Долг Короля [Риссен Райз] (fb2) читать онлайн

Хроники Марионеток. Долг Короля

Глава первая, в которой проясняются некоторые события из прошлого, а Фрис раскрывает тайну

Земля смешалась с кровью, оглушительно орали люди, воздух нес вонь горелой плоти. Кончилось все оружие, нож в руке сломался, лишь коряво торчал обломок железки из рукояти. Они шли ровным маршем, а отступать было некуда — ее окружили. Шевелились зеленые змеи на алых гербах, кирасы медно блестели, обагренные ее кровью. Клинки в животе; два, три… больше, — не сосчитать… Ее ударили в лицо раз-другой, сильно… Рин хотела ответить на удар, но упала. Падение в пропасть встряхнуло ее, Рин закричала, но изо рта вместо крика вышло невнятное сипение. Она взмахнула руками и… проснулась.

— Рин! Рин! — Анхельм тряс ее за плечо. — Проснись!

Девушка резко села в постели, голова закружилась, в глазах потемнело. Через мгновение ее отпустило. Руки тряслись, дыхание было хриплое, надломленное. Анхельм прижал ее к себе, но она вырвалась из его рук, неуклюже поднялась и пошла умываться. Их каюта была не очень большой, обставленной с минимальными удобствами, но в ней имелся небольшой закуток, где стоял умывальник. Его отгораживала резная деревянная ширма в стиле магрединского болле, бывшего в моде лет двадцать назад. Дрожащими руками Рин налила воды из кувшина и часть пролила. Холодные капли попали на ноги, и мышцы свела судорога. Она поставила стакан и стала растирать бедра. Когда тело наконец стало слушаться хозяйку, Рин продолжила умываться и чистить зубы. Прохладная вода смыла напряжение, а странный привкус железа сменила свежесть мятного зубного порошка. Минутой позже ее потеснил Анхельм, решивший умыться.

— Снова? — участливо спросил он, когда они снова рухнули на кровать. Рин прижалась к нему всем телом, стремясь избавиться от липких остатков кошмара.

— Меня убили, — ответила девушка. — Дрянь какая-то. Уже неделю кошмарами мучаюсь.

— Это все от безделья. Мне тоже всякая ерунда снится. Дома после дня работы я засыпал, как убитый, а здесь заняться толком нечем, вот и маюсь.

— Омерзительный сон, давно такой гадости не снилось.

— А мне сегодня приснилась мама, — сказал Анхельм, поглаживая Рин по плечу. — Какая-то напуганная она была. Все твердила мне, чтобы я поступал, как должно, а то случится беда. Какая беда? Что она имела в виду?

Рин не ответила, лишь вздохнула тяжело и грустно.

— Хочу съездить домой, — сказала она после долгого молчания. — Что-то подсказывает мне, что дома что-то стряслось. Десять лет уже дома не была.

— Я был в Истване в сентябре, все было хорошо, — заметил Анхельм. Рин тут же подняла голову и уставилась на него. — Что такое?

— Ты был у меня дома?

— Я туда каждые полгода езжу. Я лично веду налогообложение, объясняю новые законы, заключаю торговые договоры. Вы же все-таки на моей земле живете, я должен о вас заботиться.

— Старейшины бы с тобой поспорили.

— Они меня уважают и всегда тепло принимают, — возразил Анхельм. — Моего дядю они недолюбливают…

— Интересно, почему? — ехидно заметила Рин.

— …А я у них не вызываю отрицательных эмоций, — закончил он. — Почему ты так не любишь моего дядю?

— Потому что он старый интриган, — фыркнула девушка.

— Ты его старше на двадцать лет, кто из вас старый? — с улыбкой поддел ее герцог.

— Разговорчики! — ухмыльнулась Рин, отвешивая ему шутливый щелбан. — Я еще очень молодая по меркам аиргов, а он по меркам людей уже пожилой. Но вообще-то я не возраст имела в виду, а то, что он интриган до мозга костей. Ох, Анхельм, не важно, почему я его не люблю.

— Я все же надеюсь, что однажды вы найдете общий язык. А то мне обидно смотреть, как ты дергаешься при его появлении и каждый раз норовишь с ним поспорить.

— Я предупреждала, что у меня противный характер, и что я терпеть не могу приказы. И, знаешь, мне с ним под венец не идти, так что любить его я вовсе не обязана.

Анхельм не ответил, Рин тоже нечего было сказать. Она лежала, глядя в темноту за окном каюты и слушала, как поскрипывают доски и плещут волны о борт корабля.

Путешествие было скучным: они целыми днями сидели в каюте или загорали на палубе, ели и играли в карты. Анхельм первое время еще доделывал всю работу, которую набрал с собой, но потом и ему стало нечем заняться. Фрис почти каждый день ругался с Ладдаром и пребывал в сварливом настроении, отчего страдали все вокруг него. Временами он запирался в каюте и просто ни с кем не хотел разговаривать, иногда спорил с Анхельмом и Рин, отпуская язвительные комментарии. Словом, делал все, чтобы у всех отпало желание даже близко подходить к нему. При этом причину плохого настроения он не раскрывал, но Рин догадывалась, что дело в Кастедаре.

Демон тоже не отличался дружелюбием, но хотя бы внял просьбам Анхельма постараться не сталкиваться с Фрисом и большую часть времени сидел в своей каюте. Когда выдавалась возможность, Рин украдкой рассматривала Ладдара — или Кастедара? — и думала, что он совсем не выглядит таким злобным, как ведет себя. Лицо этого юноши было почти всегда печальным, взгляд черных глаз устремлялся куда-то в неведомые дали. Когда он сталкивался с Фрисом, то на восково-бледном лице появлялось выражение вины. Появлялось и тут же исчезало, словно молния в тучах. Рин задавалась вопросом, что же такого произошло между ними в прошлом, думала над словами Фриса об Альтамее и каким-то шестым чувством понимала, что без нее тут не обошлось. Фрис упоминал, что верит в Альтамею, и только потому она еще не исчезла совсем. Но как могла погибнуть от неверия богиня жизни? Этот вопрос не покидал головы Рин. Она начинала рассуждать, но раз за разом все рассуждения рассыпались; явно не хватало какой-то детали, чтобы собрать картину воедино. Ну, и логического мышления тоже, что уж тут скрывать. Конечно, она знала, где может добыть эти сведения, но и здесь был провал. С того момента как Фрис спас ее там, в лесу, и рассказал часть истории, она заговаривала с ним об этом всего лишь дважды, и оба раза неудачно. Фрис отмалчивался, ловко переводил разговор в другое русло, начинал задавать вопросы сам, вместо того, чтобы отвечать на них. Словом, отвлекал ее всячески, лишь бы не рассказывать. Червячок сомнения начал грызть Рин изнутри, ей стало казаться, что не один только Орвальд крутит ей в собственной игре, но и Фрис тоже. Она бесилась от собственной подозрительности: думать о келпи в таком ключе было противно, но поделать с собой она ничего не могла. Все осложнялось тем, что Фрис — не тот, кого можно прижать к стенке и допросить, он сам кого хочешь допросит. Рин не знала, с какой стороны подойти к нему, и есть ли у нее перед ним хоть какое-то преимущество. Оставалось ждать чуда, когда он сам расскажет ей…

Чувствуя, что снова погружается в какие-то неприятные думы, Рин опомнилась и взглянула на Анхельма.

Глаза его были закрыты, ресницы подрагивали. Он бережно обнимал ее правой рукой за плечи, а в левой держал ладошку. Рин полюбовалась на совершенный профиль и стала размышлять об отношениях с Анхельмом. Теперь она могла с уверенностью сказать, что рядом с ним ей было тепло и спокойно. У нее было свое место в постели — справа от него. Свое место за столом — слева от него. Появились слова, предназначенные только для его ушей, которые можно было сказать только наедине. Анхельм был ласковым, как щенок, для него крайне важен был тактильный контакт: он все время стремился прикоснуться к ней, обнять, ловил каждый ее взгляд и жест. Днем Рин была окружена нежной мужской заботой, а ночью окуналась в его по-юношески жадную страсть.

Он стремился сделать все, чтобы она ни в чем не нуждалась, даже если никакой необходимости в этих вещах не было. Он осыпал ее подарками. За месяц путешествия в чемодане прибавилось одежды: шесть вечерних платьев, два летних дорожных костюма, один летний костюм «для работы», три маленьких ридикюля, и семь его рубашек. Рубашки Анхельма были для нее, как валерьянка для кошки, потому что они все пахли чем-то волшебным. Можно было, конечно, присвоить его дорогущий лиллийский парфюм, но на ней запах становился совсем другим, не похожим на аромат Анхельма, в который она влюбилась окончательно и бесповоротно. Рин даже не пыталась сопротивляться их очарованию, она сразу поняла, что это бесполезно. Поэтому стремилась окружить себя ими, унести недозволенную частичку Анхельма с собой в те времена, когда его не станет рядом. Рин ни за что не желала признаваться в этом даже самой себе, но, тем не менее, чувствовала, что всё же прикипела к нему, расслабилась и легла на спину, подставив живот, как влюбленная волчица. Если и было в мире что-то, что могло заставить эту женщину вести себя так, то это запахи.

Рин прижалась носом к плечу Анхельма: он сладко пах солнцем и маслом. Каждый раз после их дневных прогулок под жарким южным солнцем она обмазывала его маслом из зародышей пшеницы, чтобы фарфоровая кожа становилась не красной, а покрывалась золотистым загаром. Анхельм потрясающе быстро сгорал, в отличие от Рин, которой требовалось провести на солнце часа три, чтобы хоть немного потемнеть. Она от природы не была склонна к загару, теплый сиреневый цвет кожи становился лишь самую малость краснее, поэтому она могла греться на солнышке сколько угодно. А сейчас все ее тело было покрыто краской для кожи, которая вообще не пропускала солнечные лучи. Рин заметила на шее Анхельма маленькую царапинку, оставленную ее ногтями в порыве страсти, нежность переполнила ее и она прижалась губами к этому местечку. Губы мужчины чуть дрогнули в улыбке.

— Не спишь? — шепнула она, приподнимаясь на локте и откидывая волосы с лица.

— Нет, — ответил он, не открывая глаз. Рин улеглась обратно и отбросила в сторону одеяло: жарко.

— Слушай… У тебя никогда не возникало ощущения, что весь мир знает что-то такое, чего не знаешь ты? — задумчиво спросила она.

— Чего? — не понял он.

— Я имею в виду, никогда не думал о каком-то таинственном секрете, о котором знают все-все, кроме тебя? Что, например, все могут читать мысли, а ты один не можешь и, чтобы тебя тоже научили, ты должен сделать что-то такое… особое.

— Как тебе это в голову-то вообще пришло? — улыбнулся Анхельм, и Рин смущенно хмыкнула. — Нет, никогда не думал. У меня не было времени думать о чем-то таком.

— А расскажи о себе. Как ты жил до того, как встретился со мной? — попросила она, и герцог с интересом взглянул на нее.

— Ты хочешь узнать обо мне? Кажется, я могу поздравить себя с завоеванием моей сиреневой крепости.

Она шутливо ткнула его кулачком в бок и провела по ребрам.

— Не выдумывай!

— Ладно, ладно… — засмеялся он. — Только не щекочи больше, я боюсь щекотки. Ох, с чего же начать? Не знаю даже… Что тебе интересно?

— Университет. Я очень удивилась, когда узнала, что ты учился с Эриком.

— Ну, не совсем с ним… Эрик был на факультете криминалистики и на курс старше. Он поступил поздно, ему было уже двадцать… пять, что ли? А мне было всего двенадцать. Не знаю почему, но только с ним мне было интересно общаться. Все мои сокурсники были старше лет на пять, между нами возникала пропасть непонимания. В общем, я мог общаться только с Эриком. Мы очень сдружились, когда у нас обоих начался курс политической криминологии. В конце курса нам нужно было сдавать экзамен, и один из этапов этого экзамена состоял в том, чтобы помочь полиции в расследовании преступления. Меня одного, конечно же, в полицейский участок не пустили, а я не дружил ни с кем, кроме Виолетты и Эрика. Ну не девчонку же с собой брать? Представь картину: в полицейский участок входит пятнадцатилетний сопляк и требует дать расследовать дело, потому что ему надо экзамен сдавать. И рядом с ним еще не то кукла, не то живая девушка, — он широко улыбнулся. — Виолетту действительно можно было поставить на витрину, и никто не отличил бы от куклы!

— Да, — признала Рин, — я бы вас быстро развернула.

— Вот-вот. Поэтому я воспользовался расположением преподавателей ко мне, и выпросил у них в напарники по проекту Эрика, хотя он был с другого факультета. Так что теперь могу похвастаться, что в пятнадцать лет поймал преступника. В деканате университета в Кастане хранится мое личное дело, а в нем — письмо от начальника шестого полицейского участка. В письме красивыми зелеными чернилами написано, что студент-практикант Анхельм Вольф Танварри Ример справился с заданием отлично, при выполнении проявил мужество и отвагу, предложил новые методы работы, которые успешно применил на практике, и стал самым молодым следователем в истории полиции Кастана. Мне было пятнадцать. Для сравнения — в двенадцать я поступил в университет.

Рин улыбнулась его тону: очевидно, что герцог очень гордился своими заслугами.

— Так рано? Ты что, гений?

— Может быть, не знаю, — хохотнул он. — Но преподаватели возлагали на меня большие надежды, и в какой-то мере я их оправдал. Видела у меня в кабинете на той полке, что справа от двери, золотые кубки?

Рин кивнула.

— Вот, один из них — математическая премия Римера. Ее учредил мой отец, а я стал первым лауреатом. Ох, какой был урожайный на награды и премии год! Даже воспоминания нахлынули…

— А Виолетта… Это Виолетта Дорсен с тобой училась?

— Да. Мы с ней ровесники. Неплохо ладили.

— Она говорила так, будто хорошо тебя знает.

— Не то чтобы хорошо, но знает. Мы провели вместе восемь лет, за такое время волей-неволей много узнаешь о человеке.

— Как у тебя интересно устроена голова: все даты помнишь.

— Только что меня гением назвала, теперь удивляется, — усмехнулся он.

— А на каком факультете была Виолетта?

— На том же, где был я. Государственное управление и затем внешняя экономика. В отличие от герцога Уве-ла-Корде, который считает, что девочке нужно не больше, чем уметь сосчитать деньги и подписать пригласительную открытку, Амалия Дорсен очень серьезно относится к вопросу образования собственных детей, и за это я ее уважаю. Хотя Виолетта не схватывала на лету, в университете она была трудолюбива и усидчива. Она всего и всегда добивалась тяжелым трудом. Сидела днями и ночами за книгами, падала в обмороки от усталости. Работала, не щадя себя. Даже мою помощь принимала только в крайних случаях. Почему-то она считала, что принять чужую помощь будет плохо, потому что когда она в жизни с этим столкнется, то не сможет справиться сама. Словом, она для себя поблажек не делала, а университет тоже не стремился облегчить жизнь студентам. Никаких поблажек ни для кого, какого бы происхождения ни был студент.

— Да, в университете, как в армии, — признала Рин. — Я проклинала всех и вся, когда училась в военной академии. Зато до сих пор помню все, чему меня учили. Что ни говори, в Соринтии прекрасная система образования. Может быть, когда-нибудь я поступлю в Кастанский университет, закончу факультет криминалистики, открою свое дело, стану частным сыщиком, как Эрик. Может быть…

Она мечтательно прикрыла глаза.

— А как ты попала в департамент?

— Ну-у, нет, — заулыбалась Рин. — Это я тебе расскажу как-нибудь потом. Сейчас мы о тебе говорим.

— Но я даже не знаю, что еще тебе рассказать! Семья у меня маленькая, я, дядя, да домашние. Тиверию давно пора нанять помощника, ноги и спина уже болят, глаза плохо видят, но упрямый старикан все время отказывается. Эти двое как будто не понимают, что Милли давно пора ехать учиться в другой город, а там и свою семью заводить. Шестнадцать лет, как-никак, уже возраст.

— Так найми помощников сам, что ты у них разрешения спрашиваешь?

— Рин, у нас родительские отношения, я не очень-то люблю против их мнения выступать. Еще решат, что перестали быть нужными мне, а нет ничего хуже двух стариков, решивших, что они никому не нужны.

— В этой симпатичной блондинистой голове есть одна замечательная часть, которая может объяснить кому угодно и что угодно. Воспользуйся своим языком и объясни, что это твоя забота о них, а не что они не справляются с чем-то. Я готова слушать дальше!

— Ну что еще тебе рассказать? До тебя я жил скучно, вот и все. Я часто ужинаю или обедаю у партнеров и подчиненных, этого требует работа. На балы я почти не приезжаю. Пару-тройку раз в месяц посещаю театры. Два раза в год объезжаю все герцогство, чтобы узнать, как идет жизнь в далеких от меня городах, решить чьи-то проблемы, найти новые возможности для развития и так далее. Иногда езжу в Канбери к своим торговым партнерам. Я никогда в жизни не был в Сорин-Касто. Почему-то дядюшка категорически запрещает мне туда ездить. Ну а мне не очень-то хочется нарушать этот запрет. Ты ведь была там?

— Да, я там работала, пока меня не перевели в Паруджу. Красивый город. Мрачноватый, но красивый. Широкие улицы, все вымощены булыжниками, высоченные здания по пять и даже шесть этажей. Вечером страшновато бывало идти по улице — возникало странное ощущение, словно заходишь в каменный лес. Особенно в старой части города. Там все дома из темно-серого камня, стоят тесно, переулки — руки вытянешь и достанешь от стены до стены. Но когда поднимается солнце, город окрашивается сначала в багряный, а мостовые становятся золотыми, и все выглядит так, словно город от края до края заливают золотом.

— Здорово!

— Очень! А какой там красивый собор Сиани! Огромное здание из белого акарцита в стиле Парциана. Только не раннего, а позднего. Знаешь позднего Парциана?

— Нет, — признался Анхельм с улыбкой.

Рин прокашлялась и гнусавым голосом, подражая какому-нибудь профессору с кафедры, стала рассказывать:

— В архитектурном стиле раннего Николо Парциана преобладали плавные, полукруглые формы, массивные стены и низкие каменные своды. Зрелый Парциан — это остроконечные шпили башен, высокие своды потолков, стрельчатые окна с витражами из маскаренского стекла. Все стремится ввысь, к небу, к звездам… — она засмеялась. — Да, там потрясающе красиво. А внутреннее убранство! Картины Дачети, витражи Римана и Тельмера[1], скульптура Стронци…

Рин впечатлено вздохнула, вспоминая свои ощущения, когда в первый раз попала в этот собор.

— Анхельм, я не могу это описать, это нужно видеть. Однажды мы съездим, я покажу тебе все!

— Съездим, — улыбнулся герцог.

— От музея военной истории и оружейного дела я была в восторге. Там такая коллекция холодного оружия! Представляешь, они даже клинки семектов выставили! Говорят, им больше шести тысяч лет, а лезвия до сих пор таки острые, что шелковую ленту на лету разрежет. Но самое удивительное в них — это балансировка… — она встретила скучающий взгляд Анхельма и поняла, что снова впадает в лекторский тон. — Ладно, речь не о клинках, а о тебе. Чем еще ты занимаешься?

— Вот ведь вцепилась! — улыбнулся герцог. — Работаю я. Много и упорно. Я занят целыми днями, ни минутки свободной нет. С утра ко мне приходят все, кто на меня работает, и я решаю их проблемы и вопросы. После обеда приходят просители из числа горожан, и я разбираюсь с их проблемами.

— А почему я никого не видела?

— Потому что спала. Когда ты приехала, я распорядился, чтобы ко мне приезжали только с утра. Так сказать, взял отпуск.

— Работать в отпуске? Это что ж за отпуск такой?

— Милая, хочешь многого достичь — привыкни жертвовать отдыхом. Без меня дела в Соринтии не делаются, я же не только герцог, я еще и министр финансов.

— Ну так возьми помощника.

— Хочешь, чтобы дело было сделано, как надо, — сделай его сам. Когда действительно нужно, меня заменяет дядя.

— Ты говорил, что он ученый, так?

— Да. Он профессор химии. Открыл многие химические элементы, систематизировал их по классам. Каждый год он устраивает конкурс среди молодых талантов и предоставляет лауреатам, финалистам и призерам гранты на бесплатное обучение в институте естественных и технических наук. И два месяца в году он преподает для них курс химии. В его честь назван факультет в Кастане, в Кандарине ему поставили памятник при жизни. Он, вообще-то, великий человек, мой дядя.

— Значит, у вас семья ученых?

— Ну, не совсем вся семья. Мой папа был профессором математических наук, а мама — художницей. Помнишь ту картину моего дедушки? Она часто выставлялась в Лилли, в Большом музее искусств.

— Я там только один раз была, на выставке Ференса Луарье. Мне очень нравятся его картины. Такие нежные светлые краски и интересные сюжеты.

— Я готов спорить, что ты не заметила в моей библиотеке две картины его кисти, — довольно улыбнулся Анхельм. — «Пробуждение в Лунном лесу» и «Королевство бабочек». Рин, чем больше я тебя узнаю, тем больше удивляюсь. Ты вся соткана из противоречий. Ты интересуешься архитектурой, театром и живописью, придумываешь фасон и шьешь кружевное белье, крутишься часами перед зеркалом в платьях всех видов, а потом надеваешь штаны, с ног до головы обвешиваешь себя оружием и готова остаться жить в музее военной истории. Ты можешь без содрогания смотреть на труп и при этом есть сладости.

— Когда это такое было? — удивилась Рин, не зная, захохотать или возмутиться.

— Ну, о трупе я образно предположил. Я как вспомню твое ледяное спокойствие, когда смотритель музея хлопнулся передо мной, аж дрожь пробирает.

— Я же солдат, чего ты хочешь? Чтобы я от вида крови и при слове «жопа» в обморок падала?

— Ну, не утрируй…

— Я и так страдаю, что мне приходится при тебе следить за языком. Знаешь, от скольких любимых фразочек я отказалась ради тебя? Ты не представляешь, какие это жертвы!

Анхельм засмеялся и потянул ее на себя, обнимая крепче. А Рин, оказавшись на нем, все продолжала:

— Почему-то все считают, что раз женщина, то не должна ругаться. То есть вот как башку чью-нибудь снести — так ничего, а как выругалась, так сразу начинается «ты же женщина».

— Ругайся, сколько хочешь, слова больше не скажу. Что о тебе будут думать люди — другой вопрос, — улыбнулся он. — Все, я о себе много рассказал, теперь твоя очередь. Рассказывай о своей семье.

Рин с сомнением посмотрела на него, высвободилась из объятий и села в постели. За окном едва-едва посветлело, наручные часы показывали четыре утра. Рин потеребила пообтрепавшийся кожаный ремешок и подумала, что пора его заменить.

— Рин? Рассказывай о родителях.

— Не то чтобы я очень хотела, — призналась она. — Почему родители?

— Дети — это отражение родителей, я считаю.

— Не в моем случае, — мягко улыбнулась Рин и, вздохнув, стала рассказывать. — Моя мама работает швеей, ее зовут Харуко. Ее имя значит «дитя весны». О ней я тебе рассказывала. Отец… Папу звали Кейширо. Я абсолютно не помню, что значит его имя, но значение хорошее. По-моему, они только со мной не угадали. «Неприветливая». У аиргов есть традиция. Ребенка называют тем именем, какое первое произнесет мать после родов. Считается, что при родах мысли матери вкладываются в характер ребенка. Без курьезов, конечно, не обходилось… Мама рассказывала, что когда она взяла меня в первый раз на руки, я скорчила такую рожицу, что мое имя само собой произнеслось. В общем, не знаю, о чем там думала моя матушка, когда меня рожала, но явно не о бабочках и свежем ветре!

— О пирожных наверняка думала.

— Вот она, разгадка тайны, почему я так люблю сладкое! — засмеялась Рин. — А я-то голову ломала.

— А о Варданисе расскажешь?

Она немного посомневалась, но решила, что вреда не будет.

— Варданис был врачом. Он говорил, что родом из очень далекого поселения в Канбери, поэтому у него такое странное для аиргов севера имя. Что про него сказать? Думаю, именно он повлиял на меня в жизни больше всех.

— Трудно представить, что на тебя кто-то может повлиять.

— Он смог. У него был дар. Я не отделяю его от семьи, потому что он очень многое для меня сделал, жизнь мне спас тогда, когда мне вообще не хотелось жить.

Рин замолчала, не зная даже, что еще сказать на эту тему. Трогать воспоминания о Варданисе все еще было похоже на отдирание бинтов от плохо зажившей раны. Анхельм словно почувствовал ее настроение, поэтому сказал:

— Не хочешь о нем говорить — не говори, я не настаиваю. О брате расскажи.

— Юки… Юки был старше меня на пять лет. Хороший брат, ответственный, заботливый. Хотя в детстве характер у него был тот еще. Знаешь, такой мелкий пакостник. Однажды приклеил свои ботинки к полу, а сказал, что это я сделала. Он был язвительным, с ним невозможно было спорить, а какой задира! Юки очень не любил меня, когда я была маленькой, я часто получала от него тумаки, подножки, мелкие пакости. Сколько раз он мне прижимал пальцы дверями! Только я соберусь открыть дверь, а он ею как хлопнет мне по пальцам! Я в слезы, вой на весь дом, мама обоих по задницам и в разные комнаты, а папа потом выясняет, кто жертва. Естественно, жертвой всегда была я. Любимая папина принцесса ведь! А принцесса дралась с братом в пух и прах, и ему всегда доставалось от отца, даже если на самом деле виновата была я. Собственно, поэтому Юки меня и не любил.

— Красиво. Удивительные имена. Насколько я помню, в переводе с ныне мертвого языка хонклети имя Анхельм значит «оберегаемый богами». На самом деле, конечно, не Анхельм, а Ансельм, но моя матушка была творческой личностью и не могла этого так оставить. Расскажи еще об отце, а то как-то мало сказала.

Рин задумчиво почесала голову и потянулась.

— С ним у меня были особые отношения. Он был очень горд, что у него родилась девочка, безгранично любил и старался облегчить мне жизнь там, где не делала поблажек мама. Естественно, защищал от всех и вся. Добряк и… Мягкий, что ли? Да. Пожалуй, даже слишком. Но мог проявить строгость. Много знал и всегда делился знаниями с другими. Преподавал в нашей местной школе соринтийский язык.

— Я не раз думал над тем, как странно то, что у аиргов свой язык, — задумчиво заметил Анхельм. — Казалось бы, вы столько живете в Соринтии, а язык у вас совсем другой.

— Что же тут странного? Соринтия далеко не всегда была такой большой страной. Когда-то Истван находился посреди лесов, и это был довольно крупный город, а не деревня. Мы были изолированы от остального мира. Поэтому у нас был свой язык — аириго, который формировался веками. После того как люди пришли осваивать эти земли, начались столкновения. В итоге количество наших общин сократилось до смешного, кто-то ушел на юг, чтобы найти нетронутое людьми место, кто-то ушел еще дальше на север. Кто-то вообще решил уйти из Соринтии. Но если говорить о языке… Да, аирги говорят на языке, который принят в том месте, где они живут. На левадийском, например. Аирги живут по пять сотен лет. У нас… хм… Я даже не знаю, как теперь говорить о соплеменниках. Я аирг по крови, но не по образу жизни. Хм…

Рин подумала-подумала, а когда подобрала правильные слова, продолжила:

— В общем, у аиргов консервативное мышление, мы с трудом принимаем новшества, зато бережем самые замшелые и непонятные традиции.

— Какие?

— Хм… Ну, в частности: нельзя есть оленину в четверг и пятницу. И никого не волнует, что оленина вообще в основе рациона питания. Женщина никогда не должна открывать руки и шею. И никого не волнует, что летом у нас в горах бывает, как в плавильной печи. Женщина никогда, ни при каких условиях не может стать Старейшиной. Мужчина не должен проявлять ласку к своим детям, должен быть сдержанным и строгим отцом.

— Почему?!

— Не спрашивай. Никогда не понимала и не пойму. Впрочем, моего отца это правило не останавливало. Вот еще: мужчина всегда должен быть красноречив. Был у нас такой Хиге, который двух слов связать не мог. Так ему вообще запретили разговаривать в обществе. Либо говори красиво, как все, либо молчи и не смущай окружающих, сказали ему Старейшины. И много чего в таком духе.

— Сильно… — покачал головой Анхельм.

— Да. Это, конечно, безобидные вещи, но есть и серьезнее. Так вот, после неприятностей, которые аирги терпели от людей, общины стали обособлены. Люди и аирги не могут существовать в мире из-за разных взглядов на жизнь. То, что для людей незначительно, значительно для аиргов, и наоборот. Тут ничего не поделаешь, чтобы было взаимопонимание, нужно либо аиргам сократить среднюю продолжительность жизни лет до семидесяти, либо людям увеличить до пятисот. Мало того, язык нашей обособленной народности выступает в качестве гаранта того, что мы не ассимилируемся с людьми. Аирги сопротивлялись завоевателям и насильственному насаждению культуры людей и не позволяли традиционному аириго уйти в небытие или заменяться соринтийским. Но завоевания — завоеваниями, а жить-то надо, контакты необходимы. Только проще заставить волка есть лимоны, чем аиргов открыть границы.

— Ты не представляешь, как я хочу донести это до Кейске.

— Кейске? А сейчас он Старейшина?

— Да. Я уже год предлагаю ему построить прядильную фабрику, чтобы хотя бы шерстью с ними торговать выгодно, а не как придется. Мало того, я готов был выделить ему поле для выпаса скота и средства на развитие — толку-то?

— Скажи-ка, а он женат сейчас?

— Нет. Какое это имеет значение?

— Секрет открыть? В следующий раз просто скажи ему, что Маэми поклялась выйти за него замуж только тогда, когда он на деле докажет, что действительно может сделать что-то значительное для общины. И он тебе сразу все подпишет и построит.

— А ты откуда знаешь? — удивился Анхельм. Рин хихикнула.

— Мы с Маэми были подружками, часто тайнами делились. Маэми клятву свою нарушить не сможет, а Кейске из тех, кто скорее зашьет себе рот, чем открыто признается в чувствах. Поверь, эти весы ты будешь качать очень долго, он очень нерешительный и слишком боится рисковать хоть чем-то.

— Похоже, это общая проблема всех аиргов.

— Ты на что намекаешь? — Рин все еще улыбалась, но теперь немного напряженно.

— На тебя, конечно, — ответил он, задумчиво теребя ее длинные локоны.

— В каком смысле?

— В смысле, сколько мне еще перед тобой выписывать вензеля?

Рин отодвинулась.

— Тебя никто не заставляет, знаешь ли.

— Мои чувства меня заставляют. А еще то, что ты — первая женщина в моей жизни. Может быть, ты не знаешь, но у нас, дворян, сначала женятся, а потом делят постель.

— Ты сейчас за свою невинность радеешь или за мою? — уточнила Рин. — Потому что если за мою, то это чуточку слишком поздно.

— За свою.

— Ах, очаровательно. Я совратила невинного мальчика! — всплеснула руками она и окинула взглядом комнату в поисках своей одежды. — Что ж, мои извинения, что я все делаю не так, как надо. Может быть, ты не в курсе был до этого момента, но я — солдат, принадлежу к славному обществу простых смертных. И, ты знаешь, если бы ты не хотел, чтобы это случилось, то просто оставил бы меня в другой комнате и все!

— Я не мог тебя оставить!

— Тогда что ты сейчас начинаешь?!

— Я хочу разрешить последствия!

Рин рыкнула. Последствия? Да какого…

— Да? Правда? Каким же образом? Жениться на мне?

— Да.

— Замечательный способ очистить свою совесть! Только ты не учел, каково будет мне!

— Что с тобой не так?

— А ты включи свои умные мозги и проведи сравнительный анализ своего статуса и моего, сразу поймешь, что не так!

— Рин! Все, чего я от тебя жду — это слово «да». Ты не из дворян, поэтому не понимаешь, что стоит мне щелкнуть пальцами — никто слова сказать не посмеет о твоем происхождении!

Рин смерила его взглядом, встала и стала одеваться. Схватив Соколиную песню, она направилась к выходу. Анхельм попытался схватить ее за руку, но она не далась.

— Куда ты собралась? Мы не договорили!

— У меня пропало желание говорить. Я пойду, подышу воздухом и подумаю о своем происхождении. В сотый раз.

До Анхельма дошло.

— О боги… Рин, я совсем не то хотел сказать… Я хотел сказать, что для меня не имеет значения, кто ты.

— Еще лучше получилось! Я выйду, пока мы не наговорили друг другу еще больше гадостей.

Анхельм вскочил и загородил ей проход.

— Отойди, — процедила она.

Анхельм схватил ее за руку.

— Рин, я прошу прощения за свои слова. Я вовсе не хотел тебя обидеть.

— Отпусти, — опасным голосом сказала она. — И никогда не хватай меня за руки. Никогда. В следующий раз сломаю тебе что-нибудь.

— Я же попросил прощения!

— Считай, что я тебя простила. Отпусти руку и немедленно отойди.

— Останься. Пожалуйста, — он отпустил ее руку и попытался обнять. Рин отпихнула его, дрожа от негодования.

— Анхельм, не беси меня и дай пройти. Лучше я сейчас выпущу пар, тогда никто не пострадает. Я вернусь, как только успокоюсь.

— К Фрису пойдешь? — как-то обреченно спросил Анхельм. Рин не выдержала. Напоминание о Фрисе врезалось в нее, как шпора в бок лошади, с таким же эффектом.

— Топиться! Иди в баню со своей ревностью! — рявкнула она, оттолкнула Анхельма и выскочила за порог. Оказавшись на палубе, она глубоко вдохнула ночной ветер и помотала головой.

— Ну что я за идиотка? Как глупо вышло… Все же хорошо было! Кто только дернул меня за язык?

Но вернуться сейчас означало наступить на горло собственной песне, а этого Рин сделать не могла.

— Вообще-то, он тоже хорош! И не я первая начала! — решила она. Дать выход эмоциям было необходимо, иначе повышался риск сломать этому упертому, настырному, ревнивому ослу что-нибудь не особо важное. Сжав рукоять Соколиной песни, она направилась к носу корабля в поисках места, где могла бы выпустить пар.

~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*~

[1]Ханс Тельмер (3199 — 3278 гг.) — художник, скульптор, основатель школы витражной росписи.

Родился в Кимри, в семье владельца мраморного карьера. В 12 лет был похищен, ребенка никто не мог найти в течение 4 лет. Полиция готовилась официально признать его погибшим, но за день до назначенной даты вступления документа в силу Ханс Тельмер неожиданно вернулся. Обстоятельства исчезновения установить не удалось, так как мальчик после возвращения оказался глухонемым. Большую часть времени он проводил в мастерской отца, где занимался скульптурой. К 19 годам создал свою первую скульптуру «Молитва Сиани», изобразив богиню в неканонической форме: тело было непропорционально вытянутым и тонким, фигура лишь отдаленно напоминала женскую. «Молитва Сиани» стала первой работой Ханса Тельмера на религиозную тематику. Предположительно, в период с 3219 по 3226 гг. Ханс Тельмер обучался стеклодувному искусству и витражной росписи. В 3228 году мастер создал свое самое знаменитое творение — первый витраж для собора Сиани, на котором изображены Творцы, спускающиеся с небес по золотой лестнице к людям. В этой работе он снова вернулся к неканоническому изображению богов — их тела вытянуты, как и у первой скульптуры «Молитва Сиани». Церковь долго не признавала витраж Тельмера, пока левадийский историк — а впоследствии биограф Тельмера — Тьерри Беженар не предъявил неоспоримые доказательства истинности подобного изображения Сиани и Инаиса. На совет служителей кафедрального собора он привез созданный еще до Раскола и чудом уцелевший оригинал «Трактата о Создателях», где автор подробно описывает внешний вид богов. После этого события Тельмеру приписывали пророческий дар, а канон решено было пересмотреть. Сам художник объяснял свое видение встречей с Создателями во времена исчезновения в детстве и заявлял о том, что это боги похищали его, однако родственники мастера не предавали его слова широкой огласке. Лишь в возрасте 77 лет Тельмер снова заговорил о событиях давно минувших дней. К сожалению, его никто не воспринял всерьез, решив, что художник страдает старческим слабоумием. Умер Ханс Тельмер в своем родовом имении в Кимри, в окружении детей и внуков.

Текст еще редактируется, поэтому в нем могут и будут встречаться очепятки, ошибки в пунктуации и кривоватые фразы.:)

Глава 1.2

Рин стояла перед дверью каюты и не решалась зайти. Произошедшее пять минут назад выбило ее из колеи, совершенно расстроило, поэтому она боялась наговорить Анхельму гадостей. Она заготовила три различных речи, какие, как она надеялась, уберегут ее от объяснений, но ни одна не казалась ей достаточно хорошей и убедительной.

— Времена года сменяются быстрее, чем ты решаешь, как поступить, — послышался голос сзади. Рин обернулась и увидела Кастедара, смотрящего на нее. Восково-бледное лицо демона было усталым и раздраженным.

— Я не хочу заходить.

— Не заходи.

— Но я хочу помириться.

— Зайди и помирись.

— Но я не хочу заходить.

Демон вздохнул.

— Сигарету?

— Нет, спасибо.

— Как хочешь. Помогает думать. Решай быстрее, чего ты хочешь. Я пытаюсь пройти в каюту, но не могу этого сделать, пока ты тут изображаешь живой памятник сомнению.

Рин фыркнула и развернулась, чтобы уйти.

— Трусиха.

Это короткое слово, сказанное так насмешливо и небрежно, развернуло ее назад, словно стрелку компаса. Рин воинственно взглянула на демона и демонстративно бесстрашно повернула ручку двери. Вопреки ее ожиданиям, Анхельм не метнулся к ней с порога. Он сидел за столом и катал по нему лимон. На звук ее шагов даже не обернулся. Рин молча прошла, положила клинок на место и стала переодеваться. Сходила умыться, вернулась. Анхельм все сидел и глаз не поднимал. Она легла на кровать и достала книгу. Конечно, при таком освещении читать она бы все равно не смогла, но ей просто хотелось чем-то занять руки.

— Я проветрилась, — тихо сообщила она. Анхельм промычал в ответ.

Следующие пять минут тишины нарушались лишь шелестом страниц и звуком катающегося по столу лимона. Наконец Рин не выдержала.

— Прости. Я была не совсем права.

Анхельм поднял на нее взгляд и расстроенно вздохнул.

— Нет, ты была совершенно права. Я сказал грубую вещь и вполне заслуженно за нее получил.

Рин раздраженно перелистнула с десяток страниц разом.

— Анхельм, давай не будем разбирать, кто прав, а кто нет, и в чем конкретно, ладно? Мы оба хороши. Ты попросил прощения, я попросила прощения. Все довольны, все счастливы, так?

— Ты каким-то странным тоном говоришь.

— Нормальный у меня тон.

— Да не особенно. Я же чувствую, что ты злишься на меня.

— Да, ты прав, теперь я злюсь, — сказала она, захлопывая книгу. — Анхельм, все было хорошо, с чего мы начали ссору? С какой-то глупости. Зачем?

— Ну, для тебя это глупость, конечно.

Она закатила глаза.

— Началось в деревне утро…

Анхельм сердито посмотрел на нее в ответ. Поднялся, подошел к кровати, лег рядом на живот, обхватил ее рукой и вгляделся в глаза.

— Рин, честно говоря, я просто не знаю, с какой стороны к тебе подойти. Да, временами мы ссоримся из-за моей ревности. Но прими во внимание, что я тебя очень сильно люблю, и что у меня нет никакого опыта в отношениях. Всего себя я доверил тебе без единого сомнения. Свою жизнь, свой дом, все, что у меня есть. Я старался быть с тобой нежным и ласковым, внимательным и заботливым. Я очень боюсь потерять тебя, потому что уверен, что просто не переживу разлуки. Да, можешь называть это эгоизмом. Но ведь это здоровый эгоизм, правда? Рин, ты мне очень нужна. Я хочу, чтобы ты всегда была со мной, чтобы у тебя не было проблем, я хочу сделать все, чтобы ты жила спокойно и счастливо. Я хочу о тебе заботиться.

— А мое мнение в данной ситуации учитывается?

— Тебе не нужна моя забота? Ты не хочешь, чтобы я водил тебя в театры? В элитных ресторанах тебе не нравится? В красивых гостиницах? Я купил тебе мало платьев?

Рин вдохнула и проглотила готовые вырваться наружу грубые слова.

— Анхельм, я ценю все, что ты для меня делаешь, поверь. Но любовь заключается не в количестве платьев в моем чемодане. Это глубже! Ты сам-то оцени со стороны наши отношения. Мы с тобой познакомились в декабре, сейчас всего лишь февраль. Наши отношения развивались стремительнее, чем лавина с горы сходит. Ты хочешь, чтобы я за два месяца приняла такое сложное решение, как остаться ли мне с тобой навсегда, наплевав на все свои обязанности, трудности и так далее?

— Обязанности, трудности… — повторил Анхельм, кладя голову на ее грудь. — Хочешь по-левадийски скажу, что со мной у тебя не будет ни трудностей, ни обязанностей?

— А на мою мечту я тоже должна закрыть глаза и не осуществлять ее?

— Осуществляй, кто тебе мешает?

— Ты хоть знаешь, чего я хочу? — поразилась Рин.

— Ну, полагаю, знаю. Ты хочешь отомстить за своих родных и ликвидировать кристалл. Так ведь и я добиваюсь того же самого, ты что, забыла?

— На собственные чувства мне тоже наплевать? Люблю я тебя или нет — тебя не заботит, похоже.

— Нет, милая, еще как заботит. Только я не могу никак решить эту головоломку, — он поднял голову. — Рин, чувство либо есть, либо его нет. Если у тебя ко мне чувства нет и возникнуть оно не может, так и скажи, чтобы я не терзался напрасно. Я обещаю, что моя поддержка никуда не исчезнет, и ты будешь ощущать ее каждую секунду своей жизни, пока я рядом с тобой.

— А если я не уверена в своих чувствах? — грустно спросила она.

— Как можно быть не уверенной в чем-то подобном?

Рин вздохнула.

— Знаешь, Анхельм, я теперь вообще ни в чем не уверена, — раздраженно ответила она и отвернулась. — Даже в самой себе. Пожалуй, особенно в самой себе.

Девушка повернулась на бок и уставилась на узор на ткани. Анхельм лег напротив и вопросительно посмотрел на нее. Рин знала, что снова лишь позорно уходит от ответа, бежит от самой себя, но что ей оставалось делать? Она и вправду была не уверена в том, что чувствует к нему.

— Что случилось?

— Я даже не знаю… Сегодня произошло кое-что в высшей степени странное. Если коротко: мне напомнили некоторые события моей жизни, которые начисто стерлись из моей же памяти. Как будто этого и не существовало никогда.

— В каком смысле?

— В прямом смысле! Какое слово из этой фразы тебе непонятно? — недовольно буркнула она. — В моей жизни был один момент, после которого я… стала другой, что ли? Да, наверно так. Я говорю о том случае, когда меня пленили в Маринее. Ты не видел, что было дальше, тебя Фрис вытащил, но я рассказывала, вроде бы… После того, как я выдала им все, что знала, Родемай получил назад свои письма, а потом отдал меня на развлечение своим охранникам. Последний момент, который я помнила до сегодняшнего дня, заканчивался на том, что они бьют меня в лицо, я ударяюсь головой и отключаюсь. А потом только маленькую вспышку: лицо Зары, которая пытается магией поддержать во мне жизнь. Она гениальный врач, но даже она не смогла бы вытащить меня. Я получила травмы, несовместимые с жизнью. Я точно знаю: меня кто-то лечил, чтобы я дотянула хотя бы до прихода Зары. И сегодня я… вспомнила этого человека. Он был очень странный. Очень… похожий на кого-то. У него была очень необычная кожа светло-зеленого цвета. Только глаза были нормальными и кожа вокруг них была такого же цвета, как у Фриса. Как там мог появиться этот человек? Откуда? Человек ли он?

— Рин, я вообще не понимаю, о чем ты говоришь, — озадаченно признался Анхельм. — Ты ушла из каюты всего на два часа, что такого могло произойти за это время? Корабль качнуло, и ты ударилась головой?

Рин мрачно посмотрела на него, и только открыла рот, чтобы ответить что-нибудь язвительное, как в дверь громко и требовательно постучали. Анхельм чертыхнулся и поднялся, чтобы открыть. Рин тоже встала с кровати и села за стол. На пороге стоял мрачный и уставший Кастедар.

— Чем могу помочь? — поинтересовался Анхельм. Демон перевел взгляд пустых черных глаз на Рин и ответил.

— Очень жаль прерывать вашу беседу, но я вынужден это сделать. Прошу воздержаться от обсуждений этой темы, Рин. В данный момент вы обсуждаете то, на чем до сегодняшнего дня лежала печать запрета. Сегодня печать сорвали по неосторожности, если сведения, которыми вы владеете, станут достоянием общественности, то ни к чему хорошему это не приведет.

— Я совершенно не понимаю, о чем вы говорите… Постойте, вы что же, подслушивали?! — возмутился Анхельм. Посланник перевел на него жесткий и снисходительный взгляд и ответил с неудовольствием:

— Я демон. Мне нет нужды подслушивать, я и так прекрасно слышу абсолютно все, что происходит на этом корабле. Так вот, я слышу, что вы обсуждаете то, что не должны трогать.

— Это моя память, моя жизнь, я имею право знать, что произошло тогда, — враждебно сказала Рин.

Глаза демона засветились белым, он склонил голову набок, задумчиво глядя на нее.

— Твоя память и жизнь давно уже не принадлежит тебе, — ответил он, внезапно перейдя на «ты». Рин поняла, что перед ней стоит уже не посланник короля Кастедар, а демон Ладдар. Холодок нехорошего предчувствия пробрал ее до самых костей, внутренний голос шепнул заткнуться, но Рин не послушалась.

— Я живу этой жизнью. Кто бы ни дал ее мне, она моя. Я имею право знать обо всем, что со мной было.

Демон быстро прошел в каюту, подошел к Рин и поднял ее лицо за подбородок, вынуждая ее смотреть ему прямо в глаза. Анхельм испугался, захотел оттолкнуть его от нее, но обнаружил, что не может сдвинуться с места и сказать хоть слово. Время словно бы замерло вокруг них, воздух стал терять прозрачность, начал чернеть.

— Мне не трудно раскрыть тебе тайну. Но осознаешь ли ты, какую цену придется заплатить за ответы на вопросы? Знания — самое ценное, что существует в мире. Не любовь, не деньги, а знания. Но многие знания приносят многие печали.

Рин видела краем глаза, как Анхельм силится сдвинуться с места, как раскрывается его рот, но ни один звук не достиг ее слуха. Воздух сгустился и почернел, с каждой секундой все плотнее окутывая Рин и Ладдара, и отрезая их от мира.

— Я хочу знать.

— Готова ли ты заплатить? Готова ли ты заплатить безумную цену за то, что лишь опечалит тебя?

— Что я должна тебе отдать? Свою душу?

Ладдар снисходительно рассмеялся.

— Каких книжек ты начиталась? Твоя жизненная сила однажды все равно будет принадлежать мне. Цену за знания, полученные от меня, ты заплатишь не мне, а самой себе. Эта цена — безумие. Одиночество. Бессмысленность всего, что существует вокруг тебя. Ты будешь искать новые истины, но тщетно, ведь кошка, налакавшаяся сливок, не захочет молока.

— Меня сведет с ума не знание, а незнание, — ответила Рин, поднимаясь, и твердо глядя ему прямо в глаза. Эта светящаяся белизна слепила ее, но девушка не могла отвести взгляд, потому что это значило бы поражение. Это означало бы, что она не выдержит тех знаний, которые ей могут дать. Ладдар ухмыльнулся множеством острых мелких зубов.

— Сложно договариваться с тем, кому нечего терять. Но если ты сойдешь с ума, то я не добьюсь своей цели. Мне придется поставить ограничение. У тебя всего два вопроса. Задавай их с умом.

— Благодаря кому на самом деле я осталась жива после событий в плену?

— Творцы. Сиани и Инаис, те, кто создал этот мир. Благодаря им ты осталась жива.

— Зачем им понадобилось меня спасать?

— Чтобы ты выполнила свое предназначение.

— Какое?

— Ах, — улыбнулся Кастедар, — это третий вопрос. Мы договорились только на два. Умерь свое любопытство. Скоро ты все узнаешь, знание само придет к тебе. Умей ждать. Блаженствуй в неведении, люби, наслаждайся жизнью, делай то, чего никогда не делала. Тебе немного осталось.

— Что это значит? — сузила глаза Рин. — Меня собираются убить?

— Мое «немного» и твое «немного» различаются, как земля и небо. Твоя жизнь для меня — одно мгновение.

Ладдар наклонился к ней, его странное лицо с кожей, похожей на мелкие чешуйки, было совсем близко к ее лицу.

«Ты голоден», — подумала она.

«Да», — удивленно ответил тихий голос в ее голове.

«Тебе холодно».

«Всегда».

«Это потому что ты одинок?»

«Смерть никогда не бывает одинокой», — чуть помедлил с ответом голос.

«Но ты одинок. Твоей сестры нет в этом мире. Ты убил ее своими руками, зная, что обрекаешь себя на вечное одиночество, на гибель».

«Говорить мне такие вещи… Ты не боишься меня?»

«Я никогда не боялась смерти. Это глупо?»

«Глупо. Жизнь ценна. Это великий дар».

«Однажды я хотела с ней расстаться. Она не отпустила».

«У тебя есть предназначение. Выполни его. Сделай то, что хочет от тебя Жизнь».

«Альтамея?»

«Как ни назови, суть не изменится».

«А потом ты заберешь меня?»

Ладдар не успел ответить. Дверь каюты распахнулась, словно ее хорошенько пнули, и мир вокруг ожил. В дверях стоял разъяренный Фрис. Все его тело полыхало жутким синим светом, в черных глазах плескалось бешенство.

— Отойди от нее, — рыкнул он, поднимая руку, на которой сплетался клубок воды. По этой воде то и дело пробегали синие вспышки. Ладдар не спешил выполнить указание, и Фрис прикрикнул: — Пошел вон! Мало ты у меня забрал?

Демон взглянул на него тем самым взглядом, в котором вспышку вины тотчас затопила неприязнь, отпустил Рин и вышел, на ходу закуривая сигарету. Дверь за ним захлопнулась. В этот момент Анхельм рухнул на колени, держась за горло обеими руками, и тяжело дыша. Воздух снова стал прозрачным, темное марево исчезло.

— Зачем? — гневно спросил Фрис, подходя к Рин и хватая ее за плечи. — Почему ты не слушаешься меня? Зачем тебе понадобилось спрашивать его?

Рин молчала, ответить ей было нечего.

— Ведь он тебе ничего и не сказал! — прикрикнул Фрис, словно читая мысли. Словно?

— Потому что ты молчал.

— Глупая!! — крикнул он, встряхивая ее. — Я же сказал, что не могу ответить! Нельзя! Ты только посмотри на себя в зеркало, глупая…

Он развернул ее за плечи и подтолкнул к зеркалу. Рин поначалу не поняла, что случилось, а потом до нее дошло. Ее лицо стало серым, словно пыль на дороге. Кожу покрыла сеть морщинок, глаза потухли и вся она сморщилась. В светлых волосах появились седые пряди. Рин постарела в одночасье.

— Как это вышло? — спросила она, проводя кончиками пальцев по холодному стеклу, и взглянула на келпи, стоящего позади. Бешенство в его глазах сменилось отчаянием.

— Ты позволила ему тянуть из тебя жизненную силу. И не только из тебя, посмотри на мальчишку. Твое глупое любопытство едва не стоило ему жизни!

Рин перевела взгляд на герцога и сердце ее захолонуло. Анхельм лежал на полу, привалившись спиной к стене, тяжело дышал и не мог даже открыть глаза. Его лицо покрылось морщинами так же, как и ее, волосы поседели, кожа сморщилась и подряхлела. В момент он превратился из прекрасного юноши в дряхлого старика. Она бросилась к нему, взяла его лицо в ладони и тихо позвала:

— Анхельм!

Он не отвечал, лишь едва дернул рукой. Тяжелая рука Фриса опустилась на ее плечо и Рин подняла глаза на келпи. Тот покачал головой и потянул ее вверх, заставляя подняться.

— Помоги мне поднять мальчишку. Мы идем купаться.

— Фрис, я боюсь, что он сейчас может плавать только стилем «топор».

Фрис посмотрел на нее так, что Рин в момент почувствовала себя очень маленькой и очень глупой. Но вслух он сказал:

— С вами все будет в порядке. А вот Амира будет очень недовольна.

Рин молча помогла поднять Анхельма и сочла за лучшее не задавать больше никаких вопросов. Когда они вышли на палубу, солнечный свет показался ей слишком ярким, выносить его было почти невозможно после темной каюты. Матросы сновали тут и там, ходили мимо них, но им не было никакого дела до пассажиров, словно они их не видели.

— Прыгай в воду, — коротко приказал Фрис. Рин с сомнением взглянула на темную, блестящую поверхность воды и вздохнула.

Фрис сгреб Анхельма за шиворот и одним движением выбросил герцога за борт. Анхельм ушел под воду, не оставив даже кругов. Рин ахнула и, позабыв все сомнения, нырнула за ним. От удара об холодную воду у нее в глазах потемнело, но времени на собственные переживания не было. Рин вынырнула и огляделась: корабль быстро уплывал прочь, Фрис стоял на борту и неторопливо раздевался, а совсем недалеко от нее Анхельм из последних сил боролся со стихией. Отплевываясь от соли, Рин поплыла вперед, к тому месту, где только что скрылась под водой протянутая к ней рука. Она нырнула и попыталась рассмотреть хоть что-то, но сквозь темную воду видно было очень немного. Казалось, целая вечность прошла, прежде чем она смогла разглядеть в пронзившем толщи воды солнечном луче облако его белых волос. Рин изо всех сил рванулась к нему. Глаза Анхельма были закрыты, он уже прекратил бороться за жизнь и шел ко дну.

Рин не хватало всего лишь ладони, чтобы достигнуть Анхельма: тяжелые волны и течение отбрасывали ее назад.

«Не смей!» — завопила она мысленно, и тут поток бросил его длинное тело на нее, Рин обхватила юношу под мышки и изо всех сил поплыла вверх. Но толщи воды над ней казались совершенно непреодолимыми, а тело в руках — чугунным грузом. Вдруг какая-то сила толкнула их, закрутила, понесла и выплюнула к живительному воздуху. Рин вцепилась в Анхельма так, словно он был спасательным кругом, а не тем, кого она спасала. Когда рядом вынырнула лошадиная голова и из-под мягких черных губ показались острые клыки, Рин даже не испугалась. Она была зла, как стая разъяренных горнидов, и готова убить.

— Ты совершенно, абсолютно не доверяешь мне… — констатировал Фрис, с огорчением глядя на нее. Он схватил Анхельма за шиворот зубами и одним движением забросил себе на спину.

— Если у тебя есть объяснения тому, что сейчас тут произошло, Фрис, то я их жду, — сказал еще один голос. Женский. Рин повернула голову и тут же получила волной в лицо. Когда она промогалась и отфыркалась, то увидела перед собой неподвижный водный гребень. Воздух заискрился, через мгновение маленькие вспышки собрались в один сияющий шар, и на вершине гребня появилась русалка. Рин замерла от изумления и восхищенно смотрела на незнакомку. Серебряная чешуя на теле русалки сверкала в лучах солнца и ослепляла. Невероятно длинные серебряные волосы, похожие на ленты водорослей, струились вокруг гибкого тела. Пышная нагая грудь свела бы с ума любого мужчину и вызвала зависть у всех женщин: аккуратная, упругая, она вздымалась в такт дыханию, бисеринки воды, стекающие вниз от изящных ключиц, повисали на ее вершинках и капали на гладкий живот. Полупрозрачные плавники на длинном хвосте и локтях были подобны шифону: мягкими и невесомыми вуалями они развевались в волнах и на ветру. А за спиной у незнакомки качались лазоревые плавники-крылья. Будто откуда-то изнутри ее тела исходил мистический свет; на чешуе тут и там вспыхивали и гасли некие знаки, сияние появлялось на узких ладонях, охватывало тонкую шею, полную грудь, прокатывалось к крыльям, исчезало и снова появлялось.

При виде этой неземной красоты Рин даже забыла дышать, за что тут же и поплатилась — получила волной в лицо еще раз. Где-то позади тяжело вздохнул Фрис, рыкнул что-то сквозь зубы и нежно попросил:

— Сестра, я объясню, но чуть позже. Этих… нужно забросить на тот корабль.

— Ты на моей территории, — изящная бровь приподнялась, незнакомка сложила руки под грудью. Казалось, она нисколько не смущается своей наготы, а вот Рин уже стыдливо опустила взгляд.

— Я знаю. Амира, дорогая, помоги мне сейчас!

— С какой стати? У меня есть причины?

— Даже две. Одна на моей спине, другая вот плывет, — ответил он сквозь зубы. Амира испытующе взглянула на Рин и махнула рукой. Волна подхватила их и быстро понесла к кораблю. Повинуясь волшебству хозяйки, она мягко опустила Рин на палубу и отступила в океан. Никто из членов экипажа этого даже не заметил, будто бы время для них замерло. Фрис в облике огромного черного коня с лохматой гривой до самой земли и мохнатыми ногами стоял напротив Рин и смотрел на нее мрачно и серьезно. А Амира, тем временем, неопределенно повела рукой и приняла облик Рин. Волна поднесла женщину к бортику корабля, и та села, сложив на груди руки и положив ногу на ногу. Казалось, качка ее совсем не беспокоила.

— Что произошло? — подал голос Анхельм. Герцог очнулся и с удивлением оглядывался вокруг. Рин помогла ему слезть с келпи, усадила на смотанные канаты, лежавшие рядом у мачты, и обняла его.

— Ты в порядке, — подтвердила она самой себе. Поцеловала его в шею, в мокрые волосы, в лоб. Анхельма била крупная дрожь от холода, взгляд был потерянный.

— Что произошло? — повторил он.

— Прости меня, Анхельм. Глупость я сотворила. Прости. Я тебя чуть не погубила.

Анхельм машинально обнял ее, но казалось, слова Рин не достигли его ушей. Он неотрывно смотрел на Амиру, следившую за ними с непроницаемым выражением лица.

— Как это так? Ты и там, и тут? — спросил он. Рин обернулась и вздохнула. Она оставила Анхельма, подошла к Амире и протянула руку. Хранительница с интересом посмотрела на нее, словно не понимая, что с этим делать.

— Спасибо, — сказала Рин. — Я совсем не понимаю, что происходит, но мне кажется, я должна поблагодарить вас.

Амира улыбнулась, и Рин поразилась, насколько красивой и открытой была улыбка на ее собственном лице. Изумрудные глаза смотрели совсем иначе, без подозрения, без страха, лишь с живым интересом. Хранительница проигнорировала протянутую руку и вместо этого положила ей на лоб ладонь. Рин ощутила слабый запах соли и морской воды, пальцы Амиры были теплыми и нежными, под ними не было шершавых мозолей от оружия. Глаза закрылись сами собой, и девушка поняла, что не может их открыть. Веки слишком тяжелые, чтобы сделать это. Шагнуть назад тоже не было сил, она будто прилипла к полу. Словно сквозь вату она слышала свой собственный голос:

— Сколько печатей! Все духи и демоны второго порядка коснулись тебя, кроме Кизуни. Она еще не приходила к тебе, но обязательно придет, без нее ни одна жизнь не обходится. А это чьи печати? О-о!.. Так вот кто ты такая! Наша надежда… и наша погибель. Ах, ну, раз другого пути нет… Знал ли ты об этом, Фрис?

— Конечно.

— Что ж, тогда мне не нужны твои объяснения. Дочь моя, доверяй Фрису больше, чем доверяешь самой себе. Он — твоя жизнь. Он знает, что делает.

— Да как же… ему… доверять-то? — язык с трудом ворочался во рту, но Рин не могла не высказать свое возмущение. Доверять ему после того, как он чуть не прикончил их обоих? Но ведь он вытащил их из воды… Доверять тому, кто завязал ей глаза и заставил идти по подвесному канату? Но ведь он идет сзади и крепко держит ее… Доверять тому, кто сам признался, что не знает, что делает с ней? Но ведь он просит верить ему.

— Да-да, вот так и доверять. От всего сердца, слепо, не рассуждая. Просто верить в него, — услышала она свой голос. — Не волнуйся, для тебя в любом случае все закончится хорошо. А этот мальчик? Подойди сюда, сын мой.

Рин услышала шаги Анхельма и почувствовала, как его рука сжала ее руку.

— Как интересно сплетены ваши судьбы! На тебе печать Кизуни. Да какая сильная! Ох, мальчик, жаль тебя. Кизуни, конечно, творит глупости, но не нам ее судить. Ах, на тебе нет печати Киррато, как это славно! И все разрушители обошли тебя стороной. Хотя… нет. Садда оставила на тебе след. Но не волнуйся, Оренжи сотрет его со временем. Ты славный человек. Искренний, преданный, серьезный, храбрый. Словно солнышко проглянуло сквозь тучи. Тяжело тебе придется в жизни.

— Легким бывает только существование, жизнь легкой не бывает, — ответил Анхельм. Амира сняла руку со лба Рин, и та смогла открыть глаза. В голове было немного туманно, как после слишком долгого сна. Амира все еще держала руку на лбу Анхельма и нежно улыбалась. Рин смотрела на себя со стороны, не веря, что она на самом деле выглядит так. Трудно было представить, что ее лицо может быть таким красивым, нежным, улыбка доброй и открытой, а глаза могут так блестеть.

Наконец она отпустила Анхельма, тот вздохнул и открыл глаза.

— Я не знаю, кто все те, о ком вы говорили, — сказал он.

— Кизуни — дух Любви. Киррато — Ненависть распаляющая. Садда — Печалью делящаяся. Оренжи — дух Радости. Нас много, все мы равны друг другу, все мы — сестры и братья, противоположности друг друга, хранители великого равновесия. Кто-то родился раньше, кто-то родился позже. Некоторые из нас сейчас спят в изначальной тьме или в изначальном свете. Но мы все существуем. И все мы созданы Творцами.

— Все мы равны. Только некоторые равнее, — сказал Фрис, непонятно к кому обращаясь, и превратился в человека. Неторопливо собрал свою одежду и оделся. Амира с интересом следила за ним.

— Зачем тебе одежда?

— Здесь так принято. К тому же, она довольно красива, — ответил он ворчливо. Амира улыбнулась и сказала:

— Мне пора, я оставляю вас. Фрис, ты должен позаботиться о них. Во имя равновесия.

— Да.

Хранительница океана еще раз улыбнулась, и исчезла в подошедшей волне. Рин повернулась к Фрису и вопросительно на него посмотрела. Келпи подошел к ней, ткнул пальцем ей в лоб и сказал:

— Нельзя такие вещи спрашивать у Ладдара, тупица.

Рин молча проглотила его слова.

— Я хочу получить объяснения, что только что здесь произошло, кто это был, и почему меня едва не утопили, — вкрадчивым голосом спросил Анхельм.

— Давайте я вам объясню, раз до вас до сих пор не дошло, — ответил Фрис. — Только что вы имели честь лицезреть хранительницу океана Амиру. Произошло это потому, что с тех пор как я вступил с вами в контакт, хранители и разрушители стали появляться один за другим, и вскоре их будет еще больше. В свою очередь, это значит, что у меня и у вас тоже будут огромные проблемы, так как хранители и разрушители узнают о том, кто вы такие и чего вы добиваетесь, и попытаются использовать вас в своих целях. Если вы двое будете поддаваться на их уловки, то все усилия для достижения нашей с вами цели будут напоминать попытки сдвинуть с места телегу, которая запряжена тремя лошадьми, тянущими ее в разные стороны. Понятно?

— А каким образом их цели совпадают с нашими? И как они могут узнать о них? — спросил Анхельм.

— Вот так, как это только что произошло. Залезть к вам в голову и прочитать все ваши мысли, все ваше прошлое, прочитать все о вас. А каким образом их цели совпадают с вашими… Это сложно объяснить, но я попробую. Вот, например, Ладдар. Его цель — разрушение мира.

— Зачем?

— Это его суть. Его смысл существования. То, зачем он был сотворен.

Анхельм очень скептически хмыкнул.

— Неэффективно он действует. Разве не проще было бы просто убить всех живых?

— Останутся хранители. Останется пробудившийся Анарвейд, скоро вернется Даламерис, а там и Зинона с Эхларом объявятся. Восстановится прежний порядок, но с некоторыми дополнениями в виде непобедимых надзирателей. Так вот, Ладдар хочет этого не допустить. При этом он мыслит не днями или годами, как вы, а тысячелетиями, просчитывая, кто и в какой момент может сыграть решающую роль. Так уж совпало, что сейчас самое подходящее время для осуществления его планов, так сказать, отправная точка, переломный момент в истории мира. Он уничтожил дух Жизни, Альтамею. Он давно внес раздоры в жизнь людей, поселив в их умах идеи мести, чувства зависти, гордыни… Но самое коварное чувство — ложная добродетель. Она носит маску жалости и сочувствия. Яд жалости обездвиживает и приводит к фатальным последствиям для жертвы. Все это — поклонение культу Смерти, разрушению. Кизуни, дух Любви, стала беспомощной. Всего раз допустив ошибку, к которой подтолкнул ее Ладдар, она стала делать их одну за другой, и это привело к печальнейшим последствиям: ее подопечные стали разочаровываться в любви. Кизуни не может жить, когда ее дети не слушают друг друга, не слышат голоса любви и разочаровываются в ней. Люди сознательно бегут от любви, меняя жизнь во всем многообразии ее эмоционального спектра на спокойное, но пустое существование, где цель и смысл всего один — потреблять. А это — прямая дорога к разрушению жизни. Родилась Киррато, Ненависть распаляющая. И дальше все развивалось так, как нарастает снежный ком. Ненависть приносила печали, печаль рождала безразличие, безразличие пряталось за страхом. Так появлялись один за другим духи разрушения. Все они медленно, но верно убивают Кизуни, разрушают самые прочные нити, которые сшивают мир. Хотя знают, что живы только благодаря ей, ибо любовь есть жизнь, и жизнь есть любовь. Все живое в этом мире существует только благодаря любви. Только! Любовь — краеугольный камень, суть всего существующего. Без любви нет ничего! Ничего нет!

Фрис замолчал.

— Не делай так больше, — попросил он уже спокойным голосом.

— Я постараюсь, — ответила Рин.

— Ты когда-нибудь будешь серьезной?

— Сразу же, как только ты перестанешь тыкать мне пальцем в лоб. А свои речи лучше напиши мне письмом, я так лучше воспринимаю информацию. И еще: слишком много имен! Составь список!*[1]

Рин убрала его руку, молча развернулась и пошла обратно в каюту, надеясь хоть немного побыть в одиночестве. Слишком много событий за утро. Слишком много! Анхельм окликнул ее, но Рин только прибавила шагу: разговаривать с кем бы то ни было после такой унизительной сцены ей не хотелось. Да кем вообще возомнил себя Фрис? Ворвался в ее жизнь, стал читать нравоучения, толкать философские речи, впутал ее в неприятности! Как будто ей без того было мало.

Рин закрыла за собой дверь на замок и подергала ручку, чтобы убедиться, что никто не войдет. Она достала из сумки свою записную книжку и карандаш, подточила его и стала записывать все, что произошло с ней за день, перемежая события собственной оценкой и язвительными комментариями. Она так увлеклась этим занятием, что слегка испугалась, когда услышала внезапный стук в дверь и голос Анхельма. Герцог требовал открыть дверь немедленно. Но его тон совершенно не понравился Рин, поэтому она даже не ответила.

— Рин! Я стою под дверью в мокрой одежде, и сей факт меня совершенно не радует. К тому же я голоден, а потому зол. Если сию секунду не откроешь, я…

— Что ты? — перебила Рин. — Ну вот что ты мне можешь сделать? Я сегодня получила массу удовольствия, выслушивая обвинительные речи ото всех, кого только видела, включая тех, с кем я познакомилась сегодня же. Так что я тоже злая, и если ты хоть слово еще скажешь в таком тоне, я тебя вообще не пущу! Будешь ночевать у Фриса.

— Да ты!.. Ты совсем совесть потеряла?

Рин не ответила.

— Открой немедленно!

Тишина была ему ответом.

— Рин, ну пожалуйста, открой.

«Этим карандашом неудобно рисовать», — подумала она, не обращая внимания на возгласы за дверью.

— Когда высадимся в Лейгесе, я куплю тебе жемчужное ожерелье.

Рин только издевательски фыркнула.

— О чем я и говорила! Ты пытаешься купить мою любовь.

— А как тебе такое предложение: по приезде в Лейгес я куплю тебе все твои самые любимые сладости! Все, что только есть в кондитерской.

Это заставило Рин подняться и открыть дверь.

— Но если ты этого не выполнишь, всю дорогу до Левадии я буду спать в отдельной каюте, — предупредила она. Анхельм посмотрел на нее снисходительно.

— Уж это я тебе могу гарантировать.

Рин прищурилась и оглядела его с ног до головы. Одежда Анхельма облепила тело, с мокрых волос капала вода.

— Ладно, заходи, — сказала она и снова уселась за ведение дневника. Герцог надолго скрылся в уборной, а когда вышел, взял из чемодана сухие вещи, переоделся и лег в постель.

— Что ты пишешь? — спросил он, пытаясь заглянуть ей через руку. Рин загородила страницы.

— Дневник.

— О! Ты ведешь дневники? — он оставил свои попытки, уважительно глядя на девушку.

— Ты как будто в первый раз видишь, — буркнула Рин.

— Просто не обращал внимания. Ты пишешь каждый день? Зачем? Должно быть, много уже накопилось.

Рин поняла, что он не отвяжется, вздохнула и объяснила:

— Я ношу с собой примерно два-три месяца записей. Остальные лежат дома в сейфе. Я не всегда их вела, это привычка с тех времен, когда я застряла в госпитале.

— Госпитале? — переспросил Анхельм.

Рин кивнула.

— Мне там нечем было заняться, а лежать без дела долго я не могла. Когда мне развязали руки, я стала писать дневники, записывать все, что думаю, делаю, свои впечатления. А еще это помогало от провалов в памяти.

— Провалов в памяти?

Рин кивнула.

— У меня ведь была травма мозга. После лечения я стала замечать, что со мной что-то не так. Мне что-то говорят или что-то происходит, через пару дней напоминают, а я этого не помню совсем. Это было очень странно, учитывая то, как меня в академии учили запоминать любую информацию. Варданис посоветовал записывать все, что меня беспокоит, я пошла дальше и стала писать дневники. В них половина моей жизни. Напоминания, воспоминания, рисунки, стихи.

— Ты пишешь стихи? — удивился Анхельм.

— Ну, два или три стиха у меня есть. Это так, для себя, любительские почеркушки школьного уровня. Что? О, нет, не надо на меня смотреть таким взглядом. Не покажу. Нет, Анхельм, даже не думай! Ты как собака, которую забыли покормить!

— Я полагал, что похож на кота.

— Ничего подобного, — чуть улыбнулась Рин. — Ты похож на собаку. На альси.

— Это что за порода такая?

— Аирги вывели, — Рин зевнула. — Горные собаки. Длинные лапы, вытянутое тело, густой белый мех. Раньше их использовали как охотничью породу. У нас был такой пес, когда я маленькая была, ты очень на него похож… — Рин вдруг с неудовольствием ощутила, что беседами ни о чем он почти вывел ее из сварливого состояния, и поспешила в него вернуться: — Так! Анхельм, не мешай, я должна все записать.

Анхельм повернулся на бок и завозился, стараясь найти удобное положение. Ноги у него не помещались на кровать, поэтому он либо ложился по диагонали, закидывая их на Рин, либо поджимал. Вскоре он мирно засопел.

День был в разгаре, когда капитан позвал их на обед. За пять дней путешествия морепродукты так надоели Рин, что она сначала хотела отказаться, но передумала, когда Анхельм сказал, что поймали здоровенную акулу. К акульему мясу Рин питала особую страсть: в молодости ей довелось попробовать суп из акульих плавников и с тех пор она никак не могла забыть вкус того блюда. Поэтому пропустить этот обед было непозволительно. Однако ее ожидания не оправдались: было вкусно, но совсем не так, как тогда. Кастедар молча съел свою порцию, тихо поблагодарил капитана и ушел.

Рин стояла перед дверью с тарелками в руках. Фрис не пришел на обед, на ужине его тоже не было, поэтому она решила на некоторое время сменить гнев на милость и принесла ему еду:

— Фрис? Я принесла ужин. Откроешь?

— Заходи. Открыто.

Рин толкнула дверь плечом, прошла в каюту и поставила на стол тарелки. Фрис лежал на кровати, уставившись в окно. Из одежды на нем были лишь белые брюки, рубашка валялась на полу.

— У тебя все хорошо? — осторожно спросила она, подбирая рубашку и вешая ее на спинку кресла.

— Как раз думаю над этим.

— М-м. Ну, если что, заходи.

Рин вышла, но пройдя пару шагов в сторону, вернулась и сказала в приоткрытую дверь.

— Ты съешь, пока горячее. Это акула. Очень вкусно.

— Девчонка…

Она поспешила закрыть дверь.

— Рин?

Она вздрогнула, когда он назвал ее по имени и вернулась.

— Да?

— Иди сюда, — он похлопал рукой рядом с собой, но она не пошла. Фрис поймал ее взгляд и выдохнул:

— Ну пожалуйста. Подойди.

Рин села рядом с ним. Фрис взял ее за руку, притянул к себе и обнял. Она не стала сопротивляться. Произошедшее утром разъедало ее изнутри, сил не было злиться или обижаться.

— Прости меня за это утро, — шепнул он. — Ты ни в чем не виновата, я сам спровоцировал все это. Прости.

Странное чувство пробрало Рин с головы до ног. Объятия Фриса были горячими и родными. От него пахло тем самым запахом, знакомым ей с детства — ледяной водой из горной реки. Его запах — запах из детства, прикосновения его рук — прикосновения родных рук. Почему-то, откуда-то она помнила все это. Откуда? Рин так и продолжала шептать «откуда», перебирать пряди его волос и вдыхать этот пьянящий, до боли родной аромат. Она подняла голову, вгляделась в его волшебные глаза-омуты и увидела звезды. Они мерцали и манили ее, сразу захотелось коснуться лица, притянуть ближе. Среди звезд появилась она сама, только выглядела гораздо моложе. В его глазах Рин — маленькая девочка, не оформившийся подросток с тощей, нескладной фигуркой, яркими изумрудными глазами на худеньком сиреневом лице и встрепанными волосами. В его глазах Рин улыбалась так, как могла улыбаться только та Рин, которая из детства. Та, которая не знала ни печали, ни горестей, ни предательства, ни смерти. И сейчас она отчетливо видела, как та самая она-из-детства смеется и треплет волосы черноволосого мужчины с медовой кожей и раскосыми глазами без белков. Ее смывало накатившей волной счастья от узнавания, Рин показалось, что она тонет, и она моргнула, разрушив иллюзию обретения памяти. Нечеловеческих усилий ей стоило оторваться от Фриса и отстранить его. Кожа под ее ладонью горела, она чувствовала, как быстро и гулко бьется его сердце.

— Что это было? — попыталась улыбнуться она. Вышло криво и жалко.

— Ты. В детстве. Удивлена?

— Не то слово… Я могла так улыбаться?

— Для меня ты всегда так улыбалась, — нежно прошептал он. Рин потрясла головой.

— Я что, была с тобой знакома раньше? Тогда почему я тебя не вспомнила?

— Это мои воспоминания, Рин. Не твои.

— Но почему я не помню? Что со мной сделали? Как они посмели? Ведь моя память — это же моя жизнь!

— Не цепляйся за прошлое, девочка. Это не страшно, что ты не помнишь, ведь я помню за тебя. Моя память хранит все.

Рин отвернулась. Она встала с кровати и прошлась по каюте, пребывая в некотором потрясении. Состояние было весьма и весьма странное: ей хотелось ущипнуть себя, чтобы проверить, не сон ли все это. К тому же, в душе поднималась непонятная, неприятная волна от такого внезапного и довольно грубого вторжения в ее личное душевное пространство.

— Это… все равно неприятно. То, что ты знаешь меня лучше, чем я сама себя, — сказала она наконец.

— Не нужно волноваться. Я знаю все и обо всех. Потому что я дух Воды, — улыбнулся Фрис.

— Я не верю, — пробормотала Рин. — Может быть, поэтому ты казался мне таким знакомым, таким родным… Я никогда не чувствовала тебя как чужого, мне казалось это странным. А теперь, когда у меня есть объяснение, я просто не могу в него поверить…

Она почувствовала, что начинает нести бред и замолчала.

— Ну, теперь, когда мы выяснили кто есть кто, что ты сделаешь? — спросил Фрис осторожно глядя на нее. Подтверждали ли его слова правильность ее догадки? Она действительно знала его раньше? Тогда… Где же он был все это время?

Рин грустно улыбнулась, села обратно на кровать и прижалась к его широкой груди, наслаждаясь звуком биения родного сердца, запахом чистой ледяной воды.

— Наконец-то, — шепнул Фрис, щекоча горячим дыханием ее шею.

[1]Фрису сказали составить список — Фрис составил. См. полную хронологию истории в конце тома.

Глава вторая, в которой все в опасности

Жизнь в портовом районе города Лейгес кипела. Отовсюду слышались разговоры и брань моряков и грузчиков, в закоулках девицы в легкомысленных нарядах предлагали поразвлечься, туда-сюда сновали мальчишки, торгующие кустарными поделками вроде бус из ракушек. У одного здания стояла группа торговцев в зеленых плащах, все они обсуждали последнюю новость: «Златокрылый» привез из Соринтии ткани, парусину, конопляный сырец и пеньку для такелажных работ. Среди толпящихся на пристани людей Рин видела множество одетых в драное тряпье людей с красноватым оттенком кожи, выходцев с севера Маринея. Они обступили корабль, тянули руки к пассажирам и кричали наперебой. Кто-то бросал оскорбления в адрес «зажравшихся богатеев», кто-то волочился за обеспеченными гражданами, прося милостыню или работу. Рин взглядывала на них и тут же отворачивалась: видеть результаты провала своей миссии было невыносимо.

Четыре пары каблуков глухо стучали по узенькой улице, вымощенной брусками из дерева кокосовой пальмы. День был в разгаре, жаркое южное солнце нещадно пекло, словно старалось прижарить всех до золотистой корочки. Рин обмахивалась и рукой, и шляпкой, Анхельм развязал галстук и расстегнул три верхних пуговки на рубашке. Фрис шел расхристанный до пояса, обращая на себя восхищенно-стыдливые женские взгляды и возмущенно-завистливые мужские. А Ладдару, казалось, все равно, какая на улице температура. Он так и оставался в своем черном костюме и сюртуке, застегнутом наглухо.

Вдруг Рин увидела впереди примечательное здание и поспешила вперед, обогнав товарищей. Подойдя ближе, она сложила руки на груди и задумчиво рассмотрела вывеску ресторана «Оленье рагу». Она была готова поклясться, что перед ней была копия того заведения в Лонгвиле: интерьер в тех же коричных цветах, тоже есть рояль и официантки в шапочках с оленьими рожками.

— Да вы шутите, — цокнула она языком, приглядываясь к чучелу оленя у входа.

— В чем дело? — спросил Анхельм, подходя к ней.

— Оленье рагу. Такое же, как в Лонгвиле.

— Ну да. В Зальцири тоже есть такое. И в Девори. И в Гор-ан-Маре. Их много. Целая сеть, и все одинаковые. Это проект одного из совладельцев торговой гильдии Хэмлоу, помнишь, он однажды приезжал ко мне? Мы с ним решили открыть сеть таверн по всей стране, а со временем превратим некоторые из них в высококлассные рестораны. Это очень удобное и прибыльное дело, — объяснил Анхельм. — Честно говоря, поначалу мы всерьез волновались об успехе. Но потом один из управляющих маршрутами из центрального отделения Хэмлоу в Синтаре подбросил нам одну любопытную идею. По его совету мы сделали единое название для всей сети и одинаковую одежду для работников. А слухи о симпатичных официантках в шапочках с рожками оленей сделали свое дело.

— Так вот как ты зарабатываешь деньги. На хорошеньких официантках. А я-то голову ломала.

— Один из способов… — засмеялся Анхельм.

Рин хмыкнула и зашагала дальше.

— Как же здесь жарко! Еще чуть-чуть, — и на мне можно будет яичницу жарить. Когда мы придем? — выдохнул герцог, обмахиваясь.

— Почти на месте. Нам вот туда.

Спустя пять минут они повернули на Третью Портовую линию, где имели удовольствие лицезреть замечательную драку. Два рослых матроса, судя по кривой траектории движений, находившиеся в приличном подпитии, устроили дебош как раз в том месте, куда направлялась Рин.

Анхельм опасливо покосился на девушку и робко предположил, что, может быть, выбрать другое время, другое заведение и другую дорогу, но та лишь фыркнула и посоветовала держаться за ней. Один матрос — обладатель большой лысой головы, похожей на картофелину, — с видимым удовольствием избивал посетителя кондитерской. Его пьяный товарищ — высоченный, похожий на шкаф бородач, — громил витрину стулом. Стекла сыпались дождем во все стороны так же, как и обломки столов и стульев, на дорогу летели пирожные и тортики, а откуда-то из глубины здания слышались громкие визги хозяйки заведения. Рин растолкала толпу зевак и направилась внутрь, уклонившись от пролетевшего прямо перед ее носом стула.

— Мы закрыты! Мы закрыты! — кричала хозяйка, забившись в угол под стойкой и размахивая руками. Это была немолодая уже женщина сухонького и хрупкого телосложения. На ней был белый передничек и сине-серое платье, щедро обляпанное кремом и мукой. Впрочем, мука и крем теперь были везде: на стенах, на остатках мебели, на побитых посетителях, лежавших на полу без сознания. Рин перешагнула через молоденького парнишку, дергающего ногой, и подошла к хозяйке.

— Альберта, а ну-ка вылезай оттуда.

Хозяйка подняла на нее взгляд и неверяще уставилась.

— Ты… Рин?! — выдохнула она, и та тут же приложила палец к губам.

— Что происходит?

— Да вот эти двое! — Альберта всплеснула руками, показывая на матросов. — Пришли из меня деньги выколачивать! Я уже давно говорила Массаму, что не буду ему платить! А этот вымогатель все равно своих громил прислал! Рин, сделай что-нибудь! Ах! А ну пошел прочь, негодяй! Этот торт для дочки губернатора!

Хозяйка вскочила на ноги и запустила первой попавшейся чашкой в голову матросу, который подбирался к огромному торту с вафельными лебедями. Тот даже не обернулся, когда она разбилась вдребезги об его голову. Рин посмотрела на своих спутников. Герцог шокированно оглядывал заведение, Фрис уже развалился на низенькой табуретке, привалившись к стене, а Ладдар нервно поглядывал на часы.

— Стойте тут, — сказала она. — Придется разобраться. Чувствую, тортиков мне сегодня поесть не удастся, — проворчала Рин, засучивая рукава рубашки. Подойдя к бородатому матросу со спины, она похлопала его по плечу. Тот обернулся, мелькнула рука Рин — она ударила его в кадык, а затем коленом в пах. Верзила захрипел, завыл, согнулся пополам и грохнулся наземь. Его товарищ, увидев это, побежал к Рин. Девушка без труда увернулась от его огромных кулаков, ударила в точки на сгибах локтей, и точно так же, как и бородача — по кадыку и в пах.

— Значит так, ребятки. Дернетесь — оторву бошки к хренам собачьим, — сказала она, надавливая пальцами на болевые точки на их шеях. — Сейчас вы попросите у этой милейшей женщины прощения и вылижете здесь все, включая стены и посетителей. Ясненько?

Рин отпустила лысого, и он тут же прорычал:

— Ух, погоди, вот встану…

Фраза так и осталась недосказанной, потому что к его горлу прижалось лезвие кинжала.

— И что тогда? — с нежностью разъяренной кобры прошипела Рин ему на ухо. — Дернешься — мой кинжал приятно охладит твою горячую кровь. Попытаешься драться — я изобрету новый цвет. Назову его «мозги в шоколаде». А труп скормлю акулам. И никто не вспомнит, что был такой замечательный лысенький паренек, который любил бить беззащитных и громить лавочки законопослушных пожилых леди. Я голодная. А когда я голодная, я очень злая. И неизвестно, что мне взбредет в голову.

Лезвие пропутешествовало от его горла по спине и уперлось в бок.

— Вставай, позорище. Шагом марш вылизывать стенки.

Она пинками подняла на ноги обоих матросов и уселась на стол, сложив руки на груди. Хозяйка кондитерской незамедлительно вручила матросам ведро с водой и тряпки и стала командовать. Анхельм осторожно подошел к Рин и тихонько спросил ее:

— Милая, какого демона тут происходит? Ты уверена, что у нас есть время заниматься этой ерундой? До сих пор я потакал твоим желаниям, но сейчас я начинаю терять терпение.

Рин вздохнула. Раздражение Анхельма было ей вполне понятно, поэтому она не стала язвить и объяснила:

— Альберта — моя старая знакомая. Когда-то она мне жизнь спасла. Я не могу бросить ее просто так.

— Ты понимаешь, что твои усилия тщетны? Насколько я понял, этих матросов послал кто-то…

— Местная большая шишка криминального мира. Хотела бы я знать, кто такой этот Массам. Альберта?

— Мне не так и много о нем известно. Знаю только, что у него все Южные острова под колпаком, — развела руками хозяйка.

— Слышь ты, лысый! — позвала Рин. Матрос обернулся и подошел, оглядывая неприязненным взглядом Анхельма.

— Че надо?

— Ты давай повежливее говори, — рыкнула Рин, как бы невзначай отодвигая герцога назад, себе за спину. — Тебя Массам послал?

— Не знаю такого.

— Все он знает! — заявила Альберта, подходя к Рин. — Массам уже не первый раз присылает своих подонков!

— Тише, Альберта, тише.

Рин спрыгнула со стола и вдруг с силой пнула лысого чуть ниже колена. Тот, заорав от боли, упал на пол, и она тут же вырубила его ударом по шее сзади. Его бородатый товарищ бросил швабру и дернулся к Рин. Пьяная дымка ушла из его глаз, он был напряжен и готов драться не на жизнь, а на смерть. Оценив ситуацию, она мгновенно выхватила револьвер, и дуло уперлось в лоб матроса. Он замер с поднятыми руками, лицо его стало наливаться кровью.

— На кухню все! Быстро! — отрывисто скомандовала Рин друзьям, не сводя тяжелого взгляда с потенциальной жертвы. — Альберта, закрой двери, зашторь окна, выкини отсюда всех и освободи подсобку. И принеси самую толстую веревку, какую найдешь.

Женщина тот час бросилась исполнять. Фрис тяжело поднялся со стула, лениво подошел к Анхельму, и увел его с собой на кухню. Ладдар молча проследовал за ними. Рин дождалась, когда ее друзья уйдут и снова обратилась к матросу:

— У тебя есть два варианта. Первый: опытным путем мы узнаём, есть ли у тебя мозги. Револьвер препарирует некрасиво, но качественно. Второй вариант: выкладываешь все, что знаешь. Ну как?

— Я ничего не знаю.

— Значит первый вариант? — ее палец чуть придавил курок.

— Белый нас прислал. Наш капитан это. На «Белом ветре» ходит, потому и зовут Белым, — ответил бородач, сверля ее взглядом.

— Зачем прислал?

— Сказал зачистить лавочку и выкинуть кошелку.

— Зачем ему это?

— Груз хранить.

— Какой груз?

— Не знаю.

Рин недоверчиво вскинула бровь вверх и сильнее надавила на курок.

— Правда! Не знаю! — занервничал он. — Торговля! Пес его знает! Мы к товару — ни ногой, Белый в трюм не пускает. Выгружают без нас.

Курок ушел почти до упора.

— Убери ствол, а! — попросил бородач. По его щеке потекла крупная капля пота.

— А рожу тебе вареньем не намазать? Потерпишь. Что он имеет с груза?

— Деньги. Делится щедро. Команда корабля двести человек, с каждого захода в порт он нам отстегивает по две тысячи ремов. Барыши тут самые большие, видать, даже в Маскарене так много не дают, как здесь.

— Откуда груз?

— Галдам.

— Прибыль, говоришь, самая большая… — прищурилась Рин. — Когда Белый будет в порту?

— Сегодня около девяти придет на третий док.

— Как найти?

— Фрегат с орлом на носу. Ночью он отплывет.

— Ясно, — сказала Рин и ударила бородача под дых. Он согнулся, и она приложила его револьвером по шее. Тяжело вздохнув, она взяла матросов за ноги и поволокла в подсобку. Из-за двери появился бледный и нервныйАнхельм. Увидев, как она тащит матросов, он округлил глаза.

— Они же тяжелые!

Рин сделала такое лицо, как будто бы говорила «да быть того не может!»

— Их надо связать, пока не очухались.

Рин накрепко связала их и заткнула рты тряпками. Анхельм следил за ней с некоторым страхом и недовольством.

— Зачем все это? Ты вообще мне что-нибудь объяснишь? — холодно спросил он, когда они прошли на кухню.

— Значит, слушай, — вздохнула Рин тяжело, уселась на стол и задумчиво уставилась сквозь Ладдара. Тот ответил ей неприязненным взглядом, но она не обратила внимания.

— Альберта, сделай хотя бы чаю, я устала, как собака, — поморщилась девушка и продолжила. — Так вот. Судя по тому, что мне удалось узнать, где-то здесь находится крупный склад контрабанды.

— Говоря о контрабанде, что конкретно ты имеешь в виду? — уточнил Анхельм.

— Товар, который приносит самые большие прибыли.

— Золото? Оружие?

— Люди. Рабы, — серьезно посмотрела она на него. — Прямо под нашим носом гнездо работорговцев, о котором местные власти либо не знают, либо не хотят знать, либо знают и потворствуют. Этот бородатый сказал, что товар везут в основном из Галдама. Это рыбацкий городок рядом с Винетрой, до соринтийской границы и герцогства Уве-ла-Корде там рукой подать, всего день пешего пути. В последние годы войны там осталось много сирот, а города вокруг были разбиты, разграблены.

— Ну и при чем тут работорговля?

Рин задумчиво пожевала губы.

— Попробую объяснить. Правительство Маринея сейчас выплачивает огромную репарацию, а до того сильно потратилось на ведение самой войны. Ты рассказывал, что первым делом деньги пойдут на восстановление стратегических объектов, больших городов и выплаты по долгам, и только в последнюю очередь — в деревни. Война довела тамошних жителей до крайней нищеты и оставила существовать буквально на развалинах. Они пошли бы на все, только бы выбраться из этого кошмара. А дальше картина мне видится следующим образом. Приезжает богатый дядя на большом корабле и обещает несчастным детям войны сладкую жизнь на Южных островах, которые маринейцы по старой памяти считают своей территорией, ведь аннексированы острова были чуть больше десяти лет назад. Так вот, он говорит, что устроит их на работу в хорошее место за небольшую плату и забирает с собой… — она ненадолго задумалась, а потом спросила Анхельма:

— Ты вообще был здесь когда-нибудь раньше?

— Нет, ни разу.

— Еще десять лет назад Южные острова были трущобами, в которые даже мне было страшновато соваться. Лейгес был одной большой клоакой, куда стекались все отпетые воры и мошенники. Война навела здесь шороху. Поэтому я была несказанно удивлена, когда увидела сегодня такой порядок на улицах и отстроенный город. Все это не случайно!

— Конечно не случайно, — подтвердил Анхельм. — На восстановление южных территорий выделялся огромный бюджет. Губернатор запросил серьезную сумму, но обоснованно. Лейгес — главный порт на юге, это наше окно на запад. Лицо нашей страны. То, что губернатор в военных условиях сумел превратить трущобы в цивилизованный город — это большая его заслуга. И, кстати, Гордон Атриди, который с этого года назначен министром хозяйства, приедет сюда с ревизией в мае.

— И что он здесь обнаружит? Внешне все будет — конфетка. Но какой ценой дается эта конфетка? Альберта? Ты что-нибудь знаешь?

Альберта согласно кивнула.

— Восточную часть города начали отстраивать еще лет пять назад.

— Но бюджет я подписал только в ноябре позапрошлого года! — воскликнул герцог. — Он не успел бы за такое время так отстроить город.

— Видишь? Значит, ты не все знаешь.

— Нет, подожди. Губернатор мог давать деньги из своего кармана, — не сдавался Анхельм. Рин скептически поджала губы.

— Стал бы он это делать? Анхельм, здесь произошло преступление. Вот это конкретное место собираются использовать в качестве склада для хранения товара из Галдама. Вполне вероятно, живого товара. И я говорю не о живой рыбе. Все, что нам нужно выяснить — это личность Белого, кто в действительности его прикрывает, и что за товар.

— Я думаю, это все проделки Массама, — сказала хозяйка кондитерской. — Он никому в портовом районе жизни не дает. Ко мне-то он не особенно лез, потому что мой муж был начальником полиции. Но когда мой дорогой погиб… Подонки Массама стали все чаще ко мне заходить и намекать, что мне лучше уйти. Я обращалась в полицию, говорила, что мне угрожают, а мне ответили лишь, что это немудрено, учитывая, сколько врагов в преступном мире нажил мой покойный муж. Посоветовали собрать вещи и уехать подобру-поздорову, потому что никто этим делом заниматься не будет. У меня просто не приняли заявление. Но куда мне ехать? Здесь я родилась, здесь уж и в могилу лягу. Кондитерскую жаль, я всю жизнь ей отдала… Последний месяц я провела, словно в осаде… Все соседние лавочки Массам уже взял под свой контроль, я одна осталась на Третьей линии!

— Минуточку, — сказал Анхельм, — а почему я об этом ничего не знаю? Мое «Оленье рагу» в пяти минутах отсюда, но я первый раз слышу о подобных сложностях.

— Не думаю, что ресторан, которым владеет герцог, станут трогать. Отсюда вывод: есть координатор, который говорит, кого можно потрясти, а кого нет. А раз полиция бездействует, то есть кто-то, кто прикрывает вымогателей и контрабандистов надежным способом. Надежнее всего это может сделать только человек, обладающий большими деньгами и властью. Так что, может статься, что губернатор как раз и есть тот, кто прикрывает работорговлю.

— Абсурд, — заявил Анхельм. — Губернатор в родстве с четой Гальярдо, он не стал бы так подводить семью!

Рин прищурилась.

— Послушай-ка, откуда у тебя столько веры в людей? Тебе напомнить, как два не особо дальновидных товарища облапошили тебя, открыли у тебя под носом, в твоем собственном замке, свое дело и украли колье твоей матери, которое только каким-то чудом не успело уйти в неизвестные руки, м-м?

Анхельм только обиженно поджал губы.

— Здесь можно предположить самые абсурдные вещи и вероятность того, что это будет так — примерно девяносто процентов. В семьдесят пятом году я уничтожила здесь огромную сеть контрабандистов, которую прикрывал одновременно Канбери, губернатор и мэр Гор-ан-Маре. Поэтому меня совершенно не удивляет, что здесь снова образуется такое дело. Проклятое место, проклятое эхо войны.

Кастедар достал сигареты и закурил. Рин поморщилась от запаха дыма.

— Собственно, вы-то здесь при чем?

— Хороший вопрос. С одной стороны, здесь может развиться нечто гораздо хуже, чем просто работорговля. В один прекрасный момент этот самый Белый — или Массам — наберет хорошую команду головорезов, грохнет губернатора и захватит власть на острове. Дальше — непредсказуемо. Южные острова — одно из очень немногих мест в Соринтии, где нет гвардейцев императора, поэтому здесь никто ничего не боится. Но с другой стороны, мне за это не заплатят, в личное дело не запишут, к награде не представят, а еще могут заинтересоваться моей личностью. Одним словом, денег здесь я не поимею.

— А безопасность страны, долг родине тебя уже не волнует? — спросил Анхельм мрачно.

— Я этой стране ничего не должна, чтобы геройствовать зазря, — прищурилась Рин. — А по известному закону подлости, инициатива инициирует инициатора.

Фрис вдруг рассмеялся, и на него все обернулись. В ответ на вопросительные взгляды он лишь хитро посмотрел на Рин и взял чашку чая, предложенного Альбертой. Пока они разговаривали, хозяйка уже приготовила чай и стала наводить порядок на столе. Она освободила его от многочисленных плошек, чашек, другой посуды и муки и согнала с него Рин:

— Рин, сколько раз говорила: не сиди на столе! — проворчала Альберта.

— Что я сделаю? У тебя тут ни одного целого стула не осталось.

— Посмотри на себя сзади.

Рин посмотрела и ахнула: ее коричневые штаны были в муке.

— Так или иначе, нам нужно решить, что мы сейчас делаем? — спросила она, отряхиваясь. — Я рассчитывала полакомиться тортиками, но в этой жизни все против меня, так что… Анхельм?

— У меня дела, Рин, мы должны спешить, так что сейчас мы идем к губернатору. И хотя я сомневаюсь в этом, все же надеюсь, что до него мы дойдем без приключений.

Альберта вдруг замерла, а потом подошла к Рин и прошептала что-то на ухо ей. Та сделала какое-то странное лицо и округлила глаза.

— Прошу простить мою невоспитанность, — спохватилась Рин. — Ваша светлость, разрешите представить вам Альберту Вонн, хозяйку славной кондитерской на Третьей Портовой улице. Альберта, познакомься: герцог Танварри, его светлость Анхельм Вольф Танварри Ример.

— Великие боги! — старушка тут же попыталась выполнить неуклюжий реверанс. — Ваша светлость! Как это грубо с моей стороны… Мы сейчас же все здесь приберем, это просто ужасное недоразумение! Мне ужасно жаль, что вы стали свидетелем столь непристойной сцены, ваша светлость!

Анхельм улыбнулся и остановил хозяйку.

— Не беспокойтесь, это нам следовало предупредить вас о визите. Ничего страшного не произошло. Это всего лишь недоразумение.

«Простой, как три рема, — умилилась Рин. — Да-а, в былые времена Гальярдо бы мне голову оторвал за то, что я подвергаю высокопоставленную персону опасности. Эх, нет на меня управы!»

— Как жаль, что у нас так мало времени, и мне не удастся отдать должное вашему искусству кондитера, госпожа Вонн!

— Ах, что вы! Мне так жаль, что я не могу принять вас как полагается, ваша светлость!

Рин поняла, что если сейчас она не прервет этот обмен любезностями, все рискует затянуться. Поэтому она кашлянула и сказала:

— Мы можем отправиться прямо сейчас, но есть одна проблема. Точнее две проблемы. Лежат в подсобке связанные. Отпустить их я не могу, оставить там до вечера — тоже.

Анхельм задумчиво посмотрел на Рин.

— Губернатор должен объяснить мне некоторые вещи, — сказал он после долгого молчания. — Поэтому нам придется взять их с собой.

— Ты хоть представляешь, как далеко их тащить?

— Мы тащить никого не будем. Я более не имею никакого желания путешествовать по этому городу пешком, так что пойди на улицу и найди экипаж, достойный герцога.

Рин обратила внимание на холодок в его голосе и на то, как заулыбался Фрис при этих словах. Задумчиво хмыкнув, она отряхнула штаны и направилась на поиски экипажа. В порту, возле транспортно-пассажирской конторы, где они оставили багаж, ничего подходящего не нашлось, поэтому Рин решила пройти вглубь доков, чтобы найти императорское почтовое отделение. Покопавшись в памяти, она припомнила, что нужное ей место находилось в одном из корпусов Адмиралтейства. Уточнив дорогу у прохожего, она зашагала в указанном направлении. Адмиралтейская площадь Лейгеса изменилась до неузнаваемости: деревянную брусчатку перемостили светлым гранитом, в центре построили большой фонтан с дельфинами, вокруг фонтана — деревянные лавочки и цветущие клумбы. Напротив площади теперь располагалась широкая подъездная дорога к одному из корпусов Адмиралтейства. Это громадное четырехэтажное здание со стенами циннвальдитового цвета огибало порт Лейгеса, отделяя его от жилой части города. Рин повертела головой, высматривая нужный подъезд, и когда нашла, прибавила шагу.

— Экипаж на весь день? — зевнул начальник конной станции, к которому ее направили при входе. В этом толстяке с очень темной, почти черной кожей без труда можно было узнать выходца с Шаберговых островов, располагавшихся далеко на юге. Он с сомнением посмотрел на Рин и ухмыльнулся. — Да еще и с тремя лошадьми? Это очень дорого. Да и нет у нас такого.

Рин прищурилась и облокотилась на прилавок, заваленный бумажками.

— Я видела такой при входе.

— Он не на ходу.

— Только что приехал!

— Вот когда отдохнет, тогда будет на ходу. И тогда не дам, потому что он вечером отправится к господину Закари.

— Плевать мне, к кому он там отправится. Именем герцога Танварри, я приказываю вам сию минуту предоставить экипаж для его светлости Анхельма Вольфа Танварри Римера, — процедила Рин.

— Не знаю такого. Почем мне знать, кто он там такой — герцог или не герцог? Я сейчас экипаж отпущу, а мне потом от господина Закари попадет.

— А я знать не знаю, кто такой господин Закари, господин ли он, и, если честно, мне на него плевать, — повторила Рин, похлопала по карманам и достала значок сотрудника департамента безопасности. Начальник уставился на него с недоверием, пошевелил усами и крякнул.

— Именем герцога Танварри, приказываю сию минуту предоставить карету, — с ледяным спокойствием повторила она. Толстяк медленно поднялся со стула, и, бросив неприязненный взгляд на Рин, ушел в одну из дальних комнат, откуда вернулся с огромной связкой больших ключей. Она прошла вместе с ним до денников и уселась на покосившуюся скамейку при входе, ожидая, когда ей соберут экипаж. Рин страшно хотелось пить, от жары болела голова.

— Эй, мальчик! — окликнула она конюха. — Вода где есть?

Мальчишка показал ей пальцем на небольшой питьевой фонтанчик-чашу рядом со входом в здание. Рин поднялась и пошла к нему. Проходя мимо открытых дверей, она услышала разговор начальника с кем-то:

— …асти, поди-ка к Массаму и скажи, что к нам заявились законники. Чего? Да пес ее знает, кто такая, но значок не игрушечный был.

Рин навострила ушки. Она умывалась нарочито медленно, вслушиваясь в каждое слово. Жаль, что слышно было только начальника.

— А? Я почем знаю, знает он ее или нет? Она сказала, что знать не знает, кто такой Закари. Значит не из его шайки-лейки. Как описать? Ну… хорошенькая такая блондиночка, белокожая северянка. Оружием увешана с головы до ног. Да хватит вопросы задавать! Мне проблем с законом не надо, пусть Закари сам с ней разбирается. Гони давай к нему.

«Ах, вот как?.. Ну, что ж, это мы запомним», — подумала Рин. Она почувствовала на своей спине взгляд, повернулась и сдержанно улыбнулась начальнику станции. Тот рассматривал ее, прищурившись, потом медленно кивнул в сторону. Рин повернула голову и увидела выезжающий к ней экипаж. Рин дала начальнику станции задаток, села в карету и приказала трогать.

Когда она вернулась, ее друзья и Кастедар все еще были на кухне, сидели все вместе за столом и мирно пили чай с пирожными с кофейным ликером.

— Тебя за смертью посылать, — проворчал Анхельм. Рин, не зная смеяться ей или злиться, посмотрела сначала на Анхельма, потом на Кастедара. Губы демона чуть дрогнули в едва заметной улыбке, но тут же его лицо застыло привычной восковой маской. Анхельм собирал какие-то бумаги в свой дипломат, с которым не захотел расставаться по прибытии.

— Ой, Рин, дорогуша, сегодня определенно не самый плохой день в году! — обрадовано начала Альберта, наливая ей чай. — Его светлость предложил мне…

— Госпожа Вонн, — прервал ее Анхельм, — мы же договорились. Полная конфиденциальность.

— Ах, да-да… Прошу прощения, я забылась.

— То есть, им можно знать, а мне нет, да? — уточнила Рин. Герцог кивнул в ответ. Рин прищурилась и задумалась. Анхельм выглядел очень отстраненным, в его взгляде совсем не было той теплоты, с какой он всегда смотрел на нее. Рин прокрутила в голове все, что говорила ему и поняла: Анхельм пытался показать, кто хозяин положения, и выказывал обиду за то, что она довольно грубо осадила его при посторонних, высказав свое мнение о его доверчивости. Ну что ж, справедливо, действительно грубовато получилось. Интересно, как долго он продержится?

— Экипаж ожидает у входа, ваша светлость. Разрешите, я понесу ваш багаж.

Не дожидаясь ответа, она взяла со стола его дипломат и понесла к карете. Анхельм поспешно встал и пошел вслед за ней, чуть не стукнулся лбом о низкую балку дверного проема и успел поймать ее за руку до того, как она вышла.

— В чем дело? — спросил он. Рин удивленно взглянула на него.

— Этот же вопрос я могу задать вам, ваша светлость.

— Прекрати эти глупые шутки, это вовсе не смешно.

— Какие шутки? Если бы я хотела пошутить, я бы надела шутовской колпак, ваша светлость.

— Ты нарочно! — Анхельм отнял у нее дипломат и тихо сказал. — Прошу тебя, любовь моя, не называй меня никогда по титулу.

Рин вздохнула и закрыла рукой лицо: минуты не продержался!

— Ну что ж ты такой мягкий, а… Ничего не поделаешь. Анхельм, прости меня за то, что я так резко высказалась о твоей доверчивости при посторонних.

Взгляд Анхельма потеплел.

— Но, пожалуйста, не будь со мной таким… такой… — Рин тщетно силилась отыскать более мягкое слово, заменяющее «тряпка» и «подкаблучник». — Будь со мной строже, а? Иначе я тебя перестану слушаться.

— Когда я вижу тебя, моя голова отказывается мне подчиняться. Я очень сильно люблю тебя. Я не хочу тебе приказывать, знаю, что ты не терпишь приказов.

Рин помрачнела.

— Послушай. Наши отношения — это отношения лошади и наездника, где лошадь — я, а ты — наездник. Понимаешь? В нужный момент ты должен осадить меня, пришпорить, хлыстом ударить, и в нужный момент — похвалить и дать лакомство. Иначе я удила закушу, а тебя сброшу. И еще копытом под зад дам.

Анхельм взял ее за плечо, нагнулся и, очень серьезно посмотрев в глаза, тихо сказал:

— Я предлагаю тебе новый вариант отношений, где никто ни на ком не ездит. Осмысли.

Анхельм вышел и пошел в карету, а Рин со вздохом направилась обратно, чтобы забрать матросов. Альберта прибирала чашки, а Ладдар вышел к карете.

— Развести такой балаган при посторонних людях, — шепнул ей Фрис, помогая вытащить бессознательное тело из подсобки. — Вы с мальчишкой совсем с ума сошли от любви?

— Не твое дело, — огрызнулась Рин. — Как ты представился Альберте?

— А это твое дело? — развеселился келпи. Рин сдула упавшие на лоб волосы и встала в позу сахарницы.

— Мы можем говорить правду на свой лад, но врать мы должны одинаково.

— Я не представлялся ей, глупая. И нечего срывать на мне настроение, я тебе не мальчик для битья.

Рин сникла.

— Прости. Ты и вправду тут ни при чем.

— Умница. И впредь запомни простое правило: никогда не пытайся как-либо принизить авторитет мужчины при посторонних людях, даже если ты во сто крат умнее и права. Тем более, если ты права. Это залог долгих и счастливых отношений.

— Ну почему Анхельм не может быть таким, как ты?

— Потому что он не я. Наговорилась? Может, пойдем?

Рин вздохнула, взяла матросов за ноги и потащила к выходу. Вместе с Фрисом они погрузили их в карету.

— Девчонка, — позвал келпи, — у меня нет ни малейшего желания ехать к этому вашему губернатору, я прогуляюсь до ближайшей реки. Я голоден и сильно устал. Давиться человеческой едой больше не могу. Пока не отдохну, толка от меня не будет.

— Конечно, Фрис. Встретимся завтра в десять утра там, куда причалил корабль, хорошо?

— И как я узнаю время?

Рин сняла с руки часы и застегнула на запястье Фриса.

— Пройдет ночь. Утром, когда стрелки остановятся вот здесь, ты должен быть в условленном месте.

— Хорошо.

Она улыбнулась ему, и Фрис зашагал по улице в сторону порта.

— Гхм, — напомнил о себе Кастедар, мрачно глядя на Рин.

— Вы что-то хотели, господин Эфиниас?

— К чему это? Ты знаешь мое имя, и мы давно на «ты». Я не поеду с вами. Мне это не интересно. Буду ждать вас в пассажирской конторе. Смею надеяться, что вы не станете ввязываться в неприятности и расследовать это дело прямо сейчас. Наш корабль отплывает завтра, у нас нет времени.

Рин кивнула ему, и демон ушел прочь быстрой и легкой походкой. Альберта вышла из кондитерской.

— Ну что же ты, даже до свидания не скажешь?

— Я вернусь вечером, — пообещала Рин, но чуть подумав, поправила себя: — Возможно. Если не вечером, то рано утром загляну. До встречи.

Рин пожала ей руку, села в карету и приказала трогать к дому губернатора. Сама она села рядом с Анхельмом, а моряков посадила напротив. Колеса застучали по мостовой, Рин принялась рассматривать город, который изменился до неузнаваемости за то время, что она не приезжала сюда. Если можно было так выразиться, город посветлел. Деревянных домов почти не осталось, едва они выехали из района порта и въехали в жилые кварталы, их стали сменять аккуратные, изящные двух и трехэтажные виллы с белыми стенами и рыжими черепичными крышами. Большинство дворов имели богато украшенные сады и внушительной высоты ограды. Низенькие и тонкие деревца свидетельствовали о том, что дома отстроили совсем недавно.

— Богато… — проговорила Рин. — Не так давно здесь были пустыри…

— Теперь твои слова не дают мне покоя, — признался Анхельм. — Помнишь, я мучился с налоговыми отчетностями? Я-то надеялся, что невязка в налоговых декларациях — ошибка казначея, но теперь вижу, что нет, это казначей получал неверные цифры. Что если здесь и вправду работорговля? Закон Соринтии на эту тему выражается предельно ясно: смертная казнь. Если все действительно так, я вынужден буду действовать без промедления. Но — боги свидетели — у меня нет на это времени!

Рин бросила на него осторожный взгляд: герцог был напряжен и мрачен, голубые глаза смотрели подозрительно, а губы сузились в ниточку. Он нервно крутил перстень-печать на пальце и разглядывал виллы.

— Губернатор знает о моем приезде, я отправлял почтового голубя еще из Гор-ан-Маре, — добавил он, и Рин сердито фыркнула.

— Зачем? Неожиданный визит был бы куда эффективнее!

— Этикет требует предупреждать высокопоставленных персон о своем визите. Он не обычный горожанин, — объяснил герцог. — К тому же, у меня есть дела к нему, мне нужно было, чтобы он подготовился. Естественно, я не рассчитывал, что встряну в историю в первый же час после прибытия.

— Анхельм, — позвала Рин, и он перевел взгляд на нее. — Что будем делать?

Герцог задумчиво пожал плечами.

— Что делать с этими двумя? — уточнила Рин. — С порога бросить ему их под ноги — не лучшая тактика.

— И не думал об этом. Сначала я расспрошу его о делах, а ты слушай и сопоставляй с тем, что тебе известно. Конечно, ты тоже будешь вовлечена в беседу, поэтому старайся как можно меньше отвечать на его вопросы. Покажи всем своим видом, что ты стесняешься его, разыграй, что слишком сильно устала с дороги и хочешь отдохнуть. Что угодно!

— Притворюсь, что у меня болит горло и пропал голос. Скажешь, что меня продуло на корабле.

— Хорошо, подойдет. Моя задача — вынуть из него максимум информации, а затем сопоставить его рассказы с реальностью и тем, что ты знаешь.

— Если я захочу что-то сказать, буду писать тебе записки.

— Да. Твоя одежда… точнее, твое оружие тебя может выдать.

— Боюсь, что мы уже уехали слишком далеко от торговых кварталов… — покачала головой Рин. — При мне Соколиная песня, револьвер и кинжал. Попробуй-ка спрятать Песню в дипломат, под бумаги?

Рин отстегнула ножны и протянула Анхельму. Тот раскрыл дипломат и попробовал уложить, как она сказала. Крышка закрылась с трудом.

— Ну, никто не увидит, если будешь аккуратен, — понадеялась Рин. — Револьвер останется со мной, ты все равно не умеешь стрелять.

Рин отстегнула с бедра кинжал и взвесила в руке.

— Давать его тебе бесполезно, а на мне он будет выглядеть подозрительно.

Анхельм взял у нее оружие, отвернул полу пиджака и спрятал в потайной карман. Ткань заметно вытянулась вниз.

— Видно, что у тебя в кармане что-то есть.

— Ну и что? Может, я там кулек монет по три рема несу. Я герцог, он не посмеет задавать вопросы. Кстати, вспомнил: я все время забывал показать тебе, где держу деньги.

— Это еще зачем? — удивилась Рин. Анхельм усмехнулся и снова раскрыл дипломат.

— Ты как маленькая. Мы очень далеко от дома, мало ли что случится. Смотри внимательно. На мелкие расходы деньги лежат в дипломате, вот в этом кармане. С крупными счетами другая история. У тебя с собой записная книжка?

Рин кивнула и достала из бокового кармашка на бедре свою записную книжку и карандаш. Анхельм взял и стал листать, ища пустую страницу. Рин перевернула сама и ткнула пальцем в список адресов в самом конце книжки.

— Ты пишешь не на соринтийском? — спросил Анхельм, записывая номер счета.

— Нет, это аириго. Я пишу на нем, чтобы не забывать родную речь, и чтобы никто не смог прочитать мои дневники.

— Понятно. Так, вот мой счет. Запомни его на всякий случай. Основной банк, который обслуживает меня, находится в Кандарине, мои дела ведет… дай допишу… Горан Малкович. Если расходы крупные, я предъявляю паспорт, ставлю печать моим перстнем и называю банковский счет, на который потом приходит чек.

— Представляю, какие чеки тебе придут, когда мы вернемся домой, — пробормотала Рин, вспомнив обо всех украшениях и платьях, которые лежали в ее чемоданах. Герцог рассмеялся.

— Не волнуйся, это из разряда мелких расходов. Крупные расходы — это покупка домов, предприятий, ювелирных изделий и так далее. Вернемся к нашим баранам. Свою легенду помнишь?

— Да ни к чему здесь легенда, — поморщилась Рин. — Называй меня по фамилии, а ему не представляй.

— Хорошо. Я все же надеюсь, что здесь все гладко, а недоразумение с этими двумя — действительно недоразумение.

— Вероятность этого стремится к нулю.

Анхельм на это ничего не ответил, и они надолго замолчали. Рин распустила волосы, заплела косу и снова заколола стилетом в пучок, чтобы не мешались. Солнышко ощутимо припекало даже в карете, невыносимо хотелось пить и нырнуть в сугроб. От жары раскалывалась голова. Рин нервно дернула щекой и прикрыла глаза рукой.

— Кстати, не объяснишь мне одну вещь? — спросил вдруг Анхельм, копаясь в дипломате.

— М-м?

Вместо ответа он протянул ей газету. Рин рассеянно просмотрела большие статьи и недоуменно посмотрела на него.

— Некролог, — пояснил он.

Рин нашла заметку и прочитала:

«25.01.4010 года после продолжительной болезни в возрасте 45 лет трагически ушла из жизни Элеонора Кревилль, жена покойного Гюнтера Кревилля, начальника Службы охраны Императора, убитого в конце ноября террористами на приеме в честь посла Маринея. Элеонора Кревилль при жизни была покровителем эрисдрейского пансиона сирот, меценатом галереи изобразительных искусств, прекрасной матерью и просто хорошим человеком. Спи спокойно, милая подруга. Мир не забудет твоей доброты. Твои друзья».

Рин подняла взгляд на Анхельма.

— Жена Кревилля умерла, — сказала она. Герцог смотрел на нее внимательно, ожидая, что еще она скажет. Рин молчала.

— А Кревилль убит, — продолжил мысль Анхельм. — И это сделал не Арман, Рин. У него не было такого приказа. А сейчас я вспомнил, как дядя при первой встрече сказал тебе «спасибо за Кревилля». Ты ничего не хочешь мне рассказать, Рин?

Анхельм был очень серьезен и смотрел на нее так, словно бы он уже все знал, только ждал от нее ответа. Правдивого ответа. Рин вздохнула и собралась с мыслями. Но едва она открыла рот, карета остановилась, и кучер крикнул: «Приехали!» Рин поблагодарила небеса за возможность отмолчаться.

— Долго рассказывать. Потом поговорим об этом, — сказала она. Анхельм поджал губы и с досадой посмотрел на нее. Рин лишь развела руками и кивнула в окошко кареты. Анхельм вышел и подал ей руку.

— Давай будем решать проблемы по мере их поступления? — предложила Рин, пытаясь заглянуть ему в глаза. Он только кивнул в ответ и отвел взгляд. Рин тяжело, но тихо вздохнула, предчувствуя бурю.

Глава 2.1

Вилла губернатора Южных островов превосходила размерами родовое имение Римеров раза в три. Это было двухэтажное здание с розовато-бежевыми стенами, внушительными колоннами из розового мрамора и множеством широких арочных окон. Второй этаж его украшал застекленный балкон-галерея с арочными переходами. К парадному входу вела дорога, выложенная плиткой из кремового песчаника. В громадной ротонде перед входом был фонтан со статуями играющих водой русалок, вокруг которых были высажены причудливые водные клумбы-аквариумы с вечнозелеными растениями и цветами.

— Боги, как красиво! — пролепетала Рин, оглядываясь вокруг. На мгновение ей показалось, что она попала в какое-то сказочное место. Вокруг здания разрослись невиданные сады, казалось, здесь собраны все самые прекрасные цветы Южных островов. По дорожкам между клумбами гуляли павлины, при виде гостей один из них распустил пышный хвост-веер и настороженно пригляделся. В центре сада в небольшом пруду, окаймленном каменной дорожкой, среди цветущих лотосов плавали черные и белые лебеди. Откуда-то из здания доносилась музыка, дуэт фортепиано и скрипки.

— Да, — процедил Анхельм. — Красиво.

Рин взглянула на него, пытаясь понять, о чем он думает, но не успела: герцог быстро зашагал ко входу, и ей пришлось поспешить, чтобы догнать.

Когда дверь открылась, Рин шокированно замерла, изо всех сил стараясь не таращиться. На пороге стояла очень красивая женщина лет пятидесяти, одетая в темно-зеленое платье длиной до пола, с закрытыми рукавами и высоким воротником. Ее светло-синие волосы были собраны в аккуратную прическу, светло-желтые глаза смотрели на гостей снисходительно. Но примечательным было не то, что перед ними была волшебница, а то, что у волшебницы была кожа теплого сиреневого цвета.

— Ваша светлость, господин Ример! — сказала она, увидев Анхельма, и едва заметно поклонилась. — Добро пожаловать! Мы ожидали вас. Прошу вас, проходите, располагайтесь. Я позову его сиятельство.

Анхельм прошел за женщиной в гостиную, Рин последовала за ними со смешанным чувством тревоги и непонимания. Герцог никак не выразил удивления по поводу того, что их встретила женщина из рода аиргов. Они сели на большой белый диван возле камина, женщина снисходительно поклонилась и ушла. Рин дождалась, когда она исчезнет, и дернула Анхельма за рукав.

— Это что сейчас было? — едва слышно прошептала она. Анхельм только пожал плечами. Не получив ответа, Рин принялась рассматривать дом. Внутреннее убранство можно было назвать только роскошным и никак иначе. Полы из молочного хельвея блестели так, будто слуги только тем и занимались, что натирали их с утра до ночи. На полке над большим белокаменным камином стояла белая ваза с тремя золотыми тюльпанами. Расписной потолок украшала хрустальная люстра. Все было светлым, чистым, в углах зала цвели экзотические цветы в горшках. Подошла служанка и поставила на стеклянный кофейный стол перед ними ярусную подставку с фруктами и чайный сервиз. Рин оглядела свои штаны и попыталась незаметно очистить пятнышко от муки на коленке.

— Хватит дергаться, — шепнул Анхельм. — Никто никаких пятен не видит.

Рин вздохнула и оставила попытки привести себя в подобающий вид. Сзади послышались торопливые шаги, и она обернулась. К ним шел, пытаясь не то побежать, не то полететь, пожилой мужчина грузного телосложения, с красным одутловатым лицом. Он был одет в расшитый золотой тесьмой и отделанный кружевами темно-зеленый бархатный камзол, каких Рин не видела в жизни уже лет двадцать, а то и больше. Губернатор носил нелепый белый парик с кудрями, на ногах — белые чулки и черные туфли с золотыми пряжками. Он вытянул вперед руки, словно был чрезвычайно рад видеть Анхельма. Герцог, меж тем, остался сидеть и навстречу хозяину дома не поднялся. Рин дернулась, чтобы встать, но он удержал ее и, не шевеля губами, процедил: «Сиди».

— Ах, ваша светлость! Ваша светлость! Какая честь! Какая радость видеть вас в своем доме! Милейший! Подали ли вам вина? — спросил он, подойдя и оглядывая стол. Не обнаружив на столе ничего, кроме чайных чашек, он закричал на весь дом:

— Рейко! Вина нам! И обед накрывайте!

— Здравствуйте, господин Алава, — спокойно поприветствовал Анхельм. Губернатор наконец уселся в кресло напротив.

— Ах, ваша светлость! Какое счастье, что вы приехали так скоро! И, верно, слухи не лгали, с вами милейшая спутница. Могу я узнать ваше имя, госпожа?

— К сожалению, госпожа простудилась в пути и потеряла голос, — ответил Анхельм за Рин. — С удовольствием представляю вам Ирэн Эмерси.

Рин улыбнулась, протянула руку, и губернатор с видимым удовольствием приложился к ней губами. Анхельм в этот момент потемнел, как небо перед грозой, но продолжал спокойно улыбаться.

— Госпожа Эмерси, имею честь представиться, — сказал губернатор. — Меня зовут Рафаэль Альварес Алава, я — губернатор Южных островов и ваш почтенный слуга на время вашего пребывания в нашем чудесном городе.

Рин улыбнулась и кивнула.

— Легкой ли была дорога, ваша светлость? Я слышал, вы приехали с далекого севера. Какие там нынче погоды?

Рин удивленно вскинула брови: из какого века вылез этот господин? Так уже давно никто не разговаривает.

— Февраль, самые холодные ветра и сильный снег, так что поездка в ваш чудный теплый край дала мне возможность скрыться от непогоды. Добрался без проблем и очень быстро. Слышали об открытии железной дороги между Зальцири и Гор-ан-Маре?

— Читал в газетах. Расскажите, пожалуйста, подробнее! Может быть, и у нас на островах такая нужна?

— На островах в ней нет надобности, расстояния здесь малы.

Губернатор выглядел раздосадованным.

— Но как хотелось бы иметь такую диковинку.

— Едва ли ваш племянник обрадуется мертвым активам. Поверьте, железная дорога вам совершенно ни к чему.

— Похоже, вы правы. Ваша светлость, а как поживает его величество? В добром ли он здравии?

— Я не имел чести встретиться с ним лично, однако из надежных источников знаю, что на здоровье его величество никогда не жаловался.

— Как же так? — растерялся Алава. — Министр финансов никогда не был на приеме у императора?

— Его величество допускает к себе только двух министров. Министра вооруженных сил герцога Томаса Бертрана Кимри-Валеуолла и министра имперского хозяйства герцога Гордона Джеффри Остина-Атриди. Вы же знаете их?

— Лично знаком только с герцогом Кимри. Я слышал, что наш император немного замкнут, но чтобы настолько…

— Император приезжает только на королевский совет и посещает некоторые праздники. К счастью, его невмешательство никак не влияет на управление страной. Он, как капитан корабля задает нам курс, а мы, его верные подданные, как боцманы и помощники, исполняем и держим на плаву наш корабль. Однако мне не хотелось бы больше вести праздные разговоры. Я устал с дороги, и прежде чем мы перейдем к нашим делам, хотел бы отобедать.

Губернатор тут же окликнул:

— Рейко, обед?

— Обед готов, ваше сиятельство, — она учтиво, но с достоинством поклонилась.

— У моих дочерей закончились уроки музыки? — спросил Алава.

— Да, ваше сиятельство, закончились. Мне позвать их к столу?

— Конечно! И скажи, чтоб оделись, как подобает! — он опустошил бокал почти залпом и, икнув в салфетку, обратился к герцогу. — Ах, ваша светлость, мои доченьки учатся музыке: старшая со скрипкой, а младшая на фортепиано, играют дуэты. Младшенькой пятнадцать, старшей восемнадцать. Еще маленькие, а уже такие умницы, такие разумницы! Ну, пойдемте же, отобедаем!

Губернатор, Анхельм и Рин поднялись и пошли вслед за Рейко в обеденную залу. Большой стол был накрыт стольким количеством еды, какое могла бы съесть рота солдат, но никак не трое. Здесь было все, что могла предложить кухня Южных островов. Закуски были представлены множеством салатов с дарами моря, тончайшими ломтиками соленой океанической сельди с луковой приправой, маленькими рулетиками из соленого теста на шпажках, фаршированными оливками и креветками, канапе с большими креветками в кляре, яйца, начиненные икрой разных сортов. Хотя от рыбных блюд, которых за время путешествия было поглощено немереное количество, уже подташнивало, Рин мысленно предвкушала трапезу. Такого кок на корабле не готовил. Как жаль, что любитель рыбы Фрис это не попробует! Ее размышления прервал тонкий женский голосок:

— Папа, ты звал нас?

Рин повернулась и увидела двух милых девочек. Одна была высокой, выше Рин на ладонь, с хрупким бледным лицом в веснушках и слабым подбородком, на котором слева было небольшое темно-красное пятно, узкими плечами и тонкой шейкой. Она была одета в сизое, расшитое маленькими белыми и золотыми птичками платье с корсетом, поддерживавшим весьма большую для такого хилого телосложения молочно-белую грудь. Ее каштановые волосы были заколоты шпильками с жемчужинами. Взгляд больших серых глаз с поволокой обращался к герцогу безо всякой радости, а скорее даже с тоской, какая совсем не подходила столь юной девушке.

Рин не сразу поняла, что было не так во внешности младшей дочки губернатора. Вроде бы все было в порядке. Одета в платье мятного цвета, без корсета. Декольте у платья не имелось, так как показывать там было нечего — плоска, как доска. Плечи были худенькие и узкие, как у сестры. Словом, обычная, свойственная подростку худенькая и угловатая фигурка. Длинная черная коса до пояса, переплетенная с серебряными лентами. Кожа смугловатая, лицо широкое, лоб высокий. Но черты остренькие и четкие. Нежно-красные губки, похожие на розовые лепестки. Черные брови чайками и пронзительно-умные голубые глаза. Наконец до Рин дошло.

«На меня похожа», — подумала она со странной грустью. Девочка совсем не походила на Алаву. Этот краснолицый кабан никак не мог быть отцом этих девочек, Рин это поняла совершенно четко. Если и были у них кровные узы, то только очень далекие. Взглянуть бы на их мать…

— Ваша светлость, с отеческой гордостью представляю вам мою старшую дочь Камелию, — сказал губернатор, подтолкнув вперед сероглазую девочку, — и младшую Розу. Дочери, сегодня у нас большой праздник, к нам пожаловали сам его светлость герцог Анхельм Вольф Танварри Ример и подруга его светлости, леди Ирэн Эмерси.

Анхельм улыбнулся и поцеловал руку старшей дочери.

— Приятно познакомиться с вами, леди Алава!

— Знакомство с вами — большая честь, ваша светлость! — ответила девушка, делая реверанс. Камелия смущенно улыбнулась и почтительно кивнула Рин. Та кивнула в ответ, спокойно улыбнувшись девушке.

— В высшей степени приятное знакомство, леди Алава! — поздоровался герцог с младшей дочерью. Девочка сделала реверанс.

— Добро пожаловать, ваша светлость! Добро пожаловать, леди Эмерси!

— Что же, приступим к трапезе!

Рин с наслаждением поглощала салат с кальмарами и маленькими маринованными осьминогами и сочиняла оду повару, однако застряла на подборе рифмы к слову «осьминог». Ничего лучше, чем «сапог» в голову не шло. Едва она протянула руки к графину с белым вином, как Анхельм мгновенно заменил его на грейпфрутовый сок. Через некоторое время две служанки вместе принесли блюдо, на котором лежал гигантский запеченный с картофелем и травами тунец.

— Прошу вас, ваша светлость, попробуйте эту замечательную рыбу! Этого тунца выловили сегодня утром специально для вас.

— Милостивые боги! — пробормотал Анхельм, оглядывая тушу, от которой шел ароматный дымок. Служанка разрезала рыбу и подала герцогу тарелку с большим куском. Рин, зная, как мало он вообще ел, мысленно усмехнулась. И охнула, когда на ее тарелку легла порция не меньшего размера.

— Ваша светлость, какие новости на континенте? — осведомилась младшая дочь. Анхельм с улыбкой отвечал:

— В конце декабря достроили собор Светлой Сиани в Кастане, я слышал, дивное место. Посетите его обязательно. Знакомы ли вы с герцогиней Мелуа? Франсуаза Женевьева Мелуа.

— Ее светлость всегда гостит у нас, когда навещает свои владения на Шаберговых островах, — ответила девочка.

— Герцогиня открывает вторую консерваторию в Лилли. Я подумал, что вам как пианистке это интересно.

— Волнующее событие. Но… Да простит меня отец за мои слова… Меня мало интересует музыка, ваша светлость.

— А что же вас интересует в таком случае?

— Государственное управление, — ответила Роза, глядя на герцога совершенно взрослым и серьезным взглядом. Анхельм казался удивленным.

— Откуда же у вас интерес к таким вещам?

Роза вытерла рот салфеткой и отложила в сторону вилку. Губернатор смерил строгим взглядом дочь, подозвал служанку, чтобы та налила ему еще вина, и ответил прежде девочки:

— Роза всегда проявляла определенный интерес к моим делам, ваша светлость. После смерти жены я не мог надолго оставить малышку одну и брал ее с собой… работать. По прошествии некоторого времени это стало невозможным, но интерес у нее остался. Не принимайте всерьез, это пройдет. Лучше бы ты проявляла больше прилежания к фортепьяно, моя дорогая, а не портила глаза за книжками, которых не понимаешь. Всю комнату завалила учебниками!

— Я понимаю эти книги, папа. И ты знаешь, зачем я их читаю, — упрямо ответила девочка. Рин расслышала торопливые шаги в соседней зале, и как кто-то прислонился к стене. Она взглянула на старшую дочь и отметила, что та перестала есть и напряженно поглядывает на сестру. Что не так с этой семьей? Старшая дочь выглядит, как забитый щенок, младшая спорит с отцом, а отец так налегает на выпивку, что пора выводить его из-за стола, иначе Анхельм рискует ни одно дело не закончить, а они так и не выяснят, что происходит в городе. Как раз в этот момент в залу вошла Рейко и осведомилась:

— Ваше сиятельство, прикажете подать десерт? — спросила она. Рин отметила реакцию девочек на появление экономки: старшая облегченно вздохнула и заулыбалась, а младшая досадливо поджала губы и презрительно взглянула на отца.

— Да-да, давай скорее десерт, — махнул рукой губернатор. Зал тут же наполнился служанками, они быстро унесли все горячие блюда и закуски и подали сладости. Рин обвела затуманенным взглядом угощение и затаила дыхание. Анхельм наступил ей на ногу под столом, и Рин послала ему возмущенный взгляд. Некоторое время компания молча пила кофе, который, как отметила Рин, был гораздо ароматнее того, что ей доводилось пробовать раньше.

— А что еще происходит на континенте? — не унималась девочка. Анхельм задумался.

— Возможно, это вам будет интересно: его императорское величество издали указ, по которому на севере будет возведен портовый город. Сент-Вейлор будет располагаться у нашего единственного выхода в Северное море. Как выразился его величество, это наш взгляд в лицо Альтресии и обход Канбери.

— Очень интересно! Так вот для чего нужна экспедиция? Чтобы закрепить наши позиции на севере?

Анхельм с уважением посмотрел на Розу.

— Да, именно поэтому. Территориальные воды Канбери простираются до самых Шемверфандских островов. Поэтому нам нужно найти новую землю.

— А как же Ничьи земли?

— Жизнь в столь суровых условиях, когда в самые теплые дни воздух не прогревается выше минуса тридцати, когдадень и ночь длятся по полгода, когда на многие лиги вокруг простираются лишь снега, и никакая зелень не пробивается из-под них… Жизнь в таком месте невозможна, — покачал головой герцог.

— Но эти земли нужны нам, — возразила девочка. — Я много раз думала о том, ваша светлость, что, возможно, льды скрывают сокровища.

Анхельм заинтересованно подался вперед. Рин взглянула на губернатора: тот пил вино, отставив в сторонку чай, и раздосадовано смотрел на младшую дочь и герцога. Старшая нервно поглядывала на сестру и Анхельма. Рин подумала, что герцог и младшая дочь губернатора точно нашли общий язык.

— Я не имею в виду золото, — говорила она. — Возможно, подо льдами, под водой, есть ценные ресурсы, такие как природный газ или нефть. Даже если сейчас мы не сможем их добывать, месторождения пригодятся нашим потомкам. Поэтому нам следует заявить свои претензии на эти земли. Разве я ошибаюсь?

Анхельм был впечатлен.

— Скажите, юная леди, где вы почерпнули такие знания?

Роза явно выглядела польщенной.

— У папы есть один друг, профессор геологического института в Парудже. Он написал несколько книг и подарил мне. Я прочитала.

— Ах да, — подал голос губернатор, — профессор Ханафри. Он приезжал к нам несколько раз, они с Розой необычайно сдружились.

— Я знаком с ним, он хороший друг моего дяди. Профессор Ханафри был одним из разработчиков экспедиционной программы. Кстати, об экспедиции… — вспомнил Анхельм и тут же передумал. — Хотя нет, это нам нужно отложить до кабинета. Не застольный разговор.

— Папочка, а можно мне пойти с вами? — встрепенулась Роза, почему-то глядя не на отца, а на Анхельма едва ли не умоляющим взглядом. Герцог вопросительно и немного смущенно посмотрел на губернатора.

— Нет, детка, у нас будет взрослый разговор.

— Но папа! Ты обещал учить меня! И я уже не маленькая!

— Роза! — возмущенно воскликнул губернатор.

— Леди Алава, — очаровательно улыбнулся Анхельм, беря девочку за руку и легонько пожимая, — я разделяю и горячо одобряю вашу тягу к знаниям. Но, к моему глубочайшему сожалению, наш разговор не предназначен для посторонних. Если же вам действительно интересны государственные дела, я сделаю все возможное, чтобы поощрить ваши стремления к учебе.

Девочка смотрела так, будто Анхельм только что раскрыл ей сундук с золотом.

— Вы имеете в виду, ваша светлость, вы можете помочь мне поступить в университет?

— Только если вы действительно осознаете, на какой серьезный шаг решаетесь. Учеба в университете крайне сложна и сопряжена с многими трудностями. Став студенткой, вы будете лишены всех привилегий, положенных вам по праву происхождения. Никто не будет оказывать вам почестей, помогать или решать за вас. Вы будете сами убирать свою комнату, содержать себя в порядке, готовить себе еду, дежурить на кухне и мыть посуду за собой и другими студентами. В университете принцы работают на равных с крестьянами. Не отвечайте мне сейчас, я не хочу знать вашего решения до тех пор, пока оно не будет обоснованным и обдуманным.

Хотя Анхельм говорил все это довольно ласковым и добрым тоном, Рин показалось, что каждое его слово, особенно в той части, где говорилось о мытье посуды, припечатывало девочку, словно типографский пресс. Она почти видела, как в голове у Розы крутятся шестеренки мыслей и качаются чаши весов, на которые она кладет все «за» и «против».

— И, конечно же, вам нужно будет сдать вступительные экзамены, — добавил Анхельм немного погодя. Плечи девочки опустились, уголки губ трагически поникли, взгляд был такой, словно она вдруг стала тонуть в зыбучих песках.

— Как же я сдам их? — слабым голосом вопросила она.

— Ешьте больше шоколадных пирожных, — развеселился Анхельм. — Шоколад улучшает работу мозга. И читайте книги.

Розу это не позабавило, она закрыла лицо ладошками.

— Для поступления вам нужно будет сдать историю, соринтийский, левадийский и канберийский языки, алгебру и геометрию. Также пройти собеседование по экономике и праву.

— Я слишком мало знаю, чтобы сдать экзамены, — призналась она. — Ваша светлость, я нахваталась по верхам, сколько смогла, но у меня нет надежного фундамента. Я же не училась этим вещам…

Рин и Анхельм синхронно перевели взгляды на губернатора: тот, казалось, готов был провалиться под землю от стыда.

— Господин Алава, что же вы так смотрите? — поинтересовался Анхельм.

— Ваша светлость, полноте-с! — хохотнул губернатор. — Она же маленькая девочка, ей всего пятнадцать. Ну какой может быть университет в таком возрасте?

— Сколько мне лет, как вы думаете? — герцог смотрел на губернатора с нехорошим весельем. Рин знала, что на тему учебы Анхельм может распространяться целыми днями, поэтому сейчас его не остановить. Она подвинула к себе еще один десерт, ободряюще подмигнула старшей дочери, которая с грустным видом смотрела на герцога, и принялась за угощение.

— Ну что вы, ваша светлость, грубо будет предполагать такое…

— Мне двадцать пять, — Анхельм не стал его мучить. — Сейчас я — самый молодой министр финансов за последние триста лет. Впрочем, ранее такой должности даже не было, так что, можно считать, что вообще в истории Соринтии. В двенадцать я поступил в университет, а в двадцать закончил его сразу по двум специальностям.

— Но вы же мужчина!

— Со мной училась Виолетта Катрина Зальцири-Дорсен. Полагаю, первый заместитель министра социального развития — небезызвестная вам персона? Так же как и я, она поступила в двенадцать лет и закончила в двадцать по двум специальностям. И сейчас она — второй претендент на трон после меня. У вас чудесная дочь, талантливая, умная и красивая юная леди. Скрыть ее на этих островах и зарыть в землю ее мечты — преступление. Я не бросаю слов на ветер, господин Алава, если я сказал, что помогу ей поступить, я помогу. Разумеется, если леди Алава ответит согласием на предложение и будет относиться к учебе со всей серьезностью.

— Поверьте, ваша светлость, я ценю ваше щедрое предложение, но Розе это совсем не нужно. Что она будет делать с этим дальше? — уныло спросил губернатор. — Читать детям на ночь учебники экономической теории? В жизни ей это не пригодится, только проблемы принесет. Мужчины не слишком-то любят умных женщин.

Анхельм перевел тяжелый взгляд на губернатора. Хотя он улыбался, в глазах его был лед.

— Вы действительно так считаете?

Губернатор прикончил очередной бокал и вздохнул. Опасного тона Анхельма он словно бы не заметил.

— У меня нет сыновей, мне некому передать мои дела. Для меня крайне важно, чтобы мои дочери были пристроены к хорошим мужьям и родили детей. Я уже не молод, знаю, что скоро придется их покинуть. Но уйти вот так, оставив их на самих себя, я не могу. Розе нужно учиться быть хорошей женой, а не студентом и так далее…

Губернатор не очень убедительно посмотрел на Анхельма, и Рин поняла, что его сиятельство уже довольно сильно пьян. Немудрено: столько вина выпить. Она легонько тронула герцога за руку, и шепнула, что пора заканчивать десерт и переходить к делам.

— Ну, что ж… — пожал плечами Анхельм. — Как не жаль, леди Алава, но решающее слово остается за вашим отцом. Вы же не можете покинуть дом без его согласия и оставить любимого родителя? Не можете. Не отчаивайтесь, возможно, ваш почтенный отец еще переменит свое мнение. Господин Алава, я думаю, мы уже закончили с обедом и можем приступить к работе.

Роза грустно вздохнула и тихонько спросила:

— Ваша светлость, прошу простить меня за неслыханную дерзость, но позволено ли мне будет получить минутку вашего внимания до того, как перейдете к делам?

Анхельм удивился, а Рин вся обратилась в слух. То, как вела себя девочка, настораживало. Роза всеми силами пыталась обратить на себя внимание герцога, и это не было вызвано чувствами романтического характера, это была явная необходимость подвести разговор к чему-то, что очень волновало ее. Она даже решилась спорить с отцом в присутствии посторонних и просить о действительно неслыханной вещи. Анхельм обернулся к Рин, и одними глазами она дала ему понять, чтобы он шел. Анхельм кивнул:

— Думаю, у нас есть немного времени. Если вам есть, что сказать, конечно, я готов вас выслушать. Полагаю, вы хотите поговорить со мной с глазу на глаз? Что же, я в вашем распоряжении.

Анхельм поднялся из-за стола, Роза тоже немедленно поспешила за герцогом, и они вместе вышли. Рин прислушалась к торопливым шагам двух пар ног, услышала хлопок входной двери и перевела взгляд на окно.

— Никакого сладу нет с этой маленькой нахалкой, — пожаловался губернатор, глядя на Рин. — Растишь ее, ночами не спишь, а она такие фортеля выкидывает! Что только подумает о нас его светлость?

— Папа, ты же знаешь Розу, — подала голос Камелия. — Она учтива и любезна, а его светлость кажется мне добрым человеком и не будет сердиться на нее за бестактность. Что вы скажете, госпожа Эмерси?

Рин молча кивнула на окно. Анхельм сидел на скамье, перед ним стояла Роза и объясняла ему что-то. На лице герцога застыло выражение недоумения, он хмурил брови и сверлил взглядом девочку.

— Ох! Неужели она… — ужаснулась Камелия.

— Все будет хорошо, — прошептала Рин. Она-то знала, что это выражение лица значит не то, что Анхельм сердится. Герцогу сказали что-то, что привело его в шок. Впрочем, вот уже сейчас его лоб разгладился, а на губах появилась ласковая улыбка. Он поднялся, положил девочке руку на плечо и стал говорить ей что-то. Роза приложила руку к сердцу и с благодарностью посмотрела на него в ответ. После этого они вместе направились обратно в дом.

— Леди Эмерси, — сокрушенно начал губернатор. — Вы лучше меня знаете герцога, он злится, да?

Рин пожала плечами.

— Ох, глупая девчонка. Ну ничего, поучу ее уму-разуму. Будет знать, как лезть в дела старших.

Рин перевела взгляд на губернатора: тот крутил в руке бокал и нервно смотрел на старшую дочь.

— Госпожа Эмерси, может быть, вы хотите прогуляться, пока его светлость занят? Я покажу вам сады, — сказала Камелия, улыбаясь Рин.

— Госпожа Эмерси пойдет с нами, — раздался голос сзади, Рин обернулась и увидела Анхельма. Рин подумала, что даже льды северного моря теплее, чем его улыбка. Роза рядом с Анхельмом выглядела довольной, но напряженной: она исподтишка бросала взгляды на отца и мяла в руке платок.

— Как? — крупный, похожий на красную сливу нос губернатора дернулся. — Да-да, конечно, если вы настаиваете, ваша светлость… Рейко! Вина нам в кабинет! И напитки, фрукты поставь. Камелия, возьми сестру, идите заниматься.

— Леди Алава тоже идет с нами, — сказал Анхельм. — Мы поговорили, и я убежден, что ей будет полезно своими глазами посмотреть, как ведутся дела. Ирэн, идите вперед, мы присоединимся позднее. Господин Алава, я хотел бы немного осмотреть дом, вы позволите?

— Конечно-конечно, ваша светлость! Роза, проводи госпожу Эмерси в кабинет, — приказал губернатор. Рин поднялась из-за стола, и, проходя мимо девочки, украдкой сжала ее руку.

— Пойдемте, леди Алава, — шепнула она.

Когда они поднимались по лестнице, Роза вдруг шепнула:

— Отец убьет меня. Но я так жить не могу. Я не хочу замуж за этого скота. Он продаст меня, как и свою прежнюю жену.

— Что?!

Роза шикнула и, приложив палец к губам, показала одними глазами на холл позади. Рин почувствовала на себе чей-то недобрый взгляд и решила пока воздержаться от вопросов. Выходит, дела здесь намного серьезнее и запутаннее, чем казалось на первый взгляд. Вместе с Розой она поднялась на второй этаж и прошла в большой кабинет. По стенам стояли книжные шкафы, в центре — круглый стол, вокруг стола — кожаные стулья-кресла. Вся мебель была в цветах бренди, гармонировала с полами из черного хельвея. Слуга учтиво подвинул стулья господам, служанка поставила на стол вазу фруктов и ягод, поднос пирожных и кувшины с белым вином и соками.

— Ты, выйди! — приказала она слуге, и тот поспешно выскочил за дверь. Девочка взяла листок бумаги, подвинула к себе письменный набор и стала писать. Через несколько минут она протянула Рин письмо и приложила палец к губам. Хотя писала Роза очень торопливо, почерк был разборчивым, без изысков, читать было легко. Рин водила глазами по строчкам, и с каждым прочтенным словом до нее доходил истинный размах дела. Она смотрела неверящим взглядом то на письмо, то на Розу: та сидела, напряженно всматриваясь в лицо гостьи. Едва только Рин дочитала до конца, как за дверью послышались шаги. Она быстро свернула письмо и засунула его в чашечку лифа, подмигнув девочке. Дверь открылась, вошел Анхельм, следом за ним губернатор и слуга с подносом. Анхельм сел ближе к Рин, губернатор — напротив них. Он обвел взглядом Рин и дочь и приторно сладко улыбнулся.

— Прошу прощения, что так надолго вас оставили, надеюсь вы не скучали? Госпожа Эмерси, желаете еще кофе, чай? Быть может, вина?

— Кофе, — шепнула Рин, предполагая, что сегодня ночью ей поспать не удастся, поэтому нужно запастись энергией. Тут же слуга поставил кофейник и налил ей чашку. Когда слуги ушли из кабинета, губернатор отпил вина и сказал:

— Поговорим о деле, ваша светлость?

Анхельм кивнул и разложил на столе бумаги.

— Начну с главного: северная экспедиция. Каждое герцогство предоставляет то, что может предложить, и так уж вышло, что единственная польза в данном деле от герцогства Уве-ла-Корде — это корабли. Южные острова, являясь одним из главных судостроительных городов страны, должны предоставить флотилию в размере двух линейных кораблей, четырех галеонов и шести каравелл.

— Ваша светлость, как раз об этом я и хотел поговорить… Понимаете, у города нет такого количества кораблей!

— Значит, вы должны их построить, не так ли? Экспедиция начнется в середине апреля, у вас есть еще два месяца, чтобы укомплектовать ее кораблями. За финансированием обратитесь к его светлости Гальярдо, когда казна герцогства пополнится за счет репарационных выплат.

— Купить каравеллы — не проблема, они стоят довольно дешево. Но линейные корабли и галеоны обойдутся казне примерно… — губернатор стал что-то черкать на листе бумаги, — вот столько. Миллион двести тысяч ремов. Я не уверен, что мой дражайший племянник даст необходимую сумму, а ведь тогда городу придется доплачивать из собственной казны, а это, несомненно, скажется на бюджете следующего года, ведь нам придется заполнить дефицит…

Анхельм прервал его небрежным жестом.

— Я не торгуюсь с вами, а озвучиваю волю его величества, — холодно ответил он. — Вы достанете корабли. Если вы не сделаете этого, экспедиция будет поставлена под угрозу. Вы хотите подвести императора?

Губернатор побледнел.

— Н-нет, конечно нет.

— Значит, вы найдете деньги, — герцог не спрашивал, а утверждал.

— Конечно, я приложу все усилия. Раз таков приказ императора…

Герцог удовлетворенно кивнул.

— Следующее, что я хотел обсудить, касается переписи. Несомненно, вас уже поставили в курс дела?

— Я слышал об этом.

— Я должен разъяснить, что имеется в виду. Перепись населения начинается не только в Соринтии, но и во всем мире. По ее итогам мы будем иметь представление о том, насколько велика численность людей на нашей планете и в каждой стране в отдельности, а значит, получим возможность определять дальнейшую экономическую, военную, продовольственную и социальную политику государств в отношении друг друга. Данные будут заполнятся в специальные анкеты, макеты которых сейчас уже развозят во все типографии газеты «Время Соринтии» и типографии государственных газет других стран. В связи с этим, мы должны собрать полные сведения о том, сколько человек сейчас проживает в нашей стране, включая арестантов, кроме осужденных на смертную казнь, и моряков. И так как Южные острова имеют особый статус, то и беспокоят они нас особенно. Понимаете, что я имею в виду?

Рин смотрела на губернатора, ожидая реакции на слова Анхельма. Господин Алава уставился на свои пальцы, унизанные перстнями с крупными камнями, и задумчиво жевал губы.

— Можем ли мы… поговорить об этом наедине, ваша светлость? — наконец выдавил он, взглянув на дочь.

— Разве здесь есть какая-то тайна, господин Алава?

— Не то чтобы это было тайной, но… Начну издалека. Философия южан говорит, что в дни шторма нужно быть подобным иве, а не дубу. Нужно гнуться по ветру, а не противиться его воле.

— Хорошая философия. Работает, я так понимаю? — по лицу Анхельма невозможно было понять шутит он или нет. Губернатор пожал плечами и сделал такой жест, как будто говорил «и да, и нет».

— Понимаете, война действительно унесла бы все, что мы имели, не пойди мы на некоторые уступки ей.

— Это какие же?

— Ну-у… — губернатор замялся, а потом, словно вспомнив, что он официальное лицо, прокашлялся, выпрямился и отчеканил по-канцелярски: — Разрешение на свободную миграцию беженцам и гибкая политика в отношении коренного населения островов. В последние годы войны у нас возник очень большой поток нелегальных мигрантов… — он выдохнул сердито, фыркнул и снова потерял всю представительность. — Словно у нас им медом намазано! Они плывут из Маринея на шлюпках, на любых корытах и скрываются в трущобах Лейгеса, — губернатор стал говорить очень быстро. — А если не трущобы, то где им быть? В хорошую часть города? А куда я их там дену? Ведь им нужно где-то работать, если не дать им работы, от безделья и нищеты они станут воровать!..

— Дать работу безработному — благое дело. Сегодня я был приятно удивлен миром и порядком на улицах. Мне не доводилось бывать здесь ранее, но я слышал, что у нашего окна в большой мир репутация города, где преступников больше, чем рыбы в море. Какой ценой дались вам… — Анхельм замолк и через секунду поправил себя: — Какой ценой дались нам такие изменения?

— Я начал строительство. Мы полностью перемостили дороги, достроили два корпуса у здания Адмиралтейства, много чего еще… Вы же видели мои финансовые отчеты.

Анхельм улыбнулся. Рин подумала, что его улыбка подошла бы коту, обнаружившему лаз в мышиную норку.

— Видел. Поэтому я недоумеваю, каким образом вам удалось построить так много, учитывая, что деньги практически не попадали в ваш регион, репарация еще не выплачена, а запрошенный вами бюджет города я подписал только в ноябре позапрошлого года? Откуда вы взяли столько денег, чтобы оплатить все работы?

Рин отметила, что взгляд губернатора беспомощно заметался.

— Торговля? — подсказал Анхельм. Господин Алава просиял.

— Торговля… — кивнул он. — Регион получает деньги от торговли.

— Южные острова способны торговать на экспорт и между регионами только кофе, жемчугом и некоторыми фруктами. По меньшей мере, именно эти товары были заявлены в соглашениях. И я могу точно сказать, что они не приносили такой доход, какой позволил бы отстроить такой город. Также не могу сказать, чтобы приносил большой доход городской процент с фрахта.

— Вы хорошо осведомлены о торговле, ваша светлость, — губернатор, видимо, понял, что Анхельм загоняет его в ловушку, и попытался тянуть время.

— Министр финансов не может позволить себе такой роскоши как не знать чего-либо о торговле… Или о состоянии таких важных стратегических объектов как центральный порт государства. Так как же вы это сделали, практически не имея денег? Насколько я понимаю, работы выполняли те самые беженцы, которых вы нанимали? В таком случае, у меня еще один вопрос: где же налоговые отчисления? Я не увидел их в ваших декларациях.

Губернатор почти побелел.

— Мне не приходилось им платить, — тихо сказал он. — У них… особое положение. Они согласны работать… Просто работать… Они ели и работали.

Анхельм молчал довольно долго. Гнетущую тишину никто не решился прерывать.

— Госпожа Алава, — вдруг обратился герцог к дочери губернатора. — Вы знаете, что война с Маринеем окончена?

Рин подозрительно покосилась на Анхельма. С чего вдруг такой поворот разговора? Она перевела взгляд на Розу: та тоже недоуменно смотрела на герцога, удивленная внезапным вопросом. Или Рин показалось, что девочка была удивлена?

— Леди Алава? — подбодрил ее Анхельм.

— Да. Я читала в газетах. Я также читала, что Мариней присылал посла для переговоров о заключении мира, это правда?

— Да. Однако переговоры провалились.

— Какая жалость, — разочарованно вздохнула девочка.

«Наигранное разочарование», — подумала Рин.

— Вы так считаете?

— Отчего же нет? Разве союз с Маринеем не сделает нашу империю сильнее?

— Вероятно, мог бы. Однако, союз между нашими странами в ближайшем обозримом будущем невозможен. Знаете ли вы о причинах войны с Маринеем?

Рин чуть не подскочила. Анхельм что, нарочно это делает? Знает же, что причина сидит рядом с ним!

— Рабовладение? — спросила девочка.

— Да. Именно. К сожалению, при всей своей развитости во всех отраслях жизни, Мариней остается государством, в котором процветает рабовладение. Так вот, до тех пор, пока Мариней не проведет реформу, отменяющую его, союз с ним невозможен. Потому что в нашей империи закон гласит на этот счет что…?

— Что?

Анхельм перевел взгляд на губернатора и отчеканил:

— Работорговля и рабовладение являются тяжелым преступлением против прав человека и наказываются смертной казнью.

Рин расслышала, как где-то позади в соседней комнате раздался смешок, но не подала виду.

— Вы действительно не знали этого, юная леди?

— Я… не знала, — ответила девочка и бросила осторожный взгляд на отца. Тот сидел, опустив взгляд на бумаги, и напряженно о чем-то думал. Анхельм вздохнул и покачал головой.

— Это очень печально, господин Алава, что подданные не знают законов страны, в которой живут, — герцог размазывал губернатора, как масло по куску хлеба. Взгляд его был тяжелым и разочарованным. — Впрочем, думаю, что такие законы как запрет на рабовладение — на самом деле, скорее, прописные истины. Их нужно знать с детства. Спросите себя: что будет с нашей империей, если люди не будут знать своих прав и обязанностей? Не знаете? Я вам скажу, что будет: разруха. Править будут воры, мошенники, взяточники и мерзавцы, простой человек будет объявлен скотом и поставлен в положение скота. Ничего хорошего не ждет ту страну, чей народ несвободен и угнетаем. Недовольство будет накапливаться, и в один день чаша терпения переполнится. И тогда она зальет все вокруг себя революционной кровью, и кровь эта растечется по всему миру, как отрава, имя которой — разочарование.

Анхельм замолчал. Рин неуютно поежилась. Слышать такие речи от Анхельма ей еще не доводилось, это, скорее, было в стиле Фриса. Она почувствовала на себе пристальный взгляд Розы и вопросительно приподняла бровь. Та медленно перевела взгляд на грудь Рин и обратно. Рин поняла ее намек, достала письмо Розы и протянула Анхельму. Герцог мельком оглядел бумагу и показал ее губернатору.

— Видите это письмо, господин Алава?

— Да, ваша светлость.

— Вам нужно ознакомиться с его содержанием.

— Вы позволите? — губернатор подцепил очки, болтавшиеся у него на цепочке, и водрузил их на нос.

— Нет необходимости, я зачитаю вслух:

«Сие письмо я пишу, осознавая, что оно — единственная моя возможность рассказать обо всем, что здесь затевается. Ваш приезд сюда — мой шанс изменить положение вещей! К делу: мой отец решил выдать меня замуж за Френсиса Закари, владельца судоходной компании, в определенных кругах он известен как Массам. Таким образом, он после своей смерти (я сомневаюсь, что его смерть будет естественной) передаст управление в руки этому проходимцу и затем, с позволения герцога Уве-ла-Корде, моего двоюродного старшего брата, сделает его законным губернатором; и так будет, если только император не пожелает назначить другую персону. Закари станет моим мужем, и когда он возьмет власть над островами в свои руки, то начнет действовать. Закари — выходец из Маринея, он жил на этих островах еще до того, как их аннексировала Соринтия. Все острова уже принадлежат ему, но пока не официально. Мерзавец развернул в Лейгесе сеть: везде, на каждом углу его люди, и на кораблях по ночам он привозит сюда новых — это рабы из Маринея, умело подкупленные им, и военнопленные маринейцы, которых он выкупил. Сведения о происхождении его состояния я узнала от служанки Нэли, которую он продал нам. Данные о "поставках" людей я прочитала в его деловом журнале, который он по неосторожности оставил в декабре в нашем доме. О помолвке я узнала от служанки Ракель, которая прислуживала им с отцом, когда они обсуждали условия помолвки. Закари следит за всеми передвижениями влиятельных иностранцев. Очень немного осталось в городе тех жителей, кто не подчиняется ему. Я не знаю его настоящих целей, так что могу лишь предположить, что он хочет собрать армию и осуществить переворот, чтобы сделать острова своими.

Моя сестра смертельно больна, жить ей осталось не более двух лет. С тех пор как это открылось, отец стал готовить меня в жены Закари. Я же хочу после смерти отца и сестры принять на себя обязанности управления Южными Островами. Так велит мне честь рода, моя совесть и моя мечта — стать первой женщиной-губернатором.

Во имя целостности империи, во имя всего святого заклинаю вас мне помочь! Сохраните это письмо. Если со мной что-нибудь случится, оно будет единственным вашим доказательством вины Закари пред лицом закона. Я знаю, что поступаю плохо, действуя за спиной у отца, но если это спасет мою жизнь и убережет семью от позора, а острова от разграбления, то я готова на такой шаг. Если же мой план потерпит крах, я покину это место без надежды и сожалений и тайно уйду в монастырь, где проведу остаток своей жизни.

Роза Альварес Алава ди Уве-ла-Корде, 01.02.4010 год».

Анхельм закончил, и Рин услышала, как захлопнулась ловушка. Сейчас начнется расправа над глупой мышью. Анхельм наверняка знает, что делает и обсудил это письмо с дочкой губернатора. Губернатор смотрел на дочь, и в его взгляде не было ни капли доброжелательности.

— Каких фантазий вам наплела эта маленькая сказочница? — едва сдерживая гнев, спросил Алава. Анхельм склонил голову набок и пристально посмотрел на него.

— Вы считаете это фантазиями?

— Да она на все готова, только бы сбежать из дома, уйти от своих обязанностей! Даже оклеветать отца! — всплеснул руками тот.

— Господин Рафаэль Альварес Алава, еще раз спрошу, вы считаете это письмо фантазиями ребенка? — Анхельм говорил тихо, но в голосе была сталь.

— Естественно! Неужели вы верите ей?

«Испугался, — подумала Рин. — Значит лжет. Фантазиями он это не считает».

— Представьте себе, верю, — ответил герцог. — И не без причины. Госпожа Эмерси, могу ли я попросить вас проводить нас к нашим доказательствам?

— Конечно, — ответила Рин в голос. Скрываться было более ни к чему. Она поднялась, и все встали вслед за ней.

— Пойдемте, господин Алава, — сказал Анхельм немного устало. — Сегодня вы наконец поймете, что иногда лучше быть подобным дубу, чем иве.

Губернатор тяжело поднялся со стула и пошел вперед. Когда они вышли из комнаты и прошли в гостиную, Анхельм вдруг сказал:

— Кстати, роскошный дом, господин Алава.

Губернатор покраснел и покивал.

— Благодарю, благодарю, но, думаю, он никак не может сравниться с вашим!

— Да, действительно никак не может сравниться. Мое поместье как минимум в два раза меньше. И у меня всего три человека прислуги, а не тридцать пять, как у вас.

— В самом деле? — сказал губернатор, меняясь в лице и бледнея на глазах.

— В самом деле.

Глава 2.2

Они вместе дошли до въезда в поместье, где осталась их карета. Кучера не было. Поискав глазами, Рин обнаружила его по другую сторону дороги: он спал под деревом в теньке. Что ж, это только на руку. Рин зашла внутрь кареты и обнаружила, что матросы уже очнулись. Она сгребла их за воротники и по очереди выпроводила из кареты пинками.

— Вот эти два тела, — сказала она, — громили кондитерскую на Третьей Портовой линии.

— При чем здесь я? — спросил губернатор. Рин подняла палец.

— Кондитерская принадлежит Альберте Вонн, моей давней подруге. Когда я навела порядок, мне удалось выяснить вот от этого славного парня, что их послал некий Белый с приказом, цитирую, «зачистить лавочку и выкинуть кошелку». Когда я спросила, для чего это, мне ответили, что лавочка нужна для хранения товара. Ах, да, забыла пояснить. Мне любезно рассказали, что Белый — это капитан судна «Белый Ветер», который возит на Южные острова очень дорогой товар из Галдама. Но вот незадача: самым дорогим товаром в Галдаме являются люди, больше в маленькой рыбацкой деревушке, разрушенной войной, ничего нет. В Лейгесе многолюдно, на пристани толпы беженцев, и менее чем час назад вы сами признались, что их слишком много. Напрашивается вывод: они все на рабском положении, что вы подтвердили своими словами о том, что они у вас работают за еду. Когда я спросила Альберту, обращалась ли она в полицию, то была крайне неприятно удивлена, узнав, что полиция и пальцем не шевелит, чтобы пресечь разбой. Когда полиция работает таким образом, это свидетельствует о том, что она либо куплена, либо ей дано указание не вмешиваться.

— От меня подобных распоряжений не поступало, — мрачно проговорил губернатор.

«Не лжет», — с досадой подумала Рин.

— Вы, может быть, и не отдавали. Но вот человек по имени Френсис Закари вполне мог это сделать.

— Френсису совершенно незачем это делать.

«А вот это ложь», — отчетливо поняла она.

— Но вы не можете знать этого наверняка, верно? Судя по письму вашей дочери, вы ведете с ним дела, и довольно близко, раз хотите выдать ее замуж за него. «Мой отец решил выдать меня замуж за Френсиса Закари, владельца судоходной компании, в определенных кругах он известен как Массам», — процитировала Рин.

— Вы не можете знать, что Массам и Закари — одно лицо. Роза всего лишь ребенок. Она строит догадки.

— Ваша дочь пишет, что Закари развернул в городе сеть своих людей. К сожалению, — или к счастью? — когда я пришла на почтовую станцию, чтобы взять экипаж для герцога, мне не хотели давать карету, упомянув, что некий господин Закари будет очень недоволен этим. Только после того, как я предъявила удостоверение, мне дали карету. А еще начальник станции вел интересный разговор, в котором упомянул Закари и Массама как одно и то же лицо. А за полчаса до этого я услышала от моей подруги Альберты Вонн слова, что вот этих вот друзей к ней подослал Массам. И что этот самый Массам уже держит в своих руках весь Лейгес.

— Это все равно ничего не доказывает.

— Роза также пишет, что… Ваша светлость, позвольте письмо?.. «Сведения о происхождении его состояния я узнала от служанки Нэли, которую он продал нам». Продал. Понимаете? Это косвенное доказательство того, что Френсис Закари, он же Массам, — работорговец. И мне очень неприятно это говорить, но, по всей видимости, вы находитесь с ним… — Рин помолчала, подыскивая слово, — в незаконных деловых отношениях.

— Вы хотя бы понимаете, кого обвиняете и в чем? Вам это с рук не сойдет! — Алава встал в позу.

— Господин Алава, — угрожающе ответила Рин, — я здесь представляю закон. Его светлость увидел в ваших декларациях и отчетностях состав экономического преступления. А я подозреваю вас в уголовном преступлении, а именно: запрещенная законом Соринтии торговля людьми. Для вашего же блага будет лучше, если вы будете помогать следствию, а не противодействовать.

Губернатор мрачно смотрел на Рин, та отвечала ему таким же взглядом.

— Я требую законного следствия и суда, — наконец сказал он.

— Всенепременно, господин Алава, — пообещала девушка. — Вас пока еще ни в чем не обвиняют. Вы всего лишь попали под подозрение.

— Полковник Эмерси, немедленно отправляйтесь в отделение полиции и приведите следователя, — сказал Анхельм.

— Будет исполнено, ваша светлость! Что прикажете делать с этими? — она ткнула в лысого матроса.

— В дом. Мы с губернатором остаемся ждать вас здесь.

Рин вздохнула и принялась развязывать матросов. Освободив ноги первого, она достала револьвер и приставила его к голове громилы.

— Шаг влево-вправо расцениваю, как попытку к бегству. Стреляю без предупреждения и без промаха. Шагай.

Матрос послушно поднялся и пошел к своему связанному товарищу. Развязав его ноги, Рин ткнула его револьвером в бок.

— И как я пойду? — спросил тот. — Ты мне колено выбила!

— Не выбила. Прыгай давай вперед.

Рывком поставив на ноги второго громилу, Рин пригрозила ему оружием и повела в дом. Заходя в поместье, она увидела экономку Рейко, с неприязнью смотревшую на нее, и ответила ей таким же взглядом. Усадив матросов, Рин сказала:

— Мне нужна верховая лошадь. Карета слишком долго едет.

— Госпожа Эмерси, — подала голос Роза, — возьмите моего Алларда, пойдемте, я провожу вас к конюшням.

Девочка быстро пошла к выходу, не дожидаясь, пока ее остановят. Рин последовала за ней. Придя на место, девочка отдала приказ конюху оседлать ее коня и повернулась к Рин.

— Леди Эмерси, что же мне делать?

Рин огляделась вокруг и наклонилась к девочке.

— Роза, я не хочу вас огорчать раньше времени, но может статься, что ваш отец влип в темные дела гораздо глубже, чем кажется на первый взгляд. Вполне вероятно, он будет обвинен в рабовладении. Вы понимаете, что это значит?

Глаза девочки расширились от страха. Она обернулась на дом, сглотнула и перевела взгляд на Рин.

— Что я наделала! Его казнят?

Рин только пожала плечами.

— Я не могу вам сказать ничего точно. Вероятно, его не казнят, а бросят за решетку. Но он перестанет быть губернатором — это факт.

Роза закрыла глаза, Рин наблюдала, как дергаются уголки ее рта.

— Хорошо. В конце концов, я была готова к этому, — ответила она и посмотрела на Рин. Та поразилась перемене: сейчас перед ней стояла не пятнадцатилетняя девочка, а взрослая женщина. Сильная, смелая и умная. Никаких слез, никаких истерик. Рин, которая совершенно разучилась держать лицо, позавидовала ей.

— Насколько я могу обещать, что все будет хорошо, настолько и обещаю. Что-нибудь мы придумаем. Роза, вы уверены на сто процентов в том, что Массам и Закари — одно лицо?

— Конечно, — девочка кивнула. — Госпожа Эмерси… Мне угрожает опасность?

— Я бы не назвала это опасностью, — ответила Рин. — Ваш отец попытается надавить на вас и заставить взять слова назад. Роза, если следствие начнется, я уже не смогу его остановить. Вы пойдете по делу как свидетель, а свидетели всегда в опасности. Есть вероятность, что вас попытаются убрать с дороги.

Роза прерывисто вздохнула и вопросительно посмотрела на Рин.

— У вас есть подруги, в чьем доме вы с сестрой сможете укрыться на некоторое время, если это потребуется? — тихо спросила Рин, краем глаза замечая выходящую из дома женщину. — Ваша экономка идет. Не поворачивайтесь. Говорите тихо, она может нас услышать.

— Подруг нет, но у меня есть такое место, — быстро заговорила Роза. — Та самая кондитерская. Я могу пойти только туда.

Рин мысленно выругалась: Альберта была нужна ей самой. К тому же неизвестно, кто еще пожаловал в ее лавочку, пока Рин отсутствовала. Массаму уже обо всем доложили, и наверняка он знает, кто брал карету и куда направился — личность приезжих без труда можно выяснить в пассажирской конторе. Возможно, что в доме губернатора есть люди Массама, и они слышали, о чем шел разговор в кабинете. А значит, необходимо перестраховаться и обеспечить защиту свидетелей. Розу и Альберту нужно спрятать. Плохо, что Анхельм остается с губернатором. Его тоже нужно охранять, неизвестно, что здесь начнется, пока Рин не будет. О боги, ей просто не хватает рук! Вот бы Фрис был здесь… О! А это мысль!

— Роза, я знаю, что где-то здесь совсем близко есть небольшая речка. Вы можете проводить меня туда?

Девочка была озадачена внезапным вопросом.

— Да, конечно. Но разве сейчас не важнее отправиться в полицию?

Роза повела Рин к реке.

— Я не могу оставить герцога без защиты, — объяснила та.

— Прошу прощения, но при чем здесь река?

— Так нужно, Роза. Так нужно.

Через некоторое время они подошли к самому дальнему краю садового парка поместья. Во всю глотку здесь орали тропические птицы, заглушая плеск небольшой мелкой речушки. Рин сказала Розе закрыть глаза и отвернуться и наклонилась к воде.

— Фрис, — позвала она. — Ты мне нужен. Срочно.

Вода спокойно текла, не отзываясь даже вспышкой.

— Фрис! — позвала Рин громче. Река плеснула на нее, и Рин, разозлившись, хлопнула ладонью по поверхности. Через мгновение река озарилась синей вспышкой, и на берег выпрыгнул огромный черный конь с длинной кудрявой гривой и мохнатыми ногами.

— Сижу я, ем, — сказал Фрис. — И тут ты. Что случилось, девчонка?

— Мне не хватает рук и нужна помощь. Пожалуйста, останься здесь, с Анхельмом, пока я съезжу в полицию и обратно.

— В полицию? — переспросил келпи. — Вы все-таки влезли в это дело?

— Я не успела даже понять, в какой момент Анхельм от подозрений перешел к обвинению. Танцевать назад уже поздно, и тут все гораздо сложнее, чем казалось. Мы все в опасности, нас могут даже не выпустить с острова. Фрис, некогда объяснять! Пожалуйста, побудь с Анхельмом.

Фрис мрачно посмотрел на Рин, ничего не ответив.

— Я туда и обратно, потом можешь делать все, что душа твоя пожелает, — добавила она. Келпи тяжело вздохнул.

— Ладно, — сказал он и превратился в мужчину. Взгляд его волшебных глаз обратился к Розе, которая все еще стояла спиной к ним. — Кто ты, прелестное дитя?

— Нет, Роза, не поворачивайтесь! — воскликнула Рин.

Роза повернулась на его оклик и замерла с широко раскрытыми глазами.

— Фрис, хотя бы руками прикройся, она же девочка! — прошипела Рин, загораживая его собой.

Фрис невозмутимо снял шляпку с головы Рин и прикрылся. Девушка только покачала головой.

— Роза, это Фрис. Фрис, это Роза, дочь губернатора.

— Очень приятно, — пролепетала девочка, со смешанным чувством стыда и восхищения оглядывая красавца-мужчину.

«Еще одна жертва этого безнравственного, невоспитанного, бессовестного… Ладно, я же спешу», — подумала она.

— А теперь, когда вы наконец-то познакомились, могу я оставить вас и наконец-то поехать в отделение?

— Да-да, — тихо ответила Роза, продолжая осторожно ощупывать взглядом Фриса, которому теперь вздумалось поваляться на травке. — Конечно. Аллард уже готов.

— Роза, держитесь ближе к Фрису и его светлости. А ты, Фрис, вернись за своей одеждой!

Девочка только кивнула в ответ, а келпи широко улыбнулся, обнажив острейшие клыки. Рин в сердцах плюнула и быстрым шагом направилась к выведенному из конюшни каурому коню.

В здание полиции Рин влетела, чуть ли не пинком раскрыв дверь. Полицейские сидели за большим столом и, судя по запаху, употребляли отнюдь не лимонад. Один из них, с капитанскими нашивками на погонах, поднялся ей навстречу, осклабился, но его улыбка погасла, как только он вгляделся в лицо гостьи.

— Чем могу помочь, госпожа? — спросил капитан. Рин сказала, что ей необходим главный следователь. Полицейский пожал плечами и ушел куда-то в служебные помещения. Через пять минут он вернулся вместе с еще одним мужчиной в форме, обладателем пышных усов и круглого живота.

— Главный следователь отделения полиции Южных островов, капитан Шон Фишер. Чем могу помочь? — спросил он.

Рин предъявила ему удостоверение. Следователь недоверчиво уставился на него, попытался взять в руки, но Рин не дала и убрала в карман.

— Что такого произошло в наших краях, что к нам явилась элита? — медленно спросил, с подозрением оглядывая девушку с головы до ног.

— Преступление. Вам необходимо приехать со мной в поместье губернатора, где в настоящий момент находятся задержанные подозреваемые.

Следователь сморщил лоб, его глаза забегали. Рин чувствовала, что на нее обращены взгляды всех присутствующих. Сейчас все зависит от того, насколько уверенно она будет себя вести.

— А в чем дело? Какое преступление? — попытался потянуть время следователь. Рин нахмурилась.

— Узнаете на месте. У меня приказ не распространяться, — ответила она, развернулась и пошла к выходу. Следователь поспешил за ней. Рин вскочила на коня и пустила в галоп, не дожидаясь, пока следователь разберется со своей конягой.

В поместье она зашла вместе со следователем. Экономка окинула их взглядом с плохо скрываемым презрением и пропустила в гостиную. Анхельм, Роза и губернатор сидели на диванах в гостиной и молчали. Фриса не было. В ответ на немой вопрос, адресованный Розе, девочка лишь быстро кивнула и показала глазами куда-то в окно. Рин мельком взглянула и увидела силуэт мужчины. Она кивнула ему, и Фрис сразу же исчез.

Следователь встал посреди гостиной и кланялся господам, глядя несколько растерянно и опасливо. Анхельм вежливо кивнул ему и снова замер, словно памятник самому себе, а губернатор с неприязнью таращился на Рин. Та лишь вздохнула, поняв, что нужно снова брать все в свои руки. Она объяснила следователю суть дела, с мрачным весельем наблюдая, как меняется его лицо. Особенно впечатлила та часть, в которой она упомянула Альберту, у которой отказались принимать заявление: следователя аж перекосило. Анхельм не проронил ни слова до конца ее речи, и только когда Рин закончила, соизволил подтвердить ее слова небрежным кивком. Она даже удивилась тому, как легко далась ему роль надменного аристократа, но виду не подала. Следователь был готов провалиться под землю. Фактически, бездействие полиции в данном деле бросало тень подозрения и на него. Когда следователь обратился к Розе, девочка стала вести себя точно так же, как и Анхельм. Глядя прямо в глаза отцу, она рассказала свою версию событий, повторяя то, что изложила в письме. Губернатор с горечью смотрел на дочь, которая обвинила его в преступном сговоре с работорговцем Френсисом Закари. Роза отвечала ему холодным, спокойным взглядом, но Рин чувствовала, какая буря бушует у нее внутри. А еще Рин чувствовала, что ее собственную спину прожигает взгляд, и готова была поклясться, что обернись она — увидит пару светло-желтых глаз. Наконец следователь обратился к губернатору. Тот сказал, что не собирается говорить, пока ему не предоставят адвоката.

— Что ж, — сказала Рин, задумчиво глядя на Анхельма, — по всей видимости, нам необходимо ехать в участок, чтобы оформить все бумаги, верно?

— К сожалению, я не могу нарушить заведенный порядок, даже если речь идет о вас, ваше сиятельство. Прошу понять.

— Ничего страшного, Фишер, — промолвил губернатор, — я неотказываюсь от следствия.

— Как насчет допроса свидетелей? — спросила Рин. — Вы не допросили матросов, которые громили лавку.

— Нужно оформить заявления и отправить их за решетку, а потом уже допрашивать.

— Одному из них нужна врачебная помощь, — заметила девушка. — Он оказал сопротивление при задержании, мне пришлось применить силу.

Следователь окинул ее долгим подозрительным взглядом.

— Такая хрупкая женщина смогла справиться с двумя бугаями? Вы вообще человек?

Рин ухмыльнулась, чтобы скрыть волнение: своим вопросом Фишер попал в точку.

— Внешность часто обманчива. Вы назвали меня элитой, а теперь удивляетесь.

— Да, действительно, что это я?.. — пробормотал следователь. — Я должен пояснить вам, что в настоящий момент реальные обвинения можно выдвинуть только против капитана судна «Белый ветер». Его люди были пойманы с поличным. Что до работорговли… Вы выступаете против таких уважаемых людей как господин Закари и господин Алава… Ваши обвинения против них будут несостоятельны, полковник Эмерси. Вы основываетесь лишь на слухах и домыслах, но так и не предъявили реальных доказательств. Такими обвинениями не бросаются.

Рин с прищуром взглянула на следователя, собираясь ему напомнить, что она не обвиняла пока никого и ни в чем, но тут выступил Анхельм:

— Во-первых, обвинителем выступает не госпожа Эмерси. Во-вторых, не преуменьшайте количество и размер совершенных преступлений, господин Фишер, — сказал он. — Моя претензия к губернатору состоит в том, что он умышленно размыл суммы в налоговых отчетностях, чтобы скрыть действительное положение дел в регионе Южных островов. Господин Алава сознался в этом при свидетелях. Под следствие пойдут все, кто так или иначе замешан в этом деле.

Фишер натянуто улыбнулся и кивнул.

— Конечно-конечно.

— Также необходимо вызвать потерпевшую Альберту Вонн, — добавила Рин. — Она предъявляет официальное обвинение матросам, разгромившим ее лавку. А я как представитель департамента безопасности имею полное право выяснить, какие мотивы были у подозреваемых, и кто за ними стоит. Это входит в мою компетенцию. Так что же, капитан Фишер, теперь мы можем отправиться в полицию? — осведомилась Рин шелковым голосом.

— Да, пожалуй, да, — ответил он, пряча глаза.

Рин поднялась, все встали вслед за ней. Посмотрев на Розу, она сказала:

— Полагаю, леди Алава также обязана присутствовать при даче показаний?

— При всем моем уважении, госпожа Алава еще ребенок… — замялся Фишер.

— Леди Алаве пятнадцать. Согласно закону Соринтии, любое лицо, достигшее возраста пятнадцати лет, несет юридическую ответственность и может выступать в качестве свидетеля в суде, — сказал Анхельм. Было видно, что Фишер хотел что-то ответить, но в последний момент он лишь коротко улыбнулся и пошел прочь из дома. Анхельм и губернатор последовали за ним. Рин, обменявшись взглядами с Розой, кивнула ей идти к выходу, а сама подняла матросов и приказала им идти к карете.

Уже закрывая за собой дверь дома, она услышала, как ее окликнули. Рин повернулась. Рейко стояла посреди холла, держа за руку старшую дочь, Камелию. Девушка смотрела испуганно, в глазах была словно бы просьба не оставлять ее одну.

— Куда отправляются господа? — спросила экономка.

— По делам, — сказала Рин. — Вас это не должно беспокоить.

Экономка недовольно поджала губы, ее красивое лицо вытянулось, подбородок властно и надменно пошел вверх. Не дожидаясь ответа, Рин и Роза вышли.

В карете Рин напряженно следила за Анхельмом, надеясь прочесть по лицу, о чем он думал, но герцог словно маску надел. Такое же холодно-отстраненное и расчетливое выражение у него было на собрании в Кандарине. Роза вела себя под стать ему. Губернатор пыхтел, как паровоз, несколько раз открывал рот, чтобы высказать что-то дочери, но так и не решился. Всю дорогу у Рин было странное чувство, словно за ней кто-то следит. Она высовывалась из окна, обводя подозрительным взглядом улицы, но не замечала никого, кроме обычных горожан, которым не было до них никакого дела. Тем не менее, ощущение слежки не исчезало, и Рин решила просмотреть улицы через транс. Закрыв глаза, она постаралась расслабиться полностью и стала читать про себя заклинание. Через некоторое время она увидела крышу кареты, улицу вокруг, здания. Ничего подозрительного Рин не заметила и закончила транс. Посомневавшись некоторое время, она окликнула кучера и приказала ему ехать через транспортно-пассажирскую контору. Когда они прибыли на место, Рин взяла Розу за руку и повела к номеру, в котором они остановились. Их встретил Кастедар, поморщившийся при появлении Рин с девочкой.

— Прошу прощения, это кто? — осведомился он. Роза окинула его удивленным взглядом.

— Меня зовут Роза Альварес Алава ди Уве-ла-Корде. Я дочь губернатора Южных островов.

— Кастедар, мы в очень сложном положении, — сказала Рин. — За нами идет слежка, а вот эта юная леди — ценный свидетель. Мне нужно было показать ей место, где она будет в безопасности.

Демон вопросительно приподнял бровь.

— Значит, вы все же ввязались в расследование. Не хватило сил дождаться обратной дороги, да?

Рин плюнула на все, схватила его за локоть и оттащила к окну. Кастедар шикнул на нее и отпихнул.

— Слушай, тут дело завязывается круче тучи, — тихо сказала она. — Все совсем не так, как мы себе представляли. Я уже повязала губернатора и везу его в полицию. Эта девочка в опасности, Анхельм и я тоже. Я чувствую, что за нами хвост, но не знаю, как его здесь сбросить. Будь я одна, это не составило бы проблемы, но Анхельм… Он словно маяк. Длинный белый маяк.

— Мне следует поехать с вами и обеспечить безопасность герцога.

— Нет-нет. Они не должны знать, что у меня в рукавах спрятаны козыри. Вечером я должна выяснить, кто организовал всю сеть работорговли, схватить этого человека и притащить в полицию. Ситуация осложняется тем, что полиция здесь, скорее всего, подчиняется тому, кого я собираюсь схватить. Я не исключаю, что на нас нападут прямо в участке или попытаются не дать уйти с острова. Я понятия не имею, что делать! Я должна обеспечить безопасность свидетелям, но так уж вышло, что Фрис шляется неизвестно где, а ты здесь. Касти, я прошу тебя помочь!

— Касти?

— Ну… — замялась Рин. — Так проще.

— Назови мне хоть одну причину, по которой я должен охранять совершенно посторонних людей, не относящихся к делу, — уперся Кастедар, сложив руки на груди. Рин задумалась: предложить демону ей было совершенно нечего. Вдруг странное чувство преследования усилилось, сердце заколотилось. Рин нервно взглянула на Розу: та сидела в кресле с независимым и гордым видом, глядя прямо перед собой, и на них не смотрела. Посмотрела в окно: ничего особенного, только их карета и попрошайки у стен соседнего здания. Рин напряженно всматривалась, и наконец увидела то, что не давало ей покоя: по улице проехал человек на лошади. Всадник оглядывался по сторонам, а затем остановил лошадь на углу здания и стал следить за каретой, в которой сидел Анхельм. Рин задержала взгляд на его лице, запоминая внешность: лет сорок — сорок пять, мышиный цвет волос, длинный ястребиный нос, одежда коричневых тонов. Глубоко вздохнула. Сердце успокоилось: она нашла причину своей нервозности.

— Я жду, — напомнил о себе Кастедар, тоже глядя на странного субъекта.

Рин медленно ответила:

— Если здесь все действительно так, как я думаю, то сегодня вечером тебя ждет сытный ужин. Если ты понимаешь, о чем я говорю.

Ладдар пожал плечами и сделал такой жест, словно говорил: «Ладно, так и быть».

— Спасибо! Ты лапочка! Расцеловала бы, да неправильно поймут, — Рин хлопнула его по плечу и выбежала, утаскивая с собой за руку удивленную Розу. Прикрывая девочку своим телом, она помогла ей забраться в карету и села сама.

Теперь нужно было заехать за Альбертой.

Рин обнаружила хозяйку кондитерской сидящей посреди разгромленного зала с совершенно потерянным выражением лица. Когда девушка вместе с герцогом вошли, Альберта подняла на них взгляд серых глаз и горько усмехнулась.

— Дело всей жизни может быть разрушено в мгновение ока, — сказала она. Рин подошла к ней и взяла за плечо.

— Это всего лишь мебель, Альберта. Пойдем. Губернатор попался на горячем.

Хозяйка испуганно уставилась на Рин.

— Неужели? Не Массам?

— Как сказать… Может, и Массам… — ответил Анхельм. — В деле замешан некий Френсис Закари, знаете такого?

— Как не знать — самая известная персона в городе. Половина судов принадлежит ему, у него полгорода в подручных ходят! Это и есть Массам.

Рин сердито плюнула и употребила пару непечатных слов на родном языке.

— Что ж ты раньше не сказала, что Массама так зовут?

Альберта только руками развела. Рин вздохнула.

— Сейчас мы едем в полицию, Альберта. Будем предъявлять губернатору официальное обвинение в уклонении от налогов, а загадочному Белому — в организованной преступности.

— Позвольте, как же вы собираетесь это сделать? — удивилась хозяйка. — Полиция ведь подчиняется губернатору.

— Я герцог, — ответил Анхельм. — Они трижды задумаются, прежде чем попытаются сказать мне слово поперек.

Альберта поджала губы и окинула его скептическим взглядом.

— А я работаю в департаменте безопасности, — добавила Рин. — В мои обязанности входит разоружение и ликвидация организованных преступных групп.

— А как с этим связана полиция? — обернулся к ней Анхельм.

— А так. Если они попытаются напасть на тебя, я имею полное право применять любые методы самообороны и арестовать нападающих.

— Как они могут напасть? Это же полиция! — ужаснулся герцог.

— Это же Лейгес! — в тон ему ответила Рин. — Я говорила, что здесь все, что угодно может произойти. Анхельм, может статься, что наши обвинения даже слушать никто не станет. Спинным мозгом чувствую, что за нами следят подельники господина Закари, а полиция уже в курсе дела и получила четкие указания не дать нам уйти с этого острова живыми. Я надеюсь, что они не такие идиоты, чтобы связываться с тем, кто предъявил значок «Тигров», но… В общем, если я вдруг начну стрелять, сразу бросайся на пол, а потом хватай Розу, Альберту и беги без оглядки в контору, там Кастедар. И не смей со мной спорить! — добавила она напоследок, видя его взгляд.

Анхельм настороженно посмотрел на нее.

— В итоге, у нас какой-то план есть или нет? — спросил он. Рин вздохнула и натянуто улыбнулась.

— Лучший, какой может быть. Называется «на месте разберемся», — ответила она. Анхельм покачал головой.

— Не нужно было этого сейчас делать. Ой, не нужно было, — вдруг лицо герцога стало испуганным.

— Анхельм, успокойся. У нас только одна лишняя карта в колоде — неизвестный никому Белый. Хотя я даже не уверена, что он лишняя карта, как раз ему-то и предъявляем обвинения.

— Я не о том волнуюсь! Мы напишем заявления и начнем расследование, но суд будет длиться очень и очень долго. Возможно, мы отправим всех виновников за решетку, но кто будет управлять островами все то время, пока губернатор будет под следствием? У меня нет времени вернуться обратно в Гор-ан-Маре, найти Гальярдо и заставить немедленно назначить нового губернатора. Кто будет наводить порядок? У меня просто нет на это времени, наш корабль отправляется завтра!

Рин остолбенела: в одно мгновение масштаб картины разросся до еще больших размеров. Если сейчас они предъявят официальные обвинения, то будут обязаны дождаться конца расследования, которое завершится одни боги знают когда. У нее на руках были только догадки и подозрения, и практически ни одного действительного доказательства вины губернатора в организации работорговли. Следователь был прав: все, в чем они могут кого-либо обвинить — это капитан корабля, которого еще поди найди. Закари-Массам будет все отрицать, по сути, они не могут предъявить ему ничего, кроме письма Розы, которое является, опять же, ее догадкой. А матросы… если в полиции они проглотят языки, Рин не сможет действовать теми методами, какими она добыла из них сведения. Воистину: поспешишь — людей насмешишь.

— Анхельм, может быть… — начала Рин.

— Простите, пожалуйста, что прерываю, — послышался голос сзади. Рин обернулась и увидела Розу, робко входящую в зал. Альберта подскочила на стуле с возгласом «Роза!» и бросилась навстречу девочке.

— Благие боги! Леди Алава, я же сказала вам оставаться в карете! — возмутилась Рин. Дочь губернатора мягко отстранила Альберту и подошла к Рин.

— Отец и следователь начали давить на меня, стоило только вам уйти. Я подумала, что мне лучше быть рядом с вами. Я услышала, как вы обсуждаете проблему преемственности власти, и решила, что вам следует знать кое-что. Два дня назад, как только мой отец получил ваше письмо, ваша светлость, я отправила письмо к моему двоюродному брату, в котором объяснила ситуацию. Так что со дня на день он прибудет сюда лично и, вероятно, назначит нового губернатора.

Анхельм едва ли не с ужасом посмотрел на Розу.

— Вы спланировали сегодняшнее происшествие!

— Отчасти. Нападение на кондитерскую я не планировала.

— Роза, вы хоть понимаете, в какую историю вы, не побоюсь этого слова, влипли?

— Я отдаю себе полный отчет, ваша светлость, что в случае, если вина моего отца будет доказана, его казнят, а я останусь сиротой, — спокойно объяснила Роза. — В случае смерти отца до моего совершеннолетия, опекунство принимает на себя мой… двоюродный брат. Ваша светлость, я объяснила все моему брату, у него нет оснований не верить мне. Госпожа Эмерси, в своем письме я четко указала, где вам искать доказательства вины моего отца, разве вы забыли? Деловой журнал Закари, мои служанки… Половина Лейгеса встанет на вашу сторону и подтвердит мои слова, если мерзавец Закари окажется на пути к тюрьме!

Рин молча слушала девочку, затем достала письмо из кармана и перечитала. Надежда на удачное предприятие появлялась на глазах. Но Анхельм был совершенно прав: у них нет времени. Что же, видимо, придется вспомнить былое и показать, на что способны агенты особых войск. Девушка вдруг ощутила прилив злости, кровь кипела, требуя немедленно закончить все заунывные разговоры и перейти к действию. Рин взглянула на большие настенные часы с боем и сказала:

— У нас больше нет времени. Уже половина шестого. Идем.

— Что я буду делать со всем этим?! — почти закричал Анхельм, тяжело дыша. Рин долго смотрела на него, не мигая.

— Решим по ходу пьесы. Мы еще не знаем, чем она закончится.

Сказала так и вышла из кондитерской, ведя за собой Розу и Альберту.

До отделения полиции ехали молча. Следователь, который уехал на своей лошади, уже должен был подготовить все бумаги и ждать их внутри. Анхельм вышел первый, за ним Рин. Губернатор, Роза, Альберта и матросы остались в карете.

— Мы на месте. Теперь уже поздно поворачивать назад, — мрачно сказала Рин, нервно оглядываясь по сторонам. Никого не было.

— Дай мне назад мое оружие.

Анхельм раскрыл дипломат и достал Соколиную песню, вынул из пиджака ее кинжал и дождался, пока она все пристегнет. Убрав все оружие, Рин подошла к герцогу вплотную и заставила его наклониться к ней.

— Анхельм, ты понял меня? Если я стреляю — беги. Даже не задумывайся обо мне.

— Рин… — выдохнул он, вглядываясь в ее изумрудные глаза. Она вдруг поддалась какому-то странному порыву и нежно поцеловала его. Почти сразу же оттолкнула и решительным движением открыла дверь кареты.

— Мы на месте.

Глава третья, в которой исчезают маски доброжелательности

В здание полиции вошли все вместе, Рин крепко держала Розу за руку, Альберта шла позади герцога, словно прячась за его высокой фигурой. На пути к кабинету следователя Рин не могла не заметить, как полицейские реагируют на их появление: едва слышные смешки, шепотки, угрюмые взгляды и волны агрессии. Последнее ей совсем не понравилось, поэтому она сразу же закрыла дверь кабинета и встала со стороны петель, чтобы иметь возможность пресечь нападение. Анхельма она усадила рядом с собой, Розу и Альберту с другой стороны стола, подальше от входа. На матросов надели наручники и проводили в разные кабинеты. Следователь вызвал своего заместителя и помощника и раздал всем бумаги. Пока Альберта и Анхельм писали заявления, Рин напряженно вслушивалась в звуки и эмоциональный фон за дверью. Она слышала, что хлопнула входная дверь, и в здание вошли еще четверо. Кто-то спросил, где сейчас Фишер, ему ответили. Рин подобралась.

— Ваше сиятельство, его светлость герцог Ример обвиняет вас в нецелевой растрате государственных средств и уклонении от налогообложения, ссылаясь на документы, указанные в данном заявлении. Заявление направляется в прокуратуру города Гор-ан-Маре… Ваша светлость, зачем так далеко? Пять дней пути. Прокуратура Лейгеса тоже может этим заняться.

— Прокурор Лейгеса ознакомится с заявлением и вынесет постановление, в конце концов, тянуть действительно нельзя. Но дело такой важности будет рассматриваться только в генеральной прокуратуре герцогства Уве-ла-Корде, — отрезал Анхельм, и следователь поджал губы.

— Что ж, раз так. Ваше сиятельство, — сказал он, — мы вызвали вашего адвоката, но он находится в Адарансе. Сейчас вы можете написать уведомительную бумагу о том, что ваши интересы будет представлять адвокат. Следствие не может начаться до тех пор, пока не соберется достаточное количество доказательств для возбуждения дела.

— К счастью, я как раз захватил с собой некоторые рабочие бумаги. И к счастью, среди них оказались и налоговые отчеты по всем герцогствам за прошлый год. Доказательства у меня с собой, капитан Фишер.

Рин готова была поклясться, что при этих словах присутствующие полицейские и губернатор едва не подскочили. За дверью послышался шум и удивленный возглас, Рин шагнула и резко открыла дверь. Два полицейских едва не свалились на нее. В ответ на ее немой вопрос они лишь виновато поклонились и поспешили убраться восвояси. Рин окинула взглядом холл перед кабинетом и заметила среди толпы людей в форме четырех гражданских. Не дав им рассмотреть себя, она захлопнула дверь и обратилась к следователю:

— Подслушивание у двери — это одна из обязанностей полиции?

Фишер нервно рассмеялся и пробормотал, что они всего лишь любопытствуют.

— Любознательность — вещь хорошая, любопытство — наоборот. Дело серьезное, капитан Фишер, рекомендую вызвать любопытствующих немедленно и сообщить им о секретности.

— Едва ли они могли вообще что-то услышать…

— Капитан Фишер, — жестко перебила Рин, — рекомендация носит обязательный характер.

Следователь неохотно кивнул помощнику, и тот умчался разыскивать подслушивавших. Когда их отчитали и отправили прочь, Рин снова прислушалась к разговорам за стеной. Анхельм и следователь заполняли необходимые бумаги, Альберта давала показания заместителю. Тот записал все, что она сказала в протокол, и тогда вызвали матросов.

— Госпожа Вонн, вы узнаете этих людей? — спросил следователь.

— Да.

— Согласно вашим показаниям, сегодня, первого февраля четыре тысячи десятого года, двое матросов, находясь в состоянии алкогольного опьянения, ворвались в кондитерскую, принадлежащую вам, и стали угрожать, требуя отдать им выручку, закрыть лавку и уехать из города. После отказа выполнить их требования, один из них, — лысый мужчина в возрасте около тридцати лет, — схватил стул и бросил его в витрину. Второй — высокий, широкоплечий, с бородой, в возрасте около тридцати пяти, — стал избивать посетителей. Вышеозначенные лица угрозами заставили вас отдать деньги и разгромили зал для посетителей. В этот момент в кондитерскую зашли ваши знакомые, среди которых была Ирэн Эмерси, полковник отдела специального назначения «Тигры», которая дала отпор нападающим. Все верно?

— Да.

— Какая сумма была похищена? — уточнил следователь.

— Точно не знаю, — растерялась Альберта, — у меня не было времени посчитать. Около двадцати тысяч ремов.

— Куда они спрятали выручку?

— В карманы распихали.

Следователь кивнул помощнику, тот обыскал матросов и действительно нашел скомканные купюры в карманах их штанов.

— Вымогательство, разбойное нападение. Уже две статьи уголовного кодекса, — следователь помахал пачкой денег перед носом у матросов. — Признаете ли вы себя виновными в совершенных преступлениях?

Бородач кивнул и тихо пробормотал, что признает. Лысый сначала оглянулся на него с сомнением, но потом тоже согласился.

— В ходе разговора с ними мне удалось выяснить, что их подослал капитан судна «Белый ветер», — вставила Рин свои пять ремов.

— Это так? — уточнил следователь у матросов, и они кивнули. — И зачем же он вас подослал?

— Нам сказали освободить лавку от хозяйки.

— Зачем? Лучше сразу рассказать все, ребятки. Чистосердечное признание смягчает приговор.

Вдруг заговорил лысый матрос.

— Капитан приказал нам очистить это место, потому что хочет его использовать как склад. Сказал, что можем делать что угодно, но чтоб до вечера лавка была пустая. Товар везут из Галдама, я не знаю, что там за товар, но он стоит очень дорого. Капитан сказал, головы оторвет, если лавки не будет к вечеру. Уж не знаю, что теперь с нами будет… только я лучше сам в камере закроюсь, чем попаду в руки к Белому, не выполнив приказа.

Рин вдруг поняла, что разговор пошел по второму кругу.

— Капитан Фишер, вы получили доказательства моих слов и показаний госпожи Вонн. Может быть, мы наконец-то отправимся в доки и вызовем самого капитана? До прибытия корабля осталось не дольше получаса.

Рин взглянула на следователя и заметила, что у него дергается глаз, и он периодически смотрит то на губернатора, то на Анхельма. Наконец он перевел взгляд на Рин и медленно кивнул.

— Я и один из моих подчиненных отправимся с вами. Ваша светлость, вы не против, если мы покинем вас на некоторое время?

— Я должна находиться рядом с его светлостью, — отрезала Рин.

— Тогда мы сами задержим капитана и приведем в отделение.

Рин вопросительно посмотрела на Анхельма. Тот, пораздумав некоторое время, кивнул.

— Отправляйтесь. Приведите его сюда как можно быстрее.

Следователь кивнул и направился к выходу, но вдруг губернатор поднялся и пошел за ним.

— Фишер, я хотел бы сказать вам пару слов с глазу на глаз, — сказал Алава.

— Не думаю, что могу вам это позволить, — заметил Анхельм.

— Это касается моего адвоката, ваша светлость, — процедил губернатор.

— Общение с органами правосудия вам дозволяется только в присутствии третьих лиц. Вы находитесь под следствием.

Губернатор странно посмотрел на Анхельма, а затем сел обратно за стол, взял бумагу и что-то написал. Предъявил часть документа Анхельму и запечатал послание в конверт. Передав его помощнику следователя, Алава сказал герцогу:

— Это мое обращение к адвокату, ваша светлость. В соответствии с законом, я имею право не сообщать, о чем я говорю с адвокатом. Теперь я, с вашего разрешения, могу откланяться? Роза идет домой, разумеется.

— Нет, не можете, — покачал головой Анхельм. — До тех пор, пока сюда не явится господин Закари, капитан корабля и ваш адвокат, вы никуда не уйдете.

Губернатор разочарованно и раздраженно вздохнул.

— Ваша светлость, с вашего разрешения, мы отправляемся на задержание капитана корабля «Белый ветер», — напомнил о себе следователь. Анхельм небрежно кивнул, и Фишер вышел вместе с помощником. Губернатор поднялся из-за стола, прошелся по кабинету. Затем тяжело опустился на лавку и уставился на дочь.

— Посмотри, что натворила. Довольна? — спросил он. Роза опустила взгляд и нервно сглотнула. — Теперь по твоей милости меня подозревают в государственной измене. Молись теперь, чтобы все кончилось хорошо, дрянная девчонка!

— Не давите на нее. Она поступила так, как велел ей долг, — заметила Рин.

— А вы не вмешивайтесь в воспитание чужих детей, Ирэн Эмерси! Кошмарная женщина! Хоть чужих детей повоспитывать надо, да, раз своих детей нет?!

Острое желание разрезать язык губернатора на мелкие кусочки, зажарить и скормить ему же привело к тому, что Анхельм вскочил со своего места и схватил Рин за руку, в которой она уже сжимала револьвер. Увидев испуганный взгляд герцога, Розы и шарахнувшегося от нее Алаву, она опомнилась и взяла себя в руки.

— Все в порядке, ваша светлость. Я всего лишь хочу проверить, заряжено ли мое оружие, — сказала девушка, отнимая руку. Анхельм вопросительно посмотрел на Рин, словно пытаясь удостовериться, что с ней все действительно в порядке. Она кивнула ему на стул рядом, отвернулась к окну и распахнула створки, впуская влажный ночной ветер в комнату. В небольшом скверике, на который выходило окно, разрослись пышные цветы, ветер нес их сладковатый дурманящий аромат. Ночь в этих краях наступает внезапно, в половину восьмого уже темно, как в гробу.

— Я не лезу в воспитательный процесс, я говорю вам не давить на свидетеля, — тихо сказала Рин, вглядываясь в сумрак. — А вы не лезьте в мою жизнь. Я здесь на задании.

— Интересное у вас задание. Приезжаете как обычная гостья, прикидываетесь больной, ведете себя, как милая девушка. А выясняется, что и говорить можете, и без особого труда способны побить двух здоровенных мужиков! Мужланка! Значит теперь в департаменте служат такие…

Рин обернулась, и губернатор подавился своими словами, увидев ее взгляд. Рин медленно покрутила револьвер в руках, выдвинула барабан. Медленно достала патроны и перезарядила оружие, продолжая неотрывно смотреть на губернатора.

— Что же вы замолчали? Продолжайте, я внимательно слушаю. Какие «такие» служат теперь в департаменте?

— Прекратите этот разговор немедленно! — потребовал Анхельм. — Полковник Эмерси — человек долгого терпения и короткого разговора. И она не подчиняется даже мне, ясно? У меня нет никакого желания, господин Алава, искать вам врача-травматолога, если вы не удержите язык за зубами.

— Что толку с вами разговаривать… — пробормотал Алава, исподтишка бросая опасливые взгляды на Рин. Гнетущую тишину не решался прерывать никто. Анхельм отдыхал, прикрыв глаза. Альберта сидела рядом с Розой, обняв девочку за плечи и молчаливо утешая. А Рин смотрела в окно, пытаясь понять, что такое шевелится там в парке: тени или деревья. Вдруг Роза и Альберта встали и куда-то собрались.

— Куда вы? — спросила Рин.

— В дамскую комнату, — ответила Альберта, выразительно глядя на Рин.

— Сомневаюсь, что тут есть таковая, — пробормотала та, идя за ними.

Рин открыла дверь кабинета и осмотрела зал: почти никого не осталось, лишь трое дежурных сидели за столом рядом с теми гражданскими, которых она видела раньше. Рин окликнула полицейского. Пока тот шел к ней, она успела рассмотреть их лучше, и с неудовольствием отметила, что парень с ястребиным носом был среди них. Почему-то его лицо сейчас показалось ей странно знакомым. Где бы они могли встречаться? Словно почувствовав на себе ее взгляд, он тоже обернулся и пристально посмотрел на нее.

— Проводи леди в уборную, — сказала она подошедшему полицейскому, не отводя взгляда от носатого парня. Роза и Альберта ушли, Рин повернулась было назад, но боковым зрением заметила движение. Открылась входная дверь, один за другим входили вооруженные мужчины в плащах и шли прямо к ней. Все они были огромного роста, широкоплечими, их лица не выражали добрых намерений. С ними были следователь, его заместитель и другие полицейские. Носатый и его компания поднялись и пошли вслед за ними. Двое мужчин, шедших впереди, достали пистолеты и нацелились в Рин. Она мгновенно захлопнула дверь, подскочила к Анхельму и толкнула к окну:

— Беги! — рыкнула она, доставая револьвер.

— Что случилось?! — испугался герцог, залезая на подоконник и со страхом оглядывая темные кусты внизу. Тут раздался выстрел, пуля пробила хлипкую дверь насквозь и упала рядом с ногами Рин. Анхельм ахнул и без раздумий прыгнул.

— Ты цел? — крикнула Рин, высовываясь в окно. Герцог поднялся, отряхиваясь, и протянул к ней руку. Рин схватила его за ладонь и сжала, вглядываясь в его испуганные голубые глаза. Анхельм потянул ее на себя.

— Они остались там… — напомнила она о Розе и Альберте. Анхельм резко выдохнул и через силу сказал:

— Полковник Эмерси, приказываю вам спасти дочь губернатора, найти виновных, схватить преступников и довести дело до конца!

Рин увидела, как он беззвучно шепчет «я люблю тебя», кивнула и отпустила его руку.

— Будет исполнено, ваша светлость!

Мелькнули в свете луны белые волосы и застучали по мостовой его каблуки. Анхельм убежал. Девушка развернулась и пинком отправила большой круглый стол к двери, чтобы блокировать ее. Спустя мгновение раздался грохот, и хлипкая дверь заходила под ударами.

«У тебя есть пять минут, чтобы спасти всех. Потом может случиться непоправимое», — сказала Рин сама себе и придвинула к двери письменный стол следователя.

— Быстро в окно! — приказала она оставшимся в комнате людям. Матросы без раздумий исполнили сказанное, а Алава с довольной ухмылкой встал в позу и сказал:

— Не будьте наивной, госпожа Эмерси. Это мой остров и здесь мое слово — закон. Эти люди пришли по моему приказу, защищать меня… от вас.

Раздались еще выстрелы, от двери полетели щепки. Рин отскочила в сторону, чтобы ее не задело случайным выстрелом. Губернатор бросился к ней, пытаясь схватить, но Рин лишь отмахнулась от него. Небрежного удара в челюсть оказалось достаточно, чтобы мужчина пролетел через полкомнаты и впечатался в стену. Выстрел разнес замок, от сильного удара дверь слетела с петель.

— Да как же не вовремя вам приспичило, девочки! — прорычала Рин и прижалась к стене справа от входа. Тут ударили с огромной силой, и вся мебель разлетелась в стороны. В комнату ворвались трое: два гражданских и один полицейский. Рин выстрелила — один упал. Двое обернулись к ней. Второй упал. Третий выстрелил — стенка за ее плечом взорвалась облаком пыли. Рин прыгнула в сторону, стреляя два раза. Третий упал.

— Она здесь! — крикнул кто-то, и Рин услышала протяжный писк Розы. Вбежали еще трое, и Рин выхватила Соколиную песню из ножен. Один бросился к ней, но тут же упал на пол с отрубленной рукой, истошно крича. Кровь хлынула, заливая пол, а Рин уже отсекла ногу другому. Третий шарахнулся от нее, но не успел: упал, сжимая руками перерубленное горло. Хлопнул выстрел, пуля свистнула рядом с ее плечом, ужалив. Рин обернулась. В коридоре стояли четверо мужчин в плащах и позади них следователь, державший визжащую Розу. Еще один верзила держал лишившуюся чувств Альберту. Тот, что стоял ближе всех к Рин, направил на нее пистолет. Его рука сильно дрожала, он с ужасом смотрел на корчащиеся на полу тела разрубленных людей. Рин ухмыльнулась, медленно слизнула кровь с Соколиной песни и шагнула к ним. Мужчины попятились.

— Молитесь сами себе, суки паскудные, — бросила она, наслаждаясь тем, как кипит внутри кровь. Такого ощущения у нее не появлялось слишком давно. Желание рвать в клочья всех, кто попадется под руку, захватило ее полностью; руки гудели от нечеловеческой силы, в глазах поплыл багровый туман. Кровь врага разбудила в ней убийцу, которого Рин так долго прятала. Целящийся выстрелил. Она видела летящую к ней пулю, медленно рассекающую воздух, словно кисель. Время для Рин текло медленно, словно сползающая по листочку капелька росы. Она протянула руку и легко взяла пулю двумя пальцами, словно бабочку. Полюбовалась на маленький горячий кусочек железа и сжала в ладони. Они хотели убить ее этим? Глупцы, осмелившиеся поднять руку на нее, должны быть убиты. «Убей их всех!» — шепнул голос внутри. Сердце взорвалось бешеным стуком, мышцы дрожали, требуя действий.

Безумно рассмеявшись, Рин рванулась к ним. Последним, что услышали нападавшие, была печальная соколиная песня. Блеснула сталь, упал один враг, второй, третий. Мужчины стреляли в бешеное создание, в которое превратилась Рин, а та без особого труда уворачивалась от пуль и прорубала себе дорогу через этот человеческий лес. Ноги и руки падали вниз, заливая кровью полы. Люди корчились в страшных муках, и везло тому, кто умирал сразу. Она была слишком быстрой, чтобы кто-то мог победить ее. Они были слишком слабы против нее.

Тот тип, что держал Альберту, увидев Рин, бросил свою добычу на пол и побежал. Рин, вошедшая в раж, в мгновение оказалась рядом с ним и одним движением отсекла ему голову. Следователь, сжимавший Розу, помчался прочь из здания, но не успел сделать и трех шагов: ядовитый стилет воткнулся в его шею. Он захрипел, схватился руками за пробитое горло. Роза шлепнулась на пол и истошно завизжала, когда чужая кровь полилась ей на лицо. Рин подскочила, ударяя ногой по рукоятке. Лезвие вспороло позвоночник, мужчина упал ничком, придавливая собой девочку. Рин зарычала почти по-звериному, и Роза, испуганно всхлипнув, бросилась прочь от нее. Хлопнул выстрел, плечо обожгло. Рин развернулась и увидела, что к ней бежит тот самый носатый. Хищно оскалившись, она вскинула руку и выстрелила, но тот увернулся. Она нажала на курок еще раз, но револьвер лишь глухо щелкнул — патроны кончились. Мужчина ответил выстрелом, — Рин отпрыгнула в сторону, — окно позади нее разлетелось градом осколков. Носатый достал кинжал, Рин сжала Соколиную песню крепче.

— Ну давай, сторожевой волк империи, — сказал он, — нападай. Посмотрим, чего стоит хваленая Рин Кисеки.

Рин не удивилась его словам, слишком сильно погрузилась в собственное боевое безумие. Он бросился ей навстречу. Свистнули лезвия, медно блестя в свете свечей и высекая искры. Рин ударила его левой рукой в челюсть. Тот увернулся, отвечая ей ударом в живот. Напряженные мышцы погасили удар, Рин его даже не ощутила. Соколиная песня свистнула, по шее врага потекла кровь, его ухо мягко шлепнулось на пол.

— Сука! — заорал тот, отпрыгивая и держась за кровоточащую голову. Еще один глупец, посмевший бросить ей вызов. Рин дико расхохоталась и снова слизнула кровь с оружия. Затухающий огонь вспыхнул с новой силой. Ей стало жарко, кровь бурлила в жилах, сердце гулко стучало, словно боевой бой барабанов. Все перед ней заволокло красной пеленой, она не слышала, что кричал враг. В ее искалеченной, больной душе нестерпимо горела лишь жажда крови. Чудовище, которое она держала за железными воротами воли и разума, оказалось на свободе.

Враг выдернул боевой нож и метнул. Рин наклонилась чуть влево, следя, как красиво играют блики на стали.

«Слишком медленно. Разве так убивают? Покажи ему, как нужно!» — снова сказал голос. Рин прыгнула в сторону, приземлившись на чью-то мертвую голову, оттолкнулась и оказалась за спиной у носатого. Зазвучала Соколиная песня, алые капельки взлетели в воздух, словно пытались угнаться за лезвием. И мощный поток хлынул из его перерубленных артерий. Мужчина сдавленно захрипел и рассыпался на куски, словно разрушенная башенка из кубиков. Рин переступила, противно чавкнула его рука под ее ботинком. Она посмотрела вниз и, улыбнувшись, подцепила ее кончиком Соколиной песни. Плоть легко расходилась, словно Рин резала масло.

— А-а-а!! — раздался отчаянный мужской крик, и к ней с воплем побежал еще один. Он стал стрелять, полностью разряжая барабан, и один раз попал: бедро девушки обожгло огнем. Рин взревела, словно разъяренная пантера, перебросила Соколиную песню в левую руку и рванулась к нему навстречу. В следующую секунду враг застыл с занесенным для удара оружием. Кровь мощными толчками лилась из дыры на груди. Рин вглядывалась безумным взглядом в его затухающие глаза, проворачивала свой клинок, вонзившийся в его живот, и сжимала в правой руке сердце. Когда враг затих, она стряхнула его с Соколиной песни, словно кусок мяса с вилки и встала ему на грудь. Сердце в ее руках сократилось еще один раз и затихло. Рин облизнула его и собралась укусить…

Ее злое внимание привлек чей-то писк, и Рин обернулась. В углу, сжавшись от страха, стояли двое. Девочка и женщина. Рин смотрела на них невидящим взглядом, сжимая Соколиную песню, и тяжело дышала через рот. Капли крови падали с ее губ, барабаны внутри почти затихли, ей хотелось снова разбудить их. Очень нужно было ощутить прилив сил к рукам, кипящую кровь, сладкий запах сердец, которые она остановит. Ведь это ее истинная сущность! Рин перестала понимать, что происходит, она перешла грань, за которой прятался берсеркер.

Альберта, с ужасом глядя на Рин, медленно закрыла собой Розу. Безумная убийца шагнула к ним, поднимая оружие и направляя на последних, кто остался в этой комнате.

— Рин, очнись!! — услышала она сквозь гулкий стук собственного сердца нелепую просьбу этого трясущегося от страха существа.

— Рин, пожалуйста!

Какой раздражающий писк!

— Ты чувствуешь ужас? — спросила Рин тихо-тихо. Альберта сжалась от страха и заплакала.

Глава 3.1

Альберта, с ужасом глядя на Рин, медленно закрыла собой Розу. Безумная убийца шагнула к ним, поднимая оружие и направляя на последних, кто остался в этой комнате.

— Рин, очнись! — услышала она сквозь гулкий стук собственного сердца нелепую просьбу этого трясущегося от страха существа.

— Рин, пожалуйста! — какой раздражающий писк.

— Ты чувствуешь ужас? — спросила Рин тихо-тихо. Альберта сжалась от страха и заплакала.

— Рин! — послышался тонкий голосок Розы. Девочка выбралась из-за спины Альберты. Выставив вперед открытые ладони, она шагнула вперед. Рин утробно зарычала, Соколиная песня угрожающе блеснула.

— Роза, не надо! — взмолилась Альберта, хватая девочку за платье, но та смело шагнула вперед. Лезвие уперлось в ее грудь, алая капелька выскользнула и побежала вниз по коже. Рин не понимала, почему враг сам хочет себя убить. Разве ему не положено сопротивляться? Бояться?

— Рин, очнись! — позвала ее Роза. — Все кончено. Ты всех убила. Мы не враги!

Рин неуверенно замерла. Роза осторожно отвела в сторону оружие, приблизилась почти вплотную к женщине. Рин видела, как шевелятся черные волосы от ее тяжелого дыхания. Увидела в добрых голубых глазах девочки отражение своих безумных изумрудных глаз. Глаза чудовища, в которое она превратилась. Рин вдруг всхлипнула, судорожно глотая носом воздух, пахнущий медью, и ее затрясло. Она стала оседать на пол, выбивая зубами дробь и сдавленно скуля. Силы в один миг покинули ее, боевой пожар в груди мгновенно погас, оставив лишь ледяное пепелище. Роза хотела обнять ее, но Рин шарахнулась в сторону:

— Нет! Я опасна! — выдохнула она.

— Все кончено, Рин, — стала уверять девочка. — Иди сюда, я не боюсь тебя.

Рин дышала так, словно задыхалась. Всматриваясь в голубые глаза Розы, видя царапину на груди девочки, она с ужасом осознавала, что едва не напала на своих друзей. Едва не убила тех, кого защищала. Снова. Как тогда в деревне она едва не убила свою маму.

— Боги… — прошептала она. — Я же могла… вас…

— Все хорошо. Все хорошо! — шептала Роза, подходя к Рин и обнимая ее. — Такое бывает. Я читала в книгах. Все кончилось.

Рин чувствовала, что девочку саму трясет от страха. Благие боги, откуда у этого ребенка столько сил, храбрости, воли? Как у нее хватило смелости подойти к безумной убийце, берсерку? Как она может смотреть на зал, усеянный расчлененными трупами и даже не плакать?

— Маленькая, я тебя испугала… — прошептала Рин, приподнимаясь и сжимая девочку в объятиях. — Не смотри туда, не нужно.

— Рин, у вас кровь течет. У вас рука прострелена, — выдавила Роза.

— Где? — Рин отстранила девочку и посмотрела на руку. Пуля задела лишь по касательной, можно просто перевязать. Оглядела себя: вся одежда промокла от крови. К счастью, не ее. На левой ноге штаны разорваны, Рин с шипением оценила рану: здесь серьезнее, нужно шить. Рин тяжело поднялась и осмотрела зал. Тошнота подступила к горлу, ее замутило от мерзких запахов, наполнивших помещение. Она вынула свой стилет из шеи следователя и тщательно вытерла об его рубашку. Скрутила распущенные волосы и заколола их наверх. Достала из сапога кинжал и распорола занавеску на лоскуты, которыми собралась перевязать ногу и плечо.

— Рин, промыть нужно, — сказала Альберта. — Заражение подхватишь.

— Сейчас на улицу выйдем и умоемся, — ответила та, убирая тряпки в карман. — Альберта, Роза, стойте здесь. Я проверю, что с губернатором.

— Папа! — воскликнула девочка и дернулась бежать в кабинет следователя, но остолбенела, увидев тела на полу. Рин покачала головой и жестом указала ей стоять на месте.

— Папа! Ты жив?! — крикнула Роза. Вместо ответа раздался выстрел. Рин ахнула и побежала, перескакивая через тела и на ходу перезаряжая револьвер. Прижавшись к стене и закрывая лицо оружием, она заглянула и осмотрела комнату: никого. Вошла. Полы и стены были красные, под ногами чавкало. Губернатор лежал ничком, под его головой растекалась лужа. Она перевернула его на спину и увидела чернеющую дыру во лбу трупа. Отступила назад и закрыла проход, одновременно схватив подбежавшую Розу и прижав к себе.

— Папа! Дай мне пройти! Отпусти! Папа!

— Роза, нет, — тихо и непреклонно ответила она, поднимая девочку за подмышки, как котенка, и унося прочь. — Там не на что смотреть. Закрой глаза.

Роза закричала, пытаясь вырваться, но Рин без труда скрутила ее и перекинула через плечо. Роза брыкалась и колотила ее по спине, но это ничего не дало — хватка у Рин была хоть и бережной, но железной.

— Уходим! — сказала женщина и пошла обратно в зал. Альберта поспешила за ней. Вдруг Рин резко затормозила, выхватила револьвер и направила на входную дверь. Та медленно открылась, и вошел… Кастедар. Демон обвел помещение заинтересованным взглядом и удивленно приподнял брови, когда увидел Рин.

— Кастедар? Ты что здесь делаешь? — с ужасом выдохнула она. — Где Анхельм?

— Я пришел поужинать. Я думал, что Анхельм с тобой. Что тут случилось?

От пронзившего ее с головы до ног страха, Рин побелела, как мел.

— На нас напали… — выдавила она, отпуская Розу и толкая девочку к Альберте. — Я сказала Анхельму бежать в контору. Это было минут пятнадцать назад.

Кастедар зашипел и стал похож на разъяренного черного дракона.

— Ты отпустила его одного?! Зачем? Чтобы спасти этих?!

— Они важные свидетели… — пролепетала Рин, наконец осознавая свою ошибку.

— Они крысы плешивой не стоят! — рявкнул Кастедар, решительно подходя, и прикладывая ладонь к ее лбу. Рин, памятуя о наставлениях Фриса, дернулась от него, но Ладдар сгреб ее за шкирку и прорычал:

— Стой спокойно, идиотка, я должен найти герцога!

Рин смотрела, как его лицо покрывается мелкими чешуйками,а вокруг тела трепещет зловещее черное сияние. Ладдар стоял, вглядываясь в ее глаза, и у нее было ощущение, словно он перебирает каждую струнку ее души. Сердце колотилось, как сумасшедшее, грозя выпрыгнуть из горла, казалось, он сжимает его со всех сторон. Рин глухо застонала, понимая, что еще чуть-чуть, и оно просто лопнет, как перезревшая тыква… Но в этот момент он отпустил ее и с облегчением сказал:

— Он жив и в порядке. Пока что просто идет по улице. Он заблудился и боится спрашивать дорогу. Улица темная, слева — деревянные темные дома, справа — корабли.

— Я знаю, где это! — подала голос Альберта. — Он в доках.

— Как его туда занесло, это же в другую сторону! — заорала Рин. Она выбежала из здания полиции и огляделась по сторонам: ни души. Следом за ней вышли и Альберта с Розой.

— Рин, вон там колонка, умойся сначала. Мы не можем идти по городу в таком виде, — сказала Альберта. Хотя время терять не хотелось, Рин пришлось согласиться: в таком виде они вызовут переполох. Быстро наполнив водой стоящее рядом ведро, она опрокинула его на себя. Роза пискнула, принимая ледяной душ, и сразу же чихнула. Альберта, которая почти не запачкалась, только омыла ноги и лицо. Рин промыла и перевязала раны и позвала Кастедара. Демон вышел из дверей, вид у него был чрезвычайно довольный.

— Ты доставляешь мне массу неприятностей, — сказал он, глядя на Рин и закуривая. — Но от тебя порой тоже бывает толк.

— Рада слышать, — отозвалась Рин и кивком указала на Розу и Альберту. — Последи за ними, я должна бежать за Анхельмом.

— И далеко ты собралась пешком? — осведомился Кастедар. — Конюшни вон там.

Рин благодарно взглянула на него и метнулась в конюшню. Лошади стояли смирно и дремали, словно и не было здесь двадцать минут назад никакой пальбы и резни. Рин вывела двух лошадок и стала седлать. К ней подошла Роза и помогла со сбруей.

— А почему… — начала Роза. — Почему он назвал вас Рин Кисеки. Это действительно вы?

Рин вдруг поняла, что нужно как-то объясниться и перевела взгляд на девочку.

— Рин Кисеки была аиргом. Я похожа на аирга?

— Нет… Но Альберта тоже называла вас Рин.

— Это производное от Ирэн.

— Госпожа Кисеки… — тихо сказала Роза. — Пять лет назад ваши портреты висели здесь на каждом шагу. Вы, может быть, сменили имя, но лицо выдает вас.

Рин внимательно посмотрела на девочку. Она оставила лошадь, взяла девочку за руку и повела к лавке, где лежала сбруя.

— Что вы…

— Я расскажу. Но ты должна слушать меня очень внимательно.

Роза послушно села рядом, серьезно глядя на Рин. Та взяла ее за левую руку и положила ей ладонь на щеку. Голубые глаза смотрели без страха и с живейшим интересом. Очень жаль было так поступать с ребенком, но тут уж ничего не попишешь: приказ есть приказ. Секретностью пренебрегать нельзя.

— Когда-то давным-давно я была легендарным агентом. А потом меня подставили и превратили в международную преступницу. Я всего лишь хочу вернуть себе доброе имя. Рин Кисеки. Знаешь, что это означает на аириго, языке аиргов? Я расскажу. Слушай, ты поймешь…

Рин заговорила, и вдруг глазки девочки затуманились, спустя мгновение она смотрела словно сквозь предметы. Рин крепче сжала ладонь и прижала указательный палец к виску Розы. Дернулись длинные ресницы, веки опустились. Рин дочитала древнее заклинание, погружая Розу в транс, и стала искать ее воспоминания о себе. Все было размытым, она видела словно чужими глазами, ощущая себя в своем теле. Вот первый раз, когда Роза видит плакат с портретом Рин. Коричневая деревянная доска, пожелтевший лист. На рисунке девушка лет пятнадцати с яркими изумрудными глазами, жестким и целеустремленным взглядом. Черты ее лица здесь немного круглее, чем сейчас. Эта Рин еще не заморена врагами, не истерзана несчастьями. Этой Рин больше не существует. Поддаваясь волшебной силе аирга, плакат в воспоминаниях белеет, становясь пустым листом.

Мужчина с ястребиным носом. Его лицо очень знакомо Рин. Откуда она может его знать? Откуда он знает ее? Теперь уже, конечно, не спросишь. Его слова о сторожевом волке империи без следа тают в воспоминаниях.

Альберта зовет ее. Нет, ты ослышалась, девочка. «Передо мной Ирэн. Она меня защищает», — вложила Рин в память Розы. Теперь аккуратно положить девочку себе на колени. И прекратить транс. «Вот так, давай, просыпайся».

— Ты в порядке, Роза? — обеспокоенно спросила Рин, когда девочка открыла глаза.

Дочь губернатора обвела затуманенным взглядом все вокруг и попыталась сесть.

— Я… да… Чувствую себя немного странно.

— Ты вдруг упала в обморок. Все хорошо?

— Мне… будто мозги наизнанку вывернули.

— Это реакция на стресс наступила. Хочешь воды?

Роза согласно качнула головой, и Рин помогла ей подняться. Пока девочка утоляла жажду и умывалась, Рин коротко объяснила остальным, чтобы не смели звать ее по настоящему имени.

— А теперь — по коням! — сказала она, подводя оседланных лошадей к ним. Тут возникла небольшая путаница: лошадей было две, а их — четверо.

— Долго седлать, нельзя время терять. Роза с Альбертой, — сказала Рин. — Кастедар, поедешь со мной…

— Я тебе так понравился, что ты даже сядешь со мной на одну лошадь? — ехидно осведомился тот, подходя. Рин пару секунд думала, как съязвить.

— Да! Залезай.

Демон послушался, и они сразу же пустили коней в галоп. Рин оглядывалась по сторонам, ища признаки слежки, и прислушивалась к собственным ощущениям. Кастедар держался крепко, его ледяные пальцы касались ее открытого живота, от этого по коже бежали мурашки. Сейчас от него не веяло ничем смертельно опасным, ощущалась лишь небольшая нервозность, но причиной вполне мог быть Анхельм. Лошадь под ними все время норовила сбавить темп, Рин приходилось понукать ее каждую минуту. Они неслись по темным переулкам, ночной бриз овевал голову, унося прочь мерзкий запах крови, в которой она словно искупалась.

— Нравятся что ли тебе игры со смертью, Рин? — тихо осведомился демон.

— Еще как. С утра не поиграю — весь день настроение паршивое. Еще раз опиши ту улицу. Что-нибудь особенное там было?

— М-м… Нет, ничего. Корабли справа, дома слева.

— В любом случае, это Береговая улица. Она прямо за этим поворотом…

Повернув, они выехали на причалы. Пассажирская контора была впереди, может быть, Анхельм уже там, ждет ее.

— Боги, пожалуйста, пусть с ним все будет в порядке! — взмолилась она, чувствуя как сердце сжимается в комок, а горло сковывают иголки.

— Молись, молись. Иногда это помогает, — посоветовал демон.

Рин не ответила, лишь сглотнула. Она допустила детскую глупость, позволив Анхельму уйти одному. Ей нужно было бросить всех и спасать герцога… Уходя, он отдал приказ найти и покарать всех, кто виновен в произошедшем. Что ж, она его выполнит, чего бы ей это ни стоило.

Раз Алава был уверен, что город у него в руках, значит это он приказал следователю привести людей… Нет, что-то не вязалось. Ведь Рин ясно слышала, что губернатор говорил правду, когда сказал, что не отдавал распоряжений полиции не вмешиваться. А в их присутствии такого случиться не могло, возникло бы недопонимание. То письмо действительно предназначалось адвокату, Анхельм не возразил против отправки. Получается, адвокат подослал убийц? Бред какой-то. Но ведь кто-то убил Алаву. Неужели Закари решил действовать? Нападающих было не меньше шестнадцати человек. Неужели он рассчитывал, что такое малое количество людей сможет справиться с бойцом «Тигров»? Нет, что-то явно было иначе, Рин чувствовала это так же ясно, как то, что ей не хватает лишь одного кусочка в головоломке.

— Что ты намерена делать? — спросил Кастедар. Рин пожала плечами. — Если его нет там? Если его похитили?

— Не накаркай.

— Я спросил, что ты намерена делать?

— Переверну этот город вверх дном.

— А если его убили?

— Проверь немедленно, — выдохнула Рин, даже не пуская эту мысль в сознание. — До конторы еще далеко. Я удержусь в седле. Скорее!

Рин почувствовала, как холодная ладонь Кастедара ложится на ее лоб, а вторая забирается под мокрую рубашку и обнимает под грудью. Появилось знакомое ощущение сдавливания, сердце снова забилось, словно вытащенная на берег рыба. Рин тихо застонала и качнулась в седле, но ее удержали. И в тот же миг все прекратилось.

— Он жив. Почти дошел до конторы, — сказал демон, убирая руки. Беспокойство отлегло. Она и сама чувствовала, что с ним все в порядке, но твердая уверенность не помешает.

— Как ты это делаешь? — спросила она тихо-тихо, снова понукая лошадь. — Как ты отыскал его через меня?

Кастедар усмехнулся.

— Он думает о тебе каждую секунду своей жизни, сейчас он молится, чтобы ты была жива. Он хочет повернуть назад. Вас связывают самые крепкие узы, какие существуют в этом мире. Он любит тебя, а ты любишь его.

— Нет! — решительно отмела Рин, начиная сердиться на себя за то, что спросила.

— Все еще сопротивляешься своим эмоциям? Почему ты не слушаешься копытную ошибку природы? Он же правильно говорит.

— А ты почему грызешься с ним все время?

— А вот это не твое дело.

— Мои чувства тоже не твое дело, так что сделай одолжение и заткнись, — огрызнулась она. — Я вижу контору. Галопом, тупая скотина! Не рысью, галопом!

Внезапно в голову пришла мысль: «Я хочу, чтобы сейчас со мной был Фрис».

Доехав до нужного места, она почти на ходу соскочила и бегом поднялась в номер. Альберта и Роза бежали за ней, Кастедар остался привязывать лошадей. Стоило ей войти, как сердце захолонуло: комната была пуста. Метнулась в ванную — тоже никого. Хлопнула дверь, вошел Кастедар.

— Он был здесь, — сказал демон. — Чувствую его запах.

Рин повела носом, улавливая едва ощутимый запах парфюма Анхельма.

— А еще здесь были другие люди. Но в здании пусто.

— Анхельма похитили, — прошептала девушка, закрывая рот ладонью. Кастедар устремил на нее взгляд, от которого все словно заледенело внутри. Она живо представила, что он сделает с ней, если они не найдут герцога живым: пытки в подвалах у Родемая покажутся ей детской забавой.

Раздался стук в дверь. Рин достала револьвер и встала с одной стороны двери, а Кастедар — с другой.

— Кто?

— Вам письмо.

Рин посмотрела на Кастедара. Демон кивнул и резко открыл дверь. Рин в момент сгребла гостя и затащила в комнату. Это оказался мальчишка лет пятнадцати с очень смуглым чумазым лицом и взъерошенной черной шевелюрой. Он сжимал письмо и испуганно таращился на Рин. Она выхватила письмо из его рук и толкнула в руки Кастедара. Тот схватил его за плечи, не позволяя двигаться. Мальчик так и застыл с поднятыми руками, и с ужасом глядя на присутствующих.

— Кто дал это? — спросила Рин, водя глазами по строчкам и хмуря брови. — Как выглядел?

— Я не знаю… Господин в сером костюме. С тростью. Сказал подняться в эту комнату.

— Кастедар… — выдавила Рин, бросая ему записку. Демон поймал и прочитал. Рин смотрела на него, зная, что он читает:

«Герцог у нас, у вас губернаторская дочка. Приведите ее в час ночи на двенадцатый причал, к кораблю с орлом на носу, если хотите получить своего герцога назад целым, а не по частям. Не пытайтесь нас обмануть, информаторы следят за каждым вашим шагом».

— Кажется, пять минут назад кое-кто сказал, что поставит город на уши. Что ты теперь смотришь на меня так, словно не знаешь, что делать? — спросил Кастедар, складывая записку и пряча в карман. Рин взглянула на часы: десять.

— Госпожа Эмерси, что там такое? — спросила Роза, с опаской глядя на Рин. Лицо той было каменным.

— Они требуют тебя в обмен на Анхельма.

— Его светлость? — ужаснулась девочка. Рин кивнула в ответ. — Вы отдадите меня им?

Она пристально посмотрела на Розу и некоторое время ничего не говорила.

— Выбор как бы есть, но как бы его и нет, — сказала она, наконец, удивляясь, как охрипла. — Я в любом случае должна прийти туда с тобой. В игру без карт не играют.

— Ты же не отдашь ребенка в лапы этих скотов?! — возмутилась Альберта. Рин перевела суровый взгляд на нее.

— Альберта, как думаешь, чья жизнь важнее: маленькой пятнадцатилетней девочки, чьи влиятельные родители погибли, или герцог, без которого эта империя рассыплется, как карточный домик? Я понимаю твое желание защитить ребенка. Но у меня приказ. И если нужно будет пожертвовать Розой, тобой, собой… Да кем угодно… Я пожертвую.

Альберта отвернулась от нее и села на софу, заломив руки.

— Как ты была бесчувственной, так и осталась. Все во имя приказа. Никого не жалко, — едва ли не всхлипнула она.

— Мне не жалко, Альберта? — нехорошо прищурилась Рин. — Я прекратила гребаную драку в твоей кондитерской, потому что мне было жалко тебя. Я ввязалась в это гребаное расследование, потому что мне было жалко людей, которые здесь живут и погибают ни за что ни про что. Я ввязалась в такое гребаное количество мерзко пахнущих дел только потому, что мне было жалко. Не надо делать из меня бесчувственное чудовище, ясно?

— Я вовсе не имела в виду это…

— Мать твою, тогда почему я поняла тебя именно так? Да, Альберта, я сделаю все, чтобы выполнить приказ, и ты имеешь полное право назвать меня идиоткой. Но никакого права называть меня бесчувственной!

Альберта опустила взгляд и тихо сказала:

— Прости, я была неправа.

Рин лишь кивнула в ответ.

— Простите… — подал голос мальчик. — Может быть, вы меня отпустите?

Рин бросила на него суровый взгляд, подошла и одним ударом вырубила посыльного. Альберта и Роза ахнули, а Рин спокойно подхватила мальчишку и уложила на диван.

— За что ты его? — всхлипнула Альберта, подходя к нему.

— Иногда я задаюсь вопросом, ты ли была женой начальника полиции в Лейгесе? — спросила Рин странным тоном. — Он может быть их информатором, ясно? Я его не убила, просто усыпила. Пусть спит и никому не мешает. И лучше будет, если вы его свяжете, чтобы он не удрал в наше отсутствие.

Она обвела взглядом комнату, ожидая возражений. Кастедар безучастно курил, отвернувшись к окну, сцена с посыльным его совсем не взволновала. Роза сидела на краешке постели, понурив голову. Одна Альберта смотрела на Рин хмуро и с негодованием, словно собиралась что-то сказать. Рин не стала дожидаться скандала и заявила:

— Меня сейчас стошнит от этой вони, так что я иду мыться. Мне нужно зашить рану. Буду безмерно благодарна, если ты, Кастедар, найдешь мне Фриса.

— Он ушел очень далеко, я его не чувствую, — бросил тот в ответ.

— Великолепно. Тогда просто будь здесь и охраняй всех, — сказала Рин и, не дожидаясь ответа, ушла в ванную комнату. И так нервы шалят, еще не хватало с ним спорить. Раздевшись, она осмотрела себя в большом зеркале. Из раны на ноге сочилась кровь, на плече уже запеклась, с блондинистых волос смылась не до конца.

Пока Рин промывала раны, в голову лезли кошмарные мысли об Анхельме. Как могла, она гнала их прочь, уверяя себя, что с ним все будет хорошо, но они упрямо возвращались, а мерзкое воображение услужливо подкидывало до ужаса реалистичные картины. Не приведите боги, с его головы упадет хоть один волос — она всех на салат покрошит, и плевать ей, сколько человек выйдет против нее. Мысль о том, что в любом случае предстоит устроить еще одну зачистку, вызывала тошноту: вдруг она снова сорвется? Вдруг Анхельм увидит ее такой? Тогда ее слова о том, что ее руки по локоть в крови окажутся не пустыми отпирательствами, и он может легко изменить свое к ней отношение… Нет, во что бы то ни стало нужно удержаться в сознании. Нельзя допустить этого безумия. И необходимо сохранить главарей, чтобы было кого предъявить закону.

И зачем только они в это ввязались? Нужно было оставить все, как есть, а разобраться на обратном пути. Так нет же! Анхельм, борец за справедливость недоделанный…

Рин завернулась в полотенце и вышла из ванной. Не обращая внимания на изумленные взгляды, она распотрошила свой чемодан и вывалила ворох одежды на диван.

— Что вы на меня так уставились, будто женщину в полотенце никогда не видели? — сердито спросила она, роясь в вещах. — Роза, держи вот это, иди, примерь.

Девочка послушно поймала брошенную ей одежду и, извинившись, ушла переодеваться. Рин достала маленькую сумку, где хранила теперь медикаменты, нашла нужное и приготовилась к самой неприятной процедуре. Сначала обработать раны обеззараживающим средством. Ах, щиплет-то как, зараза! Теперь протереть инструменты.

— Ну, поехали! — сказала она сама себе, стиснула зубы и принялась шить. Альберта отвернулась, не выдержав зрелища. Кастедар очень серьезно взглянул на Рин, выбросил сигарету, подошел к ней и опустился на колени.

— Дай мне, — сказал он. Рин послушно отдала иглу и щипцы.

— Возьми меня за плечо.

Рин всегда хорошо терпела физическую боль, это с душевной были проблемы. Зашить такую рану для нее было плевое дело — она много раз делала это сама. Но сейчас ей вдруг захотелось, чтобы кто-то помог. Даже если это демон Ладдар. Рин следила за его легкими движениями: он шил так, словно всю жизнь только этим и занимался. Рин не стонала, даже боль едва чувствовала. Но когда он закончил, она вдруг покачнулась и чуть не упала.

— В порядке? — голоса были слышны словно сквозь толщу воды. Рин пару раз тяжело вздохнула и откинулась на спинку дивана. Кто-то приложил к ее губам стакан воды. Рин глотнула, вроде бы наваждение прошло.

— Я просто немного устала, — прошептала она, едва ворочая языком. Рин обвела взглядом комнату. Посыльный так и лежал, ему связали руки и ноги. Роза, переодетая в ее одежду, смиренно сидела на облюбованном краешке кровати, не поднимая головы. Кастедар все вглядывался в лицо Рин, и лишь удостоверившись, что с ней все в порядке, отошел.

— Может быть, ты есть хочешь? — спросила Альберта.

— Нет, просто нужно немного полежать. Это реакция наступила. Я потратила много сил, когда дралась.

— Кстати о драке, — начал Кастедар, — что произошло?

— Как я и предполагала, на нас напали, — выдохнула Рин, не зная как связать все свои мысли воедино. — Губернатор написал письмо для адвоката. Следователь ушел искать обвиняемого по делу, капитана корабля «Белый ветер». После этого он вернулся с оравой людей, которые с порога начали стрелять в меня. Альберта и Роза вышли в уборную, а Анхельм остался со мной. Я стала защищать нас. А потом случилось то, чего не случалось уже много лет… Я сорвалась и…

— И? — подтолкнул ее Кастедар. Рин вместо ответа лишь опустила глаза, и тогда Кастедар подошел к ней и наклонился так, чтобы она могла сказать это ему одному.

— Давай, говори. Что ты натворила?

— Я чуть не напала на своих, Касти, — прошептала Рин. — Я едва не убила Розу.

— Ты больная. Тебе лечиться надо, — сказал демон сурово, но в его взгляде было отчетливо видно сочувствие.

— Ага, — выдохнула она. — Только таких как я пристрелить проще, чем вылечить.

— И кто только тебе доверил охрану герцога? — покачал он головой.

— Один хитро выделанный человек, который когда-то принял меня на работу. И он с меня спустит шкуру, когда узнает, что мы тут натворили. Самое смешное, что будет совершенно прав.

Кастедар хлопнул ее по плечу.

— Придумайте свою версию произошедшего. Ведь о том, что здесь произошло, он узнает только из ваших уст, — заметил он, усаживаясь в кресло и закуривая.

— Слушай, уйди ты со своей сигаретой из комнаты, и так голова болит, — поморщилась Рин. Кастедар даже не пошевелился, только бросил на нее раздраженный взгляд.

— Потерпишь.

— Упрямый, зараза, — пробормотала Рин и обратилась к Розе: — Иди сюда.

Девочка послушно подошла, и Рин стала подкатывать ей рукава и штанины. Она сама была крупнее Розы, поэтому ее белая рубашка и дорожные коричневые штаны болтались на девочке, как на вешалке. Но это лучше, чем платье, в котором она будет спотыкаться и падать.

— Что ты, что сестра — кожа и кости. Не кормят вас что ли?

— Я в маму пошла, — ответила Роза. — А Камелия больна, поэтому она такая.

— Чем болеет твоя сестра?

— Сердечная болезнь.

— Роза, я не обещаю, что все будет хорошо, — тихо сказала Рин. Роза тяжело рассмеялась в ответ.

— Хорошо уже не будет, — сказала она, глядя на нее с мрачным весельем. — Мой отец мертв, сестра, вероятно, тоже. Мой город захвачен бандитами. Я никто и звать меня никак. Герцог похищен, его нужно обменять на меня, и вы это сделаете, хочу я того или нет. Я в вашей колоде, госпожа Эмерси. Надеюсь, вы умеете играть в карты.

— Умею. И я не проигрываю, — ответила Рин, хлопнув девочку по плечу. — А теперь мне, пожалуй, пора одеться и приготовиться.

Рин дотянулась до чемодана и достала свой «рабочий» костюм. Тщательно начистив и зарядив все оружие, она разложила все по кармашкам, переоделась, уселась на диван и закрыла глаза, чтобы собраться с мыслями.

— Итак. Через час нам нужно быть на месте, — стала она размышлять вслух. — Нас там уже ждут, вероятность этого — сто процентов. Если обмен заложниками все же состоится, нас сразу попытаются прикончить, вероятность — те же сто процентов. И пятьдесят процентов вероятности, что на нас попытаются напасть по дороге.

Она взвесила на вытянутом пальце Соколиную песню, балансируя оружием.

— Почему пятьдесят? — с нехорошей усмешкой спросила Рин. — Потому что вряд ли посмеют после того, что я устроила им в полицейском участке. Альберта, ты идешь в ресторан «Оленье рагу» и носу оттуда не кажешь. Кастедар, ты едешь вместе с Розой и охраняешь ее.

— Ты упустила герцога, ты и охраняй, — лениво выплюнул тот.

— Если бы ты не ушел днем и поехал с нами к губернатору, ничего бы вообще не случилось! «Мне это не интересно». Какого рожна я одна должна за всех отдуваться? — вскипела Рин. — А ну поднялся и работать! А то заложу тебя Илиасу!

Кажется, она слегка перегнула палку, потому что Ладдар в один миг покрылся чешуей и сердито зарычал.

— Не посмеешь!

— И глазом не моргну, — мстительно припечатала Рин. — Твоей вины здесь ровно половина, а значит, получать по рогам будем вместе.

Демон смерил ее испепеляющим взглядом.

— Я съем всех, кто попадется мне под руку, — предупредил он. Рин фыркнула в лучших традициях Фриса.

— Даже столовые приборы и салфеточку подам! Кушай, не обляпайся. Итак, решено. Роза едет с тобой. Если на нас нападают, я… — Рин вдруг запнулась, а потом махнула рукой. — Да ну их на хрен эти планы, да здравствует импровизация.

Она схватила новенький дезире, проверила патроны и кивнула на дверь.

— Пора.

— Надрать пару задниц? — выдала Роза. Рин изумленно обернулась.

— Это еще откуда?.. — поморщилась она.

Глава 3.2

Как и было задумано, Альберту Рин оставила на попечение управляющего «Оленьим рагу», предварительно убедив, что если с этой леди что-нибудь случится, то герцог Танварри будет очень недоволен. Спустя еще полчаса они были на месте. Двенадцатый причал предназначался для крупных судов, и сейчас здесь покачивался, чуть скрипя, огромный галеон с флагами Маринея: золотая зубчатая корона, окруженная семью трехконечными звездами. Нос корабля был украшен фигурой орла с раскрытым клювом. По левую руку от Рин были огромные деревянные склады размером с трехэтажный дом. Океан рычал, словно рассерженный лев, и заглушал все звуки; свистел ветер, нагоняя на небо серо-черные грозовые тучи, поднимался шторм.

Роза сидела на лошади с Кастедаром и не открывала глаз. Рин стояла чуть поодаль и осматривала территорию. Никого не было видно, но она чувствовала присутствие множества людей, скрывшихся в темноте.

— Кис-кис-кис, — позвала Рин, сжимая револьвер. — Выходи.

Словно в ответ на ее слова, в темноте что-то зашевелилось, через полминуты в неярком свете почти скрытой тучами луны показалась фигура, которая могла принадлежать только одному человеку. Он шел неестественно прямо, медленно и не шевеля руками. Наконец он дошел до газового фонаря шагах в тридцати от нее и остановился.

— Анхельм, — прошептала Рин, давя в себе желание рвануться к нему.

— Наш товар здесь, — сказал кто-то в темноте. Девушка пригляделась и увидела, что позади Анхельма стоит человек.

— Мой тоже, — ответила она.

— Сюда ее.

Рин махнула Розе рукой, не сводя взгляда с Анхельма. Лица герцога не было видно, лишь блестели белые волосы. Девочка подошла к ней и встала рядом. Рин сжала ее плечо и медленно повела дальше. Человек в темноте шагнул чуть влево, толкая герцога вперед, и она наконец-то увидела его лицо. Широкий нос, твердые узкие губы и маленький рот. Квадратный подбородок и мощная челюсть. Фигура средняя, не похож на тех громил, что приходили по ее душу. Может ли он быть капитаном корабля? Нет, не может. Помощник? А может быть, вообще никто?

— На счет «три» передаешь его мне, — сказала Рин.

— Сначала девчонку.

— Иди на хрен и не спорь со мной.

— Ты одна. А нас много. Не будешь слушаться — пристрелим.

Рин презрительно усмехнулась.

— Вы уже пытались. Сходи в здание полиции, посмотри, что вышло. Заложника сюда. Живо!

— Да пошла ты…

— Пристрелю ее — «мама» сказать не успеешь, — рыкнула Рин, хватая Розу и приставляя оружие к ее виску. Роза захныкала и зажмурилась.

— Массам будет очень недоволен, если не станет той, ради которой он так много работал, верно?

Ответчик молчал.

— На счет «три», я отпускаю его, а ты девчонку.

— Люблю компромиссы, — согласилась Рин. — Раз… Два…

— Не отдавай им ее! — вдруг закричал Анхельм, вскидывая лицо, и тут же застонал, получив удар.

— Че разорался, осмелел?! — прикрикнул на него провожатый.

— Они убьют тебя, не отдавай! — простонал герцог и сложился пополам от боли: его ударили в живот. Рин зарычала.

— Ударь его еще раз, и ты труп. Анхельм, заткнись. Роза, два шага вперед, — приказала она, подталкивая ее револьвером в затылок.

— Давай, пошел! — провожатый ткнул герцога в плечо оружием.

Рин наблюдала, как девочка медленно идет навстречу герцогу и ждала. Анхельм смотрел на нее со страхом и осуждением, но она сохраняла каменное выражение лица. Все ее внимание было сосредоточено на темных проулках позади посланника, откуда вдруг донесся тихий и зловещий смех множества людей и звук заряжаемого оружия. Роза неуверенно остановилась, Анхельм замер.

— Иди, иди, — поторопила Рин.

— Нас убьют, — заговорила Роза, срываясь на крик. — Мы все умрем. Это конец! Ты проиграла! Ты обманула меня!

— Заткнись и иди.

Роза всхлипнула и послушно побрела, закрыв лицо руками.

— Что ты творишь?! — взмолился Анхельм. — Одумайся! Ты погубишь нас, Ри…

— Молчать! — рявкнула она, перебивая. — Заткнитесь оба, мать вашу!

Ее палец твердо лежал на курке, прицел был ровно на затылке девочки. Анхельм подошел совсем близко, до Розы ему оставалось шагов десять. Наконец, случилось то, чего она ждала: стали выходить остальные. Их было много, слишком много, чтобы сосчитать. Наверное, здесь была целая команда корабля «Белый ветер», а значит, человек двести. Они приближались, полностью уверенные в своей победе.

— Стоять! — приказала она, глядя на толпу. — Стоять, иначе я пристрелю ее!

Анхельм и Роза замерли на месте, толпа тоже почти остановилась. Это не были главари, лишь матросы и бандиты. Очередные жертвы, посланные на верную смерть. Лидер — тот, кто привел Анхельма.

— Не угрожай! — крикнул он, целясь в затылок герцога.

— Анхельм и Роза, — сказала Рин, игнорируя его, — на счет «три» вы начинаете бежать. Рин прицелилась, вздохнула.

— Три!

Они побежали. Рин прищурилась. Заложники достигли друг друга.

— Лежать! — рявкнула она и выстрелила. Пуля свистнула рядом с ухом падающей Розы. Анхельм бросился ничком и закрыл голову руками. Пуля достигла цели: главарь упал с раскрытым окровавленным ртом. Рин подскочила к герцогу и девочке, схватила обоих, поднапряглась и одним движением бросила к лошадям. Роза закричала, ударившись при падении, Анхельму повезло больше: он угодил в мягкий бок лошади. Кастедар помог им подняться и показал на укрытие. Герцог сгреб девочку в охапку и побежал за огромные ящики у левой стены склада.

«Три… два… один!» — подумала Рин. Толпа матросов взревела и хлынула на них. Раздались выстрелы. Рин кувыркнулась в сторону, уходя от пуль.

— Кастедар, давай! — крикнула она.

Соколиная песня привычно легла в руку. Взяв ее, Рин снова ощутила прилив злости, бешенство заполняло ее, жаркой волной поднимаясь от пальцев ног к сердцу и пульсируя на языке. Рядом с ней выросла черная фигура демона Смерти.

— Всех? — спросил он, окидывая взглядом бегущую толпу.

Рин кивнула и прыгнула вперед.

Толпа достигла Рин и Кастедара, стоявших спина к спине. Раздался лязг обнажаемых сабель и кортиков, выстрелы смолкли. Анхельм понял, что у них есть шанс пробраться в место безопаснее. Зажав Розе рот ладонью и схватив девочку на руки, он потянул ее в сторону открытых дверей склада. Ему наперерез бросились несколько матросов. Анхельм побежал быстрее, но понял, что не успевает.

— Рин! — крикнул он. Девушка услышала. Он увидел, как она кувыркнулась, встала на плечи одного из матросов и побежала буквально по головам, на ходу отсекая тянущиеся к ней руки. Через несколько шагов снова прыгнула и приземлилась в трех шагах от герцога. Матросы резко остановились, она перекрыла им путь. В этот момент Анхельм ощутил волну ее эмоций и испуганно застыл. Ему показалось, что от нее исходит какое-то зловещее красное свечение, но потом понял, что это блестит в свете луны кровь врагов. Он взглянул в ее глаза и вздрогнул: взгляд убийцы. Безжалостного, свирепого, но расчетливого. Леденящий кровь ужас, который внушала Рин, чувство смертельной опасности, которую она являла собой, накрыли его с головой, сковав ноги.

— Беги! — рыкнула она, вставая в боевую стойку. Анхельм не мог заставить себя пошевелиться, он остолбенел, глядя на свою возлюбленную, показавшую настоящее лицо.

— Бегите же! Ну! — взмолилась Роза в его руках. Матросы рванулись вперед, Рин взмахнула Соколиной песней. Чья-то неосторожно вытянутая вперед рука разделилась надвое, словно секущийся кончик волоса. Раздался жуткий крик, Рин нехорошо улыбнулась. Хлопнул выстрел. Она поймала пулю, словно та была надоедливой мухой.

— Анхельм! — взвизгнула Роза и хлопнула его по щеке. Очнувшись, герцог захлебнулся испуганным полувсхлипом-полукриком и рванулся в открытую дверь, едва не выронив девочку. Упав вместе с Розой на холодный каменный пол, он не мог даже пошевелиться. Увиденное поразило его сознание, в глазах снова и снова проворачивалась страшная картина разделяющейся плоти и хлещущей крови. Его замутило, дыхание стало надломленным, со свистом, голова закружилась, он был близок к настоящей истерике. Из ступора вывел крик Розы.

— Да помогите же мне! — закричала она на него. Анхельм обернулся и увидел, как Роза левой рукой пытается задвинуть здоровенный засов. Шатаясь, он поднялся и помог ей. Вместе они смогли поставить его на место, плотно заперев двери.

— Ваша светлость, присядьте, вы качаетесь, — посоветовала девочка, потирая безвольно поникшую правую руку. — Что с вами? Вы в порядке?

Анхельм непонимающе уставился на нее. В его глазах все плыло, танцевало, кружилось. Он пошатнулся и сел на пол, бессмысленно глядя перед собой.

— Ваша светлость, — позвала Роза, подходя к нему и водя рукой перед его глазами.

— Она… Что она делает? — пробормотал он.

— Спасает нас, — уверенно ответила девочка. Анхельм стеклянным взглядом смотрел на Розу. Некоторое время они молчали.

— Она была готова отправить ребенка на смерть, — неверяще выдавил он.

— Да, именно. Ваша светлость, вы в порядке?

Анхельм кивнул, Роза подошла к нему и отстегнула маленькую флягу, висевшую на бедре.

— Выпейте, это должно вас успокоить.

Герцог глотнул и тут же выплюнул и закашлялся.

— Что за гадость?!

— Эту настойку дала госпожа Эмерси. Выпейте, не обращайте внимания на вкус.

У Анхельма было такое ощущение, что он пьет огонь с кислым вкусом. Странное пойло жгло рот и чуть ли не сводило язык, но действительно: после третьего глотка его сердце умерило свой бешеный бег. Тем временем дочь губернатора достала из кармана спички и протянула герцогу.

— Помогите мне. Подожгите вот это.

Она вытащила тряпичный сверток, и когда он поджег его, бросила на пол. Сверток заполыхал, освещая часть склада тусклым неровным огнем.

— Роза, с вами все в порядке?

— Я думаю, у меня вывихнута рука, — сказала девочка, поглаживая правое плечо и осматриваясь. — Терпимо. Когда я упала с лошади, было хуже.

Герцог присмотрелся к ней внимательнее. Нет, перед ним явно был не пятнадцатилетний ребенок. Взрослая женщина с холодным и спокойным взглядом. Она смотрела на него так, словно ее совсем не волновали страшные крики за стенами склада. Словно ее нисколько не тревожили картины разрубаемых пополам людей и кровавой бани.

— Роза, неужели вам не страшно? — хрипло спросил он. Девочка криво усмехнулась, и Анхельм вздрогнул: именно такая усмешка была у Рин. Чуть полуопущенные веки, тяжелый взгляд и уголок губ оттягивался влево. Словно родная дочь. Маленькая копия Рин.

— Еще как страшно, — ответила она тихо. — Если сейчас госпожа Эмерси проиграет той толпе снаружи, нам всем конец. Сейчас наши жизни в ее руках. Мы зависим от нее. И еще, ваша светлость, молитесь, чтобы она не сошла с ума.

— Что вы имеете в виду?

— Когда на нас напали в полиции, госпожа Эмерси стала сама не своя. Она едва не убила меня. На нее что-то нашло. Она не просто защищалась от нападавших, она словно… — Роза поискала нужные слова, — наслаждалась тем, что убивала их. Вот это было кошмарно. Ваша Ирэн Эмерси — больной человек, которому необходимо лечение, и она это признала сама. Молитесь, чтобы сейчас не произошло того же. Не думаю, что тот господин, которого она называет Кастедаром, сможет ее остановить, если это случится. Уж слишком он тщедушного вида…

Анхельм кое-как поднялся и пошел к дверям. Найдя маленькую щелку между створками, он прижался и стал смотреть.

Тела лежали тут и там, кто-то был разрублен пополам, кто-то лишился конечностей, некоторые лежали с неестественно вывернутыми головами. Между ними ходил демон Ладдар. Его тело объяло белое пламя, глаза светились слепящей белизной. Он вытягивал руки, и от трупов поднимались тени, вползая в его ладони. С каждой новой тенью белое пламя вспыхивало, разгораясь все сильнее. Странное дело, но оставшиеся в живых матросы никуда не разбегались. Они бездумно лезли напролом, словно зачарованные. Рин танцевала между ними, наносила удары один за другим, слышны были лишь леденящие кровь свисты ее оружия и предсмертные крики нападавших. Свет фонаря то и дело выхватывал ее силуэт, и в эти моменты она вся сияла багровыми бликами. Ужасная убийца, которой стала милая возлюбленная Анхельма, безжалостно вырезала врагов, осмелившихся попасться ей на глаза. На ее губах играла широкая безумная улыбка, глаза зло сверкали изумрудным огнем. Ее оружие блестело и пело, разрубая тела одно за другим. Вдруг Анхельм увидел, как Ладдар оказался позади Рин. Демон обнял ее левой рукой, правой он взял руку Рин и переплел свои пальцы с ее, сжимая Соколиную песню вместе с ней.

Они словно танцевали причудливый танец. Анхельм смотрел, не в силах оторваться от этого страшно красивого действа. Вокруг них крутились черно-красные вихри, горели две пары глаз — изумрудные и слепяще-белые. Танец смерти, который он ни за что не хотел бы увидеть еще раз. Вдруг герцог понял, что звуки битвы смолкли, никого не осталось. Рин бешено смотрела на мертвые тела, ища признаки движения. Кастедар приложил ладонь к ее лбу, и она в ту же секунду обмякла в его руках, роняя оружие и теряя сознание.

— Моя девочка… Любимая моя, что с тобой?! — забормотал Анхельм, срываясь на крик и судорожно пытаясь отодвинуть тяжелый засов. Роза странно посмотрела на него.

— Вы… Простите, но почему вы называете ее так?

— Потому что он любит ее, — ответил голос позади них. Анхельм обернулся. Последним, что он видел, были странные желтые глаза, сверкнувшие в темноте.

Над ней нависало темное небо, покрытое тяжелыми тучами. С минуту она смотрела в эту зловещую черноту, не ощущая никаких желаний подняться, осмотреться или заговорить. Огромная капля упала ей на лоб. Другая на щеку. Третья угодила — в сжатые губы, заставляя их раскрыться.

— Поглоти меня, ночь… — прошептала Рин.

— Ты слишком много хочешь, — ответил голос где-то рядом. Рин приложила нечеловеческое усилие и подняла голову. Рядом стоял мужчина в черном костюме, смотрел на нее, и сжимал ее Соколиную песню. У него было странное, восково-бледное лицо. Знакомое лицо, словно она давно его знала.

— Отдай… — попросила она, глядя на свое оружие.

— Встань и возьми.

Рин отвернулась и закрыла глаза.

— Ты не хочешь узнать, чем закончилось дело?

— Какое дело? — безучастно спросила Рин. Мужчина удивленно посмотрел на нее, подошел и присел рядом. Помог ей встать. Рин поежилась под прикосновениями ледяных рук.

— Что с тобой? — спросил он, вглядываясь в ее глаза. Рин безразлично взглянула на него.

— Кто ты?

Он изумленно застыл, его глаза расширились от непонимания.

— Почему здесь так много… мертвых? — все таким же безразличным тоном спрашивала Рин, оглядываясь по сторонам.

— Ты их убила, — проговорил мужчина. Рин посмотрела на его лицо и улыбнулась.

— Соколиной песней? — она взяла из его руки свое оружие и полюбовалась на лезвие, блестящее от крови. Перевела взгляд на него. — Так кто ты? И что ты здесь делаешь?

Мужчина остолбенело таращился на нее, Рин это не понравилось.

— Что ты смотришь? Отвечай. Ты со мной? Или против меня? — лезвие Соколиной песни уткнулось в его грудь.

— Ты потеряла сознание, — ответил тот, отводя оружие в сторону. — Ты не помнишь, кто я?

— Твое лицо мне знакомо. Но я не знаю тебя.

— А ты помнишь, кто ты? — уточнил мужчина. Рин удивилась странному вопросу. Конечно, она помнит. Она же… кто?

— Ну?

Рин молчала.

— Давай, вспоминай. Как тебя зовут?

— Не помню.

Дождь хлынул. Крупные капли забарабанили по голове, Рин съежилась, обняла себя, стремясь закрыться. Мужчина вдруг приложил ладонь к ее лбу. Картинка в глазах стала тускнеть, Рин слабо взмахнула руками, пытаясь его отстранить, но все вмиг почернело.

Ей слышались голоса. Речь была слишком неразборчивой, чтобы она могла понять. Во всей речи лишь два знакомых слова: «нестабильное состояние». Вдруг ее пронзило с ног до головы странное ощущение, что она что-то забыла сделать. Очень важное. Ей нужно было кого-то спасти. Этот кто-то был… важен. Для дела? Да, вроде бы. Какое дело? Она кого-то спасала. Кто она? Она выполняла приказ. Значит, она кому-то служит. Кому? Она не помнила.

И вдруг… Мощный поток информации хлынул в ее голову, ужасные картины прошлого замелькали в глазах ярчайшими образами.

— Нет, нет… хватит! — застонала Рин. — Я не выдержу! Хватит!!

Все, что она знала о себе и о других, заполняло ее сознание, крутясь в нем, словно безумный калейдоскоп. Девушка закричала, ей показалось, что сейчас она просто умрет от боли. Нельзя в один миг впихнуть в голову семьдесят пять лет жизни! Сердце разрывалось на части от боли, которую ее снова заставили переживать: физической, психологической. Она бы схватилась за голову руками, но не чувствовала их. Она кричала, но не слышала сама себя. Вокруг был лишь фарш из воспоминаний, беспорядочно вбрасываемых в ее мозг. И точно так же резко все прекратилось. Голоса снова зашептали на странном языке, тьма рассеивалась. Рин не спешила открывать глаза. В нос ей ударил запах дождя, моря, ветра, крови, металла, табака и мокрой ткани. Чьи-то руки держали ее.

— Открывай глаза, — приказал голос. Рин послушалась. Над ней склонился Ладдар, обеспокоенно смотрящий на нее. Демон поддерживал ее за спину. Рин тяжело уронила голову на его плечо, слезы потекли из глаз сами собой. Ей было плевать, что она ревет в жилетку демона Смерти, который еще недавно хотел ее убить. Давно она не чувствовала себя настолько… освежеванной.

— Терпеть не могу, когда меня обливают соплями, — предупредил Ладдар, отстраняя ее. — Понятия не имею, что сейчас с тобой произошло, но твоя черепушка совершенно точно нуждается в лечении. И это лечение мы тебе обеспечим, как только окажешься в Левадии. А сейчас у нас нет времени горевать. Поднимайся.

Она утерла слезы и попыталась переключиться на что-то другое.

— Где Анхельм? — тихо спросила Рин, с содроганием оглядывая результаты своей работы. — Ты проводил его в безопасное место?

— Они с девчонкой должны быть внутри того здания. Пойдем.

Рин поднялась, опираясь на руку Ладдара, и побрела к складу. Двери оказались заперты.

— Анхельм! Это я! Открой! Уже все хорошо! — она стучала по дверям, пытаясь выхватить среди рычания волн и шума дождя хоть один другой звук.

— Анхельм! Роза!

— Рин… — позвал Кастедар.

— Ты там? Ответь!

— Рин, остановись! — приказал демон. — Там внутри что-то происходит, но я не понимаю что именно. Странное ощущение, словно кто-то путает следы. Где-то должен быть еще один вход…

Рин почувствовала, как зарождается новая волна паники и сглотнула. Она побежала вдоль огромного здания, отыскивая другую дверь. И нашла. Дверь выходила на Вторую Портовую линию, была открыта, и из нее валил дым. Из склада тянуло вонью горелых тряпок, где-то в глубине полыхало пламя. Рин забежала, закрыв нос рукавом, и огляделась: никого не было. Помимо свертка, который Рин дала Розе, горели два огромных деревянных ящика с нарисованными на них бутылками. Раздался звук треснувшего стекла, огонь вспыхнул с новой силой, прогремел взрыв и полетели осколки. Рин отскочила назад и бросилась на улицу.

— Я не могу пройти! Пожар! — крикнула она Кастедару. Демон оттолкнул ее прочь и бесстрашно вошел внутрь.

— Жди, — бросил он. Минуты ожидания показались Рин часами. Наконец, Кастедар вышел, стряхивая с плеч и волос пепел.

— Никого и ничего.

Рин схватила его за руки и приложила одну к своему лбу, другую — к сердцу.

— Ищи! — взмолилась она. Ладдар устало вздохнул и с сомнением посмотрел на нее. Через мгновение его глаза снова засветились белым, кожа покрылась чешуей. Рин почувствовала знакомое ощущение сдавливания. Время тянулось, Ладдар долго ничего не говорил и смотрел словно бы сквозь нее.

— Кто-то пытается блокировать меня, — удивленно пробормотал демон. — Силен! Но я-то сильнее. А ну, пошел прочь!.. Нет, все равно ничего не видно. Я не знаю, где он. Может быть, он без сознания. Он лежит на каменном полу. Пахнет выпечкой и… жареной рыбой? И еще один запах. Девчонка рядом, я чую ее. Комната пахнет так же, как девчонка,похоже, это какой-то домашний запах. Ты выдержишь, если я попробую заглянуть в его память?

У Рин не было сил ответить, она лишь кивнула. Сердце колотилось, будто грозило проломить грудную клетку, а шум в ушах — оглушить, в глазах потемнело, она жадно хватала воздух, словно тонула. Прошло много времени, прежде чем Ладдар сказал:

— Желтые глаза. Сиреневая кожа. Синие волосы. Откуда здесь еще один аирг?

Он отпустил ее, и Рин рухнула на колени, как подкошенная. Тяжело дыша, она подняла голову и пролепетала.

— Рейко…

Демон непонимающе нахмурился.

— Рейко — это экономка семьи губернатора. Она из аиргов. Сильный, очень сильный маг. Так значит, это она за всем стоит?

Демон зашипел сквозь зубы. Схватив Рин под руки, он встряхнул ее.

— Ты можешь идти? — спросил он.

— Да. Уже все нормально. Ладдар, я умоляю тебя, найди Фриса. Пожалуйста! Я одна поеду в поместье, я справлюсь, но мне нужен Фрис. Прошу тебя!

— Рин Кисеки, ты понимаешь, какая ответственность лежит на тебе? Если ты провалишься, даже смерть тебе не поможет, гарантирую.

Рин только кивнула.

— Найди мне Фриса, и все будет хорошо.

Не дожидаясь ответа, она хлопнула возмущенного демона по плечу и побежала туда, где остались их лошади. Вскочив на свою гнедую ленивицу, сказала:

— Хоть раз перейдешь на рысь, и я пущу тебя на котлеты, поняла?

Лошадь, похоже, поняла, потому что поднялась с места в быстрый галоп.

Глава 3.3

Минут через двадцать Рин уже стояла перед воротами поместья. Свет не горел ни в одном окне. Она подняла с земли камень и бросила вперед. Прокатившись по земле, камушек вспыхнул синим пламенем и взорвался.

— А! Вот ты значит как? — прошипела Рин. Уселась на землю и вошла в транс. В саду никого не было: ни слуг, ни врагов. Дорожка перед домом была вся покрыта клубами желтого тумана, что свидетельствовало о ловушках магического характера. В поместье было несколько человек, не три и не четыре, Рин ясно ощущала их присутствие. Может быть, это были слуги, может быть, охрана. В любом случае, им настанет конец, как только она доберется до них. Рин вышла из транса, поднялась и побежала к реке у поместья. Вода поднялась очень сильно: если днем это была мелкая речушка, то сейчас она разошлась. Дождь, накрывший местную гору, откуда река брала начало, превратил ее в мощный поток. Но даже если придется вымокнуть по уши, Рин пройдет в дом, и ничто ее не остановит. Девушка прыгнула в воду и побрела, держа кобуру с револьверами и Соколиную песню над головой.

— Тварь… Ты у меня попляшешь. Никакое происхождение тебе не поможет, — рычала Рин, борясь с бурным потоком. Наконец она дошла до того места, где они с Розой встретили Фриса, и поднялась на берег.

— У меня нет времени, чтобы устроить тебе, суке, настоящий кошмар, хотя я бы этого очень хотела, — с досадой сказала Рин, выжимая мокрые штанины.

Девушка снова пристегнула все оружие и направилась к углу здания. Ладдар сказал, что пахло рыбой. Значит, это должно быть недалеко от кухни. Рин подняла с земли камень и бросила в окно на первом этаже. Стекло осыпалось с громким звоном, где-то залаяли собаки и через минуту пятеро здоровенных псов из породы шаберговых сторожевых неслись на нее. Рин обернулась. Набрала воздуха в грудь и взвыла по-волчьи. Псы резко затормозили, вспахивая лапами мокрую землю, и легли, поджав хвосты.

— Прочь, щенки! — рыкнула Рин. Собаки, скуля, поползли в ближайшие кусты. Рин пошла дальше. Доломав окно, она проникла внутрь и оказалась в гостиной. Достала Соколиную песню, приставила ее кончик к стеклу и двинулась вперед. Раздался жуткий скрежет.

— Раз-два, я к тебе почти дошла, — напевала она на манер детской считалки. Ей никто не отвечал. Рин напрягала уши в попытках расслышать хоть одно движение, но шум дождя мешал ей. Девушка достала револьвер и пошла в сторону кухни, откуда до сих пор шел запах жареной рыбы.

— Три-четыре, отвори-ка дверь пошире.

Рин встала у стены и с помощью Соколиной песни медленно отворила дверь в кухню. Та открылась со скрипом, словно петли не смазывали вечность. Осторожно осмотрела помещение: вокруг было пусто. Запах рыбы перебивал все остальные, не было слышно аромата парфюма Анхельма, и ей совершенно не на что было ориентироваться. Рин задумалась: с одной стороны, можно войти в транс и найти вход сразу. Это, конечно, отнимет драгоценные силы, которых осталось не так уже и много. Неизвестно, сколько еще придется выдержать и насколько сложный предстоит бой. Расходовать силы нужно экономно. С другой стороны, в любой момент придет Фрис и поддержит ее, а пока она здесь сомневается, с Анхельмом и Розой могут сделать что угодно.

Поняв, что выбора у нее как такового и нет, Рин вздохнула, уселась на пол и закрыла глаза, погружаясь в легкий транс. В тот момент, когда она попыталась прощупать кухню на предмет магических ловушек, ее вышибло из транса. Рин обалдело затрясла головой, дезориентация была полной, она даже не сразу поняла, что лежит, а не сидит. Ощущение было такое, будто она снова оказалась на уроках техники магии, где мудрый учитель с полтычка разрушал ее хилые ученические конструкции. Отдышавшись, она повторила свою попытку, однако теперь транс был глубокий и завершенный. Из такого ее не смог бы выкинуть даже очень сильный маг, только Фрису или Ладдару было бы по силам сделать это.

Предметы и мебель в кухне предстали перед ней в ореолах лилового и желтого сияния. Лиловым сверкали те предметы, которых касалась Рейко, желтым — места, где она применила магию. Отслеживать волшебников для Рин всегда было довольно просто, но еще проще, когда дело касалось аиргов. Будучи по природе своей волшебными созданиями, они оставляли следы на всем, к чему прикасались. Магия клубилась вокруг них сгустками света, и сейчас она видела, что где-то глубоко под землей пульсирует желтое облако.

Рин прервала транс, некоторое время сидела и промаргивалась. В трансе она видела, что больше всего следов было оставлено на большом шкафу, где, вероятно, хранилась посуда. Девушка подошла к шкафу, открыла его и ухмыльнулась, увидев перед собой круто уходящую вниз лестницу. Никакой опасности в виде ловушек здесь не было. Но она стояла, в нерешительности переминаясь с ноги на ногу, и не спешила спускаться. Темнота сейчас показалась ей жуткой, от лестницы дохнуло сырым холодом, и Рин отшатнулась назад. Приступ клаустрофобии подступил опасно близко, стоило ей лишь подумать о том, как она будет брести в этой мгле одна, в тишине, без света. И ведь с собой-то ничего не возьмешь, нужно держать оружие наготове. Не в зубах же нести факел.

«Это всего лишь лестница. Ничего страшного там нет и быть не может, ты же чувствуешь, — вдруг прозвучал в мыслях голос. — Ты можешь по ней спуститься. Просто иди».

Рин глубоко вдохнула несколько раз, успокаиваясь, и сглотнула нарастающее чувство тошноты и паники. Ступенька скрипнула под ее ногами. Мрак вокруг сгустился.

«Чего ты боишься? Бояться нечего, на твоей стороне сама Смерть», — убедительно добавил он. Рин снова вдохнула. Верно. Голос прав. Нужно просто идти. У нее приказ.

— Пять-шесть, собираюсь тебя съесть! — пропела она, спускаясь вниз. Ее голос отдавался от стен гулким эхом, словно Рин была в колодце. Она сжимала изо всех сил горячую рукоять Соколиной песни и револьвера, и это придавало ей храбрости. Наконец, она дошла до маленькой площадки, где массивная дверь преграждала путь. Она толкнула ее и, к ее мрачному удивлению, та легко поддалась.

Стоя на пороге, Рин вглядывалась во мрак впереди. Ничего не видно, хоть глаз коли. Где-то впереди капала вода. Девушка прижалась к влажной холодной стене и двинулась вперед, прикрывая лицо оружием. Под ногой чавкнуло и хрустнуло, через подошву она чувствовала что-то мягкое и предпочла не думать о том, на что наступила. Но сердце снова забилось чаще, глаза заслезились, а во рту наоборот — пересохло. Стена круто повернула влево, Рин увидела впереди малюсенький огонек. Она пошла быстрее. Огонек оказался маленькой свечкой в железном подсвечнике. Нехорошее предчувствие, что ее ждали, сменилось уверенностью. Раз ее ждут, да еще так любезно оставили незапертую дверь и источник света, значит, будут разговаривать. Переговоры с преступниками Рин никогда не любила, но еще меньше ей нравилось говорить с аиргами.

Холод пронизывал до костей, зловещая тишина, прерываемая только влажным чавканьем под ее ногами, да звуком собственного тяжелого дыхания, — все это давило на ее и без того расшатанные нервы. Клаустрофобия пока не дала о себе знать, но Рин чувствовала, что еще немного, — и приступ захватит, поэтому прибавила шагу. Препятствие на пути выросло так внезапно, что она ударилась об него. Обшарив его руками, она поняла, что перед ней еще одна дверь.

— Раз-два, я к тебе почти дошла,

Три-четыре, отвори-ка дверь пошире.

Пять-шесть, собираюсь тебя съесть! — повторила Рин. Эхо ее голоса убежало вглубь туннеля. Она встала у стены и толкнула дверь. Свет оказался слишком ярким после этой кромешной темноты, девушка поморщилась и прищурилась.

— Семь-восемь, я пришла к тебе без спроса.

Девять-десять, загляни-ка в лицо смерти, — считалочка закончилась.

— Твои жуткие стишки меня не пугают, деточка, — насмешливо ответил женский голос в комнате за дверью. — Заходи. Я хочу с тобой поговорить.

— Должна предупредить: у меня паршивые нервы, а переговоры я всегда проваливала.

Женщина глухо рассмеялась.

— На кону не только твоя жизнь. На кону очень многие жизни. Заходи же.

Рин подумала немного и вышла из-за стены. Огромный каменный зал с низким потолком, которые держали массивные колонны; меж ними высились винные стеллажи и бочки. Рейко, облаченная в дождевой плащ, стояла рядом с ними. От нее исходило желтоватое сияние, и Рин поняла, что вступать с ней в контактный бой нельзя.

— Ирэн Эмерси… Какое имя интересное, — сказала Рейко, с головы до ног оглядывая стоящую перед ней Рин. — Ты пришла сюда за герцогом и Розой, верно?

Рин медленно кивнула.

— У меня есть к тебе предложение, от которого ты не захочешь отказаться.

Рин вопросительно приподняла бровь, делая вид, что это ее очень интересует. На деле же она пыталась понять, где эта сволочь держит заложников. Ни Анхельма, ни Розы не видать. В комнате были еще люди, но она их не видела. Рейко прошлась по зале, поглядывая на Рин. Сейчас в движениях этой женщины не осталось ничего женственного, — это была походка тигра, готового в любой момент наброситься. Рин перешагнула порог и сделала три шага вперед. Рейко наконец остановилась и заговорила:

— Семья, которой до сегодняшнего дня служила я, проклята. В тот самый день, как триста лет назад рабыней я сюда попала, ее я прокляла. «Жены-изменницы, мужья-лгуны. Вовек согласия меж братом и сестрой не будет. Детей смерть и болезни градом будут осыпать». Проклятие рода на всей семье Алава, никто его не сможет снять. Год за годом я претворяла в жизнь свой план мести за то, что с семьей моею люди сотворили. Мою родную деревню человеческие солдаты с немыслимой жестокостью с лица земли стерли. Тех женщин и детей, кто участи смертельной избежал, продали в рабство, средь них и я была.

Рейко замолчала и снова стала ходить по зале. Рин терпеливо дожидалась окончания этой странной речи: все же ей хотелось получить хоть какое-то объяснение происходящему. Хотя, в равной степени ей хотелось пристрелить ее без выяснений.

— Годами возможности я искала острова эти своими сделать. С помощью верных мне людей войска освобождения я стягивала. Шаг за шагом к цели шла. Алава Рафаэль для целей моих идеально подходил. Умен, наивен в меру, честолюбив и до богатства жаден. Любитель вин, красивых женщин. Его заставить под дуду плясать столь просто было: знай себе — будь предан, верность демонстрируй, и все, что пожелаешь ты, он выполнит. Доверия семьи я добивалась долго, не гладко шло все… Но добилась. Детей я вырастила на своих руках, они мне доверяли. Лишь с матерями у меня проблемы были: столь чуткие мне крысы попадались, что даже яд, подсыпанный в кофейник, могли учуять. Здоровьем лишь одна страдала, тогда и выпал мне прекрасный шанс мой план осуществить. Мать девочек болела сердцем, и старшей ее хворь передалась. Камелию родить она смогла, но Роза жизнь ее сгубила. При родах мать погибла. То было мне лишь на руку. Партнеры губернатора все в моей власти были, ко мне сначала за советом шли. Какое настроение у его сиятельства, допущено ли будет то или иное дело… Все с щедрыми подарками, с красивыми словами. Так, мало-помалу, я подчиняла их себе. Средь них один был выдающийся. И ставку самую лихую я сделала на этого конька.

Френсис Закари, любитель девочек, женоубийца. Камелию отдать ему я обещала, если поможет мне, но скучно ему было с нею развлекаться. А Роза лакомым кусочком оказалась! Строптива, характер жёсток… Одна лишь мысль, что сможет стать владельцем островов, стоит ему лишь в жены дочь хозяина заполучить, Закари в восторг безумный привела. Я подсказала, как подход к ее отцу найти. И для меня который год уже привозит он сюда рабов, которыми распоряжаюсь я, как армией. В северной части острова мои рабы таят огромный лагерь. Та городская часть трущобами зовется. Однажды самое желанное, самое сладкое пообещаю им… Свободу! Схлестнутся армии, люди убьют друг друга, а я оставшихся добью, как мерзких тараканов. И земли Южных островов освободятся от людей.

— А от меня-то тебе какого демона надо? — осведомилась Рин, поражаясь грандиозности планов и волшебной наивности их автора. Рейко круто развернулась, ее желтые глаза зловеще вспыхнули.

— На эти острова гостями вы вошли, но как хозяева себя ведете. В дела, которые вас не должны тревожить, вмешались вы, чужими жизнями распоряжаться попытались. Я не хотела… Не хочу вас убивать. И потому-то здесь сидела и тебя ждала, чтобы о деле нам с тобой поговорить. Сперва узнать позволь, как ты нашла нас? Ты сильной магией не обладаешь, моих щитов тебе уж точно не пробить. Однако… здесь ты. Говори!

Рин наклонила голову влево и прищурилась. Эта сука синеволосая не знает, с кем связалась. Думает, что Рин обычный человек. Ух, какой сюрприз ее ждет!

— Как насчет того, что я взяла в заложники мага и заставила его найти тебя?

— Нет магов более на этих островах. Кроме меня нет никого. Единственная я. Не вздумай лгать, я чую.

— Не прошло. Что же, как ты уже поняла, я сама маг.

— Силы большой в тебе не чувствую, — подозрительно сказала Рейко.

— Вроде бы, ты магией разума владеешь, знаешь ведь, что я могу просто скрывать свои способности. Что же прикидываешься? — Рин решила ходить вокруг да около, чтобы сбить Рейко с толку.

— Щиты мои давлению подверглись, как мыльный пузырь лопнули. Кто тебе помог? Отвечай! — Рейко властно вскинула руку, на кончиках ее пальцев сплетался шар желтого света.

— Да иди ты, — поморщилась Рин. Шар сорвался с руки волшебницы и рванул в сторону Рин, та мгновенно отпрыгнула. Заклинание разнесло в крошево каменный пол, оставив приличную яму в месте, где она стояла секундой раньше.

— Не зли меня! — процедила Рейко. — Многие силы мне подвластны, не только разум твой сетями я могу опутать, но и в порошок тебя саму стереть. Мне отвечай! Где твои помощники?

— Иди в задницу, — посоветовала Рин снова и выстрелила. Пуля отскочила от тела Рейко и срикошетила в стену.

— Деточка, игрушкам твоим меня не потревожить.

— Ты первая напала на меня, — прорычала девушка, пытаясь придумать, как же воздействовать на противника. И где только Фриса с Ладдаром носит? Рин старалась не стоять на месте — на движущейся мишени сложнее сконцентрировать силы. Вдруг откуда-то из глубины зала донесся девчоночий крик, звук удара и грубый мужской голос.

«Роза! Что с ней делают? Неужели там Закари?»

— Тебе лучше поторопиться со своим предложением, — сказала Рин. — Пока я не вышла из себя и не разнесла здесь все к горнидам.

— Не ровня ты мне. Но сила твоя пригодиться мне может. Моих воинов ты можешь обучить и во главе моей армии встать. Эти острова нам с тобой будут подчиняться. Ведь зла тебе я не желаю, о предложении столь щедром ты толком пораздумай! Глубины магии постигнешь, все тайны я тебе открою. Не только разум мне подвластен, могу стихиями повелевать. И сила столь великая тебе одной лишь подчиняться будет. Ты станешь лучшая из лучших, сильнейшая из самых сильных. В тебе есть все: ум, гибкость, сила рук и мысли, характер своенравный, здоровье и молодость. Мы будем править смело, благородно, не то что нынешние короли. Не будет смерти во владеньях наших, а рабство сгинет навсегда.

Рин слушала странные речи Рейко и диву давалась: неужели она не знает о гвардии императора? Неужели она не знает, что если власть пошатнется, то очень скоро прибудут специальные отряды, которые быстро наведут порядок и развернут бунтовщиков на верный курс. Или, что вернее, ликвидируют как класс.

— Тебя я слушаю и думаю: с какой луны свалилась ты? Об императорских гвардейцах неведомо тебе?

Рейко усмехнулась. Ее красивое, со строгими и четкими чертами лицо в этот момент приобрело безжалостное выражение.

— Конечно. Знаю. Но мне они, что котята — волкодаву. Секрет их знаю. Открыто мне как на кристалл воздействовать.

Рин едва не споткнулась от удивления. Она тут же взяла себя в руки и постаралась ничем не выдать своего волнения.

— И как же? — осторожно спросила она.

— Присоединись ко мне, и ты узнаешь, — Рейко приглашающе протянула к ней руки.

— А может, обойдемся как-нибудь без этого очаровательного условия? — замялась она, с сомнением глядя на женщину-аирга.

— Моим воином ты станешь все равно! — властно заявила Рейко. Она взмахнула руками, с которых тут же слетела красная сеть. Все произошло настолько быстро, что Рин не успела увернуться. Сеть растянулась ровно в ту сторону, куда она отпрыгнула, и в момент опутала ее с ног до головы. Девушка упала, сжимая Соколиную песню, и попыталась войти хотя бы в поверхностный транс, но ничего не вышло. Силы стремительно покидали ее, все вокруг стало чернеть, а тело не слушалось свою хозяйку. Только рука, сжимавшая оружие, повиновалась Рин.

— Бороться бесполезно, — пропела Рейко, подходя к ней. Волшебница протянула руку и схватила Рин за волосы.

— По-плохому ли, по-хорошему ли, моей ты станешь. Поднимайся!

Рин почувствовала, как ее ноги двигаются против ее воли и приводят тело в вертикальное положение. Она крепче сжала Соколиную песню, понимая, что только в этом оружии ее спасение.

Давным-давно, еще до того, как Рин сбежала из дома, старейшины подарили в качестве свадебного подарка Соколиную песню тому, кто должен был стать мужем Рин. Тому, из-за кого Рин навсегда отказалась жить среди аиргов. Соколиная песня обладала некоторыми способностями: она не знала промаха, не могла затупиться и всегда находила обратную дорогу к хозяйке, если была потеряна. Но одно ее качество было уникальным: в минуту, когда Рин грозила смертельная опасность, Соколиная песня сама защищала ее. От владелицы требовалось лишь крепко держать оружие, быть в сознании и произнести одну фразу. Но цена за такую помощь была страшной: магические силы покидали владельца на целый год.

— Выбор тебе я предлагала. Власть, богатство, все, что так людей тревожит. Все это ты получить могла. И можешь до сих пор… Если воином моим быть согласишься.

Рин не смогла ответить, так как была занята концентрацией оставшихся сил. Волшебные красные нити сдавили ее тело, опутав с головы до ног, девушка молча терпела боль и пыталась удержать свое сознание.

Рейко подошла к Рин ближе и проговорила ей на ухо:

— Тайное знание позволит нам кристалл Хранителя уничтожить. С нашей силой непобедимы мы станем. Мы будем править так, как ни один до нас. Мы будем строги, справедливы, и в жизни будет все, как захотим.

— Не это ли зовется произволом? — мрачно спросила Рин. Рейко отошла и встала к ней спиной.

— Что произвол одним — другим свобода в жизни. Все в мире две стороны имеет. Сражаться за других, я вижу, ты устала. Кто еженощно молит небеса о счастии других, сам счастья не увидит. И жажду мести в тебе я наблюдаю, твоих друзей кристалл убил. В тебе любовь он погубил, душа твоя иссушена, больна. Так протяни скорей же руку, найти ответ себе позволь и разреши страдания столь долгих лет. Мы вместе новый мир построим, столь многое подвластно нам. Кристалл не страшен нам, поверь.

Рин чувствовала себя странно. С одной стороны, она ясно понимала, что не должна соглашаться. Но с другой стороны… Ей очень хотелось согласиться. Причины одна за другой возникали в ее мыслях, и самой весомой была уничтожение кристалла. Неужели она действительно это может?

— В тебе сомнения я вижу, позволь их разрешить. Кристалл стереть с лица земли довольно просто, здесь гением не нужно быть. В тот час, когда Наследник вельмингов себя явит, кристалл соединится с ним душой, и бой суровый грянет. Наследника всю жизнь готовят к битве, суровые преграды перед ним умышленно возводят, чтоб дух его и силы закалить. Сурова жизнь Наследника, сложна, полна лишений, но так как в битве той погибнет лишь один, все то необходимо. Одна беда — Наследника найти непросто, его земные духи цепко берегут.

«Не так цепко, как хотелось бы», — подумала Рин. Чувство было такое, словно ей предстало откровение. Не то чтобы она не знала, что Фрис умышленно утаивает от нее различного рода секреты, но… чтобы вот так играть ее жизнью? Да они, мать их, совсем уже обнаглели?

— Откуда ты все это знаешь? — проговорила Рин, стараясь не выдать своего волнения и не менять слова местами.

— Тебе поди все сразу расскажи! — вымолвила Рейко, оборачиваясь. — Нет уж, сперва со мной ты согласись!

— Допустим, соглашусь. Что будет дальше?

— Свою верность придется тебе доказать. Ты испытание суровое пройдешь, тогда тебя приму…

— Я не об этом. Я о том, как ты собираешься противостоять гвардейцам императора и о том, что ты сделаешь с островами.

Рейко прошлась по зале, хитро посмотрела на Рин.

— Псы императора прознать о нас не смогут, коль скоро не было гонцов к ним с весточкой беды. На острова кристаллу не добраться, его влияния здесь нет, ведь берега окружены моей защитой. А острова я сделаю оплотом, цитаделью, пристанищем для всех аиргов мира; страной свободы, где никто, никак и никогда не сможет наш покой поколебать. Здесь будем жить мы вечно, мудро правя, распоряжаясь землями по нашей только воле. Ты будешь во главе всей армии моей. Я — предводительницей. Старейшая средь всех, по праву этот пост займу.

— Сколько тебе лет?

— Считать года давно я перестала. Мне больше тысячи.

Рин чуть не присвистнула. Даже для аирга такой возраст был чем-то из ряда вон выходящим. Конечно, магия продлевает жизнь, если не уходит из тела, но чтобы настолько! Даже представить тяжело, насколько она сильна. Магия разума, стихии… ей действительно подвластны ужасные силы. Рин вдруг прошиб озноб: только теперь она поняла, с кем связалась. Владеющий магией старейший аирг. Рин с ней действительно не тягаться. У них одинаковая физическая сила, слух, зрение. Не говоря уже о магических способностях. Единственное, что могло спасти Рин в битве с Рейко — способность нестандартно мыслить. Если она снова потеряет контроль над собой… Это, конечно, защитит ее разум от магии. Но не защитит заложников. Ладдара здесь нет, Фриса тоже, ее некому будет остановить.

— А заложники? — спросила Рин, чувствуя, как пересохло в горле.

— С заложниками разговор короток будет. Камелия мертва, ее убила я. Девчонка Роза мне послужит, чтоб Френсис был мне верным псом. Алавы-старшего в живых уж нет, с ним решено было покончить. Он глуп стал слишком и самонадеян. Игра нечестная свела его в могилу, там ему и место. Что герцога касается… — Рейко замолчала, прошлась вокруг Рин. — Сейчас ты все узнаешь. Иди со мной. Пока идешь — прими решенье, чью сторону ты выберешь. Да хорошенько думай!

Рейко щелкнула пальцами, и ноги Рин против ее желания зашагали вглубь зала. Рейко шла впереди с гордым видом, полностью уверенная в своей победе. Рин с горечью признала, что главное она забыла: прежде чем драться с Рейко, нужно было как-то освободиться. Как ни пыталась Рин сконцентрироваться и хотя бы понять, что за сеть ее опутала, — ничего не получалось. Она словно билась о глухую стену заклинания, не чувствуя в нем ни одной бреши. Противник был на несколько порядков сильнее ее.

Они пришли в небольшую каморку, где по стенам стояли стеллажи с бутылками вина. Им навстречу вышел крепкого телосложения мужчина с черными коротко стрижеными, кудрявыми волосами и смуглой кожей. Он вел связанную Розу, зажимая ей рот ладонью. Одежда на девочке пострадала: рубашка была разорвана, грудь обнажена, штаны расстегнуты. Глядя на ее совершенно пустой, бессмысленный взгляд, полные слез глаза, в Рин вскипело желание прирезать подонка, посмевшего тронуть невинного ребенка. Неподдельный гнев загорелся в душе, черное марево перед глазами пропало, Сила снова забурлила в ее жилах. Но в тот же момент и сеть плотнее окутала ее, очень больно впиваясь в тело. Девушка с трудом заставила себя не застонать.

— Не смог удержаться? — презрительно бросила Рейко, оглядывая их. — Знакомься, Френсис, вот — та, что победила псов твоих. Ирэн ее зовут. Сильна не по-людски, умна не по годам. Владеет магией и тайным знанием. Ее использовать хочу я, чтоб помогала нам вернуть свободу островам.

— Хорошенькая, — промычал Закари, огладывая Рин с неподдельным интересом. — Была бы ты лет на пятнадцать помоложе, я б тебя приручил. Ой-ой, не смотри на меня так! И как могла такая блондиночка стать такой жуткой? Неужели мужчина попался неласковый?

— Не заставляй меня говорить, а то узнаешь о себе много неприятного, — прорычала Рин, окидывая его убийственным взглядом.

— Молчать! — приказала Рейко, затем обернулась к Рин. — Решай скорее, деточка, терпение мое уж на исходе.

«Что будет, если я откажусь? — подумала Рин. — Скорее всего, Анхельма прирежут, а официальной версией будет то, что мы погибли в кораблекрушении. Они даже корабля для такого дела не пожалеют. С мертвым Алавой и того проще — скажут, что, мол, он и его дочка погибли от руки бандитов-беженцев, которые позарились на имущество губернатора. Роза послала письмо Гальярдо, так она говорила. Пока Гальярдо едет, Закари наведет в городе видимость порядка, а Рейко затем промоет герцогу мозги, она это умеет. Тот с легкой руки простит Закари и даже наградит его за старания должностью губернатора и браком с Розой. Роза, лишенная моей защиты и отцовской поддержки, замолчит и станет рабыней. А я в этом случае буду выполнять приказы Рейко поневоле, ведь она не хочет меня убивать. Так как Анхельм будет мертв, Ладдар придет по мою душу, и Фрис, думается, мне не поможет.

А если я соглашусь?

Удастся ли мне спасти Анхельма? Едва ли. Шансы призрачны. Нужно хотя бы с собой быть откровенной: скорее всего, Рейко заставит меня убить его, чтобы я доказала ей преданность. Смогу ли я убедить ее обойтись без этого? Я не смогу поднять оружие на Анхельма! А если она убьет его сама, то… даже смерть мне не поможет. В обещание Ладдара я верю.

Снова получается, что выбор как бы есть, но как бы его и нет. Как же это… мило!»

— Я снова вижу тень сомнения, — заговорила Рейко. — Сомнения… сомнения! Тебя они погубят! Наследника найдем, из рук хранителей захватим, проблему разрешим. Мир будет благодарен нам, ведь кто-то лишь слова красивые выкрикивает в воздух, а кто-то делает. На наши земли не пойдут войной. Кристалла власть поколебать ты можешь, не бойся ничего.

Рин сглотнула. За Наследником даже далеко ходить не придется, он уже здесь, сам пришел в лапы. Волосы скоро отрастут, а с кожи сойдет краска, и тогда Рейко все поймет.

— Как ты собираешься найти Наследника? Учти, пока не дашь прямой ответ, я не смогу принять решение. Я многим жертвую, хочу быть полностью уверена, что жертва не напрасна.

Рейко раздраженно выдохнула, сеть сдавила Рин еще сильнее, и та не удержалась от тихого стона. Ощущение было такое, что эти красные нити сейчас разрежут ее на маленькие кубики. Женщина тем временем шла по комнате, обдумывая ответ.

— Есть признаки. Наследник из числа аиргов. Их, странствующих, в мире крайне мало. Лишь об одном скажу я точно: Наследник след кровавый оставляет за собой, где бы ни шел и чем ни занимался. Смерть ходит неотступно, по пятам. Того аирга нам найти нетрудно будет, ведь человеческие слухи все доступны будут.

Сеть ослабла, Рин прерывисто вздохнула.

— Так что? Что ты решила? Готова ли себе свободу подарить? Ведь ты послушная марионетка, ты лишь танцуешь так, как говорят. Свободы собственной ты никогда не знала. Желаешь ли отрезать нитки кукловодов?

Эти слова словно пошатнули сознание Рин. Рейко знала, куда бить. К чему все это бессмысленное ожидание, эти глупые игры в шпионов, длящиеся больше двадцати лет? Невозможные задания, подковерные интриги, заговоры? Двадцать пять лет назад она дала клятву, которая вела ее с тех пор по жизни, стала ее единственной целью. Тогда лил дождь, от количества выпитого бренди плыло в глазах, на душе было такое же пепелище, как и сейчас. Арман бежал за ней следом, они сильно поругались в тот раз из-за решения Рин. «Я отомщу за родных любой ценой, Арман. Никто меня не остановит. Даю клятву аирга, что дороже золота, прочнее алмазов». Уже тогда Рин знала, что не сможет жить спокойно, пока не отомстит. И вот парадокс: она могла сделать это еще давно, но все время что-то отвлекало. То Арман со своими резонными увещеваниями, то герцог Кимри с твердым приказом не лезть, то собственное благоразумие, основанное на поговорке «не зная броду, не суйся в воду». Получается, все вокруг лгали ей и убеждали в том, чего не существовало? Не было — не было! — пути к победе! Они не сделали ни шагу для победы…

Вся жизнь была ложью? Все можно было осуществить без особых потерь? Все можно было сделать еще давно? Ей нужно было лишь признать себя… Признать себя той, кто может.

Той, кто может построить новый мир. Той, кто может сделать то, чего не делает никто: основать страну для аиргов, исчезающего народа…

Страну? Для народа, который сам сжигает свой дом? Зачем? Для чего страна народу, которому плевать на внешний мир настолько, что он готов игнорировать прямую угрозу от него? Зачем ей защищать тех, кто добровольно готов отправиться на свалку истории? Зачем ей защищать тех, кто объявил ее изгнанницей и навсегда отрезал путь в родной дом?..

Но… Там осталась мама.

Мама, к которой Рин испытывала только искреннюю любовь и благодарность за то, что та не отказалась от дочери, принесшей ей столько горя. Дорогого стоит пережить осуждение окружающих и тяжесть позора, когда родная дочь отказывается следовать твоим наставлениям и сбегает из дома за день до свадьбы. Но еще дороже стоит увидеть любимое чадо истерзанным, искалеченным и едва живым. Пройти вместе с ним через боль и страдания, видеть, как ребенок пытается наложить на себя руки или провоцирует убить его. А затем едва не погибнуть от руки дочери, которая сошла с ума от пережитой боли и снова вынести ее уход и осуждение тех, кто предупреждал, что все так и будет.

«Бедная моя мама! — подумала Рин. — Она столько сделала ради меня, а я ничем не могу ей отплатить!»

Сбежать из дома, чтобы не причинять маме боль, чтобы спасти единственного близкого от себя самой, виделось Рин некогда лучшим решением. Мама отдельно, Рин отдельно. Но теперь возможность жить вместе стала чуть более осязаемой. Если все будет так, как говорит Рейко, — а та искренне верила в свои слова и не лгала, когда говорила, что обучит Рин всему, что знает, — значит, Рин снова обретет некое подобие семьи?

Нет, это бред. Бред! Для нее не может быть дома, она бродяга, вечный бесприютный странник, за которым по пятам будет гнаться война. Где бы она ни была, война будет рядом. Война не вокруг нее, война внутри нее. Рин не принадлежит ни миру людей, ни миру аиргов. Ни два, ни полтора…

Затылок закололо, в глазах помутилось на мгновение, в ушах поднялся свист, подкатила тошнота. Рин тошнило от самой себя.

«Могу ли я сделать хоть что-то не ради себя, но хотя бы ради мамы? Могу. Определенно, могу». Но сможет ли мама простить? Сможет ли она понять решение дочери? Сможет ли сама Рин пожертвовать всем, чтобы дать маме возможность хотя бы в старости жить, не ловя на себе осуждающие взгляды и видя любимую дочь каждую минуту? Ведь мама любит ее, в этом нет сомнений. Это единственное, что вне сомнений.

«Да что такого у меня есть? Да, мне с Анхельмом хорошо, но и одной мне тоже было неплохо. Он навязывает мне свою любовь. Если выбирать между ним и семьей — я выберу семью. Уговорить Рейко? Как-нибудь сумею. А Анхельму можно просто стереть память. С Ладдаром тоже договоримся. Фрис… Фрис все поймет, что бы я ни выбрала».

Интуиция молчала. Холод, которого Рин не ощущала с той самой минуты, как увидела Анхельма, снова сплелся тугим комком в ее груди.

— Да, я согласна, — ответила Рин.

Рейко расплылась в улыбке. Сделала хитрое движение пальцами, и сеть, опутывающая Рин, растворилась. Девушка облегченно вздохнула. Вдруг Соколиная песня загудела и завибрировала в ее руке, и Рин чуть не разжала пальцы от удивления. Оружие странно вело себя, такого раньше никогда не было. Лезвие стремилось подняться, Рин пришлось приложить силу, чтобы удержать его.

Роза молча плакала, опустив голову. Рин не ощущала от нее никаких эмоций, девочка была безразлична ко всему, что происходит, словно потеряла всякую надежду на спасение. Она больше не верила Рин, ей не на кого было уповать. Все, кто окружал ее, предали и не оправдали возложенных ожиданий. Что же, этот мост сожжен. Остался еще один.

Рейко посмотрела на Рин с одобрением.

— Я знала: ты умна. Хороший выбор сделала, не пожалеешь. Теперь, чтоб договор скрепить, ты испытание пройдешь. Пойдем.

Рин отвела взгляд от Розы и пошла за следом. Они завернули за стеллажи, и Рин наконец увидела Анхельма. Герцога скрутили по рукам и ногам, он лежал на полу без сознания. Его белые волосы были испачканы кровью, на прекрасном лице краснели ссадины. Сердце Рин заныло, мерзкие кобры зашевелились в животе, горло сдавило.

— Убей его, — сказала Рейко, пристально глядя на Рин. — Так преданность свою докажешь. Я знаю, как он много значит для тебя. Поверь, это пустое.

— Рейко, твое имя переводится на соринтийский как «вежливый ребенок», верно? — спросила Рин. Волшебница казалась очень удивленной.

— Откуда это ты знаешь? Значения имен аиргов — тайна. И нашим языком людишки не владеют.

Рин ответила снисходительным взглядом.

— Не всех «людишек» знаешь ты. Я аириго владею в совершенстве. Позволь мне кое-что тебе объяснить.

И Рин на родном языке объяснила, что если сейчас она убьет Анхельма, то по ее душу придет один очень серьезный господин, с которым даже Рейко ничего не сможет сделать. На вопрос кто он, Рин ответила, что объяснить это невозможно, так что стоит просто поверить на слово. Рейко слушала ее с недоверием, а когда она замолчала, то волшебница долго ничего не говорила.

— Ты мне не лжешь, это я ясно слышу. Но что ж тогда придумать нам с тобой?

Рин молчала, ответить было нечего. Только что своими руками она подписала себе смертный приговор.

«Я устала».

— Рин? — вдруг услышала она голос и резко обернулась. Анхельм очнулся и смотрел на нее. Его ярко-голубые глаза блестели от слез, лицо было перекошено. — Любимая!

Рейко надменно усмехнулась, шагнула к герцогу и придавила его голову сапогом. Анхельм застонал, Рин зашипела на Рейко, словно рассерженная кошка.

— Что крысишься? Не ты ли согласилась быть мне верной? Слова свои назад забрать желаешь?

Рин не знала, что ответить. Видеть страдания Анхельма оказалось невыносимо, еще хуже, чем то, что она почувствовала при виде изнасилованной Розы. Соколиная песня в ее руке снова завибрировала, руки налились жуткой силой, которая испугала даже саму Рин. Ладонь словно приклеилась к клинку, сердце снова забилось и зашумело в ушах боем барабана. Дыхание участилось, слюна наполнила рот. Она преувеличенно отчетливо видела, как сапог Рейко сминает нежную кожу безупречно-красивого лица Анхельма, как тот морщится от боли, и снова ощутила, что в ее горле разгорается жажда крови.

Сердце понимало, что выбор до сих пор не сделан и противилось разуму, который считал иначе.

Сможет ли она спасти хоть кого-то, если впадет в боевое безумие? Удастся ли Рейко воздействовать на ее разум, если Рин будет в этом состоянии? И какую цену Рин заплатит за свою силу? Если ей не удастся остановиться, если никто так и не придет на помощь, Рин вполне может погубить всех своими руками. Но, наверно, лучше уж так, чем осознанно делать выбор, который приведет ее и всех остальных к медленной и мучительной гибели? Что делать?!

— Рин? Почему ты ничего не делаешь? Спаси…

— Анхельм, — сказала Рин, глядя в его глаза так, словно видела их последний раз в жизни, — пусть кто-нибудь меня саму спасет.

Она вскинула руку, указав Соколиной песней на Рейко, та отскочила в сторону и приготовилась обороняться. Красная сеть снова сплеталась меж ее пальцев, но Рин уже говорила роковые слова:

— Пой песню смерти, Черный Сокол, я в твои крылья Силу отдаю!

Знаки аириго на кожаной рукояти Соколиной песни запылали огнем, взлетели в воздух и опутали тело Рин, будто цепи. По лезвию потекла неведомо откуда взявшаяся кровь, Песня издала пронзительный крик, а изумрудные глаза Рин осветились жутким алым светом. Дух Соколиной песни вырвался на свободу, оружие ожило и слилось с хозяйкой.

В тот же миг на нее обрушилась магическая сеть, но Соколиная песня изрубила ее в кусочки и дернула свою владелицу вперед. Рейко отпрыгнула в сторону, сплела и бросила новое заклинание, но только ахнула: клинок поглотил магию и вновь устремился к врагу. Песня жалила, как кобра, но в цель не попадала — волшебница успевала увернуться. Противники оказались равны друг другу.

Анхельм от ужаса онемел и лишь пытался уследить за Рин. Такая скорость была неподвластна его пониманию, такие движения клинка должны были наверняка выломать ей запястье, потому что ладонь будто приклеилась к оружию. Но Рин вряд ли чувствовала боль.

Вбежал Закари с револьвером. Увидел Рин, выстрелил, но она разрубила пулю в полете. Мелькнуло лезвие, Песня издала тонкий крик, и мужчина упал, разрубленный от макушки ровно пополам. Кровь хлынула из перерубленных артерий на Рин, в раскрытый в жадном оскале рот влетели красные капли… И тут же исчезла разумная женщина, которая защищалась, и появился безумный вооруженный маньяк. Она резко обернулась и обнажила окровавленные зубы в дикой улыбке. Другое существо поглотило ее.

— Силой своей приказываю тебе остановиться! — закричала Рейко, бросая новое заклинание. Соколиная песня снова изрубила его на подлете.

— Ненавижу. Убью, — выдохнула Рин и рванулась к врагу. Лезвие встретило сопротивление: желтый свет, объявший Рейко, оттолкнул оружие. Рин ударила в него кулаком, но тут же отдернула руку: электрический разряд сотряс все тело. Только это не остановило ее, а взбесило еще больше: утробный рык вырвался из горла, клацнули зубы. Пока она боролась с дрожью, Рейко побежала прочь. Мгновение спустя Рин бросилась за ней.

Анхельм лежал в луже крови и жалел, что не умер. Его тошнило от кошмарной вони потрохов, наполнившей маленький закуток, и от собственного бессилия. Первобытный ужас захватил его полностью, он видел, что Рин не остановится, понимал, что она убьет всех, кто здесь есть. Пот и кровь застилали глаза, ком встал в горле.

— Хватит стонать, мужчина ты или тряпка? — вдруг услышал он злой женский голос. Анхельм открыл глаза и увидел Розу, которая пыталась перерезать веревки на своих запястьях об разбитое горлышко бутылки. Руки девочки были изранены от неудачных попаданий, но она не сдавалась. Наконец веревка лопнула, Роза освободилась. Бесстрашно подойдя к останкам Закари, она сняла кинжал с его пояса и стала резать путы на Анхельме. Герцог сел, потирая запястья.

— Что делать? — спросил он и проклял себя за то, как беспомощно прозвучал его голос.

Роза с неподдельной злобой в глазах кивнула на выход из комнаты.

— Бежим. Пока она нас не порешила. И будь что будет.

Но стоило им выскочить из комнаты, как они поняли, что сбежать не удастся: Рин и Рейко сражались почти перед самым входом. Заклятия летели в Рин, та отвечала быстрыми ударами клинка. Пол под ее ногами был разбит дымящимися ямами, а девушка пыталась зажать Рейко в углу. Волшебница уже сдавала позиции, видно было, что каждое новое заклинание дается ей со все большим трудом, а на лице появляется неподдельный страх неудачи. Рин теперь вся сияла зловещим багровым светом, за ее спиной словно бы проявился шлейф. С лезвия Соколиной песни текла кровь, уши закладывало от пронзительного крика невидимого сокола.

— Нам не пройти, — сказала Роза, прижимаясь к стене. Анхельм смотрел на свою любимую, которая внезапно превратилась в настоящее чудовище, и не верил своим глазам.

— Нет… Нет… Это не моя Рин. Не та Рин, которую я знаю, — бормотал он. Роза посмотрела на него с непониманием.

— Рин — это такое сокращение от Ирэн? — уточнила она, а потом ее лицо озарилось догадкой. — Или это Рин Кисеки?

Анхельм лишь кивнул в ответ. Роза присвистнула.

— Сильны же вы тайны городить! А я-то думаю, в чем же дело? Что же с моей памятью? Какое-то странное ощущение, что в мозгах кто-то покопался…

— Да, это Рин Кисеки. Подробности — потом, если выживем, — мрачно ответил Анхельм, следя за Рин. Та уже загнала Рейко в угол. Волшебницу все еще покрывало желтое сияние, которое не позволяло Соколиной песне причинить ей вред. Из горла Рин вырывался жуткий волчий рык, она остервенело рубила защиту Рейко, казалось, ее рука двигается независимо от тела. Волшебница уже не атаковала, лишь изо всех сил удерживала защиту. Она тяжело дышала, со злобой глядя на врага.

— Быстрее выбираемся отсюда, пока она на нас не смотрит, — позвала Роза и потянула Анхельма за руку. Но не сделали они и трех шагов, как злое внимание Рин переключилось на них. В следующее мгновение Анхельм понял, что прижимается к полу, зажав уши, рядом кричит от ужаса Роза, а над ними нависает с занесенным клинком Рин. Волчий вой, который она испустила, заставил всех, включая Рейко, броситься ничком. Убийца зарычала, обнажив алые от крови зубы, ее глаза были безумны. Анхельм готов был поклясться, что Рин наслаждалась их страхом, впитывала его в себя. Соколиная песня словно мимоходом изрубила еще одно заклинание, брошенное Рейко, и взметнулась вверх. Анхельм зажмурился.

В ту же секунду что-то загрохотало в начале зала. Анхельм открыл глаза иобнаружил, что Рин с двух сторон уже удерживают Фрис и Кастедар, а та рычит, сопротивляется, и Соколиная песня стремится достать их, едва не ломая руки хозяйке. Та закричала жутким, нечеловеческим голосом, ее затрясло, кровавая пена потекла из уголка рта. Рейко бросила во Фриса заклинание, но он был так занят Рин, что не увернулся. Огонь опалил его, рубашка на нем вспыхнула. Взвыв от боли, он толкнул Рин к Кастедару и быстро сорвал горящую одежду. А Рейко тем временем снова что-то колдовала. Развернувшись к ней, Фрис вытянул обожженную руку и сказал:

— Так это ты решила мешаться у меня под ногами? Ладдар, дай мне ее сюда.

Ладдар толкнул брыкающуюся Рин к Фрису, мужчина ловко поймал ее за запястья и прошептал на ухо:

— Убей ее. Она твой враг.

Глаза Рин снова вспыхнули красным, хищное шипение вырвалось из ее горла, а по лезвию Соколиной вновь песни потекла кровь.

В это же мгновение Ладдар обернулся вихрем черного ветра, словно поглощающего свет. В этих потоках была видна фигура высоченного создания с темно-серой чешуйчатой кожей и глазами, сияющими ослепительной белизной. Его руки заканчивались страшными когтями, горящими синим пламенем. Ног видно не было, все поглотил вихрь. Воздух вокруг сгустился, потемнел, Анхельму стало трудно дышать, он закричал, ощущение неминуемой гибели пробрало его до мозга костей. Все почернело, в ушах нарастал ужасный звук, словно сама реальность грозила разорваться на части. Анхельм вцепился себе в горло, желая немедленно покончить с жизнью.

Вдруг демон Смерти словно бы переместился в пространстве и оказался позади обезумевшей Рейко. Он провел рукой над ней и взял за голову когтями. Желтый свет, окружавший женщину, исчез, волшебница завизжала так, словно ее резали живьем. Спустя секунду Ладдар отпустил голову, и в его когтях оказалась переливающаяся всеми цветами радуги пульсирующая сфера. Он поднял ее, и в тот же миг Фрис и Рин в одно движение бросились на врага и вместе нанесли удар. Соколиная песня издала последний печальный крик. Рейко упала на пол, разрубленная на две части.

Рин захрипела, в ее горле булькнуло, изо рта потекла кровь, она без чувств повалилась на Фриса. Келпи подхватил ее и бережно опустил на пол. Ладдар принял свой обычный облик и полюбовался сферой в руках.

— Все кончено, — сказал он.

Глава четвертая, в которой наступают последствия опрометчивых решений

Ладдар со странной смесью сочувствия и вины смотрел на Фриса, который сжимал в объятиях затихшую Рин. Лицо келпи было перекошено, острые зубы стиснуты, волосы завесили глаза. Девушка лежала на его коленях такая спокойная, такая тихая, словно это не она пять минут назад превратилась в чудовище. Ее грудь не поднималась от дыхания, сердце не билось.

— Пожалуйста, — тихо шепнул Фрис. — Проснись.

Ладдар уселся на опрокинутый шкаф и задумчиво повертел в руках разноцветную сферу света. В тишине было слышно, как тикают часы Рин на руке у Фриса.

— Вернись ко мне! — попросил келпи бездыханную девушку, нежно целуя в лоб.

Демон тяжело вздохнул. Вытянул сферу на руке и посмотрел сквозь нее на свет.

— Ты же просила спасти тебя! Я пришел… Неужели я пришел увидеть, как ты умираешь? Ты ведь еще не все сделала, вернись ко мне… Вернись! — умолял Фрис.

— Она не хочет, — тихо сказал Ладдар. — Она не знает, зачем ей возвращаться. Она устала.

— Верни ее!

— Я могу вернуть только тех, кто хочет жить.

Фрис резко втянул воздух и сжал Рин крепче.

— Тогда заставь ее.

— Последствия могут быть очень неприятными, — нахмурился Ладдар. — У нее еще есть время вернуться. Просто не трогай ее. Она должна сама решить, чего хочет.

— Она умрет, если я ничего не сделаю! — прорычал Фрис.

В углу послышалось шевеление. Роза с трудом поднялась и осмотрела зал ненавидящим взглядом. Увидела Рин и нахмурилась.

— Что случилось? — спросила девочка.

— Сердце не выдержало нагрузки, — ответил Ладдар. — Остановилось. Она не хочет возвращаться в эту жизнь. У нее есть еще несколько минут.

Роза подошла, опустилась на колени и потянула тело Рин на себя. Фрис не отпустил.

— Положи ее на пол, — сказала Роза, не отводя глаз от лица Рин. Келпи, как ни странно, подчинился. Роза тем временем оторвала рукав рубашки.

— Что ты хочешь?

— Увидишь. Держи ее шею, — ответила она, открывая Рин рот и протирая оторванной тканью. Зажала ей нос, наклонилась и вдохнула воздух в легкие Рин. Грудь девушки приподнялась. Роза выдохнула еще несколько раз.

— Не хочешь жить — заставлю, — крикнула она и с силой ударила в центр груди. Фрис схватил ее руки и с ужасом уставился на девочку.

— Да что ты делаешь?! — заорал Фрис.

— Спасаю ее, как она и просила, — рыкнула она, оттолкнула Фриса и стала ритмично нажимать на грудь Рин. Все без толку, она не подавала признаков жизни.

— Ну что ты смотришь? — сердито выплюнула она, обращаясь к Ладдару. — Помогай!

Ладдар с тяжелым вздохом подошел, опустился перед телом девушки и с сожалением посмотрел на сферу в своих руках. Затем наклонился к Рин и что-то шепнул ей на ухо, одновременно опуская переливающуюся всеми цветами радуги сферу ей в раскрытый рот.

И вдруг Фрис услышал слабое биение сердца. Рин кашлянула, струйка крови снова потекла из ее рта, руки дрогнули, грудь стала мерно подниматься при дыхании. Роза облегченно вздохнула и устало откинулась назад, опираясь на колонну. Фрис сжимал Рин в объятиях, и казалось, что ему больше не было никакого дела до этого мира. Он нежно гладил ее лицо, вытирая с него кровь, целовал в лоб, на котором разгладились все морщинки. Веки девушки чуть дергались, но не поднимались.

— Очнись… Я же слышу, что ты здесь, — тихо позвал Фрис. Та чуть приоткрыла глаза и снова закрыла.

— Страшное миновало, — сказала Роза. — А теперь пойдем отсюда. Меня сейчас стошнит от этой вони.

Девочка поднялась и подошла к лежащему без сознания герцогу.

— Еще один герой… — с сарказмом выплюнула она.

— Не стоит, это нормальная реакция. Мой настоящий облик никто не может вынести без последствий. Удивлен, как он вообще не умер, — ответил Ладдар, подходя к Анхельму и прикасаясь ладонью к его голове. Герцог вздрогнул и очнулся.

— Что произошло? — тихо спросил он, оглядываясь по сторонам. Фрис нес Рин на руках к выходу, Роза шла за ним, только Ладдар задержался.

— Вас спасли, ваша светлость, — ответил демон. — Жуткой ценой, но спасли. Пойдемте. Здесь все кончено.

Анхельм с трудом поднялся и потерянно побрел вслед за демоном.

Небо посветлело перед рассветом, на востоке в синем мареве забрезжили лучи солнца, окрашивая перистые облачка в багряный цвет. Кричали проснувшиеся тропические птицы, откуда-то с гор доносился шум сели: ночной ливень принес небывалое количество воды. Рин сидела на берегу речки, свесив ноги в прохладную воду, и старалась не обращать внимания на людей вокруг. Запястья ныли и горели огнем, в горле першило, живот противно крутило, а под лопаткой слева тянуло и кололо. Голова раскалывалась, было больно смотреть на яркий свет. Никаких мыслей не было, на душе — только пустота и омертвение. Все движения окружающих казались необычно медленными, а звуки вокруг — слишком громкими. Ей что-то говорили, пытались завести разговор, но она молчала, не желая ни на кого смотреть, и закрывала уши ладонями. Вскоре ее оставили, чему девушка только обрадовалась. Рин не понимала, почему она так себя чувствует. Не понимала, почему она здесь, кто она такая и почему должна держать ноги в воде. Этот мужчина со странными черными глазами сказал ей сидеть так, вот она и сидит. Надоело. И почему эти так громко орут? Что они не поделили? Голова болит из-за них. Да ну их всех… Надо уехать отсюда.

Рин поднялась и побрела прочь. Она шла по красивому парку, наслаждаясь мокрой мягкой и холодной травой под босыми ногами, запахами свежего воздуха после грозы и цветущих растений. Было чуть прохладно, Рин потерла плечи ладонями, стараясь согреться. Она все брела и брела вперед, рассматривая сады и красивый дом. К ней навстречу побежали большие собаки, она остановилась в нерешительности. Псы подбежали и стали лизать ей руки большими теплыми языками. Рин села на корточки, позволяя собакам тыкаться мокрыми носами в ее лицо, слюнявить волосы. Она поймала здоровенного кобеля, который, кажется, стремился умыть ее, обняла и уткнулась носом в его макушку. Собака притихла, а Рин чутко прислушивалась к ощущениям, которые возникали внутри нее. Тепло. Блаженное тепло разливалось по ее телу, и она улыбнулась.

«Здравствуй сестра! Ты одна из старших», — сказал ей пес. Несомненно, это был он. Значит, она может разговаривать с собаками? Интересно, это нужно запомнить.

«Старших?»

«Волки, волки! Ты старшая над нами!» — подхватили другие голоса. Рин погладила пса по голове и поцеловала в мокрый нос.

— Может быть, хватит говорить с собаками? — донесся до нее красивый низкий мужской голос. Рин обернулась и увидела того самого со странными черными глазами. Ничего ему не ответила и снова прильнула к мощной груди пса, словно ища у него защиты. Собаки тотчас окружили ее, закрывая своими большими телами. На плечо Рин легла рука мужчины, она недоверчиво дернулась от него прочь, глядя враждебно и настороженно. Тот нахмурился и снова потянулся к ней, но девушка увернулась от его руки, словно та была ядовитой змеей.

— Слушай, я понимаю, я тебя обидел. Но это не повод вести себя, как злобная волчица. Рин слушала его молча. О чем он говорит? Ведь этот человек ей ничего не сделал и, похоже, зла ей не желает. Она просто не хочет, чтобы к ней прикасался незнакомец, вот и все. Но… так вести себя действительно нехорошо. Он же друг. Рин поднялась и посмотрела ему прямо в глаза. Мужчина улыбнулся очень красивой улыбкой, и Рин невольно залюбовалась чертами его лица. Такое правильное лицо, с такой знакомой белозубой улыбкой.

— Я немного замерзла, — сказала она наконец, прекращая его разглядывать. Мужчина сразу же стиснул ее в горячих объятиях, и Рин удивилась ощущениям, которые пробудились в ней. Тепло разгоралось в ее сердце, стало не пусто, а просто спокойно. Она робко обняла его в ответ. Так они и стояли, чуть покачиваясь.

— Слушай… — начала Рин, не зная, уместно ли будет спрашивать такое. Мужчина наклонил голову, готовясь слушать.

— Я хочу есть, — сказала она вместо того вопроса, который собиралась задать. Он чуть улыбнулся в ответ и повел ее обратно. Когда они вернулись, девочка в рваной одежде, заляпанной кровью, сидела на траве и рыдала так горько, словно потеряла все, что было дорого в жизни. Блондин сидел рядом с ней и осторожно гладил по спине. Рин безразлично взглянула на эту странную парочку и перевела взгляд на третьего мужчину, стоящего под огромным деревом. Он был одет в черный костюм, застегнутый на все пуговицы, крутил в руках шляпу-котелок. Взгляд его странных черных, словно пустых глаз был устремлен в светлеющее небо. Рин показалось, что этот мужчина о чем-то грустит, но она не придала этому значения. Его лицо тоже казалось ей очень знакомым, она точно видела его до того, как очнулась на берегу реки по пояс в воде. Рин задумчиво уставилась на него, пытаясь вспомнить, откуда же она его знает, и тот словно почувствовал ее взгляд и взглянул на нее.

— Что? — неприветливо спросил он, доставая из кармана коробочек с чем-то и засовывая в рот длинную белую палочку. Достал другой коробок и что-то сделал, в его руках появился маленький огонек. Он поджег им белую палочку и выпустил в воздух струйку дыма. Рин отстранила своего провожатого подошла ближе и попросила:

— Дай мне тоже.

Мужчина удивленно расширил глаза, но без единого слова протянул ей такую же белую палочку и поджег. Она сделала так же, как он. Горько-пряный дым вошел в ее горло, она закашлялась, в глазах защипало от дыма.

— С каких пор ты куришь сигареты? — тихо спросил этот мужчина. Рин покачала головой и пожала плечами, снова пытаясь потянуть дым.

— Фу, нет, не хочу. Противно, — она отдала ему то, что он назвал сигаретой и пошла обратно к тому черноволосому мужчине с приятным голосом. В горле и рту образовался неприятный горький вкус, аппетит разыгрался еще сильнее.

— Это что сейчас такое было, Рин? — спросил он, когда она снова нырнула к нему под руку. Рин… Ее так зовут? Интересное имя. Короткое и звонкое. Ей нравится.

— Что-то не так? — спросила она. Мужчина качнул головой и, кажется, обменялся взглядами с тем, под деревом.

— Есть хочу, — напомнила она. Ее спутник обратился ко всем присутствующим.

— Мы должны идти отсюда. Вернемся в контору?

Блондин взглянул на него, на девочку, перевел взгляд на саму Рин и нахмурился. Рин поежилась под взглядом пронзительно-голубых глаз и отвернулась. Юноша поднял девочку на руки, та тут же взбрыкнула и вырвалась.

— Не трогай меня! — выпалила она, отряхиваясь. — Не подходите никто!

— Роза, послушай, я никогда не причиню тебе вреда, — блондин поднял вверх ладони. — Пойдем. Я теперь просто обязан о тебе позаботиться.

Девочка вытерла слезы с покрасневших глаз и кивнула на дом.

— А сестру я там оставлю?

— Ну, если ты хочешь таскать с собой по городу труп, — сказал тот, что у дерева, — то запретить тебе не можем. Но и помогать не будем.

— Я хочу похоронить ее, — всхлипнула девочка.

— Среди нас землекопов и могильщиков нет, — ответил он, спокойно встречая возмущенный взгляд блондина. Рин тихонько спросила у своего спутника.

— У этой девочки кто-то умер?

Ответом ей был изумленный взгляд со смесью испуга и абсолютного непонимания.

— Вся семья, — уронил он, и его голос был странно… неживым.

— Ой… Это плохо.

— Рин, ты хорошо себя чувствуешь?

— Я в порядке, — осторожно ответила девушка, отводя взгляд в сторону. Мужчина взял ее лицо в ладони и заглянул ей в глаза.

— Рин, не лги мне.

Она возмутилась. Почему это она лжет? Она же в полном порядке! Кто он такой, чтобы подозревать ее во лжи?!

— Никогда не чувствовала себя лучше! — сердито выплюнула она и попыталась вырваться из его рук, но он не позволил. — Отпусти меня!

— Как меня зовут? Назови меня по имени!

— Отпусти! — упрямо повторила Рин, отталкивая его. На них устремились взгляды всех присутствующих.

— Как меня зовут?! — прикрикнул ее спутник. Рин захотелось заплакать: ну не помнит она, как его зовут! Ну и что тут такого? Разве это повод кричать на нее?

— Не знаю я! — крикнула она, чувствуя, как закипают на глазах слезы. — Не знаю! Не трогай меня! Отойди! Я никого из вас не знаю!

Мужчина испуганно замер, отдернув руки от ее лица, словно обжегся. В его глазах появились ужас, смятение, паника. Он смотрел на нее так, словно она вдруг превратилась в какое-то страшное чудовище!

— Рин… как же так… — выдавил он тихо-тихо. Рин всхлипнула, слезы потекли из ее глаз сами собой, она развернулась, чтобы бежать прочь. Но не успела сделать и пяти шагов, как ее поймали. Рин забрыкалась, завизжала, ей стало страшно.

— Тихо! — приказал тот мужчина, который дал ей сигарету. Рин перестала вырываться и обмякла. Рыдания сдавливали горло, силы покидали тело, хотелось лечь на землю и исчезнуть. Мужчина развернул ее к себе и попытался заглянуть ей в глаза. Рин отвернулась.

— Опять? Да что ж с тобой делать? — устало выдохнул он, тянясь к ее лицу. Рин отпихнула его руку и отшатнулась.

— Что значит опять?! — вскрикнул тот мужчина с красивым голосом и странными нечеловеческими глазами. Рин заинтересованно посмотрела на того, кто удерживал ее, ей самой было интересно.

— Ну, некоторое количество часов назад, после стресса и очередного приступа она тоже не могла вспомнить ни своего имени, ни моего. Правда, вела себя менее миролюбиво, сразу за оружие схватилась.

— Чешуйчатый, ты шутишь или нет?

— Я похож на того, кто много шутит, копытный? — огрызнулся он. — У нее большие проблемы с головой. Множественные травмы, которые она перенесла в прошлом, нестабильная психика из-за пережитых стрессов, — все это сказалось на ее памяти. У нее началось кислородное голодание, до того — сильнейшая перегрузка организма. Вполне вероятно, что ее мозг поврежден. Чудо, что она вообще в сознании. Кстати, сколько уже прошло? Часа полтора? Ну ты даешь… Я расколол ее меньше, чем за две минуты, а ты уже полтора часа с ней и до сих пор не заметил, что она смотрит на всех совершенно потерянным взглядом, никого не узнает и не ориентируется в пространстве.

Пристыженный черноволосый красавец только сердито фыркнул.

— Рин, ты хоть что-нибудь помнишь?

Девушка медленно пожала плечами. Голова нестерпимо болела, ей очень хотелось лечь. Что она и сделала: не спеша опустилась на травку и осторожно прилегла. Собаки, крутившиеся все это время неподалеку, подбежали и улеглись рядом.

— Твое лицо мне знакомо. Его тоже. А вот этих я не знаю, — ответила она, кивая на блондина и девочку. — Почему они смотрят на меня так, словно я сделала что-то ужасное?

Тот, которого назвали чешуйчатым, нервно усмехнулся и объяснил:

— Кое-что ты действительно сделала.

— Что?! — ужаснулась Рин, аккуратно приподнимаясь на локтях. — Я кого-то… ударила? Поэтому эта девочка плачет?

— У-у, как все запущено… — пробормотал Чешуйчатый и обратился к своему другу со странными глазами. — Послушай, Фрис, давай на некоторое время заключим перемирие.

— Я не могу быть обязан тебе больше, чем сейчас, Ладдар, — ответил тот, которого прежде назвали копытным. Рин смотрела то на одного, то на другого, стараясь запомнить их имена. Фрис и Ладдар, значит? Хорошо.

— Значит, пока перемирие, — подытожил Ладдар. — В прошлый раз я восстановил ее память, но я не могу сделать это прямо сейчас. Ее мозг в ужасном состоянии, потребуется основательное лечение, и я проведу его сразу же, как только мы прибудем в Левадию. До этих пор ты будешь заботиться о ней. В твоих руках чистый лист. Будь очень аккуратен во всем, что говоришь и делаешь. Сейчас она не помнит никого и ничего, и ты старайся не заполнять ее голову воспоминаниями. Не рассказывай ей ни о чем, пусть у нее складывается свое мнение о каждом, кого она видит. Это необходимо, чтобы у нее не было иллюзий впоследствии и ощущения, что ее заставили чувствовать к тому или иному человеку то, чего она не чувствовала раньше. Понимаешь, о чем я говорю? Ваша светлость, вы меня хорошо слышите?

Блондин отошел от девочки и подошел к ним. Он окинул ее долгим взглядом, в котором было намешано много эмоций, но Рин смогла понять лишь одно: она ему нравится, и у него есть к ней глубокие чувства.

— Я не понимаю, что здесь происходит. Что с Рин? — встревоженно спросил он.

— Интереснейший случай. Редчайший. Ретроградная амнезия, наступившая из-за целого комплекса причин: пережитая клиническая смерть, колоссальные перегрузки организма, травмы и, вероятно, сильнейший психологический шок. Скажи, Рин, ты помнишь хоть что-то из своей жизни? Например, ты помнишь свое полное имя? День рождения? Город, где ты родилась?

Рин задумчиво рассмотрела собственные ногти. В голове было пусто и звонко, в ушах нарастал гул.

— Нет, не помню, — ответила она, безразлично глядя на столпившихся над ней людей. — Мне хочется уехать отсюда.

— Куда? — уточнил Ладдар, присаживаясь рядом на траву.

— Я не знаю. Как будто куда-то туда… — она медленно вытянула руку в ту сторону, куда ее тянуло пойти. — А вы кто вообще? Вы доктор?

— О! Как интересно. Ты знаешь о профессии доктора? Значит, универсальные знания сохранены. Ну-ка, попробуй прочитать, что здесь написано.

Ладдар достал из кармана сложенную вдвое бумагу и протянул Рин. Та повертела ее в руках, разглядела какие-то непонятные линии на ней и вернула.

— Значит, читать ты разучилась. Что такое цифра?

— Цифра? — повторила Рин, четко выговаривая каждый звук.

— Универсальные знания сохранены частично. Скажи, ты узнаешь этот предмет?

Он протянул ей какую-то длинную холодную штуковину странной формы. Она едва-едва блестела в предрассветном свете; на том месте, за которое, наверное, нужно было браться, были пятнышки крови. Рин оглядела предмет так и сяк, но прикоснуться не решилась.

— Нет. Что это?

Ладдар встал и обратился к своим друзьям.

— Ну, вы сами только что наблюдали. Чистый лист. И я убедительно прошу вас не портить его своей мазней.

— Не говорите обо мне так, словно меня здесь нет, пожалуйста, — попросила Рин, зябко ежась от подувшего ветерка, и почесывая голову притихшего пса. — Так что же мне делать?

Ладдар коротко улыбнулся ей. Зрелище не из приятных, как отметила Рин.

— Ничего, — ответил он. — Расслабься, отдыхай. Воспоминания будут возвращаться постепенно, пусть это тебя не пугает. Когда мы приедем в нужное место, я решу твою проблему.

— Почему ты хочешь сделать это? — спросил Фрис, и Рин поняла по его тону, что отношения между ними не очень хорошие. Ладдар пожал плечами и ответил:

— Много причин. Во-первых, мне, как никому другому ведомо сочувствие. Во-вторых, госпожа Рин очень важна для успеха нашего дела. Ну и, в конце концов, последнюю сотню лет я изучаю и практикую психологию и психиатрию, — ответил Ладдар, поцокал языком и добавил: — Н-да, съездил отдать письмо.

Затем он снова присел рядом и сказал:

— Давай познакомимся. Меня зовут Ладдар, но тебе лучше называть меня Кастедар, хорошо?

Рин послушно кивнула, продолжая разглядывать его.

— Странное имя. Как будто вымышленное. Хорошо, Кастедар. Мне действительно очень хочется уехать, но я еще не решила. Если я решу, я предупрежу тебя.

— Договорились. Тебя что-нибудь беспокоит сейчас?

— Голова болит. Мне хочется лежать.

— Это нормально, но, к сожалению, полежать сейчас ты не сможешь, нам нужно уходить.

Рин поморщилась и хныкнула, не было никаких сил встать. Она капризно отвернулась и уткнулась в собачий бок. Пес положил ей большую лохматую голову на живот, а она обхватила его руками. Было приятно находиться рядом с ним, словно он был частью ее самой.

«Сестра? Иди с людьми, — сказал пес. — Они помогут тебе. Не все люди злые. Эти тебя не обидят. Хотя двое из них — не люди».

«Что ты имеешь в виду?»

«Черноволосый со странными глазами — древний дух, повелевает реками, кровью земной. Его настоящий облик — большой черный конь. Мы уважаем его, он сильнейший, он добрый. А второго мы не любим. Он дух разрушения, он несет в мир смерть. Но он тоже необходим, и его мы тоже уважаем. Иди с ними, сестра, они помогут».

Рин замерла, пытаясь уместить в голове новую информацию. Получалось плохо, внутри все словно взорвалось. Она застонала, слезы снова потекли по щекам. Пес виновато заскулил, повернулся и лизнул ее в лицо.

— Рин, дорогая, — к ней обратился блондин и рухнул на колени рядом. Потянулся к ее лицу, но девушка в страхе отодвинулась, неприязненно глядя на его руку. Потрясение в его глазах почему-то беспокоило ее.

— Кто ты? — спросила она.

— Я Анхельм, — ответил он, и Рин заметила, что его голос дрожит, словно он едва сдерживает слезы. — Я тебя люблю.

При этих словах черноволосый мужчина тут же сгреб его за шкирку и оттащил в сторону.

— Тебе же сказали, чтобы ты не забивал ее мозг ничем, глупый щенок! — процедил Фрис, зло глядя на юношу.

— Что значит «люблю»? — спросила Рин. Мужчины синхронно обернулись. Фрис как будто бы облегченно выдохнул и отпустил блондина. Снова подошел к ней и опустился рядом.

— Это значит, что он хорошо к тебе относится и не желает тебе зла, понимаешь?

Рин озадаченно смотрела на них двоих.

— «Люблю», — она повторила, слово попробовала это слово на вкус. Ей понравилось звучание. Рин снова обратилась к блондину: — Прости, я тебя не люблю. Но зла тебе не желаю. Этого достаточно?

Фрис смотрел на нее с печальным изумлением. Анхельм опустил голову и не глядел на нее совсем.

— Пойдем, Рин, нам нужно идти.

— Не могу, ноги не слушаются.

— Понести тебя на руках?

Рин кивнула, и Фрис тут же поднял ее, прижав к себе. Она устало опустила голову на его плечо и закрыла глаза, чтобы не видеть этот странный взгляд, каким проводил их блондин.

Она слушала шум предрассветного города, затем рокот волн и крики чаек. Поскрипывание громадных кораблей. Компания шла молча, никто не проронил ни слова за всю дорогу. Фрис принес ее в комнату и опустил на большую кровать, где Рин тут же свернулась калачиком, закрылась одеялом и больше ни на кого не смотрела. Они говорили о каких-то делах, о полиции — что бы это ни значило — и о нападавших. На кого-то напали, вне сомнений, но Рин не было до этого никакого дела. Ей тепло, у нее нет никаких… как же это слово? Ее ничто не тревожит. Сейчас на душе хорошо и спокойно, только желудок урчит от голода, но ее обещали покормить. Почему-то ей казалось, что с этим местом, где она сейчас находится, связано что-то неприятное, поэтому ей очень хотелось уехать отсюда. Но она чувствовала, что должна остаться с Ладдаром и Фрисом, потому что так они помогут ей вспомнить, кто она такая. Не то, чтобы Рин страдала из-за потери памяти, скорее, это просто немного волновало ее, однако не доставляло никакого неудобства. Даже если была какая-то другая, прежняя жизнь, зачем к ней возвращаться? Сейчас о ней заботятся, обращаются очень бережно и добро. А эти… Пусть все решают без нее, она все равно не может ничем помочь. Рин закрыла глазки и заснула спокойным сном безо всяких сновидений.

Глава 4.1

— Я все еще не понимаю, — сказал Анхельм и всплеснул руками. — Как могло подобное произойти? Что не так с ее головой?

Кастедар устало вздохнул и принялся объяснять.

— С ее головой все не так, как нужно. Ваша светлость, вам могло казаться, что перед вами был совершенно нормальный человек со стабильной психикой, но это было далеко не так. У Рин масса проблем, и большинство из них она приобрела по вине конкретной персоны, чье имя я не буду упоминать, дабы избежать скандала. Все, что она говорила вам о себе, вы не принимали всерьез, в то время как это было прямое предостережение не связываться с ней. Известно ли вам, по какой причине Рин оставила свой дом во второй раз? Казалось бы, идти-то ей было некуда.

— Она упоминала, что ее изгнали.

— Да, но почему?

— Рин поссорилась со Старейшинами.

Кастедар сел в кресло, стоявшее у кофейного столика из дуба, вынул из кармана пиджака небольшой серебряный портсигар, украшенный резными завитками, и достал сигарету. Неспешно закурил и, глядя в окно, медленно объяснил:

— Во время припадка Рин едва не убила собственную мать. К счастью, ее смогли остановить, но страшной ценой. Одного аирга она зарезала, второму свернула шею. Не рассказывала она об этом?

Анхельм просто смотрел на Кастедара, не в силах сказать ни слова. Новые подробности из жизни Рин не могли даже проникнуть в его сознание, стучась о железную стену убежденности в безгрешности возлюбленной. Нет, это не о его любимой женщине. Не о ней.

— Она просто защищалась, она не могла напасть на мирных… — пробормотал он. Но затем с леденящим кровь ужасом вспомнил глаза Рин, когда она занесла над ним клинок. Она была готова убить его. Она хотела его крови. Но ведь она была заколдована?! В своем уме Рин никогда бы не сделала подобного!

— Ваша светлость, я понимаю, вам тяжело поверить, что дорогая вам особа может быть больна, но это так. И вы должны смириться с этим. Вскоре мы прибудем в Левадию, где я возьму Рин под свой контроль и проведу курс лечения. На сколько дней вы сможете задержаться в Магредине?

Анхельм, до того стоявший у окна, тяжело опустился на диван и посмотрел на Рин, мирно спящую на кровати. Теперь он видел огромную разницу между той Рин, какую знал он, и этой. Ее лицо сейчас было таким добрым, нежным, умиротворенным, в то время как раньше даже во сне она всегда была напряжена, зубы сжаты, веки нервно дрожали, черты казались грубоватыми и острыми.

— Не более двух недель, — ответил он после долгого молчания, поднялся и подошел к постели Рин. Сел на краешек и нежно погладил спящую возлюбленную по голове.

— Этого достаточно. Я проведу интенсивную терапию, ее память вернется, психическое состояние укрепится и придет в относительную норму. Насчет этого не волнуйтесь, я знаю, о чем говорю.

— Спасибо вам, — тихо прошептал Анхельм, наклоняясь и прикасаясь легким поцелуем к волосам Рин. — Я не знаю, как благодарить вас за помощь.

— Не стоит благодарности, я получил определенную выгоду из ситуации. Меня интересует, на какой срок мы задержимся здесь? Я так понимаю, вам теперь нужно решить некоторые организационные вопросы.

— Да… Думаю, трех дней мне хватит. Я должен договориться с герцогом Уве-ла-Корде о назначении нового губернатора, объяснить каким-то образом, что здесь происходит. Спасибо Розе — он уже в курсе общей ситуации. Боюсь, что когда мы будем возвращаться, здесь будет выставлен гарнизон из гвардейцев императора. Утром я отправил письмо к тайному советнику и к министру вооруженных сил. Остается только ждать…

— Что же, подождем. У нас есть еще немного времени.

Он погладил Рин по волосам и спросил:

— Кстати, Рин спит уже довольно долго. Это нормально?

— Совершенно нормально.

— А Роза? Она тоже спит весь день.

— Пускай спит. Ребенок перенес грандиозный стресс, я немножко поколдовал, чтобы она успокоилась. Вам может показаться, что я груб с ней, но это для ее же блага, поверьте мне. Она не сопливая барышня, которая склонна бросаться в слезы чуть что. Борьба — комфортное для ее психики состояние.

Анхельм понимающе кивнул, прошелся по комнате и встал у окна.

— И все же я поверить не могу… Может ли быть такое, что Рин… притворяется?

Кастедар поморщился.

— Нет-нет. Меня не обманешь. Насколько я понял по вашему рассказу, она произнесла некую фразу, обращаясь к своему оружию, после чего потеряла разум. Исходя из этого, я могу сделать вывод, что она отдала максимум своих сил оружию, так как опасность была действительно огромной. Рейко, которая захватила вас в заложники, была уникальной в своем роде: она дожила до тысяча ста семидесяти лет. Возраст даже для аирга выходящий за рамки… экстраординарного. Прошу прощения за тавтологию. Я встречал долгожителей среди аиргов, но никто не проживал дольше шестисот с небольшим лет. Ваша светлость, выражение вашего лица заставляет меня думать, что я говорю вещи, неподвластные вашему пониманию.

— Нет-нет, я внимательно слушаю, просто это действительно… тяжело понять.

Кастедар затушил сигарету и продолжил.

— Я понимаю, о чем вы. Средняя продолжительность жизни человека сейчас — шестьдесят лет. Средний аирг живет в восемь раз дольше. Восемь человеческих жизней. Рин прожила одну. За семьдесят пять лет на ее долю выпало столько, сколько редко выпадает человеку и почти никогда — аиргу. Знаете ли вы, почему они живут закрытыми общинами и почти не контактируют с миром?

— Рин объясняла это тотальным расхождением взглядов на жизнь у людей и аиргов.

— Верно. Аирги ценят покой и стараются как можно меньше реагировать на происходящее в мире. У них очень тонкая душевная организация, их легко ранить неосторожным словом или действием. Как следствие этого — их психика крайне неустойчива к агрессивному воздействию. Даже развитие магии разума обязано своим течением именно этому фактору. Во времена завоевательных войн у них происходило самое мощное развитие магии разума, именно тогда были открыты техники, позволяющие воздействовать на память и психику.

— Рин упоминала, что хотела… покончить с жизнью. Почему ее просто не… не заколдовали, чтобы она этого не сделала?

— У нее слишком толстая шкура, она нелегко поддается чьему-то влиянию. К тому же, она обученный воин и знает, как сопротивляться магическому воздействию. В виду того, что она большую часть жизни провела среди людей, ей проще переживать некоторые, так скажем, ситуации, которые другие аирги не выдерживают. Рин не такая ранимая, как ее соплеменники, она хорошо держит удар и переносит тяготы. Но в этом-то и таится главная опасность: эффект переполненной чаши. Понимаете о чем я?

— Да. Кажется, да.

— Что бы Рин ни говорила, она остается аиргом по образу мышления. Те догмы, морально-этические установки, которые вкладывались в нее все детство, и которые действительно формировали ее личность, принадлежат аиргам, а не людям. Да, Рин копировала поведение людей, примеряла на себя, и в итоге рождалось нечто совершенно уникальное. И именно оно, это уникальное поведение, несло для нее главную опасность: Рин не чувствовала, где грань, за которую ей, представителю народа с совершенно иной психической организацией, нельзя перешагивать, понимаете? Она подвергала себя таким нагрузкам, каких не могла выдержать без последствий для своего разума. Сразу после победы над Рейко Рин отключилась, ее силы были истощены, нервное перенапряжение достигло своего пика и убило организм: Рин была в стадии перехода к биологической смерти, когда процесс умирания уже необратим. Сердце остановилось, мозг из-за кислородного голодания начал отмирать, но нам удалось обратить процесс. Для этого Роза запустила моторику организма — искусственное дыхание и массаж сердца, а я забрал магию Рейко, чтобы вложить ее в Рин. Только это позволило ей не умереть. Однако жизнь далась ей нелегкой ценой.

Анхельм заметил, что Кастедар впал в лекторский тон, но ему было так интересно, что он и не подумал останавливать увлеченного беседой демона.

— Что такое оживание как процесс? — спросил Кастедар. — Говоря в общем, это момент, когда все силы организма мобилизуются для перезапуска жизненно-важных функций. Дыхание и сердцебиение — это лишь моторика, но если она отключается, отключаются и главные процессы, поддерживающие жизнь в организме: ферментация и гормоны. Но иногда в момент оживания организму нужно мобилизовать так много сил на поддержание самого биологического процесса жизни, что на процесс восстановления личности их просто не остается. Грубо говоря, оболочка есть, но «дома» никого нет.

Мозг Рин, помимо универсальных знаний, помогающих выжить, хранил также то, что могло повторно травмировать организм. А он не мог допустить рецидива! Произошла удивительная вещь: включилась защитная реакция, и сбросился балласт биографической памяти. В момент колоссальной перегрузки, которую переживала Рин, мозг восстановил личность лишь частично, поэтому не потерялись навыки говорения, моторики и универсальные знания о мире. У Рин очень сложный случай: амнезия, спровоцированная двумя факторами — психо и травмо. Что такое истерическая тотальная ретроградная амнезия, если рассматривать ее с позитивной точки зрения? Это защитный рефлекс организма, позволяющий ему не погибнуть от нервного перенапряжения. Рин забыла все, что ее волновало; ее мозг, вместо того, чтобы тратить драгоценные силы на вторичный процесс установления личности, направил их на жизненно-важные процессы регенерации собственных тканей. Понимаете?

— Да, — ответил Анхельм, немного помедлив. Теперь для него действительно многое прояснилось, но демон смотрел на него скептически.

— Если я изъясняюсь непонятно, не стесняйтесь и уточняйте. Не стыдно чего-то не знать, стыдно не хотеть знать. В целом, вот такая картина. Магия мозга — удивительная вещь. Сомневаюсь, что люди хоть когда-то смогут изучить полностью этот поистине волшебный дар, что подарила им природа. Говоря о дарах, не могу не упомянуть кое-что: некоторые люди, перенесшие потерю памяти, никогда не восстанавливают свои воспоминания. Доживают с новой биографией, и иногда даже лучше, чем до происшествия. Я сталкивался с такими людьми, и все они говорили, что боги подарили им новую жизнь. Потрясающая точка зрения, учитывая то, как обычно люди трясутся за свою самость. Что касается Рин, она пока не проявила желания немедленно понять, что с ней произошло, у нее совершенно отсутствует истерика из-за утраты личности. Но точно сказать нельзя: прошло слишком мало времени. В любом случае, наш пациент попал в надежные руки. Мы восстановим ее память.

Анхельм перевел задумчивый взгляд на демона.

— Кастедар… А может быть, не стоит? Сейчас я смотрю на Рин и вижу ее лицо, словно впервые. Посмотрите, какая она тихая, какая спокойная и красивая. У нее даже морщинки разгладились. Может быть, это как раз тот шанс, данный ей свыше? Шанс начать жизнь заново?

Выражение лица Кастедара стало таким, словно он ждал подобного ответа.

— К сожалению, мы не можем ей этого позволить. Она должна послужить определенным целям, и только когда она их выполнит, сможет уйти с чистой головой на все четыре стороны.

— Это жестоко, — поморщился герцог. — Разве она заслужила это? Что такого сделала Рин, что ее всю жизнь так испытывают на прочность?

Кастедар долго не отвечал, его лицо стало печальным, черные глаза смотрели на девушку на кровати. А затем он сказал лишь одно слово, которое, возможно, для кого-то объясняло все.

— Родилась.

Анхельму на это ответить было нечего. То есть, конечно, он бы много чего возразил, но разводить философские дискуссии ему не хотелось. Кастедар кивнул и снова раскрыл книгу, которую читал до разговора с герцогом. Некоторое время никто ничего не говорил, лишь шелестели страницы книги. Анхельм взглянул на обложку и прочитал на левадийском: «В лабиринтах разума: направо или налево?»

— Однако где же носит копытного? — нахмурился Кастедар. — Времени уже десятый час. Неужели он ушел на всю ночь?

— Оставьте его в покое, ему это видеть еще тяжелее, чем мне. Правда, не понимаю почему.

Кастедар усмехнулся.

— Потому что однажды он это уже наблюдал. Рин не в первый раз теряет память. Ну, вы знаете, она говорила.

— Но при чем здесь он?

— Выскажусь туманно, но он здесь при всем. Ваша светлость, умерьте свой интерес, вам действительно не нужно этого знать.

Анхельм устало опустился на диван и прикрыл глаза.

— Что я натворил? Ведь все это заварилось из-за меня. Мне следовало просто притвориться, что я не заметил эти огрехи в отчетностях. Мне следовало сказать Рин, что мы не будем проводить никакое расследование. Мне следовало отказать Розе в просьбе выслушать ее… Если бы я только знал, как здесь все сложно… Я заварил такую кашу!

Кастедар молчал. Когда стало понятно, что продолжения фразы не последует, он вздохнул и сказал:

— Похоже, придется поработать. Ваша светлость, найдите в этом положительную сторону.

— Вы издеваетесь? — вскинулся Анхельм. — Как можно найти что-то положительное во всем произошедшем? Вы слышали, что обсуждает весь город? Резню в доках! Двести тридцать шесть человек погибших! Резня в отделении полиции! Двадцать три человека, среди них шестеро — полицейские. Зверски убит главный следователь, убит губернатор. Дом губернатора подвергся нападению, в постели лежит убитая губернаторская дочь, в подвале — следы жуткой битвы и тела экономки и Френсиса Закари, главного человека, державшего этот город. Ну какие, к горнидам, плюсы?

Кастедар спокойно выслушал эту бурю эмоций и сказал:

— Я не говорю об общественном мнении, я говорю о выгоде для вас лично. С этой ситуацией вы столкнулись бы в любом случае, верно? Верно. Вы были поставлены перед фактом преступлений, которые не могли проигнорировать. На обратном пути вы начали бы расследование, верно я говорю? Так вот, если сейчас я сопровождаю вас, то в Соринтию вы вернулись бы уже без меня, а значит, без моей поддержки. И те проблемы, которые сейчас решаю я, вы бы решали сами. И надо сказать, вряд ли бы решили. Хотя, конечно, на вашей стороне был бы Фрис, но и он тоже не может эффективно справляться с некоторыми задачами. Он из другого мира, мира магии. Он прекрасно ориентируется в легендах, сказках, философии, однако далек от, так скажем, материальностей. Он похож на дикое животное. Я же живу с людьми, поэтому понимаю, как поступают люди, почему, зачем. Я более приземлен, если можно так выразиться. Теперь вы поняли плюс?

Анхельм кивнул в ответ, но слова Кастедара все равно были не слишком убедительными.

— Я опозорился. Я обещал, что защищу Рин от любых проблем. А вместо этого барахтался в луже крови и рыдал, как девчонка.

— Полагаю, это вас заботит больше всего, — добавил Кастедар терпеливо. — Ваша гордость, которую вы так долго пестовали в себе, была растоптана в мгновение.

— Пятнадцатилетняя девочка, которую изнасиловали и избили у меня на глазах, сопротивлялась ситуации больше, чем я, взрослый мужчина. Я не имею права называть себя мужчиной. Мой дядя был совершенно прав: мне не место на политической арене. Я слаб и беспомощен. Я боюсь, что не справлюсь с тем, что взваливаю на себя. Я сгорю так же, как и Рин.

Кастедар молчал, очевидно, позволяя Анхельму погрузиться в собственные размышления.

— Рин не место рядом со мной. Я не смогу ее защитить.

— Вот мы и добрались до истинной причины. Подумайте вот о чем: разве человек не становится сильнее, когда сталкивается с настоящими трудностями? Теория — это хорошо, но навыки приобретаются только в деле. Не приведите боги, конечно, чтобы это стало навыком. Ваши… родители погибли, когда вам было десять лет. Вы были слишком малы, чтобы впустить горе полностью в свое сознание, и это нормально. В том возрасте вы бы с ним не справились. Но сегодня с вами не произошло чего-то столь ужасного, как тогда. Вы никого не потеряли, горя на самом деле нет. Горе не у вас, а вот у этой девочки, потерявшей все. Горе у Рин, потерявшей память. Но у вас все в порядке. И даже больше: сегодня вы увидели, что Рин перед вами бесстрашно сбросила маску, которую носила долгие годы. Вы хоть поняли, что она доверилась вам? Она поверила, что вы не отвернетесь от нее, если увидите, какой она может быть.

«Я преступник, у которого руки по локоть в крови!» — вспомнил Анхельм слова Рин. Действительно, она же говорила… Почему он не придал этому значения? Потому что был слишком очарован ее долгожданным присутствием? Любовь затмила для него все? Похоже…

— Откуда вы… так хорошо знаете это?

— Глупый вопрос. Действительно глупый, — качнул головой Кастедар. — Я знаю все. У демона работа такая — все знать.

— Мне кажется, я никогда не стану прежним, — сказал Анхельм, понимая, что раз уж его тянет на откровенный разговор, то лучше сейчас, когда момент располагает. — Я никогда не видел столько крови, никогда не чувствовал такого ужаса, как в те секунды. Рин была действительно страшная тогда, я до смерти перепугался. Она хотела убить всех, кто был в комнате. Понимаете? Хотела! Пусть из благих побуждений, она готова была сама прикончить нас, чтобы не дать Рейко издеваться над нами и использовать в своих интересах… Но она бы сделала это, и ничто бы ее не остановило. Она выглядела такой потерянной, когда принимала решение… Ее голос…«Пусть меня саму кто-нибудь спасет». В ту секунду она молила о помощи, о подсказке, а я не понял ее. Вместо этого я просил ее спасти меня…

— Анхельм, перестаньте казнить себя. Рин не только выполняла приказ, она все равно стала бы спасать вас, даже если бы вы того не захотели. Не потому что чувствовала любовь к вам, а потому, что иначе просто не смогла бы. В этом вся Рин — спасать других, забывая о собственном благе. «Я этой стране ничего не должна, чтобы геройствовать зазря». Помните? Она лгала, пыталась убедить саму себя. Вы видели ее взгляд, когда мы сошли с корабля, и нас окружила толпа беженцев? Попрошайки тянули к ней руки, а она готова была отдать им все, что у нее было, если бы не знала, что, протяни им палец, — они откусят руку по плечо. Рин чувствует себя виноватой в их судьбах. «Если бы я выполнила приказ, промолчала, не сказала под пытками ни слова, — война бы не началась». Так думает Рин. Но она совсем не понимает, что война — слишком масштабное действо, чтобы начаться только по одной-единственной причине.

Того, что случилось, уже не изменить. Последствия ваших решений и решений Рин скоро наступят, и вот тогда вы сможете действительно проявить себя и восстановить свое доброе имя. Хотя на самом деле никто — никто! — не считает, что вы его потеряли.

Анхельм не ответил, молча смотрел в потолок. Однако мысленно согласился с тем, что говорил ему мудрый демон. Сегодня произошли ужасные вещи, но, пусть на первый взгляд этого не было видно, среди них тоже было что-то положительное. Нет худа без добра.

— Кастедар, вы не хотите пойти поужинать? Признаться, я зверски голоден.

— Я не голоден, но компанию вам составить обязан, раз уж я — единственный ваш охранник на данный момент.

Он оглянулся на сладко спящую Рин, затем на Розу и кивнул.

— Пойдемте. Они под заклятием и никуда не денутся.

Рин проснулась. Огляделась: в комнате не было никого, кроме той девочки. Как же ее зовут? Какое-то цветочное имя… Роза? Да, похоже на то. Роза спала на кушетке, подложив сложенные ладошки под голову. Рин еще немного поразглядывала спящую девочку, потом поднялась и пошла умываться. Рин точно помнила, что у нее должна быть зубная щетка и порошок, но где их искать среди этого бардака? Девушка открыла один чемодан, в нем оказалась женская одежда. Она переворошила все, но щетку не нашла. Во втором искомого тоже не оказалось, зато нашла знакомую на вид записную книжку. Рин стала листать ее, с удивлением осознавая, что может читать записи. На одной из последних страниц были какие-то закорючки, а рядом приписано ее рукой: «Анхельма обслуживает Центральный банк Соринтии, отделение в Кандарине. Дела ведет Горан Малкович. Предъявить перстень и номер счета». Это ни о чем ей не говорило, поэтому она принялась смотреть другие записи.

«25.12.4009

Анхельм Вольф Танварри Ример — это мой диагноз. Когда наши взгляды встретились, мне показалось, что я знаю его всю жизнь. В груди было такое замечательное чувство восторга и полета, какого я не испытывала очень давно. Его волосы похожи на лунный свет, а глаза — на самые яркие топазы, какие когда-либо видел мир. От него веет теплом и добротой, я хочу остаться с ним… Как жаль, что нельзя. Проклятый приказ. Ну почему?! Почему?!»

— Анхельм… — проговорила Рин, безуспешно пытаясь вызвать в памяти его лицо. — Он мне нравился? Я его… как это? Любила?

Рин листнула разом десяток страниц и стала читать дальше.

«01.01.4010

Пить мне нельзя — факт. Ибо глупости моей, когда я пьяна, нет предела. Как я вообще могла так поступить?!

Алкоголь дал по голове, я не смогла сдержаться и меня понесло откровенничать. В итоге показала Анхельму свое прошлое, чтобы объяснить, почему не могу иметь детей. Боги, это было ужасно… Я едва не убила его… Но Анхельм… То ли глупый, то ли просто настолько добрый человек. Он мало того, что не разозлился на меня, так еще и сказал, что это только к лучшему… Он понимает меня. Обещал всегда защищать. Обещал стать моим стилетом, моим доспехом. Глупо, конечно, ведь это я должна защищать его. Но я была так растрогана этими словами, что не выдержала и поцеловала его. Не знаю, как так произошло, но после этого мы занялись любовью. Это было… изумительно! Я никогда не чувствовала себя лучше, чем с ним. Анхельм такой заботливый, мне было так хорошо с ним! Я никогда не хочу забыть это волшебное чувство… Не хочу потерять это ощущение тепла и ласки, мне кажется, что я согреваюсь рядом с ним. Смешно, да? Но я таю, как снежинка в его руках, и ничего не могу с этим поделать. Нелегко признавать, но я настолько истосковалась по любви, что бросилась в омут с головой… Не знаю, к чему это приведет, но я хочу хотя бы еще немножко погреться рядом с ним, прежде, чем его не станет.

Арман приехал с ужасными вестями: Илар погиб в схватке с гвардейцами. Проклятый кристалл! Ненавижу! Ненавижу! Чтобы ты треснул, проклятый! Почему мои друзья уходят? Почему я остаюсь жить, а они исчезают один за другим?! Я больше никогда… Еще один мой друг больше никогда не улыбнется мне…

Спи спокойно, Илар, ты был замечательным товарищем. Мне жаль, что я не была рядом. Наверно, я смогла бы тебя спасти».

Рин оторопело читала эти записи, но не могла поверить, что они написаны ее рукой, что это она пишет об Анхельме, об Армане и Иларе. Кто все эти люди? Они с Анхельмом спали? Их связывают настолько глубокие чувства?

Рин передернулась и отбросила дневник прочь. Нервно раскрыла другой чемодан и наконец-то нашла то, что искала: щетку. Придя в ванную комнату, она наполнила из кувшина стакан воды, прополоскала рот и тщательно почистила зубы. А затем взглянула в зеркало над умывальником и испуганно выдохнула. Стакан выскользнул из ее рук и разбился. Усилием воли она подавила истерику в зародыше и выскочила из ванны. Несколько минут стояла, пытаясь отдышаться. Затем набралась храбрости и снова подошла к зеркалу. Белокурые пышные волосы до пояса, ярко-зеленые глаза, симпатичное лицо — все это было бы нормально, но ее кожа… почему она белая? Ведь настоящий цвет другой! Ее родной цвет должен быть теплым сиреневым. Что с ней сделали? Рин почувствовала себя обманутой. Почему никто ей не сказал? Нет, так не годится… Все это плохо, просто ужасно! Нужно уехать.

Рин бросилась в комнату и нашла тот чемодан, в котором лежали женские вещи. Нашла в нем довольно интересные нежно-голубые брюки из льняной ткани, белую рубашку и переоделась. Ткань, конечно, была ужасно мятой, в такой на улицу выйти стыдно. Рин все сняла и вернулась в ванную, где сбрызнула и встряхнула одежду. Повесила сушиться на спинку дивана и принялась аккуратно собирать все, что вытряхнула из чемодана. Затем выдернула один листочек из записной книжки и написала послание Кастедару на том языке, который знала:

«Я решила уехать. Не помню ни одного города, так что остановлюсь там, где мне больше понравится. Я смогу позаботиться о себе, не волнуйтесь за меня. Мне жаль, что так вышло, но я вынуждена уехать немедленно. Спасибо за заботу!

Рин».

Поставив точку, перечитала два раза. Подумала немного и приписала внизу:

«Я взяла чемоданы с женской одеждой и красную сумочку, мне кажется, она моя. Если прихватила что-то чужое, прошу понять и простить».

Оставила записку на стеклянном журнальном столике и придавила сверху пресс-папье. После чего оделась и обулась в найденные в том же чемодане туфли на широком и устойчивом каблучке. Снова проверила, чтобы не осталось никаких ее вещей, подхватила чемодан и выскочила из комнаты.

Она не знала, куда поедет, но главное — подальше отсюда.

Глава 4.2

Рин брела по улице, разглядывая здания. Проходя мимо милого заведения, где рядом со входом стояло большое чучело оленя, она почуяла запах еды. Живот заурчал, Рин взялась за ручку двери и решительно толкнула. В зале было немноголюдно. В углу слева, на небольшом подиуме, играли музыканты, перед ними рядами располагались столы для гостей, прямо перед входом была стойка, за ней стоял мужчина средних лет в белой рубашке с короткими рукавами и в льняном жилете цвета терракоты.

— Добрый вечер! — поприветствовали ее. Рин обернулась и увидела девушку в милом платьице с белым передником, на котором был вышит олень. Ее черноволосую головку украшал ободок с тряпичными оленьими рожками. — Вам нужен стол?

— Мне нужен ужин, — поправила ее Рин, удивляясь, зачем ей стол.

— Пожалуйста, присаживайтесь сюда.

Девушка проводила Рин к столу и протянула ей книжку.

— Меню. Обратите внимание на тунца. Сегодня утром выловили.

Рин послушно взяла меню, раскрыла и уставилась, как баран на новые ворота. Все было исписано непонятными каракулями. Чтобы не вызывать подозрений, она ткнула пальцем в две разных строчки, девушка записала и ушла. Спустя некоторое время ей принесли заказ: тарелку холодного сладкого «супа» из фруктов и блюдо, на которое была навалена горка жареной рыбы и морских гадов, украшенная ароматной зеленью. Конечно, голод способен превратить почти любое блюдо в нектар, но, даже не обращая внимания на него, все было очень вкусно приготовлено и красиво подано, и Рин это оценила. Хотя сочетание продуктов было еще то…

— Хотите горячий напиток или холодный? — участливо спросила девушка. Рин немного подумала и решила, что ей сейчас лучше всего подойдет то, что она привыкла пить.

— Травяной чай. И что-то на десерт.

Девушка кивнула и ушла, а Рин принялась думать, почему ей захотелось именно чай, и почему она решила, что привыкла пить чай. Ей определенно хотелось сладкого. Может быть, в прежней жизни она любила сладости? Поняв, что ответа на этот вопрос ей не найти, Рин пришла к выводу, что теперь ей просто нужно заново обзавестись привычками. Если что-то вспомнится — хорошо, нет — не надо, она найдет себе новое. Поедая вкусный тортик, Рин размышляла, чем займется, и как будет зарабатывать на жизнь. Неизвестно, что она умеет. Но ведь она может научиться чему угодно, так? К примеру, выпечка. Это вкусно. Так, может быть, нужно стать тем, кто делает это?

Почему-то такая мысль не воодушевила, и она решила ее оставить. Некоторое время она наблюдала за залом.

«Как интересно одета эта леди», — подумала Рин, с восхищением разглядывая сидящую в зале женщину лет тридцати. Длинные стройные ноги обуты в туфли на тонком, высоком каблуке. Рин не могла определить их цвет, было слишком темно. Ткань молочно-белых брюк с широкими штанинами таинственно мерцала и словно струилась. Рин почему-то была уверена, что эта ткань называется креп-сатин. Ее персиково-золотая блуза была также креп-сатиновой, с рукавами в три четверти длины и полукруглым вырезом, обнажающим плечи. Рин взглянула на них, перевела взгляд ниже и с каким-то странным чувством восторга и стыда отметила, что под блузой у незнакомки ничего нет. Никакой нательной рубашки. Поэтому при каждом движении рук и плеч, — а жестикулировала она активно! — тонкая ткань натягивалась на полной груди. Внешность леди притягивала к себе внимание, будто яркое пятно посреди серости. Гладкие и блестящие кофейного цвета волосы, стянутые в узел на затылке, изогнутые высокие брови, красивое лицо с тонкими и четкими чертами, пухлые рубиново-красные губы и подведенные чем-то черным глаза миндалевидной формы. Ее темная, бронзового оттенка кожа экзотично контрастировала со светлой одеждой. Все это удивительно гармонировало, создавая уникальный стиль, Рин не видела еще ничего даже примерно похожего ни на ком. Дама беседовала с мужчинами в строгих черных костюмах, сидящими с ней за одним столом, улыбалась и пила что-то красное из бокала. В ней чувствовалась самодостаточность, но без самолюбования, экстравагантность, но без вычурности. В ее движениях, улыбке и жестикуляции не было кокетливости, жеманности или снисходительной насмешливости, присущей хищницам-соблазнительницам. С мужчинами из компании она вела себя на равных. Рин это показалось странным и восхитительно смелым.

— Вы желаете что-нибудь еще, госпожа? — спросила подошедшая девушка в передничке. Рин улыбнулась, подавая ей пустую тарелку, и ответила:

— Еще чашечку чая. Вы не могли бы мне сказать, кто эта леди?

Девушка обернулась, чтобы посмотреть, и объяснила:

— А, эта леди? Ее зовут Вивьен Мелли, она известный модельер из Левадии. Говорят, она придумывает одежду для самой королевы Левадии, ее величества Сандры. Она часто останавливается в Лейгесе, когда ездит в Соринтию и Мариней, а живет в Магредине. Она наш постоянный клиент. Ах, как бы я хотела получить хоть один наряд, сделанный ею! — девушка мечтательно вздохнула. — Ничего, вот заработаю денег, поеду в Магредину и куплю.

Девушка еще раз вздохнула и ушла. А Рин принялась размышлять о том, почему незнакомка так заинтересовала ее. Откуда она знала все названия деталей ее одежды? Вроде бы Кастедар говорил, что ее знания о мире сохранились… Может ли быть так, что она когда-то занималась одеждой? Воодушевленная этой мыслью, Рин принялась рассматривать всех посетителей, пытаясь понять, кто одет, на ее вкус, плохо, а кто — хорошо. Занятие оказалось настолько увлекательным, что она не сразу поняла, что к ее столику подошли. Повернув голову, она увидела одного из тех мужчин, кто сидел с этой красивой леди. Она окинула его долгим взглядом и спросила, что ему угодно.

— Я вижу, вы одна здесь? Леди Мелли приглашает вас за наш столик. Не хотите ли присоединиться? В компании будет веселее проводить этот чудесный вечер!

Рин немного разволновалась, сможет ли она держать лицо перед этой прекрасной женщиной, но затем решила, что дело того стоит. Уж очень ей хотелось узнать больше о мире и самой женщине. Решительно поднявшись, она прошла за столик к ним. Леди Мелли приветливо улыбнулась ей и протянула руку. Рин пожала, стараясь выглядеть столь же уверенной в себе.

— Добрый вечер! — поздоровалась леди Мелли приятным, довольно низким голосом. — Я заметила, что вы скучаете в одиночестве и осмелилась предложить вам нашу компанию. Вы не против присоединиться к нам? Как вас зовут?

— Добрый вечер. Меня зовут Рин, рада знакомству. Надеюсь, я вам не помешаю. Вы же Вивьен Мелли, знаменитый модельер, верно?

Вивьен добродушно рассмеялась, сверкая белоснежными зубами. Ее темные глаза с интересом рассматривали Рин.

— Верно, верно. Я три дня назад вернулась из Гор-ан-Маре, где у меня был показ. Сегодня последний мой день здесь, завтра утром я отплываю в Магредину. А вы одна в Лейгесе?

Рин задумалась, как ответить.

— Да, думаю, теперь одна.

— Хей, Бернис, — Вивьен махнула девушке-официантке, — налей-ка нам еще вина, а нашей гостье… Что вы будете, Рин?

— Пожалуй, еще кружку чая. Мне нельзя вино, — пояснила она в ответ на удивленный взгляд Вивьен.

— Вы здесь в деловой поездке? Ваш чемодан довольно большой, как вы справляетесь одна?

— Нет, думаю, что… — Рин вздохнула. — Ох, это сложно объяснить.

— У нас впереди масса времени, вина и чая, не стесняйтесь, Рин, — улыбнулась Вивьен.

Рин снова тяжело вздохнула и решила, что, наверно, стоит выложить все, как есть.

— Я не знаю, что я здесь делаю. Дело в том, что я попала в какое-то происшествие и потеряла память.

Лица присутствующих недоверчиво вытянулись. Рин поняла, как странно это прозвучало, и с виноватой улыбкой принялась объяснять:

— Понимаю, это звучит немного дико. Но это так. Все, что я смогла о себе узнать — это мое имя, и что у меня есть компания, с которой я не хочу оставаться. Я не помню, откуда я, есть ли у меня родня, словом, ничего не помню. Но, признаться честно, это не очень-то меня волнует. Я хочу уехать из этого города и поселиться где-то, но не знаю ни одного места. Может быть, вы могли бы подсказать мне такое? Где будет приятно жить человеку, который знает о себе только, что ему нравятся сладости, травяной чай, море, красивые люди и красивая одежда?

Вивьен выглядела весьма озадаченной.

— Вы хотите сказать, что собираетесь бросить все и ехать, куда глаза глядят?

Рин кивнула и отпила чай.

— Позвольте, — вмешался один из мужчин, лет сорока, с тонкими аккуратно стрижеными усиками, — но может быть, вас ищут друзья? Они знают, что вы здесь?

— Они знают, что я ушла. Я оставила им записку, а до того предупреждала о своем уходе. Я не хочу продолжать путь с ними. Они не вызывают у меня доверия, понимаете?

— Позвольте, мы, незнакомцы, вызываем больше доверия, чем ваши друзья?

— Да, именно так. Мне кажется, что те люди хотят меня использовать для чего-то, хотя я ума не приложу, для чего я могу им понадобиться. Простите, если все это звучит странно и дико.

Вивьен подалась вперед, ее глаза сузились, и хотя смотрела она недоверчиво, сказала совсем другое:

— Я верю вам. Вы чувствуете, что эти люди могли к вам как-то плохо относиться?

— Хотя я не могу объяснить это логически, но почему-то мне кажется, что память я потеряла из-за них. Поэтому я и хочу уехать как можно дальше.

— А на какие средства вы собираетесь жить в другой стране?

— У меня есть деньги с собой, но я не знаю, сколько их.

— Вы умеете что-то делать?

— Не знаю.

— Вы очень милая, хорошо одеты. Если я не ошибаюсь, а я обычно в таких вещах не ошибаюсь, эта блуза от Хорхе Донреса. У него одеваются аристократы, значит, вы обладали большими деньгами до того, как потеряли память. У вас нет травм? Никто не бил вас по голове? Может быть, вас ограбили?

Рин улыбнулась и отрицательно покачала головой.

— Нет, травм нет, я в порядке и мои деньги при мне. Мои друзья говорили, что могут восстановить мою память, как только мы приедем в Левадию, но…

— Так почему вы не сделаете этого? — изумилась Вивьен, перебивая Рин.

— …но я не хочу ее восстанавливать. Что-то подсказывает мне, что мне нужен длительный отдых и новая жизнь.

— Вы очень странная, Рин. Настолько же странная, насколько и милая, — откровенно сказала Вивьен. — Вы мне нравитесь. У вас есть стиль, вы умеете подать себя. У вас хорошая фигура и красивое лицо. Вы красите волосы? Не слишком похоже, что это ваш родной цвет.

— Возможно, крашу. Пару часов назад я впервые посмотрелась в зеркало. Вы знаете… я так испугалась. Мне кажется, до потери памяти я выглядела иначе. Моя кожа была другого цвета. Странно, правда?

Теперь в глазах Вивьен вспыхнул жгучий интерес.

— А какой, как вы считаете, должна быть ваша кожа?

— Такой теплый оттенок сиреневого.

Рин не поняла, почему улыбки в компании мгновенно погасли, а взгляды из заинтересованных превратились в настороженно-испуганные.

— Я что-то не то сказала? — занервничала она. Вивьен молчала.

— Понимаете, Рин, — сказал тот мужчина, который пригласил ее за стол, — такой цвет кожи встречается только у одной-единственной народности. Аирги.

При этом слове в памяти Рин что-то вспыхнуло. Голову мгновенно слово бы проткнули иглами, она со стоном приложила ладони к вискам и закрыла глаза. Чувство реальности ускользало от нее, как будто она начала проваливаться в сон. Чьи-то руки взяли ее за плечи, кто-то спросил, что с ней, Рин не ответила. В сознании вспыхнула картина: она обнаженная стоит перед зеркалом и водит по своему телу большой кистью, вымазанной в чем-то белом. Кожа из сиреневой становится белой, словно ее искупали в сметане. Рин улыбается отражению, рядом вдруг появляется фигура того блондина, Анхельма. Он целует ее в шею и обнимает, белое вещество попадает на него, Рин отпихивает его с улыбкой и словами «прекрати, не трать краску». И все погасло. В голове загудело, рот наполнился слюной. Она глубоко задышала и всхлипнула.

— Рин! Рин! Бернис, холодной воды сюда! Скорее!

К ее лицу прикоснулось что-то влажное, и девушка открыла глаза. Все плыло и кружилось, она снова зажмурилась.

— Стемпсон, да что ты творишь?! Ее нужно положить! — мужской голос.

— Куда?!

— Да хоть на пол!

Рин чувствовала, что кто-то берет ее на руки и укладывает на пол. Вокруг закудахтали, затопотали, эти звуки были слишком громкими для ее чутких ушек. Вода полилась ей на шею, кто-то махнул под носом чем-то ужасно вонючим, и Рин резко распахнула глаза. Попыталась сесть, но ее удержали.

— О боги, — выдохнула она и забормотала: — Кажется, я… Я не уверена… Но, кажется, я вспомнила. Сиреневая кожа?.. Я аирг…? Я… И один из моих друзей… Он… Мы были в отношениях? Он целовал меня…

Вивьен сидела рядом и вглядывалась в ее лицо с выражением потрясения, неверия и страха. Официанты нависали над Рин, столпившись кругом. Мужчина с усиками поддерживал за шею, другой держал руку на ее пульсе.

— Вивьен, — сказал последний, — что с ней делать?

Леди Мелли задумчиво пожала плечами, с сомнением оглядывая несчастную Рин.

— Признаться честно, Том, я бы не хотела взваливать на себя чужие проблемы, но пройти мимо человека в беде… Простите, аирга в беде… Это было бы неправильно. Вы в порядке, милая барышня?

Девушка помедлила с ответом. Комната уже не качалась, все было довольно четким и ясным.

— Я думаю, что в порядке, — медленно ответила она, четко выговаривая каждый слог. — Туфли темно-красные.

— Что? — переспросила Вивьен, глядя на Рин, как на сумасшедшую. Та указала на ее туфли, которые никак не давали ей покоя.

— Ваши туфли. Темно-красные. Красивые туфли. Мне нравятся.

Вивьен выглядела одновременно польщенной и растерянной.

— Если вы сейчас подниметесь и скажете, что с вами все хорошо, я вам подарю похожие, — заверила она. Рин чуть встряхнула головой, в которой снова стало пусто и звонко, и медленно села.

— Я в порядке. Вы… отпустите наконец мою руку.

Мужчина послушно выполнил ее просьбу. Рин, пошатываясь, поднялась и села на стул. Компания снова расселась вокруг стола, столпившиеся официанты и посетители стали расходиться по своим местам, но некоторые оглядывались на Рин и шептались.

— Я должна покинуть это место, — сказала Рин с твердой убежденностью. — Уехать немедленно.

Вивьен сама наполнила бокал вином, отпила и ответила:

— Что ж, раз у вас есть такое твердое решение уехать, почему бы вам не поехать со мной в Магредину?

Рин понравилось это название. В нем было что-то приятное и смутно-знакомое ее слуху.

— Как туда попадают?

— На корабле. Через океан.

— На корабле… А как попадают на корабль?

— Купите билет. Приличная каюта и еда обойдутся примерно в восемь тысяч ремов. Если у вас нет таких денег, я заплачу, а вы потом поможете мне. Кажется, у меня есть идея работы для вас.

Рин повернулась к своему чемодану и достала из него маленькую алую сумочку. От ее внимания не ускользнуло то, как заинтересованно расширились глаза Вивьен.

— Это сумочка моей работы, Рин. Я придумала ее, — сказала Вивьен. Рин подняла глаза на нее.

— В самом деле?

— Это последняя коллекция, я привезла ее в Гор-ан-Маре на позапрошлой неделе. Вы были там, вне сомнений. И так как эта сумочка стоила больше, чем билет на корабль до Магредины, я делаю вывод, что деньги у вас все-таки есть. Я верю в судьбу, Рин. Похоже, что судьба хочет, чтобы я помогла вам.

Рин задумалась. Ее мысли вернулись к той странной книжечке, где было написано о банке, где обслуживается Анхельм, и номере его счета. Могло ли быть так, что этот самый Анхельм купил ей эту сумочку? Может быть, она была у него вроде содержанки? Фу, как это мерзко! Противно даже думать об этом! Стараясь скрыть смущение, она раскрыла кошелек и уставилась на лежащие в нем купюры. Надписи на них ничего не говорили ей.

— Рин, ваших денег хватит на билет до Магредины и на пару месяцев хорошей жизни там, — с уверенностью сказала Вивьен. — Ребята, думаю, на сегодня вечер окончен, можно расходиться по гостиницам. Времени уже половина второго, а вставать ни свет ни заря. Рин, спрошу еще раз: вы точно хотите уехать? Вы уверены в своем желании оставить всех, кто был дорог вам, и кому вы, вероятно, были дороги?

Рин глубоко вдохнула, выдохнула, досчитала до десяти. Отпила чай. Наконец ответила, серьезно глядя на Вивьен:

— Да, Вивьен. Я уверена. Если я действительно дорога кому-то, он отыщет меня. Во что бы то ни стало. Судьба сведет нас. А теперь, пока мы идем к гостинице, расскажите, что за работу вы хотите мне предложить?

Знаменитый модельер предвкушающе улыбнулась.

Примерно в три часа ночи Лейгес превратился в гудящий улей. Конечно, и до того было что обсудить, взять к примеру резню в доках и полиции. Но теперь это событие приобрело особый вес и окрасилось в очень яркие краски. Дело было в том, что в порт прибыла флотилия военных кораблей, и на берег сошел сам владетельный герцог Хавьер Риккардо Гальярдо ди Уве-ла-Корде. А встречал его министр финансов Соринтии, первый наследник престола, герцог Анхельм Вольф Танварри Ример собственной персоной.

— Где она? — спросил Хавьер вместо «здравствуйте». — Где Роза?

— Во-первых, здравствуйте, Хавьер. Во-вторых, ваша сестра сейчас в моем номере в гостинице, спит. В-третьих, приготовьтесь к бессонной ночи. Проблем масса, и мы должны решить все в срочном порядке. Идемте.

Анхельм круто развернулся на каблуках и зашагал в сторону конторы. Гальярдо и его свита поспешили за ним.

— Кто-нибудь объяснит, что произошло? Роза написала мне письмо, от которого у меня волосы на голове дыбом встали. Я сделал запрос в департамент безопасности, вызвал «Тигров». Если выяснится, что они зря сюда ехали…

— Поверьте, не зря. Ваша сестра ни на толику не преуменьшила опасность, однако, я не знаю даже, с чем «Тиграм» осталось разбираться. Но сейчас не время и не место обсуждать это. Понимаете, о чем я?

Хавьер сердито всплеснул руками, но Анхельм не обратил на это никакого внимания.

— А это кто с вами? — спросил он, кивая на Кастедара, безмолвно шедшего рядом.

— Я посланник его величества Илиаса Третьего Левадийского, сопровождаю его светлость Римера в Магредину.

— Вас сопровождала женщина. Где она? С Розой?

Анхельм ничего не ответил на это, лишь прибавил шагу. Хавьер пытался добиться ответа, но безуспешно. Когда они вошли в номер, сердце герцога пропустило удар: Роза все так же спала, а вот постель Рин была пуста. Кастедар в два шага пересек комнату и заглянул в ванную. Вышел и встретился взглядом с растерянным Анхельмом. Поднял руку и показал ему осколок стекла от разбитого стакана.

— Кастедар… — слабо вымолвил герцог. Кастедар снова осмотрел комнату, как будто надеялся, что Рин сейчас вылезет из-под кровати.

— Это что? — демон метнулся к столику и взял записку. Пробежал взглядом и протянул Анхельму. Текст был написан на аириго, который Анхельм немножко знал. Записку он читал так медленно, словно это был годовой финансовый отчет, а не несколько предложений нехитрого смысла.

— Ушла. Она ушла, — с ужасом высказал Анхельм слова, что крутились у него на языке.

— Да что, задери вас горниды, здесь происходит?! — воскликнул Хавьер, потеснив Анхельма и врываясь в комнату. — Роза! Проснись! Я здесь!

— Она не проснется еще несколько часов, ваша светлость, — сказал Кастедар, захлопнув дверь, за которой осталась вся свита Хавьера: четверо охранников и две служанки. Провел ладонью над деревянной поверхностью, которая едва видно замерцала синевой, и добавил: — Она под действием мощнейшего успокоительного заклинания.

— Если вы сию секунду не объясните мне, что происходит, я…

— Что вы? — мрачно процедил Анхельм, зверея на глазах. — Что вы, Хавьер, можете сделать, кроме как тявкать, словно цепная собака?

— Выбирайте выражения, Анхельм! — обернулся к нему герцог Гальярдо. — Я вам не какой-нибудь купец из гильдии! Я не ваш подчиненный! Мы с вами одного положения!

Анхельм в один шаг оказался рядом и близко наклонился к его лицу, вглядываясь в озлобленные пронзительно-серые глаза:

— Объяснить вам что здесь произошло? Я объясню. Ирэн Эмерси, которая меня сопровождала, спасла нас всех от верной гибели, а острова от военного переворота. Но цена за спасение оказалась непомерно высока. Она потеряла память и сбежала демон знает куда. Вашего дядюшку убила его собственная экономка по имени Рейко, которая устроила на этом острове пункт работорговли и лагерь нелегальных войск. Из-за нее мы все здесь едва не погибли, и на острове до сих пор полно верных ей людей. Чудо, что я и Роза остались в живых! Утром Роза сказала мне, что не раз звала вас разобраться, значит, вы были предупреждены о ситуации еще демоны знают когда! — прикрикнул Анхельм и схватил Гальярдо за грудки. — Так какого же, простите, ляда на ваших территориях творится подобное?! Не знаете? А я вам скажу: потому что вы безответственный, честолюбивый, пустоголовый, напыщенный павлин!

Анхельм отпустил ошарашенного Хавьера и обратился к демону.

— Кастедар, делайте все, что угодно, но отыщите ее. Любой ценой, как хотите! В присутствии свидетеля дозволяю вам выступать от моего имени, представляться моим другом, сватом, братом… кем угодно! Верните мне ее!

Кастедар окинул оцепеневшего герцога Уве-ла-Корде долгим взглядом и ответил:

— Да, господин Ример.

Демон подошел к Розе, прикоснулся указательным пальцем к ее лбу, и голову девочки на мгновение охватило пурпурное сияние. Затем он вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь. Анхельм бессильно опустился на диван. Скрыл лицо в ладонях, собираясь с мыслями для долгого разговора.

— Хавьер, я не хочу больше ругаться и не хочу спорить. Все, о чем я расскажу сейчас, могут подтвердить посланник Левадии и ваша сестра. У вас есть выбор: либо верить нам на слово, либо нет. Доказательства предоставить я, вероятно, смогу, но для этого мне придется зайти с вами в этот проклятый дом Алавы. Боги свидетели — у меня нет никакого желания это делать.

— Да расскажите же, что произошло… — промолвил герцог, со странной обреченностью глядя на Анхельма. Очевидно, он готовился к самому худшему.

Когда Анхельм закончил свой рассказ, на Гальярдо было страшно смотреть: он весь посерел, словно дорожная пыль, его руки тряслись, губы дрожали. В один миг он постарел лет на десять. Мужчина потянулся к спящей Розе и прижал к себе, баюкая ее, как любимое дитя.

— Моя маленькая! Моя девочка… Как они могли так с тобой поступить? Почему ты не написала, что все так серьезно? Чего ты боялась?

— Я боялась, что ты не поверишь мне, отец, — тихо ответила Роза, отстраняясь. — Ты же сказал, никогда не обращаться к тебе без крайней нужды.

Анхельм перевел ошеломленный взгляд на Розу. Увидев их теперь рядом, он обомлел: фамильного сходства между ними не заметил бы только слепой. Черные волосы, такой же нос, уши, линия подбородка. Это что же получается? Жена Алавы наставила ему рога с его собственным племянником и родила от того дочь? Вот это номер!..

— Не настолько же крайней, глупый ребенок! Боги! Роза, что ты натворила?!

— Я натворила? — вдруг прошипела она, будто рассерженная кошка. Оттолкнула Хавьера и спрыгнула с кровати. — Я предупреждала тебя! Я не могла отсюда выбраться! Я была заперта в этой кошмарной семейке под дулом пистолета ненормальной Рейко! Ты не верил мне! Я же говорила, что она больная! Я просила уволить ее, но ты отказался! Мол, она столько лет преданно служит семье! Внебрачный ребенок от жены родного дяди — это же неслыханный позор! Поэтому меня нужно было придавить на островах, где тайна сгнила бы вместе со мной, да?! Ты позволил этой суке Рейко себя одурачить, вы все позволяли ей творить произвол, а мне затыкали рот, чтобы остаться в белом!

— Не ори на отца! — воскликнул Хавьер. Роза истерически рассмеялась. Ее глаза метали молнии, она с небывалым презрением смотрела на Хавьера, который поднялся с кровати в угрожающей позе.

— Отца?! — воскликнула она и снова расхохоталась. — Ты отец, когда тебе это удобно! Где ты был, когда Рейко крутила мной, как хотела? Где ты был, когда скотина Закари подписывал брачный договор с Рафаэлем? Где ты был, когда этот мерзавец и ублюдок насиловал меня, как дворовую девку?! Камелия мертва! Ничего нет, никого нет! Где ты был, папочка, когда был мне нужен, а? Ты один во всем виноват. Ты! Знаешь что? У меня больше нет отца! Ты мне не нужен!

Хлоп! Роза пошатнулась от удара и схватилась за левую щеку. Хавьер, остервенело глядя на девчонку, снова занес руку, но не смог ударить.

— Сделай это еще раз и простишься со званием герцога. Пойдешь по миру побираться, понял? — процедил Анхельм, крепко удерживая запястье Гальярдо.

— Не угрожай мне, щенок! — тихо выговорил тот, сжимая кулак. Анхельм внезапно понял, что сделал что-то, что могла бы сделать Рин, но не он. Он никогда не оказывался в ситуациях, когда нужно было кого-то защищать или кому-то угрожать. На секунду он испугался, но немедленно взял себя в руки и постарался выглядеть хоть на толику так же серьезно и уверенно, как Рин. Пусть не силой, но ему есть чем бить эту карту. Анхельм оценил сжатый кулак и свирепое выражение лица Гальярдо с высоты своего роста и нехорошо прищурился. Тон его голоса был ледяным:

— Угрожать опасно только мне. Я могу сделать то, о чем говорю. Мне известно о твоих темных делишках с Доунбриджем… О том, как вы двое во время войны продавали новое оружие канберийцам, а солдатам отправляли ржавое старье. И у меня есть доказательства, которых хватит, чтобы его величество развлекся скучным вечером. И если его это достаточно развеселит, он тебя повесит! А я просто куплю у твоей прекрасной, но очень недалекой жены все твое герцогство, кусочек за кусочком. Ты ведь знаешь, я сказочно богат.

Хавьер дернул руку на себя, отошел и уселся на диван. Роза смотрела на него со смесью превосходства, презрения и ненависти. Анхельм наклонился к ней и внимательно осмотрел алеющее пятно.

— Ну-ка, пойдем.

Он проводил ее в уборную, где смочил водой полотенце и приложил к ее щеке. Вгляделся в синие девчоночьи глаза и крепко обнял, не обращая внимания на ее слабый протест.

— Посиди здесь. Я поговорю с твоим… С ним. Отмойся пока, ты до сих пор вся в крови. Хорошо? — девочка молчала. — Роза?

— Хорошо.

Анхельм отпустил ее, вернулся и сел в кресло напротив Гальярдо.

— Я надеюсь, на этом наш конфликт прекратится, и мне не придется больше становиться свидетелем гнусных сцен. Слишком многое нужно сделать, — сказал он.

— Например? — выплюнул Гальярдо.

— Например… Например, заморозить деятельность управляющего совета, исключая постоянные хозяйственные нужды, обойти все места преступления и опознать погибших в присутствии вас и других должностных лиц. Утром я приказал оцепить полицейский участок, дом губернатора, и двенадцатый причал. Корабль «Белый ветер» взят под арест, он не выйдет из бухты, пока я не отдам распоряжение. Совет не подчиняется моим решениям в том, что касается безопасности, поэтому большего я сделать не смогу, здесь нужны ваши полномочия. Я говорю о трущобах Лейгеса, где до сих пор находится армия беженцев, собранная Рейко. В пределах своей компетенции я заморозил решения по финансово-организационным вопросам. Торговые операции приостановлены до тех пор, пока мы не найдем капитана корабля «Белый ветер» и не размотаем этот клубок преступной деятельности Закари. Для этого сейчас нужны ваши полномочия, как владетельного герцога. И я жду от вас действий.

Также я направил письма в адрес вашего брата и моего дяди. Нового губернатора назначит тайный советник, а глава департамента безопасности проведет чистки в составе полиции. Вероятно, теперь его величество направит сюда часть личной гвардии.

— Так чего же вы хотите от меня, если уже все сделали сами?

Анхельм посмотрел на него, как на идиота.

— А вы сами не догадываетесь, что сейчас военные суда должны оцепить остров и не выпускать ни одно судно, за исключением тех, что ходят под флагом Левадии, а полиция должна работать должным образом на местах преступления? Нельзя допустить мародерства, хищения и подмены улик. Мы до сих пор не знаем, ликвидировано ли это змеиное гнездо или нет. В трущобах скрыт резерв, незаконное вооруженное формирование.

— Полиция начала бегать, как ужаленная, едва увидела флаги моих кораблей. Что касается резерва… Неужели вы хотите сказать, что Рейко просто так взяла и выдала все тайны? — насмешливо спросил Хавьер. Анхельм заметил его тон, и хотя это взбесило его, он сдержал гнев.

— Похоже, она была уверена в своей победе, — мрачно проговорил он. — В ее руках была сосредоточена огромная сила, даже не представляете себе эту мощь. Если бы не жертва Ирэн Эмерси, я бы здесь не сидел, а вас пристрелили сразу, как только вы сошли с корабля. Рейко была готова к боевым действиям.

— Кто такая ваша Ирэн Эмерси? — прищурился Хавьер. — В этом мире не так много людей, способных справиться с аиргом, владеющим магией. Кто она?

— Лучшая из отряда «Тигров».

— «Тигры»… Сколько всего человек погибло? Три сотни? И вы хотите сказать, что Ирэн Эмерси уничтожила их одна? А потом еще расправилась с магом из аиргов, чей возраст перевалил за тысячу лет? Еще раз: кто она такая?

— Глубоко несчастный человек. Не будем говорить на эту тему.

— Да почему вы так за нее трясетесь? Посланнику этому дали в такой жесткой форме приказ найти ее. Ну спасла и спасла. Пропала и пропала. Она вам кто? Сестра? Подруга? Любовница?

— Хавьер! — Анхельм спокойно взглянул на него, и, видимо, на этот раз что-то такое было во взгляде герцога, что заставило Гальярдо замолчать. — Я сказал вам, что нужно сделать. Я готов немедленно отправиться с вами, но часть вашей охраны останется здесь, с Розой.

Дверь уборной распахнулась, оттуда вылетела, как ошпаренная, Роза и бросилась к Анхельму.

— Нет! Нет, пожалуйста! Я пойду с вами! Не оставляйте меня здесь одну! — едва не расплакалась она, вцепляясь в его рукав и порываясь встать на колени. Герцог удивленно промолвил:

— Роза, сделать предстоит многое, мне будет просто не до тебя.

— Господин Ример, пожалуйста… — всхлипнула она. В ее глазах была такая отчаянная мольба, что Анхельм даже испугался. И вдруг до него дошло: он отпустил Кастедара, Фриса нет рядом, Рин сбежала, его некому будет защитить. Гальярдо смотрит на него волком, и похоже, готов действовать в любую секунду. Ох, не стоило заикаться о том, что ему известны компрометирующие сведения. Ох, не стоило!

По взгляду Розы Анхельм определил, что она опасается ровно того же самого. Ведь Гальярдо никто сейчас не помешает убить их двоих, а гибель списать на бандитов, которые остались здесь. Деньги заткнут рот совету, а свидетелей бросят в океан на корм чудовищам.

— Хорошо, Роза, я все понял, — сказал он, крепко сжимая ее тонкую и холодную руку. Она как будто облегченно выдохнула.

— Вы возьмете меня?

— Нет, мы сейчас никуда не пойдем. Я намерен дождаться возвращения своего охранника, только после этого мы выдвинемся, если, конечно, господин Гальярдо не возражает.

— Возражаю, — процедил тот. — У нас маловато времени, чтобы дожидаться. Чем вас не устраивает моя охрана? Понимаю, не Ирэн Эмерси, но они тоже хороши в своем деле.

Роза вдруг взвыла, схватившись за голову, и упала на пол с истошным криком. Анхельм и Хавьер мгновенно оказались рядом с ней.

— Роза! Роза, что с тобой?! — Анхельм поднял ее на руки и перенес на кровать Рин.

— Голова-а-а!!! Нет! Пожалуйста, хватит! Рейко! Уйди! Хватит! — кричала она, закатив глаза. Из уголка ее рта потекла пена с кровью, ноги свело в судороге, из горла вырвался хрип.

— Воды! — крикнул Анхельм.

Хавьер метнулся в ванную, а Анхельм перевернул девочку на бок, чтобы она не захлебнулась, и легонько хлопнул по спине. Роза вцепилась в его руку, тонкие ногти больно царапнули его. Хавьер облил ее из кувшина, но это не помогло. Она рыдала, ее трясло, руки стали словно деревянные, Анхельм уже не был уверен, что сможет расцепить ее хватку.

— Роза! Очнись! — кричал он. В этот миг входная дверь распахнулась, как от хорошего пинка, в комнату влетел Фрис. Небрежным движением рук он отбросил герцогов назад, нимало не заботясь о том, куда они угодят, и склонился над Розой. Его ладони осветились светло-зеленым светом, тело объяло свечение. Роза выгнулась дугой под его прикосновениями и истошно завизжала.

— Сила моя — сила крови Земли. Воля моя — воля Хозяина мира. Слово мое — закон Жизни! Властью моей изгоняю тебя во тьму изначального! — прорычал он. Роза взвизгнула последний раз, ее руки безвольно обмякли, и она рухнула на постель. Фрис тяжело уселся на пол и повесил голову, Анхельм заметил, что руки у келпи дрожат.

— Что происходит? — пролепетал Гальярдо, поднимаясь из того угла, куда отправил его Фрис. Келпи не ответил, лишь тяжело дышал.

— Вы кто такой? Что произошло? — продолжал герцог. Анхельм горячо возблагодарил небо за то, что в такой нужный момент ему послали Фриса.

— Где девчонка? — мрачно спросил келпи вместо ответа.

— Сбежала, — ответил Анхельм. Фрис поднял на него такой взгляд, что ему немедленно захотелось оказаться где-то на другом краю мира. Таким ужасающим, безжалостным он не видел Фриса никогда. Вечная самодовольная усмешка исчезла с его губ, ровные человеческие зубы превратились в волчьи клыки, черные глаза-омуты загорелись нехорошим огнем.

— Как вы посмели упустить ее? — прорычал он.

— Она спала, а мы с Кастедаром пошли поужинать, — тихо ответил Анхельм, понимая, что рано обрадовался появлению келпи. — Потом приехал герцог Уве-ла-Корде, и я должен был его встретить. Кастедар сказал, что она под заклятием и будет спать…

— Кастедар сказал? — переспросил Фрис. — И ты поверил? Осел несчастный! Кастедар развел тебя с ней, как в море корабли! Реки-волны, за что мне такое наказание — нянчиться с вами двумя?!

— Но ведь он ищет ее!

— Найдет он ее, как же! Немедленно поднимайся, мы идем искать девчонку! — рявкнул Фрис, поднимаясь. Анхельм не шелохнулся с места.

— Я тихо сказал? — уточнил келпи, прищуриваясь.

— Фрис, ты же видишь… — герцог обернулся к ошарашенному Гальярдо. Фрис перевел взгляд на того, и мужчина съежился раза в два.

— Слушай-ка меня внимательно, болотный головастик, — прорычал он, подходя к нему и нависая, словно грозовая туча, — ты никому не расскажешь о том, что здесь видел. Ты никому не причинишь вреда и будешь делать, что велят. Ты пальцем не тронешь свою дочь. Иначе тебя настигнет быстрая, но мучительная кара в моем лице. Я не какой-нибудь там задохлик-волшебничек, я — один из хозяев мира.

— Хо… хорошо… — пробормотал Гальярдо, сжимаясь от страха и опуская голову. Его перекошенное лицо выражало животный страх перед Фрисом, ноги дрожали, еще никогда Анхельм не видел напыщенного и вечно уверенного в себе Гальярдо таким жалким. Фрис бросил его, схватил за руку Анхельма и выволок из комнаты. Миновав охрану, стоявшую в коридоре гостиницы со странно-каменными лицами, они вышли на улицу. Фрис развернулся к Анхельму и спросил:

— Когда в последний раз ты видел ее?

— Мы ушли ужинать…

— Я спросил когда, а не что вы собирались делать!

— Около десяти вечера. Потом я ушел решать еще некоторые вопросы и… В общем, в десять вечера.

— Сколько сейчас? — Фрис протянул ему руку, на которой красовались часики Рин.

— Сейчас четыре часа двадцать минут. Куда она могла пойти?

— Куда угодно. Я не чувствую ее, связь снова оборвалась.

— А где Кастедар? Почему ты решил, что он не будет помогать?

— Потому что я знаю его, а ты нет. Он все это подстроил, для него есть выгода в вашем расставании. Тварь… Я его прибью когда-нибудь. Идем!

— Как ты собираешься искать ее?

— По запаху.

Глава 4.3

В это время Рин стояла у третьего причала, откуда должен был отплыть их корабль до Левадии, и нетерпеливо посматривала на огромный корвет. На пристани было необычно шумно для столь раннего времени, в бухте почему-то скопились корабли, множество людей в зеленых плащах толпились у здания с вывеской торговой гильдии. До Рин доносились обрывки их речей: обсуждалось некое ужасное происшествие в доках, как будто кто-то убил множество людей, из-за этого остановили торговые и военные суда, и выпускают только Левадийские корабли.

«Какое облегчение, что мы уезжаем. Вот уж чего не хватало — нарваться на сумасшедшего убийцу. Кошмар какой! Кто мог это сотворить?» — думала она, разглядывая толпу. Рин обернулась к Вивьен. Та стояла рядом с трапом и называла поименно красивых девушек в легких цветастых платьях, которые поднимались одна за другой на борт. Все они были ее работницами, демонстрировали на себе одежду, придуманную модельером. Рин терпеливо дождалась, пока они все взойдут на корабль, и обратилась к Вивьен:

— Поднимаемся?

— Минутку, — она деловито осмотрелась. — Твои билеты и чемодан при тебе, мои вещи уже подняли… Так. Кажется, все.

Вивьен обернулась к провожавшим их двоих мужчинам. Тот, что с усиками, протянул руку к Вивьен, та ответила на рукопожатие.

— Ну что ж, Дэнис, — сказала она, — мы увидимся в августе. Жду тебя на показе.

— Я уверен, Вив, весенняя коллекция разойдется, как горячие пирожки, — ответил он. — Подготовь что-нибудь интересное на осень!

Вивьен кивнула ему, смело улыбнувшись, и развернулась к другим.

— Том, Стемпсон, увидимся через три недели. Не смейте опаздывать на вечер в честь Фионы, головы поотрываю! Приезжают видные гости. Ты, Стемпсон, подумай предложить им свое дело с железными лошадками. Ну, все, привет!

Вивьен махнула им рукой и, подхватив Рин под локоток, повела ее на борт корабля.

— Вивьен, — робко окликнула ее Рин, — мне немного страшно. Все точно будет хорошо?

Известный модельер уверенно кивнула и подтвердила:

— Точно-точно. Поверь мне, я повидала мир, я знаю людей. В тебе огромная сила, ты справишься с чем угодно!

Рин улыбнулась этим словам и вздохнула. Вдруг пришвартованный рядом корабль загудел так громко, что она испуганно вздрогнула и заозиралась по сторонам круглыми глазами.

— Первый раз слышишь? — усмехнулась Вивьен. — Это новые корабли Левадии. Работают с помощью парового котла. Они приходят на смену парусному флоту. Наше величество дает огромные деньги на разработки. Ну, вот мы и на месте.

Рин осмотрела город с высоты палубы и широко улыбнулась. Она наконец-то покидает это место, как и хотела.

Капитан скомандовал отдать швартовы, и матросы бросились исполнять команду.

— Ну, Рин, через две недели ты увидишь самую чудесную страну в мире. Мы пройдемся по Аллее Света, покормим птиц в парке Эйна, обойдем все магазины в галерее Тэдмана, и конечно же… Конечно же ты, именно ты, будешь участвовать в показе на вечере в честь ее высочества Фионы Левадийской! И ты засияешь, звездочка моя, или я — не Вивьен Мелли!

Вивьен ласково ущипнула Рин за щеку, и та счастливо засмеялась. В ее сердце теплым лучиком солнца разгоралось счастье обретенной мечты. Будущее казалось ей таким же светлым и безоблачным, как это потрясающее тропическое небо.

Город оставался позади, и по мере их удаления от берега уходили и печали, тревоги, сомнения. Словно все, что связывало Рин с прошлой жизнью, оторвалось вместе с последним канатом, отвязанным от кнехтов.

Кастедар стоял на краю третьего причала, сложив руки на груди, и провожал взглядом корвет, на котором уплывала Рин. На тонких губах демона играла улыбка, разрушая зловещий облик. Бриз трепал его черные волосы, не прикрытые шляпой-котелком. Он всё смотрел, как Рин от избытка чувств машет городу двумя руками, и только когда она превратилась в едва различимое, но яркое пятнышко, Кастедар развернулся, чтобы уйти. И сразу же столкнулся почти нос к носу с разъяренным Фрисом. Анхельм стоял рядом с ним, и хотя его злость выглядела как минимум вполовину бледнее, тоже ничего хорошего Ладдару не обещала.

— Где Рин? — процедил Анхельм. Кастедар усмехнулся и показал на один из кораблей, быстро удаляющихся от берега.

— Вы дали ей уйти? Я же приказал найти ее и вернуть!

— Я не подчиняюсь вашим приказам, ваша светлость, — напомнил демон. — Рин уехала, как и хотела.

— А ты избавился от одной проблемы, да? — прорычал Фрис. Ладдар склонил голову набок и внимательно посмотрел на него.

— Мм-м, похоже, мысль пришла в твою голову, и ушла, не найдя мозгов, — пробормотал он. — Какую же проблему для меня может создавать Рин? Стал бы я ее спасать, если бы она была для меня проблемой? Ты же помнишь, что только благодаря мне она ожила. Ты же знаешь, что только я могу вернуть ей воспоминания.

Фрис ничего на это не ответил. Его ноздри недовольно раздувались, он угрожающе смотрел на демона, которого, казалось, нисколько не волновал такой поворот событий.

— Оставьте Рин в покое. О вашей безопасности, ваша светлость, я позабочусь сам, уж поверьте.

— О каком доверии к вам теперь может идти речь? — сердито спросил Анхельм.

— Хорошо, можете не доверять, не заставляю. Что касается Рин… Расслабьтесь. Рин уехала в Левадию, а не в Альтресию или куда-нибудь в Аранию. И мадам, которая стоит с ней рядом, хорошо мне знакома. Это Вивьен Мелли, знаменитый модельер.

— А если Рин что-нибудь при ней вспомнит? Краска продержится еще недели две, не больше, а потом… сюрприз! Нарушение секретности, скандал!

Кастедар вздохнул.

— Ничего страшного. Скандал я устраню. Отцепитесь от нее, дайте ей хоть пару недель пожить без вас.

— Но как же я… без Рин… — подавленно выговорил Анхельм, и Фрис смерил его снисходительно-пренебрежительным взглядом.

— Дайте ей отдохнуть от вас и поправить здоровье, — ответил Кастедар. — Думаете, она очень счастлива находиться рядом с людьми, которые смотрят на нее, как на психически больную? Думаете, это как-то положительно скажется на ее самочувствии? Самооценке? Вы никогда не думали, что Рин просто устала от вас всех? Вам никогда не было ее жалко? Просто по-человечески жалко ту, которая постоянно бьется за успех чужих идей, не имея возможности сделать что-то для собственного счастья? Полжизни она провела в борьбе за неизвестность. Дайте ей хоть немного побыть вдали от интриг и переживаний. Иначе она сломается.

Сказав это, Кастедар обогнул Фриса и пошел прочь. Но вдруг келпи схватил его за руку, развернул, и в следующий момент Кастедар понял, что смотрит на него из положения лежа, а правый глаз пульсирует болью. Фрис злобно фыркнул и пошел прочь, попутно наступив лежащему демону на живот.

— Ну что я удивляюсь? Я же знал, что так все и кончится, — сказал Кастедар сам себе, поднялся и двинулся вслед за келпи и Анхельмом.

Некоторое время они шли молча, затем герцог все же не выдержал и спросил у Фриса:

— А что произошло с Розой? Почему она кричала? Ты так ничего и не объяснил…

Фрис нервно дернул щекой и мрачно вздохнул:

— Та, из аиргов, оставила на ней проклятие. Суть его в том, что если девочка отвергнет родную кровь, то умрет. И она это, судя по всему, сделала. Сильна, очень сильна. Откуда только взялась такая?

— Роза? — уточнил Анхельм.

— Да нет же. Та гадина, которую убила Рин.

— Она поглощала силы магов, — вставил Кастедар.

— Я ничего о ней не знал, — сказал Фрис. — Получается, она ни разу в жизни не вошла ни в одну реку.

— Это здесь при чем? — недопонял Анхельм. Фрис взглянул на него, словно оценивал, стоит ли говорить ему.

— Я узнаю все о человеке, когда он заходит в реку. Мысли, чувства, поступки. Все его прошлое. Кроме будущего. Будущее не открыто никому, кроме духа Жизни и вот этой вот довольной собой ящерки.

— А что вы знали о Рейко, Кастедар?

— Это не имеет значения. Лучше расскажите, что вы сейчас намерены делать? Насколько я понимаю, господин Гальярдо не питает к вам никаких симпатий и готов убить, едва только подвернется подходящая возможность?

— Эту проблему я уже решил, — небрежно бросил Фрис. — Некоторые люди начинают что-то понимать только тогда, когда нож приставлен к их горлу.

Кастедар сделал такое лицо, словно у него страшно разболелась голова.

— Хочешь сказать, что ты угрожал ему и раскрыл собственную сущность?

— Он даже пискнуть не посмеет. Я испугал его достаточно сильно.

— За что мне… — начал Кастедар и тут же оборвал себя. — Впрочем, что я удивляюсь? Я же знал, что именно так все и будет.

Наконец они дошли до гостиницы «Сиер-о-Мар», в которую переместились из транспортно-пассажирской конторы, когда поняли, что задержаться им предстоит дольше, чем на день. Номер был просторным, в холодных бледно-голубых тонах. В нем имелись три большие кровати, просторный диван и кресла. Предполагалось, что здесь останутся Рин, Анхельм, Роза и Фрис, Кастедар взял комнату по соседству.

У стойки регистрации их ждала Альберта Вонн, которую Анхельм совсем не рассчитывал увидеть, и вызванный сюда в срочном порядке начальник полиции из Адаранса, города, располагающегося на соседнем острове. Перебивая друг друга, они рассказали, что утром к Альберте пришли из полиции с намерениями взять ее под стражу до выяснения обстоятельств и предъявили обвинение в убийстве полицейских. Когда Альберта заявила, что она потерпевшая, а преступление совершил совсем другой человек, они стали допытываться, кто это сделал и потребовали от нее выступить в качестве свидетеля. В этот момент Анхельм понял, что сейчас ему придется ехать в полицейский участок, чтобы давать показания, а к этому он был совершенно не готов.

Пришлось подняться в номер, чтобы забрать Розу и Гальярдо. Роза лежала на постели, ее лицо было бледным, грудь едва-едва шевелилась при дыхании. Хавьер сидел на диване с таким видом, словно он только что перенес глубокий шок. При появлении Фриса он вздрогнул и на все дальнейшие вопросы отвечал односложно и тихо. Роза, очнувшись, долго сидела на кровати и не могла сказать ни слова. Только когда Фрис взял ее за руку и пощелкал перед носом, она подала голос и сказала, что не хочет никуда идти, и ноги ее не будет в здании полиции, где произошли такие ужасные… Закончить предложения она не смогла, так как впала в истерическое состояние, начала задыхаться, и Кастедару вместе с Фрисом пришлось оказывать ей первую помощь. Пока два духа колдовали над девочкой, пытаясь привести ее в более-менее стабильное состояние, Анхельм вместе с начальником полиции и Хавьером определили порядок действий.

Перво-наперво им надлежало отправиться в здание полиции, чтобы оценить масштабы произошедшего, найти улики и опечатать это место. После чего они должны были провести проверку корабля «Белый ветер», и только после этого пойти в дом губернатора, где до сих пор оставались трупы Рейко и Закари.

Все дело осложняло то, что Анхельм подозревал всех и каждого из должностных лиц в коррумпированности и совершенно не знал, кому верить. Рядом не было Рин, которая могла с уверенностью сказать, лжет человек или нет, к Кастедару ввиду последних событий он доверия не испытывал, а с Фрисом разговаривать было положительно невозможно. Келпи уперся, как ишак, что не собирается вмешиваться в заваренную ими кашу, и Анхельм едва не поссорился с ним на этой почве. Только когда Роза робко и ласково попросила его помочь, Фрис немного оттаял и сказал, что делает это не ради них, а ради Рин.

На вопрос начальника, кто такой Рин, Анхельм ответил, что это производное от Ирэн и объяснил, кто она такая, не вдаваясь в подробности. Как он заметил, на всех чиновников и армейских слова «гриф секретности» действовали, как своего рода заклинание, а название отдела специального назначения «Тигры» приводило в состояние благоговения. Благодаря этому, вопросы у начальника полиции Адаранса касаемо Рин отпали. Наконец они решили все внутренние проблемы и отправились в участок.

У запертых дверей здания столпились зеваки, на которых начальнику полиции пришлось рявкнуть пару раз, чтобы не лезли, растерянные полицейские, которые не участвовали в конфликте прошлого дня, коронер и журналисты. Последним Анхельм приказал удалиться и пригрозил, что если хоть одно слово об инциденте хоть намеком появится в газете, они потеряют свою работу навсегда.

Когда они сорвали печать и вошли, их чуть не вырвало от хлынувшей наружу вони разлагающихся трупов, наполнившей помещение. Розе повезло, она даже близко не пожелала подходить, поэтому ничего не почувствовала. Досталось нежному носу Фриса: он ругался, что еще неделю не сможет ничего учуять. Анхельма замутило, он ушел, не став даже заглядывать внутрь. Зато всех зевак словно корова языком слизнула. Тогда Кастедару пришлось уточнить, что нужно обследовать, и он без тени недовольства на лице прошел вперед, сопровождаемый удивленными взглядами полицейских.

Провести расследование они толком так и не смогли: из-за влажной тропической жары трупы разложились до такого состояния, что опознанию уже не подлежали. Кастедар так и сказал, что все, что там осталось, можно уже сливать в бочки. Из улик ему удалось обнаружить только письмо от покойного губернатора на имя его адвоката и заявления Анхельма и Альберты о совершенных преступлениях, которые он нашел в ящике стола. Герцог поблагодарил его за выполненную неприятную работу и подумал, что хотя некоторые действия Кастедара можно определенно отнести к вредительским, порой он бывает чрезвычайно полезен. Так как опечатывать отделение оказалось уже незачем, Гальярдо приказал группе полицейских вычистить его и закрыть до решения.

Следующим пунктом стоял обыск корабля «Белый ветер» и двенадцатый причал, где Рин устроила натуральную резню. Проведением опознания занимались весь предыдущий день, так что сейчас полицейские уже готовили список тех, чью личность удалось установить. Начальник полиции распорядился убрать трупы и обратился к Гальярдо с вопросом о денежной компенсации семьям погибших. Ответ в довольно грубой форме он получил от Анхельма. Министр финансов заявил, что ни один из этих головорезов, которые взяли его в заложники, не пострадал незаслуженно, а потому никто не получит ни рема.

На корабль они поднялись полным составом компании, и здесь выяснилось, что полицейские даже не потрудились проверить, кто находился на борту. Так открылось, что в трюме сидели шестьдесят три маринейца, которые от голода едва не начали убивать друг друга. Двадцать четыре женщины, одиннадцать детей от пяти до пятнадцати лет и двадцать восемь мужчин. Анхельм в состоянии шока следил за тем, как плачущих тощих, с выпирающими от голода костями, вздутыми животами детей выводят одного за другим с корабля и тихо клял Рейко, губернатора, императора и войну. В этот момент что-то в его душе повернулось, и он пообещал себе, что если станет императором, то ни за что не допустит, чтобы его народ голодал и был несвободен.

Тогда Анхельм и не подозревал, к чему приведет его клятва.

Глава 4.4

Капитана «Белого ветра», равно как и остальных членов экипажа на корабле не нашли. Когда полицейским устроили выяснения с занесениями, один из них рассказал, что весь вчерашний вечер вокруг корабля крутилась парочка странных людей и пыталась проникнуть на борт. Начальник полиции разорался, что нужно было схватить их до выяснения обстоятельств, но ему мягко указали на факт закрытого отделения полиции и вообще ситуации в городе, и он смягчился. Пока это происходило, Кастедар вместе с Анхельмом и одним из полицейских провели обыск «Белого ветра». Они нашли судовые журналы, отчетности, запечатанные пачки денег, обернутые пленкой из маринейского кактуса и три бочки с непонятным белым порошком. При виде бочек Кастедар побелел, как мел, сказал никому не приближаться к ним и прогнал всех прочь, на берег. Когда он спустился, то объяснил, что в бочках лежал крысиный яд. Затем позвал Фриса и отошел с ним в сторонку, где долго что-то втолковывал ему. Как ни силился Анхельм расслышать, ни слова из их речи не было понятно. Но выражение лица Фриса после этого разговора наводило на размышления, что лучше Анхельму и не знать, почему обычный крысиный яд вызвал такие эмоции у демона Смерти.

По прибытии в дом губернатора Анхельму пришлось подавить в себе чувство паники и страха. Он живо вспомнил, как Рейко волокла его по ступенькам в этой кромешной тьме, которую разгонял лишь маленький сгусток магического света на ее ладони. Воспоминания о Рин нахлынули на него яркими и красочными образами, и, видимо, то же самое случилось и с Розой, потому что она вдруг тихо застонала и до боли сжала его руку. В спальне на втором этаже, где, вопреки погоде снаружи, было по-зимнему холодно, нашли труп Камелии. Девушка выглядела так, словно спала. Кастедар сказал, что она умерла во сне, Рейко не стала издеваться над ребенком и просто подсыпала ей яд в молоко. Комната была чистой и опрятной, все вещи на своих местах, и этот уголок порядка среди безумного хаоса вызывал в душе Анхельма чувства безысходности и ужаса, которые он даже и не попытался скрыть. Роза не рыдала, увидев сестру. Она прошла, села перед постелью на пол и долгое время держала труп за окоченевшую руку. Когда ее позвали, чтобы спуститься в подвал, Роза покачала головой и сказала, что присоединится к ним позже и вместо подвала посоветовала им проверить помещения для слуг.

Последовав ее совету, они обнаружили в чулане для метел трех связанных человек без сознания. Еще пятеро нашлись в ванной комнате. Среди них оказалась и служанка Нэли, самая ценная свидетельница. Когда они, наконец, спустились в подвал, Анхельму на мгновение стало плохо. Впрочем, и остальные, услышав вонь разлагающихся трупов, почувствовали себя не лучше. Рейко так и лежала в углу, разрубленная на две части ударом клинка Рин. Закари, погибший точно так же, был в соседней комнате. В кармане куртки нашелся его деловой дневник, где были записаны все сведения о покупках и продажах товара. Рин действительно знала, чего ожидать от этого города, и нисколько не ошиблась в своих предположениях.

Анхельма это пугало.

— Трупы опознали, полицейские принялись за уборку. Нам пора идти, — сказал Анхельм, входя в комнату Камелии. Роза все еще сидела рядом с кроватью и смотрела на сестру.

— Первый раз вижу Камелию такой… спокойной, — ответила Роза. — Эта сука действительно любила ее, раз не заставила мучиться перед смертью. Да, от меня бы она отрезала кусочек за кусочком. Меня она всегда тихо ненавидела.

— Ну, брось, не такое уж ты и чудовище.

— Это было не смешно.

— Прости.

— Извинения приняты. Анхельм… ничего, что я на «ты»?

Анхельм махнул рукой.

— После всего, что мы пережили, наедине можешь называть меня как угодно. Что ты хотела сказать?

— Спасибо. Я хочу похоронить Камелию. По нашему обычаю южан.

Герцог посмотрел на нее с непониманием.

— Здесь на юге мы не закапываем умерших в землю. Слишком жарко, влажно, почва не та, что на континенте. Трупы начнут гнить, пойдут болезни. Мы сжигаем тело, а прах заворачиваем в лепестки магнолии и бросаем в океан.

Роза сглотнула, тяжело вздохнула, словно сдерживая слезы, и продолжила:

— Завтра утром будут гореть костры, воздух наполнится вонью горящей плоти. А затем волны Левадийского океана понесут по безбрежным просторам розовые и белые шарики лепестков магнолии, омытые солью слез и посыпанные перцем проклятий. Этот обряд называется «маганиде». Жаль, что я не смогу похоронить отца, — на ее лице возникла странная усмешка. — Его теперь, как выразился господин Кастедар, только в бочку сливать.

Анхельм поддался внезапному порыву, в два шага оказался рядом с Розой и крепко обнял ее.

— Не надо, — тихо полузасмеялась-полувсхлипнула она, отстраняя герцога, но тот не отпустил.

— Ты такая же, как она, — шепнул он. — Я смотрю на тебя и вижу копию Рин. Вы похожи как две капли воды. Роза… Тебе ведь некуда теперь податься?

Она помотала головой, не в силах сказать ни слова.

— Я напишу письмо дяде. Поедешь жить ко мне, в Лонгвил. Полгода поживешь, обвыкнешься, а в октябре поступишь в университет. Ты же хотела?

— Это… очень щедрое предложение. Мой настоящий отец с ним, боюсь, не согласится. Моим опекуном теперь назначен он.

— Ты хочешь остаться с его семьей? Я знаю, чем тебя заставят заниматься! Ты будешь…

— …вышивать на пяльцах, учить этот ненавистный мне этикет, носить корсетные платья, которые уже никто и нигде, кроме как в Соринтии не носит… Знаю. Мой отец не верит мне. А я его не хочу больше называть отцом, этот человек не сделал ничего, чтобы иметь право зваться так. Я хочу поехать в этот… как там?

— Лонгвил. Раз хочешь, значит поедешь. Пока мы здесь, собери все документы, какие найдешь. На дом, на себя, на отца, на сестру. Все-все собери. Сложи в отдельный чемодан. Платьев много не бери, возьми все теплые вещи. Сегодня только третье февраля, ты прибудешь в Лонгвил в начале марта, там в это время еще снежно, слякотно и холодно. Возьми все деньги. Давай, вперед!

Он отстранился и помог ей подняться. В этот же момент в комнату зашли остальные. Гальярдо проводил дочь странным взглядом, но ничего не сказал. Анхельм взглянул на него холодно и отстраненно.

— Насколько я понимаю, Камелия вам дочерью не приходилась? — спросил он тихо, когда начальник полиции и полицейские унесли труп девушки.

— Нет. Только Роза.

— Не хотите сегодня поужинать вместе со мной и с дочерью?

Гальярдо оглядел его с головы до ног, словно чуял подвох.

— После увиденного, боюсь, у меня не будет аппетита еще неделю.

— Тогда выпьем вина. Нам нужно поговорить, Хавьер, и разговор будет серьезный. Я не хочу начинать ссору, и, уверен, вы тоже того не желаете, поэтому предлагаю мирно побеседовать о жизни за бокалом вина. Сейчас три часа дня, почти все наши дела подошли к концу. Нам осталось выяснить, что происходит в трущобах, но это откладывается до прибытия «Тигров» и уполномоченных из департамента безопасности. Также нужно узнать, сколько еще человек было на стороне Рейко, и кто из них сидит сейчас в городском совете. Только вы уполномочены менять состав совета, и время для этого пришло. Я уже дал посыльному приказ немедленно созвать собрание, так что… пойдемте.

Сказав это, Анхельм вышел из комнаты.

Они доставили Розу вместе с ее вещами в гостиницу, с ней остался Фрис. Анхельм, Гальярдо, Кастедар и начальник полиции Адаранса поехали в мэрию на собрание городского совета. Кстати, начальник, его звали Сэмюель Хаши, к удивлению Анхельма, оказался вполне вменяемым и честным человеком. С Рейко и ее преступной шайкой он связан не был, хотя о делах и проводимой на острове политике слышал. Выяснилось, что полиция Адаранса давно наблюдала за поведением губернатора, но никто не решался выступить против альянса коррумпированных чиновников, полиции и владельца одной из крупнейших судоходных компаний. Все письма, отправленные в адрес герцога Уве-ла-Корде, до адресата не доходили, о чем Сэмюель так и сказал. После этого тяжелого совещания были уволены с занимаемых должностей семеро из девяти чиновников и их заместители. Всех подозреваемых в сговоре сразу же заставили написать соглашение о невыезде с острова до решения суда. Деятельность совета была заморожена полностью. На Анхельма посыпались вопросы на тему управления и упреки в том, что теперь жизнь в городе замрет. На это герцог ответил, что в Лейгес приехал сам его светлость Хавьер Гальярдо, он у вас умный и со всем справится. Хавьер при этих словах лишь заскрипел зубами и метнул в Анхельма убийственный взгляд, так как не мог сознаться перед подчиненными в собственном бессилии. А Анхельм с несвойственной ему мстительностью подумал, что не мытьем, так катаньем заставит его работать.

Заседание городского совета длилось шесть часов, и к концу его у несчастного Анхельма подкашивались ноги и закрывались глаза. Он сел в карету и через мгновение оказался уже у входа в гостиницу. В ответ на вопрос как так вышло, Кастедар усмехнулся и сказал, что его светлости нужно поспать, потому что он на ногах уже более трех суток. Но до сна было еще очень и очень далеко. Сегодня же должны были похоронить Камелию и остальных погибших. После чего надлежало решить вопрос с переездом Розы.

Когда Анхельм и Гальярдо пришли в номер, Роза спала. Фрис, увидев их, поднялся и вышел, бросив напоследок, что ему надо поговорить с чешуйчатым недоразумением. Анхельм подумал, что разговор пойдет о тех бочках с крысиным ядом, которые так взволновали демона, но вопросов задавать не стал: других дел хватало. Герцог вызвал портье и приказал сообщить, когда к нему придет священник и устроители похорон. После чего ушел в ванную комнату и провел там долгое время, приводя себя в порядок.

— Да, ваша светлость, выглядите вы паршиво, — бурчал он себе под нос. На левой щеке сапог Рейко оставил легкие синяки, всю спину, плечи и ноги покрывали ссадины и лиловые кровоподтеки. И сейчас, рассматривая себя в зеркале, Анхельм уже жалел, что не позволил Фрису вылечить себя. Все же, перед Гальярдо и Розой стоило бы появиться в достойном виде, ибо сейчас Анхельму предстоял еще один тяжелый разговор, и касался он Розы и опекунства над ней.

Положа руку на сердце, Анхельм признал: он совершенно не подумал о том, что предлагает девочке. Ей придется привыкать к северу, его суровым холодам и угрюмым, мрачным людям, но это сущие глупости по сравнению с тем, что она попадет в дом, где появляются члены тайного сообщества. Роза — патриотка. Едва ли убеждения позволят ей принять другую точку зрения на происходящие в стране процессы, соответственно, есть определенный риск, что она проболтается. В виду этого, дядя, конечно же, будет против присутствия Розы, и никакие слезливые истории о несчастной внебрачной герцогской дочери, потерявшей всю семью, его не проймут. И хотя Анхельм так и не смог придумать причину, почему, но был уверен, что Рин поддержит дядю. Словом, молодой герцог снова сначала прыгнул, а потом посмотрел, куда. Но отступать было поздно, да и не слишком-то хотелось. Роза так напоминала ему самого себя, что Анхельм невольно потянулся к ней всей душой. Одинокая, умная не по годам, хитрая и спокойная. А еще она была до странного похожа на Рин. Может быть, именно это сыграло решающую роль? Оставить себе хоть кого-то, напоминающего потерянную возлюбленную? Осознав, что думает о Рин в прошедшем времени, Анхельм обругал себя последними словами.

— Никто не отнимет у меня ее. Никто. Не позволю! — шептал он, завязывая галстук. Проклятый узел не давался, пальцы дрожали. — И сбежать тебе, Рин, я тоже не дам! Не для того я столько лет искал тебя.

Узел сдался на милость победителя, и Анхельм с победным видом расправил черную ткань. Потом открыл коробочку с духами, купленными в Гор-ан-Маре, и мазнул капельку на шею и запястья. Терпкий, с цитрусовыми нотками аромат почти мгновенно заполнил ванную комнату, где переодевался герцог.

Анхельму особенно понравилось, как были устроены здесь, на юге, ванные. Ванн как таковых не было, мыться можно было только стоя под струей горячей (или не очень) воды. На крышах зданий располагались большие открытые резервуары, в которых под солнцем грелась вода. Когда открывали кран, она поступала по трубам и после использования стекала в вырытые под домами каналы. Из них вода утекала в море, попутно проходя несколько фильтров, чтобы как можно меньше загрязнять область вокруг острова. На севере в старых домах до сих пор мыться можно было только если нагреть воды в котлах, в новых постройках в стены уже закладывали трубы. Это полезнейшее изобретение, как и водонапорные башни, и насос, пришло в Соринтию из Левадии, в которой уже сейчас люди забыли, как греть воду в котлах. Рин, этой ванно-плавающей выдре, там точно бы понравилось…

При мысли об этом Анхельм грустно улыбнулся. Не дав себе затосковать снова, он еще раз придирчиво оглядел отражение в зеркале и вышел.

Роза уже сидела на диване, одетая в простое черное платье и платок, и делала вид, что ее совершенно не интересуют попытки отца заговорить с ней. Анхельм кашлянул, привлекая к себе их внимание, и спросил:

— Священник приходил?

— Да, — ответил Гальярдо, — похороны будут с утра, в семь. Сэмюель сказал, что остается здесь до тех пор, пока не назначат новое руководство полиции. Дружина собрана, улицы патрулируют. Неизвестного Белого так и не поймали. Видимо, успел улизнуть с острова до того, как попался на горячем.

— Едва ли… — задумчиво ответил Анхельм. — На корабле остались деньги и рабы. Сэм не сказал, всех погибших в доках опознали?

— Двести девять из двухсот тридцати шести опознаны. Остальные не поддаются опознанию.

— Двадцать семь человек… — пробормотал Анхельм. — А в полицейском участке и опознавать было некого. Одна надежда, что нам удастся найти Р… Ирэн… и заставить ее вспомнить, кто был среди нападавших. Хотя, она могла знать в лицо только двух человек. Мда…

— Там был начальник полиции Шон Фишер, — ответила вдруг Роза. — Его заместитель, помощники, помощник Закари и этот… как его? — она подняла глаза к потолку и некоторое время вспоминала. Перевела взгляд на отца и спросила:

— Преданный цепной пес главнокомандующего южным флотом?

Глаза Гальярдо расширились.

— Шершень? — шепотом переспросил он. — Там был Шершень? И она справилась с ним?

— Да… Хотя с ним ей пришлось повозиться дольше, чем с остальными. В жизни не видела, чтобы человек мог поймать пулю в полете… Она ее словно с полочки взяла! — рассказывала Роза. — А потом она как-то вдруг оказалась у него за спиной и… Нет, не могу. Меня тошнит, как только я вспоминаю. Скажу лишь, что Шершень перестал быть единым целым, не успела я и глазом моргнуть.

Она заметно поежилась.

— Но почему Шершень? Его же потому и зовут цепным псом, что он нечеловечески предан хозяину! Неужели он… работал на Закари? Как так может быть? Или…

— Или, — мрачно припечатал Анхельм, наконец сообразив, что к чему. — Додж Финесбри, главнокомандующий южным флотом, он же младший брат бывшего герцога Томаса Финесбри, обвиненного в государственной измене и сбежавшего в Мариней. Все Ирэн правильно говорила: это проклятое эхо войны!

— Анхельм, объясните… — попросила Роза. Герцог взглянул на нее и попытался растолковать собственные соображения.

— В восемьдесят втором году герцогство Финесбри перестало существовать и вошло в состав герцогства Танварри. Моему отцу были переданы полные права на земли, а семья Томаса Финесбри лишилась всех привилегий и титулов. Они бежали от политического преследования в Мариней. Все, кроме младшего брата Томаса, Доджа. Доджу на тот момент было лет шестнадцать, наверное, он учился в военно-морской академии в Гор-ан-Маре и из поля зрения императора просто выпал. А может быть, не выпал, просто его величество счел несправедливым заставлять ребенка расплачиваться за проступки старшего брата.

После чего началась кампания против пиратства. Его величество совершил один странный поступок, ставший одной из причин войны, — были отведены войска с границ недружелюбного к нам Маринея. И обиженный Томас Финесбри решил действовать. Организовался заговор, целью которого было свержение Вейлора, и в ходе которого был отравлен военный советник Маринея. Разразился скандал, подозрения пали на Вейлора, а Томас Финесбри только раздувал огонь пожарче.

Затем в дело вступил еще один герой, имя которому — Рин Кисеки. Известная на всю страну, множество раз награжденная самим императором, Рин сопровождала посла Генри Доунбриджа-младшего в Мариней на судебные слушания по делу об отравлении. С собой она везла секретную переписку маринейской аристократии, Томаса и некоторых высших чинов Соринтии.

Но на корабль было совершено нападение, переписка потерялась, посол был убит, а Рин захвачена в плен.

— Позвольте-ка, Анхельм, — перебил его Гальярдо, — Рин не была в плену, а на корабль никто не нападал. Гвинет Родемай подобрал Рин после кораблекрушения и привез в столицу, где Рин, очевидно, потеряв разум от того, что не смогла выполнить задание, убила визиря.

— Это официальная версия, выдвинутая Маринеем.

— Рин сделала блестящую карьеру всего за десять лет. Все знали, что она помешана на работе. За десять лет ни одного выговора, все выполнено безукоризненно точно. И тут такой прокол! Для такой карьеристки это было катастрофой. По-моему, вполне естественно, что когда она осознала последствия провала своей миссии, сошла с ума и прирезала визиря. Она же сама признала свою вину на суде!

Анхельм грустно усмехнулся.

— Рин была, вероятно, самым здравомыслящим человеком среди всех них. Вы ведь не потрудились узнать у отца, почему Арман Валиенте вместе со всем отделом, едва только услышал о том, что якобы совершила Рин, взял отпуск и поехал за ней в Мариней? И почему следом за этим происшествием весь отдел специального назначения «Волки» был распущен?

Гальярдо пожал плечами.

— Честно говоря, я никогда не интересовался вплотную этим вопросом. Хотя именно дело Рин Кисеки поставило папашу одной ногой в могилу.

— А я поинтересовался на досуге. Ирэн Эмерси мне рассказала немного, когда мы ехали сюда.

— Наверняка пересказывает чужие сплетни, — поморщился Гальярдо. — Когда Рин все это наворотила, ваша Ирэн под стол пешком ходила.

— Как знать, как знать, — уклончиво ответил Анхельм, стараясь не выдать своего раздражения по поводу скептицизма Гальярдо. — По мне, так ее версия наиболее правдива. Так вот, Арман Валиенте не поверил в то, что Рин могла совершить такую глупость. А вот в недалекий ум вашего отца он верил и знал, что по департаменту безопасности поползли крысы. Томас Кимри, который к Рин очень хорошо относился, тоже не поверил в официальную версию.

Для справки: Рин Кисеки совершила настоящий подвиг, когда, находясь в тюрьме на рудниках, смогла отправить письмо Томасу Кимри, раскрывшее участников заговора не только среди аристократии Маринея, но и в высших чинах Соринтии. Департамент безопасности после этого напоминал разворошенное осиное гнездо. Погоны летели вместе с головами.

Когда решался вопрос о подаче апелляции, консульство Маринея настаивало на неоценимом ущербе и отсутствии доказательств невиновности Рин. Дело осложнялось тем, что Рин Кисеки на суде сама призналась в том, что убила визиря Маринея, и тем, что секретная переписка была утеряна. Пока шла бюрократическая волокита, скандал подогревался, мирное соглашение расторгли, заговорили о войне. Военные порывы Маринея еще сдерживались благодаря одной только королеве Ивении Маринейской, которая имела сильное влияние на мужа.

Но тут же происходит нечто, что путает вообще все карты. Заключенных, среди которых находится Рин, везут из Присполи в госпиталь для арестантов. По пути на обоз нападают, и Рин Кисеки исчезает в неизвестном направлении, после чего ей приписывают побег из места заключения, чтобы поставить точку в деле об ее освобождении. В это же время в правительстве Маринея происходит серия загадочных убийств с одним и тем же почерком: у всех погибших на груди вырезан волк. Томас Финесбри также был найден мертвым в своей постели с такой же отметиной. Как показало расследование, все они имели отношение к заговору.

На предложение прислать второго посла для переговоров Мариней отвечает войной.

А спустя еще некоторое время из Приспольской крепости привозят тела зверски убитого Гвинета Родемая и пары десятков его охранников. У всех них на груди — волк. В этом могли бы обвинить сбежавшую Рин Кисеки, но не смогли, и вот почему: пограничники доложили о том, что границу пересекли агенты отдела «Волки». Агенты вели себя агрессивно, никаких документов, подтверждавших легальность их перемещения по стране, у них не было. При досмотре фургона обнаружили еле живую, искалеченную Рин Кисеки. Попытка задержать их привела к перестрелке и двум трупам со стороны пограничников. Но дело даже не в этом, а в том, что агенты покинули Мариней за пару дней до того, как произошло последнее убийство. Свалить вину на абы кого Мариней не смог, дело принципа: найти и покарать убийцу.

Разразился международный скандал. Руководство департамента безопасности Соринтии, недолго думая, вешает всю вину на Армана Валиенте и его сестру Заринею Церес, которые были опознаны среди тех агентов, пересекавших границу. И это несмотря на то, что на территории Маринея в тот момент находились, вероятно, все агенты «Волков», а Арман и Заринея клялись в своей невиновности и проходили допрос с применением магии разума. Героев Соринтии в один день лишили всего, что у них было, и вышвырнули на улицу.

До сих пор неизвестно, кто совершил ту серию убийств. Никто так и не признался. Все сотрудники «Волков» были уволены, Арман и Заринея бежали из страны. Отдел закрылся, настал конец эпохи. И открывается спецподразделение «Тигры», — новая эпоха.

Что стало с Рин Кисеки — неизвестно. Она пропала при невыясненных обстоятельствах, до департамента безопасности ее так и не довезли. Вероятно, не перенесла дорогу из-за травм.

— Так какое отношение ко всему этому имеет Додж Финесбри? — спросил Гальярдо после минутного молчания.

— Месть, — пожал плечами Анхельм. — Блюдо, которое подают холодным. Рейко обещала власть всем, кто ее поддержит, и она ее давала. А власть — это вещь, которая может свести с ума любого. Возможность отомстить за семью — мотив, который многих заставлял делать нечто из ряда вон выходящее. Вполне вероятно, что Томас Финесбри еще тогда накрутил Доджа с той только целью, чтобы тот по прошествии определенного времени подобрался как можно ближе к обидчикам семьи и нанес удар.

— То есть, я выслушал все это только затем, чтобы услышать вот эту глупость?! — возмутился Гальярдо. — Месть? Анхельм, вы в своем уме? Это лишь ваши догадки! Они не имеют никакого обоснования, кроме вот того, что вы рассказали только что. Весьма странная подоплека, должен сказать! Вы никого не сможете обвинить, опираясь на эти рассуждения. Большинства из тех, кто был замешан в заговоре, уже нет в живых. Рин Кисеки неизвестно где, и неизвестно жива ли. И неизвестно, можно ли ей верить. Она психованная убийца и преступник, не забывайте об этом! К тому же, она из аиргов, а этим тварям вообще доверять нельзя, — презрительно добавил он. Анхельм медленно вдохнул и выдохнул, сосчитал до десяти, и только затем ответил:

— Возможно, вы правы.

— Не «возможно», а прав!

— Возвращаюсь к вопросу об опознании. Чутье подсказывает мне, что среди погибших в доках был и капитан корабля. Когда меня захватили в заложники… Человек, который вел меня, явно был главным среди них. Об этом говорило все: его власть среди остальных, его тон, походка, сила. Я просто уверен, что корабль он не смог забрать лишь потому, что умер. Ирэн убила его. Он был совершенно уверен в победе: двести тридцать человек на одного — расклад более чем неприятный. Они не собирались нас отпускать оттуда. Им нельзя было дать нам уйти. Но они хотели получить всех сразу и живыми: вот что их подвело. Вероятно, Рейко тоже собиралась вести двойную игру, но какую? Как жаль, что мертвых не спросишь… — вздохнул герцог и пожал плечами. Гальярдо на это ничего не ответил.

В дверь постучали, Анхельм пригласил войти, и на пороге появился портье, который сообщил, что все готово к ужину. Спустя пять минут Роза, Анхельм и Хавьер сидели в пустом зале за большим круглым столом и молча ели. Никто не заговаривал первым: Хавьер погрузился в свои мысли, Роза бросала нерешительные взгляды на Анхельма, а тот налегал на фаршированные рисом кальмары и маринованную морковь, которую страстно ненавидел. Видимо, был так голоден, что совершенно забыл об этом.

— Я собираюсь переехать в Лонвин, — сказала Роза, поняв, что помощи от Анхельма не дождется.

— Лонгвил, — поправил тот, не отрываясь от моркови. Хавьер, услышав это, медленно вытер губы салфеткой и бросил ее на стол. Роза пила вино и считала оставшиеся секунды до взрыва.

— Что?! — переспросил он так, словно не расслышал.

— Я собираюсь переехать в Лонгвил, поступить в университет и учиться, — повторила Роза.

— Ты хоть соображаешь, что делаешь? — начал Хавьер, глядя куда-то в потолок, а не на дочь. — Да у тебя совсем уже совести не осталось?! Нет, подождите… — его взгляд обратился к герцогу. — Анхельм, это… твоих рук дело, да? Решил у меня отобрать дочь?!

— Я сама отказалась от тебя, — напомнила Роза. — Ты отказался от меня, а я отказалась от тебя. Мы квиты, я считаю.

— Маленькая нахалка! Да кому ты нужна в этом Лонгвиле? Кто ты такая без меня? Без нашей семьи? Без фамилии Алава! Просто очередная безродная девка!

— Не ори на нее, — спокойно сказал Анхельм, и добавил: — Я стану ее опекуном.

— Что?! Ах! Так тебе не Роза нужна! Ты как обычно… хочешь покуситься на мое имущество?!.. — побагровел Хавьер. — Да я… да… Ее опекун — я! Завещание! Я хотел тебя вписать, Роза, но теперь ты не получишь ни рема! Ни жалкого рема! И ни одного паршивого горшка из имения Алава! Ты лишишься всего!

— Я не могу лишиться большего, чем уже лишилась, — отстраненно сказала Роза. — Ты выкинул меня из своей жизни, потому что я могла оставить пятно на твоей репутации. Я ведь ничего не знала бы о нашем родстве! Но ты приехал к нам, выпил целую бочку вина и на пьяный язык рассказал мне, что я твоя дочь, но — вот неожиданность! — об этом никто не должен знать! Я уже даже не спрашиваю, зачем ты это сделал, мне все равно! Но теперь ты просто обязан оставить меня в покое. Потому что только ты один виноват во всех моих несчастиях. Ты и больше никто! И я от своих слов не откажусь. А лишить меня имения Алавы ты не сможешь. Все документы у меня, и я тебе их не отдам.

— Я все еще твой опекун! Ты несовершеннолетняя! Я имею право распоряжаться всем, что у тебя есть, и я тебе гарантирую: ты не получишь ни рема!

— Ну что ж… Раз такое дело, то придется и мне сказать свое веское слово, — Анхельм доел наконец морковь, вытер рот и сказал, спокойно глядя в бешеные глаза Хавьера:

— Что ты к ней привязался? Ты чего хотел? Чтобы она села в твоем замке в самой темной комнате и вышивала на пяльцах день и ночь, да держала рот на замке? Не будет этого. Я же знаю, как ты боишься, что Роза расскажет всем, кто ее настоящий отец. И даже доказательств не потребуется, потому что не заметить сходства между вами может только слепой. Гальярдо, ты вляпался в дерьмо по самые уши. У тебя есть один-единственный шанс замять скандал, который я могу раздуть, и я тебе в порыве неслыханной щедрости этот шанс даю. Отпусти Розу и дай ей заниматься тем, чем она хочет. Начнешь чинить мне препятствия для ее перевода под мою опеку — сдам тебя императору с потрохами. Ты знаешь, я человек слова.

Гальярдо молчал. Снова взял вилку и стал тыкать в овощи, впрочем, бросил почти сразу же. Анхельм оглядел его и заметил, что Хавьер с их последней встречи действительно постарел. Словно из него высосали все силы. Морщины покрыли его смуглый высокий лоб, уголки губ печально опустились, кожа казалась высохшей и старой. А ведь ему всего-то около сорока!

«Неужели и меня работа до такого же доведет?» — подумал Анхельм, наблюдая за Гальярдо. Дрожащими руками тот закрыл лицо, уложив локти на стол, вопреки всем правилам этикета.

— Я так понимаю, твое молчание говорит о согласии? — уточнил Анхельм. Герцог едва заметно качнул головой. В тишине было слышно, как облегченно выдохнула Роза.

— За минутное удовольствие я расплатился страшной ценой. Лучше бы проститутку взял, — пробормотал он наконец.

— Неужели ты совсем не любил маму? — тихо спросила Роза, и Анхельм понял, что, несмотря на все свои слова о равнодушии, она отчаянно ищет хоть какое-то тепло, которое может создать хотя бы иллюзию семейных уз.

— Она была прекрасной, — ответил Гальярдо, вскинув голову и глядя в глаза Розы. — Прекрасной шлюхой. Есть поговорка: яблочко от яблоньки недалеко падает. Смотри, не подтверди ее, раз уж сорвалась с веточки, яблочко мое.

Роза презрительно сузила глаза, поднялась из-за стола и подошла к отцу.

— Тогда чье яблочко ты, папочка? — процедила она ему на ухо, развернулась и ушла, хлопнув дверью. Анхельм тоже долго ждать не стал и ушел, бросив напоследок:

— Полагаю, лучше будет тебе взять другой номер. Похороны Камелии завтра в семь утра. Постарайся прийти, а не приползти.

Войдя в номер, Анхельм прямо в одежде рухнул на кровать. Только пиджак успел снять. Роза хотела у него что-то спросить, он лишь промычал нечто вроде «одну минутку», после чего уснул. Она раздраженно всплеснула руками и собралась разбудить, но затем подумала, что слишком много хочет от герцога, который трое суток не спал. Оглядев его с головы до ног, Роза решительно подошла, стянула с него ботинки, не без труда забросила ноги Анхельма на кровать и накрыла покрывалом.

— Спасибо, Анхельм, — сказала она тихо, присела рядом и робко положила ладонь на его плечо.

— На здоровье, — сонно пробормотал он. — Ложись спать. Нам рано вставать, а уже двенадцать.

Безмятежное голубое небо и солнце, поднимающееся над алым горизонтом, окрашивали океанскую гладь перламутровым и золотым светом. Блики бежали по ряби, играя в волнах вспышками. Тихо шелестели пальмы, покачивая листьями в такт пению хорала. Утренний бриз нежно целовал в щеки всех, кто пришел проститься с погибшей дочерью губернатора Камелией.

Роза прикрывала ладошкой рот, чтобы не показывать дрожащие губы. В другой руке она держала стянутый нитями мешочек из бело-розовых лепестков магнолии, в котором был прах сестры.

— «…И предстало мне пред глазами моими ослепшими виденье Светлоликой Девы. И слышал я голос ее чистый, словно журчанье ручья. Говорила она со мной, и слова ее вселяли покой в сердце мое истерзанное: "Воедино связаны и равно велики Жизнь и Смерть. Улыбнись пред лицом Смерти, ибо Жизнь новая уже ждет тебя! Так войди во Врата Вечности без страха, но с ликованием; без ропота, но с надеждою и любовью. Любовью движимый, ты найдешь Жизнь". И простился я с земным, возликовало сердце мое, любви преисполнившись, и, окрыленный, воспарил дух мой к свету, на великий зов Жизни и Любви!» — прочитал священник и очертил над прахом знак треугольника в круге.

Роза прерывисто выдохнула, вошла по пояс в океан, бережно неся в руках цветок магнолии, и опустила в воду. Волна подхватила его и так же бережно понесла вдаль, навстречу рассвету и золотому солнцу. Вслед за тем по волнам поплыли белые цветы, озаряемые нежным солнечным светом. Роза еще долго стояла в воде, глядя на них.

— Да омоет тебя благостный свет Сиани, да подарит тебе покой Инаис, сестра! Маганиде! — прошептала Роза и постаралась улыбнуться. Губы дрожали и не слушались ее, безжизненным камнем застыло девичье сердце в груди.

И вдруг позади, на берегу, нежно и тихо зазвучала скрипка. Мажорная лиричная мелодия возносилась к бесконечно прекрасному небу и растекалась над океаном. Слезы потекли по щекам Розы, взор ее затуманился, и она больше не видела, как играет вода цветком магнолии. Музыка ласково тронула и потянула неожиданно затрепетавшее сердце, подняла в нем жаркую волну надрывной, мучительной тоски, разбудила печаль, в тот же миг объявшую все существо Розы терновыми ветвями. Глубокое раскаяние захлестнуло ее, грозя утопить, словно соринку, и Роза молча взмолилась…

Ей казалось, что сквозь пелену слез в ало-золотом солнечном мареве она видит образ сестры. Камелия улыбалась ей. И тогда, где-то глубоко внутри неизбывной меланхолии, захватившей Розу в плен, вдруг проснулась зеленым, неокрепшим ростком светлая нежность и радостное ликование; покой и уверенность обняли Розу, и губы ее растянулись в тихой улыбке.

Она была прощена.

Глава 4.5

— Это были самые красивые похороны, какие я когда-либо видел, — сказал Анхельм тихо. Герцог сидел на подоконнике раскрытого окна и смотрел в небо. Бриз трепал его отросшие до плеч белые волосы, и он то и дело приглаживал их рукой. Океан был необычайно тих, бирюзово-синяя вода мягко качалась, не выказывая ни намека на шторм или волны. Где-то там, в этой дали уже плыл в сторону Гор-ан-Маре трехмачтовый клипер «Златокрылый», на борту которого находились Роза и сопровождавшая ее Альберта Вонн. Анхельм написал им сопроводительные письма, объяснил, как добраться до его имения, после чего посадил на корабль и отправил восвояси. Теперь они встретятся, самое меньшее, через пару месяцев.

— Да, — выдохнул Фрис. Кастедар молча кивнул. На лице демона застыло совершенно необычное для него мечтательное выражение.

— Какие правильные слова, — сказал он. — «Улыбнись пред лицом Смерти». Да, только моя сестра и могла так сказать.

— Не понимаю я ваши высокие отношения, — протянул Анхельм, оглядывая демона с головы до ног.

— И не поймешь. Слишком приземлен, — ответил почему-то Фрис. Келпи сидел в другом углу комнаты и читал книгу, принадлежавшую Кастедару.

— Не буду даже пытаться. Кстати, Кастедар, что за бочки были там на корабле?

Фрис оторвался от книги и обменялся вопросительным взглядом с демоном. Такими Анхельм не видел их ни разу, и это не на шутку его встревожило.

— Я видел, как вы цапаетесь, и привык к этому, — сказал он. — Я видел, как вы работаете вместе, но это еще можно понять. Но когда вы вот так спокойно разговариваете и не стремитесь друг друга поубивать, у меня мурашки по коже.

Кастедар вздохнул и объяснил.

— Признаюсь честно: когда я увидел эти бочки, то немного взволновался и не придумал ничего лучше, чем сказать, что это крысиный яд. На самом же деле в бочках хранилось другое вещество. Оно действительно смертельно ядовито. В малых количествах вызывает галлюцинации, заторможенное состояние и иллюзию приятных ощущений, при передозировке — быструю, но крайне мучительную смерть. Человек, который употребляет это вещество, привыкает к нему и жить без него не в состоянии. Он продаст мать родную за то, чтобы добраться до него — настолько становится привязан. Постепенно человек губит сам себя и однажды просто погибает. Данное вещество давали некоторым из тех рабов на корабле. Вероятно, таким образом их туда и заманили. Этот мир никогда не знал ничего подобного, и, следуя замыслу Создателей, не должен был знать. Откуда этот порошок здесь взялся — вопрос другой, и на него у меня пока нет ответа. Однако теперь я и другие хранители должны вмешаться и немедленно уничтожить все мировые запасы этой дряни.

— А из чего оно сделано? — нахмурился Анхельм.

— Из растения, — уклончиво ответил демон. — Ваша светлость, вам больше знать не нужно. Вообще забудьте об этом, это не ваша проблема.

— Кастедар, но если ваша конечная цель — уничтожение мира, почему вы просто не оставите это?

Демон наклонил голову, и на секунду его черные глаза вспыхнули слепящей белизной.

— Время еще не пришло. Такой ответ вас устроит?

Анхельм отрицательно покачал головой, но решил больше ничего не спрашивать на эту тему.

— Вот именно. Чем меньше вы будете об этом знать, тем крепче будете спать. Хочу напомнить, что сегодня уже четвертое февраля. Мы немыслимо задержались здесь.

— Мы отплывем послезавтра. Сегодня должен приехать отряд «Тигров», и я даже не знаю, какие еще вопросы придется решать. Гальярдо сейчас в совете, управляется с делами и будет только к вечеру, хотя, признаться, я видеть его не хочу. Он все-таки подписал документы о передаче мне прав опеки, но при этом так скрипел зубами, что у меня до сих пор этот звук в ушах стоит. Бывают же такие люди…

— Прав опеки? — переспросил Фрис. — Что это значит?

— Это значит, что теперь Роза будет жить в Лонгвиле, в моем поместье, а в октябре поступит в университет и уедет на пять лет, если не дольше. Приезжать будет только на каникулы.

— То есть все лето я буду любоваться ее мордашкой? — уточнил келпи. — И, естественно, она волей-неволей будет в курсе всех наших дел?

— Я пока не решил, как поступлю, — признался Анхельм. — Может быть, ей удастся попасть в число поступающих в мае, тогда она уедет раньше. Но, да… Некоторое время она поживет с нами.

— Превосходно, — ответил Фрис таким тоном, что герцог сразу понял: ничего превосходного нет, и все ужасно. Келпи снова уткнулся в книгу, и Анхельм решил, что лучше его больше не трогать. Кастедар, извинившись, ушел в свой номер. Герцогу было совершенно нечем заняться, так что он просто сидел на окне, поставив одну длинную ногу на подоконник, а другую свесив на пол, и смотрел на город. Несмотря ни на что, жизнь продолжалась. В этом была вся ее насмешка: сколько бы человек ни погибло, какой бы ужас и трагедию ни пережили обитатели маленького города, жизнь продолжалась. Солнце все так же вставало и опускалось, ветер дул, а городу нужно было чем-то жить. Вот сейчас торговцы окружили здание администрации: из гостиницы было превосходно видно толпу на площади. Никто не кричал, но люди стояли мрачные и злые. Анхельм, конечно, понимал их недовольство, но сделать ничего не мог. До тех пор, пока каждого не проверят органы безопасности, никто с острова не уедет. Он решил, что лучше потерпеть возмущение и возместить гильдиям ущерб, чем упустить сквозь пальцы часть преступной группы и потом ловить крыс по всей стране. Но мысли герцога были поглощены не только и не столько проблемами города, сколько проблемами Рин. Произошло худшее, что можно было вообразить: Рин потеряла память и сбежала одна в чужую страну, для посещения которой требуется специальное разрешение… Ой! Анхельм чуть не свалился с подоконника от внезапного осознания этого факта, соскочил и едва не бегом направился в комнаты Кастедара.

— Кастедар! Беда! — возвестил он на полкоридора и без стука вломился в его номер. Демон переодевался. В зубах у него была зажата сигарета, а в руках он держал рубашку и раскрытую книгу. И был абсолютно голый. Странный взгляд он перевел на ворвавшегося Анхельма, который совершенно неэлегантно и невоспитанно застыл с разинутым ртом на пороге.

— Полагаю, люди придумали правила этикета не потому, что им было нечем себя занять вечерами, — медленно проговорил Кастедар и опасно нахмурился. Анхельм покраснел до корней волос, но заставить себя отвести взгляд не мог.

— Либо зайдите, ваша светлость, либо пойдите вон, — добавил демон, видя, что дар речи у нежданного гостя потерян.

— На что уставился? — прорычал он и, сцапав Анхельма за руку, втащил в комнату.

— Нету… Как… так? — пролепетал герцог.

— Я — суть Смерть, эссенция разрушения. Я не имею цели продолжать жизнь в ком-либо, посему мне не дано возможности делать это, в отличие от, например, Фриса. Дальше что? Чего хотели-то? Явно ведь не об этом поговорить.

Кастедар набросил рубашку и пошел за брюками. Анхельм от потрясения забыл зачем пришел, в чем честно сознался.

— Что за беда стряслась? Вроде бы не ты у нас страдаешь провалами в памяти.

И Анхельм вспомнил.

— Рин! Она же уехала в Левадию, а там нужны документы, без разрешения на въезд она туда просто не попадет. Что делать?

Кастедар поморщился и сказал:

— Я уладил все еще вчера. Ее пропустят безо всяких вопросов. Это все?

Анхельм озадаченно кивнул, извинился и вышел. В глубокой задумчивости вернулся в комнату, где сидел в совершенно необычной для него позе — поджав колени к груди, — Фрис с книгой в руках. Герцог оглядел его и попытался быть дружелюбным:

— Фрис? Ты в порядке?

Тот молча кивнул.

— Это книга Кастедара о мозге и памяти?

Фрис еще раз кивнул.

— Пытаешься понять, что произошло с Рин?

Келпи смерил его взглядом и неохотно проговорил:

— Я знаю, что с ней произошло. Я пытаюсь чем-то себя занять, чтобы не разнести здесь все к червям болотным.

В бездонных глазах келпи мелькнуло странное выражение. Боль, вина, страх? Мелькнуло и пропало, как тень. Келпи снова уткнулся в книгу, и герцог решил больше не трогать его.

— Мне плохо без нее, — сказал вдруг Фрис после долгого молчания. — Я не могу долго находиться вдали от нее, особенно когда не чувствую ее. Перестаю… Я перестаю себя контролировать.

Он тяжело выдохнул и закрыл ладонью лицо; на его медовой коже вздувались вены. Анхельм ничего не ответил, лишь ощутил, как поднимается в сердце волна ревности.

— Ты же познакомился с ней всего месяц назад… — протянул герцог, усаживаясь обратно на окно. Фрис фыркнул — хоть один знакомый жест! — и усмехнулся.

— Я знаю ее всю жизнь. И даже больше. Не вздумай ревновать ко мне, мальчишка, а не то это погубит тебя.

— Ты любишь ее, — бросил Анхельм, и келпи вздрогнул. — Я же вижу, как ты на нее смотришь. Я не отдам ее тебе. Даже не думай.

— Она для меня священна. Я не думаю о ней в том смысле, в каком думаешь ты. Она для меня — покой и отдохновение, надежда и смысл. Словами не передать, что она для меня, как я ее чувствую. Для понимания этого чувства нужно иметь за плечами немного больше, чем двадцать пять лет жизни.

Фрис захлопнул книгу, встал и вышел прочь, оставив последнее слово за собой. Анхельм с унынием и внезапной злостью оглядел пустую комнату, а затем перебрался с окна на кровать, где пролежал без движения и сна около трех часов.

*~*

Спустя три часа пришел Сэмюель Хаши, начальник полиции Адаранса, и доложил, что прибыла ожидаемая военная эскадра. «Тигры» приехали полным составом штаба в Гор-ан-Маре. Запрос в столицу о подкреплении еще не дошел, поэтому все вооруженные силы, которые есть у них сейчас в наличии — это шестьдесят три полицейских, двенадцать «Тигров» и четырнадцать военных кораблей, экипаж которых подчиняется приказам адмирала. Когда Анхельм спросил, имеет ли Гальярдо право командовать составом по своему усмотрению, Сэм замялся и развел руками, говоря, что, к сожалению, нет. Доставить на острова они могут, но вовлечение их в боевые действия требует приказа от главнокомандующего южным флотом Доджа Финесбри.

При этих словах Анхельм почувствовал, что голова у него трещит по швам. Если Додж состоял в сговоре, значит, дело принимает еще более серьезный оборот, хотя, казалось бы, куда уж серьезнее. Если состоял… Опять это «если»! Выяснить наверняка сейчас невозможно, и это — самое ужасное. На вопрос, где находится сам господин Финесбри, Сэм ответил, что сейчас он в столице, где, вроде бы, решается вопрос о его повышении. Анхельм похолодел, но волнения своего не выдал.

Герцог решил, что пришло время встретиться лицом к лицу с тем, что настряпала тут Рейко. Возможно, это рабы, подсаженные на тот странный ядовитый порошок. Возможно, это вооруженное формирование, которое готово будет к ответной атаке, едва только они проявят агрессию. Но то, что их там уже ждут — это факт. Вопрос только в том, чьих сил окажется больше.

*~*

Сумасшедшая влажность и жара доводили до изнеможения. Платок Анхельма можно было выжимать от пота. Странные звуки неслись из высоченного тропического леса: птицы не то возмущенно кричали, не то глумливо гоготали над людишками, вторгшимися в чужие владения. Город остался далеко позади, вокруг были лишь деревья. В центр острова вела неширокая дорога, по которой не прошел бы ни один экипаж.

Впереди них шли бойцы «Тигров»: восемь мужчин и четыре женщины. Все были одеты в пятнистые формы цвета листвы и земли. Волосы бойцов скрывали защитные шлемы, поэтому сказать, кто из них маг было нельзя. Некоторых оружие покрывало с головы до ног, кто-то, казалось, вовсе идет без него. На рукавах у каждого виднелись нашивки с оскаленным тигриным профилем. Бойцы громко и весело переговаривались, одна женщина шутливо пихнула в плечо товарища. Похоже, никто из них особой серьезностью не отличался. По меньшей мере, их командир — единственный, не считая женщин, кто не выглядел, как шкаф, — не спешил утихомиривать подчиненных.

Позади ехал на лошади Гальярдо в сопровождении охраны.

— Не стоит вам туда идти, ваша светлость, — посоветовал Кастедар, тенью следовавший за герцогом.

— Я должен увидеть своими глазами, что происходит на острове, — ответил тот. — Мне необходимо это знать.

— Вас ведет туда любопытство или долг?

— Долг. Кастедар, вы же слышали мой разговор с Гальярдо, когда я рассказывал ему свои соображения по поводу Доджа Финесбри?

— Слышал.

— Что скажете?

— Не могу поделиться своими мыслями на эту тему. Вы ведь и сами не уверены.

— Боги, я ничего не могу сейчас сказать точно! Это всего лишь моя догадка, но если она верна, то… на императора готовят покушение, а затем захват власти.

— Полагаю, вас заботит то, что трон могут занять не те люди.

— Именно.

— Что ж, тогда боритесь. Мы преследуем одни и те же цели, поэтому я буду помогать вам, как и распорядился мой хозяин.

— Сколько можно ломать комедию? Ну какой он вам хозяин?

— Действительно, пожалуй, пора прекратить это, — усмехнулся демон. — В действительности никакого договора не существует. Есть лишь разумное соглашение, на которое Илиас пошел добровольно и с радостью.

— В чем суть соглашения?

— Об этом вы узнаете от него. Кажется, мы прибыли, — ответил он, указывая на высоченную каменную стену, отрезавшую трущобы острова от цивилизованной его части. Она была даже выше, чем лес. Гигантская крепостная стена. Выстроена она была не так давно, судя по ее виду.

Анхельм услышал, как командир «Тигров» приказал остановиться. Полицию оставили далеко позади, Гальярдо остался командовать. К городу должен был сейчас подойти только отряд «Тигров». Так как указания и краткое описание проблемы они получили еще раньше, предварительный план выработали вполне ясный и простой: в город засылался один разведчик, который должен был оценить обстановку. Если жители трущоб готовились к бою, их надлежало уничтожить на месте без проведения переговоров. Если же нет — провести переговоры, и убедить сдаться властям.

Разведчик, миниатюрная женщина, чье лицо было измазано камуфляжной краской, вернулась спустя полтора часа и рассказала, что город готов к обороне.

— Их там слишком много, чтобы сосчитать, сир, — докладывала она. — Все вооружены. И у них новые винтовки канберийского образца.

— Понятно, — сказал командир. — Предложения?

Она затянулась сигаретой, одолженной у Кастедара, и выдала:

— Выкурить их.

— Тебе бы только пожар устроить.

— Господа, — обратился к ним Анхельм, — я уверен, что стоит подождать подкрепления со стороны регулярной армии и затем провести переговоры. Возможно, нам удастся убедить их сдаться.

— Да к горнидам эти ожидания! — поморщилась все та же женщина, сняла шлем и встрепала мокрые ярко-желтые волосы. — Киснуть в этой жаре целый месяц, пока они доедут…

— Чес, заткнись! — приказал капитан, перебив волшебницу. — Ваша светлость, это ни к чему не приведет. Вы же слышали, что они готовы к обороне, значит, их предупредили о нашем приходе. Теперь мы должны действовать сообразно намеченному плану. Здесь будет жарко. Вернулись бы вы в город.

— Нет, — решительно заявил герцог, — я должен знать, что происходит.

Тут Чес вытянула руку ладонью вверх. Через мгновение на ней возникла белая сфера, в которой затем появилось изображение. Анхельм увидел множество деревянных домиков, на улицах скопились люди, одетые в какое-то тряпье, лохмотья. Но несмотря на плохую одежду, каждый из них был вооружен до зубов, и даже дети держали оружие. Их лица и тела были вымазаны зеленым и коричневым — боевая маскировочная раскраска.

— Вот, полюбуйтесь, — сказала Чес. — А еще здесь кое-чего не видно, но я успела рассмотреть. Они все больны. Чем-то странным… Они двигаются так, будто их трясет лихорадка.

— Позволите на мгновение? — попросил Кастедар тоном, не предполагавшим, что ему не позволят, и протянул ладонь ко лбу волшебницы. Та замерла, широко раскрыв глаза и не смея шевельнуться. Сфера увеличилась в размерах, теперь было ясно видно, о чем говорила Чес. Лица жителей были чрезмерно худыми, глаза — ввалившимися, а взгляды их заставили Анхельма поежиться: дикие, испуганные и безумные.

Через некоторое время демон убрал руку, и Чес шумно выдохнула, сфера в ее руке растаяла, как дым. Ее лицо покрылось испариной, губы побелели и дрожали.

— Они все отравлены тем веществом, — объяснил Кастедар. — Легко догадаться, что им обещали за послушание. Проклятье! У меня нет времени на эти глупости!

Он в раздражении топнул ногой.

— Их явно предупредили. Они знают, сколько нас, и готовы сражаться, — добавил командир. — Если не сдержать их сейчас, ваша светлость, то они пойдут на штурм города и возьмут его силой. Мы не можем ждать подкрепления. Так что переговоров не будет.

Последние слова он процедил сквозь зубы.

— Но там дети! И женщины! — возмутился Анхельм. — Мы не можем их уничтожить!..

Командир окинул герцога странным взглядом и сказал:

— Мы здесь выбираем между злом большим и очень большим. И выбор этот злой, ваша светлость.

— Дети! — почти закричал Анхельм. — Благие боги! Не будьте чудовищем! Вы же не станете воевать с детьми?!

— Я не хочу воевать с детьми! — повысил тон командир. — Но либо я пристрелю мелкого пацана, который нападет на меня, либо он пристрелит меня, а потом пристрелит вас. Доберется до города, устроит резню там. Со временем дойдет и до вашей семьи. Хотите этого?

Анхельм не ответил, опасаясь, что голос подведет его, но командир истолковал это как согласие.

— И я не хочу. Они подняли оружие, ваша светлость, значит, они террористы. А у террористов спрашивают только последнее слово на эшафоте. С ними не ведут переговоров!

— Вы причисляете к террористам тех, кто не имеет силы стоять за свою невиновность. Мы должны спасти женщин и детей! Они зависят от наших решений! Нам нужны переговоры, и если вы не хотите сделать этого, это сделаю я.

Он повернулся и зашагал в сторону города, но солдаты преградили ему путь.

— С дороги! — рыкнул он, но никто не пошевелился.

— Никак невозможно, ваша светлость, у нас приказ.

Анхельм отшатнулся.

— Приказ… Приказ! Знаешь, как часто я слышал слово «приказ»? Так часто, что перестал в него верить. — Он обернулся и потряс пальцем, указывая на капитана. — Вы сейчас хотите воевать против гражданских, оправдываясь приказом. Это зло в чистом виде!

— Ваша светлость, — вмешался Кастедар, — вы разве не слышали, что я сказал? Все люди там отравлены. Спасти никого нельзя! Очнитесь, наконец!

— О боги! — схватился за голову Анхельм, лицо его исказила гримаса.

— Капитан прав, ваша светлость. Вам придется принять результаты выбора, который вы сделали.

Некоторое время стояла тишина, нарушаемая лишь криками птиц, а потом капитан сказал:

— Мы, люди, воюем не потому, что мы злые. Причина в другом. Когда-то в Соринтии была одна легенда по имени Рин Кисеки. — При звуке этого имени у Анхельма все перевернулось в груди, а солдаты прижали ладони к сердцам и почтительно склонили головы. — Однажды она сказала: «Война не вокруг нас, она внутри нас». Внутри, понимаете? Это и есть причина.

Анхельму нечего было на это ответить. Капитан подошел, взял герцога за предплечье и отвел в сторону.

— Шли бы вы отсюда, ваша светлость. Здесь не место таким, как вы, — заметил он так тихо, чтобы услышал один Анхельм, и сразу же обратился к бойцам.

— Слушаю ваши предложения. Чес, тебя уже слышал. Пожар потом тушить нечем, а леса слишком близко, сами убьемся.

Солдаты пожимали плечами, ни у кого идей не было.

— Боеприпасов у нас считай что нет, а таким числом нам их не взять, сир, — ответил один из них.

— А если закидать их дымком?

— Не выйдет, Крис, — ответила Чес, — я со стеночки посмотрела — там площадь будь здоров.

— А если отравить им колодцы? — предложила красотка с кожей цвета кофейных зерен и похлопала по сумке на бедре. — У меня здесь на весь город хватит.

— Хороший вариант. Но если колодцы сообщены с городом, мы потравим своих. Давайте привал, я пока подумаю, — скомандовал капитан, и солдаты стали рассаживаться на обочине дороги. Анхельм обернулся к Кастедару и отвел его в сторонку.

— Вы можете чем-то помочь? Они же хотят… — тихо спросил герцог.

— Нет, — перебил Кастедар. Демон смотрел спокойно и уверенно, и Анхельм понял, что здесь он поддержки не найдет.

— И Фрис, естественно, помогать не будет…

— Ну, насчет него я бы не утверждал так категорично, — ответил демон, задумчиво глядя куда-то за спину Анхельма. — У вас есть кое-что, что может склонить его к согласию, и я удивлен, что вы до сих пор до этого не догадались.

— Даже если бы я знал, что сделать… Как его найти? Он опять ушел в неизвестность! — всплеснул руками Анхельм. Демон усмехнулся.

— Он уже здесь. Во-он там. Видите большую черную лошадку?

Анхельм обернулся и ищущим взглядом заскользил по лесу. И нашел: огромный черный конь с мохнатыми ногами стоял под деревом и смотрел на него.

— Так что же я ему должен дать?

— Ничего особенного. Уверенность. И возможность уехать отсюда. Копытный ваш друг очень спешит, как и мы все, смею вам напомнить. Идите, он вас ждет. Я не пойду, а то вы не договоритесь.

Анхельм сообразил. И широким шагом он направился в лес. Фрис развернулся и пошел прочь от него. Герцог прибавил шагу, келпи тоже. Они забрались в джунгли так далеко, что, обернувшись, Анхельм не увидел дороги, где остались солдаты. Фрис тоже вдруг исчез. Герцог потерянно завертел головой, страх заблудиться сковал его по рукам и ногам. Птицы, казалось, заверещали с тройной громкостью, откуда-то сверху послышалось странное насмешливое завывание. Анхельм взглянул вверх и увидел на ветке большого разноцветного попугая, смотрящего на него. Птица спрыгнула с ветки прямо на него, он едва увернулся от острых когтей. Под ногу что-то подвернулось, Анхельм оступился и со всего маху впечатался спиной в ствол дерева. Пытаясь унять дрожь, он несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, но результата не достиг: руки тряслись, ноги подкашивались.

— Фрис! — тихо позвал он. Келпи не спешил появляться. Анхельм отдышался и постарался взять себя в руки. В конце концов, он знал, что келпи просто играет с ним, наслаждаясь его бессилием.

— Фрис, выходи!

Птица гаркнула прямо над его ухом, и герцог испуганно отскочил в сторону.

— Проклятье! — выдохнул Анхельм, нервно вглядываясь в бесконечную зелень джунглей. Дыхание у него сбилось, сердце рвалось из груди, руки дрожали, он шел и шел дальше, уже не зная, куда идет. Ветви и корни трещали под сапогами, а с кустов вокруг то и дело вспархивали птицы и какие-то громадные зеленые насекомые. Вдруг Анхельм остановился и прислушался к тихому и зловещему шелесту листьев. Может быть, здесь тигры? Он зажал рот ладонью, с ужасом глядя на кусты впереди. Шепот растений перерос в звук шевеления чего-то большого. Нечто приближалось к нему. Анхельм сделал шаг назад, и его нога заскользила на чем-то мягком и жилистом. Потеряв равновесие, он упал на спину, и его ноги тут же обвила и сдавила огромная желтая змея. Анхельм закричал от ужаса, но горло перехватило и вышло лишь сипение. Он попытался встать, но змея быстро затягивала на нем свои кольца и давила все сильнее. Анхельм задергался, стал брыкаться, но никак не получалось стряхнуть ее с себя и выскользнуть из смертельных объятий. Сквозь тонкую ткань брюк он чувствовал, как она шевелится и скользит вокруг него, но не мог понять, где голова, а где хвост… пока она не поднялась над высокой травой. Рубиновые глаза уставились на него голодным взглядом. Змея открыла огромную розовую пасть, в которой блеснули бело-желтые мокрые клыки, и зашипела. Анхельм мгновенно закрыл лицо, и тут же ощутил удар в руку, — она попыталась атаковать, но зубы наткнулись на пуговицу пиджака. Гадина продолжала сжимать добычу ледяными тисками, он уже не мог пошевелить ногами.

— Фрис! — закричал он, но лишь птицы издевательски захохотали в ответ. Сильное и тяжелое тело змеи уже свернулось вокруг груди, ребра затрещали, и он понял, что она собирается обвить его шею и задушить. Анхельм не мог открыть глаза, он обнял себя за плечи, закрывая лицо локтями и надеясь, что так оттянет момент гибели. Теплая, влажная чешуя коснулась его уха, тварь уже пробиралась под шеей.

И тут горячее дыхание обдало лицо, клацнули чьи-то зубы. Змея издала гневное шипение, вдруг забилась и стала отпускать добычу. Анхельм открыл глаза и увидел, что над ним нависает Фрис, в волчьих зубах которого зажата окровавленная голова змеи. Ее кровь потекла на лицо, Анхельм рванулся изо всех сил, стряхнул с себя змеиное тело, бьющееся в агонии, и пополз прочь.

— Стой, — приказал Фрис. Герцог рухнул на землю, тяжело и прерывисто дыша, стал отряхиваться, безуспешно пытаясь избавиться от гадливого ощущения.

— Что… это… было?

— Раашти. Я на нее охотился, — ответил Фрис. Келпи разжал зубы, и голова, яростно шипя, плюхнулась в траву. — Люблю этих змей, вкусное мясо. Иногда они бывают с начинкой вроде коз, кроликов и людей.

Келпи наклонил голову к туше змеи и вонзил в нее зубы. Анхельм отвернулся, не в силах это видеть. Долгое время ни герцог, ни келпи ничего не говорили друг другу. Фрис обедал, а Анхельм вытирался и крутил головой по сторонам, оглядывая величественные джунгли. Страх от столкновения со змеей постепенно отступал, присутствие Фриса странным образом успокаивало. И в то же время нервировало. Ему хотелось наорать, высказать все, что он думает о его поведении, но Анхельм знал: тогда келпи просто повернется и уйдет. Что дозволено Рин, то не дозволено ему. Пришлось стиснуть зубы и промолчать.

— Я думаю, ты пришел сюда за чем-то определенным, и это была явно не змея, — намекнул Фрис.

— Да… Я хотел попросить… помочь.

— Причины?

— Расклад по силам не в нашу пользу: беженцы задавят нас количеством. К тому же, мы должны немедленно ехать. Если не сядем на корабль завтра, то нам придется ждать еще долго. За это время Рин… С ней может случиться что угодно. Боги, Фрис, ты можешь хотя бы не чавкать?! — воскликнул Анхельм.

— Ну извини, у меня нет щек, — ответил Фрис и добавил после долгого молчания: — Ладно. Я помогу. Но взамен ты должен мне кое-что пообещать.

— Что?

— Ты будешь верить мне, даже если тебе покажется, что я обманываю. И ты не будешь верить ни единому слову чешуйчатого.

— Но если он говорит правду?

— Так, ты хочешь, чтобы я помог?

— Как говорит Рин, выбор как бы есть, но как бы его и нет. Да, я обещаю. Я обещаю верить тебе, даже если кажется, что ты лжешь.

Фрис ничего не сказал в ответ, лишь было слышно, как он вгрызается в тело змеи, отрывает кусок за куском и чавкает.

— В этот раз без начинки, — наконец выдал он с сожалением в голосе. Анхельм понял, что лучше ему не оборачиваться, чтобы не стошнило. — Пойдем.

— Фрис, я прошу тебя об одном… Кроме женщин и детей!

Келпи оглядел его с головы до ног странным взглядом и ничего не ответил.

Когда Анхельм вышел из леса бок о бок с огромным черным конем, солдаты синхронно обернулись к нему. Фрис оскалил клыки, неприязненно глядя на них. Их глаза расширились от страха при виде громадного коня с волчьими зубами, они схватили ружья.

— Не стрелять! — скомандовал Анхельм и встал впереди, раскинув руки в стороны. — Это мой друг! Не стрелять!

— Пламя и пепел! Чем жрать желудки своих жертв, Фрис, — процедил Кастедар, подходя вплотную к тому, — жрал бы лучше мозги! Может быть, к твоим бы прибавилось! Ты совсем уже о… Зачем ты появился в этом облике?

— «И до тех пор я существую в этом мире, покуда в меня верят», — сказал келпи. Зловещее синее свечение объяло его огромное тело. Он обошел Ладдара и встал напротив солдат, в нерешительности замерших на месте.

— Запомните этот день хорошенько, люди, ибо вам явился один из духов мира! — сказал он, обводя взглядом группу солдат. — Я Повелитель Рек, один из хранителей великого равновесия. В мире происходят необратимые изменения, и я вынужден действовать. Уходите отсюда, люди, иначе погибнете.

Желтоволосая волшебница вдруг восхищенно выдохнула:

— Ты келпи?

В ответ на это Фрис обернулся человеком, и солдаты дружно ахнули. Они жадно разглядывали его, глядя со смесью страха и непонимания.

— Мой любимый размер… — вдруг прошептала Чес, скользя взглядом ниже пояса Фриса, и тут же схлопотала оплеуху от соседки.

— За что?!

— А ты не порти серьезность момента, Чес.

Келпи рассмеялся.

— После того, как я выполню то, что должен, я весь ваш, милые девушки.

— Чур, я первая! — заявила бесцеремонная Чес. Подруга с волосами лилового цвета пихнула ее локтем в бок.

— А не жирно ли тебе?

— Я красивее вас, я буду первая, — сказала, потягиваясь, красотка с пухлыми губками и экзотичной темной кожей.

— Девочки, не ссоримся из-за мужиков, — успокоила их четвертая, с золотистыми коротко стрижеными волосами и нахальными карими глазами, — времени мало, а нас много. Предлагаю идти в бой вместе.

— И это мудрое решение, мои котятки, — подтвердил Фрис.

Анхельм закрыл обеими руками лицо, не в силах выносить более этот позор. И хотя он уже три раза пожалел, что связался с наглецом келпи, все же где-то в глубине души был рад, что к тому вернулась его обычная несерьезность и способность очаровывать прекрасных дам даже в таких немыслимых условиях.

Фрис подмигнул им и пошел в сторону города. Где-то через пару десятков шагов он снова принял облик коня и пустился вскачь.

— Уходите, ваша светлость, — сказал Кастедар. — Сейчас здесь будет мокро. И вам всем тоже лучше будет уйти.

— Хей! Ваша светлость, мы что, пришли сюда москитов покормить? — возмутился командир.

— Верно! У меня ружье чешется! — добавил один из команды. Анхельм перевел растерянный взгляд на Кастедара.

— Парни… — подала голос Чес, которая провожала взглядом келпи, — лучше бы вам проверить заряжены ли ваши винтовки.

Она указала на стену. Анхельм увидел, что у ворот движется нечто коричневатое, но не мог разобрать, что там. Но, похоже, что толпа народа двигалась к ним. А вот Фриса видно не было, келпи исчез.

— Всем наизготовку! Занять позиции! Группы по четыре, в леса! — скомандовал командир, и солдаты бросились исполнять приказ, на ходу натягивая шлемы, которые сняли на время привала. — Мы не успели. Они вышли!

Анхельм даже сообразить не успел, что происходит, а Кастедар уже вел его к тому месту, где остался Гальярдо с полицейскими.

— Лошадь герцогу! — потребовал он. Через мгновение Анхельм уже сидел на коне вместе с Кастедаром.

— Что произошло? — встревожился Гальярдо.

— Они вышли из города, их слишком много. Я обязан обеспечить безопасность герцога. Остальное — ваша проблема, — ответил демон и пустил лошадь в галоп.

— Кастедар! — закричал Анхельм. — Мы должны вернуться! Мы не можем бросить их на смерть!

Демон даже головы не повернул. Раздались выстрелы и крики.

— Да слышали вы меня или нет?! Поверните назад, сейчас же!

— Не путайте меня с Рин Кисеки, ваша светлость, — бросил Кастедар.

— Я приказываю вам повернуть назад!

— Я не подчиняюсь вашим приказам.

— Гальярдо остался там! Он тоже герцог! Его нужно спасти!

— У него есть охрана и лошади. А теперь замолкните или я заставлю вас замолчать.

Герцогу не осталось больше ничего, кроме как подчиниться. Несмотря на то, что они удалялись от места боя, звуки баталии становились лишь громче. А еще зашумела вода, словно где-то рядом протекала бурная река.

— Фрис… — прошептал Анхельм, оглядываясь назад. — Что он там делает? Нам нужно вернуться!

— Да чтоб тебя! Ну, я предупреждал, — проворчал демон. Вдруг Анхельм почувствовал страшную слабость, его глаза закрылись сами собой, вокруг все почернело, он потерял сознание.

*~*

Очнулся он в незнакомом месте. В глазах плыло, во рту пересохло, голова раскалывалась на части. Анхельм с трудом приподнялся на локтях и сел.

В небольшой комнате все было деревянным, без изысков, но красивым. В одном углу стоял письменный стол, рядом с ним — стол и кресло; в другом углу — рукомойник. Маленькое окошко, под ним — чемоданы, в которых он узнал свой багаж. А за окном раскинулась безбрежная синева океана. Анхельм подошел, выглянул и понял, что корабль уже очень далеко от островов.

— Кастедар! — крикнул он. В дверь постучали, и вошел демон. Лицо его выражало спокойную уверенность, и это так бесило, что Анхельм с удовольствием разорвал бы его на маленькие кусочки.

— Очнулись, ваша светлость?

— Как это, спали вас дракон, прикажете понимать?!

— Как хотите. Можете понимать как то, что ваши дела на острове завершены, и вы с чувством выполненного долга отплываете дальше, навстречу новым подвигам. Можете понимать как то, что мне надоело ждать, пока вы разберетесь с каждой мелочью и поговорите с каждым несчастным и обездоленным.

— Сколько дней мы в пути?

— Добро пожаловать на борт корабля «Висперия»! Сегодня седьмое февраля, среда. Свежая пресса лежит на столике. Ваша одежда в шкафу, выстирана и выглажена. В винном шкафу вы найдете бутыли с водой, вон в том буфете — свежие фрукты. Через час нас позовут к столу, на обед будет рубленый золотой марлин с имбирным соусом. Температура за бортом тридцать шесть градусов по шкале Лапеля, ветер попутный. Ожидаемый день прибытия в Магредину — девятнадцатое февраля, понедельник.

Сообщив все это огорошенному герцогу, демон вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь. Анхельм подошел к кровати и бессильно упал на нее, издав тихий стон. В этот момент ему показалось, что жизнь кончена. Чем закончился бой? Что стало с островом? Кто будет управлять полицией? И есть ли такие же вооруженные формирования на других островах? Или только Лейгес был лагерем?

От мысли, что по приезде в Соринтию его ожидает длинный и тяжелый разговор с дядей о том, что он наворотил, у герцога задергались и глаз, и щека.

И где ходит Фрис?!

Конец этой длиннющей четвертой главы!:D

Глава пятая, в которой Рин знакомится с миром моды, Фрис и Анхельм ищут и находят, а Кастедар предстает в новом свете

В просторной светлой комнате, где вся мебель была из крашеного в белый цвет дерева, царил кавардак. Тут и там на резных спинках стульев висела одежда всех цветов и фасонов, на полу лежали картонки, бумажные пакеты, коробки, туфли и сапоги, стол был усыпан шляпками, щипцами, гребнями, заколками, шпильками и щетками. Устроительницы беспорядка сидели вдвоем за большим трюмо, где были разложены баночки и коробочки с пудрами, маслами, кремами и прочими предметами женского обихода. Одна из них, пепельная блондинка лет двадцати семи, смотрела в зеркало, смешно открыв рот, и пыталась кисточкой-щеточкой нанести черную жидкость на ресницы. Другая, шатенка с темной, бронзовой кожей, пыталась открыть флакон с беловато-зеленой жидкостью.

— Моргать можно? — спросила блондинка, закончив красить глаза.

— Нет. Терпи. Еще не высохло.

— Вив, я похожа на ту куклу из салона? — подытожила Рин, глядя на себя в зеркало. Вивьен наконец открыла флакон и выдавила жидкость себе на ладони.

— Очень. А теперь повернись сюда и сиди смирно.

Рин послушно подставила лицо, и Вивьен круговыми движениями стала втирать крем.

— Слушай, эликсир не хочет впитываться, — сообщила она спустя минуты две, и вдруг ойкнула: — Ой! Ой! Ой-ой-ой! Что происходит?!

Рин уставилась в зеркало: что-то белое комками отставало от ее лица. Рин схватила салфетки и стала вытираться.

— Что это?.. Что это?! Что это?! А-а-а! Вивьен!

— Рин! Что с твоей кожей? Ты… О-о!

— Я же говорила! Я знала! — победно воскликнула Рин, разглядывая свои щеки.

— Так ты действительно аирг… — выдохнула Вивьен со смесью тревоги и восхищения в голосе. Блондинка широко улыбнулась и нанесла на кожу еще эликсира, чтобы стереть с лица оставшуюся краску. Когда процедура завершилась, она оглядела себя и ясно ощутила, что теперь все так, как должно быть. Вивьен пристально рассматривала подругу и затем осторожно прикоснулась к ее щеке.

— Рин… А тебе не приходила в голову мысль, что эта краска на тебе неслучайно?

— Мне в последние две недели столько мыслей приходило в голову, что я уже не знаю, какая из них правильная.

— Но ведь ты кое-что вспомнила, разве нет?

— Ты имеешь в виду тот кошмар, который мне приснился? Вив, это сон. Я не уверена, что это было в реальности.

— Сны тоже откуда-то берутся, — настаивала Вивьен. — Если этого не было, как это могло тебе присниться?

— Если это вправду было, то я — убийца, — ответила Рин и, помолчав, добавила: — А я не хочу быть убийцей.

— А если тебя ищут?

— Значит, они меня не найдут. Ищут-то они человека, а я аирг. Вив, закрыли тему. У меня новая жизнь, новое всё. Я не убийца и не преступник.

Рин поднялась со стула и прошла в ванную.

— Принеси мне, пожалуйста, еще того эликсира, хочу стереть всю эту краску, — крикнула она.

— Сейчас.

Рин бросилавзгляд на календарь: девятнадцатое февраля. Две недели прошли, как во сне. Она знакомилась с собой, пыталась понять, что она любит, а что нет, слушала рассказы Вивьен и пыталась что-то вспомнить о себе, но вся прошлая жизнь была покрыта мраком. Путешествие на корабле ей понравилось, хотя не обошлось и без курьезов: помощник капитана корабля положил на Рин глаз и крутился рядом с ней каждую свободную минутку, изрядно донимая бедную девушку расспросами о том, чего она вообще не знала. Один раз корабли остановились и не двигались часа три. Когда Рин спросила, что произошло, помощник капитана объяснил, что вокруг плавают бриганы[1], опасные океанские хищники. Они не обращают внимания на то, что не движется, поэтому кораблям лучше стоять, пока бриганы не проплывут мимо. Рин смотрела в океанскую глубину в надежде увидеть хоть одного. Но увидела она их… в небе. Гигантская серая в черную полоску рыбина с плавниками-крыльями, раскрытой пастью, в которой блестели сапфирово-синие зубы величиной в ладонь, выпрыгнула из воды и парила полминуты, оглядывая бескрайние просторы ярко-желтыми круглыми глазами.

Два раза они видели стада больших белых китов, много раз за кораблем гнались розовые дельфины.

Когда они сошли на берег в Магредине, у Рин дух захватило от красоты города. Широченная набережная площадь, перед которой в ряд стояли трехэтажные дома веселой расцветки, была заполнена людьми. Вивьен вручила их чемоданы носильщику, который проводил их через всю площадь к большой дороге, покрытой чем-то серым, непохожим на булыжники. Здесь их ожидал экипаж. У железной кареты не было крыши, извозчика и лошадей. Когда Рин поинтересовалась, а как же эта повозка едет, Вивьен рассмеялась, села на переднее сиденье за круглое колесо, которое называла «рулем», и стала давить на педали. Рин схватилась за первое, что попалось под руку, и «макина», как окрестила карету Вив, покатилась. На дорогах было много таких макин, большинство — разных расцветок и видов. Макина Вивьен была белой и с откидной крышей из плотного материала.

Всю дорогу Вивьен называла улицы, где они ехали, имена и профессии ее друзей, которые жили на них, и ее любимые места. Она рассказывала так много, что Рин не успевала запоминать. Но это было и не важно: ей просто нравился этот поток информации, поэтому она слушала с удовольствием, впитывая новые знания, как губка.

Здания здесь были такими высокими, что она ощущала себя маленькой песчинкой в море каменных улиц. Но несмотря на плотную застройку город утопал в зелени. Высокие акации стояли в белом цвету, щедро делясь с горожанами своим сладковатым ароматом. На балкончиках владельцы выставляли горшки с цветущими геранями, петуниями и розами — кто во что горазд, а по стенам многих домов полз вечнозеленый плющ. Тут и там высились фонтаны-клумбы, магазинчики украшали свои входы кашпо с буйно цветущей растительностью. Благодаря этому город казался тихим и романтично-спокойным. До глубины души Рин поразил железный вагон, движущийся по рельсам сам собой, так же как и макина, на которой они доехали из порта до дома Вивьен. Над рельсами тянулись черные провода, натянутые между столбов, стоящих по обеим сторонам дороги. Как объяснила Вивьен, по этим проводам тек электрический ток — Рин совершенно не поняла, что это такое, — он и позволял вагончикам двигаться. Их было много во всем городе, поэтому путь из одного конца Магредины в другой занимал от силы полчаса.

О часах: первой покупкой Рин были маленькие наручные часики с белым кожаным ремешком. Ей казалось очень важным купить именно часы, хотя никакой другой надобности в них не было. Когда она надела их, пришло воспоминание, яркий отрывок, как она надевает почти такие же часы на мужскую руку и говорит: «Пройдет ночь. Утром, когда стрелки остановятся вот здесь, ты должен быть в условленном месте». Что за условленное место — она даже не предполагала. Кому принадлежала рука — тоже. Но чувство было такое, словно этот человек был очень важен для нее.

Почему-то из памяти стерлись имена тех, кого она покинула. Она не помнила ни их лиц, ни голосов. Рин поначалу пробовала читать записи в записной книжке, но все эти имена и фамилии, а также события ничего не говорили ей о прошлой жизни. Она вообще не была уверена, что это принадлежит ей. Мелькала мысль, что она по ошибке взяла чемоданы той девушки, которая была вместе с ними, но Рин с сожалением осознала, что это не выдерживает никакой критики: одежда из них идеально подходила по размеру, а некоторые вещи казались странно-знакомыми. Только одна находка надолго повергла ее в состояние оцепенения: объемный сверток из плотной ткани с множеством кармашков, в которых хранились маленькие дротики и ножи, а также мешочки с травами и баночки с вонючими мазями. Рин не придумала, что с этим делать, поэтому убрала с глаз подальше.

Рин жила в доме Вивьен, с которой за две недели сдружилась, и которая предложила ей работать моделью. Рин охотно взялась за предложенное дело, так как деньги утекали сквозь пальцы, а жить на что-то надо было. В отличие от подруги, которая средства, казалось, не считала, Рин поняла о себе, что по складу характера очень практична и ко всему подходит с прагматической точки зрения. В доме Вивьен всегда был беспорядок, который сама модельер называла творческим. Рин это казалось обычной недисциплинированностью. На второй вечер после приезда, когда стало ясно, что прибирать разбросанные во всех углах вещи хозяйка не собирается, Рин осторожно предложила ей соглашение по принципу «я покупаю еду, готовлю и убираюсь, а ты предоставляешь мне крышу над головой», но получила отказ в категорической форме. «Во-первых, беспорядок помогает мне создавать новые вещи, — заявила Вивьен, загибая изящные пальцы, ноготки которых были покрыты вишневым лаком. — Во-вторых, едим мы только в ресторанах, в моем доме нет и не будет кухни. В-третьих, ты моя гостья, я о тебе забочусь на добровольных началах, а свои деньги ты еще отработаешь, дорогая». Словом, все, что Рин оставалось — это спотыкаться о бесконечные коробки и пытаться найти в этом бардаке хоть что-то свое. Учитывая, что она никак не могла запомнить, какие вещи ее, а какие принадлежат Вив, это было труднее всего. Как-то раз она вытащила из чемодана белье и долго пыталась понять, что это за предметы такие. Она старательно выуживала из памяти все, что узнала об одежде от подруги, но с сожалением признала, что об этой вещице ей не рассказывали, а сама Вив такого не носила. С этим вопросом Рин и подошла к ней. Когда Вивьен увидела находку, ахнула от восторга и сразу же заставила Рин примерить это. Когда выяснилось, что кружевные белые трусики и лиф с твердыми чашечками идеально подходят по размеру, модельер спихнула с дивана на пол кучу коробок и уселась рисовать эскиз, попутно допрашивая свою соседку, откуда у нее могла бы взяться эта вещь, и есть ли еще такие. Рин с сожалением развела руками. Однако и этого знаменитому модельеру оказалось достаточно: к вечеру она представила Рин с десяток эскизов. Девушка только восхищенно аплодировала.

Рин закончила натирать тело эликсиром, который снимал с ее кожи краску, начисто вымылась, надела то самое белье и встала перед зеркалом. Вошла Вивьен.

— Нет, ну надо же, какая кружевная прелесть… — протянула она.

И вдруг Рин согнулась пополам, тяжело дыша, — как обычно, когда к ней возвращался обрывочек памяти. Она увидела лицо очень красивого мужчины с льняными волосами и ярко-голубыми глазами. Он улыбался и говорил: «Кружевная прелесть. Я удивлен. Правда удивлен. Как тебе такое в голову пришло? И почему ты вообще взяла ее с собой? Вроде поход к таким вещам не располагает…»

А затем услышала свой голос: «Я свободная женщина. Что хочу, то и делаю».

Он снова спросил: «А кто еще видел это твое изобретение?»

И все, видение пропало. Рин опустилась на прохладный кафельный пол и обхватила голову руками.

— Что такое? — обеспокоенно спросила Вивьен, обнимая подругу за спину. — Ты вспомнила, да? Вспомнила?

— Д-да. Вспомнила. Это белье, — Рин подцепила лямку лифа, — это мое изобретение. Я сшила его. Я умела шить. Этот блондин так сказал.

— Блондин? — не поняла Вивьен.

— Мой спутник. Блондин. Красивый очень, — пробормотала Рин. — Мне надо прилечь, Вив. Я не очень хорошо себя чувствую. Все кружится.

Подруга помогла ей подняться и проводила к кровати. Рин улеглась, обхватила руками и ногами длинную диванную подушку и уныло посмотрела на Вивьен.

— Прости, что пугаю тебя. Словами не передать, как я тебе благодарна за помощь.

Брюнетка с мягкой улыбкой на лице присела рядом и погладила ее по плечу.

— Признаться, поначалу меня настораживало твое поведение. Все эти внезапные прозрения, падения в обморок… Я уже думала отказаться от всего этого и оставить тебя в больнице, но не могу я так с тобой поступить.

— Почему? Я бы поняла. Я доставляю тебе столько хлопот.

Вивьен улыбнулась и рассказала:

— Я родилась в Бегаше, на Шаберговых островах. Моя мама, отец и бабушка работали на плантациях хлопка, а я вела домашнее хозяйство. Когда началась война, мы довольно долгое время еще ничего не знали. А потом начался голод. Морские пути отрезало от нас, а там не растет ничего, кроме хлопка и некоторых фруктов. Этого было слишком мало, чтобы прокормить большое население островов. Моя семья умерла от голода. Все, что успела сделать бабушка — это отправить меня прочь на утлой лодочке в Маскарену. Оттуда я перебралась на Южные острова, а дальше приехала в Левадию. Юг Соринтии разграбляли маринейцы, там было опасно, поэтому я решила ехать сюда, в место, где уж точно ничего не происходит. Мне пришлось продать брошку бабушки, чтобы купить себе место на корабле. Зайцем здесь не проедешь. Вот так, пятнадцать лет назад я приехала сюда, в Левадию, с Шаберговых островов. Мне было четырнадцать, в моем кармане была черствая булочка и сто двадцать пять ремов. Я ночевала в парке Эйна, пока меня не поймали полицейские. Меня хотели отправить обратно в Бегаш, но я так умоляла не делать этого, что меня отпустили. Мало того — нашли мне работу подмастерьем у одной пожилой дамы, которая делала шляпки. Когда она умерла, оставила свое дело мне. А я потом развернулась…

— На вопрос-то ответь…

— Как ты не понимаешь? — всплеснула руками Вив. — Я вижу в тебе родственную душу. А теперь, если ты закончила валяться, одевайся! Мы отправляемся во дворец к церемониймейстеру, а затем идем в мою студию. До показа всего два дня! Я хочу продумать твой образ сегодня же!

— Уже шесть вечера, а мы весь день ходили по галерее… — начала ныть Рин, но была безжалостно выпихнута с кровати. — Постой! У меня же все лицо сиреневое…

— Аметистовое, — поправила Вивьен. — Это аметистовый цвет. Хотя, признаться, не могу сказать точно. Он так переливается…

— Какая разница? Я о том, что я произведу переполох во дворце.

— О, об этом я как-то не подумала, — Вивьен на минутку остановилась и окинула взглядом комнату. Затем схватила со стола картонку и водрузила на голову Рин шляпку с вуалью.

— Не переживай. Никто не обратит внимания, — немного нервно сказала она.

— Себя этим успокаивай! — вздохнула Рин, глядя в зеркало. — Без штанов, но в шляпе.

Вивьен пожала плечами и стала одевать подругу, словно та была ее любимой куклой. За две недели Рин к этому более-менее привыкла, но все равно дергалась каждый раз, как Вивьен возникала перед ней с очередной сумасшедшей, но, бесспорно, гениальной идеей.

Итак, собравшись, подруги поехали по делам.

В это же время в порт Магредины прибыл корабль «Висперия», и на берег сошла группа людей. Среди них был очень высокий блондин в светлом льняном костюме и шляпе-канотье и два брюнета, один из которых носил черный котелок, глухой черный костюм и черную рубашку, и являл собой воплощение мрачности. Другой — воплощение красоты, грации и сексуальности — щеголял в белом костюме и с непокрытой головой. Тот, что носил котелок, распоряжался документами и явно чувствовал себя главным. Он же позвал носильщика и приказал подать ему его макину, которую оставил здесь два месяца назад. Его указания выполнялись безупречно быстро, четко, и спустя десяток минут вся компания уже сидела в серой макине и ехала во дворец. В отличие от макины Вивьен, у этой крыша была не откидной, что очень пригодилось компании, так как начал накрапывать дождичек. Когда они уже почти добрались до дворца, Фрис, — а это именно он был красавцем с непокрытой головой, восхищенно выдал, что ему всенепременно нужна такая же макина, и вообще: подвинься, дальше я поведу. На это Кастедар ему ответил, что только через его труп. Фрис уже хотел сообщить, что это легко устроить, но вмешался Анхельм и сказал, что хватит разводить детский сад, он устал и хочет принять нормальную ванну, поэтому пусть Кастедар поднажмет.

Королевский дворец располагался в той части города, что находилась на возвышенности, и представлял собой комплекс белоснежных зданий с рыжими черепичными крышами. Перед главным корпусом располагались каскадные пруды-фонтаны, окруженные цветниками. Когда они добрались до места, дождь кончился, проглянуло солнце, и мокрая изумрудная трава на газонах сверкала под теплыми лучами, словно усыпанная бриллиантами. К макине тут же подбежали пятеро человек в костюмах, трое взяли багаж и уложили на тележки, двое сопроводили гостей в главный корпус. Кастедар преобразился: с его лица спала вечная маска безразличия, он стал поживее и раскованнее. Сразу было видно человека, попавшего домой после долгого путешествия. Фрис настороженно оглядывался по сторонам, не проявил ни малейшего интереса к симпатичным служанкам и держался к Анхельму ближе, чем обычно. Сам герцог натянуто улыбался на все приветствия и чувствовал себя немного не в своей тарелке. Анхельма и Фриса проводили в их покои, Кастедар ушел к себе. После по-настоящему горячей ванны, первой за долгие две недели плавания, Анхельм лежал на гигантской кровати, завернувшись в махровый халат, и ощущал себя настолько вымотанным, что не мог даже думать. Вроде бы он задремал, но в дверь постучали, прервав его краткий сон.

— Кто?

— Это я, — ответил голос, принадлежавший Фрису. Анхельм удивился: с чего бы это бесцеремонный келпи стучит.

— Заходи, открыто.

Фрис зашел, окинул взглядом сонного герцога и затем развалился в кресле.

— Что стряслось? — спросил Анхельм.

— Ничего. Мы сегодня увидим этого короля?

— Не думаю, Кастедар сказал, что Илиас сейчас в другом городе. Здесь недалеко ехать, конечно, но у меня нет ни малейшего желания тащиться куда бы то ни было на ночь глядя. Фрис, если это все, уйди, пожалуйста, я спать хочу.

— Ты до сих пор злишься на меня за то, что я не рассказал, что сделал с теми беженцами? — спросил келпи.

— Я не злюсь, это бесполезно, — поморщился Анхельм. — Я не слишком доволен, что со мной обошлись, как с маленьким. В конце концов, у нас действительно были очень важные дела. А что там происходит теперь — понятия не имею. И это значит, что по возвращении мне придется провести некоторое время, расхлебывая последствия.

— У тебя были более важные дела. Ты о них забыл. Вот это и были последствия.

— Этот разговор ни о чем, Фрис. Я устал и хочу спать. Уходи.

— Я надеялся, что мы пойдем искать девчонку. Но если ты не хочешь, значит, я пойду один.

Анхельм сразу же открыл глаза и сел.

— Слушай-ка, ничего не хочешь мне рассказать? Один, значит, знает все прошлое и настоящее, другой знает все будущее. Какой вообще смысл для меня распутывать все эти интриги? Я уверен более, чем полностью, что ты прекрасно знаешь, где находится Рин и что с ней происходит. Более того — Кастедар знает это еще лучше.

Фрис нахмурился.

— Во-первых, не дави на меня. Во-вторых, я действительно не знаю, где сейчас девчонка и что с ней. Я же сказал, наша с ней связь оборвалась.

— Господа духи или кто вы там, у вас одно с другим не клеится! — заявил Анхельм, поднимаясь и начиная расхаживать по комнате. — Кастедар обмолвился, что Рин уже теряла раньше память. Твое поведение это только подтверждает. Потом ты заявляешь, что знаешь Рин всю жизнь, и у вас с ней какая-то непонятная для меня связь. Потом Кастедар начинает мне рассказывать такие подробности из ее жизни и психологии, что у меня волосы на голове шевелятся, даже Рин сама такого о себе не знает. Он что, тоже знает ее всю жизнь? Знаешь что? Либо вы двое мне сейчас же все объясните, либо я дальше действую сам, без вашей помощи и подсказок.

— Это угроза?

Анхельм развел руками.

— Я прямым текстом говорю, что мне надоел этот театр, и я ухожу, если ты не расскажешь.

— Хорошо, — неожиданно согласился Фрис. — Я действительно знаю девчонку с самого детства. Это я принял роды у Харуко, ее матери. В моей реке первый раз омыли младенца. Она росла под моей опекой, я воспитывал ее. Наша связь не поддается объяснению, это нельзя выразить словами, поэтому я не смогу объяснить тебе, что это такое, как именно я чувствую девчонку.

— Почему ты… изображал, что не знаешь ее?!

— Рин говорила тебе, что ее убили в плену у этого выродка. Она не лгала и не заблуждалась. Боги вернули ее к жизни, чтобы она выполнила миссию. Альтамея, дух Жизни, моя сестра и моя суть, сделала свой выбор, отметив Рин печатью Наследницы еще в детстве. Рин спасла мне жизнь отнюдь не тогда, около моста, это случилось гораздо раньше. Я столкнулся с Раккашем. Это Разрушитель Рек, Жадно пьющий. Раккаш почти убил меня, а Рин спасла, не дав мне сгинуть во тьме. Это долгая история, не хочу рассказывать, она не для твоих ушей.

— Так почему ты вел себя так, словно не знаешь Рин? — повторил Анхельм свой вопрос, не давая келпи поменять тему.

— В двух словах? Я понял, что причиняю ей боль и сделал так, чтобы она меня забыла. Такой ответ устроит?

— Ты добровольно отказался от нее? — переспросил Анхельм, не в силах поверить в такое. — Тогда зачем ты снова появился в ее жизни? Зачем ты преследуешь ее?!

Фрис посмотрел на герцога, и его взгляд был… затравленным. Ответ келпи врезался в сознание Анхельма с тяжестью паровоза на полном ходу:

— А ты бы смог иначе? — тихо спросил Фрис и поднялся, чтобы уйти. Едва осознав, что своими неосторожными расспросами он режет Фриса без ножа, Анхельм остановил его, поймав за плечо.

— Прости. Я… Прости. Я ужасный эгоист. Ничего не могу с собой поделать.

Взгляд келпи смягчился.

— Извинения приняты. У тебя больше нет вопросов?

— Только один, но я думаю, что сам знаю на него ответ.

Фрис кивнул.

— Теперь, когда твое любопытство удовлетворено, мы можем поехать искать ее?

Анхельм кивнул, стал доставать одежду из чемодана и размышлять вслух:

— Кастедар с нами не поедет. Я уверен, что он сейчас откажет не в самой вежливой форме, если я обращусь к нему с просьбой об этом.

— Мы можем доехать сами, — намекнул Фрис, и его глаза озорно загорелись. Очевидно, келпи только и ждал момента, когда сможет сесть в макину.

— Я не умею водить эти макины, ты тоже, — ответил Анхельм. — Пройдемся.

Спустя час герцогу удалось убедить бдительного дворецкого, что ему не нужна охрана, сопровождающие, макина, и он действительно хочет отужинать в городе. На вопрос о Кастедаре дворецкий ответил, что в дела господина Эфиниаса он не вмешивается, но, скорее всего, тот уехал к его величеству. И только после этого герцог и Фрис выбрались из дворца.

Вечер опускался, словно шифоновая вуаль — невесомо, но стремительно. Спускаясь по дороге с горы, на которой располагался дворец, Анхельм и Фрис увидели, как лиловая тень подкрадывающейся ночи мягко стекает с гор, обнявших Магредину с двух сторон, как руками. Один за другим зажигались огоньки на улицах, и вскоре взору предстала восхитительная, будто праздничная картина: паутина дорог сияла в сумерках. Ветер принес с моря прохладу, и влажная жара, окутывавшая город днем, отступила. Они шли по удивительным местам, дышавшим атмосферой благополучия и великолепия. Анхельм с восхищением разглядывал, как обустроена жизнь здесь, в Левадии, и с сожалением признавал, что Соринтия — это просто дремучий лес, и потребуется немало лет, чтобы превратить хотя бы Кандарин в такое же потрясающее место.

Фрис с искренним интересом разглядывал проходящих мимо необычно одетых красавиц и тихо делился впечатлениями. Анхельм тоже заметил, что мода здесь совсем другая: они не встретили ни одной женщины в платье с корсетом или кринолином. Зато множество модниц в брюках. Почти все носили шляпы, и их разнообразие поражало воображение. Канотье с черными и белыми лентами, фетровые с круглыми мягкими полями и загнутой кверху задней частью, котелки, как у Кастедара, — сразу ясно, кто ввел моду! Женщины украшали головы изящными шляпками с вуалетками, и здесь почти не было этого птичьего безумия, какое наблюдалось в Соринтии. Местные дамы предпочитали тканевые банты и вуалетки-сеточки, но не перья.

Анхельм и Фрис обошли добрую половину города и, наконец, сели ужинать в небольшом ресторанчике на углу у Аллеи Света. Здесь желтые цветы акаций, подсвеченных фонарями на длинных столбах, переливались, словно волшебные огоньки, создавая иллюзию качающихся облаков света. Сделав заказ, друзья стали обсуждать все, что увидели в городе. Анхельм воодушевленно делился планами на тему того, как он перестроит и украсит города в своем герцогстве. Фрис тоскливым взглядом провожал проезжающие по дорогам макины и лениво ковырял салат с тунцом.

— Ну что же, уже десять вечера, — подытожил Анхельм и сделал глоток вина, — мы осмотрели город, но так и не сподобились дойти до дома этой самой Вивьен Мелли.

— Так давай сделаем это сейчас. С ужином я закончил.

— Фрис, я не представляю, что скажу Рин. Честно говоря, моя уверенность как-то повыветрилась, пока мы плыли в Левадию.

— Уверенность в чем?

— В том, что она должна находиться сейчас рядом со мной. Может быть, нам стоит сначала поговорить с Илиасом, а потом заняться проблемой Рин?

— Нет. Если этот ваш король разработал план, то неплохо было бы, чтобы девчонка тоже участвовала в переговорах. Ты должен быть рядом с ней. Ей это идет на благо, поверь.

— Почему мне кажется, что ты не говоришь мне всей правды? — пробормотал Анхельм.

— Потому что так и есть. Я не посвящаю тебя в детали, но задаю общий курс. Делай, как я говорю.

Анхельм ничего не ответил на это, он понимал, что Фрис прав. Герцог задумался и с неохотой признал: еще ни одно решение, подсказанное келпи, не оказалось проигрышным. Что было только справедливо — бессмертный дух, проживший бессчетное количество лет, и не мог ошибаться, ибо видел все возможные сценарии жизни. Как же его, Анхельма, угораздило оказаться в этих хватких руках?..

— Так мы идем или нет? — спросил Фрис. Анхельм кивнул, окликнул официанта, чтобы оплатить ужин, и после этого они двинулись дальше.

— Нам не нужны тряпки, нам нужна Вивьен Мелли, — напомнил келпи, глядя, как Анхельм останавливается практически у каждой лавочки, продающей одежду.

— Именно ее я и ищу, — отозвался тот, разглядывая очередную витрину. Удовлетворенно хмыкнул чему-то и вошел. За прилавком стояла дама лет тридцати с портновским метром в руках. Анхельм окинул взглядом полки с сумками и шляпками и поздоровался. Продавец вышла к нему и поклонилась:

— Доброго вечера, господа! Могу ли я помочь?

— Доброго вечера, мадам. Я ищу для моей невесты подарок на день рождения и увидел у вас замечательные сумочки.

— О, посмотрите вот на эти! Это новая коллекция от Вивьен Мелли. Вечерние сумочки «Мелли Тон Д`оро».

Анхельм долго осматривал товар, внимательно слушая все хвалебные отзывы продавца, и затем спросил:

— Вот эта ей понравится. Она любит синий цвет. А подскажите, пожалуйста, могу ли я как-то связаться с самой госпожой Мелли?

Дама немного растерялась.

— Я даже не знаю… Госпожа не велела давать ее адрес. Но я могу оставить для нее записку, она завтра будет здесь.

— Нет-нет, у меня вопрос, который я бы хотел обсудить лично. Я герцог Танварри, я приехал сегодня из Соринтии к своему брату, Илиасу.

— Его величество?!

Герцог очаровательно и словно бы немного смущенно улыбнулся в ответ, а затем как будто по привычке покрутил перстень, в который продавец тут же вцепилась взглядом.

— Да, он мой брат. Я обошел почти весь город, но такие чудесные вещи видел только у Вивьен. Они словно дышат чем-то свежим, новым… понимаете? Словом, я хотел бы предложить ей сотрудничество. Думаю, она будет рада, если на севере Соринтии появится ее представитель.

Дама тут же расплылась в улыбке.

— Ах, как же я могу… Вы столь важный гость, боюсь, госпожа Мелли будет не в восторге, если я упущу вас!

Она скользнула за прилавок и стала искать какие-то бумажки. Через некоторое время протянула ему карточку с адресом.

— Это адрес студии госпожи Мелли.

— Не домашний? — уточнил Анхельм, улыбаясь.

— Домашнего я не знаю. Никто не знает, — улыбаясь в ответ, сказала она. — Как-то раз некий пылкий поклонник госпожи протаранил подъездные ворота дома, где она жила, а потом преследовал ее, пока она не пожаловалась в полицию. В другой раз какая-то девушка подожгла ее макину… С тех пор госпожа никому не говорит своего адреса. Вы можете заехать в студию прямо сейчас, скорее всего, она еще там.

Анхельм понимающе кивнул.

— Благодарю. Да, сумочку мне заверните. Вы принимаете чеки?

— Бесплатно! — отрезала продавец, вручая ему картонку. — Модный дом «Мелли» счастлив быть полезным вам, ваша светлость!

— Ах, премного вам благодарен! Простите, мадам, а как нам добраться до этого места?

— На вагончике здесь минут десять, или четыре квартала вниз по улице.

Герцог снова чарующе улыбнулся, поцеловал даме ручку, и они с Фрисом удалились. На улице Анхельм изучил карточку с адресом и сказал:

— Улица Санмарони, дом три. Санмарони-Санмарони… Пешком? Или не будем тратить время и доедем на вагончике?

Фрис ответил выразительным взглядом.

— Значит, на вагончике.

Спустя двадцать минут они стояли перед большим белым домом со стеклянными дверями. Войдя, они оказались в холле, блиставшем мраморным великолепием полов, колонн, лестниц и изысканной меблировкой. К ним вышел мужчина в белом костюме с карточкой на груди и спросил, что им угодно. Оказалось, что госпожа Мелли уехала всего несколько минут назад, но господа могут оставить для нее сообщение. Герцог вежливо отказался.

— Скажите, а с ней, случайно, не было девушки? Вот такого роста, длинные волосы, блондинка, — спросил Фрис.

— Да, была, — оживился тот, — госпожа сказала, что она будет работать у нее моделью. Я очень удивился, потому что девушка явно была из аиргов, а никто их не берет, да и они сами ни к кому не идут. Ну, знаете, сиреневая кожа в мире моды играет не в вашу пользу, но госпожа сказала, чтобы я…

— Понятно. Достаточно, — отрезал Фрис и развернулся, чтобы уйти. Анхельм поспешил за ним.

— Теперь что? — процедил келпи. Настроение у него явно упало, а это означало, что теперь нужно очень осторожно выбирать слова, а лучше вообще молчать. Анхельм неопределенно пожал плечами.

— Приедем завтра с утра. А сейчас вернемся домой. Рин заметили. Дядя мне шею свернет.

— Не об этом тебе надо переживать. Мы должны найти девчонку и восстановить ее память до того, как ты пообщаешься с братом.

— Ты думаешь, Рин простит меня?

— За что?

— За то, что я не поймал ее вовремя, дал ей уйти, наворотить дел…

— А вот об этом надо переживать не тебе.

— А кому? Тебе что ли? — вяло удивился Анхельм. Келпи только кивнул.

— Могу я попросить тебя об одолжении? — спросил он, и когда Анхельм вопросительно посмотрел на него, продолжил: — Если… Нет, не если… Когда Ладдар заберет девчонку, чтобы вернуть память, пожалуйста, держи меня так крепко, как только можешь, и постоянно напоминай, что она вернется. Хорошо?

— Фрис, ты говоришь загадками.

— Прошу тебя.

Анхельм оглядел Фриса с головы до ног: келпи выглядел так же затравленно, как и тогда во дворце. Казалось, уверенность покидала его каждый раз, когда он заговаривал о Рин, и каждая мысль о ней причиняла ему боль. Герцог пожал плечами и тихо согласился. Фрис облегченно кивнул, снова гордо расправил плечи и встряхнул черными кудрями. Но этот жест выглядел так же неестественно, как снег летом.

— А теперь пойдем.

*~*

[1] Бриганы — лучеперые живородящие рыбы. Гиганты моря. Размеры от 13 до 20 метров. Окрас серый в черную полоску. Плавники способны выполнять роль крыльев для парения в воздушных потоках. Мощный хвост и обтекаемая форма тела позволяют бригану взять разгон до 260 км/ч. Примечателен цвет зубов: сапфирово-синий. Первое упоминание зафиксировано в корабельном журнале, датированным 859 годом от Раскола. Обитают в южных океанах, предпочитают теплые воды и тропические широты. Осенью мигрируют в умеренную широту, где рождается потомство. Весьма распространены. Естественные враги — бактерии, человек.

Глава 5.1

Они возвращались пешком по другой дороге, но Анхельм захотел пройти через Аллею Света, поэтому пришлось сделать крюк. Говорить не было не то сил, не то желания, оба молчали, думая каждый о своем. Вечерняя прохлада почему-то сменилась удушливой влажностью, и Анхельм снял пиджак, повесив через плечо. Келпи повторил за ним. Несмотря на поздний вечер улицы все еще были оживленными, на скамейках сидели парочки, шумные компании располагались за столиками крошечных кафе.

В центре аллеи была большая площадка, на которой танцевала разношерстная толпа, а рядом на сцене играл маленький оркестр. Однако даже веселая музыка с необычными, словно ломаными ритмами, не заглушала стрекотания цикад, рассевшихся на акациях.

Герцог и келпи собирались пройти мимо, но Фрис вдруг схватил Анхельма за плечо и указал пальцем куда-то в толпу. Анхельм не понял, что там высмотрел Фрис, и уже хотел уточнить, когда внезапно в свете фонарей блеснули золотисто-белые волосы и знакомый силуэт.

— Рин… — выдохнул Анхельм и едва не бегом направился к ней. Он уже было ворвался в круг танцующих, но резко затормозил, увидев ее ближе. На губах Рин сияла счастливая улыбка, она смеялась, лучики морщинок собрались в уголках ее светящихся изумрудных глаз. Синяя блестящая юбка кружилась вокруг нее, словно морские волны. Она беззаботно танцевала в паре с худосочным мужчиной, чья шея была обмотана пестрым щегольским платком.

«Я клянусь, что я падал!

Я могу поклясться, я падал!

Это почти как влюбленность», — пели музыканты. Анхельм подумал, что эта сцена уж слишком похожа на какой-то дамский роман, но не нашел в себе сил даже улыбнуться. Его ревнивый взгляд был прикован к мужской руке, по-хозяйски лежавшей у Рин на талии. Иногда рука сползала чуть ниже, и Рин со смехом одергивала кавалера, позволявшего себе лишнее.

— Я бы ему эти руки… откусил бы, — сообщил Фрис, вставая рядом в позу мужа, не вовремя вернувшегося из дальней поездки. Анхельм даже не кивнул. Он развернулся, сел на лавочку и стал ждать. Музыка сменилась, заиграл медленный вальс. Рин с удовольствием развернулась к своему кавалеру, очарованному столь экзотической девушкой, но ее внимание привлек другой и потребовал танец.

— Да она просто нарасхват, — заметил келпи, видя, как Рин улыбается и не может выбрать, с кем танцевать следующий танец. Один попытался урвать у нее поцелуй, но она со смехом его оттолкнула. Анхельм бросил пиджак и картонку с сумочкой на лавку и решительно направился к своей возлюбленной. Соперники не спешили его пропустить, и ему пришлось использовать локти. Прорвавшись через толпу, он просто схватил Рин за руку и вывел на середину площадки, с превосходством и молчаливой угрозой взглянув на растерянных неудавшихся кавалеров. Она смотрела на него так, словно видела первый раз в жизни и была немало удивлена его внезапным появлением и откровенно наглым поведением. Анхельм не дал ей времени на возражения и закружил в вальсе. Он нежно сжимал ее маленькую ладошку и столь любимые тонкие пальчики и не мог насмотреться на родные зеленые глаза, глядящие растерянно и смущенно. От осознания, что Рин совершенно не помнит его, в груди у Анхельма заныло. Ее болезнь прогрессирует?

— Вы так хорошо танцуете, — сообщила Рин. От ее голоса сердце едва не взорвалось, в горле пересохло. — Но так смотрите, что я смущаюсь. Я что-то сделала вам?

— Да, — ответил Анхельм, не сводя испытующего взгляда с ее глаз.

— Что?

— Украли мое сердце.

Рин засмеялась.

— Будет вам! Увидели издалека и тут же влюбились? — она недоверчиво фыркнула.

— Разве не так любовь рождается? — решил подыграть Анхельм. — С первого взгляда я вас и полюбил. Хотите, я скажу, как вас зовут?

Она снова засмеялась и хитро посмотрела на него.

— Ну-у, попробуйте. Только учтите: вы уже не первый, кто пытается угадать мое имя.

— И что, был хоть один, кто угадал?

— Нет. За сегодняшний вечер я была уже Матильдой, Изольдой и даже Гризельдой. Еще одной Гризельды я не выдержу.

— Тогда я должен держать от них ваше имя в секрете. Чтобы никто не смог звать вас по имени, кроме меня.

— А мне-то скажете? — она кокетливо похлопала ресницами.

Анхельм наклонился и прошептал ей на ушко.

— Рин.

Она лишь засмеялась в ответ и отрицательно помотала головой.

— Нет. Не угадали.

— Нет-нет, я угадал. Я вижу по вашим глазам. Вы удивлены. Значит, я угадал.

— Ну… хорошо. Угадали. Только не говорите никому.

Музыка смолкла, и Рин попыталась отстранить его.

— За верно угаданное имя мне полагается еще один танец, — сказал Анхельм. Рин окинула быстрым взглядом толпу страждущих и ответила:

— Не боитесь, что они вас подстерегут за темным углом?

— Мужчине не положено бояться, когда рядом дама его сердца. Еще один танец, госпожа моя!

Рин смилостивилась и уступила. Вокалист, красавец с темной кожей запел песню о незабываемой женщине.

— Что это за музыка? — спросил Анхельм, когда они снова закружились в танце под красивую медленную мелодию.

— Не знаю. Вам нравится? Откуда вы приехали?

— Мне нравится. Я из Соринтии. Как вы поняли, что я приезжий?

Она сделала вид, что задумалась.

— Ну-у, у вас другой тип внешности. Здесь нет у людей такой светлой кожи. Но-о, может быть, вас выдало то, что вы говорите на другом языке?

— В самом деле? Хм, вот досада. А вы, стало быть, тоже не отсюда, раз понимаете меня.

— Да, я приехала несколько дней назад, — ответила Рин, улыбаясь.

— Вы одна здесь?

— Нет, с подругой. Она вон там, — Рин кивнула на Вивьен, которая общалась с господином в строгом костюме и черном котелке. Анхельм видел только его спину, но был готов поклясться, что рядом с Вивьен стоял Кастедар.

— Вы с подругой не желаете к нам присоединиться?

— Вы говорите о себе во множественном числе или вы здесь тоже не один?

— Я с другом, — улыбнулся Анхельм.

— А… Эм… Я должна спросить у подруги. У нее, кажется, были какие-то планы на вечер. Простите, вы не могли бы… Не могли бы вы прекратить это?

— Прекратить что?

— Гладить мою спину.

Он тут же опустил руку.

— Простите. Увлекся. Вы восхитительны. Незабываемы.

Рин ничего не ответила, опустила взгляд, поджала губы и больше на него не смотрела. Анхельм понял, что она придумывает благовидный предлог, чтобы сбежать от него. «Нет, дорогая, даже не надейся», — подумал он. Музыка смолкла, и Рин решительно отстранилась, на этот раз герцог не стал ее удерживать. Девушка пошла к Вивьен и стала с ней разговаривать. Анхельм зашел с другой стороны, но господин в костюме вдруг повернулся к нему спиной и зашагал прочь. Герцог обменялся взглядами с Фрисом, тот пожал плечами и кивнул на его безмолвный вопрос. Подошел к Вивьен и Рин и поздоровался.

— Добрый вечер, госпожа Мелли.

Та смерила его удивленным взглядом.

— Добрый вечер, господин…

— Ример. Анхельм Вольф Танварри Ример.

Вивьен мгновенно вцепилась в него взглядом.

— Похоже, слухи не лгали о вас.

— Удивлен, что обо мне вообще ходят слухи. Какие же? — полюбопытствовал герцог.

— О том, что брат нашего величества божественно красив.

— О боги… Ваш комплимент немало мне льстит. Только не перехвалите, а то зазнаюсь. Стало быть, вам известно, что я брат короля. Что еще вы обо мне знаете?

Вивьен рассмеялась приятным грудным смехом.

— Больше, чем вы можете представить. Признаюсь, я давно хочу заполучить вас.

— Прошу прощения? — брови Анхельма от удивления дернулись вверх.

— Моя коллекция одежды. Я была бы счастлива, если бы вы представляли мою коллекцию зимней одежды на показе.

— Я готов подписать контракт хоть сейчас, если вы с госпожой Рин окажете мне честь и согласитесь провести остаток этого дивного вечера со мной и моим другом.

— А ваш друг?

Анхельм обернулся и кивнул Фрису. Келпи поднялся с лавки и подошел. При взгляде на него Вивьен преобразилась. Она смотрела на него, словно художник, к которому пришло вдохновение, но у него нет красок, чтобы немедленно рисовать.

— Фрис Кисеки к вашим услугам, леди, — представился Фрис, игнорируя возмущенный взгляд герцога.

— Меня зовут Вивьен, — сказала она и протянула руку для пожатия, но Фрис склонился и галантно поцеловал ее пальцы. — Можно просто Вив.

— Волшебно, — промурлыкал Фрис, не отрывая пытливого взгляда от лица новой знакомой.

— Вы согласитесь быть моей моделью?

— С удовольствием, хотя понятия не имею, что это значит. Но для вас — что угодно.

Увидев ее просиявшее лицо, Анхельм только улыбнулся. Знаменитый модельер, оказалось, имеет склонность тащить с улицы в свою студию всех, кто обладает приятной внешностью. И не ждет удобного времени, а сразу берет то, что хочет. Смело, экстравагантно и даже жаль, что ее желание нельзя претворить в жизнь.

— Куда мы направимся? — спросил Фрис, бросая на Рин осторожный взгляд. Та со странным интересом посматривала на него украдкой.

— В такой поздний час все начинает закрываться, — сказала Вивьен и задумчиво закусила пухлую губу. — Прогуляемся до набережной. Там есть чудное место, ресторан с видом на океан. И я уверена, что вы не откажетесь от традиционной кухни Левадии.

Герцог и Фрис не отказались, и спустя пару минут компания уже сидела в макине Вивьен: Анхельм и Рин на заднем сидении, Фрис спереди и Вивьен за рулем.

— Это так удобно, что у вас макина без крыши, — заметил Анхельм. — С моим ростом этот вид транспорта превращается в настоящую проблему.

Вивьен рассмеялась и прибавила скорости.

В ресторане Анхельм ухаживал за Рин и не сводил с нее глаз. Он слушал ее восторженные рассказы о Магредине, спрашивал о Соринтии и улыбался в ответ на сказки, которые она сочиняла на ходу. Вивьен периодически тревожно посматривала на подругу, но ничего не говорила. Она мило общалась с Фрисом: келпи с удовольствием слушал истории о моде и грандиозные планы модельера на жизнь. Когда Вивьен полюбопытствовала на счет типа магии, которой он владеет, Фрис ответил, что может заставить реки течь туда, куда укажет госпожа Мелли. Вив многообещающе посмотрела на него и соблазнительно улыбнулась. Между Фрисом и Вивьен тоже что-то происходило, судя по тому, как келпи держал ее за руку.

Все это напоминало то свидание, какое, как позднее думал Анхельм, и должно было быть у него с Рин. Вот так они должны были познакомиться. Рин должна была быть вот такой счастливой, в такой красивой одежде, с таким восторженным и безмятежным взглядом. Теперь та замученная и угрюмая женщина, которая пришла в его дом полтора месяца назад, никак не ассоциировалась с этой прекрасной девушкой. Рин была обворожительна. Чудесно мила в своей манере ломать свежий горячий хлеб и лепить из него шарики, сочинять сказки о прошлой жизни, смеяться, наморщив носик, смотреть на него украдкой из-под длинных ресниц. Даже ее кожа изменилась: стала сияющей и без единой морщинки, она словно помолодела лет на десять. Казалось, Анхельм не мог влюбиться в нее еще сильнее, но теперь его чувство, притупленное всеми печальными событиями и безрезультатной борьбой за любовь Рин, вспыхнуло с новой силой.

«Незабываемая. Вот ты какая. Незабываемая», — думал Анхельм, наблюдая за возлюбленной.

Закончив с поздним ужином, они вышли прогуляться. Анхельм предложил Рин руку, и та робко приняла.

Она мечтательно глядела в ночное небо и несла какую-то милую чепуху, глядя то на него, то на звезды, но Анхельм едва слушал, весь погруженный в свои мысли. Ему нестерпимо хотелось поцеловать Рин, но он знал, что сейчас только спугнет ее этим.

— Я должна признаться вам кое в чем, Анхельм, — сказала она, и герцог очнулся.

— В чем же?

— Я много рассказывала сегодня о себе… Но это все неправда, на самом деле я…

— Я знаю, — сказал он, не дав ей договорить.

— Знаете? — она казалась растерянной, улыбка померкла.

— Вы сказали, что родом из маленькой деревни, которой не существует в реальности.

— И вы позволили мне солгать, — добавила она, и Анхельм испугался, увидев, как знакомая мрачная тень возвращается на ее лицо.

— Вы были такой милой. Я позволю вам говорить любую чушь, какую захотите, при условии, что будете оставаться такой же милой.

Рин не ответила и пошла дальше, отпустив его руку. Анхельм догнал ее в два шага и тихо спросил:

— Рин, я обидел вас?

Та помотала головой и поправила платок на плечах. Вдруг она резко пошатнулась, едва не упав, но Анхельм успел подхватить ее.

— Что с вами?

— Каблуки, — она потянула подол юбки и продемонстрировала изящную алую туфельку на высоком тонком каблуке. — Эти мостовые… Сплошное неудобство.

— Да, для такой обуви нужна более ровная поверхность, — признал Анхельм.

— Пойдемте в парк Эйна? Там так красиво! Нужно позвать Вивьен… А где они?

Вивьен и Фрис удалились от них на приличное расстояние, где келпи пустил в ход все свои чары.

— Ой… Они целуются? А этот ваш друг — хваткий парень.

— Да. Он такой. Быка за рога, корову за… Неважно. Фрис! — окликнул он увлекшегося келпи, но тот только махнул рукой. — Пойдемте, они нас догонят.

Спустя еще некоторое время компания уже сидела на лавочке в парке Эйна и любовалась видами. Вивьен выглядела до неприличия счастливой, а Фрис не сводил с нее взгляда и ворковал ей какие-то нежные глупости. Рин и Анхельм молча наблюдали за ними, чувствуя себя лишними. Через какое-то время подруга поднялась с лавочки и подошла к Рин. Схватила ее под локоток и отвела в сторонку. Рин слушала ее с до боли знакомым Анхельму выражением скепсиса, затем приняла от нее что-то, тихо звякнувшее, и кивнула.

— Господа! — возвестила Вивьен. — Уже очень поздно, думаю, пора расходиться. Фрис, так что насчет моего загородного дома? Если ты хочешь посмотреть натот цветок, то нужно отправляться немедленно, он отцветет через несколько часов.

Келпи медленно кивнул и поднялся со скамьи.

— Анхельм, я вернусь утром. Обязательно проводи леди Рин до дома. До встречи, Рин.

Рин и Анхельм попрощались и проводили взглядом парочку.

— Цветок он едет посмотреть. Что за нелепый предлог? — пробормотал Анхельм.

— Да-а, цветок, — подтвердила Рин, качая головой. — Эх, Вивьен не очень-то разборчива в связях.

— В таком случае, они подходят друг другу.

— Вы так считаете?

— Уверен. Пойдемте, я должен проводить вас домой.

— Я сама, тут недалеко… — замялась Рин.

— Не отказывайте мне в удовольствии побыть с вами еще.

Они зашагали вниз по улице, и хотя Рин вела его, Анхельм внимательно запоминал дорогу. Пройдя длинную аллею, пестревшую кустами роз и калмий, Рин остановилась около трехэтажной белой виллы за высокой живой изгородью, отперла ворота и вошла. Анхельм зашел за ней и проводил до двери.

— Как же вы доберетесь обратно? — забеспокоилась девушка. — Вы же герцог, вдруг на вас кто-нибудь нападет? Здесь, конечно, спокойно, но вдруг?

— У меня на лбу не написано, что я герцог — это раз, оставьте мужчине решать мужские проблемы — это два, — с улыбкой ответил Анхельм. — Но если вы так уж за меня беспокоитесь, можете предложить мне остаться до утра. Все равно до восхода солнца осталось часа два-три.

Глаза Рин забегали, она невероятно мило прижала ладошки к щекам.

— Я живу с Вивьен. Боюсь, вам не понравится у нас дома. У нас такой… беспорядок…

— Ну, тогда я пойду один по этим пустынным улицам, буду созерцать ночное небо и грустить о вас, моя милая госпожа.

— Ну… До встречи! — сказала Рин и стала открывать входную дверь.

— До скорой встречи, дорогая Рин!

Девушка напряженно улыбнулась, покивала и быстро зашла внутрь. Окинув взглядом слишком быстро закрывшуюся дверь, Анхельм разочарованно вздохнул и повернулся, чтобы уйти. Ну, по меньшей мере, теперь у него есть адрес Рин.

— Анхельм! Подождите! — донеслось ему вслед, когда он уже подошел к воротам. Рин стояла на пороге.

— Да?

— Заходите. Пожалуйста. Скорее.

— Вы уверены?

— Боги… нет! Поэтому заходите скорее, пока я не передумала!

— Вы ужасно милая, Рин.

— Я знаю. А еще ужасно глупая, — пробормотала она тихо, но он все равно услышал. Герцог быстро зашел и окинул взглядом холл. Горы картонок и пакетов, рулоны бумаги, кипы тканей лежали везде.

— Когда вы говорили о беспорядке, вы имели в виду это?

— Вивьен называет это художественным беспорядком, — вздохнула Рин, поднимая руки и давая понять, что она к этому никакого отношения не имеет.

— Позвольте, где же элемент художественности?

— Это обычный бардак, — подтвердила Рин, отпинывая с дороги коробку с туфельками. Анхельм последовал за ней, они прошли в комнату, отдаленно напоминающую кухню. Рин расчистила стол и достала из шкафа пузатую бутылку вина и два бокала. Подвинула на середину вазу фруктов и достала из ящичка штопор. Анхельм, немного посомневавшись, открыл бутылку и разлил вино по бокалам.

— Рин, а вы уверены, что вам можно выпить вина? Я слышал, у аиргов с этим проблемы, — спросил Анхельм, с некоторой опаской глядя на Рин.

— Проблемы? — непонимающе нахмурилась она.

— Фрис говорил, что в ваших жилах течет магия, и если вы употребляете спиртное, то она не поддается вашему контролю.

— Правда? Хм. Не знаю даже. Но я уже несколько раз пила вино, и мне ничего не было. На самом деле я даже не чувствую в себе магической силы. Что только подтверждают мои волосы…

Анхельм улыбнулся и протянул ей бокал.

— В вас полно волшебства. Иначе вы бы меня не околдовали. За самое приятное знакомство в моей жизни!

Рин с недоверчивой улыбкой посмотрела на него. Ее глаза таинственно мерцали в мягком свете единственной свечи. Анхельм протянул руку и взял ее ладонь.

— Какие интересные у вас линии. Длинная линия жизни. Ломаная линия судьбы.

— Ломаная?

— Видите, она прерывается здесь и здесь? На самом деле я понятия не имею, что несу, мне просто очень хочется подержать вас за руку, — с улыбкой сознался он.

— Вы готовы нести любую чепуху, лишь бы говорить? — спросила Рин, и добавила, когда он кивнул: — Зачем? В хорошей компании и помолчать приятно.

Анхельм подсел ближе к Рин, она позволила обнять себя и доверчиво положила голову ему на плечо. И они молчали. Долго, наверное, целый час сидели и просто смотрели друг на друга. За окном уже стало светать, светлая дымка поднялась над дорогами, запели птицы, зачирикали воробьи. Анхельм продолжал нежно сжимать ладонь Рин и вдыхать аромат ее волос. Хотя он купил ей предостаточно разнообразного парфюма, Рин так и не пользовалась им. От нее все так же странным образом пахло хвойным лесом и свежим ветром. Он так погрузился в свои переживания, что едва не пропустил мимо ушей ее вопрос.

— Зачем вы приехали в Левадию? — спросила она шепотом.

— Государственные дела, — уклончиво ответил герцог также шепотом.

— Ваш приезд совпадает с датой приема в честь ее высочества Фионы. Может быть, вы хотели жениться на ней?

Анхельм уловил едва слышные нотки ревности и беспокойства в голосе Рин.

— Просто совпадение. Я должен был приехать, наверное, на неделю раньше, но непредвиденные обстоятельства вынудили меня задержаться на Южных островах.

— А если принцесса вам понравится, вы на ней женитесь?

— Нет.

— А если вы понравитесь принцессе или король решит выдать ее замуж за вас, вы женитесь?

— Нет.

Рин, удовлетворенная его решительным отказом, прильнула к нему ближе.

«Ах, значит, мы умеем ревновать, да, Рин? Вот такое поведение мне нравится больше, чем твоя вечная холодность», — подумал Анхельм, улыбаясь.

— Вы беспокоитесь?

— Конечно, — ответила она сразу же. — Вы мне нравитесь. Мне было бы нестерпимо больно, если бы вы женились на принцессе после того, как признались в любви мне.

— О!

— Да-да, а вы как думали? Нельзя признаваться сегодня в любви одной, а завтра идти и жениться на другой.

Анхельм тихо засмеялся.

— А что бы вы сделали, если бы я все-таки женился на принцессе?

Рин повернулась и посмотрела на него серьезно.

— Убила бы. Нравится вам такой ответ?

— Нет, совершенно, — похолодел Анхельм. В памяти живо всплыл облик любимой с кинжалом в руках и безумной улыбкой на лице.

— Тогда зачем спрашиваете? Если ваш король прикажет вам, вы не сможете отказаться. Я знаю довольно о политических браках, чтобы утверждать это. Анхельм, вы ведь не можете мне обещать, что не женитесь на ее высочестве, так к чему этот разговор?

— Вы сами завели его, — напомнил герцог, и на лице Рин мелькнуло виноватое выражение.

— Ах, да… Простите.

Она отодвинулась, встала и пошла куда-то вглубь дома. Анхельм поднялся вслед за ней. Похоже было, что Рин хочет что-то сказать, но сдерживает себя. Они прошли в большую гостиную, где, к удивлению Анхельма, ворохов вещей не наблюдалось, и царил порядок. Лишь два чемодана стояли открытыми, в них лежала сложенная одежда. Рин не стала зажигать свечи, прошла к громадному дивану из белой кожи, и села, поджав одну ногу под себя, как она всегда это делала раньше. Анхельм осторожно присел рядом с ней.

— Удивительно, но здесь порядок, — заметил он.

— Эту комнату Вивьен отдала мне, пока я не подыщу подходящее жилье. Понятия не имею, зачем ей рояль, ведь она не играет. Наверно, потому что он красиво смотрится с белой мебелью.

Они снова надолго замолчали, но теперь тишина была не уютной, а неловкой.

— Интересно, когда вернется Вивьен? — пробормотала Рин.

— Зная Фриса, могу сказать, что нескоро.

— А кем работает Фрис?

— Моим охранником.

— И он вот так просто вас оставил? — изумилась Рин. — Ради женщины? И вы ему это позволили?

— О, вы даже не представляете, насколько противным он может быть, если не позволить ему пойти за юбкой, — вздохнул Анхельм. — Здесь для меня нет никакой опасности. Ну, разве что одна. Влюбиться до беспамятства.

Рин взглянула на него с усталой улыбкой.

— Вам еще не надоело? Вы как рыцарь из дамского романа.

— Вам не нравится, моя несравненная? — спросил он с несчастной улыбкой. Анхельм знал, что Рин терпеть не может все эти сопли в сахаре, так что нарочно дразнил ее.

— Не подавайте мне пустой надежды. И прекратите вы меня так называть!

Рин поднялась и прошла к окну.

— Вы будете на приеме в честь принцессы? — спросил Анхельм.

— Да, Вивьен приглашена, меня тоже включили в список.

— Позвольте, под какой фамилией?

Рин вздрогнула, и Анхельм понял, что попал в точку: она не помнит своей фамилии и еще не нашла документы, раз пользуется настоящим именем. Но где тогда ее документы? И что будет, если она их найдет?

— А вам зачем знать?

— Хочу сидеть рядом с вами за столом.

— О, едва ли нас пустят за стол, — напряженно рассмеялась Рин. — Вивьен сказала, что я буду участвовать в показе. Открывает его принцесса, а я иду последней в числе остальных моделей. Вивьен готовит шоу, так что завтра… То есть сегодня… Мы весь день проведем во дворце, будем репетировать.

Анхельм оценил перспективы и с облегчением признал, что все складывается как нельзя лучше. Осталось только поймать Кастедара и заставить его вернуть Рин память. В любом случае, ему необходимо сперва поговорить с Илиасом.

— Рин, уже утро. Я, пожалуй, пойду.

Она обернулась и выглядела немного разочарованной.

— Уже?

Анхельм подошел к ней, взял ее руку и нежно сжал. Развернул ладонью к себе и поцеловал.

— Не смейте меня обманывать, Анхельм, — прошептала Рин, отдергивая руку, но герцог не отпустил и прижал ее к своему сердцу.

— Чувствуете? Разве я играю с вами? Вы моя первая и единственная любовь. И ни одна принцесса, ни одна женщина мира не будет значить для меня столько, сколько значите вы, моя прекрасная леди.

— Вы меня пугаете.

Анхельм готов был взвыть: Рин снова не верила ему. Получается, даже с полной потерей памяти она не освободилась от каких-то страхов, связанных с отношениями? Да что с ней такое произошло?

— Простите, если все это звучит нелепо. Простите, если мои признания сбивают вас с толку. Простите, что я люблю вас, хотя мы знакомы всего шесть часов.

— Вы ничего обо мне не знаете.

Анхельм подумал, что уже слышал эту неприятную песню.

— Верно. Все, что я знаю — это то, что передо мной стоит обворожительная девушка. Мы с ней одни в огромном доме. Я ужасно, до смерти хочу поцеловать ее, но не могу себе этого позволить, потому что она меня боится.

Рин мгновенно отвернулась и поджала губы.

— И хотя вино мы пили вместе, но пьян я один, потому что, видимо, несу чепуху. Да?

— Вам пора идти, — Рин отняла свою руку и отвернулась к окну. Анхельм со вздохом отступил на пару шагов и, тяжело дыша, пошел прочь. Еще немного — и он точно наделает глупостей, за которые Рин его потом не простит никогда. Он почти вышел из комнаты, но остановился, когда почувствовал ее ладонь на своей спине. Рин подошла так неслышно, как умела только одна она. Он обернулся, озаренный надеждой. Рин смотрела на него со смесью страха и непонимания. Она взяла его за галстук и потянула за собой. Анхельм послушно шел, как щенок на поводке, его взгляд был прикован к ее глазам; он боялся разорвать этот контакт, словно тогда между ними исчезла бы эта волшебная искра, которая творила непостижимую магию любви. Рин встала на диван, чтобы поравняться с ним ростом. Обняла за шею и приблизила свое лицо к его. Анхельм замер и даже не дышал. Сердце трепетало в нежном предвкушении, но когда теплые губы Рин дотронулись до его губ, оно забилось с такой скоростью, что в ушах зашумело, голова закружилась, внутри оборвалась и полетела вниз какая-то нить, которая связывала его с этим миром. Все стало неважно. Все было неважно, и только ее гибкий стан и чувственные губы, целующие его так жадно, страстно, только Рин одна имела смысл в этом безумном мире. Только.

Ему показалось, что он падает. Падает и летит, подхваченный этими небывалыми чувствами. Вихрь эмоций завертел его в своих горячих воздушных ладонях, словно он был легкой пушинкой. И безраздельно отдавшись в его власть, Анхельм почувствовал, как любовь заполняет его до краев, переливается и вырастает в нем ощущением грандиозного, неповторимого счастья, безмятежности, эйфории. Нет, это не вихрь держал его, — это у него самого выросли крылья!

Рин отстранилась первой. Ни слова не говоря, она легонько толкнула его в грудь и села, закрыв рот ладонью. Анхельм поцеловал ее в лоб и ушел. Любые слова разрушили бы этот прекрасный момент, который они создали вместе. Он шатался от волнения и в коридоре случайно задел локтем вешалку. На пол посыпалась одежда, вылетели какие-то бумажки, Анхельм нагнулся, чтобы собрать их и обнаружил… документы Рин. Удостоверение и жетон. Он оглянулся: Рин не вышла на шум. Анхельм поднял их и быстро убрал в свой карман.

*~*

Disclaimer: все картинки взяты с просторов интернета. Права на изображения принадлежат тем, кому они принадлежат, я ничего не присваиваю и с удовольствием укажу автора, если он объявится.:)

Глава 5.2

Вивьен вернулась около одиннадцати утра и немилосердно растолкала с трудом уснувшую Рин. После ухода Анхельма девушка провертелась в постели несколько часов из-за мыслей и эмоций, накативших на нее следом за поцелуем, и уснула, когда солнце уже поднялось над горизонтом. Теперь она раскачивалась в попытках понять, кто она такая, где находится, и почему ей нужно так рано вставать. А Вивьен тем временем подхватывала какие-то тряпки, одежды, кисточки и складывала все в большую деревянную коробку.

— Скажи мне, откуда у тебя силы берутся, если ты почти не спишь? — спросила Рин и стала чистить зубы.

— Чем меньше спишь, тем больше сил. Жизнь в движении — ключ к успеху! — ответила Вивьен и убежала к себе в спальню, на второй этаж, что-то мурлыча под нос. Рин с тяжелым вздохом закончила умываться и принялась искать в чемодане одежду. Нашла алое платье, в котором только на бал можно было пойти.

— Ты еще не готова? Нет, брось это, сначала иди и нанеси эмульсию и крем! Сколько тебя учить? Кожа должна быть увлажнена! Давай-давай, не ленись! Сегодня главная репетиция. Хочешь меня опозорить? Я тебе не позволю!

Рин собралась с силами и уселась за трюмо. Обвела несчастным взглядом кучу баночек и беспомощно взглянула на подругу. Та закатила глаза и ткнула пальцем в правильные пузырьки.

— Нужно немедленно научить тебя читать.

— Мне кажется, я просто не в состоянии запомнить два алфавита. Аириго я помню и устный, и письменный, а соринтийский и левадийский — беда.

— Ну что ты несешь? Они же похожи, все ты запомнишь. А теперь немедленно одевайся. Репетиция начинается в четыре, а нам еще нужно заехать в студию. Вот, надень это, — Вивьен бросила в Рин черным платьем. Девушка развернула мятую одежду и продемонстрировала складки.

— Бегом! — взвыла Вивьен, расстегивая свою кофейного цвета блузу и стягивая с длинных ног брюки. — Некогда гладить! Считай, что это художественные складки!

— Так вот как рождается мода… — хихикнула Рин, одеваясь. — Модельеру просто некогда.

— Да, детка. Стиль рождается, когда у женщины полно времени. Мода рождается, когда женщине некогда.

Рин захохотала. Вивьен с усмешкой вздохнула, указала на коробку и сказала отнести ее к макине.

Во дворец подруги прибыли в разгар дня. У ворот уже стояли другие девушки из компании Вивьен, с ними Рин робко поздоровалась и встала в уголочке, чтобы не привлекать лишнего внимания. Ее не принимали. Из-за того, что она была аиргом, из-за ее необычности, из-за того, как Вивьен быстро сдружилась с ней. Причин, чтобы устроить Рин травлю было предостаточно, но все объяснялось одним словом: зависть. Они шептались, думая, что Рин ничего не слышит, называли за глаза дикой тварью, а в лицо мило улыбались. В общем, вели себя ровно так, как и положено женщинам в мире искусства. Рин поначалу грустила и злилась, но потом решила не обращать на них внимания. Только одно ее расстраивало едва ли не до слез: поговаривали, что Вивьен с каждой новенькой ведет себя, как лучшая подружка, а потом постепенно отдаляется. Рин действительно нравилась ее подруга, и ей было бы очень больно потерять единственного человека, который отнесся к ней, как к равному себе, а не к какой-то диковинке. Хотя, конечно, теперь в ее жизни появился еще один человек, который ясно дал понять, что просто так ее не оставит. Герцог Анхельм. Мужчина, так странно напоминавший того блондина из ее снов. Между ними явно было что-то общее, но Рин никак не могла точно определить это связующее их звено. Возможно, ей нужно еще раз увидеть его, чтобы сказать?

Ее размышления прервала Вивьен, скомандовавшая своим «козочкам», куда идти и что делать. Дворец Рин рассмотреть не успела — их всех согнали в небольшую комнату, где они переодевались для показа. На первый взгляд в комнате воцарился хаос, но это было обманчивое впечатление. Вивьен командовала своими моделями, словно дирижер оркестра: по ее слову наряды и макияжи менялись в мгновение ока, более опытные девушки помогали новеньким, и за счет этого никто не носился с бесполезными криками и не мешался под ногами. И одной только Рин не везло. Все восприняли ее в штыки. Вместо того чтобы помогать ей, только нагружали тем, чем девушка вообще не должна была заниматься: размешиванием косметики, подай-принеси и прочей чепухой. Рин смиренно выполняла все, пока это не увидела Вивьен. Она отругала ее и всех, кто приставал к ней, и утащила в другую комнату, которая была отведена специально для нее. Здесь на манекене висело шикарное свадебное платье. Надевать его Рин помогала сама Вивьен, одна она бы не справилась.

— Тебе отведена самая почетная роль. У меня традиция — каждая новая модель на первом своем показе демонстрирует свадебное платье. Это символ. Как будто девушка вступает в новую жизнь. Ведь со мной они становятся известными. И почти каждая после трех-четырех показов выходит замуж за влиятельного и богатого человека.

— Похоже на ярмарку невест, — сказала Рин, прикалывая фату к волосам драгоценными шпильками и думая, случится ли с ней что-то похожее.

— Именно. А теперь не шевелись, я накрашу тебе глаза.

Рин послушно замерла. А в голове крутилась мысль: что если ее новый поклонник захочет сделать ей предложение? Может быть, Вивьен отдаст это платье для свадьбы? Нет, глупости какие! Ведь они знакомы всего один вечер!..

— Я потратила около трех месяцев и четырехсот тысяч ремов на это платье, — сообщила Вивьен, проводя маленькой пушистой кисточкой по ее векам. — Самое дорогое платье за всю историю моей карьеры. И самое красивое.

— И ты доверишь его мне?

Вивьен взяла Рин за плечи и всмотрелась в ее лицо с таким вдохновленным выражением, что девушка не смогла не улыбнуться.

— Ты — драгоценный кланцерит моей коллекции. У меня никогда не работал аирг. Честно говоря, ты первый аирг, которого я встретила. Теперь я совершенно не понимаю, почему вас так боятся?

— Потому что мы отличаемся. Другой цвет кожи, глаз. Продолжительность жизни.

Вив задумчиво хмыкнула и кивнула.

— Рин, а ты помнишь, сколько тебе лет? — спросила она.

— Нет. По ощущениям… лет двадцать, может быть.

— Нет, дорогая, тебе гораздо больше. По глазам вижу. Кстати о глазах: вот здесь должны быть стрелки. Давай-ка лицо…

Вивьен замолчала и снова занялась макияжем.

— Значит, все, что от меня нужно — это красиво пройти по ковровой дорожке и улыбаться? Да?

Вивьен согласно помычала в ответ, накрыла плечи Рин салфетками и стала наносить пудру.

— А ее высочество? Она появится сегодня?

— Ее высочество в репетициях не участвует. Она опытная, и я ей доверяю. Хотя даже без этого… Она принцесса. Если она вдруг проползет по дорожке на четвереньках, думаю, это просто станет новой модой. Ты готова, сиди и жди, когда я позову, и никого сюда не пускай. А я пойду и гавкну пару раз на своих курочек. Им полезно.

К концу вечера — закончили они около восьми, — Рин была совершенно вымотана и не обрадовалась бы даже вернувшимся воспоминаниям. Вивьен заставила ее пройти по длинной дорожке раз сто, пока не удовлетворилась результатом. Ноги гудели, пятки чесались от уже ставших ненавистными каблуков, в голове было пусто и звонко. Страшно хотелось пить и есть, но Вивьен не позволила, сказав, что сегодня Рин даже воду пить нельзя, не то что есть, иначе завтра она будет выглядеть чуть лучше, чем протухший салат. Товарки Рин насмешливо расфыркались, когда услышали ее искреннее удивление, но притихли, стоило Вивьен угрожающе замахнуться на них и пару раз прикрикнуть с указанием на их недостатки. Строила она своих «курочек» железной рукой.

Добравшись домой, Рин рухнула на кровать без движения, а Вивьен ходила вокруг нее кругами и воздевала руки к потолку.

— Я даже не спрашиваю, чем ты таким занималась в прошлой жизни, отчего у тебя все тело иссечено. Ну ладно еще спина, там тонкие ниточки, но ноги, живот, грудь! Как я, позволь спросить, должна это замаскировать? Да еще с твоим цветом кожи.

— Не знаю. Мне все равно. Я хочу пить, — пробурчала Рин в подушку.

— После показа я хотела сделать твой портрет. Мы должны были поработать над новым обликом и сделать твою фотографию.

— Фото-что?

— Фо-то-гра-фи-ю. Встаешь, замираешь, через некоторое время получаешь свой портрет.

— Мне придется позировать для художника?

— Да нет же… Ох, это не объяснить. Потом покажу. Ты мне скажи, что сделать с твоим видом? О! А может быть… обращение к истокам? Показать тебя в образе аирга? Это должно быть что-то из меха… Шкура? Возможно, подойдет шерсть…

Вивьен ушла, рассуждая вслух. Как Рин заметила, она часто так делала.

— Хочу есть, — хныкнула Рин. Теперь ей стало понятно, почему в доме Вивьен нет кухни: это для таких новичков, как она. Ну, раз нет еды, значит, можно спать.

Анхельм сидел на подоконнике, свесив одну ногу, и разглядывал документы Рин. Фрис развалился в кресле, на лице келпи блуждала мечтательная улыбка.

— Значит, ночь удалась? — спросил Анхельм.

— Когда это у меня что-то не удавалось ночью? Ты так и не ответил, как получил документы девчонки.

— На полу нашел. Она их еще не видела, судя по всему. Дома у них такой развал, что меня это даже не удивляет.

— Когда приедет твой брат?

— Завтра. Так что сегодня у нас свободный день.

— Девчонка здесь, во дворце, не хочешь пойти поздороваться?

— Хочу, но нельзя. Не могу давать пищу для слухов. Завтра, после бала, Кастедар обещал забрать Рин и начать лечение. Я даже не представляю, как она поведет себя, когда поймет, что произошло.

— Главное не лезь к ней, если не хочешь лишиться каких-нибудь важных частей тела, — посоветовал Фрис, и Анхельм уныло посмотрел на него.

— Вчера передо мной была другая Рин, — вздохнул герцог. — Довольная, счастливая, отдохнувшая. И совсем, совсем другая. От прежней Рин в ней не осталось ничего.

— Уже не хочешь возвращать ей память?

— Теперь хочу. До того не хотел, но теперь хочу. Но… Я не хочу, чтобы ей снова было больно. Не могу это видеть.

— Она сделала выбор. Тяжелый и жуткий. Никогда не спрашивай между чем она выбирала, если не хочешь навсегда ее потерять.

— Меня раздражает, когда ты говоришь загадками, — откровенно признался Анхельм. — Тебе доставляет удовольствие видеть, как я мучаюсь от неизвестности?

— Если она захочет рассказать, она это сделает. Я предупреждаю тебя, делаю то, что должен. Ты все еще помнишь о своем обещании, которое дал мне?

— Каком именно?

— Не доверять ящерному и верить мне, даже если кажется, что я говорю неправду.

— Да.

— Держать меня за руку и все время напоминать мне, что она вернется?

— Тоже. Хотя и не понимаю, зачем.

— Поймешь.

Анхельм ничего не ответил и отвернулся к окну.

— Пожалуй, я навещу свою темнокожую красавицу, а ты можешь и дальше предаваться тоске сколько угодно.

Фрис поднялся и вышел, Анхельм даже головы не повернул ему вслед. Он снова уставился на документы Рин и тяжело вздохнул.

С самого раннего утра во дворце поднялся переполох. Дворецкий гонял прислугу, поваров, командовал рабочими, которые строили подиум для моделей, и его недовольные возгласы доносились даже до комнаты Анхельма. Фрис заявился с утра пораньше и стал действовать сонному герцогу на нервы своим нытьем о том, что Вивьен вечером дала ему от ворот поворот. Словом, выспаться Анхельму не удалось. Поэтому он был крайне недоволен всем вокруг, прогнал Фриса в его комнату и запретил входить к нему кому бы то ни было. Выходя, келпи пробурчал, что Рин на него плохо влияет, потому что это обычно она становится воплощением зла, если ее разбудить. На что Анхельм ответил, что любой станет воплощением зла, если просыпается через час после того, как заснул.

А заснул герцог под утро, с рассветом. Всю ночь он проворачивал в голове воспоминания о Рин, строил в воображении увлекательные картины их будущего на случай, если к ней так и не вернется память и долго сочинял объяснительные речи, которые в основе своей строились на обвинениях. Вспомнив все, о чем думал ночью, Анхельм признал, что он идиот, а все его планы более чем несостоятельны. К тому же, если он хотя бы попробует обвинить Рин в чем-нибудь, то рискует провести месяц под пристальным наблюдением врача-травматолога.

Вроде бы ему даже удалось снова задремать, но где-то в зале заиграл оркестр, и сон был прерван. Окончательно оставив эту идею, герцог умылся, оделся и собрался выйти из дворца, чтобы уехать в город до того момента, пока не начнется бал. Но в коридоре его поймал дворецкий и едва ли не плача стал умолять отведать обед, который приготовил шеф-повар. Анхельм сдался и спустя несколько минут сидел один в громадном зале, оглядывая череду тарелок с изысканными блюдами.

— Присядьте, пообедайте со мной, — сказал он молоденькой служанке. Девушка вспыхнула, опустила взгляд и покачала головой.

— Не положено мне, ваша светлость.

— Я прошу вас. Я не могу есть в одиночестве. Пожалуйста.

Девушка робко села на стул, но к еде не притронулась. Анхельм со вздохом положил ей стейк из мраморной говядины и зелень.

— Приятного аппетита! — улыбнулся он и занялся своей едой.

— Меня накажут, если увидят, — прошептала служанка.

— Не накажут. Я за вас заступлюсь, — уверенно ответил Анхельм. — Скажу, что заставил вас. Ешьте, а то остынет.

Девушка наконец нерешительно взяла вилку и нож и отрезала кусочек.

— Вкусно? Ну, вот видите, а вы отказывались.

Анхельм стал рассказывать ей о снеге, о Соринтии, а девушка только искренне удивлялась и смущенно отвечала на его вопросы. Но через какое-то время он так заболтал ее, что она, уже нисколько не стесняясь, подкладывала еду то себе, то ему, весело смеялась и выспрашивала то одно, то другое. Рассказывая о своих домашних, Анхельм ощутил, насколько сильно скучает по ним, и как ему хочется вернуться домой. Осознав это, он замолк и попросил девушку рассказать о себе. Выяснилось, что она родилась здесь, во дворце, ее отец работает плотником, а мать заправляет розами в королевской оранжерее. Их милую беседу прервал дворецкий. Служанку тут же как ветром сдуло, а Анхельм поспешил заступиться за нее. Дворецкий покачал головой и сказал, что не нужно баловать слуг, а то они распустятся и перестанут работать, как должно. Анхельм с улыбкой пообещал, что больше не будет, поблагодарил за обед и поспешил уехать из дворца.

На одной из улиц герцог зашел в ювелирную лавку, где долго и придирчиво выбирал для Рин подарок, который намеревался вручить ей перед торжеством. Но Анхельм даже не подозревал ни о том, что ему не удастся это сделать, ни о том, что случится с Рин на показе.

Анхельм вернулся около пяти вечера, принял ванну, оделся и спустился в главный зал, где должно было происходить празднество. Начало приема было назначено на семь вечера, гости уже стекались отовсюду, и теперь дворец наполнили люди самых разных профессий, возрастов и происхождений. Анхельм изо всех сил старался вести себя непринужденно, но это еще больше выдавало его волнение. Он побеседовал с несколькими гостями, но разговор не вязался, и герцог поспешил найти в толпе Фриса. Келпи стоял на галерейном балконе и сверху вниз смотрел на столпотворение с легкой брезгливостью.

— Вот, смотри, — герцог протянул Фрису коробочку, и тот полюбовался украшением.

— Для девчонки?

— Да. Хочу вручить ей прямо сейчас, но не могу найти ее.

Фрис указал на стайку девушек, перед которыми выхаживала Вивьен Мелли собственной персоной, и сказал:

— Вот за ними, в том коридоре есть дверь. В той комнате сидит девчонка.

Анхельм признательно хлопнул келпи по плечу и поспешил к Рин. Но стоило ему подойти к двери, как рядом появились несколько мужчин в костюмах, которые сказали, что к леди Рин никому нельзя. Анхельм сказал, что они даже не представляют, кому преграждают дорогу, но они лишь кивнули на Вивьен Мелли и сказали, что это ее распоряжение. Анхельм подошел к ней и сказал, что у него есть кое-что, что он хочет вручить Рин. Вивьен придирчиво оглядела украшение и сказала, что оно совершенно не идет к платью Рин, что к ней нельзя никому, и если он хочет сделать ей подарок, то придется подождать до конца показа. После чего увидела среди гостей кого-то из своих друзей и удалилась. Герцогу оставалось только зубами скрипеть. Он снова поднялся к Фрису и только сердито поджал губы, увидев его усмешку.

— Где Кастедар? — спросил он, чтобы завязать хоть какой-нибудь разговор.

— Я что, похож на справочник? Не знаю и знать не хочу, — выплюнул келпи.

Вот и поговорили. Анхельм устало привалился к колонне и прикрыл глаза. Спустя некоторое время часы пробили семь. Анхельм и Фрис спустились в зал и заняли свои почетные места на трибунах, окружавших высокий подиум. Вивьен поднялась на него и начала речь:

— Добрый вечер, дамы и господа! Я очень рада видеть вас на моем показе, посвященном нашей несравненной, прекрасной и обожаемой принцессе Фионе Левадийской! Этот вечер запомнится вам навсегда. Я, Вивьен Мелли, гарантирую это. Начнем же торжество!

Летящей походкой она направилась за кулисы подиума. Заиграла музыка, и под аплодисменты из-за кулис вышла первая девушка. Зал встал, и Анхельм поспешил сделать то же, что и все.

Она была высокой. Выше, чем Рин на ладонь. Тонкая и стройная, с нежными чертами лица, хотя на вкус Анхельма совершенно обычная. Волосы цвета спелой пшеницы подобраны в сложную прическу с локонами и петельками. Анхельм не разглядел цвет ее глаз, да ему и не особенно хотелось. Платье бледно-сиреневого цвета с роскошным шлейфом колыхалось вокруг ее фигурки. Она шла уверенно: аккуратный носик вздернут, глаза неопределенного цвета сияли.

— Хорошенькая. Грудь красивая, — прокомментировал Фрис. — Но в остальном какая-то пресная. Впрочем, мне после моего кофейного зернышка весь свет не мил.

— Исключая Рин…

— Конечно, исключая.

Анхельм с улыбкой отвернулся от вдруг ставшего серьезным келпи и еще раз оглядел девушку. Она уже дошла до края подиума и теперь поворачивалась ко всем гостям, давая им возможность рассмотреть ее со всех сторон. На платье блестели и переливались драгоценные камни, корсет был украшен перьями, Анхельм отстраненно подумал, что ее грудь, хотя и красивая, немного великовата для такого узкого корсета.

— Вы чувствуете этот аромат, дамы и господа? — спросила Вивьен. — Пряный шафран и сладкая ваниль влекут за собой в страну фантазий. Легчайший аранийский шелк цвета аметиста окутывает дымкой тайны и недоступности, но ваниль и розовая лаванда покажут открытую душу и романтичность. Ее высочество принцесса Фиона, повелевает лету окраситься в ваниль, аметисты и розовую лаванду!

Зал проводил принцессу овациями, Анхельм коротко похлопал и принялся скучать. Девушки выходили одна за другой, при появлении каждой Вивьен читала небольшую речь, объясняющую выбор цветов, фасонов.

От всех этих девиц и многообразия красок в глазах рябило, голова разболелась, он вдруг почувствовал, как накопленная усталость одолевает и накрывает с головой. Анхельм склонил голову на грудь и пробормотал Фрису, чтобы разбудил его, когда Рин появится.

Рин не могла унять дрожь в коленях. Она выпила уже полпузырька успокаивающей настойки, но та помогала так же хорошо, как обычная вода. Девушка смотрела на себя в зеркало и уговаривала отражение прекратить нервничать. Она прекрасно слышала, что на сцену вышли уже почти все, ей нужно было идти через каких-то две минуты, и от этого ее трясло. В комнату заскочила помощница Вивьен и сказала, что пора. Рин осторожно встала и пошла. Помощница подняла шлейф и помогла ей управиться с пышной юбкой. Ступеньки казались сейчас непреодолимой крепостной стеной, ноги грозили разъехаться на скользких полах, ей стало жарко, и Рин заволновалась, что сейчас для полноты картины не хватало только, чтобы макияж поплыл от жары. К ней подскочила Вивьен, двумя движениями поправила какие-то складки, разгладила ей лоб прикосновением холодных пальцев и что-то сказала, но Рин не расслышала, что именно.

— Вивьен… — пропищала она, хватая подругу за руку и прикладывая ее холодные пальцы к своему лбу. — Я боюсь!

— Ты справишься. Давай, улыбку пошире, плечи распрями и иди, словно королева. Кое-кто ждет тебя в этом зале, и у него для тебя кое-что есть. Прелестная вещица. Смотри прямо перед собой и иди к нему. Все! Вперед, мой камушек!

Рин кивнула, глубоко вдохнула и пошла. Зал ослепил ее множеством огней, направленных на нее. Туфельки заскользили по полу, она с трудом удержала равновесие. Едва Рин показалась — зал ахнул.

— Улыбайся! — прошипела сзади Вивьен, и Рин встрепенулась. Борясь с дрожью и одеревеневшими мышцами, девушка улыбнулась. По крайней мере, ей казалось, что она улыбается, но на деле это выглядело так, словно у нее парализовало и перекосило губы.

— Драгоценный аметист моей коллекции. Привезен из самой Соринтии, огранен и оправлен в Левадии, — объявила Вивьен. А Рин, услышав ободряющий голос подруги, справилась с собой и пошла, как положено. Она прекратила давить из себя улыбку, решив, что улыбнется, когда увидит своего воздыхателя. Лучше улыбнуться ему одному, но по-настоящему, чем всем, но искусственно. Рин искала его, но огни слепили, и все лица в зале были темными и размытыми. Вдруг она увидела. Он смотрел так словно не видел никого, кроме нее, будто готовый ринуться с места навстречу любимой женщине. Поймав этот взгляд, Рин снова испытала удивительное ощущение полета, как тогда, в доме. Губы сами собой растянулись в улыбке.

А Вивьен тем временем говорила:

— Жемчуг Южных островов, лучший белый шелк из Флавили, аметисты и живые фиалки. Первозданная невинность, вековые традиции с ореолом тайны, холодная неприступность, за которой скрывается жаркое сердце. Квинтэссенция красоты — вот что такое этот образ.

Анхельм улыбался, и Рин шла к нему. Ее походка стала столь же уверенной, как и на репетиции, улыбка окрепла, сердце гулко застучало. Он ждал ее! Он выбрал ее, а не принцессу!

Вивьен провозгласила:

— С материнской гордостью, с восхищением первооткрывателя представляю вам мою удивительную летнюю невесту — Рин!

Тишина была явно не тем эффектом, на который рассчитывала модельер. Музыка смолкла, люди испуганно смотрели на аирга в свадебном платье. Если бы сейчас пролетела муха, ее бы услышали.

— Как ни погляди, это Рин Кисеки, — прошептал пожилой мужчина в костюме военного. Улыбка Вивьен из уверенной превратилась в натянутую. А сама Рин замерла, не решаясь сделать ни шагу вперед или назад.

— Та самая, что пристукнула брата короля в Маринее?! Да быть того не может! Она же умерла!

— Исчезла!

— Не умирал никто, я слышала, аирги бессмертны…

— Да с этих тварей станется…

Шепотки пошли по рядам, гул нарастал, на Рин таращились сотни глаз, кто-то указывал пальцем. Вивьен оторопело глядела на свою модель, видно было, что паника подбирается и к той, и к другой. Рин повернулась и пошла обратно. Шлейф тянул ее назад, тяжелая юбка путалась в ногах. Все вокруг превратились в сплошное пятно.

— Взять ее! — раздался голос. — Всем выйти из зала!

Хлопнули двери, Рин обернулась и увидела, что к ней бегут солдаты с оружием. Поднялась паника: гости повскакивали и стали разбегаться в стороны выходов, толкая друг друга, кто падал — того топтали. Солдаты запрыгнули на подиум, кто-то столкнул Вивьен, женщина чудом не разбила голову.

— Сдавайся, Рин Кисеки! Ты окружена!

— Я ничего не сделала… — Рин отступала назад, солдаты опасливо подбирались к ней. На подиум забрался человек в черном костюме. Подошел ближе и предъявил железный значок.

— Офицер Международного Бюро Расследований Джозеф Шепард. Рин Кисеки, вы арестованы. Сдавайтесь!

— Я ничего не сделала… — Рин едва не расплакалась.

— Вы арестованы за побег из места заключения и многочисленные убийства с особой жестокостью, нарушение границ визового контроля и другие преступления.

— Это не я… вы путаете… — повторила Рин, но уже не так уверенно. Она сразу же вспомнила свои странные сны. Выходит, она действительно убила тех людей? За ней пришли? Хлопнул выстрел, пуля проделала дыру в полу рядом с ее ногами, Рин испуганно отскочила назад.

— Не стрелять! — рявкнул старший. Рин подхватила юбки и побежала прочь. Путь ей преградил солдат. Он попытался ее схватить, но она смогла увернуться. Кто-то наступил ей на платье, длинная юбка и шлейф оторвались, она едва не упала, чудом удержавшись на ногах.

— Взять ее!

Рин выпуталась из длинных юбок, сбросила каблуки, осталась лишь в корсете, белье и чулках, и побежала. Трагедия перерастала в фарс: солдаты, вместо того чтобы стрелять, застыли с разинутыми ртами, кто-то присвистнул в восхищении. Рин спрыгнула с подиума и побежала к выходу из зала, но навстречу ей выскочил тот офицер. Он прицелился, выстрелил. Рин видела, как пуля летит к ней, и, повинуясь какому-то инстинкту, просто схватила ее на подлете. Горячий кусочек металла обжег пальцы, девушка уронила пулю и, обиженно взглянув на ошарашенного офицера, побежала дальше.

— Стойте! Нет! — донесся до нее возглас. Рин повернулась и увидела, как несколько человек в формах хватают Анхельма, который рвется к ней, и тащат его к выходу. Что-то необъяснимое проснулось в ее душе, жар объял ее, сердце гулко застучало, разгоняя кровь. Все вокруг стало медленным, крики солдат утонули в шуме барабанов, загремевших в ее ушах. Рин почувствовала, как кто-то заходит сзади, развернулась, выдернула из рук солдата его оружие и двинула ему со всех сил прикладом в живот. Мальчишка отлетел в сторону. Как только винтовка легла в руки, еще одно страннейшее ощущение накрыло ее с головой. Пришла уверенность, что вот так и должно было быть. Раздались выстрелы, Рин прыгнула назад, в сторону, вперед. Рванулась наперерез тем, кто хотел увести герцога. Крик Анхельма врезался в ее уши, пробился сквозь пелену, окутавшую ее, и отозвался в душе жгучей болью. Рин оскалилась, словно волчица, загнанная в угол. Солдаты прыснули в стороны, но офицер тут же что-то приказал им, и они построились вокруг нее. Рин была окружена, ей было некуда бежать.

— Сдавайся! Сдавайся, и больше никто не пострадает! — кричал офицер.

— Рин! Рин, нет! — голос Анхельма. Девушка подняла руки вверх.

— Оружие на землю! Медленно!

Она смотрела на герцога: тот мотал головой и что-то кричал ей, но Рин не слышала. Рядом с ним был тот самый мужчина со странными глазами, его тоже схватили, но он не сопротивлялся. Двери распахнулись, в зал вбежала еще группа солдат с очень знакомыми ей нашивками на рукавах: орлиные профили. Лишь взглянув на них, Рин почувствовала настоящую опасность, мурашки пробежали по спине, мысли о том, чтобы сдаться, исчезли. Она мгновенно отпрыгнула в сторону, чувствуя, что может — может! — делать все, что угодно. Тело подчиняется любым ее приказам. Она — аирг, ей доступно несравнимо большее, чем всем этим людям! Солдаты выстрелили, но пули не достигли цели: Рин была уже за спинами нападавших. Пока они перезаряжали, она подстрелила одного солдата, а затем… патроны кончились.

— Рин! Нет! Не стреляй! — заорал герцог. Рин увидела, как его, сопротивляющегося, волокут из зала, бросила бесполезную винтовку и побежала, едва успевая уворачиваться от пуль, летящих ей вслед. Огнем обожгло бедро, плечо, бок. Превозмогая кошмарную боль, девушка рвалась к герцогу, чтобы освободить его, достать его, не расставаться с ним, не позволить им…

Словно из-под земли, перед ней выросла фигура человека, которого Рин знала. Это с ним Вивьен разговаривала там, в парке, когда она танцевала. Это он! Кастедар! Он пришел помочь ей! Рин протянула к нему руку, крикнула: «Помоги!»

Его мертвецки-спокойное лицо на секунду ожило в усмешке. Кастедар достал пистолет и выстрелил. Грудь Рин взорвалась болью, она захлебнулась стоном и упала.

— Она мертва?

Это голос Вивьен? Рин из последних сил повернула голову и увидела знакомые красные туфли на высокой шпильке.

— Ты… подставила… — прошептала она, оглядывая стройные темнокожие ноги. Мрак сгустился вокруг нее, стало очень холодно.

Глава 5.3

Анхельм проснулся от грубого толчка Фриса, уставился на подиум непонимающим взглядом и обомлел: Рин вышла из-за кулис. Красивая как никогда. Ее кожа сияла, вся она лучилась шармом и прелестью.

Корсет из плотно прилегающих друг к другу белых перьев, украшенных сиреневыми каменьями, мягко огибал ее гибкий стан, подчеркивая талию. Белоснежный шелк и атлас платья мерцали и выглядели волшебно нежно, словно облака и пенка с клубничного варенья. Она шла легко, будто бы плыла по подиуму. Ее лицо было взволнованным, вишневые губы дрожали и едва заметно изогнулись в испуганной улыбке. Взгляд метался от одного гостя к другому, бежал по рядам и, наконец, остановился на нем. Анхельм протянул к ней руки и улыбнулся ей одной, чувствуя себя так, словно стоял у алтаря. Ее глазки удивленно расширились на какое-то мгновение, а губы растянулись в очаровательной улыбке. Шаги Рин стали более уверенными, она пошла быстрее, глядя на него одного. Вивьен рассказала, что представляет собой это платье и облик Рин, после чего представила девушку и повернулась к залу, ожидая аплодисментов. Но неожиданно музыка остановилась, и гости тоже умолкли. Анхельм провел взглядом по рядам и обнаружил, что все смотрят на Рин с изумлением; кто-то показывал на нее пальцем, а потом пожилой старичок объявил, что узнал ее. Зал загудел, словно рой пчел. Рин стояла пару секунд, растерянно глядя на всех, быстро развернулась и пошла назад.

Дверизала распахнулись, ворвались вооруженные люди, кто-то приказал взять Рин. Гости с криками вскакивали с мест, роняя стулья, солдаты выстроили для них коридор, и толпа понеслась к открытым дверям. Кто-то падал, испуганные люди наступали на них, солдаты подхватывали лежащих, грубо ставили на ноги и толкали в общий поток. У самого входа началась давка — все стремились как можно быстрее покинуть зал. Фрис схватил Анхельма за локоть и поднял.

— Что происходит?!

— Ее обнаружили. Главное — не сопротивляйся и сделай вид, что ты ее не знаешь, иначе проблем не оберемся. Ящер мерзкий все спланировал.

— Что?! — Анхельм отказывался это понять, но холод ужаса пробрал его до костей: что сейчас будет?.. Он видел, как солдаты окружили Рин, что к ней вышел один из них, назвался офицером Международного Бюро Расследований и предъявил обвинения. Рин помотала головой, а потом грянул выстрел, и она побежала прочь. Один солдат преградил ей дорогу, но девушка ловко обогнула его. Офицер наступил на ее платье, пышная юбка оборвалась, Рин осталась в одних трусиках, чулках и корсете платья. Его любимую женщину хотели схватить, и герцог понял, что нужно действовать. Расшвыривая перед собой стулья, он побежал к ней, но вдруг его окружили солдаты и перекрыли дорогу. Они потребовали немедленно покинуть зал, но герцог лишь отмахнулся. Он закричал, увидев, как тот самый офицер наставляет на Рин оружие. Раздался выстрел, Рин вдруг очень быстро дернула рукой прямо перед собой, что-то бросила на пол и побежала к выходу. Фрис схватил его и крепко сжал, но герцог вывернулся и бегом направился к любимой, надеясь перехватить ее. Солдаты снова навалились на него, выкрутили ему руки и повели к выходу. Анхельм окликнул ее, она повернулась на зов. И преобразилась. Красивое лицо словно бы потемнело разом, стало безжалостным и суровым, в изумрудных глазах загорелся огонь. Она снова превращалась из милой девушки в убийцу.

— Вы должны немедленно уйти! — кричал на него солдат, но Анхельм вырывался. Фрис позволил себя схватить и повести к выходу, но герцог не хотел подчиняться ничьим требованиям. В мыслях билось одно: они убьют Рин, если он не поможет ей. Он должен защитить ее на этот раз. Любой ценой!

Рин вырвала оружие у кого-то из солдат, ударила, и тот грохнулся на груду поваленных стульев. А в следующий момент она уже была окружена. Медленно подняла руки, подчиняясь приказу офицера.

В зал проникли еще люди, все — тяжеловооруженные и в масках. Рин взглянула на них, а затем прыгнула куда-то в сторону. Грянули выстрелы.

— Рин! Рин! Нет! — закричал Анхельм, отпихивая солдата. Тот больно ударил его в бок, и герцог согнулся пополам. Его взяли под локти и потащили. Увидев это, Рин сделала неописуемый кульбит и оказалась за спинами у окруживших ее солдат. Выстрелила раз, и кто-то упал, подстреленный. На какие-то секунды зал наполнился грохотом, Рин вертелась под пулями, словно молния, Анхельм не мог даже разглядеть ее неуловимых движений. Он тянул к ней руки, а она бежала в его сторону с выражением лица, обещающим мучительную смерть всем, кто прикоснется к ее Анхельму. В этот момент к нему пришло нелепое, неуместное осознание: Рин любит его.

Кастедар взялся на ее пути из ниоткуда, будто бы соткался из воздуха. Анхельм закричал Рин бежать прочь, но она улыбнулась демону и протянула руку. «Помоги» — прочитал он по ее губам. Кастедар вытянул руку, в ней блеснул пистолет. Раздался выстрел. Рин изумленно оглядела, как растекается по груди кровь и рухнула, как подкошенная. Анхельм захлебнулся криком, ему показалось, что жизнь ушла из него в это мгновение. Солдат отпустил его, и он упал на колени, даже не пытаясь оторвать взгляд от лежащей девушки. К Кастедару подошла, как ни в чем не бывало, Вивьен и что-то спросила. Демон наклонился и приложил руку к шее Рин.

— Рин Кисеки убита. Подтверждаю смерть, — сказал Кастедар как обычно тихим и пустым голосом.

— Операция заняла пять минут, тридцать восемь секунд. Пиши мне в рекорд, Касти! И не забудь рассказать об этом в газете! — весело сказал офицер. — Легендарная убийца Рин Кисеки на поверку оказалась не такой уж и сильной.

— Я опущу тот факт, что убил ее сам, и дам статью, — ухмыльнулся демон. — А теперь выводи-ка отсюда своих ребят. Тело отправится ко мне в клинику на опыты.

Анхельм совладал с собой, поднялся и пошел к демону, не обращая внимания на оклики солдат. В ушах у него зашумело, хотя сердце, казалось, не билось вовсе. Кастедар стоял к нему спиной. Герцог подошел, развернул его к себе и ударил в лицо. Демон от удара упал, а Анхельма тут же подхватили под локти и оттащили назад. Он вывернулся, опустился на колени и обнял Рин за плечи. Всхлип со стоном вырвался из его горла, руки задрожали, его затрясло.

— Рин… Моя Рин… Моя девочка…

— Ну, вот это вот вы зря, ваша светлость, — проворчал Кастедар. Впрочем, Анхельм уже не обращал на него никакого внимания. Его снова оттащили от израненного тела возлюбленной, куда-то повели, кричали, спрашивали… Анхельму было все равно. Его жизнь закончилась там, в этом зале. Теперь все стало неважно. Бессмысленно и пусто.

Пустым взглядом он смотрел на следователя, который допрашивал его о том, как он связан с Рин, и не говорил ни слова. Вместе с ним давал показания Фрис. Келпи лгал изобретательно: он волшебник с нестандартной силой, его документы засекречены, он путешествует с герцогом в качестве охраны. К Рин Кисеки он никакого отношения не имеет, как и его светлость. Почему герцог так бурно отреагировал на произошедшее? Он питал к погибшей романтические чувства, влюбился в нее, когда увидел на улице в Магредине. Нет, конечно же, он не знал, что Рин — преступница и всего лишь морочит ему голову.

Вивьен на вопрос следователя ответила, что Кастедар попросил ее помочь в задержании особо опасной преступницы, а тот подтвердил. После чего ей принесли извинения за испорченное платье, пообещали деньги и отправили восвояси. Дело сшили невероятно быстро, тут же закрыли, журналисты роились вокруг кабинета еще около десяти минут, а затем разлетелись по редакциям писать статьи.

Кастедар сделал официальное заявление для прессы и исчез, как и Вивьен. Анхельма и Фриса доставили во дворец, посоветовав не печалиться и лучше обратить внимание на женщину, достойную герцога. Например, на принцессу.

Анхельм просидел весь оставшийся вечер в комнате, бессмысленно глядя перед собой. Фрис пытался заговорить с ним, но ни одно слово не достигло ушей несчастного мужчины, потерявшего возлюбленную. Он просто ничего не слышал и не слушал. Так и сидел на окне, подтянув колени к груди. Через некоторое время Фрис оставил попытки привести герцога в чувство и ушел, а Анхельм остался один на один со своим горем. Едва захлопнулась за келпи дверь, он ожил и уткнулся лбом в колени. Тихий, едва слышный стон вырвался из его груди. Сердце закололо, словно ребра стали протыкать спицами. Лицо Рин и вытекающая из-под нее кровь никак не уходили из памяти, все глубже и глубже Анхельм погружался в воспоминания о ней, чувствуя, что балансирует на опасной грани безумия. Но безумия столь желанного… Глаза были болезненно-сухими, он не позволял себе пролить ни слезинки, потому что это значило бы для него похоронить Рин с концами. Он уставился перед собой не моргая, всматривался в облупившуюся краску на подоконнике и не мог заставить себя поверить в то, что Рин больше нет. Перевел полубезумный взгляд на темноту за окном. Ветерок из приоткрытого окна нежно погладил его волосы. «Рин? Родная? Воздух пахнет тобой… Ты там, за окном? Я хочу к тебе… Зачем мне жить, если тебя нет?..» В легком шепоте деревьев ему послышался ее голос: «Я здесь. Ты услышал меня! Иди, обниму!» Анхельм сглотнул и потянулся к щеколде на окне. Его руку кто-то поймал, и он с удивлением осознал, что не один в комнате.

— Вы вообще слышите меня? — вдруг донесся до него строгий голос. Анхельм повернул голову и увидел перед собой женщину. Слегка знакомое лицо. Пшеничные волосы, миловидные черты.

— Что с вами? — спросила она, отпуская его руку и прикладывая тонкую теплую ладонь к щеке. — Анхельм, ответьте мне сейчас же!

Герцог промолчал. Взгляд серых глаз женщины смягчился, стал очень добрым.

— Да живая ваша Рин, — вдруг сказала она. — Все было спланировано. Кастедар выстрелил не в сердце, а чуть повыше, пуля не задела ни важных органов, ни артерий. Платье сдержало удар вполовину. Сейчас она в его больнице.

Смысл слов этой женщины с трудом доходил до Анхельма.

— То есть как?.. — промолвил он.

— Вот так. Жива. Можем поехать к ней хоть сейчас, только нас все равно не пустят. Она в реанимации.

— Что? Где?

— Говорили мне, что Соринтия — дремучее место, но чтобы до такой степени… — вздохнула женщина. — Реанимация — это отделение больницы, где возвращают к жизни критических больных. Поедемте, сами посмотрите. Кстати, вы хоть меня узнаете?

Анхельм слабо помотал головой.

— А ведь Вивьен меня представила в самом начале, — улыбнулась она. Анхельм порылся в памяти, и озарение пришло к нему.

— Ваше высочество! — выдохнул он. Мгновенно соскочил с подоконника, едва не сшибив гостью, и поклонился так низко, как позволял его рост.

— Наконец-то! — довольно произнесла она. — Ох, вы действительно высокий!

Анхельм смотрел на нее так, словно она была каким-то святым созданием, явившимся к нему с благой вестью.

— Она вправду жива? — переспросил он. Принцесса кивнула. Герцог подхватил ее руки и без задней мысли поцеловал.

— Я так признателен вам, — прошептал он, разглядывая ее лицо.

— А вы сильно ее любите… — со странной обреченностью во взгляде и разочарованием сказала ее высочество. — Сложно нам будет…

— Что? — не понял Анхельм.

— Ничего. Не обращайте внимания. Пойдемте, макина ждет нас, а ваш чудесный друг уже там, и вам лучше поторопиться к нему, чтобы сдержать обещание.

Принцесса повернулась и вышла из комнаты Анхельма. Герцог без раздумий последовал за ней, и спустя несколько минут они вдвоем ехали к больнице.

— Это нормально, ваше высочество, что вы за рулем? — спросил Анхельм. Принцесса улыбнулась.

— Я люблю водить. Макины появились у нас всего около полугода назад, возможно, поэтому я еще не устала от этого. Признаться, этот вечер порядком меня расстроил. Вот уж не думала, что Кастедар решит испортить его до такой степени. Он, конечно, предупреждал, что будет непросто, но чтобы так… Боги, отец позволяет ему слишком много! Почему нельзя было схватить Рин где-нибудь еще? Ну, может быть, он хотел придать делу большую огласку, не знаю. Мы никогда не вмешиваемся в его планы, всегда делаем, что говорит, но… Сегодня он перешел все границы. Бедняжка Вивьен так долго шила это платье…

— Я ничего не понимаю, — признался Анхельм. Принцесса бросила на него снисходительный, но добрый взгляд и объяснила. Когда Рин Кисеки сошла с корабля в Магредине, о ней узнали в Международном Бюро Расследований. Это бюро имеет представительства во всех странах, кроме Соринтии и Арании, и специализируется на розыске особо опасных преступников. Рин числилась в их черном списке с момента основания. Король мало влияет на его деятельность, у генерала бюро свои представления о безопасности страны, которые временами идут вразрез с мнением его величества. Конечно же, поэтому никто не должен был знать, что Рин Кисеки как-то связана с герцогом Соринтии, который направляется во дворец. Так как Кастедар знал, что о Рин узнают, то вручил капитану корабля письмо, которое было передано в главное управление бюро. В этом письме он написал о ней известные данные и распланировал поимку. А процесс захвата они наблюдали сегодня вечером. Анхельма не посвятили в дело, потому что сомневались в его актерских способностях, а вот его друг Фрис обо всем узнал незадолго до происшествия.

— Очень жаль, конечно, что получилось так некрасиво, методы Кастедара иногда слишком жестоки.

— У меня голова кругом. Я ничего не понимаю.

— Анхельм, главное, что ваша Рин жива, верно?

Он молча кивнул.

— Мы приехали, — сказала принцесса и заехала во двор небольшого здания, располагавшегося где-то за городом, в лесах. — Это и есть больница Кастедара.

Анхельм вышел из макины и огляделся. В тихом дворике здания больницы цвели гортензии, теплый ветер качал стройные кипарисы. В центре сада расположилось газебо, а рядом с ним небольшой природный фонтан. Принцесса взяла с заднего сидения корзинку с фруктами, передала Анхельму и пошла ко входу. Герцог последовал за ней. Ноги едва слушались его, хотя ему хотелось бежать к Рин. Хотелось немедленно обнять ее, убедиться, что она жива и в порядке, поцеловать, сказать, как сильно он ее любит и как испугался за нее, отругать, чтобы больше никогда так не делала… Но ноги словно бы сковало цепями.

Принцесса привела его в холл, где стены и полы были из белого кафеля, усадила на диванчик и сказала ждать. Затем куда-то ушла, и вернулась спустя пару минут, ведя под руку Фриса. Взглянув на келпи, Анхельм по-настоящему испугался за друга. Тот едва отличался цветом от стен больницы, его руки дрожали, а в черных глазах-омутах светился синий огонь.

— Что с тобой? — вымолвил Анхельм, подходя к Фрису и беря его за плечи. Собственное горе и беспокойство сразу же было забыто.

— Ее сейчас… заберут… — пробормотал келпи, глядя на него безумным взглядом, полным… ужаса?

Анхельм извинился перед принцессой и отвел Фриса в сторонку. Затем взял его руку и сжал что было сил.

— Все будет хорошо, слышишь? Она вернется. Она же всегда возвращается! Рин не может умереть, Фрис.

— Она не умрет… — покачал он головой. — Они просто заберут ее туда!

— Да кто они? Кто заберет?

— Боги… Ее заберут боги! Кастедар отправит ее к ним, чтобы они переворошили ее память, вернули ее к жизни…

— Разве это плохо?

— Это невыносимо! Я должен идти с ней! Я хочу идти с ней! Пусти! — келпи дернул руку на себя, но Анхельм не позволил. Фрис зарычал, его зубы вновь стали острыми, словно у хищного зверя.

— Нет! — прикрикнул герцог на келпи. — Нет, Фрис!

— Разве ты не чувствуешь, как ей больно?! Разве тебе не рвет это душу так же, как мне?! Как ты можешь спокойно стоять здесь, пока они там выворачивают ее разум наизнанку? Разве ты не слышишь, как она зовет на помощь?!

Анхельм прислушался, но ничего не услышал. Глаза келпи сердито вспыхнули, он дернулся и вырвал руку. Повернулся, чтобы уйти, но герцог сграбастал Фриса и сцепил руки вокруг его груди.

— Нет! Ты никуда не пойдешь! Рин не хотела бы этого!

— Пусти!

— Она вернется! Слышишь меня, ты, безмозглый олень?! Она вернется! Она будет жива и здорова! — крикнул он, не позволяя ему двигаться. Фрис зарычал. Анхельм сдавил его крепче.

— Они не должны касаться ее своими грязными, лживыми руками! Не должны ее трогать! — взвыл келпи.

Анхельм извернулся, становясь перед ним, и ударил Фриса в лицо. Кулак обожгло болью, позади ахнула принцесса.

— Ты…

Удар под дых.

— Никуда…

Еще удар.

— Не пойдешь!

Фрис не сопротивлялся. Он позволил бить себя. Позволил Анхельму затем обнять себя за плечи и подвести к широкому дивану. Смиренно терпел боль от того, как герцог сжимал его руку. Позволил принцессе утереть мокрым платочком кровь с разбитой губы. Но это его тихое согласие продолжалось ровно до тех пор, пока из кабинета реанимации не донесся душераздирающий женский вопль. Рин кричала так, словно ее резали живьем. Истошно, навзрыд. Фрис вскочил и в мгновение оказался у дверей, дернул их на себя, но не смог открыть. Он пнул дверь изо всех сил — та не поддалась. Анхельм подбежал к нему и стал оттаскивать, но едва успел увернуться: келпи вдруг принял облик коня. Одежда с треском разошлась, обрывки полетели в стороны. Фрис развернулся и ударил двери копытами, но и это не помогло.

— Думаете, меня сдержат ваши стены?! Вы не с тем связались! — прорычал он. Откуда ни возьмись, на полу появилась вода и стала быстро подниматься. Принцесса испуганно взвизгнула и взобралась на диван. Анхельм хотел схватить келпи за гриву, но тот отшвырнул его одним движением, и герцог упал в воду.

— Фрис, прекрати! Ты нас всех погубишь! — закричал он, пытаясь подняться. Поток нес на него всякую мебель и сбивал с ног. Тут Рин снова закричала. И хотя этот звук перевернул в Анхельме всё, скрутив его внутренности в тугой узел боли, он не мог оставить сейчас своего друга, который терзался во много раз сильнее.

— Фрис, нет! — заорал герцог, борясь с невесть откуда взявшимся течением. Вода доходила ему уже до пояса, затопила диван, на котором стояла испуганная принцесса. Анхельм отпихнул подплывший к нему стол и подобрался к беснующемуся келпи, который вознамерился вынести двери с помощью удара стихии. Но волна внезапно накрыла Анхельма с головой. Захлебнувшись, он изо всех сил стал грести наверх, к воздуху. Вынырнул. Пока откашливался, услышал, что где-то позади него звала на помощь принцесса. Поток нес его назад, на пути то и дело попадалась мебель, но юноша упрямо греб к келпи, и, наконец, схватил его за длинную гриву. Он надежно запутал в ней руку и рванул здоровенную лошадиную голову на себя.

— Остановись! — заорал он. — Рин тебя возненавидит, если ты утопишь нас! Остановись! Она возненавидит тебя!

Келпи замер. Анхельм почувствовал, как его перестало смывать течением, как вода стала убывать так же стремительно, как прибыла.

— Рин не простит тебя, если ты набедокуришь! Не простит… — Анхельм обнял Фриса за шею и отпустил его гриву. Спустя какое-то время вода ушла совсем, но юноша продолжал стискивать Фриса, боясь отпустить. Истошные крики за дверями перешли в сдавленные стоны. Внезапно келпи превратился в человека и бессильно опустился на пол, закрыв лицо руками.

— Анхельм… Вы не собираетесь мне помочь?! — вопросила принцесса. Анхельм поднял голову и ответил:

— Если я сейчас его отпущу, все повторится. Вы не сможете сами слезть с окна?

Фиона окинула его мрачным, но понимающим взглядом и легко спрыгнула с подоконника. Подошла к ним с таким достоинством, словно и не была мокрой с головы до ног, и косметика не размазалась по ее лицу.

— Я совершенно не понимаю, что тут сейчас произошло и хочу объяснений, почему меня едва не утопили, и кто такой ваш друг…

— Простите, я не могу этого объяснить. Не сейчас. Потом. Хорошо? Простите меня, ваше высочество!

Фиона терпеливо вздохнула и ушла куда-то. Вернулась со стопкой одежды под мышкой и присела напротив Фриса. Приподняла его лицо, вынуждая смотреть на нее.

— За то, что вы меня едва не утопили, я могла бы приказать бросить вас в тюрьму. Но я живой человек и все понимаю. Фрис, не убивайтесь так. С Рин все будет хорошо, она очень скоро вернется к вам. Не понимаю, о каких таких богах вы говорили, ведь ее оперирует лично Кастедар и его помощники. Доверьтесь Кастедару, у него золотые руки. Он очень хороший врач и добрый гений, поверьте мне. Слышите меня?

Келпи едва заметно кивнул. Принцесса ласково улыбнулась ему.

— Ваша Рин — счастливица. У нее такая поддержка! Будет прекрасно, если она это оценит.

Фиона вытащила из стопки вещей белый халат и заботливо накинула Фрису на плечи. Улыбнулась им на прощание, затем встала и пошла к выходу.

— Как там сказала Вивьен? Этот вечер вы никогда не забудете? Похоже, она предсказывает будущее, — сказала принцесса, ни к кому конкретно не обращаясь, и вышла. Анхельм проводил ее взглядом.

— Рин вернется, Фрис. С ней все будет хорошо. Ты же ее знаешь…

Келпи тихо кивнул, вздрогнул и чуть слышно заскулил, и Анхельм крепче сжал его плечо. Двое мужчин, одинаково сильно любившие одну и ту же женщину, сидели на полу у дверей реанимации и ждали, когда их пытка кончится.

Глава шестая, в которой король делает ход конем, а Рин узнает правила игры

I keep running and rushing to catch a clue

To the mystery of your dark heart

I could never have known

From the signs I was shown

That the game was rigged from the start

(Miracle of Sound, Sweet L.A.)

— Знаешь, я удивлен, — тихо промолвил Фрис. Анхельм дернулся от неожиданности и едва не упал, все тело невозможно затекло. Еще бы — сидеть в одном положении часа четыре! Герцог вытянул длинные ноги и стал растирать их. Кровь прилила, в пальцах тут же закололи тысячи иголок.

— Что тебя удивило? — спросил он, вглядываясь в темноту за окном. Фрис покачал головой и усмехнулся.

— Однако… У тебя есть яйца.

Анхельм подавился воздухом и недоуменно уставился на келпи.

— Ты не побоялся даже ударить меня. Сдержал свое обещание. Молодец. Растешь на глазах.

— О боги… — герцог только головой покачал. — Вы с Рин дурно на меня влияете. Я был тихим и спокойным человеком, теперь погляди в кого превратился. В неврастеника! Еще пару лет такой жизни и лягу в могилу от сердечного удара.

Келпи протянул руку и встрепал Анхельму шевелюру.

— Еще пару лет такой жизни, — сказал он, — и я окончательно сойду с ума.

— Эта женщина нас доведет до ручки.

Анхельм поднялся и оглядел беспорядок, наведенный Фрисом. Тут и там лежали перевернутые предметы мебели, на полу оставались лужицы воды. Роскошный кожаный диван разбух и покосился, с него обильно текло. Анхельм сел на стол и тяжело вздохнул.

— Признай: Кастедар помог Рин.

— Мы еще не знаем этого наверняка. Он также мог уничтожить все, что я взращивал в ней столько лет.

Анхельм не ответил. Герцог подошел к дверям и прислонился ухом, пытаясь расслышать хоть что-то.

— Там никого нет, — ответил Фрис, поспешно одеваясь в то, что принесла ему принцесса, и объяснил в ответ на вопросительный взгляд: — Я же чувствую присутствие других. Там никого нет. Зато вот сейчас сюда поднимаются пять человек.

— Кто? Что?

Герцог обернулся и увидел, как по коридору к ним идут пятеро мужчин в черных костюмах. Он растерянно взглянул на Фриса, тот пожал плечами и поднялся.

— Вы герцог Танварри? Анхельм Вольф Танварри Ример? — спросил один из пришедших. Анхельм кивнул. — Вас вызывают во дворец. Его величество вернулся и желает видеть вас. Нам приказано доставить вас к нему.

— Подождите, я не могу отсюда уйти сейчас… Мой друг тяжело ранен, я жду, когда меня пустят к нему.

— Господин Эфиниас велел передать вам это, — мужчина протянул ему конверт. Анхельм распечатал и прочитал:

«Ваша светлость!

Информирую Вас о том, что операция по восстановлению памяти госпожи Рин Кисеки проведена успешно. Повреждения организма (многочисленные пулевые ранения) полностью вылечены. Ввиду перенесенной общей анестезии в ближайшие сутки Рин не очнется.

У Вас есть важное дело, о котором Вы обязаны переговорить с Его Величеством, поэтому прошу Вас безотлагательно направиться во дворец.

Приношу глубочайшие извинения за доставленные неудобства и волнения.

С уважением,

государственный советник Левадии по особым делам,

Кастедар Эфиниас».

Анхельм протянул письмо Фрису. Келпи прочитал и посмотрел на Анхельма, нахмурив брови.

— Мы едем, — сказал герцог. Фрис кивнул и поднялся.

Спустя несколько минут они сидели в макине, а через пару часов герцог уже вошел в свои покои, чтобы принять ванну и переодеться. Негоже было являться к Илиасу в таком плачевном виде.

Анхельм стоял под струей воды и проворачивал в мыслях все, что мог сказать о проблеме с кристаллом. Хотя вода была очень горячей, он никак не мог согреться. Мурашки бежали по спине, как только он пытался представить, какую цену назовет Илиас за оказание помощи. Герцог не раз размышлял об этом в дороге, и все его мысли сводились к одному: король Левадии потребует поделиться землями. Скорее всего, он захочет Шаберговы острова или новые земли, которые они найдут в экспедиции. Возможно, колонию в Квато, ведь там богатые никелевые руды. Но самое худшее состояло в том, что после переворота Анхельму выпадет честь назвать наследному принцу цену, за которую он получил трон. Боги свидетели — он предпочел бы не связываться с отпрыском Вейлора вообще. Если кровь отца взяла в нем верх, то на троне будет сидеть вспыльчивый, жесткий и мстительный человек. Если сын пошел в мать, то он будет добрым, честным, но слабохарактерным. Дядя сказал, что принц достойный человек… Туманная характеристика, но, зная дядины критерии, можно с вероятностью процентов в девяносто предположить, что принц похож на отца. Удивительно, как это Анхельму раньше в голову не приходило спросить о принце? Вспоминая беседы с Орвальдом, Анхельм пришел к выводу, что дядя уводил разговор в другое русло всякий раз, как они подходили близко к этой теме. Вот же хитрец… Нужно чаще прислушиваться к Рин, когда она говорит что-то о людских качествах.

Анхельм выключил воду и стал собираться. Прическа, парфюм, костюм, часы… Сколько-сколько времени?! Пять утра? Отлично, за двое суток он спал всего час.

У дверей комнаты его уже ждали дворецкий и переодетый Фрис. Дворецкий проводил их в рабочий кабинет Илиаса, подал кофе, корзиночки со свежими ягодами и ушел.

— Мне обязательно присутствовать при вашем разговоре? — спросил Фрис. Анхельм кивнул. Они сидели молча еще долгое время, Илиас все не приходил. Чтобы успокоить нервы, герцог поднялся, обошел комнату и остановился у книжного шкафа. Бегло осмотрев названия на корешках, он взял с полки книгу «От общины к мировому сообществу» и стал листать.

— Хорошая книга, — донесся до него глубокий, звучный голос. Анхельм обернулся и увидел того, к кому ехал долгих полтора месяца. Илиас был высоким и мощным мужчиной сорока двух лет. Его крепкая фигура, статная осанка и походка выдавали в нем человека уверенного в себе, напористого и твердого. Широкая квадратная челюсть, раздвоенный сильный подбородок, крупный нос с горбинкой делали его облик мужественным и благородным, но нисколько не грубым. Живые ясные глаза светились недюжинным умом, и даже их выражение показывало характер прирожденного лидера, каковым Илиас III Левадийский с удовольствием являлся двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю.

— Брат! Наконец-то! — воскликнул Анхельм, подходя к нему и обнимая.

— Кажется мне или ты вырос еще больше за эти пять лет что мы не виделись, Анхельм? Смотри-ка, на целую голову меня перемахнул! Ха-ха! Наконец-то ты добрался!

— Прости, что заставил тебя ждать! Произошли некоторые… непредвиденные трудности.

— Да-да, Кастедар уже рассказал. Ты не представишь мне своего друга?

Фрис подошел ближе и вгляделся в глаза Илиаса. Загадочно хмыкнул.

— Фрис. Полагаю, остальное говорить без нужды, вам уже все известно.

Илиас усмехнулся и протянул руку. Келпи несколько удивленно взглянул на нее, но крепко пожал.

— Вы потрясающе догадливы. Впрочем, как и положено духу. Мое имя Илиас. Без регалий и величеств, я этого терпеть не могу.

Фрис ничего не ответил, но на лице его было написано, что он и не собирался начинать церемонии. Илиас сел в кресло с высокой резной спинкой и деловито подтянул к себе чашку с чаем.

— Ну, Анхельм, расскажи, как твои дела? Нет-нет, погоди! Что происходит в Соринтии — я и так знаю, меня интересует твоя личная жизнь.

Анхельм немного растерянно рассмеялся.

— Да ничего особенного…

— Я бы тебе поверил, но кое-кто, кого ты назвал ничем особенным, сейчас лежит в больнице у Кастедара, а вечером разнес мне церемониальный зал. Рассказывай, что у тебя с Рин Кисеки? Если бы не мы с Кастедаром, быть ей за решеткой, так что я имею право узнать историю из первых рук.

— Так ведь Кастедар тебе все рассказал? — пожал плечами Анхельм.

— Нет, брат мой, Кастедар обладает хорошей чертой не распускать сплетни. Он высказался довольно туманно, что, мол, вас связывают прочные узы. Надеюсь, не брак? Ты же не женился на ней, а?

— Нет, не женился. Ничего у нас с ней нет, кроме моих безответных чувств.

Глаза Илиаса на мгновение расфокусировались. Он задумчиво закусил губу, а затем его лицо озарилось догадкой.

— Полагаю, только потому, что она очень тебя боится.

— Интересная точка зрения, — заметил Анхельм.

— Но надо же! Найти Рин Кисеки! Да, удовольствие дорогого стоит. Как же ты ее поймал?

— Я не ловил, она сама пришла. Оказывается, все это время она работала на меня, на сообщество, а я о ней и не знал. Дядюшка от меня ее десять лет прятал.

— Орвальд… Ах он старый хрыч! Как поживает?

— Твоими молитвами.

Илиас рассмеялся.

— Вот уж за чье здоровье я не молюсь, так это за его. Этот всех переживет. Ну что ж… Ты знаешь, зачем я попросил тебя приехать, верно?

Добродушная улыбка Анхельма погасла и превратилась в напряженную.

— Знаю.

— Ну что смотришь на меня волком? Говори.

И Анхельм сказал, не тратя время на длинные предисловия:

— Илиас, как ты мог? Неприкрыто лгать мне в письме, что тебе известно совсем немногое, связаться с демоном… Да еще с кем! Демон Смерти!

— Анхи, если бы ты оказался в той же ситуации, что и я, тогда бы понял, как я мог с ним связаться.

— Чем он тебя взял за горло, скажи мне? Мы можем от него избавиться хоть сейчас. Верно, Фрис?

Келпи промолчал, только щекой дернул. Илиас перестал улыбаться, его лицо стало задумчивым и серьезным.

— Моя беременная жена Александра спускалась по лестнице, на последней ступеньке поскользнулась, упала на спину и сломала позвоночник и кости таза… Результат — полный паралич. Девятый месяц беременности. Падение спровоцировало роды, а родить Александра сама не могла. Врачи только развели руками и сказали, что можно попробовать сделать сечение и достать ребенка, но мать умрет. Я думал, что потеряю обеих женщин, которых люблю больше всей жизни. Когда я уже был готов наложить на себя руки от горя, появился Кастедар и сказал, что может спасти их.

— И ты согласился…

— И я согласился. Это была последняя надежда, счет шел на часы! Я не знал тогда, кто он такой. Он забрал полумертвую Александру, а привез мне живых и совершенно здоровых жену и дочь. Я сказал, что заплачу ему по-королевски, но он не взял никаких денег. Ничего. Он приходил каждый день, чтобы проверить, как поживают Аля и Фиона, давал советы и приносил свои лекарства. Однажды Кастедар обмолвился, что хотел бы открыть клинику, чтобы люди по-настоящему могли оценить, что такое жизнь, как она ценна, и как сильно нужно за нее бороться. И я дал ему то, что он попросил. Долгие годы он возрождал в людях надежду, ставил на ноги парализованных, дарил разум безумцам. Не нужно думать, что Кастедар — само зло. Люди любят его, по-настоящему любят, Анхельм. А я всей душой благодарен. Он — член моей семьи настолько же, насколько и Фиона, и Александра.

— Как он стал государственным советником по особым делам? — Анхельм протянул письмо Кастедара Илиасу.

— Я назначил, как еще? Я очень высоко ценю его помощь, поддержку и идеи. Анхельм, у тебя не получится доказать мне, что Кастедар плохой. И ты сам знаешь, что это не так.

— Конечно, он не плохой, — фыркнул Фрис. — За все годы существования он даже не убил никого, в отличие от меня, например. Он всего лишь добивается уничтожения нашего мира, а так он… Как это говорят? Отличный парень, мухи не обидит.

— Когда-нибудь всему должен приходить конец, и мир не исключение, — ответил Илиас наставительно, и келпи сразу наградил короля особенно уничижительным взглядом.

— Жизнь — это удивительная сказка, а любая сказка должна заканчиваться, — Илиас смягчил тон, и Фрис пожал плечами. — Да, я не могу оценить всю величину, масштабы замыслов Кастедара, ведь я всего лишь человек. Но я могу с уверенностью сказать, что в ближайшие пять столетий грядут грандиозные перемены, которые затронут все человечество. Приятные перемены. И ты, Анхельм, встанешь у истоков, будешь тем, кто начнет осуществлять их.

— Илиас, я приехал сюда решать конкретную проблему. Кристалл…

— Кристалл — лишь одна из проблем, которые я хотел обсудить с тобой, — Илиас приостановил Анхельма жестом. — Как ты уже понял, я хорошо осведомлен о происходящем. Кристалл вывезен за Драконьи горы, в пустынные земли, так?

— Пустынные земли? — переспросил Анхельм.

— Холодные песчаные дюны, — подтвердил Фрис. — Никакой воды, а значит никакой жизни.

Анхельм окинул келпи странным взглядом и спросил у Илиаса:

— Как ты хочешь нам помочь?

— Я сказал, что предоставлю помощь, и ее предоставлю. Дня через три-четыре, когда Рин Кисеки поправится, мы вместе отправимся в святая святых Левадии, город Льяго. У меня есть кое-что, на чем войска смогут беспрепятственно попасть в пустынные земли. Духи найдут кристалл, а войска его уничтожат. Кастедар будет помогать. Фрис? Что насчет вас? Вы в деле?

Келпи долго молчал, прежде чем ответить.

— Я в этом деле уже тысячи лет. Сдается мне, вы ничего не знаете о пророчестве.

— Пророчество, согласно которому появится Наследник вельмингов, возродит исчезнувшую богиню Жизни и уничтожит легендарного Хранителя Анарвейда, которым является кристалл? Кастедар рассказал мне, да. Только, простите великодушно, ко всей этой истории я отношусь довольно скептически. Не вижу смысла тратить время на убеждение людей в том, что существует некая богиня Жизни, ломать вековые религиозные традиции. Сиани и Инаис не простят нам отступничества, а мы можем победить Анарвейда и без этого!

— Меня не покидает ощущение, что вы совершенно не понимаете, в чем оказались замешаны.

— Фрис, моя правая рука — демон Ладдар, которому открыто будущее. Я верю ему.

— Вы хотя бы знаете, зачем конкретно нужно уничтожить Анарвейда?

— Я знаю, что Ладдар действует по воле богов. Стало быть, это воля богов, разве это не так?

— Ладдар сказал вам, что боги хотят уничтожения Анарвейда, и это правда. Подтверждаю. Понятия не имею, зачем им это нужно, но раз они боги — им виднее. Но Альтамея? Хотела ли она того же — для меня загадка. В том-то все и дело.

— Кастедар сказал, что хотела. Когда она умирала, оставила пророчество…

— Его не было рядом, когда она исчезала! — внезапно взъярился келпи, глаза его блеснули опасным огнем, и все тело на мгновение охватило синее пламя. Впрочем, он почти сразу же взял себя в руки, увидев испуганный взгляд Илиаса. — Только я один знаю, что предсказала Альтамея. Она предсказала, что однажды явится Наследник вельмингов, который спасет мне жизнь и поможет мне возродить ее в этом мире! Вернуть ее телесную оболочку. Об Анарвейде она не говорила ни слова.

— Но сами Творцы хотят его уничтожения! Как мы можем противиться их воле?

Фрис помолчал некоторое время, глядя сурово в глаза Илиаса.

— Вы не понимаете, — уронил он. — Не вполне понимаете роль великих Хранителей в этом мире.

— Кастедар объяснил, и я вполне разобрался, что к чему. В то время, когда они существовали, люди рыли землю палками и питались ягодами с кустов, да корешками, а жили в лачугах, крытых звериными шкурами и сеном. А мир был полон тварей, которые мечтали о том, чтобы пообедать нашим человеческим мясом. С уничтожением Хранителей мы перешли от палки к лопате, от корешков и ягод к изысканным блюдам, а от лачуг к дворцам. И знаете что? Мне это нравится. И остальным людям тоже нравится. Кастедар рассказывал, что вам по душе такое полудикое существование, но вы-то волшебный дух. Люди не смогут жить так снова.

Фрис внезапно рассмеялся.

— И вы уничтожаете последнего Хранителя ради того, чтобы мир развивался, шел вперед, но сами не знаете куда. Вы ведь действительно не знаете! Ладдар наобещал вам Луну с неба и звезд мешок, не сомневайтесь, он вам их даст. Только есть и другая сторона: ваше людское неуемное стремление к развитию, ваши амбиции и алчность губят в вас гармонию, единство с природой мира, разрушают ваши жизни. Ваши сердца более не полны любви. А любовь — краеугольный камень всего сущего. Вы, люди, предаете любимых ради короны и славы, ради богатств и прочих выгод, забываете, разочаровываетесь, и тем самым сами рушите свой мир. Откажитесь от корон и дворцов, откажитесь от материальностей, и вы увидите, как быстро к вам придет самое удивительное — жизнь и любовь. Не откажетесь — ваш мир рухнет.

— Сейчас я все брошу и стану жить в пещере, чтобы обрести то, что у меня и так есть! — язвительно выплюнул Илиас. — Люди по-прежнему влюбляются, женятся, любовь не исчезла, не утрируйте. Я живу реальностью, моя реальность — вот она, за этим окном! И она говорит мне действовать, а не садиться сложа руки и ждать, когда премудрые духи решат за меня. Вы сами-то, Фрис, знаете, для чего боретесь с Анарвейдом?

— А с чего вы взяли, что я борюсь с ним? — фыркнул Фрис. — Я борюсь не с ним, а с Ладдаром, который ведет мир к гибели. Я — один из хранителей, сильнейший из духов, и я всегда противостою ему. Это моя суть, мой рок. Вы же знаете, что Ладдар преследует собственные цели, которые в корне расходятся с тем, чего желаете вы, но все равно продолжаете следовать за ним. Что же, это ваш выбор. У меня есть свои причины помогать вам, но я их не раскрою. Что до вашего вопроса… Да, я в деле.

Илиас долго молчал. В конце концов он потряс головой и обратился к Анхельму:

— Оставим лирику и философию за порогом этой комнаты и вернемся к вопросу о том, как нам бороться. Анарвейд существовал тысячи лет назад, когда человек не знал оружия серьезнее меча. Когда он мог передвигаться лишь на своих двоих или оседлав лошадку. Анарвейд не знает о том, чего люди добились за эти годы. Мы сыграем на его невежестве.

Фрис только закатил глаза и тяжело вздохнул.

— Я не вижу здесь одной персоны, без которой этот разговор чуточку неполноценен. Где же наш разлюбезный чешуйчатый?

— Чешуйчатый? — не понял Илиас.

— Только не говорите мне, что ни разу не видели, как он в гневе покрывается чешуей и забавно шипит, словно ящерка? — удивился Фрис, подаваясь вперед.

— Видел, конечно. Но таких эпитетов к нему не подобрал. Кастедар, наверное, в клинике, ухаживает за Рин.

Келпи скептически взглянул на него и замолк. Анхельм встрепенулся. Вся эта беседа, которую вели Фрис и Илиас, показалась его сонному сознанию слишком сложной, и он был уверен, что упустил какую-то важную деталь.

— Фрис, ну-ка подожди! — притормозил его Анхельм. — Объясни мне: так мы можем обойтись без возрождения Альтамеи?

— Нет, конечно, — келпи пожал плечами. — Я же сказал, что Анарвейда не победить ни одним человеческим оружием. Альтамея, по-твоему, просто так отвела для девчонки роль Наследницы?

— Прости, но я своим человеческим мозгом не могу охватить всю глубину идеи, которая разрабатывалась мудрейшими духами вроде тебя. Поясни.

Фрис вздохнул еще тяжелее, и его вздох выражал степень того, насколько ему надоело объяснять.

— Да нечего тут рассказывать. Девчонка — Наследница Альтамеи. Однажды она возродит ее к жизни, а затем… Скорее всего, рванется мстить и сойдется с Анарвейдом на одной дорожке. Из боя выйдет живым только один, и, скажу тебе без обиняков, едва ли это будет Анарвейд.

— То есть у Рин есть что-то такое, что может помочь ей победить? — уточнил Анхельм. Вроде бы Фрис говорил все довольно простыми словами, но до него с трудом доходил их смысл. Словно было что-то такое, что не вязалось в одну историю. Где-то было противоречие, но он его не мог понять.

— Есть. Сути этого я тебе не объясню, ты сам увидишь.

— Скажи, пожалуйста, а Рин об этом знает?

Фрис обернулся к нему и посмотрел в глаза.

— Нет. И я очень надеюсь, что и не узнает. Если ты понимаешь, о чем я говорю, — взгляд келпи на мгновение блеснул холодком и угрозой, но Анхельм не испугался. До него вдруг дошло, что келпи по-крупному обманул их.

— То есть, ты прикинулся, что не знаешь о возрождении Анарвейда, специально рассказывал Рин сказки об Альтамее? Ты прикинулся, что Ладдар — наш злейший враг? Вы двое разыгрывали театр двух актеров для двух зрителей! И все это, чтобы разбудить в Рин чувство противоречия и желание делать наперекор всем предупреждениям, так? Ну и шельмец же ты! Нет, ты даже не шельмец… Ты…

— Я знаю, что девчонка справится, — келпи оставался спокойным.

— Фрис, ты лгал нам!

— Я не лгал! — ответил он. — Ладдар вам не друг никакой, и это факт. Я же не говорил вам всей правды, так как знаю, с чем вы справитесь, а с чем нет. Я знаю, когда и что нужно говорить. А ты… Ты все еще помнишь, какое обещание дал мне?

— Помню. А еще я прекрасно помню, какое обещание дал Рин.

— О! Какое же? — притворно удивился Фрис.

— Защитить ее, — процедил герцог. Келпи опасно ухмыльнулся.

— Слабый не может защитить сильного. Прежде чем обвинить меня во лжи, вспомни, сколько раз я своей «ложью» спасал вам обоим жизни? То-то же, — хмыкнул Фрис и добавил после недолгого молчания:

— Не пытайся соперничать со мной, мальчик, ты не моего уровня. Что дозволено ей — то не дозволено тебе.

Анхельм отвернулся от него.

— Не трать слова, — тихо ответил герцог. — Это я и без тебя знаю. Но ты мне тоже кое-чем обязан, не забывай.

— Ваше блондинейшество, — вдруг обратился к нему Фрис странным опасно-ласковым тоном. — Вам предложили помощь. Нужно сделать выбор: принять ее или отвергнуть.

Лицо Анхельма стало каменным.

— Что-то совсем не выходит у нас разговор, — признал его величество, серьезно глядя на них. — Думаю, нам нужно хорошенько позавтракать. У всех нас вчера был тот еще денек, и ночь выдалась тяжелая… Кстати, кто-нибудь из вас знает, почему Фиона пришла домой мокрая с головы до ног, заперлась в комнате и никому не отвечает?

— Кое-что произошло, но я уже извинился перед ней за это. Она очень помогла мне и из-за этого сильно устала. Это была та еще ночка… Думаю, ей просто нужно выспаться, — поспешил сказать Анхельм. — Илиас, я поражен до глубины души ее характером и воспитанием. Она умница и мудрая девушка. Не каждому отцу удается воспитать такую дочь.

Илиас бросил на Анхельма хитрый взгляд и чуть заметно улыбнулся. Король подошел к странному черному ящичку, стоявшему на столе, снял с него еще более странный изогнутый предмет, похожий на трубочку с двумя широкими круглыми концами, один из которых подсоединялся к ящику длинным шнурком и покрутил ручку сбоку ящика.

— Андреас, принеси нам хороший завтрак. Да-да, горячее тоже, — сказал Илиас и положил предмет на место. Анхельм удивленно посмотрел на него.

— Это… Неужели то самое… — начал он.

— Да-да, то самое волшебное средство связи, о котором жужжит весь мир, но которое есть только у нас. Никакого волшебства, чистая техника. Называется «телефон». С хонклетского языка «теле» — далекий, «фон» — голос. В Левадии эта штучка скоро будет в каждом доме. Этот, — Илиас похлопал по коробочке, — текущая модель, но мои инженеры разрабатывают более удобный и симпатичный вариант. Однажды мы обойдемся даже без проводов. Я мечтаю о временах, когда мы сможем носить телефон с собой, чтобы иметь возможность связаться друг с другом в любой момент. А как эта штука поможет в вооружении! Только представьсебе, сколько открытий она подарит нам!

— Да, — задумчиво ответил Анхельм, невольно представляя, какие перспективы открывает изобретение. — Тебе не кажется, что это опасно?

— Почему это опасно?

— Что будет, если это попадет в руки к врагу?

— Анхельм, Левадия уже триста лет не вела войн, и я собираюсь сделать так, чтобы больше и не пришлось.

— Это, прости, каким же образом?

— Об этом я расскажу тебе сразу же, как только мы съедим наш завтрак, — кивнул он на дверь. Анхельм обернулся и поприветствовал кивком дворецкого. Спустя пару минут король, герцог и волшебный дух сидели за столом и завтракали овсяной кашей, яичницей и круассанами с шоколадом.

— Ты недооцениваешь пользу овсянки, Анхельм, — говорил Илиас.

— Я ее с детства терпеть не могу, — передернулся Анхельм. — Мама варила мне кашу каждый день, причем она обязательно получалась жидкая и соленая. Расскажи мне, что ты имел в виду, когда говорил, что Левадия больше не будет вести войны?

— Доешь, мы не спешим, — ответил он непреклонно. Анхельм терпеливо вздохнул и допил кофе одним глотком. Илиас спокойно завтракал, келпи тоже не выражал никакого беспокойства. Один Анхельм чувствовал себя, как на иголках. Ощущение было сродни тому, какое возникало у него во время игры с дядей в «Око судьбы». Сейчас он сделает неверный ход, и его империя падет. Герцог напряженно обдумывал цвета, которые подошли бы каждому из участников. Илиас хранит тайну, он — черный Король. Фрис — черный Всадник, без сомнений. Его поступки нелогичны, непонятны и запутанны, как и искривленные ходы этой опасной фигуры. А кто же он сам? Белый Генерал?

— Анхельм, прежде чем мы перейдем к основной теме нашего разговора, — начал Илиас, — попробуй описать мне, какие ты видишь наш мир спустя пятьдесят лет, сто, двести?

Анхельм отложил вилку.

— Ты озадачил меня. Рядом с тобой демон, которому открыто будущее. Ты же лучше меня знаешь, что будет. Зачем тебе мои фантазии?

— Не кивай на Кастедара. Я хочу, чтобы как раз сейчас ты пофантазировал.

Анхельм задумался на пару минут, а затем уверенно ответил:

— Я хочу, чтобы люди в мире никогда не голодали. Чтобы дети не видели насилия и убийств. Я хочу, чтобы в мире не было армий, чтобы они никому не были нужны. Мир во всем мире. Я хочу, но это нереально. Каким я вижу мир через пятьдесят лет? Я хочу, чтобы каждый имел образование, и я положу все силы, чтобы добиться этого. Я хочу, чтобы каждый ребенок умел читать, писать и говорить как минимум на двух языках. Кстати, о языках! Я хочу разработать один общемировой язык, который позволит людям разных стран свободно общаться друг с другом.

— Ты говоришь о том, чего ты хочешь. Скажи о том, что будет в реальности, по твоему мнению.

— Ты спрашиваешь слишком сложные вещи. Я не знаю. Я не могу предположить теперь даже завтрашний день, не говоря уже о столь далекой перспективе.

— Просто попытайся.

Анхельм покачал головой, думая, что это совершенно пустой разговор. Келпи заинтересованно смотрел на него, Илиас тоже не сводил с брата испытующего взгляда.

— Хорошо. Через пятьдесят лет в каждой стране появится сеть железных дорог. Люди смогут беспрепятственно ездить куда угодно. Человечество откроет карту всего мира, все земли будут исследованы. У нас появятся макины, которые будут ездить еще быстрее. Мы перестанем эксплуатировать лошадей. Весь мир станет быстрее. Мариней и Арания отменят рабство. Через сто лет мы полетим в небо. Мы освоим его и встанем наравне с драконами. Через двести лет мы отправимся выше неба, в космос, к звездам. Мы откроем другие планеты и заселим их. Наш мир будет процветающим и спокойным. Все. Больше я не знаю, что сказать.

Илиас молчал некоторое время, а затем спросил:

— Я хочу знать, ради чего ты добиваешься власти? Зачем тебе нужен трон?

«В политике, когда ты не знаешь, на какую позицию отступить, как увернуться от каверзного вопроса равного тебе по силе противника, — нападай. Если ты солжешь оппоненту — он быстро прикончит тебя. Удиви его и скажи правду», — наставлял его дядя. Анхельм понаблюдал за Фрисом. Келпи выглядел серьезным и напряженным, взгляд его метался от Анхельма к Илиасу. Герцог ответил со всей откровенностью.

— Мне трон не нужен. Я никогда не хотел быть императором и не буду им. Я — запасной вариант на случай чего-то непредвиденного, — говорил он, наблюдая, как Илиас изменился в лице. — У императора есть наследник. Он скрывается, чтобы члены других герцогских семей не подослали к нему убийцу. А я отвлекаю от него внимание, поэтому дядя приставил ко мне Рин в качестве охраны. Боюсь только, что по возвращении он сменит мне охранника. Мы здорово набедокурили, и мне почти нечем оправдать то, что случилось из-за моей импульсивности.

Илиас долго молчал. Анхельм чувствовал, как он мысленно взвешивает правдивость слов брата. На его губах играла напряженная улыбка, он разглядывал остатки завтрака в своей тарелке, словно надеялся, что они подскажут ему правильное решение. Анхельм почувствовал, что вышел из игры. Но когда взгляд темно-серых глаз Илиаса обратился к нему, он запаниковал. То был взгляд льва, загнавшего добычу в угол.

— Так ты ничего не знаешь, — медленно проговорил Илиас. — Старина Орвальд ничего тебе не рассказал.

— Не рассказал чего? — тихо спросил Анхельм.

— Ох… Я даже не уверен, что могу открыть тебе такой секрет.

Черный Король сделал ход.

— Расскажите ему, — вдруг сказал Фрис. — Он должен понять свою роль в этом мире.

— Драконы вас задери, что я должен знать?! — запаниковал Анхельм, поднимаясь. Илиас и Фрис схватили его за руки и усадили на место.

— Правду, которую от тебя скрывал твой дорогой дядюшка, — сказал Илиас и, тяжело вздохнув, продолжил: — Ты родился шестого августа три тысячи девятьсот восемьдесят четвертого года. Двадцать пять лет назад.

— Что для меня не новость, — добавил Анхельм.

— Почти год спустя, первого июня восемьдесят пятого года Вейлор Седьмой Соринтийский отрекся от тебя, своего сына и законного наследника. Официально было объявлено, что у тебя неизлечимая болезнь крови, и ты не выживешь. Тайный советник императора Орвальд Бернан Танварри Ример, по просьбе своего брата Вейлора, тайно вывез тебя из дворца и якобы поселил в крестьянской семье. Но на самом деле отвез к своему брату, у которого только что умер ребенок. Римеры растили тебя как своего родного. Тебя с самого детства готовили к роли императора. Ты единственный наследник, Анхельм. Все россказни Орвальда о каком-то принце — сказки.

Невидящим взглядом уставился Анхельм на брата.

— Этого просто не может быть, — прошептал он. Бедный герцог сидел ни жив ни мертв. Слова Илиаса не проникали в его сознание, как и тогда, когда Кастедар сказал, что у Рин не в порядке с головой.

— Этого не может быть, — повторил он шепотом, но постепенно понимал, насколько бессмысленны его слова. Анхельм не мог пошевелить губами и даже вздохнуть. На мгновение у него помутилось перед глазами, руки вдруг ослабли, он бессильно уронил их на колени. Его вдруг всего затрясло, горло сдавило, в голове стало пусто, звонко, шок так потряс его, что Анхельм откинулся на спинку кресла и стал бессильно сползать. Фрис схватил его за руку, и он почувствовал, как в его тело вливается бурным пьянящим потоком Сила. Стало немного легче, дрожь ушла из ног.

— Я не верю, — выдохнул Анхельм, — скажи, что ты пошутил! Скажи, что все это неправда!

Илиас тяжело вздохнул.

— К сожалению или к счастью, но это правда. Орвальд скрывал это от тебя, так как не был уверен, что ты сможешь хранить правду. Но ты повзрослел, Анхельм. Пора принять свой статус и обязанности.

Анхельм не смог усидеть. Он вскочил и стал ходить по комнате, то потрясая руками, то вцепляясь в волосы.

— Боги, что вообще происходит?! Почему все так вышло? Может быть, это просто дурной сон? Я проснусь, и все исчезнет? Я не могу… не могу поверить. Я не наследник… Мои родители погибли пятнадцать лет назад!

В этот момент он страшно позавидовал Рин, которая потеряла память.

— Анхельм… Прости, что сваливаю тебе такие новости, словно снег на голову. Правда, прости. Но ложь Орвальда зашла слишком далеко. Пора действовать. У нас есть силы для действий. И у нас есть цель. Я не просто так задал тебе вопрос о том, каким ты хочешь видеть этот мир…

— Илиас! Да дай ты мне хоть пару минут понять, что происходит! — воскликнул Анхельм, оборачиваясь к брату. — Боги! Я же не чурка деревянная! Вам в голову приходило… Как вы вообще… поступаете со мной?!

В этот миг из головы герцога улетучились все изящные выражения. Теперь он понимал, почему Рин ругается, как сапожник. Потому что когда с тобой поступают таким образом, когда задевают твои чувства, когда выворачивают наизнанку все, чем ты жил, искажают твою реальность, — хочется только одного: послать всех непечатными словами. Что он незамедлительно сделал. Лицо Илиаса вытянулось, а келпи закрыл глаза и издал короткий смешок.

— Не смейте! Не заставляйте меня переживать смерть моих родителей еще раз! — вскричал он гневно и вышел из кабинета, хлопнув дверью. Анхельм шел куда глаза глядят: по лестнице вниз, в коридор направо, свернул еще раз, еще… и вышел в тупик.

Солнечный свет здесь, проникая сквозь витражное стекло, мягко рассеивался и играл на белом мраморном полу разноцветными зайчиками. Анхельм дошел до окна и прислонился лбом к холодному стеклу. На какое-то мгновение ему показалось, что сейчас его мозги впервые не выдержат груза информации, он согнулся под тяжестью мыслей и уронил голову на руки. В ушах поднялся шум, сердце гулко стучало после бега, руки дрожали. Как ему хотелось заплакать! Хоть раз в жизни пролить хоть одну слезинку… Каждый раз, когда наваливались ужасные новости, когда случалась трагедия, Анхельм встречал ее с сухими глазами и сжатыми кулаками. Ни единой слезы, даже той самой скупой мужской, о которой упоминают романтичные дамы.

— Анхельм? Что вы здесь делаете? — послышался голос. Герцог обернулся и увидел принцессу. Девушка несла корзину фруктов и была одета в белые брюки и цветастую блузу необычного кроя. Анхельм поздоровался.

— Вы в порядке? — спросила принцесса.

— Д-да… Я говорил с вашим отцом.

Принцесса заглянула ему в глаза, и ее губки сложились в изящное беззвучное: «О!» Она повесила корзинку на левую руку, подцепила Анхельма под локоть и куда-то повела. Герцог не сопротивлялся: сил не было. Они пришли в сад во внутреннем дворе дворца. Здесь клумбы с тропическими цветами дивной красоты окружали большой бассейн с прозрачной голубой водой. Фиона подвела Анхельма к лавочке и усадила.

— Он сказал это? О ваших родителях? — безошибочно угадала она, и герцог дернулся.

— Откуда вы знаете? — пролепетал он, силясь совладать с собой. — У меня в голове не укладывается. Такого просто не может быть. Моим отцом оказалось чудовище, способное так поступить с собственной семьей!

— Анхельм, вашими родителями были и будут Вольф и Марисоль Римеры. Это они вырастили вас. Это тетя Марисоль качала вас на руках и пела колыбельные. Это дядя Вольф воспитывал в вас мужчину. Родители — не только те, кто произвели на свет. Это те, кто вложили свою душу в вашу. Кровь в ваших жилах не определяет вас, не делает одним из. Вы другой человек, из другого теста. Человека определяет его окружение, его воспитание. А оно у вас было самое прекрасное, какое можно пожелать. Поэтому и вы такой замечательный.

Герцог долго не мог ответить. Слова принцессы легко и просто разожгли тот самый уголек, который едва-едва теплился в его сердце со дня гибели родителей. Что-то внутри словно озарилось светом. Бешено, но пусто колотящееся сердце вдруг успокоилось и забилось ровно и полноценно. Кошмар отступил.

— Ваше высочество, откуда в вас столько добра и мудрости? — почти шепотом спросил Анхельм, грустно глядя в серые глаза девушки. Фиона улыбнулась ему и похлопала по руке.

— Все мы рождаемся добрыми, не бывает людей беспросветно злых. Нужно только хранить и беречь в себе этого внутреннего ребенка, и тогда мир вокруг будет добрым. Мир всегда ответит добротой на вашу доброту. Что до мудрости… не такая уж я и мудрая. Просто живу в гармонии с собой.

Анхельм поставил локти на колени и уткнулся лицом в ладони. Ему на плечо легла теплая рука принцессы. Герцог повернулся к ней, на его губах замерла печальная улыбка.

— Я всю жизнь молился, чтобы меня минула эта участь. Я не хочу быть главой государства. Я никак не ассоциирую себя с ролью правителя.

— Анхельм, чего вы боитесь?

Серые глаза столь добро и ласково смотрели на него, что он не смог сдержаться.

— Я боюсь, что меня возненавидят. Я боюсь не справиться с такой важной работой. Соринтия в упадке. Из-за войны мы отстали в развитии от Левадии лет на пятьдесят. От меня будут ждать чуда, которое я не смогу сотворить…

— Никто не ждет от вас прыжков выше головы, — покачала головой принцесса. — Но вы должны делать все, что зависит от вас, чтобы достичь цели.

— Рин… — вырвалось из его груди имя возлюбленной. Словно звон колокольчика прозвучал. — Принять корону означает отказаться от Рин. Я не смогу… Потерять ее снова…

Фиона тяжело вздохнула и ничего не ответила.

— Моя жизнь сломана.

— Ваша жизнь только начинается. У вас есть еще время, чтобы насладиться обществом любимой вами женщины. Не упустите это время, Анхельм. Я надеюсь, что госпожа Кисеки тоже не будет тратить его понапрасну. У всех нас есть еще немного времени, и нам стоит ценить его превыше всего.

Анхельм взял руку принцессы и поднес к губам.

— Не могу сказать, что мне стало легче, но, по меньшей мере, это уже не так болит… Я благодарен вам, ваше высочество.

— Была рада помочь. Если вам будет трудно, тоскливо, не с кем поговорить по душам, то скажите слуге, чтобы позвал меня, и приходите в этот сад.

— Вы чудо, ваше высочество. Ваш муж будет счастливейшим человеком, — сказал он, серьезно глядя в ее глаза. Фиона коротко улыбнулась, но радости в этой улыбке не было.

— Запомните то, что сказали. Однажды вы должны будете повторить это для моего мужа.

— Непременно.

Фиона улыбнулась, теперь уже радостно.

— Я ехала в больницу, чтобы навестить пациентов Кастедара и прихватила для них фруктов. Не желаете присоединиться?

— К сожалению, не смогу… Разговор с вашим отцом прервался на очень неприятной ноте, я должен вернуться и дослушать его.

— Конечно, я понимаю. Я зайду к Рин, оставлю для нее фрукты. Написать ей карточку от вашего имени?

— Нет-нет, благодарю, я не могу так… Будет лучше, если я сначала встречусь с ней лично.

— Как пожелаете.

— Вы часто ездите туда?

— О да, я ухаживаю за больными детками. Там лежат мальчишки-близняшки, которые только что перенесли тяжелую операцию. Чудесные сорванцы, они очень мне нравятся. Представляете, они родились со сросшимися пяточками и совсем не могли ходить. Кастедар сделал операцию и подарил им полноценную жизнь.

— Боги! Удивительно! — поддержал ее Анхельм. На самом деле чаша его эмоций была переполнена, поэтому он почти не разделял радость Фионы. Но он был обязан поддержать разговор с принцессой, поэтому постарался вложить в свой тон больше убедительности.

— К сожалению, родители отказались от мальчиков, и они теперь будут в сиротском приюте. Я постараюсь подарить им как можно больше тепла, чтобы они не чувствовали себя брошенными.

— Я не могу подобрать слов, — печально улыбнулся Анхельм. — Вы действительно изумительная.

— Отдавайте миру тепло, и оно вернется к вам, Анхельм! Мне пора. Идите и ничего не бойтесь. Нет ничего, с чем вы бы не смогли справиться, — сказала принцесса и ушла.

Иногда человеку, попавшему в трудную ситуацию, не нужны ничьи советы. Порой он может справиться с проблемой, если будет абсолютно откровенен с собой. К такому выводу пришел Анхельм, еще раз прокрутив в голове разговор с Илиасом и затем беседу с Фионой. «Я должен быть честен с собой. Только это может мне помочь. Помочь не сойти с ума». Все, что сказал Илиас, было правдой. Поэтому дядя увиливал от разговоров. Поэтому Анхельму всегда казалось таким странным собственное внешнее сходство с Вейлором…

Он отворил дверь кабинета, откуда так поспешно скрылся, прошел и сел в кресло, не глядя ни на брата, ни на келпи, которому так хотелось вмазать от души по физиономии. Анхельм никогда не дрался, предпочитая кулакам слова, но Фрис явно был опытнее и в искусстве словесных дуэлей.

— Полагаю, ты пришел в порядок? — спросил Илиас, прерывая его странные мысли.

— Порядок — это слишком сильно сказано. Скорее, я просто успокоился достаточно, чтобы продолжать разговор. Я весь обратился в слух. Какую еще потрясающую новость ты мне расскажешь?

— Сбавь обороты, брат, — нахмурился король. — В конце концов, я не сделал тебе ничего дурного и просто не заслужил от тебя такого тона. Прибереги свое недовольство для Орвальда, который столько лет дурил тебе голову. И считай, что я только что дал тебе карты в руки, чтобы ты мог отбиться от его обвинений и спасти Рин Кисеки от увольнения.

Анхельм удивленно взглянул на брата: взглянуть на ситуацию с этой точки зрения ему еще не приходило в голову. Обдумав сказанное, герцог понял, что Илиас был стопроцентно прав. Ему мгновенно стало стыдно за свое поведение и грубость по отношению к брату.

— О боги… — выдохнул он. — Илиас, прости, я был совершенно несправедлив к тебе. Не буду даже оправдываться. Виноват.

— Вижу, наконец, осознал. Ничего. Кастедар всегда говорит, что люди в состоянии аффекта способны на глупости, так что на сей раз я спущу тебе это с рук. Но такого повториться не должно.

— Даю слово.

— Что же, опустим лирику и приступим к делу. Анхельм, я хочу предоставить помощь твоему сообществу. Техника, на которой вы сможете преодолеть Драконьи горы. Военные макины, которые вместительнее и быстрее обычных. Новейшие винтовки, каких нет еще даже у Канбери, самозарядные! Новый вид брони: легкая, но очень эффективная. Никаких кирас, никакой доисторической ржавчины. И элитное подразделение армии — отряд «Кобры». К моему огромному сожалению, никто из них не владеет магией, поэтому если ты уговоришь «Тигров» поработать на нас, будет замечательно. Кастедар и Фрис согласились помочь.

Илиас встал и подошел к большой карте мира, висевшей у него на стене.

— Вопрос доставки войск решается просто: мы разобьем закрытый секретный лагерь на севере герцогства Танварри, а когда придет время операции, проведем их в обход через север страны.

— Только делать это нужно хотя бы не зимой, — кивнул Анхельм. — Зимой там жуткие морозы под пятьдесят градусов и ветер с океана. Твои солдаты замерзнут.

— Это детали. Я говорю тебе общую картину. Рекогносцировку проведет командование, моя задача — поставить им цель. Теперь тебе слово.

— Какое время займет подготовка к операции? Когда мы сможем осуществить ее?

— Самое большее — два года. Самое меньшее — год. Кастедар настаивает на срочности.

— И я с ним согласен, — добавил Фрис.

— А каким, позволь спросить, образом мы за год успеем добиться возрождения Альтамеи? Ты же сказал, что без нее все это не имеет смысла. Боги, я говорю это и чувствую себя так, словно несу сказочный бред, — герцог покачал головой. Фрис выглядел раздосадованным.

— Мы успеем, — сказал он. — Есть один способ, о котором я не сказал… и не скажу. Поверь мне, способ есть.

— Благие боги, как и почему я должен тебе верить?

— Ну, ты же дал обещание.

— Да я до сих пор не понимаю, почему я его дал!

— Так, я не желаю слушать ваши перепалки! — заявил Илиас. — Анхельм, у тебя есть еще вопросы?

— На самом деле меня интересует только одно: вопрос цены. Сколько я буду должен тебе за помощь? Шаберговы острова? Колония в Квато?

— Вспомни начало нашего разговора, и ты поймешь цену.

— Что-то о развитии и череде великих перемен… — непонимающе нахмурился герцог.

— Именно, — кивнул король. — Мне не нужны ни деньги, ни территории Соринтии. У Левадии богатые собственные месторождения, а в мире еще полно места, где можно копать и добывать, и оно никому не принадлежит.

— Тогда что? Илиас, сейчас половина седьмого утра, я не спал двое суток, а ты хочешь, чтобы я о чем-то догадывался!

— Что ж с тобой сделаешь… — Илиас задумчиво хмыкнул и прошелся по комнате. Анхельм следил за ним, не сводя глаз, и ему не очень нравились те мысли, которые приходили в его голову. Если не земли и не деньги, тогда что хочет король могущественной страны?

— Триста лет назад закончилась кошмарная двадцатилетняя война Левадии с Альтресией. Закончилась вничью. Эта война началась из-за жадности глав государств. Два короля не поделили женщину, а пострадали все их подданные. Что важно: та женщина погибла от руки простой служанки, которая потеряла на войне всех сыновей. Горе ее было так велико, что она решила дать воинственным королям понять, что такое потеря любимых. Так простая служанка остановила войну.

— И что ты хочешь этим сказать? — уточнил Анхельм, не понимая, к чему было это лирическое отступление.

— Это урок всем поколениям. Мой праотец, подписывая пакт о перемирии, сказал, что с этого момента каждый его сын и внук, становясь во главе государства, должен прежде всего заботиться о гражданах, и только потом уже о себе. Война — плохой путь развития. Война ведет только к ненависти. Значительно интереснее создать такое государство, куда люди сами захотят приехать и остаться жить. Государство, куда иммигрировать будут с удовольствием, где жить будет приятно. Это же элементарно: в условиях, когда человеку хорошо, он живет и работает плодотворнее.

— И ты хочешь…

— Я хочу, чтобы мы с тобой начали эпоху великих перемен. Когда ты встанешь во главе государства, Левадия и Соринтия создадут нерушимый альянс. Наши страны будут развиваться не по дням, а по часам, и со временем мы создадим те самые жизненные условия, о которых я только что сказал. Люди сами запросятся к нам под крыло. Правители других стран поймут, что лучше быть с нами в альянсе. Так, постепенно, мы создадим мощное содружество, а затем отменим границы и сделаем всё единой территорией.

— Что? — переспросил Анхельм.

— Единое государство.

— Ты… — герцог с тревогой смотрел на лицо брата, пытаясь отыскать признаки помешательства. — Илиас, если бы я не знал, что ты совершенно здоров, я бы подумал, что ты сошел с ума. Как ты себе это представляешь?

— Я понимаю, тебе сложно представить столь… фантазийную картину.

— Да не просто сложно, а невозможно! Как ты представляешь себе… О боги, у меня язык не поворачивается это сказать. Ты хочешь объединить все существующие страны в одну? — герцог нервно рассмеялся. — Ты в этой реальности живешь или в параллельной вселенной?

— Анхельм, я бы не замышлял этого, если бы не был уверен, что это возможно. Вспомни, кто мой советник.

Анхельм проглотил готовые вырваться наружу слова. Выходит, разрушитель Ладдар Смерть несущий, открыл своему королю тайное знание? Герцог обменялся взглядами с Фрисом. Келпи кивнул. Тут дверь открылась, быстро вошел Кастедар. Демон мимоходом поздоровался со всеми, деловито оглядел кабинет, взял с полки толстенную красную книжку, схватил со стола круассан и затолкнул его себе в рот. Затем подошел к Илиасу и протянул ему листы бумаг.

— Пофпифы, — сказал он с набитым ртом.

— Что это? — спросил Илиас, садясь за свой стол и пододвигая письменный набор.

— Акт медишиншкого ошвидетельштвования шмерти Рин Кишеки, — проговорил он, все еще жуя.

У Анхельма при этих словах сердце оборвалось и камнем рухнуло вниз. Келпи подскочил на месте и дернулся к демону, явно намереваясь его уничтожить, но тот вытянул ладонь в останавливающем жесте. Проглотил круассан и сказал:

— Рин жива. Эти бумажки нужны для прессы и прочих органов судебно-розыскной власти. Особая бюрократическая магия.

И от сердца отлегло. Герцог снова взглянул на Фриса: келпи сидел, понурив голову и закрыв глаза. Илиас подписал все бумаги, и Кастедар убрал их в свой портфель.

— Я зашел буквально на пять минут, сейчас поеду обратно в больницу, — сообщил он, снова набивая рот круассаном.

— Ты не приедешь на обед? — спросил Илиас так буднично, словно демон, врывающийся в кабинет к королю за книжками, как в личную библиотеку, и пожирающий еду со стола, был привычным порядком вещей. Кастедар помотал головой и выпил кофе Фриса.

— Нет времени. У Рин через пару часов последняя операция. Почему-то анестезия на нее плохо действует: она вдруг проснулась и стала истерить, хотя должна была еще сутки спать. Я позвал Фиону, ты же знаешь как благотворно ее присутствие действует на пациентов. Она согласилась посидеть с ней, пока я не приду, — Кастедар съел еще один круассан и потребовал от Илиаса:

— Еще раз говорю: отдай мне ее в ученицы!

— Нет, и не проси. Я не хочу, чтобы моя малышка училась варить трупы в формалине и разделывала покойников, чтобы посмотреть, что у них внутри.

— Хорошо. Фиона сама к тебе придет и попросит, и я посмотрю, как ты будешь отказывать ей. Илиас, последний раз говорю: у нее призвание! Дай ей заниматься тем, чем она хочет!

— Я уже позволил ей и Вивьен эти модные штучки! Но таскать наряды — это для принцессы, а ковыряться в чужих внутренностях — это не для нее! И не переспорите вы меня!

— Простите… — подал голос Анхельм. — Мы вам не мешаем? А то может быть нам позже обсудить наши важные государственные вопросы?

Кастедар озадаченно уставился на Анхельма, словно впервые видел. Съел еще один круассан.

— Задавайте ваш вопрос, — проговорил он, жуя. Герцог покачал головой и спросил:

— Удобно с набитым ртом говорить?

Кастедар махнул рукой, мол, быстрее. Анхельм решил, что раз сам Илиас допускает подобное свинство, то ему и подавно нечего напоминать о приличиях.

— То есть, это правда? Создание единого мирового государства — это возможно?

Кастедар кивнул. Прожевал и ответил:

— Возможно, но не на этом этапе развития. Пройдет еще лет так… — демон на мгновение задумался, — триста, прежде чем это станет возможным. Перспектива не ближайшего обозримого вами будущего. Поэтому все и рассчитано на альянс и преемственность потомками идей родителей.

— С этого момента поподробнее, — потребовал Анхельм, чувствуя, как в горле сжимается комок. Он уже знал ответ. Теперь это нужно было только услышать.

— У меня нет больше детей, Фиона одна, — сказал Илиас. — Она может унаследовать трон, но она слишком добрая, на нее легко будет влиять. Да и, признаться по совести, я бы не хотел этого. Если она станет королевой, то ее муж будет консортом, который фактически ничего не решает, но власти таким людям непременно хочется. Когда у Фионы родится сын, я не смогу быть уверен, что внук продолжит идти по моим стопам. Я считаю себя хорошим правителем, и, думаю, заслуженно. Я хотел бы, чтобы мой внук продолжил то, что я начал. Поэтому, Анхельм, мне нужен ты. Ты человек редких качеств. Умен, благороден, — я говорю о благородстве поведения, а не о родословной, — серьезен и быстро учишься. Я знаю тебя всю жизнь, я знал твоих родителей, твое окружение, поэтому могу сказать, каков ты сам. И ко всему, ты очень хорош собой. О таком зяте я мог бы только мечтать.

— Ты хочешь, чтобы я… стал принцем-консортом Левадии?

— Нет, зачем! — всплеснул руками Илиас, и паника в сердце герцога немного отступила. — Ты станешь императором Соринтии, я же сказал. Ты осуществишь революцию, встанешь во главе государства, займешь положенное тебе по праву рождения место. Кастедар, ну подтверди ты!

— Подтверждаю. Я заберу минутку вашего внимания, — вдруг вставил Кастедар. — Ваша светлость, вы должны понять одну простую вещь: без помощи вам просто не обойтись. Так уж сложилось, что только я знаю, как и когда нужно действовать, где будет Анарвейд, куда привезут кристалл, а также кого именно нужно атаковать и с помощью кого. Вам интересно, почему я помогаю? Меня здесь описали, как саму добродетель, но это далеко не так, смею вас заверить. Я получаю определенную выгоду из сложившейся ситуации, и вы прекрасно знаете, какую конкретно.

— Ваши слова потрясающе обтекаемы, — покачал головой Анхельм. — Фрис, скажи точно: чья Рин Наследница? Месяц назад она была Наследницей вельмингов. Сегодня она вдруг стала Наследницей Альтамеи. Это первое, что я хочу знать. Говори!

Келпи хмыкнул.

— Аирги — преемники вельмингов и дети Альтамеи. Это она создала их. Но не каждый аирг мог бы исполнить волю Альтамеи…

Каким-то образом Анхельм понял, что Фрис лжет.

— Фрис! Я все расскажу Рин, если ты сию минуту не скажешь прямо.

— Это угроза?

— Именно.

— Рин — Наследница Альтамеи. Что бы это ни значило, — келпи сложил руки на груди, чем ясно дал понять, что больше ни слова не скажет.

— Второе, что я хочу знать, относится к помощи. Вы, Кастедар, собираетесь помогать, так? Если я откажусь, вы не станете помогать, и миссия провалится, я правильно вас понял?

— Да, именно. А подчиняюсь я только приказам его величества, даже не думайте склонить меня на свою сторону, — помахал рукой Кастедар.

— Илиас, ты понимаешь, что не оставляешь мне выбора? — прошипел Анхельм, чувствуя, в какую грандиозную сеть обмана он попал. — Ты предлагаешь помощь, от которой я не могу отказаться, но не называешь ее цену. Ты взял меня за горло и крепко держишь, зная, что я не могу вырваться.

— Анхельм, прекрати панику! Я не предлагаю тебе ничего такого, от чего ты захотел бы отказаться!

— Я не смог бы, даже если бы захотел. Илиас, я не ребенок, и я не столь наивен, как тебе могло показаться. Я понимаю, что если откажусь, то через довольно незначительный промежуток времени с нашим сообществом начнут происходить неприятные происшествия, а еще через некоторое время моя голова украсит главный двор тюрьмы в Сорин-Касто!

— Анхельм! Думай, что несешь! Я никогда не поступил бы так со своим братом! — рассердился Илиас.

— Ну, ты бы не поступил, а вот он бы поступил, — ответил Анхельм, поднимаясь и указывая на Кастедара.

— Ты не можешь обвинять кого попало в чем попало! Кастедар не сделал бы этого…

— Почему это? — в один голос удивились Кастедар и Фрис. Илиас растерянно взглянул на своего советника.

— Именно так я бы и поступил, — подтвердил демон. — Какой смысл оставлять в живых тех, кто знает о том, кто я такой?

— Видишь?! — вопросил Анхельм. — И ты говоришь, что у меня есть какой-то выбор? Хватит спектаклей, Илиас, назови, наконец, цену!

Герцог тяжело дышал, неотрывно глядел на брата и чувствовал, как внутри поднимается пожар, грозящий выжечь в нем все дотла. Илиас долго не отвечал. Прошелся по кабинету, а затем развернулся и выдал:

— Через два года мы осуществим операцию, ты вступишь на престол, а через три года женишься на Фионе. Альянс будет скреплен вашим браком. Я не добиваюсь вражды, Анхельм, ты мне брат и друг, я уважаю тебя и хочу объединиться с тобой…

Но герцог его уже не слышал. Второй шаг: черный Король бросает в бой черного Всадника, — белый Король отступает в угол.

В ушах снова загудело, взгляд заволокло пеленой.

— Я должен поговорить с Рин, — с трудом выговорил Анхельм.

— А Рин уже знает об условиях, — сказал Кастедар преступно-беззаботным тоном. — Я с ней поговорил. Она восприняла все очень неадекватно, но, кажется, примирилась. Сказала, что, цитирую, «в конце концов, я знала, что принадлежу другому миру, и Анхельм мне не подходит. Анхельм будет счастлив с принцессой».

— Как ты мог… — прошептал Анхельм, зажмуриваясь. Острая боль пронзила сердце, ему показалось, что сейчас он упадет.

— Ей тоже больно. Не давите на нее и не упоминайте больше эту тему. Она сказала, что хочет насладиться хотя бы последними днями, которые вам с ней отведены.

Это было даже хуже, чем увидеть, что Рин падает замертво, подстреленная. Это было сродни тому, как если бы от него медленно отпиливали руки, ноги, ковырялись в сердце тупым ножом.

— Я хочу ее увидеть… — промолвил Анхельм, силясь совладать с голосом.

— Анхельм, я понимаю, тебе тяжело, но… мы еще не закончили, — напомнил Илиас и протянул ему какие-то бумаги. Анхельм уставился на них слепо, не разбирая текста.

— Что ты хочешь от меня?

— Это договор.

— Ты думаешь, я совсем идиот, подписывать подобное? — прошептал он, отбирая бумажки и сминая их в своей большой ладони двумя движениями. — Ни за что! Мы договорились на словах. Считай, что я согласен. Но я никогда не подпишу такое. Спасибо, брат, удружил.

— Анхельм, пройдет время, и ты поблагодаришь меня за то, что я сделал для тебя.

— Конечно, — сказал герцог и поднялся. — Только сейчас я тебя ненавижу, Илиас. Ты отобрал у меня родителей и любимую женщину.

— Я дам тебе целый мир!

— Мир?! Зачем он мне?! — заорал Анхельм и вылетел из комнаты, хлопнув дверью так, что та едва с петель не соскочила.

~*~

Придя в свою комнату, Анхельм понял, что не хочет оставаться во дворце. Он собрал свой деловой портфель, схватил чемодан, затолкал в него все вещи, какие влезли и открыл дверь, чтобы выйти. На пороге стояла та служанка, с которой он обедал вчера. В руках у нее был поднос с кофейником и тарелками.

— Здравствуйте, ваша светлость! — девушка поклонилась. — Завтракать будете?

— Нет… А-а… Входи, поставь это на стол и помоги мне.

Девушка удивленно взглянула на него.

— Вам что-то нужно, ваша светлость?

— Да. Собери мои вещи и пусть носильщик заберет их. Все чемоданы. Я переезжаю в гостиницу.

— А господин Фрис? Его вещи тоже собрать?

— Мне все равно, где эта скотина будет обретаться. Это тебе, и, пожалуйста, не говори никому, куда я уехал, хорошо? — сказал он, протягивая служанке купюру в пятьсот левадийских ремов.

— Ваша светлость! — пробормотала служанка, шарахаясь от денег. — Да меня высекут, если я у вас деньги возьму! И не стану я их брать!

Анхельм растерянно убрал руку и огляделся вокруг. И вдруг увидел то, что забыл вручить Рин.

— А вот это возьмешь? — он взял картонку и достал сумочку, которую купил тогда. Глаза девчонки загорелись, и она закусила губу.

— Не огорчай меня отказом. Не каждый день же тебе такое дарят? Считай это подарком на день рождения.

— У меня в октябре…

— Ранним подарком. Пусть мне подадут макину, хорошо? Поскорее, прошу тебя.

Девушка робко приняла сумочку, которую герцог вложил ей в руки и кивнула.

— Я сделаю все-все, ваша светлость! Спасибо! Спасибо!

Через полчаса Анхельм уже сидел в макине и его везли в центр города. Он нашел одну гостиницу, взял в ней номер и остался ровно на два часа. После чего вышел в город и дошел до другой. Эта стояла у самого моря. Анхельм обошел с десяток номеров и выбрал тот, что с видом на океан и на самом последнем — седьмом — этаже. Затем вернулся в прежнюю гостиницу и сказал, что уезжает. Проследив, чтобы его вещи доставили в другую гостиницу, он купил в овощной лавке персики и виноград, затем заперся в номере и уснул в обнимку с подушкой на широченной кровати с балдахином. Проспал герцог до самой ночи: когда он вышел на террасу, луна была уже высоко в небе. Где-то внизу шумел океан, гудели макины, хохотали люди, кто-то играл на гитаре. Герцог помыл персики и виноград, уселся в плетеное кресло, стоявшее на террасе, и стал есть. Мысли не было ни одной. Эмоций тоже. Анхельм не понимал, как это возможно, но постепенно приходил к мысли, что в нем просто надорвался нерв, который заставлял бы его чувствовать хоть что-нибудь. Раньше его заполняла любовь к Рин, нежность, волшебство, которое она дарила ему своими взглядами, своим голосом, прикосновениями. Этот гремучий коктейль кипел в нем, согревая все его существо, Анхельм чувствовал себя всесильным. Пустота и надлом — вот, что было в нем теперь. Или, вернее, не было.

Он снова уснул, а город продолжал шуметь, ведь ему не было никакого дела до того, что какому-то там герцогу вдребезги разбили сердце и сломали жизнь. Жители даже и не подозревали, что сегодня решилась их судьба на долгие годы.

~*~

Все тело нещадно ломило, в висках пульсировала острая боль, словно бы все зубы болели разом. Во рту у нее была странная прозрачная трубка, ведшая куда-то к потолку. Она не могла моргнуть, веки что-то удерживало, и один человек с черными глазами и белой медицинской маской на лице капал в них какую-то жидкость. Ее голову удерживал кто-то странный, похожий на человека. Кожа его была светло-зеленой, на шее она ясно видела просвечивающие артерии, вены и позвоночник. Тонкие бескровные губы на вытянутом длинном лице напряженно изгибались. Только кожа вокруг раскосых серых глаз была медового оттенка, как у Фриса. И эти глаза смотрелись невероятно дико на его лице. Он держал руки около ее висков, и будто иглы впивались и проникали внутрь до самого мозга. Рин хотела кричать, но больше не могла — сорвала голос. Ей казалось, что это ужасное состояние никогда не прекратится, но вдруг этот странный недочеловек отнял ладони от ее головы, и все резко оборвалось.

— Ну, вот, самая сложная часть закончена, мозги работают, осталось только загрузить их воспоминаниями, — сказал тот самый, что держал ее за голову. — Бедняжка моя, как же тебя потрепали! Ладдар, я последний раз предупреждаю: больше она не выдержит, не смей мне экспериментировать! Ты своим магическим вмешательством из ее мозга кашу сделал. Сколько раз я предупреждал, чтобы ты не примешивал свою магию к моей?

— Высший, ситуация требовала… — ответил тот, что капал ей в глаза.

— Не оправдывайся.

— Я виноват… Я буду осторожнее.

— Распустил я вас, духов, творите что попало… — проворчал первый. — Подготовь ее к переносу.

— Хорошо, Высший, — ответил Ладдар и прикоснулся ко лбу Рин одним пальцем. Свет в ее глазах выключился.

_______________________________________________

Я продолжаю бежать и гнаться за ключом к разгадке

Тайны твоего темного сердца.

Я никогда не смог бы понять

По тем знакам, что являлись мне,

Что игра была подстроена с самого начала.

(Miracle of Sound, Sweet L.A.)

Глава 6.1

Рин много раз пыталась описать то чувство, с которым проснулась, но каждый раз только со злостью комкала бумагу и выбрасывала черновики. Это было… странно. Похоже на ощущение пробуждения после слишком долгого сна. Все вокруг происходило словно бы замедленно. Голова совершенно пустая, полная потеря ориентации в пространстве — невозможно понять, где право, а где лево. Мозг медленно проводил инвентаризацию тела: две здоровых руки, две здоровых ноги, одна больная голова, в груди ноет, спина затекла. Рин с усилием разлепила глаза. Белый потолок, желтый солнечный свет, в котором плавают-танцуют пылинки, заносимые ветром через раскрытое окно. Она некоторое время наблюдала за их беспорядочным кружением, пока к носу не подплыл аромат цветов и фруктов. Сразу проснулся желудок, заурчал. Рин попыталась глотнуть, но во рту совершенно пересохло — губы не разлепить. Она повернула голову к источнику запаха и увидела корзину, тумбочку и девушку, сидящую на стуле. Девушка читала книгу, но как только Рин повернулась к ней, отложила ее и ласково улыбнулась.

— Воды?

Рин медленно моргнула. Девушка налила воды в желтый стакан и помогла Рин сесть. Поддержала ее голову, пока та пила, и осторожно уложила обратно.

— Хотите еще что-нибудь?

— Не знаю… — проговорила Рин, обнаруживая, что говорить может, но очень тихо. Горло как будто онемело, все внутри саднило.

— Как себя чувствуете?

— Паршиво.

Девушка протянула ей ломтик какого-то фрукта с красной мякотью. Рин принюхалась и откусила. Рот наполнила сладость, впрочем, не приторная, а приятная.

— Где я? — спросила она, наконец.

— Вы в клинике. Клиника находится в Магредине. Магредина находится…

— В Левадии… — закончила Рин. Вдруг в голове что-то встало на место, и стали постепенно поступать обрывки воспоминаний. Тому, что произошло с ней в последние моменты, какие она помнила, Рин удивилась в лучшем случае вяло. Они казались ей чем-то далеким, словно это происходило не с ней. Женщина жевала фрукты, задерживая мысли то на одном, то на другом воспоминании, но всё было каким-то тусклым, будто покрытым пылью времени. Ничто не трогало ее эмоций, не будило злости, слез, жалости. Равнодушно оценив произошедшее, Рин спросила:

— Как я сюда попала? Меня же… застрелили?

— Кастедар не стрелял в сердце, — объяснила девушка. — Платье сдержало удар вполовину: Вивьен вшила в подкладку пластину тонкого железа по его просьбе.

— Так вот почему груди было так тесно… — пробормотала Рин. — Вивьен…

— Не сердитесь на нее! — поспешила сказать собеседница. — Вивьен ни в чем не виновата, она выполняла приказ Кастедара.

— Я не сержусь, в этом нет смысла, — проговорила Рин и прикрыла глаза.

— Вот и хорошо. Я переживала, что вы не поймете…

— А вы… Кто вы?

— Не догадываетесь? — девушка склонила изящную головку вбок.

— Я должна?

— Вы правы, мы же не встретились, — кротко и немного виновато улыбнулась девушка. — Меня зовут Фиона. Я — принцесса Левадии.

Рин потребовалось несколько секунд, чтобы осознать смысл слов.

— Здрасьте, ваше высочество… — пролепетала она. Возникла неудобная пауза: Рин не знала, куда деться от смущения, а Фиона не знала, что сказать.

— Вы меня извините, что так вышло.

— Не извиняйтесь, Рин, мне уже рассказали эту сложную и странную историю. Вам просто несказанно повезло, что вы попали в руки Кастедара.

— Повезло? — уточнила Рин. — Потому что я собиралась разукрасить его постную физиономию под маскаренские ковры, как только он появится, так что… Дайте мне причину этого не делать.

— Вас застрелили бы, если бы не он. Вы же помните, кто ворвался в зал?

Рин порылась в памяти и выудила образ врывающихся в зал солдат с нашивками на рукавах.

— Спецгруппа «Орлы», — прохрипела Рин. — В свое время они разделяли одну ступеньку славы с «Волками». Терпеть их не могу.

— Почему?

— Сейчас, наверное, уже все изменилось, но тридцать лет назад это была группа ублюдков без капли чести. Зависть едва не довела их до могилы.

— Как так вышло?

Рин с удивлением поняла, что отчетливо помнит все, что произошло тогда, до единого обидного слова, которым прошлись по ее происхождению и чести ее родителей.

— Мы были вместе один раз на международных учениях. Их командир был не в восторге от того, что я уложила его на две лопатки, и обласкал меня разными словами. Я спокойно отношусь к любым оскорблениям, но поливать грязью моих родителей какому-то человечишке не позволю. В общем, нас вовремя разняли, а то кровопролития точно бы не избежали. Так значит, им приказано было арестовать меня?

— Нет, у них был приказспровоцировать ваше сопротивление и застрелить. Поэтому Кастедар провернул небольшую аферу и подготовил операцию. Он создал условия, в которых вам некуда было бежать и в которых вы не смогли бы никого убить…

— Все, не объясняйте, я уже поняла. Спектакль. Он разыграл сцену моего убийства и тем самым «отмыл» перед законом. М-да. Ловко, ничего не скажешь. Ладно, мое желание испортить ему лицо уменьшилось вдвое. А почему Анхельм ничего не знал?

— Кастедару нужна была полная достоверность актерской игры. В силах Вивьен он не сомневался, а вот его светлость…

— Анхельм же, наверное, с ума сходит! — ужаснулась Рин, понимая, как это выглядело в его глазах.

— Нет-нет, уже все хорошо, он приезжал сюда ночью, я ему все рассказала. Но, пожалуй, вы правы. Он был не в себе. Едва не выбросился из окна.

— Что?! — ошарашено просипела Рин. Закрыла рукой лицо. — Этот идиот…

— Очень любит вас. Ему трудно, госпожа Кисеки. Ему нужна ваша поддержка…

— А это что значит? — вопросила Рин, чувствуя, как возвращается ее родная палитра эмоций: отрицание искренности всего на свете и подозрительность. Принцесса опустила взгляд и проговорила:

— Я не могу объяснить всего, мне самой не все понятно.

Рин намеревалась расспросить принцессу подробнее, но не успела: дверь палаты открылась, и вошел Кастедар.

— Прежде чем ты кинешься на меня с кулаками, скажи, как себя чувствуешь? — спросил демон, оглядывая пациентку с головы до ног.

— Как обычно. Омерзительно, — процедила Рин. Кастедар сел к ней на постель и снял с шеи странный предмет, похожий на трубку со шлангом из странного материала, какого Рин никогда не видела.

— Расстегни рубашку, — сказал он. Рин не шелохнулась, глядя на него с ненавистью. Кастедар вздохнул и протянул к ней руку, чтобы сделать все самому, но она шлепнула его по пальцам.

— Куда лапы тянешь?

— Хочу послушать, как бьется у тебя сердце.

— Ровно.

Кастедар смерил ее неприязненным взглядом, а потом вдруг схватил ее руки и вынудил лечь.

— Делай что говорю, Рин. У меня нет ни малейшего желания миндальничать с тобой. Ты мне доставила неописуемое количество проблем. Будь добра, не добавляй новых.

— Кастедар, не стоит так грубо! — заявила принцесса и решительным жестом отстранила его от пациентки. — Я сама все сделаю.

Она отняла у него трубку и согнала с койки Рин. Вставила трубочку себе в ухо, а широкий конец поднесла к груди Рин. Та послушно расстегнула рубашку, и Фиона прослушала ее сердце.

— Кастедар, выйди, — скомандовала принцесса. — Из-за тебя она не может успокоиться, пульс скачет, как заяц.

Демон подчинился и вышел из кабинета. Принцесса взяла Рин за руку и тихо улыбнулась ей.

— Простите его, он не всегда такой. Вообще-то он довольно милый, если с ним не спорить.

— К сожалению, мне не довелось говорить с ним при других обстоятельствах, — ответила Рин, стараясь взять себя в руки.

— Успокойтесь, Рин, все хорошо.

— Успокоишься тут, как же… — процедила та. Фиона успокаивающе массировала ее запястье и продолжала слушать.

— Ритм хороший, шумов не слышу. Сердце ваше в порядке, починили.

Рин в момент придумала с десяток ответов, но удержала язык за зубами. Принцесса провела дальнейший осмотр: попросила Рин показать язык, подвигаться, сделать приседания, отжимания от пола.

— Не чувствуете отклонений в движениях?

— Тело ломит, все деревянное. Но это, думаю, потому, что я долго не тренировалась, — ответила девушка, потягиваясь. Фиона позвала Кастедара, демон вошел и окинул долгим взглядом Рин. Принцесса рассказала ему, как обстоят дела с пациенткой, употребляя при этом множество непонятных терминов, и он удовлетворенно кивнул.

— Сегодня двадцать второе февраля. Еще два дня пробудешь здесь, двадцать пятого отпущу, — сказал он. — А завтра утром разрешу навестить тебя.

— Где Анхельм?

— Во дворце, беседует с его величеством о делах государственных. Он согласился принять нашу помощь вашему сообществу.

Рин фыркнула.

— Как будто у него был вариант не принять ее. Не смеши меня. Какова оказалась цена?

— Территории.

— Как Анхельм и говорил… Ну что же, он герцог, ему решать. А что с моим статусом?

— Больше не является проблемой. Ты продолжишь работу под именем Ирэн Эмерси. Документы находятся у его светлости. Рин Кисеки для этого мира мертва.

— А что с Рейко?

— Из одной Рейко ты сделала две.

— Ух… — Рин даже голову в плечи втянула. — Я там сильно набедокурила?

— Масштабно.

— Сколько?.. — тихо спросила она.

— Двести шестьдесят один.

— Что-то слишком много для одного утра… — пробормотала Рин, сама не зная, что имеет в виду: то ли новости, то ли количество жертв. Легла в постель и прикрыла глаза. Накатила сонливость, даже чувство голода притупилось.

— Впрочем, ты предотвратила переворот, — продолжал Кастедар. — А на корабле были рабы, как ты и предполагала. Едва не начали от голода есть друг друга.

— А лагерь на острове был?

— И какой! Но я был занят охраной Анхельма и не увидел всего действа. Ваших «Волков» пригнали с ними разбираться, только их оказалось мало.

— Так чем все кончилось?

— Переворот подавлен, вооруженное формирование уничтожено. Анхельм расскажет тебе подробности, так что подожди немного. Через пару дней мы поедем в город Льяго. Закрытая зона, куда может приезжать лишь королевская семья. Мы посетим базу вооружения, научный центр, планетарий и другие места. Тебе там понравится. Чтобы не тратить время на объяснения, что к чему, рекомендую два дня штудировать вот это, — демон кивнул на стопку книг и журналов на столе. — Фиона, ты побудешь здесь еще? Мне срочно нужно во дворец.

— Да, Кастедар, иди.

Демон вышел, а принцесса обратилась к Рин.

— Вы не хотите позавтракать? Я принесла немного фруктов, сыр и хлеб. Будете?

Пациентка кивнула, хотя особого аппетита не было.

— Вы ведете себя совсем не как принцесса, — заметила она через некоторое время, жуя бутерброд с мягким козьим сыром и виноградом.

— Мне часто говорят об этом, — улыбнулась Фиона и протянула Рин кусочек того красного фрукта. — Ешьте больше фруктов. Я не знаю, как вам, северянам, живется без фруктов, я ни дня не могу прожить без них.

— Мы консервируем. В меду, в соли. Но такой экзотики у нас, конечно, нет. Что это?

— Камаринго. А вот это розовое яблоко. Они очень питательные и содержат большое количество витаминов… — принцесса запнулась и замолкла, а потом очень неуверенным голосом попросила: — Рин, я хотела поговорить с вами, если можно.

— Конечно. О чем?

— О его светлости, — вздохнула Фиона. — Расскажите, что он за человек?

Рин задумалась и не могла ответить довольно долго.

— Анхельм очень добрый. Светлый человек. Светлая голова, умница, работяга. Он не видит различий между сословиями, для него их словно не существует. Человек, глубоко преданный своему делу. Он обожает свою семью, для него нет ничего важнее.

— Он же сирота… — нахмурилась принцесса.

— У него есть кухарка, которую он зовет мамой, дворецкий, который заменил ему отца, и служанка, которая ему вроде младшей сестры. Кроме них в поместье никого нет.

— Он живет так скромно?

— Анхельм вообще скромный человек. Он не гонится за деньгами, но они сами идут к нему в руки. Он расчетлив только там, где это нужно. Если говорить о нем как о правителе — он превосходный правитель.

— А отрицательные черты у него есть?

Рин посмотрела на принцессу и, немного посомневавшись, ответила:

— Не хочу говорить о нем у него за спиной, уж простите, ваше высочество. Да и нечего мне о нем сказать плохого. Он действительно потрясающий человек. Если бы принц из сказок для девочек существовал, это был бы Анхельм.

Рин улыбнулась своим мыслям.

— А какой он дома? В быту?

— Честно говоря, мы пробыли вместе не так долго, чтобы я могла оценить, — уклончиво ответила Рин.

— А в каких вы с ним отношениях?

Улыбка Рин померкла. Она серьезно посмотрела на принцессу и ответила:

— В таких же, в каких и вы с Кастедаром, полагаю.

— Что вы имеете в виду? — заерзала принцесса.

— И хочется, и колется — вот как это называется, — вздохнула Рин.

— Вы все-таки не позволяйте себе лишнего, — ответила принцесса с холодком в голосе.

— Простите, ваше высочество, я не хотела обидеть вас. Но я лишь говорю то, что вижу: вы влюблены.

Принцесса тяжело вздохнула.

— Неужели это так хорошо видно?

— Я тоже женщина, — кивнула Рин. — Мало того, я аирг, которому восемьдесят лет в обед. Я повидала на этом свете столько, сколько вам и не снилось, и уж узнать взгляд влюбленной девушки я могу.

Фиона качнула головой.

— К чему отрицать? Кто вы мне, чтобы я лгала и увиливала? Вы правы. Да, я люблю его… Но мои шансы быть с ним…

— Ни единого шанса нет, — Рин не стала зря обнадеживать девушку. — Вы из совершенно разных миров. Даже больше, чем я и Анхельм. Мы с вами в похожем положении.

— Только у вас больше шансов стать счастливой.

— Вы так считаете?

Фиона грустно кивнула и протянула Рин яблоко.

— Ваше высочество, не стоит так говорить. Вы очень мало обо мне знаете. Отвечу на ваш вопрос: я с Анхельмом в отношениях не состою, и не претендую на них. Я прекрасно осознаю, из какого мира происхожу я, а из какого — он. Я знаю свой статус.

— У вас есть выбор, Рин, не один Анхельм добивается вашего внимания, — сказала Фиона, и Рин глубоко задумалась, что принцесса имеет в виду. — А у меня выбора нет. Мой отец выдаст меня замуж за нового императора Соринтии. Если… Если вдруг им станет Анхельм, то… Поэтому я хотела узнать, каков он из себя. Буду ли я хоть немного счастлива с ним? Теперь я понимаю, что нет, не буду. Он слишком сильно любит вас. Для него никого, кроме вас не существует. Я бы очень хотела, чтобы вы были с ним. Это так ужасно, когда человек не может быть рядом с тем, кого любит!

Рин сглотнула.

— Простите, ваше высочество, но это очень тяжелая тема. Давайте не будем ее развивать, чтобы не сказать друг другу лишнего?

— Да, пожалуй, не будем, — согласилась принцесса и растерянно оглянулась по сторонам, не зная о чем еще говорить. — Хотите еще фруктов? Или приступите к книгам?

— Я сыта, спасибо вам большое. Вы очень добры ко мне, хоть я этого и не заслужила.

— Моей доброты не нужно заслуживать, я ко всем так отношусь. Такой вот у меня характер.

Рин криво усмехнулась. Подумав немного, она спросила:

— Знаете, как переводится мое имя с аириго, языка аиргов?

— Нет. Как?

— «Неприветливое чудо». Возможно, отчасти это объясняет мой противный характер.

Принцесса улыбнулась и отрицательно качнула головой.

— Вы привыкли думать о себе плохо… — тихо заметила она, глядя куда-то в сторону, а затем перевела взгляд на Рин. — Мне нравится, как звучит аириго, но я знаю только две фразы.

— Это уже много. Кто вас научил?

— Как-то я упросила Кастедара поехать со мной в их поселение. Здесь, в Левадии, тоже есть, но очень мало. В деревне всего жителей пятьсот, может быть. Старейшина разрешил мне посмотреть деревню и научил нескольким словам. Я знаю, как поздороваться, извиниться и попрощаться. После этого я загорелась идеей создать школу, в которой аирги могли бы учить людей своему языку, но… Отец отказал мне.

— И правильно сделал.

— Почему?

— Не стоит тревожить аиргов. Они не приживутся в человеческом обществе.

— Но вы же прижились… — с сомнением протянула Фиона.

— Я не прижилась. Я — ни два, ни полтора. Уже не аирг, еще не человек, — ответила Рин, бросая взгляд на окно. Солнце заливало светом маленький садик во дворе, качались мокрые гортензии и розы, капельки воды блестели на них, будто россыпь драгоценных камней. Стояло тихое, благостное утро, словно бы ничего не случилось. Природе было, как обычно, наплевать на переживания отдельно взятых личностей. Рин тяжело вздохнула, и тут Фиона засобиралась, видимо, почувствовав, что каждый раз спрашивает о чем-то, о чем Рин не хочет говорить.

— Если вы хотите, я приеду вечером. Привезти горячей еды? — спросила принцесса.

— Мне не стоит обременять вас такими мелочами… Только если у вас будет на это время, ваше высочество, — Рин попыталась быть с принцессой вежливой. — Я буду рада увидеть вас снова. Простите, если я была с вами резка или… У меня не лучшие времена. Простите!

Фиона улыбнулась ей и взяла за руку.

— Я действительно хочу позаботиться о вас, Рин. Я приеду вечером, хорошо?

Рин кивнула в ответ, и ее губы дрогнули в подобии улыбки. Невозможно вести себя плохо с таким вежливым и солнечным человеком как принцесса!

Фиона вышла, предоставив Рин самой себе. Теперь девушке предстояла решить главную проблему: как вести себя с одной копытной скотиной, которая подставила ее по полной программе. Рин задумчиво уставилась на маленький природный фонтан и во всех красках вспомнила то, что говорила ей Рейко. Значит, «земные духи цепко берегут», да? Значит, «Наследника всю жизнь готовят к битве, суровые преграды перед ним умышленно возводят, чтоб дух его и силы закалить», так? Интересно, Фрис и Кастедар считают, что Рин уже достаточно закалена для решающего боя или ей готовят еще что-нибудь интересненькое? Судя по тому, что Кастедар оставил ей эти воспоминания, хотя мог стереть, демон считает, что Рин готова. Интересно будет узнать, что думает об этом келпи.

— Ладно, Фрис… — медленно проговорила Рин. — Я поиграю с тобой в одну игру.

~*~

Утром двадцать третьего февраля в гостинице «Венис», где остановился Анхельм Ример, мужчина с кудрявыми черными волосами и странными черными глазами без белков, одетый в белую рубашку и бежевые брюки, пытался достучаться до герцога. Дверь никто не открывал, и келпи уже подумывал вынести ее ударом ноги. Как раз, когда он занес ногу, чтобы сделать это, дверь открылась, и на порог вышел хмурый Анхельм с растрепанными волосами и явно заспанной физиономией.

— Ты в курсе, который час? — вопросил он.

— Восемь утра. Самое время, чтобы навестить кое-кого.

— Я не хочу, — покачал головой Анхельм и закрыл дверь перед носом у келпи. Фрис озадаченно посмотрел на дубовую дверь номера и толкнул ее. Анхельм лежал на кровати, завернувшись в одеяло, словно начинка в блин, и продолжал спать.

— Я что-то не понял… — протянул келпи, подходя к нему.

— Какое из трех слов в предложении «я не хочу» тебе непонятно? — ответил Анхельм, не открывая глаз.

— Ты не хочешь увидеть Рин? — имя возлюбленной, слетевшее с языка Фриса, отозвалось острой болью в груди. Анхельм не ответил, боясь, что голос подведет его. Всю ночь он пролежал, гоняя в памяти слова Кастедара туда и обратно.

— «В конце концов, я знала, что принадлежу другому миру, и Анхельм мне не подходит. Анхельм будет счастлив с принцессой», — процитировал он. В следующую секунду он почувствовал, как одеяло срывают с него, а сам он оказывается прижатым к постели. Фрис нависал над ним, как грозовая туча и разве что не искрился молниями. Келпи встряхнул его за грудки так, что у герцога аж зубы клацнули. Он практически вмял его в довольно жесткий матрас и процедил:

— Да как ты смеешь говорить, что любишь ее?! Ты не любил ее никогда!

Анхельм попытался отпихнуть Фриса.

— Неправда!

— Ты не любишь ее! Иначе ты не стал бы верить чужим словам! Кто смеет говорить, что любит, а сам верит злым словам языка, но не слышит сердца любимого? Где та великая сила любовного безрассудства, которая должна охватить тебя?! — келпи снова встряхнул его и отпустил, бросив, словно Анхельм превратился во что-то мерзкое холодное и скользкое. Во взгляде темных глаз Фриса была лишь брезгливость. Келпи отступил от него и презрительно сказал:

— Ты холоден, как ледники Драконьих гор. В твоей душе пусто, как в амбаре бедняка.

— Рин сама отвергла меня! Я же не железный! — вскричал Анхельм, вскакивая с постели. — Мне больно это слышать! Я устал убеждать ее!

Но эти слова лишь усугубили ситуацию. Взгляд келпи стал гневным, он подошел и отвесил герцогу пощечину.

— Как смеешь ты говорить о чувстве к женщине, если жалеешь для нее слов любви? — прорычал он. — Жалеть своего сердца для той, которая не пожалела для тебя жизни? Иные годами добиваются единого нежного взгляда от возлюбленной, превозносят женщину, будто божество! Ты же, мальчишка, получил ее нежные взгляды и жаркое тело сразу, но никогда не хотел добиваться настоящей любви! Ты хотел купить ее, будто это вещь. Но настоящая любовь не дается легко, олух. Только пройдя через беды и трудности, любовь закаляется в прочнейшие узы. Ты не любишь ее. Нет, я рано назвал тебя мужчиной, ты мальчишка! Послушный мальчик, овца на заклании! Ты не способен идти наперекор всему, противостоять и добиваться своего! Где та великая сила любовного безрассудства?! Ее нет!

Фрис стоял перед ним, ожидая ответа, но герцогу нечего было сказать.

— Ты забыл о своем обещании, данном мне. Ничтожество.

Келпи вышел, хлопнув дверью. Анхельм свалился на кровать, как куль с пшеном и вцепился в шевелюру. Только теперь до него дошло, что келпи был прав как никогда: он нарушил все клятвы, какие давал. Не сберег Рин, которую обещал защитить, для которой обещал стать стилетом, доспехом. Поверил в ложь Кастедара, хотя Фрис взял с него слово не делать этого. Не поверил Фрису, который не единожды спас ему жизнь… О боги… Он действительно ничтожество. Все, на что он годится — подсчет цифр. Пустой, как амбар бедняка. Сухой, как мел.

~*~

Рин проснулась оттого, что кто-то перебирал ее волосы и щекотал ухо. Некоторое время она еще пыталась досмотреть сон — ей снилась еда, — игнорируя прикосновения, но потом не выдержала и поймала надоедливую руку. Она думала, что это принцесса снова приехала, чтобы покормить ее (вечером Фиона проявила огромный и странный интерес к волосам Рин и провела добрых полчаса, расчесывая ее), но эти пальцы неожиданно оказались большими. Рин сонно разглядела мужскую ладонь и повернулась. Долгое время она смотрела на гостя, не зная, что и сказать. Весь вчерашний день она накручивала себя, думая, что при встрече просто разотрет Фриса в пыль, но, увидев его, поняла, что в лучшем случае лишь печально вздохнет. Келпи смотрел на нее грустно, руку убирать не спешил.

«Как ты мог, Фрис? Как ты мог?» — подумала Рин.

Он несколько раз открыл и закрыл рот, пытаясь выдавить из себя слова, но только бесполезно глотал воздух. Рин села в постели и сдавила его безвольную руку.

«Что молчишь, ресницами хлопаешь? Ты как рыба какая-то».

Фрис повесил голову.

«А у Рейко знаешь, сколько слов было? Классика жанра в реальности: злодей изливает душу, перед тем как убить главного героя. Я полчаса ее излияния слушала. И она мне столько рассказала!»

Фрис снова открыл и закрыл рот.

«Проглотил все слова, да? И правильно проглотил. Нет тебе оправдания, бесполезное животное».

— Я не знал, как рассказать тебе, — выговорил он тихо-тихо, не глядя ей в глаза.

«Все ты знал. Просто не хотел, вот и все», — скривилась Рин. Девушка отпустила руку келпи и пошла в уборную, чтобы умыться. Когда она вернулась, Фрис раскладывал на столе еду, которую привез с собой. Рин оглядела угощение, уселась и очистила себе банан.

— Ну? — вопросила она, глядя на Фриса так строго, как только могла.

— Ты была такая красивая в этом платье.

Рин едва не подавилась: уж чего-чего, а этого она не ожидала.

— Очень рада слышать, конечно, но ты мне зубы не заговаривай. Как ты мог, Фрис? Я тебе свою жизнь доверила, а ты с ней что сделал? Впрочем, сама виновата. Как известно, на келпи надейся, а сама не плошай. Хотя, этот оборот я сама только что придумала, — добавила она, глядя в окно. Фрис почистил ароматный фиолетовый фрукт и протянул ей. Рин послушно съела, смакуя кисло-сладкую мякоть с мелкими-мелкими семечками.

— А что конкретно тебе сказала Рейко? — спросил Фрис. Рин отложила в сторону недоеденный банан и ответила:

— Она рассказала, что Наследник может победить кристалл, как только признает себя Наследником. Из этого боя живым выйдет только один. А еще, что жизнь Наследника сложна, полна лишений, что за ним по пятам ходит смерть и льются реки крови.

— А…

— И вот знаешь что, — Рин не дала ему сказать, — если в первую часть я верю с трудом, то вторая подходит под мой стиль жизни на все сто.

— Почему с трудом?

Рин пожала плечами и доела банан. Прожевала, подумала и ответила:

— Мне кажется, что там есть какое-то дополнительное условие, о котором Рейко не знала. Я не уверена, но моя профессиональная чуйка говорит мне, что это так. И будь я проклята, Фрис, если ты не знаешь это дополнительное условие, — Рин стукнула его неочищенным бананом по голове.

— Ты его и сама знаешь. И я тебе о нем говорил, — улыбнулся келпи. Рин набила щеки едой, будто хомяк, и покосилась на Фриса. Он протянул ей еще один очищенный фрукт.

— Я шмутно доадываюш… — проговорила она.

— Вернуть Альтамею.

— Опять двадцать пять! — проворчала Рин, прожевав. — А это мне как осуществить, а?

Фрис чуть заметно улыбнулся.

— Я тебе уже сказал. Просто живи, наслаждайся жизнью и люби.

— Шикарное условие. Как раз то, что я могу выполнить блестяще!

— Просто будь слабой.

Рин прищурилась и тихо сказала:

— Я однажды была слабой, Фрис. Я легла на спину и подставила живот. Я получила в этот самый живот так, что на всю жизнь хватило. Больше не хочу, спасибо.

— Ты выбрала не тот момент, чтобы лечь. Вот и все.

Рин развернулась к нему и вдохнула полной грудью, чувствуя, как в ней разгорается обида и гнев на несправедливость.

— Откуда я знаю, что сейчас тот момент? Это так не выглядит, знаешь ли! Наоборот, выглядит так, будто я должна опустошить все резервы и выйти на новый уровень!

— Ты связалась не с тем человеком, чтобы демонстрировать силу. Ты же видишь, насколько он слабый. Дай ему фору, притворись, и ты увидишь, как твоя слабость воспитает в нем силу.

— А если он не сможет? Если он не вытянет?

— Тогда я с ним буду говорить как отец, чью дочь обидел непутевый жених.

— Но я-то все равно пострадаю, папочка.

— Притворись! Ты же актриса, ты же можешь притвориться кем угодно. Благие боги, девочка, неужели тебе так сложно притвориться слабой?

— Это будет самая сложная роль в моей жизни, — вздохнула Рин, немного помолчав.

Фрис протянул ей банан. Она покачала головой.

— Змеиный доктор сказал мне кормить тебя фруктами как можно больше.

— И ты собрался закормить меня ими так, чтобы я лопнула? Не хочу, хватит. Наелась. Лучше бы картошки жареной принес или мяса. А еще лучше — тортик или пироженку.

— Вечером принесу все, что только пожелаешь. Только картошки здесь не найти.

Рин подперла ладонью щеку и умилилась.

— Мужчины, вы такие смешные. Когда набедокурите — шелковые.

Фрис поднялся со стула, поднял Рин и подхватил ее на руки. Перенес на постель, не обращая внимания на возмущения, и уложил. Заботливо накрыл одеялом и поцеловал в лоб. Рин стерпела этот почти отеческий поцелуй молча.

— Ну и к чему все это было? — спросила она, прислушиваясь к странным ощущениям в груди.

— Прости меня, — шепнул он ей на ухо и обнял. — Я ведь так и не попросил у тебя прощения за все, что сделал, и чего не сделал. Прости меня, девочка.

— По имени.

Фрис промолчал, и она требовательно укусила его за ухо — единственное, до чего могла дотянуться.

— Прости меня, Рин, — прошептал он. Рин выпростала руки из-под одеяла и обняла Фриса.

— Чтоб больше такого не повторялось. Понял меня?

Он кивнул.

— А теперь рассказывай, что конкретно я должна сыграть? Какой я должна быть? Потому что я никогда не была слабой, и понятия не имею, как это нужно делать.

Фрис отстранился и вздохнул.

— Будь мягкой. Будь нежной. Позволь ему решать проблемы. Да все что угодно! Даже если нужно просто поднять что-то тяжелое, заставь его пыхтеть и сопеть, но сама не смей этого делать. Вспомни все детские сказки о принцах и принцессах. Не найдешь ни одной, где принцесса преодолевала бы трудности, шла с мечом напролом через сотни врагов, лишь бы вызволить принца из башни, куда он был заточен злой колдуньей! Воевать за любовь — не удел, а счастье мужчины. Позволь ему защищать тебя.

— Так это же я его охрана! — развела руками Рин и села в постели. — Тут конфликт интересов. В моих интересах не допустить, чтобы его покалечили.

— Не переворачивай с ног на голову, ты знаешь, что я имею в виду. Угадай, что не так ты сделала в истории с Рейко?

Рин нахмурилась и глубоко задумалась.

— Отпустила Анхельма одного и сказала ему идти в контору. Этого нельзя было делать. Мне нужно было сказать ему, чтобы ждал под окнами, когда я разберусь. Но тогда бы он попал в руки Рейко еще раньше, ведь она ждала где-то там, поблизости… Она же убила губернатора.

Фрис смотрел на нее устало и недовольно.

— Глупая, — резюмировал он. — Не то! Тебе нужно было положиться на Ладдара и попросить его прийти с тобой в полицейский участок. Твоя вечная ошибка в том, что ты постоянно взваливаешь на себя слишком много. Твоя ошибка во фразе «я сама».

— Я не могла его взять с собой! — возмутилась Рин. — Иначе они бы поняли, что у нас есть козыри в рукавах!

— У Ладдара, конечно же, на лбу написано, что он разрушитель Смерть несущий. Девчонка, он мог тебе помочь и хотел тебе помочь, но ты отказалась.

— Но он не убил никого из нападавших! Это я всех… А он никого.

— Я знаю. Он не может убивать. Он может забирать жизненную энергию, высасывать ее, но убивать — нет.

— Забавно. Смерть не может убивать, — хмыкнула она со смешком, а потом задумалась, кое-что вспомнив. — А ну-ка погоди… Тогда, в Соринтии, когда мы только встретились, Фрис, Кастедар ведь не мог меня убить, верно? Так вы мне спектакль устроили?

Фрис только глаза закрыл. Рин все мгновенно поняла и накинулась на него с кулаками.

— Ах ты! Ты!.. Ну Фрис, ну зараза! Да чтоб вас обоих!.. — тут Рин употребила несколько непечатных конструкций из лексикона солдат, которые в целом описывали глубину вины Фриса, неожиданный взгляд на его происхождение, а также оценочное суждение эмоционального и психического состояния самой Рин после тех неблагопристойных манипуляций, что келпи и демон проделали с ее мозгом.

— Ну знаешь… — выдохнула она, устав молотить его. Рин, конечно, не била его всерьез, это, скорее, было для выпуска пара. Она не думала, что вообще способна применить к нему свою настоящую силу. — Фрис, вот как, скажи на милость, я могу тебе верить? Как только мое доверие к тебе начинает укрепляться, как только я начинаю считать тебя нормальным, как ты идешь и делаешь что-то такое, что восстанавливает твою репутацию!

Фрис схватил ее и прижал к себе. Рин сердито забрыкалась и укусила его за шею, но он не выпустил.

— Я не должен был позволить тебе стать его другом. Ты бы непременно подружилась с ним, так что считай этот спектакль моей ревностью. Рин, ты всегда можешь мне верить. Я никогда тебя не предам. Амира же сказала тебе верить без оглядки.

— С тебя торт. Два. Нет, три, — пробурчала она. — И тогда я тебя прощу. Может быть.

Фрис коротко рассмеялся и стиснул ее сильнее. Он уткнулся носом в ее волосы, вдохнул полной грудью и проговорил с невероятной нежностью в голосе:

— Маленькая моя, как мне хорошо с тобой! Ты не представляешь, как я тосковал без тебя. Как больно мне было видеть тебя с тем пустым взглядом…

Как она могла злиться, когда он говорил таким тоном? Рин обмякла. Впрочем, не настолько, чтобы тут же не ответить мстительно:

— А я была вполне счастлива, знаешь ли. Я танцевала, ела вкусности, ходила по магазинам, носила красивые наряды, и у меня не было всех этих бед и проблем. К тому же, у меня появились ухажеры, и мне не хотелось их отталкивать.

— Я счастлив, что ты вернулась. Я едва не погиб сам в тот момент, когда ты…

Фрис замолчал, прижался лбом к ее шее, Рин почувствовала, как горячие руки на ее талии сжимаются в кулаки и отстранила его.

— Ну-ка, рассказывай. Что там такое было?

— Ты потратила столько сил, что твой организм не выдержал, сердце остановилось, — Фрис сжал ее руку. — Ты умирала у меня на руках, и сделать я ничего не мог, потому что в тебе не осталось магии. Ты отдала ее всю своему оружию, Соколиной песне. Даже сейчас в тебе нет магии.

— Я знаю, через годик вернется, — отмахнулась Рин с беззаботной усмешкой, а потом нахмурилась. — Но, Фрис… она была ужасна! Рейко была слишком сильна, чтобы я смогла с ней справиться. Я тогда так испугалась, я впервые не знала, что делать… Оставался мизерный шанс на спасение. Я звала тебя изо всех сил, разве ты не слышал?

— Слышал, маленькая, — Фрис нежно погладил ее щеку, — но был так далеко в лесах, что едва успел добраться. Пришел в последний момент и успел помочь тебе убить ее. А ты… Ты сделала это, и твои силы кончились… Я обязан Ладдару за твою жизнь. Он взял магию Рейко, чтобы оживить тебя. Почему ты не хотела возвращаться?

Рин тяжело вздохнула и откинулась на подушки.

— Устала. Не знала, зачем мне возвращаться. Не знала, куда. К кому.

Фрис поцеловал ее руку.

— Прости меня. За всю боль, что ты выдержала, ты будешь вознаграждена, — прошептал он, щекоча дыханием ее ладонь. Рин прижала пальцы к его губам.

— Замолчи. Ты прощен. Но еще раз выкинешь подобный фокус и больше никогда меня не увидишь. Клянусь тебе клятвой аирга, которая прочнее алмаза, дороже золота. А теперь хватит об этом. Пока не хочу больше ничего знать.

Фрис послушно кивнул и сжал ее ладонь, словно она была самым дорогим его сокровищем. А Рин наконец-то поняла то странное чувство: она была счастлива. Несмотря на всю боль, которую причинил ей келпи, несмотря на обманутые ожидания, на его странное поведение, она была счастлива, что он сейчас здесь, с ней. Сам пришел, чтобы попросить прощения. Признал свою вину, вытерпел от нее унизительные сцены, что наверняка было для его гордости сродни удару серпа. Вот он — мужчина.

В дверь постучали, зашел Кастедар в белом халате и с тетрадью в руках.

— Рин, вперед, на процедуры. Поднимайся.

И ушел, не дожидаясь ее ответа.

— Мне нужно идти, Фрис. Ты останешься или пойдешь?

— Я пойду. Тебе нужен покой и сон.

— А Анхельм ко мне не придет? — расстроилась Рин. — Я так ждала его. Я хотела поговорить…

На лице Фриса появилась мрачная тень.

— Я с ним сегодня поругался. Но, думаю, я подобрал все слова правильно, так что он придет немного позже.

— Почему поругался? Что случилось? — Рин встала с постели и стала переодеваться в другую больничную одежду: белые фланелевые штаны и кофту с длинными рукавами.

— Я преподал ему урок.

— Ты не был с ним слишком строг? — она посмотрела на него с укором. Келпи расправил плечи, его лицо стало суровым.

— Я был с ним откровенен. Этот ребенок должен учиться, иначе он не сможет жить.

— Фрис, ты называл его человеком светлым, достойным, а теперь говоришь, что он ребенок и должен учиться. Ну где логика?

— Я не отрицаю его достоинства. Но у него есть недостатки…

— У любого человека есть недостатки!

— Его недостатки мешают ему жить. Он должен стать сильнее.

Рин вздохнула и не стала спорить. В конце концов, Фрис знает, о чем говорит.

— Не ссорься с ним, пожалуйста, — мягко попросила она. — Я не люблю, когда мои друзья ссорятся.

— Я постараюсь, но воспитывать его я буду.

Рин согласно кивнула, обняла Фриса и попрощалась.

Глава 6.2

В кабинете Кастедара было уютно и светло. Вдоль одной стены стояли различные приборы и приспособления, которым Рин не знала названия и назначения, вдоль другой — книжные шкафы, полки которых прогибались под тяжестью книг. У окна располагался большой письменный стол с аккуратными стопками бумаг, а посередине кабинета стояла кушетка. Сам Кастедар сидел в кресле за столом и что-то строчил в большом журнале. Когда Рин зашла, он указал ей на кушетку и попросил посидеть пару минут. Закончив писать, подошел к пациентке и провел осмотр; на сей раз она не сопротивлялась.

— Сними тапочки, встань вот туда. Измерим твой рост, — сказал он и показал ей в угол, где стояла железная платформа с прикрепленной к ней длинной вертикальной палкой. Рин пригляделась: вся палка была расчерчена линеечками и цифрами. Она послушно встала к ней.

— Прижми спину, затылок. Выпрямись. Подбородок выше, — командовал Кастедар и опустил ей на голову книжку. — Отходи. Так, сто семьдесят два сантиметра. Встань теперь на весы.

— Куда?

Кастедар показал ей на странное сооружение с гирьками и шкалами. Рин забралась на него, демон покрутил какие-то штуковины и сообщил:

— Пятьдесят четыре килограмма.

— Я поправилась, — Рин ущипнула себя за бок. Кастедар странно на нее посмотрел.

— В каком месте? У тебя ребра видно. Ничего, скоро питание изменится, наберешь недостающее. Садись на кушетку.

Рин подумала, что ни за что набирать вес не будет и протопала к кушетке. Демон сел рядом с ней и сказал ей сделать три глубоких вдоха. Затем взял холодными — ледяными! — пальцами ее запястье и надавил на пульс.

— Давление сто двадцать на семьдесят пять, норма. Жалобы есть? Голова не болит, не кружится?

— Нет, все нормально. Горло побаливает.

— Орать надо было меньше.

— Сам бы попробовал чем других потчуешь. Я думала, вы с ним мою голову напополам распиливаете.

— С кем? — уставился на нее демон.

— С этим дядькой зеленым. Ты еще обращался к нему очень почтительно. А он тебе сказал, чтоб ты не смел лезть в мою голову. Это кто такой был?

Кастедар удивленно расширил глаза и кашлянул.

— У тебя самой есть идеи?

— Я его однажды уже видела, — убежденно заявила Рин, — это он вылечил меня тогда. Ты сказал, что в тот раз меня вернули к жизни боги. Это был Инаис?

— Собственной персоной.

Рин присвистнула.

— Когда-нибудь я напишу мемуары. Они будут стоить бешеных денег! Меня, конечно, посадят в психушку, но, согласись, оно того стоит!

Рин улыбнулась и почесала голову. Вся важность события до нее доходила с трудом, словно натыкалась на стену скепсиса перед сознанием и шла долгим обходным путем. Губы демона дрогнули в улыбке, но он тут же стал серьезным.

— Бестолочь ты, Рин. Голову поверни сюда, смотри мне в глаза и медленно вслух считай до десяти.

Ладдар приложил пальцы к ее вискам и стал всматриваться в глаза, пока Рин считала. Во время этого странного визуального контакта девушка пыталась понять, что за выражение появилось в глазах демона, но ее попытки были почти безуспешны. Кастедар был сосредоточен на работе, но в глубине его глаз мерцало нечто… тоска? Вина? Не понять…

— Хорошо, ты почти здорова. Мозг не до конца восстановился, но еще денек, и ты придешь в норму. Ты хорошо спишь? Сны не беспокоят?

— Как младенец. Только всякие нехорошие люди будят меня с утра пораньше. Все же знают, что я люблю поспать до часу дня, зачем ко мне ни свет, ни заря лезть?

— Потому что мозг активнее всего работает утром.

— Не сравнивай мой мозг с мозгами остальных людей. Мой мозг активен ночью! Я ночное животное.

— Так, шут-недоучка, давай к себе, — Кастедар сел за стол и помахал ей рукой, мол, иди отсюда. Рин, к которой по неизвестной причине пришло хорошее настроение, показала ему язык и вышла. Придя в палату, Рин уселась поудобнее перед окном, взяла в постель вазу с фруктами, журналы и принялась читать обо всех военных разработках Левадии за последние полгода.

Периодически ей приходилось сверяться с толковым словарем, чтобы понять, о чем идет речь. В целом, у Рин складывалось восторженное впечатление от достижений левадийских ученых, но где-то на задворках сознания поднимался страх и непонимание. Как они могли шагнуть так далеко, когда на соседнем континенте люди паровоз увидели совсем недавно, и он стал настоящим чудом? Здесь, оказывается, давно используют фотографии, и качество изображения значительно лучше, чем то, что Рин видела в газете «Соринтийский вестник». Здесь у людей есть горячая вода в любое время суток по первому желанию, в Соринтии же надо нагреть бадью, разбавить холодной, наполнить ванну. Хотя, в гостинице в Зальцири уже было что-то похожее. Но, насколько она помнила, там котлы с водой грелись с помощью магии. Неужели магия и техника настолько противоречат друг другу, что там, где есть магия, нет технического развития и наоборот? Хотя назвать «техникой» обычный солнечный свет язык не поворачивался. Конечно, хорошо им здесь — круглый год тепло, снега в глаза не видели. Закинуть их на север Соринтии, как бы они тогда вывернулись без магии? Спустя некоторое время Рин признала несостоятельность своих выводов и доводов, и просто тихо завидовала стране, в которой король смог основать ученый городок и устроить его так, чтобы деньги шли на разработки новых полезных изобретений, а не в карман жадных чиновников. У Соринтии было одно-единственное оправдание: двадцатипятилетняя война с Маринеем, которая отрезала их от мира. Когда земля горит под твоими ногами, как-то не до изобретений. Есть, конечно, государственный заказ, как, например, паровоз и железная дорогая, которую изначально хотели использовать для быстрой транспортировки войск, оружия и помощи в места боевых действий. Только поэтому, наверное, ее построили так быстро. У Вейлора не забалуешь, даже без влияния кристалла он правит железной рукой, и все знают, что будет, если не оправдать ожиданий его величества: тюрьма в Сорин-Касто. Жуткое место, где сгнил не один человек. Замок, из которого уйти можно только в мир иной.

Рин перевернула страницу журнала и вчиталась в заголовок:

«ВЗЛЕТИТ ИЛИ НЕ ВЗЛЕТИТ?

На 26 февраля назначены испытания новой модели летательного аппарата конструктора Георгио Феотокиса. Предложены: новая форма, материал и размещение пилота. В этой конструкции Феотокис отказался от использования дерева, а также двух крыльев квадратной формы и предложил два параллельных крыла вытянутой прямоугольной формы, расположенных одно над другим. Вес гондолы с пилотом распределится на четырех шасси, расположенных в носовой и хвостовой частях соответственно. Конструкция Феотокиса предполагает перенос винта на нос аппарата и мотор большей мощности. По словам конструктора, это позволит аппарату не заваливаться на крыло, держать курс ровно и обеспечит необходимую тяговую силу для подъема в воздух.

Напомним, что испытания предыдущей модели завершились падением аппарата и смертью летчика-испытателя Ромео Гаскони.

Испытания «Небесной гончей-3» будут проходить на трассе 4 полигона в 15:00. Присутствует королевская семья. Утверждено ученым советом Воздухоплавательной Комиссии 10.02.4010».

Далее шел длинный список фамилий, которые Рин пробежала глазами, не запомнив ни одной. Что за дела? Они уже и в небо поднялись? Девушка только собралась заглянуть в словарь, чтобы уточнить, что такое «шасси», как дверь палаты открылась и вошел… огромный букет алых роз. То есть, конечно, не сам букет вошел, но дарителя за ним видно не было. Букет замер на пороге и не ступил ни шагу дальше в комнату. Рин отложила книги, слезла с кровати и мысленно взвыла: нога затекла невозможно! Прихрамывая, девушка подошла, обошла гостя и обняла. Прижалась щекой к широкой спине и прошептала:

— Я уж думала, что ты не придешь.

— Кастедар не хотел меня пускать, но у него ничего не вышло. Я могу куда-нибудь поставить цветы?

— Их так много… Разве что, если я отберу у этого вредного демона его аквариум. Хотя, подожди, где-то здесь было кое-что…

Рин отпустила Анхельма и пошла в уборную на поиски подходящей емкости. Наконец, нашла ведро, и Анхельм поставил в него розы.

— Не хочешь меня обнять? — спросила Рин, наклонив голову.

— Очень хочу. Но не могу, — сказал он и показал ей ладони, покрытые капельками крови и многочисленными занозами. Она ахнула и усадила его на стул. Следующие двадцать минут они провели за увлекательным занятием извлечения заноз из его ладоней.

— Зачем же ты так? Нужно было завернуть их, — сказала Рин и провела рукой по его волосам. — Что ты сотворил со своей головой?

— Да что-то психанул. Представляешь, парикмахер наотрез отказалась «портить» мои волосы, так что я потратил целый час, убеждая ее.

Рин подцепила короткую темно-каштановую прядку и хмыкнула.

— Странно, но тебе идет. Хотя выглядишь старше. Что за аромат? Раньше не слышала такого, — она склонила голову набок, закрыла глаза и попыталась разобрать парфюм на составляющие. Лаванда, розмарин, полынь…

— Я так давно не видел тебя, — прошептал Анхельм.

— Всего лишь пару дней, — ответила она, все еще не глядя на него.

— Как ты себя чувствуешь?

— Ну, уже неплохо, — оживилась Рин. — Вчера было хуже. Завтра буду совсем здорова. Гляди, какую мне дырку оставили!

Она расстегнула рубашку и предъявила Анхельму небольшую круглую ранку, покрытую коростой.

— Еще один шрам. Паразиты, как будто не могли зашить нормально, — пробурчала Рин, трогая пальцем твердую коросту. — А ты чего такой зеленый? Крови боишься?

Анхельм глубоко вздохнул и ответил:

— Нет, просто… Воспоминания неприятные.

Рин застегнула рубашку и стала возиться с фруктами, очищая и нарезая. Анхельм молча следил за ней, а она чувствовала, что говорить ей с ним совершенно не о чем. То есть, у них, конечно, была масса тем для обсуждения, но ни одну из них не хотелось затрагивать. Поэтому она стала болтать о каких-то глупостях вроде того, как ей надоели фрукты, и как хочется поскорее вернуться в Соринтию. Показала ему все книги, какие прочитала, и поделилась впечатлениями от летательного аппарата. Анхельм слушал ее молча, изредка поддакивал, взглядом почти не встречался. В итоге Рин уселась на кровать, поджав ноги, и спросила, зачем он пришел, если ему нечего ей сказать. Анхельм долго не мог ответить, и она уже разочарованно собралась его выпроводить, как он вдруг спросил:

— Рин, скажи честно, как ты ко мне относишься?

— Хорошо, — без раздумий ответила та. — Лучше, чем ко многим. Но что-то подсказывает мне, что не это ты имел в виду.

— Ты помнишь тот вечер, когда мы впервые встретились? Ты что-нибудь почувствовала, когда увидела меня?

Рин откинулась на подушки и встретила его серьезный взгляд. Естественно, она понимала, что Анхельму снова хочется поговорить об их отношениях, но у нее не было ни малейшего желания распространяться на эту тему.

— «Да» на оба вопроса, — уклонилась Рин.

— Что именно?

— Тепло. Как будто домой пришла, — девушка не стала лгать.

— Почему ты поцеловала меня тогда, в первый раз? Зачем?

— Захотелось. У меня была истерика, а ты был близко и утешал меня. И я потянулась к тебе в поисках защиты.

Его лицо стало светлее, на губах чуть дрогнула улыбка.

— Ты не сердишься на меня?

Рин округлилаглаза.

— За что?!

— За то, что не защитил тебя.

Рин почесала голову и закрыла лицо рукой. Ну вот как ему ответить, чтобы это и правдой было, и его не обидело?

— Как бы тебе так объяснить? — Рин попыталась тянуть время. — Ты же видел, что творила со мной Рейко? Если бы я не отдала свою магическую силу Соколиной песне, эта зараза сделала бы из меня фарш. Ни один человеческий мужчина с ней не справился бы. И даже не всякому аиргу это было бы под силу. Поэтому я нисколько не сержусь на тебя за то, что ты не защитил меня. Мало того, я даже в голову не могу пустить мысль, что тебе когда-то придется портить чью-то физиономию, чтобы встать на мою защиту!

— Временами я не понимаю, кто из нас двоих мужчина.

— Можешь заглянуть к себе в штаны и узнать точно, — посоветовала Рин, надеясь, что хоть немного разрядит обстановку. Но его лицо окаменело, и она вспомнила, что у Анхельма почти отсутствует чувство юмора. Поэтому поспешила сказать:

— Я понимаю, что тебе хочется стать моим защитником и героем. Но пойми одну простую вещь: физически я значительно сильнее тебя и любого человека, поэтому я просто не нуждаюсь в защите, понимаешь? Тебе совершенно необязательно доказывать мне, что и ты можешь кого-то под маскаренские ковры расписать, у тебя есть масса других средств, чтобы эффективно воздействовать на оппонента. Я хороша в магии причинения тяжких телесных повреждений, а ты — в административной магии. Намек понял?

Герцог в ответ только тяжело вздохнул и отвел взгляд.

— Я немного рассержена на тебя за то, что ты бросился в дело очертя голову, — сказала Рин.

— Разве я мог иначе? — поднял он на нее глаза.

— Я понимаю, что я — тот еще советчик, но тебе действительно следовало поговорить сначала со мной. Мы пострадали из-за того, что пошли поводу у Розы.

— Согласен. Но так нам удалось предотвратить нечто ужасное.

Девушка покачала головой.

— Да, удалось. Ценой многих жизней, Анхельм. Ценой одной вдребезги разбитой семьи. Роза проклинает меня?

— Нет, не думаю. Хотя, я так и не смог понять, что у нее на уме. Кстати, знаешь кто она такая?

— Дочь бывшего губернатора, а ныне просто девочка без роду и племени, — пожала Рин плечами. — Хотя… раз ты заговорил об этом, там есть неожиданный поворот сюжета.

— Она дочь Хавьера Гальярдо. Внебрачная.

— Да ладно!.. — выдохнула Рин, уставившись на Анхельма.

Тот развел руками и молча смотрел на нее. Нелепая пауза затягивалась.

— Обычно в этих случаях Арман говорит «прохладно» или «шоколадно», — тонко намекнула Рин.

Анхельм не спешил понять ее юмор, поэтому девушка махнула рукой и продолжила:

— Вот это да, вот это номер! А я-то голову ломала, на кого она так похожа… Ну-ка рассказывай мне всю историю целиком!

Анхельм пустился в долгий рассказ о том, что произошло вплоть до того самого момента, как очнулся на корабле.

— Фрис, зараза, да что ж он творит-то?.. Ох, чтоб вас всех драконы задрали! Это же все… чем это кончится? — забормотала Рин, вдруг осознавая, что проблемы и не думали кончаться со смертью Рейко, они только начались. Да с каким размахом!..

— Рин, Рейко говорила только с тобой. Об этом форте, который Фрис смыл, я узнал от Кастедара, он каким-то образом вынул это из головы Рейко, когда она умирала. Что она предлагала тебе? Почему все так случилось? Чего она хотела?

Рин поникла и опустила взгляд. Вот она, минута, которая решит сейчас все их отношения. Он все-таки загнал ее в угол, и бежать нет ни смысла, ни желания.

— Она, конечно, была сумасшедшей. Но из разряда тех психов, которые меняют мир, если могут переступить точку сопротивления общества, или если на них не находится управы, — сказала Рин. — Если бы Рейко была человеком, у нее бы все получилось, но она была аиргом, а аирги на редкость паршивые планировщики. Она хотела власти. Не знаю, в каких масштабах, но, наверное, мировой, не меньше.

— О чем таком вы говорили, когда я очнулся? Ты с чем-то согласилась. Ты что-то говорила ей на аириго, я его плохо понимаю.

Рин помолчала прежде чем ответить. Выдавать Анхельму собственные мысли о матери, о том, что она почти согласилась быть верной Рейко, ей просто не хотелось.

— Рейко сказала некоторые вещи, которые мне тяжело было опровергнуть. Если бы у меня была возможность еще раз поговорить с ней, я бы хотела этого. Ох, Анхельм… — Рин вздохнула и обвела невидящим взглядом комнату. — Она знала многое о том, во что мы оказались вовлечены. Признаться по совести, думаю, что если бы не одна вещь, я бы… Я бы примкнула к ней.

— Что ты такое говоришь? — нахмурился герцог.

— Да, Анхельм, я бы это сделала, — Рин смело встретила его взгляд и решила быть честной. — Я не могу сказать причину, а тебе просто не нужно знать. Я бы к ней присоединилась. У меня был весомый повод сделать это. Но вместо этого я убила ее. Знаешь, почему?

Анхельм отрицательно покачал головой. Рин смотрела на него пристально, словно желая, чтобы он по глазам прочитал то, что лежало у нее на сердце. Она смотрела на него, а перед глазами стояла сцена, как Рейко наступает на голову Анхельма. В ушах снова зазвучал его голос и мольба о помощи.

«Ну же, давай, думай! Напряги свою красивую голову! Если ты сейчас не сможешь, я ничем не смогу тебе помочь!» — подумала она. И вдруг Анхельм поднялся — Рин внезапно осознала, какой же он высоченный, — подошел к ней и сгреб в охапку, обнимая так крепко, словно они жили последний день. Она запищала:

— Анхельм, ребра! Ребра больно!

Он перехватил ее удобнее, с легкостью удерживая. Рин обняла его ногами, чтобы не упасть, а он нежно прижимал ее и шептал ей в волосы «спасибо». Девушка устроила подбородок на его плече и закрыла глаза. Но душевное спокойствие не пришло, не было и ощущения тихого счастья, какое посетило ее при встрече с Фрисом. Анхельм не говорил, что любит ее, никаких нежных слов. Оба молчали, и чем дольше, тем более неловким это молчание становилось. Наконец, она отстранилась, и он аккуратно опустил ее на пол.

— Я скучал, — сказал Анхельм, вглядываясь в ее глаза. — Ох, я думал, что не смогу замолчать, когда увижу тебя, а на деле все слова проглотил.

— Сдается мне, ты так думал до ссоры с Фрисом. Не расскажешь, что случилось? — Рин снова посерьезнела, да и Анхельм тут же потерял всякий вид. Герцог тяжело опустился на кровать и закрыл лицо руками.

— Я свалял дурака. Я повел себя недостойно и бесчестно по отношению к нему. Он просил от меня всего лишь одного: верить ему. А я… Я не смог.

— Почему-то я тебя понимаю, — неожиданно поддержала его Рин. — Хотя, знаешь, я даже не хочу влезать в ваши отношения, просто попрошу тебя об одной вещи. Не нужно мне ничего обещать, только послушай: не ссорься с Фрисом. Как бы паршиво он себя ни вел, какими бы бессовестными и нелепыми ни казались его поступки, ему нужно доверять. Так говорит моя интуиция, а я ей доверяю больше всего на свете. Ты же доверяешь моей интуиции?

— Ты не понимаешь, Рин, мы не ссорились… Просто мне стыдно показываться ему на глаза. Я действительно повел себя, как ничтожество. Знаю это, мучаюсь от этого, но сделать с собой ничего не могу!

Рин потрепала Анхельма по голове и улыбнулась.

— Не буду влезать в подробности, что-то подсказывает, что мне они не нужны. Знай одно: Фрис умный и он все поймет. Если ты считаешь, что уронил себя в его глазах, то тебе придется придумать, как подняться обратно. И, извини, конечно, но в этом я тебе не помощник. Ты должен постоять за себя сам, Анхельм.

Герцог обратил к ней серьезный взгляд, взял за руки и признался:

— Вот теперь мне кажется, что весь мир сейчас встал против меня.

Рин усмехнулась.

— Обороняйся, птенчик, а то злые коршуны склюют.

— Еще бы я знал, как это сделать. Мы говорим о Фрисе, а применительно к нему ни один проверенный метод не работает, Рин.

— Как я уже сказала, я не помощник, — развела она руками, дотянулась и нежно поцеловала его в щеку. — Ты справишься, ты ведь у меня такой умный!

«Вот! Вот он! Этого блеска в глазах я ждала!» — засмеялась Рин, увидев, как изменилось его лицо. Девушка похлопала его по плечу и спросила:

— Ладно, теперь поговорим о насущных проблемах. Где моя одежда, документы и оружие? И, что важнее всего, где краска?

— Всё у меня в номере, документы я совершенно случайно нашел, когда они выпали из одежды. Надеюсь, Вивьен их не видела?

— Нет, ни о чем подобном не спрашивала, значит, не видела.

— Какая-то незначительная часть одежды у меня, а остальная в доме Вивьен.

Рин пожевала губу и с досадой признала, что придется ехать к подруге.

— Ладно, я все равно хотела объяснить ей некоторые вещи и узнать как она там. Вероятно, принцесса ей что-то рассказала, а слухи — плохая еда. Надо прекратить этот бардак, пока от этих двух болтушек обо мне не узнал весь белый свет.

— Ее высочество не проявляет особого интереса к слухам, мне показалось.

— Показалось, — цыкнула зубом Рин. — Вчера она весь вечер расспрашивала меня о тебе то так, то сяк. Из-за каких только углов не заходила!

— Что ее интересовало?

— Наши с тобой отношения, конечно же, что еще? Я сказала, что это тяжелая тема и лучше ее не трогать. Сначала она согласилась, но потом снова стала задавать вопросы. Все хотя бы косвенно, но касались тебя.

— Неужели она ко мне неравнодушна?

Рин помотала головой.

— Романтического интереса нет, расслабься. Это стратегический интерес. Она хочет знать, за кого выйдет замуж, если ты станешь императором.

Рин сначала не поняла, почему при этих словах Анхельм съежился и отвел взгляд, но затем вспомнила, как относится герцог к своему потенциальному «повышению» и подумала, что сейчас самое время наносить удары. Пусть лучше получает бочку дегтя разом, чем порционно.

— Но в целом Фиона хороший человек. Спокойная, рассудительная, не витает в облаках, твердо стоит на земле, — сказала Рин и добавила: — Однажды она станет хорошей женой.

— Рин, замолчи, а? — вдруг попросил Анхельм. Девушка окинула его удивленным взглядом и собралась узнать, что, собственно, она такого сказала, но герцог задал внезапный вопрос: — Лучше ответь мне на вопрос, который мучает меня уже давненько: что тебе известно о человеке по прозвищу Шершень?

Она задумчиво почесала лоб, не понимая, к чему такая резкая смена темы. На нее нападать собрался?

— Неизвестно ничего. А что? Я могла его знать?

— Роза сказала мне, что в здании полиции был этот самый Шершень, который знал тебя лично и назвал по имени. По настоящему имени.

— А когда это было?

— Ну, ты была несколько не в том состоянии, чтобы что-то понимать, поэтому…

— Я вспомнила, — перебила она. — Не знаю. Он показался мне странно знакомым, но я не помню, откуда я его знаю.

— Ну, постарайся! Это может быть очень важно…

Рин всплеснула руками:

— Анхельм, да ради всего святого! Ты же знаешь, кем я была. На моих руках сотни трупов и десятки раскрытых дурно пахнущих дел. Весь криминальный мир Соринтии на меня зубы точил. А уж на Южных островах, в этом рассаднике бандитизма, у каждой собаки нашлось бы что предъявить мне. Тому носатому было лет сорок от силы. Наверняка прибила кого-нибудь из его семейства, пока задание выполняла, а он и затаил обиду. Другое дело, что он меня узнал — вот что странно. Я же все-таки изменилась с тех пор.

Она ненадолго задумалась, а потом ее лицо озарилось догадкой:

— Хотя, вероятно, я знаю, как он мог меня узнать. Не помню, как дралась, но скорее всего, я хватала пули на подлете, да?

— Роза говорила, что да.

— Вот тебе и ответ. Он назвал меня сторожевым волком империи, а никто в «Волках», кроме меня так делать не умел. Роза сказала, что мои портреты висели на Южных островах долгое время, значит, успел рассмотреть и узнать. Короче, не буду тебе голову забивать, он просто меня узнал, вот и все. Но я его не знаю. А к чему ты вообще спросил?

— Он служил личным охранником у главнокомандующего южным флотом Доджа Финесбри. Брата Томаса Финесбри.

— Разверни мысль, чтобы я голову не ломала?.. — попросила она странным тоном.

Анхельм вздохнул и объяснил Рин то же самое, что несколько недель назад рассказывал Хавьеру Гальярдо. Девушка задумчиво колупала краску на окне, не прерывая его рассказ.

— То есть ты считаешь, что сейчас рядом с Вейлором находится Додж Финесбри, потенциальный заговорщик, который хочет отомстить за семью, свергнуть императора и взять власть в свои руки? — медленно выговорила Рин.

— Вероятно.

— Хочешь, я внесу новую мысль в твои соображения? — спросила она, все так же не глядя на Анхельма. — Мне кажется, не Рейко была главной в этом заговоре. Кто-то руководил ею, и, скорее всего, этот человек находится на высокой ветке, вдали от тех действий, где может пострадать. Все-таки, идеи Рейко, которые она представила мне, были слишком бредовыми, чтобы ими мог соблазниться человек вроде Закари. А вот Додж Финесбри мог пообещать ему другую сладкую конфетку и сделать это с помощью Рейко или губернатора. Согласись, Южные острова — это очень сладкая конфетка. И это ответ на вопрос, каким образом целых пять лет удавалось скрывать подпольную торговлю людьми. Ух, Анхельм, мы с тобой разворошили змеиное гнездо… Корабль раскачивается и грозит перевернуться. Если это случится, то утонем все.

Герцог долго молчал, задумчиво теребя шевелюру.

— Думаю, что по приезде домой я должен буду дать новое задание для Эрика и перечитать некоторые документы, — подвел он итог. — Знаешь, чем хороша должность министра финансов, Рин? Я знаю обо всех движениях средств по стране. Как официальных, так и неофициальных. Теперь мне стало понятно, откуда взялись те странные несоответствия в отчетностях.

Рин только хмыкнула.

— Несхождения в цифрах — это полбеды. Настоящая беда впереди. Додж Финесбри, если он действительно заговорщик, встал в бочку керосина и держит в руках спички.

— Что ты имеешь в виду?

— Сейчас по стране прокатятся волны убийств на бытовой почве. С войны вернулись мужчины, которые долгое время держали в руках оружие, стреляли во врага и подчинялись приказам. Их души искалечены войной. Угадай, что будет, если строптивая жена будет перечить бывшему военному, который только вчера видел кругом одних врагов? Страдать будут их жены, дети, соседи… да кто угодно. Их будут сажать в тюрьмы, а работоспособных мужчин и без того мало… Кого не поймают — прибьются к бандитам. Спасать твою любимую экономику будет некому. Если заговорщики решат действовать, то скоро для них наступит лучшее время. Люди недовольны положением дел в стране, народу негде работать, у многих нет еды… Помнишь Гор-ан-Маре? Детям нечего есть, — ее голос дрогнул. — И тут придет спаситель. Он укажет на врага, даст выход агрессии, которая копилась в людях годами. Разброд и шатания в умах, о чем говорил твой дядя, приведут к настоящей кровавой революции. Эхо войны будет аукаться нам еще долгое время, Анхельм.

Ему на это было нечего ответить, он лишь согласно покивал. Вдруг Рин, погруженная в размышления о Додже Финесбри, вспомнила кое-что из рассказа Анхельма.

— Кстати, что за странные смерти в Маринее? Я про вырезанные на груди у жертв изображения волков. Это ты откуда вычитал? — нахмурилась она. Анхельм тяжело вздохнул.

— Когда ты мне… Когда ты показала, что с тобой случилось, я поднял архивы и попросил Эрика порыться на этот счет.

— Я первый раз слышу об этом, — призналась Рин. — Это сделал не Арман и уж точно не Зара.

— Но искали-то тебя не только они…

— Да, были еще двое, но они вернулись с пустыми руками в департамент. И они не могли этого сделать. Что до меня самой, то… я причастна ко многим делам, но не к этому.

Рин пожала плечами и пробормотала «не знаю». Анхельм оглядел ее внимательно и задал вопрос:

— А кто причастен к убийству начальника Службы охраны императора, Гюнтера Кревилля?

Рин ответила ему спокойным, уверенным взглядом.

— Я, — сказала она. — Но я думала, ты в курсе.

— Ты сама решила или…?

— Или. Мне дали приказ. Я пришла к Рошейлу, а тот сказал, что поступила рекомендация обязательного характера. Заказ на убийство Кревилля. Если тебе от этого будет легче, то знай, что я не хотела этого делать. А от кого исходил приказ, я думаю, ты уже понял.

Анхельм кивнул и опустил глаза, закрыл лицо ладонью. Рин не спешила прервать повисшую паузу: чем меньше она сейчас скажет, тем лучше для них.

— Похоже, у меня накопилось вопросов к дяде, — с неудовольствием признал герцог.

— А у него будут вопросы ко мне! Анхельм… мне очень сильно влетит за то, что я натворила. Меня могут даже отозвать обратно в Кимри.

— Пусть попробует, — странным тоном сказал Анхельм, и Рин отметила в нем необычную для него мстительность.

— Только не ссорься с ним, прошу тебя!

— Ты подчинялась моим приказам. Дело начал я, за последствия тоже буду отвечать я.

— И ты прикроешь меня от огня? — с надеждой спросила Рин.

— Разумеется, — медленно кивнул герцог. — Кто-кто, а ты точно не пострадаешь. Иди ко мне.

Он притянул ее к себе, крепко обнял, и впервые за долгое время у Рин появилось ощущение, что все встало на свои места. Она обняла его в ответ и просто наслаждалась присутствием Анхельма, его теплыми руками, стуком трепещущего сердца и нежностью. «В конце концов, у нас осталось так мало времени, чтобы побыть вместе», — подумала Рин, глядя, как смеркается за окном.

Глава седьмая, в которой Рин учится, а Анхельм делает перспективные вложения

I've made the same mistake

I know the awful ache

Of a little heart that's been double crossed

The waiting's been so long so long

It's hard to be believing

I thought I'd missed my guess

I thought happiness for me was lost

(Billie Holiday, Tell Me More and More and Then Some)[1]

— Все, Рин, ты здорова, я тебя отпускаю, — сказал Кастедар и снял с ее руки манжет для измерения давления. — Через час за тобой приедет Вивьен, иди и собери все книги. Они твои.

— Я же не понимаю половину… — вздохнула Рин.

— Ничего, подтянешь левадийский язык и общий уровень знаний. Завтра с утра я заеду за тобой и его светлостью, мы отправляемся в Льяго. Там мы останемся на три дня. За это время ты пройдешь три ускоренных курса обращения с оружием и получишь навык вождения макины.

— Я умею обращаться с оружием, — обиженно заявила девушка. Демон смерил ее снисходительным взглядом и ответил:

— Только с тем старьем, которое производит Соринтия. В холодном оружии тебе нет равных, не спорю, но с огнестрельным нового образца ты обращаться не умеешь.

В ответ на это Рин только поджала губы. Кастедар сел обратно за свой стол и принялся писать что-то в ее карте. Пока он был занят, Рин взяла с его стола толстенный справочник по медицине. От нечего делать пролистала, не поняла ничего и положила на место.

— Касти, почему его величество Илиас просто не завоевал весь континент, раз у него есть такая военная мощь? — спросила она.

Демон махнул на нее рукой, как на надоедливую муху. Рин сделала вывод, что этим вопросом его изрядно достали.

— Война — не лучший путь правления. В ней нет ни смысла, ни необходимости. Твои вопросы закончились? Если да, то марш к себе. Умойся и собирайся.

— Вредный демон, — пробубнила она. Кастедар смерил ее взглядом и выразительно кивнул на дверь. Рин смиренно потопала прочь из кабинета. Спустя час она сидела на стуле и оглядывала палату, ставшую для нее за эти дни приятным и уютным местом. Обстановка была простой и скромной, как любила девушка: одна койка, два стула, тумба и обеденный стол. В небольшой ванной было ростовое зеркало, душ и унитаз (удобство, которое чистюля Рин оценила особенно, сравнив его с соринтийскими комнатами для размышлений не в пользу последних).

Она уже изрядно устала ждать и только принялась листать журнал об оружии, как дверь палаты открылась и вошла Вивьен. Красивая. Шикарная. В темно-синей блузе с узкими рукавами и спадающим вырезом, обнажающим плечи, алых креп-сатиновых брюках свободного покроя, темно-синих лаковых туфлях на тонкой шпильке. Летящей походкой она прошла в палату и встала перед Рин руки в боки. Рин смотрела на нее, из последних сил сохраняя на лице серьезность.

— Ну? — вопросила Вивьен. — Что скажешь в свое оправдание?

— Потрясающие туфли и кофта.

— Спинку показать? — улыбнулась подруга и повернулась. Рин оценила кружевную спину блузы двумя большими пальцами вверх.

— А в свое оправдание скажу, что ни в чем не виновата.

— Я так перепугалась… — вздохнула Вивьен, садясь на стул напротив.

— Похоже, не судьба мне выйти замуж за моду. И платье твое испортили…

— За него мне уже заплатили. Жаль, конечно, я так долго над ним работала… Но чего не сделаешь, когда Кастедар просит?

Вивьен улыбнулась открыто и мило, но Рин не спешила улыбаться в ответ. Поскольку она уже знала, кто стоит за всем произошедшим, и какие на то были причины, то казалось нелепым скандалить с этой добрейшей женщиной, приютившей больную, беспамятную незнакомку из народа аиргов, которых большинство боится. Но Рин так или иначе не могла оставить это без внимания и не сказать Вивьен вообще ничего.

— Приказывает, ты хотела сказать? — поправила она вкрадчиво, но жестко.

Улыбка на смуглом лице подруги стала напряженной, уголки красивого рта приопустились. Девушка ничего не ответила, только кивнула, спрятав глаза.

— Я рада тебя видеть, Вив, — Рин наконец протянула руки и обняла подругу. Сердце у той учащенно билось, она вся дрожала, как кролик. Рин отстранилась и вгляделась в темные глаза.

— Ты что, боишься меня? — спросила Рин тихо. Вив кивнула.

— Я из-за угла наблюдала, что ты там творила в зале. Страшная ты женщина! Как можно маленького мальчика ружьем!..

— А что, надо было дождаться, пока из меня сделают сито? Я защищалась, Вивьен.

— Тебя же просили сдаться…

— Ага. А еще в меня выстрелили. Знаешь, как это больно? Не знаешь. И не приведите боги тебе это испытать.

Рин приоткрыла рану на груди и показала ей. Глаза Вивьен испуганно расширились.

— Ты, наверное, убить меня хочешь, — прошептала она.

Рин видела, что Вив раздирает чувство вины, и не сомневалась, что любой тычок прикончит эту только с виду уверенную в себе женщину. Может быть, Рин стоило ткнуть Вивьен побольнее, но она до сих пор не обнаруживала в себе ни злости, ни обиды на подругу. В меньшей степени потому, что ясно осознавала: Вивьен не из породы тех, кто идет по головам, кто может сознательно причинить вред. И в гораздо большей степени потому, что чувствовала виноватой себя. «Наследник след кровавый оставляет за собой, где бы ни шел и чем ни занимался. Смерть ходит неотступно, по пятам…» — крутилось в ее голове и не давало растратить чувства на кого-либо, кроме по-настоящему виновных.

— Нет. Честно, не сержусь, — Рин улыбнулась и пальцами разгладила тревожную морщинку на лбу Вивьен. У той словно гора с плеч свалилась — с таким тяжелым вздохом она откинулась на спинку стула.

— Пойдем, — предложила Рин. — Не хочу оставаться здесь ни минуты более.

Она собрала все свое имущество, и подруги ушли из больницы. В дороге Рин расспрашивала Вивьен, как же так она не догадалась, что перед ней та самая Рин Кисеки, которую разыскивает полмира. На это получила ответ, что Вивьен совершенно не интересуется этой темой, а потому знать Рин ей было просто неоткуда. Когда Кастедар рассказал о случившемся в порту Лейгеса, Вив сначала не поверила, но он привел неоспоримые доказательства и объяснил, чем кончится дело, если они не разыграют этот жестокий спектакль. Вивьен пришлось согласиться. Впрочем, как подвела итог подруга, хорошо все, что хорошо заканчивается, а история завершилась в этот раз достойно. Ее величество Судьба дала ей шанс жить по-новому, поэтому Рин должна собраться с силами и не упустить его.

— Кстати, его светлость Ример заявился перед самым показом, чтобы вручить тебе одну очень симпатичную вещицу, — сообщила Вивьен, когда они уже ехали по широкой дороге в сторону Магредины.

— И что же это?

— А ты спроси его… Хотя нет, лучше не спрашивай. Посмотрим, так ли хорошо он о тебе заботится и так ли много думает, как говорит.

— Вивьен, если это какая-то очередная вещь стоимостью с квартал Магредины, то я и не хочу, чтобы он о ней вспомнил.

— Тогда я скажу ему, чтобы подарил это принцессе.

— Отличный выбор.

— Странная ты, Рин! Мужчина делает тебе подарки, а ты им и не рада.

— За эти подарки мне придется платить, а я не хочу быть должной. Я уже говорила ему, чтобы перестал меня покупать. Розы — прекрасно, я люблю цветы. Хотя мои любимые — это солнцеглазки, а не розы. Театр — великолепно, я обожаю театр. Но все эти тряпки, камни и прочее, чем так любят баловать своих любовниц богатые мужчины, — это не для меня.

— Я сегодня нарисую диплом и вручу его тебе. Будешь дипломированной дурой.

Рин скосила на подругу глаза и фыркнула.

— Вивьен, я не могу дать ему ничего равноценного…

— Не пори чушь только, умоляю! Рин, мужчина хочет о тебе заботиться, он любит о тебе заботиться, не лишай его возможности это делать. Он так самоутверждается!

Рин недоверчиво фыркнула.

— Смотри. Он дарит мне подвеску с камнем, который стоит, как хорошее предприятие. Я ему: «Я даже и не знаю, что сказать». Он мне: «Скажи мне, что любишь меня, и это будет лучшей наградой». Вивьен, я могу лгать о чем угодно, но я не буду никогда лгать человеку, что люблю его, не чувствуя этого на самом деле. Каждый раз, когда он дарит какую-нибудь вещицу, то ждет, что я признаюсь ему. А я не могу признаться! Я обманываю его ожидания, а я не хочу ничьи ожидания обманывать.

— Ты утверждаешь, что не любишь его? — уточнила Вивьен. Рин кивнула. Подруга разразилась хохотом и не совладала с жестким рулем. Макина резко приняла вправо. В опасной близости от Рин проскочил телеграфный столб, она инстинктивно сжалась и приготовилась выпрыгнуть, но аварии не случилось: Вивьен быстро выровняла курс. Впрочем, хохотать не прекратила. Рин возмущенно уставилась на подругу: чего она хохочет?!

— Отличная история, достойная комедийной пьесы, — прохихикала она.

— Тьфу на тебя! — рассердилась Рин.

— Насмешила — так насмешила. Ты свои глаза-то видела, когда на него смотришь?

— Тьфу на тебя еще раз!

Вивьен снова заливисто расхохоталась. Рин покачала головой, пробормотав что-то о состоянии души и здравом рассудке.

— Вот что я тебе скажу, дорогая, — сказала Вивьен, отсмеявшись, — девушки со всего света мечтают о таком мужчине, как Анхельм Ример. Тебе же это сокровище само пришло в руки, а ты его не ценишь и нисколько за него не борешься. Когда герцог уйдет к принцессе, ты будешь долго горевать и корить себя, что не ценила его.

— Вивьен! Посмотри на меня внимательно и вспомни, кто я такая, а кто такой Анхельм.

— Намекаешь, что ты аирг, который переживет его лет на триста-четыреста?

— Именно. У нас нет счастливого будущего. Со мной Анхельм состарится и умрет, не оставив наследника. Знаешь, почему в мире нет ни одного полу-аирга? Потому что рождение детей между нашими видами невозможно в принципе.

— Могли бы усыновить ребенка.

— Какого? Аирга? У нас детей не бросают, сирот нет. Человеческого младенца? Предлагаешь мне посмотреть, как умрет сначала мой муж, а потом мой ребенок?

— Что же ты сразу в такие крайности бросаешься… — нахмурилась Вивьен.

— Потому что мне жить еще лет четыреста, если не убьют и не доведут до ручки! — психанула Рин, повышая тон. — Мне будет сто пятьдесят, а я буду выглядеть все еще лет на тридцать. Мне будет двести, я буду выглядеть на тридцать три. В триста я буду выглядеть едва ли на сорок лет.

— Завидую.

— Нечему здесь завидовать, Вивьен! — недовольно поморщилась Рин. — Люди мечтают о бессмертии и вечной молодости, но понятия не имеют, каково это — прожить хотя бы двести лет, имея все это. Природа не дура, Вив. Она не станет давать человеку то, что ему не нужно. Анхельм и я из разных миров. Мы не подходим друг другу, даже если нам хочется быть вместе.

— Дать тебе что ли по голове, чтобы рассудительности поубавилось? — проворчала Вивьен. — Мне всего двадцать девять, а не семьдесят пять, но даже я знаю, что когда мужчина предлагает любовь, нужно ее принимать, не оглядываясь на всякие мелочи вроде этой. Нужно бросаться в любовь, Рин, а не разбирать ее на составляющие и думать, что будет дальше. Любовь, как свеча. Если фитиль не разделять на волоски, свеча горит ровно и светит, даря тебе тепло!

— Философ доморощенный… — вздохнула Рин, понимая, что не во всем, но в чем-то Вивьен определенно права.

— Как там поживает Фрис? Два дня обивал пороги, а затем и след простыл.

— Фрис — кобель и подлец, — неохотно ответила Рин. — А что, запал тебе в душу?

Вивьен загадочно улыбнулась.

— Что, цветы были прекрасны, да? — поддразнила Рин, наслаждаясь возможностью наносить ответные удары. — Я надеюсь, ты уже поняла, что в ближайшие года три ты будешь очень занята новой ролью?

Подруга взглянула на нее с непониманием.

— Останови макину.

Вивьен притормозила на обочине, Рин оглядела подругу с головы до ног и утвердительно кивнула.

— Да, я не ошиблась. Ты беременна, Вивьен.

Некоторое время царила тишина. Вивьен сидела, уставившись прямо перед собой на пустую дорогу, Рин напряженно следила за подругой.

— Рин, ты в этом уверена? — тихо спросила та.

— Я такие вещи вижу.

Рин со вздохом взяла неожиданно холодную ладонь Вивьен и сжала.

— Судя по твоему взгляду, ты на это совсем не рассчитывала. Ну что, Вив, нужно ли бросаться с головой в любовь, не думая о последствиях?

— Я не могу понять, как это возможно?.. — выдохнула Вивьен и уткнулась лбом в руль. Вопрос Рин она проигнорировала.

— Тебе процесс описать?

— Рин! Что мне делать?! — взгляд подруги был совершенно потерянный. — Кто он вообще такой? Он точно охранник его светлости?

— Подруга, об этом надо было раньше спрашивать. Фрис здорово заморочил тебе голову, раз ты не выведала у него все обо всем. Охранником его назвать нельзя, да и отношения у Анхельма с ним натянутые.

— У него есть хоть что-то? Дом, деньги?..

Рин невесело посмеялась и похлопала ее по спине.

— Ну, зато у тебя есть дом и полно денег. Не волнуйся, Фрис на это претендовать не станет. Он… У него другие приоритеты.

— Как я буду одна воспитывать ребенка? Это же… моей карьере конец!

На лице Вивьен была одна только паника, она едва не плакала. Видеть такую сильную и уверенную в себе женщину в подобном раздрае было очень необычно. Сродни наблюдению за диким животным, от которого неизвестно чего ждать в следующий момент. Рин заставила ее посмотреть на себя и сказала:

— Успокойся. В безопасности твоя карьера.

— Что скажут люди?!

Рин в негодовании хлопнула ее по коленке.

— Фраза «что скажут люди» является основным стопором на пути развития человечества! Вивьен, важно не мнение каких-то там абстрактных людей, а твое собственное. Поняла? Ты — мать, гордись этим! Ты сама не подозреваешь, кто такой мужчина, ребенка которого ты носишь под сердцем. Очень немногие женщины были удостоены чести произвести на свет плоть от плоти его, будь счастлива, что стала одной из них.

Говоря это, Рин на самом деле не представляла, говорит она правду или врет, как сивый мерин. Но почему-то ей казалось, что у Фриса вообще не было женщин, о которых он бы думал в таком ключе. Сама Рин была для него кем-то вроде любимой воспитанницы, которую можно и подержать на ручках, и отругать за непослушание. Словом, он ее не воспринимал как женщину, а она его как мужчину, и оба были довольны таким положением дел.

— Рин, а как я ему скажу? Что он сам скажет? Это ведь и не любовь, и не расчет, лишь минутная страсть, которая… Ой-ой-ой!

Рин обняла подругу.

— Все будет хорошо. Ты справишься. Ты же сильная. А Фрис не дурак и не бросит тебя одну, если будет тяжело. Будь уверена.

— А ты, Рин?

— Ты не бросила меня в трудной ситуации, уж конечно я не брошу тебя. Но я живу на другом континенте и профессия у меня опасная… Едва ли у нас будет возможность часто видеться.

— Это будет мальчик или девочка? Ты знаешь?

— Пока не знаю. Но раз уж мы говорим о Фрисе, скорее всего, это будет мальчик. А сама как чувствуешь?

— Я вообще ничего не чувствую. Рин, а вдруг у ребенка будут такие же глаза, как у отца? Вдруг он родится магически одаренным? В Левадии мало магов, и все они вербуются на службу в армию, я не хочу, чтобы моего сына или дочь забрали в армию! Мой ребенок обязательно будет красивым, я хочу, чтобы он вырос в искусстве и продолжил мое дело…

— Вивьен Мелли! — перебила Рин. — Твой ребенок еще не родился, а ты ему уже судьбу расписала! Успокойся и хватит причитать, а то покроешься морщинами!

Вивьен захлебнулась почти истерическим вдохом и замахала руками. Рин пришлось поспешно вывести подругу из макины и несколько минут они дышали воздухом под палящим солнцем посреди неизвестности. Наконец Вивьен объявила, что совладала с собой и готова ехать дальше. Рин уже немного жалела, что сообщила Вивьен о ее беременности. Может быть, ей нужно было бы еще раз встретиться с Фрисом прежде? Но теперь уже слов назад не вернуть, подруге придется смириться со своим положением.

Всю дорогу Вив не проронила ни слова. Тонкие длинные пальцы сжимали руль так, что костяшки белели, она ни разу не взглянула на Рин. Молча они вошли в дом и молча собрали чемоданы Рин. Когда Вивьен ссыпала в отдельную сумочку различные масла, эмульсии и кремы, один вдруг выскользнул из ее рук, следом за ними полетели на пол все остальные, а Вив села и заплакала, закрыв ладошками лицо.

— На сей раз я узнаю в тебе себя, — вздохнула Рин и обняла подругу. — Сначала держишь внутри, копишь-копишь, а потом все настоящие эмоции выливаются, как водопад Саливана. [2] Ничего, поплачь. Может быть, станет легче.

— Ри-ин… — всхлипнула Вивьен, — предполагается, что я должна быть счастлива!

— Ты будешь счастлива. Подожди немного. Дай себе время свыкнуться с этой мыслью, найди положительные стороны.

Вивьен только всхлипнула. Рин поняла, что сейчас от подруги не дождется связной речи и отстала. Через некоторое время она вздохнула и заговорила, то и дело срываясь на всхлип.

— Ладно. Наверное, ты права. Раньше у меня была только я сама и мое дело, а теперь будет и ребенок. Ну и что, что я не умею обращаться с детьми? Научусь. Ну и что, что я до смерти боюсь боли? Миллионы женщин до меня рожали, и я тоже справлюсь. Не я первая — не я последняя.

Рин тяжело вздохнула и поделилась тем, что никому не открывала:

— Вивьен, я бы на твоем месте танцевала от счастья. Если бы боги дали мне возможность родить, я бы каждый день благодарила их от всего сердца за чудесный дар. Теперь тебе не грозит одиночество, Вивьен. И у тебя будет ребенок от самого могущественного… — Рин поискала нужное слово. — Мага… всех времен. Это ведь неплохо, а?

— Ну… Да, наверное, — она перестала плакать.

— Все будет хорошо, вот увидишь, — пообещала Рин. — А теперь умойся и поедем.

Вивьен поднялась и побрела в ванную. Спустя пару минут они снова сидели в макине и ехали к гостинице «Венис», где остановился Анхельм. Герцог так и не вернулся во дворец, а Илиас не прислал за ним, что было нисколько не удивительно, учитывая то, как они расстались.

Вивьен притормозила у парадного входа, к ним тут же подошли служащие, и она распорядилась доставить багаж Рин в нужную комнату. Самой Рин пришлось надеть брючный костюм, перчатки, чтобы скрыть руки, широкополую шляпу, чтобы спрятать лицо, и замотать шею платком. К счастью, служащие и не попытались ее разглядывать, поэтому до номера Анхельма она дошла без всяких проблем. Вивьен проводила ее до самой двери и отослала носильщика.

— Я уже не буду заходить, поеду в студию, — сказала она.

Рин тепло обняла подругу и с улыбкой ответила:

— Спасибо тебе, Вив. Никакие слова не выразят меры моей благодарности. Спасибо за то, что подобрала меня, помогла, да еще и прошла через весь этот переполох…

— Прекрати немедленно! — потребовала та, поправляя на Рин платок. — Ты так говоришь, словно мы в последний раз видимся, а это далеко не так. Мы еще увидимся! Ты должна сфотографироваться в новом образе. Я наконец-то придумала, что это будет. Никаких мехов, никаких шкур. Ты будешь в военной форме с оружием. И я хочу увидеть тот твой взгляд…

— Какой? — улыбнулась Рин, понимая, что не будет никакой фотографии. Кто ей позволит засветить лицо сейчас, когда о смерти Рин Кисеки заявлено в газетах?

— Когда ты увидела, что его светлость схватили, у тебя был такой взгляд…

— Я не думаю, что у меня получится его повторить. На самом деле, я надеюсь, что никогда не придется ни на кого смотреть так, — быстро сказала Рин, вспоминая те ощущения. Сейчас они были отчетливыми и ясными, а не покрытыми пылью, как после пробуждения. Вивьен понимающе кивнула, снова обняла Рин и пошла прочь. Девушка проводила подругу взглядом, тяжело вздохнула и постучала в дверь.

Анхельм открыл почти сразу, Рин зашла и оглядела комнаты. Номер герцог взял роскошный, не меньше. Сразу за небольшой прихожей начиналась большая комната-студия. На противоположной входу стене располагались два ростовых окна, а между ними огромная кровать, на которой можно было спать вшестером. По правую руку была небольшая терраса, где она увидела кресла и кофейный столик. Слева был вход, возможно, в ванную.

— Знаешь, что я заметила? Где бы мы ни останавливались, ты старался выбрать самые светлые и просторные комнаты, — прокомментировала Рин, снимая шляпу и платок. Анхельм встал позади нее и обнял, целуя в шею.

— Я не люблю, когда темно. Там, где светло и просторно, я кажусь меньше.

— Мы с Кастедаром определили мой рост, — охотно поделилась Рин. — Сто семьдесят два сантиметра.

— Да, он меня тоже затащил на осмотр. Двести четырнадцать. Кастедар посмеялся и спросил, чем меня кормили в детстве.

— Чем?

— Овсяной кашей. Ненавижу ее. Два кошмара моего детства: овсянка и «Око судьбы».

Рин засмеялась, высвободилась из объятий Анхельма и уселась на диван. Сняла пиджак и аккуратно сложила.

— А у меня — фасолевый суп и поправиться, — поделилась она.

— Почему поправиться? Разве ты вообще можешь прибавить в весе?

— Моя бабушка, папина мама, на которую я, кстати, очень похожа, была размером с медведя. Я на нее смотрела и не понимала, как она может ходить с таким весом. У нее ноги были в объеме, как я вся. Отец под нее специально делал мебель, представляешь?

— И что, ты боишься стать, как она?

— Да, потому что это возможно. Моя мама меня все время пугала, что если я буду уплетать столько же выпечки, то стану такой же. Похоже, ее прогноз начал сбываться, потому что вес я все-таки набрала… — грустно вздохнула Рин.

— В каком месте?

— В том, какое у женщин страдает первым делом, — сказала она и похлопала себя по бедрам. Анхельм подошел к ней и потянул за руки, вынудив встать.

— Ты что делаешь? — спросила Рин опасным тоном.

— Пытаюсь понять, где ты пострадала, — ответил он, беспардонно ощупывая ее.

— Руки бы вам пообрывать, юноша.

— Комиссия провела исследование и пришла к следующему заключению: вам нужно лучше питаться. Комиссия протестует против костлявого женского тела.

— Да где я костлявая!.. — возмутилась Рин, а Анхельм занялся ее брюками. Она попыталась вывернуться, но потеряла всякое желание сопротивляться, когда его горячие ладони скользнули по ее обнаженной коже.

— Я так скучал! — выдохнул он, и ее шея немедленно покрылась мурашками. — Полтора месяца прошло…

— Ого! Ты считал? — удивилась Рин, расстегнула его рубашку и провела ноготком по груди до живота.

— Каждый день и час.

— А ты дверь закрыл? — встревожилась она. Анхельм нежно прикусил ее ушко.

— Да-а… А теперь тебе запрещается произносить любые слова, кроме «еще», «хочу», «быстрее» и парочки других.

— Тогда быстрее, я хочу еще! — гортанно засмеялась Рин, помогая ему справиться с застежкой на белье. Анхельм наконец расправился с ее одеждой, подхватил на руки и перенес на кровать.

~*~

— А ведь я была уверена, что желание не появится еще долгое время… — задумчиво сказала Рин и побарабанила пальчиками по груди Анхельма. Он поймал ее ладонь и поднес к губам. — Просто столько всего происходило, не было даже мыслей об этом.

— Даже когда мы плыли на острова?

— Ну, знаешь, Фрис и Кастедар были за стенкой, совсем не хотелось, чтобы они слышали что-то.

— А я-то голову ломал над причиной твоей холодности.

Рин стиснула его и уложила голову поудобнее.

— Анхельм, я бы с удовольствием пролежала так весь день, но приходится признать, что я зверски голодна.

— Мне позвонить и заказать обед в номер или мы хотим пообедать где-то?

— Позвонить? Во что позвонить? — смутилась Рин. Он показал на тумбочку, где стоял почти такой же телефонный аппарат, как у Илиаса в кабинете. Рин перебралась через Анхельма и стала изучать диковинку.

— Это что такое?

— Это телефон, — Анхельм приподнялся и добавил: — признаться, я еще сам не разобрался, как это работает, но эта штука крайне удобна. Есть номер, крутишь вот здесь, чтобы колесо совпало с нужной цифрой, ждешь немного, и тебе отвечают. Могу позвонить даже на другой конец города, если у собеседника есть такой же телефон.

— Громоздкий ящик, надо заметить, — Рин склонила голову набок. — Представляешь, если с помощью такой вещицы можно будет звонить в другие города? Или даже в другую страну?

— Именно это я и намереваюсь узнать: есть ли техническая возможность провернуть подобное?

— Завтра мы будем в Льяго. Вот там и узнаешь. А теперь давай, продемонстрируй мне до чего техника дошла!

Анхельм усмехнулся и показал ей, как набирать номер, а затем позвонил портье и заказал обед. Когда Рин ушла в ванную, он не выдержал и пошел за ней, и между ними повторилось то же, что и полчаса назад. Из ванной они перебрались на кровать и продолжали заниматься любовью, пока в дверь не постучали. Конечно, прерывать такое приятное занятие на самом интересном месте Рин категорически не понравилось, поэтому она закрылась простыней и подождала, пока Анхельм заберет поднос с едой. А когда он вернулся к ней, поспешила подогреть страсть и достойно завершить начатое. После этого мокрый, уставший и сонный Анхельм сообщил ей, что она просто животное, и что он совершенно не рассчитывал на подобное. В ответ Рин лишь с превосходством усмехнулась и скрылась в ванной. Герцог предусмотрительно остался в комнате, пока она плескалась.

— Ну, чем займемся вечером? — весело спросила Рин, уминая за обе щеки немаленькую порцию жареного мяса, и благополучно забыв о лишнем, по ее мнению, весе. К ней вернулась любимая еда, а значит и прекрасное расположение духа. Анхельм промокнул салфеткой губы и отставил тарелку всторону.

— Я обещал сводить тебя в театр. Сегодня дают «Чаровницу» Артура Адамса, я взял два билета.

— А Фрис? — удивилась Рин. — Ты же не хочешь сказать, что мы будем развлекаться без него?

— Рин, прошу тебя, можно мы хоть один день проведем вдвоем, без келпи, демонов, королей, принцесс и прочих? Дай мне шанс на полноценное свидание с тобой! Обычное человеческое свидание!

Рин пожала плечами и согласилась.

— А где Фрис живет сейчас? — спросила она.

— Я понятия не имею. С того самого дня мы не виделись. Может быть, во дворце, может быть, у Вивьен.

— Нет, у Вивьен его нет, — решительно отмела Рин, раздумывая над тем, рассказать ли о том, что узнала. — Но лучше бы ему у нее появиться.

— Зачем? — спросил Анхельм.

— Крепко сидишь на стуле? Вивьен беременна.

Лицо Анхельма вытянулось, глаза изумленно расширились.

— Как так? Ты уверена? И что, отец — Фрис?

— Уверена. Эти двое провели прекрасный вечер в первый же день знакомства. Это было девятнадцатого февраля. Ребенку едва неделя, так что отцом является никто иной как Фрис.

Анхельм вдруг захохотал. Он смеялся, спрятав лицо в ладони, а когда вновь посмотрел на Рин, его щеки и лоб были порозовевшими. Рин тихо хихикала, наблюдая за странной реакцией.

— Это… лучшее известие за день! — сообщил герцог, отсмеявшись. — Наконец-то он узнает, что такое реальная жизнь!

— Ох, Анхельм… — покачала головой Рин и поднялась, чтобы одеться.

— Я серьезно! У него одно волшебство в голове, пусть станет немного приземленнее! Это ему пойдет на пользу, чтобы дурацких советов не давал.

— Как скажешь, как скажешь… — согласилась девушка.

~*~

Чтобы выйти на улицу, Рин пришлось снова орудовать по телу кисточкой и красить кожу, и это их довольно сильно задержало. К тому же, черные как смоль корни волос неприлично отросли. Это было просто некрасиво, шляпы Рин не любила, поэтому первым делом, конечно же, направилась в салон, где ей сделали заодно и маникюр, и даже некий новомодный массаж лица. Анхельм оставил ее развлекаться, а сам направился в какую-то контору по соседству и вернулся как раз к окончанию процедур. Остаток дня они провели, прогуливаясь по городу. Никто не мешал им заходить в музеи и картинные галереи, слушать оркестр на Аллее Света и танцевать. Увидев книжную лавку, Рин затянула туда Анхельма и целый час они бродили по рядам, выбирая книги на свой вкус. Девушка купила энциклопедию флоры и фауны тропиков, справочник лекарственных растений, обновленный атлас первой медицинской помощи и парочку романов, а Анхельм выбрал себе несколько научных трудов об экономике и ту книгу, которую заприметил в кабинете Илиаса. Книги доставил в гостиницу мальчишка-газетчик за пару сотен левадийских ремов, а Анхельм и Рин отправились ужинать в ресторан у берега моря. Около семи вечера они вернулись в номер, переоделись в вечерние наряды и поехали в театр.

~*~

— Странная пьеса, — заметила Рин, глядя на покрытое легкими сизыми облаками ночное небо. После театра они решили прогуляться по набережной и так увлеклись, что дошли до диких пляжей. Где-то вдали рычал прибой, океанские волны лениво облизывали песчаный берег, а береговые крабы сновали из норки в норку, оставляя за собой тонкие цепочки следов. Луна уже шла на убыль, полумесяц висел, будто перевернутая подкова, но светил все равно ярко. Рин сняла туфли и шла, подобрав юбки. Песок приятно холодил ноги, бриз доносил причудливую смесь ароматов цветущих пальм и морской соли.

— Это Адамс, он весь такой. У него все доходит до абсурда, — ответил Анхельм.

— Я не читала. У тебя есть его книги?

— Дома найдется парочка. Ты не замерзла?

— Я дитя севера, как я могу замерзнуть в такую теплую ночь? — засмеялась Рин и прильнула к Анхельму под бок. — Тем более, когда ты рядом.

Герцог улыбнулся, достал из внутреннего кармана пиджака пухлый конверт и протянул Рин.

— Что это? — спросила она, улыбаясь. Анхельм посоветовал открыть.

— Мм-м! Там билеты в театр! — предположила она весело. Девушка открыла конверт, вынула две сложенных бумаги и бегло просмотрела. На одной из них на левадийском было написано много специфического текста, который она не могла сходу перевести, но смутно понимала, а на другой — данные ее паспорта. Рин спросила, чувствуя, как похолодело все внутри:

— Анхельм, что это? Почему здесь мое имя?

— Ты не против отправиться прямо сейчас в одно замечательное место? — ушел он от ответа.

— Анхельм! Что это?!

Сердце забилось в груди, Рин разбирала только отдельные слова в тексте, и они ей нисколько не нравились.

— Ты поймешь все сразу же, как только увидишь.

Рин ничего не ответила, лишь смотрела на него несчастным взглядом. Анхельм легонько поцеловал ее и снова попросил поехать с ним. Она растерянно кивнула, и тогда герцог вывел ее к дороге, где они взяли макину. Спустя час пара добралась до другого города. Здания здесь были не столь высокими, как в Магредине, а улицы менее оживленными. Анхельм назвал водителю адрес, и тот привез их в нужное место. Когда макина остановилась, Рин заставила себя дождаться, пока герцог обойдет макину и поможет ей выйти. Теперь они стояли перед не очень большим двухэтажным домом, рядом с которым была милая лужайка и сад с алыми розами и цветами, которым Рин не знала названия. Анхельм подхватил девушку под локоток и повел к дому. Открыл калитку, достал из кармана ключ и вручил ей.

— Открывай.

— Анхельм, не говори мне…

— Открывай, — повторил он. Рин послушно вставила ключ в замок и повернула. Герцог толкнул дверь, подхватил девушку на руки и аккуратно внес внутрь.

— А теперь объясни мне, что происходит, — попросила Рин, когда он опустил ее на пол. Анхельм прошелся по комнате, зажег единственную лампу, стоявшую на комоде, открыл окно, из которого повеяло свежим воздухом, и, наконец, сказал:

— Ну, вот теперь я могу рассказать. Через полчаса, двадцать шестого февраля, ты станешь полноправной и единственной хозяйкой этого дома, который находится по адресу улица Вичини, семнадцать, город Андринео.

Рин остолбенела. Не могла сказать ни слова, смысл сказанного Анхельмом доходил до нее с трудом.

— Рин, ты знаешь, что я люблю тебя и хочу тебе только самого лучшего. Этот дом — это меньшее, что я мог сделать для тебя, чтобы проявить свою заботу и отблагодарить за спасение жизни и все, что ты сделала для меня.

Тревожный звоночек звякнул в ее голове. Его голос звучал так странно и совсем не оптимистически. Ложь. Он лжет.

— Анхельм, нет… Только мне не говори, что ты… Ты что, меня здесь собрался бросить? — прошептала она. Он изменился в лице, в момент оказался рядом и обнял так крепко, что весь воздух из легких вышел.

— Что ты такое говоришь?! Конечно же нет, ты что!

— Тогда зачем ты даришь мне дом в стране, где я не живу? — ее голос дрожал, она не верила его словам ни на толику. Он сжал ее крепче.

— Так нужно. Это… Рин, помнишь, ты сказала, что хороша в магии причинения повреждений, а я хорош в административной магии? Вот это — моя административная магия.

— Что-то случилось? — испуганно спросила она.

— Нет, не случилось. Послушай, через полтора года ты приедешь сюда, продашь этот дом, поедешь в Альтресию и купишь дом в столице, поняла?

— Зачем? Что случилось?!

— Еще ничего не случилось. Пока еще. Но кое-что нехорошее может случиться, моя любимая, — зашептал он. — И я хочу постелить немного соломы, чтобы было не так больно падать. Просто верь в меня, моя хорошая. И не задавай вопросов, я все равно не отвечу.

Рин сглотнула. Плакать было совершенно ни к чему, но слезы потекли по щекам. Анхельм лгал, это было ясно как день. Что-то произошло, а он не хочет ей открыться. Произошло что-то, чего она, по его мнению, не должна знать? Зачем это непонятное действо с домом, который находится где-то у оборотня на хвосте? Вдруг она почувствовала, что тучи сгущаются над головой, а где-то невдалеке на пути их поджидает суровая гроза.

— Мы с тобой, как герои дурацкого любовного романа, — сказала она, борясь с дрожью в голосе.

— Почему? — Рин была уверена, что он улыбается.

— Потому что все у нас вкривь и вкось…

— Да, возможно. Но мне так больше нравится, — шепнул он ей на ушко. — Не хочешь осмотреться?

Рин отстранилась и стала обходить дом. Первым делом она направилась на кухню, которая располагалась в глубине дома по правую руку от входа. Два больших окна выходили на сад с теплицами оранжереи. Мебели почти не было: стоял умывальник, обеденный стол и два стула, а в одну стену был встроен шкаф со множеством железных полочек.

— Этот шкаф не для тарелок, — прокомментировал Анхельм. — Здесь хранят еду, которая быстро портится. Холодильный шкаф.

— Удобно.

Она прошла по трем другим комнатам на первом этаже, осматривая виды из окон.

— Мебели почти нет, но пока что она тебе и не нужна. На втором этаже четыре комнаты и ванная. С водой здесь та же система, что и везде в Левадии: на крыше стоит железная бочка, слив идет по трубам в канализацию рядом с домом. Тебе здесь нравится?

— Очень. Работы — непочатый край, конечно.

— С этим-то мы справимся, не волнуйся. Мне стоило бы подарить тебе дворец, но обстоятельства таковы, что дворец привлечет к тебе много внимания, а в нашей ситуации оно нежелательно… Дворцы будут потом. Сейчас это просто жест благодарности и знак, что я могу заботиться о тебе на совершенно ином уровне.

Рин мало слушала его. Погруженная в свои размышления, она снова и снова заглядывала в пустые комнаты.

— И что, он так и будет стоять пустой, пока не понадобится?

— Ты против?

— Дом, в котором никто не живет, имеет свойство разваливаться, — ответила она. — Даже если в доме кто-то живет, в комнате, где никто не бывает, обязательно что-то ломается. Природа пустоты не терпит.

— Хорошо, я скажу агентам в конторе найти временных жильцов, — согласился Анхельм, притягивая Рин к себе. Она прильнула к нему, обняла крепко-крепко и поблагодарила за подарок. Довольно долго они стояли, обнявшись, и молчали.

— Как насчет того, чтобы пометить территорию? — спросил он вдруг. Рин недоуменно уставилась на него: в голову пришли странные ассоциации с кошками. Анхельм, видимо, догадался, о чем она думает, засмеялся и затем поцеловал ее, одновременно поднимая подол ее платья. Рин улыбнулась и подставила шею под его поцелуи. Настроения на занятия любовью теперь не было, но не портить же ему вечер своими капризами?

— Здесь нет кровати, — проговорила она между поцелуями, надеясь, что он поймет тонкий намек. — А на полу грязно.

Вместо ответа он подхватил ее на руки и понес в кухню. Рин решила засунуть свое испорченное настроение поглубже и ответила на его ласки.

Когда они наконец смогли оторваться друг от друга, часы показывали половину второго ночи. Рин чувствовала себя совершенно вымотанной и слишком сонной, чтобы делать хоть что-нибудь, и предложила Анхельму остаться здесь до утра. Но он напомнил, что утром за ними заедет Кастедар, поэтому пришлось одеваться. Единственное, что ее волновало — это как они доберутся до дома в такой час. На это Анхельм заверил ее, что все продумал, и что у вокзала их ждет макина, которую он заказал еще утром. Рин в ответ только зевнула с опасным риском вывихнуть челюсть. И действительно: когда они дошли до здания вокзала, к ним подошел мужчина с круглым, как арбуз животом и пышными усами, и поинтересовался, не их ли он ждет.

Спустя еще час Анхельм принес спящую Рин на руках в номер, бережно уложил на постель и раздел. Спать им оставалось около четырех часов, но герцога это нисколько не тревожило: его любимая женщина была рядом, свидание удалось на славу, а то, что известие о доме ей не понравилось — это ничего. Он справится.

[1] Я сделала ту же ошибку

Я знаю ужасную боль

Милого сердца, которое было обмануто

Ожидание было таким долгим, таким долгим,

Было тяжело верить.

Я думала, что промахнулась с догадкой,

Я думала, что счастье для меня потеряно…

[2] Водопад Саливана находится на юге герцогства Кимри и является частью реки Арны. Высота — 1042 метра, свободного падения — 932, ширина — 133. Был открыт альтресийским геологом и исследователем Ярославом Саливаном в 3902 году во время первой экспедиции на юг Драконьих гор. Высота скалы, с которой стекает водопад, столь велика, что еще на середине свободного падения вода распыляется и превращается в туман. Примечателен тем, что вода падает не постоянно, а с перерывами. На вершине скалы река вытекает в глубокую чашу. Когда чаша переполняется, под давлением воды наклоняется камень, закрывающий ее, как природный шлюз, и поток обрушивается вниз.

Глава 7.1

До города Льяго они ехали долго, около трех часов. В макине помимо Рин и Анхельма был также и Фрис, который сидел на переднем сидении, рядом с Кастедаром. Никто не разговаривал, Фрис смотрел в окно, Анхельм читал, а сама Рин нырнула под руку герцога и спала на его коленях: просыпаться в восемь утра для нее было сущей пыткой. Когда проснулась, даже не сразу поняла, где находится. Макина остановилась перед пятиэтажным белым зданием с громадным парадным входом.

Кастедар привел их в зал, похожий на учебный класс: здесь было множество парт и доска. У окон стоял длинный кожаный диван, на котором расположилась компания. Демон сказал им ждать здесь, а сам ушел. Через некоторое время в класс вошли люди в белых халатах. Поздоровавшись с герцогом и его друзьями, они заняли места за столами и стали обсуждать предстоящий полет, о котором Рин читала в журнале. Затем вернулся Кастедар и жестом попросил всех подняться, после чего появилась королевская семья в полном составе: Илиас, Александра и Фиона. Илиас поприветствовал собравшихся и разрешил садиться.

— Господа! — начал он речь. — Сегодня мы присутствуем на испытаниях летательного аппарата, конструктором которого является ваш уважаемый коллега Георгио Феотокис. На это знаменательное событие, которое будет широко освещено в прессе по всему миру, я пригласил моего троюродного брата из Соринтии. Прошу приветствовать его светлость герцога Анхельма Вольфа Танварри Римера.

Анхельм поднялся и приветственно кивнул всем ученым. В это время Фиона и Александра также поздоровались и сели рядом.

— Мы собрались здесь, чтобы обсудить некоторые аспекты финансирования разработок, а также решить различные организационные вопросы, и я готов перейти непосредственно к делу, чтобы не терять время.

Кастедар, который остался стоять рядом с Илиасом, подал королю бумаги и очки, и тот прочитал:

— Первый вопрос от Виктора Бодо о новой гаубице. Отвечаю: да, я поддерживаю этот проект. Испытания завершились успешно, военная комиссия признала несомненную пользу и готова принять гаубицу Б-4 на вооружение. Ваш гонорар подписан, после совещания получите его у господина Эфиниаса. Поздравляю!

В зале встал один ученый и поклонился аплодисментам коллег.

— Второй вопрос от Светланы Крамской об утверждении испытаний шин для макин. Отвечаю: проект нуждается в доработке. Патент я утвердить не могу. Транспортная комиссия заявляет в протоколе, цитирую, «использование шины предложенной конструкции хотя и снизит аварийность, а также увеличит срок службы транспортного средства, вместе с тем значительно удорожит производство макины, а значит, соответственно повысит ее стоимость для потребителя». Думаю, госпожа Крамская, вы понимаете, что допустить такого на заре развития этой сферы индустрии мы не можем. Но я вижу, что комиссия признает несомненные достоинства изобретения, а посему предлагаю вам продолжить испытания и улучшить разработку в соответствии с замечаниями. Финансирование государство принимает на себя. Желаю удачи!

Женщина со светлыми волосами, стоявшая все это время, поклонилась его величеству и села.

— Третий — и последний на сегодня — вопрос от Ансельма Санчети о патенте на… — Илиас на несколько секунд замолк, вчитываясь в бумагу, а затем медленно и удивленно произнес: — корабль с паровым двигателем. Отвечаю: военно-морская комиссия доложила об успешном испытании и надеется на сотрудничество с вами, господин Санчети. Ваше изобретение, хотя и обойдется казне в крупную сумму, несомненно, выведет флот Левадии на новый уровень вооружения. Ваш гонорар подписан, заберете у господина Эфиниаса. Поздравляю!

Кудрявый смуглокожий мужчина в очках поднялся и, счастливо улыбаясь, поклонился его величеству под аплодисменты коллег. Илиас подождал, пока его поздравят и продолжил:

— Теперь у меня не самые приятные новости. Приближается двадцатое марта, а значит, каждый из вас, господа, получит вашу любимую Книгу Желаний.

По залу прокатились вздохи досады.

— Да-да. Для наших гостей я должен пояснить, что это такое. Книга Желаний — это список предложений от горожан. Он хранится в главном здании почты и любой житель Левадии может внести в список свое пожелание на разработку той или иной вещи. Конечно, там есть свои ограничения… Раз в год, двадцатого марта, коллеги получают такой список и разбирают пожелания. Для коллег эта книга — головная боль, потому что целое лето они вынуждены тратить на то, что почти не даст им дохода. Так как это государственная программа, то плодами воплощенных идей пользуются люди, которые внесли предложение, а разработчик получает гонорар. Как вы понимаете, такие гонорары не сравнятся с гонораром за, например, новый двигатель для макины. Я сумбурно объясняю, но суть вам ясна?

Анхельм кивнул, и Илиас продолжил:

— С этим закончили. Теперь перейдем к организационным вопросам. Как вы знаете, в мае в канберийском городе Госсенштальдте состоится международный консилиум о методах лечения злокачественных опухолей. Председателем консилиума назначен профессор Рентарского медицинского университета, лауреат премии Римера, хирург Филипп Шварц из Канбери. До недавнего времени оставался открытым вопрос, кто же направится на консилиум от Левадии. Отвечу на этот вопрос поздравлением уважаемого профессора Андрея Шереметьева с важным назначением!

В зале поднялся мужчина средних лет, и Рин даже залюбовалась тем, как играют солнечные блики на его лысой голове. Профессор сразу же понравился ей, вызвав какое-то почти детское доверие, и Рин мысленно пожелала ему удачи в работе. Он поклонился его величеству и признательно пожал руку.

— Благодарю, ваше величество! Это великая честь для меня — представлять Левадию на столь значительном мероприятии!

Пока шумели аплодисменты, Рин тихонько спросила Анхельма, имеет ли отношение премия Римера к нему. Герцог ответил, что это древняя как мир премия, учрежденная кем-то из его прапрадедов. Когда зал стих, Илиас сказал:

— А теперь мы все отправимся на четвертый полигон, чтобы посмотреть, как ваш коллега Феотокис поднимет в воздух свое детище! Ну, или не поднимет…

Король отдал Кастедару бумаги и широким шагом направился из зала. Анхельм поднялся и поприветствовал Фиону и Александру.

Это была невысокая женщина с волосами рыжевато-каштанового цвета, убранными в строгую прическу, в довольно простом, но изящном лавандовом платье с длинными рукавами. Взгляд серьезных и умных серо-зеленых глаз был равнодушным, напомаженные губы не дрогнули в улыбке, когда Анхельм обратился к ней:

— Мое почтение, ваше величество! — он низко поклонился и поцеловал ей руку.

— Рада познакомиться с вами, Анхельм, — сказала королева, пристально разглядывая его, а потом присматриваясь к Рин и Фрису. Встретившись взглядом с королевой, Рин почувствовала, как по спине бегут мурашки. Она мгновенно отвела глаза и почтительно поклонилась. Королева коротко кивнула и направилась к выходу, вслед за супругом. Фиона приветственно улыбнулась Рин и поспешила за матерью.

— У меня нехорошее предчувствие насчет нее, Анхельм, — прошептала Рин.

— У меня тоже, — добавил Фрис. — Но это нельзя обсуждать здесь. Идем!

~*~

На полигоне было жарко. На небе — ни единого облачка, которое могло бы прикрыть ученую группу от палящего солнца. Рин уже прокляла себя за решение надеть «рабочий» костюм, да еще и взять с собой все оружие. Сейчас они стояли около строения, похожего на железную теплицу, в которой, судя по ее размерам, держали драконов. Из этого ангара вышел мужчина с усами, которые, вероятно, позаимствовал у моржа, широко расставленными карими глазами и буйной рыжей шевелюрой. Он был одет, как и все, в белый халат, а под ним — в костюм. Уверенной походкой он подошел к ученому совету, поклонился его величеству и объявил:

— Добрый день, уважаемые гости и коллеги! Меня зовут Георгио Феотокис, я — инженер и конструктор. Сегодня я с гордостью и трепетом хочу представить вам свое детище, летательный аппарат тяжелее воздуха «Небесную гончую-3». Я попрошу вас, уважаемые господа, встать под тем навесом и надеть очки, которые вы найдете в корзине рядом. Здесь довольно пыльно… Хе-хе… — он глуповато посмеялся и вернулся обратно в ангар.

Рин потянула Анхельма за рукав, и они вместе пошли к навесу, стоявшему неподалеку от дороги. В корзине и впрямь обнаружились очки в железной оправе, которые закрывали половину лица, словно причудливая маска. После десятиминутного ожидания из ангара выехала большая макина, странной формы, у которой по бокам было по два крыла, надстроенных друг над другом. Эта штуковина передвигалась на четырех ножках, заканчивавшихся колесами, и жутко тарахтела. Рин от испуга вцепилась в рукав Фриса, а тот попытался закрыть ее собой.

— Вот они, дети лесов, — пробормотал Анхельм, и получил в ответ возмущенный взгляд. — Да успокойтесь вы, ничего с вами не случится!

— Слышал о понятии культурный шок? — огрызнулась Рин, следя за тем, как это странное чудо конструкторской мысли выезжает на длинную дорогу. Вслед за своим детищем бежал создатель. Когда он достиг толпы, то сказал:

— К сожалению, прошлая попытка подняться в небо завершилась трагедией. Я премного благодарен вам, ваше величество, что вы позволили мне снова проявить себя и не стали закрывать мой проект…

— Короче, Феотокис, — попросил его величество.

— Да-да… Извините… Э-э… Сегодня за штурвалом летчик-испытатель Алексей Журавлев, поприветствуем его!

Из кабины водителя рукой помахал человек в шапке и очках. Толпа поаплодировала ему.

— Ваше величество, если сегодняшний полет будет удачным, могу я рассчитывать на патент?

— Посмотрим после полета, — ответил Илиас с некоторым холодком в голосе. Ученый виновато покивал и побежал к своему изобретению. О чем-то договорился с водителем, отбежал в сторону и махнул рукой. Если до этого Рин думала, что тарахтение, с каким «Небесная гончая» выехала из ангара, было громким, то сейчас она готова была взять свои слова обратно. Грохот усилился втрое, вчетверо! Завыли винты, с дикой скоростью вращаясь на носу этой летательной макины, ветром понесло в сторону гостей дорожную пыль. Рин услышала краем уха недовольный возглас королевы:

— Боги, какая грязь! Сколько еще, Илиас, ты будешь заставлять меня ездить в эту глухомань к этим ненормальным?

Король отмахнулся от нее.

Тем временем, «Небесная гончая» покатилась по дороге со скоростью, которая превышала ту, что развивали макины. Рин и Фрис ошалело смотрели, как трясутся эти хлипкие крылья, и как она удаляется все дальше и дальше… Рин бросила взгляд на конструктора: тот стоял, закусив оба кулака, выражение его лица было таким, будто от этого взлета или не взлета зависела вся его жизнь. Приглядевшись к нему получше, она поняла, что так оно и было на самом деле. Ученый явно испытывал финансовые трудности: халат заплатан, ботинки нуждаются в ремонте, брился он, наверное, садовыми ножницами. Глядя на него, Рин прониклась к нему сочувствием, и от всего сердца пожелала ему удачи.

«В конце концов, — подумала она, — это же так важно — подняться в небо и не упасть!»

«Небесная гончая» неслась по дороге вдаль. С визгом колеса оторвались от земли, и эта гигантская железная птица взмыла в воздух…

— Она летит! Она летит! — засмеялся Феотокис, взлохмачивая свою рыжую шевелюру и счастливо хохоча. «Небесная гончая» быстро удалялась от земли, а ее создатель приплясывал от счастья. Рин следила за тем, как макина с крыльями описала большую дугу, облетела громадное поле и повернула назад. Феотокис побежал сломя голову под навес и снова встал, закусив оба кулака. «Небесная гончая» заходила на посадку. Девушка вцепилась в рукоять Соколиной песни.

— Пусть у него получится! — зашептала она, отчаянно желая, чтоб у него и вправду получилось. Если эта посудина разобьется, летчик костей не соберет. Она все приближалась и приближалась, вот уже достигла высоты ангара, и наконец… колеса макины коснулись земли! С грохотом и пылью она прокатилась вперед еще на пару сотен шагов и остановилась. Затихли бешено вращавшиеся винты, толпа стояла ни жива ни мертва, и даже не дышала. Первым очнулся Фрис.

— Если так пойдет и дальше, драконам придется потесниться, — сказал он.

Рин с удивлением обнаружила, что стоит с открытым ртом и пялится на бегущего к ним летчика. Девушка закрыла рот и сняла очки.

— Поздравляю вас, Георгио Феотокис! — сказал его величество Илиас. — Вы стали отцом. Отцом воздухоплавания. Господа! Сегодня вы наблюдали поистине поразительное событие! Событие, которое войдет в историю мира! Сегодня, двадцать шестого февраля четыре тысячи десятого года по Всеобщему календарю состоялся первый в мире управляемый человеком полет. Создатель этого биплана под названием «Небесная гончая-3» — профессор Магрединского физического университета, инженер-конструктор летательных аппаратов Георгио Феотокис. Секретарь комиссии, занесите мои слова в протокол. Кастедар, подготовишь бумаги, я подпишу. Главный редактор, дадите статью. Тираж увеличить втрое, казна оплатит. Об этом должен узнать весь мир! Алексей Журавлев! Где вы? Ах, вот вы! Поздравляю! Вы войдете в историю! Какая все же интересная у вас фамилия, подходящая, я бы сказал. Все-таки, вы, альтресийцы, способный народ!

— Благодарю, ваше величество! — ответил летчик, снимая шапку и очки. Рин с удовольствием рассматривала этого молоденького паренька с волосами цвета льна, загорелым веснушчатым лицом, на котором примостился, словно не родной, нос картошкой и румяными щеками. У него отсутствовали два передних зуба, но это не мешало ему широко улыбаться яркой обаятельной улыбкой.

«Да, вот такие люди и творят историю, — подумала она. — Один рыжий безумец, с гнездом на голове и молью в кармане, а другой — щербатый бесстрашный лихач, который не боится рисковать головой ради призрачной надежды на успех. А мы что? Мы так, глупостями занимаемся. Весь мир будет принадлежать им, этим людям. Потому что они смелые, отчаянные и могут».

«А нам с тобой останется только лес, если не найдем себе места среди них», — вдруг прозвучало в ее голове. Рин ободряюще похлопала Фриса по плечу.

«Мы найдем. Мы обязательно найдем себе место, родной».

~*~

Вечером того же дня Рин ввалилась — именно ввалилась! — в комнату Анхельма, находившуюся в местном гостевом доме, и упала на широкую кровать, даже не раздеваясь.

— О-о-о! — простонала она в подушку.

— Что случилось? — спросил Анхельм, выходя из душевой. Рин оглядела герцога в халате, который был ему размеров на пять мал и прикрывал его ноги примерно до середины бедра, и снова простонала что-то нечленораздельное.

— Рин? Что с тобой?

Рин хотела ответить ему, что ее ухайдокали, что Кастедар — беспощадный зверь, и что инструктор стрелкового комплекса еще хуже него, но ограничилась лишь едва слышным вздохом. Анхельм сел рядом с ней и погладил по голове.

— Замучили тебя? Устала?

Рин слабо кивнула. Все дело было в том, что почти сразу же после испытания «Небесной гончей» Кастедар отправил Рин в учебную часть вместе с мужчиной, чем-то похожим на Эдварда Рошейла. У него было такое же сухопарое телосложение, длинное костлявое лицо и строгий взгляд. Но в отличие от Эдварда, он был весьма широк в плечах, и говорил, как будто рычал. То был инструктор стрелкового комплекса и капитан стрелковых войск Фридрих Гольц. О Рин он знал лишь ее имя, и что она служит в «Тиграх». Однако никакого пиетета перед ней не испытывал и церемониться не стал.

Девушку сразу заставили выложить все оружие, выдали армейскую униформу и направили в учебный класс. Сначала она прослушала теорию обращения со стрелковым оружием нового образца, попутно покрываясь то жарким, то холодным потом от осознания, что совершенно ничего не понимает из речи инструктора. По окончании лекции пошла на практические занятия, где ее целый час учили, как собирать, разбирать, чистить и заряжать новые автоматические винтовки. Смутно понимая, что делает, Рин училась обращаться с этой неслыханной и невиданной диковинкой, подумывая, что ее новый револьвер Дезире устарел, едва появившись. После этого ее отвели на стрельбища, где она провела еще пару часов, пытаясь освоиться с новым оружием. Рин никогда не стреляла из таких винтовок, поэтому поначалу получалось плохо. Пули летели мимо, Рин злилась, плевалась, ругалась с инструктором, но в конце концов приноровилась правильно держать оружие и видеть цель.

Затем ее отправили в столовую, где пришлось давиться пересоленной вареной капустой, мясом, похожим по жесткости на подошвы сапог (не то чтобы она их пробовала, просто предполагала), и супом из фасоли, которую она страстно ненавидела. При всей своей всеядности и неприхотливости Рин не переносила в еде три вещи: печень в любом виде, говяжий язык, каким бы он ни был, и все, что связано с фасолью. Ее детство было отравлено этими тремя продуктами, которыми родители пичкали любимое чадо, приговаривая, что это полезно. Как известно, то питание, что представляет для детей исключительную пользу, почти всегда ребенку ненавистно.

Далее путь Рин лежал обратно в учебные классы, где ее приняли инструкторы по вождению макины. Девушка выслушала базовую информацию об устройстве, сразу же написала экзамен, завалив 43 ответа из 90, получила представление о своих способностях, выраженное экзаменатором в не самой лестной форме, и была отправлена на практические занятия. Завести макину у нее получилось раза с пятого. Тронуться — с третьего. Остановиться мягко, а не так, чтобы налететь на руль — с восьмого. Рин чувствовала себя тупой неумехой и нервничала, а когда она нервничала, у нее все валилось из рук. В результате, один раз она едва не съехала с площадки в кусты, вырулив в последний момент, чуть не вписалась в забор, но вовремя остановилась, и почти попала под невесть откуда взявшийся трактор. К концу занятия Рин поняла, что водитель из нее не ахти, а у инструктора, сидевшего рядом, прибавилось седых волос. Когда солнце стало клониться к горизонту, ей было сказано отправляться на плац. Здесь уже Рин чувствовала себя хозяйкой положения, потому что речь шла о боевых искусствах, в которых ей не было равных. Она никогда не могла похвастаться необходимым для бойца крепким телосложением, но этот недостаток с лихвой компенсировался скоростью и силой аирга. Так на лопатки были уложены все спарринг-партнёры, и ей удалось реабилитироваться в глазах иностранных коллег. После того как прозвенел колокол, к ней подошел непонятно откуда взявшийся Кастедар, язвительно похвалил успехи и привел в гостевой дом, где Рин молча протопала в комнату Анхельма, проигнорировав недовольное шипение демона.

Теперь она лежала на кровати и наслаждалась поглаживаниями теплых рук Анхельма. Не было сил даже на то, чтобы встать и умыться, она проваливалась в сон.

— Рин, вставай! Иди сперва вымойся!

— Сил нет… От меня так сильно несет?

— Как от роты солдат, — честно ответил Анхельм. Рин поморщилась и перевернулась на спину. Стала расстегивать курточку и развязывать штаны.

— Первый раз вижу тебя настолько вымотанной.

— Не первый, — сказала Рин и напомнила ему о том, как они встретились. — Но тогда было гораздо хуже. Я была замерзшая до полусмерти. Сегодня меня всего лишь нервировали и вбивали знания в мою пустую голову. Неприятно в этом признаваться, но я не умнее бабочки-капустницы.

Анхельм засмеялся и помог ей раздеться.

— Иди вымойся, бабочка моя! Потом я сделаю тебе массаж.

Рин улыбнулась и направилась в ванную. Стоя под слабой струей теплой воды, она прокрутила в голове все, что произошло за день, и с содроганием представила, что ей здесь еще три дня пахать. Впрочем, решила она в итоге, это только на пользу. Значит, нужно сжать зубы и показать все, на что способна.

Выйдя из ванной, она рухнула на постель и прижалась к Анхельму.

— Кастедар не хотел, чтобы я шла к тебе в комнату, но я его послала подальше, — пробормотала она, закрывая глаза. Он перевернул ее на живот и стал нежно растирать ей плечи.

— Хочешь узнать, что сегодня сделал я?

— Мм-м?

Для Анхельма день также был весьма насыщен событиями. Он побывал на конференции, где знаменитый в Левадии профессор представлял свою теорию экономики индустриального общества. После чего побеседовал с профессором юридических наук о различиях правовой системы в Соринтии и Левадии и взял некоторые вещи на заметку. Затем Кастедар отвез его, Фриса и королевскую семью на военный полигон, где они увидели в действии новые мортиры и гаубицы. На завтрашний день у него было назначено посещение нескольких металлургических заводов и производственных фабрик, а через день он должен будет отправиться на морскую базу, чтобы посмотреть на левадийские корабли.

— Анхельм, можно вопрос в лоб? — спросила Рин, разомлев под его руками.

— Конечно.

— Как ты считаешь, то, что предоставит Илиас, действительно поможет нам победить?

Герцог окинул Рин настороженным взглядом и осторожно ответил:

— Полагаю, лишней его помощь точно не будет. Даже Фрис это подтвердил. Рин, ты знала, что демон Ладдар провидит будущее?

— Конечно, — сказала она. — Это же очевидно. Он суть Смерть, ему известно все.

— Это… бесчестно.

— А что, у нас выбор есть? Мы все играем по его правилам, что бы мы ни делали, как бы мы ни думали. Откровенно говоря, я сделаю все, что он скажет, лишь бы достичь своей цели, — призналась Рин. — Мне, Анхельм, наплевать, кто и кем руководит, кто и чего добивается, какие там революции планируются. Моя цель крайне проста: убить Вейлора. Отомстить ему.

Анхельм некоторое время ничего не говорил.

— А как дальше жить будешь, когда цели достигнешь? — спросил он тихо. Рин пожала плечами.

— Определюсь по ходу пьесы. Ты же знаешь, я аирг, а у аиргов паршиво с планированием. Да здравствует импровизация!

Анхельм грустно улыбнулся, укрыл ее тонким пледом и прижал к себе. Дотянулся до лампы и погасил.

— Давай спать.

— Кто разбудит меня завтра с утра пораньше, тот пожалеет, что родился, — пообещала Рин и сладко вздохнула, закрыв глазки. Герцог тихо засмеялся и получил тычок в бок.

~*~

Кастедар, конечно же, не пожалел, что родился. Демон вообще никогда и ни о чем не жалел, потому что все предвидел. В беспощадно ранние восемь утра он без лишних расшаркиваний выволок Рин из постели, отправил умываться и процедил, чтобы через полчаса была в главном корпусе на завтраке. Рин попыталась возмутиться и сказать Анхельму много всякого хорошего, и чтобы лучше закрывал двери, но предусмотрительный герцог ушел еще задолго до ее пробуждения. Поэтому в девять утра сонная и злая Рин вынуждена была заткнуть свое негодование и молча есть овсянку в компании Фриса. Келпи наслаждался куском сырого мяса и выглядел вполне довольным жизнью, отчего Рин бесилась еще больше.

В этот день они с Фрисом были на учениях вместе, и для келпи повторили все то, что Рин прошла вчера. Однако в отличие от девушки, он схватывал на лету, и без труда справился как с винтовками, так и с вождением. Самой Рин удалось написать экзамены значительно лучше: она завалила всего пять вопросов. Справедливости ради надо заметить, что на плацу Фрис был растерян и совершенно не понимал, чего от него хотят эти странные людишки. Он даже прикасаться ни к кому не собирался, не говоря уже об учебной борьбе с кем-либо. Так и сказал инструктору, что день, когда на него посмеет кто-нибудь напасть, будет последним в жизни этого глупца. Конечно же, его глаза не укрылись от внимания бдительных военных, и Фрис был подвергнут допросу на тему его возможностей. Когда келпи сказал, что может затопить хоть весь мир, если потребуется, ему никто, разумеется, не поверил. Рин едва удержала горделивого духа от наглядной демонстрации способностей. Фрис ограничился тем, что умыл надоедливых людишек волной невесть откуда взявшейся воды, и от него отстали.

Удивительно, но Рин уже не чувствовала себя такой измученной, как вчера. Сил прибавилось, еда казалась не столь отвратительной, а физическая нагрузка вполне адекватной. Девушка решила, что просто возвращается к нормальному образу жизни, а вчерашнее бессилие — расплата за то, что изнежилась.

Когда она вернулась к себе в комнату после ужина, было девять вечера. Рин отмылась, переоделась из формы в халат и принялась раскладывать на постели свое оружие. Долго она крутила в руках револьвер от Дезире, который купила в трактире под Сорин-Касто, и прокручивала в голове слова Рейко. До конца оставалось непонятным, что именно имела в виду волшебница, когда говорила, что Рин нужно всего лишь признать себя Наследницей.

— Бессмыслица какая-то… — пробормотала она, складывая оружие в кобуру. — Как я могу это сделать? У меня нет ни одного ключа…

Рин тяжело вздохнула и поняла, что опять зашла в тупик в своих рассуждениях.

«А может, ну его все? Просто делать то, что говорят, а там все само образуется? Почему-то ведь эти двое упорно советуют мне просто жить и наслаждаться жизнью?»

В коридоре прозвучали шаги, в которых Рин узнала походку принцессы. Она поднялась и открыла дверь. Принцесса стояла с занесенной для стука рукой и приоткрытым ротиком.

— Добрый вечер, ваше высочество! — поздоровалась Рин и пригласила девушку в комнату. — Что вас ко мне привело?

— А это все ваше? — впечатленно спросила принцесса, кивая на постель. — Вы с этим всем ходите?

— Каждый день, — ответила Рин и достала из сумки пузырек с ядом, чтобы заправить стилет.

— Ого! Оно еще и ядовитое? — принцесса села на кровать и потянулась к метательному ножу.

— Да, — кивнула Рин и мгновенно убрала оружие от любознательной принцессы. — Не трогайте! Это очень сильный яд.

— А зачем вам все это? — видно было, что принцесса с трудом борется с желанием потрогать все немедленно.

— Моя профессия — не кошек гладить, а людей убивать. Так что вас ко мне привело, ваше высочество?

Принцесса опустила взгляд и сложила руки на коленях.

— Его светлость не возвращался?

— Нет. Разве он не должен был вернуться с вами? — напряглась Рин. Утром Анхельм уехал вместе с королевской семьей и Кастедаром посещать кучу разных мест.

— Он сказал, что ему необходимо поехать на какую-то фабрику, Кастедар отпустил его.

— Касти отпустил его одного?! Я этому демону рога сверну, — нахмурилась Рин.

— Не волнуйтесь, на него никто не нападет, — с улыбкой ответила принцесса. — Мы в Левадии, здесь безопасно. Что же, раз его нет, тогда я пойду.

Рин внимательно взглянула на принцессу, отметила ее раздосадованный вид и предложила:

— Может быть, я могу что-то ему передать, когда он вернется?

Принцесса замерла на полпути к двери. Видно было, что она сомневается.

— Передайте, что с ним хотела поговорить ее величество… Впрочем, нет. Ничего не передавайте. Это может подождать до утра. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — попрощалась Рин, глядя на закрывшуюся за принцессой дверь. Чего хотела? Зачем приходила? Странная она стала. Девушка убрала оружие и стала рыться в сумке в поисках своего дневника. За эти дни случилось многое, что она хотела бы записать, да и таким образом лучше получалось разложить мысли по полочкам. Но в сумке дневника не нашлось. Как и в карманах одежды, и в тумбочке и вообще нигде. Рин перерыла все вещи, куда могла положить дневник, покопалась в памяти и подумала: не могла ли она оставить его у Анхельма?.. Нет, вряд ли… Рин решила на всякий случай проверить под мебелью. Как раз когда она стояла в колено- и локте-преклоненной позе и шарила рукой под кроватью, раздался звук шагов Анхельма, открылась дверь, и вошел герцог.

— Должен признать, что твоя поза весьма странная для приветственной, но мне нравится. Аппетитный вид, — сказал он, игриво шлепая ее. Рин вынырнула из-под кровати и спросила:

— А ты где был? Почему вернулся так поздно?

— Я ездил по делам на одно предприятие, — как ни в чём не бывало ответил он, развязывая галстук. — А ты что делала под кроватью?

— Искала свой дневник, — пробурчала она. — Ты не видел?

Анхельм пожал плечами. Рин огорченно вздохнула и снова полезла под кровать.

— Я иду к себе. Как найдешь — заходи.

Рин промычала что-то неопределенное в ответ. Дневника так и не было. Девушка перетряхнула еще раз сумку, не особо надеясь на успех, и в смятении уселась на постель. Ну не могли же его украсть, в самом деле? Кому нужна записная книжка, исписанная на непонятном языке? Да и ничего другого не пропало… Рин поднялась, приоделась и пошла на поиски Кастедара. Демон еще не спал, сидел в своей комнате на диване и читал кипу каких-то бумаг. При появлении Рин он даже не поднял головы, а когда она спросила о дневнике, он велел ей идти спать, а не отвлекать его от работы всякими глупостями. Рин разозлилась и ушла прочь, сердито топая на весь коридор. В комнате ее ждал Анхельм. Когда Рин вошла, он с улыбкой протянул дневник и сказал, что нашел его в своей комнате рядом с кроватью. Девушка удивленно похлопала ресницами.

— Наверное, выронила, когда раздевалась, — предположил герцог. — Рин, раздобудь мне что-нибудь поесть, я зверски голоден. У меня так и не хватило времени поужинать. А я пока умоюсь.

Рин скептически хмыкнула, думая про себя, что выронить дневник в комнате у Анхельма она никак не могла просто потому, что не брала его вчера с собой. Ведь не брала же?.. Кажется, нет. Как дневник попал к нему? Впрочем, ладно. Рин пообещала скоро вернуться и отправилась выискивать хоть кого-то из прислуги в этом гостевом доме. Обойдя все три этажа, она так и не нашла никого и снова вломилась к Кастедару. И замерла на пороге, когда увидела у него в кабинете вальяжно развалившегося на диване Фриса.

— Ты что тут делаешь? — спросила она, вспоминая о том, что Фрис терпеть не может демона.

— Беседую о любви, дружбе и пью, — ответил келпи и кивнул на бутылку на столике перед диваном. — Хочешь присоединиться?

Рин еще раз скептически хмыкнула испросила у Кастедара, где в сей поздний час можно раздобыть еду, чтобы накормить одного голодного мужчину. На это демон молча протянул ей ключи от кухни, и она пошла опустошать запасы. Надо заметить, что готовить Рин любила, но не умела. То есть, ей, конечно, можно было доверить приготовление мяса на костре или сложить бутерброд, но ничего сложнее этого, так как все, за что она бралась, есть было невозможно. Но когда она дорывалась до кухни и готовки, то остановить ее уже никто не мог, потому что на все возражения она говорила: «Отцепись, я знаю рецепт!» Вот и сейчас девушка решила постараться и сделать что-нибудь вкусное для Анхельма. Герцог даже не подозревал, что наделал. Она нашла вареную говядину, белую пасту с запахом чеснока, длинный зеленый овощ с очень приятным свежим запахом, мелко порезала все это и смешала. Посолила для вкуса. Затем решила, что явно чего-то не хватает для остроты, и щедро приправила салат горчицей.

— Будет ли этого достаточно? — засомневалась она и решила, что может подогреть ему остатки рыбы, которую давали на ужин. Чтобы понять, как готовила Рин, нужно иметь представление о печах, которыми пользовались в те времена. Внешне печь была похожа на большой каменный стол с гладкой чугунной столешницей и дымоходом. С одной стороны располагалась дровяная топка, с другой стороны стоял повар. Огонь внутри разогревал камень довольно быстро, чугун превращался в раскаленную жаровню, на которую ставили горшки или сковородки. Вооружившись лопаткой, Рин выложила рыбу прямо на жаровню. Та зашкварчала, и девушка поняла, что сейчас все пригорит. Масла не было нигде. Зато нашлись густые сливки. Рин помнила, как мама делала жареную оленину в сливках, поэтому смело проделала то же с рыбой. Странный запах не смутил горе-повара. Она перевернула рыбу пару раз и собрала на тарелку. Красиво украсила веточкой зелени и понесла все это Анхельму.

Когда она пришла к нему в комнату, герцог сидел за столом и листал пачку документов. Увидев ее, он отложил их в сторону и помог расставить еду.

— Милая, а что это? — спросил он, разглядывая солидно пришкваренную рыбу в потеках чего-то белого.

— Это рыбка в соусе, а это салат с мясом и чесноком, — с готовностью отозвалась Рин и открыла бутылку вина. — И я прихватила вино.

Анхельм пожал плечами и принялся за ужин.

— На вкус довольно необычно, — сообщил он, прожевав ложку салата. — Островато, правда.

— Это левадийская кухня, — с важным видом сообщила Рин, надеясь, что хоть сегодня ее старания будут оценены по достоинству. — Чем ты занимался? Мне сообщить нечего, у меня было то же самое, что и вчера.

Анхельм показал ей на пачку документов. Рин подвинула их к себе и стала листать, впрочем, не особенно надеясь что-то понять. Ее левадийский оставлял желать лучшего в вопросах узкоспециальных.

— Я собираюсь сделать выгодные вложения в несколько предприятий и уже купил две фабрики. Конечно, еще не все документы оформлены до конца.

— Зачем? — удивилась Рин и снова вспомнила о купленном для нее доме. — Анхельм, не темни. Говори правду. Что ты задумал?

— Я не могу тебе этого сказать, Рин, — ответил он, качая головой. — Ты сама все поймешь, если будешь достаточно внимательна к моим действиям. У меня есть для тебя новость: в Соринтию мы отправимся по отдельности. Ты завершишь мои дела здесь.

Рин растерялась.

— Анхельм, ты что? Я же ничего не знаю о твоей работе…

Он лишь отмахнулся.

— Я объясню все, что нужно сделать. Там нет ничего сложного.

— А возвращение?

— Возвращаться будем через Канбери. У меня нет ни малейшего желания ехать через Южные острова. И времени тоже терять больше не могу. В марте назначено очередное собрание, я не должен опоздать на него.

Рин поежилась.

— А если меня узнают?

— Рин Кисеки умерла для окружающего мира. Статьи о твоей поимке и смерти разнеслись на весь мир, благодаря стараниям Илиаса и Кастедара.

Рин прижала ладони ко рту.

— На весь мир?! И в Соринтии тоже все знают? Как же… Если это дойдет до Армана и Зары… что делать?! Твой дядя может лишить меня документов!

Анхельм кивнул с самым серьезным видом:

— Именно поэтому мы не можем больше терять время. Я должен отправляться как можно скорее, но ты завершишь мои дела здесь. Рин, это важно.

Герцог налил себе вина и выпил сразу полбокала.

— Боги, сколько же горчицы они льют в эти салаты? Мой рот горит.

Рин прикусила язык, подумав, что салат нужно было хотя бы попробовать перед тем как подавать. Она взяла ложечку и съела немного. Кисловато, остро, мясо какое-то жесткое.

— По-моему, нормально, — резюмировала она. Анхельм отставил тарелку в сторону и принялся за рыбу. Рин впилась взглядом в его вилку, как сокол в добычу, и напряженно следила за выражением лица.

— Хорошо, что я должна сделать?

— Есть два предприятия, на которые ты должна забрать документы у моих партнеров и привезти их мне. Первое предприятие — это ткацкая фабрика в Андринео, второе — сталелитейный комбинат в Диаполи.

— Что такое сталелитейный комбинат? — не поняла Рин.

— Это место, где железо перерабатывают в сталь, а затем из этой стали делают различные вещи.

— Это выгодно? — спросила она, надеясь порадовать таким вопросом Анхельма. Не то чтобы ее действительно интересовал этот вопрос, скорее, она просто хотела сменить тему.

— Сейчас — очень. Сталелитейная промышленность идет вверх высокими темпами, потому что спрос на сталь растет. Так вот: ты забираешь документы у людей, чьи адреса я тебе дам позже, и везешь их мне. Я приеду в Соринтию раньше тебя, а Фрис едет со мной в качестве охраны.

— Я не понимаю, что происходит. Вообще не понимаю, — честно призналась Рин. Герцог взял ее за руку и сказал:

— Мне нужно твое доверие, Рин. Я пытаюсь создать для тебя безбедное будущее.

— Для чего такие ухищрения? Ты же знаешь, что я неприхотлива.

— Зато я прихотлив.

— Анхельм, ты вообще уверен, что я доживу до этих времен?

— Вот эти речи я слышать даже не хочу, поняла? — отрезал он, строго и серьезно глядя на нее. Рин молча просматривала документы. Он переспросил: — Рин, ты поняла?

— Поняла, — процедила она сквозь зубы. Анхельм огорченно посмотрел на девушку и доел рыбу.

— Что бы хорошего я ни делал для тебя, ты сопротивляешься. Фрис лжет тебе, унижает и причиняет боль, но ты ему доверяешь. Кастедар крутит тобой, как хочет, но ты ему доверяешь. Я же делаю для тебя только хорошее, но ты отказываешь мне в доверии! Может, мне нужно стать отъявленным мерзавцем, чтобы ты прониклась ко мне этим чувством?

Рин ошарашено смотрела на него.

— Какая муха тебя укусила? О чем вообще ты говоришь? — зашептала она, срываясь на крик. — Да как ты смеешь говорить, что я не доверяю тебе после всего, что было?! Ни один мужчина не получил доступа ко мне за последние двадцать пять лет, кроме тебя! Ни один! Ни один человек не видел моего настоящего лица, только ты! И после этого ты все еще считаешь, что я тебе не доверяю?!

— Рин, успокойся…

— Сам успокойся! Я спокойна! — заорала она. — Что тогда, по-твоему, доверие? Слепое исполнение твоей воли без малейшей попытки понять ситуацию?! Что значит «я хочу создать тебе безбедное будущее», а? Мать твою, Анхельм, я считала, что мы вместе!

Она вскочила из-за стола и выбежала из комнаты, хлопнув дверью. Все в ее душе клокотало, и все вокруг раздражало. Хотелось поскорее убраться из этого места подальше, где никто не смог бы увидеть, как ей плохо. Подумав, что, вероятно, Анхельм отправится искать ее, Рин не стала возвращаться в свою комнату, а вместо этого решила пройтись по улице. Ей нужно было остыть, чтобы не дать себе наделать еще больше глупостей. Их гостевой дом — трехэтажное деревянное здание с крышей-пагодой и галерейными балконами — находился в центре Льяго, и окружен был мощеными улицами и высокими шести и семиэтажными каменными домами серого цвета. Пройдя квартал в сторону войсковой части, она остановилась и огляделась вокруг. Ничто здесь не радовало глаз, и все нагоняло тоску своей серой безликостью. Рин смотрела на эти странные дома-коробки с холодными гранитными стенами и чувствовала, как их высота и массивность давят на нее. Такого ощущения у нее никогда не возникало в городе Сорин-Касто, несмотря на его плотную застройку и такие же высокие дома; улочки в нем были по-своему уютные, хотя на первый взгляд казались неприветливыми. А здесь возникало лишь чувство пустоты, собственной незначительности и грусти. Прохладный вечерний ветер пробирался под ее тонкую кофту, она зябко ежилась и тоскливо вздыхала. Конечно, ссора была глупой. На пустом месте. Какая муха его укусила?

— Что не так я сделала? Что я сказала не то? Я всего лишь спросила, зачем все это нужно! Почему он не хочет ответить мне? — спросила она у одиноко стоящей на пустой улице макины. Та предсказуемо не ответила. Рин села на бордюр и, подтянув колени к груди, уткнулась в них.

Зачем он купил ей дом? Забота об ее будущем? Или он предполагает ситуацию, когда ей придется бежать из страны?

«Через полтора года ты продашь этот дом, поедешь в Альтресию и купишь дом там, в столице», — прозвучало у нее в голове воспоминание.

Анхельм хочет, чтобы Рин уехала? Боги, если ему нужно, чтобы она уехала подальше, ему достаточно было просто сказать об этом, ее и след бы простыл! Зачем покупать ей дом? Но он утверждает, что заботится о ней…

Или он хочет уехать с ней? И бросить все? Бред, он так не сделает. Анхельм твердо стоит на земле: он бы не стал покупать здесь собственность, если бы у него не было планов на эту страну. Дом, сталелитейный комбинат и ткацкая фабрика. Как могут быть связаны эти вещи? Зачем герцог, у которого и так денег куры не клюют, вдруг вкладывает средства в такие предприятия за океаном? Или так он пытается окупить убытки от предстоящей потери земель? Купить производство в этой стране и получать с него прибыль? А что, вот это вполне вероятно: он отдает земли, где добывается железо, например, колонию в Квато, а взамен покупает сталелитейную промышленность, и контролирует производство. Отдает Шаберговы острова, где выращивают хлопок, а покупает ткацкие фабрики, и получает деньги. Да, вот это вероятнее всего.

Но зачем тогда дом? Рин потерялась в своих рассуждениях.

Она слышала, как Анхельм подошел к ней и сел рядом на бордюр, но голову не подняла. Его рука опустилась ей на плечо, она дернулась, чтобы стряхнуть ее, но он не отпустил.

— Прости меня. Я сказал глупость, — тихо промолвил он. — Мне следовало ответить на твой вопрос, или хотя бы объяснить, почему я не могу ответить. Что же, вот тебе ответ: я готовлю запасной план на случай нашего провала с кристаллом.

— Но ведь Фрис и Кастедар сказали, что все получится… — тихо возразила она.

— Я не доверяю ни тому, ни другому до конца. Фрис преследует свои цели, и они отличны от целей Кастедара. Всегда существует шанс провала, и на этот случай я хочу подстелить соломы. Они не знают того, что знаю я, и не могут подробно разобраться в том, что я делаю. Я знаю, что эти двое имеют на тебя особое влияние, поэтому мне так важно, чтобы ты делала то, что я говорю, не вникая в подробности. Рин, ты ведь признаешь, что я умнее тебя в вопросах финансов?

— Я с этим никогда не спорила. Конечно, признаю.

— Ты веришь мне?

— Конечно, верю. Мне просто хочется знать, зачем все это… Но раз нельзя, то ладно. Анхельм, пойми, как я устроена: я не протестую против каких-то действий, если знаю, зачем они нужны. Незнание меня убивает, я начинаю нервничать. А когда я начинаю нервничать, я превращаюсь в чудовище. Если у меня есть достаточно веская причина не знать чего-либо, вот как сейчас, то я не задаю лишних вопросов и не нервничаю. Понимаешь?

— Понимаю. Дать тебе еще более вескую причину? Вот она: я не хочу гнить за решеткой в Сорин-Касто, Рин, и не хочу, чтобы ты гнила со мной. Поэтому я проворачиваю дела, о которых тебе знать не обязательно.

— Поняла. Вопрос снят.

— Ты простила меня?

— Простила, — просто ответила она и улыбнулась. — И ты меня прости за то, что была резка с тобой.

Анхельм наклонился и поцеловал ее в макушку.

— Пойдем спать, родная.

Рин улыбнулась ощущению, возникшему в ней при этом слове, сказанном так свободно и легко. Теплый комочек поселился в груди, согревая и успокаивая. Уже было наплевать на то, что нельзя этого допускать, и что последствия будут ужасны. Что боль от расставания с ним будет сильнее, чем что-либо. Все это будет когда-то в этом далеком «потом», а жить хочется сейчас. Хочется… Вот теперь хочется.

~*~

Ночью Анхельм проснулся и понял, что сейчас ему наступит конец. Согнувшись в три погибели, герцог выкатился из кровати и проковылял в уборную. Живот сводило так, словно внутренности завязывали в морские узлы особо хитрой формы и затягивали потуже. Его бросало то в жар, то в озноб, пот лился градом, а руки слабо дрожали. Счастливица Рин спала без задних ног, разбудить ее не могли бы даже пушечные выстрелы. Анхельм об этом знал, поэтому не стал убегать в ее комнату, чтобы посетить зал мечтаний. Выбраться оттуда он смог лишь через добрых полчаса. Он сел в кресло, набросив на шею мокрое полотенце, и стал думать, что же такое превратило его ночь в часы унизительных мучений. Без сомнений, это была эта странная рыба в чем-то белом. Могло ли это быть молоко? Анхельм не переносил молока ни в одном виде по причине стойкой аллергии, выраженной в двух формах: сыпь и расстройство желудка. Он расстегнул рубашку и осмотрел грудь: на загорелой коже выступили красные пятнышки. Итак, причина определена. Рыба была полита соусом со сливками. Неужели повара забыли о предупреждении не готовить ему ничего, содержащего молоко? Да нет, не могли — они здесь вышколены. Значит, это кулинарное творчество может принадлежать только одному человеку…

Анхельм снова ощутил непреодолимое желание посетить дом рассуждений и не стал терять ни секунды. Выйдя оттуда наконец, он подошел к Рин и растолкал ее. Сонная девушка открыла один глаз и воззрилась на него взглядом совы, которую разбудили днем.

— Рин, кто готовил это? — прохрипел он, потрясая мокрым полотенцем. Рин уставилась на него, не вполне понимая, кто он такой и чего хочет.

— Кто? — спросила она, разлепив губы.

— Кто это готовил?

— Что готовил?

— Рыбу!

— Какую рыбу?

— Которую я ел.

— Когда?

Анхельм приложил мокрое полотенце ей к лицу, и она недовольно заворчала, пытаясь снова зарыться в одеяло.

— Рин, проснись! Кто готовил рыбу, которую я ел на ужин?

— Я готовила… — простонала она, отпихивая полотенце. — Что такое? Что ты хочешь?

— Значит, это по твоей милости я провел два часа на унитазе! За что ты так со мной, женщина?! — взмолился он. Рин прислушалась.

— Тебе плохо?

— Плохо — это не то слово. Я чувствую себя так, словно меня били по животу палками и вязали в узлы!

Рин встряхнула головой и открыла второй глаз. Отодвинула Анхельма с дороги и дошла до уборной. И выскочила оттуда, зажав нос.

— Ты хочешь, чтобы я навсегда нюха лишилась?! — завопила она.

— А ты хочешь, чтобы из меня мозг вылетел через одно место?! Я чуть не погиб от твоих кулинарных изысков!

— Он, видимо, уже вылетел! Тяжело тебе было окно открыть?! — огрызнулась Рин, обидевшись на низкую оценку своего кулинарного таланта.

— Если бы я не был столь ослаблен после… после этого, — он махнул рукой на уборную, — я бы открыл окно. Но я едва выполз оттуда!

— Что, так болит? — перестала кипятиться Рин. — Садись, я поищу у себя настойку.

— Я полежу. Сидеть мне… сложно.

Рин забежала к себе в комнату и перерыла заветную сумку с настойками и корешками. Найдя корень лапчатки, она вернулась к Анхельму и сунула ему в ладошку.

— Жуй это. Я сейчас сделаю тебе лекарство.

Она занялась приготовлением, а Анхельм спросил:

— Рин, сознайся честно, ты умеешь готовить?

— Я умею! — чуть не взвилась она, но потом добавила: — Но только мясо на костре или бутерброды. Мама говорила, что к приготовлению еды меня подпускать нельзя и все время сетовала, какая я бестолковая жена буду.

Анхельм рассмеялся.

— У нас будет повар. Я не хочу умирать от несварения или отравления.

Рин хмуро посмотрела на него и протянула чашку.

— Выпей это и продолжай грызть корешок. На самом деле готовить я умею только яды и лекарства. С едой у меня хорошие отношения, когда я ее ем.

— Ну, запороть блюдо не так уж и сложно, но сделать из него отраву — это уже мастерство.

Она лишь тяжело вздохнула, снова легла и закрылась одеялом с головой.

— И что? Это все? — спросил Анхельм. — Ты не собираешься больше ничего сделать?

— Может, мне еще танец с бубном вокруг тебя сплясать? — проворчала она. — Ты не умираешь и даже не отравился, это было всего лишь молоко. Прости, я забыла, что ты его не переносишь.

— Прости? И это все? «Прости»? Прости, Анхельм, я чуть не убила тебя, но не убила же! Прости, Анхельм, я забыла, что ты не переносишь молоко! Прости, что тебе чуть не разорвало зад, но ведь все обошлось!

Рин заливисто захохотала. Из-под одеяла показалось ее покрасневшее лицо, она пихнула Анхельма в бок:

— Мы с тобой, как ворчливые дед и бабка! Успокойся ты уже. Допил? Иди ко мне!

Она притянула его к себе поближе, поцеловала в щеку, и герцог смолк.

— Рин, мне неудобно. У меня ноги упираются, — сказал он через некоторое время.

— Закинь их на меня. Спи.

Уже проваливаясь в сон, она подумала, что они с Анхельмом похожи на лет десять женатую пару. Это почему-то так позабавило ее, что заснула Рин со счастливой улыбкой на лице.

Глава восьмая, в которой Анхельм уезжает в Соринтию, а Рин заключает соглашения

Strange love, even though you hurt me

I feel blessed love.

Baby I'm your puppet on a string

Making me tumble and swing

Trouble's what you bring, strange love

Strange how you control my every little move now

Hanging from your strings is all I know

Starring in your puppet show

Never let me go, strange love

(Koop, Strange love)[1]

БАХ! Земля взметнулась в воздух фонтаном грязных брызг, спустя миг в воздухе осталось висеть облако пыли. Рин сидела за баррикадой и терла уши, в которых дико пищало и звенело. Для ее слуха взрыв противопехотной мины оказался слишком громким. Сегодня ей показывали, как обращаться с минами и обезвреживать их. Рин с огромным интересом разбиралась в сложном устройстве, а когда разобралась, то даже с первого раза написала экзамен на «отлично», вызвав немалый восторг инструктора. Но когда она увидела мину в действии, вся теория из головы куда-то улетучилась. Их, конечно, использовали на войне в Соринтии уже давно, но отечественным инженерам, поставленным в условия жесткой экономии и лишенным финансовой поддержки государства, никогда не удавалось создать нечто столь страшное, как здесь. Глядя на вздымающиеся один за другим столбы песка, зажимая уши, чтобы не оглохнуть, Рин осознавала, насколько страшна Левадия как противник, раз у них есть на вооружении такие штуки. Соринтия была огромной страной с большой военной силой, но против Левадии — что крестьяне с вилами против солдат с винтовками. Рин смотрела и оценивала слаженность действий солдат на учениях, работу командиров и понимала: не приведите боги воевать с этой страной. Невзирая на всех магов (которых, признаться по совести, осталось мало), соринтийцев зароют в землю. Но что больше всего волновало ее — не провернет ли Илиас древний как мир обманный маневр: предоставит военную помощь, а когда надобность в ней исчезнет, откажется отзывать войска обратно и обернет против того, кому помогал? Сопротивляться такому врагу, который ввел войска в самое сердце страны, Соринтия просто не сможет. Война с Маринеем опустошила не только казну, но и простые человеческие ресурсы — мужчины уходили на фронт двадцать пять лет. Об оружии и говорить нечего.

О чем думал Анхельм, соглашаясь на это? Какой нож приставили к его горлу?

БАХ! Очередной взрыв мины прервал ход ее мыслей, Рин встрепенулась и прислушалась к командиру: тот скомандовал прекратить. Учения завершились, по окончании к ней подошел инструктор Фридрих Гольц и сообщил, что приехал Кастедар. Рин подхватила мешок с вещами, винтовку и поспешила к макине демона.

— Что случилось? — спросила она, глядя на необычное для Кастедара взволнованное лицо. Тот махнул ей рукой, чтобы скорее забиралась в макину, и ответил, что ее желает видеть его величество. Рин несказанно удивилась, но возражать не стала. Спустя некоторое время они оба стояли в покоях Илиаса и ждали, когда вернется король.

— А зачем он меня вызвал? — шепотом спросила Рин.

— Сейчас узнаешь, — ответил демон и занялся своими делами: уселся за журнальный стол и стал просматривать документы, в которых Рин безошибочно узнала медицинские карточки пациентов. Девушка подошла к окну и выглянула: внизу во внутреннем дворе располагался сад с цветущими кустами роз и гардений, природный фонтан и газебо. На одной из лавочек сидела принцесса вместе с матерью, там же был и Анхельм. При виде них она испытала смутную тревогу: сердце заколотилось, словно от плохого предчувствия.

— У меня такое чувство, что мне хотят сообщить что-то плохое, — поделилась она с Кастедаром, глядя на то, как неестественно прямо сидит Анхельм, насколько скупы его жесты и бледно лицо. Советник его величества оторвался от бумаг и сказал:

— Это не то о чем ты думаешь. Но если хочешь спросить меня об этом, то отвечу так: вам двоим дали большое количество времени. Роскошь, которой нет даже у королей.

— О чем ты?

— О твоих отношениях с его светлостью.

Рин промолчала.

— Тебя сюда вызвали не по этому вопросу, уверяю, — добавил демон. Девушка снова ничего не ответила, боялась, что голос выдаст ее волнение. Ей не было слышно, что происходит в саду — плотно закрытое окно не пропускало ни единого звука с улицы. Решив перестать терзать себя понапрасну, она отошла и стала рассматривать картину на стене. Через некоторое время послышались тяжелые шаги, дверь открылась, и вошел Илиас. Рин почтительно поклонилась — в ее положении не стоило пренебрегать правилами хорошего тона — и поприветствовала его величество. Илиас подошел к ней довольно близко и протянул руку. Отвечая на его рукопожатие, Рин не постеснялась показать силу.

— Доброго дня, Рин Кисеки. У вас крепкая рука, — заметил Илиас.

— Как и у всякого военного, — ответила Рин.

— Вы знаете, зачем я вас позвал?

— Нет.

Илиас жестом предложил присесть. Рин опустилась на широкий диван с резными деревянными подлокотниками и ножками и вопросительно посмотрела на его величество.

— Как вам известно, я и Анхельм Ример договорились о порядке предоставления помощи вашему революционному сообществу. Не знаю, насколько детально он посвятил вас в план, поэтому расскажу по порядку. Мы решили, что от Левадии направятся транспортные корабли на север Соринтии, где мы разобьем закрытую базу. Операция по подготовке займет примерно год-полтора, затем мы за месяц перебросим войска к Сорин-Касто и за Драконьи горы, где в данный момент находится кристалл. В связи с этим, от вас мне нужна рекогносцировка. Никто здесь не знает эти районы лучше вас, Рин Кисеки. Я помог вам, теперь я прошу вашей помощи для вас же.

Рин задумчиво склонила голову набок. «Через полтора года ты приедешь в Левадию, продашь этот дом» — вспомнила она слова Анхельма и тут же сопоставила их со словами его величества: «Операция займет год-полтора».

— То есть, говоря простым языком, вы, ваше величество, хотите, чтобы я рассказала, как и куда могут пробраться ваши войска? Выдала военную тайну, — Рин не стала вилять хвостом перед королем.

— Зачем так грубо обобщать? Я предоставляю вам помощь, без которой вы не справитесь.

Она обдумала его слова и решила подтвердить свои подозрения.

— Есть ли гарантии, что ваши солдаты будут отозваны с территории Соринтии, как только операция будет завершена, вне зависимости от успешности, ваше величество?

— Они и не будут. У нас с Анхельмом договор на особых условиях, который предполагает наше тесное сотрудничество в дальнейшем.

Рин усмехнулась. Такой обтекаемый ответ мог дать только человек, который знает о ее способности распознавать ложь. Что же, это может быть как ложью, так и правдой.

— Я подозревала об этом. Вы ловко и крепко прижали его светлость, ваше величество.

— Мне не нравится ваш тон, Рин Кисеки. Я стараюсь для вашего же блага. И, смею вас заверить, для Анхельма условия оказались более чем выгодными.

Она подняла тяжелый взгляд на короля.

— У меня нет причин спорить с вами или не соглашаться, если его светлость уже дал свое согласие на этот план… ваше величество. Но рекогносцировку, сиречь местоположение тайных тропинок к Сорин-Касто и прочей информации, я вам не дам.

Илиас, похоже, пришел в замешательство, и Рин поспешила объяснить:

— Причина проста: я не вожу с собой карты, а описывать все на словах — все равно что объяснять слепому, как выглядит красный цвет. Одну вещь я могу сказать прямо сейчас и точно: если вы начнете операцию зимой, солдаты погибнут в снегах. Никто не проберется по северу герцогств Танварри и Вейнсборо в зимнюю пору. Местность скалистая, там начинается гряда Драконий Хвост. А чем ближе вы будете приближаться к Драконьим горам, тем хуже будет погода, тем тяжелее будет путь. Но чего я действительно не понимаю, ваше величество, так это зачем вам понадобилось это от меня? У Левадии есть разведка, которой, не сомневаюсь, и без меня все прекрасно известно. Вы вызвали меня по другой причине. Какой же?

Илиас сел нога на ногу, сложил руки на груди и ответил:

— Верно. Причина другая. Я хочу, чтобы вы лично провели моих солдат непосредственно к кристаллу и в замок Сорин-Касто.

Рин даже не поморщилась.

— Пока мне не дадут приказ, я не могу ответить согласием.

— Если дело только за приказом от Анхельма, то это не займет много времени.

— Я не подчиняюсь приказам господина Анхельма Римера.

— Хорошо, согласие Орвальда Римера тоже не проблема, — предположил Илиас. Рин терпеливо улыбнулась.

— Хотя я выполняю многие его поручения, он не имеет надо мной власти и реальных рычагов давления.

— Тогда кто же?

— Похоже, ваше величество, вы не имеете представления о том, кто на самом деле глава сообщества. Нет, это не Анхельм и не Орвальд Римеры.

— Так кому же вы подчиняетесь? — уже не так уверенно спросил Илиас.

— Вы знаете, кто основатель этого сообщества, ваше величество? Вы знаете, с чего все началось?

— С кристалла, надо полагать. Под Золотым Когтем нашли кристалл, который околдовал его величество Вейлора.

Рин медленно кивнула.

— А сообщество началось с одной разозленной женщины, у которой отняли все: работу, дом, семью и любовь. Она дала клятву во что бы то ни стало отомстить виновному в их погибели императору. Но у женщины был друг, который остановил, который сказал ей, что нужно действовать иначе. Друг обратился к некоторым власть имущим людям за советом, и те рассказали, что им тоже есть за что поквитаться с королем и кристаллом, захватившим власть. Был разработан план свержения императора, который включал в себя умопомрачительное количество пунктов. Этот листочек до сих пор хранится у основателя сообщества Армана Валиенте. Единственного, кто имеет надо мной реальную власть. То есть… имел до недавних пор. Раньше я подчинялась его решениям. Теперь я не подчиняюсь никому. Да и до этого момента я исполняла всю грязную работу по своему собственному желанию, поскольку я преследую схожие с руководством нашего сообщества цели. Чего они действительно не осознают, так этого того, что я могу выйти из игры в любой момент и начать действовать по своему усмотрению. Сейчас я работаю в команде потому, что мне это выгодно, ваше величество.

— То есть, при определенном стечении обстоятельств, вы присоединитесь к тому, кто представит вам наиболее выгодные условия.

Рин неопределенно пожала плечами.

— Можно и так сказать. Но условия должны быть действительно выгодными и без двойного дна.

— Если я заплачу вам, вы согласитесь провести моих солдат в нужное место?

— Нет, не думаю, ваше величество.

— Вы даже не поинтересуетесь суммой?

— Нет. Я люблю, когда мне хорошо платят, но не гонюсь за деньгами.

— Облегчите мне жизнь, скажите сами, что я могу вам предложить? — спросил Илиас, подаваясь вперед к ней. Рин заметила, как неодобрительно взглянул на него Кастедар и медленно ответила:

— Ваше величество, меня настораживает ваше желание нанять меня. По некоторой причине я нужна вам, иначе вы не стали бы меня спасать и оказывать эту бесценную услугу с исчезновением моего имени из черных списков спецслужб. Я не люблю ходить вокруг да около, скажите прямо, почему именно я должна вести солдат, да еще и в Сорин-Касто?

— Вы знаете эти места лучше, чем кто бы то ни было. Я не могу рисковать и надеюсь на вашу помощь, Рин Кисеки. Я предлагаю вам деньги, но раз вас это не интересует, мне придется прибегнуть к другим методам. Что же, я должен быть честен с вами…

Илиас замолчал и задумался. Рин с интересом смотрела, как он придумывает что-то, что может дать ему козырь в руку, и гадала — сможет или нет? Взгляд короля на некоторое время расфокусировался, ноздри раздулись. Наконец, он тяжело вздохнул и снова посмотрел на нее.

— Уже сейчас достоверно известно, что операция по уничтожению кристалла завершится успешно. Но я не хочу рисковать и желаю свести потери к минимуму, чтобы дело получило как можно меньший общественный резонанс. Чтобы международный совет и мои министры не могли обвинить меня в пособничестве революционерам и намеренном кровопролитии. Поэтому мне нужны вы, — сказал он, наконец. — У нас с вами встал ребром вопрос цены. Вам кажется, что раз теперь вы официально зоветесь Ирэн Эмерси, а Рин Кисеки мертва для общественности, то ваши проблемы решены, а значит и беспокоиться вам не о чем. Конечно же, это не так. На самом деле ваше положение стало даже хуже: вас не существует ни в том, ни в другом образе. Уже нет преступницы, которую можно оправдать, еще нет человека, которому можно дать фальшивую биографию. Рин Кисеки была известна, как легенда. Было отчего: я видел вас в бою и могу сказать, что глупы те, кто встают на вашем пути. Но однажды бой закончится, Рин Кисеки, и тогда для вас настанет самое страшное время. Такие как вы всегда боятся лишь одного: остаться не у дел. Это подкожный страх, который не выгнать ничем. Вам знакомо понятие «синдром ненужного героя»?

Рин медленно кивнула, чувствуя, как бежит по спине неприятный холодок, а в животе словно сворачивается в кольца холодная змея. Илиас с удовлетворением посмотрел на нее и продолжил:

— Левадия уже долгое время является правовым государством, и Соринтии немного осталось на пути к этому этапу развития. Иными словами, мир давно ушел от эпохи, когда законом была грубая физическая сила. Миром больше не правит человек с мечом, им правит закон. И этот закон наказывает людей с мечом. Вы, Рин Кисеки, мало того что с мечом, вы и с законом не в ладах, вы ведете войну против законного общества. Но однажды ваша война закончится. Однажды затихнет эхо последних выстрелов, и тогда настанет время подводить итоги войны. Это будет время, когда станет говорить закон. После победы развернется страшный бюрократический механизм, и вы, Рин Кисеки, можете попасть под его жернова. Потому что вы угодили на самую важную, но и самую шаткую шестеренку. Вы живете в постоянном страхе того, что после победы вас просто забудут, а еще хуже — найдут, за что посадить. Разве не так?

«…Вы понимаете, что в определенный момент вам предстоит исчезнуть. И если вы не последуете моим указаниям и пропустите этот момент, то для вас все закончится не очень хорошо…» — вспомнила Рин слова Орвальда. Когда Илиасу стало ясно, что отвечать она не собирается, он продолжил:

— Поэтому я надеюсь, что теперь вы, осознав свое положение, станете сговорчивы.

Рин понимающе улыбнулась. Илиас смотрел на нее так, словно она уже была у него на крючке, но девушка совершенно не беспокоилась о сложившейся странной ситуации. Сейчас до нее дошел смысл всех этих тренировок, на которые ее затащили едва ли не силой, она поняла, зачем ей показывали все, чего добилась Левадия в военном плане. Ответ был прост: ее хотели напугать и подкупить одновременно. И также до нее теперь дошло, зачем Анхельм устроил аферу с покупкой недвижимости. Герцог может и был слабохарактерным, но никогда не был глупым и с самого начала знал о ловушке с двойным дном. Рин взглянула на Кастедара: демон выглядел так, словно совершенно не одобряет этот разговор. Значит, его сценарий был придуман Илиасом и является его же инициативой? Что же, она подождет, пока он не выложит все карты. Может быть, это может даже оказаться полезным…

— Если вы хотите, чтобы я что-то выполнила, вы должны убедить меня, что это выгодно мне, ваше величество, — напомнила она. — Я все жду, когда вы перейдете к делу.

— Говорю прямо: если вы поможете мне сейчас, то я сделаю так, что вас не посадят потом.

— Та-ак… — протянула Рин и согласно кивнула. — Сильно. Действительно выгодно. Но где гарантии?

— Какие вам нужны гарантии, Рин Кисеки?

— Гарантии, что я, моя семья, мои родственники останутся живы, на свободе, что ничто не будет угрожать их безопасности и нервам.

— Вы не в том положении, чтобы требовать таких гарантий.

— Серьезно? — спросила Рин, сузив глаза. — Вы хотя бы примерно представляете, кто я такая и что я могу?

— В том-то и дело, Рин Кисеки, что вы ничего не можете. Теперь ничего. Я хотел по-хорошему предложить вам за работу деньги. Но вас этот вариант не устроил…

— Конечно, не устроил, ваше величество. Родина стоит дорого, вы мне столько не заплатите. А если и заплатите, то мне такие деньги девать некуда, — усмехнулась Рин. — Вот второй вариант действительно выгодный. Я срок уже отсидела, обратно возвращаться не имею желания. Я не питаю иллюзий насчет того, как делаются дела в королевствах, и как поступают с людьми, которые слишком много знают. Также как не питаю иллюзий, что господин Ример за меня вступится — я слишком большая девочка, чтобы в сказки верить. Именно поэтому предложенный вами вариант очень даже выгоден для меня. А по поводу того, что я могу сделать… Спросите об этом Фриса. Или Ладдара, который знает, что от меня зависит… просто умопомрачительно многое.

Илиас перевел взгляд на Кастедара. Не поднимая глаз от медицинской книжки, на которую просто смотрел, а не читал, демон процедил:

— Я предупреждал.

Рин мило улыбалась королю.

— Я не разменная шестерка. Я козырной туз, ваше величество. И если вы хотите, чтобы я сделала для вас то, о чем вы говорите, вам придется дать мне гарантии, что с моей семьей, друзьями, любимой кошечкой… Что с ними все будет в порядке. Что после выполнения моей основной задачи я смогу покинуть Соринтию вместе с ними и уехать на другой край света, не опасаясь преследования.

Илиас выглядел так, словно с трудом сдерживает себя. Змея в желудке Рин туже свернула кольца, но девушка не могла выдать своего волнения, иначе все пойдет прахом. Прямой шантаж и сговор — какое это все было знакомое до дрожи в пальцах, родное даже! Интересно, кто просчитал ходы дальше: Анхельм, Орвальд или Илиас? Фрис или Ладдар? Потому что, ясное дело, что не она сама. Рин импровизировала, плана в голове не было никакого, но шестое чувство подсказывало, что она все делает правильно.

Король поднялся с дивана и подошел к стоящему у окна письменному столу, на котором лежала стопка чистых листов. Он взял один, развернул письменный набор и недовольно бросил:

— Идите сюда и пишите список ваших пожеланий, Рин Кисеки.

Рин подошла, села за стол и написала:

«Мы, Илиас Третий Левадийский, законный правитель королевства Левадия данным письмом гарантируем нижеследующее.

Предъявитель данного письма имеет Наше высочайшее разрешение на беспрепятственный въезд на территорию Левадии, выезд из нее, а также право на проживание в стране в течение неограниченного срока. Данное разрешение действует также на всех родственников Предъявителя.

28.02.4010».

Рин протянула листок Илиасу, тот прочитал и сказал:

— На предъявителя? Вы не хотите написать его на себя?

— Как вы сказали, ваше величество, положение женщины с именем Ирэн Эмерси шатко и сильно зависит от воли ее начальства. Никто не знает, что с ней случится после выполнения миссии. Поэтому я хочу перестраховаться.

— А как же выезд и въезд в Соринтию?

— Боюсь, после революции мне придется сменить место жительства, — нехотя признала Рин. — В любом случае, жить в этом собачьем холоде я больше не собираюсь.

— И что же, вы намерены протащить вашу матушку через два континента?

— Надо будет — протащу, ваше величество.

Илиас поставил роспись, королевскую печать и подозвал Кастедара.

— Подпиши ты тоже, — сказал он. — Как мой советник.

Демон с недовольным видом завизировал письмо и протянул Рин. Та с улыбкой спрятала его в карман и сказала:

— Теперь, когда мои гарантии подписаны и обрели больший вес, чем простые слова, я даю свое согласие провести ваших людей к кристаллу и в Сорин-Касто, ваше величество.

— Рад, что мы решили дело столь малой ценой.

— У меня есть еще одно пожелание, ваше величество…

— Что еще вам нужно?! — почти вскипел Илиас.

— О, ничего особенного. Просто хотела предупредить, что знать не желаю, зачем вы вводите войска в сердце Соринтии. Это все.

Илиас тяжело вздохнул и махнул рукой, чтоб убиралась восвояси. Рин оценила взгляд его величества и поняла, что испытывать удачу более не стоит. Она вежливо поклонилась и вышла. Но едва она закрыла за собой дверь и повернулась, как столкнулась нос к носу с Фрисом. Келпи настороженно взглянул на нее, не говоря ни слова, подхватил под локоть и повел куда-то вглубь коридоров гостевого дома. Когда они пришли в его комнату, он сделал странный пасс руками и спросил:

— Ну?

Рин вздохнула и упала на его кровать в позе морской звезды. Некоторое время она молча смотрела в потолок, разглядывая маленькие трещинки в побелке, а затем перевела взгляд на чрезвычайно обеспокоенного Фриса и спросила:

— Фрис, если тебе будет грозить опасность, ты сможешь за себя сам постоять?

— Было очень мало случаев в моей жизни, когда мне грозила опасность, девчонка. Да, конечно же, я смогу.

— Это хорошо. Потому что если Анхельма и маму я еще смогу защитить, то на тебя мне просто документов не состряпать.

— Что ты задумала?

— Ладдар нас не слышит? — спросила она, и продолжила, когда келпи отрицательно мотнул головой. — Я-то ничего еще не задумала. А вот Илиас задумал что-то серьезное. В это же впутан и Анхельм, и все происходит с его разрешения, что, как ты понимаешь, меня отнюдь не радует. Илиас хочет, чтобы я провела его войска в Сорин-Касто, во дворец, где находится Вейлор. Мало того, он хочет, чтобы я командовала операцией, когда мы будем разбираться с кристаллом. Фрис, мне катастрофически не хватает информации. Я словно по минному полю иду — не знаю, в какую минуту мне оторвет ноги.

— Девочка, все идет так, как нужно, поверь мне. Если ты будешь и дальше действовать согласно моему плану, все будет хорошо.

Рин всплеснула руками.

— Это какой-то порочный круг! Чтобы следовать плану, надо быть в курсе запланированного. Фрис, я тебе соринтийским языком говорю, что у меня нет информации, чтобы следовать твоему плану! На каком еще сказать?

Келпи тяжело вздохнул и присел рядом с ней. Зачем-то вытащил стилет из ее волос и распустил их, нежно перебирая прядки. Рин не возражала — голова немного болела из-за туго стянутого пучка.

— У тебя были такие чудесные волосы, а ты их испортила краской.

— Фрис, не уходи от темы, прошу тебя, — сказала Рин, наслаждаясь поглаживаниями.

— Я не могу тебе сказать, как ты не понимаешь? Я ведь уже говорил, что не могу! Ведь я тоже нахожусь между молотом и наковальней, у меня тоже есть кое-кто, кому я подчиняюсь.

— Тот странный зеленый дядька? — предположила Рин. — Погоди, как там было то слово, которое он произнес? Ре… ре-что-то. Не помню.

— Репликация. Я не знаю, что это значит.

— А ты знаешь, кто он такой?

— Высочайший. Творец.

— Значит, это правда, — вздохнула девушка и закрыла свое лицо ладонью келпи. — Я до последнего надеялась, что это не так. Я что, действительно играю такую важную роль?

Сквозь пальцы она увидела его опечаленное лицо и вздохнула так тяжко, словно ей сообщили, что она будет в одиночку строить башню из гранитных блоков.

— Говорила мне мама не разговаривать с незнакомцами… Надо было слушаться маму, выходить замуж и жить долго и счастливо, а не искать приключений на филейную часть. Ну, что уж теперь жаловаться?..

Рин поднялась, снова заплела косу и заколола стилетом.

— Фрис, ты уже знаешь, что обратно в Соринтию мы возвращаемся по отдельности? Ты едешь с Анхельмом, я еду одна, после вас. Мне нужно завершить дела здесь.

— Когда?

— Не знаю, Анхельм еще не сказал. Скорее всего, завтра.

— Хорошо… — тихо ответил он.

— Фрис, в связи с этим, пожалуйста, не ссорься с Анхельмом.

— Я постараюсь, — келпи отвел взгляд.

— Фрис! Пожалуйста.

— Он тебе так дорог?

Рин развела руками и фыркнула. Ей самой было непонятно, что она хотела сказать этим жестом, но почему-то Фрис после этого встал и обнял ее.

— Хорошо. Я обещаю не провоцировать ссоры.

— Спасибо.

Рин похлопала его по плечу и вышла. И тут же поняла, что совершенно не знает, куда ей сейчас направиться: обратно на учения или в комнату, чтобы подготовиться к ужину. Пораздумав немного, она пошла к себе.

~*~

Рин вышла из ванной, вытирая волосы полотенцем и напевая под нос песенку, и принялась искать в сумке белье и приличную одежду для ужина. Она застегивала лиф, когда в коридоре раздались шаги Анхельма. Спустя мгновение открылась дверь, и он зашел.

— Оденься сегодня предельно красиво и аккуратно, — сказал он с порога вместо приветствия, оглядывая ее с головы до ног. — После ужина мы едем в одно очень важное место, и мне нужно, чтобы ты меня сопровождала.

— Привет. Что случилось? — спросила Рин, убирая в сторону темно-зеленую блузку и белые брюки.

— Здравствуй, — ответил он, подходя и целуя ее в макушку. — Ничего не случилось. Просто предупреждаю.

— Ты какой-то нервный, — заметила она, подозрительно глядя на него.

Анхельм был бледен, двигался непривычно быстро, и его красивое лицо застыло маской, а такое было только когда он сильно волновался.

— У меня был не самый приятный разговор с ее величеством, вот и все. Пожалуйста, поторопись. Я пойду к себе, мне тоже нужно переодеться. Хотя сейчас я думаю, что, может быть, нам и вовсе не терять времени, а отправиться доужина?

— Могу я спросить, куда мы поедем? — растерялась Рин. — У меня с собой не было никаких красивых вещей, я не набирала одежду.

Анхельм поморщился и встрепал себе волосы.

— Тогда надень что-нибудь, поедем прямо сейчас. В гостинице переоденемся.

— А кто нас повезет?

— Ты. Ты же научилась водить?

Рин побелела и издала нервный смешок.

— В Льяго-то я смогу, но насчет открытой дороги — не уверена.

— Ничего, у тебя все получится.

— Фрис едет с нами? — спросила Рин, снова доставая блузку и брюки.

— Нет, мы вернемся. Готова?

Рин оделась, заплела мокрые волосы в косу и привычно завернула в пучок. Анхельм взял ее за руку и повел на улицу, где их ждала макина. Герцог протянул ей ключи и сказал:

— Это твое. Сейчас мы поедем в гостиницу. Я помню дорогу, не волнуйся!

За всю дорогу Анхельм не проронил ни слова, только указывал ей направление. Рин искоса поглядывала на него, не решаясь сказать ему о том, что ее вызывал Илиас, и до чего они договорились. В гостинице Рин снова пришлось ненадолго зайти в ванную, чтобы ополоснуться: в этом жарком климате все тело мгновенно становилось липким. После чего она надела выбранное Анхельмом темно-синее платье в пол с глубоким декольте и рукавами три четверти.

— Декольте слишком глубокое, — заметила она, поворачиваясь к герцогу.

— Замечательное. Иди-ка сюда. Давно хотел тебе это вручить, наконец-то представился случай.

Анхельм достал из портфеля довольно большую квадратную коробочку, обтянутую синим бархатом и раскрыл. Рин изумленно уставилась на ожерелье с густо-синего бархатистого оттенка крупными сапфирами, окаймленными бриллиантами. Тени и искорки играли в глубине камней, заставляя их мерцать.

— Мама моя дорогая… — прошептала она, не решаясь даже коснуться подарка. — Это что, правда мне?

— Нет, твоей воображаемой подруге, — закатил глаза Анхельм. — Конечно тебе, родная. Иди ко мне.

Рин позволила ему уложить ожерелье на ее груди, вздрагивая от прикосновений холодных камней. Она осмотрела себя в зеркале и поняла, что камни идеально скрывают все шрамы на ее груди. Конечно, под краской они были бледнее, но все равно выделялись.

— Спасибо, Анхельм… — прошептала она, все еще не веря, что такая красота принадлежит ей. — А с чего вдруг такие королевские подарки? Оно же стоит целое состояние…

Герцог обнял ее сзади и поцеловал в макушку, любуясь отражением Рин в зеркале.

— Так нужно, моя королева.

— Ты же не спустишь на меня все деньги? — взволнованно спросила девушка, взглядывая на его довольное лицо.

— Даже если и спущу — это мои деньги. Я их заработал, не украл. Что хочу — то и делаю, хватит волноваться об этом. Нам пора перекусить, а затем мы едем на раут с советом магнатов.

— Ой-ой, — покачала головой Рин. — Меня узнают.

— Не узнают, — отмахнулся Анхельм. — Ты совсем на себя не похожа. Немного подкрасишь глаза и губы, и вообще никто не узнает.

— Что-то я в этом не очень уверена…

Он повернул ее лицом к себе и оценивающе осмотрел с головы до ног. Нежно улыбнулся и пригладил волосы.

— Все будет хорошо, не волнуйся. Ты не видишь себя со стороны, а я вижу и понимаю, что сейчас ты разительно отличаешься от той Рин, которая шла по подиуму.

— Если бы это помогло… — неуверенно вздохнула она, но внутренне порадовалась твердости Анхельма.

— Поможет. Милая, очень прошу, слушай нас так внимательно, как только можешь, но не подавай виду, что понимаешь, что мы говорим. Наоборот, веди себя так, словно тебе это непонятно и неинтересно. Постараешься?

— Как скажешь. Мне нужно сыграть красивую дорогую игрушку?

— Умница, все понимаешь, — улыбнулся он и поцеловал ее в висок и выдохнул на ушко. — Прости, что заставляю это делать, но мне очень нужна именно твоя помощь.

Рин безразлично пожала плечами, достала из ридикюля помаду, тени, тушь и стала подводить губы и глаза. Возня с коробочками отняла немалое время, и когда она отвлеклась от трюмо и бросила взгляд на Анхельма, он уже был облачен в черный фрак, начищенные до блеска туфли и теперь причесывал волосы.

— Анхельм… — позвала его Рин и удивленно заметила: — Ты такой красивый!

Герцог смущенно засмеялся и взялся выбирать парфюм. Наконец подобрал тот, который особенно любила Рин — с нотками цитрусовых, бергамота и лаванды. Но флакон никак не хотел открываться, сколько он ни крутил крышку, и вдруг просто выскользнул из рук и упал на кафельный пол. Рин даже ойкнуть не успела — ее туфли и подол платья окропило дождем осколков и духов. А Анхельм в этот момент пошатнулся и привалился к стене, тяжело дыша и схватившись за сердце. Рин в мгновение оказалась рядом с ним, подхватила и осмотрела его посеревшее лицо.

— Анхельм! Что такое?!

Он лишь зажмурился и стиснул зубы. Рука, которой он держался за сердце, побелела и задрожала, словно ее свело судорогой. Рин повела его из ванной к кровати, уложила и ослабила узел на галстуке-бабочке. Сбегала в ванную, где все пропахло духами, принесла оттуда мокрое полотенце и протерла лоб и шею мужчины.

— Сердце что-то… Так больно закололо… Но уже отпустило, — выдохнул Анхельм, не в силах открыть глаза. Девушка напряженно смотрела на него.

— Ты уверен, что нам стоит ехать?

— Нужно, — сказал он и предпринял попытку подняться, но Рин не позволила, надавив ему на плечи.

— Полежи еще немного. Я не голодна… Вру, конечно. Голодная, как волк, но мне не повредит один день без ужина.

— Мм-мх… Колет.

Рин нашла чемодан, в который сложила все настойки и поискала мятное масло. Развела капли в воде и заставила Анхельма выпить это, а потом просто наклонилась ближе и зашептала ласковые слова, нежно целуя его в щеку. Несмотря на то, что краска возвратилась к его лицу, а руки перестали дрожать, Рин все равно волновалась о здоровье герцога; довели его, не иначе…

— Ты из-за чего так перенервничал? — улыбнулась она, вглядываясь в его синие глаза. Анхельм пробормотал, что это все неважно и поцеловал ее ладонь.

— Поедем. Пора.

Рин не стала его удерживать — раз говорит, что нужно ехать, значит, нужно. Но поведение герцога очень беспокоило. Таким она его не видела никогда: серьезный, немногословный, скрытный.

[1] Странная любовь, даже если ты ранишь меня,

Я чувствую благословенную любовь.

Детка, я твоя марионетка,

Заставляешь меня кувыркаться и качаться.

Неприятности — это то, что ты приносишь, странная любовь.

Странно, как теперь ты контролируешь каждое мое движение.

Болтаться на твоих ниточках — это все, что я знаю,

Сниматься в твоем кукольном шоу,

Никогда не отпускай меня, странная любовь.

Глава 8.1

У парадного входа гостиницы их ожидала макина с водителем; Анхельм об этом позаботился по приезде. Их привезли к огромному зданию с колоннами и фронтоном, на котором разместилась скульптурная композиция, изображающая трех дев с музыкальными инструментами: скрипка, лира и флейта. У роскошных золоченых дверей их встретил, вероятно, камердинер и проводил внутрь. Пройдя вслед за ним несколько коридоров, Анхельм и Рин вошли рука об руку в великолепный зал, где играла музыка и веселились гости. Рин нервно поежилась при виде всего этого, но затем вспомнила, что ей сказал Анхельм, развернула плечи и выпрямилась. Как ведут себя красивые игрушки богатых мужчин она, конечно, представляла слабо, поэтому решила, что непроницаемого и равнодушного выражения лица будет достаточно. Анхельм привел ее к группе мужчин во фраках. Они поочередно поцеловали ей ручку, обтянутую короткой шелковой перчаткой. Герцог представил ее и завел светский разговор ни о чем конкретном. Рин скучающе оглядывала зал. В правом дальнем углу стояли большие столы, за которыми столпились игроки в карты и фишки. В левом расположились десертные столики с угощениями. По залу сновали официанты в белых ливреях, с подносами в руках.

К их компании подошел один, предложил господам бокалы, Рин взяла вино и прислушалась к Анхельму:

— …Отбываю завтра, да. Нет, госпожа Эмерси останется здесь еще на несколько дней.

— Вы сделали госпоже Эмерси щедрый подарок, господин Ример, — сказал седовласый господин с пышными усами. — Надеюсь, вам понравилось, леди?

Рин подумала, что речь идет об ожерелье, и словно невзначай коснулась его.

— Разумеется. Господин Ример делает для меня исключительно приятные вещи.

— Подошло время игры! Вы не желаете присоединиться к нам и сыграть партию-другую в покер, госпожа Эмерси? — спросил молодой человек с гладко выбритым пухлым лицом, бегающими глазами и прилизанной светлой шевелюрой. Девушка посмотрела на Анхельма: тот едва заметно кивнул.

— Один раз я просто посмотрю. Во второй, возможно, присоединюсь.

— Как вам будет угодно, госпожа. Прошу, в мой кабинет! — сказал брюнет средних лет с зелеными глазами и хмурым лицом.

Герцог взял ее под руку, и вся компания прошла из общего зала на второй этаж, и разместилась в кабинете в мягких кожаных креслах с деревянными подлокотниками вокруг круглого дубового стола. Зеленоглазый брюнет перетасовал карты. Рин он не понравился, уж слишком масляным был его взгляд.

— Мне сегодня определенно должно повезти, — сказал блондин, доставая из портмоне деньги. — Мари сменила гнев на милость и подарила мне поцелуй на удачу!

Анхельм обернулся к Рин и спросил с улыбкой:

— Как насчет поцелуя на удачу, Ирэн?

Рин посмотрела на него, и ее глаза ясно говорили, что поцелуя он от нее дождется, когда на Южных островах снег пойдет.

— Ах, какой был шанс приумножить состояние! — вздохнул он и покачал головой.

— Полагаться в карточной игре на женскую удачу — верный знак, что проиграешься, — наставительно заметил седовласый мужчина и бросил на стол несколько купюр. — Антэ.

Все дали начальный взнос и получили по две закрытых карты и одну открытую. Зеленоглазый брюнет, имевший самую слабую карту, сделал дополнительный взнос и снова сдал каждому по еще одной открытой карте. Седой господин, став обладателем пары тузов сделал ставку.

— Три тысячи? Не гони лошадей, Борис! Мы только начали! — процедил зеленоглазый брюнет.

— Мы все богатые люди, Феликс, три тысячи только на карамельки тратим. Не хочешь идти дальше — пасуй, — ответил он и обратился к Анхельму с вопросом о его ставке.

— Удваиваю, — сказал герцог, выкладывая на стол деньги. Феликс, скрипя зубами, выложил шесть тысяч ремов. Стефан, деловито оглядывая карты, поддержал ставку. Сдали по еще одной открытой карте.

— О, смотрите-ка, бубновый король! Что же, раз старшая карта у меня, то я объявляю ставку девять тысяч. Господин Ример? А, вы уже… Феликс, думаешь? Ну, думай, мы пока поговорим. Так что насчет вольфрама, господин Ример? — спросил Борис. Рин навострила уши, но сделала вид, что все ее внимание сосредоточено на картах Анхельма. — Это выгодное вложение. У компании Феликса лампочки расходятся, как горячие пирожки. Последнюю крупную партию купил военный флот, они намерены оборудовать все корабли генераторами электричества и освещением.

Брюнет, названный Феликсом, поддержал, как и Стефан, и согласно кивнул:

— Да, лампы хорошо берут, особенно теперь, когда решили сделать освещение периферии Магредины. Но есть и свои минусы — я закупаю ничтожное количество за большие деньги, а в производстве это серьезно бьет по карману.

— Брось прибедняться, я же знаю, что готовый товар ты продаешь в три раза дороже, чем закупаешь сырье. Представьте, господин Ример, тройная окупаемость!

— Я не хотел бы связываться с его величеством, Борис, — ответил Анхельм, получив третьей открытой картой девятку. Борису достался второй король. — Пока все рудные жилы находятся в исключительном ведении и пользовании государя, конкуренция будет на нуле, а значит и роста предприятий не предвидится. Заводы нужны народу, а не короне.

— Так-то оно так… — согласился Борис, отсчитывая купюры для очередной ставки. — Но кто же вырвет власть из его рук, пока рядом с ним ошивается одна персона, не будь она помянута к ночи? Ставлю двадцать.

— Куда же ты так рвешься, Борис? — нахмурился блондин Стефан. Борис осуждающе поцокал и обратился к Анхельму. Тот молча выложил двадцать пять тысяч ремов.

— Я — пас, — сказал Феликс и сложил карты.

— Стефан? Что там твоя удача от Мари?

— Отвернулась, — сказал Стефан и тоже спасовал.

— Стало быть, мы остались вдвоем, господин Стенсон, — сказал Анхельм. Они взяли по последней закрытой карте. Рин заглянула к герцогу: у него складывалось каре из дам. У Бориса в открытых картах была пока пара тузов и королей. У Анхельма лежали дама, девятка, валет и туз, но разномастные.

— Тридцать, — сказал Борис и выжидающе взглянул на герцога. Тот отсчитал купюры и поднял до сорока.

— О, да вы серьезно настроены, господин Ример!

— Как обычно. Народ будет недоволен, если я начну сорить деньгами за границей.

— Это ваши личные деньги. Сорок пять.

— Пока я герцог — да. Но до трона Соринтии мне один шаг, а у императора личных денег не бывает. Понимаете, почему я спешу? — ответил Анхельм, поднимая до пятидесяти. — Дворянское собрание съест меня с потрохами, если я буду вкладываться в экономику другой страны, когда своя находится в упадке.

— Все так плохо? — с деланным беспокойством спросил Борис, выкладывая еще две купюры.

— Много проблем, не время и не место о них говорить. Война отбирает не только жизни, но и деньги. Причем, последних — больше. Но, между нами говоря, я все же хочу пойти на сделку с вами, потому как предвижу некоторые изменения в ближайшем обозримом будущем.

— Осторожнее со словами, господин Ример! Они могут взорвать рынок.

Анхельм улыбнулся и повысил до шестидесяти. Борис не стал перебивать выше и поддержал. Открылись карты — Анхельм выиграл с каре дам, Борис собрал двух тузов и трех королей.

— Похоже, сегодня удача и риск не встретились, госпожа Эмерси, — с улыбкой сказал Борис, отдавая Анхельму выигрыш. — Вы присоединитесь к нам?

— Не хочется, — ответила Рин. — Я посмотрю еще.

Пока тасовали карты, Борис стал расспрашивать Анхельма:

— Так что же, нужна ли вам доля в вольфраме?

— Господин Стенсон, — обратился к нему герцог, — я бы с удовольствием вложился в это дело и расширил добычу, но… Будем говорить прямо: я опасаюсь многих вещей. Помогите мне советом как юрист — юристу. Согласно законам Соринтии, пока я чиновник, я не могу обладать недвижимым имуществом, предприятиями или долями в них в другой стране. Закон прямо запрещает это мне, но в нем нет ни слова о моих родственниках. Проблема в том, что я сирота и у меня нет никаких родственников, кроме дяди, который является министром юстиции. Как мне поступить в этом случае?

Борис пожал плечами и ответил легко и просто:

— Женитесь и оформите все на жену. Это очевидный и самый простой способ.

— Но моя жена будет соринтийкой.

— Закон Левадии не запрещает покупку иностранцами долей в государственных промышленных предприятиях, если вы об этом. Лишь бы деньги были, — ответил Борис, немного подумав, а затем добавил: — Но лучше жене быть подданной Левадии. Это упростило бы процедуру.

— Я бы хотел вывести свои активы за пределы Соринтии. Я очень заинтересован ткацкой промышленностью и металлургией. В частности — вашими предприятиями, Феликс и Стефан.

— Господин Ример, министерством ресурсов управляю я, — сказал Борис с легкой улыбкой. — Закупка и производство — прибыльная вещь, но разработка даст вам куда больше. Если вы хотите заняться разработкой вольфрама, вам выгоднее иметь дело со мной. Через третье лицо, разумеется. Но вам понадобится контора.

— Цена вопроса?

Борис задумчиво почесал подбородок.

— Пять миллионов на данном этапе.

— Подводные камни?

— На то они и подводные, — улыбнулся Борис.

Анхельм задумался. Карты раздавать никто не спешил, господа политики и чиновники обдумывали как бы подороже продать нажитое и свои услуги — кто во что горазд.

— А что насчет нефти? — спросил Анхельм.

— Забудьте! — ответил ему Феликс, махнув рукой. — Нефть — мозговая косточка, в которую вцепились серьезные и злобные собаки. Нефть под пристальным контролем его величества, в то время как вольфрамит и некоторые другие сопутствующие ему металлы не попали в красный список.

— Ах, вот он и подводный камень, — улыбнулся герцог. — Получается, если его величество решит, что ему нужен вольфрамит, то он приглядится к обладателю лицензии на разработку. Да, это неприятно.

— Ну, не в наших силах этого не допустить, конечно, но вы можете быть спокойны на ближайшие лет пять.

— Пять? Вы уверены?

— Промышленность не рвется вверх такими же темпами, какими Борис задирает ставки, — усмехнулся Феликс. — В ближайшие пять плановых лет внимание его величества будет сосредоточено на нефти и ее продуктах. Слышали? Он хочет построить второй завод по производству макин. Безумец… Куда их столько?

— Господа, ведь Левадия пересела с лошадей на макины всего около полугода назад, если я не ошибаюсь? Неужели вы забыли, что такое ехать целый день из города в город на лошади? — спросил Анхельм, будто недоумевая.

— Господин Ример, Феликс имеет в виду, что теперь у каждой блохи будет макина. Его величество совсем не думает о том, что каждому классу предназначен свой транспорт. Крестьянину — кляча, людям нашего общества — макина. А его величество хочет сделать их доступными для всех, филантроп несчастный…

Герцог улыбнулся и зачем-то вдруг взял за руку Рин и дотронулся до ее ожерелья.

— Ну, некоторые вещи останутся доступными только для аристократии. Что же, господа, я обдумал и решил, что хочу зарабатывать.

— Великолепно, господин Ример! — хохотнул Борис и хлопнул в ладоши. — Это нужно отметить!

Феликс поднялся и достал из шкафа бутылку вина и пять бокалов.

— Благодарю, — сказала Рин безразлично, когда ей протянули один. Мужчины подняли бокалы за успех предприятия, Анхельм отпил и сказал:

— Феликс, Стефан, я просмотрел все документы, которые вы мне дали. Вы сказали, что через три дня, когда будет готов договор, я могу приехать за контрактами. Поскольку завтра я отбываю в Соринтию, за ними приедет госпожа Эмерси и все подпишет, как мы с вами и договаривались. Что касается вольфрама и оплаты сделки, Борис, я бы предпочел, чтобы деньги не шли через банковских служащих.

— Само собой, в транзакции будут только мои доверенные лица. Договор я предоставлю хоть завтра. Деньги подождут, все равно вы от меня никуда не исчезнете.

— На этом и остановимся. А теперь, господа, прошу простить, но нам с леди Эмерси пора. Уже двенадцатый час, а вставать завтра ни свет ни заря.

Анхельм помог Рин подняться, и Феликс как хозяин вечера проводил их.

Выйдя на улицу, Рин глубоко вздохнула и решила не задавать никаких вопросов. Из всего разговора было понятно одно: Анхельм что-то задумал. Когда они ждали свою макину, он вдруг нагнулся к ней и прошептал, что она сегодня шикарно выглядит. Рин смерила его недовольным взглядом и ответила, что больше всего ей хотелось бы получить не комплимент, а объяснение, что произошло, кто все эти люди, и почему речь идет о таких сумасшедших суммах. На это герцог засмеялся, обнял ее и сказал, что ужасно ее любит. Рин захотелось отдавить ему ногу каблуком, но она сдержала себя.

Вернувшись в гостиницу, Рин подошла к зеркалу и долго рассматривала себя в нем, пока Анхельм не встал позади и не стал ее раздевать. Она хотела сказать, что устала, что у нее нет настроения, но потом вспомнила, что уже завтра он уедет, долгие недели они будут врозь, поэтому повернулась и ответила на ласку. Его руки путешествовали по ее телу, губы скользили по плечам, груди. Рин начала расстегивать пуговицы рубашки.

— Ты не собираешься их оторвать? — улыбнулся Анхельм, целуя ее шею. Она притворно дернула края рубашки в стороны и спросила:

— Анхельм, зачем ты привел меня с собой? Я ведь так ничего и не сделала.

— На них действовало само твое присутствие. Мужчины теряют голову при виде красивых женщин. А когда эти женщины принадлежат не им, они распускают хвост, что павлины в надежде обратить внимание желанной красавицы на себя. Без твоего присутствия Борис ни за что не предложил бы мне помощь с вольфрамом. Даже не представляешь, на какой риск он пошел вот так запросто. А теперь тебе запрещается расспрашивать меня об этих глупостях и разрешено говорить только…

Разрешенные слова он прошептал ей на ушко, и, услышав их, Рин вспыхнула.

— Когда ты успел превратиться в такого… самца?

Анхельм поднял ее на руки и без труда усадил на высокий комод.

— Ты конечно высокий, но не настолько… — улыбнулась Рин, глядя на него сверху вниз.

— Держись крепче, — сказал он. Дальше ей осталось только вцепиться в его плечи и краснеть, как в первый раз.

Проснувшись необычайно рано, даже раньше, чем Анхельм, Рин первым делом отправилась в уборную и долго, вдумчиво чистила зубы, поглядывая на свое отражение в зеркале и рассматривая шрам на груди. После чего вернулась в кровать, обняла крепче своего спящего мужчину и задумалась о произошедшем вчера и о странном поведении этого самого мужчины.

Какие имелись данные? Первое: Илиас обратился к ней с просьбой провести его солдат в святая святых Соринтии. Второе: Анхельм купил ей дом и оформил на нее. Третье: он также собирается купить доли в предприятиях. Четвертое: она сама согласилась покинуть Соринтию. Из имевшихся разрозненных фактов можно было сложить общую картину такого свойства: Анхельм решил бежать из Соринтии вместе с ней и готовит пути отступления. Но почему в Левадию? Ах, да… она же должна будет купить дом в Альтресии. Значит, конечная цель — Альтресия? Он надеется, что там их двоих не поймают? Неужели он забыл, что за ними по пятам ходят два всеведущих и вездесущих духа? «Они не знают того, что знаю я, и не могут подробно разобраться в том, что я делаю. Я знаю, что эти двое имеют на тебя особое влияние, поэтому мне так важно, чтобы ты делала то, что я говорю, не вникая в подробности», — вспомнила она слова герцога. Значит, он верит, что есть шанс скрыться от их преследования?

Рин поняла, что от фактов и выводов опять перешла к вопросам, на которые не может ответить, и грустно вздохнула. Все же Арман прав: логика никогда не была ее сильной стороной. Сколько бы ни начинала она рассуждать, все в итоге рассыпалось на отдельные составляющие.

«Мне просто не хватает информации!» — оправдала себя Рин и перевернулась на другой бок. Тут зашевелился и проснулся Анхельм. Взглянул на нее сонно и притянул к себе еще ближе, скрутив в очень неудобное положение.

— Доброе утро, — прошептал он. — Ты давно проснулась?

— Минут десять назад. Иди в душ, я пока закажу завтрак, — Рин выпуталась из его объятий и потянулась к телефону, но он остановил ее.

— Позавтракаем в городе.

Рин уронила руку и понурила голову: ей так хотелось позвонить хоть разочек самой, а он!

— Тогда я закажу макину! — нашлась она и почти подняла трубку.

— Милая, здесь идти три минуты, какая макина?

— Я хочу позвонить! — созналась она. — Мне нравится эта штука, но ты все время пользуешься ей сам. Я тоже хочу!

Анхельм засмеялся и выбрался из кровати.

— Тогда позвони портье и скажи, чтобы в шесть вечера меня ждали носильщик и макина. Я поеду в порт.

Обрадованная Рин взялась за трубку и крутанула колесо с цифрами. В трубке раздались гудки, а затем мужской голос:

— Гостиница «Венис», портье. Чем могу помочь?

— Доброе утро, это из номера сто семь. Нам нужен носильщик и макина на шесть вечера. Господин Ример едет в порт.

— Хорошо, госпожа, будет сделано. Благодарю вас за звонок.

Очень довольная собой Рин повесила трубку и подошла к Анхельму, чтобы крепко его обнять.

— Как я тут без тебя? — спросила она, глядя на него снизу очень грустно. Анхельм нежно улыбнулся и пригладил ей волосы.

— Все будет хорошо. Отпусти, мне нужно в уборную. И одевайся скорее.

Завтрак они провели в небольшом ресторанчике под открытым небом на углу Аллеи Света, и обсудили действия Рин в Левадии. Все, что Анхельму требовалось от Рин — это забрать документы в двух разных городах. Когда она спросила, как же быть с ее занятиями, герцог ответил, что учеба утром, а дела вечером. Та макина, на которой они приехали в Магредину вчера, теперь принадлежит Рин, и она вольна брать ее в любое время суток. При этих словах она не преминула устроить ему сцену по поводу необоснованных и слишком дорогих подарков, на что Анхельм фыркнул и сказал, что не ее ума дело, и ей потом это все очень пригодится. На этом недовольство Рин стухло, как костер, залитый водой. На вопрос о том, как и когда ей возвращаться в Соринтию герцог протянул ей билеты на корабль до Госсенштальдта[1], на которых значилась дата 5 марта 4010 года. Рин печально вздохнула: от мысли, что возвращаться в Соринтию ей придется одной, да еще и ехать через Канбери, настроение опустилось ниже уровня моря. Но выбора действительно не было, ведь возвращаться через Южные острова опасно и долго, а Канбери значительно ближе, и потом приедет она непосредственно в Танварри.

После завтрака они отправились обратно в Льяго, где Анхельм собрал оставшиеся вещи. Рин сгрузила ему часть своей поклажи: столько чемоданов ей в одиночку было просто не увезти. Здесь же обнаружилась еще одна очень неприятная проблема — заканчивалась краска для тела.

— И что мне делать? — сокрушалась Рин. — Здесь такой вещи просто не найти.

— Экономь. Крась только открытые части тела. Лицо, шею, часть груди, руки и ноги до колена, — нашелся Анхельм.

— Если меня раскроют, это будет конец света.

— Как тебя раскроют? Ты же не собираешься ни перед кем раздеваться? В Соринтии сейчас все еще холодно, когда ты приедешь, там только-только начнет сходить снег. Да не волнуйся ты, Рин, все будет хорошо. Ты со своей подозрительностью и пессимизмом скоро заработаешь паранойю.

Рин на это ничего не ответила, но подумала, что герцог определенно в чем-то прав. Шестое чувство спало мертвым сном, значит, можно перестать накручивать себя попусту. Фрис пришел, когда Анхельм уже собирался идти искать его, и заявил, что макину до города он в состоянии довести сам.

В пять вечера все трое сидели в номере гостиницы и ждали носильщика. Рин получала последние инструкции от герцога, а Фрис спал, развалившись на диване. Анхельм вынул из портфеля конверт и протянул Рин. На ее вопросительный взгляд он объяснил:

— Здесь деньги. В Канбери не экономь и найми хороший экипаж. Не останавливайся в дешевых гостиницах. По моим расчетам, ты приедешь в Лонгвил примерно двадцатого марта. Ты же знаешь как добраться из Госсенштальдта?

— Не потеряюсь, не маленькая.

— Если хочешь, я отправлю Фриса к тебе навстречу, как только приеду домой.

— Нет, не нужно. Пусть лучше он будет рядом с тобой, мне так спокойнее. Да и я хотела бы побыть немного наедине с собой. Мне о многом нужно подумать. После разговора с Рейко у меня… Не знаю. Боюсь, я должна пересмотреть свои отношения с некоторыми людьми, — Рин спрятала глаза. Анхельм взволнованно спросил:

— Что случилось?

— Не важно, не забивай себе голову. Это мои личные проблемы. Лучше скажи, могу я попросить тебя об одолжении?

— Что угодно, родная.

— Сейчас, подожди пару минут…

Рин достала из тумбочки лист бумаги, письменный набор и стала писать письмо. Спустя некоторое время она отдала Анхельму запечатанный конверт.

— Передай, пожалуйста, это письмо Эрику Ростеди лично в руки. Не читай его, хорошо?

— Какое у тебя может быть дело к Эрику? — удивился Анхельм.

— Я намедни решила изучить азы административной магии, — тихо ответила Рин, бросая осторожный взгляд на Фриса. — Это мое первое заклинание.

Лицо Анхельма озарилось догадкой, он просветлел. А в следующее мгновение она оказалась крепко прижата к его груди и зацелована самым бесстыжим образом.

— Умница. Ты все поняла. Я в тебе и не сомневался, — довольно прошептал Анхельм, целуя ее ушко. Рин вдруг все слова проглотила, комок встал в горле, воспоминание о том, на что она согласилась, прокатилось по мыслям, словно бочка с порохом по тлеющим углям. До боли прикусив язык, она поклялась молчать, пока не разузнает больше. Она уложила голову на груди герцога так, чтобы не видеть его лица и нежно обняла, вдыхая аромат, наслаждаясь прикосновениями и любовью, которую он щедро дарил ей. Боги свидетели — теперь представить свою жизнь без этого мужчины для Рин было невозможно.

— Я… — начала она несмело.

— Ты…?

— Я буду очень скучать по тебе.

— Глупенькая, — засмеялся он, — мы не увидимся всего три недели.

— Это долго, — вздохнула Рин, пряча лицо. Он прошептал, что тоже будет невыносимо скучать, что она для него единственная любимая, родная женщина, без которой ему теперь никуда.

«Ладно… Твоя взяла, — подумала Рин. — Приручил».

Они сидели и обнимались, пока в дверь не постучал носильщик. Тогда Рин разбудила Фриса, и все они спустились вниз. Анхельм договорился с портье и оставил номер за Рин до самого ее отъезда.

Спустя еще некоторое время все трое стояли на пристани в ожидании, когда с большого корабля «Ветер семи морей» спустят трап. Рин взяла Фриса за руку и проникновенно сказала:

— Фрис, помни, о чем я тебя попросила.

— Я помню, девчонка. Провалы в памяти — это твой конек.

— Будешь вредничать — дам по башке.

— Так-то ты со мной прощаешься? — притворно возмутился келпи, взлохмачивая Рин волосы. — А ну иди сюда, негодница!

Он стиснул ее в объятиях, и Рин почувствовала, как он на прощание щедро, от души делится с ней силами. Сила потоком вливалась в нее, пьяня голову почище любого хмеля.

— У меня есть для тебя одна новость, — сказала она. — Конечно, было бы лучше, если бы Вивьен сама сообщила…

— Вон она идет, — кивнул Фрис в сторону и напряженно заметил: — Что-то мне ее взгляд не нравится.

Рин обернулась. По площади к ним шла Вивьен Мелли, прекрасная, как закат на море. Высокие каблуки ее белых туфелек стучали по мостовой, белые брюки плотно облегали стройные бедра, встречный ветер натягивал на груди шелковую блестящую блузу насыщенного красного цвета.

— Единственная женщина, от которой у меня мурашки бегут, — сознался Фрис, не в силах отвести взгляда от красавицы. — Она вся, как вызов!

Подойдя к компании, Вивьен поздоровалась с герцогом и без лишних слов залепила звонкую пощечину Фрису. Рин и Анхельм в шоке наблюдали за парой.

— Чем же я заслужил такое приветствие, несравненная? — спросил он, прикасаясь к заалевшему на щеке пятну.

— Сделал мне ребенка и бежишь? — вопросила она, пристально глядя ему в глаза. Лицо Фриса вытянулось, глаза расширились.

— Что? — уронил он, как будто смысл слов Вивьен до него не дошел.

— Я беременна от тебя, — повторила та. Взгляд Фриса мгновенно опустился к ее животу, его рот открылся, руки задрожали крупной дрожью. Он потянулся к Вивьен, но та шлепнула его по пальцам. И тут келпи ожил:

— Стой смирно, глупая женщина! — прорычал он, оскаливаясь. Вивьен испуганно замерла, словно корова языком слизнула всю ее храбрость. Фрис прижал ладони к ее животу, одновременно вглядываясь в глаза женщины. Рин видела, как его лицо из медово-золотистого становится серым, губы дрожат, и он не может даже слова сказать.

— Фрис? Что случилось? — забеспокоилась Рин. Тот перевел совершенно потерянный взгляд на нее, глаза заметались по ее лицу.

— Слушай-ка, ты, жиголо, я хочу получить объяснения… — начала Вивьен. Келпи был, очевидно, слишком обеспокоен ситуацией, чтобы оскорбиться в ответ на нелестное словцо, поэтому, тяжело вздохнув, просто объяснил:

— Ты носишь под сердцем моего сына. Мою следующую жизнь. Пророчество сбывается… Значит, скоро я уйду из этого мира.

— Чего? Что он несет? — не поняла Вивьен. Рин извинилась, подхватила Фриса под руку и отошла с ним на некоторое расстояние.

— Что ты говоришь такое? — спросила она. Келпи покачал головой.

— То, что ты слышала. Через год-полтора или два… Я не знаю точно, когда это случится, но эта оболочка умрет. И через два десятка лет я вернусь и заберу тело и душу этого ребенка, чтобы снова появиться в этом мире. Все время, пока меня не будет, планету будут осаждать природные бедствия, потому что баланс стихий нарушится.

— Так вот каким способом ты перерождаешься… — дошло до Рин.

— Да… При других условиях женщина от меня не может забеременеть. Это знак, он точный.

— А если нет беременной женщины, а тебя убивают? Как тогда, в Лонгвиле тебя чуть не убили эти… как их?

— Тогда мой дух уходит в изначальный свет, а затем вселяется в ребенка во чреве случайной женщины. Дух Жизни является женщиной, и всякая женщина сама собой являет Жизнь. Не в этом дело… Кто же убьет меня? Неужели Раккаш?

— Кто?

— Разрушитель воды, Раккаш Жадно пьющий. Я же рассказывал! Чем ты меня слушаешь, когда я рассказываю тебе?

— Я же говорила, слишком много имен, — отмахнулась Рин. — Фрис, я могу тебе чем-то помочь сейчас?

Келпи грустно покачал головой.

— Это предопределено. Такова моя судьба, я не в силах противиться ей.

— Фрис… Я не хочу тебя терять! Только не опять… — тихо сказала Рин, пристально глядя в его черные глаза.

— Я вернусь. Ты знаешь, что я вернусь. Я не уйду надолго, всего лет двадцать, а это для тебя небольшой срок. Пролетит, как мгновение.

Рин нечего было на это ответить, она лишь похлопала его по плечу и отпустила к Вивьен. Теперь они с Анхельмом наблюдали, как Фрис взял за руку мать своего ребенка и отвел в сторону, где их уже не слышно. Что они говорили друг другу, было непонятно: со стороны казалось, что они молчат. Но Рин знала, что сейчас слова келпи слышит только сама Вивьен, он говорил с ней мысленно, так как между ними установилась прочнейшая связь, какую только можно представить.

— А ты говорил, что он станет приземленнее, — припомнила Рин. — А вышло вот как…

— Я так и не понял ни слова из того, что он сказал.

— Фрис сказал, что он скоро… — Рин запнулась, язык не хотел шевелиться. — Он у…умрет.

Анхельм очень удивился.

— Как он может умереть? Он же бессмертный.

— Не такой бессмертный, как кажется… Фриса можно убить, уничтожить физически, но его дух бессмертен, и он будет перерождаться в другом теле.

— Он не будет выглядеть так же, как сейчас?

— Понятия не имею, — Рин раздражали его странные вопросы.

— Ты сама-то как к этому относишься? Он же тебе близок.

— Я еще не знаю, как мне это воспринимать, — честно ответила Рин. — Я сама ничего не понимаю. И поверить не могу. Да, близок. Ближе, чем многие.

— Даже ближе меня?

— Ты поссориться захотел на прощание? — прищурилась Рин, но расслабилась, увидев улыбку на лице герцога. — Прости. Я… сама не своя. Потрясающие новости. Как раз то, чего мне не хватало для удачного завершения дня.

— Посмотри-ка на них… — кивнул Анхельм. — Минуту назад она залепила ему пощечину, а сейчас уже приникла к его плечу и плачет. Вот что значит эмоциональная женская натура. Изумительно!

— Трап спустили, — сообщила Рин, глядя на корабль. — Тебе пора.

Она позвала Фриса, и тот подошел к ним, крепко держа за руку притихшую Вивьен. Вместе они дошли до трапа, обнялись на прощание и расстались. Теперь Рин оставалось только следить, как Фрис и Анхельм поднимаются на борт корабля. Мужчины еще долго стояли у бортика, глядя на своих женщин.

— Я уже скучаю по тебе, — сказал герцог, зная, что Рин все слышит. Она улыбнулась ему в ответ и крикнула, что она тоже.

Капитан приказал убрать канаты. Кнехты опустели, поднялись паруса, и корабль мягко отчалил от берега. Еще долго Рин стояла, глядя вслед «Ветру семи морей», наслаждалась криком чаек, морским ветром и тому невероятному ощущению свободы, которое он щедро дарил. Закатное солнце окрасилось алым, маленькое, словно апельсин, оно стремительно падало за горизонт. И белые паруса корабля в его свете казались призрачно-алыми.

На плечо Рин легла ладонь Вивьен, девушка обернулась и увидела ее необычно спокойное и печальное лицо. Не говоря друг другу ни слова, они покинули пристань и направились к ее макине, после чего ездили по городу без цели попасть куда бы то ни было. Около девяти вечера Вив завезла подругу в гостиницу, и они распрощались. Рин собрала в чемодан все необходимое, спустилась вниз, села за руль макины и поехала в Льяго. Завтра с самого раннего утра ей угрожали уроками искусства меткой стрельбы у самого Фридриха Гольца. Это будет тяжко…

[1] Госсенштальдт — портовый город в Канбери. Приблизительное расстояние до Магредины — 2420 морских миль.

Глава 8.2

Следующие три дня пролетели для Рин, как один, и все — по жесткому графику, расписанному до минуты. Утро — завтрак, зарядка, пробежка, уроки. День — обед, уроки вождения, уроки стрельбы. Вечер — пробежка, занятия на плацу, ужин, отбой. Кастедар не донимал ее своим вниманием, королевская чета уехала в Магредину, так что, по большому счету, Рин была предоставлена самой себе. Правда, ни сил, ни времени на размышления у нее не было — уроки и долгожданный сон отнимали все свободное время. Зато Рин уверенно овладела навыком вождения и больше не вцеплялась в руль, как утопающий в спасательный круг. Научилась стрелять так метко, что инструктор Гольц удостоил ее самого теплого слова, какое от него только слышали: «умница».

Четвертого марта, после обеда Рин собрала свои вещи, дождалась Кастедара, и они вместе поехали в Магредину. Дорога между Льяго и Магрединой пролегала по сельве, в густом высоченном тропическом лесу. Ночью прошли дожди, и дорогу размыло, поэтому на полпути макина застряла в грязи, и им пришлось вытаскивать ее. Благо, с их нестандартной силой, это удалось без труда, но ноги они запачкали изрядно. Рин не пустила демона в макину с грязными ногами и заставила рвать большие листья, чтобы не портил ей чистенький салон.

— Был бы здесь копытный, просто отмыл бы наши ноги, — вздохнул Кастедар.

— И испортил мои туфли? Нет уж! — фыркнула Рин, и добавила: — Погоди-ка, ты по нему уже скучаешь? Как это мило!

— Почему ты уезжаешь завтра? — спросил он, игнорируя ее подначку.

— Потому что Анхельм купил билеты. Мне пора. Я и так немыслимо задержалась здесь.

— Моя жизнь войдет в обычное русло, — вздохнул Кастедар не то радостно, не то с облегчением.

— Ты же приедешь в Соринтию еще?

— Только к началу операции. То есть, на ближайшие полтора, а то и все два года мы с тобой прощаемся.

— Слушай, я солгу, если скажу, что буду скучать.

— Лгать нехорошо.

Рин покосилась на него с таким видом, словно он сказал нечто невероятное.

— По поводу этой операции… — начал Кастедар и замолк, словно не знал, как ему продолжить.

— Расслабься, я знаю, что это была не твоя инициатива.

— Точно.

— Это было изумительно глупо с его стороны.

— Абсолютно.

— Угрожать мне… Какая глупость.

— Именно. Я действительно не в восторге, что так получилось, но я, как ты понимаешь, не могу предугадать все движения фигур. Я даю рекомендации, но люди их иногда не выполняют. А с Илиасом мне всегда было тяжело. Я для него словно говорящая шкатулка с ценными беспроигрышными советами, но так как он лидер по натуре, то не хочет допускать мысль, будто пляшет под мою дудку. Он старается не выпускать вожжей из рук, поэтому часто делает некоторые вещи просто чтобы показать, кто хозяин.

Рин пожала плечами и задумалась о том, что, оказывается, и у этого странного тандема есть внутренние проблемы. Видимо, сильно у Кастедара накипело, раз он распространяется об отношениях между ним и королем.

— А со стороны кажется, что все хорошо… И Левадия такая процветающая.

— Это обманчивое впечатление, — ответил Кастедар. — У Левадии также полно трудностей, как и у любого другого государства. Илиас уверовал в собственную непогрешимость, но плохо понимает, что пытается прыгнуть выше головы. Я отчаянно пытаюсь не дать ему этого сделать, потому что я-то знаю, что это будет означать для следующего правителя. Недостижимая вершина, через которую нужно перебраться, либо погибнуть.

— Как же сложно жить королям…

Кастедар усмехнулся.

— Не могу представить более неблагодарной работы. Весь его день расписан по минутам, он завален бумажной работой, трудится, головы не поднимая. Особенно сейчас ему приходится туго. Кабинет министров давит на него из-за принятия странных решений, а у него нет никакой возможности убедить их в собственной правоте.

— Почему? Он же король.

— Рин, не будь наивной. Несмотря на свое высокое положение, он связан по рукам и ногам. Не может же он сказать «мне так всеведущий демон смерти сказал» на вопрос министра финансов, почему так важно спонсировать все эти разработки, которые пока не приносят видимых доходов, зато едят казну, будто саранча.

— А казалось все таким безоблачным.

— У каждой блестящей медали есть оборотная сторона, залитая потом и кровью. Школа, первый класс.

— Я в первом классе палочки и крючочки выводила, — покачала головой девушка. — До высокой философии нам было далеко. Касти, ты никогда не думал, что вы с Фрисом вмешиваетесь в ход истории?

— Никто не может вмешаться в ход истории. История — это роман, который пишет сам себя, и каждый персонаж в нем играет определенную роль. Нет никого, кто был бы лишним или кто делал бы больше, чем нужно или меньше. Все идет так, как и должно идти.

— Фрис говорил, что сейчас человечество проходит такой виток развития, какого история еще не знала.

— У него просто недостает информации, поэтому он так говорит. Ты ведь ничего не знаешь о Фрисе.

— Возможно, когда-то я знала, — вздохнула Рин, — но сейчас я ничего не помню.

— Неудивительно. Знания о нем запечатаны.

Девушка недовольно вздохнула и передернулась. Каждый раз, когда речь заходила о ее памяти и мозгах, возникало чувство, что ее все вокруг обманывают и кругом одни враги. Рин от природы была подозрительна, а в таких обстоятельствах ее подозрительность переходила в паранойю.

— Моя голова — это мое дело. Я больше не хочу, чтобы хоть кто-то в нее лез. Включая тебя, того зеленого мужика, Фриса, всех остальных духов и кого угодно, — отрезала девушка.

— Как я уже говорил, твоя жизнь совсем не принадлежит тебе.

— Прекрасно. Я собираюсь сделать так, чтобы она принадлежала только мне. Остановимся на этом, пока я не перешла на язык подворотни, хорошо?

Кастедар жестом дал понять, что его это устраивает. Рин смерила его недовольным взглядом и уставилась на дорогу. Через пару поворотов они должны выехать на широкую дорогу с активным движением, поэтому ей следовалосконцентрироваться.

— Тебе нравится водить? — спросил Кастедар.

— Я не в восторге от этого, честно сказать, но надо же как-то выкручиваться. А как вообще пришло в голову создать макины? Ну, то есть, понятно, что это усовершенствованные самоходные повозки. Я имею в виду, как пришло в голову довести их до такого вида…

— Изначально все было для военных целей. Нужно возить тяжелую технику, которую не тянут лошади и люди, материалы для строительства. А затем наши гении решили, что и обычный человек может иметь макину, разработали модели меньшего размера, чем грузовые, потом запустилось производство, которое обеспечило рабочими местами тысячи человек. Макины ведь собирают пока вручную.

— Как будто есть возможность делать это по-другому, — удивилась Рин.

— Будет. Не сейчас, позже. Но ты доживешь до этого момента. Поверь мне, лет через пятьдесят мир будет выглядеть совсем по-другому.

— Касти… ведь все закончится совсем скоро, да? Через пятьдесят лет не будет безумных королей, кристаллов, магии, потусторонних сил, которые вмешиваются в ход событий?

— Да, наверно… Это от тебя зависит.

— Я бы хотела жить спокойной жизнью тогда. И давай, когда все это закончится, мы с тобой будем друзьями? Потому что… если честно, то мне совершенно не за что на тебя сердиться или обижаться.

— Посмотрим, — уклончиво ответил Кастедар. — Ты так и не придумала, чем займешься?

— Начну шить. Мне нравится одежда, — заявила она.

Демон глухо рассмеялся в ответ, потому что Рин в то время даже и не представляла, насколько сильно она заблуждалась. Но, как говорится, мечтать не вредно — вредно не мечтать.

Они приехали в Магредину в пять часов вечера. Рин довезла Кастедара до дворца, зашла попрощаться с ее высочеством и вернулась в гостиницу, где провела полтора часа в ванной и перед зеркалом. После чего взяла макину с водителем и отправилась в Андринео, чтобы забрать документы с ткацкой фабрики.

Когда она зашла в двери трехэтажного здания из красного кирпича, ее поприветствовала здоровенная серая крыса, стоящая на задних лапках. Крыса подбежала к ней, деловито обнюхала и поскакала к жердочке с подвешенным колокольчиком. Позвонила в колокольчик, и через некоторое время к Рин вышла пышнотелая девушка в простом голубом платье. Крыса тут же юркнула к ней и получила лакомство.

— Неплохо она выдрессирована, — признала Рин и поприветствовала девушку.

— Здравствуйте. Вы к директору? Господину Яковски?

— Стефан? Стефан Яковски? — уточнила Рин. Секретарь кивнула и проводила ее на второй этаж в кабинет Стефана. Его не было на месте, поэтому Рин предложили немного подождать и принесли чай. Наконец он явился и не один, а вместе с тем самым Феликсом.

— Как вы вовремя, госпожа Эмерси! — обрадовался Стефан. — Я уже собирался домой. Полагаю, вы приехали за документами?

— Доброго вечера, господин Яковски! Здравствуйте, Феликс. Да, я за документами. Все готово?

— Конечно-конечно, — сказал блондин Яковски и поспешил за свой шикарный дубовый стол.

— У вас очень красивое пресс-папье, — заметила Рин, разглядывая кобру из малахита, обвившуюся вокруг рубинового яйца.

— О, благодарю! Мне подарил его дед, он привез эту кобру из Соринтии. Говорил, что это подарок одного из очень влиятельных лордов. Фрине… Фани…

— Финесбри?

— Не помню. Может быть. Вот ваши документы, госпожа Эмерси.

Стефан протянул ей красную папку, в которой лежала стопка бумаг разных цветов. Рин просмотрела их мельком и спросила:

— Это все документы?

— Да, здесь свидетельство о покупке доли, контрольный пакет акций общей стоимостью пять миллионов ремов, договор и сводный отчет о финансовом состоянии компании «Шелк и лен». Остальные документы, касающиеся налогов и биржевых сводок, мой клерк перешлет вам почтой, как только все будет готово.

— Хм… — хмыкнула Рин с важным видом, пытаясь понять, что это за слова ей только что наговорили. — Что же, чудесно. Теперь я могу забрать документы у вас, Феликс?

Зеленоглазый брюнет Феликс покачал головой:

— Для этого нам нужно доехать в Диаполи. Подпишите договор, и мы отправимся.

— Подписать? — растерялась девушка, оглядывая бумаги. — Что именно?

— Договор о передаче вам прав управления компанией. Все остальное вы уже подписали.

Рин замерла, как громом пораженная. Это что вообще значит?! Когда это она что-то подписывала? Но медлить с ответом нельзя, не время.

— Господин Ример, видимо, не до конца посвятил меня в курс дела, — улыбнулась она, медленно пожимая плечами. — Если вас это не затруднит, не могли бы вы объяснить мне детали?

Она заметила, как Стефан переглянулся с Феликсом, и как тот ответил ему немного растерянным взглядом.

— Господин Ример купил мое предприятие и оформил его на вас, госпожа Эмерси. Неужели вы об этом не знали? — осторожно уточнил Стефан. Рин попыталась выкрутиться:

— Об этом господин Ример говорил, но, в конце концов, я обычно не веду никаких документов, так что мне трудно запомнить, что я уже сделала, а что осталось… — Так неловко выкрутившись, она улыбнулась, открыла договор и поспешила перевести тему:

— Так где я должна поставить подпись? Кажется, здесь?

Стефан снисходительно улыбнулся ей и протянул письменный набор, а затем открыл договор на нужных страницах. Рин задержала дыхание и аккуратно расписалась в указанных местах. Одна надежда, что Анхельм знает, что делает.

— Что же, раз документы подписаны, мы можем поехать в Диаполи. Благодарю вас, господин Яковски.

— Это мне нужно благодарить вас, госпожа Эмерси.

— Стефан, как насчет партии в покер этим вечером? — спросил Феликс. Стефан разочарованно вздохнул и бросил взгляд на стену, где висел портрет милой женщины с пышными щечками и пухлыми плечами.

— Нет, не могу. Мари сообщила прекрасную новость, что сегодня приезжает ее мама, и мы ужинаем вместе.

— Твоя Мари тебе вздохнуть не дает, — проворчал Феликс. — Пойдемте, госпожа Эмерси. Оставим этого несчастного на растерзание его теще.

Рин натянуто улыбнулась, попрощалась со Стефаном и пошла вслед за Феликсом, крепко прижимая к груди папку с документами.

В середине пути к Диаполи на лесной дороге их макина попала в непролазную грязь. Рин сиротливо жалась под раскидистым манговым деревом, подобрав юбки, и смотрела, как господин Миллер (такова была фамилия Феликса) вместе с шофером пытаются вытащить эту груду железа и резины из грязи. В пути она просмотрела полученные у Яковски документы и заметила, что на некоторых страницах действительно стояла ее подпись. Кривая. Не такая, какой обычно подписывалась Рин. Когда она заметила это, то поняла, что хитрец Анхельм подделал ее подпись. Вопрос, откуда он взял оригинал, решился почти сразу же: Рин вспомнила, как пропал ее дневник. Выходило, что он забрал его, а потом вернул с таким видом, будто она его потеряла. Насчет дневников Рин не волновалась — ему их все равно не прочитать. Но вот же хитрец! Аферист.

Пока Рин молча негодовала и восхищалась Анхельмом, Феликс прервал попытки вызволить макину из грязи. Выбившиеся из сил мужчины отошли перекурить.

— Феликс, я боюсь, что так вы ничего не добьетесь, — окликнула его Рин.

— У вас есть предложения?

— Нам нужна крепкая доска, камень или много веток, чтобы подложить под колесо. Оно проворачивается в грязи и только сильнее утопает, а если постелите, то не будет, и можно будет выбраться. И еще… может быть, я помогу? — предложила Рин. — Я сяду за руль, а вы вытолкнете.

Феликс окинул ее оценивающим взглядом и посовещался с водителем. Тот полез в багажник и выудил досочку не слишком надежного вида. Зажав в зубах сигару, он без лишних слов подошел к ней, поднял на руки и перенес в макину.

— Благодарю, Феликс. Испачкать эти туфли было бы очень неприятно, — мило улыбнулась Рин и взялась за руль. — Вы готовы? На счет «три» я нажму на газ.

Общими усилиями им удалось вывезти макину из грязи.

— Н-да, Эстель будет не слишком довольна, — процедил Феликс, оглядывая свои ноги, до щиколотки испачканные в грязи.

— Эстель — это ваша жена?

— Домработница. Я не женат, — ответил Феликс и бросил испытующий взгляд на Рин. Та отвернулась к окну и стала разглядывать лес.

— Здесь нет диких зверей? — спросила она.

— Есть. Тигры, кабаны.

— А горниды у вас не водятся?

— Это что такое?

— Если не знаете, значит не водятся. Чудовищная помесь, последняя прихоть безумного волшебника из Соринтии.

— В Левадии почти нет магии. А та, что есть — вся задействована в военных технологиях. Ну, или находится у аиргов, а с ними вести переговоры бессмысленно.

— Это так странно… — Не зная, зачем говорит это, она высказала то, что крутилось на языке: — Мне кажется, что наш мир движется к чему-то ужасному.

Феликс положил ей руку на плечо, и Рин вздрогнула от неожиданности.

— Только вам, по большому секрету: скоро грянет война, каких свет еще не видывал. Мы со Стефаном продаем дело здесь и уезжаем в Аранию. Вот причина, по которой герцог Ример купил наши предприятия.

— Война?.. — растерянно прошептала Рин. — Кто будет воевать?

— Это будет война альянсов — Канбери и Мариней против Левадии и Соринтии. Канбери набрал военную мощь, которая должна куда-то выплеснуться. Южные территории Соринтии — лакомый кусок. Теплый край, чистейшая вода, зеленые пастбища, золотодобыча и нефтяные запасы. Канбери спит и видит их своими. Отчасти именно поэтому Анхельм Ример скупает иностранную недвижимость. Я его понимаю: в случае войны Соринтия обречена, так как вести ее нет ни денег, ни сил, так же как и нет никаких причин жить в условиях оккупации канберийцами. А что с вашим лицом?

Рин очнулась от его вопроса, понимая, что ведет себя странно.

— Пожалуй, мне нужно время, чтобы осмыслить это. Но… вы хотите уехать в Аранию? Там же режим. Представить себе не могу себе места хуже.

— Режим там только для тех, у кого нет денег купить себе теплое местечко в правительстве. А у нас со Стефаном на этот счет все решено.

Рин долго молчала, прежде чем тихо выдавить:

— Я не могу поверить… Снова война. Мы едва подняли голову после Маринея.

— Зачем вам омрачать свою прекрасную головку этими мыслями, госпожа Эмерси?

— Боги! Анхельм… То есть господин Ример ничего не говорил мне… — Рин закрыла рукой лицо.

— Возможно, он не хочет тревожить вас понапрасну, — предположил Феликс. — А может быть, не считает нужным посвящать вас в эти вопросы, так как вы все равно ничего не решаете. В самом деле, о чем вы волнуетесь, госпожа Эмерси? Он вьет уютное гнездышко, чтобы вам было где укрыться от непогоды.

— А что будет, когда он его совьет?

— Анхельм Ример женится на принцессе и оставит вас. Он настоящий мужчина, честный человек и не станет бросать вас ни с чем, после того как вы подарили ему свое время. Поэтому вы получите то, что обеспечит вам безбедное будущее.

Рин ощутила болезненный укол в груди и опустила голову.

— Поведение настоящего мужчины, да? — тихо сказала она, почему-то вспоминая миловидное лицо принцессы. Бедняжка Фиона! Собственный отец и возлюбленный Кастедар хотят разменять ее, как монетку в своей политической игре. Хотя… чем жалеть коронованную особу, не стоит ли лучше пожалеть себя? Но почему-то острого прилива жалости к себе Рин не испытала. Только почувствовала, как внутри оборвалась еще одна нить, или на ее ледяную стену безразличия положили еще один кирпичик — не разобрать… Анхельм солгал ей? Да быть того не может!

— Кажется, я позволил себе сказать лишнее, госпожа Эмерси? — осторожно осведомился Феликс, снова касаясь ее плеча. Рин проследила, как его теплые пальцы спускаются по ее оголенной коже к локтю и медленно поднимаются вверх, и проговорила:

— Что же мне теперь делать?

— Ну, вы можете устроить ему сцену, конечно, но это ничего не даст… Господин Ример лишь отдалится от вас, ведь такие мужчины не терпят подобного обращения. Госпожа Эмерси, настало самое время для вас подумать о себе и своих близких. Через полчаса вы получите в свое ведение мою компанию… Признаться, я хотел бы, чтобы мое дело прожило дольше, чем проживу я. Мне осталось в лучшем случае лет пять.

— Вы больны?

— У меня опухоль. К сожалению, даже господин Эфиниас, наш чудесный доктор, не сможет меня вылечить.

— Вы так спокойно об этом говорите…

— А что мне, плакать? — улыбнулся Феликс, беря ее руку в свою. — Я давно смирился со своей смертью и намереваюсь оставшиеся годы прожить на широкую ногу. Так вот, о моей компании…

— Вы хотели бы, чтобы ваша компания жила и после вашего ухода. Вы сомневаетесь в моих силах управлять ею?

Феликс рассмеялся немного нервно.

— Нет, просто мне немного жаль, что моя компания перейдет в чужие руки, а мое имя забудется и затеряется в годах ее жизни. Признаться, я мечтал, чтобы компания перешла по наследству к моему сыну.

— Тогда почему вы не женитесь?

— Я перебирал невест, как перчатки, но так и не нашел подходящей женщины, все метили в мой кошелек, а я хотел чистую наивную девушку, которая будет любить меня. Не лишним будет добавить, что я сам был наивен: женщин, которые будут любить мужчину и не смотреть в его кошелек, попросту не существует. Теперь перебирать уже поздно стало, да и не из кого. Я упустил момент. Госпожа Эмерси, я предлагаю вам выгодную деловую сделку.

Рин мысленно усмехнулась, уже предполагая род сделки: пальцы Феликса вполне однозначно сомкнулись вокруг ее запястий. Делая вид, будто ничего не понимает, она спросила:

— Какую же?

Феликс хитро улыбнулся.

— Я скажу об этом тогда, когда мы поднимемся в мой кабинет, и нас не услышат посторонние. Мы приехали, Ирэн. Позвольте предложить вам руку!

Они вышли из макины, остановившейся перед трехэтажным имением, огражденным высоким решетчатым забором, и прошли в дом. Их встретила домработница, возмущение которой по поводу грязи было прервано коротким «молчать», брошенным Феликсом. Рин поднялась на второй этаж, в кабинет, вслед за хозяином имения и удобно расположилась в мягком кожаном кресле. Феликс предложил ей сигару, но она отказалась, и тогда он закурил сам. Достал из ящика стола пачку документов и протянул ей.

— Подпишите здесь, Ирэн.

Пока Рин подписывала, мельком читая сводки о финансовом состоянии компании и пытаясь уложить в голове эти сумасшедшие цифры, Феликс, видимо, собирался с мыслями. Для этого он встал около зеркала и стал поправлять волосы.

— Я закончила, Феликс.

Он обернулся и подошел ближе.

— Значит, мне нужно поговорить с вами о сделке.

— Я готова вас выслушать.

— Как я уже сказал, Анхельм Ример скоро женится на принцессе Фионе и станет для вас так же недосягаем, как вершина Сан-Клефф[1]. Моя компания теперь принадлежит вам, с чем я вас чистосердечно поздравляю, а это значит, что вам нет нужды гнаться за богатым мужчиной. Вы сами сказочно богаты. Итак, вы молоды, богаты и, как я вижу, одиноки. Я уже не так молод, все еще богат, тоже одинок и скоро умру. Но я не хочу, чтобы род Миллеров угас. Поэтому я предлагаю вам, Ирэн, забыть о герцоге Римере так же, как и он забудет о вас, выйти за меня замуж и родить наследника, которому перейдет все наше с вами состояние.

Выслушав это, Рин устало рассмеялась.

— Сожалею, но я не могу ответить согласием на ваше предложение, — ответила она.

Феликс выглядел озадаченным. Его красивое лицо вытянулось, зеленые глаза омрачились.

— Могу я узнать причину?

— Нет, не думаю.

— Вы отказываетесь от брака со мной, от выгоднейшего предложения, которого тысячи подстилок ждут жизнями! — возмутился Феликс. — Неужели вы думаете, что господин Ример спасется от политического брака и возьмет в жены любовницу, а не принцессу?

Рин сглотнула и покачала головой:

— Я не любовница.

— Простите, если правда прозвучит цинично и грубо, но… Он дарит вам предприятия, ювелирные украшения стоимостью в сотни тысяч, а вы за это с ним спите. Кто же вы, как не его любовница?

Рин вдруг склонила голову набок и подумала, будет ли он таким же самоуверенным, если расписать его под маскаренские ковры? Нет-нет, не стоит устраивать здесь мордобой, это глупо, примитивно и некрасиво к тому же.

— Я его охрана, — тихо сообщила она.

Феликс был немало удивлен ее фразой, и она представилась:

— Полковник Ирэн Эмерси, агент отдела специального назначения «Тигры». Значок предъявить или поверите на слово?

Господин Миллер отошел от нее на три шага.

— Предупреждать надо, — бросил он.

— Зачем? Я приехала сюда по работе. Ваши сентенции на тему моих с господином Римером отношений, конечно, не безосновательны, но они имеют совершенно иную подоплеку.

— Что же за аферу тогда задумал господин Ример? — спросил Феликс, скорее, сам у себя, нежели у Рин.

— Не знаю. Он не посвящал меня в детали. Я всего лишь исполняю его приказ, — ответила она и встала. Вдруг Феликс изменился в лице: выражение стало почти хищническим, глаза загорелись идеей; он снова подошел к ней близко — ближе, чем допускал любой этикет, — схватил за локоть и сказал:

— Тем более, Ирэн! Вы хоть представляете, какой подарок дает вам судьба? Мы возьмем все в свои руки и уедем в Аранию, оставив Римера с носом! Выходите за меня замуж! Вы не пожалеете…

— Господин Миллер, давайте закончим на этом? — вздохнула Рин, пытаясь ненавязчиво высвободить локоть из его хватки. — Я устала, у меня больше нет никакого желания выслушивать предложения любого характера, потому что я за эту неделю получила их уже слишком много.

Но, похоже, Феликс был не из тех, кто удовлетворялся отказом. Он схватил ее за руку крепче и потянул на себя:

— Ах, получили денежки, теперь хотите искать любовь? Что же, любви не обещаю, но вся страсть, томившая меня столькие годы, может принадлежать вам…

Рин сладко улыбнулась и обняла его, обвив свободную руку вокруг шеи. Феликс шумно сглотнул.

— Феликс, — проворковала она, поглаживая тонким пальцем его ухо.

— Ирэн… ваши глаза такие яркие, такие прекрасные, как будто вы не человек… — хрипло проговорил он, даже не догадываясь, насколько близок к истине. — Да какой мужчина в здравом рассудке откажется от такой роскошной женщины? Явно не я…

— Феликс, — повторила Рин, прижимаясь к нему плотнее и соблазнительно глядя в глаза. — Вы чувствуете, где моя рука?

— Кажется, вы запустили мне ее в самое сердце… Ч-что… Что вы… делаете?

Рин надавила на его яремную вену.

— Не дергайтесь. Если я нажму чуть сильнее, даже самые лучшие эксперты криминалисты не смогут определить, от чего вы умерли. Я, может быть, плохо понимаю в финансах и экономике, но я в совершенстве овладела искусством убивать. А теперь немедленно отпустите мою руку. Я ухожу, потому что вы мне надоели своей навязчивостью.

Феликс отпустил ее руку, Рин отошла и, не прощаясь, вышла из кабинета. Спускаясь по лестнице, успела расслышать, как он выдохнул: «Какая потрясающая женщина!»

Выйдя за пределы поместья, на широкую дорогу, по которой никто не ездил в столь позднее время, она направилась, куда глаза глядят в поисках такси. Почти в центре Диаполи ей удалось найти почтовое отделение, где макин, конечно же, не было, зато были повозки. Рин взглянула на часы: одиннадцать вечера. Делать нечего — корабль до Госсенштальдта отходил в десять утра, а значит, нужно поспешить. Таким образом, Рин пришлось трястись до Магредины в кэбе. Около четырех утра девушка попала в гостиницу, быстро освежилась остывшей водой, тщательно почистила зубы, позвонила портье, чтобы тот любой ценой разбудил ее в семь утра, и легла спать.

~*~

Утром 5 марта 4010 года канберийский корабль «Северный бриз» отошел от пристани Магредины, унося на своем борту Рин Кисеки. Ей вслед махала шляпкой Вивьен Мелли — новая подруга, обретенная в этой удивительной жаркой стране. Человек, не связанный с политикой, войной и прочей дрянью, а значит надежный. Рин смотрела, как блестят в свете утреннего солнца ее бронзовая кожа и белоснежные зубы, и улыбалась ей в ответ. Но улыбка едва держалась, потому что на душе в эти минуты скребли кошки: скоро она вернется в Соринтию, где встретится лицом к лицу с теми, кого считала самыми надежными людьми. Теми, кого приняла в свою семью… Арман Валиенте и Заринея Церес. И если Заринея, вероятно, была ни в чем не виновата, то с Арманом ей о многом предстояло поговорить.

Рин должна была пересмотреть приоритеты. Ну да ничего, у нее на это есть целых две недели.

~*~

История в истории

[1]Гора Сан-Клефф — располагается в 1359 километрах к западу от Флавили, столицы Арании, и является самой высокой горной вершиной в мире.

В 3987 году от Раскола знаменитый географ, геолог, скалолаз и путешественник Анри Сан-Клефф совершил восхождение на один из пиков горного массива, установив рекорд в 4780 метров. С вершины горы Лайар ему открылся вид на скалу, которую он не видел во время восхождения, и о которой ничего не знал. Как описывал сам Анри Сан-Клефф в своем дневнике, гора мерцала и становилась прозрачной, будто была оптическим обманом.

Вернувшись в город, Анри и его группа расспросили местных жителей об этом феномене, и ему рассказали, что эту гору-призрак называют Обителью Духов. По легенде, на вершине ее находится логово древней гигантской львицы, которая повелевает самой землей. Анри захотел подняться на эту гору, чтобы исследовать ее и нанести на карты. За полгода нашел проводника и собрал команду из 25 человек.

В своем дневнике Анри описывал мистические вещи, происходившие с его группой во время ночных остановок. «Местные были правы — гора и впрямь обитель духов. С каждым днем нарастает чувство, что нас преследуют. Я сам и многие мои товарищи несколько раз видели в темноте два больших горящих глаза, красных, будто раскаленные угли. Мы часто слышим раскатистый рык хищного зверя. Наш проводник Шинчи постоянно бубнит себе под нос что-то похожее на молитвы. Я спрашивал его, что это за зверь преследует нас, а он ответил, что это великая львица Миласса наблюдает за нами. Очевидно, мальчишке задурили голову местные жрецы. На такой высоте не может обитать ни один зверь…»

За 2 месяца и 12 дней группе удалось преодолеть лишь половину пути. Из 25 человек четверо погибли, сорвавшись со скалы. Анри принял решение возвращаться вниз, так как припасы съестного были на исходе, а люди оказались истощены физически и морально.

В 3990 году Анри удалось с помощью тригонометрических расчетов установить приблизительную высоту горы. Она составила 9138 метров над уровнем моря. В том же году Аранийское географическое сообщество присудило горе имя Сан-Клефф, а географ выпустил книгу под названием «Обитель Духов». В 4105 году высота была уточнена и составила 9173 метра.

Глава девятая, в которой Рин дает клятву, Анхельм выясняет отношения, а Фрис принимает решение

Open the oldest wounds

These memories haunt me

Your secrets and crooked smiles

They torment and taunt me

(Miracle of Sound, Sweet L.A.)[1]

Под колесами экипажа хлюпали грязь и талый снег, низкое небо повисло над городом Лонгвил тяжелой серой ватой. Холодный и влажный мартовский ветер забирался под одежду, пробирая до костей. Анхельм Ример и келпи Фрис подъезжали к поместью на Каштановой аллее. Герцог всю дорогу читал газету, а Фрис спал; друг с другом они не разговаривали уже неделю. Нет, они не поссорились, просто в какой-то момент им стало совершенно не о чем разговаривать, и все общение между ними ограничивалось лишь необходимыми фразами вроде «передай солонку» или «нам туда».

Наконец в окошке экипажа показался родной дом, Анхельм свернул газету и тяжело вздохнул. Сегодня он, конечно же, никуда не поедет и с дядей ни о чем разговаривать не будет. Сегодняшний вечер будет целиком и полностью посвящен отдыху после дороги и близким людям, к которым теперь герцог относил только своих домашних: кухарку Адель Пюсси, дворецкого Тиверия Фловера и их внучку Милли Фловер. При мысли о разговоре с дядей комок встал в горле: с того самого дня, когда Илиас сообщил ему, что потерянный наследник трона есть никто иной как Анхельм, и объявил условия помощи, он чувствовал себя одураченным, обманутым, преданным… Самый близкий человек, дядя, который вырастил Анхельма, который столькому научил его, от которого в большой степени зависело благосостояние (как умственное, так и материальное), этот человек… всю жизнь обманывал его.

Карета покачнулась и остановилась. Анхельм дождался, пока кучер откроет дверцу, вышел и сладко потянулся. Следом за ним на холодную улицу выбрался сонный келпи. Мужчины выгрузили багаж из кареты и понесли к дому. Поднявшись по невысокой парадной лестнице, Анхельм постучал в дверной молоток, и спустя пару минут ему открыл Тиверий.

— Пресветлая Сиани! — выдохнул дворецкий. — Сынок! Вернулся! Адель! Иди сюда скорее, Анхельм вернулся!

На его оклик сбежались все домашние. Как обычно, Адель стала причитать, Милли заплакала, Тиверий молчал, будто рыба. А сам герцог сгреб все свое небольшое семейство в объятия, положил голову на макушку названной матери и долгое время наслаждался их присутствием, с удивлением осознавая, насколько же сильно он по ним соскучился. Да, права была принцесса Фиона: родители — не те, кто родил, а те, кто вырастил и вложил часть своей души в ребенка.

— Фрис! Святые боги! И вы здесь, как это хорошо! — неожиданно радостно поприветствовала его Адель и прижала к широкой объемной груди. Келпи немного неуклюже обнял ее и мягко отстранился. Сдержанно улыбаясь, он пожал руку Тиверию и приголубил Милли, утиравшую слезы радости платочком.

— Сыночек мой, родненький… — причитала Адель, снова прижимая Анхельма к себе и ведя его в гостиную. — Устал с дороги?

— Страшно! — улыбнулся герцог.

— Пойдем присядем, не могу я долго стоять. Спина болит.

— Снова?

— Неделю назад было семь лет как Юргена не стало. Мысли, мысли… Вот и схватило.

— Подожди, снег сойдет, дорога высохнет, и отправлю вас всех на воды, — пообещал Анхельм.

Они прошли к диванам в дальней части холла, где горел камин и было тепло. Адель села на диван и потянула за собой Анхельма, а Тиверий стал менять прогоревшие дрова на новые.

— Родимый мой, как давно тебя не видела! Будто вечность прошла. Какой ты загорелый! Точно пшеница стал. А с волосами что сделал, негодник?.. — мягко спросила Адель, наглаживая руки названного сына, и Анхельм смущенно засмеялся, тряхнув темными прядями. — Ты теперь на отца похож. Тиверий, ну погляди! Вылитый Вольф! Копия!

Тиверий покивал, продолжая возиться с камином.

— Надоело, мам. Захотел вот… — тихо ответил он, усаживаясь рядом и с сыновней нежностью целуя пухлые ее руки, покрытые мозолями от кухонных ножей, чуть шершавые от бесконечных хозяйственных работ, но самые родные на свете. — Я так страшно по тебе соскучился! Отец, хватит там копаться, иди сюда! И ты, Милли, тоже! Мои вы родные…

Фрис стоял у книжной полки с таким видом, словно чувствовал себя лишним при этой сцене воссоединения семьи.

— Сынок, прости, что спрашиваю, прости, что раны свежие тереблю, но… Как ты держишься? — спросила Адель, с тревогой вглядываясь в глаза названного сына.

Анхельм на мгновение замешкался с ответом, и Адель продолжила, не дав ему уточнить.

— Ах, пресветлая Сиани! Когда я узнала, у меня так сердце заболело! Ох, боги несправедливы — забирать такую добрую душу! Она такая хорошая была, такая добрая… — всплакнула мадам Пюсси и прижала платок к глазам. — Будто еще вчера ее видела. Теперь вот… кажется мне. Каждый день во сне ее вижу, на улицах встречаю средь людей. Гляну — лицо ее, моргну — не она вовсе. Я уж и в храм ходила, и о спокойствии ее молилась, да все не помогает… Бедняжечка Рин…

Анхельм изменился в лице, не понимая, о чем вообще говорит Адель. Взял ее за руки и вгляделся в глаза.

— Мам, подожди. Ты о чем?

— Ой, сыночек… Милли, принеси газетку-то.

Девушка побежала в коридор, порылась в стопке сложенных газет и принесла Анхельму. Тот взял ее в руки, уже догадываясь, что увидит. На первой странице громадный заголовок: «Легендарная убийца Рин Кисеки мертва». Под ним — фотография левадийского качества с изображением королевского зала, где проходил показ. На полу — Рин с огромным кровавым пятном на груди. Рядом с ней — Кастедар, чье лицо плохо пропечаталось, и тот самый руководитель операции… Глаза Анхельма затуманились, сцена возобновилась в памяти ярко и отчетливо, до мельчайшей детали: Рин бежит к нему, ее тело жалят выстрелы, но она не обращает внимания. На ее пути вдруг вырастает Кастедар со зловещей ухмылкой на бледных, словно бескровных губах. Рин тянет к нему руки и кричит «помоги», а он выстреливает ей прямо в грудь. Кулаки герцога заныли, он вспомнил, как ударил демона по лицу, как ему хотелось медленно разорвать его на кусочки…

Очнулся он только тогда, когда понял, что Адель Пюсси плачет в голос, глядя на злосчастную фотографию.

— Мам, Рин жива, — сказал он и улыбнулся. Женщина уставилась на него с непониманием. Плакать она не перестала, но чуть-чуть утихла. — Она не погибла.

— Сын, ты не умом ли тронулся? Вот же она, на этой… как бишь ее? В газете написано… Разве ж могут они лгать?

— Конечно. Еще как могут! Сколько раз говорил тебе не верить газетам? Рин не убили, это был спектакль. Она приедет через пять дней, все будет хорошо. Только ты молчи, никому не смей говорить, что она не погибла, поняла? Подругам своим ни-ни! И не делай такое лицо, как будто ты знаешь что-то, чего они не знают, тебя расколоть им на один зуб, ты у меня не крепкий орешек, — принялся наставлять Анхельм.

— Это что же в мире делается? Слово печатное лживо, хорошего человека за душегубца и преступника выдают! Куда этот мир катится?!

Анхельм снова поцеловал материны руки и поднялся с дивана, улыбаясь.

— Милли, солнышко, постели мне, я отдохну. А ты, отец, натопи пока баню. Мам, устал с дороги — сил нет, приготовь поесть.

— Анхельм, — подал голос Тиверий, — Орвальда-то нужно позвать.

— Нет, не нужно. Я поговорю с ним завтра. Сегодня я с вами хочу побыть и слышать не желаю ни о каких делах. Всё завтра. Фрис, ты чего? Что с лицом?

Келпи покачал головой и кивнул на газету. Герцог понимающе вздохнул, взял злосчастную газету и швырнул в камин.

— Мам, приготовишь ужин? — попросил он, глядя, как чернеют в огне страницы с печальной статьей. Пламя быстро съело тонкую бумагу, а пепел провалился меж свежих дров на дно.

За ужином домашние Анхельма выпили немало клюквенной наливки. Придя в приподнятое настроение, Адель вместе с Милли затянули народные песни. Анхельм сидел, сложа руки на груди, и с удовольствием глядел на свою родню. В середине вечера Адель принесла маленькую книжицу, в которой герцог, не без удивления, узнал свой дневник.

— Откуда? Я думал, он сгорел! — Анхельм листал пожелтевшие страницы и с улыбкой читал содержимое.

— Разбирала вещи на чердаке флигеля и нашла. Ты его заткнул в сундук бабушки, который перевезли сюда до пожара.

— Смотри, запись о нашей семейной поездке на Эль-Дорнос… Зачем я ставил так много восклицательных знаков? Аж в глазах рябит…

— Ты был очень восторженным ребенком. Зато писал без ошибок. Помню, как твоя бабушка тебя учила, а ты отбрыкивался.

— Я действительно все время цапался с Каролиной? — засмеялся Анхельм, читая запись о том, как хотел подкинуть сестре в постель крабов.

— У вас была настоящая война, — вдруг ответил Тиверий, решив нарушить вечное молчание. Захмелевший, он сидел, подперев щеку кулаком, взгляд его мутно-серых глаз был подернут пеленой, не то старческой, не то пьяной. — Вы меня доводили до белого каления, дети! Однажды она отняла твою саблю, а ты за это бросил ей за шиворот горсть червяков…

— Как она верещала! — расхохотался Анхельм, вспомнив этот эпизод. — Неужели я ее обижал?

— Ну, чаще всего ты первый ее задирал.

— Мерзавец. Смотри, запись: «Ездили ловить тунца. Папа поймал. Тащили вдвоем, он тяжеленный. Я выпал из лодки, а папа надо мной смеялся. Тунец воняет рыбой. Папа говорит, что чем же ему еще вонять. А здорово если бы арбузом. Я люблю арбузы». Я упал из лодки, а папа хохотал… Подумать только! Я и забыл, какое веселое у меня было детство…

Затянулся долгий разговор о прошлом: Анхельм расспрашивал Адель и Тиверия о вещах, которые мало помнил, а те с удовольствием делились.

Фрису вскоре наскучило это бесцельное копание в прошлом, он захотел уйти в лес, но его уговорили остаться. Сидя за общим столом, слушая рассказы Анхельма и остальных, он молчал, разговор поддерживал только тогда, когда к нему обращались, и все больше прятал глаза. Глядя на герцога, Фрис с приятным удивлением признал, что тот парень, которого он узнал совсем недавно, разительно отличался от того, которого он видел перед собой теперь. Трудности закалили Анхельма, он словно на глазах повзрослел и стал действительно достойным человеком. Фрис видел, что отношения между мальчишкой и членами его семьи были самыми искренними, очень теплыми, и были не похожи на те, что царили в семье Рин, когда та была маленькой. Греясь в этом искреннем тепле, Фрис не мог понять, что за странная меланхолия овладела им. В этот момент волшебному духу, впервые увидевшему столь свободные и яркие чувства внутри семьи, стало невыносимо одиноко. Никогда, ни разу за всю свою бесконечно долгую жизнь он не был приласкан с материнской любовью или отеческой. Да и с женской, если уж на то пошло, тоже.

Много позже келпи вспоминал, что именно тогда ему впервые очень захотелось иметь настоящую семью.

Единственной, с кем он был связан чуть-чуть похожими отношениями, была Рин. Невидимая жизненная нить связывала их все эти семьдесят пять лет, столько, сколько он знал ее: от крошечного зародыша в утробе до взрослой женщины, в которую Рин превратилась. Отсутствие возможности видеть ее, слушать, помогать, питаться энергией редких улыбок, — все это нагоняло на него тоску и апатию.

Хотя было совсем не время для такого состояния! Знак дан — родится его сын, плоть от плоти, кровь от крови, его душа и будущая жизнь. Такой, какой есть сейчас, Фрис сгинет в изначальное и переродится только через несколько десятков лет. Какой же облик будет дан ему в следующей жизни? Фрис попытался представить своего сына, и ком встал в горле: как они там, без него? Тяжело ли ей одной? Найдет ли она мужчину, какой сбережет ее? Фрис разозлился сам на себя: что за глупости лезут ему в голову? Конечно же, Вивьен справится — она сильная женщина. Но как бы хотелось сейчас обнять ее, успокоить, сказать, что все будет хорошо! Хотелось бы? Фрис не смог ответить себе на вопрос — сходил ли он с ума от того, что оставил Вивьен одну, или от того, что скоро ему придется покинуть Рин.

Неужели это — то самое чувство, какое называют любовью? Несмотря на все свои прожитые годы, красивые речи о любви, о жизни, чем больше Фрис общался с людьми, тем больше понимал, что не знает ни о том, ни о другом ровным счетом ничего. Кизуни проказница. Как она могла так поступить с ним? Ну как? Как жаль, что сестру не спросить. Как жаль, что дух Любви так же непостижим, как и дух Жизни. Как жаль… Как жаль, что ему приходится так много лгать.

Утро следующего дня началось для Анхельма с известия о том, что Роза Альварес Алава ди Уве-ла-Корде, пятнадцатилетняя дочь погибшего губернатора Южных островов, не пожелала жить в поместье герцога и выбрала для себя и бывшей владелицы кондитерской Альберты Вонн, которая сопровождала ее в Лонгвил, небольшие апартаменты над рестораном «Оленье рагу». Она действительно приехала в поместье на Каштановой аллее, и, прожив в нем ровно день, решила, что хочет самостоятельности. Решение более чем достойное уважения, но Анхельм как опекун не мог позволить ребенку, коим в сущности являлась Роза, жить отдельно. Поэтому в час пополудни он пошел в город, а через полчаса уже стучался в дверь квартиры. Ему открыла Альберта и ахнула от удивления. Пока женщина с некоторым испугом рассматривала его каштановую шевелюру, герцог быстро объяснил, зачем явился и спросил, где Роза. Выяснилось, что девочка в местной библиотеке, штудирует книги и готовится к экзаменам. Оказалось, она уже уточнила все о поступлении у Орвальда, тот дал ей необходимый список литературы, и в мае Роза вознамерилась уехать в студенческий городок в Кастане, чтобы поступать на факультет юриспруденции. Анхельм такое рвение одобрил, но все равно стал настаивать на том, что Розе не место в жалкой комнатушке над питейным заведением, и лучше будет ей остаться в поместье. На это Альберта возразила, что там Розу будут отвлекать от обучения, она всем чужая и лишний рот в семье, к тому же, самой Альберте будет страшно не хватать девочки, которую она знала с пеленок. Анхельм хотел поспорить еще, но женщина осталась непреклонна. Когда же герцог спросил, как идут дела с «Оленьим рагу», в котором он назначил ее помощником управляющего, то был приятно удивлен возросшей выручке из-за обновленного меню, которое теперь включало всевозможные пирожные и торты. Итак, выяснив все, что было нужно, Анхельм удалился и решил, что пора ехать туда, куда он хотел попасть меньше всего — к дяде.

Перед тем как отправиться, он зашел в свой кабинет и проверил все документы, которые привез из Левадии. Затем покопался в столе и вынул из шкатулки старинный пистолет, доставшийся от отца. Прочистил его, зарядил и бережно спрятал за пояс. Он не знал, зачем берет с собой оружие, но чувствовал, что с Орвальдом он сможет поговорить только так.

Он намеренно не взял экипаж и Тиверия, решив проехаться верхом на своем любимом остинском жеребце караковой масти — Акробате. Конь заскучал без хозяина и теперь шел неровно, норовя перейти на галоп, поэтому герцогу все время приходилось придерживать его. Погода стояла хмурая, черный лес чуть шелестел на ветру. Снег еще не сошел, лишь кое-где наметились прогалины, но запах ветра уже стал другим — весенним. Герцог наслаждался тем, как храпит и пофыркивает Акробат, и время от времени трепал его по гриве. Наконец он устал сдерживать коня и разрешил тому бежать так, как хочется. От быстрой езды сердце грозило вылететь из груди, дыхание сбилось, в ушах застыл ледяной ветер, и горло будто иглами пронзило. Через некоторое время Анхельм натянул поводья и остановил коня, чтобы отдышаться.

«Если хочешь, я могу пойти вместе с тобой», — прозвучал неожиданный голос в его голове. Анхельм испуганно оглянулся и увидел огромного черного, как южная ночь, коня с пышной гривой, хвостом до самой земли и мощными мохнатыми ногами. Фрис обошел Анхельма кругом. Тот не ответил, просто кивнул. Волшебный келпи помчался вперед быстрее птицы, и его копыта не оставляли следов на снегу, словно бы он совсем не касался его, а шел по воздуху. Акробат, раззадоренный быстрым бегом, припустил карьером; герцогу осталось лишь вцепиться в поводья и держаться в седле изо всех сил.

Трехэтажная «башня» Орвальда, окруженная высоким решетчатым забором, появилась на горизонте, и Анхельм помрачнел. Он все еще не был готов к тяжелому разговору. Последние три недели герцог провел в увлекательном мысленном диалоге с дядей, пытаясь предугадать все возможные варианты развития их беседы о будущем, настоящем и прошлом, но ничего конструктивного в его воображении так и не выстроилось. Теперь, подъехав к воротам башни, он решил, что лучше всего будет занять оборонительную позицию и не рассказывать дяде всего, что выяснил. До тех пор, пока речь не зайдет о Рин Кисеки. До тех пор, пока дядя не начнет нападать на него. А вот когда он перейдет к обвинениям, тогда и будет самое время выложить карты на стол.

Фрис не стал подниматься вместе с ним и остался ждать во дворе: одежды у него не было, а являться в чем природа родила ему не позволил Анхельм. Забравшись по крутой винтовой лестнице в кабинет на третьем этаже, герцог вдруг осознал, что теперь у него не появилось одышки, как это было прежде. Значит, он стал сильнее… Анхельм осмотрелся: ничего не изменилось здесь. Стол завален бумагами и разными приборами неясного назначения, на столе злосчастные левадийские газеты.

«Матушка нальет мне чайку…» — тихое пение донеслось из-за перегородки, отделявшей кабинет от лаборатории. Анхельм встал у стены, сложа руки на груди, и стал ждать. Орвальд вышел из дверей, держа в руках розетку с вареньем и чашку чая. Увидев племянника, он остановился, словно налетел на невидимую стенку. Чашка выпала из рук, грохнулась на пол, усыпав его мокрыми осколками, кипятком плеснуло на брюки его превосходительства. Анхельм оглядел своего родственника с ног до головы и отметил, что у дяди поседели волосы, а обычно уверенные и твердые руки сейчас дрожали и поникли, как у немощного старика.

— Анхи… — выдохнул Орвальд, испуганно глядя на племянника.

— Ну что же ты наделал? — спокойно спросил Анхельм, глядя ему прямо в глаза. Повисла пауза, во время которой герцог подошел к дяде ближе, не отводя изучающего взгляда. Хрустнуло стеклышко под сапогом.

— Чай зачем-то разлил, чашками бросаешься, — продолжал он, наклоняясь и поднимая большой осколок.

— Когда ты приехал? — охрипшим голосом спросил Орвальд.

— Вчера.

— Почему не явился ко мне сразу?

— Не хотел, — пожал плечами Анхельм, прошел и сел на диван, крутя в руках осколок. Орвальд присел в кресло напротив него.

— Как поездка? — осторожно начал его превосходительство.

— Разнообразно. Да. Узнал много нового о мире, о людях… о себе.

От глаз Анхельма не укрылось, как его дядя побледнел.

— Илиас… Что он сказал?

— Что предоставит помощь. Мы договорились.

— А условия? — тихо уточнил Орвальд. Анхельм посмотрел в его синие глаза, надеясь увидеть хоть каплю проснувшейся совести. Он долго вглядывался, склоняя голову то влево, то вправо. Дядя неуютно поежился и процедил:

— Что ты на меня так смотришь? Я тебе не «Элменея»[2].

— Давно тебя не видел, вот и смотрю. Поседел ты, дядя.

— Поседел… Когда ты мне письмецо-то прислал, я слег. В лежку лежал три дня! — начал Орвальд тихо, постепенно повышая голос. — Да-да, а как ты думал? Шутка ли — узнать, что твой сын ввязался… пес знает во что! А потом еще приезжает дочка Алавы и говорит, что ты ее удочерил! Что Рин потеряла память и сбежала горниды знают куда. А мой ребенок вскрыл заговор и пошел воевать пес знает с кем, имея в вооружении лишь отряд «Тигров», да сорок человек местной полиции! А через несколько недель приходит эта газета — будь она проклята! — и я понимаю, что мой сын остался один на один c Илиасом и его кознями! Да я удивлен, что жив, что инфаркт меня не схватил!

Орвальд вскочил и стал кружить по комнате, заламывая руки.

— Боги-боги, все пошло прахом! Весь мой замысел, все, чего я так долго добивался!

А Анхельм сидел и думал: сказать ему, что Рин жива, илиприберечь потрясающую новость? Она передала Эрику письмо, в котором почти наверняка попросила то, о чем подумал Анхельм… Наверное, не стоит пока говорить. А дядя все распалялся:

— И что я теперь, скажи на милость, должен делать? Кто будет доводить план до конца? Ты Армана и Заринею видел? Арман слег с сердечным приступом. Заринея, бедняжка, целый месяц в слезах: Рин мертва, брат лег с инфарктом! На них лица нет! Ох… Да пес с ними… Ты-то… с собой что сделал? Волосы зачем покрасил? Я думал, брат мой покойный воскрес. Что ж ты делаешь со стариком своим, окаянный?.. Ох…

Его превосходительство приложил руку к сердцу и прикрыл глаза.

— Да что я все о себе, да о других? — вдруг спохватился он и взглянул на племянника со странным сочувствием. — Бедный мой ребенок, как ты теперь? Как ты это пережил? Ты же так любил ее…

— И сейчас люблю, — промолвил Анхельм, опуская взгляд.

— Ничего-ничего… Время залечит. Ох, Анхи… Где ее похоронили? Надо хоть матери ее письмо написать, чтоб не ждала зря.

— Я сам разберусь, — ответил он. — Я приехал сюда не за тем, чтобы ты меня жалел. Я вернулся из этой кошмарной поездки не с пустыми руками. Как я и предполагал, Илиас поставил свои условия предоставления помощи.

— Какие? — Орвальд вцепился в племянника жадным взглядом, мигом перестав причитать о смерти Рин.

— Через полтора года войска Илиаса будут полностью собраны на северной закрытой базе. Я долго думал, где расположить их, и решил, что Вардон подойдет как нельзя лучше.

— Вардон — плохое место, — покачал головой дядя. — Нет, Анхельм, туда нельзя.

Анхельм нахмурился и стал рассуждать:

— Почему это? Форт там еще остался. Да, может быть, не самое гостеприимное местечко, но он не разваливается под ногами, там можно укрыться от снегов и ветров. Вокруг него нет поселков, а значит минимален риск обнаружения. У моря строится Сент-Вейлор. Вместе с поставками продовольствия туда, мы сможем отправлять еду и в Вардон. Это экономно и не вызовет вопросов, если все грамотно проработать. Я не понимаю, почему бы и нет. Форт стоит пустой, если его не приспособить к делу, он начнет рушиться. Когда мы были там последний раз? Года два назад?

— Анхельм, там заболоченная местность, лето всего полтора месяца.

— Да, там суровый климат крайнего севера, но они не неженки, а солдаты!

— Солдаты Илиаса все с юга, из тропиков. Если они не загнутся у нас на севере от цинги, значит, их доконает холод или сожрут дикие звери. У Илиаса не водятся горниды, а эти твари добрались до Вардона. Говорят, что они там почувствовали себя очень неплохо и расплодились. Еды у них вдоволь, зима им не страшна, естественных врагов нет, бояться нечего. Да, солдаты не неженки, но наш север покажется им ледяным кошмаром. Они там не выживут. А нам будет невыгодно возить туда грузы по опасным дорогам, которые разлив Арны если не смывает, так заболачивает.

— Твои предложения? — всплеснул руками Анхельм. Дядя кивнул на карту герцогства, висевшую у него на стене.

— Под новым Истваном есть долина в горах, там раньше был старый Истван, который сгорел. В полудне езды оттуда стоит крепость твоего прадеда, там сейчас живут те, кто промышляет пушниной. Нам не будет нужды возить еду — в тех лесах полно дичи, можно привезти лишь свиней и птицу. За северян солдаты Илиаса, конечно, не сойдут, но нам того и не надо. Местные приучены не совать нос в наши дела, а если гости не будут вступать в тесные контакты с местными, никто и не будет интересоваться кто такие и зачем приехали.

Анхельм задумался и решил, что в этом дядя прав.

— Хорошо, убедил.

— То-то же. Так что за условия? Не томи уже, я тебя почти три месяца ждал.

— Илиас хочет объединиться в альянс, — наконец сказал Анхельм. — Он хочет слияния двух империй через династический брак между мной и его дочерью Фионой, которая станет королевой-консортом.[3] А затем он хочет создать единое мировое государство.

Орвальд изменился в лице, пришел в замешательство.

— Что?.. Он… он нормален?

— Вполне нормален, — кивнул Анхельм, сам не веря своим словам. — Его план простирается на столетия вперед, поэтому он и рассчитывает на династию, которая будет править согласно традициям предков. Монархов, которые не отступят от своего слова.

— Постой-ка… Это, конечно, прекрасно. Очень наивно и потому прекрасно. А кто, как он считает, будет контролировать твои действия, когда ты станешь императором?

— У него есть тот, кто контролирует все. Каждое движение, каждый чих. Его зовут Кастедар Эфиниас для широкой публики. А для узкого круга лиц, то есть меня, Рин и Фриса, он известен как Ладдар. Демон Смерти.

— Это что, какое-то прозвище?

— Ты помнишь келпи Фриса? — спросил Анхельм, поднимая глаза на дядю. Орвальд закрыл лицо рукой, а потом махнул ему, показывая, что да, помнит, и тот продолжил:

— Этот самый демон — один из духов равновесия.

— Мы снова вернулись к сказкам и легендам?..

— Эта сказка и легенда запечатлена на той самой фотографии, где убита Рин. Это он в нее выстрелил, а не кто-нибудь! — прорычал Анхельм. — Этот самый демон сопровождал меня от Соринтии до Левадии. Он — правая рука Илиаса, все королевство Левадия под его колпаком, и сам король пляшет под его дуду. Поверь мне на слово, он могуществен.

— Зачем ему это? Зачем высшему созданию влезать в политические проблемы двух государств?

Анхельм лишь развел руками.

— Я не знаю, — уронил он. — Фрис считает, что так он добьется своей цели.

— Какой?

— Уничтожить этот мир. Погоди крутить пальцем у виска! Я знаю, что это звучит, как навязчивая идея психически больного, но… это так. Ему открыто будущее, он знает, что случится и когда, кого использовать в своих целях, а кто бесполезен. Перед ним мы бессильны. Нельзя играть в «Око судьбы» с тем, кто заранее знает все твои ходы.

— Я не могу в это поверить… — покачал головой Орвальд.

— Придется. Это суровая реальность, от которой никуда не деться, дядя. Как однажды мне сказала Рин, нам всем пора раскрыть глаза и обратить внимание на этот мир, а не на себя любимых. Если мы останемся слепы к нему, то спалим собственный дом.

Орвальд ничего не ответил, он долго молчал, и в это время у Анхельма крутилось на языке то, чего он не хотел говорить. Но, все же, вырвалось:

— Мой брат хочет, чтобы я женился на его дочери, моей троюродной племяннице. Для этого он убивает мою любимую женщину прямо в своем дворце, у меня на глазах. А потом рассказывает мне, что вся моя жизнь, которой я жил до сих пор — сплошная ложь и игра.

— Что ты говоришь такое? — тихо переспросил его превосходительство.

— Правду. Ты знаешь, у меня очень запутанно все с семейными отношениями, как выяснилось. Всю жизнь считал себя одним человеком, а на деле все оказалось по-другому. Оказывается, у меня были две сестры: одну звали Каролина Вольф Танварри Ример, а другую Рейна Соринтийская. Обе они сейчас мертвы, и обе погибли при пожаре. Странное дело, но у меня были две матери. Марисоль Адель Ример и Жаклин Соринтийская, в девичестве Зальцири-Дорсен. Обе мои матери мертвы, также погибли в этих пожарах, которые начались непонятно почему и отчего. С отцами дело еще интереснее: один, Вольф Танварри Ример, погиб в огне, а другой… сидит на троне. И зовут его Вейлор Соринтийский.

Орвальд неотрывно смотрел на племянника, и лицо его было бело как мел.

— А мой дядя всю жизнь скрывал от меня истину о моем происхождении, непонятно чего ради, — продолжал Анхельм. — Интересно, дядя, у кого должен был случиться инфаркт — у тебя или у меня? Говоришь, три дня пролежал? У меня тоже сердце пошаливало. Только ты-то здесь, колбочки свои протираешь, да бумажки во все страны шлешь своим подчиненным, а я — там, где происходит главное действие. Ты у нас держишь ниточки, а я к ним привязан.

Орвальд поднялся, и подошел к окну. Долгое время он смотрел на улицу, не говоря ни слова и не бросая ни единого взгляда на племянника.

— Значит, ты все узнал, — сказал он. — Илиас выдал меня. Мне удавалось долгих двадцать пять лет скрывать это от тебя… Но шила в мешке не утаить. Не смей болтать о своем происхождении, Анхи. Это приказ!

Орвальд повернулся к племяннику, и его лицо приобрело более чем суровое выражение. Но Анхельм пережил слишком многое, чтобы испугаться дядюшку. Прежде он, наверное, язык бы проглотил и поклялся чем угодно, что сохранит секрет и будет во всем подчиняться. Но он провел в обществе Рин достаточное время, чтобы осознать свою силу, чтобы понять, что никто над ним не властен.

— Не смей мне приказывать, — процедил он. — Я больше не ребенок, которым ты мог вертеть. Я понятия не имею, что ты там задумал, но подчиняться твоей воле я более не намерен.

— Анхельм! Забыл, с кем разговариваешь? Я тебе не служанка! И не потаскуха эта цветная, чтоб ты зубы мне показывал!

Анхельм медленно поднялся с дивана, расправил плечи, в один шаг оказался около дяди и схватил его за грудки.

— Никогда в жизни… Никогда! Не смей отзываться о Рин такими словами! — пригрозил герцог сквозь зубы.

— Хочешь ударить меня? — усмехнулся Орвальд. — Что же ты медлишь?

— Боюсь, если я тебя ударю раз, то не смогу остановиться, — тихо ответил Анхельм и отпустил дядю.

— Теперь ты похож на своего отца. Кровного отца. В тебе просыпается та же жестокость, что и в Вейлоре. Еще немного, — и ты поддашься своей крови.

— Никогда, — промолвил Анхельм. — Никогда! Я никогда не буду похож на него, потому что меня воспитали другие люди. Кровь не имеет значения.

— Посмотрим, как ты запоешь, когда сядешь на трон.

— Ты знаешь, что мне никогда не был нужен трон, — напомнил Анхельм, пристально глядя на Орвальда. — Жажда власти всегда была только у тебя, но не у меня! Я воюю и терплю колоссальные потери в борьбе за то, что мне не нужно!

— Он терпит потери… вы поглядите на него! Всю жизнь я верчусь, как уж на сковородке, чтобы спасти твою шкуру, твое положение, несносный ты мальчишка! Я свою жизнь положил на то, чтоб сохранить жизнь тебе и сделать ее лучше, чем у свиньи в хлеву! Посмотри на себя! Те деньги, которыми ты соришь направо и налево…

— Я заработал своими мозгами! — перебил его Анхельм.

— А кто дал тебе возможность их заработать? Кто увез тебя из замка, подальше от всех опасностей?! Кто тебя из горящего дома вывез?!

— А кто его поджег?! — заорал Анхельм, схватив и встряхнув дядю так, что у того аж зубы лязгнули. — Ты думал, я не догадаюсь, что все это было твоих рук дело?!

— Анхельм!! Угомонись! Подумай, что несешь! — взревел дядя, отталкивая племянника.

— Я говорю то, что считаю правдой! Ты убийца!

— Остановись!! Ты не ведаешь, что творишь!! Я не убивал твоих родителей! Не убивал! Вольф был моим братом! Я любил всех вас!

— Тогда с чего вдруг имение загорелось среди ночи, когда все спали, а ты в нем оказался так вовремя, а?!

— Я приехал накануне вечером, чтобы забрать Марисоль на воды, ты был маленький, ты не помнишь!

— Я прекрасно помню банку со странным белым куском под водой, что ты притащил к нам однажды, — прошипел Анхельм. — И я помню, как ты поставил его в чулан, то место, где полыхало сильнее всего, откуда начался пожар! Будешь говорить, что этого не было?!

— Не было!! Все было не так! Да, банка с фосфором загорелась, но моей вины в том не было! — кричал дядя, стуча кулаком в стену. Он весь побагровел от гнева, руки тряслись, лицо перекосило. — Неблагодарный мерзавец! Ты двадцать пять лет жил в тепле и достатке, как сыр в масле катался! У тебя было все, о чем можно мечтать. Да если бы не я, служить тебе в армии, сгинул бы на границе — поминай, как звали! Кто тебе девку твою сохранил?! Кто ее к тебе привел, чтобы ты только стонать перестал, как тебе одиноко? Ты мне жизнью обязан! Не смей меня обвинять!

— Ты всю жизнь копался со всеми этими взрывчатыми смесями. Ты отказался от трона, лишь бы иметь возможность заниматься исследованиями. Но когда тебе захотелось власти, было уже поздно — ты отказался от нее. Только убийство прямых наследников могло помочь тебе приблизиться к тому, что ты так сильно хотел! И, конечно же только ты мог составить такой хитрый и запутанный план, и обставить поджог так, чтобы никто не мог догадаться, отчего он произошел!

— Ты не сможешь ничего доказать, — процедил дядя.

— Доказать?! Знаешь, что всегда выдает преступника? Фраза «вы ничего не докажете». Да, о да, я не могу ничего доказать! Прошло слишком много лет, дела закрыты. Но я знаю правду, и мне этого довольно! Мне достаточно знать, что мой дядя, которого я почитал, как отца, воспользовался мной в грязных целях!

— Ты глава революционного сообщества, Анхи! Я никогда не пытался тебя использовать! Ты все делал сам!

Анхельм нервно ухмыльнулся.

— Сам? Я? Я лишь следовал рекомендациям, которые ты мне давал. Идеи, которые ты вносил в мою голову. Ты изолировал меня от мира, я ничего не знал, кроме твоих учений. Я даже не знал, что революционное сообщество Арман Валиенте организовал с подачи Рин Кисеки! Думаешь, я поверю в твою заботу о благополучии простых граждан? В то, что ты хочешь дать им свободу от тирании Вейлора?

Анхельм громко рассмеялся.

— Нет никакой тирании. Вся наша освободительная война — это война с собственной тенью. А правда лишь в том, что у нас всегда есть ее иллюзия.

— Ты сошел с ума… Ты рехнулся!.. Эта сука Рин всегда была ненормальной, но она утащила в свое безумие и тебя!!

Гнев вспыхнул в Анхельме с той же силой, как огонь, в котором погибли его родители. Сердце заколотилось в груди, кровь прилила к щекам, и еще никогда он не чувствовал себя настолько разгоряченным, ни разу еще не хотелось ему медленно разорвать дядю на маленькие кусочки. Уничтожить, стереть в порошок эту самодовольную ухмылку! Отомстить за смерть родителей! И как только он смеет называть Рин такими словами? Анхельм потянулся к пистолету за поясом. Он коснулся оружия, холодная рукоять легла в ладонь…

«Не делай того, о чем потом будешь горько сожалеть, мальчик», — прозвучал голос в его голове. Анхельм крепче сжал пистолет.

«Не жги мосты. Не время», — повторил голос. Анхельм резко отвернулся от дяди и бросился к окну. Тяжело дыша, он приложился лбом к ледяному стеклу и посмотрел вниз. На снегу стоял Фрис и смотрел на него.

«Слушай меня!» — попросил Фрис.

«Слушаю тебя», — подумал Анхельм.

«Это не твоя стезя. Оставь. Не упрямствуй. Будь подобен тонкой иве, что гнется на ветру. Это твой единственный способ пережить шторм разочарования и потерь. Подумай о Рин: она не хотела бы для тебя печального будущего. Доверься ей. Доверься мне. Ты веришь мне?»

«Я доверяю тебе».

«Тогда не бойся ничего. Потому что вместе мы изменим всё».

«Да. Вместе… вместе мы изменим всё».

«Иди. Иди теперь! Не испытывай больше судьбу, беги оттуда!»

Анхельм тяжело вздохнул и, сжав зубы, заставил себя сказать:

— Я ухожу. Ты умело воспользовался мной… всеми нами. Дело с кристаллом я доведу до конца. Не смей лезть мне под ноги, иначе я тебя уничтожу. Нет-нет, я не убью тебя. Я убью твою единственную возможность получить власть. Я убью себя.

Сказав это, герцог немедленно спустился по лестнице. Выйдя на воздух, он столкнулся с Фрисом. Келпи без всяких слов поднырнул головой под его безвольно поникшую руку и позволил Анхельму опереться на себя. Они вместе дошли до ограды, где был привязан Акробат, и только тогда Фрис сказал:

— Молодец. Сегодня ты восстановил себя в моих глазах.

— Кажется, меня сейчас стошнит. От самого себя…

— Ты взглянул в глаза правде и не побоялся потерять нечто важное. Взамен ты приобрел бесценный опыт.

— Я стал параноиком.

— Нет, ты стал лучше понимать жизнь. Ты еще научишься справляться со всеми бурями и невзгодами. Но теперь у тебя всегда будет рядом надежная поддержка.

Анхельм нащупал рукоять пистолета, вытащил его и бросил в снег. Фрис проследил за этим жестом с молчаливым одобрением.

— Мне больше нечему тебя учить. Отныне ты можешь называть меня своим другом, Анхельм.

Это был первый и последний раз, когда Фрис назвал Анхельма по имени. Герцог запомнил этот момент и выражение глаз волшебного духа на всю свою жизнь.

[1] Открыты старые раны,

Эти воспоминания преследуют меня.

Твои секреты и кривые ухмылки

Мучают и издеваются надо мной.

[2] «Элменея» — знаменитая картина средневекового художника Ференса Луарье, законченная им за день до смерти 10 марта 3507 года. Единственный портрет, который написал художник-пейзажист. На нем изображена женщина, которая смотрит на зрителя сквозь пальцы. В работе выбраны несвойственные Луарье мрачные тона: коричневато-серые, черные, рубиново-красные. По одним данным, эта женщина была любовницей Луарье, по другим — его погибшей при неизвестных обстоятельствах женой. После серии случаев, когда посетители музея искусств, глядя на портрет, внезапно сходили с ума и пытались покончить с собой прямо перед взором Элменеи (так подписал художник портрет), картину перестали выставлять. В 3920 году она хранилась в частной коллекции, после смерти владельца исчезла. Снова была обнаружена лишь в 4127 году при раскопках монастыря под Сорин-Касто. В настоящее время выставляется в Лиллийском музее исторической живописи.

[3]Принцесса-консорт — неофициальный титул, который дается принцессе, заключившей династический брак с королем другой страны. Принцесса ничего не решает в делах государства и теряет право на трон в случае смерти супруга. (Принц-консорт — то же самое).

~*~

КАРОЛИНЕ ТРОГАТЬ НЕЛЬЗЯ!!!!!!!!!!

Глава 9.1

— Я люблю эту страну, — пыталась убедить себя Рин, счищая с сапога экскременты, в которые наступила по приезде на соринтийскую пограничную заставу Къеркенли. Здесь проходила граница герцогства Танварри, а за заставой начиналась территория Канбери. (Хотя, как считала Рин, называть заставой одноэтажный деревянный домик и пристройку для дров было чересчур смело). Путь из Госсенштальдта оказался легким и быстрым: никто не задерживал ее, кареты предоставляли быстро, а на ее документы едва взглянули. По всему выходило, что решение ехать в Левадию через Южные острова было изначально ошибочным, и осознание этого факта не вызывало ничего, кроме досады. Но при взгляде на все произошедшее под другим углом можно было найти в этом и нечто положительное: Рин узнала о себе много нового. И не только о себе.

— Я очень люблю эту страну… — бормотала Рин, обращаясь к черному псу. Сейчас девушка стояла около своей кибитки и ждала, пока к ней выйдет инспектор, чтобы отдать ее документы. — Где еще встретишь таких приветливых, в переносном смысле слова, людей? Где еще извозчик остановится так, чтобы ты вляпался аккурат в собачье дерьмо? Твое дерьмо, между прочим, ты, слюнявый мешок шерсти! А какие погоды чудные стоят? Лужи в снегу до самого колена, от холода задница отваливается… Да-а, песик, в Левадии я так не выражалась. Сразу чувствую — вернулась домой! О, наконец-то! Ну, и где вас носило?

Последнее было адресовано помощнику инспектора заставы. К ней шел полный пожилой мужичок с пышными усами, в светло-зеленом полевом кителе, на котором виднелись пятна от еды. Он не служил в королевской гвардии и, вероятно, просто доживал здесь, в глуши, дни до пенсии.

— П-п-простите, госпожа! П-п-пи…

— Письмо искали? — помогла ему Рин, принимая из его рук свои документы. Тот кивнул. — Ну, боги с вами! Все хорошо? Я могу проехать?

— Н-н-никак нет, госпожа.

Рин недовольно всплеснула руками, в недоумении глядя на него: это еще что?

— П-п-прошу пройти. К инсп-п-пектору.

Девушка выругалась и взглянула на домик. Нервный озноб прокатился по телу, когда она увидела в окне инспектора в форме императорской гвардии. Тех, с кем Рин предпочитала связываться в последнюю очередь. Но делать было нечего, пришлось подчиниться. Вместе с помощником инспектора она прошла в маленькую комнатушку, служившую пограничникам одновременно караульным помещением, столовой и спальней, и встретила там молодого человека лет тридцати, с гладко выбритым лицом, имевшим некое сходство с бычьей мордой. Потухшие серые глаза с притаившимся в глубине страхом и злобой на весь мир, прищур, хмурое выражение — типаж, до боли знакомый Рин. Так выглядели те, кто провел годы в тюрьме, а их она за свою жизнь повидала немало.

— У меня вопросы, — сказал он ей вместо «здрасьте». Рин отметила, что он не поднялся со стула при ее появлении, и не проявил должного уважения ни как к старшему по званию, ни как к одной из «Тигров», ни как к женщине.

— И вам доброго дня, путь был легким, спасибо, — сказала Рин, садясь на стул и глядя ему прямо в глаза. — Отвечу на любые вопросы с радостью.

— У вас сапог в дерьме, — заметил он, оглядывая ее с головы до ног.

— У кучера талант находить места для остановки. Так, чем могу помочь?

Вместо ответа он подвинул к ней газету. Ту самую, левадийскую. Рин с некоторым удивлением и гордостью попавшего на страницы прессы человека изучила фотографию, себя на ней и Кастедара, получившегося несколько смазанным и темным.

— Ну? И? — спросила она, вчитываясь в заметку. Вот паразиты эти щелкоперы! Да не убивала она никакого короля, что за идиот это писал? Раз уж берутся врать, так хоть делали бы это грамотно. Ух, попались бы они ей, она бы их письменные принадлежности им в задницы запихала. — Статья о поимке преступницы. Что я должна сказать?

— Вы похожи, — выдал инспектор, буравя ее взглядом.

— Прошу прощения?

— Вы похожи на нее.

Рин расплылась в улыбке. Но улыбка эта была, скорее, нервной, а не дружелюбной.

— Это, простите, в каком же месте?

— Глаза, лоб, форма челюсти. Вы похожи с Рин Кисеки. Очень похожи.

— Видимо, у природы закончилась фантазия. Только вот Рин Кисеки — аирг. А у аиргов сиреневая кожа. К тому же, она мертва. Я похожа на мертвого аирга?

— Про них всякое бают. Что, мол, даже из мертвых восстают. А глаза у вас для человека ярковаты. Я таких никогда не видел.

— Если вы о чем-то не знаете, это не значит, что этого не существует, — ввернула Рин свою любимую фразу. — Тут вот пишут, что смерть засвидетельствована первым заместителем короля Левадии. Вы подвергаете сомнению написанное в газете? Подвергаете сомнению медицинское освидетельствование, проведенное помощником короля?..

— Мне плевать на Левадию и всех ее королей вместе взятых. Мы в Соринтии, и здесь Рин Кисеки — особо опасный разыскиваемый преступник, за голову которого назначена большая награда. Очень большая награда. А вы на нее очень похожи. И хорошо бы вам это как-то объяснить, а не то я имею полное право схватить вас здесь же и кинуть в камеру. А начальство приедет — разъяснит вас.

Рин даже растерялась от его наглости.

— Вам мозги отморозило? Права «хватать» меня нет ни у одного человека в этом мире. Попробуете это сделать — всю жизнь проведете под наблюдением травматолога. Мои документы и письмо от герцога Танварри видели?

— Видел, — нахмурился инспектор.

— Читать умеете? Там соринтийским по белому написано, кто я такая, куда направляюсь, и у кого на службе состою. Герцог отдал приказ…

— Никакие герцоги над гвардией его величества власти не имеют, а писульками этими я в сортире подтерся.

Рин призадумалась: да, здесь, на границе, вдали от центра страны и от всякой цивилизации гвардейцы императора явно не питали никакого пиетета перед чинами и званиями.

— Значит так… — сказала она. — Рин Кисеки — это аирг, она убита, а я вообще-то человек и к ней не имею ни малейшего отношения. И я понятия не имею, почему мы с ней похожи. Немедленно дайте разрешение на въезд и прекратите канифолить мне мозги. Я доступно выражаюсь?

Инспектор перевел взгляд на своего пожилого помощника и кивнул ему.

— Выйди за дверь.

Рин поднялась со стула и подобралась. Похоже, грядут проблемы. Он тоже встал, подошел к ней близко, гораздо ближе, чем позволяли приличия и зачем-то вдруг принюхался. Рин знала, что он чувствует: свежий запах краски, который не может замаскировать ни один парфюм. Алламеция и астириника — два растения, из которых делают краску, перебивают любой запах.

— Раздевайся, — сказал он.

— А люстру тебе не раскачать? Рекомендую отойти на два шага назад, — сказала Рин угрожающе и нащупала револьвер под полушубком.

— Руки вверх и за голову! Арест за сопротивление гвардии.

— Ты хоть представляешь, какие у тебя будут проблемы, если со мной случится хоть что-нибудь?

— Проблемы? У меня? — усмехнулся инспектор и встал прямо перед ней, глаза в глаза. Рин понимала: лучшее, что она может сделать — это немедленно отсюда сбежать. Если сейчас в дело пойдет эта жуткая магия кристалла, то ей конец. Ужас пронзил девушку от макушки до пяток, она попыталась отскочить от гвардейца, но ее как будто загипнотизировали: ноги не шевелились, руки замерли, а в ушах громко запищало на неслыханной высоте. В следующую секунду он схватил ее за голову. Его глаза мерцали светло-зеленым светом, он всматривался в нее, выражение лица инспектора не сулило ничего хорошего. Рин снова дернулась прочь — ничего не вышло.

— Триста шестой. Обнаружено сопротивление, — сказал он, непонятно к кому обращаясь. — Внедряюсь.

Его ладони крепко сдавили голову Рин, неожиданная боль пронзила ее от макушки до пяток, и девушка живо вспомнила пытки в плену у Родемая. Но так же неожиданно боль прекратилась, а в голове зазвучала странная, очень быстрая речь, из которой Рин не могла разобрать ни слова. Следом за речью — шипение, как будто где-то далеко зашумел водопад… Снова раздался писк, и сразу за этим инспектор замер, удивленно глядя на нее широко раскрытыми глазами. Руки Рин двинулись не по ее воле и коснулись висков мужчины. Опять в ушах зашипело, а где-то в мозгу прозвучали слова, сказанные странным женским голосом:

— Инъекция завершена.

А потом произошло нечто, что повергло Рин в полнейшее изумление: в углу комнаты, из ниоткуда возник Кастедар. Демон с невероятно обеспокоенным лицом оглядел представленную мизансцену, сгреб инспектора за шиворот и отбросил в сторону. Тот упал, как мешок с мукой и даже не пошевелился, продолжая слепо смотреть перед собой.

— Ты в порядке? — спросил он, серьезно глядя на Рин. Девушка кивнула, обнаруживая, что может двигаться.

— Это… все? Конец? Меня прокляли? — слабым голосом спросила она. От страха все поджилки затряслись. Демон поспешил ее успокоить:

— Нет-нет, все хорошо.

— Откуда ты знаешь? И вообще ты… откуда? Что произошло? — она слабо схватилась за голову и потрясла ей. Успокаивало ощущение того, что она хотя бы может двигаться.

— Я из Левадии прямиком. Что ты помнишь?

— Да все я помню, что за вопрос? — поморщилась она. — Что за хрень сейчас произошла?

— Сам бы хотел понять, — вздохнул демон, раздраженно взглянув на инспектора. Рин поняла, что он не лжет.

— А ты-то как тут оказался? И что с этим?

— Переместился, как еще? Ты меня тогда от души накормила энергией, мне еще на несколько десятков таких перемещений хватит.

Рин уселась на стул и обхватила руками голову.

— Я хочу знать, что за хрень произошла, — повторила она. — Что за «инъекция завершена», что за шумы и голоса были у меня в голове и… и… Твою мать! Почему всякое странное дерьмо все время сваливается на мою задницу, а?

— В Левадии ты так не выражалась, — заметил Кастедар, закуривая.

— А ты в Левадии не курил.

— Моя тонкая душевная организация не выдерживает грубой соринтийской реальности.

— Вот и у меня в Соринтии нервы не выдерживают, — вздохнула Рин и жалобно посмотрела на него. — Слушай, у меня в башке какая-то говорящая штука. Только что я двигалась не по своей воле, а потом оно со мной заговорило. Это может быть дело рук того мужика, который в моих мозгах копался?

Кастедар чуть сигаретой не подавился.

— Рин, почтительнее о Создателе!

— Да имела я в виду этого Создателя… — скривилась девушка.

— Он же тебя спас от смерти, — упрекнул ее Кастедар. — Он тебя создал! Как ты мож… Он осекся на полуслове, изменился в лице, выронил сигарету и уставился поверх головы Рин, глядя невидящим взглядом куда-то в стену позади нее. Она даже оглянулась проверить, но ничего, кроме нелепой картины с котенком не обнаружила.

— Эй! Ты чего? — потормошила она его.

— Кажется, я кое-что придумал, — ответил Кастедар. — А Фрис здесь?

— Он с Анхельмом в Лонгвиле, — пожала плечами девушка. — Ну, надеюсь, что с ним.

— Я должен немедленно с ним поговорить. Дальше сама. Пока! — сказал демон и растворился в воздухе, как будто его и не было. Рин неверяще уставилась на пустое место и высказала ему всё, что она думала по поводу произошедшего. Никто не откликнулся, и внимание ее переключилось на инспектора. Тот так и не шевелился, но явно был жив и в сознании. Рин попинала его сапожком, тщательно вытерла подошву об его одежду и направилась на улицу. Помощник инспектора стоял возле ее экипажа и как ни в чем не бывало разговаривал с кучером. Впрочем, он еще не знал, что его ждет внутри заставы…

— Эпический театр! Ну и что я должна сделать теперь? — нахмурилась Рин. — Ладно, скажу, что…

— Стоять!!! — раздался хриплый рев позади нее. Девушка обернулась и увидела, как из дверей заставы, пошатываясь, вывалился инспектор с ружьем.

— Твою… — выдохнула Рин, глядя, как он прицеливается в нее и взводит курок. Девушка отпрыгнула в сторону, спустя секунду раздался выстрел.

— Стоять!!! — орал инспектор, перезаряжая оружие. На раздумья времени не было, инстинкты решили за Рин все. Ее рука дернулась к стилету, через мгновение в горло гвардейца вонзилось тонкое лезвие. Он захрипел и рухнул ничком. Ружье выпало из рук, ударилось о камень и выстрелило. Шальная пуля просвистела в воздухе и угодила прямо в голову помощнику инспектора. Кони в упряжке испуганно прянули вперед, а кучер не удержался, рухнул с облучка и выпустил вожжи. Лошади резко забрали в сторону, кибитка покачнулась, оглобли треснули, и вся упряжка с грохотом разлетелась. Кони волочили прочь остатки кибитки и запутавшегося в вожжах мертвого кучера, пронзенного обломком оглобли.

Рин проследила за ними взглядом, затем подошла к убитому, перевернула пинком, вытащила стилет и вытерла об его шинель.

Тяжело вздохнув, она направилась к остаткам кибитки, из которой достала свой чемодан и рюкзак, и зашагала вперед по дороге на поиски сбежавших лошадей. Устраивать похороны погибшим было совершенно бессмысленно, заметать следы тоже: трупы утащат волки, которых она позовет. Хотя, кое-что сделать все же следовало. Рин вернулась в караульное помещение и забрала со стола газету. Итак, легенда для следующей почтовой станции: лошади испугались горнидов, кибитка опрокинулась, кучер погиб по неосторожности.

Покинув злополучную заставу, она обернулась.

— Мда, — изрекла Рин, оглядывая дело рук своих, — возвращение на родину прошло очень занимательно. Ну почему нельзя было сразу просто-напросто разрешить мне проехать, а? Отсюда вывод: те, кто чинит мне препоны, плохо заканчивают. Хотя кучера жалко.

~*~

Сидящая в открытой кибитке Рин Кисеки жмурилась, подставляя лицо теплым лучам, и с удовольствием слушала гомон осоловевших от солнца птиц. 26 Марта в городе Лонгвиле выдалось замечательным: солнышко пригревало во всю, снег таял на глазах, обнажая размокшую черную землю и пожухлую после зимы траву; весна вступала в свои права. Девушка оглядела еще черные мокрые деревья и со сладким предвкушением представила, как совсем скоро они покроются молодой зеленью.

— Дом, милый дом! Я вернулась! — проворковала она, улыбаясь собственным мыслям, и замурлыкала веселую песенку о сладких пряниках и разнообразных кондитерских изделиях.

Поместье Анхельма показалось невдалеке, и Рин сказала кучеру, чтоб прибавил скорости. Через несколько минут она стояла на пороге дома и стучала в дверной молоточек.

— Привет! Я вернулась, — поприветствовала Рин вышедшую к ней мадам Пюсси, и в следующий миг оказалась сжата в ее объятиях так, что весь воздух из легких вышел.

— Деточка! Ну наконец-то!

— Ма…да… за…ду… ох! Ух… — выдохнула она, оглядывая счастливую донельзя Адель. — Чуть ребра мне не сломали.

— Рин, живая, здоровая! — всплакнула кухарка, снова обнимая ее. Девушка вспомнила о газете, и до нее дошло: все вокруг считают, что она погибла. Интересно, Анхельм уже разговаривал с Заринеей и Арманом? А Орвальд знает?

— Да-да, живая и невредимая. А здоровья только прибавилось, — засмеялась Рин, внося свой багаж в дом. — Где Анхельм?

— У себя в кабинете, занятой ужасно. К нему с утра набилось народу, как в восемь засели, почитай, уже пятый час сидят. Милли и Тиверий на рынок ушли, а ты как раз к обеду! Ой, что же это я? У меня же пирог на плите! Ты поднимайся пока, раздевайся…

Адель поспешила на кухню, а Рин поднялась в свою комнату. Ни с чем несравнимое чувство возвращения домой после долгой и тяжелой поездки пронзило ее с головы до ног, когда она поставила чемодан, бросила рюкзак в кресло и упала на кровать.

— Кроватка. Сладкая моя кроватка, — простонала она, чувствуя, как распрямляется спина и расслабляются одеревеневшие мышцы, как удобно лежать на этой мягкой постели, пахнущей лавандой… Рин задремала. Но чьи-то пальцы погладили ее лицо, и ей пришлось проснуться.

— Знаешь, я последний раз спала больше суток назад, поэтому прошу тебя немедленно придумать причину, по которой ты лишил меня желанного и законного сна, — сказала она, глядя на чересчур довольное лицо Фриса.

— С возвращением, девочка! Я ждал тебя, — ответил келпи и поцеловал ее в лоб.

— Здравствуй, Фрис. К тебе приходил Кастедар?

Лицо Фриса мигом помрачнело, он кивнул.

— Значит, ты уже знаешь о случившемся. Он мне ничегошеньки не объяснил. Я рассчитываю получить ответ от тебя.

— Но я сам ничего не знаю.

Рин озадаченно уставилась в темные глаза келпи. Не похоже было, что Фрис лгал, но после всех его фокусов она не слишком доверяла своим способностям в отношении него.

— Эй… Ты мне не врешь ведь? — на всякий случай спросила она. Фрис оскорбился:

— Я?! Кастедар рассказал мне о произошедшем, но я понятия не имею, что это все значит, как и ты. Вру… ну надо же!

— Прости-прости, я просто…

— Ты стала слишком подозрительной, девчонка.

— И кто же в этом виноват, интересно? — пробормотала она.

— Я думал, мы забыли о прежних раздорах, — тихо сказал келпи. Рин кивнула.

— Да, забыли. Фрис, ну ты же меня знаешь! Я стараюсь, честно! Но когда для меня хоть что-то заканчивалось просто?

Фрис вздохнул и обнял ее.

— Я все понимаю. Я должен рассказать тебе кое о чем.

Рин подняла на него заинтересованный взгляд, и он в общих чертах обрисовал ей, как развернулись отношения Анхельма и его дяди. Рин выслушала это и задумалась.

— Что натворил этот белобрысый идиот? — бессильно вопросила она в итоге. — Зачем? Из-за меня он поссорился с главным источником информации… О боги-боги, вы наделили его красотой, высоким положением в обществе, дали ум, но не дали и капли хитрости! Вы воистину жестоки.

— Не то чтобы у него был выбор, — заметил Фрис. — Он все сделал верно, Рин.

Она наградила его взглядом из разряда «много ты понимаешь» и уткнулась лицом в ладони.

— Полтора года до операции, Фрис. Еще многое предстоит сделать, и сейчас совсем не время пилить ветку, на которой сидим!

— Все образуется.

— Ох… — тяжко вздохнула Рин и подняла глаза на келпи. — Он никогда не говорил мне… Не говорил о том, что подозревает дядю в поджоге дома. Как? Почему он держал это в себе столько времени?

— Его и спроси.

— О нет! — Рин помахала рукой. — Не хочу трогать это. Меня это не касается. Называй это эгоизмом, черствостью, как хочешь. Не хочу. Фрис, скажи, а Арман и Зара не приезжали сюда?

— Нет. Сюда никто не приходил, кроме той девочки с островов.

— Розы? — удивилась Рин. — Она-то что здесь делает? Разве ее не отослали к ее отцу в Гор-ан-Маре?

— Нет, она теперь живет в этом городе. Я не очень хорошо понял, что это значит, но Анхельм, кажется, теперь ее опекает.

Рин задумчиво почесала голову и нервно усмехнулась.

— Фантастически странная поездка выдалась. Выходит, у Анхельма теперь есть взрослая приемная дочь? Мило. Очень мило.

Фрис ничего не ответил ей на это, а Рин словно язык проглотила. Она поднялась с кровати и стала разбирать свои вещи. Когда со всем этим было покончено, они с Фрисом спустились на кухню, где возилась с обедом мадам Пюсси. Рин умыкнула со стола морковку и спросила:

— Адель, а Анхельму неизвестно, где сейчас Зара и Арман?

— То даже мне известно, милая, — ответила кухарка, помешивая суп. — В летней резиденции близ Кандарина, отсюда около трех часов верхом.

— А как его найти? Мне очень нужно поговорить с ними.

— Западная дорога от Кандарина ведет до трех озер. Проедешь первое озеро и увидишь большое серое поместье с зеленой крышей. Ты сейчас собралась? Посиди хоть, пообедай.

— Это — обязательно, — кивнула Рин и стала помогать мадам Пюсси накрывать на стол.

Часы пробили три, а Анхельм все не спускался из кабинета. Рин доела обед, поблагодарила Адель и поднялась к себе в комнату, где провела некоторое время, смывая краску с лица. За время поездки банка подошла к концу, и теперь ее хватало лишь на руки, лицо и шею. Но это не стало проблемой: в письме Эрику Рин написала помимо прочего и о краске, так что оставалось только дождаться вечера, когда он привезет еще несколько банок.

Сейчас девушка собиралась навестить Зару и Армана. Необходимо было разрешить свои сомнения и высказать все, что накипело на душе за это время.

«Да, мне предстоит тяжелый разговор», — подумала она, глядя на Фриса, вальяжно разлегшегося на ее кровати. Так как келпи имел самое прямое отношение к ее подозрениям, она намеревалась привлечь и его.

— Фрис, поедешь со мной? — спросила она самым невинным тоном, на какой была способна.

— Даже довезу тебя на своей спине, — сказал он, взглядывая на нее. Девушка спокойно встретила его взгляд, но почему-то в это мгновение ей показалось, что он уже знает обо всем задуманном ею.

Деревья проносились мимо с невероятной скоростью, Рин прищурилась, потому что от встречного ветра слезились глаза. На спине у Фриса было так же удобно, как в кресле, несмотря на то, что несся он во весь опор. Да, макина — это, конечно, чудесно, но этим колымагам никогда не развить той скорости, на какой мог без труда мчаться Фрис.

— Ты решила, о чем будешь говорить? — спросил келпи, когда они остановились около волшебно красивого здания из серого камня, которое с трех сторон окружали озера. Летом здесь, должно быть, было чудесно, но зимой камень остывал, и в имении наверняка становилось ужасно холодно.

— Планировщик из меня никудышный, разберусь по ходу пьесы. У Армана был инфаркт, я бы не хотела причинить ему еще больший вред.

— Мудрое решение. Ты никогда не умела скандалить из-за личных обид.

— Серьезно? А я думала, что скандал — это мое второе имя.

— Нет, девочка. Твой вариант — это забиться в темный угол и реветь, пока не придут пожалеть. Не ссорься с другом. Тем более что вовсе не он виноват в твоих бедах.

От этих слов какое-то лихорадочное бессилие накатило на нее, и Рин стоило большого труда собраться с силами снова и вспомнить, что ей не стоит более ни с кем миндальничать.

— Фрис, не успокаивай меня, а то я сейчас сяду и разревусь. Лучше от этого никому не будет, вот честное слово.

Сказав это, она достала ему одежду из рюкзака, келпи превратился и оделся. Девушка глубоко вздохнула и направилась к дому. Дверь почему-то была не заперта, они зашли, и Фрис позвал:

— Эй! Есть кто дома?

На его зов никто не вышел, и они пошли в ту комнату, откуда слышался шум. Зайдя в кухню, Рин предусмотрительно спряталась за широкую спину мужчины. У растопленной печи стояла Заринея в меховом кафтане, шали на голове и теплых сапогах.

— Здравствуй, милая подруга, — поздоровался Фрис. Розоволосая волшебница мельком взглянула на него и отвернулась. Она вся ссутулилась, ссохлась, от ее плотной фигуры осталась лишь тень. Щеки впали, губы дрожали и были побелевшими от холода.

— Зачем ты пришел? — спросила она хмуро и враждебно. — Зачем ты бередишь мои раны своим видом, речной мастер? Я доверила тебе свою драгоценную сестру, отпустила ее с тобой. В прошлый раз ты не уберег ее, она едва не погибла, лишь силами Создателей возвращена была. А в этот раз… — Заринея прерывисто вдохнула и зло процедила: — Из-за тебя одни беды, проклятый! Уходи!

— Послушай, все не так…

— Уходи! А то я плесну на тебя огнем да землей! Я-то знаю, чего ты боишься! — угрожающе прорычала она и развернулась. Рин поспешила выйти из-за спины Фриса. Синие, как вода, глаза Заринеи ошеломленно округлились, рот искривился, она пошатнулась и завизжала:

— А-а-а! Прочь! Сгинь! Сгинь, призрак!

Фрис едва успел подскочить к ней и схватить за руки прежде, чем Заринея наградила Рин парочкой увесистых заклинаний.

— Чш-ш! Тише, тише! Это я! Рина, я живая, я не призрак! Успокойся, успокойся! — заговорила Рин, поднимая руки вверх. Заринея вырвалась, отскочила на пару шагов, и на ее пальцах стал сплетаться шар желтого света. Рассеивание иллюзий или молния?

— Ты не обманешь меня, не обманешь! — кричала она. — Рин умерла, сгинь с глаз моих!

— Зара, одумайся! — закричала Рин, хватая со стола пирожок. — Я докажу тебе! Вот, смотри! Разве призраки могут есть?.. Благие боги, как это вкусно!..

Руки Зары поникли, она неуверенно замерла, ошарашенно глядя то на Фриса, то на Рин.

— Это я, я не умерла, я живая. Это все был спектакль, в газете неправда, Зара, поверь мне! — увещевала Рин, подходя ближе к волшебнице. Та осторожно протянула руку и ткнула в плечо девушки. В следующий момент Рин оказалась крепко прижата к груди подруги. Несмотря на бледный вид, недюжинной силы у Зары не убавилось.

— Боги, боги! Рин, родная моя сестрица! — причитала она. — Как же так? Как это случилось?

— Я тебе потом расскажу, — вздохнула Рин, отстраняясь. Она внимательно посмотрела на Заринею, а потом на Фриса, прислонившегося к стене. Тот немедленно принял самый невинный вид, но Рин знала, что сейчас он готов под землю провалиться, только не отвечать на ее вопрос.

— Лучше расскажите, дорогие, о чем это вы толковали?

— Ой! — спохватилась Зара, закрыв рот ладошками.

— Ну что, шило вылезло из мешка, да? Я уже устала удивляться, если честно. Вы оба были знакомы, так? Вы двое обманывали меня, заставляя думать, что незнакомы…

— Ты же знаешь, почему… — протянул к ней руку Фрис, но она увернулась.

— Молчать, пока я ругаюсь! Нет, не знаю! Ты вообще слышал о понятии «совесть»? Не слышал, как я погляжу. Ну зачем вы так со мной поступаете? — расстроилась она, наконец,поняв, что ругаться на двух дорогих ее сердцу людей не в состоянии.

— Рин, клянусь, однажды ты все узнаешь, — пообещал Фрис, осторожно дотрагиваясь до ее плеча. Девушка печально вздохнула.

— Где Арман, Зара?

— Арман не встает с постели, он очень плох, — отвела взгляд волшебница. — Я поддерживаю его своей магией, но этого недостаточно. Я… я теряю Силу, Рин. Моя магия стала уходить.

Рин схватила ее за плечи и протестующе мотнула головой, вглядываясь в синие глаза.

— Вчера я не смогла наложить обезболивающие чары. Сколько ни билась, ничего не выходило.

Рин помотала головой, верить в сказанное она решительно отказывалась.

— Зара, ты просто устала. Тебе нужно отдохнуть. Откуда взяться магии, когда сил даже на жизнь едва хватает? Ты так перенервничала, а ведь знаешь, как сильно зависят магические силы от твоего состояния. Все будет хорошо, вот увидишь. Твоя магия вернется.

Заринея сняла шаль с головы и молча продемонстрировала одну светло-каштановую прядь на затылке среди остальных розовых волос. Рин обмерла: если волосы мага возвращаются к обычному цвету, значит, это не простое переутомление…

— Я в этом сомневаюсь… Ты прав был, речной дух. Наши фокусы уже ни на что не годятся. Магия уходит из этого мира, и уходит она очень быстро, — вздохнула Зара, а затем отрезала: — Все, хватит об этом! Пойдем, Рин, я провожу тебя к Арману. Пожалуйста, тише с ним, он слаб, и любой шок может оказаться для него… последним.

Рин согласно кивнула, и вместе с волшебницей они поднялись на второй этаж дома, в небольшую комнату, где были лишь маленький камин, письменный стол, старинная софа и широкая кровать с балдахином, на которой спал Арман. Взглянув на старого друга, Рин не поверила своим глазам: седина покрыла его голову, хотя всего три месяца назад ее не было. Всегда кругловатое пухлощекое лицо высохло и одрябло, он стал похож на старика. Он давно не брился, и черная борода прилично отросла. Если бы Рин не слышала его тихое дыхание, могла бы подумать, что он мертв — его грудь едва шевелилась. Заринея бережно подоткнула одеяло и разбудила брата. Темные глаза приоткрылись, он слабо взглянул на сестру и снова закрыл глаза.

— Арман, к нам пришли гости. Проснись!

Рин не в силах была смотреть на совершенно беспомощного друга. Арман, который раньше был таким сильным, на чье плечо всегда можно было опереться, за кого можно было спрятаться, — он лежал и едва держал веки поднятыми. Едва сдерживая слезы, Рин опустилась на колени около кровати, взяла за руку.

— Арман! Это я! Я живая, никто меня не убил! — сказала она тихо-тихо. Арман уставился на нее таким же взглядом, как и сестра. Хриплый стон вырвался из полураскрытых губ, он дернулся прочь, но она лишь крепче сжала руку.

— Газеты наврали, я не умерла… Видишь? Я здесь, держу тебя за руку. Я вернулась, и все теперь будет хорошо! Я даже почти не пострадала, Арман!

— Ри-ин? — выдавил он, чуть сжимая ее ладонь. — Это и вправду ты?

— Я, конечно, я! Кто же еще? Хочешь, на спор съем ведро пирожных или подстрелю самый маленький листик на верхушке дерева? — улыбнулась она. — Прости меня, что заставила поволноваться, Арман! Я не хотела, честно!

Он сжал ее руку так крепко, как только мог, Рин в ответ нежно притронулась губами к костяшкам его пальцев. Увидев дорогого ей друга в таком плачевном состоянии, она мысленно приготовилась простить всё, в чем хотела обвинить. Теперь произошедшее перестало казаться таким важным, и первостепенное значение приобрело лишь здоровье человека, который был рядом всю жизнь, и от которого Рин действительно в какой-то мере зависела… Стоило лишь на мгновение представить, что Армана нет, и картина мира никак не выстраивалась.

На ее плечо легла тяжелая рука Фриса. Рин тут же обернулась и посмотрела на него умоляющим взглядом.

«Пожалуйста…» — мысленно попросила она.

«Я попробую, — кивнул Фрис, и эти слова прозвучали в ее мыслях. — Но ему придется пережить не самые приятные минуты. А для тебя цена будет высока».

«Что угодно».

«Что угодно? Хорошо. Посмотрим».

— Идем к озеру, — скомандовал он вслух и обратился к Арману: — Твоя подруга согласилась на высокую для нее цену, чтобы дать тебе шанс жить.

— Рин… Не стоило! — Арман попытался подняться.

— Это я буду решать. Я обязана тебе жизнью не меньше. Пришло время платить по счетам, — ответила Рин.

Вдвоем они подняли Армана, Заринея взяла теплый кафтан, чтобы укутать брата, и все вместе они направились к озеру.

Лед был толстый; Фрис провел минут десять, кружа около неширокой поначалу лунки. Наконец он сделал купель достаточно широкую, чтобы в ней поместились они двое, обернулся конем и вошел вместе с Арманом в ледяную воду. Тот держался за шею Фриса, дрожал всем телом и хватал ртом холодный воздух, словно вытащенная на берег рыба. Вода замерцала синими вспышками, заискрилась, глаза келпи полыхнули синим пламенем. Арман застонал, вцепился в гриву Фриса. Рин на берегу оставалось лишь крепко сжимать ладони Заринеи, чтобы та не рванулась к брату.

— Пусть Сила моя разольется по твоим жилам, пусть воля моя укрепит тебя. Сила моя — сила крови Земли. Воля моя — воля Хозяина мира. Слово мое — закон Жизни! — сказал Фрис. Озерная вода вдруг поднялась стеной вокруг них, брызги полетели во все стороны, купель охватил свет, Рин послышалось волшебно-очаровательное пение. Звук исходил, казалось, от самого озера. Водяной вихрь вздымался все выше и выше, и в один момент рассыпался каскадом капелек, дождем осыпался на землю. Фрис подставил шею Арману, и вместе они вышли из озера навстречу Рин и Заринее. Сестра тут же набросила на плечи брата кафтан, обняла и повела к дому. Фрис нырнул мокрой головой под руку Рин, та обняла его и поцеловала около уха, шепнув слова благодарности.

— Твоя благодарность будет выражаться по-другому, — сказал келпи.

— Как? — спросила Рин. Фрис превратился в человека, и, натягивая одежду на мокрое тело, ответил:

— Это ты узнаешь потом.

Рин задумчиво хмыкнула: что бы ни придумал Фрис, она согласится…

Арман и Заринея шли впереди, он держал ее за руку, а она смотрела на него и лучилась счастьем.

— Странно, я думала, что приеду и разнесу всех в пух и прах, а как дошло до дела — проглотила язык и не смогла даже толком отругать. Может быть, и не стоит, а? Как ты думаешь, Фрис?

Келпи сел на корточки, завязал шнурки на сапогах и посмотрел на нее снизу вверх.

— Они нисколько не виноваты в твоих злоключениях. Если и есть кто-то, кого тебе стоило бы обвинить во всех бедах — это я.

Рин фыркнула.

— Ты мерзавец, Фрис. Ты ведь знаешь, что я не могу причинить тебе никакого вреда, и беззастенчиво пользуешься моими чувствами. Все, что я могу сделать — это расстроиться. Но я устала от этого. Я устала разочаровываться. Я так устала, ты не представляешь!

— Представляю… — тихо ответил Фрис. Рин уставилась на подтаявший снег и пнула ледышку.

— В таком случае взаимопонимание между нами достигло бы невиданных высот, — прокомментировала она. — Раз ты так говоришь, то должен знать, чего я хочу.

— Я знаю, чего ты хочешь. Ты хочешь закончить все это, — ответил келпи, серьезно глядя на нее. — Но что будет с тобой потом?

Рин запрокинула голову и посмотрела в темнеющее небо.

— Я не знаю… — проговорила она, разглядывая темное облако. — Не знаю, что будет, когда мы победим. Не могу этого даже вообразить. Но я надеюсь, что после этого смогу уехать далеко-далеко отсюда. Туда, где мое прошлое не будет меня преследовать, — вздохнула она и процитировала Фриса: — Туда, где мое прошлое я буду всего лишь иметь в виду.

— Не смотри назад, не оглядывайся на прошлое, девочка…

— Не неси чепухи, Фрис! — раздраженно перебила Рин и с силой пнула снег. Ледяные крошки полетели во все стороны. — Я вся состою из своего прошлого. Вся, понимаешь? С головы до ног. Моя память определяет мою личность. Вы имели удовольствие полюбоваться на Рин, которая не имеет прошлого. У Анхельма, как он мне сказал, мурашки по коже табуном ходили от моего совершенно пустого взгляда. Ты сам, помнится, был не рад, когда видел меня такой. Так что не надо вот этой философской ерунды про не оглядываться назад, смотреть вперед и все такое, ладно?

Рин зябко передернулась и зашагала к дому. Настроение резко упало ниже уровня моря, ей сразу расхотелось говорить о чем бы то ни было. Меланхолия пропала, жалость тоже исчезла, уступив место злой усталости, и Рин все же решила довести дело до логического конца.

Глава 9.2

С растопленным камином в комнате Армана стало даже жарко. Заринея хлопотала возле брата, отпаивая его с ложки горячим супом. Рин сняла полушубок и уселась на письменный стол, Фрис примостился прямо на полу рядом с Рин и задремал. Или сделал вид, что дремлет.

— Рин, как же так вышло? — спросил Арман хрипловатым голосом. Краска возвращалась к его лицу, он уже не выглядел таким изможденным. Вздохнув, девушка вкратце рассказала всю историю своего путешествия в Левадию. Рин умолчала обо всех делах, связанных с Анхельмом, не слишком распространялась о принцессе и ни слова не сказала о сделке с Илиасом. От ее внимания не ускользнуло, как изменились лица ее друзей в тех частях, где она повествовала о Рейко, о собственной памяти и том, что рассказал Фрис. О Кастедаре она упомянула лишь как о посланнике и враче. Сейчас она сомневалась, что им стоит знать правду. Скорее, правду стоило узнать ей.

— А теперь расскажите мне, друзья мои, какого ляда вы меня обманывали? Это, Арман, к тебе относится.

— Теперь ты хочешь правды? Хочешь узнать, как все было?

— Хочу.

Арман сел удобнее на подушках и заговорил, глядя куда угодно: на стену, на сестру, на Фриса, в чашку с супом, но только не на Рин.

— Ночь пятого августа восемьдесят третьего года. Момент, который я не забуду никогда. Нас разбудили среди ночи, вызвали в кабинет к Риккардо Гальярдо. Рик сообщил, что корабль посла потерпел крушение, Генри Доунбриж мертв, а ты наломала дров и убила визиря Маринея. Твой статус был неясен… Аристократия Маринея требовала немедленно тебя казнить, но так как ты была гражданкой Соринтии, а убитым был высокопоставленный чиновник, то тебе полагался верховный суд, а не военный трибунал. Мне пришлось надавить на Риккардо, чтобы он зашевелился, и тебе хотя бы дали адвоката.

— И мне дали адвоката, который с удовольствием довел бы меня до виселицы и даже сам сплел петлю, — добавила Рин. — Они все были куплены нужными людьми. Это я знаю, дальше давай.

— Когда мы узнали, что тебе дали пожизненный срок, разгорелся скандал. Рик настаивал на том, что мы должны забыть о тебе, чтобы уберечь свои головы, а мы не могли бросить тебя в беде. Я дошел до самой ныне покойной королевы, до ее величества Жаклин, целый месяц ждал аудиенции. Только в октябре получил ответ. И знаешь, что там было? «Я ничем не могу помочь в вашей беде». Королева сказала, что ей так же жаль тебя, как и мне, она обязана тебе жизнью дочери, но его величество не соизволил согласиться. Он сказал, что затраты на твое вызволение слишком велики. Все, что она смогла посоветовать — это немедленно ехать за тобой. Это она тогда обеспечила нам прикрытие, сказала, что отправила нас на особое задание… Мы с Зарой бросили все и поехали в Мариней искать тебя. Где-то на подъезде к Винетре узнали о нападении на обоз с арестантами из Присполи. У нас не было никакой информации, нам не оставалось ничего, кроме как ждать.

— Мы даже не знали, жива ты или нет, — добавила Заринея. — Но, даже если и нет, мы должны были хотя бы забрать твое тело.

— Нам помог Фрис. Он нашел ту девочку, Вегу, которую ты спасла.

— На ней оставался твой запах, — тихо сказал Фрис, не поднимая головы. Оказывается, он все это время слушал. — Твой запах я не мог спутать ни с чем.

— Несколько дней мы бродили по лесам в поисках тебя, расспросили всех волков в округе. И один из них вывел к старому заброшенному форту, где тебя пленил Родемай. Только тебя в этом форте уже не было, Рин. Мы думали возвращаться назад, но Заре каждую ночь снилось, как она находит тебя живой в этом самом форте.

— Я думала, что схожу с ума, — заговорила волшебница, рассеянно помешивая свой суп в большой чашке. — Сны были столь навязчивыми, реальными. Ты знаешь, как я отношусь к снам, и тогда мне казалось, что это некое… сообщение, которое посылает сама светлая Сиани. Я уговорила Армана остаться, а Фрис ушел. Мы спрятались с ним в кладовой, и в один из дней в башню вернулись ее хозяева. Сначала вернулся Родемай.

— Мы убили его не сразу, Рин. Он достаточно пострадал перед смертью.

Арман замолчал, обмениваясь взглядами с сестрой.

— А что было потом?

— На следующий день его охранники принесли тебя. Мертвую… Ох! — Арман снова схватился за сердце. Заринея тут же потянулась измерить его пульс.

— Пока мы ждали и разделывали Родемая, эти сволочи забавлялись с тобой.

— Это я помню во всех красках, — сказала Рин. — А после того, как меня внесли в камеру… Там — провал.

— А дальше и у нас провал. Когда мы перерезали их всех, нас словно покинули силы. Мы просто уснули.

— Фрис? — позвала Рин. Келпи поднял на нее взгляд темных глаз. — Ничего не хочешь объяснить?

— Нечего объяснять, — промолвил он. — Это сделал не я.

— Тогда кто?

— Я тебе уже говорил. Те, кто забрал тебя. Инаис и Сиани, — ответил Фрис.

— Ага… — кивнула Рин. — Мужчину зеленого я помню. И помню какой-то женский голос, который зачитывал количество повреждений на моем теле. Значит, это действительно были они? Хм… Что было дальше?

— А дальше мы очнулись, — ответила Заринея, — и я сразу бросилась к тебе. Ты дышала! Я просто не могла поверить… Ужасные травмы, несовместимые с жизнью! Но мне удалось поддержать важнейшие процессы магией, чтобы ты выжила. Потом мы перевезли тебя в Истван, а дальше ты все и сама знаешь.

Рин слезла со стола и прошлась по комнате, задумчиво хмыкая.

— Двадцать шестое июля восемьдесят пятого года, — сказала она наконец, обращаясь к Арману. — День, когда я пришла к тебе после пожара в Истване.

— Я налил тебе тогда слишком много, — дополнил он.

— Ты налил мне достаточно, чтобы я приняла самое важное и смелое решение в своей жизни… — перебила Рин.

— А я выпил слишком много, чтобы позволить тебе его принять, Рин! — прикрикнул Арман, поднимаясь в постели. Теперь к нему вернулся этот его вид, словно медведь встает на задние лапы. Старый седой медведь…

— Это никогда не было ошибкой, — покачала головой девушка, подходя ближе к его кровати. — Ошибкой было доверить наш план этому проходимцу Орвальду, Арман! Ошибкой было снова поверить бредням правительственных лис! Знаешь, в чем главное правило сжигания мостов? Надо сжигать их полностью.

— Ты жалеешь?

— Двадцать пять лет, потраченных впустую, Арман! — повысила голос Рин. — Двадцать пять лет скитаний у горнида на заднице, бессмысленных планов, которые никогда никто и не мог осуществить! Двадцать пять лет жизни в тотальной, всепоглощающей, всепроникающей лжи! Ты слышал историю Рейко о Наследнице аиргов, которая спасет этот, мать-перемать его, мир от кристалла и всего с ним связанного? Эта Наследница — я, Арман! И вы, друзья мои, знали об этом! Знали и ни хрена лысого мне не рассказали! Почему?! Я хочу знать!

Арман обессилено упал на подушки и закрыл лицо руками.

— Мы были связаны клятвами. Если бы мы рассказали тебе, Рин, смерть настигла бы нас очень скоро.

— Кто?! Кто взял с вас такую клятву?! — почти закричала она.

— Я не могу сказать тебе об этом! — перекричал ее Арман.

— Почему мне нельзя знать?! Боги свидетели, что от меня информация никогда не утекала! Почему весь секрет этой ненормальной истории вертится вокруг меня?! Какого… Все хотят от меня действий, хотят, чтобы я выполняла их планы, но при этом никто не посвящает меня в задуманное!

— Я поклялся хранить тайну, Рин!

— А в чем заключалась эта тайна? — прошипела она, а потом заговорила зло и жестко: — В том, что правду я должна узнать через третьих лиц?! В том, что я должна слепо подчиняться и принимать на веру чужие идеи, которые никаким боком ко мне не относятся? У меня была своя цель, я затевала все с единственной мыслью — отомстить за отца, брата и Варданиса! А вы превратили мою месть в балаган! Двадцать пять лет я терплю унижения, хожу по острию ножа, занимаюсь тем, что мне давно опротивело, и все только затем, чтобы потешить уродов вроде Орвальда Римера! Надеюсь, вам всем весело было наблюдать, как я бьюсь над этими загадками, как я пляшу под вашу дуду, потому что теперь со всеми своими идеями и тайнами вы… Все вместе! Все вы можете прогуляться к горнидам в задницу!

Рин собралась выйти вон, но Заринея схватила ее своей сильной рукой за шиворот и дернула назад, круто развернув перед собой.

— Прекрати орать, Рин Харуко Кисеки! — крикнула она ей в лицо, и Рин изумленно замерла. — Мы делаем это для твоего же блага! Если ко мне является высший дух, который говорит, что и как надо сделать, о чем молчать, то я буду молчать, даже если ты будешь закатывать мне фестивали ярости каждый день, поняла?! Я не росла под опекой речного мастера, но имею к нему уважения больше, чем ты. И потому доверяю высшим силам поболее твоего. В своих бедах можешь винить свой вздорный характер и только его, несносная тупица! Все вокруг у тебя виноваты, а сама-то, погляди, не лучше! Кто мать бросил в горе?! Думаешь, она тебя обратно примет, если только ты отомстишь за отца и брата?! Да сдалась ей твоя месть, как собаке пятая нога! Сына и мужа убили, единственная любимая дочка сбежала горниды знают куда. А ведь она тебя целый год выхаживала, да с того света за ноги вытягивала! Ради тебя терпела унижения, которые сыпались на нее, как пшеница в посевной день! Ты бы хоть раз спасибо сказала, что о тебе заботятся, что ради тебя жизней не жалеют, так нет же! Как маленькая всю жизнь, бестолочь ты такая! Восьмой десяток лет уже, а в мыслях одно и то же! Ты застыла в развитии на уровне подростка, и сколько бы тебя ни учили уму-разуму, ничего в тебе не прибавляется!

Рин только оторопело открывала и закрывала рот. Никогда еще ее названная сестра, которая всегда отличалась спокойствием и дружелюбием, не говорила с ней таким тоном. Поэтому эта внезапная отповедь была сродни крику рыбы на рыбака.

Фрис, сидящий на полу, вдруг рассмеялся и поаплодировал.

— За всю жизнь я так и не набрался смелости отчитать ее как следует.

— Обалдеть, — изрекла Рин, ошеломленно качая головой и прокручивая в голове все сказанное. — Ну, не то чтобы ты была совсем неправа… Точнее, ты совершенно права.

— Я же сказал сразу, что если хочется кого-то обвинить, то лучше меня. А им скажи спасибо, что сберегли тебя, — наставительно сказал Фрис. Рин захотелось ему ответить что-нибудь неласковое, чтобы поменьше умничал, но она сдержала себя и несмело взглянула на Заринею.

— Спасибо. Да… Хотя одним «спасибо» здесь не отделаешься. Но… Я все равно чувствую себя обманутой. Обманутой теми, кому доверяла свою жизнь, свои мысли, свои тайны…

Последняя фраза была обращена к Фрису, по-прежнему сидящему на полу. Рин тяжело вздохнула, уселась на стол и закрыла руками лицо. Весь запал куда-то вышел, она снова почувствовала себя опустошенной и не способной ругаться. Вроде бы и накопилось недовольство, даже гнев, но выхода этим чувствам сейчас не было, и Рин понимала, что когда-нибудь это ее и погубит. Долгое время никто ничего не говорил. Лицо Заринеи пылало от гнева, как маков цвет, а глаза подозрительно блестели. Она принялась зачем-то поправлять подушки и одеяло Арману. Тот спокойно принимал заботу, глядя на сестру. Со стороны казалось, будто эти двое говорят друг с другом в мыслях: так менялась их мимика и взгляды. Наконец, Зара тяжело вздохнула, подошла к Рин и приобняла.

— Милая, прости меня за резкие слова, — попросила она. — Я понимаю твои чувства, сестрица. Но и ты пойми нас, мы ведь никогда не хотели тебе зла. Ну? Ты что, плачешь? — удивленно спросила женщина, глядя на вздрагивающие плечи Рин.

— Нет, я смеюсь, — сказала Рин и открыла лицо, явив подруге нервную улыбку. — Я приехала сюда с твердым намерением ругать вас, на чем свет стоит, а вместо этого меня отчитали, как девочку. Ты знаешь, похоже, мне не стоит ничего планировать, потому что все мои планы рушатся, как башня Монтоли.[1]

— Я всегда говорил, что планирование — это не твое, — подтвердил Арман. Рин усмехнулась.

— Да, ты прав. Я всегда либо импровизирую, либо делаю то, что скажут. Но потом… Потом, когда мы победим, я хочу исчезнуть. Я не планирую, заметьте, я просто так хочу. Я уеду далеко-далеко отсюда. Может быть, на острова Змеиного океана, может, еще дальше. Не знаю. Но, так или иначе, это будет конец моей истории. Я поставлю в ней точку. Сама.

— Рин… Ты бросишь нас? — расстроилась Заринея, разворачивая подругу к себе за плечи. Та кивнула.

— Я уйду, чтобы у вас из-за меня больше никогда не было проблем.

— Дура несчастная, как будто мы когда-то жаловались! — Заринея хлопнула Рин по спине, и та охнула. — Ой, прости, я тебя опять со всей силы… Не рассчитала.

— Вы никогда не жаловались, но я знаю, сколько проблем доставляю. Я порчу всем жизнь. А я не хочу быть ни у кого занозой в заднице. Но вы не волнуйтесь, я не уеду просто так, ни слова не сказав. Зайду попрощаться, — пообещала Рин.

— Я пристукну тебя прямо здесь и сейчас, если не прекратишь! — заявила Заринея, занося руку. Рин поднялась со стола и сказала:

— Мне пора ехать. Я еще не виделась с Анхельмом.

Она зашагала к двери, но на полпути обернулась и сказала:

— Кстати, забыла кое-что… У нас на горизонте вырисовываются проблемы. В верховное руководство пробиваются сорняки, корни которых растут от самого Томаса Финесбри и маринейского заговора.

— Что ты имеешь в виду? — нахмурился Арман.

— Мы с Анхельмом точно не уверены, но, вполне вероятно, что главнокомандующий южным флотом по имени Додж Финесбри является заговорщиком. Цель весьма неоригинальная: свержение императора. Сейчас он в столице, решается вопрос о его повышении.

— Логика? — удивился Арман.

Рин снова уселась на стол и сложила руки на груди. Помолчав немного, она ответила:

— В его охране состоял один человек по прозвищу Шершень. Этот самый Шершень знал меня в бытность мою сторожевым волком империи. Кстати, об этом я узнала непосредственно от него, перед тем как убила. Он напал на меня по приказу кого-то, кто состоял в сговоре с Рейко.

— Может быть, парню надоело подчиняться Доджу, и он решил проявить немного самостоятельности в жизни? — спросил Арман.

— Ох, Арман… — она коротко и грустно рассмеялась. — Я всю жизнь работаю с версией «может быть». Моя интуиция шепчет, что все не так просто. Ты помнишь, чтобы моя интуиция хоть раз подвела нас?

— Рин, ты пугаешься собственной тени. Со времен войны тебе везде мерещится заговор. Так и до паранойи недалеко!

— Можешь называть меня параноиком сколько хочешь. Я должна предупредить тебя и проработать эту версию, так как не хочу, чтобы трон уплыл в руки маринейских крыс. Мне было бы очень неприятно это увидеть. А теперь… так как сказать мне больше нечего, засим разрешите откланяться. Выход я найду сама, не извольте беспокоиться.

Рин слезла со стола и направилась к двери, минуя протянутую руку Заринеи. Уже открыв дверь, она вдруг обернулась и сказала:

— Но знаете, что во всей этой истории самое забавное? Меня убивали уже три раза, а я все равно живая. У меня иммунитет к смерти!

— Сплюнь, дура! — в сердцах выпалила Заринея, и бросила в Рин тапкой. Увернувшись от пущенного ей в голову снаряда, Рин скрылась в дверях.

~*~

Вечер незаметно погрузил Лонгвил в полумрак. Небо очистилось, полная бледная луна ярко освещала сад около поместья Римера, и в этом саду сейчас сидела на лавочке и пребывала в глубоких раздумьях Рин Кисеки. Фрис ушел в лес, и она не стала его останавливать. После сегодняшних сцен ей не очень-то хотелось видеть его. Несмотря на то, что их разговор не завершился на минорной ноте, они даже не поругались, но Рин уже почувствовала, что больше не сможет быть с ним честной и безгранично доверять. У Фриса было чересчур много тайн от нее, слишком о многом он молчал. Хотя, если признаться, положа руку на сердце, это ей стало ясно давным-давно. Всю жизнь она так доверяется… не доверяя на самом деле.

— Хватит. С меня хватит. Я больше не хочу втягивать никого в свои проблемы. Боги свидетели — эти проблемы только мои, решать их должна только я и никто другой, — сказала она сама себе и взглянула на окна спальни Анхельма. Свет там зажегся, а это значило, что ей пора было вернуться. Рин со вздохом поднялась с лавочки, прошла ко входу и постучала. Дверь ей открыла Милли. Девушка робко поздоровалась и сказала, что его светлость уже давно спрашивал и ждет. Без лишних размышлений Рин поднялась к себе в комнату, переоделась и пошла к Анхельму. Но подойдя к дверям его спальни, она услышала незнакомый женский голос. Толкнула двери и обомлела: в кресле у камина сидела Роза. При появлении Рин девочка обернулась, но не поднялась. А Анхельм — наоборот, тут же подошел и тепло обнял, едва слышно прошептав, как ждал и скучал.

— Да. Я тоже… — проговорила Рин, глядя на Розу. Девочка с последней их встречи очень сильно похудела: щеки впали, румянец с них сошел, под глазами темнели круги. Ее смугловатая кожа стала светлее и приобрела нездоровый оттенок.

Рин вежливо поздоровалась, юная леди Алава ответила так же учтиво, но от Рин заметила холодок и напряжение в голосе девочки. Роза смотрела почти что враждебно, но не то чтобы ее можно было за это осудить. Рин и сама бы так на себя смотрела.

— Роза приехала, чтобы я проверил ее задание, — смущенно объяснил Анхельм, будто Рин ждала от него оправданий. — В мае она будет поступать в университет, поэтому сейчас усиленно готовится.

— Ага, понятно. Желаю успехов. Анхельм, а Эрик не приезжал? Ты передал ему, что я просила?

— Передал. Он вообще-то уже давно приехал, ждет тебя в моем кабинете.

Рин просветлела: Эрик — это хорошо. С ним можно поговорить и выпить, а это как раз то, в чем она нуждалась. Решив оставить на потом выяснения отношений по поводу Розы, Рин сказала, что покинет их на время и направилась в кабинет. Эрик спрятался за развернутой газетой и внимание на Рин обратил только тогда, когда она громко поздоровалась. Улыбнулся, протянул руку, и девушка ответила крепким рукопожатием.

— Поездка прошла насыщенно? — спросил он, усаживаясь с ней на диван, и отдал ей пухлый конверт.

— Даже слишком, — кивнула Рин, разорвала бумагу и полюбовалась на свой новенький паспорт в зеленой обложке с гербом Соринтии. — Ха! Брюнетка! Отлично! Спасибо, Эрик, я в долгу. Сколько с меня?

— Брось, паспорт мне ничего не стоил, а за краску вернул деньги Анхельм. Но зачем тебе поддельные документы? Ты же теперь в законе?

Вздохнув, она тихо ответила:

— Кое-кто очень хочет прижать меня жерновами бюрократической мельницы, поэтому я готовлю себе тайные пути отхода, чтобы меня не перемололи в муку.

— Думаешь, он это не продумал?

— Демоны его знают, что он там продумал, а что нет, — Рин покачала головой и пожала плечами. — Когда все закончится, я хочу убраться отсюда подальше. У меня есть примерно полтора года, чтобы постелить себе солому на место падения, а потом я должна буду сделать ноги. И очень быстро.

— И куда ты подашься?

— Куда глаза глядят. Хоть за Драконьими горами останусь жить.

— Ты знаешь, что за тобой пустят по следу лучших сыщиков?

— Конечно, знаю. Но ты же меня не выдашь, — убежденно заявила Рин, хлопнув Эрика по плечу.

— Я-то нет, но у меня много конкурентов. Знаешь, какая последняя цена была за твою голову, пока вот та газетка не вышла?

— Удиви меня.

— Миллион ремов.

Рин вскинула брови.

— Да ладно!

— Среди разыскиваемых особо опасных ты установила абсолютный рекорд по награде.

— Не то чтобы это был повод для гордости, но меня сейчас от нее распирает, — засмеялась Рин. — Слушай, и как только меня никто не сдал за все это время? Да я бы сама себя за такие деньги сдала!

— Твою головушку или любую информацию о тебе велено было нести непосредственно к его превосходительству, а на нем все замыкалось.

— Здорово. Все-таки иногда коррупция играет мне на руку.

Рин поднялась, прошла к бару и налила по стакану бренди себе и Эрику.

— Рин, окажи мне услугу за услугу? — попросил он.

— Я вся обратилась в слух, — ответила она, серьезно глядя на него.

— Прости за фамильярность и откровенность, но… В общем, я знаю о твоих с Анхельмом отношениях.

— Началось в деревне утро… — недовольно пробормотала Рин.

— Подожди. Я хочу объяснить тебе, что ты значишь для него, вероятно, больше, чем любая женщина когда-либо значила для мужчины. Я сначала боялся, что он одержим тобой. Но это другое. Рин, это не просто влюбленность, не просто любовь. В его чувстве что-то выходящее за границы возможного, что-то сверхъестественное. Я не слишком набожен, но я уверен, что есть некие… Силы? Наверное, силы. Силы, которые иногда как-то себя проявляют. И вот сейчас они, мне кажется, действуют. Я знаю Анхельма уже давно и больше всего на свете желаю ему простого человеческого счастья. Счастья, которое он чувствует, находясь рядом с тобой.

— Эрик…

— Не перебивай, дослушай! Еще в январе я его просил хорошо подумать, прежде чем сближаться с тобой, но сейчас я убедился, что ты — самая подходящая для него спутница жизни, понимаешь? Я не знаю, взаимны ли его чувства, не мне в это дело лезть, но… Я только надеюсь, что однажды в тебе проснется что-то, отчего тебе захочется быть рядом с ним и…

— Эрик, да послушай же меня! — Рин удалось его остановить. — Мне очень хочется быть с Анхельмом. Очень хочется! Но из-за меня у него будут огромные неприятности. Он бежит от своего долга.

— Он бежит от ловушки, в которую его загоняют, — поправил Эрик. — Я прошу тебя, позаботься об Анхельме. Сделай так, чтобы им не воспользовались, как пешкой. Увези его хоть к горниду на задницу, но не позволь им сделать его императором, ладно?

— Эрик, ты сам не понимаешь, о чем просишь… Я бы с удовольствием, но против меня выступают силы куда более серьезные, чем ты думаешь!

— Знаю я об этих силах, Анхельм мне все рассказал. Хотя бы попытайся, Рин, ладно? Я знаю твои невероятные способности, ты мой герой с глубокого детства, я убежден, что ты все можешь, стоит тебе как следует захотеть. Знаешь, некоторые люди не верят в себя, пока в них не поверит кто-нибудь. Я в тебя верю, и я говорю, что ты все можешь!

— Спасибо. С медом и гвоздь проглотишь… — смущенно проговорила Рин.

— Анхельм — мой лучший друг, я не хочу, чтобы они превратили его в послушную марионетку и испоганили ему остаток жизни так же, как умудрились испоганить ее начало. Он этого не заслужил.

— А кто станет императором, если я его увезу? На кого ляжет бремя правления?

— На Виолетту Зальцири-Дорсен. Незаменимых нет.

— Эрик, ты знаешь, что мне сказали некоторые очень влиятельные и прозорливые люди в Левадии? Что грядет мировая война. Канбери и Мариней будут воевать против Соринтии и Левадии. Как ты думаешь, Виолетта справится с войной?

— Я слышал об этом и вот что я тебе скажу: война будет зависеть от перестановки сил. Есть золотое правило: если в стране что-то неспокойно, ищи тех, кому это выгодно. Знаешь, как однажды мне сказал Анхе? «Разбирайся в финансах на глобальном уровне и всегда будешь знать, как сложится ситуация, потому что миром правят деньги». Я склонен ему доверять в этом, он миллиардер. Так вот, нынешняя ветвь правительства неугодна никому из тех, в чьих руках сосредоточены деньги. У семьи Дорсен, например, очень хорошие отношения с Канбери. Ты знаешь, какой оборот между ними?

— Не представляю.

— На эти деньги можно содержать страну. Лет так пять. Денежный оборот с Канбери весьма выгоден трем герцогствам Соринтии: Зальцири, Вейнсборо и Мелуа. А вот союз между Соринтией и Левадией не выгоден никому, кроме Анхельма, поэтому семейную ветвь Танварри хотят утопить. Если Анхельм сядет на трон, начнется война, которую спровоцируют наши же герцоги. Если на троне останется Вейлор — исход тот же.

— А как же наследник? Законный наследник престола, которого…

— Не будь наивной, никто не признает принца, который пропал двадцать пять лет назад, а потом внезапно появился. Никому не нужен этот нежданный наследник! Его убьют, едва лишь он посягнет на престол. Единственный, в чьи руки действительно может уйти власть — это Анхельм. Но его приход к власти будет означать раскол, и — видят Создатели — Анхельм хороший парень, и он не диктатор, который будет в силах подавить волнения на корню, чтобы сохранить корону. Но если власть достанется Дорсенам, то войны не будет.

— Сейчас, конечно, так и отдал его превосходительство трон. Прямо бежит, аж спотыкается! — ответила Рин.

— Он не сможет править сам. Если Анхельм исчезнет, ему некого будет сажать на трон, и тогда Дворянское собрание потребует короновать Виолетту.

— Сказать тебе, что он сделает? Устроит Виолетте несчастный случай, пока его ищейки будут гнаться за мной и Анхельмом. Вот его превосходительство как раз диктатор.

— Мы не в средних веках, Рин, кинжал и пистолет теперь создают проблемы, а не решают их. Особенно когда дело касается людей не из крестьянского сословия. Сейчас соперников устраняют иначе. Им портят репутацию, затем создают шумиху вокруг поисков блох на шкуре, а когда находят — прихлопывают через суды, прессу и так далее. Вейлора уже сто раз скинули бы с трона, если бы не его кристально чистая репутация.

— Кристально чистая?! — возмутилась Рин. — Три заживо сожженных поселения!

— Зато подавленная на корню эпидемия чумы, которая унесла бы миллионы жизней.

— Убийство маринейского военного советника.

— Которого он не совершал. Обвинение, ложность которого ты доказала.

— Отказ от собственного сына, ссылка жены и дочери в монастырь, династический тупик, — наконец, нашлась Рин.

— Да, это серьезно. Но Вейлор еще может жениться и стать отцом, он не старик. Ты вспоминаешь не то, Рин. Его репутацию испортили последние действия в Вэллисе, где он устроил кровавую баню инсургентам. Это сильно пошатнуло его позиции. Этим на него давят многие организации и влиятельные люди. Но за ним выигранная война, что повышает его статус в глазах граждан. Он балансирует на краю, и пока баланс в его пользу. В основном, благодаря тому, что газеты под контролем. Грядет страшный век, Рин. Век информационной войны. Кто умеет играть в информационные игры — тот и правит бал.

Рин ничего на это не ответила и надолго замолчала. Тяжело выдохнула и спрятала лицо в ладонях.

— Может быть, это неправильно — уничтожать кристалл сейчас, когда война стучится в двери? — наконец выдала она, сама не слишком веря в свои слова. — Человеческая свобода и все такое — это здорово, да. Но… Когда речь идет о свободе пары тысяч подчиненных кристаллу, а в противовес ей — свобода миллионов жителей этой страны, которых может подчинить правительство врага… Надо ли? Имеет ли все это смысл? Не лучше было бы отбиться силами этой его неведомой магии, а потом уже покончить со всем разом? Может быть, мы боремся с тем, что может нас спасти от чего-то худшего?

— Поздно. Эта лавина катится с горы, и ее уже не остановить.

При этих словах Рин живо вспомнила, как в Горящих соснах ее едва не накрыла снежная лавина. Тогда ведь кто-то ее остановил… Кто-то спас от верной гибели в ледяном плену, но кто это был? Задумавшись, она едва не пропустила мимо ушей слова Эрика:

— Твое решение сейчас может спасти страну от войны. Если Анхельм не получит трон, войны, скорее всего, не будет. Дай мне клятву, что ты хотя бы попробуешь увезти Анхельма отсюда!

— А если он сам хочет стать императором?

— Он не хочет, поверь мне! Подумай, для того ли он купил недвижимость за границей?

В ее голове что-то щелкнуло, словно встал на место кусочек головоломки, и наконец-то сложилась полная картина. Она вдруг изумленно улыбнулась своим мыслям и сказала:

— Я поняла. Я поняла, зачем все это было! Я поняла, зачем он в последний месяц осыпал меня с ног до головы деньгами и проворачивал все эти сделки…

— Видишь? Поклянись мне, Рин!

— Я бы сделала это даже без клятвы, — ответила она. — Но раз уж тебе так спокойнее, я даю клятву аирга, что прочнее алмаза, дороже золота. Я попытаюсь увезти Анхельма отсюда и не дать им сделать его императором.

Эрик улыбнулся ей в ответ и крепко пожал руку. Впрочем, улыбка Рин погасла так же быстро, как и появилась. Она помотала головой и крепко обняла себя руками.

— Ты чего? — спросил Эрик. Девушка пожала плечами и прошептала:

— Да так… Всякие философские вопросы вроде почему я должна спасать этот траханый мир? Ну какого ляда? Я же женщина…

— Ты встала на путь воина, это твой долг и предназначение…

— Ой, давай вот без этой патетической нудятины? — перебила его Рин.

— Так исторически сложилось. Такой ответ тебя больше устраивает?

— Нет, но с этим хотя бы не поспоришь. Я просто… оказалась не в том месте не в то время. Подумать только, если бы я тогда не решилась зайти в ту таверну в Кимри и не перехватила в полете пулю, которая летела в заместителя департамента безопасности, я бы не стала одной из «Волков». Я бы стала швеей.

— Серьезно? — удивился Эрик. — Я никогда не знал, как ты начала работать…

Рин усмехнулась и глотнула бренди. Почему-то только сейчас горло словно огнем обожгло.

— Это был далекий шестьдесят девятый год. Тебе сейчас сколько?

— Тридцать восемь.

— Мм-м, выходит, тебя тогда еще даже не задумывали. Ну, история не особенно удивительная. Мы с подругой решили зайти в таверну. Ей очень хотелось повидать ее предмет воздыханий, а я упиралась и не хотела идти. Во-первых, не было денег кутить. Во-вторых, на аиргов всегда косо смотрят, поэтому я не горела желанием показываться в таких местах. А с моей подругой по-другому не получалось. Она была эффектной блондинкой с очень приятными формами, к тому же актриса. Мужики просто теряли голову… И другие части тела. Из-за нее началась драка: два торговца и этот самый заместитель очень желали ее внимания. Кто-то из торговцев достал пистолет и решил устранить соперника. Я поймала пулю в полете.

— Я слышал, что ты так умеешь, но как ты это делаешь?

— Тяжело объяснить. У меня просто другая скорость реакции и восприятия летящих предметов. Для тебя пуля летит так, что ты ее не видишь, а для меня она словно сквозь кисель плывет. Я же не человек, не забывай. В общем, благодарный заместитель расчувствовался, сказал, что негоже таким талантам пропадать и отправил меня в военную академию в Кимри, пообещав, что через год заберет в департамент. И не соврал. Впервые на моей памяти человек не соврал, дав обещание.

— Почему ты согласилась?

— Мне очень нужны были деньги, к тому же служение родине казалось поступком, который сделает меня непохожей на сородичей. Я же бунтарь по характеру.

— Выходит, твой характер тебя привел на эту скользкую дорожку.

Рин покивала и выпила еще. От тепла камина ее разморило, бренди развязало язык, и наружу запросились мысли, которые она никому не решалась высказать.

— Эрик, раз уж разговор располагает, можно я поделюсь с тобой тем, что меня беспокоит? Только чтоб никому…

— Я — могила.

Рин снова сделала большой глоток и вздохнула.

— Фрис лжет мне, — заявила Рин, глядя прямо в серые глаза. — Лжет, понимаешь? Причем по-крупному.

— С чего вдруг такие выводы? Ты подозреваешь его в чем-то?

— Подозреваю… Я знаю точно! Я узнаю правду от третьих лиц, а он потом делает виноватые глазки и говорит, мол, да, прости, я солгал, но так было нужно ради твоего же блага.

— Но тебе приходится ему верить.

— Приходится! Выбора-то нет. Он пользуется тем, что сценарий всей пьесы есть только у него, и ставит декорации в спектакле так, как считает нужным.

— А что за декорации? Я не очень хорошо понимаю твои иносказания.

— Он заявляет, что чтобы победить Анарвейда, мне нужно всего лишь жить, наслаждаться жизнью и любить Анхельма так, как я только умею.

— Я понимаю, задание-то непосильное. И что тебе мешает?

— Душа моя кривая и характер ужасный мне мешают, — сморщилась Рин. — Ну не люблю я его…

— Анхельм очень достойный парень, зря ты так.

— Ты от темы не отклоняйся, — попросила она.

— А кто такой Анарвейд? Мне Анхельм пытался растолковать, но я не продрался через его разъяснения.

Рин задумалась и сделала большой глоток бренди. Пересказывать легенды было лень, поэтому она решила упростить.

— Если опустить всю божественную патетику, то Анарвейд — это один из двух легендарных хренов, который когда-то, когда трава была зеленее, охранял наш мир по приказу Сиани и Инаиса. А потом помер, когда подрался с другим хреном из-за любовного фиаско. Дух Жизни — дама суровая, видимо. Дала от ворот поворот обоим. Слово за слово, хреном по столу, братья подрались и разнесли наш мир в щепки. Раскол тогда и случился. Собственно, Анарвейд — это и есть тот самый императорский кристалл, это эссенция его души. И он пытается возродиться в этом мире, захватив разум императора.

Эрик остался впечатленным рассказом, это было видно по высоко поднятой левой брови и прищуренному правому глазу.

— Спасибо, так стало намного удобнее!

— В летающий сливовый пудинг поверить проще, — с готовностью кивнула Рин.

— Давай вернемся к теме Фриса. Значит, ты думаешь, что он тебе врет? О чем?

— О том, что мне надо полюбить Анхельма, чтобы все получилось.

— А ты предположи, что он говорит правду! Ты влюбляешься в Анхельма, и…

— Да что ж ты несешь-то! — рассердилась Рин. — «Влюбляешься»! Это же тебе не курок спустить! Это по заказу не происходит!

— …И тут у тебя появляется волшебный дар, который позволяет победить этого самого… Анарвейда.

Выслушав эту мысль, Рин прислушалась к собственным ощущениям и поняла, что где-то случился прокол в логике.

— Подожди. Почему я сказала, что мне надо полюбить Анхельма для победы над Анарвейдом? Фрис не так говорил. Фрис сказал, что это нужно для возрождения Альтамеи.

— Это та самая богиня Жизни, да?

— Да. И объект того самого любовного фиаско. Фрис говорил, что когда-то она была жива, потому что все в нее верили, и всё было хорошо, а теперь ее нет, и поэтому всё плохо.

Эрик потряс головой, наверное, пытаясь уложить в ряды новую противоречивую информацию о мире. Рин его вполне понимала.

— А зачем нужно возрождение этой Альтамеи? — уточнил он.

— Для победы над Анарвейдом, — ответила Рин, и все встало на места. — А, вот, правильно. Теперь до меня дошло.

Эрикснова скептически приподнял бровь и отпил.

— Да вас с Анхельмом сама судьба сводит вместе. Зачем ты сопротивляешься? Нет, я понимаю, любовь — дело сложное, на пустом месте не возникает, но так и у вас не пустое место…

Рин замахала рукой, потому что Эрик завел совсем не ту песню.

— Не в этом дело! Не могу я и все тут.

Эрик вздохнул и вопросительно посмотрел на нее.

— Не могу. Я же не просто так о характере своем говорю. Сердце занято. Не кем-то, а моим погибшим женихом… — бессильно ответила Рин. — Прости за интимные подробности, но каждый раз, когда я ложусь в постель с Анхельмом, у меня перед глазами стоит лицо Варданиса, и моя совесть откусывает от меня кусочек за кусочком. Я скоро с ума сойду!

— Рин, это уже и впрямь болезнь какая-то. Столько лет прошло… отпусти. Ты не виновата в том, что хочешь жить и любить снова.

Она только горько вздохнула.

— А еще мне кажется, что кругом один обман, и стоит мне только послушаться — все обернется против меня в мгновение ока.

— У тебя паранойя.

— За этот день ты второй человек, который говорит мне это, — недовольно вздохнула девушка. — Знаешь, между всем происходящим я ясно чувствую какое-то противоречие. Ощущение сродни попытке соединить два магнита сторонами, которые отскакивают друг от друга.

— Что ты имеешь в виду?

— Кристалл, его магию и повседневную жизнь. Я толком даже сформулировать не могу! Просто есть что-то глубоко неправильное во всей этой ситуации. Словно кристалл в нашем мире — это чужеродный элемент, понимаешь?

Эрик ответил ей растерянным взглядом.

— Не понимаешь. Как же объяснить? Будто лису посадили в курятник и заставили вести себя как курица… Нет, так тоже непонятно.

Рин схватилась за голову, отчаянно пытаясь понять, как же растолковать свое ощущение. Выпитое бренди нисколько не способствовало поискам истины, поэтому она решила налить еще.

— У меня лишь разрозненные факты на руках, Эрик, но я чувствую нутром, что они все между собой связаны. Я ведь всегда полагаюсь больше на интуицию, чем на логику. Мне не хватает логического навыка, чтобы эти факты связать воедино и получить цельную картину.

— Моя логика к твоим услугам.

Рин засмеялась.

— Я никогда не делилась этой мыслью ни с кем и надеюсь, что ты тоже не будешь пересказывать кому-то мои догадки, хорошо? Когда я начинаю рассуждать обо всей этой магии кристалла, мне самой смешно становится. Потому что я чувствую, что на самом деле кристалл — не то, чем он кажется. Быть может, он и не магия вовсе…

Эрик казался озадаченным.

— Подожди-ка, разве он не отбивался заклятиями, когда Арман и его группа напали на гвардейцев?

— Отбивался, — нехотя признала Рин.

— Ну, так что же тебя смущает? В нашем мире полно магии, ты сама тому живой пример.

Она повернулась к нему и постаралась сказать так, чтобы прозвучало как можно серьезнее и убедительнее:

— В мире есть определенные нерушимые законы природы. Лотосы не цветут среди зимы, пробиваясь из-подо льда. Человек, проткнутый кинжалом, умирает, если его раны не зашить, но выздоровление долгое. Человек, попавший в огонь, сгорает. Магия — это нарушение всех законов природы. Магия заставляет цвести лотосы зимой, а раны затягиваться на глазах. Она заставляет огонь скатываться с пальцев и не жечь их, не согласно чему-то, а вопреки всему. Магия — это то, что нельзя.

Эрик поискал ответ на дне стакана, но не нашел, а Рин, сделав большой глоток, продолжила свою мысль:

— А кристалл делал то, что… можно. Кислота, огонь — все это можно сделать руками. Понимаешь?

— Нет, — честно сознался детектив, и Рин огорченно всплеснула руками, едва не разлив бренди. — То есть, я понимаю твою мысль, но принимать отказываюсь. Кристалл — творение человеческих рук? А как насчет подчинения разума? Как ты это объяснишь?

— Не знаю… Гипноз? Есть же гипнотизеры, которые проделывают подобные трюки иногда? Ну, убеждают в чем-то, например, под влиянием гипноза. Они держат перед тобой раскачивающиеся часы на цепочке, — Рин показала это, — считают до десяти, а потом ты — брык, и спишь. Просыпаешься по их слову и делаешь то, что они говорят.

— Ни один гипноз не дал бы такого стойкого эффекта для тысяч людей, — отмел эту версию Эрик. — Это магия! Жуткая, неведомая магия.

Рин поставила стакан на столик, поглядела немного на языки пламени в камине, перед которым они сидели, и спрятала лицо в ладонях.

— Я не видела своими глазами кристалл никогда. Я знаю все только по рассказам Армана, которому тоже теперь слепо доверять не могу…

— Ты параноик. Я серьезно. Покажись доктору.

— Спасибо за информацию, но месяц назад доктор сказал, что с моими мозгами все в порядке, — язвительным тоном ответила она и вдруг изменилась в лице. Глаза широко открылись, к ней пришло озарение.

— Ты чего?

— Эрик! А вдруг и он мне солгал? А что? С него станется, мы никогда друзьями не были. Да подожди ты со своей паранойей! Послушай, в Левадии у меня было ранение… Где эта газета?

Рин схватила со столика нужный номер и показала ему статью.

— Ну, вот же оно, в газете написано. А это, кстати, мой доктор, Кастедар Эфиниас, — мимоходом заметила она, ткнув пальцем в фотографию. — Так вот… Помимо Кастедара меня лечил странный дядька, которого Кастедар назвал никем иным как Инаисом. Да погоди ты ржать! — рассердилась Рин, глядя, как Эрик залился смехом. — Сама знаю, что звучит бредово.

— Как настоящий бред больного!

— Ты мне не веришь! — обиделась Рин и налила себе еще бренди.

— Нет, но мне интересно, поэтому расскажи свою теорию целиком.

Тяжело вздохнув, девушка выдала:

— Когда меня пленили в Маринее, я умерла. Нет, серьезно, я умерла! Но меня, по словам Фриса, оживили боги, Инаис и Сиани, чтобы я исполнила свое предназначение. Первого февраля сего года я снова балансировала между жизнью и смертью. После битвы в доках, где я слетела с катушек и прирезала двести человек, я потеряла память. Этот самый демон Кастедар, мне ее вернул. Во время этой дикой процедуры мне чуть не разорвало голову, это было просто ужасно больно! И мне слышались голоса, но разобрать я смогла только два слова: «нестабильное состояние». После победы над Рейко я, по словам Кастедара, находилась в состоянии клинической смерти и — только не смейся! — опять потеряла память, когда меня оживили. В таком состоянии я сбежала, бросив Анхельма и остальных на Южных островах. Ну, это он тебе рассказывал. В Левадии меня подстрелили, провели принудительное возвращение памяти и починили мозги. И проделал эту операцию снова Инаис. Я его видела, Эрик! Я видела его! Он такой же, как в моих воспоминаниях со времен смерти в плену. Мужчина с раскосыми светло-серыми глазами, и его кожа… Она такая странная, светло-зеленая. Органы просвечивают сквозь нее. И только вокруг глаз она нормальная, цветом, как у Фриса. Я не почувствовала в нем ничего магического. Я обладаю магией, я знаю, как она пахнет, как она… чувствуется! В нем нет и толики божественного! Но я смотрю на тебя и вижу, что ты, Эрик, мне не веришь…

— Я пытаюсь переварить твою историю.

— Хорошо, вот тебе десерт: пять дней назад на погранзаставе Къеркенли на меня напал гвардеец императора. Он схватил меня за голову, вгляделся в глаза, а я пошевелиться не могла.

— Он тебя заколдовал?! — испугался Эрик, хватая Рин за плечи. Та стряхнула его руки.

— Да нет же… В общем, он меня держит, я не могу шевельнуться, в ушах писк стоит. Он произносит странную фразу: «Триста шестой. Обнаружено сопротивление. Внедряюсь». Меня с ног до головы такая боль пронзила, я думала подохну на месте. И тут у меня начинает в ушах жужжать и шипеть, мои руки не по моей воле поднимаются, и я сдавливаю его виски. Вдруг какой-то странный голос внутри моей черепушки говорит: «Инъекция завершена». Внезапно появляется Кастедар, гвардейца от меня отбрасывает, я понять ничего не могу… А этот гвардеец не мертвый, но пялится в одну точку прямо перед собой, замер как истукан.

Она замолчала, вспоминая, и Эрик нетерпеливо понукнул ее:

— А дальше?

— Потом мы с Кастедаром поспорили. Я его спрашиваю, может быть, этот мужик в зеленом в моих мозгах покопался? А он мне говорит, мол, почтительнее о Создателе, он же тебя создал. Тут у него рот открылся, он даже сигарету выронил, а затем сказал, что ему срочно нужен Фрис и исчез.

— Так, может быть, этот, как ты выразилась, мужик в зеленом, дал тебе защиту от магии кристалла? Ты же, вроде бы, божественную волю исполняешь.

— Но я не чувствую в нем божественного начала! Не чувствую в нем магии!

— Как будто он прямо должен ей лучиться. Включи мозги! Он — Создатель! Он выглядит так, как хочет, и если от него не исходит мистического сияния, значит, ему так нужно!

— Есть логика в словах твоих, но дверь двойную чую я в шкафу-ловушке, — выдала Рин, немного подумав. — И если дверь вторую приоткрыть, за ней окажется путь к истине.

— Поэт ты бездарный, — признался Эрик.

— Сейчас вкручу тебе этот стакан широкой стороной в рот, будешь знать, как мне всякие гадости говорить, — пригрозила Рин с улыбкой и допила одним глотком.

— Что-то засиделся я с тобой, мне в Кандарин давно пора. Ночь уже на носу, — Эрик на всякий случай шутливо отодвинулся от Рин. Она засмеялась и хлопнула его по плечу.

— Так что ты скажешь? — осторожно спросила она. — Обо всем, что я рассказала.

— То, что ты рассказала, удивительно. Прости, но, к сожалению, я тоже не могу тебе помочь в сопоставлении этих фактов. У тебя их, откровенно говоря, маловато, и все они очень запутанные, наполовину смешанные с твоим субъективным ощущением и рассказами тех, кому ты, по твоим же словам, не слишком доверяешь. На мой взгляд, Рин, ты видишь всего лишь совпадения, но пытаешься выстроить из них заговор. Прости за прямоту, но ты придаешь неадекватную важность бессмыслице. Реальность прямо под твоим носом. Лучше обрати внимание на нее, пока она не ударила тебя по голове.

Рин опустила взгляд, а затем и вовсе бессильно понурилась. Эрик положил ей руку на плечо и проникновенно сказал:

— Только не нужно подозревать Анхельма в обмане, хорошо? Он хочет тебе добра, он любит тебя. И ты тоже постарайся освободить свое сердце для него. Впусти его. Может, так действительно все изменится. Постараешься?

— Постараюсь, — тихо ответила Рин, чувствуя, что еще чуть-чуть — и расплачется.

— А мне действительно пора ехать. Благие боги, ну я и набрался! Надеюсь, Джери меня не выкинет из седла.

Эрик набросил свое пальто и шляпу и пошел к дверям.

— Эрик! — остановила его Рин, и он обернулся. — Спасибо, что поговорил со мной. Порой мне кажется, что я схожу с ума просто оттого, что у меня нет кого-то, кто поделился бы со мной порцией здравого смысла.

— Всегда к твоим услугам, — он приподнял шляпу и вышел. После его ухода Рин еще долго сидела над бокалом бренди и смотрела на огонь в камине. Да, пожалуй, сегодняшние разговоры многое прояснили ей самой. Одной из леденящих кровь мыслей было то, что ей никто никогда не доверял. Может быть, это была расплата за ее собственное недоверие ко всем окружающим? Может быть, ей действительно стоит просто слушаться Фриса и Кастедара, которые в один голос твердят одно и то же? Хотя… если подумать: есть ли у нее выбор?

Рин тяжело вздохнула и прикрыла глаза.

В том-то и дело, что выбор как бы есть, но как бы его и нет.

~*~

История в истории

[1] Башня Монтоли — построена по проекту архитектора Джанфранко Монтоли в 3789 году в городе Лилли. Архитектор задумал построить башню из стекла, которое в те времена не отличалось особой прочностью. На открытии сооружения королева Дзиттария решила подняться наверх, откуда, по заверениям автора проекта, должен был открываться чудный вид на долину водопадов. Едва она поднялась на несколько ступенек, как конструкция задрожала и начала рушиться. К счастью, королева получила лишь несколько неглубоких порезов. Архитектора казнили по приказу Ее Величества. С тех пор в народе укоренилась фраза «планы рухнули, как башня Монтоли».

Глава 9.3. (конец)

Анхельм отпустил Розу вместе с пришедшей за ней Альбертой, собрался с мыслями и направился в свой кабинет, где Рин беседовала с Эриком. Войдя, он обнаружил свою возлюбленную спящей в кресле перед камином. Пустой стакан лежал на мягком ковре прямо под безвольно висящей рукой. Ее губы были приоткрыты и чуть подрагивали, а лоб напряженно нахмурен. Она расстегнула рубашку до середины груди, и Анхельм снова вздрогнул, увидев круглый розово-красный шрам на сиреневой коже. Опустившись на колени перед ней, он прильнул губами к этой отметине. Рин вздохнула, но не проснулась, только закрыла рот и обняла его за шею, прижимая к себе. Анхельм глубоко вдохнул ее запах: хвоя и свежий ветер. Затем осторожно взял ее на руки.

— Куда? — сонно пробормотала Рин, приоткрывая глаз.

— Спи, родная, — шепнул он. — Ты устала.

Рин не стала спорить и с удовольствием уткнулась в его плечо. Он унес ее в свою постель, раздел, разделся сам и лег рядом с ней, но вдруг девушка поднялась и пошлепала в ванную, каким-то чудом миновав дверной косяк без разрушений. Спустя минуту вышла, весьма озадаченная, и сказала:

— Я бы предпочла умыться, прежде чем ложиться. Но горячей воды нет.

— Добро пожаловать в Соринтию, — улыбнулся герцог. Рин употребила пару резких выражений на родном языке и снова скрылась в ванной. Так как умываться ей пришлось холодной водой, вернулась она нисколько не сонная, зато довольно раздраженная. Улеглась рядом с Анхельмом и сказала:

— Знаешь, ты должен что-то с этим сделать. Мы были в стране, где горячая вода есть по первому требованию.

— Милая, здесь это пока не везде возможно. Но я подниму этот вопрос послезавтра на Дворянском собрании.

— Послезавтра? Ох, мне нужно завтра же покрасить волосы и тело. И придумать, как скрыть лицо. После этой мерзкой газеты меня все узнают.

— Как это?

— На границе инспектор прямо заявил, что я похожа на Рин Кисеки, и как я ни убеждала его — не поддавался.

— Я боюсь спросить, что было потом…

Рин вздохнула и в двух словах рассказала ему о происшествии на границе по прибытии в Соринтию, умолчав о своих подозрениях насчет кристалла. Анхельм долго молчал, а потом выдал:

— Милая, ты убила трех человек только чтобы не оставлять свидетелей?

Рин нахмурилась:

— Ты меня внимательно слушал? Я убила только инспектора, а его помощник и кучер погибли не по моей вине. Нечего было на меня с ружьем бросаться, я резких движений не люблю и действую инстинктивно. Кстати, что решилось с увеличением гвардии?

— Пока ничего не слышно, даже непонятно, видел ли петицию его величество. Послезавтра узнаем. Я получил письмо, что на собрание приедет помощник Вейлора.

— Какой еще помощник?

— Помнишь, Карен в письме упоминала о некоем человеке, который появился при его величестве? Человек, к советам которого Вейлор прислушивается.

Рин покопалась в памяти и медленно кивнула.

— Припоминаю. А зачем он приедет?

— Не знаю. Но, подозреваю, что будет долгий разговор о любви. К родине и деньгам.

— К слову о любви, что ты скажешь им по поводу помолвки с принцессой? — спросила она и очень удивилась, когда Анхельм жестко отрезал:

— Не их ума дело.

— Эй, ты чего? — оторопело спросила она, поворачиваясь к нему лицом.

— Их не касается моя личная жизнь, — тон Анхельма был ледяным.

Рин прокляла себя за этот вопрос, но не задать его она не смогла:

— А я могу узнать о твоей личной жизни? Меня она касается?

Ее ладонь лежала на его груди, и Рин заметила, как заколотилось сердце Анхельма от этого нехитрого вопроса. Его голубые глаза, с некоторым испугом глядящие на нее, на секунду метнулись в сторону, но затем снова вернулись к ней. Взгляд потеплел, стал нежным, губы дрогнули в улыбке.

— Ты и есть моя личная жизнь, родная, — прошептал он, целуя ее в лоб. Она придержала Анхельма за руки, когда он попытался забраться под ее рубашку, внимательно посмотрела на него и спросила:

— Почему ж ты мне тогда не сказал, что удочерил Розу? Мм-м?

Анхельм замер, улыбка погасла.

— Откуда ты узнала?

Рин пожала плечами.

— Не думаю, что это важно. Важно, что ты мне не сказал, хотя у тебя было много времени сделать это.

— Я просто забыл. Не до того было.

— Ой, Анхельм, вот не надо только мне врать! Ты рассказал мне, что она дочь Гальярдо, но забыл сказать, что удочерил ее? — Рин недоверчиво фыркнула. — Почему? Чего ты боялся?

— Что ты не примешь ее, — просто ответил Анхельм, обращая к ней грустный взгляд.

— И был абсолютно прав, — тихо сказала Рин. — Ей здесь не место.

— Я не хочу, чтобы девочка пропала в замке у Хавьера. Он погубит ее светлую голову.

Рин вздохнула и прижалась к его груди губами.

— Анхельм… — сказала она, и кожа под ее пальцами покрылась мурашками от теплого дыхания. — Роза навредит нам.

— Благие боги, она ребенок… всего лишь ребенок! Как может нам навредить ребенок? В мае она уедет учиться в университет, и ее не будет рядом. Она не видела ни Армана, ни Зару, не в курсе наших дел с кристаллом. Все, о чем она думает — это поступление…

Рин зажмурилась.

— Ты ведь хотел уехать, когда все кончится. Уехать, когда кристалл будет уничтожен. Для этого ты купил все эти предприятия.

— Ты догадалась…

— Да. Ты хочешь увезти Розу с нами?

— Я не смогу бросить ее здесь, когда начнется неразбериха. Мы уедем отсюда все вместе. Она… так похожа на тебя. Я подумал, что мы втроем выглядим, как семья, и это облегчило бы нам жизнь в Альтресии. Мы могли бы быть семьей, — робко закончил он. Рин стиснула Анхельма в объятиях и устроила голову на его руке.

— Могли бы, — сказала девушка полушепотом, а про себя подумала: «Если бы я не была аиргом».

— Я уже все решил, Рин. Роза с нами. Она не бездомный котенок, чтобы передавать ее из рук в руки. Через три года она станет совершеннолетней, а дальше вольна распоряжаться своей жизнью, как ей угодно. Но я бы хотел, чтобы она осталась с нами.

— Ты плохо понимаешь, о чем говоришь. Нам придется бежать очень далеко и долго, Анхельм. Мы пройдем через множество опасных и неприятных ситуаций. Мы будем в бегах лет десять, не меньше. Пока все не успокоится, пока последние ищейки не сгинут, нам придется прятаться. На моих руках будет много крови тех, кто захочет вернуть тебя в Соринтию. Я-то привыкла, но ты будешь в ужасе от такой жизни, а Роза и подавно не вынесет этого.

Анхельм ничего не ответил на это, лишь вздохнул.

— Но я не хочу тебя терять, — прошептала она, вдыхая аромат его кожи: лимон, мята, лаванда. — Не теперь.

Сразу за этим Рин почувствовала его жадные горячие губы на своих, его сильные руки на спине, талии, бедрах.

— У меня нет сил, — беспомощно рассмеялась она, пропуская его мягкие волосы сквозь пальцы. — Я тоже хочу тебя, но я так устала!

Анхельм с деланным разочарованием вздохнул, поцеловал ее грудь, затем повернул спиной к себе и удобно уложил.

— Мм-м, — протянула Рин, ерзая бедрами.

— Угомонись. А то я не отвечаю за себя. Ты-то устала, а я вот не очень.

Согретая теплом его тела и нежностью, Рин закрыла глаза.

— Анхельм? А что ты почувствовал, когда увидел меня впервые?

Он не отвечал так долго, что ей показалось, будто он уснул. Но тут он тихо проронил:

— Я остолбенел. Когда ты посмотрела на меня, мое сердце едва не остановилось. Когда заговорила со мной, я ощутил вкус близкой победы. А когда поцеловала — почувствовал себя всесильным.

— Ты вправду меня любишь? Действительно любишь? — спросила она, не решаясь посмотреть на него.

— Больше жизни.

Вместо ответа Рин поцеловала его в широкую горячую ладонь. С этими словами тревога ушла из ее сердца, уступив место решимости и желанию бороться.

~*~

Ночную тишину в лесу возле Лонгвила нарушал лишь совиный крик. Бледная полная луна безразлично глядела на мир серыми глазами-пятнами, отражаясь в черном озере, возле которого на снегу лежал Фрис. Лицо мужчины было печальным, взгляд черных глаз устремился в ночное небо, где расцветали букеты звезд. Он протянул руку к нему и прошептал:

— Тысячи лет я существовал без тебя, любимая, дорогая, единственная… Я научился быть без тебя, отвык слышать твой оживляющий голос. Так почему теперь те же чувства, что позабыл я столетия назад, снова поднимаются во мне? Почему снова я слышу твой зов, если ты ушла? Где ты? Я так хочу встретить тебя!

Едва сорвались с его губ эти слова, как Фрис грустно рассмеялся:

— Научился быть без тебя? Я глупец, который лжет самому себе! Конечно… даже сейчас мои чувства не изменились. Глубже, чем в кого-либо я влюблен в тебя, жизнь моя! Ветер шепчет мне твоим голосом, родная моя, непостижимая. Может быть, время нашей разлуки подходит к концу?

Он бессильно уронил руку в мокрый снег, сжимая в кулаке холодный комок.

— Больше, чем когда-либо я скучаю о тебе, Альтамея. Но раствориться в тебе… не смогу больше.

Фрис закрыл глаза, зажмурился, словно ему невыносимо было видеть этот свет, эти мириады ярких звезд. Хрупкие снежинки кружились над ним и ложились на лицо, но не таяли. В уголках глаз волшебного духа блеснули капельки.

Невдалеке послышались тихие шаги, а затем прозвучал тихий сухой голос.

— Разве ты не боишься ее возвращения?

— Сколько еще ты будешь меня подслушивать, ящер несчастный?

— Мы обречены на это. Поверь, мне не доставляет никакой радости разделять твое горе.

Фрис повернул голову и посмотрел на бледное лицо Ладдара.

— Я боюсь, но хочу этого. Я устал лгать. Я хочу ее вернуть…

— Ты хочешь, чтобы Рин все узнала?

— Хочу… Сколько еще ждать?

— Недолго. Она все делает правильно.

— Мы причинили ей столько боли… Каждый раз, как я вижу в ее глазах слезы, как я чувствую в ней этот огонь, который сжигает ее понемногу, спрашиваю себя, чем она заслужила это?

— Ничем. Так же, как и Альтамея ничем не заслужила смерти из-за этих тварей… Мы были олицетворены здесь великой сотворяющей силой. А затем изгнаны этими тварями из мира, который всегда принадлежал лишь нам! Который для нас был создан!

— Не нужно мне напоминать, — прорычал Фрис, оскаливаясь.

— Похоже, иногда нужно, — неожиданно жестко отозвался Ладдар. — Эти месяцы я смотрел на тебя и думал, что ты забыл эту нехитрую истину. Забыл, ради чего мы все затеяли!

— Я никогда не забывал, — отвернулся Фрис. — Я никогда не забуду истинный мир, что мы потеряли.

— Тогда мы должны продолжать бороться за него.

— Я борюсь.

— Не лги мне, я вижу тебя насквозь. Ты хочешь жить! — прикрикнул Ладдар, наклоняясь над Фрисом. Глаза вспыхнули белым, он схватил келпи за волосы и дернул. — Ты хочешь снова все пустить прахом! Но этому пора положить конец.

— Я помню о данном тебе обещании!

— Скажи.

— Я обещал помочь тебе избавиться от Них, чтобы мир мог переродиться, — процедил сквозь зубы Фрис и оттолкнул демона в сторону. — Но я не… не могу его исполнить!

Ладдар сел в снег, скатал комок и бросил его в озеро. Волны рябью прокатились по поверхности, замерцали и заискрились в воде лунные блики.

— Не противодействуй мне, — проронил Ладдар.

— Я не могу иначе! Я хранитель этого мира! — вскричал Фрис, поднимаясь во весь рост перед сидящим демоном. — Это моя природа, которую я не могу переступить. Даже если я знаю, что такая жизнь неверна, я все равно… Я…

— Я знаю, — тихо ответил демон и протянул руку. Фрис молча помог ему подняться. — Нашей природой мы обречены на вечное противоборство. Даже сейчас природа кипит внутри нас: ты горишь от желания прогнать меня в небытие, а я никогда еще так сильно не хотел поглотить твою душу.

Демон схватил Фриса за плечи и заставил смотреть себе в глаза.

— Но разум должен быть сильнее. Мы оба знаем, что в нас нет ненависти друг к другу, лишь наша суть заставляет нас драться. И ты, и я понимаем это! Значит, мы должны отречься от своей сути ради общего дела.

Фрис оттолкнул его.

— Ты знаешь, что в конце все будет так, как решит Альтамея. Все будет зависеть от нее.

— Нет, Фрис. В конце все будет так, как решу я. Потому что я и есть конечное решение. И как бы ни противилась моя сестра, к каким бы хитростям она ни прибегала, подвожу итоги всегда я.

— Ты боишься, что Жизнь даст Им шанс?

Ладдар казался позабавленным.

— Я ничего не боюсь. А ты боишься. Ты боишься снова оказаться безмолвным духом, без речи, без мыслей, чувств, желаний и стремлений. Ты боишься потерять разум, который тебе дали по ошибке.

Глаза Фриса вспыхнули огнем.

— Ты ничего не знаешь о моих страхах. Я не боюсь потерять разум. Я боюсь… — Фрис запнулся.

— Одиночества, — закончил за него Ладдар. — Каждый день ты зовешь ту, что всегда была частью тебя! Ты не слышишь ее в себе, и это пугает тебя. Ты так трудно борешься, потому что хочешь оставить этот мир для нее. Когда же ты поймешь, что этот мир — больная фантазия, бессмысленная иллюзия, противная даже самой природе?! Креация, которая не должна была существовать!

Фрис ничего не ответил, по его телу гуляли сполохи ярко-синего огня, и можно было догадаться, что он едва сдерживает гнев.

— Мы обязаны помочь уничтожить Анарвейда. Уничтожить, слышишь?!

— И он будет уничтожен! Я помню о своем обещании! Но сколько времени ты дашь этому миру после этого? Сколько?!

— Мало по нашим меркам, и предостаточно по меркам той, о которой ты волнуешься. Перед смертью все равно не надышишься. Помни это.

С этими словами демон испарился в воздухе, как будто его и не было.

Хранитель рек и озер, волшебный дух Фрис, которого когда-то в незапамятные времена по ошибке назвали келпи, глубоко вздохнул и снова обратил свой взгляд к луне. Тихо-тихо он запел песню, которой научила его Альтамея. Слова, от которых таяли снега, и рассеивался холодный мрак, срывались с его губ тяжело, причиняя мучительную боль; птицы и звери подхватывали их в лесах, рыбы молча внимали им в глубине рек и озер. Песня, которой когда-то все духи вместе пробуждали землю после сна, звучала снова. Но теперь лишь один Фрис пел ее, и его голос был усталым и почти безнадежным.

Когда последние звуки смолкли, он упал на колени и закрыл лицо руками, вздрагивая всем телом.

«Если мы не можем вернуть всё, тогда убей меня сама», — думал Фрис, вызывая в памяти облик Рин.

~*~

Его превосходительство тайный советник императора, высокий канцлер Соринтии, правящий герцог Танварри, Орвальд Бернан Танварри Ример сидел в главном зале замка Кандарин и смотрел в глаза помощнику имератора. Стул, на котором он сидел, раньше позволял провести на себе несколько часов к ряду, и тело не чувствовало усталости и дискомфорта. Теперь этот стул превратился в самую жесткую и неудобную мебель, какую только доводилось встречать его превосходительству. Хотя в зале было натоплено — большой камин жарко горел, — Орвальда бил озноб.

— Вы не ослышались, — сказал помощник тихим сухим голосом, отдаленно похожим на треск костра. — Гвардия будет увеличена с тысячи человек до семнадцати тысяч. Пока.

— Мы не можем позволить себе такие траты…

— Я приехал сюда, чтобы озвучить волю его величества.

— Наша петиция…

— Была прочитана и принята к сведению.

— Дворянское собрание проголосует против указа.

— Это не выносится на обсуждение. Его величество недоволен тем, как работает департамент безопасности. Недавние беспорядки в Вэллисе, организованная преступность на Южных островах, волнения в герцогстве Уве-ла-Корде, убийство двух отрядов королевской гвардии и начальника службы охраны императора в его собственном доме, на вечере, куда пригласили посла Маринея… — помощник помолчал некоторое время. — Все это позволяет предположить, что глава департамента безопасности Альберто Гальярдо не справляется со своими обязанностями. Его следует заменить, но его величество все еще колеблется с этим решением.

— Сын Альберто еще юн, чтобы принять на себя обязанности управления…

— Довольно этой родовой преемственности должностей, — перебил его помощник. — Я неоднократно говорил его величеству, что с этой порочной практикой пора заканчивать.

— Это вековая традиция! Это право, дарованное герцогам еще Вейлором Первым! Нельзя просто так взять и отменить традицию права наследования.

— Плохие традиции стоит уничтожать, чтобы они не мешали появляться новым.

— Что же вы предлагаете взамен?

— Решение о назначении кого-либо на руководящую должность должен принимать народ.

— Вы хотите доверить крестьянам управление государством?

— Может быть, вы об этом забыли, но эти крестьяне и есть государство. Всадник сидит на лошади и указывает ей путь, но только лошадь решает, как шевелить ногами. И если всадник указывает путь в огонь, лошадь обязана его скинуть.

— Где это видано, чтобы лошадь выбирала себе наездника?

— Пришло время поменять кое-что в системе жизненных взглядов. Иначе наши лошади сгорят.

— Это приведет страну к краху. Раскол — вот что будет означать система, которую вы предлагаете. Его величество управляет Соринтией по праву престолонаследия, и это единственный путь сохранять целостность территории в мире, где каждый хочет урвать свой кусок. Я думаю, его величество ни за что не согласится пойти на это.

— Можете думать так, как вам будет угодно. Но система преемственности по наследству должна быть смещена в пользу выборной системы.

Орвальд некоторое время молчал, глядя в странные светло-зеленые глаза помощника, а затем проронил тихо:

— Эта система будет касаться также и его величества?

— Со временем она коснется и его. Возвращаясь к главному вопросу: гвардия будет увеличена, хотите вы того или нет.

Орвальду потребовались все силы, чтобы сказать следующее:

— Вне зависимости от воли его величества, у нас, правящих герцогов и главных налогоплательщиков страны, нет таких денег, чтобы содержать гвардию его величества величиной в семнадцать тысяч человек. Мы кормим, одеваем и строим всю Соринтию, на наши деньги велась война, которую начал его величество. Дворянское собрание редко прибегает к праву наложить вето на решение монарха, но, думаю, этот час настал.

— Можете попробовать, — с легкой улыбкой сказал помощник. — Я приехал сюда донести его волю, меня не интересует, что решит Дворянское собрание. Кстати, где же те, кто должен на него явиться? Уже начало одиннадцатого.

Сразу после этого вопроса двери зала открылись, и стали поочередно заходить члены Дворянского собрания. Первой шла представитель герцогства Вейнсборо, Арлен Мэриан Вейнсборо-Доунбридж в роскошном платье густого черного цвета и в траурной шляпке с вуалеткой. Раздраженным взглядом красных от слез глаз она обвела зал, холодно поздоровалась с его превосходительством и заняла свое место. Увидев ее одеяние, его превосходительство с досадой вздохнул и мысленно прикинул, что напишет в письме с выражением соболезнований. Герцогиня Мелуа в сопровождении слуг радушно поприветствовала Орвальда и тоже прошла к креслу. Свита Амалии Дорсен суетилась перед госпожой и расставляла на столе графины и фрукты, пока герцогиня приветствовала помощника императора и Орвальда. Гордон Атриди и Томас Кимри вошли вместе, обсуждая что-то, быстро поздоровались и, сев, продолжили разговор. Герцог Хавьер Гальярдо выглядел очень уставшим, тихо прошел он к своему креслу, не здороваясь ни с кем.

Орвальд обвел присутствующих ищущим взглядом: отсутствовал только его племянник. С тех пор как они поругались, он получил от Анхельма лишь три коротких записки, написанных предельно вежливым, сухим языком и исключительно по делу. Орвальд мучился оттого, что случилось между ним и тем, кого он искренне считал своим сыном, но гордость не позволяла ему сделать первый шаг к примирению. Он вызывал Эрика Ростеди, памятуя о том, что сыщик — лучший друг Анхельма, но тот молчал как рыба. Орвальд остался в том положении, какое не любил больше всего: он был полностью лишен информации о действиях племянника.

— Мы ждем кого-то еще? — поинтересовался помощник императора и сел.

— Да. Председателя собрания.

Двери зала снова распахнулись, и летящей походкой вошел Анхельм. В строгом черном костюме, привезенном из Левадии, с зачесанными назад каштановыми волосами. По правую руку позади него шагал одетый также в костюм мужчина с кудрявыми черными волосами, кожей медового оттенка и странными темными глазами без белков. А слева шел некто в черном балахоне, в платке, закрывавшем лицо так, что видны были лишь яркие изумрудные глаза, густо подведенные черным. Женские глаза. И взгляд этих глаз обещал Орвальду Римеру смерть, если он сейчас же не сделает менее удивленное выражение лица.

Непостижимым образом, неизвестно, как и почему, Рин Кисеки, которую он уже считал мертвой, стояла перед ним живая и невредимая.

~*~

Фрису сказали составить список — Фрис составил.

Список имен и характеристики персонажей по порядку упоминания

Вейлор 7 Соринтийский — император Соринтии

Рин Кисеки (Ирэн Эмерси) — главная героиня, 75 лет (на момент окончания 1й части)

Варданис — жених Рин (погиб)

Карен Атриди — жена Гордона Атриди, шпион во дворце

Илар — один из повстанцев, (погиб)

Берни — отец Илара

Милка — сестра Илара

Вил — муж Милки

Арман Валиенте — бывший начальник особого отдела департамента, теперь глава отряда повстанцев, 60 лет

Заринея Церес — сестра Армана, 54 года

Бел, Ив, Рав — мурианы

Мирим Хиггс — торговец

Петра — дочка Мирима

Вернон — сын Мирима

Лола — жена Мирима

Эдвард Рошейл — полковник, заместитель главы департамента безопасности

Гюнтер Кревилль — глава службы охраны императора

Шон — помощник Рошейла

Гевин — музыкант в первом пункте приюта

Рей Гонт — маг, агент в отставке

Мэтью — сын Рей

Грета — невестка Рей

Магда — жена Рошейла

Грей Шинсворт — агент (возможно, погиб)

Анхельм Вольф Танварри Ример — герцог Танварри 25 лет, главный герой

Тиверий Фловер — дворецкий 68 лет

Адель Пюсси — кухарка 65 лет

Милли Фловер — служанка 16 лет, внучка Адель и Тиверия

Орвальд Бернан Танварри Ример — Его превосходительство тайный советник Императора, хранитель императорского двора, высокий канцлер Соринтии, герцог Танварри, 54 года

Анарвейд — Хранитель мира, главный герой

Даламерис — Хранитель мира

Альтамея — дух Жизни

Фрис — дух Рек, главный герой

Эрни — помощник капитана корабля «Огненный шторм»

Харви — старпом капитана корабля «Огненный шторм»

Слайк — матрос на корабле «Огненный шторм»

Редгард — визирь Маринея, ректор Академии магии (убит)

Гвинет Родерик Родемай — сын убитого военного советника Маринея, контр-адмирал, капитан корабля «Огненный шторм» (убит)

Генри II Вейнсборо-Доунбридж — посол Соринтии, (убит)

Ивения Маринейская — королева Маринея (умерла)

Вега — арестантка, спасшая Рин (жива)

Нарис — один из повстанцев (убит, не фигурирует, упоминается)

Кастедар Эфиниас — Ладдар, Дух Смерти, разрушитель Жизни.

Илиас III Левадийский — король Левадии, троюродный брат Анхельма

Арлен Мэриан Вейнсборо-Доунбридж — внучка герцога Вейнсборо, герцогиня Вейнсборо

Эрик Ростеди — детектив, 38 лет

Амалия Зальцири-Дорсен — герцогиня Зальцири

Франсуаза Женевьева Мелуа — герцогиня Мелуа

Томас Бертран Кимри-Валеуолл — герцог Кимри

Хавьер Риккардо Гальярдо Уве-ла-Корде — герцог Уве-ла-Корде

Гордон Бертран Остин Атриди — Герцог Атриди

Генри I Персеваль Вейнсборо-Доунбридж — герцог Вейнсборо, дед Арлен

Гордон Зеферри — владелец лавочки «Сладкая шкатулка Гордона»

Уэйн — помощник Гордона Зеферри

Томас Финесбри — герцог ныне несуществующего герцогства Финесбри, репрессирован, бежал в Мариней, где был убит в 3983 году.

Виолетта Катрина Зальцири-Дорсен — дочка Амалии, двоюродная сестра Анхельма.

Мигель — сосед Рин, живет в её квартире в Кардике, работает вместе с ней, занимается пошивом одежды.

Харуко Кисеки — мама Рин, 205 лет

Юки Кисеки — брат Рин (погиб)

Кейширо Кисеки — отец Рин (погиб)

Фоффора — Разрушительница Океана, Волны останавливающая

Амира — хранительница Океана

Кизуни — дух Любви (не фигурирует, упоминается)

Киррато — Разрушительница Любви, Ненависть распаляющая (не фигурирует, упоминается)

Садда — Разрушительница Радости, Печалью делящаяся (не фигурирует, упоминается)

Оренжи — дух Радости (не фигурирует, упоминается)

Альберта Вонн — хозяйка кондитерской в Лейгесе (Южные острова)

Белый — капитан корабля «Белый ветер», настоящее имя неизвестно, (упоминается, но не фигурирует, возможно, убит)

Френсис Закари, Массам — глава торговой гильдии в Лейгесе, владелец судоходной компании (убит)

Рейко — аирг, экономка в доме губернатора. 1170 лет (убита)

Рафаэль Альварес Алава — губернатор Южных островов (убит)

Роза Альварес Алава ди Уве-ла-Корде — дочь губернатора, 15 лет

Камелия Альварес Алава ди Уве-ла-Корде — дочь губернатора, 18 лет (убита)

Шон Фишер — Главный следователь отделения полиции Южных островов (убит)

Вивьен Мелли — модельер из Левадии. Вынашивает ребенка Фриса. 29 лет

Додж Финесбри — брат бывшего герцога Финесбри, главнокомандующий южным флотом (не фигурирует, упоминается)

Шершень — телохранитель Доджа (убит)

Фиона Левадийская — принцесса Левадии, 18 лет

Джозеф Шепард — Офицер Международного Бюро Расследований

Александра Левадийская — королева Левадии

Фридрих Гольц — инструктор стрелкового комплекса и капитан стрелковых войск

Георгио Феотокис — инженер и конструктор

Стефан Яковски — владелец компании «Шелк и лен» в Андринео

Борис Стенсон — министр министерства ресурсов Левадии

Феликс Миллер — владелец металлургической компании в Диаполи

Анхельм Ример. "Мы готовы сжечь в печи десяток-другой миллиардов, если это позволит нам встряхнуть рынок"

Добрый, богатый, умный, красивый, знаменитый, не имеет дурных привычек, не женат и любит только тебя одну. Такой набор качеств в мужчине бывает только в сказке, скажете вы. Но мы нашли человека, который с успехом опровергнет это утверждение.

О его уме говорят достижения. В 12 лет он поступил в Кастанский университет сразу на две специальности: внешняя экономика и государственное управление. В 9 лет стал лауреатом математической премии Римера. Он — самый молодой министр финансов в истории Соринтии. Его состояние оценивается приблизительно в 12 миллиардов соринтийских ремов, что делает его вторым в списке самых богатых людей Соринтии (на 1 месте — герцог Вейнсборо Генри I Доунбридж с состоянием в 15,3 млрд. ремов — прим. ред.).

О широкой душе и мягком характере этого мужчины говорит, как минимум, работа в области благотворительности: при его поддержке работают шестнадцать воспитательных сиротских домов, орден милосердия имени святой Альбертины. Кроме того, наш герой является постоянным меценатом Музея художеств и архитектуры города Лилли.

Он красив, как божество, на его счету десятки разбитых женских сердец, а сам он смотрит только на одну женщину и не поддается чарам красавиц.

Но что скрывается за этой внешней идеальностью? Как воспитывали победителя? О принципах, о деньгах и о глубоко личном — в сегодняшнем интервью с герцогом Анхельмом Римером.

Персона: Анхельм Вольф Танварри Ример

Национальность: соринтиец

Дата рождения: 06 августа 3984 года от Раскола

Род деятельности: министр финансов Соринтийской Империи, владетельный герцог Танварри

— Долго к вам ехал, ваша светлость. Погода не благоприятная, кони от холода еле живые.

— Обычно здесь теплее, но эта зима лютует. В такой мороз я должен сидеть у камина, иначе начнется воспаление легких.

— Вы никогда не думали о переезде в более теплое место?

— Моя бы воля — целый день сидел бы на пляже на Эль-Дорнос, но работа приковала к этому креслу и к этому городу.

— Вы состоятельный человек. Можете позволить себе любые прелести жизни, не заниматься ничем, кроме отдыха и посещения светских раутов с прекрасными женщинами. Неужели рутина и жизнь, посвященная управлению и знаниям, нравится вам больше?

— Вы немного неверно оцениваете мою деятельность. Я не просто управляю финансами страны, я делаю так, чтобы они у нее вообще были. Если завтра я решу бросить все и тратить деньги на женщин и игру в карты, то в самой краткосрочной перспективе вам лично будет не на что кормить семью. А вслед за вами, в долгосрочной перспективе, разорюсь и я. Мы взаимосвязаны. (Разводит руками.) Но ваш вопрос о том, что мне нравится. Мне нравятся финансы, так уж совпало. Зарабатывать деньги интересно. Ничто не дает мне тех эмоций, какие дает успешно заключенная сделка и прибывающий капитал.

— Как же вы отдыхаете?

— Я люблю театр, оперу и книги. Я много читаю.

— У вас внушительная библиотека. Неужели прочли все?

— Нет, не все, конечно же. Но, думаю, процентов семьдесят я прочел. Впрочем, здесь еще не все мои книги. Основная библиотека находится в замке в Кандарине.

— Можете назвать любимую книгу?

— Трудно сказать. Я не привязываюсь к книгам… Хотя есть одна трилогия, которую я перечитывал раза четыре. «Властелин горы» Артура Дейли. Пожалуй, она любимая. Из этой трилогии больше всего нравится часть «Медь», в ней главный герой становится таким, каким хотел бы быть я. Думаю, что однажды стану. Чтение и долгие прогулки верхом расслабляют меня лучше всего. Хотя в последнее время все реже удается посвятить время себе.

— Вы замкнутый человек, ваша светлость.

— И да и нет. Я легко завожу разговоры с людьми, но настоящий друг у меня только один. Пустое общение ни о чем отнимает много энергии и времени, а этого никогда не бывает слишком много.

— То есть, выход в свет — это трата времени?

— (Смеется.) Примерно так. Если я не смогу на званом вечере обзавестись хорошими связями, я просто не пойду. Предпочту почитать книгу.

— Вы очень погружены в работу. Насколько я знаю, вы спите всего четыре часа и с самого раннего утра занимаетесь делами. В чем вы находите источник сил, что позволяет вам не перегорать?

— Пожалуй, мой первый источник сил — это народ, что бы вы об этом ни думали. Я родился в военное время, и в нашей семье не было принятопировать во время чумы. Ни меня, ни сестру не баловали и всегда наглядно показывали, каким трудом дается то, что мы имеем.

— Что вы имеете в виду?

— Когда мне было лет шесть, отец на лето отдал меня в крестьянскую семью, чтобы я на себе испытал, что такое мести полы, варить себе еду и так далее.

— Вас? Герцога?!

— Никто не собирался давать мне поблажек только потому, что я родился с серебряной ложкой во рту. Отец считал, что я должен уметь делать все самостоятельно. Он говорил, что никто не может предугадать, как сложится жизнь, и в какой момент могут закончиться погожие деньки. Мама его очень поддерживала в этом, хотя мне казалось несправедливым, что я должен сам себе одежду шить.

— Вам приходилось даже шить?

— Ну не то чтобы шить, скорее, латать. Была забавная история. Утром, еще засветло, меня отправили на выгон коров. Идти на нужное место далеко, через несколько чужих огромных пастбищ. А всю ночь стояла страшная жара, я спал на лавке с другими детьми и измучился, сил не было даже встать. Кое-как растолкали меня, я поплелся за стадом. Коровы на пастбище идут сами, пастуху остается только подгонять стадо, чтобы не разбредалось. Но я был так измотан бессонной ночью, что решил схитрить и доехать на корове верхом. Взял одну рогатую и стал думать, как на нее забраться. Корова высокая, а я был еще маленький. Хотел заставить ее лечь, но корова — не лошадь, на землю не ляжет, пока до пастбища не дойдет. Я подвел ее к дереву, забрался на ветку, и думал оттуда на спину ей спрыгнуть. Спрыгнул, корова испугалась, сорвалась в бег. А хребет у нее жесткий и острый, спина узкая, на бедрах мослы одни торчат. Мало что причинное место об нее отбил, так еще и слетел кубарем. Порвал штаны, рубаху, шишек набил, а корова повернулась — и на меня. Я так быстро никогда не бегал! Но она меня догнала и подняла на рога. Как я не умер — не знаю. Отбился от нее палкой. Вернулся домой в рванине, соврал, что горниды напали, а я отбился. Мне, конечно, никто не поверил и быстро выпытал, как было дело. Папаша — я имею в виду отца семейства — прописал мне десять ударов розгой и заставил чинить одежду. Два дня я ходил в этом тряпье, кое-как нитками стянутом, потом уже мне матушка — старшая жена — сшила новую рубашку.

— Поверить не могу! Вас даже розгами били?! Выходит, вы в полной мере прочувствовали, какова жизнь простого народа!

— Не в полной. (Смеется.) Невозможно за три месяца узнать все. Я только посмотрел и немногое попробовал. Тяжелой работы ребенку знатного рода никто не доверит, так что основными моими занятиями были выпас скота и маслобойня. Я делаю отличное масло и знаю о нем все! Жизнь в деревне многому меня научила, поэтому я понимаю народ. Мой отец всегда твердил, что хороший правитель в первую очередь думает о нуждах крестьянства, затем — о нуждах ремесленников и в последнюю очередь — о себе. Если правитель будет поступать так, то крестьяне и ремесленники будут думать о правителе. Моя задача — поддерживать эффективное управление, чтобы люди не жаловались. Конечно, всегда есть недовольные, это нормально. Но подавляющее большинство поддерживает меня и дает самый большой стимул продолжать в том же темпе. Когда я вижу результат своих трудов, то заряжаюсь энергией. Это, кстати, ответ на ваш вопрос.

— Вы сказали, что источника энергии два. В чем второй источник?

— В Рин.

— Рин Кисеки — сложная персона, а ваши отношения похожи на любовную авантюру. Трудно представить, что вы настроены серьезно.

(Герцог улыбается, но улыбка не из приятных. В глазах — сталь и лед. Кажется, я хожу по острию ножа.)

— Рин — не авантюра.

— Вы знаете ее сложный статус и тяжелое прошлое. Что вы испытывали, когда она открылась вам?

— Шок и счастье. Понимаете, для меня с пятнадцати лет нет и не было задачи важнее, чем добиться расположения этой женщины. Я совершенно серьезен и рассчитываю, что она станет моей женой. Я хочу сделать ее счастливой, я хочу, чтобы она улыбалась. И делаю для этого все возможное.

— Почему для вас это так важно? Я прошу прощения, если это прозвучит грубо, но с вашими данными можно добиться расположения любой женщины в мире. Почему вы беретесь за практически провальную миссию? Почему вам так важно завоевать ту, которая даже не хочет быть завоеванной?

Молчит. Долго смотрит в сторону. Он напряжен, это чувствуется.

— Вы не знаете ответа?

— Вы откровенны на грани фола. Не то чтобы я не знал ответа. Скорее, я боюсь его говорить. Вы влюблялись когда-нибудь?

— Да. Уверен, я пойму ваши чувства.

— Вы встретили женщину, в которой вам понравилась походка, взгляд, цвет волос, запах, голос. Понравилось, что она говорит. Она очаровала вас, да? Вы влюбились и решили, что нужно сделать эту женщину своей. Так?

— Пожалуй, что так.

— Но у меня с Рин ничего такого не было. Думаю, что в тот миг, когда я впервые увидел ее, между нами установилась некая связь. Судьбоносная. Я увидел ее, в голове что-то щелкнуло. «Ах! Это она!» Вам знакомо это чувство, когда смотришь на кого-то и понимаешь, что это судьба протягивает к тебе руку, и отказать в рукопожатии ты не можешь, это не в твоей власти?

— Любовь с первого взгляда?

— Даже не так… Знаете, я не мистик, но думаю, эта любовь была предопределена, когда мы с Рин, возможно, еще даже не родились на свет. Было какое-то… Чувство нереальности происходящего. Ведь у меня не было возможности поговорить с ней при первой встрече. Но с того самого момента я четко понимал, в чем мое предназначение. Я уверен, что должен ей счастье. Я задолжал ей. Как такое возможно — не объяснить словами, я просто так чувствую.

— Встреча с Рин многое изменила в вашей жизни. Какие трудности вы испытываете?

— Она не просто изменила, она перевернула мою жизнь с ног на голову. Мне пришлось отказаться от всего, что было привычно. Я уже давно не выезжал на простую прогулку верхом, не сидел в библиотеке с книгой, не играл на гитаре…

— Вы играете на гитаре?

— Да, в студенчестве научился. (Смеется.) Хотел покорять этим девушек.

— С вашей внешностью и статусом вам нужно было кого-то покорять? Я полагал, девушки вам проходу не давали.

— Это сейчас мне проходу не дают. А в то время я был очень смазлив, напоминал девушку. Сейчас ситуация как-то выровнялась, хотя борода как не росла, так и не растет. А тогда… (Качает головой.) Я даже волосы остриг коротко, ершик в полпальца торчал, но это не помогло. Меня все равно дразнили за девчоночью внешность. Характер у меня был отвратительный, популярности это не добавляло. Сейчас я лучше.

— Что сделало вас лучше?

— Любовь к Рин. Очевидно же, нет? (Улыбается.)

— Вы изменились ради нее. Как считаете, в чем изменилась она ради вас? Изменилась ли?

— Не знаю, честно говорю. Я ничего не знал о характере Рин до встречи со мной. Она хорошая, очень добрая. Но временами может быть пугающей. У нее странная система ценностей, которую я никак не могу понять.

— Какие трудности испытываете с ней?

— Нам трудно общаться. Я все время забываю, что она уже не девочка, у нее огромный опыт за плечами. Выглядит юной, а в глазах… (Взмахивает руками неопределенно, ищет слова.) Как будто сто жизней прожито. Она очень сильная женщина, я никак не могу привыкнуть, что любое дело ей по плечу. И я страшно ревную. Мне стыдно в этом признаваться, но я ревнивец. Когда она уделяет внимание не мне, а Фрису, я готов взорваться… Стараюсь держать себя в руках, но это работает недолго.

— Чувствуете угрозу с его стороны?

— Угроза или нет, но меня раздражает, что он превосходит меня во всех качествах, которые волнуют Рин. Даже внешность. Вы видели Фриса?

— Нет. Интервью с ним еще предстоит сделать. Но мне казалось, вы совершенно разные и сравнивать будет неправильно. Разве Рин вообще оценивает его с этой стороны?

— Я заинтересованное лицо. Мне кажется, что да. Но я могу ошибаться. Понимаете, Рин во многом для меня как закрытая книга. У нее свои страхи, секреты, которые она не доверяет никому. Я стараюсь внимательно относиться ко всему, что она делает, чтобы научиться… как же это? Читать ее. И иногда я прочитываю, что Фрис для нее — не просто друг и наставник. Я вижу, что между ними что-то есть. Будь я меньше влюблен, будь я не так сильно в ней заинтересован, ничего бы такого не увидел и не понял. Вы же знаете, мужчины вообще подобные вещи не видят, пока носом не ткнешь, и только очень сильные эмоции способны пробудить в нас такую тонкость чувств.

— Вы понимаете, что Рин — не обычная девушка. Одна проживет семь ваших жизней. Вы состаритесь, а она не изменится вовсе. Думали о том, каково это?

— Стараюсь не думать. Стараюсь жить сегодняшним днем. Завтрашнего может не быть вовсе. Мы можем не дожить до старости.

— Если Рин вдруг исчезнет из вашей жизни, сможете ли вы продолжать без нее?

— Я не хочу об этом думать. Мне кажется, что нет. Впереди лежит некий черный рубеж. Я не представляю, что за ним. Дядя верно говорит, что черный — это цвет тайны. Тайны, а не смерти. Смерть-то, если так подумать, тоже тайна.

— Говоря о тайнах… Как думаете, Рин когда-нибудь сможет оставить службу и принять жизнь, лишенную заговоров, опасностей и тайн?

— Да. Она уже очень устала и хочет отдохнуть. Ее ведет вперед долг. Но этот покой не продлится долго. Рин — рабочая лошадка. Она не сможет сидеть на месте.

— А вы сможете?

— А я тем более не смогу. Я пахарь. Я привык работать с утра до ночи. Работа держит мой разум, не позволяя сойти с ума от всех трудностей, которые валятся на голову. Я говорил вам, что сидел бы на пляже Эль-Дорнос весь день, да? Так вот это только при условии, что я смог бы работать оттуда.

— Политика или финансы?

— Для меня здесь одно без другого не работает. Я же не клерк. Политика тесно связана с миром денег. Вы думаете, что политики правят народом, да? Это не так. Миром правят люди, которые оперируют деньгами. Люди, которые держат крупные мануфактуры, заводы, торговые гильдии, корпорации. Они крутят деньгами, как крупье в казино крутит картами. Канберийские денсели по мановению наших перьев превращаются в соринтийские ремы. На них мы покупаем левадийские ремы, а затем открываем банки в Альтресии и снабжаем короля, выкупая у него государственные облигации, обеспеченные более дорогим демином. Мы становимся держателями контрольных пакетов, владельцами земель, мы определяем, какими будут отношения между странами. Это миллиардные сделки скрепляют мир на земле, а не призывные лозунги политиков. Они приходят к нам, финансовым магнатам, с протянутой рукой и просят денег на очередные безумства. А знаете, по какой причине мы их даем? Это ставки на петушиные бои. Мы готовы сжечь в печи десяток-другой миллиардов, если это позволит нам встряхнуть рынок. Любой кризис — это новые возможности.

— Мир денег представлялся мне сухим и безынтересным. Но теперь я верю в ваши слова.

— Заметьте, мне удалось убедить вас, обращаясь к эмоциям, а не к реальным фактам.

— Я хочу задать вам провокационный вопрос, ваша светлость.

— Обычно журналисты не предупреждают об этом. (Смеется.) Теперь мне интересно, что интересно вам. Задавайте.

— Вивьен Мелли. Какие чувства она вызывает у вас?

— Я очень огорчен, что она приняла участие в этой страшной афере с Кастедаром, и зол на нее.

— Я имею в виду другое. Она роскошная женщина, согласитесь. В ней есть элегантность, шарм, уверенность и сексуальность, которую невозможно спрятать. Задумайтесь сейчас: если бы не было Рин, вы бы хотели провести вечер с Вивьен?

— Нет. В ней есть что-то… Отталкивающее. Она не в моем вкусе.

— А кто в вашем вкусе?

— Вы просите меня подумать о вещах, о которых вообще не думается! (Нервно смеется.)

— Что скажете о принцессе Левадии? Не говорим о душе, только о внешности!

— Красивая. Статная юная леди.

— Можете представить себя в постели с ней?

— Я же знаю, что Рин прочитает это интервью, думаете, я хочу провести всю жизнь под наблюдением травматолога?

— В ваших мыслях только Рин одна.

— Да. Определенно.

— А если бы у Рин была сестра-близнец?

Герцог покраснел до ушей. Либо он гневается и сейчас меня вышвырнет, либо он смущен.

— Изыди, демон! (Смеется.)

— Это да или нет?

— Скажу так: фантазии на всю ночь мне обеспечены. Давайте вы напишете, что я все отрицал?

— Нет, я напишу правду. Пусть Рин знает, насколько повернут на ней ее потенциальный жених.

— Теперь я готов признать, что это любовь на грани помешательства.

— Последний вопрос на сегодня. Я задаю его всем собеседникам. Каким бы мог быть Анхельм Ример, не случись с ним то, что случилось?

— Более веселым, хочется думать. Я страшный зануда. Я упоминал роман «Властелин горы» и говорил, что хотел бы стать похожим на главного героя. Знаете, в чем мораль этой трилогии, если упростить? Богатый человек счастлив не оттого, что у него есть гора денег. Он счастлив потому, что способен совершать поступки, которые не только приносят ему блага, но и изменяют жизнь окружающих. Я хочу менять жизни людей.

Оглавление

Глава первая, в которой проясняются некоторые события из прошлого, а Фрис раскрывает тайну

Глава 1.2

Глава вторая, в которой все в опасности

Глава 2.1

Глава 2.2

Глава третья, в которой исчезают маски доброжелательности

Глава 3.1

Глава 3.2

Глава 3.3

Глава четвертая, в которой наступают последствия опрометчивых решений

Глава 4.1

Глава 4.2

Глава 4.3

Глава 4.4

Глава 4.5

Глава пятая, в которой Рин знакомится с миром моды, Фрис и Анхельм ищут и находят, а Кастедар предстает в новом свете

Глава 5.1

Глава 5.2

Глава 5.3

Глава шестая, в которой король делает ход конем, а Рин узнает правила игры

Глава 6.1

Глава 6.2

Глава седьмая, в которой Рин учится, а Анхельм делает перспективные вложения

Глава 7.1

Глава восьмая, в которой Анхельм уезжает в Соринтию, а Рин заключает соглашения

Глава 8.1

Глава 8.2

Глава девятая, в которой Рин дает клятву, Анхельм выясняет отношения, а Фрис принимает решение

Глава 9.1

Глава 9.2

Глава 9.3. (конец)

Анхельм Ример. "Мы готовы сжечь в печи десяток-другой миллиардов, если это позволит нам встряхнуть рынок"