Вразнос [Ольга Ш.] (fb2) читать постранично, страница - 2

посмотри, где там автобус. Ты еще плачешь, Лотта? Да, было замечательно. Стоят на остановке, роются в сумках, облепили столб и читают расписание, беспокоятся. Старушка ловит прохожих, спросить, та ли остановка. Почему, почему старики так мешкотны — что они так боятся упустить? …Загадка. Загадка, над которой я думаю полсекунды, а потом забываю навсегда.

— Очень, очень талантливый молодой человек! — говорит старичок Джон. — Юный Рахманинов.

Юный Рахманинов. Другой Рахманинов. Рахманинов кокаиновый, расхлябанный, строгий, с женскими слезами, с абортами, с визовыми проблемами, с ночной слепотой, с русским матом посреди английского фака, с «побрей п….» из динамиков, с водочкой и cartoshechka с укропчиком — стоит молодой хулиган посреди качающейся черной комнаты. Вокруг армия собутыльников. В углу — верная шлюха.

Это же — он. Это все он. Александр Айс.

— Лотта, Лотта!

— Ну что ты, спи!

— Я вот что подумал — может, найти запись этого музыканта? Позвонить в… как его, колледж? Уж больно мне понравилось. Есть в нем что-то! Ты уж поверь мне — я-то разбираюсь!

— Да нет у него записей, молодой еще. Потом — запишется. Спи ты уж!

— Потом будет не то, — укладывается старичок Джон. Хочет сохранить подольше радость от сегодняшней музыки, которая с ним — говорила, которая ему — обещала.

А на другом конце города — вечная жизнь, вечная радость — вот она, плещет и хлещет. Александр Айс и его цирк. Море вина и секса. Пить и наливать, нюхать и насыпать, ждать — и дожидаться. Подмахивать, хотеть, гладить — и снова хотеть — всю ночь. Вечная жизнь, вечная радость — бери, сколько здоровья хватит.

Рахманинов, какой Рахманинов? … Тело, руки, глаза… Жизнь.

Старичок Джон трогает языком саднящую ямку во рту.

3. БУДЕТ ПРИСТАВАТЬ — ТЫ ЕГО ПО СУСАЛАМ

Звон вилок. Фортепианные раскаты по радио:

— …Ну да, ну да… Чистенько.

Макс морщится. Утка не нравится? Вроде утушила. Болтать. Светская беседа. На секунду прислушиваюсь:

— А что? Вроде — музыка… Должно быть как-то по-другому? Ничего я в вашем Рахманинове не понимаю! — Я закапываю картошку на тарелке, авось не увидит, что не съела. Тянусь за вином.

— Вот именно. «Так и должно быть». Утку доешь? — он приподнимает тарелку, ставит вилку горизонтально, собираясь счистить утку мне на тарелку.

— Нет, не хочу.

На экране: «Отыграл. Кто по пиву-то со мной?».

Пожалуй! Вечером нечего делать. Помыть кастрюлю из-под утки. Завернуться в одеяло, лечь на щеку. Одним глазом читать, пока книжка не выпадет из рук. Сна — достаточно. Чего другого — дефицит.

— Пойду, пожалуй? Музыкант. Интересно.

— Будет приставать, — зевок, — ты его по сусалам.

Зевок. И на боковую. Пледик в клеточку.

— Не шуми… когда… придешь.

* * *

Сижу в богемном кафе. Тут у нас выдают культуру. Вокруг — лысые, с внимательными, вкрадчивыми глазами. Девушки — с цветными волосами. Женщины в этнических украшениях. Приятные голоса, раздражающие голоса, уверенные голоса.

Сижу. Тереблю брошку в виде котенка.

Вот он какой! Худой и черный. Маленькая голова. В свитере под горло. Кажется, никто не носит сейчас свитера? Как это… водолазка? Ну, привет.

— Что пьешь?

— Ммм… текилу, пожалуй!

— Шесть шотов текилы! — с небрежно-фамильярным жестом к официанту.

— Ну что ж. За знакомство?! Меня, кстати, зовут Александр.

— Да уж слышала.

И по чарочке текилы — и каждый профессионально закусывает лимончиком, зализывает сольцой.

— Ты замужем?

— Да, — говорю я, посмотрев на свои руки с вечным колечком, подарком подруги.

— Понятно.

— Понятно — что?

У него на пальце тоже — тонкое колечко.

— Ношу, чтоб не было вопросов, — объясняет он. — Знаешь, у нас в колледже все на виду.

И по чарочке текилы. Соль. Лимон.

— Давай играть в игру: ты задаешь один вопрос мне — любой, а я откровенно отвечаю, а потом я задаю.

— Ну, давай.

— Твоя очередь.

— Моя? Ну, ладно… Ммм… Ну… Ты хочешь детей? Потом. Когда-нибудь.

— Сдохнуть, как хочу!

Люди не умеют ни ждать, ни желать. И тут появляешься ты со своим «сдохнуть как хочу!» По мозгам шибает.

И не важно, что я не о том спрашивала. Я уже верю, если ты хочешь — так.

— Теперь ты.

И тут какой-то вопрос, на который я, конечно, мямлю. У меня нет к нему вопросов. Мне и так интересно на него смотреть.

— Пойдем куда-нибудь еще? Хорошо сидим…

Косые огни машин, то прыгающие, то замедляющиеся огни клубов и борделей. И напористый новый знакомый неожиданно тих. Худые черные музыканты на углу — он останавливается и тихо, намеком на движение, пританцовывает — плотно приник к звону саксофона, увел звук из черных рук, повел сам — притоптывая… повел саксофон, отвлекшись от меня. Потом поворачивается обратно — извини, исчез на минутку.

Красиво.

— …Зайдем ко мне?

— Просто посмотреть, как живешь.

Меня можно ловить на старые крючки. Я не возражаю.

А вот так вот