 10 страниц...

В углу среди офицеров раздался голос:

— Ж-10 — убил!

Там играли в морской бой.

— Капитан Штроугал, что я только что сказал? — сквозь зубы спросил Пивонька.

— Победа будет за нами! — не моргнув глазом, ответил капитан, глотая бумагу с кораблями.

— Молодец! — сразу успокоился полковник и продолжал: — Не хватает тех самых страниц, где описана методика получения разумного грызуна на базе водосвинки. Разумная водосвинка нечувствительна к ионизирующей радиации и нейтронному оружию, владеет всеми видами восточной борьбы, неплохо стреляет и кушает, умеет нравиться женщинам. Но не это самое страшное! Разумная водосвинка внешне как две капли воды похожа на жителей Южной Чехии. Выявить грызуна помогает только укол вилкой, при котором раздается крик «Куи-и».

Из группы офицеров моментально раздался крик «Куи-и!»

— Кто кричал? — заорал Пивонька. — Встать!

С первого ряда встал техник-криминалист Говласа и объяснил, что кто-то подложил на стул кнопку.

— Твоё счастье, — прорычал Пивонька и продолжал: — Нашему управлению предстоит нелёгкая задача — найти похищенный документ «Ж» и предотвратить серийный запуск грызунов на нашу территорию. Даю вводные данные. В настоящее время на территории Чехии действуют три наиболее крупных западных группы. Это группа посольства Алвазии, возглавляемая опытнейшим Крокси, группа «Внешпосылторга» во главе с Ядвигой Хаверчук и, наконец, представители ассоциации туристов из жарких стран под управлением негра Мсяо. Какие будут соображения у руководителей групп?

Полковник Пивонька хватанул из графина и приготовился слушать.

— Разрешите? — сказал начальник глобальной контрразведки майор Лоух и уверенно подошёл к карте мира.

Говорил он в течение получаса и закончил свою речь словами: «Для того и существует полевая кухня».

— Конец тайной войны! Ваша карта бита! Ставки сделаны! Ошибка резидента! Их знали только в лицо! — быстро затараторил командир камикадзе капитан Распопов по кличке Афидрарий. Затем он принялся доказывать теоретически, что необходимо объявить войну Монголии. Его с трудом усадили и дали леденец.

— Предлагаю войти в личный контакт с группой Ядвиги Хаверчук и внедрить в неё своего человека, — сказал капитан Штроугал, хрустя портупеей.

— Дельно, — прохрипел Пивонька, — кого предлагаете внедрять?

— Предлагаю себя, — решительно ответил Штроугал, — я оправдаю оказанное мне высокое доверие

— Решено. Придумайте себе легенду и действуйте. Кто будет внедрён в группу опытного Крокси?

— В группу опытного Крокси будет внедрён опытный Распопов, — пошутил Говласа.

Распопов с ненавистью посмотрел на техника.

— А что, — сказал Пивонька, — мысль свежая и оригинальная. На него не подумают. Капитан Распопов, вы готовы?

— Прошу считать меня каратистом, — твёрдо сказал Распопов и резко стукнул Говласу по позвоночнику.

Говласа часто заморгал и сложил губы трубочкой. После второго удара в то же место Говласа написал рапорт на имя Варшавского договора и потерял сознание.

— Прекратите драку, — приказал Пивонька. — Итак, готовьте легенду и отправляйтесь к Крокси. В случае успеха вас ждёт значок, медаль, орден и приличная пенсия.

Бледный Распопов, пошатываясь, вышел из комнаты.

— И последний вопрос, — весело сказал Пивонька, — кто обезвредит негра Мсяо?

Давно очнувшийся Говласа снова потерял сознание. В дальнем углу поднялся молодой и горячий лейтенант Корейчик.

— Молодец, — одобрительно сказал полковник, — я в твои годы тоже бывало...

Тут полковник вспомнил, как в свои годы он работал секретаршей в гестапо со всеми вытекающими отсюда последствиями и покраснел. «Зато партизаны получали данные из первых рук», — подумал полковник и вслух сказал:

— Да, в ваши годы я бросался под танки со связками гранат и уничтожал живую силу противника при наличии патронов.

Все захлопали. Говласа снова очнулся и засвистел.

— Секретное задание считаю закрытым, — объявил Пивонька. Офицеры шумно задвигали мебелью, достали сигареты и двинулись к выходу. По пути к выходу они тщательно ощупали секретаршу полковника и убедились, что она по-прежнему хороша. Выйдя на улицу, они разделились на две группы. Первая группа отправилась домой сочинять легенду, а вторая отправилась предаваться самому низменному в кабачок «У отворота», что в Нуслях. Один лишь полковник Пивонька задумчиво докуривал у окна тридцать вторую пачку сигарет и в его седой твёрдой голове постепенно складывался план операции.

Глава 2

КАПИТАН ШТРОУГАЛ

В три часа ночи капитан Штроугал медленно вылез из холодной ванны. План внедрения в иностранную агентуру был готов. Штроугал развалился на кислородной подушке и начал вспоминать детали. «Я не Франтишек Штроугал, а совсем наоборот. Я представитель фирмы «Моника Рекордс» Оярива Ярива, агент по продаже недвижимой продукции. Родился в 1947 г. в семье индейца сиу. Детство в резервации. Потом борьба за права индейцев. Тюрьма Синг-Синг. Электрический стул. Полная слепота. Идиотизм. Уникальная операция на деньги индейцев. Стопроцентное зрение, гибкий ум, твёрдый член. Высшее техническое образование в Падуе. Холост. Собираю сушёную рыбу».

Штроугал резко вскочил с дивана и молниеносно провёл серию ударов всем телом по соломенному чучелу. «Могу» — удовлетворённо подумал капитан и набрал телефон горсправки.

— Дайте, пожалуйста, телефон фирмы «Внешпосылторг».

— А зачем вам? — грубо поинтересовался низкий женский голос.

— То есть как зачем? Я капитан Штроугал! — растерянно ответил Франтишек.

— Тогда слушай внимательно, Штроугал: если ты ещё раз в 3 часа ночи позвонишь в горсправку, я пришлю тебе свою фотографию.

— Спасибо, — автоматически ответил капитан.

— Не за что, — ответили на другом конце провода, и в трубке раздался шум уходящих газов.

«Пойду без звонка», — решил Штроугал и забылся тяжёлым сном.

Утром, одетый в белую чесучовую пару, с золотым моноклем, Штроугал давил на звонок красивого двухэтажного дома с табличкой «Внешпосылторг». Дверь приоткрылась.

— Чеки есть? — опросили из-за двери.

— Один к двум, — ответил Штроугал.

— Как здоровье Юзефа? — снова спросили из-за двери.

— Спасибо, ему уже лучше.

Дверь открылась шире и Штроугал вошёл в дом. Пожилой привратник был старым агентом разведки, завербованным в фирму ещё в 1905 г.

— Где мадам? — быстро спросил капитан.

— В ванной, — ответил привратник, — но будьте осторожны — мочалка заряжена разрывными.

Штроугал подошёл к двери в ванную. Из неё раздавалась старая солдатская песенка: «А для тебя, родная, есть рыба заливная...» Штроугал быстро снял костюм и плавки, надел украшение из перьев и зашёл ванную. Из воды торчала труба перископа.

— Здравствуйте, — обращаясь к трубе, сказал капитан.

Рядом с перископом вынырнула красивая голова Ядвиги Хаверчук.

— Кто такой? Почему в перьях? Зачем пришёл? — быстро опросила она капитана, манипулируя мочалкой.

Штроугал спокойно ответил, что зашёл потому, что думает лучше познакомиться с мадам Хаверчук, если будет ходить к ней в гости. Свою речь он закончил словами из американского боевика, который смотрел в детстве: «Бледнолицая женщина будет курить вот эту трубку мира!» Мадам Хаверчук сразу нырнула, и Штроугал, с трубкой мира в руках, в волнении забегал по ванной воинственно улюлюкая.

Через полчаса из воды вышли шесть мужчин в серых плащах и широкополых шляпах.

— Лучший индеец — мёртвый индеец! — сказал старший из них и попытался нанести Штроугалу страшный удар в печень. Капитан легко сломал ему руку и бросился к выходу.

Засвистели ножи и гантели.

— Живьем брать, не повредите кожу, — доносился откуда-то голос Ядвиги Хаверчук, и потный Штроугал с ужасом вспомнил, что она была таксидермисткой.

В это время об его голову разбился аквариум. Глаза капитана мгновенно залепили перепуганные бодяги. Штроугал наугад ударил ногой и снёс лицевую часть черепа агенту 1905 г. Ещё два удара принял на себя шкаф из красного дерева и разлетелся на миллионы осколков. Капитан освободился от бодяг и, размахивая торшером, бросился в комнату с документацией. Тут за его спиной раздался спокойный голос:

— Руки!

Штроугал быстро оглянулся. Вдоль стены стояли 25 человек в шляпах во главе с Ядвигой Хаверчук.

Через 10 минут капитан сидел в жестяном тазу на газовой плитке и отказывался отвечать на вопросы

— Ты зря упорствуешь, Штроугал, — говорила Ядвига, — это провал.

— Я не Штроугал, — глупо врал капитан, хотя только что вспомнил, что на плече у него есть юношеская татуировка «Штроугал Франтишек — мудак!», которую ему во сне сделали друзья по военному училищу.

«Иду на трюк», — решил капитан и сказал:

— Мне необходима информация о пропавшем документе «Ж». В обмен на это мы разрешим вам свободный выезд из страны и беспошлинный вывоз продукции.

— Ты глуп, Штроугал, — ответила Ядвига, — моя организация не интересуется стратегической документацией. Ты попал не по адресу, глупый индеец. Но твою ошибку я исправлять не собираюсь. Скоро ты превратишься в подушечку для иголок.

Ядвига залила Штроугала рассолом и добавила огня. «Глупо, — прикидывал капитан, плавая в укропе, — ещё не всё потеряно». Путём искусственного аутогенного импульса он отключил у себя все жизненно важные функции и впал в состояние «намаз». Вода закипела. Нашпигованный чесноком и тмином Штроугал казался законсервированным.

Ночью капитан резко напряг мышцы тазового черепа. Банка лопнула, и ароматный капитан выпал наужу. Пробравшись на цыпочках в комнату Ядвиги, он тихонько влез к ней под одеяло, зажал рот локтем и по-молодецки заехал. Ядвига попыталась закричать, но потом справедливо решила, что с этим можно повременить и занялась делом.

— Франтишек, я тащусь на тебя! Давай уедем в Боливию! Плюнь на документ «Ж», — громко шептала Ядвига в ёмкое ухо капитана. Влюбчивый Штроугал даже прослезился, но, вспомнив суровое лицо полковника Пивоньки, подавил оргазм и стал по стойке смирно.

— Ядвига, скажи честно, ты не брала документ? — поглаживая шпионку по животу, снова спросил капитан.

Ядвига в контакт не вступала по причине наступившего пароксизма довольства и настойчиво продолжала тянуть Штроугала обратно.

—Не могу, приду завтра, — твёрдо пообещал капитан и открыл окно.

«До земли метров 30», — прикинул он и улыбнулся. На учениях он легко прыгал с 50-ти метровой вышки, раздувая шейный парус и межпальцевые перепонки. Уже в воздухе он услышал предостерегающий крик Ядвиги: «Не делай этого — газон заминирован!» «Гонит! — уверенно подумал Штроугал, продолжая полёт.

Взрыв силой в 2 мегатонны был слышен далеко за пределами Праги. Район, прилегающий к особняку «Внешпосылторга», реставрировать не удалось. Тело капитана Штроугала не обнаружено.

Одна нить была обрублена.

Глава 3

КАПИТАН РАСПОПОВ ПО КЛИЧКЕ «АФИДРАРИЙ»

В то время, когда неосторожный Штроугал медленно распадался на средние молекулы, капитан Распопов пил пиво. Он сидел напротив посольства Алвазии на веранде, с глазами мороженого судака и тосковал. Внедряться в группу опытного Крокси ему совсем у хотелось. Легенду для себя он не придумал и надеялся на импровизацию. Допив шестую кружку, он рассчитался с официантом показом своего служебного удостоверения и толкнул массивную дверь посольства.

В холле никого не было. Распопов уселся в кресло и стал наблюдать, как спариваются волнистые попугайчики.

— Интересуетесь? — раздался за его спиной приятный баритон.

Распопов покраснел и обернулся. Перед ним стоял чрезвычайный и полномочный представитель Алвазии в ЧССР, опытный агент и дипломат Крокси, на лице которого во время 1-й мировой войны сгорели фугасный заряд и командир батареи.

— Интересуюсь, — ответил Распопов, — но больше рыбками.

Длинноногая секретарша с псевдоточёными ногами подкатила столик с напитками.

— Виски, джин, кьянти? — вежливо потчевал Крокси.

— Благодарю вас, я пью только водку, — выпивая штрафную, ответил Распопов и подвинул поближе бутерброд с омаром.

Крокси медленно тянул «Стругураш» и изучал Распопова.

«Изучай, мне не жалко», — подумал Афидрарий, приступая ко второму графину.

— А кто вы собственно такой? — вдруг спросил Крокси и потряс колокольчиком.

На звон колокольчика в комнату зашёл ручной медведь-гризли, натасканный на людей, и стал за креслом Распопова. «Чепуха, — подумал Распопов, — я не боюсь гризли», а вслух сказал:

— Уберите эту мохнатую мондавошку, Крокси. Я Президент острова Фатухиаа.

— Странно, — удивился Крокси, — только вчера по радио передали, что президент острова Фатухиаа умер от слоновости.

Распопов машинально выпил вазу кьянти и уверенно сказал:

— Ваза — это специальная ёмкость для установки растений в воду. — Потом он задумчиво посмотрел на Крокси и спросил: — Вы за кого меня принимаете?

— Я вас принимаю за контрразведчика Распопова, — вежливо ответил Крокси и сказал медведю: — Гурам! Взять! Съесть! Переварить! Нагадить! Размазать и забыть!

Глупый гризли бросился на капитана.

— Я тебя сам съем, — крикнул капитан и молниеносным движением перегрыз медведю горло. Мишка сдох.

— Повторяю вторично, — кушая сырую печень, сказал Распопов, — я людоед с острова Фатухиаа. Слухи о моей смерти — это дело рук ЦРУ.

Крокси задумался.

— А почему у вас служебное удостоверение капитана Распопова?

— Враги подкинули, — не моргнув глазом ответил Распопов.

— Бывает, — вежливо согласился Крокси и снова позвонил в колокольчик.

В комнату вошёл знаменитый в Алвазии палач-расчленитель Евстахий Пехлеваниди и вопросительно посмотрел на Крокси.

Распопов перестал есть и заволновался.

— Так-так, вы не хотите говорить правду, я вынужден передать вас в добрые руки Евстахия. Если вспомните что-нибудь из своего прошлого, то нажмите на кнопку, — с этими словами Крокси вышел из комнаты.

— Водки выпьешь? — спросил Распопов у садиста и, не дожидаясь ответа, налил до краёв.

Евстахий Пахлеваниди выпил и захрустел позвоночником медведя.

Потом они выпили за женщин, за здоровье, за скорейшую победу над СПИДом, за мудрого Крокси и вечером надавили на кнопку.

Войдя в комнату Крокси очень удивился: Еастахий и Распопов сидели на шкуре медведя и пели нацистские песни.

— О! Майн либер Августин! Августин! Августин! — орал Евстахий, и крупные слёзы катились по его волосатому лицу.

Распопов нежно гладил палача по голове и разговаривал сам с собой: «Несомненно, — говорил он, — в этом случае... во всех случаях... эта система... да, системная систематизированная система… требую суда военного трибунала... простите голубчик, но вы дурак». Тут он наконец заметил Крокси и сказал:

— Товарищ шпион — отдайте бумаги!

— Вы о чём? — спросил Крокси, медленно пятясь к выходу.

— Сам знаешь, — ответил Распопов, — где документ «Ж»?

— Не знаю, — удивился Крокси, — а что это за документ?

— Не твоё собачье дело, — закричал Распопов и начал обыск.

— А ордерочек, простите, у вас имеется? — ласково спросил Крокси у капитана.

— Не мешай! Убью! — уклончиво ответил Распопов и начал обдирать обои.

— Учтите, я буду жаловаться правительству моей страны.

— Не успеешь, — кряхтя ответил Распопов.

— Это почему? — спросил Крокси.

— А потому, что если ты не отдашь мне документ «Ж», я тебя ломтями настругаю.

— Да не брал я никаких документов, — заорал Крокси, — не брал! У меня другой профиль, я специалист по промышленному шпионажу!

От крика Крокси проснулся Пехлеваниди и, увидев беспорядок в комнате, рассвирепел. Он отломал от стола массивную дубовую ножку и бросился на присутствующих.

— Делай раз! — скомандовал сам себе Распопов и выпустил в Евстахия обойму.

Евстахий упал головой в камин и моментально обуглился.

Крокси вытер потный лоб и сказал:

— Ловко вы его.

— Достигается упражнением, — ответил Распопов и добавил: — Ну чего киксуешь? Где документ «Ж»?

—Это издевательство! — завизжал Крокси. — Я не брал никаких документов! — Тут он стал биться головой об угол шкафа и бубнить: — Я не брал документа «Ж», у меня всё хорошо, здоровье наше в порядке, приезжайте к нам ещё!

Распопов продолжал обыск. В нижнем ящике стола он нашёл забавные порнографические открытки ещё времён второго Интернационала и занялся их изучением. Крокси тихо выскользнул из комнаты и снял трубку домофона.

— Гуго! Бери всех и поднимайся ко мне. Готовность № 1.

Через секунду все телохранители посольства стояли перед Распоповым с гранатомётами, пушками и ружьями. «А вот это — провал, — думал Распопов. — Прощайте товарищи, все по местам. Живым не сдамся!»

— Хоть я и не брал документа «Ж», — сказа Крокси, — но уничтожу тебя, Распопов, как личность, которая разгромила суверенное посольство моей страны. Огонь!

Капитан Распопов, уже умирая, раздавил в карман бутыль с зарином.

Посольство Алвазии в ЧССР было ликвидировано через 15 минут.

Глава 4

ЛЕЙТЕНАНТ КОРЕЙЧИК

На высоком левом берегу Влтавы клубились облака едкого чёрного дыма. Группа туристов из жарких стран готовилась отметить день, когда всплыла рыба.

По древнему преданию бушменов в далёкие времена жаркие страны посетили массы холодного воздуха из Арктики, которые прислал злой эскимос Кокка Мяги. Теплолюбивые бушмены стали мёрзнуть, болеть и умирать; исчезла дичь и батат. И тогда старейшины пришли к морю и забросили спиннинг, к крючку привязали самую красивую девушку племени по имени Зя. Вскоре к ней подплыла волшебная рыба Фишь и с аппетитом её скушала. Храбрая Зя тут же проколола рыбе плавательный пузырь, из него вышел тёплый воздух и согрел всё племя. Волшебная рыба Фишь превратила храбрую Зя в анальный плавник и затонула. С тех пор в последние числа сентября в жарких странах наступает «бабье лето».

Согласно этой красивой легенде, туристы из жарких стран готовились к празднику.

Обильно смазанный гуталином лейтенант Корейчик сидел возле котла с ухой и страдал. Ещё утром он представился как турист из Небаби Ибрагим Рецептер и попросил встречи с командиром туристов негром Мсяо. Однако шаман ответил, что видеть негра Мсяо до начала праздника запрещено, а уважаемый Ибрагим должен съесть тарелку священного супа. Уважаемый Ибрагим съел тарелку священного супа и уже через полчаса загрязнял воды Влтавы. После 15 позывов Корейчик ослаб, но бдительности не потерял.

Обняв тёплый котел с ухой, он внимательно наблюдал, как в центр поляны вынесли жертвенного барана, украшенного конфетами и серпантином. Сразу загрохотали тамтамы, и на поляну выскочил сам негр Мсяо в короткой набедренной повязке и с кувалдой в руках. Барабаны затихли. Негр Мсяо молодецки крякнул и опустил кувалду на лоб бедного животного. От удара баран пулей выскочил из своей собственной шкуры и упал в котел с кипятком и специями. «Силён», — подумал Корейчик и на всякий случай пощупал свой трицепс. Трицепс был вялым.

— Проклятый понос, я обезвожен, — мрачно прикинул лейтенант и подошёл к котлу с пальмовым мимбо.

Выпив три ковша, он немного потанцевал танец с саблями, заполз под полог шатра негра Мсяо и заснул. Проснулся Корейчик ночью и сразу услышал голоса:

— Таким образом, всё идет по заранее подготовленному плану, — слышал лейтенант голос негра Мсяо. — Объявляю готовность № 1. В наших руках оказался документ «Ж», который коренным образ изменит экономику наших отсталых южных стран. По моим расчётам, в бассейне реки Конго живет 2,5 миллионов водосвинок, которые будут превращены в жителей Южной Чехии и станут работать на самых трудоёмких участках нашего агропрома. Товарооборот овощей и ценных пород дерева резко возрастёт, появятся свободные денежные средства и мы, наконец, сможем купить видеомагнитофоны.

— А что потом? — раздался чей-то восторженный шёпот.

— А потом, глупый Мокека, я женюсь на красавице Вау-ва и мне будет хорошо. А когда мне будет хорошо, я вам устрою такую жизнь, что всем будет хорошо.

— Мсяо, это гениально, — прокричал глупый Мокека, и раздался звон бокалов.

— Крепка сливянка в чешских подвалах, — услышал Корейчик голос Мсяо и вслед за ним хруст редиски.

— Мокека! Отнеси сливянки и фруктов в шатёр красавицы Вау-ва и скажи, что я прибуду утром, приказал Мсяо. — И Корейчик понял, что настала пора действовать.

Он крался за Мокекой метров пятьдесят, а потом тихо спросил его:

— Ты куда идёшь, Мокека — сын шакала и гиены? Или ты забыл, что великий дух Эшу всегда с тобой, проклятая обезьяна?

— Мама, — прошептал Мокека, боясь повернуться.

— Правильно, я твоя мама, а зовут меня Корейчик, — сказал лейтенант и несильно стукнул негра по копчику.

Мокека стал пепельного цвета, захрипел, пустил бульбу и ничком упал в муравейник.

Лейтенант Корейчик с подносом вкусных вещей осторожно зашёл в шатёр красавицы Вау-ва и сразу смутился. Красавица Вау-ва, одетая в гусиный жир, совершала обряд спринцевания.

— Поставь продукты и убирайся, — не глядя на Корейчика сказала красавица, продолжая давить клизму.

Корейчик подошёл сзади и зажал ей нос указательным и средним пальцами. Затем отвёл её на лежбище и сказал:

— Лежать!

Красавица Вау-ва заплакала и попыталась соблазнить Корейчика внутренней поверхностью бедра. Лейтенант облизнулся, но быстро взял себя в руки, погрозил развратнице рукояткой пистолета и притаился за дверью.

Время текло медленно. Вау-ва тщательно пыталась привлечь внимание лейтенанта всевозможными телодвижениями. Чтобы не сорваться, Корейчик периодически колол себя иголкой и повторял в уме устав гарнизонной службы.

Ровно в 7 часов полог шатра резко распахнулся, и на ходу срывая с себя украшения клыков бородавочника, в помещение ворвался негр Мсяо и с утробным рычанием набросился на неподвижную Вау-ва. При этом он всё время размахивал плохо обглоданной бедренной костью глупого Мокеки.

В тот самый момент, когда негр Мсяо приготовился постичь таинство, лейтенант Корейчик плотно прислонил к его затылку «Люгер-706» и приказал:

— Не двигаться!

— Не двигаться не могу, уже началось, — стуча зубами, ответил Мсяо.

Корейчик терпеливо подождал и взвёл курок.

— Не стреляй, — взмолилась Вау-ва, — ты можешь попасть в меня.

— Документ! — приказал Корейчик и протянул руку.

— Документ — это можно, заулыбался негр Мсяо, — документ, гражданин, это всегда пожалуйста. — С этими словами негр Мсяо резко прогнулся и навернул Корейчика по голове хрустальной спринцовкой Вау-ва.

— Я в квадрате 7 по 200, — прошептал Корейчик в микрофон, застрелил Вау-ва и потерял сознание.

Широкая спина Мсяо замелькала в направлении границы.

Глава 5

КАК ЭТО БЫЛО

— Двадцать восемь, — сказал техник-криминалист Говласа и сунул кнут в таз с солёной водой.

Негр Мсяо слабо шевельнулся в колодках и попросил пива.

— Двадцать девять, — тут же объявил Гавласа и огрел шпиона бамбуковой палкой по пяткам.

В глазах Мсяо стояла извечная тоска веками угнетаемого негритянского народа.

— Почему ты упорствуешь? — спросил Говласа. — Скажи, кто передал тебе документ, и мы отпустим тебя на Лимпопо.

Тут Говласа взял со стола бутерброд с ветчиной и запил его пивом.

— Ты даже не представляешь, как это вкусно, — сладко сказал он негру, — сознайся, и я покормлю тебя.

Мсяо закатил глаза под лоб и что-то запел высоким речитативом.

— Про что он поёт? — покусывая бороду, спросил полковник Пивонька у забинтованного с ног до голов Корейчика.

— Обычная негритянская песенка, — ответил лейтенант. — «Я хочу поймать черепаху, о какое счастье, большую жирную черепаху, о какое счастье, да будь я и негром преклонных годов, о какое счастье».

— Тридцать, — монотонно сказал Говласа, и снова свистнула бамбуковая палка.

— .Кто убил тренера Букача? Ты знал Крокси? Зачем тебе документ «Ж»? Явки! Адреса! Клички! — тряся негра за щёки, кричал полковник Пивонька.

Мсяо улыбнулся и сложил из пальцев левой ноги увесистую дулю.

— Тридцать один, — объявил Говласа. Мсяо потерял сознание.

— Хорошо держится, — с уважением сказал Пивонька. — Слава богу, документ у нас. Но мы должны выявить связи предателя Букача.

Мсяо очнулся и по слогам оказал:

— Бу-кач.

— Ну-ну! Давай, давай, — ласково зашептал Пивонька, — что Букач?

— Букач Мсяо должен рубль, — глядя в одну точку, сказал Мсяо. — Букач падла, сука, гнида.

— А кто видел, как Букач занимал у тебя рубль? — вкрадчиво спросил полковник.

Он сейчас был похож на Мюллера в момент обнаружения отпечатка пальца Штирлица у себя на галифе.

— Видел Гуго, — спокойно ответил Мсяо.

— Какой Гуго? С Пятницкой? — пододвинулся поближе Говласа.

— Нет, с Жижкова, — ответил негр.

— А как фамилия Гуго? — развивал свою мысль полковник.

— Так и будет, просто Гуго, — прошептал Мсяо и попытался дотянуться до пива.

— Тридцать два, — тут же раздался голос Говласы и губы Мсяо обмякли на полдороги к графину.

— На сегодня хватит, — устало сказал Пивонька и опустился в кресло. — Лейтенант Корейчик, подойди поближе.

— Корейчик-безъяйчик! — крикнул Мсяо из последних сил.

— Тридцать три, — торжественно объявил Гозласа и бамбуковая палка сломалась от нагрузки.

Мсяо унесли в камеру.

— Из двух миллионов Гуго, которые проживают в Праге, только один Гуго может вас заинтересовать, — сказал Корейчик, протягивая полковнику список кандидатур, — это биофизик в законе, академик Гуго Гурули.

— Это тот самый Гурули, который привлекался за самогоноварение?

— Нет, это другой. Это Гуго всем Гугам Гуго, — громко крикнул любимец полковника попугай Холик.

— Попугай прав, — сказал Корейчик. — Биофизик Гуго Гурули никогда не привлекался к уголовной ответственности, но по данным нашей агентуры имел обширные связи с африканскими биофизиками и даже получил от них в подарок гнездо лесных пчёл.

— Зачем? — удивился Пивонька.

— В больнице он говорил, что не знает, однако нами установлено, что, облучая пчёл Х-лучами, он заставлял их воровать медные деньги из аппаратов с газировкой.

— Это важная улика, — заключил Пивонька, надел маску и добавил: — Едем к Гуго.

Биофизик Гуго, агент Клаус и связной Поспишал сидели на собранных чемоданах и пили «посошок».

— С богом, — сказал Гуго, и тут раздался звонок в дверь.

Все молниеносно достали пистолеты.

— Кто там? — взволнованно спросил Клаус.

— Мешок со смехом, — ответили из-за двери и раздался громкий неприятный хохот.

—Это Мсяо, — вздохнул Гуго, — открой шутнику.

Клаус открыл дверь и сразу вышел из игры, потому, что хватанул струю слезоточивого газа.

— Атас! Менты! — заорал Поспишал и открыл беспорядочную стрельбу.

Гуго залёг на балконе и первой же гранатой взорвал машину с Говласой, стоящую у подъезда. К нему вдоль плинтуса медленно полз лейтенант Корейчик. Макушка Поспишала на секунду показалась из-за холодильника, но этого было достаточно для опытного Пивоньки — он моментально метнул туда гантель. Раздался хруст.

—Финита тутти, — сказал Пивонька, — готов мерзавец! Месть и закон! Зита и Гита! Рам и Шиам! Ура!

Тут он неожиданно подпрыгнул под потолок, схватился за ягодицы и страшно пискнул — умирающий Поспишал выпустил ему в зад весь рожок.

— Пощады не будет, живыми не брать, — орал полковник, пока на него пытались натянуть ОЗД, и стрелял в мёртвого связного.

Тем временем Корейчик на балконе девятого этажа пытался в рукопашном бою победить Гуго. Обладатель трёх чёрных поясов Гуго творил чудеса. Корейчик знал массу приёмов джиу-джитсу, но никак не мог схватить юркого биофизика.

Наконец Гуго совершил непростительную ошибку — он пытался выбить Корейчику глаз. Лейтенант сразу цепко схватил бандита веком за грязный палец и поломал ему руку.

— Ниндзя, убьют тебя ночью, — яростно закричал Гуго и прыгнул с балкона.

Уже на лету он ногтем большого пальца разворотил вторую половинку ягодицы полковнику Пивоньке.

— Корейчик, я слабею, продолжайте наше дело, — прошептал Пивонька и перестал держать стул и газы.

Корейчик ощутил прилив бодрости и решительности. Такое с ним уже было пять лет назад, когда во время плодово-ягодного разгула он почувствовал приближение измены и сам приехал в ЛТП. Сейчас лейтенант в красной «Ниве» на предельной скорости нёсся за трамваем, в который вскочил Гуго, и орал на всю улицу:

— Биофизик Гуго! Вы окружены! Чистосердечное признание смягчает приговор! Остановитесь!

А в трамвае Гуго устроил наглый произвол. Он закомпостировал кондуктора, отобрал деньги у пассажиров и, ворвавшись в кабину водителя, приказал:

— Не снижать скорость! Направление — Австрийская граница!

— Ты шутишь, товарищ, — засмеялся пожилой вагоновожатый, — у нас не хватит электричества.

— Тогда ты сейчас встретишься с дедушкой, — прошипел Гуго и передёрнул затвор базуки.

Корейчик уже поравнялся с трамваем и пытался на ходу ухватиться за поручень. Гуго выстрелил — лейтенант уклонился. Пока Гуго перезаряжал базуку лейтенант выстрелил и рикошетом застрелил пожило вагоновожатого. Трамвай остановился, и Гуго намертво заклинило между толстыми домохозяйками с продуктами.

— Разойтись! — орал Гуго, видя, что улыбающийся Корейчик приближается к нему с наручниками.

Домохозяйки засуетились и в суматохе вылили на голову шпиона банку подсолнечного масла и раздавили на лбу синенький.

— Кончено! Всё кончено! — заплакал Гуго. — Прощай, негр Мсяо!

С этими словами биофизик засунул себе в рот ствол базуки и нажал гашетку.

От взрыва трамвай с пассажирами и Корейчиком расплавился со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Негодяю уйти не удалось. Никому уйти не удалось.

____________________________________

ТРЕТИЙ НА СВЯЗЬ НЕ ВЫШЕЛ

ПРЕДИСЛОВИЕ К ПЕРЕВОДУ НА ГРАЖДАНСКИЙ

В основу военно-патриотического романа «Третий на связь не вышел» легли реальные события времён краха империализма на квазиморфном квазике Гониния, куда было послано подразделение воинов-интернационалистов для выполнения задания правительства.

Имена и фамилии — настоящие.

Карты и планы операций прилагаются.

Отзывы не по уставу не принимаются.

Глава I

Из рапорта:

«Довожу до вашего сведения, что находясь на патрульно-постовом глайдере в районе квазика Гониния, мною был обнаружен неизвестный субстрат, который я немедленно уничтожил после пробного выстрела в воздух. Согласно инструкции требую наградить меня знаком «Ворошиловский стрелок» с автоматическим повышением в звании.

Канонир Наливайко».

Приказ по части № 98:

«За проявленную в нужный момент ненужную стрелковую подготовку канониру Напивайко выбить левый глаз. Ответственный за исполнение — капитан Горилый».

Прочитав эти два документа начальник «Смерш» на дальнем космосе генерал Лиминько снял сапог, машинально понюхал раструб и протянул к свету следующий документ:

«Привести приказ в исполнение не представилось возможным в связи с отбытием Наливайко в неизвестном направлении. Со слов парализованного старого Наливайко молодой Наливайко, уходя, взял с собой тёплые вещи и сухой паёк на четыре года. Учитывая вышеизложенное, я принял решение и выбил левый глаз старому Наливайко.

Капитан Горилый».

Генерал мысленно похвалил капитана за находчивость и бросил в камин патрон от маузера. Патрон взорвался. Немедленно вошёл денщик со стаканом чая в высоком титановом подстаканнике. В чае плавал кусочек курдючного сала. Это всегда приводило генерала в боевое настроение, — он вспоминал свою тревожную молодость среди басмачей курбаши Огуза. Генерал помнил, что первые седые волосы у него выпали, когда он узнал, что курбаши Огуз — его папа. Лиминько отхлебнул чай и спросил денщика:

— Где сейчас находится группа майора Процюка?

— Разрешите доложить? — опросил денщик.

— Ишак! Докладывай! — рыкнул генерал.

— Ведя ожесточенные бои с превосходящими силами противника, группа майора Процюка ловким манёвром справа отошла на заранее подготовленные позиции.

— Ага! — закричал генерал. — Огого! Записывай шифрограмму: «Срочно явиться на оперативное совещание. Старшим вместо себя оставить капитана Тенкиша».

— Разрешите отослать? — вежливо спросил денщик.

Вместо ответа генерал начал лихорадочно расстёгивать кобуру пистолета и хрипеть что-то нечленораздельное. Денщик пулей выскочил из кабинета.

Лиминько отдышался, побулькал в горле отслоившимся от злости эпителием и накрутил секретный номер. «Здравствуй, дерево», — сразу же раздался издалека хруст портупеи. Генерал улыбнулся. На связи был его старый друг ещё по кадетскому корпусу, а ныне начальник секретных средств массового уничтожения полковник Автандил Курихара.

— Привет, Цудрейтер, — шутливо ответил генерал, назвав Автандила старым кадетским прозвищем, — ты совсем не хочешь меня видеть?

— Совсем, — ответил Автандил. — Стоп! Знаю! Ты хочешь угостить меня стаканчиком кьянти — я угадал, старый хрыч?

У генерала Лиминько сразу испортилось настроение — он был жадным и сам любил кьянти.

— Не забывайтесь, Курихара! — рявкнул он в трубку. — Я жду вас на совещание к 10-00. При себе иметь конспект и лекало.

— Слушаю и повинуюсь, — голосом лампы Алладина ответил Цудрейтер. — А какой пароль?

— Пароль «Глыба» — ответ «Громада», — ответил генерал и нажал кнопку «откл.».

Потом он немного поигрался глобусом Гонинии, изобрёл новый вид построения в колонну по одному, завернулся в шинель и моментально заснул. Снов генерал не видел.

Глава II

Из докладной № 1494-2:

«По существу вопроса о пропаже свиной тушёнки у личного состава сибирских стрелков не могу сообщить ничего интересного, так как уже за три дня до происшествия был контужен оглоблей и в данный момент нахожусь в аналогичном состоянии.

Со слов контуженого интенданта Полякова правильно записал майор-анестезиолог Покидайло».

Анонимная, записка:

«Лиминько! Спасибо за консервы. Твоя тушёнка была очень жирной.

Паратрофик Липози».

Зачитав эти два документа, генерал мрачно посмотрел на офицеров штаба и сплюнул сквозь зубы. «А может, это кто-то шутит?» — робко спросили из группы самбистов-особистов. Лиминько выстрелил на звук косточкой от сливы и попросил поставить трофейные слайды.

Погас свет. На экране появился чертёж сложного механизма, на одной из частей которого было написано: «Жми тут». На следующем слайде вождь мирового пролетариата раздавал мандарины беспризорникам. Третий слайд изображал половой акт между японским самураем и рыбой-фугу, причём на лице самурая было такое блаженство, как будто ему положили за губу мятную подушечку. В зале началось оживление, и генерал услышал, как кто-то заметил: «А рыбнадзор куда смотрит?» На четвёртом слайде было плохое изображение первомайской демонстрации в Гоби, а вот при виде пятого слайда все в зале насторожились. На фоне отличного орехового интерьера в белом махровом халате сидел пропавший без вести канонир Наливайко и кушал свиную тушёнку украинской ложкой. Глаза канонира ласково щурились, он лоснился от жира и показывал в объектив большой палец. По бокам стояли какие-то толстяки, но рассмотреть их было трудно.

Зажёгся свет. В переднем ряду сладко спал разведчик Горюшко, выпуская и запуская большую прозрачную бульбу, размером с баскетбольный мяч. Лиминько под общий хохот проткнул бульбу указкой. Горюшко тут же вскочил с криком: «Сеанс окончен!» и, держа руку калачиком, двинулся к выходу (позже он признался, что во сне видел себя с женой на фильме «Застава Ильича»).

Генерал дождался тишины и спросил: «Ну что, чудо-богатыри, достукались?»

— Хотелось бы в общих чертах, конечно, узнать, что это было? — запинаясь, проговорил легионер Зенобио.

— Да, — подключился к разговору старый тактик Геркулан Севастопуло, — а то без комментариев слайды оставляют тягостное впечатление, особенно этот, с фугу.

— Сам ты фугу! — закричал Лиминько, ломая об старого тактика указку. — Все вы фугу! Рыбьи мозги! Щучьи головы! Это я у вас хочу спросить — что всё это значит? Что происходит в секретной дивизии № ? Что происходит у аборигенов, которым мы обязаны привить все прелести нашего строя — лучшего в мире? Кто мне ответит на этот вопрос?

В зале стояла тишина и покой. Неожиданно встал полковник Цудрейтер и снова сел. «Яйцо поправил» — со злостью на старого товарища подумал Лиминько и сказал:

— Давайте возьмём себя в руки и будем разбираться вместе. Итак. Вчера утром исчез канонир Наливайко. Мы ещё узнаем, что это за Наливайко, но дело не в этом. На следующий день в безобидной ситуации оказывается контуженным и без того глупый начальник интендантской службы. Через три дня кто-то похищает пятилетние запасы тушёнки у прожорливых сибирских стрелков и ставит их на грань вооруженного бунта. Не забывайте, что они наёмники и по контракту кормить, одевать и наливать должны мы. И, наконец, сегодня — эта анонимная шифрограмма и слайды.

— Откуда всё-таки они, генерал? — спросил командующий армией «Юг» Лусь Тарасович Тресь.

Вместо ответа генерал приказал: «Введите арестованного», и в зал, в сопровождении спецназа, вошёл одноногий старик в полосатой арестантской робе. На плече у него сидел попугай.

Глава III

Из шифрограммы:

«Дорогой Яцек, мужайся. Сегодня утром проклятые «боши» арестовали дядю Секеча. Он в блоке «Эйч-5» (если ещё жив). Ищем возможность для организации побега.

Бэзил».

Приказ по гарнизону № 497:

«Для обеспечения надлежащей охраны заключенного X. группе ночного виденья придаётся снайпер Исмуддин и культурист Курт Венцель.

Генерал Лиминько».

Рапорт № 41:

«Снайпер и культурист прибыли.

Капитан Горилый».

Депеша № 17:

«Поздравляю!

Генерал Лиминько».

Из напутственной речи:

«Братья по идее! Выступаем сегодня ночью. Верю, ждёт нас удача: на святое дело идём — Секеча с нар вынимать. Сбор в 2-00 возле заброшенного мясокомбината. Не бойтесь. Для нейтрализации Венцеля с нами идёт борец сумо Кагуяма.

Паратрофик Липози».

Арестованный одноногий минуту-другую смотрел на собравшихся, а потом вдруг хрипло закричал: «Дарби Мак-Гроу! Подай мне стакан рому!» Попугай взъерошил хохолок и очень внятно сказал: «Вам ветер дал стальные руки — крылья, а вместо мозга — пламенный мотор».

Лиминько снисходительно улыбнулся — на своих допросах он видел вещи ипохлеще. «Как тебя зовут? Откуда ты?» — спросил генерал.

— Хозяина называть только на «Вы» — ты понял меня, бронированная задница? — снова крикнул попугай.

Лиминько покраснел. Конвой попытался поймать наглую птицу, но тут заключённый поднял вверх руку и сказал: «Я родом из города Сили, а зовут меня Мозг, а смерть моя в яйце, а яйцо в галифе, а галифе на тебе, а ты на нашей планете, а планета наша...» Тут от волнения арестант схватился руками за горло и заплакал.

— Перестань дурачиться — это в твоих интересах, — потирая трицепс, предупредил Автандил Цудрейтер и вдруг резко крикнул: — Что ты делал на территории военного городка семнадцатого в 13-00?

— А что ты делал семнадцатого в 21-00 на территории связистки Клоц? — в свою очередь спокойно спросил арестант.

— Какой Клоц? — машинально переспросил Автандил.

— Иры Клоц, — охотно объяснил попугай, но полковник уже взял себя в руки и снова начал орать:

— Молчать! Вопросы задаю я! Отвечать!

Видя, что тот молчит, Цудрейтер сделал знак особистам, и две резиновые дубинки со свистом опустись на бритую голову арестованного. Губа у него сразу отвисла, нога подломилась, и он с размаху сел на мраморный пол штаба. Попугай взлетел на люстру и тараторил оттуда выдержки из уголовного кодекса Узбекистана.

Когда взгляд арестанта снова стал осмысленным, он ощупал руками темя и закричал: «Меня зовут Мозг, я родом из Сили, я нищий, я собираю гуано и делаю из него мумиё! Чего вы хотите от меня, проклятые захватчики?»

— А это у тебя откуда? — раскладывая на столе слайды, ласково спросил Лиминько. — В гуано нашёл?

— Это не моё, — твёрдо сказал арестант.

— А чьё?

— Раз на твоём столе, значит твоё.

— Молчать! — не выдержал Автандил Курихара. — Откуда у тебя слайды? Говори, а то я дам сигнал.

— Порнографы подбросили, — соврал арестант.

— Сигнал, — спокойно объявил Цудрейтер, но тот ловко увернулся от дубинок и сбивчиво затараторил:

— Я скажу! Я всё скажу! Не бейте — у меня хрустальный зад!

— Правильно, — закричал попугай, — здоровье дороже.

— Эти картинки мне дал ваш сотрудник для обмена на плоды джунглей Гонинии.

—Как его звали?

— Не знаю. Мы называли его Белый Мякиш, он был толстый и грубый.

— Это Наливайко, — шепнул Лиминько Автандилу и спросил: — А какие овощи хотел получить наш сотрудник за эти слайды?

— О! Он хотел получить целый мешок красной травы яюбабал, которая растёт далеко в лесу и делает мужчину твёрдым, а женщину мягкой, и тогда...

— Достаточно, — прервал арестанта генерал, — уведите его и дайте посмотреть на пищу.

Попугай уселся на плечо хозяина и крикнул собравшимся: «Бабене, муньёс! Бабене!» Лиминько устало потёр лоб, чтобы разогреть мысль, и приказал:

— Завтра в 10-00 сбор у моей палатки. При себе иметь предложения по ситуации. Всё.

Но всё произошло немножко иначе.

Глава IV

Шифр 18-бис «Молния»:

«Мой генерал! Сегодня в 2 часа ночи группа неизвестных попыталась освободить заключённого из блока «Эйч-5» и это им удалось. Культурист Венцель убит. Я в отчаянии! У меня пистолет и я знаю, что с ним делать. Прощайте.

Начальник подземной тюрьмы им. тов. Мюллера —

М. Бондарь».

Литер «Струя», срочно:

«Генерал! Начальник Бон-рь отравился спичками. Венцель убит. Снайпера Исмуддина ещё нет. Тут паника. Считаю, что вам необходимо присутствовать лично.

Зам. начальника зоны — майор Вандер».

Шифрограмма:

«Братья! Сегодня в 17.00 от укуса и потёртостей скончался борец Витя Кагуяма, который на 90% обеспечил освобождение дяди Секеча. Минута молчания, час питания и сутки размножения начнутся в 21.00 в секретном месте Ост.

Паратрофик Липози».

Генерал Лиминько и майор Процюк в бронированном штабном «виллисе» приближались к гарнизонной тюрьме. От злости и потрясения генерал был защитного цвета, что чрезвычайно ему шло. Майор, напротив, был весел и игриво возбуждён. Он с комичной серьёзностью отвечал на приветствия проходящих вдоль дороги аборигенов и громко кричал: «Липози — капут!» Неожиданно став серьёзным, майор сказал:

— Генерал, нужно устроить ловушку для дураков.

— Требую объяснений, — буркнул Лиминько.

— Это просто, как обшлаг моей шинели, — засмеялся майор. — Путём выхода в открытый эфир, расклейки объявлений и выступлений по радио мы дадим понять местному населению, что ожидаем прибытия с земли отцов крупной партии холодного...

— Почему холодного? — удивился Лиминько.

— Я его люблю, — ответил Процюк, — но это не принципиально. Можно не холодного, можно сациви или борщ. Дело не в этом. Мы установим караван с продуктами на видном месте и будем ждать в засаде повстанцев.

— Долго? — спросил генерал.

— Этого не знаю даже я, — ответил майор. — Однако есть мнение, что не более 15 минут. Привлечённые запахом чеснока, которым мы натрём кузов транспорта, преступники сделают попытку завладеть продуктами, и тут появляемся мы в белых фраках. Остальное дело техники. Липози в наших руках, награды на наших грудях, честь и слава по труду!

— Складно лепишь, — вздохнул Лиминько, — но план нужно обдумать.

Машина въехала под арку гарнизонной тюрьмы и остановилась. Генерала неприятно удивило то, что ни один человек их не встретил. Ветер катал по двору пустые бутылки, на зубах скрипел кремний, и было очень тревожно. «Эй, кто-нибудь!» — зычно крикнул Процюк, и тут из окна дома старшего комсостава раздались звуки гитары, и голос майора Вандера сипло пропел: «Поставьте, поручик, бутыль с самогоном…»

Они толкнули дверь в комнату и очень удивились. За столом, накрытым на двенадцать персон, сидел майор Вандер в грязном белье, небритый и почему-то в колготках. Одной рукой он наливал себе спирт из канистры для горючего, другой автоматически перебирал струны инструмента. Увидев генерала, майор Вандер истошно заголосил: «Четвёртые сутки — одни проститутки...»

— Отставить концерт, — рявкнул Лиминько, но Вандер залпом выпил стакан, укусил ивася и поведал генералу, что «...может быть, ваши родные в Бутырке, но вы не мальчишка, ведь вы офицер».

Майор Процюк отобрал у Вандера гитару, перекусил струны и выбросил инструмент в окно.

— Что тут происходит, майор, — грозно спросил Лиминько, садясь на табурет, — где личный состав? Вы что, выпиваете?

Вандер икнул, оторвал голову от блюда с цахтони и веско сказал:

—Ваши водительские права!

Процюк окатил Вандера из ушата и наотмашь ударил по желудку. Вандер тут же показал гостям, чем питался последние трое суток, и стал понемногу приходить в себя.

— Генерал! Они убили Венцеля, — пытаясь встать, доложил Вандер, — они всех убили! Они и вас убьют, генерал! — слёзы текли по мохнатому лицу майора. — И всех освободили от цепей... Мне нечем командовать. Я — нищ! Подлец Бондарь съел все спички, и теперь я не могу прикурить... — Тут он стал по стойке смирно и сказал: — Кто был ничем, тот станет всем...

Тем временем стремительный майор Процюк медленно бродил по пустынному зданию тюрьмы. Его внимание привлёк проём в бетонной стене в виде фигуры человека. «Бедняга Венцель», — подумал майор, и тут что-то заставило его резко упасть на пол. В ту же секунду пущенный из пращи буряк-кормовик разбился об стенку, возле которой мгновение назад он грустил о Венцеле. Не поднимаясь, майор дал из всех стволов по коридору и по-пластунски двинулся вперед. По коридорам и камерам загремел металлический, усиленный рупором голос: «Ползи! Ползи, чужеземец, как червь-опарыш. Так и уползёшь ты с земли нашей, ибо целовецикус! Не будет тебе тут покоя ни днём, ни ночью. Горько пожалеешь ты тогда, что пришёл сюда».

Майор снова выстрелил в темноту коридора. В ответ раздался хлопок, и в двух сантиметрах от его ягодиц в стену воткнулся зелёный банан и злобно завибрировал. «Уходим по одному», — решил майор и выскочил из помещения.

Глава V

Из учебника истории:

«В 257... году передовые корабли наших миролюбивых вооружённых сил открыли в созвездии Зельца два квазиморфных квазика первой категории. На левом квазике жил только радиобуй времён Быковского, а правый плотно заселяли организмы с высоким психоэмоциональным и физическим уровнем развития. Они называли свой мир Гониния, а себя трофиками. Наши миролюбивые войска стали сразу выполнять свой интернациональный долг и строить на Гонинии развитой социализм. В результате всё здоровое население планеты ушло в джунгли и на болота и объявило нашим добрякам священную войну Аль-Наджеф. Вот уже почти пятьдесят лет длится эта война, которая проходит с нашим подавляющим преимуществом. В настоящее время войска повстанцев возглавляет некий Липози, а наши части — генерал Лиминько, которого мы все хорошо помним по военному параду на Красной площади».

В самом сердце джунглей Гонинии этой тревожной ночью горел костёр из сваленных как попало пальмовых стволов, а вокруг костра руководители повстанцев пили сгущёнку, пуская банку по кругу. Слышались вздохи, мелькали огоньки сигарет, в темноте кричала кукумария. Все ждали Липози. Он появился ровно вовремя как всегда в соломенном канотье и белоснежной «тройке». Вместе с ним к костру подошёл Наливайко в национальной одежде нудистов и мудрый Секеч со своим попугаем.

—Мир вам, — сказал Липози, надувая живот в знак приветствия. Все сели, и Липози спросил:

—Какие новости на объектах?

—Боши сожгли деревню моего дяди, — мрачно сказал молодой Кроха, — а самого дядю обвинили в скотоложстве и испарили из калорифера.

— Бедный дядя, — вздохнул Секеч, — я его знал ещё тётей...

— Вчера по приказу майора Процюка в городе Гуп была проверка на качество, — глядя в огонь сообщил литейщик Заходер.

— Это что ещё за проверка? — нахмурился Липози.

— Они опечатали все магазины и пробовали продукты на вкус, а когда проверили, то сказали, что всё отравлено нитратами, и вывезли всю еду из города на двух железнодорожных составах. В тот же день умер мой дедушка-диабетик.

— Бедный дедушка, — снова вмешался Секеч, но тут Липози сказал:

— По всему видно, что готовится какая-то акция против нас и мирного населения. Путём прослушивания линии связи я узнал, что завтра в военном городке состоится секретная летучка, спектакль «Бесприданница» и фуршетный стол. Считаю необходимым послать туда нашего человека.

—Абсурд, — сказал Наливайко, отрываясь от сгущёнки, — вас всех знают в лицо.

— Меня не знают, — успокоил его Липози и добавил: — Поэтому пойду я.

— Мы не можем рисковать командиром, — возразил Секеч, — давайте пошлём попугая.

Попугай сразу нахохлился, закатил глаза и сказал:

— Прошу занести меня в Красную книгу.

Все засмеялись.

— Тихо, — поднял руку Липози. — Пойду я. Завтра у меня должна быть форма полковника безопасности, удостоверение «Смерш» и пистолет-липучка.

— А как быть с доставкой на место? — спросил боевик Виктор. — По болотам долго.

— Имею предложение десантироваться с парашютом с борта пленного робота, — ответил Липози, — я с ним сегодня беседовал — он уже за нас.

— Нет, не за вас, — раздался вдруг за спинами сидящих механический голос.

Все вскочили. На поляне стоял пленный робот по кличке «Шелезяка» с лазерным пистолетом.

— Ха-ха-ха, — раздельно сказал робот и за долю секунды спалил боевика Виктора.

— Прекрати геноцид, проклятый окатыш! — закричал Липози, пятясь в джунгли.

— Ха-ха-ха, — снова сказал робот и направил пистолет на дедушку Секеча.

В этот момент попугай сделал круг над роботом и клюнул его в фотоэлемент, затем в динамо-машину.

— Алиса, — сказал робот, и из него потекла канифоль, солярка и расплавленные подшипники.

— Готов, — облегчённо выдохнул Липози и объявил отбой.

Секеча пришлось нести на вытянутых руках к озеру — он очень переволновался.

Глава VI

Из анонимки:

«В связи с особой секретностью проводимого совещания предлагаю расстрелять болтуна Горюшко. Ваш Липози».

Из надписи на стене пакгауза:

«Липози — козёл. Лиминько».

Генерал Лиминько провёл секретное совещание в предельно короткий срок, что объяснялось элементарно: он хотел посмотреть спектакль «Бесприданница», а ещё больше — воссесть за большой банкетный стол.

— Помните, товарищи, — в заключение сказал генерал, — операция «П…ц на холодец» — эта наша последняя попытка покончить с отвратительным Липози и его бандой. Ура!

Офицеры спели «Синий платочек» и разошлись готовиться к банкету. Никто не обратил внимания на особиста в форме «Смерш», который строевым шагом пошёл в сторону уборной артистки Ольги Керч.

В тот самый момент, когда Ольга Керч крепила пластырем бутафорский бюст шестого размера, дверь в гримёрную тихонько открылась, и через секунду Липози уже держал артистку в стальном зажиме.

—Я убит, — шептал он в извилистое ухо Ольги, — потрясён и раздавлен! Я слабею!

Ольга тонко попискивала и вяло пыталась отцепить свой шиньон от погон незнакомца. Когда ей это удалось, она первым делом поправила продавленный насквозь накладной бюст и задыхаясь спросила:

— Вы кто? Дирижёр?

Липози улыбнулся:

— Нет. Я наоборот. Я старший следователь «Смерш» Костя Закаблук.

— А при чём тут я? — испугалась Ольга.

— Толковый вопрос требует толкового ответа, — сказал Липози. — Так вот: один из наших генералов оказался предателем. За различные стимулирующие препараты джунглей он передает повстанцам продовольствие и напитки. Вот его фото.

На стол легла любительская фотография генерала Лиминько возле знамени части, на которой было написано: «До дембеля — два месяца». Ольге Лиминько понравился.

— Что я должна делать? — решительно спросила она, вспомнив, что обычно говорят агенты во всех «детективах».

Липози обошёл вокруг артистки и сказал:

— Вы должны делать всё.

— Всё я не могу — у меня флюс, — смутилась Ольга.

— Я не в этом смысле, — в свою очередь смутился Липози. — Сейчас генерал, безусловно, придёт к вам и будет грязно вас домогаться. Тяните время. Уворачивайтесь. Доведите его до самораздевания, попутно задавая нужные вопросы.

— Про что? — испуганно опросила Ольга.

— Про его дядю, который в 1917 пил в Питере запоем, — заорал Липози и ударил рукояткой пистолета по тамбурину.

От страха Ольга Керч громко икнула и немного обмочилась. Липози взял себя в руки и спокойно сказал:

— Без паники. Постарайтесь узнать у генерала, каким путём он намерен выманить из лесу повстанцев. Я буду в шифоньере и безобразия не допущу. С богом.

С этими словами Липози проворно скользну в большой комод с реквизитом, а Ольга села перед трюмо и стала тереть лицо румянами.

Как и предполагал Липози, через пару минут у дверей остановилась внушительная процессия. Впереди имел место сам генерал Лиминько в парадном камзоле с Петровичем на шее. В левой руке он держал трофейное шампанское, а правой теребил галифе для напряжения.

За генералом стоял верный майор Процюк с большим букетом бильгарции и запиской: «Оля! Давай дружить. Я буду ждать тебя у рояля. Старого хрыча не бойся — он съел полборща с бромом. Твой Процюк». Майор надеялся незаметно вручить Ольге это послание во время церемонии представления генерала.

Рядом с майором стоял мрачный Автандил Курихара с подносом вкусных вещей. Мысли его носили явно антиуставный и антигенеральский характер. «Старый мерин, — думал Автандил, — ракло! Выживший из ума скунс». Было совершенно очевидно, что полковник Курихара думал лично скушать вкусные вещи, и появление Ольги никак не входило в его гастрономические планы.

«Зайдём, пожалуй», — смущённо пророкотал Лиминько и постучал ногой в дверь.

Не дожидаясь ответа, вся кавалькада вошла внутрь.

— Генерал Лиминько! — оглушительно гаркнул Процюк и вставил в шифоньер записку для Ольги.

— Я рада за вас, генерал. — улыбнулась Ольга. — Что это у вас? Сельтерская?

— Это галифе, — ответил генерал, имея в виду правую руку.

«Дебил, — тут же подумал Курихара, — в голове у тебя галифе».

Лиминько понял оплошность.

— Рекомендую разрядиться шампанским, — весело крикнул он и сразу налил Ольге в вазу.

Процюк от шампанского отказался и достал из френча походную флягу с мадерой. Наблюдая, как Ольга, хихикая, кушает оливье и «шубу», Автандил Курихара понял, что ещё минута, и он стрельнет в артистку из именного оружия. Он встал, щёлкнул каблуками и сказал:

— Разрешите до ветру?

— Разрешаю, — отдал честь Лиминько и начал ритмично разминать бутафорскую грудь Ольги Керч.

— Шалун, — кокетничала Ольга, — мой бравый защитник — шалун. Когда вы, наконец, покончите с противными партизанами?

— В соответствии с планом... полностью следуя инструкции... по уставу, — бубнил Лиминько, пытаясь завладеть коленом артистки.

— Военная тайна, — отрываясь от фляги, сказал болтун Процюк, — но вам я могу сказать, что в воскресенье прибудет оружие возмездия под кодовым названием «П...ц на холодец».

Ухо Липози вытянулось в трубочку и запульсировало, но похотливый Лиминько вдруг всё испортил.

— Прошу освободить помещение артистки Керч и ждать меня на воздухе для получения дальнейших инструкций, — приказал он и начал снимать портупею.

Ольга жалобно посмотрела на шифоньер.

«Пора», — решил Липози, как только дверь за майором закрылась. Генерал уже надвигался на Ольгу как медведь-шатун и при этом кричал: «Штыки примкнуть!».

Липози обошёл генерала с тыла и изо всех сил огрел по голове пустым подносом. Впечатление было такое, будто ударили в набат в древней Рязани при виде полчищ Батыя. Генерал сказал: «Рота, отбой», — и рухнул на топчан.

— Он жив? — робко спросила Ольга.

— Ещё нет, — ответил Липози и приказал: — Идите в зал, к роялю. Я буду рядом.

За роялем сидел грустный Процюк и одним пальцем пытался сыграть «Прощание славянки». Ольга закрыла майору глаза надушенными руками, а Липози прищемил палец крышкой инструмента.

— Ой, — сказал Процюк, — Оля! Бросьте палец.

— Где будет храниться оружие возмездия? — шёпотом спросила артистка, и Липози сильнее надавил на крышку рояля.

— На опушке джунглей! — завизжал Процюк. — Отпусти палец, коварная Мата Хари!

Липози бросился за портьеру. Почувствовав, что руки свободны, майор молниеносно нанёс веерный удар «атеми», и Ольга, естественно, под него угодила. Хрупкая шея артистки сломалась сразу в четырёх местах, и наступила биологическая смерть.

«А я тебе верил — пряники покупал», — глядя на тело, подумал майор и вдруг услышал рёв двигателей. Он рывком распахнул слуховое окно и увидел удаляющийся в сторону джунглей силуэт робота с человеком на борту. «Измена!» — прошептал майор и бросился в штаб.

Глава VII

Из объявления в мегафон на городской площади:

«Пока кровавый бандит Липози не будет выдан воинам-интернационалистам, снабжение жителей города продовольствием и туалетной бумагой прекращается. За попытку незаконного приёма пищи — расстрел на месте.

Администрация».

Приказ войскам повстанцев № 17:

«Братва! Туже ремни! Зубы на полку! Ждать осталось недолго. Наша задача захватить оружие возмездия и поделить его между жителями города. Ответственный за захват — боевик Минога, ответственный за отход — дядя Секеч, группа прикрытия — канонир Наливайко, делёж добычи — Липози.

Штаб повстанцев».

Из оттиска на голове генерала Лиминько:

«Хохлома приветствует гостей».

В тот момент, когда весельчак Процюк изображал офицерам штаба генерала Лиминько, надвигающегося на Ольгу, раздался крик: «Товарищи офицеры...», и вышел сам генерал с обмотанной головой и рукой на перевязи.

— Ну и рожа у тебя, Шарапов, — сразу же пошутил Курихара.

— Разговорчики, — строго сказал Лиминько. — Майор, доложите ситуацию.

— Ситуация печальная, — доложил майор, — есть мнение, что повстанцам известно о месте дислокации ловушки из студня. Изменить место ловушки не представляется возможным из-за отсутствия связи с самолётом, который везёт цистерну.

— Таким образом, операция теряет всякий смысл?

— Проще пареной репы, — охотно объяснил майор, — смысл есть, а суть в том, что повстанцы просто утащат цистерну в джунгли и там её съедят с хреном.

— А мы? — удивился Лиминько.

— Мы, конечно, можем им помешать, — вмешался Автандил, — но это повлечёт большие санитарные потери с обеих сторон. Лично я рекомендую дать на Землю сигнал «Зет».

— Это капитуляция, — задумался генерал, — что про нас скажут потомки?

— Плевал я на потомков! — взвился картограф Митько, — у меня грыжа, ненормальная жена и сын-отличник! Я хочу на Землю! Зачем мы тут? Пусть эти проклятые обжоры живут как хотят. Я хочу домой

— Поручите Митько встречу груза на опушке джунглей, — спокойно распорядился Лиминько, когда обессиленный тирадой картограф рухнул на стул.

— Это нечестно, — начал протестовать бедняга, но его уже выводили из комнаты.

— Принимаю командирское решенье, — встал генерал, — мы дадим негодяям бой, который может идти в двух направлениях. Первое — это наша победа, второе — это их победа, третье — ничья. В первом случае всё в порядке, во втором — вечная память героям, в третьем — я лично дам на Землю сигнал «Зет» и мы покинем эту проклятую дыру. Вопросы есть?

— Почему верблюд вату не ест? — спросил Курихара.

—Не хочет, — ответил Лиминько.

Все засмеялись и стали расходиться.

— А вас, майор, я попрошу остаться, — сказал генерал Процюку.

Майор замер в дверях, приподняв вверх правое ухо, как пойнтер на случке.

— Садись, сынок, — по-отечески сказал генерал, — слушай внимательно. Мой тазовый барометр упорно показывает, что этот бой мы проиграем. Ну и пусть! Это не важно. Я хочу только одного — чтобы предатель Наливайко был уничтожен. Соображаешь, почему?

— Не соображаю, — честно признался майор.

—Правильно, ты и не можешь соображать, потому, что я старше тебя и по возрасту и по званию. В случае эвакуации Наливайко останется тут единственным, кто знает координаты Земли. И кто знает — не захотят ли они наведаться к нам с ответным визитом?

— Генерал, это гениально!

— Я знаю, — сказал Лиминько. — Ты, майор, лично ликвидируешь этого продавшегося за сало хохла. Во время боя сиди в засаде и жди удобного момента. Возьми фауст-патрон.

— А можно я возьму «стингер»?

— Нет, возьми фауст. Старая техника не подводит. Всё. Ступай.

Генерал поцеловал Процюка в кокарду, вытер слезу и склонился над картой.

Процюк вышел в коридор и задумался. «Почему я должен стрелять из «фауста», если я лучше стреляю из «стингера»?» — прикидывал Процюк, шагая по военному городку. Навстречу ему шёл вечный часовой Ласло Печь из отряда венгерских гонведов. «Слышишь, Печь — хочешь в печь?» — как всегда пошутил Процюк. Ласло не засмеялся, а посмотрел на часы и показал майору на небо. «Ты что имеешь в виду?» — нахмурился Процюк, но Ласло уже скрылся за полевой кухней, насвистывая в дуло базуки фразы из Кальмана.

В это же самое время в лагере повстанцев наступил тихий час. Паратрофик Липози безмятежно покачивался на руках у робота Шелезяки и видел сон про мясо. На широких банановых листьях дремал Наливайко, не выпуская из рук амулет из шпротного паштета, залитого эпоксидкой. Беспощадный боевик Минога посапывал, положив голову на муравейник в глубокой алкогольной коме. В детстве он попал под работающий скрепер и с тех пор свято верил, что остался в живых только благодаря выпитому накануне хересу. Вокруг старика Секеча сидели ребятишки и, затаив дыхание, слушали рассказы старого партизана.

— Жилось нам тогда хорошо, — посасывая «петушок», вспоминал Секеч, — мясо было по два девяносто, сахар — по семьдесят восемь, яйца — любые, рыбы — завались. Два раза в неделю был молочный день, и тогда нам давали зефир в шоколаде и топлёное молоко. Водку пили по субботам, а пиво по воскресеньям, хотя можно было и каждый день.

— А потом что было? — нетерпеливо спросил бойкий мальчуган с признаками бери-бери.

— Потом было плохо, — ответил Секеч. — Сначала прилетели их разведчики. Они научили нас курить и играть в буру. Нам это понравилось, и мы пригласили их ещё. Тогда они прилетели на огромном звездолёте и решили, что мы много кушаем и поэтому нам нужен их образ жизни. Появились талоны, карточки, купоны и очереди за солью. Когда мы опомнились, было уже поздно — захватчики вывезли с планеты все продукты, построили военный город, за стенами которого стали питаться тушёнкой.

— Ну, а потом что было? — снова спросил шустрый дистрофик.

— А потом я проиграл в буру левую ногу Большому Ицику — вы его не застали, он погиб на хлебозаготовках...

С этими словами старый Секеч уронил голову на грудь и захрапел. Пацаны вытащили у него из-за щеки «петушок» и разошлись по хижинам. Над джунглями Гонинии опускалась короткая майская ночь. До прибытия студня с чесноком оставалось не более четырёх часов.

Глава VIII

Выписка из секретного сигнала «Зет»:

«В случае провала нашей дружественной миссии на Гонинии предлагаю без паники и скопления вылетать на Землю всем личным составом. Военный городок — уничтожить. Предателей и душевнобольных — расстрелять.

Адмирал Соснихин».

Радиоперехват с борта самолёта:

«Я над опушкой. Хочу нажать рычаг сброса, но не вижу сигнала. Дайте сигнал, а то не сброшу.

Пилот Мох».

Из мыслей вслух генерала Лиминько:

«Мох — баран!».

Над опушкой джунглей взвилась красная ракета. «Ура! Сигнал!», — заорал ошалевший от чесночного запаха пилот Мох и до отказа вдавил в пол рычаг с надписью «сброс». Из зелёного моря джунглей тут же раздался залп бамбуковых зениток, и вокруг самолета стали рваться кокосы с нитроглицерином.

— Прекратить сброс, — распорядился Мох, — я не вижу, куда сбрасывать.

Контейнер с холодцом завис на одном страховочном ремне и угрожающе раскачивался в двухстах метре земли.

— Отцепи студень, сволочь, — надрывался Лиминько в наушник танкового шлема, который не работал.

Геркулан Севастопуло забрался на дуло гаубиц и начал передавать распоряжение генерала сигнальными флажками. Уже на третьем взмахе флажка он был убит наповал ягодой шиповника, выпущенной из дула духовой трубки с нечеловеческой силой. В ответ Процюк прошёлся по опушке из огнемёта — вспыхнули сухие баобабы и секвойи.

Липози и повстанцы весело наблюдали эту картину с другой стороны опушки.

— По всем признакам генерал изучал военное дело по передаче «Служу Советскому Союзу», — заметил Секеч и скомандовал: — По товарищам! Картечью! Беглым! Огонь!

Отрывисто и грозно заговорили самодельные пушки повстанцев, и позиции генерала Лиминько скрылись в дыму. Из дыма периодически доносились крики дурака Моха:

— Куда сбрасывать? Я не ощущаю дистанции!

Наконец майор Процюк не выдержал и нажал кнопку ракеты «земля-воздух». В дыму вспыхнуло пламя, и все в последний раз услышали крик Моха:

—Сброс отменяется — в меня попали!

Затем раздался характерный свист, и цистерна с холодцом рухнула на опушку леса, распространяя сильнейший запах чеснока и душистого перца.

Воцарилась гробовая тишина — обе стороны выжидали. Первым не выдержал соблазна людоед Лигупа. За время оккупации он съел 384 сибирских стрелка, которых заманивал в джунгли пластмассовыми пельменями.

—Назад! — закричал Липози, но Лигупа уже сидел на цистерне и свинчивал массивную крышку люка.

Из блиндажа Лиминько стрельнул дум-думом. Лигупа с нтересом посмотрел на собственную печень и скатился на землю.

— Один-один, — потёр руки Лиминько, — будем ждать дальше.

Липози нервничал и кусал ноготь.

— Командир, надо применять химическое орудие, — сказал Секеч, — иначе они перестреляют нас, как куропаток!

— Применяй! — приказал Липози и натянул противогаз.

На опушку вынесли Вонючку Пью и уложили на станину.

— Газы! — скомандовал дедушка Секеч и с натугой выдернул из Пью чопик.

Над поляной начал со свистом стелиться пищевой газ двухмесячной давности. Повстанцы надвинули на лица самодельные респираторы и уткнули лица в землю. Полковник Автандил Курихара, пользуясь затишьем, юркнул в пункт связи, где сидела его старая боевая подруга связистка Клоц и ожесточённо стучала ключом Морзе.

— Стучим потихоньку, — тихо сказал Автандил и ласково поцеловал Клоц в спину.

Связистка глубоко вздохнула и начала снимать сапоги. Автандил ей нравился, но в глубине души она тайно любила жилистого прапорщика Колотило, которого летом видела голым во время порки шпицрутенами.

Трясясь на связистке, Автандил первым уловил странный запах в комнате и сначала подумал, что это Клоц не выдержала нагрузки.

«Я — мужик», — с уважением к самому себе подумал Курихара, но тут вдруг обнаружил, что связистка Клоц перестала двигаться ему в унисон и, что самое страшное, не дышит. Полковник пощупал пульс связистки. «За что?» — с горечью подумал он и, натягивая противогаз, бросился в штабной блиндаж.

В штабном блиндаже согласно графику проходила политинформация на тему: «Гониния — планета контрастов».

Политинформацию читал замполит Невяжский, будучи в офицерском противогазе.

— Вы, что — поехали?! — завопил Курихара. — Отставить немедленно!

— «Таким образом, мы придём к победе коммунистического труда», — твёрдо закончил Невяжский, снял противогаз и сразу задохнулся.

Курихара побежал в наблюдательный пункт. По пути он обнаружил отравленных латышских стрелков, сибирских следопытов, венгерских гонведов и террористов из Хайфы. «Всё пропало — мы остались одни!» — прошептал полковник и заплакал. «Не плачь, Автандил, — вдруг раздался в наушниках голос генерала Лиминько, — иди к нам». Курихара пошатываясь вошёл в наблюдательный пункт и уткнулся в перископ. Над цистерной развевался флаг Гонинии — на белом фоне свиная сосиска с надписью «Мы — за мир!» Со всех сторон цистерны сидели повстанцы и жители города и делили поровну холодец, который тут же кушали.

— Можно снять противогазы, — сказал Процюк, спускаясь сверху. — Вонючка Пью сдулся.

— Почему? — недоверчиво спросил Автандил.

— Мёртвые не воняют, — ответил майор, перезаряжая бластер. — При помощи, этой штуки я запаял ему дырку для газа.

В это время над поляной загремел репродуктор:

— «Как вы понимаете, генерал, дальнейшее сопротивление бесполезно. Рекомендую организованно сдаться и понести заслуженное наказание. В противном случае, в связи с особой опасностью вашей банды, имею распоряжение живыми вас не брать. Стволы и пики — на снег. Выходите по одному!»

Лиминько мрачно оглядел оставшихся в живых. В живых остались майор Процюк, полковник Курихара, боец Ягодитский и группа душевнобольных, среди которых были маршал Баграмян, адмирал Канарис, батька Ангел, матрос Железняк, Маша Севастопольская, 28 бакинских комиссаров, пятеро с неба и 300 спартанцев.

Возглавлял всю эту бригаду тихопомешанный Иосиф Джугашвили, бывший военрук из Поти — Сосо Пипия.

— Липози, — крикнул в рупор Лиминько, — у тебя есть время покурить и отправить религиозный культ, через пять минут мы намерены атаковать вас!

С этими словами генерал надвинул каску и приказал: «К штыковой атаке — будьте готовы!». — «Всегда готовы!» — печально ответил боец Ягодитский и застрелился.

— Вперёд, гвардейцы! — крикнул Лиминько и первым выскочил из окопа.

Из сборника последних мыслей генерала Лиминько:

1. «Трусы! Жалкие, омерзительные бздуны!»

2. «Смелого пуля боится, в смелого штык не войдёт».

3. «Разрыв селезёнки — прощайте, товарищи...»

Глава IX

Последняя мысль дедушки Секеча:

«Коротка кольчужка...»

Из записей в бортовом журнале атомолёта «Пионер Дубинин», сделанных майором Процюком по пути на Землю:

«Две недели в пути. Я в созвездии Ишиопагов. Понос не прекращается. Доктор-кибер — редкий пидар. Так держать!»

«Месяц позади. Съел последний тюбик «Мэри». Понос не утихает. Изнасиловал и сломал доктора-кибера. Этот неуч и взяточник поставил мне диагноз «Дизентерия». Мне ли не знать дизентерию? Силы на исходе».

Сел благополучно. По-моему, в Дебальцево. Впрочем, мне всё равно. К звездолёту идут люди, но не доплыть до люка. Воздуха осталось на три минуты. Интересно, мне дадут орден?..»

Генерал умирал. В этом не было ничего удивительного, так как следом за ним из окопа никто не выскочил и генерал побежал в атаку один, размахивая над головой офицерским палашом.

Навстречу ему, на предельной скорости, нёсся одноногий дедушка Секеч, потрясая шишковатой палкой из мангового дерева. Издали всё это напоминало бой Челубея с Пересветом.

Опытный в сабельном бою генерал первым же ударом отрубил Секечу единственную ногу на уровне средней трети бедра.

Старый партизан, однако, продолжал бегать вокруг генерала, опираясь на здоровую культю и выбирая момент для решающего удара. Лиминько несколько раз ткнул его шашкой в живот, повернулся к своим и хотел крикнуть «Виктория!», но тут умирающий Секеч из последних сил нанёс генералу такой удар по корпусу, что сломалась палица из железного манго. Для генерала, который 38 раз болел малярией, этого было более чем достаточно. Несгибаемый Лиминько взял под козырёк и гулко упал лицом вперёд.

Вот тут, наконец, войска умирающего гарнизона бросились в рукопашную. Войска повстанцев немедленно бросились навстречу, и начался кровавый бой, который позже вошёл в историю как «Битва при студне».

Майор по-пластунски подполз к генералу и влил в рот коньяк из фляги. Лиминько открыл голубые глаза, показал Процюку фигу, вздрогнул и затих. Процюк снял пилотку, выстрелил в небо и бросился в гущу боя в поисках предателя Наливайко.

Силы гарнизона таяли, как эскимо. Майор видел, как геройски сражался гигант Курихара, отбиваясь от аборигенов штакетником и велосипедной цепью. Уже заходя в лес, он заметил, как подкравшийся сзади боевик Минога рубит полковника в капусту обоюдоострой шинковкой.

Раздвинув ветви гибискуса своими мускулистыми руками, Процюк замер от радости. На солнечной поляне, спиной к нему сидел Наливайко и вымакивал остатки холодного из котелка хлебным мякишем. При этом он чавкал, сопел, рыгал и пускал газы. Выпив компот, Наливайко потянулся и невозмутимо заорал:

—Рученьки тэрпнуть, злыпаються виченьки. Боже! Чи довго тягты...

— Не долго, — прошептал Процюк и взвёл курок фаустпатрона.

— Подозреваю, курок взвели, — задумчиво сказал Наливайко и резко повернулся назад.

— Ну здравствуй, гнида, — выходя из-за дерева нехорошо улыбнулся Процюк, — давно не виделись.

— Я не виноват, меня заставили, — начал хныкать Наливайко, пятясь в джунгли. — Ты не можешь меня убить... я знаю секреты... я исправлюсь... я недоношенный...

Майор нажал курок. Канонир Наливайко свистнул и растворился в атмосфере Гонинии.

«Я выполнил приказ, мой генерал!», — прошептал Процюк и сразу же ощутил укол в ягодицы.

Обернувшись он увидел паратрофика Липози с пустым шприцом и 150 его телохранителей. «Стреляй! Стреляй, жировик, и ты увидишь, как умирают настоящие офицеры!», — закричал майор и разорвал на груди бронежилет. Липози улыбнулся:

— Мы гуманисты, — сказал он, — можешь лететь на Землю. Мы отпускаем тебя.

Шатаясь, как пьяный, майор Процюк забрался в атомолёт и лбом надавил кнопку «старт». Ракета взмыла в воздух.

— Зачем ты отпустил его? — возмутился боевик Минога. — Он может вернуться снова.

— Не вернётся, — снова улыбнулся Липози. — Я ввёл ему 200 мл настойки «Рататуй». Если он не умрёт от поноса в течение месяца, то я не завидую жителям Земли.

Повстанцы радостно посмотрели вслед удаляющейся ракете и двинулись на ужин.

___________________________________________

КОНЕЦ ЯДОВИТОГО МНУ

ПРЕДИСЛОВИЕ К РУССКОМУ ИЗДАНИЮ

В книге замечательного мастера псевдокосмического реализма есть буквы, слова, предложения и фразы, которые переносят подготовленного читателя в недалёкое будущее. Автор убедительно показал, что надо быть начеку и в период всеобщего изобилия. Юному читателю, безусловно, полюбятся смелые герои этой книги.

Отзывы о романе лучше оставить при себе.

«Меня ты не поймёшь,

потому,

Что я давно уже не

существую...»

(В. Сосюра).

Глава I

Ровно в семь яркий и жаркий солнечный луч упёрся в крепко зажмуренный глаз сеньора Хулио-дос-Флорипидес-не-Самаранча-не-Перейрызато-Агути, мультимиллионера, владельца всех плантаций каучуконосов Системы сорока миров, вплоть до Системы Влажных Дыр и провалов Вайзеля.

Хулио Агути, не отрывая глаз, напряг шею и надкусил висящий возле щеки авокадо. Холодный сок разбудил миллионера окончательно. «Как спалось, жировик?» — увидев, что он проснулся, крикнул из клетки мохнатый марсианский зубек, единственное существо, которому Хулио Агути разрешал разговаривать с собой в таком тоне. Агути почесал живот и вяло бросил в зубека огрызком авокадо. «И на том спасибо, жлоб, — проворчал зверь, расправляясь с овощем. — Для кого копишь? Кому готовишь? Кондратий не за горами!» — «Поговори у меня», — пригрозил Агути и показал волосатый кулак, увешанный перстнями и амулетами от потёртости.

«Нас утро встречает прохладой», — весело запел он и распахнул шторы. Комнату залил яркий солнечный свет.

Агути сделал несколько упражнений из системы Дикуля, потом надолго застыл в позе «кетчуп» и бросился избивать соломенное чучело. Хотя ему и мешал немалый живот, с пятой попытки миллионер снёс чучелу голову и пошёл в бассейн. Плавал Агути исключительно старым стилем «часовой Хорст»; по пояс высунувшись из воды, со скрещенными за спиной руками.

Через полчаса, гладко выбритый и одетый в просторные белые бабуши Агути вошёл на веранду принять пищу. Из-за стола уже виднелась голова сеньоры Физалии Агути, его восьмой и самой глупой жены. Рядом с ней сидел старый, как мир, Чича Агути, — участник первого Вторжения, кавалер ордена Энуклеации и почётный член Аппарата Вторжения.

— Доброе утро, птичка, — сказал Агути и поцеловал жену в затылок. — Здравствуй, дедушка!

— Хулио, — строго сказала Физалия, — так дальше продолжаться не может, твой выживший из ума Чича снова мочился в горшок с моими орхидеями!

— Ваши цветы прекрасны, — пробурчал Чича из глубины таза с холодным.

— Он ещё издевается, — взвизгнула сеньора Агути, — чего ты молчишь, Хулио? Скажи что-нибудь!

— Адзямо, — сказал Хулио.

— Что «адзямо?» — удивилась Физалия.

— Ты просила сказать что-нибудь, и я сказал, — ответил Хулио и принялся за фаршированных колибри

— Вы все одна миллионерская банда, — заорала Физалия. — Навіщо я загубила свою квітучу молодість?

Багровая от злости, она скрылась в своей спальне.

Агути продолжал спокойно есть — он знал, что через час-другой глупая Физя успокоится и придёт просить денег на очередную шубу. Дедушка Чича перестал чавкать и наполовину высунулся из таза.

— Ушла? — хрипло спросил он, обтираясь пальмовым листом. Хулио молча кивнул.

— В следующий раз женись на немой, — посоветовал Чича.

— Физя как никто умеет давить на секретные кнопки, — вздохнув сказал Агути.

— Аллах велик, — удивился Чича, — это редкое искусство.

Подали кофе и сладкий «хворост» из мышиных хвостиков. Старый Чуча закурил трубку и моментально заснул в ползатяжки.

— Стар стал, — с нежностью подумал Хулио, вытер об дедушку руки и пошёл в кабинет, где обычно работал до обеда.

Зайдя в кабинет, он не глядя нажал на клавишу кондиционера запахов «Бак-1». Запахло студенческой столовой времён застоя. «Не то», — поморщился Хулио и переключил прибор. В кабинете сгустился аромат намыленного женского тела. Агути сел за массивный мельхиоровый стол и начал просматривать бумаги.

Дойдя до третьей бумаги, Агути нахмурился. На тропическом гиганте Бильбоке из созвездия Лабунцов снова резко снизился надой каучука с гектара. «Боюсь, там назревает бунт гуманоидов», — тревожно подумал Хулио и стал читать дальше.

«Не могу не упомянуть о том, что при невыясненных обстоятельствах исчез ботаник-надсмотрщик Бу Полупан с семенами для новых территорий. Обнаруженные на месте похищения предметы, как-то 1000-вольтная батарейка для бластера, папаха, сачок для простейших, левая нога и туловище ботаника, позволяют предположить, что он в настоящее время мёртв. Искренне ваш, капитан Кальмар».

Эта докладная была тоже с Бильбоке. «Лихо работают», — присвистнул Хулио и взял трубку межгалактической связи. На экране появилась кашицеобразная голова гуманоида с Бильбоке, ставшего на путь предательства.

— Кальмара ко мне, — скомандовал Хулио.

Гуманоид исчез.

— Рекомендую провести акцию возмездия, — зарычал Агути, когда в проёме экрана появился сизый от тропического солнца капитан, — местность размером 2×2 км, где исчез ботаник, объявить эпицентром лейшманиоза и выжечь кобальтовыми пушками. Женское население отдать на поругание роботам-носильщикам. Об исполнении доложить немедленно. Всё!

Выключив аппарат, Агути довольно потёр ноги и ударил в рельсу — вошёл секретарь.

— Пресса есть? — спросил миллионер.

— Звуковое письмо без адреса, — ответил секретарь, — и напоминание о том, что президент трёх популяций и Обладатель магической власти ждёт вас на совещание квазнаграриев и космопутчистов в восемнадцать часов.

— Это хорошие деньги, — пробормотал Хулио, — надо пойти. — И громко спросил: — А что в письме?

Секретарь вставил кристалл антрацита в гнездо и включил выключатель. Агути откинулся в кресле и приготовился слушать.

— Нехорошо, Хулио, — раздался из динамика приятный фальцет, — отвратительно! Боюсь, что ты попал в историю, из которой вряд ли выскочишь способным к дальнейшему размножению. Твоя нижняя половина тела — это уже кал, а если ты поедешь на совещание к президенту и примешь его предложения, то калом станет и верхняя половина твоего тела. Будь умницей. Чао, кролик!

Магнитофон затих.

— Кто это был? — спросил Агути, выпивая стакан кашасы и вытирая пот.

— Дети шалят, — предположил секретарь.

— Глупые дети, — спокойно сказал Хулио и пошёл обедать.

Физалии за столом не было, зато дедушка Чича мужественно боролся со вторым бутылём красного, грозно поглядывая на третий.

— Мне угрожали, — мрачно сказал Агути, ловко разделывая мититяй с кровью.

— Вздор, — прохрипел Чича и выпятил нижнюю челюсть, — мы сломим им головы! Вперёд, чудо-богатыри! На Белград!

— Дедушка, оставьтев покое красное — вам его не одолеть, — укоризненно сказал Хулио.

— Сопляк, — важно сказал Чича, встал, оттопырил тощий зад и припал к третьей бутылке. Кадык его двигался как челнок в ткацком станке ранних моделей.

Посмотрев, как дедушку относят на гемосорбцию, Агути пошёл переодеваться на приём.

— Надень лифчик, — сразу заявил из клетки зубек, — его лиловый оттенок отлично гармонирует с цветом твоей кожи.

— Шутник, — ласково сказал Хулио и почесал зверя под летательной перепонкой.

Надев чёрный смокинг из знаменитой ткани «репс» с планеты Боман-Боза, которая легко гладилась и стиралась, но была непроницаема для оружия массового поражения, миллионер Хулио Агути сел в гравипед и полетел по направлению к резиденции президента. Было семнадцать сорок пять. Светало.

Глава II

Жаркое июльское солнце левого полушария стояло в зените над мрачным высокогорным плато Чикумбе. Но палящие солнечные лучи едва достигали провала в самом центре плато, а там, на многочисленных территориях размещались корпуса и полигоны межпланетного центра «Спейс волонтир» по подготовке отрядов косморазведчиков и всякого рода диверсионных групп для поддержания эффекта присутствия на оккупированных планетах.

Плохое было это место. Далеко не все из половозрелых особей мужского и женского пола, поступавших на полный цикл глобальной трансформации, заканчивали его. Но зато выпускники центра были нарасхват во всех фирмах, конторах и оптовых базах, которые так или иначе были связаны с дальним космосом. Это они составили подвижный отряд «Воздушный поцелуй», который под прикрытием бронетанков III поколения «Мохнатые сейфы» в течение одной недели высадился на Эстуари и превратил свободолюбивых эстуарцев в подсобных рабочих на необозримых плантациях уникального бифштексного дерева. Правда, десятисантиметровым эстуариям было всё равно чем заниматься, так как уже впоследствии толковые учёные доказали, что они были вымирающей ветвью личинок адгезии.

А легендарный Мутабор Мачула в одиночку высадился на субтропический астероид Цмак и вступил в вооруженный конфликт с гуттаперчевым диктатором Мацом Невидимкой. Только на третьи сутки поединка Мутабор интуитивно попал Мацу в вену и сделал его видимым при помощи инъекции индигокармина. Мац был вынужден сдаться и сейчас работает на Цмаке сестрой-хозяйкой, а сам астероид превращён в гигантскую грязелечебницу для хондродистрофиков, к тому же там почему-то не болели «чёрной свинкой» — этим бичом околоземных орбитальных станций.

Лет пятьдесят или семьдесят назад двадцатка храбрецов-проходчиков под командованием Спиридона Толстокорого под покровом метеоритного дождя высадились на ужасающей планете Пси-17 из системы шаров Криштофа, которая была заселена человекообразными тушканами высотой до семи метров. Пользуясь феодальной разобщенностью тушканов, Спиридон Толстокорый провозгласил развитой капитализм, объединил человеко-зверей в ячейки и уничтожил всю биомассу планеты из мочемёта. Зато сейчас на Пси-17 находится единственное в системе место, где добывают сверхчистый природный сервелат, для возрастающих кулинарных потребностей жителей Земли.

В данный момент большинство курсантов спецкурса находились на перерыве. Могучий, но добрый Бен Нисневич расслабленно лежал в тени подвешенной на шест фуражки и насвистывал в раструб сапога незатейливую песенку «Что ж ты Магда, курва, не выходишь?»

Рядом полусидел Вилли Кенис и бесшумно тянул через бамбуковую палку безалкогольный херес из жестянки. Чуть в стороне трое ребят из группы освобождения от жизненно важных функций играли в «разрыв селезёнки» на двух колодах. Остальные либо спали, либо наоборот, но без дела нельзя было увидеть ни одного человека. Только внимательно присмотревшись, можно было заметить поступательное шевеление под кожурой семейного яванского банана — там яростно жили молодожёны Асс-Бабич, специалисты по половому терроризму, не обращая никакого внимания на огрызки анчоусов и другой мусор, который бросали в кожуру отдыхающие курсанты.

Под душераздирающие крики молодожёнов стоящий на посту стажёр Ози Бассеншпиллер по прозвищу Батый начал писать звуковое письмо своей тёте в Кёльн, что было строжайше запрещено уставом распорядка дня. Зная это, находчивый Ози заменял щекотливые слова криком «Опа!».

— А вот любопытно, чем занимается тихоня Бассеншпиллер? — раздался за спиной увлекшегося курсанта тихий, вкрадчивый голос.

Ози сильно побледнел, покрылся пупырышками и стал похож на несвежий огурец сорта «жовтяк» из музея вымерших культур. За его спиной стоял старший сэнсэй Золтан Вдуич, гроза курсантских затылков, чемпион Крабовидной туманности по стрельбе из произвольного отверстия. Его уважали. Его боялись и ненавидели. Он был для курсантов всем: доброй бабушкой и злым дядей, мудрым наставником и глупым администратором, холодным карцером и сладкой кулебякой. Он был велик, ибо о его бесчисленных приключениях нынешние курсанты читали ещё в роддоме.

— Ага... — многозначительно сказал Золтан и поднял с земли наполовину записанный звуковой кристалл.

— Банзай, неустрашимые! — крикнул он стоящему навытяжку взводу.

— Рр-р-ав! — прогремело в ответ над полигоном.

— Яелы не жмут?

— Рр-р-ав! — вторично раздалось в ответ.

— Похвально, — сказал Золтан. — А вы можете мне сказать, что это за плесень? — и он указал чёрным мизинцем на неподвижно стоящего Ози Бассеншпиллера.

— Это наш кровный коллега, победитель неверных, отличник аудиосвязи курсант Батый, — без запинки отчеканил старшина взвода, алеут Вацек.

— А я утверждаю, что это вонючий марсианский лупоглаз или, с большой натяжкой, мерзкий венерианский писсикур, — заорал Золтан Вдуич.

Он вставил звуковое письмо в нишу грызлофона и включил его на полную громкость.

«Дорогая тётя, — раздалось из динамика, — дела мои очень «опа». Так бы всё ничего, но уж очень старший сэнсэй «опа». Я бы, тётя, если б мог, так бы и «опа» отсюда в твой маленький тихий домик. Интересно, жив ли наш «опа» сосед Венцель, хотя мне это в общем-то «опа». Учусь я, тётя, нормально, а в деле маскировки и связи дела мои намного лучше, чем у других. Эх, тётя, если б не было «опа» сэнсэя... Прошу тебя, передай Урцилле, чтобы блюла себя в строгости, а то вернусь и так отдубашу в «опа», что своих не узнает. Дорогому дяде передай…»

— …что он тоже «опа», — не своим голосом завизжал Золтан Вдуич и стал в ярости топтать звуковое письмо.

Бешено вращая глазами, он подошёл к Батыю и сделал неуловимое движение кадыком. Ози крякнул и упал лицом вперёд на гравий, но в следующий момент упёрся в землю лбом, сделал двойное сальто прогнувшись, и в воздухе зловеще свистнули лезвия двух плазменных резаков.

— Щенок, — прошипел Золтан, — я из тебя кебаб делать буду.

Взвод курсантов не мигая смотрел, как внешне неповоротливый, массивный сэнсэй вдруг исчез из поля зрения и провёл удар, известный в масаяма под названием «опустела без тебя земля». Ози сразу сильно постарел, съёжился и тихо прошептал: «Сдаюсь».

— Выбирай, гадёныш, — в рыло или в карцер? — подходя вплотную спросил Золтан, но тут раздался сигнал: «Всем ощетиниться», и грызлофон объявил: «Сэнсэю Вдуичу срочно явиться к директору центра. Пароль «Сатурн», ответ «Гаврилов».

— Можно курить, — рявкнул Золтан и плавной иноходью бросился к шахте директорского лифта.

Обессиленный Ози Бассеншпиллер закурил сразу все сигареты своих товарищей по взводу, щёки его дрожали, разбитый нос постепенно принимал форму грейпфрута.

— Плюнь, — хлопнул его по плечу снайпер Юозас Гейдукис, — отвечу в три кизяры, что обойдётся. Он же у нас отходчивый.

Ози плюнул.

— Вот в меня — это ты зря, — обиделся тщедушный с виду Миша Талисман, незаменимый в воздушном бою на глайдерах, мастер входа в личный контакт с инопланетянами. Однако обессиленный Батый уже спал.

Просторный сверхзвуковой лифт-хауз с Золтаном на борту остановился на отметке две тысячи метров. Золтан вышел, вставил в контрольное гнездо штуку, которая у каждого имеет неповторимый отпечаток кожных линий, и сказал: «Сатурн». В ответ штуку укололи и металлический голос произнёс: «Гаврилов». Ширма открылась. Вдуич одёрнул комбинезон и шагнул в кабинет.

За прозрачным жидким столом, на непрозрачном жидком стуле сидел директор центра «Спейс волонтир» Ион Авантипопало. Золтан невольно подтянулся и с уважением смотрел, как директор давил меркурианских сиропоносов титановым бюстиком Антонеску и тут же выпивал их содержимое.

Говорили, что Ион Авантипопало родился на грузовом рейдере «Кок-чай» у румынского утилизатора Млагожаты Сигару, которая, боясь насмешек экипажа, смыла ребёнка в открытый космос вместе с отходами жизненных процессов. Его случайно подобрали разумные простейшие с планеты Якуба, выкормили через жгутики, ослизнили и незаметно подбросили в «Кок-чай» на обратном пути рейдера. По другой версии, он родился на Земле, но был похищен торговцами детьми с Проксимы Лотата, попал на Сизон, долго болел, был в плену сизиков, бежал, оказался у монахов Япета, принял фамилию Авантипопало и, наконец, оказался на Замле, где быстро пошёл в гору, потому что ему помогли материально сердобольные родственники по линии папы, которого он не знал. Обоим этим версиям Золтан Вдуич не верил. Он вообще не верил никому, кроме собственной мускульной тяги и Серомана Августа, которого носил в левом ухе. Однако директора уважал и побаивался, так как тот был безусловно личностью таинственной.

—Эвоэ, дружище, — сказал Ион и отложил в сторону бюстик.

—Эвоэ, ту, — поклонившись ответил Золтан.

— Могу тебя обрадовать, — продолжал директор, — есть хорошее дело, но нужны твои ребята, человек семь-восемь.

— Можно, — кивнул Золтан. — А за что стараемся?

— В конце акции тебе — десять, оставшимся в живых — по пять.

— Пахнет геноцидом, — задумался Золтан.

— Да, возможно будет жарко, — ответил Ион. — Но нам ли бояться трудностей? К тому же десять пресс-лимонов в твёрдой валюте на дороге не валяются.

— Враг не пройдёт, — гаркнул Золтан и щёлкнул цезиевыми каблуками.

Ион Авантипопало подвинул ближе микрофон и сказал: «Давай фамилии кандидатов». — «Бен Нисневич — шпионаж и мордобой; Вилли Кенис — диверсии на стратегических объектах; супруги Асс-Бабич — половой терроризм, сексуальные революции, новые виды размножения; Вацек Хари — охота на крупного зверя, быстрые действия в неожиданных ситуациях; Юозас Гейдукис — стрельба из всех видов и систем по всем видам и системам; Талисман Миша — водитель глайдера, переводчик, дипломат на доверии, ну и восьмой — это я».

— Не вижу связиста и шпиона-ниндзя, — вопросительно спросил Ион.

— Есть такой — Ози Бассеншпиллер, но очень мягкотел и любит тётю.

—Ничего, озвереет в бою, — заключил Авантипопало, вписывая Ози в список команды. — Сейчас я отделюсь на совещание к президенту трёх популяций. Вы должны находиться в полной готовности № 0. Всё. Эвизи ку».

— Эку, конечно, — поклонился Золтан и вышел из кабинета.

Было семнадцать пятьдесят. Светало. Ион Авантипопало вдруг отчётливо понял, что в его организме появилось что-то лишнее. Он в волнении провёл рукой по затылку и в его ладони оказалась липучка от детского бластера с пластиковой запиской: «Румын, берегись! Мы знаем всё! Самый лучший выход — сегодня же подать в отставку. В случае неповиновения — приглашаем на твою гражданскую панихиду, которая состоится в аудитории № 3 по скользящему графику, но опознать тебя можно будет только по пояснительной записке». Авантипопало облегчённо вздохнул: «Мои курсанты — шутники, а я люблю шутников — у них больше шансов выжить». С этой мыслью он сел в салапед и вылетел к президенту. Продолжало светать.

Глава III

Хороши вечера в Японии. Удивительно хорош и международный космодром «Ориент» в лучах прожекторов и карманных фонариков. Но лучше всего вечером в Японии — ресторан для пилотов резерва «Цезарь Коперник», выполненный из альмагеля и стекловолокна в виде ягодиц великого учёного. Кого только не встретишь в его просторных залах! За плавающими в невесомости столами и безусые юнцы — таксисты с маршрута Салтофка — Море Безмолвия, и усатые, вечно недовольные частники, у которых имеются поддельные патенты на рейсы до Нептуна; горланят частушки бесшабашные фотоновозы, посечённые молекулами водорода; мрачно пьют все наименования по очереди седые нуль-транспортировщики, вернувшиеся как всегда без целого ряда товарищей; всюду визжат девки всех национальностей и темпераментов — от холодной как пиво нанайки, до жгучей как зелёнка меркурщицы. Официанты в красных хитонах пуляют из синтезаторов на столы блюда народов мира, швейцар из бывших монотонно бубнит «извините, спецобслуживание» и аккуратно берёт на чай с бальзамом. Жизнь бьёт ключом, но никто не дерётся, и не видно пьяных — пьяные сразу поднимаются под потолок и бланшируются в масле до исчезновения алкоголя в крови с последующим сообщением но месту работы.

В описываемый период в ресторане было тихо — только что сообщили о том, что командир Пэпо Чиполучио добровольно разгерметизировал членов экипажа и самого себя на полпути к канализационной дыре Ассения. Сделал он это в знак протеста против отказа администрации космопорта выдавать космическим золотарям одеколон «Гусар» и сиреневую воду.

— Пожили бедно, хватит, — вдруг заорал горбун Могила, единственный из членов экипажа Пэпо, оставшийся в живых — он спрятался в гофру.

Группа пилотов-активистов тут же предложила в знак солидарности с погибшими дёрнуть штрафную и не выходить на работу, пока Пэпо посмертно не реабилитируют. Их горячо поддержали представители профсоюза наземных заливщиков.

— Я люблю тебя, Пэпо, — снова закричал Могила, и все начали минуту молчания.

И тут, в момент апогея трагизма, в дальнем углу грянули песню: «И снится нам не топот козладрона, не эта ледяная синева...»

— Что это за вакуум-экстраторы, — угрожающе поднялся из-за стойки мясной робот-погрузчик Епифан, но его сразу обесточили, и правильно сделали. Откуда глупому мясному роботу знать, что за дальним столом гулял капитан фотонолёта «Мисхор» — лихач и уголовник Фрум Олива со своим экипажем, который составляли бывшие хобо, лобби, бобби и «каучуковые шеи». Была среди них и кожаная голова.

— Таким, значит вот, образом, — сказал очередной тост Фрум и заглотил тубус «Долины смерти».

Веселье за столом было в разгаре. Одноглазый штурман Зе Сельпуга доказывал доктору Фишеру, что Пэпо разгерметизировал всю команду не в знак протеста, а в результате того что накануне вылета выпил полный запасной скафандр «Ай-Данили».

— И я это видел, — бубнил Сельпуга и слюнявил ухо Фишеру.

— Каким образом? — удивился Фишер. — Вы же не покидали ресторан три дня!

Сельпуга не понял вопроса и продолжал бубнить: «Я это видел».

— Вот таким макаром, — снова провозгласил тост Олива, и тут мегафон под потолком недовольно хрюкнул и сказал: «Капитан Олива, к диспетчеру».

— «Сосаки», — выругался Фрум по-японски, икнул бужениной из халязки и вышел из-за стола. — Без меня не расходитесь, — приказал он не оборачиваясь, на что навигатор Монц ответил: «Я между прочим, для того здесь и посажен...»

В кабинете диспетчера космопорта было прохладно. Диспетчер спал. Звали его Оби Луфарь, но друзья и знакомые называли его просто Лафарик. Грубый Олива положил ему на темя окурок папиросы и сел в кресло.

—Солнышко во дворе, а в саду тропинка, — прошептал во сне Лафарик и блаженно улыбнулся.

Через две минуты он нахмурился и внятно сказал: «Пётр Порфирьевич! Паяйте, пожалуйста, аккуратней, а то расплавленный титан капает мне прямо на темя». Олива с любопытством наблюдал за эволюцией разговоров во сне в связи с изменением температуры окурка. Не открывая глаз Лафарик уже волновался не на шутку. «Протуберанцы, — орал он. — Звоните 01».

Олива убрал окурок с темени диспетчера и сказал: «Проснись, сынок, войну проспишь». Лафарик открыл глаза и несколько мгновений бессмысленно смотрел на капитана. Потом взгляд его стал осмысленным, и он виновато спросил: «Я что — спал?»

— Нет, ты гонял туза в портьеру, — сурово ответил Фрум, — за что и предстанешь перед великим хуралом популяции.

— Шутишь, — мрачно проворчал Лафарик, — а вот мне не до шуток. Я, между прочим, искал тебя неделю, чтобы передать шифрограмму.

— Откуда это, — удивился Олива, — неужели опять напоминание об алиментах с Фобоса от психопатички Пецы?

— Нет, штамп правительственный.

Олива вскрыл пластиковый футляр, приложил к левому углу большой палец и на экране вспыхнули зелёные буквы: «Фрум Олива. Вы приглашаетесь на совещание к президенту трёх популяций, которое будет иметь место сегодня в восемнадцать часов». Олива посмотрел на часы. Было всего шестнадцать, и он успокоился. Любопытный Лафарик елозил в кресле и пытался заглянуть в записку через зеркальный отражатель.

— Любопытной Варваре штуцер порвали, — засмеялся Фрум, щёлкнул Лафарика по лбу и отправился в ресторан взбодриться.

Его разношёрстный экипаж находился в состоянии «бэзил», что соответствует четырём состояниям «педро» или шестидесяти состояниям «средней тяжести».

— Не вешать нос, урки, — весело крикнул Олива, — о нас помнит правительство. Не хочу опережать события, но, видно, скоро полетим.

— Рождённый квасить — летать не может, — равнодушно сказал какой-то пожилой астрофизик из-за соседнего столика с нашивкой общества трезвости на спине.

— Толково сказано, — крикнул Зе Сельпуга и очень ловко замазал лицо пожилого астрофизика расплавленным мармеладом.

Когда официанты увели возмущённого старика, Фрум продолжил:

— Судя по телексу, полёт будет высшей категории сложности, а за такие полёты выдают бумажники высшей категории плотности. Все не желающие участвовать мне не интересны и должны покинуть стол немедленно.

В полной тишине из-за стола встал и ушёл домосед Сундук — он готовился к свадьбе и не хотел рисковать.

— Больше гнилых нет? — спросил Олива. Все молчали. — Тогда рекомендую наполнить фужеры, ибо скоро каждая волосинка на ваших головах превратится в золото, — крикнул капитан и махнул четыреста.

— Глыба! — восторженно прошептал юнга-стажёр Маховлич и сделал знак ансамблю.

— По заказу нашего гостя Маховлича звучит эта песня, — раздалось из динамиков и грудной женский голос запел:

«Когда в полёт мы собирались,

Слезами девки обливались...»

— Вали плясовую, — задорно прокричал доктор Фишер и, схватив в охапку некую негритянку, забился в беспорядочных телодвижениях.

— Когда Фишер танцует танец девственниц с планеты Мауси, сердце тает, как кусочек сахара, — заметил Олива и сказал очередной тост: — Так оно всё случается.

Солистка пронзительно спела последние строки романса:

«Ты возвратился, милый друг,

И что-то защемило вдруг...»

Растроганный Фрум набил рот жареным драчуном и вдруг отчётливо услышал за щекой шуршание бумаги. Не привлекая внимания, он двумя пальцами достал изо рта испачканную соусом бумагу:

«Фрум — не суетись! Продолжай возить по Системе контрабандный ливер и не суй свой синий нос в политику. От предложения президента откажись. В случае неповиновения — финская баня, плавно переходящая в крематорий».

«Конкуренты не дремлют, значит, дело верное», — удовлетворенно подумал Олива, уничтожил записку актом глотания и крикнул:

— Бася, солнце, иди сюда!

Когда Бася вылезла из-под скатерти, было семнадцать пятьдесят.

Олива решительно встал и через минуту мчался на глайдере в президентский дворец. Рассвет не прекращался.

Глава IV

Летняя резиденция президента трёх популяций располагалась в живописной Якутской аномалии, там где когда-то находились устья Индигирки и Колымы. Потом, в результате тектонических сдвигов и повышения активности масс, в этом регионе наступил период расцвета хвощей и папоротников и массовое вымирание якутских меньшинств. Установился причудливый гибрид арктического и влажного субтропического климата, который благоприятно влиял на форму калового столба президента, и он стал проводить здесь свои летние каникулы.

В настоящее время по скоплению средств передвижения было видно невооруженным глазом, что готовится нечто. В овальном кабинете слышался приглушённый гул голосов, шуршание конфетных обёрток и хруст эскимо. Собравшиеся, а их было не более двадцати человек, ждали появления президента.

Равно в восемнадцать где-то под потолком ударили в рельсу, и голоса затихли. Занавес раздвинулся и откуда-то сбоку разбитой старческой походкой вышел и сел на своё кресло президент трёх популяций, обладатель магической власти, отец нации, гражданин Уго Раушке. Воцарилась напряжённая тишина. Всем было ясно, что президент вспоминает, по какому случаю собрались эти люди. О его деменции ходили анекдоты во всей Галактике, и дела государственной важности вёл, в основном, первый министр Аванес Попян — кавалер ордена Сипеля с лентами, альфрейщик по образованию.

— Братцы, — наконец сказал Уго Раушке, — желаю вам мирного неба над головой...

Попян что-то шепнул ему на ухо.

— В связи с этим мой Попян доложит вам ситуацию, — закончил титаническую речь президент и закрыл глаза.

Поджарый мускулистый Попян в серебристом коверкотовом костюме начал баз предисловия.

— Братья по разуму, — сказал он, — мы собрали вас не потому, что давно не видели ваши добрые лица, не потому, что хотели оторвать вас от любимого дела. Мы собрали вас для решения дальнейшей судьбы нашей древней цивилизации. Мало кто из вас знает, что пять лет назад нами был послан небольшой разведотряд в созвездие Рака. Отряд не вернулся. Повторная экспедиция во главе с опытным Хью О'Лири передала загадочный сигнал: «А вот нам и п...дарики» и не вернулась тоже. Тогда мы послали туда необитаемый буер-автомат с суперинтеллектуальным роботом восьмого поколения Ласло. Через месяц умный Ласло обозвал себя «чугунным мудилой» и перерезал провода в области шеи. Однако он успел передать на Землю видеоканал с места своего прозрения, который мы предлагаем вашему вниманию.

Погас свет. На стереоэкране показалось лицо Ласло в момент замены батареек. Потом показались смутные очертания какой-то планеты, окутанной густым тяжёлым туманом. Ласло что-то кричит в иллюминатор. Яркая вспышка. Крик: «Я чугунное мудило» и подпись «Ваш Ласло». Когда свет зажёгся, Попян мрачно смотрел на присутствующих, ткнул указкой спящего магистра Пугу и продолжил:

— Сопоставив имеющиеся у нас данные, мы пришли к определённому мнению о сущности планеты, которая видна на записи. Прошу специалистов выступать по очереди.

— И выступим, — в один голос задорно закричали седовласые и безвласые специалисты и вытолкали в центр зала астронома Скабичевского.

— Так знайте, гипсовые головы, — заорал мохнатый как зубр астроном, — планета, которую заснял наш разумный окатыш, не что иное, как Ядовитый Мну. А известно ли вам, что такое Ядовитый Мну?

Уго Раушке во сне поднял левую бровь и сказал: «Баранки гну».

— Это эллипсоидный космический багровый карлик, состоящий из квазипуха и мегакаперса. Атмосфера на девяносто процентов состоит из аргона, ксенона и — газов, световой день — как у нас, вращения вокруг оси нет...

—Нет есть, — крикнул другой астроном, представитель донецкой школы, звездочёт Панибрат.

—Меньше дискутируй — целей будешь, — прервал его Попян и предоставил слово полиглоту-экциклопедисту с колец Сатурна Ихи Еврюжихи-старшему.

—По непроверенным данным Ядовитый Мну заселяют грибки, грибочки и селёдочка... — захихикал Ихи.

Так как на Сатурне уже триста лет действовал сухой закон номер восемь, трезвых там почти не осталось и всё взрослое население, как правило, умирало не дожив до двух дней. Так что нечего удивляться, что Ихи в восемнадцать тридцать превратился из полиглота-энциклопедиста в потатора-абстинента.

— А ещё там есть оливье, — закончил ученый и замер в кресле. Фрум Олива в это время трезвел и свирепел одновременно.

— Я имею знать, зачем нас здесь собрали? — заорал он, упёршись обеими руками в ушные раковины сидящего впереди социолога Леонида Посыпай.

— Внимание, — сразу объявил социолог и надул живот, — а теперь самое главное. Нашей группой после работы в архиве достоверно установлено, что двести лет назад, во времена короля Задова на необитаемую тогда планету Ядовитый Мну были вывезены в гигантских саквояжах триста пятьдесят миллионов бывших фашистов, неофашистов, милитаристов и расистов. Акция носила название «Весенний газик» и имела целью изоляцию этих маньяков от нормальных жителей Земли. Предполагалось, что они через полтора-два часа самоликвидируются, не выдержав конкуренции с биосферой планеты. Теперь мы убедились, что по неизвестным причинам они не вымери, а наоборот, окрепли, мутировали, размножились и превратились в злобных беспощадных неофашистов третьей степени. Кроме того у них, очевидно, есть космическая техника и кинотрансляторы... Мама! Мы пропали!!!

— Что такое? Почему пропали? Где чекисты? — заволновался астроном Панибрат. — Я сердечник!

— Без паники, — железным голосом сказал Попян. — И, думаю, ситуация предельно ясна. Необходимо послать на Ядовитый Мну группу ликвидаторов и уничтожить эту гадость.

— Вот сам и лети! — закричал возмущённый Хулио Агути (он до самого последнего момента думал, что его вызвали для вручения ордена).

— Поцелуй меня сюда! И сюда! И сюда, — хохотал хулиган Олива, подпрыгивая в кресле и демонстрируя собравшимся своё мускулистое тело.

— Согласитесь, голубчик, что это ваше предложение кажется без веских аргументов странным, — вежливо прогудел Ион Авантипопало.

— Пусть сначала покашляет, — снова закричал Олива.

Попян терпеливо выслушал угрозы и оскорбления, потом демонстративно помочился в графин и, воспользовавшись наступившей при этом тишиной, сказал:

— Я не рассказал самого главного. По расшифрованным спектральным волнам нами установлено, что литосфера планеты на сто процентов состоит из золота, платины, красной икры, мехов, товаров первой необходимости.

— Вот это речь не мальчика, но Попяна, — довольно засмеялся Агути.

— Лично я не вижу причин не лететь, — манипулируя калькулятором, крикнул Авантипопало — он весь лоснился от удовольствия.

— Вот смешной фраерок, с этого и надо было начинать, — орал Олива и в экстазе хлестал спящего Ихи по сусалам.

— И мне дайте фантик, — вдруг раздался голос Уго Раушке, который давно проснулся и подумал, что он на новогоднем утреннике в Липцах.

Полян снова поднял руку.

— Есть мнение, — значительно сказал он, — что ответственным за подготовку экспедиции нужно назначить сеу Агути.

— Почему я? — удивился Хулио. — Есть более достойные товарищи.

— Список участников полёта должен лежать у меня в штанах завтра, — не обращая внимания на стоны миллионера, повторил Попян.

Уго Раушке наконец сориентировался в пространстве и времени и теперь важно надувал щёки и тряс головой.

— И последнее, — сказал Попян. — Факт существования и подготовки экспедиции должен храниться о строжайшей тайне. О всех ЧП сообщать мне немедленно. За невыполнение — алебастровые рудники Плямы или аннигиляция на месте. Всё.

— А мне уже угрожали, — прошептал осторожный Агути и зачитал записку.

— И мне... и мне, — неслось из зала.

Попян внимательно изучил угрозы и сказал:

— Возможно, это и провокация, но не исключено, что у нас уже действуют их агенты. Будьте бдительны и осторожны.

— Закрыт! Закрыт кабачок на крючок, — запел Уго Раушке и слуги поспешно вывели его из зала.

Собравшиеся потянулись к выходу, обсуждая услышанное. Было раннее утро.

Глава V

Удобно размякнув за рулём одноместного ридикюля, миллионер Хулио Агути ехал домой. Дорога была пустынной, во рту позвякивал леденец и настроение было прекрасным. «Это не шутка, — думал Хулио, — я — это закон! Я — ответственный за реализацию!» От распирающей его радости он нажал на клапан и запел:

«Я красной икрою начищу ботинки,

Я розовым хреном натру холодец,

Я через соломку всосу половинку,

Поем и оправлюсь — какой молодец!»

Последние две строки он сочинил сам, потому, что не помнил до конца этой старой пионерской песни.

Ридикюль остановился у дома. Агути быстро зашёл в свой кабинет. «Странно, — удивился он, — почему молчит Зубек?» Но тут он заметил на стене портрет Физи в трико из марли и его мысли приняли совершенно другое направление. Агути одел розовую пижаму, ощупал низ живота и побежал в спальню жены. А между тем его любимец марсианский зубек был прибит к полу клетки длинным шомполом от крупнокалиберной винтовки, на котором можно было различить надпись «Кайзер Вильгельм. 1914 год».

В спальне Физи было темно. Агути с клёкотом юркнул под одеяло и стремительно исполнил супружеский долг. Отдохнув и отдышавшись, он начал было исполнять вторично, но тут больно укололся мякотью об какой-то предмет на спине жены. «Бигуди», — спокойно родумал Хулио и поднёс предмет к глазам. Это был железный крест второй степени с дубовыми листьями. От неожиданности Агути громко икнул и рывком сбросил с Физи одеяло. На месте жены лежала белокурая бестия в форме группенфюрера СС с начищенным до блеска «шмайсером». Хулио хотел было позвать на помощь, но вместо этого хрипло пискнул и намочил под себя. Это было последнее физиологическое оправление миллионера в этой жизни: сухо прозвучала очередь, и сеу Хулио Агути не стало.

Через полчаса в комнату случайно зашёл дедушка Чича. Он хотел выпросить денег на «сто наркомовских» (так он называл ежевечерние шестьсот под щучью голову).

—Мне бы денег, — обратился он к лежащему на полу внуку. Агути, естественно, молчал.

—Дайте, пожалуйста, немного денег, — вежливо повторил Чича в самое ухо покойного.

— Жлоб, — заорал ветеран, не получив ответа. — Мне незачем больше жить! Я вырастил монстра! Жизнь моя стала пустой и бесцветной! Прощай, свинота!

С этими словами Чича проткнул себе лёгкое спицей, из него вышел воздух, и старик умер на месте

Только к вечеру домашний робот-чистильщик обнаружил тела семейства Агути (Физалия Агути была найдена в мешке с кислотой) и сообщил по полицейской волне во дворец президента.

Приблизительно в это же время Ион Авантипопало брал ванну на глубине две тысячи метров под уровнем моря на территории собственной спецшколы. Одновременно он читал новый детектив «Противовисение» о жизни и смерти замечательного греческого убийцы-садиста Тео Разорваки. Механическая рука с мочалкой тёрла ему спину, шипели пузырьки кислорода, пенилась бадья с «Флореной», и Ион Авантипопало задремал. Проснулся он от какого-то непонятного дискомфорта в области кожи и не сразу понял, что вместо горячей воды из крана течёт жидкий азот. Ион спокойно произнёс заклинание монахов с Япета и стал нечувствителен к холоду. «За эту глупую шутку банщик, товарищ Петухов, будет расстрелян», — со злостью подумал Авантипопало и стал читать дальше.

— Лихо закручено, — вздохнул он, прочитав то место, где Тео Разорваки убил известную парикмахершу только для того, чтобы поцеловать её в печень, и тут в ванной погас свет.

— Электрика — на кол! — заорал Авантипопало, однако свет быстро зажёгся.

Бормоча ругательства в адрес работников сервиса, Ион стал на четвереньки и начал мыть голову. Он не видел, что вместо механической руки с мочалкой из гнезда уже давно торчит рука в лайковой перчатке с кастетом «кленовый лист». Удара Авантипопало практически не почувствовал и, уже теряя сознание, подумал: «Это апоплексия!»

Ровно через час охранник Лом согласно инструкции зашёл в ванную и принёс полотенце. Из ванны торчал розовый зад директора, в котором копошились креветки.

— А я полотенце принёс, — обращаясь к заду, доложил педантичный Лом. В ответ зад медленно отплыл от борта к центру ванны и охранник увидел директора целиком.

Вид Иона Авантипопало был ужасен — губы, веки и нос объели злые корюшки, язык вылез изо рта, глаза смотрели укоризненно. «Ме-е-е», — заблеял от страха Лом и выстрелил в воздух. Ванная стала быстро заполняться людьми, и вскоре на стол президента легло ещё одно печальное известие.

А вот Фрум Олива избежал смерти совершенно случайно. Когда весь экипаж его корабля покинул помещение ресторана, Олива решил пошутить и громко объявил:

— Братва, я совсем забыл, что в моей машине вас ждёт ласковый пятиротый восьмипоп — прошу!

— Я люблю тебя, восьмипоп, — сразу закричал горбун Могила и первый подбежал к глайдеру Оливы.

— Иду на трюк, — захохотал бедный калека и отрыл дверь машины.

В эту же секунду раздался оглушительный взрыв, над глайдером взвилось облако плазмы и горб Могилы. Засвистел регулировщик. Бледного как смерть Фрума экипаж замотал в шинели и на попутных машинах доставил во дворец президента.

Экстренное совещание Аванес Попян начал в бункере поздно вечером.

— Достукались, — закричал он на собравшихся.

—А мы при чём? — удивился Олива.

Попян зарычал и бросил в него персиком.

— Скажи спасибо, что не попал, — он оловянный, — шепнул на ухо капитану старый охотник с Урана Вова Немудрак.

— В связи с активизацией вражеской агентуры списки участников полёта придётся пересмотреть, — лаял Попян, — данные о всех кандидатах мы заложили в электронный мозг «Назар Дума — 5» и с минуты на минуту получим ответ.

Вошёл офицер охраны и что-то шепнул на ухо Аванесу.

— Ага... — закричал Попян, снимая жилетку, — сейчас познакомимся.

В зал ввели двух мужчин в форме серого мышиного цвета, без портупей и знаков отличия.

— Разрешите представить, — приторно сказал Попян, — командующий группой войск «Сизая голова» бригаденфюрер Герхард Шток и его адъютант Феликс — агенты из Ядовитого Мну, убийцы Агути и Авантипопало.

— Не понимай, — надменно ответил Герхард Шток, — мы туризмус.

— Туризмус? — переспросил Попян и тут же уколол Герхарда Штока лазерным лучом под ноготь.

— Майн готт! — прошептал бригаденфюрер. — Вы не имей права... мой туризмус!

— А мой оргазмус, — захохотал Попян и снова уколол его в палец.

— Муттер! Фатер! Я сдаюсь! — заверещал генерал. — Я знаю всё, у меня есть карта...

— Генерал, вы подлец! — крикнул адъютант Феликс, резко пригнулся и укусил Герхарда Штока за галифе.

С хрустом лопнул мочеприёмник с цианакрилом, и адъютант Феликс на третьем глотке скончался. Попян дал генералу окурок и продолжил допрос:

— Цель визита?

— Срыв экспедиции на Ядовитый Мну.

— Откуда информация об экспедиции?

— Не знаю.

— Сколько вас на Земле?

— Раз, — грустно ответил бригаденфюрер и заплакал.

— Цели ваших шефов?

— Завоевание земли предков, реставрация третьего рейха, уничтожение цыган и поляков.

— Кто руководит населением Ядовитого Мну?

— Канцлер Фук, деверь золовки Евы Браун.

Тут генерал машинально вытянулся, щёлкнул каблуками и запел: «Зольдатен! Зольдатен!..»

— Увести, — брезгливо поморщился Попян и дал Герхарду пинка.

— Поляшка — ж....а деревяшка, — засмеялся генерал и скривил рожу. Было видно, что он сошёл с ума.

— Забудем этот глупый выкрик, — смущённо сказал несгибаемый Аванес и вскрыл конверт с фамилиями участников.

— Те, кого я назову, подходят к столу и отмечаются в журнале. Поехали!

— Попян Аванес — начальник экспедиции. Это я. Золтан Вдуич и его дрессированные механизмы — группа захвата. Поздравляю. Мы сломим им головы! Олива Фрум и его экипаж — группа доставки. Поздравлю. Долетим с ветерком. Какой русский не любит быстрой езды... узкой э-э, впрочем, о чём я? Да! Социолог Посыпай, астрофизик Скабичевский и полиглот Ихи Еврюжихи, а также охотник и следопыт Вока Немудрак составят научную ячейку или яелу или яйлу — форма не имеет значения. Поздравляю. О, сколько нам открытий чудных... и так далее. Это — Фет, я знаю. Далее. В состоянии анабиоза на Ядовитый Мну полетит гражданин Уго Раушке — он хочет увидеться с дядей-гестаповцем и привести приговор в исполнение. Похвально. И последнее, отлёт завтра в восемь ноль-ноль по времени космопорта. С семьями прощаться запрещаю — как-нибудь выкрутимся. Всё, свободны.

Глава VI

Шли вторые сутки полёта. Экипаж втягивался в скучные космические будни. Фрум Олива перестал пить напитки крепостью свыше шестидесяти градусов, заметно похудел и возмужал. С ним в капитанской рубке постоянно находился Аванес Попян и умничал по поводу назначения механизмов корабля.

— Олива, а за что вас посадили в две тысячи тридцать седьмом? — как бы невзначай спросил Попян, балуясь глобусом Армении.

— За невысокий рост, — ответил Олива очень серьёзно.

—Неужели судья был так глуп? — удивился Попян.

— Полный дегенерат, — подтвердил Фрум, — его звали Акоп Окоп.

Попян подозрительно посмотрел на капитана, но лицо Оливы было непроницаемым, лишь от виска до подбородка ритмично бегали мужественные желваки.

— Обойду состав, — поднимаясь сказал Аванес, — проведу опрос общественного мнения.

— Будьте осторожны, ребята отдыхают, — предупредил Зе Сельпуга, не отрываясь от рычагов управления.

— Без Сельпуг скользко, — с достоинством ответил Попян и широко расправив плечи выплыл из капитанской рубки.

Для начала он зашёл в каюту номер один. В центре каюты стоял герметический прозрачный резервуар с рафинированным подсолнечным маслом. В самой середине резервуара плавал гражданин Уго Раушке в состоянии анабиоза. Пользуясь тем что президент спит, Аванес наговорил ему всяких гадостей, спел скабрезные частушки и показал массу неприличных частей своего тела. Вдоволь нахохотавшись, Попян вдруг явственно услышал, как президент сказал:

— Я это тебе запомню, Аванес...

— А это не я, — испуганно пролепетал Попян и внимательно всмотрелся в лицо Уго Раушке — лицо не двигалось.

— Почудилось, — вздохнул Аванес и пошёл дальше по слабо освещенному коридору.

Попян даже присел на корточки, когда из душевой раздался леденящий душу крик, и в таком положении приоткрыл дверь в душевую. В это время крик повторился, и Попян костенеющей от страха рукой зажёг свет. На ледяном полу из асбестоцемента, под струями душа «Шарко» толщиной с ногу взрослого человека, супруги Асс-Бабич отрабатывали сорок пятый приём полового терроризма, под названием «Протрузия».

— Как настроение, ребята? — пытаясь улыбнуться, спросил Попян, продолжая сидеть на корточках.

— Бодрое, — в один голос ответили молодожёны, но тут у них что-то хлюпнуло, они задвигались быстрее, и Аванес поспешил закрыть дверь.

— Живут же люди, — вздохнул Попян, вытирая мышцу ветошью, и спустился на этаж ниже, в лабораторию доктора Фишера.

Доктор Фишер был известен тем, что в своё время победил эпидемию простатита у приматов Водолея. Потом были многочисленные экспедиции во все уголки Галактики, лечение от алкоголизма и перевод на сверхдальние линии. В свободное время доктор Фишер коллекционировал экзотические овощи и в настоящее время изучал в лупу плоды говорящей чечевицы с астероида Фью.

— Вы только посмотрите, какая прелесть, — не оборачиваясь воскликнул Фишер, — одна такая чечевица обошлась мне в десять сольдо.

Попян скептически ощупал овощ.

— За эту фасоль я не дал бы и ломаного пенни, — сказал он, — к тому же она проросла.

— Э, голубчик! Да вы совершенно ничего не понимаете в фасоли, — улыбнулся Фишер. — Это знаменитый. Да вы попробуйте, не стесняйтесь.

Попян брезгливо проглотил одну штуку и вдруг застыл как вкопанный. Помимо его воли ягодицы мелко задрожали, напряглись и из комбинезона Аванеса полился чудный итальянский тенор: «Живу я в маске, смел и дерзок мой трюк...»

— Вам повезло, — это оперный экземпляр, — довольно сказал Фишер, развалился в кресле и приготовился слушать.

— «Сатана там правит бал, там правит бал», — заорала задница Попяна голосом бессмертного Шаляпина.

Аванес в испуге заметался по лаборатории, ощупывая свой живот. «Амаго Фигаро — браво брависсимо, Амаго Фигаро — прима фортиссимо» — раздавалось из его штанов.

— Фишер, дайте противоядие, — взмолился наконец обессиленный Аванес, но тут его зад грянул «Марш Черномора» и замолчал сам по себе.

— Всё, — вздохнул Фишер, — хотите джазовую?

— Клистирная трубка! Печёночный сосальщик! — заорал возмущённый Аванес. — Да я тебя в реактор... Да я тебя в шлюзы... Да как ты смел... Да ты пьян! Да ты и не доктор вовсе! Тебя надо убить и лететь дальше!

Фишер испуганно моргал на Попяна из-под стерео-пенсне, но Аванес неожиданно успокоился.

— Ладно, живи, опарыш, — сказал он и спросил, — как настроение?

— Девять баллов по шкале Малиновского! — рявкнул Фишер. — Разрешите заняться приготовлением пилюль и суспензий?

— Разрешаю, — ответил Попян, отдал честь и вышел из лаборатории.

Навстречу ему шёл охотник Немудрак и явно искал собеседника, чтобы рассказать о своих небывалых охотничьих подвигах.

— Как настроение? — спросил Попян.

— Что, настроение? — раскуривая трубку, потянул Вока. — Я вот помню, на Гигее было настроение — так настроение. А потому, что мне удалось одним снарядом трёх наркомобразов свалить. Вот только Бэрримора жаль — съел-таки его тогда пупырь. Один чуб остался. А вот помню...

— Прекратить воспоминания! — приказал Аванес.— Куда направляетесь в данный момент?

— Согласно приказу номер четырнадцать от семнадцатого января две тысячи восемьдесят восьмого года вышел на охоту за корабельными грызунами, — по уставу ответил Немудрак.

— Грызунов приказываю брать живьём для приручения и использования в нуждах экипажа. Всё. Как настроение?

— Как у жёлудя, — ответил Вока и пошел дальше, размахивая старой, но надёжной лучевой пушкой Гарина.

«Как у жёлудя — это хорошо или плохо?» — задумался Попян и, размышляя об этом, зашёл в физкультурный отсек.

В отсеке группа космодесантников совершала вечерний променад. Попян залюбовался добряком Нисневичем, который с криками «Гук!» ломал об колено блины от штанги.

— Как настроение? — спросил его Аванес по долгу службы.

— Не мешай, убью! — прохрипел добряк Нисневич, и Попян поспешно отошёл на безопасное расстояние.

В общем здесь было всё в порядке: в углу зала Миша Талисман выжигал лучевым пистолетом красочный плакат из фторопласта: «Жители Ядовитого Мну — я такой же Талисман, как и вы». При помощи этого плаката он надеялся попасть в концлагерь и начать там подрывную работу.Вилли Кенис монтировал «адскую машину» для решающего взрыва. Она умещалась в колпачок Кафка, но могла уничтожить пять таких планет как Ядовитый Мну вместе взятых, поэтому Вилли работал в перчатках.

— Можно потрогать? — спросил Полян у сосредоточенного Вилли.

— Сделайте одолжение, — ответил пиротехник и, не оборачиваясь, вручил Аванесу краешек своего организма.

— Негодяй, — сразу завизжал Попян, — ты что себе позволяешь?

Свистнула отравленная стрела и снесла Попяну значок «Ташкент — город хлебный» с борта пиджака. Это Юозас Гейдукис начал тренироваться стрелять на звук.

— Двое суток без духовной пищи, — шёпотом сказал Попян Вилли, — и штраф в пользу «Совета сорока миров».

— Слушаюсь, — рявкнул Вилли, не отрываясь от работы.

При выходе из зала Попян попал ногой во что-то тёплое и, поскользнувшись, упал туда же лицом.

— Откуда в спортзале стул северного оленя? — закричал он под хохот курсантов.

— А это не стул, — сказал стул и постепенно слепился в алеута Вацека Хари.

Вацек стал во фрунт и доложил:

— Космодесантник Хари постигает метаморфозы старых мастеров. Какие будут указания?

— Как настроение? — машинально спросил несколько ошалевший Попян.

— Всегда! — уклончиво ответил алеут и на глазах изумлённого Аванеса стал как две капли воды похож на гаулейтера Украины Коха!

Попян вышел из зала и посмотрел на часы. Было восемь. «Интересно, кто сейчас в комнате отдыха?» — подумал он и проследовал в заданном направлении.

В комнате отдыха сидели представители научной группы и Ози Биссеншпиллер. Он играл в «трыньку» с навигатором Монцем. Монцу не везло. Он сидел уже в одних корундовых плавках и нервно приговаривал:

— Ну-ка, маленькая, плохонькая — иди сюда.

На глазах Попяна он проиграл плавки, золотой зуб и практиканта Маховлича. В игру постепенно втянулся астроном Скабичевский и сразу проиграл волосяной покров.

— Маме варежки свяжу, — с нежностью поглаживая сбритые волосы астронома, сказал Ози.

Скабичевский плакал и предлагал отбиться. Но Ози сложил колоду и ушёл к себе, отдав по пути честь Попяну.

— Как настроение у учёных? — бодро спросил Аванес, стараясь не глядеть на голого Монца.

— Жизнь не удалась — мой волос в сортире, — патетически воскликнул Скабичевский и осторожно тукнулся головой об угол стола.

— Не отчаивайся, мудрый Скабичевский, — сказал Ихи Еврюжихи, — у нас, на кольцах Сатурна, я облучу тебя лучами Экономо, и ты станешь дремуч как коала.

Лысый астроном в порыве великодушия налил Ихи шнапсу и этим всё испорти. Полиглот сразу скукожился, глупо засмеялся и обозвал Скабичевского Котовским. Началась драка, сопровождаемая одобрительными криками Попяна. Он, как все южане, любил кулачные потехи. Через пять минут дралась вся комната отдыха и даже голый Монц. Не дрался только социолог Лёня Посыпай, потому что не умел. Он сразу притворился мёртвым и катался под ногами и дерущихся, подмигивая Попяну.

— Ну, хватит, — крикнул Аванес, когда увидел, что звездочёт Панибрат разбил экран видеофона.

Кто-то в ответ двинул Аванеса под вздох.

— Сэнсея Вдуича ко мне, — спокойно распорядился Попян в рацию и посмотрел на электронное табло. На нём был напечатан матюк времён культа личности. Дверь мягко уехала в сторону и в проёме появился Золтан Вдуич со связкой холщевых мешочков с галькой.

—Хаджиме! — крикнул он и бросился в гущу боя.

Всё было кончено через тридцать восемь секунд.

Научная группа лежала ровной шеренгой и смотрела в потолок удивлённым взглядом.

— До утра не поднимутся, — сказал Золтан Попяну.

— Спасибо, дружище, — ответил Аванес, — завтра будем у цели, надо отдохнуть.

Вдуич пошёл к себе, а Попян заглянул на пищеблок, расписался в журнале, поприсутствовал при закладка продуктов в котёл, спросил у шефа-повара «Как настроение?», получил за это масла и только тогда спокойно уснул.

Глава VII

Утром фотонолёт «Мисхор» начал торможение, и к полудню огромный чёрно-жёлтый диск Ядовитого Мну закрыл полнеба. Все участники акции возмездия собрались в кают-компании и прилипли к иллюминаторам. Стало так тихо, что было слышно, как печень Ихи Еврюжихи обезвреживает принятый накануне алкоголь.

Не выдержав нервного напряжения, астроном Панибрат вытянулся в струнку и чистым детским голосом запел: «За детство счастливое наше спасибо, родная страна». Обстановка разрядилась. Все заговорили, перебивая «друг друга, причём выделялся бас Скабичевского, который доказывал доктору Фишеру, что жёлтый цвет планеты обусловлен большим количеством дисперсного золота во взвешенном состоянии. Фишер несколько переполовинил оптимизм рыцаря науки, сказав, что это может быть не мелкодисперсное золото, а крупнодисперсный кал.

— Сами вы кал, — обиженно сказал Скабичевский, но тут Аванес Попян постучал «Паркером» по графину и объявил:

— Соратники! Мы у цели. Слушайте ближайшую и отдалённую задачи — шапки долой! Первым на пробный облёт планеты отправится глиссер-вездеход «Свободный труд» с двумя добровольцами на борту. Так как, судя по лицам, желают все, полетят самые достойные, то есть навигатор Монц и практикант Маховлич. Ваше задание — выбрать безлюдное лесистое место для приземления недалеко от столицы. В контакты не вступать, себя не обнаруживать, постоянно находиться на связи. Почему вы плачете, Маховлич?

—Я не могу лететь — у меня самоотвод, — сквозь слёзы прогнусавил стажёр.

— Онанизм — не есть веская причина, — строго сказал Попян. — Гордитесь! Вы, может быть, умрёте молодым.

Навигатор Монц был спокоен — за ним было шесть судимостей и два «мокрых» дела на Язике, так что на прощение он не рассчитывал, и потому, беспечно посвистывая, отправился в шлюз для глиссера. Рыдающий Маховлич обречённо поплёлся за ним, вспоминая свою бабушку, которая всегда хотела, чтобы он стал закройщиком.

Через пять минут в динамике раздался весёлый крик Монца:

— Пошла, гунявая!

И глиссер «Свободный труд» плавно отвалил от борта «Мисхора». Все смотрели на экран — глиссер приближался к плотным слоям атмосферы.

— Монц! Это Попян! Как слышите? Как обстановка?

— Это Монц, слышу тебя, Попян! Обстановка отвратительная. Стажёр Маховлич обгадился в скафандре — вонь нестерпимая. Вижу землю. Имеет место скопление пунктов сельского типа, вдали горы. Курс прежний.

— Так держать, — приказал Аванес и устало закурил. Глиссер скрылся в облаках.

— Все свободные от вахты могут отдыхать, — сказал Олива и сразу заснул.

Группа Золтана Вдуича моментально стала играть в «панаса», учёные отправились в виварий, а доктор Фишер — подглядывать за изнурительными тренировками супругов Асс-Бабич.

— Попян, это Монц, — раздалось в наушниках, — записывай координаты. Квадрат 0,5—0,8, угол Бромзича — 45°. Место — пальчики оближешь: кудрявый лес, зеркальный пруд, небольшое лесничество и дочь лесника. Зовут Барбара. Как поняли? Повторяю по буквам Борис, Арон, рубль...

— Какой «рубль», что ты мелешь? — заорал Попян. — Зачем нам лесничество?

— Это наоборот удобно, — возразил Монц. — К леснику привыкли и можно не опасаться проверок.

— Об этом после, — вздохнул Аванес. — Как там Маховлич?

— Спит, — коротко ответил Монц, — но воняет по-прежнему.

— Рекомендую возвращаться на базу, — приказал Попян и вдруг в наушниках раздался характерный треск крупнокалиберного пулемёта — связь сразу стала односторонней. Попян слышал Монца, а Монц не слышал Попяна.

— Мессеры! — истошно вопил Монц, — эй, ты, скунс, включай силовое поле!

Его голос заглушали разрывы зенитных снарядов.

— Не могу, я прилип, — стонал стажёр, — прыгай, я прикрою!

В радиосвязь неожиданно внедрился незнакомый лающий голос: «Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!»

— Монц! Я — Попян! Монц! Я — Попян! — скороговоркой бубнил Аванес.

— Слышу, что не Иванов, — на секунду прорезался голос Монца и раздался оглушительный взрыв.

Аванес увидел на экране, как из жёлтых туч вылетел охваченный пламенем глиссер и, заваливаясь на левый бок, медленно подлетел к шлюзу «Мисхора».

— Аврал! Готовность № 17! — распорядился Попян и бросился в камеру дегазации.

Опаленный и искорёженный «Свободный труд» уже окружили ребята Вдуича и сбивали ватниками пламя с дизеля. Вока Немудрак натянул защитные очки и вырезал люк лазером. В полном молчании доктор Фишер багром вытащил из кабины тело навигатора Монца. Его с трудом достали из расплавленного скафандра и положили внутрь универсальной лечебно-диагностической машины «Доктор Гааз». Пока машина обрабатывала информацию, удалось обнаружить каловый оттиск стажёра Маховлича — сам он, по-видимому, испарился. Находчивый Талисман залил оттиск гипсом и через десять минут все обнажили головы перед трагическим монументом — стажёр Маховлич в стремительном порыве драит зад серпантином и лицо его при этом напоминает рабочего с антикварного плаката «Даёшь!»

Тем временем из «Доктора Гааза» выпал рецепт с рекомендациями, Фишер прочитал, сильно охая: «Ожог парами окислителя сто два процента тела. Лизис бурого жира. Перелом основания черепа с признаками диффузии содержимого в открытый космос. Жизненный индекс — сто семьдесят по Ито Соесима. Рекомендуется прощание с друзьями и кремация».

Олива несильно потряс навигатора за плечо и тихо сказал:

— Монц, дружище, брось лепить горбатого — ты не на допросе.

Навигатор на секунду открыл глаза и с трудом прохрипел:

— Не суетись, Фрум, помирать буду. Слушай. Это очень важно. Дочь лесника зовут Барбара — она за нас...

— Откуда ты знаешь? — спросил Попян, но Монц вдруг стал очень строгим и затих.

— Шутки кончились, — сказал вечером Аванес, открывая поминки, — нет с нами Монца и Маховлича, но ответ наш будет ужасным — Ядовитый Мну навсегда исчезнет с карты звёздного неба!

— Помянем, Аванес Рубенович, помянем, — приговаривал Ихи Еврюжихи, который, пожалуй, единственный из личного состава не знал, что такое поминки и думал, что это приблизительно праздник Той — его любимый праздник на кольцах Сатурна.

— Приказываю всем спать, — объявил Попян, — завтра посадка.

Фрум Олива был совершенно спокоен. «Высадка, выгрузка, какая разница?», — размышлял он, сидя в капитанском кресле. — Найду себе фашисточку, набью трюмы икрой и пушниной, продам и всё пропью. А там снова полетать можно».

Золтан Вдуич тоже не волновался — это был его две тысячи пятьсот сорок седьмой десантный выход. «О пенсии думать рано, — думал он разглядывая в зеркало свой чудовищный трицепс, — я теперь директор спецшколы и это сразу почувствуют гитлеровские недобитки». Неспокойно было в группе учёных, к которым примкнул колеблющийся Фишер.

—Вот увидите, нет там никаких товаров первой необходимости, шлёпнут нас, вот и всё.

— Никуда отсюда не выйду, — решительно заявил Скабичевский, — я и так уже без волос.

— А вы как считаете, коллега Еврюжихи? — спросил Фишер у полиглота.

— На ужин нам подавали сладкие баккукоты... — улыбаясь, ответил Ихи — он после двух не боялся ничего.

Леонид Посыпай боялся больше всех и поэтому отчаянно хвастался своим орденом «За юркость». Этот орден он украл у папы, но это было так давно, что Лёня думал, что это правда. Вока Немудрак лениво перебирал струны мандолины и задушевно пел «Синий платочек».

В общей каюте космодесантников спали все, кроме Ози Бассеншниллера и неистовых Асс-Бабич. Ози писал очередное звуковое письмо тёте, но на этот раз заменял нецензурщину криком «Ап!» и поэтому письмо начиналось словами: «Тётя, Ап!», а заканчивалось горестным криком «Апатулечки!». Могучий Боб Нисневич видел во сне венгерский шпиг и широко улыбался в темноте. Экипаж спал. Стояла тёмная ночь в созвездии Рака.

Глава VIII

Было раннее утро осеннего месяца мисан, и стая белоголовых несторов со свистом неслись на Юг, туда, где в туманной дымке виднелись зелёные горы загадочного материка Кеа, единственного клочка земли, где на Ядовитом Мну не ступала нога человека.

Фотонолёт «Мисхор», тихо урча единственным отражателем, опустился в лесном массиве к северу от столицы фатерлянда Шпарвассера. Олива мастерски произвёл посадку, ничем не нарушив тишины осеннего леса — только лишь негромко лопнула попавшая по шасси гуава и испуганно вскрикнула сойка.

Состав звездолёта выстроился по росту в шеренгу по одному. Сразу бросилось в глаза различие в экипировке. Группа Золтана Вдуича, за исключением Миши Талисмана и Ози Бассеншпиллера, были в маскхалатах «зелёных беретов» и вооружены до зубов. Аванес Попян и группа учёных были одеты в офицерскую форму чёрного цвета и вооружены секретным оружием «фау». С ними находились и Миша с Ози в полосатой арестантской робе. Хрустнув новенький портупеей, которая ему очень шла, Аванес сказал:

— Акт возмездия считаю открытым! Вы конечно понимаете, что на нас с вами ложится. А ложится на нас с вами ответственность за судьбы человечества. Итак, мы разделены на четыре действующие группы. Первая — под руководством Золтана Вдуича входит в контакт с лесником и ждёт сигнала для выступления. Разрешается партизанская война и повреждение техники противника. Вторая группа под моим началом внедряется в различные ведомства и аппараты руководящей верхушки, ликвидирует последнюю и добывает секретные данные. Третья группа — это, конечно, Миша и Ози — наше самое слабое место. Они сразу попадают в колонию общего режима и организуют подполье. И, наконец, четвёртая группа — это экипаж Оливы. Экипаж Оливы остаётся в корабле и является центром связи. Кроме того, при провале всех остальных групп капитан Олива обязан нажатием специального рычага уничтожить «Мисхор» и всю планету.

«Хрен тебе в зад, — подумал при этом Фрум, — за «Мисхор» деньги плачены».

Между тем Попян продолжал по восходящей:

— Все руководители имеют шифрованные пакеты с инструкциями и справочниками, вскрывать которые можно только в критической ситуации. Помните — живыми не сдаваться. А если уж сдались, то не сознаваться, откуда вы прибыли. Вопросы, пожелания, предложения, вручение ценных по дарков?

— А где икра и пушнина? — спросил дотошный Панибрат.

— И совсем не видно товаров первой необходимости, — грустно глядя в иллюминатор, добавил Немудрак.

— А ты наверное хотел, чтобы в этой чаще на всех деревьях были развешаны охотничьи ружья, полевые бинокли и болотные сапоги? — ехидно сказал Аванес. — Всё это нам предстоит обнаружить в тайниках канцлера Фука, — громко объявил он, — и всё это будет нашим.

— И моим? — заискивающе спросил астроном Скабичевский.

— И твоим, — уверенно ответил Аванес и сочувственно погладил трясущегося учёного по лысой голове.

— Да, чуть не забыл, — крикнул Фрум, — кто заберёт с собой аквариум с президентом?

— Аквариум заберёт группа Золтана и представит леснику как доказательство наших мирных целей, — сказал Попян. — Кстати, замените масло, это уже прогоркло. При большом желании можно его разбудить, хотя это не гуманно. Он хочет застрелить своего дядю-гестаповца, которого не помнит в лицо. Это радует. Ничего не случится, если он застрелит какого-нибудь другого дядю.

— Давление в шлюзах — сатис, — объявил Зе Сельпуга.

— Ну... с богом, — вздохнул отважный Аванес и первым вышел из звездолёта.

Правда, он тут же зашёл и приказал идти первому Воке, так как он, как руководитель, должен идти в центре колонны, чтобы не подорваться на мине. Люди по одному исчезали в тумане. Последним ракету покинул Лёня Посыпай с тяжелым станковым огнеметом. При этом он орал:

—Напрасно старушка ждёт Лёню домой...

Но туман заглушал его страдания.

Отойдя от звездолёта на пять километров, Золтан Вдуич объявил привал:

— Курить в кулак, — сказал он и начал точить тяжёлый десантный штык об кожу Бена Нисневича — полетели искры.

Вилли Кенис незаметно достал из чемодана Асс-Бабичей книгу «Подкожная любовь», вырвал оттуда листок и свернул цигарку. Бабичи на это никак не отреагировали, так как находились под плащ-палаткой. Вацек Хари обнаружил в кустах настоящий ягель и теперь ел его прямо с земли, поливая предварительно уксусом.

— Тебе г...а на закуску не надо? — подшучивал над ним Юозас Гейдукис, уписывая что-то национальное из тюбика.

— Разговорчики, — прикрикнул Золтан и посмотрел в план. До лесничества было не более пятнадцати метров.

— Идут Бабичи и Вацек, — приказал он, — заходите в дом и втираетесь в доверие. Никакого нажима. Помните, как это делал курсант Талисман. Сигнал, что нам можно заходить тоже — крик супругов «Вацек, не подглядывай!» Всё. Можете действовать.

Золтан отлично видел торец дома лесника и приготовился слушать. Остальные держали дверь на прицеле. Разведчики подошли к массивным пихтовым воротам с вывеской «Лесник Няга», и Вацек сразу замолотил по ним прикладом бластера. Двери открыла ширококостная, плосколицая толстуха в пончо. «Барбара» — решил Вацек и вежливо спросил:

— Простите, где я могу увидеть старого Нягу?

— А вы кто? — удивлённо разглядывая землян спросила Барбара.

— Мы ботаники, — ответил Хари, — изучаем рептилий. Так где я могу увидеть старого Нягу?

— Кто это так хочет увидеть старого Нягу? — раздался из глубины двора низкий хриплый голос и в дверях появился огромный белобородый дедуган. В руках он держал вилы-тройчатку.

Вацек заговорщицки подмигнул деду и быстро зашептал в его прокуренное ухо:

—Я от Кутькова... Всё в порядке... Через три дня наши будут здесь... Вам передавал привет Дебабов...

Старый Няга вытаращил глаза.

— От какого Дебабова привет? — наконец сказал он, заворожённо глядя на телодвижения супругов Асс-Бабичей.

— Это военная тайна, — прошептал Вацек. — Ваш дедушка был эстонцем?

— Да, дедушка был, — подтвердил старый Няга, — но я его не помню. Он погиб в белофинскую.

— Он умер у меня на руках, — вытирая слезу, всхлипнул Вацек, — и просил передать вам это.

Он порылся в нагрудном кармане и достал пожелтевший листок из ученической тетради (его изготовил фальсификатор Фишер).

— «Няга, внучек, — вслух прочёл дед, — этому человеку верь — он приведёт нас в светлый цимис. Обогрей его, накорми, будь с ним ласков. Всё. Умираю. Твой Томас Няга».

— Проходите в дом, — сказал, вздохнув, старик.

Асс-Бабичи сразу завизжали: «Вацек! Не подглядывай!»

— Вперёд, ублюдки, — взревел Золтан, и через минуту во дворе у лесника уже подрумянивался круторогий як, а в котлах весело булькал кулеш. Няга и Золтан сидели на ступеньках и уточняли взаимоотношения.

— Итак, будем работать вместе, — чеканил Вдуич. — Ваша задача — докладывать нам обо всём стратегическом и секретном.

— Я лесник, а не канцлер Фук, — горячился Няга. — Самый большой секрет, который я знаю, это то, что Барбара живет с сельским учителем, болт ему в дышло, чтоб галифе и не спадали.

Барбара в это время с восхищением смотрела, как Бен Нисневич кушает второе бедро яка.

— Где расположена ближайшая войсковая часть? — спросил Золтан.

— В хуторе Шпандау, — ответил старик. — А зачем вам? Вы же ботаники.

— Хотим поймать жирную гусеницу, дедушка, — засмеялся Вдуич. — А если серьёзно, то учти: если кто-нибудь узнает, что у тебя живёт группа ботаников, Барбара перестанет жить с сельским учителем, потому что ей это делать будет нечем. Доступно?

— Вполне, — ответил старый Няга. — И где только вы взялись на мою седую голову?

— Отбой, — крикнул Вдуич. — На посту Нисневич. Вилли, оставьте девушку в покое — вы не на Земле.

Через час все спали и Золтан отстучал первую депешу:

«Децел — Бецелу. Контакт осуществлён. Лесник ручной. Начинаем террористические акции. Готовы на большее».

Глава IX

Уже второй день Аванес Попян трудился офицером-снабженцем в подвале рейсхканцелярии под имеем Микаэль Гржимек. Его адъютантом был Ихи Еврюжихи, которому на Ядовитом Мну нравилось всё больше и больше. Это было связано с тем, что тут отсутствовал сухой закон. Учёных удалось устроить в институт Этисмана, где занимались созданием газа «Фиалка» и капель Оксмана — страшных отравляющих веществ из группы психотоминьетиков. Вака Немудрак работал сторожем в зоопарке для жён высшего комсостава. Связным был Лёша Посыпай — хитрец и злюка.

В этот субботний вечер Аванес гудел в компании группенфюреров и оберстов в ресторане на свежем воздухе «Нахтигайль». В отличие от них он не пьянел — сказывалась древняя армянская закалка. Рядом с ним сидел грузный и потный гауптман Апанасиади — секретчик канцлера.

— Отгадай загадку, Гржимек, — хохотал он, — висит, болтается — на «П» называется?

— Плакат, — ответил Попян.

— Неправильно, — ещё больше захохотал пьяный секретник, — это Попян.

Аванес побледнел.

— Что такое «Попян»? — спокойно спросил он, обгрызая сардинеллу.

— Могу сказать честно, — зашептал Аванасиади, — это какой-то тип из космоса, на которого объявлен всепланетный розыск и награда в один миллион сольдо.

— А как о нём узнали? — ощупывая в кармане лазер спросил Аванес.

— Взяли двух его людей в концлагере при попытке поднять бунт скелетов. Эти ненормальные думали, что у нас в лагерях есть недовольные. А у нас нет недовольных, у нас все довольные. Вот ты, ты всем доволен?

— А скажи, дружище, как можно взглянуть на этих космических подонков? — небрежно спросил Аванес.

— Зачем тебе? — подозрительно глядя на него через фужер с анисовой, удивился гауптман.

— Хочу плюнуть в их гнилые пасти, — яростно заорал Аванес, — ненавижу! Мы сломим им головы! Раух!

За столом грянули «Хорста Весселя». По лицу патриотичного Апанасиади текли слёзы.

— Молодец, Гржимек, — сказал он, достав связку ключей и приказал водителю: «В бункер, живо!»

Машина «Хорьх» мчалась по ночному Шпарвассеру.

Попян размышлял, что делать дальше, и решил действовать по обстоятельствам.

Спустившись в глубокий подвал, Апанасиади, пошатываясь, открыл дверь камеры смертников, и Попян увидел Мишу Талисмана, прикованного к стене, со следами горячего утюга на животе.

— Швайн! — заорал Аванес и стеганул Мишу лайковой крагой.

— Браво, — икнул гауптман, — продолжайте, а я пойду вырву, кажется я переел синеньких.

— Кто сдал? — свирепо прошептал Попян, когда гауптман вышел.

— Ози не выдержал испытания — его били мёртвым ежом на палке.

— Где он сейчас?

— Ещё вчера преставился — отворил себе вены.

Попян быстро расковал Мише ноги и приложил палец к губам. Зашёл Апанасиади с плоскогубцами.

— Талисман, сейчас ты станешь монархом, — я откушу тебе яйцо, — заплетающимся языком сказал гауптман и стал возле Миши на колени.

Пятка разведчика свистнула в воздухе и по щиколотку вошла в горло садиста.

— Как?! — удивленно хрюкнул толстяк и ткнулся лицом в загаженный пол.

— Быстро! В машину, — сказал Попян…

— Кто дал санкцию? — спросил дежурный по этажу.

— Арестованного затребовал канцлер, — спокойно ответил Аванес и сказал пароль: «Яйка».

— «Млеко» — ответил офицер и открыл дверь машины.

Через полчаса они тихонько стучали в крошечную коморку Воки, прилепившуюся к стенке слоновника.

— Мишу надо спрятать, — сказал Попян, — через полчаса начнутся облавы.

— Можно, — спокойно буркнул Немудрак и стал связывать избитого Талисмана резиновым клеем. Затем он обвалял его в рыжей шерсти, вставил в рот жёлтые клыки и сказал: — Это типичный горный окапи Пржевальского. В клетке его никто не узнает. Вода есть, колбасу я буду заворачивать в солому. У посетителей конфет не выпрашивай, гадить придётся на виду у всех.

—Толково придумано, — похвалил Попян, посмотрел на часы и стал стучать ключом Морзе.

Далеко в лесу Фрум Олива взял карандаш и записал:

«Готлиб — Бецелу. Акция вступила в завершающую стадию. Необходимы данные о месте, где можно без труда заложить «машинку Кениса», чтобы планета раскололась с первого раза. Предлагаю группе Вдуича взять «языка» и занять позицию в доме номер четырнадцать по улице Мойвы Тойво. Связной принесёт дальнейшие инструкции. Фук — капут!»

Олива отстучал задание Золтану, пнул Зе Сельпугу в зад и сказал:

— Наши болваны заварили хорошую кашу. Как с товаром?

— Золото расфасовано, икра в бочках, меха в моей каюте, — доложил штурман.

— Правильно, сдавай! — распорядился Олива, и они зашлёпали нардами из хлебных мякишей.

А в это время Вилли Кенис, Юозас Гейдукис и Вацек Хари сидели в сугробе возле сауны и караулили «языка». Накануне за «языком» послали Бена Нисневича, но тот неправильно понял задание и задушил четырёх пленных ещё по дороге, а пятого убил ударом кулака по спине, когда тот начал выдавать военные тайны. (Бену показалось, что он матюкается).

Дверь сауны распахнулась и оттуда с весёлым поросячьим визгом выскочил голый фашист с татуированными генеральскими погонами на плечах. Он заорал:

— Корош русски морозец! — и прыгнул в сугроб к разведчикам.

Там он очень удивился, потом возмутился, а потом крепко зажал во рту кукурузный кочан, заботливо предложенный Вацеком, и смирился.

Допрос был коротким.

— Где секретная кнопка? — спросил Золтан.

— В нашем селе, — ответил генерал. — Но вам до неё не добраться — там мины, электричество, овчарки и альпийские стрелки. Завтра приезжает канцлер Фук с супругой, чтобы на неё надавить.

— Зачем? — удивился Золтан. — Ему что, жить надоело?

— Кнопка срабатывает только от направленного взрыва силой сто мегакалорий, а так давить её бесполезно.

— Скажи пароль.

— «Юзик».

— Не лги, ложь наказывается, — назидательно предупредил Вдуич и отщипнул генералу мочку уха.

— Ай, я пошутил, — завыл немец, — пароль «Вы слышали, Киршнер умер?» — ответ «Протестую, Киршнер бессмертен».

— Спасибо за информацию, — сказал Золтан и махнул рукой.

Снайпер Гейдукис, конечно, не промахнулся.

— Здесь больше делать нечего, — сказал Золтан. — Уходим на улицу Мойвы четырнадцать. Дом сжечь, деда Нягу лишить памяти на полгода. Барбару парализовать с последующим медленным выздоровлением.

Все распоряжения были выполнены быстро и чётко, как на учениях, и через пятнадцать минут старый Няга уже думал, что его зовут Бисмарк, а рядом в каталке-самоходке сидела неподвижная Барбара с катетером и газоотводной трубкой. Дом весело потрескивал…

В квартире номер четырнадцать разведчиков ждал астроном Скабичевский и его коллега Панибрат — оба сильно пьяные, потому что пили с вечера для храбрости.

Люди Золтана рассредоточились по комнатам и стали ждать связного. Скабичевский и Панибрат, подперев друг другу щёки графинами, уныло тянули: «Давно не бывал я в Донбассе...»

А в это время связной Лёня Посыпай шёл на явку. Когда он уходил, у Попяна защемило сердце: он понял, что Лёня совсем не умеет ходить в военной форме и носить оружие.

По пути на улицу Мойвы Тойво Лёня выпил нарзану и съел конский животик. Потом он зашел в зоопарк, подразнил приматов и, потеряв бдительность, вышел на проезжую часть на «красный свет».

— Ваши пешеходные права, — сразу взял его за руку постовой из гитлерюгенд.

— Не умничай, мальчик, — погрозил ему Лёня, вдруг страшно испугался и бросился бежать.

Золтан видел в окно, как постовой два раза крикнул ему «Цурюк!», а потом нажал курок фаустпатрона. Когда дым рассеялся, Вдуич увидел, что умирающий Лёня в окружении людей из гестапо доедает шифровку.

— Кто разрешил ему есть? — орал какой-то человек в штатском и пытался разжать Леониду зубы, но тот уже остекленел.

«Мужик», — с уважением подумал Вдуич, и вдруг раздался звонок в дверь. Открыли супруги Асс-Бабич. На пороге стоял взвод автоматчиков и молодцы из подземной тюрьмы Апанасиади во главе с человеком в штатском.

— Кто такие и почему голые? — раздражённо спросил главный.

— Мы супруги Эйзельсберг, — высокомерно ответили Асс-Бабичи, — а где ваш мандат на право проверки?

Вместо ответа главный махнул перчаткой и приказал:

— Стать лицом к стене. Квартира временно превращается в засаду.

Тут его взгляд упал на Скабичевского и Панибрата.

— Это что ещё такое? — заорал он. — Встать, когда с вами разговаривает следователь Клюге!

— Я таких Клюге вертел на унитазном круге, — заявил Панибрат и наколол вилкой маринованный огурчик. — Коллега Скабичевский, пусть он расскажет нам еврейский анекдот.

Клюге от ярости завертелся волчком на месте и вдруг без предупреждения выстрелил Панибрату в лоб из тяжелого «люгера». Старый донецкий астроном сказал «Майна» и упал головой в торт. В следующий момент рухнул линкруст и началось настоящее дело.

В грохоте выстрелов и вспышках бластеров ничего не было видно. Кто-то кричал: «Отто! Я слабею! Вызывайте вертолёты!» Где-то в дыму деловито гукал Нисневич и слышался треск ломающихся позвоночников.

Постепенно всё затихло. Золтан Вдуич мягко спрыгнул с люстры и крикнул:

— Живые, ко мне!

Из сортира выполз раненый Клюге, которого Золтан сразу добил. Потом показался Нисневич в разорванной тельняшке, жизнерадостный Вилли и сизый от пережитого Скабичевокий. Супруги Асс-Бабичи лежали в углу небольшой горкой, посечённые автоматными очередями. На дужке душа висел Вацек Хари с табличкой: «Он алеут — он убивал немецких солдат». Вокруг лежало человек тридцать автоматчиков, утыканных эскимосскими стрелами из моржовых клыков.

— Ряды редеют, — мрачно сказал Зоптан, — придётся вскрывать секретный пакет.

В пакете оказалась записка «Не суетись! Стой где стоишь! Буду с минуты на минуту. Попян».

— Будем ждать, — вздохнул Вдуич, — хотя нас, безусловно, засекли и скоро здесь будет очень неуютно.

— Братва, давайте свалим, — предложил Скабичевский, — до ракеты рукой подать.

Но в этот момент за дверью раздался условный сигнал — три прихлопа, два притопа — и вошёл сам Аванес Попян с Вокой.

— Что произошло? — быстро оглядев комнату, спросил Аванес.

— Трошки постреляли, — ответил Золтан и тревожно спросил: — А где Миша?

— Миша и Ихи ждут внизу в глайдере, уходим немедленно. Через минуту-другую тут будет эскадрилья «Юнкерсов», а канцлер уже подъезжает к хутору.

Группа быстро погрузилась в глайдер, не забыв заминировать подходы к дому, и Талисман вывел глайдер на финишную прямую.

Жарким выдался осенний месяц мисан на Ядовитом Мну.

Глава X

Попян сурово смотрел на оставшихся в живых десантников. Глайдер приближался к хутору, где находилась секретная кнопка, на случай, если война будет проиграна.

— В хутор заходим разбившись на ячейки по три человека с четырёх сторон. Кнопку должен надавить любой, кто доберётся до неё первым. Помните, что через пятнадцать минут после этого от планеты останется только вспышка, которую на Земле увидят через сто лет. За эти минуты можно успеть на «Мисхор» и стартовать.

— А у меня подагра, — жалобно сказал Скабичевский, — кто меня понесёт?

— Взрывная волна, — серьёзно ответил Юозас Гейдукис и разрядил обстановку. Все начали дико хохотать, причём больше всех Скабичевский.

— Тихо, — вдруг прошептал Вдуич, — я слышу шум машины.

— Это Фук, — сказал Аванес, — со мной идут Немудрак и Вилли.

Канцлер Фук был очень мясист. В настоящее время он спал и видел во сне неприличное. От этого он периодически вскрикивал, и его телохранители крепче сжимали базуки. Тут на дорогу вышел Вока в гуцульской овчине и стал махать рукой, показывая большим пальцем себе за спину. Машина с канцлером, не снизив скорости, ударила Воку в живот. Охотник сделал головокружительный кульбит и понял, что разорван пополам. Нечеловеческим усилием воли верхняя половина послала нужный импульс нижней, а нижняя в свою очередь резко освободилась от масс — лобовое стекло машины канцлера и водитель Булит были покрыты толстым шоколадным слоем толщиной до тридцати сантиметров. Машина резко вильнула в сторону и закрутилась на месте.

— А... гунявые! Достукались! — заорал Вилли Кенис, рванул на груди тельняшку и бросился на телохранителей.

Первого он убил сразу, а последнему просто выбил глаз и ум, а потом отпустил в лес.

— От Бена не уйдёт, — успокоил он Аванеса, и они тут же впрыгнули в машину.

Когда Фук проснулся, то сначала ничего не заподозрил, но потом обратил внимание, что люди, которые сидят вокруг него, одеты в незнакомую форму.

— Дойчланд! — заорал Фук. — На помощь! Фронтовику руки крутят!

— Гук, — сказал Бен Нисневич и отпустил канцлеру «малиновку». Канцлер всхлипнул и свесил голову на галифе.

— Внимание — пост, — предупредил Талисман и нажал на тормоз.

— Кого везём? — весело спросил дежурный по шлагбауму.

— Канцлера украли, — так же весело ответил Еврюжихи, которому не успели закрыть рот.

— Шутник, — засмеялся дежурный. — Канцлер с таким как ты одним газом расправится. Можете ехать.

— Можем, — ответил Золтан и в упор выстрелил в дежурного «фаустом».

От звука выстрела канцлер Фук очнулся и спросил:

— Кто у вас главный?

— К вашим услугам, — вежливо поклонился Попян.

— Я хочу знать ваши намерения, — сказал Фук, пытаясь не трястись и отводя глаза от лоснящегося от масла Уго Раушке.

«Где я его мог видеть?» — лихорадочно вспоминал канцлер.

Но тут Аванес взял его за щёку, близко притянул к себе и сказал:

— В наши намерения входит — взорвать этот рассадник заразы. Нам известно, что пункт ликвидации охраняется, но это не имеет значения. Мы всё равно уничтожим Ядовитый Мну. Если ты нам поможешь избежать кровопролития, то останешься жив и улетишь с нами на Землю, а если нет, то мы прибьём тебя гвоздями возле муравейника, чтобы немного подкормить лесных санитаров.

— А что меня ждёт на Земле? — заплакал Фук.

— А ждёт тебя, яхонтовый, кисельная река, молочные берега, красавица жена и страна большой охоты, — мечтательно ответил Ихи Еврюжихи.

— Он, конечно, шутит, — сказал Попян. — Но работу в приличной кунсткамере экспонатом гарантирую.

— Что есть кунсткамера? — спросил Фук.

— Что-то типа ВДНХ, но меньше, — ответил Попян.

— Впереди дивизия альпийских стрелков «Эдельвейс», — объявил Талисман.

— Пошевели егерям своей пухлой ладошкой и крикни что-нибудь тёплое, — приказал Попян канцлеру.

Фук, всё время чувствуя между ягодицами охотничий нож Нисневича, вскинул руку в знак приветствия и тоненько крикнул:

— Сиська!

Альпийские стрелки от удивления даже забыли выстрелить в воздух и продолжали, вытаращив глаза, смотреть вслед машине.

— Почему ты крикнул «сиська»? — спросил Аванес у Фука, когда машина отошла достаточно далеко.

— Она тёплая, — вздохнул канцлер и вдруг заволновался.

— Смотрите, — сказал он, — это мой личный оркестр маршевой музыки с дрессированными овчарками, они сразу учуют, что вы инопланетяне.

— Жми, Миша, жми, дорогой! — закричал Аванес и дал по оркестру из десяти стволов.

Одна пуля попала в бас-барабан. Раздался оглушительный взрыв, сопровождаемый паникой музыкантов. Оставшиеся в живых нестройно заиграли вальс «Шпацирен», вокруг в горящем фраке носился дирижёр. Не растерялись только злые доберманы и огромной стаей бросились за машиной.

— За неньку Украину! — в восторге заорал Скабичевский и далеко высунулся из кузова.

— Назад, лысый, — крикнул Вдуич, но огромный чёрный кобель уже вцепился астроному в кадык.

Скабичевский захрипел и забился, но тут ещё четыре бультерьера повисли на ушах и руках учёного, а мохнатый ньюфаундленд в клочья разорвал пухлые ягодицы. Скабичевский выпал на дорогу, его голова на секунду показалась из-под груды собачьих тел и крикнула:

— Я задержу их, ничего!

Нисневич в ярости треснул канцлера об острую лопатку Талисмана.

— Ишь как, — заорал он, — ловко у тебя получается. Уже сколько наших шлёпнули!

Фук, естественно, молчал, потому что после удара находился в коме.

— Курсант Нисневич, отставить! — приказал Попян. — Смотрите, впереди командный пункт.

— Фук, вы слышите меня? — потряс канцлера Золтан. — Это командный пункт?

Фук тревожно оглядел местность и важно сказал:

— Это не просто командный пункт — это мой командный пункт.

— Веди себя тихо, гнида, — сказал Золтан, — перестань шипеть газом.

Двери подземной шахты бесшумно открылись. Талисман ввёл машину в огромную подземную галерею. Проехав триста метров, машина остановилась и вся группа во главе с канцлером вышла наружу.

Их встретил директор секретной кнопки Вольфганг Фюр и два дивизиона охраны. По стенам были развешаны кожаные головы тех, кто когда-либо пытался нажать на дьявольский механизм. Последним в ряду висела набитая песком голова доктора Фишера.

— Как он тут оказался? — шепнул Золтан Попяну.

— Выясним позже, — ответил Попян и пнул Фука в колено. — Не молчи, дегенерат, на тебя смотрят.

— Я и мои друзья прибыли, чтобы осмотреть наше сокровище и протереть ветошью, — объявил Фук. — По этому случаю все могут отдыхать.

И тут случилось то, чего не ожидал опытный Вдуич: проснулся гражданин Уго Раушке и узнал в Вольфганге Фюре своего дядю-гестаповца.

— Так вот ты какой, цветочек аленький! — крикнул президент и достал из кармана сложенный вчетверо пожелтевший лист бумаги. — За преступления против человечества в особо крупных размерах, а также геноцид, апартеид и расовую дискриминацию мой дядя-гестаповец приговаривается к расстрелу, — запищал Уго Раушке, сложил листик и сказал: — Можно оправиться и сказать последнее слово.

— Я не ваш дядя, — пожал плечами Фюр. — Господин канцлер, скажите ему, что я сирота.

— Он сирота, — сказал Фук и сделал это, безусловно, зря.

Уго Раушке внимательно посмотрел на него и объявил:

— Тогда ты мой дядя.

С этими словами он в полной тишине снял с плеча трёхлинейку и выстрелил канцлеру в живот.

— Разрыв аорты! — завизжал Фук и вытянулся вдвое.

— Провокация! — в унисон с канцлером закричал Вольфганг Фюр и хотел было свистнуть в боцманскую дудку.

Вместо этого он свистнул в дуло «вальтера», который ему поднёс Юозас Гейдукис, и «вальтер», естественно, выстрелил. Взвыла сирена, вспыхнули прожектора, раздались отрывистые команды.

— Вперёд, чудо-богатыри, — гаркнул Уго Раушке, и в него тут же выстрелили из огнемёта. Президент вспыхнул, как красна девица, и через минуту стоял в позе тяжеловеса Попенченко на Олимпийских играх в Саппоро.

Группа с боями продолжала продвигаться к торцу туннеля, где блестела под стеклом желаемая цель. Стоял страшный грохот и свист пуль. Где-то в дыму орал Бен Нисневич, придавленный сорокатонным «тигром».

— Великан Нисневич погиб, — доложил Вилли после короткой разведки.

— Ваньюшка с «Мисхора», сдафайся! — кричал где-то репродуктор. — Ты получишь эрзац-колбасу, кок-чай и зауряд-балык!

— Вот тебе балык, — прошептал Юозас и выстрелил на звук.

— Попал, — сказал репродуктор и затих.

До кнопки оставалось всего тридцать метров, когда Ихи Еврюжихи головой заткнул вражеский дзот и даже успел смертельно искусать пулемётчика. Попян внешне оставался совершенно спокоен, хотя был уже трижды ранен в висок.

— Держись, ребята, — подбадривал он состав, — прищучим их за старика Ихи!

Как бы подтверждая его слова, Юозас Гейдукис подорвался на противотанковой мине.

— Это тебе не на практических занятиях, — злобно прошипел Вдуич и приказал:

— Курсант Кенис, дави ее, проклятую!

Вилли как кенгуру запрыгал между трупов и обломков машин к стене с кнопкой, разбил оградительное стекло и вдруг замер неподвижно. Одежда на нём исчезла.

— Высоковольтный разряд, — пояснил Золтан Попяну.

Попян надел резиновые перчатки и сделал последний рывок. Всем телом упав на рычаг, он уже не слышал, как осколок «шимозы» словно бритвой снёс ему ноги. Кнопка мягко ушла в стену, и сразу наступила тишина.

— Все на базу, — заорал Золтан, запихивая короткого Попяна в ранец. — Миша, запускай!

Но Миша уже ничего не мог запустить, кроме бульбы: в него попало столько всяких кусочков металла, что Золтан с трудом вытащил его из глайдера.

— А теперь — до свидания! — захохотал он и дал предельную скорость.

Эпилог

Когда Фрум Олива вывел «Мисхор» на орбиту Земли, Аванес Попян уже умел ходить на коленях быстрей, чем Золтан на ступнях.

— Двужильный мужик, — говорил Зе Сельпуга, — а посмотришь — брызгой убить можно.

—Нервом берёт, — соглашался с ним Олива.

Вдуич был мрачен на протяжении всего обратного пути и только перед самой посадкой спросил Попяна:

— А когда расчёт?

— Завтра и двадцатого, — ответил Попян. — Когда готовы полететь еще?

— А мне всё равно, что курсантов учить, что фашистов резать. Заплатите, так хоть завтра полечу.

— Шутка, — сказал Попян, — больше никуда лететь не надо. Мы сделали своё дело. Я сказал.

А в иллюминаторах уже мелькали лица встречающих.

Осло — Гаити — Харьков

__________________________________________

ИЗ АРХИВА «СОВЕТСКОГО ЭКРАНА»

ЛИТЕРАТУРНЫЕ КИНОСЦЕНАРИИ

В сборник вошли киносценарии, которые планируется выпустить на экраны страны в конце загнившего капитализма.

Фотографии и адреса актёров не высылаем. Сплетнями не занимаемся.

Наш лозунг: «Телевизор — в каждый дом! Да здравствует Союз кинематографистов».

1. Исторический фильм — эссе.

«КОГДА БУЛКИ РОСЛИ НА ДЕРЕВЬЯХ...»

1 серия

Город Изборск. На улице стоит X век. Мороз. Голод. Пошаливают разбойники.

Воевода Мясослав с братом Жирославом выдают замуж сестру Серафиму. Серафима плачет (крупный план). Её жених половецкий турсун Хорхой-Торхой грызёт лопатку хряка (сверхкрупный план).

— Ну что, миряне, по единой! — провозглашает Мясослав.

Все пьют медовуху ковшами.

В глазах Серафимы волчий огонь — она поклялась отомстить жадным братьям на мозгах с горошком.

—А ну, придавим по мясам, — кричит Жирослав.

Опять пьют, причём в количествах, показывающих могучий дух русского крестьянства.

Хор. «Едет собака — крымский хан!» Хорхой-Торхой хватает невесту за косу и волоком тащит в спальню. Страшный крик. Все врываются в спальню. (Крупный план). Красивое мускулистое лицо Никиты Кожемяки. Общий план: под мышкой у Никиты счастливая Серафима, рядом на полу кожа Хорхой-Торхоя и остальные нежизнеспособные ткани.

— Хватайте холопа, — кричат жадные братья.

— Милиция разберётся, кто из нас холоп, — веско говорит Никита, поджигает дом и скрывается в необозримых просторах нашей Родины.

2 серия

Изборск окружён узбеками. Мясослав и Жирослав сражаются на стенах города. Ядро отбивает Мясославу голову. Голова катитсяи кричит Жирославу: «Пропадёшь, дурак, зови Никиту».

Почтовый голубь приносит в дремучий лес записку. Никита и Серафима в тёплой землянке уже 8 лет беспрерывно любят друг друга. Серафима заметно поправилась. У них 30 детей и 17 внуков. Закипев священным гневом, Никита с осиновым колом и своей семьёй выходит из лесу. Узбеки смеются — их 30 тысяч (общий план). Они угоняют скот, насилуют стариков и женщин, убивают мужчин. Никита предлагает Жирославу заманить врагов на замёрзший пруд, надеть салазки и перебить как куропаток за счёт преимущества в скорости. Жирослав нехотя соглашается.

Серафима в сарафане на голое тело танцует в центре пруда танец «карася». Узбеки все как один бросаются на героиню. Из камышей выходят наши. Впереди Никита и старший сын Карпуша. Идёт свирепая сеча (общий план).

Крики: «Ать! Гыть! На! Ух! Она! Гол!»

Крупный план: Карпуша закрывает Никиту от залпа лучников, становится похожим на ёжика и умирает.

Средний план: Никита откручивает голову командиру узбеков Зомби-хану. Лёд тронулся. Все уходят под воду, но выплывают одни лишь наши — узбеки не умеют плавать. Их добивает гражданское население!

Пир в Изборске. Жирослав, боясь возвеличивания Никиты, подсыпает ему в пиво разрыв-траву. Ночью Никита оглушительно взрывается с криком «Прощай, Серафима!». От осколков погибает Жирослав.

Наплыв: печальное лицо Серафимы, глядящей на ковыльник степи.

Конец фильма

2. Научно-производственный сериал

«САМЫЙ ЖАРКИЙ МЕСЯЦ»

1 серия

На макаронном производственном объединении им. Володи Тетельбойма ажиотаж. Суетятся рабочие и служащие, звонят телефоны и сигнализация.

Крупным планом: быстро сменяющие друг друга дико мужественные лица администрации завода. Звучит музыка «могучей кучки». На кушетке в приёмной директора в окружении целого ряда товарищей лежит окровавленный моторист Сердюк. Из живота у него торчит обломок макаронной болванки длиной до пятидесяти сантиметров.

— Не умирайте, Силыч, — в ужасе кричит зав. медсанчастью, молодая Варечка Борщ.

Вдруг Сердюк открывает уже остекленевшие глаза и с криком «Не выйдет!» бросается в цех, из которого его уже один раз вынесли.

Крупный план: секретарша директора Соня Пистон нервно покусывает химический карандаш. Дверь цеха слетает с петель и влетает моторист Сердюк, в котором уже торчит три макаронных болванки.

— Силыч! — не своим голосом кричит молодая Борщ.

— Не забудьте перекрыть… — шепчет Сердюк и, сильно вздрогнув, умирает.

2 серия

Кабинет генерального директора тов. Самохина. Присутствуют все главные, один из министерства и зарубежные гости. Докладывает старший инженер Таубе.

— Случай, который произошёл вчера, не имеет аналогов в мировом масштабе. По неизвестной причине вышел из строя алмазный тестобур и перестал сверлить отверстия в макаронном окатыше. В результате заклинило авторезак, который, в свою очередь, сорвал предохранитель спускового устройства, и непросверленные макаронные трубочки различной длины стали беспорядочно поступать через подающие отверстия со скоростью одиннадцать километров в секунду. Убит моторист Сердюк. У меня всё.

— Считаю, что авария в ближайшее время прекратится, — важно заявил человек из министерства, — через час-два закончится макаронная масса и можно будет войти в цех и выключить систему.

— Боюсь, товарищ из министерства не представляет полностью всего трагизма положения, — грустно сказал тов. Самохин, — залитой в чаны макаронной массы хватит на пятнадцать лет бесперебойной работы, а потом автоматически срабатывают вакуумные присоски, и в аппарат поступят рожки, ушки и вермишель.

— Хочу добавить, что кожух аппарата долго не выдержит, даст трещины и внутрь поступит атмосферный воздух. Это приведёт к катаклизьму, масштабы которого я не берусь предсказать, — сурово заметил начальник штаба ГО тов. Агейкин.

— А я могу предсказать! — вскочила заплаканная Борщ. — Выброс в воздух готовой продукции приведёт население к мгновенной асфиксии тестом на территории, равной Бельгии, Голландии и Зеландии вместе взятым.

В кабинете воцарилась тяжёлая тишина, прерываемая изредка товарищем из министерства — он грыз гранат.

3 серия

Заводской двор. Перекур. Рабочие мягко шутят над своим товарищем Петей Пинчер по кличке Петюня, который весит двести килограмм.

— Раскошеливайся, толстяк, а то хуже будет. Толстый, пить будешь? Петюня, ты как сдал? Жиромясокомбинат, — выкрикивают из толпы.

Петя ласково улыбается и ест кекс. Голос из репродуктора: «По местам! Сейчас начнётся!» Все целенаправленно бегут по местам. Рядом с Петей семенит трогательно-беззащитная кастелянша Лида Белоголовченко, в которую Петюня влюблён с третьего класса.

Крупный план: глаза Петюни в противогазе встречаются с глазами Лиды в противогазе. Неожиданно со звоном рушатся кварцевые стёкла, и Лида со стоном оседает в лужу. Между глаз у нее маленькая дырочка от шального ушка. Толстый Петюня рычит, плачет, смеётся и бьётся. Вдруг он срывает с себя защитный костюм и бросается в аварийный цех под одобрительные крики администрации. Наступает мёртвая тишина. Все на цыпочках подходят к двери в цех и заглядывают внутрь.

Героический Петюня своим телом закрыл дырочки бодающего устройства и выключил взбесившийся аппарат. Он, естественно, мёртв. Варя Борщ вызывает представителей прокуратуры, и те арестовывают тов. Самохина за нежелание перестраиваться и преступную бесхозяйственность. Зарубежные товарищи предлагают построить в центре их страны памятник Сердюку и Петюне на средства рабочих.

Вставка: прошли годы. В центре заводского двора двадцатиметровый монумент. Сердюк и Петюня, глядя в небо, держат на вытянутых руках Лиду Белоголовченко, пробитую макароном. Вокруг живые цветы. У подножья памятника Варя Борщ принимает ребят в октябрята. На заднем плане плачет тов. Самохин. Он на «химии».

Крупный план: в небе воздушные шары. Звучит музыка бессмертного Глинки.

Конец

3. Мелодрама

«А СЛЁЗЫ КАПАЛИ...»

Общежитие номер пять Актюбинского текстильного техникума. По-девичьи заботливо убранная комната на восьмом этаже. Студентка третьего курса отличница Кристина Наминайте, готовясь к дискотеке, кушает майонез с хлебом. Из таинственного шёпота Кристины перед зеркалом зритель узнаёт, что она готовится к месячным. Входит подруга Кристины, некрасивая и кривоногая Зоя Попечуй с огромной душевной красотой. Из-под махрового халата у неё торчит рыжая щетина.

— Завидую я тебе, Кристина, — грустно говорит Зоя, начиная кушать майонез, — опять с Геной танцевать будешь.

— Вот ещё, — кокетничает Кристина — я, может, буду с Сашкой.

— Здорово, — восхищённо шепчет Зоя, — а как же аспирант Миша?

— Был Миша — да весь вышел, — хохочет Кристина и показывает в экран по-женски крупный зад.

Зоя пытается показать свой, у неё ничего не выходит, и подруги вместе идут в парк им. певцов Гнатюков. Парк в разноцветных огнях. Звучит танцевальная музыка, всё вокруг облеплено нашим задорным студенчеством.

Кристина бьётся в жгучем танго. Рядом с ней танцует брейк Гена, обвешанный цепями, арматурой и консервными банками. Некрасивая Зоя в углу кушает семечки и периодически подставляет ножки танцующим — она неиссякаемый оптимист. К Кристине и Гене подходит аспирант Миша. Он только что изобрёл новый вид крепдешина из поплина и стекловолокна.

— Кристина, пойдём в лабораторию смотреть образец, — предлагает Миша.

—Отвали, баклан, — говорит Гена, — мы заняты!

Огорчённый Миша танцует твист с Зоей и с изумлением замечает в ней огромный внутренний мир.

Кристина в компании панков, металлистов и пахтакоров едет за город смотреть «видуху».

Дача за городом. На полную мощность работает старенький «Акай». На экране полное падение нравов, вплоть до контактов с гипсовым роботом и тихоокеанским осьминогом. Кристина выпивает всё подряд. К ней между лежащих вповалку зрителей периодически подходит Гена и подливает ещё. Уже пьяная Кристина с ужасом чувствует, что начались месячные, и пытается выйти из комнаты. Но в лоджии на неё прыгает старый панк Николай Петрович и склоняет к сожительству. Кристина теряет сознание.

Гинекологическое отделение областной больницы. Кристина одна в чистой палате читает газету. Входит сестра.

— К вам гости, — говорит она, улыбаясь, и в палату входят Миша и Зоя с сеткой антоновки, соком, «Примой» и семечками.

Они недавно поженились, Зоя уже беременная. Кристина плачет: она рада за некрасивую подругу, но ей жалко и свои воспалённые яичники — результат связи с панком во время месячных.

Вечером дверь тихонько открылась и, опустив голову, входит Гена. «Он лысый и поэтому уезжает служить в Афганистан», — подумала Кристина.

— Правильно, — сказал Гена, — ты только дождись меня.

— Не сомневайся, — говорит Кристина, и незаметно подмигивает лечащему врачу.

Крупный план: на подоконнике целуются голуби-сизари.

Конец

4. Фильм-сказка

«ПОСЛЕДНИЕ ПОДВИГИ СИНДБАДА-МОРЕХОДА»

(«Туркменфильм»)

Падишах Багдада, великий Искандер-бобо на золотых подушках уминает плов. Он весь в рисе и жире. Рядом лежит Шехерезада, об которую он вытирает губы.

— Начинай дозволенные речи, — говорит Искадер-бобо, и знаменитая сказочница, танцуя танец живота, начинает замечательную восточную сказку:

Во двор Эмира Бухарского пришли сваты от магараджи Тубиба во главе с самим магараджёй. Магараджа просит руки его единственной дочери луноликой Агдам. Магараджа коротконог, мясист и вонюч, но каждый день добывает столько бриллиантов, сколько весит сам магараджа. Жадный эмир Бухарский готовится ударить по рукам, но тут луноликая Агдам, наконец, показала просыпающуюся национальную гордость свободных женщин Востока — она притворилась умалишённой. Для этого ей пришлось пустить слюни, сыграть на унитазной трубе песенку «Янки дудль» и оправиться в тонкие шёлковые шаровары. Эмир безутешен. Он объявляет награду в один миллион таньга тому, кто вылечит его дочь.

Придворный лекарь и звездочёт мудрый Вака заявил, что излечит дочь эмира сушёным сфинктером варана, но в результате лечения луноликая Агдам двинулась по-настоящему.

Мудрому Ваке это стоило левой половины туловища.

Тогда во дворец эмира пришёл знаменитый капитан дальнего плавания Синдбад-мореход и осмотрел больную в зеркалах. От этого красавица Агдам так полюбила бесстрашного капитана, что разум её прояснился. Они рука об руку заходят к эмиру Бухарскому, чтобы получить один миллион таньга и разрешение на законный брак. Коварный эмир врезал дочери по уху, а Синдбада бросил на съедение крокодилам.

Ночью Синдабад загрыз всех крокодилов и выплыл через сточную трубу. Лопоухая от побоев Агдам в это время пытается убежать от эректированного Тубиба в своей комнате. Появляется Синдбад и ручная самка циклопа пани Тереза. Тубиб, не замечая ничего, пытается дать Агдам покурить через паранджу. Тереза превращает прелюбодея в пистон и бьёт по нему молоточком. Тубиба нет.

На взрыв пистона врываются свирепые янычары и рубят пани Терезу в капусту. Синдбад и Агдам бегут в порт, где их ждёт стопушечный фрегат «Мамайка».

Вдруг шум, гам, крик, стук! Это на Багдад напал злой великан Ишиас. Он мечтает уничтожить ансамбль «Йалда», который написал про него похабную частушку.

Синдбад стреляет в великана секретной стрелой и тот превращается в бурдюк с чачей. Синдбад и Агдам выпивают бурдюк. От этого Синдбад становится сильным как баобаб, а Агдам пьяной, как трефная свинья. Он заносит её на корабль и поднимает паруса, «Мамайка» плывёт в солнечную Патагонию, но тут на горизонте появляется сухогруз «Пётр Васев»...

Конец

5. Фильм детям

«ЗУПА ИЗ ЛИЕЛУПЫ»

Главный герой фильма пятиклассник Фёдор Зупанос по кличке Зупа. Он всесторонне развитый мальчуган — занимается самбо, лобзиком, пчеловодством и хочет стать пожарником, как его дядя. В семье у Зупы не благополучно — Зупа-старший на глазах у мальчика часто волтузит маму и тёщу за свою поломанную молодость. Во время этих стычек Зупа на шифоньере делает уроки и стреляет папе по глазам пластилином из трубочки. Обстановка в доме накаляется.

Однажды Зупа разбил свою копилку, достал с трудом собранные три рубля и попросил папу купить цветы для Фёклы Петровны ко дню учителя. Папа пришёл домой через два дня совершенно никакой с бумажным букетом, который он ободрал с венка на кладбище. Возмущенный Зупа уходит из дому.

Крупный план: Зупа в компании наркоманов, жуёт кукнар и просит у прохожих 10 копеек.

Первые приводы в милицию.

Исправительно-трудовая колония.

Счастливый Зупа с дипломом о среднем образовании и тремя отметками в паспорте поступает в МИМО и заканчивает его экстерном за полгода. Семнадцатилетний дипломат направляется во Францию для срыва военной помощи Франции в республике Чад. Роман Зупы и Мирей Матье. Он любит её как мать, она его тоже, но не может порвать со своим буржуазным прошлым. И Зупа назло ей женится на молодой проститутке из Латинского квартала, страдающей полиомиелитом и остеомаляцией. Он возвращает девушку в светлое завтра. Жёлтая пресса поливает Зупу грязью, ему грозят расправой, шантажируют и, наконец, подбрасывают в дом самодельную бомбу. Зупа чудом избежал смерти и перевёлся торгпредом в Боливию. Там он стал большим другом Хосе Рауля, над которым и надругался, будучи в алкогольном опьянении. ЦРУ удалось сделать сенсационные снимки и опубликовать их в наших центральных газетах. Зупу отзывают в Союз и лишают звания дипломата.

Ему восемнадцать лет. Упорный юноша поступает в Высшую школу КГБ, оканчивает её за один месяц и внедряется в Скотланд-Ярд старшим инспектором. За успешную борьбу с бандитизмом в Лондоне его принимает Маргарет Тэтчер. Она хочет усыновить храброго Зупу, но тот упорно твердит, что у него есть родители. Этим заинтересовались английские спецслужбы и быстро нашли Зупу-старшего. Тот после четвёртого стакана сознаётся, что его сын шпион. Зупу высылают из страны, исключают из КГБ и не разрешают поступать в высшие учебные заведения.

Ему девятнадцать лет. Зупа покупает патент и начинает продавать на базаре заколки для волос. Он постепенно опускается, глупеет, начинает злоупотреблять и, чувствуя, что жизнь не получилась, принимает смертельную дозу крысита.

Конец

6. Спортивный фильм

«ЦЕНА БЫСТРЫХ СЕКУНД»

Ревущие трибуны стадиона. Флаги, майки, бой барабанов и вой сирен. Финал первенства страны по прыжкам с трамплина. Вячеслав Линцбах приземляется за стометровой отметкой. Герой фильма, перворазрядник Паша Влажный, прыгает последним.

— Сразу не распрямляйся, — предупреждает его тренер Мосягин, — следи за силой ветра.

Паша в воздухе. Мелькают крыши домов и лица зрителей.

— Не дотяну! — в отчаянии шепчет Паша, но тут у него от волнения с громким хлопком отходят газы, он получает дополнительный импульс и приземляется на пять метров дальше Линцбаха.

Он чемпион. Однако на конференции честный Паша при всех признаётся в том, что помогло ему победить Линцбаха. Он отказывается от главного приза под аплодисменты присутствующих. Его невеста Галя Панибрат видит всё это по телевизору — и набирает номер телефона Паши.

— Американская вонючка, — говорит она, — как ты мог! Ты же обещал мне в случае победы половину премии и поездку в Хосту!

— Галя! Что ты говоришь? — в изумлении говорит Паша. — Я не могу выигрывать нечестно.

Галя кладёт трубку. Паша тут же нарушает режим.

Утром на тренировке тренер Молягин слышит от Паши запах вермута.

— Возьми себя в руки, — говорит он, — готовься к поездке в Чешские Татры на первенство Европы.

— Галя! Я еду в Татры, — восторженно кричит в трубку Паша.

— Хоть в анус! — ехидно отвечает Галина мама, — Галя с мужем уехали жить в Москву.

Потрясённый Паша в Чехословакии прыгнул с гигантского трамплина, стоя по стойке «смирно» и побил два мировых рекорда. Ему вручают большую золотую медаль и много денег от спорткомитета. На банкете в ресторане «Иртыш» Паша знакомится с лыжницей Ольгой Ефуни. Они танцуют «лезгинку», смеются и очень нравятся друг другу.

Смена кадра. Утро. Паша лежит на Ольге в позе «лыжника» под двумя толстыми одеялами. Ольга спит. Паша с ужасом видит, что Ольга не такая уж красивая, как показалось вчера после двух литров, и потихонечку убегает.

Чемпионат мира в Финляндии.

— Бойся Гесаля и особенно Эль-Малули, — предупреждает Мосягин Пашу, — у немца опыт, у араба — кто-то в жюри.

Лыжники в воздухе. Гесаль ведёт себя неспортивно. Он колет Пашу лыжной палкой. Паша ловко уходит от единоборства, но тут его догоняет Эль-Малули и повреждает крепления. Дальше Паша летит без лыж. На последних метрах он обходит соперника на полкорпуса и становится чемпионом мира.

Крупный план: Эль-Малули делает себе харакири.

— Галя, я чемпион мира! — кричит Паша в международный телефон.

—А я чемпион популяции, — отвечает Галин папа.

Наплыв: Паша с опущенными плечами и мешком подарков звонит в дверь Ольги Ефуни.

Конец

7. Фильм о животных

«БЕССЛОВЕСНЫЕ ДРУЗЬЯ»

Город Хабаровск. Школа номер сорок семь с естественным уклоном. Октябрята приносят в живой уголок израненного браконьерами жука-рогача. За ним трогательно ухаживает Клава Деркач и маленький бурят Лёня Хульперт. Они носят парализованному животному силос, яблоки и отдают родительские бутерброды. Над ними издевается двоечник и второгодник Кузьма Кудасов. Он отбирает у ребят бутерброды, дразнит жука из рогатки и привязывает ему к рогам записки с глупостями типа «Клава Деркач — с насекомыми спит». Начитанный Лёня колет жуку антибиотики и гормоны, даёт витамины и массажирует. По ночам Клава создаёт вокруг раненого зверя благоприятный психоэмоциональный фон, поёт ему колыбельные песни, танцует и показывает слайды с видами родного края.

И наступает чудо — и жука отрастают оторванные лапы, срастается поломанный рог, твердеют крылья, он начинает двигаться. Дети назвали его Рекс, в честь первой жены директора школы. Укреплённый гормонами и лаской Рекс вырастает до размеров небольшого аллигатора и крепко привязывается к своим спасителям — Клаве и Лёне. Дети всем классом собирают зверобой и можжевельник для классного руководителя Неожиданно на них выходит разъярённый похмельем лесник Лыков с пятизарядным карабином.

Дети плачут. Жук Рекс молниеносно перекусывает Лыкову ствол карабина. Осмелевшие октябрята сбивают старика с ног, связывают и отправляют на Большую Землю.

Рекс получает доппаёк и немного вкусных гусениц.

В то же время Рекс наконец отомстил второгоднику Кудасову — он откусил ему задницу. Родители Кудасова обратились в прокуратуру. Бездушный прокурор тов. Серпокрыл приговорил Рекса к смертной казни и отклонил три кассационных жалобы. Октябрята решили передать Рекса пограничникам для защиты священных рубежей нашей Родины. Начальник заставы полковник Оливейра благодарит ребят за отличную дрессировку Рекса. Рекс плачет, но подчиняется Уставу.

Начались солдатские будни. Рекс и его провожатый Птах быстро находят общий язык. Рекс начал серьёзно встречаться с овчаркой Люлей, которую отбил у пограничного пса Алого. У них появились щенки-рогачи: Витька, Титька и Митька.

Тёмной осенней ночью застава поднята в ружьё. Границу перешла группа шпионов из Китая с заданием прекратить нерест лососевых рыб. Группой руководит упорный Юн-сун, вооружённый ракетой «стингер». Сержант Птах и Рекс принимают первый бой.

— Фас, — кричит Птах, и стремительный Рекс на бреющем полёте откусывает нарушителям головы. Птах прикрывает его с земли.

Крупный план: лицо полковника Оливейры.

— Враг пройти не должен, — говорит он, — это приказ Москвы.

— Слушаюсь! — отвечает Птах и стреляет себе в висок. Окружённый китайцами Рекс мужественно отбивается, но поняв, что сопротивление бесполезно, прокусывает ящик с лимонками. Враг не прошёл.

Конец

8. Научно-фантастический фильм

«ЭКСПЕРИМЕНТ ИНЖЕНЕРА КНАЙЗЕ»

1 серия

Тёмная ночь. Лишь гаишники свистят на посту. На сто тридцать восьмом подземном этаже института проблем Хроногенеза горит яркий свет. Заседает учёный совет института. Все в одеждах будущего — пластмассовых комбинезонах с множеством антенн и кнопок.

— Братья по разуму, — торжественно говорит директор института Арвидас Кончявичус, — нами закончены работы по материализации материальных ценностей в трёхмерном пространстве. Теоретическая часть готова, но в практическом аспекте мы никак не можем преодолеть коэффициент Диомидова и выйти на новые рубежи времени.

— Это саботаж, — говорит академик Аствацатуров, — я доказал отсутствие у Диомидова интеллекта ещё в своих студенческих работах.

— Тем самым вы доказали, что академиком стали случайно, — ответил профессор Пелицак, — потому, что при расчёте параболы Бэцэла коэффициент Диомидова встречается в каждой матрице.

— Можно скажу я? — раздаётся в углу тихий испуганный голос.

Это говорит молодой инженер-путеец Герман Кнайзе, введённый в ученый совет по просьбе Министерства путей сообщения.

— Я сконструировал механизм, который позволяет проникнуть в прошлое в обход коэффициента Диомидова...

— Он дегенерат, — пытается успокоить присутствующих учёный секретарь.

— Всё равно, пусть скажет, — кричат из зала.

Герман Кнайзе снимает чехол с постамента, и все видят уникальный аппарат, состоящий из велорамы и различных деталей от стенных часов. За Германом восхищённо следит практикантка Виолетта Поленченко, которая периодически влюбляется во всех молодых изобретателей.

— Я обошёл коэффициент Диомидова при помощи постоянной инфузии через диффузоры, — говорит Кнайзе.

— А какова толщина диффузора? — спрашивает академик Воняев.

— Толщина не имеет принципиального значения. Главное — диаметр, — важничает Кнайзе, — именно это я и сказал Кулибину во время пробных полётов.

— А что вам сказал Кулибин? — вкрадчиво спросил Аствацатуров.

— Не помню, — покраснел Кнайзе.

— А я помню, — заорал академик, размахивая шапочкой, — он сказал, что вы гнусный обманщик, фальсификатор и лжец!

С этими словами он схватил кувалду и случайно ударил аппарат по кнопке «Пуск». Вспыхивает ослепительный свет, валит дым, который затем рассеивается. В зале нет Кнайзе, академика Аствацатурова и академика Воняева. Нет и машины времени. Есть только обугленный Арвидас Кончявичус и озадаченные зрители.

2 серия

Герои фильма попадают в сортир к физику Ому. Страдающий запором учёный как раз открывает закон о сопротивлении.

— Ну как? — торжествующе спрашивает Кнайзе у Аствацатурова.

— Ну и ложит, — восхищался академик Воняев, — так можно и законы открывать.

Они летят дальше и оказываются у химика Зелинского.

— Чем могу? — недоумённо спрашивает Зелинский.

— Изобретите противогаз, — просит Аствацатуров. Он никак не может отойти от опытов Ома.

— А почему не волосяной гигрометр? — ядовито спрашивает химик, но задумывается.

Аппарат с учёными снова в пути. Они у знаменитого Гарвея.

— Я только что открыл кровообращение, — торжественно говорит Гарвей.

— Абсурд, — шутит Воняев, — крови вообще нет.

— А что есть? — ошеломлённо спрашивает Гарвей.

— Сам подумай, — отвечает академик. Гарвей плачет.

— Зачем вы так? — укоризненно говорит Кнайзе.

— Молчи, сопляк, — целей будешь, — визжит Аствацатуров, — а ну возвращай нас обратно!

— Это пока невозможно, вы сломали роликовый шептун.

Машина останавливается в незнакомом месте.

— Это Зеландия! — авторитетно заявляет Воняев.

— Нет, чужеземец, это Греция — говорит румяный мужчина в белом хитоне. Это Гиппократ. Он как раз оперирует геморрой Демокриту. Аствацатуров и Воняев следят за ходом операции, делая по ходу глупые замечания, Кнайзе чинит машину времени.

— Марафету! — орёт философ, — дайте марафету!

Учёные с трудом проникают снова в двадцатый век. Но в тысяча девятьсот тридцать седьмой год.

— Гражданин Воняев? — тут же спросил у академика капитан госбезопасности. — Вы — враг народа.

— Я всегда это чувствовал, — залебезил Аствацатуров, — кулацкая морда!

— А вы кто такой? — строго спросил майор.

— Я? — удивился Аствацатуров. — Да меня же все знают.

— А вот на Чукотке о вас ничего не слышали, — ответил капитан, — но мы это поправим.

Храбрый Кнайзе крикнул: «Отомстит вам, Берия, наша академия!» — и до предела выжал сцепление.

Он снова в своём две тысячи триста девяносто первом году и заходит к Виолетте Попопченко. Ей уже за восемьдесят.

— Бабушка, к тебе тимуровец пришел! — кричит маленькая внучка. Виолетта узнаёт Германа, с трудом садится в машину времени и вместе с ним улетает в свой доклимактический период.

Крупный план: памятник Гагарину в Москве.

Конец

__________________________________________

ТВОЯ ШКОЛЬНАЯ БИБЛИОТЕКА

СКАЗКА СКАЗОК

Ну здравствуй, дружок! Сегодня мы снова встретимся с тобой на страницах нашей передовой литературы. Тебе предстоит удивительное путешествие в сказочную страну, полную чудес и необыкновенных приключений. В ней ты встретишься со всеми героями известных тебе сказок народов мира, пройдёшь с ними огонь, воду и воспалённые трубы, спасёшь прекрасных красавиц и найдёшь массу сокровищ, поможешь добру и накажешь зло. А самое главное, узнаешь много новых для себя вещей, о которых почему-то умалчивают воспитательницы в садиках.

Итак, — в путь, мой глупый юный друг. Возьми с собой деньги из копилки, сигареты и спички и всё это вышли нам. Они тебе в пути не понадобятся. Прочти сказку десять раз, и ты поймёшь, что так живут только отличники, и закончишь школу с золотой медалью. Вперёд!

ИСТОРИЯ ПЕРВАЯ

Давно это было. Старый Баян был тогда молодым Аккордеоном и играл только на свадьбах. Жил на Рязанщине в селе Ольховка Иван Петрович Мохов со своей сестрой Алевтиной Петровной Моховой, по первому мужу Стояновой. Муж её — Фёдор Стоянов, тихий, непьющий мужчина ушёл как-то за клюквой на Муромские болота, да так и не вернулся. Добрые люди болтают, что видели его в блуде с тремя русалками. Но мало ли что болтают добрые люди. Во вдовстве своём Алёна Мохова крепко особачилась, ибо отсутствие греховных утех высушило её как воблу.

Одно время, правда, пытался её утешить бобыль Касьян, но и он долго не выдержал — огрел Алёну стиральной доской и ушёл восвояси. Тогда Алёна всю свою энергию решила переключить на воспитание и выгодный брак своего брата Иванушки.

Бедный Иван! Ему было всего четырнадцать лет, когда Алёнушка посвятила его в тайны женского организма и специфику женского гормонального фона. Иванушка после этой лекции неделю лежал в горячке. После выздоровления он снова стал пасти сельское стадо, удить окуней, гонять голубей и дудеть на сопилке.

— Орясина дубовая, — ворчала Алёнушка, — подумай о будущем, ведь шестнадцать годиков скоро хряснет, а у тебя ни ума, ни соображения! Вон, гляди, у Саньки Неклюдова сын Микула уже в город свататься ездил, бумагу привёз.

— А чё в бумаге-то? — плюя в мух рисом, спрашивал Иванушка.

— А то, — злилась Алёнушка, — что жениться ему пока никак невозможно по причине отсутствия твёрдости!

— Так это любой в селе знает, — ответил Иванушка, — его ещё на покосе девки дразнили: «Эй, Микулка, — хрен как булка».

— А ты бы не слушал этих глупостей, а к тётке его пригляделся, Ефросинье. Женщина она видная, вдовая, как и я, дом справный и в авторитете. Вот и сходи к ней завтра, медком угости.

— Да на кой мне эта сисястая нужна, — говорит Иванушка, — я лучше с Васькой пойду ящерок ловить.

— Тьфу, баран! — злилась Алёнушка, — чтоб тебе порошицу разорвало.

Всю ночь думала сестра Алёнушка как Ивана с Ефросиньей познакомить и к утру придумала. Сел утром трапезничать Иванушка, а сестрица хитрая ему браги жбан подвигает.

— Откушай водочки, Иванушка, — водка сегодня — беда душистая!

— Ни к чему оно вроде, — пробубнил Иванушка, однако жбан хлопнул и чесноком закусил.

— А вот ещё, под карасиков, — потчует хитрая Алёнушка.

— Да не надо уж, — отказывается Иванушка, но пьёт исправно.

И вот на восьмом стакане крепко захмелел неокрепший организм Иванушки, а захмелев, разгрузки потребовал.

— Спойте гусли про Марусю, с ней давно я не… встречаюсь, — затянул Иван старинную колыбельную и попытался заснуть.

И тут хитрая Алёнушка подсунула ему расписную картинку, на которой неизвестный художник изобразил вдову Ефросинью во время помывки з бане.

— Ух ты! — изумился Иванушка и шатаясь пошёл к дому вдовы.

Уже на крыльце Иванушка немного протрезвел и страшно разозлился.

—Чего тебе, Иванушка? — удивленно спросила Ефросинья, зябко кутаясь в пуховый платок, — никак пьяный?

—Горилки! — заорал Иванушка и упал на вдову.

Напрасно шептала ему на ухо Ефросинья всякие сладости, напрасно трогала его за всякие части. По-богатырски спал Иванушка на мясистой пазухе и снилась ему в эту ночь дева красы невиданной в темнице сырой и тёмной, без солнышка и фруктов.

Проснулся утром Иван у себя на печи.

— Глаза б мои тебя не видели, варнак, — ворчала Алёнушка, — это ж надо только додуматься — на вдове заснуть и на ней же оправиться.

— Пива, — простонал Иванушка.

Выпив пива холодного, Иван снова вспомнил свой удивительный сон и опять напился. И с тех пор крепко запил он горькую с лёгкой руки Алёнушки. Работу в стаде бросил, переболел желтухой, бит был нещадно на гульбищах, отчего горб заимел безобразный.

— Не пей, братец, козликом будешь, — причитает Алёнушка.

— Обязательно буду, — отвечает Иванушка.

И точно. К рождеству Христову отросла у него бородка жидкая, рога крутые, завонял он по козлиному, и забит был колом осиновым, как вещь в хозяйстве ненужная.

ИСТОРИЯ ВТОРАЯ

Давно это было. Илье Муромцу было всего пять лет, а папа его Семён Муромец уже сидел за изнасилование. Жили-были в тех краях лесные тараканы-великаны, трудолюбивый и дружный народ. Жили они в семейном тереме сельского типа с флигелем и русской банькой. Жили они, не тужили, размножались умеренно, никому в лесу не мешая, но и не помогая особо.

Беда пришла нежданно-негаданно. У индийского факира Рахмана Кулиева сбежал ручной муравьед, проник в лес и скушал весь тараканий народец. Муравьеда потом сразил храбрый Евпатий Коловрат, и теремок сельского типа остался пустовать никем не заселённый.

И вот после сезона дождей одна одинокая лягушка по прозвищу Жабон осталась без крова и случайно набрела на пустой теремок.

— Вот это малина, — восхитилась лягушка и быстро заняла первый этаж. — Прописка не нужна, знать ничего не знаю, ведать ничего не ведаю, — сладко мечтала лягушка, устраиваясь на ночь.

Неделя прошла — тихо. Вторая прошла — тихо. Жабон освоилась, посадила бурак, липучки для комаров и заскучала. «Хоть бы зашёл кто», — думала он и громко пела:

«Как приятны интимные встречи,

как приятна интимная речь...»

Вдруг стук в дверь.

— Чьих будешь? — спрашивает лягушка.

— Я чёрная мышь, я летучая моль, — раздалось из-за двери.

— Опять баба, — расстроилась лягушка, но мышь впустила.

Была она из старинного крысиного рода, хорошо проявившего себя во время эпидемии риккетсиоза в Японии. Звали мышь госпожа Норушко.

— А чего одна, без мужика? — спросила лягушка.

— Я свободный, эмансипированный грызун, — гордо ответила госпожа Норушко, — и признаю только случайные, свободные от предрассудков связи.

— Ишь, ты, — удивилась Жабон, — а ежели, к примеру, дети — тогда как?

— На этот счёт механизм имею особый, — самодовольно ответила мышка, — действует как часы.

— А я люблю, чтоб мужик был крепкий, к дому привязанный, непьющий по болести, — вздыхала лягушка.

— Скука, — ответила Норушко, — постоянный мужчина занимает в доме столько места, что можно два комода с платьями поставить. Кроме того, они все негигиеничны.

В таких долгих дружеских спорах коротали они осень. И вот по первому снегу в теремок постучали.

—Кто там? — спросила лягушка.

— Девки, откройте, — Петух пришёл, — раздался из-за двери самодовольный голос.

— Разрешите представиться — свежий петух симментальской породы. Скрываюсь от алиментов, — объявил Петух, заходя в теремок.

— Колоссально! — закричала госпожа Норушко, — разрешите проводить вас в ваш номер?

Вечером пили чай, ели пряник, клевали пьяную вишню. Петух пел жирные романсы, аккомпанируя себе вилкой по графину. В двенадцать ночи лягушка заснула, и храбрый Петух яростно потоптал госпожу Норушко. Это ей настолько понравилось, что, нарушив свои принципы, она перешла к нему жить. Одинокая лягушка готовилась мужественно встретить климакс.

Так прошла зима.

Весной в тереме появился новый жилец. Это был инвалид детства — ёжик без головы и ножек. Но всё остальное, видимо, у него было на месте, что сразу почувствовала лягушка.

Стали они дружить семьями, ходить в гости, выращивать мак и делать чачу. Появились излишки готовой продукции. И однажды утром Петух и Ёжик отправились на Козлиную поляну на ярмарку. Выгодно продав мешок заряженного «Казбека» и бочонок желудёвого самогона, друзья крепко выпили, а выпив начали безобразничать и осквернили памятник егерю-передвижнику Сурикову. Органы лесной безопасности окружили теремок на следующий день под вечер.

— Граждане животные, — объявил капитан Лось, — предлагаю сдаться без боя. Имею указание в случае сопротивления живыми вас не брать.

— Ваша взяла, банкуйте! — злобно крикнул Ёжик и снял маску.

Все сразу узнали рецидивиста Колобка, который и от бабушки ушёл и от дедушки ушёл с вещами и тремя стариковскими сберкнижками.

От ужаса у лягушки лопнул квакательный пузырь, и она тихо скончалась. Петух с мышкой отстреливались до последнего, тяжело ранили Лося, застрелили в суматохе Колобка и подожгли дом. Сгорело два гектара хвойной тайги.

ИСТОРИЯ ТРЕТЬЯ

Давно это было. Мудрый гномик Марцелиус бы тогда молодым высоким блондином с могучим волосяным покровом. В далёком северном городе Копенгагене жил молодой человек, который не уважал старших. Звали его Розенбом. Он не уступал старушкам места в транспорте, не давал нищим мелочи, дразнил дедушек и обижал животных.

Однажды он смастерил из бука отличный скобочник и выбил глаз старику Мёбиусу. Мало того, что у Мёбиуса он был единственным, но он был изготовлен из знаменитого чешского хрусталя.

— Дай же денег, — взмолился несчастный старик, но получил ещё один заряд по затянутым в сукно ягодицам.

Весело смеясь, Розенбом со скобочником пошёл в лес терроризировать животных.

Как раз в это время гномик Марцелиус (который ещё не был гномиком) плавал на спине в маленьком лесном озере.

— Выдра, — решил Розенбом и спустил курок.

Тяжёлая свинцовая скоба попала Марцелиусу прямо в центральную нервную систему. Он на глазах стал ростом с грушу, горбатым и лишился могучего волосяного покрова.

— Трепещи, глупый Розенбом! — в гневе прокричал Марцелиус и сказал магическое слово «Раух!».

Розенбом сразу же усох, сморщился и превратился в безобразного карлика с носом, величиной с маринованный огурец.

— Учти, проклятый анусник, что ты только тогда станешь прежним, когда тебя полюбит красивая девушка во Фландрии, — объявил Марцелиус, пукнул и растворился в воздухе.

Карлик Нос долго плакал, кричал и требовал пересмотра дела, но затем сломал на голове ненавистный скобочник и пошёл в город.

При его виде прохожие шарахались в стороны, женщин рвало шумно на улице и даже собаки в ужасе гадили под себя.

Ночью голодный Нос постучался в дверь к мяснику Мацаоке.

—Ой! — сказал Мацаока, увидев перед собой карлика, — этого не может быть.

— Может, — мрачно сказал Нос. — Дай мяса.

— Лучше посмотри телевизор, — захохотал грубиян Мацаока и обнажил перед карликом свой мясистый зад с татуировкой «Сделаем наш народ образцовым».

Доведённый до отчаяния голодом и насмешками карлик изо всех сил вонзил свой гигантский нос в зад мяснику.

— Сдаюсь! — не своим голосом заорал Мацаока. — Я твой навеки!

Так Нос стал работать у Мацаоки младшим отвальщиком.

Но злая судьба ненадолго сжалилась над карликом.

Как-то жадный Мацаока продал тушу сибиреязвенного хряка на свадьбу магистру Тульпиусу. После того, как свадьба плавно перешла в похороны, Мацаока был взят под стражу и расчленён на базарной площади. Карлик Нос еле ноги унёс. Две недели голодал и жил в канализации, пока не обнаружил на одной тихой улице лавку с вывеской «Вдова Мальвазио — Сдоба и княглики! Флячки с чесноком! Вкусно, как у мамы!».

Нос громко глотнул полтора литра слюны и зашёл в лавку.

—Здравствуй, ужас, — захихикала вдова Мальвозио — она была выпивши.

Карлик одним прыжком запрыгнул вдове под широкие юбки и начал там оживлённо манипулировать. Вдова металась по лавке, визжала и дышала, потом вдруг появилось ощущение полёта и наступил краткая временная потеря сознания. Очнувшись, вдова увидела перед собой влажного карлика, который сказал:

—К Вашим услугам, мадам!

С тех пор карлик Нос стал жить и работать у вдовы Мальвазио в качестве вибратора. Болтливая вдова рассказала о своём женском счастье соседкам, те соседям, те — родственникам, и вскоре слух о волшебном вибраторе вдовы Мальвазио дошёл до короля Густава, дочка которого Бродя страдала вагинизмом (её заколдовал Марцелиус, которому она отказала во взаимности).

В один прекрасный день карлик Нос был грубо извлечён из-под подола вдовы Мальвазио и доставлен во дворец. Слабоумная Бродя приняла карлика за механическую игрушку. Нос понял, что настал его звёздный час и проделал с Бродей такой фокус, который свёл с ума вдову Мальвазио. Через час потная Бродя с растрёпанными волосами, в нижнем белье ворвалась к Густаву и объявила:

— Выхожу замуж! Моя фамилия Бродя Нос!

На свадьбу прибыл гномик Марцелиус, но видя, как счастливы молодые, немножко удлинил карлику нос и не стал превращать его в бывшего Розенбома.

Они жили долго и умерли в один день, но от разных болезней.

ИСТОРИЯ ЧЕТВЁРТАЯ

Давно это было. Гадкий утёнок был тогда цыплёнком-табака, а Снежная королева простой снежной бабой. В селе городского типа на Роттердамщине жил да был мельник Крузо. Было у него три сына, мельница, ишак и кот по кличке Эразм.

Однажды мельник нарушил технику безопасности, попал в зазор между жерновами и стал толщиной с газету. В таком виде он был перенесён в дом и сказал:

— Будучи толщиной с газету, завещаю свою мельницу старшему брату, ишака среднему брату, а лишайного кота Эразма младшему брату за то, что он начал курить в третьем классе.

С этими словами мельник свернулся в трубочку, набил себя табаком и самовоспламенился.

После поминок кот Эразм сказал своему хозяину:

— Держись меня — со мной не пропадёшь!

— Кто это говорит? — удивился младший брат.

— Тоже мне — Бетховен недорезанный, — обиделся Эразм, — это я говорю — Эразм Роттердамский. Давай свои сапоги.

Брат моментально отдал коту свои боты и заснул от потрясения. А кот пробрался на мельницу, пообещал мышам прекратить против них террористические акции, и те украли для него два мешка муки тонкого помола. Под утро кот выпек два чудесных кулинарных изделия: бюст короля с повидлом и сдобную принцессу с изюмом, во весь рост, с малым тазом из заварного крема. Все эти чудеса он утром отнёс во дворец королю и громко крикнул:

— Ласощи к чаю от маркиза Карабаса!

— Ням! — сказал король, — вкусно! Хвалю! Привет маркизу!

— И от меня привет! — крикнула принцесса, вылизывая заварной малый таз.

Вечером кот нашёл хозяина в состоянии мрачной гневливости.

— Сволочи! — хрипел младший брат, — отоварились! Ампутирую! Банзай!

— Не ори, — строго сказал кот, — дай дихлофосу!

— Бери! Всё бери! Подавись, — заплакал младший брат и стал доставать из карманов пробитые талончики, спички, табак и вишнёвые косточки. Потом он крикнул: «Люблю святого Серафима!» — и заснул, подложив под голову содержимое карманов.

Кот схватил пузырь с дихлофосом и быстро пришёл к конюшне среднего брата. Там дремал его ишак по кличке Нильс Бор.

— Привет, — сказал кот, — ты что, спишь?

— Сплю, — ответил Нильс Бор.

— Сон видишь? — поинтересовался кот.

— Скука, — сказал ишак, — мне снился початок.

— А голую ослиху хочешь? — спросил кот.

— А кто не хочет? — вздохнул Нильс Бор.

— Сейчас увидишь, — пообещал кот и надел голову ишаку целлофановый пакет.

— Смотри, — крикнул кот и брызнул внутрь пакета дихлофосом.

Через пять минут Нильс Бор закрыл глаза, оскалился и зачмокал губами. Хитрый кот влил в пакет оставшийся дихлофос — ишак быстро исполнил нижний брейк, и наступила остановка сердца с отслойкой ослиной шкуры.

Освобождённого от шкуры ишака кот утром отнёс в королевский двор и крикнул:

— Прошу принять зайчика от маркиза Карабаса! Извините за мелкий экземпляр.

— Извиняю, — радостно сказал король, — всё прощаю... и начинаю.

С этими словами он вцепился в Нильса Бора и стал трудиться как мотопила «Дружба».

— Папа, — капризно сказала принцесса, — а не пора ли нам съездить в гости к маркизу Карабасу?

— Дорогая Нефа, — ответил король (принцессу звали Нефа), — это как-то неприлично.

— Папа — это ваши смешные подробности, — ответила принцесса, — едем к маркизу, а то я отравлюсь толчёным стеклом.

Кот пулей бросился в родную хату.

— Раздевайся, — закричал он хозяину, — едут!

— Казаки? — испугался младший брат.

— Кабаки! — суетился кот, — едет король со своей дочкой. Я их нагрузил, что ты маркиз Карабас.

— Куда? — изумился брат, но кот уже стащил с него кальсоны и вывел на улицу. Там он посадил его в старый деревянный нужник, а сам стал бегать вокруг, заламывая лапы, и кричать: «Ограбили! Беда! Куда смотрит милиция?»

Показалась карета с королём и принцессой.

— Что за шум? — спросил король у взволнованного кота.

— Ограблен, раздет и цинично поруган мой хозяин маркиз Карабас!

— Ктопосмел? — зарычал король.

— Судя по почерку, это банда атамана Орлика, — сказал кот и спросил в щёлочку: — Маркиз, вы живы?

— Мудило,— зашипел из сортира младший брат, — мне холодно.

— Выдать маркизу кишки, — распорядился король, и через пять минут брат в чёрном камзоле ехал рядом с Нефой и королём по живописной сельской местности.

Нефа была невозможна.

— Маркиз, — кокетничала она, — как вы относитесь к браку?

— Смотря куда, — уклончиво ответил брат, который не знал этого слова.

— Бессовестный, — смеялась Нефа, — конечно туда.

— А туда — это куда? — встрял в разговор король.

— Папа, ты пошляк, — сказала принцесса и начала щипать маркиза за фалду.

— Маркиз, а когда вы покажете нам свое бунгало? — спросил король. — Было бы неплохо заморить червяка.

— А...а, — начал маркиз, но кот заткнул ему рот апельсином и сказал:

— Он пока ненормальный после нападения. Я поеду вперёд и распоряжусь. Король, вы какую пьёте — вкусную или много?

— Много, — сказал король и, подумав, добавил, — очень много.

Кот долго бежал по дороге пока не увидел указатель: «Замок людоеда М'боги. Чудеса пристеночного пищеварения! Феномен калового столба! Приглашаются все желающие!».

Кот быстро залез на карниз и оказался в комнате для постижения таинств. М'бога, одетый в чужую кожу, выжимал гирю.

— Уважаемый — сладко заюлил кот, — это вы знаменитый М'бога по прозвищу «Питательный»?

— Короче, — не отрываясь от гири прорычал М'бога.

— Я слыхал, что вы умеете превращаться в различные макро- и микроорганизмы.

— Короче, — зарычал М'бога, ставя гирю на полку.

— Требую доказательств, — нагло потребовал кот.

М'бога стал быстро вращаться на одной ноге, взвизгнул и превратился в дизентерийную палочку. Находчивый кот сразу же заразил ею ручную коалу людоеда. Коала немедленно начал освобождаться от кишечного содержания со скоростью два килограмма в секунду, а кот всё это размазывал по стенкам мастерком. Это привело М'бога к распаду на составные части и мучительной смерти от высыхания на стенах.

Тем временем карета с совершенно ошалевшим лжемаркизом въехала в замок. Вместо таблички «Людоед М'бога» висел красочный транспарант: «Маркиз Карабас — Рыцарь Красного камня! Обладатель мозга!» В главном зале уже были накрыты столы в соответствии с приказом короля о борьбе с малыми дозами.

— О-ля-ля, — сказал король перед десертом, — вы, маркиз, хорошо справились с поставленной задачей. А как вы находите мою дочь? Скажу вам по секрету, она умеет делать брагу.

— А я умею её пить, — простодушно признался маркиз.

— Вы просто созданы друг для друга, — обрадовался кот и потащил маркиза в жарко натопленную спальню. Там, на шёлковых подушках, прогнувшись, лежала принцесса и дышала открытым ртом.

Когда король и кот заканчивали тридцать пятую партию в секу, из спальни вышел маркиз и яростно зашептал на ухо коту:

— Кого ты мне подставил? Отвечай, скотина!

— А в чём дело? — удивился кот.

— Она не курит, — злобно зашипел маркиз, — а сама заставляет.

— Дай по лбу, — посоветовал король.

— Дельно придумано, — подтвердил кот и через пять минут из спальни раздался звук работающего пылесоса.

Жили они потом долго, кот ещё дольше, а замок стоит до сих пор в Таллине.

ИСТОРИЯ ПЯТАЯ

Давно это было. В те времена у змея Горыныча было не только три головы, но и три попы, а баба Яга только вступила на скользкий путь продажи любви деньги.

Благополучно закончилась война между тридевятым царством и Албанией, которая унесла пять человеческих жизней. По широкой дороге шёл демобилизованный старый солдат, сапёр Мартин Микульчик. Он был на войне ранен навылет, исколот штыками, травлен газами, давлен танками и пален спичками, но душой остался молод и телом крепок. А потому шёл в свой родной город Осло, чтобы создать ячейку общества, женившись на своей кузине фрау Фогель. Он ей писал с фронта каждый день письма про цветы и голубое небо, а когда их полк был в окружении, получил от неё телеграмму: «Выхожу замуж за гунявого Юхана Цахиса».

«Вот стерва», — удивился Мартин и написал ответ: «С кем поведёшься — того и наберёшься». Уже после выхода из окружения он получил депешу: «Поцелуй меня в задницу. Фрау Цахис».

Теперь Мартин шёл в Осло в надежде без лишнего шума разорвать гунявого Юхана и начать новую жизнь. Вдруг видит он, на дороге лежит червяк, а злой скворец ему мясо клюёт. Солдат застрелил скворца из фузеи, а червя накормил навозом и раны перевязал. А это был червяк не простой, а волшебный, и за своё спасение он подарил Мартину презерватив-невидимку. Мартин пару раз испытал подарок в придорожном женском туалете, остался доволен и пошёл дальше.

Шёл он шёл, и тут заметил, что горит в селе колокольня, а на самом верху, в огне и дыме мечется ребёнок и грязно материт местную пожарную команду. Ни секунды не раздумывая Мартин забрался на колокольню, помочился на горящего подростка и сквозь огонь сбежал на землю. Но ребёнок этот был совсем не ребёнок, а колдун-нанист Ципер.

В награду за своё чудесное спасение он дал Мартину лобковую вошь, которая умела прогрызать дырку даже в титано-алюминиевом сплаве.

Уже перед самым Осло видит Мартин — старушку телегой переехало. «Перелом костей таза, разрыв прямой кишки и мочевого пузыря, перелом основания черепа», — быстро определил опытный солдат и ввёл старушке морфий для облегчения. От этого старушка умерла безболезненно, а перед смертью дала Мартину эбонитовый свисток. При свисте в этот свисток частота поступательных движений во время полового акта увеличивалась в восемьсот раз.

Имея в ранце вот такие подарки, бравый Микульчик зашёл в город и постучал в дом кузины Цахис.

— Вам кого? — спросил через глазок незнакомый голос.

— Фрау Цахис здесь живёт? — вежливо поинтересовался Мартин.

— Здесь живёт фрау Тохис, тётя Лохис и дядя Пенис, — захохотали за дверью, и солдат услышал шум удаляющихся шагов.

Расспросив соседей, он узнал, что в прошлом году гунявый Юхан умер от цирроза печени, а его вдова удачно вышла замуж за первого министра короля — Манфреда ван дер Эльста, от которого имеет троих ненормальных детей и побитую морду два раза в неделю за крайнюю склонность к блуду.

Ночью Мартин тайком пробрался под окно кузины и разбил его из рогатки.

— Хулиганьё, — заорала фрау Цахис, распахнув раму.

— Ну здравствуй, гнида, — сказал Мартин, выходя из-за яблони.

Фрау Цахис сразу узнала бывшего возлюбленного и почувствовала, что получит по роже ещё и на ночь! Одновременно в ней вспыхнуло старое крепкое чувство.

— Спаси меня, Мартин, — я была неправа, — зарыдала фрау Цахис, прижимаясь к Мартину самой выпуклой частью. Мартин был растроган.

— Сегодня бить не буду, — сказал он. Подумал, хитро улыбнулся в усы и добавил: «Нагинайся».

На треск веток и шум осыпающихся груш в сад выскочил сам Манфред ван дер Эльст с палкой с гвоздями и окаменел. Счастливая жена приводила в порядок байковые трусы, а рядом стоял сапёр королевских войск и вытирал руки об галифе.

— Хватайте обоих, — завизжал министр, — и меня хватайте, мне плохо с сердцем.

Фрау Цахис взяли быстро, а Мартин показывал чудеса каратэ, пока его не огрели валенком с песком.

На следующий день был королевский суд. Король был в очень плохом настроении по причине кишечного дискомфорта.

— Меня пучит, — жаловался король придворным, — начинайте скорее.

Пока Манфред ван дер Эльст излагал суть дела, король незаметно (как он считал) освободился от газов и повеселел.

— Любишь фрау Цахис? — подмигнул он Мартину.

—Безумно, — ответил сапёр, — то есть навсегда.

— Был с ней? — снова подмигнул король.

— Конечно, был, — опустил глаза Микульчик, — но не до конца, министр помешал.

Тут короля снова начало пучить и он заорал:

— Казнить кайфоломщика!

— Это ошибка, — залепетал ван дер Эльст, извиваясь в цепких руках палачей, но пламя костра заставило его замолчать и принять позу боксёра.

— А ты, вонючий сапёр, не думай, что фрау Цахис упадёт тебе в гамак, как спелая слива, — продолжал орать король. — Видишь эту трёхэтажную башню? Так вот. На самом верху сидит твоя Цахис, но по пути к ней тебя ждут сюрпризы. Преодолеешь — женишься, не преодолеешь — самоликвидируешься.

— Слушаюсь! — рявкнул сапёр и с высоким подниманием бедра зашёл в зловещую башню.

На первом этаже в просторной комнате со старинной мебелью Мартина ждал эндемик королевских подвалов, свирепый нетопырь-мозгоклюй...

— Микульчик пришёл, — завизжал нетопырь на ультразвуковой волне, — мозги с горошком принёс!

Мартин из последних сил сумел уклониться от броска нетопыря, но тот успел прокусить сапёру лобковую кость.

— До свадьбы заживёт, — крикнул Мартин и в три приёма, как по плану, натянул до упора презерватив-невидимку.

— Микульчик! Где ты? — заволновался нетопырь.— Иди сюда, помогу материально.

Сапёр не отвечал.

— Ты что, в прятки со мной играть вздумал? — орал монстр. — Я же тебя зубами рвать буду!

Пока он орал и вращал глазами, бравый сапёр тихо подошёл со спины и по самую рукоятку вогнал офицерский нож в гузно вампиру.

— Приятного аппетита, — злорадно крикнул Микульчик, вытирая нож об мягкую мебель. Потом он с трудом снял презерватив-невидимку и стремительно зашёл на второй этаж.

Открыв дверь в небольшое стойло, Микульчик сразу пожалел о том, что рано снял презерватив. На него во весь опор летел гиппопотам-людоед.

— Прощай, Микульчик, — сказал сам себе Мартин и огромные челюсти захлопнулись за ним.

Через пять минут он сидел в желудке на кусках сахарной свеклы и медленно переваривался.

Постепенно волна проталкивала его всё дальше, дальше, и наконец, он остановился: впереди мрачно чернел каловый завал.

— Вперёд, мой верный вошь, — приказал находчивый Мартин и снял намордник с уникального животного.

За рекордный срок вошь прогрыз в гиппопотаме туннель величиной в станцию «Метро Барабашова», и Микульчик спокойно вышел наружу. Гиппопотам бы мёртв.

С большой осторожностью Мартин зашёл на третий этаж. Там стоял пляжный топчан на три места, валялись шкуры диких животных, по стенам были развешаны макеты противозачаточных средств народов мира. На топчане сидела известная в Дании ведьма-миньетчица Ингрид Клоц, которая отличалась тем, что сначала доводила клиента до состояния «Вицын», а потом душила волосяным арканом. Микульчик, к счастью, это знал по рассказам дедушки и поэтому сразу после начала процедуры дунул в эбонитовый свисток. От полукосмической скорости поступательных движений и возникшей силы трения у коварной Ингрид сгорела голова.

— Цахис! Где ты? — начал кричать сапёр.

— Не подходи ко мне, извращенец, — крикнула в ответ фрау Цахис, которая видела всю ситуацию с ведьмой Клоц.

— Ты что, в натуре? — изумлённо спросил Мартин.

— Да, я в натуре, — гордо ответила кузина и прыгнула с третьего этажа.

— Любовь нельзя купить, — крикнул в рупор король. — Микульчик, спускайтесь!

Микульчик вышел из башни и подошёл к лежащей на асфальте кузине. Кузина явно симулировала перелом позвоночника.

— Меня не проведёшь, — погрозил ей кулаком сапёр и отнёс домой.

Сто пятьдесят лет он счастливо прожил с парализованной Цахис и умер, твёрдо веря, что она ему назло притворяется.

_________________________________________________

ВЕНЕЦИАНСКАЯ НОВЕЛЛА РАННЕГО РАЗЛОЖЕНИЯ

(Перевод с рококо — Г. ДАСТОПУЛО)

Новелла I — ОШИБКА СИНЬОРА ВИНЧЕНЦО

Если вспомните, примерно,

Это было под Палермо.

В замок славного Винченцо

Погостить приехал деверь.

Хоть и было всё зимою,

Он привёз семью с собою,

Десять дочек, прапрадеда

И супругу Анчелотти.

Деверь был мужик могучий,

Его звали Лось Мамучо,

Дальний родственник Колумба

От контакта с индианкой.

Ещё в самом детстве раннем

Стал Мамучо ненормальным,

Оттого, что ему по лбу

Дали ступкой от кокоса.

Но по слухам и дебатам,

Он был сказочно богатым,

И в Италию приехав,

Сразу стал хотеть жениться.

Стал ходить по ресторанам,

Приставать к замужним дамам,

Но однажды заработал

По лицу ногой говяжьей.

Поглупев ещё сильнее,

Лось Мамучо стал мудрее,

И ходил теперь тихонько

На семейные банкеты.

Раз, придя по приглашенью,

На стандартный день рожденья,

Он увидел Анчелотти

И, конечно же, влюбился.

Кто-то может усомниться, —

Раз увидеть и влюбиться.

Но, увидев Анчелотти,

Вы б отбросили сомненья.

Черноглазая блондинка,

Папа негр, а мать грузинка,

Из стариннейшего рода

Пилигримов-капуцинов.

От любви утратив разум,

К девушке прижавшись тазом,

Лось Мамучо предлагает

Сердце, деньги и поместье.

Та в уме подбила бабки,

И про всё сказала папке,

Жадный негр потряс губами,

И немедля согласился.

Стал Мамучо после брака,

Как весенняя собака,

Надувать её бедняжку

Десять лет без перерыва.

Та, родивши десять дочек,

Заварила кипяточек,

И за завтраком случайно,

Мужу вылила на гульфик.

Переживши этот случай,

Перестал жену он мучить,

Ибо от воды горячей

«Перец» в трубочку свернулся.

Стал он мягким и пузатым,

Полным стал дегенератом,

Для бедняжки Анчелотти

Наступило облегченье.

И теперь, в момент обеда,

Когда слушали прадеда,

Анчелотти незаметно

Под столом Винченцо гладит.

Лось Мамучо съел барашка,

Пукнул, расстегнул рубашку,

И заснул без напряженья,

Бульбы весело пуская.

Прапрапрадед говорливый,

Выпив триста спецразлива,

Захрапел по-богатырски,

Подложив паштет под ухо.

Десять дочек поклонились,

Взяли карты и закрылись,

И, видать в «буру» играли,

Потому что матюкались.

Вопрошает Анчелотти:

«Как относитесь вы к плоти?»

Продолжая методично

Мять рейтузы на сеньоре.

«Не могу сейчас о плоти.

Есть вопросы по работе,

Но сегодня ровно в полночь

Мы продолжим этот диспут».

По пути с работы к дому,

Дон Винченцо выпил рому,

Шлифанул всё это кьянти,

И пришёл к себе на взводе.

Чтобы быстро снять нервозность,

Позабыв про осторожность,

Он ещё кальян наполнил

И скурил его до фильтра.

Тут он вспомнил про кузину,

Взял японскую резину,

Посидел перед дорожкой,

И сказал: «Вперёд, котовцы!»

Завернувшись в полотенце,

Никакой синьор Винченцо

В темноте ошибся дверью,

И вошёл не в те покои.

Там Винченцо свою чучу

Преподнёс под нос Мамучо,

Потрепал его по холке,

И сказал: «Рекомендую!»

Тот, от ужаса немея,

Надавил курок фузеи.

Ливер треснул моментально,

И синьор Винченцо умер.

Суд признал, что Лось был грешен,

И Мамучо был повешен.

Десять дочек с Анчелотти

Получили два условно.

Новелла II — ШАЛОСТИ СЕСТЁР ГРАЦИАНИ

Как-то раз дождливым летом,

На ореховом диване

Две сестрички Грациани

От безделия варились.

Звали старшую Джованна,

Невысокая принцесса,

С небольшим излишком веса,

Килограмм, примерно, двадцать.

Звали младшую Лизетта,

Ей исполнилось шестнадцать.

Но хотелось размножаться

Посильнее, чем Джованне.

За окном сердитый ливень.

Град стучит и ветер стонет,

Две сестрички газы гонят,

Соревнуясь, кто сильнее.

Говорит Лизетта: «Скука!

Дождь по окнам так и садит.

Может, в клавесин нагадить?

Или дядюшке в шарманку?»

«Нет, — Джованна отвечает, —

Этот номер им не страшен.

Лучше гувернантку нашу

Мы немножко испугаем».

Пододвинувшись поближе,

Две сестрички зашептались,

А потом расхохотались,

И быстрей взялись за дело.

В зале был чугунный рыцарь

Современник Белой розы,

Цвета старого навоза,

И к нему подходят сёстры.

Между ног статуи древней

Привязали две сестрички

Баклажан и два яичка,

И верёвку для сигнала.

Сделав это, две шалуньи

Вновь уселись на диване,

И синхронно заорали:

«Фрау Магда — умираем!»

Залетает фрау Магда,

Гувернантка из Шпандау,

С боевым призывом: «Раух!»

За верёвку задевает.

В тот же миг чугунный рыцарь,

Как злодей с киноэкрана,

На две трети баклажана

Фрау Магде въехал в цезарь.

Ей с испугу показалось,

Что воскрес партайгеноссе.

Фрау брызнула поносом

И сознанье потеряла.

Долго ей потом в больнице

Зад чинил хирург Фаллопий,

Синенький убрал из попы,

И зашил разрывы кожи.

А тем временем сестрички

Прибежали на конюшню,

Там сидел их корень лучший,

Одноногий Альтобелли.

«Слушай, глупый Альтобелли, —

Говорит ему Джованна, —

Быстро отправляйся в ванну,

И просунь приблуду в щёлку.

Не волнуйся и не бойся,

Там сидит моя Лизетта,

Тебя любит безответно,

Но стесняется ужасно».

На одной ноге, как Джонсон,

К ванной прыгал Альтобелли,

Примостился возле щели,

И стал ждать ответной ласки.

Тут Лизетта его вишне,

С придыханием и стоном,

Прислонила скорпиона

И немного придавила.

На рычанье Альтобелли

Весь почти приход собрался,

Он, как кенгуру, мотался

По подворью вместе с дверью.

И отёк держался долго,

Только через две недели

Ему с «перца» сняли двери,

И горячим покормили.

А весёлые сестрички

Сделали настой женьшеня,

Бросили туда варенья

И две конские таблетки.

С этим дьявольским коктейлем

Подошли они к постели

С паралитиком Тарделли —

Инвалидом ускоренья.

Дед захрюкал как кабанчик,

Когда хитрая Джованна

Развернула ветерана,

А Лизетта жала клизму.

После клизмы с препаратом

Дед Тарделли крикнул: «Смирно!

Лучше раздевайтесь мирно», —

И забегал по кровати.

Тут сестрицы стали плакать,

И кричать, что пошутили,

Но старик от страсти в мыле

Стал синхронно их дубасить.

На восьмые сутки акта

От стыда и потрясенья,

От неистового тренья

Дуба врезала Джованна.

А на следующей неделе

Подошёл черёд Лизетте

Ранить щеки при миньете

И воткнуть от зараженья.

За проявленную храбрость,

Ветерану дали «вышку»,

Жаль, что сёстры-шалунишки

До расстрела не дожили.

Новелла III — ХВАСТУН БИЛЬБОКЕ

Вряд ли помнят молодые,

Что в одном из замков Пизы

Жил да был синьор Бильбоке,

Дуэлянт и проститутка.

Жил синьор по-холостяцки,

При деньгах, в авторитете,

Содержал прислугу в доме,

Псарню, ферму и слонятник.

В нём один изъян имелся —

Был хвастун он невозможный.

Был лгунишка-болтунишка,

И обманщик уникальный.

Если, скажем, он к примеру

Появлялся на банкете,

Сразу собирал ползала,

Важно попу оттопырив.

«Я имею сообщенье,

Что вчера одним ударом

На бульваре Капуцинов

Я убил акромегала».

«Для любителей животных

Сделал я одно открытие —

Оказалось, что колибри —

Это вовсе не кольраби».

«Не рассказывайте сказок,

Будто римский папа — евнух,

Я видал их с римской мамой

Под верблюжьим одеялом».

«А катаясь на гондоле,

Я в воде увидел рыбу,

Рядом десять кружек пива,

Бутерброд и пачка «Примы»».

«Кстати, женщины, учтите,

Всех, кто хочет убедиться,

Что мой член имеет ноготь,

Завтра жду на педикюре».

Все, конечно, хохотали,

Когда слушали Бильбоке,

Но почти что половина

Свято верила лгунишке.

А синьор Ди Пиза-старший

Даже выехал в Сахару,

Там, где по словам Бильбоке,

Люди жили в коммунизме.

А Луиджи был расстрелян.

Он, с подачи болтунишки,

Чтоб прошли прыщи на теле,

Кардиналу пукнул в ухо.

Часто люди вспоминали,

Как графиня Эскузано,

Чтоб поправиться немножко,

Ела порошок стиральный.

А когда хвастун Бильбоке

Объявил, что лечит триппер,

В его доме побывала

Половина древней Пизы.

Как-то раз на карнавале

Дон Бильбоке и другие

Пили вкусное «Чинзано»

И невкусную мадеру.

Молодые итальянки

Мимо в лодках проплывали.

Где-то после двух галлонов

Дон Бильбоке начал хвастать.

«Господа! Имею мненье,

Что любую даму в Пизе,

Несмотря на рост и возраст

Умудрюсь отсиндефучить».

«Чепуха! — сказал Мазотти,

Мою тёщу не сумеешь,

Она весит триста тридцать,

Её возраст двести двадцать.

Но она ещё при мозге,

Помогает по хозяйству,

Занимается гантелей

И немного джиу-джитсу».

«По рукам, — сказал Бильбоке, —

Если трахну — ставишь водки,

Если нет — я в голом виде

Танец с саблями станцую».

Все, смеясь и балагуря,

Направляются к Мазотти,

Там становятся за ширму,

И подглядывают в щели.

Дон Бильбоке для синьоры

Сделал сразу три засады,

Бросил на пол десять сольдо,

И разделся до колготок.

Приготовив респиратор,

Чтоб от вони не поехать,

Он размял банан жилистый,

И за креслом притаился.

Не прошло и полминуты,

Как в покои входит тёща,

У Бильбоке от испугу

Кожа сделалась короче.

В кимоно, расшитом вязью,

С самурайскими плечами

Тёща сильно походила

На большой мартен с Магнитки.

«Ой, смотрите — десять сольдо!» —

Она радостно вскричала,

Подобрала платье выше,

И с натугой наклонилась.

В тот же миг синьор Бильбоке

Громко крикнул: «Мама мия!»,

Как джейран на тёщу прыгнул,

И куда-то провалился.

«Это что ещё такое?» —

«Это я» — сказал Бильбоке.

«Негодяй! Сейчас же вынуть,

А то очень пожалеешь».

«Никогда!» — сказал насильник,

И задвигался быстрее.

И тогда мадам Мазотти

Сократила мышцы таза.

«Ай! — вскричал синьор Бильбоке. —

Отпустите! Это шутка!

Это недоразуменье!

Я, видать, ошибся домом».

Но упорная старуха

Всё давила и давила,

А когда разжала мышцы,

То за ширмой кто-то вскрикнул.

Гениталии Бильбоке

Стали толщиной с газету.

Цвета сливы перезревшей,

Шириной с поднос для чая.

Разъярённый потерпевший

Танец с саблями исполнил,

А потом своей газетой

Тёщу надвое разделал.

Где он счас — никто не знает,

Говорят, что в Армавире

Без ножа на местном рынке

Дон Бильбоке режет мясо.

______________________________________

«ИЗ ИНДЕЙСКИХ ТЕТРАДЕЙ»

ПЕСНЬ О ГАЙАВАТЕ

«Если спросите — откуда

Эти сказки и легенды,

Я скажу вам, я отвечу...»

Лонгфелло

Если спросите — откуда

Эти сказки и легенды,

Я тотчас тебе отвечу:

«Не твоё собачье дело».

Эти сказки и легенды

Из страны дакотов злобных,

Из селений ирокезов,

И вигвамов добрых сиу.

От навахов и апачей,

От пуэбло и не очень.

От чероки и мохавков

Эти сказки и легенды.

Могикане и команчи,

Черноногие и ханты,

Уважали и любили

Эти сказки и легенды.

Это — песнь о Гайавате,

Да, том самом Гайавате —

Победителе неверных,

Покровителе индейцев.

Его прадед Дикий Мерин

Был когда-то ирокезом,

Но не просто ирокезом,

А большим и мускулистым.

Мог струёй пробить бизона,

На зубах с бобрами дрался,

Побеждая регулярно

Этих хищников мохнатых.

Жён имел он тридцать восемь.

И они его достали.

Хоть шаман неоднократно

Говорил об истощеньи,

Обслужив их как-то за ночь,

Он заснул опустошённый.

Начался некроз мошонки,

Не проснулся Дикий Мерин.

Лишь одна из жён любимых

По прозванию Окапи

Несмотря на поздний климакс,

Родила ему сынишку.

Поздний мальчик был дебилом.

Его звали Мягкий Череп.

Лёжа в мамином вигваме,

Он катал из носа шарик.

Только в двадцать из вигвама

Он наружу показался.

Говорят, совет старейшин

От испуга обос...ся.

Мягкий Череп левым глазом

Постоянно видел звёзды.

В то же время правым глазом

Видел только кончик носа.

Изо рта слюна стекала,

До пупа язык болтался,

Украшение из перьев

Он носил на рыжей щётке.

Лишь животные инстинкты

Жили в этом организме —

Обожраться, отоспаться,

Сбросить стул и размножаться.

Раз, среди болотных топей,

Мягкий Череп кушал клюкву.

Вдруг пирога подплывает

С озорницей Тонкой Струйкой.

Стала та дразнить калеку

Всевозможными словами,

А потом доху задрала

И вареник засветила.

Мягкий Череп отвязался

И набросился на Струйку,

Отдубасил озорницу

И опять стал кушать клюкву.

Струйка с плачем убежала,

Грустной стала, затаилась.

Но проходит пятый месяц,

Её тушка округлилась.

А буквально через месяц

Мягкий Череп шёл до ветру,

Провалился в яму с гризли,

И медведь его покушал.

Засвистел по норкам суслик,

Распустились почки клёна.

На проталине весенней

Струйка родит карапуза.

И боясь упрёков близких

И насмешек злых подружек,

Струйка голого младенца

Бросила в ручей широкий.

Там, средь зарослей кувшинок

По теченью он понёсся,

Карпы, щуки и сазаны

Мотылём его кормили.

Так доплыл он до Флориды

В племя славных семинолов,

И его они назвали

За цвет кожи — Оцеолой.

Хороша Флорида летом,

Светит солнце над Майами,

Быстрокрылые колибри

Опыляют орхидеи.

В этом крае благодатном

Быстро вырос Оцеола,

Крепким стал, как хвост каймана,

И стремительным, как газы.

Он ловил с друзьями рыбу,

По сезону бил орехи,

Ставил снасть на крокодила,

Уважал совет Старейшин.

Срок пришёл — и он женился.

На красавице Онасис,

Младшей дочери шамана,

Ослепительной блондинке.

Вскоре та отяжелела,

Но на месяце четвёртом

Подняла предмет тяжёлый

И нарушила процессы.

От натуги у Онасис

Разорвалась перепонка,

И мгновенно наступили

Преждевременные роды.

К изумлению старейшин

Выкидыш сказал: «Спокойно!

Заверните меня в шкуры,

Дайте спать, курить и кушать».

Так родился Гайавата

По преданьям и легендам,

По стишкам и прибауткам,

По частушкам и припевкам.

А беда уже спешила:

Из-за моря голубого

Повсеместно появились

Бледнолицые собаки.

Стали строить форт за фортом,

За бесценок брали шкурки,

И, конечно, торговали

Всюду огненной водою.

И Онасис с Оцеолой

Пристрастились к этой дряни,

Стали пить её, заразу,

Ей же, кстати, запивая.

Пусто стало в их вигваме.

Лишь пучки сушёной рыбы.

Дремлет сизая Онасис,

Рядом — голый Оцеола.

Малолетний Гайавата

Их просил неоднократно

Завязать с алкоголизмом

И построить светлый цимис.

Пукнет лишь в ответ Онасис,

Рассмеётся Оцеола,

Бросят чем-нибудь в подростка.

Зря старался Гайавата.

Но развязка наступила.

Как-то пьяный Оцеола

Возле форта часового

Спутал со своей Онасис.

Тот напрасно звал на помощь,

Оцеола его вжарил,

А узнав, что обознался,

Застрелил из арбалета.

Утром воинские части

Окружили семинолов,

И потребовали выдать

Оцеолу и Онасис.

Те, конечно, отказались

И для пущего эффекта

Показали бледнолицым

Окончанья организмов.

Схватка вспыхнула мгновенно.

Но у белых были пушки,

И они одним зарядом

Всех почти что истребили.

Когда белые ворвались

К Оцеоле и Онасис,

Те уже от мармулета

Ничего не соображали.

Оцеола понял: «Вилы»,

И сказал: «Одну секунду».

Бахнул стопку на прощанье

И ударил по тротилу.

Гайавата выжил чудом,

Потому что был он лёгкий,

И его взрывной волною

Унесло в леса Канады.

А Канада пахнет лесом,

Пахнет шишкой и смолою,

Пахнет шкурою бобровой,

Пахнет племенем гуронов.

Над Онтарио и Эри

Золотистые восходы,

Над суровым Мичиганом

Идентичные закаты.

Но и тут уже повсюду

Появился бледнолицый,

Ост-Индийская контора

По пушнине выступает.

И индейцы — дети леса

Им несут бобра и белку,

Лося, волка и енота,

Пуму, выдру и тапира.

Первым делом Гайавата

Заколбасил водосвинку,

И из кожи её прочной

Сшил себе вигвам просторный.

В нём торжественно поклялся

Отомстить он бледнолицым.

За папаню Оцеолу,

За красавицу Онасис.

«Маниту — отец родимый.

Помоги достать винчестер», —

Ныл в вигваме Гайавата,

Жиром тело натирая.

«А зачем тебе винчестер?» —

Вдруг раздался тихий голос.

И у мстителя от страха

Шевельнулся в попе волос.

Видит воин краем глаза,

Чует воин крайней плотью,

Слышит воин краем уха,

Ходит кто-то под вигвамом.

Гайавата с томагавком

Пулей выскочил наружу.

Там его тотчас огрели

Стоеросовой дубиной.

От удара Гайавата

Стал немного нестандартным,

Стал чуть-чуть несимметричным

И длиной всего полметра.

Но одним усильем воли

Он своё расправил тело.

Присмотрелся и увидел —

Перед ним стоят гуроны.

Впереди силач их главный

По прозванью Гойко Митич.

Поплевав себе на руки,

Гайавата принял вызов.

Он не стал тянуть резину,

И ударом в позвоночник

Выбил Митича из перьев,

Из мокасин и из скальпа.

Племя дружно засвистело,

И поднялся Макимоте,

Опытнейший вождь гуронов,

Хотя сам был могиканом.

(Так случается и ныне:

Поднимается Полянкер —

Вождь узбеков и таджиков,

Хотя в общем-то… понятно).

И промолвил Макимоте:

«Я узнал тебя дружище,

Ты — могучий Гайавата —

Покровитель всех индейцев».

«Да, старик, я Гайавата, —

Отвечает Гайавата, —

Расскажи мне поскорее,

Что тут можно уничтожить?» —

«Уничтожить можно много,

Но потом построить трудно», —

Объявил Вонючий Буйвол,

Но его никто не слушал.

«Километрах в двух отсюда

Городок есть Саунд-сити,

И ковбои-негодяи

Нас всё время обижают». —

«Нас в салуны не пускают, —

Голосил Балык из Ваты,

«В нас бросаются посудой», —

Хныкал щуплый Бинго-Бонго.

Гайавата поднял руку,

И сказал: «Прошу заткнуться!

Завтра в полночь выступаем,

Всем одеться поприличней».

Ночь окутала поляну,

Тишина, лишь филин свищет,

Лунный луч скользит тихонько,

Спят гуроны перед боем.

Гайавата над рекою

Курит глиняную трубку,

В голове его клокочут

Стратегические планы.

«Мы пойдём на них «свиньёю,

А потом ударим с флангов», —

Мыслил тактик Гайавата,

На песке рисуя стрелки.

В полночь все одновременно

Подскочили на матрасах.

До зубов вооружились

И построились по росту.

«Братья, — крикнул Гайавата, —

Внутрь зайду я с Бинго-Бонго,

Вы окружите весь город

И начнёте ждать сигнала.

Как увидите два дыма,

Начинайте наступленье.

Всё что движется — мочите.

Что шевелится — стреляйте». —

«Раух!» — крикнули гуроны.

«Хек!» — ответил Гайавата.

И отряд с задорной песней

Поскакал на Сауид-сити.

(Если мы перенесёмся

Из Америки в Европу,

То увидим, что такое,

Там мочалил Сенька Разин).

В помещение салуна

Гайавата входит важно,

Рядом щуплый Бинго-Бонго,

Цвета «электрик» от страха.

Гайавата взял «столичный»,

Триста и мясное блюдо.

Бинго-Бонго на халяву —

Два по триста и напиток.

Они стали молча кушать,

Наблюдая за салуном.

А в салуне в это время

Начинался крупный покер.

Квакер Билл и кнакер Готлиб

Проиграли всё, что можно,

Даже волос из подмышек,

Двум заезжим из Техаса.

И тогда в отчаяньи Готлиб

Указал на Бинго-Бонго

И сказал: «Я ставлю это

Против бритвы и монокля».

Билл кивнул на Гайавату

И сказал: «Вот эту штуку

Ставлю против зажигалки,

Пистолетов и патронов».

Два заезжих из Техаса

Их, конечно, обыграли.

Голый Билл и голый Готлиб

Направляются к индейцам.

Гайавата вытер губы,

Положил на стол салфетку,

Щёлкнул по лбу Бинго-Бонго

И помчался им навстречу.

«Краснокожая мартышка!

Мы тебя продули в карты,

Ты счас будешь пылесосом

Под столом у этих граждан».

Первым делом Гайавата

Готлибу сломал ключицу,

И почти что без разбега

Выбил Биллу оба глаза.

Ловко «маятник качая»,

Он стрелял «по-македонски»,

В пианиста и бармена,

По светильникам и люстрам.

Начался всеобщий хаос.

Все кричали и стреляли,

Кто-то с криком: «Смерть фашизму!»

Разорвал гранату в зале.

Группа женщин на эстраде

С громким писком разбежалась,

А одна из них накрыла

Своей юбкой Бинго-Бонго.

От испуга Бинго-Бонго

Сразу выстрелил навскидку.

Вы представили, конечно,

Ощущения артистки.

В это время Гайавата

Двух заезжих из Техаса

Обездвижил табуретом

И освободил от скальпов.

Скальпы вынес он на воздух,

И поджёг посредством спички.

И гуроны, как цунами,

Накатилися на город.

С минимальною потерей

Город предан был пожару,

А погиб лишь Бинго-Бонго —

Он под юбкой задохнулся.

С богатейшею добычей

В своё стойбище вернувшись,

Макимоте Гайавате

Передал бразды правленья.

А во всех местах досуга

Появились объявленья:

«Зо поимку Гайаваты —

Миллион одной бумажкой».

Но он был неуловимым,

Как меконий между пальцев.

Поселенцы и солдаты

Постоянно жили в страхе.

То найдут миссионера,

В стрелах, как дикообраза,

То почтовую карету

Обнаружат без начинки.

То пропал шериф с печатью,

То печать и все бумаги.

То падёж вдруг у баранов.

То у свинок размноженье.

Как с ним только ни боролись:

И бизонов истребляли,

И с метиловым канистры

Оставляли на стоянках.

Пробовали слать шпионов,

Но обратно получали

От шпионов «помидоры»

И записку: «Извините!»

И тогда хитрец и злюка

Генерал Уильям Айзек

На конгрессе в Вашингтоне

Гениальный план придумал.

В своё время хитрый Айзек

С целью полученья данных

К ним забросил попугая,

Какаду, по кличке Нестор.

У гуронов поселился

Нестор возле Гайаваты,

На бамбуке у вигвама.

И, естественно, всё слышал.

Щипан, правда, был он часто,

Пару раз крыло ломали.

Но, вернувшись, рассказал он

Любопытнейшие вещи.

Нестор так дышал активно

И мочил такие звуки,

Что Уильям догадался —

Гайавата не женатый.

«А раз так, — прикинул Айзек, —

Мы ему найдем невесту,

Да не просто, а с сюрпризом,

Типа СПИДа или хуже».

Как-то едет Гайавата

И поёт казачьи песни.

Вдруг из зарослей агавы

Плач девичий раздаётся.

«Это что ещё такое?» —

Удивился Гайавата

И предельно осторожно

Ветви цепкие раздвинул.

На камнях лежит блондинка,

В попу вбит колючий кактус.

Первый раз наверно в жизни

Гайавата растерялся.

Говорит блондинка тихо:

«Ради бога, помогите,

Мне всё время что-то колет,

Я пожалуй, умираю».

Гайавата вынул кактус,

Йодом раны все помазал.

Дал попить с походной фляги

И спросил: «Ты кто такая?» —

«Я бедняжка Мэри Поппингс,

Ехала к больному дяде

И везла ему таблетки,

Он болеет диабетом.

Вдруг бандиты налетели,

Говорят: «Отдай таблетки».

Я, конечно, отказалась.

Остальное вы видали».

Со скупой мужской слезою

Гайавата Мэри поднял,

Посадил рядом с собою

И привёз в свой главный лагерь.

Долго девушка болела,

Её травами лечили,

Колдуны лизали раны,

А шаманы в бубен били.

Через месяц к Гайавате

Её знахари подводят.

Говорят: «Она здорова,

Что с ней будем делать дальше?» —

«Посоветуюсь с богами, —

Отвечает Гайавата, —

В мой вигвам её доставьте

И натрите козьим жиром».

«Маниту! Что мне с ней делать?» —

Крикнул в тучи Гайавата.

«Показать!» — сказали тучи,

И раздался громкий хохот.

Не трещали в чаще сучья.

Не ревел кабан противный.

Этой ночью Гайавата

Наконец-то стал мужчиной.

Он устроил с бедной Мэри

Брачный танец по-гуронски,

А потом по-делаварски,

По-черокски и пуэбло.

И растроганная Мэри,

Обнимая Гайавату,

Разрешила даже в поппингс

Потихоньку отдубасить.

«Будешь ты моей женою» —

Объявил ей Гайавата.

«Очень верное решенье», —

Тихо Мэри отвечает.

Только утром он забылся,

Ему снился Оцеола,

Дуб приснился суковатый

И красавица Онасис.

Вдруг раздался крик: «Тревога!»

Все возле костра собрались,

Только нету Мэри Поппингс.

И всё понял Гайавата.

Через год у Гайаваты

Появилась сыпь и слабость,

И шаман сказал печально:

«У тебя синдром Калоши».

Чтоб не умереть от СПИДа

Гайавата застрелился.

Из папашиного лука

Он стрелу направил в сердце.

По преданию последним,

Что сказал герой индейский —

«Я прощаю тебя, Мэри,

Это всё подстроил Айзек».

И гуроны Гайавату

Отнесли к горам скалистым,

Чтоб он видел свои земли

На рассвете и закате.

А уже через неделю

Снова все взялись за ружья.

Их вперёд вели два брата —

Виннету и Зоркий Сокол.

______________________________________________

РУКОПИСЬ, НАЙДЕННАЯ В САРАГОССЕ

ЛИТЕРАТУРНАЯ СПРАВКА

«Правда» 18 сентября 1987 г.

Группой отечественных археологов вчера при тщательном осмотре грунта третьего порядка в районе г. Сарагоссы, что в Испании, обнаружен брикет торфа размером четыре на пять метров. Брикет был подвергнут радиоуглеродному анализу и послойно расчленён в присутствии академика АН СССР проф. Карнауха и представителей прокуратуры. Внутри брикета оказался сидящий на боевом коне молодой человек в бальном костюме шестнадцатого века. Приветливо улыбнувшись гостям из будущего, мужик и конь почернели, сморщились и рассыпались на куски, несмотря на умоляющий взгляд акад. Карнауха. Среди всей этой доисторической трухи был найден толстый свиток пергамента, опечатанный сургучом, который отправлен на дешифровку в институт им. Бокариуса. Акад. Карнауху и его ближайшим подвижникам предъявлено обвинение по статье двести девяносто восемь УК РСФСР «Особо зверское убийство с уничтожением трупа» и статье сто семь УК РСФСР «Скотоложство».

«Гудок» 19 сентября 1987 г.

А на перегоне Харьков-Перещепино уже двадцать пятый год трудится семья возгонщика Петра Ильича Смогулия. Отдавая все силы и знания Южной железной дороге, Пётр Ильич в свободное от возгонки время занимается любительской археологией на своём приусадебном участке. Его самые редкие находки, такие как алебастровый бюст, на котором лежит гипсовая мужская рука, и форменный китель смотрителя станции с деньгами восемнадцатого века, реквизированы в Перещепинский краеведческий музей.

Прочитав заметку о загадочном пергаменте из Сарагоссы, Пётр Ильич страшно разволновался, стал буйным и вечером скончался в узком семейном кругу от воспаления мозга. Ведётся следствие.

«Рабочая газета» 20 сентября 1987 г.

И вот ходим мы и ходим, смотрим и смотрим и не знаем, как правильно провести свой законный досуг. Спортсооружений мало, планетарий закрыт, с алкоголем мы покончили одним махом. Невозможно расти над собой. А товарищи из известного института Бокариуса до сих пор не расшифровали рукопись из Сарагоссы, которая возможно прольёт свет на героическое прошлое нашей Родины.

«Человек и закон» 21 сентября 1987 г.

Нашим постоянным читателям небезынтересно будет узнать, что осужденный акад. Карнаух и его преступная банда, уничтожившая редкий памятник старины, приговорены к двенадцати годам тюремного заключения в колонии общего режима.

«Огонёк» 22 сентября 1987 г.

В тёмных и таинственных лабораториях института Бокариуса идёт напряженная работа по расшифровке пятидесятиметрового рулона пергамента, исписанного мелким неразборчивым почерком. Работами руководит ст. научный сотрудник Надругайло, который в прошлом году расшифровал записную книжку заведующего тридцать седьмого гастронома.

«Комсомольская правда» 23 сентября 1987 г.

Мы — молодые, и кому как не нам активно вмешиваться в дела археологии. Долой рутинные методы исследования! Наша газета принимает денежные вклады на счёт семьсот два для обеспечения скорейшего ввода в действие другого научного сотрудника, вместо погрязшего в похоти Надругайло.

«Барвинок» 24 сентября 1987 г.

Мы ребята-октябрята,

Есть у нас кайло, лопата,

Раздербеним и цемент,

Расшифруем документ».

«Наука и жизнь» 25 сентября 1987 г.

Приводим текст расшифрованного пергамента из Сарагоссы с некоторыми сокращениями:

Жизнь и удивительные приключения, а также поучи тельные истории и уникальные штуки дона Хозе-и-Эспиноса-и-Кабальеро-и-Мануэля-но Хотеньчика, гидроцефала, кавалера ордена Иезуитов и Капуцинов, обладателя медали братьев Нельсонов и звезды шерифа пятнадцать на пятнадцать см., действительного члена как такового, магистра и эсквайра и многия, многия, многия.

Текст сей составлен штабс-лаборантом двора его величества короля Франциска I, нумизматом Борисом Перейра-средним.

Писано в 1604 году от рождества Христова.

СЛУЧАЙ ПЕРВЫЙ

Над прекрасной Сарагоссой

Дождь идёт и ветер свищет,

Жмутся чибисы к карнизам,

И собаки тихо воют.

В белокаменных палатах,

Что на улице Веспуччи,

Благородный дон Хотеньчик

Ставил утренний меконий.

Он ещё в ночной рубашке,

В колпаке и без кольчуги,

Но рука его сжимает

Трёхметровую рапиру.

Накануне дон Хотеньчик

Почему-то кушал груши,

Вычитав во вредней книге,

Что от груш лоснится ливер.

И теперь на унитазе,

Красно-чёрный от натуги,

Бисером покрытый крупным,

Ожидает он развязки.

А гроза над Сарагоссой

Всё сильнее и сильнее,

Гром гремит, гремитХотеньчик,

Громче грома, но впустую.

«Поступлю тогда я хитро», —

Прошептал Хозе Хотеньчик,

И железную рапиру

Выставил под дождь на воздух.

Результат эксперимента

Ждать пришлось секунд пятнадцать.

Вспышки молний по металлу

Засадили что есть силы.

От заряженных разрядов

И статического тока

Дон Хотеньчик громко ухнул

И вскочил по стойке «смирно».

Электроны в его теле

Сразу вызвали конфликты,

Переваренные груши

Застучали по паркету.

Подчинясь закону Ома,

Вместе с ними по паркету

Застучали, заскакали

Печень, почки, селезёнка.

К удивлению сеньора,

Ливер всё-таки лоснился.

«Я могуч, — сказал Хотеньчик, —

Это факт неоспоримый».

И при помощи вантуза

(Есть ещё такая штука),

Он расслабил мышцы таза

И засунул всё обратно.

Этим опытом смертельным

Благородный дон Хотеньчик

Доказал две теоремы,

Постулат и аксиому:

О влиянии вантуза

На обратный ход процесса,

О лечении запора

Атмосферной силой тока,

Постулат, что груши крепят,

И о блеске аксиому.

Каждый школьник в наше время

Эти теоремы знает, восхваляет и мечтает

На себе их все проверить.

Примечание редактора: В 1966 году четыре теоремы Хотеньчика блестяще доказал на самом себе великий гренландский эмпирик Питер Влагоша, ныне покойный.

СЛУЧАЙ ВТОРОЙ

Так случилось, что в июне

Дон Хотеньчик крепко запил,

И, что самое смешное,

Связь имел с кухаркой Розой,

Скажем честно — без портвейна

Не пошел бы он на это,

Ибо знали все в округе,

Что она больна глистами.

Этого не знал Хотеньчик,

И, имея шесть промилей,

Изучал, как Роза лепит

Толстогубые пельмени.

Где-то на восьмом пельмене

И шестнадцатом фужере

Дон Хозе упал на тесто

Вместе с Розой, вместе с фаршем.

Сверху всё мукой покрылось,

Всё сплелося воедино.

Вот такой «пельмень» слепился

Из Хотеньчика и Розы.

Пролетело две недели,

Дон Хотеньчик бросил квасить,

Снова стал читать Гомера

И труды Олигофана.

В тихий душный летний вечер

На каталке, у камина

Дон Хозе тянул «Чинзано»

И курил табак голландский.

Вдруг он слышит под собою

Шевеление и хохот,

Зуд какой-то непонятный

Возле дырочки для клизмы.

Руку запустив под днище,

Был укушен он за палец

И мгновенно догадался

В том, что собственно случилось.

«Я стал домом власоглавов,

Стал семейным общежитьем,

Я гостиница «Россия»», —

В страхе причитал учёный.

Взяв себя тот час же в руки,

Он провёл расчёт несложный

И через минут пятнадцать

Знал, что дальше будет делать.

Первым делом взял он «вальтер»

И забил в него заряды,

А затем на восемь суток

Перестал и пить и кушать.

На девятый день на столик

Он поставил вкусный ужин —

Две индейки, поросёнок,

Фрукты, овощи и пиво.

Став в позицию «четыре»,

Сжав в руке кинжал и «вальтер»,

Он специально снял рейтузы

И в засаде притаился.

Не прошло и получаса,

Как глисты на стол полезли,

С голодухи и от спешки

Не оставив часового.

Когда вылез глист последний,

И вцепился в поросёнка,

Дон Хотеньчик крикнул «Воздух!»

И открыл огонь по гадам.

Бой закончен был под утро,

Дым рассеялся, и слуги

Пробирались между трупов

И подранков добивали.

В честь победы над врагами

Дон Хотеньчик вызвал Розу,

И боясь инвазий новых,

Дал понюхать ей сигару.

Примечание редактора: В настоящее время описанный метод борьбы с глистной инвазией, известный как «способ Хотеньчика» широко применяет Облздравотдел в Ханты-Мансийском национальном округе. Имеются жертвы.

СЛУЧАЙ ТРЕТИЙ

«Дон Хотеньчик, расскажите,

Почему вы не женаты?

Почему ни с кем ни разу

Вы серьёзно не встречались?»

Так однажды на банкете

У сеньоры Саличетти

Три упитанные дамы

Над учёным издевались.

Дон Хозе молчал сначала,

Но потом они сказали,

Что вопрос, видать, в гонадах,

И Хотеньчик разъярился.

Перебив посуду в доме,

Воздав дамам по загривку,

Отодрал он Саличетти

И ушёл домой подумать.

Сунув ноги в таз с водою

И катетер постоянный,

Стал он морщить лоб высокий,

Важно щёки надувая.

«Я вам докажу, халявы,

Что Хотеньчик — это сила,

Я найду себе такую,

Вот такую, но с такою!»

Так орал он больше часа

И притом без перерыва,

Пока люстра не сорвалась

И его не усыпила.

Утром, вынув ноги с таза,

Дон Хотеньчик вышел в город,

Стал гулять между домами,

И приглядываться к дамам.

Та кривая, та хромая,

Та без носа, та без таза,

Это — просто проститутка

(Хоть и хороша собою).

Наконец в одном из замков

В башне, где-то метров тридцать,

Дон Хотеньчик в изумленьи

Замечает то, что надо.

У окна с улыбкой милой

И арбузными грудями

Молодая итальянка

Упражнялась на цимбалах.

«Как зовут вот эту штуку?» —

Дон Хозе спросил слепого.

«О, — ответил мнимый нищий, —

Ого-го! Да это Боня,

Это Боня Бонвенутти,

Дочь директора плавбазы —

Неприступная горячка,

Мастер вышивки и тяги».

«Как зовут её папашу?» —

«Дон Кифози из Палермо!

Мастерски владеет гирей,

Зол как вепрь, и шизофреник».

Сунув нищему два сольдо,

Дон Хотеньчик стал под башней,

Чтоб привлечь вниманье Бони,

Пукать стал, плясать чечётку.

Но эффект был неожидан:

Кто-то, возмущённый вонью,

Вызвал конную бригаду,

И Хотеньчика забрали.

Хоть он клялся и божился,

Что под башней был по делу,

Ему палочкой с бамбука

Превратили зад в мочало.

Тёмной ночью дон Хотеньчик

Со своим слугой Семакой

Прибыл под знакомый замок

Со специальным механизмом.

Механизм из гетинакса

Был простейшей катапультой,

На пружинной полутяге

С приводящей осью Рунге.

«Вижу я свечу в окошке,

Там, наверно, дорогая», —

Размышлял Хозе в истоме,

Размещаясь на сиденье.

«Начинай, старик Семака», —

Приказал любовник пылкий.

Перепуганный до смерти,

Тот вращать стал барабаны.

«Только по сигналу «Опа!»

Перерубишь ты верёвку,

Сам скорей на землю падай

И тихонько жди нас с дамой».

Тут как раз окно открылось,

И в проёме показался

Благодушный дон Кифози,

Со стаканом мармулета.

Тут Семака с перепугу,

Не дождясь сигнала «Опа»,

Рубанул мечом крепленье,

И сверкнула в тучах ж...а.

Как метеорит Тунгусский,

Голый, в позе для мейоза,

Благородный дон Хотеньчик

Разорвал гудок Кифози.

Тот скончался моментально,

Вероятно от испуга,

А Хотеньчик без сознанья

Залетел на пуфик к Боне.

«Прилетел ко мне ты с неба.

Ты — Кизим! Нет, ты — Попович!» —

Прошептала тихо Боня,

Приводя сеньора в чувство.

Дальше мы писать не будем,

Потому что неприлично.

Скажем лишь, что утром Боня

Не могла сама мочиться,

А при следствии дальнейшем

Инквизиторы дознались,

Что Киффози из Палермо

Был шпионом сарацинским.

Примечание редактора: Чертежи отдельных узлов знаменитой катапульты Хотеньчика послужили основой для создания легендарной «Катюши».

СЛУЧАЙ ЧЕТВЁРТЫЙ

Благородный дон Хотеньчик

Драчуном вообще-то не был,

Но однажды на приёме

Он подрался на дуэли.

Это было в праздник Пасху,

Карнавал шумел весёлый,

Дон Хозе в костюме кала

Угощался лимонадом.

Музыка звучит повсюду,

Арлекины и Паяцы,

Мотыльки и куропатки,

Все хохочут во всё горло.

Вдруг Хотеньчик замечает,

Что народ в углу хохочет

Над какой-то новой маской,

И туда спешит сейчас же.

Видит он в большой лохани

Голого совсем мужчину,

В заднице торчит ставрида,

На груди плакат «Хотеньчик».

Слышен шёпот между масок:

«Это что, Хозе Хотеньчик?

Это, знаете ли, слишком!» —

«Нет, не может быть, не верю!

Да вы сами посмотрите!

Вроде он. Но здесь же дамы!

Не толкайтесь — я слабею!»

В страшной ярости Хотеньчик

Растолкал толпу правилом,

Подскочил к лохани с гадом

И с банана сдёрнул маску.

«Я вам говорил — не верю», —

Сразу гул пошёл в народе.

«Вот он, вот он, настоящий,

В кал одетый дон Хотеньчик».

Между тем Хозе Хотеньчик

В голом мужике с ставридой

Узнаёт кузена принца

Слабоумного Диего.

Сидя по уши в лохани,

Дон Диего громко булькал,

Пел, что он «морское чудо»

И изображал русалку.

Дон Хотеньчик привселюдно

На него струю направил,

А потом сказал:

«В семь тридцать

Я вас жду в кафе «Амиго»».

Ровно в семь Хозе Хотеньчик

Принял полстакана смеси,

Состоящей из женьшеня,

Артишока и плацебо.

Главный зал кафе «Амиго»

Был, конечно, переполнен,

И тогда глашатай в рупор

Объявил условья боя:

«Оскорблённый голым видом,

Дон Хотеньчик предлагает

Выяснить, кто больше выпьет

До смертельного исхода».

Слабоумный дон Диего

Начал потирать ладони,

И при виде бочки пива,

Колотить об стол таранью.

Дон Хотеньчик без натуги

Выпил сорок литров пива,

Вытер рот ребром ладони,

И допил до дна остаток.

Дон Диего свою бочку

Осушил без передышки,

Помочился, не вставая,

И обгрыз тарань, как липку.

Вынесли две кадки браги,

Дон Хотеньчик выпил залпом,

Дон Диего тоже залпом,

Но уже с позывом к рвоте.

Озадаченные слуги

Вынесли по тазу водки,

По большой краюхе хлеба,

И бутылочке «Боржоми».

Дон Хотеньчик сделал тюрю,

И весь тазик ложкой скушал,

А Диего свою долю

Выпил через соломинку.

«Во даёт!» — толпа кричала,

Наблюдая, как Хотеньчик

С интервалом в три секунды,

Черпаками пьёт «Колхети».

Дон Диего в это время

Через шланг тянул «Агдама»,

Нос распух его как дыня,

Словом, выглядел неважно.

Когда подали ликёры,

Дон Хотеньчик оживился,

Дон Диего же, напротив,

Впал в синдром каталепсии.

«Эх, погладим на дорожку», —

Громко крикнул дон Хотеньчик

И, мизинец оттопырив,

Хлопнул двести «Арарата».

То же сделал и Диего.

И разрядка наступила —

Начался понос и рвота

С остановкою дыханья.

Населенье Сарагоссы

От восторга завизжало,

Своим ходом дон Хотеньчик

Покидает поле боя.

Дома, правда, было хуже —

Он метал харчи пять суток, —

Колотился и варился,

Но переборол похмелье.

В том пример мы славный видим

Для сегодняшних сеньоров,

Кои на восьмом стакане

Попадают в спецмедслужбу.

Примечание редактора: К сожаленью, секрет антидота Хотеньчика в настоящее время утерян. Целый ряд исследователей в настоящее время находятся на принудительном лечении.

СЛУЧАЙ ПЯТЫЙ

Был Хотеньчик домоседом,

Что вообще-то и не плохо,

Но однажды зимним утром,

Он решил пройтись по пляжу.

Надышавшись свежим ветром,

Крепко он проголодался,

Начал мёрзнуть самый кончик,

И Хозе зашёл в таверну.

Там он встретил Паганини —

Скрипача и музыканта.

Тот сидел и горько плакал

Прямо в блюдо со «столичным».

«Что я вижу?! Что случилось?

Почему опять ты плачешь?

Неужели гонорея?

Я ж лечил тебя недавно!»

«Дон Хотеньчик, всё пропало,

Я влюбился вхолостую,

А она при моём виде

Лишь сморкается в два пальца».

«Как зовут её, дружище?» —

Вопрошает дон Хотеньчик.

«Это юная Гурами,

По прозванию Креветка».

«Что? Та самая Гурами,

Что живёт одна, с мамашей —

Благородной донной Беллой,

Бывшей в прошлом маркитанткой?»

Паганини ткнулся в блюдо

И стал плакать в майонезе,

По лицу катились слёзы,

Вместе с мозговым горошком.

И растрогавшись, Хотеньчик

Так сказал: «Не плачь, дружище!

Я тебе смешаю зелье

Приворотное и злое.

Завтра приходи под вечер

И получишь ты таблетку,

Кстати, захвати с собою

Для меня немного денег».

Весь последующий вечер

Дон Хотеньчик был в заботах.

Он сновал между сосудов,

Что-то смешивал и сыпал —

То толок он что-то в ступке,

То раскатывал в колбаски.

На огне несильном плавил

И распределял по формам.

От полученной таблетки

Отщипнув всего кусочек,

Он в аквариум насыпал

И ужасно удивился.

На пятнадцатой секунде

Напряжённый меченосец,

Протаранив стенку банки,

Стал гоняться за учёным.

Он его настиг в кладовке,

Между банками с вареньем,

И магистр Хозе Хотеньчик

Стал мгновенно Ихтиандром.

Ночью прибыл Паганини,

Весь, дрожа от нетерпенья,

Теребя рукой штанину,

Он стал снова горько плакать.

«Не реви, козёл, а слушай —

Дашь ей ровно полтаблетки,

Сам, смотри, её не кушай,

Будь готов ты к размноженью».

Уцепившись за таблетку,

Паганини сразу вышел,

А Хотеньчик вышел следом,

Чтоб подглядывать за актом.

В доме девицы Гурами

Все как раз за стол садились —

Донна Белла, дядя Пуцер,

Две кузины и Гурами.

Паганини от волненья

Всю таблетку бухнул в кофе.

Дон Хотеньчик от испуга

Сразу засвистел анально.

Через пять минут кузины

Стали ёрзать в своих креслах,

Делать шарики из хлеба

И бросать их в Паганини,

А потом вдруг дядя Пуцер

Взял за ухо донну Беллу,

Что-то с гульфиком проделал,

И нагнул её под скатерть.

Две кузины и Гурами

В эбонитовых корсетах

С ног до головы обсели

Бедолагу Паганини.

Тот, забыв все наставленья,

Тоже чашку кофе выпил,

Это сразу отразилось

На могучей попе дяди.

Тут Гурами разрыдалась

И вскричала: «Ты — изменник!»

А затем в тоске и горе

Подвернула двум кузинам.

Через часик все уснули,

Потому, что все устали.

Дон Хотеньчик потихоньку

Вынес с дома Паганини.

Но очнувшись, Паганини

Попытался его вжарить,

И поэтому учёный

Ввёл ему чуть-чуть кураре.

Через месяц на бульваре

Дон Хотеньчик его встретил,

Паганини, словно чайка,

Кушал эскимо на палке.

«Как твои дела с Гурами?» —

Вопрошает дон Хотеньчик.

«Ах, не спрашивай, дружище,

Я женился на кузинах».

Примечание редактора: В настоящее время приворотное зелье Хотеньчика выпускается заводом «Гедеон Рихтер» под названием «Иохимбин».

______________________________________________

Оглавление

Константин Дубровский

ДОКУМЕНТ «Ж»

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

ТРЕТИЙ НА СВЯЗЬ НЕ ВЫШЕЛ

Глава I

Глава II

Глава III

Глава IV

Глава V

Глава VI

Глава VII

Глава VIII

Глава IX

КОНЕЦ ЯДОВИТОГО МНУ

Глава I

Глава II

Глава III

Глава IV

Глава V

Глава VI

Глава VII

Глава VIII

Глава IX

Глава X

Эпилог

ЛИТЕРАТУРНЫЕ КИНОСЦЕНАРИИ

1. Исторический фильм — эссе.

2. Научно-производственный сериал

3. Мелодрама

4. Фильм-сказка

5. Фильм детям

6. Спортивный фильм

7. Фильм о животных

8. Научно-фантастический фильм

СКАЗКА СКАЗОК

ИСТОРИЯ ПЕРВАЯ

ИСТОРИЯ ВТОРАЯ

ИСТОРИЯ ТРЕТЬЯ

ИСТОРИЯ ЧЕТВЁРТАЯ

ИСТОРИЯ ПЯТАЯ

ВЕНЕЦИАНСКАЯ НОВЕЛЛА РАННЕГО РАЗЛОЖЕНИЯ

Новелла I — ОШИБКА СИНЬОРА ВИНЧЕНЦО

Новелла II — ШАЛОСТИ СЕСТЁР ГРАЦИАНИ

Новелла III — ХВАСТУН БИЛЬБОКЕ

ПЕСНЬ О ГАЙАВАТЕ

РУКОПИСЬ, НАЙДЕННАЯ В САРАГОССЕ

ЛИТЕРАТУРНАЯ СПРАВКА

СЛУЧАЙ ПЕРВЫЙ

СЛУЧАЙ ВТОРОЙ

СЛУЧАЙ ТРЕТИЙ

СЛУЧАЙ ЧЕТВЁРТЫЙ

СЛУЧАЙ ПЯТЫЙ