Уничтожить Грейнджер (СИ) [ToryPuurr] (fb2) читать онлайн

========== Пролог ==========

Я хочу тебя видеть молящей и слабой

Хочу узнать вкус твоих слез

Где от любви до убийства - самая малость

Ты мне отдашь сердце свое

Чего стоит твоя жизнь?

Я разрушу её движеньем руки!

Чего стоит твоя любовь?

Я выпью её до дна!

Чего стоят слезы твои,

Ведь наутро глаза твои будут сухи

Чего стоят сотни миров,

Если их придумал не я?

Запри все двери, мне это льстит!

Значит, ты ждешь, значит, не спишь…

Я открываю дверь, я знаю, ты здесь,

Я чувствую твой сладкий запах,

Он наполняет меня, пьянит, словно хмель,

И во мне просыпается… сама знаешь, дьявол!

Раздражение растекается по венам тёплой змейкой. Затекает за шиворот, царапает ногтями спину и загривок. Шепчет на ухо выводящие из себя вещи, заставляя вспыхивать, распаляться сильнее внутренний огонь. Раздражение ускоряет сердцебиение, но, что до дикости неприятно, это уже стало привычным.

Хочется садануть кулаком обо что-то твёрдое. Бить, бить и бить, сдирая тонкую кожу на костяшках, ожидая отрезвляющей боли. А она не придёт, просто потому что она всегда в нём, словно он некий сосуд для боли, которая старательно скрывается, а в самый неподходящий момент выплёскивается наружу, мол, на, подавись. А в голову всё чаще приходит мысль о том, что со временем эта боль, которую именно он скрывает, окончательно вырвется наружу, словно буйная река прорвёт плотину и затопит всё и всех.

И убьёт его. По крайней мере, этого хочется.

Но каждый день приходится надевать эту чёртову маску и притворяться, что всё хорошо.

Ни черта не хорошо. Потому что он упал, разбился о непроглядное дно, холод выел сердце, а Драко всё также продолжает строить из себя хрен знает что, и он знает это, признаёт и мирится с этим фактом. Потому что это всё, что осталось. Всё, что осталось от него прежнего, — просто оболочка с привычками. И, кажется, если он лишится привычки, хоть одной, то он лишится части себя. Изменить себя означает гибель. Если он изменится, то Драко Малфой прекратит существовать. Будто его вообще никогда и не существовало. Будто ни у кого не вызывает дрожь фамилия Малфоев. Просто звук, просто фамилия. И ничего больше. А от осознания того, что это почти правда, становиться ещё хреновее.

Чёрт, чёрт…

— Чёрт… — Он всё-таки не сдержался и ударил кулаком о стену. Сжимая зубы и с шумом втягивая воздух.

Тупая ноющая боль ударила по нервным окончаниям, но не принесла освобождения, просто потому что никогда не принесёт ничего. С рыком, напоминающим звуки раненного животного, Малфой ещё раз ударил кулаком о стену. И ещё раз. И ещё… Пока на камне не появилось тёмное мокрое пятно — кровь.

Малфой пару раз согнул-разогнул кулак и уставился на красные выступающие разводы. Чистая кровь, чистые убеждения, чистый род. Всё величие, вся сила кроется в этой крови. Всё, что осталось у тебя — это кровь, Малфой. Отбрось её, и ты станешь никем. Пустой оболочкой, бывшей пешкой, никому не нужным существом.

На этаже раздались торопливые шаги, звук эхом отбивался от голых стен. Малфой напрягся, прислушиваясь. Шаги становились громче, а значит кто-то приближался.

Малфой развернулся всем телом в сторону, откуда исходили шаги, и, вытащив палочку, прошептал: “Люмос”. Слабый синий огонёк зажегся на её конце и осветил на несколько шагов вперёд коридор замка.

Выплывшая из-за угла Грейнджер резко остановилась как вкопанная и уставилась на человека перед собой. Когда до неё дошло, кто перед ней стоит, губы сжались в тонкую линию, а брови нахмурились.

— Что ты здесь забыл, Малфой?

— То же, что и ты, Грейнджер. — Раздражение с новой силой ударило под дых, заставляя кривить губы и сильнее сжимать палочку. — Так и знал, что ты совершенно конченая. Как и твои дружки. Интересно, кто кого заразил — ты их или они тебя?

— Что ты несёшь?

Упрямо вздёрнутый подбородок заставил сжать зубы практически до скрипа, пытаясь подавить уже взрывающееся внутри раздражение. Оно закипало, булькало и шипело уже в области висков. Вот-вот, гляди, взорвётся.

— Не забывайся, Грейнджер, — имя прозвучало с таким отвращением, что Гермиона поёжилась. Она нахмурилась ещё больше и пошла дальше по коридору, лишь, проходя мимо Малфоя, раздражённо бросила:

— Продолжай патрулировать, Малфой.

Это было лишним. Этот голос с приказывающими нотками, будто она выше Драко. Она возомнила о себе чёрт знает что и теперь вздёргивает свой подбородок, будто говоря: “Смотри, Малфой, ты со своей чистой кровью ничто по сравнению со мной”. Как бы ни так, грязнокровка! Видит Мерлин, Драко хотел лишь поскорее окончить патрулирование и вернуться в дортуар, в свою спальню, в свою кровать. Он хотел оказаться везде, лишь бы не тут, не с ней. Но она сама виновата. Она сама вынудила его дико рыкнуть и дёрнуться в её сторону. Выставить перед собой руку, почувствовать что-то тёплое и сжать его, прикладывая о стену. Глухой стук убрал красную пелену, застилающую глаза Драко и заставил осознать, что он сжимает горло грязнокровки и прижимает её к стене.

А та распахнула свои чёртовы глаза и смотрит, не моргая. Малфой оскалился и неосознанно сжал сильнее руку. Или осознанно, намереваясь причинить ей боль, чтобы на душе стало легче, чтобы эта боль стала легче. Он хотел разделить её. Он хотел увидеть в Грейнджер страх… Нет, панический страх. Такой, от которого все внутренности сжимаются в маленький комок, от которого начинает колотить всю сущность, от которого невозможно потом избавиться. Но в её коньячных глазах не было ничего, кроме ненависти. Такой горячей, что впору ощутить жжение в переносице, куда его сверлила Грейнджер.

— Отпус… ти, ублю…

Малфой сжал руку сильнее, затыкая Грейнджер на последних словах, но, опомнившись, что стоит слишком близко, резко отпустил её, отпрянув. Грязно. Грязь.

Ладонь почему-то пекло так сильно, что Малфой принялся сжимать-разжимать кулак. Что не укрылось от Гермионы, и та снова вздёрнула подбородок, словно переходя в наступление. Сумасшедшая дура.

«Мне же кинуть Аваду ничего не стоит. Равно, как и задушить собственными руками».

Малфой вздрогнул от воспоминаний собственных слов и поёжился, снова почувствовав раздражение, которое усилилось, стоило ненавистному голосу вонзиться в барабанные перепонки. Какого чёрта она просто не уйдёт?! Просто молча, без лишних слов, без лишнего всего, ведь она сама здесь лишняя.

— Что ты делаешь, Малфой? Что это только что было?! Ты с ума сошёл? Нет, я знала, что у тебя не всё в порядке с нервами…

Что-то в его взгляде заставило заткнуться. Захлопывая рот, слыша стук зубов. Малфой внешне был спокоен, только глаза, всегда ледяные глаза горели безумным огнём, обещавшим сжечь.

Заживо и прямо сейчас.

Драко сделал шаг навстречу, а Гермиона, проклиная себя, отступила назад, пока не уткнулась затылком в холодную стену. Малфой подошёл вплотную, обдавая её щёку тёплым дыханием. Гермиона хотела проскользнуть в сторону, но его рука со стуком ударилась возле её головы, перекрывая путь к отступлению. Вторая рука ударилась по другую сторону от её головы. Гермиона, нахмурившись, опять вздёрнула свой подбородок, чем вызвала безумное желание оторвать его к чертям. И мысль, как она захлебнётся в своей крови, принесла извращённое удовольствие, что заставило ухмыльнуться. А в её глазах наконец-то появился намёк на страх. Но лишь намёк, а Малфой хотел видеть её панику. Видеть, как её сотрясает от страха, как она давится своими рыданиями, как она молит прощения, просит отпустить её. Он хотел видеть её страдание, преклонение перед ним. Тогда, может быть, он позволил бы ей уйти, возможно, даже прекратил бы искать повод, чтобы позлить её, потому что злость на то, что она стала второй чёртовой старостой и теперь делит с ним один дортуар, просто сводила с ума. Ненависть на расстоянии сносна, но каково это, жить бок о бок с ней, с ненавистной грязнокровкой. Тут не выдержит либо она, либо он. Третьего не дано.

Блять. Какого хуя ты так реагируешь, Драко? Крыша совсем слетела?

Но сейчас возле стены стояла зажатая им Грейнджер, с высоко вздымающейся грудью, вздёрнутым подбородком, кучерявым беспорядком на голове, наполовину прикрывающим лицо, и мятежным огнём в глазах. Грёбаная гриффиндорская гордость, вечный вызов в глазах и словах. Ну что за идиоты? Что она пытается доказать? Независимость, силу? Что она не боится его?

Бесишь.

Сука.

Малфой заглянул ей в глаза, глубже ныряя в хуев омут. Там, на самом дне, плескался страх. Страх перед ним, перед Драко Малфоем. Страх отчетливо виднеется, и пусть она не пытается скрыть это и доказать обратное. Она боится его, а особенно того, что он может сделать с ней. Но она не представляет — о, она понятия не имеет, — что он может сделать с ней.

— Ты пожалеешь об этом, грязнокровка, ох как пожалеешь, — такой обманчиво спокойный голос полосонул по нервным окончаниям, заставив вздрогнуть всем телом и нахмуриться. — Я вырву тебе твой грязный язык, я уничтожу тебя, ты будешь молить о пощаде.

— Твои угрозы, словно детский лепет, Малфой. Повздорил с кем-то, и решил сорвать злость на мне? Или домашки много задали? Будь ты в себе, мог бы попросить, вдруг подсказала бы пару ответов. А теперь уйди с дороги, я должна закончить патрулировать, что советую сделать и тебе.

— Детский лепет? — он усмехнулся как-то безумно, будто в этот момент мог сделать всё, что угодно. — Посмотрим, как ты заговоришь потом, когда будешь давиться собственными слезами.

— О Малфой, ты льстишь себе, — она коротко толкнула его в грудь. — Отойди.

— Посмотрим, грязнокровка, — Малфой медленно убрал руки, выпуская Гермиону, и так же медленно отошёл от неё, не отрывая взгляда. Брезгливо вытер ладони о мантию, будто он испачкался.

Грязь.

— Ты ненормальный, Малфой, — она покрутила пальцем у виска и попятилась.

Быстро прошмыгнула в сторону и почувствовала, как её внутренности скручиваются от его взгляда. От его взгляда, насквозь пропитанного ядом, ненавистью и… обещанием? Больной идиот.

Гермиона быстрыми шагами направилась в сторону лестницы. На всякий случай обернулась, не идет ли он за ней. Вздор. Патрулирование уже закончилось. Холодные пальцы судорожно сжимали палочку, которую надо было вытянуть раньше, там, когда он прижал её к стене. Грейнджер волей-неволей прислушивалась к шагам, не идет ли Малфой за ней. Бред. Полнейший бред. Она не позволит напугать себя, тем более ему, озлобленному мальчишке. Смех, да и только. Да пошёл он к чёрту. Ему точно нужно посетить Мунго или хотя бы сходить к Помфри. Она больше не позволит ему притронуться к себе. В тот момент он мало походил на адекватного человека. На человека, в принципе. Чокнутый псих.

Стук каблуков размеренно отдавался эхом в замке, придавая уверенности хозяйке.

***

Когда первые лучи солнца пробрались в спальню Малфоя, тот уже не спал. Он смог заснуть только под утро и то, беспокойный сон не дал ему нормально поспать. Драко с тихим вздохом скинул с себя одеяло и спустил босые ноги на холодный пол, морщась, но не убирая их. Он не смог заснуть из-за грязнокровки, этой чёртовой суки.

Он думал о ней. Он думал о том, как заставить её страдать. Как ей придётся корчиться от боли, захлёбываться в слезах и, возможно, крови, и просить прощения. Вымаливать, ползать за ним на коленях, преклоняться.

Малфой закрыл глаза, представляя себе эту картину.

Вот — она в Большом Зале подбегает к нему, падает на колени и ползает перед ним, называя того хозяином.

Вот — она кидает Аваду в МакГонаггл, лишь для того, чтобы спасти свою шкуру.

Нет, не свою. Ради себя она так бы не поступила. А вот ради Вислого и Потти… Она бы душу дьяволу продала для их спасения. А что, если он и есть тот самый дьявол?

Малфой открыл глаза и нахмурился. Он чокнулся? На кой черт ему сдалась эта грязнокровка?

Потому что эта сука такая же, как и все те? Грязное ничтожество. Она не может быть с ним на одном уровне. Она может только облизывать ему обувь. Слизывать своим языком грязь с его лакированных туфель. Эта сука…

Эта сука делит с ним одну гостиную и — какого нахер? — ванную. Спит спокойно через две стены. Через хлипкие двери. Староста девочек. Вонючая грязнокровка.

Он заставит страдать. Он унизит её, а она будет просить продолжать. Ведь от этого будет зависеть жизнь её дружков. Её жизнь. И… Грейнджер сама будет хотеть этого, это будет самый верный и самый безопасный вариант. И пусть это станет грёбаной идеей фикс на этот год. Уничтожить Грейнджер. Что же, это будет увлекательная игра, в которой она проиграет и сдастся на милость победителю.

Малфой ухмыльнулся, вставая с кровати, ступая по мягкому ковру, направляясь в ванную. Одна ванная на двоих. МакГонагалл поселила их в дортуар с одной ванной на двоих. Старая идиотка.

Пиздец.

На кого ты становишься похож?

Мазнул взглядом по отражению в зеркале и вздрогнул. На секунду показался отец.

— Нет, — покачал головой. — Ты сдох, так и гори в аду.

Малфой зашёл в душ и включил холодную воду. Ему нужно охладиться, спасительный холод должен вправить мозги, мысли должны вернуться на свои места. Сегодня будет тяжёлый день. Малфой должен придумать план. Беспроигрышный план, без права на ошибку и без возможности спастись.

Грейнджер даже не подозревает, во что она впуталась. Она пожалеет, что родилась.

***

Грейнджер проснулась рано. Солнечные лучи только начали прорываться в комнату и уже вовсю хозяйничали. Она села и потянулась, слыша, как хрустят суставы. Несмотря на то, что из-за вчерашней стычки с Малфоем она поздно заснула, сейчас она полна сил.

Гермиона уставилась на дверь, ведущую в ванную комнату, откуда доносился звук воды. Малфой так рано проснулся, хотя обычно спит подолгу. Странно.

Она вспомнила его вчерашнее состояние. Мурашки пробежали по спине. Его глаза… Казалось, он готов был убить её, размазать по стенке и даже не моргнуть при этом. Зверское рычание, горящие огнём и злобой глаза, высоко вздымающаяся грудь, скривленные губы и сжимающиеся кулаки.

Гермиону передернуло, и она неосознанно провела кончиками пальцев по шее.

Резко сжимающаяся рука на её шее и боль в затылке, когда он с силой приложил её о стену. Да, он готов был убить её. А она не смогла бы ему помешать. Никто не смог бы. И тут понимание ударило под дых, заставляя открыть рот от ужаса. Если Малфой захочет причинить ей вред — он причинит.

— Нет… — Гермиона мотнула головой. — Нет, нет, нет…

Она не позволит ему.

Вскочив с кровати, она подлетела к зеркалу, висевшему на стене. В отражении на неё смотрела взъерошенная девушка с испуганными глазами. Она моргнула пару раз и постаралась придать лицу уверенное выражение. Ничего не вышло. Нахмурившись, Гермиона отошла от зеркала и вздрогнула, когда до её ушей дошёл звук захлопывающейся двери в комнату Драко. А через некоторое время хлопнул портрет в гостиной.

Только теперь она осознала, что застыла, не дыша посреди своей спальни. Фыркнула и кинулась в ванную.

Чёртов Малфой. Что бы не произошло в его жизни, он не имеет право так себя вести. Он становится опасным. Она не позволит ему пугать себя. Не позволит.

========== Глава 1 ==========

— Драко, ну Драко, подожди, — Панси бежала по узкому коридору за Малфоем, громко отстукивая каблуками по каменному полу. — Малыш, я не успеваю за тобой.

Малфой сжал зубы, остановился, но не обернулся.

И через несколько секунд его руку обвило что-то тёплое. Панси. Она прижалась к нему и потянулась к губам, но он лишь возобновил шаг.

— Не сейчас, Панси, мы можем опоздать, — слегка раздражённо сказал Драко, чувствуя, что ей неудобно так идти с ним, обвив его руку, прижавшись к нему, как ебаный плющ, но отчего-то она не отпускала его.

— Что случилось, Драко, ты сегодня не в настроении? Или всё же… — одна рука скользнула в прорезь рубашки и стала поглаживать живот.

Драко оскалился, откидывая её руку и возобновляя шаг.

Панси осталась стоять там, где Малфой её оставил. Но спустя пару мгновений снова послышался стук каблуков.

— Драко, — слащаво позвала она его, — милый, что-то случилось? Или…

— Или почему я не хочу пропустить трансфигурацию и пойти потрахаться с тобой? — почти рычание вонзилось в Панси.

— Да как ты…

Малфой резко остановился и повернулся всем телом к девушке, сверля её взглядом, заставляя заткнуться.

Сейчас она не смела сделать к нему шаг.

Боялась.

Правильно, бойся меня. Все должны бояться.

Но тут перед глазами возник образ кучерявой особы с горящими глазами.

Чёрт.

Грейнджер.

Его боялись все, кроме неё и ее дружков. Она даже в самой безысходной ситуации бросала вызов ему.

Сумасшедшая сука.

Малфой сжал кулаки, и Панси проследила за этим движением. Её взгляд вернулся к лицу, к плотно сжатым губам и таким ледяным глазам. Ей никогда не удавалось растопить тот лёд. И не удастся. Поджав губы, она отступила на шаг.

— Драко…

Но он уже не слушал. Развернулся и пошёл к кабинету трансфигурации, пытаясь прогнать образ Грейнджер. Панси за ним не шла.

Малфой пытался успокоиться, завёл руку и пропустил несколько светлых прядей сквозь пальцы. Ему льстила её тяга к нему. Его хотели почти все юбки Хогвартса. Малфой ухмыльнулся. Конечно, хотели.

Малфой шёл к кабинету трансфигурации, зло взирая на проносящихся мимо детей.

Завидев его взгляд, они стушёвывались, горбились, прятали глаза и быстро проходили мимо.

Они боялись его, и Малфой знал это. Он упивался этим страхом.

С особой злобой он смотрел на красно-золотые галстуки. И хотел самолично задушить каждого их владельца.

Вдруг из-за угла вылетел кто-то. Врезался в Малфоя, роняя книги. С тихим сдавленным охом прикладываясь о широкую грудную клетку и отлетая в сторону. Поднимая глаза и встречаясь с другими, с ледяными, смотрящими на неё с таким отвращением, что хочется содрать с себя этот взгляд.

Но она только привычно вздёргивает подбородок.

А он снова чувствует разрывающее изнутри раздражение и желание вырвать ей её подбородок.

Чёртова сука. Как она смеет врезаться в него своим грязным телом?

— Грейнджер, где твои любовнички, а? — Брови Гермионы ползут вверх в полном недоумении. — Или кто-то один тебя трахает? Признавайся, кто это? Кому я должен посочувствовать?

— Что ты несёшь? — Гермиона подлетает к нему, сжимая руку в кулак, пересиливая желание ударить его. Щеки ее заливает краска он той грязи, что он говорит. Она начинает задыхаться. — Ты совсем идиот? Да как… Да как…

— Сначала научись говорить, Грейнджер, а уже потом начинай беседу с нормальными людьми.

Он ухмыляется и обходит её на приличном расстоянии. Не желая соприкасаться. Не желая стать грязным, как она.

— Ты-то нормальный? Хорёк, ты себе льстишь.

Раздражение с новой силой ударило в грудь, разливаясь по венам. Заставило развернуться и вонзить взгляд в неё. Представляя, как сейчас подойдёт к ней при всех, схватит за горло и приложит головой о стену несколько раз. Он будет стараться, чтобы все оценили. А она будет хрипеть, просить прощение, вымаливать его.

А он не отпустит до тех пор, пока её затылок не превратиться в кровавое месиво.

Можно ли настолько ненавидеть человека?

Можно.

Особенно, если это сука-Грейнджер.

— Драко, — низкий приятный голос позвал его, — идём, мы опоздаем на трансфигурацию.

Малфой обернулся и встретился взглядом с Блейзом Забини. Позади того стояли Дафна Гринграс и Панси. Сзади их догонял Теодор Нотт. Панси старалась не смотреть на Драко.

Малфой внутренне усмехнулся. Он-то знает, чего ей стоит стоять там и не смотреть на него, вместо того, чтобы подбежать и прижаться, снова бормоча какую-то хрень, что он никогда не слушал.

Грейнджер тем временем собирала книги. К ней уже спешили Поттер и Уизли. Завидев его и остальных слизеренцев, они оскалились.

Сторожевые псы, — подумал Малфой.

— Ты идёшь? — настоятельный голос Блейза снова пробрался в черепную коробку и привёл в чувства.

— Да, иду.

Малфой ещё раз взглянул на Золотую Троицу и, развернувшись, присоединился к своим однокурсникам.

Рон и Гарри присели возле своей подруги и стали помогать ей собирать книги.

— Гермиона, что прои…

— Ничего страшного, Рональд. Я сама врезалась в него.

— Он…

— Он ничего не сделал, Гарри. Это же Малфой. Несколько гадких слов и никакого действия. Всё нормально.

Гермиона встала с тремя книгами в руках и посмотрела на её мальчишек.

За семь лет они возмужали. Сейчас на неё смотрели не маленькие мальчишки-проказники, а практически мужчины. И Гермиона почувствовала внутри что-то схожее с материнским инстинктом.

Она порывисто обняла одной рукой сначала Рона, потом Гарри.

— Всё нормально.

Гермиона улыбнулась и поспешила на другой этаж в кабинет нумерологии.

Гарри и Рон последовали за ней, переглядываясь.

С тех пор, как они узнали, что их подруга будет делить одну гостиную с эти хорьком, они ни разу с ней не поговорили на эту тему.

Нет, они хотели, просто не знали, как начать.

Уже в Большом Зале они рвались надрать Малфою задницу. Просто за то, что он будет находиться с Гермионой в одном дортуаре. И, естественно, будет досаждать ей.

Но Гермиона остановила их. И почти всё время трапезы говорила им что-то о том, что это просто Малфой. Про то, что не нужно доставлять МакГонагалл больше хлопот. Что она сильная, что она сможет постоять за себя.

И они верили. Конечно, они верили, ведь так сказала Гермиона. А, если она уверенна в том, что говорит, значит и им переживать не о чём.

Но чувство тревоги по сей день не покидало их.

И они продолжали сверлить ровную спину и копну кучерявых волос.

Гермиона так резко остановилась, что Рон чуть не врезался в неё, выронив одну книгу.

— Что-то случилось? — Гарри смотрел, как она разворачивается лицом, прижимает к себе сильнее книги и смотрит на них.

— Вы о чём-то хотите поговорить со мной? — карие глаза чуть прищурились.

— Нет, конечно, — Рон поднял книгу и ответил первым. Перевёл взгляд на Гарри и опять на Гермиону. А потом спохватился. — О, эм… Я не это хотел сказать. Я… Мы хотим говорить с тобой, но не об этом. О… Точнее, мы хотим говорить с тобой, ты не подумай, просто…

— Что вы хотите спросить у меня? — Гермиона нахмурилась.

Рон взглянул на Гарри в молчаливой мольбе ответить.

Тот вздохнул, свободной рукой поправил очки и посмотрел на Гермиону понимающим взглядом.

— О Малфое.

— О Мерлин, дай мне сил. Гарри, Рон, я же говорила, что всё в порядке.

— Но, Гермиона, ты же живёшь с ним в одном дортуаре, у вас одна ванна и одна гостиная на двоих…

— Рональд, мы не пересекаемся в дортуаре и не разговариваем.

— Но…

— Никаких «но», Гарри. Всё в порядке. Он не доставляет мне хлопот, а, если бы и доставлял, я бы с ним справилась. А теперь идемте на урок. Я не хочу, чтобы у нас отняли баллы за опоздание, — строгая чеканка текста. В такие моменты им кажется, что Гермиона молодое воплощение МакГонагалл. Такая же вечно ровная спина и строгий взгляд.

Грейнджер вздохнула и сказала уже менее строгим голосом:

— Всё действительно нормально. Если он будет вести себя неподобающе, я вам скажу.

— Но он всегда ведёт себя неподобающе… — Рон стушевался под строгим взглядом Гермионы.

— Ты обещаешь, что скажешь нам, вдруг чего?

— Обещаю.

Мальчики вздохнули с облегчением.

***

— Чёрт… — Малфой захлопнул очередную книгу по темным заклинаниям.

Он искал что-то особенное, что-то серьёзное. Нужно было проучить Грейнджер. Только как он не знал.

Вздохнув и сдавив пальцами переносицу, он принялся вспоминать что-то из того, что говорил отец. Какое-то заклинание или ещё что-то.

Нужно помучить Грейнджер. Это просто необходимо.

Для него. Для того чтобы душа хоть немного успокоилась. Око за око. Боль за боль.

И тут в голову пришла идея.

Самая грязная, что он мог придумать. Грязная для них двоих.

Малфой усмехнулся.

***

После уроков Гермиона зашла в библиотеку.

Просидев там почти до самого отбоя, она взяла книгу по Истории Магии усложнённого курса и отправилась в дортуар.

Спать хотелось ужасно, но она не была уверена, что заснёт на этот раз без книги в руках.

Каблуки уверенно набивали темп, отдаваясь эхом в коридоре замка. Огни факелов освещали стены и, казалось, завидев Гермиону, бросались из стороны в сторону, стараясь убежать, а, когда она проходила мимо, они успокаивались и продолжали наблюдать за ней.

Ступив на отъезжающую лестницу, Грейнджер вспомнила, как каждый год они с Гарри и Роном попадали в разные передряги, а потом спасали школу и людей.

Неугомонные мальчишки. Теперь всё иначе. Теперь они выросли и это уже не забавное приключение, а страшная обязанность. Много ответственности упало на плечи Гарри. Неподъёмная ноша для него одного.

Где-то Волан-де-Морт готовит свой грязный план вместе с Пожирателями Смерти, а они, ученики, вынуждены просто получать знания и старательно делать вид, что не замечают обеспокоенности преподавателей.

Гермиона сошла с лестницы и свернула за угол, чтобы быстрее дойти до дортуара. Казалось, факелы бросали тени, а те оживали. Гуляли по стенам, намереваясь запугать. Но тени не Малфой, им не достать человека.

Вдруг сзади послышался какой-то звук, и Гермиона замерла, обернувшись, вынув палочку и направив её в темноту коридора, туда, где факелы почти не освещали путь. Она напрягала зрение почти до боли, пытаясь высмотреть кого-то.

Звук повторился теперь уже оттуда, куда она направлялась. Волосы хлестнули по лицу, когда она резко развернулась, вскинув палочку.

Казалось, стук сердца заглушает всё вокруг. И она не услышит, если звук вновь повториться. Но нет, она услышала что-то похожее на шаги по сухим листьям, когда ты идёшь почти бесшумно, но они то и дело потрескивают под подошвами.

Гермиона крутилась в коридоре, направляя “люмос” во все стороны, а звук все повторялся и повторялся.

Вдруг всё затихло. Только сердце, казалось, намеревалось выбить рёбра.

Гермиона перевела взгляд на факелы: те спокойно горели, были совершенно обездвижены, словно кто-то наложил на них «Остолбеней».

Надо же, какие глупые мысли лезут в голову совершенно не вовремя. Но что-то в этом глупом предположении было правдой. Ведь, когда она просто шла по коридору, огонь в факелах колыхался, а сейчас, когда она кружилась вокруг себя, они словно застыли.

Вдруг Гермиона услышала тихий шаг по сухим листьям совсем рядом, прямо за ней. Она застыла, напряглись как струна, готовая рвануть в любую секунду. Листья? Их же нет в коридоре. Что-то тёплое мягко коснулось её плеча, и она не выдержала. Отскочила в сторону, развернувшись, и бросила «Остолбеней» в сторону чужих шагов.

Резкое «Протего» отразило её заклинание, и Гермиона уставилась в знакомое лицо. Зелёные глаза удивлённо смотрели на неё сквозь стёкла очков.

— Гермиона, ты чего? — Гарри подошёл ближе и осторожно сжал плечо подруги.

— Я… Там звуки… шаги. Я слышала… — Гермиона вертела головой, отчаянно пытаясь найти виновника тех звуков, но в коридоре не было никого кроме их двоих.

— Какие звуки? — Гарри встревожено всматривался в её лицо.

— Шаги…

— Конечно, ты слышала шаги, ведь я шёл по коридору.

Гермиона уставилась на того. Нет, это был не он. Тогда кто?

— Да, да, наверное, мне следует пойти поспать. Я очень устала, — слабая улыбка растянула губы.

— Ты уверена? Ты выглядишь… напуганной. Хочешь, я тебя провожу? — Гарри убрал руку с плеча и теперь обеспокоенно смотрел на неё.

— Нет, нет, не надо. Я сама дойду, спокойной ночи, Гарри.

— Спокойной, — Поттер смотрел, как Гермиона идёт по коридору размеренным шагом с ровной спиной, словно иголка. Да, Рон был прав, она стала больше напоминать МакГонагалл.

Гермиона дошла до дортуара, проговорила пароль старому барону на картине и медленно вошла в гостиную.

Малфоя не было. Возможно, он уже в спальне или же развлекается с друзьями в подземельях.

С друзьями? У Малфоя не было друзей. Лишь такие же чистокровные слизеренцы, которые общаются с ним, дабы получить его расположение.

Да, чистота крови и статус делают тебя желанным другом и парнем. Хотя насчёт парня… Тут играет не только чистота крови. Внешне Малфой не так уж и плох. Высокие скулы, тонкий аристократический нос, ледяные глаза, что, бесспорно, влекут девушек, и светлые волосы.

Да, он весьма не плох. Но даже внешность не сможет перекрыть его грязные слова и ужасный характер.

Язвительный, ледяной принц слизерина.

Гермиона фыркнула и поднялась по лестнице к своей спальне. Это Малфой, всего лишь Малфой.

========== Глава 2 ==========

Земля дрожит под ногами,

Так что приготовьтесь к войне.

Когда она начнется, тебя прибьет к земле,

Когда встряхнет все вокруг,

Но необходимо выжить,

Так ты остаешься с нами?

Ты это чувствуешь? Тогда сделай это!

Заставь меня это почувствовать!*

Thousand Foot Krutch – Courtesy Call

Когда умер Люциус Малфой, Драко думал, что никогда не сможет оправиться после этого. Но нет, не любовь к отцу сжигала изнутри.

Страх. Казалось, страх никогда не отпустит его. Даже после смерти.

Многие спрашивали его, как он пережил эту «ужаснейшую потерю», страдает ли он. Драко не мог ответить. Как можно это сделать, не зная, что именно он чувствует.

Когда запыхавшийся Яксли трансгрессировал в Малфой-мэнор и срочно потребовал Нарциссу, Драко не удивился. Он просто не придал этому значения.

Но, когда до его слуха дошёл крик матери, он спустился и увидел, как она отчаянно бьётся в руках Яксли, приговаривая: «Этого не может быть», подозрение сжало сердце.

А потом: «Люциус Малфой умер».

Будто на тебя вылили ведро холодной воды, а ты не почувствовал этого.

Будто тебя оглушили.

Будто ты умер, продолжая наблюдать за всем со стороны.

А в голове стучит: «Этого не может быть». Голосом матери.

А под воспалёнными веками, стоит закрыть глаза, возникает полутьма гостиной. И две фигуры посреди.

Крепкие руки, сжимающие хрупкое тело матери, бьющейся в истерике. Заплаканное лицо, припухший красный нос. Но даже в такой момент она оставалась прекрасной.

И другое лицо.

Грубое и противное.

Его очертания связаны с самыми отвратительными моментами из детства. Волевой подбородок и морщины придают ему некой важности и мужественности.

Но глаза.

Маленькие глаза, смотрящие на все с горьким привкусом ненависти и презрения. Словно он презирает каждого. От кончиков волос до кончиков ногтей.

Кажется, что даже после «Обливейта» эта картина не исчезнет из головы. Навсегда останется внутри.

Словно впиталась в стенки головной коры. Слилась воедино со всей сущностью.

Драко не чувствовал ненависти к Пожирателю Смерти.

Подумать только. Его отец, Люциус Малфой, человек, заставляющий своим видом дрожать каждого, умер от авады непутёвого Пожирателя Смерти.

Смех, да и только.

Он не чувствовал ровным счётом ничего.

Кроме тупой ноющей боли. Которая словно рой пчёл, что поселились внутри у тебя. Жужжат и жужжат, постоянно напоминая о себе.

Вечная, вечная боль. Словно служит напоминанием. Не позволяет забыть отца, его учения. Всё, что он когда-либо делал или говорил. Всё, что так хотелось забыть. Практически до животного рыка.

Боль стала неотъемлемой частью его жизни. Но со временем к ней ещё присоединилось одно чувство, ещё одна эмоция. Такая же сильная и тяжёлая.

Ненависть.

Ненависть к отцу, к себе, к чёртовым работникам из чёртового Министерства. Но в первую очередь, ненависть к грязнокровке.

Почему к ней? Драко сам не знал. Наверное, это самый доступный человек для извержения негативных эмоций. Самый подходящий. Словно она была рождена для того, чтобы спасти его. Пускай и таким способом.

Грязнокровка. Грязная сука и две ее псины, вечно лезущие с ним в драку. У него нет желания с ними драться. Просто убить и все. Стереть с лица Земли. Или пусть исчезнут и не будут попадаться к нему на глаза.

Грязнокровка. Это слово он произносил не раз, но ни разу не смаковал его. Грязь, такая же, как и она. Недочеловек и недоволшебница. Только крошечной части её можно позволить существовать в мире волшебства.

Но он не позволит.

Грязной крови не место в магическом мире. В мире, где должны жить только истинные волшебники.

Чистые.

В ней слишком много дерзости и самоуверенности. Она слишком многое позволяет себе. Но ничего. Это временно. Он проучит её. Он накажет её.

Так, как учил отец. Пусть будет иное напоминание о нём. Что-то кроме боли. Кроме его боли. Что-то, что может принести удовольствие. И, если повезёт, частично перекрыть все это дерьмо.

Драко Малфой шёл по коридору Хогвартса, ступая тихо, словно кот. Крадясь, сливаясь с тенями замка, он бесшумно пересёк два этажа и наконец достиг двери, ведущей в давно пустующий и заброшенный кабинет, что раньше служил помещением для ЗОТИ.

Тихо повернув ручку двери, он вошёл внутрь.

«Нужно было сделать это в Выручай-комнате», — в который раз подумал он. Но было уже поздно. Быстро наложив на дверь звукоизоляционные чары, он прошёл к низкому подоконнику окна.

Толстый слой пыли, будто одеяло, накрыл все оставшиеся парты и подоконник в этой комнате.

Противно.

В Хогвартсе более ста эльфов, так почему они не могли убраться и тут. Или они убирают лишь посещаемую часть замка?

Звук открывающейся двери заставил вздрогнуть и развернуться. Чёрт.

— Твою мать, Селвин, ты мог трансгресировать сразу в кабинет, а не хрен знает где, а потом переться сюда, с возможностью привлечь кого-то?

— Спокойно, Малфой, меня никто не видел, — человек в чёрной длинной мантии с закрывающим все лицо капюшоном прошёл к одной из парт. Рукой, облачённой в кожаную перчатку, вытер быстрым движением пыль, сдувая её в сторону скривившегося Малфоя, и уселся.

— Чёрт, ты мог всё сорвать, — Драко оскалился, сжал кулак, подавляя внезапно нахлынувшее желание врезать этому мудаку. Просто за то, что тот не трансгрессировал прямо в кабинет, как они и договаривались.

— И ничего я не сорвал. Так что? Я получил твоё письмо. Ты всё очень детально и интересно описал…

— Интересно? — брови Малфоя поползли вверх, а зубы стиснулись так, что он бы не удивился, если бы услышал их хруст.

— …но я не понял одну вещь. Зачем тебе всё это? А нет, точнее, две вещи. И зачем оставлять эту грязнокровку Гринжер?

— Грейнджер, — сам не зная зачем он поправил.

— Не важно, — отмахнулся. — Какую ценность она для тебя представляет?

— Это не твоего ума дело, Селвин, — выдохнул сквозь сжатые зубы. Раздражение. — То, что ты должен сделать, я написал в письме. Раз ты так внимательно прочёл его, тебе не составит труда найти подходящих людей и выполнить работу.

— За работу полагается вознаграждение.

— Я перечислю на твой счёт и счёт твоих парней достаточно сотен галеонов. Количество будет зависеть от качества выполненной работы.

— Малфой, ты же понимаешь…

Что я нахуй сейчас вырву твой язык и затолкаю обратно в пасть.

— Всё должно быть сделано в наилучшем виде. Иначе… — выдох. Вдох. — Я полагаю, не должен тебе говорить, что будет, если ты облажаешься?

Драко отвернулся к окну, силясь выкинуть из головы образы кровавой расправы с этим ублюдком. Бесит, как же блять бесит.

— Я всегда выполнял свою работу исправно, — мужчина сжал зубы, слегка выпятив подбородок.

Сравнение с Грейнджер пришло так некстати. Но ощущения те же. То же жгучее желание оторвать его к чертям. И даже непонятно, наблюдения за кем принесёт большее удовольствие. Что-то подсказывает, что это будет достойная картина.

И почему-то возникла мысль, что они идеально подходят друг другу. Просто чертовски грандиозная способность выводить из себя присуща им двоим. Так же, как и привычка выпячивать подбородок, словно маленькая подсознательная борьба. И острый ядовитый язык. Да, они идеальная пара.

От этой мысли желчь подступила к горлу. Потому что в следующее мгновение он представил, как они развлекаются в постели. Точнее, он развлекает, а она просто лежит под тяжестью его тела и стонет. Так грязно, как может только она. Грейнджер, наверно, только и умеет, что лежать обездвижено и стонать. Такая же скучная в постели, как и в жизни.

Отвратительно.

Фу, блять.

Выкинь, выкинь это из головы, немедленно!

Малфой сжал кулаки, а на щеках у него заходили желваки. Чёртово воображение.

— Малфой, Малфой, ау, — Селвин помахал рукой перед лицом Драко и усмехнулся, когда тот перевёл на него озлобленный взгляд. — Значит, как и договаривались, в этот четверг.

— Да, в четверг. В среду вечером я пришлю тебе сову с паролем от гриффиндорской гостиной.

Если не оторву тебе эту ебаную руку.

— Как ты узнаешь его? Они же сами тебе не скажу, наверняка, тебя на дух не переносят.

— Какая тебе, к херам, разница? Твоё дело — прийти сюда с остальными и выполнить всё, что я тебе написал. Остальное — уже моя головная боль…

— Как Нарцисса?

— Что? — удивлённо моргнул. Злость как рукой сняло. Но, когда уставший мозг уловил попытку вторжения в личную жизнь, злость снова вернулась. — Какая тебе разница? Послушай, Селвин, тебе не кажется, что ты слишком часто суёшь свой длинный нос в чужие дела?

— Да брось ты. Она потеряла мужа, да ещё как…

— Убирайся прочь. Сейчас же.

Иначе я вырву тебе почки.

— Малфой…

— Тебе пора уходить, Селвин. Жди сову в среду, — и прежде чем Селвин смог что-то ответить, Малфой быстрым шагом вышел и кабинета. А потом услышал звук трансгрессии. Остановился и на секунду припал затылком к холодной двери.

Скоро. Скоро, Грейнджер, подожди немного.

***

Следующее утро между учениками ходили слухи, что ночью кто-то трансгрессировал на территорию замка.

Странно, но учителя выглядели так же, как и до этого известия. Их лица не покидало выражение «Мы обеспокоенные, но всё в порядке».

В полном, блин.

Гермиона прижала к себе книгу и пробиралась сквозь галдящую толпу учеников.

На улице была ужасная погода. Шёл сильный дождь, застилающий окрестность, словно мутной стеной. Казалось, для полной картины не хватало только грома и грозы, но те словно не хотели появляться.

«Рано, ещё рано», — слышался шёпот дождя. — «Подожди, подожди».

В душе засело какое-то странное ощущение. Что-то похожее на предчувствие. Будто скоро должно произойти нечто плохое. Очень плохое. То, что ни она с Гарри и Роном, ни преподаватели не смогут предотвратить.

И Малфой вёл себя очень странно. Если, конечно, не считать того, что он воплощение странности, язвительности и эгоизма. А также самовлюблённости и трусливости.

Но его вид всё равно пугал. Когда Гермиона столкнулась с ним в гостиной, она приготовилась к морю желчи, но он не удостоил её даже взглядом.

Будто её и вовсе в гостиной не было.

Будто она не ненавистная грязнокровка, вечно выводящая его из себя.

Он казался бледнее обычного и… спокойным. Ужасающе спокойным.

А на совместной трансфигурации она то и дело чувствовала его взгляд, который жёг затылок. Но оборачиваясь, она заставала его пишущим что-то в пергаменте или наблюдающим за разговором Блейза и Гринграсс.

А теперь она спешила в кабинет заклинаний, старательно делая вид, что не думает о Малфое. Но мысли всё возвращались и возвращались к нему.

Ей даже на миг показалось, что эти мысли вызваны спонтанной реакцией на продолжительноевремя проживания вместе. Джинни назвала бы это влюбленностью, но Гермиона старательно отвергала это слово. Это совершенно не то слово, которое могло бы охарактеризовать данную ситуацию. Слишком эфемерное значение.

К тому же… это чувство… к Малфою?

Свихнуться можно.

Да она бы лучше спрыгнула с астрономической башни, но не почувствовала к Малфою ничего, кроме жгучей ненависти.

Да, ненависти. Взаимная вечная ненависть друг к другу. Только эта эмоция может существовать между ними.

— Эй, Гермиона! — Гарри окликнул её.

Он и Рон пробрались сквозь толпу младшекурсников и подошли к Гермионе.

— Гарри, Рон, вы вовремя. — Парни переглянулись и уставились на неё в ожидании пояснения. — Вы можете опоздать на Заклинания.

— Но ещё целых пять минут, Гермиона, — Рон неуклюже зарылся пятернёй в волосы, взлохмачивая их. Словно… нервничал. Странно.

— Пять минут? О Мерлин, мы опаздываем. Бегом на урок, быстрее.

Гарри переглянулся с Роном и закатил глаза. Гермиона такая Гермиона. Но перечить он не вздумал, дабы не нарваться на строгий взгляд.

Парни поспешили за подругой. Гермиона лавировала между учениками слегка неуклюже, поэтому Гарри приходилось иногда придерживать её за локоть, спасая от падения. В эти моменты Рон почему-то искоса поглядывал сначала на их лица, а потом взгляд медленно натыкался на сжатую руку на локте. Губы сжимались в тонкую полосу, и он отводил глаза.

— Гермиона, ты сделала нумерологию? — в очередной раз схватив её за руку и осторожно придержав, спросил Гарри, стыдливо пряча глаза.

— Мерлин, вы невыносимы, — Гермиона закатила глаза. — Хорошо, я дам вам списать…

— Но мы же не…

— Гарри… — прозвенел звонок, сообщающий о начале урока, скрывший конец фразы Гермионы. — О нет! Мы опоздали!

Гермиона сорвалась с места и помчалась что есть духу по коридору.

— Гермиона! — вскрикнул Гарри, тоже срываясь с места, хватая бурчащего Рона за локоть.

Гермиона бежала к кабинету заклинаний, едва ли не сбивая людей с ног.

«Лишь бы не упасть, лишь бы не упасть…» — шептали её губы.

Она почти добежала до двери, как вдруг та открылась и из кабинета вышел Малфой. Чёрт, заклинания сдвоенные, как она могла забыть.

Туфли заскользили по полу, и Гермиона не успела остановиться. Врезалась в Малфоя, клюнув носом его грудь. Выронив книги и практически свалившись на пол, хорошенько толкнув и самого слизеринца.

Но почему-то она не упала.

Мозг или не хотел, или от столкновения плохо работал, потому что прикосновение руки, на миг обвившей её талию, спасая от падения, Гермиона ощутила лишь после того, как он брезгливо отпрянул, сказав очередную колкость. Очередную бессмысленную колкость, которую она не услышала. Оглушённая прикосновением.

Первым нормальным прикосновением Малфоя. Но шок прошёл, а раздражение, жившее внутри, пробудилось, сладко зевая и потягиваясь.

— Иди к чёрту, Малфой, — она подняла книгу и прошмыгнула в кабинет заклинаний, слыша шаги Гарри и Рона за ней.

— Мисс Грейнджер? О, мистер Поттер и мистер Уизли, как мило с вашей стороны посетить моё занятие. Ну что же, минус пять очков с Гриффиндора за опоздание, присаживайтесь.

— Извините, профессор Флитвик, — пропищала Гермиона, чувствуя, как сзади появился Малфой. Она почувствовала его присутствие раньше, чем услышала звук закрывающейся двери.

Гарри, Рон и Гермиона сели за свои места и, достав пергамент и перья из сумок, принялись конспектировать лекцию профессора Флитвика.

Гермиона снова почувствовала взгляд на своей спине. Таким темпом он запросто может прожечь в ней дыру.

Весь урок она ёрзала на лавке, периодически поглядывая на Малфоя, но тот продолжал не замечать её. Похоже, она сходит с ума.

*There’s a rumble in the floor

So get prepared for war.

When it hits it’ll knock you to the ground,

When it shakes up everything around

But survival is a must

So will you stand with us?

Can you feel it? Make it real!

Make me feel it!

========== Глава 3 ==========

Наступил вечер четверга. Ученики Хогвартса уныло разгуливали по коридорам замка. Наверное, на них так действовала погода.

Серые грузные тучи заволокли небо и уже третий день не хотели уходить. Холодный влажный воздух, казалось, впитался в стены, смешался со вздохами людей, наполняя лёгкие едва ощутимой вязкостью.

Дождь, ливший два дня, прекратил заливать землю. Но что-то было не так. Изредка слышался тихий раскат грома где-то очень высоко, за серыми тяжёлыми тучами, которые заглушали голос природы, отдаваясь глухим призрачным эхом в бесконечных коридорах замка.

Приближалась буря. Чувство неизвестной тревоги не покидало Гермиону ещё с вечера среды. Сердце стучало в разы чаще, а слух резали звуки, на которые она раньше вообще не обращала внимания.

Оказалось, профессор Снейп очень громко скрипит своим стулом, когда садится на него, взирая на студентов привычным, давно приевшимся выражением полного отвращения и суровой сдержанности. Такой сухой, что, кажется, взглянув, он cам иссушает всех и вся, оставляя после себя безжизненную оболочку. Что можно практически физически ощутить этот взгляд.

Рон безумно противно чавкает, когда ест. Остаётся лишь вздрагивать, отводя глаза, стараясь убрать противное ощущение, засевшее внутри и дёргающее за нити нервного окончания.

Профессор МакГонагалл шаркает ногами при ходьбе.

А что Гермиону больше всего поразило - Гарри очень шумно дышит.

И все эти звуки перемешались с тысячью и тысячью других, живущих в стенах замка. Каждый раз она вздрагивала и морщилась, словно учуяла что-то противное.

Пару раз она даже прикрикнула на Рона из-за того, что он слишком громко откусил кусок булочки. На что он отреагировал смущённым взглядом и спросил, что случилось.

Но Гермиона не ответила. Просто поднялась и вылетела из Большого Зала, пересекая бесконечные лестницы.

Что случилось? Правильнее спросить, что случится? А случится что-то обязательно и точно плохое. Очень плохое.

Гермиона подошла к стене, за которой находится Выручай-комната.

“Мне нужно место, где я смогу побыть одна… В тишине”, - подумала она, и на стене медленно образовалась дверь.

Гермиона проскользнула внутрь и подошла к окну. В комнате было очень тихо, так, что тишина была почти ощутимой, почти давила на девушку своей тяжестью.

За стеклом ветер носился меж ветками деревьев, наклоняя их почти до самой земли. Ей показалось, что послышался стон наклоняющихся деревьев, но нет. В комнате было тихо.

Приближается буря. И она принесёт с собой много бед.

Гермиона любила дождь. Ещё в детстве она, прильнув к оконному стеклу, заворожено наблюдала за проказами природы. Но детство закончилось. И сейчас ей страшно.

Гермиона часто боялась, но никто не знал этого. Она боялась, что из-за вечных проделок мальчишек, в которых участвовала и она, их исключат из Хогвартса. Она боялась, что забудет тему прошлых уроков, поэтому перед сном всегда зачитывала книгу практически до дыр. Она боялась потерять Гарри и Рона, ставших ей практически родными братьями. Она боялась смерти.

Гермиона Грейнджер боялась умереть, не успеть спасти невинных людей. Она боялась вестников беды. А ветер словно насмехался над ней, раскачивая деревья, что отчаянно кричали: “Беги”. Но куда бежать? От чего?

Вдруг исчезнувшая дверь снова стала появляться. Гермиона подскочила на месте и кинулась вглубь Выручай-комнаты. Дверь отворилась, и послышались шаги. Человек был один. Он прошёл к камину и зажёг его. Гермиона выглянула из своего убежища и увидела светлую макушку.

Что он тут делает?

Послышался тихий шёпот, и Малфой присел на корточки перед пламенем. Гермиона вытянула шею, силясь разглядеть появившееся лицо в камине, но всё безуспешно. Человек был в капюшоне, натянутом почти до самого подбородка.

- Мы готовы… - послышался низкий шёпот из камина.

Драко выпрямился и сделал пару шагов назад.

- Сколько вас? - в отличие от человека в капюшоне, Малфой говорил достаточно громко и уверенно.

Ответа Гермиона не услышала, но всё равно напряглась. Присев на корточки, она проползла за старыми вещами, скрываясь от Малфоя, чуть ближе к камину, надеясь расслышать хоть что-то.

- Я знаю, что ты хочешь.

Гермиона застыла, задержав дыхание. Он ее заметил? Рука уже сжалась на знакомом деревце волшебной палочки, готовясь кинуть заклинание.

- Селвин, мы уже всё обсудили. Не импровизировать, делай всё чётко по плану.

Гермиона тихо выдохнула, но на последних словах напряглась. Какой ещё план? Селвин? Что происходит? Внутри все сжалось.

Она была права. Малфой что-то задумал.

- Сегодня ночью всё будет готово, Малфой. Не переживай. Со своей шлюшкой разберёшься сам, как и хотел, - раздался тихий хрипловатый голос из камина. - До встречи.

- Урод, - сплюнул Малфой.

Гермиона вздрогнула, чувствуя, как внутри всё сжимается в холодный комок, размером с горошину. Нужно предупредить Гарри и Рона. Нужно предупредить всех.

Пламя в камине колыхнулось. Малфой качнулся с носков на пятки и повернул голову в сторону окна. Луна взошла и приглушённым сиянием осветила комнату. В этом освещении волосы Малфоя казались серебряными, а глаза словно сверкали. Какое-то недоброе выражение застыло на его бледном лице.

Гермиона завела за ухо непослушный локон и случайно задела локтём близстоящую вазу. Та пошатнулась и упала на пол, докатившись до противоположной кучки старых вещей.

Чёрт.

Сердце Гермионы с таким же грохотом покатилось вниз, упав к холодным пальцам рук, сжавшихся на коленях.

Как в замедленной съёмке она видит, как Малфой резко оборачивается в сторону шума. Натыкается на её макушку взглядом, скользит к глазам, и сжимает губы. Тонкие ноздри начинают раздуваться в немом гневе. Он делает шаг к ней.

***

Минерва МакГонагалл сидела в директорском кресле и писала в пергаменте отчёт. Каждый вечер она пишет отчёты покойному Альбусу Дамблдору, и каждый вечер она сжигает эти отчёты.

- Минерва, вам не стоит это делать, тем более, ежедневно. Вы можете всё сказать мне лично, - сказал Дамблдор с картины, висевшей на стене в кабинете директора. Он смотрит на неё своими добрыми глазами, приглаживая бороду.

- Да, Альбус, могу, но понимаешь… Родители боятся отпускать своих детей в Хогвартс. Так не должно быть, это неправильно. Хогвартс издавна славился своей безопасностью для учеников, а теперь, с появление Волан-де-Морта, всё стало хуже. Нам не доверяют, Альбус.

- Понимаю, но ты не должна так переживать. В Хогвартсе учится самая отважная и сильная тройка волшебников. Гарри сможет справиться с Волан-де-Мортом, ты сама это знаешь.

- Да, но я заметила, что они стали отдаляться друг от друга. Это беспокоит меня. А что будет, если они рассорятся окончательно?

- Время покажет. Не хотите немного лимонных долек, Минерва? Они, конечно, нарисованы, но вкусом не отличаются, - Альбус улыбнулся, отправляя одну дольку в рот, нахмурился и продолжил: - Хотя, нет. При жизни они были лучше. Краски, Минерва, не очень вкусны.

Минерва МакГонагалл улыбнулась краешком губ. Картина это или нет, Альбус оставался прежним. Внезапно Минерва ощутила странный толчок магии. Все предметы задрожали, но всё стихло так же резко, как и началось.

На территорию школы трансгрессировали.

***

Малфой делает ещё один шаг к ней и внезапно останавливается, а его губы растягиваются в противной ухмылке. Гермиона поднимается, сжимая холодными пальцами деревце палочки, расправляет плечи и делает шаг в сторону двери.

- Так-так, кого я вижу. Гриффиндорская крыса подслушивала. Отчего-то я не удивлён, - Малфой медленно направляется к ней, вытягивая палочку из складок мантии.

Сердце стучит в груди так, что его слов почти не слышно. Ноги мгновенно одеревенели, а тело начала бить мелкая дрожь. Гермиона вскидывает палочку и кидает “Экспелиармус”, срываясь с места и несясь к двери.

- Протего, - громкий голос разрывает барабанные перепонки. - Остолбеней!

Она почти добежала до двери, но Малфой попал в неё. Тело вмиг замирает, и Гермиона падает на пол, больно ударяясь боком. Карие глаза с тревогой наблюдают за приближающимся Малфоем.

- Рано, Грейнджер, ещё рано, - прошептал он, присаживаясь около обездвиженной девушки и убирая прядь волос с лица. - Подожди немного, время придёт, - он встаёт, обтирая руку о мантию и надевая капюшон. Ещё раз взглянув на неё, обездвиженную, мечущую молнии, он ухмыльнулся.

***

Всё происходило очень быстро. Настолько слажено и тихо, что, казалось, это не Пожиратели Смерти, а чья-то тень.

Эти бесшумные убийцы трансгрессировали на территорию Хогвартса и исчезли через пять минут. Будто их и не было. Вроде и быстро, но пострадавшим казалось, что эти пять минут длились вечно.

Невила схватили у входа в гостиную Гриффиндора. Быстрый Ступефай и Круциатус обрушились на него, а затем они исчезли, оставляя его корчится на холодном полу от боли под визги Полной Дамы.

Джинни впечатали в стену, хорошенько приложив головой, от чего она потеряла сознание, безвольно обмякнув в руках улыбающегося Пожирателя Смерти.

Практически каждый ученик, находившийся не в спальне, пострадал. Больше тысяч голосов враз обрушились на Хогвартс, а затем всё затихло.

Малфой шёл по коридору, улыбаясь краешком губ. Всё шло по плану, и это было замечательно. Настоящий переполох творился в замке, а, когда он закрыл за собой портрет в гостиную, все трансгрессировали обратно.

Внезапная тишина появилась в Хогвартсе, давя своей тяжестью на пострадавших. Море крови, море страданий и судорожных движений.

И самое удивительное - никто не успел предотвратить внезапный набег на школу, никто не защитил учеников. Волан-де-Морт будет доволен.

Драко стянул с себя мантию и упал на свою бывшую постель в слизеринской спальне. Почему он не ночует в общей комнате старост? Они «рассорились», и он больше не смог выносить её, решив отдохнуть с однокурсниками. Как ни как кровать пустует.

***

В натянутом капюшоне он подошёл к Гермионе вплотную, проведя рукой по напряжённому животу. Она не могла пошевелиться, но каждая клеточка её души и тела кричала о ненависти к этому подонку.

- Ну что же ты? Будет больно самую малость.

Глаза Грейнджер расширились, и она с шумом втянула вмиг похолодевший воздух, который, казалось, не хотел поступать в лёгкие. Он потянул кофту вверх, глядя на неё с усмешкой.

- Ну что? Поиграем?

***

Рон нашёл плачущую Джинни на полу возле дамской комнаты. Осторожно взяв её на руки, он понёс её в гостиную Гриффиндора.

Сколько учеников пострадало за эти пять минут. Рон зажмурился на секунду, пытаясь отойти от шока. Десять минут назад он поднимался по лестнице в гостиную Гриффиндора, как вдруг увидел Пожирателя Смерти.

Не раздумывая ни секунды, Рон рванул на противника, в последнюю секунду заметив корчащегося Невила. Эта секунда оказалась роковой, потому что Пожиратель кинул сильное заклинание Рону прямо в грудь, отчего тому показалось, что тысячи маленьких огоньков загорелось внутри него, разрывая на части. Он отлетел в сторону, больно ударяясь головой о перила и наблюдая, как ублюдок в маске кидает последний раз, почти лениво, Круциатус в Невила и трансгрессирует прочь.

И тогда к боли пришёл шум, словно кто-то огрел Рона сковородкой по голове, отчего у него начало визжать в ушах. Точнее, как он понял позже, это визжала Полная Дама. Рон попытался подняться и подошёл к Невилу. Тот выглядел плохо.

Враз появилось огромное количество учеников, готовых сражаться. Но они явились чертовски поздно.

Рон положил сестру на диван в гостиной, где уже трудились гриффиндорки, используя медицинскую магию.

Гарри повезло немного больше. Он с Луной напали на одного из Пожирателей Смерти, не давая тому никому причинить боль. Рослый мужик в маске злословил и яростно бросал заклинания. Через пять минут он оглушил Гарри и успел трансгрессировать прочь. Просто исчез, оставив всех стоять на месте. Гарри винил себя в том, что не убил этого Пожирателя.

Бедная миссис Помфри носилась между койками больных с различными лекарствами. МакГонагалл нервно расхаживала по своему кабинету. Второй раз за неделю на территорию замка трансгрессировали Пожиратели Смерти, пострадали дети, надёжность Хогвартса рушится, как карточный домик.

- Альбус, ты же понимаешь, что он возвращается?

Дамблдор лишь отправил очередную лимонную дольку в рот. МакГонагалл вздохнула и села за стол, достав пергамент. Нужно было написать ещё один отчёт.

***

Харкая, шипя, крича, проклиная, Гермиона пыталась отодвинуться в дальний угол Выручай-комнаты. Слёзы текли по её щекам, губа была прокушена до крови, а одежда разорвана в клочья. Он надел капюшон и ухмыльнулся.

- Ты была замечательна, дорогуша. Дерзкая и непослушная, я таких люблю.

- Будь ты проклят! - Гермиона пыталась найти глазами свою палочку, но не видела её. Всё тело саднило и болело.

- Репаро! - он вернул её одежде прежний вид, встретился с глазами Грейнджер и опять ухмыльнулся. - Не гоже гордым гриффиндоркам ходить по замку полуголой.

Он наклонился, заглядывая ей глубже в глаза. Гермиона не сдержалась и плюнула ему в лицо, за что сразу же получила сильную пощёчину.

Поднявшись, он скучающе посмотрел на нее, направив палочку, отчего Гермиона напряглась.

- Обливейт!

========== Глава 4 ==========

Попробуй сделать шаг

И руку протянуть.

Попробуй не спеша

В глаза мои взглянуть.

Не делай мне больно

Взглядом холодным.

Челси - Не делай мне больно

Наступило утро. Солнечные лучи пробрались в комнату, несмело освещая её. Впервые за долгое время грузные серые тучи раздвинулись, пропуская солнце, а потом и вовсе исчезли, растворяясь, словно сливки в чашке кофе.

На улице появились долгожданные птицы, рассаживаясь на ветвях деревьев, отряхивая с крыльев капельки воды. Неизвестно, где они прятались во время бури, но сейчас они заводили свои песни, щебеча, кружась в воздухе.

Казалось, стало легче дышать. Дождь прошёл, смыв с замка и деревьев пыль, прибив последние листочки к почве. Теперь из окон можно было увидеть красивый осенний ковёр, покрывающий почти все участки земли.

Ветер исчез вслед за тучами, оставляя птиц спокойно нежиться на солнышке, наслаждаясь последними тёплыми деньками перед наступлением зимы. Она наступит так же внезапно, как и прошлая буря. Явится на порог, не предупредив, не подав никаких знаков. Просто внезапно обрушиться на землю белыми снежинками, покрывая всех и вся слоем снега. Укутает всё в своё белое платье, накрывая морозным подолом. И всё, и оставит людей ожидать наступления весны.

Гермиона открыла глаза и обвела мутным взглядом потолок. Отчего-то в голову пришла странная мысль, что потолок в её спальне выглядит совсем иначе. И в спальне Гриффиндора тоже. Моргнув пару раз, она согнала остатки сна и сильно пожалела об этом. Ведь с бодростью пришло понимание и боль во всём теле. Тихо охнув, она ощутила под собой что-то жёсткое и холодное, совсем не похожее на кровать. Приподнявшись на локте, она оглядела помещение. И тут отрывки прошлого вечера стали появляться в её голове.

Вот — она вздрагивает от раската грома; вот — она заходит в Большой Зал и хмурится от шума; вот — она пытается вникнуть в разговор Гарри и Рона. Кажется, последний что-то сделал, из-за чего Гермиона прикрикнула на него и вылетела в коридор. А дальше… А дальше темнота, словно кто-то хорошенько ударил её по голове.

Тихо простонав, она попыталась сесть, но тут же рухнула обратно, больно приложившись затылком об пол. Боль внизу живота, в мышцах, в голове… по всему телу взорвалась, заставляя закусить губу практически до крови. Боль настолько сильная, что мысль о том, что Гермиона находится в Выручай-комнате на полу совершенно потерялась на фоне ощущений.

Было чувство, что кто-то пытал её всю ночь, разрывая внутренности и опять собирая их. Но она ничего не помнила. И что больше всего тревожило — почему она находится именно тут? Хотя нет, вопросов было настолько много, что её бедная, раскалывающаяся на части голова не знала, какой из них анализировать. Всё, на что хватило Гермионы — совладать с болью и подняться, намереваясь выйти из Выручай-комнаты.

Она даже не знала, сколько сейчас времени. И куда идти?

В гостиную старост. Зачем? Чтобы встретиться с язвительным Малфоем и не выдержать очередной перепалки, упасть на пол прямо перед ним, надеясь, что он не станет тыкать в неё волшебной палочкой, а позовёт кого-нибудь на помощь или донесёт её к мадам Помфри? Да куда там. Он скорее, сбежит из гостиной, пока никто не заметил, и будет потом насмехаться, придумав очередные бредни ещё бог знает о чём.

Можно отправиться в гостиную Гриффиндора, но не факт, что сейчас не время занятий и хоть кто-нибудь способный помочь найдётся. Она даже не знала, что с ней произошло. А время…

Оглянувшись на окно, за которым солнце весело приветствовало всех своими лучами, Гермиона отметила, что уже не раннее утро, а, возможно, ближе к полудню. Почему же никто её не искал? Ах да, кто и мог найти её, так это Гарри, но на карте мародёров Выручай-комната не отображается. А искали? Зная друзей, Гермиона с уверенностью ответила сама себе, что искали, но просто не нашли. Конечно, можно было бы догадаться поискать её и в Выручай-комнате, раз на карте не отображалось её местоположение, но сейчас было главное выбраться.

Да, выбраться, об остальном она подумает потом. Или спросит, когда найдёт друзей.

Гермиона попыталась найти свою волшебную палочку, но в почти полуобморочном состоянии у неё это не получалось. Пересилив боль и хорошенько поискав, она всё-таки выудила её из-под хлама возле двери. Оставалось только найти Рона и Гарри.

Открыв дверь, Гермиона вышла в коридор, вдыхая похолодевший влажный воздух. Учеников не было видно, значит, сейчас идёт урок. У гриффиндорцев — или История Магии, или Прорицания. Ничего важнее здоровья. Будь сейчас Заклинания или Зельеварение, Гермиона непременно бы побежала на урок. Ну, побежала это громко сказано. Даже слишком громко. А вот доползла — самое оно.

Так или иначе, Гермиона, прихрамывая, медленно направилась к мадам Помфри. Было слишком больно… везде. Особенно горел низ живота и болел затылок. Но дышать было немного легче, чем раньше. Хоть что-то радовало.

Выйдя из поворота, Гермиона увидела целую толпу учеников. У кого-то была перевязана голова, рука, кто-то стонал, прислонившись к стене. Что вчера произошло? Наплевав на боль, она сорвалась с места и помчала в больничное крыло. В комнате все койки оказались заняты ранеными. Мадам Помфри порхала от одного ученика к другому, что-то бормоча себе под нос.

— Мадам Помфри, что случилось? — Гермиона охнула, когда мимо неё проскочил младшекурсник, больно задев плечом.

— Мисс Грейнджер, о Мерлин, мы вас вчера обыскались. Где вы были? Помогите мне, пожалуйста, их слишком много.

— Но что произошло? — спросила Гермиона, принимая в руки лекарство и направляясь к койке больного.

— Вы что, не знаете? Пожиратели Смерти вчера напали на Хогвартс. Пять минут, и они исчезли, оставив после себя немереное количество раненых.

— Все сражались, старшекурсники сражались. Все, кроме некоторых, — парень, к которому она подошла, прошептал хрипловатым голосом, укоризненно смотря на Гермиону.

Но она даже не помнит, что с ней произошло вчера. Пожиратели Смерти напали на Хогвартс?! Гарри! Рон!

Гермиона выбежала из медпункта, роняя на кровать лекарства, слыша крик мадам Помфри:

— Мисс Грейнджер, вы куда? А раненные, мисс Грейнджер?!

Но Гермионе было не до этого. Надо найти Гарри и Рона. Только они смогут всё объяснить и… помочь ей.

Она пробралась в Большой Зал, забежала в гостиную Гриффиндора, обежала седьмой и восьмой этажи, выбежала на улицу, выкрикивая их имена. Никто не отзывался.

Она влетела обратно в замок, задев плечом проходящего мимо ученика, и сморщилась. Не обратив внимание на серые глаза, наблюдающие за ней с интересом, она помчалась спрашивать всех о Гарри и Роне. Никто не видел их со вчерашнего вечера. Куда пропали? Неизвестно.

Гермиона бежала по лестнице, как вдруг острая боль пронзила её голову, помутнело в глазах, а в ушах послышался тихий звон. Остановилась, схватилась за поручень так, что побелели костяшки на пальцах. Она пыталась отдышаться, но становилось только хуже.

Мимо неё спускался Малфой, гадко ухмыляясь. Достигнув ступеньки Гермионы, он остановился и, не поворачивая в сторону голову, тихо проговорил, растягивая слова:

— Ну что, Гре-ейнджер, потеряла своих дружков? Как жаль, грязнокровка, Вислый и Шрамоголовый разошлись, окончательно разругавшись…

— Мы не ссорились, Малфой.

— Ты что, ничего не помнишь? Ну, ничего, вспоминай, Грейнджер, всё вспоминай. Тебе нужно лишь время. А с дружками можешь попрощаться, они исчезли бесследно, бросив тебя здесь, одну, оставив дышать одним воздухом с Пожирателями Смерти. Хорошие друзья, ничего не скажешь, — Малфой ухмыльнулся так гадко, что будь Гермиона сейчас физически в порядке, врезала бы, не раздумывая. Но сейчас это не самое верное решение. Она не верила ни единому его слову — они не могли бросить её!

Или могли? Так или иначе, она всё равно найдёт их. А что до Малфоя, она игнорировала его раньше, сможет и сейчас. Главное — разобраться со здоровьем. И тут, словно услышав упоминание о себе, состояние ухудшилось, в глазах потемнело, а рука расцепилась на поручне. Тело мгновенно обмякло.

В голове мелькнула мысль, что коридор практически пуст, а Малфой… Он не станет ловить её.

Краешки губ дёрнулись в слабой ухмылке, и последнее, что она увидела перед тем как отключиться — хмурое лицо Малфоя и его нереально расширенные зрачки.

***

Гермиона открывает глаза и понимает, что находится в Выручай-комнате. Вокруг темнота, словно на глазах повязка. Гермиона провела руками по лицу и отметила, что никакой повязки и в помине не было. Вдруг раздался тихий скрип, словно кто-то открыл окно, и в комнату ворвался холодный воздух. Поёжилась, сообразив, что на ней отсутствует одежда. Покраснев до корней волос, Гермиона попыталась найти волшебную палочку, но откуда той взяться при отсутствии нижнего белья? Благо, что темно и никого нет. Вроде…

В голове вертелся какой-то вопрос, покалывая кончик языка, но Гермиона не могла понять его. Сделав пару шагов в темноте голыми ступнями по холодному полу, она остановилась. Зябкий страх сжал горло, когда ничего не удалось нащупать. Казалось, все вещи, находившиеся в Выручай-комнате столько лет, разом исчезли, оставив Гермиону стоять в густой темноте, голой, посреди совершенно пустой комнаты.

Вдруг послышались тихие шаги, она повернулась в их сторону, волосы больно хлестнули по лицу, но звук исчез.

— Кто здесь?

Ответа не последовало, но шаги возобновились. Гермиона крутилась вокруг себя, пытаясь понять, с какой стороны доносились звуки. Холод заставил обнять себя руками, согревая.

— Кто ты? — её голос похрипывал, будто она долгое время кричала.

— Ты боишься меня? — тихий шёпот раздался прямо над её ухом, от чего она взвизгнула и отскочила в сторону.

— Кто ты?! — в её голосе слышны были истерические нотки. Успокоиться никак не удавалось. Да и как тут успокоишься, находясь голой, обезоруженной, в кромешной темноте, где ходит какой-то полоумный?

— Боишься? — тихий шёпот опять раздался теперь сзади неё, и Гермиона закусила губу, чтобы не закричать.

— Я спрашиваю, кто ты?! Я не боюсь тебя!

Вдруг чьи-то кончики пальцев коснулись её спины, слегка царапнув, и Гермиона шарахнулась в сторону.

— Не трогай меня!

— Врешь… Боишься, боишься, как маленькая девочка. Зачем же ты врёшь? — шёпот раздался прямо на ухо, а холодные губы неизвестного слегка коснулись мочки.

Гермиона попыталась отшатнуться, но ледяная рука схватила её за шею, лишая возможности отодвинуться.

— Что ты от меня хочешь? — предательские слёзы выступили на глазах, голос дрожал.

— Попробуй угадать.

Над ней явно издевались, но руки исчезли, а шаги притихли. Гермиона должна была уже привыкнуть к темноте и начать хоть что-то различать, но до сих пор казалось, что она мечется с повязкой на глазах.

— Что угадать? Зачем ты играешь со мной? Почему я…

— Тс-с… — холодный палец коснулся её губ, заставляя замолчать. — Ты права, я хочу поиграть с тобой. Но готова ли ты?

— К чему? — Гермиона закусила губу, всхлипнув.

— Знаешь, чего я хочу? — вопрос прозвучал так, будто произносящий улыбался. — Я хочу видеть, как твоя кожа покраснеет под моими ударами.

— Что?! Зачем тебе я?! — она не выдержала, закричала во все лёгкие.

Последовал удар чуть ниже лопаток, отчего Гермиона чуть не задохнулась, взвизгнув. Спина загорелась, а еле сдерживаемые слёзы прорвались, спускаясь по щекам и опадая на руки, прикрывающие грудь.

— Мне нравятся, какие звуки ты произносишь, когда я тебя бью. Как жаль, что тут так темно, правда? Не видно, как на твоей коже появляются красные полосы. Уверен, это замечательное зрелище.

Последовал ещё один удар, теперь уже чуть ниже поясницы, но гораздо сильнее, от чего Гермиона закричала в голос, слыша тихий хриплый смех. Такой смех бывает только у курящих или возбуждённых людей. И она надеялась, что причиной тому являлось курение.

— Зачем тебе я? — Гермиона опустилась на пол, обнимая себя руками крепче и давая волю слезам, сжимающим горло.

Спина горела, но нутро подсказывало, что это не конец.

— Я не могу этого не делать.

— Почему?.. Почему ты делаешь это со мной?

— Почему? — вопрос прозвучал так, будто человек и вправду задумался. — Потому что я так хочу.

Гермиона ощутила тихие шаги за её спиной, затем холодные руки коснулись её, слегка погладили, а губы мягко поцеловали выступающий позвонок на шее. Гермиона попыталась отодвинуться, но человек притянул её к себе, и она ощутила врезающиеся пуговицы в спину. Он был в рубашке.

— Пора возвращаться, не думаешь?

— Куда?

— На свет. Мне не нравится только слышать твои вскрики, я хочу видеть тебя. Скоро, Грейнджер, скоро.

***

Сильный запах ударил по обонянию, отчего Гермиона сморщилась. Было тепло, совсем не так, как в Выручай-комнате. Она ощутила, как ей раздвинули губы, вливая отвратительно пахнущее лекарство, и не менее приятное на вкус. Захотелось выплюнуть, но ей зажали нос, и пришлось глотнуть. По горлу потекла горькая субстанция.

Ощущение одежды порадовало, но от попытки повернуться на бок она отказалась — всё тело саднило, а внутренности, казалось, превратились в сплошное месиво. Страшно было вдохнуть лишний раз.

Наверное, страх произвёл выброс адреналина, давшего возможность открыть глаза. Белый потолок неприветливо навис над ней, а в носу защекотало от запаха лекарств, трав и различных настоек. Где она? Конечно же, во владениях мадам Помфри.

Старая лекарка возилась над кем-то другим, кто также отчаянно не хотел принимать горькую гадость. Но сил у этого кого-то было больше, поэтому послышался звук разбивающегося стекла и причитание мадам Помфри.

— Мистер Уизли, что вы себе позволяете?

Нашла? Нашла! О Мерлин, она нашла Рона! Нужно было только вылезти из кровати и выглянуть из-за ширмы.

Подняться удалось только с третьей попытки, но удалось же, маленькая победа прибавилась к долгожданной находке, что подняло настроение.

Гермиона ступила на холодный пол голыми ступнями и с улыбкой вышла из-за ширмы. Но та медленно сползла с губ, когда на койке оказался совсем не Рон, а его старший брат Джордж. Тот не заметил Гермиону, потому что крепко зажмурил глаза. Что-то кольнуло в сердце, но она подошла ближе. Вид у Уизли был не очень.

— Джордж, — она присела на край кровати, наблюдая, как тот открывает глаза и поворачивает к ней голову, — что случилось? Где Рон и Гарри? Я их искала… — при упоминании о Роне что-то мелькнуло в глазах Джорджа, но Гермиона проигнорировала это. — Что вчера произошло?

— Где ты была?

Что? Это совершенно не то, что ей сейчас нужно — отвечать на вопросы. Ей нужны ответы!

— Где они?

— Исчезли.

Исчезли. Замечательно, просто феерически. И, конечно же, нужно задать глупый вопрос:

— Куда?

Ну да, Гермиона, молодец. Самая умная волшебница за всю историю Хогвартса спрашивает, куда исчезли её друзья. Молодец, садись, тролль.

— Они исчезли, Гермиона, пропали после вчерашней битвы.

Что?!

— Какой битвы? Ты о чём?

— Ты ничего не знаешь?

— Нет, я ничего не знаю, Джордж Уизли!!! Я очнулась сегодня утром или днём… Я понятия не имею, когда я проснулась в Выручай-комнате! Я не знаю, как попала туда, что делала, что случилось вчера, что со мной, где Гарри и Рон! У меня болит всё тело, я теряла сознание… наверно, не один раз! Я ничегошеньки не помню про вчерашнюю ночь, и никто не хочет объяснить мне ровным счётом ни-че-го! — закончила она свой крик как нельзя лучше — слёзы потекли ручьём, и она невольно вздрогнула, сравнивая эти ощущения со сном. Но… сон ли это был? — Прости…

— Извини. Тс-с… — Гермиона вздрогнула от этого звука, но… Нет, тогда звучало совершенно иначе. Нет, это не он. — Вчера ночью на Хогвартс напала группа Пожирателей Смерти. Они трансгрессировали обратно через пять минут, оставив после себя сотни раненных. Знаешь, это было так странно. Замок был почти погружён в сон, а потом явились они, и этот шум, крики, проклятия летели со всех сторон… Все выбежали в коридор… Не надо было этого делать. Так пострадало больше. А потом они исчезли, и наступила тишина. Такая давящая, звенящая в ушах. Гарри и Рон сражались. Я видел их здоровых после битвы, а потом они исчезли. Их нет во всём замке. Ни их, ни карты мародёров, ни мантии-невидимки.

— Их…

— Я не думаю, что их забрали. Они сами ушли.

— Но без меня…

— Мы не нашли тебя на карте мародёров, Дин Томас вызвался пойти в Выручай-комнату, а сегодня… Его нашли мёртвым.

Шок охватил её. Этого не может быть.

— Этого не может быть… — прошептали её губы.

Комментарий к Глава 4

Извиняюсь за то, что долго не публиковала главу! Разобралась с делами, исправила, и вот, принимайте. :)

========== Глава 5 ==========

Я буду храброй,

Я не позволю забрать то,

Что находится передо мной.

Каждый вздох,

Каждый час вел к этому.

Christina Perri - A thousand years

Целую неделю Гермиона провела в койке под строгим присмотром мадам Помфри. Целую неделю она только и делала, что лежала с целой горой книг, на которые всё же выпросила разрешение. За это время она успела выучить новый курс и полностью повторить старый, но что-то мешало. Что-то, поселившееся внутри, заставляющее нервничать.

Нет, её почти вылечили, осталось лишь несильная головная боль и два известия.

Оказалось, ей стёрли память. Кто-то очень хотел, чтобы она забыла что-то, и постарался с Обливейтом. Но, вообще-то, ей повезло, заклинание стёрло только ту злополучную ночь, не тронув ничего больше.

А второе известие также ужаснуло её, но вскоре волнение ушло вместе с болью. После того, как мадам Помфри и Минерва МакГонагалл рассказали ей об Обливейте, применённом в ту ночь, Гермиона заметила в их глазах что-то ещё. Что-то, что она обязана была знать, но ей не собирались сообщать.

То ли от того, что она приложилась головой, и в ту ночь произошло ужасное, — а в том, что произошло что-то ужасное, она была уверенна на сто процентов, в чём и оказалась права. То ли от того, что в ней проснулась не присущая ей… нет, не напористость и упрямство, это было в ней давно, а желание спорить и узнать необходимое, мадам Помфри сдалась. Попросила не переживать, ничего страшного в том, что с ней произошло нет, точнее, она молодая, сильная, умная, она переживёт, но почему-то от этого стало только страшнее. Сердце уже билось в разы быстрее, причиняя лёгкую боль, и поэтому Гермиона выдала нервное «ну?». Мадам Помфри посмотрела на неё долгим изучающим взглядом, отчего сжались внутренности, но всё же произнесла тихим вкрадчивым голосом:

— Гермиона Грейнджер, у вас серьёзные повреждения. Как снаружи, так и внутри — сильное кровотечение удалось устранить. Но ещё несколько дней вы должны будете провести в постели, пока окончательно всё не заживёт. Не будем гадать, что к этому привело, будем лечить. Ближайшую неделю вы проведёте под моим строгим присмотром, а дальше будет видно.

Судорожно вздохнув, Гермиона кивнула лекарше и закрыла глаза. Всё стало понятно, вопросы рассеялись, раскрыв перед ней всю картину. Раньше Гермиона никогда не получала увечья серьёзнее перелома руки в девять лет, если не считать окаменелость от взгляда Василиска. Раньше тело никогда так не болело, а мысли не метались в голове, бесстыдно игнорируя попытки хозяйки усмирить их. Пролежать в больничном крыле неделю казалось и не таким уж ужасным вариантом, по сравнению с тем, что Гермиона начала подумывать о возможном окончании той ночи и более серьёзных последствиях. Хотя не факт, что с ней не случилось самое худшее из того, что она могла предположить.

Чем больше времени проходило после известия, тем сильнее размывалось её представление о событиях той ночи. Гермиона была уверена в ужасных деяниях над ней, но это отошло на второй план её переживаний. Она нервничала от неизвестности. Где сейчас её мальчишки? Если бы они были рядом… Но их нет, и Гермиона старалась не думать об этом. То, что они исчезли, бросив её тут одну, даже не написав ничего, очень злило и обижало её. Но лучше так, чем думать, что их похитили, или они погибли, ведь так? Гермиона надеялась, что да. Ей совершенно не хотелось думать о причинах исчезновения мальчишек, но чем больше она старалась отвлечься, тем хуже у неё это получалось, и всё чаще мысли возвращались на круги своя.

Гермиона вздрогнула, проснувшись. Эта ночь последняя, завтра днём она сможет вернуться в дортуар старост. Даже встреча с Малфоем её не пугала… Это не вызывало ровным счётом никаких ощущений, будто всё, что происходило раньше, было не с ней. Говорят, что время лечит. Ничего подобного, оно лишь помогает притупить боль. И то на время, до первого всплеска эмоций, и тогда пиши пропало. Никого не спасти от криков, обвинений, буйства и слёз. Кто как реагирует, но Гермиона не хотела проверять, что будет вытворять она, когда Малфой доведёт её. Если доведёт.

Сейчас было ощущение, что все чувства и мысли притупились. Гермиона стала менее эмоциональная. Больше рассудительная, рациональная, как и раньше, но эмоций поубавилось, равно, как и живого огонька в глазах. Увидев своё отражение в стекле окна, она лишь горько вздохнула. Красавицей никогда не была, а теперь и подавно не будет.

Очень смешанные чувства крылись в ней. С одной стороны, она сходила с ума от потери Гарри и Рона, боялась того, что произошло с ней в ту роковую ночь, а с другой стороны, ею завладело вопиющее спокойствие. Она даже радовалась, что к ней применили Обливейт, тем самым облегчив возможные страдания. Но та ночь держала её, заставляла снова и снова прокручивать в голове минувшие события. Перед глазами до сих пор стояло то утро, когда она вышла из злополучной Выручай-комнаты. Больше ни ногой туда! Да ни за что в жизни! Но что-то подсказывало, что она туда ещё вернётся, и не раз.

То, что действительно волновало её, так это сны. Они были до того правдоподобными, что, просыпаясь посреди ночи в холодном поту, она благодарила Мерлина за то, что всё это не происходило на самом деле. Каждую ночь ей снилось одно и то же. Закрывая глаза, она со страхом ожидала сна, а тот не спешил разочаровывать Гермиону. В каждом её сне она находилась голой в Выручай-комнате. Снова холод из открытого окна, непроглядная тьма и шаги. Шаги, от которых она вздрагивала всем существом, сильнее, чем от холода. Ветерок лишь ощущался кожей, а шаги отдавались эхом внутри неё, оседая тяжёлыми камнями внизу живота. Страшно до дрожащих коленей. И холодные руки, касающиеся её в самых разных местах. И самое странное, что эти прикосновения вызывали только страх, никакого отвращения или стеснения не было и подавно.

А чего ей стоило слышать его голос. Это был словно знак, что сейчас в дело пойдёт плеть. Каждый раз, когда он обращался к ней, в голове уже гудел звонкий звук удара плетью. И он ударял. Так, как хотел только он. Иногда этоедва ощутимые удары, будто ленивые, а иногда стоило больших усилий не выхаркать свои лёгкие от криков. А потом он прикасался к ней холодными руками, сильными, но нежными. И эти прикосновения — она ненавидела себя за это — приносили успокоение. Часть боли он забирал, оставляя лишь жжение. Но под ударами спина горела, казалось, будто вот-вот он снимет с неё кожу.

А потом… А потом она просыпалась.

Зелье без сновидений не помогало, было только хуже. После принятия этого лекарства он бил намного сильнее.

А вот кто – он? Голос, звучавший во сне, казался знакомым, но, просыпаясь, она не помнила ничего, кроме горящей спины и своих криков.

Но ничего, завтра она вернётся в свою спальню, вернётся к учёбе, и всё наладится. Она даже ждала перепалок с Малфоем. Подумать только, этот хорёк мог помочь ей своим излюбленным способом — язвительностью. Может, после его яда она сможет заснуть и не видеть того сна. По крайней мере, можно было попробовать.

За окном шёл дождь. Тяжёлые капли барабанили по окну, убаюкивая Гермиону. Опуская свинцовые веки, она проваливалась в сон. Опять к нему и его плети.

***

— Северус, мы не имеем понятия, куда исчезли Поттер с Уизли. Мы пытались найти их, но всё безуспешно… Такое ощущение, что мальчики скрываются… — профессор МакГонагалл сидела за своим столом в кабинете директора и нервно смотрела на Снейпа.

— Именно, они всего-навсего мальчишки. Они не смогут скрываться вечно. Не найдём мы, найдёт Волан-де-Морт. А он церемониться с ними не будет.

— Почему они так вас волнуют?

— Они ученики Хогвартса, я должен переживать и заботиться о каждом из них, не думаете?

— Вы правы, они наши ученики, но раньше я не замечала такого… отношения к ним.

Профессор Снейп прошёл к высокому окну. Там, за стенами замка, снова лил дождь. Ветер был немного слабее, чем в те дни. Он всмотрелся в темноту, пытаясь хоть что-то высмотреть.

— Да, они волшебники, но всего лишь мальчишки, не способные полностью защитить себя. Им нужен опекун. В школе в роли опекуна выступала мисс Грейнджер…

— А теперь вы?

— Нет, я ничем не могу им помочь.

Если они не смогут справиться сами, им никто не сможет помочь. Никто.

Прогремел гром, старательно пугая всех и вся. Это не буря приближается, нет. Надвигается нечто другое, намного хуже.

***

Гермиона снова проснулась в холодном поту. В ушах до сих пор стоял звук ударяющейся о тело плети. Какое-то странное ощущение родилось внизу живота, но быстро стихло. Перевернувшись на бок, Гермиона предалась мыслям о Гарри и Роне. Она уже не злилась и не обижалась на них, эти чувства сменило другое, намного сильнее — переживание. Они не знала, где они и что с ними, от этого становилось плохо. Голова ещё не полностью прошла, но уже почти не болела, если не думать много. Но она не может этого не делать. Мысли беспорядочно метались от одной темы к другой. Она хотела знать, почему они ушли и куда направились. Почему не нашли её? Гермиона старалась не возвращаться к той ночи, но, наплевав на уже появившуюся головную боль, попыталась восстановить все моменты.

Как оказалось, последнее, что она помнит, сильное желание найти спокойное место, уединение. Она сорвалась с места в Большом Зале и помчалась… наверное, в Выручай-комнату. Что случилось в той злополучной комнате? Тело кричало о чём-то ужасном, но разум не помнил ничего. Так чему можно верить?

В голове появлялась мысль о том, что Гермионой могли грязно воспользоваться, но она с усилием гнала этот бред. Гораздо рассудительнее будет опираться на факты, чем на глупые догадки. Всё тело болело, как будто её отходили плетью и заклинаниями…

От мысли о плети она вздрогнула. Во сне она стала меньше бояться незнакомца с холодными руками. Находясь в полной темноте, она ожидала горящую спину, свиста плети, смешивающегося с её криками. Ему нравилось, как она кричала, а она становилась всё бесчувственней внутри. Словно что-то внутри умирало, оставляя лишь оболочку.

Первые солнечные лучи коснулись её руки, перебегая с пальцев на кровать. Гермиона усмехнулась, глубоко вздохнув. Почти все оправились после той ночи. Джинни заходила каждый день и приносила то сэндвичи, то булочки, оправдываясь тем, что Гермиона слишком бледная и худая. Но есть не хотелось. Желудок сводило от одной мысли о еде, а тошноты не было.

Сегодня её выпишут, она сможет ходить на занятия, встретит однокурсников, будет спать в своей постели. И даже Малфой казался просто злым мальчиком, совсем не мешавшим ей жить. Только сейчас она поняла, насколько соскучилась по дортуару. Что бы ни говорил Малфой, а гостиная была уютной.

Скоро появилась мадам Помфри и дала последний раз горькое лекарство. Больше не будет этого запаха трав и отвратительных зелий. Переодевшись, Гермиона вышла в коридор, и на неё налетела Джинни, слегка толкнув.

— Ой, извини, Гермиона, я так рада, что тебя отпустили! — она обняла Гермиону, и та отметила, что тело больше не болит.

— Я тоже, этот запах скоро бы свёл меня с ума.

Всю дорогу к дортуару Джинни щебетала, о чём только можно. И о Снейпе, который стал ещё злее, чем это вообще возможно было, о Невилле, который боится идти на уроки зельеварения. О том, что в Большом Зале еды стало больше, Рону бы точно понравилось. После упоминания о нём, Джинни притихла. Все эти дни она старалась не упоминать ни о Гарри, ни о Роне, ни об их исчезновении, но Гермиона видела боль в глазах подруги, и понимала, чего Джинни стоит не говорить о них.

В тишине они дошли до дортуара быстро. Джинни хотела зачем-то помочь, проводить до спальни, но Гермиона отказалась. Попрощавшись, она зашла в гостиную. В камине слабо горело пламя, потрескивали поленья, в воздухе пахло книгами. Да, она так соскучилась по дортуару. Гермиона провела пальцами по обивке дивана, коснулась каменной стены, вдыхая свежий воздух, дувший из открытого окна. На миг закрыла глаза, и к ней пришло какое-то умиротворение. Тишина, тепло, свежесть – вот чего ей так не хватало. Уголки губ слегка дрогнули в подобии улыбки.

Послышался скрип картины, и Гермиона вздрогнула. Находясь в больничном крыле, она думала, что Малфой не представляет собой ничего страшного, требующего особого внимания. Но она ошиблась, страшно ошиблась. Повернувшись и встретившись с ним взглядом, с холодным и презрительным, словно он увидел в своём супе навозного жука, сердце забилось намного быстрее.

— Чего надо? — кинула она, отворачиваясь и направляясь к лестнице.

— Как грубо, Грейнджер, я даже ни слова не сказал. Тебя что, не воспитывали? Хотя да, кто мог это сделать? Твои маглы-родители или вшивые друзья?

— Закрой рот, — прошипела, резко оборачиваясь. Он задел ее, а она, сама того не понимая, сама попалась в сети и увязала в них сильнее. Чёрт, и что она думала? Что Малфой будет вести себя нормально, или она перестанет реагировать? Ну да, конечно.

— Не смей мне приказывать, грязнокровка, — он зашипел, делая медленный шаг к ней. — Ты не имеешь права говорить со мной таким тоном, жалкая шлю…

Боль в щеке почти заставила его повернуть голову.

Пару раз моргнул, приходя в себя. Она ударила его… Она, метающая молнии глазами, разъярённая гриффиндорская шлюха ударила его, Драко Люциуса Малфоя. Но Грейнджер же была почти возле лестницы. Что за хрень?

И что он сделал в ответ? Увидел, как она отшатывается назад, прикладывает руку к щеке, поднимает на него глаза. Не верит, но разве боль не самое лучшее доказательство? Да, смотри, испытывай страх. Он не брезгует ударить в ответ, даже грязноковку.

Тем более, грязнокровку! Таких, как она, нужно воспитывать. Но у него другие планы, он должен унизить, уничтожить… Ещё не время, Грейнджер, подожди немного.

— Где же твои щенки, шлюшка? Подохли?

Она отнимает руку от щеки, кидаясь на него. Бьёт кулаками, куда достанет, что-то отчаянно выкрикивая. Кажется, она проклинает его. Ну и пусть.

Несколько мгновений он терпит, кривится, а потом хватает ее за кисти, заламывая руки, и кидает на диван.

— Если ещё раз позволишь себе ударить меня, я сверну тебе шею, — говорит спокойным голосом, сдерживая гнев. Стараясь не сорваться и не выполнить обещание преждевременно.

А она, наверное, что-то улавливает в его голосе… или видит в глазах, он не понял, что именно. Но она закрывает рот, приготовленный к новым порциям криков и оскорблений. Что-то в нем изменилось. Это больше не тот Малфой, которому она несколько лет назад зарядила кулаком в нос. Он выше, старше и сильнее. И он пугает ее до чертиков. Своей переменой, своими вспышками гнева, которые сменяются на спокойный, леденящий душу тон. А то, что и как он говорит…

Да, грязнокровка, смотри на меня, бойся меня. Я оправдаю твои ожидания.

Он скользит взглядом по ее лицу, кривится и делает шаг назад.

— С возвращением, — криво усмехается, замечая, как она вздрогнула, отворачивается и быстро поднимается по лестнице, закрывая за собой дверь спальни. Глубоко вдыхает и трет пальцами переносицу.

Чёртова сука! Драко подходит к зеркалу, висящему на стене. На щеке красное пятно, видны даже пальчики. Она оставила на нём клеймо. Он усмехается, проводит пальцами по полыхающему пятну и облизывает губы быстрым движением.

— Что же ты будешь делать потом, а, Грейнджер? — тихо шепчет, прикрывая глаза.

Наверняка её кожа будет замечательно смотреться под плетью. Он облизывает нижнюю губу. Осталось совсем немного, время скоро придёт, и тогда начнётся игра. Увлекательная игра под названием «Уничтожить Грейнджер». Ей понравится.

***

Гермиона встала с дивана и на ватных ногах поплелась в свою спальню. Это хорек Малфой? Кого она обманывала? Один только взгляд на него заставляет скручиваться внутренности до крошечных размеров. Он чертовски изменился. Это совершенно не тот заносчивый сын богатенького папочки.

Эта вспышка ярости заставила трястись колени. Нет, то, что он ударил её… повергло в шок, она даже не сразу почувствовала боль. А вот то, как он схватил её руки, казалось, он способен раскрошить ей косточки, лишь сжав посильнее. Но он же отбросил её на диван, вместо того, чтобы сломать ей что-нибудь или кинуть на пол.

«Ну да, за это ему можно сказать спасибо», — проворчало сознание, а Гермиона фыркнула, заставляя его замолчать.

Выдохни. Это просто Малфой. Просто неуравновешенный идиот, до этого момента воспринимавшийся совершенно спокойно. А теперь… А теперь нужно опасаться его.

Гермиона закрыла за собой дверь спальни и сползла по ней спиной. Над ней издевались, а потом стёрли память, Гарри и Рон исчезли, Малфой ведёт себя как псих. Да что происходит со всеми?! Если этому способствовало время, тогда дайте ей в руки маховик времени, она вернётся в прошлое, лишь для того, чтобы всё было как раньше. Гарри и Рон были забавными мальчишками, которых она должна была учить; никаких Пожирателей Смерти не было; Малфой был трусливым бледным парнем, не способным ни на что больше, чем просто оскорбления.

В ванной комнате послышался звук воды. Кран скрипнул, а Гермиона зажмурилась.

За что ей это?

Закусив губу, чтобы ни одна живая душа не услышала её всхлипов, она заплакала. Слёзы не хотели прекращаться, стекая солёными дорожками по щекам. Гермиона запрокинула голову, слегка ударившись затылком о дверь. В голове вспыхнул огонёк и сразу же погас, принеся в голову отрывок той ночи.

Кто-то тянет её за ногу по холодному полу. Кофта задирается почти до талии, оголяя часть живота. Острые края камней сдирают тонкую кожу на позвонках. Гермиона кричит, пытаясь сбить руку другой ногой. Она всё же попадает, отчего мужчина в чёрной мантии чертыхается. Гермиона отползает назад, но он подходит, хватает её за горло, прикладывая затылком о пол. В глазах сразу появляются «звёздочки», а хриплый голос шепчет на ухо:

— Куда собралась? Мы ещё не поиграли.

Ещё не поиграли… Во что? Всё внутри холодеет.

«Видишь, Малфой, не ты один заставляешь меня трястись. Или…» - она не успела оформить свою мысль полностью, потому что стук в окно прервал её.

Она открыла глаза, пытаясь разглядеть что-то через мутную пелену. Стук повторился. За окном сидела белая сова, настойчиво стуча клювом по стеклу, призывая Гермиону открыть ей, что та и сделала.

Птица влетела в комнату, кружась вокруг Гермионы. Наконец, она села на спинку стула и подала лапку. На ней красовался свёрнутый кусок пергамента. Гермиона отвязала его, на что сова благодарно ухнула и выпорхнула в окно, взмывая в небо. Свиток жёг руки и вскоре был развёрнут.

Почерк Гарри она сразу узнала. Не веря своим глазам, она вновь и вновь вчитывалась в каждое слово, впитывая в себя. Широкая улыбка растянула губы, и захотелось прыгать по всей комнате… по всему Хогвартсу, крича, что они живы! Но последние слова остановили её от этого безрассудства.

Гарри и Рон отправились на поиски крестражей, так как Волан-де-Морт всё ближе и ближе. Как найти первый, они уже знают. Предвидя её вопрос, они сразу написали, что искали её, оббежали почти весь Хогвартс, но время поджимало, они могли не успеть покинуть замок. Дальше следовал почерк Рона, слегка размашистый и корявый, но до боли в сердце знакомый. Рон писал, что с ними всё в порядке, что они скучают и просят не искать их, не писать им ответные письма.

Они живы, они скучают! Гермиона от радости даже припрыгнула. Страх и злость на Малфоя прошли моментально. Возникло ощущение, что огромный камень упал с души, разбившись о её радость на маленькие кусочки. Живы!

Вылетая из гостиной, она услышала приглушённое чертыханье за закрывающейся картиной. Старый барон тоже не оценил такого порыва Гермионы и скривился, сверля ей спину, но она не обратила внимания. Все мысли были заняты только этой ошеломляющей новостью.

Наверное, она бежала с улыбкой до ушей к гостиной Гриффиндора, потому что все проходящие мимо ученики смотрели на неё немного удивлённо. Хотя, они правы. Гермиона Грейнджер, строгая староста школы, пролежавшая у мадам Помфри почти неделю, несётся по коридорам замка, безумно улыбаясь. Та ещё картина.

Выбегая из-за угла, Гермиона врезалась в кого-то, чьи руки моментально поймали её, выхватив письмо. Подняла глаза, глядя в ухмыляющееся лицо. Блейз Забини ухмыляется совсем не как Малфой. Не так противно, а даже… тепло? Лучший друг, совсем не похож на светлокожего слизеринца. У него приятное лицо, тёмные глаза в обрамлении чёрных пушистых ресниц, пухлые губы, скрывающие ровные белые зубы. И эти губы кривились, но не презрительно, скорее, удивлённо. Если бы не глаза, в которых засело странное выражение, она бы никогда не сказала, что он слизеренец.

— Любим врезаться в людей, Грейнджер? — он заметил её быстрый взгляд на письмо в его руках, но счёл лучшим оставить инициативу ей.

— Любим забирать чужие вещи, Забини? — она подняла бровь, подбородком указывая на письмо. — Отдай.

— Я не понимаю, о чём ты, — усмехнулся, а в тёмных глазах плясали чертенята.

Серьёзно?

— Отдай, — она придала голосу строгие нотки, но вызвала лишь удивлённо поднятую бровь. Он насмехался над ней. — Сейчас же, Забини.

Сердце сжалось, когда на ум пришла мысль, что он может прочитать письмо, и тогда все узнают о Гарри и Роне. А потом и Волан-де-Морт. Она не могла так рисковать. Она не могла рисковать ими.

— Держи, — он протянул руку с письмом, даже не взглянув на него, всё также не отрывая глаз от её лица.

— Что?

— Держи, ты глухая, Грейнджер? Или неделя у мадам Помфри дала о себе знать? Тебе нужно письмо?

Она забрала у него письмо, сжав в руке. Уголки его губ чуть дрогнули, а в глазах прыгали смешинки. Да что с ними всеми творится? Зло фыркнув, она обошла Блейза, чувствуя его взгляд на спине.

— Ты заходи, вдруг чего. Будет нужна помощь — обращайся, помогу, чем смогу.

Гермиона поперхнулась воздухом, остановилась и спросила, не оборачиваясь:

— С чего вдруг такая доброта, Забини? Я гриффиндорка, не забыл?

— Тебе бы научиться принимать помощь ото всех, кто предлагает, Грейнджер. А то когда будешь действительно нуждаться — друзья не смогут помочь, а от остальных ты нос воротишь. Тебе же хуже, Грейнджер, тебе же хуже, — конец фразы он сказал почти на распев. Затем раздались шаги в противоположную от неё сторону.

Да что с ними сегодня происходит?

*I will be brave

I will not let anything take away

What’s standing in front of me

Every breath

Every hour has come to this.

Комментарий к Глава 5

Изменённая глава.

========== Глава 6 ==========

Вернулась в дортуар Гермиона ближе к полуночи. Быстро пролетев по коридорам, стараясь не попасться, она под недовольное бурчание старого барона прошла в гостиную, прислонившись спиной к картине, закрыла глаза, счастливо улыбаясь.

Джинни визжала от радости, когда узнала, что мальчишки в порядке. А потом плакала на плече Гермионы, обзывая их всеми известными ей словами за то, что исчезли. Луна, Невилл и Уизли тоже узнали о цели «исчезновения» Рона и Гарри. Они также пообещали никому ничего не рассказывать, не искать и не писать им письма. Как бы ни хотелось, этого делать нельзя — они просто-напросто могут неосознанно выдать мальчишек Пожирателям Смерти.

Гермиона просидела в любимой гостиной очень долго, просто болтая с друзьями. Казалось, что все, как и прежде. Что нет никаких проблем, почти как в детстве. Только приключения. Но ни Гарри, ни Рона нет рядом, а ненормальный Малфой продолжает пугать.

Открыв глаза, Гермиона вздрогнула. Тот самый Малфой сидел на диване в гостиной в полной темноте, лишь свет луны слегка освещал помещение. Он сидел и смотрел на неё, и только от этого по спине прошёл неровный строй мурашек.

— Ты знаешь, сколько уже времени? Где тебя носит? — раздражение в его голосе можно было резать ножом и намазывать на хлеб вместо джема.

— Ты мне не мама, Малфой. Что ты тут делаешь? Ты… меня ждал? — она оторвалась от картины, поправляя мантию, замечая, как Малфой скривился.

— Что ты несёшь? Тебя было слышно, когда ты ещё бежала в коридоре. Как думаешь, я бы смог спокойно спать, если бы услышал твой топот в гостиной?

— Я тихо хожу! — Вздёрнула подбородок, чувствуя внутри просыпающееся раздражение. Лучше злиться, чем бояться. Давай, Гермиона, ты дашь отпор этому хорьку.

Всего лишь Малфой, всего лишь…

— Да ладно? Ты сама-то веришь в то, что говоришь? Как же ты меня бесишь, Грейнджер. Было бы замечательно, если бы ты отказалась от должности старосты, дабы освободить меня от своего присутствия.

…Малфой.

— Где ты была?

— Что? — она даже злиться перестала. Как? Как так можно? Сначала плеваться желчью, раздражая, а потом затыкать её такими вопросами. Да какое ему дело?

— Ты глухая? — Положил ноги на стол, проследив за её взглядом. — Я спросил: где ты была?

— Да какое тебе дело? — озвучила она свой вопрос. Какого черта он достает ее?

— Ты с кем-то трахалась? — верхняя губа дернулась в отвращении, а глаза сверкнули в темноте, будто и не человеческие вовсе.

Гермиона вздрогнула, как от удара. Напряжённая тишина повисла между ними.

— Что? — она задохнулась. Сделала шаг к нему, сжав кулаки.

— А, ну да. Ты же фригидная сука, на тебя даже Потти с Уизелом не посмотрели, куда уж остальным, — выплюнул, наблюдая с извращённым удовольствием, как даже в темноте на её щеках заметно проступает румянец.

— Пошёл к чёрту! — Подлетела к дивану, указывая на Малфоя пальцем. — Ты, мерзкий хорёк, говори свои… пошлости кому-нибудь другому, понял?! Не смей при мне…

— А то что? — заткнул её, поднимая бровь, склоняя голову к плечу. Так, что пара прядок упали ему на лоб.

— Что?..

— А то что, Грейнджер? Что ты мне сделаешь? Позовёшь Поттера и Уизли? Они исчезли, сбежали от тебя. А что ты есть одна, без сторожевых псов? — Спустил ноги со стола, подаваясь туловищем к ней, и произнес, отделяя каждое слово вязкой паузой: — Что ты есть?

— Я личность, Малфой. Личность со своими моральными устоями, мнением и правилами, никем не навязанными. А кто ты? Неудавшийся Пожиратель Смерти? Слизеренский ублюдок? Психически неуравновешенный подросток? Пешка Волан-де-Морта?

— Ты забыла опасного сукина сына, — усмехнулся он, но Гермионе показался волчий оскал. — Прежде всего, я опасен, Грейнджер, для тебя. Лучше бы тебе держать свой острый язычок за зубами, а то опомниться не успеешь, как его тебе вырвут, — выдохнул, внутренне ухмыляясь, замечая тревогу в её глазах, — вместе с твоим подбородком.

— Что ты несёшь?

Она отшатывается, делает шаг назад.

Давай, Грейнджер, беги.

— Истинную правду. Только и всего, — прошептал он, вставая с дивана, замечая, как она пятилась назад. Боится… Ох, Грейнджер, ты ещё увидишь меня во всей красе.

— Что ты… — выдохнула она, прислоняясь спиной к стене.

Живот свело, а ладони вспотели. Малфой приблизился, загадочно ухмыляясь. Она зажата между ним и стеной. Движение, и по обе стороны от нее — его руки.

Как тогда…

Тёплое дыхание достигает её лица, и тут приходит сумасшедшая мысль.

С ними со всеми творится что-то неладное, наверняка!

Гермиона судорожно выдыхает, приподнимаясь на цыпочках, чтобы быть на равне. Не достает, все равно ниже. Стоит, прижав ее к стене, пригвоздив взглядом. Стоит, не шевелясь, и наблюдает… с интересом, с вызовом. Будто… Будто ждёт. Чего?

Мы все сошли с ума и прямо сейчас летим в ад.

Воображение рисует мамино лицо и мягкий поцелуй в лоб в моменты, когда Гермиона злилась на что-то. Пуф — и все проходило.

— Пуф, — полузвук-полувыдох срывается с ее губ. Малфой ловит этот звук и насмешливо изгибает бровь. А в следующую секунду она вскидывается и достаёт губами до его губ и касается их, выдыхая. Ощущая горячую шероховатость. Надавливая, ощущая его тёплое дыхание на щеке, зажмуриваясь.

«Что ты творишь?!» — кричит всё её существо, но она просто игнорирует все разумные мысли.

Ощущения обострились, а сердце готово было выпрыгнуть из груди в любую секунду. Сейчас он оттолкнёт её. Сейчас он ударит её, выкрикивая гадости, вытирая рот рукавом, сплёвывая ей под ноги. Сейчас… Давай. Давай же. Просто оттолкни и уйди отсюда. Уйди-уйди-дай-мне-уйти!

Но он не отталкивает. Скользит рукой к шее, к подбородку, слегка надавливая большим пальцем, раскрывая её рот, ныряя в него языком.

А она вдруг задыхается. Задыхается от жара, внезапно охватившего её; от ощущений, накрывших её с головой; от руки, грубо держащей её за подбородок; от его властного языка, ведущего битву с ней. Битву? Да она проигрывает, так и не начав бороться.

Мерлин-блять-господи. Он целует ее. Малфой-выродок целует ее!

Он целует её, заставляя раскрыть рот почти до хруста, а она позволяет. Она сама потянулась к нему. Сама нарвалась. Надеялась спугнуть, выкинула самый невероятный трюк и попалась. Он поступил как всегда — непредсказуемо. Гермиона задыхается, чувствует чужой язык во рту, напористый, горячий. Малфой целует, но держит на расстоянии.

Отстраняется, так резко, что она почти теряет равновесие.

Драко отходит на шаг, ухмыляясь, отчего хочется провалиться сквозь пол. Щёки вспыхивают, когда он цокает языком, глядя на неё почти восхищённо. И… начинает смеяться. Мерзкий ублюдок.

Вся дрожь прошла моментально. Остался осадок. До того неприятный осадок, что хочется выдрать его ногтями, только бы не чувствовать, не ощущать его на себе. И в себе. О Мерлин, Малфоя стало так много, что, кажется, он забирает весь кислород, существующий для них двоих. Хотя, уже нет никаких их. Не было. Есть только он, а она… просто исчезла.

Гермиона упала в своих глазах так низко, что возникло ощущение отвращения. Не привычного — к нему, совершенно иного, намного хуже — отвращение к самой себе.

Предательские слёзы подступили к глазам, но она лишь зло сморгнула их.

— Гре-ейнджер… — противно тянет её имя. В который раз. Как и всегда. — Вы посмотрите на неё. Вот это да… Серая мышь, книжный червь, фригидная сука. И всё в одном флаконе. И что же ты делаешь? Целуешь меня? С ума сойти. — Он щурится, усмехаясь.

Ком подступил к горлу. Фригидная?

— Меня хотя бы не трахает половина Хогвартса, в отличие от твоей подружки, Малфой! — гнев наполнял её, давая силы. Такие необходимые силы, потому что, кажется, что вот-вот он разорвёт её на куски. Одним только взглядом.

Он знал, что Панси девушка лёгкая на подъём, отказать в таком она не сможет. Просто не хочет. Он знал это, но когда это говорит она… Когда эти слова вылетают из её грязного рта, да ещё и с такой злобой, с такой ненавистью… Хочется не просто ударить — убить, размазать по стенке. Чтобы знала, с кем говорит. Кому, чёрт возьми, говорит.

— Вот она-то грязная. Может, я и фригидна по сравнению с этой шл…

Удар.

Удар по щеке.

Голову будто кидает в сторону, а щёку прожигает огонь. Его огонь. Он горит, глаза не просто метают молнии, они убивают наповал. В глазах злость, злость и только злость. Ни ненависти тебе, ни презрения.

Доигралась.

Гермиона прикладывает руку к щеке, смотря на него в упор. Он ударил её. Снова. Да сколько можно уже ее бить? Скула болит, и кто-то будто прорвал плот, сдерживающий слёзы. Гермиона попыталась остановить их, но не вышло. Слишком долго они копились, слишком долго она держала их в себе.

— Что ты…

— Заткнись! Заткнись! — Он вскидывает руку ладонью к ней, останавливая. — Не говори ничего! Ни слова, Грейнджер. Иначе я убью тебя. Клянусь, я убью тебя!.. — Закрывает глаза, втягивая такой необходимый сейчас кислород. А его нет. Будто кто-то уже поглотил весь воздух. Ну, конечно, Грейнджер.

Малфой открывает глаза от резкого крика, разрывающего ушные перепонки.

— Так убей!!! — она орёт, чувствуя, как дерёт в голосовых связках. Завтра она охрипнет, точно. — Убей меня сейчас! Ты же ненавидишь меня, так чего медлить?! Давай, трус, сделай это! И нам всем полегчает, правда?

А он молчит. Даже злость из глаз исчезла. Малфой просто стоял и смотрел на неё, взлохмаченную, плачущую с красными гневными глазами. Сколько в них боли и ненависти. Не дай Мерлин утонуть в этом карем море. Он захлебнётся, просто захлебнётся. Она убьёт его, если он начнёт тонуть в ней.

— Дура. — Она сжала зубы, вздёргивая чёртов подбородок, но раздражение не появилось. — Какая же ты дура, Грейнджер. Твоя чёртова гриффиндорская смелость сведёт тебя в могилу.

— Ты мерзкий ублюдок! Я ненавижу тебя!

Её трясло. В голове будто лопалась сотня шипящих пузырей, пульсируя болью в висках. В глазах помутилось от слёз. По горлу будто прошлись лезвием, царапая его изнутри, что каждый глоток давался с трудом. Горло пересохло, першило.

Хотелось кашлять, но она боялась, что выхаркает все внутренности, поэтому просто стояла напротив него, прижатой к стене и тряслась.

Тряслась от злобы, от ненависти, от боли в голове и горле. От предательских слёз, что не хотели останавливаться, делая её слабой в его глазах.

— Я ненавижу тебя… Ненавижу, — Гермиона шептала, боясь повысить голос.

Казалось, что горло вот-вот разорвётся от недосказанных слов, стоит ей начать говорить чуточку громче. Тех слов, о которых она потом пожалеет, если Малфой с ней ничего не сделает.

Стоп. Она боится Малфоя? Да чёрта с два!

— Ты же обещала, что я никогда не увижу твоих слёз. — Гермиона вздрогнула. Даже не от его слов, а от голоса. Такого тихого, с хрипотцой, будто он сам кричал несколькими часами ранее. — Ты не сдержала слово, Грейнджер. Плохая девочка. — Он не сдвинулся с места, лишь наклонил голову к плечу, спокойно наблюдая за ней.

Как можно быть таким разным?! То целует ее; то бьёт её по лицу, выбивая искры из глаз; то стоит и спокойно наблюдает, как она трясётся, показывая ему свою слабость.

— И не увидишь, — прошептала она, тыльной стороной ладони стирая слёзы, задевая щёку и морщась. — Ты отвратителен, Малфой, просто отвратителен.

Гермиона глубоко вздохнула, будто это единственное, что она может сделать, оставаясь собой. Но… она уже потеряла себя и свою гордость. Лишь остатки, словно мелкие осколки, остались безвольно лежать на дне её искалеченной души. Гермиона оторвалась от стены, хотя Малфой уже давно не держал её. Вздёрнула подбородок и взглянула Драко на грудь. Смотреть в глаза отчего-то не хотелось. Она боялась увидеть в них своё отражение с позорным выражением лица. Сейчас он победил её, но только сейчас. Впереди ещё полно времени, Малфой за всё ответит.

— Ты очень плохо меня знаешь, Грейнджер. Интересно, что бы ты сказала, узнай меня поближе, услышав все мысли? — он спросил шёпотом, наклонив голову к плечу. В глазах плясали черти.

— Что ты ненормальный псих, Малфой, — она слабо ухмыльнулась, качая головой. Обошла его стороной, продвигаясь вдоль дивана к лестнице. Когда она была прямо перед ней, Малфой тихо прошептал, но слова будто вонзились в её спину маленькими иголочками, заставляя сжать челюсти почти до хруста, лишь бы не проронить ни звука:

— Да, Грейнджер, я ненормальный. Но ты не знаешь насколько. Придёт время, и ты узнаешь, вкусишь все мои странности сполна. И тогда ты поймёшь, кто такой на самом деле Драко Малфой. Но тогда уже будет поздно что-либо предпринимать. Очень поздно, Грейнджер.

Захотелось рассмеяться от этого пафоса. Запрокинуть голову и смеяться до боли в животе и выступающих слёз. Но она только прыснула, на секунду зажмурившись, а в следующую секунду она уже ступила на первую ступеньку, наполовину скрываясь во тьме. Сзади послышались шаги, и Гермиона напряглась, но Малфой не пошёл за ней. Шаги притихли, а потом захлопнулась картина. Куда его черти понесли?

Гермиона зашла в свою спальню и спустилась на пол. Ноги уже не держали, а руки безвольно обмякли. По щекам заструились слёзы, и она даже не пыталась приглушить всхлипы.

Было обидно. Не столь за его сказанные слова, а за свои, невысказанные. Она столько хотела выкрикнуть ему прямо в лицо, глядя глаза в глаза, наблюдая, как изменится выражение его лица, как радужки наполнятся гневом. Она хотела высказать ему всё, что накопилось за все эти года, но почему-то молчала. Просто молчала, ощущая, как в горле лопаются горячие пузыри, словно кипящая вода, обжигая всё внутри.

Да, она и кричала. Но кричала, защищаясь от него, а не нападая. Она лишь давала слабый отпор, не найдя в себе силы высказать всё. Просто не смогла. И из-за этого Гермиона сидела, прислонившись спиной к двери, ощущая горячим затылком холодную поверхность, и тряслась от слёз, всхлипывая. Так обычно плачут маленькие девочки, когда их никто не видит, когда можно не стесняться и плакать во весь голос. Но Гермиона никогда так не плакала. Она никогда не плакала так, даже когда была маленькой девочкой.

***

Малфой шёл по тёмному коридору, не беспокоясь о том, что его могут заметить. Он давно наплевал на правила, а соблюдал некоторые только для «приличия». Пламя на факелах трепетало, когда он проходил мимо. Внутри у него горел огонь похлеще этих безобидных огоньков.

Драко Малфой был в ярости. А вывела его эта сука-Грейнджер. Но он тоже не остался в долгу, хотя его это не очень-то успокаивало. Да, она получила сполна, но…

Он поддался. Кому? Ей? Она его соблазнила? Нет. Даже попытки соблазнить его самых искусных совратительниц были тщетны, куда уж этой грязнокровке. Но её порыв… Она же сама потянулась к нему? Сама. Он, даже имея совершенно искажённый рассудок, не полез бы к ней. Вообще и ни при каких обстоятельствах.

Не полез бы?.. Рассудок твердил, что нет, а существо трепетало от воспоминаний. Чёрт! Что с ним творится?!

Малфой закусил губу, стараясь отвлечься, считая факелы.

Раз, два, три. Она казалась такой невинной и хрупкой, когда он прижал её к стене, даже не касаясь, а в глазах-то всё равно горел мятежный огонь.

Четыре, пять, шесть. Что-то в тот момент мелькнуло на её лице. Какое-то странное выражение. Почему он не заметил? Или он не хотел замечать?

Семь, восемь. Поворот. Девять. А потом она поднялась на цыпочки, а он не отстранился. Потому что ощутил её запах. Запах грязнокровки! И он отдавал яблоками и чем-то… Орехом, наверное?

Стоп. Малфой остановился, зажмурившись, будто это ему поможет. Провёл рукой по лицу, стараясь смыть её взгляд.

К чёрту грязнокровку, к чёрту этот чёртов орех с яблоками, к чёрту этот день! Ему нужно отвлечься. И чем скорее, тем лучше.

В коридоре снова застучали каблуки его обуви. Вскоре Малфой прошёл в гостиную Слизерина. Конечно, никто ещё не спал. Все, кто остался в гостиной, расположившись на диване и креслах, вскинули на него головы.

Малфой не смотрел ни на кого из них, кроме одной. Её глаза удивлённо уставились на него, а губы расплылись в улыбке, когда он двинулся к ней.

— Идём.

Одно слово, и Панси уже тут как тут. Обхватывает его руку и послушно идёт за ним, улыбаясь, как майская роза.

— Малыш, а чего ты вдруг…

— Заткнись.

И она затыкается, послушно следую за ним.

Послушно… Это слово совершенно не ассоциируется с Грейнджер, делая её интересной.

Чёрт. Интересной? Кто-то сходит с ума, Малфой?

— Или уже сошёл…

— Что? — Панси вскинула на него свои тёмные глаза.

— Ничего. — Он завёл её в спальню, захлопывая дверь и снова затыкая Панси. На этот раз поцелуем.

Послушная, податливая. От одного прикосновения уже стонет. Сколько фальши, дорогуша. Но глотка хорошо разработана.

Малфой слегка тянет её за волосы вниз, и та понимает. Опускается на колени перед ним и без труда расстёгивает пуговицу и ширинку.

Интересно было бы увидеть Грейнджер в таком положении. Даже добровольно-принуждённо. Наверняка, она работает не так хорошо, как Панси, но разнообразие…

— Малыш, ты слишком напряжён, расслабься.

— Просто заткнись. — Он запускает руку в её волосы, закусывая губу, когда ощущает её наигранно несмелые прикосновения языка.

Всё, что сейчас нужно — умелый рот Панси. Это поможет ему забыться на время. На несколько минут, пока он не изогнётся дугой, придерживая рукой её голову, рыча, как зверь, и кончая. А перед глазами стоит совсем не та, что доставила ему удовольствие. А та, которую он должен проучить. И… почему бы не включить в сценарий такую сцену, м?

***

Гермиона на закоченевших ногах добралась до ванны и встала под горячий душ. Помутневшее сознание пришло в норму, а слёзы смылись струями. Как там мама говорила? Что бы ни случилось, тебя выручит душ и крепкий чай.

На чай не оставалось сил, поэтому она просто легла в кровать, глядя в потолок. Живоглот юркнул к ней и лёг на живот, утробно урча. Гермиона впустила пальцы в густую шерсть, закрывая глаза.

Где-то вдалеке послышалось уханье совы. Вскоре на задворках сознания появился странных звук, схожий со стуком по стеклу.

Гермиона поморщилась, повернувшись набок, отчего Живоглот громко фыркнул и улёгся к ногам. Звук раздался ещё раз, вынудив открыть глаза. В комнате было темно, но Гермиона решила не брать палочку.

Стук в оконное стекло раздался снова, и она ступила на холодный пол босыми ногами. Подошла к окну и распахнула его, впуская в комнату морозящий воздух и белоснежную сову. Птица покружила над Гермионой и села на спинку стула. Когда лапа оказалась свободной от письма, птица взмыла под потолок и вылетела в окно.

Письмо снова жгло руки.

========== Глава 7 ==========

Малфой не остался с Панси на ночь. Он почти никогда не спал с ней рядом, не оставался до утра. Потрахались и разбежались. Да, она, конечно же, хотела большего. Она всегда хотела больше. Ей не хватало внимания, поцелуев, прикосновений, но она сама же липла к нему, словно лопух, который еле отдерёшь. Панси хотела, чтобы он обнимал её при всех, но разве это не будет показухой? Да, Малфой и показуха очень близки, но только когда это играет ему на руку. Какой смысл доказывать всем, что Панси крута? Он человек, а она может спать с кем угодно, что она и делает, и о чём знает почти каждый.

Он не винил её в этом. Малфой сам развлекался со многими девушками Хогвартса. Он сам собой управлял, по крайней мере, в замке. С кем спит Паркинсон, ему не интересно. Да хоть с самим Снейпом! Ему наплевать.

Малфой не питал к Панси никаких чувств. Он хотел её. Периодически. А не с ней, так с другой. Мало что ли юбок в замке?

Однажды Малфой даже выпорол Панси. По её соглашению, но криков от этого не поубавилось. Да что там? Она орала, как свинья, которую жестокий мясник резал тупым ножом.

Но удовольствие было. И у него, и у неё. Правда, Панси потом неделю не могла спокойно сидеть, но она светилась, будто он позвал её замуж, что однажды и предположил вслух Забини, за что получил слабый удар под рёбра. Шуточный - Малфой пребывал в хорошем настроении - но ему всё же хотелось отбить эту дурацкую мысль из головы друга. Что за ересь он придумал? Когда Малфой вздумает жениться, он найдёт самую красивую девушку, а не такую, как Панси. Трахается неплохо, но тупая, как пробка, и надоедлива до дёргающегося века.

Малфой решил вернуться в дортуар, в свою спальню. Грейнджер не должна быть в такое время в гостиной. Скорее всего, она забилась в свою нору с книгой в руках или уже спит. Если, конечно, не льёт по нему слёзы. Или из-за него. В любом случае, ему нахер не сдалась она и её переживания. А то, что она переживает, он знал наверняка. Он был уверен в этом.

Он ощутил почти раздражение только из-за того, что представил, как дрянная грязнокровка плачет. Вроде, он должен был получить от этого удовольствие, ведь он хотел, чтобы она страдала, но почему-то внутри было только раздражение.

Малфой устал от этого. Ненависть прожигала в нём дыру, что скоро Грейнджер сможет отчётливо увидеть её у него в груди.

Да, его ненависть находилась в груди, разрастаясь от сердца и заражая артерии. Сердце давно превратилось в сухой комок, слабо гоняющий кровь по телу. Если бы не вечное раздражение, он бы, наверно, давно скопытился. Казалось, только это и поддерживает в нём жизнь. Но от этого настолько тошно, что он громко фыркнул, не обращая внимания на скривившиеся лица на картинах в коридоре.

Ему плевать на всех и вся. Его все бесят. Это привычно. Настолько привычно, что возникло ощущение, будто он ненавидел всех с самого его рождения. Были ли люди такими всегда или только перед ним ведут себя, как последние бараны? Наверное, всегда. Но он замечает это каждую секунду и каждую секунду ненавидит их.

Он привык к этому чувству уже давно. Но за эти несколько дней что-то изменилось. И это ох как не нравилось Малфою. В нём появилось ещё какое-то чувство. И оно, будто инородное тело, ворошилось внутри, давая знать о своём существовании, но, не разрешая раскрыть себя и все свои намеренья.

Малфой пытался разобраться в себе, но это не удавалось ему давно, так почему в этот раз что-то должно измениться? Но что-то подсказывало, что странное чувство было направленно на грязнокровку Грейнджер. И это ещё один пункт в списке причин ненависти к ней. А этих списков безмерное количество, а причин ещё больше. Составлял ли он действительно эти списки? Нет. Но он всё равно каждый день находил причины ненавидеть её пуще прежнего. Это было вроде стимула: «Найди грёбаный недостаток Грейнджер и получи конфетку». Правда, он задолбался это делать, но каждый день искал минусы в грязнокровке почти на автомате.

Его нервировало в ней всё. Абсолютно всё, начиная от походки, заканчивая именем. И этим чёртовым подбородком! Он ненавидел её так сильно, так горячо, что мозг уже начинал закипать, булькая, а из ушей чуть ли не валил дым, как в том фильме, что Панси упросила посмотреть вместе.

Малфой глубоко вздохнул и поморщился, будто каждый вздох порождал сильнейшую боль в каждой клеточке его тела, но ничего не болело, кроме головы.

После Панси мысли метались, словно сошли с ума, как и их хозяин, а в теле была приятная истома. Всё, что сейчас хотелось, - рухнуть на кровать и закрыть глаза, ощущая, как под веками неприятно щиплет, словно он просидел на пыльной улице, практически не моргая.

Малфой проигнорировал недовольное бурчание старого барона на картине, запоздало заметив, что тот одет в синий камзол, а на голове у него совершенно глупая шляпа.

Картина за спиной захлопнулась слишком громко, но на лице Малфоя покоилась злобная ухмылка. Он знал, что подобный звук может разбудить Грейнджер, если она ещё не спит. Такая маленькая, по-детски глупая мысль о мести скользнула в его голове, и он прыснул от смеха.

Да, Малфой, ты явно двинулся мозгами. Малфои не мстят так глупо, громко хлопая дверьми, они мучают, а потом благородно позволяют уйти из мира сего, ссылаясь на то, что это лучший выбор в случившейся ситуации. Хотя, так оно и было.

Драко поднялся в спальню и, не раздеваясь, упал на кровать. Он устал. Он смертельно устал, но цельведь даёт жизненные силы? Раз так, ему отведено время, у него есть цель. Не всё ещё потеряно.

Он закрыл глаза, а под воспалёнными веками возникло лицо Грейнджер. Он хотел помучить её, он хотел уничтожить её. Он хотел её.

***

Дрожащие руки отбросили письмо в сторону и сжали виски. Грейнджер зажмурилась, а потом поддалась рвению и подняла пергамент, бережно кладя его на стол. Она знала, что что-то непременно пойдёт не так. Если бы она была с ними… Но она не с ними, она застряла в Хогвартсе, а поэтому должна оставаться сильной.

Глубоко вздохнув, она приложила похолодевшие ладони к лицу, пытаясь совладать с собой. Она знала, что что-то пойдёт не так, и оказалась права. Первый раз, когда это не в радость ей.

При трансгрессии Рона чуть не расщепило, в последствие образовалась глубокая рана на плече. Гарри спас его, найдя в сумке настойку бадьяна. Рон писал, что ничего страшного, что всё нормально, но она-то знает, что эти слова написаны для одного — её спокойствия. Они думали, что она ничего не поймёт. Гермиона усмехнулась. Всё она понимает, всё, что они пытаются скрыть. Но теперь у них другая проблема — как уничтожить крестраж? Заклинания не помогают, ничего не помогает.

Гермиона убрала руки от лица и устало вздохнула. В голове уже начали бегать шестерёнки, активно разрабатывая план помощи мальчишкам. Да, они просили ничего не писать и не отсылать им, но она просто не может не помочь им. Гарри и Рон не в Хогвартсе, у них нет нужных книг и способа найти их, а у Гермионы есть.

Устало потерев виски, она подошла к шкафу. Нужно было переодеться и лечь спать — завтра будет тяжёлый день.

***

Утро вырвало Гермиону из сна слишком резко. Нахмурившись и протяжно застонав, она сжала переносицу, пытаясь усмирить уже появившуюся головную боль. Внезапно слева от неё через стены раздался громкий стук. Что-то тяжёлое упало на пол, наверняка разбившись, потому что после послышалось чертыханье Малфоя и раздражённое: «Репаро». Что он там делает так рано? Гермиона бросила взгляд на часы, висевшие на стене прямо над её рабочим столом, что находился напротив кровати. Только начало шестого! Гермиона вставала в семь утра, что уж говорить о Малфое? Услышав ещё один стук, на сей раз это было похоже на удар кулаком, Гермиона раздражённо уронила руки на кровать, отчего лежавший рядом Живоглот забурчал, вставая и потягиваясь, переводя жёлтые глаза на хозяйку. Гермиона зажмурилась, глубоко вздохнув и, пересилив себя, поднялась с кровати, морщась от холода. Бросив взгляд на окно, она нахмурилась. Вчера ночью оно было закрыто, а сегодня утром оно нараспашку, и холодный воздух уже заполнил её комнату. Поспешно закрыла со скрипом окно, и её взору бросилось письмо, что со вчерашней ночи лежало на столе. Гарри, Рон… Им нужна помощь, хоть они и просили ничего им не писать, но они не смогут справиться без неё. Если бы она была рядом…

Прошлёпав по холодному полу босыми ногами и подгибая пальцы, она вытащила из шкафа большое полотенце и зашла в ванную, намереваясь принять горячий душ. В комнате Малфоя послышались шаги, затем хлопнула дверь. Он не будет ломиться в ванную, а значит можно спокойно наслаждаться горячими струями. Вода распластала её волосы по телу, и Гермиона откинула их на спину. Потянувшись за шампунем, она вздрогнула от очередного хлопка дверью и выронила баночку. Подняв её, Гермиона кинула раздражённый взгляд на дверь, ведущую в спальню Малфоя. За ней раздался тяжёлый стук, а потом и голос слизеринца:

— Грейнджер, ты вздумала там всё утро просидеть?!

От такой наглости Гермиона чуть снова не выронила баночку, вовремя поставив её на полку. Она хотела проигнорировать его, но норов взял верх:

— Я только зашла, успокойся, Малфой!

— Немедленно выходи.

Теперь не только горячие струи лились на неё сверху, а и огонь негодования разгорался внутри, а Малфой подбрасывал поленья в её костёр.

— Нет! Подождёшь! А если так уж невтерпёж — сходи в ванну старост.

Она могла поклясться, что за дверью раздался скрип зубов. Раздался ещё один не менее раздражённый удар, а затем голос Малфоя:

— Тебе это ещё аукнется, грязнокровка!

Нервные шаги, и дверь, ведущая в его спальню, захлопывается, а через пару минут раздаётся скрип картины в гостиной. Только теперь Гермиона заметила, что держала палочку наготове. Струи воды всё также лились сверху, уже обжигая. Прыснув от смеха, Гермиона положила палочку на полку. Вот дура, чего она ожидала? Что Малфой начнёт взламывать дверь, чтобы что? Выкинуть её голой в спальню, а самому занять ванну? Конечно, если мир вдруг вывернется наизнанку. Хотя даже тогда он будет ненавидеть её, а видеть голой, чтобы получить неизлечимое психическое расстройство? Нет уж, на такое он не пойдёт. Гермиона фыркнула, намыливая шампунь на волосы. Если утро началось с Малфоя, значит, весь день пойдёт наперекосяк. А этого допустить никак нельзя! Сегодня нужно, во что бы то ни стало раздобыть информацию о том, как уничтожить крестраж. В библиотеке должна быть книга, содержащая в себе это. Найти, выписать, дождаться птицу и как только она присядет на стул, протягивая лапку с письмом, привязать пергамент с ответом. Только бы сова прилетела пораньше. Только бы успеть.

Гермиона выбралась из ванны и быстро оделась. Есть не хотелось совершенно. Хотя… Зачем врать самой себе? Она не хотела видеть Малфоя за завтраком, не хотела встречаться с ним взглядом, не ощущая рядом Гарри и Рона, их поддержки. Чёрт знает, с чего вдруг он поднял такой грохот с утра пораньше. А узнавать причину и, хуже того, попасть под горячую руку не хотелось и вовсе.

Гермиона спустилась в гостиную и нахмурилась, когда увидела беспорядочно валяющуюся кипу бумаг на полу. Наверно, когда Малфой вылетал в коридор, столкнул бумаги и даже не соизволил поднять. Ну да, конечно, есть же грязнокровка, любительница чистоты и опрятности, она поднимет. Если ему вообще было дело до бумаг. Гермиона быстрыми движениями навела порядок на столе, засунула несколько листов пергамента в сумку и отправилась в библиотеку. По дороге ей встречалось несколько сонных учеников, практически не обращающих на неё никакого внимания. Ну да, кому какое дело до заучки-Грейнджер?

Толкнув дубовую дверь, Гермиона зашла в библиотеку. Ни единой души не было, поэтому появилось некое подобие облегчения. Никто ей не помешает.

Пройдя пару стеллажей, она уже успела взять три книги. Гермиона не знала, какую именно брать, поэтому решила перечитать множество. Многие из тех книг, что она взяла, были уже прочитаны, поэтому она, усевшись за дальний стол возле окна, стала листать, пытаясь найти нужную информацию. Нужна была книга про крестражи, но таковой не было, по крайней мере, не в запрещённой секции. А как попасть туда без мантии-невидимки? Не было ни малейшего предположения, поэтому Гермиона уже успела завалить свой стол горой книг и приняться листать их. Колонка прочитанных всё увеличивалась, а информации не было.

Глаза уже начало щипать, когда до слуха дошёл звук открывающейся двери. Гермиона вытянула шею, пытаясь рассмотреть, кто пришёл, но стеллажи загораживали обзор. Вздохнув, она вернулась к чтению книг, намереваясь окончательно пропустить завтрак. Она не нашла ровным счётом ничего. Будто если что-то и было, то эту книгу или фолиант, или что бы там ни было, давно убрали прочь из библиотеки, если не уничтожили.

Прямо за её спиной раздался какой-то шум, и Гермиона развернулась, чуть не зацепив носом лицо Нотта, что перегнулся через спинку кресла и заглядывал в открытую книгу.

— Что ты…

Нотт не дал ей договорить. Одной рукой он сжал её плечо, не позволяя отклониться, а другой провёл пальцами по её скуле, доходя до подбородка и поднимая голову.

Гермиона дёрнулась, сбросив его руку со своего лица, но он сильнее сжал её плечо, заставив с шипением втянуть воздух.

— Что ты творишь?! Пусти, — прошипела она, хватая книгу и замахиваясь на держащую её его руку.

Нотт быстро хватает кисть Гермионы, сильно надавливая, отчего её хватка ослабевает, и книга с глухим стуком падает на пол. Он быстрым движением становится перед гриффиндоркой, упираясь руками по обе её стороны.

— Так-так, кого я вижу. Гриффиндорская мышка пробралась в царство пыли и книг. И что же мы тут делаем? — Он наклоняется к ней ближе, заставляя ту вдавиться в кресло, лишь бы не соприкасаться.

— Свали, Нотт, - выплюнула она, зло взирая на него.

— Ну-у… — почти обижено протянул Теодор. — Почему же ты такая злая со всеми? Может, тебе нужна ласка, м? — Правой рукой проводит по щеке Гермионы, заводя выбившуюся прядь за ухо, скользя глазами по плотно сжатым губам.

— А может у вас слишком много баллов, что ты решил скинуть немного со счёта? Убери свои руки.

Кровь закипает, а сердце стучит так сильно, что, кажется, Нотт слышит это, потому что сильнее растягивает губы в совсем не похожей на малфоевскую усмешкой. Скользит рукой к подбородку, поднимая голову и наклоняясь ближе, ощущая, как две маленькие ладошки толкнули его в грудь. Гермиона резко отворачивает голову, пытаясь оттолкнуть его от себя, но этим лишь сильнее распаляет его.

— Ну почему ты такая недотрога, а, Грейнджер? Твоих дружков тут нет, ты одна. Наверняка тебе одиноко, так почему бы не скрасить деньки с нежным мной? — шепчет он, наклоняясь ближе, касаясь горячим дыханием мочки её уха.

— А почему бы тебе не отвалить, Нотт? Я сейчас же сниму с твоего факультета баллы! — Гермиона морщится, ощущая его одеколон.

— За что же? Я то, что я в целях помочь ближнему, укрепить дружбу факультетов предлагаю тебе, старосте девочек, скрасить одинокие деньки? — шепчет он, касаясь горячей кожи над воротником, оттягивая, из-за чего получает резкий толчок в рёбра. Немного морщится, но он всё равно сильнее. Хватает её за плечи, встряхивает, отчего её голова откидывается. Встречается с карими, немного испуганными глазами. Хватает за шею, притягивая, и впивается в губы. И тут же получает неслабый удар коленом в пах, отчего на глаза наворачиваются слёзы.

Гермиона отпихивает Теодора от себя и впервые в жизни, не возвратив книги на место, несётся к двери. Сзади слышится сдавленное чертыханье и крик вдогонку:

— Ты ещё за это поплатишься, сука!

Гермиона вздрогнула, когда услышала грохот от падающего кресла. Вдруг появилась мадам Пинс и поспешила к Нотту, смерив девушку таким взглядом, что она подсознательно сжалась, но, тем не менее, не сбавила скорость, вылетела за дверь. На миг прислонилась к ней горячим затылком, пытаясь унять дыхание, но тут же оторвалась и быстрым шагом пошла прочь.

========== Глава 8 ==========

Громкий стук в окно заставил разлепить веки, ощущая в них сухость, потому что заснуть удалось менее чем час назад. До этого Малфой лёжа смотрел в потолок, практически слыша, как дышит грязноковка. Раздражение и усталость смешивались в нём.

Мысли метались в голове, заставляя прокручивать все варианты его игры с Грейнджер. Малфой просто лежал и смотрел в потолок, пока первые лучи солнца не появились в его комнате, пока усталость не взяла своё, и он не уснул.

И вот повторный стук в окно окончательно разбудил его, заставляя почувствовать привычное тепло в груди от раздражения и понять, что он до сих пор жив. Это стало грёбаной привычкой — просыпаться по утрам и прислушиваться к себе: если от возникших мыслей ощущается раздражение, то можно быть спокойным, жизнь играет в тебе, течёт по жилам, смешиваясь с раздражением. И от этого почти тошно, но это до чёртиков вредная привычка, как и курение.

Малфой откинул одеяло, позволив холодному воздуху окутать тело, и поднялся, хмурясь. В оконное стекло снова постучалась чёрная как смоль сова, удивлённо взирая на парня. Мол, чего он до сих пор не открыл.

Ухмыльнувшись, Малфой отворил окно, впуская напыщенную птицу. К лапке той был привязан конверт с аккуратной зелёной печатью. Отвязав послание, Драко с усмешкой наблюдал, как сова, гордо ухнув, взлетела под потолок и неспешно вылетела прочь.

Откинув конверт на стол, Малфой быстро закрыл окно и повернулся к столу. Какое-то гадкое чувство засело внутри, противно играющее с нервами. Зелёная печать… У одного из его последователей, некоторые из коих имеют также высокий пост, — чуть хуже, чем у Малфоев, но все же — зелёная печать только у одного.

Руки уже привычным движением сломали печать, а глаза забегали по строкам.

— Чёрт! — возглас выдался слишком громким, но Малфою было всё равно.

Письмо летит на пол, а со стола падает ваза и разбивается. Босые ноги наступают на осколки, а Малфой только морщится. Руки взметнулись к голове, пальцы зарылись в волосы, взъерошивая их.

— Блять! Убью их! — Малфой бросает взгляд на осколки и поднимает палочку. Тихое «Репаро», и вот ваза уже целая.

Он так давно всё спланировал. Он всё приготовил, оставалось лишь подождать. Всего лишь подождать месяц! Один чёртов месяц! А они всё угробили!

Кулак врезается в стену, но спасительную боль не приносит. Ни черта не приносит, оставляя кровь вскипать в венах.

Ритуал сорван. А всё из-за чего? Из-за того, что ёбаный Даг не смог сдержаться — замучил жертву, что та сдохла. Малфой же говорил ему, чтобы она была цела. Говорил же, что если тот чувствует, что та задыхается — нужно убирать свои грёбаные ручонки, или что он там ещё в неё пихал?!

— Убью! — Кулак снова впечатывается в стену, оставляя на ней кровавый отпечаток. Чёрная метка на руке сегодня более выражена, чем раньше. Глюки, Малфой? Осталось только подождать, когда Волан-де-Морт прознает всё, тогда уж никому несдобровать. А всё из-за Дага, чёрт бы его побрал. Почему-то сегодня появилось желание вырвать этому кретину печень.

Малфой кинулся к столу за пергаментом, но его там не оказалось. Позаглядывав во все ящики и ничего не найдя, выпрямился, сжав кулаки. Где все бумаги?! Ладно, с этим он разберётся потом, а сейчас нужно найти хоть листок, чтобы написать ответное письмо.

В гостиной. Грязнокровка наверняка оставила несколько бумаг на столе в гостиной. Вот их-то он и возьмёт.

Вылетев из спальни, перед этим решив не идти в душ и быстро натянув брюки и рубашку, на ходу застёгивая пуговицы, он кинулся к столу, небрежно хватая листок, скидывая все остальные. Взгляд мечется в поисках чернильницы и пера. Не найдя ничего, Малфой пытается подавить вырывающийся рык из горла, дёргая все ящики. Наконец, схватив перо и чернильницу, он аккуратным почерком, насколько сейчас позволяет его состояние, выводит гневные строки на пергаменте. Закончив, он отбрасывает перо в сторону и складывая лист. Несётся обратно в спальню, решая всё же принять холодный душ, прежде чем отправиться в совятню.

Дрожащие от злости руки вкладывают письмо в конверт, кладут его в карман мантии. Взгляд падает на немного помятое письмо с конвертом с зелёной печатью. Малфой поднимает его и кладёт на стол. Вдруг до слуха доходит звук воды. Малфой закрывает глаза, пытаясь совладать с собой, но ни черта не выходит. В три шага он преодолевает расстояние до двери в ванну и бьёт кулаком по ней.

— Грейнджер, ты вздумала там всё утро просидеть?!

Минута молчания начинает уже давить на голову, практически ощутимо сдавливая её, но Гермиона всё же отвечает:

— Я только зашла, успокойся, Малфой!

Успокойся.

Успокойся, Малфой.

Действительно! Чего ж ты, блять, такой нервный с утра?!

— Немедленно выходи, — скомандовал он, сжимая кулаки, удерживая себя от желания взорвать дверь Бомбардой, чтобы вытащить эту суку за волосы. А она будто не понимает, насколько он взбешён. Говорит своим назидательно-раздражённым тоном, будто воспитывает непутёвого ребёнка:

— Нет! Подождёшь! А если так уж невтерпёж — сходи в ванну старост.

Сука! Малфой сжимает зубы, снова ударяя кулаком по двери.

— Тебе это ещё аукнется, грязнокровка!

Он хватает конверт, стараясь не помять его, и вылетает из спальни, громко захлопывая дверь. Через мгновение он уже выходит в коридор, старательно игнорируя возглас старого барона на картине, чтобы не послать того к чертям. Быстрыми шагами идёт по коридору, бросая испепеляющие взгляды на прохожих, из-за чего те вжимают головы в плечи, отводя глаза и замолкая. Да, рано, но многие уже встали. Ещё бы, первым уроком гербология. Смежная с грёбаными гриффиндорцами.

Драко летит по коридорам, минуя бесчисленные повороты, спеша к профессору Снейпу. Он должен помочь, он знает, как важен этот ритуал Волан-де-Морту. Он всегда выручал, он поможет.

Подземелья встречают Малфоя ностальгической прохладой и влажностью. Он неосознанно замедляет шаги, прикрывая глаза, практически физически ощущая тревогу, разрывающую его грудь. Снейп должен помочь, иначе им всем несдобровать.

Рука сжимает письмо, ощущая, как под пальцами мнётся пергамент. Малфой доходит до кабинета и, не стучась, заходит внутрь. Профессор сидит за своим столом и водит пером по пергаментам. Он на мгновение поднимает глаза на Драко, потом на письмо и снова возвращается к пергаментам.

Размеренные, слегка торопливые шаги, и вот Малфой уже перед Снейпом. Смотрит на того, сжимая губы в тонкую линию. Не говоря ни слова. Профессор почти незаметно вздыхает, откладывает письмо, отодвигает пергамент и ставит локти на стол, переплетая пальцы.

— Мистер Малфой? — Поднимает тёмные брови, равнодушно взирая на крестника.

— Они убили её. — Брови Снейпа снова поднимаются в немом вопросе. — Чёртов Даг не смог сдержать свои руки, она сдохла, а они не успели излечить её. Ритуал сорван!

В кабинете повисает тишина, и никто не собирается её нарушать. Малфой смотрит в глаза крёстному и ничего в них не видит. Пустое чёрное безразличие. Будто это совершенно неважно. Будто он не знает, каков Волан-де-Морт в ярости.

— Значит, нужно заменить девушку.

Он говорит это так, будто обсуждает погоду. Грёбаный дождь, что заливал местность. Холодное спокойствие, но, чёрт возьми, Малфой уверен, он мысленно содрогнулся, когда представил, что Тёмный Лорд может сделать, если ритуал сорвётся.

— Но оставался всего лишь месяц…

— Нужно заменить девушку, займитесь этим, мистер Малфой. А сейчас будьте так любезны, покиньте мой кабинет, я очень занят.

Чёрные глаза вновь возвращаются к пергаменту, а пальцы сжимают перо, окуная его в чернила и снова выводят на бумаге ровные буквы. Драко следит за этим движением, почти не моргая, а в голове будто стало так тихо. Так давяще тихо, что, кажется, все мысли, что копошились изо дня в день, каждую секунду, просто исчезли, оставляя голову совершенно пустой.

Скрежетание пера возвращает в грубую действительность, светлые брови хмурятся, а в следующее мгновение ноги уже привычным темпом несут к массивной двери.

Захлопывающийся звук возвращает в голову мысли, заставляя на миг прислонить к вискам холодные пальцы и снова убрать их, сжимая в кулаки.

Искать девушку? Да раз плюнуть. Хорошо хоть то, что самому наверняка не придётся выкручиваться из этой ситуации. Найти — он найдёт, но вот что скажет на замену Волан-де-Морт… По головке точно не погладит.

Рука ныряет в карман мантии и достаёт письмо. Потемневшие глаза практически сжирают пергамент, и остаётся лишь удивляться, как он вдруг не вспыхнул огнём, а все также остался сжатым в пальцах.

Такое ощущение, будто вся реальность, весь окружающий мир исчез. Просто перестал существовать, утратил свою значимость, оставляя разгорячённые мозги судорожно работать, пытаясь придумать выход. Это уже не просто какое-то поручение, от которого всё равно сводило внутренности, это безумно важно. Промах — и можно попрощаться со своей шкурой. И с матерью.

От этой мысли противно засосало под ложечкой, а холодная рука снова накрыла лицо, слегка надавливая на веки, убирая возникшие проекции образов его расправы прочь, подальше в сознание. Туда же, где болталась мысль о том, что Панси хочет от него большего, чем просто игра на публику, липкие обжимания и бессонные ночи.

Все слишком много хотят от него. И никто не хочет пойти нахер со своими желаниями. И вот как с этим быть?

Малфой страдальчески вздохнул, что было совершенно не свойственно ему, когда он не играл на публику, пытаясь добиться своего. Наедине с самим собой он, конечно, старался не выходить из роли, но вечная маска притворства ещё не окончательно приросла к лицу, то и дело спадая, обнажая истинные эмоции и чувства. В такие моменты он чувствовал себя обнажённым. В переносном смысле, но от этого он не чувствовал хоть капли удовлетворения. Было ясно — он ещё «зелёный» в этом деле, ещё не научился вечно держать марку, упиваясь моральным преклонением общества, когда в голове одна мысль — не допустить потери маски.

На обратной стороне воспалённых век вспыхнул образ кучерявой особы, что вечно раздражала.

Грейнджер.

Почему-то то, что он находится в пустом влажном подземелье и думает о Грейнджер не как о жертве его мести, показалось странным. Будто он самолично копался в её белье. Это казалось таким интимным и… неправильным. Но в данной ситуации её образ не раздражал. Наоборот, Мерлиновы штаны, мысли о Грейнджер успокаивали его.

Может, он просто уже настолько привык к ней, свыкся с её запахом, что впитывают стены ванной, когда он заходит в душ, или когда проходит по гостиной… Да, в некотором роде он свыкся с мыслью о её присутствии, но не как лично с ней. Стоит несносной грязнокровке явиться перед ним физически — башню сносит окончательно и бесповоротно.

И вот в чём загвоздка — какого чёрта он привык к её образу, но не к ней самой?

Что, блять? Не смей, слышишь, Малфой, не смей думать об этом! Она — грязнокровка, и этим всё сказано. Что не ясно?!

Едва различимые шаги еле пробились сквозь пелену мыслей, и тогда Драко осознал, что потерял приличное количество времени просто стоя посреди подземелий с зажатым в руке письмом и Грейнджер в голове. От осознания последнего возникло ощущение желчи, сжимающей горло, поэтому пришлось сплюнуть, морщась.

Он никогда не думал о Грейнджер спокойно, без желания вырвать подбородок, не чувствуя, как в груди сжимается комок ненависти. И на этот раз ничего не изменится.

Малфой быстрым шагом вышел во двор, сжимая письмо, будто впервые замечая, что на улице похолодало. Поплотнее запахнул мантию.

А в голове грёбаная бесконечность мыслей. И убрать их совершенно не выходит. Слишком глубоко они засели, настырно проделывая сквозную дыру. Найти новую девушку. Где, чёрт возьми?!

В следующее мгновение появляется мысль, словно пощёчиной опускающаяся на него. Заставляющая остановиться в густоте листьев, напрочь выпадая из окружающей реальности, даже не замечая, как начинает накрапывать дождь. Сердце стучит в голове бешеным набатом, а на губах появляется слабая, почти извращённо больная улыбка. Он знает, где найти девушку. Он знает.

Ноги восстанавливают темп, шаг за шагом ускоряясь. Малфой уже добегает до совятни, а на глазах пелена. Быстрые движения, почти не осознаваемые, почти на автомате, и в следующий миг он уже идет обратно по направлению к замку.

Комментарий к Глава 8

Автор написал-таки главу и решил обратиться к вам с просьбой: пожалуйста, пинайте меня в лс, заставляйте писать проду, ибо автор очень ленив, а так просыпается совесть и… рождаются новые главы. :)

========== Глава 9 ==========

Гермиона стояла в своей спальне и невидящим взглядом смотрела на лежащее на столе письмо. Ночью она так и не прочла его, а теперь чёртово волнение поселилось внутри и царапало рёбра. Неуверенный шаг к столу, ещё один, и она уже упирается бедром в край столешницы, а руки, словно боятся обжечься, медленно поднимают конверт. Быстрое рваное движение, и Гермиона, слыша безумно стучащее сердце в груди, впивается глазами в строчки.

Плохое предчувствие окутало её, когда первые строки обрели смысл в её затуманенной голове.

«Дорогая Гермиона! Мы просим тебя не волноваться… »

Да, как же. Они никогда не обращались к ней так. Не волноваться? Да она сейчас с ума сойдёт!

«Это будет последнее письмо, которое ты получишь от нас. Сейчас это стало слишком трудно. Просто… извини нас, думаем, ты сама понимаешь… »

Конечно. Конечно, она понимала их. И именно поэтому не могла унять эту дрожь страха, скользящую по позвоночнику.

И… Она так и не нашла в библиотеке нужную книгу. Точнее, она нашла, но в ней не было нужной информации. Да и Нотт ей помешал.

От воспоминания о гадком слизеринце волна тошноты подкатила к горлу. Пришлось сделать пару глубоких вздохов, а потом вернуться глазами к письму, закусывая губу.

Судорожно втянув раскалённый воздух, она положила пергамент на стол. Пожевала губу и, снова схватив его, открыла ящик и положила письмо к остальным пергаментам. Вздохнула и оперлась руками на холодную столешницу, думая, переваривая прочитанное.

Это, чёрт возьми, плохо! Очень плохо! Гарри и Рон занимаются поисками и уничтожением крестражей, а она ничем не может помочь. Совершенно ничем, ведь даже её попытки найти нужную информацию обернулись бесповоротным крахом.

И Нотт. Что-то плохое крылось в этом парне. Что-то до чёртиков будоражащее, заставляющее нервничать. Не то, чтобы она боялась его, но это происшествие в библиотеке…

Чёрт.

Даже Малфой не вёл себя так. Тем более Малфой. Он привык плеваться ядом, постоянно ухмыляясь. И он никогда бы не попытался прикоснуться к ней нормально.

Гермиона вспыхнула. Лёгкая дрожь прошлась по позвоночнику, когда в голове мелькнуло воспоминание, от которого возникло странное ощущение в животе.

Гермиона вспомнила его руки на своей талии, когда он придержал её, спас от падения. Да, он потом отпрянул, но, Мерлин, это было первое нормальное прикосновение.

Почти тёплое. Почти осторожное. Почти без привычной ненависти. Точнее, вообще без ненависти. Будто… Будто он придерживал Панси.

Гермиона застыла, зажмурившись. Что с ней происходит? Мотнула головой, будто отгоняя непрошеное наваждение. Прочь! Прочь из головы! Это до невозможности глупо.

Глупо, потому что он с лёгкостью давал ей пощёчины и, она была уверена, его не мучала совесть. Вообще никогда.

Глупо, потому что он её враг номер один, враг Рона и Гарри.

Глупо донельзя.

А на талии начало ощутимо покалывать, на том месте, где касалась его ладонь.

К чёрту! Ей нужно на свежий воздух. Срочно.

Гермиона тряхнула головой так, что её волосы запрыгали по плечам, а сама она рванула к двери, резко распахивая её. Перепрыгивая через ступеньки, она влетела в гостиную… и врезалась прямо в того, чей образ она пыталась выкинуть из головы. Чёрт. Быстрый вдох, и она отскакивает от него, как ошпаренная. Смотрит мгновение на его лицо, а затем вылетает из гостиной.

А из груди вылетает сердце.

А в лёгких его запах.

Мерлин, она впервые ощутила его запах. От него пахло яблоками. С губ сорвался смешок, когда до её расплавленного сознания дошла мысль, что вечно холодный, презрительный, отвратительный Малфой пахнет яблоками. И дождём. Да, именно потому, что за окном как раз шёл дождь.

Гермиона выбежала на улицу, прислушиваясь к себе. Казалось, в горле колотило сердце. Щёки горели, а дыхание сбилось от бега. Целый ворох мыслей копошился в голове.

Гарри, Рон… Чтобы они сказали, узнай… что?

Ничего. Гермиона перевела дыхание, привалившись к колонне, прислоняясь к ней разгорячённым затылком.

Она рациональна? Да.

Она строгая, нетерпящая отлыниваний от учёбы? Да.

Она ответственна до кончиков волос? Да.

Она Гермиона Грейнджер. Спокойная, рассудительная староста девочек. Гарри и Рон там, за пределами школы, не понятно вообще где, ищут крестражи, а она тут. В школе. Рядом с этим Малфоем. Всё в порядке.

В порядке? — завизжало подсознание, строя ужасающую гримасу.

Гермиона фыркнула. То, что она осталась практически одна в школе не означает, что Малфою или кому-нибудь ещё позволительно сбивать её с привычного темпа.

Да! — внутренний голос прозвучал как-то жалко, но Гермиона не обратила на это внимание. Ровно, как и на то, что возле колонны её завидел Теодор.

Медленными шагами, почти лениво, он подошёл к ней. Гермиона стояла, зажмурив глаза, нырнув глубоко в свои мысли, не замечая даже то, что начал накрапывать дождь, на улице холодно, а на ней нет мантии.

Нотт подошёл к Гермионе почти вплотную, опершись боком о колонну, переводя глаза с её кудряшек на лицо. Скользя взглядом по скуле, носу, дрожащим ресницам. Губы её были плотно сомкнуты, а на щеках красовался румянец. Нотт ухмыльнулся, наклоняясь ближе к её лицу, так, что от дыхания колыхались волосы. Она не замечала ничьего присутствия, настолько была увлечена мыслями.

Нотт вспомнил тот её удар. Бедра по инерции сжались. Было больно, он тогда даже обещал отомстить, но… Так ли это важно, когда она стоит тут, возле колонны, ничего не подозревая, а её лицо в нескольких миллиметрах от него? Нотт сдавленно хмыкнул, боясь раньше времени раскрыть ей своё присутствие.

Нотт всегда шутил. Выставлял себя клоуном, развлекая остальных, прыская от смеха, когда от некоторых шуток молодые люди краснели. Он любил наблюдать за их реакцией, поведением. Это настолько увлекательно. Да, за эти шутки его часто называли идиотом, но это была неправда. Нотт был умён, и многие это знали.

Ещё он любил играть. Он часто придумывал истории, подстраивал ситуации, ставил людей этим в неловкие ситуации, а сам наблюдал. Он знает реакции многих на его шутки.

Панси воспринимает всё слишком сильно, поэтому в ответ идут колкости.

Блейз подыгрывает, порой ставит самого Теодора в неловкие ситуации.

Малфой вечно зыркает своим злым взглядом, но это не столь страшно или жутко. Просто “ты достал меня” взгляд. Впрочем, и это подойдёт.

Поттер с Уизли не понимают его шуток, сразу становятся на дыбы, но у них не такая ненависть к нему, как к Малфою. К Нотту они относятся… как к слизеринцу.

А Грейнджер… Грейнджер неизученная. И от этого интересная.

Тёмные брови девушки нахмурились, а губы слегка приоткрылись, выпуская маленькое облачко пара, которое тут же слизал порыв ветра. Холодно, а она без мантии.

Нотт закусил губу, а потом выдал томным шёпотом:

— Обо мне думаешь, принцесса?

Гермиона отшатнулась от колонны, впиваясь взглядом в широко улыбающегося Теодора. Успокоившееся было сердце вновь зашлось в бешеном темпе, а тёмные глаза остановились где-то на переносице слизеринца.

— Ч-что ты тут делаешь? — Ну вот, она заикаться начала. Замечательно.

— Не стоит так нервничать при виде меня. Да, я неотразим, но не нужно же так реагировать.

— Ты себе льстишь, Нотт. — Она нахмурилась, складывая руки на груди, наконец, ощущая, как холодно на улице.

— Ну-у, принцесса, — обиженно протянул он. — Для тебя я — Тео.

— Я тебе не принцесса, — огрызнулась она, игнорируя слащавую улыбку.

— О, да, прости, — в притворно ужасе прошептал он, чем заставил Гермиону нахмурится. — Ты королева…

— Ради Мерлина, заткнись, Нотт…

— Как грубо, Грейнджер, — раздался низкий голос за спиной.

Гермиона обернулась, устремляя взгляд на Блейза. Он приближался к ним, игнорируя её взгляд. Нотт возле колонны широко улыбнулся другу, замечая, как напряглась Гермиона.

— Где ты шлялся? Тебя Даф искала, — не доходя до них шагов пять, он остановился.

Гермиона сильнее нахмурилась, переводя взгляд с одного на другого. Тот факт, что она находится в компании двух слизеринцев, не очень радовал. Холод стал намного ощутимее, и теперь давал в полной мере почувствовать, как замёрзли пальцы, а по спине то и дело гоняли мурашки. Гермиона вздёрнула подбородок, неосознанно приковав внимание парней к себе.

— Оставлю вас наедине.

Несколько шагов прочь от них, и в спину врезается слащавый голос:

— Потом ещё поболтаем, принцесса.

Она чуть не остановилась, но сдержала себя, просто продолжила путь, не оборачиваясь, шикнув что-то вроде «иди к чёрту». Юркнув в замок, она не ощутила необходимого тепла, поэтому почти бегом бросилась к лестницам, намереваясь поскорее оказаться в тёплой гостиной. Почему-то, мысль о том, что там сейчас находится Малфой, чуть не заставила остановиться с поднятой над ступенькой ногой. О, Мерлин! Ну и что? Допустим, он там, и что? А ничего. Абсолютно.

И вдруг появилось подобие усталости. Она устала. Смертельно устала от всего этого, а ведь шёл только второй месяц учёбы.

Стоп.

Гермиона остановилась прямо перед картиной Старого Барона. Получается, через неделю Хэллоуин? И, о чёрт, она совсем забыла об этом. Стало почему-то почти смешно. Все её мысли были забиты учёбой, Гарри, Роном, Малфоем. Вспоминая о последнем, она поморщилась. Эти все мысли напрочь вытеснили обязанности. Нет, она, конечно же, ходила на собрание префектов, она же главная староста. Одна из.

Гермиона сжала ноющие виски. Последнее время она ни с кем не общалась. Никто не сообщал ей о новостях. Казалось, внутри поселилась дикая усталость, и Гермиона думала, что она стала хронической. Вечный недосып, вечная нервозность, беспокойство за мальчишек.

И Малфой. Мерлин, Малфой стал занимать четверть её мыслей, и хотелось думать, что это всё из-за его поведения и из-за того, что они оба старосты, живущие в одной гостиной. И так же сильно хотелось выкинуть его из головы.

Вдруг за спиной раздался голос:

— Меня ждёшь, Грейнджер?

Она вздрогнула и резко обернулась. Глаза встретились с ледяными, затем взгляд опустился на ухмыляющиеся губы.

“Обо мне думаешь, принцесса?”

Тон был очень похож. Та же нотка самодовольства вибрировала в голосе, но ухмылка… Ухмылка Малфоя была совсем не такая, как раньше. Она была слегка напряжённая, а глаза светились недобрым блеском.

— Грейнджер, ты глухая? Брысь, — кинул он, проговаривая пароль Старому Барону: — Красный дракон.

Барон поклонился, а картина отъехала, открывая проход в гостиную. Малфой раздражённо фыркнул, проходя внутрь, задевая плечом Гермиону. Она поморщилась, юркнув следом, отмечая, что камин зажжён, а тепло начинает постепенно согревать её окоченевшее тело. И захотелось остаться тут, в тёплой гостиной, устроившись на диване. Уголки губ чуть дрогнули, что не укрылось от Малфоя.

— Ты так рада меня видеть, что еле удерживаешь улыбку, грязнокровка? — протянул он, замечая, как она хмурится, сжимает губы и бросает на него строгий взгляд.

— Только в твоих мечтах, Малфой.

Гермиона не понимает, почему не уходит в свою спальню, как сбегала раньше, избегая его присутствия. Ну, как избегая? Пыталась, хотя эти попытки летели камнями с обрыва, потому что он бросал ей фразы, от которых вскипала кровь. А потом болели щёки, и приходилось, стоя перед зеркалом, убирать отметины.

Никто никогда не позволял себе поднимать на неё руку. Даже тот самый Малфой. Раньше он брезговал прикасаться к ней, а теперь… теперь что-то изменилось. Всё изменилось.

Гермиона, да признай же ты, наконец, что не узнаёшь этого человека, стоящего прямо перед тобой, смотрящего иначе. Презрительно, брезгливо и… было что-то ещё, чего она не понимала. А у него в глазах тоже усталость. Такая тяжёлая, что, кажется, радужка стала темнее. И да, она смотрела ему в глаза, пыталась высмотреть то, что так изменило его. Ответ на невысказанный вопрос. Смотрела и не видела ничего. Будто лёд закрыл его, как маска, не позволяя увидеть эмоции.

— Что? — он вдруг понял, что смотрит на неё неотрывно. Просто… смотрит, и почему-то стало неловко. Будто они занимались чем-то неприличным. Глупая мысль.

— Что? — глухо отозвался она, моргая и вдруг отводя взгляд, смотря куда-то выше камина. Хмуря тёмные брови.

Малфой тоже нахмурился, сжал губы. Она отвела взгляд, и это не понравилось ему. Потому что она не знает, насколько голы её глаза. Она не умеет скрывать эмоции, вся её сущность выдаёт её с головой, а глаза… глаза говорят о многом.

И, чёрт… Он видел её насквозь. Её ненависть уменьшилась. В разы, и это так странно. Зато появился страх. Страх перед ним, перед его действиями, но это же неоправданно? Пока. Время уже подбирается, потирая руками, сдерживая поистине гомерический смех.

Малфой фыркнул, качнувшись с носков на пятки, засунул руки в карманы штанов. Отвернулся к окну, замечая сгустившиеся серые тучи на небе. Раздался раскат грома, сверкнула молния, на мгновение, прорезая небо яркими линиями.

Гермиона вздрогнула. Она никогда не любила гром. Особенно в детстве. Такая погода пугала её, заставляла бежать в родительскую спальню и прижиматься к маме. Так продолжалось до тех пор, пока сова не прилетела с письмом, а родители удивлённо переводили взгляд с пергамента на дочь. Гермиона отправилась в Хогвартс и спала уже не одна в спальне. Это не очень помогало, но она успокаивала себя тем, что уже достаточно взрослая и будет весьма глупо вскакивать и… бежать непонятно куда под насмешливые взгляды соседок. А потом она стала главной старостой, ей выделили отдельную комнату. С тех пор она боролась с диким желанием выбежать в гостиную и свернуться калачиком на диване. Странно, но гостиная казалась ей уютнее и безопаснее, чем спальня.

Гермиона снова вздрогнула, когда до её слуха дошёл звук захлопывающейся двери. Девушка обернулась. Малфой ушёл в свою спальню, оставляя Гермиону одну в гостиной делить тепло с громом за окном.

Слабая улыбка растянула её губы, до того, как раздался ещё один раскат грома, заставивший подскочить на месте и рвануть в спальню за тёплым одеялом.

Комментарий к Глава 9

Автор снова просит пинки. И, если это не покажется наглостью, то пинать автора неплохо было бы постоянно. :)

========== Глава 10 ==========

Утром Малфой проснулся с привычным раздражением в груди. На этот раз на себя. Он корил себя за чёртов идиотизм, который обычно присущ Нотту, но никак не ему. Малфой открыл глаза, щурясь на утренний свет из окна, что он забыл вчера зашторить. Глубоко вздохнул, понимая, что солнца уже не будет до весны.

Вчера он стоял, как идиот, заглядывая в лицо грязнокровке. Просто стоял и смотрел, как она пытается высмотреть что-то в его глазах, молча, не двигаясь. Просто два человека в тишине, нарушаемой лишь тресканьем поленьев в камине и громом за окном. Малфой заметил, как вздрагивали её плечи после каждого раската грома. Возникла мысль, что она боится того, что творилось за окном. А Малфой, напротив, любил, когда на небо ложились грузные серые тучи, застилая его полностью, когда завывал ветер, нагибая деревья, когда дождь лил крупными каплями, тарабаня по крышам. А гром и молнию… Малфой просто обожал. Он мог часами сидеть у окна и наблюдать, как на небе вспыхивали молнии длинными линиями, ломаясь, пересекая друг друга, и исчезают, растворяясь.

Он вздохнул, зарываясь в подушку лицом, шаря рукой по прикроватной тумбочке в поиске пачки сигарет. Да, у него была магловская привычка, а всё из-за Блейза. Это он притащил в Хогвартс год назад после летних каникул пачки дорогих сигарет, говоря, что эти штуки помогают расслабиться. Малфой попробовал и тут же зашёлся кашлем, под ухмылку Забини. Смерил того убийственным взглядом и попробовал снова.

И снова, пока не вошёл во вкус.

Малфой нащупал пачку, вытянул одну сигарету и потянулся за волшебной палочкой. Перевернулся на спину и закурил, выпуская дым прямо в комнату. Серое облачко скользнуло вверх, растворяясь под пологом кровати.

Малфой заложил свободную руку под голову и прикрыл глаза. Неосознанно прислушался: из-за стены не доносилось ни звука, что было весьма странно. Хотя, вдруг грязнокровка ещё не проснулась?

А какая ему разница? Никакой. Даже, если грязнокровка вдруг решит покончить с собой… выпрыгнув из окна, ему будет… не всё равно.

Нет, он не позволит ей сделать это. Не тогда, когда он должен отомстить ей, проучить. Он же не зря придумывал план?

Малфой слабо ухмыльнулся. Поднялся с кровати, струшивая пепел в пепельницу, и поплёлся в ванну. Приняв быстрый душ и одевшись, он вышел из спальни. Почти бесшумно ступая по каменной лестнице, он спустился в гостиную. Нахмурился, когда увидел, что одно тлеющее полено вывалилось из камина на ковёр.

Так и сгореть можно, чёрт возьми.

Малфой подошёл к камину, минуя диваны, наклонился и кочергой вернул полено на место. От камина всё ещё веяло жаром, хотя остались почти только угольки. Малфой отложил кочергу, выпрямился, разворачиваясь и… застыл на месте.

На одном из диванов лежала Грейнджер, укутавшись в одеяло и мирно посапывая. Волосы её расхлестались на подушке, а одна рука подпирала щёку так, что наверняка останется красноватый след.

Малфой не понял, что делает, когда вдруг ноги тихо понесли его на колени перед Грейнджер. Он задержал дыхание, заглядывая ей в лицо. Тёмные брови были расслаблены, между ними не пролегала морщинка, как когдадевушка хмурилась. Ресницы подрагивали во сне, а губы были слегка приоткрыты, а не как обычно — сомкнуты в тонкую линию.

Грейнджер зашевелилась, тихо мыча что-то во сне, а Малфой подскочил, чуть не зацепив ногой стол, стоящий позади. Она перевернулась на спину, откидывая руку на одеяло, а взгляд слизеринца приковался к её щеке. Покрасневшая, так ярко контрастирующая с бледностью кожи, с несколькими мятыми линиями. Малфой сделал шаг ближе, ухмыляясь краешком губ, а в следующий миг он отрывается от наблюдения и быстрым, тихим шагом пересекает расстояние до картины.

Прохлада коридора встретила разгорячённого Малфоя, заставляя на секунду остановиться. Закрыть глаза, неосознанно вспоминая вчерашний вечер. Он заглянул к Снейпу, прямо после того, как несносная грязнокровка влетела в него в гостиной, отлетая, как ошпаренная, вмиг впиваясь в его лицо, а в следующий миг вылетая из гостиной. Мерлин, как она не снесла стол к чёртовой матери? Снейп встретил его холодным взглядом, накладывая на кабинет запирающее и заглушающее заклинания. У Малфоя есть неделя, чтобы всё исправить. В следующую пятницу в мэнор прибывает Волан-де-Морт, прямо через три дня после Хэллоуина. Ему уже успели сообщить о гибели девушки, теперь все ожидали его гнева до дрожи в поджилках. Волан-де-Морт сам выберет нужную девушку для ритуала. Из предложенных, конечно.

Малфой сжал губы, размеренно шагая по коридору, засунув руки в карманы брюк. Завидев компанию слизеринцев, медленно идущих к Большому Залу, он остановился, дожидаясь их.

— …ну и решил я посмотреть, как наша львица будет сдерживаться. — Нотт широко улыбнулся Драко: — С добрым утром.

— Утро добрым не бывает, — пробубнил подоспевший Гойл, отвечая за Малфоя, ловя на себе раздражённые взгляды.

Драко лишь кивнул, задерживаясь взглядом на лице Блейза. Мулат вопросительно приподнял брови, а в следующий момент хлопнул Нотта по плечу, возобновляя шаг.

— Сдерживаться? — Забини хмыкнул, поворачиваясь к Тео.

— Ну, да. От разрывания на мне рубашки. Знаешь, она так краснеет при виде меня, ах, бедняжка.

— Так это правда, что ты охмуряешь подружку Поттера? — Гойл зевнул, широко раскрывая рот, глядя сонными глазами на парней.

Малфой напрягся, бросая быстрый взгляд на Нотта. Что он задумал? Гойл толкнул дверь и прошёл в Большой Зал, шагая к столу, где сидело уже больше половины их факультета. Панси с Дафной переговаривались. Завидев друзей, Гринграсс махнула им рукой, возвращаясь к разговору с Паркинсон.

— Я охмуряю? Да она течёт при виде меня, — самодовольно усмехнулся Нотт, садясь за стол и накладывая себе в тарелку овсянку.

— Это он о ком? — Даф кивнула на Тео, вопросительно смотря на Блейза.

— На этот раз о Грейнджер, — промычал Гойл.

Панси аж развернуло к Гойлу. Тонкие брови поднялись, выражая крайнюю степень удивления, а лоб прорезали морщинки.

— Грязнокровку? — пропищала она. — Серьёзно, Тео? — Она брезгливо сморщила нос, поворачиваясь к парню.

Малфой сел напротив Паркинсон, отметив её понурившееся состояние. Девушка бросала на него быстрые взгляды, а он лишь слушал разговор, пытаясь усмирить рвущееся наружу раздражение.

Кусок в горло не лез. Подумать только — Нотт решил охмурить подружку шрамоголового. Вот это новость.

Но от чего-то стало тошно. И почти странно ощущать это на такое объявление. Хотя… Слизеринец решил осквернить себя не просто Гриффиндоркой — грязью. Это действительно противно.

Тео закатил глаза, откусывая сэндвич с тунцом.

— Да она сама меня хочет. Я просто помогу ей немного.

— С каких пор ты решил заняться благотворительностью? — хмыкнула Панси, исподлобья наблюдая за Драко, который поднёс к губам кубок с какао.

— Он бы мог осчастливить каждую в Хогвартсе. Если бы ему разрешали, — хохотнул Блейз, наблюдая, как Тео изменяется в лице.

— Ой, давайте-давайте. Смейтесь надо мной. Вот посмотрите — она будет моя, — гордо сказал Нотт, беря с фруктовой корзинки яблоко и размахивая им.

— А вот и твоя пассия. — Даф указала подбородком на Грейнджер, входящую в Большой Зал с Джинни Уизли. У рыжей виднелись синие мешки под глазами, что, по всей видимости, пытались скрыть, но вышло неудачно.

Грейнджер слабо улыбнулась подруге, переводя строгий взгляд на шумно выбегающую кампанию первокурсников. Села за стол, так же слабо улыбаясь Невиллу и накладывая себе омлет. Ночью Гермиона плохо спала. Всё время ворочалась с бока набок, вздрагивая и просыпаясь каждый раз, когда очередной раскат грома пронзал небо. Казалось, даже воздух колыхался от этих звуков.

Но Гермиона была права, в который раз. Гостиная, что так манила своим уютом, действительно помогла немного избавиться от страха перед громом. Ну, как избавиться? Она не дрожала, боясь сомкнуть глаз. Просто просыпалась и почти сразу засыпала под убаюкивающее действие потрескивающих поленьев.

Гермиона отправила кусочек омлета в рот, подымая глаза и находя за слизеринским столом его. Малфой о чём-то переговаривался с Забини, который хмурил брови и… посмотрел на неё.

Гермиона чуть не подавилась, резко утыкаясь взглядом в тарелку. Щёки начали краснеть, будто она занималась чем-то неприличным.

А разве это не так? Ты смотрела на слизеринский стол! — провизжало подсознание, которое Гермиона послала куда подальше.

Ну и что? Забини же тоже посмотрел на неё. В этом нет ничего такого. Абсолютно. Гермиона вздохнула, привлекая этим внимание Джинни.

— Что? — Та оторвалась от своей тарелки, всматриваясь в лицо подруги.

— Нет, ничего. — Гермиона мотнула головой. Заметив, что Джинни подозрительно сощурилась, пришлось вздохнуть, борясь с желанием закатить глаза, и ответить: — Через неделю Хэллоуин. Вот я и думаю, что и как подготавливать.

— Ну, ты же не одна всё это делать будешь. У вас же это…

— Собрание префектов.

— Да. — Кивнула Джинни, указывая на Гермиону пальцем, заставляя ту удивлённо поднять брови. — Ты не одна будешь всё делать. Гермиона, слышишь, ты не должна одна всё это делать.

Гермиона нахмурилась. Как будто она смогла бы всё подготовить сама. Нужно просчитать и отдать меню эльфам, украсить Большой Зал, подготовить музыку… Нужно всё сделать идеально, она ответственна за проведение праздника. МакГонагалл утром попросила зайти к ней на пару минут перед завтраком. Сказала, что многие до сих пор напуганы произошедшим несколько недель назад, так ещё Рон с Гарри пропали. Студентам необходимо отвлечься и… развлечься…

— …эй, Гермиона! — Джинни щёлкнула пальцами перед лицом подруги, заставив ту нахмуриться и поднять взгляд.

— Что? — Она отправила ещё один кусочек остывшего уже омлета в рот.

— Я говорю, Малфой же тоже староста. Вот пусть помогает, а то, зная тебя, я не удивилась бы, если ты сама взвалишь на свои плечи все обязанности, а так нельзя.

Гермиона застыла. Быстро бросила взгляд на Малфоя, который уже поднимался вместе с Забини и медленно направлялся к выходу из Большого Зала. Эти парни упивались тем, как младшекурсники расступались перед ними. Они упивались этим… преклонением, уважением и страхом. Хотя они никогда ничего такого не делали, чтобы можно было бояться их, но холодный убийственный взгляд делает всё за них.

— Да. — Гермиона кивнула. — Я не буду взваливать на свои плечи всю работу.

Джинни улыбнулась, возвращаясь к еде. Гермионе есть уже не хотелось.

— И поговоришь с Малфоем, — почти строго сказала Уизли, указывая на неё вилкой с кусочком яичницы.

Гермиона чуть не ляпнула “ни за что”, вовремя заткнув себе рот какао. Нахмурилась, делая глоток. Зачем ей говорить с Малфоем? Нет, зачем ей вообще говорить с этим заносчивым засранцем? Если бы он прекратил так себя вести… Но об этом можно только мечтать. Она не будет с ним говорить. Хотя он тоже главный староста, и это его прямая обязанность. Учитывая то, что он лишь раз появлялся на собрании префектов. И то, вальяжно развалившись на стуле, он бросал отрывки фраз, мешая Гермионе, ловя пожирающие его взгляды девушек.

— Хорошо.

Плохо. Чертовски плохо.

На одном плече с хлопком появилась строгая Гермиона. Активно жестикулируя, она распиналась о том, что Малфой обязан участвовать в делах старост, обязан помогать. И просто необходимо поговорить с ним на эту тему, подвигнуть на действия.

На другом плече Гермиона прикладывала руку к щеке, хмурясь.

«Это уже не тот заносчивый трус-Малфой, — шептала она, — уже не тот самовлюблённый хорёк, которым она знала его ещё с первого курса. Он изменился, и не в лучшую сторону. Теперь он… опасен. Если раньше он мог лишь распинаться и врать, то теперь он, не брезгуя раздаёт пощёчины грязнокровке. И не дай Мерлин узнать, на что он ещё способен».

Грейнджер мотнула головой, прогоняя наваждение. Никаких Гермион на плечах не было.

Тяжко вздохнув, поставила чашку на стол. Она должна поговорить с ним.

***

— Всё настолько плохо? — Голос Блейза пролетел по каменному коридору, разбиваясь о стены.

Малфой с Забини медленно шли по замку, наслаждаясь пустотой коридоров. После Большого Зала тишина была особенной. Она слегка давила на голову, заставляя мысли складываться в паззлы, развязывая головоломки. Рядом с Блейзом тишина казалась ещё приятнее. Он не нарушал её своим присутствием, он дополнял её. Не давал чувствовать угнетение. Не позволял разуверяться в правильности своих решений.

Он просто шагал рядом. Просто не давал утонуть в вязкой бездне мыслей, вовремя вытягивая своими вопросами или отрывками фраз. Вот так и сейчас. Когда взгляд расфокусировался, а в голове уже всплыл образ Тёмного Лорда, сопровождающийся тихим шипением, голос Блейза не позволил провалиться в мыслях, вовремя вытягивая.

— Нет, — так тихо. Он сам себя еле услышал, но заметил боковым зрением слабый кивок мулата. — Не знаю, — добавил ещё тише.

— Тебе и Нарциссе ничего не будет? В этом же не вы виноваты. Ты не знал, а она… сам понимаешь.

Да, он понимал. Он прекрасно помнил этот пустой взгляд матери, когда хоронили отца. Она тогда была, словно фарфоровая кукла — тронешь — распадётся осколками под ноги. Бледная… Мерлин, она была такой бледной и отрешённой, что Драко стало страшно. По-настоящему страшно, как никогда раньше в жизни. Тогда он взял её за холодную руку, сжимая тонкие пальцы. Казалось, Нарцисса похудела, иссохла после смерти Люциуса.

После того дня она перестала разговаривать. Ходила по замку, заглядывая в комнаты, проводя тонкими бледными пальцами по старинным корешкам книг, дорогой мебели, шёлковым занавескам. Пустым взглядом оглаживая стены.

Через месяц после смерти Люциуса она стала большую часть времени проводить в саду. Сидеть в беседке из красного дерева, вдыхая ноздрями тонкие ароматы цветов, и пила чай.

Драко старался говорить с ней, но всё без толку. Она смотрела отрешённым взглядом куда-то поверх плеча сына. Или же сквозь. В такие моменты он чувствовал, что умирал. Просто исчезал, пропадая в реальности, падая куда-то глубоко, где так темно и страшно, а в душе пустота. Вопиющая пустота, будто он лишь оболочка. Просто кости с кожей и бездной внутри. Он боялся этой пустоты. Дико боялся упасть туда и не вернуться. Но сильнее он боялся больше никогда не услышать голоса матери. Даже не зовущий по имени или говорящей что-то о погоде, а любой звук. Она даже не плакала по ночам, после того, как выплакалась, узнав о смерти Люциуса. Слова “этого не может быть” звенят в голове до сих пор.* И, подумать только, это были её последние слова. Больше она не проронила ни слова.

То был первый раз, когда он увидел её слёзы. Драко надеялся, что и последний, но этому не суждено было исполниться. Однажды ночью, страдая бессонницей, он решил пройтись по коридорам поместья. Проходя мимо её комнаты, он услышал всхлип. Застыв на месте, боясь сделать лишний вдох, прислушался. Сначала подумал, что ему показалось, но когда тишину пронзил ещё один натужный всхлип, он на тихом выдохе закрыл глаза.

Драко стоял в тишине холодного коридора в пижаме и слушал, как плачет его мать. Быстро развернувшись, он бросился в свою спальню, а в голове раздавались материнские всхлипы.

— Драко?.. — Встревоженный голос Блейза снова вытянул из бездны мыслей.

Драко вскинул на того глаза, ловя недоумённый взгляд.

— Что? — голос прозвучал так тихо и жалко, что Малфою захотелось исчезнуть из этого коридора, стены которого уж давили на него.

— Ничего. Всё утрясётся, вот увидишь.

«Мне бы твою уверенность, Блейз…»

____

* отсылка к 3-ей главе.

Комментарий к Глава 10

Надеюсь, глава не покажется вам скучной в силу того, что мало действий. :)

========== Глава 11 ==========

Комментарий к Глава 11

За окном лето, а у меня тут осень, шуршащая пожухлыми листьями и веющая предхэллоуинской магией. Приятного прочтения. :)

Дни летели так быстро, что Гермионе казалось, будто прошло не пять дней, а всего лишь один. Почти целую неделю она занималась подготовкой к Хэллоуину. Сразу же после завтрака, когда Джинни настоятельно просила поговорить с Малфоем, Гермиона принялась продумывать, что и как готовить. Ближе к вечеру пять листов пергамента было исписано планом приготовления замка к Хэллоуину.

На второй день Гермиона раздавала обязанности остальным старостам, напрочь забыв о существовании Малфоя.

Ну, как забыла? Когда они пересекались в гостиной, или когда взгляд натыкался на него в Большом Зале, в голове вспыхивало обещание данное Джинни. Гермиона настраивалась на разговор, честно-честно настраивалась, но потом она отвлекалась на более важные дела. К тому же, он ведь сам староста. Он знает свои обязанности, а то, что он не исполняет их, не касается Гермионы.

На третий день Гермиона с Джинни, Полумной и Невилом отправились в Хогсмид. Гермиону потащили по магазинам. Джинни не терпелось выбрать себе наряд на Хэллоуин.

Даже учитывая то, что Гарри не будет.

Даже учитывая то, что это просто Хэллоуин, а не бал, где нужно выглядеть красавицей в платье.

Даже учитывая то, что Уизли не могут позволить себе дорогие платья.

И, да, она, наконец, догадалась спросить Джинни, что в Хогвартсе делал Джордж и, скорее всего, Фред, ведь они давно окончили учёбу. Ответ Гермиону просто поразил. Оказывается, это не первый раз, когда они прилетали на старом Форде в Хогвартс. Близнецы Уизли всё учебное время были теми ещё проказниками, но, закончив Хогвартс, они просто не могли совладать со своим норовом. Часто навещая сестру, они проводили время в гостиной Гриффиндора, шутили, развевая мрачное настроение гриффиндорцев. Те обещали не выдавать никому близнецов.

Если бы были Гарри и Рон… Если бы она не была так увлечена обязанностями, если бы не беспокоилась за мальчишек, то знала бы о посещении Хогвартса близнецами Уизли.

Хотя… В ту роковую ночь об этом узнали не только гриффиндорцы. Уизли не смогли остаться в тени, они полезли сражаться с Пожирателями Смерти. Этим они, возможно, спасли многие жизни, но прознала МакГонагалл. Что было дальше, Джинни толком не знала, но близнецы больше не появлялись в Хогвартсе, хотя не было уверенности, что они не навестят сестру через, допустим, пару недель.

Джинни всё же остановилась на платье, которое показалось Гермионе странным выбором, ведь это просто Хэллоуин, а не бал.

— Настоящая девушка должна быть красивой всегда. К тому же с меня хватит бывших дурацких костюмов. Я хочу быть красивой… Мы и тебе что-нибудь подберём, — говорила она, поворачиваясь боком перед зеркалом в зелёном платье чуть выше колена.

Гермиона нахмурилась на последних её словах. Зачем тратить деньги на одежду, если можно купить что-то действительно необходимое?

Хотя Гермиона не могла не отметить, что то зелёное платье и вправду шло рыжеволосой Джинни. Облегающая ткань сверху подчёркивала фигуру девушки. Длинный рукав до самой кисти был усыпан мелкой пыльцой, переливаясь и блестя в свете свечей. Неглубокий вырез по краю светился золотой пыльцой, закручиваясь и перетекая на спину, где расширялся и растекался забавными узорами. Свободная юбка в несколько слоёв была покрыта словно тонким кружевом той же пыльцы. К низу россыпь пыльцы становилась гуще, что создавалось впечатление, будто золото стекало по ткани, останавливаясь в самом низу. Весь образ дополняли эфемерные золотые крылья, что были прикреплены к ткани на спине.

Гермиона не сдержалась, поднесла руку к крыльям в попытке коснуться их, но лишь провела пальцами сквозь, ощущая на пальцах лишь тепло магии.

Когда же Джинни изъявила желание найти что-нибудь и Гермионе, та тихо покинула магазин костюмов. Ей не по карману те дорогущие шикарные платья и оригинальные костюмы. К тому же, она может надеть свой прошлогодний костюм ведьмы, который она надевала, и не раз. Чёрный корсет с длинными рукавами, свободная юбка до пола, сверху накидка, и всё это усыпано серебряными “капельками”. И кленовая метла в руки. Подходящий костюм на Хэллоуин и без траты денег.

Третий день закончился распиванием сливочного пива в Трёх Мётлах. Счастливая Джинни напрочь забыла о своём обещании, что не могло не радовать Гермиону.

В четвёртый день шёл самый разгар подготовки Большого Зала. Гермиона решила оставить место под танцплощадку, поэтому большие факультетские столы подвинулись к стенам. Их накрыли зелёной скатертью, а сверху планировали поставить блюдца с едой и напитки.

Чуть ближе от факультетских столов к центру поставили множество круглых столов, также накрытых зелёной скатертью. К ним были придвинуты стулья, на спинках которых вырезаны различные узоры: летучие мыши, тыквы, оборотни, ведьмы с мётлами, луна, звёзды и множество других.

Потолок заколдовали так, что свечей стало меньше, а к ним добавились летучие мыши, летающие и слегка колыхающие огоньки.

На факультетские столы поставили выращенные Хагридом тыквы. Старосты вырезали на них страшные морды, но несколько оставили, чтобы налить в них пунш.

Почти перед самой танцплощадкой возвели небольшую сцену в виде большой плоской тыквы с огненными глазами, где будет играть музыкальная группа скелетов. Сцену заколдовали так, что она будет светиться разными цветами, бросая эфемерные лучи летать по Большому Залу. В основном подсветка была зелёного и фиолетового цвета. И кто-то из старост предложил заколдовать Пикси, чтобы те в специальных нарядах летали и собирали стаканы с под пунша, освобождая место на столах. Гермиона восторженно похвалила за идею. Это действительно необычно и будет добавлять… некую изюминку?

К концу дня Гермиона не чувствовала ног. Еле дошла до спальни, плюхнувшись на кровать без сил в том, в чём и была одета, сразу же заснув.

На пятый день она со старостами заканчивала подготовку Большого Зала. Малфой всё же изволил явиться и со скептическим взглядом рассматривал успехи студентов, чувствуя на затылке нервный взгляд Гермионы, чуть не прожигающий в нём дыру.

В конце концов, он не сдержался и шикнул на неё:

— Ради Мерлина, Грейнджер, тебе больше нечем заняться, кроме как любоваться мной всё время?

Гермиона чуть не выронила пергаменты, с которыми сверялась по плану. Резко подняла голову, кидая на него очередной испепеляющий взгляд. Не так уж много она и пялилась на него, чтобы он… говорил об этом. Упрямо сжала губы, стараясь молчать, но самодовольная, немного раздражённая улыбка, которая неспешно растянула его губы, колыхнула что-то внутри, опрокидывая хрупкий сосуд с раздражением, которое копилось почти неделю, разливая всё содержимое прямо к его начищенным туфлям.

— А тебе нечем заняться, кроме как слоняться тут без дела, время от времени бросая пустые замечания? Ты, — если твоя бедная белобрысая головушка не забыла, — тоже главный староста. Мог бы оторваться от своих “безусловно, важных” дел и помочь с подготовкой…

— Могла бы попросить.

Что?

Гермиона заткнулась, уставившись на него, как на полоумного. Малфой же лениво разглядывал стоящие поодаль столы, скользя взглядом по глупым вырезанным мордам, кривясь. Надо же, эти идиоты даже не смогли сделать нормальные тыквы, только испортили всё, но он не будет ничего переделывать.

Взгляд скользил дальше, пока не наткнулся на Грейнджер, глупо открывающую и закрывающую рот, не в состоянии выдавить слово. И почему-то он не смог оторваться от этого рта, мысленно обводя изгиб тонких губ.

И вдруг захотелось прижаться к ней. Врываться в этот — отвратительный, грязный! — влажный, жаркий рот. Вылизывать его изнутри, чувствуя, Мерлин, её вкус.

Малфой словил себя на том, что слегка дёрнулся в её сторону.

— Что это значит? — выдавила она, уставившись на него.

Что? Она же… не заметила его движение?!

Гермиона нахмурилась, складывая руки на груди, свернув пергамент. Вид у неё был весьма удивлённым, хотя она и хотела выглядеть серьёзно.

Давай, Малфой! Натяни на лицо привычную маску, как отец учил. Ты же помнишь, что он говорил? «Что бы ни случилось, в какую бы ты выбивающую из колеи ситуацию не попал — всегда, запомни, ты всегда должен уметь вовремя надеть маску безразличия. Хладнокровность — сила, умение быть выше других. Это умение семьи Малфоев. Ты обязан научиться этому, Драко!»

И он смог. Снова вернул лицу безразличное выражение, слегка приподнимая уголки рта так, чтобы это было похоже на лёгкую ухмылку, так свойственную ему, Драко Малфою. И это вызвало почти ликование. В последнее время он раскис, стал походить больше на идиота-Теодора.

Гермиона вздохнула, собираясь отвернуться и продолжить подготовку, но истинная гриффиндорская натура дала о себе знать так не вовремя.

— Что это значит? — повторила она свой вопрос настойчивее.

Малфой поднял светлые брови почти комично. Склонил голову набок, изучая её лицо.

— Что именно? — спросил он, растягивая слоги на свой любимый лад.

Да он издевается! Играет с ней, показывая наигранное непонимание, заставляя её говорить то, что и так было ему понятно!

Гермиона раздражённо вздохнула, борясь с резко возникнувшим желанием врезать по его наглой морде!

— Что значит “могла бы попросить”?! — гаркнула она, понимая, что проиграла в этой игре. Его торжествующий взгляд дал это понять. Пусть так! К чёрту! Он обязан ответить.

Малфой закатил глаза, покачал головой, смотря на неё почти… разочарованно. А взгляд её приковался к его светлым отросшим волосам, упавшим на лоб из-за движений.

— Ты действительно такая глупая, или притворяешься?

Гермиона открыла рот от такой наглости. Возмущение охватило её с головой, а ухмыляющийся Малфой, стоящий напротив, смотрящий на неё с толикой презрения… Весь вид его подливал масла в огонь внутренне бушующей Грейнджер.

— Да как… Что ты…

— О, Мерлин, — Малфой поднял лицо к потолку, вскидывая вверх руки, — избавь меня от её непроходимой тупости.

И прежде чем впавшая в ступор Гермиона успела что-то сказать, он развернулся и пошёл прочь. На мгновение остановился, бросив на неё насмешливый взгляд, и скрылся за дверью Большого Зала.

Утро шестого дня нагло вырвало Гермиону из сладкого сна. Точнее не утро, а Живоглот, который забрался на голову хозяйки, лежавшей на животе. Дёрнувшись, она проснулась, скидывая с себя кота, недовольно фыркнувшего.

Перевернувшись на спину, Гермиона вновь закрыла глаза, пытаясь восстановить прервавшийся сон, где были Гарри и Рон. Они трое сидели во дворе Хогвартса. Гермиона читала книгу, поглядывая на парней, что снова посмеивались с какой-то ерунды.

А она может больше никогда и не увидеть их.

Сердце болезненно сжалось, а в носу защипало от этой… глупейшей мысли! Нет, какой нужно быть глупой, чтобы думать о том…

Гермиона издала смешок, снова зарывшись лицом в подушку.

Надо же было испортить настроение одной мыслью. Это поистине дурацкая привычка — думать много. Порой мысли заводят в глухую степь, из которой не выкарабкаться. Вот и приходится ходить потом несколько дней в прострации, чувствуя, что вот-вот ком, сдавливающий горло, вырвется наружу потоком слёз.

— Ага, давай, Гермиона, прекращай думать. Сразу полегчает, — промычала она в подушку, тяжело вздыхая.

Села на кровати, поставив ступни на холодный пол. Поёжилась, зевая и потягиваясь. В Большом Зале осталось лишь перед самым праздником попросить эльфов подать еду, и всё. Остальные пункты были выполнены, и теперь Гермиона переживала, всё ли она продумала, и получилось ли задуманное.

Быстро приняв тёплый душ, она оделась, натянула любимый тонкий свитер с изображением рыжего кота, что так напоминал ей Живоглота. Тихо ступая, почти крадясь, она подошла к шкафу, гипнотизируя взглядом дверцу. Закусив губу, она потянула на себя ручку и заглянула внутрь. Среди скудного выбора одежды находился магловский чехол для костюмов. Сняв его, она быстрым движением расстегнула змейку и уставилась на свой прошлогодний костюм. Провела пальцами по чёрному корсету, к которому были приделаны длинные рукава. Царапнула ногтём дурацкие “капельки”, хмурясь.

На пятом курсе Рон с Гарри похвалили её костюм, переглядываясь, в прошлом году неодобрительно взглянули на неё, но снова похвалили, хотя она видела по их глазам, что наряд ведьмы в который раз им не понравился.

И вот седьмой курс, последний. Тот же костюм, с которого она не выросла, да и в груди не жмёт нисколечко, что означает, что её маленький размер таким и останется. Но Гермионе всё равно, она никогда не придавала значения этим… штучкам и проблемам, о которых говорили и переживали остальные девушки. Только однажды Лаванда Браун промолвилась, что если девушка не цепляет парней умением себя вести, то размер груди может оказать неоценимую помощь. Эта фраза запомнилась Гермионе против воли, но она до сих пор не придавала ей значения.

И не будет, это не важно.

Грустно только то, что Гарри и Рона не будет. Она даже стерпела бы их взгляды, стерпела бы и возмущение Рона по поводу того, что это “скучно”, “одно и то же” и “надоело”.

Вздохнув, Гермиона повесила костюм обратно в шкаф, закрыв дверцу, на миг прислонившись к ней лбом.

Почему-то впервые она задумалась о… Нет, не о дурацких девичьих штучках, которым придают слишком много внимания. Хотя, это из той же области. Гермионе впервые захотелось одеться красиво. Просто для того, чтобы все вокруг поняли — она тоже девушка, она тоже хочет красиво одеваться, красиво выглядеть. Как тогда, на Святочном Балу. Те взгляды мальчишек, что так смущали и заставляли глупо улыбаться… От них теплело в груди и возникало чувство, что она привлекательна. Что она не просто заучка, староста и лучшая студентка Хогвартса, что она тоже красивая. Это в первую очередь она пыталась доказать самой себе.

И так не вовремя вспомнились взгляды Гарри и Рона, что они бросили на неё, когда второй курс подряд она была в одном и том же костюме на Хэллоуине. Хотя… это же не тот бал, где все должны быть в платьях, и это не показ мод, это просто Хэллоуин. Вампиры, русалки, феи, оборотни — все эти костюмы именно хэллоуинские. Но ведь это не значит, что нужно быть страшной, верно?

Гермиона вздохнула, который раз за утро, так толком и не успевшее начаться. Подошла к зеркалу, висевшему на стене, и взглянула на своё отражение. Волосы опять взбились в непонятные колтуны, поэтому пришлось вооружиться расчёской и привести их в порядок. Ну, по крайней мере, попытаться. Вредные кудри не хотели распутываться, поэтому расчёсывание приносило боль. Сдавшись, она закрепила несколько прядей сзади, чтобы волосы не слишком падали на лицо.

Вдруг раздался громкий стук в гостиной. Гермиона застыла, прислушиваясь. Раздался повторный отрывистый стук по картине.

Кто это мог быть с утра пораньше?

========== Глава 12 ==========

Гермиона быстро спустилась в гостиную, выглянула в коридор, но никого за картиной не оказалось. Взгляд напоролся на большую низкую коробку, упакованную в зелёную обёрточную бумагу. Девушка нахмурилась, поднимая неожиданный презент. К нему была прикреплена картонка с одними лишь словами «Гермионе Грейнджер».

Она никогда не получала таких больших коробок. До дня рождения было далеко, да и родители написали бы, если вздумали прислать ей что-то. И… разве она не получила бы коробку в Большом Зале при всеобщей разноске писем и посылок?

Подозрение заскреблось внутри, и Гермиона вернулась с презентом в гостиную. Поставила его на стол, опасливо отойдя на шаг, смотря на коробку, будто из неё вот-вот должно выпрыгнуть что-то страшное. Закусив губу, Гермиона осторожно провела пальцами по обёрточной бумаге, отрывая картонку, скользя глазами по аккуратному крупному почерку. Кто это мог быть? Гриффиндорка принялась мысленно перебирать имена студентов и сопоставлять почерки, что она уже успела запомнить, помогая проверять МакГонагалл пергаменты с выполнениями заданий. Ничего похожего она не помнила. Может, она видела почерк, когда была на лекциях? Нет…

«Ну же, Гермиона, ты лучшая студентка на курсе… да во всём Хогвартсе! У тебя отменная память, давай, напрягай свои мозги, вспоминай!» — мысленно приказала себе она, покусывая губу.

Тихие шаги вывели её из размышлений и лёгкого оцепенения. Взгляд метнулся на Малфоя с опять идиотско-идеально прилизанными волосами. Не так, как вчера, когда непослушные пряди спадали на лоб, оттеняя грозовые глаза. Драко остановился, вперив взгляд ей в переносицу, засунул руки в карманы брюк. На лице вновь появилось превосходство над ней, пока он не заметил коробку. Серые глаза уставились сначала на глуповато-зелёную обёрточную бумагу, что была слишком яркой, а потом метнулись к лицу Гермионы.

— Что это? — глухо осведомился он.

Откуда в ней появилось желание отомстить, совсем детское желание сделать так, как поступил с ней совсем недавно он? Но почему-то Гермиона не смогла совладать с этим ноющим желанием, поэтому она пару раз моргнула, выдерживая театральную паузу, а потом глупо спросила:

— Что?

То дурацкое выражение лица Драко на такой её ответ стоило того, чтобы задать его. Гермиона почти усмехнулась, внутренне злорадствуя. Внутри у неё бушевало множество чувств. Она нервничала и сгорала от любопытства, что же в этой огромной коробке, что предназначалась ей. Также она ликовала, наблюдая за тем, как меняется лицо Малфоя, который привык всегда получать своё, а тут такой… облом.

— Ты сама знаешь, что, — прорычал он сквозь зубы, бросая в неё разозлённый взгляд, но она лишь — снова! — вздёрнула свой чёртов подбородок, заставляя почувствовать такое привычное, почти родное раздражение, зарождающееся где-то в затылке.

Гермиона чуть не прыснула от смеха. Эта ситуация приносила ей почти извращённое наслаждение. Подумать только — ей нравилось измываться, бесить этого заносчивого сучёнка, который заставил за эти два месяца почувствовать себя настолько жалкой, практически ничтожеством!

— Даже не имею понятия, о чём ты, — произнесла она почти на распев, неповинно заглядывая ему в глаза, борясь с диким желанием расхохотаться.

Господи, Гермиона, что с тобой?

В какой миг он успел оказаться прямо перед ней, практически прожигая в её голове дыру взглядом, воистину испепеляющим, она не поняла. Только когда их носы почти соприкасались, в голову вдруг пробилась мысль, что они стоят непозволительно близко, потому что он будто ничего не знал о понятии личного пространства и о том, что оно, чёрт возьми, необходимо, каждый имеет на него право!

Малфой упрямо стоял прямо перед ней, почти впечатавшись в неё, раздувая тонкие ноздри от ярости, что внезапно нахлынула на него. Было заметно, как на скулах играли желваки.

— Что это за ебаная коробка? — прорычал он, почти не разжимая челюсти, тыкая указательным пальцем на ни в чём не повинную посылку. Не понимая, не думая, зачем он это делает, если её взгляд обращён на его лицо. Да она сжирает его глазами!

Гермиона поморщилась от его сквернословия, как будто учуяла что-то несвежее. Весь настрой, вся наигранность испарилась, как и воздух из лёгких. Вместо кислорода в них проник его запах, и захотелось выкинуть его из себя. Закашлять, выхаркать его, потому что это слишком. Слишком много его здесь и сейчас. Напротив неё, в ней, в этой гостиной. Слишком много его и его запаха.

Заметив, что Гермиона и не думает отвечать, упрямо сомкнув губы и вскинув на него свои чёртовы глазища, он, чуть не заскрежетав челюстью, сжав сильнее кулаки в карманах, борясь с желанием… ударить, задушить, оттолкнуть, встряхнуть, лишь бы она перестала вести себя как долбанная упрямая сука и перестала пялиться на него.

Натянул ехидную “я тебя презираю” ухмылку, ловя почти физический кайф от того, как брови грязнокровки поднялись в изумлении.

— Что это, презентик тебе, Грейнджер? — он подчеркнул интонацией слово “тебе”, отмечая в её глазах возрастающее возмущение. — И кто же решил… преподнести подарок грязнокровке, а? — Наклонил голову к плечу, с издёвкой и вызовом смотря на неё.

— Малфой… — предостерегающе прошептала она.

— А главное и самое интересное — за что эта коробка? Может, это благодарность за… отсос в грязном туалете, допустим? — Он наблюдал, как она медленно сатанеет, еле сдерживается, чтобы не залепить ему пощёчину.

Гермиона до боли впилась ногтями в ладони, строго приказав себе не реагировать на его слова, не пытаться усугубить и так опасную ситуацию, но последующая его фраза вопиюще противоречила её намерениям, ломая и так хрупкую стойкость.

— Интересно, сколько же ты стоишь, шлю…

В следующий миг его затыкает на полуслове сильная пощёчина, которую он не успел заметить. Удар словно выбивает из глаз искры, заставляя поражённо уставиться в сторону, ощущая огненную боль в щеке. Медленно переводит на неё взгляд, а она трясётся, кричит что-то и снова замахивается, чтобы…

упасть спиной на столик, едва соображая, что вообще происходит. С шипением втянуть раскалённый воздух, — когда здесь стало так жарко? — ощущая глухую боль. Спина ныла от встречи с поверхностью стола, а шея от… давления.

Расфокусированный взгляд находит стальные глаза, а мозг с ужасом отмечает, что Малфой навис сверху, держа Гермиону за шею.

В груди начинает бешено биться сердце, а рот открывается в неудачной попытке сделать глоток воздуха, а Малфой вдруг отпрянул. Так же резко, как и кинул её на стол. Делает пару шагов назад, сжимая-разжимая кулак, глядя сквозь распростёртую на столе Гермиону. Та бездумно прикасается дрожащими пальцами к шее, не отрывая ошарашенного взгляда от Малфоя, который вдруг разворачивается и вылетает из гостиной. Гермиона смотрит ему вслед, учащённо дыша.

Он что, только что хотел задушить её?!

Судорожно втягивая воздух, она встала со стола. Шок до сих пор не отпускал. Гермиона потёрла пальцами шею, тупо глядя на картину, за которой скрылся Малфой.

Псих. Ненормальный идиот!

Медленно поворачивается, бросая взгляд на стол, где минуту назад лежала коробка, которая теперь сиротливо валялась на полу. Нахмурившись, Гермиона схватила её и понеслась в спальню, игнорируя лёгкую боль в спине и затылке. Положив коробку на кровать, она схватила палочку и свела уже успевшие проступить синяки на шее. Бросив взгляд на часы, Гермиона поспешила в Большой Зал.

***

Малфоя, ритмично отбивающего каблуками по каменному полу, догнали Теодор с Блейзом. Последнее время они часто стали ходить вместе, что слегка напрягало. Может, Забини примкнул к Нотту потому, что Драко стал реже появляться в гостиной Слизерина? Хотя ему не до этого. Завтра уже Хэллоуин, а через три дня после него в мэнор явится Волан-де-Морт. И… Драко надеялся, что это не изменит его жизнь. Он знал, на что способен Тёмный Лорд. Не раз видел, как карал он провинившихся. Смерть настигала несчастных, но обычная, быстрая смерть казалась им божественным освобождением по сравнению с тем, что он любил делать. Не дай Мерлин он…

— Драко?.. — Тёплая рука Блейза легла на плечо Малфоя, заставляя выдохнуть, сбиться с ужасающей мысли, что, не оформившись, пришла в голову.

— Да. — Ответ на “ты в порядке?”, вложенное в его обращение. Лживый ответ, потому что всё внутри готово сжаться до крошечный размеров, потому что поджилки трясутся в ожидании чего-то плохого.

— Ты какой-то бледный сегодня. Что-то случилось? — Голова Нотта выглянула из-за Забини. Тео смотрел обеспокоенно. Чёрт, они действительно замечают его нервозность и… Это действительно хреново.

— Ничего, что стоило бы переживаний.

Серьёзно, Малфой? Да ты сегодня многословен.

Повернул голову, встретился с тёмными глазами Блейза. Не верил. Ну, конечно. Он-то знал, что будет происходить в мэноре через четыре дня. Он-то знал, о чём думает и почему переживает Малфой. И он сам переживал.

Не надо, Блейз, не лезь в это дерьмо. Это того не стоит.

Мулат слегка покачал головой, будто понимая, о чём мысленно попросил Малфой. Показывая этим действием, что хрена с два он останется в стороне. Привычка Блейза помогать может привести к плохому исходу. Помощь не ценится. Никем. Абсолютно. Лишь лживо-благодарные слова можно получить взамен на помощь, в которую ты вложил свою душу и чуть ли не жизнь. Это того не стоит, но Блейзу всё равно. Ему всегда было наплевать на предостережения Малфоя, он всегда лез помогать. Чаще всего он действительно спасал Малфоя. От самого себя, от вязких мыслей, вытаскивал из дерьма, так ещё и отряхивал, подталкивая в спину, мол, иди, давай, мы справились. Он справился. Он всегда справлялся, весь такой ответственный. Малфой не раз говорил ему, что всё это рвение помочь и довести дело до конца когда-нибудь вылезет боком. Блейз лишь отмахивался. «Такой я есть», — говорил он, улыбаясь.

Вот и сейчас он улыбнулся, давая понять, что не бросит. Чтобы не случилось — поможет. Только вот сейчас это действительно серьёзно. И Малфой действительно переживал за друга.

— Как вы думаете, парни, подарок к Хэллоуину в виде дорогого платья будет, м… достойным? — как бы невзначай спросил Теодор, поглядывая искоса на друзей.

— Грейнджер, что ли? Тео, ты серьёзно? — взвыл Блейз, строя ужасающе-отвращённую гримасу.

Теодор нахмурился, вздёргивая нос, совсем как капризная девчонка. Поправил галстук, кидая на Блейза недовольный взгляд.

— Я серьёзный джентльмен…

Забини рассмеялся, перебивая Нотта, хлопая того по спине, отчего слизеринец поморщился. Даже Малфой ухмыльнулся на такое заявление, хотя мысль о том, что этот придурок раскошелился на грязнокровку, отдавала горьковатым привкусом.

— Ну, должен же я как-то задобрить её?! — возмутился Нотт, вызывая новый порыв смеха у Блейза.

Вытерев краешки глаз, на которых проступили капли слёз от смеха, Забини вдруг стал совершенно серьёзным, что совершенно выбило Нотта из колеи, заставляя удивлённо хлопать глазами.

— Конечно, Тео, конечно. Главное — не забудь сказать мне, когда задумаешь выполнить последний пункт своего плана — затащить Грейнджер в койку, потому что кто, кроме меня, будет тащить тебя в больничное крыло?

Малфой тихо засмеялся, качая головой. Выражение лица Теодора оправдало ожидания. Он возмущённо втянул воздух, брови сначала взлетели вверх, потом он резко нахмурился на выдохе, губы скривились, будто он съел что-то кислое. Вздёрнул нос, обиженно морщась, сложил руки на груди и отвернулся, предоставляя смеющимся парням лицезреть свой профиль.

— Да идите вы, — буркнул Теодор, сверля взглядом стены и проходящих мимо студентов, которые, имей взгляд физическое воздействие, отлетали бы на метры.

— Пф, спроси вон у Драко, думаешь, эта гордая сучка так просто позволит тебе прикоснуться к ней? Тем более за какое-то жалкое платье…

Драко нахмурился, бросая испепеляющий взгляд на Блейза. На обратной стороне век тут же вспыхнул кадр распростёртой на столе грязнокровки, распахнувшей свои чёртовы глазища, будто говоря: «Давай, Малфой, ныряй в моё море, давай, и захлебнись!» Тогда он чувствовал, как бешено бьётся под его пальцами её пульс. Он чувствовал это сквозь её тонкую, почти прозрачную кожу, что вдруг стала раскалённой, почти сжигала, расплавляла его ладонь, завораживая глазами, заставляя втягивать спёртый воздух, который испарялся, не доходя до лёгких.

— Оно не жалкое! — громко возмутился Теодор, привлекая к их компании лишнее внимание. — Оно стоит целых семьдесят галлеонов, — гордо провозгласил он.

— Сколько?! — завопили Забини с Малфоем одновременно, переглядываясь.

— Ты с ума сошёл, Тео? — осторожно спросил Блейз, будто тот мог накинуться на мулата с кулаками.

— Ты потратил семьдесят галлеонов на грязнокровку?! Ты ебанутый, Тео. — Малфой покачал головой, кривясь.

— Я — джентльмен. Эти деньги для меня раз плюнуть…

— В таком случае три миллиграмма твоейслюны стоит семьдесят галлеонов, — заверил Блейз, до сих пор не веря своим ушам.

Нотт не идиот. Нотт — действительно ебанутый, причём на всю свою больную голову. Потратить целых семьдесят галлеонов на грёбаную грязнокровку?! Серьёзно?!

***

Еле впихнув в себя сэндвич и кубок тыквенного сока на завтраке, Гермиона первая покинула Большой Зал. Преодолев расстояние до своей спальни чуть ли не в рекордное время, она на миг прислонилась к двери горячим затылком. Взгляд опасливо опустился на коробку, что аккуратно была завёрнута в зелёную обёрточную бумагу и сиротливо лежала на кровати. Живоглот, вальяжно ступая по полу, поднял мордочку, уставившись на хозяйку большими жёлтыми глазами. Прыгнул на кровать, принявшись обнюхивать новый неизвестный ему предмет. Гриффиндорка медленно подошла к кровати и слегка отпихнула кота, который обиженно фыркнул и пошёл топтаться по подушке.

Гермиона разорвала зелёную обёрточную бумагу и уставилась на небольшую записку, что лежала поверх картонной коробки.

«Дорогая Гермиона! Я подозреваю, какой ты костюм наденешь на Хэллоуин в последний год учёбы в Хогвартсе. Поэтому отсылаю тебе этот… скромный подарок. Предупреждаю — коробка охраняется магией, и если ты её откроешь, то обязана будешь надеть то, что находится внутри, в противном случае всё твоё тело покроется фурункулами на двое суток. Но ты же не сможешь всё это время просидеть в своей спальне, верно? Надеюсь, я достаточно хорошо знаю тебя и сделал правильный вывод.

Твой преданный поклонник».

Гермиона нахмурилась. Во-первых, “преданный поклонник” выводил её из колеи, потому что она думала, что узнает отправителя. Во-вторых, что за глупое предостережение с… наказанием в случае невыполнения условий?

Девушка повертела в руках картонку и уставилась скептическим взглядом на коробку, что ждала её решения. Гермиона закусила губу, думая, перебирая варианты того, что там может быть. Из записки ясно, что там костюм, что заменит ей её ведьминский. Но что за костюм? Судя по вульгарному обращению, в коробке может находиться совершенно любой наряд. И не факт, что там что-то приличное.

На плечах снова с заметным только одной ей хлопком появились две Гермионы. Одна, закусывая губу, потирала ручки, любопытно взирая на коробку. Ей до дрожи хотелось заглянуть и узнать, что там лежит. Другая Гермиона скептически покачала головой. А вдруг там какой-то развратный наряд из эротических фантазий прыщавого студента? И придётся во избежание противных фурункулов пойти в этом?!

Гриффиндорка она и в Африке гриффиндорка. Любопытство перебороло страх и колебание, поэтому Гермиона подняла крышку, почувствовав пальцами покалывание от магии. Незнакомец не врал, на коробку действительно наложили заклинание, а проверять его на себе не хотелось.

Гермиона уставилась на что-то ярко-красное. В голову пришла глупая мысль о ткани, что вся в крови жертвы, обязательно невинной, которую замучили, но пришлось быстро отбросить эту несуразицу. Дрожащие пальцы подхватили тонкие красные бретельки и потянули одеяние вверх, предоставляя его своему взору.

— Мерлин… — поражённо прошептала она, во все глаза уставившись на длинное красное платье.

Две тонкие бретельки были украшены мелкими блёстками, что рассыпались по всему корсету узором, напоминающим пламя. Сзади вырез доходил примерно до середины спины, откуда сразу начиналась длинная юбка. Не слишком пышная, но и не обтягивающая, она походила больше на колокольчик.

Гермиона не сдержалась, приложила платье к груди, тут же откинув его на кровать, потому что от колыхания снизу юбка вспыхивала пламенем. Ткань упала на покрывало, а огонь исчез.

Мерлин, что это за платье? Это просто… просто…

Гермиона не могла подобрать нужный эпитет, поэтому присела на корточки перед кроватью, осторожно дотрагиваясь до подола платья. Скользя пальцами по нежной материи, она словила себя на том, что улыбается.

Да, эта изумительная красота нисколько не похожа на чью-то пошлую фантазию. Скорее, это платье из сказки. Необычное, почти пугающее своим вспыхивающим пламенем от каждого колыхания, но и не вычурное. В меру пышное, в меру скромное, но и не похоже на одеяние серой мышки.

Гермиона решительно встала, сдёргивая платье с покрывала. Быстро скинув свою одежду, она натянула огненный наряд, боясь обжечься, но пламя было заколдовано и не могло причинить физический вред.

Корсет, который оказался из мягкой, почти тонкой материи, плотно облегал грудь Гермионы, зрительно увеличивая размер, отчего внутри колыхнулось бы смущение, если бы не отражение в зеркале, которое завораживало. Повернувшись спиной, она уставилась на открытый участок кожи и слегка выпирающие лопатки, которые мама в детстве называла “маленькими крыльями”. Крутнувшись вокруг своей оси, Гермиона завороженно наблюдала, как извивались языки пламени на подоле платья, почти поглощающая ткань до колен.

Гермиона, глупо улыбаясь, подошла к кровати, на которой лежала коробка и записка. Что ж… она открыла подарок, значит должна надеть это платье, хотя внутри слабо пищало беспокойство, которое она не чувствовала, оглушённая красотой наряда. Создавалось впечатление, что эту прелесть создали специально для неё, хотя она знала, что такие вещи заколдовывают так, чтобы они идеально подходили каждой девушке. Но она чувствовала себя особенной. Такое редкое чувство, что было Гермионе в новинку.

Заглянув в коробку, она обнаружила ещё и туфли на каблуке в тон платью. Гермиона нахмурилась, она никогда не умела ходить на такой обуви, а завтра, видимо, придётся. Длина этого каблука разительно отличалась от того, что был на туфлях, в которых она была на Святочном Балу. Эти намного выше, поэтому она почувствовала волнение. Было бы глупо упасть в таком платье у всех на глазах. Придётся учиться ходить на каблуках.

========== Глава 13 ==========

Утро 31 октября наступило так внезапно, что Гермиона даже осмыслить это не успела, пока не уставилась на Живоглота, совершенно наглым образом рвавшего когтями коробку из-под платья, которое она всё же решила надеть на Хэллоуин. Тихо поднявшись, девушка подошла к зеркалу, взглянув на своё отражение. М-да… Придётся долго повозиться с этим гнездом, образовавшимся на голове, чтобы сделать что-то приличное.

На сегодня занятия отменили, поэтому было предостаточно времени, чтобы подготовиться к Хэллоуину и известись в нервном ожидании. Кому-кому, а Гермионе был очень важен результат её стараний, всё же это она всё спланировала и раздавала обязанности старостам. Главная ответственность лежит на её плечах. Большой Зал беспокоил её больше всего. Закончив украшать его, старосты наложили достаточно магии, чтобы скрыть все свои старания, ведь студентам ещё нужно было посещать его, дабы поесть, а показывать хэллоуинский облик Зала раньше времени было нельзя. Да, это сложно и… странно прятать всё, что они готовили, скрывать целую неделю, но подготовить Большой Зал за несколько часов до праздника они не смогли бы. Поэтому, удостоверившись, что всё готово, пришлось потрудиться всем в последний раз, скрывая всё, а сегодня за два часа до того, как студентов впустят в Большой Зал праздновать Хэллоуин, Гермиона должна будет собрать ещё раз всех старост, дабы снять скрывающие чары со всей площади.

День предстоит очень и очень серьёзный.

***

Малфой не спал всю ночь. Он не смыкал век, пока в комнату не добралась утренняя дымка, заставляя стиснуть зубы. До остервенения было дико понимать, кто послужил вором его сна. Грейнджер, конечно же.

Только он закрывал глаза, стараясь глубоко дышать, чтобы сон поскорее пришёл и за ним, как под веками вспыхивал её образ, с неизменным гнездом на голове, плотно сомкнутыми губами и огромными глазами. Она, с пылающей кожей, что плавит любого, кто прикоснётся. Она, распластавшаяся под ним на столе, потому что он не совладал с собой. Да как тут совладаешь, когда эта сука позволяет себе то, чего не позволял равным счётом никто? Когда из её ядовитого рта вылетают какие-то совершенно неважные, совершенно глупые, совершенно лишние слова, которые он не слышит. Он, оглушённый её пылающим от гнева лицом.

Мерлин, с ума можно сойти! Это невыносимо. Просто стоять и медленно сатанеть от тех её слов, которые воспринимает слух, пуская смысл в голову, а потом, теряя его где-то на границе «она перечит тебе, Малфой» и «я хочу запустить язык ей в рот».

О да!..

Она даже не подозревала, что пока он по инерции сжимает кулаки, испепеляя её взглядом, он одновременно сжигает её одежду, оголяя участки кожи, дорисовывая недостающие фрагменты. А в голове слышны звуки плети, рассекающей кожу, хлеща по ней так, что голова начинает кружиться. Он хотел видеть, слышать её. Хотел знать, как кричит грязнокровка. Не в ярости, а в изнеможении. Истекая под ним, на нём. Крича, надрывая свою тонкую глотку, потому что больно. Та боль, которую он хотел причинить, отдаёт горьким вкусом и запахом полыни. Та боль терпима, если вовремя остановиться, а он остановится, будь у него возможность вытворять с Грейнджер то, что требует душа.

Ага, душа, оттопыривающая штаны.

Малфой хмыкнул. Если у него всё получится, то Грейнджер не избежать… всей сладости своей участи, что он задумал для неё.

***

— Где же они?..

Гермиона пыталась найти свои серьги-капельки, которые запропастились неизвестно куда. Кинувшись к выдвижным ящикам, она наткнулась на последнее письмо Гарри и Рона. Пальцы медленно скользнули по пергаменту, обводя завитки Гарриных букв.

Закусив губу, чтобы не позволить чувствам взять над собой контроль, Гермиона отвернулась к окну. Сколько их уже не было в Хогвартсе? Две недели, месяц? А такое ощущение, что целую вечность. А за эту вечность Малфой ломает её, почти…

Что? Что ты, чёрт возьми, такое подумала?! Чуть не подумала.

Нет. Он не сломает её, не сможет. Давай, Гермиона, вспомни, кто он. Это же Малфой — белобрысый хорёк, что всегда доставал их с Гарри и Роном. Трус и слабак, тщеславный…

Да. Он всего лишь испорченный мальчишка. Так какого чёрта ты ведёшь себя как амёба, готовая растечься перед ним, когда он только бросает на тебя взгляд?

Гермиона вспомнила, как прошлым утром он впечатал её в стол, сжимая горло так, что она подумала, он задушит её. А он ведь мог. Это было видно в его глазах. Странный блеск, что завораживает и напрочь отбивает любые попытки вырываться или соображать. И это… блин, сносит крышу. То, как он слегка прищуривает глаза, свидетельствует о его ярости. На высоких скулах играют желваки, а светлые брови хмурятся.

Тогда сжалось горло, но отнюдь не от его руки. Спазм подкатил, сжимая, лишая спасительной возможности издать хоть звук, способный отрезвить Малфоя.

Если бы она сказала об этом Гарри или Рону… Они бы помогли, и она даже могла забыть о том, что совершенно против такого способа… решений проблем. Но их нет, утрачен даже редкий способ общения.

— Гарри… — тихий всхлип всё же сорвался с губ, быстро заглушенный приложенными к лицу ладонями.

Она не просто скучает по её мальчишкам, она смертельно боится за них. Эта боль постепенно заполняет её сущность.

И вдруг возникла эгоистическая мысль, что Гермиону настигла тотальная несправедливость. Будто Вселенная решила сыграть жестокую шутку и продолжает строить свои козни, не задумываясь об остановке. Будто для Вселенной это нечто вроде азартной игры. Она бросает кости, и не важно, попадёт она на чёрное или красное, в любом случае для неё это будет бесповоротный выигрыш. А Гермионе остаётся только плясать под дудку, стараясь оборвать невидимые нити кукловода в облике Вселенной, постепенно осознавая, что близится крах — стопроцентный и неоспоримый. И это, блин, такое ощущение, будто ты знаешь, что шаг вправо — конец, шаг влево — конец. И нет пути обратно, только вперёд по прямой. Вперёд, туда, где тебя не станет. А остановиться нельзя.

Слеза скатилась и упала на что-то сверкающее. Серьги-капельки.

Бум. И всё.

Резкое осознание того, что, чёрт возьми, она не обязана идти вечно по прямой, заранее зная финал. Она волшебница, в конце-то концов. Палочка при ней, а то, что хочет Вселенная, не обязано свершится, ведь люди — строители своих судеб, никто другой.

Гермиона Грейнджер никогда не жила по придуманным кем-то девизам и никогда не придумывала их сама, но она решила менять свою жизнь, а значит — менять всё, в том числе и себя. Отныне она будет жить для себя. Эгоистичные мысли порождают эгоистические решения, порой в корне меняющие нашу жизнь.

Близится война. Она никого не обойдёт стороной, под её руку попадут все, без исключения. А сидеть заключённой в Хогвартсе не входит в планы Гермионы. Рону и Гарри нужна её помощь. И она поможет. Выложится на все двести процентов, чего бы ей этого не стоило. А что для этого нужно? Найти мальчишек.

***

Малфой поднялся с кровати уже достаточно давно, но всё это время бездумно ходил по спальне. Светлые брови хмурились, что означало напряжённое мышление.

Блейз, что зашёл к другу, пропустив завтрак, обосновался на мягкой постели, наблюдая, как Малфой маячит из угла в угол. Откинувшись на подушки, мулат жалобно застонал:

— Ради Мерлина, Драко, перестань наворачивать круги по комнате. Ты не первый раз здесь, за это время мог бы уже привыкнуть и запомнить, что где стоит.

Драко остановился на мгновение, бросив на друга хмурый взгляд, и вздохнул, а затем опустился на мягкий диван, утопая в ненавистных декоративных подушках.

— Что случилось? — Драко не ответил, молча скрестил пальцы в замок, поставив локти на колени. — Что случилось опять? — Он подчеркнул слово “опять”, выделяя его раздражительным тоном.

Малфой вздохнул, взглянул исподлобья на лицо Блейза, выражающее крайнюю степень заинтересованности.

— Нервы, Драко, шалят? Или что с тобой, чёрт возьми, творится?.. Это из-за неё? — Мулат кивнул головой в сторону спальни Грейнджер, за тонкими стенами которой раздавалось тихое шебуршание.

— Нет… Три дня, Блейз.

Тот сочувственно кивнул, понимая, о чём идёт речь. Малфой нервничал из-за встречи с Волан-де-Мортом. Блейз понимал друга, и именно поэтому резко вскочил с кровати, ловя на себе удивлённый взгляд Драко.

— Пошли. — Мулат неопределённо махнул рукой куда-то в сторону двери.

— Куда? — тупо спросил Драко, борясь с растущим внутри раздражением, что вызвал… Блейз, который раньше никогда не пробуждал у него подобных чувств.

— В нашу гостиную, куда же ещё? — удивился он. — Посидим у нас, пока остальные ответственные разберутся с Большим Залом. Выпьем огневиски, поболтаем, отдохнём и пойдём собираться на Хэллоуин.

***

Гермиона провела в своей комнате почти полдня, и всё потому, что ей казалось, будто все знают, что ей за платье подарили. И да, именно подарили, но неизвестно за что. А если Малфой предположил… совершенно грязные действия, за которые “в благодарность” подарили платье, то, что уж говорить об остальных, чьё мнение может расходиться, а вариантов-то множество…

Утром Гермиона слышала голоса в спальне Малфоя, и это заставило её застыть на полпути к коробке, прислушиваясь. Любопытство всегда брало верх, даже если девушка сопротивлялась. Тембр голоса отдалённо напоминал Забини, но вот слов разобрать не получилось, к тому же вскоре послышался хлопок картины в гостиной, что означало, что парни покинули дортуар.

Всё остальное время до обеда Гермиона слонялась по спальне, размышляя о Роне и Гарри. Чем больше времени проходило, тем уверенней она становилась. Когда же, кинув очередной взгляд на часы и отметив, что до обеда осталось минут десять, она окончательно решила ринуться на поиски её мальчишек. Сидеть в Хогвартсе, сражаясь с Малфоем, ей уже надоело до чёртиков, несмотря на то, что она староста и ответственна до кончиков волос. Люди меняются. Незначительно, но всё же. Схватив пергамент и перо, Гермиона быстро написала своё решение, собираясь передать его Джинни, чтобы хоть кто-то знал о её намерениях.

В Большом Зале Гермиону охватило некое беспокойство с примесью предвкушения и… вины. Ей казалось, будто все знают не только о платье, но и о запланированном побеге. Когда же Джинни зашла в помещение и, завидев Гермиону, поспешила за гриффиндорский стол, Грейнджер передала той конверт с пергаментом, строго-настрого приказав читать только в том месте, где никто не увидит.

Когда же все разошлись, Гермиона с остальными старостами приступили к снятию маскирующих чар с Большого Зала. Вновь стали появляться украшения, над потолком закружили летучие мыши, а на сцену забралась группа скелетов, настраивающая свои магические музыкальные инструменты. Малфой, как и следовало ожидать, не явился в Большой Зал, что слегка успокоило её. Казалось, приди он, снова началась бы перепалка, и Гермиона не была уверена, что в порыве эмоций не проговорилась бы о своём плане. Всё время, проведённое в Большом Зале, она чувствовала себя не в своей тарелке. Нервозность парила в воздухе, будто кто-то опрокинул бутылёк с зельем, постепенно заполнившим пространство.

Через полтора часа, что показались вечностью, гриффиндорка поспешила в дортуар — переодеваться. Снова застыв перед картиной, с которой с любопытством взирал Старый Барон, поправляя свою шляпу и ласково улыбаясь, в голове мелькнула мысль, что это уже становится привычкой — застывать на месте, прежде чем войти в гостиную и, возможно, встретиться с ним, но Гермиона надеялась, что дело вовсе не в Малфое.

Быстро минув расстояние до спальни, она снова застыла на пороге, но причиной тому никак не касался Малфой — Живоглот облюбовал стол хозяйки и вальяжно развалился на нём, в наглую скинув пергаменты и зелья в склянках, что теперь валялись на полу маленькими разбросанными осколками. Услышав чьё-то присутствие, кот повернул голову и уставился на хозяйку большими жёлтыми глазами. Та, нахмурившись, убрала заклинанием осколки, и сняла Живоглота со стола. Вздохнув, она взглянула на своё отражение в зеркале. Работы предстояло много, хотя бы с волосами, сбитыми в колтун, поэтому она поспешила приняться за дело.

***

Когда Малфой появился в гостиной Слизерина, все были приятно удивлены. Панси просто засияла и не преминула возможностью сесть на диване как можно ближе, практически впечатавшись в бок Драко, положив руку на его колено, перебрасываясь фразами с Дафной, как будто её пальцы не поглаживали его ногу сквозь материю брюк. Вскоре в гостиную ввалился Гойл, вытаскивая из-под мантии несколько бутылок огневиски.

— Как же ты их протащил? — выпучив глаза, саркастически спросил Нотт. Подорвался с места и убежал в спальни под удивлённые взгляды сокурсников. Вернулся он с большой коробкой бутылок огневиски и широченной, самодовольной улыбкой на лице.

— Вот, как надо. Учитесь, детки, — провозгласил он, ставя коробку на стол и усаживаясь в своё излюбленное кресло.

Малфой смерил того долгим, изучающим взглядом, ухмыляясь.

— И как вы собираетесь пронести всё это, — он кивнул на алкоголь, что весь выставили на стол, — в Большой Зал?

Блейз широко улыбнулся, подмигивая Дафне, привлекая этим всеобщие заинтересованные взгляды. Никто ничего не сказал и не спросил — это привычка слизеринцев, хоть и не всех, но все ждут, чтобы человек рассказал сам, не упрашивают. К сожалению, многие из его сокурсников больно уж любят знать всё и обо всех, но с другими факультетами ни в коем случае не поделятся. Блейз развалился на диване, упиваясь царствующей тишиной, и Малфой подумал, что у всех истинных аристократов даже такие вальяжные позы выходят идеально и… по-аристократически. Слизеринцы, что уж говорить.

— Не имею привычки раскрывать свои секреты, — наконец сказал Блейз, прищуриваясь.

Да, вечером на Хэллоуине будет весело. Очень.

========== Глава 14 ==========

Ноги подкашиваются, словно он собирается на первое свидание; как будто он жалкий первокурсник, а не чёртов Драко Малфой. Подходит к зеркалу, что висит в спальнях Слизерина, и придирчиво осматривает себя.

Когда Блейз увидел, что у Малфоя за костюм, то почти вздрогнул, вылупившись на того.

— Ты что, совсем с дуба рухнул? — он спрашивает таким тоном, будто говорит не с ним, а с идиотом-Тео, когда тот сделал очередную глупость, что стала привычной в его поведении. Это задело. Серьёзно, он давно не маленький мальчик и не волшебник-идиот, наподобие того же Нотта. Он не собирался и не собирается надевать дурацкий наряд в виде какого-нибудь животного, Дракулы или клоуна. Это не для него. Пусть так наряжаются остальные, раз им так хочется.

— Что? — всё, на что его хватило. Выдавил сквозь зубы, стараясь усмирить то, что бушевало в груди. Злость и переживание. Грёбаных три дня осталось, а потом что? Что будет с ним и его матерью? Волан-де-Морту давно плевать на всех, он не будет разбираться в виновности или не виновности кого-либо. Казалось, “Круцио” он произносит как совершенно обыденную вещь, будто просит передать соль за обеденным столом или спрашивает о погоде. «О да, погода просто замечательная, Тёмный Лорд. А вот ваша солонка».

— Попроси кого-нибудь прислать тебе маску, сойдёшь за истинного Пожирателя Смерти. Ах, подожди, ты же им и являешься, — Блейз усмехнулся, почти грустно, глядя на друга, что бросил уничтожающий взгляд на него. Малфой сжал челюсть, приподнимая руку, в которой была серебряная маска. — Серьёзно? Нет, ты серьёзно?!

Малфой хмыкнул, надевая маску на лицо, что прикрывала широкой полосой глаза, оставляя открытыми нос и рот.

— Друг, ты не переживаешь, что некоторых особ нашего замка может схватить сердечный приступ? — Блейз давит едва не вырвавшийся смешок, обещавший перерасти в громкий смех.

— Отчего же?

— Ну-у… — тянет Забини совсем не правдоподобно, будто и у самого желания играть нет. — Потому что не будет видно “твоих красивых глаз”, — заканчивает он немного писклявым голосом, и Малфой понимает, кого тот парадирует.

— Будет видно, Блейз, не переживай. И, думаешь, ей настолько важны “мои красивые глаза”? — усмехается он и отворачивается к зеркалу.

Дверь спальни распахивается и внутрь заходит Нотт, совершенно бледный, одетый во что-то, напоминающее белое платье. Под глазами искусственные синие мешки, а радужки не было видно вовсе, лишь чёрный зрачок небольшой точкой посреди глазного белка. Усмехающийся уголок рта зажимал сигарету, а ставшие почти белыми брови взмыли вверх в немом вопросе.

— Тео, — протянул Малфой, глядя на однокурсника из-под маски, — что с тобой?

— Тебя чем-то заразила наша староста? Говорил же тебе, плохая это идея — с грязнокровками водиться.

Теодор нахмурился, вынимая изо рта сигарету и зажимая её в пальцах. Медленно, шелестя подолом, подошёл к Блейзу, который в шутку отшатнулся, выпустил дым, что серым облаком взмыл под потолок, растворяясь, и прошептал с совершенно серьёзным выражением лица:

— Я должен тебе сказать очень важную вещь. Вам сказать, — добавил он, бросая взгляд на Малфоя. Забини нахмурился. — Это… — он откашлялся. — Это ещё не весь костюм, касатики, — выдал он томным голосом, подмигивая.

Отскочил в сторону, когда Блейз хотел пихнуть его в плечо, заржал, актёрски стирая с уголков глаз воображаемые слёзы, и, потушив сигарету, оставил её в пепельнице на тумбе.

— Идиот. — Малфой покачал головой, плотнее запахиваясь в мантию, будто пытаясь отгородиться от внешних раздражителей. От внешнего всего.

Он словил себя на том, что чуть не начал переминаться с ноги на ногу, как нетерпеливая девчонка. Что за херня творится?

— Не-а, — Нотт покачал головой, улыбаясь как полоумный. — Не угадали. Я приведение, ну. Бу-у! — Он прыгнул прямо к Блейзу, хватая того в крепкие объятия.

Малфой развернулся, наблюдая за представшей взору картиной. Лицо Забини резко переменилось — исчезло недовольное выражение, зато появилось удивление и… некое безумное отвращение, которое, Драко уверен, было наиграно.

— Бля-я! Нотт, фу, отцепись, фу!

Блейз отпихнул ржущего Теодора и принялся отряхивать свою одежду, будто его только что обнял больной человек, болезнь которого передаётся контактным путём.

Малфой засмеялся вслух, видя то, как Забини поглядывает на ржущего Нотта. Мулат сжал губы, исподлобья наблюдая за друзьями, а потом улыбнулся и сам засмеялся.

— Фу, Тео, ты идиот.

— Не-а. Я же сказал, я…

Малфой вскинул руки защитным жестом, прерывая Теодора.

— Да-да, мы поняли, что ты приведение. Вот только не надо лезть ко мне в объятия, я не буду так нежен, как Блейз, — сказал он, ухмыляясь возмущённо открывшему рот другу.

В дверь постучались, и в комнату зашла Панси. Стреляя ярко накрашенными глазами в парней, словно те были мишенями, она прошла к Драко, молча обняла его рукой за шею и, притянув к себе, ликуя и удивляясь, почему он не упирался, поцеловала.

Скользко, мокро, мягко и глубоко. Так, как несколько дней назад он целовал Грейнджер…

Так, стоп. Приехали, Малфой. Ты целовал, Малфой? Блейз прав, ты с дуба рухнул.

Она сама целовала его. Она сама потянулась к нему. Она сама, не он. Но… это же не меняет положение вещей. Почти не меняет, потому что под закрытыми веками не дорисовывается образ Панси. Не дорисовываются её дрожащие чёрные ресницы, которые он может увидеть, открыв глаза; не дорисовывается её тело, что так тесно и так мягко прислонилось к нему. Тело, на которое у него не стоит, несмотря на то, что она так отчаянно прильнула к нему.

Под веками вспыхнул образ Грейнджер с её вечно ужасными волосами, угловатой фигурой, которая… Мерлин, которую он хотел оттрахать в комнате с зеркалами, потому что каким-то неведомым образом он знал, что её тело будет выглядеть соблазнительно, если снять все эти тряпки.

Он просто знал. Он просто хотел.

А Панси вдруг издала тихий стон прямо ему в рот, оторвалась с влажным звуком от его губ и уставилась на его маску, которую так и не снял. По выражению лица Малфой догадался, что она всё поняла. Да, она почувствовала его стояк, решив, что эта реакция на неё.

«Боюсь разочаровать тебя, детка. Ты не возбуждаешь меня», — подумал он, чуть не сказав это вслух. Вот крику-то было бы.

— Фу-у, — протянул Нотт, хмурясь. — Вы ещё потрахайтесь тут. Вам не стыдно, детишки?

— Иди к чёрту, Тео, — бросила Панси, наконец — наконец! — отлепляясь от тела Драко и делая несколько шагов к Блейзу, останавливаясь и оборачиваясь, осматривая Малфоя с ног до головы тем взглядом, который он замечал чуть ли не от каждой девушки в Хогвартсе. “Я тебя хочу” взгляд прожигал в нём дыру, начиная с четвёртого курса. Уже тогда он был желанен, даже девчонки старше его на целый курс не спешили отводить глаза, когда видели его. Он привык к этому, это стало неотъемлемой частью его жизни. Вечные провожающие взгляды, поедающие, ненавистные, прожигающие. Сколько людей, знающих Малфоя-младшего, столько и разновидностей чувств, влияющих на эти взгляды. Но он уже давно привык, абстрагировался от этого, скрылся под своей маской.

— Кстати, Драко, почему ты выглядишь, как Пожиратель Смерти? Хотя, как я догадываюсь, ты вырядился в… Дракулу? Серьёзно?

Малфой закатил глаза и отвернулся, ничего не ответив, чувствуя взгляды на своей спине.

«Нет, Тео, ты не прав. Просто в этом легче будет исчезнуть, но ты не будешь знать об этом. До завтрашнего дня».

— А по-моему, он выглядит очень даже классно, — заметила Панси. — Блейз, ты у нас Франкенштейн?

Забини гордо вздёрнул нос, прищуриваясь. На лицо легла лёгкая улыбка. Он осмотрел себя в зеркале, возле которого стоял Малфой, будто бы удостоверяясь в том, что он и так было ему известно.

— Да? А я думал, я принц, — лукаво произнёс он, поднимая брови.

— Плохо думал, — хохотнул Нотт, направляясь к двери.

Малфой поправил прядь, выбившуюся из причёски и упавшую на лоб. Казалось, глаза были одного цвета с маской, что немного порадовало. Можно было поставить ещё одну отметку в карточку «Идеально». В нём много идеального, кроме души… и чувств. Разве идеально то, что он испытывает к грязнокровке от слова «грязь»? Он давно забил на то, что порок стал такой же неотъемлемой его часть, как и взгляды в спину и боль. К чёрту боль. К чёрту долбанные мысли о грязи! Сегодня последний спокойный день, так зачем забивать себе голову всяким дерьмом?

— Ты куда? — кинул он уже выходящему Тео.

Тот застыл в дверях, оборачиваясь. Театрально поправил рукой волосы, что чуть не заставило скривиться. У него всё всегда наигранно, что возникает мысль, будто он не может быть натуральным. Будто он весь состоит из фальши.

«Прям как ты, Драко», — проскрежетало подсознание.

Нет, не так. Фальшь присуща им обоим, вот только она у них разная. Теодор делает всё специально, продумывая. Он играет, как актёр, и наслаждается этим. А у Малфоя всё обстоит иначе. Фальшь настолько приелась, что от него самого не осталось ничего настоящего. Скрытность, отцовские нравоучения, обязанность носить маску, скрывать чувства — вот, что наложило метку на него. Навечно. И она не такая, как витая змея в черепе, что находится у него на руке. Эфемерная, но настолько глубокая, что хочется выть, подобно волку. Только вот что-то подсказывает, что вой этот будет совершенно жалким, поэтому и приходится молчать. Просто стоять, закатить глаза и шагнуть к Тео, вновь чувствуя на спине взгляд. Такой, что Драко называет “остановись-взгляд”. Снова Панси, но он не хочет её видеть, и, слава богам, она молчит.

— Я с тобой. — А в ответ молчаливый кивок, и его взору предстаёт белая спина. В принципе, Нотт вполне похож на приведение. А так, как он любит пугать девчонок, упиваясь их визгом, ему, естественно, подходит этот костюм.

— Почему ты решил быть приведением? — спрашивает Малфой, останавливаясь возле дивана. В гостиной были только они, что не удивительно, ведь все сейчас занимаются подготовкой самих себя к Хэллоуину.

— В смысле? — уточняет Тео, кидая взгляд через плечо и улыбаясь уголками губ.

Малфой вздыхает, он не любитель объяснять, он предпочитает, чтобы люди сами додумывали, но сейчас ему слишком хотелось узнать ответ.

— Ты же подкатываешь к грязнокровке, даже платье ей купил за непомерную цену. Так почему ты вырядился приведением, а не принцем, допустим?

Нотт останавливается возле самой картины и говорит, не оборачиваясь:

— Давай прогуляемся. Тут слишком жарко. — И выходит, слыша за собой шаги.

Жарко? В подземельях? Ну да, конечно, Нотт.

— Ну, так?.. — нетерпеливо тянет Драко. Эта ситуация уже порядком начинает раздражать его.

— Она мне не нравится, если ты к этому клонишь. Да… — задумчиво тянет. — Она красивая, в меру, не отвратительная, даже очень привлекательная. Знаешь, такая неряшливая, строгая…

— Нотт, — прерывает слишком быстро.

Теодор шагает рядом. Он не такой, как Блейз, с ним не так, как с Блейзом. Аура другая, да и люди они совсем разные. От Нотта веет чем-то тёмным, даже грязным и порочным. Это так не подходит его внешнему облику и поведению. Вечно ржущий, вечно шутящий невпопад идиот-Нотт. И сейчас — бледный, идущий рядом в темноте и тишине, нарушаемой лишь стуком туфель и громыханием мыслей в голове. Светлые одеяния и тёмная аура. Почти Инь и Ян. Почти параллель, если бы Малфой не имел опыта в общении с подобными Нотту. Такие люди чаще походят на актёров, которых маленький Драко видел в театре, куда ходил со своей матерью. Они играют роль, даже если она им совершенно не подходит, но они играют так умело, что кажется, будто они и есть то, что показывают. И это почти смешно. Тогда, не сейчас. Потому что он знал этого парня с первого курса, но только сейчас, идиот, понял, что Нотт — не тот, кого играет. И это почти заставило остановиться.

— Ты же сам её хочешь. — А вот из-за этого он остановился.

— Что? — тупо переспросил, не веря своим ушам.

Нужно засмеяться, бросить испепеляющий взгляд, покачать отрицательно головой! Нужно… А он просто стоит и смотрит на Нотта, того, кого узнаёт впервые. Впервые за семь лет.

— Не притворяйся, Драко, — говорит тихо, но уверенно. И куда подевалась привычная нотка весёлости, что была всегда в голосе? — Мы с тобой знаем, что детка Грейнджер изменилась. Ох, как изменилась. — Он поворачивается, глядя на Малфоя в упор. Глаз почти не видно, только чёрный зрачок, и это пугает. Действительно пугает, потому что он стоит, весь бледнющий, словно настоящий призрак, смотрит, не мигая, а уголки губ ползут вверх в почти болезненной улыбке. — Я же вижу эти твои взгляды в её сторону. Я помню твою реакцию, когда ты узнал, что я к ней подкатываю. Я же вижу, как ты реагируешь на неё. И нет, Драко, не пытайся доказать обратное. Мы с тобой знаем правду, не так ли? — Быстрым движением язык проходит по его нижней губе, и в том есть что-то безумное, завораживающее. — Мне не нужна она, ну, по крайней мере, как девушка. Я хочу её тело. Её запах сводит с ума, не так ли, мальчик мой?

— Что за херню ты несёшь? — получилось как-то почти жалко, будто он боится. Просто вопрос-выдох, а в голосе мысли роют дырку в черепной коробке.

— Вот только не говори мне, что не хотел завернуть её сладенькое тело в латекс и трахать в комнате с зеркалами, — в словах порок, пошлость в тоне, а глаза блестят.

— Я… — сглатывает. Почему в горле стало так сухо? — Я не хочу её. — Оправдание. И в эти слова не верит ни он, ни Нотт. И они это прекрасно понимают, потому что Тео вздыхает, качая головой, улыбаясь, как больной ублюдок, а Малфой стоит, сжимая кулаки, медленно сатанея. Потому что в нём пробудилось новое, хорошо забытое чувство — страх. И это совершенно ему не нравится.

— Пошли. Скоро всё начнётся, я не хочу ничего пропустить, — говорит Тео уже нормальным голосом, будто он снова тот прежний идиот-Нотт, но вот только глаза по-прежнему блестят, пока он не отворачивается и не делает медленные шаги дальше.

***

Блейз с Панси, Дафной и Гойлом подоспели к парням, когда те были уже почти перед самой дверью в Большой Зал. Когда они вошли внутрь, то не смогли сдержать поражённого вздоха. Помещение преобразилось просто до неузнаваемости. Полутьма помогала настроиться на нужный лад, а медленная музыка, доносившаяся со сцены, на которой играла музыкальная группа скелетов, была слегка пугающей, но так подходила под обстановку и праздник в целом.

— О нет! Фу, летучие мыши! Ненавижу их! — провизжала Панси, хватаясь за руку Драко, будто бы ища в нём защиту.

— Ничего в них страшного нет, Панс, успокойся! Не будь такой глупой, — раздражённо бросил Малфой, убирая руку девушки и шагая к столу с пуншем.

Компания слизеринцев удивлённо уставилась на его спину. Панси повернулась, вопросительно глядя на Блейза.

— Ничего, детка, просто у него была тяжёлая ночь. — Он покачал головой, не сводя взгляд с друга. — Идите, развлекайтесь, — бросил он, натянуто улыбаясь, и последовал к столу с пуншем.

— Что с ним? — спросила Панси, грустно глядя на Дафну.

Нотт положил руку ей на плечо, слегка сжав, и заглянул в глаза.

— Всё в порядке. Идёмте развлекаться, — обратился он уже ко всем и пошёл вглубь редкой толпы.

Блейз отмахнулся от разодетого пикси, предлагающего ему стакан пунша, и стал по другую сторону стола от Малфоя, засунув руки в карманы своего одеяния. Блондин поднял на него болезненный взгляд и вылил в себя содержимое очередного стакана.

— Тебе бы покрепче чего-нибудь, друг.

Блейз наклонился над одним из стаканов и сделал странное движение, а затем подал его Драко. Тот принял стакан и, не отрывая взгляда, проглотил содержимое. Ни один мускул на его лице не дрогнул.

— У тебя с собой? — спросил он, кивая на карманы мулата.

— Что с тобой? — моментально спросил Блейз.

Малфой скривился, снова поправляя выбившуюся прядь волос из причёски. Что с ним? Он сам хотел знать ответ на этот вопрос уже который год.

— Ничего, — бросил, смотря куда-то поверх плеча Забини.

Покачал головой, беря очередной стакан с пуншем, поднося его ко рту… И замер.

— Тогда почему… — Блейз замолчал, хмурясь. Проследил за взглядом друга и обернулся, глубоко вдыхая.

Грейнджер вошла в Большой Зал, и, в прямом смысле этого слова, у всех перехватило дыхание. Мерлин… Привычно торчащие в разные стороны волосы, больше напоминающие гнездо, теперь волосок к волоску были собраны в замысловатую причёску приподнятых кудрей. Локон, одиноко лежавший на правом плече, казалось, вбирал в себя весь свет свечей, становясь золотым, переливаясь, словно драгоценность, почти ослепляя.

— О боже… — прошептал Блейз, а Драко мысленно с ним согласился.

Стакан медленно опустился на стол, разливая содержимое, потому что Невилл, мешавший полноценному обзору, наконец-то отошёл в сторону.

И Мерлин тысячу раз!..

То, во что была одета Грейнджер, горело, в прямом смысле этого слова! Языки пламени извивались на подоле её платья, доходя почти до колен. В этом было что-то завораживающее, влекущее, отчего Малфою захотелось броситься в этот огонь и сгореть заживо, даже если для этого придётся стать перед грязнокровкой на колени. Нет, перед Грейнджер. Потому что эту девушку, эту невероятно красивую девушку, что дарила смущённые улыбки почти каждому, никак нельзя назвать грязнокровкой! Это богиня в облике простой смертной с невероятной фигурой. Бледную кожу подчёркивало ярко-красное, почти алое, почти похожее на кровь платье, и Малфой был уверен, что это кровь и есть. Его кровь, кристально чистая, яркая и такая же кипящая, бурлящая, как и в его венах прямо сейчас. И если можно сойти с ума от красоты, то он уже давно лишился разума. Малфой задержал дыхание, когда она нервно облизала губы. Проследил за этим движением, вспоминая её вкус, возобновляя это воспоминание. Прикрыл глаза, не в силах смотреть на неё, но не мог оторваться. Две тонкие бретельки держали корсет, плотно облегающий её… грудь. Малфой сглотнул, слыша своё учащающееся сердцебиение. Глупый орган, если так дальше пойдёт, то его сердце остановится, не выдержав. И, чёрт, пускай это будет так, потому что, он уверен, это пламя, сжирающее её подол, сейчас перебросится на всё платье и сожжёт его к чертям. Тогда он сможет увидеть её бледное, невинное тело. Сможет коснуться, провести пальцами, попробовать вкус её кожи губами, сгорая изнутри, потому что она… смотрит ему в глаза.

Стоит в компании этих идиотов: Невилла, младшей Уизли и странной светловолосой девчонки. Стоит, слушая их, а глаза неотрывно следят за ним, смотрят, почти впитывая, почти сжигая и… Он готов стать перед ней на колени, ибо он горит прямо сейчас, потому что она смотрит на него. Нежные губы приоткрываются, а зубы закусывают кончик языка, и вот она — нет! — отводит взгляд и что-то отвечает этим придуркам. Малфой на выдохе закрывает глаза, считая про себя. Раз, два… Три… Но ни черта не помогает, потому что ноги уже несут его к ней. Потому что надо… просто надо. К ней, сейчас, срочно. Потому что он сгорит, он чувствует этот огонь. И он хочет сгореть, в ней.

Он почти рычит, когда чья-то сильная рука перехватывает его выше локтя, тормозя. Поворачивает голову, прожигая глазами лицо мулата, и шипит:

— Забини.

Но это никогда не действовало. Никогда, так почему что-то должно измениться сейчас?

— Ты куда собрался? — обеспокоенно спрашивает мулат, бросая взгляд на Гермиону. — К ней? И что ты собираешься сказать? «Привет, извини, ты так классно выглядишь, что я пересмотрел своё отношение к тебе и пришёл сказать, что хочу тебя»?

— Я не…

— Не хочешь. Я знаю. — А в глазах обратное. А в глазах правда, и это бесит больше всего. Заставляет сжать челюсти, бросая в её сторону последний взгляд. Многозначительно дёрнуть рукой, что держит Блейз, и посмотреть ему в глазах, шипя:

— Я в порядке. Идём.

И Блейз отпускает руку, хотя Драко не сказал куда “идём”. Что-то в его взгляде подсказывает, что он и так понял, потому что разворачивается и следует к столу, за которым расположилась их компания, не беспокоясь о том, что Малфой может сейчас броситься к Грейнджер, чтобы… что? Что он в действительности скажет ей?

Драко вздохнул и пошёл за Блейзом. Он слишком хорошо знает его. Слишком, но это даже хорошо, потому что в случае вдруг чего он сможет прикрыть его. Впрочем, он же любит помогать и спасать, вот сегодня он и пригодится.

***

Джинни берёт Гермиону за руку и тянет в сторону закусок. Они останавливаются, но вместо того, чтобы взять лимонные дольки, что предложил включить в меню один из старост, младшая Уизли разворачивается к подруге лицом и складывает руки на груди.

— Что? — спрашивает Гермиона, борясь с желанием закатить глаза, потому что тонко сжатые губы Джинни напоминают ей раздражительного Малфоя.

— Ты тоже собираешься меня бросить? — шипит она, смотря блестящими от слёз глазами.

Гермиона открывает рот, чтобы ответить, но ей этого не позволяют, выставляя руку вперёд.

— Нет, не надо говорить, что ты не бросаешь меня, потому что ты поступаешь так же, как и Гарри с Роном. Они исчезли, бросив нас стобой, а теперь ты хочешь отправиться за ними… И я останусь одна! Я… Ты же понимаешь, Гермиона… — Джинни прикладывает руки к лицу, отворачиваясь.

— Джинни, прошу. — Гермиона кладёт руку на плечо подруги, и этот жест ей напоминает неумелые утешения Гарри. От этого становится горько, но она глубоко вдыхает. — Я должна, ты понимаешь, должна найти их. Я не могу просто оставаться в Хогвартсе, ничего не делая, не помогая. Это важно, ты сама это прекрасно знаешь. Я не бросаю тебя, я хочу найти их и помочь. Я должна.

Джинни отрывает ладони от лица, но слёз нет, хотя глаза по-прежнему блестят.

— Я с тобой…

— Нет, — отрезает Гермиона, убирая руку. — Ты нужна здесь.

Джинни вздыхает, нахмуриваясь. Поправляет волосы, которые она оставила распущенными, лишь слегка завив их. Снова вздыхает, качая головой, а потом улыбается.

— Ты прекрасно выглядишь, Гермиона. Откуда такое платье?

Гермиона тоже слабо улыбается, отвечая:

— Ты тоже, Джинни. Давно готовила. — Надо же, врёт и не краснеет. У кого научилась? — Давай вернёмся к нашим, а то Невилл и так чувствует себя неловко.

Джинни прыскает от смеха и медленно направляется к столу, что заняла Луна, разодетая в костюм Солнца, и Невилл, надевший костюм каких-то растений.

— Когда ты собираешься отправиться искать их? — голос Джинни дрогнул.

— Сразу после бала. Завтра меня уже не будет.

— Хорошо. Мы придумаем что-нибудь, — отвечает слишком быстро, поглядывая на Гермиону.

— Грейнджер, можно на пару минут? — раздаётся чей-то голос сзади, и девушки оборачиваются.

Нотт в костюме приведения стоит, протягивая руку, и улыбается. О боже, что у него с глазами?

— Зачем? — спрашивает Джинни, стушевываясь под его резким взглядом.

— Я пойду, Джинни, иди к нашим, — тихо говорит Гермиона, поворачиваясь к подруге. На губах появляется слабая улыбка.

Уизли хмурится, но разворачивается и продолжает путь к друзьям уже одна. Гермиона поворачивается к Нотту, что уже порядком устал держать руку протянутой, поэтому нервно дёргает ею, продолжая улыбаться. Нахмурившись, она подаёт свою руку, касаясь его холодных пальцев, и удивляется сама себе. Нотт галантно наклоняется и целует тыльную сторону её ладони, не отрывая глаз от её лица, наблюдая, как на щеках проступает румянец.

— Чего ты хочешь?..

— Пойдём, выйдем? — спрашивает он и, не дожидаясь ответа, ведёт её к дверям Большого Зала.

***

Малфой опрокидывает в себя очередной стакан огневиски, даже не удивляясь, как Блейзу удалось пронести алкоголь в Большой Зал. Мысли его заняты Ноттом, что очень непривычно и совершенно неприятно. Что-то пугающее и тёмное есть в нём. Он кажется даже хуже, чем сам Малфой, что заставляет проронить нервный смешок.

— Тебе весело, сладкий? — интересуется Панси, отправляя в рот фруктовое канапе, облизывая губы слишком пошло, что могло бы сойти за недвусмысленный намёк, но Драко слишком плохо, чтобы реагировать хоть как-то, поэтому он лишь сухо кивает, отводя взгляд.

Осматривает зал, замечая, что Грейнджер постаралась на славу. Большой Зал действительно хорошо украшен. И да, ему это нравится. И летучие мыши, парящие между свечей под потолком; и музыка, играющая не надоедливый мотив, под который он начинает настукивать носком туфель; и маленькие столы, накрытые цветом его факультета, что очень и очень удивительно; и спокойные пикси, разодетые в странные фиолетовые одёжки, предлагают стакан пунша Нотту, который отмахивается, продолжая идти к выходу из Большого Зала с Грейнджер; и тыквы…

Стоп. Глаза возвращаются к бледной спине Нотта, который улыбается, рассказывая что-то Грейнджер, которую держит за руку и которую хочет!

Зубы сжимаются сами собой, и он вскакивает, а ноги уже несут к выходу. Рука Забини снова перехватывает его выше локтя, и Драко хватает ума не въехать тому в челюсть, потому что это начинает выводить из себя. Потому что он на пределе. Потому что тёмные глаза смотрят удивлённо, а сильная рука не отпускает. А в груди грёбаный огонь и “не дай бог” в голове.

— Драко? — удивлённый тон заставляет почти зарычать.

И будто кто-то проткнул иголкой мыльный шар, который лопнул, как лопнуло что-то у него в груди, выливая, выплёскивая всё на Блейза, который с каждой секундой всё больше хмурился. Потому что надо срочно. Потому что она, Грейнджер, там, с ним, с этим Ноттом. Потому что он не идиот, он хуже, он может сделать… Что сделать, он не знает, не придумал, знать не хочет, но нужно срочно идти. Нужно бежать за ней, может быть поздно. Просто нужно прямо сейчас за ней, в противном случае он не простит. И, кажется, Блейз что-то понимает, смотрит Драко в глаза и отпускает руку. А ноги уже несут в двери.

В голове что-то гудит, кричит, пищит, а грудь будто сжали железным обручем, и Драко оборачивается, смотрит по сторонам, думая, что в него кинули какое-то заклинание. Но нет. Все ходят, сидят, танцуют, улыбаются и ничего не подозревают. Конечно, откуда им знать, что Нотт увёл Грейнджер из Большого Зала? Им нет никакой разницы, чёртовы ублюдки.

Музыка давит на голову так, что, кажется, она вот-вот взорвётся. Руки толкают дверь, и он вылетает в холодный коридор. Крутит головой по сторонам, замечая огненное платье, что скрывается за поворотом, и бум. Просто бум. В голове что-то щёлкает, а сердце пропускает удар. Ноги отрываются от каменного пола и несут по коридору. Факелы трепещут, когда он пролетает мимо, и ощущение, будто он летит. Не чувствуя тела, не чувствуя душу, что давно прогнила, потому что в голове бешеным набатом стучит одно слово: «спасти». Стучит, наверно, быстрее его сердца, которое бьётся где-то в глотке. Зачем, от кого, почему спасти? Он не знает, понятия не имеет, а в голове это слово пробивает кору мозга, метается, расплавляется так, что он уже не может разобрать буквы, потому остаётся лишь бежать, слыша одно: «спастиспастиспасти».

Спасти её необходимо. Просто вырвать из рук суки-Теодора и размазать ему морду о стену. С удовольствием наблюдая, как его кровь стекает по камню.

Он пересекает бесконечную лестницу, хотя уже давно потерял их из виду, но он знает, просто знает, где они. И от этого смешно, но почему-то вспоминаются слова Нотта, сказанные в начале учебного года: «Я люблю трахать их в Выручай-комнате. Название такое… Почти как французский подарок, он ведь тоже выручает».

Выручает, как бы ни так.

Когда он видит закрывающуюся дверь Выручай-комнаты, что-то будто сносит ему крышу. Окончательно и бесповоротно, мать его.

Не понятно как, но он успевает влететь в комнату до того, как волшебная дверь исчезла бы, замечая только одно: Нотт, держащий одной рукой Грейнджер за талию, другой приставляет конец волшебной палочки к её горлу, прямо туда, где трепещет синяя венка. Тео улыбается своей безумной улыбкой, наклоняется к уху Гермионы и что-то шепчет, волоча её к камину.

Рука Грейнджер бросает в камин горсть летучего пороха, а дрожащий голос говорит:

— Малфой-мэнор.

И они исчезают в изумрудном пламени.

========== Глава 15 ==========

У Малфоя болела голова. Такое ощущение, что она сейчас просто разорвётся на части, разлетится… Может, тогда и эти гнилые мысли исчезнут?

Когда он аппарировал в Малфой-мэнор следом за Ноттом, он задыхался. Воздуха катастрофически не хватало, и это начинало выводить из себя. Хотя куда больше, казалось бы. Драко вылетел из камина и тут же остановился. Напротив него, прямо в гостиной мэнора на диване, развалившись, сидел Нотт, держа в руках фарфоровую чашку чая. Правая щиколотка парня покоилась на колене, а рука лежала на спинке дивана. Ужасные глаза с интересом взирали на Драко, изучали, будто Тео ожидал представления. Улыбка растянула губы, и он отпил немного из чашки, пока Малфой пересекал расстояние до дивана.

Чашка летит на пол, разбиваясь вдребезги, а руки Драко, будто обретя безмерную силу, приподнимают не изменившегося в лице Нотта над полом.

— Чёртов сукин ты сын! — кричит Малфой, встряхивая парня так, что его голова запрокидывается назад, а он вдруг… начинает натужно хохотать. — Где она?! Где она, я спрашиваю!

Холодные пальцы обхватывают запястья Драко, слегка сжимая. Нотт через смех выдавливает из себя только одно слово:

— Жива.

У Малфоя пересыхает в горле. Он отпихивает Тео, который упирается ногами в диван и приземляется на него, продолжая безумно улыбаться.

— Что за… — сглатывает. — Что за хрень только что была, блять?! — снова рычит, сжимая кулаки, готовясь снова ринуться к этому мудаку и размазать тому морду. Об стену, об пол, обо все поверхности, что найдутся в этой комнате, а Теодор будто прочёл это в выражении лица Драко, закусил губу, поднимая брови.

— Ой, Драко, даже не смотри на меня так. Куколка цела, жива…

Малфой слегка расслабляется, это замечает Нотт. То, как слегка ссутулились напряжённые ранее до предела плечи, показывает, что блондин слегка усмирился и, по крайней мере, не кинется с кулаками.

— …в темнице отдыхает, — заканчивает Нотт и уворачивается от летящего в него кулака.

— Какого…

— Малфой, прекрати! Прекрати сквернословить, у меня уже уши вянут от твоей речи, — возмущается Тео, с жалостью смотря на разбитую чашку. — Фарфоровая была… Моя люби…

Дикая боль охватывает нос Нотта. Вопль срывается с его губ, но Драко уже приподнимает того за шкирку над диваном, свирепо смотря в глаза.

— Ты у меня сейчас сам завянешь, ты понял меня? Я спрашиваю, какого хуя это только что было?! — рычит он, борясь с желанием задушить Теодора, у которого тонкой струйкой кровь стекает из носа. Просто за то, что посмел. Просто за то, что сделал то, что Драко не мог сделать долгое время. Просто за то, что заставил его… Чёрт, а он ведь действительно боялся за неё, он действительно бежал спасать, он же хотел убить Нотта там, у дверей Большого Зала, а потом узнал, что нужно было сделать это сразу. Нужно… А он, как последний идиот, отпускает Теодора, откидывает, наблюдая, как он падает на пол, ударяясь затылком о ножку стола и влезая рукой в разлитый чай.

Драко делает шаг назад и отворачивается, прикладывая похолодевшие ладони к лицу. Стоит, слыша успокаивающееся сердцебиение, и не понимает. Ни черта не понимает. Что за дикий порыв был пять минут назад? Что за дрянь с ним творится? Он же готов был убить Нотта прямо там, прямо в Выручай-комнате, просто за то, что ублюдок позволил себе приставить палочку к её шее, просто за то, что он мог отнять жизнь. Просто за то, что касался её!

«Мерлин, ты сходишь с ума, Малфой».

К чёрту.

Ублюдка-Нотта, её, эту ситуацию. Всех к чёрту. И так слишком много проблем, чтобы разбираться в этом дерьме.

Драко отрывает руки от лица, сжимая переносицу, переводит дух, застывая, когда холодная рука ложится на плечо. Медленно поворачивает голову, встречаясь с глазами Нотта, доставшего непонятно откуда платок, прижимая его к разбитому носу.

— Ты разбил мне нос, а теперь психуешь. Ты чего? Даг убил ту девушку? Убил. Новая нужна? Нужна. Вот тебе девушка, в чём проблема?

Глаза Малфоя расширяются, принося Нотту почти физическое удовольствие. Хотя откуда кому-то знать, что у Теодора на Гермиону свои планы?

— Откуда ты…

— Откуда ты знаешь, Тео, о том, что через три дня в Малфой-мэнор явится Тёмный Лорд? О, Тео, об этом знают все Пожиратели Смерти, все их сыновья и дочери? — кривляется Нотт. — Ух ты, Тео, спасибо тебе, что помог мне, сам бы я долго топтался на одном месте, никак бы не определился, а в итоге получил бы по попке от Волан-де…

— Что ты несёшь? — скривился Драко, скидывая его руку.

Теодор отвернулся, убирая платок и хмуро взирая на кровь, ступая по мягкому ковру к дивану. Остановился, осторожно проводя пальцами по обивке, слегка царапая её ногтями, ухмыляясь чему-то своему.

— А то, что пока ты бежал за нами, наверняка проклиная меня, изнемогая желанием убить меня, я, как настоящий друг… Хотя, нет. Я, как крёстная фея, подсобил тебе с девушкой для ритуала, чтобы ты смог избежать наказания от Тёмного Лорда, — Тео говорил низким голосом, так не свойственным ему. Наклонился, упираясь локтями в спинку дивана, перебирая пальцами окровавленный платок, и продолжил наблюдать за Драко из-под ресниц.

Если тогда Малфой сомневался насчёт Теодора, то теперь он точно уверен в том, что в этом парне скрывается очень плохая сила. Насколько бы сам Драко не был плохим, Нотт переплюнул его.

Внезапно мозг начал анализировать данную ситуацию. С одной стороны, ничего не мешает размазать этому ублюдку морду ещё раз за то, что он сделал. С другой стороны, неизвестно, как Драко заставил бы Грейнджер идти с ним, чтобы перебраться в Малфой-мэнор. Да он и до конца не уверен был в своём выборе.

— Эй, принц, что за выражение лица? Убить меня вздумал? — ухмыльнулся молчавший ранее Тео.

Малфой вдруг понял, что до сих пор стоит в своей гостиной с этим чёртовым Ноттом, а на лице дурацкая серебряная маска.

Осознание глупости этой ситуации заставило сжать кулаки. Мысленно сосчитав до трёх, пытаясь успокоиться, Драко двумя пальцами рванул маску с лица. Отвернулся от Тео, а потом снова повернулся, глядя на того так, будто сейчас же готов кинуться и разорвать в клочья, напрочь забыв о волшебной палочке.

— Убирайся, — зарычал он.

Нотт расплылся в своей безумной улыбке, и Драко подумал, что он уже привыкает к этому новому Тео.

— Ну-у, Драко, нехорошо прогонять гостей, да ещё и так грубо. Тем более, я помог тебе…

— Убирайся! — закричал Драко.

С хлопком появился эльф, переводя свои огромные испуганные глаза с Тео на Драко. Он слабо затрясся, выпучив глаза.

— Что? — рявкнул Драко, тут же пожалев об этом.

Большие уши затряслись, передавая весь страх эльфа. Он вмиг сжался и выпалил:

— Хозяин, у молодой девушки жар.

Драко сжал челюсти, испепеляя Тео, который лишь пожал плечами.

«Какого чёрта у неё жар? Что сделал с ней грёбаный Нотт?.. Что…»

— Ладненько, я, пожалуй, пойду, — елейным голосом проговорил Тео, ласково улыбаясь, отрываясь от дивана и делая неспешные шаги к выходу, будто надеясь, что его остановят.

— Крипси, позови к ней Принни, пускай посмотрит, что с ней. Сбейте жар, если не выйдет — позовёте лекаря. Она нужна нам живой и здоровой, ясно? — Эльф утвердительно закивал головой, и его уши провозились по полу. — О её состоянии докладывать мне, когда проснётся — доложить мне, попробует сбежать — доложить мне, ясно? — Эльф сжался, активнее кивая головой. — Дага к ней не подпускать и на пушечный выстрел. Подойдёт — никому не поздоровится. — Малфой прикрыл глаза, когда дверь гостиной закрылась с тихим стуком. Казалось, без Теодора стало легче дышать. — И да, убери тут, — добавил Малфой, открывая глаза и кивая на испорченный ковёр.

Эльф снова закивал головой, вмиг исчезая с хлопком. Когда он появился с тряпкой, совком и ведром, Малфоя уже в гостиной не было.

***

Гермиона со стоном открывает глаза. Щурится, пытаясь встать, и вдруг — цепь. Руки и ноги скованны, лишая возможности двигаться.

Паника пробирается внутрь, растекаясь холодом под рёбрами.

Гермиона дёргается, натягивая путы, но ничего не выходит. Цепь лишь уныло звякает от безрезультатных попыток. Паника, паника…

— Спокойно… — шепчет себе Гермиона, зажмуриваясь, сглатывая комок страха.

Глаза начинает щипать от непролитых слёз, что внезапно нахлынули на неё. Казалось, это место насквозь пропитано страхом. Страх в этой цепи, сковавшей Гермиону, страх в этом тёмном месте, от которого веет смертью и болью. Страх заполнил весь воздух…

Гермиона распахивает глаза от понимания, что ей почти нечем дышать. Паника только усугубляет ситуацию, поэтому девушка будто со стороны слышит свой хриплый, словно от долгого сна, крик: “Помогите!”. Но никто помочь не сможет, а она будто не понимает этого, снова дёргается, порываясь освободиться, игнорируя боль в запястьях от впившейся в них цепи, кричит, зовёт кого-то. Горло уже начинает саднить, когда с тихим хлопком появляется эльф, держащий одной рукой подсвечник с горящей свечой на нём. Глаза эльфа расширяются, а хрупкое тельце, замотанное в лохмотья, начинает трястись, будто перед ним не закованная девушка, а неведанное чудище. Хлопок, и эльф исчезает, возвращая темноту Гермионе, но она уже успела быстро осмотреть комнату. Теперь она знает, где находится. Она в темнице.

Каменные стены испачканы в чём-то тёмном, и Гермиона старается не думать о том, что это могла быть кровь заключённых здесь ранее. На стене справа от неё находится небольшое окно, что закрыто решёткой, а, судя по тому, что это окно не пропускает свет, — сейчас глубокая ночь. Слева от неё решётка вместо двери, по которой Гермиона и поняла, что находится в темнице, потому что там, за решёткой, видны ещё две подобные камеры.

С потолка капала жидкость, противно отражая звук о каменный пол. Вот почему было так влажно. Гермиона представила, как прямо сейчас над её камерой совершается убийство. Как невезучего мага мучают, пытают заклинаниями. Что это его кровь просачивается сквозь пол и стекает сюда, разбиваясь о камни.

Тихий смешок сорвался с её губ, как вдруг дверь со скрипом отворилась, и в камеру кто-то зашёл. Гермиона не могла видеть, кто это, но она слышала, как человек сначала застыл в нерешительности, а потом зашагал к ней. Девушка сжалась, сжимая челюсти почти до боли, чтобы не закричать от ужаса, охватившего её. А вдруг это тот человек, который только что пытал какого-то бедолагу сверху, испуская его кровь?

Шаги затихли возле её распластанного по стене тела, и девушка приложила все свои силы, чтобы не издать ни единого звука, хотя страх сжирал её изнутри.

Холодная ладонь легла ей на лоб, и Гермиона вдруг поняла, что горит. Мерлин… Холодные пальцы слегка зарылись в волосы, принося удовольствие.

Другая рука легла на плечо Гермионы, отчего она вздрогнула. Пальцы принялись поглаживать горячую кожу, спускаясь ниже. Бретельки вдруг оказались порванными, а корсет беспорядочно стянут вниз.

— Нет!.. — хрипло вскрикнула Гермиона, когда ощутила холодные губы на своей шее, в то время как руки сместились на её тело, исследуя.

Она дёрнулась, но этим вызвала лишь смешок-выдох в шею. Мягкие волосы щекотали её скулу, а внутри у Гермионы металась тысяча чувств. Она была в ужасе от происходящего, от того, что она проснулась в темнице, а теперь человек, руки которого могли давно измараться в чужой крови, отбирая чужую жизнь, исследуют её тело, поглаживая грудь, спускаясь на впалый живот, который она втянула из-за холодных пальцев. И, чёрт, этот холод был так приятен, что она не заметила, как незнакомец прошептал её фамилию.

Из оцепенения её вырвало ужасно постыдное, опьяняюще-жаркое, влажное прикосновение чужих губ к её груди.

— Нет! — запротестовала она, снова дёргаясь, пытаясь вжаться лопатками в холодную стену.

Вдруг раздался хлопок, и в камере появились два эльфа. Один держал в руках подсвечник с уже тремя горящими свечами и полотенце в ведре с водой, а другой сражался с матрасом, который был непозволительно большим по сравнению с маленьким тельцем эльфа.

Гермиона вздрогнула, когда от неё нехотя отпрянул… Теодор Нотт, растягивая губы в однобокой улыбке. Он кивнул ошарашенным эльфам, подошёл вплотную к девушке и, смотря прямо ей в глаза, подхватил корсет, натягивая его на оголённую грудь. Прежде чем покинуть сжавшуюся Гермиону, смотрящую на него во все глаза, он прикоснулся к уголку её вмиг сжавшихся губ и прошептал:

— Только я смогу помочь.

Когда за ним захлопнулась решётка, эльфы вдруг ожили. Тот, что держал в руках матрас, быстро кинул его на пол и аппарировал с тихим хлопком. Другой эльф подошёл к Гермионе, поставил подсвечник на пол и сказал дрожащим голосом:

— Я Принни, мисс. Мисс не должна бояться Принни. Принни поможет, Принни должен помочь мисс избавиться от жара, мисс знает, что у неё жар? — получив утвердительный кивок закусившей губу Гермионы, эльф продолжил: — Мисс должна пообещать, что не будет кричать и вырываться.

Гермиона вдруг почувствовала такую злость из-за всей этой ситуации. Она готова была закричать, напасть на этого маленького беззащитного эльфа. Да, она сама виновата, что пошла с Ноттом. Да, она сама виновата, что оказалась тут. Да, она сама виновата во всём, в этой ситуации, в том, что всегда рациональная и умная Гермиона Грейнджер оказалась прикованной к стене в темнице по своей же наивной глупости.

Всхлип всё же сорвался с её губ, когда она утвердительно кивнула, ощущая, как её щиколотки и запястья вмиг стали свободными, а звук падающей цепи отбивался эхом где-то на задворках сознания, потому что в следующий миг она съехала спиной по стене, закрывая лицо руками, содрогаясь в бессильной злобе и рыданиях.

Сквозь слёзы она не могла ни увидеть, ни услышать, как испуганный эльф с тихим хлопком исчез из темниц.

========== Глава 16 ==========

Как же это началось?

Если по правде,

Был грандиозный план,

Теперь я правлю миром,

Взял их врасплох,

Проложил мой путь на вершину.

Они взглянули мне в глаза,

Я стал неуязвимым,

Никто не может меня остановить,

Потому как лишь я командую.

Temposhark – Don’t Mess with Me

Гермиона давится рыданиями, совершенно глупыми. Несуразица творится в её голове, а руки обхватили трясущееся тело, колени прижаты к груди.

Гермиона Грейнджер давно не маленькая девочка, чтобы так рыдать.

Она давно не плакала так, будто забыв обо всём на свете, забыв о гордости, о том, что она поклялась себе не быть слабой. И что она делает? Плачет, как ужасно обиженный ребёнок.

Гермиона не слышит, как открывается решётка, как шаги достигают её, как чей-то голос повторяет её фамилию. Не чувствует, как чьи-то руки сжимают её плечи, встряхивая так, что она затылком ударяется о каменную стену. Это не с ней, просто не может быть с ней. Гермиона почти не ощущает, как её поднимают с холодного пола, она только чувствует, как её внезапно сжимают, будто выкручивают бельё. Такое с ней бывало, когда она аппарировала раньше. Её отрывают от пола и…

Она вдруг вскрикивает от холода, что охватил всё её тело. Руки цепляются за края ванной, но соскальзывают и с плеском срываются в воду. Гермиона порывается вперёд, но чьи-то руки держат её за талию, удерживая в этом холоде. Зубы начинают стучать, но холодная вода помогает избавиться от истерики. Гермиона обезумевшими глазами обводит помещение, осознавая, что она находится уже не в темнице, а в ванной комнате, что тот, кто держит её за талию, прижимает её спину к своей груди. Она кидает взгляд на воду и видит его ноги.

Гермиона оборачивается и встречается с его стальными глазами, в которых засела такая же холодная ярость.

— Успокоилась? — рычит он, сгибает ноги в коленях и рывком встаёт, поднимая и Гермиону.

Часть воды с плеском выливается на пол, когда Драко вытягивает девушку из ванной. Какого чёрта он только что делал?

Малфой не понимал, зачем пошёл в темницы, когда к нему вдруг трансгрессировал Принни. Трясясь от страха, эльф пропищал, что мисс в истерике. Драко, конечно, понимал, что Грейнджер не будет рада узнать, где находится, но истерики он не любил. Когда он поднялся, собираясь идти к ней, в его спальню вдруг трансгрессировал Крипси, сообщая о том, что мистер Нотт был в темницах, в камере мисс.

И Драко сорвало башню.

Он пулей вылетел из спальни, сбегая по ступенькам, несясь в темницы. Влетев к Грейнджер в камеру, он застыл. Кулаки сжались сами собой, когда он увидел её сотрясающуюся фигуру. Волосы слегка растрепались, несколько прядей выпало из причёски, падая на голые плечи, что подрагивали с каждым всхлипом. Голые плечи, на которых не было бретелек. Чёртов корсет слегка слез, оголяя лишнюю кожу и…

Порой Малфой ненавидел свою логику. Мгновенно соединив посещение Ноттом темниц и состояние Грейнджер, что-то словно щёлкнуло в голове. Просто заставило ринуться к ней, сжать тонкие плечи и встряхнуть, мысленно умоляя прийти в себя. Себя или её? Он не знал, не думал, просто… Нужно было успокоить её. Прямо в тот момент, срочно.

И он аппарировал в ванную комнату. Набрал холодной воды и залез в неё вместе с Грейнджер, держа её за тонкую талию, прижимая трясущееся тело к своей груди, не позволяя вырваться. Просто сидел, удерживая её, и сам трясся от холода, сжимая зубы.

И почему-то стало вдруг так смешно. От этой ситуации, от всего… этого, от себя, в первую очередь. Но вдруг он увидел всё со стороны, будто за всем наблюдал Люциус. Да, он бы, коне-ечно же, похвалил Драко, погладил того по головке. После того, как испытал бы на нём пару запрещённых.

И Малфой решил для себя, что не даст спуску Грейнджер. Не позволит ей изменить себя, не позволит разрушить его планы. С этой решительностью он шагнул к трясущейся Гермионе, грубо произнося:

— Раздевайся!

Сказать, что Грейнджер опешила, значит не сказать ничего. Она даже стучать зубами перестала, застыв от шока и ужаса, постепенно нахлынувшего на неё.

— Что? — тупо переспросила, делая шаги назад и упираясь ногами в край ванной, в которую до сих пор хлестала ледяная вода.

Малфой вздохнул и быстро сократил расстояние до неё, став к ней почти вплотную. Гермиона и вздохнуть не успела, когда он резко дёрнул её корсет вниз. Тонкая ткань затрещала по швам и безвольной кучей упала на кафельный пол. Грейнджер взвизгнула, прикрываясь руками, которые Драко тут же потянул на себя, заставив её тело столкнуться с ним. Заведя её руки назад и удерживая их стальной хваткой, свободной рукой он вцепился ей в волосы, окончательно разрушая шикарную причёску. Пара заколок звонко упала на пол, когда он слегка потянул её за волосы, заставляя поднять лицо к нему. Гермиона не смогла сдержать слёзы, которые с новой силой заструились по её покрасневшим щекам. Куча эмоций разрывала её изнутри. Стыд смешивался с холодом, злостью, жгучей ненавистью и страхом. Карие глаза широко распахнулись и с этим безумным коктейлем смотрели прямо на его лицо. Драко шумно выдохнул, и до неё долетел слегка сладковатый, приторный запах алкоголя. Он что, пил?!

Слегка наклонив к ней голову, не нарушая зрительного контакта, он приоткрыл губы и прислонился ими к её горящей от стыда щеке. Медленно проскользив вбок, обдавая её кожу сладковатым дыханием, коснулся губами мочки её уха, слегка прикусив зубами, отчего Грейнджер дёрнулась, но рукой он чувствовал, как по её нежной коже прошлись мурашки. Слегка подув на влажное место, он прошептал, стараясь придать голосу металлические нотки:

— Или ты сейчас самостоятельно залазишь в ванну и хорошенько купаешься, конечно, под присмотром эльфов, если и не с их помощью, или я сам тебя выкупаю. И, поверь мне, более постыдного момента ты не вспомнишь. Поняла меня?

Слегка потянув её волосы назад, сорвав с губ очередной всхлип, он взглянул ей в глаза. В них читалась ярость и ненависть, будто она готова была прямо сейчас наброситься на него с кулаками. Малфой хмыкнул на свои мысли, заставляя её сжать зубы.

— Я ненавижу тебя, ублюдок! — прошипела она, снова предпринимая попытки вырваться. Глупая.

Малфой дёрнул её за волосы, заставляя её закричать от боли. Он нахмурился, стараясь игнорировать то, как её тело непозволительно прижато к нему. Хотя это же он её прижимал.

— Я не расслышал? Ты хочешь, чтобы я тебя искупал? Нет, я, конечно, не буду против, но это так странно с твоей стороны, — усмехнулся он.

Гермиона до боли закусила губу, чтобы не закричать от злости и обиды. Ей было безумно унизительно стоять голой, прижатой к нему, и понимать всю безысходность ситуации.

— Я сама, без тебя, — сквозь зубы прошипела она, давясь такими ненавистными слезами.

— Хозяин, — настойчиво сказал Драко. — Ты должна называть меня хозяином.

Гермиона округлила глаза. Какого чёрта?! Она должна называть этого ублюдка хозяином?!

— Иди к чёрту, ублюдок! — закричала она. И ой, как пожалела об этом.

Драко резко отпустил её, отпихнув от себя так, что она не смогла удержать равновесие и упала на пол, больно ударившись боком и тут же прикрывшись руками. Он отошёл на два шага, вытягивая палочку из мокрого пиджака и накладывая запирающее на дверь. Гермиона с ужасом смотрела, как он откладывает палочку на высокую полку, до которой она могла едва допрыгнуть, как он медленно стягивает с себя мокрые вещи, кидая их в бельевую корзину.

— Что ты… — Гермиона не смогла закончить, так как страх, казалось, перекрыл ей кислород.

Драко не собирался отвечать на её незаконченный вопрос, хотя прекрасно понимал, что она хотела спросить. Он с предвкушением взирал на неё, мокрую и голую, схватившую своё порванное платье и прижавшую его к груди, будто эта красная тряпка могла скрыть весь её стыд. Нет, он видел этот ужас в глазах Гермионы, он видел, как заалели её щёки, и как она отвела глаза, когда он начал расстёгивать ремень на брюках. Холодные пальцы еле справлялись с этим заданием, но внутренний огонь подгонял.

Когда Драко освободился от брюк и хотел было стянуть с себя трусы, она вдруг подала голос, дрожащий от холода, стеснения и страха:

— Пожалуйста… Не надо… Драко, прошу… — Гермиона закусила губу, взглянув на него своими огромными карими глазами, в которых читалась… мольба?

Драко чуть не поддался, чуть не решил прекратить это представление, чуть не развернулся и не зашагал прочь. Прочь от неё, этой ванной, прочь из этого гадкого поместья, но он представил, что сказал бы отец… Какого чёрта он вдруг стал так часто вспоминать отца и то, что тот сказал бы?! Люциус Малфой умер. По своей же вине, по… Плевать. Сейчас не время разбираться со своими тараканами.

Что бы она сказала, если бы он сейчас развернулся и ушёл, не закончив начатое? Как бы она смотрела на него? На парня, который не может закончить начатое. На парня, который чертовски запутался во всём этом дерьме и теперь даже не уверен, что Блейз сможет помочь снова вынырнуть из омута этой дряни. Нет! Нельзя давать ей повод, нельзя показывать свою слабость! Что говорил Люциус про подобные ситуации, а, Малфой? Что он говорил, когда пытался в очередной раз вбить тебе в твою пустую голову такие необходимые сведения? «Начал — закончи, иначе ты станешь посмешищем в глазах своей жертвы, а стать посмешищем для жертвы, означает стать слабаком». Нет, он не слабак!

Драко решительно стянул с себя трусы и потянулся за палочкой. Заметив подобравшуюся Грейнджер, он повернулся к ней. Девушка побледнела, когда посмотрела в его глаза, видя в них всю его решимость, она даже не покраснела от осознания того, что смотрит на совершенно голого мужчину, который собирается… искупать её?!

— Нет… — она замотала головой, отчего волосы разметались по спине, плечам и лицу. — Нет, нет! Пожалуйста, Драко… — она умоляла, совершенно забыв о гордости. Вся ситуация казалась абсурдной чуть ли не до надрывного смеха, который бы, бесспорно, снова перерос в истерику. — Нет, не надо, пожалуйста…

— Грейнджер!.. — зарычал он, до сих пор колеблясь.

Если бы не два стакана огневиски, опрокинутых в него, когда он залетел в свою спальню, то он не сделал бы последние шаги к ней, подойдя в плотную и за плечи потянув её вверх. На удивление, она не сопротивлялась, лишь беззвучно плакала, сотрясаясь всем телом. Когда же Драко вырвал из её рук бывшее платье, оголяя, она вдруг закричала, начала колотить его кулачками, но он слишком быстро прекратил это. Резко повернув её к себе спиной и заломив руки, он сжал её подбородок, сгорая изнутри от желания и ярости.

— Успокойся! Иначе я трахну тебя прямо тут, на полу! И уверяю тебя, Грейнджер, изнасилованной быть тебе не понравится!

— Убери руки, ублюдок! — она кричала, всё ещё пытаясь вырваться, но он был гораздо сильнее. И злее.

Резко дёрнув её за руку, разворачивая к себе лицом, он подхватил её такое лёгкое тело, закинув на плечо, заставив вскрикнуть и застучать кулачками по его голой спине.

— Малфой!..

— Заткнись, — раздражённо бросил он, шлёпнув её по ягодицам, заставив вскрикнуть.

Драко бы всё отдал, чтобы сейчас лицезреть её реакцию. Сто галлеонов на то, что она покраснела до корней волос. А Малфой… сжал зубы от ощущения каменной эрекции. Чёрт! Он не планировал брать её… По крайней мере, сейчас.

Преодолев небольшое расстояние до большой ванны в самом полу, что очень была похожа на джакузи, Драко палочкой, что держал всё это время в руке, быстро наколдовал пенящуюся воду и… кинул Грейнджер в ванну. Пару секунд наблюдая, как она ныряет в воду, вскрикивая, и погружается на дно, скрываясь под пеной, он вдруг выставляет руку, направляя на воду, волшебную палочку.

Гермиона выныривает, откашливаясь. Кидает на него ненавидящий взгляд, и её глаза расширяется от ужаса, смотря на самый кончик его волшебной палочки. Малфой криво усмехнулся и прошептал:

— Империо.

Глаза Гермионы застилает пелена, а внутри куда-то исчезло беспокойство, ненависть, стыд и ярость. Вместо этого стало вдруг так спокойно. Лицо её расслабилось, а на губах появилась слабая благоговейная улыбка.

Малфой вздохнул и опустился к ней в ванну, откладывая палочку на кафельный бортик. Пена приятно пахла жасмином, а тёплая вода помогала расслабиться, если бы не понимание того, что он и Грейнджер находятся в одной ванне голые. Её грудь слегка возвышалась над пеной, и хватило немалых усилий, чтобы поднять глаза к её спокойному лицу. Снова вздохнув и откинувшись на бортик ванны, он прикрыл глаза, тихо говоря:

— Сзади тебя гель для душа и мочалка. Будь добра, хорошо помойся.

Создавалось впечатление, что на её коже до сих пор отпечатки рук грёбаного Нотта. И так хотелось оторвать ему эти руки к чертям собачьим.

Гермиона медленно перевела на него расфокусированный взгляд и слегка улыбнулась, произнося безэмоциональным голосом:

— Хорошо.

Драко поморщился, будто вкусив что-то кислое. Этот голос, лишённый эмоций, не нравился ему, по вкусу больше был её обычный тон, звонкий, строгий, живой, а не эта пародия на куклу.

Грейнджер повернулась назад, беря с низкой полочки баночку геля и мочалку, а Драко вздрогнул, не смея оторвать взгляд от её маленькой груди, выскользнувшей из воды, предоставив возможность полностью лицезреть её. Во рту вдруг пересохло, и он приложил все свои усилия, чтобы закрыть глаза на судорожном выдохе, но на обратной стороне век тут же вспыхнул образ обнажённой Гермионы, так жарко льнущей к нему, приоткрывая сочные губы, будто прося попробовать их на вкус, проводящей рукой по его животу, от чего он неосознанно напряг мышцы. С рычанием сжав зубы, он открыл глаза, наблюдая, как она, отставив баночку, начинает медленно проводить мочалкой по рукам, всё выше к шее, спускаясь к ключицам и ниже…

Драко вздрогнул, когда она вдруг встала из воды, усаживаясь на край ванной, водя мочалкой по телу, спускаясь на грудь, не отрывая глаз от его лица.

— Мерлин… — выдохнул Драко, слыша своё стучащее сердце где-то в горле, потому что она… отставляет ногу, проводя мочалкой по бедру, намыливая светлую кожу.

А Драко вдруг срывает башню. Который раз за грёбаный день, и это кажется безумием. Точно! Он безумец! Разве можно так подрываться с места, вскакивая, расплёскивая воду, не сводя напряжённого взгляда с её отрешённого лица. Опрокидывать её на спину, откидывая куда-то в сторону мочалку, слыша отдалённый стук баночки с гелем о дно ванны, ловя вздох Гермионы губами. Придавливая её своим телом, кусая, терзая нежную кожу, ловя её дыхание, каждый чёртов вздох, каждое движение. Чувствуя своей обнажённой кожей её!

Он балансирует на грани. Он, словно чёртов безумец, врывается языком в её рот… но что-то не так. И он понимает это, чувствует. С полурычанием-полустоном отрывается от неё, касаясь лбом её лба, и заглядывает в карие глаза, которые распахнуты и смотрят, будто сквозь него. Эта отчуждённость давит на него, почти расплющивает своей горечью. И… это просто безумие, но что-то не так. Он просто не может, не хочет воспользоваться ею в таком состоянии. Она не способна ни на что сейчас. Она просто будет слушать его, делая всё, что он повелит, но Драко не хочет этого. Он не хочет брать её, зная, что каждое движение, каждое действие она делает, потому что он так сказал. Нет, нет. Только не так.

Почти со стоном он отрывается от неё, встаёт на пол, поднимая свою палочку, отворачивается и медленно, на негнущихся ногах шагает к шкафчику, вытягивая из него белоснежное полотенце. Обворачивает его вокруг бёдер, бросая на севшую на бортик ванной Грейнджер тяжёлый взгляд. Смотрит, как она поднимает мочалку и продолжает тереть себя. Драко зажмуривается, тихо снимая с неё заклинание, отпирая дверь, и выходит, закрыв её.

— Крипси, — устало зовёт он, и смотрит, как эльф, явившийся с тихим хлопком, опускает свою голову в поклоне, касаясь пола ушами. — Проследи за мисс Грейнджер, предоставь ей одно из платьев Нарциссы и проводи в одну из комнат заднего крыла. И запри её.

Эльф что-то пропищал, быстро юркнув в ванную комнату, и тихо закрыл за собой дверь. Малфой вздохнул, прижимая пальцы к вискам и слыша приглушённый голос Грейнджер. Эрекция не спадала, но Драко нужно было отправить письмо Снейпу.

Аппарировав в спальню, он надел на себя брюки в рубашку. Пройдя к столу, он достал пергамент и, сев, окунул перо в чернильницу. Аккуратный почерк вывел первые слова на пергаменте: «Я выбрал девушку».

Описывая все произошедшие события, Драко вдруг почувствовал дикую усталость. Бросив взгляд на часы, он с ужасом осознал, что уже три часа ночи. Он вздохнул, массируя пальцами виски.

Драко Малфой ещё не знал, во что ввязывается.

*How it all began

If truth to be told

Had a master plan

Now I rule the world

Took ‘em by surprise

Worked my way up hill

They looked into my eyes

I became invincible

No one can stop me

For only I am in control

========== Глава 17 ==========

— Ублюдок! — в сердцах выкрикнула Гермиона, с силой ударяя ладонью по двери комнаты, в которой её заперли.

Меньше получаса назад, после того, как Малфой снял с неё Империо, в ванную комнату зашёл эльф. Он робко проговорил о том, что «если мисс докупалась, то Крипси мог бы помочь ей вытереться, а затем перенести в спальню». Гермиона с ужасом посмотрела на него, а потом вдруг осознала, что находится совершенно голой, и поспешила окунуться в воду. Смешанные чувства, казалось, разрывали её, поэтому она лишь бессвязно пролепетала, что сама справится. Тогда эльф вдруг аппарировал из ванной комнаты, а в следующую секунду вернулся со светло-голубым платьем в руках. Он аккуратно положил одеяние на большое бежевое трюмо и ринулся к шкафчику, доставая из него махровое полотенце и подавая его Грейнджер. Наспех вытерев себя, она надела голубое ситцевое платье, а эльф, несмотря на её уговоры, завязал большой бант, что охватывал её талию белой лентой.

Гермиона вмиг возненавидела это прекрасное платье и едва сдержалась, чтобы не рвануть с себя эту дурацкую ленту, что, казалось, делала её похожей на какую-то разодетую куклу. Безвольную, опустошенную фарфоровую куклу, которая не могла самостоятельно спасти себя, вырвать из этого дерьма, в которое попала.

Какой чёрт дёрнул её согласиться пойти с Ноттом “выйти”? Выйти, чтобы больше никогда не вернуться в Большой Зал. Чтобы потом над ней за одну ночь так поиздевались.

Гермиона не смогла сдержаться и горько заплакала, закрыв лицо ладонями. Эльф встрепенулся и боязливо потянул её за подол платья, обращая на себя внимание.

— Мисс, возьмите меня за руку, я перенесу вас в вашу комнату.

Гермиона фыркнула. Какое гостеприимство! Ей предоставили комнату. Просто замечательно!

Она опустила руку, и эльф, быстро дотронувшись до неё, перенёс её в какую-то спальню, быстро исчезнув с приглушённым хлопком, оставив её одну.

И теперь Гермиона не находила себе места. Оставшись наедине, она вдруг взорвалась. Словно разъярённая кошка, она носилась по спальне, лупила руками по стенам, по двери, срывалась на крик, произносила мерзкие вещи, обращённые этому ублюдку, которого она ненавидела всеми фибрами души. В конце концов, Гермиона устала. Когда горло стало саднить от беспрерывных криков, когда из глаз вдруг полились горькие слёзы, она вдруг беспомощно осела на кровать и, свернувшись на ней клубком, зарыдала в голос.

Казалось, всё это выбило её из колеи окончательно. Сначала Нотт с его дурацкими словами, уверениями, просьбами пойти с ним, что нужно, что что-то срочно… Его сбитая речь лилась на Гермиону потоком, и та успевала лишь моргать, пытаясь вникнуть в смысл его слов, следуя за ним, пока они вдруг не оказались перед Выручай-комнатой, пока он не приставил кончик волшебной палочки к её шее. Тогда в ней раненой птицей встрепенулся страх… И всё словно заволокло пеленой, смазывая дальнейшие события, сковывая горло, заставляя рыдать, сжимая в руках край простыни. Потому что потом была темница,возрождая тот страх, развивая его с новой, большей силой; губы и руки Теодора, беспорядочно лапающие её, такие холодные, почти спасительные, и она ненавидела себя за это; и ванна… Чёртова ванна с ледяной водой, в которую Малфой окунул её и удерживал, пока она не начала дрожать, а потом… А потом было до дикости отвратительно, постыдно и… Она безумно хотела забыть тот момент, когда он подчинил её.

Стоп. Что?! Подчинил? О каком тут подчинении может идти речь? Он наложил на неё Империо, но морально он не сломил её! Не сломил и не сломит, иначе она будет не Гермиона Грейнджер.

Когда она, наконец, успокоилась, веки вдруг стали такими тяжёлыми, словно в них залили свинец. Широко зевнув и последний раз всхлипнув, она забылась сном.

Ей снова снились холодные руки, будоражащий голос и плеть.

***

Северус Снейп как раз собирался спать, как вдруг в окно постучался филин Малфоев. Нахмурившись, профессор распахнул раму и впустил гордую птицу. Та, довольно ухнув, подала лапку с конвертом. Отвязав послание, Снейп отвернулся и зашагал к столу, слыша, как птица выпорхнула в окно, покидая Хогвартс.

Осторожно открыв конверт, Северус нахмурился, водя глазами по словам на пергаменте. Мальчишка уже который раз начинает своё письмо без приветствия, нужно будет устыдить его в этом. Малфои не должны вести себя так. Если бы Нарцисса…

Снейп грустно вздохнул. После смерти Люциуса Нарцисса закрылась в себе. Всё, что её интересовало — цветы в саду и алкоголь, в котором она пыталась утопить горе. Как они с Драко не пытались разговорить её, сколько не приказывали эльфам следить за ней, она всё равно молчала и пила, скрываясь ото всех.

Снова начав вчитываться в слова, Снейп не сдержался и закатил глаза.

«Я выбрал девушку. Точнее, обстоятельства сложились так. Я не до конца был уверен, и если бы не Нотт, это была бы не она…».

Молодец, Драко! Было столько дней, а ты никак не мог определиться. Этому мальчишке нельзя было доверять решать такую проблему.

Снейп на мгновение приложил холодные пальцы к вискам, пытаясь унять головную боль. Снова перевёл глаза на пергамент, хмуро вчитываясь в следующие слова.

«К сожалению, это девушка из Хогвартса. Её имя Гермиона Грейнджер…».

Снейп зло сжал губы. В голове у него крутилось одно слово: “Идиот”. Да, конечно, Уизли и Поттера не было в замке, но у неё есть и другие друзья или, что вернее, знакомые, которые наверняка схватятся сокурсницы, а это совершенно ни к чему. Это катастрофический провал.

«Я знаю, это плохой выбор…».

Да ладно? Лучшая ученица Хогвартса пропала без вести, в то же время, когда Драко Малфой отправился домой, в связи с плохим самочувствием матери. Конечно, Нарцисса была не в порядке, хоть и не настолько, чтобы отправляться домой, но это, как выразился сам Драко, “прокатило”. И откуда мальчишка набрался таких слов? Хотя, если вспомнить его излюбленное “грязнокровка”, то можно только гадать, какие гадкие слова он ещё употребляет.

Может, многие не заметят ничего странного, но некоторые точно обратят внимание на то, что Грейнджер нет в замке, и что будет, если они забьют тревогу?..

«Но, думаю, Тёмный Лорд не будет огорчён, если узнает, что ему предлагают подружку Поттера. А если он всё же выберет другую, то Грейнджер можно будет отпустить…».

Наивный малец, он даже не понимает, что все девушки, попадающие в Малфой-мэнор не по своей воле, тем более, если это ради ритуала, никогда больше не смогут покинуть его.

Быстро пробежав глазами по остальным строкам, Снейп вдруг почувствовал, что дико устал от всего этого. Это слишком давило на него, слишком темное прошлое и не менее тёмное будущее.

Приближается буря, и это совершенно не касается погоды. Война неминуема, она не пропустит ни единой волшебной “задницы”, как недавно выразился Драко. Да, парень был верен в своих словах, пусть и в такой формулировке.

Если мисс Грейнджер повезёт, и её не выберут для ритуала — она пробудет в Малфой-мэноре весь период войны, что уже наступает на пятки завтрашнему дню. Каков будет конец, на чьей стороне будет победа — никому не известно, остаётся надеяться на лучшее.

Конечно, если ей повезёт остаться в стороне с её-то строптивым характером. Неизвестно в какую ещё передрягу она может встрять. Казалось, эта черта передалась ей от её остолопов-дружков Уизли и Поттера.

Снейп невольно вздрогнул, когда за окном начал лить дождь, стуча по стеклу крупными каплями. Он надеялся, что эти остолопы всё же смогут победить Тёмного Лорда. Хотя… Как можно надеяться на двух мальчишек, не способных спасти даже свою дорогую подружку?

***

Когда Гермиона проснулась, на улице уже светило солнце, что, несомненно, слепило бы глаза, если бы не балдахин кровати, что скрывал девушку он солнечных лучей. Сладко потянувшись, она вдруг резко открыла глаза.

Такого балдахина не было над её кроватью. Его вообще не было.

Подорвавшись на кровати, Гермиона вспомнила все события вчерашней ночи, что казалась такой длинной, будто тянулась несколько суток. Вспомнились те постыдные прикосновения и обжигающие взгляды, что были до безумия отвратительны. И снова тот сон…

Проглотив вязкую слюну, Гермиона спустила ноги с кровати, становясь на ворсистый ковёр. Вчера она была так увлечена срыванием голоса и избиванием двери, что не успела обсмотреть комнату, отведённую ей под спальню.

Сейчас же она медленно обводила глазами помещение, что было немного меньше, чем её спальня старосты в Хогвартсе. Стены были покрыты светло-голубыми обоями, в тон её платью, и Гермионе в голову пришла глупая мысли, что вдруг чего она может стать возле стены в этом платье, и её не заметят. Хмыкнув, она резко поднялась, бросив взгляд на прикроватные тумбы, что находились по обе стороны от кровати. Подойдя к ним, она распахнула дверцы, заглядывая внутрь, но, как и следовало ожидать, там оказалось пусто.

«Ну да, конечно, он оставил тебе и волшебную палочку, и зелья, и холодное оружие, чтобы ты могла спокойно прикончить его… или себя от отчаяния».

Поднявшись с колен, Гермиона с силой захлопнула дверцу тумбы, отчего стоявший на ней ночник жалобно звякнул. Она отвернулась, уставившись на противоположную стену, где красовалась огромная картина в позолоченной раме, прямо над небольшим трюмо из тёмного дерева. На полотне раскинулось бескрайнее море, с переливающимися волнами, уходящими при каждом порыве в золотисто-алый закат, по которому парили птицы, беспечно кружась по небу, то взлетая вверх, рассекая краски, то стремительно падая вниз, словно желая разбиться, только почти у самого песка они вдруг слегка тормозили и, продолжая кружиться, постепенно снова взмывая ввысь.

Слишком вычурно. Просто кричаще глупая картина, показывающая всю беспечность, изображённую на полотне, которая так ярко контрастировала с положением Гермионы.

Вздохнув, она отвернулась от картины, натыкаясь взглядом на большое окно, за которым виднелся красно-жёлтый сад, почти слепящий глаза своей красочностью. Только листья казались тяжёлыми после дождя, прошедшего ночью, если судить по почти отсутствующим каплям на стекле. А если…

Гермиона подошла к окну, глядя на него, будто где-то в его белоснежной раме крылся подвох. Прикоснувшись к нему в попытке открыть, она со вскриком прижала руку к себе. Ну как же! На окно наложена тёмная магия, как она могла не подумать об этом?..

Взглянув на раненую руку, она тихо вздохнула. Часть ладони и несколько пальцев были красными. Слава Мерлину, что хоть волдырей нет.

Отойдя на несколько шагов от окна, Гермиона покачала головой. По её расчётам, она находилась на третьем этаже — слишком высоко, чтобы прыгать, но относительно нормально, чтобы спуститься по растению, что перекинулось на достаточно высокое расстояние от земли на замок, недалеко от её окна. Если бы не это заклинание…

Переведя взгляд на кровать, она отметила, что та двухместная, и тут же нахмурилась. Зачем запирать её в спальне с двухместной кроватью? Она же вроде заключённой тут, так к чему же все эти удобства и вычурность?

От внезапной мысли она приложила ладонь ко рту. Он же не будет..?

Гермиона тряхнула головой, решительно отгоняя дурную мысль. Малфой не станет её насиловать, а вчера… Он же ничего не сделал.

«Ага, он только наложил на тебя Империо, заставив мыться перед ним. Он, совершенно голый, находился в двух метрах от тебя, одетой не более чем он, и это перед тем, как он набросился на тебя, прижав к кафелю. О, он, конечно же, хотел лишь помочь тебе…».

Гермиона помотала головой, мысленно приказывая себе же заткнуться. Она не хотела верить, что он мог… использовать её в таких целях. Только не он, только не ненавистную им грязнокровку.

Тихо ступая по белому ворсистому ковру, она устало села на кровать, задумавшись, проводя рукой по бордовому покрывалу. Кто придумал поставить в эту светлую комнату тёмную мебель, и тёмно-бордовое покрывало, и подушки в тон? Слишком сильно эти цвета контрастировали, было слишком… слишком. Вся эта комната напоминала спальни аристократических девушек, но никак не заключённых.

Быстро вскочив, она обошла кровать, уставившись на кресло с бордовой обивкой. Оно странно стояло почти рядом с кровью, будто приглашая посидеть, понаблюдать за спящим.

Хмыкнув, Гермиона перевела взгляд на небольшой шкаф, который тоже оказался пустым. Выходит, то дурацкое платье, которое надето на ней, — единственная её одежда?

Почувствовав, как бессильная злоба снова наполняет её, она кинулась к окну, за которым ярко переливались цвета осени. Солнце, которое волшебники уже и не надеялись увидеть в начале ноября, приветливо светило, но только Гермионе было наплевать на это. Она бросилась к стеклу и со всей злости ударила по нему кулаком, вскрикнув от резкой боли, которая тут же пронзила нежную кожу. Прижав к себе руку, она подавила слёзы, которые чуть не брызнули из глаз из-за злости и боли. Кое-где на коже даже выступили волдыри, и Гермиона пожалела, что поддалась эмоциям и поступила столь безрассудно.

Вдруг раздался глухой хлопок, и она, вздрогнув, обернулась, встречаясь глазами со сжавшимся эльфом, который предлагал помочь вчера в ванной комнате. От осознания того, что он видел её обнажённой, она залилась румянцем.

Эльф несмело протянул к ней руку, в которой на раскрытой ладони лежала маленькая баночка с заживляющей мазью, которую Гермиона определила по цвету. Подобная мазь не раз спасала Гарри от небольших ранок, полученных на тренировках. Гарри, её милый Гарри…

— Мисс должна взять мазь, она поможет мисс, — негромко произнёс эльф, слегка кивая на её повреждённую руку.

Гермиона осторожно взяла мазь здоровой рукой, и эльф тут же с хлопком исчез из спальни. Покрутив в руках баночку, она открутила крышку и понюхала мазь. Да, и пахнет так же.

«Думаешь, он решил тебя таким способом убить?» — противно заскрежетал внутренний голос.

Она нахмурилась, ступая по мягкому ковру и усаживаясь на краешек кровати. Запустив пальцы в баночку и слегка зачерпнув прохладную мазь, Гермиона осторожно покрыла ею ранки, и они тут же исчезли, возвращая коже нормальный цвет.

Дверь спальни вдруг распахнулась и со стуком ударилась о стену. Гермиона вздрогнула и обернулась, задерживая дыхание.

В дверном проёме, облокотившись о косяк, стоял Малфой и с привычной усмешкой взирал на неё. Он скучающим взглядом обвёл комнату, вновь возвращаясь к лицу Гермионы. В глазах у него искрилось странное выражение, когда он вдруг произнёс:

— Время пришло, Грейнджер.

========== Глава 18 ==========

Гермиона стоит в темноте комнаты, прислушиваясь к стуку собственного сердца. На этот раз она не позволяет панике охватить себя, хоть причин более чем достаточно. Всего каких-то пять минут назад Драко зашёл в её комнату, бросил странную фразу, которая почти сразу утонула в происходящем… В мгновение ока он кинулся к ней и, дотронувшись до руки, аппарировал в эту комнату.

— Малфой! — зло прошептала она, делая несколько нерешительных шагов, но, опять не достигая стены.

— Да? — мягкий шёпот раздался прямо над её ухом, и Гермиона непроизвольно вздрогнула, отшатываясь назад.

Память услужливо подкинула картины недавних снов, где была схожая ситуация…

«Стоп. Что, блин? Нет, серьёзно, Гермиона? Ты хоть провела параллель между сном и этим? Общее только темнота, а если ты…» — додумать Гермиона не успела так, как её платье в мгновение ока оказалось порванным и бесформенной тряпкой упало на пол. Вскрикнув, она быстро прикрылась, и в это время зажглись немногочисленные свечи, приглушённо освещая помещение. Щурясь, она быстро огляделась по сторонам: на одной из тёмно-красных стен висело несколько плетей разной формы и цвета. Это заставило вздрогнуть, одновременно мелко задрожать, потому что внезапный холодок неприятно скользнул по её обнажённому телу, заставляя кожу покрыться мурашками. На других стенах были странные деревянные конструкции, о предназначении которых Гермиона старалась не думать. С потолка же свисало несколько цепей, и, подняв голову, с губ слетел поражённый вздох: на потолке была не менее замысловатая конструкция, по которой предполагалось перемещение цепей.

Горло сковал ужас, но тихие шаги заставили обернуться. Драко был в тёмных джинсах и — такой аристократ до мозга костей носит маггловские вещи? — той же серой рубашке, в которой он явился к Гермионе в спальню, только пуговицы были расстёгнуты.

Медленно он приближался к ней, крутя палочку в руках. Гермиона сжалась, на щеках вспыхнул румянец, а в следующую секунду, после взмаха волшебной палочкой Малфоя, руки оказались закреплены над головой наручниками, которые цепями были привинчены прямо к одной из деревянных конструкций, что была слегка выведена от стены. На щиколотках тоже защёлкнулись наручники.

Гермиона вскрикнула, дёргая руками, но высвободиться не получалось. Страх и стыд вскинулись в ней, когда Драко с довольной ухмылкой на губах и пошлой поволокой в глазах подошёл к ней почти вплотную. От осознания того, что он может в открытую осматривать её обнажённое тело, а то и коснуться, стало ужасно страшно, но вопреки всему её тело вопиюще неправильно среагировало, когда Драко легко проскользил подушечками пальцев по коже от ключицы к плечу, удовлетворённо хмыкая, когда Гермиона дёрнулась.

— Не смей ко мне прикасаться, ублюдок! — в сердцах выкрикнула она, смаргивая подступившие слёзы.

Малфой лишь шумно выдохнул, покачав головой. Он слегка обошёл конструкцию, встав теперь по правый бок Гермионы. Мягко коснувшись её бедра палочкой, ноги, против воли, раздвинулись, крепко закрепившись в одном положении, без возможности сдвинуть их.

Гермиона вскрикнула, бросая негодующий, полный слёз взгляд на него, но Драко с открытым упоением обсматривал её тело, неспешно скользя глазами по светлой, словно прозрачной, но всё же не такой, как у него, коже, по женственным изгибам и выпуклостям.

— Похоже, я не смогу сделать тебя послушной за эти три дня, но я заставлю тебя бросить эти жалкие попытки к сопротивлению, — жарко прошептал он ей на ухо, от чего всё тело покрылось мурашками.

— Пошёл ты… Ай!

Драко слегка укусил её руку, заставив этим заткнуться. Он тихо отошёл из её поля зрения, скрывшись где-то левее её спины.

Гермиона сглотнула слюну, прикусывая губу. Зажмурившись, она слегка покачала головой, из последних сил борясь со слезами. Это настолько унизительно, что она хотела умереть.

Просто раз — и исчезнуть. Представить, будто её и вовсе нет, а раз нет, то нет ни Малфоя, ни этой комнаты, в которой она стоит полностью оголённая, а обжигающий взгляд этого ублюдка просто пожирает её.

Какого чёрта она вообще здесь?! Почему она согласилась пойти с Ноттом? Почему теперь приходится быть голой на глазах ублюдка-Малфоя, ожидая неизвестно чего? А ведь она хотела отправиться на поиски Гарри и Рона. Её мальчики…

Всхлип невольно сорвался с губ, и вдруг Драко резко шлёпнул её по ягодице. Снова. И заставил вскрикнуть, дёрнувшись так, что цепи зазвенели.

— Не смей плакать, ты поняла меня? — грубо спросил он.

Драко подошёл к ней из-за спины и вдруг накинул на глаза повязку, завязывая узел на затылке. Гермиона мотнула головой, но он потянул её за волосы, срывая с губ шипение. Плотная ткань не позволяла ничего увидеть, окуная её во мрак, почти такой, что царил в комнате ранее.

— Что ты творишь?..

— Знаешь, Грейнджер, когда притупляешь одно чувство, все остальные обостряются.

Гермиона уже хотела было съязвить, что она осведомлена в столь элементарном факте, как вдруг в комнате раздался нежный звук музыки. Казалось, сотни ангельских арф заиграли, заструились по комнате, охватывая её и зарождая какое-то лёгкое волнение, граничащее с расслабленностью. Вдруг в аккомпанемент вступили ласковые женские голоса, а потом и мужские. Музыка переливалась, ласкала слух, а бархатные голоса, что становились то громче, то тише, порождали мурашки, что бегали по телу.

Рука Малфоя нежно заскользила по её коже, поглаживая живот, поднимаясь выше. Гермиона дёрнулась, но Драко не убрал руку. Напротив, он положил вторую руку ей на поясницу, слегка массируя пальцами, скользя на ягодицы и грубо сжимая их.

— Нет! — отчаянно вскрикнула Гермиона, страшась, что это может продолжиться.

Малфой коснулся округлой груди, оглаживая, сжимая в пальцах сосок, сильнее сдавливая. Гермиона поражённо втянула воздух, вмиг замерев. Он был прав, все чувства обострились почти до предела. Она ничего не видела и, отчаявшись, закрыла глаза, бросая попытки скинуть повязку. Мягкая музыка переливалась в ушах, заглушая его шаги, что создавалось впечатление, будто его тут и вовсе нет. Только нежные руки, трогающие её в откровенных местах, порождая жар, образовывающийся внизу живота, а между разведённых ног становилось влажно.

Гермиона ненавидела себя за это, ненавидела за то, что не могла перестать реагировать на его ласки так, потому что…

Казалось, она вот-вот сойдёт с ума, потому что его горячие, слегка влажные губы коснулись шеи, втягивая нежную кожу и слегка прикусывая, срывая с губ дрожащий выдох, который он ловит губами.

И это толкает за грань.

Страх, смущение оказались далеко позади, там, где была настоящая Гермиона, там, где она никогда бы не позволила касаться себя так. Сейчас была даже не она. Просто оболочка. Просто оголённый комок нервов.

Упругий язык скользит по её нижней губе, и — так чертовски странно! — она распахивает губы, впуская его, сталкиваясь языками, даря ему дрожащий стон. И она могла поклясться, что прежде, чем он оторвался от неё, он зарычал. Так дико, так по-животному, что Гермиона почти захныкала, и вдруг…

Застыла, поражаясь самой себе. Что с ней творится?! Когда она вдруг стала легкодоступной, дрожащей и жаждущей? И всё это по отношению к кому?! К Драко Малфою, школьному врагу!

Она вздрогнула и вскрикнула, когда губы его сомкнулись на соске и втянули в себя. Оторвавшись, Драко подул на влажную кожу, заставив Гермиону попытаться сдвинуться в сторону, но тут же пресечь эту попытку, грубо притянув к себе.

Дыхание его коснулось уха, слегка колыхая волосы, когда он прошептал:

— Будет несколько уроков, Грейнджер, постарайся запомнить их все. В первую очередь, это важно для тебя.

Предотвращая попытку что-то сказать, он почти невесомо коснулся пальцами её приоткрывшихся губ. Хмыкнув ей в волосы, он продолжил свой жаркий и в то же время пугающий шёпот:

— Урок номер один: всегда считай удары. Сегодня их будет всего пять.

Отойдя от неё на шаг, прежде чем Гермиона успела сообразить, что к чему, Драко вскинул плеть. По характерному свисту девушка всё поняла. Глаза её невольно распахнулись, а потом резко зажмурились, когда хлёсткий удар обрушился на нежную кожу левого бедра.

Вскрикнув и дёрнувшись, она с силой сжала зубы, напрягаясь всем телом. Слёзы покатились по её щекам, собираясь на крае ленты, повязанной на глаза, промачивая ткань.

Раздражённый голос Драко пробился к ней сквозь боль:

— Я, кажется, сказал считать! Ну, что же, начнём заново. Будешь пропускать счёт — будем начинать сначала.

Его голос был таким, будто на губах во время произношения этих ужасных слов играла ухмылка. И Гермиона возненавидела его голос, его руки и его самого. Так дико и отчаянно, что в это почти не верилось. Вопрос «как можно настолько ненавидеть человека?» граничил с «как можно быть таким извергом?», пока следующий удар не выбил весь воздух из лёгких.

Гермиона вскинула голову, натягивая путы, чувствуя жгучую, прожигающую боль на спине.

— Один! — всхлипнула она, не веря. Этого просто не может быть! Просто сон. Да-да… Просто страшный кошмар, тот, который снился ей на протяжении многих ночей, только чуть-чуть изменившийся.

Следующий удар заставил её поверить в происходящее. Плеть опустилась на нежную кожу живота, чуть ниже пупка, срывая с губ задушенный вскрик. Цепи жалобно зазвенели, когда она дёрнулась от удара, приходя в себя, насколько это возможно было.

— Два! — рявкнула она, чувствуя безумную злость. Почти такую же сильную, как и боль. Слёзы струились уже по щекам, и она закусила губу.

Драко схватил её подбородок, дёрнув его вниз, высвобождая губу из зубов, слыша шипение Гермионы.

— Не закусывай губу, иначе от боли откусишь её! Ты поняла меня, не закусывай! — рявкнул он, отходя от неё на шаг.

Взгляд проскользил по её бледной коже, спускаясь ниже и натыкаясь на красную полосу от плети. Драко хмыкнул. Он был прав, её кожа просто восхитительна с этими красными полосами, особенно от осознания того, что они нанесены его рукой.

Вскинув плеть, Драко снова опустил удар на тело. Чётко прицелившись, он попал чуть выше груди, самым кончиком плети, отчего Гермиона взвилась, словно уж.

— Три! — заорала она, чувствуя неимоверную боль. Боль, боль, боль. Обжигающая, опаляющая, ноющая, такая ненавистная, непривычная и новая. До чёртиков отвратительная, порождающая самые гнусные желания и мысли, обновляя, увеличивая в разы ненависть. Она, словно змея, заструилась в груди, распаляясь, заставляя сжимать зубы, зажмуривать глаза, чувствуя, как слёзы стекают по щекам.

— Не шевелись! Будешь так извиваться — только себе хуже сделаешь, — нравоучительно вымолвил он, замахиваясь снова.

— Не-ет!

Плеть ударила по рукам, рассекая тонкую кожу. Кровь заструилась по локтям, дальше — к плечам, собираясь возле шеи и скатываясь в углубление ключиц. Грейнджер с шипением втянула ставший вдруг раскалённым воздух. Рассечённая кожа жутко защипала и заныла. Казалось, боль просто оглушила, потому что звуки нежной, медленно льющейся музыки вмиг исчезли. Была только вязкая тьма и визжащая тишина, давящая, будто вот-вот голова разорвётся.

Сил не было просто ни на что. Абсолютно. Фатальная беспомощность обрушилась на Гермиону, сжимая ту в стальных объятиях. Медленно открыв губы, будто зная, что он здесь, и он ждёт, она выдавила тихое “Четыре”. Слёзы уже неконтролируемо катились по щекам, а слабые всхлипы уже ничто не способно было заглушить.

Гермиона дрожала, давясь слезами, чувствуя безумную боль. Казалось, злость просто исчезла, испарилась. Раз — и её просто нет. Внутри — пустота. Даже страх куда-то делся, покинул её одну, опустошённую и обречённую.

Она знала, что ещё не всё. Ещё будет последний удар, и она надеялась, что он будет действительно последний для неё, спасительный. Ей до безумия захотелось покинуть этот мир с этим поместьем, будто её, Гермионы Джин Грейнджер, никогда здесь и не было. Будто это просто сон… Или нет. Будто она вообще никогда не рождалась, чтобы просто не чувствовать всего этого унижения и боли, так беспощадно рвавших её на части. Уничтожающих.

Внутри засело ожидание спасительной боли, потому что Гермиона чувствовала — она на грани. Жизни и смерти, добра и зла, света и тьмы. Хотя… Эта тьма давно уже окутала её, не давала пошевелиться и вздохнуть полной грудью.

Гермиона тихо вздохнула, когда до её слуха наконец долетели отдалённые звуки музыки. Ласковые голоса окутывали, словно обдавали сонной дымкой. Арфы переливались, создавая иллюзию комфорта и безопасности, что было почти смешно, потому что они граничили с дикой болью.

Голоса девушек становились то тише, то громче, мужчины словно добавляли бархатности в эту ангельскую симфонию. Маленькие колокольчики периодически звенели, словно тысячи звёзд ссыпались под ноги, искрящимися бусинками перекатывались.

Свист плети почти не напугал, будто она ждала этого, будто свыклась. Она жаждала этой боли, потому что она была освобождающей. От тела, от проблем, от дальнейшей боли и чувств.

Плеть опускается ей на бедро, а Гермиона вскрикивает, так слабо, что Драко почти не верится. Такой приглушённый, горловой звук, почти стон срывается с её губ, она откидывает голову назад, беззвучно открывая рот, словно крича, так отчаянно, как только можно. Она шепчет “Пять”, а тело, что было напряжённо минуту назад, вдруг обмякает, и Гермиона повисает на цепях, опуская голову.

Малфой хмурится, но все же откидывает плеть в сторону. Взмахом палочки освобождает Грейнджер, и подрывается с места, ловя её падающее тело.

— Грейнджер… — шепчет он, стягивая повязку с её глаз. — Грейнджер! — рычит он, встряхивая её, растирая её затёкшие руки.

Сердце начинает учащённо биться, но Драко лишь сжимает зубы. Дурная мысль, пришедшая в его голову, заставляет задержать дыхание.

Драко перестаёт различать голоса и звуки арфы, что витают в воздухе. Дрожащая рука тянется к шее Гермионы и пытается найти пульс.

Пытается.

========== Глава 19 ==========

Я никогда не говорил, что хочу этого,

Это бремя свалилось на меня

И поселилось внутри.

***

Я всего лишь человек, запертый в камере.

Я пытаюсь убежать от того, что скрывается внутри меня.

Монстр, монстр,

Я превратился в монстра

Монстр, монстр,

И он становится всё сильнее.

Imagine Dragon — Monster

Из распахнутого окна веет осенний ветер, слабо покачивая занавески. Оранжевый, почти красный, лист влетел в комнату, вспыхивая и оседая на светлый ковёр пеплом. Он словно феникс, только больше никогда не возродится.

Драко переводит взгляд на картину, на которой волны размеренно вздымаются, пенятся и накрывают золотистый песок. Если закрыть глаза, то можно представить шум волн, можно даже почти ощутить солёный запах воды или почувствовать песчаные крупинки на пальцах.

Драко закрывает глаза, но слышит лишь размеренное дыхание Грейнджер. Этот звук кажется ему самым прекрасным, скорее потому, что какие-то жалкие сорок минут назад он думал, что больше никогда не услышит её дыхания, никогда не увидит, как она злится. Он думал, что она умерла, там, в комнате для “игр”, на его руках.

Драко открывает глаза и медленно водит взглядом по расслабленным бровям, между которыми не залегла складка, которая обычно слегка видна, когда Грейнджер хмурится; по вздёрнутому носу; по приоткрытым губам, таким бледным, что если бы не тихое дыхание, которое слышно, если прислушаться, то он бы не поверил, что она жива.

Он и не верил, когда дрожащей рукой пытался найти её пульс на шее, но так и не нашёл. Тогда он сошёл с ума, потому что как иначе можно объяснить хриплый смех, который сорвался с его губ? Когда Малфой сжал её запястье, уловив слабое биение пульса, он не сдержался, — засмеялся в голос, через смех вызывая эльфа, приказывая тому немедленно перенести Грейнджер в спальню и спасти её. Мерлин, он так и сказал: «Принни, спаси её».

Свихнуться можно.

Драко скользит взглядом по почти незаметно вздымающейся девичьей груди, по худому телу в бледно-розовом платье. Сорок минут назад он сошёл с ума, так значит все поступки с того момента будут оправданы? Хотя… Перед кем ему оправдываться? Перед Грейнджер? Он не обязан ни ей, ни кому-нибудь ещё.

Пальцы ныряют в карман джинсов, и Драко слегка приподнимает бёдра, вытаскивая пачку. Мгновенно зажигая сигарету, он затягивается, не отрывая взгляда от Гермионы, будто боясь, что если он отведёт взгляд — она растворится, просто исчезнет, словно её и не было.

Словно она умерла.

Сизый дым струится под потолок, касаясь тёмного балдахина её кровати и растворяясь. Горький запах успокаивает нервы, но не окончательно, поэтому Драко встаёт с кресла, наклоняя голову к плечу, наблюдая за Гермионой. Не совладав с собой, он наклоняется к ней, впираясь рукой в матрас возле её плеча. Взгляд скользил по её бледной руке, натыкаясь на длинную красную полосу. Драко усмехается краешком губ, снова выдыхая струю дыма, что почти невесомо касается сгиба её локтя.

Он приказал остановить кровь, но не залечивать раны окончательно. Драко хотел, чтобы на ней остались эти красные полосы, они будут напоминать ей о нём. Она будет ненавидеть его, страшиться, стараться забыть, но рассечённая кожа и покраснения никуда не денутся. Он приказал убрать заживляющую мазь, чтобы Грейнджер с её помощью не убрала полосы.

Выпрямившись, он тихо вышел из спальни, осторожно закрыв за собой дверь.

Щелчок раздался в голове эхом, и Гермиона открыла глаза.

***

Драко достаёт из бара бутылку коллекционного огневиски. Смотрит на яркую наклейку, хмыкая на витые золотые буквы. Ядрёный напиток переливается в стакан, наполняя его наполовину.

Коллекционные бутылки алкоголя, которые остались ему от отца, Драко не испил сразу, он откупоривает бутылки только по важным поводам, в остальные дни он может взять любую обычную.

Сегодня есть повод.

Сегодня она осталась жива.

Драко опрокидывает в себя напиток, со стуком ставя стакан на стол, краем глаза замечая движение слева от себя. Он оборачивается и находит взглядом Нарциссу. Сегодня она надела одно из своих любимых платьев — закрытое, из фиолетового муара с золотыми вставками и каёмками. Плотная юбка шуршит, когда Нарцисса медленно направляется к широкой двери, ведущей к тропинке в сад.

— Мама? — Драко удивляется своему осипшему голосу. Он же не мог сорвать его, когда шептал “живи”, глядя на Грейнджер? Шептал? Он повторял это как мантру, то повышая голос почти до крика, то понижая, думая, что это больше похоже на шелест листьев, чем на шёпот. Сейчас он думал, что тот его шёпот был похож на шуршание юбки Нарциссы.

Женщина не оборачивается на звук и даже не вздрагивает, когда тёплая рука ложится ей на плечо. Бледно-голубые глаза смотрят на дверь, за стеклом которой виднеется осенний пейзаж: высокие деревья раскинули свои ветви, на которых почти не осталось листьев — все они давно осыпались на землю, создавая пёстрый ковёр, в котором хотелось утонуть.

— Мама, там недавно прошёл дождь, не нужно ходить на улицу, ты легко одета, — мягко говорит Драко, отчаянно желая, чтобы она перевела на него взгляд. Драко безумно хотел, чтобы она посмотрела на него, но Нарцисса, словно никого рядом не было, стояла на месте, не сводя глаз с двери.

Малфой проследил за её взглядом, судорожно вздыхая. Он сам бы с удовольствием вышел на улицу, вдохнул бы свежий воздух, но не мог. У него ещё были дела.

— Хорошо, — словно сдавшись, сказал он, заглядывая в её глаза. — Я скажу Лолли, чтобы она принесла тебе накидку, она проводит тебя.

Драко убрал руку с её плеча, глотая комок горечи, что вдруг сжал горло. Нарцисса медленно направилась к двери и распахнула её, впуская комнату холодный воздух. Мягкими шагами она ступила на каменную дорожку, которая извилинами уходила вдаль.

Малфой резко отвернулся, зажмуриваясь. Из-за отца Нарцисса стала такой. Из-за отца она умерла, оставаясь живой.

В пару шагов преодолев расстояние до бара, он схватил бутылку с огневиски и плеснул себе в бокал. Слишком тяжело смотреть на такую Нарциссу. Она словно неживая, такая бледная, со стеклянными глазами.

Он зажмурился, когда новая порция огневиски обожгла горло.

От Нарциссы пахло дорогой тканью и алкоголем.

***

Гермиона со стоном садится на кровати. Всё тело безумно болит, а когда возвращаются воспоминания, слёзы чуть снова не начитают катиться по щекам. Она ладонью зажимает рот, сильно закусывая губу. Глаза осматривают комнату и натыкаются на распахнутое окно.

Она, словно завороженная, смотрит на него, замечая, как ветер слабо колыхает занавеску, а на светлом ковре, прямо почти под окном, осел пепел. Гермиона спускает босые ноги на пол, с шипением втягивая воздух, когда ткань её нового платья — и кто её одевал?! — неприятно трётся о рассечённую кожу. Игнорируя боль, она медленно ступает по ковру и останавливается прямо напротив окна, за которым — свобода. Свежий ветерок колышет её волосы, а по щеке снова скатилась одинокая слеза. Гермиона стирает её тыльной стороной ладони, замечая красную полосу на руке. Пальцами проводя вдоль раны, она ощущает щипающую боль.

Не заживил.

Она зажмуривает глаза, громко всхлипывая и заглушая этот звук ладонью. Физическая боль не сравнится с моральной. А тот сон, что снился ей ранее, померк с жестокой действительностью.

Кто сказал, что ощущения во сне и наяву одинаковы? Можно смело плюнуть тому обманщику в глаза! Нет ни капельки сходства.

Боль, что была во сне, казалась ласковым поглаживанием по сравнению с тем, что Гермиона пережила наяву. Такое ощущение, будто с каждым ударом он снимал с неё кожу. И это продолжалось почти вечность: замах, свист, удар, крик. И боль, Гермиона стала сплошным комком боли. Плеть рассекала нежную кожу, оставляя кровоточащие рубцы.

Боль приносит удовольствие? Кому?! Ей, срывающей голосовые связки, глотающей слёзы?

Да будь он трижды проклят!

Гермиона с силой ударила по деревянной раме и отшатнулась, прижимая к себе руку, давясь рыданиями и сотрясаясь в злобе. Отойдя на шаг назад от окна, она вдруг метнулась к тумбе, хватая и сбрасывая с неё ночник, который, жалобно звякнув, разлетелся на обломки, осыпая ими пол и ковёр. Резко потянув на себя отвратительное тёмно-бордовое покрывало, она принялась рвать его. Ткань оказалась тонкой, поэтому от усердия Гермионы с продолжительным треском разорвалась. Откинув от себя тёмную тряпку, девушка метнулась к картине, попутно поднимая с пола уцелевший кусок ночника и замахиваясь. Она не целилась, поэтому попала чуть ниже. Зеркало звякнуло и несколько осколков осыпалось на трюмо. Гермиона подлетела к нему, ударяя ладонью по стеклу, скользя вниз, царапая кожу неровностями и выступающими, острыми краями осколков, оставляя после себя красные разводы. Слёзы уже беспорядочно катились по щекам, а тело содрогалось в рыданиях. Ноги не выдержали, и Гермиона осела на пол, чувствуя сквозь ткань упирающиеся в колени осколки. Прижав к себе руку, пачкая светлое платье кровавыми пятнами, девушка согнулась так, что волосы каскадом упали на её лицо.

Звук распахивающейся двери заставил вздрогнуть и обернуться. Когда Драко, лицо которого выражало еле сдерживаемую ярость, подошёл к Гермионе, она вдруг отскочила от него, забиваясь в угол, между распахнутой рамой окна и трюмо. Лицо девушки исказила гримаса боли, страха и злости, а судорожные всхлипы так и не удавалось остановить.

— Грейнджер! — прорычал он, отталкивая раму окна, морщась от боли.

Гермиона сжала зубы, трясясь, как ненормальная. Рыдания уже давно переросли в истерику, а без того большие глаза распахнулись ещё больше, глядя на его лицо.

— Нет! — заверещала она, когда Драко сделал шаг к ней.

Гермиона зажмурилась, спускаясь спиной по стене, сжимаясь, обхватывая руками свои ноги и утыкаясь лицом в колени.

— Нет, нет, нет! Не подходи! Не трогай меня! — кричала она, когда Драко схватил её руки, пытаясь поднять её.

— Грейнджер! — зарычал он, дёргая руку так, случайно задевая ранку, отчего Гермиона зашипела и вскинула на него заплаканное лицо.

Пощёчина отзывается болью, и голова Гермионы резко отворачивается. На бледной коже, слегка покрасневшей от слёз, явственно растекается алое пятно. Искусанные губы распахиваются, поражённо втягивая воздух. Гермиона пару раз моргает, приходя в себя, а затем медленно поворачивается к Драко. Злость ещё не успела охватить её, как он вдруг резко поднимает её и с силой впечатывает в стену, выбивая весь воздух из лёгких.

Ещё не окончательно пришедшая в себя Грейнджер поражённо глотает воздух открытым ртом, как вдруг Драко встряхивает её, и она ударяется затылком, морщась.

— Что это, блять, такое?! — кричит он, а Гермиона борется с желанием сказать, что она и без того всё прекрасно слышит.

И вдруг — осознание.

Гермиона медленно переводит взгляд на его побелевшие пальцы, сильно сжимающие её плечи. Поднимает глаза на его лицо, замечая крайнюю степень ярости. И вдруг эта ярость захлёстывает и её, потому что какого чёрта?!

Руки резко отталкивают его, что не ожидавший такой реакции Драко отшатывается назад, восстанавливая равновесие. Желваки двигаются на его скулах, когда крик Грейнджер режет слух.

— Какого чёрта ты делаешь?! — кричит она, делая два шага к нему.

— Грейнджер… — предостерегающе шипит он, выставляя вперёд руку, но она не слышит его, оглушённая стуком крови в ушах.

— Ты отхлестал меня плетью! — грёбаная констатация факта звучит, как пощёчина, и Драко непроизвольно отшатывается, сощуриваясь, борясь с диким желанием применить силу к этой зарвавшейся дуре.

Ставшие такими ненавистными за последнее время слёзы снова скатываются по щекам, и Драко разрывается от противоречия своих желаний. Он хочет стереть эти дорожки от слёз губами, прижимая к себе хрупкое тело, также сильно хочет впечатать её в стену, заставив заткнуться и не орать на него, хотя бы потому, что она не имеет на это права. Но он стоит на месте, будто прирос к этому ковру, и смотрит, вглядывается в её лицо, словно видит впервые. Наверное, это от того, что он в первый раз видит её в таком состоянии.

Она распинается, кричит что-то прямо в его лицо, сжимая кулаки в бессильной злости, а он не слышит. Просто не слышит ни единого звука, потому что замечает кровь на её ладони. Взгляд медленно находит разбитое зеркало, на котором видны кровавые следы, а потом также медленно возвращается на её раскрасневшееся лицо, по которому вновь текут слёзы.

Какого чёрта с ним происходит? — любимый его вопрос, на который он никак не может найти ответ.

Наверное, это от эмоций, охвативших его. Сначала Нарцисса и её снова стеклянный взгляд, запах алкоголя, что доносило её дыхание, заставило тогда осознать всю свою беспомощность, а Драко ненавидел быть беспомощным. Потом трясущийся Принни, сообщающий о том, что “мисс снова в истерике”. Сжимающиеся кулаки и мгновение для того, чтобы распахнуть дверь её спальни и замереть на месте. Разорванное покрывало, разбитый ночник, зеркало, осыпавшееся осколками на ковёр, и Грейнджер, трясущаяся и рыдающая, словно маленький, безумно одинокий и обиженный на весь свет ребёнок.

Драко закрывает глаза, считая до трёх, пытаясь успокоиться, но на счёте “два” он с выдохом распахивает глаза и подаётся вперёд.

Грейнджер застывает, когда его мягкие губы затыкают её.

I never said that I want this,

This burden came to me,

And it’s made it’s home inside.

***

I’m only a man with a chamber who’s got me,

I’m taking a stand to escape what’s inside me.

A monster, a monster,

I’ve turned into a monster,

A monster, a monster,

And it keeps getting stronger.

========== Глава 20 ==========

Уверенные руки отталкивают его, и Гермиона начинает что-то кричать. Так яростно, будто он виноват во всех грехах, хотя… В этом есть доля правды.

Гермиона Грейнджер обвиняет Малфоя в своём теперешнем положении, она называет его гадкими словами, которые вспоминает из нецензурных изречений Рона, она бьёт его кулаками в грудь.

Где-то внутри, там, где осталась прежняя рациональность, также бьётся мысль: “Почему он не перехватывает её руки, а позволяет лупить себя по груди?”.

Гермиона трясётся от злобы, обиды, боли, что он причинил ей. Слёзы уже не льются по лицу, они уступили место бешеной чеканке текста, сбивчивого, порой совсем невнятного, но Малфой не слушает её.

Стоит, не сводя напряжённого взгляда с её раскрасневшегося лица. Наблюдает за ней, прослеживает нежный контур её слегка вздёрнутого носа, смотрит на длинные, пушистые ресницы, что обрамляют такие невероятно огромные глаза. Драко думает, что ни у кого нет таких огромных глаз. Они словно большое море цвета насыщенного коньяка, только кое-где на радужке есть золотые крапинки.

Драко переводит взгляд на красные искусанные губы, не слишком пухлые, но и не тонкие. Такие, как надо, почти правильные и такие мягкие, хоть и немного шершавые, самую малость. Они широко распахиваются, из её такого — внезапно и до чёртиков неправильно! — желаемого рта вылетают какие-то слова, совершенно ненужные, лишние, даже грязные иотвратительные. Драко думает, что её рот не предназначен для таких слов, совсем грубых и таких не её.

Он спускается взглядом ниже, осматривая острый подбородок, который выдаёт её норов, и который он совсем недавно хотел вырвать к чертям.

Останавливается глазами на самых кончиках её волос, что даже сейчас — тем более, сейчас — больше похожи на воронье гнездо, а от былой причёски, что поразила его в Большом Зале, не осталось и следа. Они разметались по плечам, спадая на высоко вздымающуюся грудь, что обтянута тонкой тканью, прорисовывая все холмы и извилины, будоражащие всё его существо.

Драко пересиливает себя, поднимает глаза на её лицо и отстранённо замечает, что Гермиона молчит, сжав губы, и натужно дышит. Так дышат после долгого преодоления дистанции или после грандиозных истерик, когда, не задумываясь, высказывают всё, что думают, и всё, что могли подумать, когда говорят много лишнего, о чём потом будут жалеть.

Гермиона жадно глотает воздух, и Драко внезапно хочет стать этим её воздухом, чтобы она также с жадностью вдыхала его, чтобы не могла без него. И… Это просто безумие, но Драко давно признал себя безумцем, давно наплевал на предрассудки, он всё чаще делает то, что хочет.

Гермиона слегка прищуривается, будто пытаясь разузнать, о чём думает Малфой, а он вдруг слегка ухмыляется, что заставляет её нахмуриться.

Берёт её ладонь в свою руку, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не поднять бровь в удивлении от того, что она позволяет себя касаться. Драко чувствует большим пальцем, как бешено бьётся её пульс, в такт его мыслям в голове. Он давно послал к чёрту самоанализ, потому что всё равно это не помогает, лишь закидывает глубже в дебри из вопросов, чей-то рукой завязанных в морской узел, и Драко надеется, что это была не его рука. Хотя кто знает?

Когда он достаёт волшебную палочку, Гермиона напрягается, но Драко лишь шепчет заживляющее заклинание, наблюдая, как ранки на ладони затягиваются, предоставляя взору вновь чистую кожу. Грейнджер вырывает свою ладонь из его руки.

— Почему ты не заживил всё остальное? — зло спрашивает она, сжимая здоровую ладонь в кулак.

Светлые брови Малфоя взметаются вверх в немом вопросе. Глаза его вновь смотрят насмешливо, и благодаря этому она приходит в чувства, выныривает из ступора и начинает мыслить разумно. Гермиона сжимает зубы, закатывая глаза, но почему-то уточнение своего вопроса даётся не так спокойно, как хотелось бы.

— Почему ты не заживил рассечённую кожу? Ты же видел… — она сглатывает, вспыхивая.

Она видит, что Малфой понял, но то, что он молчит, означает его желание услышать всё полностью, точнее. Куда ещё точнее?!

— Ты истязал меня плетью, Малфой, не будь таким идиотом, ради Мерлина! Ты прекрасно видел, в каком состоянии была моя кожа, так почему я чувствую боль? Почему ты не воспользовался заживляющим зельем или магией?!

— Могу сейчас сделать это, — он многозначительно бросает взгляд на её платье.

Она вспыхивает, а Драко вдруг ухмыляется, так противно, что Гермиона хочет стереть эту гадкую ухмылку с его лица. Где-то изнутри подымается противный привкус ненависти. Она уже открывает рот, чтобы высказать ему всё, что думает, как вдруг Малфой хватает её за кисть и волочёт к двери.

— Малфой! — удивлённо восклицает она, хватаясь свободной рукой за дверной косяк.

Драко останавливается, глубоко вдыхая. Поворачивается и бросает на неё раздражённый взгляд. Молча дёргает её за руку и снова тянет уже по длинному коридору, на стенах которого кое-где висят портреты. С них на молодых людей хмуро взирают мужчины и женщины в дорогих одеяниях.

Гермиона тоже хмурится, смотря уже на затылок Драко. Какого чёрта он творит? И почему она спокойно следует за ним?!

Преодолев коридор, сделав несколько поворотов направо, выйдя к большой лестнице, они начали спускаться. Гермиона свободной рукой коснулась тёмных перил, осторожно скользя по ним ладонью.

Девушка уже не обращала внимания на то, что Малфой — её мучитель — держал её за руку и вёл неизвестно куда. Ей стало почти всё равно, будто она заранее подписалась на всё это, и пути назад просто не было.

Создавалось впечатление, что Гермиона балансирует на тонком тросе. Чем дальше она идёт, тем быстрее исчезает трос позади, будто кто-то постепенно сжигает его.

Если она оступится, то упадёт, но никому не хочется падать, правда?

Неосторожный шаг или потеря бдительности — всё, пиши пропало. Остаётся один выход — идти вперёд, в непроглядную тьму, и чем дальше идёт Гермиона, тем сильнее от неё отдаляется спасительный помост, а сзади — пламя. Вскоре ей придётся бежать от этого огня, что уже начинает лизать пятки.

Да и разве идти вперёд — это выход?

Они вышли на первый этаж поместья, но двинулись не к главному входу, а куда-то вглубь этажа. Вскоре они зашли в приличного размера комнату светлых тонов. Кремовые стены, кремовые занавески на огромных до пола окнах, несколько маленьких люстр на потолке, что были похожи на беспорядочную россыпь звёзд, только вот мебель вся была тёмная. У дальней стены находился огромная барная стойка, шкафчики которой доходили до самого потолка.

«У них что, все комнаты сделаны в светлых тонах, но с тёмной мебелью?» — думает Гермиона, обводя взглядом большой тёмный диван.

Она покосилась на Малфоя, который сосредоточенно смотрел вперёд и вёл её к стеклянной двери. Девушка снова повернулась к барной стойке, отмечая, что за стеклянными дверцами шкафчиков приличное количество алкоголя.

Драко распахнул дверь, впуская в комнату осенний ветер, который сразу принялся играть с занавесками. Гермиона ступила на каменную дорожку, уходящую вдаль, теряясь среди почти голых деревьев.

По правую сторону, между стволами деревьев, виднелись большие клумбы, что летом наверняка были усеяны пёстрыми цветами невероятной красоты. Там, возле клумб, стояли небольшие деревянные лавочки, вырезанные искусным мастером, потому что в Малфой-мэноре нет ничего обычного или простого.

По левую сторону было намного меньше деревьев, поэтому вдали еле-еле виднелись ворота Малфой-мэнора, которые охранялись магией или кем-то ещё, вроде эльфов. Гермиона тихо вздохнула, косясь на Малфоя.

Он вёл её вглубь сада, когда вдруг они вышли прямо к небольшому озеру.

Гермиона поражённо выдохнула, наблюдая, как на водной глади почти незаметно искрились кувшинки. Мягко переливаясь, их свет завораживал, заставляя сделать шаг к озеру, а Малфой вдруг отпустил её руку. Гермиона резко развернулась и глянула на него, снова напоровшись на усмешку.

Он не боится, что она попробует сбежать? Не похоже на то, потому что за каждым её шагом, за каждым движением его серые глаза следили. Казалось, они тоже светились, как и те кувшинки.

Гермиона вдруг почувствовала необъяснимый страх перед ним. Быстро отвернувшись, она сделала ещё пару нерешительных шагов вдоль берега озера, замечая, что Малфой не двинулся с места.

Медленно ступая по мягкому ковру из редких листьев, она не сводила взгляд с почти прозрачной водной глади, в которой отражался Драко, стоящий на месте и сложивший руки на груди. Гермиона направлялась дальше, касаясь ладонями редких камышей, делая вид, будто она любуется озером, хотя любоваться и вправду было чем: достаточно широкое, с прозрачной водой, сквозь которую отчётливо видно дно, где шустро плавает маленькая стая рыбок; волшебные кувшинки искрятся, вокруг них почти какая-то завораживающая аура, но девушка чувствовала внутри не восхищение красотой озера, а тревогу. Казалось, сердце стучит где-то в горле, норовя вот-вот выпрыгнуть прямо в эту чистую воду.

Сделав глубокий вдох, Гермиона вдруг сорвалась с места и помчала что есть духу вглубь деревьев. Кровь стучала в ушах, заглушая шум листьев, не давая понять, бежит за ней Малфой или нет.

Одно слово “бежать” стучало в голове, словно молоточек министра Визенгамота. Это её приговор — убегать, спасаться, дёргаясь от каждого шороха, каждого звука.

Пересохшие губы жадно ловили глотки воздуха, а лёгкие почти не успевали его перерабатывать, выплёвывали воздух на выдохе, на вдохе снова поглощая его. Несмотря на это, Гермиона начала задыхаться. Во рту пересохло, и грудь сдавило от стремительного бега.

Перед глазами мелькали голые деревья, Гермиона боялась запутаться в подоле и свалиться на землю, если она не врежется в одно из этих бесчисленных деревьев.

Губы уже растянулись в победной усмешке, когда она почти добежала до забора. Вот он — высокий, решётчатый, с багряным растением, перебросившимся на забор. Если взобраться по нему, то можно перелезть, а там дальше — свобода.

До него оставалось несколько футов, как вдруг прямо перед лицом Гермионы пролетел большой орёл. Вскрикнув, она зацепилась за торчащий корень дерева и полетела на землю, распластавшись на ней, счесав ладони. С шипением сжав зубы, она села на колени, быстро оглядываясь назад, не замечая возможных преследователей.

Резко поднявшись, она отлетает назад, ударяясь спиной о ствол дерева. Из лёгких будто выбили весь воздух, поэтому Гермиона схватилась руками за горло, натужно кашляя. Она поднимает глаза и поражённо раскрывает рот, медленно качая головой.

Прямо перед ней, в шагах десяти от дерева, возле которого она сидит, стоял широкоплечий темноволосый парень. Он ехидно усмехался, оголив ряд ровных белых зубов.

Засунув волшебную палочку за пояс, вскидывая свободную руку, на которую, взмахивая крыльями, садится тот самый орёл. Обхватив лапками кисть незнакомца, на которой надето что-то вроде кожаного браслета, птица поворачивает голову в сторону Гермионы, сверкая большими глазами. Орла переполняет гордость, и он прикрывает глаза, когда незнакомец ласково гладит его под клювом, медленно направляясь к Гермионе.

Широко усмехнувшись, что больше напоминало оскал, он остановился, не доходя до Гермионы шага два. Слегка склонился, скользя раздевающим взглядом по её телу, он удовлетворённо хмыкнул.

— Здравствуй, детка, я Даг Белимор. А ты, должно быть, сбегающая сучка?

***

Гермиона кричит и вырывается, когда её волочат по уже знакомому коридору в темницы. Гермиона кусает за руку одного из мужчин, что держат её, и сдавленно шипит, когда он ударяет её по лицу.

— Сука! — рычит он, хватая её за волосы. — Надеюсь, Малфой собьёт с тебя спесь!

— Пошёл к чёрту, ублюдок! — орёт она, за что тут же получает снова по лицу.

Во рту уже металлический привкус крови. Гермиона морщится и сплёвывает её на каменный пол. И никаких светлых стен, тёмной мебели и мягких кроватей с креслами, только голый камень.

Тот, который назвался Дагом, открывает решётку, джентельменским жестом приглашая Гермиону войти в камеру. Грубые мужские руки толкают её в спину, и девушка падает в камеру на колени, охая от боли. За спиной звонко захлопывается решётка, эхом отдаваясь в голове. Вдруг тяжёлый ботинок упирается ей прямо между лопаток, резко пихая вперёд, и Гермиона не удерживается — падает на живот, прикладываясь скулой о пол.

Перекатывается на спину, резко садясь и подтягивая к себе колени. Даг ухмыляется и мучительно медленно достаёт свою волшебную палочку, будто хвастаясь перед Гермионой, мол, у неё же нет палочки, а значит, нет защиты, да и вид его говорит о том, что даже если бы Гермиона была вооружена, то он бы залился смехом, не веря в то, что она смогла бы его победить.

И внезапно она почувствовала острую нехватку своей палочки. Если бы она сейчас была при ней, то этому ухмыляющемуся мудаку не поздоровилось бы.

Даг в открытую осматривает Гермиону, задерживаясь на груди, которая явно очерчена сквозь тонкую ткань. На его лице появляется пошлая ухмылочка, которая не обещает ничего хорошего. Он подходит ближе, игнорируя убийственный взгляд Гермионы, смотрит на неё, как на вещь, на его собственность. В его зелёных глазах пляшут чёртики, будто предвкушая грандиозное шоу, а сам Даг вдруг облизывается, следя за её расширившимися зрачками.

То, что он слизеренец, ясно и без зелёного цвета в одежде. Он стоит в коричневом охотничьем костюме, а в руке у него зажата волшебная палочка.

Он вскидывает её и смотрит на Гермиону почти с интересом, с любопытством, будто он никогда не делал ничего подобного, а теперь предвкушает, смакует то, как его рука плавно вычерчивает руну, как из полных губ вылетает непростительное заклинание, как в Гермиону летит яркий луч, а сама она вдруг озаряет камеру своим звонким криком, как падает на спину и выгибается, чуть не ломая себе позвоночник, как скребёт руками по камню, царапая нежную кожу, как спина отрывается от пола, и Гермиона упирается только затылком и ягодицами.

Даг опускает руку и усмехается, смотря на неё так, будто она не оправдала его ожидания. Он подходит ближе, наклоняется и скользит рукой по её щеке, поглаживая, по шее и острым ключицам, по груди, на которой осознанно останавливается и слегка сжимает, упиваясь слабостью Гермионы. Он оставляет её грудь в покое и поглаживает впалый живот, гладит её бедро, задирая подол юбки, и скользит рукой на внутреннюю сторону бедра, когда Гермиона вдруг сводит ноги вместе.

Он издаёт звук, напоминающий смешок. Поднимается, отходя от её тела на шаг, и снова вскидывает палочку, почти лениво произнося заклинания и снова наслаждаясь криками Гермионы. Даг давно привык к крикам боли, он находит их почти прекрасными. У него давно не подступает тошнота к горлу, когда он смотрит, как люди, после долгих пыток, блюют кровью. Он давно чувствует желание рассмеяться на жалкие просьбы остановиться, прекратить, не делать этого. Даг давно привык пытать, и у него не трясутся руки, и не дрожит голос, когда он посылает очередное непростительное.

Сколько боли он принёс? Даг смеётся и отшучивается, мол, на его счету дюжина разбитых сердец. Никто не знает, что он подразумевает: то ли на него и впрямь вешались девушки, если их не пугал приличный шрам вдоль брови, то ли он имел в виду не выдержавшие пыток сердца волшебников и волшебниц.

***

Сзади Дага скрипит решётка, и он прерывает пытку, оглядываясь. В камеру заходит Малфой, бросая брезгливый взгляд на распластавшуюся на полу Грейнджер, натужно дышащую через рот, медленно переводит не менее брезгливый взгляд на Дага.

— Малфой, да у твоей девки стальная выдержка! Кричит — кричит, а сознание не теряет! — восторгается Даг.

Драко игнорирует его, подходит ближе к Гермионе и садится возле неё на корточки. Он кривится, осматривая её испачканное в крови платье. Медленно поднимается и бросает Дагу:

— Свободен!

Он ещё не остыл после последней выходки Дага, из-за которой теперь вынужден продлевать подготовку к ритуалу и вновь лицезреть Волан-де-Морта в поместье. Он не способен больше доверять Дагу. Хотя… Разве он кому-нибудь вообще доверяет?

Даг бросает последний пошлый взгляд на тело Гермионы и неспешно выходит из камеры, громко лязгая решёткой. Он недоволен таким поворотом событий, он надеялся, что девчонка достанется ему для плотских утех. На мгновение обернувшись, он бросил недовольный взгляд на Драко, пробормотав: “Ушлёпок”, — чтобы тот не слышал.

— Грейнджер-Грейнджер, — тихо приговаривает Малфой, зная, что она его слышит. — А я-то думал, что ты умная, а ты так глупо поступила. И вот что мне теперь с тобой делать?

Гермионе кажется, что кто-то влил в её веки свинец, потому что она еле распахивает глаза, находя силуэт Малфоя в этой темноте. Всё тело — один комок безумной боли. Она не может пошевелить руками. Гермиона дышит быстрыми, мелкими глотками воздуха, потому что вдохнуть полной грудью для неё сейчас роскошь. Такое ощущение, будто острые обломки рёбер утыкаются в лёгкие при каждом вдохе, хотя она знает, что кости её целы. Во рту — кровь, и Гермиона не знает, кровь эта из её прокушенных губ или она постепенно выблюет свои органы.

Хриплый вдох-выдох, и она пытается сказать, но кашель застаёт её врасплох. Судорожно сжимающееся горло выхаркивает с наружным кашлем кровь, и Гермиона сплёвывает её на пол, неуклюже перекатываясь набок. Боль разрывает её на части, но Гермиона не сдалась. Она находит в себе силы только на одно слово:

— Отпусти…

Тяжёлые, почти свинцовые веки опускаются, вновь даря темноту.

— Эй, Грейнджер! Не смей терять сознание! — повышает голос Малфой, замечая, что она снова открыла глаза. — Зачем ты пыталась убежать? Ты же знала, что вокруг поместья защитная магия, — его голос звучит так тихо, приглушённо, но Гермионе кажется, что Малфой кричит ей на ухо.

— Иди к… — Гермиона вновь заходится в судорожном кашле, сплёвывая кровь, почти физически ощущая на себе брезгливый взгляд Малфоя. — Иди к чёрту…

А Драко вдруг смеётся. Так громко, так заразительно, что это почти неправдоподобно. Его смех — такая же фальшь, как всё в нём: от фирменной улыбки до театрального закатывания глаз. Смех его отбивается от голых стен камеры, опадая грязным осадком в душе Гермионы.

— Ты у него в поместье, Грейнджер.

Гермионе вдруг тоже хочется рассмеяться на его самоуверенное заявление, так гордо и самовлюблённо оно прозвучало, но она не может. Слабость с каждой секундой становится сильнее.

— Смешно, — саркастически отзывается она и удивляется, насколько чужим голосом это было сказано.

Он игнорирует её, быстрым движением поправляет упавшую на лоб светлую прядку.

— Давай попробуем что-нибудь другое, а, Грейнджер? — усмехается он, и от этого тона у Гермионы всё холодеет внутри.

В голове эхом раздаётся тяжёлый звук падающих капель на пол. В горле сжимается страх, а в следующую секунду Гермиона слышит возглас, который, кажется, разрезает её слух.

И кожу.

— Сектумсемпра!

========== Глава 21 ==========

Комментарий к Глава 21

Извиняюсь за такое долгое отсутствие. Я могла бы расписать все факторы, помешавшие мне писать, но напишу лишь одно: я выдохлась. Теперь я отдохнула и отдаю вам новую главу. Надеюсь, размер окупит задержку. :)

Приятного прочтения!

Вокруг тьма. Вязкая, она просачивается сквозь щели в стенах, пролезает за шиворот, копошится под ногами, поднимаясь выше, выше, и затмевает глаза. Темнота периодически рассеивается, позволяя судорожно вдохнуть спёртый воздух и задохнуться от боли, снова ныряя в вязкую бездну.

А там стоит крик. Режет слух, и так хочется сжаться, закрыть уши руками, чтобы не слышать, но крик, словно та тьма, просачивается внутрь.

Когда вокруг тьма — внутри царствует страх. Он своими костлявыми пальцами царапает рёбра, сжимает горло, прекращая все попытки позвать на помощь, потому что какая может быть помощь?

Тут — тьма. Тут — страх. Из этого соткана обитель. Тонкими нитями она переплетена, упругими прутьями цепляется за щиколотки, запястья, удерживая, лишая свободы, сводя с ума, но спасая от боли. Ведь мгновение боли — вечность.

Все мысли будто вымели из головы, и теперь эта непривычная пустота давит изнутри.

Давит, давит.

Заставляет обессилено повисать на прутьях, чувствуя лёгкий дискомфорт в мышцах, но разве это может сравниться с болью, которая пронзает всё тело, стоит вынырнуть из омута?

***

С утра в поместье приходит Нотт. Неизвестно, какого чёрта его отпустили из Хогвартса, неизвестно, зачем он приходит, но, видимо, ему нравится изводить Малфоя.

Теодор, будто закадычный друг, будто всегда и был в этом поместье, спокойно расхаживает по коридорам, добродушно улыбается дамам с картин. Он заглядывает во все открытые комнаты, пока Драко не узнаёт его и не хватает за шкирку, таща в гостиную.

— Драко, осторожней! Это очень дорогая мантия! — возмущается он, стряхивая руки Малфоя со своей одежды.

Глаза снова обычные, с радужкой, но это не убирает возникшие подозрения и необходимую осторожность в общении. Неизвестно, что у Теодора на уме, а после той ночи Драко понял, что совершенно не знает этого человека.

— Что ты тут делаешь? — настороженно спрашивает Драко, призывая себе чашку кофе.

Пока он подносит фарфоровую чашку к губам, дуя на пар, и отпивает маленький глоток, глаза неотрывно следят за Ноттом, который уселся на диван, положив ноги на край чайного столика. Малфой пытается игнорировать это. Если он решил раскусить этого мудака, отвлекаться на его поведение было бы глупо.

Губы Тео растягивает улыбка, которую Драко с удовольствием стёр бы, но, благо самообладанию, он сдержался.

— Соскучился, — просто бросает Тео, наблюдая, как Драко отставляет чашку.

— Что? — почти искренне удивляется тот. Брови его вопросительно взлетают вверх.

Тео качает головой, закатывая глаза. Снимает ноги со стола, замечая, как облегчённо выдохнул Драко, слегка подаётся вперёд, будто собираясь ответить, но лишь приподнимает уголки губ, в открытую наслаждаясь реакцией на него. Встаёт, медленно, почти лениво переставляя ноги. С интересом осматривает скульптуру Афродиты, стоящую почти возле стены. Доходит до двери, оборачиваясь и бросая, между прочим:

— Детка Грейнджер лучше этой, — кивает на мраморную красавицу. — Пойду, прогуляюсь.

Прежде чем рука повернула ручку, Драко с силой приложил Нотта головой об дверь. Услышав приглушённое шипение, он за волосы оттянул его, откидывая назад, что Тео еле удержал равновесие. Палочка тут же взметнулась в его сторону и в мгновение ока кончиком уткнулась в шею ошарашенного Нотта. Удивлённое выражение на его лице продержалось буквально пару секунд, как вдруг он откинул голову назад и громко захохотал. Драко нахмурился, сильнее вдавливая палочку в шею.

— Забавно, — успокоившись, пробормотал Нотт совершенно спокойным тоном, но что-то в его голосе было не так, что-то в нём было не Ноттовское. — Убери палочку, или я сломаю её, — так же спокойно произнёс Нотт без тени улыбки.

— Я тебя сейчас сломаю, если ты не объяснишь мне, какого хера ты опять здесь! — рявкнул Драко, выделяя слово “тебя”.

Губы Нотта снова растянуло подобие улыбки, но вышло это слишком криво, будто ему было совсем лень улыбаться, говорить что-то, да и просто стоять. В глазах его проскользнула такая усталость, что Драко неосознанно сравнил себя с ним.

— Соскучился, — выдохнул Нотт, подаваясь вперёд, сильнее утыкаясь шеей в палочку. Прыснув от смеха, наблюдая за реакцией Драко, он рукой отвёл её в сторону, не прерывая напряжённого зрительного контакта.

Отойдя на шаг, Драко спрятал палочку, сжимая челюсти. Да что с этим Ноттом?!

Тео запустил пятерню в свои волосы, лохматя их, прищуриваясь и слегка усмехаясь. Он развернулся, у выхода подмигнув мраморной Афродите, толкнул тяжёлую дверь, на миг обернувшись и бросив на Драко такой взгляд, от которого тот задохнулся, и вышел.

Что бы ни было с Ноттом, он уже не прежний. Это уже не тот Теодор Нотт, с которым Драко был знаком давно. И этот новый Тео не вселял спокойствие. Он вообще ничего не вселял, кроме всепоглощающего страха, будто он сам полностью состоит из страха. Такой же тёмный.

***

Нарцисса Малфой кутается в мантию, отрешённо наблюдая, как большой орёл в каких-то десяти футах от неё взмывает в небо, расправляя крылья, и будто скользит по воздуху, то плавно спускаясь к земле, то резко, выпадом, взмывая вверх. Её светлые глаза наблюдают за всем, словно сквозь пелену.

Её не тревожит, что молодой человек — хозяин орла — направляется к ней, её не тревожит то, что говорил ей сын, она даже не слышит этого, она не воспринимает Драко как сына, она равнодушна к небу, затянутому серыми тяжёлыми тучами.

Для неё имеют смысл только две вещи — цветы и алкоголь. Большинство цветов уже не распускают свои бутоны, поэтому остаётся алкоголь. Никто и никогда не видел, как Нарцисса пьёт. Все только догадываются, что с ней есть маленькая фляга, которую она обычно куда-то прячет. Даже эльфы не смогли найти в спальне Нарциссы алкоголь.

Даг не дошёл до неё шага три, остановившись. На лице его не было прежней улыбки, он просто стоял и смотрел на Нарциссу. Взъерошил волосы и поднял лицо к небу, всматриваясь в затяжные тучи. Даже небо чуяло приближение Волан-де-Морта. Четвёртого ноября Тёмный Лорд посетит Малфой-мэнор, и ему, Дагу, точно не поздоровится после того, что он сделал. Тихий выдох сизым облаком заскользил вверх, и его тут же слизал порыв ветра.

Холодает.

В те дни, когда Даг Беримор был маленьким мальчиком, младшим сыном покойной Элеоноры Беримор, он любил выезжать с отцом на охоту. Двух старших сыновей давно брали в лес, а вот Дагу только начало везти.

Маленьким он безумно любил разъезжать на лошадях, поглаживая гриву длинноногого каурого мерина. Семья Дага жила в Австралии. Когда в один такой же дождевой день небо тоже было затянуто серыми тучами, а ветер то и дело нагибал ветви деревьев в поклоне, к Бериморам постучались странствующие охотники. Дом Дага был последним на длинной улице, и Элеонора уговорила мужа разрешить приютить тех охотников. Знала бы она, чем это всё обернётся…

Дага с братьями отправили спать в дальние комнаты, а охотников разместили возле камина, накормили и оставили ночевать. Когда полил дождь, раздался первый крик.

Дальше для Дага всё было в безумном водовороте. События за событиями, всё покрыто годовалой пеленой. Всё, что он помнит, — братья помогли ему быстро спуститься из окна на улицу и приказали седлать лошадь.

Даг побежал, Даг даже оседлал лошадь, но никто не пришёл. Дом тогда светился, словно рождественскими огнями, но крики, доносившиеся из него, были отнюдь не от радости. Мерин вздыбился и погнал прочь, вопреки усилиям Дага остановить его.

Тогда Дага нашла семья волшебников, приютила у себя, обучая грязной работе прислуги, но это не то, что было ему нужно. Через два года в “Трёх мётлах” он познакомился с компанией парней, вскоре стал изучать тёмную магию. Так, как он не учился в Хогвартсе, ему многое было неизвестно, но Даг был способным парнем. Однажды он забрёл в Малфой-мэнор, и, на удивление, его оставили жить в поместье. Нарцисса Малфой, тогда ещё способная говорить и реагировать, уговорила Люциуса, а вскоре Даг принял метку.

Поклонялся ли он Тёмному Лорду? Естественно. Он не мог иначе, да и не хотел.

С неба начали накрапывать тяжёлые дождевые капли. Одна упала Дагу прямо на нос, отчего он нахмурился. Даг не любил дождь, особенно небо, затянутое тучами.

Он перевёл взгляд на сидящую на лавочке Нарциссу. Благодаря ей он здесь, и это самое лучшее, что она могла сделать для него. Даг питал к покойному Люциусу только уважение, Нарциссой же он дорожил.

Под грубой подошвой обуви трещали сухие палки и опавшие листья, когда Даг шёл к Нарциссе. Её светлые глаза так же были устремлены вдаль, будто никого и ничего вокруг не существует. Тонкие, почти бледные пальцы теребили цветок розы.

— Миссис Малфой, пойдёмте в дом, тут дождь.

Нарцисса даже не шелохнулась. Глаза всё так же были устремлены сквозь Дага, и это было до дикости обидно. Что-то защипало в носу, и Даг усмехнулся. Разнежился совсем, что ли?

Шелестя подолом платья, она встала и медленно направилась по тропинке в дом. Крупная капля упала в её волосы, путаясь в них. Даг усмехнулся.

***

Глаза распахнулись, когда сквозь глубокую, нерушимую тишину, что волнами прибоя ударяла в натянутые до отказа барабанные перепонки, проник скрип. Первый звук, что Гермиона услышала, и хоть он был не из приятных, она была рада ему. Тишина была нестерпимая.

Игнорируя боль во всём теле, она всматривалась в фигуру, возникшую в дверном проёме. Взгляд заскользил по тёмным волосам, с губ сорвался тихий облегчённый выдох, и Гермиона тут же зашлась в болезненном кашле.

— Принцесса, что он с тобой сделал? — нежный голос ласкал слух, но что-то внутри замерло, когда Теодор подошёл к ней вплотную.

Пальцами он осторожно убрал пряди волос с её лица, поднося палочку с Люмусом ближе, так, чтобы видеть Гермиону лучше. Большим пальцем он легко провёл по её нижней прокушенной губе, из-за чего Грейнджер зашипела.

— Ну-ну, принцесса… Ох, — обеспокоенные нотки сквозили в голосе, и это не было похоже на привычную Малфоевскую фальшь.

Гермиона натужно дышала, стараясь сдержать слёзы от боли, что, казалось, огнём сжирала всё тело. А веки свинцовые, такие тяжёлые, так сложно держать глаза открытыми.

Темнота. Она снимает часть боли, позволяя окунаться и окунаться в неё. Темнота и тишина…

— Эй, эй! Принцесса, не теряй сознание!

Руки, такие чужие, такие неправильные, касаются, поднимают голову, раскрывая рот и вливая что-то. Горькая, холодная жидкость заскользила внутрь.

Гермиона закашлялась, чувствуя внезапное слабое облегчение. Распахнула глаза, фокусируясь на его лице. Слишком близко, опять так непозволительно близко.

Нотт палочкой касался её ран, шепча заживляющие заклинания. Камера заполнилась шёпотом и слабым светом. Дыхание облегчилось, и Гермиона сделала глубокий вдох полной грудью. Такой долгожданный и сладостный вдох.

Темнота вновь прокрадывалась, заполняя камеру, оставляя светить лишь маленькое окошко почти под потолком. Свет из него слабый, рассеянный. Гермиона, опьянённая кислородом, снова окунулась в темноту.

***

Драко выкуривал третью сигарету, стряхивая пепел прямо на ковёр. Холодный ветер парусом надувал занавески. Надо бы закрыть окно, но Драко не до этого. Ему всё равно, что за окном начался дождь; ему плевать на то, что в темницах Грейнджер, и надо бы сходить, проведать её, ей же влетело тем вечером нехило.

А Драко сидел на резном стуле из чёрного дерева, рука безвольно лежала на столешнице, а пепел с сигареты падал на ковёр, оседая на нём, образуя противную серую горку. В горле горчит, но это лучше — курить, чем носиться по поместью, кидая в стены стулья, статуэтки и вазы из-под цветов. Это лучше, чем кидать непростительные, а сейчас это очень хочется, особенно хочется кинуть Круциатус в ёбаного Дага. Ну, или в Тео, но он-то не виноват в том дерьме, в котором они все сейчас находятся.

Сигарета без фильтра жжёт пальцы, но Драко не чувствует этого, глубоко затягивается, бездумно устремив взгляд куда-то в раму окна, за которым сверкнула молния, так ярко, будто она понимает чувства Малфоя, будто сопереживает. Последовал раскат грома, и Драко вздрогнул. Казалось, небо плачет, а гром пытается его утешать. Его и Малфоя.

— На кой чёрт мне ваши утешения?.. — так слабо и хрипло отзывается Драко, удивляясь своему голосу.

Окурок выпадает из ослабевших пальцев и падает прямо на ковёр, выжигая в нём небольшую дырку. Драко запрокинул голову, всматриваясь в потолок, под которым почти растворился сизый дым. Пальцами он нащупал пергамент, лежавший на столе, бросил на него последний взгляд и скривился, будто ему очень больно. В мгновение он скомкал бумагу и с ненавистью кинул комок в горящий камин. Пламя перекинулось на бумагу, пожирая её, когда Драко вдруг встал, опрокинув стул, и вылетел из спальни, громко хлопнув дверью.

— Принни! — крикнул он.

С глухим хлопком появился эльф, затрясся, прижимая тонкие ручки к себе. Глаза хозяина испугали его. Было в них что-то обречённое, безумное.

— Да, хозяин? — пропищал эльф.

«Что же ты за чудовище, Драко, если тебя так все боятся?» — задался вопросом внутренний голос.

Драко сжал челюсти, выдыхая.

— Вылечить Грейнджер, помыть, переодеть и отправить в ту комнату, где была раньше мисс Клэрис.

— Погибшая мисс Клэрис? — пропищал эльф и задрожал, будто Драко только что приказал тому убить себя или кого-то ещё.

«Эльфы не могут убить, они могут лишь ранить», — хмыкнул про себя Драко.

— Да, — бросил он, вновь срываясь с места.

Длинные тёмные коридоры оказались быстро преодолены, Малфой толкнул массивную дверь главного входа и выбежал на улицу в чём был: чёрные брюки и серая рубашка. Ни мантии, ничего.

Дождь нещадно лупил по лицу, волосам, плечам, просачиваясь сквозь тонкую материю рубашки. Ткань вмиг прилипла к телу, неприятно холодя, но Драко было плевать на всё это. Отбежав влево от поместья, он выбежал на небольшую площадь, что когда-то была ярко-зелёной, сочной, сейчас же землю покрыл слой лиственного ковра. Закатив рукава до локтя, Малфой с горькой ненавистью посмотрел на предплечье, на котором ярким пятном выделялась метка.

Чёртова метка, клеймо! Она оскверняла его, а он не мог ничем противостоять тому, что не хотел делать, кем не хотел быть. Он был бессилен, беспомощен, словно младенец!

Драко закусил губу почти до боли, сжал пальцы в кулаки, вскинул голову, подставляя лицо холодным каплям. Небо смеялось над ним, громыхало тяжёлыми тучами.

Небо плакало.

Драко оскалился, будто всё это приносило ему дикую боль: эти голые деревья, возвышающиеся из земли; это поместье, пронзающее густое небо; этот ветер с дождём, что нещадно трепали Малфоя. Эта непосильная тяжесть, бремя, которое Драко обязан нести за двоих, и то не по своей воле. Через боль, чёрствость и унижение. Через бессильную злобу, ненависть и отчаяние.

— Будь ты проклят! — до разодранного горла, до нехватки воздуха, прямо в небо, прямо ему в лицо. Хоть он сейчас и не там, не на небесах, но он же слышит, он всё видит и слышит, смотрит издалека, насмехаясь. — Будь ты проклят, отец!

***

В поместье слабым пламенем горели настенные свечи. Господа и дамы на картинах заснули от скуки, несмотря на то, что на улице хоть и дождь, но всё же день.

Теодор Нотт сидел в любимой гостиной Нарциссы Малфой. Он был уверен, что она придёт, и не ошибся. Дверь с тихим, жалобным скрипом отворилась и в светлую комнату вошла Нарцисса, устремив свой взгляд куда-то поверх дивана. Шелестя подолом, он прошла и села в мягкое кресло, обитое кремовым муаровым шёлком. В руках она держала три алые розы. Тонкими пальцами она поглаживала нежные лепестки.

Тео поднялся и, мягко ступая по ворсистому ковру, дошёл до кресла, в котором расположилась Нарцисса, и коснулся его спинки руками. Слегка склонившись, он вдохнул едва уловимый цветочный аромат её волос.

— Цисси, — прошептал он ей в волосы, и она вздрогнула.

Губы Теодора растянула ухмылка; он попал в цель. Став прямо перед ней, он осторожно присел на чайный столик, отодвинув высокую хрустальную вазу.

— Цисси, ты узнаёшь меня?

Его улыбка стала шире, когда светлые глаза, медленно обводящие комнату, чуть дольше задержались прямо на его лице. Лёгкий, почти незаметный кивок заставил Тео хохотнуть.

— Да, ты помнишь меня, как однокурсника Драко, верно? Забавно, правда? — он хрипло рассмеялся, но смех его был насквозь пропитан кислой злобой. Фальшь сквозила в его голосе. — Как жаль, что вас осталось двое: ты и твой сынишка Драко. Хотя… Учитывая твоё положение, вас осталось полтора. Ты ведь мертва, правда? Внутри ты уже мертва, Цисси. Смерть Люциуса тебя погубила.

Нарцисса нежно поглаживала лепестки роз. Поднесла их ближе к лицу, вдыхая приятный аромат. Вновь положила стебли себе на колени, рассматривая цветы.

— Ох, как мне жаль тебя, Цисси. Ты даже не представляешь, насколько мне тебя жаль, — шептал Тео, но шёпот его был громче дождя, стучащего по оконному стеклу. — Но ты ведь не будешь мне мешать, правда? Не сможешь, — усмехнулся он, замечая, как Нарцисса сильнее сжимает пальцы на шипастых стеблях. — Я уничтожу вас всех. Сотру Малфоев с лица земли, понимаешь?

Нотт выводил пальцем непонятные узоры по стеклянной столешнице чайного столика, на котором сидел. Бросил взгляд из-под опущенных ресниц на Нарциссу, усмехаясь краешками губ. Медленно передвинул руку к стоящей рядом вазе. Ласково проскользил кончиками пальцев к горлышку вазы и резко толкнул её. Пол залило тысячей хрустальных осколков.

Нарцисса вздрогнула, крепче сжимая розы в руках. Голубые венки выступили на её тонких бледных запястьях.

Теодор наклонился к ней ближе, так, что его дыхание достигало её щеки, слабо колыхая светлую прядку волос. Рука его легла на розы, у основания бутона.

— Я уничтожу вас всех. А ты, Цисси, будешь всё это знать, но… — он выдохнул, почти касаясь губами её бледной щеки, — ты не сможешь помешать мне. Забавно, правда?

Он усмехнулся, сжимая бутон, и резко дёрнул цветок из рук Нарциссы. На пальцах её выступила кровь: шипы оцарапали кожу.

Теодор встал, с жалостью взирая на осколки вазы. Перевёл взгляд на две оставшиеся алые розы в руках Нарциссы и усмехнулся. Поднёс цветок, зажатый в пальцах, к лицу и глубоко вдохнул аромат, прикрывая глаза. Вдруг он безжалостно скомкал полураскрытый бутон, сминая нежные лепестки, и отбросит розу прочь от себя.

— Вас осталось двое, — торжествующе провозгласил он, будто вынес вердикт в Визенгамоте.

***

Гермиона лежала в новой комнате, отведённой ей под спальню. Лежала и не чувствовала себя, словно её тут и нет, словно она просто оболочка — пустая и безжизненная. Гермиона повернула голову направо и остановила взгляд на маленькой вазе с чайными розами в ней. В этой комнате всё светлое: светло-бежевые стены, светло-салатовые покрывало с подушками, белая ваза, светлое дерево на раме окна. Закрытого окна, будто даже этим оно показывает, что она в заключении.

Она опустила свинцовые веки, закусывая губу. Кожа уже не болела: её залечили. Полностью убрали раны, даже шрамов не осталось, но никто не сможет залечить никакой магией и никакими зельями один большой шрам. Шрам на её душе.

Её истязали не столько физически, сколько морально. Хотя… Подумать только: душа — эфемерная субстанция, не доказано, что она вообще существует, но что тогда так нестерпимо болит? Что это, разрывающее горькой болью изнутри? Что это, если не душа?

Ей не хотелось открывать глаза, когда распахнулась дверь. Ей не хотелось слышать слова, которыми наполнилась комната. Казалось, они давили на неё, будто вот-вот и вовсе раздавят, но Гермиона не слышала, просто не разбирала слов.

Когда дверь закрылась, а тот, кто посещал Грейнджер, вышел, Гермиона открыла глаза и прислушалась. Там, за окном, усилился ливень. Капли барабанили по стеклу и…

Просто кажется, или они что-то говорят ей?

Вздор.

Открыв глаза, она повернулась к розам и нахмурилась. На столике возле белой вазы стояла сложенная пополам белая картонка. Гермиона протянула руку и поднесла картонку к лицу.

Вот твой вердикт, Гермиона. Вот твоё наказание, Гермиона. Вот твоя участь, Гермиона.

Поздравляю.

Гермиона зло смяла и откинула от себя картонку, закрыв лицо руками. За окном раздался раскат грома.

Комок бумаги на полу зашевелился, расправляясь. Крупными витыми буквами по белому было выведено только два слова:

«Сегодня вечером».

========== Глава 22 ==========

За окном уже почти тьма. Тёмно-серые грузные тучи затянули небо, а дождь крупными каплями нещадно стучит по оконным стёклам, грозясь выбить их к чёртовой матери. Ветер за окном громко завывает, и порой гадаешь, не оборотень ли там случайно? Ветер гнёт ветви деревьев в поклоне, поднимает и уносит вялые листья, пробирается сквозь мельчайшие щели поместья и пробирает до костей. Или этот холод был в Малфой-мэноре всегда? А, может, это действительно внутри страх, от которого замерзаешь?

Драко сжимает челюсти, вглядываясь в темень за окном. Жмёт руки в кулаки, пытаясь чуть-чуть согреться, но всё безрезультатно. Его знобит, его трясёт. Он вытягивает руки, ладонями вниз, — замечает лёгкое дрожание и снова жмёт кулаки, опуская руки.

— Блять! — громко ругается он и ударяет кулаком по окну.

Драко прислоняется лбом к холодному стеклу. Надо же… Руки холодные, а голова горит. Тихо выдыхает, наблюдая, как на стекле образуется пятнышко, а потом поспешно исчезает, оставляя маленькую капельку, катящуюся вниз. Драко бездумно стирает её, на секунду прикрывая глаза.

В комнату с глухим хлопком аппарирует эльф. Драко вздрогнул и обернулся, глядя на него. Сейчас эльф выглядит перепуганным насмерть: тонкие ручонки трясутся, уши прижались к телу, а выпученные глаза нервно смотрят по сторонам.

— Что? — хрипло спрашивает Драко. Голос у него осипший, тихий.

— Хоз-зяин… — заикается эльф, выкручивая себе пальцы. — Прибыл мистер Лестрейндж и…

— Я понял, — поспешно прерывает его Драко, отворачиваясь. — Можешь сказать им, что я уже спускаюсь. И проследи, чтобы Даг тоже спустился в гостиную… — и прибавляет тише: — В этой херне он виноват.

Эльф поспешно аппарирует прочь, а глухой хлопок эхом отзывается в голове Драко. Холодные пальцы тут же принимаются массировать виски. Драко сглатывает вязкую слюну, стараясь унять дрожь во всём теле, но это, чёрт побери, невозможно.

Драко глубоко вдыхает, сетуя на то, что не открыл окно, не впустил в комнату свежего воздуха, чтобы нормально наполнить лёгкие. Проходит к двери, бросая мимолётный взгляд в зеркало, отмечая, до чего же он бледный. Ещё бы, сам Волан-де-Морт пожаловал в поместье.

***

От шума воды, бьющейупругой струёй в раковину, начинает болеть голова. Гермиона складывает руки ковшом, набирает ледяную воду и ополаскивает лицо.

Закрутив вентиль, она поднимает взгляд потухших глаз в зеркало и отстранённо замечает изменения в своём осунувшемся лице: глаза воспалённо-красные, ну конечно, плакать и почти не спать; кожа побледнела, приобрела серый оттенок, будто Гермиона смертельно больна; на нижней губе ранки, которые щиплют, стоит притронуться к ним.

Она почти не спала и не ела. Эльфам так и не удалось уговорить её съесть хоть кусок хлеба, а, в конце концов, она вообще запустила тарелкой с супом в стену, отчего на светлых обоях расползлось неприятное пятно.

Вытерев лицо, Гермиона подумала, что очень удивительная ситуация выходит: ей разрешили посетить ванную комнату, даже настояли на этом, хотя раньше, после истязаний и мучений, когда она теряла сознание от боли, ей через время залечивали раны и применяли очищающее заклинание, будто она грязный ковёр, об который вытерли ноги и сочли самым простым — очистить заклинанием, а не должным образом вымыть. Ну да, конечно, она же в этом поместье всего лишь рабыня, или кем её считает Малфой? Она игрушка, кукла для насмешек и истязаний! Она же грязнокровка, зачем относиться к таким с уважением, по-человечески?!

Гермиона со злостью отбросила на кафельный пол полотенце и поспешно вышла из ванной комнаты. Пожилой эльф тут же взял её за руку и поспешно аппарировал в её названную спальню. Гермиона резко схватилась рукой за живот, наклонившись. Нет, она не привыкнет к этим выворачивающим ощущениям!

— Мисс, мы должны помочь вам, — пропищал другой эльф, и Гермиона выпрямилась.

Перед ней стояло четыре эльфа, но вот какова причина их присутствия? Гермиона нахмурилась, когда самый старый эльф потянул её за руку к трюмо, заставляя сесть на пуфик возле него.

— Что вы… — только и успела вымолвить она, как эльфы начали расчёсывать её волосы. — Стоп, подождите, что происходит?!

Гермиона вскочила, устремляя в эльфов пронзительный взгляд. Нехорошее предчувствие заскрежетало внутри о косточки, но Гермиона мысленно отмахнулась. Она с Хогвартса не любила Прорицания, а предмет отвечал ей взаимностью.

— Пожалуйста, мисс должна сесть. Мы приведём её в порядок. Хозяин приказал накрасить, сделать причёску и одеть мисс. Хозяин накажет нас, если мисс будет сопротивляться, — пропищал самый низенький эльф и, наверное, самый младший.

Судорожный вздох прорезал напряжённую тишину. Гермиона на мгновение прикрыла глаза.

«Что ты задумал, Малфой? Решил вырядить меня, потому что хочешь помучить меня при параде? К чему всё это?! Хочешь сломать меня? Уничтожить? К чёрту, иди к чёрту, Драко Малфой! Хочешь поиграть? Что ж, давай поиграем».

Решительно сделав шаги к трюмо и вновь сев на пуфик, Гермиона в который раз прокляла ту ночь, когда она согласилась выйти с Ноттом из Большого Зала.

***

Драко сглатывает вязкую слюну, сцепляет пальцы в замок на тёмной столешнице, чтобы не так было заметно дрожание рук. Его мелко трясёт, поэтому он убирает руки под стол, вытирая влажные ладони о брючины на коленях. Взгляд его мечется по лицам Пожирателей, словно загнанный зверёк. Скользит по упрямому подбородку бледного Яксли, по осунувшемуся лицу Рабастана, задерживается и пересекается взглядами с Дагом. Паршивца бьёт крупная дрожь.

«Конечно, это мы здесь из-за тебя, ублюдок», — рычит про себя Драко.

— Вы знаете, зачем мы собрались? — не голос — змеиное шипение. Волан-де-Морт восседает во главе длинного стола, сложив длинные пальцы шатром. Обводит красными глазами каждого из присутствующих, по очереди, отчего они ещё больше сжимаются, сутулятся на стульях. — Ты, Даг, знаешь, зачем мы все здесь?

Волан-де-Морт переводит взгляд красных глаз на Дага, отчего он начинает действительно трястись. Глаза его утыкаются в стол, а отросшие волосы падают на лоб.

— Да, м-мой Лорд… — голос его дрожит, прямо, как и он сам.

— Так почему же? — шипит он.

Даг убирает руки со стола, пересиливает себя и заставляет поднять глаза на Волан-де-Морта. Драко тоже переводит на того взгляд. Не лицо — вечная восковая маска. Вот чему отец учил его, вот каким он хотел видеть своего сына — восковым солдатиком, бесчувственным, безэмоциональным подобием человека.

— Потому что из-за меня… — сухо сглатывает, учащённо дыша, — погибла девушка для ритуала.

— Да? — будто на самом деле удивляется.

Волан-де-Морт поднимается со своего места, медленно направляется к Драко, отчего тот сглатывает. Напряжение в воздухе уже можно резать ножом. Протяни руку — сможешь ощутить это. Лёгкие отказываются перерабатывать густой воздух, когда высокая устрашающая фигура останавливается прямо за спинкой стула Драко.

— Он убил ту девушку, Драко? — мягко, насколько это возможно, спрашивает Волан-де-Морт, кладя ладони на спинку стула.

Драко вздрагивает от этого вопроса, поднимает взор на Дага, который во все глаза вылупился на него. Встречает испуганный взгляд и не понимает, как можно было стать ещё бледнее, чем тот был.

— Да, мой Лорд.

За спиной послышался смешок, что смешался с внезапным раскатом грома в симфонию страха. Дождь, кажется, сильнее забарабанил по окнам. Может, в конце концов, от этого напора стёкла вылетят к чёртовой матери?

— Он убил девушку, предназначенную для моего ритуала? И тем самым отсрочил время его проведения? — голос был до дрожи, до страха, пробирающего до костей, тихим. В нём слышалась утаённая злоба. Волан-де-Морт словно бомба замедленного действия. Никто не знает, сколько осталось времени, он может в любой момент взорваться, и тогда всем уж точно несдобровать.

— Да, мой Лорд.

Заученная фраза, словно стоит на повторе, а Драко в нужный момент нажимает на кнопку пуска, и вот она воспроизводится вновь и вновь. «Да, мой Лорд. Да, мой Лорд, да, мой Лорд, дамойЛорд».

«Когда сломается твоя пластинка, Драко Малфой?»

— Да что ты о себе возомнил, мальчишка?! — голос гремит так громко, заставляя подскочить каждого сидящего за столом.

Драко сглатывает, медленно соображая из-за сковывающего страха, что Волан-де-Морт обращается не к нему, а к Дагу. Тот, бледный, почти цвета талька, утыкается взглядом широко раскрытых глаз в стол, рассматривая отражение мерцающий свечей. Драко борется с внезапным желанием обернуться и посмотреть, не разлетелись ли на осколки оконные стёкла из-за крика Волан-де-Морта.

— Как ты посмел отс-срочить мой ритуал? — вновь тихо шипит он, и Драко почти вздрагивает от того, сколько сдерживаемого гнева таится за этим напускным спокойствием. Слова сочатся этим гневом, вот-вот он заполнит всю комнату, до потолка, потушит свечи, окуная всех во тьму. Ту тьму, что живёт внутри Волан-де-Морта.

Драко неотрывно следит за лицом Дага. Ужас застывает в его широко распахнутых глазах, рот слегка приоткрывается, нижняя губа начинает дрожать.

Драко закрывает глаза, неосознанно задерживая дыхание, и помещение наполняет пронзительный крик. Он звенит в ушах, грозясь к чертям разорвать барабанные перепонки. Под закрытыми веками Драко движутся ярко-красные круги, и он сильнее жмурится, словно желая окунуться в темноту, уйти глубже, прочь из этой комнаты, прочь от крика, звенящего в ушах, и страха, проедающего дыру внутри.

Крик затихает, и Драко открывает глаза. Он не смотрит на Дага, просто игнорирует то место, где он сидел, будто Дага и вовсе нет в этой комнате. А лучше представить, что тут нет и Волан-де-Морта.

— Драко, — шипит Волан-де-Морт.

Драко посылает желание раздражённо топнуть ногой к чёртовой матери. В самом деле, что с ним? Защитная реакция, частично лишающая страха? Драко прислушивается к себе. Нет, страх на месте, он всё также продолжает сжирать изнутри.

Блейз однажды говорил, что когда влюбляешься, то часто ведёшь себя как идиот, мелешь что попало, делаешь дикие глупости, тем самым позорясь перед человеком, запавшим в сердце.

Это он говорил на третьем курсе, когда приехал в Хогвартс после лета. Тогда он встретил некую Таулию, и влюбился в неё, хотя на следующее лето всё прошло.

Выходит, что Драко влюбился в Тёмного Лорда, раз уже который раз подавляет желание сделать очередную глупость?! Малфой подавил едва не сорвавшийся с губ смешок, но вовремя сдержался. До него, наконец, дошло, что к нему обратились.

Он поднял взгляд на Волан-де-Морта, встретившись с его красными глазами, что неотрывно, в давящей тишине, наблюдали за ним. Вдруг Драко затошнило, и он подавил рвотный позыв. Это ж надо было так перенервничать.

— Да, мой Лорд? — выдохнул он и удивился, насколько спокойно прозвучал голос, даже ни разу не дрогнув.

Застывшие на своих местах бледные фигуры в чёрных одеяниях словно растворялись в комнате, настолько обескровлены были их лица. Тусклый свет свечей не давал в полной мере рассмотреть Волан-де-Морта, за что Драко был несказанно счастлив.

— Даг решил, что имеет право убить девушку для моего ритуала, тем самым сорвав его, но это не значит, что ритуала не будет. Мне нужна новая девушка, замена. Кажется, мне говорили, что они имеются у тебя в поместье.

— Да… — выдохнул Драко внезапно осипшим голосом. Прочистив горло, он исправился: — Да, мой Лорд, это так. Я могу предоставить пять девушек для вашего ритуала.

Глаза Тёмного Лорда смотрят неотрывно, следят за мимикой, за несмелыми глотками воздуха, будто беря его с поличным. Каждый глоток воздуха порождает чувство вины, словно Драко ворует этот воздух, вновь и вновь вдыхая, сжимаясь, зная, чувствуя, что он всё знает, но разве можно иначе, разве можно дышать, не вызывая у этого воскового чудовища подозрения?

Каждый из его выдохов — разоблачение. Будто вместе с ворованным воздухом он выдыхает свои мысли, потаённые желания. Будто сидя за этим столом, сжимая под столешницей руки, выкручивая от нервов пальцы, словно какой-то эльф, смотря в эти красные глаза, он выдыхает в тишину всего себя. В такую вязкую, давящую тишину, что затекает за шиворот, ворочается под рубашкой и намеренно затягивает горловину, будто крича: «Прекрати дышать! Ты выдаёшь себя!». А он не может. Не может не дышать, не может прекратить бояться, не может не разоблачать себя.

Волан-де-Морт задумчиво водит тощим пальцем по столешнице. Вдруг он усмехается и тихо шепчет, только шёпот этот похож на змеиное шипение и он громче дождя за окном, закладывает уши:

— Хорош-шо. Приведи их сюда, — произносит он, а глаза следят за ним, будто впитывают в себя, и Драко щипает себя на кисть, словно удостоверяясь, что он тут, что он не исчез.

Драко покорно склоняет голову.

— Минни! — говорит он, и тяжёлая дверь распахивается.

В комнату медленно заводят пять девушек. Все они накрашены, одеты в шикарные платья, а глаза глядят на всех присутствующих с испугом. Когда же они видят Волан-де-Морта, то задыхаются от страха. Это видно по тому, как вытягиваются их вмиг побледневшие лица, которые не спасает даже макияж, придававший здоровый румянец.

Драко думает, каково им сейчас на том месте? Стоять, ожидая своей участи, трястись от страха. Он-то привык, а эти нежные натуры вот-вот упадут в обморок. Хотя… Разве к этому можно привыкнуть?

Драко осматривает каждую из них и вмиг замирает. Взгляд его приковывает последняя девушка в этом строю — Грейнджер. Волосы её приподняты к верху, а аккуратно закрученные локоны ниспадают на голую спину. Бледной коже лица старались придать нормальный цвет румянами, а губы накрашены несколькими слоями алой помады, что делает её похожей на вампиршу. Это же не кровь, а помада, верно?

Взгляд его скользит ниже, пожирает открытую тонкую шею, острые плечи. На Грейнджер надето платье, заставляющее дрожать всё его существо: длинное, до щиколоток, изумрудное с серебряными отливами, от середины правого бедра идёт разрез, разлетающийся при ходьбе, а грудь прикрывают два лоскута ткани, завязывающихся за шеей. Драко кажется, что голых участков кожи больше, чем ткани платья. Все остальные девушки меркнут на её фоне.

«Не знал, Грейнджер, что ты так сексуальна в слизеринских цветах», — думает Малфой, отрывая от неё взгляд.

Волан-де-Морт осматривает их, как вдруг Белла, молчавшая ранее, поражённо вскрикивает:

— Это же подружка Поттера!

Она тычет пальцем в сторону Гермионы, которая во все глаза уставилась на Волан-де-Морта. В её глазах закипает страх и злоба. Ядрёная смесь, и Драко становится по-настоящему страшно.

— Это правда подружка Гарри Поттера, Драко? — спокойно спрашивает Волан-де-Морт, переведя на него изучающий взгляд.

Драко невольно вздрагивает. Переводит взгляд с нетерпеливого выражения застывшего на лице Беллатриссы на Волан-де-Морта, эмоции которого прочесть невозможно. Драко поворачивает голову и напрямую смотрит на Грейнджер, испуг которой можно пощупать руками. Она широко раскрыла глаза, а в них плещется панический страх перед ним, Драко Малфоем. Только он сейчас может решить её судьбу, потому что она в его руках. Подарить ей жизнь ценой шаткой лжи или сломать, растереть её судьбу в руке, словно сухой осенний лист, уничтожить. А она смотрит на него, почти умоляя.

«Не в такой ситуации я хотел увидеть твой страх тогда, на патрулировании, когда приложил тебя затылком о стену в коридоре», — думает он, читая её страх, осязая его.

Однажды вкусив силу Верховоды Судеб, он погряз в этом по самые уши. Погряз в этом восхитительно устрашающем чувстве, когда от одного короткого слова он может спасти, а может уничтожить её.

Драко чувствует прожигающий взгляд Волан-де-Морта на своей скуле, чувствует нетерпение Беллы, которая сдерживается, чтобы не крикнуть «ну!». Он не прерывает зрительный контакт с Грейнджер, когда говорит одно короткое слово:

— Да.

И видит, как в её коньячных глазах рушится жизнь.

Комментарий к Глава 22

Надеюсь, никто не будет против моего заявления в комментарии к части, потому что именно к главе это никакого отношения не имеет, но я хочу поделиться с вами. В этот день я не просто публикую новую главу, сегодня ровно полгода моего пребывания на ФикБуке, и я хочу разделить эту маленькую радость с вами, мои дорогие, поэтому и старалась написать поскорее, чтобы подарить вам её, мою благодарность за то, что вы со мной, в виде текста. Спасибо каждому из вас, кто читает и комментирует. Это очень важно для меня. Просто спасибо за то, что вы со мной! :)

Также воспользуюсь моментом и приглашу вас в мою общую группу с ещё одним замечательным автором - https://vk.com/foggy_band.

========== Глава 23 ==========

Все, о чем я вспоминаю - это момент,

В который исчезла печаль,

Я грустила о падении в пучину страсти, но теперь снова стою на ногах.

Я хочу переписать этот рассказ,

И не только то, что казалось безумным -

Как я могла жалеть о том, что оказалась сильнее, чем я есть?

Lara Fabian - I’ve Cried Enough

Иногда люди даже не задумываются об истинном назначении своих поступков. Люди просто совершают их, как обыденные действия. Просто живут, дышат, делают что-то, а в голове происходит анализ, быстро вертятся шестерёнки, заставляя думать, вспоминать, сопоставлять факты.

Иногда, конечно, бывает некое чувство прострации, когда в голове пусто, глаза отрешённые и так… легко. Будто голова напрочь лишена мыслей, анализ не происходит, даря долгожданный отдых, потому что невозможно работать так вечно, правда?

У Драко та самая пустота в голове. Так пусто, так тихо, что почти слышно гудение в ушах. Это давит снаружи на виски, заставляя сжать бокал с виски до побелевших пальцев.

Драко бездумно смотрит на мирно висящую занавеску, за которой видно окно. Он подносит бокал к губам, делая большой глоток. Рука дрожит, и приходится глубоко вздохнуть и выдохнуть, стараясь хоть как-то успокоиться.

Скверный вечер.

Драко зло щурится и запускает бокал с недопитым виски в стену. Тонкое стекло распадается на кусочки, осыпая пол, а янтарная жидкость растекается по стене.

В воздухе пахнет осенью, виски и страхом. Страх просочился в каждую щель в поместье, заполнил собой всё пространство, наполнил собой все шкафы, посуду, залез за шиворот и даже вытеснил кислород. Смрад страха просочился в нос, заставляя лёгкие рывками выплёвывать его.

Драко зарывается трясущимися пальцами в волосы, лохматя их, хотя никогда раньше так не делал. Вечно идеальные волосы приобретают беспорядок, но ему не до внешнего вида. Ему плевать на то, как он выглядит, и на то, что от него едко пахнет алкоголем.

Держась рукой за край барной стойки, Драко, пошатываясь, прошёл к дивану, обитому кремовой кожей. Ноги подкосились, и он плюхнулся прямо на диван, издав задавленный «ох». Всё в глазах колыхнулось и закрутилось в бесконечном водовороте событий, возвращая Драко назад, во время, что полностью состояло из вязкого страха.

Драко так сильно сжимает челюсти, что впору услышать хруст зубов. Сердце бьётся где-то в районе горла, норовя вырваться наружу. Драко сглатывает и снова находит глазами тело Грейнджер. Красивое изумрудное платье запачкано кровью. Это платье словно олицетворяет репутацию Драко: такое же запятнанное и тоже кровью.

Грейнджер слабо скулит, скалясь на Беллатрису, которая заливается хохотом.

Драко отводит взгляд, как вдруг его хватают за руку и тянут ближе к Грейнджер. Он прикусывает кончик языка, чтобы не закричать, что не хочет подходить. Он просто не хочет.

— Ну же, Драко, давай! Эта грязнокровка не хочет говорить, где её выродки-дружки! Давай, Драко, заставь её говорить! — кричит Белла, сверкая своими безумными глазами в полумраке.

А в голове тысячный раз повторяется: «Давай, Драко», — отбивается эхом от черепной коробки и мечется в голове, пытаясь найти выход.

И Драко поднимает руку, в которой зажата палочка. Медленно вычерчивает руну, выкрикивая ненавистное заклинание.

Грейнджер снова кричит, и крик её режет по натянутым барабанным перепонкам. Она выгибается, едва не ломая себе позвоночник, а Драко смотрит и опускает руку. Белла увлечена, Белла не замечает этого. Заливается смехом, подлетает к Грейнджер и кричит:

— Где Поттер и Уизли, бесстыжая дрянь?!

А Гермиона почти не слышит, только вновь шепчет: «Я не знаю», — сплёвывая кровь.

— Хорошо.

Белла поднимается, и Драко смотрит на неё во все глаза. Что с ней?!

— Хорошо.

Она вновь подлетает к Грейнджер, доставая из ножен кинжал. Лезвие сверкает в свете свеч, холодит все внутренности одним своим видом. Белла хватает Гермиону за руку и приставляет кинжал. Истерический смех снова заливает помещение.

— Хватит… — шепчет Драко, пытаясь встать.

А комната кружится, кружится и голова. Стены движутся, то наступают на Драко, то удаляются, шелестя занавесками на окнах. Свечи вспыхивают ярким огнём, заставляя жмуриться, а потом резко гаснут, окуная комнату во тьму.

Гермиона лежит на полу, устремив невидящий взгляд в потолок. С обнажённой руки тонкими струйками стекает кровь, а Драко во все глаза смотрит на надпись, сделанную Беллой: «Грязнокровка».

Драко смотрит и почти не чувствует себя. Создаётся впечатление, что он просматривает чужие воспоминания. Огонь свечей дёргается в последний раз, и до слуха долетает звук захлопывающейся двери.

На плечо кто-то кладёт руку, и это почти ломает Драко. Он не готов с кем-либо разговаривать, он не готов слушать и действовать, он просто не будет воспринимать информацию.

— Драко, пройдём в другую гостиную.

Грубый голос окутывает против воли, а Драко не хочет этого, он ненавидит этот голос и человека, которому он принадлежит, но, несмотря на это, ноги уже несут его к выходу.

Драко с трудом садится на диван, его штормит, а горло жутко дерёт, не говоря уже о тошноте. Какой чёрт дёрнул его пить это хреново огневиски?!

Драко чувствует тяжесть на своей душе, теперь она стала ещё темнее, и от этого не отмыться вовсе. Пальцами оттягивает горловину рубашки, которая, кажется, душит. Не выдерживает и дёргает её, отчего пуговица отрывается и отскакивает от дивана на пол. Даже чёрная бусинка смотрит на него с жалостью и некоторым презрением.

— Идите к чёрту, — шепчет он. — Все к чёрту!

Тошнота подкатывает к горлу, а комната снова гаснет в воспоминаниях.

Яксли сидит на диване Драко и ухмыляется, смотрит свысока, будто это не он каких-то полчаса назад чуть не наделал в штаны. Пьёт чужой виски, как воду, заглатывает и заглатывает, ставя стакан на стол со стуком.

Селвин разместился в кресле. Он пьёт меньше, но тоже усмехается.

— Видал, какой шрам Беллатриса сделала нашей грязнокровочке?

Грубый смех заливает комнату, и Драко кажется, что ему становится тяжелее дышать.

— Нашей? — раздражённо удивляется Драко.

Он поднимает брови в вопросе, не сводя напряжённого взгляда с Селвина, который, кажется, ничего не замечает. Делает большой глоток, морщится и отставляет бокал, удобнее устраиваясь в кресле.

— Да, нашей. Ты не первый, кто испробовал грязнокровочку на вкус, — ржёт он.

Смех на мгновение заглушается стуком мысли в голове. Драко хмурится и отставляет бокал на стол.

— В каком смысле «не первый»? — осторожно спрашивает Драко, ощущая жгучее желание ошибиться.

Селвин прыскает от смеха. Его взгляд, слега расфокусированный от алкоголя, находит лицо Драко. Лицо искажает противная ухмылка, а изо рта вылетают грязные слова, которые Драко не хочет слышать, в которые не хочет верить.

— Помнишь тот день… Точнее, ту ночь, в которую тебе приспичило зазвать нас в Хогвартс, м? — глаза его блестят. — Так вот, пока мои парни мочили твоих школьников, я нашёл комнату, в которой меня с распростёртыми объятиями ждала грязнокровная шлюшка…

Драко сжимает кулаки, почти слыша скрип свое челюсти.

— …и как накинулась на меня. Короче, её сладенькое тело пришлось мне по вкусу. О, а как она кричала. М-м, просто прелесть. Ну, ты же знаешь, её трахать приятно. Уверен, ты не раз ей вставлял…

Драко был не так пьян, как они. Вскинуть палочку и направить её на Селвина — секунда дела. Рука вычерчивает знакомую руну, а воздух разрезает крик. Бокал падает на пол, заливая ковёр недопитым огневиски, что растекается, впитываясь в светлый ворс.

***

Занавеска в спальне слабо колышется, пропуская лёгкий пряный аромат опавших листьев. Осень наполнила собой комнату, мягко окутывая застывшую на одном месте Гермиону. Тёмные ресницы слиплись из-за слёз, которым она позволила течь по щекам, опадая на ткань платья, что быстро впитывала влагу в себя.

В комнате пахло не только осенью. Воздух был наполнен густым запахом крови и пониманием. Дрожащие пальцы Гермионы перебирали испачканный кровью подол платья. Свежие раны левой руки болезненно ныли, но Гермиона не смела опустить взгляд на ненавистную надпись.

— Грязноковка… — одними губами произнесла Гермиона, быстрым движением языка увлажняя их, ощущая на языке солёность.

Двадцать минут назад её перенесли в спальню, и все эти двадцать минут она сидела на кровати, смотря в одну точку.

А мысли тягучие, мысли вязкие, растягиваются, заполняют всю комнату, заползают в лёгкие, мешая дышать.

Вздох — в лёгких гниль, словно под опавшими листьями. Шелестит, копошиться, зовёт к себе.

Выдох — а дышать не легче. Воздух перекрыт. Воздуха нет.

А зачем он нужен? Зачем, если всё потеряно. Она не смогла помочь Гарри и Рону, она в заключении у этого ублюдка, а теперь она просто девушка для ритуала Волан-де-Морта.

Мир померк, мир исчез. Часы остановились, им больше незачем жить. Время растянулось, износилось.

Гермиона переводит глаза на окно, за которым тьма. Едко пахнет дождём. Слишком холодно и слишком влажно, но это не важно. Там, за окном, тьма зовёт в свои объятия, и так хочется поддаться, ринуться к ней, как к единственному освобождению. И часы из коридора будто услышали мысли Гермионы, вновь зашлись, заработали, отстукивая секунды. Тихие, почти неслышные звуки отбивали в голове Гермионы слова: давай, давай, давай.

Давай, Гермиона.

Давай, освободись.

Это же часы виноваты, верно? Часы заставили её подняться с кровати, безвольно переставляя ноги. Часы нашёптывали, настукивали ей указания.

Давай, Гермиона Джин Грейнджер, освободи себя.

Гермиона останавливается прямо перед распахнутым окном, за которым тьма, свобода. Они, как русалки зазывали своим пением моряком, зазывают Гермиону к себе. Только она не моряк, она грязнокровка.

В голове становится пусто и тихо. Так почти давяще, почти страшно, необходимо. Необходима просто тишина, покой. Эти дни не только изрядно потрепали её, они сломили напополам, выкинув, как безвольную тряпичную куклу, которая уже не нужна. Ах, нет, нужна. Её ещё используют для грязного ритуала Волан-де-Морта, что б он сдох.

Губы Гермионы растягивает улыбка, почти такая же больная, как и у Малфоя раньше. Вот только сегодня пировать будет она. На свободе.

Гермиона осторожно стаёт на подоконник, держась руками за оконную раму.

Огонь уже лижет ей пятки, а трос вдруг обрывается. Впереди уже нет спасения, если оно и было. Впереди только бездна и темнота. Вязкая, холодная, но — к чёрту — освободительная. Она не привыкла сдаваться, она никогда не сдавалась, она не из таких. Но она устала постоянно убегать от этого огня. Просто устала. Лучше остановиться и спрыгнуть с троса вниз. К чёрту огонь, к чёрту размытое, такое эфемерное спасение. Его нет. Не для неё.

Лучше ведь спрыгнуть самой, чем отдаться огню?

Гермиона закрывает глаза, по щеке скатывается слеза. К чёрту жизнь. Они сломили её, он сломил.

— Победа на твоей стороне, Малфой, — шепчет она, чувствуя, как в лицо дует ветер. — Простите, Гарри, Рон… Джинни. Простите…

***

Мир рушится, Драко, рушится. Твой маленький мирок, что ты так тщательно выстраивал, замазывал щели, он раскалывается на маленькие кусочки. Ты этого хотел?

Драко жмурится, боясь открыть глаза и заглянуть в эту тьму, потому что она утянет его за собой, поглотит полностью.

Когда план «Уничтожить грязнокровку» обрёл такой поворот? Хотя… Ты же хотел уничтожить её, верно? Чудесно, радуйся, Драко, максимум через месяц она умрёт.

— Нет! — хриплый вскрик раздался в тёмной комнате.

Драко подскочил с дивана, рухнув на него обратно, схватившись руками за голову. Всё кружится. Так темно и размыто в комнате, что почти хочется кричать.

С третьей попытки поднявшись, он, шатаясь, побрёл на второй этаж, где находилась Грейнджер.

***

В глазах всё размывается от слёз. Последний всхлип срывается с губ перед тем, как…

Распахивается дверь в спальню, заставляя Гермиону вздрогнуть. Раз — и она оказывается ногами на полу, крепко прижатой к чужому телу.

— Дура… Грейнджер, какая же ты дура… — чьи-то губы шепчут в волосы.

И Гермиону прорывает. Слёзы льются по щекам, плечи вздрагивают, и она рыдает, как не рыдала ещё никогда. Рыдает и лепечет срывающимся голосом, уткнувшись в чужую грудь.

А его руки так крепко прижимают её, нежно гладят по спине. Гермиона рыдает, выплескивая всё, что накопилось за это долгое время. Рассказывает про Гарри и Рона, которые сейчас неизвестно где, неизвестно что с ними. А она так рвалась помочь им, но не смогла, потому Нотт увёл её из Большого Зала, перенёс в Малфой-мэнор, а теперь её используют для ритуала Волан-де-Морта. Рассказывает, захлёбываясь злобой, как ненавидит его. Сжимает руки на его рубашке и не понимает, почему позволяет обнимать себя, зарываться носом в её волосы, поглаживать спину. И не понимает, почему это так успокаивает. До такой степени, что она перестаёт дрожать, а слёзы высыхают на щеках.

— Ненавижу, — последнее дрожащее слово повисает между ними. Последняя попытка вернуть реальность, но её нет. Просто нет. Пух — испарилась, исчезла, прямо как эльф.

Какого чёрта она успокаивается в объятиях человека, который наслаждался, измываясь над ней?! Теперь, когда она на грани от смерти, погрязшая в душевных терзаниях, с разорванной душой и телом, с бурлящей ненавистью в груди, позволяет обнимать себя тому, кого ненавидит всем сердцем. Это просто нереально, это просто не с ней! Этого не может быть. И почему она не оттолкнёт его, не расцарапает аристократическое лицо, на котором вечно эта гадостная ухмылка? Какого чёрта она продолжает обнимать его, уткнувшись лицом в тёплую грудь, когда он разрушил её жизнь?

А разве она уже не сдалась?..

— Умница. Принцесса… — раздался слишком знакомый голос над ухом.

Гермиона застывает, когда дверь в её спальню распахивается, и на пороге останавливается Драко Малфой.

*All I recall is the moment

Sadness is fading away

It is for passion I’m falling but now I’m back on my feet again

I wanna rewrite the story

Not even what seemed insane

Комментарий к Глава 23

Доброе время суток! Хочу порадовать вас новой главой, хоть и маленькой. Извиняюсь за долгое отсутствие, этому был ряд причин. Также хочу пригласить вас в группу (общую с двумя замечательными авторами - Kotogosim и Raven Weiss) - https://vk.com/foggy_band

Буду рада новым лицам. :)

Спасибо за прочтение! :)

========== Глава 24 ==========

Забери меня с собой сейчас…

Ведь мир – это сумасшедшее место.

И когда все стены рухнут,

Ты поймешь, что я здесь надолго.

И я не стану ничего менять.

Lifehouse - Between The Raindrops ft. Natasha Bedingfield

Гермиона лежит на кровати, свесив руку, касаясь холодными пальцами шёлкового покрывала. Почти не моргая, она бездумно смотрит на балдахин, вбирая спёртый воздух в легкие. Сил нет, эмоций нет, а ведь только десять минут назад в её спальне сцепились Драко и Теодор.

Странно, любопытно… было бы. А ведь нет ничего. В душе пусто, в голове — не лучше.

Кончать жизнь самоубийством? Попытка упущена, пыл спал, его заменила тишина и безэмоциональность. Какого чёрта? Но ведь так правильно, да? Нужно жить.

Где-то там страдают Гарри и Рон. На них вся надежда, у них в руках жизни всего магического мира. И ведь не только магического. Страшно представить, что сделает Волан-де-Морт, если он получит власть.

Нет! Этого не будет. Никогда.

Гермиона Грейнджер не опустит руки, не сдастся, пока где-то там, далеко от её заточения, Гарри и Рон пытаются спасти их всех. Она не может позволить себе слабости.

Играй, Гермиона. Надень маску, сыграй роль послушной грязнокровки, потерпи. А поймаешь момент — беги. Поймаешь возможность — спаси, помоги Гарри и Рону остаться в живых.

Потерпи, гордость, всё ради жизни.

Тяжко прикрыв веки, Гермиона сжала в кулаках покрывало. Пока она жива, она не сдастся.

***

Теодор Нотт запахнул мантию, пониже натягивая капюшон. Он бесшумно проскользнул за главные ворота Малфой-мэнора, на мгновение кинув озлобленный взгляд на одно из окон, в котором горел свет. Тёмная фигура наблюдала за ним.

— Пьяный ублюдок, — зло прошептал Нотт. — Ничего, подожди, осталось совсем немного. Скоро ты, грязнокровочка и её жалкие друзья сдохнут. Не волнуйся, мы захватим и покорим весь мир. Все лягут нам в ноги. Не останется просто другого выбора. Хотя я не против поиграть с этой Грейнджер.

Нотт шёл быстро, периодически прячась за деревьями, будто его кто-то преследовал. Это чувство не покидало его до самого леса, где он быстро свернул с тропы в чащу, спрятавшись за широким деревом.

Сумерки заволокли всё вокруг, лишь лучи луны пробивались сквозь ветви деревьев, освещая мокрую землю. Вдали послышалось уханье совы, а затем треск палок. Кто-то приближался. Нотт вытащил волшебную палочку, его лицо исказила улыбка.

— Хочешь сыграть со мной? — раздался голос Тео, прежде чем он кинул Ступефай в незваного гостя.

***

Грустно, страшно, до невозможности отвратительно находиться здесь. Чувства вернулись и… лучше бы не возвращались. Голова гудит от мыслей, попытки создать план побега постоянно проваливаются.

Во-первых, Малфой-мэнор полон магии, за ней, Гермионой, следят все, кому не лень. Ну конечно, она ведь нужна самому Волан-де-Морту, будь он трижды проклят.

Во-вторых, чертовски хочется жить. В помощь всему магическому миру, назло Малфою и Волан-де-Морту.

А на душе тяжело, такая вязкая слабость во всём теле и на душе.

Маленькая беззащитная девочка, лишённая магии, свободы и надежды. Кто ты сейчас? Без своих книг, без интеллектуальных соревнований? Одна. Совсем одна.

За окном шумел ветер, пробираясь в комнату, заставляя леденеть тело. Холодно, но плевать. Отсюда надо выбираться.

И сейчас самое время для этого.

Твой огонь, Малфой, сжёг мой трос. Встречай меня, темнота, прими в объятия.

Прими и помоги.

***

Сколько ещё чертовых дней будет необходимо прожить? Не сдирая давно приросшую к душе маску. Она впиталась, растворилась во всем теле, в костях, в мышцах. Этот небольшой трюк — коронная фишка Малфоев. Скрытые эмоции, напускное спокойствие. Только каждый ёбаный раз все крушится. Маска разлетается на части, рассыпается к ногам золотой троицы. Им удавалось делать это с легкостью, не утруждаясь.

А что сейчас? Где они? Поттер и Уизли тщетно пытаются «спасти» мир. Они всегда пытались геройствовать. И это всегда получалось. Но не в этот раз. Им не совладать с Волан-де-Мортом.

Просто потому, что война слишком затянулась для этих троих.

Смелые? Безрассудные.

Гордые? Несомненно.

Но что теперь? Что творится с их жизнями? Что вообще творится с этой жизнью? Какого чёрта всё повернулось так?

Слишком много вопросов, Драко. Слишком.

Мир поделён на две части: те, кто победят, и те, кто проиграют. Тут уже не играет роли «чёрное и белое», «плохие и хорошие». Главное — в конечном итоге быть с теми, кто выиграет. Только так можно спастись. Чёртова смелость и гордость погубит троицу.

Все нуждаются в золотом мальчике. А его нет.

Они слабы. Все они.

Они далеко. Пытаются, ломают себя, но… Война — для взрослых. Этим троим не выиграть.

Двоим.

Грейнджер… Какого чёрта Волан-де-Морту нужно от тебя? Что в тебе такого?

Маска срывается. Это финал. К чему мы пришли? Где чёртовы аплодисменты, овации?

Лишь гробовая тишина. Тьма. Холод. Пробирает до костей, что хочется кричать, раздирать кожу до крови.

Что там, впереди? Скажите, как доберётесь. Всё слишком далеко, слишком чужое. Не для Драко. Не его. Ничьё.

Впору заявить о находке. Вот оно, будущее. Кто потерял?

А все промолчат. Просто потому, что будущего нет. Будущего нет. Его нет. Нетнетнет.

То, к чему все стремятся, не имеет смысла. Что задумал Теодор? Что будет с Грейнджер? Кто победит?

Какая к чёрту теперь разница? Трос сгорел, пламя поглотило его. Пламя поглощает нас.

Зажжённая сигарета выпадает из дрожащих пальцев Малфоя. Приземляется на ковер, возле занавески. Светло голубой занавески, под цвет глаз Нарциссы.

Одного слова достаточно, чтобы всё испортить.

Одной бутылки достаточно, чтобы вызвать пьяную апатию.

Одной искорки зажжённой сигареты достаточно, чтобы подпалить особняк.

*Take me now

The world’s such a crazy place

When the walls come down

You’ll know I’m here to stay

There’s nothing I would change

========== Глава 25. Конец ==========

Как тяжело ходить среди людей

И притворяться непогибшим,

И об игре трагической страстей

Повествовать еще не жившим.

И, вглядываясь в свой ночной кошмар,

Строй находить в нестройном вихре чувства,

Чтобы по бледным заревам искусства

Узнали жизни гибельной пожар!

Велико очарование волшебной силы огня. Он лизал небо, возвышаясь над землей, словно пытаясь убежать, оторваться от своей надоедливой любовницы. Он махал огненным хвостом, как лиса, он был как птица. Птица, которая столько лет ходила по земле и наконец-то может летать. Она ходила слишком долго, готовая в любую секунду взмыть в небо, развернув свои огромные крылья, отбросив тень на весь мир. Дым затмевал очертания величественного особняка. Огонь распространялся, как мальчишка, перепрыгивающий с оконных деревянных рам на карниз и ввысь. Он цеплялся рыжими когтями за стены, ссыпал вниз каменную кладку, карабкался выше, заглатывая, поглощая все. Дерево скрипело, трещало и сдавалось под напором. Дом корчился от боли и плавился.

- Пожар, - кричали домовики, носились из коридора в коридор. В их глазах плескалась ядовитая паника. Страх. Всепоглощающий страх был так же силен, как огненный монстр, пожирающий Малфой-мэнор.

Треснули окна, влетев внутрь и рассыпавшись по мягкому ковру. Острые языки огня ворвались внутрь, кинувшись оглаживать занавески, расползаясь по полу, добираясь до дивана и стягивая обивку.

Огонь разгорелся, загудел в камине. Нарцисса открыла глаза и прикрыла на мгновение. Слишком ярко. Уже утро?

- Госпожа! Госпожа! - закричал эльф, с ужасом в глазах кидаясь к ней. - Огонь! Пожар! Нужно убираться!

Нарцисса оттолкнула схватившую ее маленькую ручку. Где-то должно было остаться вино.

- Госпожа! - заверещал эльф.

Гул в камине увеличился - и вдруг выстрел. Камин выплюнул огонь в гостиную и разлетелся на части.

***

Он ворвался в еще не занявшуюся дверь с заднего двора. Вбежал внутрь, едва не столкнувшись с эльфами, в панике хватающими вазы и прочие предметы интерьера, кричащие и не понимающие, что им делать.

- Ты! - он выхватил из мерехтящий паники одного эльфа, приподнял его за шкирку и встряхнул. - Где хозяева?

Эльфа трясло в ужасе, он таращил глаза полные слез и не мог сконцентрировать взгляд. Трухануло еще раз, посильнее. И эльф моргнул.

- Драко Малфой? Нарцисса? Где они? Отвечай!

Эльф прижал уши к голове, в глазах снова вспыхнула паника, но уже осмысленная. Он затрясся с новой силой, будто вспомнил что-то, какое-то незавершенное дело, за которое теперь ему грозят оторвать голову.

- Нонни не видел хозяина, - жалобно заскулил он. - Хозяин был расстроен! О! Очень расстроен. Он приказал Нонни принести коллекционную бутылку покойного…

Блейз раздраженно сморщился и прикрикнул:

- Найди его и выведи отсюда. Живо!

Он откинул трясущийся комок от себя и резко повернулся к бегающим вокруг эльфам:

- Найти хозяев и вывести их на улицу!

Эльфы тут же кинулись в рассыпную, словно все это время им необходимо дать лишь одну команду, иначе в их маленьких головах вскипала чертова каша, грозящая политься из ушей.

- Чертовы… - прошипел Блейз и в ту же секунду ему в спину полетели осколки взорвавшегося стекла. Пламя влетело в отверстие и набросилось на занавески, спрыгивая на цветы в вазонах. - Блять!

Он вовремя отскочил и сразу сорвался к главной лестнице. Наверх. Взгляд скользнул по части открывшейся гостиной и выхватил лишь языки пламени, пожирающего ковер.

“Не знаю, можно ли смотреть на пожар без некоторого удовольствия”, - пронеслось у него в голове голосом Малфоя младшего.

- Что ты сейчас скажешь, придурок? - прошептал себе под нос Блейз, взлетая вверх по ступенькам, прижимая к носу сгиб локтя. Дым грозился разорвать легкие к чертовой матери.

- Драко! - крик разорвал звук сгорающего особняка. - Драко! Черт! Где ты? Нарцисса?

Огня здесь было в разы больше и ни зги не видно из-за такого плотного дыма.

- Сука, - выругался, а в следующую секунду заметил впереди слабое движение. - Драко?

- Мистер Забини, - раздался тоненький голосок. - Нонни нашел хозяина!

Блейз кинулся вперед, перепрыгивая занявшийся ковер. Глаза слезились, дым лез в глотку, выкручивал легкие. Эльф пытался открыть дверь, которую похоже изнутри что-то подпирало.

- Отойди! - бросил Блейз. - Бомбарда!

Дверь разнесло в щепки. А если он…

Нет. Малфой лежал на диване без движений, рука свисала к полу. Там, где вовсю плавился ковер. Повезло, что не сгорел.

Блейз кинулся к другу, стараясь не дышать. Подхватил того под руку и закинул за плечо.

- Такой огонь тебе нравился, а? Доволен? Ну что, пожар во тьме вселенной? Осветишь собой весь мир, сукин сын?

Чудом выволок Драко в коридор. А где же?..

- Так, - на секунду зажмурился. - Пора просыпаться.

Перехватив друга поудобнее, он прислонил того к стене и резко ударил ногой по оконной раме. Та поддалась с третьего раза и вылетела к чертям на улицу. В лицо тут же хлынул жар с запахом листьев. Подтащил Драко к окну, свесив его голову на улицу.

class="book">- Дыши и просыпайся, блять.

Свободной рукой ударил по щекам и вперился глазами в лицо, выискивая признаки жизни.

- Давай, давай, давай! Блять!

Ресницы затрепетали, брови сошлись в переносице и кашель сжал горло, заставив судорожно кашлять, почти выплевывая легкие. Малфой судорожно согнулся, повиснув на оконной раме, грозясь вывалиться нахер.

- Тихо-тихо, - дрожащий выдох.

- Гр…

- Что? - переспросил Забини.

Губы сомкнулись на секунду. Драко поморщился и снова зашелся кашлем. Открыл глаза, невидящим взором уставившись в окно. Медленно повернул голову и посмотрел на друга.

- Грейнд-джер… - проскрежетал он.

Что? Что, блять?

- Что? Тут Грейнджер? Что она тут…

Вскрик прервал трескот разламывающегося дерева. Огонь пожирал все вокруг, пережевывая особняк как псина кости. Большая голодная псина.

- Сукин сын, - прошептал Блейз. - Нонни! - резко вскрикнул он, оттягивая Драко от окна. Тот похоже снова отключился.

Эльф материализовался рядом с ними в секунду. Весь в саже, он трясся, что уголь в камине.

- Перенеси его на улицу.

Он посадил Драко на пол, осторожно прислонив спиной к стене. Маленький эльф живо закивал, бросился к хозяину и в ту же секунду они исчезли. Дышать было нечем.

- Что за хуйня тут происходит? - прошептал себе под нос Забини и бросился вперед. За его спиной взорвалось еще одно окно, дерево жалобно пищало. Или это чей-то крик?

***

Вставай. Вставай.

Вставай. Ну же.

Чьи-то руки касаются плеч. Это руки? Запах. Что за запах?

Гермиона открыла глаза и тут же задохнулась. Запах гари пробивался сквозь закрытую дверь. Почти вся комната была в дыму. Гермиона дернулась, но боль сковала все тело. Глаза закрывались, несмотря на возникшую в груди панику. Это сон?

“Эй”, - послышалось в голове.

“Эй”, - повторилось.

-Эй, - слабо ответила Гермиона. Сошла с ума. Она сошла с ума, как Малфой. Как все вокруг. Этот особняк полон психов на любой цвет и вкус. Боль, сплошная боль заполнила тело и душу. Сплошная боль. Впиталась в стены вместе с кровью невинных людей.

“Эй”, - повторилось снова, где-то уже поблизости. И оборвалось резко, без эха. Будто кто-то сбил окончание звучания. Гермиона открыла глаза. Гарь резко вонзилась в легкие, сжала их до судорожного кашля. Гермиона свесилась с кровати, судорожно кашляя. Резко прикрыла нос краем простыни и попыталась сфокусировать взгляд. Вся комната заполнилась чем-то плотным. Настолько, что вытяни она руку - пальцев будет не различить. Она осторожно села на кровати, ощупав взглядом комнату, сверяясь по памяти. Так, там шкаф, окно, значит с этой стороны - дверь.

Прислушалась - вдалеке какая-то возня. Вдруг что-то громыхнуло, заставив вздрогнуть.

- Эй! - крикнула она, не узнав свой голос. - Эй! - повторила она. - Помогите!

В дверь что-то ударилось с той стороны, послышалось шуршание. Вдруг она разлетелась в щепки. Гермиона вскочила, закусив губу от резкой боли и отошла назад.

- Ну привет, принцесса.

***

Драко открыл глаза и поморщился. Закрыл и открыл еще раз. Перед них полыхала его жизнь. Это сон? Сидеть было неудобно, но тут послышались хлопки.

Мерлин, ты аплодируешь мне?

Драко повернул голову и заметил несколько людей в одинаковых мантиях. Они кинулись вперед, к огненному монстру, пожирающему… особняк? Малфой тряхнул головой. Попытался встать и оперся рукой о камни.

Что? Что, блять…

- Мистер Малфой? - какой-то неизвестный, режущий перепонки голос окликнул его.

- Мистер Малфой, вы в порядке?

Он перевел взгляд на человека, подошедшего к нему. Какой-то мужчина продолжил что-то обеспокоенно у него спрашивать. Лицо расплывалось. Черт. Сколько ты выпил?

- Вам лучше отправиться с нами, Мистер Малфой.

Твердая рука крепко взяла его за предплечье. Он дернулся, чтобы вырваться, но пошатнулся и сделал пару шагов назад.

- Кто… - голос захрипел, будто он не говорил сотню лет. Сделал усилие. - Кто вы такой?

Лицо никак не становилось четким, черты как черти плясали перед глазами. Он устало поморщился. Рука снова перехватила его уже чуть ближе к плечу и сжала крепче. Он вскинул голову и уловил движение губ? Ничего не слышно.

Запах юркнул в нос и зашевелил сознание. Горит?

Драко будто со стороны заметил, как сам он лично медленно повернул голову влево и уставился на то, как полыхает Малфой-мэнор.

- Нам очень жаль… пожар… прибыли, как…

Обрывки фраз тонули в медленно набухающем осознании в голове. Горит его особняк. А внутри…

Драко судорожно дернулся, но на второй его руке внезапно сомкнулась рука другого мужчины.

- Туда нельзя, - уверенно сказал он, немного дергая верхней губой в отвращении. Парень пьян, особняк горит, мать давно сошла с ума. И она где-то там. Может, это вообще она устроила пожар, а школьник пьян в усмерть.

- Нет! Пусти!

Раздражение с новой силой ударило по вискам. Горит! Блять!

- Пустите! Уроды, немедленно!

С внезапной силой он вырвался и полетел вперед, шатаясь.

Грейнджер! Мама! Сука! Все летит в ад, так заберите меня! Сука! Сука! Блядская сука, ты еще не стала моей!

- Месяц! У меня еще месяц, тварь!

Крик разрывал глотку, царапал легкие изнутри, выворачивая их наизнанку.

Вдруг - взрыв. Барабанные перепонки словно разорвало, вместо криков - один невыносимый писк. Драко упал на землю, придавленный тяжелым телом. Руки увязли в грязи и листьях.

- Нет, - выдох. Почти невесомый, с надрывным хрипом. Взгляд впился в зарево пламени, охватившего весь особняк. Он взирал в ответ пустыми оконными рамами, из которых вываливался огонь.

Тяжесть сверху исчезла. И его подняли на ноги.

- Нам очень жаль, Мистер Малфой.

- Нет…

Его трясло. Внутри образовалась огромная саднящая рана, кровоточащая, выталкивающая все жизненные силы. Ногти впились в ладони, и он зажмурился. Сжал зубами губу до привкуса металла во рту. Кровь не отрезвляла. Нихуя его больше не отрезвит. Он пьян. Он болен.

Он мертв.

Его больше нет.

***

Ругаясь и кашляя, Блейз откинул от себя прожженный пиджак. В висках стучала боль, но голова была пустая. Он не знал, что он делает. Он не понимал, что происходит и на кой черт он полез в это дерьмо. Со стоном он сжал виски и вновь открыл глаза. Сейчас бы выпить.

Где-то за спиной полыхал особняк его друга. Слышны были голоса подоспевших магов, пытающихся затушить пламя.

Теодор Нотт.

Блейз мысленно посмаковал это имя и мерзко скривился. Сколько крови, Мерлин, столько крови?..

“Мы просто хотим поиграть, верно, малышка Герми-и?”.

“Ее хватит на всех, присоединяйся”

“…мой лорд устроит маленький ритуалик…”

“…кровь девственницы нам не нужна, мы же не в Средневековье, верно? Тем более, это шлюшку уже оприходовали и не раз. Ты хоть не залетела, принцесса?”

Понимание начало постепенно овладевать его разумом. Но столько прорех в ситуации он не может заполнить сам. И… стоит ли? Стоит ли дальше лезть в это дерьмо?

Малфой затеял ритуал? Волан-де-Морт? Что за ритуал? Почему именно Грейнджер? А ебаный сукин сын Теодор…

На плечо легла тяжелая рука. Он слегка повернул голову.

- Мистер…

Тучный мужчина с реденькими усами оказался внезапно слишком близко. Так, что не возможно не рассмотреть его фирменную мантию и серьезную физиономию.

- Нарцисса Малфой в гостиной на первом этаже. Я пытался ей помочь, но камин взорвался. Она… - он помолчал и сбросил руку. - Я Блейз Забини. Однокурсник мистера Малфоя.

Тучный мужчина с редкими усами кивнул. Что-то погасло в его глазах, когда Блейз произнес свое имя. Они медленно двинулись к главному входу в особняк, огибая полыхающую конструкцию. Вдалеке стоял Малфой, оперевшись спиной о дерево. Все его существо кричало о боли. В паре шагов от него трое мужчин что-то тихо обговаривали, сочувственно косясь в его сторону.

- Я подойду, - кивнул Забини мистеру с усами и отделился от него.

Драко вздрогнул, когда его плеча коснулись. Он сглотнул ком в горле и перевел взгляд красных глаз на друга. Блейз кивнул и сочувственно сжал его плечо.

- Она погибла, - тихо сказал он. Драко сжал зубы так, что напряглись желваки. Блейз кинул быстрый взгляд в сторону мужчин, слегка наклонил голову к Драко и тихо добавил: - Они обе.

По истине животный рев раздался на участке полыхающего Малфой-мэнора. Раненого, подыхающего животного. И столько боли было в этом крике, столько невыпущенной злобы, столько чувств, что всех вокруг встряхнуло. Рев дополз до самой сердцевины и разорвал на части все внутренности, все в клочья. Если ад и существовал, то он находился в одном человеке. И все демоны сжались в комок и через секунду вскинули свои косматые морды. Ад раскрыл свои врата и выпустил все, что сберегал в себе.

Небо было затянуто смоляной чернотой. Лишь яркое пятно пламени освещало застывших людей в ту ночь. Пламя гибели и боли. Пламя смерти.

Пламя освобождения.

Блейз застыл на месте, наблюдая, как его друга скручивают пара мужчин. Как он орет и бьется в их руках, замахивается и бьет кулаками, украшая эту ночь кровью. Кулаки его разбивали лица подбегающих к нему магов, что-то кричащих, в панике забывших о своих палочках. Нет, никакая магия, никакая сила не способна его сейчас остановить.

Блейз судорожно выдохнул и откинул голову назад, ударился затылком о дерево и повторил это еще раз. Во что ты нахер влип, Блейз Забини?

Он медленно скосил голову вправо, туда, откуда его увел мужик, то ли Пэгрю, то ли Вандер. Там, за клубами дыма, он совершил непоправимое. Ошибку? Нет? Он не знал. Там он ввязался в неведомое дерьмо и увяз в нем по самые уши. Черт. Да он даже не знал, что за хуйня происходит. Просто, когда он увидел Нотта, его однокурсника. В Малфой-мэноре. Ночью. Что за хуйня, спросил он сам себя. А потом он увидел. Услышал, что он говорит. Когда встретился с ним глазами и понял… Да что он к черту понял? Что все здесь поехавшие? Что все сошли нахер с ума?

Блейз выдохнул. Открыл глаза и увидел, как черный снег орошает землю.

- Я тоже, выходит, псих? - спросил он сам себя. Смешок сорвался с губ.

Блейз покачал головой и хмыкнул. Время замедлило свое течение. Времени всегда мало. У Драко всё лицо в крови. Губы, подбородок. Бровь рассечена. Кулаки в мясо.

Незаметно потер ладонью о штанину, как будто на ней могла остаться кровь. Костяшки пальцев нещадно щипали, как и ребра. Как он этого не заметил раньше? Там, когда под кулаками сминалось чужое лицо.

- Что же ты наделал, придурок? - вопрос непонятно кому: себе, ему? Да какая к черту разница?

Беги, девчонка. Беги. Ты ж самая умная, ты что-нибудь придумаешь. Воссоединись, стань снова частью золотого трио и спаси всех нас. Мерлин, я согрешил. Мы все согрешили. Мы все такие грешники, Мерлин.

- Мы все такие ебаные грешники.

А с такого черного-черного неба медленно осыпался черный снег.