Обида [Максимилиан Алексеевич Кравков] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (7) »
М. Кравков Обида Рассказ
По ущелью катилась речка Ирмень. Русло ее разделялось островом, черным утесом, похожим на броненосец. Утес расщепил поток на два рукава и левый был сух, потому что старатель Чуев еще осенью перегородил его плотиной. Над безлюдной тайгой и базальтами скал реял снежок, — в весеннюю теплоту вклинился серый холодный день. Пустыня подглядывала за Чуевым невидимыми глазами и смущала его решимость. Изменившись в лице, он сейчас походил на вора. Тревога рождала в нем злость, а злоба усиливала упрямство. Он с натугой отваливал камень от плотины и отталкивал его в сторону. Камень хрустел, а Чуев оглядывался. Свидетелем преступления оставалась тайга. Плотина делалась ниже и ниже, и все чаще с тоской и боязнью Чуев смотрел на реку. Впереди, против острова, каменным выступом над протокой висел утес. На утесе лепилась чуевская избенка, как гнездо орла-рыболова над Ирменью. Казалось, что эта скала вот-вот отломится от берега. Чуев взглянул на свои разрытые под утесом канавы и губы его задрожали. Не будь этих ям, красневших глиной, рука бы не поднялась на такое дело... — Эх, люди, люди! — горько сказал он и ударил кайлой последнюю перемычку. В прорванную плотину потекла вода. Сперва нехотя, а потом, словно вспомнив старую дорогу, стремительно начала заполнять возвращенное русло. Чуев стал на берегу угрюмый и сразу постаревший. Поток набирал силу, разливался все шире, все дальше. Подкатился к нависшей скале и затопил разведочные канавы. Чуев сел на камень и закрыл лицо морщинистыми большими ладонями...* * *
Год назад этот прииск считался брошенным. От хозяйских времен на нем уцелели отвалы и обветшалые домишки, а гора всегда стояла посередине. Чуев и одноглазый Кузьма пришли тогда на оставленное пепелище и поселились, как на необитаемом острове. Избушку, висевшую над Ирменью, Чуев выбрал себе, а Кузьма устроился по ручью — возле старой орты[1]. Места они знали до тонкости — во всем округе славились опытом! Находили нетронутый столбик породы в прежних выработках, какой-нибудь незамеченный целичек — и жили своими знаниями — по-стариковски копали золото. Когда на горе появились разведчики управления, Кузьма озаботился, сощурил единственный глаз и сказал: — Не люблю многолюдства! Пожили, сват, пойдем на другое место! Он был нелюдим, подозрителен и всегда обижен. Его не любили, такого бирюка. — От людей не уйдешь, — усмехнулся Матвей Чуев. Ему очень хотелось разведать протоку Ирмени между островом и избушкой. Еще дед таинственно намекал на ее богатства. Между тем, на горе занимались неслыханной в этих местах работой — искали рудное золото в кварцевых жилах. Разведка ширилась и забытый угол оживлялся — съезжались люди, везли инструмент и продовольствие и даже построили контору. — Гляди! — восхищался Чуев. — Похоронили прииск, а он проснулся! Горы и те в наше время молодеют! Он поглаживал седеющую бороду и смеялся мудрыми глазами. Кузьма хмурился и каркал: — Не будет толку! Прииск он сравнивал с человеческой жизнью. — То ли бывало, — вспоминал иногда Кузьма: — Россыпи богатейшие, полная чаша — рой, живи! Но тощает, сват, россыпь, убывает металл, остается одна земля. И мы с тобой, к золотому делу приверженные, тоже гаснем и в землю смотрим! — Ни черта! — возражал Матвей, — поживем, еще посмешим народ! Кузьма пожимал плечами на такое удальство. — Золото не овес, каждый год не родится. Подумай, сто лет копали, пора и вычерпать! Вдруг заговорили все, от мала до велика — на горе отыскали рудное богатство и будут строить фабрику! Кузьма был поражен. — Очки втирают! Почему же раньше... Матвей ликовал. — Вот жизнь! Как золото! Отмыли ее от пустой породы, она и заблестела! Пятьдесят своих лет неотрывно он прожил на приисках. Но как только металл превращался в деньги, он утрачивал для Матвея свою обаятельную власть. Для золота Чуев тонул, голодал и работал до изнеможения. Но не выбил бы по охоте простого шурфа, чтобы выкопать пачку кредиток, если бы они в нем были. Прииск креп. Строили фабрику, а Кузьма и Матвей старались на россыпных остатках. Их пример заражал, и рудник оброс копачами. Одни рассчитывали на фарт, а другие — на будущую работу в шахтах. Прииску дали программу и старое сочеталось с новым в единой борьбе за золото. Никто не мешал друг другу, а все же Кузьма говорил: — Изживут они нас! Камень с железом не сваришь. Попросят когда-нибудь нас коленом под это место... — Чудак! — хохотал Матвей. — Какие там мы, какие они! Вместе трудимся на одну потребу! — Для рудного все, — завидовал Кузьма, — и заботы, и деньги. А мы огарки. Непрочное наше житье! В декабрьское утро впервые раздался фабричный гудок, жена машиниста старая Носиха заплакала.- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (7) »
Последние комментарии
2 часов 45 минут назад
2 часов 56 минут назад
2 часов 58 минут назад
3 часов 4 минут назад
3 часов 5 минут назад
3 часов 8 минут назад