Вторая чеченская [Анна Степановна Политковская] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

ВТОРАЯ ЧЕЧЕНСКАЯ

Анна Политковская

«…Природа дышала примирительной красотой и силой.

Неужели тесно жить людям на этом прекрасном свете, под этим неизмеримым звёздным небом? Неужели может среди этой обаятельной природы удержаться в душе человека чувство злобы, мщения и страсти истребления себе подобных? Всё недоброе в сердце человека должно бы, кажется, исчезнуть в прикосновении с природой – этим непосредственнейшим выражением красоты и добра.

Война? Какое непонятное явление! Когда рассудок задает себе вопрос: справедливо ли, необходимо ли оно? – внутренний голос всегда отвечает: нет. Одно постоянство этого неестественного явления делает его естественным, а чувство самосохранения – справедливым.

Кто станет сомневаться, что в войне русских с горцами справедливость, вытекающая из чувства самосохранения, на нашей стороне? Если бы не было этой войны, что бы обеспечивало все смежные богатые и просвещенные русские владения от грабежей, убийств и набегов народов диких и воинственных? Но возьмем два частных лица.

На чьей стороне чувство самосохранения и, следовательно, справедливость: на стороне ли того оборванца, какого-нибудь Джеми, который, услыхав о приближении русских, с проклятием снимет со стены старую винтовку и с тремя-четырьмя зарядами в заправах, которые он выпустит не даром, побежит навстречу гяурам и, увидав, что русские все-таки идут вперед, подвигаются к его засеянному полю, которое они вытопчут, к его сакле, которую сожгут, и к тому оврагу, в котором, дрожа от испуга, спрятались его мать, жена и дети, подумает, что всё, что только может составить его счастье, всё отнимут у него, – в бессильной злобе, с криком отчаяния сорвет с себя оборванный зипунишко, бросит винтовку на землю и, надвинув на глаза папаху, запоет предсмертную песню и с одним кинжалом в руках очертя голову бросится на штыки русских?

На его ли стороне справедливость, или на стороне того офицера, состоящего в свите генерала, который так хорошо напевает французские песенки именно в то время, как проезжает мимо нас? Он имеет в России семью, родных, друзей, крестьян и обязанности в отношении их, не имеет никакого повода и желания враждовать с горцами, а приехал на Кавказ… так, чтобы показать свою храбрость. Или на стороне моего знакомого адъютанта, который желает только получить поскорее чин капитана и тепленькое местечко и по этому случаю сделался врагом горцев?»

«Набег. Рассказ волонтера». Его написал ровно 150 лет назад, в 1852 году, 24– летний русский боевой офицер граф Лев Николаевич Толстой

Предисловие

Кто я такая? И почему пишу о второй чеченской войне?

Я журналистка. Работаю спецкором столичной «Новой газеты», и это единственная причина, почему я увидела войну, – меня послали ее освещать. Но не потому, что я – военный корреспондент и хорошо знаю этот предмет. Наоборот: потому, что сугубо гражданский человек. Идея главного редактора была проста: именно мне, сугубо гражданскому человеку, куда понятнее переживания других сугубо гражданских людей – жителей чеченских сел и городов, на головы которых свалилась война.

Вот и все.

Поэтому езжу в Чечню каждый месяц, начиная с июля 1999 года (с событий так называемого «рейда Басаева на Дагестан», спровоцировавшего потоки беженцев из горных сел и всю последующую вторую чеченскую). Естественно, исходила всю Чечню вдоль и поперек. Видела много горя. Главное из которого – то, что многие мои герои, о которых писала за эти два с половиной года, – теперь мертвы. Такая страшная война случилась…

Средневековая.

Даром что на стыке 20-го и 21-го веков и в Европе.


Лондон. Май 2002. Встреча

Канун лета 2002 года, 33-й месяц второй чеченской войны. Беспросветность и непроглядность – во всем, что касается ее финала. «Зачистки» не прекращаются и похожи на массовые аутодафе. Пытки – норма. Бессудные казни – рутина. Мародерство – обыденность. Похищения людей силами федеральных военнослужащих с целью последующей рабо– (живыми) и трупо– (мертвыми) торговли – тривиальный чеченский быт.

Ритуал а 1а «37-й год» – бесследные ночные исчезновения «человеческого материала».

По утрам – раскромсанные, изуродованные тела на окраинах, подброшенные в комендантский час.

И в сотый, тысячный проклятый раз – слышу, как дети привычно обсуждают на сельских улицах, кого из односельчан и в каком виде нашли… Сегодня… Вчера… С отрезанными ушами, со снятым скальпом, с отрубленными пальцами…

– На руках нет пальцев? – буднично переспрашивает один подросток.

– Нет, у Алаудина – на ногах, – апатично отвечает другой.

Государственный терроризм, противостоящий негосударственному. Ваххабитские банды, налетающие на села и требующие «денег на джихад»… Полное моральное разложение почти 100-тысячного армейского и милицейского контингента, «гуляющего» по Чечне. И ответ, которого следовало ожидать, –