Моряк из Гибралтара [Маргерит Дюрас] (fb2) читать постранично, страница - 4

Научился взбираться на телеграфные столбы. Это опасно, меня могло убить током, я мог упасть, и все же был счастлив.— Мы посмеялись.— Когда настал момент удирать, я находился на самом верху телеграфного столба. Мои товарищи убежали без меня, но не в ту сторону, куда следовало. Когда я спустился, их и след простыл. И я убежал один, но в другом направлении. Мне повезло.

Он хохотал от всей души.

— Да! Война… Но иногда смеются и над войной. А потом,— спросил он через мгновение,— во время Сопротивления?

— Я был в Виши с министерством.

Он замолчал, как будто ждал дополнительных разъяснений.

— Я делал фальшивые документы для скрывшихся евреев.

— Понял. И это тебе не надоедало?

— Никогда. Только после войны, из-за того, что я три года провел в Виши, меня понизили в должности.

— А твои евреи не могли сказать, что ты им помогал, нет?

— Так и не смог найти ни одного из них,— усмехнувшись, ответил я.

— И все-таки ты покорился? — Он искоса посмотрел на меня, подумал, что я вру.

— Ну, я не слишком занимался поисками. Я и так остался бы в этом учреждении…

— И все же…— добавил он. Он мне не верил.

— Это правда,— улыбнулся я ему,— мне нет смысла врать тебе.

— Я тебе верю,— сказал он наконец.

Я рассмеялся.

— Обычно я часто вру. Но не сегодня. Бывают такие дни, как сегодня.

— Все врут,— сказал он, подумав.

— Вру всем — Жаклин, моим начальникам… У меня даже образовалась привычка, потому, что часто опаздываю в контору. А так как я не могу сказать, что работа мне отвратительна, придумал себе болезнь печени.

Он засмеялся, но как-то невесело.

— Это не называется врать.

— Когда нужно поговорить о чем-нибудь, я всегда говорю об этом. Моя печенка — предмет, о котором я больше всего люблю говорить, иногда целыми днями описываю, как она ведет себя. В министерстве вместо приветствия меня спрашивают: «Ну, как твоя печень?»

— А она тебе верит?

— Не знаю, она мне не говорит об этом.

Он задумался.

— А политикой ты интересуешься?

— Интересовался, когда был студентом.

— А теперь совсем не интересуешься?

— Все меньше и меньше. Теперь совершенно не интересуюсь.

— Ты был коммунистом?

— Да.

Он надолго замолчал.

— Я слишком рано начал,— сказал я,— надоело…

— О, понимаю.— Он опять замолчал, а потом внезапно предложил: — Поехали в Рокку на выходные?

Я понял, что он хотел сказать. Жизнь иногда так тяжела — он хорошо это знал,— и надо время от времени ездить в Рокку, чтобы делать ее чуть-чуть приятной.

— Отчего бы не съездить? — сказал я.

— Не знаю почему, но я люблю Рокку,— заметил он.

Мы добрались до Эмполи.

— Здесь есть стекольный завод,— сообщил он.

Я сказал, что нахожу город красивым. Он не стал распространяться о нем, он думал о другом, думаю, обо мне. Мне было хорошо, и я чувствовал себя довольным. Он возил многих людей между Пизой и Флоренцией, но на меня он смотрел как на приятеля. Я не имел привычки быть довольным собой. Когда иногда со мной случалось подобное, ничто так меня не удручало, и мне требовалось не меньше недели, чтобы войти в колею. Для меня легче выйти из похмелья.

— Ну, поехали в Рокку, ты должен ее увидеть.

— У меня еще осталось десять дней отпуска,— ответил я,— можно и поехать.

Машина шла теперь на пределе своих ограниченных возможностей — почти шестьдесят километров в час. Жара совсем спала, и с наступлением вечера поднялся свежий ветер, должно быть, он пришел из района, где началась гроза. Запахло влагой.

Мы поговорили еще — о нем, о работе, о зарплате, о его жизни, о жизни вообще. Рассуждали о том, что может сделать мужчину счастливым — работа, любовь или что-либо другое.

— Ты мне сказал, что у тебя нет приятелей, я не понимаю. Приятели должны быть, разве нет?

— Может быть, и должны, но среди коллег по министерству у меня их нет, а у Жаклин тоже никого нет, она никого не знает.

— А ты?

— У меня есть старые друзья по факультету. Но я их больше не вижу.

— Странно.— Он был вежливым человеком, но почти уже не верил мне.— Думаю, приятелей всегда можно найти.

— На войне у меня было много хороших знакомых. Но теперь, мне кажется, друзей так же трудно найти, как я… я не знаю что.

— Как женщину?

— Почти,— сказал я, засмеявшись.

— И все-таки…— Он опять задумался и добавил: — Без друзей я просто несчастен, не могу без них.

Я ничего не ответил. Мне показалось, он пожалел, что ему пришлось сказать так. И тут он очень тихо заявил:

— Думаю, тебе нужно бросить работу.

— Рано или поздно я сделаю это.

Он решил, что я не принимаю всерьез то, что он хотел заставить меня понять.

— Ведь мне все равно, ты знаешь, но мне кажется, ты должен бросить такую работу.

И, помолчав, добавил:

— Твоя жизнь не удалась.

— Уже восемь лет,— сказал я,— жду подходящего момента, чтобы бросить работу.

— Я хочу сказать, что нужно побыстрее бросить твою работу.

— Может быть, ты и прав.

Ветер принес