Комбатанты (СИ) [Майский День] (fb2) читать онлайн

Комбатанты

Глава 1

Ох голова моя, головушка — больно-то как! Это что же такое было вчера? Не вспомнить, ну и ладно. Сейчас просто расчехлить бы глазоньки и сообразить, где у нас находится сегодня.

Я не ощущал вокруг родного логова. Иногда просто понимаешь, что не дома и тогда приходится решать: пускаться в бегство сразу или подождать разъяснения происходящих событий. Оба эти пути судьба наделила своими ухабами, так что соображать требовалось быстро. Я разлепил веки и сонно огляделся.

Небо раскинулось надо мной. Большое, безмятежное, зараза, и абсолютно незнакомое. Лиловое такое. Ну на планете нахожусь — уже хорошо. Попробую разобраться дальше. Я осторожно повернул голову и обнаружил скалы. Классический горный пейзаж с выразительными пиками, плавными осыпями, долинами и прочими перевалами основательно мозолил глаза.

Лежал я на спине, следовательно, чтобы встать, пришлось завалиться на бок, потом на живот, воспользоваться руками и ногами и лишь тогда правильно соотнести себя с местной вертикалью.

Голова перестала болеть, но не прояснилась, я тупо созерцал представший мутному взору мир. Долина внизу выглядела привлекательно. Приятный набор из растений, озерца, блестящих ручейков, бегущих от границы снегов, что дышала в спину приятной прохладой. Если приложиться мордой к ближайшему сугробу, станет мне лучше? Проверять я поленился.

Широко зевнул, глотая вкусный чистый воздух, почесал задницу, обнаружил, что одет. Тянуло спуститься вниз, но из чистого упрямства или повинуясь смутным инстинктам я пошёл вдоль склона. Огибал крупные камни, переползал через мелкие. Крылья со свистом скребли жёсткую шкуру горы, но поднять их и нести как следует у меня не хватало энергии. Да и плевать было, поскольку никто ведь не видит. Спустился в распадок, трудолюбиво вскарабкался по другому борту и за очередной живописной скалой увидел то, от чего встопорщились перья на лопатках.

Века и галактики! А этот что тут делает? Это моё место, мой беспорядок, и предвечерний, стоявший статуей и созерцавший мою долину, в регламент происходящего никак не вписывался.

— Эй ты! — сказал я. — Вали отсюда, пока цел, это моя планета!

Он оглянулся без удивления, должно быть уши заранее доложили ему о моём приближении, поскольку я не осторожничал и брёл, поминая по пути все опоры бытия от сущего всего сущего до костылей и несущих конструкций.

Соперник, значит, нарисовался. Я его оглядел. Ростом примерно с меня, а больше, само собой разумеется, никакого сходства не наблюдалось. Лицом светел, власы златые, крылья как горные снега — что такому делать в реальном мире? Сам я тоже не образец породы, увы, не смуглый, как полагалось бы, а лишь слегка желтоватый, но хоть не розовею умильно.

— С каких это пор, предутренний? — высокомерно осведомился сей юноша.

— С тех самых, как я заявил её таковой. Что тут непонятного? Кто первый слово сказал, того и планета.

Пусть я не помню, как меня сюда занесло и зачем, но морду светлому набью и без этих основополагающих сведений. Я повёл плечом и вздёрнул крылья. Клыки скалить не стал — много чести белопёрому.

Он разглядывал меня с заторможенным любопытством, словно никогда прежде тёмных не наблюдал. В драку не кинулся, но и прочь — тоже, торчал на камне флюгером. То ли вообще не боялся, то ли вострепетал до полной прострации, ну да я при любом раскладе был сильнее. Он спросил:

— Не хочешь сначала разобраться, что происходит, а потом делить мир?

Рассудительно прозвучало и вполне разумно. Я сам о том же помышлял и топорщился более для порядка. Многие наши предвечерних на дух не выносят, но я отношусь к ним терпимо. Самая горячая моя подружка как раз из этой породы происходила — и ничего. Я думал, что они холодные, пустые от своей величавости, но Илени задавала мне такого жару, что на других я тогда вовсе перестал заглядываться. Взгрустнулось слегка. Эх, где сейчас бегает моя красоточка с розовой попой, упругими грудками и таким показным смирением в голубых глазах! Как же сладко было обнимать её, жечь кожу поцелуями, загонять в нежное тело каменного от желания дружка!

Жадная до ласки так же как я сам, она всегда встречала мои домогательства одобрительной улыбкой. Короткий приступ, долгое пьяное от восторга обладание, бесконечное завершающее наслаждение. Мы стоили друг друга, вот если бы здесь вместо этого чудака оказалась моя Илени, я бы не торговался из-за планеты, нам бы и одной на двоих хватило.

Я вздохнул, растревоженный тёплыми мыслями и оглядел предвечернего без былого раздражения. Вполне вероятно, он нормальный парень, сработаемся. Интересно, у него задница розовеет в порыве страсти? Или это только у девиц его породы происходит?

— Давай разберёмся, — согласился я покладисто. — Делать-то всё равно нечего, а так хоть развлечение.

Он слез с камня и воссел на него, предлагая, как видно, приступить к степенной беседе. Не старше ведь меня, зачем корчит из себя патриарха? Или ему так положено? Я пораскинул мозгами. Давно, вообще говоря, следовало это сделать. Едва приступил к процессу, как страшная догадка травмировала едва окрепшее после предыдущего потрясения сознание, и я спросил:

— Ты отличник что ли?

— Да! — веско ответил он.

Я плюхнулся задом в протестующе скрипнувшую щебёнку и вообще перестал что-либо понимать. Догадаться, что выбросили вчерашних курсантов в предназначенный им мир, труда не составляло. Все приметы к тому вели, но почему меня в паре вот с этим? Уму сие было непостижимо, глупости — тоже. И могли торжественные проводы организовать, сделать всё, как положено. То есть, почести меня не интересовали, но зная заранее о собственной незавидной судьбе, я бы успел от неё свинтить. При моём проворстве сделать это труда не составляло.

Я вообще не собирался работать по специальности, да и дядя, старый хрыч и по совместительству ректор нашего учебного балагана, клятвенно обещал пристроить любимого племянника на тёплое местечко. Ладно бы мне сулил, так ведь маменьке. А это уже выглядело серьёзной заявкой на исполнение. Я от души понадеялся, что она прибьёт братика раньше, чем я вернусь, а то ведь когда сам засучу рукава, пощады родственник не дождётся.

— Мы оба кураторы этого мира! — спокойно и внушительно заявил предвечерний. — Нас сюда распределили.

Усердные в науках зубрилы любят говорить очевидные вещи так, словно открытие сделали, но я даже не рассердился. Планета уютно лежала у ног, встречала нежно, стоило ли ругаться со светлым? Скорее, следовало ему посочувствовать. То, что мне достался он — это всего лишь тонкая до прозрачности печаль, наоборот — вот где горе. Я слыл самым нерадивым курсантом всей академии, звание это заслужил усердными трудами и носил его с честью и по праву. Добыть из меня толику знаний не сумел был даже гром небесный. Так что бедняга предвечерний ещё не знал, что словил на свою погибель! Я миролюбиво спросил:

— Как тебя звать, зубрила белобрысый?

— Пока не знаю, — ответил он грустно и величаво.

Спихнуть его что ли с камня, чтобы не принимал себя слишком всерьёз? Трёпка точно пошла бы на пользу, но тратить усилия на перевоспитание коллеги я пока не собирался. У меня были заботы поважнее.

Я тоже помнил всё, кроме родного имени, так происходит всегда при попадании в предначертанный мир. Он примет и даст новое, соответствующее местному колориту. Следовало лишь подождать неизбежного совмещения событий.

Вернуться, не выполнив своё предназначение, я теперь не мог: просто не нашёл бы обратной дороги. Нас для того и держали до поры в сфере чистого познания, чтобы слишком шустрыми не становились. Следовательно, надлежало с максимальными удобствами устраиваться здесь, а что главное я усматривал в нашей работе? Правильно вы рассудили: устроить всё так, чтобы не делать её самому, а спихнуть на другого, и нетрудно догадаться, кому светило стать первой жертвой.

Я не со зла говорю, вот честно слово. Суть в том, что я не бездельник какой-нибудь, а нормальная бестолочь, которая не потрудилась выучить, что надлежит предпринять в данном конкретном случае. Вот нужда и заставляла сваливать обязанности на первые же подвернувшиеся плечи. Широки они или нет — это уж как повезёт, и кому-то однозначно придётся трудно, потому вместо затрещины я наделил светлого добрым, всепрощающим взглядом.

— Как думаешь, разумная раса здесь уже появилась или нам придётся дожидаться нудного течения эволюции?

— Приди мы на готовое, знали бы свои имена, — рассудительно ответил предвечерний.

В логике я бы ему отказал, не умел только. С грустью пришлось признать свою зияющую некомпетентность. Просчитывать варианты пока не хотелось, я надеялся, что они сами проплывут перед глазами, как мусор по течению.

— Спустимся в долину? — предложил я. — Там мило.

— Мне и здесь хорошо! — буркнул он в ответ.

Я и сам ощущал настоятельную потребность оставаться на месте, что в целом расходилось с обычными устремлениями моей деятельной натуры. Я не лентяй, как уже говорил, нет, просто энергию чаще всего направляю в кривое русло удовольствий, а не на прямую дорогу к знаниям.

Светлый торчал на солнцепёке, впитывая благодетельное тепло, я тоже этим занимался, потому что ощущал некую слабость после прохождения забросившего нас сюда импульса, но нутро просило экзотики, а не унылой благости, потому когда какая-то ящерка дерзнула пробежать у моих ступней, я схватил её и мигом откусил голову. Заметив, как поморщился мой добродетельный напарник я съел и всё остальное, со вкусом хрустя лапками и панцирем. Предутренние могут использовать в качестве пищи вообще всё, даже камни, но отведать щебёнки, на которой сидел, я пока не стремился. Невкусная она и в рот тяжело засовывать из-за клыков.

— Мой обед подсказывает, что с эволюцией здесь пока глухо, разве что призвали нас к разумным черепашкам, но тогда и мы уже отрастили бы панцири вместо крыльев.

— Я не знаю, — просто сказал светлый.

Его очевидная растерянность и менее заметная удручённость заставили меня подумать, что не только плохая компания портит бедняге настроение. Понятно почему послали в эту дыру меня — чтобы избавиться от несносного курсанта хоть на время местной эволюции, а вот светлый где налажал и в чём?

— За что тебя упекли? — спросил я прямо.

— Не твоё дело! — огрызнулся он, утвердив в первоначальной мысли, что и на белых крыльях бывают пятна.

— Конечно, не моё, так ведь потому и интересно.

Пожалуй, эта логика несколько расходилась с формальностью, предписанной каноном, но мне показалось, что предвечернего она заинтересовала. Я ведь честно не хотел с ним ссориться, потому что коротать миллионолетья, наблюдая, как рыбы выходят на сушу — занятие невероятно скучное. Тут любой собеседник — ценность, если он не черепашка и может тебе ответить.

Пока мы так сидели, предаваясь возвышенным думам, в воздухе начало накапливаться нечто. Угроза не угроза, а словно сгусток вселенской боли, довольно быстро приближавшийся к предложенной нашему вниманию долине. Я заглянул в небо. Там разгорались одновременно свет и тьма, словно мирозданье вознамерилось угодить сразу обеим стихиям, чьими представителями мы являлись. Я не прочь был признать, что мир готов подсуетиться с развлечением, но покой устраивал больше.

— Астероид что ли летит? — спросил я собрата по несчастью.

— Что-то большое, — ответил он.

— То есть вот оно сейчас вдарит прямо в грунт, динозавры вымрут и начнётся эволюция надлежащего вида? А кто такие динозавры, и кому они помешали?

Предвечерний не ответил, впрочем, и не требовалось. Я уже знал про ящеров достаточно, чтобы благополучно эти сведения забыть. Я наблюдал за посадкой космического корабля, а точнее — его крушением. Лавина сведений, хлынувшая в мозг, смела бы сознание любого смертного бедолаги, но я-то был предутренним и не страдал от информационного передоза.

Что-то у наших астронавтов не задалось с самого начала или задалось да не так, потому что, отчаянно сопротивляясь неизбежному, корабль падал слишком быстро. Раскалённый корпус начал разрушаться. Вот отлетел фрагмент, почему-то вынесенный вбок, закувыркался далеко в сторону.

— Ну кто так строит? — пробормотал я.

Светлый не ответил, жадно глядел на небесный гостинец, а меня между тем осенила гениальная в своей удобности мысль, причём я, дурак, поспешил выразить её вслух:

— Если эта хрень сейчас брякнется и разобьётся вдребезги, то и разумных не останется, за которыми нас сюда посылали! Свобода, Аргус, вот она уже, почти нарисовалась. Они точно не смогут посадить своё корыто и при этом не сдохнуть!

Промолчи я, и судьба пошла бы иным путём, потому что светлый, как видно, большой сообразительностью не отличался, но я сказал, что думал, и тем пробудил его к действию.

Мерзавец вытянул руки, развернув их ладонями вверх, он принял терпящее бедствие судно под свою защиту. Скорость падения снизилась, корпус перестал раскаляться, детали его отваливаться, и неведомая махина не врезалась в грунт со всей дури, а опустилась почти плавно и даже в озеро не угодила, где могла бы взорваться от слишком тесного соприкосновения с прохладными водами.

На какое-то время я онемел. Глядя на горячего жука, уродливо распластанного в моей чудной долине, я последнее соображение утратил. Поначалу всё складывалось так удачно, что разочарование буквально на месте убило живость моей натуры.

— Гад! — прошептал я. — Какой же ты светлый предвечерний гад!

— Меня зовут Аргус, а тебя Мерцур, и я сделал то, что требовалось от нас обоих, хотя ты и не помогал!

От его благости затошнило. Я вскочил, разбрызгивая щебёнку.

— Ты урод белопёрый! Мы уже могли пулей лететь домой, а теперь привязаны к этой куче хлама! Да я так зол, что сейчас дам тебе веский повод отрастить новые зубы, потому что старые разлетятся изо рта на кровавой смазке куликами и перепелами!

Он тоже встал, вздёрнул нос.

— Я тебя не боюсь, порождение мглы!

А следовало бы! Я же видел, как он ставит ноги, не умел этот зубрила драться, понятием не обзавёлся, как это делается, зато я знал все подлые приёмы, и полетел этот недоумок в щебёнку впереди своей надменной улыбки, только пятки сверкнули.

Врезал я ему не сильно — так, душу отвести, потому что сделанного не воротишь и исправлению ситуация не поддавалась. Хоть плачь, хоть ругайся, а упаковались мы в свою задницу и нескоро из неё выберемся. Я хмуро отряхнул ладони.

Светлый валялся на груде камней, хлопая веками. Вытерев пястью нос, уставился с изумлением на оранжевые сопли. Он что, вообще не в курсе, какого цвета у него кровь? До сих пор учил это лишь теоретически? Девственник недомордобитый.

Стыдно мне стало, хотя злость ещё гуляла внутри, разнося широко плечи. Вот зачем я с ним так резко: солдат ребёнка не обидит, а я сразу драться. Приплыли уже, так чего теперь ластами по воде стучать? Лупить такого нескладёху не искусство, а ремесло. Я же типа бог теперь, надо хоть местами должности соответствовать.

— Ну извини, — сказал я сухо. — Был не сдержан, хотя и прав. Не мгла меня родила, а мама, пора бы знать такие вещи даже если сам ты с конвейера сошёл. Вставай, уже, бог, хватит обиды на кулак наматывать.

Он не спешил, поглядывая, пожалуй, с опаской.

— Это я — бог, — сказал язвительно, — а ты — дьявол! У них в культуре это есть. Так что отращивай рога и копыта, тёмный!

— А не перетопчешься ли ты, ваше благородие?

Рассердил он меня. Не люблю я таких намёков. Да, клыки у нашего племени отродясь во рту не обитают, я себе завёл потому что они мне нравились, хотя жрать и мешали, но вот украшать себя другими зверскими атрибутами не стремился.

— Предвечерний, мы по твоей вине угодили в эту жо… хм… жовописную местность, так что вставай и пошли принимать хозяйство.

— Рано, не остыло ещё. Корпус слишком горячий. Люди разве что завтра смогут выбраться.

— А кто сказал, что я имею в виду этих смертных букашек? Жилище будем строить? Вся планета как бы наша, пока другого постановления не вышло.

Аргус поднялся, отряхнул крылья и сразу переместился с места событий на другую сторону планеты. Хотел от меня сбежать? Вот наивный! Я такой специалист по прогуливанию занятий, что исчезать откуда не надо и появляться где надо умею получше светлых зубрилок. Не отстал от него ни на молекулу.

Потянуло моего красавца на эпику: бурное море бешено ломилось на берег — опять скалистый и неуютный. Предвечерний, скрестил руки на груди и гордым взором овеял суровую простоту места. Выглядело бы внушительнее, не забудь он удалить пятна крови с верхней губы. Обнаружив, что я стою рядом он убавил величавости, зато прибавил прыти, но в последнем, как вы понимаете, со мной мало кто мог сравниться. Так мы прошлись по всем климатическим зонам доставшегося нам мира и всё же притормозили основательно в месте, которое мне, признаться, понравилось. Тихая речка бежала куда-то не слишком и спеша, полянка в цветах и травах улеглась на берегу, величавое дерево, раскинуло ветви над тёплым пригорком. Я решил, что останусь здесь, даже если компаньон отправится дальше, но он то ли решил сдаться, то ли прикипел подобно мне к этому месту.

Мы занялись творчеством. Он возвёл себе буколический домик с каким-то хоботом на крыше, и я, назло ему, создал почти такой же. Не хотелось уродовать место, а постройка светлого, что там ни говори, выглядела здесь гармонично.

Ожесточение отступило, я вообще отходчив, и теперь прикидывал про себя, что невредно будет и поучиться у отличника чему-нибудь полезному. Как это не смешно, он начинал мне нравиться, а чуя в нём неподобающую званию тайну, из-за которой бедняга и угодил в один переплёт со мной, отпетым, я окончательно смягчился сердцем и решил, что подружусь с ним обязательно, хочет он этого или нет.

Глава 2

Посадка казалась вечной, я никогда не думала, что ожидание неминуемой гибели так утомит. Страха почему-то не ощущала, тревожило лишь предчувствие боли, а согревала надежда, что долго мучения при наших обстоятельствах не продлятся. Ещё я думала о том, что при глобальной катастрофе увечье тоже не грозит, мысль эта утешала. Я с детства боялась стать обузой. Пусть в наше время жизнь инвалида не так уж сурова, множество технических приспособлений помогают не чувствовать себя ущербно, но ведь то там, на далёкой Земле, а здесь мы уже и не переселенцы даже по статусу, а просто терпим крушение.

Что пошло не так и почему, я не могла сказать с уверенностью, хотя сидела за пультом корабля — за одним из модульных пультов. Первоначально мы ведь собирались опускаться на поверхность планеты отдельными частями, а не всей махиной сразу, но когда тяготение крепко схватило корабль и рвануло к тверди, менять что-то стало поздно.

Внутренний эфир стонал от криков, хотя я слышал лишь то, что требовалось: какие-никакие профили посадки от других пилотов, редкие команды капитанов. Больше всего мешали свирепые указания распорядителей. Они до такой степени ломали наш внутренний настрой, что я испытала немалое облегчение, когда они смолкли, должно быть, связь с элитным корпусом прервалась.

Без одёргиваний сверху мы справлялись лучше, и перемогли бы беду, просто она оказалась не по силам. Несчастное судно тратило последний ресурс, стремясь замедлить падение, пусть не сделать посадку мягкой, но хотя бы избежать полной катастрофы. Правда, иногда мелькала в голове мысль, что лучше погибнуть всем, чем влачить жалкое существование чудом выживших на горячем поле трагедии особей, но от нас в любом случае почти ничего не зависело.

Когда исчерпали последний ресурс, и ничего более уже нельзя было сделать, я замерла в ожидании сокрушительного финала. Внезапное замедление падения стало полной неожиданностью. Тело отозвалось на сломанный момент хода новой болью, но я её почти не заметила. Ужас прижился в душе и лишь ворочался упрямо, но сознание не застил. Я не понимала, что, уже всё? Нет, корабль не взорвался. Стремительно разобщаясь на модули, он сел.

Часть блоков отвалилась, но прямо на поверхности, услужливо оказавшейся под нами, так доложила чудом уцелевшая автоматика. Все прошло не по плану, но мы выжили, словно подставилась под брюхо корабля божья ладонь, приняла нас и бережно опустила.

Не иначе какие-то спасительные энергетические поля существуют у поверхности этой планеты — так я подумала в первый момент. Атеисты, случается, вспоминают Бога в пиковой ситуации и тут же стараются как можно скорее забыть казус и искать ему разумное толкование. Я не исключение, иначе почему помимо научных объяснений возникли на краю сознания и самые невероятные?

Впрочем, обнаружив, что мы всё же живы, я в первую очередь занялась проверкой личного состава.

Пилоты: Дилси и Ланка сидели на своих местах, ошеломлённо оглядываясь, словно не верили в твердь под брюхом модуля и в наличие его уцелевших стен тоже. Я и сама ловила себя на похожем желании пощупать как можно больше окружающих предметов, чтобы убедиться в их реальности. Мы стояли прочно.

Корпус остывал, пыша жаром, даже в хорошо защищённой кабине ощущалось дыхание раскалённых добела боков судна. Мы едва не пронеслись по местному небу сияющим болидом. Мы выжили чудом!

Именно эту мысль донесла до нашего сознания Дилси, перемежая разумные слова таким количеством бранных, что я поморщилась. Ругаться в рубке запрещалось, но сегодня наступил день вседозволенности, и я ничего не сказала в осуждение.

— Лан, свяжись с отсеками, — попросила я. — Если внутреннее вещание ещё живо, а не сдохло, как ему бы полагалось при таком исключительном случае.

— Да что ему сделается? — бодро отозвалась Ланка. — Сейчас наладим. Сбой произошёл в момент этого странного толчка на пороге околопланетной сферы. Должно быть сильные электромагнитные излучения, вот нас и тормознуло в полях.

Как всё просто объяснялось, а так не бывает, но я не отказывалась от надежды на благоприятный вариант. Сложности обещали начаться потом. Вместо чуда спешил неизбежный порядок вещей.

Как по манию пилота-связиста эфир действительно начал оживать. Последовали доклады, растерянные, отчасти бестолковые и многословные, но отнюдь не панические. Едва веря своим ушам, я вскоре убедилась, что модуль уцелел полностью. Нет, разрушений, конечно, произошло немало, иная техника при отсутствии внешних повреждений просто не подавала признаков жизни, но главное достояние ковчега: беременные женщины, матери с младенцами — уцелели все. Я уже слышала за рамками докладывающих голосов неуверенный смех.

Всё же мы добрались до цели. Кое-кто сомневался в успехе, ещё когда начинался путь, иные в последние минуты непредвиденной посадки, но все обманулись. Как сложится на чужой планете наша жизнь, пока никто не знал, но ясным стало, что теперь она будет.

С другими модулями связь так и не установили, но повода для отчаяния я не видела. Если ковчег развалился на составные части в последний момент, когда брюхо касалось земли, не было оснований полагать, что судьба менее милостиво обошлась с нашими товарищами по путешествию. Корпуса остынут, потом проверим, намертво ли заварило входные люки, но и в этом случае освободиться мы сумеем. Многослойные стенки модуля монтировались так, чтобы послужить строительным материалом будущего поселения, создавали их с запасом и наделяли многими хитростями.

— Дилси, принимай вахту. Я пройдусь по судну.

Пока я ещё капитан своей части корабля и надо воспользоваться этим моментом и проверить лично благополучие пассажиров, приободрить их, если понадобится.

Я уверенной походкой вышла из рубки, но сразу за дверью, которую не заклинило и то хорошо, прислонилась к стенке, едва не сползла по ней на пол и позволила себе постоять с закрытыми глазами, пережидая дрожь отгремевшего страха, гоня из организма вредные отголоски волнения.

Плохо быть женщиной в нашей вселенной. Мужик расклейся — ему бы никто слова не сказал: трудности, опасности, мол бывает, а женщине сразу прилетит упрёк: чего от бабы ждать? Баба она и есть баба, существо несовершенное и слезливое. Опять же прояви бойцовский характер и мужество — тут же назовут парнем в юбке, кто осудительно, кто с завистью, но никогда это не прозвучит комплиментом. Вот и не знаешь, как себя правильно вести, чтобы отвяли вообще. Тайны социального безумия.

Поворчала сама с собой — уже полгечало. Отпустила тонко до звона натянутая жила ответственности. Спина ощущала жар что, наполнив модуль, никак не хотел уходить, но мне нравилось тепло корабля, словно к родному человеку прислонился.

Камеры я ставила сама, так что знала, где глухие зоны, могла себе позволить расслабиться хоть на минутку. Плакать, истерики закатывать не тянуло, нет, единственно хотелось побыть немного в одиночестве.

Странно, но о муже я вспомнила только сейчас. Причём лениво так, отстранённо: жив он там, благополучен? Если наша секция села уверенно, нет оснований беспокоиться о других. До последнего мгновения я ощущала цельность корабля, слышала голоса коллег и верила, что остальные поселенцы тоже спаслись. Неведомое силовое поле приняло нас на свою упругую спину — всех без исключения.

Сразу закопошилась на краю сознания деловая мысль о том, не помешает ли этот энергетический слой стартовать? Не теперь, конечно, в отдалённом будущем. Построив свою цивилизацию, заходим мы однажды вновь за грань горизонта. Несомненно, только ничего кроме грусти в душе не пробудилось. Никогда уже мне не подняться в пустое звёздное небо. Все силы переселенцев уйдут на обустройство нового мира, и нескоро после не вполне плановой посадки наша промышленность вновь разовьётся до космических кораблей. Люди пришли на эту планету жить, а не витать в облаках. Так что приступим.

По-хорошему следовало запустить анализаторы окружающей среды, проверить её на приветливость и вредность, но все попытки Ланы сделать это не удались, и я решила отложить контроль на будущее. Данные предварительной разведки нам благоприятствовали, вряд ли снаружи ждёт особая пакость. Будь планета непригодна для жизни, мы бы сюда не прилетели.

Первым делом я спустилась в ясли, но, как и следовало ожидать, малыши перенесли испытание лучше взрослых. Большинство ребят проворный персонал успел поместить в специальные посадочные капсулы, но и остальные чувствовали себя нормально, если конечно можно счесть приемлемым этот рёв, шум и гам, но сотрудницы заверили, что у них всё в порядке.

Своих детей у меня не было, так что пришлось положиться на мнение специалистов и с облегчением закрыть дверь в отсек. Беременные — ещё одна головная боль. Многие переселенцы выступали против того, чтобы заводить детей в дороге, но полёт продолжался несколько лет, и естественный порядок вещей одержал верх. В конце концов, мы стремились в новый мир, чтобы сделать его своим, и почему следовало ждать конца путешествия тем, кто любил друг друга и мечтал продолжить себя в потомках?

Так у нас появились детки, которых иногда называли подорожниками, а вскоре должен был увидеть свет и первый ребёнок, рождённый на нашей теперь планете.

Едва отворив дверь в отсек, я поняла, что он уже на подходе. Вопль едва не сбил с ног, раздавался он из стерильного бокса, где вступало в жизнь всё юное поколение ковчега.

У следящих мониторов толпились пузатые женщины, которым не следовало бы покидать свои места, но я не стала ругаться. Внутри аквариума разыгрывалось действие, которое вскоре предстояло пережить каждой их этих новопоселенок. На специальном столе лежала белобрысая хохотушка Варвара, а рядом деловито без суеты распоряжались акушерка и врач. Таис увещевала спокойно, не повышая голоса и теперь, когда вопль стих, её слова достигали не только роженицы, но и нас, зрительниц:

— Ну и что ты кричишь? Хочешь сделать вид, что в непростой истории человечества рожаешь ты первая, а прочие готовыми с конвейера сходили? Поверь, дорогая, ничего у тебя не получится: аудитория неподходящая, там вон девчонки слушают тебя и пугаются, поскольку им тоже вскоре предстоит освобождаться от бремени.

— А они смотрят?

Варька быстро огляделась и обнаружив портал, показала нам язык.

— Вот и умница, — продолжала Таис, ободряюще улыбаясь. — Видишь, ничего сложного, зачем вопила?

— Так больно же!

— Всем больно бывает, да и не такое страшное это дело, естественное, можно сказать. Накрутите себя, глупые девчонки, а потом кричите, как будто с вас начался мир. Мамки ваши тоже рожали, справились же.

Варвара притихла, слушая, женщины заволновались, негромко о чём-то переговариваясь. Тема была не то чтобы запретная, скорее грустная. Большинство людей, отобранных для проекта, были сиротами, многие не ведали и не помнили своих родителей, а те, у кого по случаю мамы и папы остались живы знали, что никогда их больше не увидят.

Мы отправились в путь, чтобы обрести новый приют и мало что оставили за спиной.

Понаблюдав за родами, которые происходили теперь куда спокойнее, как и положено мирному процессу, я ушла, чтобы проверить людей и имущество в других отсеках. По скупым движениям Таис, по быстрым взглядам, которыми она обменивалась иногда с акушеркой, особой сосредоточенности взгляда я поняла, что дело идёт не так благополучно, как хотелось бы, но в наших нетривиальных обстоятельствах никто не знал ведь ещё что считать нормой. Я надеялась, что всё обойдётся.

После неплановой, катастрофичной почти посадки, всего, что нам пришлось пережить, появление на свет здорового ребёнка могло приободрить всех.

Внизу в техническом сегменте ждали первые погибшие. Две девушки, два сиротливых тела лежали рядышком прямо у двери. Здесь ещё ощущалась прохлада, не так дышали жаром стены, а далее царил зной. Техники осматривали механизмы, раздевшись почти полностью. Работа не остановилась из-за гибели подруг.

Ингрид кивнула издали, но не подошла, забот хватало, а рапорт она наверняка отправила в рубку, только поступил он, когда я уже покинула её. Девочки знали своё дело, сейчас следовало сообразить, что у нас уцелело, мёртвых похороним завтра. Планета примет первые тела своих новых обитателей и станет после этого родной.

Я обошла прочие помещения, разговаривая с женщинами, расспрашивая о поломках и потерях. Погибших, к счастью, больше не оказалось, лишь раненые, да и то легко, всех уже доставили в медицинский блок рядом с родильным отделением. Бодрые вопли Варвары, несомненно, должны были способствовать выздоровлению пострадавших.

Я поднялась в рубку, изучила рапорты и лишь потом позволила себе чашку кофе и булочку. Есть вообще не хотелось, но следовало подкрепиться. Корпус заметно остывал, через несколько часов предстояло начать попытки раскупоривания нашей консервной банки, пока же мы жили без особых проблем. Бортовые системы работали, хотя запас их хода и подходил к концу. Новые энергетические блоки ещё предстояло смонтировать.

Разобравшись с делами и отправив Дилси отдыхать, а Лану оставив на вахте, я вновь спустилась к роженицам. Варвара больше не кричала, лишь сосредоточенно слушала указания медработников, большинство других женщин утомлённо разбрелось по кроватям и лишь отчаянный крик нового малыша, вновь согнал всех с коек, заставив столпиться у мониторов и жадно смотреть на свежепроизведённого человечка, довольно страшненького на вид, если признаться честно.

Существо в руках акушерки вопило не хуже мамки и корчило страшные рожи, но все дружно умилялись, и я решила, что так оно и должно быть. Довольно неприятная процедура, но ведь и мне придётся её пройти, если захочу родить ребёнка. Если смогу.

Перед отправкой всех мужчин и женщин тщательно обследовали, неспособных к воспроизводству отбраковали. Мои показатели были в норме и с мужем я спала регулярно все три года полёта, но так и не забеременела. Высадить меня на полпути, впрочем, не могли, да и вполне вероятно, медики считали, что я благоразумно воздерживаюсь от зачатия, чтобы не лишать модуль пилота раньше, чем корабль опуститься на планету.

Косых взглядов мне не доставалось. Прежде. Что будет теперь? Пилоты не нужны поселению. Из капитана модуля я превращусь в человека второго сорта, не обладающего многими нужными навыками, да ещё и бесплодного. Только мы с мужем знали, что всё время пути старались зачать малыша, но ничего у нас не получалось.

Муж очень хотел сына и по мере того, как надежда получить его из моих рук, таяла, становился холоднее и жёстче, настрого запретив мне распространяться о наших проблемах.

Я смирилась, изучила за время пути ещё несколько специальностей, самообразование на борту поощрялось, и надеялась в глубине души, что однажды чудо всё-таки случится. Грустно было полагать, что не оставишь после себя юноши или девушки, способных продолжить линию твоей крови.

Таис, отправив ребёнка и мать на отдых, вышла из родильной комнаты, на ходу стягивая операционный халат. В кабинете, где из врачей сейчас никого не было — они занимались с ранеными, мы смогли поговорить.

— Иди отдыхай, Рена. Спокойно у нас, справимся.

— Все устали, — возразила я.

— Но ты-то сажала корабль. Признаться, я уже думала, что всем кранты, но как-то вы сумели затормозить. Как дела в других модулях?

— Пока не знаю, связи нет, но садились мы одним целым, распались уже на тверди, так что полагаю обошлось без тяжёлых последствий у всех.

Таис спокойно кивнула, вполне удовлетворившись краткими объяснениями, а я подумала, имеет ли смысл сообщать людям, что с посадкой меня поздравлять не стоит, потому что не заслугой она была пилотов, а следствием неизвестного нам природного явления, ведь не предполагать же, что кто-то озаботился специально поставить энергетический батут, для откровенно падающего корабля.

Божья ладонь — вспомнилось возникшее тогда определение, но вот о богах говорить вообще не стоило. Перед отправкой религиозный вопрос обсуждался тщательно, в итоге мы пустились в путь с минимальным набором служителей культа и смутной надеждой сплавить из наших предпочтений новую единую религию, что примирит всех. Похвальный агностицизм, я его вполне разделяла.

— Да, пожалуй, тем кто не на вахтах, нужно отдохнуть, — сказал я, пока медик не загнал в каюту своей властью.

Врачей мы слушались, от них зависело много.

Дома я легла, не раздеваясь, поверх покрывала и сразу ощутила мучительное гудение в измученном теле, словно кости, мышцы и нервы — детали механизма, обеспечивающего мою жизнь, просились на техобслуживание. Не иначе горизонтальное положение дало команду на проверку всех узлов и функций, вот точно так же я обходила модуль, узнавая, что изменилось и требует внимания, а на что не обязательно сразу тратить силы, можно отложить на потом, где жизнь утратилась, и где появилась новая.

Случившееся оставило после себя трупы не переживших катастрофу клеток организма, вот только ничего взамен не родилось. Я снова подумала о муже, надеясь, что он жив и благополучен, но не желая видеть его прямо здесь и сейчас. В одиночестве легче пережить сложность момента, я любила отгораживать себя от мира в такие минуты.

Списывая нахлынувшее равнодушие на законную усталость, я закрыла глаза и заснула, оставив на будущее осуществление всех наших планов. Шла последняя ночь прежней жизни, мы балансировали на пороге новой эпохи. Наверное, следовало праздновать окончание долгого пути и чудесное спасение от смерти, но большинство из нас просто провалилось в сон.

Глава 3

Досаду нашу трудно описать словами. Планета, которую присмотрели для себя едва не оказалась занята. Выйдя из-за сверхсветового барьера и обнаружив на орбите вполне деятельный корабль, неизвестной нам конструкции, испытали шок.

За других не поручусь, а у меня щетинки на спине вставали дыбом, отчего чесалось всё тело. Я посмотрел на помощников, но они и теперь сумели сохранить нейтральное выражение лиц, лишь кожа, пожалуй, выглядела серее обычного.

Прежде всего я подумал о том, что Рагонтар свалит вину на меня. Прилети мы чуть раньше, опередили бы чужих, им пришлось бы убираться восвояси, а не нам, хотя и мы не собирались. Когда такое было, чтобы наше племя отказалось от захвата того, что не досталось просто так? Из состояния невидимости пока не вышли, а дерзкие чужаки безмятежно подставляли округлые бока своего межзвёздного пристанища. Облик соперника казался смешным до тех пор, пока я не сообразил, что судно составное и вполне может разделиться перед посадкой на фрагменты, да так, наверное, и поступит. Я велел Зумаригу посчитать вероятности, и он тут же этим занялся, объявив, произведя все нужные действия, что в заявленной последовательности спуск пройдёт успешно.

Они прибыли раньше нас, утвердив тем первенство, а как только их имущество коснётся почвы, получат окончательное право на эту планету. Наши законы подтверждали определённость момента, так ведь и применяли мы их только к себе. Я поразмыслил, продолжая изучать противника. Орудий не увидел, хотя это ничего не значило, наши тоже не каждый сумеет разглядеть, кроме того у неизвестной расы и пушки могут оказаться иной конструкции.

А впрочем, зачем с ними драться? Расстрелять, сбросив защиту лишь в самый последний момент — и дело с концом. Это если они не успеют передать сигнал на свою планету, или кто-то ещё любопытный не отследит события на орбите, чтобы сделать их предметом гласности.

Нет, действовать слишком нагло не следовало. Есть и у нас враги, и что они способны раздуть из такой истории не мне рассказывать — всем и так известно. Сейчас главное ничего не предпринимать самому. Дождаться приказа.

Главенство Рагонтара мучило и раздражало всю дорогу, но теперь я радовался, что не лидер на корабле. Командование помимо удовольствия доставляет хлопоты и ответственность — тяжкий груз. Иногда приятно, когда лежит он не на твоих плечах. Скрывая довольство, я немедленно связался с его милостью старшиной переселения и бесстрастно доложил о том, что здесь происходит.

Рагонтара отличала горячность, мало свойственная нашей породе и в то же время скрупулёзная расчётливость. Как умел сочетать в себе столь противоречивые качества, знал только он и предсказать его реакцию всегда было сложно. Я-то полагал, что взъярится, и на мою голову хлынет поток брани, но события развивались с точностью наоборот.

Смягчив черты, благостное выражение растеклось по его лицу. Почти чёрное, оно всегда казалось мне отталкивающим, да и сейчас красивее не стало, а вот любопытство разгорелось: что же я сейчас услышу?

— Капитан Фанрок, как долго по-вашему чужое судно останется на орбите?

— Это сказать не берусь, но анализ данных показывает, что перед посадкой корабль разделится на фрагменты.

— То есть, опускаться на поверхность целиком он не способен?

— Полагаю, что так. С высокой вероятностью подобная конфигурация будет способствовать разрушению корпуса в плотных слоях атмосферы.

— Если чужаки не владеют неведомыми нам технологиями, — уточнил Рагонтар.

— Да, старейшина, — согласился я почтительно.

На самом деле я так не думал. Даже беглый анализ показывал, что их корабль примитивнее нашего. Когда полетаешь в космосе с моё чувствуешь такие вещи даже без исследований.

— Послойное сканирование вы уже завершили? — спросил Рагонтар.

Я глянул на экран прибора.

— Почти, осталось десять процентов.

— Свяжетесь со мной, когда получите все данные.

Он отключился. Желает выгадать время для размышлений? Его право! Пусть решает, что хочет, я лишь его подчинённый. Выполню приказ и обо всём забуду. Вскоре мы опустимся на нашу планету, и я сниму с себя обязанности капитана. Судно наше никогда более не взлетит, мы пришли сюда, чтобы остаться, так что походные командиры перестанут быть нужны. На какую должность назначит меня Рагонтар? Должен ведь он оценить мои разнообразные способности и готовность к сотрудничеству. Всю дорогу мне хотелось прибить его милость чем попало, но я неизменно держал себя в руках, проявляя не только обязательное послушание, но и видимую благожелательность.

К счастью, внешне я довольно неказист, красавчиком никак не назовёшь, и на моё тело старейшина не претендовал. Он единственный здесь имел право поставить меня в нижнюю позицию, но властью своей не воспользовался. Впрочем, в его распоряжении ведь находились все прочие переселенцы и большинство самок. Я уже не говорю о рабах, которых употребить может каждый.

От несвоевременных мыслей некстати проснулось вожделение, я отогнал его, пообещав себе, что как только ситуация разрешится, послать одного из помощников в загон. Такая у меня была игра. Я не выбирал невольника для утех собственноручно, доверяя это тем, кто и сам не раз оказывался подо мной, ублажая старшего в иерархии. Меня возбуждал волнующий момент ожидания: что на этот раз — самец или самка, тёмный или светлый, худой или плотный. Мне в сущности нравилось всё. Рабы — это только дырки для упражнения главного мужского органа, и они это знают. Те, которые вообще ещё способны соображать, что с ними происходит.

— Сканирование завершено, — доложил Зумариг.

Я шагнул ближе и склонился к экрану прибора. Вглядываясь в схематическое изображение, удивился количеству населенцев чужого корабля. Как прокормилась вся эта орава в долгом пути к новым землям? То, что корабль прилетел сюда с теми же целями, что и наш я понял сразу.

Внимательно изучил каждый фрагмент судна. Переводчик ещё трудился над полноценной синхронизацией, но я уже знал, что пришельцы называют их модулями. Разобравшись с устройством всего корабля, я начал присматриваться к обитателям. Забавные оказались существа. Худосочные и бледные на вид, но при этом действующие вполне энергично. Пожалуй, местное светило соответствовало их родному больше чем в нашем случае. Мысль эта породила глухое раздражение. Пришельцы не только заявились к спорной планете раньше нас, но и она к ним дышала дружелюбнее. Всё вокруг словно твердило, что надо уходить, поскольку, мы не только опоздали, но и претендовали на посредственное. Века пройдут прежде, чем приноровимся к жёлтому карлику и его мягкому воздействию. Того гляди, станем вялыми и слабыми, а это недопустимо для господ.

Конечно, наши рабы в подавляющем большинстве с юных лет получают соответствующие инъекции и добавки в пищу. Им и в голову не придётбунтовать, Они — наша собственность и вполне довольны участью, а здесь большинство получит отличные возможности для размножения. Нам понадобятся рабочие руки для строительства нашей новой цивилизации.

Мне страстно захотелось на планету, на простор, но предаваться мечтам долго не дали. Рагонтар связался с рубкой раньше, чем я успел доложить, что исследования завершены.

— Как твои подопечные, капитан Фанрок? Ещё не начали опускать свои фрагменты на твердь?

— Нет, старейшина. Полагаю, они хотят предварительно составить карту планеты, тщательно изучив мир с высоты, а возможно, выбрать самое подходящее место. Хотя сканирование показало, что им равно подойдёт любое. Судя по их внешнему виду и скрытым структурам, их родная планета вращается вокруг такого же небольшого светила, да и климатические особенности нового мира соответствуют средней температуре внутри корабля.

— Значит, как домой прилетели? — благодушно спросил Рагонтар.

— Именно, старейшина! — подтвердил я почтительно.

— Ну что ж. Они сами виноваты. Добычу необходимо хватать сразу, а не ждать, пока это сделают другие. Мы ведь можем несколько ускорить их посадку, не так ли? Подтолкнуть к действию, когда они ещё не будут готовы?

— Разумеется, — ответил я, начиная понимать замысел Рагонтара, очень кстати неплохой. — Прикажете определить их в какую-либо конкретную точку планеты?

— Не в тропическую зону, она понадобится нам самим, а крушение такого обширного корабля может вызвать катаклизмы.

Да и тут Рагонтар не ошибался. Для нас планета была холодновата, а главное, малокомфортна для наших рабов, которым не положено по статусу ходить одетыми, а шерсти у большинства из них нет. В высоких широтах начнёт болеть и вымирать рабочая сила, при том, что ценное имущество следует беречь.

— Я понял приказ. Приступаю к исполнению.

Расчёты заняли немного времени, мы спешили, потому что предсказать, когда чужие начнут плановую посадку было невозможно. Слабый залп орудий произвёл нужное действие, и наглые чужаки устремились к своему миру. Теперь им предстояло получить его в качестве могилы. Настроение сразу улучшилось и не у меня одного, в рубке царила приподнятая атмосфера, мы даже обменялись приличными шутками, хотя поступали так нечасто. Корабль валился на планету. Нет они делали всё, что могли, чтобы превратить падение в мягкий спуск, но сразу стало понятно: ничего у них не выйдет. К тому моменту, когда судно распадётся на модули самопроизвольно или по приказу их капитанов, скорость окажется так велика, что погасить её они уже не смогут, как и стабилизировать эти фрагменты. Процесс довольно сложен, а в экстремальных обстоятельствах он скорее ухудшит ситуацию, сведя её к окончательно безнадёжной. Хрупкими, в целом, созданиями показали себя эти существа, называемые людьми, да и техника у них значительно уступала нашей.

Один кусок конгломерата отлетел от общей массы слишком рано, и я дал команду Зумаригу проследить за тем, куда он упадёт. Если придётся добивать часть переселенцев, то полезно знать их точное местоположение. Прочее тело продолжало валиться на планету, раскаляясь, неумолимо стремясь к собственной гибели, когда произошла странная вещь.

Падение замедлилось. Судно словно наткнулось на упругую среду, которая подхватила его и не дала разбиться. Нет чужие рухнули на планету достаточно неуклюже, рассыпав напоследок свои модули, хотя и недалеко друг от друга, но всё же это крушение не стало роковым для экипажа и пассажиров. Расчёты подтверждали предварительные выводы, хотя сканирование пока ничего не давало. Раскалённый корпус экранировал от нас происходящее внутри.

Я связался с Рагонтаром и доложил результат. О последствия рапорта не слишком беспокоился: мы сделали всё как надо, вмешался неизвестный природный фактор. Его кстати, следует учесть, когда начнём собственную посадку на планету. Не дожидаясь распоряжений, я отдал команду продолжить исследования этого странного слоя в атмосфере. Пришла пора выяснить: нам-то он на пользу пойдёт или во вред.

Рагонтар довольно долго молчал, разглядывая предоставленную его вниманию картинку, потом, вместо того, чтобы отдать приказ добить чудом уцелевшее судно, велел мне явиться в его личные покои для приватной беседы.

Что это означало, понять было нетрудно. В таких вещах у нас разбирается каждый младенец. Неужели Рагонтар вообразил, что я намерен претендовать на его место? Да, после посадки я оказывался как бы пониженным в статусе, что обещало нелёгкие дни и годы, но ведь не настолько я идиот, чтобы противостоять старейшему, обеспеченному охраной и поддержкой многочисленной армады переселенцев. Экипаж слушается моих команд, но слишком он мал для того чтобы выдвигать какие-то требования об особом к себе отношении. Мы доставили путников к цели, на этом наша ведущая функция закончится. Теперь мы будем такими же участниками освоения, как все прочие. Мы знали с самого начала, что нас ждёт, так что и претензий предъявлять не собрались.

Помощники провожали сочувствующими или злорадными взглядами, не могу сказать точно, потому что я не обернулся. Им пока при любом раскладе не светит жизнь лучшая, чем мне, так что пусть воображают себе, что хотят. Следовало спешить, а я едва переставлял ноги. Сделав неплохую карьеру, я так давно не подставлял себя в качестве объекта сексуального подчинения, что успел отвыкнуть от ощущений, которые при этом испытываешь. Неприятные, надо сказать.

О рабах я вообще не говорю, но и свободный отнюдь не обязан удовлетворять того, кто снизу. Исключение мы делаем только для самок, стараясь ублажать их как можно лучше. Существовало убеждение, что зачатые таким способом дети рождаются здоровее и активнее тех, что понесены от насилия. Научные исследования подтверждали это предположение, так что помещения где содержатся наши самки мы навещали нечасто. Удостаивали визитами до той поры, пока обследование не подтвердит беременность, а потом сбрасывали напряжение на любом подходящем объекте. Самый низший член команды или самый захудалый переселенец имел в своём распоряжении рабские загоны.

Рагонтар встретил в кабинете, дверь в спальню была закрыта, но безопасности моему тылу этот факт не обещал. Вполне вероятно, я не настолько интересен ему в данный момент, чтобы затягивать совокупление, завалить партнёра ведь можно и на рабочий стол. Я никуда не денусь, вынужден буду подчиниться. Следовало настроить себя на послушание, так весь процесс пойдёт легче, но я никак не мог сосредоточиться, едва удерживался от того, чтобы не скрипеть жевательными зубами.

Старейший же, вместо того, чтобы без долгих прелюдий велеть мне обнажить нужную часть тела, махнул рукой на одно из кресел.

— Садись, Фанрок.

Неужели всё ограничится одним разговором, или у него такие извращённые прелюдии?

— Да, старейший, — я почтительно опустился на сиденье, готовясь слушать.

— Устроить катастрофу, которая выглядит естественной была хорошая идея, она, к сожалению, не удалась, но не по нашей вине, это совершенно ясно.

Я насторожился от слишком благостных словес, но Рагонтар повторил, как бы специально подчёркивая искренность своих намерений.

— Не из-за твоей ошибки, капитан. Вмешалась силы, противостоять которой ни один из нас был не властен.

— Я могу узнать, что это был за фактор? — спросил осторожно, по-прежнему не теряя бдительности.

— Безусловно! — откликнулся он. — Для того и позвал. Я давно мечтаю поделиться с кем-то знанием, а ты для этого самая подходящая кандидатура.

Я ждал, почтительно склонив голову. Беседа пошла странно, и я не мог предсказать теперь во что она выльется.

Рагонтар продолжал:

— Отправляясь в нелёгкий путь, мы знали, что нас ждут испытания. Прежде наша древняя религия служила опорой в любом начинании, но всем известно, что в последние столетия она приходила в упадок. Старые боги перестали быть авторитетом, все вокруг вообразили, что настала эра свободомыслия, и потому высшие силы послали нам иных божеств.

Я едва не поднял голову, чтобы посмотреть на старейшего. Речи его напоминали бред, а чуть визгливые интонации выдавали нешуточный энтузиазм в следовании заблуждениям. Зловещие признаки, учитывая длительность пути и его тяготы, да ещё неприятный сюрприз в финале. Впрочем, спешить с выводами я и не подумал. Опасное это дело — торопить неведомые события, а мне сейчас как никогда надлежало соблюдать осторожность.

— Вижу, что ты мне не веришь, — продолжал Рагонтар. — Я и не осуждаю за скептицизм. На твоём месте и сам бы усомнился, но у меня имеются доказательства. Я предъявлю их тебе чуть позднее, а пока хочу обсудить идею, которую посоветовали осуществить наши новые боги. Их, кстати, зовут Сварф и Тромгар, запомни эти имена, однажды мы высечем их на алтаре, заложенном в первом храме нашего поселения. Боги готовы помогать нам и приведут к победе.

— Что это за план? — спросил я, не рискуя до поры обсуждать советчиков старейшины.

Или советников. Так моя будущая позиция окажется ещё ниже, надо подсуетиться сейчас и обеспечить хоть какие-то преимущества. Если Рагонтар верит в свои личные высшие силы и я буду верить. Лучше быть соратником в любом безумии, чем просто подстилкой. Глядишь, и с этим пронесёт. Интересно, трахают его новые боги? Делают это вместе или поодиночке? Да я изображал почтительность, но мыслям ведь не всегда прикажешь течь в предложенном русле.

— Раз уж чужие переселенцы, наши соперники, выжили и первыми коснулись тверди, надо обратить их в рабство. Тогда их собственность станет нашей, как и они сами.

План выглядел удачным, хотя и хлопотным.

— Не проще накрыть их залпом орудий? — спросил я.

Лицо Рагонтара приняло благостное выражение. Именно с таким он вещал, выступая иногда перед своим стадом.

— Зачем портить добро, Фанрок? Лучше в дальнейшем избежать обвинений в захвате, заодно получить новую рабочую силу и планету на вполне законных основаниях. Когда этим существа пройдут нашу классическую обработку, они сами отдадут принадлежащий им мир, да ещё упрашивать начнут, ноги лизать и кое-что другое.

Я поспешил расплыться в том же весёлом умилении, что и старейшина. Вопросы ещё оставались, хотя принципиально возразить было нечего. Он продолжал:

— Один из их модулей опустился в отдалении, вот с него мы и начнём. Проверим для начала наши методы убеждения на части популяции, а потом возьмёмся за целое! Если что-то пойдёт не так, и новые рабы окажутся строптивы, можно просто окончательно свести их с ума, чтобы отключились естественные потребности. Тогда стоит лишь подождать несколько дней, и планета опять же станет нашей. Действуй, капитан Фанрок. Новые боги нас не оставят.

Глава 4

В своём домике мне быстро надоело, там ничего не было кроме кровати, да и та поражала воображение только размерами, но габариты служили не роскошью, а средством уложения крыльев. Я и не старался украсить жилище — не с моей фантазией мастерить интерьеры. Что есть, то и сойдёт. Предвиделись развлечения и поинтереснее, потому я взял и пошёл к светлому в гости.

Едва ввалившись в дверь, снёс правой плоскостью какую-то хитрую штуку, приделанную к стене, как выяснилось, недостаточно прочно. Деликатно отскочил в сторону и налетел на другую непонятную фигню, после чего завис в пространстве озираясь с недоумением. Он нарочно что ли? Нашему брату, как пегасу, всего-то нужно стойло, чтобы было где копытами побрыкаться и крылья расплескать. Зачем громоздить валкие приспособления, которые лишь затрудняют жизнь? Хочется красоты — можно потолок расписать неприличными картинками (хорошая, кстати, идея, надо осуществить на досуге), а вещи богам без надобности.

— Зачем ты всё портишь? Зачем вообще пришёл? — сердито вопросил светлый.

Я наскоро соорудил на лице виноватое выражение.

— Прости, Ари! Я общительный, мне плохо одному.

Следовало к нему подлизаться. Чтобы извлечь из кого-то пользу, надо делать вид, что пользу извлекает он. Мне, раздолбаю, катастрофически не хватало теоретической подготовки, я же не предполагал, что вправду нужно учиться, а не просто так время проводить на папины денежки. Вот и оказался тут как девственник на ложе, когда не знаешь куда вставить и как, хотя и понимаешь — что, потому что оно само за себя говорит.

— Ладно, — буркнул светлый. — Сиди, только не ломай ничего.

Я плюхнулся на обширный диван, заняв его весь задницей и крыльями. Показалось мне, что не так уж златокудрый недоволен вторжением в его личное пространство, как хотел показать. Я поразмыслил. Зубрил и отличников нигде не любят, а кое-где ещё и бьют — дело в этом? Вряд ли много приятелей было у особи, вечно торчащей в информационном поле. Поддразнивая его, я неправильно начал обработку, скорее всего, он вообще плохо понимал, что шутки могут быть милыми, а не только злыми. Надлежало действовать со всей душой, ну если предположить, что она у меня есть.

Когда парень вместо того, чтобы таскаться за девушками, корпит над книжками, он, скорее всего, любит учиться, а следовательно, и школить других. Для меня аномалия выглядела странно, но я знал, что всё в этой жизни можно так или иначе пристроить к делу. Я сказал проникновенно:

— Понимаешь, мне очень стыдно, что я такой необразованный. Получается, что тебе, по сути, навязали обузу.

Он подозрительно набычился, ноздри раздул, пытаясь по запаху определить подставу. Бедный Ари! Крепко же ему прилетало от своих предвечерних собратьев! Вот вам и светлые — такие же разгильдяи и мошенники как наши, только обставляются красивее.

Я продолжал быстро, пока он не успел зачехлить разум привычным недоверием ко всем, кто не такой паинька как он:

— Помоги мне, пожалуйста, наверстать утраченное. Я ведь не ведаю толком что должен знать в целом, где там беспокоиться о деталях.

— Ты хочешь, чтобы я научил тебя нашей профессии?

Столько изумления проступило в голубых как небо глазах, что я мысленно ругнулся! Кажется, перегнул палку, и она обещала треснуть. Похоже я крупно промахнулся. Разумеется, не нашлось бы на свете и во тьме дурака, согласного задаром вставлять квалификацию в болвана, не потрудившегося сделать это собственноручно. Следовало начинать атаку издали, просить сначала малого. Как люди говорят: дай воды напиться, а то так есть хочется, что переночевать негде. Смотри-ка ты и у смертных есть чему поучиться, те ещё, похоже, мошенники, надо иметь в виду на будущее.

Между тем ошеломлённость на благообразном лице сменилась другим выражением — задумчивой решимостью что ли. Я с любопытством ждал результатов своего рискованного эксперимента.

— Хорошо! — сказал Аргус. — Я согласен, но у меня есть условия!

Ага, сделка! Этот подход мне был понятен и, значит, вполне устраивал, любопытство разгорелось: что же всесветлый он потребует от тёмного меня?

— Говори!

— Ты будешь слушаться! Если я велю выучить это и это, ты делаешь в срок, а если нет, я тебя наказываю.

Вот тут я завис.

— Прости, что?

Мы оба, насколько я понимал, ощущали недоумение, словно общались на разных языках, хотя пользовались практически одним — человеческим. Так всегда бывает, когда принимаешь под своё крыло расу разумных существ. Их речь и обычаи проникают в подвалы сознания сами собой, и взять нужное слово или понятие не представляет сложности.

— Тебя никогда не наказывали? — спросил он шёпотом.

Я мотнул башкой, отдавая себе отчёт в том, что это тоже человеческое движение, значит, сокуратору вполне понятное.

— Я слышал, что это значит: лишение неких благ или использование в качестве возмездия боли, унижения, позора, но сам никогда не испытывал.

— Тебе даже от родителей не влетало? — продолжал он социальный опрос.

— Конечно, нет. Мама меня любит, а отец — банкир, если пользоваться людскими определениями. Денег у него много, а свободного времени мало. Бывало погладит по голове, наделит малой толикой своего имущества и снова исчезает в энергетических сферах.

— И вот так всегда?

Я честно поразмыслил.

— Иногда казалось, что он не прочь мне всыпать, но стоило маме нахмурить брови, как событийный ряд тут же восстанавливался, а толика становилась даже жирнее. А у тебя было не так?

— Меня держали в строгости, — уныло ответил он. — Я из небогатой семьи, вероятно, родители считали, что лишь упорный труд поможет мне подняться в высшие сферы.

— Ну сработало ведь, раз ты очутился в паре со мной.

Судя по тоскливому взгляду, брошенному на героического напарника, преимущество казалось ему сомнительным. Я решил не обращать на это внимания. Мои предки обосновались на самой вершине иерархии тёмных и распоряжались там как хотели. Я не скрывал семейного статуса, но и не кичился им — жил своей жизнью.

Внезапно мне в голову пришла любопытная мысль:

— Слушай, светлый, а ведь это по сути своей игра. Если я справляюсь с твоим уроком, я молодец, а налажаю, ты лишишь меня какого-то преимущества или причинишь страдание. Это разогреет мою кровь! Я согласен!

Он изучил меня долгим взглядом.

— Ты ненормальный, ты в курсе?

— Ой, кто бы говорил! — ответил я.

Он улыбнулся, разом став симпатичнее и компанеистее.

— Думаешь, здравомыслящие особи в такую живописную местность не попадают?

Ну вот, дело пошло, он уже готов иметь со мной общие шутки, а с этого и начинается божеское братство, жаль, иногда тут же и заканчивается, но последнее не в мою смену.

— Мы подружимся, — заверил я.

— Тогда приступим к занятиям!

Вот так сразу я, конечно, не был готов пасть жертвой своей наивности и его усердия, намекнул робко, что полезно сначала сгонять — присмотреть за телодвижениями прилетевших на нашу планету, шею и больную голову людей, но Аргус проявил невиданную суровость. Сопя от усердия, он соорудил информационную капсулу и выставил меня вместе с ней, велев освоить знания в кратчайший срок.

— Люди не маленькие, сами разгрузят ковчег, — присовокупил он к посылу здравую мысль. — Мы боги, а не ишаки и делать за них ничего не обязаны.

Возразить я не решился, до такой степени основы знал, но и поплыть мог в любой момент, так что не пришло время козырять образованностью. Я побрёл к своему дому, волоча по земле крылья и всем видом показывая, как мне тоскливо и грустно одному без заботы и понимания. Аргус глядел мне вслед, но заговорил о другом:

— Мерцур! — окликнул он. — Можно спросить?

— Конечно!

— Ты необычный: волосы синие, а не чёрные или коричневые как принято у ваших, глаза оранжевые, а не красные, вишнёвые или карие, кожа довольно светлая.

— Это не вопрос, — уточнил я.

Он сразу перешёл к нужному пункту:

— Тебя в детстве дразнили?

Ну в этом-то предмете я был хорошо подкован, потому отвечал без запинки.

— Безусловно.

— И что ты делал в ответ?

— Я давал обидчикам в лоб, и дразнить переставали.

Кажется, я не убедил его в здравости моих суждений, светлый чуть задумался, потом уточнил:

— А когда был совсем маленький?

— Тогда в лоб им давала мама. Я у неё и научился.

— И всё? — поразился он. — Это помогало?

Я ответил честно:

— Иногда с первого раза нет, но я не ленился и повторять.

Я подождал ещё немного, но кажется получение информации плавно сменилось у него обработкой, и моё присутствие или отсутствие перестало занимать внимание. У умных в голове, наверное, исспотыкаешься, как внутри их жилища. Надеюсь, никогда не доведётся узнать это точно. Я пошёл к себе.

Повесив информационную капсулу в сторонке и украсив её искрами и молниями, я сложил крылья лодочкой и плюхнулся на кровать.

Жуткое неудобство доставляют иногда эти фиговины на спине и не нужны они совсем, поскольку летать мы способны и без маховой силы перьев, а вот с их помощью — хреновенько. Кто ввел моду их отращивать я уже и не знаю. Зря он это сделал.

Я оглядел потолок и начал его расписывать. Дело пошло так живо, что воображение разыгралось, и некоторые детали моего тела пылали нешуточным огнём. Я вспомнил свою подружку из светлых и застонал от досады. Вот зачем отправили на одно задание двух мальчиков? Как тут приводить к гармонии подвластные народы, если в себе самом её не находишь?

Хотя конечно, с девочкой я охотнее проводил бы время в постели, а не в трудах праведных, слезая с кровати так редко, что подопечные отбившись от рук, додумались бы до атеизма гораздо раньше, чем им полагалось по канону.

Изрисовав весь потолок, я сделал картинки движущимися и совсем уже вознамерился прийти себе на помощь общеизвестным способом, когда ко мне без предупреждения вломился светлый.

— Я так и знал, что ты не учишь! — сказал он торжествующе, но тут разглядел, что именно происходит на моём потолке, да уже частично и на стенах.

Нежные щёки налились кармином, слёзы закипели в глазах.

— Ты! — взревел он. — Ты! Ты — наказан!

Бах, и вокруг кровати выросла массивная решётка, заперев меня в тесном пространстве, а капсула знаний оказалась прямо перед носом. Так вот ты какая — суровая кара за злостное безделье!

Я встал на колени, кое-как подобрав крылья, и ухватился ладонями за массивные прутья. Они дышали прохладой снежных вершин. Аргус торчал в дверях и сопел носом, созерцая меня как бык арену.

Внутри разгорался тихий восторг. Никто, никогда, ни в чём не смел меня ограничивать, а этот решился! И ведь знает прекрасно, что смести все его построения, а потом и отметелить его самого не составит для меня труда. Энергия разрушения в темных сильнее созидательных потуг светлых — потому мы и договорились однажды поддерживать равновесие в мире. Это чтобы фатально не налажать всем сообществом.

Он показал, как хорош, мой новый друг Ари, и я решил, что не стану его бить, ну хотя бы в ближайшее время. Во-первых, он кругом вышел прав, как ни скорбно это признавать, во-вторых, у нас ведь затеялась игра и, разумеется, я буду соблюдать её правила. До каких пределов — подумаю потом, а пока следует проявить немного прилежания. Вот и кровь уже отлила обратно к мозгу. Самое время сесть за ученье.

Я грустно вздохнул и сокрушённо извинился:

— Прости, Ари, я повёл себя глупо, но я исправлюсь, дай мне, пожалуйста такую возможность.

Я уселся на ложе скрестив ноги и послушно нырнул башкой в информационный кокон, который окружал мою голову мерцающим облачком. Искры и молнии я убирать не стал, они ничуть не мешали.

Светлый постоял на пороге с ошеломлённым лицом, пожалуй, весь фарс стоил того, чтобы его разыграть. Такие минуты согревают. Я наблюдал представление, старательно делая учёный вид. Потоптавшись, мой учитель тихо развернулся, задев крылом косяк, и ушёл.

Ладно я ведь и вправду, если честно разобраться, необразованный балбес, которому полезно подкачать извилины. Раз уж открыл учебник, почему бы не прочитать в нём пару страниц? Я так и поступил, а потом зацепило одно, затем другое. Я с любопытством вникал в законы развития цивилизаций, там, оказывается, всё шло по определённым правилам, а не просто слезли с дерева Адам и Ева и не забыли нарвать с собой яблок. Интересная оказалась штука.

Я глотал знания постепенно, последовательно — только так можно что-то выучить. Если схватить одним разом, то добыть сведения из пыльных закоулков чердака потом окажется не так и просто. Это как хранить кота Шрёдингера в коробке: с одной стороны, прикольно, и все о тебе говорят, а с другой — никакой ведь практической пользы. Чтобы пустить в дело навык, надо в первую очередь знать о его существовании.

Когда информационный рой рассеялся, отдав полностью свой заряд, я ощущал во всём теле приятное тепло. Никогда не думал, что смогу получить удовольствие от такого извращённого занятия как усвоение новых знаний. Надо же! Я усматривал в себе расположенность ещё раз попробовать этот фокус, только, конечно, не сразу.

Решётка по-прежнему торчала вокруг моей постели, значит, тюремщик не смилостивился или ни на грош не верил в добропорядочное поведение узника без видимых ограничительных знаков его свободы.

Я аккуратно просканировал окружающее пространство, коллеги поблизости не обнаружил, зато сообразил, что провёл в образовательном трансе несколько дней. Вот, значит, как! Светлый небось наблюдает за человечками и их созидательно-разрушительной деятельностью, а меня в клетку оков и постижений? Я рассердился, но совесть (вот это ещё откуда нарисовалось?) подсказала, что не явись я на планету без базовых понятий, не пришлось бы торчать над учебником, почёсывая молниями в причёске.

Если я великовозрастный дурак, в чём виноват Ари?

А я именно что полный неуч, потому что лишь с вершины знания постигаешь, как глубока пропасть невежества. Я в неё заглянул и ужаснулся.

Благие мысли и намерения терзали минут пять, после чего я тихо телепортировался в знакомую долину, но не на горные склоны, где Аргус вполне мог меня засечь, а в гущу событий — в лесок по ту сторону озера.

Прокравшись под сенью кущ до берега, я осторожно выглянул из кустов и обозрел сияющую гладь.

Водоём оказался больше, чем выглядел с кручи, да и вся долина тоже. Отличное место попалось для основания новой цивилизации: тёплый, но в меру климат, строевой лес под боком, вдоволь чистой прозрачной влаги, достаточно пахотной земли, чтобы кормить общину первое время. Я умилился, использовав недавно полученные познания, чтобы покрасоваться перед самим собой.

Уродливое тело корабля, точнее, его частей, неровно, хотя и кучно севших ниже по течению главного ручья, виднелось над верхушками деревьев. Вокруг корпусов кипела работа. Я прислушался к человеческим голосам и шуму механизмов. Ужасно хотелось подкрасться ближе и посмотреть, но я воздержался. Пусть Ари думает, что я послушно дожидаюсь его возвращения. Главная прелесть любых занятий в прогуливании их, потому я чувствовал себя прекрасно. Сбегать из-под стражи мне ещё никогда не приходилось, и это ощущение ласкало новизной.

Я чудно развлекался, старательно скрываясь в зарослях, а когда на песчаный бережок водоёма высыпали наши с Ари подопечные и принялись снимать одежду, восторгу моему не было предела. Большинство купальщиков оказались совсем молодыми женщинами, и я быстро подрегулировал зрение, чтобы рассмотреть всё как следует.

Подглядывать мне понравилось. Безобидное и одновременно захватывающее ощущение. Оскорбить мой жадный взор никого не мог, поскольку в компании на озере были мужчины, и девушки знали, что за ними наблюдают, так что я с чистой совестью (опять она?) погрузился в приятный процесс.

Далеко от берега никто не заплывал, вероятно опасались нападения неведомых тварей. Один человек вообще стоял у самой кромки воды с каким-то прибором, за показаниями которого внимательно наблюдал. Похвальная осторожность, я радовался, что люди её проявили. Осваивая новый мир, дорожить надо каждым его населенцем, богатый генетический выбор обеспечит здоровье будущей нации.

Когда купальщицы оделись и ушли, мне стало грустно. Тоже приятное ощущение, я иногда не прочь предаться и ему, сразу чувствуя себя значительной особой, поскольку смешливых все считали легковесными.

Отступив под прохладную лесную сень, я побрёл куда-то с живым любопытством разглядывая всё, что попадалось на пути. Меня занимали и огромные деревья, что тщились соревноваться в долголетии с нами, и тонкие былинки. В траве копошилось множество мелких существ. Учить биологию нового мира ещё предстояло, но я уже точно мог сказать, что прибывшим людям она не враждебна. Вскоре они приспособятся и начнут употреблять в пищу плоды здешней земли, наряду со своими, привезёнными издалека, а потом и вовсе забудут прежнюю жизнь, проскочит мимолётно несколько поколений, и совсем иные смертные предстанут моему удовлетворённому взору.

Каким совершенством наделит их планета, имени которой я пока не ведал? Люди сами придумают название дому, со временем выучу и это.

Я погрузился в свои мысли, а шелест листвы и травы так умиротворял, усыплял осторожность, что встреча оказалась совершенно неожиданной.

Глава 5

Когда я увидела это существо в неверном пятнистом свете, какой бывает под пологом листвы, я не поверила своим глазам. Сказки не становятся былью, ангелы не бродят по тверди, да и физиономии у них другие, если верить поклонникам чудесного.

Стройный высокий юноша вышел ко мне из зарослей, и я застыла, пытаясь осмыслить происходящее. Кто он? Откуда? Как? Местный житель, которых просмотрели разведчики? Если они и пропустили, то ведь самые зачатки цивилизации, разве что её наивную простую зарю. Поиск был произведён квалифицированно, я сама многократно изучала отчёты. Максимум разумный абориген мог ходить в шкурах и с дубиной, а незнакомец был облачён в чистую гладкую тунику, шёлковую на вид. Облегающие штаны отсвечивали той же материей, аккуратные сапожки утопали в траве и мелких кустиках. Черты? На память сразу пришло старинное слово чарующие. Лицо как воплощение вселенской гармонии, я не сумею сказать точнее. Волосы отливали густой глубокой синью, глаза сияли словно жаркие огоньки. Всё бы ничего, случаются в природе и красавцы на радость всем, но за спиной юноши громоздились крылья.

Почему-то я сразу поняла, что это не карнавальное украшение, а присущий ему атрибут, как руки или ноги. Они растут или как там правильно говорить о крыльях, из его тела, частью которого, безусловно, являются. Он человек и одновременно птица, он — ангел, независимо от того, существуют они в природе или нет.

Материалист во мне взрычал и потребовал рационального объяснения, но впервые в жизни мне захотелось оголтело поверить в чудо и хоть ненадолго послать лесом опостылевший реальный мир. Я так и сделала. Это оказалось просто.

— Здравствуй! — сказал я.

Ожидала в ответ растерянности, недоумения, сожаления о том, что мы дети разных миров, которым так трудно понять друг друга — всего того, что обычно происходит по уму, а не по желанию, но юноша сначала забавно сморщил верхнюю губу и нос, а затем ответил без тени затруднения:

— Привет тебе, прекрасная дева!

— Я вдова, — уточнила сразу для полной ясности.

Не люблю обманывать, хотя вот именно сейчас проявленная деликатность показалась чрезмерной. Почему я такая молодая, а меня уже обходят стороной? Выказывают уважение обязательному горю, а я ничего не чувствую, только смутную боль и изрядную опустошённость, словно муж, который так и не стал любимым человеком, занимал в моей жизни много места, но избыточного, лишнего, не слишком пригождавшегося, как гостевая комната в неприветливом доме.

Сейчас этот юноша уйдёт. Такому красавцу не интересен использованный товар, лишившийся вдруг своего обладателя. Вещь с распродажи. Это я о себе сейчас? Стоит ли так думать, ведь мысли материальны? Сердце отчаянно заныло, так мне захотелось, чтобы ангел остался, я даже сделал невольный шажок в его сторону.

Прекрасный незнакомец в бегство не обратился и постную рожу не скорчил, напротив, в глазах его заплясали искорки как крошечные язычки пламени в печи, а взгляд довольно откровенно скользнул по моей фигуре, задерживаясь именно там, где следовало. Сигналы тел оказались ещё понятнее слов.

Я вспыхнула непонятным радостным жаром, дыхание и то сбилось, румянец наверняка залил щёки. Прежде я за такие вольности могла незадачливому ухажёру и по морде засветить, но сейчас после тягот пути и бед посадки, после того, как обнаружилось отсутствие сгоревшего командного модуля, и я стала официально считаться вдовой, душа жаждала лишь тепла и утешения. Любого.

Мужчину с ковчега, знакомого и знающего меня, я бы оттолкнула, но сейчас передо мной стояло невероятное сверхъестественное существо, и плавиться в огоньках его глаз ничуть не казалось мне стыдным. Напротив, радость распустила лепестки, наполняя душу славными неизведанными ощущениями.

Юноша тоже сделал шажок, осторожный, маленький, не иначе давая мне понять, что подкатывает с уважением, ценя мою добрую волю и согласие. Я едва не рассмеялась от прелести и новизны происходящего. В крови плясало щекотными пузырьками беспричинное веселье, от стука сердца немного оглохли уши.

— Как тебя зовут? — спросил он.

До чего же мелодичный у стервеца голос!

— Сирень!

— Какое чудное, воздушное, гармоничное имя!

— Людям не нравится. Большинство зовёт меня просто Рена.

Муж вообще кривился и как-то предложил поменять причуду родителей на что-то традиционное. Я отказалась. Я чувствовала себя родственной цветам, которые никогда больше не увижу. Я не могла забрать их с собой, хотела, чтобы сохранилось в памяти хотя бы слово.

— Я буду звать тебя Сирень! Мне нравится. Я — Мерцур.

— Ты ангел?

Вопрос прозвучал нелепо, но он так не посчитал, ответил чётко, обстоятельно:

— На вашем языке — предутренний.

— Это как? — растерялась я.

— Существо ночи.

— Тёмный принц?

— Ещё какой тёмный и вне всяких сомнений принц!

Обмениваясь короткими репликами, мы постепенно сближались, делая это с одинаковой осторожностью, словно подстерегали друг друга как хищники дичь. Два охотника, не то смущённых, не то слишком раззадоренных, чтобы разом избавиться от неловкости.

Юноша атаковал первым. Движения я вообще не увидела, хотя и не моргала. Миг — и уже оказалась в его объятиях, а крылья сложились вокруг шалашом, словно пряча обоих от резкого света дня. Мы оказались внутри маленького уютного синего домика. Я слышала поскрипывание перьев, своё дыхание, стук сердца. В первую секунду показалось, что у моего принца оно не бьётся, но тут же уловила глухие удары.

— Ты — девочка Сирень!

— А ты — ангел Индиго!

— Предутренний Мерцур, — бархатно пророкотал он, — но ты можешь называть, как захочешь!

— Поцелуй меня!

Вырвалось само и прозвучало банально, но Мерцур, как мне показалось, услышал не обыденный призыв, а что-то большее.

Озорные оранжевые глаза посерьёзнели. Вертикальные на свету зрачки в полумраке разлились, став почти человеческими. Тепло и уют я ощущала с ним рядом. Ненавязчивую защищённость от бед и в тоже время собственную силу, о которой так часто приходилось забывать.

— Как скажешь, цветок из легенд!

Его губы коснулись моих, слегка, едва уловимо. Я замерла, пытаясь осознать происходящее. Мерцур отстранился, опять смешно сморщился, словно проверял, так ли я хороша на вкус, как на вид, рассматривал со всех сторон свои ощущения.

Мысль о том, что я могу быть отвергнута не мелькнула ни разу. Наш домик создавал не только нежнейший синий полусвет, но и неслышное доверие, от которого голова кружилась куда сильнее, чем от клятв всех мужчин, которые когда-либо меня домогались.

— Я хочу запомнить! — пояснил Мерцур. — Каждый наш шаг друг к другу. Первое робкое тепло, жар откровенного желания, огонь его пылкого удовлетворения. Ты хороша!

— Ты прекрасен! — вырвалось у меня в ответ.

Он более не медлил. Оранжевые огни вспыхнули бурной радостью, а губы впились в шею, так хищно по-вампирски, что я от удивления застонала, хотя не ощутила боли. Язык заскользил по коже оставляя на ней влажный горячий след от которого мурашки разбежались по всему телу. Мерцур прошёлся быстрыми поцелуями по горлу, спустился ниже. Я никогда не думала, что у меня такие чувствительные ключицы!

Молния рубашки расползалась, впуская ласковый рот всё глубже, к беззащитной груди, мягкому животу. Я так сосредоточилась на незнакомых ощущениях, что не сразу поняла, как уверенно и бережно поглаживают меня его ладони. Спина горела и жаждала сильных, грубых прикосновений, но крылатый юноша не спешил.

Как он раздел меня, я так и не поняла, как сам оказался обнажён — тоже, просто это случилось, и я опрокинулась на шёлковое ложе из перьев, такое скользкое, сияюще-чистое, что терзавшие меня мурашки совсем озверели.

Впервые в жизни я отчаянно хотела мужчину. Одно лишь прикосновение его горячей кожи к моей наполняло сладким пылом.

— Возьми! — пробормотала я.

Терпеть больше не было сил. Его член камнем упирался в живот, а хотелось ощутить его внутри, слиться с индиговым совершенством, почувствовать мощные толчки, стать, наконец, женщиной, а не объектом удовлетворения чужих желаний.

— Сейчас, милая! Моя Сирень!

Он прижался, буквально растекаясь по мне, прикипая всем телом. Ладони разведя мои ноги нащупали там что-то такое от чего с ног до головы сотрясла дрожь, а потом и его орган ворвался в меня да так, что я вскрикнула от острого никогда раньше не испытываемого наслаждения.

Все получилось ещё лучше, чем мечталось. От каждого его движения расходился по телу жар, я перестала понимать где я и что со мной, да и неважным казалось всё, кроме этого мощного единения — самого правильного события моей недлинной жизни.

Наверное, я кричала, стонала, слышала себя как со стороны. Победный рык любовника щекотал нервы и наполнял особенным счастьем. Я была желанна как никогда и знала об этом.

Быстрее, отчаяннее, а потом остатки рассудка смело наслаждение, почти напугавшее меня неистовой силой. Те короткие стыдные судороги, которые я прежде называла оргазмом не шли ни в какое сравнение с этим чудом. Я открыла для себя суть любви!

Раз за разом, волна за волной в надёжных объятиях страстно прильнувшего ко мне прекрасного юноши. Имей я веру в сверхъестественное, подумала бы что угодила не на чужую планету, а прямо в рай.

Когда острое удовольствие сменилось тёплой негой, Мерцур бережно отодвинулся, и заботливо умостил меня рядом с собой на волшебном ложе из крыльев. Наши бёдра переплелись, голова моя лежала на широком плече, синие волосы перепутались с белокурыми. Сильные руки обнимали меня, ладони легонько поглаживали, успокаивая, губы касались иногда макушки, словно проверяли на месте ли я, не сбежала ли прочь.

— Мы их не сломаем? — забеспокоилась я.

— Крылья? Да что им сделается? Лежи! Ты такая красивая на них, такая светлая! Жемчужина в раковине на просторах океана.

— Спасибо!

Я провела пальцами по его коже тоже светлой и очень гладкой, бархатисто-нежной, потом как бы невзначай забралась осторожным прикосновением на спину.

Мерцур фыркнул мне в макушку:

— Проверила? Настоящие? Да, они действительно растут у меня из тела — вот незадача!

По голосу я слышала, что улыбается, но всё же подняла голову, чтобы заглянуть в лицо. Лишь теперь разглядела совершенно нечеловеческие на вид зубы.

— У тебя ещё и клыки!

Он не отрицал, наоборот, даже голову запрокинул, гордясь:

— Да, правда красивые?

— Бесподобные! — ответила я, не кривя душой.

— Не бойся, Сирень, я никогда не кусаюсь.

Я спросила своё внутреннее состояние и получила ответ.

— Знаешь, я и не боюсь. Ты такой сильный, что тебе незачем быть злым.

Мерцур фыркнул, сморщил нос, а потом спросил серьёзно:

— А знаешь, что ещё у меня растёт, когда ты рядом?

Догадаться оказалось несложно, но я не смутилась, как сделал бы прежде, а просто позволила ему начать всё сначала, и во второй раз получилось ещё лучше, чем в первый, потому что я прислушивалась к себе и к нему, старалась запомнить каждую ласку, короткий шёпот, прикосновения пальцев, дразняще-неторопливое соединение наших тел.

Я иногда закрывала глаза, а иногда вглядывалась в прекрасные черты, сверкающие очи, не смогла удержаться и дотронулась до клыков, на что Мерцур не рассердился, напротив, улыбнулся до ушей.

Он был так естественен, спокоен, уверен, мягок, что я совершенно расслабилась, позволяя себе и ему абсолютно всё. В нашем синем домике царило долгое острое гармоничное наслаждение любовью.

Когда ласки из нежных стали бурными и всё завершилось новой волной сладких оргазмов, я почувствовала себя совершенно выжатой. Прислушиваясь к тому, как бешено колотится сердце, стараясь успокоить дыхание такое глубокое, что от одного этого кружилась голова я пробормотала, что, наверное, и встать не смогу, не то что дойти до лагеря переселенцев.

Не знаю, что хотела услышать в ответ: обнимет и унесёт в заоблачную высь? Я не верила в сказки. Мне без них досталось так много! Тело насытилось, успокоился в нём каждый нерв, дрожавший ещё с безумной посадки. Голова прояснилась. Мысли текли внятно.

— Мерцур, тебе ведь, наверное, пора, да и мне тоже. Люди настороже и будут волноваться, если кто-то не вернётся в срок. Мы пока не слишком хорошо знаем, есть ли здесь крупные хищники и другие опасности.

— Вы справитесь, — сказал он. — Зверья тут много, но долина относительно спокойное место, а после того как вы с грохотом рухнули с небес, и последнее благоразумно разбежалось.

— Ты видел, как мы садились?

Он кивнул.

Я внимательно вгляделась в красивое лицо прежде, чем задать так тревоживший меня вопрос:

— Это ты замедлил падение, не позволил нам разбиться?

— Нет! — сказал он.

Хотел бы, объяснил подробнее, потому я промолчала. Синий домик раскрылся, отчего дневной свет сразу показался ярким и холодным. Я поспешно натянула комбинезон, стараясь не смотреть на обнажённого ангела, но, когда всё же подняла глаза, он оказался полностью одет, хотя, как будто, не сделал ни одного движения.

Оранжевые глаза светились мягко, кошачий вертикальный зрачок показался зловещим, но лишь на мгновение.

— Мы ещё встретимся?

Жалкие слова, которые не следовало бы произносить, но я их на языке не удержала. Только что всё было правильно и понятно, как снова вокруг вырос щетинистый неуютный мир.

— Если ты захочешь! — ответил Мерцур.

Он обнял меня, старательно пригладил растрепавшиеся волосы и, выбрав из них какую-то травинку, объяснил:

— Я живу неподалёку, иногда бываю здесь, хотя и не всегда это зависит от моих желаний.

— Значит, вас много таких?

— Да, но в других сферах. Идём, я провожу.

Короткая прогулка, когда я ещё ощущала его тепло рядом и наблюдала, как уверенно он проносит сквозь заросли крылья, закончилась слишком быстро, а потом я просто осталась одна, так и не поняв, куда и как он ушёл.

Голоса людей слышались за ближайшими деревьями и скоро я оказалась в лагере, где несколько дней шла разгрузка, проверка оборудования, подсчёт потерь, похороны погибших. Сегодня объявили выходным днём, потому что каждый, наверное, нуждался в возможности расслабиться, в минутке тишины. Моя прошла бурно. Вспоминая горячиеприкосновения Мерцура, я ощутила слабость в коленках, хотя вообще была бодра. Неистовый секс не расслабил, а укрепил тело так же, как и дух. Мне казалось, что, предаваясь в лесу незнакомой горячей любви, я символически слилась с новой планетой, и она меня приняла.

Люди радовались свободе, окончанию долгой дороги, осознать которое сразу не каждый был в силах, многие танцевали, ели праздничную пищу, кто-то уже договаривался устроить вечер с кострами на берегу озера, купание при свете звёзд и местной луны, что как раз собиралась взойти на закате.

Я поднялась в свою каюту, размышляя про себя как скоро переберусь отсюда в настоящий дом и случится ли это вообще. Я не любила мужа, но он решал все проблемы. Сильный властный значительный человек. Останься он жив, уже через месяц я вошла бы в свой дом, хозяйкой и подругой одного из руководителей проекта. Жалею я о том, что лишилась опоры? Не знаю.

В моей жизни появился Мерцур, пришёл в самый нужный момент, словно специально караулил в зарослях и показал мне, что я есть, что хороша и нужна сама по себе, а не как послушная супруга, часть другого тела

Существо с крыльями. Странно, но я не слишком задумывалась о том, кто он и что такое есть. После того, как выбранная для переселения планета приняла нас бережно в свои ладони, в мире неизбежно должны были начать твориться чудеса. Пусть синевласый синекрылый ангел с оранжевыми кошачьими глазами живёт в этой сказке на своих правах. Сам по себе. Пусть даже я с ним никогда больше не встречусь, хотя от тоски по его объятиям уже неровно стучит сердце.

Главное, что я теперь дома. Кончился долгий путь на чужбину, началась жизнь.

Глава 6

С экспедицией пришлось подождать несколько местных дней. Корпус модуля, который мы присмотрели для своих экспериментов, довольно долго остывал, должно быть, построили весь корабль с таким запасом, чтобы потом использовать как можно больше материалов для возведения построек на осваиваемой планете. Наша броня была тоньше и не слишком подходила для демонтажа, так что тут нас чужаки опередили.

С другой стороны, баланс массы и энергии оказывался сложен, скорее всего, и потратили они весь запас хода, так что на посадку использовали действительно последнее. Тем лучше, при таком раскладе взлететь они смогут нескоро, даже для атмосферных машин нужна энергия, а её нет. Наше преобладание в воздухе останется полным и после того как мы посадим свой корабль. Пусть мы запасли меньше блоков и плит, зато сберегли ресурс для двигателей и пушек. Это хорошо.

Как только температура немного опустилась, мы провели сканирование и обнаружили, что искомый модуль малонаселён, зато как раз там энергия оставалась. Не иначе фрагмент этот считался самым главным, потому и отделился от прочих спасая себя. Что же такого ценного находилось на борту? При высокой точности наших приборов определить это удалось без труда. Все особи внутри были самцами, значит, почти наверняка руководством экспедиции. У чужаков различные работы выполнялись представителями обоих полов. Не берегли они свои ходячие инкубаторы. Нам подобная расточительность показалась смешной, но на высокие посты и чужаки, подобно нам, самок не ставили, значит, хотя какой-то здравый смысл им был присущ.

Что ж, если у них имеется собственная иерархия, они легко приспособятся к нашей, а когда мы возьмём в плен старейшин всего проекта, они заставят своих подчинённых шевелиться и выполнять приказы.

Рагонтар сказал, когда мы опять вдвоём обсуждали детали будущей операции:

— Быть может и нет смысла, вводить оглушающие разум препараты сразу. Если в наших руках окажутся главные земляне, как они себя называют, просто завербуем их как помощников и всё.

— Думаешь, старейшина, они согласятся?

— А вот это уже от тебя зависит. Запугай их, соблазни, пообещай, что все погибнут, если они не станут послушными орудиями в наших руках. Пусть сами постепенно низводят своих подчинённых до статуса рабов. Вручи им препараты, которые можно добавлять в воду, если этого окажется недостаточно, проведём инъекцию под видом оздоровительного мероприятия.

Я видел, что Рагонтар в восторге от своей идеи и возражать не смел, хотя сомнения у меня и появлялись. Впрочем, все они подлежали проверке в ближайшие часы, так что обсуждать их не стоило.

Он всё же взял меня перед тем, как отправить на планету, но проделал всё быстро и почти не больно, так что я даже испытывал нечто вроде благодарности за акт, который скорее выглядел ритуальным напутствием, нежели процедурой безоговорочного подчинения.

Поправляя одежду, я спросил, вернее уточнил:

— Чужие могут зафиксировать своими приборами нашу посадку и взлёт. Их главный модуль опустился не так уж далеко от прочих. Не преждевременно оповещать о себе подобным образом?

— Вот для того у нас и есть новые боги, чтобы помогать в сложных обстоятельствах! — заявил Рагонтар, глазки его масляно блестели после полученного удовольствия. — Они скроют планетолёт от досужих взоров и помогут ему точно выйти на цель, не тратя даром горючее. Это не старые боги, в которых можно лишь верить, Сварфа и Тромгара можно потрогать руками. Они прекрасные крылатые существа, хотя Сварф ещё бледнее тебя или этих землян. Ну да почему бы нам не ввести заодно новые каноны красоты?

Как Рагонтар будет вписываться в эти каноны, обладая сам чёрной почти рожей, я спрашивать не стал, лишь почтительно удалился готовить машину.

Неужели он не выдумал существ, которых называет божествами? В его речах присутствовала убеждённость без одержимости. Я начал колебаться, отрицание уже не выглядело единственно разумной точкой зрения. Быть может, я увижу этих богов, имена которых смутно напоминают о старых временах? Хотелось тоже прикоснуться к ним, только не возникало желания, чтобы они трогали меня руками и иными частями тела.

Торжество одного над другим было основой всех наших религий, и я пока не видел заметных признаков отличия прежнего от нынешнего. Точнее, наоборот. Ну да и порядок нарушать не мне.

Подготовка много времени не заняла. Стараясь не светится, мы отделили посадочный блок от основного корабля. Произошло это над стороной планеты противоположной от места посадки. Траекторию движения мы рассчитали заранее, но почти сразу что-то изменилось в происходящем. Абордажная команда, конечно же ничего не поняла, что они соображают в вождении летательных аппаратов, но я в рубке ощутил чужое воздействие вполне.

Планетолёт словно взяла за шиворот властная рука и потянула за собой, почти так как мы планировали, но немного быстрее и резче. Никогда ничего подобного не испытывал. Страх вначале нахлынул, но потом почти сразу отступил. Кто бы ни были эти боги, действовали они довольно грамотно. Я не знал, насколько скрытным вышло передвижение, но к его безопасности претензий не возникало.

Атмосферу прошли легко, словно мужской орган проник в самочью дырку. Посадка… да я напрягся, попытался вновь перехватить управление, но мне и этого не дали. Кораблик просто опустился на грунт, бесшумно и плавно, после чего чужое воздействие нас отпустило.

Модуль землян угодил в болото, потому нас и заставили сесть чуть в стороне. Приборы показали, что махина ушла в трясину неглубоко, доступ к люку оставался на поверхности. Судя по всему, запертые внутри существа старательно проделывали себе путь на волю. Если сами не сумеют, мы им в этом поможем.

Я дал команду абордажной группе и возглавил её. Конечно, следовало как единственному пилоту оставаться на борту атмосферника, но я понимал, что полезно быть в курсе происходящего, а ещё лучше сделать всё самому. Кто первый, тот и сверху, ему потом выбирать позицию.

Сама по себе акция никакой трудности не представляла. Наши ранцы работали отлично и воспользовавшись ими, мы моментально оказались на шероховатой броне чужого модуля. Странно было ощущать под ботинками твердь, прилетевшую из неведомого мира. Космос стёр все другие следы, но оставил свой.

Отрешившись от нелепой романтизации происходящего, пусть этим развлекаются самки, я дал команду включить генератор. На настройку ушло довольно много времени, отчасти броня мешала, да и характеристики будущих рабов ещё только предстояло исследовать, но потом дело пошло хорошо и вскоре я мог с удовлетворением убедиться, что на борту все лежат без сознания. Отлично!

Люк земляне почти распечатали, так что доделать пришлось самую малость, и вот мы оказались внутри.

Разделить охрану и главарей удалось без всякого труда. Воины отличались изрядной мускулатурой и носили оружие, хотя и довольно примитивное по нашим меркам, а вот особи с дряблыми мышцами, да и годами постарше, судя по данным сканера как раз и подходили для беседы. Я велел собрать их в одном из салонов и, оставив при себе несколько ребят из группы захвата, включил экран.

Закрытые от волнового воздействия генератора пятеро сановников быстро пришли в себя, зашевелились, недоумённо вглядываясь в наши закрытые боевыми масками лица. Двое тут же начали возмущаться и притихли, только когда я велел немного их побить.

Увещевать дальше и не пришлось, пошёл нормальный разговор. Наши бортовые переводчики уже расшифровали их язык, так что беседа затруднений не вызывала.

Поначалу они даже посопротивлялись, но так, слегка, а потом, едва я обрисовал каким способом намерен расправиться с каждым кто станет на пути нашей цивилизации, переговоры пошли гораздо успешнее. Теперь эти существа думали только о том, как, продавая свой народ, уцелеть самим. Они торговались, но выпрашивали исключительно личные привилегии, полностью согласившись отдать всех прочих землян в рабство.

Мучило искушение показать им сразу, кто тут уже хозяин, но я понимал, что хитрость Рагонтар оценит выше. Ещё перед отлётом он сказал мне:

— Прежде чем мы утвердим их положение, как наших рабов, пусть эти существа сами выстроят себе загон. Новая раса, могут быть сбои, так что полезно держать их в клетке до тех пор, пока мы убедимся, что технология отработана.

— Очень забавно будет заставить их самолично мостить дорогу к новому положению вещей! — согласился я. — Никто потом не сможет сказать, что планету отдали не добровольно, раз уж себя уложили под нас со всем старанием и полной покорностью.

Рагонтар милостиво со мной согласился, я поймал на себе его собственнический, хотя и довольно тёплый взгляд и подумал, что в следующий раз он вполне может удостоить меня скупой, но лаской, а это уже немного другие отношения, более равные. Против них я не возражал. Быть партнёром старейшины это уже почти честь.

Глядя на этих пятерых я более всего жаждал уложить их под ребят из абордажной группы и показать, кто здесь главный и почему, но приходилось изображать, что они нужны нам как соучастники, а не вещи, годные для того использования, которое мы им придумаем. Пусть потешат себя иллюзиями, будут резвее и усерднее помогать.

Вот я и беседовал с ними степенно, словно принимал всё всерьёз, предвкушая с каким удовольствием Рагонтар станет просматривать запись. Мне следовало расположить его к себе, раз уж я вскоре перестану быть капитаном.

Под конец мы всадили всем пятерым под кожу ампулы, да так, что они и не заметили. Придёт черёд — научатся работать как все прочие, бездельники нам не нужны.

Велев этим трусам стоять дожидаться ещё полчаса по их времени и только потом выходить из салона, я собрал отряд на броне. Парни веселились просто до неприличия.

— Пока ты там переговоры вёл, капитан Фанрок, мы потешились на славу. Отведали свежего мясца.

Я понял, что отряд успел развлечься со спящими охранниками.

— Так они же без сознания.

— В том и прелесть, — сказал один из ребят. — Мы их оттрахали, а потом привели одежду в порядок, так что они и знать не будут, что их поимели. Пусть гадают, почему так болит в определённом месте.

Я вполне разделял веселье команды, досадуя лишь на то, что не досталось потехи самому. Впрочем, всё ещё предстояло. Их мужчины и женщины окажутся в нашем распоряжении и вот тогда испробуем и то и другое уже не второпях, а с полным комфортом. Я терпеливый, умею ждать, иначе не пустился бы в этот путь.

Мы вернулись на корабль, чтобы оттуда следить за тем, как руководители благополучно доберутся до основной массы чужаков. На борту все радовались. Пусть мы чуть позднее опустимся на планету, зато помимо целого мира получим рабов новой породы, а значит, свежие ощущения.

От предвкушения того, каким темпами пойдёт освоение планеты, я испытывал законную радость, и не прочь был подкрепить её хорошей разрядкой.

Зумариг быстро сбегал в загон, спеша, пока не разобрали самых аппетитных рабов, и привёл мне крепкую самочку с молодым телом, которое я с удовольствием потискал, пока укладывал лицом вниз на стол. Кожа у неё была почти такая же светлая как у землян, так что их я и представлял себе, удовлетворяя свои нужды.

Разведя пошире ноги рабыни, я взял её сначала в одну дырку, потом в другую. Она покорно принимала меня, лишь когда я брал сзади, вздрагивала и непроизвольно извивалась, должно быть, я причинял ей боль. Впрочем, такие реакции тела не считались нарушением правил. Раз раб не имеет своей воли не отвечает и за то, что дёргается, когда его бьют. Тут главное, чтобы не пытался сбежать.

Отправив рабыню обратно в загон я с удовольствием вытянулся на ложе. Жизнь налаживалась.

Вот только…

Я вспомнил посадку чужого корабля, как некая сила не позволила ему разбиться, спутав наши планы. Да, теперь мы обзавелись другими, но ведь кто-то вмешался? Как мы можем быть уверены, что боги Рагонтара помогают только нам? Что если их извращённое восприятие требует жестоких игр? Не окажемся ли мы сами рабами в результате своей интриги? Не для того ли неведомые покровители спасли землян, чтобы им тоже предоставить шанс?

Мысли эти не давали покоя, но пойти к Рагонтару и задавать ему вопросы я, естественно не решился. Подобная любознательность могла плохо закончится для меня. Лучше оставлю подозрения при себе, но буду начеку, понаблюдаю за всем происходящим. Пока наш корабль на орбите — его положение господствующее. У нас есть пушки, и, если предполагаемые рабы затеют бунт, расстрелять их недолго.

Отдохнув я вернулся в рубку, узнать, что нового происходит в лагере чужих. Там ещё не закончилось ночное время, но несмотря на темноту, земляне работали при свете костров. Они расчищали площадку. Видимо для посадки летающей машины с модуля руководства требовалось свободное место.

— Примитивная у них техника, — снисходительно сказал Зумариг. — Да и той практически нет. Они почти не пользуются механизмами, как видно, боятся их повредить раньше времени.

Понятное стремление сберечь часть того, что привезли с собой. Я подумал, что вскоре и мы окажемся на тверди и превратимся из космопроходцев в обычных поселенцев нового мира. За этим мы и отправлялись сюда, так что ничего неожиданного не произойдёт, но всё же грустно сознавать, что возврата не будет.

Нам тоже придётся немного попятиться на пути прогресса, чаще использовать рабский труд вместо работы машин, так что вполне благоразумно пополнить наш загон новыми особями.

Всё правильно, но и тревога не уходила, не знаю даже точно, что беспокоило. Много факторов. Боги, которые помогают не то нам, не то им, будущее тяжёлое существование, наши дети, которые не увидят никакой иной планеты кроме этой и будут приспособлены к ней уже лучше нас.

А если закончатся препараты, что позволяют властвовать почти без усилий и рабы очнутся? Вряд ли им придётся по душе то, что они увидят. Бунтовать может быть и не рискнут, но вот разбежаться могут. На иные особи обработка влияла безвозвратно, но некоторые выдерживали её и засыпали лишь на время. Стоило прекратить воздействие как рассудок пробуждался.

Какими будут эти земляне и не накличем ли мы беду вместо пользы?

Недостойные мысли, но я ничего не мог с собой поделать. Тревожила меня жизнь, которую нам предстоит вести. И на родной планете происходили инциденты. Строптивых рабов или умерщвляли, или отправляли в такие места, откуда сбежать невозможно, но время от времени возникали другие осложнения. Вполне возможно, что у некоторых особей вырабатывался своеобразный иммунитет к обработке и отбор не всегда помогал от них избавиться.

Я не чувствителен, но иногда появлялось подозрение, что бессмысленные глаза рабов — лишь маскировка их истинных намерений, на самом деле они не вещи, а лишь искусно притворяются, ждут своего часа. Неприятное ощущение, а тут ещё к нему добавилось другое. Взгляд неведомых богов, которые как помогут, так и навредят, нам ведь неведомы их цели. Все мы рассчитываем прикидываем свои шансы, строим планы, но кто в итоге окажется ловчее? Ведь эти земляне тоже пришли сюда чтобы быть господами, а не чьими-то рабочими роботами.

Зумарг отвлёк от неприятных размышлений:

— Они летят! — сказал он, показывая на экран. — Теперь скоро узнаем, послушались эти существа или же пытаются нас обманывать.

Упоминание о моей возможной некомпетентности неприятно царапнуло, оставило грязный след в сознании, и я пообещал себе в ближайшее время наказать подчинённого всем известным способом.

— Если они заставят своё стадо строить загон, значит всё в порядке, — нейтрально ответил я.

Зумарг, спохватившись, уже вероятно жалел о своей дерзости, но его склонённая смиренно голова не утишила мой гнев.

Глава 7

Успел я в последнюю минуту. Только разместил крылья в наказательной клетке, вцепился в решётку и придал чертам скорбное выражение, как явился мой белопёрый тюремщик. Я горько вздохнул, страдальчески закатил глаза. Труднее всего оказалось губы держать скорбной скобочкой, а не улыбкой до ушей. После приключения в кустарнике душа моя пела, да и тело радовалось чудесной разрядке.

— Не заметно в тебе прилежания! — сурово произнёс светлый.

Отменно в роль вошёл. Оба мы оказались достойны своих подмостков.

— Я уже всё выучил!

Пошарив взглядом и не заметив отработавшего своё информационного кокона, он заподозрил каверзу и тут же принялся задавать вопросы, на которые я отвечал быстро, чётко и исчерпывающе. Убедившись, что я честно справился с заданием, Аргус явно устыдился проявленной суровости, у него даже щёки порозовели.

— Прости, Мерцур, я был несправедлив, а ты очень способный.

Обманывать этого предвечернего оказалось не сложнее всех прочих.

— Конечно способный, — пробормотал я грустно, — иначе как бы научился отлынивать от занятий? Решёточку уберёшь?

— Ох, извини!

Он махнул рукой, даруя заключённому свободу.

— Как там наши подопечные? — поинтересовался я. — Много успели наработать, пока я тут травмировал свой несчастный мозг многочисленными новыми знаниями?

Ари заметно оживился:

— Да, там всё хорошо, они подсчитали, что уцелело, что пострадало, похоронили павших. У них и новые детки уже родились.

— Ну, за этим дело никогда не станет, хотя процесс зачатия мне нравится гораздо больше чем его конечный результат.

Вспомнив объятия Сирень, наши стоны, жар соединения, я поспешил ликвидировать уличающие запахи — совсем об этом забыл. Впрочем, у светлых клювы не слишком хорошо заточены, и с трудом различают простые животные ароматы. Всё бы им розочки, да фиалочки обонять, а у моего цветка совсем иной букет, такой сочный, что при одном воспоминании сладко потяжелело внизу живота.

— Прогуляемся? — предложил я светлому чтобы отвлечься.

— В лагере переселенцев сейчас ночь.

— Я вижу в темноте.

Он вздохнул.

— Они отдыхают, но ты прав, мне тоже не терпится приступить к делу!

Похвальный энтузиазм, хотя я себе уже нашёл вроде бы неплохое занятие, которому готов отдаваться душой и телом. Особенно телом.

— А какова будет моя задача в нашей, как бы это выразиться, миссии? Ты говорил, что мне назначена роль дьявола, это много работы? В чём заключается функция данного существа?

— Сбивать людей с пути истинного, — сказал светлый, внимательно на меня глядя.

— О, с этим я справлюсь! — ответил, стараясь не демонстрировать излишнее воодушевление.

Собственно говоря, уже начал, поскольку вдовам по протоколу надлежит скорбеть, а не заваливать в кусты случайно проходящего мимо предутреннего. Или это я первый начал? Хотя я дьявол, мне можно.

— Думаю, что желательно поменять концепцию! — тут же заявил светлый. — Новый мир, новые верования. Пусть их поддерживающие структуры будет исключительно позитивными.

Так и рвёт сладкий кус прямо из рук, я уже и радением загорелся, потому спросил оскорблённо:

— То есть, меня ты наказывать берёшься, а их нет?

— Они не прогуливали занятия, потому сюда и добрались, — огрызнулся он.

— Ари, — возразил я, — тот факт, что все мы здесь зависли, ещё не гарантия праведности каждой из сторон. Я бы даже заметил, что наоборот — верный признак грядущих неприятностей.

— С чего ты взял?

— Этой самой чую, которую стесняюсь упоминать в твоём присутствии, потому давай упростим наши концепции, охмурим будущее население и свалим, пока нас не запрягли в ещё большее зло.

— В чём-то ты прав, — неохотно признал он, и мы отправились на работу.

Светлый, пока я погрязал в науках, нашёл отличное место для наблюдений: недалеко от лагеря, с хорошим обзором и в то же время такое, куда подопечные, скорее всего, не сунутся. Могучее раскидистое дерево дарило тень и защиту от стихий, предоставляло в качестве кресел уютные узлы корней и росло над обрывом.

Мы разместились, намереваясь дожидаться утра, но у переселенцев царило оживление, плохо совместимое с их привязанными к суточному циклу привычками. Я настроил зрение так, чтобы оказаться рядом, слух усилил тоже. Наши расы хорошо владеют этим искусством, хотя пользуются и нечасто, потому что, отправляясь вот так, в отдалённые пространства, остаёшься беззащитным в точке истинного нахождения. Не то чтобы это опасно, максимум, что можно подстроить — это какую-нибудь гадость, но никому ведь не хочется обнаружить потом себя с разрисованной рожей или репьями в волосах. Со мной однажды так поступили, к счастью, ещё в том возрасте, когда драка считалась детской забавой и не влекла серьёзных последствий. Отомстил я качественно.

Сонные люди бродили в своём безалаберном пространстве, переговаривались. Я быстро понял, что они намерены расчистить место для какой-то срочной надобности.

На том участке долины, куда рухнул корабль, прежде рос лес, часть его уцелела при посадке, часть превратилась в хлам и лом, да ещё люди повытаскивали кучу вещей, пытаясь как-то с ними разобраться. Беспорядок и теснота вокруг буквально поражали воображение, так что задача представлялась мне нелёгкой.

Я увидел Сирень среди тех, кто отдавал распоряжения, а не работал руками. Выражение её лица, растерянное и усталое, беспомощный жест, каким она поправила волосы — всё говорило о том, что происходит что-то неожиданное и ей неприятное.

Разумеется, ничего серьёзного у меня не могло быть со смертной женщиной, но внутри проснулась тревога и отчётливое стремление защитить подругу от всех грозящих ей бед.

Я легонько коснулся её пальцев, и она почувствовала! Вздрогнула, прижала ладонь к груди, торопливо огляделась. Щёки подбородок и даже лоб вспыхнули таким мучительным пунцовым румянцем, что я возгордился. Впрочем, как тут же выяснилось, напрасно. Жгли мою подругу не радостные воспоминания, а стыд. Послушав разговоры, я вернулся к напарнику.

— Ничего себе события развиваются! Помнишь тот кусок, что отвалился от корабля во время посадки? Там, оказывается, кучковалось всё их руководство. Они не только уцелели, но и имеют летающую машину, на которой собираются прибыть в общий лагерь. А мы и не проследили за обломком, благодушно решив, что он сгорит в плотных слоях атмосферы.

Аргус, как видно, уже обзавёлся той же самой информацией, но выслушал терпеливо, а потом и вывод сделал, поразивший меня несветлым цинизмом:

— Похоже этот модуль не отвалился, а отстрелился от целого, чтобы не погибнуть вместе с ним.

Да, звучало до ужаса убедительно. Жить, конечно, все хотят, но генералы, бросающие свою армию в пылу сражения, симпатии и доверия не внушали. Мощный двигатель этого модуля мог притормозить всю махину. Никто теперь не скажет, помогло бы это с посадкой без божьей ладони моего светлого приятеля или нет, но сомнения-то останутся. Не у людей — у нас двоих, а мы ведь всегда можем поделиться сведениями.

— Любопытно, — сказал Аргус.

— Что именно?

— Понимаешь, в том модуле собрались руководители проекта, потому что он самый мощный и защищённый. То есть даже дети и беременные женщины — главное достояние будущей колонии и то обошлись меньшими предосторожностями. Эти господа над всеми пуще глаза берегли свои жизни и преуспели в этом, но пока не установилась связь, и в лагере не знали, что они целы, только сели в стороне, там никто и не переживал об их отсутствии, ну кроме гипотетических вдов.

Да и те не все, как мне было доподлинно известно. Я не перебивал коллегу, хотя уже понял его мысль, полагал, что ему полезно высказываться вслух и получать одобрение своих умозаключений. Он делился со мной знаниями и придумал увлекательную игру в наказания, я решил при случае отвесить в благодарность того, чего так не хватало светлому: уверенности в себе за пределами информационной сферы.

— Жизнь сразу пошла своим чередом, — продолжал Аргус, всё больше увлекаясь, поскольку я его внимательно слушал. — Один из капитанов взял на себя руководство и ему охотно подчинились потому что распоряжения он отдавал дельные и трудился при этом наравне со всеми. Я так обрадовался дружной работе человеческого коллектива, единению и энтузиазму, а теперь здоровый ритм дал сбой.

— То есть, ты полагаешь, что возвращение генералов пойдёт во вред колонии?

Он вздохнул, словно сам был виноват в сложившейся ситуации, глаза и то смущённо отводил в сторону — вот чудак!

— Мелькает у меня такая мысль, ничего не могу с собой поделать.

— Так может быть… — я изобразил пальцами щелчок. — Пока ещё летят. Доделать начатое несложно.

Предвечерний ожидаемо возмутился и начал нести околесицу о том, что мы не имеем право вредить людям, доверенным нашему покровительству, наоборот, должны помогать, но немного, чтобы только внушить надежду на лучшее, а не избавить от всех забот. До теории высшего вмешательства я в своих стараниях ещё не дошёл, вообще смутно подозревал о существовании такого предмета, но слушал приятеля скептически. По мне то, что вредно, следует убрать и забыть о нём, разве что оно украшает жизнь, вот как наши крылья. Тогда можно оставить.

— Сейчас самое время, — сказал я примирительно. — Потом, учти, акция по ликвидации ненужного людского материала будет выглядеть подозрительно.

— Тёмный ты и есть тёмный! — сердито проворчал он.

— Да, ещё и необразованный, но здравый смысл у меня есть. Чаще всего в обычной жизни этого достаточно.

— Мы не будем никого убивать!

— Я и не предлагаю. Зачем их убивать? Главное воспрепятствовать соединению людей и не слишком нужной им верхушки. Пусть господа генералы строят свою колонию, поглядим, как они сумеют это сделать без посторонней помощи. Любопытный же выйдет эксперимент. Вернём их тихонько к собственному модулю и осторожно сломаем и связь, и летательный аппарат.

Я видел, что моя идея пришлась Аргусу по душе, но совесть его воздвигалась из какого-то иного строительного материала, нежели моя. Железобетонности её мог позавидовать солидный саркофаг.

— Нет! — сказал светлый решительно. — Колония и так невелика, многие люди погибли, у них сейчас каждый человек на счету, утрата любого специалиста может оказаться прискорбной. И без того их жизнь здесь начнётся с отката назад, придётся вернуться к более примитивному существованию, чем они вели прежде, а это и так суровое испытание для цивилизованного человека.

— Да понял я, понял. Поступим так, как ты скажешь. Мне будет проще, поскольку работа дьявола и без присмотра с радением может делаться. Зло существует в мире само по себе, это добро приходится терпеливо отращивать.

— Ты не дьявол, — тут же возразил Ари. — Мы равны.

Ага, слышал я эти сказки, но верить в них не собирался, как и воевать с напарником, кстати, тоже. Я вполне доверял его квалификации и считал глупым отстаивать точку зрения, которую не мог подкрепить доказательствами. Ну и, разумеется, ощущал некоторое беспокойство. Стремление разлучить Сирень с мужем преследовало далеко идущие эгоистические цели, хотя я и понимал, что вряд ли мне теперь отломится при любом раскладе.

Женщина поддалась порыву, а теперь её сжигает чувство вины за сотворённое. Как бы там ни было, она давала клятву верности тому мужчине и нарушила её, не успел он гипотетически остыть, осыпаясь пеплом в атмосфере.

Я знал точно, что любви там не было, муж даже не сумел разбудить юную чувственность, которую только тронь — и вот она: готова и отважна. Брак, заключённый по расчёту или по вынужденным обстоятельствам, олицетворял не единение сердец, а сожительство в силу социальных правил. Я не осуждал Сирень, я ей сочувствовал. Муки, которые она сама себе устроит ни в какое сравнение не идут с моими горестями от очередного воздержания. Я — свободная бестолочь, а её связали по рукам и ногам путы условностей.

Достаточно хорошо уже разобравшись в людях я догадывался, что для Сирень лучшим выходом было бы бросить мужа, пожав плечами и принеся формальные извинения. Связь супругов нерушима, если она подлинна, а любая другая — видимость, что легко разъединить. Вероятно, дома моя подруга так и поступила бы, но здесь, на другой планете, начинали действовать иные законы.

Верность имеет особую цену в таких выживающих на грани провала общинах. Эти смертные всё поставили на карту переселения и каждая положительная эмоция отдельных участников проекта шла на пользу всем, но и наоборот тоже. Развод и скандал — не то, что полезно в пиковых обстоятельствах.

Я не знал мужа Сирень (да и не хотел знать), но смутный инстинкт твердил, что наверх в любой популяции поднимаются отнюдь не кроткие всепрощенцы. Взять хотя бы моего приятеля Аргуса, отличника, которого спихнули в пару к полной неучи вместо того, чтобы отвалить ему выгодную вакансию в престижном мире. Живой пример, показывающий, какова удача хороших и правильных.

У людей статусные игры наверняка протекали откровеннее и жёстче. Если неведомый пока муж Сирени таков, каким я его подозреваю, он вполне способен устроить бывшей супруге кислую жизнь, даже если уход её примет с достойным случая смирением.

— А эти беглые генералы уже в пути? — спросил я у Аргуса.

Сам не хотел тянуть восприятие, поскольку опасался не сдержаться, меня ведь никто не учил обуздывать свои стремления. Я дитя балованное, не знавшее запрета и отказа. Трудно мне придётся в этой миссии или наоборот, легко?

— Нет ещё, прилетят утром.

— И выгнали уставших людей готовить им приёмную площадку? Ночью? Надеюсь, у них действительно есть ценные технологии или навыки, потому что пока они выглядят откровенной обузой.

— Не нам судить, — сухо ответил Ари. — Переселенцы должны сами решать все поступающие проблемы. Я ведь говорил уже, что мы с тобой не обязаны им помогать.

Я имел самое смутное представление о том, что должен и не должен делать бог на выезде, но от высказываний на эту тему воздержался. Лучше пока не напоминаться светлому о своём невежестве, а то сотворит очередной учебный кокон и заставит меня в него влезть. Не то чтобы я был против, наоборот мне понравилось получать знания, и я жалел теперь, что не делал это в своё время, когда, собственного, говоря полагалось этим заниматься, но сейчас я жаждал наблюдать за реальной жизнью, а не плавать в призрачной.

Судьба этих людей внизу в долине внезапно стала мне дорога и интересна. Я обнимал одну их женщину и любовался другими, смотрел как мужчины прилежно трудятся на благо всех, следил за крикливыми не в меру, но такими забавными детишками. Я проникался подвигом общины, дерзнувшей отправиться к звёздам, чтобы на неведомой планете начать новую, куда труднее прежних жизнь.

Странно, никогда и ничто раньше не занимало до такой степени мои мысли и чувства как эта новая забота. Я готовился тянуть скучные тысячелетия рутины, а загорелся жизнерадостной любознательностью. Эти люди были не просто так, а мои подопечные. Да, я пока не сделал им ничего хорошего, но обязательства не обременяли богов, если верить светлому. Каждому своё. Я надеялся узнать в ближайшее время о том, что предстоит им и нам.

Странно, но мысли о грядущем навели меня на воспоминания о прошлом. Поскольку безразличие к существам внизу сменилось симпатией, моменты, на которые вчера ещё я плевал, царапнули тревогой. Я повернулся к предвечернему:

— Ари, мы ведь уже обсуждали, что такой большой корабль и не должен был садиться сразу, целиком, наверняка у людей имелся другой план. Раз один модуль безболезненно отделился, так могли поступить и другие?

— Да, снижение фрагментами пошло бы безопаснее. Тут дело вот в чём…

— Погоди с техническими подробностями, сейчас важны не они. Мы выяснили, что переселенцы разработали безопасный способ посадки, но забыли поинтересоваться, почему они им не воспользовались.

— Ты хочешь сказать…

— Что-то пошло не так, и эта стихия могла погубить всех кроме нежизненноспособных без солдат генералов. Вот с чего нам следовало начать нашу работу, а мы упустили из виду если не главный, то важный момент событий.

Мы одновременно запрокинули головы к звёздам, о которых увлекшись происходящим на планете совсем не вспоминали, и меня посетило дурное предчувствие, что впереди ждёт беда куда круче бесполезного для здорового коллектива набора чиновников и прочих распорядителей.

Глава 8

Прилёт флайера произвёл странное впечатление, словно на миг все мы вернулись домой. Машины, которые уцелели при посадке, мы берегли и без самой крайней нужды в дело не пускали, здесь ведь негде было восполнить утрату. Аппарат, щедро терзавший небеса выглядел почти кощунственно. Я подавила невольное раздражение.

Люди вокруг выглядели хмуро — никаких тебе оваций. Возможно, многие, как и я, осуждали этот щедрый полёт, напрасную растрату ресурсов, да и обжились уже на месте и тех, кто ещё недавно был частью населения ковчега, считали чужими. Тот факт, что пришлось расчищать место для посадки, работать ночью вместо того чтобы отдыхать после дня труда, тоже симпатии к прилетающим не добавляло.

Когда выяснилось, что потерянный модуль цел и невредим, что я испытала? Даже не знаю. Странное возникало ощущение. Игорь жив? Как такое может быть? Я уже отстранилась от этого человека. С лёгкостью, словно не помнила совместных лет приняла себя новой. Почему судьба играет со мной так странно? Я не сумела выразить приличную случаю радость, но к счастью люди при таких обстоятельствах склонны сами всё объяснять, и меня оставили в покое.

Не рыдала от горя — не пляшу от счастья — оглушило женщину, что тут ещё скажешь? Может быть, и так, я замерла, словно пришло время разглядеть себя изнутри и со стороны.

Я оставила прежнюю Сирень в прошлом и начала жить заново, и когда Михаил пришёл и улыбаясь не то радостно, не то грустно сообщил, что командиры вышли на связь, их оказывается просто отнесло в сторону, и все они уцелели и благополучны, я не сразу поняла, как эта новость касается меня.

Сложив с себя обязанности капитана модуля, я так и продолжала жить в нём вместе с женщинами, с которыми сроднилась за время пути. Замужние перебрались к своим мужчинам, но большинство осталось, покидая убежище лишь на время работ и прогулок. Я присматривала за порядком, по привычке считая себя обязанной это делать, а потом обзавелась новой официальной должностью.

Руководил всеми капитан главного модуля Михаил Бероев, он назначил меня комендантом, как шутили в лагере, женского монастыря, и я охотно согласилась.

Мужчины пытались меня утешать, произнося обычные в таких случаях вещи о том, что надо крепиться, жизнь наладится, главное превозмочь своё горе. Женщины оказались более проницательны. Дилси и Ланка старались всё время быть рядом, но мы ещё считали себя экипажем, близость казалась вполне естественной. Ингрид вообще делала вид, что ничего не случилось, и я её понимала. Потеряв двух помощниц, она относилась к той же категории горюющих и старалась занимать себя работой, а не глупыми разговорами.

Лишь Таис высказалась определённее. Когда я, глядя на весёлых ребятишек и довольных мам, выразила сожаление в том, что сама бездетна, она поглядел внимательно и без дежурного сочувствия, а потом сказала тихо, чтобы другие нас не слышали:

— К лучшему всё. Посмертный ребёнок хорош, когда он и желанен, и рождён от любимого.

— Так заметно? — спросила я.

— Не моё, конечно, дело, но ты расцвела, а не погасла. Да, сначала бродила оглушённая, так ведь все мы в той или иной степени были такими, а сегодня, словно заново заневестилась. Я всю жизни при бабах. Ты не поверишь, но научилась в них разбираться.

Тут она не ошибалась. Все сложные и странные чувства, что я пережила после посадки, известия о гибели командного модуля разом смешались и растворились там, в лесу, где неведомое существо обняло меня, забрало в палатку из синих крыльев и научило если не любви, то страсти.

Наверное, не будь это встречи, я привычно приняла бы прежний порядок вещей. Побегала немного на воле, да и ладно. Знакомое зло лучше неведомого добра, а здесь на чужбине каждый дорог, кто хоть немного близок. Проверка на одиночество забылась бы как дурной сон, ведь продержалось заблуждение считанные дни, и всё это время каждый был так занят, что и не понял толком потери.

Всё могло сложиться иначе, но я оказалась в объятиях другого мужчины, как ни пошло это звучит. Я изменила мужу, пусть тогда считала его погибшим. Как мне теперь с этим существовать? Мучиться виной и раскаянием? Странно, но не тянуло, прежде я сгорела бы от стыда, что позволила себе так упасть в собственных глазах, а сейчас я в них выросла, потому что, прожив столько лет не знала ни собственного тела, ни души.

Я с любопытством наблюдала посадку. Что я почувствую, когда человек из прошлого опять войдёт в мою жизнь? Досада придёт, да вот она, уже здесь. Раздражение от того, что связанные на Земле узлы не так-то просто окажется разрубить. Отпустит меня Игорь, когда скажу, что не хочу с ним жить? Вряд ли. Дома рефлексы собственника, патологическое желание не отдавать то, что уже взял, меня утомляли, но я их терпела, поскольку верила в его привязанность. Сейчас видела лишь затянувшееся рабство двоих.

Как ни хотелось мне освободиться от ненавистных уз, нечего было и надеяться просить развода. Жена его не хочет — это позор для руководителя высокого ранга. Игорь не допустит чтобы я от него ушла, а сбегать тут некуда. Остаётся пойти на хитрость. Выждать время, внимательно наблюдая за мужем, подловить его с какой-нибудь девчонкой и тогда уже изобразить оскорблённую гордость и удалиться в наш монастырь, где мне куда комфортнее, чем в шикарном модуле руководства. Ах да, его теперь нет рядом. Кого интересно, наши господа руководители выкинут за порог?

Когда я успела стать такой циничной? Впрочем, давно пора. Спасибо синекрылому, он наделил новой волшебной силой — сделал меня женщиной, отдельной прекрасной сутью, а не частью мужчины, который не побрезговал позвать замуж.

Игорь одним из первых пружинисто спрыгнул на грунт, просиял улыбкой собственника, зашагал деловито к людям, не замечая или делая вид, что не замечает, как непарадно выглядит воссоединение переселенцев. Чтобы сгладить впечатление я бросилась ему на грудь, ощутила грубые лапы на своей спине. Игорь обнял крепко, всем демонстрируя какой он хороший муж и как любит его жена, шепнул мне дежурное:

— Хочу тебя!

Стиснула его в ответ. Удавить не сумею, но что б ты сам умер! Порыв навсегда избавиться от этого человека оказался так силён, что я испугалась. Ненависть к кому бы то ни было не то чувство, которым следует гордиться.

К счастью долго изображать любящую супругу не пришлось. Муж вместе с пятью другими руководителями проекта пошёл распоряжаться. Многочисленная охрана топала следом. Не будь здесь этих вооружённых мордоворотов, интересно как бы мы, простые переселенцы, себя повели? Да, за время пути привыкли, что у нас есть верхушка, но как свободно и правильно всё пошло без неё. Такое не забывается, такое крепко помнят.

Я отправилась на расчистку места под первое будущее строение. Какой угодно тяжёлый труд, лишь бы подальше от «любимого». Ночь придётся провести с ним, и уже от одного этого портилось настроение.

Когда на душе становилось совсем скверно, я вспоминала Мерцура. Нет, я не строила планов, не рассчитывала на моего загадочного любовника ни сейчас, ни в будущем, но всё равно ощущала его рядом. Ночью показалось, что взял меня за руку, желая ободрить.

Что нас могло связывать? Мы вообще разной породы. Так похожий на человека, он никогда им не станет, а я не сумею отрастить крылья потому что не верю в чудеса до такой степени. Если он залетел в эти края случайно и теперь уже находится далеко, у меня всё равно останется любовь, которая окрылила душу.

Вечер наступил неоправданно быстро. Я так устала, что поела без всякого аппетита. Вот бы завалиться спать одной в своём модуле среди родных запахов и привычных вещей, но я прекрасно понимала, какой осторожности потребует мой план и не спешила. Игорь, как я выяснила заранее, занял каюту в главном блоке. Одну из лучших, это я поняла, когда поднялась на верхнюю палубу. Кого интересно, он выселил отсюда или у них везде есть стратегический запас элитного жилья? Внутри ничем чужим не пахло.

Анализ показал, что в озере и впадающих в него ручьях вода превосходна, потому бортовые запасы мы уже не берегли. Я нырнула в душевую. Игорь разговаривал с кем-то по внутренней связи, от его властных и одновременно снисходительных интонаций сводило скулы.

Я быстро разделась, встала под упругие струи, испытывая странную иллюзию, что омываю себя влагой, сохранившейся с самой Земли, хотя наверняка подлинной давно не осталось. Оборотную ведь такой не сочтёшь. После мягкой и бодрящейозёрной она казалась тусклой и липла к коже.

Завернувшись в халат, я босиком прошла в спальню и улеглась на приличных размеров ложе. Любящая супруга с нетерпением ждёт своего мужчину. Противно.

А что если я себя накручиваю, зря выстраиваю в душе стену отчуждения? Вдруг всё изменится и пережитые опасности, нежданная разлука пробудят в муже нежность, научат ценить меня не как удобную вещь, но человека, который способен оказать поддержку в такой трудный период? Бывает же, что после многих лет брака супруги словно разглядев друг друга наново, начинают ценить доставшееся им счастье? Не просто ведь так люди сходятся. Бог или кто другой сводит их вместе, чтобы в горе и радости быть рядом.

Надо попробовать, отринуть предубеждения, дать шанс человеку, в котором ведь находила я прежде что-то хорошее.

Когда Игорь навалился на меня, жадно тиская, грубо до укусов целуя, я приняла его терпеливо. Ничего не чувствовала, но ждала: а вдруг? Однажды в эротическом романе читала, как мужчина буквально вылизывает свою женщину с ног до головы. Быть может длительность ласк имеет значение? Хотя это ведь получится долго и скучно, последнее желание пропадёт. Мерцур вон справился моментально: дотронулся там и здесь. Да что говорить, он лишь обнял, а я уже горела, и пойди пойми почему. Его волшебные ладони, шелковистые крылья, его нежность и уверенность. Он желал меня, а не хотел. Не знаю, в чём тут разница, но она была.

Когда член мужа неловко ткнулся в промежность, я привычно подвинулась, чтобы его впустить. Не больно и ладно. Пережидая бешеные жадные толчки, я вцепилась в мужа, просто потому, что он едва не упихал меня к спинке кровати, надеюсь, это напоминало ответную страсть.

Кончил он быстро, выгнулся, стараясь войти как можно глубже. Прежде в такой момент я мысленно загадывала, чтобы его сперма наконец-то достучалась до моей матки, и произошло таинство зачатия новой жизни, но сейчас едва удержалась от того, чтобы встать и пойти в ванную — подмыться.

К счастью Игорь вскоре захрапел. Я тихо выбралась из постели и постаралась выдавить из себя семя этого чужого мужчины. Кто-то из подруг говорил, что нерожавшей женщине вполне достаточно так предохраняться — ничего не будет. Мысль о том, что ребёнок навсегда привяжет меня к этому человеку пугала.

Я обшарила аптечку в ванной и на свою удачу нашла там противозачаточные таблетки из тех, что принимают разово. Не совсем то, что следует, но пока сойдёт. Я прочитала инструкцию, проглотила белую капсулу и спрятала остатки поглубже в шкафчик. Не хватало ещё, чтобы Игорь узнал о моих планах раньше, чем я приведу их в исполнение.

Утром я первым делом заскочила в наш женский модуль и прихватив из каюты рабочую одежду, зашла в медицинский отсек. Таис, к счастью, была у себя одна. Торопясь, пока не утратила решимости и пока никто не помешал, я изложила свою просьбу, зная, что эта женщина меня поймёт. Сама она была замужем, но твёрдо заявила, что не позволит себе беременности, пока будущее переселенцев под вопросом. Врач должен стоять в строю, а не валяться на больничной койке. Да, были у нас и другие доктора, но никто не умел лучше неё принять очередного малыша и привести в разум роженицу.

Вручая мне коробочку с заветными пилюлями, Таис лишь сказала:

— Будь осторожна.

Я кивнула. Принимать противозачаточное средство следовало раз в день, а место где спрятать заветную коробку я уже присмотрела.

Едва успели договориться, как в кабинет Таис забрела Варька со своим знаменитым малышом. Имя ему родители так и не дали, сознавая, как велика ответственность, тут следовало крепко подумать, прежде чем нарекать первого урождённого гражданина новой планеты.

— Рен, а что за собрание сегодня будет? Разве не всё уже решили? Муж тебе говорил что-нибудь?

Вещал, только я слушала в пол уха, соображая, как мне набраться храбрости попросить таблеток и где их хранить.

— Не знаю, Варь. Ну да ждать недолго осталось. Сразу после завтрака сообщат из-за чего такой шум.

Я пошла в общую столовую, хотелось быть среди своих на виду. Меня заботил собственный статус, я твёрдо решила оставаться членом команды, частью лагеря, а не привилегированной супругой одного из руководителей. В полёте эти тонкости не имели значения, а сейчас, когда каждая пара рук была на счету, я хотела утвердить себя отдельно от мужа. Работать наравне со всеми, а не прятаться за его спиной. Мне с этими людьми жить, а он пусть отделяется от них в заоблачные выси, если хочет.

Со мной заговаривали, и я охотно откликалась, вспомнили вчерашнюю раскорчёвку, обсудили самый упрямый пень. Люди вели себя свободно, раскованно, привычно радовались обретённому дому, но и некоторая нервозность в их поведении ощущалась. Я ловила её затылком и от этого едва заметно шевелились те лёгкие волоски, какие бывают на шее женщины с высоко уложенной причёской.

Подумала об этом и сразу вспомнила губы Мерцура там, ниже уха, быстрые горячие, оставляющие щекотный след. Как же много сделал этот мужчина мимолётной умелой любовью.

Я вздохнула и поспешила на раскорчёвку, но не успели мы примерится ко вчерашним недоделкам, как всех позвали на общее собрание, о котором я благополучно успела забыть.

Признаться, и не ждала ничего интересного. Ну о чём ещё говорить? Работа вовсю кипит. Скорее всего господам распорядителям просто нужно напомнить о своём существовании и сделать вид, что это они организовали то, что прекрасно претворялось в жизнь и без них.

Народ сходился неохотно, я читала на других лицах то же раздражение, что испытывала сама. Тратить дорогое время на болтовню? Его и так мало, да и ничего не изменится от разговоров. Стараться надо, прирастать к планете корнями, строить жильё и запасаться ресурсами, пока жаркое лето не сменилось зимой. По прогнозам она здесь была, и никто пока не знал, насколько суровая.

Руководители и их охрана почти сразу поднялись на кромку центрального модуля как на трибуну. Торопливо, словно действительно берегли время, но мне всё сейчас казалось показным и неискренним. Я присела на кучу корней так чтобы не видеть выступавших. Услышу. Они озаботились даже микрофоном.

Началось с пустых слов, а потом прозвучал приказ такой неожиданный, что я поднялась, чтобы видеть лица, хотя не знаю, что надеялась на них прочесть.

Вещал Датор, главный из них. Его полагалось называть лидером, но за глаза мы так никогда не изъяснялись. То, что он говорил почему-то плохо укладывалось в голове. Как это надо бросить всё и возводить вокруг лагеря прочную стену, используя для этой цели едва ли не главное наше достояние — корпуса модулей. Зачем? Пусть мы провели на этой планете всего несколько дней, но ничего опасного не заметили. Мерцур тоже упоминал, что звери нам не угрожают. После сумасшедшей посадки, наполнившей горы шумом и резкими чужими запахами даже те хищники что водились в долине неизбежно должны были её покинуть.

Датора сменил Игорь, заговорил напористее и резче. Да, приказ выглядит странно, но у переселенцев приземлённая точка зрения (это должно было прозвучать как шутка, муж и паузу сделал, как бы предлагая повеселиться вместе с ним, но никто не засмеялся), а распорядители видели этот мир с высоты, более того, смогли основательно его рассмотреть и это большая удача, потому что в сторону долины движутся стада копытных, большие опасные и следом, как это всегда бывает, тянутся многочисленные хищники.

Лагерь скоро окажется на пути этой лавины. Сумеют ли люди отпугнуть животных, следующих привычным маршрутом, или значительная часть уже разгруженного имущества пострадает и будет утрачена безвозвратно?

Он говорил и говорил, но я больше не слушала. Снова опустившись на кучу корней, я пыталась понять, что в происходящем не так, и мне это не удавалось, потому что не так было всё.

Чем меня заразил мой нечаянный любовник, почему уши начали моментально ловить фальшь, которой раньше никогда бы не заметили, что это за повышенная чувствительность к лжи, которая передаётся таким нетрадиционным путём?

Зачем всё это? Я не верила в несметные стада, хоть и не видела их, но простой здравый смысл подсказывал, что нечего им делать в долине, где пастбищ не хватило бы для такой массы животных. Мы люди, тоже не собирались задерживаться здесь, лишь зацепиться за почву, основать базу с тем, чтобы весной начать расселение по окрестностям, поиск полезных ископаемых и других ресурсов.

Что происходит? У распорядителей есть какой-то секретный план или они хотят заставить нас поверить в невероятное, как это описывалось в одной известной книжке про скотный двор?

Люди вокруг меня переговаривались, хотя и негромко, но я воспринимала эти сдержанные реплики как ропот, что стал бы куда сильнее, не окружай наших руководителей дюжие охранники с оружием, которое они так и держали при себе, хотя врагов у переселенцев вроде бы не было. Хищники? Да кто их видел. Здесь и дичи столько нет, чтобы прокормить мало-мальскую популяцию зубастых.

Чем же грозит этот странный обман? Кому он так настоятельно нужен? Руководители настолько не уверены в себе, что стремятся создать хотя бы видимость единения? Страшно стало за себя и других.

— Мерцур, синекрылый друг, помоги мне понять, что происходит и как нам избежать беды. Ты ведь где-то рядом, только как тебя найти?

Забывшись, я пробормотала это вслух, но никто даже не оглянулся.

Глава 9

Созерцание вселенной, процеженной сквозь линзу атмосферы и крону дерева ситуацию не прояснило. Мы посмотрели друг на друга.

— Ты хочешь сказать, что причиной аварийной посадки был какой-то неучтённый природный фактор? — уточнил Ари.

— Я рассуждал не так умно, хотя довольно близко к цели. То есть я не отметаю сходу вполне разумную версию собственной ошибки переселенцев. Налажать они вполне могли и без посторонней помощи — люди же. Планета в иллюминаторе, вот она близко, рядом, так хочется зарыться мордой в песок и руками в траву. У меня был такой случай. Увязался я за красивой девчонкой…

Светлый демонстративно поморщился, и я оставил свою историю при себе. Я жутко покладистый, да и ничего интересного там не было. Разбитый в результате непредвиденного столкновения дядин нос — это ведь исключительно моя чистая непреходящая радость, другому не понять.

— Вообще ты прав, — вздохнул компаньон. — Следовало с самого начала проверить, как всё складывалось ещё на орбите, а не торчать тут, созерцая созидательную деятельность людей.

— Ну я-то уроки учил! — возразил оскорблённо.

— Ты это делал потому, что в законное время усвоить необходимый минимум не потрудился, — огрызнулся светлый.

Я солнечно улыбнулся, безоговорочно признавая его правоту. Он выглядел таким милым, когда играл в учителя, так и хотелось ласково взъерошить перья у него на лопатках, а потом дать славный подзатыльник, чтобы пропахал клювом горный склон. Не со зла, конечно, врезать, а от избытка умиления.

Я вырвал пучок травы, отряхнул корни от песка и мусора и отправил в рот. На вегетарианское сегодня потянуло. Люди внизу работали, но ничего нового я узнать не надеялся, потому потерял к происходящему большую часть интереса. Забраться что ли на дерево? Там можно полежать на ветках, свесив крылья.

— Мерцур! — позвал Аргус. — То, о чём мы говорили, разве не стоит это проверить?

— То есть, подняться туда, наверх? Там вообще-то холодно.

— Ты начал этот разговор.

И опять он был прав — скучно, вероятно, служить мерилом истины, всё равно что стучать лбом, причём своим собственным, в одну и ту же стену.

— Ладно, пошли, траву только доем.

— Всю, что растёт на этом склоне? Оставь людям под скотские пастбища, у тебя, скорее всего, рога и копыта так и не вырастут.

— Поехали, космонавт! — ответил я.

На планетах мне всегда нравилось больше, но и безвоздушное пространство антипатии не вызывало. Предутреннего холодным стартом не запугаешь. Я взмахнул крыльями, снеся при этом несколько неудачливых веток, и взлетел. Уходить в пустоту почему-то удобнее из подвешенного состояния, не берусь судить, в чём тут дело, возможно, моя дурь даёт о себе знать.

Миг, и я завис на орбите. Вернее, я вращался на ней. Хотя… космогонию я тоже не учил как положено, так что мудрыми терминами аудиторию не замучаю. Что бы там не происходило со мной, но планета лежала внизу, очень красивая, а над краем её сияла сочными красками назревающая кривая заря.

Оглянувшись, я обнаружил предвечернего рядом. Он бесстыдно маячил и белыми перьями, и светлым одеянием.

— Ш-ш-ш, — сказал я. — Ты так всех врагов распугаешь.

Не берусь точно объяснить, как я разговаривал в космосе. Внизу это происходит за счёт колебаний воздуха, но пустота, если быть точным совсем не пуста, она тоже структура, и её можно использовать для обмена информацией. Нет, мысли читать мы тоже умеем, как и транслировать их в чужие головы, но это в целом не одобряется, и блок как предутренним, так и предвечерним ставят ещё в нежном возрасте. Да, обойти его тоже можно, я любой могу отщёлкнуть без тени сомнения, только зачем? И так ведь всё ясно. Кроме того, за ослушание положена немалая кара.

— Как мы их будем искать? — недовольно откликнулся напарник.

С этим как раз затруднений не предвиделось. Планета — всего лишь шарик, ну почти шарик, вот уже сам начал к себе придираться, места вокруг неё не так и много, это вам не парсеки со световыми годами, всё под рукой, фактически рядом. Растеребить только в затылке такую вибрацию и щупальца постижения распустятся вокруг головы. Расстояние для них не помеха, и скорости у них тоже нет. Они будут там, где надо и когда надо — всё просто.

Я мигом воспользовался этой незамысловатой инструкцией. Для первого раза закинул сеть своей любознательности не слишком далеко. Аргус выглядел растерянным, и я подумал, что хоть в теории он и дока, но вот практические навыки его скромнее моих. Сидя в информационном поле мозоли на кулаках не набьёшь и опыт существования в реальной вселенной тоже не намучаешь.

— Подстраивайся, — велел я. — Это легко, надо лишь сосредоточиться.

Он кивнул, признавая за мной первенство в этом вопросе, и я повёл его за собой дальше, но искомый объект мы обнаружили лишь по ту сторону планеты. Переместились в два приёма — осторожно. Не знаю, что именно внушало такую тревогу, но спешить я не стал и светлому не позволил. Судьба людей намекала на то, что и нам полезно вести себя тихо. Им прилежание не помогло, но мы-то предупреждены.

Скверные предчувствия не обманули мою тёмную душу. На орбите нашей планеты болтался как ни в чём не бывало, неизвестный космический корабль. Огромная махина, совершенно не похожая на человеческий ковчег. Чужая, судя по тому, что информация оттуда не прорастала в нашем сознании сама по себе. Вот тебе и великая пустота вселенной! Какова вероятность такого события я даже представить себе не мог. Конечно, в том, что разные разумные существа протянули загребущие конечности к одному и тому же имуществу, ничего странного не было — люди всегда люди, как их не назови. Напрягало, что сделали это практически одновременно.

Я в первый момент даже не возмутился, пробовал запахи, которые здесь, в пространстве, тоже есть, только называются как-то по-другому. Представил уже примерно, откуда пришлёпала эта бандура и даже начал догадываться — зачем. В мирные гости с таким набором пушек точно не летают.

Чтобы присмотреться к обитателям корабля мы с Ари тихо причалили к корпусу. Так гораздо проще проникнуть внутрь всевидящим оком и собрать сведения о чужаках.

— Стой на стрёме! — велел я напарнику и отпустил своё сознание в поиск.

Я успел довольно много понять и запомнить, хотя разведка продолжалась считанные минуты. Тревогу Аргуса почувствовал раньше, чем он дёрнул меня за рукав. В сущности, он и не дёрнул, потому что впал в оцепенение как мышь перед змеёй. Я его за это не осуждал. Испугался он совершенно правильно.

Их было двое, такой же дуэт светлый-тёмный как мы с Ари, только выглядели они немного иначе. Проще говоря, парочка лосей сохатых, крупнее и старше нас, щенков, на порядок чисел. Абсолютное преимущество сконцентрировалось на их стороне, а не на нашей, тут, как люди говорят, и к гадалке не ходи.

Вот чему в первую очередь учит беспутная юность, так это моментально оценивать потенциал противника. То есть, Ари тоже наверняка сообразил, что мы в заднице, но вряд ли представлял это прискорбное положение количественно, а вот я сориентировался сразу, потому и сказал весело и дружелюбно, а не так, как они того заслуживали:

— О привет! А мы-то думаем, кто здесь болтается на орбите.

— А это мы! — насмешливо откликнулся тёмный.

Здоровый парень, выше меня на полголовы и заметно шире в плечах. Лицо его показалось знакомым, а поскольку на память я не жаловался никогда, ощущения быстро сформировались в конкретный образ. Имя его я тоже слышал, но не считаю нужным его упоминать. В определённых кругах эту личность знали по прозвищу — Горелый. Не только потому, что горел он синим пламенем на всех серьёзных экзаменах, но и за смуглый даже для тёмного цвет кожи. Был он старше меня и много борзее, известен скандалами, рядом с которыми мои шалости приобретали практически ангельскую невинность. Короче говоря, предстал передо мной совсем не тот собрат, которого жаждешь встретить на чужбине.

Напарник его тоже производил впечатление изрядного мерзавца. Широченная харя, ручищи-кулачищи, наглый взгляд исподлобья. Рогов не хватает, а так бык быком, живая иллюстрация той неоспоримой истины, что свежий цвет лица и белый — крыльев, ещё не гарантия доброго нрава и ответственного поведения.

— Привет, коллеги! — продолжал я демонстрировать наивное дружелюбие. — Каким случаем вы здесь?

— Тем же, что и вы. Прилетели со своим народом!

Я оглядел корабль, на котором стоял, словно лишь теперь его заметил.

— Ах этим! Мне очень жаль, но место уже занято. Наши люди начали обживать планету, и теперь она принадлежит им.

— Ну ты посмотри, Сварф, какой шустрый пацан! — обратился Горелый к своему светлому, который демонстративно поиграл тяжёлыми мышцами плеч и набычился ещё больше. — Решил, что раз они явились на планету первыми, то и разговора нет.

— Так вроде всё ясно, — продолжал я демонстрировать младенческую наивность.

— Это наша планета! — сказал Ари.

Тихо, едва разберёшь слова, но решился всё-таки подать голос. Я восхитился его мужеством и испугался за нас обоих. Беседу следовало провести с максимальной осторожностью. Несмотря на размеры Горелого, в честной драке один на один, я вполне мог взять верх. Маменькин сынок, я многому научился у драгоценной родительницы, в том числе сражаться так, что мало кто рисковал со мной связывать, да и те потом раскаялись. В бою сноровка значит, зачастую, больше, чем грубая физическая сила, но парней было двое и я не сомневался, что и насядут они колхозом, а мне придётся не только стоять против них, но и отпихивать в сторонку отличника, чтобы ему краем не прилетело.

— Наших людей, — уточнил я мягко, — ибо мы же всего лишь смотрители их свободных помыслов, а не хозяева и господа.

— Они первые прилетели, — вновь подал голос мой светлый, тогда как сейчас следовало помалкивать.

Трепет его я ощущал затылком. Вероятно, вот такие же демонстраторы грубой физической силы досаждали ему в годы учения. Возможно, били. Я, существуя на другом полюсе непростых юношеских отношений, сам мог отлупить почти любого, а от особей, превосходивших меня в знании подлых приёмов, умел спастись грамотным бегством. Мне везло, но боль Аргуса я сейчас ощутил как свою.

— Так ведь никто и не стремится выгнать ваших разумных с планеты! — продолжал Горелый.

Его напарник, по всей вероятности, был так глуп, что реплики подавать не рисковал, лишь играл мышцами и взглядом. С каким удовольствием я вломил бы ему промеж глаз, да так, чтобы домой летел не целиком, а отдельными фрагментами. Горелый и то не будил такой ненависти, тем более, что его я рассчитывал обмануть.

— То есть, вы хотите, чтобы две цивилизации строили совместное будущее? — уточнил я, делая вид, что облегчённо вздыхаю.

— Конечно! — просиял улыбкой тёмный. — Никто не собирается убивать ваших людишек, хотя у нас и есть пушки. Пусть живут. От всего в этом мире происходит какая-то польза, вот и нашему народу пригодятся рабы, способные делать за них физическую работу и нести разного рода повинности.

— Нет! — воскликнул Аргус, да так отчаянно, словно цепи грозили ему самому. — Вы не сделаете такой подлости!

Горелый радостно заржал:

— Конечно не сделаем, нам всё равно, а вот наши поднадзорные сделают. Подсобим мы им только в крайнем случае.

Здесь Ари, к счастью, с ответом не нашёлся, боль захлестнула его, я ощущал её всей спиной. Чем-то очень задели его эти двое. Я и сам был возмущён, но головы не терял. Я всегда думаю, прежде чем поступать. Пусть не образован и прогуливал почти все занятия, но дураком точно не уродился, мама бы мне сказала.

Тут раззявил пасть светлый. Не знаю, как звучал его голос в приятной атмосфере нашей, хотя теперь уже не нашей планеты, но здесь его интонации напрягали. Не привык этот бугай считаться с чьим бы то ни было мнением. Странно, что Горелый с ним справлялся. Это, кстати, мысль, тут надо подумать.

— Вы, два сопляка, будете богами рабов! Всё, чего вы заслуживаете. Сидите тихо — мы вас не трогаем и лучше не проверять, что случится, если поступите наоборот!

— Веско! — сказал я. — Ну что делать. Не настолько мы и заинтересованы в этих людишках, а рабские религии бывало выходили из подполья и захватывали весь мир.

— Вот и тешь себя иллюзиями!

— Ага, непременно!

Я схватил напарника за руку и переместился вместе с ним.

Мы оба рухнули на мою большую кровать. Не то чтобы я так задумывал, просто задал курс домой, а что под родной крышей самое привлекательное? Правильно! Постель.

Выпутав свои синие крылья из его белых, я встал и встряхнулся. Ушли от неприятностей — это пока самое главное. Дело в том, что я по натуре не задира, просто развлекаюсь весело. Жизнь и маменька научили правильно оценивать свои возможности. Когда понимаешь, что не светит — лучше отойти в сторонку. Это не значит, что навсегда, но бывают моменты, напоминающие, что сохранить целой свою шкуру куда важнее, чем порвать в лоскуты чужие. Вот и сейчас я не полагал себя разбитым, умные вообще не терпят поражений.

Размышляя о том, что произошло и может случиться в дальнейшем, я не сразу обратил внимание на странный ступор, в который впал напарник. Он сидел на постели бледный как его крылья и смотрел в одну точку словно поверил в старую шутку о сокрушающей силе взора. То, что бедняга напуган было понятно без слов, но пришло самое время оттаять. Мы ведь улизнули от непосредственной расправы и выиграли дорогое сейчас время.

Я заглянул ему в лицо, потом опустился на колени напротив, чтобы смотреть и разговаривать с большими удобствами.

— Ари, очнись! Всё в порядке. Они не тронут нас, если поведём себя осмотрительно.

Я осторожно похлопал его по коленке, призывая вернуться из страны кошмаров в обычный тоже не радужный мир. Бесполезно.

— Тебя наверное метелили вот такие мордовороты? Не весела жизнь старательного ученика, я знаю, хотя сам и не пробовал.

Взгляд чуть оттаял, сместился на меня. В глазах стояла такая густая боль, что и у меня в груди дрогнул какой-то ненужный в обычной жизни орган. Я смущённо кашлянул.

— Ари, всё наладится!

— Ты не понимаешь! — ответил он. — Ты никогда не собирался жить этой жизнью, потому и не учился. Благополучный мальчик, который выбравшись из этой передряги, забудет всё как дурной сон и продолжит упиваться существованием в невесомости наслаждения.

— Да не спорю, я маменькин сынок и радостный бездельник.

— А я — другой! Я стремился быть хорошим в своём деле, достичь чего-то, а не прозябать на задворках, служить людям, а не скоту. Рабский бог — этот тот ужас, которого я избегал всеми силами, и что в итоге случилось? Неужели ты не понимаешь, что значит такой приговор в нашем деле? Для будущего, для всех надежд!

— Полагаешь, выбраться из этой трясины будет трудно?

Он нервно рассмеялся, на грани истерики балансировал светлый, у меня от неправильности происходящего встопорщились перья везде, где они росли.

— Невозможно, Мерц! Для тебя это эпизод, а для меня финал. Мало того, что мне, лучшему выпускнику, навязали в напарники легкомысленного пустоголового тёмного, так теперь ещё и это!

— Ари, но мы ведь уже не на школьном дворе.

— Да! — сказал он с горечью. — Там всё ещё было поправимо.

Я задумался. Не скажу, что щелчок по носу привёл меня в восторг, но и не рассердил. Да я делал вид, что меня ничего не задевает в происходящем, но разумеется зло против обидчиков затаил, а кто бы поступил иначе на моём месте? Я в отличие от светлого, не видел в происходящем чего-либо фатального, потому что собирался вскоре разобраться с нахалами, только по-тихому, чтобы никто не подкопался. Пусть я всю жизнь держался за мамину юбку, но тут ведь очень много зависит от того, какова эта метафорическая часть туалета.

Я обнял светлого крыльями и сказал:

— Ари, я понимаю, что ты напуган и потрясён, я и сам в страхе, хоть и не показываю этого, но мы выиграли первый бой, победили уже потому, что не потерпели поражения, и получили время, чтобы собрать и посчитать силы, а потом возобновить битву. Думаешь я вот так взял и сдался? Да ни в коем разе! Будь здесь моя мама, от этой парочки остался бы разве что трепет в воздухе, знаешь, такая вибрация, но и я совсем не промах. Я многому научился, потому что самый любимый её сын. Братья и сёстры похожи на отца, и лишь я — мамина копия. Я красавец и умница и обязательно придумаю план, который поможет нам выпинать наглых захватчиков прочь с планеты, и сохранить её для своих людей.

Аргус грустно улыбнулся.

— Это не наша работа.

— Да ты что? Тогда хорошо, что я невежда и не ограничен в притязаниях!

— Мы обеспечиваем им только веру, всё остальное они должны делать сами.

— А я так не думаю! Какой ты на хрен бог, если ты не комбатант своего народа? Приставили к должности — сражайся вместе с ним, а религию люди сами себе организуют, большие уже девочки и мальчики, разберутся.

Я заглянул в печальные голубые глаза и уверенно улыбнулся.

— Докажем всем чего мы стоим, Ари, и пусть мой дядя ректор готовит для нас самую большую награду, если мама его ещё не прибила. Впрочем, жив он там или соскребает родные перья с помятых мировых структур — неважно. Мы всё равно будем лучшими. Справимся! Хулиган и отличник — комбинация, способная существенно потрясти космический порядок и поставить его на правильное место. Этим мы и займёмся!

Глава 10

Достучался не сразу, но я же упрямый. Мой заразительный энтузиазм многих сбил с пути истинного, и ничего, благодарили потом. Вот и Аргус немного оттаял и приготовился слушать то, что ещё пять минут назад счёл бы жуткой крамолой. Все мы в душе не прочь споткнуться, надо лишь довести каждого до своего порога. Про следующую стадию великого пути взросления — всеобщий пофигизм, я пока говорить не решился.

— Займёмся насущным, — сказал я уверенно. — Что поможет победить того, кто физически сильнее? Правильно — знания!

Главное условие хорошего обмана — произносить знакомые слова, тогда объект приложения усилий автоматически сочтёт их достоверными. Другой этап этой могучей звёздной науки — нести полный бред, он наступает чуть позднее.

Аргус оживился, когда я заговорил на понятном ему языке, и первую задачу я счёл выполненной.

— Для начала нам надо притвориться, что мы испугались, смирились и будем сидеть тихо и не вякать. Тут даже и стараться особо нет нужды, поскольку мой опыт подсказывает, что субъекты вроде наших друзей охотно верят в свою силу и слабость других.

— Мне и прикидываться не надо, я их действительно боюсь, — вздохнул светлый.

Он ещё и виноватым себя из-за этого чувствует, вот чудак. Страх — естественное состояние здорового организма, даже такого неуязвимого как наш. В этом смысле я и выразился:

— Ари, я тоже боюсь, но это же не повод складывать крылья. Это команда собраться и думать. Второй нашей заботой я вижу глубокую разведку намерений противника. Даже запуганным и побитым школярам дозволяется некоторая любознательность.

— Разве их задачи не ясны? Захватить планету и обратить в рабство наших людей.

— Светлый, ты мыслишь слишком широко, а нам этого не надо. Тут дело такое: чтобы просто сломать вещь, достаточно кирпича, а вот вывести её из строя так, чтобы происходящее казалось естественным требует уже понимания принципа работы изделия. Значит, что? Мы должны влезть в душу этих чужих переселенцев, прокачать их на агрессивность и любые прочие навыки, выяснить как далеко и в какую сторону они зайдут в своих действиях, и в нужный момент смазать им рельсы салом.

— Ясно! Подложенная мина — это явный злой умысел, а сало могло и с облаков упасть.

Ловил предвечерний на лету, сразу видно — образование. Ничего, я тоже возьмусь за это дело и вызубрю всё так крепко, что дядя устыдиться тщеты собственных усилий. Лошара он, раз у него ничего не вышло, не сумел найти верный подход к родному племяннику, а ещё берётся воспитывать посторонних предутренних в своей академии.

— Вот! — сказал я. — Знание противника — наш главный козырь в будущей игре и поскольку постигать их как свой народ — легко и без усилий, мы не можем, придётся приложить старания.

— С чего начнём?

Я радостно потрепал крылья напарника своими и вскочил на ноги. Энергия билась внутри в поисках выхода, но увы. Пустить её в дело пока не представлялось возможным.

Тут надо пояснить ещё один момент. Мы с предвечерним были ничуть не слабее этих двоих лосей, ну если драться не на кулачках, а пользоваться присущей вечным силой. Мощь всех особей нашей породы примерно одинакова, потому и настоящие схватки редки, но на детей и сопляков вроде нас с Ари, ставят блокировку. Это как ментальные ограничения. Каждый из нас должен сперва доказать, что он способен с толком распорядиться как чужими мыслями, так и своим потенциалом. У лосей блокировка тоже стояла, но послабее, потому что явно бедовали они не первую миссию. Только совсем взрослым запреты отменяют, да они и сами уже не используют достояние во зло.

Не могу сказать, что правило плохо. Представьте, что бы случилось, не тормози наш гнев наложенные старшими ограничения? Пусти мы в ход свои скрытые возможности, много бы осталось от обоих ковчегов и самой планеты? Сложно всё.

Я, честно говоря, сдержался бы в любом случае, поскольку, ведя довольно безалаберную жизнь, рано научился осторожности, Ари — мальчик тихий, а вот противники наши, подозревая в нас возможность дать достойный отпор, могли и выйти за рамки дозволенного. Знаю я такие натуры, насмотрелся.

На крайний случай блокировку можно и снять, мои криминальные таланты достигали этой сферы. Да, потом обязательно накажут и весьма сурово, но бывают вещи, ради которых следует пренебречь личным благополучием.

— Взглянем, как там дела у наших людей, проверим, не грозит ли им непосредственная опасность, а потом плотно возьмёмся за врага. Если он спешить не станет, то и нам незачем.

Под деревом ничего не изменилось за прошедшие дни, зато внизу в долине мы обнаружили явственные признаки иной, ещё незнакомой нам деятельности. Люди разбирали один из модулей и строили что-то по периметру лагеря. Присмотревшись издали я понял, что это забор.

— Зачем? — спросили мы с Ари одновременно и посмотрели друг на друга.

На планете не водилось хищников, настолько безбашенных, чтобы напасть на большой шумный лагерь, а в долине так и вообще их не было, кроме сущей мелочи. Для каких целей понадобилось строить ограду?

— Вдруг они уже знают, что им грозит нападение и возводят стену для обороны? — предположил Аргус.

Я скептически поморщился.

— Ари, я не знаток военных стратегий, но то, что они воздвигают, настолько протяжённо, что в принципе невозможно его удержать, да и зачем мучиться, когда пушки с орбиты всё равно не воспримут помеху. Ещё и удобнее накрыть одним залпом огороженное место — заодно рикошет подсуетиться или как там называется отражение взрывной волны от попутного препятствия?

— Возможно, они думают, что с гор сойдёт лавина?

— Раньше зимы бедствие не случится, да и климат здесь мягкий, сомневаюсь, что люди не способны просчитать такую ерунду. Опять же время до наступления холодов ещё есть и гораздо разумнее обзавестись жильём и мастерскими, а не забором. Здесь и красть-то пока некому, потому и добро нет смысла прятать.

— Мерц! — светлый даже схватил меня за руку, такой важной или пугающей показалась догадка, — что, если всё наоборот и ограда стоится для того, чтобы удержать людей на одном месте, а не защитить от внешней угрозы?

— И они сами для себя создают концлагерь?

— Почему нет, если их уже обманули или запугали?

Соображение светлого заставило задуматься всерьёз и встревожиться. Если люди поставлены перед фактом собственного рабства и приняли его с покорностью, то наши с Ари планы, точнее их построение, не имеет смысла. Я склонен помогать людям, если они готовы к сопротивлению, но не тащить в счастливое завтра силой: знаю по опыту, что всё равно не получится.

— Давай пока исходить из соображения, что их обманули, — сказал я. — Второй вариант слишком неприятен, чтобы хвататься за него в первую очередь. Кто мог это сделать?

Собственно говоря, тут и гадать было нечего. Лишь одно событие произошло с момента посадки модулей на планету — возвращение руководящей группы к основной массе переселенцев. Мысль о том, что эти люди могли сознательно продать соплеменников чужой, вполне вероятно, жестокой расе, в первое мгновение показалась мне нереальной, а потом я вспомнил, как важные господа берегли себя, готовые пожертвовать всеми остальными…

Возможно, изначально генералы не были дурны, но в какой-то момент приняли себя слишком всерьёз или зажирели, или испугались конкуренции более активных и позитивно настроенных лидеров. Обособленность способствует деградации, а страх потерять достигнутое благополучие ломает особей и покрепче.

Я бы на месте чужих так и сделал, благо и случай представился уникальный. Сберегая шкуры, руководители посадили свой модуль вдали от общей массы корабля, возможно опасались взрыва — не знаю, я не специалист. Навестить их там и пообещать привилегии в обмен на сотрудничество не составило бы труда для хорошо оснащённых пришельцев. Зная в целом историю человечества, я не счёл бы подобную сделку уникальной. Предатели случаются во все времена.

— Если дело обстоит так, мы должны как-то довести до сознания людей правду, — сказал Ари, — но как? Вот успей мы ввести в употребление свою религию, стать символом веры, тогда…

— Было бы ещё хуже! — перебил я. — Любая религия предполагает главенство одних над другими, наверное, иногда это идёт на пользу делу, но не сейчас. Если этих людей предали руководители, которым они доверяли годами, станут ли они слушать других господ? Чудеса и крылья работают не всегда. Убедить смертных могут лишь доказательства, и мы их добудем.

— Какие у нас факты? Договор, скреплённый кровью? Так и это не достать. Ментальное проникновение нам тоже недоступно.

— Зато мы способны спуститься в прошлое и увидеть всё собственными глазами. Благо тут и бежать недалеко — считанные дни.

Ари вздохнул, повозился на корне, словно лишь теперь обнаружил, что жёсткая деревяшка не слишком радует задницу.

— Это опасно, хотя и не запрещено.

— Значит, всё в порядке. Ты со мной?

— Конечно! — воскликнул он, сердясь на меня за предположение о том, что он мог укрыться в кустах, пока я геройствую на виду.

Забавный он и теперь мы уже точно подружимся. Кто бы мог подумать, что я так тесно сойдусь со светлым? Любовные игры с девушками его породы не в счёт. Я и среди тёмных имел не столько друзей, сколько приятелей. Так складывалось. Быть ярким иногда трудно; зависть пробуждаешь активнее, чем симпатию.

Отыскать брошенный модуль не составило для нас труда. Всё, что относилось к подопечной цивилизация само шло в руки. Плюхнулся он в болото, но глубоко не погрузился. Или трясины здесь водились мелкие, или отколовшаяся часть корабля сохранила достаточный запас плавучести.

Мы, как и положено хорошим лазутчикам, осмотрелись сначала издали, скрываясь за гребнем холма, что торчал из скудных зарослей. Возле покинутой обители никого не было, странно она выглядела, словно забытая на прогулке игрушка гигантского младенца.

— Надо посмотреть вблизи, вдруг сохранились какие-то улики.

Не слишком я разбираюсь в расследовании преступлений, но ведь все так делают. Я взмахнул крыльями, оттолкнулся ступнями. В полёте особым изяществом не блеснёшь — центр тяжести расположен не в том месте, ноги болтаются. Никогда не знаешь, стоит их поджать или наоборот — вытянуть. Наблюдая за воздушными эволюциями других предутренних, я к окончательному выводу так и не пришёл. Ну да здесь никто за мной не наблюдал, кроме Аргуса, который в атмосфере держался ничуть не лучше любого другого тёмного или светлого.

Я первый, он за мной плюхнулись на изъеденную коррозией поверхность. От мысли, что это создание человеческих мыслей и рук странствовало долгие годы в пространстве, а потом преодолело трение об атмосферу, становилось тревожно. Мы вечны и совершенны, но вот таким упорством не обладаем. Кто знает, не превратятся ли однажды разумные смертные существа в расу, способную конкурировать с богами? Отправят нас пинками из своих пределов? Я бы зарока не давал.

Осмотревшись, я понял, что на почву люди вообще не опускались, да и вряд ли имело смысл делать это посреди болотной жижи. Они сумели вытащить машину прямо на корпус, точнее открыть ангарные ворота. Значит, не так и сильно злоключения повредили модуль, те другие пострадали значительно больше.

Я тоже смог поднять створки, и мы со светлым нырнули внутрь. Встретила тишина. Не мёртвая, а пустая. Грустное молчание брошенного жилища.

Учитывая наши крылья, перемещаться внутри оказалось не так и легко. В некоторые помещения мы и соваться не стали, чтобы не ползать, роняя перья, по закуткам, рассчитанным на габариты простого человека. Я старательно принюхивался и довольно быстро выделил чужую ноту. Слабая, почти уже утерянная она явно не принадлежала миру людей.

Помещение, где могли происходить переговоры, я определил с большой долей вероятности и топнул ногой в пол выбранного зала.

— Здесь!

— Я пойду! — тут же вызвался Аргус.

Логика в этом была. При внезапном нападении я мог гораздо качественнее чем он защитить наши тела, а проникнуть в прошлое удаётся ведь только духом, но был момент, который следовало обговорить. Для начала признаться в обмане. События начали развиваться слишком тревожно, чтобы придерживаться правил прежних игр.

— Ари, ты отлично знаешь, что телесно мы в прошлое не проникнем, а значит и материальных свидетельств свершившегося непотребства захватить с собой не сможем. Единственное, что нам доступно, это запомнить происходящее и воспроизвести впоследствии состоявшуюся беседу с точностью до запятых и интонаций.

— Это верно.

— Чтобы нашей информации поверили, надо иметь связь с кем-то из людей, так для начала хотя бы выслушают.

Он окинул меня возмущённым взглядом, догадался уже, что я скажу дальше, всё же я продолжил, чтобы избежать недомолвок:

— Ну прости, предвечерний! Когда я справился с твоим заданием, тебя рядом не оказалось, и сидеть в клетке мне наскучило. Я переместился поближе к людям, чтобы понаблюдать за ними, ну и совершенно случайно познакомился с женщиной. Слово за слово…

— Ты занялся с ней сексом?

— Ну как это не назови, а результат налицо. Поскольку же я в этом деле хорош, то вряд ли она забыла меня так скоро. Выслушает, если я попрошу.

Сердитое выражение на лице светлого сменилось замкнутым, он дышал немного чаще, чем обычно, но обличительной речью не разразился и когда заговорил, сумел не на шутку меня удивить:

— Ты ещё способнее, чем я думал, раз сумел справиться с заданием за такой короткий срок.

— Я хотел тебя порадовать.

Он кивнул.

— И спасибо, что постарался не расстраивать своеволием. Это приятно.

Я растрогался от такого признания.

— Ари, я понимаю, что с одного учебника не сделаюсь образованным, как и от одного наказания умным, но я действительно хочу стать лучше, чем был, и такое намерение всегда идёт в зачёт.

Он с моими выкладками не спорил, лишь предупредил:

— Будь осторожен.

— Ты тоже. Если что выдёргивай меня оттуда без боязни.

— Поехали!

Сам процесс не представлял для меня трудности. Поскольку такое путешествие в прошлое ничего в нём изменить не может, способности к нему не блокируются даже в детстве. Я совершил немало вылазок за информацией и всегда благополучно возвращался. Мне ведь не требовалось погружаться в глубину веков, а прыжок на несколько дней и по времени занимал секунды.

Многие не способны сохранить хладнокровие, когда события начинают развиваться вспять, это ведь довольно серьёзная нагрузка на психику. Иногда стоит закрыть глаза и положиться на чувство времени, которое у наших рас развито отлично. Я предосторожностей не принимал, здесь в замкнутом пространстве солнце не покатится по небу в другую сторону, ветер не подует от листьев, а люди, которые появятся вскоре, пусть и примутся бегать задом наперёд, мою психику этим не колыхнут с привычного ей места. Мало что может её качественно потревожить.

Я даже речь смогу понять, пусть слова и фразы произносятся с конца, это кстати совсем неплохо, потому что поможет мне запомнить каждую мелочь, когда я вернусь в нужную мне точку бытия и запущу течение моего личного времени в нужную сторону.

Ага, вот пошло! Это предотлётная суета, охранники уже бегают, таскают имущество. Пять шишек даже здесь палец о палец не ударили, не добавив этим уважения к себе. Впрочем, я постарался избавиться от непродуктивных эмоций и просто запоминать, никак происходящее не оценивая.

Затем сразу появились чужие. Вид их был уже мне привычен, потому не отвлекал, а потом я понял и как онипроникли внутрь, не всполошив охрану — просто усыпили людей. Не газ, а некое излучение, вибрации, это полезно, надо запомнить. Зато, когда экранировали салон от его воздействия, распорядители сразу очнулись и начался тот самый разговор.

Я остановил погружение в прошлое и превратил себя в записывающий прибор, чтобы не упустить ни единой мелочи, всё припомнить, когда дело дойдёт до расплаты, а оно непременно до этого доберётся. Доведём!

Глава 11

Я сразу привыкла жить иначе. И прежде не особо горячая, обнаружила в себе осторожную расчётливость зверька, который существует среди больших хищников и потому должен быть или миленьким, или умным. Меня пугало всё, что происходило вокруг, страшил Игорь, его непонятная истеричная горячность, незнакомое напряжение, которое я чувствовала и не могла себе объяснить.

Главенство прежнего руководства приняли без восторга, но достаточно спокойно. Ропот не выходил за рамки ворчания, да и тот утих, когда заявленный план слегка подкорректировали и на строительство стены пошла лишь часть ресурсов и усилий, а остальное вернулось в привычный ритм.

Муж заговорил было о том, что его супруге не стоит корчевать вместе со всеми пни или таскать стройматериалы, но я возразила. Привыкла, мол, быть с людьми, они поддерживали в трудную минуту и негоже теперь поворачиваться спиной. Почти сразу Игорь согласился со мной, принял доводы, а это случалось нечасто. Моему демократизму надлежало демонстрировать всем, что распорядители не добиваются привилегий. Я поморщилась от формулировок, но про себя, а вслух выразила удовлетворение.

Поначалу он ненавязчиво присматривал за мной, но я поводов для ревности не давала, трудиться старалась в компании Дилси и Ланки. Игорь, должно быть, решил, что может мне доверять. К несчастью и сам он амуры не крутил, то ли остерегался испортить репутацию, то ли гулял, но хорошо скрывал это. Я вообще не представляла, как смогу его подловить.

Иногда меня ужасали собственная расчётливость и беспринципность, то, как стараюсь найти выгодную позицию для расторжения брака, но потом я успокаивалась. Не брак и был, так, странное сожительство двух чужих людей. Главное таблетки принимать регулярно, чтобы не появилось на свет дитя, которое свяжет со мной нелюбимого мужчину.

Я по-прежнему мечтала о ребёнке, но отец его… не могла представить рядом с собой Игоря, да и любого другого мужчину ковчега, а вспоминала синие волосы и оранжевые глаза с вертикальными зрачками. Глупо, нелепо, смешно, но я страстно хотел малыша от этого чуда с крыльями, хотя и не могла себе представить, как смогу родить такое странное существо, это если допустить, что удастся забеременеть.

Иногда мне казалось, был шанс понести от той пылкой любви в диких зарослях, и я начинала жалеть о том, что пила таблетки и вполне возможно загубила уже завязавшуюся во мне жизнь. В такие минуты хотелось плакать, и я мечтала про себя, чтобы синекрылый пришёл опять. Я бы хоть спросила, есть ли у меня надежда.

Гулять по памятным местам теперь не удавалось, но купаясь в озере после работы, я вглядывалась в зелёную стену противоположного берега: не мелькнут ли среди листвы яркие перья?

И вот однажды мне показалось, нет не то чтобы я увидела в лесу нечто необычное, скорее услышала зов. Поначалу решила, что это глупость, мерещится от жары и усталости всякая дребедень, потому что ведь не бывает сверхъестественных явлений, но потом появилась другая здравая мысль: мой синекрылый приятель сам по себе существо необыкновенное, так почему нет?

Если это и не призыв, то ничего страшного — всего лишь прогуляюсь. Я быстро ополоснулась, сделала вид, что иду к модулям, а сама свернула в заросли, благо вокруг озера сохранилась полоса нетронутого леса и побежала вдоль берега, точно зная, куда надо идти.

Я спешила, поскольку озеро было довольно большим, но до места не добралась, гораздо раньше из-за кустов вышел Мерцур и поймал меня в объятия. Что я ощутила даже не знаю. Словно попала домой. Его сильные руки, шёлк одеяния, слабый скрип-шелест перьев, запах, который я не могла бы назвать, но накрепко запомнила. Я прильнула к нему, ощущая твёрдые мышцы груди, горячее дыхание на своей шее.

— Сирень! — прошептал он и облапил уже по-настоящему.

Как же сладко, когда держат вот так: крепко и бережно, уверенно и без тени принуждения, когда сознаёшь себя не только желанной, но и равной. Почему слабея в его руках, я чувствовала себя такой сильной?

— Мерцур, я тебя ждала!

И опять всё было: взаимный жар, быстрая нежность. Я спешила добраться до его тела, кажется, даже больше, чем он до моего. Быть собой, брать что хочешь, отдавать то, что хотят от тебя, не стесняться и не стыдиться любого порыва, потому что всё происходящее прекрасно и правильно. Как он сумел меня этому научить? Когда успел? Впрочем, он же сверхъестественный, ему всё можно.

Наверное, происходящее между нами казалось мне сном, мечтой, взрослой, но сказкой. Даже если так, я не хотела разбираться в деталях, да и в целом — тоже. После лет заточения внутри корабля, на прекрасной свежей планете я хотела жить. Как змея, сбросив старую кожу, я норовила новую отрастить другой: ярче и лучше. Разве не за этим все мы пустились вдаль?

Когда мы потом лежали, обнимая друг друга и лениво ласкаясь, я подумала, что все переселенцы разделились на два лагеря. Одни хотели принести и посадить здесь прошлые законы, другие начать всё с чистого листа. Пока ещё ни те, ни эти не осознали до конца всю силу своих устремлений, но рано или поздно более многочисленная группа должна была победить. Не потому ли так нервничают руководители? Их вера устарела, однажды они полностью перестанут быть нужны.

— Сирень, нам надо поговорить, — сказал Мерцур. — Боюсь, это очень серьёзно.

— Хорошо!

Он бережно поцеловал куда-то в висок, пощекотав губами бровь и слегка отстранился, вероятно, желая придать своим словам больший вес. Я не возражала. Рядом с ним наступала правильность, в неё удачно вписывалась любая деталь.

— Ты не спрашивала, кто я такой, я не объяснял, но пришло время признаться. Я не ангел, как ты меня называла, я один из богов вашего нового мира. Нас двое: я — тёмный, есть ещё светлый, я познакомлю тебя с ним позднее. Нас посылают к людям, чтобы помочь им обрести ту веру, что наиболее подходит в данный момент. Вероятно, вы нуждаетесь в этом на новом месте.

— Разве Бог не един? — спросила я.

— Разные воззрения друг другу не мешают, — ответил он. — Я сам агностик. Религия — это способ постижения действительности, один из многих, так что не требуй, чтобы она объясняла всё. Нас двоих направили помочь вам освоиться на этой планете, и мы честно готовились делать свою работу, но нашлись другие претенденты на ваш новый дом.

— То есть?

Переход от философских построений к недоброй практической сути меня напугал. Стало холодно, и я теснее прижалась к горячему телу рядом. Оранжевые глаза глядели серьёзно, почти скорбно.

— На орбите болтается корабль иной цивилизации, он больше и мощнее вашего, у него есть пушки, а ещё их боги сильнее чем мы с напарником.

Короткая речь прозвучала нелепо, хотя исчерпывающе. Поверила я Мерцуру сразу, так не лгут, только осознать суровость событий удалось не вдруг.

— Они хотят войны?

— Уничтожить вас всех — для них не проблема, так они и намеревались поступить вначале, но потом решили действовать рациональнее. Землян хотят превратить в рабов, сберечь для грязных работ, а со временем низвести до положения домашних животных. Современные технологии позволяют довольно быстро лишать воли к сопротивлению. Насколько я понимаю, сама процедура у них уже отработана, причём не на моделях, а в реальной жизни.

Мы помолчали. Вечность, хотя скорее всего, прошло не больше минуты.

— Ситуация очень сложная, — сказал Мерцур. — Я пока не знаю, что тут можно сделать, но я не хочу сдаваться просто так. Если люди готовы бороться с неблагоприятными обстоятельствами, вместе мы придумаем, как поступить.

— Готовы!

Мысль о том, что моя и без того относительная свобода может превратиться в безоговорочное подчинение подхлестнула словно кнутом. Я поняла, что действительно способна драться, и немало найдётся других людей, на которых сможет положиться этот синекрылый бог.

— У тебя есть устройство, способное записать звук? — спросил он.

— Конечно!

Я достала коммуникатор и протянула Мерцуру, показав где нажать, чтобы заработала функция фиксации.

— Прости, если тебе будет неприятно, — сказал он. — Я подслушал некоторые разговоры и естественно могу передать их дословно, копируя голоса и интонации. Покажешь эту запись тем, кому доверяешь. Нам всем очень нужна ваша человеческая сообразительность и отвага.

Следующий час был, наверное, самым сложным в моей жизни. Фрагменты бесед, (проходные моменты, как я поняла, Мерцур опускал), буквально рвали сердце и не только потому, что среди прочих я слышала и хорошо знакомый голос мужа. Осознавать, что всё происходит так просто, одни люди продают других как скот и не испытывают при этом заметных моральных терзаний — вот что казалось самым страшным. Отправляясь в путешествие к новым прекрасным землям, разве мы понимали, как хрупка ткань нашего существования? Разве мыслили, что страшное прошлое никуда не делось, и слишком много сохранилось в некоторых из нас той тьмы, что в прежние времена омрачала образ человечества.

Я прижималась к Мерцуру, вдыхала его запах и лишь поэтому могла держать себя в руках. Это сильное существо рядом давало надежду. Если нам на подмогу послали таких хороших богов, значит, и мы не безнадежно плохи.

Расставание получилось грустным. Мерцур помогал мне одеться, сам-то мигом вновь оказался пристойно облачён, и делал это так заботливо, что я едва не пала духом: показалось, что у нас происходит виноватое прощание, он счёл свой долг выполненным и теперь уйдёт, но едва я требовательно заглянула в глаза, как он, обняв крыльями уверенно кивнул.

— Выход есть, Сирень, надо лишь не сдаваться и думать.

— А ты можешь уничтожить их пушки? Ну, чтобы хоть немного сравнять шансы?

— Это вмешательство в суверенные дела чужого народа. В ответ их боги сотрут с лица планеты половину вашего лагеря. Страшную войну начать очень легко, прекратить потом сложно. Если мы четверо вмешаемся в ткань событий как разрушительная сила, проблема отпадёт сама собой потому что некому и ничего будет делить.

Ответ, пусть жёсткий, но честный меня как ни странно успокоил. С некоторых пор ложь стала ненавистна.

Мерцур поцеловал на прощанье, нежно погладил синим крылом, и я побежала обратно в лагерь, надеясь, что отсутствие моё не выдалось слишком долгим и муж ничего не заподозрит.

Игорь обычно много времени проводил в модуле, который превратили в офис, на строительстве почти не бывал, так что я не очень сильно волновалась из-за задержки, но едва переступив порог квартиры поняла, что супруг дома. Обоняние моё в последнее время заметно обострилось, и я сразу уловила знакомый запах, такой сильный и насыщенный, какой бывает лишь в присутствии его источника.

Муж сидел в кабинете, я свернула к спальне, чтобы спрятать коммуникатор и переодеться, но не успела, он вышел, притворив за собой дверь и заступил дорогу.

— Где ты была?

— Погуляла немного, погода чудесная, да и места здесь красивые, а на работе так устаёшь, хочется иногда просто побыть наедине с этим миром.

Я болтала всякую чушь, стараясь чтобы голос звучал спокойно и чуть легкомысленно, как бывает, когда хорошо отдохнёшь.

Игорь сверлил недоверчивым и странно сосредоточенным взглядом.

— Одна?

— Конечно!

И не врала ведь. С Мерцуром мы не гуляли. Я не могла понять, почему муж так рассержен, неужели кто-то видел меня и доложил? Но если застукали с крылатым существом, похожим на синего ангела неужели рискнули бы рассказать об этом? Подобная кляуза как-то не вызывала доверия, скорее можно было нарваться на насмешки.

— Ты прекрасно знаешь, что нельзя гулять одной! Здесь опасно.

— Ну что ты, такой спокойный мир.

— Я запрещаю тебе уходить из лагеря без сопровождения. Планета гораздо суровее, чем ты можешь себе представить, так что все будут соблюдать требуемую осторожность.

Затем, чтобы вернее превратить нас в стадо животных? Злость, поднявшаяся из глубины души, толкнула в грудь, жаром обдала лицо, мне показалось, что щёки покраснели, но проверить я, естественно не могла.

— Хорошо, — сказала я. — Как скажешь.

Надо изображать послушание, потому что изложенное Мерцуром, наполняло меня такой ненавистью к мужу и его продажным приятелям, что в глазах темнело, я боялась себя выдать.

Я свернула в столовую, раз дорогу в спальню муж мне преграждал, подошла к рабочему столу, намереваясь приготовить ужин. Игорь не желал питаться из общего котла, и, хотя днём вынужден был это делать, по вечерам требовал индивидуальную еду.

Я думала, что вопрос исчерпан, но не тут-то было. Муж пошёл следом за мной.

— Дай твой коммуникатор!

— Зачем? — очень натурально удивилась я.

— Кажется он барахлит, сигнал на пульт шёл очень странно. Я проверю и распоряжусь, чтобы починили.

Лишь теперь я сообразила, что отследить меня по прибору не составляло труда. Не знаю, действительно ли телефон работал с помехами, когда Мерцур был рядом или муж искал предлог, чтобы проверить историю моих переговоров и сообщений, но я, конечно, заподозрила последнее.

В другой момент отдала бы, поскольку скрывать мне было почти нечего, но только не сейчас. Драгоценную запись я намеревалась отстаивать до последнего.

— Ага, давай после ужина. Очень есть хочется, да и ты, наверное, проголодался.

— Ну вот пока ты готовишь, я этим и займусь.

Неужели нас выследили, и Игорю нужна именно запись? Конечно, Мерцур способен наговорить весь текст ещё раз, почему-то я была в этом уверена, но проблема не в уникальности материала, а в его секретности. Если Игорь узнает о моей осведомлённости, он тут же доложит своим хозяевам, и они обрушат на нас мощь неведомого оружия. До такой ли степени им нужны рабы, чтобы заморачиваться с придумыванием новых планов?

Меня муж точно прибьёт. Я почему-то нисколько не сомневалась в том, что он вполне способен на такой поступок. Если будет уверен, что кроме меня о заговоре никто не знает, придушит и заявит, что сама повесилась, или несчастный случай устроит.

С этим человеком я прожила несколько лет, а теперь увидела бездну в нём, страшную пропасть, куда можно сгинуть без остатка.

Наверное, в глазах моих что-то отразилось, одна из этих чудовищных мыслей, потому что Игорь зло прищурился и шагнул ближе, нетерпеливо протягивая раскрытую ладонь.

— Дай сюда!

Я инстинктивно попятилась, лихорадочно соображая, как мне незаметно спрятать прибор и сказать, что я его потеряла или забыла на стройке.

Увы, стоя на виду, я не могла забраться в карман и незаметно утаить искомое, потому отступила ещё на шаг и сказала:

— Нет!

Пусть думает, что у меня любовник, пусть наорёт, задушит ревностью, но я не отдам столь важные для нас сведения в его руки.

— Не могу, я его где-то оставила, сейчас сбегаю на стройку, наверное, он лежит там.

Я попыталась проскочить мимо мужа, но он опять с проворством, какого я в нём не подозревала заступил дорогу, ладони жадно зашарили по телу, отыскивая нужный карман. От неожиданности и гнева я оттолкнула Игоря, и вновь рванула к двери, когда он меня ударил.

Бок обожгло болью, дыхание сбилось и из горла вместо крика вырвалось странное кваканье.

Удивилась я, наверное, больше чем испугалась. Игорь никогда меня не бил, но ведь прежде он и человеком был другим, не видела я у него таких мёртвых злобных глаз, безобразного оскала.

От удара меня согнуло, но я не упала, постаралась выпрямиться, бежать дальше, но его кулак снова врезался в то же самое место и ярость от того, что бил он расчётливо, так чтобы не оставить заметных следов, но при этом навредить, помогла мне и теперь устоять на ногах.

Прежде и я бы, наверное, заплакала, упала, надеясь разжалобить супруга. Или просто сдалась, но теперь во мне пробудилась воля к сопротивлению. Я слабо ткнула его куда-то в грудь, понимая, что лишь разозлю, навлеку на себя ещё больший гнев и действительно — злая усмешка на лице стала шире. Глядя на этого чужого мне человека, я вдруг поняла, что на кону не синяки и ссадины, а вся жизнь. Этот незнакомый Игорь готов на любую подлость. Если я сейчас умру, то не помогу другим людям, и ребёночек, о котором я так мечтала, никогда не появится на свет.

Не знаю, откуда взялись силы. Что-то произошло с самим пространством. Я видела, как сжимается и вновь устремляется к моему животу кулак мужчины, всё происходило медленно как во сне. Чувства погасли, осталось лишь расчётливое равнодушие.

Почему-то я могла двигаться быстрее, чем Игорь, хотя тоже как под водой, и я воспользовалась случаем. Пальцы сжали спинку стула, прежняя я даже не смогла бы его поднять, тем более одной рукой, но новая женщина во мне была готова драться за своё будущее. Стул взлетел в воздух, словно вздыбленный ветром и обрушился на голову супруга. С проснувшейся вновь холодной радостью я увидела изумление в его глазах, а потом красная струйка скользнула по лбу, а взгляд поплыл.

Игорь рухнул на пол, а я отскочила в сторону и запоздало взвизгнула.

Глава 12

Вот не тому учат в академии! Ладно я, прогульщик, но и Ари не знал, как правильно построить хороший заговор. О связи с людьми не договорились, да и не понимали, как это следует правильно делать, пароли не придумали, явки не определили. Хорошо хоть я догадался сделать запись своих воспоминаний, точнее того что подслушал. Сирень мне поверила. Кажется, у неё был личный мотив, и я начал догадываться — какой. Запах другого мужчины на женщине почувствовал сразу, но не мне ведь предъявлять претензии: это я ему рога наставляю, а не наоборот. Дама решает кого миловать, а кого выставлять за дверь, я всегда безоговорочно соглашаюсь, как вылетать, так и оставаться.

Я бы не взволновался, но ощущая тревогу Сирень, и сам был слегка на взводе, так что Аргус, посмотрев на меня с бесконечным удивлением ничего не сказал, но остался рядом.

На следующий день после моего, частью делового, частью любовного свидания, мы с предвечерним сидели под своим деревом и разглядывали человеческий лагерь. Тревожным он не выглядел, люди работали как обычно, хотя подругу свою я среди других строителей не разглядел. Я приблизил картинку, отрегулировав зрение — опять ничего. Проникнуть в лагерь? Я знаю, где она живёт — сама мне сказала. Переместиться туда будет несложно. Проверю только всё ли с ней в порядке и сразу вернусь.

Впрочем, светлый вмешался и удержал меня от поспешного шага.

— А если тебя увидят? Получится совсем не та религия, на которую мы уповаем.

Вечно его волнуют какие-то странные вещи.

— Да об этом я и вообще не беспокоюсь! — отмахнулся от него. — Поверить не могу что нас отправляют к людям с такой ерундой, да ещё и учат этому несколько долгих циклов. Тут хватило бы пары заповедей и одного пинка.

Не следовало, конечно, демонстрировать всю глубину своего невежества, но светлый не рассердился и даже укоризненным взглядом не пожаловал. Вздохнул и помрачнел — вероятно, и у него пошла работа мысли. Это хорошо, потому что на свою я не особенно рассчитывал. Ари сказал, без особой, впрочем, уверенности:

— Допускаю, мы многого ещё не понимаем, хотя и у меня иногда появляются сомнения, особенно с учётом того, что я-то действительно учился. Я верил, что принесу свет и благополучие в души, а выяснилось…

Он не договорил и неопределённо взмахнул рукой.

— Мы всё исправим, — ответил я. От злости словно подросли клыки, и удовлетворённо провёл по ним языком. — Не берусь ничего обещать по поводу света, не моя это специальность, но воля дороже. Вот что надо ценить в первую очередь, а там и благополучие подтянется.

— Я с тобой, — коротко ответил предвечерний.

Повезло мне с товарищем.

Мы ещё долго болтали бы о разной чепухе, но потом заметили, что от человеческой массы отделился мужчина и пошёл в наше сторону, а чуть позднее женщина с другого участка строительства так же незаметно скользнула в заросли. То есть нам с нашего возвышенного положения наблюдать за ними было несложно, а вот соплеменники могли и совсем потери не узреть.

— Кажется, люди быстрее нас с тобой сообразили, где у нас явки! — сказал я, вспомнив, что упоминал это приметное дерево в беседе с Сирень. — Причешись, у нас гости.

Светлый машинально провёл ладонью по волосам, заинтересованно вглядываясь в густо поросший кустарником склон. Уже три человека спешили к нам, аккуратно пробираясь к подножию обрыва.

Нас люди замечают, только если мы сами этого хотим, так что могли себе позволить торчать на самом виду незримыми призраками, но проводить совещание в этом привлекательном месте явно не стоило. Я прикинул точку, где все трое визитёров неизбежно сойдутся (если не заблудятся, что тоже исключить нельзя) и предложил светлому встретить делегацию в ней.

Мы дружно переместились на небольшую полянку под сень другого лесного великана, который был меньше нашего любимого, зато хорошо укрыт от праздных взоров.

— Не напугаем мы их если покажемся оба? — озабоченно спросил Ари.

Всё ещё пёкся о душевном равновесии подопечных? А информация, которой мы их ошарашили не так давно, что, шокирует меньше?

— Крылья только сложи, не разворачивай картинно, а то тебя на гербе нарисуют, — предостерёг я. — Они любят крылатых бестий в этом плане использовать.

Аргус послушался, хотя мне показалось, что он не возражал против славы.

Первым на полянку вышел мужчина. Точнее, практически выпал, продравшись сквозь густые заросли. Оказавшись на сравнительно открытом месте (подлеска под крупным деревом не было) он ошеломлённо огляделся и конечно же узрел нас, красивых. Ари остался на ногах, а я сел, элегантно разместив крылья в полуразвёрнутом виде. Особо тут не поэкспериментируешь, поскольку иначе они мешают.

Для начала человек выдал несколько слов, как мне показалось, слегка нецензурных, но ни спасаться в панике бегством, ни падать ниц и не подумал, широко шагая, подошёл ближе и остановился. Грудь его вздымалась, не от волнения и трепета — запыхался, ползя вверх по склону.

— Фигасе! — сказал он. — Никогда бы не подумал, что у вас действительно есть крылья. Этот момент почему-то казался мне несерьёзным.

Я вежливо шелестнул перьями.

— Можешь проверить. Они действительно растут у нас на спине, хотя летаем мы так себе. Прошу, присаживайся…

— Михаил меня зовут.

— Вы тот капитан, что принял на себя руководство переселенцами и отлично справлялся с обязанностями, пока не вернулись ваши генералы, — сказал Аргус.

Человек внимательно посмотрел на моего сообразительного товарища и сдержано кивнул. Я уточнил:

— Девушки тоже примут участие в переговорах?

— Дилси и Ланка должны подойти.

— А Сирень не сможет?

Я замер, задав этот вопрос, тревога никак не отпускала, хотя держался я молодцом: в меру величественно, в меру приветливо.

— Нет, она не придёт, — ответил Михаил.

Я едва не треснул его крылом по башке, чтобы попытаться выбить нужные сведения, но на своё счастье он продолжил, хотя не без секундного колебания:

— Её муж, а он один из пяти распорядителей, хотел отнять коммуникатор с записью той беседы. Оснований полагать, что он знал о ней пока нет, приревновал что ли, тут наши мнения расходятся. Пришлось его угомонить. Сейчас он в больнице без сознания, но Рене, как вы понимаете, приходится изображать заботливую супругу и сидеть подле него.

— Она не пострадала?

Михаил уставился глаза в глаза, не смущаясь моих вертикальных зрачков, и, кажется, понял куда больше чем я сказал сейчас и намеревался сообщить в дальнейшем. Сообразительный мужик попался, я решил, что приятно будет иметь с ним дело.

— Игорь ударил Рену, ей пришлось защищаться, но она справилась, всё хорошо. Серьёзных повреждений он ей не причинил, врач осматривал тот, которому мы полностью доверяем.

Недаром меня трепала тревога! При мысли, что женщину, которая дарила мне ласки и доверие, посмели обидеть, не только встопорщились перья на лопатках, но и клыки опять напомнили о себе болезненной пульсацией. Хотя, чему там дёргаться, это же кость… На самом деле я так разъярился, что с трудом удержал себя в рамках допустимого. Так мне казалось, но воздух со свистом пролетел сквозь стиснутые зубы, и лицо, наверное, несколько утратило бесстрастную красоту. Аргус бережно опустил своё крыло поверх моих, стремясь успокоить, а Михаил одобрительно кивнул. Сразу понял в чью сторону направлен мой гнев.

— Всё под контролем, Мерцур. Врач — близкая подруга Рены, подержит пока пострадавшего под наркозом, а потом посмотрим, что делать.

— Я могу помочь!

Голос звучал свирепо, внутри рокотал гнев.

— Голову оторвать? Так рано вроде.

— Нет. Подчистить воспоминания, снизить агрессивность.

Тоже запрещённые методики, светлый тревожно переступил с ноги на ногу, не желая осаживать меня при постороннем, но и удерживаться от косвенного упрёка не считая нужным.

— Мы справимся, — сказал Михаил.

Тут как раз и девушки выбрались из зарослей, они в отличие от мужчины не ломились напрямик. Михаил нас познакомил и не дав даже обеим сторонам толком разглядеть друг друга, сразу перешёл к делу.

— Времени у нас мало, давай по существу. Расскажи, что за орудия у нашего противника, сколько их, какой мощности?

— Ну ты спросил! Я в этом не разбираюсь.

Все трое поглядели на меня с отчётливым разочарованием, синхронно перевели взгляды на Аргуса, который от такого внимания смутился и порозовел. Пришлось идти ему на выручку:

— Я могу нарисовать то, что успел запомнить. Заглянул в корабль чужих буквально на одно мгновение, так что досконально не разобрался, но что увидел, передам точно.

Михаил протянул блокнот, но я сам создал рабочую поверхность и принялся водить по ней пальцем. Трудно передать то, что не понимаешь. Видишь детали, их конфигурацию и расположение друг относительно друга, но не знаешь, что существенно, что второстепенно. Лучше бы нас военному делу учили, а не философии, глядишь, и я бы меньше уроков прогуливал. Интересные и полезные знания ведь и получать приятно.

Люди поначалу следили за моими художествами как за вознёй ребёнка в песочнице. Должно быть, происходящее казалось им несерьёзным. Первой ухватила что-то знакомое в создаваемом мной хаосе Дилси. Она насторожилась, пересела ближе, обменялась короткими фразами с подругой. Потом и Михаил склонился над рисунком заинтересованно, теребя нижнюю губу.

— Посмотри, это похоже? — спросил он, достав небольшой планшет и выводя на экран схему какого-то устройства.

— Да, очень, — ответил я.

Теперь, когда я видел, как нужно рисовать эту вещь правильно, сразу определил отличия, да и ракурс, который будет понятен людям. Я мигом изобразил всё что надо, и на меня едва ли не впервые посмотрели с уважением.

— Универсальное орудие — так это называется у нас, — пояснила Дилси, словно я мог её понять. — Преобразователь и накопитель иные, но похоже, что принцип действия тот же. Уничтожить их довольно сложно, но если…

— Нельзя! — перебил Аргус. — Акт агрессии приведёт к войне и взаимному уничтожению.

— А то, что они делают, это не война? — сердито осведомилась Ланка.

— Нет. Это неблаговидные действия.

— То есть, если мы попробуем их захватить и обратить в рабство, это тоже прокатит как мирное преобразование? — спросил Михаил.

— Не совсем. Важно, что ваши руководители дали согласие стать под руку чужих, насколько оно было свободным доказать сложно, по сути дела происходящее можно охарактеризовать как добровольную ассимиляцию.

Вот хорошо, что я ничему не учился, а то сейчас тоже бредятину бы нёс, и компрометировал перед смертными весь наш вечный род. Пусть он светлый, а я тёмный — людям всё равно. Они видят крылья. Я кашлянул, чтобы переключить внимание аудитории на себя и сказал то, что считал важным.

— Прибить этих чужаков по отдельности или вместе с их пушками — труда не составит, но припечатают нас за это по полной программе, а у их богов тогда руки окажутся развязаны, а они пока сильнее нас с Ари. Действовать можно только хитростью. Надлежит придумать план, который поможет вышвырнуть этих ребят на их историческую родину или куда-нибудь ещё дальше.

— И так, чтобы это выглядело поступком доброй воли?

— Верно, Михаил! Они могучи, потому мы должны быть умны.

Вот это проняло, я видел, как заблестели глаза. Когда люди надеются на себя, а не на других они жуть как изобретательны, я в них верил. Теперь все трое склонились надо моими каракулями и принялись вникать, иногда соглашаясь друг с другом, а иногда ожесточённо споря. Пошла работа, а не пустая болтовня о том, кто прав, а кто виноват. Проблема эта ведь в принципе неразрешима, потому что нет во вселенной единого мерила добра.

Я любовался этими представителями моего народа, больше, конечно, девушками, но и мужчина будил симпатию. Они не испугались ни нас с Аргусом, ни угрозы и смело поднялись на защиту своего имущества, простив своим богам то, что они этого не сумели. В сущности, человек — сам себе отличный бог, надо лишь напоминать ему об этом время от времени.

— Не так всё это просто, и уходить надолго мы не можем, — сказал Михаил вскоре, я не следил за часами, увлечённый происходящим, — но мы обязательно что-нибудь придумаем!

Девчонки разом кивнули. Славные они были, я не отказался бы от обеих, но считал недипломатичным крутить амуры направо и налево. Уверен, что люди способны оценить любвеобильное божество, но не в годину бедствий. Вот потом, когда воцарится с честью завоёванный мир…

От сладких дум меня опять отвлекли, Михаил, требовательно заглядывая в глаза, спросил:

— Данных, скорее всего, недостаточно. Мерцур, ты сможешь вновь проникнуть на судно и разведать подробно то, на что мы тебе укажем?

Ну и претензии у него! Я не рискнул ответить сразу. Пробраться на корабль, я конечно, смогу без больших усилий, вот только когда меня там поймают, плохо придётся оставшемуся без души телу, а проникать целиком, вместе с ним — значит оставить след. Эти с пушками, конечно, ничего не заметят, а вот парочка лосей безрогих, славных выпускников нашей замечательной академии, быстро сложат два и два. И что бы у них там не получилось в итоге: три или пять, прилетит за это мне и только мне.

Допустим, на аттестационную комиссию можно наплевать, на что я только не забивал в своей феерической жизни, но родная шкура дорога, а что от неё останется, когда за меня примутся оба чужих куратора? Ари не помощник в благородном деле мордобоя, справлюсь ли я один?

Душа встрепенулась, устав играть в прятки с изобретательным разумом, собственные колебания показались нечестными. Люди ждали от меня помощи, а не бредней о том, во что им верить и как тратить свободно время, когда оно появится.

Да что за глупые вопросы я тут себе задаю с умным видом? Я обязан одолеть противников. Их ограничительные барьеры слабее моих, но если серьёзно припечёт я ведь свой могу и совсем снять, а кто мне тогда противник? Да, это делать нельзя, мне засветит тысяча-другая лет каторжных работ за самоуправство и нарушение всех законов, ну и пусть, разве я испугаюсь? Мозгов на это у меня точно не хватит. Мама бы мне сказала.

— Я постараюсь, — сообщил осторожно. — Меня там могут выследить, и тогда поздно окажется строить планы, так что подготовьте всё, что только можно, продумайте каждый шаг, чтобы я с первого раза попал в десятку. Время назад не отмотаешь, то есть и это возможно, но в итоге получится катаклизм, а не тонкая работа интеллекта.

— Мы сделаем! — сказала Ланка.

Люди поднялись и начали прощаться. Ари всем старательно пожал руки, а я девушек так и обнял, не считая это дипломатической ошибкой. Дилси, не удержавшись, погладила мои жёсткие перья. Мне показалось, что она не прочь бы и вырвать одно — на память — как сувенир, потому я благоразумно отступил, убрав крылья повыше. Не то чтобы мне пера было жалко, но улик оставлять не хотел.

Мы остались, люди ушли. Томный день шёл к вечеру. Я всё ещё тревожился о здоровье Сирень, но запах её, который принесли на себе девушки, показался здоровым и достаточно бодрым. Она там не одна, у неё есть друзья, а мне сейчас вмешиваться небезопасно. Кто знает удержусь ли я в рамках политкорректности, когда мерзавец окажется в пределах досягаемости кулаков и крыльев. Пришибить такого, конечно, святое дело эволюции, но прежде нужно вывести из-под удара остальных, а пока терпеть и ждать.

Я побродил под деревом, потом отломал ветку и принялся трудолюбиво её грызть. Аргус грустно размышлял о каких-то материях, не обращая на меня внимания. Когда он заговорил, я не сразу понял, о чём идёт речь:

— Мерцур, научи меня драться.

— Что, прости?

Розовая заря опять окрасила белые щёки. Когда он отвыкнет смущаться?

— Я стараюсь поделиться всем, что знаю сам, хотя иногда думаю, что тебе это не слишком нужно, передай и ты мне свои умения. Если придётся принимать бой, а такую возможность исключить нельзя, я хочу быть помощником, а не обузой.

— Ари, это ведь не книжки читать. Знания мы способны впитывать как губка воду, а вот физический навык требует изрядных тренировок.

— Я понимаю.

Он выглядел таким серьёзным, что я не счёл возможным отказать, хотя и сомневался в благоприятном результате упражнений. Бой — это ведь не только технический навык и физическое развитие, это ещё готовность ударить противника. Помнится, когда я заехал этому светлому по физиономии (как давно это было!) он и не попытался дать сдачи. Предвечерних воспитывают в большей благости, чем нас, они чаще мягки и гибки, чем тверды и упорны. Хотя вот приятель нашего Горелого ещё форы даст тёмному напарнику, поймёшь сразу эту истину, если внимательно на него посмотреть. Никогда нельзя сбрасывать со счетов порыв и прилежание, вместе они способны на чудо.

— По рукам! — сказал я. — Не могу похвалиться навыком преподавания, зато сам неплохо обучен. Давай приступим к занятиям, если ты уже поел.

— Это ты грызёшь ветку, словно у тебя режется очередная пара клыков, а я сыт светом.

— Да, жаль, что разум ваше сияние не просветляет, другая для этого потребна энергия, и сейчас я её тебе покажу!

И мы переместились домой.

Глава 13

Я уже говорил, кажется, что работы никакой не боюсь, но могу ещё повторить — отчего бы лишний раз и не похвастаться? К обучению моего собрата подошёл со всей ответственностью. Начинать-то приходилось с основ. Просто уму непостижимо до какой степени иные тёмные и светлые игнорируют методы совершенствования своего тела. Думают, раз им дана свыше могучая сила, то тренировки только дело портят. Зачем, мол? Не смертные же они с их зависимыми от трудовых и прочих усилий мышцами.

Я собой не пренебрегал с детских лет, потому что кто ещё лучше у меня есть? Правильно! Я, любимый!

Так что мы приступили к делу. После первого занятия с Ари я едва не пал духом. Показалось, вся затея безнадёжна, то есть, пока предвечерний ничего не предпринимал, он не смотрелся таким увальнем, а как только начали урок — откуда что бралось. Складывалось впечатление, что руки, ноги и всё остальное ему выдали с чужого плеча и при этом не в полном комплекте, но я упорный. Недаром ветки грызу, хотя можно просто лежать на солнышке. Организм надо готовить к любой пакости, потому что на этом самом стоит мир.

Я учил его ходить, поворачиваться, двигать руками. Перемещения создают иллюзию всемогущества, но можно ведь и не успеть свалить в мировой туман, да просто бывают моменты, когда надо стиснуть кулаки и идти в открытый бой. Вот к чему всегда следует быть готовым. Конечно, если ты вообразил себя всего лишь богом и намерен мирно дрыхнуть в облаках, то и уметь что-то не обязательно. Я успел убедиться, что люди сами хорошо справляются и когда хотят верить в некие истины, и когда не желают — тоже.

Бедному Аргусу приходилось трудно. Я учил его танцевать. Вкуривать, что такое ритм и как пользоваться им не только в контрдансе, но и в потасовке. Человеку пришлось бы туго, но наш брат более успешно обучаем, так что дело продвигалось, хотя и не шибко.

Иногда мы тренировались дома, но чаще устраивались где-то неподалёку от человеческого поселения, чтобы и время даром не терять и оставаться в теме. Сирень теперь появлялась иногда на строительных площадках и сколько я мог заметить выглядела здоровой, но искать встреч с ней я не решился. Люди занимались своими делами, лишь однажды два дня спустя пришла Дилси и несколько минут уточняла у меня детали того, что я лицезрел на чужом судне. Дело, как я понял, двигалось пока неважно.

— Сгонять — посмотреть? — предложил я, видя нахмуренным хорошенькое личико.

— Погоди, красавчик! Когда под прицелом сидишь, десять раз подумать надо, прежде чем действовать. Наработаем тему, тогда и выступишь соло.

Она ласково погладила моё крыло на прощанье и неожиданно чмокнула в щёку. Я с улыбкой провожал взглядом стройную ловкую фигурку, а повернувшись наткнулся на внимательный взгляд Аргуса.

— Что?

— Девушки к тебе просто липнут.

Заинтересовался отношениями полов светлый? Давно пора.

— Не переживай, парни тоже, — сказал я. — Сколько томных взоров мне доставалось и неприличных предложений. Все тянутся к прекрасному, я не могу запретить естественное течение событий.

— Я понимаю, что ты шутишь, но тебя ведь это внимание не задевает?

— Конечно! Любовь всегда приятна, даже если не можешь её разделить.

— А у нас мужчине с мужчиной нельзя, то есть многие как-то устраиваются, но вообще считается неприемлемым.

— Постой! — теперь я вгляделся в него с обновлённым интересом. — Так тебя по этой причине выставили на непрестижную работу?

Он вспыхнул зарёй, глаза налились злостью.

— Не твоё дело!

— Ари!

— Всё происходило не так! Я дал понять одному светлому, что восхищаюсь им и хочу быть на него похожим.

— Это как на меня? А он решил, что его домогаются и возмутился? Вот чудак.

Предвечерний запнулся и неожиданно засмеялся. Кажется, и сам понял, насколько несерьёзными были его прошлые проблемы.

— Да, примерно. В тебе тоже есть привлекательные черты, хотя бы вот эта востребованность, умение нравится всем без остатка и при этом не терять головы. Если бы женщины хоть иногда обращали на меня внимание, каким бы я стал счастливым.

— Этому я тебя тоже научу со временем. Мной можно восторгаться безвозмездно и безбоязненно, но в свободное время, а сейчас продолжим наши танцы.

Мы упражнялись без помех несколько дней, и Ари начал показывать неплохой результат. Со мной, конечно, тягаться ещё не стоило, но произвести впечатление на кого-либо совсем девственного он мог и попытаться. Я от души похвалил его успехи, а заодно пообещал доучить уроки, пропущенные в академии. Потом, когда появится свободное время.

В общем, мы чудесно ладили, дожидаясь своего часа, но в одно недоброе утро рабочее уединение оказалось нарушено. В наш милый посёлок на берегу реки вломились незваные гости.

Собственно говоря, я считал этот визит неизбежным и слегка подготовился к нему, но впечатление всё равно оказалось неприятным. Мы с Ари отдыхали на берегу: он болтал ногами в воде и заинтересованно следил за шустрыми рыбками, а я ловил пролетающих мимо насекомых и отправлял в свою клыкастую пасть.

Явились наши соперники, опять вместе, прямо близнецы-братья. Поначалу принялись смеяться над постройками, делая вид, что не замечают самих хозяев, потом Горелый высокомерно так поманил пальцами.

Врезать бы ему, но нельзя — проклятые правила запрещают. Кроме того, резкостью и поспешностью можно загубить всё дело. За себя я, естественно, не боялся — выкручусь, но люди и Ари теперь как бы очутились на моём попечении, а значит, требовалось играть роль, которую я успел продумать в долгие часы бдений, ладно — в случайные минуты, когда ничем не занимался.

— Держись робко! — посоветовал я приятелю на языке наших людей, которого чужие боги почти не понимали. — Того, кто уже запуган, возможно, замечать не будут. Потом мы с ними рассчитаемся, небо в овчинку покажем, просто имей это в виду, чтобы не расстраиваться из-за того, что сейчас предстоит.

Затем я без тени сомнения вскочил и подошёл к интервентам.

— Да?

Мордашка у меня хорошенькая, я же в маму пошёл, а уж сделать её глуповато-наивной вообще не вопрос. Именно этим я занимался, когда не успевал свинтить с очередного экзамена и приходилось выкручиваться, ориентируясь на местности.

— Мы тут решили, что раз вы рабские боги, и ваш народ в подчинении у нашего, то и вы будете нам служить!

Горелый сверлил меня взглядом, произнеся эту любопытную фразу, а я мысленно усмехнулся. Вот потому и не снимают блокировку сразу, а лишь постепенно. У некоторых слабых духом тёмных и светлых от собственного могущества начинается брожение в мозгах, только далеко не всегда в бочке черепа вызревает достойное упоминания вино, чаще кислый уксус.

— Это разумно! — сказал я важно.

Пусть думает, что я ещё больший дурак, чем он, посоревнуемся. Он благодушно ухмыльнулся:

— Ну вот и договорились! Я всегда утверждал, что мы поладим, вы же сообразительные ребята. Для начала постройте и нам здесь дома, да не такое барахло как ваши! Быстро справляйтесь, а мы пока на море искупаться слетаем.

Мерзавец потрепал меня по подбородку, потянул за ухо. Я заискивающе улыбнулся.

— Всё будет сделано!

Кажется, тёмный слегка растерялся. Не ожидал, что всё пройдёт до такой степени легко? Ему бы насторожиться, но в глазах я прочитал лишь довольство. Ну, если кто-то расслабился — я не виноват.

Когда эти двое исчезли, на меня немедленно набросился Ари:

— Зачем ты так? Это противно, я слабак и трус и то не стал бы перед ними унижаться.

Гнев предвечернего меня почти растрогал. Взрослеет мой напарник, вон уже и кулаки сжал, и челюсть выпятил. Кабы не знал своих скромных возможностей и в драку бы полез.

— Ну и не унижайся, сделаю всё один. Если я взял на себя обязательствапозаботиться о людях, то стану их придерживаться. Этих двух бессмертных болванов полезно приручить или хотя бы держать в неведении происходящего до тех пор, пока смертные не придумают выход. Нам надо выиграть время, и я этим займусь.

Белое лицо пошло красными пятнами. Светлый нахмурил золотистые брови, выпятил губы трубочкой. Его мимика заметно обогатилась от общения с человечеством.

— Прости, ты прав, сейчас не время думать о собственной гордости.

— Тем более, что у нас её и нет. Лично мне в комплекте не выдали. Отправляйся в долину, присмотри там за порядком, а я поработаю здесь.

— Я тебе помогу!

— Поверь, в умении делать гадости ты мне не соперник и не помощник. Отправляйся на работу и лелей в душе мысль, что будешь отомщён. Ты видишь перед собой самого успешного в истории обучения прогульщика занятий, который настолько поднаторел в искусстве обмана, что может сам его преподавать, если однажды создадут соответствующую академию.

Ари выслушал меня и улыбнулся. Никогда не думал, что буду поощрён его одобрением, признаваясь в своих шалостях.

— Я уверен, что ты хорош.

И отчалил.

Оставшись один, я глубоко вздохнул, а потом радостно потёр ладони, словно их разогревая — тоже поднабрался от людей привычных им движений. Ну и ладно! Какой ты бог, если ты не человек? Приступим!

Грустненько, что такой полезный навык как материальное творчество изучается лишь краем, да и то почти презрительно, это ведь на редкость здоровое дело, а считается едва ли не фокусничеством. Полезные занятия, надо сказать, я не прогуливал, прилежно посещал все, потому построить два дворца не составило для меня большой сложности. Жалко стало чудесное место, что я теперь так качественно обезобразил, но я знал, что продлится фарс недолго, и потом всё можно будет убрать.

Я постарался! Где-то в другом месте зиял теперь целый карьер, ведь мне требовался строительный материал, а что годилось для задуманного лучше, чем песок? А вот не вижу смысла его потом убирать перенесу чуть в сторонку и вырастет там отличный холмик, а когда покроется травой и кустами, станет неотъемлемой частью пейзажа. Устроим зимой горку и будем с Ари на санках кататься.

Я ещё раз радостно хихикнул, и завершив великолепные творения быстро пробежался по комнатам, проверяя последние детали. Чудненько!

Закусив моллюсками из реки, коих поедал вместе с раковинами, я сел на берегу, дожидаться наших новоявленных господ. Жаль Ари не увидит представления, хотя почему нет? Я вполне могу запомнить его и воспроизвести потом, как это делаю люди, то есть способ у меня будет другой, но важен ведь результат.

Они не заставили себя долго ждать. Горелый сиял довольством, а его светлый приятель Сварф, напротив, хмурился, не иначе от мучительной попытки размышлять, заранее обречённой на провал. Отсутствие мозга в голове иногда такая досада. В особенности для окружающих. Я почтительно вскочил и жестом указал на свои творения, стараясь при этом выглядеть смущённым.

— Недурно, малыш! — расщедрился на похвалу Горелый.

Я радостно зарделся — чудный трюк, мне немалого труда стоило его выучить в своё время. Это у Ари смущение само получается, а я же бесстыжий.

— Пойдём, посмотрим! — сказал Горелый приятелю. — Я устал и не прочь немного отдохнуть. Понадобится прислуга — мы тебя кликнем, синенький.

Я почтительно расшаркался. Светлый проходя мимо, отвесил мне несильную скорее обидную затрещину, я послушно пошатнулся и стерпел незаслуженное наказание. Их пренебрежение почему-то совершенно не задевало. Я полагал, что придётся трудно, но сумел так качественно отстраниться от происходящего, что ничего не чувствовал.

Нет, азарт, конечно, был. Душа тихонько пела, предвкушая грядущее. Я внимательно прислушивался. Чужие боги пошли в один дворец, а не каждый в свой, но моим планам это не мешало. Ловушки везде я поставил одинаковые, а то что вляпаются герои дня вместе, плечом к плечу, только усугубит ситуацию.

Песок — отличный строительный материал, если им грамотно распорядиться. Я возвёл строения из него, скрепляя всё водой и воздухом, но так, чтобы каждый предмет казался монолитным. Сквозь стены и мебель — я пропустил тонкие нервы коллапса. Они должны были привести в движение весь объект при попытке им воспользоваться, например — лечь на постель. Пол я укрепил несколько надёжнее, чем стены, поскольку хотел, чтобы мои жертвы оказались в самой середине катастрофы.

Когда дворец потёк, словно леденец на солнцепёке, только гораздо быстрее, я даже подпрыгнул на месте и хлопнул в ладоши, не удержав рвущийся наружу восторг. Почти сразу, впрочем, пришлось вновь входить в принятую на себя роль. Лоси могли переместиться из ловушки куда угодно, но всё равно неизбежно прихватывали с собой часть песка и необходимость от него отряхиваться и отфыркиваться.

Я горестно заметался перед огромной кучей строительного материала и другим дворцом ещё вполне целым. Я заламывал руки, рыдал и смотрел на мир, промытым слезами трагическим взглядом. Когда оба вынырнули из вновь образовавшегося холма, злобно сметая с себя навязчивые песчинки, я бросился к господам и принялся бестолково извиняться и старательно отряхивать их одежду и волосы, стараясь при этом причинить максимум беспокойства.

Должно быть, никто никогда не смел строить каверзы этим двоим, потому что выглядели они растерянными, даже не попытались переместиться, а выбирались из завала просто так, помогая, а более мешая себе крыльями. Я упивался выражением исцарапанных физиономий.

— Что ты натворил, придурок! — завопил Горелый, перемежая речь отчаянным кашлем, как видно вдохнул немало песка, прежде чем сообразил, что воздух ему не так уж важен. Попадая на задание, мы стараемся походить на наших подопечных, чтобы вернее заслужить их доверие, иногда это может и подвести. Нельзя чрезмерно вживаться в роль, это любой актёр знает.

— Прости, господин! — вопил я, старательно вытряхивая песок их его волос и не забывая дёргать пряди. — Вы просили быстро, вот я и расстарался. Я плохой строитель, ничего не умею, я думал это продержится века, применил речение камня, кто же знал, что песок оно тоже привлекает. Всё выглядело таким прочным и красивым! Я не нарочно, не сердитесь, пожалуйста, хотите я вам новые дворцы построю, ещё лучше этих!

Ага, с тайными комнатами и пыточным залом — вот смеху будет!

Горелый, по-моему, опять растерялся. Его прямолинейность примитивного существа, всегда добивавшегося успеха грубой силой не допускала столь изощрённого коварства. Моя простенькая шутка прошла на ура потому что её не ждали.

Светлый повёл себя грубее. Он схватил меня за шиворот и вздёрнул в воздух. Я покорно повис в могучей длани, смиренно опустив крылья.

— Прикажи этому болвану сделать массаж спины, он ведь и шкуру с тебя слущит от усердия услужить! — ядовито сказал Сварф.

— Если господину это будет приятно… — проблеял я.

Наши взгляды на мгновение встретились, я понял, что светлый рассмотрел во мне что-то его не устроившее, или хотя бы заподозрил злой умысел. Кулак его едва не снёс мне голову с плеч. Я сумел купировать удар в самый последний момент, так что существенных повреждений не получил, но не показал этого, заскулил, как будто прилетело по-настоящему.

— Эй, не вздумай его прибить! — предупредил Горелый. — И за этого болвана отвечать придётся.

— Ничего, маленький урок пойдёт ему на пользу!

Он избивал меня то кулаком, то открытой ладонью, стараясь причинить боль, унизить, а не нанести увечий. Конечно, на мне всё заживёт и достаточно быстро, опасения Горелого звучали преувеличенно, но ощущая рядом это жестокое по своей сути существо я невольно трепетал от страха, природу которого не сразу и оценил.

Я выл, рыдал, старался уклоняться от наказания, прокусил себе десну клыками, чтобы размазать по морде кровь. Игра в жертву требовала от меня такого напряжения, что на оценку ситуации не хватало сил, и только когда после завершающей оплеухи светлый швырнул меня на кучу песка и брезгливо отряхнул ладони, я начал анализ случившегося, цена которого показалась слишком высокой.

— Пошли отсюда, — позвал Горелый. Кажется, его встревожила жестокость устроенной расправы. — Чем иметь такого нерасторопного и глупого слугу лучше самим справляться.

Сварф послушался, но напоследок оделил пристальным взглядом. Угрозу я понял без перевода, съёжился, старательно загородившись крыльями. Не знаю, поверил он или нет. Блок на чтение мыслей снимают крайне редко, потому поставлен он прочно. Кроме того, я почему-то не сомневался, что обоим кураторам сама процедура не по плечу. Когда есть сила коварством пренебрегают, а зря.

Я поднялся и побито поковылял в свой дом. Оба противника ушли, я это чувствовал, но мне и реально досталось. Как не старался уклоняться от ударов, не всегда с этим везло, так что следовало немного умерить пыл, чтобы регенерация прошла быстро и успешно.

Вытянувшись на кровати, я уставился в потолок, с которого благопристойный напарник давно удалил неприличные картинки. Мысль об Ари вызвала улыбку на разбитые губы. Я вспомнил своё прежнее недовольство компанией и теперь как никогда оценил моего приятеля, временами забавного иногда занудного, но честного и доброго. Как глуп я был, рассуждая о невезении! Чего только не поймёшь о себе и других, когда есть возможность сравнивать.

Вздохнув и убедившись, что рёбра приняли правильно положение в грудной клетке, я подумал о том, что всегда прежде казалось иллюзорным — о мести. Горькая желчь копилась в горле. Я не считал причинённых мне обид, но твёрдо знал, что эти двое должны получить укорот. Не ради моей мимолётной радости, а для безопасности всех, с кем их однажды столкнёт судьба.

Да, я конечно настучу на них куда следует, этот метод тоже иногда действует и надо им пользоваться, но предварительно сам воспитаю как умею, или я не бог своих людей? Вот так!

Глава 14

Зная, что Мерцур беспокоится обо мне я старалась днём обязательно выйти на открытое место, чтобы он видел меня здоровой и бодрой, хотя боль продержалась ещё несколько дней.

Она навязчиво напоминала о том, что случилось, хотя я всеми силами пыталась забыть. Слишком тяжело дались те минуты. Таис обследовала меня, серьёзных повреждений не нашла, но всё же прописала постельный режим. По легенде, которую мы придумали, я преданно ухаживала за мужем, а на деле лежала на соседней кровати и смотрела в потолок.

Понимая, как важно скрыть нашу с Игорем драку, я ещё там быстро придумала способ превратить произошедшее в несчастный случай, для чего обрушила со стены массивную полку. Муж как раз лежал прямо под ней, так что и перетаскивать не пришлось.

Диверсия удалась с неожиданной лёгкость, лишь потом в полной мере накрыл страх пережитого, проснулась боль. Я осела на пол рядом с лежащим под руинами Игорем и заплакала, размазывая слёзы и сопли одной рукой и держась за побитый бок другой. Не сразу пришла в себя настолько, чтобы позвонить девчонкам. Они прибежали, прихватив с собой Михаила и ещё нескольких мужчин, так что устроенная мной картина произошедшего оказалась осмотрена несколькими людьми сразу. Это хорошо. К счастью мне не пришлось прикладывать усилий к тому, чтобы выглядеть удручённой, я себя такой и ощущала.

Игоря унесли в медблок, и присматривать за ним взялась Таис. У нас были и другие врачи, но в основном, мужчины, которые старались помогать на строительстве. Таис пока справлялась одна.

Я рассказала ей всё, когда мы остались наедине, и она пообещала, что несколько дней будет давать мужу снотворное, а там что-нибудь придумаем. Удар по голове стулом получился смачный, да ещё и полка добавила, так что, возможно, он и забудет то, что предшествовало этим событиям. Таис так же считала, что, если и вспомнит — промолчит. Опасно для авторитета руководителя рассказывать людям, что набросился на жену с кулаками, а ещё унизительнее признавать, что сам и оказался бит. Таис зафиксировала результаты осмотра моего пострадавшего бока, так что и доказательства у нас имелись, а мои действия подпадали под правило о самообороне.

Среди этой суеты я не то чтобы забыла о записи в моём коммуникаторе, но стала воспринимать узнанное спокойнее. Может быть, смирилась с трудными обстоятельствами или сочла, что осведомлённость уже даёт шанс на лучшее. Ночью мы собрались в старой каюте — мой экипаж и Михаил, больше я пока никому не доверяла, и прослушали запись вместе. Я не берусь судить, сразу поверили друзья в достоверность сведений или нет, они ведь не знали Мерцура так хорошо, как я, но встретиться с ним согласились.

Вернулись не то, чтобы окрылёнными, но заряженными на результат и жизнь потекла своим чередом. Днём работали, а вечером и часто по ночам собирались вместе, искали решение предложенной обстоятельствами задачи.

Оружие чужаков оказалось довольно похожим на существующие у людей модели, хотя отличалось конфигурациями и конечно же масштабом. Их пушки действительно могли без труда накрыть всю долину и при этом не слишком сильно истощили бы энергоресурсы корабля.

Иногда я приходила в отчаяние, не видя просвета в скопившейся вокруг тьме, но Дилси и Ланка, спасибо им, всегда держались бодро. Никто и не думал сдаваться.

— Мы не для того летели сюда сами и тащили эту малышню, чтобы добровольно надеть на себя ярмо, — сказала однажды Таис.

Она как раз приняла очередного здорового младенца и была настроена особенно воинственно. Да, всё верно, я с ней соглашалась, но стоило представить, как беспощадный огонь накрывает наши дома, как заживо горят дети и взрослые, и появлялась мысль, что рабство — это ещё не конец, а шанс собраться с силами.

Мы разговаривали в медблоке, глядя на спящих младенцев и я поделилась этим соображением, но Таис резко мотнула головой, так что упали на лицо отросшие волосы.

— Нет! — сказал она. — Это прежде раб отличался от свободного человека ошейником и мечтой о воле или хозяйской милости. Сейчас благости не предвидится. Нас низведут до положения домашних роботов и начнут оплодотворять искусственно если мы прекратим спариваться. Разве ты невнимательно слушала запись? Да чужие выражались не так прямо, но любой бы на их месте придержал информацию до завершения всего предприятия. Они сделают это, в их интонациях звучит такое равнодушие ко всем, что я верю в худшее. Ты хочешь быть хозяйской скотиной? Хочешь, чтобы твои дети…

— Замолчи! Ты права. Лучше погибнуть.

В записи, которую сделал Мерцур попался один момент, который оставался для нас неясным до тех пор, пока я не обнаружила, что в питьевую воду добавлено постороннее вещество. Никто не замечал странного вкуса, но я уловила его сразу, дивясь и новой своей силе, и живучести, и вот этой чувствительности к малейшим оттенкам вкуса и запаха. Таис сделала анализ, но точно определить состав добавки не смогла. Мы предположили, что это начальная стадия обработки, которой собирались подвергнуть будущих рабов наши предполагаемые хозяева.

Следовало предупредить людей, не позволить им пить отраву, но мы отчаянно боялись, что ситуация выйдет из-под контроля, кто-нибудь проговориться и чем закончится открытый конфликт? Михаил формировал понемногу костяк нашего сопротивления, а с водой удалось разобраться тихо. Мы сумели слить её из бака и заменить взятой из ближайшего ручья. Операция эта стоила больших усилий и нервов, но ещё несколько дней мы, скорее всего, выиграли.

В палате я проводила только день, спать рядом с мужем, пусть и дремлющим под воздействием лекарств, боялась, потому на ночь уходила в старую каюту, стараясь делать это незаметно, а если кому-то попадалась на глаза, сообщала, что хочу забрать оставшиеся вещи. Лишь здесь я чувствовала себя в относительной безопасности, тут и нашли меня Дилси с Ланкой, когда примчались уже под утро, возбуждённые и радостные.

— Это пока ещё неточно, только наши предположения, но это шанс!

Я никак не могла понять, почему так светятся одешевлением мои любимые девчонки, плохо соображала спросонья, но надежда, что выход всё же нашёлся быстро прояснила сознание. Каюту я каждый день проверяла на прослушивание, потому говорить здесь можно было открыто.

— Вы нашли возможность уничтожить орудия?

— Нет, наверное, их можно взорвать вместе с кораблём, но силёнок у нас на это не хватит, такое количество предохранительных систем запросто не обойдёшь. Не стоит забывать, что это чужой корабль, где мы и распоряжаться спокойно не можем!

— Давай я продолжу! — перебила Дилси. — Для начала скажу самое главное. Мы исходили из принципа рациональности, по которому возведено и наше судно. Пушек у нас, как ты помнишь, не было, а что могло служить для отражения возможной агрессии?

— Наши двигатели, — сказал я.

Это знали все на судне. Из экономии пространства функции совместили, просто драться нам ни с кем не пришлось.

— Вот именно! Мы потратили всю энергию на посадку, потому что она пошла не по плану, но случись в космосе открытый бой с этим монстром, могли бы за себя постоять. За кем осталась бы победа — неважно. Главное в самом принципе сопротивления.

Я начинала понимать. Действительно универсальные системы куда надёжнее изолированных. Они способны заменять друг друга без дополнительных усилий.

— Девочки, вы хотите сказать, что энергия для орудий и для ходовых баз идёт из одного источника?

— Да! Пришлось ещё раз обсудить этот вопрос с твоим крылатым приятелем, и он подтвердил. Он реально всё помнит, хотя ничего не понимает в том, что успел рассмотреть.

— Ну, у него своя специальность, насколько мне известно.

— Сдаётся мне, что и там он не силён, — вмешалась Ланка. — Я слышала краем, как его чопорный приятель пенял за это, но нам дела нет до его знаний, поскольку умений вполне хватает. Нужные навыки и запас сведений имеются у нас.

Я подняла руки, призывая девочек помолчать. Дерзость их плана поражала воображение, а вот сможем ли мы осуществить его на практике? Это испортить что-то относительно просто, а вот перенастроить чужую систему так, чтобы энергия удара возвращалась обратно в накопитель…

Только теперь до меня дошёл весь замысел целиком. Нет, наши инженеры задумали не обезвредить чужие пушки, а спровоцировав откат энергии, дать ход всему судну. Скачок выбросит его прочь из этой солнечной системы. Если грамотно всё провернуть, то в финал наши враги придут с пустыми баками и несостоявшимися амбициями, потому что даже для накопления начальной энергии им потребуются годы.

Я высказала всё, что уяснила, и девочка радостно подтвердили, что именно таков их замысел.

Голова шла кругом в прямом смысле этого слова, я села на кровать, потому что у меня подкосились ноги. Решение выглядело безупречно изящным. То есть, шероховатости в плане присутствовали, точнее он пока состоял из них весь, но даже эта наспех придуманная версия уже давала надежду на избавление от свалившейся на нас беды.

— Вы говорили об этом с Мерцуром?

— Нет, пока нет. Надо максимально упростить схему, чтобы он мог разобраться.

Сомнение в знаниях, а то и умственных способностях моего любовника слегка уязвило, но поразмыслив, я решила, что он хорош и со своими недостатками. Не обязан ведь разбираться в нашей технике, раз его недавно сюда прислали. Нам тоже неизвестно многое такое, о чём прекрасно осведомлён он.

— Придётся ему проникнуть на борт чужого судна ещё раз, чтобы разведать особенности их системы распределения, а потом и во второй, чтобы внести требуемые коррективы. Хорошо бы кому-то из нас туда попасть, но вряд ли это удастся осуществить.

— Значит, надо снова встретиться? Я пойду с вами!

Девчонки переглянулись, оценив мой энтузиазм.

— Да, мальчик хорош, слов нет, — усмехнулась Дилси. — Не забей ты его раньше, я бы им с удовольствием занялась на досуге!

— Ты его и так за крылышко щупала и в щёчку целовала, — подколола Ланка. — Да он не сильно и сопротивлялся.

Ревность в душе не разгорелась, лишь тихая грусть. Красавец Мерцур не мой и никогда не станет моим. Он бог, и, значит, существует для всех, а утешение дарит как умеет и неплохо с этим справляется. Он есть, и это уже очень много.

Только в сказках замуж выходят за принцев, да и то обычно принцессы. Наличие супруга человека меня больше не смущало. Как ни повернётся дальнейшая жизнь, с этим покончено. Замужество оказалось временным, и развод фактически состоялся, осталось его оформить. Мне бы ребёночка от крылатого, и больше кажется ничего не нужно для счастья.

На мгновение я представила себя где-то в райском саду, где обитают эти прекрасные боги. Я в длинной рубахе и с младенцем на руках, а Мерцур обнимает руками, укутывает в крылья, и так нам вместе хорошо! Любой девочке надо иногда помечтать о настоящей сказке — этот веник хорошо выметает сор из души.

Никогда ничего подобного не случится. Рая не бывает, жизнь везде с наибольшей вероятностью — ад, иначе откуда берётся столько ненависти в людях, и куда девается из них вся любовь?

— Мерцур научил меня, что в жизни есть вещи, о существовании которых я не подозревала, но такую птицу невозможно удержать в клетке.

— Но он действительно о тебе беспокоится, я же видела тревогу в его глазах, и второй удерживал от опрометчивого шага, потому что синекрылый буквально рвался проведать тебя и разобраться с твоими обидчиками.

Дилси обняла меня, чмокнула в щёку. Ланка сказала:

— Его приятель тоже собой недурён, и, хотя выглядит пай-мальчиком, вполне достоин того, чтобы его соблазнить. Эту белую попку я не прочь потискать, наверное, она свежа как молочко и упруга как крутое яичко.

— Устроим соревнование? Пока другие не перехватили.

— Идёт!

Мы веселились, радовались, хотя будущее продолжало оставаться невнятным, но человек видно так устроен, что и краешек надежды для него много — вытащит за этот кусочек всю удачу, и никто ему не сможет помешать.

На свидание с нашими богами, отправились вдвоём. Ланке пришлось остаться, чтобы эти походы не привлекали внимания, всё приходилось делать, по возможности, тайно. Дилси клятвенно пообещала не наседать на белокрылого слишком агрессивно, давая в будущем шанс подруге. Думаю, у всех нас складывалось ощущение несерьёзности любых притязаний, и потому говорить и думать о богах было легко. Это же сказка: немного счастья и никаких последствий.

Бок у меня почти перестал болеть, так что по склону карабкалась без напряжения, с удовольствием, заточение в больничном модуле надоело, горный воздух казался особенно сладким, травы пахли оглушительно. Я иногда обгоняла Дилси, сама того не замечая. Она поглядывала на меня внимательно, хотя и не говорила ничего.

Сейчас, вновь оказавшись на воле, я особо остро ощущала произошедшие во мне перемены. Неужели Мерцур каким-то образом сумел передать мне часть своей природы? Зачем? Что, если я для него действительно много значу? Думать об этом было приятно и тревожно. Я радовалась пробудившейся силе и обострившейся чуткости, но опасалась, что на этом перестройка не закончится, и стану я однажды не совсем человеком, а то и совсем не человеком. Что произойдёт со мной тогда? Смогу я жить среди людей или меня прогонят как чужую?

Одни вопросы и как добыть на них ответ, если не получается остаться наедине с тем, кто разбудил во мне это шевеление крови? Договориться с Мерцуром, убежать одной, встретить его в зарослях и снова оказаться в шалаше из шёлковых крыльев? О чём я думаю, когда само наше выживание под вопросом?

Я вздохнула и на озабоченное внимание Дилси ответила, что всё со мной в порядке, наслаждаюсь прогулкой.

Мы тихо пробирались сквозь заросли, такие густые, что лагерь со склона вообще не просматривался, а потом вышли на крошечную полянку, где росло большое дерево с раскидистыми ветвями, похожее на наши дубы.

Первым я увидела не Мерцура, а второго. Его крылья сияли как снег даже в тени, глазам стало больно. Приятный парень, но словно бы не совсем настоящий, без того огня, который поражал в моём возлюбленном. Я вспомнила как девчонки окрестили его пай-мальчиком и мысленно согласилась. Аргус выглядел так, словно не подозревал в себе ничего человеческого. Я ещё подумала, что соблазнить его окажется трудно поскольку может и не заметить самого процесса совращения. Кокетство тут, скорее всего, не поможет. Вот разве что схватить по-наглому и затащить в кусты. Позволит ведь бедняга изнасиловать себя двум симпатичным девушка?

От нехороших мыслей отвлёк Мерцур. Ни на кого не обращая внимания, он облапил меня и поцеловал, а потом укутал крыльями, так что мы опять оказались в синем домике, сквозь перья таинственно просвечивал дневной свет.

— Сирень! Я волновался! Знал, что и вмешаться нельзя, и оставаться в стороне было тяжко.

Теплом повеяло от его заботы, не бог, а родной дом для души. Стоять бы вечно в тени крыльев.

— Всё обошлось, я справилась.

Пальцы сами забрались в синие волосы, пригладили, растрепали. От горячих его ладоней в теле зародился жар. Я вздохнула и попыталась отстраниться.

— Пусти, мы здесь не одни.

— Какая разница? Могу сделать так, что никто нас не увидит и не услышит.

Он снова поцеловал меня легонько, дразняще касаясь губ, а когда спустился на шею, по коже волнами пошли радостные мурашки. Так мне нравилось таять в его руках. Почему я знала, что он никогда не обидит? Не берусь судить. Интуиция.

— Мерцур! — донёсся извне добродетельный голос второго бога. — У нас деловая встреча, прекрати, пожалуйста!

Да, соблазнение этого юноши простым не будет! Я едва удержалась от смеха. Оранжевые глаза трагически закатились, синие перья разошлись, впуская в нашу обитель свет. Впрочем, Мерцур и тут не растерялся, усевшись на землю, он устроил меня у себя на коленях и старательно укутал крыльями, словно защищая от ветра, а на самом деле скрывая наши жадно переплетённые пальцы.

— Конечно, Ари, я внимательно слушаю!

Впрочем, пришлось всё же мне сесть рядом, потому что Дилси достала планшет и начала объяснять детали схемы и все варианты её размещения. Оба бога внимали, хотя по их лицам и сложно было понять, что именно они в сказанном понимают.

Аргус, который казался отстранённым от наших дел, внезапно начал задавать вопросы, да такие толковые, что и товарищ посмотрел на него с удивлением. Впрочем, Мерцур тоже разобрался в схеме без труда. Через несколько минут уже эти двое перехватили инициативу, следуя за идеей так быстро, что мы с Дилси едва успевали.

— Люди, это здорово! — сказал Аргус серьёзно, почти без снисходительных интонаций в голосе. — План очень красивый и сработает только в том случае, если враг действительно рискнёт напасть.

Странно, но эта мысль пришла мне в голову только теперь. Значит, чтобы заставить чужих убраться, надо спровоцировать нападение. Выстрел. И если наша схема не сработает или будет раскрыта, мы просто исчезнем в лавине небесного огня.

Я посмотрела на Дилси, и она кивнула:

— Меня устраивает. Все мы здесь комбатанты, и если погибнем, то это произойдёт в бою.

Глава 15

Я смотрел, конечно, на девчонок, а кто бы отказался, но ещё чаще мой взор обращался на Ари. Он, как видно, что-то решил для себя и общался с людьми увереннее чем прежде. Мне нравился его энтузиазм. Увлечённый отличной идеей с которой пришли Сирень и Дилси, он заметно преобразился. Лицо и то стало привлекательнее — одушевление так красит черты.

Меня план привёл в восхищение, но я вообще натура увлекающаяся, а угроза гибели всех не выглядела серьёзно с точки зрения бога. Нас воспитывают так, чтобы привычка смотреть со стороны стала натурой. Люди сами должны разгребать свои проблемы, это верно, хотя иногда не грех и помочь. Теперь, когда мы поняли, кто и почему спровоцировал нескладную посадку, предотвращение новой катастрофы не казалось мне благотворительностью. Скорее работой.

Ари — молодчина, сообразил сразу или следовал инстинкту, но сделал всё правильно. Со временем из него получится первоклассный бог, если я карьеру не подпорчу.

— Надо всё очень тщательно подготовить, — сказал Ари, смущённо опуская глаза под настойчивым взглядом Дилси. — К сожалению, мы не можем так непосредственно усваивать знания не подопечной нам расы, но к счастью, ваши технические наработки примерно одного порядка.

— Так законы природы везде одинаковы, — сказала Дилси, пуская в голос такие интонации, что у меня мурашки пошли по спине от лопаточных перьев. Я быстро нашарил пальцы Сирень и крепко сжал. Происходящее приводило меня в восторг. Уж я-то с полувзгляда понимаю, когда девчонка пытается соблазнить парня, сколько раз меня вот так заваливали на ложе, а я что, я никогда не сопротивлялся.

— Нет, — добросовестно возразил Аргус. — Физика отличается в разных измерениях, временных периодах и пространственных локациях, но с этими существами она у вас общая.

— Ты так много знаешь!

Ай молодца! Что как не похвала его образованности способна толкнуть бывшего отличника на скользкий путь страсти? Ари бросил на меня быстрый взгляд, а я выразил ему своё поощрение всем чем мог от соответствующего выражения лица до трепета кроющих перьев.

Дился повернулась ко мне.

— Мерцур, придётся тебе ещё раз проникнуть на чужой корабль, доразведать то, что важно, без этого мы не сумеем перестроить схему подачи энергии. Сможешь попасть туда и вернуться незаметно?

Я успел лишь открыть рот, потому что Ари опередил.

— Я пойду вместо Мерца, — сказал он просто. — Те смертные на корабле ничего не заметят, от них мы легко скроемся, а вот чужие боги — вполне могут обнаружить вторжение, им не понравится вмешательство в дела их народа, и следить потом за нами примутся с удвоенной энергией.

— Ага, я уже понял твою мысль, отвлекать этих лосей снова мне придётся пока ты будешь благостно шпионить на борту?

— Так только ты с этим и справишься!

Вот как на такого сердиться? Эх, а я ведь только отвадил противную парочку от нас и нашего жилища! Заставил поверить, что мы привлекаем несчастья, и держаться от нас на расстоянии не столько разумное правило, сколько насущная необходимость. Быть мне снова битым. Такая работа насмарку! Ладно, чем горше шишки, тем слаще месть. Разберёмся. Я и унижаясь перед соперниками сумею впарить им очередную гадость. Главное, Ари загорелся живым делом, а не малопонятной мне философией невмешательства и религиозной пропаганды.

Дилси, кстати, момент не упустила.

— Ты такой смелый! — воскликнула она.

Шаг ближе и вот они стоят уже почти вплотную. Захваченный происходящим, я сгрёб Сирень в охапку и прижал к себе, даже влечение уступало азарту сопереживания, я хотел им поделиться.

Дилси действовала так непринуждённо, что я от восхищения выпустил на всю длину клыки. Одна её ладонь дружески, доверительно легла на грудь героя, и, когда он сосредоточился на месте соприкосновения их сущностей, забыв и дышать от прелести происходящего, вторая шаловливая девичья лапка непринуждённо и словно случайно скользнула по бедру и пробралась на упругое полушарие предвечерней задницы.

Наблюдая эту грамотную атаку, я едва удержался от потребности взвыть и постучать пятками по дёрну, всего лишь крепче прижал к себе ничуть против объятий не возражавшую Сирень. Мы оба были захвачены происходящим.

Пальцы напряглись, проверяя упругость попы светлого и тут же исчезли. Дилси спокойно повернулась к нам и заговорила, но я и слова не вдруг разобрал, наблюдая за сменой красок на лице приятеля. Какой фейерверк чувств, надежд и страхов! Что может быть лучше любви, игры прикосновений и взглядов? Какой дурак вообще придумал войны, когда можно заниматься вот этим?

Договорились быстро, девочки спешили вернуться в лагерь, так что на долгие отношения и их подробное разъяснение не было сейчас времени, но нам с Ари эти беседы дались непросто. Мысли-то все были о другом. Мы долго молчали, оставшись наедине.

— Уверен, что справишься? — спросил я, немного выпутавшись из сладких мечтаний.

Он кивнул.

— Да, объяснили хорошо, с нашим умением видеть насквозь, запоминать без изъяна и постигать на лету, что может оказаться сложным?

— Ладно, мне как всегда, осталось самое заковыристое — довести ненавистную парочку соперников до такого состояния души, тела и разума, чтобы они вообще потеряли способность здраво оценивать происходящее.

— Ты сумеешь! — горячо заверил Аргус.

Подхалим! Я не сердился.

— Да, меня греет мечта о будущей расправе.

— Но мы ведь не будем с ними драться? — встревожился Аргус.

Он здраво оценивал свои боевые навыки.

— Мы — нет, — ответил я. — Они — да. Люди абсолютно правы: лучшая битва — это самооборона, наказание воспоследует не такое суровое.

— Мерц, мы не справимся с ними!

— Не рой копытом землю, труба ещё не зовёт.

Пугать новобранца не хотелось, и я решил сменить тему. Пусть Ари думает о любви, а с войной я и один примерно разберусь.

— Ты впечатлён этой милой Дилси? Как видишь, нашёлся достойный соискатель и на твою прелестную беленькую попку.

Светлый опять покраснел и едва не ухватился за предмет притязаний в стремлении то ли прикрыть его от нежданных опасностей, то ли убедиться, что товар стоит купца — вовремя удержался.

— Послушай, — встревожился я. — Ты ведь не девственник, нет?

Он покачал головой.

— У меня были отношения, но как бы тебе сказать, тусклые какие-то, и когда она меня бросила, знаешь, я испытал облегчение.

— Значит, тогда тебе это и не требовалось. Сейчас-то весь горишь. Как говорят люди — прикуривать можно.

Он вспыхнул:

— Прекрати видеть меня насквозь!

— О да, конечно! Давай делом займёмся, это снизит накал страсти. Я ведь и сам только что остался ни с чем.

Это его примирило с обстоятельствами.

Для начала следовало разработать план. Мы не слишком хорошо знали, где базируются враги. Теоретически, боги народа, находящегося на орбите, пастись должны были именно там, но в пространстве жить скучно. Я предполагал, что они давно обосновались на тверди, только мы ещё не добрались до этого места. Пока наши люди владели одной лишь долиной, исследовать остальную планету и нужды особой не было.

— Глянем-ка окрест! — предложил я.

Мы так и сделали, обнаружив наших противников без особого труда. Нашлись они на тропическом морском побережье, там, где томная нега растворяла волю, и жаркий песок грел зад. Акулы правда в воде плавали или иные подобные твари с зубами, но когда это бессмертные остерегались чьих-то челюстей?

— Следить за кораблём они могут, когда он виден над горизонтом, то есть, способны наблюдать и сквозь планету, но вряд ли дадут себе труд это делать, поскольку для такого случая надо особым образом настраивать внутреннее зрение, а они, скорее всего, поленятся.

— Я тоже так думаю, — подтвердил Ари.

— Вот и хорошо. Сколько времени у тебя будет, посчитай сам или спроси у Дилси, я не настолько хорошо разбираюсь в предмете. Моё дело удержать их на месте, что затруднительно сделать, учитывая то, как мы расстались.

— Ты напугал их своей глупостью, — улыбнулся Ари.

— Я блистателен во всём. Итак, если я явлюсь с извинениями, это их позабавит, но не даст гарантии, что останутся на месте. Перемещение происходит мгновенно и спутать наши планы легко, надлежит удержать их от досужего любопытства наверняка.

— Но как это сделать?

Я и сам ломал голову, но пока ничего в неё толкового не приходило, разве вот…

— А что, если как выражаются люди, моя спина ударит их нож? — выразил я метафорически мелькнувшую в голове идею.

Светлый ожидаемо возразил:

— Это довольно подлый приём.

— Когда я запишусь в ангелы, я дам тебе знать, пока что я тёмный бог. Да и страдать предстоит именно мне, а не им.

Ари оглядел мою стройную фигуру с сомнением, но показалось, что его опасения за её невредимость всё же перевешиваюсь озабоченность моральной стороной вопроса. Перевоспитывался понемногу предвечерний напарник. Что до меня так честная игра не ночевала в мыслях противной стороны, и потому я не собирался обременять себя терзаниями. Совесть — отличная вещь, только когда и другие умеют ею пользоваться.

На самом деле план содержал в себе некий элемент риска. Убить кого-то из нас внешним воздействием та ещё задачка, но вот сами себя мы разрушить способны. Не скажу, что суицид любимое развлечение тёмной молодёжи, но чего только в жизни не случается? В конце концов меня избили и морально размазали, а ещё построенное мной жилище превратилось в груду песка. Перспектива карьерного роста после того как нас спихнули в рабское убожество равна нулю, возвращение грозит позором, рыпаться смешно и поздно.

За несколько минут я так успешно довёл себя до депрессии, что мигом вспомнил весь человеческий опыт самоуничтожения. Не знаю, как эти сведения могли пригодится, но я верил, что подкованность поможет выглядеть убедительным. Осталось разработать детали. Этим мы и занялись вдвоём с Ари.

Оказалось, что он способен сам рассчитать время движения корабля по орбите, так что людей беспокоить не пришлось. Я выучил всё, что требовалось, и в расчётный момент уже сидел у кромки прибоя на довольно приятном пляже того тропического острова, который враг выбрал для своей резиденции.

Нормальное жилище они так и не потрудились возвести, ограничились навесом. Я ещё подумал, что архитектурные навыки обоих далеки от совершенства, а то и от познания основ. Здесь ведь требовалась добрая воля. Как уже говорил, нас почти не учат чему-либо полезному, только впаривают философскую дребедень и прививают странный взгляд на вещи.

Выглядел я кисло: волосы всклокочены, перья грязны и в беспорядке, взгляд потухший, клыки тщательно спрятаны — не бог, а бомж, оставшийся без любимой помойки.

Лоси, разглядев меня издали, подошли ближе. Светлый излучал откровенную холодную враждебность, но тёмный, как мне показалось, испытывал замешательство. Слабенькое такое, но всё же угрызение, хотя вряд ли совести. Этот вопрос я уже сам с собой обсуждал.

— Эй ты! — окликнул Сварф. — Не оскверняй наш пляж.

Я послушно поднялся: крылья опущены, голова тоже. Жаль борода у нас не растёт, как у человеческих мужчин, щетина на морде сейчас пришлась бы очень кстати.

— Ребята, — сказал я заискивающе, — может быть, договоримся? Почему ваши и наши люди не могут поделить планету? Она большая, всем места хватит. Вы же обрекаете на деградацию не только наш народ, но и нас, его богов.

Это, кстати, не такая уж фигура речи, я только Ари расстраивать не стал, когда сам сообразил. Мы часто становимся похожи на призвавших нас людей и внешними, и внутренними качествами. Иногда это неплохо — помогает проникнуться образом мыслей подопечных, но и проблему создать способно. Вот как сейчас.

— Дошло, малявка? Тебе, впрочем, за дурью далеко ходить не надо — ты уже на месте.

Оба довольно засмеялись. Я ковырял песок носком сапога, хмуро смотрел под ноги. Хорошая шутка, ещё бы понимали, что над собой смеются, цены бы им не было.

— Чем так жить, лучше вообще…

Я не договорил, сел, словно у меня подломились ноги и начал осторожно уводить энергию от поверхности тела внутрь.

Я знал, как это выглядит со стороны, однажды тёмный из тех, с которыми я, якобы, учился, то ли оценку плохую получил, то ли замечание от преподавателя. Бывают такие трепетные натуры: их хлебом не корми, дай пострадать вволю. Пустяк, которого я бы и не заметил, напугал его так, что он начал коллапсировать прямо в той дыре, где мы обитали. Складываться внутрь. Мечтал, наверное, отличником быть, а вот не получилось. Боги иногда ведут себя так же странно, как люди.

Мы все растерялись, потому что не представляли, что именно надо делать. Дружно кинулись помогать. Я, помнится, предложил подчистить, что ему там влепили и заменить на вполне правильную отметку, но эта здравая мысль почему-то не произвела впечатления на несчастного юношу. Он продолжал подыхать, хотя для себя я всегда такие штуки проделывал и на здоровье и бодрости это никак не сказывалось.

Раскодировал его один из преподавателей, и я запомнил — как, хотя и не верил, что пригодится. Главное я отлично знал, что надлежит делать и говорить, если сам на такое решился.

Лоси сохатые довольно долго пялились на меня и ничего не предпринимали. Я запоздало встревожился. Следовало для начала проверить, хватит ли у них ума вообще сообразить, что происходит. Пройдут мимо, а то и просто спихнут на глубину, чтобы на любимом пляже не отсвечивал. С наступающим приливом я и так рисковал оказаться под водой. Поздно сообразил, что у планеты есть изрядных размеров спутник.

Горелый всё же встревожился слегка:

— Эй, мелочь, валил бы ты отсюда, а то выглядишь неважно.

Я промолчал, но увёл жизненные силы ещё глубже. На самом деле игра эта была не совсем безопасной, но ради общего дела стоило рискнуть.

— Он притворяется, не обращай внимания! — буркнул Сварф. — В любом случае нам нет до него дела.

— При расследовании — появится, — огрызнулся Горелый.

Я ощутил на своём ледяном плече его ладонь, а он, убедившись, что я холоден как бездна, встревожился всерьёз.

— Эй, очнись! Парень! Нашёл из-за чего сопли жевать, у тебя таких людишек ещё пачки будут.

Я молчал, надеясь, что Ари уже на месте и справится достаточно быстро. Чужие боги яростно пререкались над моим бездыханным телом. Вода ещё начала подползать под задницу — свалял я дурака, хотя рухнуть у кромки уреза выглядело драматичнее, чем в уютном удалении от стихии.

Горелый подхватил меня и оттащил в сторону от мокрого океана, за что я проникся к нему благодарностью. Более того, пока его компаньон ворчал и насмехался, он обнял меня, устроив у себя на коленях и принялся всерьёз уговаривать вернуться. В голосе звучал подлинный страх.

Разумеется, он опасался за свой зад, который несомненно надерут, если узнают, что позволил погибнуть другому тёмному, но почему-то мне показалось, что в его причитаниях звучит живая тревога. Быть может унижать себе подобных развлечения ради не так и сладко, как казалось на первый взгляд?

Я пробормотал несколько слов так невнятно, что и сам их не понял, но Горелый окрылился и принялся вновь убеждать меня, что жить в целом стоит. Делал он это крайне неловко, зато покачивал меня как маленького и даже гладил спутанныепатлы. Сварф притих, и я забеспокоился, здесь ли он, а то как заподозрит неладное и поломает планы, но глаза открыть не успел.

Вспомнив, кто, собственно говоря, меня бил, Горелый потребовал, чтобы светлый собрат извинился. Они ещё какое-то время злобно пререкались, но темперамент победил, и я услышал произнесённые с запинкой, но почти учтиво слова раскаяния.

Неловко как-то стало. Никогда я не комплексовал из-за своих шалостей, так ведь и далеко прежде не заходил. Получается, что не такие уж и чудовища эти двое, просто некому было вовремя раздать им несколько воспитательных подзатыльников. А я кто в этой вселенной? Хороший или плохой?

Плотно заняться самоанализом не успел, потому что в цирке на берегу появился ещё один клоун. Я не хотел, чтобы Аргус участвовал в представлении, опасался слабости его драматического дарования. Обманывать — не уроки учить, требует это искусство и изрядного опыта, и неустанного приложения сил, но приятель настоял на своём.

Наверное, получилось не так и плохо. Он вывалился из горячего воздуха и бросился ко мне с душераздирающим воплем. Для начала накинулся на чужих богов с обвинениями, что это они меня несчастного опять избили, и я уже не воскресну, а когда после очередной перебранки, выяснилась суть дела, принялся уговаривать меня передумать наперебой с Горелым и Сварфом.

Рисковать далее смысла не имело, и я начал осторожно возвращать себя в реальный мир. Не скажу, что это далось легко, и слабость после рискованного опыта осталась, и дурнота накатила. Я ничуть не притворялся измученным, попытка разрушения даром не проходит никогда, но вскоре Аргус уже сказал, что кажется опасность миновала, и, подхватив в охапку, потащил прочь.

Прежде чем он увлёк меня в переход, я оглянулся и увидел двоих коллег, которых мы бессовестно обманули. Выглядели оба неважно. Ну и ладно. Горько раскаюсь потом, когда дело выгорит, а пока искренне порадуюсь несомненному успеху нашего предприятия.

Глава 16

Переместившись на родной бережок, я сразу сел в траву и подобрал крылья. Потряхивало, словно возмущённый организм никак не хотел возвращать себя в боевые порядки. Я его не винил. На душе скопилась скверна. Никогда не корил себе за дурные поступки, а тут вдруг пробило на неловкость. Понимал по-прежнему, что обманывать тех, кто сильнее и наглее меня, не подлость, а нормальный подход к развитию событий, но успокоиться не мог.

Да, конечно, эти двое боялись за свою карьеру, но не только. Я видел, чувствовал, понимал про них много больше, чем прежде. Сварф и то не питал особенно злых намерений, а Горелый откровенно за меня испугался, искреннее хотел вытащить, и не потому что ему влетит за дурное дело впоследствии. На грани бытия и небытия просыпается иногда душа, и хорошо я буду, если своими кознями усыплю её обратно.

Радостное возбуждение Ари никак не проникало сквозь мою заторможенность. Светлый, дорвавшись до каверз, которые по-хорошему если рассуждать следовало, наигравшись, оставить в школе, на пальцах ходил от волнения.

— У меня всё получилось! Не так и сложно оказалось выяснить детали, когда тебе так внятно растолковали целое. Мерц, ты в порядке?

— Да, конечно. Немного знобит, видимо от того, что там жарко было.

Ари озадаченно огляделся. Боги вообще не ощущают температуру среды, если сами этого не хотят.

Не разобравшись в моём состоянии, но стремясь под него подстроиться, он тихо сел рядом. Бесценный товарищ. Как хорошо, что он остался со мной, когда сделала ноги сама судьба.

— Чем мы только рискнём их отвлекать, если начнём перестраивать систему? Это потребует не больше времени, чем разведка, но ведь и сделать все нужные изменения придётся тайно, иначе они утратят смысл.

— Нас вынуждают драться, — сказал я вяло.

— Мерц, это невозможно! Мы и вдвоём-то с ними не справимся, а кто-то один…

— Я справлюсь.

Он тревожно вгляделся, боясь, как видно, верить тому что услышал, точнее, не желая делать пугающие выводы из моих самонадеянных слов, спросил осторожно:

— Ты ведь не снимешь блокировку? За это действительно накажут, Мерц. А ты умеешь?

Ну, любознательность проснулась, значит, дело пойдёт на лад, я не удержался от улыбки. Некоторые вещи лучше не знать заранее, а иные так не ведать вообще, потому я без зазрения совести солгал:

— Что ты, конечно нет, да и не собираюсь я с ними сшибаться по-настоящему, только спровоцировать на агрессию и тут же спасаться бегством. Они сильнее, но я проворнее, а потом, когда ты справишься со своей задачей, мы улизнём оба.

— Хороший план! — обрадовался мой светлый. — А когда их народ скроется в глубинах космоса… он ведь не погибнет, нет?

— Вернётся туда откуда прилетел. Ресурсов им хватит. На крайний случай у них имеются два бога, которым после такого конфуза просто нечем будет заняться, кроме как вытаскивать подопечных из депрессии.

— Да, они вынуждены будут уйти со своим народом, а мы останемся и наконец займёмся тем, для чего предназначены.

Я поморщился, но промолчал. Аргус тоже довольно долго ничего не говорил, смотрел на реку, по которой плыли куда-то случайные веточки и листики, а потом робко обнял меня крылом.

— Мерц, ты, правда, в порядке?

Какой он милый! Успеют ли они с Дилси найти свои уединённые заросли до того, как всё случится? Предвечерний заслужил награду.

— На самом деле — нет! — сказал я. — Впервые в жизни я начинаю понимать, как заигрался. Мне всегда казалось, что мир не пошатнётся от моих проказ, а теперь вижу ошибку. Однажды любая шалость выходит за пределы невинного развлечения и становится проступком. Прости, что я тебя в это втянул.

— Я уже большой, — хмуро ответил Ари. — Сам за себя отвечаю.

— Ну, моё разлагающее влияние действует незаметно, зато качественно.

Он погладил крылом мои растрёпанные перья. Надо бы привести себя в порядок, но я ленился шевельнуть даже молекулой.

— Понимаешь, Ари, сегодня я увидел в наших противниках не врагов, а нас же, только из чуть более позднего времени. Ступив на эту дорогу, мы однажды станем вот так же прессовать тех, кто окажется моложе и слабее? Это скверный путь.

Он помолчал, бросая иногда на меня виноватые взгляды, потом спросил робко:

— Ты предлагаешь всё бросить и дать событиям идти своим чередом?

Любопытно прозвучало. Недомогание отступило, я встряхнулся, разом избавляясь от всех примет депрессии, которыми обзавёлся ради красоты и чистоты представления.

— Ещё чего! Я берусь перевоспитать собратьев, но не их народ. Пусть катится восвояси. Планета уже занята, или как говорят люди: кто первый встал, того и тапки. Не хотят играть по чесноку — получат в рыло!

— А как же моральный аспект проблемы?

— Ну мы подумаем о нём потом, когда всё завершится нашей победой, это тоже так по-человечески.

Аргус решительно поднялся, подобрал крылья.

— Тогда пора действовать!

Моя школа! Я залюбовался светлым. Он действительно изменился, вместо скучной благости азартом горело лицо, красивым даже показалось, недаром девчонки начали обращать на него внимание, хотя задница привлекала их явно больше, но в деле любви все средства хороши: не имеешь благообразной физиономии — качай попу. Тут важно, чтобы прокатило, и второстепенно — что именно.

— Пошли, предвечерний! Я думаю, люди справятся быстро.

Нормальной системы оповещения друг друга мы так и не придумали, а в лагере уже вечерело, так что я решил, что ради пользы дела можно переместиться прямо в один из модулей. Выбрал, естественно медицинский, во-первых, там жила Сирень, во-вторых, если наше появление из пустоты и доведёт кого-то до нервного срыва, то бежать никуда не придётся, человек и так уже на больничной койке.

— Береги крылья! — предупредил я Аргуса. — Там наверняка довольно тесно, всё же они на этой штуке в космосе летели.

Действительно оказалась ещё печальнее, чем я о ней думал. Крылья наши не так и огромны, всё же пользуемся мы ими не часто, но всё равно потолки казались низкими, а коридоры узкими. Как и следовало ожидать переместились мы в самое просторное помещение, где не было людей, как собственно говоря, и загадывали, но не успели оглядеться, как дверь отворилась и вошла незнакомая женщина.

Наводить морок было поздно, да она и не испугалась, наоборот, смотрела в нас с жадностью, за которой стоял скорее всего научный интерес, именно он вот так качественно двигает крышу от простой любознательности к всепоглощающей страсти познания.

— Я — Таис, — сказал она.

— Очень приятно! Я — Мерцур, а белокрылого зовут Аргус.

— Вы ещё интереснее, чем я представляла, — произнесла женщина, пристально нас разглядывая.

Не начала бы сходу препарировать двух застенчиво поджимающих крылья богов. Я нервно огляделся в поисках микротома, хотя и не был уверен, что сумею отличить его от хлеборезки.

— Позовите, будьте так добры, Сирень, Дилси и Ланку.

Михаил, насколько я знал, жил в другом модуле, не стоило приглашать его сюда почти ночью, это привлечёт досужее внимание.

— Да, хорошо! — она оглянулась, уже шагнув к двери: — Вам здесь комфортно?

— Вполне.

— Просто это морг.

— Так вот почему здесь нет живых! Отличное место, я думаю, мало кто зайдёт сюда случайно.

— Это верно. Я услышала шум, а кабинет мой неподалёку. Ждите, они скоро придут.

Я уселся на высокий стол с колёсиками, крыльям как раз хватало места, предвечерний устроился рядом. Долго ждать не пришлось, первой прибежала Сирень, такая домашняя и тёплая, что все глупые войны разом вылетели у меня из головы. Стоило большого усилия усидеть на месте, но я опасался порушить интерьер, если кинусь обниматься.

Затем пришли Дилси и Ланка, развернули планшеты, много больше тех, которые приносили с собой в горы, так что всё было хорошо видно. Закипела работа. Я в ней не участвовал, лишь наблюдал со стороны.

Сведения, принесённые Ари, как будто выглядели исчерпывающими. Мне так казалось и люди довольно кивали, обмениваясь иногда между собой краткими замечаниями. Когда светлый выдохся, все три девушки убежали дорабатывать схему до ума, им для этого требовалась машина помощнее. Мы остались.

— Здесь мило, — сказал я, чтобы поддержать разговор.

— Только бы Таис не вернулась и не начала отпиливать нам крылья, — ответил Аргус.

Накаркал. Девушка пришла без угрожающих нашей целости инструментов, но зато принялась задавать кучу вопросов о нашей анатомии и метаболизме, жутко неудобных, потому что я ничего не знал, а светлый стеснялся говорить о таких интимных вещах. Чтобы отвлечь и развлечь доктора, я съел пустой стеклянный флакон, но одноразовые шприцы отверг, заявив, что не люблю иголки. Кажется, моя демонстрация произвела впечатление. Должно быть, Таис сообразила, что в её распоряжении не найдётся исследовательского аппарата, способного совладать с нашей сутью. Мы ведь вообще биология лишь частично, физики в нас гораздо больше, потому и крепкие на излом.

Дальше беседа протекала спокойнее, и мы со светлым уже не так боялись поворачиваться спиной к увлечённому человеку.

Я вообще никогда не задумывался, как устроен, и что где работает, это, наверное, потому, что ничего никогда у меня не ломалось. Людям с их хрупкими организмами, конечно приходится быть внимательнее к собственным структурам.

Вскоре пришла Сирень и сказала, что расчёты нужно ещё проверить и перепроверить, а главное, проиграть схему на моделях, так что этой ночью восстания, скорее всего, не предвидится. Мы с Ари могли посидеть и в морге, но предпочли вернуться домой. Если чужие боги примутся нас искать, нежелательно, чтобы нашли в долине. Увести их подальше от человеческого поселения — тоже было нашей задачей.

Растянувшись на кровати, я подумал, что делал её с таким старанием, а вот пользоваться почти не приходится, потом ещё немного подумал и слез с любимого ложа. Я слишком деятелен по натуре, чтобы долго предаваться отдыху.

Неопрятная куча песка, оставшаяся после моей злой шутки так и оскверняла местность, я перенёс её, куда было задумано раньше, поработал немного над формой будущего холма, потом остановился, скрестив руки, (люди, кажется, называют такую позу наполеоновской) перед вторым песочным домиком. Он получился весёлым, хотя и чуть гротескным, я решил пока оставить его на месте. Пусть размоет первый же сильный дождь, я позабавлюсь, глядя на то, как оплывают крыша и стены.

Только будет ли для этого свободное время? Иногда возникло странное ощущение мимолётности моего пребывания здесь, словно срок нашего божества (божествования? Ладно — кураторства!) отсчитывает последние секунды. Я упрямо наклонил голову. Это забрасывают нас, не спросив на то согласия и на время перекрыв доступ к базовой информации, а назад мы возвращаемся сами. Да, я уже видел отчётливый путь к дому, но ступить на него не спешил. Плевал я на всё, кроме собственных обязательств. Я сам решу, когда идти назад, пусть попробуют вернуть силой — ничего у них не получится.

Вскоре ко мне присоединился Аргус, грустно обозрел посёлок.

— Мы так и не сделали того, ради чего нас сюда посылали.

Я усмехнулся, словно у самого на душе было нормально, а не хреново как на грядке.

— Ты тоже прозрел?

— Да, пелена спала, и теперь я знаю куда и как надлежит вернуться, а значит задание наше завершилось. Успеют ли люди переиграть неотвратимую судьбу? Грустно, но мы оказались никчёмными богами. Ничего не создали, даже и не пытались.

— Я тебе говорил, что это лишнее. Набор бессмысленных телодвижений. Есть вещи, которые вполне можно доверить людям.

— А мы тогда зачем? — спросил он.

— А вот за этим! — ответил я.

Они появились в конце луга и смотрели на нас издали. В этой предусмотрительности что-то угадывалось. Некий замысел или попытка наладить отношения? Я откровенно насторожился, а Аргус машинально попятился, оказавшись у меня за спиной.

Я шепнул ему, пока чужие боги были ещё достаточно далеко:

— Сдаётся мне, что игра уже пошла. Мы планировали сделать всё как следует и не спеша, но вряд ли наделены временем для неторопливого развития событий. Изображай страх, пугайся балбесов как можно сильнее, тогда твоё бегство в нужную минуту будет воспринято именно как праздник труса. Ты понял?

Он храбро кивнул. Лицо бледное, перекошенное, но послушался меня и действовать начнёт как надо, в этом я теперь уверился. Вряд ли я сам выглядел таким уж героем. Внутри собрался неприятный комок нервного напряжения, я боялся сорваться раньше времени, допустить ошибку, погубить тех, чьему спасению хотел поспособствовать.

Два крылатых лося неспешно шагали по травке, и я заставил свои губы растянуться в улыбке. Не представляю, какой она выглядела со стороны: заискивающей или просто жалкой.

— Ожил, малец? — грубовато, но не зло спросил Горелый.

— Да, спасибо, мне уже лучше.

Я виновато потупился, в основном для того, чтобы никто не увидел лихорадочного блеска моих глаз, они всегда начинают сиять как угли в печи, когда меня колбасит — огонь природного темперамента рвётся наружу.

— Мы поговорить пришли, не бойтесь.

Пальцы Ари вцепились в край моего крыла. Вероятно, он старательно изображал запуганного труса, я не оглядывался судил по ощущениям. Потом перья оказались свободны, словно светлый попятился ещё дальше. Я знал, что теперь должен завязать противника целиком на себя. Предчувствие скорой битвы зрело в глубине, потряхивая пока нутро, не достигая поверхности.

— Да, мы слушаем.

— Второй дом тоже развалится, только тронь? — неожиданно спросил Сварф.

— Не знаю.

Я прикрылся сверху крыльями, словно ожидал удара, но почти сразу сообразил, что бить не будут. Эти двое испытывали едва ли не такую же неловкость как мы с Ари. Они пришли с дурной вестью и опасались, как видно, что я опять впаду в кому, раз слаб и уязвим. Вот ведь волшебная сила моего искусства: так хорошо сыграл свою роль, что могу сейчас лишиться полезной информации. Начнут бродить вокруг и около, великодушно врать, щадя мою тонкую душевную организацию.

— Что случилось? — спросил я чуть мужественнее прежнего, слегка расправил плечи.

— Наши разумные не хотят ждать, на судне много недовольных. Те люди, что пообещали им привести к повиновению своё стадо, тянут время или не способны справиться с задачей. Проще захватить пленников силой и произвести насильственную обработку, чем деликатничать дальше.

— То есть, наших смертных всё же низведут до животного уровня, не дадут им шанса остаться полноценными разумными существами?

— Грустно, конечно, — сказал Горелый, Сварф по своему обыкновению молчал. — Ну да жизнь сурова. Если не понимаешь, чего лишился, так не слишком и печалишься об этом, разве не так?

— Всё же это люди.

— Ладно, не плачьте по чужой судьбе. Главное, что она будет не вашей. Скоту боги не нужны, потому вы отправитесь домой и там отхватите себе другие вакансии.

Ясно теперь, почему провешилась тропа обратно в академию. Где-то там за нас всё решили, не приняли в расчёт ни мнение двух сопляков, светлого и тёмного, ни судьбы людей, которые в дальний путь захватили немало полезных предметов, но позабыли взять пушки.

Вот, значит, как! Ну, вы, ребята, сами напросились, не следовало злить меня до такой степени. Да я теперь из одного только упрямства не позволю событиям развиваться по-вашему, землю буду носом рыть, но поверну махину судьбы на ровный ход. Наш.

Главное сейчас, тянуть время. Я оглянулся на светлого, словно в поисках поддержки, и он меня понял. Попятился ещё дальше, спрятался за стену песочного домика, как хорошо, что я оставил его на месте, построенные для себя размещались гораздо дальше.

Ари справится. Сейчас он метнётся к людям, а они должны, обязаны были успеть завершить предварительные изыскания. Что они там придумают и как осуществят общую задачу — это их забота, моя — вывести из игры двух богов, что держат руку противника, и без того превосходящего нас могуществом.

Ари всё сделает правильно, и люди тоже. Борясь за свою свободу и жизнь, потому что то, что им предлагали, так называть не стоило, они привыкли рассчитывать на себя, а не на высшие силы, так что всё будет хорошо. Пусть героическая битва в долине прогремит без меня, здесь тоже хватит работы.

Вперёд! Пусть рыдают по мне все подмостки вселенной. Я хорошо сыграю свою роль!

Глава 17

Работали мы быстро, про сон забыли окончательно. Я ощущала смутную тревогу, словно где-то уже запустили часы судьбы, и минут, которые они способны нам отсчитать, в запасе осталось совсем немного.

— Ты уверена, что нужно спешить? — спросила Дилси.

— Да, события начали развивать в другом темпе, ответила я, не задумываясь.

— Крылатые ничего не говорили.

— Возможно, и сами ещё не знали.

Подруга посмотрела внимательно, словно не разглядела за столько лет тесного знакомства, но возражать не стала.

— Ты изменилась, Рена, сама замечаешь?

— Да, на это трудно не обратить внимания. Наверное, Мерцур что-то во мне переделал, или убрал какой-то стопор.

— Это секс с крылатым так положительно действует на хрупкий женский организм? Прекрасный повод задуматься.

— Учти, я тоже в деле! — заявила Ланка.

Мы болтали, не отвлекаясь от работы, а потом, проникнувшись моей тревогой, Ланка сбегала и подняла Михаила.

Он отнёсся к происходящему ещё серьёзнее.

— Я тоже думаю, что времени мало. Выиграем, если опередим прежний график. Без вариантов. Сначала сделайте схему, потом уже прорабатывайте её на моделях. На всякий случай надо иметь готовый продукт.

— Рискованно действовать без проверки.

— Опасность стала нашей жизнью, как только покинули Землю. Вот что ещё. Нам придётся провоцировать чужих на выстрел как можно быстрее, пока они не обнаружили диверсии. Значит, надо придумать веский повод. Мы с ребятами посовещались и кажется сообразили, что надо делать. Мы построим пушку.

Девчонки, да и я тоже, работу бросили, настолько неожиданно прозвучало это заявление.

— Не настоящую, конечно, — невозмутимо заявил Михаил. — Поддельную, точнее — макет. В старину проделывали такие штуки, создавали ложные объекты, чтобы вызвать на них огонь противника, заставить его зря тратить боезапас и время. Наша будет так похожа на настоящую, что там, на орбите испугаются. Тот, кто сам готов стрелять, всегда подозревает подобное же побуждение в других. Это должно сработать, а нет, так придумаем что-то другое.

— Это долго, — сказала я, терзали сомнения, хотя план мне и нравился.

— На самом деле — нет. Большую часть нужных блоков мы уже собрали, только замаскировали их под части забора или других построек. Посвящённых теперь достаточно много.

— Но вдруг руководители доложат своим хозяевам, что здесь происходит в действительности, и всё пойдёт прахом.

— А вот чтобы этого не произошло, придётся изолировать наших командиров.

— У них охрана, Михаил!

— Ничего, мы подготовились и к этому. Девчонки, вы делайте свою работу, а мы сделаем свою. К рассвету пушка будет на месте.

Дилси предупредила:

— Учитывайте время, когда возможно прямое наблюдение.

Михаил спокойно кивнул:

— Сами знаем, не маленькие. Подготовим площадку и блоки, а быстро смонтируем их в последний момент. На орбите решат, что пушку мы подняли из подземного бункера.

Я невольно улыбнулась:

— Нет у нас такого!

— У страха глаза велики! — ответил он. — Поверят, что есть.

Я поняла, что лучше всего оставить эту заботу мужчинам, они и без нас отлично справятся, а самим делать и проверять расчёты, свести необходимые изменения к минимуму и оформить их так, чтобы Аргус или Мерцур могли разобраться, не выучивая предварительно полный курс теории и практики энергетического вооружения.

Михаил ушёл, а мы вновь углубились в работу. Спасибо сообразительным богам, у нас имелись все исходные данные. Вероятно, крылатые могли без труда постичь оборудование любой сложности и программное обеспечение к нему — высшие существа, с которыми не нам, людям, стоило тягаться. Опять в сердце прокралась тянущая тоска. Никогда этот прекрасный юноша не будет моим. То есть, я и раньше на это не надеялась, но сейчас вдруг поняла, что ещё немного, дело закончится нашей победой или поражением, но всё равно Мерцур исчезнет из моей жизни, а я ведь так и не спросила, сможет ли он подарить мне ребёнка.

Вот почему мы с ним говорили обо всём на свете, но только не о самом важном? Я так хочу малыша. Пусть без синих волос и оранжевых глаз, которые будут смотреться слишком экзотично, но с этой живой искоркой внутри. Мальчика, девочку — мне всё равно.

Странные существа люди. Я не знаю толком, доживу ли до рассвета, а планирую далёкое будущее. Хотя кто ведает? Возможно, именно поэтому мы и дотягиваем до нового утра, что нам это важно. Лучше не думать о том, как дальше пойдут дела, надо работать сейчас.

Когда мы смонтировали первый черновой вариант схемы, снаружи донеслись неясные звуки? Стрельба? Взрывы? Корпус модуля неплохо отгораживал от внешнего мира, так что судить о происходящем было сложно.

Впрочем, что бы там не происходило, каждый должен решать свою задачу, тогда и появится шанс успеть. Мы приступили к проверке наработанного, а вскоре пришла Таис. Она успокаивала своих беременных подопечных и лишь потом добралась до нас. Кто-то из персонала успел сбегать, узнать, что происходит снаружи и теперь Таис делилась с нами.

— Руководителей арестовали тихо, они практически и сопротивления не оказали, а вот потом возникла перестрелка. Охрана спохватилась.

— Есть убитые, раненые? — спросила я.

— Не отвлекайтесь, с этим мы сами разберёмся. Нас, знающих что происходит и готовых бороться за выживание, уже много и становится всё больше.

Комбатанты — вспомнила я. Раньше делили население на тех, кто участвует в военных действиях и тех, кто нет, а мы здесь все в строю, до последнего человека, кроме может быть младенцев, хотя и детишки тоже на линии огня. Или все выживем или разом погибнем.

— Может быть младенцев и матерей эвакуировать хотя бы на другой конец долины? — предложила Ланка.

— Не спасутся. Мы здесь как в ловушке. В модулях шанс уцелеть больше, но я бы предпочла, чтобы мое ребёнок погиб, а не превратился в чью-то вещь, так что будем держаться все вместе.

Таис ушла, наверное, там в операционной кого-то уже укладывали на стол, раненые истекали кровью, требовались врачи. Я решила ни о чём не думать. Нельзя переживать за всех, каждый при своей заботе.

Привычная работа как ни странно успокаивала. В бывшей рубке бывшего корабля мы чувствовали себя как дома и трудились плечом к плечу. Подготовленную программу проверили, прогнали по всем параметрам. Взялись за модели.

Поначалу и этот этап шёл хорошо, как вдруг произошёл сбой. Странное отклонение от заведомо верного курса. От усталости я не сразу поняла, что случилось, тупо смотрела на экран. Дилси застонала, Ланка выругалась, или наоборот, я от усталости перестала различать их голоса. Попыталась задавить в себе панику, едва смогла собраться.

— Ещё раз!

Снова сбой. Я не знаю, как волосы шевелятся на голове от страха, но показалось, что ощущаю именно это. Расчёты верны, что и где мы сделали не так, на каком этапе допустили ошибку.

— По новой!

— Нужно Ингрид позвать. Нам требуется свежий человек! — сказала Дилси.

Взглянув на неё, я поняла, что не одна нахожусь на грани срыва, и мысль об этом помогла мне успокоиться.

— Позови.

Дилси убежала, но раньше, чем она вернулась вместе с Ингрид, появилась растрепанная со сна Варька. Должно быть, весь персонал был плотно занят, потому и послали её.

— Рена, Таис тебя зовёт. В морг.

На хорошенькой мордашке прорезался страх. Юная мать ничего не понимала в происходящем, но уже чувствовала, что опасность грозит всем, в том числе и её малышу.

— Да, хорошо, сейчас приду.

Я постаралась действовать спокойно. Все что делали, мы тут же копировали на переносную панель, потому не пришлось терять время на скачивание. Я просто подхватила планшет и кинулась в медблок, да так быстро, что Варька безнадёжно отстала.

Кого я увижу в морге? Одного? Обоих?

Рванув на себя оцинкованную дверь, я налетела на каталку, едва не столкнув с неё укрытое зелёной простынёй тело. Кто-то уже погиб, и дела шли так плохо, что с мертвым и разбираться не стали, впихнули в помещение морга и побежали спасать тех, кого ещё можно было спасти. Война уже шла.

Я не стала отвлекаться, просто откатила носилки, даже не взглянула, кто под простынёй.

У стены с холодильниками стоял Аргус, и его белоснежные крылья смотрелись в этом скорбном зале неожиданно уместно. Почему-то я задержала взгляд на них и лишь потом взглянула в лицо. Наверное, бог пытался придать своим чертам положенную по статусу бесстрастность, но проступал сквозь неё откровенный ужас.

— Дело плохо? — спросила я и не узнала свой голос.

В этом тревожном месте он звучал одновременно и хрипло и звонко, раньше я за собой такого не замечала.

— У вас готово? — спросил он.

Я выложила планшет и сбиваясь от волнения объяснила наше затруднение. Ужасно хотелось, чтобы здесь был собранный и решительный Мерцур, но и Ари повёл себя вполне разумно. Он не стал дёргаться, отчаяние в глазах угасло, бог просто уставился на наши модели и принялся листать выкладки, с такой скоростью, что у меня зарябило в глазах.

Прошло от силы полминуты, а он уже остановил картинку и сообщил мне интеллигентным даже в такую минуту голосом:

— Вы не учли это и это!

Вот вам и служитель культа! Стоило парню ткнуть пальцем в нужное место, как я тут же поняла ошибку.

— Сейчас, исправим!

Я повернулась, чтобы бежать в рубку, но Ари меня остановил.

— Некогда, — сказал он. — У нас нет этих минут. Я понял, что нужно сделать. Мерц там один, и корабль в любой момент может начать посадку. Получится или нет, мы должны действовать прямо сейчас.

Он схватил планшет и растворился в воздухе. Меня едва заметно потянуло к тому месту, где он только что стоял, и лишь потому я поняла, что предвечерний действительно был здесь, а не я сошла с ума и не беседовала с галлюцинацией.

Так. Перемещается он мгновенно, значит, процедуру начнёт сразу. Как много времени потребуется на внесение нужных изменений? С его-то проворством считанные минуты. Значит, действовать надо уже сейчас.

Я опять налетела на носилки, но почти не заметила этого. Что значил один мёртвый там, где скоро могли полечь всё? Я побежала не обратно в рубку, а наружу, к выходному люку. Мы сделали всё, что могли. Я должна увидеть Михаила и передать ему слова Ари.

Едва плита двери неспешно отъехала в сторону, на меня рухнул шум. Я пошатнулась от этого звукового удара как от внезапного исчезновения светлого бога, только назад, а не вперёд.

В свете костров и фонарей множество людей перемещалось со странной логикой, понять которой я не могла, зато сразу почувствовала её присутствие. Ближе к озеру загораживало светлеющее небо гигантское как мне показалось сооружение, похожее на присевшего напиться динозавра. Странный гротескный памятник нашему переселению, которое пошло так не гладко, как хотелось. Пушка! А ведь выглядит внушительно!

Я замерла на секунду, созерцая это чудо, а потом побежала к нему, совершенно по-детски не отводя взгляда от смелых очертаний орудия и поминутно спотыкаясь.

Люди, мужчины и женщины, продолжали что-то делать, я поняла, что возведение макета ещё не закончено. Не нашла бы в этой суматохе Михаила, если бы не услышала его голос. Он командовал и одновременно работал, как, впрочем, и всегда, наш неутомимый руководитель, которого мы выбрали сами, а не получили в наказание за неведомые грехи.

Я пробилась сквозь царящую здесь суету и буквально налетела на Михаила. Мы столкнулись так сильно, что оба едва не упали. Он узнал меня, несмотря на неверный пляшущий свет, быстро схватил за локти, сжал.

— Что там?

— Программа пошла! — ответила я.

Пока я добиралась до стройки, Ари уже, наверное, ввёл требуемые данные. Если не успел, или не смог исправить на ходу нашу ошибку… Что ж, мы сделали всё, что могли. Более от меня ничего не зависит.

На мгновение мы замерли, глядя друг другу в глаза.

— Будь что будет! — сказал Михаил. — Через полчаса корабль окажется над нами. Забирай всех, кого можешь, изображайте панику. Разбегайтесь прочь, как будто пушка вот-вот выстрелит.

— Хорошо!

Я кинулась было обратно к модулю, но поняла, что не успею, да и не потребовалось. Дилси и Ланка уже спешили ко мне, а больше там и срывать с места было некого. Дети, беременные женщины, раненые, врачи — они должны оставаться на месте. Мы втроём собрали кого могли. На площадке было тесно, лишние люди там уже не требовались.

Пушка окрасилась алым, я не сразу поняла, что её уже достигли лучи восходящего светила. В нашу долину пришёл решающий день.

Мы бежали сквозь заросли, уворачиваясь от стволов и веток, перекликались — так мы чувствовали себя армией, а не толпой, ну, мне так казалось. Оглянувшись, я ещё успела увидеть, как макет орудия неспешно поворачивается на восход, видно внутри корпуса укрепили тот флаер, на котором прилетели к нам распорядители. Хоть какая-то от них произошла польза!

Солнечные лучи ударили в глаза, на миг ослепили, и я налетела на колючий куст и ободрала лицо, но почти не заметила этого. Дилси поддержала, потащила за собой.

— Бежим!

Инстинктивно мы направились в ту сторону, где встречались с богами под большим деревом. Не знаю почему, наверное, надеялись найти там защиту или наших ребят с крыльями? Знакомая дорога, казавшаяся такой длинной, когда пробирались таясь, виделась теперь короче и проще.

Я кричала и слышала чужие голоса, нас набралось много и видимо, мы воодушевляли друг друга. Вот и знакомая поляна. На ней никого не было. Я остановилась в изнеможении, всё же отвыкли мы за долгий путь в космосе от таких интенсивных нагрузок на свежем воздухе, конечно, тренировались как могли, но чужая планета есть чужая планета.

— Идём! — торопила Ланка. — Если подняться по этому откосу, увидим лагерь, то огромное дерево, я не раз разглядывала с площадки, значит и наоборот получится.

Зачем смотреть на лагерь, я не знала, но послушно побежала за девчонками. Мы ползли вверх, хватаясь руками за траву и камни, оскальзываясь, падая и снова вставая. Временами даже смеялись. Ужас происходящего как-то отошёл на второй план, мы неслись вперёд, стремясь опередить других, но склон оказался довольно крутым и длинным.

К подножию этого древесного великана я уже буквально подползала, на полном исходе сил. Ветви раскинулись так широко, что не охватить взглядом и всё же я заметила, что часть из них, как раз простёртая над обрывом, словно срезана ножом. Толстые сучья слабо блестели соком.

Странное явление, но соображать сейчас, что здесь случилось и почему не было сил. Я села, уцепившись для надёжности за корень и повернулась к чаше долины.

Лагерь отсюда выглядел так незнакомо, что я его не сразу узнала. Беспорядочные холмы модулей напоминали обломки раздавленного жука и лишь теперь стал понятен масштаб той катастрофы в какую превратилась наша относительно благополучная посадка. Почему мы живы до сих пор? Чудо нам помогло или крылатые боги, так похожие на обычных человеческих мальчишек? Что бы это ни было, дальше мы должны действовать сами. Нельзя всё время надеяться на чужое могущество, человеку положено за всё отвечать без скидки на слабость и короткий век.

Пушка торчала посреди представшей глазам разрухи, словно хищник убивший наш корабль и выглядела такой настоящей, что я с трудом поверила своим глазам. Невероятно!

— С Новым годом! — сказал вдруг Дилси.

Я повернулась, с недоумением вглядываясь в такое знакомое, а сейчас покрасневшее от усилий лицо. Подруга дышала тяжело, но улыбалась.

— На Землей сейчас первое января. Наступил новый год, — объяснила она.

— А у нас — новая эра! — уточнила Ланка.

Я хотела ответить, хотя ещё даже не придумала — что, когда от страшного удара содрогнулась под нами планета и пошёл над долиной, бешено нарастая, тяжкий гул.

Глава 18

Я глубоко вздохнул, словно борясь с невыносимой мукой бытия и сказал проникновенно:

— Спасибо, ребята, вы так мне помогли!

Голос шёл из глубины моей подлой души, звучал красиво. Немного дрожи добавил ему, совсем чуть-чуть.

Проняло даже Сварфа, угрюмый взгляд сместился с моей скромной особы, пошёл гулять по берегу и ближайшим соснам, ну или другим деревьям, я же не ботаник, чтобы знать такую чушь.

— Да не за что! — буркнул Горелый, но я видел, что мои речи ему приятны.

Кто бы мог подумать, что даже лоси сохатые с такой готовностью плывут на лесть? Да, я пустил в ход не примитивную похвалу, а хорошо продуманную тактику, но всё равно не ожидал, что эти двое старательно попадутся в ловушку.

Я продолжал, тщательно контролируя интонации:

— Это мой самый первый раз! И хотя я тёмный и не должен бы переживать из-за провала миссии, но я так мечтал о настоящей работе, и вот что получил. Народ мой гибнет, светлый мой прячется в страхе при малейшей опасности, я остаюсь один, разбит и унижен.

Сам чуть не разрыдался — вот я гад.

— Да ладно тебе, — добродушно сказал Горелый. — Народы вечно гибнут и чаще всего по своей собственной вине, таков закон бытия.

Ага, вещает прямо как патриарх, а ведь старше нас с Аргусом максимум на одну миссию. Впрочем, это я тоже использую в своих целях. Всё приплету и припомню, расплачусь с лихвой. Пусть я слезами умоюсь, но вы у меня умоетесь кровью.

Тяжело мне придётся, потому что душу жжёт стыд, но если чаще вспоминать про судьбу землян, то своя перестаёт выглядеть прискорбной. Да, я подло обманываю этих двоих, но ведь они сами напросились! Хочешь говорить с позиции силы — получи в ответ позицию слабости. Природа хитра, а её творения ещё предприимчивее.

— Но ведь это неправильно! — воскликнул я. — Люди не должны гибнуть, они разумные. Это моя самая первая работа, у нас обоих совсем нет опыта, совершенно не на что опереться. А ваш начальный мир, каким он был? Разумные существа, что там живут смогли преодолеть эту печальную зависимость?

Все любят поговорить о себе, своих достижениях, победах. Хороший способ задержать кого-то: если выказываешь готовность жадно его слушать, тебя автоматически считают интересным собеседником. Я уже и глаза смог поднять, усмирив клокочущее в них пламя. Короче, либо Станиславский мне бы поверил, либо я бы его прибил — одно из двух, без вариантов.

Я ожидал, что ребята зальются соловьями, перебивая друг друга, стремясь поучить и вразумить новичка, покрасоваться перед ним достижениями и свершениями, но оба впали в странную задумчивость, и я, соображавший куда быстрее их обоих вместе взятых, мигом понял, что один из лучших моих козырей оказался бит.

Боги, закончив одну работу, сразу же получают другую и выбрасывают из памяти большую часть сведений о народе, оставшемся за спиной. Оказываются не нужны многие детали, вот как фамилия, которую я только что помянул для красного словца и даже узнал немного мимоходом о её обладателе. Или сосны — деревья с иголками, знания о них мне ни к чему придутся на планете, где вообще нет таких растений. То есть балласт случайных, утративших актуальность сведений мы сбрасываем почти всегда, но оставляем для себя суть.

Главное для любого светлого или тёмного бога — опыт, который он приобрёл, набор ошибок или достижений, ступенька на лестнице взрослости. Не все же исключительно спотыкаются и падают, иные идут постепенно вверх.

Я наивно полагал, что противникам моим есть чем похвалиться, но ошибся. Судя по замешательству, которое охватило обоих, они либо ничего не достигли, либо не потрудились сделать выводы из своих закономерных провалов и случайных достижений. Лоси, в общем, и этим всё сказано, нечего с них взять!

Перестраиваться пришлось на ходу. Кляня себя за неловкий ход, я подумал с горечью, насколько проще обманывать умных — всегда есть за что зацепиться, а дураки соскальзывают с грамотной лжи за отсутствием шероховатости извилин.

— Впрочем, что там спрашивать! — воскликнул я с горечью. — Конечно всё завершилось благополучно. Это ведь я такой олух, что не смог справиться даже не с целым человечеством, а с его жалким клочком, выброшенным в космические бездны.

Едва договорив, я понял, что опять налажал. Пусть нас с Ари послали для начала в микронарод, чтобы смогли набить руку, эти-то двое тянут вторую работу, как минимум, и получили аналогичный по сути переселенческий корабль, значит реально первый опыт оказался не таким, чтобы хвастать им направо и налево. Вот ведь я бестолочь, а ещё другим чем-то пеняю!

К счастью чужие боги моего промаха просто не заметили.

— В следующий раз дело пойдёт лучше! — бодро произнёс Горелый и повернулся за поддержкой к напарнику.

Светлый неохотно подтвердил мудрые слова, а я подумал с горечью, что в умственном развитии скоро сравняюсь с моими соперниками. Мало того, что от людей заражаешься изрядной дурью, так ещё и собратья норовят поделиться нажитым честными трудами.

Ещё немного я протяну время, набиваясь на сочувствие, но надолго этих ребят явно не хватит. Утешать кого-то не их стиль, а повторная попытка суицида могла вызвать подозрения даже у сохатых, да и не время сейчас было так неразумно тратить силы. Максимум полчаса я ещё порыдаю на их мужественном плече, а потом оно развернётся и двинется в сторону происходящих событий.

Придут ли эти двое на помощь своим людям, ломая наши планы? Очень может быть. Они облажались с первой миссией и вторую хотят завершить успешно, потому что блокировку как сняли так могут и вернуть, а кому охота терпеть позор и выслушивать насмешки?

Как там сложится, я не знал, но верил, что даже плохенькую карту надлежит разыгрывать до конца, выжать всё из сочувствия, потому, когда я из жалкого ничтожества превращусь в дерзкого нахала, расправа последует жестокая, точнее, жажда расправы. Не дам я им себя прибить, хватит. Времени это занимает мало, а синяков оставляет много. Непродуктивно для наших целей.

Минуты текли как вода между пальцев — человеческое выражение, но оно мне нравилось. Я с удовольствием пользовался их языком, а иные фигуры речи переводил на родной — для будущего употребления.

Поначалу ребята терпеливо меня утешали и давали советы, от иных из которых Ари бы покраснел, находись он рядом, но терпение быстро иссякало. И вот когда я понял, что сейчас они развернуться и уйдут, я изменился сразу и резко.

— А классно я вас развёл, да, детишечки?

Бить, так бить больно. Они уже уходили от меня по берегу и когда обернулись, увидели совсем иного тёмного бога. С гордо воздетой головой, огнём в оранжевых очах, насмешливо оскаленными клыками. Зрите, бессмертные, наслаждайтесь. Надолго вы меня запомните предвечерний и предутренний, если последний разум вам не отшибу. Повадились кувшины по воду ходить — тянут теперь век черепками.

Я продолжал:

— Светлый мой говорил, что не сумею вас обмануть, вы мол опытнее и взрослее, но я ему объяснил, что любому можно надрать задницу, если правильно взяться за дело. Вот и вы не исключение, правда? Повелись как сосунки, а ещё других такими считаете. Правильно я говорю, напарник?

Я повернулся к песочному домику, словно полагал, что Аргус всё ещё скрывается за его ненадёжными стенами:

— Эй, я выиграл пари!

Пусть думают, что мой приятель здесь, да и вообще самое интересное сосредоточено на этой поляне.

Я вёл себя беспечно, но краем глаза следил за противником и не пропустил яростный рывок.

— Урою! — заорал Горелый.

Сварф бросился на меня молча.

Жалость — фигня. Злость — вот подлинный поводок. Теперь я уже знал, что отвяжутся от меня не скоро, до тех пор, пока не поймают, а словить себя я никоим образом не дам.

Как птица уводит хищников от гнезда, притворяясь раненой, так и я потащу за собой чужих богов, пока люди и пришельцы разбираются друг с другом. Я считал, что всё происходит честно. Наши подопечные имели право на помощь Ари, потому что у них не было пушек.

Я отбежал чуть дальше, где берег лежал ровнее, а потом ушёл от удара тёмного, поставил светлому блок и отразил атаку парусом, поднырнул под очередной кулак иоказался за спиной нападавших. Они снова развернулись и тупо устремились на меня. Сильные, но плохо обученные. Пока мы бьёмся честно, я победю, или побежу, главное, что не побегу. Точнее, побегу, конечно, но только для видимости. Тьфу! Насколько драка проще грамматики!

Я не зарывался, действовал осмотрительно. Пусть неуклюжие, оба были заметно сильнее, да и численное преимущество я не сбрасывал со счетов. Я дразнил, провоцировал, иногда отвечал на удары, чаще уходил от них и всегда держал дистанцию.

Пока мы бились в физическом теле, или биологическом, опять не знаю, как правильно сказать, мне практически ничего не грозило. Вот если они перейдут на внутреннюю силу, у меня шансов нет, сомнут разом, а я даже вздохнуть не смогу, потому что на этом поле их преимущество неоспоримо.

Ещё рывок. Я вновь ушёл от атаки, подобной камнепаду, заскочил за стену песочного дома и мимоходом обрушил его, чтобы даром не пропадал. Не ожидавших такой каверзы богов смело к ручью. Их брань, когда выплывали из сыпучей стихии звучала в ушах музыкой.

— Что вы ко мне привязались? — воскликнул я.

Пререкания полезны, потому что тоже затягивают процесс.

— Ах ты!.. — и непереводимое.

Хорошо, что Ари не слышит этих выражений, у него бы уши отвалились, правильно я его поберёг.

— Я же всего только пошутил, это был розыгрыш, надо спокойно относиться к таким вещам! — вопил я, грамотно отступая.

— Убью гада! — ревел Горелый. — Я с тобой возился как с братом, а ты подло надо мной смеялся! Живым точно не уйдёшь!

— Ты не посмеешь, мы же оба тёмные, должны держать сторону друг друга.

— Да пошёл ты!.. — опять непечатное, как говорят люди, хотя сами печатают, я видел.

Не то чтобы я был совсем не просвещён, но некоторые выражения запомнил и даже знал кому их в скором времени повторю.

Пререкаясь с тёмным, я несколько упустил из виду светлого, а он, воспользовавшись этим, переместился мне за спину и так заехал по уху, что в голове запели колокола. Мир несколько раз трепетно и нервно перевернулся — это я катился по травке, пытаясь уйти как можно дальше от могучего кулака, но перестарался и едва не налетел на другой.

Горелый встретил меня примерным хуком и как я вывернулся из-под удара танцующим шагом не знаю и сам. Вселенная несколько утратила чёткость, ноги подгибались. Крылья в таких потасовках только мешают, но теперь я решил, что пора пустить в дело и этот ресурс, заехал тёмному по черепу так, что полетели синие перья и получил почти такой же удар от светлого. Я перестал успевать, рванул прочь, чтобы дать себе передышку.

Сварф опять переместился, хотя это было и нечестно, стал на дороге. Его кулак устремился прямо в лоб, я выгнулся, уходя с линии атаки, остановиться совсем уже не мог, и тут мне так прилетело в затылок, что мирный буколический пейзаж расцветился красочным фейерверком.

Взяли в клещи, сейчас просто перемелют. Головы вроде бы как уже и не угадывалось на месте, представления не имею, где мелькнула эта мысль. Я откатился к воде, сминая крылья и смог встать на ноги у самого уреза. Меня качало, сознание плескалось недобрыми вспышками, но я пришёл в себя за долю мгновения.

Страх — хорошая плётка, сильно добавляет резвости, а я не на шутку испугался. Ребята озверели так, что всерьёз могли покалечить. Не то чтобы я не вылечусь, но какой ценой! Нет, нельзя сдаваться. Оба уже неслись к мне плечом к плечу.

Перемещаться опасно, когда так кружится голова, потому я просто взлетел. Одно из крыльев прошила боль, но они выдержали мой вес, ещё широкий взмах и я оказался выше чужих богов, рванул прочь, кренясь и ныряя — не приспособлено наше тело для такого полёта, со стороны лучше не смотреть — жалкое зрелище, но противники почему-то решили, что я оторвусь от них, воспарю птицей в небеса так, что и не догонишь. Наверное, поэтому они ударили внутренней силой. Оба или один из двух, я не знаю, мне хватило.

Почудилось, что из меня вылетел скелет, пробив мясо и кожу, сознание почти исчезло, я потерял целостность, суть, разум, чувства. Я трупом падал на землю, пробил крону дерева, зацепился крылом, но сорвался, теряя перья. Одно из них, мелькнув перед глазами, на мгновение заслонило свет, окрасив мир в пронзительное индиго. Твердь встретила болью.

Каждую клеточку прострелила мука. Я не мог пошевелиться, закричать. Сдохнуть, кстати, тоже не мог и от этого становилось особенно скверно. Впервые в жизни я позавидовал людям: у них всегда есть выход, лазейка из кошмара жизни, а мне в этом и дальше вариться как раку в кипятке.

Две рожи склонились надо мной. Я видел их странно искажёнными, не понимал толком чего мне ждать, знал лишь точно, что жалости и сочувствия не последует. Удар сапогом по рёбрам отбросил в сторону, ещё один прилетел куда-то в бок, представления не имею какова моя начинка, но она так злобно напомнила о себе, что я, наверное, всё бы на свете отдал лишь бы иметь возможность завыть в ответ.

Кричать я не мог. Совсем. Ещё замах. Даже не съёжиться, чтобы хоть как-то уменьшить боль. Удар последовал, но сразу тёмный схватил светлого за руку.

— Довольно! Хватит с него. Отвечать ещё за этого скота!

— Пусти! Ничего с ним не сделается, пусть терпит, в другой раз неповадно будет!

— Не зарывайся, если настучит начальству, и нам не поздоровится!

Слова грохотали в голове как кирпичи на стройке, я едва их понимал, не складывались они в стройное здание, просто стучали. Светлый внушал мне куда больший ужас, чем тёмный, я с самого начала в них не ошибся. Белое лицо исказилось, смуглое исчезло, не иначе Сварф оттолкнул моего единственного заступника.

— А чтобы никому ничего не наболтал, надо проучить его так, чтобы и мысли не возникло, открывать рот!

Он вновь прошёлся по мне, не кулаками или сапогами — силой. Это по лежачему-то! У людей и то правила боя честнее.

Меня вдавило в траву и песок. Каждой молекулой, волной, каплей крови, болью. Вот когда она накрыла со всей жуткой мощью. Я не знал, что так бывает и не хотел знать.

— Ты ненормальный! — заорал Горелый. — Оставь этого ублюдка, у нас есть дела поважнее. Он так побит, что никуда не денется.

Я не верил, что тёмный способен достучаться до светлого, но как видно задел нужную струну. Сварф выпрямился, явно передумав месить меня кулаками.

— Хорошо! — сказал он. — Сначала разделаемся с его людишками, так получится ещё больнее.

— Идём! — торопил Горелый.

Он хотел мне помочь, но губил наше дело. Ари не появился, значит события пока не дошли до важной нам точки. Если эти двое попадут на поле действий они переломят ситуацию под себя и уже ничего не будут стесняться после того что натворили здесь, после того, как я качественно их разозлил.

У меня, конечно, большой талант собирать тумаки, я проявил его с блеском, но отпустить врагов я не имею права.

Снять блокировку в таком состоянии я не мог, это и здоровому совсем не просто. Вот только прикол в том, что я избавился от неё заранее. До последнего надеялся, что пользоваться не придётся, но подготовил себя к самому мрачному развитию событий.

Я призвал энергию, и она откликнулась, встала бешеным потоком, разом снеся боль и убрав повреждения. Я вскочил на ноги и послала волну вдогон. Обоих богов снесло с ног, покатило по земле. Я сожалел, что приходится бить и тёмного, но точно знал, что надо. Он сразу вернётся на сторону своего приятеля, когда поймёт, что я сотворил. За моей спиной стояла могила, а кто в неё хочет? Вот так!

Я ударил довольно слабо, не хотел вредить и калечить, лишь остановить, задержать здесь, чтобы события там могли развиваться по правильным законам. Гуманизм пришёлся не к двору. Когда оба чужих бога извернулись и стали против меня, прянула от них такая мощь, что не освободись я полностью долго мне пришлось бы собирать свои частицы по задворкам вселенной. Не факт, что все бы нашлись.

Блокировка более не мешала, я был полностью свободен, и когда, наклонившись к земле, встретил и смял чужой удар, планета содрогнулась, проверяя себя на прочность.

Вот так и начинаются ядерные войны — мелькнула в голове глупая мысль. Ари, свалившийся к нам из облаков смотрел на меня с ужасом. Эх, чуть бы пораньше ты пришёл ко мне, светлый бог, а, впрочем, я не о чём не жалел. Я выполнял свою задачу.

Глава 19

Первый этап порабощения чужих переселенцев прошёл хорошо. Честно говоря, у меня были сомнения, очень ненадёжными казались руководители землян: они как перед нами поплыли, так и среди своих способны дать слабину. Жалкие существа, даже на слабость которых не стоит полагаться, но их подчинённые послушно начали огораживать свой будущий загон.

Рагонтар поглядывал на всех самодовольно, сверху вниз. Не иначе гордился богами, которых прятал в рукаве и никому не показывал. Я убедился в их существовании, поскольку явственно ощутил присутствие могучей неведомой силы, но никак не мог уверить себя в том, что она действует лишь нам во благо. Сомнения раздирали, но заговорить о них, значило нарваться на острастку, а вот этого не хотелось.

Боги — это же так несуразно в нашем конкретном жёстком мире. Если они есть на свете, с какой стати им помогать одному народу и вредить другому? Если они готовы за кого-то радеть, то ведь не просто так. Чем мы расплатимся за принятую без раздумий поддержку?

Гадко, надо сказать, было на душе. Присматривая за изменениями в лагере землян, я никак не мог отделаться от ощущения, что и они наблюдают за нами. Защиту мы так и не сняли, но чувство взгляда на затылке не проходило. Как не убеждай себя, что те, что копошатся внизу всего лишь букашки, чья судьба предрешена, а избавиться от сомнений трудно.

Многие из племён, на чьё имущество мы покушались, давали достойный отпор. Не слишком ли мы полагаемся на сведения, полученные из странного источника и преданность мерзавцев, что отдали на откуп свой народ?

Заговорить на эту тему с Рагонтаром я не решался, он сам постарался, как он выразился, приободрить.

— Всё идёт правильно, капитан. Ещё немного и мир будет наш, и эти существа тоже. Строители они неплохие, погляди как стараются, однажды нам возведут дворцы и заводы. Заживём лучше, чем дома.

Он покровительственно хлопнул по плечевой платине. Я от души понадеялся, что отбил себе при этом ладонь.

— Переселенцы волнуются, — сказал я, стараясь сохранять максимально нейтральный тон. — Планета вот она прямо перед нами, а мы всё примериваемся.

— Потерпят, — сморщился он. — За тем, что происходит, полезно наблюдать со стороны. Сверху!

Он поднял палец, словно хотел придать вес своим словам, но меня эта трибунность лишь раздражала. Почтительно склоняясь перед ним, я не мог его не презирать, потому что понял главное. Кружение по орбите имело своей целью жёсткий контроль, а не просто наблюдение. Рагонтар тоже не доверял ни своим богам, ни руководителям землян. Он хотел сохранить возможность жахнуть из орудий по долине, которая представляла собой отличную мишень.

Разумная предосторожность, что там говорить, но ложь, что он лил нам в уши не могла ведь обмануть до конца. Здесь, без поддержки империи мы могли рассчитывать лишь на себя, и любая ошибка обещала трагические последствия.

Наблюдая за работой землян, а я очень часто это делал, потому что больше и заняться было нечем, я испытывал странное раздражение. Пытался понять, с чего бы это низшие существа чем-то меня задевают, они всего лишь будущие вещи. Это сейчас они ещё мыслят и строят не только заборы и дома, но планы, скоро мы это исправим, и тогда посёлок на нашей планете превратиться в очередной лагерь безликих рабов.

Почему меня так тревожило то, что показывали экраны? А то я не навидался разумных существ — в космосе этого добра навалом. С одними мы воевали, от других держались подальше, третьих давно подмяли под себя. Последнее случится и с землянами. Непременно!

Осознание пришло, не в рубке, а когда ушёл в свою каюту, оставив на вахте Зумарига. Я решил было завернуть в ту часть корабля, где содержались самки, посмотреть, как они вынашивают моих детей, но потом передумал, осведомиться о целостности своего потомства я мог и дистанционно с пульта. Вот набирая вызов я и понял ту важную вещь, которая не давала покоя.

Эти существа, там на планете, наверное, как и мы, жили иерархией, но их правила главенства и подчинения и сравнить было нельзя с нашими. Если подсчитать всех живых существ, что прибыли на их корабле и на нашем, то выходило примерно поровну, но у нас существовало чёткое деление на господ, их самок и рабов. У них этого не было. День за днём я наблюдал, как они трудятся не покладая рук. Самцы и самки плечом к плечу, дружно и уверенно.

Сначала я думал, что не все особи свободны, поскольку поверить в этот факт было трудно, но при близком знакомстве убедился, что где-то внутренне, да и внешне они держались на равных. Господами, пожалуй, следовало величать лишь тех пятерых, которых мы заставить принять нашу сторону, да их охрану. Жалкая кучка и против неё стояли не бессловесные рабы, чьё сознание плавает в тине оглушающих препаратов. Эти люди, трудившиеся весь световой день, вольно общавшиеся друг с другом, весело купавшиеся в прозрачных водах озера — все они были воинами.

Случись нам драться с земным народом примитивным способом, без наших орудий и энергий, что мы сможем противостоять? Мужчин у нас мало, самки разбегутся, потому что всё, чему их учили это вынашивать потомство и растить его затем до тех пор, пока мальчиков не заберут в мужские школы. Самочек оставляли матерям, чтобы они подготовили новые поколения живых инкубаторов. Рабы вообще никакого сопротивления не окажут. Им всё равно и агрессивность их давно подавлена ради безопасности хозяев.

Справившись о благополучии плодов, я задумался и о другом. Мы не считаем самок равными себе, относимся к ним как к неизбежному злу и тем самым превращаем их в обузу. Эти изнеженные пустоголовые создания не станут драться плечом к плечу с нами. А вот женщины землян поддержат своих мужчин, а то ещё и возглавят атаку, я замечал, что командуют у них и те, и другие.

Наблюдая, как эти создания парами прогуливаются под деревьями, я пытался понять, какая сила заставляет их всё время быть вместе, а не ограничивать общение периодами спаривания. Они обнимали друг друга даже если не хотели зачать ребёнка, гладили партнёра руками, дотрагивались губами, какие ощущения возникали при этом? А ведь они чрезвычайно ценили эту близость даже без совокупления. Следя за некоторыми парами, я видел, что расходятся они после прогулок в разные домики, то есть, им приятно было иногда находиться вместе.

Странную тоску порождали внутри причудливые манеры этих дикарей. Иногда мне казалось, что я испытываю зависть к ним. Что если в близости с другим существом есть нечто ценное, а мы этого просто не понимаем?

День или два я не интересовался происходящим в лагере, точнее делал вид, что мне всё равно, ограничивался формальным присмотром, но наблюдать за общностью, а не стадом или толпой — оказалось невыносимо притягательным.

Насколько я знаю, ни моих помощников, ни Рагонтара и его приближённых не увлекало копошение внизу. Они лишь проверяли, успешно ли воздвигаются границы загона, да и то нечасто, и не интересовались ничем более. Рагонтар что-то проповедовал переселенцам, как видно внедряя в умы веру в новых богов, но меня к счастью обязанности удерживали в рубке.

Не знаю, чтобы бы случилось, не привлеки моё внимание необычное оживление в лагере, причём ранним утром, когда работы обычно не начинали. Мы уже привыкли, что земляне воздвигали не только ограду, но и какие-то домики, я считал это разумным, когда начнётся сезон дождей придётся ведь этим слабым, плохо приспособленным к перепадам температур существам где-то укрываться от непогоды, но то, что я узрел сейчас мало напоминало жилое помещение.

Признаю честно, я не вдруг понял, что вижу. В своё оправдание должен сказать, что я ведь не привык наблюдать со стороны свой корабль и его оснащение, потому довольно долго разглядывал странный феномен посреди лагеря, не питая особой тревоги. Быть может новое сооружение служит для производства строительного материала? Такой маленький заводик в полевых условиях.

Отчаявшись разобраться сам, я задал режим сканирования объекта, да и всего лагеря в целом, а когда приборы слежения выдали результат, мигом покрылся потом. Лишь теперь до меня дошло, почему так знакомы контуры этого угловатого зверя из металлов и керамики.

Орудие! Наши будущие рабы не пожелали становиться таковыми. Не знаю уж каким способом, но они обыграли нас. Отвели глаза и сумели собрать пушку, не иначе в бункере под землёй, потому что соорудить столь сложную вещь за то время что мы облетали планету было решительно невозможно.

На вахте я находился один, мы теперь редко дежурили группой, не видя в том большой нужды, потому постарался взять себя в руки и велеть сканеру произвести более глубокое исследование. Вдруг всё же заводик собрали, просто он трагически похож на смертоносное орудие? Корпус экранировал внутренности объекта, несмотря на все мои старания, я не мог уточнить конструкцию, зато уловил отмеченную приборами пульсацию энергии.

Теперь следовало доложить о происходящем Рагонтару. Я не то чтобы испугался ответственности, меня страшила собственная убеждённость в том, что эти земляне могли собрать пушку у нас под носом, потому что не хотели быть рабами и решили сражаться до конца, пусть погибнуть всем переселением, но и нам не дать шанса на благополучную посадку и какие-никакие запасы на первое время. Война страшна тем, что истощает ресурсы, которые здесь негде взять, и, если готовым пожертвовать собой землянам было, как видно, всё равно, что в случае победы они останутся ни с чем, наше племя таким безумием не отличалось.

Лучше вовсе не иметь новых рабов, нежели заполучить дыры в корпусе или сбой двигателей. Куда бы не попал залп этой пушки, он отнимал у нас слишком много.

Я связался с Рагонтаром и доложил о том, что происходит. Время казалось гибким как пружина, и оно было врагом. Я не знал, когда орудие накопит первый заряд, и куда пойдёт энергия. Я испугался.

Он пришёл в рубку. Один. Уставился на изображение. Сейчас, когда светило немного поднялось, озаряя орудие, оно выглядело ещё более зловещими. У меня внутри натягивались больно нервы. Я представлял, как такие штуки наводятся на цель. Никогда не знаешь, куда грянет залп, потому что любая пушка несёт на себе обманные конфигурации, именно помехи от них мешали нашим лучам проникнуть глубже и изучить объект полнее.

— Это действительно боевое оружие? — ошеломлённо спросил Рагонтар.

Я никогда ещё не видел его таким растерянным.

— Это крайне мало похоже на шутку, — ответил я с трудом сдерживая раздражение. — Где же твои боги, почему они не разберутся с чужаками?

— Я пытаюсь с ними связаться. Повремени немного, сейчас мы узнаем всё.

Ждать, когда они ударят первыми? Мы конечно, сможем ответить, но что потеряем, упустив единственное преимущество? Как много ресурсов пропадёт зря потому, что этому идиоту мало показалось тех рабов, что спали на нарах в трюме?

Боги — все наши беды от этих неведомых существ! Расстреляй мы долину сразу, не позволь землянам хозяйничать в ней, сейчас уже сидели бы на планете и наслаждались долгожданным отдыхом. Что это за высшие существа, от которых один лишь вред, зачем они нужны? Пусть мы не слишком верили в прежних богов, но те хоть не вмешивались в нашу жизнь.

— Когда же, старейшина, ты познакомишь меня и других с этим милостивыми созданиями? — спросил я. — Я много слышал о них, почему не имею права их лицезреть? Любая религия даёт такую возможность адептам.

— Потому что эти боги не картинки, статуи или предания! — горячо ответил он. — Они есть на самом деле, я разговаривал с ними и касался их крыльев.

— Тогда почему только ты? Не потому ли, что эти существа, высшие они или нет, держат не только нашу сторону, но и помогают землянам, что сумели нас провести?

— Ты договаривался с их руководителями, значит обманули они тебя!

Мы уже практически кричали друг на друга. Я быстро проверил, изолирована ли рубка от других помещений, не стоило прочим слышать эту свару. Хорошо, что Рагонтар явился на мою территорию, ему не следовало этого делать. Он допустил ошибку.

— Где твои боги? — повторил я. — Покажи их, или нам срочно нужно что-то решать.

Я подумал, что он не понимает, насколько велика опасность. Если земляне собрались дать бой, они не станут медлить и дожидаться пока наше судно уйдёт за горизонт, они понимают, что пушек у нас больше и энергии тоже, они постараются нанести превентивный удар.

Как я сумел объяснить всё это Рагонтару за считанные мгновения — сам не знаю, но он схватил на лету, всё же старейшиной его выбрали недаром. Боги его не откликались. Я понял это по несчастному выражению лица, ставшего вдруг жалким руководителя.

Мы оба не отрываясь смотрели на экран и когда орудие шевельнулось, поворачиваясь, как казалось в нашу сторону, нервы не выдержали у него первого. Я ещё тянулся к сканеру, стараясь вычислить конус поражения, когда он крикнул:

— Уничтожь их! Сожги!

Странное сомнение посетило в самую неподходящую минуту. Почудилось вдруг что боги, которых так отчаянно призывал Рагонтар на самом деле здесь рядом, стоят за спиной и смеются, хотя и непонятно чему. Они вели свои игры, мы принялись тягаться с силой, которую не могли даже постичь.

— Стреляй! Это приказ! — вновь заорал старейшина.

Я не мог не послушаться. Презирая его, я всё же ходил под его началом и обязан был повиноваться каждому слову. Я быстро снял пломбы и привёл в боевое положение рычаги подачи. В голове звенел язвительный смех мнимых богов, мешал сосредоточиться. Я стиснул жевательные зубы, и дал мощность в крайние орудия.

Мы не готовились к бою и камеры сидели на нуле, потому несколько томительных мгновений, целая вечность прошла прежде чем начали одна за другой зажигаться окна контроля.

— Бей же! — снова вмешался Рагонтар.

Он выглядел таким испуганным, что я в противовес его состоянию немного успокоился.

— Нужно набрать импульс отдачи, — пояснил я коротко.

Я сделал всё, что мог, и мне тоже казалось, что мы опоздали, вот именно эти крошечные частички упущенного времени приведут беду, потому что земляне ударят раньше. Мы ведь не знали успели ли они накопить достаточный заряд.

Вот ещё, совсем немного. Полный свет! Я хотел вздохнуть перед тем как отпустить рычаг подачи, но не рискнул сделать даже это.

Корабль слабо содрогнулся, гася реверс, потом ещё раз. Не веря своим глазам, я смотрел как без всякой команды с моей стороны ожил пульт ходового слоя. Сила потекла по внутренним канонам. Наши пушки не грянули, или это чужое орудие успело накрыть залпом как раз в тот момент, когда мы просто не могли отработать защитными экранами?

Глупые нелепые детские мысли метались в голове, я видел, как погас пульт орудий, ощутил, как от мощного аккорда ходовых машин застонал корпус. Я честно попытался остановить безумие вышедшей из повиновения техники, но ничего у меня не вышло. Кто-то замкнул систему вне рубки, и чтобы навести порядок, требовалось бежать к сердцу корабля, к его батареям, но я уже видел, что на это не хватит времени. Его вообще больше ни на что не осталось.

Всё, что мы ещё могли — это спасти себя.

Я прыгнул в кресло и включил местную защиту. Рагонтар тоже, как видно, сообразив, что происходит нечто странное успел неловко рухнуть на место пилота. Он шарил пальцами по поручням, пытаясь уберечь себя полем, но не находил нужной клавиши, не привык ведь делать что-то руками. Как и старейшины землян, кстати.

Я наблюдал за ним без тени жалости. Наверное, будь на нашем месте люди, они боролись бы сообща. Эта странная мысль царапнула и не отпускала всё время, когда корабль собирался с резервом и уходил в прыжок, который рассчитали для него не то эти самые боги, не то пришельцы с неведомой Земли, одна мысль о которых приводила меня в куда больший трепет, нежели страх перед неведомым.

Когда все граждане, как один — воины, нет, с таким народом лучше не вставать на честный бой. Может быть и к лучшему, что мы уходим. Доберёмся ли только до родной планеты или куда-то ещё?

Рагонтар начал вопить, когда его придавило перегрузкой, потом затих, я не обращал внимания. Я выживал, размышляя о том, что погибших окажется довольно много, мы ведь не давали предупреждения о старте. Хотя, если подумать, программа отхода выглядела элегантной, даже мягкой, я про себя подивился. Кто знает, вполне вероятно, большинство уцелеет в навязанном нам катаклизме.

Вот только есть здесь один субъект, которому более незачем жить. Если он выкарабкается из передряги, обязательно свалит всё на меня, а я так не желаю. Я добью старейшину, и пусть в наших несчастьях окажется виноват он. Достаточно бросить толпе эту кость, и она удовлетворится свежим мясом.

Рагонтара выкинуло из кресла и теперь он лежал на полу. Кровь тихо расползалась из-под смятой грудной платины. Я наблюдал за ним с равнодушным любопытством. Время в прыжке тянулось вечно, но это уже не имело значения, а когда судно завершило маневр, я, не вставая с кресла включил обзорный экран и приборы. Пришла пора определиться с нашим местоположением.

Кажется, в целом мы остались живы и дела наши шли не так и плохо. Я запустил систему проверки корпуса, включив заодно обзор и просто не поверил глазам. Прямо в безвоздушном пространстве, на несущемся с огромной скоростью корабле, на подорудийной броневой площадке, сцепившись, ожесточённо дрались два странных существа. Одно было чернолицым какРагонтар, другое светлым, а ещё за спинами у обоих бестолково метались крылья, совершенно не нужные в безвоздушной среде и потому особенно нелепые.

Боги, это же боги Рагонтара! И вот на них он полагался, на их помощь и содействие рассчитывал? Впрочем, пусть делают, что хотят, я не старейшина, я буду управлять своим умом, а не занимать ничтожный чужой, вот только пора доделать самое важное, пока не прибежали мои помощники.

Я поднялся и точным ударом прикончил Рагонтара. Он так и не очнулся, ушёл без страданий, хотя заслуживал худшей участи. Глядя на нелепую словно раздавленную фигуру, я прикинул, что следовало для начала его трахнуть, а добивать уже потом, но не тянуло, если честно, и прикасаться лишний раз к этому уроду.

Той ли головой мы думаем, когда строим своё общество. Может быть, пора что-то менять в нём и в себе?

Запищал дверной сигнал, кто-то требовал доступа. Убедившись, что не напортачил, и Рагнотар действительно мёртв, я наскоро скроил скорбное выражение лица и отомкнул замок люка.

Глава 20

Мы невольно вцепились, кто во что мог, казалось, планета просто распадётся на куски. Не то чтобы удар показался так силён, присутствовало в нём что-то глобальное, всеобъемлющее. Я царапала пальцами землю в поисках надёжной опоры, да просто моральной поддержки, потом нащупала корень и сжала его изо всех сил. Дерево трепетало каждым нервом. Страх пробрал и его до кончиков ветвей, но вдвоём нам стало легче.

Что происходит? Откуда рухнул катаклизм? Накрой долину залп чужих орудий с орбиты, нас бы убило и всё, я понимала, что планета раскачалась по другой причине. Где-то гремел совсем иного масштаба бой? Сберечь бы этот мир от разрушения, если мы его отвоевали.

— Как-то пугающе начинается новая эра! — прошептала Дилси.

Воцарилась тишина, такая полная какой обычно вообще не бывает. Ветер и тот стих, не шелестел листьями, хотя, кажется, должно быть наоборот. Не может такое потрясение без всяких последствий сойти на нет. Штиль перед бурей? Что нас ждёт? Старые клише не срабатывали на свежей планете.

Внизу в лагере тоже всё замерло. Отсюда я видела, что люди стояли, или сидели, не удержавшись на ногах в момент толчка, но никто не двигался. Мы все как один человек, ждали, хотя и не знали, чего. Второго содрогания тверди, медленного разрушения планеты, рёва воздуха, уходящего в пространство?

Первыми устали изображать немую сцену две совсем молоденькие девушки, что цеплялись за склон ниже нас, не успев вскарабкаться сюда. Они встряхнулись как собачки, словно сгоняя отслужившее своё оцепенение и принялись деловито подниматься дальше. Я следила за ними, затаив дыхание, но ничего страшного не происходило.

Затем в лагере, кто-то сдвинулся с места. Началось неуверенное ещё шевеление. Люди оглядывались, словно спрашивая друг у друга совета и разъяснения. Несмотря на изрядное расстояние, я хорошо видела фигуры, хотя и не различала лиц.

Наша гротескная пушка всё так же дерзко глядела в небосвод, бросала вызов, но не могла же она сработать? Говорят, и незаряженное ружьё один раз в жизни стреляет, только вряд ли это условие применимо к макетам.

Я сама не заметила, как немного расслабилась, села свободнее, отпустила корень. От почвы шла странная щекочущая энергия, она не тревожила, зато наполняла силой.

Терзало лишь одно беспокойство: чем завершилась наша отчаянная авантюра? Значит ли странный удар, что чужой корабль уже отправился в родные космические глубины или ничего ещё не решено, и в любой момент на нас может обрушиться огонь или куда более страшная кара — туман слабоумия?

Где крылатые? Почему молчат? С ума ведь сойдёшь сидеть тут и ничего не ведать! Злость вспыхнула и сразу сменилась волнением. Вдруг наши боги погибли, защищая нас, и это сотрясение планеты последняя судорога их живого дыхания? Не простые они существа, такие тихо не уходят. Что тут следовало думать, во что верить?

Я постаралась постичь их судьбу, появились же во мне какие-то новые возможности, но ничего не вышло, вселенная мне не ответила.

Слабый ветерок коснулся кожи, шелестнули листья над головой, колыхнулись былинки. Планета, словно поверив, что ничего дурного больше не случится, приводила в порядок пёрышки.

Сразу вспомнились роскошные крылья наших отважных богов. Где Мерцур, где Аргус? Ещё немного и я сама их убью, когда явятся на глаза.

— Что будем делать? — спросила Ланка.

Да, какие бы чудеса не происходили в мире, жизнь продолжалась, звала вперёд. И я решилась.

— Спускаемся в свой модуль и пробуем отследить корабль над нами.

Чужаки укрывались за системой невидимости, нам незнакомой и потому нерасшифрованной, но Аргус сообщил параметры орбиты, значит, мы могли наблюдать возмущения пространства. Материальное тело всегда воздействует на то, что его окружает.

— Эй, мы зря сюда карабкались? — окликнул кто-то из людей, что прибежали вместе с нами, я не узнала голос и не обернулась.

— Погуляйте по горам, раз уж выбрались на природу, — ответила Дилси. — Нам надо кое-что проверить внизу.

Больше никто не задерживал.

Михаил и другие мужчины всё ещё бродили возле пушки. Выяснилось, что мысль убедиться в наличии корабля на орбите посетила и старшего капитана, он уже отправил самых опытных ребят к радиотелескопам. По расчётам чужое судно ушло за горизонт, так что я не спешила за пульт. Мы поговорили о чём-то, о совершенных пустяках.

Спешащего к нам паренька Михаил сразу узнал и напрягся.

— Пленные сбежали?

— Нет! — ответил запыхавшийся юноша, взгляд его тревожно метался, словно искал сочувствия. — На месте, только с ними что-то случилось. Они как роботы. То бушевали, требовали свободы, грозили карами, а сейчас сидят спокойно смотрят в одну точку и слушаются любой команды.

Холодно стало, словно ветер с ледников подул, я плотнее запахнула полы куртки. Что если, не поверив руководителям на слово (а кто же доверяет предателям?), чужаки подсадили им ампулы с соответствующим веществом? Не справился с задачей — получи кару. Быть может и половина из нас уже пускала бы слюни идиотов, не смени мы воду, не контролируй пищу, не держи под строгим наблюдением все лекарства и десять раз проверяя любую инъекцию?

— Разберёмся, — сказал Михаил. — Если не доставляют хлопот, то и лучше.

— Думаешь, это произошло потому, что корабля на орбите больше нет?

— Будем настороже, пока не убедимся.

В моём кармане деловито пискнул коммуникатор, словно ещё раз напоминая, что в мир вернулась нормальная жизнь. Таис. Хочет сообщить мне, что Игорь стал таким же как другие распорядители? Вот новость, которая волнует меня меньше, чем любая другая. Пусть я жестока, но это так.

— Да? — сказал я неохотна.

— Рена, можешь прийти в морг?

Голос звучал так странно, что я не знала, что и думать. Таис не сказал более ничего, отключилась, а я со всех ног припустила к нашему модулю. Дилси и Ланка бежали за мной, но я прогнала их в рубку. Если есть новости — сообщу, а за небом чем больше глаз следит, тем лучше.

В морге уже, как ни странно, прибрались. Тело исчезло в одном из боксов, а возможно к нему присоединились и другие, ровный гул охладителя наполнял помещение. Каталка стояла у стены, а возле неё, понурясь, топтался белокрылый бог.

У меня замерло, забыв стучать, сердце. Почему он так удручён? Наша авантюра сорвалась или что-то случилось с Мерцуром?

— Ари!

Он поднял голову, кивнул. На меня глядели небесного цвета совершенно несчастные глаза.

— Мы проиграли? — торопливо спросила я.

— Нет. Всё получилось, корабль ушёл, как и предполагали. Никто не угрожает вам больше.

Обрадовалась я или ужас стал ещё крепче?

— Мерцур, он…

Всё, что смогла произнести.

— С ним плохо, Сирень!

— Он ранен? Умирает?

Да что же он мямлит! Бог он или не бог? Вот несчастье!

— Нет, его физическое состояние удовлетворительное, пострадал, но поправится.

Аргус вздохнул, замялся, словно не решался сообщить подробности или не знал, как сделать это в доступной форме.

— Скажи проще! — попросила я.

— Он несколько превысил пределы необходимой обороны и должен будет за это расплатиться.

Объяснил называется, я до сих пор ничего не понимала.

— Его казнят? Надолго посадят в тюрьму?

— У нас не применяют такие наказания! — шокированно произнёс Аргус.

Стукнуть его хотелось всё больше.

— Я могу увидеть его сама?

— Да, позднее, сейчас он не может — провожает чужой корабль, чтобы убедиться в полном успехе операции. Вечером приходи к тому дереву, где встречались.

И растворился, мерзавец, в воздухе.

Ну жив, здоров, а остальное приложится. Я волновалась за Мерцура, но у меня сложилось впечатление, что Ари не слишком хорошо знает, какие последствия будут у всей авантюры, которую они провернули вместе с нами, и немного преувеличивает опасность.

Первым делом я побежала к Михаилу, заскочив по дорогу в рубку, и сообщила, что угрозы больше нет. Девчонки сказали, что всё равно побудут на посту, раз уж взялись, надо довести начатое до конца. Я не возражала. От нетерпения всё валилось из рук, но солнце невыносимо медленно ползло по горизонту.

Чтобы скоротать время, я пошла на расчистку площадки для строительства, хотя Михаил предложил устроить что-то вроде праздника. Впрочем, сам он тоже присоединился к тем, кто работал, отдыхать захотели немногие. Нам предстояло обживать наш теперь мир и не стоило расслабляться даже ради торжества.

Искупавшись в озере и ещё немного приблизив свидание, я надела красивое платье, причесалась и пошла к старому дубу. Почему и не называть его так? Звучит красиво. Потом сообразим, какое слово подойдёт лучше. Выберем новые имена или дадим дорогу старым — для этого уже установился на планете рабочий порядок.

Ари назначил неопределённый срок, и я думала, что приду слишком рано, да ещё засомневалась, какое именно дерево крылатый имеет в виду, и мне придётся карабкаться по круче, но, когда выскочила на знакомую полянку, обнаружила, что Мерцур уже ждёт. Я кинулась к нему со всей прытью, на какую была способна.

Тревога отступила, от радости хотелось петь, но я только задыхалась. Лишь теперь меня по-настоящему отпустило. Не только враг повержен, но и друг жив — всё сложилось как надо.

Синекрылый наблюдал за мной, мягко улыбаясь, но навстречу не бросился. Зато, когда я села рядом, сгрёб таким знакомым движением, что дыхание у меня окончательно сбилось, и зарылся носом в тонкие кудряшки на затылке.

— Сирень, — проворчал он как большой довольный кот.

— Ты в порядке? Не ранен, не болен?

— Как приятно, когда кто-то заботится о тебе, хотя ты и неубиваемая скотина.

Судя по голосу, он улыбался, но выглядел всё же утомлённым или грустным. Я успела разглядеть.

Несколько минут мы сидели обнявшись, словно заново привыкая друг к другу или согреваясь общим теплом. Потом поглаживания сделались настойчивее и скоро Мерцур уложил меня на постель из синих крыльев и даже раздеть успел, хотя как ему это удалось не представляю.

Мужчине важен секс: для успокоения или самоутверждения, потому я охотно позволила ему всё, что уже происходило между нами раньше, и опять получила удовольствие не такое острое как в прошлый раз, зато долгое и глубокое. Я чувствовала себя защищённой в его руках и ещё — важной, не знаю, почему. Мы по-своему отмечали праздник начала новой эпохи.

Мерцур легонько ласкал меня, давая возможность прийти в себя, кажется, и сам он теперь был не так напряжён и отстранён, как в начале встречи. Мы согрели друг друга всем теплом, что припасли для этого случая.

Следовало спросить у него, что будет с ним и с нами, поговорить о самом важном, но я решила начать с другого, с того, что не давало покоя эти дни, да так, что терпения в запасе практически не осталось.

— Мерц, — шепнула я в аккуратное ухо. — Я могу от тебя забеременеть?

Нет, наверное, мужчины, на которого подобный вопрос не подействовал бы ошарашивающе, вот и синекрылый замер на мгновение, а потом чуть отстранился, чтобы заглянуть мне в лицо.

— Я не ослышался? Ты хочешь ребёнка от меня или это фигура речи?

Не спросил: боюсь ли я залететь. Всё же в очередной раз доказал, что он не совсем человеческий мужчина. Меня, впрочем, детали сейчас не беспокоили. Я собиралась прямо идти к своей цели.

— Да, хочу, это возможно?

Мерцур вновь улёгся рядом, бережно меня обнимая. Моя голова лежала на его плече, как он ухитрялся не переломать крылья в такой позе, я не представляла, наверное, имел богатый опыт.

Ответил не сразу. Должно быть, чего только не успел передумать за короткий срок, учитывая скорость божественного мышления.

— Это возможно, Сирень, но ребёнок от меня не родится человеком.

— Он будет таким как ты?

Опять последовала пауза, полная не то сомнений, не то точных расчётов. Мерцур не уставал меня удивлять. Он произнёс спокойно:

— Нет, это тоже исключено. Пойми, мы с тобой существа совершенно разного порядка, и совместить наши гены достаточно сложно.

— Тем не менее, ты говоришь, что это реально.

— Да, ты, наверное, заметила, что с момента знакомства со мной в тебе произошли некоторые изменения.

— Я уже беременна?

Испугалась и обрадовалась одновременно. Страшило, что непростые удары последних дней могли повредить плоду, а радовалась, что всё уже получилось и сбудутся в скором времени самые радужные надежды.

— Нет, я бы не позволил себе так поступить без твоего осознанного согласия. Тут другое. Много тысячелетий назад ваши тогдашние боги, как видно не устояли против красоты человеческих женщин и оставили в вашей популяции свой след. Генетический я имею в виду. Очень разбавленный, но ты несёшь его в себе.

— И как это повлияет на зачатие?

— Я могу запрограммировать ребёнка, который возьмёт от тебя только эту скрытую структуру. В остальном он будет моим.

— Подожди, но раз во мне частичка старых богов, значит от вас у человеческих женщин рождались люди. Почему нельзя сделать то же самое сейчас?

И он опять ответил вдумчиво, серьёзно, словно произошедшие события начисто или отчасти лишили его прежнего легкомыслия.

— Потому что я не хочу давать жизнь человеку. Решай сама, Сирень.

— Ребёнок родится с крыльями?

— Нет, конечно. Внешне его трудно будет отличить от людей, но я заложу в него более надёжную кровь. Ты станешь матерью бессмертного существа, и сама проживёшь много дольше обычного человеческого века.

Я не знала, что сказать и подумать. Предложение не вызывало во мне протеста, наоборот, странную гордость, не каждому ведь дано положить начало новому народу. Каким он будет? Наверное, прекрасным, а вот не сотрут ли мои потомки обычных людей с этой планеты? Мерцур сказал, словно подслушав мои мысли:

— Ты же видишь, как легко разрушить вашу жизнь, и кто знает какие ещё захватчики пожалуют в ваш мир, когда мы с Ари уйдём? Я хочу оставить вам защитников, которые однажды помогут справиться с очередной бедой. Привязанные к людям и зависящие от них, они не бросят вас в трудную минуту, если вы сами не захотите их прогнать. Правда, они не пропадут и в этом случае.

— А вы с Ари уйдёте?

— Да, Сирень. Это наша последняя встреча.

— Это потому, что вы помогли нам, хотя должны были стоять в сторонке?

— Отчасти, но таков вообще порядок вещей. Ты не переживай за нас. Всё наладится.

— Тогда сделай это!

— Ты решилась?

— Давно. Я хочу сохранить частицу тебя в этом мире, считаю это правильным и готова принять твоего ребёнка.

Он вновь приподнялся, чтобы заглянуть в глаза, а потом склонился к губам с поцелуем и синие волосы занавесили от меня серый мир.

Наша любовь была особенной неторопливой и такой насыщенной, что хотелось запомнить, сохранить в душе каждое прикосновение. Иногда я забывала, что надо дышать, хорошо, что сердце билось помимо моей воли, а то я и его бы остановила, лишь бы не потерять малейшего оттенка этой прощальной любви.

Мерцур ласкал меня и позволял разрядиться сладкими судорогами, а потом приступал вновь, и, хотя мне казалось, что уже пресыщена и не смогу откликнуться на его призывы, всё опять получалось прекрасно. Наша последняя ночь сияла радостью как день.

Когда я от избытка чувство лишилась сознания, даже и не помню. Очнулась на руках Мерцура, уже одетая. Он неспешно нёс меня сквозь заросли к лагерю, аккуратно обходя кусты.

— Это всё, пора прощаться?

— Да, дорогая.

— Мы о многом не успели поговорить.

— Дети однажды расскажут то, что следует. Их будет двое: мальчик и девочка. Ты не сердишься на меня?

— Нет!

Я прижалась к нему, наслаждаясь мерным покачиванием и силой его рук, и теплом, и счастьем, которое он подарил.

— Оставь мнесинее перо на память.

— Можешь вырвать любое.

Я так и сделала. Потом, уже на границе лагеря мы долго стояли обнявшись, молча, лишь делясь теплом, которого уцелело так мало. Когда взошло солнце, я открыла глаза и меня ослепил его тёплый ласковый свет. В тот же миг Мерцура рядом не стало. Я обняла себя руками, словно он всё ещё был здесь, и пошла к лагерю.

Глава 21

Я рухнул на свою кровать, расплескал крылья. Опять налажал? Хотя, в первый раз что ли? Список моих прегрешений уже так велик, что ещё одно маленькое отклонение от инструкций затеряется на общем мрачном фоне. Я не раскаивался в том, что сделал, почему-то был уверен, что и Сирень ни о чём не пожалеет. Из этой женщины получилась бы отличная богиня, жаль чудеса случаются только в сказках.

Да, я породил новую ветвь тьмы, но ведь определённо имело смысл попробовать, пока у меня сила на свободе. Оглянуться не успеешь, как наденут новые оковы, да такие что прежние пустяком покажутся.

Не заговори об этом сама Сирень, я бы предложить не решился, хотя нет, всё равно бы сделал попытку, очень уж идея была хороша. Бог я или не бог? Пока что — да. Пусть и тёмный.

Я наплевал на всё и заснул.

Ари разбудил, деликатно подёргав за крыло.

— Нам пора уходить, Мерц.

Я втянул носом воздух, потом ещё раз, а завершив эти исследования, сгрёб светлого в охапку. Встопорщил ему перья на спине, растрепал волосы. Меня переполняла чистая и совершенно бескорыстная радость:

— Ари, негодник, ты всё-таки решился! И сразу с обеими! Поздравляю! Дился и Ланка очень милые девушки.

Он сердито вырвался, оранжевея щеками, но улыбка растягивала губы против воли и самообладания. Когда довольство плещет через край, удержать его не удастся. Плавали, знаем.

— Не похваляйся своими возможностями!

Я решительно запротестовал:

— Думаешь, это внутренняя мощь даёт о себе знать? Нет, друг любезный, у меня просто превосходное обоняние. Подробности я не расспрашиваю, но скажи, ведь хорошо тебе было? Признайся, предвечерний!

— Да! — сказал он твёрдо. — Очень! Любовь — это искренность и красота, никогда раньше так не думал.

— Вот и сохрани это ощущение, быть может самое важное из всего, что мы здесь почерпнули. Мы многое забудем в рутине иных миссий, но свет любви и тепло товарищества сбережём и возьмём с собой на ступени веков. Пошли, попрощаемся.

Прежде следовало разобраться с постройками. Оставить как есть было нежелательно, поскольку люди рано или поздно сюда доберутся, а зачем подкидывать им лишние загадки? Хватит им природных каверз для качественной тренировки мозга. Я присоединил вторую кучу песка к первой и холм получился ещё красивее, чем был, а оба домика просто развеял по ветру.

Мы скорбно постояли на берегу, лишь потом переместились в долину. Почему-то очутились не под излюбленным деревом, а на том неуютном каменистом склоне, где встретились в первый раз. Я вспомнил, как ни за что ударил тогда ещё едва знакомого светлого и сейчас искренне извинился. Лучше поздно, чем никогда. Он лишь кивнул в ответ. Не сердился на меня, вряд ли это вообще умел.

На самом деле, как ни держался я бодро-весело, а кошаки на душе скреблись. Тяжкая вина на мне лежала, и какой мелочью была по сравнению с ней та мимолётная стычка. Я ведь не только свою карьеру загубил, но и светлого. Да это я снял запреты с заказанной мне энергии и чужих богов выкинул в дальнюю даль тоже собственным разумением, Ари почти ничего плохого не делал, но спрос пойдёт с обоих, таковы правила этой глупой игры.

— Красивая долина, — сказал предвечерний.

— Там хорошо, где нас нет, а там, где мы есть, мигом всё испортим.

Ещё одно прегрешение пинало мою совесть, и я не мог не думать о нём, глядя на рабочую суету внизу, в лагере людей. Они разбирали не нужный более забор.

То есть, я прикидывал, как мне покаяться перед светлым, а так-то ни в чём не раскаивался.

— Мерц, что ты ещё натворил? — тихо спросил Ари.

Оказывается, он успел неплохо меня изучить.

— У Сирени будут от меня близнецы. Мальчик и девочка. Они вырастут и положат начало новому могущественному народу, который сможет защитить людей от пришельцев, претендующих на их планету. Не ругай меня, по крайней мере не очень сильно. Я постарался установить пределы. Этих новых бессмертных привяжет к человечеству жажда горячей крови, потому я и подарил им в наследство свои клыки, но и люди смогут защититься с помощью серебра и некоторых других ингредиентов. Кажется, я опять неправильно употребил слово, ну да это сейчас не важно. А ещё новое племя поведёт ночной образ жизни и станет избегать солнца.

Ари горестно вздохнул. Надеюсь, его терзали мои грамматические ошибки, а не то, что я натворил. Оказалось, нет. Или да.

— Мерц, это ужасно!

— Да ладно тебе, новое племя будет отстранённым и высокомерным, они же типа крутые. Когда люди расселятся по планете, мои потомки окуклят долину, переместят в иную реальность и заживут здесь мирно и в довольстве, пока не придёт время прийти на выручку подопечным.

— То есть, ты надеешься, что они вот такие благородные и совершенные не побрезгуют помогать простым людям? — ядовито поинтересовался Ари.

Вечно он несёт что-то правильное, как самому не надоело?

— Не все же будут такими, — сказал я примирительно. — В них сохранится пусть крохотная, но частица человека, и всегда найдётся тот в ком она распустит правильные лепестки. Я очень надеюсь на это. Имени назревающему народу я так и не придумал, но люди справятся с этим сами. Они умеют.

Светлый более не спорил.

— Пошли, Мерц, задержку нам тоже поставят в вину.

— Да, пора!

Мы встали, бросили последний взгляд на долину, и я успел ещё увидеть проникающим в будущее взором белый дворец на месте безобразных останков космического корабля и мальчишку, носившегося возле пруда — потомка моих ребят. У него даже будет имя похожее на моё, хотя я не успел сообразить — какое. Ари снова заворчал, и пришлось отправиться в путь.

Мы неслись сквозь вселенную огромными скачками и наслаждались рвущейся в дело мощью. Я-то точно наслаждался, а светлый выглядел слегка обалдевшим, когда злая судьба и плохое знание галактикографии привели нас прямо в академию тёмных. Вот, значит, где будет разбираться наше дело, кто бы сомневался.

Нам велели подождать, и мы уселись в приёмной. У моего несчастного товарища был жалкий вид, даже губы его не слушались, когда он пытался улыбаться.

— А знаешь, — сказал он с искусственным оживлением. — Люди назвали новую планету как старую — Земля. Спутник — Луной и ближнюю к ним планету — Марсом.

— Ну звучит неплохо. Я рад за них.

Как ни бодро звучал мой ответ, непринуждённая беседа увяла едва начавшись. В кабинет моего дяди прошёл между тем надменного вида светлый. Он даже не глянул в нашу сторону, и Ари окончательно сник.

— Вот и всё, — сказал он грустно. — Надежды развеяны прахом. Какая может быть карьера после того как мы нарушили все запреты?

Да, ведь он из скромной семьи, и его не отмажут от всех неприятностей могущественные родители. Я всё время забывал об этом, а сейчас вспомнил и призадумался о том, какой неравной окажется наша судьба при общих в целом винах. С этим следовало что-то делать. Главную скрипку, что там не говори, играл я, мне бы и надлежало спеть соло. Сообразить бы ещё — как.

— Ари, не расстраивайся, мы выберемся. Давай, я всегда буду твоим напарником? В любой новой миссии. Не смотри так. Хочешь сказать, что я тебя пугаю, а не успокаиваю?

Он всё же улыбнулся и кивнул.

— Я согласен. Ты хороший товарищ, Мерц. И тебе ещё предстоит многое выучить, а кто присмотрит за этим лучше, чем я?

Не очень-то я его приободрил.

В приёмную вошла тёмная богиня, прекрасная как звезда с неба, и я тут же выбросил из головы все печали. Моя мама всегда несла мне только радость. Встреча произошла бурно. Я подхватил замечательную родительницу, обнял и руками, и крыльями, и она меня тоже. Мы всегда любили друг друга больше, чем прочую вселенную.

Как ни странно, я вспомнил о хороших манерах и представил моей прекрасной тёмной светлого Ари. Он видимо оробел, но мама отнеслась к нему так сердечно, что предвечерний оттаял, глядя на неё с восхищением.

— И какой костёр грозит мне за наломанные дрова? — спросил я, когда всё мы немного успокоились.

— Скандал ты устроил изрядный, — сказала мама, впрочем без всякого осуждения. — Нарушение всех правил поведения, да ещё прямое вмешательство в дела смертных народов.

— Я не раскаиваюсь ни в чём! Вместо того, чтобы заниматься ерундой, я делал полезное дело. Сражаться за свою планету со всеми, кто на неё посягает — вот самая лучшая религия на свете. Я в неё первый запишусь.

— Кто бы сомневался! Твои отец и дядя уже переругались и не один раз.

— Они меня в это и втравили, разве я не прав?

Мама не отрицала.

— Посовещались, решили, что ты избалован, и тайком от меня отправили в эту миссию. Вряд ли полагали, конечно, что ты устроишь вот такой экспромт.

Значит, я правильно отследил цепочку событий.

— Я знал! И почему они всё ещё целы и невредимы?

Мама высоко подняла красивую голову.

— Была у меня мысль пустить их перья по ветру вселенских бурь, но спрятались оба качественно, а потом я решила, что ты и так справишься. Ты умён, отважен и наделён неисчерпаемым трудолюбием.

Я обнял самую прекрасную женщину, которую знал. Как много дала мне её любовь, ну и наставления в боевых искусствах — тоже.

— И ты как всегда оказалась права. Нам с Ари пришлось нелегко, но нашим врагам ещё горше, а разве не это главное в нашем деле?

— Немного нет, — робко вставил Аргус.

Я пока не знал его настоящего имени, но мне хватало и старого. Я объяснил:

— Мой друг, светлый, помог встать на правильный путь, и пусть я с него свернул, по крайней мере знаю теперь, где настоящая дорога, чтобы тщательно игнорировать её в дальнейшем.

Мама легонько стукнула меня крылом по затылку, но я знал, что это для порядка, а так она меня не осуждает. Мы были два сапога пара.

— Мальчики, не дерзите слишком сильно моему старому дураку брату, и всё обойдётся, — сказал она озабоченно. — Мне сейчас нужно уйти, но я скоро вернусь. Главное — учтивость.

— Я всё время Мерцу это говорю, — пробормотал Ари, и мама уставила на него палец, словно намекая мне, с кого следует брать пример. Я покорно покивал.

Уже в дверях мама обернулась и сказала просительно:

— На отца не сердись, он тебя любит и хочет поддержать, хотя и не решается произнести это вслух.

— Обещаю с ним не драться.

— Негодный мальчика!

Нежнейшая улыбка подкрепила это порицание. Мама продолжала баловать меня по своей системе, и я ничуть не возражал против её педагогических усилий. Они сделали меня счастливым и уверенным в себе, дали больше опоры, чем всё папино финансовое могущество. Впрочем, против последнего я тоже не возражал.

— У тебя замечательная мама! — сразу сказал Ари.

Она действительно пришлась ему по душе, я понял это по тому, как он старался ей понравиться. Я сказал:

— Не расстраивайся из-за того, что твои родители не смогли поддержать. Они считают тебя взрослым, да и не пустили бы их на это разбирательство. Это мои пробьют любую стену. Не забывай к тому же, что ректор — мой родной дядя. Всё обойдётся.

— Мерц, я искренне надеюсь, что это поможет тебе выйти из нашей передряги без потерь.

Я внимательно посмотрел на товарища. Он действительно переживал за меня больше, чем за самого себя, хотя для кого последствия оказывались фатальнее? Правильно! Хорошим парнем уродился Ари, и воспитали его как следует. Попрошу маму, чтобы сделала визит его семье, это мигом поднимет их статус, да и успокоятся заодно, поверят, что карьера сына не пошла прахом по вине одного беспутного предутреннего.

Светлый, что входил в кабинет, покинул его всё так же игнорируя наше присутствие, и я понял, что скоро призовут на расправу — по очереди как принято в таких случаях. Я вспомнил мамин совет, и дерзкая мысль зародилась в моей голове. То есть они все были такими, но эта выглядела ещё и правильной, и я обдумал её наскоро, когда, повинуясь призыву топал в дядины объятия. Ну это фигурально выражаясь. Не собирался я с ним нежничать, хотел держать зло и держал.

Он пребывал в одиночестве, мой драгоценный родственник, сидел развалясь и меня созерцал как законную добычу. Милый братик у моей замечательной мамы, недаром она его так нежно любит, что ему приходится прятать древнюю задницу в надёжной норе.

Мне надлежало вести себя почтительно, понурить голову и повесить крылья, но я вместо этого смело шагнул вперёд и развалился на седалище (или сидении?) напротив родича. Наблюдение за сменой выражений его лица обогатило мои познания и натянуло нервы.

— Что ты себе позволяешь, щенок?

— Да какие между нами церемонии, родственник? Ты меня послал в какое-то звёздное захолустье и ещё хочешь, чтобы я отвечал там за порядок? А вот обломись и завянь, милый дядюшка!

Смуглое лицо пошло фиолетовым румянцем, дядя ничуть не походил на маму, в другую пошёл породу, я даже подозревал, что он незаконнорожденный, но особо в это дело не вникал — нужды не было.

— Немедленно извинись и впредь веди себя прилично!

Почему бессмертные думают, что они лучше людей? Вот и рядом ведь не лежало. Я развалился ещё нахальнее, вытянул ноги, расплескал крылья. Уж как довести до синего каления дражайшего родственника я знал точно и тонко. Впрочем, и особых стараний прикладывать не приходилось.

— Я не собираюсь каяться в том, что свершил! — отчеканил, как будто бил в горн (или бубен? Без Аргуса рядом я жутко необразованный! Может по наковальне?). — Вы хотели подстроить мне гадость у вас получилось, но последствия уже произошли, и сделанного не изменишь. В самом деле, положа руку на сердце, вы правда, думали, что я в этой ссылке примусь псалмы распевать?

— Ты будешь наказан! — взревел он.

— Я знаю!

На его лицо страшно было смотреть. Хорошо, что у бессмертных не бывает апоплексического удара. Или плохо?

Дядя отчеканил, словно заколачивал гвоздями гроб, вот теперь я, кажется, выразился правильно, хотя довольно печально.

— На тысячу циклов полное поражение в правах! Изоляция! Позорный ошейник!

Он расправлялся со мной не просто сурово — жестоко, но я лишь усмехнулся. Если я гну свою линию меня ведь ничем не запугаешь. Мама, как всегда, научила верным алгоритмам.

Расправа последовала немедленно. Дядя наложил новый блок на мою силу, такой мощный, что я по сути превратился по своим возможностям в ребёнка, с удовольствием собственноручно застегнул хомут, низводивший меня с самого верха иерархии на самое дно.

— Ступай на хозяйственный двор!

Нужники чистить. Это я образно, конечно, выражаюсь, но по сути мне определили участь рабочей скотины, то есть я получил судьбу, от которой стремился избавить свой народ.

Выходя из дядиного кабинета, я не улыбался, но на душе было светло. Я совершил то, что задумал, у меня всё получилось. Я ведь досконально знал порядки этого балагана и своего дядю тоже. Свирепо расправившись со мной, он к светлому отнесётся более чем снисходительно. Такая уж у них, судей, была манера — противопоставлять провинившихся друг другу. Приняв на свой хребет главную ношу, я почти наверняка выводил из-под удара Ари, а я ведь, как уже признавался, чувствовал себя очень виноватым перед ним. Да мы не будем больше работать вместе, тут получается я его обманул, но зато ему простят сотворённое нами беспутство, и он сможет заниматься любимым делом и получать неплохие миссии.

Увидев в каком состоянии я вышел с судилища, бедняга предвечерний побледнел как его крылья.

— Мерцур!

— Всё наладится, Ари! Хребет у меня крепкий и поверь, не переломиться. Удачи тебе и хороших напарников! Неси в массы что там положено, прости, я этого так толком и не выучил.

Он совсем потух, и я бодро соврал. В последний раз, честное слово!

— Не вздумай за меня заступаться, — шепнул я торопливо, потому что его уже призывали в кабинет. — Дядя вспылил, но пройдёт полцикла, и он сжалится над любимым племянником и всё это с меня снимет. Живи счастливо, светлый! Я пришлю тебе пачку писем, перевязанных красной лентой.

— Зачем?

— Чтобы ты мог их хранить, как принято у людей.

Так мы расстались навсегда.

На пути к месту моего позорного заключения перехватила мама. Глаза её горели грозным огнём, но я знал, что пламя это предназначено не мне.

— Постой, сынок! Сейчас я разберусь с твоим дядей! Мы уладим это дело раньше, чем ты дойдёшь до цели.

— Нет, — сказал я. — Так нужно. Мне и всей вселенной. Пусть несчастная хоть недолго поживёт в безопасности.

Она вгляделась в меня, женщина, которая всё про меня понимала.

— Действительно нужно?

— Да, ты же знаешь, что я справлюсь, и, если быть до конца честным, я всё же виноват.

— Хорошо, сын. Я буду тебя навещать.

Она обняла меня, наплевав на запрет и отпустила вершить судьбу по моему разумению, а я отправился к месту казни. Оно внушало ужас всем, значит, хорошо, что я не впечатлителен.

Как там звали героя, который вычистил знаменитые конюшни (или это герой был прославленный, а не хлев?) Всё равно. Мне бы его проблемы! Труд предстоял огромный, да только когда он меня пугал? Я взялся за дело.

Глава 22

Поле деятельности, которое предоставляют поражённому в правах, никогда не отличается привлекательность. Я ожидал увидеть кошмар и в предвкушениях не ошибся. Складывалось впечатление, что дядя миллионолетьями копил хаос, чтобы от души порадовать родного племянника. Это как же надо было постараться, чтобы довести заведение до такой степени неопрятности. Кто бы испугался, но я — нет. Да, я не идеал тёмного, но работать люблю и не боюсь никакого труда.

Силёнок мне оставили чуть-чуть, так чтобы с ног не падал, потому продвигаться пришлось буквально по шажочку.

Фактически меня поставили уборщиком. Да здесь всё немного сложнее, но я не берусь объяснить, как выглядят места нашего обитания в действительности. Могу обрисовать контур моих теперешних занятий.

Представьте себе комнату, которую требуется подмести. Вы берёте веник и производите уборку. Всё так, но пыль накапливается снова. Можно опять взяться производить требуемую операцию вручную, но если постараться, то вполне реально научить метлу мести самостоятельно. Прошу прощения за тавтологию (или это аллитерация?), но именно так я и принялся действовать.

Я начал создавать системы, которые могли справляться без перманентного контроля со стороны. Когда-то они уже были здесь, но устаревшие примитивные и большей частью основательно заглохшие. Дядя запустил свою академию до жуткого состояния. Тянул время, полагаясь, как видно, на прежний труд.

Ничего, у меня впереди тысяча циклов неволи, как раз хватит, чтобы довести хозяйство до ума. Пусть там, во внешнем мире развиваются и приходят в упадок цивилизации, здесь идёт свой черёд, и он весь мой.

Я трудился, не покладая рук. Первый же приведённый в подлинный порядок закуток привёл в такой восторг, что я невольно оглянулся, чтобы поделиться свершением с Ари. Увы, его больше не было рядом, товарища, которого я не ценил. Я от души пожелал ему успеха в любом деле, за которое он возьмётся.

Теперь я был предоставлен самому себе. Разговаривать со мной никому не разрешалось, но это не значило, что совершенно оставили в покое. Я же говорил, что бессмертные мало чем отличаются от людей и как же быстро это наблюдение подтвердилось!

Любителей пнуть слабого всегда находится больше, чем им хотелось бы. Я на своей шкуре убедился, как плохо быть изгоем. Травили меня тщательно. Особенно ведь приятно поиздеваться над тем, кто сброшен с самой вершины социальной кучи на самое дно.

Злые насмешки я пропускал мимо ушей, грязь, которую подбрасывали нарочно молча убирал, сбитые программы восстанавливал, тогда недоброжелатели перешли к физическому воздействию, очевидно не считая его общением. Меня начали избивать. Нападали всегда скопом. Если у компании хватало совести оставаться в возможностях физического (или биологического?) тела, я вламывал им так, что они расползались, пачкая пол соплями, но большинство не стеснялось пускать в ход внутреннюю мощь и вот тогда туго приходилось уже мне. Я со счёта сбился сколько раз меня изувеченного бросали где-нибудь в тёмном углу, предварительно загадив его до умопомрачения.

Боль, тошнота, головокружение стали моими близкими приятелями, но я всё равно не сдавался. Слабенький от поставленных на меня блоков, я восстанавливался медленно, тем не менее, собирал в кучу скелет и другую загадочную так и не познанную мной анатомию, поднимался на ноги и делал своё дело.

Я не позволял себя приходить в отчаяние. Грела мысль о том, что у Ари всё сложится хорошо, потому что у меня всё идёт плохо, а кроме того я упрям по натуре. Меня трудно увлечь, но если я берусь за какое-то предприятие, то довожу его до конца.

Нет скверной или непрестижной работы, есть удовлетворение от того, как успешно справляешься с любой. Я знал, что упорство и прилежание всегда приносит плоды, стискивал зубы и дальше шёл к своей цели.

Перемены происходили вначале незаметно, но рано или поздно их должны были оценить, и это случилось. Как-то, когда очередная зловредная компания подкараулила меня на задворках, и я приготовился к новым истязаниям на месте действия появилось несколько кадетов постарше и вломили моим обидчикам, как и я бы сумел, не сдерживай меня ограничения внутренней силы.

— Посмеете тронуть его — будете иметь дело с нами! — напутствовал расползавшихся на карачках героев один из парней, а девушка улыбнулась мне и пусть едва заметно, но кивнула.

Невероятное ощущение испытываешь, когда твои усилия приносят такие достойные плоды. Меня, как и положено избегали, обходили стороной, но иногда я слышал разговоры тёмных, обучавшихся в академии. Никто не называл меня по имени, зато отмечали возросший порядок, поредевший, а местами совсем убравшийся прочь хаос, новую атмосферу, которая возникает там, где методично пытаются что-то исправить.

Отправляясь отдыхать в тот крошечный закуток, куда определил меня дядя, я чувствовал себя счастливым. Я не брезговал грязью и восхищался чистотой, и полагал своё занятие вполне достойным.

Навещать меня разрешалось только родителям, и мама появлялась в месте моего позорного заключения регулярно, хотя и довольно редко. Я знал, что она меня не подведёт, а она верила, что справлюсь я. Мы разговаривали не очень много.

В первый раз, когда она пришла, я спросил про Ари, и мама, потрудившаяся проследить за его судьбой, снабдила меня благоприятными сведениями. Светлого пожурили и отпустили с миром, а вскоре он отправился в неплохую миссию в сопровождении вполне достойного тёмного. Я радовался успехам предвечернего и его новым регалиям даже больше, чем если бы это происходило со мной. Ари заслужил правильный путь.

— Этот мальчик хорошо на тебя повлиял, — сказал мама.

Я поразмыслил.

— Трудно сказать. Я и так был прекрасно воспитан, вот разве что мне не хватало умения принимать жизнь такой, какая она есть, но этому я здесь научусь сполна.

Мама поглядела на меня, но так и не завела речи о том, чтобы добиться смягчения наказания, а то и его отмены. За понимание я был ей особенно благодарен. Меня ждала работа, которую я успел полюбить, а ограничения не так уж беспокоили с тех пор, как избивать стали реже.

Отец первый раз заявился не скоро. Я был уверен, что он внимательно наблюдает за происходящим издали, знал, что моя судьба ему не безразлична, но между нами не установилось подлинной близости, всегда существовала дистанция. Мои братья и сёстры все походили на него и внешне и натурой, я же оставался маменькиным сынком, её любимцем, обижать которого никому не дозволялось. Теперь мне вставили по полной, в том числе и стараниями папочки, так что у него были основания опасаться сыновнего неприятия.

На самом деле я ни к кому не питал злых чувств, спасибо Ари, он научил меня этому основополагающему правилу.

Когда отец всё же навестил, мы и заговорить смогли не сразу. Он с невольной брезгливостью разглядывал моё жалкое убежище, безобразную форму, которую меня заставили надеть, позорный ошейник, поставивший жирное пятно на репутацию семьи.

Если ему важнее амбиции, я пойму. Я всё же стал немного иным. Наши с Аргусом приключения счистили шелуху и обнажили ядро, подлинностью и твёрдостью которого я гордился.

Я ждал, не знаю чего: приговора, назидания, проклятья. Отец отводил взгляд, потом всё же заговорил первым. Мне, кстати, и по статусу было не положено открывать рот, не будучи спрошену, так что всё шло по правилам.

— Не вини в случившемся меня.

Вот трудно иногда удерживаться в границах благости. Я прежний мог ответить так, что родитель пулей бы летел прочь, закаявшись в дальнейшем видеть своего чудовищного сына. Теперь я сумел сдержаться.

— Прости, а я должен кого-то в чём-то винить? Если ты явился для того, чтобы говорить странные вещи, то право не стоило трудиться.

Отец нахмурился, хотя даже подзатыльник не отвесил, а ведь мамы, которая никому не позволяла меня тронуть, рядом не было. Что ж, как видно у родителя есть понятия о чести, потому что бить меня такого каким сделали сейчас, это всё равно что пинать младенца.

— Я понимаю, что ты испытываешь горечь, хотя из чистого упрямства не позволил мне предотвратить наказание.

Он хотел сообщить что-то ещё, одну из тех вещей, которые казались ему правильными, а мне идиотскими, но терпение требовалось для других целей, поэтому я не стал ничего выслушивать, а просто позвал отца с собой.

— Идём, я покажу тебе, что успел сделать.

Нет, он безусловно, знал о том, какой я занимаюсь работой, вполне возможно и об истязаниях, которым меня подвергали время от времени юные и безмозглые сопляки, вообразившие себя богами, но наблюдал со стороны. В некотором отношении он был так же упрям как я. Теперь он увидел всё вблизи, так, что мог, что называется, пальцами пощупать, а это производило впечатление, поверьте.

Я показывал те участки необъятной махины своего хозяйства, которые уже сияли порядком и радостью, демонстрировал другие, где лишь начал великий процесс восстановления. Я говорил и не мог остановиться, потому что гордился тем, что успел совершить и не собирался утаивать достижений.

На отца эта экскурсия произвела даже большее впечатление, чем я рассчитывал. Он не молол чепуху, а слушал, вникал в конкретности и несколько раз давал мне дельные советы, которые я принял с благодарностью.

Когда мы вернулись в моё жалкое жилище, он больше не вспоминал о вине мести и прочих неважных вещах. Мы говорили о том, как сделать процесс преображения более уверенным и красивым. Вот такая беседа пришлась мне по нутру.

В конце визита, вновь оглядевшись, он как будто вспомнил о своих прежних обязанностях и спросил неуверенно, не может ли чем-то мне помочь. Не знаю, что имел в виду он, но я не преминул воспользоваться случаем и попросил обеспечить меня обучающими коконами, чтобы я мог продолжить образование.

Кажется, я произвёл на родителя ещё лучшее впечатление, чем надеялся. Он скрипнул зубами и ответил, что снабдит меня всеми требуемыми пособиями, а если ректор посмеет возражать, убьёт его. Я благодарно поклонился.

Отец ещё потоптался немного прежде чем уйти, но всё же высказал то, что я не ожидал услышать раньше окончания срока моего позора.

— Я всегда считал, что мама была слишком снисходительна, но теперь вижу, что избаловала она тебя именно так как следовало.

Я улыбнулся, когда остался один. Знал бы отец, какой мощной поддержкой прозвучали его слова и советы, и обещание дать мне то единственное в чём я сейчас нуждался. Я и сам теперь иначе оценивал отношения родителей. Мне всегда казалось, что папа побаивается мамы. При мне он никогда не смел ей возражать, но теперь я понял, что не опасение получить затрещину им руководило, а страх задеть подругу, которую любил, причинить ей огорчение и беспокойство.

Я думал о родителях с нежностью и надеялся, что однажды тоже отыщу себе девушку, благополучие которой станет для меня величайшей ценностью. Я понял, что такое забота.

Да, кстати, дядюшка ведь действительно заявился ко мне через цикл или около того со дня моего заточения и снисходительно объявил, что готов простить и так далее, ежели я выражу требуемое послушание и раскаяние. Я внимал, мысленно улыбаясь, а потом послала дражайшего родственника так далеко, как сумел. Учитывая общество, в котором мне недолго пришлось вращаться (спасибо, дорогие лоси, как вы там на чужбине?), знания по этому поводу были у меня изрядные, так что дядя вскипел как чайник на плите.

— Гордыней страдаешь, племянничек? — взревел он, брызгая пеной.

— Ага, дядя, а ты — хернёй?

Избить он меня не избил, но и без подлости не удалился. Усилил мою блокировку до такой степени, что какое-то время я едва мог передвигаться и делать свою работу, а я вытерпел и это, но обязанности не бросил. Вскоре он вернул порог на привычное место, опасаясь, как видно справедливого гнева родителей.

Так и шла моя жизнь. Я к ней привык. Радовался, глядя как преображается доверенный моему попечению мир, не плакал о прошлом. Шли циклы, сменялись в академии кадеты, и однажды я узнал, что стал чем-то вроде талисмана всего заведения, местной легендой. Старшие накрепко заказывали младшим меня обижать, объясняя насколько чище и упорядоченнее стала их жизнь с тех пор как я засучил рукава и взялся за метлу.

Признаться, я был очарован этим подарком судьбы. Если бы я старался измыслить для себя самую дорогую награду, не смог бы придумать ничего лучше. Постепенно я добрался до самых забытых закоулков своего хозяйства, привёл в порядок и их, а потом неустанно следил за сохранностью построенных мной систем, любуясь новой сияющей гармонией.

Отец не обманул и снабдил требуемыми капсулами, так что в свободное время я постигал науки, которые благополучно пропустил, когда следовало отдавать им должное, и это дело тоже двигалось вполне успешно. Ари говорил, что я способный, думаю, он гордился бы мной.

А вскоре в нашем заведении образовалась ещё одна традиция. Сначала я решил, что кто-то случайно забыл неподалёку от моего жилища новейшее учебное пособие, одно из тех, которых у меня не было. Я вернул капсулу владельцу, а на другой же день она вновь тихо парила у моего порога, и я понял, что это подарок. Ребята не только перестали меня обижать, но и стремились порадовать. Я с благодарностью принял подношение и в дальнейшем от них не отказывался. Я видел, как расцветали те, кто сумел и решился мне помочь, чего ещё желать изгою?

Признаться, я не загадывал стать героем, всего лишь намеревался пройти путь, что следовало, а оказалось, что пример моей стойкости делает кого-то лучше. Теперь я улыбался чаще, чем грустил, и, если прежде закрадывались иногда сомнения в правильности моего выбора, они исчезли совсем. Я доказал себе и другим чего стою, хотя вполне мог спрятаться за спиной родителей. Я стал взрослым.

Когда наказание подошло к концу, это едва не застало врасплох. Я так привык к одиночеству, что давно не тяготился им. Упорядоченный мной мирок составлял чудесную компанию, отогревал душу новым совершенством.

Тысяча циклов осталась за спиной, и я впервые задумался о том, какая же это неохватная бездна лет. Существует ли ещё цивилизация, у начала которой я стоял? А порождённый мной народ? Размножился ли, принёс пользу людям или причинил вред? Впрочем, сделанного не воротишь, я надеялся, что люди способны справиться с любой головной болью сами, даже той, что я им подкинул.

Когда я пришёл к ректору, чтобы получить свою законную свободу, он казалось, не расположен был её мне давать, но или не придумал толкового плана противодействия, или не решился его осуществить. Я неожиданно для него оказался слишком на виду, хотя он и постарался столкнуть на самое дно.

Манипуляции заняли немного времени, и вот уже позорный ошейник, к которому я так привык, что почти перестал замечать, упал с моих плеч.

— Блокировку! — напомнил я вежливо.

— Когда сдашь все экзамены.

Нашёл, чем запугать! Никогда и никто в этом балагане ещё не бил все науки с таким блеском — скажу не скромничая. Один за другим все профессора сдавались и ставили мне высший балл. Когда я оказался отличником, как Ари, то даже не устрашился этого приговора, лишь довольно долго смеялся.

Он бы точно мной гордился, когда-нибудь я непременно с ним повидаюсь. Если он меня ещё помнит, поговорим.

Так что последняя дядина провокация не удалась и пришлось ему не только снимать с меня ограничения, но и делать это полностью — меня признали зрелым предутренним.

Не без грусти я прощался с местом заточения, обходя структуры, что создавал и лелеял, надеясь, что они проживут ещё долго, или найдётся иной энтузиаст нелёгкого дела ассенизации. Со мной теперь все здоровались, мне улыбались, чуть ли не каждый норовил дотронуться и наделить беседой. В итоге я так устал с непривычки, что сбежал домой.

Мама ждала меня, отец как всегда вершил какие-то дела и должен был появиться позже.

— Что теперь, сынок?

— Я не стану чьим-то богом. Это просто не моё, я понял и принял свою суть давно, потому и не испугался кары. Я верил, что она станет и наградой.

— Значит, уходишь?

— Да, в мире полно беспорядка, и кто-то должен его разгребать. Занятие не хуже прочих. Я постараюсь часто возвращаться, потому что люблю свою семью, но я уйду. Мне так нужно.

Мама меня обняла, и мы долго сидели вместе, делясь теплом и нежностью, а отец, когда вернулся, не стал возражать против моих намерений и мне даже показалось, что он мной гордится.

— Иди, мой сын Тэм. Ты доказал, что тебе можно доверить любое дело.

Надо же, а я и забыл, как звучит моё старое имя, впрочем, теперь я обзаведусь другими. Многими — такова цена моего предназначения, и она прекрасна. Я простился с родителями и отправился в свой путь. Не бог и не куратор — демиург. Скромный работник необъятной вселенной.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22