Рассказы Андрюши Мыльника [Анна Сергеевна Аксёнова] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Анна Сергеевна Аксёнова Рассказы Андрюши Мыльника
Наша учительница
В нашем первом классе много ребят — тридцать пять человек, а учительница одна. И знаете она у нас какая? Необыкновенная. Один раз я бежал по лестнице, упал и коленку ударил. Она подошла и говорит: — Ай-я-я-яй! Больно? А ты потри коленку, она и перестанет болеть. Я потёр, она и правда перестала болеть. Во! А с Колей Зайцевым как получилось? Учительница вызывает его к доске урок отвечать и вдруг говорит: — Ты когда в следующий раз опять будешь пуговицу пришивать, чёрную пуговицу пришивай чёрными нитками, а белую — белыми. Мы все так удивились, ведь Коля же ей не говорил, что он сам пришивал пуговицу, а она посмотрела и сразу узнала. Как она догадалась? Глаза у неё такие — прямо насквозь всего тебя видят. Захочешь соврать, что у тебя вчера вечером живот болел, потому и уроки не выучил, а ни за что не соврёшь. Всю правду скажешь. Я люблю свою учительницу, и все ребята её любят. На уроках тихо-тихо сидят. А звать нашу учительницу Маргарита Игоревна. Правда, красиво как! Я не сразу запомнил, как её звать, зато теперь ни-ког-да не забуду.
Коля Зайцев
Мой лучший друг — Коля Зайцев из нашего класса. Он очень умный. И всё-всё на свете знает. Я всегда с ним советуюсь. Он очень хороший, а ребята зовут его Очкарик. Это потому, что Коля ходит в очках. Он не обижается, что его так зовут. А мне за него обидно. Разве он виноват, что доктор ему велел очки носить? А если бы у него нога болела и он с костылём ходил, его что, Костыликом бы звали? А если горло? Горликом? Так бы и кричали: «Горлик, Горлик, иди сюда!» Это когда у людей фамилий не было, тогда другое дело, тогда, наверное, так и звали: — Эй, Горлик, Очкарик, Костылик! Потому что крикнешь «Коля», прибегут сразу два Коли или даже три. А теперь же фамилии есть, зачем же прозвища? У Коли фамилия Зайцев, так чего ж его Очкариком звать? Наверное, кто фамилии запомнить не может, тот по прозвищу и зовёт. А если такого человека беспамятным назвать: «Эй, ты, Беспамятный, иди скорей сюда!» Небось не понравится.
Двойка
Я сегодня дежурным был. Дежурный должен в классе форточки открыть, с доски стереть, подмести. И за это ему отметку ставят. Мне Маргарита Игоревна за дежурство двойку поставила. Она думает, я нарочно в классе не подмёл, а я не нарочно, это всё из-за Кругликовой получилось. Кругликова в нашем классе учится. Она на меня злится, что я «Незнайку» не ей дал, а Коле. Теперь она мне мстит. Я с доски стёр, форточку открыл проветрить, стал подметать, а она взяла и мусор из парты — бумажки порванные, очистки карандашные — всё на пол и выбросила. Я ей говорю: — Сама набросала, сама подмети. А она говорит: — Ты дежурный, ты и подметай. Я говорю: — Хоть я и дежурный, но ты нарочно это сделала, и я за тебя убирать не буду. Она говорит: — Не уберёшь — тебе же двойку за дежурство поставят. Я везде подмёл, а её мусор не подмёл, и Маргарита Игоревна мне за это двойку поставила. Вы думаете, я заплакал? Нет, просто мне очень обидно было. Маргарита Игоревна справедливая. Если б она знала, что всё это из-за Кругликовой… Она меня спросила: — Почему мусор не подмёл? Может быть, это кто-нибудь нарочно насорил? А я ничего не сказал, плечами пожал. А что я мог сказать? Я даже ей в глаза не смотрел, чтоб она не догадалась. Я же не ябеда.Весна
Мы в школе слушали музыку. Учительница поставила пластинку, а мы сели и стали слушать. Музыка была очень красивая, нежная такая. Потом, когда пластинка кончилась, учительница спросила, понравилась ли нам музыка и что она кому напомнила, на что она похожа. Одна девочка сказала, что это похоже на бал во дворце. Саша Крылов сказал, что музыка ему напомнила про море. А я сказал, что меня от музыки как будто ветерком обдувает. И учительница сказала: — Молодец, Андрей, правильно понял. Эта музыка называется «Весна», композитора Грига. А весной начинают бежать ручейки, дует ветерок… И я говорю: — Да, такой прохладный ветерок, прямо за ворот бежит. Но тут встала Кругликова и сказала: — Он потому про ветерок сказал, что у него сзади форточка открытая. И все стали смеяться. А я ведь правда ветерок от музыки чувствовал, а совсем не от форточки. Честное октябрятское!
Живой цвет
Маргарита Игоревна сказала на уроке рисования, чтоб мы рисовали кто что хочет. Я вытащил свою коробку с двенадцатью цветными карандашами (то есть там одиннадцать карандашей, потому что красный затерялся), подумал и стал рисовать улицу. Я нарисовал дома с окнами и трубами, деревья зелёные, ребят… А когда кончил, посмотрел на свой рисунок, и что-то мне не понравилось. Взял я пририсовал дым из трубы — не то. В небе стаю птиц — всё равно не то. Показал я рисунок Коле. Посмотрел он и говорит: — Чего-то здесь не хватает. Я его спрашиваю: — А чего, по-твоему, не хватает? Коля думал-думал, смотрел-смотрел: — Какое-то всё не настоящее. Как чужая планета. Только почему — не пойму. Он стал дальше рисовать свой ракетоплан со звездой, а я взял у него красный карандаш и нарисовал в окне красные цветы, а одной девочке — красный шарик.Показал опять Коле. Он посмотрел и обрадовался: — Во! Теперь да! Настоящая живая улица! И как он это сказал, я сразу всё понял. Понял, в чём дело было. Понял, почему всё было не настоящее. Это потому, что не было красного цвета. А без красного цвета разве можно живое рисовать? Конечно, нельзя. Потому что без красного цвета ничего живого не бывает. Что хотите возьмите, хоть серого кролика: у него и то красные уголки в глазах, а уши на солнце красным светятся. Я видел. Нет, без красного цвета никак нельзя.
Старушка с яблоками
Мы идём с Колей Зайцевым из школы, вдруг видим, старушка через улицу переходит. Переходит, а сама не видит, что у неё из сетки яблоки сыплются. Кинулись мы подбирать их, а из-за поворота машина — вззз… Шофёр выскочил и давай нас ругать. Потом уехал.А мы догнали старушку, отдаём ей яблоки. Она нам и говорит: — Не хочу я на эти яблоки смотреть даже. У меня из-за вас чуть сердце не разорвалось. Нашли из-за чего жизнью рисковать. Вот как получается: мы ей помочь хотели, а у неё из-за нас чуть сердце не разорвалось!
Примула
Маргарита Игоревна сказала, чтоб мы принесли в класс цветы. У нас дома нет цветов, но мы с Колей Зайцевым решили, что мне нельзя отставать от других и надо пойти и купить цветы. На Красном проспекте есть цветочный киоск. Мы подошли и узнали, что самые дешёвые цветы стоят восемьдесят копеек. Хоть они самые дешёвые, они самые красивые. Примулы называются. У них много листьев, а из листьев растёт ножка с цветами. Прямо такая шапка получается. Красная, или белая, или сиреневая… Мы выбрали красную. То есть так… глазами выбрали. Купить-то денег у нас не было. Мы попросили продавщицу не продавать этот цветок, а сами за деньгами побежали. А куда побежишь? Не хотелось мне на этот раз у мамы просить. Я у неё и так без конца прошу: то на кино, то на тетради, то на марки, то ещё на что-нибудь… Задумались мы с Колей. Думали, думали и придумали. То есть не я, а Коля придумал. Я же говорил, что он очень умный. Придумал он, что деньги надо заработать. Только как заработать? Макулатуру всю давно собрали, металлолом тоже. Пошли мы с Колей на улицу Володарского, туда, где дачи настроены. У них у всех садики, огородики. Пришли мы к одному дому, вошли в калитку, смотрим: сидит на столе — там у них такой стол, в землю врытый, — не то девчонка, не то взрослая и газеты читает. Ну, думаем, сейчас ругаться будет. А она нет. — Вы, мальчики, за макулатурой? Опоздали, уже приходили. Мы ей говорим: — Нет, мы не за макулатурой. А нет ли у вас работы какой? — А зачем? Мы всё честь по чести рассказали ей. — Подождите, — говорит. Ушла она в дом, а потом выходит и рубль нам подаёт. Мне чего-то так стыдно стало. Сам не понимаю чего. А Коля сразу сообразил и говорит: — Мы не попрошайки. Нам даром не надо. Она покраснела вся и сразу стала нас прогонять: — Идите отсюда, раз вы такие гордые! Мы пошли, а когда до калитки дошли, она нас снова позвала. — Есть, — говорит, — если хотите, работа — из болота тащить бегемота. Это, значит, тяжёлая работа, а бегемотом она кирпичи назвала. В сарай их надо было со двора перетаскать. Целых пятнадцать штук!
Мы с Колей таскали, таскали… Вот, кажется, кирпич маленький, лёгкий. А три кирпича еле-еле донесёшь, и то согнувшись. Когда кончили таскать, я и разогнуться-то не сразу смог. И руки у меня потом целый день дрожали. На заработанный рубль мы пошли и купили примулу. Идём оба грязные от кирпичей, потные, руки-ноги как чужие. А только взяли этот цветок — красную шапочку, — прямо петь захотелось.
Теперь он у нас в классе на окне стоит. Я его часто-часто поливаю, и у него уже целых три шапочки выросли. И все говорят, что это самый красивый цветок. Только одна Кругликова говорит, что ничего особенного.
Про собаку
Собака хорошо знает, что она собака. Я вот встречу собаку, скажу ей: — Собака! Она сразу на меня посмотрит. А иногда и хвостом завиляет. Далеко-далеко увижу, крикну: — Собака! Она услышит — обязательно повернётся. Я много раз проверял. А крикнешь другие слова: «поезд» или «небо», — и внимания не обратит. А на «собаку» сразу откликается, бывает, иногда даже прибежит. Прибежит и в глаза смотрит: зачем звал? Я тогда ей говорю: — Здравствуй, собака. Как живёшь? Хорошая ты, умная. А она понимает, довольна. Я очень люблю собак. Они умные. И они наши друзья.В парке
Мы с ребятами пошли в парк. Там пионеры скворечники прибивали. Много скворечников. Прилетят скворцы, а для них уже квартиры готовы. Вот обрадуются! Вдруг один воробей — раз! — и залетел в скворечник. Сначала все рассердились, стали кричать, камнями кидать. А потом решили: что ж такого, пока скворцов нет, пусть поживёт воробей. Воробьям тоже где-то жить надо. Для них ведь никто не строит домиков. Если бы строили, то зачем им в чужой лезть. Правда же?Кругликова
В том дворе, где Кругликова живёт, качели есть, песочница, сетка для волейбола. Всё, что хочешь. И к ним много ребят ходит. Я один раз тоже пошёл, хотел на качелях покататься, а там Кругликова была. Она меня увидела и говорит: — Ты чего в чужой двор пришёл? Уходи. Я не хотел уходить, пошёл к качелям, а она загородила их и опять говорит: — Уходи. Всё равно кататься не дам. Не твои качели. Я и ушёл. А вечером гляжу, она в наш двор с бидоном идёт. Хотел я её сначала не пустить, а потом думаю: чего я её не пущу? И пустил. Сегодня после уроков я опять пошёл к ним во двор, а она меня опять не пустила. Ничего, вечером она опять к нам пойдёт с бидоном, а я её опять пущу. Всё равно ей наконец стыдно станет, что я её пускаю, а она меня нет.
Кока
Если я что-нибудь не так сделаю, мама мне обязательно скажет: — А вот Кока бы так не поступил. Если я не хочу на ночь умываться, сразу слышишь: — Коке и говорить бы не пришлось, сам догадался бы. А если что хорошее сделаю — посуду чисто вымою или пол подмету со всеми углами, и тут мама Коку вспомнит: — Ну, молодец, совсем как Кока. Кока — это у мамы в детстве друг такой был. Он всё всегда делал как полагается. И вдруг на прошлой неделе звонит телефон. Мама подошла, поалёкала, поговорила, а потом как закричит: — Кока, милый, это ты? Правда? Я ушки на макушку — слушаю. Мама кричала, так кричала, не поймёшь толком что, а потом скорее стала одеваться. — Ты куда, мам? — спрашиваю. А сам уж догадался куда. Просто мне хотелось, чтоб мама про меня вспомнила. Мама и правда вспомнила обо мне. — Собирайся, — говорит, — поедем вместе. Тебе полезно на хороших людей посмотреть. Поехали мы в гостиницу «Октябрьская». Поднялись в лифте на третий этаж. Нашли комнату 307. В комнате за столом сидит мальчишка. Ну такой чистый, такой глаженый, такой вежливый — ну Кока и Кока. — Здравствуйте, — говорит он. А сам вскочил и маме стул придвигает. Мама даже вздохнула: — Вылитый Кока. Такой же был. И тут дверь открывается, входит дяденька. Посмотрели они с мамой друг на друга и стали обниматься. И я сразу понял — Кока. Только вырос. — Сто лет не виделись, — говорит мама. — Ты как раз такой был, как твой сын. — Да, — говорит Кока. — А тебе сколько тогда было? Лет пятнадцать? — Шестнадцать, — говорит мама и слёзы утирает. — Мы с твоей сестрой как раз паспорта получали, в цирковое училище поступить хотели. Веришь, до сих пор жалею, что не удалось. Взрослый Кока захохотал. — А знаешь, почему не удалось? — Родители узнали, запретили. — А откуда родители узнали? — Не знаю. — Вот то-то, говори мне спасибо. Это я тогда ваш разговор подслушал и доложил родителям. Мама вся покраснела и даже заикаться стала: — Никогда бы не подумала. Неужели это ты? Подслушал? И слёзы у неё сразу высохли. Мы у них там недолго сидели. Мама невесёлая стала. Улыбается, а всё не по-настоящему. Уж я-то знаю. Про сестру его спросила, про работу… А потом мы ушли. Мама всю дорогу молчала. Ни одного замечания мне не сделала. И с прошлой недели я ни разу не слышал про Коку. Как будто его никогда на свете не было!
Если бы у меня был гном
Если бы у меня был гном, я бы носил его в кармане, а в школе я сажал бы его в парту. Я бы ему сшил красивую шапочку, и башмачки, и брюки, и куртку. Я бы ему самые вкусные кусочки оставлял. Я бы с ним никогда не расставался. Я в кино — и он со мной, я гулять — и он тоже. И спал бы со мной рядом на подушке. И я бы у него за это ничего бы не просил. Одно только попросил бы, чтоб моя мама всегда была молодая и красивая, чтоб папа не ездил так часто в командировки, а я чтоб скорей вырос и пошёл в армию. Больше ничего.Вредная докторша
Не люблю я ходить к зубному врачу. По-моему, это самое неприятное на свете. Я, конечно, не боюсь, просто неприятно. Сунут тебе в рот железо и трясут всего. Голова прямо гудит. Ну немножко и больно бывает, это верно, только не в этом дело. Уколы ведь тоже больно, а я же терплю, молчу. Вчера на уроке у меня так сильно разболелся зуб, что Маргарита Игоревна отпустила меня домой, и мы с мамой пошли к доктору. Там сидело много народу, но мама сказала, что я с острой болью, и люди тогда сказали: пусть я иду без очереди, как только выйдут из кабинета. Я сидел и еле-еле терпел, прямо, если бы не люди, закричал бы. А потом из кабинета вышла девочка со своей мамой, и мы хотели войти. Я встал со стула, и вдруг у меня сразу перестал болеть зуб. Ну совсем перестал, как будто его и нет у меня. Я обрадовался и сказал об этом маме, а она не обрадовалась, а стала тащить меня к доктору. Если бы у меня болело, я бы ни слова не сказал, пошёл бы, а у меня перестало болеть, и я не хотел идти. Зачем отнимать у доктора время и вообще идти без очереди. Я говорю маме: — У меня же зуб не болит. А мама красная вся. — Иди, — говорит. И отрывает мои руки от стула.
Очередь стала шуметь — не поймёшь что. И доктор вышла, стала ругать меня, что я всех задерживаю, что я большой, а трус. А потом сказала: — Не хочу я с ним дело иметь, вот когда без зубов останется, тогда пусть приходит. — И сказала: — Следующий. Встал дяденька, с мальчиком на руках, пошёл в кабинет и дверь за собой захлопнул. А у меня сразу заболел зуб. Да ещё как! И я сказал: — Вот сейчас бы я пошёл, сейчас у меня опять зуб болит. А мама посмотрела на меня сердитыми глазами и ничего не сказала. Из очереди все стали говорить, как это не страшно, да как это не больно — идти к зубному врачу. Как будто меня надо уговаривать. Я и сам бы рад к доктору: зуб у меня всё болит и болит. Я щёку давлю изо всех сил, ногой качаю, а он не проходит, всё хуже болит. И тут дверь открывается — из кабинета выходит дяденька с мальчиком на руках. Я скорее встал, чтобы идти к доктору, а она тут сама и вышла. И только она вышла, у меня сразу перестал болеть зуб. Вот всегда говорят, какие доктора хорошие, на помощь приходят. А эта докторша… лучше и не говорить про неё. И знаете что? Когда она кончила возиться с моим зубом, вытащила большую деревянную пробку и развязала мне руки, знаете, что она сказала: — Глаза бы мои на тебя не смотрели. До чего вредный! Измочалил меня всю. Это она про меня. Это я её измочалил. Это я вредный.
Люленька
У Коли Зайцева есть маленькая сестрёнка. Она всё время плачет. То у неё зубы идут, то у неё животик болит. А Коля всё беспокоится, переживает. Мне даже жалко его. И я всё думал: за что он любит свою Люленьку? Вот мы гуляем с ним, гуляем, а он вдруг вспомнит: — Побегу, — говорит, — скорей домой. Как там Люленька? А на днях я пришёл к нему домой, а его мама и говорит: — Я в магазин сбегаю, а вы уж тут посидите, посмотрите, чтоб Люленька не плакала. Мы только начали сидеть, а она, готово дело, и заплакала. Коля ушёл на кухню водичку сладкую приготовить, а я стал с ней разговаривать. А она всё плачет, ничего не понимает. Я наклонился к ней, чтоб она меня услышала, а она вдруг хвать меня за нос. Пальчики тоненькие-тоненькие, слабенькие, а держат мой нос крепко. Мне так смешно стало. Я ей говорю: — Угу, ты мне нос не оторви. А она глаза вытаращила, смотрит и молчит. Ну прямо совсем как настоящая. То есть она, конечно, и так настоящая, но я как-то раньше этого не понимал, как будто это игрушка какая надоедливая. А тут понял. Понял, что она тоже человек. Маленький, а человек. Можно сказать — человечек.
Последние комментарии
21 часов 31 минут назад
23 часов 48 минут назад
1 день 14 часов назад
1 день 14 часов назад
1 день 19 часов назад
1 день 23 часов назад