Темная сделка [Роберт Альберт Блох] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Роберт Блох Темная сделка

I
Было уже поздно, когда я выключил неон и занялся полировкой столовых приборов. Фруктовый сироп легко удалялся, но вот шоколад прилип, а горячая помадка была жирной. Как я хочу, чтобы они больше не заказывали горячую помадку.

Я начал раздражаться, пока скреб все это. Пять часов на ногах, каждую ночь, и что я имею с этого? Варикозные вены. Варикозные вены и память о тысячах глупых лиц. Вены легче переносить, чем воспоминания. Они были такими унылыми, мои заказчики. Я знал их всех наизусть.

Ранним вечером меня посещали «кока-кольщицы». Я мог заметить их за милю. Хихикающие школьницы старших классов с растрепанными копнами коричневых волос в бесформенных светло-коричневых пиджаках и с отвратительными толстыми ногами, выпячивающимися над красными лодыжками. Все они были любителями «коки». В течение сорока пяти минут они захватывали магазин, портили плиточный стол пеплом от сигарет, рваными салфетками, измазанными губной помадой, и небольшими лужицами пролитой воды. Всякий раз, когда входили старшеклассницы, я автоматически добирался до насоса колы.

Чуть позже вечером я встречал толпу «дайте мне две пачки». Спортивные рубашки, висящие на волосатых руках, были популярными брендами. Синие рабочие рубашки с закатанными рукавами, открывающими татуировку, означающую две за четвертак сигареты.

Некоторое время спустя появлялся толстый мальчик. Он всегда был «сигарой». Если он носил очки, он был «в десяточку». Если нет, мне нужно было просто указать на нужную коробку на прилавке. Пять центов сразу. «Мягкая гавана» — все давно наполнены.

О, это всегда было однообразно. Семья «остроумных», которая неизменно уходила с аспирином, «Экс-Лаксом», шоколадными батончиками и пинтой мороженого. Толпа «публичных библиотекарей» — высокие худые молодые люди, просматривающие страницы журналов на стойке и никогда ничего не покупающие. «Газировщики» с их брюками, смятыми на диванах однокомнатных квартир, «шпильки» — всегда украдкой смотрящие над детскими колясками снаружи. И примерно в десять «ананасовые сиропы» — жирные женщины-игроки в лото. Затем следовали «шоколадные содовые», уже под занавес. Словно зашедшие с вечеринки хихикающие девушки и молодые парни с красной шеей в неряшливых легких костюмах.

Туда-сюда, и так весь день. Вечно спешащие «телефоны», дрожащие старые «трехцентовые марки», холостые «зубные пасты» и «бритвы».

Я мог определить их всех с первого взгляда. Ночь за ночью они тащились к стойке. Я не знаю, зачем они утруждали себя, говоря мне, чего они хотят. Один взгляд на них был всем, что мне нужно, чтобы предвидеть их малейшие пожелания. Я мог бы дать им то, что им нужно, даже без слов.

Или, скорее, думаю, что не мог. Потому что для большинства, насколько я понимал, нужен был хороший напиток с мышьяком.

Мышьяк! Господи, сколько времени прошло, когда меня просили заполнить рецепт! Никто, эти глупые идиоты искали наркотики в аптеке. Зачем я заморачивался изучением фармацевтики? Все, что мне действительно нужно, — это двухнедельный курс по заливанию шоколадного сиропа на тающее мороженое и месячное исследование того, как установить картонные фигуры в окне, чтобы подчеркнуть их огромные бюсты.

Что ж…

Затем вошел он. Я услышал медленные шаги, не утруждая себя поднять взгляд. Для развлечения я попытался угадать, кто это, прежде чем взглянуть. «Дайте две пачки»? «Зубная паста»? Ну, черт с ним. Я уже закрываюсь.

Мужские шаги прошаркали до стойки, прежде чем я поднял голову. Они робко остановились. Я все еще отказывался признавать его присутствие. Затем раздался нерешительный кашель. Это подействовало.

Я обнаружил, что смотрю словно на Каспара Милкуетоста[1] в лохмотьях. Среднего возраста, худой маленький человек с песчаными волосами и в очках, словно взгромоздившихся на его нос. Изгиб его рта подчеркивал отчаянье, отпечатавшееся на его лице.

На нем был потертый костюм за 16,50 долларов, мятая белая рубашка и узкий галстук, но скромность была его настоящей одеждой. Он был полностью покрыт ею, этой аурой безнадежного смирения.

К черту психоанализ! Я не аптекарь Дейл Карнеги. То, что я увидел, породило лишь одну мысль в моем сознании. Попрошайка.

— Прошу прощения, пожалуйста, есть ли у вас настойка аконита?

Ну, чудеса случаются. У меня появился шанс продать наркотик, в конце концов. Или? Когда отчаяние входит и спрашивает об аконитах, это означает самоубийство.

Я пожал плечами.

— Аконит? — повторил я. — Я не знаю.

Он улыбнулся слегка. Или скорее складка посреди его лица сморщилась в плохой имитации веселья. Но на лице у него было не больше веселья, чем в улыбке, которую вы видите на черепе.

— Я знаю, о чем вы думаете, — пробормотал он. — Но вы ошибаетесь. Я… я химик. Я провожу некоторые эксперименты, и мне нужны четыре унции аконита. И какая-то белладонна. Да, и… подождите минуту.

Затем он вытащил книгу из