Фрэдина-вредина [Наталья Владимировна Барышникова] (fb2) читать постранично, страница - 3

облегчением. Но совсем по-жеребячьи кинулся в ноги к маме, которая, ну, скажем, очень некстати затеялась с доморощенным педикюром. Она, сдержанная и немногословная по жизни, выпрыгнула из своего кипятка на середину комнаты, а потом, как ошпаренная, начала делать попытки нервно взлетать.

Да, боже ты мой, законы притяжения распространяются на всех. И как бы она ни испугалась, зависнуть в полутора метрах над линолеумом ей бы все равно не удалось. А Фрэда это очень даже завело. Он, по-моему, с первого взгляда влюбился в маму и начал нарезать круги рядом с ней, слегка парящей.

Объективно — все были счастливы. Мама — в полете, пес — в кружении, я — во временном ощущении себя ни при чем. Но родительница моя только кокетничает, когда заявляет, что рождена для полета. На самом деле она вполне земной человек и, как свойственно представителям моей милой цивилизации, она нашла меня, уже спрятавшуюся в ванной, и строго затянула: «Ч…т…о э…т…о?»

— Это Фрэд, — насколько возможно невозмутимо заметила я.

— Что собака делает в нашем доме? — какой-то незнакомой мне интонацией спросила босоногая мама.

— Он будет здесь жить, — сказала, как отрезала. И замерла в ожидании.

— Папочкины происки?

Я молчала.

— Вы делаете все, чтобы только жизнь мне не казалась медом! — отчаянно хрипло, со всхлипом и приближающимися слезами прошептала мама и потрепала внимательно слушавшего ее щенка за левое, приподнятое любопытством ухо. Медленно развернулась, грустно улыбнулась псу и направилась к своему тазику с холодеющим кипятком.

Хитрюгой и глупаком одновременно нужно родиться. Что бы ему не облизать ее женские слезинки? Что бы не устроить парад выстраивания лап — как знак заискивающего уважения? И она бы растаяла. Но «затеялась, так отвечай!» Это я мужественно обратилась к себе и из неприлично шумного пакета достала документ. На глянцевой обложке его был изображен приплюснутый географический разворот планеты, а ниже на четырех языках мира можно было прочитать: «МЕЖДУНАРОДНЫЙ ВЕТЕРИНАРСКИЙ ПАСПОРТ ДЛЯ СОБАК».

Ватными ногами я преодолела коридор и протянула легковесный томик мамочке, печально подпирающей растерянное лицо кулачками, вежливо и сдержанно улыбчиво заметив: «Здесь вся информация о том, что это».

Работа у мамы тяжелая, она редактор издательства. Когда ее по несчастью спрашивают, чем же она на самом деле занимается, слышат отговорку: «Перевожу с непонятно какого на русский». Но когда она начала изучать Фрэдов паспорт и глаза ее по-иностранному прищурились, я устрашилась — уж переведет, так переведет. А она, сосредоточенно перелистав книжицу от корки до корки, захлопнула ее и расхохоталась. Хорошо, что в комнате было не жарко, славно, что и мне, и щенку тоже хотелось улыбаться. А на город надвигался дождь — смурнело, вполголоса клокотала атмосфера, шуршали и чавкали от налетающего ветра ветви шиповника под окном.

— Так это — породы боксер? — сквозь откровенно мечтательный смех вырвалось у мамы.

— Да. И окрас — рыжий. И место рождения — остров Зеленый. И все остальное, что нам необходимо знать, — в документе указано.

Я устаю от долгой и непонятной иронии. И мама, наверное, почувствовав мой теряющий прочность дух, вдруг замолчала. Обратила внимание к своей правой ступне — то щеточкой прошлась, то пилочкой. И вдруг серьезно заметила: «Мне всегда казалось, что собаки породы боксер похожи на сардельки, а этот, наш, — классическая сосиска». Она пожала плечами, вопросительно, но очень добро взглянула на меня своими домашними, не подкрашенными удлиняющей ресницы тушью, голубыми глазами. И у меня отлегло от души — она к нему потеплела.

Я поплелась в братову комнату, и Фрэд поковылял за мной. У нас в доме не у всех есть своя келья, и мы пользуемся иногда отсутствием некоторых домочадцев. Когда я буду заводить семью, сначала дом построю, а потом деток и собак буду вылавливать из космоса, обмывать в проточной воде, кормить вкусностями и селить в их личные маленькие комнатки-конурки, где буду с ними играть и разговаривать обо всем, что нам важно.

А пока я рухнула на зеленый диван, и мой космический брат прилег рядышком на коврик. Шторы запузырились осенним отчаянным ветром, на небесах кто-то выронил из старческих рук округлый стеклянный сосуд. Он раскололся о свинцовую бесформенную тучу, зависшую над нашим домом, и стеною встал дождь. А мне и не хотелось пребывать за пределами пространства, в котором начинают воспринимать Фрэда как члена семьи, и, кажется, я здесь тоже — не чужая, если все, когда не выпендриваешься, складывается клево.

Сказка, придуманная тобой

Почему-то вспомнилось, как мы в детстве с подругами, иногда повздорив, тянули друг к другу кривенькие мизинцы и нашептывали: «Мирись-мирись, больше не дерись…» И я протянула Фрэду, хотя не было повода для ссоры, правый крайний палец клонящейся ко сну руки. Он попытался ответить…

Мне приснился Антон. Странно, день и без него был