Прекраснейший текст! Не текст, а горький мёд. Лучшее, из того, что написал Михаил Евграфович. Литературный язык - чистое наслаждение. Жемчужина отечественной словесности. А прочесть эту книгу, нужно уже поживши. Будучи никак не моложе тридцати.
Школьникам эту книгу не "прожить". Не прочувствовать, как красива родная речь в этом романе.
Интереснейшая история в замечательном переводе. Можжевельник. Мрачный северный город, где всегда зябко и сыро. Маррон Шед, жалкий никудышный человек. Тварь дрожащая, что право имеет. Но... ему сочувствуешь и сопереживаешь его рефлексиям. Замечательный текст!
Первые два романа "Чёрной гвардии" - это жемчужины тёмной фэнтези. И лучше Шведова никто историю Каркуна не перевёл. А последующий "Чёрный отряд" - третья книга и т. д., в других переводах - просто ремесловщина без грана таланта. Оригинальный текст автора реально изуродовали поденщики. Сюжет тащит, но читать не очень. Лишь первые две читаются замечательно.
почти такой же озадаченной, как она. Хорошую, спрашивается, для кого?!
— Интересную, — наконец решилась я, но произнесла это таким деревянным голосом, что зелье решило пойти вразрез с моим мнением. Ехидно выдало привычный болотный цвет.
— Он стихийник?
Ну, и когда оно там начнет отвечать раньше меня? Я бы с радостью уступила этот вопрос, ибо ответить на него не смог бы даже тот, о ком мы тут разговариваем.
— Н-не совсем.
Оранжевое. Понятия не имею, что это значит, а по лицу Литы — не разберешь, но, наверное, это согласие, поскольку она с очень-очень удивленным видом задает уточняющий вопрос:
— Он светлый?
И тут мы с эликсиром среагировали одновременно: я выпалила свое «нет» категорически, а зелье даже булькнуло два раза, и настойчиво засемафорило палитрой зеленого. Брови зрящей, которые и так уже начали процесс подъема, поползли вверх еще активнее.
— Никогда не видела, чтобы оно так себя вело, — прошептала она. — Ну, у него хотя бы нормальный харак…
Тут эликсир сработал, не дожидаясь не то, что моего ответа — а окончания вопроса. Вязкая жидкость пошла ядовито-зелеными пузырями и вскипела. Сравнялась с краями салатницы и потекла на стол едкой пеной, прожигая столешницу. Я замахала на салатницу руками, не зная, что делать (в затуманенной голове крутилась только фраза «горшочек, не вари!»), Ипполита вскочила на ноги, завопила, но не «на помощь» или что-то подобное, а буквально следующее:
— И за что, скажи, ты его любишь?!
Я высоко подняла брови и задумчиво почесала нос. Подсказки не было ни в хрустальном шаре, ни в эликсире, при взгляде на который почему-то утихло щемящее ощущение в груди, ни на ширме… Да что там — я не была уверена, но, скорее всего, подсказки не было даже во мне самой.
— Может быть заклятие или зелье… — начала осторожно Лита, но я только головой покачала.
— Ни один приворот так не действует. И… он бы не стал.
— Ты-то почем знаешь?
Я пожала плечами. Зачем? Ипполита смотрела на меня так, будто я решила податься в некроманты, а то и в некрофилы, чего доброго, да еще приглашала ее на оргию на местное кладбище. Потом вздохнула пару раз, успокоилась, присела опять и предложила:
— Спрашивай теперь ты. Видишь, разогрелось оно, ага…
И красноречиво скосила цыганские глаза на прожженную столешницу. Я посмотрела на эликсир, который опять стал темно-серым, и выдохнула вопрос, который истязал меня два последних месяца:
— Я его увижу еще? Мы с ним когда-нибудь еще встретимся?
Эликсир булькнул, но цвет почему-то менять не стал. Ипполита поискала в таблице и скосилась на меня опасливо.
— Что такое?
— Не отвечает, — сообщила мне очевидное Лита, — в общем, ты не пугайся, но это значит, что есть два варианта ответа. Тут вот, в примечании написано, что по вопросам времени оно работает от двенадцати часов до бесконечности…
— То есть…
— Ну, то есть или ты увидишь своего любезного раньше, чем через двенадцать часов, или… ну…
— Никогда.
Обидно, что не было даже комка в горле. Как будто я знала это с последнего нашего разговора под дождем, с расставания у здания Канцелярии. Мне придется жить дальше.
Это ничего. Я за эти два месяца столько всего передумала, я точно знала, что подумать, если мне дадут именно такой ответ. Никогда — это не смертельно, это обозначает, что я рано или поздно забуду, выйду замуж за другого — в смысле, любимого, ко мне сейчас чуть ли не все Отделы в женихи ломятся, вчера вот Андрий на свидание приглашал, может, я его полюблю, а потом и…
И следующий вопрос я задала уже на автомате, продолжая вслух собственные мысли:
— У меня в жизни будет еще кто-нибудь? Кто-то другой?
Оно опять вскипело ядовито-зеленым. Иполлита глянула в таблицу одним глазком, просто машинально, тут же стала бледной и смотрела на меня сочувственно, как будто мне только что поставили диагноз смертельной болезни.
К тому же мучительной. Ну, я себя и чувствовала примерно так же, и поэтому следующий вопрос она задала уже за меня — почему-то очень агрессивным тоном:
— А у него?
Такое ощущение, что эликсир просто заклинило на этом ядовито-зеленом оттенке.
— То есть, это он ее так любит?
В ответ эликсир нагло свернулся, приобрел прежний серый цвет и улегся в салатнице отдыхать.
— Они будут вместе?
Никакого, даже самого маленького булька. Лита удивленно заглянула в салатницу.
— Что это с ним…
Потом с гораздо большим удивлением она посмотрела на мою улыбку.
— Он больше не будет отвечать, — пояснила я.
— Почему?
— Да так… характер у него отвратный.
Как у того, кто его создал когда-то.
И кто это наврал Лите про контрабанду из Европы?
Впервые за почти два месяца я возвращалась домой с улыбкой. Январь, которому положено было как раз показывать крещенские морозы, а он решил поиграть в март, перестал раздражать. Запоздавшие елки в витринах показались почти милыми. Прохожие, уныло хлюпавшие по смеси грязи и снега, перестали сливаться в
Последние комментарии
6 часов 26 минут назад
13 часов 36 минут назад
14 часов 42 минут назад
15 часов 48 минут назад
16 часов 10 минут назад
16 часов 16 минут назад