Правый поворот запрещён [Григорий Соломонович Глазов] (fb2) читать постранично, страница - 3


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

десятков, а может и сотен производственных целей. Он найдет применение в радиоэлектронике, в фармакологии, в антикоррозионной технологии. И всюду, где хватит фантазии. Она назвала его «поликаувиль».

— Какое это отношение имеет к нашим изделиям, — спросил Вячин.

— Полукаувиль водонепроницаем, сверхпрочен, его не берут ни кислоты, ни ляпис, он обладает сверхизоляционными свойствами. А ты ведь жаловался, что торговля приняла несколько претензий от покупателей. В чем они, эти претензии?

— Со временем тускнеет декоративно-тонирующее покрытие, потому что на нашем лаке появляются трещины, поступают пятна окисления.

— Поликаувиль Кубраковой все эти проблемы снимает. Он хорош и как изолятор проводов. А ведь вы делаете бра, люстры. Я же говорю тебе: он универсален!

— Ты мне говорил и про автомашины, — подсказал Назаркевичу Лагойда.

— Это к делу не относится, — ответил Назаркевич.

— А что автомашины? — спросил Вячин.

— Если в поликаувиль добавляются каучукосодержащие вещества и уза, он становится антикоррозионной защитой. Аналогов ей в мире нет. Сегодня во всяком случае. Лак не затвердевает, а сохраняет упругость. Машине не страшны удары гравия в днище.

— А что такое уза? — спросил Лагойда.

— Восковой клей, сотовая сушь. Меду в ней нет. Пчелы узой заклеивают щели в сотах, — сказал Назаркевич.

— Башковитая баба наша Кубракова? — засмеялся Лагойда.

— Хоть и стерва, но талантлива, — согласился Назаркевич. На, взгляни, как это выглядит в натуре, — он извлек из кармана пузырек от корвалола с прозрачной жидкостью.

Лагойда посмотрел ее на свет и передал пузырек Вячину. Тот наклонил его, откупорил, понюхал, снова закрыл, взболтал и опять посмотрел. Затем сказал:

— Вязкий. Но если распылять аэрозольно под большим давлением… Где ты взял?

— Перед промывкой аппарата слил из отстойника. Там всегда остается граммов двадцать пять-тридцать.

— Много у нее этого лака? — спросил Вячин.

— Смотря для чего, — ответил Назаркевич. — Для промышленных нужд капля в море. Установка-то опытная, лабораторная. Кубракова надоила на ней всего литров тридцать.

— Нам бы двух поллитровок этого поликаувиля хватило на год. Распыляли бы аэрозольно, — сказал Вячин.

— Попроси у нее, — посоветовал Лагойда. — У вас же были неплохие отношения. Может даст.

— Так эта ведьма и разбежится! — скривился Назаркевич. — Впрочем, как хочешь. Она послезавтра утром вместе с директором уезжает в Германию.

— Надолго? — спросил Лагойда.

— А черт ее знает! Кажется, на неделю. По мне хоть бы навсегда, сказал Назаркевич.

— Тосковать будешь, — засмеялся Лагойда. — Ну где этот официант? Жрать хочется!

— Вот уже катит тележку, расстегивай пояс, — Вячин убрал руки со стола, как бы освобождая место.

2

Серая «Вольво» с польскими номерами, мягко вкатываясь в рытвины поселка и осторожно выползая из них, миновала последние дачные домики.

— Ну и дороги у вас! — сказал водитель.

— А то ты не знал! Первый раз, что ли? Да и у вас не лучше. Ездил, знаю, — ответил мужчина, сидевший на правом сидении.

Машина без разгона легко поднялась на лесистый холм, остановилась. Они вышли.

— Дверцы не закрывай, пусть проветрится, душно, — сказал поляк.

В этот будничный день здесь было безлюдно и тихо. В знойный воздух густо испарился запах хвои. Где-то за лесом прерывисто загнусавил сигнал у закрывающего переезда, и тут же ответно рявкнула электричка, вбивая в тишину колесную дробь.

Поляк лег навзничь на траву, усыпанную рыжими прошлогодними сосновыми иглами и вольготно раскинул руки. Его спутник, отойдя на несколько шагов, любовался автомобилем.

— Хороша, — сказал он. — Тадек, я вижу, не только машину поменял, но и номера?

— Да. Были лодзинские, а сейчас варшавские, — ответил по-русски с легким польским акцентом.

— Границу пересекал в Бресте?

— Нет у вас.

— Опять в Турцию?

— Да.

— Надолго? — он присел рядом, растирая в руках травинку и обнюхивая пальцы.

— Не знаю. Видно будет. Еще предстоит заехать в Баку погасить долг.

— А к нам надолго?

— Дней десять пробуду. Есть дела.

— Как идут «колесики»?

— Хорошо! Спокойней. Ты молодец, что сообразил.

— Перемышль, Жешув, Люблин?

— Нет, хватит. Тут граница близко. Как это у вас говорят: «жадность фраера сгубила». Гоню их подальше: в Труймясто[1], в Эльблонг, там по хуторам и деревням… Ты говорил, что на основе этого… как его… поликаувиля получается антикоррозионный клей…

— Хороший? Лучшего нет ни у нас, ни на Западе! Испытывали кислотно-солевыми растворами днище и скрытые сечения. В разных температурных режимах, в разной среде.

— На чем же она варит этот лак?

— Для антикоррозионной пасты туда идет уза, сырая резина и еще много всякого.

— Что такое уза?

— Для чего тебе эти подробности? Ну, это подобие воска.

— Да, пчелы умные люди, а? —