История зеркала [Сабин Мельшиор-Бонне] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Свет мой, зеркальце, скажи, Да всю правду доложи,

Я ль на свете всех милее, Всех румяней и белее.

Предисловие

Читатель, открывший эту книгу, быстро поймет, что имеет дело с работой интереснейшей, увлекательнейшей, блистательной. Сабин Мельшиор-Бонне объединила в своем исследовании науку и искусство, литературу и философию, историю и умозрительные размышления с великим мастерством и с таким изяществом стиля, что порой просто дух захватывает. Любой бы хотел писать так, как пишет она, вернее, обладать ее поразительной способностью находить столь точные формулировки, яркие метафоры и прочие фигуры слога, которые оказывают сильнейшее воздействие на читателя и приводят его в восторг.

Представить на суд читающей публики работу, посвященную истории зеркала, сама по себе идея замечательная! И как только до этого никто не додумался раньше? Возникновение этого незатейливого предмета обихода, в стародавние времена бывшего очень редким и потому ценившегося на вес золота, а сегодня ставшего самым заурядным предметом нашей повседневной жизни, его последующий «взлет» и повсеместное распространение стали вехами истории нашей цивилизации. Чтобы помочь нам проследить этот путь сквозь время, Сабин Мельшиор-Бонне в первой части напоминает нам о примитивной технологии обработки металлов в первобытном обществе и в эпоху Античности, о длительном процессе изобретения стекла и зеркала, о сложностях амальгамирования зеркал, о переходе от выдувания стекла к процессу литья, она рассказывает о том, сколь значительную роль в распространении зеркал сыграли мастера из Мурано, а затем и мастера из компании в Сен-Гобене.

В XVI в. в ходу были одновременно и стеклянные, и стальные зеркала, но в XVII в. зеркала из стекла взяли верх, одержав блестящую победу в Версале, где 306 огромных зеркал как бы составляют единое целое и поражают воображение всякого, кто лицезреет это зрелище. К концу века примерно две трети парижан уже являются обладателями зеркал. В XVIII в. зеркало буквально захватывает дома французов в качестве элемента отделки и почти заменяет ковры и гобелены. Вскоре свою блестящую карьеру начинает так называемое «псише», большое наклонное зеркало на ножках (с различными углами наклона). В XIX в. шумный успех сопутствует зеркальному шкафу, а в наши дни мы видим зеркала повсюду и не обращаем на них никакого внимания.

Сообщив читателю сведения о технической стороне изобретения, производства и распространения зеркала, сведения тщательно проверенные, строго отобранные и надежно датированные, Сабин Мельшиор-Бонне посвящает две следующие части книги иным сферам существования исследуемого предмета, оставаясь при этом верной исторической правде. Она сама задается вопросом о природе весьма противоречивых взаимоотношений между человеком и зеркалом и о сути тех многочисленных связей философского, психологического и морального характера, что возникали на протяжении столетий между зеркалом, с одной стороны, и добром и злом — с другой, между зеркалом и Богом и дьяволом, между зеркалом и мужчиной и женщиной, между человеком и его «Я» и отражением, между автопортретом и вероисповеданием и исповедью. Она ведет нас по многим и многим дорогам, уже проторенным и помогающим нам пересечь самые разнообразные сферы, порой изобилующие чарующими, прелестнейшими пейзажами, среди которых мы могли бы потеряться.

Я полагаю, что мог бы в двух словах сформулировать главную мысль темы ее исследования, употребив для этого две категории, два антонима: позитивное и негативное, — ибо сам предмет разговора и исследования, т. е. зеркало, по существу и по природе своей двойственно, выражаясь модным языком, амбивалентно, взору того, кто умеет в него смотреть, оно может явить незапятнанный, непорочный, безупречный лик, отмеченный божественной печатью. К слову сказать, художники любили изображать Марию с Младенцем-Иисусом, держащим в руках зеркало. С Средние века говорили, что Господь Бог есть превосходное зеркало, «ибо он один сам по себе и для себя — сверкающее зеркало». Кроме того, следует напомнить, что еще Платон утверждал, что душа есть отражение божественного начала. Позднее святой Августин уточнил, что человек, видящий свое отражение в зеркале Библии, видит и величие Бога, и свое собственное ничтожество. Разумеется, мировосприятие святого Августина отличается от мировоззрения Платона большим трагизмом. Не будем забывать и о том, что для Дюрера, изобразившего себя самого в образе Христа в «Страстях Господних», человек являлся «автопортретом Бога» и лицо Бога было подлинным лицом человека и наоборот.

В Средние века у слова «зеркало» было и еще одно значение, которое мы привыкли передавать формой «зерцало», вроде «Зерцала» Винценция из Бове, претендовавшего на роль одной из первых энциклопедий по всем областям знания. Многочисленные «зерцала», коими изобилует