Служанка (ЛП) [Лиза Смедман] (fb2) читать онлайн

Лиза Смедман ЗАЛЫ ШТОРМОВОГО ПРЕДЕЛА

СЛУЖАНКА

Лараджин сорвала золотой тюрбан с головы и сердито бросила его в сторону. Маленькие серебряные колокольчики, пришитые на нем, зазвенели, когда он покатился в угол рабочего помещения.

— Меня достало все это, — сказала она, встряхивая длинные, рыжие волосы. — Мне кажется, что я не могу ничего сделать правильно.

Кремлар поднял глаза от маслоотжимного пресса.

— Что случилось? — спросил дворф мягким голосом. — Ты снова поссорилась с Эревисом Кейлом?

Лараджин сердито вздохнула.

— Я не виновата, что кубок вина пролился на стол, — сказала она, зацепляя пальцем прорезь на рукаве платья. — Как можно подавать завтрак в такой форме? Рукава цепляются за все.

— Тогда это объясняет пятно, — произнес Кремлар, кивнув на ее юбку. Он крутил ручку пресса, и масло сочилось в миску.

Лараджин посмотрела вниз. Белая ткань ее платья была спереди запятнана красной линией. Она пристально посмотрела на дворфа, сидящего за своим рабочим столом, который был сделан к приземистому и короткому телу Кремлара.

Дворфа окружали ингредиенты его профессии: каменные ступки, наполненные порошкообразными специями; горшки с ярко-красными, голубыми и фиолетовыми красками; подносы с ароматными лепестками цветов; и чаши липкого, едкого сока деревьев. Много грязных ингредиентов было вовлечено в производство духов, но так или иначе Кремлар всегда оставался незапятнанным. Его седые волосы и борода были аккуратно заплетенными, а камзол и богато вышитые рукава были чистыми. Даже его руки — с золотыми кольцами на каждом пальце — были чистыми и розовыми, без крупиц порошка или грязных пятен сока где-нибудь на них.

— Как ты это делаешь? — спросила Лараджин, расстегивая шнурования на передней стороне ее тесного золотого жилета.

— А? — Кремлар снова поднял глаза. — Делаю что?

— Остаешься чистым, — ответила Лараджин. — Господин Кейл всегда читает мне лекцию о моей форме и несоблюдении стандартов семьи Ускевренов. Он ожидает, что я буду носить уголь не запачкавшись, и чистить горшки, не намочив рукава. Он всегда разговаривает шепотом с госпожой Шамур, и я уверена, что это обо мне. Хозяйка одарила меня взглядом более холодным, чем зима, когда я растапливала камин в ее комнате сегодня утром, и она все время наблюдала за мной. Я уверена, господин Кейл сообщил ей, что это я оставила швабру в зале, о которую ее гость споткнулся, и что я опалила утюгом маскарадное платье Тази. Если бы не мои родители, она б уже давно уволила меня — что так же несправедливо, потому что я стараюсь. Это только…

Кремлар закончил мысль за нее.

— Ты не на своем месте, — проговорил он. — Пробуй, так как можешь, ты не в состоянии сглаживать все углы.

Лараджин нахмурилась.

— Ты хочешь сказать, что я недостаточно стараюсь?

Кремлар покачал головой.

— Нет. Когда-нибудь ты найдешь свое место, так же как это сделал я.

Он поднял грубоватые, но аккуратно наманикюренные пальцы.

— Могла бы ты вообразить эти руки, работающие киркой или лопатой? Я почувствовал свой путь, когда мой отец пытался сделать из меня шахтера. Я любил искрящиеся драгоценные камни, но пыль и пот — тьфу!

— По крайней мере, меня выпустили сделать покупки, — сказала Лараджин. — Господин Кейл никогда не выражает недовольство о том, как долго я выбираю. Я думаю, он рад избавиться от меня.

Лараджин начала снимать платье через голову. Кремлар вежливо опустил взгляд пока она переодевалась в более пригодную одежду, которую держала спрятанной в его лавке: коричневую юбку и серую рубашку с рукавами, что застегивались на пуговицы от запястья к локтю. Сбросив свои черные вельветовые туфли, Лараджин натянула промасленные кожаные ботинки с меховой подкладкой. Подобно остальной части ее снаряжения, ботинки были практичны: они сохраняли ноги сухими, даже когда она стояла в канализационной воде.

Так она чувствовала себя намного лучше, чем в дурацкой причудливой форме служанки. Лараджин встала и пробежала пальцами по волосам, собрав их назад от глаз. Затем взяла свой плащ.

— Ты собираешься в сад? — спросил Кремлар. Это было больше утверждение, чем вопрос. Лараджин всегда пробиралась в Охотничий Сад, когда ей нужно было освободить голову от мыслей.

Лараджин кивнула.

— Ты можешь достать мне кое-что? — спросил Кремлар. — Я сделаю это стоящим твоего времени и труда: тридцать равенов, если достанешь то, что мне нужно.

— Достану что? — спросила Лараджин. Она могла бы догадаться. Уже не впервые она проворачивала незаконное рискованное дело в частном имении Хулорна ради своей выгоды.

Дворф встал из-за своего рабочего стола. Ростом он доставал до талии Лараджин, и ему пришлось балансировать на пальцах ног, чтобы достать толстую книгу с ее места на полке. Он пролистал несколько страниц, затем постучал пальцем по иллюстрации яркого красного цветка, чьи двойные лепестки напоминали губы женщины.

— Это называется Поцелуй Сьюн, — сказал он. — Есть также волшебное название, которое я даже не буду пытаться произнести. Расцветают цветы только в разгар зимы, их листья покрыты крапинками золота. Название поэтическое: говорят, что растение выросло после того, как богиня поцеловала бесплодную землю в разгар особенно холодной зимы. Цветы имеют изысканный аромат. Растение чрезвычайно редкое, но говорят, что Хулорн имеет образец или два в своем саду. То есть, если он не растоптал их лошадиными копытами во время охоты или не позволил сорнякам задушить их.

— Ими должен владеть тот, кто лучше ценит эти растения, — согласилась Лараджин, — и он должен превратить их в превосходные духи, достойные непосредственно Сьюн.

— Действительно, — почтительно ответил Кремлар. Он посмотрел на нее. — Наша обычная договоренность в силе?

Лараджин вручила дворфу свой список покупок и завязанный платок с серебряными равенами, которые господин Кейл дал ей.

— Будет сделано, — сказала она. — Если Поцелуи Сьюн есть в Охотничьем Саду, ты будешь иметь их в ближайшем времени.

Лараджин натерла жиром петли решетки, подождала мгновение, затем осторожно ее толкнула. Металл был достаточно холоден для того, чтобы ее обнаженные пальцы могли пристыть, и к тому же начал падать легкий снег. Снег означал следы: ей придется остаться в глубокой части сада, чтобы никто их не увидел.

Она пролезла через лазейку из-под канализационной решетки фонтана, который находился в центре сада. Он был обезвожен на зиму. Отвратительная стая сирен, вырезанных из розового мрамора, злобно взирала из центра фонтана, струи воды больше не били с их грудей.

Лараджин выбралась из фонтана и направилась в Охотничий Сад. Когда он был создан, больше века тому назад, сад содержал клумбы цветов и только расцветающие деревья, но теперь у него был естественный, лесной вид. Деревья сгибались над головой, земля была покрыта мягким, упругим мхом. Не так давно, когда отец Хулорна правил Селгаунтом, сад был тщательным образом ухожен. Но Андет Илчаммар пренебрегал этим более одного десятилетия, предпочитая тратить свое состояние на расточительную одежду и противостояния. Тем временем посыпанная гравием тропинка заросла травой, а цветы и кусты заросли сорняками.

Лараджин находила Охотничий Сад красивым даже зимой, с увядшими цветами, и опалым листьям. Мороз искрился на обнаженных ветвях деревьев, и зимние ягоды добавляли пятна ледово-яркой синевы к подлеску. Сад звал к ней, так как это не делало никакое другое место в городе — даже храм Сьюн. Его тишина и пёстрые тени взывали к части ее, что тосковала по красоте дикой местности. Еще она почувствовала, что узел напряжения между ее плечами начинает распутываться.

Лараджин внимательно осматривала землю, поскольку она ходила, тщательно ища пятна красного цвета. Если бы снег был отметен, увидеть Поцелуи Сьюн было бы гораздо легче. Она остановилась, чтобы выпрямить куст, ветвь которого была сломана чьей-то небрежной ногой и услышала в кустарнике шорох маленького животного. Белка? Она щелкнула языком, но не услышала никакого ответа.

Ее взгляд упал на четкую линию следов на снегу. Она признала по размеру овальных подушечек и отсутствию когтей следы, сделанные домашним котом, вероятно одним из многих домашних животных Хулорна.

Следы были такими же свежими, как и ее собственные. Рядом с ними были еще какие-то странные линии, как будто бы что-то тянули. Могла кошка запутаться в чем-то?

Лараджин потерла пальцы.

— Здесь кошка, — произнесла она. — Подойди, кис-кис-кис.

Кусты слева от нее зашелестели, и Лараджин увидела сверкание цветов. Ее дыхание задержалось.

Из подлеска осторожно крался не обычный кот, а трессим: кот с большими — покрытыми перьями — крыльями. Животное имело гладкий сине-серый мех и крылья с перьями столь же красочными, как у павлина, с пятнами блестящей бирюзы, богатого красного цвета, и яркого желтого.

Одно из крыльев было аккуратно сложено на спине существа. Другое тащилось по снегу, его перья намокли и загрязнились. Лараджин не только видела, что крыло сломано, она также видела причину. Кто-то — вероятно испорченные дети Хулорна — пытались силой надеть на него детскую рубашку. Рубашка висела клочьями на сломанном крыле, и кот мяукнул от боли и резко остановился, когда зацепился ею за ветвь.

Лараджин сжала кулаки от гнева. Трессимы были волшебными существами, посвященными Сьюн. Как рискует Хулорн, предоставляя одного из них своим детям как игрушку!

Осторожно, шепотом успокаивая животное, она позволила крылатому коту обнюхать ее пальцы.

— Надо же, один из маленьких благословенных, — сказала она. — Позволь мне помочь тебе.

Трессим мягко зарычал и захлестал хвостом, когда Лараджин кончиками пальцев прикоснулась к его крылу. Он попытался вырваться, но рубашка прочно зацепилась за ветви. Шипя, кот царапал ее когтями. Лараджин услышала мягкий треск, когда что-то внутри крыла разорвалось дальше. Шипение трессима возросло до воя.

Что еще хуже, Лараджин услышала кого-то, приближающегося через лес. Это не мог быть один из нескольких оставшихся садовников. Они почти ничего не делали летом и полностью пренебрегали садом зимой. Это должен быть либо член семейства Хулорна, либо один из его приглашенных гостей. Кто бы это ни был, но если Лараджин обнаружат в саду, она будет в большой беде. Однако она не могла оставить трессима страдать.

В то время как шаги приближались, Лараджин молилась Сьюн. Когда она зашептала, кот замолчал. Он посмотрел на Лараджин светящимися желтыми глазами, как будто бы внезапно понимая, что она намерилась сделать. На этот раз, когда она протянула руку вниз, чтобы осторожно сдернуть рубашку с его крыла, он протестовал только мягким рычанием. Он вел себя спокойно до тех пор, пока Лараджин не сдёрнула обрывок ткани, затем бросился бежать в лес, таща сломанное крыло.

Лараджин внезапно почувствовала сладкий аромат. Взглянув вниз, она увидела, что стоит на коленях рядом с растением с очень маленькими красными лепестками и листьями, испещренными золотом: Поцелуи Сьюн! Она была уверена, что растения не было там минуту назад, но возможно ее колено смахнуло снег, покрывавший его. Откуда бы оно ни взялось, совсем не было времени, чтобы вырыть его сейчас. Лараджин бросилась за ствол широкого дерева, как раз тогда, когда источник шагов оказался в поле зрения.

Она успела вовремя. Ходоком в лесу был непосредственно Хулорн. Лараджин узнала его сразу по знаку отличия на груди его черного бархатного камзола и тщательно завитым, черным как у ворона волосам. Он носил штаны и гульфик королевского пурпура, а также накидку из горностаевой кожи обернутую вокруг его широких плеч. Снег оседал на нее подобно пушистым белым перьям. Он бормотал что-то про себя, когда шел, его пальцы крутили тяжелое золотое кольцо на указательном пальце левой руки.

Когда Хулорн проходил, Лараджин увидела, что его левая рука заканчивается не пальцами, а когтями — когтями подобными птичьим. Лицо у него было еще ужаснее. Его сторона, повернутая в направлении Лараджин, была покрыта блестящей черной чешуей, а разбухший глаз, что пристально смотрел вокруг, напоминал змеиный.

Уже второй раз за тот день, Лараджин ахнула. Так слухи были верны! Хулорн изменил свое тело черной магией.

Хулорн замедлил свой большой шаг. Лараджин застыла от ужаса, уверенная что он ее услышал или увидел ее следы на снегу. Его несоответствующие глаза обыскивали лес, как будто бы искали что-то конкретное. После этого он повернулся и большими шагами ушел прочь. Когда он уходил, то наступил на Поцелуи Сьюн, растоптав их маленькие красные цветки под ногами.

Когда звук шагов затих, Лараджин вышла из укрытия и тщательно отрыла растоптанное растение из земли. Она оглянулась вокруг за трессимом. Девушка хотела взять его в Храм Сьюн, чтобы попросить священников излечить крыло, но следы трессима заканчивались возле дерева, на которое он, казалось влез. Лараджин осмотрела ветви над головой, но не увидела никаких признаков существа.

Уже сгущались сумерки. Она никогда не нашла бы трессима сейчас. Ей придется вернуться завтра и найти его.

Было темное время, когда Лараджин переоделась у Кремлара и подняла корзину покупок, которые он сделал от ее имени. Дворф не был доволен состоянием растения, которое она ему вручила, но услышав, как ее чуть не поймал Хулорн, он, тем не менее, дал ей десять равенов. Кремлар не казался особо удивленным, когда услышал о странной внешности Хулорна, но он дал совет.

— Ты лучше всего держала бы это в тайне, Лараджин. Богатые и могущественные не любят, когда простой народ знает их тайны.

Лараджин поспешно возвращалась через улицы, мимо уличных фонарей, которые бросали длинные лучи тусклого света. Теперь снег был выше ее промокших туфель, и ноги девушки одеревенели от холода.

Поглощенная своими мыслями, ей понадобилось несколько минут, чтобы понять, что за ней кто-то неотступно следует как тень. Фигура бросалась от одной тени к следующей, тихо, как, падающий снег. Это был вор — или хуже? Только когда он прошел через пятно света, падающего с уличного фонаря, она лучше его рассмотрела.

Преследователь был стройным мужчиной с узким лицом, одетый в немодный зеленый, лесной плащ с капюшоном натянутым на голову. Его волосы свисали с одной стороны связанные длинной тесьмой с пером, а ноги были обуты в высокие мягкие ботинки. Поняв, что Лараджин заметила его, он быстро вошел в тень — но не раньше, чем она увидела его миндалевидные глаза. Ниже их, его лицо было украшено странными узорчатыми знаками.

Теперь Лараджин испугалась. Парень был эльфом. Но не просто эльфом, а одним из диких эльфов с земель к северу от Сембии. Господин Тамалон Старший может считать диких эльфов благородными дикарями, но для Лараджин — как и для большинства населения Сембии — они были на один шаг отдалены от животных, по слухам неспособные к состраданию или жалости. Что один из них делает в городе?

На одно или два сердцебиения, Лараджин застыла, не зная, что делать. Если бы она пошла по своему обычному маршруту к Штормовому Пределу, то преследователь поймал бы ее не дальше, чем за квартал. Не было видно никого из городской стражи. За себя постоять могла только она сама.

Лараджин внезапно бросилась бежать, напрямик в узкую аллею. Ее внезапная уловка застала преследователя врасплох, но парень был быстрым как тигр. Он подбежал к ней сзади и схватил за руку. Когда она попыталась резко его оттолкнуть, плащ эльфа распахнулся. Лараджин увидела костяной кинжал ручной работы на его бедре, висящий рядом с сумкой.

Лараджин выронила корзину, которая упала на снег возле нее. Она открыла рот, чтобы закричать, но незнакомец зажал его своей свободной рукой. Пальцы эльфа были длинными и тонкими, как коричневые и жесткие корни дерева. Они пахнули кожей и землей. Он свирепо зашептал ей на незнакомом языке, столь же шипящем как шелест листьев деревьев. Затем он подтащил ее ближе. Лараджин попыталась вырваться, но тонкие руки эльфа были столь же сильными как корни дерева. Он убрал руку, пальцами которой зажимал ей уста.

Сердце стучало в ушах Лараджин. Она должна закричать? Снег падал густо, приглушая все звуки. Ее губы начали двигаться, шепотом прося милосердия.

— Пожалуйста, — попросила она. — Не делайте…

Лараджин внезапно почувствовала запах цветов. Ноздри эльфа затрепетали. Он втянул воздух — затем его глаза расширились.

Рука эльфа зажала ей рот. Его вторая рука опустилась к поясу, к месту, где был вложен в ножны его нож. Внезапно, осознав, что он может дотянуться и мгновенно перерезать ей горло, Лараджин бросила себя назад так яростно как могла и вывернула свою голову в сторону.

— Оставь меня в покое! — закричала она. Затем: — На помощь! Стража!

Странно, аромат Поцелуев Сьюн стал даже сильнее сейчас, как будто бы Лараджин стояла на мятой области цветов, а не на снегу. Незнакомец утихомирился, освободив хватку на ее запястье. Его тело напряглось, и лоб покрылся морщинами, как будто бы он боролся против какого-то внутреннего демона. Затем он повернулся на пятах и быстро зашагал прочь, снег скрипел под его мягкими кожаными ботинками.

Лараджин, прислонившись спиной к стене, задрожала от облегчения, когда увидела одного из стражников Селгаунта, бегом огибающего угол. За то время, когда он достиг ее, эльф ушел, поглощенный тенистыми улицами. Стражник помог ей найти мокрую буханку хлеба, выпавшую в снег, затем проводил домой к Штормовому Пределу.

— Ты уверена, что это был Хулорн?

Голос Тала отозвался эхом из темноты позади Лараджин. Он шлепал через сточную трубу позади нее, прямо по краю желтого света, бросаемого фонарем в ее руке. Когда он говорил, то зажимал рот и нос надушенным носовым платком, который дал ему Кремлар. Туннели воняли, даже в низкой воде, когда отступающее течение унесло большинство нечистот.

— Ты не веришь мне? — спросила Лараджин.

— Я верю тебе, — ответил Тал.

Вероятно, он не кривил душой. В девятнадцать, Тал был на четыре года моложе, чем Лараджин. Он всегда внимательно прислушивался ко всему, что она говорила, хотя она была только служанкой, а он вторым сыном благородного Дома Ускеврен, который Лараджин обслуживала.

Вчера вечером, когда Лараджин рассказала ему о Хулорне и о том, как она использовала канализацию, чтобы прокрасться в Охотничий Сад, Тал настоял на том, что пойдет с ней, когда она будет возвращаться назад. Он пытался уговорить ее подождать день или два, говоря, что ему нужно время, чтобы заучить наизусть его роль в новой пьесе госпожи Квикли, но Лараджин настаивала на спасении раненого трессима как можно быстрее. Тал, наконец, сдался, будучи уверенным, что они вернутся до наступления темноты.

— Человек, которого ты видела в Охотничьем Саду, возможно только напоминал Хулорна, — Тал продолжал. — Или если это действительно был Хулорн, то возможно он носил часть костюма. Я слышал, что Хулорн повредил лицо и руку, когда фонарь пролил горящее масло на него. Возможно, он носит маску и перчатку, чтобы скрыть ожоги. Театральные приспособления могут быть абсолютно реалистическими.

— Чешуя и когти были частью его тела, — убежденно сказала Лараджин. — Это было волшебство — я уверена в этом. А сейчас тихо, или нас обнаружат.

Они приближались к одной из уличных решеток. Бледный утренний солнечный свет лился сверху, вместе со звуками голосов уличных продавцов, торгующих вразнос их изделиями. Небо прояснилось со вчерашнего дня, и струйки талой воды стекали с длинных сосулек, свисающих с решетки. Облака разошлись. Лараджин могла видеть полную луну в одном из лоскутов голубого неба.

Они прошли под решеткой и свернули в боковой туннель, затем в другой. Шаги Тала стали неуверенными, и Лараджин остановилась, чтобы дождаться его. Когда он ее догнал, его лицо выглядело изможденным. Затем она увидела, что это просто щетина, придающая его обычно чисто выбритому лицу мрачный вид. Странно, что она так быстро выросла. Тал вспотел, несмотря на тот факт, что воздух в туннеле был достаточно холоден, чтобы Лараджин видела свое дыхание.

— Все в порядке, Тал? — спросила она.

— Насколько мы близко? — спросил он.

Лараджин осмотрела туннель. Они достигли места, где он укреплялся; высокие каменные стены, окружающие Охотничий Сад, должны быть прямо наверху.

— Почти на месте, — ответила она.

Тал кивнул и махнул Лараджин.

Она прошла еще несколько шагов по туннелю и остановилась, когда увидела пару маленьких блестящих глаз, сверкающих из темноты впереди. Через мгновение, их владелец несся вдоль одного из поднятых выступов: большая коричневая крыса.

Лараджин отступила к противоположной стороне туннеля, чтобы позволить существу пройти. Она застыла на полушаге, когда оно выползло на свет. Это была не обычная крыса. Существо неуклюже двигалось вдоль выступа, пресмыкаясь с одной передней лапой, которая была покрыта перьями, и другой, покрытой толстым белым мхом. Его задние лапы, щелкали по кирпичной кладке подобно очень маленьким копытам. Его лицо…

Лараджин подняла фонарь.

— Все это ужасно, Тал, ты не поверишь, — сказала она дрожащим шепотом. — У этой крысы человеческое лицо.

В тот же момент Тал, который был еще далеко позади фонарного света — повернулся и убежал. Шлепанье его бегущих ног эхом отдавалось из-за угла туннеля.

— Тал! — закричала Лараджин. — Куда ты пошел?

Она повернулась, чтобы последовать за Талом — и свет ее качающегося фонаря осветил десятки пар глаз, на выступе. Туннель наполнился шепотом, щелканьем, тянущимся звуком десятков стремительно движущихся уродливых ног. С мягкими всплесками, крысы начали спускаться с выступа. Они плыли в направлении Лараджин, их уродливые тела, оставляли слегка колеблющиеся следы через темную воду.

Одна из крыс полезла вверх по ноге Лараджин. Она почувствовала резкую, жгучую боль в бедре и горячую струйку крови. Она сильно ударила извивающееся существо, сбив его с себя, затем почувствовала другую крысу, лезущую по ее плечу. У нее был клюв птицы, и тварь клевала им ухо Лараджин. Крича, девушка закружилась вокруг своей оси, но из-за этого только уронила фонарь. Он погрузился в сточную воду, и свет погас с громким шипением.

Лараджин чувствовала крыс повсюду на себе. Их зубы разрывали ее кожу; их лапы подобно человеческим рукам рвали ткань рубашки. Она неистово шлепала их, сбивая со своего тела, но упавших моментально заменяли другие. Одна вцепилась в ее волосы.

Лараджин повернулась и побежала. Хотя туннель был почти в полной темноте, она знала каждый шаг этой канализации. Ее глаза были острее, чем у большинства, особенно в тусклом свете — она смогла четко разглядеть рыжевато-бурые пятна крыс, которые покрывали ее тело. Лараджин свернула направо, затем налево, возвращаясь путем, которым они пришли, сбрасывая крыс с каждым шагом. Некоторые все еще цеплялись за нее, раздирая ее плоть зубами.

Молясь, чтобы не поскользнуться и не окунуться лицом в сточную воду и не быть съеденной заживо крысами, поскольку она с трудом пробиралась в нечистотах, Лараджин побежала дальше. Она чуть не заплакала, когда, наконец, увидела впереди пятно света. Когда Лараджин оказалась под ним, она подпрыгнула и ее руки сбили одну из сосулек. Она поймала ее на пути вниз, чудом приземлилась на ноги, и использовала острый конец сосульки, чтобы нанести удары полудюжине крыс, которые все еще цеплялись за ее тело.

Один раз она случайно проколола себе кожу, а после убийства пары крыс, сосулька сломалась. Девушка подпрыгнула снова — промахнулась и с плеском приземлилась в сточную воду — затем прыгнула третий раз и сумела сбить еще одну сосульку. Держа ее холодными, окоченевшими пальцами, она продолжала яростно наносить удары. Одна за другой крысы падали с нее и либо всплывали мертвыми, либо уплывали прочь.

Лараджин стояла, тяжело дыша в круге солнечного света. Дохлая крыса с высунутым, раздвоенным языком змеи, плавала в воде, возле ее ног. Над решеткой, грохотали телеги проезжая мимо, их извозчики не обратили внимания на сражение, которое только что произошло внизу в канализации.

Теперь, когда все было кончено, плечи Лараджин начали трястись. Она нашла себя плачущей: не столько от стычки со смертью, сколько от того факта, что Тал бросил ее, когда она нуждалась в нем больше всего.

Сначала Лараджин не поняла, что кто-то есть в библиотеке. Треск огня в камине приглушал тихий скрип кожи, а высокая спинка и подголовник кресла скрывали человека, сидящего в нем. Она стирала пыль с полки, слишком увлеченная своими мыслями, чтобы класть обратно книги старшего хозяина в том же порядке, хотя знала, что позже будет ловить упреки от господина Кейла за свою небрежность. Книги были все одинаковы для нее: заплесневелые, в кожаных переплетах тома, заполненные историями о давно умерших людях. Эльфийском народе. После вчерашней встречи с диким эльфом, эльфы были последней вещью, о которой Лараджин хотела думать.

И только когда она подошла ближе к огню, чтобы вытереть пыль с шахматной доски и собрать пустые винные кубки со стола рядом с ней, она почувствовала слабый запах сточных вод, не совсем скрытый запахом мыла. Она заглянула через край кресла с подголовником и увидела того человека, которого искала весь день: Тала.

Он смотрел на огонь обеспокоенными глазами. Его широкие руки были сомкнутые вместе перед лицом, и подбородок опирался на них. Лицо его было чисто выбритым, и он переоделся в новую одежду.

Лараджин постучала щеткой для обметания пыли по столу. Пешка опрокинулась и покатилась по шахматной доске, затем со стуком упала на каменный пол.

Тал поднял глаза, впервые заметив Лараджин. Ряд эмоций пересек его лицо: удивление, облегчение, чувство вины. Он вскочил на ноги и протянул руки, чтобы обнять ее одним из своих медвежьих объятий, но Лараджин резко оттолкнулась назад. Ее нога ударила стол, сбив остальные шахматные фигуры. Она даже не остановилась, чтобы побеспокоится о том факте, что только что разрушила ход игры-состязания в остроумии между господином Кейлом и господином Тамалоном Старшим. Гнев господина Кейла казался несущественным, сейчас.

— Лараджин, я… — Тал опустил руки. — Благодарение богам, что с тобой все в порядке. Эти крысы…

— Почему ты сбежал? — спросила Лараджин. Она хотел выплеснуть на него свой гнев, бить руками его широкую грудь и рассказать ему, как страшно ей было, сказать, что она чуть не погибла. Девушка пострадала приблизительно от дюжины укусов, и хотя они были только поверхностными, они причиняли ей острую боль.

— Я должен был уйти, — ответил Тал. Отчаяние отображалось в его глазах. — Я не мог рисковать, что… я мог бы…

Лараджин села на стол рядом с разбросанными шахматными фигурами. Теперь, когда она была лицом к лицу с Талом, боль в ранах стала холодной и острой, как кончик сосульки, которую она использовала, чтобы убивать крыс. Не говоря ни слова, она подтянула подол юбки, чтобы показать ему укусы на ноге. Кожа вокруг повязки была распухшей и красной.

— Ты обработала раны? — спросил Тал с беспокойством в глазах. — Крысы — больные существа. Их укусы…

— Ты знаешь, как пользоваться ножом, — сказала Лараджин. — Ты один из лучших учеников мастера Феррика. Если бы ты остался защитить меня, то никаких укусов у меня бы не было. Я только хочу знать, почему ты убежал, Тал. Почему?

Тал опустился в кресло с тяжелым вздохом. Он уставился на повязку на запястье Лараджин. На этот раз, когда он протянул к ней руку, Лараджин позволила ему взять свою. В течение долгого времени, они молча сидели, слушая потрескивание огня. Все это время в глазах Тала отображалась борьба с самим собой.

— Лараджин, — сказал он, наклоняясь ближе. — Я должен сообщить тебе кое-что о себе. Я…

В тот момент в библиотеку открылась дверь. Господин Тамалон Старший шагнул в комнату, затем остановился, увидев Лараджин и Тала, сидящих у камина. Темные брови поднялись, когда его проницательные глаза увидели руку Лараджин в руке у Тала. Испугавшись, Лараджин резко убрала ее и поспешно опустила юбку своей формы. Глаза старого господина сузились. Когда Лараджин поняла, о чем он мог подумать, ее лицо покраснело.

В то время как Тал стоял, смотря отцу в глаза, Лараджин наклонила голову и начала нервно собирать шахматные фигуры назад на доску. Они продолжали падать, и вскоре черные и белые перемешались.

Тал мгновенно прочитал строгий взгляд отца.

— Отец, я могу объяснить. Лараджин… Мы…

— Тал, я хочу поговорить с тобой, — сказал Тамалон. Он использовал свой тихий голос, тот, который он всегда использовал, когда Лараджин и Тал были просто детьми, возящимися вместе по залам и очертя голову бегающими между сановников и гостей.

Краем глаза, Лараджин увидела, что плечи Тала тяжело опустились. Еще раз, второй сын разочаровал отца. На этот раз он не был виноват, но не мог объяснить почему — если хотел сохранить в тайне ее набег в канализацию.

Лараджин точно знала, что чувствовал Тал. Набравшись храбрости, она выпрямилась и встретилась глазами с хозяином, но его взгляд заставил ее замолчать.

— Оставь нас, Лараджин, — сказал он. — Настало время немного поговорить с моим сыном о самообладании.

Выражение лица Тала было смесью отчаяния и страха. В последний раз взглянув на него, Лараджин поспешила из комнаты.

— Тал и я не делали ничего плохого! — сказала Лараджин угрюмо. — Хозяин лжет, если говорит, что мы что-то делали.

Когда ее отец поднял руку, Лараджин внезапно поняла, что зашла слишком далеко. Защищать себя — это одно, но сомневаться в словах господина — это совсем другой вопрос. Она поморщилась, но осталась стоять на месте, ожидая пощечины.

Отец остановился с поднятой дрожащей рукой, заметно борясь с собой, чтобы сдержать свой гнев. Талит Веллран был добрым мужчиной, который никогда не брал кнут за все сорок лет, в течение которых он заботился о лошадях семейства Ускевренов. Хотя они с женой часто ссорились, Лараджин никогда не видела, чтобы отец бил мать. Теперь, когда он смотрел на Лараджин, его глаза пылали.

Талит посмотрел на руку, как будто бы она его предала, затем пробежал мозолистой ладонью по гладко выбритой голове. Он зашагал в расстройстве между висящим бельем, прихрамывая на одну ногу, поврежденную много лет назад. Старая травма беспокоила его только тогда, когда погода менялась к худшему. За закрытым окном, вечерний воздух был тихим и холодным, но Лараджин чувствовала грядущую бурю эмоций.

Они стояли в сушильной комнате среди потрескивающих жаровен и веревок для белья с сохнущими скатертями, где Лараджин складывала чистое белье. Талит пришел прямо из конюшни и все еще был одет в свой кожаный фартук. Его белая хлопковая рубашка с золотистыми и голубыми полосами запачкалась и воняла лошадьми и сеном. В отличие от домашних слуг, его работа заканчивалась в начале вечера, после кормления лошадей. Однако он часто работал до поздней ночи. Лараджин делала то же самое — за исключением того, что ее дополнительные обязанности были наказанием от господина Кейла, выполняемыми против воли, а не добровольно.

— Ты должна понимать последствия, — произнес отец напряженным голосом. Его глаза ни разу не встретились со взглядом Лараджин. — Привязанность между господином и служанкой всегда плохо заканчивается. Молодой господин непременно посчитал бы своим долгом обеспечить содержание любого ребенка от подобного союза, но внебрачный ребенок принес бы неприятности семьи Ускевренов. Ты не смогла бы исполнять свои обязанности, если бы вынашивала и нянчила младенца и…

— Это — то, что наиболее важно для тебя? — вставила Лараджин. — Неприятности господина? И мои обязанности? Правда а?

Отец повернулся к ней с огорченным выражением.

— Обязанность иногда более важна, чем правда, — сказал он сердито. — Обязанность держит вместе домашнее хозяйство — и семьи. Если бы не моя обязанность твоей матери, ты… — Он внезапно остановился, как будто сказал слишком много.

— Ты больше заботишься о своих лошадях, чем о матери, — пробормотала Лараджин. — Или обо мне.

Она не намеревалась произнести это замечание так, чтобы отец его услышал. Лараджин почти повернулась, чтобы снять простыню с веревки, как отец резко развернул ее к себе.

— Я забочусь о тебе, — произнес он голосом, дрожащим от эмоций. — Хотя ты часто разочаровываешь меня. Хотя ты — не моя дочь.

Лараджин заморгала от удивления. Она открыла рот, чтобы спросить отца, не ослышалась ли она — действительно ли он произнес эти слова. Но вместо этого только прошептала:

— Что?

— Спроси свою мать, — ответил отец. Он позволил простыне опуститься подобно занавесе между ними.

Лараджин стояла, ошеломленная, когда ее отец, прихрамывая, вышел из комнаты. К тому времени, когда она подумала побежать за ним, он ушел.

Она медленно шла по коридору, ее мысли кружились. Внезапно, долго кипящий гнев отца к матери обрел смысл. Если Лараджин была ребенком другого мужчины, тогда логично, что ревность Талита превратилась в горечь за эти годы. Лараджин видела, что отец все еще любит ее мать, но до сих пор никогда не понимала, почему он сдерживал свою привязанность — или почему он иногда пристально смотрел на Лараджин как будто бы, задавшись вопросом, кем она была.

Лараджин знала, что она не похожа на отца, также как и то, что она не разделяла никаких его манер. Тогда как отец выполнял свои обязанности так спокойно, как обузданная лошадь, Лараджин раздражало само прикосновение к форме служанки. Они отличались как тьма и свет.

Лараджин оказалась в дверном проеме одной из небольших кухонь. Ее мать здесь работала. Шонри Веллран наклонилась над тяжелым деревянным столом, меся тесто. Позади нее огонь ярко пылал в печи, и теплый воздух пахнул дрожжами и сливками. Ее руки, белые от муки, скатывали тесто в длинные, тонкие линии, затем ловко сплетали их. Она выжимала сок с едко пахнущих фруктов на тесто, затем посыпала его коричневыми специями.

Лараджин уставилась на мать, пытаясь посмотреть на нее глазами отца. Шонри недавно исполнилось шестьдесят. Ее рыжие волосы выцвели и были цвета пепла, и ее руки были покрыты морщинами. Хотя она была служанкой всю жизнь, мать Лараджин имела чувство собственного достоинства и нежную красоту, которую не вполне стерли годы тяжелого труда. Она была одной из привилегированных слуг старшего господина и ее часто вызывали к большому столу, чтобы похвалить за изысканные кондитерские изделия, приготовленные с редкими специями из четырех концов Фаэруна.

Была ли Шонри призвана одним из гостей господина для оказания внимания разного рода? Была ли Лараджин тем незаконнорожденным ребенком от союза, подобного тому, который ее отец, как он думал, пытался предотвратить?

Как будто бы, ощутив пристальный взгляд Лараджин, Шонри подняла глаза. Она улыбнулась дочери и указала на ступу с зеленоватыми орехами.

— Лараджин, если ты закончила с бельем, ты могла бы ошелушить это для меня?

— Мама, я должна знать… — Вопрос умер на губах Лараджин. Но выражение ее лица передало его молча.

Мать покрыла плетеное тесто влажной тканью.

— Что-то беспокоит тебя, — сказала она, жестом подзывая Лараджин ближе. — Скажи мне, что?

Лараджин оказалась не в состоянии сдвинуться с порога. Она крепко схватилась за дверную раму и сказала в порыве:

— Отец говорит, что я не его дочь. Я ему верю. И хочу знать, кто мой настоящий отец.

Вспышка гнева пересекла лицо Шонри. А затем на нем появилось выражение решимости. Она похлопала по стулу рядом с ней. — Садись. Пора тебе узнать правду.

Как спящая, идущая во сне, Лараджин медленно пересекла комнату. Она села рядом с матерью и ждала, пока та тщательно вытирала руки о тряпку. Затем Шонри села сама.

— Ты — дочь своему отцу, — сказала она заботливым голосом, — столько же, сколько ты моя дочь. Всегда помни это.

Лараджин кивнула. Она знала, что мать и отец любят ее. Она считала отношения между собой и матерью близкими, хотя и обращалась к тете Хабрит, когда хотела доверить кому-то свои тайны.

Шонри смотрела на печь, на самом деле не видя ее.

— Двадцать три года назад, я потеряла ребенка, — произнесла она медленно.

Лараджин растерялась. Это было не то, что она ожидала услышать.

— Я не понимаю.

— Ты поймешь, — ответила Шонри. Она продолжила. — Я сопровождала господина Тамалона Старшего в поездке на север к Долинам, в торговой экспедиции. Он попросил меня отправиться с ним, чтобы оценить качество диких лесных орехов и фруктов, которые он намеревался купить. Это была очень важная поездка, краеугольный камень в экономическом благосостоянии домашнего хозяйства, и встреча была назначена на целый год заранее. Это была большая честь для меня. Так что я согласилась сопровождать хозяина, хотя и была беременной и близка к родам.

Глаза Шонри стали печальными.

— Твой отец не хотел, чтобы я ехала. Мы очень долго ждали ребенка…

Она вздохнула.

— Я потеряла свое дитя в той поездке. Когда начались роды, мы были глубоко в лесу, далеко от священнослужителя. Младенец умер.

Лараджин коснулась руки матери.

— Как?

— Торговая экспедиция не увенчалась успехом, — произнесла Шонри. — Более половины орехов было повреждено при сборе, и фрукты не созрели должным образом. Ми остались лишь на короткое время — достаточно долго для того, чтобы хозяин пришел к заключению, что урожаи никогда не будут настолько крупными, чтобы принести прибыль.

— В то время как мы были там, местный народ, узнав, что я только что потеряла ребенка, обратился к господину с просьбой о помощи. Одна из их женщин умерла во время родов, и ни одна другая не имела молока, чтобы покормить младенца. Они попросили господина, чтобы его служанка позаботилась о нем. Я взглянула в твои красивые карие глаза и немедленно согласилась.

Лараджин внимательно прислушивалась к каждому слову, сказанному матерью, но ей все же было тяжело поверить в них.

— Я… Я не твоя дочь, также? — спросила она. — Кто я, тогда?

Шонри слегка пожала плечами.

— Сирота. Мать была незамужней, и никто не знал, кто отец.

Лараджин хотела знать больше.

— Моя мать была женщиной с Долин? — спросила она. — Из какого города?

— Я не знаю, — ответила Шонри. — Мы были глубоко в Запутанных Деревьях, далеко от любого города. Встреча происходила в месте, где росли дикие орехи и фрукты. Хозяин никогда не спрашивал имя женщины.

Хотя она твердо сидела на стуле, Лараджин чувствовала себя так, как будто бы плавала. Ее разум нащупал кое-что — некоторую, пока еще не высказанную подробность — затем ухватился за нее.

— Ты никогда не говорила отцу, что потеряла собственного ребенка, не так ли? — спросила она. — Он только предполагал, когда сказал, что я не его дочь. Он не знал, насколько был прав.

Шонри поднялась со стула и взяла металлический поднос. Сняв ткань с хлеба, она аккуратно положила его на поднос, затем открыла печь и задвинула его внутрь.

— Ты закончила складывать белье? — спросила она деловым голосом.

Лараджин внезапно поняла, что мать не собиралась больше ничего ей говорить. Привычное расстояние между матерью и дочерью вернулось. Время для доверия закончилось.

— Еще нет, — ответила Лараджин.

— Тогда возвращайся к работе, прежде чем господин Кейл об этом не узнал.

Лараджин спокойно стояла, слушая плескание воды к своим лодыжкам. Храм Сьюн был тих в это раннее утро. Его священники, как правило, служили Леди Любви с ночными пирушками, затем на следующий день отсыпались допоздна. Только по утрам, когда был особенно красивый восход солнца, они вставали, чтобы приветствовать его.

Снова падал снег, и дул холодный ветер, но вода большого фонтана, который заполнял двор храма, была теплой, как поток летним днем. Мощная клерикальная магия хранила мягкую температуру на уровне земли. Снежинки, которые падали в открытый центральный двор, с его красивыми естественными каменными образованиями и волшебно воодушевленными фонтанами, тихо таяли, прежде чем достигали земли. Дрейфующие шары плавали прямо над поверхностью главного бассейна, наполняя храм мягким светом.

Единственной обитательницей храма в это время была молодая девушка около одиннадцати лет, одетая в малиновую мантию храма. Она была ребенком с каштановыми волосами, чьи высокие скулы и длинные ресницы наводили на мысль, что в прекрасный день она превратится в великую красавицу. Как и Лараджин, она была неизвестного происхождения. Священники нашли девочку на своем пороге одного дня и приняли ее.

Лараджин поклонялась в храме достаточно долго, чтобы знать имя девочки-служанки: Джейна. Она мало знала о ней. Интересно, Джейну так же мучили вопросы, как и Лараджин? Или знание от рождения того, что она подкидыш позволило девушке смириться со своим неизвестным происхождением.

Лараджин смотрела, как Джейна опорожняла чашу бледно-желтых лепестков роз в воду. На мгновение их глаза встретились. Джейна улыбнулась, затем застенчиво отвернулась.

Лараджин пробралась через воду, которая доставала ей до лодыжек, к одному из бассейнов возле центра фонтана. Сформированный в течение десятилетий галькой, которая постепенно превратила валун в естественную чашу, поскольку вода кружила ее в водовороте, бассейн был одним из тех, которые использовали прихожане, чтобы задать вопрос богине. Его камень был испещрен золотыми прожилками и растущими пучками бархатного мха, которые цвели в несвоевременной теплоте.

Лараджин смотрела в чистую воду, которая заполняла бассейн, наблюдая за галькой, лениво кружащей вокруг него, и рябью, текущей по поверхности бассейна. Они исказили ее отображение, смягчая рыжие волосы, которые раскидывались из-под тюрбана и, размывая лицо, слишком длинное и угловатое, чтобы считаться хорошеньким. Обычный проситель попросил бы, чтобы бассейн показал лицо будущего возлюбленного. Но у Лараджин были другие вопросы на уме.

— Кто я? — спросила девушка. Она окунула палец в воду, затем прикоснулась им к сердцу, оставив влажные пятна на золотой ткани жилета своей формы.

Лараджин почувствовала щекотание на затылке, подобно дыханию любовника, и почуяла безошибочный аромат поцелуев Сьюн. Через мгновение, крошечные красные лепестки цветка скользнули вниз со струйками воды, котораяпадала в бассейн, потом в другой. Несмотря на то, что вода еще лилась в бассейн, ее поверхность стала спокойной.

Лараджин посмотрела на отображение, которое она только наполовину узнала. Лицо было ее, но тюрбана не было. Ее волосы были заправлены за уши. Ее уши были…

— Золотое утро, Лараджин.

Лараджин встрепенулась, и ее рука упала в бассейн. Рябь покрыла поверхность воды, искажая отображение. Она обернулась и увидела того человека в Селгаунте, которого менее всего ожидала увидеть. Диурго Карн, молодой дворянин ее возраста, был священником Сьюн. Он носил священное одеяние: облегающие малиновые штаны и распахнутую рубашку, чтобы показывать свои мускулистые руки и грудь. Черты его лица были такими же красивыми, как Лараджин помнила, с белокурыми волосами, отброшенными назад с высокого лба и зелеными глазами. Не так давно, Лараджин думала, что влюблена в него и мечтала, что богиня улыбнется этому «невозможному» союзу между служанкой и дворянином.

— Золотое утро, Диурго, — произнесла она сдавленным голосом. — Когда… когда же вы вернулись?

— Десять дней назад.

Десять дней назад, и он даже не подумал узнать как жизнь Лараджин или хотя бы сообщить ей о своем возвращении.

Лараджин намеревалась больше ничего не говорить ему, но любопытство горело внутри нее.

— Озеро Сембер в действительности столь же красивое, как о нем говорят? Вы видели его хрустальные башни?

Диурго пренебрежительно махнул рукой.

— Я был вынужден повернуть обратно, прежде чем смог достичь озера. Эльфы убили бы меня, если бы я попытался продолжить путь.

— Вы знали это до того как отправились.

— Знать и видеть — две разные вещи.

— Да, — сказала Лараджин, увидев его еще более ясно, чем раньше. Несколько месяцев назад, в расцвете весны, она была поймана в его компании: при попытке добраться до знаменитого озера Сембер, водоема священного как для Сьюн, так и для эльфийской богини Ханали, соперницы Сьюн за поклонников красоты. Лараджин убежала из Штормового Предела, чтобы следовать за Диурго, но успела преодолеть небольшое расстояние, прежде чем люди, посланные господином Тамалоном Старшим, заставили ее вернуться в Штормовой Предел. Она умоляла Диурго убедить их позволить ей сопровождать его, но он отказался говорить от ее имени, резко напомнив, что она только служанка, и препятствие для его поисков. Теперь оказалось, что он отказался от своего «священного паломничества», как только путь стал слишком опасным для него.

Лараджин пристально посмотрела на Диурго, не потрудившись скрыть обиду, которую чувствовала.

— Чего вы хотите? — спросила она.

— Я видел слабую розоватую ауру вокруг вас только что, когда вы вглядывались в бассейн, — произнес Диурго. — Я уверен, что это был знак богини. И подумал, что смогу помочь вам направить его в…

— Знак, — Лараджин дала ему легкую пощечину. — Как и мои рыжие волосы? Ваша ложь сработала на мне однажды, Диурго, но я не поверю в нее снова. Вы можете найти другую наивную молодую женщину, чтобы проводить с ней ваши «священные пирушки».

Молодой священник выглядел достопочтенно, по крайней мере достаточно, для того, чтобы угадывалась некоторая стесненность. Несмотря на это, он упорствовал.

— Я не лгу, Лараджин. Я ясно видел ауру.

— Так же ясно, как я вижу вас, Диурго. — Лараджин сложила руки на груди. — И мне больше не нравится то, что я вижу.

Надменное раздражение вспыхнуло на лице молодого священника. Он помахал на нее пальцем.

— Вы не должны так разговаривать с сыном благородного дома, девушка, — не говоря ни слова, он сердито пошел прочь.

Злая сама на себя, Лараджин пробралась обратно к краю основного бассейна. Проигнорировав предложенное Джейной полотенце, она натянула на ноги туфли, взяла свой плащ и вышла через главную дверь храма.

Она прошла почти два квартала, прежде чем заметила, что ее руки и ноги больше не болят. Остановившись, она развязала повязку на запястье, и к своему изумлению увидела, что укус там полностью зажил.

Когда Лараджин шла в направлении парфюмерной лавки Кремлара, она плотно завернулась в плащ. Солнце только-только поднималось над восточной стеной Селгаунта, и снег медленно падал со свинцового серого неба. Лараджин выбросила из головы мысли о Диурго. В отличие от него, она завершила бы свой поиск. Сегодня, несмотря на то, что ужасные твари поджидают ее в канализации, она проникнет в Охотничий Сад и спасет раненого трессима.

Она была почти в лавке, когда кто-то свистнул к ней из аллеи. Мгновенно насторожившись, Лараджин еле удержала себя на месте, чтобы не убежать. Когда девушка увидела особу, которая поманила ее из тени, она споткнулась, и остановилась.

Это было так, как будто бы Лараджин смотрела в зеркало. Женщине было около двадцати лет, она носила тюрбан, жилет, и платье служанки семьи Ускеврен. Она была такой же высокой и стройной, как и Лараджин, и с такими же чертами лица. Она даже стояла в такой же неуклюжей позе, подражая удивленной Лараджин. Затем девушка подмигнула и стащила тюрбан, открыв короткие, темные волосы.

— Это я: Тази, — сказал двойник. — Довольно хорошая маскировка, ты не считаешь?

— Госпожа Тазиенна, — Лараджин сглотнула. — Почему вы одеты в форму служанки?

— Зови меня Тази, — сказала девушка: замечание, что автоматически стало между ними. Она захихикала. — Я только хотела немного развлечься. Помнишь день, когда я поймала тебя в своей комнате, одетую в кожаные доспехи и позирующую перед зеркалом? Ты настолько напоминала мне меня — за исключением того, как неуклюже держала мой меч — что это подало мне идею. Я хотела посмотреть, смогу ли стать похожей на тебя.

Лараджин покраснела, смущенная напоминанием о своем проступке. Она всегда восхищалась госпожой Тазиенной за ее смелость и когда Лараджин намеревалась отправится вслед за Диурго, она представляла себя искательницей приключений подобно молодой госпоже. После крайне неудачного окончания своего единственного приключения, Лараджин еще больше осознала огромную пропасть, которая разделяла их обоих. Тазиенна, она была уверена, даже не моргнула бы на уродливых крыс в канализации. Крысы напомнили ей о раненом трессиме.

— Я должна идти, — сказала она, бросив взгляд вдоль по улице в направлении парфюмерной лавки Кремлара.

Веселое выражение лица Тазиенны мгновенно посерьезнело.

— Не этим путем, — сказала она. — Там три эльфа прямо по улице, так что я не думаю, что ты захочешь с ними встретиться, поскольку они хотели бы познакомиться с тобой.

Глаза Лараджин расширились.

— Один из них дикий эльф?

Брови Тазиенны поднялись от удивления.

— Ты встречала их раньше? — спросила она. — Они напоминают довольно непокладистых людей. Им почти удалось схватить меня, а я довольно скользкий угорь. Чего они хотят от тебя?

— Я не знаю, — ответила Лараджин с дрожью. — Возможно они члены конкурирующего дома, который хочет похитить слугу Ускевренов.

Тазиенна медленно покачала головой, ее зеленые глаза блестели.

— Я так не думаю, — сказала она. — Я немного понимаю язык эльфов — достаточно, чтобы понять, о чем они говорили. Один из них спросил «Это ее?» и другой ответил — «Она одна. Я почувствовал ее запах». Это они о тебе, Лараджин.

Лараджин испуганно оглянулась.

— Где они сейчас?

— Я сделала вид что убегаю, но потом последовала за ними. Они в засаде возле парфюмерной лавки твоего друга.

Лараджин не знала, что ее удивило больше: тот факт, что молодая хозяйка знала о Кремларе, или что дикие эльфы знали ее передвижения.

— Ты также не должна возвращаться в Штормовой Предел, — посоветовала Тазиенна. — Есть ли здесь еще какое-то место, где бы ты могла спрятаться?

Лараджин задумалась на мгновение, затем кивнула.

— Я могу пойти к Хабрит, — ответила она. — Или вы думаете, что они будут ждать меня и там?

Тазиенна посмотрела на нее странным взглядом; как будто бы она знала что-то, чего не знала Лараджин.

— Пекарня Хабрит должна быть достаточно безопасной, — ответила она. — Иди туда сейчас же. Я отвлеку эльфов и приведу их обратно к Штормовому Пределу, так они будут думать, что ты там.

Лараджин почувствовала прилив облегчения.

— Это очень мило с вашей стороны, госпожа Тазиенна.

— Не думай об этом — я давно так весело не развлекалась, — ответила Тазиенна. Она подмигнула. — И ради богов, зови меня Тази, хорошо?

Лараджин выглянула в окно лавки Хабрит на суетливый перекресток. Телеги грохотали мимо, покупатели ссутулившись пробирались через снег, и дворяне в своих пышных нарядах проезжали в застекленных каретах, высоко над забрызганной слякотью улицей. Она видела, как Кремлар шагает под разноцветным снежным зонтиком, сопровождая слугу семейства Соаргилов, который был гружен коробками с образцами духов Кремлара. Но не было никаких других фигур, которых она бы узнала — и Лараджин почувствовала особое облегчение, убедившись, что в поле зрения нет никаких эльфов в зеленых плащах.

— Я ничего не понимаю, Хабрит, — сказала Лараджин, позволяя занавесу упасть. — Я не дочь моих родителей, и теперь эльфы пытаются похитить меня с целью шантажа. Дикие эльфы.

Хабрит, должно быть, услышала нотки отвращения в голосе Лараджин.

— Эльфы имеют свое место в мире, так же, как люди и дворфы, — нежно упрекнула она. Она отмахнулась от покупателя, который пришел купить хлеб, и повесила вывеску «Закрыто» на дверь лавки.

Лараджин не слушала.

— Все же, что они делают в Селгаунте? Дикие эльфы слишком глуповатые и пугливые, чтобы совладать с городской жизнью. Вот почему они прячутся в лесу. Они не умеют пользоваться деньгами, говорит старший господин. Им не на что их тратить. Зачем им выкуп за меня?

— Они заинтересованы не деньгами.

Уверенность в голосе Хабрит привлекла внимание Лараджин. Она пристально посмотрела на Хабрит. Булочнице было далеко за шестьдесят — она была старше, чем мать Лараджин — но хотя ее лицо покрывали морщины, волосы женщины все еще были богатого коричневого цвета. Она носила их в простой косе на спине. Ее одежда была модной, но простой. В городе, где даже крестьяне украшали свои тела достаточным количеством украшений, чтобы привлечь стаи жадных ворон, единственным украшением Хабрит был серебряный кулон в виде полумесяца, который она носила на кожаном ремешке на шее.

Философия Хабрит — «простое является лучшим, и все ингредиенты в балансе» — отразилась в ее лавке. Она была известна всему городу за свой хлеб. В то время как другие уличные пекари и семейные повара, в том числе мать Лараджин, вырезали и придавали своему хлебу определенные формы, продукты Хабрит были простыми, квадратными буханками, имеющими вид форм, в которых их выпекли. Но вкус… здесь Хабрит превосходила всех других. Она делала хлеб с использованием ингредиентов, о которых даже мать Лараджин не слышала.

Шонри и Хабрит были соперницами еще до рождения Лараджин, и какое-то время длилась хлебобулочная война в хозяйстве Ускевренов. За прошедшие годы они наладили тесные связи, основанные на общей любви к своему ремеслу. Хабрит, которая, казалось, разделяла мысли Лараджин о глупости моды, стала для нее как родная тетушка.

Теперь Лараджин заинтересовалась, сколько Хабрит в самом деле знала о ней. Пекарь совсем не выглядела удивленной, когда Лараджин рассказала ей, что Шонри и Талит не ее родители.

Хабрит, казалось, услышала мысли Лараджин.

— Я знаю, кто твоя мать, — сказала она.

— Вы знаете? — спросила Лараджин испуганно.

Хабрит кивнула.

— Я дожидалась подходящего момента, чтобы сказать тебе. Теперь, кажется, этот момент настал. Я только надеюсь, что ты готова выслушать.

— Я готова, — сказала Лараджин, соскакивая с прилавка, на котором сидела. — Скажите мне!

Хабрит задумчиво коснулась кулона на своей шее.

— Ты спрашивала о диких эльфах. Я кое-что знаю на эту тему. Я снабжала торговую экспедицию, о которой говорила твоя мать. Тамалон Ускеврен надеялся, что фрукты и орехи, которые росли в Запутанных Деревьях, смогут принести доход, и что это будет способствовать сохранению леса.

— Что случилось со мной в Запутанных Деревьях? — спросила Лараджин. — За исключением того факта, что женщина из Долин родила меня там?

— Твоя мать была не женщиной из Долин, — сообщила Хабрит. — Она была диким эльфом.

Мгновение, Лараджин сидела в ошеломленном молчании. Она отказывалась в это верить. Ее мать не могла быть одной из тех татуированных, диких существ. Она покачала головой.

— Моя мать не может быть эльфийкой, — произнесла она. — Я человек.

— Получеловек, — сказала Хабрит.

— Но мои уши не… — глаза Лараджин расширились, когда она вспомнила свое отображение в бассейне в храме Сьюн. Она видела свое собственное лицо — но с острыми эльфийскими ушами.

— Так вот что богиня пыталась сообщить мне, — произнесла Лараджин шепотом. Она пристально посмотрела на свои тонкие пальцы, как будто бы видя их впервые, затем провела ими по узкому лицу и острому подбородку.

Хабрит посмотрела в глаза Лараджин.

— Богиня? — спросила она.

Это было поощрение, в котором Лараджин нуждалась. Она рассказала Хабрит о том, что случилось в храме Сьюн: о волшебном исцелении своих ран и отображении, которое она видела в бассейне. Она рассказала Хабрит о крысиных укусах, в канализации, и своей встрече с трессимом. Также она рассказала Хабрит о странной внешности Хулорна и волшебном появлении Поцелуев Сьюн, чьим ароматом, казалось, очень заинтересованы дикие эльфы. Когда она закончила, Хабрит дрожала от волнения.

— Ты знаешь эльфийское название этого растения? — спросила Хабрит.

Лараджин молча покачала головой.

Хабрит сказала два слова на текучем языке, затем перевела.

— Его название на общем языке — Сердце Ханали. Оно также посвящено эльфийской богине красоты: Ханали Селанил. Золотые крапинки на листьях — ее символ. Говорят, что аромат исходит от священников Ханали, когда они работают с магией.

— Я не священник, — запротестовала Лараджин, — и я поклоняюсь в храме Сьюн.

— Сьюн и Ханали — конкуренты за смертную любовь и привязанность, но их объединяет одно: священный водоем Эверголд. Хотя богини ссорятся из-за этого люди или эльфы более красивые и часто пытаются украсть друг у друга верующих — но если это полуэльфы — они дружественно договариваются друг с другом. Смертный может поклоняться им обоим — и быть благословенным обоими.

Голова Лараджин закружилась.

— Вы говорите… что я благословенна? Эльфийской богиней?

Хабрит кивнула.

— И человеческой богиней тоже. Это возвращает нас к еще одному вопросу: твой человеческий отец.

— Кто… был им?

— Кто является им, ты подразумевала, — исправила Хабрит. — Никто иной, как твой хозяин: Тамалон Ускеврен Старший.

Лараджин пошатнулась, оказавшись напротив прилавка.

— Мой хозяин? — прошептала она. Слова Хабрит имели смысл. Не удивительно, что Тамалон Старший так разгневался, подумав, что между Талом и Лараджин роман. Тал был ее братом — или сводным братом, во всяком случае, как младший сын Тамалона. Госпожа Тазиенна была сводной сестрой Лараджин. Неудивительно, что они похожи друг на друга!

Теперь Лараджин поняла, почему ее до сих пор не прогнали с места служанки, несмотря на неблагоприятные донесения господина Кейла. Почему хозяин послал вслед за ней людей, чтобы вернуть ее обратно после того, как она последовала за Диурго.

Несмотря на это, Лараджин было трудно поверить, что старший господин был ее отцом. Тамалон Ускеврен был серьезным, уважаемым человеком благородного происхождения с безупречной репутацией, который любил и уважал свою жену. Что заставило его переспать с варваркой эльфийкой?

— Твоя мать была красавицей, — сказала Хабрит. — Столь же красивой, какой тебе предстоит стать, как только ты найдешь свой путь. Она, также, была уважаема своим народом, несмотря на то, что приняла в себя человеческое семя.

— По этой причине эльфы отказались от меня? — спросила Лараджин. — Потому что я наполовину человек?

Хабрит покачала головой.

— От тебя не отказались, — произнесла она. — Тамалон забрал тебя. Теперь дикие эльфы хотят, чтобы ты вернулась.

— Вернулась? — проворчала Лараджин. — Вернулась куда? И зачем?

— В Запутанные Деревья, — ответила Хабрит. — «Зачем» — это вопрос, на который я пытаюсь найти ответ.

Лараджин посмотрела на Хабрит свежим взглядом. Материнская забота женщины была большей, чем она показывала. Она знала вещи, которые обычный пекарь знать не должен.

Хабрит кивнула, и постучала по полумесяце, висящем на ее шее.

— У меня есть друзья. Я задаю вопросы и слышу то, что мне нужно. Ответа не следует ждать долго.

Лараджин поняла, что она должна была понять, что Хабрит намекала на то, что полумесяц что-то символизирует. Но она не знала, что.

Рука Хабрит опустилась с ее шеи. Она поискала за прилавком, вытащив сменную одежду, которую сунула Лараджин.

— Сними свою форму, — проговорила она, — и одень это. Это должно укрепить веру в их догадках. Жди здесь, и никому не открывай дверь. Я поговорю с этими парнями, которые тебя беспокоят, затем вернусь обратно.

Лараджин держала одежду в руках.

— Но…

Хабрит прижала палец к губам Лараджин. Затем она улыбнулась.

— Мы поговорим больше, когда я вернусь, — сказала она. — Не забудь запереть дверь за мной.

Переодевшись в одежду, которую дала ей Хабрит, и, подождав несколько минут, чтобы убедиться, что булочница не сможет увидеть, как она оставляет лавку, Лараджин проделала свой путь через канализацию в Охотничий Сад. На этот раз она не видела никаких уродливых крыс. Единственной вещью, которая замедляла ее, было сверх-активное воображение. Каждый всплеск позади нее звучал как шаги эльфа в зеленом плаще. Она не раз оборачивалась, сжимая в руке нож с пекарни Хабрит, чтобы противостоять тому, что оказывалось только тенью.

Внутри сада, она поспешила к месту, где в последний раз видела трессима. Он мяукнул в ответ на ее призыв, но так слабо, что Лараджин едва услышала его.

Крылатый кот лежал под деревом, едва подняв глаза, когда Лараджин погладила его мех. Он выглядел еще больше потрепанным, чем был два дня назад, его шерсть была мокрой и спутанной, а перья на крыльях оборванными. Из большой опухоли на поврежденном крыле сочился гной.

— О, котик, — произнесла Лараджин со слезами в глазах. — Я должна была вернуться раньше. Мне так жаль.

Она притронулась рукой к опухоли на крыле трессима. Она была горячей под пальцами, несмотря на то, что существо дрожало. Трессим тихо зарычал, но не возражал.

Лараджин хотела поднять раненное существо и отнести его в храм, но боялась, что если поднимет трессима, он умрет.

Она сделала единственное, что могла: помолилась. Сначала Сьюн, потом Ханали. Она умоляла богинь услышать ее и спасти трессима, не дать умереть этому красивому существу.

Лараджин поймала ароматное дуновение: Поцелуи Сьюн. Или, как она уже знала, Сердце Ханали. Цветов нигде не было видно. Охотничий Сад был окутан снегом. Все же запах чувствовался сильнее, как будто бы внезапно расцвели десятки этих маленьких цветов.

Трессим начал мурлыкать. Лараджин бросила на него тревожный взгляд, вспомнив рассказы, услышанные от старых женщин, что кошки мурлыкают перед смертью. Она с удивлением обнаружила, что шерсть трессима выглядит менее спутанной, и опухоль на его крыле немного уменьшилась.

Самым удивительным было то, что из ее руки, расположенной над опухолью исходил красный свет. Он лился из ее пальцев в трессима, пульсируя в ритме собственного сердца Лараджин.

Она проглотила свое удивление. Если это магия — если она действительно направляла силу богинь — она не хотела потерять ее. Она сосредоточилась на раненном трессиме, направив каждую унцию своей воли в желание, чтобы крыло стало целым и здоровым.

Она услышала приближающиеся голоса. Один из них она узнала — Хулорн. Все инстинкты говорили ей бежать, но она продолжала сосредоточиваться на трессиме, делая все возможное, чтобы игнорировать приближающуюся опасность. Единственным признаком ее возрастающей паники была легкая дрожь в руках.

Наконец она услышала то, что нарушило ее сосредоточенность.

— …это проклятое кольцо, — сказал Хулорн. — Кажется, оно носит проклятие. Оно восстанавливает плоть, но обезображивает ее к своему темному замыслу.

Другой голос, также мужской, был незнаком. Теперь Лараджин слышала хруст снега под их ногами.

— Кажется, его магия связана с той палочкой, — произнес второй мужчина с хрипом. — Я не могу рассеять волшебство одного, не затрагивая другого. Тебе придется сделать выбор: оба, или ни одного.

Трессим пошевелился под рукой Лараджин. Опухоль почти исчезла.

— О, боги! Кто это?

Лараджин подняла глаза. Не больше, чем в шаге или двух стоял Хулорн, его полузмеиное лицо исказили тревога и ярость. Позади него был высокий, темнокожий мужчина, который опирался на узловатый посох. Одетый в дымно-серую мантию, которая делала его немного похожим на тень в заснеженном лесу, он смотрел на Лараджин с выражением, равным удивлению.

— Кто она? — спросил он хриплым голосом.

— Какое это имеет значение? — сказал Хулорн. — Она видела нас вместе. Она видела это. — Он показал свою руку с птичьими когтями.

Темнокожий мужчина кивнул. Он слегка взмахнул своим посохом. — Должен ли я? — прошептал он.

От страха Лараджин охватила сильная дрожь. Она не знала, кем является темнокожий мужчина, но она поняла взгляд его глаз. Хулорн только что приговорил ее к смерти, и темнокожий мужчина должен стать ее палачом.

Лараджин застыла, слишком напуганная, чтобы двигаться, поскольку маг направил на нее узловатый конец своего посоха. В тот же момент, она почувствовала, что трессим пошевелился под ее рукой. Наконец исцеленный, он поднялся на лапы и широко расправил свои блестящие крылья, махая ими и проверяя их силу.

Хулорн положил руку на посох. На мгновение, Лараджин подумала, что он отсрочил исполнение приговора.

— Подожди, — произнес Хулорн. — Трессим стоит двести солнц. Я не хочу его ранить.

С громким воем трессим поднялся в воздух, спасаясь в верхушках деревьев. Лараджин стояла, подняв руки и моля о своей жизни.

— Пожалуйста. Я не намеревалась нарушать право владения. Я нашла раненого трессима и только хотела…

Конец посоха темнокожего мужчины потрескивал от магической силы. Черные искры сыпались с его кончика. Лараджин начала поворачиваться, хотя знала, что ей не удастся убежать. Краем глаза она увидела стрелу потрескивавшей черной силы, прыгнувшую с посоха…

В тот же миг какая-то фигура бросилась из-за дерева. Все еще поворачиваясь, Лараджин только мельком увидела его: зеленый плащ, узкое татуированное лицо. Затем стрела с посоха ударила выскочившую фигуру прямо в грудь. Дикий эльф закричал в агонии, тело внезапно стало неподвижным. Искры прыгнули с кончиков его пальцев, а одежда и волосы взорвались в клочья. Его обугленные останки упали на землю, дымя на снегу.

Лараджин уставилась в ужасе на почерневший труп. Теперь в тишине, повисшей после взрыва, раздался звук.

Она услышала настойчивый шепот на языке, которого не понимала. Затем снова, на общем языке:

— Беги! Беги!

Ее не нужно было убеждать. Ноги как-то нашли опору на скользком снегу. Она увидела еще одну фигуру в плаще, спрыгнувшую вниз с ветви дерева на Хулорна, который обнажал меч, а третья скрытая фигура бросилась на темнокожего мага сзади из-за кустов. Когда Лараджин бежала через лес, ее сердце колотилось, она услышала еще пару раз треск от взрывов позади нее.

В безумной спешке, Лараджин взобралась на край фонтана и легко вырвала решетку. Едва она проползла, как услышала приглушенный звук шагов, приближающихся к находящемуся сверху фонтану. Рыдая, она поняла, что ее преследовали по следам на снегу. Они не смогли бы найти ее след в канализации. В темных туннелях было слишком много поворотов — да и следы в канализационной воде не оставались.

Она прыгнула вниз в туннель, и, поднимая брызги, убежала в темноту.

Лараджин проскользнула через один из входов для слуг Штормового Предела, все еще задыхаясь от бега через город и вонючей канализационной воды. Она не видела никаких признаков преследования — ни стражи Хулорна, ни темного волшебника, ни даже диких эльфов. Она была почти уверена, что Хулорн не сможет узнать ее, если увидит снова, поскольку дворяне, как правило, видят только форму и не замечают слугу под ней. Но это вовсе не значило, что она в безопасности.

Когда Лараджин сняла покрытые грязью ботинки и вытерла волосы, она услышала звук голосов с лестницы, которая вела в основную часть дома. Это был господин, в муках еще одного делового обсуждения с Талендарами, очень важная встреча, на которой Лараджин должна была работать.

Встреча под председательством господина Тамалона Ускеврена. Ее отца.

Мысль была все еще слишком неправдоподобной, чтобы поверить.

Лараджин услышала легкое царапание по двери позади нее. Она открыла дверь, и увидела трессима, сидящего на пороге. Крылатый кот вошел в Штормовой Предел, как будто он всегда там жил и потерся о ногу Лараджин.

— Что здесь делает это животное? Оно дорого стоит — отправь его обратно туда, откуда оно пришло.

Крылатый кот удрал назад за дверь, когда господин Кейл спустился в зал. Глубоко посаженные глаза дворецкого сверкали. Он выпрямился, остановился и сжал тонкие губы, давая Лараджин в полной мере понять, как он относится к тому, что она не одета в форму. Его ноздри втянули воздух.

— Где, — произнес он с ударением на каждом слове, — ты была?

Лараджин увидела, как улетает трессим, пятно яркого цвета на фоне падающих снежинок, и закрыла дверь.

— Поклонялась Сьюн, сэр, — кротко ответила она. — Крылатый кот последовал за мной из храма, и я все время была там, пытаясь избавиться от него.

— Хм. — Господин Кейл, казалось, принял это объяснение. — Одень форму. Немедленно. И направляйся к господину. Там наверху происходит важная встреча.

Лараджин опустила голову. Несмотря на ее позу, она выглядела какой угодно, но только не кающейся. Она пристально смотрела на свои руки — на пальцы, которые вызвали целебную магию Сьюн — или Ханали — или обоих.

«Я — важная персона», — думала она. — «Защищая меня, погибли три эльфа. Не просто служанка, а кто-то… другой».

Все было так же в семье Ускевренов, но для Лараджин все изменилось. Господин Тамалон Старший, поглощенный своими деловыми встречами и часто преследуемый воспоминаниями о его прошлом, уже не только ее работодатель. Он был ее отцом, и люди, которые умерли, когда сгорел первый Штормовой Предел, были родственниками Лараджин. Госпожа Шамур теперь стала той, с которой нужно быть вдвое осторожной. Лараджин даже не хотела представлять, что будет, если госпожа узнает, что она дочь ее мужа, который ее обманывал.

Госпожа Тазиенна — Тази — оставалась все такой же проказливой нарушительницей спокойствия, которой была всегда, но теперь Лараджин видела ее другими глазами. Одна и та же кровь текла в их жилах. Возможно, Лараджин станет такой же безрассудно смелой в один прекрасный день.

Господин Тамалон Младший был таким же повесой и расточителем, как и раньше. Знание того, что он ее сводный брат, заставило Лараджин посочувствовать ему. Хотя подробности ей были известны только понаслышке, во время ожидания у стола Ускеврена, она уже могла оценить опасности, с которыми столкнулся Тамлин при доработке торгового соглашения с Фоксмантлами.

Лараджин также увидела Тала в новом свете, не просто как друга, который сознательно перешагнул через линию, разделявшую господина и служанку, а как брата. Она молилась, чтобы Тал спокойно отреагировал на новость, что они родственники.

Только один человек не изменился в глазах Лараджин. Господин Кейл оставался все такой же таинственной, слегка зловещей личностью, которой был всегда.

Лараджин медленно пробралась мимо него и быстро пошла в комнату для слуг, чтобы надеть форму. Краем глаза, она увидела, что он смотрит на нее. Сурово.

«Он видит, что я изменилась», — подумала она. — «Интересно, он догадывается, отчего?».

Лараджин не знала, что ждет ее впереди. Но она знала, что ответ дожидается ее где-то там. Не здесь, в Штормовом Пределе, даже не в Охотничьем Саду, который звал ее все эти годы, а в другом месте: среди диких эльфов Запутанных Деревьев.

Оглавление

СЛУЖАНКА