Дневник кислородного вора. Как я причинял женщинам боль [Автор неизвестен] (fb2) читать постранично, страница - 2

внешность? Да ничего особенного, хотя мне говорят, что у меня красивые глаза. Глаза, не способные изливать ничего иного, кроме правды.

Говорят, что море на самом деле черное и что оно просто отражает голубое небо над собой. Так было и со мной. Я позволял им любоваться собой в моих глазах. Я обеспечивал определенную услугу. Я слушал, и слушал, и слушал. Они откармливали меня собой.

Ничто никогда не казалось мне более правильным. Если говорить честно, то даже сегодня мне не хватает этого – чужой боли. Я не исцелился, но уже не настроен систематически срывать покровы, как когда-то. По выпивке я и вполовину так не скучаю. О, снова причинять боль!.. Уже после тех бурных денечков я услышал одну поговорку, которая, кажется, весьма к месту. Раненые люди ранят других.

Теперь я понимаю, что мне было больно, и я хотел, чтобы другие тоже ощутили боль. Это был мой способ коммуникации. Я знакомился с женщинами, в первый вечер получал непременный номер телефона, потом, спустя пару дней, заставив их немного попотеть, звонил – весь такой нервный. Они это обожали. Я приглашал их на свидание, притворяясь, что почти никогда не делаю этого, и приговаривая, что не так часто хожу по барам в Лондоне, поскольку не знаю по-настоящему, что тут и как. Это, кстати, была правда, потому что единственное, чем я занимался, – надирался до отключки в местных барах вокруг Камберуэлла.

Мы договаривались где-нибудь встретиться. Мне нравился Гринвич с его рекой и лодками, и, разумеется, пабами. И еще в нем была прекрасная атмосфера типа «мальчик девочку любил». Милая и респектабельная. Я был наполовину пьян еще до того, как мы встречались, но оставался остроумным, очаровательным, и этаким мальчишечкой, и весь дрожал. Она улыбалась и отпускала замечания по поводу моей трясучки, думая, что я нервничаю, стараясь произвести на нее хорошее впечатление. Пыталась меня успокоить. Поскольку мне не удавалось залить в себя достаточное количество спиртного, само мое существо содрогалось. Мне приходилось заказывать по два больших «джеймисона» у стойки на каждую полупинту лагера для нее. Я опрокидывал свои «джимми» втайне от нее, а потом продолжал ломать комедию.

Чудесно.

Мне на самом деле было все равно, уложу я ее в койку или нет. Мне просто нужна была компания до тех пор, пока меня все не достанет, пока во мне не накопится кураж, чтобы сделать больно. И она казалась довольной, потому что я не пытался ее лапать. Иногда – да. Но по большей части я вел себя вполне благовоспитанно. Так продолжалось еще пару свиданий. И все это время я поощрял ее рассказывать о себе.

Это очень важно для того, чтобы потом добиться полного успеха. Чем больше они откровенничают и вкладывают в тебя, тем глубже шок, и тем больше удовлетворения приносит тот самый момент в конце. Так что мне рассказывали о повадках собак, об именах плюшевых мишек, о перепадах настроения отцов, о страхах матерей. Люблю ли я детей? Сколько у меня братьев и сестер? Ситком, который мне приходилось высидеть от начала до конца. Но я был не против, потому что знал, что скоро вычеркну ее из титров сериала.

Она говорила, и говорила, и говорила, а я кивал. В стратегических местах поднимал бровь. При необходимости гримасничал. Глупо ухмылялся или имитировал потрясение – в общем, что требовалось по ситуации. Я часто наблюдал за людьми, занятыми разговором, и фиксировал выражения их лиц. Интерес: чуточку поднять одну бровь… опустить или вздернуть другую, в зависимости от содержания разговора. Влечение: постараться покраснеть. Это не так-то просто (помогали мысли о том, что я сделаю с ней позднее). А румянец порождает румянец. В смысле, если мне удавалось покраснеть, она почти наверняка краснела в ответ. Сочувствие: наморщить лоб и мягко кивать. Очарованность: голову вверх и чуть вбок, и смущенно улыбаться.

Я выставлял эти заранее заготовленные маски «по свистку». Это было легко. Это было приятно. Парни всегда это делали, чтобы перепихнуться. Я делал это, чтобы поквитаться. Отомстить всему Женскому Роду. Такова была моя миссия. Примерно в это время я открыл для себя значение слова «мизогин» – женоненавистник. Помню, думал: как забавно, что в этом слове есть модное ныне обращение «миз».

Единственное, что не вызывало сомнений, – это то, что мне становилось легче, когда я видел, что больно кому-то другому. Но, разумеется, она часто пыталась скрыть, как сильно я ее ранил. Да, это само по себе было нелегко – помочь ей выплеснуть чувства наружу; но какое же настигало дьявольское разочарование, когда я лез из кожи вон, а потом не мог насладиться драматической отдачей! Вот почему возникла необходимость сгущать все в этот единственный демонстративный момент.

Софи была из Южного Лондона. Она когда-то накладывала макияж Энгусу Брейди из комедийного сериала «Разве вы не рады меня видеть?»^[1]. Я познакомился с ней на вечеринке художественной школы Камберуэлл, которую сорвал. После нее была та девушка-дизайнер