Диета из отбросов [Тим Пратт] (fb2) читать онлайн

ДИЕТА ИЗ ОТБРОСОВ Тим Пратт

Грейдон уселся на складной стул под обвисшей плакучей ивой, у пруда, где жил Говноед. Слева от него, пучась самыми дорогими ему пожитками, тщательно отобранными этим утром, покоилась в грязи холщовая сумка для покупок: банка Мейсона,^[1] полная гальки и морского стекла, которые он насобирал в детстве, приезжая каждое лето в пляжный домик; «Обитатели холмов», которых незадолго до смерти читал его брат Олтон, потрёпанная закладка по-прежнему на месте; заплетённая в косу прядь светлых волос Ребеки, которую она оставила ему на память тем летом, когда уехала в Ирландию и встретила Лорри; программка с премьеры самого первого спектакля, который он поставил в колледже. Всё, с чем он покончил. Всё, что у него было на обмен.

Грейдон прихлёбывал крепкий кофе из термоса и наблюдал за тем, как солнце начинает своё дневное восхождение с востока. Грейдон ждал здесь уже час, бо́льшую его часть в темноте. Он немного плакал, временами, почти бездумно.

Заряженное гарпуном пневморужьё, купленное в спортивном супермаркете в Атланте два дня назад (гораздо дороже, чем ожидал Грейдон), лежало у него на коленях. Клерк спросил его, где он собирается рыбачить, и Грейдон ответил:

— В пруду у меня за домом.

Клерк рассмеялся, приняв это за шутку, и вместе с Грейдоном, которому не доводилось пользоваться ничем сложнее спиннинга, прошёлся по основам обращения с пневматическим ружьём.

— Ладно, значит, — выдохнул Грейдон, вытирая со щёк слёзы.

Одной рукой он поднял ружьё, а другой — холщовый мешок с сокровищами. Войдя по пояс в мутную зелёную воду, он вытряхнул на её поверхность содержимое мешка. Косичка осталась на плаву, также как и книга с программкой, их страницы темнели от воды; а вот банка Мейсона, наполненная до краёв, затонула, оставив вокруг этого места расходящиеся круги.

Начался лёгкий дождь, оставляя ещё больше кругов на воде, и заворчал гром. Для подобной рыбалки это были благие знамения.

— Вот твоя наживка, — всхлипнул Грейдон. — Давай, Говноед. — Держа пневморужьё так, как показал ему клерк, он ждал, пока тварь, на которую он охотился, всплывёт из глубин.

* * *

Лосось мудрости жил давным-давно, в источнике Сегайс, где воды глубоки и чисты, как колышущийся воздух. Он плавал там, мысля глубокие мысли, поднимаясь порой к поверхности, чтобы поесть волшебных лесных орехов, что падали в воду с росших по берегам деревьев. В каждом орехе содержались откровения, но лосось не был простым живым компендиумом знаний: он был ещё и мудрой рыбой, а потому избрал тихую жизнь в ожидании того неизбежного дня, когда будет пойман и съеден. Лосось смутно помнил прошлые (и, возможно, будущие) жизни; то, что испытал в пределах и за пределами времени, от начала земной истории: как его ослепил ястреб холодной зимней ночью, как он прятался в пещере после потопа, как он бежал от какой-то женщины, что могла быть богиней, а могла быть и ведьмой.

Лосось без особого удовольствия ждал того момента, когда его поймают, приготовят и съедят, но, зная, что ждёт поймавшего его, он не мог не смеяться — конечно, насколько рыба (даже очень мудрая) может смеяться.

* * *

Грейдон увлёкся рыбалкой тем летом, когда его выпнули из колледжа. Не зная, куда ещё направиться, до сих пор потрясённый внезапной гибелью брата, Грейдон вернулся в свой родной городок — Гранатовую Рощу, штат Джорджия, и снял на окраине дом с двумя спальнями и камином. Поскольку Грейдон был единственным наследником (их отец давно умер, а мать — в доме для инвалидов, жертва ранней сенильной деменции), одна из спален была целиком занята вещами Олтона. Каждый день Грейдон разбирал груды вещей своего мёртвого брата, касаясь объектов одновременно знакомых и чуждых, и однажды обнаружил удилище, катушку и ящик для рыболовной снасти. В детстве они с Олтоном часто ходили рыбачить, и внезапно это показалось достойным «надгробием» — способом почтить память Олтона и одновременно заполнить несколько пустых дней; поэтому Грейдон приготовил ланч и вынес удочку и снасти на задний двор, к пруду у леса за домом. Это был не слишком большой пруд, футов, быть может, тридцать в самом широком месте, где на отмелях рос негустой камыш, а рядом с водой — одна-единственная высокая плакучая ива. Однако такие пруды бывают глубокими, а этот не был замусорен или ещё как-либо видимо загрязнён, и потому Грейдон счёл, что здесь может водиться рыба.

Грейдон уселся на берегу и насадил на крючок яркую красную с жёлтым блесну. Возможно, совсем не того типа для рыбы, жившей в этом пруду (если она вообще там была), но его не заботило, поймает ли он вообще хоть что-нибудь: он просто хотел сидеть, думать, держать удочку и глядеть на красный с белым поплавок. Насколько он помнил, в этом и заключался смысл рыбалки. Поймать что-нибудь на самом деле было чем-то вроде дополнительной опции.

Он забросил леску в середину пруда и сел, прислонившись спиной к иве, думая об Олтоне, который научил его карабкаться по деревьям, мухлевать в покер, и, когда они стали постарше, пыхать через бонг. Грейдон уже давно не пользовался ни одним из этих умений. Олтон также научил его и рыбачить, хоть ни тот, ни другой никогда не были в этом особенно хороши. Грейдон задумался, возможно ли, что они когда-то ловили рыбу именно в этом пруду, и не смог вспомнить: это было весьма вероятно, поскольку они пробовали мелкие водоёмы по всей Гранатовой Роще.

Поплавок скрылся под зелёной поверхностью пруда, и удочка дёрнулась в руках Грейдона. Он медленно смотал леску, думая, что же за рыбу одурачила яркая блесна, но что бы ни ухватилось за крючок, двигалось оно не как рыба — либо как вообще что-то живое. На поверхность вырвалось что-то тёмное и круглое, размером с человеческую голову, однако при этом гладкое и блестящее. Грейдон протащил улов остаток пути и нагнулся над водой, чтоб выудить его.

Он выловил мотоциклетный шлем, чёрный, с трещиной в форме звезды на боку. Леска запуталась вокруг подбородочного ремешка, а яркая красная с жёлтым блесна Олтона пропала.

Грейдон перевернул шлем и позволил воде вылиться из него в пруд.

Олтон погиб в мотоциклетной аварии: потерял управление и врезался в ограждение на мосту, после чего вылетел с байка в мелкую болотистую воду внизу. Приземлившись лицом вниз, он, возможно, потерял сознание и, хоть и ударился головой о камень в воде, убил его не удар — шлем сумел защитить череп. Вместо этого Олтон погиб, утонув в воде глубиною в два фута.

Грейдон коснулся трещины в форме звёзды, а затем с силой забросил шлем обратно в пруд. Напоминание — это одно дело, но вытянуть что-то подобное — уже чересчур жутковато. Шлем ударил о воду и поплыл, открытым концом вверх, словно пластиковая лодочка.

Что-то вырвалось на поверхность, грязно-коричневое и лоснящееся. Это был сом, самый большой среди всех, что Грейдон когда-либо видел. Его огромная голова долгое мгновение оставалась вне воды, чёрные глаза размером с чайную чашку глядели на Грейдона. Вокруг его пасти в мерзком изобилии росли длинные усы. Одним взмахом коротеньких плавников сом опять нырнул под воду, затем снова всплыл рядом со шлемом, его зияющая пасть раззявлена так широко, что могла бы заглотить баскетбольный мяч.

Рыбина сожрала шлем в один присест и исчезла, оставив лишь рябь на воде.

Грейдон присвистнул. Он слышал о сомах таких размеров — в глубинке на Юге о них ходили легенды. Когда, наконец, удавалось выловить огромного сома, который про́жил несколько десятков лет, то чего только не находили у него в брюхе. Если эта рыбина была настолько большой, что смогла сожрать мотоциклетный шлем… что ж. Грейдон не сумеет поймать подобную рыбу на старенький спиннинг Олтона. Её вообще мало шансов поймать. Эта рыба, наверное, была на много лет старше него, и наверняка перехитрила десятки рыбаков получше.

И всё-таки это будет что-то, не так ли? Поймать что-то настолько огромное, настолько древнее, настолько коварное. Даже если ему это не удастся, попробовать будет всё равно весело.

И вот так запросто Грейдон обрёл цель на лето.

* * *

Вот небольшой перечень того, что находили в желудках больших сомов на Американском Юге:

Автомобильные номера, бриллиантовые кольца, стальные вёдра, пивные бутылки, стопорные гайки, фоторамки, дверные ручки, будильники, ботинки, кредитные карты, сворованные из отелей пепельницы, резиновые уточки, колокольчики с коровьих шей, свечи, обеденные блюда, рыбачьи шляпы из парусины с обвислыми полями, очки, бумажники с по-прежнему лежащими в них деньгами, однолапые Тедди-мишки, другие рыбы, каймановые черепахи, свечи зажигания, игрушечные пистолеты, колпачки от автомобильных колёс, покрышки от садовых тачек, кофейные чашки, термосы, кровельные дранки, человеческие руки, телефоны, и отвёртки.

Вот небольшой перечень того, чего никогда не находили в желудках больших сомов на Американском Юге:

Утешение. Надежду. Утраченные идеалы. Настоящую любовь. То, что приятно пахнет. Славу. Всё, о чём ты когда-либо мечтал, но никогда не получал. Причину, чтобы продолжать жить.

* * *

В пятницу, на той же неделе, как он начал рыбачить, Грейдон сел за руль, чтобы выпить кофе в Атланте со своим самым давним и самым необычным другом, Ребекой.

Грейдон приехал в кафе «Пеликан» первым, и занял столик у окон, под картиной студента художественного колледжа, которая изображала зловещих русалок, фехтующих человеческими бедренными костями. Он заказал бокал шардоне и потягивал его, думая, в основном, о соме, пока не появилась, опоздав всего на пятнадцать минут, Ребека, её медового цвета волосы были заплетены во множество тонких и не слишком аккуратных косичек. На ней были белые шорты, выставлявшие напоказ её ноги, и бледно-жёлтая блузка, открытая на горле. Грейдон достаточно давно приспособился к ситуации с Ребекой, чтобы не чувствовать укол боли при виде её красоты, однако всё ещё замечал её. Они вместе выросли в Гранатовой Роще и встречались какое-то — короткое — время в старших классах, до того, как Ребека встретила Лорри и осознала, что была лесбиянкой. Спустя несколько ухабистых месяцев после этого откровения они снова стали друзьями, хоть Грейдон до сих пор не оттаял по отношению к Лорри, с её острыми чертами лица и Нью-Эйджевой претенциозностью, её астрологией и проповедями о вегетарианстве.

Ребека извинилась за опоздание (с таким же успехом она могла извиниться за то, что была Ребекой, подумал Грейдон) и раскинула по столу свои вещи. Учебники, тетрадь, текстовыделители, ручки, чашку кофе, бутылку пива — всё это выдавило Грейдона на краешек стола, где едва хватало места его бокалу вина. Вещи Ребеки всегда заполняли доступное пространство, и то же, по сути, происходило с её личностью.

— Как жизнь? — спросил Грейдон.

Ребека пожала плечами:

— Что касается школы, то я, коль уж зашла об этом речь, лучше понимаю древнеанглийский. Никогда не было так весело читать Чосера. Первокурсники, с которыми я занимаюсь, практически неграмотные, а профе́ссора, ассистентом которого я являюсь, больше интересуют мои «достоинства», нежели мои идеи. Лорри перешла из вегетарианства в веганство, и, клянусь, я заору, если увижу ещё один пророщенный боб. Мне уже несколько месяцев приходится тайком выбираться из дома, чтобы поесть чизбургеров, и я начала уставать жить во лжи — пусть и диетической. Лорри говорит, что моя аура становится вся чёрная и колючая, а в этом, как я понимаю, нет ничего хорошего. Но по большей части я слишком занята, чтобы волноваться о том, как у меня дела. — Она широко улыбнулась. — Что у тебя?

— Я рыбачил, — ответил он, и рассказал ей о том, как выловил шлем и увидел сома, хоть за прошедшие три дня ещё раз он так его и не увидел, несмотря на то, что каждый день проводил у пруда по нескольку часов.

— Я слышала об этой рыбе, — отозвалась Ребека. — Папа рассказывал мне о ней. Помнишь, мы тогда жили в миле от твоего дома? По крайней мере, мне кажется, это должна быть та же самая рыба. Удивительно, что она до сих пор жива. Папа говорил, её пытались поймать ещё с тех пор, как он был ребёнком. Думаю, попытки выловить эту рыбу когда-то были любимым развлечением в Роще, однако, надо полагать, подобные вещи вышли из моды.

— Я считаю, виноваты видеоигры, — вставил Грейдон.

Ребека его замечание проигнорировала:

— У этой рыбы даже имя есть. Угадай, какое?

— Усач?

— Грехоед. Только когда папа рассказывал мне об этом, думаю, он начал говорить «Говноед», а потом решил поберечь мои деликатные ушки от такой грубости.

— Говноед, — повторил Грейдон. — Просто очаровательно. Когда я его поймаю, можешь заглянуть ко мне, и мы устроим большой сомовый ужин.

— Я загляну в любом случае, — пообещала она. — Ты позволишь мне переночевать на следующий уик-энд, и отказ не принимается. Мне нужно убраться подальше от Лорри на какое-то время. Она теперь даже рыбу не ест, а это было нашим «большим компромиссом», но сейчас она говорит, что это «неприемлемо с моральной точки зрения». Она вообще только лосося ела, говорила, что всё остальное на вкус слишком рыбой отдаёт. Да блин, это ж рыба. Какой ещё у неё должен быть вкус?

— Думаю, сом на вкус довольно пресный, — заметил Грейдон.

— Он довольно неплох, если его поджарить с правильными специями, — возразила Ребека. — Значит, я могу заглянуть? Ты можешь приготовить мне что-нибудь, хотя не думаю, что ты накормишь меня Говноедом, как бы аппетитно это не звучало. Тебе понадобится что-нибудь посерьёзнее спиннинга, чтобы его вытянуть.

— Не знаю, — промямлил Грейдон, вспомнив о бардаке в доме, обо всех вещах Олтона в свободной спальне, а также думая о том, как тяжело будет всю ночь спать в одном доме с Ребекой, не имея возможности коснуться её: секса у него не было со времён неудачной случайной связи на одну ночь, ещё в колледже, в Нью-Йорке.

Ребека знала это, и должна была знать о том, что у него по-прежнему сохранились к ней чувства; он не делал из этого особого секрета. Но сказанное звучало так, словно отношения между ней и Лорри не ладились, а Ребека и Грейдон когда-то, в туманной древности до колледжа, были любовниками, а потому…

Ребека фыркнула:

— Да ладно. Можно подумать, ты шибко занят? У тебя куча других дел?

Грейдон не ответил, не позволив никакому выражению коснуться своего лица.

— Ох, эй, прости меня, Грей, — извинилась Ребека, протянув свою руку через стол, чтобы коснуться его руки. — Я ничего этим не хотела сказать, ты приводишь мысли в порядок, думаешь, чем хочешь заниматься дальше, и это прекрасно.

Грейдон кивнул, но подумал, что Ребека не верит в сказанное: для неё жизнь — это и была работа, быть активной, двигаться вперёд. На месте Грейдона она не стала бы топтаться на месте. Чёрт возьми, она бы изначально никогда не позволила себе оказаться на месте Грейдона, пропуская лекции, избегая кураторов, и, наконец, получить «предложение продолжить аспирантуру в другом месте», как это случилось с ним. Ребека терпеть не могла жалеть себя.

— Конечно, — согласился он. — На следующей пятнице?

* * *

Лосось не слишком похож на сома. Лососи красивы — конечно, насколько рыбы могут быть красивы — с серебряными чешуйками и изящными телами. Сомы уродливы, усаты, цвета грязи, медленны. Лососи мудрее прочих рыб, мудрее многих людей, мудрее некоторых медведей. Сомы же не мудры, зато они коварны. Говорят, лосось питается лесными орехами. Сом питается дерьмом, отбросами и дохлятиной. Лососи терпеливы как боги, спеша лишь на нерест. Сомы терпеливы как смерть, спеша лишь на кормёжку. Плоть лосося на вкус восхитительна. Плоть сома на вкус пресна, как дождевая вода. Лосось иногда исполняет желания — когда подобное поведение кажется мудрым. Сом тоже может исполнять желания — но иные желания, по иным причинам.

Лосось знает больше, чем сом, но сом помнит всё.

* * *

В этот уик-энд Грейдон изучал, как поймать гигантского сома. Согласно книгам и веб-сайтам, к которым он обращался, это было на удивление несложно, по крайней мере в теории, однако определение «гигантский» относилось, похоже, к особям в тридцать-сорок фунтов, что, как он думал, для Говноеда было маловато. Он поискал ещё, и обнаружил, что самого крупного сома, когда-либо пойманного в Штатах, вытащили из пруда в Теннесси, и весил он 111 фунтов. Грейдон понятия не имел, насколько велик был Говноед, но подозревал, что крупнее этого. Побившая рекорд рыба была выловлена с помощью снасти для глубоководной морской рыбалки, однако всего одно путешествие в магазин спорттоваров показало Грейдону, что он, с его утекавшими остатками студенческого займа, подобной экипировки себе позволить не может.

Кроме того, Грейдона едва ли можно было назвать экспертом по сомам, так что, возможно, он переоценил размер Говноеда. Начиная с понедельника, он попробовал рекомендованные подходы по поимке гигантского сома с суши, установив несколько удилищ с лесками на берегу, с крючками на разной глубине. Он попробовал разные наживки, от мелкой рыбёшки до тухлых курицы и говядины. Ничего из этого не сработало, и наживка возвращалась мокрая, но нетронутая, и не было никаких следов большой рыбы, даже ряби на воде.

Грейдон не поймал ничего, словно в пруду вообще не было другой рыбы, что, как он полагал, было вполне возможно. Всю её мог сожрать Говноед. К среде Грейдон плюнул на то, чтобы поймать монстра, усилия уже наскучили ему и разочаровали его. Казалось самонадеянностью полагать, что он сумеет поймать такого монстра, ещё один пример того, как его желания превысили его возможности.

В четверг он сидел на берегу, уставившись в небо; удочка его мёртвого брата воткнута в ил, леска скрыта в воде. Сейчас удочка была практически формальностью, лишь реквизитом, декорацией. Она объясняла, почему он сидит у воды, в тени, слушая, как колышутся на ветру склонившиеся ветви ивы.

Удилище упало в воду. Поплавок погрузился: неужто Говноед заглотил крючок и затянул удочку? Разбрызгивая воду, Грейдон по колени зашёл в пруд, догоняя удочку, уже уплывавшую прочь.

Он потянулся за ней… и что-то проплыло перед ним, коснувшись его ног. Он опустил взгляд, и там, внизу, был Говноед, гораздо больше ста одиннадцати фунтов, не меньше, чем бочка в охвате. Говноед схватил пастью удилище, как собака брошенную палку, и нырнул вместе с ней, исчезнув из виду.

Грейдон с мгновение глядел в воду, после чего гневно закричал и принялся шлёпать ладонями по её поверхности.

— Ты грёбаная рыбина! Неси назад!

Говноед игнорировал еду, игнорировал всё, но пытался сожрать удочку его брата? Что это за зверюга?

Грейдон медленно выбрался из воды и уселся, насквозь промокший, под ивой, мрачно размышляя о рыбалке с использованием динамита или расстреле Говноеда из дробовика, правда динамита у него не было, как и каких-либо ружей.

Что-то всплыло на поверхность; вращаясь, постепенно приблизилось к берегу, пока не оказалось на отмели перед са́мой ивой. Грейдон склонился, чтобы взглянуть на него.

Это был ловец снов, деревянное кольцо, увитое шнуром и увешанное мокрыми перьями. Олтон подарил одно из таких Грейдону много-много лет назад, после предпринятого им путешествия в индейскую резервацию на Юго-Западе. Грейдон потерял его во время одного из своих многочисленных переездов, и скучал по нему — самую малость. Грейдон сунул в воду руку и вытащил плавающий ловец снов.

Он был точно таким же. Те же оборванные нити, те же серые-с-белым перья, тот же размер, всё. Это был потерянный им ловец снов, тот самый, что Олтон подарил ему, он почти готов был в этом поклясться.^[2]

Какое-то время Грейдон смотрел на пруд. В тот первый день он наживил крючок одной из блёсен Олтона. Блесну он потерял, но взамен нашёл мотоциклетный шлем. Сейчас он потерял спиннинг Олтона, а нашёл ловца снов.

Мысли, которые пришли ему в голову, были нелепыми.

Но, с другой стороны, их можно было проверить.

Грейдон пошёл обратно в дом и вернулся чуть позже, принеся некоторые из оставленных Олтоном вещей.

* * *

О лососях сложены мифы, однако сомы не заслужили чего-то большего, чем фольклор. Кто-то говорит, что сомы хорошо клюют во время грозы, или что их легко поймать, когда идёт дождь; что сом клюёт на крючок, который предварительно окунули в моторное масло, или что при рыбалке на сомов тебе повезёт, если твои карманы вывернуты наружу. Если сова ухнет днём, сома легко поймать.

Все эти верования истинны. Но некоторые из них путают причину и следствие.

* * *

К тому моменту, как опустилась тьма, Грейдон забросил в пруд почти все пожитки Олтона, и получил взамен равное количество вещей. Закинутое школьное кольцо Олтона вернуло одну из беговых кроссовок его брата, на внутренней стороне язычка перманентным маркером были написаны его инициалы.^[3] Закинутый конспект по алгебре за девятый класс вернул искрящуюся жеоду, которую Олтон использовал в качестве книгодержателя; Грейдону, однако, пришлось выуживать её сетью, после того как Говноед несколько раз проплыл над точкой, где она покоилась, словно дельфин Флиппер из старого сериала, пытающийся что-то объяснить глупым людишкам. Говноед сожрал практически всё, что бросил ему Грейдон. Грейдон нарочно забросил в пруд несколько вещей, не имевших связи с Олтоном: подержанную книгу в мягкой обложке, которую прикупил на дворовой распродаже за десять центов, солонку, доставшуюся с домом, пригоршню мелочи. Говноед проигнорировал всё это, и ничего не вернулось взамен. Спустя час швыряния и получения, Грейдон сидел перед грудой возвращённых предметов; все они были вещами, потерянными годы назад.

— Ты сожрал моего брата, угрёбок? — спросил Грейдон, но понял, что это было абсурдно. Олтон умер в водотоке, который был чуть больше ручья, в милях отсюда. Связь между его братом и Говноедом была необычнее этого, более сложной, более таинственной. Возможно, это окажется слишком таинственным, чтобы Грейдон смог понять. Когда стемнело, Грейдон начал собирать вещи, которые Говноед дал ему, или позволил пруду дать их ему, или что там ещё. Но с какой стати ему желать оставить эти вещи? Это были просто потерянные вещи, некоторые — с дополнением в виде сентиментальной ценности, большинство — лишённые даже этого. Грейдон начал забрасывать объекты в воду, так же, как закинул шлем в тот первый день, и Говноед снова поднялся и заглотил всё это, поглощая предметы также быстро, как Грейдон успевал их бросать.

В темноте было сложно сказать, но Говноед казался крупнее, чем был прежде. Из глубин пруда, после того, как Грейдон закончил забрасывать туда всё, не всплыло ничего нового, а Говноед, едва закончив есть, больше не появлялся на поверхности чёрной воды. Грейдон оставил только ловца снов — он подозревал, что тот ещё понадобится ему, поскольку кошмары казались неизбежными, и устало потащился к дому, размышляя.

* * *

В психоанализе «рыбалка» означает процесс, когда подсознательные мысли, чувства, и мотивации случайным образом выуживают на поверхность, до поры до времени не пытаясь как-либо упорядочить или объяснить их. Данный процесс назван не лучшим образом, поскольку это больше похоже на драгирование или использование бреденя, нежели на чёткие усилия рыболова с удочкой: подбирается всё, и отбросы, и сокровища. Такая техника понравится лишь сому.

Хороший же рыболов, с другой стороны, знает точно, какую использовать наживку и куда закинуть удочку.

* * *

В пятничное утро Грейдон проснулся рано и решил продолжить свои эксперименты.

Забросив одну из целых фарфоровых чашек матери, он получил помеченную куском малярной ленты баночку, где лежали жёлчные камни, которые ей удалили операционным путём, когда Грейдону было пятнадцать. Он вспомнил, как навещал её в больнице, вспомнил, как она говорила ему, что врачи собираются отдать ей жёлчные камни, как она намеревалась забросить их в океан когда они поедут в следующий раз на побережье. Она уже тогда начинала терять рассудок; её разум начинал потихоньку расходиться по швам, но в те дни это казалось обычной эксцентричностью, а не полномасштабной деменцией, которой оказалась.

Какое-то время Грейдон глядел на баночку. Это было ценным открытием. Это означало, что рыбина не имеет ничего общего с Олтоном, не с ним конкретно. Грейдон забросил жёлчные камни обратно в воду. Говноед был… был…

Он не знал, чем был Говноед. Чем-то, быть может, связанным с мёртвыми. Или воспоминаниями, или потерей, или скорбью, или надеждой, или чувством завершения. У Грейдона не получалось разобраться. В отличие от историй, где всё происходящее получало своё толкование, где у загадки была функция, пусть и не вполне ясная, где сверхъестественные процессы можно было объяснить — здесь подобное отсутствовало. Это было нечто иное. Что-то магическое, но непостижимое, в чём, возможно, и заключалась природа настоящей магии. Но Грейдон не мог это игнорировать, не мог повернуться спиной и жить, как ни в чём ни бывало, дальше, забыть пруд и создание, что обитало в нём.

Была история о волшебном лососе. Ребека рассказывала ему о нём, после её путешествия в Ирландию, где она встретила Лорри. Когда-то в одной заводи жил мудрый лосось, и ел волшебные орехи, и какой-то великий ирландский герой поймал эту рыбу и поджарил её, и это была довольно выгодная сделка, поскольку тот, кто съест эту рыбу, обретёт её мудрость.

Что случится, если Грейдон съест Говноеда? Получит ли он его мудрость? Или магию? Способность призывать мёртвых, разговаривать с мёртвыми? Или способность забыть мёртвых? В преисподней, вроде, была река, чьи воды заставляли тебя забыть, и Грейдон подозревал, что существуй такая река в реальности, то обитали бы в ней жирные коричневые канальные сомики, совсем как Говноед. Какая ещё рыба может обладать плотью забвения, как не безвкусный сом, питающийся отбросами?^[4]

Разве Ребека не говорила, что рыбу также звали Грехоедом?

Неважно. Всё равно он никогда его не поймает.

Грейдон лежал под ивой и глядел в небо, а через какое-то время уснул.

Кто-то толкнул Грейдона в рёбра. Он открыл глаза, и над ним, одетый в мотоциклетную куртку, сапоги и джинсы, стоял его брат Олтон. Его волосы были мокрыми, даже его дурацкая козлиная бородка.

— Братан, в тебе говна больше, чем в этой рыбине, — заметил он.

— Олтон? — выдохнул Грейдон. Дерево издавало низкий, похожий на плач, шум, и ветви качались, несмотря на отсутствие ветра.

Олтон уселся на корточки рядом с Грейдоном.

— О, не вставай, — иронично попросил он. — Я не обижаюсь. В конце концов, я умер. Но ты-то нет.

— Олтон, я не понимаю, — пожаловался Грейдон. Это была простая истина, и она чуть не заставила его расплакаться: он не понимал, почему его мать потеряла рассудок, почему Ребека влюбилась в женщину, почему его брат погиб, почему аспирантура была такой сложной, почему Говноед поедал физические напоминания о его утрате, не забирая сами воспоминания.

— Никто не понимает, — ответил Олтон. — Может, оно и к лучшему. Слушай. Тебе не сто́ит есть эту рыбу. Не знаю, что случиться, если ты всё-таки съешь её, но это огромный монстр, который жрёт мертвечину, он не блестящий и серебристый и полный волшебных орехов. Забудь. Перестань жалеть себя. Приведи свою жизнь в порядок, пока она у тебя ещё есть.

При жизни Олтон никогда не говорил так прямо — он всегда исповедовал «живи и дай жить другим», но возможно, смерть изменила это.

— Чёрт, Олтон, мне тяжело, ты не знаешь, на что это похоже.

— Никто не знает, на что это похоже. И когда я говорю, что ты жалеешь себя, это вовсе не значит, будто это неправда лишь потому, что ранит твои чувства. Ты не можешь так дальше жить. — Дерево стонало всё громче, а ночь опускалась всё быстрее. — Я должен идти, — спохватился Олтон. — Уже становится поздно.

— Олтон, нет, я всё ещё не…

Кто-то толкнул Грейдона в рёбра. Он открыл глаза. Над ним стояла Ребека, с улыбкой глядя на него сверху вниз, солнце у неё за спиной, и бутылка вина в руке.

— Хорошо вздремнул? Надо полагать, ужин не готов?

Грейдон застонал и сел.

— Мне снился сон…

— Уверена в этом, — поддразнила его Ребека. — Там были я, Лорри и тёплое масло?

Грейдон скорчил гримасу:

— Лорри не в моём вкусе.

— Я думала, всех вас, парней, возбуждает идея двух женщин вместе.

— Предпочитаю, когда женщин интересую ещё и я.

— Ну что ж, эй, это твой сон, — не стала она спорить. — Пошли. Я принесла стейки.

— Предполагалось, что я буду готовить для тебя!

— Валяй. Я вовсе не против, если ты займёшься готовкой. Я просто привезла еду.

— Лорри знает, что ты ешь стейк?

— О чём Лорри не знает… — беззаботно проворковала Ребека, а Грейдон призадумался, что это означало, и что, если у Ребеки на уме было кое-что ещё, о чём Лорри не нужно было знать.

Вместе с ней он пошёл в дом, и впервые за несколько дней совсем не думал о Говноеде.

Грейдон готовил стейки, пока Ребека добродушно глумилась над его холостяцким хозяйством.

— Ты никогда особо не переживала по поводу порядка, — заметил Грейдон, стоя у плиты, готовя соте из грибов.^[5]

— Поживи-ка сам с Лорри, тоже начнёшь переживать о порядке. Кому-то из нас надо переживать, и это будет точно не она.

— Похоже, ребят, у вас сейчас не лучшие времена.

— Да, но не думаю, что Лорри это понимает. Порой она может быть довольно бестолковой. — Ребека открыла вино, едва пришла, и сейчас потягивала его из полного бокала. — Её последний бзик? Она говорит, что я слишком много пью. Я выпиваю по несколько бутылок пива на уик-эндах, может, по бокалу вина на ночь, и она заявляет, что я «начинающий алкоголик».

— Похоже, она волнуется совсем не о том, — резюмировал Грейдон.

— Грей, я пришла сюда не за тем, чтобы говорить о Лорри, — провозгласила Ребека. — Без обид, но это тема, от которой я немного устала, благо живу с этой темой каждый день.

— Извини. О чём же ты пришла сюда поговорить?

— Честно? Я надеялась, мы сможем немного поговорить о тебе, Грей.

Он продолжал готовить, не зная, как это воспринимать. Ребека всегда предпочитала прямоту в подходе, — на его месте, она бы просто спросила, — но Грейдон не был настолько раскован. Поэтому он ответил:

— Я пытаюсь поймать эту рыбину. Я её вижу, постоянно, но не могу поймать.

— Попробуй пневморужьё, — посоветовала она. — На небольших дистанциях они довольно точны. Если ты действительно так часто её видишь, то, возможно, сможешь её подстрелить.

— Вот как? Ничего из прочитанного мной не предлагало пневморужьё.

Она пожала плечами:

— Ну что ж, можешь попробовать динамит, но полагаю, ты не хочешь получить рыбу разорванной в мелкие клочья. Надо понимать, ты сменил тему потому, что не хочешь говорить о себе? Потому как я о тебе волнуюсь, Грей. Я думаю, что ты тонешь, и пытаюсь бросить тебе спасательный круг.

Грейдон выключил конфорку под грибами.

— О! — воскликнул он. — А я-то надеялся, что ты планируешь признаться мне в любви. — Он произнёс это беспечно, но по выражению её лица он понял, что она не обратила на это внимания. Она всегда умела видеть его насквозь.

— Жаль, но я не могу, Грей. Знаю, ты сох по мне всё это время, но… — она покачала головой. — Мне нужно перетерпеть то, что происходит с Лорри. Мы были вместе слишком долго, чтобы просто бросить всё.

— Но если у вас ничего не получится…

Ребека взглянула в своё вино, затем покачала головой, замотав косичками.

— Нет, Грей.

— Я думал, ты всегда говорила, что бисексуальна?

На её лице показалась полуулыбка:

— Дело не в половых предпочтениях. Дело в… Я не знаю. Просто я больше не вижу тебя в этом свете. В романтическом. Не уверена, что видела, даже когда мы встречались. Ты был самым милым парнем, которого я знала — ты им и остался — и именно это привлекало меня, но что касается настоящей искры, химии… Не думаю, что она была. Мне хотелось, чтобы она была.

Грейдон налил себе бокал вина, стараясь, чтобы у него не тряслись руки.

— Великолепно, Ребека, — выдавил он. — Сказать мне, что никогда ни капельки не любила меня.

— Я всегда любила тебя. Я всё ещё люблю. Просто… не так. И я думаю, тебе нужно было это услышать, чтобы ты перестал лелеять надежду, если ты делал именно это. То, как ты выглядишь, когда я говорю, что у меня с Лорри проблемы — ты пытаешься скрыть, насколько счастлив слышать это, но я-то вижу, и мне это не нравится. Возможно, я сама в этом виновата, поскольку не сказала тебе это раньше.

— Ясно, — произнёс Грейдон, повернувшись обратно к стене. — Я собираюсь приготовить салат.

— Хочешь, я уйду? — спросила она.

Грейдон, застыв, постоял какой-то момент, а затем осел. Он вздохнул:

— Нет. Мне нравится, что ты здесь. Безусловно. Нельзя же винить парня, что он на что-то надеется, верно?

— Думаю, нет, — согласилась она.

Ужин прошёл в подавленном настроении, но спустя ещё несколько бокалов вина Грейдон начал расслабляться. Странно, но он чувствовал себя выжженным изнутри, опустошённым, но не напряжённым. Причина напряжения исчезла. Кроме того, возможно, Ребека просто дурачила себя, возможно, в своё время она увидит, как хорош он был для неё… Он вспомнил свой сон с Олтоном, его мёртвый брат говорил ему двигаться дальше. Но он желал двигаться дальше с Ребекой. Что ещё ему осталось?

Пришла и ушла полночь, пока они говорили о книгах, фильмах, старых воспоминаниях. Они не говорили о Лорри, и Ребека не заводила речь о том, о чём она хотела сказать, что Грейдон впустую растрачивает свою жизнь и время. Наконец, Ребека потянулась и произнесла:

— Итак, где я сплю?

— Можешь лечь на моей постели. Я лягу на кушетке.

Она кивнула, затем, испытывая нехарактерное смущение, опустила взгляд на свои сложенные на коленях руки.

— Слушай, Грей, я знаю, ты, должно быть, чувствуешь себя очень одиноким и покинутым всеми… если захочешь, можешь лечь в постель со мной. Я знаю, как это тяжело — быть одному, жаждать близости и не находить её. Последнее время между мной и Лорри не было особой теплоты, и мне бы тоже не помешало немного поддержки. Это не будет ничего значить, кроме того, что ты мой друг и я люблю тебя, но, если хочешь…

В этот момент Грейдон осознал, что Ребека не знает его по-настоящему; в противном случае сейчас она обманывала себя, или же попросту использовала его для собственных нужд. Если Грейдон займётся любовью с Ребекой, он хотел, чтобы это что-то значило. Он хотел, чтобы это значило, что она возвращается к нему, что они будут парой, что они будут вместе. Заняться сексом вместе, без всего этого… будет убийственно. Завтра он будет ненавидеть себя, а это чувство пустоты может никогда не уйти прочь. Он должен ответить «нет».

Но как он может ответить «нет» шансу заняться любовью с Ребекой?

— Да, — ответил он. — Хотел бы.

* * *

Причина, по которой лосось мудрости рассмеялся при мысли о том, что его съедят, следующая:

Было предсказано, что герой Финегас поймает лосося, приготовит его и съест, и получит всё знание Мира, и станет, таким образом, ещё более великим героем. Финегас поймал лосося, но, будучи героем, он не привык лично готовить себе пищу, и потому зажарить рыбу вместо него взялся его подмастерье Финн. Подмастерье и не мечтал о том, чтобы съесть кушанье своего мастера, но он случайно обжёг палец, поворачивая рыбу на огне. Не задумываясь, Финн сунул обожжённый палец в рот и пососал его.

Испробовав, таким образом, рыбу. Получив, таким образом, все знания в Мире, и оставив своего мастера, героя, ничуть не мудрее прежнего.

И именно поэтому смеялся лосось.

* * *

На следующее утро после того, как он переспал с Ребекой, Грейдон был совершенно очарователен, готовил завтрак, смеялся с ней, целовал её в щёку. Внутри же — его сердце обратилось в золу. Он попрощался, пообещав встретиться с ней на неделе.

Когда она уехала, он принёс к пруду четыре бутылки вина. Две он выпил, а две оставшиеся вылил в воду.

— Выпей со мной, Говноед! — прокричал он. — Ты мой единственный друг!

Сом так и не появился на поверхности.

В воскресенье Грейдон не рыбачил. Во время своих изысканий он выяснил, что рыбачить в воскресенье — к неудаче, а как раз сейчас было самое время, чтобы быть суеверным. Кроме того, у него было похмелье, и он полдня проспал. Он подумывал о том, чтобы съездить до Атланты, но магазины к тому времени уже закрылись бы — по воскресеньям на Юге никто не работал допоздна.

В понедельник он отправился в город и потратил бо́льшую часть оставшихся денег на пневморужьё. Весь день он практиковался с ним во дворе, расстреливая диванные подушки. Причины спешить не было. Он хотел сделать всё как положено.

Во вторник он поднялся до рассвета и, взяв к пруду ружьё и мешок самых дорогих для него вещей, забрёл в воду. Едва он разбросал наживку и позвал Говноеда, как начало моросить.

Сом появился из воды и принялся поедать разбросанные Грейдоном вещи. Грейдон, не шевелясь, смотрел на это, дождь просачивался через его волосы и наполнял пруд рябью. Как только Говноед проглотил последнюю вещь, плававшую на поверхности, — косу Ребеки — Грейдон направил ружьё ему в голову и выстрелил.

Гарпун глубоко погрузился в голову Говноеда, и рыба забилась в судорогах, шлёпая хвостом по воде. Обхватив древко гарпуна обеими руками, Грейдон принялся тянуть Говноеда к берегу. Это оказалось проще, чем он ожидал, поскольку вода поддерживала мёртвую рыбину на плаву. Грейдон взобрался на илистую, скользкую отмель, и с трудом вытащил огромную тушу Говноеда на траву. После этого сходил к дому и вернулся откуда с тачкой и обрезками досок. Подперев колесо тачки кирпичом, он прислонил доски к тачке, устроив импровизированную рампу. Затем Грейдон пихал по этим доскам тяжеленный труп Говноеда, пока тот не плюхнулся в тачку, после чего покатил её к забетонированному патио на заднем дворе. Пока он толкал тачку, дождь перестал, будучи коротким летним ливнем, в один миг начавшись, а в другой — кончившись.

Грейдон вывалил Говноеда на бетон и стоял, глядя на него, ожидая, что его охватит некое волнение триумфа, однако внутри он по-прежнему был лишь зола и камни, и не чувствовал ничего. Он зашёл в дом за своими ножами, а затем принялся потрошить и чистить сома, часто обращаясь к купленной книге, где объяснялся процесс.

Через какое-то время Грейдон изучил содержимое желудка Говноеда, но обнаружил мало интересного, не найдя даже того, что совсем недавно скормил рыбине: лишь водоросли и ил. Это было разочарованием. Грейдон надеялся, что там будет… что-нибудь внутри. Что-нибудь особенное.

Ну что ж. Он всё равно может съесть этого сома. Это было главным. И это вызовет что-нибудь: убьёт его, наделит его невероятной мудростью, заставит его забыть, подарит ему забвение. Что-нибудь.

Телефон Грейдона звонил, пока он чистил рыбину, однако он игнорировал его, и звонивший, в конечном счёте, сдался.

Закончив чистить Говноеда, Грейдон был покрыт кровью и рыбьими потрохами. Завернув съедобные части в пластиковые пакеты, чтобы уберечь их от насекомых, он пошёл почистить камин: для плиты Говноед был слишком велик, а Грейдон хотел приготовить его целиком.

Когда камин был вычищен, Грейдон насыпал уголь под решётку, налил жидкость для розжига и развёл огонь. Как только тот хорошенько разгорелся, он поместил на решётку Говноеда. Вскоре рыбина начала поджариваться. Дым, как ни странно, был лишён какого-либо запаха.

Грейдон направился в ванную и принял душ, позволив крови и потрохам низвергаться на дно ванны, позволив струям воды колотить по его переутомлённым мускулам. Через некоторое время, боясь, что рыба подгорит, он вышел, обернувшись полотенцем.

Ребека была в гостиной, стоя на коленях перед огнём, глядя на рыбину.

— Привет, голый, — поздоровалась она. — Я пыталась дозвониться, но ты не брал трубку. Решила, что ты рыбачишь. Полагаю, я была права. Эта тварюга просто огромная.

— Что ты здесь делаешь? — спросил он, совершенно сбитый с толку. Он не ожидал снова увидеть Ребеку так скоро, и не был уверен в том, что ему делать: словно, поймав, наконец, Говноеда, он исчерпал все внутренние ресурсы и больше не мог планировать.

— Боже, у нас с Лорри приключилась ужаснейшая ссора, ты просто не поверишь, — выпалила она. — Мне надо было убраться оттуда на какое-то время. — Она склонилась ближе к огню. — Думаю, твоя рыба начинает крошиться и рассыпаться, — заметила она и протянула руку, чтобы подтолкнуть кусок плоти в более надёжное место на решётке.

— Нет! — крикнул Грейдон, шагнув к ней.

Ребека зашипела и бросила:

— Блин! Обожглась! — Она сунула в рот большой палец и пососала его.

Грейдон, затаив дыхание, глядел на неё.

Спустя долгий миг, Ребека вытащила изо рта палец. Ниточка блестящей слюны всё ещё соединяла подушечку большого пальца с её губами.

Она подняла взгляд на Грейдона, на его лицо. Ниточка слюны оборвалась.

Глаза Ребеки расширились.

Примечания автора

Я знаю, что, по сути, примечания к рассказам не нужны, и являются лишь потаканием своим слабостям, но я всегда питал слабость к первым и последним страницам книг, предисловиям, заключениям и примечаниям автора, а потому позволю себе подобное потакание. Надеюсь, и вы найдёте в них некоторое удовольствие.

Я всегда любил эти истории о лососе мудрости, однако вырос я на Юге, где местная рыба легенд и баек — сом (или канальный сомик). Я подумал, что было бы здорово написать рассказ о лососе мудрости в декорациях Американского Юга, вроде того, как Говард Уолдроп переложил историю Геракла в виде Южного эпика в «Дюжине тяжких работ» («A Dozen Tough Jobs», 1989). Но чем больше я думал об этом, тем больше понимал, что сом, будучи обитателем дна, с брюхом, полным мусора, поедающим всё без разбора, кардинально отличается от лосося. Поэтому рассказ стал не просто пересказом ирландской легенды, перенесённой в Джорджию, но чем-то гораздо необычнее — и, я надеюсь, гораздо лучше.

Как и многие мои рассказы, этот рассказывает о горе, и о любви, и о том, как одно может быть противоядием для другого.

Примечания (и замечания) переводчика

Впервые рассказ «Диета из отбросов» был опубликован в августовском номере за 2005 год журнала «Asimov’s Science Fiction» — это была первая публикация Пратта в этом издании (через год там выйдут выигравшие Хьюго «Несбыточные мечты» {«Impossible Dreams», на русский переведены как «Невероятные мечты»}). Позднее, в 2007 г., рассказ вошёл в состав второго сборника Тима «Харт и Бут и другие рассказы» («Hart & Boot & Other Stories»).

* * *

В оригинале рассказ называется «Bottom Feeding» (досл. — «донноепитание»). Bottom feeder дословно переводится как «питающийся на дне» и означает животных, обитающих на дне водоёма, в том числе рыб, вроде сомов и камбалы. В фигуральном смысле это также «находящийся на самом низу социальной иерархии» либо «оппортунист, который пользуется чужой бедой или неудачей, чтобы извлечь пользу». В рассказе речь идёт как минимум о двух значениях.

* * *

профе́ссора, ассистентом которого я являюсь, больше интересуют мои «достоинства», нежели мои идеи (professor I’m TA’ing for is more interested in my T&A than my ideas) — в оригинале Ребека здесь юморит, используя игру слов или, скорее, аббревиатур; TA — Teaching Assistant (ассистент преподавателя), T&A — Tits and Ass (сиськи и задница). (В переводе игрой, увы, пришлось пожертвовать ради смысла.)

* * *

Между Ребекой и Грейдоном происходит следующий диалог, где есть сразу несколько нюансов, с которыми русскоязычный читатель может быть незнаком:

— У этой рыбы даже имя есть. Угадай, какое?

— Усач?

— Грехоед. Только когда папа рассказывал мне об этом, думаю, он начал говорить «Говноед», а потом решил поберечь мои деликатные ушки от такой грубости.

— Говноед, — повторил Грейдон. — Просто очаровательно. Когда я его поймаю, можешь заглянуть ко мне, и мы устроим большой сомовый ужин.

Оригинал:

“The fish even has a name. Guess what it is.”

“Mr. Whiskers?”

“Sineater. Except when my dad told me about it, he started to say ‘Shiteater,’ I think, and then decided to protect my delicate ears from such profanity.”

“Shiteater,” Graydon repeated. “That’s charming. When I catch him, you can come over, and we’ll have a big catfish dinner.”

Сом по-английски — catfish (досл. — которыба), названный так за свои усики, напоминающие кошачьи. Имя, которое называет Грейдон — Мистер Уискерс (Mr. Whiskers, досл. Мистер Усики) — является обычным для кота.

В некоторых областях Англии существовал обычай поедания грехов, согласно которому перед похоронами специальный человек за некую плату съедал ломоть хлеба (иногда — запив элем), принимая таким образом на себя грехи усопшего. Поедателями грехов (англ. sin-eater), или если угодно, грехоедами, «работали» нищие, а в некоторых поселениях имелись собственные поедатели, которые были при этом социальными изгоями. Этот обычай сохранился до конца XIX века.

В южных штатах иногда устраивают сомовый ужин, когда вместе собираются несколько семей и жарят сома (сомов). Также «сомовым ужином» (catfish dinner) на сленге называют куннилингус (но вряд ли Грейдон имел в виду это).

* * *

ещё один пример того, как его желания превысили его возможности (just one more instance of his reach exceeding his grasp) — отсылка к известному крылатому выражению из стихотворения Роберта Браунинга «Андреа дель Сарто» (строфа 98):

Примерный перевод: Человек должен тянуться к недостижимому, иначе зачем небеса? (Вариант поэтического перевода: Нам выпало — стремиться за пределы. Зря, что ли, существуют небеса?!) Смысл фразы в том, что для того, чтобы достичь чего-то стоящего, человек должен тянуться к нему, даже если у него «руки коротки».

* * *

Закинутый конспект по алгебре за девятый класс вернул искрящуюся жеоду, которую Олтон использовал в качестве книгодержателя (Throwing in freshman algebra class notes brought back a sparkling geode Alton had used as a bookend).

Как правило, изучение алгебры в США начинается в старшей школе (high school, четыре класса, соответствующие 9–12 годам обучения: freshman, sophomore, junior, senior) с девятого класса (ninth grade или freshman year) двумя курсами (Algebra I и Algebra II), хотя исключения из этого также нередки (к примеру, в 8-м или 7-м классе средней школы).

Жеода (от фр. géode из греч. γεώδης, геодос — «землеподобный») — геологическое образование в виде полого камня, заполненного кристаллами минерала.

Книгодержатель (bookend, досл. «конец книги») — декоративный объект, который используется для поддержки книг в стоячем положении на полке. Своим появлением книгодержатели (изначально вполне утилитарные) обязаны дороговизне книг (по сути, лучший держатель для книг — это края полок; всё, что требуется — это заполнить их), которые сами служили не просто своей прямой функции, но и показателем достатка их владельца, привлекая внимание к полупустой полке. Как правило, они бывают парными, подпирая книги/книгу с двух сторон — отсюда использование слова bookend для описания различных пар (к примеру, пролога и эпилога, что начинают и закачивают книгу, или пары игроков, стоящих на флангах).

* * *

подержанную книгу в мягкой обложке, которую прикупил на дворовой распродаже за десять центов (a used paperback he’d picked up at a yard sale for a dime) — Дворовые, или гаражные распродажи (yard sales, garage sales и др. распродажи) — американская традиция распродажи подержанного имущества за копейки (центы), с целью избавиться от ненужного хлама при весенней уборке, переезде или чтобы немного подзаработать. Как правило, организуется одной или несколькими семьями, живущими поблизости, хотя иногда их устраивают и учреждения. Не требует получения лицензии и уплаты налога.

* * *

Братан, в тебе говна больше, чем в этой рыбине (You’re more full of shit than that fish, bro) — Фраза full of shit («полон дерьма») означает, что тот, о ком это говорится — человек ненадёжный, склонный повторять неподтверждённую информацию или вообще известный враль.

* * *

Ономастика:

Грейдон (Graydon) — довольно редкое древнеанглийское имя; возможно, означает «сын серовласого», или происходит от названия местности — «серое поселение» или «серый холм».

Ребека (Rebekah) — вариант еврейского имени Ревекка (Ривка); происходит от глагола рабак («крепко связывать»), отсюда выводят значения, начиная от дословных «крепко связанная» либо вообще «силок», и заканчивая «женщина, которая покоряет мужчин своей красотой и привязывает их».

Олтон (Alton) — древнеанглийское имя, происходящее от названия поселения, означающего «посёлок у истока реки/ручья» (в исходной форме — Aweltun, комбинация слов ǣwiell — «исток» + tun — «посёлок, усадьба, имение»). Впрочем, другие версии говорят, что первая часть имени происходит от Aelfa, т. е. «эльф».

Лорри (Lorrie) — вариант имени Лора (Lora) или Лаура (Laura), образованных от слова «лавр» (лат. laurus), венком из листьев которого увенчивали победителей. Также не стоит забывать про фразу «почивать на лаврах».

Гранатовая Роща (Pomegranate Grove) — название города, разумеется, вымышлено. Однако в легендах гранат занимает не последнее место: именно зёрнами граната угощает Аид Персефону, чтобы та вернулась к нему в подземное царство. Также гранат выступает в качестве образа любви: «поутру пойдём в виноградники, посмотрим, распустилась ли виноградная лоза, раскрылись ли почки, расцвели ли гранатовые яблони; там я окажу ласки мои тебе» (Песня песней, 7:13).

* * *

Кельтские легенды интересны тем, что зачастую существует несколько версий одной легенды, отличающихся деталями: персонажами, которые в них фигурируют, местами действия и сюжетами. Компоненты могут быть как добавлены, так и заменены на совершенно другие. История лосося, которая проводится в рассказе, сводит многие из них воедино.

Лосось мудрости жил давным-давно, в источнике Сегайс, где воды глубоки и чисты, как колышущийся воздух. (The salmon of knowledge lived a long time ago, in the Well of Segais, where the waters ran deep and clear as rippling air.)

Согласно большинству существующих версий предания о Лососе Мудрости (англ. Salmon of Knowledge, ирл. bradán feasa), Финн Маккумайл (он же Финн Маккул; Fionn mac Cumhaill, а также Find/Finn mac Cumail/Umaill, MacCool/MacCoul; где finn на ст.-ирл. — «белый, яркий, светлый, красивый, справедливый, честный, искренний») после смерти бабушки попал к друиду Финегасу (Finn Eces, Finneces, Finegas, Finnegas), который семь лет ловил в ближайшем пруду (или же в реке Бойн) Лосося Мудрости. Вкусивший этого лосося должен был заполучить все знания мира. Остальное, как говорится, достояние истории: Финн раздавил большим пальцем пузырь, вздувшийся на жареном лососе, и ошпарился; сунув указанный палец в рот, он попробовал и лосося, и его мудрость, после чего приобрёл привычку посасывать палец в тяжёлых ситуациях, находя, таким образом, выход.

По легендам, источник Сегайс (Well of Segais) является общим истоком рек Шаннон и Бойн (это не так), его окружают девять орешин-лещин, плоды которых дают мудрость (правда, бо́льшая часть орехов достаётся живущим в источнике лососям). Схожая история рассказывается об источнике Коннлы (Connla’s Well), и зачастую между ними ставят знак равенства.

* * *

Если история Лосося Мудрости довольно хорошо известна, то следующая фраза ссылается на другие легенды:

Лосось смутно помнил прошлые (и, возможно, будущие) жизни; то, что испытал в пределах и за пределами времени, от начала земной истории: как его ослепил ястреб холодной зимней ночью, как он прятался в пещере после потопа, как бежал от какой-то женщины, что могла быть богиней, а могла быть и ведьмой. (The salmon dimly remembered past (and perhaps future) lives, experiences inside and outside of time, from the whole history of the land: being blinded by a hawk on a cold winter night, hiding in a cave after a flood, running from a woman who might have been a goddess, or who might have been a witch.)

Согласно ирландской мифологии, будущий мудрец Финтан мак Бохра (Fintan mac Bóchra) женился на Кесайр, внучке библейского Ноя, который посоветовал им бежать от неминуемого потопа. Они приплыли в Ирландию, а через сорок дней случился потоп. Выжил только Финтан, превратившись в лосося и проведя год под водой в пещере, названной потом «Финтанова могила». После потопа он жил 5500 лет в ипостасях лосося (в это время ястреб выклёвывает ему глаз), орла и сокола (либо ястреба — здесь источники порой расходятся) стал свидетелем дальнейших заселений острова. Вернувшись в людское обличье, стал советником Слане (Sláine), первого верховного короля Ирландии. В V веке, с приходом христианства, он встретил своего ровесника, ястреба с острова Акилл (hawk of Achill). Рассказывая друг другу истории своих жизней (и выяснив, что именно этот самый ястреб выклевал в своё время глаз Финтану), они решили уйти из жизни вдвоём.

Благодаря его умению превращаться в лосося (а также прозвищу «Мудрый»), Финтана порой путают с Лососем Мудрости.

Легендарный бард Талиесин (Taliesin), будучи в ученичестве у богини Керидвен (Ceridwen), должен был помешивать котёл вдохновения (в других версиях истории он был её сыном, а сама она ведьмой). Три капли горячего зелья попадают ему на большой палец, и он, облизав его, тотчас получил огромные мудрость и знания. Керидвен, рассвирепев, погналась за ним. Во время погони мальчишка превратился в зайца, затем в лосося, птицу, и наконец, в зерно, которое склевала превратившаяся в курицу богиня (последовательность превращений символизирует стихии). В результате богиня забеременела и вскоре родила прекрасного мальчика, с тех пор известного как Талиесин.

mtvietnam

Acknowledgments

Тим Пратт, рассказ «Диета из отбросов» и Примечания автора. Перевод сделан по изданию: Tim Pratt, сборник «Hart & Boot & Other Stories», Night Shade Books, San Francisco, 2007.

Примечания

1

Банка Мейсона (mason jar) — стеклянная банка с плотно завинчивающейся крышкой, популярный способ домашнего консервирования. Запатентована в XIX веке Джоном Мейсоном.

(обратно)

2

Ловец снов (dreamcatcher) — индейский амулет, защищающий владельца от дурных снов. Как правило, из ветвей ивы делали кольцо, внутри которого вязали похожую на паутину сеть из нитей (или сухожилий) и украшали перьями и бусами.

(обратно)

3

Школьное кольцо (англ. class ring, также классное кольцо или выпускное кольцо, graduation ring) — кольцо-печатка с гербом учебного заведения, которое носят его ученики и выпускники во многих школах и колледжах США и Канады. Во время учёбы — гербом внутрь, что символизирует стремление к выпуску, после окончания — наружу, демонстрируя гордость за принадлежность к альма матер. Как и многие модные веяния, данная происходит из армии, в частности, из Вест-Пойнта.

(обратно)

4

Канальный сомик (англ. channel catfish, также channel cat, лат. Ictalurus punctatus) — самый распространённый вид сомообразных в Северной Америке. Был завезён оттуда в Европу, в том числе и в Россию.

(обратно)

5

Соте (от фр. sauté — подпрыгивать, подбрасывать) — этим словом называются как блюда из мяса, птицы, рыбы и овощей, так и способ приготовления при сравнительно небольшом количестве масла или жира в неглубокой кастрюле (сотейнике) при высокой температуре. Все ингредиенты тонко нарезаются, чтобы при обжарке быстро дойти до готовности.

(обратно)

Оглавление

Примечания (и замечания) переводчика

Acknowledgments

*** Примечания ***