Летающие кочевники. Советская научно-фантастическая повесть-буриме. Том 1 [Борис Натанович Стругацкий] (pdf) читать постранично, страница - 5

Палыч посмотрел на него, словно раздумывая.
— Ничего при тебе не было, — сказал он решительно. —
Ни копья, ни ватника. Так что брось ты это, забудь...
Марков медленно закрыл глаза. Голова, успокоившаяся
было, снова начала болеть. «А может, и правда — бред», —
подумал он.
18

— Пал Палыч, — сказал он, — дай-ка ты мне еще водки.
Боюсь, не засну теперь.
— Болит? — спросил Пал Палыч.
— Болит, — сказал Марков.
Летучий корабль... Летучие викинги... Не бывает такого
и быть не может... Первые люди на первом плоту... Чепуха,
поэзия...
Он кряхтя перебрался на лавку, где ему постелили.
Когда он заснул, Пал Палыч, накинув полушубок, прихватил инструмент и вышел во двор прилаживать дверцу
курятника. За ночь снегопад кончился, солнце было яркое,
снег во дворе сверкал девственной белизной. Пал Палыч
работал со злостью и два раза стукнул себя молотком по
большому пальцу, так что из-под ногтя выступила кровь. К
нему подошла мать, пригорюнилась, подперла щеку рукой.
— Курей-то опять заводить будем, Пашенька? — сказала она.
— Заведем, — угрюмо ответил Пал Палыч. — И курей
заведем, и свинью. Не впервой. У Москаленковых щенок
хороший есть — надо взять... — он встал и принялся отряхивать снег с колен.
— Чисто немцы — энти-то, — сказала бабка, всхлипнув.
— При немцах ты б в погребе не отсиделась, — сказал
Пал Палыч. — Да и мне бы не уйти... Ты вот что, мать... Ты
об этом никому ни слова, и особенно про палку, что я принес, а ты сожгла.
— Да я же не знала, Пашенька!.. Палка и палка.
— Ладно — сожгла и сожгла. А рассказывать все равно
не надо. До Олега Петровича дойдет — очень обидится, а я
его обижать не хочу. А чтобы он на тебя сердился, тоже не
хочу. Поняла?
— Да, поняла, — сказала бабка. — А палка-то, ох, и красиво же она горела, эта палка! И красным, и синеньким, и
зеленым — ну чисто изумруд!.. А кто же это были, Пашенька? Неужели опять немцы?
— Викинги! — сказал Пал Палыч сердито. — Викинги это
были, дикие, понятно?

ГЛАВА II
Какой должна быть фантастика? Познавательной, увлекательной и правдоподобной. Главное, правдоподобной.

Простуда брала свое, и Маркову было ясно, что последние шесть дней отпуска придется проваляться в постели.
Полдня он тоскливо глядел в заиндевелое окошко, под которым со звонким морозным лязгом и грохотом проноcились по Среднему проспекту невидимые, но вполне слышимые трамваи. В четыре часа пополудни, устав натужно
кашлять, Марков решил бороться.
Средство было верное: баня. Хорошо пропариться, затем сто граммов перцовки с таблеткой аспирина да чай с
сухой малинкой, отсыпанной в холщовый узелок сердобольной бабкой Марьей. Бабкой... Марков поднялся, прогнал воспоминания. Не было ничего. Ни бабки, ни леса,
ни чертей этих крашеных. А то еще чего доброго рехнешься. Не было ничего, и точка. Марков, постанывая от ломоты, собрал в чемоданчик мочалу, мыло да пару исподнего.

20

В бане он пристроился возле самой двери в парилку,
откуда время от времени выплескивалась волна влажного
духовитого жара. Переступая с ноги на ногу — в бане не
было места, где бы не дуло по низу, — он старательно мылил голову и все пытался не думать о приключившемся.
Тело постепенно нагревалось, наполняясь ленивой банной
истомой, мысли текли медленнее, и ощущение первобытного блаженства уже начало переполнять Маркова, когда
ему вдруг помешали.
Не то чтоб очень. Просто выискался шутник, не нашедший лучшего применения своему юмору, как пустить в шайку Маркова старую мочалку. Марков выругался и, не глядя,
выловил мочалу и швырнул ее на пол, к стене. Но шутник
не унимался. Видно, он стоял где-нибудь поблизости, потому что не успел Марков как следует продраить затылок,
как мочала снова появилась в его шайке. Марков тряхнул
чубом, наскоро окатившись, и открыл было рот, дабы выяснить отношения. Но глаза нестерпимо заело, и он, краем
глаза успев заметить в шайке нахальную рыжую мочалу,
торопливо затрусил под душ. В бане было что-то тихо, и он
не увидел, а скорее почувствовал, как расступаются перед
ним люди. Не особенно этим огорчаясь, он сунул голову
под жиденькую струю, поднял руки и вдруг наткнулся на
непривычно гладкую поверхность собственного черепа, обтянутого тонкой, до странности беззащитной кожицей.
Марков обернулся и сквозь струйки, сбегавшие по лицу,
увидел притихшее население бани, с немым ужасом взиравшее на это чудо.
Марков виновато пожал плечами, попытался улыбнуться, но это ему не удалось, и он пошел прочь, цепко ставя
ноги, чтобы не поскользнуться, даже не взглянув на шайку, в которой сиротливо золотилось то, что поначалу было
принято им за мочало.
Ах, как хотелось ему все позабыть, пойти на работу, снова дожидаться отпуска, который теперь пришелся бы на лето, и двинуть на Селигер, за степенными лещами, за шкодливыми плескучими хариусами... И теперь все шло прахом.
Придется куда-то и к кому-то идти, все рассказывать, вы21

яснять, убеждать, а тебя будут принимать за