Маришкин талер [Енё Йожи Тершанский] (fb2) читать постранично

Енё Йожи Тершанский Mаришкин талер

Старая Маришка с дочерью и с двумя внучатами жила в Убогой лачуге у подножия холма с виноградниками. Чем жил, спросите? Милостыней, а еще тем, что удавалось после страды подобрать в саду, в поле или, не без того, стащить и продать. Неизвестно, в общем, на что они жили. Только факт, что в неделю раз, если не два, мать и дочь напивались так, что хоть выжми.

Из ребятишек один был светлый, второй — чернявый. Отцы у них были разные. У старшего — белокурый мясник, у младшего — черноволосый шахтер с искалеченной рукой. Дочь Маришкину оба бросили потому, что уж очень она пила, все с себя до рубашки пропивала.

Старший из мальчиков, Яника, в школу уже ходил. То есть — ходил бы, да так как-то получилось, что обуть ему было нечего. И получилось это как раз перед рождеством. Бедняга два дня, сидя дома, горько плакал, особенно когда девчонка соседская рассказала, что для детей бедняков приход устроит в субботу утром елку и там будут раздавать одежду и, наверное, еще что-нибудь.

— Ну не реви, принесу я тебе, обязательно принесу чего-нибудь на ноги, а вы тут пока поиграйте вдвоем.

И с тем бабушка в среду утром отправилась на базар.

— Плинесет она, как же, знаю, как вчела плинесла, пьянь палшивая. Чтобы их челти задлали! — всхлипывал Яника и, измученный нетерпением, одолеваемый то неверием, то надеждой, выбегал босиком из теплого дома на снег, поглядеть, не идет ли бабушка. Переживания истерзали бедного, он и про игру даже думать не мог, братишку побил, когда тот его в бабки позвал играть, а потом кошку принялся мучить, так что она орала дурным голосом, и все бегал и бегал на улицу.

Старой Маришке тоже было не слишком радостно на базаре. На продажу нашлось у нее всего-навсего чабреца немного, выручила она пятнадцать крейцеров. Холодно было, ветер дул, базар был неважный, на душе у Маришки кошки скреблись. Больше всего тревожила ее забота о Янике. Совсем она голову сломала, придумывая, как достать сапоги внучонку. К кому пойти, кто согласился бы ей помочь? Лишь о том она как-то не вспоминала, что целое лето, едва только грошик какой-нибудь перепадет, в тот же момент они с дочерью тратили его на палинку, а там хоть трава не расти. Ну, она ладно, старая дура, ей простительно, но дочь-то, корова ленивая…

На пятнадцать крейцеров купила она хлеба. Отломила себе краюшку, остальное дочери отдала, пусть домой отнесет, а сама она будет ходить, пока не достанет мальчишке какую-нибудь обувку.

— Я дак уж и не знаю, где искать, — с лицемерной рожей сказала дочь. — Да и мне за дровами еще идти. Вы уж, мама, постарайтесь найти что-нибудь для бедняжки, а то я прямо не знаю…

Врала она все. Целых четыре монеты у нее было в кофту завязано, да она себе думала: пускай старая ходит, клянчит, добрые люди, глядишь, ей и так ради Христа подадут.

Примерно то же думала про себя старая Маришка, пока брела, сама еще не зная куда, из зеленного ряда. Для начала решила она поглядеть у старьевщиков. И чуть ли не сразу же видит: на куче всякого барахла выставлены сапожки. Взяла она в руки их, повертела. Сапоги почти совсем целые, и размер — точь-в-точь на Янику. Стала торговаться. Цыганка свою последнюю цену назвала: ровно пенгё. Маришка же восемьдесят крейцеров хотела, да не вышло. В конце концов сказала она цыганке: ладно, ей надо подумать, а сапоги пускай подождут до обеда, она за ними придет.

— Ай, золотая моя, — сказала цыганка, — не дождусь я тебя здесь. Сейчас складываться начну. Коли до тех пор не продам, ко мне домой приходи, там и возьмешь.

— Ладно, будь по-твоему, — пошла Маришка прочь, сама не ведая, зачем она цыганке так долго голову морочила, только время потратила зря. Где возьмет она целое пенгё?

Потом, раскинув мозгами, решила Маришка попытать счастья у Кормошихи. Там ее знают давно, к тому же у Кормошихи сынок точно такой, как их Яника. Быть не может, чтобы не нашлось у нее старых каких-нибудь башмаков. Правда, еще летом взяла у нее Маришка двадцать крейцеров, взяла с тем, что на другой день принесет прутиков для левкоев. Но потом позабыла свое обещание и с тех пор, а тому уж три месяца, так и не вспомнила. Э, теперь все одно. Может, и Кормошиха успела забыть насчет прутиков?… Вот так и шла, утешая себя, Маришка. О той удаче, что ее ожидала, она, конечно, и думать не думала.

Когда поведала она Кормошихе, с какой к ней заботой пришла, та принялась изо всех сил прибедняться:

— Миленькая, я бы с радостью помогла, да нету у нас ничего, ей-богу. У Белушки только пара расхожих ботиночек да выходных пара. Если бы было, я бы с радостью, да теперь и у нас…

Маришка испугалась уже, что та начнет ей свои несчастья рассказывать. Но был там один высокий такой, красивый молодой человек, он к ним в гости приехал на праздник. И вот барчук этот без лишних слов вытаскивает из кармана талер и отдает его Маришке.

— Держите! Купите мальчику обувь. — А сам быстро прячет за спину руки, пока Маришка