Убийца яутжа (СИ) [Sascha_Forever_21] (fb2) читать онлайн

====== 1 ======

Дхи’раута, корабль Киан’дэ (чьё имя переводилось с общего наречия как «Бремя»), убийцы из клана Яутжа Септима, опустился в смешанный лес.

Киан’дэ облачился в специальный маскировочный костюм и экипировался боевым кнутом, парой клинков на бедра и двумя длинными серпами, которые закрепил в ножнах за спиной.

Он не имел права носить телескопическое копьё и стандартные наручи, а также плазмопушку.

Ассасин из рода плохой крови был рождён на планете LX-1828-S от изгоя с начертанной на лбу меткой Х’дуи’с («Вонь») и неизвестной самки яутжа. Он вырос, потерял целый клан при битве с Кланом Урусс и, оставшись один, обрёл новый дом на планете Яуджа Септима на окраине Галактики Нова.

Благодаря своим талантам убийцы, он получил работу, но всё же не мог сравниться ни с одним Охотником по статусу. Ни на одну из стандартных боевых масок, показывающих умение яутжа, он не претендовал, зато носил маску Убийцы, обтекаемую, черно-серебряную, с узкими глазницами и двумя острыми изогнутыми шипами по обеим сторонам головы. На лбу маски была начертана серповидная пиктограмма ультра, да и в целом вся она была испещрена яутскими иероглифами. Некогда эту маску носил другой убийца, тот, что давным-давно служил этому же клану, до Киан’дэ, а после его смерти — через много лет — маска перешла к новому владельцу.

Киан’дэ надел маску и поспешил выйти из корабля, сделав его невидимым при помощи технологий яутжа. Воздух в этой части Земли был холоднее того, к которому он привык — яутжа предпочитают более жаркий влажный климат. Но Киан’дэ был занят своей миссией, а потому не обратил на это внимание, расправляя плечи и стараясь успокоить взлетевшее сердцебиение и привыкнуть к здешней атмосфере. Раньше хищам пригождалась на Земле кислородная капсула в масках, но со временем яуты привыкли к здешнему воздуху, постепенно поколениями адаптируясь к местным условиям.

Судя по данным наручного компьютера, неподалёку находится город уманов, некогда — единоличных хозяев голубой планеты, а ныне — лишь вместилищ для ксеноморфов, которых яутжа из некоторых кланов специально разводят для охоты, и редких целей для трофеев. Ещё уманов некоторые яутжа используют в качестве рабов, а женщин нередко берут в наложницы и секс-рабство: это вовсе не удивительно, поскольку женщины яутжа слишком свирепы и горды, чтобы самец мог довольствоваться их постоянным вниманием. Всего раз в стандартный год самки подпускают к себе самцов для любовных игр и спаривания, а итогом неизменно становится рождение будущих охотников племени.

Киан’дэ не имел права на самку яутжа, потому не единожды думал о спаривании с уманкой, что тоже, вообще-то, ему не полагалось. Но гон порой был так силён, что даже седативы не помогали с ним справиться.

Вообще-то жаловаться на жизнь ему совестно: повезло ещё, что его не убили сразу на Яутжа Септима, ведь ни в одном клане не приветствуют плохую кровь, коей он является. Но Старейшины, а вернее, его Патрон, держали хища как собственного профессионального убийцу, готового запачкать руки ради блага всего клана — собственно, за этим ему и сохранили жизнь.

Киан’дэ, которого яутжа обычно презирали и избегали, был тоже своего рода охотником. Охотником на хищников. Так, сейчас он выслеживал одного могучего и почитаемого яутжа, стремящегося скинуть с поста Верховного Старейшину и перешедшего Патрону дорогу.

И, судя по трекеру, его цель сейчас приближалась к людскому поселению.

Касл-Рок. 12:32

Рената тоскливо смотрела в потолок, лёжа на кровати в своей спальне и думая, что, быть может, она делает это в последний раз. Отряд вооруженных до зубов хищников прилетает единожды в год, чтобы забрать очередную дань с Мэнских лесов, и Касл-Рок — не исключение.

Мужчины их интересуют всегда меньше, чем женщины. Мужчин и среди них хватает. Для хищников человеческие особи слишком слабы и бесполезны, если только на них не решают похоотиться. Женщин же среди этой ужасающей расы немного, насколько могла понять Рената, и именно для плотских удовольствий и обязанностей рабов хищники забирали из поселений и городов своих несчастных жертв, которых не видели больше никогда.

Некоторые, правда, были постоянно при своих господах, закованные в ошейники с детонирующим зарядом и облачённые в чужие одежды. Но были в некоторых городах и женщины, готовые обслужить потребности хищников просто так, без похищения. Они жертвовали собой, добровольно предлагая себя чужакам в обмен на то, что юных дочерей, жён и сестёр не заберут с собой. И, если господа были добры, они соглашались на эти условия, посещая город чаще обычного.

Рената услышала звон сигнального колокола, густой и гулкий, как удар гонга. Она поднялась с постели, в последний раз вдыхая родной запах дома. Поверх скромного чёрного платья за колено надела дубленую длинную куртку, на автомате завязала на ногах удобные ботинки и вышла из дома, под хлесткие удары поднявшегося ветра.

Космический корабль опускался из пелены облаков и густого тумана, медленно приземляясь на старом стадионе, который ныне служил площадкой для торгов и отбора уманов, то есть людей, на языке хищников. При виде корабля захватчиков девушке захотелось плакать, но она сдержала злые слёзы и подумала, а не сбежать ли ей отсюда?

Но если и бежать, куда? Она осталась одна, с тех пор, как хищники забрали в рабство ее старших сестёр, а мать и отца своих девушка даже не помнила, потеряв их ещё в далёком детстве. Смерть от руки хищника страшила ее больше, чем рабство и насилие над ней. Она не знала, что из этого хуже, и шла, как овца на заклание, в сторону Скотника — так звали местные стадион.

Маленькой девочкой она смотрела на атоллы яуджа, входящие в атмосферу, и восхищалась красотой кораблей и их мощью. Но тогда Лори, самая старшая в их семье двадцатитрехлетняя девушка, заявила:

— Мы погибли… На том человечеству конец. Вот увидите.

И её слова оказались пророческими.

Прошло восемь лет, Рената привыкла к одиночеству и рутинной работе в кладовых. Но теперь и этому пришёл конец. И от этого пробирали мурашки.

Первые хищники встретились ей ещё на улице. Они выволакивали из домов некоторых сопротивляющихся женщин, не желающих добровольно идти на Скотник. Где-то вдалеке послышались глухие залпы. Стреляют. Затем — крики и плач, мольба. И все снова утихло.

Год за годом люди из Касл-Рок привыкали к своей страшной участи, отдавая пятерых женщин и двух мужчин всякий раз. Они и восставали. И боролись. И убивали своих поработителей. Но они были так слабы, что все оказывалось безнадёжным.

Рената вошла в широкие ворота стадиона, и перед ней предстал отряд из тридцати хищников в боевом обмундировании. Это были чудовища ростом в 2 и более метра, покрытые чешуйчатой кожей и броней. Под их масками скрывались насекомоподобные лица, украшенные ужасными жвалами и мандибулами. У каждого хищника на голове красовались тугие, как резиновые, дреды. Их мускулистые тела были защищены доспехами, притом защита стояла не всюду, а только на жизненно важных органах.

К чести хищников, больных и беременных женщин, а также женщин с маленькими детьми они не трогали. Если женщин в какой-то год не хватало, компенсировали мужчинами, забирая по четыре человека, но для каких целей, никто не знал. Ни разу люди не видели мужчин-рабов при хищниках.

Шло время, на Скотнике появлялось все больше людей, которым было предписано властями там появиться. Откуп хищникам начался.

Каждую девушку или молодую женщину выводили на помост, сооружённый несколько лет назад, и демонстрировали новым завоевателям. Везунчики возвращались в толпу: их не выбирали. Несчастные, которым выпала честь понравиться какому-нибудь хищнику, стояли на помосте, как на эшафоте, все время отбора, а затем на них надевали ошейники.

И вот хищники, посмеиваясь между собой, обсуждали прелестную аппетитную девушку, которую Рената лично не знала, но видела не единожды на улицах. Она была выбрана в качестве первой жертвы, и из толпы послышался горестный плач семьи несчастной. Но ее печальная участь была решена.

Медленно накрапывал дождь, небо нахмурилось, но отбор продолжался. Из двадцати девушек выбрали уже двух. Настала участь Ренаты.

Высокий инопланетянин приблизился к ней, и Рената ощутила тяжёлый, дурманящий запах мускуса, пахнувший от него. Влажная кожа хищника блестела под дождём. Он склонил маску, разглядывая Ренату, и указал ей на помост. Не решаясь злить чужака, девушка последовала его приказу и взошла по деревянным ступенькам, чувствуя, что вот-вот упадёт в обморок.

Это был ее второй отбор. В том году ей очень повезло: ее не выбрали. Повезёт ли сейчас?

Хищники принялись разглядывать девушку — невысокая, стройная фигурка замерла перед ними, сжимаясь от их взглядов и дождя, усилившегося за это время.

Влажная одежда плотнее облегала ее тело, юбка обнимала широкие бёдра, а верх от платья — небольшую круглую грудь. Тёмные волосы налипли на шею и плечи. Воздуха ей от волнения не хватало. Она дышала чуть приоткрытым ртом, почти не видя хищников и слыша только дикий стук своего напуганного сердца.

Киан’дэ был здесь и все видел. Он замер в безопасном отдалении от отряда охотников, в сухом месте, куда не попадал дождь, помешавший бы работе маскировки, но прекрасно разглядел незнакомку на помосте благодаря высокоточной оптике в своей маске. Что-то заворочалось в его животе. Было ли это чувство жалости? Возможно. Уманка выглядела действительно жалко. Но он совершенно чётко ощущал и желание.

Щурясь, Киан’дэ скользил глазами по налитой груди и сведённым рукам, сжатым в кулаки. Уманскую красоту лица было ему не понять, но он понимал красоту тела и подумал, что мог бы и хотел бы обладать этим телом. Моргнув, Киан’дэ перевёл взгляд на свою цель — мощного, могучего и статного охотника высокого ранга, окружённого товарищами. Как назло, он подал одному из них знак, и тот крикнул:

— Эту берём!

Киан’дэ мысленно пожалел, что красивая уманка будет рабыней заказанного яутжа. Вероятно, если она будет мешаться, Киан’дэ придётся уничтожить весь отряд — включая рабов, ведь кто знает, как придётся выполнять задание. Быть может, он установит детонатор на их корабль или вырежет всех по одиночке в ночь, когда все яутжа расслабятся и начнут делить уманок перед охотой.

Киан’дэ медленно распустил угольные короткие валары, некогда обрезанные по плечи самим Верховным Старейшиной в знак того, что Киан’дэ никогда не будет принадлежать к касте Охотников. Он покинул Скотник так же бесшумно и незаметно, как и пришёл туда, а отбор всё ещё продолжался.

А Рената затуманенным взором смотрела на гладкие маски яутов, не выражавшие никаких эмоций, и видела (к своему ужасу) лица людей, выражавших облегчение. Отбор подходил к концу, женщин на сей раз не хватило, и вместо двух мужчин забрали трёх. Молоденьких парнишек, лиц которых Рената не разглядывала, тут же увели двое хищников.

Скотник наполнился плачем родных и близких тех, кому суждено было отныне прислуживать яутам, и небо, кажется, скорбело ныне вместе с людьми. Но яуты — гордая и суровая раса — видели в том лишь честный обмен: они не трогают людей, люди платят за это, и пусть благодарят Кетану за то, что яуты охраняют Землю от прочих алиенов, которым есть чем поживиться на голубой планете. И за такую ничтожную плату!

Ор’м, вожак группы, дал приказ, и два воина повели рабынь в сторону своего лагеря, который яуты разбили неподалеку. Для такого они не стали гнать челноки, идти было всего ничего. Девушки плакали, но молча, и глотали слезы, смешивающиеся с дождем. Никто не смел сопротивляться.

Выйдя за границы скотника, Рената тихонько оглянулась, в последний раз глядя на свой маленький город. А после какой-то рослый яут с зеленой чешуйчатой кожей легко поднял ее и закинул себе на плечо, убыстряя шаг. Касл-Рок исчезал все быстрее и быстрее за кронами деревьев, пока не растворился вовсе в тумане.

====== 2 ======

Дождь перестал, небо слегка прояснилось, хотя день выдался на редкость туманный. Уманские леса были Киан’дэ непривычны: природа слишком прозрачная, зелени меньше, чем в облюбованных яутами джунглях, и скрываться здесь труднее. Но на то он и к’хан, то есть “ультра”, чтобы выполнить даже осложнённое задание.

Он вычислил лагерь яутов – разбросанные друг от друга на восемь кхви шатры, один из которых принадлежал лично О’рму. Поразительно, но эти охотники отличались редкой беспечностью для своей расы, поскольку не выставили ни гончих, ни дополнительных часовых, явно не опасаясь уманов и полагая, что в случае восстания они справятся с мягким мясом быстро.

Усмехнувшись и щёлкнув левой жвалой, Киан’дэ легко поспевал за отрядом из четырёх яутов, нёсших рабынь на плечах. Одна из девушек никак не успокаивалась и сперва плакала, а затем начала уже громко подвывать. Девушка, облюбованная Киан’дэ, замерла на плече своего охотника, хотя лицо было всё в слезах.

Яутов не трогали признаки слабости, чуждые для их расы и привычек, но Киан’дэ почувствовал странную жалость, завязавшуюся в виске, как узелок, и решил про себя, что, возможно, он убьёт эту рабыню особенно быстро. Она даже не поймёт, что к праотцам она отойдёт легче прочих. И в том – особое расположение к’хана.

Отряд зашёл на территорию лагеря, и рабынь опустили на ноги, приказав им жестами оставаться на месте. Девушки сбились друг к другу, спина к спине.

– Боже мой, что за рожи у этих пришельцев, – сказала с отвращением девушка, выбранная второй. У неё было невероятной красоты лицо и рост, достойный в прошлом манекенщицы. Единственным её недостатком было именно выражение лица – будто она унюхала что-то невероятно противное.

- Говори тише. Вдруг они нас понимают. – Сказала первая девушка, утирая слёзы ладонью.

Рената не сомневалась в этом, ведь, глядя на все научные и технические достижения яутжа, можно было предположить, что они изобрели прибор, позволяющий понять речь землян. А может, и сами выучили их язык за столько лет.

К ним подошёл яут, мощный, но не больно высокий для представителей своей расы, с такой яркой кожей, что она даже отдавала неоном.

-Са-археш’ши! (А они ничего!) – сказал он, пощёлкивая своими жвалами и скользя по рабыням взглядом.

Посмеиваясь и издавая утробные звуки, прочие яуты провожали рабынь глазами, пока Бешеный, или Яви-Йа, как звали мелкого охотника, вёл их в один из шатров.

Заведя их внутрь, он спокойно приблизился к первой девушке и когтем подцепил её одежду, а после обвёл золотыми глазами остальных. Это был приказ. Высокая девушка догадалась, к чему её склоняют.

- Ни за что! – сказала она, подрагивая от собственной смелости и награждая яута ненавидящим взглядом.

Он подошёл к девушке вплотную, и, хоть она и была высокой, но всё же едва достигала яутжа подбородка.

Лишенный маски, покрытый острыми волосками и шипами, стучащий своими жвалами, он являл ужасное зрелище. Так близко потерпеть рожу противного пришельца было трудно, и девушка зажмурилась.

Хрясь!

Сильная рука пришельца схватила её рубашку и сорвала одежду одним махом. Ткань повисла на оторванных пуговицах, и девушка то ли от испуга, то ли от обиды заплакала.

Рявкнув и стрекоча своими жвалами, пришелец приблизил к ней большую мощную голову и обдал дыханием искривлённое от ненависти и ужаса лицо рабыни.

В помощи его нуждаться не пришлось. Девушки быстро начали разоблачаться, снимая свои старые наряды. Рената стянула через голову черное платье, оставшись в нижнем белье и ботинках, и почувствовала себя неловко, складывая руки на груди. Яутжа вскинул надбровные дуги.

И его коготь указал на бельё.

Рената молча подчинилась, дрожащими холодными руками снимая сперва простенький бюстгальтер и освобождая от чашек груди, а после медленно стягивая трусы. Шмыгнув носом, она аккуратно сложила бельё на землю возле себя, в кучку к собственной одежде.

К счастью, яутжа она не очень понравилась, в отличие от первой девушки, отличавшейся аппетитным сложением и весьма красивой и соблазнительной грудью. Охотник прищелкнул челюстями, протянув когтистую руку к девушке и сжимая в лапе тугую грудь и оценивающе глядя на неё пронзительными золотыми глазами. Девушка не решилась отпрянуть от него – только закрыла глаза и начала в голос молиться, тихонечко всхлипывая.

Яутжа остановился, взяв за предплечья двух других девушек, и потащил их к выходу.

Все три девушки понимали, что это означает для той, что оставалась, но помочь ей было невозможно, и что ещё хуже – все три также знали, что каждую ожидает то же самое.

Бешеный выдал двум девушкам черные тряпки, но не остановился, чтобы они оделись. Тряпки оказались свернутыми в комки комбинезонами из эластичной ткани с молнией, идущей через всё тело, и без единого кармана. Рабыни побрели дальше за пришельцем в своём ужасном виде, представ так перед всеми яутами. Лагерь наполнился запахом мускуса, но охотники не смели претендовать на рабынь, покуда их не покажут вожаку.

О’рм уже ждал пленниц в своём шатре. Близился сезон спаривания, а самки яутжа остались далеко за планетами и квазарами, и ни один охотник не приблизится к ним, пока не прекратит миссию в колонии.

- Я привёл к вам двух пленниц, господин, – склонился Бешеный. – Как вы и повелели, я осмелился оставить себе одну, а после оставлю её на некоторое время для себя и Меченого.

- Я доволен тобой, Яви-Йа. – О’рм взмахнул когтистой рукой. – Высокую отдай Ихтару, а вторую я заберу себе, как и хотел. Мужчин можешь подготовить к осеменению Каинда амедхи. Возле моего шатра поставь часового, но предупреди, что беспокоить меня не следует. Я сам вызову его, когда закончу.

– Слушаюсь. – Бешеный прижал руку к сердцу и, больно схватив высокую девушку за локоть, выволок ее следом за собой. Рената осталась наедине с гигантским пришельцем и почувствовала, как дрожь пробирает все ее тело, просто ледяное – не только от страха, но и от холода.

И вновь густой и вязкий запах мускуса наполнил шатер и тронул ноздри Ренаты, которая не нашла ничего лучше, кроме как прикрыться куском черной ткани, которую не позволял нацепить на себя Бешеный. Проклятые яуты!

О’рм неспешно приблизился к ней, проводя когтистой рукой по ее темным волнистым волосам и постукивая жвалами. Из мощной мускулистой груди вырвалось неожиданно нежное урчание, и он опустил руку на лицо девушки, поворачивая его вправо и влево и рассматривая. Сколько на уманов ни смотри, лица их кажутся странными и забавными. Но разница физиологии на том и заканчивалась, и О’рм, снимая с себя часть экипировки и оставаясь в легкой повязке на бедрах, приблизил свое чудовищное лицо к девушке и втянул ноздрями воздух возле неё.

О, этот соблазнительный запах страха! Она почти дрожит. Такой гигант, как этот охотник, и должен заставить ее трепетать.

О’рм повел уманку за руку к просторному ложу, низко стелющемуся по земле, выложенной циновками, и слегка толкнул её на теплый мех, которым оно было покрыто. Рената упала на спину, не выдержав даже такого легкого прикосновения, которое на самом деле было очень даже сильным. Охотник вновь заурчал, освобождаясь от повязки. Рената с ужасом и изумлением увидела его обнаженным, не веря себе. Это неправда. Это все происходит не с ней, не с ней!

О’рм придавил ее руки одной когтистой лапой и приподнял, решив всё же, что не станет ложиться поверх девушки, иначе неминуемо раздавит её своим внушительным весом или убьет во время соития. Он сам прилёг на спину, ни на секунду не отпуская рабыню, и, держа ее крепко за руки и сминая второй ладонью её грудь, он усадил девушку на себя. Началось чудовищное соитие.

Слезы застилали глаза. Хотелось уснуть и проснуться в собственном доме. Пусть все это будет дурным сном, пусть это будет не взаправду! Не решаясь сопротивляться и зная, что одним ударом яутжа убьет её, Рената, несмотря на весь ужас, всё же хотела жить. И она безмолвно подчинилась, хотя её и била дрожь.

- Покорная. Хорошо. – Охотник, довольный, что всё идёт, как он и представлял, без церемоний посадил на себя девушку и резко, очень быстро и болезненно вошел в нее. Не выдержав этой боли, девушка громко закричала и дернулась назад, но когтистая рука яута сжала ее предплечье, как в стальных тисках, и она не решилась более шевелиться. Рыдания вырвались из ее груди.

Яутжа защелкал жвалами и издал глухой стон, быстро двигаясь внутри уманки и жалея, что всё же самки его расы пока для него недоступны. Эта самка слабо заменяет ему яутскую, но всё же это лучше, чем совсем ничего. Длинный изогнутый язык вырвался из его рта. Притянув к себе девушку, он, не переставая двигаться, провел языком по груди и плотному соску. Для Ренаты пытка только началась...

Киан’дэ очистил визор маски Убийцы, выполнявшей всё те же функции, что и обычная ритуальная маска Охотника. Покрытая бранными рунами, оглашающими, что к’житово отродье, чьё лицо скрывается под ней, маска выделяла хищные надбровные дуги и узкие, уходящие вверх глазницы, а пара шипов запрокидывалась к затылку, напоминая изогнутые бычьи рога. Лавово-красные глаза Киан’дэ воззрились на отметины, испещрявшие его маску.

- Чтобы ты помнил, кем являешься, – провозглашал Главный Охотник и Верховный Старейшина, ударом мощных когтей награждая Киан’дэ шрамом через всё лицо. Глаз убийцы заплыл, зеленая кровь – или твей на языке яутжа – залила его. Убийца терпел, хотя мог, хоть и с трудом, отразить каждый удар Охотника.

Он уже прошёл через ритуал Килинди-Сома, заключавшийся в том, что яуту, отмеченному кланом, в знак избранности – что почётным отнюдь не было – наносили сотнями острейших игл ритуальные татуировки по всему телу. Теперь они покрывали его чешуйчатое алое тело серебряными завитками и символами. В некоторых местах иглы ранили его кожу, и твей застыл на мускулистом теле яута.

- Тебе запрещено брать пищу с нашего стола. Одарять своим семенем наших женщин. Говорить с нами, как с равными. Подчиняться Брачному Ритуалу и Священному Ритуалу Охоты. Ты – изгой, презираемый и презренный. – Старейшина, под молчаливые взгляды прочих верховных яутжа, приказал Киан’дэ опуститься на колени, что тот и сделал – абсолютно покорно, хотя в душе всё переворачивалось.

Жрица с поклоном подала Старейшине ритуальную маску убийцы, которую не носили уже несколько столетий за неимением столь редкого экземпляра среди яутов. Старейшина вырезал на лбу маски острейшим алым когтем серповидный иероглиф “к’хан”. Набрав едкой слюны в рот, он гневно плюнул на маску в знак своего и общего презрения и опустил её на обезображенное лицо Убийцы.

Дав знак двум крупным яутам, Старейшина поднял с плоского огромного камня изогнутый кривой кинжал. Подняв подбородок с белой маской в красных отметинах, он смотрел на то, как убийце разводят руки в разные стороны, вынуждая его прогнуться перед всеми верховными.

Черные как уголь валары сжали в кулаке, оттягивая назад, и одним махом Старейшина обрезал всю копну вместе с простыми стальными кольцами. Валары упали на землю, а жрица и две прислужницы принялись сноровисто закрывать края валар новыми, серебряными, кольцами.

Воспоминание об унизительном обряде заставили Киан’дэ оскалиться и быстро покрыть лицо ритуальной маской. Она была его проклятием, но он ценил всё, что мог предложить ему клан – при его-то происхождении.

День проходил за приготовлениями к убийству. Хитроумный яут ждал ночи.

====== 3 ======

На лагерь яутов опустилась ночь. Дисциплинированные воины выставили часовых, впрочем, не думая, что опасность столь близка. Уже несколько лет никто не смеет препятствовать их деятельности на Земле, и они чувствуют себя здесь хозяевами. Но Киан’дэ сегодня покажет им, как серьезно они ошибались.

Он установил несколько детонаторов по всему периметру лагеря, зная, что это всполошит яутов. Кого-то убьют приготовленные заранее ловушки, кого-то — он сам. В том, что он одолеет двенадцать своих братьев, он не сомневался. Это самый обычный заказ. Главное — убить О’рма, и тогда дело сделано, и он сможет вернуться назад.

Куда — назад? Киан’дэ серьезно посмотрел вперед себя, понимая, что возвращаться ему в общем-то некуда. Только когда он улетает на задания, он не чувствует себя изгоем и ничтожеством. Он чувствует себя… почти охотником. Воином Чести. Ведь по силе и умениям он не уступает многим из почтенных яутов, разве что он по касте своей никогда не будет причислен к ним.

Но Кетану справедлив: он имеет полное право убивать всех ненавистных ему собратьев! Раздвинув в улыбке мандибулы, Киан’дэ бесшумно поднялся из своего укрытия и двинулся вперед. Пора!

Обруганная, Рената с ненавистью смотрела в потолок шатра, думая, что ей сделать: убить себя или попытаться убить этого отвратительного инопланетянина. Конечно, она ни в коем случае не одержит над ним верх. Не те силы, не те умения. Все равно что идти с голыми руками на тигра. Но умереть в бою — хоть и страшно, но… даже приятно. Сузив глаза, Рената воображала, как она одними руками раздирает мерзкие жвалы на морде этой твари, выкалывает его глаза, отрубает ножом его половой орган, крошит тело механическими челюстями огромного механизма…

Горячая злоба затопила сознание девушки, и она, уткнув лицо в ладони, сдавленно закричала и забилась в истерике. А лежала она в это время на ложе, на котором ею некоторое время назад закончил овладевать О’рм.

Эта тварь неутомима. Он брал её несколько раз, один хуже другого, пока внутри всё не полыхнуло огнем, а каждое движение уже начало причинять неистовую боль. Даже человеческие насильники могли убить свою жертву своими похотливыми действиями, что уж говорить об инопланетянине! Рената с усилием и стоном сдвинула ноги, ощутив жжение и жгучую боль во влагалище, и заплакала.

Ненавижу! Вот что говорила она, шевелясь и пытаясь встать.

Но от следующего звука она забыла о своей боли и быстро вскочила с постели, словно и не было нескольких часов насилия. Только когда боль прострелила весь низ живота, таз и спину, она согнулась вдвое и закричала.

Оглушительный взрыв и мощный глубокий «кабууум», как ударная волна, хлынул на лагерь яутов. Четверо яутжа погибли на месте, и восемь их собратьев, из которых двое было ранено, хладнокровно взялись за оружие. Кто посмел напасть на них? Он жестоко пожалеет об этом!

Как бы там ни было, противника было не видно. Либо он проскочил в суете взрыва, либо он… замаскирован.

— Покажись! — зарычал О’рм, выдвигая лезвия из своих наручей.

Но никто не откликнулся. Воцарилась тишина.

Рената, чувствуя, что что-то здесь не так, решила быстро одеться. Найдя черную тряпку, которую вручил ей яут, она натянула одежду прямо так, на голое тело. Комбинезон сел как влитой. Девушка вжикнула молнией на обнаженной груди и проковыляла к выходу из шатра.

Густой дым застил глаза. Восемь яутжа стояли в боевых позах, напряженно следя за пространством и ожидая атаки. Под их ногами была раскуроченная взорванная земля, несколько тел, в том числе тело одной из девушек, распластанное под их ногами.

Вдруг из дыма им навстречу вышла фигура, закутанная в маскировочный плащ. Такой же яут, но маска его слишком уж отличалась от их масок, да и комплекцией он не столь вышел. Не такой рослый и мускулистый, как великан О’рм или большинство яутов.

Рената видела, как он завел руки за спину и вытянул из спинных ножен два клинка, завершающихся чем-то вроде крюков. Он не останавливаясь прокрутил оба клинка в руках, беспрепятственно подойдя не меньше чем на несколько локтей к двум ближайшим яутам, и замер в спокойной позе, слегка расставив ноги и опустив руки с лезвиями.

Два воина ринулись на него с обнаженными лезвиями, выпущенными из наручей. Одного из них незнакомец убил сразу же своим смертоносным крюком, вспарывая ему горло так, что на землю выплеснулась зеленая кровь, а после прикончил и второго, повалив его на землю и вонзив крюк в лоб.

Не успел чужак опомниться, как в него полетело телескопическое копье. Он ловко перехватил копье, хотя то было брошено мощно, и, развернув его острием в сторону яутов, сделал ответный бросок.

Рената восхитилась этим странным воином. Движения его были быстрыми и отточенными, но такими естественными… Он был похож на птицу, которая мерно махала крыльями для полета, не прилагая к этому усилия и делая это так изящно потому, что она летает с самого рождения. Рената ликовала. Он уничтожит всех её пленителей! Даже если он после убьет и ее, она все равно будет отомщена! Девушка сжала кулаки, шепча проклятия на своих губителей и дико улыбаясь.

Незнакомец двигался плавно и быстро. Яуты — мощно и сильно. Не такой сильный и развитый в боях с опаснейшими формами жизни на различных планетах, он был ловким и изобретательным, и он умел убивать яутов. Несмотря на могучую и привычную для этой расы комплекцию, движения его были почти изящными и отточенными, и глядя на него, Рената невольно вспомнила старые фильмы про самураев.

Один он здесь или тоже с отрядом себе подобных яутжа? Рената, сжавшись за тканью шатра, смотрела, как один за другим, яуты погибают от руки чужака. Но не всё было гладко: вот одно из лезвий полоснуло по мускулистому боку, окропляя клинок зеленой кровью, а Яви-Йа, тот самый яутжа, которого Рената повстречала первым в лагере, зашел за спину убийце, намереваясь снести ему голову с плеч.

Рената не знала, зачем она это сделала, но тем не менее она громко закричала:

— СЗАДИ!

Она была не уверена, что яутжа понял её, но, когда Яви-Йа взмахнул клинком, убийца быстро запрокинул шею назад и чуть прогнулся, чтобы лезвие прошло над его головой. Яви-Йа резким, отточенным движением случайно полоснул по горлу своему собственному товарищу. Рана оказалась для того смертельной.

Киан’дэ сделал подсечку своему сопернику, и тот опрокинулся наземь. Еще один воин в это же время потянулся за телескопическим копьем. Всё происходило так быстро… что глаза девушки едва различали все детали этой схватки.

Киан’дэ вонзил крюк в живот Яви-Йа и разорвал брюшину и грудную клетку. В руке он развернул кнут, покрытый острыми шипами и крючками, и хлестнул им, обматывая запястье воина, собравшегося метнуть копье.

Тот ругнулся, кричать от боли ему не позволяла воинская доблесть. Кнутом убийца отхватил всю когтистую кисть, а после метнул свой крюк, пронзая голову яута.

— Паршивое отродье! Предатель крови! Кто тебя нанял?! — О’рм замер на возвышенности, сощуриваясь и думая, как напасть на яута, уничтожившего одиннадцать его воинов.

Убийца исподлобья взглянул на него. Болтать с О’рмом он не собирался. Он хотел выполнить свою работу чисто, потому готов был побежать на вожака и схлестнуться с ним в поединке. В этот момент случилось несколько вещей.

Громкий вопль огласил лес, и Ренате почудилось, что нечто огромное и черное метнулось между деревьев врассыпную. Еще один взрыв (ловушка Киан’дэ) опалил деревья, а Яви-Йа, оказавшийся невероятно живучим, со стоном рывком поднялся и сделал последнее, что смог, в своей жизни: пронзил ногу убийцы чуть ниже колена своим клинком.

В отличие от охотников чести, убийца рыкнул, отчего Ренате стало понятно, что яуты также чувствуют боль. Просто терпят её. Он резко развернулся и одним точным ударом добил Яви-Йа, после чего повернулся к О’рму…

Но тот исчез. Точно в воздухе растворился.

Убийца обрыскал лагерь, оставив напоследок лишь шатер вожака. Когда он отодвинул полог, его взору предстала уманка, одетая в черный комбинезон. Она прислонилась к столбу, держась за него, и в руке сжимала один из клинков, найденных в шатре. В её руке это даже близко не было похоже на оружие. Она решительно смотрела в лицо убийцы, а после, поняв, что он, скорее всего, убил весь отряд яутжа, отшвырнула свой клинок в сторону и с облегчением прикрыла глаза. По крайней мере, теперь умереть будет не так обидно!

Вожак ушел. Очевидно, что два каиндэ амедха, которых тут содержали для боев, тоже вырвались.

Убийца приблизился к девушке, тихо коснулся её плеча когтистой рукой. Она лишь чуточку отшатнулась, еще теснее прижавшись к столбу.

Убить её? Оставить в живых? Оставить здесь на растерзание Чужих?

Киан’дэ вздохнул, протянув к ней раскрытую руку и медленно опускаясь на колено. Она испугана до полусмерти. Сейчас наверняка готовится распрощаться с жизнью, глаза глядят обреченно. Чтобы не напугать уманку еще больше, яут тихо положил рядом с собой свой крюк-хатигани.

Девушка, кажется, так крепко вцепилась в столб, что ни одна живая душа не смогла бы ее оторвать от него.

Но вот вдали она услышала еще один пронзительный крик. Что это?! Побледнев, Рената еще раз посмотрела на яутжа. Кому довериться? Он не похож на тех, кто пленил её. Они вели себя с ней, как завоеватели и хозяева. Он даже опустился ближе к земле, чтобы не так напугать её.

Да и движения у него мягкие. Плавные. Он отложил свое оружие. Заманивает? Даже если так, что такого страшного он сделает с ней? Страшнее того, что уже сделали другие хищники?

Рената шагнула к чудовищу, касаясь его когтистой руки. Она сама вверила себя яуту, толком не веря, что делает это… добровольно.

Но что-то там, в лесу, пугало ее куда больше хищника.

====== 4 ======

Он воспользовался аптечкой, остановив кровь и наложив повязку. Всё это заняло не больше пяти минут. Быстро посмотрел на девушку, затравленно наблюдавшую за уверенными движениями хищника, и спросил:

— Голодная?

Но она не понимала его языка. Хищник скользнул взглядом по шатру, затем поднялся и, прихрамывая, прошел к месту, где, как он догадывался, хранился сухпаек.

Кинув один такой уманке, он прошел к ней и поманил к себе.

— Пора уходить. Здесь долго оставаться нельзя, на свободе каиндэ амедха.

Рената непонимающе посмотрела на хищника. Язык его был ей чужд, но голос — тих и спокоен, так что девушка встала и подошла к инопланетянину, готовая следовать за ним.

Он вышел из шатра. Рената — следом: он осмотрелся, включил режим маскировки и… будто растворился в воздухе. Рената пораженно смотрела на прозрачную спину яута, не понимая, куда он делся, хотя он отошел не более чем на пару шагов от нее. Двигался он абсолютно бесшумно, как призрак.

Осмотревшись и не обнаружив ничего подозрительного, он дезактивировал режим маскировки спустя несколько минут и возник перед девушкой.

Они покинули лагерь, двигаясь сквозь лес. Оставаться здесь было бы чистым безумием: Чужие наверняка вернутся сюда, помня это место.

Уже вечерело, на небо высыпали звезды, наступили ранние сумерки.

Девушка едва поспевала за быстро движущимся спутником, но от неё не укрылось, что он легонько прихрамывает. Ещё, насколько она увидела, броня его куда легче и проще брони тех, других, яутжа. Сделана из чего-то вроде кожи, маслянисто-чёрной на вид, и покрывает темно-красную чешуйчатую кожу, на которой чёрным и серебряным нанесены узоры и полосы.

Что отличает его от тех хищников? Ранг? Статус? Происхождение? Рената задумчиво шла за ним, пока он не остановился так резко, что по плечам взметнулись чёрные короткие дреды.

— Тихо, — сказал он. — Дальше идти тебе будет трудно.

К тому времени в лесу стало так темно, что девушка не видела ничего дальше вытянутой руки. К тому же, сильно похолодало. Изо рта шёл пар. Она похлопала себя по ногам и растерла ладони друг о друга.

Киан’дэ прекрасно, как и любой яутжа, видел в темноте. Остроту зрению также прибавляла его маска с режимом ночного видения. Но и без оптики он вполне мог разглядеть все до мельчайших подробностей.

Придётся ночевать наверху, на ветви массивного дерева. Киан’дэ оценил высоту. Приличная! Заберётся ли уманка?

Он подошёл к Ренате, коротким щёлканьем мандибул под маской предлагая ей приблизиться к нему. Однако, намерений его она не поняла, потому осталась стоять на месте.

Киан’дэ сам подошел к похищенной уманке и коротким, быстрым движением подхватил ее и закинул себе за плечи.

Рената вскрикнула, однако сообразила, чего от неё хочет инопланетянин, потому крепко вцепилась в его массивную шею, покрытую мелкими чешуями.

Могучий прыжок — и Киан’дэ оказался уже метрах в двух над землей. Он ухватился рукой за ветку, оттолкнулся когтистой ступней от ствола и взлетел еще выше, подтянувшись.

Так, Киан’дэ забрался как можно выше и только после этого почувствовал, что уманка слегка расслабила хватку. Она судорожно прижалась к шершавому древесному стволу спиной, со страхом вглядываясь в темноту, вниз, и понимая, что упасть отсюда — равносильно смертоубийству.

Киан’дэ внимательно осмотрелся, но никого не заметил. Пока можно отдохнуть. Он был крайне вынослив и мог долго не спать, но даже его лимит сил почти исчерпал себя. Но перед тем, как ненадолго задремать, Киан’дэ развернулся к уманке и, примащиваясь на ветке поудобнее, положил руку себе на грудь:

— Киан’дэ, — тихо сказал он и выжидающе посмотрел на девушку. А после повторил свое имя несколько раз. Тогда она поняла, что он представился ей, а не просто сказал что-то на своем странном языке.

— Рената, — прошептала уманка, в ответ прижав ладошку к своей груди и неожиданно волнуясь.

Довольно щелкнув челюстями, Киан’дэ встал в полный рост на огромной ветви и спрыгнул вниз.

— Нет! — взвизгнула Рената, решив, что её спутник просто сорвался с ветки. Но он тут же успокаивающе цокнул, что означало, скорее всего: все хорошо! Шлем Киан’дэ блеснул внизу, и девушка поняла, что он просто спустился на следующую ветку.

Спать здесь одной было страшно. Вдруг она свалится во сне? Рената смотрела на звезды, они казались такими близкими и большими, яркими, чистыми… и такими мертвыми, что невольно слезы к глазам подступили.

Что ей довелось пережить — это немыслимо: она почти распрощалась с жизнью, испытала и боль, и унижение, и горечь… и утоленное чувство мести. Почти утоленное, ведь её «хозяин» скрылся, не дав Киан’дэ убить себя.

Тогда девушка задумалась о своем спутнике. Кто он такой? Почему он решил убить своих? Быть может, они — какие-нибудь галактические бандиты, а он следит за правопорядком? Или наоборот, они — самые типичные хищники, а он… ну… кто-то вроде наемного убийцы?

Может, им движет личная месть?

Как бы то ни было, больше всего её волновало, что будет с ней дальше. Что решит насчет неё Киан’дэ.

Сделает своей рабыней… или и вовсе наиграется и убьет. Но если так, ей наверняка не стоит оставаться здесь. Когда он заснет… если, конечно, хищники спят… она должна попытаться сбежать от него.

Однако как она спустится отсюда? Девушка с опасением посмотрела вниз. Высота очень внушительная, она не справится с этим испытанием сама. Да и вряд ли Киан’дэ будет ждать, когда она прокрадется мимо него и спустится. К тому же, он очень быстр и силен. Он в два счета нагонит её.

Всхлипнув, Рената немного поплакала. Отличный способ избавиться от всей горечи, накатившей на неё. Вот так, со слезами на щеках, она и заснула, тесно прижавшись к ветке.

А Киан’дэ веткой ниже задумчиво смотрел на звезды, думая о далекой галактике, из которой он родом. Быть может, стоит остаться здесь, на одной из колоний? Он живет там все равно что раб. Даже хуже. Он там изгой, презираемый всеми, не имеющий прав ни на что, но в то же время внушающий ужас. Ведь своими боевыми навыками Киан’дэ превосходит многих охотников чести. Тогда яутжа задумался, а будет ли он тосковать по своей родине.

Он не припомнил ни одного случая, чтобы убийца-хищник мог возвыситься до ранга охотника и получить все права обычного яута. Выходит, что жизнь его предопределена? И что он будет сражаться с себе подобными и убивать их, пока не будет убит? Лавовые глаза хищника с тоской смотрели на звезды, думая, сколь жестока судьба. Даже после смерти он не будет приближен к Кетану, скитаясь в одиночестве и не имея шанса на перерождение.

От этой мысли было мучительно больно. Киан’дэ прикрыл глаза, надеясь задремать, но сон пришел к нему еще нескоро, так что он успел вдоволь помучиться ужасными видениями будущего.

Но утро наступило достаточно скоро для яута, так что он забрался на ветку к Ренате и сел в медитативной позе, встречая первые солнечные лучи, вспыхнувшие лучиками между его коротких дредов. Они ласково согрели тело хищника, хотя тот и отнесся к этому безразлично. Он был погружен в медитацию, успокаивая душу и тело.

Рената проснулась и перед собой сразу увидела хищника. Она приподнялась на локте, морщась из-за тупой боли в затекшей спине. Стоило ей пошевелиться, как хищник открыл яркие глаза, хотя этого и не было видно под маской. Киан’дэ не снимал свою маску практически никогда, делая исключение лишь, когда ел. Всё остальное время он был в маске.

Девушка села, осторожно потягиваясь и разминая затекшие руки и ноги. Киан’дэ быстро поднялся на ноги, выпрямляясь и бесстрашно озираясь, балансируя на сужающейся части ветки. Рената немогла не отметить, что у него было отменное чувство баланса и очень развитое тело.

Он поманил ее, сделав знак, чтобы она встала. Девушка, держась за ствол дерева, с опаской прижалась к нему.

— Я боюсь высоты, — тихо сказала она, надеясь, что Киан’дэ её поймет. Но, очевидно, не понял. Он поднял когтистую руку и снова поманил её, в то же время протягивая навстречу ей раскрытую ладонь.

— Ладно, — сказала Рената, делая шажок вперед. — Не представляю, для чего тебе это нужно.

Пискнув, она отцепилась от дерева, на миг балансируя на ветке, и шагнула еще раз, цепляясь за руку хищника и неловко оступаясь. Цокнув, яут легко подхватил её и, пока она не успела испугаться, прыгнул вниз…

От такого прыжка дух захватило! Рената истошно завопила, но ловкий хищник, кажется, даже не отреагировал на крик, цепляясь за тонкие ветки и каким-то чудом не срываясь с дерева.

Он в два счета оказался на земле, осторожно опуская на ноги девушку. Дрожа, она едва могла отдышаться от такого полета, но все же взяла себя в руки, хотя руки и ноги её все еще были ватными.

Так, они снова пошли вперед, а куда именно, Рената не могла сказать. Она следовала за хищником, упираясь взглядом в его широкую спину, над которой хлестали короткие дреды, и задавалась вопросом, что теперь с ней будет. И что ей делать…

====== 5 ======

... Когда я была маленькой, мир уже рухнул. Тогда человечество погрязло в кровопролитных войнах, положивших начало... своему концу.

Я помню яркие огни и воющие звуки падающих бомб, пулеметные очереди и крики. Все это звучало эхом в голове, как отголосок далекого призрачного воспоминания.

Говорят, молния не бьет дважды в одно и то же дерево. Говорят, человеку не может так тотально не везти постоянно. Но сейчас я была готова поклясться, что эта самая молния бьет в меня раз за разом, и все равно я каким-то чудом остаюсь жива.

Поспеть за Хищником, решившим с какой-то радости совершить утреннюю пробежку по лесу, было очень трудно. Практически невозможно. Я после вчерашних издевательств над собой вообще двигалась с трудом, и постоянно казалось, что живот и поясница вот-вот отвалятся от ноющей боли. Когда я свалилась на землю, споткнувшись о древесный корень, Хищник приостановился и оглянулся через плечо.

Какие всё же они слабые, наверное, подумал он. А затем вздохнул немного обреченно и, подойдя ко мне, взвалил меня на плечо и побежал, ничуть не сбавив темпа.

Здоров, ничего не сказать! Дыхание даже не сбилось. Лежать на его плече было непросто: оно казалось каменным.

Куда и почему он бежит?

Прошло не меньше часа, прежде чем яутжа остановился и спустил меня с плеча. Я размяла затекшие конечности и осмотрелась. Впереди была неширокая река, окруженная осокой и камышом.

Хорошо бы умыться, освежиться в воде, попить. Быть может, он этого хочет? Я с опаской посмотрела на хищника, но он не подавал мне никаких знаков, лишь сел на берегу и осторожно снял с бока и с ноги свои повязки.

Они были испачканы зеленой кровью, и вид её отчего-то был так противен и непривычен, что меня слегка замутило. Я поторопилась подойти к воде и зачерпнула немножко в ладошки, сложенные лодочкой. Не знаю, чистая здесь вода или нет... Никогда не пила прежде из реки или из озера. Я осторожно попробовала воду. На вкус – хорошая, освежает, но очень холодная. Что в общем-то неудивительно, стоит октябрь, сейчас вообще похолодало. В моем комбинезоне очень зябко.

Я поежилась, но всё же попила еще, зачерпнув воду пару раз, и наконец тщательно умыла лицо и вместо чистки зубов просто прополоскала рот. Ну, за неимением лучшего и так сойдет.

Хотелось бы убрать волосы наверх, вот только при себе нет ни резинки, ни веревочки, ни тесемки. Я заправила их за уши и помыла руки до локтя. Как вспомню, что вчера делал со мной этот отвратительный инопланетянин, так хочется отдраить себя целиком... Я старалась не думать, что на мне еще сохранились его пот, слюна, семя, и только с большим ожесточением начала отмывать руки.

В то же время, хищник на берегу издал ряд щелкающих и цокающих звуков, наверняка что-то говоря на своем странном языке. Невольно, я обернулась на него, отметив, что его когтистая ладонь прижата к ране на боку, и когда он на секунду отнял руку, я отметила, что она была покрыта зеленым.

Что мне делать? Проигнорировать это? Попытаться сбежать, когда он отвлечется снова? Я мешкала, не зная, как поступить. Но совестливость взяла верх, тем более, не знаю, вдруг он рассвирепеет, если я решу убежать.

Я подошла к нему, осторожно присев рядом на колени, и, смиренно заглядывая в прорези для глаз на маске, тихо спросила:

- Я могу помочь тебе чем-то?

Киан’дэ – так его звали – склонил набок голову, дреды упали на плечи. Он словно изучающе смотрел мне в лицо, не отнимая руки от своей раны, и наконец под маской защелкали жвалы. Облик хищников для меня не нов, я не единожды видела эти чудовищные морды, наполовину от насекомых, наполовину от рептилий.

Даже поразительно, что к столь прекрасным мужским телам так грубо приделаны подобные чудовищные лица. Что там, лицами их язык не повернется назвать.

Мне даже нравилось, что пока мой спутник не снимает маску. Так у меня остается какая-то иллюзия, что под ней кроется не эта противная рожа.

Он снова издал ряд цокающих и щелкающих звуков, значение которых мне было неясно. Наконец, он мягко отстранил меня в сторону второй рукой, не испачканной в крови, и так я поняла, что мне не стоит лезть к нему со своей помощью.

Но ведь что-то же я могу сделать?

Я решила снова спуститься к воде. Прошлепала по сырому песку пополам с илом и склонилась над прозрачной гладью, сложила ладошки лодочкой, привычно опустила их к зеркальной поверхности...

Вдруг хищник издал предостерегающий громкий посвист, такой неожиданный, что я даже выпрямилась. И в ту же секунду что-то прямо передо мной мелькнуло, такое быстрое, такое стремительное, что я только чудом сумела увернуться.

Чудом? Или это мой внимательный спутник спас меня, когда отвлек своим свистом?

Передо мной прямо из воды вырастала гигантская черная тварь. Вся лаковая, гладкая, ужасная. Похожая на насекомое и не похожая ни на что на этой планете.

Она высилась надо мной, и с челюстей с мелкими острейшими зубами текла слюна. Прошла секунда, а мне показалось, что наш с тварью контакт длился целую вечность. Она разверзла свою пасть и бросилась вперед, прямо на меня, а я всё стояла на месте, ожидая, когда мою плоть просто разорвут пополам...

Вдруг до моих ушей донесся яростный рык, столь свирепый, что мурашки по спине пробежали. Я ощутила движение воздуха и увидела, как Киан’дэ бросился навстречу твари, бесстрашно сшибаясь с ней и двигая её плечом. Тварь упала в воду, взмахнула мощными ногами и тут же снова встала, хлеща по воде длинным суставчатым хвостом. Узкая зубастая морда ощерилась, и тварь издала пронзительный визг. Киан’дэ ответил ей горловым рыком и снял с пояса длинный кнут, разворачивая его и роняя конец в воду.

Я стояла чуть сбоку, не веря, что всё это происходит прямо на моих глазах. Киан’дэ вытянул руку и толкнул меня за свою спину, не отрывая глаз от твари, а та в свою очередь следила за мной, будто я была для неё лакомством, которым ей помешали насладиться.

Я ступала назад, назад, сжимаясь и с надеждой глядя на напряженную спину хищника. Помоги ему, Господи! Что мне делать, если он проиграет твари?

Неожиданно я поймала себя на мысли, что не хотела бы, чтобы тварь просто причиняла ему вред. Но обдумывать это не было времени. Я отошла на безопасное расстояние, наблюдая за тем, как тварь кружит вокруг хищника, а тот даже не оборачивается к ней.

И вот, зайдя с его спины, черная гадина вдруг делает стремительный бросок... в мою сторону. Но хищник был наготове. Он хлестнул кнутом, резко оборачивая его вокруг шеи инопланетного монстра, и рывками начал тянуть кнут на себя, упираясь ногами в илистое дно и тормозя тварь. А та рвалась ко мне со своего неожиданного поводка, брызжа слюной и оглушающе визжа.

Ух, сильна! Киан’дэ с трудом справлялся с ней. Он на секунду ослабил хватку, чтобы взять в руку клинок-крюк из-за спины. Тварь махнула опасным хвостом, Киан’дэ поднырнул под него, уклонился от удара и атаковал, срубая обе тонкие передние лапы черной гадины.

На песок выплеснулась светлая жидкость, и прибрежная осока тут же начала шипеть. Скукожилась. Что это? Кислота?

Тварь бросилась на Киан’дэ, а он сыпал на нее ударами. Оба инопланетянина точно танцевали в воде, то исчезая за высокими брызгами, то вновь появляясь, и на какой-то момент мне показалось, что тварь может победить. Но я ошибалась. Киан’дэ резко и неуловимо быстро проткнул одним лезвием грудь твари, а вторым несколько раз ударил прямо по морде, снося с первого удара челюсть, а со второго раскраивая удлиненный череп.

Гадина упала в воду, из неё потекла светлая кислотная жидкость, и Киан’дэ, посильнее чем утром прихрамывая, поспешил выйти на берег. Я отметила, что его рана на боку открылась сильнее, а еще поняла, что за черные доспехи он носит. Сходство с кожей инопланетной твари было стопроцентным. Значит, он не в первый раз с такой сражается? Я с уважением посмотрела на Киан’дэ.

- Спасибо, – сказала я, когда он подошел ко мне. Чуть склонив голову набок, Киан’дэ издал стрекот и пощелкивания, а после махнул рукой, приказывая мне следовать за ним. Я беспрекословно послушалась его. Уж лучше я пойду с ним, чем останусь здесь... интересно, сколько таких черных монстров гуляет в местном лесу?

Мы шли медленнее, чем утром, и один раз останавливались для отдыха. Отдых был нужен теперь нам обоим. Я подозревала, что тварь всё же ранила Киан’дэ, поскольку он сильнее припадал на раненую ногу и в целом выглядел неважно, хотя держался молодцом.

После обеда зарядил дождик, сильно похолодало, так, что изо рта шел пар. Я обняла себя за плечи, подрагивая и еле передвигая ноги. Дождь всё лил и лил, становился сильнее, и было очевидно, что нам нужно его где-то переждать.

Тогда Киан’дэ вновь изрек что-то на своем щелкающем языке. Прошло меньше получаса, как я увидела здоровенную ель, к которой меня и вел Киан’дэ. Ее могучие лапы образовали что-то вроде крыши, к стволу можно было подлезть. Под елью было сухо и даже тепло.

Киан’дэ нырнул первым, я за ним, и вот на меня пахнуло смолистым, густым ароматом хвои. Опавшие иголки покалывали руки, которыми я опиралась о землю, чтобы пролезть вперёд. У ствола крыша из лап была выше, чем в других местах. Там и устроился хищник, сев в медитативной позе.

Я подползла к нему, согнув спину, и села рядом, наконец выпрямляясь. А здесь красиво... и даже уютно. Дождь стучит по веткам, отчего кажется, что мы не сидим под деревом, а прячемся в маленьком домике.

Некоторое время мы провели в тишине, нарушаемой лишь ворчанием моего голодного желудка. Я всячески стремилась подавить это чувство, но против физиологии не попрешь, и наконец Киан’дэ отреагировал и что-то процокал мне, складывая вместе указательный и средний когтистые пальцы и проводя ими по горлу вниз, точно имитируя глотание.

Я извиняющимся голосом выдала:

- Прости, мы не ели долго. Я немного голодна, но это ничего.

Киан’дэ наклонил набок голову, с любопытством цокая и разглядывая меня. А затем поднялся и ловко пролез между еловых лап.

Куда он пошёл?

Я осталась одна на четверть часа, за это время передумала всякое. Вернусь ли я домой?...

Это главный вопрос.

Дом... Место, где я выросла, отличалось от Касл-Рок. Я помню высокие стеклянные дома, пронзающие облака в туманную погоду. И помню множество автомобилей. Яркие огоньки в окнах. Все эти воспоминания так похожи на сон, что мне кажется, я сама себе их придумала. Насмотрелась на старые фильмы, где люди жили в огромных городах и не знали толком никаких бед.

В этих фильмах показывали обычную жизнь. Такую привлекательную. И невозможную...

Киан’дэ появился неожиданно, совершенно бесшумно, при этом не касаясь ни одной иголочки на ветках. В руке своей он сжимал что-то маленькое и серебристое, вроде вещмешка. Когда он открыл его передо мной, там оказалась свежепойманная рыба... неожиданно горячая на ощупь.

На меня пахнуло паром. Киан’дэ помог мне, разрезав рыбу, и внутри она казалась словно запеченной на углях.

Конечно, без соли и специй рыба была пресной и отдавала илом. Если я не ошиблась, это был карп. Я была так голодна, что кусочек за кусочком начала робко отщипывать рыбу, но Киан’дэ отодвинулся от меня и вновь сел в медитации. Тогда я поняла, что он уступил ее мне целиком. Я набросилась на еду, съела ровно половину рыбы, а вторую половину, приподнявшись, подвинула к хищнику.

- Спасибо, что накормил меня. Пожалуйста, поешь.

Киан’дэ повернул ко мне свою красивую маску, пристально поглядев на меня, и тут же отвернулся, не притронувшись к рыбе. На его коже поблескивали дождевые капли.

Смеркалось. Если бы не дождь, мы бы снова пустились в дорогу. Но ливень и не думал стихать, потому мы дождались ночи, думая каждый о своем, и легли спать. Я – раньше. Киан’дэ еще бодрствовал, когда я погрузилась в сон... Но проснувшись среди ночи от сковывающего холода, я обнаружила, что он тихо дремлет, прислонившись спиной к дереву.

Искушение прикоснуться к его темно-алой, разрисованной странными узорами коже было невозможно передать словами. Будто моя воля неожиданно была заменена волей другой девушки, любопытно шепчущей: а каков он на ощупь?

Я так тихо встала, что даже сам хищник не услышал бы меня. Прокралась к нему, села перед ним на колени и, неожиданно волнуясь, коснулась рукой его кисти.

Горячая... Я выдохнула пар изо рта, преодолевая смутное желание вообще прильнуть к теплому, крепкому телу, чтобы только согреться. Я настолько продрогла и озябла, что всерьез задумалась об этом, но тут же устыдилась своего порыва. Нет, потерпеть холод я могу.

Обхватив себя руками, я покосилась на спящего хищника, и тут меня как водой окатило. Он не спал. Желтые глаза смотрели в прорези маски, изучая мое лицо. Как давно он не спит? Почувствовал ли он мое прикосновение?

Неожиданно он протянул когтистую руку и поманил меня. Во мне боролись гордость, страх и желание наконец ощутить тепло, прекратить трястись от пронизывающего холода. А ещё... ещё я была немного очарована им. Что уж там. Мой мир и так достаточно перевернулся, чтобы я призналась себе в этом.

Я тихонечко подалась вперед, прикоснулась к его предплечью. Киан’дэ сел чуть удобнее, согнув одну ногу в колене, а вторую вытянув вперед. Преодолев стыд, я осела в его руках, и по телу пробежало блаженное тепло. Боже мой... наконец-то... сколько уже я не ощущала этого? С того дня, как покинула дом. Всё это время мне было так... холодно.

Я отбросила свое стеснение, прижавшись к нему и чувствуя гулкое биение сердца и разливающееся тепло. Похоже, Киан’дэ не питал ложных надежд и понимал, что я – всего лишь слабый, неприспособленный к таким долгим странствиям человек. Он деликатно не касался меня, держа расслабленно руки. Не прошло и двух минут, как я провалилась в глубокий сон...

... Проснулась только утром, полностью отдохнувшей. Я прекрасно помнила, что было накануне, и помнила, в чьих объятиях оказалась. Я чувствовала себя предателем всего человечества. Я должна была ненавидеть Киан’дэ как любого хищника, но я не могла этого сделать. Теперь уже нет.

Я разлепила глаза и ощутила его глубокое дыхание. Приподняла голову над его плечом и ощутила прикосновение руки на своем затылке. Киан’дэ мерно дышал во сне, спал он по-прежнему в маске.

Я задумчиво водила по серебряным и черным узорам на его теле пальцем, думая, природный это окрас или нанесенная ритуальная татуировка. Склоняюсь больше ко второй догадке. По плечам Киан’дэ рассыпались его короткие темные дреды. Я не решилась коснуться их.

Почувствовав мои движения, хищник дрогнул и быстро поднялся, отстранив меня. А я вздохнула: похоже, мы снова двинемся в путь. Куда мы его держим? Этого я пока не знала. А если бы знала, очень удивилась бы...

====== 6 ======

Подкрепившись остатками рыбы, я попила (воду из фляги мне дал хищник) и почувствовала себе свежее и бодрее. Хотя это была первая нормальная ночь… за долгое время. Даже дома было трудно так выспаться. Почему-то именно сегодня я ощутила себя в безопасности, доверившись своему недавнему врагу.

Киан’дэ сделал заново перевязку, и я вспомнила, что он был ранен. Забыть об этом было нетрудно: он ничуть не давал поводов для жалости или беспокойства, не выказывая боли и слабости. Уверенно ступая впереди меня, он все же следил, чтобы я не отстала от него и не попала в переделку. Хотя, о чем речь? В этом лесу мы пока были одни.

Но я не забывала, что за монстры здесь водятся, и держалась к хищнику поближе.

Идти молча было невыносимо скучно. Пейзаж не менялся: деревья, сплошные деревья окружали нас. Я никогда прежде не ходила в путешествие по этому округу. Это было попросту опасно делать, особенно когда на Землю прилетали хищники.

— Ты у себя на родине, наверное, почетный воин, — сказала я, разбивая тишину. Киан’дэ глянул на меня через плечо, щёлкнув.

— Ты очень ловко вчера справился с тем… с тем… — я поморщилась. — Не знаю, что это было.

И вдруг он ясно произнёс:

— Каиндэ амедха.

Я поперхнулась, сбиваясь с привычного шага, и поспешила за ним.

Он понял меня! Понял мой вопрос! Но как?

Значит, хищники знакомы с нашим языком…

— Он так называется? Каиндэ амедха?

Хищник кивнул, не замедляясь. Я уже перешла на быстрый шаг, нагоняя его.

— Понятно. — Сказала я небрежно. — Киан’дэ… куда ты ведёшь меня?

Он неожиданно остановился, вздыхая и глядя на меня сверху вниз.

— Я благодарна тебе за… за спасение, — сбивчиво сказала я. — За все, что ты сделал для меня. Уже не раз. Ты расквитался с моими врагами… и это неоценимо.

Хищник зацокал, снова коротко кивнув.

— Но теперь я не знаю, что меня ждёт. Что ты хочешь… сделать со мной.

К моему разочарованию, Киан’дэ выслушал меня и отвернулся, идя дальше…

… Наш путь подходил к концу. Возможно, именно поэтому он никак не ответил на мой вопрос. Мы вышли на небольшую лесную поляну: дальше деревья заканчивались, впереди виднелся просвет и холмистая долина. Хищник жестом остановил меня и, набрав что-то на наручном компьютере, вдруг исчез. Я поняла: включил режим маскировки. Воздух передо мной двинулся, и Киан’дэ прошел нарочно так близко, что коснулся моего лица своими дредами. Но уже через мгновение я перестала его видеть: он исчез, словно его и не было.

Я ждала его около получаса. Время шло медленно. Ничего не происходило. А потом я услышала противный пронзительный визг… и побежала.

Я бежала так быстро, что воздух в легких закончился, в боку закололо, вся спина покрылась потом. Наконец, я споткнулась о какую-то кочку и упала на землю, впрочем, тут же вскакивая. Но бежать я больше не могла: я подвернула ногу, и при каждом рывке лодыжка немилосердно болела. Вскрикнув от боли, я прислонилась к дереву и стала слушать.

Шорох. Еще один. Лес погрузился в тишину. Всё замерло, словно предчувствовало приближение нечто ужасного. А затем из чащи, следуя за мной по пятам, вылетело это.

Огромный, гладкий, черный… жук. Чужой для этого мира. Противоестественный. Страшный. Он двигался очень быстро, и у меня с самого начала не было шанса спастись.

Я беспомощно наблюдала за тем, как тварь отталкивается мощными ногами от земли и налетает на меня. Я закрыла глаза. В последний раз вздохнула, приготовившись к удару и боли.

К’жит!

Чужой голос хлестнул меня изнутри, и я замерла. Что это было?! Кто это сказал?!

Киан’дэ — это был он — метнулся вперед и вместо того, чтобы схватиться с тварью, резко подхватил меня на руки и отпрыгнул. Визг инопланетного монстра резал по ушам, но я мертвой хваткой вцепилась в хищника.

Он был быстрее твари, опережал ее на несколько секунд. Одним движением он буквально взбежал по толстому древесному стволу и с силой закинул меня на высокую ветку, а сам сверзился прямо на врага, мягко перекатываясь по траве и вставая в боевую стойку.

Тварь оскалила зубы, выдвинула вторую челюсть и начала бить суставчатым хвостом по траве. Киан’дэ зарычал, сгибаясь в пояснице и подаваясь навстречу врагу. Весь его вид выражал ярость, силу и… отчаяние. Он выхватил из поясных ножен оба лезвия, прокрутил их в руках и снова издал глухой рык.

Тварь взвизгнула и бросилась на хищника. Тот быстро увернулся, и я отметила, что он не допускал, чтобы чудище касалось его. Быть может, оно заразно или ядовито?

И вдруг снова:

Если увидишь, что я проигрываю — беги! Беги к кораблю за лесом. Прячься там.

Я замерла, слушая этот голос… не похожий ни на один из прежде услышанных: как и все голоса хищников, он был глубоким и вибрирующим. Меня как каленым железом обожгло, и я сгруппировалась и приготовилась делать то, что приказал мне Киан’дэ.

Уже потом до меня дошло понимание, что сказал мне хищник. Если я проиграю… Я со страхом смотрела на бой, ожидая его завершения.

Тварь прыгнула на Киан’дэ сверху, и он выставил вперед свои лезвия, удерживая ее на расстоянии и не давая к себе прикоснуться. Но силы уже покидали его. Челюсти щелкали в нескольких сантиметрах от его маски, тварь бешено извивалась и норовила схватить его. Он уже был повален ею на землю, и даже тогда повернул свою маску ко мне.

Сейчас.

— Нет!

Не хотелось верить, что это всё. Но мне было страшно, и я, презрев свой страх высоты, выдохнула и с писком сползла на нижнюю ветку, а уже оттуда я упала на землю и закашлялась.

Тварь услышала меня и метнулась ко мне, соскальзывая с хищника, но тот набросился на неё, цепко держа её за спину, покрытую гребнем, и раз за разом всаживая в неё клинки.

БЕГИ!

И тогда я, неловко хромая и плача от боли и страха, побежала.

За моей спиной слышался рык Киан’дэ и визг этой черной твари… Но я слушала стук собственного сердца, бившегося, как птица. Слезы душили, застилали глаза. Мне казалось, что я бегу так долго.

Мне чудилось, что за мной уже бегут… Что меня вот-вот схватят. Но деревья закончились, и в глаза потоком полился яркий свет. Я вылетела на поляну, упала и кубарем покатилась вниз с холма, а затем, откашливаясь и поднимаясь с земли, увидела инопланетный корабль.

Вернее, то, что от него осталось.

Весь во вмятинах, точно нечто огромное и могучее сжимало его в своих тисках. Корпус покрыт тонкой зеленой пленкой инопланетной крови, а на траве лежит могучее тело моего мучителя, того самого хищника, который был недолго моим хозяином.

Я пролетела мимо него, задыхаясь и впиваясь ногтями в обшивку корабля. Искореженная дверь была неплотно закрыта, точно кто-то пытался отогнуть её. Места для меня хватило. Я сунула туда голову, затем руки. Истошно крича от усилия и страха застрять между стеной и дверью, я толкала себя вперед, вперед! Руки исцарапала по локоть в кровь, боль захлестнула меня… и я наконец упала на пол, больно ударившись спиной и затылком.

В ушах тут же противно запищало. Я недолго пролежала в позе эмбриона, обняв свою голову. Пока наконец не услышала, как что-то ударилось в дверь.

Боли как не было; я отскочила к дальней стене узкого коридора, сжимаясь и в то же время крича. Как мне все это надоело! Преследования, погони, драки! Я не готова к этому, я не хочу!

Мысли ужасали. Эта тварь убила Киан’дэ и пришла теперь за мной, следовала по пятам. Ей ничего не стоило уничтожить того здорового хищника. Повредить его корабль. А теперь только вопрос времени, когда она разорвет обшивку и ворвется внутрь…

Я зарыдала, пряча лицо в руках, и вскоре испуганный плач превратился в обреченный вой. А тварь все ломилась. Она визжала и билась в дверь, тараня её. Мне казалось, что мое сердце уже не выдержит и разорвется от ужаса. Все тело задрожало. В кровь будто впрыснули адреналин. Когда дверь была сорвана с петель, я приготовилась к смерти, вскочив и ринувшись навстречу белому свету. Быть может, мне сразу откусят голову, и я ничего не почувствую. Не успею испугаться. Или тварь просто размажет меня по стене.

Я метнулась вперед, оседая и опадая, понимая, что от испуга просто теряю сознание. Чувство падения… и темнота.

Ребята, кто за какого Киан’дэ голосует? Мне нравятся оба!

1

https://www.google.com/url?sa=i&rct=j&q=&esrc=s&source=images&cd=&ved=2ahUKEwiA0ZzmvevgAhVQ06YKHb_bC1wQjRx6BAgBEAU&url=https%3A%2F%2Fanime.goodfon.ru%2Fart-anime%2Fwallpaper-yvan-quinet-by-yvan-quinet-rapace-predator-fanart-predator-s.html&psig=AOvVaw2kMOIQcLP7k_miStx4mY5h&ust=1551891801590648

2

https://www.google.com/url?sa=i&rct=j&q=&esrc=s&source=images&cd=&ved=2ahUKEwjtg6CKvuvgAhUKz6YKHR1qCGIQjRx6BAgBEAU&url=https%3A%2F%2Ftwitter.com%2Fscifiedcom%2Fstatus%2F772899609727365120&psig=AOvVaw2kMOIQcLP7k_miStx4mY5h&ust=1551891801590648

====== 7 ======

Тишина…

Давящая на уши тишина. Я что, уже мертва? Поэтому я не слышу ни противного визга твари? Быть может, она уже пожирает мою плоть, пока душа отлетела в чистилище?

Я была верующей. Верила в рай и ад. Читала Библию. Ходила в церковь. В этом мире вера помогала стать смелее, понять, что ещё есть на кого рассчитывать, оставить надежду на высший суд и защиту своей бессмертной души.

Но сейчас мне стало страшно. В глазах было белым-бело. И вдруг все резко прояснилось, и ко мне так же неожиданно вернулся слух.

Щелканье мандибул. Блеск стальной маски. Чувство, что тебя куда-то несут, и тело безвольно покачивается в чужих руках.

Киан’дэ?

Я слабо разлепила глаза, протягивая вперёд руку и чего-то касаясь. Под пальцами гладко скользнула его боевая маска, а дальше они нащупали дреды. На ощупь, как прорезиненные… тугие и плотные. Хищник цокнул, мягко отстранив мою руку и продолжая идти.

Меня качало, как в гамаке, и, прижавшись к тёплой чешуйчатой груди, я смотрела на мелькание бордовой переливчатой кожи, мелкой россыпи чёрных и серых пятен на ней, скрытой чёрной и серебристой краской, которой были нанесены узоры.

Хотелось уснуть и не проснуться. Если я и умираю — а ощущения были именно такими — то умереть так не страшно, а даже приятно. По крайней мере, со мной рядом существо, которому я впервые после гибели родных доверилась, как самой себе.

Больше, чем себе.

Кто бы мог подумать? Монстр из другой Галактики. Вторженец и мучитель. Такие, как он, уничтожали нас, насиловали, обирали семьи, похищая юных беззащитных девушек и ни в чем не повинных мужчин и убивая непокорных. Их отношение к нам было… было чудовищно безразличным. Мы были для них словно скот, взращённый на вольных хлебах. Они смотрели на нас так, словно мы были пустым местом.

Я ненавидела и боялась их. И по сути, я должна была так же ненавидеть и бояться Киан’дэ. Но…

Мысли путались. Я зевнула, прижавшись лбом к пылающей коже и засыпая.

Отброшенный в сторону, хищник понял, чего хотел каиндэ амедха. Он наметил себе другую, более легкую, жертву, и, наспех разделившись с раненым Киан’дэ, начал преследовать уманку. Нет! Не этого хотел хищник, когда велел ей бежать!

Киан’дэ зарычал и, поднимаясь, побежал следом за чужим, скоро нагоняя его и поравнявшись с ним. Два инопланетных создания, не уступавших друг другу по силе, видели, как скользнули в узкий дверной лаз ноги уманки. Чужой ощутил запах ее крови и исторг яростный визг, ускорившись и тараня дверь черепом и всем своим весом.

Но яутжа позади него зарычал, отвлекая чужого на себя. И тот среагировал, отойдя от корабля.

Киан’дэ ударил каиндэ амедха клинком, затем провернул его в ране -и снова пронзил монстра, резко разворачиваясь на месте и срезая выступившую вторую челюсть ещё одним лезвием.

Чужой завизжал, хлеща суставчатым хвостом, походившим на самостоятельное и опасное оружие. Взбешённый от боли, он кинулся на хищника, и Киан’дэ понял: сейчас или никогда!

Он развёл руки в стороны, подавшись грудью вперёд, и яростно зарычал. Прекратив сдерживать свою злость, он мог поклясться, что впервые ощутил… удовольствие от убийства, приблизившись к тому, что испытывают охотники чести.

Он ловко ушёл от удара чужого, орудуя двумя лезвиями и разрубая грудину твари. А после, завалив ее на землю, разъярённый Киан’дэ ударил по шее и черепу. Когда кислотная кровь плеснула на землю, прожигая ее, хищник, не контролируя себя, сжал кулак и вонзил его в основание спины инопланетного чудовища, а после, торжествуя, одним движением — точно копил силы для этого столько лет и столько боев — вырвал из мощного тела позвоночник и узкий череп с отсутствующей второй челюстью.

Швырнув кости на землю, он подошёл к кораблю и коснулся его ладонью. Что же здесь стряслось? Обычный каиндэ амедха таких разрушений яутскому кораблю не сможет нанести… Но сейчас главное — вызволить уманку отсюда. Она наверняка с ума от страха сходит. Воет, как зверёк.

Киан’дэ, рыкнув, вонзил лезвия в дверь и медленно, с усилием, начал деформировать ими искореженный металл. А после, расширив проём, он таранил дверь плечом и наконец выбил ее. Но каково было его изумление, когда к нему с криком выбежала девушка, впрочем, тут же падая и теряя сознание.

Яутжа едва успел поймать ее, отбросив своё оружие и ругнувшись вслух. До чего он докатился… прежде он был сдержан и спокоен. Сейчас он словно одержим беспокойством за уманку, спасённую из плена.

С этим нужно что-то делать.

Киан’дэ не знал, слышит ли Кетану молитвы Плохой Крови, знает ли он, что яут осмелился на ритуальное убийство, подобно охотнику? Устыдившись своего порыва и вырванного черепа у каиндэ амедха, убийца поднял девушку на руки и побрел прочь от корабля и израненного тела О’рма. Кто бы ни убил его, он был явно больше всех чужих, что встретил в этом лесу Киан’дэ. Так или иначе, задание было выполнено. Вожак клана мертв. Пора возвращаться к своим хозяевам и докладывать.

А уманка? Киан’дэ посмотрел на неё. Она прижалась к нему, жалобно опустив уголки губ так, будто вот-вот заплачет. Она слаба, как любая человеческая самка, и к тому же пуглива. Даже среди самок уманов немало тех, кто посостязался бы за статус Воина. Но это к Ренате точно не относится.

Куда ее девать?

До того, как Киан’дэ вызволил ее из плена яутжа, он хотел поступить с ней, как с рабыней. Лишенный близости, тепла и ласки, убийца желал хоть когда-нибудь ощутить все это, и если ему не дадут это добровольно, он был согласен взять все силой.

А на поверку вышло, что у него кишка тонка. Хищник усмехнулся. Таскается с самкой, как с черепом ксеноморфа, эка ценность! Даже при встрече с чужими бросался спасать ее. Делал это не подумав. Бессознательно. Неужели привязался? Тогда это ещё хуже. Но что делать с ней? Бросить здесь?

Киан’дэ добрался до лагеря яутов меньше чем за световой день. Без слабой уманки он двигался скоро, даже с учётом своих ранений. Слава Кетану, чужой не задел его, иначе он бы уже трансформировался в нечто отвратительное.

Тела яутов так и лежали на земле, но уже подверглись тлению. Киан’дэ и не думал о том, чтобы с почестями похоронить их. Он не выказывал уважения к своим собратьям и соперникам, но, оставив Ренату в шатре О’рма, все же оттащил тела подальше от лагеря — в целях безопасности.

Когда Киан’дэ вернулся к шатру, он увидел, что девушка уже встала. Слабо держась за столб, вкопанный в землю, она улыбнулась хищнику. И тот приветственно мотнул головой и цокнул.

И вот я снова там, откуда начала свой путь. В шатре, где была изнасилована, из которого потом наблюдала за первым боем хищника с моими похитителями.

Киан’дэ вошёл внутрь, осматриваясь на предмет необходимых предметов. Я с любопытством коснулась его руки, покрытой ссадинами и царапинами, и спросила:

— Как ты сумел передать мне свои мысли?

Хищник бросил на меня беглый взгляд и издал короткое постукивание жвалами, после чего пожал плечами и продолжил своё нехитрое занятие.

Я прошлась по шатру, разглядывая диковинные штучки, применения которым не знала, и вполне обычные предметы для быта.

Киан’дэ дотронулся когтистой ладонью моего плеча и, защёлкав, указал рукой на небольшую перегородку. Там я ещё не была.

Хищник подвёл меня к ней: оказалось, это была самая настоящая душевая комнатка! Вот так везение. Я уже начинала стесняться своего ужасного запаха, проникавшего всюду, и очень обрадовалась предстоящему купанию.

Хищник, подозревая, что я не умею управляться с их техникой, сам включил воду на огромной металлической прямоугольной рамке, из верхней части которой струями полилась вода. Он коснулся серебристой панели и сделал вращательное движение рукой. На панели неоновым цветом обозначился круг, с одной стороны подсвеченный синим, с другой — красным. Ага, температура!

— Спасибо, — неловко сказала я. Плохо только, что мне не во что потом переодеться.

Хищник удалился, прикрыв непроницаемой тканью проход, и я только слышала его тихие шаги в отдалении.

Я поспешно сняла с себя комбинезон, убрала волосы назад и, полностью голая, шагнула под струи.

Как хорошо! Вода залила тело и лицо, я ощутила себя под косыми ударами, будто попала в дождь, но только ласковый, тёплый, и с удовольствием вымылась.

Плохо, что не было ничего вроде мыла или шампуня, но и на том спасибо. Я усердно оттирала грязь с ног и рук, убрала засохшие корки крови с порезов на предплечьях и коленях (это я так неосторожно пробиралась в узкий лаз на корабле). Вымыла голову, понежилась ещё минуту под струями воды и наконец вышла.

А выйдя, покраснела. Вместо грязного комбинезона на полу, покрытом упругим материалом, лежала свежая одежда: такой же комбинезон, только чистый, и мягкая тёплая ткань. Я развернула, оказалось — накидка с капюшоном. Ох, как бы она мне пригодилась в эти дни странствий по лесу! Я отжала волосы и подождала, пока тело подсохнет, после чего переоделась в чистое.

Выходит, Киан’дэ зашёл ко мне и видел меня обнаженной? Я прониклась к хищнику ещё большим уважением: он не воспользовался случаем, не стал беспокоить меня, не напал на меня. Он очень отличается от многих… как от своих сородичей, так и от людей.

Покинув душевую, я увидела, что Киан’дэ пристально изучает какое-то оружие, очень напомнившее мне человеческое копье с лезвием на каждом конце: серповидное и слегка изогнутое. Киан’дэ провернул копье в руке и легким движением сложил его, теперь два клинка сошлись в один, с короткой рукоятью и серпом на конце. Хищник ловко сунул его за спину, между двух своих клинков, и внимательно поднял на меня маску, зацокав.

— Я закончила, спасибо. И за одежду тоже.

Он слегка склонил маску, кивнул и прошел мимо меня, исчезая за покровом плотной ткани. Спустя минуту я услышала, как вода барабанит по полу, уходя в сливное отверстие, и поняла, что хищник также решил вымыться.

Некоторое время — очень короткое — я сидела, прислонившись к столбу и думая о Киан’дэ. Не знаю, почему, но в голове крутилась одна и та же мысль: интересно взглянуть на него, хотя бы исподтишка.

Я стыдливо залилась краской, понимая, что ни к чему хорошему это не приведет. Все равно что выйти в чистое поле во время грозы и надеяться, что молния в тебя не ударит.

Но я знала, что пожалею, если не сделаю этого. Быть может, я не отошла от шока… или я испытала нечто вроде стокгольмского синдрома? То самое чувство, когда жертва влюбляется в своего похитителя? Ведь Киан’дэ мне не друг. Он — инопланетянин, по какой-то невероятной причине захотел стать моим покровителем и защитником… в любой момент он может расхотеть делать всё это, и тогда какой будет моя участь?

Я отмахнулась от этих мыслей, ноги сами по себе шагали к стене из ткани, а пальцы зацепились за неё и тихонько отогнули.

То, что я увидела за ней, было и отталкивающим, и желанным одновременно.

Я уже видела хищника без одежды, и обстоятельства, при которых это произошло, сильно ранили меня. Но сейчас всё было иначе. Я словно заново посмотрела на инопланетянина и как зачарованная замерла, не боясь, что меня увидят.

Я жадно скользила по мускулистой спине, испещренной черными и серебряными полосами, по красивой и неожиданно длинной шее, убранным набок дредам. Киан’дэ снял с бедер нечто вроде черного саронга-доспеха, под которым были облегающие кожаные штаны, несомненно, защищавшие бедра и ноги от повреждений. Он разделся, но маски не снял, и ступил под хлещущие струи воды. Капли туго забарабанили по телу, очертив плечи брызгами. Хищник неожиданно устало запрокинул назад голову и замер.

Образ несокрушимой машины для убийств рушился на глазах. Сквозь толстокожесть и непроницаемость Киан’дэ я снова разглядела в нем нечто более человечное, чем мне хотелось бы видеть, и поняла, что меня неудержимо притягивает к нему. В какой-то момент я… даже пожалела, что это не он похитил меня. Быть может, тогда все сложилось бы иначе.

Неожиданно он резко повернулся, почуяв на себе мой взгляд. Ожидая подвоха и опасности, он напрягся, чуть согнув руки в локтях и расставляя пальцы с острыми когтями. Но тут же он застыл, выпрямляясь и сурово глядя на меня.

Мне стало дико неловко. Я замялась, бормотнула «Извини!» и опустила взгляд. Внезапно, я услышала тихий цокот и щелчки, и, подняв глаза, вдруг увидела, что хищник, приподняв руку, делает короткий манящий жест, складывая вместе указательный и средний когтистые пальцы.

Я не могла этому поверить. Хотелось развернуться и уйти, но в то же время я не могла противиться, потому что внезапно мое темное, тайное желание исполнилось.

Я сглотнула, виновато пряча глаза, но пошла навстречу ему. Каждый шаг — замедленный удар сердца. Обычно в самые щекотливые моменты сердце бьется, как бешеное, но теперь мне казалось, что оно почти остановилось, вот-вот замрет навсегда! Я боялась и сгорала от нетерпения.

До меня донеслись брызги, отскакивавшие от плеч Киан’дэ. Мокрые гладкие дреды были похожи на змей Медузы Горгоны, а стальная маска продолжала прятать его лицо, придавая некоторой таинственности.

… Я медленно расстегнула комбинезон, не отрывая глаз от прорезей в маске и двух желтых огоньков, следивших за мной. Холодок пополз по обнаженной спине, а лицо горело от стыда. Мне хотелось провалиться сквозь землю. И в то же время — ответить согласием на приглашение.

Все решилось само собой. Киан’дэ тихо протянул мне тусклую бордовую ладонь, и я вложила свою руку в его, шагнув под воду и непроизвольно охая. Вода была горячей! Очень горячей!

Я осторожно положила на тихо вздымающуюся грудь хищника руку и ощутила упругую, будто прорезиненную, чешуйчатую кожу, образовавшую неповторимый рисунок, наподобие отпечаток пальцев у человека.

Киан’дэ был не так высок, как тот хищник, что похитил меня. И он был не так высок, как многие яутжа, которых я видела. Потому мне было не так страшно стоять возле него. Своим взглядом я упиралась ему в грудь, отмечая, что его тело помимо рисунков покрыто еще и шрамами.

Рука хищника скользнула по моему левому бедру. Обвив мою талию, он притянул меня к себе. Второй рукой проведя по моим волосам, он открыл мой лоб, зачесав мокрые локоны назад и откинув их, обнажая шею. Металлическая маска склонилась надо мной, слегка касаясь пульсирующей жилки на шее.

Хищник легко, будто делал это со мной уже не впервые, поднял меня за бедра и, поддерживая под ягодицы, прошел со мной до металлической пластины, на которой было неоновое кольцо регулировки температуры и мощности воды. Я обвила его талию ногами, а он прижал мою спину к холодной пластине, проводя когтистой рукой от шеи до живота. Наконец, рука его нырнула вниз…

… Всё равно что быть брошенной в воду против воли, не умея плавать, или погрузиться в океан добровольно. Я отбросила воспоминания о хищнике-великане, с которым мне не повезло встретиться и соединиться, и поразилась, насколько все сейчас другое. Нет жестокости, нет боли. Нет ненависти. Только тягучая, вязкая, плотская и обжигающая страсть, смешанная с болезненной нежностью. Мне казалось почему-то, что ему нелегко испытывать все это.

Я видела это в спокойных желтых глазах, чувствовала в прикосновениях. Мои руки хищник убрал наверх, и я вцепилась в бока панели, в то время как чешуйчатая ладонь мягко прикрыла мои глаза. Я послушно закрыла их…

Ощутила, как груди касается что-то скользкое и влажное. Ловко огибает всю окружность груди и стремится к животу, скользит вниз, все ниже… Я не открывая глаз попыталась рукой коснуться лица Киан’дэ — он был сейчас без маски, но его ладонь снова мягко убрала мою руку наверх.

После долгих ласк, мне позволили открыть глаза. Киан’дэ снова прикрыл лицо маской, и я была несколько разочарована. Я знала, что меня ожидает под ней. Мне хотелось увидеть его лицо, возможно, даже коснуться его, но Киан’дэ был непреклонен. Он убрал мои руки от своего лица и неожиданно резко вошел.

И с первым толчком в себя я погрузилась в мысли, хлынувшие сквозь меня, как призраки…

Он изгой.Вечный изгнанник. Наемный убийца. Презренный и презираемый, не нужный никому и не нуждающийся ни в ком.

Они величественны и уважаемы. Он низок происхождением и никем не любим. Столько лет одиночества и подчинения вырастили в нем крепость духа, воспитали молчаливого убийцу, безразличного к кровавым жертвам их божества. Ведь даже после смерти Киан’дэ не будет соединен с душами своего народа, его предки прокляты и осмеяны, а он не более чем верное оружие, ассасин. Он как стихия. Не волен над собой, делает, что ему велят.

Он изуродован. Под маской на его лбу — знак его патрона, ведь любой вправе в противном случае убить его, презрев кодекс чести и забив, как дикого зверя. Только один иероглиф спасает его жизнь и делает его вечным рабом…

Вместе с наслаждением пришло осознание. Закончив, мы замерли, слушая звук льющейся воды и оставаясь в крепких объятиях друг друга. Я была счастлива. И я ощутила его горечь.

Он прощался со мной, не в силах остаться здесь, вынужденный вернуться к патрону. Если только тот даст ему новую миссию на Земле, он, возможно, вернется. Но так…

Я теперь знала, что он хочет вернуть меня обратно в родной город. Дом. Скоро я буду дома. Но почему тогда я плачу?

====== 8 ======

Нежно касаясь тугих дредов пальцами, этой ночью я лежала в объятиях хищника, слушая гулкое размеренное сердцебиение, и думала, как удивятся все моему возвращению. Никто и никогда не уходил от хищников, не возвращался домой.

Как сложится моя жизнь после того, как Киан’дэ покинет меня? И самое главное, смогу ли я увидеть его снова? Хочу ли я?..

Я не знала сама, все было непросто. Думать об этом надоело. Хотелось спокойствия в последний вечер, который я должна была провести рядом с существом, защищавшем и по-своему полюбившем меня.

Мы лежали напротив приоткрытого шатра, глядя на звездное небо, и Киан’дэ тихо что-то пощелкивал, указуя рукой то на одно созвездие, то на другое. Несмотря на то, что по земле бежал сырой ветер, мне было не холодно: накрывшись накидкой и прижавшись к хищнику, я чувствовала сонное умиротворение.

Наконец, я провалилась в глубокий спокойный сон.

Я сонно потянулась, повернулась на другой бок и открыла глаза. Киан’дэ нигде не было. Я привстала на локтях, с улыбкой вспоминая вчерашний вечер, и вдруг увидела своего хищника: он входил в шатёр, держа в руке сложенное копьё с лезвиями на конце. Коротко посмотрев на меня, он кивнул и щелкнул.

— Доброе утро.

Я отметила, что Киан’дэ снова был собран и отстранён. Возможно, это позволяло ему держать сознание трезвым и беспристрастным. Если учесть особенности нашего путешествия, сопряжённого с убийствами тех, кого он в мыслях назвал «чужими», это было очень разумно.

Он снова покормил меня дичью из мешка, сохранявшего тепло, только на сей раз там было мягкое мясо, от которого даже шёл пар. Я привела себя в порядок, надев на себя накидку и накинув на голову капюшон. За эти дни заметно похолодало. Листья на деревьях поблекли и выцвели, стали из багряных и золотых коричневыми и бордовыми. Опавшая листва скукожилась, иногда похрустывая под подошвами ботинок.

Я закуталась в накидку, глядя на Киан’дэ. Он немного полутал по лагерю, захватив с собой некоторые предметы первой необходимости, и даже выдал мне небольшой кинжал с серебристой лаконичной рукоятью. Я повязала на пояс ножны и почувствовала себя немного увереннее.

Похоже, либо я совсем не представляла для хищника опасности, либо он мне доверял, раз выдал хоть какое-то оружие. Я больше склонялась к первому.

Мы двигались через лес, притом я уже узнавала эти места. Они были мне знакомы, ведь недалеко был мой дом.

Когда, по моим скромным подсчетам, до города оставалось около полутора часов ходьбы, неожиданно нахлынули эмоции.

— Что ты будешь делать потом? — спросила я неловко. Разумеется, Киан’дэ был молчалив, как и всегда, но даже если бы он что-то сказал, вряд ли я бы его поняла. Разве что благодаря языку жестов. Ведь даже мимику его я не могла видеть из-за серебристой стальной маски, вечно покрывавшей его лицо. Он мимолетно повернул ко мне голову, но после снова равнодушно начал смотреть вперед, уверенно двигаясь вперед.

Я задумалась. Вчера во время секса я испытала нечто сродни погружению в его сознание. Это было так необычно… Словно в моей голове вдруг появились невесть откуда воспоминания, такие сумбурные, но в то же время ясные, наполненные эмоциями. Я понимала всё, что он чувствует, будто сама проживала каждый эпизод его жизни. Мой вопрос, в общем-то, был лишним, я и так знала, куда он отправится. В его воспоминаниях было создание, именуемое в его сознании как «патрон». Огромный могучий хищник зеленовато-черной расцветки с яркими глазами, по виду он казался мне старше Киан’дэ, старше всех, кого я видела из инопланетян. Он был увешан различными украшениями, очевидно, являвшими его статус, и Киан’дэ в воспоминаниях преклонил перед ним колено, покорно согнув спину.

Видеть Киан’дэ в такой позе было больно. Я содрогнулась, мысленно представив его таким не в воспоминаниях, похожих на чью-то фантазию, а в реальности. Передо мной он был совсем другим. С несгибаемой волей, спокойный, чуткий, и в то же время — молниеносный и жестокий. Тяжело представить, в какой ситуации кто-то мог бы сломить хищника. Но, оказывается, ломать было попросту нечего. Он весь был пропитан ощущением собственной ненужности. И от этого воротило с души. Я посмотрела на Киан’дэ. Шагает вперед, абсолютно уверенный в своих действиях. Да, верно говорят, чужая душа — потемки.

Еще один факт — он некто вроде земного наемного убийцы, киллера. Понятно теперь, почему он напал на своих сородичей. Это был очередной заказ. Только вот я подвернулась некстати… Почему он не убил меня вместе со всеми? Ведь он ни разу не озаботился судьбой тех девушек, которых похитили вместе со мной из города. Он даже не похоронил их, если вдруг я подумаю, что его просто трогает беззащитность человеческих женщин. Он оттащил все тела в сторону — и мертвых инопланетян, и девушек. Быть может, я просто чем-то понравилась ему?

Ломать над этим голову было некогда. Время за думами прошло быстро, и вот вдали уже показались высокие стены Касл-Рок. Впрочем, совершенно не способные сдержать хищников.

— Мы почти пришли, — сказала я немного грустно. Самой себе было странно признаваться в этом, но мне даже… не хотелось, чтобы он уходил.

Киан’дэ не останавливаясь махнул мне рукой, и я поспешила за ним. Шли мы еще недолго: я уже заметила нескольких дозорных, которые, впрочем, вряд ли видели нас. Киан’дэ позаботился об этом, скрываясь в лесу.

Он повернулся ко мне, вглядываясь в мое лицо.

— Мы больше не увидимся? — спросила я его. И он молча покачал головой, слегка сжимая мое запястье.

Хотелось сделать что-то, чтобы запомнить его, чтобы он запомнил меня. Мне было бы нелегко уйти первой. Я легко прикоснулась к его маске, но он осторожно отвел мою руку в сторону и склонился ко мне, прислоняя гладкий металлический лоб к моей теплой голове. Я ощутила его тихое, но сильное дыхание.

Я бы хотела, чтобы он коснулся меня, обнял.

Или не уходил вовсе.

Но не прошло и минуты, как он отошел от меня, кивая и подталкивая. Я поняла, что должна была пойти первой. Пойти вперед, домой.

— Ты будешь со мной? — спросила я у него тихо. Киан’дэ покачал головой и вдруг… исчез.

— Нет!

Я бросилась туда, где он был, но он уже бесшумно отошел, словно его здесь и никогда и не было. Я звала его, не боясь шумом привлечь к себе внимание. Может быть, даже надеясь, что в случае опасности он снова появится.

Мне стало горько, сама не знаю, почему, к глазам подступали слезы, и я всхлипнула, крутясь во все стороны и пытаясь уловить звук его шагов или стараясь уловить мелькание камуфляжа. Но ничего… Он превратился в невидимку, пропал, исчез, буквально — из моей жизни.

Никогда еще с того дня, как забрали мою сестру, я не чувствовала себя так опустошенно. Вроде должна радоваться, что возвращаюсь обратно целой и невредимой. Но…

Вместе с тем, я уже ощутила утрату.

Подавив эмоции, я зашагала к городу, утирая рукавом комбинезона скатывающиеся по щекам слезы, и уже у самых стен поняла, что отчасти это были и слезы радости.

— Эй! — один из мужчин всполошился и подскочил. — Там человек!

И вот я среди людей. Все поражены, все смотрят на мое облачение, на клинок, висящий на поясе и принадлежащий им, чужакам и убийцам. Некоторые подходили ко мне, называли имена тех, кто ушёл со мной в тот злополучный день. Они смотрели на меня с такой надеждой. Ждали, что я скажу, что видела их дочерей, сестер, любимых, но я только качала головой.

И тогда на смену жалости и надежды приходила ненависть. Они прожигали меня глазами, словно хотели спросить, зачем я вернулась, если их родными было не суждено вернуться вместе со мной?

Я поклялась молчать об их участи, зная, кто на самом деле убил людей. Людей и хищников. Как бы ни было ужасно это сознавать, но это сделал Киан’дэ, и я только сейчас это поняла. Это он взорвал лагерь. Это он убил всех. А меня оставил в живых по счастливой случайности. Потому, что так захотел.

Я остановилась неподалёку от стадиона, думая, как попаду домой: ключ я безнадежно потеряла. Но просто так расхаживать по городу мне запретили. Меня тут же задержала полиция, и шериф серьезно сказал:

— Вы вернулись оттуда, откуда обычно люди не возвращаются. Откуда нам знать, что это не очередная уловка хищников? Я задерживаю вас до выяснения всех обстоятельств.

Я даже не протестовала: после всего, что я видела и пережила, сил не было. Просто устало свесила руки вдоль туловища и опустила голову вниз. Даже своим я больше не нужна. Побывав в руках инопланетян, я словно была прокаженной. Люди чурались и шарахались меня, толпа расступалась сама собой, когда я шла к полицейскому пикапу.

Киан’дэ, активировав камуфляж, тихо наблюдал за уманкой.

Стоило ему исчезнуть, как она заметалась по опушке, беспрестанно зовя его по имени.

Уманка была слабой, потерянной и слезливой, но он был готов поклясться, что о своём поступке он сожалел.

Но не брать же ее с собой? Ее там попросту убьют. В лучшем случае. В худшем — отдадут в рабство.

Яут следил за уманкой, видя, как она, пометавшись, быстро закрыла лицо руками и встряхнулась, взяла себя в руки и зашагала в сторону стены, спотыкаясь о сухие кочки в опавших листьях и постоянно оглядываясь.

Ещё несколько раз она называла его по имени, предполагая, что он идёт за ней следом. И она оказалась права! Хищник действительно шёл за ней, но бесшумно. Он тоскливо проводил глазами девушку, поспешившую к своим и спешно вытиравшую со щёк слезы.

Хотел бы он, чтобы все было иначе. Но есть моменты, когда заканчивается все ненастоящее, пусть и прекрасное, и продолжается жизнь.

Хищник тихо щелкнул ей вслед, прощаясь, и направился к своему кораблю.

- Значит, вы очнулись в лагере хищников, поняли, что кто-то их всех убил, а вас не тронул, затем несколько дней плутали по лесу в поисках города.

Помощник шерифа бросил на меня взгляд поверх бумаги, и я согласно кивнула.

Я не хотела вплетать во все это Киан’дэ. Мало ли, что тогда решат со мной сделать – если узнают, что я была близка... очень близка с одним из врагов человечества.

- Все так и было, – соврала я, даже глазом не моргнув, но помощник шерифа был явно не дурак.

- А вот я думаю, вы мне нагло пиздите, – вдруг заявил он. Я не ожидала от него такой манеры общения и вздрогнула. – Две девушки и двое мужчин покинули вместе с тобой город и не вернулись из леса, а ты цела и невредима. Говори, что там произошло? Как ты сюда пришла?!

- Я... я заблудилась... – говорила сбивчиво. – Долго шла по лесу, не знаю, отчего погибли хищники...

Вдруг громкий удар кулака о столешницу прервал меня, и я подскочила.

- Я хочу узнать правду! – рявкнула мужчина. – Лирику засунь себе в жопу, ясно как день, что все было не так!

Он резко наклонился ко мне, и я могла разглядеть каждую морщинку на его загорелом лице:

- Что, подстилка членистоногих уродов, ты кому-то что-то дала, раз тебя так ловко отпустили? Что ты делала?

- Ничего! – закричала я в ответ, резко сжимая руки в кулаки. – Я пришла сюда, потому что тот, кто убил их всех, просто не тронул меня...

- Это мы посмотрим. – Жестко сказал мужчина. – Увести ее. До выяснения деталей посидит за решеткой.

====== 9 ======

Киан’дэ решил не посылать корабль на автопилоте, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. Он активировал камуфляж, перед тем проверив сетку на теле, не потому, что это было нужно, а потому, что хотелось отвлечься от мыслей.

Как долго жить вот так, как цепной пёс, без прав и притязаний на лучшее? Сколько ненавидеть себя за грязный твей, текущий по жилам? За убийства своих собратьев, отчего он никогда не переродится в другой жизни, согласно воле Кетану, исчезнув навсегда? За что другие яутжа ненавидят его?

Он думал об этом и с отвращением понимал, что даже яутжей себя назвать не может. Он не принадлежит к клану, он не воин и не охотник. Слабая первая кровь – и то имеет право убить его, если захочет. Вскипая, Киан’дэ сжал руку в кулак и больно впился когтями в ладонь, так, что из неё по пальцам потек кислотно-зеленый твей.

Усилием воли подавив протест, он вдруг насторожился, и не случайно. Многолетнее чутьё его не подвело. Он услышал тяжёлый стук, точно что-то огромное упало в листву, и следом краем глаза заметил мелькание суставчатого острого хвоста.

Хищник среагировал моментально. Он ловко и бесшумно забрался на дерево, прячась в его ветвях. Он старался даже не шевелиться, поскольку знал, что против ксеноморфов камуфляж не помогает, поскольку они чувствую колебания воздуха от движения. Тем не менее, если вести себя тихо и быть неподвижным, может быть, это не привлечёт к нему внимания.

На лесную поляну медленно выходила королева чужих. Метра 4 в высоту, покрытая черной кожей с голубыми подпалинами, как броней, и с высоким острым гребнем на хребте, она была занята тем, что издавала горловые выкрики.

Зовёт своих, – подумал хищник, прежде никогда не встречаясь с королевой ксеноморфов и теперь понимая, почему не каждый охотник чести может выстоять против неё.

Эта тварь была огромна – хотя и не так, возможно, как другие королевы. Киан’дэ пристально следил за врагом, проплывавшим мимо него.

С востока к ней быстро мчались два ксеноморфа. Они остановились перед самкой и подобострастно припали перед ней к земле.

Ксеноморфы двинулись туда, откуда пришёл хищник. Он проследил за ними глазами, понимая, куда движутся чужие. К городу, где он оставил уманку.

К’жит! Хищник безмолвно напряг когти, глубоко вонзившиеся в древесный ствол, и тихо пошёл следом за ксеноморфами.

Он не может бросить уманку на растерзание этим монстрам. Нужно забрать ее из города: всем прочим уманам придёт конец, если чужие захотят устроить там яйцекладку.

Прошло не более трёх часов, но положение мое не улучшилось. Томас Джефферсон, помощник шерифа, и шериф, мистер Дель Мар, так и не пришли к выводу, что со мной делать, а потому я сидела в обезьяннике в гордом одиночестве: очевидно, других нарушителей правопорядка на весь город больше не нашлось.

С мрачным мыслями я пялилась на прутья клетки и думала, что мне делать дальше. Я ожидала просто вернуться домой и зажить как прежде, но очевидно, этого не случится. Побывав в когтях у яутжа, я теперь стала подозрительной. И люди возненавидели меня за то, что каким-то образом я вернулась.

Это было больнее всего понимать, но мне пришлось сказать это себе несколько раз, чтобы знать: в Касл-Рок врагов у меня не меньше, чем в лагере хищников.

- Эй!

К прутьям близко подошел Томас, молодой рыжеволосый мужчина с пронзительными голубыми глазами. Крепко сложенный, высокий. Вместо формы на нем черная футболка, джинсы и пистолетная кожаная кобура. Типичный такой помощник шерифа из глубинки, совсем как из старых фильмов, которые крутят в единственно сохранившемся кинотеатре “Форт 1”.

- Готовься на выход. – Хмуро сказал он мне.

- Вы меня отпускаете?

Я не смогла скрыть радости и надежды в голосе, но мой тон быстро пресекли:

- Пока нет. Переводим временно в камеру.

Он заполнял форму, скучающе прислонившись к стене плечом, когда снаружи что-то оглушительно грохнуло, а здание полицейского участка сотряслось до основания.

Я вскочила на ноги.

- Это еще что за черт?! – процедил мужчина и быстро прошел к выходу.

Увы, я не знала, что происходит снаружи, но все равно припала к прутьям и вцепилась в них, волнуясь.

Несколько дежурных полицейских поспешили к выходу, и на какое-то время в участке я осталась одна. Но у меня по спине мурашки пошли, когда я вдруг заметила знакомое движение воздуха.

- Киан’дэ?!

Щелчок замка – и каким-то образом моя клетка уже открыта, а горячая цепкая ладонь – правда, невидимая – хватает меня за запястье и волочет по коридорам участка.

- Как ты здесь оказался?! Зачем ты вернулся?

Хищник на мгновение снял камуфляж, показавшись мне. Выглядел он так, словно куда-то торопился. Движения отточенные и быстрые, каждый жест резкий. Сам на себя не похож.

- Куда мы идем?

Ясно дело, прочь отсюда. Я с содроганием отметила, что в коридоре нам никто не повстречался. Интересно, это везение или же Киан’дэ постарался?

Хищник легким ударом ноги выбил из петель заднюю запертую дверь и вывел меня из участка. Волосы тронул свежий ветерок, я непроизвольно сжалась, просидев в душном помещении так долго.

Киан’дэ вновь растворился в воздухе, но в руки мне сунул неприметную куртку с капюшоном, которую я поторопилась надеть. Он подвел меня к забору и подсадил наверх. Я только по тихому шуму внизу смогла определить, что Киан’дэ уже перемахнул через забор. Я осторожно начала спускаться, но невидимые руки уже стащили меня и благополучно поставили на землю.

Накрыв голову капюшоном, я поспешила за хищником уже быстрым шагом. К чему такая спешка, конечно, кроме того, что нас может накрыть полиция? И зачем он вернулся за мной?

Киан’дэ все шел и шел, и вот мы уже свернули в какую-то подворотню совсем недалеко от моего дома, как я вдруг резко остановилась.

Потому что на меня нахлынули резкие мыслеобразы...

Тварь настолько огромная, что это трудно вообразить. Она и еще одиннадцать чужих движутся к стенам Касл-Рок, прочесывая леса. Четырехметровая гадина не так стремительна, движется осторожно, а черные тела вокруг неё снуют, как мухи. Все это похоже на отвратительный улей, и в качестве нового места гнездования чужие облюбовали мой город.

И я поняла. Открыла глаза и с ужасом посмотрела в пустоту.

Киан’дэ дезактивировал камуфляж, склоняя набок блестящую маску и тихо цокнув.

- Это правда? То, что я увидела?

Он кивнул и осторожно коснулся ладонью моей щеки, будто успокаивая меня. Он пришел меня спасти – снова, и я ощутила безграничную благодарность... с одной стороны. Но с другой, выглядело все так, будто я сбегаю из Касл-Рок.

Я была бы не прочь сбежать. И в то же время я не могла всех бросить.

В городе полно детей и стариков. Есть несколько инвалидов. Слепые люди, в конце концов. Да и вряд ли даже здоровые и крепкие женщины и мужчины смогут спастись, если встретятся с чужими.

Убежать с Киан’дэ – значит обречь на гибель всех этих людей. Как мне потом с этим жить? Смогу ли я вообще жить, если буду знать, что косвенно виновата в смерти стольких людей?

- Я не могу, – тихо сказала я хищнику и отступила назад. – Не пойду никуда.

Он удивленно цокнул, беря меня за руку.

- Нет. Я останусь здесь, мне нужно вообще назад, в полицейский участок. Предупрежу шерифа, быть может, мы успеем как-то подготовиться. Или сразу начнем эвакуацию.

Хищник покачал головой. Короткие дреды упали ему на маску, и он легко откинул их назад, прислоняясь к каменной стене дома спиной и задумчиво глядя на асфальт.

С уманкой проблем больше, чем он думал, но он не бросит её здесь. Силой заберет ее отсюда и увезет, и точка.

Вид у него был задумчивый, и я продолжила:

- Пойми, Киан’дэ, это не по совести. Я не могу даже думать, что случится с этими людьми, если мы им не расскажем о целом рое чужих, идущих сюда. Я просто обреку их всех на гибель, и жить с этим не смогу.

Хищник вздохнул.

- Ты не обязан мне помогать, ты уже вытащил меня из стольких заварушек, даже сейчас. Уходи.

Но разумеется, он не ушел. Он активировал камуфляж, взял меня за запястье и тихо повел обратно, на немноголюдную улицу, ведущую к участку, откуда мы и сбежали. Похоже, этот парень все для себя решил.

====== 10 ======

А тем временем, вокруг участка уже с обескураженным видом бродило трое полицейских, явно не ожидавших увидеть беглянку перед собой.

— Стой где стоишь! — громко сказал один из них и поднес рацию к губам. — Она тут, назад вернулась. Прием!

Короткий пшик — и сердитый голос проорал из рации:

— Задержите её!

Я подняла руки ладонями вверх, когда двое полицейских обогнули меня и один из них схватил меня за запястья и попытался застегнуть на них наручники. Но тут, как по волшебству, он с воплем упал на землю, поскольку хищник сделал ему подсечку.

Второй полицейский и опомниться не успел, как у него из рук вылетели наручники. Он выхватил пистолет и сделал выстрел в воздух, но, очевидно, пуля прошла мимо Киан’дэ. Хищник одним ударом выбил и пистолет, после чего дезактивировал камуфляж и встал перед мной, сердито стрекоча.

— Мать твою, — прошептал полицейский и медленно поднес рацию к губам. — Прием, Джефферсон, у нас эта тварь на заднем дворе!

Киан’дэ чуть склонил набок свою блестящую маску, угрожающе обводя глазами своих противников. Да в общем-то, они и не были ему противниками: так, на один зуб, мелкая добыча. Понимая это, я невольно раздулась от чувства гордости за хищника. Но в то же время понимала, в какие проблемы втянула себя и его.

Внезапно новая череда образов потоком хлынула в мое сознание, и перед глазами все поплыло.

Он накинул на плечи рваную накидку и надвинул на лицо капюшон, так, что только кончики валар виднелись из-под него, да маска тускло поблескивала в тусклом свете ночного светила.

— К’жит! — ругнулся один из охотников, надеявшийся после ловли чужого получить статус «кровавого». — И это отребье летит с нами?

— У него есть поручение, — произнес другой охотник, чье тело было обильно покрыто шрамами. — От самого Верховного старейшины, и не нам с тобой оспаривать его решение.

Все время, пока о нем говорили, Киан’дэ безразлично стоял перед охотниками, ожидая, пока они первыми зайдут на корабль. Он был ловким искусным пилотом, но сегодня его мастерство не пригодится. Точнее, он будет не больше чем пассажиром, притом нежеланным.

Спустя несколько дней пути, Киан’дэ готов был убить обоих хищников, начиная их тихо ненавидеть. Однако сделать этого или даже сказать им что-то резкое он не мог: он был всего лишь грязной кровью, яутжа самой низкой касты, потому он держал себя в руках и все больше медитировал. Но по прибытию на спутник он понял, что, в общем-то, чужие прекрасно справились с лагерем яутжа и их лидером без его участия.

На месте лагеря вольготно раскинулась яйцекладка.

Хищники-охотники схватились с чужими, с визгом напавшими на корабль сразу, как он приземлился, и вскоре самый юный из яутов уже обзавелся своим личным черепом-трофеем. Киан’дэ безразлично вышел на трап, глядя на останки своих сородичей и на то, как сражаются два охотника.

Он заметил, что один из чужих мчится к нему и уже отталкивается от земли в прыжке. Киан’дэ быстро уклонился и, выхватив свой изогнутый клинок, одним ударом срубил вытянутую челюсть чужому.

Кислота вместо крови закапала на землю, монстр издал омерзительный вопль, но Киан’дэ уже видел, как более опытные хищники заваливают чужого, а потому ловко развернулся и расправился с ним, снося ему голову и наступая ногой на рухнувшую тушу.

Похоже, с первой волной мерзких тварей хищники справились. Киан’дэ отметил, что юный яут странно смотрит на него.

— Пошли дальше, — скомандовал старший. — Ты, — обратился он Киан’дэ, — убийца, будь неподалеку. Ты можешь нам пригодиться.

Киан’дэ склонил набок голову в маске. Слушаться кровавого? Но он никого не слушается, кроме своего патрона. Однако как он вернется на спутник без младшего сына своего хозяина? Невольно он сделался телохранителем юнца из наемного убийцы, и этот факт его весьма раздражал.

Он молча пошел следом за хищниками, и спустя некоторое время молодой яут почувствовал себя неуютно. Будто за ним постоянно следят. Он готов был поспорить, что кровавый чувствовал то же самое.

— А может он идти впереди нас? — спросил он у старшего товарища.

Тот сурово покосился на молодого бойца.

— Ты что же, оробел? — грозно рыкнул он. — Это всего лишь жалкий ассасин, ничего более. Ты же — будущий воин чести, сын Старейшины племени, сам Кетану следует за тобой по пятам. Не подведи меня.

— Да, мастер, — покорно склонил голову хищник.

Киан’дэ бесшумно хмыкнул. Да, он знал, что при желании даже без камуфляжа может буквально стать невидимкой. Он овладел этим мастерством, ловко обводя вокруг пальца даже многих знаменитых охотников. В конце концов, каждый символ на его теле — это один поверженный враг его патрона. А символов этих уже много.

Я вздрогнула и очнулась, из экзотических инопланетных джунглей враз переместившись домой. Глубоко вздохнула и села, не понимая, где же я.

Передо мной в медитативной позе сидел хищник, в прорезях его маски ярко мерцали лавово-красные глаза с желтыми бликами.

Он повернул ко мне голову, короткие дреды хлестнули по шее.

— Привет, — тихо сказала я и прокашлялась. — Черт, похоже, я вырубилась.

— Да, похоже на то, — произнёс мужской голос за моей спиной, и я подскочила.

Мозг начал выхватывать детали, а потом уцепился за всю картину. Меня сковало ужасом.

Мы сидели в полицейском участке, разгромленном до основания. Догадываюсь, что тут произошло. Я, как оказалось, лежала на перевёрнутой и оторванной от ножек деревянной столешнице. Часть полицейских была в клетке, вторая часть рассредоточилась по помещению, и абсолютно все держали на прицеле хищника и меня.

Если все будут стрелять — даже этот инопланетный засранец не выкрутится. Я присела на корточки, но помощник шерифа хмуро указал мне дулом пистолета на прежнее место, и я покорно опустилась на задницу.

— Так и думал, что все не так просто между тобой и этим выблядком.

Мужчина посмотрел на Киан’дэ.

— Какого черта он сюда приперся?

Хищник тихо щелкнул, отчего несколько полицейских подскочило.

— Я знаю, зачем он вернулся, но не думаю, что вы мне поверите, — сказала я.

— А это зависит от того, что ты скажешь.

Я глубоко вздохнула. Ну, я своим-то глазам при первой встрече с чужим едва верила, но попробовать стоит.

— Хищник вернулся сюда за мной, потому что к городу движутся инопланетяне, которых он называет чужими.

Молчание.

— Они неразумные, очень агрессивные. Когда Киан’дэ…

— Это его так зовут? — перебил меня тучный мужчина с залысиной, указывая на хищника.

— Да. Когда мы с ним были в лесу, на нас нападали чужие. Киан’дэ их убивал и защищал меня, довёл до Касл-Рок и отпустил. Мне он зла не желал.

— Очень мило. — Заметил Джефферсон. — А что ж он не был так любезен привести сюда всех наших? Почему границы его доброты распространились только на тебя?

— Да, где остальные? — спросила чернокожая женщина.

Господи, этого вопроса я боялась.

— Они погибли, когда Киан’дэ проник в лагерь хищников, которые нас похитили.

— А почему выжила ты? — выкрикнул Джефферсон.

— Да не знаю я! — заорала я ему в ответ, сжимая кулаки.

В этот момент Киан’дэ гулко рыкнул, так, что нам пришлось заткнуться.

Минута прошла в молчании, полицейские сосредоточено держали на мушке нас с хищником.

— Хорошо. — Джефферсон потёр щетинистую щеку и вздохнул. — Допустим, все так, как ты говоришь. Но почему он вернулся? Я не понимаю.

— Он вернулся за мной.

Некоторые удивлённо переглянулись.

— Понятно. Значит, решил тебя забрать из города, потому что всем тут, по его мнению, кранты?

— Да.

На лицах многих отразились презрение и страх. Эмоции переполняли людей, они начали перешёптываться.

— У всех здесь есть близкие. Дети, семьи. Вам надо срочно покинуть Касл-Рок. Скоро здесь устроят…

Перед глазами невольно встал образ разоренного лагеря хищников на чужой планете.

-…яйцекладку.

— Убежать просто потому, что нам об этом рассказала хищническая сучка? Это слишком опрометчиво.

Хватит!

Этот голос, очевидно, грянул не только в моей голове, раз все кругом подпрыгнули. Даже Джефферсон выглядел обескураженным.

— Это он сказал?!

Я кивнула.

Чёрная смерть от Каиндэ Амедха. Вашим оружием стольких не убить. Идут сюда с королевой, она огромна. Отложат эмбрионы в ваши тела. Родятся новые чужие. Их колония будет огромна. Всех убьют. Придут не позднее следующего утра.

Его голос раздавался у нас в головах, и от него хотелось спрятаться, завыть, забиться куда-нибудь и отключить разум. Я заметила, что кто-то из полицейских едва-едва сдерживался, чтобы не заплакать. А некоторые держались за головы так, словно они вот-вот расколются.

Я и сама плакала. Поняла это только по соленому вкусу слез, попавших на губы. Когда голос стих, а Киан’дэ, до этого напряжённый, как струна, расслабился, я услышала уже знакомый мне и куда более мягкий и тихий голос в голове:

Говорил так впервые. У меня табу, обет молчания. Не говорю со своими, а с вами не о чем было говорить. Непривычно и больно, но это было необходимо.

Джефферсон выглядел бледным. На многих не было лица, впрочем, ещё из-за того, что их все ещё терзала головная боль. Киан’дэ посмотрел на меня и тихо поманил к себе, я послушалась его, приблизившись к нему.

Когда один из полицейских дрожащими руками снова навёл на меня ствол, Джефферсон тихо сказал:

— Стой. Оставь пока их.

Иголки все ещё продолжали впиваться в мой мозг. В висках гудело так, будто меня избили, и я, уткнувшись в жесткое чешуйчатое плечо Киан’дэ, тихонько заскулила от непереносимой боли; слышала только, что кто-то из полицейских, очевидно, блюет.

— У нас проблемы посерьёзнее, чем этот сраный телепат, — проговорил Джефферсон.

====== 11 ======

От голода под ложечкой сосало, виски разрывались на части от боли, а вместо подушки был только хищник, жесткий, как камень, но я хотя бы могла уткнуться лицом в его грудь и пережидать, когда боль покинет меня. Мне показалось, что весь мир восстал против меня, в нем нет осталось друзей и родных. А если так, стоило ли оставаться в Касл-Рок, не проще ли бы было уйти тихо и незаметно вместе с Киан’дэ?

Но уйти с ним в никуда я не могла. Тем более, что не мог и он. Он обязан был вернуться к хозяину.

Хотелось заплакать от чувства безысходности, но я была и без того слишком жалкой. Очевидно, хищник и так думал, что я очень слезлива и бестолкова. Даже ради того, чтобы нравиться хотя бы ему, я взяла себя в руки.

Население Касл-Рок – тридцать тысяч человек. Это мирные жители, не готовые к борьбе с инопланетными тварями, которые могут отложить в твоё тело своего эмбриона, если не вздумают порвать тебя на куски.

Что предпримет полиция, я не представляла. Но если бы знала, ушла бы с Киан’дэ сразу.

Через полтора часа жарких обсуждений за стеной (которые все мы прекрасно слышали), к нам ворвались шериф и его помощник, а также представитель мэра и ещё кто-то.

Всем им явно было не по себе оттого, что в одной комнате был внушающий страх хищник. Грозный инопланетянин не сдвинулся со своего места, и я всерьёз задумалась, как у него ещё тело не затекло.

Сидеть вот так, прижавшись к хищнику, было уже неудобно и странно. Мое состояние улучшилось, и я слегка отодвинулась от него, но услышала тихое щелканье, и замерла на месте.

- Так значит, это правда, – заключил мужчина в голубой рубашке и в очках, которые он, волнуясь, то снимал, то надевал на переносицу. – И вы проверили информацию?

- С дронов. Действительно, их девятнадцать, и при них – четырехметровая гадина, вокруг которой постоянно вьются остальные, мелкие. Они чертовски шустрые, но она их задерживает. Самое большее, к утру они войдут в город.

- И что? У нас нечего им противопоставить?

- Мы будем делать все, что в наших силах. Грузовиками перекроем доступ к воротам, на стены – стрелков поставим. Расставим ловушки, мины. Не дадим им пройти.

Киан’дэ цокнул и покачал головой.

- Не сработает, – тихо сказала я. – Не всех их так остановишь. А может, и никого не остановишь.

- Может быть, но с помощью него...

Мистер Дель Мар закурил, прищурившись и выдыхая дым. Кончик сигареты посмотрел на Киан’дэ.

- Нет. Его только не втягивайте.

И на что я надеялась, когда просила его оставить меня здесь. Подспудно надеялась, что он либо решит проблему за меня – как всегда, схватит в охапку и увезет куда подальше... Или на самом деле останется и попытается проявить благородству по отношению к слабым людишкам. Куда же нам против инопланетян?!

Но готова ли была я на самом деле рискнуть жизнью Киан’дэ?

Он поднял на людей маску, всю покрытую боевыми иероглифами и царапинами. Черненое и белое серебро плавно перетекали друг в друга, выделяя острые скулы черными полосами и делая его лицо более похожим на человеческое. Ловкая имитация, но я уже не могу вообразить, что там без маски.

Даже в его воспоминаниях я не вижу его настоящего лица.

- Мы вынуждены не просто просить помощи, мы требуем её, – тихо сказал шериф. – Вы же понимаете. Это вы повинны в том, что на Землю пробрались вместе с вами эти странные твари. Вы повинны в гибели и исчезновении сотен тысяч землян по всему миру. Вы безжалостно убивали наших горожан, наших соседей, членов семьи, детей. Вам теперь и отдуваться. Все просто: это карма, мистер. Как бы вас ни звали, вы всего-навсего инопланетная ящерица, которая поможет нам уничтожить этих тварей.

Все время Киан’дэ молча слушал человека, мерно дыша и не теряя самообладания. Было вообще неясно, что он думает. Но, когда шериф закончил, он резко вскочил со своего места, что было удивительно для такого на вид спокойного существа.

От выстрелов сзади он легко уклонился, схватил за руку того, кто стрелял в лоб, и с силой вывернул её наверх. Выстрелы зазвучали в потолок в унисон с криком боли.

Сзади снова застреляли, при этом шериф рявкнул:

- Нет! Он нам живым нужен!

Киан’дэ вскинулся, разворачиваясь к стрелявшим. Он зарычал, потому что одна пуля все же попала ему в плечо, и выхватил из спинных ножен крючковатые изогнутые лезвия. Я была уверена, что сейчас по полу покатятся головы в фуражках.

Неожиданно меня схватили за руки и скрутили в такой бараний рог, что я только и успела что испуганно выдохнуть, но этого было достаточно.

Хищник резко повернулся и замер, негодующе и глухо рыча. Выстрелы прекратились. Он, невзирая на яркую зеленую кровь на своей руке, с силой стиснул рукоять клинка и одним движением убрал оба на место.

- Хорошо, я думаю, мы поняли друг друга. – Произнес надо мной шериф. – Полчак, отпусти ее.

Руки разжались, и я невольно упала на колени, испуганно глядя попеременно то на человеческие лица, то на блестящую маску.

Поверить не могу, что оказалась в такой заварушке.

- Даже если это будет последним, что я сделаю, я убью эту девку. Давай жить дружно, мистер, и помогать друг другу, раз уж у тебя здесь есть свои интересы, окей?

Хищник и шериф буравили друг друга глазами с минуту. После чего Киан’дэ тихо кивнул.

- Окей. Это уже лучше. Правда лучше.

- Больно?

Он покачал головой, глядя в пол и что-то сосредоточенно обдумывая. Я тем временем осматривала его руку, понимая, что пулю-то надо бы вытащить. Поразительно, но, похоже, это ранение Киан’дэ не обременяло. Он спокойно держался, не выказывая сигналов боли, хотя по напряженному телу я понимала, что он просто крепится.

Ладно, надо бы найти аптечку.

- Простите, есть здесь аптечка? – спросила я у молодой темнокожей женщины-полицейской. Она скривила губы.

- Для этого?

- Он же ранен.

- Да мне как-то пофигу, – честно сказала девушка. – Такие рожи, как он, моего племяша увели куда-то в лес два года назад, и с тех пор мальчишку никто не видел. Вот как представлю, что такая сволочь ему башку отрывает, аж руки чешутся пристрелить хотя бы одного гада.

Блин, я ее понимала! Как не понять?! Столько лет ненависти и безнадеги, столько поломанных судеб... и по иронии судьбы, Киан’дэ вообще не участвовал в этом, хотя бы потому, что ему не позволяло его дурацкое кастовое общество.

Я выдохнула. Успокоилась, постаралась говорить мягче.

- Но сейчас он нам действительно нужен. Если он истечет кровью...

- Он? Да ты его видела? Здоровый бычара, ему это что царапина!

- ... и все же, когда сюда придут эти черные твари, лучше бы, чтобы у хищника было две рабочие руки.

Девушка переглянулась с коллегой, таким же молодым парнем-блондином, и он пожал плечами:

- Можешь взять аптечку в соседней комнате, там в шкафчике под стеклом есть сумка. Там вата, бинты, щипцы вроде тоже есть... тайленол еще. Всякое, в общем. Пользуйся.

- Бля, Полчак, я не ожидала, что ты печешься за ящера. – Девушка смерила взглядом Киан’дэ, а он, в свою очередь, поднял на нее маску и пристально посмотрел в ответ.

Она не выдержала и отвернулась первой.

Аптечка нашлась быстро, там было на самом деле много чего полезного, но я не знала, можно ли нашими лекарствами обезболить Киан’дэ. Да и он, судя по всему, в этом совсем не нуждался: терпение у него было титаническое.

- Сейчас пулю вытащу.

Но черт, я никогда этим не занималась! Это заняло у меня не меньше четверти часа, и я только еще больше расковыряла глубокую рану, так, что рука у Киан’дэ была вся залита зеленой кровью. Наконец, я достала злосчастную пулю и залила чешуйчатое плечо дезинфицирующим средством, а после взялась за бинт.

- Даже не пикнул, – поделился тихо Полчак с напарницей. – Норма, видала? Вот это терпилово.

- Мда, ясно теперь, почему такие нагнули всю Землю.

Я сочувственно посмотрела на Киан’дэ:

- Ты как? В порядке?

Красно-желтые глаза спокойно моргнули. Нормально, значит. Мне было неловко выказывать свои чувства при людях, это казалось почему-то очень непристойным. Почти запретным. Я замялась, опустив глаза, но Киан’дэ осторожно приподнял рукой мой подбородок и успокаивающе цокнул.

Надо было валить с ним, пока было можно. Я бы сейчас с легкостью ушла из города только с ним, особенно когда смотрела в спокойные, глубокие глаза. В груди разлился болезненный спазм. У меня было дурное предчувствие.

- Вы ещё трахнитесь тут, до полного счастья, – посоветовала Норма. – Не понимаю, как тебя с него не тянет блевать.

Да сама не знаю. Странное чувство. С моими похитителями всё было иначе: я ненавидела их, хотя они выглядели похоже, пахли почти так же, диковинно, и тоже противно щёлкали и цокали, или рычали, и были огромными и страшными. Не знаю, что делало Киан’дэ другим, но я очень четко ощутила желание.

Почти до мурашек по спине.

Однако хищнику было не до того. Он выглядел серьёзным и даже печальным. Что происходило в его голове, я не знала, но догадывалась, что он сомневается в успехе сражения с чужими.

Кетану, я никогда прежде не обращался к тебе, поскольку знаю, как ничтожен и низок мой род. Великий, возможно, ты даже не слышишь моего голоса, да и просьба моя ничтожна и недостойна Тебя, но умоляю, выслушай меня.

Уманка, которая завладела моим разумом, о которой я пекусь, слишком чиста сердцем и, Великий, клянусь, оказалась не так слаба душой, как я сперва думал. Она нашла в себе силы заступиться за свой народ и попросить помощи о нем, даже если то влечёт ее смерть.

Кетану, я недостоин охотиться на каиндэ амедха, тем более, не способен справиться с самой королевой. Меня ждёт проигрыш исмерть, и я знаю, что за этой жизнью для меня не будет больше никакой другой.

Но я согласен на это, если Ты своей волей, Великий, сохранишь жизнь уманке. Пускай случай и судьба будут на ее стороне и злой рок обойдёт ее.

Я всегда боялся смерти, Кетану, потому что знал, что меня ждёт. Но если на то Твоя воля, пусть будет так. Молю о спасении близкого мне существа, Кетану, и хоть Ты велик и кровав, но лик Твой милосерден, и душа Твоя не черства к тем, кто молит Тебя искренно и честно. Молю, Кетану, о спасении.

Не знаю, что измотало Киан’дэ больше: ранение, кровопотеря или все случившееся. Он устало провёл рукой по дредам и откинул голову назад, прислонившись к стене.

Похоже, снаружи подготовка к нападению чужих шла полным ходом. Пока вмешательства Киан’дэ не требовалось, и нас никто не трогал. Хищник тихонько свистнул, привлекая внимание Полчака, и кивнул на дверь.

- Нет, парень, прости, но приказ есть приказ, мне велено следить за тобой.

Хищник вздохнул и встал со скамьи, щёлкнув мандибулами и опускаясь на колено напротив меня. Я выпрямилась, с беспокойством глядя в маску.

- Что ты делаешь? – обескураженно спросила я и заметила, как насторожились наши надсмотрщики.

Но Киан’дэ уже не обращал на них внимания. Он тихо погладил меня по волосам и положил ладонь мне на лоб, прикрывая свои глаза и напрягаясь.

- Чего он хочет? – голос Нормы был уже таким далеким, что я почти не слышала его. Меня затягивало, как в воронку, в воспоминания хищника.

Миг – и я в огромном зале. В теле Киан’дэ.

Он стоит на коленях, а два огромных воина держат его руки так, что Киан’дэ вынужденно прогибается в пояснице и смотрит вперед себя.

Жрицы уже отсекли его валары, и он отмечает, как унизительно коротки они стали.

На его лицо опускают маску, а один из яутжа – тот, что был с Киан’дэ на планете с чужими – наступил ему на спину и заставил согнуться ещё ниже.

Сколько унижения. Сколько ненависти. Киан’дэ едва стерпел это, готовый вскочить и снести с плеч стучащую мандибулами голову.

Сегодня и всегда такие, как он, будут побеждать, но он... он всегда останется изгоем, что бы ни сделал, сколь бы искусен ни был. На него смотрят, как на пустое место.

Вдруг его отпускают, и он поднимается на ноги рывком, глядя в глаза тому, кто унизил его.

Ненавижу. Всех ненавижу.

Киан’дэ молча отворачивается от воина, понимая, что он не имеет права даже касаться его. И вдруг получает удар под ребра.

Задохнувшись, он все ещё стоит, сжимая кулаки и впиваясь когтями в свои ладони. Ещё немного, и он потеряет терпение и убьёт это ничтожество, посмевшее тронуть его.

Но удар – ещё более сильный, на сей раз – ногой и в спину – заставляет Киан’дэ рыкнуть и резко развернуться.

Стражники хватают его за руки, выкручивают их и силком опускают на колени. Киан’дэ держится, знает, что это провокация. Если он будет драться, его просто застрелят.

Но терпеть нет сил. Кровь кипит, в висках пульсирует гнев. Ему хочется убивать.

Он борется с искушением освободиться и свернуть охотнику шею.

Нет, нельзя.

Да, можно!

Киан’дэ ловит мощный удар по лицу и чувствует, как ломается один из клыков. Боль пронзила всю левую часть лица. Следующий удар – уже в грудь, такой, что убийца задохнулся.

Его били жестоко и долго, так, чтобы точно не осталось живого места. Но больше боли в нем было ярости. Он напряг тело так, что удары сыпались градом и слабые – отскакивали, средние – не причиняли вреда, а сильные выбивали дух, но не убивали.

Чем дольше его били, тем больше он зверел.

Охотник чести с разворота ударил его ногой в лицо, и убийца повис на руках стражников, на мгновение выпав из реальности. Белые вспышки полыхнули в глазах. Хищник поднял глаза на того, кто бил его, и с ненавистью посмотрел в его лицо.

И охотник понял, что Киан’дэ запомнил его. Это заставило его бить куда ожесточеннее.

Наконец, наступив ступней на голову Киан’дэ, он издал победный рёв и не заметил, как хищник в мгновение ока освобождается от хватки стражников, делает одному подсечку, второго – молниеносно – вырубает ударом в лицо и бросается на своего обидчика, молча нанося ему один удар за другим.

И вот, пока он лупил почем зря охотника чести (а очухавшиеся стражники до полусмерти лупили уже его), он думал, что все это зря. Лучше бы он терпел и дальше.

Но терпеть было невозможно.

В тот вечер инициации смерть Киан’дэ предотвратил его патрон. Он грянул “Хватит!” и объявил, что Киан’дэ, как живой представитель грязной крови в клане, в следующий раз за непокорство будет уничтожен на месте.

И это отрезвило Киан’дэ.

Истекая собственной кровью, булькавшей в горле, он смотрел на лежавшего рядом и задыхавшегося от боли охотника чести, но удовлетворения не чувствовал.

Он думал, что наделал и как будет жить с этим дальше.

====== 12 ======

Сколько лет прошло с тех пор? Я не знала, да и подсказок не было, но судя по боевым иероглифам на маске и меткам на теле, это было не недавно.

Я с сочувствием посмотрела на Киан’дэ, но по его спокойному жёсткому взгляду поняла, что в сочувствии этом он не нуждается.

Он распрямил плечи, посмотрел мне в глаза и тихо сказал:

Чтобы знала, кто я такой. Не охотник чести. Каста низшая. Не воин. Недостойный.

Я была поражена тем, как он о себе думает, и это, наверное, было видно у меня по лицу.

- Я не считаю тебя недостойным, Киан’дэ, – поражено сказала я. – Никогда бы не посчитала.

Он покачал головой, и я поняла, что он и жалости моей не просит. Он просто предупреждает, с кем я связалась.

Защищу от всего, что угрожает здесь. Тут только колония, свободная территория. Могу убить охотника, если кто придёт за тобой. Но там... бессилен.

И все встало на свои места. Сам не волен над собой, все равно что домашний питомец, который притащил с собой своего собственного любимца. Хозяину я могу не понравиться. Или понравиться слишком, что тоже пугает Киан’дэ.

Я молчала какое-то время, думая, что ему сказать. Пыталась так и этак взглянуть на ситуацию, но в итоге ничего путного бы все равно не вышло.

- Потом ты улетишь? – только и спросила я. Ответом мне был кивок.

- И я больше никогда тебя не увижу?

Кажется, это я уже спрашивала у него тогда, при первом расставании. Хищник терпеливо вздохнул, но ничего не сказал. Не подал никакого жеста. Вообще с места не сдвинулся.

А чего я ожидала? И на какой ответ рассчитывала? Ждала, что он возьмёт меня в свою розовую страну и сделает королевой ящериц? Или что его присутствие на Земле сделает мою жизнь счастливой и решит все мои проблемы? Этот парень отвёл меня домой и разок трахнул, не больше того. Даже больше скажу: если бы не вся его чертова цивилизация, меня было бы не от чего спасать.

Но все же было в Киан’дэ что-то такое, что влекло к нему. Я испытывала к нему чувство жалости – но не настолько, чтобы ради этого терпеть рядом его присутствие. В конце концов, это двухметровый мускулистый инопланетянин, способный завалить здесь любого самого крепкого мужика! Я видела, что вытворял этот безжалостный засранец, и это меня даже пугало.

Не сказать также, чтобы секс с ним был вершиной кайфа, а сам он дико возбуждал меня каждую минуту. В конце концов, он покрыт чешуей, хоть и сложен великолепно, а ещё он странно пахнет, быстро движется, он внушает мне страх и чувство опасности. Вне всякого сомнения, это не самая привлекательная форма жизни, и найти нормального земного мужчину было бы гораздо умнее.

Даже если Киан’дэ останется или заберёт меня с собой, какое будущее меня ждёт? Будущее секс-рабыни? Как долго он будет нежничать со мной? Когда ему все надоест и он просто убьёт меня во время очередного соития или просто не рассчитает силы? Когда я надоем ему, он отвезёт меня на Землю или отдаст на растерзание хозяину? А вообще, умеет ли он чувствовать любовь, и чувствую ли я любовь к нему, или это просто привязанность за то, что он просто спасал меня из любой жопы, в которой я оказывалась?

Все эти вопросы требовали ответов, но ответов не было. Я представила бы, что бы сказала моя семья. Наверное, отец сначала подстрелил бы из дробовика Киан’дэ, если бы представил, что он со смаком обхаживает его дочурку.

На нашу пару люди смотрели с отвращением и непониманием. Хотя Киан’дэ был далеко не так огромен и чужд – визуально – нам и скорее был похож по комплекции на достаточно крупного и высокого земного атлета, он был самым настоящим монстром. И в общем-то Джефферсон был не так уж неправ, когда называл меня инопланетной шлюхой. Я себя вообще не понимаю. После того, что Киан’дэ безжалостно убил не только хищников, но и земных невинных девушек и парней, как я могла опуститься до секса с ним? И ладно бы принудительного, тогда он был бы ничем не лучше того вожака, что меня изнасиловал. Но все было хуже: я сама напросилась на это.

И вот сейчас Киан’дэ пытается разгрести последствия всего, что натворил. По глазам видно, как он сожалеет обо всем.

- Вот что, – твёрдо сказала я. – Знаешь что? Уходи.

Он изумлённо расправил плечи и посмотрел на меня. Руки у него дрогнули, потом сжались в кулаки.

Я прямо ощущала немой вопрос и чувствовала, что он сейчас от избытка чувств меня либо прибьёт, либо точно трахнет. Одно из двух.

- Ты вполне умеешь незаметно исчезать, так что, – я чувствовала, что голос предательски задрожал, – давай, уходи отсюда! Уверена, тебя никто не увидит. А если и остановит, ты же большой парень, да? Убьёшь ещё пару невинных людей. В конце концов, это то, чем ты занимаешься всю жизнь, ты же убийца. Так что... спасибо за все, что ты сделал, Киан’дэ. Но хватит. Оставь нас самих разбираться со своими проблемами, тебя ждут в твоей... как там... ну этой...

Он вздохнул и неожиданно обнял меня за плечи, прижав к себе.

Полчак, вроде бы дремавший у двери, удивлённо посмотрел на нас.

Хищник издал тихое, утробное ворчание, и, поглаживая меня по затылку когтистой рукой и перебирая мои волосы, прижал меня к груди, покрытой чёрной броней.

Я не шелохнулась, обескураженно глядя на то, как реагируют на поступок хищника напарники. Полицейские переглянулись, молча пялясь на нас.

Странно, но от хищников вообще не пахло животными. Скорее, это было что-то горькое, как порох или дым. И ладан. И мускус. Все сразу. Не резкий, а притуплённый запах, исходящий от кожи. Не неприятный, но неземной. И странный.

Он прислонился спиной к стене, увлекая меня за собой, и через какое-то время я поняла, что он устало задремал. Возможно, он потерял много крови или просто утомился, а может, набирался сил перед боем. Так или иначе, хищник чутко спал, откинув голову назад и как-то слишком беззащитно обнажая длинную чешуйчатую шею, покрытую татуировками.

Я осторожно высвободилась из его рук и села рядом, спрятав лицо в ладонях. Боже мой, как мне вообще быть?

- Он тебе доверяет, – вдруг сказала Норма, немало удивив меня. Лицо у неё было серьёзным, большие тёмные глаза влажно поблескивали, а взгляд ожесточился. – Никогда не видела такого. Привязался к тебе.

- И что мне делать? – всхлипнула я. – Вот скажи, ты говоришь, подстилка хищников! Что мне делать?!

- Детка, откуда мне знать? – усмехнулась Норма. – Наши мужики так себя не ведут, а чтобы какой-то хахаль с Нибиру ходил за тобой, как ручной – вообще звездануться можно. Честно, сестричка, не знаю, ты просто попала.

- Что, защемило, Норм? – Полчак толкнул ее в бок, и девушка сердито посмотрела на него.

- Просто стремно это, и все! Обычно они не такие.

Киан’дэ приоткрыл глаза и снова устало уснул.

- Обычно им на нас плевать.

Я не успела даже среагировать, как Киан’дэ поднялся на ноги и наклонил голову вправо и влево, разминая шею.

Через секунду дверь открылась, и в комнату вошли вооружённые люди. В руках были уже не пистолеты, а винтовки и автоматы. Шериф, сопровождавший их, закусил уголком рта сигарету и снял с переносицы тёмные очки.

- Так, ну что, парень? Время пришло, пойдём.

Киан’дэ подошёл ко мне и, взяв меня за руку, толкнул впереди себя. Так мы прошли мимо вооружённых мужчин, напрягшихся от такой близости хищника.

Я вышла из участка первой, хищник – за мной. Я остановилась как вкопанная, замерев, потому что снаружи нас поджидало ещё столько же вооружённых людей.

Но что хуже того – обычные горожане. Стояли повсюду, глазея на Киан’дэ. Громко говорили, возмущались, кто-то даже плакал.

Я представила себе Киан’дэ их глазами. Как если бы я стояла среди них, в самой гуще, и видела его впервые.

Чешуя мягко переливается в сумеречном свете. Он весь залит багровым и золотым, но от яркого солнца не щурится: по крайней мере, под маской это не увидеть.

Он спокойно опустил когтистые руки, поза у него статичная, но все равно тело... говорит за себя. Он готов атаковать и защищаться.

Он напряжённо вглядывался в кажущиеся одинаковыми лица, на которых видны были ненависть и страх.

И вдруг кто-то один закричал – мне, хотя я и так умерла со стыда и от чувства вины, переполнявших, как вода сосуд:

- Тварь!... Предательница!...

А потом какая-то женщина крикнула:

- Шлюха!...

Их словно прорвало. Они говорили столько и такое, что я обмерла и не знала, что мне вообще делать. Наверное, выглядела я глупо, но внезапно крики прекратили не бойцы, потеснившие толпу, а резко шагнувший вперёд хищник.

Он развёл руки в стороны, подавшись к толпе, и издал громогласный рык. Разом все бросили кричать, как-то подавшись назад.

И вдруг мы услышали кое-что другое.

Далеко за лесом до нас донёсся мерзкий визг, от которого люди бросились врассыпную, вспомнив, ради чего собрались на самом деле.

Киан’дэ помрачнел, взяв меня за предплечье и встав рядом. А где я должна быть сейчас? С ним или со своими?

Он сузил глаза, бросив взгляд на Джефферсона.

- К нам идут, милые, – сказал тихо мужчина. – Что смотришь, пугало? Иди давай, смотри на дело рук наших.

Но все их ловушки хищник забраковал. Он качал головой, когда видел импровизированные преграды в виде фургонов у ворот, и остался доволен лишь заминированным полем перед стеной.

Он пристально посмотрел в глаза Джефферсону, и по бледному виду мужчины я поняла, что он телепатически говорит с ним.

Помощник шерифа кивнул, а после посмотрел на меня.

- Эй, пошли.

- Но...

Я смущённо посмотрела на Киан’дэ, и он вздохнул, подойдя ко мне.

Джефферсон цыкнул:

- Времени в обрез. Пугало, ты давай, топай к нашим. Я о ней позабочусь.

Киан’дэ тихо кивнул и чуть склонился ко мне, осторожно проведя тыльной стороной ладони по моей щеке.

Он что, прощается?

Я не отдала себе отчёта в и том, что делаю. Стало вдруг невыносимо страшно. Вокруг него – враги, поддержать его некому, а я слишком бессильна, от меня помощи не стоит ждать.

Может, горожане были не так уж неправы насчёт меня. Я на пару секунд прижалась к хищнику, крепко обняв его, и отошла назад.

- Будь очень осторожен, – сказала я медленно и добавила. – Я жду тебя.

Киан’дэ опять кивнул.

Город обречён, будь готова бежать. Я приду за тобой. Ничего не бойся.

- Топай!

Джефферсон потянул меня за руку следом за собой и снова завёл назад, в участок. Я обернулась и в щель закрываемой двери увидела блестящую маску Киан’дэ и телескопическое копьё с лезвием на конце, которое он держал в руке.

А дальше дверь хлопнула, и я оказалась отрезана от хищника.

====== 13 ======

Киан’дэ не раз и не два дрался с чужими, но с их королевой — никогда. Тем не менее, проводив уманку взглядом, он твёрдо пообещал ей про себя, что вернётся, иначе она будет обречена на смерть.

Провернув в руке ятаган, который он нашёл в лагере яутжа, он раздвинул телескопическое древко. Уманы шарахнулись в стороны, не ожидая от него этого, а убийца с мрачным видом направился в сторону ворот, понимая, что ещё до вечера чужие атакуют.

И горе им будет, если он столкнётся с ними.

Впервые Киан’дэ ощущал такой душевный подъём. Было ощущение, что он собрался на ритуальный бой. Он не смотрел по сторонам и игнорировал взгляды редких уманов на улицах, а также солдат, потому что ему было безразлично, что они думают.

Рана на ноге уже зарубцевалась. На животе ещё болела, порой кровила, если слишком активно двигаться. На плече была совсем свежей. Нехорошо, к чужим нужно идти здоровым и сильным.

Киан’дэ раздвинул жвала и зацокал, обругивая уманов. Они его, ясно, не поняли, но держались от него подальше.

Я нервно ходила от стены к стене, думая о Киан’дэ. Как он там? Не заставят ли они его взять на себя самое опасное — королеву-матку? И главное, он велел ждать его. Значит, он знает, что город обречён?

Я сама виновата! Раз так, мы должны были уйти сразу, зачем я только подвергла его этой опасности?

— Да хватит метаться! — вдруг не выдержала Норма, которую ко мне, видно, так и приставили. — Надоела уже!

— Надоела — не смотри! — огрызнулась я.

— Ишь, какая дерзкая, — буркнула девушка, проверяя в поясной сумке полную обойму для пистолета. — Ты не борзей, а послушай моего доброго совета.

— Вся внимание.

Норма откинула со лба волнистые волосы и вздохнула.

— Может, я сама себе рою яму, может, я неправильно решила… Но если ты действительно дорожишь этим ящером, тебе стоит выбраться отсюда.

— Что ты имеешь в виду? — нахмурилась я.

Неприятное предчувствие заставило покрыться липким потом. Я напряглась, вглядываясь в хмурое лицо Нормы.

— У всех нас есть приказ — если хищник в бою выживет и вернётся за тобой, стрелять на поражение. Он в любом случае не выживет. Это мы разумно предусмотрели. Сама посуди, ну к чему нам живой инопланетянин? Пока нужен, чтобы разобраться с этими гадами. Потом есть четкий приказ, понимаешь?

Я кивнула.

— Но как мне уйти? — прошептала я тихо. — И главное, где мне его найти?

— Около ворот, конечно. Где ещё?

Когда на планету опускались сумерки, длящиеся долгих семь месяцев, яутжа-охотники возвращались домой с трофеями и пленниками.

Киан’дэ попал в рабство вместе с двумя остальными яутжа из плохой крови, но те были совсем неуправляемыми — дикие, яростные, здоровые, как берсерки, все покрытые собственным твеем из глубоких ран, нанесенных стражниками.

Сам же Киан’дэ, небольшой, жилистый яут с тусклой алой кожей и такими же багряными яркими глазами, смотрел в пол, пока старуха-жрица покрывала его тело ритуальными узорами.

Неоновая краска вспыхивала голубым и зеленым там, где касался ее когтистый старческий палец. Она протянула руку к лицу Киан’дэ, но он зарычал и щелкнул жвалами, тут же получив затрещину от одного из рослых яутжа. Зашипев на обидчика, Киан’дэ получил снова и снова по спине и загривку, и только после этого старая жрица сумела разрисовать и его лицо.

Нынче и его выпускали на арену — правда, против первогодки. Посчитали, что кровавый быстро убьет его, и ритуальный бой в честь Кетану и Никты — богини вечной ночи — не состоится удачливым.

Киан’дэ слушал, как остальные яуты ревут в ожидании боя, и, размяв плечи и шею, уверенно направился к выходу из клетки.

Он шел к просторной арене, засыпанной толстым слоем песка. Чужие звезды озаряли его лицо, и, пока он шел по узкой клетке, по прутьям царапали когтистые руки, на него смотрели блестящие маски охотников, самки рычали и переговаривались, обсуждая, долог ли будет этот бой.

Киан’дэ весь светился голубым и неоновым зеленым, а валары хлестали по спине и плечам. Оружия ему не дали, но он знал, что оно ему полагается: противника своего он видел.

Разрисованный белым светящимся узором, молодой первогодка раскинул руки и взревел, защелкал жвалами и перехватил в ладони телескопическое копье.

Киан’дэ с некоторой завистью рассмотрел его оружие, поднимая с песка свое — небольшое кривое лезвие, грубое и ужасно сбалансированное. Но лучше это, чем ничего.

Хищник молча сузил глаза и провел острием клинка себе по горлу. Пусть первогодка торжествует: посмотрим, что он будет делать, когда лишится головы!

Киан’дэ метнулся вбок и прижался к земле, весьма вовремя — первогодка прыгнул на него, пронзив воздух копьем. Ох и здоров! Для молодого яутжа он так крепко сложен! Но это не пугало Киан’дэ, даже не смутило — хищник уворачивался от ударов, одного за другим, и через полминуты молниеносно атаковал, улучив момент.

Бросок — и первогодка повалился на колени, держась за шею и хватаясь за растекающийся по пальцам зеленый твей. Киан’дэ зарычал и мощным ударом снес его голову с плеч.

Неслыханно!

Измученный в плену, голодный и озверевший, он таки сумел победить. Яуты были недовольны этой жертвой: они рычали, переговаривались и требовали новый бой…

Киан’дэ, покрытый неоновым светом, глубоко дышал, замерев над телом поверженного молодого воина, и, как затравленный, озирался по сторонам. Но в глазах его была ярость.

Его было невозможно остановить.

Мимолетное воспоминание пролетело перед глазами, и хищник тихо выдохнул. Сколько лет с тех пор прошло? Он был не сильно старше того первогодки. Первый убитый им яут — не из клана грязной крови. С тех пор сколько на его счету отнятых жизней?

Киан’дэ прикрыл мерцающие в сумерках глаза и снова вспомнил.

Яутжа скандировали и требовали продолжить бой с этим дерзким пленником. Два хищника унесли обезглавленное тело с арены, положив его у подножия статуи Кетану, как любого убитого воина. Если бы жизни лишился пленник, его жертву приняла бы Никта.

Следующим против Киан’дэ вышел здоровенный воин с зеленой кожей, покрытый такими же белыми иероглифами. Он защелкал жвалами, глухо зарычав. Он был на целую голову выше Киан’дэ и, конечно, крупнее него, но пленник не спасовал и не испугался. В жилах твей жгло от ярости, и он только двинулся вбок, медленно обходя соперника и окидывая его внимательным взглядом.

И вот здоровяк ринулся вперёд. Оружия при нем не было, но Киан’дэ тут же получил от него мощный удар прямо в висок. Баммм! Будь у него череп не такой крепкий, Киан’дэ упал бы замертво.

Он был немного оглушён этим ударом и споткнулся, но лезвие не выронил и от следующего сокрушительного замаха уклонился, обойдя противника со спины и полоснув ему клинком вдоль лопаток.

Удар прошёлся по касательной, здоровяк был достаточно проворным, что было даже неожиданно при его размерах.

Он развернулся и с ноги отправил Киан’дэ в нокаут. Хищник с рыком упал в песок под ликующие крики толпы, перекатился и встал на колено.

Что делать? Этот яут забьет его до смерти. Киан’дэ свирепо зарычал, внезапно вскакивая на ноги и бросаясь на врага. Сейчас или никогда! Азарт проснулся в нем, он сделал ложный выпад клинком и, когда могучий воин парировал удар предплечьем, он махнул когтями по глазу.

С когтей Киан’дэ капала зелёная кровь, а воин издал вопль ярости и боли. Из пустой глазницы по лицу тёк твей, он прижал ладонь к ране и кинулся на Киан’дэ. Тот был готов…

… когда туша рухнула на песок — и снова без головы — толпа взревела, и там было много всяких эмоций. И восхищение, и ненависть, и изумление.

Киан’дэ выпрямился и вызывающе зарычал в лица пленителям, вонзая окровавленный клинок в песок.

====== 14 ======

Громкий вопль донёсся до меня, оглашая весь Касл-Рок, и я почувствовала, что холодею и против воли замираю от ужаса.

— Это они? — хмуро спросила Норма, закидывая подушечку жвачки себе в рот и работая челюстями.

Я кивнула и продолжила тоскливо смотреть в окно.

С гаснущими лучами уходящего солнца терялась моя надежда на лучшее. Я не знала, что ждёт нас всех этой ночью, но в том, что мне придётся делать ноги, не сомневалась. Конечно, если я хочу выжить.

Ждать Киан’дэ здесь или как-то миновать охрану и бежать к нему? Как будет лучше?

— Интересно, каково это, когда тебя трахает инопланетный мужик? — спросила больше у своего пистолета, чем у меня, Норма.

— Вообще без понятия, сама не поняла. — Сказала я на автомате.

А потом мы обе услышали выстрелы.

Первые чужие, неосмотрительно подбежав к воротам, взорвались на минах. Но их собратья были уже осторожнее. Они запрыгнули на грузовики, одним махом покрыв метра два в прыжке, и бросились на ворота, получив в морды порцию огня и пуль.

Киан’дэ уже забыл, что такое ярость сражения. Он выполнял свою работу с поразительным для хищника хладнокровием, убивая других яутжа. Словом, яутом он себя никогда не считал. Ведь он не был членом клана.

Единственное чувство, которое его не покидало — это месть. Но сейчас выходило так, что он никому не мстил, более того — он спасал уманов, но в первую очередь, свою подругу.

Киан’дэ заметил, как один из чужих уже запрыгнул на стену и вот-вот сползёт по ней вниз.

Рыкнув, он снял с бедра длинный кнут, усеянный шипами, и, размотав его, хлестнул чужого, мастерски обвивая его мощную шею и сваливая его вниз, на землю.

Со всех сторон застрекотала автоматная очередь, и вот первое бездыханное тело ничком лежало на земле. Киан’дэ с презрением посмотрел на каиндэ амедха, опасаясь, правда, что они могут победить только численностью.

Собственно, Киан’дэ знал, чем все закончится. Кодексу воинов он не следовал и не обязан был защищать слабых, потому расчётливо подумал, что единственный уман, которого ему нужно спасти — это Рената.

Он слышал рёв и визг чужих за стеной и чувствовал, как они налетают на неё и подтягивают свои чёрные тела, чтобы преодолеть ее. У него оставалось какие-то секунды, и он позволил себе вспомнить ту ночь.

Слыша звук разбивающейся об пол воды, он не прекращал думать об уманке, зная, что она вот-вот окажется без одежды.

Но пользоваться этим ему казалось недостойным. Вскинувшись, Киан’дэ прошёлся по шатру и решил отнести ей чистые вещи, которые нашёл в вещмешках.

Киан’дэ был бесшумным, он незаметно зашёл со спины, замечая, что девушка спокойно моется и не подозревает, что хищник наблюдает за ней.

Он невольно посмотрел на неё и ощутил, как мышцы наливаются тяжестью, а желание подойти к ней и овладеть становится все сильнее.

Хищник тихо вздохнул, сжимая руки в кулаки и удаляясь. Нет, этого не будет. Он переменил своё отношение к уманке за время путешествия. Она достойна другого отношения, использовать ее как самку для спаривания низко.

Он вышел за плотную штору, отделяющую отсеки шатра, и прикрыл глаза, стараясь сохранить спокойствие.

Откровенно говоря, впервые самоконтроль Киан’дэ дал сбой. За время жизни с яутжа он ни разу не поддался на чары самок, хотя они рассеивали феромоны, действующие на мужчин, как дурман.

Он с усмешкой смотрел на самцов, готовых убить ради права обладания самкой, и посмеивался, когда они калечили друг друга на специальных аренах или в коротких жёстких схватках.

Уманка отличалась от яутских женщин — у неё было достаточно хрупкое (с точки зрения хищника) телосложение, волосы на голове непохожи на валары яуток: они короткие и волнистые, и при прикосновении приятно щекочут кожу.

Киан’дэ не понимал себя. Когда он оставил ее в живых в лагере воинов, он хотел всего лишь быстрой разрядки и плоти этой уманки, чтобы хотя бы раз в жизни ощутить что-то сродни удовольствию. Столько времени он был один, столько времени он вынужден был сдерживать свои чувства и требования.

Но — вот незадача! — когда уманка была в его полной власти, он вдруг сковал себя в ещё более строгие рамки и бдительно следил за ее безопасностью, не желая даже пальцем к ней прикоснуться.

Киан’дэ ненавидел себя. Он чувствовал себя слабым, а слабость — это не то, что он привык ощущать.

Даже сейчас он развернулся и вышел, чтобы не мешать уманке и не унижать ее своим присутствием. Он не хотел взять ее силой или причинить ей боль. Хотя прежде такие вопросы вообще не волновали его.

Причинять боль — это то, что он умел.

Уманка наконец вышла, и Киан’дэ вместо неё прошёл в душ, чтобы освежиться перед тем, как покинуть планету. Под шум льющейся воды можно было подумать, уйти в осознанную медитацию, замедлить взлетевшее сердцебиение. Но он сразу почувствовал, что больше не один. Девушка тихо прошла следом за ним, исподтишка глядя на него.

О чем она думает? Что она хочет? Он развернулся к ней, вглядываясь в смущенное лицо. Лица уманов и их эмоции и мимику он хорошо изучил, чтобы понять, какое чувство отражается на лице девушки.

Рената не выглядела колеблющейся, когда вложила свою руку в его и шагнула к нему.

Для Киан’дэ все это казалось нереальным прекрасным сном. Чтобы компенсировать физические силы, которые он сдерживал, чтобы не поранить Ренату, он немного ослабил ментальное воздействие. Он понял, что девушка смогла проникнуть в его сознание — ненадолго, и увидеть, кто он такой.

Может, это к лучшему? Пусть не обманывает себя, он недостойный, он убийца, ублюдок, которого все ненавидят. Даже своей рабыней он не может ее сделать. Он просто преподнесёт ее на блюдечке своему хозяину или любому члену клана яутжа. Это делало осознание невыносимым, и Киан’дэ впервые ощутил тянущую тоску.

В их отношениях нужно ставить точку, нужно разрубить их, прекратить причинять боль девушке, иначе она может привязаться к нему. Он видел ее взгляд, он понял, что отчасти она тоже очень одинока и в нем нашла надежную опору.

Глупая, эта ошибка может стоить ей жизни.

Но и отпустить ее на растерзание чужим Киан’дэ не мог.

Появилась короткая мысль: спрятать Ренату, поселить ее в небольшом уманском поселении, навещать ее. Это согревало сердце, но тут же хищник обрывал свои мысли. Нельзя!

Его кредо не велит так жить, его хозяин рассвирепеет, если узнает о привязанности убийцы. Он убьёт его, но что хуже — он убьёт девушку. Она не виновата в том, что Киан’дэ одинок. Она ещё может начать жить. Снова.

Глядя на то, как жуки переползают стену, убийца подумал: я обязательно вытащу ее, даже если все пойдёт прахом и сгорит! А потом покину ее, как и должно. И на том конец.

Я видела, как люди бегут от ворот в другую сторону, к западу, чтобы укрыться там, в лесах. Помоги им, Господи! Не думаю, что им удастся выжить.

Улучив момент, я взглянула на Норму. А та буркнула:

— Хочешь уйти — иди. Я тебя не видела. В суете ты сбежала. Половина наших бойцов уже свалила.

Я остановилась напротив темнокожей девушки, серьёзно глядя на неё.

— Ты просто великолепна, — честно сказала я.

— Ага. И третьей между вами буду. Да иди уже!

Я выскользнула из здания, по стеночке прокравшись мимо бойцов, отстреливавшихся от двух инопланетных тварей.

К счастью, те были слишком заняты полицейскими, чтобы заняться мной.

Я бежала что есть сил к воротам по полупустому городу. Дыхание сбилось, я оступилась и подвернула ногу, но все же вскочила с колен и продолжила бежать.

Нужно найти Киан’дэ, пока не поздно!

И я наконец увидела его. Неожиданно, но он сражался бок о бок с людьми, которые сторонились его только потому, что боялись, как бы он не задел их.

В его руке был кнут, которым он методично душил одного чужого, навалившись на чёрный панцирь и всем своим весом прижимая монстра к земле. Чужой визжал и хрипел, брызгая кислотной кровью, но Киан’дэ не сдавался. Его руки уже покрывала собственная зелёная кровь, однако он ломал хребет твари, пока та не прекратила шевелиться.

Зарычав, Киан’дэ уклонился от удара другого чужого, когда тот взмахнул суставчатым острым хвостом, и ушёл от града пуль, которые мужчины выпустили в тварь.

Он был великолепен. От осознания того, что он должен вернуться за мной, у меня неожиданно перехватило дыхание.

Каждое движение — танец, исполненный грации и мощи. Это элегантный, смертельный бой, в котором Киан’дэ неожиданно не похож на остальных хищников, каких я видела. Он казался мне быстрее и подвижнее их, и я поняла, что его стиль делает его очень сложным противником.

Но, чтобы завалить чужого, нужно быть не просто мастером-убийцей. Ему не хватало грубой силы, с которой остальные хищники, возможно, валят этих мерзких инопланетных монстров, и он старался возместить ее недостаток ловкостью.

Поднырнув под хвост чужого, он выхватил из-за спины оружие наподобие копья, но с острыми лезвиями по краям, и закрутил им, так, что очертил перед собой круг. Разрезая плоть чужого, он отхватил целый хвост, пронзая затем инопланетянина насквозь и наконец срезая с плеч голову.

Кажется, все.

Вокруг него лежало пять тел, люди справились ещё с четырьмя чужими.

В числе выживших мужчин был помощник шерифа. Он подошёл к хищнику, неожиданно протягивая ему руку.

— Спасибо.

Хищник отвернулся, не отвечая на этот жест, но кивнул. И Джефферсон хмыкнул:

— Даже если ты чертов инопланетный ниндзя, ты все равно крутой, братец.

Вдруг за спиной мужчин что-то натужно икнуло. Один из полицейских упал на колени, раз за разом икая и рыгая и обливаясь рвотой.

Джефферсон подскочил было к нему, но Киан’дэ положил руку ему на грудь и выставил свой ятаган навстречу человеку, побелевшему и начавшему хрипеть.

Переглянувшись с хищником, Джефферсон все понял. Он покачал головой. А затем сам быстро выстрелил мужчине в лоб, отчего тот упал навзничь и больше не шевелился.

====== 15 ======

Когда Киан’дэ победил первого и второго неокропленных, вместо неопытных воинов против него послали кровавого.

Этот бой Киан’дэ не должен был пережить, и он сразу это понял, поскольку его просто повели на убой против бойца такого опыта и мощи, что шансов не было.

Покрытый алыми рисунками, хищно светящимися в темноте, он славился тем, что завалил королеву ксеноморфов, и притом не одну.

Толпа встретила Киан’дэ ликованием. Им уже пришёлся по вкусу жестокий пленник. Будучи расой воинов, они прониклись даже уважением к силе и ловкости изгоя, хотя никто не пощадил и не пожалел его. Всем был интересно знать, кто же завалит непокорного изгоя.

Тогда зеленокожий воин выступил против будущего убийцы. Вместо копья он предпочёл двойные лезвия в наручах.

Спокойный и уверенный в своих способностях, он ждал, когда Киан’дэ сделает первый шаг. Но тот и не собирался выступать навстречу воину. Он медленно кружил вокруг него.

Осторожный. Сильный. Могучий. У Киан’дэ закралось подозрение, что его убьют с одного удара, а ещё лучше — вырвать ему позвоночник, чтобы бросить его перед ногами статуи Никты. Но Киан’дэ твёрдо решил изгадить весь ритуал яутам, хотя бы из вредности, и оставить пару шрамов на теле этого красавчика, чтобы он ещё долго вспоминал пленника.

Воин бросился навстречу ему внезапно и стремительно, а Киан’дэ с трудом уклонился от удара, полоснул клинком по лезвиям, отбиваясь от кровавого, и резко остановился, поднимая тучу песка.

Яуты заревели. Достойный бой!

Киан’дэ резко и с разворота ударил раз, другой, третий. Безуспешно. Он сделал подсечку, кровавый устоял, но покачнулся. Тогда хищник полоснул клинком по бедру воина, однако тот в ответ уколол Киан’дэ двойным лезвием в плечо и провернул его в ране.

Зарычав, Киан’дэ впился когтями в руку кровавого, нанизывая себя глубже на лезвия и неожиданно подаваясь назад. Наруч выстрелил из руки, вывихивая запястье воина, а Киан’дэ разорвал себе рану ещё глубже, продвинувшись к груди, и с рыком боли и ярости вытащил из себя клинки и отшвырнул их далеко в сторону.

Толпа ещё сильнее заревела, зашумела. Зеленокожий воин набросился на Киан’дэ, пронзая воздух раз за разом в миллиметре от врага, но тот уходил от ударов, хотя в итоге его все же и задели, оставив глубокий шрам на надбровной дуге.

Кровь залила глаз, Киан’дэ тяжело замотал головой, а воин уже атаковал его, наседая сверху. Он бил лезвием в грудь, один раз за другим, но каждый раз Киан’дэ стопорил руками удары, и они были проникающими, но не глубокими. Оставалось только истечь кровью. Но Киан’дэ собрался с силами, сбрасывая с себя воина и пронзая ему бедро своим клинком.

Оставляя клинок в ране врага, он почувствовал, что тело слабеет. Он потерял много крови.

Упав в песок, он пополз прочь, к краю арены. В ушах звенело, голоса ревели, яуты хотели смерти. Неважно, чьей.

Хищник упал на спину, устав. Пока у него было несколько секунд, он приподнялся на локтях и почувствовал, как его сгребают за грудки и когтями проникают прямо в полную крови рану. Зарычав от боли, он мутнеющими глазами посмотрел в лицо воина. Кровавый провернул руку в ране, приблизив Киан’дэ к себе и подняв его.

Силён!

Хищника опустили на землю, вернее, ударили о землю, и вот кровавый наступил на мускулистую спину ничком лежавшего пленника. Он воздел когтистую руку.

Пришло время принести жертву.

— Стоп.

Это был голос Старейшины.

Мужчины прошли мимо меня. Я притаилась в тени дома, зная, что заметить меня очень трудно. Они шли вглубь города, чтобы преследовать тех чужих, которые расползлись по Касл-Рок.

Но Киан’дэ видел меня, я это знала. Он оторвался от остальных, провожая их сощуренным взглядом. А затем быстро подошёл ко мне, сгребая меня одной рукой за плечи и молча прижимая к себе.

— Я ужасно боялась за тебя! Тебя ранили?

Я что-то тараторила шепотом, но хищник только тихо фыркнул и, приблизив ко мне лицо, нежно коснулся гладким лбом металлической маски моего лба.

Я положила ладони на грудь, затянутую под чёрную броню, и взволнованно шепнула:

— Киан’дэ… нам пора уходить отсюда.

Он посмотрел вслед удалявшимся людям, замерев, и проводил их глазами. Впервые в жизни он сражался не против кого-то, а с кем-то. С щемящей сердце грустью я поняла, что отчасти ему жаль тех, кого постигнет участь стать жертвой инопланетных тварей.

Но Киан’дэ кивнул мне, понимая, что я права. Лучше момента не выбрать: пока все заняты вопросами выживания, мы можем покинуть город незамеченными. Для Киан’дэ нет другого выхода, тем более, что его при появлении велели устранить.

Взяв меня за руку, он быстро двинулся в тени дома. Я немного расслабилась, с хищником мне было куда спокойнее.

— А теперь куда?

Он, конечно, никак не ответил мне, потому я была вынуждена сама думать, что он решил.

Он отпустил меня, подойдя к стене и пробуя на прочность несколько проблемных треснувших участков. Пыль и крошка сыпались из-под его обуви, но в целом, забраться наверх было можно (конечно, ему: я по отвесным стенам лазать не умела).

Киан’дэ кивнул и цокнул, поманив меня к себе. И вот, когда я уже начала перебегать улицу к нему, я заметила какое-то мелькание… Точно огромная тень двинулась в полумраке.

Киан’дэ стремительно налетел на меня и сбил с ног. Я охнула, когда тяжелое тело хищника накрыло меня сверху. Он прижал меня к стене дома, закрывая собой, и тут я поняла.

Он что-то тоже увидел.

Бах! Огромная тварь уцепилась за стену и начала медленно ее перелезать. Она замерла на самом верху, пронзительно крича, и помахала суставчатым хвостом.

Чёрная с голубыми подпалинами, ростом не меньше четырёх метров. Это, наверное, их предводитель!

Я вспомнила слова Киан’дэ и поправила себя: это их королева.

Королева ксеноморфов запрокинула назад голову и завизжала, покрывая своим голосом почти весь город, а затем спустила длинные передние лапы вниз и сползла со стены, двигаясь по центральной улице.

Киан’дэ бесшумно сполз с меня и, переплетая наши пальцы в замок, скользнул по стене, прячась за угол вместе со мной. Это было очень вовремя: не прошло и пол-минуты, как королева уже прошла по тому месту, где мы скрывались.

Мы были так близко, что, кажется, я видела каждую жилу на чёрной лапе, каждый отблеск фонарей на хитиновом покрытии. Чужая двигалась вперёд, удаляясь от нас, а Киан’дэ крался в противоположную от неё сторону, уводя меня следом за собой и прикрывая меня одной рукой.

Он подошёл к стене, а затем присел на одно колено и мотнул головой. Я поняла, он хочет, чтобы я схватилась за него.

Я обняла его за шею, устраиваясь на спине между ремней, державших ножны, и стараясь не касаться рукоятей его клинков. Похожие на резиновые, дреды тронули мое лицо. Под моими руками его тело напряглось, мышцы отвердели, ихищник в два мощных прыжка взлетел на стену, после чего бесшумно спрыгнул вниз, притормаживая падение одной когтистой рукой, полоснувшей по стене.

Я разжала руки, благодарно улыбнувшись Киан’дэ. Он кивнул мне, неожиданно тихо издавая нечто вроде урчания, и вдруг мы оба вздрогнули и пригнулись.

Человеческие крики, немыслимо громкие, жалобные, истеричные, долетели до нас. Мы поняли, что это значит: все же жителей атаковали чужие, не всех удалось уничтожить.

«Я должен буду вернуться туда» — внезапно коснулась моего сознания мысль Киан’дэ, и мне стало страшно.

— Нет!

Я протестующе вцепилась в его плечи руками, требовательно заглядывая в прорези маски, в алые, похожие на закат, глаза.

— Я против!

Я сама не думала, что говорю. Там, за стеной, остались люди, которым нужна была помощь, они гибли, страдали. Там были дети. При мысли об этом в моей душе все переворачивалось. Но потерять его я не могла.

Почему-то казалось, что это меня доломает окончательно.

«Я должен» — снова эхом прозвучал голос Киан’дэ и смолк. Все, он так решил, и навряд ли он отступится.

— Благородство взыграло?! — немного повысила я голос. — Я не хочу, чтобы ты там погиб!

Неожиданно я услышала, как хищники смеются. Очень похоже на человеческий смех. Сухой, немного жесткий, но добрым он не звучит. Киан’дэ провёл рукой по моим волосам, скользнул большим пальцем по щеке.

«Я должен их убить, чтобы ничто тебе не угрожало. Когда я улечу, я должен знать, что чужие истреблены, чтобы ты жила в спокойствии».

Меня словно на землю с небес спустили. Конечно, я догадывалась, что так все и будет. Когда он улетит… а чего я хотела? Что он останется здесь или меня заберёт туда?

— Хорошо, — тихо сказала я. — Я понимаю. Но мне это не нравится.

Киан’дэ повёл меня к пролеску, ускоряя шаг. Я не знала, куда он идёт, но затем я увидела, как он набирает на наруче, надетом на запястье, какую-то комбинацию, после чего оставляет меня у пролеска.

Через несколько минут я ощутила сильное движение воздуха и поняла, что неподалёку на землю опустилось что-то огромное. Киан’дэ набрал код на запястье, тогда чуть поодаль от стены и показался космический корабль.

«Жди здесь».

Киан’дэ коснулся моего плеча и тихо пошёл в сторону звездолета. Я не раз видела корабли пришельцев, но такого по дизайну мне не встречалось. Он был достаточно небольшим, с острым носом, красивыми плавными крыльями, но выглядел он в целом очень подобающе своему хозяину.

Я смотрела на Киан’дэ, удаляющегося от меня.

Почему-то вдруг я почувствовала тревогу.

У самого входа на корабль он обернулся ко мне и кивнул, взметнув короткими дредами. Я притаилась среди деревьев, наблюдая за тем, как Киан’дэ дистанционно открывает шлюз и спокойно движется вперёд.

Неожиданная яркая вспышка и глубокий звук взрыва заставили меня оцепенеть. Холодея, я видела, как комья влажной земли и щепки от взорванных деревьев долетают до меня.

Как что-то от корабля — какие-то его детали — разлетаются в стороны, а одна серебристая пластина даже рухнула возле меня.

— Киан’дэ!!!

Я завопила в голос, истерично и срываясь на визг, когда грянул второй взрыв. Я упала на землю, сжимаясь в комок и закрываясь руками. Из-за стены на звук взрыва тут же послышался рёв королевы ксеноморфов.

Я вскочила на ноги, как ужаленная, и побежала вперёд, чувствуя дрожь в руках. Едкий дым застилал все вокруг, кое-где был огонь. Корабль пылал. Я видела кругом только его останки, всякие детали, развороченную землю…

Я начала искать хищника, непрестанно крича его имя. Быть так не может, что он погиб! Это не может быть с ним, это не может случиться с ним!

— Киан’дэ!!!

Надежды у меня становилось все меньше, я ударилась в панику. Я не вижу его!

Вдруг я заметила что-то отдаленно напоминавшее тело возле какой-то детали, вонзившейся в землю. Я приблизилась к нему и ещё издали поняла, что это хищник.

Я побежала вперёд, споткнувшись о металлические обломки и едва не упав. Наконец, я опустилась рядом с телом и быстро, не думая, коснулась его.

Он был без сознания. Я надеялась, что без сознания, а не мертв. Я запаниковала, начала ощупывать тело, стараясь почувствовать пульс или дыхание, как-то узнать, что он живой! Вдруг пальцы наткнулись на препятствие, на какой-то металлический кусок. Я сообразила, что это острая деталь, отлетевшая от обшивки корабля, пронзила бок Киан’дэ насквозь и пригвоздила его к земле.

— Сейчас, — забормотала я, хватаясь за деталь. — Сейчас! Подожди!

Я напряглась и попыталась вытащить ее из тела, но тщетно: чёрная броня Киан’дэ мешала, да и деталь вошла слишком глубоко. Неожиданно его рука дрогнула, а у меня с души слетел камень.

Я обхватила руками его шею и плечи, поднимая их, но тут Киан’дэ тихо зарычал от боли, и я оставила его на месте, стирая с маски кровь, пыль, грязь.

— Тихо! Тихо!

Он очнулся и слабо дёрнулся, но тут же взревел от боли и изогнулся, после роняя голову на землю и замирая. Я испугалась, что он умер — но нет, грудь продолжала подниматься и опускаться.

— Нет, стой! Я тебя отсюда сейчас вытащу! — зашептала я, снова хватаясь за металлическую деталь и напряжённо стараясь вытянуть ее из раны.

Киан’дэ от этой боли и очнулся, издавая глубокий низкий рык и подаваясь вверх, навстречу пронзающей боли.

Нет, не получалось… Я упала рядом с ним на колени и горько заплакала. Слезы застлали глаза, так что я не увидела, а почувствовала, что он нежно касается рукой моего лица.

И вдруг мы с ним оба напрягаемся, потому что слышим, что к месту взрыва идёт потревоженная королева. Я вновь вскочила на ноги, пытаясь освободить хищника.

— Нет, нет, только не это! Тебя только тут не хватало! Твою мать!

Но моих сил не хватало. Я уже видела в густом дыме силуэт матки ксеноморфов.

«Уходи».

Голос звучал так тихо. Так твёрдо. Я закричала, сама не помня, что делаю, и с еще большей силой попыталась вытащить из его тела эту дрянь.

«Она приближается. Уходи».

— НЕТ!

Хватит убегать!

— Я тебя не брошу!

Я неожиданно ощутила, как прихожу в бешенство. Наверное, это шок и адреналин. Я схватила какую-то острую металлическую штуку с земли, беря ее наперевес, и встала рядом с хищником, твёрдо намереваясь защищать его от гигантской инопланетной твари.

«Уходи. Не делай этого. Я не хочу умереть так бесполезно».

Я замотала головой, видя уже, что тварь неторопливо касается мордой некоторых деталей корабля, и идёт к нам.

Вдруг хищник тихо коснулся моей лодыжки рукой. Он с усилием приподнялся, тело скользнуло и двинулось по пронзившей его арматуре.

— Не шевелись! — я испуганно присела рядом с ним и подложила руки ему под плечи, хотя он был ужасно тяжёлым для меня.

Киан’дэ глухо щелкнул, прижал мою ладонь ко лбу своей маски.

— Я не уйду…

Но даже так, он оказался сильнее меня. Он выхватил у меня из рук металлическую палку и откинул ее в сторону. Я чувствовала, что он прощается. Я не могла этого допустить!

— Нет, нет!

Конечно, я не замечала, что слезы просто текут по щекам, а я бессильно мотаю головой, то прижимаясь к нему, то снова распрямляясь и глядя на приближающуюся королеву.

Очевидно, дым заглушал наши запахи, так что она шла осторожно.

«Спасибо, Рената» — произнёс голос у меня в голове, и я наконец разрыдалась, прильнув щекой к грязной маске хищника.

Если бы можно было замедлить и остановить миг, когда его руки снова обнимают меня… Но он тут же рывком отпустил меня и вдруг оттолкнул назад.

«Беги. Не нужно делать напрасным то, что я делаю».

Всхлипывая, я отползала в сторону, не желая удаляться слишком далеко от Киан’дэ. Я притаилась за большой турбиной, отлетевшей в сторону, и неожиданно услышала рокот.

Несколько мощных зарядов ударили в королеву ксеноморфов, отпугивая ее. Она яростно завизжала, но ослепительные вспышки били в беззащитную морду, и она решила ретироваться, отвернула в сторону и быстро скрылась за стеной.

Я затаилась, не дыша. Из пролеска медленно выходили хищники.

Их было не меньше пяти. Их мощные фигуры, покрытые сетками, были закованы в доспехи, лица покрыты масками.

Они подошли к Киан’дэ, и он застыл, глядя им в маски. Я не понимала, что происходит. Хищники обменивались между собой щелчками, пока один из них не рассмеялся и не наклонился к Киан’дэ, рывком хватая его за шею и начиная поднимать.

Я впервые слышала, чтобы Киан’дэ кричал от боли, но тут он не мог удержаться: корабельная деталь скользила по ране, а точнее, он скользил по металлу.

Воин одной рукой поднял его, снимая с обломка, сдавливая его шею и готовясь сломать ее.

Я не думала, а делала. Впервые в жизни вместо страха я ощутила такую ярость, что готова была разорвать врага голыми руками.

Я налетела на яутжа, с криком вцепившись в его руку и повисая на ней. Изрыгая на него проклятия, я понимала, что поступила глупо, поскольку ему мои удары были все равно что мелкашкой бить по слону.

Какой-то яутжа схватил меня за талию и оттащил от воина. Я слышала, как хищники хохочут, но смотрела только на то, как Киан’дэ, давясь в смертельной хватке и уже еле шевелясь, искоса смотрит на меня в ответ.

В этот момент он с усилием дёрнулся, выхватив из ножен на бедре изогнутый длинный кинжал и с размаху всаживая его в плечо воина. Тот взревел, не только от боли, но и от ярости, и непроизвольно разжал руку. Киан’дэ упал на землю, издавая странные хриплые звуки, и медленно пополз в сторону, стремясь встать.

— Нет! Ублюдки, сволочи!!! — я неистово колотила яутжа, который крепко держал меня, и изворачивалась, стремясь вырваться. — Не трогайте его!

Воин, раненый в плечо, размашисто развернулся и яростно посмотрел на меня, а затем на Киан’дэ. До него, похоже, дошло, что мы вместе.

Он издал короткие пощёлкивания, дополняя их обрывистыми фразами на грубом незнакомом языке. Обращался он к Киан’дэ и явно издевался над ним, поскольку тот ещё активнее попытался подняться, но все равно раз за разом валился наземь.

Один из воинов подошёл к Киан’дэ и, упершись ему ногой в плечо, схватил его за короткие дреды, что-то спросив у своего лидера. Тот покачал головой.

Коротко обменявшись фразами, хищники медленно начали удаляться, притом вместе со мной.

«НЕТ!!!»

Похоже, этот ментальный яростный вопль донёсся и до их ушей. В нем было столько отчаяния и боли, что в висках у меня сразу прострелило.

Мне было невыносимо смотреть, как он волочится за нами, оставляя на земле широкий след зеленой крови.

Он взглянул в лицо лидеру, который держал ладонь на ране, и после неловко сел на колени, покорно склонив голову. За его плечами догорал корабль. Ветер клонил сухоцветы и шевелил траву вдали, тронув и чёрные одежды Киан’дэ, опалённые огнём.

Он со сдерживаемым стоном вытащил из ножен за спиной лезвие-крюк и на вытянутых руках протянул его воину. Меня словно сковало.

Я орала и бушевала, яростно билась в руках яутжа, но все было без толку. Лидер взял грозное оружие в руку, осмотрел его со всех сторон. На миг показалось, что он сейчас убьёт Киан’дэ.

Он сделал короткий знак, и воины сняли с бедра хищника кнут, со спины — второй крюк и ятаган, полностью разоружив его. Лидер размашисто ударил Киан’дэ по лицу, и он хрипло выдохнул, медленно поворачивая ко мне блестящую маску.

Меня уносили прочь от Киан’дэ, оставшегося сидеть на коленях на пепелище. Он смотрел мне вслед, глядя на то, как я орала, извивалась и пыталась вырваться, и я видела, как он уже был залит собственной кровью и измучен.

Его оставили умирать.

Воины перешли на бег, и последнее, что я видела прежде, чем мы скрылись за деревьями — хищник, все же упавший на землю. А потом моих ушей донёсся вопль королевы ксеноморфов.

====== 16 ======

Тихие прикосновения будят меня. Я поворачиваюсь на другой бок и чувствую только горячее тело, к которому теперь прикасаюсь спиной.

Мне уютно и тепло, мне не хочется просыпаться. Я слепо перебираю короткие дреды: теперь он разрешил, и ощупываю блестящую маску.

Открываю глаза — это он.

За его спиной полыхает огонь, красно-чёрная кожа залита зеленой инопланетной кровью. Под маской не видно, жив он или мертв, но он не шевелится.

— Киан’дэ? — в панике я начинаю его трясти и вдруг обнаруживаю, что тело начинает рассыпаться пеплом. — Киан’дэ! Умоляю! Нет!!!

Я закричала, вскочила на жёсткой лежанке и тут же проснулась.

Две полусонные девушки с укором посмотрели на меня, свернулись клубком под толстым одеялом и продолжили спать. Мне же не спалось.

Я нахмурилась, глядя на пламенеющий рассвет и жалея, что не оставила на память о Киан’дэ… хоть что-то.

Его образ медленно начинал стираться у меня из головы, тогда я начинала вспоминать. Прокручивала каждый день с ним снова и снова, хотя все бесполезно.

Он не придёт, никогда. Хотя бы потому, что он либо умер от ран и потери крови, либо был убит чужими.

Уже месяц я живу здесь, в лагере яутжа, в качестве рабыни. Вместе со мной в таком же горестном положении — ещё три девушки, но мне кажется, что двум из них вполне нравится быть в рабстве у хищников.

Что ж, я понимаю. Все лучше, чем быть убитыми чужими. Из-за нападения на Касл-Рок в лесах этого округа этих тварей развелось достаточно. Хищники регулярно ходят на охоту, приносят с неё черепа и позвоночники, подолгу обрабатывают их после. А уже затем, ну так, на десерт, развлекаются с нами.

Я тоже не против. Я все делаю механически; я даже не сопротивляюсь, хотя в первые дни я дралась так, что меня даже наказывали. Били.

«Своего» яута у нас не было ни у одной, но каждый хищник так или иначе считал кого-то из нас своей собственностью. Очевидно, я досталась лидеру группы в качестве трофея, а потому он трахал меня чаще других, да и приказов отдавал побольше.

После всего, что произошло со мной за прошедшее время, хотелось спросить у судьбы, как она умудряется плевать в лицо той, кто и так уже видел одно дерьмо?

Но хуже всего были эти сны. Когда он рассыпался в моих руках пеплом, или истекал кровью, или куда-то падал, или просто уходил во мглу, исчезая и никогда не возвращаясь.

Иметь такую привязанность к одному из хищников было безрассудно, глупо, небезопасно, но я не могла забыть Киан’дэ. Он был слишком хорош, чтобы его забыть.

После вчерашнего вечера все тело жалобно ныло. Я лежала на спине и думала, что бы я чувствовала, если бы на месте лидера группы, Лок’На, был Киан’дэ.

Наверное, не истощение и желание застрелиться.

— Эй! — сонно повернулась ко мне Кэти. — Ты чего не спишь?

Я покачала головой, чувствуя себя так паршиво, будто в грудь просто выстрелили в упор, а закрыть ноющую рану забыли.

Лок’На среди своих был, наверное, почетным воином. У него были очень красивые доспехи, собственные наручи и копьё. Его длинные тёмные дреды были оплетены на конце золотыми кольцами — знак статуса воина крови.

Свою маску он не в пример Киан’дэ снимал охотно, когда возвращался в лагерь.

Сказать по чести, он никогда не делал так, чтобы я разрывалась от боли, но всякий раз я чувствовала себя мертвой и тихо глотала слезы, устало засыпая на неуютном ложе.

Я поняла сразу, что Лок’На, как и все воины, уже уяснили, что у меня с Киан’дэ что-то было. Они даже собственную кличку мне придумали, к’хан чирт, уже потом я узнала, что это значит — подстилка убийцы.

Ну, все же лучше быть подстилкой любимого убийцы, чем нелюбимого воина. Я была совершенно не обижена на яутов, понимая, что в их кастовом обществе все вообще не так, как мне привычно.

Несмотря на то, что меня явно касались нечестивые руки Киан’дэ (да и не только руки), воины не брезговали мной, оказывали знаки внимания, приставали. Но вскоре все кроме Лок’На и его помощника отсеялись, потому что не хотели связываться с ними.

Я держала шлем Лок’На, чтобы унести его на место, где он хранил доспехи, и поймала на себе его темноглазый взгляд.

«Подойди ближе» — приказал он, не отводя глаз.

Я тихо подошла к нему, как и было велено, и остановилась напротив, безразлично глядя на яутжа.

Когтистая рука легла на мое плечо, провела по руке, скользнула на талию и живот. Точно исследуя меня, поворачивая взад-вперёд, Лок’На усмехнулся.

Он разглядывал меня так долбанную вторую неделю, что было у него в башке, не знаю, но я начинала злиться.

Снимая броню с груди и обнажая мощный торс, чистый, не в татуировках и отметках, какой был у Киан’дэ, он зашёл в душевую, по пути продолжая раздеваться. Мне не велено было покидать палатку, я и стояла на месте. Заскучав слушать звук воды и порыкивание яута, я начала собирать его доспехи с пола, чтобы убрать их на место.

Неожиданно на стойке, где он хранил оружие, что-то блеснуло, и я запустила руку под замшевую ткань и вытащила тяжелое оружие.

Я его уже видела. И даже в бою. Это оплетённая кожей рукоять кнута, по всей длине усеянного шипами. Весь изрезанный какими-то письменами хищников, он плавно осел в руке, но для моей ладони был очевидно велик.

Он специально хранит его оружие здесь? Чтобы я раз за разом проходила мимо и слушала, как больно отдаётся стук сердца в груди?

Я прикрыла глаза и невольно вспомнила…

После непривычно горячей воды и накатившего, как волна, глубокого оргазма, я устало обмякла и соскользнула с хищника, прислоняясь к его груди.

Он ощутил, как на воздухе я начинаю немного дрожать, потому взял меня за руку и подвел к панели, из которой только что лилась вода. Набрав несколько команд, он отошёл в сторону и цокнул, глядя на то, как тёплые струи воздуха начинают высушивать кожу и волосы. Склонив голову набок, Киан’дэ смотрел…

Я сушилась долго, а ему достаточно было минуты, чтобы с тела испарилась вода. Покрытое серебристыми татуировками, оно было поджарым, мускулистым и сильным, а ещё — изуродованным шрамами, если присмотреться. Я задумчиво положила руку на твёрдый живот хищника, отмечая, что его рана не до конца закрылась, но он мягко убрал мою ладонь и начал быстро одеваться.

Чёрную броню он не надел, оставил ее в стороне, хотя она и без того великолепно повторяла его тело. Наверное, это нужно было для большей манёвренности: в обычных доспехах яутов так не подвигаешься.

Киан’дэ накрыл грудь и плечи чёрной небрежной накидкой, которой фиксировал свою броню, и она осталась свободно свисать широким отрезом ткани между узких бёдер. Он присел на землю в медитативной позе, задумчиво начал что-то набирать на наруче, который не снял с запястья, а дреды у него упали набок, обнажая длинную шею.

Я присела рядом с ним на колени, опёрлась о плечи и медленно провела губами по ключице и шее, очерчивая длинную изогнутую татуировку. Киан’дэ слегка повернул ко мне голову, но не подал знака, приятно ему или нет, продолжать мне или остановиться. Проблема была в том, что мне хотелось продолжить.

Я никогда не могла бы подумать, что странный на вид инопланетный захватчик будет так привлекателен. Я не знала, может, он использовал какие-то свои феромоны, которые усиливают остроту моего желания, или просто я купилась на его таинственную манеру держаться особняком, не снимать свою странную маску, или я благодарна ему за спасение и защиту, за бережное отношение к себе… а может, сразу все пункты сложились! Но я продолжала нежно целовать хищника, чувствуя только, как его дыхание становится более глубоким, а мышцы под моими ладонями, оглаживающими тело, расслабляются.

Я опустилась с груди на живот, отодвигая чёрную ткань накидки, но неожиданно Киан’дэ остановил меня, приподняв мое лицо за подбородок и вставая. Он взял меня за руку, тихо щёлкнув, и, поправив накидку, повёл меня вперёд.

Мы шли по лесу, слушая тишину и редкое покрикивание птиц. Киан’дэ поглаживал мою ладонь, сжимая в своей руке. И я вдруг поняла, что он видел во мне нечто большее, чем желание.

Это невероятное осознание позволило иначе взглянуть на него и на хищников в целом. Я осмелилась предположить: может, он влюблён?

Но могут ли хищники любить в принципе? Этого я не знала.

Мы вернулись вечером в лагерь, и Киан’дэ ненадолго покинул меня, чтобы принести на ужин двух зайцев, пойманных в силки. Он приготовил мясо, топорно, конечно, но удобоваримо, и не притронулся к еде, не желая снимать маску.

Я специально отошла в сторону, чтобы Киан’дэ не смущался меня и поел. После ужина он устроился возле дерева, напротив входа в шатёр, с тихим шелестом вытаскивая из ножен на спине два крюка и старательно начищая их.

Костёр мы не жгли, Киан’дэ поставил два неоновых больших фонаря, освещавших ночную темноту. В этом белом неярком свете он и его татуировки и сами словно светились. Алые глаза с желтыми кольцами вокруг зрачков ярко горели в прорези маски.

— Ты очень красивый, — сказала я, с каким-то непонятным восторгом любуясь хищником. Киан’дэ хмыкнул, повёл плечами и продолжил сосредоточено начищать оружие.

Закончив с этим, он довёл меня до шатра и провёл рукой по волосам, выходя наружу и опуская полог. Оставшись одна, я даже расстроилась.

Спать на большом ложе О’рма не хотелось. Я ворочалась и вздыхала, думая, что же там делает Киан’дэ, а выйдя, поняла, что он прилёг под кроной дерева и задумчиво смотрит на звезды.

Конечно, он сразу заметил, что я вышла, щёлкнув.

— Можно я побуду с тобой? — тихо спросила я, присаживаясь рядом с хищником, и он склонил маску вбок, приобнимая меня и позволяя лечь себе на плечо.

Я слушала его успокаивающие щелчки, наблюдала за тем, на какие созвездия он показывает. Пока он расслаблен и увлечён, я незаметно поглаживала кончики дредов с серебряными кольцами. Так, я быстро уснула, согревшись в руках у хищника.

Словно миг, все это пронеслось, как воспоминание, передо мной, едва стоило коснуться его оружия. Я отогнула замшевую ткань и помимо этого заметила ещё много чего, что явно не принадлежало Лок’На.

Пока он не увидел, я положила кнут на место, поспешно вставая напротив душевой. И вовремя. Лок’На вышел в одной повязке на бёдрах, с порыкиванием двигаясь по шатру и делая мне знак.

Я быстро покинула шатёр, пока Лок’На не передумал.

====== 17 ======

Лок’На был уважаемым охотником чести, так что он был удивлён, когда Совет приказал ему на одной из обычных охот ликвидировать к’хана-изгоя. Для Лок’На цель была недостойной, он привык не обращать внимания на таких редких среди яутжа экземпляров, презирая их и за яутов не считая.

К’хан начал путаться под ногами, когда влез в войну между чужими и людьми, оставшись на стороне последних.

Ведь замыслом Старейшин было выпустить чужих на волю, чтобы те основали хоть одну большую колонию на Земле и позволили яутам охотиться.

Заминировав корабль Киан’дэ, воины начали ждать. И вот наконец прогремел взрыв, застлавший дымом и пылью все так, что ничего нельзя было разглядеть.

Хищника нашли нанизанным на металлический обломок корабельной обшивки, а к нему уже двигалась королева чужих. Лок’На скомандовал своим:

— Окружить и держать периметр. Отогнать матку.

… Лок’На подошёл к хищнику, заметив, что тот все ещё жив. Это немного удивляло, поскольку от такой раны вполне легко умирали даже крепкие яуты. Но, очевидно, тренированный и закаленный боями к’хан не желал так просто сдаваться. Более того, он пытался самостоятельно продвинуться по осколку, что было бесполезным. Самому ему бы никогда не выбраться.

— Меня послал Совет, — произнёс Лок’На, вставая перед хищником и глядя в его изрезанную иероглифами маску. — Ты отстранен от клана, ты больше не убийца на службе у Старейшин, а самая обычная грязная кровь.

К’хан молчал, буравя глазами воина. Он сосредоточенно напрягся, слушая его слова.

— Ты предал интересы клана и потому будешь казнен.

Лок’На взял хищника за шею и ощутил, как тот сопротивляется. Но это было бесполезным: воин легко поднял убийцу одной рукой, слыша, как тот кричит.

— А я слышал от одного яута с Янова Прайм, что он дал обет молчания, — усмехнулся второй помощник Лок’На.

— К’житово отродье. Пусть проорется. На его счету больше двух сотен хищников, — произнёс ещё один яут. — Он наконец получил по заслугам.

К’хан безразлично смотрел на воинов, хотя в его глазах зажигалась ненависть. Лок’На даже пожалел, что ему не довелось убить его самому, но приказ Совета он получил четкий: в ближнем бою с ним не сходиться. Это особо опасный хищник, убийца ультра-класса, так что ликвидировать его нужно дистанционно.

Убийца уже захрипел, а дыхание его замедлялось. Вдруг откуда-то из темноты на Лок’На налетели.

Уманка! Здесь! За воротами! Хищники немного удивлённо смотрели на то, как невысокая девушка повисает на руке Лок’На, яростно нанося по вздувшимся мышцам удары и пытаясь ослабить его хватку.

— Эй! Заберите ее! — цокнул Лок’На, отвлекшись. В этот момент, когда помощник оттащил уманку в сторону, Лок’На услышал шелест металла и ощутил, как коварный убийца выхватывает спрятанный на бедре кинжал и бьет воина точно в плечо.

Ух! Повезло, что сила удара ослаблена, иначе он бы вогнал кинжал по рукоять, а изогнутый длинный клинок мог бы и пробить легкое! Лок’На взревел от боли, непроизвольно отпуская киллера, и тот рухнул на землю, хрипя и отползая.

Чтобы встать.

— Просто застрелим его, — сказал Казул.

— Нет, погоди. — Лок’На смотрел на то, как убийца упрямо встаёт и снова падает, не в силах держаться на ногах. Это было достойно, по мнению Лок’На. Он с некоторым уважением посмотрел на убийцу, вытаскивая из своей раны кинжал и отшвыривая его в сторону.

— Уходим, Лок’На. Дай приказ, мы сделаем дело, сюда уже движутся каиндэ амедха. Они вполне могут нас заметить, а сейчас их достаточно не только для доброй охоты, но и чтобы убить нас, — хмуро заметил Казул.

— Нет. — Лок’На жестом остановил хищника, взявшего на прицел к’хана. — Оставляем его так, как есть. Его и так убьют чужие, с такой раной он не жилец. Но держался он достойно, и я не буду резать его, как пьод амедха, на убой. К противнику у меня ещё осталось уважение, согласно кодексу чести.

— Это убийца, грязная кровь! — рыкнул один из яутов.

Лок’На уже двинулся обратно к лесу, и за ним потянулись его воины. К изумлению Лок’На, живучий к’хан поволочился следом за ними, только ухудшая своё состояние и убыстряя кровотечение.

— Но мы — не такие, как он! — сурово щелкнул Лок’На, и на том споры прекратились. — С женщиной делайте, что хотите.

Яуты развернулись, унося кричащую и плачущую уманку, которая изо всех сил рвалась к изгою.

«НЕТ!!!».

Его голос так громко рявкнул в головах хищников, что их прострелило болью. У него явно не было практики в телепатическом общении, так что его голос эхом гремел внутри, неконтролируемый и сокрушающий ментальные преграды.

«Лок’На, я знаю тебя. Ты воин чести, кровавый высшего ранга. Прошу, поступи по кодексу, прими от меня жертву, но сохрани жизнь этой уманке.»

Убийца сдерживал стоны, но все же умудрился привстать и упасть перед Лок’На на колени. Его рука нырнула за спину, и тотчас все напряглись.

Конечно, на что способен хищник, продырявленный насквозь и потерявший столько крови? Но с другой стороны, он ранил охотника и до сих пор жив…

Убийца протянул Лок’На ритуальный крюк, один из парных хатигани — редкое оружие его касты, и почтительно склонил голову.

«Возьми ее в плен, сделай своей рабыней, что угодно. Но защити ее и не убивай. У неё мужественное сердце, достойное лучших из яутжа. Умоляю. Спаси ее».

Эта просьба прозвучала в голове у одного Лок’На, и он поражено взял из рук убийцы крюк, разглядывая его. Да, достойный трофей! Насечки говорили о двухстах восемнадцати убитых, из которых кровавых — сто сорок. Колоссальная цифра.

— Уманку беру в трофей. Это тоже. — Рыкнул Лок’На. — Все в лагерь, уходим! К’хана разоружить, все его оружие теперь принадлежит мне.

Лея вышла от второго помощника Лок’На, воина-яута с редким светлым окрасом и зелёными глазами, которого звали Казул, и отозвала меня в сторону.

Из нас всех в плену у яутов она была уже полтора года, так что она даже могла понять их рявкающий грубый язык и нередко служила нам переводчиком.

— Завтра уходим отсюда, — сказала она. — В трёх днях пути есть город, они там наберут новых рабов.

— Новость — блеск. — Мрачно сказала я.

Мы с Леей как-то сблизились, в отличие от Кэти и Джен, которые и до похищения знали друг друга и держались отдельно.

— Я слышала, — начала было я мягко, — Казул собирается в дальнее странствие.

— Может быть. Он вернётся. Но нескоро.

— Но вернётся, — заметила я, положив руку на плечо девушки.

Лея поджала губы.

— Да. — Только и сказала она.

Все же за полтора года она сильно привязалась к яутжа, особенно ко второму помощнику Лок’На.

Мы шли с ней к небольшой реке, чтобы искупаться. Хищники спокойно отпускали нас в пределах видимости, зная, что мы никуда не сбежим. Дураков среди нас не было: тут мы хотя бы в безопасности.

Раздевшись и оставив на берегу вещи, мы вошли в воду, оставшись только в нижнем белье.

Лея, смуглая темноволосая девушка, была немногим старше меня. Она подтянула лямки бюстгальтера и завязала волосы в хвост, обнажая следы мандибул и жвал на своей шее.

— Сегодня ты с работы? — усмехнулась я, кивая на них.

Лея улыбнулась, погрузившись в воду по плечи.

— В последнее время Казул не хочет делить меня с воинами. Это хорошо. — Она сделала гребок и перевернулась на спину, держась на воде.

— Сближаться с одним яутом всегда непросто. — Заметила я, не отставая и покрываясь мурашками: вода прохладная, даже очень!

— Ты знаешь об этом больше остальных, но как я могу не сблизиться с ним, если он все время возле меня? — Лея вздохнула. — Я тоскую по прошлой жизни.

Я безразлично промолчала. Вся моя прошлая жизнь была беспробудным и полным страха перед яутами сном. Потом его сменил новый сон, яркий и полный эмоций и чувств. Но все в итоге завершилось горьким разочарованием.

— Что сказать… — уклончиво ответила я и опустила голову в воду, откинув ее назад и намочив волосы. — Я бы хотела вернуть все, как было.

Вернуть Киан’дэ…

Я не стала об этом говорить, но Лея, похоже, догадалась. Во всяком случае, ей было любопытно.

— Они так называют тебя… потому, что прежде ты уже была рабыней яутжа? — спросила она.

— Не совсем. Не рабыней. И не яутжа. Он никогда не считал себя яутжа. Говорил, что недостоин так зваться.

Брови Леи взлетели вверх, она встала на песок и выпрямилась.

— Так, значит, это правда? Что наши воины убили ультра-к’хана?

— Что это значит? Эти слова?

— Это… тоже такой своеобразный статус. Ну, все равно что элитный киллер. Понимаешь?

— Да.

— Только у яутов это совсем не почётно. Убийцами высшего класса торгуют, их тоже берут в рабство или назначают при Совете, чтобы они уничтожали тех яутжа, кто неугоден Старейшинам.

Лея помолчала.

— Откуда столько знаешь про хищников? — не выдержала я.

Лея невесело усмехнулась и мотнула головой в сторону лагеря.

— Я много слушаю и тихо веду себя, не показываю, что разбираю их язык. Ну и, конечно, Казул. От него я узнаю много чего интересного. И если то, что он говорил о том хищнике, правда, он был очень опасен.

Я задумалась. А что на самом деле я знала о Киан’дэ, кроме того, что считывала из его сознания? Я практически не знала, кто он, и как он стал изгоем.

— На его счету очень много хищников. Может, и хорошо, что ты попала к нам. Поверь, яуты — охотники чести, и они никогда не тронут слабого. Им не позволит Кодекс. Но у твоего хищника не было никаких тормозов. Он делал то, что ему приказывали. Вырезал целые отряды. Не щадил ни рабов, ни детей, ни женщин.

Лея встряхнула влажными волосами и отжала их.

Ее слова задели меня, но слыша все это, я допускала, что Киан’дэ мог все это делать.

====== 18 ======

Округ Вермонт, 08:18

Мы прибыли к стенам Вермонта с населением, как Лея упоминала, в пятьдесят с лишним тысяч жителей. На сей раз яутам требовалась только одна женщина.

Путешествие от Касл-Рок до Вермонта заняло два полных дня, весь третий световой день мы устраивали лагерь.

Трое яутжа из восьми в группе отбыли в Вермонт, а мы в общем-то занимались обычными хозяйственными делами. Я и Кэти отправились к найденному яутами ручью, чтобы там простирнуть свои грязные вещи, и это дело заняло у нас не меньше полутора часов.

Но, когда мы уже отжимали мокрое белье и складывали его в корзины, к нам присоединился Су-Тэ, один из молодых воинов Лок’На.

Его длинные дреды прыгали по спине и плечам, он резко остановился возле нас и махнул рукой, поторапливая.

— Что-то случилось, что ли? — прошептала мне Кэти. Мы спешно собрались, взвалив корзинки на предплечья, и устремились за яутом, который шел последним и присматривал за нами.

Меньше чем через десять минут мы уже были в лагере, красные и запыхавшиеся, и увидели, как все собрались перед палатками.

— Что произошло? — я оставила корзину на земле и подошла к Лее, но Казул преградил мне дорогу и глухо заворчал.

Впрочем, тут же над ним грянул рык недовольного Лок’На, который оказался тут как тут. Я невольно отступила ближе к нему, испуганно глядя на Казула. Он презирал меня, отказываясь даже брать из моих рук еду, единственный из всех воинов ненавидя меня за связь с Киан’дэ. Возможно, в этом было что-то личное? Я не могла этого знать.

«Посмотри» — эхом приказал голос Лок’На.

Порой он прибегал к телепатическому общению, но оно никогда не было болезненным, как в случае с Киан’дэ. Возможно, он делал это часто, в отличие от молчаливого убийцы. Так или иначе, я проследила за когтистой рукой и вздрогнула, сперва не заметив то, что лежало в центре кольца, образованного яутами.

За их широкими спинами я увидела три головы, начисто срезанные кем-то необычайно ловко. Я похолодела.

— Еще одна мина-ловушка, — доложил Су-Тэ, войдя в шатер воина. Лок’На молча опустил голову, а Казул зарокотал.

— Погибли Карн, Даг-Гар, Кло! И тот, кто сделал это с ними, был очень зол. На уманов я не думаю: это сделал кто-то из своих.

— Кто? — Лок’На цокнул, невесело раздвигая мандибулы. — Тот к’хан? Так его убили каиндэ амедха. А если не они, то он просто истек твеем. Когда мы уходили, он был без сознания, ты последним оборачивался и видел, что приближалась матка, а он лежал на земле. И ты сам видел, как медленно он двигался. Он бы не успел сбежать от королевы, даже будь он здоров. Это невозможно.

— Тогда нужно узнать, кто это! — рыкнул Казул. — Наши воины обнаружили уже три мины! Кто бы ни устроил нам эти ловушки, он точно знал, куда мы идем, где остановимся.

— Он следит за нами, я это знаю. — Воин сохранял спокойствие, но внутри него уже кипела ярость. — Казул, я скорблю о павших, но наш Кодекс ты знаешь. Мы не оплакиваем воинов, погибших в бою. Наши братья уже в руках Кетану, а нам нужно позаботиться о своих жизнях.

Казул бросил колючий взгляд на девушку-рабыню, прибиравшуюся в шатре, и цокнул:

— Мне не нравится, что к’житова самка трется тут!

— Она не понимает нашего языка.

— Все равно, мне она не нравится! Я не доверяю ей.

Главный воин положил когтистую руку на светлое плечо яута и сжал его:

— Брат. Он получил по заслугам. Судьба повернулась к нам лицом, чтобы мы смогли отомстить ему за твоих воинов.

Казул сжал мандибулы и опустил голову, но промолчал.

— Но теперь у нас новый враг, и я уверен, что к’житово отродье мертво. — Настаивал лидер.

— Не знаю, Лок’На. — Казул покачал головой. — Я видел его глаза. Он явно не из тех, кто отступает от своего.

Нам запретили выходить из лагеря, покидать его границы и даже выходить к ручью. Оказавшись «взаперти» с пятью обозлёнными яутжа, мы поняли, что дело дрянь, и притаились, не желая попасть под горячую руку.

Я гадала, кто мог сделать это. Мало ли у хищников врагов… Я беспокоилась, глядя на выход из шатра и понимая, что шансов, что это мог бы быть Киан’дэ, нет.

Визит в Вермонт отложили, хищники были всегда начеку. Надо отдать им должное, они были великолепно дисциплинированны и внимательны, дежурили круглые сутки, не смыкая глаз.

О нас в суматохе воины забыли. Они рвались найти атаковавшего их чужака и отомстить ему за смерть своих. Так, прошло ещё два дня.

Вечером третьего дня разыгралась непогода. Дождь лил как из ведра, вдали гремел гром и пару раз сверкнули молнии.

До этого с утра накрапывал слабый дождик, небо было серым и пасмурным, а Кэти мучилась мигренью и жаловалась на головную боль.

Закутавшись в свою накидку, я задумчиво смотрела на горящий снаружи костёр, когда вдруг один из яутов молча упал на землю.

Что за дела?!

Я услышала щелчки и быстрый цокот его товарищей, не в состоянии в полутьме различить, кем был тот, кто упал.

Я поднялась с места и подбежала к выходу из шатра.

Тут же ко мне подлетел Казул, крепко держа за руку Лею и толкая ее в шатёр.

«НАЗАД!» — зарычал он, разворачиваясь и выпуская из запястных наручей двойные лезвия.

Но кругом было тихо. Только дождь шумел по листве и по ткани натянутых шатров.

Яуты замерли на открытой местности, по их телам стучали капли, скатывались по доспехам.

Неожиданно один из яутов что-то крикнул…

— Сзади! — крикнул Кол-Сан, и вовремя пригнулся. Сюррикен пролетел над его головой и метко вонзился в череп другого хищника, упавшего замертво.

— Встать спина к спине! — скомандовал Казул, оглядываясь. — Кто бы это ни был, он в камуфляже.

Он настроил оптику своей маски и ощетинился:

— Су-Тэ, пригнись!

Молодой воин успел нырнуть, и тотчас на его месте оказался ещё один сюррикен, вонзившийся в итоге в дерево.

— Бейся честно! — зарычал Лок’На, поспевая к своим воинам и становясь четвёртым.

Нападавший, решив, что скрываться смысла нет, двинулся на воинов, отключая камуфляж.

Он был покрыт чёрной накидкой, лицо и маска спрятаны под глубоким капюшоном, так что разглядеть, кто это, было невозможно.

Он двигался очень быстро, так, что Су-Тэ, пытающийся навести на него прицел лазерного оружия, сбивался. Мелькая за деревьями, атакующий на миг скрылся…

… чтобы налететь на Кол-Сана и схватиться с ним.

Хищники яростно фехтовали под дождём, Кол-Сан отбивался телескопическим копьём от такого же продолговатого оружия, завершавшегося изогнутыми клинками с двух сторон.

Чужак едва не получил копьём по ногам, но вовремя подпрыгнул, контратаковал, развернулся, ударяя наотмашь, и наконец крутанулся на месте, обманным маневром заставляя яута приподнять руки с копьём и пронзая его насквозь.

— Нет! Брат!

Су-Тэ рыкнул, бросаясь вперёд.

Казул поспешил с другой стороны.

Поразительно, но хищник поспевал драться с обоими. Ярости его хватало на двоих. Он сбил с плеча юного яута плазмопушку и сделал Казулу подсечку. Казул ловко отбил выпад, наступая на противника, а Су-Тэ взмахнул двойными лезвиями в наручах, скрещивая их с металлическим древком глефы.

Вместе с тем, свои лезвия с оружием чужака скрестил и Казул. Он яростно сверкнул зелёными глазами, напирая и давя на напавшего, но тот мощно ударил в голень Су-Тэ, так, что даже под доспехом хрустнула кость, и взвился в воздух, одним ударом отшвыривая на землю Казула.

Сжимая холодные пальцы в кулаки, я смотрела, замирая, за тем, как из темноты на яутжа движется фигура, закутанная в чёрную рваную накидку. Перед атакой хищник — а в том, что это тоже был яут, я не сомневалась — завёл руку за спину, активируя телескопическое оружие.

На миг все застыли, а следом началось…

Он схватился сразу с Су-Тэ и Казулом, уклоняясь, уворачиваясь, контратакуя и нанося им мощные удары ногами. Этот стиль…

Эти движения…

Я не могла больше терпеть, я должна знать!

Вымокший плащ взлеталс каждым прыжком. С каждым взмахом оружием.

Глефа вертелась в руках, очерчивая перед хищником круг и не давая приблизиться к нему. Он не показывал лица, его маски и брони тоже было не видно.

Я должна знать, если это он!

Мне стало нехорошо, и я судорожно вцепилась в Лею, холодея и дрожа.

Один взмах — и Су-Тэ мертв. Он обливается кровью, падая навзничь и умирая моментально.

На место павшего тут же встаёт Лок’На. Он сразу налетает на врага, ударяя его в грудь и в живот, и тот пропускает удары, однако от следующих быстро уворачивается и одним ударом ноги посылает воина в нокаут.

Пока Лок’На поднимается, таинственный хищник с размаху пронзает плечо Казула, приблизив к нему лицо в капюшоне.

Казул яростно взревел, пытаясь дотянуться до врага, но тот предусмотрительно нанизал его на глефу и, рыкнув, провернул клинок в ране Казула.

— Стой, не надо! — звонко закричала Лея, бросившись навстречу хищникам.

Отвлекшись лишь на секунду на крик Леи, хищник не замечает, что Казул с силой бьет по глефе и ломает клинок, остающийся в ране.

Казул растопырил когтистые пальцы и раздвинул руки, яростно прогибаясь в спине и подаваясь навстречу хищнику.

Тот медленно повернул к нему голову, взмахнув глефой и заведя руку за спину.

В этот момент в бой вступает Лок’На. Он бьет двойными лезвиями в хищника, тот ловко отбивает удар и стремительно движется к Казулу. Он хочет его добить. Взмахнув своим страшным оружием, он крутанул его в руках, ударяя Казула, оборонявшегося кинжалом, раз, другой, третий… Казул пропустил удар, но клинок не его пронзает.

Кто бы знал, что Лея окажется так быстра…

Она булькнула кровью, выплеснувшейся изо рта на чёрную накидку хищника, и, пронзённая насквозь, замирает.

Хищник вытаскивает глефу рывком, от ярости взрыкивая. Кажется, Казул оторопел.

Он подхватил падающую Лею и осторожно положил ее на землю, продолжая с громким рыком биться с чужаком.

Мне хотелось остановить все это… но я не могла. Я боялась даже шевельнуться, замерев и отстранённо глядя на происходящее.

Ускоряя темп и атакуя сразу обоих воинов, хищник полоснул глефой по горлу Казула, и тот, обливаясь кровью, ничком упал возле Леи, захлебываясь и дрожа всем телом.

Лок’На взревел, воздев лицо в маске к небу.

Хищник в чёрном встал в стойку, тяжело дыша и явно припадая на одну ногу. Он медленно снял с головы капюшон, издав горловой рык.

Я судорожно выдохнула и, упав на колени, неожиданно поняла, что теряю сознание. Так и было. Все померкло, оставив только звуки дождя и хлёсткие звуки скрещивающихся клинков и лязг металла о металл, и только две тени метались перед глазами, пока я не погрузилась в беспамятство.

====== 19 ======

Он надел на опалённую огнём шею плотно облегающую балаклаву, укрыл лицо маской, которую пересекала длинная царапина, оставленная когтем ксеноморфа.

Он раздобыл кое-какое оружие, которое не сгорело и не было уничтожено, поскольку он всегда бережно хранил его в специальных сейфах.

Чёрные полотна ткани он завязал на груди, обернул ими талию и оставил свисать вдоль бёдер. Хищник прикрыл плечи рваной чёрной накидкой, не путавшейся между ногами, закрытыми кожаными штанами.

Не по обыкновению яутжа, он был полностью скрыт под одеждой, только кусочек багрово-алой груди, разрисованной узорами и символами, и мускулистые руки, изрисованные татуировками, были обнажены. Под тканью виднелась плотная броня, сделанная из маслянистой кожи ксеноморфа.

Он зафиксировал на талии кожаный пояс, к которому прикрепил изогнутый длинный кинжал в оплетке. Бластер он не взял: слишком шумное и бестолковое оружие. Но, подумав, все же вооружился и им.

В заплечные ножны он поместил две телескопические глефы, одну — с острейшими лезвиями, другую — с токовым пульсаром на концах. Мощности заряда хватало, чтобы на какое-то время обездвижить даже берсеркера.

Разжившись на схроне, предусмотрительно оставленном ещё при приземлении на Землю, бомбами, он закинул мешок с сухпайком и взрывными устройствами на плечо.

Бесшумный, как призрак, он включил камуфляж, сливаясь с местностью и уверенно удаляясь от яйцекладки ксеноморфов.

Киан’дэ очнулся от пронзительного крика в ушах, и сперва ему показалось, что это кричит Рената. Он и пальцем пошевелить не мог. Силы покидали его, он лежал в луже собственного твея, вытекавшего из раны, и судорожно хрипел, мечтая, чтобы наконец все это закончилось.

К’жит, у него при себе даже нет никакого оружия, чтобы даровать себе быструю смерть!

Но не прошло и минуты, как он понял, что видит спины могучих воинов далеко впереди, на краю леса, и то лишь благодаря оптике в маске. А тело уже впитывает дрожь земли, которая разносится далеко от шагов королевы ксеноморфов.

Вот оно, искупление. Киан’дэ безразлично смотрел в землю, примерно подсчитывая, через сколько времени королева доберется до него. Она явно вознамерилась пройтись по месту взрыва, чем-то оно ее привлекало. А тут такая добыча… полумертвый хищник.

Понимая, что его могут убить, а могут и начинить его тело отвратительным грузом, который превратится в грудолома и пробьёт и без того продырявленный торс, Киан’дэ подумал: и это все? И это конец? То, ради чего я так сражался, столько терпел?

Мысли взбунтовались. Рената. Они унесли ее. Думать об этом было невыносимо, но понимать, что для него все конечно, и вовсе мучительно.

Киан’дэ взял себя в руки, с холодной яркостью поднимая голову и заставляя своё тело покориться и медленно поползти.

Он полз по земле, задевая глубокую рану ветками, камнями, мусором, и каждый раз хотелось громко кричать от невыносимой боли.

Киан’дэ впился когтями в ладони, сжав кулаки, так крепко, что и из них потек твей. Заглушая болью боль, он сделал последний рывок и перекатился в овражек, туда, где валялся обломок обшивки. За ним-то Киан’дэ и притаился, со стоном поднимая тяжёлый металл и заползая под него.

Только он это сделал, как сознание утянуло в воронку, и он упал в глубокий обморок, рискуя больше никогда не очнуться.

Он открыл глаза, когда почувствовал, что задыхается от нехватки воздуха под душным обломком металла. Хрипя, Киан’дэ столкнул с себя пластину и изогнулся от боли в разорванной ране, но оказавшись на свету, быстро осмотрелся.

Очевидно, силы его на этом и закончились, потому что он рухнул на землю и, тяжело дыша, посмотрел в голубое и издевательски ясное небо. Подумать было над чем: кто взорвал корабль, например? Киан’дэ не верил, что судно сдетонировало само из-за неполадки. Он слишком тщательно следил за техникой, от которой к тому же зависел исход миссии и даже его жизнь.

И еще вопрос: что делать? Не ровен час, и он точно истечет твеем. Одежда и разорванный доспех уже такие сырые и липкие, что даже от легкого прикосновения к ним коробит.

Киан’дэ с облегчением понял, что за стеной все успокоилось, и спокойствие это продлится сравнительно долго, потому что матка наверняка начала размножаться, а трутни — многочисленные рабы и супруги королевы — обустраивали по ее вкусу бывший уманский город, начиняя тела людей будущими ксеноморфами.

Киан’дэ перевернулся на живот, подтянулся на руках и пополз вперед, помня, что где-то неподалеку должен протекать мутный узенький ручеек. Сейчас он как раз ползет по старому руслу реки, засыпанной уманами давным-давно и образовавшей овраг, поскольку почва уже осела. Киан’дэ двигался по памяти примерно с час, хотя прежде это не заняло бы у него и десяти минут. Отдыхая и стараясь хоть как-то сберечь рану, он наконец добрался до воды и со стоном тяжело рухнул в нее.

Вода залила его, забираясь под одежду и доспехи, и хищник тихо порыкивал от боли, откинув назад голову и сгребая ил кулаками.

Нужно найти в себе силы и делать дальше то, что нужно. Киан’дэ снял с лица маску и перекатился на живот, полностью погружаясь под воду и жадно глотая ее. Левый клык, украшенный золотой круглой серьгой, царапнул песок, отправляя гость в рот Киан’дэ. Обезвоженный и потерявший много крови, он пил и пил, пока не вынырнул, фыркая и снова, по привычке, скрываясь под маской.

От ледяной воды полегчало. Киан’дэ пошатываясь привстал на колени, но тут же упал назад. Он пробовал снова и снова, пока не понял, что все это бесполезно. Хищник отполз в сторону, на берег, усыпанный листвой, и привалился на спину к большому валуну, нагретому солнцем. Он привстал на локтях, одной когтистой рукой осторожно разоблачаясь и снимая с себя окровавленные тряпки. Но они словно прилипли к чешуйчатой коже, а точнее, к толстой корке засохшего твея, которую сейчас Киан’дэ немного размочил водой.

Хищник зарычал, отдирая ткань вместе с коркой одним рывком, так, что сочащийся твей снова хлынул из раны, и не нашел ничего лучше, как прижать к ней ладонь и в изнеможении упасть на спину.

Когда он наконец справился с одеждой и по пояс остался обнаженным, он начал промывать глубокую рану, черпая воду из ручья.

Это было самое сложное: прийти в себя. Киан’дэ никогда прежде не чувствовал то, что чувствовал сегодня. Много раз он был на волоске от смерти. Но так, чтобы практически вернуться из ее чертогов — так с ним не случалось никогда. Хищник лишь мог надеяться, что его путь пока не окончен, и просто механически делал то, что должен был делать, хотя руки уже не двигались, а ноги пока не держали.

Он весь день провозился у ручья и задремал тоже возле него, предварительно устало включив камуфляж и надеясь, что хотя бы это позволит ему не стать легкой добычей ксеноморфов или заметной целью яутжа. Кто знает, кто будет рыскать этой ночью в лесу.

Киан’дэ лихорадило. Начался жар, бред, нахлынула рвота. Усталый организм хотел умереть, но стальная воля не давала этого сделать. Он помнил свою цель и терпел, как мог.

Жар не отпускал его несколько дней, и за это время он высох и истощал, став лишь бледной тенью самого себя. Но мощный организм все равно потихоньку выкарабкивался, брал силы из ресурсов, и спустя пять или шесть дней Киан’дэ пошатываясь и падая, но все же мог встать.

Он сломал крепкую палку и пошел по лесу, опираясь на нее всем телом. Палка через полмили сломалась так, что хищник полетел на землю, но он не отчаялся и сломал себе еще одну. Нужно было что-то поесть.

Проще всего было вернуться к старому лагерю охотников и переждать там. Там осталась провизия, питьевая вода, аптечка, укрытие от непогоды. А то три дня назад Киан’дэ пережидал дождь прямо так, под открытым небом, после чего его состояние ухудшилось.

Но до лагеря еще нужно дойти.

И Киан’дэ решил рискнуть и пошел, хотя понимал, что путь будет очень неблизкий.

Яйца птиц, мелкие животные, которых удавалось поймать, съедобные растения — он ел то, что найдет, подкрепляясь, но оставаясь зверски голодным. Взрослому хищнику требовалось достаточно еды, и в рацион обязательно входило мясо, но сейчас даже эти крошки спасали жизнь Киан’дэ.

… В лагере стало проще. Он съел найденный сухпаёк, хотя его было и немного. Но калорийный провиант был рассчитан на аппетит яутжа, так что он более-менее насытился по сравнению со всеми предыдущими днями своего путешествия.

Скинув с себя броню и сняв с раны повязки, сделанные из лоскутов своей одежды, он нырнул под душ, тяжело дыша и оседая на полу. Грязь, кровь, пот уходили в сливное отверстие, очищая мысли и тело.

Хищник, хромая, вышел из душевого отсека. Уже там, пока у него была возможность осмотреть себя внимательнее, он понял, как отощал за все время. Прежде налитые мышцы и мускулы угловато торчали, бугрясь под кожей. Глаза тускло поблескивали в прорези маски. Киан’дэ тихонько добрел до огромного ложа, застеленного шкурами, и как подкошенный рухнул мокрым и обнаженным туда, заползая под теплый мех и погружаясь в спокойный сон.

С каждым днем ему становилось все лучше и лучше, и только спустя еще две недели он мог сказать, что достаточно оклемался, хотя раны его еще не зажили. На корабле-матке яутов были технологии, которые могли залечить его ранения в течение часа, но это было недоступно убийце. Лечили его только пару раз, когда патрону было необходимо сохранить его жизнь.

Киан’дэ, как только окреп, сразу проверил силки и ловушки, оставленные им, когда они с Ренатой оставались здесь. К счастью, туда попалась новая добыча.

В аптечке он нашел несколько средств, ускорявших заживление ран и обеззараживающих организм. Он считал восходы и заходы солнца, с надеждой думая о том, что однажды сможет снова взять оружие в руки и найти Ренату.

Это и было его целью. Трудность заключалась в другом: похоже, яуты открыли охоту уже на него. Было ли это отказом патрона от его услуг? Он не знал, но решил на всякий случай исчезнуть из поля зрения своих. Они думают, что он погиб. Пусть думают и дальше.

Когда пришло время, Киан’дэ занялся починкой доспехов и раздобыл оружие, а окрепнув, вернулся на место взрыва и там взял все, что могло пригодиться.

Каким бы хорошим он ни был следопытом, но найти следы группы Лок’На было очень сложно. Выдвигаясь из лагеря, Киан’дэ все же знал, что рано или поздно он найдет Ренату.

И тогда он решит, что делать дальше.

С одной стороны, оставить ее с Лок’На — умное решение. Будучи в безопасности, в статусе рабыни привилегированного охотника, вряд ли с ней что-то случится. Она будет защищена от ксеноморфов, уманов и других хищников.

С другой стороны, доверять Лок’На убийца не хотел. Он еще не знал, что в нем говорит ревность и желание обладать уманкой самому, но хотя бы взглянуть на нее… еще раз… чтобы решиться на что-то. Этот компромисс Киан’дэ позволил себе, собираясь, впрочем, как на войну.

Киан’дэ выследил группу меньше чем за три дня, остервенело рыская в поисках их следов и наконец найдя искомые возле первого и ближайшего к Касл-Рок уманского города, как он и предполагал. Хищник отыскал их, но бесшумно вошёл в лагерь только ночью, чтобы не рисковать. Яуты выставили часовых, но это было не проблема, поскольку Киан’дэ умел ловко скрываться и маскироваться даже без помощи камуфляжа, против своих он все равно не так эффективен.

Пройдя к главному шатру, где по идее должен был располагаться Лок’На, хищник тихо скользнул под полог и попал в первый отсек, где стоял низкий стол и лежали четыре циновки вокруг него.

За плотной тканевой стеной он слышал ритмичное порыкивание, сопровождаемое тихими женскими стонами, и это, а также запах феромонов, облаком накрывший пространство, привело его в бешенство.

Там ты умолял его сохранить ей жизнь и сделать своей рабыней. А рабы-уманки всегда расплачиваются своим телом.

Киан’дэ неподвижно встал в проёме, раздумывая, как ему быть. Вот и Лок’На: помимо пояса и отодвинутой набедренной повязки, на нем ничего нет. Могучее тело, словно вытесанное из глыбы, нависает над уманкой, его длинные дреды, украшенные золотыми кольцами и бусинами, бьют по лопаткам и доходят даже ниже. Он упёрся обоими руками о ложе, по разные стороны от головы Ренаты. Темп убыстрился, он опустил голову к девушке, и из-под челюстей показался длинный язык, коснувшийся ее груди.

Воин немного излился в уманку, отчего она нервно дёрнулась, сведя бедра, но руки Лок’На снова настойчиво раздвинули ей ноги, и он устроился удобнее, пододвигаясь к девушке и входя глубже, отчего она охнула и попыталась отползти вверх. Когтистая рука смяла трепещущую от толчков яута грудь, слегка царапая ее.

Клокочущая ярость накрыла Киан’дэ с головой. Хотелось выпотрошить мерзавца и умыть его в крови, но хищник понимал, что сейчас он не совладает со всеми яутжа, и заставил себя отвернуться и выйти.

Когда за полотном все завершилось громким ревом Лок’На, перемежаемым с уже громкими и болезненно звучащими стонами, Киан’дэ окончательно потерял терпение, но замер, едва воин вышел от девушки и прошёл мимо незримого убийцы наружу, удаляясь.

Он подождал немного, чтобы чувства успокоились, но все внутри корчилось и бушевало, восставало против хозяина. Хищник медленно вошёл к Ренате, обнаружив ее устало спящей под тёплой шкурой, и склонился перед ней на одно колено, не касаясь шкур, хорошо впитывавших чужие запахи.

Вот и она. Ставшее привычным и близким, странное уманское лицо. Волосы разметались, открывая шею. Девушка немного всхлипнула во сне, спала она ещё неглубоко, лёжа на животе, тихо посапывая.

Глядя на неё, Киан’дэ испытал противоречивле бушующим внутри страстям чувство нежности и тоски. Хотелось коснуться ее, забрать отсюда и не возвращаться больше никогда.

Не руки Лок’На должны збыли обнимать ее. Не он должен был стать ее партнёром, не с ним ей быть.

Эта мысль прострелила виски, но Киан’дэ отмёл ее. Может, так лучше? Уйти и не возвращаться? С ним не будет ни просто, ни безопасно.

Он тихо коснулся фалангой длинного когтистого пальца щеки девушки, и из груди раздалось мягкое рокотание. Уйти трудно, почти невозможно, хотелось хотя бы прикоснуться к ней напоследок.

Выходя из шатра, Киан’дэ исподлобья взглянул на две фигуры, Лок’На и его старшего помощника. Пока яуты отвлеклись, он исчез из лагеря, притаившись недалеко в тени деревьев, и уже там твёрдо решил.

Он заберёт ее отсюда. Иначе потом будет жалеть об обратном всю оставшуюся жизнь.

====== 20 ======

Киан’дэ убивал своих врагов не без удовольствия, и даже мысль о том, что Лок’На стал на время покровителем уманки, не сделала его менее жестоким.

С каждой каплей пролитой крови он становился все сосредоточеннее и холоднее, и в отличие от многих яутжа, впадавших в раж во время сражений, Киан’дэ сохранял предельную трезвость ума.

Порой даже его хозяину казалось, что этот хищник благодаря своим качествам может вполне стать машиной для убийств, которую остановить невозможно. И сейчас Киан’дэ делал все, чтобы уничтожить яутов.

Неизвестно, чем бы закончилось его противостояние с Лок’На: оба хищника были умелыми, напористыми, искушенными в бою, так что Киан’дэ тоже пришлось несладко. К тому же, в начале воин пообещал ему, что череп убийцы станет одним из достойнейших трофеев у него на стене. Как бы не так!

Внезапно судьба вновь предательски решила все за Киан’дэ. И случилось нечто такое, что побудило хищников прервать сражение.

Я очнулась от чувства полёта. Будто меня быстро-быстро несет какая-то могучая птица, и я лечу вместе с ней.

Разлепив глаза, я увидела перед собой богатую маску Лок’На, и тут же вспомнила, что он сражался с Киан’дэ!

— ГДЕ ОН?! — заорала я так, что даже хищник испугался и чуть ослабил хватку. Этого мне и надо. Я извернулась хлеще кошки и бросилась ему на глаза, рыча. — Что ты с ним сделал?!

Лок’На не отпуская меня грянул мощным рыком и перехватил, так, что я мельком увидела фигуру в чёрной рваной накидке, бежавшую чуть сбоку и пристально наблюдавшую за нами. И вот — его маска! — повернулась ко мне, и моего сознания коснулось болезненное:

«Рената, мы уходим от каиндэ амедха. Я рядом. Слежу за ним».

Боже, как мне хотелось коснуться его, обнять! Я столько думала о том, что он погиб, что поверила в это. Несмотря на головную боль от телепатической связи, я была впервые за столько времени счастлива! Так, что даже уцепилась поудобнее за Лок’На, рыкнувшего на меня.

Итак, двое яутжа и я, будучи на руках у Лок’На, бежали от чужих. Очевидно, их было достаточно, чтобы спугнуть двух сражавшихся хищников и заставить врагов на время объединиться.

Лок’На рыкнул что-то Киан’дэ, и тот, на бегу глядя за плечо, кивнул. Я похолодела.

— Что ты хочешь делать?! Киан’дэ!

Он развернулся, выхватывая из-за спины глефу и проворачивая ее в руке. А сверху, с дерева, на него молниеносно прыгнул ксероморф.

Киан’дэ отскочил в сторону, двумя точными ударами разделываясь с небольшим — наверно, ещё молодым — чужим, и быстро нагоняя нас.

Я с облегчением вздохнула. Он был рядом, мне ничего не страшно. Лишь хотелось, чтобы все это закончилось. Почему Киан’дэ позволил нести меня Лок’На? Вдруг охотник унесёт меня, пока на Киан’дэ нападут чужие? Много мыслей посетило меня, но мы все бежали, пока не остановились. Преследование прекратилось.

Хищники встали друг напротив друга, сталкиваясь взглядами. Относительно невысокий для своей расы Киан’дэ выглядел далеко не так внушительно, как могучий, атлетически сложенный Лок’На. Будучи в пике своей формы, Киан’дэ все же уступал ему, хотя движения его были куда быстрее и плавнее.

Он отвёл руку с глефой за спину, поднимая один конец вверх и вставая в стойку. Тихо цокнув, он напрягся и стал ждать.

Лок’На, в свою очередь, опустил меня на землю и убрал руки, хотя ладонь его легла на бедро, где он держал клинок.

Я сделала шаг по направлению к Киан’дэ, но лидер яутов внезапно издал не то ворчание, не то рык, ответом на который было свирепое рычание Киан’дэ. Он ещё больше напрягся, готовый в любую секунду атаковать.

Шаг за шагом, я наконец приблизилась к хищнику и тихо коснулась его предплечья. Литые мышцы, напряжённые до судороги, казались вытесанными из камня и такими же твёрдыми. Я взглянула на Лок’На, неожиданно понимая, что охотник медлит с нападением.

Он что-то произнёс, щёлкая и прицокивая, но Киан’дэ молчал, не меняя позы. Внезапный громкий вопль в чащобе заставил обоих хищников обратить внимание не на свой конфликт.

Охотник издал сложный ряд щелчков, и неожиданно, к моему изумлению, Киан’дэ кивнул, выпрямляясь и беря меня за руку. Не прошло и минуты, как уже он легко поднял меня на руки, и мы снова побежали, сопровождаемые охотником.

Сколько я думала об этом моменте… мечтала об этом, думала, что все утрачено навсегда. Сейчас, крепко прижимаясь к хищнику, я держалась, чтобы не заплакать.

В голове боролись разные мысли. Он открылся мне с другой стороны. Придя за мной, он пришёл мстить. Он не пощадил девушку, которую я знала, и безжалостно уничтожил всех, кто стоял на его пути.

Истории, что рассказывали мне о таких, как он, за время моего нахождения в группе яутов, ужасали. Это были бессердечные убийцы без кодекса чести и жалости. Они не щадили никого, убивали даже стариков, детей и женщин. Но я впервые поняла смысл фразы «сердцу не прикажешь», потому что не могла бы возненавидеть его за это.

Хотя любого другого презирала бы.

Только спустя несколько часов хищники остановились на привал. Я сразу погрузилась в глубокий сон без сновидений, и впервые за долгое время спала спокойно.

Правда, перед тем, как провалиться в сон, я ощутила страх. Вдруг все это окажется неправдой, растворится наутро, как дым. Тогда я просто не переживу этого!

Но наступило утро, а Киан’дэ был рядом. Я проснулась на земле, закутанная в его плащ и свою накидку, и сонно разглядела блестящую маску, покрытую иероглифами.

— Киан’дэ…

Он повернул ко мне голову, присел рядом на корточки и тихо прислонился холодным лбом маски к моему лбу. На несколько мгновений смертельно опасный хищник был кротким и спокойным.

Хотелось столько сказать ему! Спросить, как он выжил, где был, поблагодарить, что пришёл за мной.

Но слова все не слетали с губ, и хотелось просто побыть рядом с существом, оказавшимся мне ближе прочих.

Это было не физическое влечение и не дикая страсть, а тихая, простая радость, что теперь мы снова вместе. Мне не нужно было ничего, как бы не тривиально это звучало. Впервые за столько времени я ощутила покой.

Киан’дэ быстро поднялся, уходя за деревья, а я потянулась и встала на ноги, оглядываясь.

Итак, вот я снова в бегах. Да с кем! С двумя хищниками, которые ненавидят друг друга! Лок’На, пытавшийся убить Киан’дэ, и инопланетный киллер, вырезавший весь отряд яутов.

Ну, к счастью, пока утро не предвещало ни сражений, ни стычек. А может, Киан’дэ уже убил Лок’На, пока я спала?

Но нет, вон и охотник. Мрачно наблюдает за нами, сердито тычет пальцем в свой компьютер на наруче. Наверное, в этом деле не преуспевает, потому что злится.

Наверно, он поврежден, потому что Лок’На снимает его с запястье и зашвыривает в кустарник, приглаживая ладонями дреды и рыча.

Искоса глядя на него, я заметила, что Киан’дэ уже вернулся и надел на себя рваную накидку, приблизившись ко мне.

— Мы уже уходим? Куда теперь? — спросила я у хищника, заглядывая в лавово-красные глаза.

Киан’дэ вместо ответа поманил меня к себе и, не спуская взгляда с охотника чести, двинулся мимо него в чащу.

Уже там, оставшись наедине со мной, он все шёл и шёл, пока мы не скрылись от посторонних глаз в лапах гигантской ели.

Сев в позу лотоса на покрытую иглами землю, хищник протянул мне руку.

— Восстал из мертвых и приглашаешь меня заняться йогой?

Я шутливо улыбнулась ему, сев рядом и взяв за широкую ладонь.

С тяжелым предчувствием, он взглянул на меня: я прочла это в глазах. А затем меня погрузило в бездну.

… нет, даже не в бездну, а в бездонную черноту, в которой я слышала щелчки и цоканья, чьи-то болезненные стоны, дыхание.

А затем я увидела бесчисленные смерти. То были другие яуты. Их жуткие инопланетные лица и маски мелькали одна за другой, и вот из руин мыслей я начала видеть историю.

Впрочем, ее я узнала ещё раньше, из рассказов Леи.

Я видела жестокость и бессердечие, абсолютную холодность и жгучую ненависть. Месть.

Его могли унизить, ударить, оскорбить, но его боялись, зная, что те, кто находятся в чёрном списке у его Хозяина, не под протекцией лидера клана, могут просто не проснуться утром, ведь у убийцы нет чести и кодекса. Он убивает даже спящих, раненых, больных. Воины и воительницы исчисляются десятками, павших от его руки неокропленных очень много. И что хуже, ему это нравится.

Но вот он вмешался не в своё дело, уничтожил ценный материал — ксероморфов, сблизился с людьми, вышел из-под контроля и наконец атаковал отряд Лок’На. Все это делает его приговорённым к смерти, однозначно.

Я отняла руку от ладони хищника, и он тихо поднял на меня глаза.

— Киан’дэ… зачем ты мне это показал? — спросила я.

Он выпрямился, стрельнул глазами вбок, мешкая.

— Я знаю, кто ты, мне рассказали о тебе больше, чем ты думаешь. — Я невольно усмехнулась. — Если ты отговариваешь меня, зачем шёл за мной, убил отряд Лок’На, Лею… стольких людей.

На этом слове я осеклась. Вернее, не только людей.

Киан’дэ склонил голову набок, дреды взмахнули по плечу.

«Мы с ним договорились, у нас фора, этот день, и ты выберешь сама. Вернёшься к нему в лагерь. Будешь в безопасности. Он сообщил, что я жив. За мной придут. Со мной рискованно».

Сердце защемило. Значит, вот такое право выбора просто не входило в его планы. Он надеялся тихо расправиться со всеми и уйти со мной.

Я подтянулась к хищнику, порывисто обняв его за шею, всем телом приникая к нему и чувствуя под собой плотную броню.

— Я останусь, — сказала куда-то в плечо и очень тихо, но Киан’дэ услышал и напрягся. Я поняла, что он рад, потому что сразу после моих слов крепко обнял меня в ответ. Но напряжение не исчезало.

— В чем дело?

Я отстранилась и коснулась блестящей щеки его маски, вглядываясь в глаза.

Понять его было несложно.

«Мне страшно».

Я едва не поперхнулась. Страшно? Хищнику? Насколько я знаю, их образ жизни, кодекс, да вообще все твердит, что страх и хищник — понятия диаметрально противоположные. Но Киан’дэ не солгал. В его глазах действительно был испуг.

Какое странное чувство…

«Передумай».

— Нет.

Вместо слов, он просто требовательно сжал в ладони мою руку, но я резко вырвала ее и выкрикнула:

— Нет!..

Рыкнув, Киан’дэ опустил голову, приваливаясь спиной к древесному стволу.

Он жалеет, что пришёл за мной? Но… как же так?

Слова были излишни, да и что сказать? Он и так прекрасно терзал себя без моей помощи. О чем он думает, мне было неясно, но вот он встал на ноги, решительно повернув ко мне маску.

Рука об руку, мы начали двигаться все дальше в леса, и наконец я поняла, что он принял мой выбор, какие бы последствия я на нас не навлекла.

====== 21 ======

Прошло три месяца…

Локвуд, Северный Орегон. 04:30

В столь ранее утро город ещё спал. Утренний прохладный ветерок колыхал занавеси на открытых окна, я устало лежала в кровати, наблюдая за тем, как одевается хищник.

События минувших дней оставили новые шрамы на его теле, но оно быстро сделало их искусным рисунком, превратив в неповторимую особенность хищника.

Киан’дэ ловко облачал торс в доспехи, оплетая их чёрной тканью и закрепляя ее поясом на талии. Набрасывая на плечи рваную накидку, он взглянул из глубины капюшона в прорези блестящей маски.

Уходить было всегда нелегко, тем более, пока мы виделись нечасто.

Я ужасно хотела спать. Валилась с ног от усталости, но не побыть с Киан’дэ не могла. Он понял, что моему тщедушному человеческому организму нужен сон и отдых, хмыкнул и подошёл к кровати, присев рядом с ней.

Мне только и можно было коснуться его дредов, пропуская их сквозь пальцы, и провести ладонью по маске.

— Приходи чаще. — Я всегда просила, но он действовал осторожно и наверняка, не желая подставлять меня.

Он склонил голову набок, взгляд стал серьезным. Он перестал говорить о том, где пропадает и что делает, но дважды он приходил раненым — из чего я делала вывод, что с себе подобными он встречается.

Киан’дэ коснулся лбом маски моего лба, быстро встал и выскользнул в окно. Я не удержалась и встала в постели, наблюдая за тем, как крепкий силуэт хищника растворяется в воздухе с помощью камуфляжа.

Хоть бы и в этот раз его никто не увидел… Местные пока ничего не подозревали, но времени прошло ещё очень мало.

Я перевернулась на другой бок, ощущая кожей буквально горячие простыни на том месте, где пару минут назад лежал хищник.

После него в кровати жарко. Я откинула одеяло, распласталась на спине и устало вперилась в потолок.

В Локвуд он привёл меня около трёх месяцев назад. Решил, что со своими мне будет безопаснее, и в целом не ошибся.

Здесь, среди множества других людей — или уманов, как нас называли хищники — меня искать никто не будет.

Киан’дэ приходил всего с десяток раз, за девяносто дней, что я живу здесь, это очень немного. Пару раз он просто опускался на пол и, прислонясь спиной к стене, обессиленно смотрел впереди себя и молчал, засыпая в конце концов на моих руках. Между нами установилась крепкая, непривычная для нас обоих связь, больше похожая не на страсть, не на любовь, а на что-то совершенно иное. Я затруднялась сказать, что испытывала именно любовь. Скорее, в нашей паре я позволяла любить себя.

Но готова была идти за ним туда, куда он скажет.

… к счастью, пока никто из Локвуда не догадывался о таинственном посетителе дома. Я намеревалась по прибытии в город устроиться на работу за ночлег, но Киан’дэ хмыкнул, вздрогнув плечами, и достал очень приличную сумму денег из внутреннего кармана накидки. Он все продумал заранее.

Так, я купила себе дом в Локвуде. Маленький, одноэтажный, заброшенный домик с большими окнами, заросшим садом и застеклённой террасой.

Киан’дэ быстро помог мне восстановить кое-что в доме, руки у него росли, откуда нужно, и вот я могла спокойно жить здесь, не ожидая, что на меня обрушится потолок или провалится пол.

Некоторое время требовалось, чтобы обжить дом, но и с этим я справилась. Нашла себе работу в архиве, разгребала документы, вела учёт жителей, разносила нужные бумаги к нотариусу, адвокату, в мэрию, в полицейский участок… Городок был маленький, я уже говорила.

Я перевернулась на другой бок, наткнувшись пальцами на дорожку царапины, оставленную на бедре и спускавшуюся к ноге. Ну, да, когти у хищников острые, даже ласковые поглаживания могут грозить увечьями. На пальцах остался лёгкий красный цвет. Вздохнув и зевнув, я крепко уснула, хотя через три часа уже нужно было вставать на работу.

А тем временем, Киан’дэ шёл по безлюдным улицам, будучи в камуфляже и совсем не беспокоясь о безопасности. Он уже и так все продумал. Это было частью его натуры, так что единственное, что его волновало — будущее.

За прошедшие три уманских месяца он уже убил пятерых яутов, созванных сюда Старейшинами. Яуты хотели получить его голову как достойный трофей. Вот забавно, он не был даже частью клана при жизни, а после смерти стал бы весьма неплохой частью коллекции…

Хмыкнув, Киан’дэ потянул руку и размял шею. Он совсем ничего не сообщал Ренате о своих стычках с хищниками и ксеноморфами, это было ни к чему.

Внутри себя он испытывал огромные изменения. Как у каждого самца хищника, отныне живущего вместе с самкой, его биологический ритм постепенно настраивался на воспроизведение рода. Неконтролируемо, тело выделяло феромоновое облако, производило жизнеспособные сперматозоиды, что у хищников происходило только единожды за год, в определённый период, длящийся коротких несколько дней, и сам он чувствовал себя гораздо лучше благодаря гормональной перестройке. Полученные в боях раны заживали активнее, он поправился, почти прошла хромота. Теперь Киан’дэ, как и раньше, мог двигаться с прежней скоростью и наслаждался возможностью сражаться без ограничений.

Он легко прыгнул на высокий забор, зацепился рукой за край и перемахнул его, мягко опустившись на землю. Маска деактивировала режим ночного видения, и хищник, оказавшись под сенью деревьев, без колебаний отключил камуфляж, двигаясь в сторону нового лагеря.

Его он разбил и закамуфлировал, окружив пятью точечными детонаторами для защиты, так что чужакам здесь были не рады. Он здесь ел, спал, хранил оружие. Совсем небольшой бивуак был превосходно оборудован: все это Киан’дэ добыл как трофеи у убитых яутжа.

Он разжился новым оружием, пришедшимся ему по вкусу, но старым привычкам не изменял и не взял у охотников ни наручи, ни плазмопушку на плечо.

В конце концов, он все ещё оставался тем, кем был, и никем другим.

Наутро я встала отнюдь не разбитой, как думала, а очень даже бодрой и довольной. Вообще, в последние два или три раза после наших встреч я чувствовала себя очень свежей и полной сил.

Снаружи шёл лёгкий снежок. В последнее время это настоящая редкость: говорят, климат раньше был посуровее, зимы были более снежные, чем сейчас.

Но отсутствие снега компенсировал холодный ветер и высокая влажность. Я надела шерстяные брюки и шерстяной свитер, обула удобные ботинки и натянула на голову шапку, а на себя — длинную дубленую куртку. Замотавшись в одежду, вышла навстречу ветру и выдохнула пар изо рта.

И как Киан’дэ не мёрзнет там, в лесу?

Я знала, что хищники — теплолюбивая раса. Так что это для меня было загадкой.

— Доброе утро, — поздоровался прохожий. В лицо я его знала, потому тоже поздоровалась в ответ и поспешила на работу.

Кэти, моя напарница, открывала дверь архива ключом. Едва я подошла к ней, как она усмехнулась:

— Я тебя ещё за версту почуяла.

— Прямо почуяла?

— Ага. Пахнет от тебя… очень интересно. — Девушка с интересом оглядела меня. — Какие-то новые духи?

— Хм, не знаю…

Я принюхалась к воротнику куртки, к волосам, щекочущим шею, но никакого запаха, кроме своего и, пожалуй, хищника, не почуяла.

День складывался как нельзя удачно. Мы с Кэти быстро завершили все срочные дела ещё до обеда, после чего ушли на заслуженный час отдыха. Как раз вскипятился электрический чайник, можно было и перекусить.

— А… слыхала, наши недавно убили в лесу двух ксеноморфов? — спросила, ковыряясь в своем обеде, Кэти.

— Ага. Ужас какой-то просто. Страшно, что они с каждым разом подступают все ближе и ближе.

— У нас все ещё не так плохо. Говорят, тут неподалёку охотятся яутжа…

Я едва не поперхнулась.

— Извини, если… — смутилась девушка. Согласно легенде, я была в плену у яутов и по счастливой случайности освободилась — все благодаря нападению на лагерь чужих. Пока хищники разбирались с ксеноморфами, я дала деру, но родной город был уже охвачен атакой чужих.

— Нет, все нормально. Лучше уж они, чем жуки. — Сказала я уверенно. Кэти с уважением посмотрела на меня.

— Давно хотела спросить. Ничего?

— Ну, нет, конечно. Спрашивай.

— Ты дважды побывала у них в рабстве… — Она осторожно отложила вилку на стол, сжала пальцы в кулаки и разжала. — Какие они?

Я вздохнула. На самом деле, всем жителям Локвуда было очень интересно, что происходило со мной в лагере хищников. Все так или иначе пытались вывести меня на эту тему во время простых разговоров, но я как-то избегала их, делала вид, что мне не по себе.

— Знаешь… — я задумчиво посмотрела в окно, где ветер поднимал с земли снег, и вдруг снова подумала, как там Киан’дэ. — Они и страшные, и невероятные одновременно.

Пожалуй, это самое точное, что я могла от души сказать о хищниках.

— Ты говоришь так, будто не ненавидишь их, — удивилась Кэти.

— Я уже переболела себя, встречала разных хищников и поняла одно: не все они достойны нашей ненависти.

— Ммм.

Хорошо, что больше мы эту тему не поднимали. Кэти наверное получила пищу для размышлений, потому что говорили мы совсем о другом.

Зимой темнело рано. Я возвращалась домой, вслушиваясь в отдалённые звуки улиц. Дома я приготовила ужин, неспешно съела его и пораньше легла спать с книжкой.

Проснулась я от осознания, что задняя дверь на кухне вдруг вылетела из петель, а в мой дом с грохотом ввалились.

Я подскочила на ноги, схватившись поудобнее за единственное, что было возле кровати — настольную лампу, и прокралась к выходу из двери, осторожно выглядывая в коридор.

Но в доме стояла тишина, за исключением того, что воющий снаружи ветер теперь выл и внутри.

Я легонько перехватила лампу, намереваясь если что так врезать нежданному гостю, что искры из глаз бы у него точно посыпались. Но, вылетая из-за угла, я вдруг обнаружила Киан’дэ, лежащего ничком на моем полу.

— Эй!

Я отбросила лампу в сторону, бросившись к нему. Ледяной ветер выл как зверь, меня тут же охватило холодом, но это меня не волновало. Хищник тоже был холодным: он успокаивающе цокнул, проведя рукой по моей голове, и привстал на локте.

— Опять! — закудахтала я, начав метаться между Киан’дэ, кухонным столом и дверным проемом. — Ты ранен? Куда?! Блин, Киан’дэ! Ну зачем ты вечно во все это влипаешь?! Покажи, покажи, где ранен?!

Хищник засмеялся, неловко поднимаясь на ноги и отнимая от бока руку, испачканную зеленой кровью. Он продемонстрировал мне ладонь, хмыкнул и поднял одной рукой выбитую дверь, после чего ловко приладил ее к петлям и, подумав, подпер столом.

Взяв меня за руку, Хищник повел меня в спальню. Только там, в тепле, я поняла, что за те несколько минут, что была с ним, очень продрогла.

«Я в порядке» — тихо сказал его голос в голове.

Это отозвалось легкой болью в моем затылке, но я поморщилась и принялась помогать хищнику. Он снимал броню, ловко выпутываясь из черной ткани и встряхивая короткими, неровно обрезанными дредами.

Неожиданно, облако густого, совершенно фантастического запаха окутало меня, и я невольно вдохнула его глубоко в грудь, неожиданно ощущая желание.

Очевидно, хищник не воспринимал этот запах, поскольку так же спокойно ушел в ванную, оставив меня наедине с его одеждой и включая горячую воду, чтобы промыть свою рану.

Пока он колдовал там, я уткнулась лицом в черную ткань. Мягкое томление охватило тело, я сглотнула, представив, как тяжело будет смотреть в глаза Киан’дэ, когда он выйдет из ванны…

Я никогда не была зациклена на сексе, все это было для меня лишь приятным дополнением нашей истинной близости. Конечно, хищник привлекал меня. Но я верила охотно, что любой человеческий мужчина подошёл бы мне куда лучше в постели.

Однако сейчас мои мысли занимала исключительно плотская сторона. Меня буквально захлестнуло желание, так что я просто села на ковёр возле кровати, сжимая ткань в руках, и слушала шум воды. Мысли в голову лезли самые пошлые.

Прошло меньше пяти минут, и вот хищник вышел наружу, встряхнув влажными дредами и накидывая на плечи мой большой серый плед.

Оставаясь по пояс обнаженным, он являл собой и соблазнительное, и отталкивающее зрелище одновременно. Я скользнула глазами по жилистой тренированной фигуре, невольно в который раз отмечая, насколько он уступает другим хищникам в мощи, и думая, как ему удалось убить столькихпревосходящих противников.

Видимо, секрет крылся не в бугрящихся мускулах.

Он опустился рядом со мной в позу лотоса, склонив голову набок. И снова на меня пахнуло этим запахом!

Я не знала, куда деваться. Подскочив на месте, я неловко положила его одежду на стул, собрала доспехи и устроила их туда же, а после спросила:

— Ну как ты?

Киан’дэ цокнул, пожал плечами и показал мне на бинт.

— Это хищники?

Он отрицательно помотал головой.

— Значит, ксероморф.

Киан’дэ успокаивающе кивнул, поманив меня к себе.

— Нет, — я неохотно поджала под себя ноги и постаралась дышать не так глубоко. — Я тут немного… посижу. Если ты не против.

Мы некоторое время провели в молчании, после чего я нашла в себе силы и легла в кровать.

Киан’дэ, не желая пачкать кровью мое белье, очевидно, лёг рядом на пол, тут же крепко засыпая.

Мне же не спалось. Даже когда он спал, он буквально обволакивал меня ароматом. Мои мысли о нем прогнали сон, и я невольно начала наблюдать за ним.

Вдруг появилось ужасное искушение открыть его маску и взглянуть, что там.

Я соскользнула с кровати и присела рядом с хищником, отмечая, что дыхание у него медленное и сильное. Значит, он глубоко спит.

Я тихонько подсела ещё ближе и нерешительно взялась за блестящий подбородок, не зная, как маска снимается.

Она не поддалась, когда я легко потянула вверх, и я увидела лишь, как под ней что-то блеснуло.

Украшение?

Вдруг я поняла, что Киан’дэ не спит. Мы встретились взглядами, и я впервые за долгое время ощутила испуг.

— Прости, — поспешила сказать я. — Я была не права. Просто… мне не спалось… мне было любопытно. Я…

Киан’дэ покачал головой, садясь и вперивая взгляд себе в колени, покрытые кожаными штанами.

— Прости. — Снова сказала я. — Киан’дэ… я больше не буду, клянусь. Просто… все это…

Киан’дэ удивленно посмотрел на меня.

— Это очень странный вечер. Я не могу уснуть. Этот запах… — выпалила я. Вдруг Киан’дэ засмеялся.

— Эй, что такого?

«Феромоны… — пояснил он, смеясь. — Я в фазе спаривания. Это для привлечения самки. Для продолжения рода».

Я промычала что-то нечленораздельное, заливаясь краской. Для привлечения самки.

— И… как ты решал эту проблему у себя дома? — спросила я осторожно, неожиданно ощущая резкий укол ревности.

Да что со мной?

«Проблемы не было. У меня не было самки, не имел права» — коротко пояснил Киан’дэ. Эта новость меня немного удивила.

— Ни разу?

Он покачал головой.

Вот это да. Я смутилась, закусив губу.

«Сейчас быть рядом опасно. Я в фазе, лучше не рисковать» — хищник снова лёг на пол.

— А ты не испытываешь… трудностей? — выдавила я.

Киан’дэ недоволен щёлкнул.

«Конечно, испытываю. Но держу себя в руках. Не бойся. Спи».

Спи! Попробуй усни после такой новости! Я легла в постель, откинув одеяло, и буравила взглядом закрывшего глаза хищника.

Пожалуйста, спи! Перед тобой лежит самый желанный сексуальный объект, тебя распирает от соблазна, ты до боли хочешь неожиданно животной страсти. Спи!

Я отвернулась от Киан’дэ, закрывая глаза. О да, я не дам ему шанса почувствовать себя альфа-самцом. Я не позволю относиться к себе как к биологической самке. Противиться соблазнительному запаху стало не легче, но я строго приказала себе терпеть.

Неожиданно даже для себя, спустя каких-то полтора часа я — а вернее, мое опьяненное феромонами тело — начало действовать.

Я опустилась на колени перед хищником, осторожно разглядывая его и позволяя себе немного утихомирить своё вожделение.

Я легонько пробежалась пальцами по руке, от кисти до предплечья, поражаясь, насколько хищников создали схожими с нами, за исключением головы. Их тела были божественны, в отличие от жутких лиц.

Я плавно перешла с плеч и груди на живот, задержалась на нем ладонью и вздрогнула.

А вдруг он почувствует? Конечно, он почувствует! Но мне уже было все равно.

Я тихо прикоснулась губами к его шее, отмечая, что он чутко вздрогнул и проснулся, но не шевелится. Мышцы под моей рукой напряглись, но Киан’дэ продолжил лежать и даже замер.

«Пожалуйста. Остановись» — сказал он спокойно.

Нет, это не для меня! Я упрямо прижалась к его коже губами, выводя рисунки татуировок и сжимая его запястья.

Вдруг усмехнувшись, хищник ловко схватил меня и перевернул под себя. Одно движение — и уже он с силой держит меня одной рукой за оба запястья, а маска смотрит мне в лицо.

От поясницы до живота разлилась пульсирующая боль.

— Киан’дэ…

Он покачал головой.

«Наверное, лучше мне уйти. Я переночую в другой комнате или у себя».

— Нет! — рука моя выскользнула из его, и я схватила его за шею. — Что ты, там холодно, ветер, тебя ранили. Оставайся. Прости меня. Я возьму себя в руки, клянусь!

Киан’дэ дрогнул, смеясь, и неожиданно нежно провёл фалангой длинного указательного пальца по моей щеке.

«Хорошо. Я тоже».

Но по иронии, именно после этих обещаний нас словно прорвало.

Он плавно перекатился на спину, позволяя мне оседлать себя.

— Где, блин, у тебя застёжка?! — сердито сказала я, шаря руками по высокому поясу штанов.

Хищник снова насмешливо цокнул и одним движением направил вбок мою руку. Я нащупала ряд не то пуговиц, не то тесёмок — чего-то в этом роде, быстро и путано расстегивая пояс.

Раз!

И я уже снова прижата к полу. Тихий рык донёсся до меня, и я пискнула, не то от страха, не то от восторга. Мои руки завели наверх, в то время как вторая сильная рука хищника ловко подняла платье, в котором я спала, и смяла правую грудь.

Как жалко, что он в маске!

У хищников было нечто схожее с поцелуем, и сейчас даже это отталкивающее подобие меня не отвратило бы. Но Киан’дэ даже в такой момент сохранял лицо… и свой секрет.

Думая об этом, я вдруг осознала, что облако аромата окутывает меня, и постаралась выдохнуть его из лёгких. Нет, никак! Пот прошиб спину, я почувствовала тихое прикосновение наших тел… и вдруг — резкое, как удар, соединение.

Больно не было. Я протяжно и громко застонала, прогнувшись в пояснице навстречу хищнику.

Безмолвно, Киан’дэ придержал рукой мою талию, отпустив меня. Я запустила пальцы в короткие дреды, вторую руку сжав на его боку и услышав короткий болезненный стон хищника. Горячая кровь попала мне на руку, я испугалась, что случайно открыла рану, но вдруг ощутила ещё один резкий толчок.

Быть с ним и быть его — все, чего я хотела. Я потерялась в собственных эмоциях, стоны перешли в тихие крики, смущение просто затопило волной новых ощущений.

Меня пронзило острой болью, и я согнулась пополам, прижавшись лбом к его груди.

Хищник резко вышел из меня, встав и поднимая меня на руки, и двинулся в наше излюбленное место — в душевую.

Здесь разница в комплекции и габаритах терялась, горячая вода облегчала мою боль при проникновении, обволакивала и дарила удовольствие. Здесь нам было проще и удобнее, и я, опьяненная его запахом и уже обессиленная от желания, просто вцепилась в его шею и ощутила благодарность.

Я была уверена, что Киан’дэ это стоило больших усилий, оттого каждый жест внимания ко мне был ещё дороже. Вода забарабанила по нашим телам, с его кожи она стекала зеленоватой от крови, пропитавшей повязку.

Киан’дэ не обратил на это внимание, хотя я что-то забормотала ему, и молча вжал меня в стеклянную стенку душа, с каждым разом проникая все глубже. Я смотрела прямо, отдавшись чувствам и крепко обнимая хищника.

С болезнной волной удовольствия, дрожа и почти хныча, я вдруг кое-что увидела.

Киан’дэ замер возле высокого, вытесанного из грубого камня, кресла Хозяина, больше похожего на трон. Хищник сложил руки за спиной, слегка расставив ноги и готовясь в любой момент защищать Старейшину.

Один из воинов отделился от общего числа, поднимаясь по ступеням к трону. Его доспехи были украшены золотом. На наручах был символ почётного Охотника.

— Говори, Нольбар. — Приказал старый яутжа в алой накидке. Он и сидел на этом троне, наблюдая за сородичами.

— Дурная Кровь. — Проговорил Охотник. — Великий Старейшина, они атаковали один из кораблей. В космосе они отбили крейсер, четырнадцать женщин попало в плен, помимо оружия, провизии, трофеев. Воины убиты, крейсер в осаде. Я готов действовать. Я лишь прошу дозволения и нескольких Охотников в своё подчинение.

— Нет, — возразил Старейшина. — Не нужно, для этих целей у меня есть специальный хищник.

И он сделал неуловимый знак указательным пальцем. Этого хватило Киан’дэ. Он подошёл к Старейшине и припал на одно колено, низко склонив голову.

— Это Киан’дэ. Он мой личный ультрак’хан, возьми его, введи в курс дела. Там он справится один.

— Один?! — Нольбар хмыкнул. А Киан’дэ услышал, как за его спиной смеются другие хищники. Это взбесило его, но он даже не шевельнулся. — Он мельче меня! Мельче самого слабого из моего отряда! И он один. А их — восемнадцать.

— Не думай, что к’хан слаб, — возразил старый яутжа. — Киан’дэ.

Это был сигнал.

Хищник, согласно воле господина, резко поднялся на ноги, скользнув к Нольбару и на ходу выхватывая из спинных ножен два крюка-хатигани, сверкнувшие множеством насечек.

— Он переходит в твоё полное командование. Но если перед тем ты вздумаешь проверить его умения, вот он.

Нольбар подошёл к Киан’дэ, коснувшись его маски рукой и повернув его голову влево и вправо. Он обошёл киллера кругом, отметив количество знаковых татуировок на его теле, говорящих о числе и статусе убитых. Сколько здесь Кровавых…

Он легонько ударил Киан’дэ по ноге, но тот даже не шелохнулся, лишь чуть повернув к Нольбару голову.

— Спасибо, Старейшина. Я его возьму, но все же, дай мне ещё Охотников. Из достойных.

— Он справится, — сказал Старейшина уверенно. — Охотники остаются с кланом, а вы с отрядом летите на Замбака, чтобы освободить его. В плен никого не брать.

Киан’дэ вдруг хмыкнул, слыша приказ, и поклонился.

— Я рад, что порадовал тебя, к’хан.

Нольбар вздрогнул. Он встретился глазами с кровавым взглядом убийцы, и отметил, что глаза того смеялись.

Я вынырнула из воспоминаний, прижимая к себе хищника и расслабляясь в его руках.

Киан’дэ осторожно обернул меня большим полотенцем. Стоять было трудно — после всего, что случилось. А ещё телепатический контакт!

Он взял меня на руки и, донеся до кровати, опустил под тёплое одеяло, поправив его и поглаживая рукой мои мокрые после душа волосы.

Я с улыбкой запустила пальцы в его дреды.

— Чем закончилась та история с Нольбаром? — спросила я, вглядываясь в его глаза.

Киан’дэ вздохнул, указуя себе на плечо, на ещё один серебряный иероглиф.

«Я его убил».

— Да ты крутой парень.

Если бы не усталость, я бы хотела ещё. И ещё.

Но глаза буквально сомкнулись, и я ускользнула в сон.

====== 22 ======

Утром я проснулась одна. Я не помнила, как ушёл Киан’дэ, но он оставил после себя починенную дверь и легкую ломоту во всем теле.

Я тяжело встала, охнула и подержала руку на пояснице.

Сегодня суббота, выходной день. К счастью для меня, иначе я бы проспала рабочий день.

Я поднялась с кровати, медленно направляясь в ванную. Там из зеркала глянуло бледное нечто, отдаленно напоминавшее меня.

Я вздохнула и попыталась пригладить вьющиеся волосы. Тщетно! После вчерашнего душа они закудрявились ещё сильнее.

Я умылась, заправила кровать, оглядела погром в кухне… частично устраненный хищником, и немного прибралась там.

Погода стояла отличная, и я решила пойти прогуляться. Натянула спортивный костюм, шапку, куртку и ботинки, и, заперев дверь на ключ, сбежала вниз по лестнице.

Вопреки ожиданию, снег стаял, вовсю светило солнце, и как будто стояла поздняя осень. Людей на улице было ещё немного, но те, что были, шли по своим делам и на меня не смотрели.

Я направилась в бакалейную лавку, при ней хозяин держал небольшое кафе. Туда-то мне и надо.

Киан’дэ пятью часами раньше, ещё под покровом ночи, бесшумно поднялся с постели, оделся и ушёл, облачившись в броню.

Он иногда поглядывал на спящую Ренату, думая, что его несдержанность станет новым поводом для беспокойства.

Все последующие дни нужно держаться от неё подальше. Ни он, ни она себя сдержать явно не могут, да и кто может? Киан’дэ видел, как даже опытные Охотники теряют голову в такое время.

Он выскользнул из дома, уверенно двигаясь по темным улицам и активируя камуфляж. Вовремя: полицейский патруль как раз проехал мимо, медленно освещая фарами стену. Здесь о безопасности следили куда лучше, чем в Касл-Рок. Он быстро взбежал по стене, перемахнул через неё и оказался за пределами города.

Когда огни ночного Локвуда остались позади, Киан’дэ спокойно пошёл в сторону своего лагеря. Боль в боку немного давала о себе знать, но он знал, что эта рана затянется быстро — дня за четыре, особенно когда его организм сам отлично лечит себя.

Он невольно вспомнил об уманке, и снова его захлестнули воспоминания, но уже о прошлом.

Тоже было брачное время, многие Охотники даже отошли от дел и отказались от добычи трофеев, начав борьбу за женщин.

Но у Киан’дэ не было времени буквально ни на что. Один приказ сыпался за другим, было время переворота: Старейшины убирали неугодных охотников дальних рубежей, набиравших мощь, боясь, что однажды они отделятся в новый сильный клан.

Киан’дэ был в своей крохотной комнатке с чрезвычайно аскетичной обстановкой, выделенной ему Старейшиной.

На серых стенах не было ни одного трофея.

Спал Киан’дэ на уже продавленном от времени футоне, доставшемся ему от другого хозяина.

На прикрученной к стене столешнице лежали его маска, кнуты, длинные ножи и крюки — все необходимое вооружение.

Помимо всего этого, комната была пуста. Но Киан’дэ научился покорности и был неприхотлив. Он быстро вооружился, покрыл голову маской и уверенно вышел из комнаты, чтобы отправиться по делу Старейшины.

… В дом своей очередной жертвы он приехал на спидере, не таясь. Сошёл с него, направившись по ряду высоких ступенек к просторному дому.

Но двери охраняли две женщины-воительницы, облачённые в боевые доспехи первой крови.

Они быстро распознали в посетителе киллера по меткам на маске.

— К’хан, тебя тут никто не ждал, — грубовато произнесла одна из них. — Покинь это место.

Вторая смерила его взглядом зелёных глаз.

Киан’дэ молча активировал на ручном компьютере послание от Старейшины, прозвучавшее в утренней тишине, и воительницы переглянулись.

— Значит, ты не к нашей госпоже Со’Ре?

Киан’дэ покачал головой. У него был приказ устранить другого яутжа.

— Все равно, туда нельзя, — тихо сказала первая.

— Она занята. Если ты пришёл за головой Охотника, подожди здесь. Он даст тебе честный бой.

Киан’дэ закатил глаза, но послушался. Самки были особой кастой, их уважали и ценили, поскольку их было меньше, чем самцов.

Киан’дэ присел на ступени, глядя на землю, и замер. И сколько ему так ждать? Час? Два? Он уже пожалел, что не ворвался в дом. Но Старейшина приказал обойтись без лишних жертв.

— А он хорош собой, — произнесла лукаво вторая воительница. — Со’Ре здорово с ним повезло.

Киан’дэ хмыкнул, поняв, что хищницы ведут разговор о Матамуре, том самом яутжа, которого он должен устранить.

— Он почетный Охотник, очень сильный самец. Он даст хорошее потомство. — Первая бросила взгляд на Киан’дэ. — Не знаю, чего ты ждёшь, убийца, наверное, своей смерти.

Киан’дэ даже не пошевелился. Он все так же скучающе смотрел перед собой. Вламываться в дом женщины-яутжа, покорной Старейшине, нельзя: она сама почетная самка, за это его и убить могут.

— Впрочем, можешь ждать. Они ещё долго там пробудут. — И девушки засмеялись. — В брачный-то период.

Знали, чертовки, что ему всё запрещено! Но Киан’дэ был что скала: невозмутим и внешне спокоен. Хотя внутренний кровожадный голос просил расправы над юными воительницами.

— Иди домой! — продолжала надрываться вторая. — Он с одного удара снесет твою башку.

— Интересно, что там, под маской, краснорожий?

— Ты что же, прячешься, потому что страшный, как каиндэ амедха?!

— Или трусишь показать свое лицо врагу?!

Киан’дэ мало тронули эти замечания. Что взять с глупых юнцов. Он достал из ножен на поясе длинный изогнутый нож, ловко переворачивая его в руке и сосредотачиваясь на том, как оба солнца играют бликами на лезвии.

— Ты не иначе решил поразить нас своими фокусами.

— Надеюсь, ты взял с собой что-то поприличнее ножа? Таким ты с Матамурой не справишься.

Прошло ещё полчаса насмешек и шуток. Но Киан’дэ поднялся, только услышав, как открывается дверной засов.

На площадку вышла невероятной красоты взрослая охотница, Кровавая с не меньшим количеством заслуг и трофеев, чем у самого Матамуры, высокого сильного Охотника.

Он нахмурил надбровные дуги, завидев фигуру в чёрном на ступенях дома, залитого солнцем.

— Это тебя послали Старейшины? — хмыкнул он. — Прости, прекрасная Со’Ра. Они послали тебя ликвидировать меня, к’хан?! И ты пришёл прямо так?! Прямо сюда?! У тебя хватило наглости? Или храбрости?

К’хан невозмутимо поднялся со ступенек, наклонив голову в маске вбок и разглядывая противника.

Охотник замер на верхней ступени возле Со’Ры. Женщина с интересом взглянула на Киан’дэ, скользнув по фигуре, закутанной в чёрное.

— Дам тебе последний шанс. Возвращайся к Старейшине и передай ему, что…

Но что именно Киан’дэ должен передать, никто не услышал. Резко замахиваясь, к’хан молниеносно метнул нож, вонзившийся по рукоять прямо в лоб Матамуры. Изогнутый кончик клинка вышел на затылке.

Выплюнув сгусток зеленой крови и заклокотав, Охотник тяжело упал на ступени и покатился по ним, замирая внизу и раскинув руки.

В воздухе разлилась тишина, а Со’Ра дала знак двум воительницам, собиравшимся атаковать убийцу, и продолжила смотреть, как Киан’дэ переворачивает на спину Охотника, спокойно упирается ногой в его могучую грудь и легко вытаскивает из прочного черепа свой нож.

Он невозмутимо вытер лезвие от крови об одежды Охотника и поднял глаза, только когда женщина окликнула его:

— Это ты — ультрак’хан, о котором я так много слышала?

Киан’дэ выпрямился, буравя Со’Ру взглядом.

— Говорят, ты убил уже сто четырнадцать наших братьев и сестёр. И что тебе в ремесле равных почти нет.

Со’Ра была великолепна. Чешуйчатая кожа редкого голубого отлива спорила красотой с серыми глазами. Изящные изогнутые жвалы белого цвета были украшены золотыми кольцами и жемчугом с Земли. Длинные валары искусное убраны золотым обручем.

Воительницы поражено слушали свою наставницу, явно недоумевая.

— Приглашаю тебя в свой дом, к’хан, — Со’Ра с улыбкой слегка склонила голову, что было жестом великой снисходительности. — В нем ты желанный гость. Прошу, проходи.

Она интересовалась всеми сильными и достойными самцами, и очень часто была замечена даже в связях с Дурной Кровью, но из-за красоты своей, плодовитости и мастерства Охотницы Старейшина все спускал ей с рук.

Тем не менее, киллер снял со спины крюк и, подняв мертвого Охотника за валары, легко, с одного удара, срезал его голову и сложил ее в кожаный мешок.

После чего молча удалился.

— Эй, Рената!

Мои знакомые и заодно — самые ближайшие к моему дому соседи, брат и сестра-двойняшки, махнули мне рукой из-за стола. Джоэль и Эрик, оба черноволосые, смуглые, со смеющимися темными глазами.

— Привет, — я подсела к ним. — Не помешала?

— Нет! — улыбнулась Джоэль, пожав хрупкими плечами. — А мы тут недавно о тебе вспоминали. Давно тебя не видели.

— О. — Я смутилась. — Да как-то не получалось встретиться.

— Хорошо, что наконец увиделись, — сказал Эрик, улыбнувшись мне. — Так, Джоэль, значит, паштет?

— Да. И яйца.

— И кофе.

Двойняшки живо беседовали друг с другом, а я задумчиво посмотрела в окно. Занятно.

Сейчас я среди людей, среди своих. Но подобно призраку, меня ночами посещает угнетатель и убийца-хищник. Узнай это другие, и меня просто линчуют.

Жаль, что судьба свела меня с Киан’дэ. Я совсем запуталась в его чувствах к нему. Они были благословением небес и проклятием. Мой сильный покровитель был и самым главным источником опасности… И к сожалению, как бы я не хотела сейчас ощутить его рядом, не может быть такого, чтобы мы в это тихое утро были вместе.

Меня на секунду охватила тоска.

— Что с тобой? Ты невесёлая, — заметил Эрик, осторожно касаясь моего плеча. Я вздрогнула.

— Да устала наверно! — спохватилась я. — Ребята, как неделя прошла?

Мы начали разговор о том, о сём, затем нам принесли завтрак. Темы сами собой возникали. И вот Эрик говорит:

— Следопыт местный, Такер, ходит охотиться на оленей в лес. Так вот он говорит, что видел следы яутжа прямо у стены.

— Да, я тоже что-то такое слышала, — сказала я поспешно, пряча глаза.

— Да выдумывает он все! — хмыкнула Джоэль. — Если рядом хищники, значит, мы бы их все равно увидели! К тому же, до Отбора ещё два месяца. Ну чего им тут делать?

Да, действительно. Я взмолилась, чтобы мы переменили тему, и это случилось.

— Сегодня День Города, — осторожно напомнил Эрик. — Джоэль выступает, а я — в группе поддержки.

— Ого! Джоэль, а что ты будешь делать?

— Я пою, — сказала девушка, пережевывая тост. — Притом со своей группой.

— Здорово! Обязательно приду тебя послушать.

— Пойдём вместе? — вдруг спросил Эрик.

Я встретилась с его темными глазами, но неожиданно вспомнила прямой стальной взгляд алых глаз Киан’дэ и вздрогнула.

— Н-ну…

Во мне началась борьба. Столько времени я не проводила в обществе друзей. Людей. Киан’дэ вряд ли придёт сегодня. В любом случае, плохих намерений у меня нет.

— Да, конечно. — Улыбнулась я двойняшкам. — Конечно, пошли. Поддержим Джоэль.

— Я подойду к твоему дому в семь часов. — Эрик просиял.

— Окей!

Остаток дня я провела спокойно. Убралась дома, приняла душ, привела в порядок разгромленную спальню и оттерла едкую кровь хищника с пола.

Но вот запах его из дома просто так не выветривался. Он осел в моей коже, волосах, вещах. Я открыла форточки, но все было бесполезно. Густое феромоновое облако подобно духам забилось в нос и напоминало о Киан’дэ.

Я почистила зубы, расчесалась непослушные волосы и переоделась в чёрный свитер и черные тёплые брюки с высоким поясом. Застегнув кожаный ремень на талии, я осторожно натянула на голову шапку и услышала стук в заднюю дверь.

Эрик на пороге улыбнулся мне, в руках он держал, что было для меня неожиданно, небольшую бутылку вина, рассчитанную на двоих.

— Эрик? Я уже готова, привет! Проходи.

Я пригласила мужчину в дом. Он кивнул и прошёл на кухню, отдавая мне вино.

— Неудобно без всего как-то… — сказал он смущенно. — Это Джоэль выбирала. Под свой вкус.

— Ага. Спасибо!

Я опустила бутылку на стол.

— Подожди здесь. Сейчас только надену куртку.

Я убежала в спальню и из шкафа достала удлиненную курточку с высоким воротником из нежного меха кролика. Застегнувшись на все пуговицы и обувшись, я вышла к Эрику.

Он был, надо признаться, очень симпатичен.

Приятное смуглое лицо с волевым подбородком, темные миндалевидные глаза. Волнистые черные волосы расчесаны на пробор, а ещё он очень улыбчив и вообще кажется славным парнем.

Я немного смутилась, поняв, что слишком долго разглядываю его.

— Ну, пошли?

Я заперла дом на ключ и спустилась по лестнице. Эрик поежился.

— Холодает.

— Да!

Он осмотрелся по сторонам и хмыкнул.

— И не страшно тут тебе одной живётся? — Он кивнул на стену. — Ты прямо возле неё…

— Нет, чего бояться. Тут все время по ночам патруль. Да и вы с Джоэль живете в пяти минутах ходьбы.

Эрик подставил мне локоть, предлагая взяться за него. Такой простой человеческий жест заставил меня невольно сжаться и обдумать свои действия.

Эрик смутился.

— Извини, если чем-то тебя…

— Что ты! Все хорошо! — спохватилась я. — Прости, это личное. Я…

— Не объясняй, — Эрик улыбнулся и взъерошил волосы. — Ладно, пошли, скоро праздник начнётся.

Мы шли по улицам, беседуя. Эрик легко касался моего плеча своим, сунув руки в карманы и кутаясь в пальто.

Людей на площади собралось много, все были в отличном настроении. Украшенная флажками улица была также освещена фонарями, в центре возвели невысокую сцену, а небольшие палатки с горячей едой и напитками стояли по краю площади.

— Какие вы молодцы, — протянула я. — В Касл-Рок давно ничего такого не устраивали.

— А у нас — каждый год, — Эрик нашёл ладонью мою руку и повёл меня к сцене. — Пойдём к Джоэль, хочу пожелать ей удачи.

Я невольно заозиралась. Странное чувство. Я будто бы испугалась за Эрика. Вдруг прямо сейчас незримый хищник наблюдает за нами? Что он подумает? Может, мне стоит избегать людей, не сближаться с ними, чтобы не разозлить Киан’дэ?

Глупости. Я поспешила за мужчиной, заметив у сцены его сестру с гитарной лентой на плече.

— О, так ты на гитаре играешь? Здорово!

— Она круто играет, — сказал Эрик, чмокнув сестру в лоб. — Давай, повесели нас, чтоб мы потанцевали.

— Сделаем! — подмигнула Джоэль.

А я вздохнула, снова озираясь. Может, зря я все это затеяла?

====== 23 ======

Надо сказать, Джоэль на самом деле отлично пела. Площадь наполнилась шумом, люди веселились и танцевали, пили, ели. Давно я так не отдыхала. Мы с Эриком танцевали, смеялись и разговаривали, и я даже потеряла счёт времени.

Когда со сцены заиграла медленная музыка, пары начали образовываться в танце вокруг неё, а Эрик подошёл ко мне и предложил свою руку, тихо сказав:

— Ты не против, если мы потанцуем?

Я была совершенно не против. Я так соскучилась по простой радости, по обычным развлечениям, человеческому обществу… Улыбнувшись, я кивнула, и Эрик осторожно обнял меня за талию, взяв мою ладонь в другую руку.

— Знаешь, — признался он. — Я ведь слышал, о тебе в городе всякое говорят.

— Ну, как о всякой новенькой.

Он вдруг провёл ладонью мне по спине, улыбаясь.

— Я особо не слушал. Но я рад, что ты согласилась с нами прогуляться.

— Да, я тоже, — сказала я, чувствуя его тихое дыхание на своей щеке и вдруг грустно понимая, что теперь, после Киан’дэ, отчасти моя жизнь и мои ощущения не будут прежними…

Невольно, я сравнивала их. Где-то на уровне подсознания…

Прошло ещё немного времени, мы вдоволь натанцевались и даже участвовали в уличных конкурсах. Наконец, решили поесть.

— Рената! — Эрик вернулся из палатки с напитками и протянул мне стаканчик. — Попей, это глинтвейн.

— То, что надо на холоде! Спасибо!

Я притронулась к напитку и заметила, что мужчина не пьёт.

— С Днём Города! — весело сказал Эрик, поднимая свой стакан.

— И тебя! — отсалютовала я ему, и мы шутливо чокнулись.

Да, действительно, лучше глинтвейна ничего не придумать. Приятный пряный напиток согревал изнутри, даже руки потеплели.

— Эрик! — я положила ладонь ему на локоть. — Спасибо, все было классно. Передавай привет Джоэль! Я пойду, наверно. Видишь, уже стемнело.

— Погоди, — торопливо сказал мужчина. — Я сейчас.

Он подбежал к сестре, отдыхавшей у сцены, и что-то сказал ей, отдавая свой глинтвейн и рысцой подбегая ко мне.

— Давай я тебя провожу.

— Да ты что! Не стоит! — я улыбнулась. — Отдыхай, веселись! Тут же недалеко.

— Все равно, — пожал он плечами. — Так что, можно?

— Ну… как я тебе запрещу? — резонно заметила я. — Пойдем.

Мы шли по скользким опавшим листьям, и я благоразумно сунула руки в карманы, чтобы у Эрика не было возможности взять меня за руку.

Теперь, отдалившись от праздничного шума и двигаясь к дому, я поняла, что сильно нервничаю.

А ну как сейчас из темноты выйдет незримый Киан’дэ и надерет нам задницы?

Я остановилась, прерывая беседу с Эриком, и тихо произнесла:

— Спасибо, что проводил! Но теперь мне правда пора. Дальше я сама. Передавай большой привет Джоэль.

Эрик непонимающе нахмурился.

— Рената, прости, но… я что-то делаю не так? — мягко положил он руку мне на плечо. — Я тебя не обидел, когда сказал во время танца…

— Да нет! — я покачала головой. — Эрик, тут дело в другом. Давай я расскажу тебе потом. Не сегодня.

— Хорошо. Но все же, я доведу тебя до дома. Осталось метров пятьдесят.

Он настойчиво потянул меня за руку за собой, довёл до крыльца и, пока я не опомнилась, быстро поцеловал в щеку.

Я от отчаяния едва не взвыла.

— Пока! — весело помахал мне рукой парень, исчезая за поворотом.

Я махала ему в ответ, молясь, чтобы он нынче дошёл до дома. Я огляделась. Никаких признаков хищника. Выдохнув, я решила, что сама себя завела. Да нет здесь никого!

— Все хорошо, — сказала я строго. — Я себя накручиваю.

И вот я разворачиваюсь и…

… оказываюсь лицом к лицу с Киан’дэ.

Он присел на корточки на самой верхней ступеньке, пристально глядя мне в лицо алыми глазами.

Все, попалась.

Невольно, по телу прошла дрожь.

— Киан’дэ, — выдавила я. — Прежде, чем ты пойдёшь следом за Эриком и прикончишь его, позволь кое-что сказать. Он только мой несчастный сосед, и он ни в чем не виноват. Пожалуйста.

С минуту мы пялились друг на друга. А может, он мне просто отвернёт сейчас голову?

Вдруг Киан’дэ улыбнулся. Я поняла это по его глазам.

«А он настойчивый» — сказал он мысленно. Плечи задрожали от смеха, и он чуть склонил голову набок.

— Я ЧУТЬ ОТ СТРАХА НЕ УМЕРЛА! — прошипела я гневно, щёлкнув Киан’дэ по гладкой маске пальцами. — Ты просто ужасен, Киан’дэ! Больше не подкрадывайся так ко мне! Ты следил за мной?

«Да».

Я поперхнулась.

— Что?! С какого момента?!

«Как только этот несчастный появился у твоего дома» — Киан’дэ, очевидно, был собой доволен.

Я сердито развернулась и отошла в сторону, а он подошёл ко мне и мягко положил ладонь мне на плечо. Пальцы обхватили шею. Я насторожилась, но он лишь нежно поглаживал ее.

— И что ты видел?

«Ты пошла в город. У вас был праздник. Шум. Вы танцевали. — Он остановился. — Это было ритуально или так?»

— Чтоб отдохнуть и повеселиться. — Простонала я. — Так ты видел…

«Все» — зловеще подтвердил Киан’дэ, хотя снова засмеялся.

Я застонала и спрятала лицо в руках. Мне стало невыносимо стыдно перед хищником.

— И перед домом…

«Тоже».

— Не ревнуй! — выпалила я, поворачиваясь к нему и умоляюще глядя в маску. — Ты же знаешь…

Он сузил глаза, щёлкнув.

«Он мне не ровня» — сказал хищник, усмехнувшись.

— Ну, это ты завернул, конечно! С чего ты стал вдруг таким самонадеянным?!

«Если ровня, пусть бьется со мной».

Блин, дурацкие инстинкты хищников!

Я уткнулась лицом в грудь Киан’дэ. Сегодня он был без доспехов и оказался неожиданно тёплым и мягким.

— Да, он тебе не ровня, — фыркнула я, не отнимая от чёрной ткани лица. Хищник торжественно фыркнул в ответ, копируя меня.

«Я сожалел, что не мог быть рядом. И не могу никогда быть рядом» — сказал он вдруг.

Мне неожиданно стало стыдно и больно. Где-то в груди заворочалось страшное чудовище под названием «совесть», и я проронила:

— Что ты, Киан’дэ… Я… так вовсе не думаю.

Хотя он так точно понял меня, что я была удивлена.

— Пойдём со мной, — я взяла его за руку. — Давай побудем вместе.

Он покачал головой, мягко отстраняясь, но и я была непреклонна. Неожиданно, облако густого запаха вновь коснулось меня.

— Я прошу.

Словно на цепи, я медленно вела за руку хищника, а тот покорно следовал за мной. Я была поражена, как он не замёрз в такой холод, и, запирая за ним дверь, твёрдо решила, что сегодня в любом случае согрею его.

Что-то подсказывало мне, что сегодня его сердце было не на месте.

Инопланетный захватчик, безжалостный, бездушный убийца из касты изгоев — и заодно, как уж вышло, мой любовник.

Я размышляла об этом, перебирая его дреды и поглаживая чешуйчатую кожу. Киан’дэ был тих и задумчив, как и всегда. Но сегодня я ощущала свою вину, потому была с ним особенно нежна.

Я мягко разминала его плечи, в то время как Киан’дэ устроился в моих объятиях, лёжа спиной ко мне. Я провела губами по его шее, шепнув:

— Ты не грустишь?

Хищник тихо повернулся ко мне, проведя рукой по моей щеке. Я с улыбкой сплела с ним пальцы.

Это был тихий, безоблачный вечер. Я рассказывала Киан’дэ о себе, о своей жизни, о родителях и сестре. О том, что подумала, когда его увидела в первый раз… В этот момент хищник смеялся.

Я рассказывала о своём детстве и войне. Когда пришли слезы, он привлёк меня к себе и молча обнял, прислонившись спиной к стене и печально урча.

Это был хороший вечер. Я говорила о будущем, о своих надеждах и волнениях, о том, чего хочу.

Это был нежный вечер. Я снова закончила его в крепких объятиях хищника, понимая, что не смогу отказаться от него. С ним было тяжело… Без него было невыносимо.

Сегодня мне довелось вернуться в прошлую жизнь. Но я не могла бы сделать это при всём желании. Я не знала, смогла ли полюбить чужое мне существо, но сейчас я была счастлива.

Два месяца спустя.

На исходе февраля мы с Киан’дэ виделись так часто, что, казалось, были неразлучны.

Он не мог переносить тяжелый холодный климат, я не выносила вечера без него.

Именно сейчас он был нужен мне. Это было необъяснимо, но я действительно нуждалась в нем почти физически.

Разлуки были редкими, но болезненными. Мы не ссорились, не находили поводов для конфликтов, не ревновали. Мы были лишены всего, что разлучает обычные человеческие пары. Каким-то образом Киан’дэ стал частью меня.

Я приняла его вкусы и образ жизни, знала, как он спит, как ест. Когда уходит на охоту на чужих. Когда дерётся со своими.

Я держала при себе полную аптечку — всегда, потому что он не раз и не два возвращался, залитый кровью, своей и чужой. На багровом теле появлялись новые шрамы, и каждый был покрыт моим поцелуем, потому что я наконец влюбилась.

Это пришло как осознание, как молния, озарившая меня. Я смотрела, как он удаляется от дома, на прощание оборачивается и исчезает под камуфляжем, и вдруг остро поняла, что люблю его.

От этой мысли хотелось и плакать, и смеяться. Я улыбнулась, кутаясь в тёплый свитер и закрывая за хищником дверь.

Как небесное тело, упавшее каким-то чудом на землю, так он смотрелся в моем латаном-перелатаном доме. Яркий, необычный, загадочный хищник для меня был самым близким, мягким и понимающим существом на планете.

Мы жили душа в душу ещё месяц, и я была так счастлива и беззаботна, что на его исходе вдруг вспомнила одну важную вещь.

… Тем утром я отпросилась с работы в больницу, сославшись на плохое самочувствие, а сама побрела по улице, стараясь вспомнить, были ли у меня месячные за последние три месяца.

Черт, как можно о таком забыть?! Я так закрутилась, что просто не обращала внимание на эту мелочь!

Злясь на свою невнимательность, я вошла в аптеку. Девушек-провизоров в окнах я знала, знали и они меня.

Черт!

— Здравствуйте. — Я приблизилась к окну и наклонилась пониже. — Два теста, пожалуйста. На… на беременность.

Вообще, люди могут залететь от хищников?! А если могут, как протекает их беременность? И каким рождается ребёнок?

Провизор удивленно округлила глаза, но тут же взяла себя в руки и пробила мне чек.

— Секунду, — сказала она, упаковывая в бумажный пакет мою покупку. — Будьте здоровы.

Ну вот, теперь будут судачить, от кого залетела эта странная новенькая!

Мрачная, как туча, я вышла из аптеки и столкнулась буквально лицом к лицу с Эриком.

— О, Рената!

Мы с ним ещё несколько раз встречались, после того случая, но, похоже, он не решался делать дальнейших шагов. Это бесконечно радовало меня. С ним и с Джоэль я очень хорошо подружилась.

— Ты что, заболела? — обеспокоенно спросил он. — Что купила?

— Эээ, аспирин, — я покраснела. — Витамин С. Шипучку. Короче, немного простыла.

— Тебе может помочь?

— Нет! Что ты!

Вот это будет номер, если он увидит, что в пакете. Гарантирую, лицо будет удивлённым.

— Ты знаешь, я пойду домой. Отлежусь немного. Встретимся на выходных?

— Конечно! Приходи в гости, Джоэль приготовит завтрак!

Я почти бегом удалилась в сторону дома, крепко сжимая пакет в руке. Сердце билось как бешеное: когда я узнаю результат, непонятно, как пересилить себя и взглянуть на него. Было страшно.

Я ворвалась в дом, бросив ключи на стол и быстро раздеваясь. Я просто обязана знать правду.

Это просто задержка. Да мало ли, как отреагировал на инопланетного партнёра мой организм?! Я успокаивала себя, параллельно раскрывая упаковку с тестом и читая инструкцию.

Я выдохнула, выставив руки перед собой и прикрывая глаза.

Конечно, все возможно. Я не знала, есть ли у хищников средства контрацепции, никогда не думала об этом! Казалось, что, раз мы разного вида, думать о предохранении необязательно.

Я взяла с собой тонкую белую бумажку и, стараясь унять волнение в груди, прикрыла дверь в ванную комнату.

====== 24 ======

Они прилетели дня три или четыре назад и оставили корабль в двух милях от стен Локвуда. Восемь яутжа, из них четверо кровавых и четверо — молодая кровь.

Эти леса привлекали тех хищников, которым требовалось убить первого ксеноморфам для посвящения в статус кровавого, а опытным Охотникам было также интересно попытать удачи против крупных особей или даже самой Королевы. Но не в последнюю очередь они были здесь из-за уманов.

Киан’дэ прильнул к древесному стволу, внимательно наблюдая за оставшимися в живых хищниками. Двоих из них он убил в первый же день, в конце боя активируя их наручные бомбы, чтобы скрыть свои следы взрывом. Маски, записавшие атаки Киан’дэ, он уничтожил до такого состояния, что запись просмотреть было невозможно.

Пусть Старейшины ищут ветер в поле.

Из восьми осталось шестеро: молодая охотница, двое кровавых и ещё двое — неокропленных.

Хищник накинул на голову капюшон, выпрямляясь во весь рост и бесшумно спрыгивая с высокого дерева на землю.

Ждать, покуда отряд дойдёт до Локвуда, он не хотел, но у старейшин тоже возникнет резонный вопрос: почему в этих угодьях пропадает всё больше охотников?

Опасаясь рассекретить своё местоположение, Киан’дэ делал все по-умному. Он отделял охотников от крупных групп, выслеживал их и во время их собственной охоты убивал. В основном, все смерти сородичи списывали на столкновение с набравшими мощь чужими, привыкшими атаковывать стаями. Киан’дэ и сам не раз был вынужден отбиваться от таких стай, так что знал, сколь велик риск гибели одинокого Охотника.

Он терпеливо выждал, когда один из кровавых отдаст нужные приказы и двинется на разведку к стене. Эти Охотники были осторожнее предыдущих. Плохо. Киан’дэ бесшумно последовал за ним, не спуская с него глаз.

Они шли вот так порядка часа, отдаляясь от общейгруппы. Наконец, охотник остановился, и Киан’дэ впервые ощутил неясную тревогу.

Неужели раскусил его?

Словно вторя его мыслям, кровавый медленно обвёл взглядом лес и неожиданно закамуфлировался.

Киан’дэ немедленно включил камуфляж. Тепловое зрение в маске Охотника тоже не разглядит Киан’дэ сквозь сетку, так что сейчас они, можно сказать, выслеживают друг друга.

Осторожно, убийца забрался на ветку высокого дерева, двигаясь так, чтобы ни один лист не шевельнулся под ним.

Он с высоты оценил обстановку и прищурился. С секунду застыв, он неожиданно прогнулся в спине, наклоняясь вперёд, и вовремя. Метательный диск-шакрам полоснул его по валарам, и Киан’дэ ощутил острую боль, переходящую в боль в правом виске.

Он спрыгнул на землю, мягко приземляясь и слыша, как за спиной прыгнул в листья охотник.

Едва успевая отразить его удар глефой, Киан’дэ качнул головой. Ловкий! Он деактивировал камуфляж, показавшись противнику и зная, что согласно кодексу воина, охотник сделает то же самое, чтобы бой был честным.

Так и вышло. Перед Киан’дэ высился статный яутжа, более двух с половиной метров ростом. Его бежевое тело покрывала камуфляжная сетка, черные валары были подхвачены золотым обручем, а его вооружение и доспехи, прикрывавшие лишь жизненно важные органы, говорили о том, что перед ним — не просто Кровавый, а будущий Охотник Чести.

— Кто ты? — спросил охотник. — И почему ты выслеживал меня? Ты забрёл на наши угодья и решил атаковать?

Киан’дэ молча бросился вперёд, прокрутив в руках глефу и скрещивая ее с запястными клинками врага.

Идиот. Он сам притащился сюда на убой, а у Киан’дэ нет выхода. Он отразил ряд мощных ударов и удивился скорости и ловкости такого крупного хищника.

Танцуя друг с другом в бою, оба противника высоко оценили друг друга. Киан’дэ в какой-то момент было даже жаль убивать столь умелого воина, но жалость проявлять не стоило. Он сделал подсечку охотнику, однако тот миновал ее и налетел как вихрь на Киан’дэ, схватив его за горло и вжимая в землю, а из наручей выползли длинные начищенные клинки.

Убийца захрипел, клокоча и силясь извернуться. Ещё минута, и сильный охотник просто сломает ему шею. Яутжа порыкивал от усилия, нажимая коленом на грудь врага и стараясь преодолеть сопротивление его собранного, напрягшегося тела.

Киан’дэ выдохнул и, вывернувшись, вынужден был податься вбок и нанизать своё плечо на клинок из наруча. С бедра Охотника он выхватил обоюдоострый шакрам и вонзил тому в глаз.

Охотник тотчас с громким рыком ослабил руки, и тогда Киан’дэ, ударив его в грудь, поднялся одним прыжком. Он все ещё хрипел при дыхании, но все же был свободен, хотя правую руку залил твей.

Покуда охотник не опомнился, Киан’дэ метнулся вперёд, активируя глефу, и молча атаковал…

Нервничая и кусая губы, я перекладывала полотенца на кухне из общей стопки в ящик, и не знала, что скажу Киан’дэ, когда увижу его.

Весь день я провела сама не своя. Я ходила из угла в угол по дому, иногда пялясь на себя в большое зеркало в прихожей и пытаясь присмотреться к отражению, вдруг что-то во мне уже переменилось?

Невольно вспомнились все ужасы об инопланетянах, что я когда-либо читала или видела в старых кино. Я отгоняла от себя все эти страсти, но понять, как можно залететь от хищника — и как избыть эту проблему, не получалось.

Все равно что косулю скрестить с рысью. Бессмыслица какая-то.

Я нашла себе дело, а именно — начала разгребать дом, впрочем, особенно не усердствуя, не поднимая тяжестей, на всякий случай, и порой проверяя сделанный тест в кармане джинсов.

Но спустя час мне казалось, что карман горел, меня сжигало изнутри волнение. Так что я просто сунула руку за тоненькой лакмусовой бумажкой и, перевернув ее, с затаенным дыханием вгляделась в четкие фиолетовые полосы, перевернувшие все мое сознание.

Мысли у меня путались, в происходящее не верилось. Я должна озвучить это вслух, чтобы и самой поверить. Но мои планы были нарушены, когда Киан’дэ вошёл в дом. Вернее, ввалился внутрь, выбивая плечом дверь.

Я охнула, отбрасывая полотенце в сторону и тут же в тревоге поднимая его. Он устало доплёлся до стены и, сползая по ней, упал на пол, вымученно цокнув.

— Киан’дэ…

Когда же это прекратится? Уже который раз он приходит, весь покрытый ранами, и как только на нем все заживает. Усталый и холодный, он перевёл на меня взгляд и тихо заворчал, качая головой.

Я присела возле него на колени и открыла рот, чтобы начать свои нотации, но он тихонько прислонил ладонь к моим губам и сощурился.

«Не сегодня».

Ладно. Я приложила полотенце к глубокой кровоточащей ране на плече и встала, чтобы набрать в глубокую чашку тёплой воды.

Это было уже привычным для нас обоих делом, но каждый раз мне хотелось прибить воинственного яутжа. Хотя я догадывалась, зачем он ищет конфликты со своими, все равно я не могла спокойно это видеть.

— Если ты боишься, что они придут сюда и заберут меня, давай уйдём. Я буду жить с тобой. — Сердито сказала я. Но хищник лишь улыбнулся. Я поняла это по глазам.

«Смелая. Хорошо».

— Я — да, а вот ты — безрассудный! — я помогла ему снять доспех и начала обрабатывать глубокие раны на шее. — Я боюсь, что однажды ты можешь не вернуться…

«Рената. Я всегда возвращаюсь».

— Звучит угрожающе, — поделилась я мыслями и вдруг поняла, что краснею.

Моя новость! Я испугалась вдвое за то, как на неё отреагирует Киан’дэ, когда узнает об этом.

— Мне нужно поговорить с тобой. Сделаю это, пока ты потерял много крови и ослаб.

Киан’дэ глухо засмеялся. Я знала, чувство юмора, хоть и ужасно чёрное, у него есть.

«Что ты хочешь?»

— Это нелегко, — покачала я головой. — Но меня кое-что сперва интересует.

Он поднял голову на меня, взметнув короткими дредами. Я глубоко вздохнула и достала из кармана джинсов небольшой кусочек лакмусовой бумажки с двумя полосками.

— Это… такой человеческий тест, он определяет… беременность.

В комнате повисла звенящая тишина, нарушаемая лишь тихим воем ветра с улицы. Я спохватилась, встала и закрыла дверь, после чего вновь подсела к хищнику, положив руку ему на запястье.

«О нет».

— О да, — сказала я оцепеневшему хищнику. Ну, не такой реакции я ожидала.

Он расширил глаза, в которых отчетливо была видна паника, и в голове прозвучало:

«Ты хочешь сказать, что ждёшь от меня потомство?»

Да, туговато он соображает. А вот оно, сходство между хищником и земным мужчиной, и тот и другой несколько тормозит, узнав о беременности подруги. Я хмыкнула:

— А что, прецедентов этому не было?

Хищник, к моему удивлению, пожал плечами, явно потрясённый.

«Ну почему, за столько лет конечно были уманки, беременевшие от нас. Но яуты обычно чистили их на своих кораблях, при помощи специальных технологий, не считая нужным создавать полукровок».

Я содрогнулась, невольно услышав это. Ожидает ли меня нечто подобное? Наверное, это видно было по моему лицу. Киан’дэ поморщился, двинувшись с места и неловко касаясь моего лица.

«Но этого не будет в нашем случае. Не беспокойся».

Я даже не знала, за что мне беспокоиться. За возможность оставить плод или убрать его?

— Но как вообще… как такое мыслимо? Разные расы, разные цивилизации.

Киан’дэ снова прислонился к стене, прикрыв глаза и прижимая к ране на плече полотенце.

— Какими же рождаются дети от уманок и яутжа? — спросила я озадаченно.

«Подобными нам. Но не столь сильными и крупными, — сказал он. — Соразмерными физиологии матери, чтобы не убить ее при родах».

Какое счастье! Я, наверно, побледнела, узнав об этом, поскольку хищник тут же успокаивающе заурчал.

«Не думай ни о чем. Это хорошая новость. Иди ко мне».

Я покорно уткнулась лбом ему в плечо и он зашипел от боли.

— Прости! Прости. Что на сей раз случилось?

«Очень умелый Охотник. Я сожалею, что наши пути пересеклись. Он действительно был достойным».

Несмотря на всю ненависть Киан’дэ к яутжа, и на все его безразличие к их жизням, меня удивляло, что в некоторых сородичах он видел ценность.

— Было обязательно его убивать?

Киан’дэ кивнул. Глаза его приобрели задумчивое выражение.

Яутжа Септима, Ман’Ар-Ко

Лок’На вошёл в огромный зал, где уже собрались Охотники Чести Ман’Ар-Ко, которые ожидали, что скажет им Совет.

Совет Старейшин, во главе которого было пять самых старших, мудрых и опытных Охотников, поставил перед лидерами нескольких кланов проблему, требующую немедленного решения.

Проблема заключалась в том, что на одной из новых и самых перспективных колоний хищников, на Земле, в Атлантическом океане воздушная платформа яутов была захвачена бандой Дурной крови.

Перебив немногочисленных яутов, которые базировались там для тренировки и проживания молодых воинов, часто — неокропленных или первой крови, бандиты устроили там свой притон. Уже некоторое время из арены для тренировок они сделали место для гладиаторских боев, и к великой печали Совета, многие Охотники, особенно молодые, или даже некоторые Кровавые посещали платформу, чтобы там сразиться с опасными существами, завезёнными контрабандой.

Земля — одна из самых дальних колоний, многие кланы были задействованы на других охотничьих угодьях, а те, что остались пока на Яутжа Септима, должны были отправить на Землю воинов, чтобы те отбили платформу.

Но была ещё одна проблема. Межгалактический преступник и предатель Совета, ультрак’хан Киан’дэ, по-прежнему скрывался непойманным на Земле. Он был приговорён Советом к смерти, а его голова и вооружение приравнивались к ценному трофею.

Итак, на Земле было много дел, требовавших внимания Совета, и Лок’На, слушая мудрецов, уже знал, что снова отправится в путешествие. Свести счеты с убийцей — его задача, как и отомстить за павших от его руки братьев.

Но вдобавок ко всему, он примкнёт к другому отряду Охотника по имени Гаргарот, молодого, одарённого сына одного из Старейшин.

— Я не подведу высокие ожидания Совета, — низко сказал Гаргарот, Охотник светло-зеленой масти, с красивыми, хищными жёлтыми глазами. Он преклонил колено перед пятью каменными тронами, каждый из которых венчали гигантские черепа и позвоночники ксеноморфов.

— С тобой вместе отправится Лок’На, — повелел один из Старейшин, указав когтистой рукой на покорно склонившегося хищника. — Он поможет в поимке преступнике.

Оба Охотника приложили кулаки к сердцу и издали покорный рык.

— Два дня на подготовку и сбор воинов. После чего вы отвечаете за миссию на Земле. Победа или смерть!

====== 25 ======

Один удар сыпался за другим, однако Киан’дэ все покорно сносил, группируясь и прикрывая руками голову. Ничего другого ему не оставалось: пока не пройдет вспышка гнева у одного из Охотников Чести, нужно терпеть.

И в общем-то ненавидеть Киан’дэ было за что: как никак, он, повинуясь решению Старейшины, уничтожил не только двух неокропленных и кровавого, но и целый корабль Охотника, сдетонировавший вместе с добытыми трофеями. Это и привело яутжа в неконтролируемый приступ гнева.

Совет решил, что трофеи были добыты нечестным путем, добыча — загнана у контрабандистов, а трое хищников так и вовсе поплатились за связь с бандитами жизнями.

Однако теперь Киан’дэ не мог абсолютно ничего противопоставить охотнику: если он ответит ударом на удар, его имеют право просто застрелить из бластера.

К счастью, проходившая мимо наложница из гарема Старейшины поспешила воззвать к телохранителям, торопливо исчезая за поворотом храма.

Киан’дэ решил, что еще пара минут — и он потихоньку прибьет гада и скажет, что так оно и было. Терпение его тоже лопалось, но он упорно не отвечал, хотя сильные удары вышибали дух.

— Хватит.

То скомандовал сам патрон, появившийся на ступенях храма. Наложница, оказывается, шла вовсе не за телохранителем. Она робко стояла рядом с мужем: юная яутка с красивой переливчатой кожей, в дорогой одежде, с клыками, посверкивающими драгоценными камнями.

Охотник Чести не решился противиться Старейшине. Но и ярость свою унять тоже не мог. Напоследок он мощно пнул Киан’дэ в живот, так, что тот задохнулся и снова упал, хотя уже начал подниматься.

— Прекратить! — грянул патрон. — Иначе я прикажу ему обороняться.

Это заставило тяжело дышащего Охотника немного успокоиться. Ругнувшись, он склонился перед Старейшиной и тотчас быстро удалился, порыкивая от негодования.

Старый яут проводил его взглядом прозрачных желтых глаз, спокойно касаясь обнаженного плеча наложницы:

— Молодец, Дарнисса. Спасибо, что предупредила. Ступай.

Киан’дэ был занят — преимущественно тем, что пытался прочистить легкие от твея и подозревая, что у него было сломано ребро. Пошатываясь, он встал, с присвистом дыша и позволяя себя бросить единственный взгляд вслед удаляющемуся Охотнику.

Но, завидя приближающегося патрона, он превозмог физическую боль и быстро опустился на колено, склонив голову с обрезанными валарами.

Дарнисса с некоторым сожалением в глазах посмотрела на изгоя в маске, а затем удалилась в храм.

Патрон подошел близко к хищнику, так, что тот видел его ноги в кожаной оплетке и край туники. Он с несколько мгновений разглядывал Киан’дэ, не двигаясь, а после поманил когтистым пальцем.

Киан’дэ покорно поднял голову.

— Взять его. — Тихо скомандовал патрон.

Киан’дэ понял: пока охотник не ушел к космолету, он вполне успеет выполнить приказ. Он быстро поднялся, сначала — прихрамывая, но уже через несколько шагов переходя на бег и, невзирая на уколы в груди и тяжелое дыхание, развивая приличную скорость.

На охотника он налетел сбоку, выхватывая на ходу лезвия-крюки, усеянные иероглифами, и разворачиваясь. Охотник едва успел поставить блок легчайшим телескопическим боевым копьем, порыкивая и принимая бой.

Впрочем, бой был недолгим. Уже через несколько минут к ногам патрона Киан’дэ приволок за валары охотника, глухо рычавшего от сильной боли.

Отпустив густые черные валары, Киан’дэ все так же молча встал за своим пленником, заложив руки за спину.

— Не ожидал, что не останешься безнаказанным? — усмехнулся патрон. — Ты был столь самонадеян, сколь и безрассуден. Прийти сюда, так открыто противопоставить себя — Совету, подбить молодых и неопытных неокропленных… Ты не добыл трофеи на достойной охоте, то была подлинная бойня.

— Я рисковал жизнью так же, как на охоте, — огрызнулся охотник, поднимаясь. Патрон дал знак, и Киан’дэ двумя точными ударами заставил его снова опуститься на землю, после чего поставил ногу между лопаток охотника и с усилием нажал.

— Оспаривать мнение Совета неблагоразумно, — невозмутимо сказал старый яутжа. — Будь ты подлинным Охотником Чести, ты бы понял это. Совет решил снять с тебя этот ранг, отныне ты изгоняешься из клана Яутжа Септима и признаешься здесь нежелательным лицом. А посему я могу приказать своему к’хану сделать решительно все, что я пожелаю.

— Вы не посмеете! — прорычал охотник. — Я вхожу в Младший Совет! Я требую созвать слушание!

— Слушания не будет, — повел рукой Старейшина и покачал головой, увенчанной роскошной гривой из валар. — Мы уже все решили. Киан’дэ.

Он встретился взглядом с красными глазами киллера, и тот тихо кивнул. Он провернул в руке крюк-хатигани, склоняя голову набок, и замахнулся.

 — Ты в последнее время сама не своя, — заметила Джоэль, пристально наблюдая за тем, как ловко я оставляю в сторону бокал красного вина, и принимаясь за салат.

— Что?! — вскинулась я. — В алкоголе я ни черта не понимаю…

— Ну да. Но раньше хотя бы могла пригубить. Из вежливости.

Джоэль вскинула брови, отпивая щедрый глоток из своего бокала.

— Поговорим, пока Эрика дома нет? — предложила она. Я закатила глаза. Это был обычный дружеский ужин. Вернее, это должен был быть обычный дружеский ужин. Сейчас мне казалось, правда, что я сижу на допросе… Настороженно, я кивнула.

— У меня есть пара подозрений, но позволь я сперва озвучу свою догадку! — Джоэль откинула локон со лба и весело улыбнулась. — Возможно, мне это только кажется и у меня паранойя, но ты… часом… не беременна?

Я подскочила на стуле.

Черт возьми, как она догадалась?! Джоэль весьма проницательна! Она смотрела на меня так, словно точно знала все мои тайны, и в глазах читалось торжество.

Джоэль коснулась моей руки, вглядываясь в мое лицо.

— Ты чего это побледнела? — спросила она. — Ну ладно тебе… ну я же тебя не осуждаю. Я просто сказала, что это с каждым разом все заметнее. Вокруг и так слухи про тебя ходят.

— Какие слухи? — я похолодела, немея от ужаса.

Джоэль откинулась на спинку стула, обведя комнату глазами.

— Да разные! Чего только дураки не говорят! — она нервно хохотнула. — Будто бы ты спишь со своим начальником.

— С мистером Уотсоном? — скривилась я. — Фу, ужас какой!

— А с чего бы ему дать тебе повышение?

— Может, с того, что я нормально работаю?!

Мы обе тихонько засмеялись.

— Ладно. Готовься, один слух будет хлеще другого. Говорят… готова?

Я развеселилась, страх отступил.

— Давай, я слушаю.

— Что ты если и не спишь с Уотсоном, то увела Бадди Волша у Марго.

— Да ладно! — прыснула я. — Вот уж не знала о себе такого!

— Это еще что! А вот слушай, соседская детвора говорит, видели у твоего дома хищника! Ходит к тебе, как домой! — и Джоэль заливисто засмеялась.

Возможно, я побледнела, но смех ее тут же прекратился, а мое сердце пропустило пару ударов.

— Эй, Рената?! Ты чего?

Кто-то уже догадался. Конечно, дети… дети замечают то, чего не видят взрослые. Сколько времени пройдет, прежде чем о страшной правде узнает кто-то посерьезнее?

Мысли толклись в голове, и я лишь услышала, как Джоэль тихо сказала:

— Так это что, правда?..

Я весьма неубедительно помотала головой, и от этого лицо Джоэль вытянулось еще сильнее.

— О-фи-геть… Кто он? Зачем он к тебе приходит? Ты на них работаешь?!

Вдруг догадка озарила ее лицо, и она прикрыла рот рукой.

— Так это его ребенок…

Врать бессмысленно? Или все же соврать стоит? Я колебалась, нерешительно мотая головой и дальше, но Джоэль было не остановить.

— Но как же, Рената… Ты же от них сбежала.

Я со вздохом взялась за бокал с красным, болтая вином по стенкам и глядя в него. Как на кровь похоже…

— Это он мне помогал. — Сказала я вдруг, и почувствовала, как с плеч слетает тяжкий груз. — Спас сначала от одного ублюдка, который меня изнасиловал. Ну то есть, как спас… он просто грохнул всю шайку этого ублюдка. А меня почему-то оставил в живых. Как-то дальше закрутилось…

Я поморщилась.

— Мы какое-то время были наедине, он вел меня домой. Защищал от жуков, от других хищников. И я не знаю, но…

Как это объяснить кому-то, если объяснить не можешь себе? Джоэль внимательно слушала меня. Не перебивала. Только уточняла.

Я могла ей доверять? Скорее всего, да. Но когда я начала свой рассказ, дамба внутри меня рухнула, я уже не могла остановиться. Я просто устала скрывать все ото всех, мне нужно было этим поделиться.

Я рассказала о том, какой из себя Киан’дэ. Я скрыла, насколько он смертоносен даже для своих: это знать было ни к чему. Скрыла и его статус убийцы, рассказав лишь вкратце, что вернуться к своим он не может.

— Пожалуйста, прошу, — я умоляюще посмотрела на Джоэль. — Не говори никому о нас. Я так запуталась во всем, но знаю только одно. Он не просто один из них. Он вообще не с ними. Он не похож ни на одного из хищников…

Вдруг хлопнула дверь, и я осеклась. Это Эрик вернулся домой с работы.

Мы с Джоэль таращились друг на друга, она — задумчиво, я — умоляюще. За окном уже было темно, и мы в тишине слушали, как Эрик моет руки, закрывает подкапывающий кран, кладет пакет с продуктами в коридор и топает к нам.

— Привет! О, Рената! Хорошо, что ты зашла!

Он поцеловал меня в щеку, но я даже не среагировала. Только продолжала умоляюще смотреть на подругу.

— Ладно, братишка! — быстро сказала она. — Ей уже пора домой, я ее провожу.

— Как? Да ладно! Посидим ещё! Я только что пришёл!

Эрик со вздохом подсел за стол.

— Нет нет, ей уже правда пора. — Джоэль похлопала Эрика по плечу и сделала мне знак. — А мы пойдём, ага?..

Конечно, она захотела его увидеть. Шла со мной, несмотря на мои мольбы, упрямо поджав губы.

Мы подошли к моему дому в молчании, и тихо замерли у двери. Стоял поздний вечер. Кругом была тишина, ничто, кроме поскрипывания сверчков, не нарушало покой.

Но я чувствовала спиной его взгляд. Он был здесь, как и всегда.

Джоэль посмотрела в обе стороны, вглядываясь в темноту. В неясных сумерках было плохо видно.

— Джоэль. Пожалуйста. Иди домой. Пусть все останется между нами.

— И отказаться от возможности увидеть живого хищника вблизи? — усмехнулась она.

Я вскинула брови.

— Они смертельно опасны! — слегка повысила я голос. — Подумай сто раз, нужно ли тебе с ним встречаться!

— А то я не знаю! — огрызнулась она. — Мне не рассказывай, я их сто раз видела, когда они приходили к воротам и забирали наших, таких же, как я! Но… — она запнулась. — Но увидеть их вблизи… совсем не то же самое. Я хочу посмотреть на него.

— Нет! — твёрдо сказала я. — Это может быть вообще последним, что ты увидишь. Я не хочу рисковать тобой.

— Я от своего не отступлюсь. Я буду здесь столько, пока не… — яростно начала Джоэль и вдруг заметила мое изменившееся лицо. — Он… он здесь?

Киан’дэ стоял сзади неё, спрятанный до этого в камуфляже, а теперь отключивший его.

Я сжалась и замерла, ожидая продолжения. К сожалению, маска Киан’дэ не имела никакого выражения, потому я не знала, что он чувствует и как себя поведёт.

— Прежде, чем ты что-либо сделаешь, выслушай меня. — Быстро сказала я ему. — Она мой друг. Прошу тебя. Не трогай ее.

Джоэль медленно обратила лицо к хищнику и встретилась с его маской. Он подошёл к девушке вплотную, надвинувшись на неё, как гроза, так, что она вынуждена были посмотреть в его кровавые глаза.

Я понимала, какое впечатление он производит в первый раз, потому опасалась, чтобы Джоэль не повела себя опрометчиво.

Но, вопреки моему ожиданию, она тихо протянула руку и — я буквально видела, как ей было любопытно! — хотела потрогать его кожаную броню.

— Джоэль, не надо!

— АУ!

Это мы вскрикнули с ней одновременно. Киан’дэ ловко, но несильно вывернул ей руку, оказавшись у неё за спиной и издав грозный покровительственный рык.

«Не трогай» — услышали мы обе, и Джоэль покорно кивнула, ойкнув от боли.

— Киан’дэ!

Он цокнул, отпустил девушку и встал передо мной. Холодный ветер раздувал запылённую рваную накидку, капюшон покрывал голову и плечи, а маска грозно поблескивала в его тени.

Джоэль, буквально раскрыв рот, смотрела на хищника, и такого взгляда я не видела ни у кого и никогда. В нем было все: от уважения и страха до обожания. Она была будто коллекционер, который наконец нашёл нужную ему недостающую редкую деталь.

— Я просто в шоке, — поделилась она. — Серьезно. Рената, и ты его от меня скрывала?!..

… не сказать, что Киан’дэ был от такого знакомства в восторге. Он рычал и не позволял Джоэль приблизиться к себе ещё несколько дней. Тем не менее, однажды он просто перестал обращать внимание на приставучую уманку, тонко понимая, что она не представляет угрозы ни для меня, ни для него. В какой-то момент он даже признался, что рад такой компании: теперь он не волнуется так сильно, когда оставляет меня одну.

И Киан’дэ просто перестал приходить так часто. Но на то были свои причины…

Киан’дэ подскочил на полу с таким ошалелым видом, будто ему приснился кошмар. Я сонно разлепила глаза, взглянув на хищника, который вроде бы уже понял, где находится и как здесь очутился. Он выдохнул пару раз, после чего снова тихо улегся на пол, а я сделала вид, что ничего не видела.

Что-то его беспокоило, и с каждым разом тревога пробуждалась в нем. Это было заметно по его глазам, по движениям.

Что-то не давало ему покоя. Он был более собран, чем обычно, и я чувствовала, он знает то, чего не знаю я.

Прошло не меньше двух недель с того момента, как он узнал такую радостную и такую тревожную новость. В моих ощущениях ничто не поменялось, я чувствовала себя обычно. Я понимала, что рано или поздно мне придётся посетить врача, но что я ему скажу? Вдруг он каким-то образом поймёт, что плод — вовсе не человеческий? Вдруг наши приборы способны это показать?

Я откладывала все подобные дела «на потом» и вела привычную жизнь. Ходила на работу, встречалась с Джоэль и Эриком — моими единственными друзьями, готовила, читала. Ночами я просыпалась в ужасе от мысли о будущем ребёнке. Но смотрела на Киан’дэ и понимала, что, раз не ужасен он, то и дитя может не показаться мне чудовищем.

Конечно, не о таком рае я мечтала. Я всю жизнь хотела обычного мужа и обычных детей. Обычную скромную свадьбу. Ничем не примечательную спокойную жизнь. Но судьба распорядилась иначе, хотя за эти дни я передумала многое и призналась себе, что даже наша с Киан’дэ крепкая связь не делает меня… счастливее.

Неожиданно, я сказала себе, что быть счастливой в общем-то не так и важно. Я проживала каждую минуту, помня о том, что мое прошлое причудливо вырисовалось так, чтобы позволить мне жить теперь.

Радуясь новому дню, я поневоле думала о всех тех, кто ушёл и покинул нас. Я словно готовила душу и тело к испытанию, которое ждало меня по истечению срока беременности.

На четвертом месяце я свыклась со своим положением. Из-за сброшенного веса маленький пока ещё живот все же выделялся, потому я прятала его под свободными вещами.

Киан’дэ, видимо, сражался ещё более остервенело, порой он просто не возвращался ко мне, отсутствуя разом по несколько дней, а были случаи, когда я не находила на нем целого места. Чтобы не волновать меня, он лечил свои раны в своём лагере, но пару раз ему приходилось приволакиваться домой. Это означало, что дело настолько плохо, что ему уже плевать на мои чувства.

Мне казалось, Джоэль начала меня подозревать. Она словно почувствовала, что я беременна. Неудивительно: женщины часто чувствуют это.

Это было спокойное время. Но спокойствие не длится очень долго. Я была даже поражена, сколько месяцев нам удалось прожить так хорошо.

Я постепенно начинала свыкаться со своим положением. Мне было страшно, непривычно, но я, как любая женщина, просто чувствовала, что во мне что-то зародилось.

Не раз и не два чуткий хищник тихо водил ладонью по животу, проверяя, все ли в порядке, но не решался телепатически это понять, как было принято у его сородичей. Он плохо владел телепатией и боялся навредить мне и ребёнку.

Когда моей беременности минул четвёртый месяц, случилось непоправимое.

Это был обычный весенний день. Тяжелые куртки были сняты, мы забыли про зиму, забыли про холода и ветра. В душе все пело и радовалось, вовсю светило яркое солнце, а утро не отличалось от предыдущего.

Я неторопливо шла по улице вместе с Джоэль. Мы болтали на разные темы, преимущественно, говорили, как хорошо будет отправиться на весенний пикник.

В руке я несла плетёную сумку с едой, а Джоэль прижала к груди бумажный пакет. Мы уже свернули на свою улицу, когда вдруг над нашими головами в небе что-то просвистело, клиновидные летательные аппараты разрезали воздух, разгоняя облака, а город накрыл звук сирены.

Мы с Джоэль одинаково пригнулись, зажимая руками уши и выпуская поклажу из рук. У неё в пакете была банка с соленьями: она грохнулась об асфальт, разбившись, и Джоэль подскочила ко мне. Под ее ботинками хрустнули стекляшки.

— Бежим! Что-то стряслось! — стараясь перекричать сирену, выпалила она. Я кивнула.

— А куда бежать?

— В Ратушу! Там все пояснят! — махнула рукой Джоэль. — Пойдём со мн…

И в этот момент землю разорвало справа и слева от нас.

Мы упали, опрокинувшись на землю, точно нас что-то отбросило. Я ощутила ноющую боль в правом боку и в затылке, простонав, ощупала голову и на пальцах увидела следы крови.

Джоэль лежала рядом со мной, неподвижно и без сознания. Ее глаза были закрыты.

Я попыталась встать, но голова очень кружилась. Мы с Джоэль были засыпаны стеклом, выбитым из окон.

Внезапно я услышала голоса, притом речь была не человеческой. Похолодев, я зашевелилась активнее и встала на ноги. Первая мысль была — беги! Но затем я взглянула на Джоэль. Бросить ее здесь, беззащитную, я не смогла бы.

Ругнувшись, я ухватилась за ее предплечье, подтягивая девушку к себе и с усилием волоча ее по асфальту, но мне было тяжело это делать. Боль в боку становилась все острее, пока я не опустила глаза вниз, не поняла, что произошло. Оказалось, осколок стекла вошёл мне в бок. Не знаю, почему я не заметила этого прежде. Голова кружилась, руки дрожали. Может, это шок? Тем не менее, силы меня оставили, и я устало отпустила Джоэль.

На углу дома показались целых три яутжа, но ни доспехов, ни масок на них не было. Они стрекотали и щёлкали, переговариваясь и делая знак в нашу сторону.

Они приблизились к нам, и я устало высказалась:

— Прошу. Не надо. Он вас убьёт… если найдёт.

Хищники меня не то что не поняли. Они даже не собирались меня слушать! Закинув меня на плечо, крупный яут с зеленой кожей с рыканием побежал вперёд, а второй, очень на него похожий, взял на руки Джоэль.

Я не теряла надежды, вопила и дрыгалась на жёстком плече, извиваясь, как змея, что в итоге привело к печальному последствию. Разозлившись, странный хищник просто швырнул меня на землю, так, что я упала, ударившись всем телом и сжавшись на боку.

Одного удара в живот хватило, чтобы я немедленно вырвала на землю.

Это не воин и не охотник, — подумала я моментально.

Следующий удар — несильный, но достаточный, чтобы меня вырубить — прилетел в голову. Тогда я потеряла сознание, погрузившись во мрак и чувствуя непереносимую боль.

… Очнувшись, я ощутила во рту тухлый привкус рвоты и болезненно застонала, потому что весь низ живота охватила глубокая ноющая боль.

Я подтянула колени, стараясь свиться в клубок и спастись от боли, но это не получалось. Только спустя вечность, когда мое состояние хоть на йоту улучшилось, я смогла оглядеться и похолодела.

Это не Земля. Я на корабле.

По крайней мере, так я подумала сначала. Вокруг меня — стены в стальной обшивке и мягкий полумрак, нарушаемый лишь свечением приборов.

ТРЕМЯ НЕДЕЛЯМИ ПОЗЖЕ

Киан’дэ уверенно шёл по коридору, пылающему огнём. За его плечами яростно бушевало пламя, но он словно не ощущал его жара.

Короткие дреды хлестали по плечам с каждым шагом. Он не суетился и не бежал, в отличие от дурной крови. Сжимая в руке глефу, он пристально смотрел вперёд, концентрируясь на главном.

Огромная арена, на которой ему предстоит сражаться.

====== 26 ======

Челнок стремительно летел вдоль волн, и от невероятной скорости вода поднималась по обе стороны и расходилась веером. Отключив камуфляж, пилот не таясь устремился к конусообразной массивной платформе, нависшей над океаном. Сверху, над плоскостью и прозрачным куполом, накрывшим платформу, нависли грозовые облака. Где-то в их глубине уже вспыхивали далёкие молнии.

Челнок взлетел выше, влетая в открывшийся ангар и аккуратно останавливаясь среди прочих летательных приспособлений.

Весь ангар был оцеплен хищниками разных окрасов. Их вид так сильно различался, что было ясно — каждый тут сам по себе, не принадлежит к особому клану. Только некоторые из хищников носили маски и броню. Остальные носили разные одежды… или одни набедренные повязки. Их тела были покрыты ранами, шрамами и татуировками.

Киан’дэ выскользнул из челнока, уверенно направившись к выходу из ангара. Его без слов пропустили, как и некоторых других, и он прошёл за прозрачную перегородку и встал в длинную очередь желающих побороться на арене.

Вообще, цели у всех были тоже разными. Прославиться среди прочих хищников, стать чемпионом на арене и обеспечить себе безбедную и спокойную жизнь, получить ценный трофей опасной дичи или… в случае с Киан’дэ… забрать отсюда кое-что свое.

Он наконец получил порядковый номер, высветившийся двумя маленькими цифрами на наручном компьютере. 87.

Теперь же Киан’дэ стремительно направился уровнем выше, чтобы успеть сделать ставку и наконец снова увидеть свою уманку.

Мы с Джоэль хмуро сидели в одной — к счастью, одной на двоих! — камере, прижавшись друг к другу спинами. Обе погрузились в молчание и были задумчивы.

То, что это так называемая Дурная, или Грязная Кровь — я не сомневалась, Киан’дэ рассказывал о них. Бандиты без чести и достоинства, убивают, грабят, насилуют, берут, что хотят.

Когда-то Киан’дэ сам был одним из них. Слабо в это верилось. Те, кого я видела, были жуткими уродами и мордоворотами. Не все, конечно, но бандитский образ жизни сказывался на них.

Нас нормально кормили — чтобы мы не сидели голодными, и оказали нам нужную медицинскую помощь.

То, что я потеряла ребёнка, я не сомневалась. Я понимала это с первой же минуты, как пришла в себя, и, хоть я не знала сама, как к этому относиться, я будто бы потеряла часть себя.

Было уже странно не чувствовать его, понимать, что живая нить, связывавшая меня с Киан’дэ, вдруг порвалась и погибла абсолютно беспомощно и бесполезно.

Иногда я давала волю слезам, но было это так, чтобы Джоэль не видела. Она была не менее подавлена, чем я.

Похоже, хрустальный образ воинов из космоса рушился на глазах. И на что она рассчитывала, когда влюблялась в созданный ей самой образ могучих благородных хищников? Тех самых, что неизбежно похищали ее соседей и уводили их навсегда?

Жизнь жестоко обошлась с нами обеими, но ещё жёстче — с другими. Эрика мы не видели среди пойманных. Тут, в таких же клетках, как и наша, были разные люди, и даже те, кого мы знали.

Но здесь были только женщины, преимущественно — молодые, лет до тридцати пяти. Многие плакали, разлученные с семьями, с детьми. Их выводили из камер, и они шли за пленителями, как призраки, повесив головы и осунувшись. Жить им было больше незачем. Я боялась предположить, что их семьи не оставили в живых.

На их место приходили новые люди, ничем не лучше прежних. Такие же убитые горем молодые женщины, которые порой подвергались приставаниям со стороны конвоя. Опустив лица, они мечтали только об одном, но понимали, что смерть или возвращение к близким их не ждёт.

За последнюю неделю и нас выводили дважды в общем конвое, чтобы продать на невольничьем рынке. Но ни меня, ни Джоэль так и не выбрали. Хищники делали различные жесты, переговариваясь, но нас и ещё некоторых девушек все равно уводили обратно.

Сегодня к нам снова вошёл конвоир. Высокий яут с багровой кожей и тёмными дредами быстро закрепил на наших запястьях наручники и указал на выход. Я окинула глазами цепочку из людей: нас всего восемь, и все, как одна, напуганы.

По широким темным коридорам нас повели уже знакомой дорогой в круглый зал, покрытый мерцающим и слепящим белым светом.

В центре было возвышение, на которое нас поставили, будто товар на продажу, и я окинула взглядом головы яутжа, в масках и без них. Многие были закрыты одеждой, спрятаны под накидками. И все они, как один, взирали на нас.

Под этими взглядами хотелось провалиться под землю. Мы с Джоэль еще крепились, потому что были друг с другом, а не в одиночку. Сцепились руками и смотрели на хищников, по звуку гонга начавших торги. Я никогда не отворачивалась от зала, потому что надеялась, что увижу его маску.

Но сколько времени прошло, а его не было. Мной завладевало отчаяние и страх.

На дисплеях за спинами хищников мы видели собственные фотографии и ряд иероглифов. Изображения все время менялись. Одна из девушек с ужасом смотрела на то, как ее фотография осветилась зелёным, после чего конвой подошел к ней и увёл прочь, а следом отсек покинул и высокий яут с диковинной голубой окраской в сопровождении ещё двух собратьев.

На экране загорелось лицо Джоэль. Яуты начали торговаться, слышны были их короткие то порыкивания, то щелканья. Они приподнимали когтистые руки, давая знаки, и назначали цену.

— Рената…

Я ещё крепче сжала руку Джоэль. Все это время беда обходила нас стороной. Может быть, обойдёт и теперь?

Один из высоких краснокожих яутжа назначил, наверное, самую большую стоимость. Он торжествующе рыкнул, когда вдруг изображение Джоэль осветилось желтым, и два крупных иероглифа перечеркнули экраны.

В тот же миг ещё два изображение — мое и светловолосой худенькой девушки — озарились таким же жёлтым светом.

Что происходит?

Тем временем, яутжа тоже были удивлены. Они переговаривались, показывая на нас, кто-то из них посмеивался. Я отметила, что многие начали смотреть на дисплеи своих наручных компьютеров. Что их так заняло?

Только некоторые хищники не были так заинтригованы. Один высокий охотник с чёрной кожей в маске, с дредами, высоко убранными золотым обручем. Он холодно и отстаренно смотрел на прочих яутжа и был их компанией недоволен.

Кроме него, неподвижны и спокойны были ещё два яутжа в накидках. Я бегло осмотрела зал. Нет, его не было.

Казалось, они не были ничуть расстроены тем фактом, что мы трое не будем участвовать в продаже. Конвой повёл нас в арку, и за широкими спинами яутжа, когда я оглянулась, увидела на дисплеях три иероглифа.

Что они означают?

 — Эй, ты, бесхребетный выродок! — рявкнул один из яутжа и с разворота ударил молодого хищника в челюсть. Тот упал на колени, но его тут же схватили за валары и за них подняли на ноги. — Встал!

Киан’дэ взревел от боли, но сил уже ни на что не оставалось. Он был жестоко избит, изранен, окружён врагами и захвачен в плен. Он понимал, что, если его не убьют сейчас, его жизнь будет сущим адом. Недолгим, но полным страданий. Киан’дэ открыл заплывшие твеем глаза, сузив их, с яростью посмотрел на Охотника.

Ему ещё не так сильно досталось, как другим. Предел его страданий ещё только начался.

— На ритуальные бои подойдёт, — глухо сказал один яутжа другому.

— Ну, только что как мелкая жертва Никте, — небрежно хмыкнул тот. — Как зовут, шваль?

Киан’дэ впился глазами в Охотника, и, пока тот разгребал его оружие, с пренебрежением разглядывая жалкий скарб Дурной крови, решил, что ни слова не скажет этому ублюдку.

— Ладно. Очевидно, шлюха-мать не дала тебе имени, — произнёс охотник. — Грузи его к остальным.

… Всех так потряхивало в отсеке для перевозки грузов, что Киан’дэ думал — не долетят. Многие раненые погибли от кровотечения прямо там, другие начали драться. Конвоя к ним не приставили, но Киан’дэ знал, как знали и прочие, что лазер просто разрежет тех, кто попытает счастья сбежать за пределы отсека.

Он сел в темном углу, мрачно наблюдая за тем хаосом, что происходил вокруг, и понимая, что бешенство и ненависть к Дурной крови и к Охотникам одинакова.

Он ненавидел их всех, не желая подать руки даже своим, и проклинал тот день, когда остался в притоне Дурной крови надолго — слишком, так, что очередная облава коснулась и его.

Порядка тридцати особей выпустили для ритуальных боев, которые проходили прямо в тот же день. Поить, кормить и выхаживать хищников никто бы не стал. Киан’дэ смотрел на лица яутжа, пялившиеся на него со всех сторон, и молча двигался к месту, где должен был погибнуть.

В противовес этому мигу, он вспоминал свою прошлую жизнь и понимал, что все до этого момента было пустотой. Он вдруг осознал, что его жизнь началась именно сейчас.

Сразу после посвящения в статус к’хана его, потерявшего сознание и безразличного ко всему, выволокли за пределы круга Старейшин и передали в руки лекаря.

Обрезание валар было болезненной и очень опасной для жизни процедурой. Далеко не каждый хищник смог бывыдержать ее; Киан’дэ казалось, что ему отрезали руку или ногу, и вся голова горела пламенем, а тело напротив охватил холод. Он не прекратил бороться за свою жизнь, но знал, что просто воли здесь недостаточно. Однажды это закончится. Так или иначе, говорил он себе, но прекратится.

Но только его выходили, как на тело его начали наносить опознавательные метки, татуировки, которые всем бы говорили о его статусе. Проклятье! Киан’дэ снова погрузился в страшную боль; выжигая специальным лазером причудливые рисунки на теле, в нем упрямо выжигали его уникальность, подавляя желание сопротивляться.

Киан’дэ быстро оправился от всего, что с ним произошло. Его раны зажили, и он наконец был выпущен из лазарета, чтобы тут же приступить к заданиям Старейшин и Патрона лично.

На самом первом своём официальном убийстве Киан’дэ вдруг осознал, что это то, к чему он стремился всю жизнь, чего неосознанно желал.

Мечты стать причастным к касте охотников у него никогда не было. Он был одиночкой по натуре, рождённым преступниками, но к преступлениям никогда не стремившемся. Он делал все для личного выживания, неожиданно поняв, что единственной его страстью была охота… на яутжа.

Они сломали ему жизнь с самого рождения. По принципу чистоты генов они определили его как отброса, аутсайдера, и всю жизнь его уделом были одиночество и изгнание. И он со вкусом определил своё место в существующей иерархии, решив, что его цель — стать лучшим из убийц.

Его называли не иначе как головорезом и мясником. Он не гнушался никакими способами и не морщился от слова «бесчестье». И вскоре его начали бояться, как огня.

Сколько удовольствия он находил в том, чтобы безмолвно следовать по пятам за своим Патроном, как тень, и видеть меняющиеся лица яутжа, которых все считают смелыми охотниками. Он наслаждался их реакцией, гадая, кого ему потребуется убить в другой раз, и был всегда начеку.

Его нельзя было купить, соблазнить, отвратить от верности хозяину. Киан’дэ страдал от своего статуса… и тихо наслаждался им.

Теперь даже такая его жизнь сломана.

Киан’дэ очнулся от воспоминаний и посмотрел на раскрытую ладонь. На поверхности кожаной перчатки лежала тряпочка, в которую был завернут тёмный локон.

Он сжал в кулаке свёрток, стремясь успокоить сердцебиение и ярость. Сегодня он видел ее. На торгах. Вместе с той девчонкой, Джоэль.

Обе уманки, вцепившись друг в дружку, дрожа смотрели на яутжа, не подозревая, что Киан’дэ тоже смотрит на них.

Он был готов сию секунду схватиться со всеми хищниками в том зале, но понимал, что его сил просто не хватит. Героически помереть? Спасибо, не нужно. Киан’дэ сузил глаза и посмотрел в небо над океаном, прислонившись к своему челноку.

Он не для того так долго шёл сюда, чтобы потерять Ренату в последний момент.

Он уже знал, что и так потерял… Он видел абсолютно плоский живот, без намёка на беременность. Чувствовал, что произошло непоправимое.

При мысли о потере вместо твея будто текла лава. Он сгорал в своей ненависти, поняв, что мстить за смерть их будущего ребёнка уже бесполезно.

Киан’дэ тихо выдохнул, бросив взгляд потемневших глаз на волнующийся океан.

Убить бы всех. Всех. Плевать на людей: они и так обречены. Город сожжен дотла, выживших не осталось, вряд ли их жизни им дороги без жизней близких.

Но если уничтожить всех разом, как? Он задумался. Конечно, на всякий случай при нем всегда есть запас бомб. Если взорвать платформу, спастись будет невозможно.

Но Рената? Он покачал головой. Нет, она выжить будет должна. Но как она доберётся без него до суши? Чтобы платформа рванула, нужно активировать каждый модуль детонатора.

Этот план неосуществим.

Киан’дэ прикрыл глаза. Пока перед ним невыполнимая задача: победить в тринадцати боях и забрать уманок живыми и невредимыми.

====== 27 ======

Едва небо тронул рассвет, арена была уже заполнена и скандировала два слова: «Победа или смерть!».

Извечное напутствие всем воинам не отразилось никак на тех, кто пожелал испытать себя в бою. Девяносто яутжа шли к арене, покрытой слоем пудрового мягкого песка, устилавшего бетон, и из этого числа ровно восемьдесят девять должны были погибнуть.

Разных габаритов, окрасов, статуса и происхождения — все они тем не менее вызывали восторг и восхищение толпы яутжа и людей. Да, здесь, среди скандирующих, были даже люди. Многие сильные мира сего были в партнёрских отношениях с представителями расы хищников. Их крышевали, защищали, с ними торговали вооружением — тоже за определённую плату, разумеется.

Торговля людьми не заставляла властоимцев ненавидеть инопланетян. Их интересовала кровавая резня, развлечение похлеще подпольных боев, и власть.

В ложах и на простых трибунах голов было видимо-невидимо. Когда Киан’дэ вышел из огромной арки вслед за прочими воинами, он с ненавистью окинул глазами всех по кругу, обещая, что каждый здесь поплатится жизнью за это кровавое зрелище.

Он встал в общей цепочке, и диктор начал оглашать номера и имена тех, кому предстояло сразиться.

Пока дошли до Киан’дэ, он уже устал. Представили его так, как он просил: просто по порядковому номеру, без имени.

Киан’дэ уже отмечал недобрые взгляды таких же, как он, воинов на арене, но никак не отвечал и не реагировал на них, сосредоточившись на своей цели.

Каково же было его изумление, когда он под номером 89 услышал имя Лок’На! Резко подняв подбородок, на экранах хищник увидел знакомую сильную фигуру Охотника и непроизвольно оскалился под маской. Что ему здесь нужно? Это осложняет его задачу. Он прибыл здесь по приказу Старейшин? Хочет устранить его?

Но первый сигнал к старту был уже дан, и первая группа из девяти — по девять яутжа в каждой — осталась на арене, а остальных увели.

Согласно жребию, в этой группе как раз был Киан’дэ. Нет, старого знакомого здесь не оказалось, но хищники, с которыми предстояло драться, показались ему неплохими бойцами.

Два Охотника, остальные — неясного статуса, кроме, пожалуй, одного представителя Дурной Крови без маски и опознавательных знаков.

Хищники рассредоточились по арене, ожидая второго гудка.

И он прозвучал…

Blood Red Sandman — Lordi

Киан’дэ моментально увернулся от чьего-то копья, не отметив, кто именно из двух кинул его, и уклонился от следующего удара хищника, спрятанного в красные одежды.

Шакрам полоснул по его маске, оставив на ней длинную царапину, и Киан’дэ отметил первую цель: гибкого молодого хищника в легкой броне. Он раздвинул изящные мандибулы, издав стрекот, и напрягся, когда Киан’дэ, не ожидая следующего удара, бросился вперёд.

Он выхватил из спинных ножен глефу, не раздвигая ее и атакуя противника. Но тот поначалу легко уходил от ударов, тем временем зажав в кулаках шакрамы и идя в ответную атаку. Киан’дэ отметил, что он невероятно быстр, да и молодость его даёт фору. Шакрам едва не полоснул по горлу Киан’дэ, и он едва отклонился назад. В ближнем бою юному хищнику явно равных здесь не было: он наносил ловкие удары, и некоторые Киан’дэ пропускал.

Ладно, хватит. Нужно сосредоточиться.

Победа любой ценой.

Он убрал глефу за спину, подойдя ближе к противнику.

Он сделал подсечку, молодой яут отбил удар и тут же так близко подошёл к Киан’дэ, что замешкайся тот — и был бы уже мертв. Шакрам, зажатый в пальцах, был готов уже с силой войти прямо в лоб блестящей маски, но убийца быстро прикрыл голову ладонью, и лезвие пронзило ее.

Он крепко сжал запястье молодого воина в руке, так, что услышал хруст кости и следом — тихий рык врага.

Яут стремился вырваться из хватки противника, нанося ему удары ногами и второй рукой, но Киан’дэ будто их не ощущал. Как ни стремился ловкий воин вырваться, но было поздно: Киан’дэ бы не позволил ему это сделать.

Он перехватил и вторую руку яутжа, после чего локтем мощно ударил его в красивые клыки.

Ему казалось, что у юнца хрустнул череп. Правый клык, украшенный искусными кольцами, сломался под корень, и от дикой боли желтые глаза хищника даже немного закатились. Но, к чести его, он выдержал это.

Киан’дэ не дал ему ни секунды, чтобы оправиться. Он профессионально и методично сломал хищнику вторую руку, после чего, с силой ударив его в ноги, заставил упасть на колени перед собой.

Ещё миг — ни промедления, ни жалости — и он свернул хищнику шею.

Киан’дэ услышал низкий звук, разнесшийся над ареной: первая смерть! Зрители взорвались ревом и криками. Транслировавшееся изображение на больших экранах сосредоточилось на повторе финальной части боя Киан’дэ с молодым воином.

Тем временем, бой на арене не останавливался ни на секунду.

Едва успев завалить одного хищника, Киан’дэ ощутил, как клинок пронзает его правый бок, и все вплоть до предплечья вспыхивает болью и немеет.

От следующего, решающего, удара Киан’дэ увернулся. Он поднырнул под лезвие и, выхватив глефу, глубоко вонзил ее в грудную клетку второго противника, Охотника в блестящей гладкой маске.

Второй готов! Вместе со вторым звуком, прозвучал и третий.

Из девятерых осталось шестеро воинов.

Киан’дэ отметил высокого мощного самца хищника, того самого, что без опознавательных знаков, и решил, что он скорее всего из дурной крови.

Перехватив удобнее глефу и раздвигая ее, он осторожно приближался к своему сопернику, который на самом деле уже сражался.

Пока он дрался лицом к лицу со вторым Охотником, Киан’дэ услышал четвёртый выстрел. Их пятеро.

Он налетел на дурную кровь со спины, рассекая ему шею и диву даваясь, что гигант все ещё жив.

Огромный хищник развернулся к Киан’дэ, но в этот момент его мускулистую обнаженную грудь пронзило телескопическое копьё Охотника.

Тяжело упав на песок и поднимая его в воздух, хищник остался неподвижно лежать на арене.

Под звук пятого выстрела Киан’дэ и Охотник встретились глазами. Зеленоглазый хищник с гладкой маской бросил взгляд на товарища.

Киан’дэ отметил это. Он подернул плечами, будто усмехнувшись, и молча провёл тыльной стороной ладони себе по горлу.

Зарычав, Охотник бросился на Киан’дэ, мастерски орудуя копьем, и тому пришлось приложить усилие, чтобы поспеть за быстрым темпом, который задал зеленоглазый яутжа.

Он ловко подпрыгнул, когда копьё взмахнуло по ногам, и с разворота попытался дважды атаковать Охотника глефой.

Удар, ещё, еще… Киан’дэ порядочно устал. Охотник мощно ударил его в челюсть, и Киан’дэ опрокинулся на спину, но тут же прыжком встал и ушёл на порядочное расстояние от яутжа, разворачиваясь к нему лицом и в ожидании сжимая в руках глефу.

Очевидно, это позабавило и расслабило Охотника.

— Даже Дурная кровь не сбегает во время драки, — тихо сказал он. — Ты не воин. Ты бесчестный рубака. Теперь у меня нет уважения: трус его недостоин.

Киан’дэ затаил дыхание, напрягшись. А Охотник с разбега атаковал, нанося один за другим мощные удары, которые Киан’дэ, разворачиваясь то одной стороной, то другой, отбивал, уходя все дальше по арене. И наконец, улучив момент, он поднырнул совсем близко от копья… и пронзил грудь врага изогнутым лезвием глефы.

Копьё прошло так близко от него, что ещё немного — и он бы оказался нанизанным на острие. Но телескопическое древко выскользнуло из рук Охотника, и он рухнул в песок, подрагивая всем телом.

БАМ!

Ещё один сигнал смерти.

Киан’дэ осмотрелся… Остался только он и еще один яутжа.

Противник осторожно обошел кругом Киан’дэ, выставив против него боевые наручи. Он не был похож на Охотника, так откуда у него такое уникальное оружие?

Киан’дэ решил не задаваться ненужными вопросами, мотнув головой и сосредоточившись на бое. Он посмотрел на небо над головой. Утро предстало кровавым рассветом и пеленой серых облаков. Кажется, они вспухли дождем, отяжелели от напитавшей их воды, повисли угрозой над этой платформой.

Киан’дэ напрягся, удобнее встав в песке и выжидая.

Так или иначе, кому-то из них нужно было атаковать.

Стиль боя этого яутжа сказал сам за себя. Скорее всего, он прежде был Охотником, притом весьма неплохим. Он ловко наскочил на Киан’дэ, и тот едва успел увернуться, отвел глефу назад и уже был готов к следующему удару.

Люди, яутжа — все смешалось цветным калейдоскопом пестрых лиц и громких голосов. Он устал, очень устал. Пора было со всем этим заканчивать.

Киан’дэ остановился, видя, как налетает на него яутжа, сгруппировавшись. Убийца уклонился от рубящего удара, парировал и быстро начал отражать удары.

Усталость, даже не физическая, а моральная. Впервые захотелось отрешиться от всего, просто по щелчку получить желаемое и навсегда уйти. Он смотрел в карие яростные глаза своего врага и понимал, что не чувствует ничего по отношению к нему. Ни ненависти, ни злости, ни боли.

Его враг слишком размыт и обширен. Его в общем-то и вовсе нет — слишком много тех, кто не был похож на него. На кого не был похож он.

Получается, он записал себе во враги весь мир? Но как с этим жить? И как жить с этим Ренате?

Все это поднялось в его душе, перевернуло его и вдруг ударило в него больнее, чем любой клинок.

С коротким рыком, больше похожим на стон, Киан’дэ завершил бой в два удара, тяжело дыша и опустив плечи. Он стоял над телом обезглавленного яутжа, плеснувшего зеленым твеем на песок, и чувствовал, что весь дрожит.

Ему захотелось уйти отсюда. Он с ненавистью посмотрел на поднявшиеся трибуны и скривился, когда увидел себя на гигантских экранах. Он напомнил себе еще раз, ради кого делает все это, и взял себя в руки, но понял, что досыта умылся кровью своих врагов.

… но он не знал, какие планы у Кетану были на него.

Ane Brun – The Light From One

Мы с Джоэль очень удивились, когда спустя три или четыре дня после тех странных торгов нас неожиданно конвоировали в совершенно новую, изолированную от всех комнату, спартански обставленную, но свою!

Это было просто поразительно. Вдобавок, нам выдали чистую и новую одежду вместо той, что была на нас.

— Что происходит? — тихо спросила у меня Джоэль, явно опасаясь, что нас прослушивают.

Мне же было все равно. Сбежать отсюда мы не могли, особого плана не было. Я пожала плечами.

— Откуда я знаю.

— Но ты уже была в плену! Дважды! — напомнила мне подруга.

— Да, но не в таких обстоятельствах. — Я обвела глазами комнату и тихо вздохнула. — Есть у меня предположение, что нас выкупил какой-нибудь богатый или знатный яут и просто «отложил» нас на время, как вещи откладывают в магазине, понимаешь?

— А что, так можно? — округлила глаза Джоэль.

Она сидела на своей койке, прикрепленной к стене, и обнимала руками колени, а я подумала о том, о чем так любила думать в последние несколько дней. Быть может, это Киан’дэ пришел к нам на выручку?

За него я очень беспокоилась. Зная его характер, он никогда не оставит нас в беде, скорее погибнет сам. Если он не прилетел за мной до сих пор, значит, с ним что-то случилось!

От этой мысли хотелось отрешиться, словно ее и не было, но она все точила и точила меня, сверлила в висках и не оставляла, затихая только, когда мы разговаривали с Джоэль.

За столько времени, проведенного в камере, мы успели рассказать друг о друге практически все. Никаких тайн не осталось, и это было хорошо. Мне казалось, что Джоэль непомерно много разговаривала для того, чтобы не думать о судьбе Эрика. Она понимала, что брата может больше не быть в живых, и это ранило ее так же, как мои мысли о Киан’дэ.

… Сколько еще минуло дней, мы не могли сказать точно. Нам выключали свет по времени, но это могло быть время, отсчитываемое самими яутжа искусственно. Я приблизительно насчитала еще около пяти дней, когда за нами пришел не просто конвой.

За нами пришли люди.

Это знаменательное событие просто ошарашило нас с Джоэль. Увидеть среди темных коридоров, похожих на космическую станцию — или где мы находились? — двух мужчин в дорогих костюмах было сродни галлюцинации.

Мы так и подумали с Джоэль, что просто словили фантом, так что вскочили со своих мест и забились в угол, с испугу даже ничего не произнеся.

Они так удивили нас, потому что на пленников похожи не были. Скорее, на важных шишек, которых почему-то охраняют хищники.

Мужчина приятной наружности лет сорока-сорока пяти, в пальто поверх костюма, подошел к прозрачной перегородке, отделявшей нас от него, и тотчас один из яутжа набрал на панели управления на стене длинную команду.

Панель отъехала в сторону, но мы с Джоэль опять не пошевелились.

— Мисс Литски, — мягко сказал мужчина. — Мисс Штальбаум. Прошу вас, пройдемте следом за нами.

Я проснулась в одиночной камере…

… В комнате. В комнате, обставленной по вкусам хищников, но с большой кроватью, зеркалом и единственной на всю стену длинной полкой для вещей. Но вещей у меня не было, так что полка пустовала.

Я сожалела, все это время, что не смогла забрать у Киан’дэ хоть что-нибудь. Что-нибудь, что напоминало бы мне о нем. Что я не сделала ни одной фотографии. Не забрала ни одного лоскутка с его робы.

Мне до боли в груди хотелось просто еще раз прикоснуться к нему и понять, что в жизни все в порядке, все не разрушено до основания. Но если они изъяли его изнутри… если они нашли способ…

Я сглотнула слезу, одиноко прочертившую дорожку по щеке, и продолжила лежать на кровати и смотреть в потолок. Он кружился, как в карусели, и мир казался мне зыбким.

Который раз я теряю почву из-под ног? Пальцев одной руки не хватило бы, чтобы посчитать все мои злоключения.

Теперь у меня не осталось никакой надежды на человечество, никакой веры в будущее. Я узнала, что есть на Земле такие города, где дурная кровь или охотники — неважно, кто из них — договорились с представителями власти о ненападении. Что наше правительство продалось за прежнюю жизнь, за все блага, что есть те, кто живет как раньше — в отличие от всех нас.

Я сжала кулаки так сильно, что ногти больно впились в ладони.

Я узнала, что они спокойно смотрят на пленных женщин и смерти детей, мужчин и стариков. Что они не будут ничего предпринимать, находясь здесь с, блин, важной посольской миссией. Что выживание человечества зависит от степени их толерантности к происходящим событиям, Что это не истребление, а ассимиляция.

Я хотела подскочить к какому-нибудь яуту, выхватить его клинок и убить хоть одного ублюдка, но у меня бы даже близко не получилось это сделать.

От бессилия хотелось выть.

Сейчас мое положение только ухудшилось. Нас с Джоэль разъединили, и я вновь осталась одна. Невольно, я погладила ладонью плоский живот, снова накатили мысли о ребенке. И воспоминания…

Джоэль буквально дневала и ночевала у меня, желая как можно ближе узнать Киан’дэ. Оказалось, она была просто помешана на хищниках, умело скрывая свои интерес к ним, так, что даже брат ни о чем не знал.

Теперь же Джоэль опустилась на ковер напротив Киан’дэ, который прислонился спиной к стене и латал очередную свою рану.

— Может, я смогу чем-нибудь помочь? — осторожно спросила Джоэль, но Киан’дэ лишь сузил глаза, молниеносно подняв на нее маску и покачав головой.

— Ладно, ладно. Как скажешь.

Он снял рваную накидку, оставшись в черной робе без рукавов, подпоясанной кожаным поясом, и начал перебинтовывать израненные запястья, погрузившись в это увлекательное занятие и не обратив внимание на Джоэль, которая пожирала его татуировки глазами.

Наконец, Киан’дэ увидел ее взгляд и резко посмотрел на меня.

«Она меня бесит».

— Потерпи, милый, — вздохнула я. — Она на самом деле отличная девчонка. Просто не в пример мне тащится по хищникам.

Киан’дэ выпрямился, удивившись, и после хмыкнул.

«Да уж. Странная у тебя подруга».

— Да и возлюбленный тоже не фунт изюму, — буркнула я.

Закончив бинтовать, Киан’дэ старательно спрятал кончики бинтов, протянув ко мне руку и приглашая сесть рядом с ним. Мне подобные знаки внимания при Джоэль были чужды и непонятны, но, очевидно, хищникам было плевать на посторонних, поскольку при ней он вел себя так же, как и без нее.

Джоэль писала слова к новой песне и постоянно поглядывала на инопланетного гостя, задумчиво покусывая карандаш. Я вооружилась художественной книгой, которую читать не собиралась и просто прятала за ней пунцовое лицо. Я села в кресло, стряхнула с лодыжки когтистую руку Киан’дэ и вся такая недоступная начала читать.

«Что за дела?» — недовольно спросил голос Киан’дэ в моей голове. Я сморщилась: виски прострелило болью. Сморщилась, но не ответила.

«Давай я выкину ее отсюда или прибью. И никаких проблем» — предложил Киан’дэ, и я непроизвольно вскрикнула:

— Не вздумай!

Воцарилась тишина, во время которой хищник тихо рассмеялся. Я буквально услышала этот смех, впервые услышала — и похолодела, до чего жутко он звучал.

Киан’дэ пересел в мои ноги, прислонился к креслу спиной и откинул голову мне на колени.

«Я посплю» — уведомил он меня и действительно очень быстро отключился.

Устал. Я понимала это по его доверчивой и расслабленной позе, хотя знала, что это только кажимость. Киан’дэ вообще никому не доверяет, возможно, и я тоже никогда не заслужу его полного доверия. Но пока мои пальцы нежно перебирали тугие, больше похожие на покрытые тонкой кожей дреды, как я их называла, и оглаживали края маски и сильную шею. Он спал очень тихо и чутко, так что мне не хотелось его беспокоить, и я лишь аккуратно опустила ноги с кресла и продолжила свое увлекательное занятие.

— Это все равно что завести ручного медведя, — пробормотала задумчиво Джоэль.

— Ну… вообще не то сравнение, — улыбнулась я.

— Чем дольше я на него смотрю, тем еще менее настоящим и человечным он мне кажется.

— А он и не должен быть человечным. — Возразила я. — Он вообще с другой планеты. Так что он на нас непохож. Вообще, он и на своих похож мало.

Мы ненадолго замолчали. Джоэль дописала один из куплетов и даже напела его мне, после чего задумчиво продолжила:

— Любить его трудно?

Тогда мне пришлось сказать это. Вслух и больше себе, чем ей. В тот момент я даже не подумала бы, что Киан’дэ может меня услышать. Я чувствовала его глубокое спокойное дыхание и знала, что он спит.

— Я не могу ответить так прямо. Понимаешь… я ненавижу, когда так говорят — все сложно. Но…

Мы с Джоэль рассмеялись, и это стерло трещину между нами, сгладило неровности, как улыбка стирает складку между бровями.

— Все сложно, — сказала она с ухмылкой.

Я закусила губу.

— Он пахнет, движется, общается и ведет себя не так, как вел бы обычный мужчина. Он больше и сильнее любого человека, и Джоэль, — я понизила голос до шепота. — Я видела, что он умеет. Иногда мне кажется, что я боюсь его. Но иногда… я думаю… что у меня просто не было другого выхода.

— Как это? Ты ведь рассказывала, что он отпускал тебя…

— Да, да, он отпускал, я клянусь, он и сейчас готов отпустить меня, если я захочу. Но… я не знаю, хочу ли. — Я помолчала. — Не буду ли я всю жизнь жалеть, что со мной рядом больше его нет.

— Это значит, ты любишь его?

Я невесело покачала головой, и Джоэль прикрыла рукой рот.

— Нет? — невнятно переспросила она.

Уныние наполнило меня до краев.

— Я пойду за ним в самое пекло, куда он скажет. И не задам ни единого вопроса. Мне порой кажется… что я просто прячусь за него, и именно сейчас, когда я жду ребенка, я думаю, что у нас нет будущего. Я не могу его полюбить так, как могла бы. И никто не может полюбить хищника, как земного мужчину. Это все бред.

— Но… — Джоэль лишь простерла руку, указывая на меня.

— Это? — и я продолжила нежно поглаживать татуированную шею и разминать усталые, напряженные плечи. — Не знаю, что это… Это не любовь. Но никто никогда не сделает для меня все то, что сделал он.

Густое, вязкое чувство тоски и нежности до боли стиснуло сердце. Сил чувствовать что-то так же глубоко и пронзительно уже не было.

Но мои мысли неожиданно прервали звуки шагов, и я быстро вытерла слезы и села в кровати, наблюдая за конвоем, приближающемся к моей двери.

====== 28 ======

Для Киан’дэ сегодня должен был состояться четвертый бой. От него он ничего не ожидал: просто был готов ко всему, повторяя про себя как мантру:

Ничто кроме победы. Ничто… кроме победы.

Другого выхода нет.

Он проверил экипировку. Нагрудная броня из черной шкуры ксеноморфа уже прилажена на торс. Маска испещрена новыми отметинами и следами боя, но это ничего. Обнаженные руки в татуировках, ладони и запястья покрывают короткие перчатки, кожаный широкий пояс подхватывает и дополнительно защищает талию. Короткие валары оказались даже преимуществом в такой тесной и опасной схватке: он видел много раз, как роскошные гривы просто обрубают в ходе боя, и от болевого шока хищник может даже погибнуть.

Штаны из плотной кожи покрывают ноги, стопы спрятаны в кожаную мягкую обувь. Такая экипировка не делает из него воина чести, но ему это и не нужно. Его цель — победа.

Киан’дэ взял в руки оба крюка, провернув их в руках и уверенно глядя на них. Да, сегодня — тот самый день, чтобы выбрать именно их, что-то ему подсказывало. С ними он обращается наиболее умело.

Увы, по правилам боя Киан’дэ не может взять с собой больше никакого оружия, но нарушать правила он не хочет, чтобы не лишиться шанса отбить Ренату.

Вчера он встречался с человеческими самцами. Уманские мужчины и представитель одной из группировок Дурной крови собрали его и еще нескольких яутжа-победителей, поздравляя их с тем, что они прошли в полуфинал схватки на арене.

— Мы видим среди вас достойных чемпионов… и предлагаем успех, славу, постоянные бои с редчайшими и опаснейшими противниками! А также — комфортные условия жизни и полную безопасность.

Киан’дэ слушал и не слышал их, в голове пульсировало одно: ему нужно всего лишь забрать отсюда девушку. Все.

Но одно слово вдруг обожгло его, и он поднял взгляд на умана.

«Безопасность».

Эхом он повторил это слово и прокатал его в мыслях. Он всю голову сломал, думая о том, как сделать жизнь Ренаты более безопасной, и здесь, возможно, в качестве чемпиона на арене, он действительно смог бы содержать ее в качестве своей — официально — рабыни, а неофициально — они бы просто прятались здесь от Старейшин и Охотников и спокойно жили под защитой такого сильного и опасного притона Дурной крови.

С другой стороны, не напади они на город, не похить Ренату, этой ситуации бы не было. Они убили его ребенка. Их всех Киан’дэ очень хотел прибить, лично. Но будет ли это ему на руку? Мысли у него впервые спутались, и он погрузился в себя, стараясь все тщательно взвесить.

Возможно, вот он — шанс обрести другую жизнь?

И сейчас Киан’дэ собирался на арену, понимая, что однажды ему придется дать ответ мелким уманским сошкам и согласиться быть их чемпионом, если он, конечно, выживет.

Дело-то за малым — подумал Киан’дэ и размял левое плечо. Всего лишь выйти с арены живым.

Но что его действительно приободрило — то, что сегодня его увидит Рената.

Я шла следом за телохранителями мистера Поллока, посла Объединенной Американской Республики и официального представителя властей Бостона.

Меня, Джоэль и еще одну девушку — ту самую, что с торгов — ввели вместе с мистером Поллоком и его помощником в большую ложу, которая неожиданно медленно начала подниматься над головами яутжа и других людей.

Нам выдали еще один комлпект чистой одежды — по такому случаю. Это были ничем не примечательные одинаковые серые накидки, штаны и футболки с длинными рукавами. Еще накануне нам выдали поздний ужин и предупредили, что завтра зайдут очень рано, еще до рассвета, чтобы мы могли присутствовать на боях.

На каких боях? Я несколько раз произнесла эти слова, не до конца понимая, может, они хотят, чтобы завтра сражались мы с яутами? Или что?

Глядя на наши непонимающие лица, мистер Поллок пояснил:

— Вы наверняка заметили перед собой большую арену. Видите? Она интерактивная, приспособлена для разных тренировок хищников. Здесь же мы переоборудовали — не без помощи наших партнеров — эту площадку под бои хищников между собой за определенные… призы.

Я нахмурилась.

Джоэль привели чуть раньше, чем меня, и она очень внимательно — и хмуро — смотрела на волнующееся море голов под собой.

— Не буду лукавить, — мистер Поллок выставил ладони перед собой. — Вам чертовски повезло, леди, но если те хищники, что поставили вас на кон, победят…

— Простите, что? — тихо спросила незнакомка у Поллака. Тот спохватился.

— Принцип такой. Хищник может попросить за победу буквально все, чего ему бы хотелось. Он может получить чемпионский титул — высший ранг в здешней касте, и стать неофициальным духовным символом арены, ну, вы понимаете, — он криво улыбнулся. — Дальше. Есть здесь и охотники: они прилетают специально за отработкой навыков или ценными трофеями. Ну, конечно, здесь есть и те, кто не может официально иметь… ммм… уманскую прислугу…

— Вы хотели сказать, рабов? — холодно перебила его Джоэль.

— Мы называем это партнерскими отношениями.

— Чтоб вам в них состоять, — любезно огрызнулась я.

— Не спешите! — остановил нас мужчина достаточно спокойно. — Прошу, взгляните. Сегодняшние одиночные бои покажут лидеров этого сезона. У нас здесь много кто. Эээ, Гаржза, наемник из банды, Тик-Намин, очень достойный яутжа-Охотник, и Кол-ли-Ктей, один из Кровавых…

От меня не укрылось, что при этом имени девушка побледнела.

— А вот еще, номер восемьдесят семь. Очень интересная, но никому не известная личность. Пока мы считаем именно их лидерами боев, в такой вот последовательности. Дальше идут тоже очень успешные яутжа…

Я пропустила между ушей все прочее, тревожась и хмурясь. Мы с Джоэль переглянулись. Это то, о чем мы думаем? Это мог бы быть Киан’дэ?

Кто знает? От него можно ожидать, чего угодно. Но если это он, значит, он в смертельной опасности. На этой арене выживет в итоге лишь один!

— А кто этот восемьдесят седьмой? Как он выглядит? — перебила я Поллака.

Неожиданно, звук, похожий на выстрел, заставил нас троих подскочить. Да, на нижних уровнях платформы — как я узнала, это была именно платформа, зависшая над земным океаном (уже облегчение, что мы не в космосе!) — была хорошая звукоизоляция, раз мы за столько дней ничего не слышали и не подозревали о существовании боев хищников.

Огромные створы на одной из стен раздвинулись, и на песок арены двинулись яутжа. Всего их было восемнадцать.

— Видели бы вы первые бои, — прошептал Поллак. — Всего — девяносто участников. Этот сезон очень горячий.

От этих слов по коже пробежал холодок. Девяносто… Сколько жизней положено на этом песке. Да он просто обагрен кровью.

Звуки языка яутжа наполнили арену, но нам уже выдали специальные наушники, так что через переводчика я услышала:

— Добро пожаловать на новый сезон боев на арене Хат-Харулла. В этом раунде победят только достойнейшие. В одиночных состязаниях яуты встретятся с опаснейшими врагами своей расы. Для вашей безопасности, мы накроем защитным куполом арену.

Я поняла, что мера предосторожности предназначалась в основном для людей. От кого нужно было защищать самих зрителей? Я могла бы догадаться, но говорить это даже в мыслях не хотела.

Однако, взгляд уже был прикован к самим хищникам. Я жадно смотрела за тем, как они выходят на арену, и отметила, что незнакомая девушка стиснула руки до дрожи, а сама побелела, как полотно.

Когда на арену ступил высокий хищник темного окраса, серокожий и желтоокий  — такого я ещё не видела — она подскочила на месте и заметно заволновалась, впиваясь взглядом в него.

Очевидно, моя история не уникальна.

Но собственное горло перехватило спазмом, когда я увидела на экране — и вживую — Киан’дэ.

Это был он. Это был он!!!

Я была готова то ли визжать от восторга, что он жив… то ли рыдать и молить его уйти оттуда.

Но это был действительно он! Его фигура, одежда, походка, маска, в конце концов! Я вскочила с места, бросилась к перилам ложи и громко закричала, перегибаясь навстречу арене:

— КИАН’ДЭ!!!

Вряд ли он меня услышал. Шум стоял невообразимый, зрители скандировали имена и номера.

На экране показывали попеременно всех хищников, и наконец я увидела вблизи Киан’дэ. Нет сомнений, это он!

Так близко и так далеко от меня…

Я рывком села обратно. Сердце бухало в груди от волнения.

— Прошу, отпустите его, — быстро сказала я, едва не цепляясь за руку Поллака.

— Что? Кого отпустить? О чем вы? — по инерции переспросил он, делая на небольшом компьютере какие-то пометки. Ставки!

— Восемьдесят седьмой, это он? — я быстро указала на экран. Киан’дэ смотрел поверх камеры, словно не особенно интересуясь происходящим, и проверял броню.

— Да, он. Но проблема в том, что отпустить… — Поллак рассмеялся. — Отпустить мы никого не можем, мы попросту его здесь не держим. Он волен в любой момент улететь, однако согласно правилам арены, чтобы получить свой трофей, он должен сражаться.

Боже… Я спрятала лицо в руках и сжалась. Смотреть на бой не смогу, не выдержу.

Поллак с интересом наблюдал за мной, после чего бросил взгляд вниз, на чёрную фигуру хищника.

— Киан’дэ — это его настоящее имя? — спросил он, мягко улыбаясь. Но глаза его… это были глаза зверя. Страшные глаза. Страшный человек.

— Да. — Тихо сказала я.

Он хмыкнул, сложив руки на груди и продолжая наблюдать за мной.

— Вы поступили на платформу беременной от одного из яутжа. Обычно на небольшом сроке у рабынь любые охотники прерывают беременность искусственно. А это… был плод от него?

Я сглотнула.

— Да.

Джоэль опустила голову, а девушку словно током ударило. Она с изумлением смерила меня взглядом, будто только сейчас увидела.

— Ясно. Ну что ж, — хлопнул в ладоши мужчина. — Если восемьдесят седьмой останется в строю, я с удовольствием предоставлю вам встречу сегодня. Договорились, мисс Штальбаум?

Я закивала, угодливо и жалко, но даже эта подачка была надеждой для меня. Боже, я никогда так не волновалась и не унижалась ни перед кем. Но за возможность снова увидеть Киан’дэ мне было не стыдно перед собой.

А тем временем, Киан’дэ ушёл вслед за остальными яутжа, чтобы оставить на арене только одного сражавшегося.

«Надеюсь, она нигде не спряталась?» — тихо поинтересовался ехидный голос Киан’дэ.

Я недовольно закатила глаза, скорчив рожицу, но тут же неожиданно даже для себя издала короткий стон, когда сильная рука неожиданно нежно сжала мою левую грудь и провела по ней острым когтем.

— Киан’дэ, не будь грубым с единственным человеком, которому ты нравишься.

Он снова сухо рассмеялся. Под моей спиной дрогнула его грудь, и я немного откинулась на жесткое чешуйчатое плечо.

Собственно, чем мы занимались? Лежали в ванне, если это можно так назвать. Киан’дэ, как и любой хищник, обожал воду, но в моей немаленькой ванне он не мог уместиться полностью. И если я вольготно лежала на нем, то он… полулежал, пытаясь приспособиться поудобнее.

«Зачем свечи?» — вопросил хищник, посмотрев вправо и влево, на горящие плошки.

— А что? Тебе не нравится? — я погладила когтистую руку, увлекая ее ниже, на живот, и вдруг с трепетом ощутила, как он вообще убрал пальцы с когтями от моей кожи подальше, нежно водя по мягкому и маленькому холмику растущего живота тыльной стороной ладони.

«Электричество работает» — недоумевал хищник.

Вот вроде продвинутая цивилизация, но до чего тупые, когда дело касается романтики.

Готова поспорить, на возлежание в ванне Киан’дэ согласился чисто потому, что хотел погреться в горячей водичке.

Сегодня он был особенно разговорчив. Он даже сказал мне порядка десяти или одиннадцати фраз за весь день. Это было нечто! Обычно от него любой реплики не дождёшься.

Его присутствие рядом дурманило и будоражило. Хотелось большего, чем просто нежные объятия, но хищник теперь и вовсе редко навещал меня в качестве мужчины, аргументируя — не без оснований — тем, что в моем положении необходимо быть более аккуратной в плане секса.

Даже у хищника было больше понимания, чем у меня. Я мягко направила его руку вниз, но вдруг поняла, что он снова неуловимо скользнул к животу, а там на талию.

Я ловко перевернулась в воде, улёгшись ему на грудь и заглядывая в глаза.

— Скучала по тебе…

Поглаживая перебинтованные запястья, я провела по предплечьям и начала целовать его плечи и грудь, спускаясь к животу.

Киан’дэ приостановил меня, неожиданно настойчиво укладывая обратно, себе под крыло.

«Успокойся, хищница» — сказал он насмешливо.

Но меня это не покоробило. Я знала, на какие рычаги давить, и продолжила своё тихое гадкое дело, только не спускаясь вниз, а поднимаясь по груди к ключицам и шее.

Упершись ладонью в твёрдый напряженный живот хищника, я с чувством целовала его шею, задевая губами кончики дредов и перебирая их второй рукой. Терпение хищника оказалось не безграничным, и вскоре я получила, что хотела.

Багровые глаза после всего, что было между нами, казались уставшими.

Он осторожно выскользнул из ванны сам и помог подняться мне, мы зашли под душ и быстро вымылись под горячей водой.

От поднявшегося пара казалось, что хищника окутывает легкая дымка. Я невольно залюбовалась им, прислонившись к стеклу и чувствуя себя в этот момент… просто счастливой.

Да, это счастье было непохоже на то, что ощущали остальные люди. Но тем не менее, это было оно. Давно, ещё после смерти сестры, я чувствовала только одиночество и тоску по дому, по родным и любимым людям. И вот теперь все изменилось.

Я тихонько коснулась бока Киан’дэ, длинного изогнутого шрама, оставшегося от той страшной ночи, когда его корабль взорвался. Он пересекал и разрывал несколько татуировок, уходя вверх и вниз.

— С тобой мои шрамы затянулись тоже, — тихо сказала я, прислонившись ладонь к своей груди. — Спасибо, Киан’дэ.

Он непонимающе поднял голову, склонив ее набок и сузив глаза.

Хищник, не хищник… бестолковый, как любой мужчина. Я подошла к нему, под струи горячей воды, и молча обняла, прислонившись щекой к груди.

— Я надеюсь, твои шрамы затянулись тоже, — с надеждой сказала я, понимая, что жизнь у него тоже была не сахар.

Киан’дэ задумчиво молчал, ничего не говоря. Он опустил голову и плечи, прислонился спиной к стеклянной перегородке и, кажется, погрузился в собственные мысли, так глубоко, что даже забыл обнять меня, о чем я не преминула ему недовольно напомнить.

Вздрогнув и мирно заурчав, хищник нежно обвёл мою талию рукой и погладил по волосам, однако я по взгляду чувствовала.

Он снова вспоминает.

Тем временем, хищник по имени Го-Сар, высокий и широкоплечий, превосходно развитый воин, тайно посетивший арену в статусе Первой Крови, активировал наручные лезвия, спокойно ожидая своего противника.

Остальные семнадцать яутжа тихо ждали своей очереди на бой, правда, не без любопытства наблюдая за Го-Саром.

Молодой яут вздрогнул, когда вместе с ним содрогнулась и сама арена. Но, слава Кетану, его лицо не выразило никаких эмоций, да и сам он быстро взял себя в руки и осмотрелся.

Пол дрогнул, и в одной из плит платформы начал открываться люк. В него осыпался песок, стекая вниз с краев.

Го-Сар прислушался, но услышал в ответ лишь тишину. Ему это не дало никакой пищи для размышления…но Киан’дэ, как и прочие опытные хищники, уже знали, кто будет следующим противником.

Стремительная лаковая тень выросла из-под ног Го-Сара и в мощном прыжке бросилась на него.

Зеленокожий юный воин успел отскочить назад, прикрываясь наручами и в восторге глядя на своего врага — внушительного вида двухметрового чужого, издавшего отвратительный визг.

Итак, хищник и чужой вступили в схватку. Они кружили друг против друга недолго. Чужой первым бросился на соперника,загребая сильными длиннопалыми конечностями песок и сшибаясь с Го-Саром.

Молодой хищник уклонился, и чужой задел его лишь когтем. Он мастерски полоснул клинками по лаковому телу монстра, уворачиваясь от удара чешуйчатым хвостом. Невольно, Го-Сар заслужил уважение Киан’дэ. Молод и неопытен, но потенциал у него большой.

Убийца заинтересовался боем и прислонился бедром к стене, пристально наблюдая за противостоянием хищника и ксероморфа.

Интересно, выйдет ли Го-Сар живым из этой схватки?

Молодой воин показывал мастерство при владении наручами. Он ловко сражался с чужим, хотя было ясно, что для него это первый бой с таким серьезным противником, и в его движениях чувствовалось ликование истинного Охотника. Невольно, Киан’дэ заметил, что под маской улыбается.

Таких ярких эмоций он сам был лишён, с самого рождения охота была для него промыслом и способом выжить, а не ритуалом и смыслом жизни. Все же, способ и смысл — это две кардинально разных причины, и в отличие от охотников, в голову Киан’дэ не приходило собирать трофеи. В них он вообще не видел никакой ценности: их даже на чёрном рынке не продашь, ведь каждый норовит доказать свою доблесть и завалить самого крупного монстра самолично.

Но глядя на Го-Сара, Киан’дэ впервые проникся смыслом этого ритуала. Он видел перед собой юнца, из которого выйдет если не отличный, то вполне сносный воин.

Единственный укол в сердце: и его нужно будет убить.

Киан’дэ отметил, что Го-Сар наносит уже решающие удары, и вот, поднырнув под хвост ксеноморфа, он атакует в эффектном прыжке сбоку и вонзает наручные клинки в череп врага.

Под кислотной кровью чужого клинки плавятся, и Го-Сар вынужден отстегнуть их, с удовольствием наблюдая за тем, как чужой издыхает на песке. Победа!

Внезапно, Киан’дэ, как и остальные яутжа, отметил, что арена дрогнула дважды.

С обоих концов из люков, как и в первый раз, выползло уже двое чужих.

Они быстро приметили безоружного молодого воина, кружа вокруг него. Один боком приближался по песку, а второй запрыгнул на прочный купол, ударившись о него мощным чёрным телом и замерев.

Очевидно, Го-Сар не ожидал такого исхода событий, потому что дополнительных клинков для наручей у него не было — это было против правил, так что он был лишён оружия.

Опустив лоб вперёд и раздвинув мандибулы, Го-Сар напрягся и издал громоподобный рык.

В тот же миг, точно дали невидимый сигнал, чужие помчались на хищника…

====== 29 ======

Киан’дэ безошибочно угадал, где находится Рената, притом — всего лишь пронаблюдав за высоким темнокожим яутом, увешанным разнообразными золотыми украшениями. Не будь он таким грозным с виду, Киан’дэ принял бы его за жреца, хотя хищник знал, что в таком статусе участвовать в сражениях за трофеями запрещено.

Он устремил взгляд ярко-жёлтых глаз на повисшую над ареной ложу, и острое зрение Киан’дэ, подкреплённое оптикой в маске, различило бледное лицо его уманки.

Он поджал мандибулы под маской, напрягшись и отмечая, как шум толпы отходит на второй план. Киан’дэ хотел оказаться там рядом с ней… но он вынужден был, задрав голову, лишь смотреть на неё, как на недосягаемый призрак, и терпеть.

Если сегодня он выживет, он увидит ее ближе, как того обещали распорядители.

Невольно, Киан’дэ сфокусировался на Го-Саре, молодом хищнике, который яростно отбивался от ксеноморфов.

Неожиданно, гнетущее чувство легло на плечи Киан’дэ. Он опустил глаза, понимая, что может поступить крайне глупо и перечеркнуть свои шансы на победу… и на Ренату.

Нет, так нельзя. Победа — или смерть. Победа — или смерть. Он сжал кулак до боли, так, что в глазах потемнело. Пристально глядя за тем, как молодого яутжа кромсают стальные когти жутких чужих, он едва сдерживался, чтобы не вмешаться. Хотелось врубить по автоматике ворот и, выскочив на арену, разделаться с этими тварями. Бесчестная смерть. Хуже. Напрасная гибель.

Он не увидел, как его душевное смятение заметил тот странный высокий яутжа. Он пристально наблюдал за покрытым с ног до головы одеждами хищником, единственным, кто стоял так близко к ограде — и кто, как казалось, был безразличен к бою. Но по малейшим движениям было ясно: он разгневан, видя то, как Го-Сара медленно убивают на арене.

Когда чужой отхватил его голову, а второй ксеноморф набросился на тело, все уже было кончено.

Киан’дэ отвернулся. Внезапно, воспоминание вновь накрыло его мысли.

Это был его первый заказ. Киан’дэ был зол на весь мир, ненавидел буквально всех. Он преследовал одного из хищников, сбежавших на Землю, и — вот забава — решившего дать деру.

Редко когда яутжа сбегают от противника. Но это был тот случай. Киан’дэ лавировал между огромных скальных пород спящего вулкана, у подножия которого остался его корабль (и корабль беглеца), и уклонялся от периодически активированных на скорую руку ловушек яутжа.

Дилетанты. Киан’дэ взобрался на скальную породу, цепляясь когтистой рукой за камни и снимая с бедра бластер. Своего беглеца он увидел сразу, так что помчался по верху, по камням, решительно нагоняя его и обрушиваясь на его голову.

Хищник ловко перекатился в сторону, растопырил руки и прорычал:

— Давай, ублюдок, один на один! Только я и…

Но убийца прервал его излияния, почти не целясь и выстреливая в голову яутжа. Тот умер в ту же секунду, опрокинувшись на спину и больше не шевелясь.

Было бы даже странно, будь иначе — выстрелом ему размозжило череп, так, что серые валуны под ногами окроплены зелёным.

Киан’дэ, как и велел его патрон, отрезал острым клинком голову беглеца, сложил ее в кожаный мешок и принялся спускаться со склона, неспешно приближаясь к кораблю.

Однако, среди камней он не заметил преследователя. Первое правило убийцы: после того, как грохнул своего «клиента», держи ухо востро. Яутжа — раса мстительная, и кара за убийство одного из членов клана может караться смертью.

Киан’дэ почуял опасность затылком, так что вовремя пригнулся, чувствуя, как кончиков взметнувшихся валар касаются острейшие шакрамы. Они могли бы вонзиться в его затылок, но хищник уже скрылся за камнем, быстро найдя того, кто преследовал его.

То была молодая яутская женщина, судя по форме — охотница, с красивыми густыми валарами и редкой голубоватой кожей. Одета она была в доспехи, прикрывавшие только бёдра и грудь.

«Смотри, притащила сюда весь свой охотничий набор» — хмыкнул про себя Киан’дэ и плавно завёл руку за спину, бесшумно вынимая клинок.

Издав громкий вопль, охотница воззвала к его чести и совести, вызывая убийцу на бой.

Киан’дэ ещё раз ухмыльнулся. Он был киллером, а не идиотом. Разок выглянув из-за валуна, он тривиально пальнул в девицу бластером, отчего та рассвирепела и побежала на хищника, не боясь, что ее подстрелят по пути.

Киан’дэ выскользнул навстречу, бесчестно паля бластером во врага. Но охотница метнулась вбок и быстро обошла Киан’дэ со спины. Он успел выхватить второй клинок и отразить удар лезвиями.

Рыча, будто зверь, молодая охотница теснила убийцу, изрыгая проклятия на каком-то своём диалекте и пытаясь пронзить его клинками. Но Киан’дэ был достаточно ловок, чтобы уходить от ударов.

Неожиданно, он услышал за спиной девушки характерный щелчок, и резко метнулся вбок, отчего-то уволакивая ее следом за собой.

Вообще, полагалось бросить врагиню на произвол судьбы, благо взрыв прогремел незамедлительно. Отброшенные ударной волной, хищники лежали друг возле друга.

Киан’дэ приходил в себя дольше, поскольку сильно приложился затылком о камни. Когда он открыл глаза, хищница уже сидела на его животе и прислонила клинок к его груди.

Глухо зарычав, Киан’дэ напрягся.

— Ещё одно движение, и ты труп, — спокойно сказала она, сверкнув синими глазами.

Отчего тогда медлит с ударом, раз настроена решительно? Киан’дэ зарычал ещё громче и внушительнее, когда ее пальцы подцепили край его маски и открыли лицо.

На секунду, по её лицу скользнуло недоумение. В глазах промелькнула не жалость, но нечто, схожее с состраданием. То, в чем Киан’дэ не нуждался.

Он рывком сбросил хищницу с себя, однако она не думала сдаваться, так что вцепилась в его плечи и продолжила держать его на острие своего клинка.

Встретившись глазами, хищники оценили ситуацию, и после секундной тишины отпустили друг друга, разойдясь в разные стороны.

Девушка рыкнула, неожиданно бросая Киан’дэ маску. Он поймал ее, покрыл ею лицо.

— За что ты убил Сама-То? — вопросила она.

Киан’дэ молчал.

— Ты что, немой? Или гордый? — цокнула она. — А может, глупый?

Киан’дэ продолжил молчать. Но видя, что хищница не настроена продолжать бой, убрал в заплечные ножны оба крюка.

— Ты же не простой убийца. Ты наемный киллер, и у тебя есть хозяин. А наш монах… это просто очередной заказ.

Киан’дэ поднял глаза. Так он служитель Кетану… Да, она обо всем догадалась. Хищник склонил голову, сложив руки на груди.

— Меня зовут Нир-Вана. И я — жрица из храма Кетану, — медленно проговорила она, двигаясь навстречу убийце. Она обходила его кругом, разглядывая и отмечая, что в своём ремесле он недавно.

Чувствуя спиной опасность, Киан’дэ тем не менее не поворачивался, не собираясь показывать жрице своих слабостей.

— Этот факт снимает с тебя некоторую ответственность. — Сказала она задумчиво. — И я вижу на твоих руках так много твея, что даже меня это ужасает.

Киан’дэ усмехнулся. Тогда ещё он только начал свой путь, и боевые татуировки — знаки поверженных противников — и шрамы не так обильно испещряли его тело.

До слов жрицы ему не было никакого дела. Молодой, но уже достаточно разозлённый, он был отвержен всеми, а потому и в ответ отвергал всех.

Внезапно жрица подошла к нему, заглянула в глаза.

Взгляд был внимательным и стеклянным.

— И смерть твою я вижу очень ясно. Поверь, то, ради чего ты умрешь, того стоит — возможно, в этом ты найдёшь своё утешение.

Из восемнадцати воинов на арене погиб уже шестой. Киан’дэ понимал, что выиграть в этом туре практически невозможно. Должна быть какая-то хитрость или неочевидный выход. Он задумчиво ходил вдоль барьера, глядя на то, как чужие набросились на воина и потрошат его. К чести хищника, даже в этой ситуации он не визжал от ужаса и боли, а до конца дрался, пытаясь унести своих врагов в могилу.

Так что же делать?!

Киан’дэ мрачно посмотрел на арену, залитую кровью. Сейчас на арену выйдет молодая воительница, а следом за ней и он. В том, что она погибнет, он не сомневался.

Проблема была в том, чтобы не погибнуть самому. Прежде он должен вытащить отсюда Ренату. Нужно думать!

Вспыхнув, Киан’дэ смотрел на то, как юная хищница ступает на песок, обводя глазами пока пустую арену и издавая горловой рык. Она тоже готова к любому исходу, включая смертельный, а в качестве оружия взяла метательные ножи.

И вот, практически у неё из-под ног, на арену выбрался ее противник, разделавшийся не с одним хищником. А может, они меняли чужих на свежих особей, чтобы в каждом раунде их было сложнее победить.

Она ловко ушла от взмаха острых когтей и хвоста. Зарычав, подобно дикому леопарду, яутжа взвесила клинок в руке и почти не целясь метнула его в чужого. Поразительно, но с первого удара ей удалось завалить его.

Толпа ликующе взревела, Киан’дэ подошёл вплотную к барьеру.

Хищнице было не до радости. Против нее выступило уже двое чужих. К счастью, у неё оставалось ещё несколько клинков, но метнуть их она не успела. Уворачиваясь от одного из хищников, она получила удар от второго в бедро — и все же осталась жива.

Она была быстрой и ловкой даже для чужих. Спустя восемь минут отчаянной борьбы за жизнь, один из ксеноморфов лежал бездыханным на песке, а сама хищница с решимостью встретила свеженького ксеноморфа, вставшего на место погибшего собрата. И снова их было двое против одного. Сколько же их там, в подземных тюрьмах? Об этом можно было только догадываться.

Она держалась лучше всех, она была бы достойным противником! Число чужих увеличилось до трёх. Но все же и ее ждала ужасная участь — быть разорванной надвое сразу тремя жадными до крови ксеноморфами.

Киан’дэ отвернулся. Нет, нужно что-то ещё кроме ловкости, умений и навыков. Но что?

Неожиданно, к нему со спины подошёл тот самый темнокожий воин, глядевший на кровавое ристалище со спокойствием.

— Душа ее уже отлетела к Кетану, — заключил он, а по арене разлетались ошмётки тела девушки-воина. — Послушай, убийца. Ты идёшь следующим… и я хочу тебе кое-что сказать.

Киан’дэ внимательно посмотрел на него. Рослый яутжа склонился к его маске и тихо что-то заговорил…

====== 30 ======

То, что я видела на арене, меня не просто ужасало. Я была в панике! Хищников, таких сильных, уверенных в себе, могучих, кромсали на куски, терзали, жрали отвратительные ксеноморфы. Крупные, куда крупнее тех, что были в лесу… Осложнялась ситуация тем, что кислотная кровь разъедала у некоторых яутжа оружие, а остальных чужие просто брали количеством.

Но каким же был мой ужас, когда я увидела, как сквозь барьер теперь проходит Киан’дэ!

— Нет! — взвыла я, бросаясь к краю ложи и цепляясь за него пальцами.

Поллок продолжил делать ставки, не отвлекаясь от своей работы. Джоэль прижала руки к губам, качая головой и что-то шепча. Я прислушалась. Она молится. Помолиться нужно и мне… Боже. Пусть он выйдет живым. Я немалая грешница, да и Киан’дэ — отнюдь не человек, и о наличии души у него я не уверена. Но умоляю: пусть сейчас он останется в живых.

К глазам подкатили слезы, пришлось пару раз громко вздохнуть и поморгать, чтобы не плакать. А плакать хотелось очень: страх, отчаяние, незнание будущего — все это рвало на куски.

Киан’дэ двигался уверенно, но был осторожен и спокоен. Он вошёл в высокую арку, за его спиной закрылся барьер.

Все. Он отрезан от целого мира, и если я увижу, как чужие кромсают и его тело, я просто выброшусь с этой чертовой ложи. Я сжала руки в кулаки, унимая крупную дрожь, но она тихо била все тело, смотреть было невыносимо.

«Восемьдесят седьмой номер» — прозвучало в наушниках, и зрители восторженно взревели, ожидая очередной кровавой жертвы.

Киан’дэ показали на большом экране. Он обвёл всех глазами по кругу, напрягаясь, и мрачно отвернулся.

Звучный сигнал прокатился по арене, и тогда пол дрогнул, песок осел и посыпался вниз, а на арену ступил первый чужой…

Друзья, читаем под Hard Rock Hallelujah — Mighty Metal Gods

Киан’дэ не собирался расходовать силы так сразу. Он уже понимал, что бой пройдёт очень тяжело, и спокойно размял левое плечо, ещё не оправившееся от проникающего ранения в прошлом бою.

Ксеноморф яростно хлестал хвостом, изящно переступая с ноги на ногу и примеряясь, с какой бы стороны наскочить на хищника. Киан’дэ медленно завёл руку за спину, положив ладонь на рукоять клинка.

Чужой бросился вперёд, и Киан’дэ уклонился от атаки, уйдя вбок и разминувшись с чужим буквально на пару сантиметров. Чёрное лаковое тело пролетело мимо, и хищник резко развернулся, встречая его лицом к лицу.

Он скользнул вбок, рассекая заднюю лапу крюком и нанося размашистый удар по мощной шее.

Чужой издал рёв и прыгнул, но клинок, провернувшись в ладони хищника, пронзил его череп.

Пока мертвый ксеноморф падал на песок, Киан’дэ отметил, откуда нападут двое остальных. Когда новый, еще свежий чужой прыгнул сверху, Киан’дэ был готов и яростно сшибся с ним, ударив его всем весом тела и тараня плечом. Второй ксеноморф, бросившийся за ним, спутался, столкнувшись со своим собратом и разъярённо визжа.

Теперь следить пришлось за двумя. Киан’дэ был весь внимание: он ушёл вбок от удара хвостом, ловко обошёл второго чужого со спины и сильным ударом, громко рыкнув от прилагаемого усилия, снес ему голову. Толпа взревела, многие ликующе вскочили с мест, но радоваться было рано. На место мертвого чужого встал ещё один ксеноморф. Он припал на песок, на все четыре лапы, и запрокинул голову вверх, издавая громкий вопль.

Киан’дэ тем временем сражался со вторым чужим, раня его в живот и выплескивая на арену шипящую кислотную кровь.

Чужой разъярённо махнул хвостом: острейшая пика скользнула по маске Киан’дэ. Он увернулся, не то хвост снес бы ему голову, но самый кончик оставил глубокую царапину на металлической скуле.

Киан’дэ ударил чужого ещё раз, зайдя со спины и целясь в основание черепа.

Когда голова ксеноморфа, отделенная от туловища, слетела с покатых плеч, второй чужой налетел на Киан’дэ, повалив его на песок.

Хищник едва успел выставить руку с клинком, останавливая яростный напор чужого и ревя от боли. Когти исполосовали его живот и ноги, глубоко вонзаясь в левый бок. Второй клинок вылетел из ладони и теперь лежал в паре метров на песке, а чужой, сдерживаемый лишь клинком и второй рукой Киан’дэ, пытался отхватить ему голову.

Киан’дэ сузил глаза, встречаясь с дикими глазами чужого взглядом. Он зарычал, понимая, что свирепеет. Твей словно зажегся в жилах. Он миллиметр за миллиметром давил, давил, давил вперёд и вверх, и наконец пронзил челюсть ксеноморфа, сталкивая его с себя и тут же видя, как сразу двое чужих мчатся на него.

Они мчатся, а он лежит, придавленный тушей этой твари!

Киан’дэ прыгнул на ноги и стремительно побежал. Нет, смысла играть в воина-Охотника точно он не видит. Чужие такие подвижные и динамичные, они значительно выигрывают, когда Киан’дэ встречается с ними в открытом бою.

Хищник посмотрел на свой клинок, лежащий в песке арены. Нужно взять его! Он чувствовал, что ещё немного — и оба ксеноморфа, что бегут за ним по большому кругу, нагонят его и просто выпотрошат. Но сил у Киан’дэ было пока что хоть отбавляй, так что он лишь коротко выдохнул и, на секунду оглядываясь назад, рванулся к своему оружию.

Пятый и шестой чужие мчались за Киан’дэ, а он бежал впереди них, не собираясь пока с ними сражаться. С обрывающимся сердцем я видела, как он скользит по песку и в один миг поднимает с песка оброненный крюк, разворачиваясь в прыжке и одним ударом сразу двух клинков дробя ксеноморфу череп.

Но оставался в живых ещё один инопланетный гад.

Я вскрикнула от испуга, когда он пробил плечо Киан’дэ когтями, собираясь отхватить ему голову. Киан’дэ не сдавался: он позволил чужому увлечь себя к краю арены и впечатать в стену, так, что он едва не был раздавлен массой гибкого чёрного тела.

Упершись ногами в бронированное туловище, Киан’дэ извернулся и успел уклониться, потому зубастая челюсть ксеноморфа вместо его головы вонзилась в стену. А сам хищник мягко перекатился по песку.

Тогда Киан’дэ и заметил, что из люков выпустили уже четверку чужих, и я поняла это потому, что даже он попятился. По спине моей пробежал холодок.

— Давай, Киан’дэ! — вдруг, не стесняясь своих эмоций, громко и надрывно закричала Джоэль, вскакивая с места и вскидывая руку вверх. — Давай!!!

На секунду, на какой-то миг, мне показалось, что он услышал ее. Едва Джоэль выкрикнула это, как хищник встал, как вкопанный, пристально следя за чужими. Я похолодела, заметив, как спокойно он теперь двигается, не обращая внимание на залитое кровью плечо.

Киан’дэ опустил руки, держа в каждой по клинку, и чуть выставил вперёд правую ногу, уводя раненое плечо назад и оберегая его. Он терпеливо ждал, когда чужие начнут атаковать. И они начали.

Все пятеро кинулись на него разом, точно последовал неслышный никому, кроме них, сигнал. Один из них оказался быстрее и проворнее прочих. Он молниеносно бросился на Киан’дэ, но тот ушёл в сторону, развернулся и с рыком вонзил в бок чужого клинок, распарывая им бронированную шкуру. Споткнувшись и увлекая за собой клинок Киан’дэ, ксеноморф пролетел несколько метров вперёд и, выпотрошенный, разметал кислотную кровь и врезался в стену.

Киан’дэ перехватил второй клинок удобнее и снес голову второму чужому. Туша подмяла его под себя и увлекла на песок.

— Вставай!!! — орала Джоэль.

Поллок поморщился, а я была вне себя, бледная и дрожащая, и смотрела на то, как гибнет единственное близкое мне существо.

Нет, я больше не могу. Я даже слова выдавить не способна!

И тут я вижу, как Киан’дэ сбивает с себя тело чужого и движется ещё от трёх монстров к стене. Куда он?! Он позволяет им загнать себя в тупик?!

Он несётся так, словно хочет обогнать саму смерть. И мне показалось, что он стал быстрее на какую-то долю секунды…

Вонзая крюк в стену, он зачем-то высоко подпрыгивает, а после бьет открытой ладонью по участку стены, прямо под энергетическим куполом.

БАМ!

Арена дрогнула, и чужие, намеревавшиеся прыгнуть следом за Киан’дэ и несомненно сцапавшие бы его, вдруг просели, а затем их тела пронзил и испепелил изнутри заряд, схожий по яркости своей с молнией.

Дымящиеся туши повалились на песок. Киан’дэ выжидающе зацепился крюком за стену, склонив набок голову и тяжело дыша. Но, когда барьер спал, он понял, как и все мы: этот бой он выиграл.

Глаза у него — яркие, как два рубина. В глубине, у зрачков, они глубокого винного цвета, зато по краям почти оранжевые.

Бесшумный, словно призрак, Киан’дэ прошёл в спальню и склонился надо мной. Я притворилась, что сплю, но до конца не знала, поверил ли он мне. Если нет — в чем я не сомневаюсь — предстоит бессонная ночь.

Но Киан’дэ предпочёл сделать вид, что поверил, и плавно опустился на пол в медитативной позе, прикрыв глаза и расправив плечи.

Не помню, сколько времени прошло, но я завозилась в кровати и посмотрела на хищника. В тот же миг он открыл глаза, и они багрово вспыхнули в темноте.

— Киан’дэ, — прошептала я, подложив ладонь под щеку. — Ты все ещё здесь?

Он успокаивающе кивнул, не меняя позы и склоняя набок голову. Виски прострелило воспоминание.

Прозрачный сосновый лес, лапы огромного дерева, я — пленённая группой яутжа и спасённая Киан’дэ, следую за ним, и мы останавливаемся на отдых под елью.

— Ты так много делаешь для меня.

Дреды мягко упали с одной стороны шеи на другую. Киан’дэ молчал.

— Почему?

Мне хотелось узнать, потому что я не понимала, что такого этот жёсткий, молчаливый, несгибаемый хищник увидел во мне.

Я не особенная, во мне нет никаких уникальных, ценных для яутжа черт характера. Внешне я тоже ничем не примечательна.

Когда он встретит меня впервые, я была испугана и зла на весь мир и на всех яутжа, и ещё — я была, несомненно, слабой.

Так почему Киан’дэ решился мне помочь?

Он помолчал, потом прикрыл яркие глаза.

Мне показалось, что он так и не ответит на мой вопрос. Думая о нем, я начала медленно погружаться в глубокий сон. И уже на границе между сном и явью я услышала:

«Причины нет. Просто я так захотел».

… Однажды он окажется не самым быстрым, ловким и сильным из противников, и тогда он умрет. Эта мысль появилась в моей голове, когда я смотрела на ликующую толпу, увлечённую зрелищем, и Киан’дэ, бредущего к выходу.

В этот момент он был таким слабым, усталым и обречённым, что я очень ясно увидела его будущее, и похолодела.

Мне не хотелось терять его.

Сейчас я ощутила облегчение, могла на какое-то время расслабиться. Могла увидеть его. Увидеть! Я встрепенулась, торжествующе улыбнувшись. Наконец-то я его увижу, и он будет совсем рядом! Не уверена, что нам позволят остаться наедине или хотя бы коснуться друг друга, но быть рядом — это уже достижение.

И как Киан’дэ сумел разгадать, что от него требуется? Я удивилась его внимательности. Не знаю, что за символ был начертан под куполом… После спрошу у Киан’дэ.

Хотелось просто рухнуть на песок и остаться там, не шевелясь. Движения приносили боль и страдание. Хищник взял себя в руки, глубоко вогнав в грудь воздух, пропущенный сквозь фильтры маски, и медленно пошёл к арке, встречаясь взглядом с другими яутжа. Что только ни выражали их лица и глаза!

Восхищение, ненависть, презрение, спесь, желание попробовать на арене свои силы. Киан’дэ встретился взглядом с темнокожим яутжа, что был в отдалении от всех, и кивнул ему.

Простая благодарность. Внимательность этого хищника спасла ему жизнь. Это он предупредил его о хитрых правилах: всего-то найти активатор ловушки, помеченный номером сражающегося на арене. Найдя заветные цифры «87», Киан’дэ поспешил воспользоваться шансом, подключив токовую ловушку.

Убийца прошёл мимо яутжа, намереваясь потребовать своё. То, что ему обещали, останься он в живых.

Он подошёл к охране, демонстрируя свой номер, выбитый на браслете, и агрессивно рыкнул, когда они потянулись за его крюками в наплечных ножнах.

— Вооруженных не пускаем, — прогудел мощный высокий хищник, очень похожий на берсеркера. Киан’дэ не стал спорить, смерив обоих взглядом. Он достал оба клинка, каждый глубоко вонзая в бетон у ног охраны, и те не преминули сразу пропустить одного из победителей на лифт, ведущий в верхние ложи.

Киан’дэ покосился на ещё двух охранников, что были уже внутри лифта. Да, а здорово они тут все обставили. Со вкусом. Нагнали амбалов, со всеми не справиться даже если таких, как Киан’дэ, будет с десяток.

Он задрал голову, глядя в морду высоченного хищника, и отмечая, что тот сверху вниз смотрит на него в ответ.

— Чего уставился? — зарычал высокий яутжа.

— Э, — второй пресёк наглое поведение сотоварища, — это один из чемпионов. Будь поуважительнее.

Проворчав что-то, высокий отвернулся, а Киан’дэ довольно щелкнул жвалами. Такое отношение было для него в диковинку. Что скрывать — приятно! Он размял шею и повёл плечом, морщась от боли.

Лифт тем временем остановился, двери разъехались в стороны, и Киан’дэ в сопровождении охраны вышел в коридор, что вёл в верхние отсеки и ложи.

Снаружи доносился гул голосов, рёв чужих и хищников. Но для Киан’дэ это уже было неинтересным. Он неожиданно заволновался, когда его подвели к одному из отсеков, ведущих в ложу, и остановились.

Пришлось немного подождать, буквально несколько минут, прежде чем створа не отъехала в сторону и его взгляду не предстало двое уманов.

Тот человек. Ни имени, ни лица его толком Киан’дэ не помнил. Все это было ему неинтересно. Он похолодел, встретившись глазами с Джоэль, за чьей спиной недалеко стояло ещё два яутжа — с уже серьезным вооружением и в броне.

Киан’дэ резко перевёл взгляд на умана, с ненавистью разглядывая его. Не будь он сейчас зависим от него, он показал бы, сколь глубоко разверзлось царство смертоносной Никты. Он уничтожил бы его так болезненно, как только мог.

Киан’дэ тихо зарычал, напрягаясь.

— Замечательный был бой, — заметил уман без тени страха. — Великолепный. Мы довольны результатами тотализатора. И личная благодарность от меня, я ставил на вас.

Киан’дэ рыкнул ещё громче, перекрывая последние слова умана. Джоэль сжалась, испуганно глядя на залитого твеем хищника.

— Успокойтесь, — невозмутимо сказал уман, надеющийся на личную охрану. — Мы договорились, что по итогу сегодняшнего боя предоставим вам личную встречу, и мы предоставляем! Просто удостоверяемся, что все пройдёт как надо.

Он дал знак рукой, и охрана открыла двери по сигналу на панели. Киан’дэ замер, болезненно опустив голову.

Да, они действительно ввели в комнату Ренату. На бедре у неё он намётанным глазом сразу отметил детонатор, за спиной у неё был высокий яут-берсеркер.

— Такие меры предосторожности применимы не исключительно к вам. Вы должны нас правильно понять: нельзя просто так показать приз раньше времени, нельзя дать воспользоваться призом, нельзя позволить покинуть это место…

Киан’дэ кивнул.

Бесполезно хорохориться, он все равно связан по рукам и ногам. Тихо приблизившись к уманке, он не знал, что ему делать. Не так он представлял себе эту встречу: под столькими взглядами, в такой обстановке.

Ничего удивительного в том, что Рената расплакалась, Киан’дэ не видел. Он непроизвольно шагнул вперёд, чтобы как-то утешить ее, но натолкнулся взглядом на препятствие в лице охраны, подавшейся навстречу… и замер.

Она всхлипнула, быстро утёрла с лица слезы и шмыгнула мокрым раскрасневшимся носом.

— Все в порядке, я в порядке! — сказала она громко. — Пожалуйста, окажите ему медицинскую помощь. Вы же видите, он ранен.

Киан’дэ даже улыбнулся под маской, а взгляд его заметно потеплел.

Хотелось больше никогда не покидать ее. Не создавать таких ситуаций, чтобы она была такой напуганной и белой от волнения. Не подвергать ее опасности. Ради этого Киан’дэ был буквально готов на все.

— Не поймите неправильно, — произнёс уман. — Пока наша встреча проходит в таком вот неприятном формате, но что поделать? Не все так хорошо понимают правила, как вы. Но вы, я слышал, привыкли в общем-то к подчинению.

Киан’дэ вскинул маску, но смолчал и вообще не пошевелился. Пусть мелет, что хочет. Его этим не спровоцировать.

Он чуть склонил набок голову, пристально разглядывая Ренату.

Его милая, тихая возлюбленная. Сколько всего он уже преодолел, чтобы просто увидеть ее. Сколько ему ещё предстоит сделать.

Она не истощена — это хорошо, значит, содержат ее в нормальных условиях. Одежда на ней чистая и свежая, на лице и теле нет видимых следов побоев. Киан’дэ заметил, что она хорошо выглядит для пленницы. Значит, его статус уже как-то помогает ей.

И, конечно, он также отметил, что она абсолютно… пуста и стерильна. Беременности больше нет.

К этому Киан’дэ был готов, хотя это больно отозвалось где-то в груди. Но он снова взял себя в руки и запрятал свою боль так глубоко, как мог. Сейчас не это на первом месте.

— Как видите, мы прилично следим за ними. Трёхразовое питание, все необходимые меры гигиены и лечения, если то нужно, комфортные условия проживания. На пленников они, как видите, не похожи.

Это было неправдой. Глаза у неё были загнанными и зареванными, потухшими от горя. Но сейчас, когда Киан’дэ смотрел в них, он мог поклясться, что она вот-вот улыбнётся.

— Ну? — спросил уман, быстро глянув на часы на запястье. — Мы свою часть условий выполнили? Я думаю, сполна. А теперь позвольте, вам необходима медицинская помощь, а меня вызывают на ложу. Так что я попрошу проводить вас в отсек.

Рената скривилась, качая головой, но неожиданно Киан’дэ сам отвернулся первым, молча выходя из комнаты и не оборачиваясь.

Обернулся бы — не смог бы покинуть ее.

====== 31 ======

Оказавшись снова в ложе, я медленно, как неживая, опустилась в кресло и молча глотала слезы, которые просто полились ручьем из глаз. Я не могла это остановить: молча подрагивая, пыталась незаметно их утереть.

Арена расплывалась, как и тот чемпион, что сражался на ней. Дрался он очень неплохо, но перед моими глазами все стоял Киан’дэ.

Таким же убитым я его видела в ту кошмарную ночь, когда взорвался его корабль.

Беспомощно глядя на меня, он словно взглядом извинялся за то, что не может вытащить меня отсюда сию секунду. Извинялся, что не в состоянии противостоять этому в одиночку. Что должен выиграть — по их правилам.

Смотреть на него — дико уставшего, израненного, обозлённого, но покорного и беспомощного, было невыносимо.

Победителем в тот момент он не выглядел. Скорее, хищником, на которого надели намордник.

Он был так близко… и так далеко!

Уткнувшись лбом в собственную руку, я не смотрела на бои. Чего я не видела? Кровопролития? Оно мне надоело. Монстров? Один из них сидел в ложе со мной, вот прямо сейчас. Хищников? Единственный дорогой мне хищник латает себя в медотсеке, чтобы снова убивать на арене ради спасения моей жизни.

Киан’дэ медитировал в полной тишине, скрестив ноги в лодыжках и прикрыв глаза. Успокоить душу. Успокоить тело.

Он погружается в вакуум, тишина и пустота заполнили виски. Киан’дэ погрузился во тьму, а тьма прошла сквозь него.

Ты помнишь время, когда ничто не могло сломить тебя, а твоя верность Патрону была непоколебимой? Хоть ты и был недоволен всем полностью, ты нашёл своё место. Кем ты стал сейчас? Презренный к’житов слабак.

Он повёл головой. Короткие валары скользнули по левому плечу. Киан’дэ снова выпрямился и слегка нахмурился.

В тот день… когда ты выполнил последний заказ для Патрона. Ты отогнул полог шатра и вошёл внутрь, ты увидел ее. Что ты почувствовал?

Насторожённость. Она слабая и трусливая, типичная уманская самка, для Охотника — всего лишь рабыня, уж явно не спутница ни одному из достойных яутжа.

А он — достойный яутжа? И вообще, яутжа ли он?

Почему ты не убил ее?

Не было необходимости. Она ему приглянулась. Раз она осталась в живых… ее случайно не убило взрывом, поскольку она была в шатре лидера… и во время боя ее не ранило… быть может, он сможет этим воспользоваться? В своих целях?

Так ты один из них?

Из тех, кто насилует рабынь? Ну, а для чего они ещё существуют, если не ради услужения хозяевам? Но Рената — не рабыня. Больше нет.

Чем она так отличается от других?

Ничем.

Всем.

Чтобы ультрак’хан, невероятно преданный своему Патрону, как какая-то гончая, все годы службы у него и все свои заслуги послал к к’житу ради возможности трахать самку?!

Не ради этого. Но она того правда достойна.

Киан’дэ яростно открыл глаза: медитация не принесла успокоения. В голове всплывали вопросы, требующие немедленных ответов, и за все это время они не переставали терзать его.

Внезапно, Киан’дэ поднялся со своего места и быстро покинул комнату. Ему нужно на воздух, срочно.

Он скользнул по коридору, незаметный для остальных, бесшумно прошёл через ангар и по сходням большого звездолета забрался наверх, на стеклопластовую крышу.

Там, под звёздами и ночным небом, он наконец беспомощно сел, согнув ноги в коленях и поместив на них кисти рук. Он не хотел себе признаваться, но сил у него уже не осталось.

— Не думал, что что-то может тебя сломить, — внезапно услышал он над своим ухом.

Киан’дэ даже не пошевелился. Хоть присутствие постороннего и было неожиданностью, он был к этому готов. Вполоборота посмотрев за плечо, он безразлично отвернулся и опустил вниз маску.

Лок’На.

— Никогда не видел хищника более упёртого, чем ты, — заметил Лок’На, садясь рядом с Киан’дэ. Тот покосился на Охотника, но ничего не предпринял и даже не двинулся с места.

Да пофиг.

Какое-то время охотник и убийца сидели молча, глядя на рокочущий океан.

— Ты здесь ради неё? — тихо спросил охотник.

Он внимательно присмотрелся к безмолвному убийце. Тот постоянно носил маску, так что лица его не было видно. Мускулистое, крепкое тело было покрыто одеждами, деревянными от пролитой крови.

Он повернул маску к Охотнику, вглядываясь в него бордовыми глазами. Разглядывая и оценивая.

Кивнув, он снова отвернулся.

— Тогда… ты почти у цели. Осталось всего несколько боев.

Хотелось спросить, зачем он здесь. Что забыл на арене столь почетный охотник. Но Киан’дэ опять промолчал, безразлично разматывая чёрные бинты на запястье и снова перетягивая их.

И зачем он его нашёл? Что он хочет сказать?

— У меня есть одно дело к тебе. — Заметил Лок’На. — Тебя это заинтересует.

У Киан’дэ даже здесь — особая репутация. Про такого, как он, говорят: ненормальный. Чужак.

Он нарочно не прячет татуировки на теле, чтобы каждый видел, с кем предстоит драться. Желающих задирать его вне боев становится все меньше, особенно когда Киан’дэ легко разделывается с одним из клана Дурной крови, подстрекавшего его на драку.

Вдоволь натренировавшись за все эти годы на охотниках чести, кровавых и ксеноморфах, он даже замечает, как в коридорах ему уступают место, в огромной столовой, где кормят чемпионов и обслуживающих платформу, он вполне может пройти без очереди, и никто ему ничего не скажет. А те, с кем ему предстоит драться, пристально наблюдают за ним. Изучают его привычки.

Хотя что изучать? Киан’дэ живет очень просто. В отличие от многих других яутжа, он даже не посещает гарем из уманок, собранный здесь специально для потехи и расслабления местных хищников. Все развлечения и сам принцип клановости ему чужды, и он держится особняком, как и некоторые другие особи.

Таких мало, но они есть.

Киан’дэ не раз и не два слышит насмешки в свой адрес. Для многих яутжа непривычно видеть так много закрытого тела: обычно даже первоклассные доспехи прикрывают только жизненно важные органы. Покрывать все тело для зашиты от ранений или от погодных условий у яутжа не в чести, но Киан’дэ это по вкусу. Он чувствует себя неприятно, когда на тренировке в пустом зале, где он снял верх своей робы, оставшись лишь в свободных штанах, перчатках и маске, вдруг появилось два других хищника, самец и самка.

Заметив на себе их пристальные взгляды, он тут же оделся, оставляя тренировочный боевой шест на специальном держателе и уходя.

За своей спиной он услышал вопросы.

О, как он это ненавидел.

Своё тело он благодарил за возможности выжить. И проклинал за каждую метку, нанесённую на него. От них не избавиться, не свести, не уничтожить. Это вся история его жизни, отраженная на теле, это подсчёт врагов его хозяина и побед Киан’дэ. Только в отличие от трофеев Охотников, этими трофеями хвастаться нельзя.

По нему прекрасно видно, кто он такой. Отрезанные валары, символы на теле, специальная маска и первоклассное оружие из редких материалов, которое не расплавишь даже кислотной кровью ксеноморфа. Так снаряжают только убийц, самых презираемых из всех хищников.

Киан’дэ спокойно ест, приподняв край маски и накинув на голову капюшон, когда к нему подходит один из уманов с переводчиком-наушником.

Киан’дэ молча опускает маску и смотрит на человека, отодвигая от себя плоскую тарелку.

— Для вас просили передать, — вежливо произнёс уман. — Вы сражаетесь завтра вместо одного из чемпионов. Он добровольно отказался от боев.

Киан’дэ кивнул, прищурившись и мысленно раздумывая об оружии, которое он возьмёт с собой. Правила гласят, что он не должен повторяться подряд… то есть, свои лезвия он взять уже не сможет. Значит, нужна глефа — пусть будет она, ее он использовал уже давно.

Ни слова больше не сказав, человек ушёл, а Киан’дэ услышал с соседнего стола:

— Вот потеха будет завтра, когда выпустим кишки этому самовлюблённому болвану. К’житов упырь, он меня долго раздражал, — тихо сказал один из высоких яутжа-изгоев.

Киан’дэ не таясь ухмыльнулся, пристально глядя на самоуверенного хищника и чуть склонив маску.

Сказанное им только подзадорило убийцу. Только что этот молодчик подписал себе смертный приговор. Киан’дэ пообещал ему в мыслях, что бой будет коротким… но жестоким. И быстрой смерти пусть не ждёт.

Киан’дэ поднялся со своего места, нарочно пройдя мимо хищника так, чтобы задеть его.

Прикрыв глаза, он слушал напряжённую тишину и знал, что сегодня отдохнёт от тренировок. Завтра — один из решающих боев. И он к нему готов.

Друзья! Слушаем под музыку — Five Fingers Death Punch / M.I.N.E.

Провернув в руке острую глефу, Киан’дэ опустил ее в специальные заплечные ножны. Он натянул на руки короткие кожаные перчатки, затем поудобнее перестегнул маску и повёл шеей, проверяя, не перетягивают ли ее ремни на спине.

Порванная в лоскуты чёрная роба, опускавшаяся ниже бёдер, оплела ноги, когда он двинулся вперёд, слыша громоподобный сигнал. Это значит лишь одно: ему пора.

Киан’дэ поправил ремешок на плече, глядя вперёд и не видя никого и ничего, кроме песка и многоголосой, сторукой толпы, скандировавшей его номер и ещё — имя его противника.

Кто из них сегодня выйдет победителем и выживет, ещё предстоит узнать. Но сейчас Киан’дэ, едва выйдя на арену, принялся внимательно рассматривать повисшие в воздухе ложи, где, может быть, он сможет увидеть Ренату. Неизвестно, последний ли это раз…

Но толпа взорвалась новым ликованием, и он нехотя отвлёкся, глядя на своего противника и понимая, что простым бой не будет.

Сегодня купол открыли, и ветер с океана трепал одежду Киан’дэ, наполнял его легкие пьянящим солоноватым воздухом. Он слишком устал, даже для него такой ритм непереносим. Все сейчас казалось зыбким иненастоящим.

Киан’дэ мотнул головой. Нет, это плохой настрой. Нужно собраться.

Помни о своей цели. Помни о цели. Больше ни о чем.

Да ты размяк. Стал слабым. Ты никогда не был охотником, только уродом из дурной крови, который долго купался в крови врагов своего хозяина. По большому счету, это были даже не твои враги. Так что пришло время сдавать оружие: ты этого не выдержал, и сегодня пришло твоё время.

Это был берсеркер, могучий, покрытый лёгкой броней яут с темной коричневой кожей, россыпью золотистых пятен на бёдрах и груди, и гривой чёрных валар. Росту в нем было метра под три, каждая рука — что пара рук Киан’дэ. Маску он не носил, а потому Киан’дэ видел его широко раздвинутые жвалы и крупные клыки.

Он издал громкий, свирепый рёв, ударив себя кулаками в грудь и надвигаясь на Киан’дэ. Но пока бой не начался, он мог лишь пугать врага.

Внутри у Киан’дэ, из живота по груди и выше, поднялась ярость, обжегшая его и заставившая непроизвольно принять боевую стойку и ответить злым рыком.

Они стояли друг напротив друга, слыша шум толпы и пристально разглядывая один — другого.

— Это последние минуты твоей жизни, изгой, — прорычал берсеркер.

Киан’дэ оскалился под маской, напрягшись и считая секунды. Скоро дадут сигнал.

«Уничтожу. Даже если это будет последним, что я сделаю» — зарычал он, не ответив своему противнику и распаляя себя яростью.

Выстрел.

Яркий, словно вспышка света, сигнал о начале схватки оглушил Киан’дэ, атаковавшего берсеркера.

На ходу он выхватил глефу, сначала не раздвигая ее, а оставив короткой, словно меч.

Берсеркер был готов. Он снял с бедра кнут, развернувшийся у его ног, и довольно легко отбил удар Киан’дэ.

Выдохнув, Киан’дэ развернулся, оставляя глубокий след в песке, и попытался ударить со спины. Но к’жит, силён же этот берсеркер!

Он легко ответил ударом на удар, увернувшись и стегнув кнутом. Киан’дэ едва успел уйти от него, останавливаясь поодаль и перехватывая глефу в руке.

Берсеркер двинулся вперёд, сложив кнут вдвое и словно лентой выстреливая им в сторону Киан’дэ. Хищник принял удар в ребра, такой обжигающий, что даже задохнулся.

От второго он ушёл, но с трудом, а третий стремительно отбил глефой.

Рано или поздно это должно было случиться. Он встретил того, кто оказался сильнее.

Киан’дэ, не отрывая глаз от берсеркера, усмехнувшегося в лицо врагу, приложил ладонь к рёбрам, все ещё горевшим от боли, и снял перчаткой зеленую кровь со своей одежды. Кнут, покрытый крючкообразными шипами, в два счета убьёт его, если он будет пропускать удары. Оскалившись, Киан’дэ плавно выставил руку с глефой вперёд и перенёс вес тела на правую сторону.

Берсеркер ожидал, что он сделает. Несмотря на его могучую фигуру, сокрушительную силу и скорость, он был крайне сообразительным тактиком, и Киан’дэ понял, что недооценил его.

Он стремительно атаковал, уворачиваясь от нового удара кнута и приближаясь к берсеркеру на расстояние вытянутой руки.

Он раздвинул телескопический шест глефы, отражая удары и сам нанося их. Оба хищника искусно владели своим оружием, и их бой, больше похожий на танец, все же был неравным. В мастерстве Киан’дэ не уступал врагу, но физически был заметно слабее.

Кнут обернулся дважды вокруг древка глефы, и Киан’дэ резко дёрнул его на себя, желая выбить оружие из рук берсеркера. Но тот оказался заведомо сильнее и просто отшвырнул Киан’дэ в сторону.

Хищник перекатился на песке, быстро поднимаясь и прыгая вбок. Ещё секунда — и грозный кнут ударил бы по нему.

Киан’дэ, не теряя времени и шанса на победу, набросился на берсеркера, пока тот разворачивался. Он разорвал мускулистое предплечье острым лезвием глефы, но тут же получил жестокий удар в висок и был подмят раненым берсеркером.

Сильные пальцы сомкнулись на его черепе, силясь его раздавить, вторая рука, сжатая в кулак, нанесла удар в грудь. Киан’дэ задохнулся и захлебнулся собственным твеем, который буквально фонтаном брызнул из глотки. Что-то внутри сломалось и причиняло острую, непоправимую боль. Киан’дэ упёрся коленом в грудь берсеркера, сужая глаза и впадая в ярость.

Если ему суждено здесь умереть, он унесёт с собой и этого выродка! Хищно зарычав в лицо своему противнику, он возненавидел его. Именно его! Все ушло на второй план и потерялось.

Киан’дэ сжал его запястье, медленно убирая со своей головы руку, которая вот-вот своей неимоверной силой проломила бы ему череп. Мышцы уже жгло, боль ломила все тело, и Киан’дэ заметно дрожал, превозмогая себя. Он был куда слабее берсеркера…

… но он все равно миллиметр за миллиметром сталкивал его с себя, получая один удар кнута за другим — везде, куда мог достать берсеркер.

Бедра, плечи, шею, голову — все покрыл твей. Киан’дэ извернулся.

Получив новый жестокий удар кнутом, из любого более слабого хищника выбивший бы дух, Киан’дэ уловил миг и извернулся.

Миг — и он схватил и сжал в руке глефу, пронзая ею плечо берсеркера.

Тот лишь на секунду подался назад и ослабил хватку. Киан’дэ жестоко ударил его коленом в живот, а рукой — в лицо, ломая один из клыков.

Берсеркер не упал, лишь присел на одно колено.

Киан’дэ стремительно поднялся, хватая за запястья врага и заходя назад. Берсеркер, сжимавший в руках сложенный пополам кнут, понял, что хочет сделать хищник, и стремился выпустить оружие из рук.

Киан’дэ упёрся коленом в мощную мускулистую спину и весом всего тела заставил берсеркера вывернуть руки и вытянуть их вверх.

Он душил берсеркера его же собственным кнутом, убивал врага его руками. Ярость приняла форму, легла Киан’дэ на грудь.

Берсеркер колоссальным усилием поднялся на дрожащем колене, но Киан’дэ вновь налёг на него и натянул кнут как можно сильнее.

Судя по крику противника, крючья уже вошли в его плоть, разорвали глотку. Киан’дэ понял, что он умирает и оседает, поскольку уже сам стоял над берсеркером на коленях, продолжая его душить.

И наконец, он прекратил чувствовать сопротивление.

Быть может, это тактическая хитрость? В гаснущем мозге раненого хищника эта мысль пролетела, как выстрел, но он уже разжал руки и тяжело рухнул на песок, на спину, рядом с берсеркером. Задохнувшись, Киан’дэ ощутил, как вместе с твеем его тело покидает жизнь, и медленно прикрыл глаза.

====== 32 ======

Короткие вспышки света под прикрытыми веками… Над ним кто-то стоит.

Киан’дэ тихо зарычал, когда боль в рёбрах стала ещё более невыносимой. Захлебываясь твеем, он пытался поддеть и снять маску, но сделать это было так тяжело… Он не мог даже поднять руки.

Хрипло дыша, он понял, что скорее всего первый же удар берсеркера сломал ему рёбра, проткнувшие лёгкое, отчего дышать было практически невозможно.

Тем не менее, он услышал громкое оглашение итогов боя:

Победитель — номер восемьдесят семь! Участие в боях не подтверждено. Требуется срочная медпомощь.

Эти слова, как импульс, заставили Киан’дэ с рыком подняться. Его снова мягко осаживают на песке, но он ничего не видит — твей затёк в глаза, так что он вслепую мощно бьет, нокаутируя яутжа, подошедшего для оказания помощи, и второго укладывая ударом ноги точно в голову.

Наверное, зрителям это очень понравилось. Киан’дэ не видел, но они ликовали и ревели, а сам же хищник думал только об одном.

Если его признают смертельно раненым и усомнятся в участии в боях, он потеряет Ренату.

Он не может этого допустить.

Встав покрепче на ноги, он мотнул головой, смаргивая с глаз твей и размыто видя арену.

Зарычав, Киан’дэ яростно вскинул вверх руку, показывая, что он абсолютно дееспособен. И тогда он с облегчением услышал:

Победитель — номер восемьдесят семь!

Идти было невозможно. Грудь разъедало от боли, дышать было так трудно, что Киан’дэ попросту задыхался.

Он проволокся до края арены, вышел за ее пределы, точно погружаясь в вакуум. Крики ликующей толпы размылись, а голова наполнилась тяжелым звоном.

Те хищники, что стояли в темном алькове, просто смотрели на него. На лицах их мелькало разное выражение, но Киан’дэ не думал о них, а лишь равнодушно скользнул по ним глазами и тяжело упал сначала на колени, а уже затем — навзничь.

… Очнулся он в госпитале. Понял это сразу, поскольку бывал здесь после каждого боя и с местным медиком-уманкой был знаком.

Она и сейчас ставила ему капельницу, резким движением руки укладывая обратно, и Киан’дэ быстро покорился, спокойно вытягиваясь на подобии кушетки.

— Это физраствор, очень хороший. Не беспокойся. — Тихо сказала уманка. — Его обычно дают только чемпионам, на которых ставят крупные суммы. Так что ты быстро поправишься.

Киан’дэ даже успокоился, заметно выдохнув и кивнув. Вдруг он вздрогнул, скользнул глазами по отсеку и увидел свою маску, лежащую на полке.

Девушка заметила его взгляд.

— Хочешь надеть маску? — уточнила она.

Киан’дэ быстро кивнул. Надбровные дуги (правая пересечена до века двумя серпообразными шрамами от шакрама) нахмурились, сдвинувшись над алыми глазами.

— Я сняла ее, чтобы поставить раствор, — резковато сказала уманка. — Нечего хмурить рожу. Никакого удовольствия на неё пялиться у меня нет.

Киан’дэ молча принял маску и быстро покрыл ею лицо. Уманка непонимающе смотрела на то, как багроволикий хищник с двумя золотыми кольцами на верхней жвале прячется под маской, хотя ничего такого в нем совсем, на ее взгляд, не было. Ни уродства (исключая сломанную пополам нижнюю правую жвалу), ни странности, если брать эту расу.

Обычный такой яутжа, страшный, мерзкий, только весь разрисованный чёрными и серебристыми узорами на чешуйчатой коже.

Но без маски ему явно было не по себе. Более того, он явно разозлился.

Ладно.

— Ты уж извини, но особого выхода у меня не было, — сказала уманка. — Так, оставлю тебя пока что на капельнице. Постарайся активно не двигаться и вообще поспать, лекарство прокапает за сорок минут.

Киан’дэ кивнул, расслабляясь и прикрывая глаза. Тем временем, уманка потихоньку вышла из комнаты, сжимая в кулаке то, что нашла у хищника.

Клочок ткани, в который бережно был завернут чей-то темный локон. Очевидно — человеческий.

Она прислонилась к стене, внимательно изучая свою находку и задумываясь. Когда от убойной дозы лекарства восемьдесят седьмой заснёт, она вернёт ему то, что взяла. А пока есть время подумать.

К счастью своему или к беде, но последний бой я не видела. Но слышала — преимущественно восторженные отклики, особенно как хищник уложил вдобавок к противнику ещё и медсанчасть, прибывшую для госпитализации.

Да, на Киан’дэ это похоже: отметелить всех, даже тех, кто идёт к нему на помощь. Я металась по своей комнате, как по клетке, периодически слушая все новые подробности боя, от которых мне становилось не по себе.

Наконец, перестав вообще что-либо слушать, я легла на койку, отвернулась от всего мира, уткнувшись лицом в руки, и попыталась уснуть.

Но вместо сна ко мне пришли воспоминания, которые я бы сейчас очень хотела подавить. До боли в груди, они бередили старые раны, и какой-то противный голосок подначивал: а что, если ты больше никогда его не увидишь?

Я сердито лягнула стену и крепче зажмурилась. Но это не помогло.

Мы шли по лесу, я крепко держалась за краешек рваной накидки Киан’дэ, широко шагавшего вперёд, и старалась не отставать от него. Мы только что ушли прочь от импровизированной стоянки, где оставили Лок’На, и хищник, беспокоясь, как бы нас не преследовали, путал следы и вообще нервничал.

Привал мы сделали только к вечеру, когда я уже падала от усталости. И это ещё Киан’дэ периодически поднимал меня на руки и нёс на себе! Не знаю, сколько мы прошли, но устала я адски. Так, что едва моя голова коснулась его плеча, я провалилась в глубокий сон.

… Мне снилось, что грубые руки, покрытые кожей рептилии, хватают меня и бросают куда-то. Я падаю и проваливаюсь в пустоту, а затем бёдра мне раздвигают, будто я какая-то безвольная кукла, и следом все тело охватывает пылающий огонь. Но самое ужасное — это понимание того, что он больше никогда не вернётся.

Пронзительная боль ударила в лоб, как страшное осознание — я вскричала и подскочила.

— Нет! Нет! Не хочу, нет! — захлёбываясь, начала реветь я, не понимая, что сон, а что — явь, и вдруг понимая, что я больше не сплю, а Киан’дэ рядом.

Я всхлипнула, уткнулась лицом в руки и попыталась успокоиться. Страшный сон быстро отступил, когда я сначала почувствовала его руки, а потом увидела его.

Успокаивающе и непонимающе урча, хищник и так и этак смотрел на меня, расстроено склонив голову чуть набок. Он так делал всегда, когда был удивлён. И всегда на плечо ему падали короткие дреды, так что было ещё больше заметно, как неровно их обрезали.

Всхлипнув ещё раз, я быстро обвила руками его шею, желая физически почувствовать поддержку близкого мне существа. Кошмар отступал…

… Уснула я только под утро, когда прижалась к хищнику и согрелась от тепла его тела. Он бережно поглаживал меня по спине и плечу, терпеливо ожидая, когда я усну покрепче и он сможет наконец заняться своими делами.

Когда я проснулась, солнце светило очень ярко, стоял день, а Киан’дэ не было рядом.

Я встала и осторожно осмотрелась. Следы нашего ночлега никак не угадывались в пожухлой листве: хищник ловко скрывал все возможные приметы нашего пребывания здесь. Я немного занервничала. Но если он убрал все следы и исчез, не значит ли это, что он по какой-то причине оставил меня?

Я тут же укорила себя. Это же Киан’дэ. Он никогда так не поступит. Скорее небо расколется пополам, чем это случится.

Успокоив себя, я двинулась по залитому солнцем лесу и удивилась, насколько ярким и красочным снова стал мир. Прежде все кругом было не таким красивым.

Остановились мы на берегу небольшой речки. Что это было за место, я не знала, но легко набрела на берег, замирая и неловко переступая с ноги на ногу.

А все из-за дивной картины, что предстала передо мной.

Хищник медленно показался из воды, поднимаясь из глубины и встряхиваясь. Я не сомневалась в том, что вода была уже достаточно прохладной, каждый день клонил к осени, но ему это было нипочём.

Откидывая мокрые дреды назад и зачесывая их рукой, хищник, ни капли меня не смущаясь, прошёл на берег. Его алая кожа красиво поблескивала от капель воды, но они очень быстро испарялись, так что практически сразу Киан’дэ надел кожаные штаны и присел на холодный берег, осторожно поднимая голову навстречу далекому солнцу…

Внезапно, мои воспоминания прервал звук открывающейся двери, и я резко повернулась лицом к нежданному посетителю.

Это была незнакомая мне стройная и невысокая девушка, совсем ещё молодая, со светлыми волосами, убранными назад, и в белой форме.

— Пойдемте со мной. — Сказала она спокойным, приказывающим голосом, и я поднялась с койки и повиновалась, даже не думая противиться. А смысл? Все равно сбежать отсюда не удастся. Да и потом, была бы возможность сбежать, Киан’дэ не стал бы участвовать в этих боях. Раз нет выхода, значит, и злить моих пленителей не нужно.

Слушаем великолепную песню Dusk Till Dawn (feat. Sia)

Я прошла следом за ней: конвой спокойно нас пропустил. Похоже, к ней у охранников никаких вопросов не было. Кто же это такая?

Я шла впереди, девушка была сзади. Она завела меня в лифт, нажала комбинацию кнопок и тихо спросила:

— Сейчас мы едем в лазарет. Там вас кое-кто ожидает.

Я была в недоумении. Кто? О чем она?

— У вас будет только десять минут. Я забрала вас под предлогом неудовлетворительных анализов, так что не теряйте времени даром.

Девушка замолчала, будто бы между нами и не было разговора. Один раз лифт остановился, и в него вошло четверо яутжа. Они разговаривали друг с другом, отчаянно жестикулируя, но на нас не обращали никакого внимания.

Наконец, лифт остановился и мы вышли.

Я оказалась в светлом просторном помещении, разделённом на небольшие отсеки при помощи стеклопластовых панелей. В одной части комнаты располагалось сложное оборудование — технологии хищников. Выглядело все очень впечатляюще: особенно диковинно смотрелась горизонтальная капсула, похожая на саркофаг.

Остальная часть лазарета была усеяна лёгкими койками за перегородками, и я заметила, что помимо нас, здесь был ещё один яутжа.

Я вопросительно посмотрела на девушку. Но она лишь вскинула брови и указала мне на отсек, где за перегородкой угадывался силуэт хищника.

— Десять минут, — напомнила она и отошла к витринам, где начала рыться среди каких-то склянок.

Я неуверенно пошла вперёд, не зная, что там меня ожидает. Напрягшись в тревожном ожидании опасности, я медленно зашла за перегородку — и обмерла.

Это был он.

Он, Киан’дэ!

Лежал на койке, подключённый к самой обычной на вид капельнице. Весь израненный, в своей — и чужой — крови. Грудь его спокойно поднимается и опускается, он тихо дремлет. Мне и жалко его будить, и в то же время хочется, чтобы он увидел меня.

Я буквально подлетела к нему, не зная, что делать и по инерции затаив дыхание. Невольно к глазам подступили слезы. Посмотрев наверх, я сморгнула их, стараясь крепиться, но вдруг ощутила на своей руке прикосновение…

Я не выдержала: расплакалась. Рука в перчатке прикасается ко мне. На вторую он оперся, приподнялся на локте и, склонив набок маску, смотрит мне в лицо.

Взгляд усталых глаз. Таких знакомых и близких, что я не сдержалась и совсем разрыдалась, буквально падая в крепкие объятия и наконец-то ощущая его тёплое — даже горячее — тело.

Он подскочил, быстро отсоединяя от себя капельницу, роняя на пол трубки от неё и подхватывая меня на руки. Ещё немного — и дышать будет совсем нечем: он очень крепко обнимает, пряча лицо у меня на плече и утыкаясь в него.

Я запустила пальцы в гладкие дреды, стараясь унять слезы. Никак не получалось совладать с собой и успокоиться…

Мне показалось, что время потеряло смысл и значение, но я вдруг вспомнила, что у нас всего лишь десять минут. Сколько из них уже прошло?

Я разорвала объятия, проведя ладонью по гладкой металлической щеке Киан’дэ и цепляясь ему за плечи.

— Ты ранен…

Киан’дэ качнул головой, накрывая мою руку своей, и я безошибочно угадала, что его глаза улыбаются.

«Как ты здесь оказалась? Кто впустил?»

— Девушка-медик. Киан’дэ… у нас мало времени. — Я выдохнула. — Я буду на следующем бое. Меня проведут на большую ложу, как тогда. Я буду смотреть на тебя. Буду молиться.

Голос мой снова дрогнул, я скривила губы и всхлипнула. Проклятые слезы!

«Не нужно. Скоро ты будешь свободна» — пообещал Киан’дэ.

Я уткнулась лбом ему в грудь, с которой сняли броню, понимая, что каждый новый шрам, след и рана на его теле — из-за меня. Нет, нужно попытаться и отговорить его. Проблема в том, что я не хочу. Я хочу, чтобы он победил и вытащил меня отсюда. Хочу быть рядом с ним.

Малодушие и глубокое чувство привязанности боролись во мне. Я боялась остаться здесь навсегда, знала, что он был моим билетом на свободу, моей единственной надеждой и покровителем. Но сейчас, когда он был рядом, он выглядел уязвимым. Усталым. Почти сломленным.

— А вообще…

Я набралась смелости и воздуха. Глубоко вздохнула. И быстро сказала:

— Я хочу, чтобы ты не участвовал в следующем бое.

Киан’дэ внимательно взглянул на меня и тихо мотнул головой. В глазах блеснула сталь, а рука крепче сжалась на моей талии.

— Не сопротивляйся. Я прошу тебя. — Пришлось сказать это твёрдо, но голос дрожал. — Не делай этого.

Я говорила одно, но ждала, что он возразит и откажется, и с облегчением и стыдом услышала, как он рявкнул:

«Никогда!»

Почти физическая боль затопила меня. Мне было очень стыдно — настолько, что я снова уткнулась в чёрную ткань на мускулистой груди, покрытой шрамами и татуировками, и чувствовала, как в груди нестерпимо жгет.

Под пальцами тревожно вздымался в дыхании твёрдый живот.

— Тогда я буду там.

Было так паршиво, будто бы я предатель. Я должна отговаривать его и стоять на своём. Но слабость и малодушие взяли во мне верх. Я стиснула пальцы, впившись в Киан’дэ, когда он вдруг посмотрел поверх моей головы.

— Вам пора, — спокойно произнесла девушка, мельком посмотрев в наш отсек и тут же уходя за перегородку.

Я подняла глаза на Киан’дэ. Не хочу уходить.

Стиснув меня в сильных объятиях, он даже не заметил, как рукой, свободной от перчатки, случайно поцарапал меня.

«Люблю тебя» — глухо прозвучало в моей голове. Будто выстрел в лоб. Я была оглушена этими словами, поражено глядя на Киан’дэ.

Он отпустил меня, нежно подтолкнув за перегородку и прислоняясь к стене спиной. Я видела его силуэт, устало склонивший голову. Видела, как он медленно сползает по стене, пряча лицо в руках и замирая.

Я шла обратно, след в след за девушкой, подарившей мне самые лучшие десять минут за несколько месяцев беспросветного ужаса, но не сказала ей ни слова. Не поблагодарила, ничего! Я просто шла, как оглушенная, слыша в своей голове его голос и чувствуя себя сукой.

Надо было валяться у него в ногах и умолять, чтобы он отказался от этой затеи. Нашёл другой выход. Не рисковал.

Он весь покрыт ранами, сломлен, почти сражён. Не знаю, как он победит: тот, кого я увидела в лазарете, был Киан’дэ лишь на пятьдесят процентов.

В остальном это был полуживой хищник с тусклым взглядом, тень прежнего Киан’дэ.

Он исчерпал себя морально и физически. Это должно было когда-нибудь случиться. И мне нужно было сделать так, чтобы он не вышел снова на арену. А что я?

Я испугалась.

Зайдя в свой отсек и провожая глазами молчаливую девушку, покинувшую меня, я вдруг неожиданно даже для самой себя исторгла из груди яростный вопль. Изо всех сил пнув несколько раз ногой прикрученную к полу койку, я добилась только того, что поставила синяк под коленом. Но ощущать боль было даже приятно — лучше, чем чувствовать ноющую жалость внутри себя.

Теперь Киан’дэ не отступится. Он увидел меня, и в глазах его что-то мелькнуло: что-то зажглось. Именно этого я испугалась. Он думает, что победить ему под силу. А что, если нет?

====== 33 ======

Никто из чемпионов не ожидал, что один из фаворитов и претендентов на победу — номер восемьдесят семь — поправится так быстро.

Раны, одна покрывавшая другую, затянулись на нем очень хорошо, и кто-то поговаривал, что его здорово подлечили сами устроители — благо лекарства и возможности были.

Как бы там ни было, через два дня после встречи с Ренатой Киан’дэ уже вышел на тренировку. Тугая повязка все ещё стягивала его рёбра, но ему осталось в ней недолго ходить.

Препарат подействует быстро, но ранений много и физическое состояние… ты не в лучшей форме сейчас. Так что придётся подождать ещё немного.

Он начал с растяжки, закрывая глаза и вспоминая, как тренировался раньше, когда служил Патрону.

Это нужно вспомнить. Вспомнить, кем он был.

Убийцей яутжа.

Хищник потихоньку растягивался, разогревал мышцы, стараясь прочувствовать каждое движение и сосредоточиться не на ощущениях, а на цели. Спина болела нестерпимо, шея простреливала — но это ничего. Она сказала, что и это пройдёт.

А значит, тренировке это не помешает.

Киан’дэ начал с простых ударов, равнодушно отделывая тренажёр и делая все механически, не рефлексируя. Затем перешёл к ката посложнее, ожесточенно избивая тренажёр и оттачивая удары не потому, что это было нужно его телу.

Скорее, это нужно было его сознанию.

Тренировки у Патрона были такими жестокими, что порой Киан’дэ был готов сломаться и принять судьбу, покорившись смерти.

Это были невыносимые физические страдания, истощение всего организма, бои и тренировки до потери сознания. Он терпел любую боль.

Даже когда кончики сверхчувствительных валар опаляли огнём ради того, чтобы воспитать в нем стойкость.

Даже когда приходилось драться с выбитым плечом, зная, что так он станет упорнее.

Он преодолел свои физические возможности и был обучен стилю боя, которым не пользуются воины.

Все в нем говорило: он не такой, как вы. И повсюду он был чужим.

Но тренировки у Патрона выковали в нем такую силу духа, что многие клялись: сломить хищника невозможно.

Киан’дэ закончил тренировку с глефой и вышел из полупустого зала. Другие яутжа предпочитали тренироваться в спарринге или без оружия, но Киан’дэ знал: там, где у него не хватит силы, он добьёт своими навыками.

Глубоко дыша, он вышел на открытую террасу, чувствуя холодный ветер на влажной коже. Встряхнувшись и развязав свою робу, он сел в медитации на краю платформы, положив рядом глефу.

Вдох. Спокойствие…

Выдох. Медленный, будто прозрачный. Совсем незаметный.

Вдох. Он чувствует ветер в валарах, ветер, бьющий в плечи, но не противится, а подставляет ему лицо.

Выдох…

— Ты не забыл, что должен прийти на перевязку? — уточнил женский голос за его спиной.

Киан’дэ опустил плечи, потягиваясь, и прояснившимся взглядом посмотрел на океан. Коротко кивнув, он не отстранился, когда уманка-медик подошла к самому краю, посмотрев в глубокую темную воду внизу, и присела рядом.

Они просидели какое-то время в абсолютной тишине, но тут Киан’дэ услышал ее вопрос:

— Когда?..

Он повернул маску к девушке, вглядываясь в ее тёмные синие глаза своими, алыми. Установив зрительный контакт, он попробовал тихо, чтобы не потревожить ее сознание, сказать:

«Сегодня».

На секунду ее лицо побелело, потеряло все краски. Губы шевельнулись, но она не произнесла ни звука. Взгляд заметался, и ей не сразу удалось овладеть своими чувствами.

— Хорошо, — наконец выдавила она. — Тогда… сделай это, но быстро.

Хищник кивнул.

— Я отложила для тебя лекарство. — Тихо шепнула девушка, поднимаясь и неожиданно касаясь его плеча. — Спасибо.

Киан’дэ равнодушно отвернулся.

«За такое не благодарят».

Она замерла, затем усмехнулась и покинула террасу, оставив хищника одного. Некоторое время поразмыслив о своём, он продолжил медитацию до глубокого вечера.

Она пила виски, захлебываясь в слезах и поднимая из глубины сознания все самое грязное и горькое, что накопилось за столько лет.

Всхлипывая и снова рыдая, она прислонилась губами к стакану, но рука дрожала, так что зубы пару раз стукнули о стекло.

Стояла полночь, и она сидела в своём отсеке, вспоминая прошлое. Поставив пустой стакан на стол, она спрятала лицо в руках и долго сидела так, пока не задремала…

Уже глубокой ночью она проснулась от ощущения, что на тебя пристально смотрят. Вздрогнув и осмотревшись, она наткнулась на тускло светящиеся в темноте глаза.

Киан’дэ вышел из темноты и подсел к столу, отодвигая стул напротив Алисы и мягко опуская на столешницу руку в перчатке.

Девушка была бледная, как смерть, и судя по бутылке, почти ополовинила виски, но при виде хищника глаза ее прояснились, и она тихо спросила:

— Это все?

«Он мертв».

Ладонь Киан’дэ скользнула со стола. На гладком пластике остался причудливый браслет из золота, изрезанный различными иероглифами.

Алиса зажмурилась, и из-под закрытых век по щекам потекли слезы. Она всхлипнула, несмело взяв браслет и прижав его к себе.

Некоторое время она беззвучно плакала, некрасиво скривив лицо и раскачиваясь на стуле. Киан’дэ не раз видел, как горюют уманы, и мог понять ее боль.

— Он не мучился? — выдавила Алиса.

Киан’дэ покачал головой.

«Я свернул ему шею, зайдя со спины. Тело бросил в океан. Он не успел ничего понять».

Алиса посмотрела в потолок, часто моргая и стараясь остановить слезы. Руки ее дрожали, но она не переставала держать браслет у своей груди.

— Завтра я сделаю тебе последнюю инъекцию, как и обещала. А теперь — дай мне побыть одной.

Киан’дэ встал, прошёл к выходу и выскользнул наружу. Идя по коридору, он слышал тихий плач уманки и мрачно посмотрел вперёд, но взгляд точно видел что-то, что нельзя увидеть глазами.

Он вспоминал, как вошёл в зону приватных комнат, где уманские рабыни на потеху и развлечение обитателей платформы обслуживали яутжа и их человеческих гостей.

Вход и выход был свободным и никем не фиксировался, и хищник уверенно прошёл вглубь коридора, давая группе рабынь понять, что его уже ждут.

Руки, приметные из-за татуировок, и маску он покрыл потрепанной, рваной накидкой, но и это никого не удивило: были здесь такие хищники, которые не хотели бы демонстрировать, что посещают наложниц.

Проводив крепкого невысокого хищника взглядами, девушки равнодушно продолжили свои занятия. Несчастными они не выглядели: либо смирились со своей участью, либо были довольны ей.

Киан’дэ подошёл к одной из дверей, примерился и одним точным ударом выбил ее. Запертая дверь в кабинку столкнулась со стеной, и в неоновом свете хищник увидел высокого мускулистого яутжа, которого обслуживали две наложницы.

Он был полностью раздет, развалился на огромном ложе, занимавшем всю кабинку, и довольно снисходительно ласкал одну из рабынь длинным языком, пока другая ублажала его.

Рыкнув, яутжа грозно взглянул на Киан’дэ. Убийца в свою очередь отметил несколько знаковых символов на теле своего «клиента»: он явно принадлежал ранее к элитному сословию охотников, к чистокровным хищникам, даже к статусному роду. Но перечёркнутые знаки давали понять, что отныне этот яут был изгоем.

Он тряхнул гривой длинных валар, под кожей тигрового окраса в цветах хаки перекатывались стальные мускулы.

— Ты что здесь забыл, пугало?! — рявкнул он, отталкивая рабынь и быстро накидывая на обнаженные бёдра кожаную повязку. — Пошёл вон!

Киан’дэ склонил голову набок, равнодушно глядя на него.

Вот и опять, как в старые добрые времена.

— Ты глухой?! — рыкнул яутжа, поднимаясь на ноги и сверху вниз глядя на Киан’дэ. — Я размозжу твою глупую башку и выкину тебя отсюда!

Не успел он договорить, как Киан’дэ молниеносно выхватил из заплечных ножен хатигани. Незаметный удар — и высокий яут падает на колени, заливаясь кровью из распоротого горла.

Булькнув, он положил руку на глотку, раздвигая тонкие жвалы. Рабыни в ужасе завопили, вжимаясь в кровать и прибиваясь друг к другу.

Яутжа оставалось жить от силы минуту или две. Второй слабеющей рукой он сорвал с Киан’дэ край накидки, отчего капюшон упал с его головы, обнажив маску.

— Ты… — выдохнул яутжа, и в его глазах отразился страх.

Киан’дэ провернул клинок в руке, занёс его второй раз и ловко отхватил руку яутжа — ударив выше кисти.

Взревев, высокий яут не успел долго помучиться. Киан’дэ начисто снес ему голову, упавшую на пол тяжело, как брюква, и, невзирая на вопли девушек, снял с отрубленной руки золотой браслет и убрал его в карман.

Почему она заботилась о том, чтобы он не мучился перед смертью? Неясно. Киан’дэ шёл в свой отсек, намереваясь как следует выспаться.

Послезавтра — один из финальных боев, и он должен быть в форме.

Я проживала дни, минуты и часы в странном, нетерпеливом ожидании. Внутри боролись страх и надежда, и вот однажды новое утро принесло мне новые вести.

В мою комнату зашло два яутжа и сделали знак, чтобы я следовала за ними.

Спустившись с койки, я подошла к ним и вышла в коридор. Когтистая рука одного из охранников легла на мое предплечье, и он завёл меня в лифт.

Куда они меня везут? Я поморщилась. Неважно. Тут уже пан или пропал. Лифт остановился, яутжа подтолкнул меня вперёд, и я покорно вышла, оказываясь в большом светлом помещении вместе с другими девушками.

Их было достаточно много: человек пятнадцать или двадцать. Они беззастенчиво меня разглядывали, продолжая заниматься своими делами.

К моему изумлению, здесь было достаточно… уютно. По-человеческим меркам. Я была поражена, но здесь даже стояли растения в кадках и горшках.

Яутжа не стали входить в помещение, а просто нажали на кнопку в лифте, хотя я и услышала их хриплые смешки в ответ на игривые крики некоторых девушек:

— Эй, парни! Не хотите остаться тут?! Немного развлечь нас?

— Ну куда же вы!

— Красавчики. Заходите почаще!

Я невольно оторопела от этой картины, замерев у закрывшихся дверей лифта. Повернулась к нему и поняла, что кнопка вызова отсутствует.

— Кхм.

Кто-то деликатно кашлянул за моей спиной, и я быстро развернулась. Передо мной стояла красивая девушка, на вид ей было немногим за тридцать, но ее тело, лицо, волосы были настолько ухоженными, что она казалась моложе своего возраста.

— Уехать, как приехала, отсюда не выйдет, — заметила она, вскинув тонкие брови. — Не стой здесь столбом. Прослывешь чудачкой — мигом заклюют.

Да что это за место такое? И почему я должна прослыть чудачкой? Я ничего не понимала, но пошла за красивой девушкой, догоняя ее.

— Постой! Ты… прости, что спрашиваю, но… я ничего не понимаю! Что происходит?

— А они тебе не пояснили? — удивилась девушка, имея в виду, наверное, яутжа.

Я покачала головой, и девушка цокнула, скрестив руки на груди.

— Думают, что мы вечно будем носиться с каждой новенькой? — недовольно спросила она у стоявшей рядом высокой блондинки, понимающе усмехнувшейся. Она протирала листья у какого-то растения, сначала обрызгивая их водой из пульверизатора, а затем вытирая тряпочкой.

— Наверное, невелика штучка, раз ей никто ничего не сказал.

— Или просто они вконец обленились. Ну ладно… — Девушка вздохнула. — Как бы покороче. Ты же рабыня одного из яутжа?

Называть ли наши отношения с Киан’дэ рабством? Ну, это вряд ли. Но другим людям это знать ни к чему, потому я кивнула.

— Ну, тогда ты наверняка жила в лагере вместе с остальными рабынями. Считай, что это тоже такой лагерь. Только покомфортнее. Кстати, меня зовут Карли, я тут как бы местный переводчик — лучше всех среди девушек знаю язык яутжа, так что, если будет нужно, обращайся.

Боже мой! Страшная догадка посетила меня, и я наверное побледнела, потому что Карли и блондинка переглянулись между собой.

— Это что? Яутский гарем? — тихо спросила я. Нет. Нет! Раз я сюда попала — все? Надежды свидеться с Киан’дэ больше нет? И что это значит? Что с ним?!

Я метнулась назад, к лифту.

— Ты куда? — удивилась блондинка.

— Мне нужно увидеть… ммм… этого… — я сморщилась. — Блин, забыла… точно! Поллока! Мне нужно увидеть мистера Поллока, сейчас же!

— Погоди, дорогая, — хмыкнула Карли. — Никого отсюда не выпускают вот так по щелчку, — и она показательно щёлкнула пальцами. — Ну, да, это гарем, а хоть бы и так?! Ты что, предпочитаешь быть проданной на аукционе какому-нибудь извращенцу?

Мне обязательно нужно узнать, что с Киан’дэ и почему меня сюда определили. Это ошибка! Он должен вызволить меня отсюда! Я в отчаянии встала почти в центре комнаты, не зная, что мне делать дальше.

— Не мельтеши и не суетись! — спокойно сказала Карли, подойдя ко мне и вдруг взяв за руку. Я тревожно взглянула на неё. — У тебя определённо уже есть хозяин, мы тут все не просто так ради траха с обычными хищами. Для этого есть другие девушки. Тут свой маленький рай для избранных, понимаешь? Так что у тебя есть здесь свой покровитель.

У меня в глазах читалось, верно, непонимание, потому что девушка удивилась:

— Ты что, не знаешь, кто он?

— У меня есть догадка… но она слишком фантастическая, чтобы быть правдой. — Сказала я себе под нос.

Киан’дэ не владеет статусом, достаточным для владения своим рабом, тогда кто же, черт подери, меня здесь содержит?!

Пока я ломала голову и мучилась неизвестностью, ко мне подошла рыжеволосая девушка в светлом комбинезоне. Она спросила, как меня зовут, и занесла имя себе в блокнот, после чего уточнила, все ли со мной нормально. Покосившись на Карли, она сказала мне следовать за собой.

— Вот, — сказала она, подведя меня к одной из многочисленных дверей в небольшие отсеки. — Выбирай любой из этих, тут пока никто не живет.

Выйдя на Арену, Киан’дэ ожидающе скользнул взглядом по большим ложам, вспоминая слова Ренаты: я буду там.

Но ее там не было.

Волнуясь, хищник словно в вакууме слышал одобрительный рев зрителей, размышляя, все ли хорошо с Ренатой.

Навстречу ему вышла охотница, и толпа взорвалась ликованием. Киан’дэ не следил за боями своих соперников, потому не знал, чего ему стоит ожидать от хищницы.

Равнодушно скользнув по ней глазами, он снял с пояса кнут и распустил его, и тот свился клубком у ног.

Охотнице он казался неподвижным и деревянным, но она уже видела этого хищника в деле и представляла, каким трудным будет бой. Оскалившись, молодая воительница раскинула руки в стороны и зарычала. Восемьдесят седьмой промолчал, даже не двигаясь.

Но с ударом гонга все переменилось…

====== 34 ======

Срочное сообщение! Один из чемпионов, Кол-ли-Ктей, отказался от участия в финальных боях. Сегодня решится, кому достанется титул победителя. Победа или смерть!

Киан’дэ выглядел изумленным, равно как и охотница по имени Гил-За. Она смирилась с тем, что ей придётся нынче одержать победу над таинственным татуированным хищником и схватиться с одним из самых опасных противников — чернокожим великаном Кол-ли-Ктеем.

И вдруг такая новость! Он отказывается от возможности выиграть! Победа ему неважна? Но почему? Охотница, досадуя, мотнула головой. А, неважно, что она прошла неполный цикл боев! Если она победит, в ранге ее точно повысят, а чемпионский титул добавит престижа.

Издав громкий клич, охотница откинула назад голову с темными валарами. Ее крапчатая кожа была прикрыта тут и там обычными доспехами, руки прикрывали наручи, на груди свисало множество ожерелий.

Киан’дэ ругнулся про себя. К’жит! Знал бы, взял бы другое оружие. Он посмотрел на боевое копьё, которое сжимала в руках изящная охотница. Даже не верится, что это последний бой.

И с кем?! С самкой! Но по опыту, Киан’дэ знал, что не всегда стоит недооценивать более слабых самок. Некоторые из них могут вообще ничем не уступать самцам — по физическим показателям.

Хищник слышал, как она подбадривает себя громкими боевыми криками и присматривается, как лучше напасть. Убийца напрягся, встав удобнее. В лазарете Алиса здорово подлечила его. Почти все старые раны зажили, хромота вконец прошла, и Киан’дэ чувствовал себя так же, как когда служил у Патрона. Там его тоже отлично лечили: покуда он был нужен старейшинам.

Удар гонга оглушил Киан’дэ, и он встряхнулся от мыслей и… ловко увернулся от летящего в него копья!

Метко пущенное оружие прошло в какой-то паре сантиметров от груди Киан’дэ и глубоко вонзилось в песок.

Убийца отвёл руку с кнутом назад и примерился. Хлесткий удар заставил охотницу отскочить назад, и она оскалилась и зарычала.

Этот странный хищник заставлял ее нервничать все соревнования. Его боевой стиль очень отличался от всего, что она видела. Даже она, более ловкая и подвижная самка, которая даст фору любому мощному воину, так двигаться не умела. Каждое его движение было отточеным, он никогда не стоял на месте, был быстр и бил в ловком прыжке, делал подсечки, словом, подходил на самые короткие дистанции. Куда его допускать было нельзя.

К’жит! Зарычав, охотница уклонилась от удара кнутом и, нырнув под ним, едва успела подскочить к копью и схватить его, мягко перекатываясь в песке.

Оба теперь были при оружии. Киан’дэ сложил кнут вчетверо, атаковал хищницу и удивился, когда она ушла от быстрого удара, предназначавшегося, чтобы отправить ее в нокаут.

Молодцом держится!

Он хмыкнул, уворачиваясь снова и снова от ее копья, которым она теперь дралась на ближней дистанции. Само копьё она сложила, чтобы было удобнее обращаться с ним. Она сделала двойную подсечку, быстро вращаясь — вряд ли кто-то успел бы уйти от второй… Но Киан’дэ ушёл, легко сделав пируэт. Взметнувшиеся полы его рваной накидки хлестнулиохотницу по лицу, она смешалась — и Киан’дэ ударил ее ступней в лицо, отчего она опрокинулась на песок.

Но внезапно и сам Киан’дэ повалился: арена словно ушла у него из-под ног, и он соскользнул прямо к хищнице, падая на неё и переворачиваясь. При падении он тщетно искал глазами, за что зацепиться. Она вскрикнула, на животе съезжая ниже и ниже. Киан’дэ свирепо зарычал, шаря руками в обсыпающемся песке. Он накрыл хищника с головой, как водопад, и Киан’дэ был просто сметён таким количеством песка. Кувыркаясь, оба чемпиона начали падать по платформе вниз, поскольку сама арена начала подниматься вертикально.

Лавина песка обрушилась на Киан’дэ с большей силой, и он упал спиной вперёд, теряя всякий контакт с ареной. Череп пронзила резкая боль, как и спину. Он подвигал руками и ногами. Нет, ничего не сломал. Осторожно поднимаясь, Киан’дэ увидел неподалёку охотницу. Она вставала на ноги, оберегая правую руку — очевидно, сломанную.

Убийца огляделся. Кнут он потерял при падении, а вот охотница молодец, ее оружие все ещё при ней. Киан’дэ посмотрел наверх, на колоссальную стену, выросшую перед ним. И замер.

Арена продолжала двигаться. Медленно она совершала оборот, как бы переворачиваясь. Киан’дэ осмотрелся. Если они так и останутся здесь, на самом дне, то арена попросту их раздавит.

Киан’дэ, увязая в толще песка, поспешил выбраться из него. Он побежал вперёд, но все время проваливался вниз, а вот у самки дела обстояли лучше. Она была легче Киан’дэ и потому бежала быстрее.

Арена уже накрыла убийцу своей тенью, и он попытался ускориться. Сердце колотилось уже в горле, и он увидел поднимающийся конец Арены… за который предстояло зацепиться. Иначе все. Конец.

Эта огромная тарелкообразная платформа должна была совершить лишь один оборот, прежде чем раздавит одного из них. Или их обоих.

Охотница яростно рыкнула, прыгнув и цепляясь одной рукой за край платформы.

Киан’дэ оставалось около сорока метров.

Не успеть. Не оттолкнуться. Он слишком тяжёлый, вязнет в песке, а прыгнуть надо уже высоко. Он поднажал, приблизившись к краю, и с силой прыгнул…

Руки ухватились за самый край, но были готовы вот-вот разжаться из-за скользящего между перчатками песка. Охотнице было даже полегче: она уцепилась когтями, но висела на одной руке, а вот Киан’дэ висел на обеих руках, однако скользил из-за перчаток. Пот лился градом с обоих хищников, силящихся удержаться. Арена медленно поднималась. Киан’дэ чувствовал, что ещё немного — и он больше не сможет держать так тело, от напряжения руки уже дрожали. Вдруг он почувствовал, что платформа кренится теперь не так сильно, и налёг на неё грудью, по-прежнему крепко держась, чтобы не соскочить с неё вниз, как по наклонной.

Хищница рыкнула. Она была в отличие от Киан’дэ на самом краю, и силы покидали ее. Повиснув на одной руке, она шипела и рычала, яростно впившись в платформу когтями и полосуя ее.

Киан’дэ невольно встретился взглядом с ее синими глазами, полными отчаяния и злости.

Так долго она не продержится.

Осторожно двигаясь теперь вниз, он медленно подполз к охотнице. Проклиная себя за то, что делает, Киан’дэ только думал о том, какой ужасной должна быть эта смерть.

Ужасной и недостойной воина. А ведь она стремится наверняка к чести.

Я сделаю ее смерть достойной Охотника,  — решил Киан’дэ и, зарычав, ухватил самку за загривок, с силой волоча следом за собой.

Трибуны взорвались воплями.

Самка не вырывалась, помогая ему двигаться вперёд, но не понимая, что такое он делает. Тем не менее, инстинкт сработал, она поползла за своим противником и спустя несколько минут с облегчением осознала, что платформа стала более пологой. Теперь сорваться с неё будет сложнее.

Тяжело дыша, Киан’дэ откинул назад голову, устало глядя на охотницу. Она тоже была вымотана, но перехватила в руке свое копьё.

— Ты мне помог. Благодарю. Но не забудь: мы соперники. — Выкрикнула она. — Обороняйся, восемьдесят седьмой!

Друзья! Мы не читаем без музыки, потому что под музыку я и пишу. Это ритм драки и настрой всей работы, так что у вас в наушниках сыграет Disturbed — Indestructible. К слову, обложку зацените у альбома: роскошь! Прям Киан’дэ своей персоной!

Киан’дэ ловко приподнялся, ударив носком мягкого сапога по песку и швыряя его в лицо охотницы. Она зажмурилась, в глаза налетели мелкие песчинки. Одна секунда — и Киан’дэ прыгнул вперёд, подмяв ее под себя.

Заламывая ей сломанную руку и слыша вопль боли, Киан’дэ встал коленом ей между лопаток, балансируя на платформе и кладя ладонь на шею охотницы. Придушить и сломать шею… и все. Конец.

Он уткнул ее лицом в песок, заставляя задохнуться. Хищница с силой брыкалась и изворачивалась, но Киан’дэ было уже не сбросить. Он уворачивался от ударов древком копья вслепую и сильнее сжал на крапчатой тонкой шее ладонь. Охотница засипела.

Внезапно, Киан’дэ что-то почувствовал. Все равно что интуитивно.

Он сгруппировался, молниеносно налегая грудью на свою противницу — и очень вовремя! Над его головой в напрасной надежде схватить добычу пролетела крупная тварь, определённо, один из больших чужих.

Киан’дэ отпустил охотницу, выхватывая из ее ослабевших рук копьё и раскладывая его. Зарычав, он перехватил его удобнее, но не для того, чтобы метнуть. Перепрыгнув через охотницу, он выставил древко навстречу когтям и пикообразному хвосту чужого, отбрасывая его в сторону и принимая боевую стойку.

Только сейчас Киан’дэ заметил, как этот чужой непохож на прочих. Есть разница между ним и остальными. Более мускулистый и крупный, на морде — что-то вроде жвал, да и отростки на голове очень намекают на валары. Киан’дэ содрогнулся, по загривку пробежал холод. Это что, чужехищник?

Светлокожий (в отличие от лаковых чёрных чужих) предалиен издал мощный рык и бросился на Киан’дэ.

Убийца едва успел отскочить в сторону, перекатываясь на песке и вздрагивая. Какой быстрый! Чужехищник прыгнул на него, и только выставленное вперёд копьё защитило от моментальной смерти. С рыком отбросив тварь подальше, Киан’дэ вскочил на ноги.

Предалиен скользнул по песку, делая разворот и кидаясь к своему врагу, но Киан’дэ ловко прыгнул, разворачиваясь в переднем сальто, и мазнул копьем по морде твари, опадая в песок.

Рев предалиена дал понять, что Киан’дэ ударил как следует. Но уйти от обрушившегося на него, как камень, чужехищника он не смог, и копьеобразный хвост вонзился ему в живот, отчего Киан’дэ кашлянул твеем в маску. Мощный хвост предалиена поднял хищника в воздух, заставляя Киан’дэ напрячься и ухватиться за него руками. Хватку пришлось разжать: чужехищник броском вперёд хотел отхватить его голову. Поймав могучие челюсти предалиена, Киан’дэ издал громкий рык, полный злости и боли.

Нет! Нет! Не так, не здесь! Все должно закончиться не так!

Он смотрел в бешеные глаза твари, чувствуя, как ворочается в его животе копьеобразный хвост, и задыхался от своего же твея, но как мог сдерживал челюсти предалиена.

Зловонное дыхание прошлось по маске Киан’дэ, зубы тупо царапнули металлический подбородок.

Внезапно, предалиен с криком боли вырвался из рук Киан’дэ и откинул голову назад. Хищница двумя точными ударами копья рассекла хвост мерзкого врага, там что Киан’дэ повалился на песок, хрипло кашляя и вставая на колено.

— Восемьдесят седьмой! — хищница подскочила к нему, крепко обняв и перекатившись вместе с ним: обрубок хвоста предалиена обрушился на то место, где они стояли пару секунд назад.

Киан’дэ встал, держась за ее руку, и кивнул, благодаря.

— Давай завалим вместе эту дрянь! — рыкнула охотница, прокручивая в руке копьё.

Киан’дэ мрачно кивнул и издал тихий стрекот, встав наизготовку и видя, как предалиен беснуется и хлещет обрубком своего хвоста.

Как по команде, Киан’дэ и Гил-За бросились с двух сторон на предалиена, притом охотница бросила в него копьем в прыжке.

Чужехищник отпрыгнул в сторону, скалясь, но тут копьё ловко перехватил и Киан’дэ, подныривая под массивный хвост и вонзая оружие в бок монстра.

Предалиен отшвырнул Киан’дэ, ревя от боли и ярости. Убийца тяжело упал на арену, скользя к краю, и тряхнул головой, в которой все кружилось и звенело от таких ударов.

Предалиен прыгнул к нему, однако траектория прыжка была сбита: это охотница атаковала его, сильным ударом отбрасывая его чуть в сторону, отчего тварь промахнулась, упав в паре метров от Киан’дэ.

Зацепившись рукой за край движущейся платформы, Киан’дэ встретится глазами с охотницей, подскочившей к нему, и кивнул. Она быстро сообразила, что он имеет в виду.

Оба хищника встали плечом к плечу, ожидая, когда предалиен набросится на них. И так и случилось. Тварь выпростала вперёд когтистые лапы. Киан’дэ успел с трудом увернуться, хотя и споткнулся о плещущий по песку хвост. Но охотнице не повезло. Предалиен вонзился в ее грудь клыками, разрывая грудную клетку и окрашивая морду в яркий зелёный твей.

Громко взревев, Киан’дэ схватился за его жвалы, оттаскивая предалиена назад и тесня его к краю пропасти. Вот уже задняя лапа монстра оступилась…

Охотница осела на песке, истекая кровью.

Киан’дэ встал между ней и предалиеном, силящимся схватить свою жертву и добить ее.

Издав глубокий горловой рык, убийца напрягся, чувствуя, как по одежде и броне стекает собственный твей из глубокой раны, и, пока силы его не оставили, сделал последний рывок. Резко отпустив предалиена, он позволил тому дернуться с визгом вперёд… чтобы с силой прыгнуть, ударив его ногой в грудь.

Не удержавшись, предалиен соскользнул в пропасть, визжа и царапая воздух когтистыми лапами.

Ещё несколько секунд — и земля внизу окрасилась кислотной кровью.

Киан’дэ посмотрел на поверженного чужехищника и громко, низко зарычал, разворачиваясь к охотнице.

Гил-За вытянулась на песке в луже собственной крови. На останавливающейся платформе, как показалось Киан’дэ, стало очень тихо.

Он склонился над охотницей, уважительно кивнув ей и присев рядом на одно колено.

— Ты отлично дрался, восемьдесят седьмой. — Тихо сказала Гил-За. — Хоть ты и не охотник чести, но это было достойно.

Киан’дэ поморщился, но не стал показывать своего пренебрежения к достойному бою. Раз это для неё столь важно, пусть думает так.

Он с тихим рыком поднял на руки охотницу.

Очень молодая, но напористая, наивная в своём желании добиться чести и статуса, и… добрая.

Сердце было не на месте. Он знал, что должен сделать, но не мог заставить себя. Упорно брёл по песку, теряя собственный твей.

Охотница молчала, придерживаясь за его броню.

И вдруг, как облако… со всех сторон он услышал лишь одно.

— Убей ее!

— Убей!

— Убей!…

… Киан’дэ заозирался, злобно скалясь под маской и рыча на зрителей, скандирующих одно и то же. Неужели они не видели, как достойно она сражалась?

Киан’дэ громко рыкнул, но шум толпы не стих.

Он шёл, мрачно глядя вперёд себя и понимая, что уничтожает все, к чему шёл. А как же Рената?.. В груди заныло.

— Восемьдесят седьмой, — неожиданно подала голос охотница. — Дай прилягу.

Цокнув на неё, убийца продолжил идти с ношей, но охотница неожиданно зарычала:

— Я сказала: отпусти меня!

До ворот было метров пятьдесят. Киан’дэ осторожно опустил самку на песок, понимая, что ему предстоит.

Убей! Убей! Убей! Толпа скандировала, как неистовая.

— Давай. — Процедила самка, вставая на колени и покорно склоняя голову. — Сделай это.

Киан’дэ презрительно скривился, мотнул головой.

— Давай. Я хочу этого. — Она строго взглянула на него. — Я хочу умереть с честью.

Киан’дэ рыкнул, дёрнувшись и пройдясь взад-вперёд. Охотница терпеливо ждала.

— Для меня будет честью умереть от твоей руки. Давай! — крикнула она.

Один. Два. Три.

Киан’дэ быстро подошёл к ней, положив руки ей на шею и посмотрев в глаза. Много чего он в них увидел. Того, что будет неотступно преследовать его.

Скользнув ладонью по ее лицу, не покрытому маской, он кивнул и в один миг сломал ей шею.

Толпа взорвалась ликованием, когда Киан’дэ остался одним живым существом на арене, а комментаторы на разных языках начали оглашать итоги.

Но в груди все жгло, будто он выпил крови чужого, и глядя на тело охотницы у своих ног, он понял, что не готов был к этой победе.

====== 35 ======

Я смотрела с высоты ложи и… не могла насмотреться.

Это был он, и он действительно победил. Но какой ценой ему это далось?

В груди болезненно кольнуло — и ревностью, и жалостью. Он хотел спасти эту охотницу. Знал ли он ее? Что ее связывало с ним? Почему он хотел пощадить ее? Этого я не могла сказать, но вид взбешённого Киан’дэ, с ненавистью глядящего на трибуны… был таким, словно он смотрел мне в глаза и ненавидел меня.

Словно я заставила его это сделать.

Он готов был рискнуть даже своей победой. Даже мной.

Сморгнув, я поняла, что по щеке прокатилась слеза, и что я без особой радости смотрю на Киан’дэ. Его победа не дала ожидаемого предвкушения. Теперь я чувствую себя убийцей.

Тихо отодвинувшись от края ложи, я опустила глаза, чтобы не видеть на экранах во много раз увеличенное лицо Киан’дэ в маске. Я ощущала свою вину и сжигающую, болезненную обиду, хотя глупо обижаться на того, кто ценой своей жизни пытается вызволить тебя из плена.

Киан’дэ опустил голову, только грудь и плечи его высоко вздымались, и все мы видели, что он был в ярости.

Склонившись над телом охотницы, он резко сорвал с ее шеи один из многочисленных медальонов и, сжимая его в кулаке, пошёл прочь с арены, не оборачиваясь. Толпа и это восприняла великолепно, провожая своего победителя.

— Замечательно!

Я с ненавистью посмотрела на Поллока, отметившего что-то в своем компьютере.

— Тотализатор просто разрывается от ставок! — заметил он, говоря об этом своему сопровождающему, тоже человеческому мужчине, только более спокойному и приятному на вид. — Восемьдесят седьмой… чёрная лошадка. А какой был бой? Великолепно.

Он потёр шею, устало откинувшись на спинку кресла, и заметил:

— А вам, мисс Штальбаум, пора бы и встречать своего победителя. Согласно уговору, теперь вы переходите в его полное распоряжение.

Почему нет радости?

Распорядившись, Поллок остался в ложе, чтобы побеседовать с незнакомым мужчиной, а два крепких яутжа вывели меня прочь. Куда — я не знала. Не ориентировалась. Здесь все казалось мне одинаковым, и только сейчас, идя по коридорам, я поняла с ужасом, что… не хочу видеть Киан’дэ.

Но двери разъехались в стороны, и я увидела его. Его раны уже обрабатывали, глубокую сквозную — на животе — бинтовали, явно подлечивая, а знакомая мне девушка, та, что устроила нам приватную встречу, сделала ему два укола в предплечье, хлопнув по руке:

— Ну что, восемьдесят седьмой? Вот она, твоя награда.

Киан’дэ поднял глаза, и тень радости пробежала в них. Если бы не усталость и не такое обилие наблюдателей, он бы подлетел ко мне, подхватил на руки, сделал что-то. Вместо этого, он остался где был, благодарно кивнув и не спуская с меня глаз.

— Отведите ее в общие покои, — распорядился один из устроителей. — Господин. Вы сможете навестить ее, когда пожелаете, сперва выслушайте мое предложение. А уже потом поступайте, как считаете нужным…

И вот меня снова повели прочь. Киан’дэ остался за моей спиной, а я уходила, не веря, что снова нахожусь в плену. Не так я все это представляла, нет…

Меня привели в этот мерзкий гарем, где я как неживая прошла до своего маленького отсека и упала на койку, желая уснуть и больше никогда не проснуться.

В отличие от других помещений, здесь прорубили большие окна, так что я наконец-то видела небо и океан и могла ориентироваться во времени. Когда я проснулась, уже рассвело, и на меня сразу навалились воспоминания вчерашнего дня. Сев на койке, я запустила пальцы в волосы и в шоке уставилась на гладкий пол.

Снаружи меня позвали, но я даже не пошевелилась.

Не представляю, что делать теперь! Волнуясь, я быстро умылась и вышла из отсека в общую комнату.

— Рената! — Одна из девушек недовольно подошла ко мне. — Если тебя зовут, пожалуйста, хотя бы реагируй.

Я кивнула, но вид у меня был настолько подавленный, что цепляться ко мне она больше не стала.

— У тебя все хорошо? — спросила вместо этого она.

— Да, все нормально.

За общим завтраком (завтракали мы вместе за длинным столом, который накрывали по очереди) девушки делились впечатлениями после вчерашнего боя.

Конечно, они не могли не упомянуть о Киан’дэ. Как вообще обойти эту тему, если он победил? Я ковырялась в тарелке, с одной стороны ощущая колоссальное облегчение оттого, что он остался жив, а с другой, не понимая, что мне делать теперь.

— Я как раз была на одной ложе в секторе С. Ох, ну и шумели все!

— А как он столкнул жука с платформы?!

— Было очень круто! Но я болела за самку.

— Да? С чего бы это?

— Может, теперь чемпиону нужна хорошая рабыня?

Девушки посмеялись.

Без всяких эмоций я положила в рот ложку каши и вдруг насторожилась, как и все мы, потому что раздался звук отъезжающих дверей лифта.

Амилия, самая молодая и любопытная из нас, с длинными светлыми волосами, убранными в косу, побежала смотреть, кто пришёл, а вернулась с испуганной улыбкой:

— Вспомни лихо!.. Это он, тот чемпион! Вы бы его видели, уж страшный! Вблизи вообще…

Я вздохнула, отложила ложку и медленно вышла из столовой, слыша за спиной недоуменное «Куда она?».

Да, в общей комнате, смотрясь крайне нелепо и неуместно, стоял Киан’дэ. Глядя на его напряженную позу, я вспомнила, как буквально несколько дней назад была счастлива, увидевшись с ним на десять минут. Но сейчас желания подбежать к нему почему-то не было.

Мы стояли друг напротив друга, и я поняла, что Киан’дэ чувствовал передо мной вину.

Тихо цокнув, он склонил голову набок, сделав шаг вперёд.

— Подожди. — Я немного отступила. — Постой. Я не ждала, что ты придёшь уже сегодня…

Он в недоумении выпрямился.

«Нужно было не приходить?» — мрачно возвестил голос в моей голове.

— Нет, зачем… что ты. Просто я не была к этому готова.

Что я несу? Киан’дэ приблизился ко мне, описав небольшой круг и пристально разглядывая меня.

«Я сделал все возможное и невозможное, чтобы быть рядом с тобой» — тихо сказал он.

Я опустила глаза, стараясь не встречаться с ним взглядом.

— Я видела, вчерашний бой тебе дался очень тяжело. — Выдавила я с трудом. — Тебе пришлось ее убить…

Киан’дэ непонимающе цокнул, снова склонив набок голову в своей привычной манере.

Приблизившись ко мне и наклонившись к моему лицу, он осторожно отвёл волнистую прядку в сторону и сверкнул глазами:

«Ты ревнуешь?».

— Вовсе нет! — возмутилась я, покраснев, но было поздно.

Киан’дэ безо всяких предупреждений схватил меня за плечи и крепко прижал к себе.

«Ревнуешь, я вижу» — неожиданно довольно заявил он, резко подхватывая меня на руки и ухмыляясь.

— Да ничего такого! Пусти на пол! — возмутилась я, упираясь ему в плечи. — Киан’дэ! Нельзя же так!

«Ревнуешь, значит, любишь» — заключил хищник. Что ж, логично. Ещё сильнее заливаясь краской, я пыталась извернуться, как змея, но тщетно. Он легко пронёс меня к дополнительному выходу и приложил к сканеру большой палец правой руки.

Некоторые девушки с любопытством выглянули из столовой, наблюдая за моими попытками вырваться.

— Киан’дэ! — строго сказала я, хмурясь. — Немедленно прекрати вести себя, как все эти яутжа!

«Я, конечно, к ним не отношусь, — невозмутимо сказал он, — но прошу немного уважения, отныне ты — моя собственность».

Задохнувшись от возмущения, я замолчала. Киан’дэ куда-то нес меня по коридору: нужно сказать, не раз я видела, как яутжа выходят через эти двери вместе со своими женщинами.

Киан’дэ снова открыл дверь в один из отсеков, и мы оказались в большой комнате, крайне аскетично обставленной. Тем не менее, в ней была невысокая просторная кровать. Большая стеклянная перегородка отделяла одну часть комнаты от другой. Я подумала было, что там душ… но нет. Это был вовсе не душ, а самый настоящий бассейн! Краешек его завиднелся, когда Киан’дэ осторожно поставил меня на ноги и с усталым вздохом снял с плеч накидку.

— Утомился? — ехидно вопросила я, сложив руки на груди.

Хищник повел плечом, разминая его и никак не отвечая мне. Подняв на меня глаза, он явно посмеялся, хотя выражение их и было усталым. Яркие, алые пополам с багровым, они горели на фоне точеной маски, и вдруг я остро поняла, что совсем не обижена на него.

Он действительно сделал все возможное.

Осторожно подойдя к нему, я нежно положила руку на его плечо.

— Спасибо, — впервые поблагодарила я его, чувствуя лишь сожаление, что этот путь он прошёл из-за меня. Но сожаление было недолгим. Хищник ловко сделал мне подсечку, подхватывая меня и быстро прижимая к стене.

— Да что ты делаешь! — возмутилась я.

«Это если вдруг решишь сопротивляться» — невозмутимо сказал Киан’дэ.

— Я даже не собиралась… — я буркнула это, отмечая, что одной рукой он крепко удерживает оба моих запястья, поднимая их над моей головой.

Друзья! Песня коротковата, так что я просто советую поставить ее на повтор. Devil Eyes — Hippie Sabotage. Приятного чтения!

В его глазах что-то зажглось, и из существа, уставшего от бесконечных убийств, сбившегося с пути и взявшего волю в стальной кулак, он вдруг стал мягким и плавным. Коснувшись гладкой маской моего лба, он вздохнул.

— Я тоже долго ждала тебя, — тихо произнесла я, собираясь высвободить руки из его ладони. Бесполезно. Вырваться из его хватки невозможно, только если он сам это захочет.

«Можешь ревновать. Обижаться. Делай, что пожелаешь, — великодушно разрешил хищник, в то же время раздвигая мои бёдра коленом и сужая глаза. — Теперь ты снова рядом».

Мне показалось, что я задыхаюсь, а воздуха не хватает. По телу пробежал электрический импульс, и мне вдруг ужасно захотелось плюнуть на все свои мысли, закрыть глаза и снова почувствовать его. Долго мы не были вместе… долго я не чувствовала его тепло и прикосновения.

Тело словно все вспомнило, раньше, чем я согласилась пойти с собой на компромисс и послать свои ревность и обиды, а также чувсто вины к черту.

Одной рукой хищник вполне ловко снимал с меня одежду, благо ряд пуговиц разошёлся с первого же раза. Его руки были покрыты перчатками, но даже через них я почувствовала, насколько острые его когти, сомкнувшиеся на моем бедре.

Мы снова встретились взглядами.

— Что, прямо здесь? — возмутилась я.

Хищник закатил глаза, но легко придержал меня под ягодицы одной рукой, второй так же ловко снимая с моих ног свободные брюки и оставляя их на полу.

Я неизбежно заливалась краской, оставшись в одном нижнем белье. Опасливо обняв Киан’дэ за шею (все же метра два в нем точно было), я видела, как он несёт меня за перегородку, и вот передо мной уже открылся глубокий бассейн метров на пятнадцать в длину.

Киан’дэ осторожно зашёл в него по ступеням, я же старалась не отставать от него, распахнув его робу и плавно скользнув руками по обнаженной груди.

Сердце неистово колотилось от непонятного волнения, и я поняла, что попросту… отвыкла от Киан’дэ.

Он опустил меня в бассейн, предоставив возможность погрузиться в тёплую приятную воду и отплыть чуть дальше.

Он снял робу, откладывая ее в сторону, и, выйдя из бассейна, безо всякого смущения начал спокойно раздеваться и разуваться.

Наконец, избавившись от всего, он зашёл ко мне в бассейн, устало облокотившись о бортик и погрузившись в воду по плечи.

Там, где для меня дна не было, он спокойно стоял, хотя и по грудь в воде.

Я медленно подплыла к нему, цепляясь за его предплечья и подтягиваясь ближе.

Коснувшись ладонью маски, я нежно спросила:

— А что насчёт этого?

Хищник покачал головой, накрывая мою ладонь своей и ловко перехватывая меня в воде. Ещё секунда — и я прижата к бортику. Киан’дэ мягко толкнул меня на спину, и я откинулась на прохладный влажный пол головой, видя над собой лишь белый потолок и приборы освещения.

Практически в ту же секунду я услышала шипение воздуха и поняла, что это за звук. Он снял маску.

«Глаза не открывать» — строго велел Киан’дэ, подтягивая меня к себе.

— А то что? Сожрешь? — съязвила я, наощупь касаясь его и ощущая под руками мышцы грудной клетки.

«А ты сомневаешься?».

Хищник взял мою ладонь в руку, помедлив, и наконец притянул ее, позволяя мне коснуться…

Я скользнула пальцами по чему-то острому. Уже через секунду мою ладонь нежно поцеловали, и между лопаток у меня ярко и горячо вспыхнуло, заставляя заняться жаром все тело.

Это была жвала или клык. Жвала. Это его лицо! Я боролась с искушением открыть глаза, но понимала, как сильно Киан’дэ доверяет мне. Нет, я не могу так с ним поступить.

Пробежавшись рукой вверх, я уверилась в своей догадке и наткнулась на нечто круглое и холодное в матовой текстуре острой костной жвалы. Кольцо?

Я усмехнулась.

— Зачем украшать себя, если ты никому не показываешь своего лица? — задала я вопрос.

«Разумно. Но тогда я ещё не носил маску».

Горячее дыхание коснулось моей руки. Я исследовала точёную скулу, в то время как его руки плавно поглаживали мой живот и уходили вниз, к бёдрам.

Я скользнула к массивным, как у любого яутжа, надбровным дугам и шипастому наросту над ним, переходящему в высокий лоб.

Вдруг мою исследовательскую деятельность наглым образом прервали. Когтистая рука плавно откинула меня назад, на прохладный пол, и я ощутила прикосновение острых жвал к своей груди.

Вздрогнув и прерывисто вздохнув, я подалась наверх новому ощущению, в то время как гладкий язык нежно тронул сосок и провёл по груди вниз, к животу. И ещё ниже…

От поцелуев хищников ничего хорошего я не ждала. Они были неприятны потому, что мне были чужды их страшные лица. Но лица Киан’дэ я не видела, а лишь чувствовала, как четыре острые жвалы осторожно касаются меня там, и язык медленно проникает глубоко внутрь.

Тело бросило в жар, и я изогнулась, вздрогнув и издав стон. Руки нащупали плечи Киан’дэ и его валары, и я впилась в них, неожиданно услышав, как хищник хрипловато посмеивается.

— Что?! Ты ещё потешаешься надо мной?! — возмутилась я.

«Не разговаривай. У тебя лучше получается стонать, особенно сейчас» — посоветовал иронизирующий Киан’дэ, и его язык быстро совершил оборот, отчего я ещё выше подскочила.

Создавалось яркое впечатление, что я прямо сейчас умру, притом — от удовольствия. Уже не смущаясь и по совету своего любовника громко постанывая, я двигала бёдрами в такт движению его языка, пока неожиданно он не выскользнул. Киан’дэ выпрямился, мягко поддерживая меня под спину на воде, и прислонил лопатками к бортику.

Запустив пальцы в его дреды, которые хищники называли сами «валарами», я ощутила, как он медленно входит в меня, позволяя постепенно привыкнуть к своим размерам.

Он взял мою ладонь, снова нежно целуя ее, и я почти сразу поняла, что он опять скрылся под маской, потом что пальцы мои царапнули металлическую маску.

Я открыла глаза, ухватившись крепче за его плечи и позволяя немного увеличить темп. Ничуть не сомневаюсь, что хищник себя сдерживает, судя по двум сверкающим, как плошки, глазам.

Подхватывая меня под бёдра, он с силой входит, и я опускаю лицо на его плечо, утыкаясь в него и со стоном умоляя не останавливаться.

Он резко выходит, и под своей ладонью, лежащей поверх твёрдого пресса, я чувствую, как глубоко и быстро Киан’дэ дышит. А затем — снова проникает в меня. Я вскрикиваю, крепче обнимая его шею другой рукой и вжимаясь в неё лицом.

Нет ничего, кроме этих секунд. Кроме бесконечного ощущения наполненности. Тривиально, сказано сотни раз тысячами людей, но я ощутила себя частью паззла, удачно сложившегося в общую картину. Живот свело сладостной судорогой, отдавшейся вниз импульсами — и я протяжно застонала, взметнувшись и не зная, куда деваться от такого сильного чувства, потеснившего в груди сердце.

Содрогнувшись от нескольких сильных толчков, я обмякла, вскрикнув, и опала в руках хищника, устало понимая, что он быстро подхватил меня. Ещё один толчок — и уже он кончил в меня, вздрогнув и прикладывая острую скулу маски к моей груди.

Выдохнув, я без зазрения совести налегла на мускулистую спину Киан’дэ, не беспокоясь, что ему будет тяжело.

— Дааа… я совершенно точно скучала по тебе, — мечтательно сказала я, устало прижавшись щекой к одной из татуировок.

«Даже тренироваться, и то легче» — сдавленно сказал Киан’дэ.

Я рассмеялась, приподнявшись и скользя назад, чтобы крепко обнять его за шею.

«Люблю тебя» — эта мысль пролетела в моей голове, и я уткнулась в бордовую плотную кожу, зажмуриваясь и смаргивая дурацкие слезы. Я нежно коснулась губами его шеи.

— Я тоже тебя люблю.

====== 36 ======

Я проснулась, открыла глаза и сонно ткнулась в тёплое плечо. Да, мне не приснилось: он здесь.

Киан’дэ уже не спит. Он задумчиво смотрит в потолок, медленно водит кончиками когтистых пальцев по моей коже. Я вздрогнула.

«Уже утро».

— Утро?!

Как — то есть, утро следующего дня? Я растерянно села в постели, наблюдая за спокойным хищником.

— Ты хочешь сказать, что мы здесь пробыли целые сутки?

Киан’дэ кивнул, и я схватилась за голову.

«Что не так?» — спросил он.

Я махнула рукой и спрятала лицо в ладонях. Даже перед ним мне и то было стыдно.

— За последние сутки мы не занимались ничем полезным, кроме одного.

Сухой смешок заставил меня вскинуться. Скептически глядя на меня, Киан’дэ явно веселился.

— Я уже и так чувствую себя просто инопланетной шлюхой… хватит ржать!

Но это не заставило хищника замолчать. Напротив, он ещё больше развеселился.

«А хоть бы и так. Видишь ли, отныне ты — моя собственность».

— Ой, как смешно, — буркнула я, ткнув его в плечо.

Киан’дэ равнодушно проследил за тем, как я встала, и поднялся следом, отомстив лёгким шлепком по заду. Сузив глаза, мы с достоинством посмотрели друг на друга.

— Когда мы отсюда улетим? — спросила я, чтобы прервать молчание. Но к моему изумлению, Киан’дэ ответил:

«Мы не улетим».

— Что?!!!

Я потеряла дар речи, испуганно глянув на хищника. Он выпрямился, сразу вырастая надо мной.

«На меня охотятся. Пока здесь более безопасно, мы останемся ненадолго. А я буду работать на устроителей».

— И ты согласился? — с сомнением спросила я. — Что ты должен будешь делать?

Хищник усмехнулся, но вышло у него грустно. Присев на кровать, он опустил плечи, глядя в пол, и задумчиво и тихо сказал:

«То, что умею делать лучше всего».

Читаем под Rammstein — Deutschland

Теперь жизнь его была наполнена новыми событиями. Большую Арену закрыли для ставок, но теперь на весь сезон открыли малые бои, на которых важно было продемонстрировать две вещи: мастерство убийцы и качество технологий нового оружия.

Киан’дэ с блеском выполнял обе функции, из первых трёх подпольных боев на неделе — на небольших рингах для избранных, заплативших отдельную цену — выйдя в трех безоговорочным победителем менее чем за десять минут.

Здесь в числе зрителей он заметил и суперхищников из клана, враждующего с кланами классических охотников. Они приобрели несколько типов вооружения после второго боя, в котором Киан’дэ (плазмоган нового типа, ловкость рук и никакого мошенства) быстро уничтожил четверых каиндэ амедха, даже не задохнувшись.

Раз за разом, выходя на ринг, он слышал довольный рёв хищников: среди них были и охотники, и изгои, и аттури… сколько их? Бессчётное множество. Кто хотел остаться незамеченным, прилетал инкогнито.

Киан’дэ пользовался уважением среди многих сильных яутжа, которые также по разным причинам сражались за изгоев с платформы. Он был молчаливым, смертоносным и хладнокровным, а это были качества, которые хищники в бойцах ценили особенно.

Но знатоки древних традиций быстро разгадали его суть, едва взглянув на метки на его теле.

Киан’дэ не общался с руководителями платформы лично, но получал от них сообщение на передатчик, прикреплённый к чёрному кожаному наручу. Так что среди дня и ночи он мог быть вызван в любой момент.

Временами мне казалось, что это тоже рабство, но хищник даже не протестовал.

«Мы рядом. Это все, что мне нужно» — говорил он.

Посещать меня он мог в любое время. Приходя в хищнический гарем, он не обращал внимания на взгляды и улыбки женщин, не понимавших его статуса и того, почему прочие яуты хоть и уважают его, но сторонятся.

Так мы прожили на платформе три недели, и за все это время Киан’дэ с легкостью справлялся со всеми заданиями.

Ему полагалась новая броня, которую он скучающе продемонстрировал мне разок (по моей просьбе): она была сделана из металла и была похожа на обычные доспехи хищников, только более украшенные. К ним полагалась также кожаная набедренная повязка и щиток. Киан’дэ простер в ее сторону руку и даже примерять не стал.

— А чем твоя броня лучше? — поинтересовалась я.

«Панцирь и кожа каиндэ амедха. Не расползается под кислотой. Легкая, прочная. Двигаться легко» — вкратце пояснил он.

Но куда чаще передо мной он показывался не в боевом вооружении, а в обычном виде. Признаться, в полном снаряжении он пришёл ко мне лишь раз — произведя глубокое впечатление на нас всех. Выглядел он уж очень грозно, так что девушки даже обмерли, когда этот вооруженный до зубов хищник вывел меня из гарема привычным маршрутом.

— Ты больше так не приходи, — улыбнулась я. — А то они уж решили, что ты по их душу явился.

Киан’дэ искоса посмотрел на меня, но промолчал.

Когда слышишь за своей спиной рёв толпы, кажется, что голова погружается в вакуум. Киан’дэ шёл по длинному темному коридору к вспышкам света, а перед глазами были воспоминания прошлых дней.

Уже не раз он шагает здесь, навстречу смерти. Но только не своей, а чужой.

Киан’дэ видел, как-то, что он делает, нравится устроителям: красивая и быстрая драка, скорая кровавая развязка, эффектный финал и единственный победитель.

Поправляя ремни заплечных ножен, он думал о том, что на одном из уровней платформы его ждёт Рената.

Удобнее посадив на голове маску, он вышел на малую арену и услышал, как вскинулась толпа.

Ничего не изменилось. Тогда они хотели принести нас всех в жертву Никте. А теперь ликуют, потому что ждут, когда кровавую жертву совершу я.

Киан’дэ окинул глазами круглую арену и собравшихся вокруг зрителей. После нового удара в гонг с противоположного конца арены в высокую арку вошёл новый участник, а точнее, новая жертва Киан’дэ. Он оценивающе посмотрел на противника.

Ого, какой могучий берсеркер!

Высокий и мускулистый, но поджарый, он был также отлично вооружён, а на арене вёл себя спокойно, и Киан’дэ подумал, что, быть может, сейчас его выставили против ещё одного чемпиона.

Берсеркер молча вскинул кулак в воздух, и толпа ответила ему ликованием. Киан’дэ закатил глаза, сняв со спины глефу и одним движением разворачивая ее.

В руки берсеркер взял два обоюдоострых клинка, направив их остриями вниз. Оба хищника изучали друг друга, пока могли, до третьего удара в гонг.

— Достойной схватки! — вдруг услышал Киан’дэ от берсеркера. После этих слов гигант издал громоподобный рык, которому вторил глубокий звук гонга, и оба хищника ринулись друг навстречу другу.

Киан’дэ поднырнул под одним из клинков, складывая глефу, чтобы она не мешалась при ближнем бое, и разворачиваясь.

Берсеркер также молниеносно остановился, в прыжке атакуя снова. Киан’дэ ушёл назад, в оборону, скользя глефой по клинкам и нанося ряд ударов ногами по мускулистым икрам противника.

От сильного удара выше, в колено, берсеркер издал короткий рык и припал к полу. Киан’дэ быстро атаковал его, обрушивая лезвие глефы сверху, но берсеркер выставил вперёд свой металлический наруч. Хотя острая глефа разрезала его и ранила руку, все же берсеркер избежал смерти.

Да, он точно чемпион. Киан’дэ сощурился, разглядывая противника и обходя его стороной.

Какой умелый и ловкий. Он на охотника совсем непохож, но он и не изгой. Кем же он был в своей прошлой жизни? До того, как стал сражаться на арене?

Киан’дэ понимал, как драться с изгоями, с охотниками, с чужими. Своих противников он изучил досконально, зная, что от них ждать. Но сейчас, глядя на врага, он понимал, что что-то отличает его от других.

Перехватив глефу в руке и пряча ее в ножны, Киан’дэ легко зашёл слева, на ходу вытаскивая оба крюка и проворачивая их в ладонях, покрытых перчатками.

Берсеркер зарычал и рывком встал. Он прихрамывал, что не мешало ему двигаться с той же скоростью, что и Киан’дэ. Он был выше и крупнее, шаги и движения его были сильнее и размашистее, и там, где Киан’дэ должен был сделать два шага, берсеркер делал один.

Оба чемпиона — а догадка Киан’дэ была верна — схватились друг с другом. Лезвия скользили одно по другому, отскакивая при каждом ударе. Оба великолепно фехтовали, но явно устали драться друг с другом.

Таймер показал пятнадцатую минуту, и звук гонга возвестил о завершении раунда.

Киан’дэ нехотя отошёл от берсеркера, грудь его высоко вздымалась, дыхание было учащённым. Он незаметно приподнял маску и отер пот с лица, устало прислоняясь к стене арены.

В свою очередь, берсеркер занимался тем, что рассматривал стремительно опухавшее колено. Сгибая и разгибая его, он кривился от боли.

Киан’дэ сам не знал, зачем это сделал. Он придержал длинную чёрную ткань, свисавшую с бёдер, и разорвал ее на лоскут.

Подойдя к берсеркеру, он присел на одно колено перед ним и, невзирая на изумлённое лицо противника, начал в оставшееся время накладывать тугую повязку.

Берсеркер зарокотал, откидывая голову назад и морщась от сильной боли, когда Киан’дэ точным ударом вправил на место коленную чашечку.

Берсеркер нахмурился и процедил:

— Мы дерёмся насмерть. Зачем ты это сделал?

Киан’дэ не ответил, быстро поднявшись и предоставив берсеркеру завершить самостоятельно своё лечение.

С новым ударом гонга разошедшиеся в стороны противники вновь схватились друг с другом. Киан’дэ уклонился от смертельного удара в голову — одного, второго, и высоко подпрыгнул, мощно ударив берсеркера в грудь. Тот сделал шаг назад, задохнувшись, и Киан’дэ полоснул своим крюком по его шее, оставив на ней глубокую царапину. С досады цокнув, он увернулся от клинков берсеркера, делая ему подсечку. Берсеркер легко ее отбил, и Киан’дэ рыкнул от боли, когда его нокаутировали и он отлетел на песок.

Мотнув головой, Киан’дэ привстал на локтях и прыжком поднялся, едва успев уклониться от удара кулаком, который точно стал бы для него последним. Берсеркер выпрямился, но Киан’дэ уже наскочил сзади, вонзив крюк в его спину и распарывая им плоть.

На арену хлынула зелёная кровь, и противник издал глубокий рёв, с разворота отшвыривая от себя Киан’дэ вместе с оружием.

Тот отлетел к стене арены, болезненно ударившись о неё спиной и затылком. В голове и глазах все пошатнулось и поплыло, но все же Киан’дэ встал и, мотнув головой, зарычал.

Берсеркер шёл к нему, и в голове Киан’дэ промелькнуло, какой же он здоровый и крепкий, раз после такой страшной раны он ещё может сражаться.

Берсеркер в два приёма отбил удары Киан’дэ: он явно рассвирепел. Киан’дэ зарычал на противника и применил несколько приёмов, решив взять врага врукопашную, но берсеркер нанёс ему несколько жестоких ударов в голову.

Под маской по лицу потек твей. Киан’дэ едва успел увернуться от ещё одного мощного удара, и кулак берсеркера вонзился в стену.

Пора.

Киан’дэбыстро выхватил второй крюк и одним сильным взмахом отсек руку берсеркеру — вплоть до локтя.

Взревев, берсеркер отпрянул назад, но все было уже конечно. Киан’дэ замахнулся, рассекая его грудь и распарывая живот, и, тяжело дыша, смотрел, как берсеркер упал на колени, гаснущими глазами глядя на своего убийцу.

Он булькнул, по клыкам потекла кровь, выплескиваясь на песок. Киан’дэ не убрал оружие, до последнего будучи начеку.

— Они… не оставят… тебя… в живых… — глухо пророкотал берсеркер. — Уходи… отсюда.

Вымолвив это, он рухнул вниз лицом в песок и умер.

Киан’дэ мрачно посмотрел на павшего противника, присев перед ним на колено и сорвал с его валар нить из серебряных бусин.

Он сражался очень достойно.

Киан’дэ как обычно зашёл безо всякого предупреждения. Явившись в большой комнате, он проигнорировал внимание, направленное на себя, и, найдя меня глазами, цокнул и мотнул головой, подзывая меня.

Обнаженные татуированные руки были изрезаны, судя по свежим и едва зажившим корочкам зелёной крови. Я заметила, что в руке, покрытой перчаткой, он перебирает что-то блестящее, наподобие чёток.

Я поправила свободную кофту из плотного серого хлопка: цвета, как я узнала, у яутжа имели значение, и все женщины яутов — не в статусе жён или матерей — носили именно серые одежды.

Сегодня Киан’дэ не по обыкновению меня не ждал: он прошёл мимо, и мне показалось, что даже его походка и уверенные движения говорили о том, что что-то случилось. Что-то не то.

Обеспокоенная, я поспешила за хищником и мы вышли за дверь.

— Что случилось? — спросила я взволновано. Киан’дэ молчал и не смотрел на меня, идя вперёд по коридору, к месту нашей обычной встречи. — Киан’дэ. Ответь мне?

Он резко взглянул на меня, издав предостерегающий рокот, и я сжала плечи, испугавшись. Я в чем-то провинилась? Я ему надоела? Он устал возиться со мной? Или что-то произошло?

Когда дверь отсека закрылась за нами, я ощутила на своей талии прикосновение широкой ладони, и вспыхнула:

— Да что ты творишь?

«Тихо» — приказал Киан’дэ, опуская маску к моей шее и выдыхая в мою кожу. Я вздрогнула.

— Ты сегодня очень странный.

«И не случайно. Нам нельзя так часто видеться».

У меня что-то внутри словно оборвалось.

— Что?

Я обернулась к хищнику, не понимая ничего. В глазах его был стальной блеск. Он был сам на себя непохож.

— Почему?!

«Опасно» — Киан’дэ чуть склонил набок голову.

Да что он говорит? Я его не понимаю.

— Опасно? Что опасно? Кому? — снова задала я кучу вопросов.

«Пока не могу все объяснить» — прозвучал у меня в голове голос хищника, и он вдруг коснулся ладонью моей щеки.

Выглядит он… так, словно за что-то извиняется.

— Что ты такое говоришь? Что опасно? И что это за украшение?

У меня голова шла кругом.

Но Киан’дэ молчал. Я опустила глаза, хмуро разглядывая пол.

— Я надоела тебе? — наконец выпалила я, и хищник в ответ рыкнул.

«Нет».

— Ты… — да даже произносить это глупо! Я же не ревную. — Нашёл себе самку своего вида?

Он зарычал, и я невольно сжала плечи.

«Нет! Но пока мы не будем видеться. Я должен сказать тебе это. Я обязательно приду. Должно пройти время. Так нужно. Доверяй мне».

В уголках глаз начало жечь, и я удивилась сама себе. Это я что, плакать удумала? Усмехнувшись, я скрестила на груди руки и посмотрела в сторону, понимая, что злюсь на Киан’дэ.

Он повернул меня к себе, заглядывая в лицо двумя багровыми, яркими глазами.

«Доверяй мне».

Он задержался на мне взглядом, и я, невольно загипнотизированная им, кивнула.

— Хорошо. — Тихо сказала я.

Между нами повисло напряжение. Это было как электрический разряд, как пыль, осевшая комком в горле. Поморщившись, я прикоснулась рукой к его плечу и зелёной крови, но он мягко отстранился.

«Нет. Не делай этого».

Я была в отчаянии. Он ничего не говорил. А теперь он не хочет, чтобы я его трогала.

«Пойдём».

Он взял меня за руку, сжимая ее в своей ладони, и повёл обратно, в общую комнату.

Дойдя до двери отсека, он тихо сказал:

«Я приду. Ничего не бойся».

Чего мне стоило бояться? Я угрюмо пожала плечами.

Киан’дэ молча ушёл, оставив меня в одиночестве, задумчивой и словно в воду опущенной. Я не знала, что произошло, и не знала, как на это реагировать. Но внутри затаилась глухая боль и… страх.

====== 37 ======

Наступило следующее утро, а я была по-прежнему выбита из колеи. Открыв глаза, я окинула глазами потолок, вспоминая события вчерашнего дня, и провела рукой по лицу.

Хотелось снова уснуть, а проснувшись, сделать так, чтобы вчерашний день был тревожным сном. Остался там, в ночи, и не преследовал меня здесь и сейчас.

Единственная радость — видеть Киан’дэ — и та для меня недоступна. С досадой я встала с кровати, разочарованно вздыхая, и прошла в ванную комнату, где все было сделано привычным для уманок.

В зеркало смотрела отёкшая от слез девушка с всклокоченными волнистыми волосами. Я посмотрела на своё отражение будто в первый раз. Когда мне пришло в голову рыдать из-за инопланетного захватчика? Вскинувшись, я даже чисто для себя сделала вид, что мне все это с приходом нового дня безразлично.

Умывшись, я оделась в обычную нашу форму — серую свободную кофту и уплотнённые серые брюки, и, расчесав волосы, вышла в общую комнату. Пока здесь было тихо и пусто: ещё слишком рано, чтобы все проснулись. Я невольно остановила взгляд на огромных окнах, в которых могла в любое время увидеть бушующий океан, и содрогнулась, глядя на серую пучину и тусклое, пасмурное небо. Хоть океан и страшен на вид, жалко, что я не могу выйти наружу и вдохнуть свежего воздуха…

Сев на пол перед панорамным окном, я подумала, что могу и подумать в спокойствии. Приняв ту позу, в которой всегда медитировал Киан’дэ, я вздохнула и начала все осмыслять. На свежую голову.

Он все эти три недели непрерывно посещал меня, с определенной регулярностью. Но все время он был каким-то настороженным. Напряжённым.

Это было ясно по всему, даже по языку тела.

Даже когда он должен был расслабиться, он не расслаблялся. Взгляд его был пронзительным и глубоким, будто бы он все время прислушивался и присматривался ко всему. Говорил он ещё меньше, чем раньше. А в последнюю неделю пришёл ко мне так и вовсе лишь дважды.

Что это значит? Киан’дэ ничего не делает просто так. В то, что я вчера наговорила ему сгоряча, в свои ночные страхи и тревоги, положа руку на сердце… я не могу поверить. У него есть объективные причины не видеться со мной, но догадки пугают ещё больше, чем любые мысли о внезапной сопернице или о том, что он ко мне остыл.

Хотя последнее — бред и ерунда, у меня на теле тому в подтверждение есть целый набор синяков и царапин, оставленных Киан’дэ во время наших встреч. Хищник был чутким и осторожным, но все же не настолько, чтобы сточить свои когти и поумерить силу, которой с лихвой хватит на пятерых меня, в момент, когда он перестаёт себя контролировать.

Контролировать… он что-то знает, что-то о тех, кто контролирует его.

Предчувствие близкой опасности? Боится снова потерять меня? Боится, что кто-то из устроителей и окружающих увидит, что благодаря мне можно управлять им?

В глубокой задумчивости, я даже не заметила, как со спины ко мне кто-то подошёл, и подпрыгнула, когда услышала:

— Доброе утро. Ух, как ты рано встала…

Это была Амилия. Она с любопытством посмотрела на меня и выгнула бровь, усмехнувшись:

— Медитируешь?

Я не нашлась, что ответить, покраснев, а она уже продолжала:

— Что, хищ твой научил? — она прислонилась спиной к стене. — Возьми из морозилки лёд и приложи к лицу. У тебя мешки под глазами…

Цокнув языком, я обвела взглядом пространство вокруг и не выдержала:

— А что в этом такого?

— В общем-то, абсолютно ничего, — спокойно ответила Амилия. — Но знать о том, как ты плачешь ночью, никому не обязательно. Тем более Дани, которую сегодня скорее всего отсюда просто выкинут.

— Дани? За что?

Дани была молчаливой и спокойной девушкой, которую в основном можно было увидеть за чтением или уборкой. Она ни с кем не общалась, но относились к ней удивительно хорошо.

Что она такого сделала?

Но Амилия лишь качнула головой, садясь рядом со мной на пол.

— Не «за что», а «из-за чего». Так правильнее. Из-за того, кстати, что твой хищник убил ее хищника, и теперь у неё здесь нет хозяина, а значит, и содержать ее тоже ни к чему.

Я похолодела, и невольно меня охватило глубокое чувство вины. Хотя я и не была ни в чем виновата. Виноват был Киан’дэ, формально.

— Он… убил его… ну…

— Обычные бои, ничего такого. Но это может произойти в любой момент с любой из нас. И с тобой тоже.

Я усмехнулась, покачав головой. Убить Киан’дэ — задача не из легких.

— Слабо верится в такое? Но, возможно ты не знаешь, конечно… однако у нас здесь не по одному хозяину. И даже не по двое. Нас перекупают для новых чемпионов и новых статусных яутжа. Ни один чемпион не продержался здесь в живых дольше полугода.

— Бывают и исключения.

— Не бывают, — покачала головой девушка. — Даже очень сильных яутжа просто забивают на этих боях. Тем, кто приходит сюда, хочется насилия, смерти, крови. А какой интерес смотреть на одних и тех же хищей? Здесь крутятся огромные деньги. Колоссальное влияние. Хищи готовы умереть, лишь бы стать следующими чемпионами и сразиться с самыми опасными тварями: это для них — высшая честь.

— Только не для Киан’дэ. — Тихо сказала я, задумчиво отворачиваясь. Значит, вот оно что. Но если его задумали просто убить любой ценой, значит, нужно убираться отсюда. Но как?

— Он убил одного из четырёх лучших чемпионов. Занял его место. Как считаешь, надолго ли его оставят в живых?

На этот вопрос ответа не было. Я опустила глаза, хмурясь.

— Поэтому мы и не привыкаем к своим хищам. Смысл? Дани привыкла. И что теперь? — Амилия поднялась с пола и равнодушно посмотрела на меня. — У них есть на нас влияние. Это какое-то физиологическое привыкание, просто химия. Но делать этого не советую: скоро у тебя тоже будет новый хозяин.

Я упрямо покачала головой.

— Нет. Он на остальных непохож. Он не сдаётся. Никогда.

— Но не может же он всегда побеждать? — разумно возразила Амилия. — Он же живой, Рената. И однажды найдётся тот, кто будет сильнее.

Однажды Патрон взял Киан’дэ, ещё молодого и не обстрелянного к’хана — тогда ещё без статуса «ультра» — в небольшое путешествие к лидеру соседнего клана.

Они долетели туда на небольшом космическом корабле, не предназначенном для дальних перелетов. На борту было всего несколько хищников: он сам, Патрон и два телохранителя. Предполагалось, что появиться Патрон должно был инкогнито, без свиты.

— Будь начеку, — приказал он Киан’дэ. — Это жестокие и сильные воины, на их счету — много прекрасных трофеев и боев. Когда я дам тебе знак и кивну, ты должен будешь убить всех, кто окажется в одном помещении со мной.

Убить всех? Киан’дэ почувствовал, как по спине ползёт холодок. Убить всех… а сможет ли он это сделать, или у него кишка тонка

Он кивнул, согнув спину перед Патроном.

— Хорошо. Иди, готовься.

И он правда ушёл готовиться: его успокаивала только медитация, в которую он вошёл за полчаса до приземления, хотя нервы его были на пределе.

Тогда он ещё не знал, на что способен.

… Это была страшная бойня. Киан’дэ не ожидал, что сможет справиться со всеми врагами Патрона, но он целенаправленно уничтожал каждого, одного за другим.

Когда один из присутствующих аттури уже отчаялся, он схватил бластер с пояса мертвого товарища и начал палить в Киан’дэ. Но хищник легко уворачивался и вогнал свой ритуальный серп так глубоко в прочный череп врага, что вытащить его смог, лишь наступив на голову убитого ногой.

Тихо зарычав, он осмотрелся в поисках живых и двумя точными выстрелами прикончил сразу обоих яутжа, едва шевелившихся.

Итак, в зале стояли трое: он сам, Патрон и оставшийся в живых телохранитель.

Патрон выпрямился, величественно озираясь и глядя на поверженных врагов, а Киан’дэ подошёл к нему и припал на одно колено, будучи довольным выполненной работой. И конечно, он не ожидал жестокого удара в лицо когтистой рукой своего хозяина.

Удар был так силён, что Киан’дэ, не смевший уклониться и сопротивляться, упал на спину, поражено глядя на яутжа.

— Ты бестолковая тварь, — пророкотал хозяин, и Киан’дэ сжал в кулаки руки. Почему он недоволен? От гнева в глазах хищника, только что сделавшего невозможное и убившего пятнадцать лучших воинов соседнего клана, побелело. — Я велел тебе не оставлять в живых никого, кроме меня.

Короткое понимание как молния озарило Киан’дэ, и он быстро встал на ноги и надвинулся на телохранителя. Снимая со спины своей серп, он провернул его в руках, подкрадываясь к быстро сообразившему яутжа.

Но было уже поздно.

Киан’дэ размял плечи, тряхнул руками, гудящими от боли, и продолжил тренировку, несмотря на усталость.

Тренироваться как когда он только учился быть ультрак’ханом — это то, что он давненько не делал. Но теперь он тренировался регулярно и постоянно, круглый день. Оттачивал удары и уклоны, чувствуя, что сейчас требуется быть готовым. К чему? Он не знал, просто ощущал напряжение, растущее вокруг себя.

Он остановился и отложил в сторону глефу, тяжело дыша и присаживаясь прямо на пол.

Он надел на остывающее и влажное от пота тело рваную накидку и покрыл голову капюшоном, не желая, чтобы кто-то снова пялился на его маску.

Натягивая на руки перчатки, он спрятал оба клейма «грязная кровь» на ладонях, оставленные некогда еще при пленении, когда его вели на ритуальной убой.

В прорезях и дырах уже неприлично рваной накидки, выглядевшей уже скорее как лохмотья поверх плотно сидящей кожаной брони, виднелись серебряные татуировки, ярко выделявшиеся на влажном теле. Застегивая на спине ножны и поднимая глефу, Киан’дэ вышел из зала, где продолжали тренироваться другие яутжа, проводившие его долгим взглядом.

Он чувствовал: его боялись. И это не могло его не радовать.

Сейчас он направлялся к госпиталю, чтобы хорошо знакомая ему уманка немного подлечила его. Спокойно пройдя в отсек мимо охраны, он направился по стерильному коридору и вошёл к уманке без разрешения, как и всегда.

Он увидел, как она сидит за рабочим столом и в руках держит фотокарточку, человеческий снимок.

Вздрогнув, она повернулась к Киан’дэ и шмыгнула носом, стараясь незаметно утереть слёзы с глаз.

— А, это ты, пугало… — грубовато сказала она, но Киан’дэ ничуть не обиделся. — Что у тебя опять?

Он вздохнул и, распахнув накидку, показал на незаживающий уже целую неделю бок. Рана осталась после последнего сражения.

— Ладно, раздевайся.

Он послушно снял накидку и броню, оставшись по пояс обнаженным. Уманка закатила глаза и цокнула, глядя на широкую косую рану, протянувшуюся от низа живота до подмышки.

— И ты был очень занят, чтобы пораньше обратиться ко мне? — уточнила она. Киан’дэ сухо рассмеялся, в то время как уманка уже набирала сыворотку в шприц, а после вонзила иглу ему в живот.

Киан’дэ равнодушно смотрел, как она вкалывает сыворотку-гормон, позволяющую ранениям быстрее затягиваться. А после она вколола новую дозу прямо в открытую рану, сняв перед этим повязку. Это заставило хищника поморщиться.

— А ты терпеливый, здоровяк, — ухмыльнулась она, похлопав хищника по предплечью и неожиданно скользнув пальцами по его валарам. — Тебе же их обрезали? Как ты это выдержал?

Умные, проницательные алые глаза сощурились, но Киан’дэ как обычно молчал.

— Ладно. — Вздохнула она. — Понимаю, у тебя времени ни на что нет, график расписан по секундам. То с женщиной своей развлекаешься, то в зале пропадаешь, то на арене. Я за тобой слежу, между прочим. За успехами своего любимого пациента.

Хмыкнув, хищник прилёг на каталке, зная, что это лекарство обладает снотворным эффектом.

Уманка присела рядом с ним, когда он уже погружался в сон. Закрыв глаза, хищник уронил голову назад, дыхание его стало ровным и глубоким.

Задумчиво, уманка провела ладонью по его животу, оглаживая рваные края раны, и наложила повязку, плотно перебинтовывая хищника. Закончив, она подняла его тяжелую жилистую руку и, замешкавшись, сняла с ладони кожаную тонкую перчатку.

На ладони — клеймо с иероглифом, и девушка не раз видела такое: это значит, что он — дурная кровь и изгой. Такие метки ставят яутжа своим пленникам. Когда-то он был в плену…

Она присела поудобнее, положив руки ему на грудь и порхая пальцами по хорошо развитым мышцам, по широким плечам, удачно подчёркнутым узором татуировки, и спускаясь ниже. Эти прикосновения дарили ей приятное тепло, зародившееся в позвоночнике.

Улыбнувшись своим мыслям, девушка приподнялась и провела тыльной стороной ладони по гибкой длинной шее, касаясь краев маски на откинутой назад голове.

Неожиданно, улыбка ее померкла, и она тихо прошептала что-то, мрачнея и отсаживаясь. Воспоминания о другом яутжа больно пронзили ее сердце, но хуже было другое: этот хищник тоже нестерпимо нравился ей, но, как показывает ее практика, должен был рано или поздно погибнуть.

Она склонилась над его маской и тихо прижалась к подбородку губами, ведя ими к острой скуле. Внутри начало пробуждаться желание, но она обуздала его, отпрянув.

Надев на когтистую руку перчатку и сердито оттолкнув ее от себя, она подумала о той женщине, которую тогда привела к Киан’дэ. Рената, так ее зовут. В груди кольнула ревность, но девушка тряхнула головой.

— Это же не он, — прошептала она, возвращая себя в реальность. — Просто крутой засранец, которого мне жаль хоронить.

Встав, она отошла в сторону и подождала ещё тридцать или сорок минут, пока хищник не придёт в себя.

Его нужно было спасать. Срочно.

Прошла ещё неделя, за которую я натурально извелась без Киан’дэ. Другие девушки регулярно виделись со своими хозяевами, что только злило меня.

В отличие от них, я снова чувствовала себя одинокой. И, что угнетало меня ещё больше, я стала ощущать себя пленницей.

Но однажды, неожиданно для всех нас, он все же пришёл ко мне. Минуло ещё две или три недели, когда он вошёл без доспехов в общий зал, как ни в чем не бывало.

Обида и тревога были тут как тут, и я обидчиво отвернулась, завидев Киан’дэ. Он щелкнул мандибулами, подошёл ко мне и присел на корточки, заглядывая мне в лицо.

Я молча отвернулась опять, равнодушно листая книгу, пока он не взял ее из моих рук, швыряя через плечо.

Я холодно взглянула на хищника, который мотнул головой, указывая себе за спину.

— Я никуда не пойду.

Хм! Не появлялся порядка месяца — и вдруг пришёл сюда, как хозяин, и начал командовать?! Я была неприятно удивлена такими переменами в его характере и не собиралась ему подчиняться.

Несколько девушек, сидевших неподалёку, с интересом наблюдали за этой картиной. Но мне было неважно, что они подумают. Я упрямо посмотрела в глаза Киан’дэ.

— Думаешь, можно так легко меня оставить? — обиженно спросила я.

«Нужно поговорить».

С этим молчуном? Я усмехнулась, но Киан’дэ был настойчив.

«Я терпелив. И рано или поздно ты пойдёшь со мной».

— Не дальше моей комнаты, — парировала я. Неожиданно, Киан’дэ легко согласился.

Он последовал за мной, и только когда мы скрылись из виду и я заблокировала дверь отсека, внезапно навис, как туча.

«ЧТО ТЫ ТВОРИШЬ!!!» — прогремел его голос в моей голове.

Я непроизвольно сжала плечи и прильнула к стене, видя, как глаза его мечут молнии.

— Это ты что творишь! Ты пропал! Так надолго! От тебя ни весточки! — в отчаянии крикнула я. — Я вся извелась, с ума сошла! Я следила за тотализаторами, чтобы узнать, не убили ли тебя!

Он вздрогнул, будто пощечину получил, и сделал шаг назад.

— Я влюбилась в тебя! Я доверилась тебе! Ты говорил, доверяй мне, а потом пропал! Для чего было рисковать жизнью? Чтобы бросить меня тут?! В плену?!

Некоторое время он молчал, даже не двигаясь. Замолкла и я. Нервно глядя в пол и сжимая руки в кулаки, я ожидала, что сделает Киан’дэ. Наверное, уйдёт.

Но то, что он сделал дальше, испугало меня.

Он тихо прислонил ладонь к моей щеке, а в голове у меня прозвучало:

«У меня не было других вариантов. Мне не за что извиняться. Я делал все, чтобы ты была жива».

Что? Жива? Да что он говорит?

— О чем ты? — недоверчиво спросила я.

Хищник устало прислонился к стене рядом со мной, разминая шею рукой.

«Уманка, которая лечит меня. Она предупредила. Все прояснила».

— Да о чем ты?

Говорил он невнятно и путано, мысли сбивались и заменялись одни другими.

Наконец, он крепко прикрыл глаза, а затем сумел спокойно сказать:

«Здесь все не так просто. Чемпионов быстро убивают, чтобы набрать новых. Это тотализатор. Им нужна зрелищность. Манипулируют всем. У меня нет статуса, имущества, трофеев. Только ты. И они будут манипулировать тобой».

Эта новость испугала меня.

— И ты исчез, чтобы…

«Не могу потерять тебя. Не появлялся, чтобы не обращать лишнего внимания на тебя».

Он помрачнел, отвернувшись.

«Но уже поздно. Я убил снова — на этот раз ещё одного чемпиона. Когда убью двух других, придёт и моя очередь, если не умру раньше. Они ставят на наши смерти».

Я быстро повернулась к Киан’дэ, хватая его за руку.

— Тогда давай сбежим!

Он покачал головой.

«Бесполезно. Нас найдут и убьют. Их слишком много. Со столькими я не справлюсь».

Мы провели какое-то время в молчании, обдумывая следующий шаг. Что делать? В голове не было решения, ответа. Я пугливо прижалась к хищнику, хотя он даже не сделал попытки обнять меня.

Это пугало ещё больше.

«Я хочу продать тебя» — вдруг сказал он.

Это добило меня, сразило наповал. Я чуть не потеряла сознание, в глазах потемнело. И мне стало физически трудно дышать.

— Что?

Я ослышалась. Я сплю, и это страшный сон.

«Я тебя продам» — сказал мрачный Киан’дэ.

— Нет. Нет!

Я бросилась к нему, встряхивая за плечи и поднимая подбородок, покрытый маской. Глаза казались удивительно равнодушными и холодными.

— Нет, ты не можешь! Как же это? Пожалуйста. Не надо. Выход всегда найдётся.

Он покачал головой.

«Я договорился. У тебя будет новый хозяин… — он с ненавистью сузил глаза. — Уже завтра».

Я испуганно осела на пол, чувствуя в груди такую боль, словно он выстрелил в меня в упор. Лучше бы он меня убил.

Я и сама не заметила, как начала молча плакать. Слёзы просто покатились из глаз, без остановки. Всхлипнув, я только сказала:

— Как же так?

«Я не могу тебя защитить. И вырваться отсюда тоже не могу. Пришло время расстаться» — сказал он.

====== 38 ======

Читаем под Five Fingers Feath Punch — Far From Home

Друзья, обложка – в описании. Там же ищите арты по фанфику

Все, что я знала, пока лежала в его объятиях — то, что это было в последний раз.

Все началось внезапно, и инициатором была я.

«Зачем?» — тихо спросил хищник.

Что мне было ответить? Я не знала, поэтому сказала правду:

— Потому что больше я тебя не увижу.

Положив ладони ему на плечи, я устало устроилась у него на руках, прижавшись к груди и закрывая глаза. Было больно? Да, очень.

Впервые тишина и молчание между нами были тягостными, а не счастливыми или спокойными. Я вдруг ясно ощутила дрожь во всем теле, будто заболела, и вжалась в его тело, чтобы согреться. Но даже его тепло меня не согревало.

Я молча разделась, когда он произнёс эти страшные слова. Я понимала, что уговаривать и умолять бесполезно: выхода у нас не было.

Киан’дэ и сам был подавлен своим решением. Он даже не поднял на меня взгляд, когда я опустилась перед ним на колени и нежно повернула лицо к себе.

— Передумай, — попросила я, заглядывая ему в глаза.

«Не могу».

Я прижалась щекой, мокрой от слез, к его шее, и провела по ней губами, чувствуя, как он вздрагивает и замирает.

— Передумай, — шепчу я, не отрываясь от поцелуя.

«Нет».

Любовь, желание, печаль, боль смешались и отозвались в сердце. Я расстегнула кожаный ремень, для этого завела руки ему за спину и нащупала металлические пряжки. После распахнула чёрную ткань, дрожащими руками расправляя ее. Я прижала ладони к его телу, ниже груди, касаясь пальцами каждого рубца и чувствуя жёсткие чешуи на коже и шрамы.

Страшно, но только сейчас, теряя его, я поняла, как сильно полюбила. Покрывая его поцелуями, я чувствовала, что он так же убит своим решением, как и я. И возможно, ему сейчас тяжелее, чем мне.

Я оторвалась, выпрямляясь и прислоняясь лбом ко лбу его маски.

— Прошу, — тихонько прошептала я, встретившись с его взглядом.

Он глубоко задышал, сжал когтистые руки в кулаки, и напрягшееся в моих руках тело дернулось. Он хотел встать и уйти.

— Нет! Ладно! Хорошо! — я крепко обняла его за шею, зажмуриваясь и повисая, надеясь, что остановлю его. — Пусть так, продавай. Хорошо. Но не уходи сейчас. Я… не переживу ещё и этого…

Тогда хищник замирает, снова оседая на пол.

«Чего ты хочешь?» — устало спросил он, касаясь ладонью моего лица и нежно оглаживая большим пальцем мои губы.

Ответ был очень простой.

— Тебя.

Обычно, занимаясь с ним сексом, я видела его, отстраняясь от него и словно наблюдая за ним немного со стороны. Но не сегодня. Сегодня я прикрыла глаза, крепко обняв его, впившись в спину ногтями и не желая отпускать.

Мне было страшно.

Сегодня все движения были медленными и усталыми. Сегодня он входил очень глубоко, будто пытаясь заполнить меня собой — и больше никогда не покидать. Но он так и не снял маску, хотя я умоляюще попросила его об этом.

Когда я начала плакать, он остановился, мягко стирая ладонью слезы с моих щёк. Отстранившись, виновато смотрел на меня, запустив пальцы мне в волосы и путаясь в них.

Вместо страсти или желания, с каждым толчком в себя я умираю от накатывающей нежности. Снова и снова, я глажу его руки, стараясь запомнить прикосновения к ним, и пропускаю сквозь пальцы дреды, прикасаясь к шее. Мне не хочется отпускать его, и я бы дала многое за то, чтобы мы продолжили — но тело сдаётся, сильно содрогаясь в его руках от неконтролируемого чувства. Будто электрический разряд, пронзивший меня от пальцев до макушки, яркий оргазм погрузил в вакуум, и я опала, устало цепляясь за его плечи и увлекая за собой.

А потом я услышала, как замерло и его дыхание, и ощутила в себе ритмичную пульсацию.

Захотелось заплакать от горя, что все между нами уже закончилось. Но, испугавшись, что он сразу уйдёт, я обняла его за плечи.

— Останься. Останься. — Просила я, пока он даже не вышел из меня, устало прикрыв глаза.

И он действительно остался.

Я прислонилась к его груди, положив руку на живот и отмеряя пальцами расстояние между татуировками. Мы молчали, но теперь тишина не была холодной. Да, печаль была. Но не холодность.

Мне хотелось запомнить в нем все, от прикосновений к гладкой плотной коже до ощущения, когда он движется и под ладонью перекатываются мышцы.

От цвета глаз до узоров на теле.

Мне хотелось действительно запомнить все.

— А когда ты освободишься, — спросила я, прижимаясь к нему щекой, — ты вернёшься за мной?

Хищник вдруг встрепенулся, слегка выпрямляясь и сжимая мое плечо.

«Да».

Я улыбнулась.

— Тогда мне будет проще. Ты всегда возвращаешься. Это не навсегда.

Киан’дэ не ответил. Неожиданно крепко обняв меня, он издал тихое пощёлкивание.

Мы провели вместе все время, до самой ночи. Только под утро, проснувшись, он мягко разомкнул мои объятия, не заметив, что я не сплю, а лишь притворяюсь. Я услышала тихий металлический шелест, будто он вынул нож, и затем ощутила, как он срезает прядку с моих волос и, присев после на колено у кровати, долго смотрит мне в лицо.

Когда я открываю глаза, его уже нет. В темноте я различаю перед собой что-то чёрное. Лоскут его рваной накидки. Всхлипнув, я взяла его, сжимая в руке, и ощутила что-то ещё в ткани. Кольцо из светлого лимонного золота.

Я плакала до рассвета.

Знает ли она, как это больно — прощаться с ней?

Знает ли, сколько выходов он искал прежде, чем с горечью понял, что этот — единственный?

Когда Киан’дэ вышел от неё и скрылся на верхнем уровне, решительно сжимая в кулаке прядку ее волос, он знал, что лгал, когда говорил, что вернётся.

После того, что он сделает, не возвращаются.

Впервые он ощутил себя убитым, и это ему не понравилось. Тело все ещё горело после ее рук и хранило каждое прикосновение губ. Хотелось запечатать все это в себе, рассеять собственную тьму ее светом, сохранить эту любовь и нежность. Но не получалось.

Самые мрачные, страшные мысли приходили к нему в голову. Хотелось напиться и упасть без сознания, но Киан’дэ не принимал ничего, что могло бы одурманить его, уже по привычке — из безопасности.

Куда ему было идти? Он не знал. Человек, который был для него домом, завтра же покинет платформу.

Спите, мстительно думал он, выходя на воздух и чувствуя, как место любви заполняет безграничная ярость. Спите спокойно ещё одну ночь. Уже завтра вы захлебнётесь в своей крови.

Прикрыв глаза, он все ещё чувствовал, как она обнимает его и доверчиво прижимается.

Это несправедливо. Он снова потерял все!

У него вновь все отняли!

И Киан’дэ, поклявшийся хранить молчание, дернулся, изогнувшись, будто от физической боли, но снова смолчал, хотя хотелось заорать так, что пробудишь весь уровень.

НЕНАВИЖУ!

Он заставил себя опуститься и принять медитативную позу, с негодованием плечи его поднимались, а грудь делала глубокие вдохи.

— Что, пугало? — Тихо спросила девушка, обойдя его со спины. Ее он услышал ещё в коридоре, но не хотел видеть. Мрачно зарычав, Киан’дэ резко отвернулся, когда она присела рядом и вдруг попыталась коснуться его маски.

Алиса замерла, когда хищник издал рокочущий рык, и убрала руку.

— Мне жаль, что пришлось ее продать. — Сказала она. — Но у тебя нет выхода. Ты все сделал правильно.

«Да».

Киан’дэ расставил под маской жвалы, вдыхая глубже солёный воздух и стараясь прочистить голову.

Какое-то время они просидели в тишине.

— Ты любил ее? — мягко спросила Алиса. Ее светлые волосы бледно выделялись на фоне ночи.

«Да».

— А ты немногословен, — усмехнулась она и опустила глаза. — Я помню день, когда ее привезли. За много месяцев — единственная женщина, беременная от яутжа. Срок уже не позволял делать аборт, но она была ранена, крови потеряла много. Я помогла ей…

Она опустила глаза и увидела, как сжимаются руки хищника.

Помолчав, она осторожно уточнила:

— Ты уверен в том, что делаешь?

«Иначе никак».

Она коснулась его плеча, и он не отпрянул и не отодвинулся. Тихо сжав на нем пальцы, Алиса поднялась.

— Я пойду. Сегодня непростая ночка… и непростое дело.

Неожиданно Киан’дэ охватило странное чувство, будто он должен был узнать что-то важное. Он поднял на девушку алые глаза.

— Одна женщина из нового набора родила сегодня ночью девочку. Не знаю, что с ней делали, пока везли сюда, но там, — и она неопределённо указала вниз рукой, — она вся разворочена в мясо. Ещё удивительно, что ребёнок вообще родился. А теперь… — она замолчала. — А теперь мне нужно…

Сглотнув, Алиса не смогла договорить, но Киан’дэ все понял.

«Как ты ее убьешь?»

— Инъекцию сделаю. — Глухо выдала Алиса.

Она развернулась и вошла в закрытый коридор, медленно побрела к лифту. Как она устала… это же не единичный случай. Не единственный такой ребёнок.

Неожиданно, она ощутила прикосновение руки к своему плечу и резко развернулась.

— Боже! — воскликнула она, выдыхая. — Ты просто страшила! Зачем подкрадываешься? Чего тебе надо?!

«Покажи мне ребёнка».

Маленькая голая девочка ещё даже не была обмыта после родов. Она лежала на большом стерильном столе, без всякой подстилки, и уже не вопила от голода и холода. А просто всхлипывала, крепко жмуря глазки.

Киан’дэ равнодушно смотрел сверху вниз на неё.

«Ей так холодно лежать. Ее нужно во что-то одеть» — сказал он.

— Да. Нужно.

Алиса подошла к стеклянному шкафу и достала оттуда коробку. Из неё она взяла маленький пузырёк, проколола его шприцом и ввела прозрачное вещество внутрь.

Киан’дэ перевёл взгляд с девушки на младенца. Алиса поправила перчатку и сняла с полки пластиковый чёрный мешок.

Она подошла к ребёнку, забавно засучившему ручками и ножками, и поднесла к ней иглу.

«Я возьму ее» — глухо произнёс хищник.

Алиса замерла.

— Что, прости? Что ты сказал?

«Я забираю ее».

Резко оттолкнув руку Алисы, он осторожно — неожиданно для существа таких габаритов — подвинул девочку к себе.

«Есть тряпка или одеяло?»

— Ты с ума сошёл! — воскликнула девушка, держа в руке шприц. — Пугало, ты правда чокнутый! Что ты будешь делать с ребёнком?!

Он молчал, не решаясь отойти от малышки, но и взять ее на руки не смел.

— Да ты таких, как она, жрешь на завтрак и глотаешь на обед! Ты что, серьезно?

Вместо ответа, он, не дождавшись помощи, снял с себя чёрную накидку и набросил ее на девочку, ловко оборачивая младенческое тельце в тряпку и укладывая ее на сгиб локтя.

«Она моя» — рыкнул он и молча пошёл на выход.

Алиса положила шприц на стол, нахмурившись и следуя за хищником, быстро шагающим по коридору.

— Если ее у тебя заметят, так и знай — убьют на месте. Тут детям не рады. Да и что ты с ней будешь делать? Чем кормить? Когда следить? Ты чемпион, пугало! Ты убийца! Какой ещё младенец?

Киан’дэ мрачно вздохнул, покачивая на руке девочку, которая инстинктивно прижалась к нему и начала тыкаться в плотную грудь ротиком, в слепых поисках еды.

«Пока накормлю физраствором. Он безопасный. Им кормят и яутских младенцев. А там посмотрим».

Войдя в лифт, он не желал слушать ничего, зная, что сделает дальше, а пока ему предстояла непростая бессонная ночь.

Этот рассвет я встречала так, словно он был последним в моей жизни. Несколько раз перед тем, как выйти из отсека, я думала, хочу ли я жить дальше — но малодушно признавалась, что хочу, и надеялась, что Киан’дэ передумает.

Столько пройти и вынести ради меня… и все напрасно.

Умывшись холодной водой, я не взяла с собой никаких вещей и никому ничего не сказала. Но девушки словно все поняли, сторонясь меня и тихо, вполголоса разговаривая.

Мне словно всю душу выпотрошили. Вынули сердце и вложили вместо него тяжелый камень. Прижав к груди ладонь, я буквально чувствовала физическую боль, и когда за мной пришёл один из охранников, молча пошла за ним в специальный лифт, хотя ноги почти не держали меня.

Пока лифт ехал наверх, я думала.

Быть может, если бы я смогла тогда выносить и родить ему ребёнка, он бы остался со мной? Нет, что за глупости. Он сказал, что здесь стало опасно.

Но расставание — это непереносимо. Может быть, лучше действительно умереть, но хотя бы вместе, чем жить порознь? Однако он сделал свой выбор.

Увижу ли я ещё когда-нибудь его? Не знаю. Но если нет, не представляю, как буду жить дальше. Может, девушки в гареме правы, что у них есть химическое влияние на нас. Привыкание.

Может, это и не любовь, а просто химическое взаимодействие. Но я вспоминала, каково мне было тогда, в плену у яутжа, думая, что Киан’дэ мертв и больше не вернётся. Я была просто живым трупом, и снова так жить не хочу.

Лифт приехал, меня вывели наружу.

Это было очень, очень раннее утро. В уже знакомой мне проходной комнате, где нас всех держали, когда привезли с материка, было два яутжа-охранника, мужчина-человек, очевидно, фиксирующий сделку, и сам покупатель.

Увидев его, я оторопела и замерла.

Лок’На! Это был он!

Я открыла рот, пятясь, но вдруг он пророкотал, обращаясь ко мне мысленно:

«Не дури и будь молчалива, уманка. Все это он делает ради твоего же блага. И лучше бы тебе не показывать, что мы знакомы».

Хорошо. Киан’дэ точно знает, что делает.

Доверяй мне.

Пока он и человек общались с помощью электронного переводчика, я думала, придёт ли Киан’дэ или нет. Но вот ещё одна створка отсека отъехала, и показался он.

Сначала я даже не обратила внимание на то, что он нёс в руках. Ноги перестали держать, и я одним усилием воли и уговорами самой себя выстояла, хотя хотелось подбежать к нему и крепко обнять, умоляя передумать.

Киан’дэ подошел к яутжа и человеку, и на лицах обоих отразилось непонимание и удивление.

— Простите… — человек кашлянул. — Что это? Откуда ребёнок?

Киан’дэ холодно посмотрел на него, отвечая телепатически. Человек внимательно слушал, глядя ему в глаза, после чего покачал головой.

— Ну… ладно. Но это только в порядке исключения. Понимаете? Это единичный случай. Не думайте, что можно так сделать ещё раз.

Киан’дэ прошёл мимо Лок’На ко мне, остановившись напротив. И тогда я увидела в его руках маленького ребёнка, ещё совсем младенца, завернутого в ровный, ловко отрезанный кусок серой ткани.

Прижимая ее к груди, он заглянул мне в глаза, и я поняла, что пропадаю в этом полном боли темно-алом море.

«Это… вместо нашего» — тихо сказал он и неожиданно подошел ко мне ближе, коснувшись меня плечом. Я прильнула к нему, но Киан’дэ тут же отдал мне свёрток. Ребёнок спал.

«Береги ее. Ее родителей в живых нет. Здесь бы ее убили» — хищник прикоснулся ладонью к моей щеке.

— Хорошо.

Я сглотнула, стараясь не заплакать, но все же глаза были мутными от слез.

— Можно? Хотя бы в последний раз? — попросила я у него. Киан’дэ тихо приблизился, и я тут же обняла его за талию, уткнувшись в тёплую чёрную ткань на груди лицом и вжимаясь в неё.

— Я не хочу, — прошептала я, задрожав.

«Я тоже».

Он отошёл назад и тут же отвернулся от меня, а после… после он прошёл мимо Лок’На, даже не взглянув на него, и быстро вышел из комнаты.

====== 39 ======

https://pin.it/ijq5nszskg2baa

Друзья, я в шоке: вылитый Киан’дэ, даже оружие похоже. Одежды маловато) Но зато мы представляем, как он выглядит неглиже)

Как вам?

Читаем под Five Fingers Death Punch — Wrong Side Of Heaven. Я прямо плакала 😅

Он смотрел, как отбывает небольшой серебристый двухместный корабль ман’корта-да, взлетая с платформы и устремляясь вдоль океанских волн — к далёкому материку. Его очертания виднелись в утреннем тумане, то исчезая, то снова показываясь.

Она прижала к груди ребенка и, тревожно оглядываясь, выискивала его глазами, будто чувствовала: он смотрит на нее. Лок’На указал на кораблик, и Рената, окинув платформу прощальным взглядом, быстро забралась внутрь.

Киан’дэ замер на краю платформы, чувствуя, как холодный ветер треплет полы его рваной накидки, черной, но уже порядочно выцветшей за все время его скитаний, и набросил на голову капюшон, будто пытаясь спрятаться от боли внутри, скрывшись под простой безобидной тряпкой.

Он сжал в руке тёмный локон, завёрнутый в кусок ткани, и подумал, что будет с его душой, когда он сгорит в огне своей мести.

Не увидеть ее больше — никогда. Каково это? Щёлкнув мандибулами, он медленно отвернулся и пошёл прочь.

Вот сейчас и узнаю, — подумал он.

Уже сегодня его ждёт бой, и он будет особенным. Хищно застрекотав,Киан’дэ шёл по просыпающимся уровням к собственному отсеку, чувствуя, что часть его навсегда покинула это место.

Лучшая часть.

А худшая, словно одержимая, жаждала смерти и крови. Киан’дэ приложил к сканеру ладонь и вошёл внутрь.

Что я натворил.

Хотелось что-нибудь сломать и разорвать в клочья. Он хотел разрушить и уничтожить. Что угодно. Кого угодно. Кипящий в нем гнев требовал подпитки для своего тёмного огня, но хищник устоял от искушения. Не сейчас и не здесь. Сегодня тому, кто с ним встретится, не повезёт — а пока он экипируется.

Никакой жалости, никакого милосердия. Пару раз он ощущал непривычное для него сожаление. Он крепко размяк, потому что она умудрилась сделать его добрее. Да, уманка что-то изменила в нем — но теперь, когда он потерял ее, цепь лопнула, и Киан’дэ захотел убивать. Голодный монстр взревел внутри и хотел причинять другим боль, чтобы унять собственную.

Совсем как тогда, в самом начале своего пути, когда все вокруг было для него одним общим врагом.

Что я наделал.

Он снял со стены два серповидных хатигани, скалясь под маской и проворачивая их в руках. Ликуйте, те, кто звал его жнецом и мясником: благие цели сдохли в муках, осталась только месть.

С удивительным хладнокровием, он стянул с себя накидку, осторожно опустил ее на койку и глубоко выдохнул, остановившись перед своей черной броней.

Он надел броню на торс, застегнул ремни на спине и боках, оправил плотную кожу на плече и застегнул заплечные ножны, в которые вложил оба крюка. На пояс он повесил изогнутый кинжал, и на другое бедро — кнут. Поправляя маску и фиксируя лучше на лице, он неожиданно в ярости сорвал ее и мощно швырнул в дальний угол, издав рокочущий рык.

Киан’дэ быстро прошел к круглой чаше, служившей раковиной, и подставил руки под поток воды. Опершись на каменные бортики, он налег на них своим немалым весом, тихо и утробно рыча, и поднял на стеклянную поверхность, которой была выложена стена, глаза. В ней слабо отражалось его лицо.

Его настоящее лицо.

Узкие миндалевидные глаза, красные и яркие, такие же цветом, как кожа. Узкая челюсть и высокие скулы. Левая верхняя жвала сохранила теперь только одно кольцо. А нижняя правая сломана и срослась очень криво, так, что неестественно уходила внутрь, будто еще один клык.

Короткие, неровно обрезанные, черные дреды гладко спадают на шею, топорщась на концах.

Высокие надбровные дуги вразлет были покрыты костным наростом, и одну бровь пересекали глубокие шрамы от шакрамов. Скулы также избороздили шрамы и рубцы. Но хуже всего — это выжженное клеймо на лбу. Серп, от которого никуда не спрятаться.

Взревев, Киан’дэ развернулся и с такой силой ударил стену ступней, что стекло осыпалось водопадом прямо на него, оставляя на его обнаженных руках и груди мелкие кусочки.

Он ненавидел весь мир, но больше всех ненавидел себя. И это лицо.

Видеть себя не было сил, и прятался Киан’дэ не от чужих. Но от себя прятаться было еще страшнее и больнее. Метнувшись в комнату, он поднял маску и надел ее, а после покрыл плечи и обнаженные руки накидкой.

Пришло ваше время, ублюдки.

Он покинул отсек, последней сняв со стены глефу и неся ее в руках.

Таким Алиса его еще не видела. Она подозревала, что у каждого есть свой предел — и кажется, этот предел Киан’дэ уже преодолел. Каждое движение — точеное и резкое, в его походке и жестах нет ничего лишнего. Он тихий и молчаливый, но излучает странную, мрачную уверенность, и Алиса, сидя в третьем ряду, видела, как яутжа, независимо от их роста, комплекции, экипировки молча расступаются перед чемпионом.

Он снял накидку, аккуратно повесив ее на сетчатую стенку, сквозь которую прошел, как через ворота, и Алиса увидела мускулистые напряженные руки, покрытые татуировками. Поверх бедер из-под широкого кожаного пояса свисали длинные лоскуты черной ткани, оплетавшие ноги.

Едва ступив на арену, Киан’дэ тихо оскалился под маской, оглядев своего противника. Высокий коренастый яут-охотник (классический, подумал про себя убийца) решил попробовать свои силы против действующего нового чемпиона.

Он провернул в руке телескопическое копье, раскладывая его, и тихим рыком поприветствовал Киан’дэ. Но межгалактический киллер не собирался отвечать на это приветствие. Вместо этого он мрачно провел рукой по горлу, показывая, что собирается сделать с охотником — и только распаляя молодого яутжа.

Пока их громогласно представляли, Киан’дэ ходил взад-вперед, будто крупный хищник, посаженный в клетку. Дольше болтают, чем продлится весь бой, — подумал он.

Едва он услышал звонкий звук гонга, как сорвался с места и побежал на охотника. Взвесив в руке легчайшее копье, яутжа встал в удобную боевую позицию, готовясь схватиться с бегущим противником лицом к лицу. Признаться, такого напора и ярости он не ожидал, но даже обрадовался, что ему попалась сложная мишень.

Будет приятно повесить этот трофей себе на стену.

Киан’дэ высоко подпрыгнул, в прыжке разворачивая глефу и обрушиваясь на охотника. Тот отразил удар, но убийца легко скользнул по копью, зацепив его изогнутым клинком глефы, и принялся фехтовать так быстро, что охотник не сразу поспел за темпом.

Уклоняясь от второго конца глефы, охотник получил несколько мощных ударов ногами — и рыкнул, когда Киан’дэ отшвырнул его на спину.

Быстро поднимаясь, охотник упустил несколько ценных секунд, и Киан’дэ вновь ловко сделал ему подсечку и пронзил его горло глефой. Кровь брызнула фонтаном на доспехи и голые руки Киан’дэ, окропила его маску зелеными каплями, и хищник издал громкий рык, провернув клинок в горле противника, еще живого. Охотник булькнул, взялся рукой за древко глефы и попытался вытянуть ее, но Киан’дэ провернул лезвие ещё раз, наклонившись над молодым яутом. Все, что видел охотник меркнущим взглядом, в агонии, было два алых глаза. Киан’дэ рыкнул, точным ударом ломая руку, которой охотник держался за древко. А после с яростью проламывая его череп ногой. Рыча, он опускао ногу ещё и ещё раз, пока кости не треснули, а Киан’дэ не продавливал мягкий мозг, разлетевшийся по песку вместе с осколками черепа.

Алиса вздрогнула. Этот демон не был похож на Киан’дэ. Это был жестокий, хладнокровный, но неожиданно взбесившийся убийца, наслаждающийся тем, что он делал. Мышцы на руках стали каменными, и каждая капля крови на них рисовала новый узор поверх татуировок, кажущихся письмами мертвых. Он чуть расставил ноги и, вдруг зарычав, пинком перевернул тело противника и сильным ударом вогнал руку глубоко в плоть, после чего вырвал позвоночник яутжа, но не в качестве трофея. Презрительно рыча, он швырнул его в сетчатую стену арены, так, что кровь и остатки плоти разлетелись по первым рядам.

Обойдя кругом изуродованное тело убитого охотника, Киан’дэ прошелся перед толпой, выискивая в ней глазами кого-то. Но на самом деле, он запоминал их лица, ненавидя каждого. Глубоко рыкнув, он покинул арену, одним движением складывая глефу и убирая ее между крюков на спину. Руки его подрагивали, но виду он не подавал. Убивать было приятно.

Но видеть ее лицо было приятнее.

От боли все внутри разрывалось, и Киан’дэ хищно покосился на яутжа вокруг себя. Они точно чувствовали рядом опасное чудовище, скрывавшееся под обликом своего сородича, и были начеку. Кто-то боялся его. Кто-то интуитивно ненавидел. Но Киан’дэ понял, что не хочет принадлежать к этому миру — а потому, мир нужно уничтожить.

Напряжённый и готовый вот-вот взорваться и наброситься на кого угодно, он шёл нарочно так близко к другим яутжа, что те даже посторонились, не желая конфликтовать просто так.

Киан’дэ бы с удовольствием убил кого-нибудь просто так. Вне себя от ярости и боли, он жалел, что не может кричать.

Вы отняли у меня все! Даже свободу! Все! Даже ее!

Он ушел прочь, тяжело дыша и намереваясь загнать себя в зале до такого состояния, что не сможет стоять на ногах.

Пройдет еще немного времени, и все здесь утонет в море огня. А запалит фитиль он.

Малышка на моих руках была азиаточкой. Узкие, раскосые глазки, желтый цвет личика и маленький ротик, приоткрытый во сне. Я сжимала ее теплое тело в руках, а сама вспоминала Киан’дэ, словно чувствуя под пальцами твердый, быстро вздымающийся живот и опаляющее дыхание.

В иллюминатор я видела, как под нами пролетают сине-серые свинцовые волны. Холодный ветер гулял по обшивке корабля, Лок’На был пилотом, я сидела рядом.

Яутжа ничего мне не сказал, и летели мы в полном молчании. Я покидала место, которое ненавидела, но хотела всем сердцем вернуться туда и бросить все и всех — лишь бы оказаться рядом с ним.

Прислонившись щекой к холодному пластику, я видела, как медленно стекает прозрачная капля, застывая, как отпотина. Я знаю, что это моя слеза, но сил плакать уже просто не осталось. Он уже вынул у меня из груди сердце, чего еще нужно?

Девочка на удивление крепко спала, и Лок’На даже бросил на нее пару раз взгляд, искоса поглядывая и на меня. Спустя некоторое время — порядка двадцати или чуть более минут — мы добрались до суши, и Лок’На, пролетев еще чуть-чуть, приземлился прямо на песке.

Между нами повисло тягостное молчание. Я прервала его первой.

— Подстилка убийцы снова вернулась к тебе в руки, — глухо пробормотала я, глядя на приборную панель и незнакомые мне рычаги, кнопки и дисплеи. — Великий воин Лок’На.

Хищник был без маски, и мне показалось, что он болезненно поморщился и рыкнул, покачав головой.

«Он сделал это ради твоего блага» — сказал он и нажал на какую-то кнопку, выпуская меня наружу. А было снаружи весьма прохладно.

Лок’На вышел первым, обошел корабль и подал мне руку, помогая выйти вместе с ребенком. Я не понимала, зачем Киан’дэ отдал мне девочку. Зачем именно мне. Но затем вспомнила.

Вместо нашего.

Положив ладонь на пустой и абсолютно стерильный живот, я вдруг страстно захотела, чтобы за все те разы, пока я занималась с ним сексом, случилось чудо и я забеременела. Взмолившись, я пообещала Создателю воспитать малышку как родную, если взамен получу ребенка от него. И пусть только хоть кто-то попытается отнять его у меня: на этот раз я буду начеку.

Лок’На шел по песку, оборачиваясь и проверяя, не пытаюсь ли я убежать, но куда бы я убежала? Я спокойно шла за ним, увязая в песке и морщась от пронизывающего ветра. Широкие океанские волны накатывали на берег, и девочка всхлипнула и поерзала, но я начала ее покачивать, и она быстро успокоилась и снова крепко уснула.

Мы вошли в лесополосу, начинающуюся на берегу. Высокие хвойные деревья возвышались над нами, и Лок’На издали до боли напоминал мне Киан’дэ — на какое-то мгновение. В горле встал комок, но я попыталась его проглотить. Нет, не выходит.

«Чего ты встала?» — недовольно спросил воин.

Я отвернулась, бросая последний, прощальный взгляд на платформу. Он так близко. Он так далеко.

Да я убегу и попытаюсь вплавь добраться до этой чертовой платформы.

Судя по всему, вид у меня был настолько решительный, что Лок’На подошел ко мне и положил когтистую руку на плечо, разворачивая к себе и глядя серьезными зелеными глазами прямо в мои глаза.

«А теперь слушай. Оставь все свои надежды вернуться туда. Там тебя ждет только смерть».

— Так я и готова.

«К чему?».

— К смерти.

Рыкнув и дернув плечами от смеха, Лок’На продолжил:

«Я дал клятву Киан’дэ, что сберегу тебя, и я сберегу, поверь».

— Зачем? Чтобы снова трахать, как свою рабыню? Чтобы ты пытался заменить мне его? Так ты не заменишь. Чтобы я жила? С какой целью?

Лок’На сощурился, и мне показалось, что он явно воспринял меня как сильно недалекую уманку.

«Ты не понимаешь. Он задумал кое-что… Он убьет их всех».

Я похолодела, оступившись и едва не падая. Лок’На придержал меня.

Поймав на секунду мой взгляд, он все понял, но я была даже быстрее. Я бросилась назад, чувствуя, что он настигает меня. Сильные руки схватили меня, и я заорала так громко, что с ближайших веток даже слетела пара птиц, а младенец зарыдал, испуганно дёрнувшись в пеленках.

Оседая на песке, я захлебнулась слезами и воплями, будто сама была младенцем, и крепко прижала девочку к себе, раскачиваясь на коленях. Он задумал убить их. Он не вернётся назад.

И понять это было страшнее, чем просто отпустить его.

— Просыпайся.

Он пришёл к ней домой ещё вчера — и остался на ночь, потому что снаружи мела метель, и снегу навалило столько, что он бы замёрз насмерть в своём лагере без нужного оборудования. А подключать оборудование — это риск. Никто не должен знать, что он здесь.

Рената легла ему на грудь, снова пытаясь поддеть маску пальчиком. Хмыкнув, Киан’дэ легко, будто девушка ничего не весила, поднялся вместе с ней на локтях и присел, прислонившись спиной к кровати. Спал он на полу: кроватей таких размеров у людей не было.

— Чем сегодня займёмся? — бодро спросила Рената, улыбаясь.

Хищник немного растерялся. Это был риторический вопрос? Или она хотела его о чем-то попросить?

«Я уйду в лагерь, пока все ещё спят» — пробормотал он, но девушка так крепко вцепилась в его плечи, что он улыбнулся под маской.

— Нет. — Мягко сказала она, массируя широкую шею. — Никуда ты не уйдёшь. Сегодня мы будем вместе целый день. Весь вечер. И всю ночь до утра.

«Зачем?»

Рената замешкалась, остановившись, а после надувая щеки и дурашливо пожимая плечами.

— Даже не знаю, что ответить. У нас так принято — если любим друг друга, проводим много времени вместе.

Киан’дэ понятливо качнул головой, ухмыльнувшись.

— Ладно. Можешь ничего не планировать и просто лежать здесь, только разденься. Будешь радовать глаз.

Они тихо рассмеялись — оба. Киан’дэ приложил ладонь к выросшему холмику на месте плоского живота. Теперь он все чаще носил перчатки, боясь ненароком поранить нежную кожу девушки.

Это вошло в привычку.

Рыкнув, Киан’дэ с разворота ударил тренажёр в очередной раз с такой силой, что сталь треснула до основания, а сам Киан’дэ ушиб лодыжку, вставая на обе ноги и пробуя наступить на ногу, в которой все отозвалось болью.

Он начал вспоминать, рухнув на пол и устало глядя в потолок.

Тот день.

Когда она сказала ему, что беременна.

Она обработала его раны, неуверенно сообщив эту новость и пугливо глядя на него.

В груди поднимался недоверчивый вопрос.

Как это?

Он, у которого не было ничего? Он, готовый к одинокой жизни и быстрой смерти, будучи ещё молодым? Он, презираемый и никому не нужный — вдруг…

… обзаведётся семьей?

Он оторопел, застыл, борясь со страхом и нежностью — всего пополам. А потом сознание накрыло счастье.

Такое чистое и искреннее, какого Киан’дэ не испытывал никогда в жизни.

Обычный яутжа не реагирует так на новость о продолжении рода. О потомстве. Обычный яутжа доверяет детей самке — его уделом остаётся охота, защита территорий, добыча технологий. Но Киан’дэ вдруг ощутил самое ужасное, что может случиться: связь.

Больше он не был одиночкой, который мог бросить все за спиной и сжечь. Теперь в невысокой уманке теплилась жизнь — его жизнь.

Сжавшись, хищник мотнул головой, стараясь сделать так, чтобы прекратить эти воспоминания. Они мешали.

У него есть на сегодня дело. Всю ночь он будет устанавливать бомбы. Их так много, что за одну ночь он не управится. Сколько ещё времени ему нужно?

Он медленно встал, прислонив ладонь к огромному окну и глядя в сторону земли.

Там, на суше, она в безопасности. Щёлкнув, он сжал вторую руку в кулак. Если удастся, он вернётся к ней.

Если нет — он войдёт в чертог Никты достойно, и заберёт с собой столько ублюдков, что его имя долго будут произносить исключительно шёпотом.

====== 40 ======

Алиса прошла по коридору мимо патруля, и те спокойно пустили ее в жилую зону, как медика. Стараясь не подавать виду, она нервничала, но все же шла туда, хотя, вспоминая сегодняшний день, думала, что это безрассудно. И чертовски опасно.

Она скользила глазами по номерам отсеков в поисках нужного. Вот и он: 262-78/14, тут и живет наш чемпион.

Хмыкнув, она поразилась своей смелости и приложила универсальную чип-карту, почти сразу система сработала, впуская ее. Помедлив, Алиса сделала шаг вперёд…

…и вошла в скромно обставленный небольшой отсек.

Она сразу увидела его. На койке, по пояс раздетый, тихо спал на спине хищник, беспокойно разметавшись на спине. Зелёная кровь убитого охотника все ещё была на его руках и одежде, и Алиса невольно вспомнила, как он яростно втаптывал продавленный череп Охотника в песок, рыча и неистовствуя.

Она осторожно закрыла за собой дверь и осмотрелась, натыкаясь взглядом на оружие, аккуратно помещенное на стену.

Его не так много, как у других. Без исключения, яутжа буквально помешаны на вооружении, однако в случае с Киан’дэ девушка интуитивно чувствовала, что он не делает из своего оружия культ.

Скорее, оно было всего лишь продолжением его самого и имело более утилитарное значение.

Она осторожно коснулась тяжёлых даже на вид парных серпов, висящих на стене в специальных креплениях.

Скользнула рукой по кожаным старым ножнам, брошенным на пустую полку для трофеев.

Даже странно. Трофеи особо любимы всеми хищами, без них — какой вообще смысл охотиться? Но затем она перевела взгляд на того, кто здесь живет, и по спине пробежал холодок.

Все трофеи — на теле этого хищника, набиты плотно и повсюду. И это бесчисленные имена и звания.

Киан’дэ крепко спал, одну руку свесив с койки, а вторую, сжатую в кулак, положив себе на живот. Вдруг Алиса подумала, что он не проснётся, даже если она дотронется до него.

Откуда такие мысли?

Она прошла в смежную ванную комнату и вздрогнула, когда под каблуками хрустнули осколки стекла. Им было засыпано буквально все вокруг. Да, вот это он тут разошёлся… Устроил настоящий погром.

Бить зеркала — это совсем не в привычках такого существа, как он.

Она успела изучить повадки замкнутого, закрытого ото всех и спокойного яутжа. То, что он натворил здесь и на арене, говорило лишь о том, что он вот-вот сломается.

Неожиданно, она опять подошла к яутжа и присела рядом. Искушение прикоснуться велико. И она протянула руку.

Мягко дотрагиваясь пальцами обратной стороны его запястья и двигаясь вверх, по мускулистой руке, она чувствует, как в животе скручивается тугой узел.

Чуть склонившись к его маске, согревает металлическую щеку дыханием… и вдруг вздрагивает, потому что хищник резко открыл глаза. Очень нехорошо блеснувшие глаза.

Свирепо рыкнув, Киан’дэ вскочил на ноги, хватая ее за горло и поднимая над полом, и ещё не понимая, кто перед ним. Он вперил разъярённый взгляд алых, воспалённых глаз в Алису.

— Нет! Нет! Стой!..

Она захрипела и забилась в его руке, отчаянно хватаясь за запястье. Ноги так и дергаются в воздухе, стараясь найти точку опоры.

— Эй… отпусти! — гаркнула она, и Киан’дэ моментально разжал пальцы. Хотел бы — просто сжал чуть сильнее, ломая шею. Он презрительно щелкнул, глядя на уманку. Она рухнула ему под ноги, кашляя и держась за горло.

«Зачем ты сюда пришла?» — грубо спросил он.

— Тебя проведать, — не солгав, просипела Алиса. — Как ты после сегодняшнего.

Хищник опустил голову и неожиданно сухо и зло рассмеялся. Уже дважды за несколько минут девушка, все ещё держась за сдавленную шею, ощутила холодные мурашки по коже.

С разъярённым от горя убийцей в одной комнате — да она с ума сошла…

«Плохо, — сказал хищник. — Уже сожалею о содеянном».

— Да… это было очень жестоко. Знаешь, я вообще-то сидела на третьем ряду, и меня ты тоже забрызгал кровью.

«Я не об этом идиоте, который сам вышел со мной драться! — оскалился Киан’дэ. — Я про неё».

Алиса с удивлением посмотрела на резко вставшего хищника, который снова, как и на арене, начал мерить шагами комнату, подобно зверю в клетке.

Глядя на него, она понимала, что все острее чувствует неожиданное… возбуждение. Облизнув губы, Алиса чуть склонила голову набок, наблюдая за хищником.

«Не нужно было отпускать ее» — донеслась до неё далекая мысль, возможно, даже не предназначенная ей. Алиса покачала головой.

— Ну, ты же сделал все, чтобы она выжила, верно?

Хмыкнув, он вдруг присел перед ней на корточки, мрачно глядя в лицо и отзеркаливая ее позу, для чего также склонил набок голову. Алиса смущенно опустила глаза.

— Я хотела сказать… что ты все равно не должен чувствовать себя одиноким. — Сказала она неуверенно.

Киан’дэ по-прежнему замер напротив, застыл, как статуя, только живые и цепкие глаза очень внимательно разглядывали белокурую девушку.

Непохожая на Ренату, совсем. Ни внешне, ни внутренне.

Лицо у Ренаты всегда такое… открытое. И в небольших серо-зелёных глазах виден ум и какая-то сердечность. Она очень человечная — и Киан’дэ это нравится. Потому что он не такой.

Он отлично изучил уманов, чтобы вдруг, неожиданно даже для себя, сейчас описать Алису одним словом.

Скользкая.

Будто хвост каиндэ амедха.

Брезгливо поморщившись под маской, он понял, что что-то не даёт ему покоя. Он задумался. Доверять себе он привык…

Эта уманка сделала много хорошего для него. И для Ренаты. Она подлечила ее, когда ту доставили раненой на платформу. Она вылечила и его, нелегально доставая сильные инъекции, которые и поставили Киан’дэ на ноги для финальных боев.

Она предупредила его о планах организаторов этого беспредела — и о том, что Рената в большой опасности. И у Киан’дэ не было повода не верить ей, особенно когда один из действующих чемпионов спустя несколько дней нашёл свою самку из аттури убитой, якобы в потасовке.

Да, все сходилось. Она помогала.

Но сейчас он чувствовал нутром, какая она скользкая. Она вдруг взяла его за руку, а у него внутри все перевернулось от неожиданного раздражения.

— Ты не одинок, — повторила она. Киан’дэ с абсолютным спокойствием опустил взгляд на ее руку поверх своей.

«Мне это безразлично» — сказал он чистую правду, и в глазах блеснула сталь.

Словно почувствовав его настрой, Алиса убрала ладонь.

— Что же ты планируешь делать дальше? — спросила она. — Будешь сражаться на арене?

Хищник неопределённо отвернулся, щёлкнув, и встал. Ей ни к чему знать о его плане разнести все к черту.

Прежде он думал, что ее нужно предупредить о том, что случится, как одну из немногих более достойных существ на этой платформе. Но что-то подсказывало Киан’дэ повременить с этим. Что-то заставило его промолчать.

К тому же, никого достойного здесь он не видел. Хладнокровно предрешив участь всех, кто мог оказаться на платформе, он закрыл для себя эту тему.

Он отстегнул кожаный пояс, снял с бёдер потрёпанный чёрный саронг, который превратился уже в лохмотья, и резко посмотрел на Алису.

«Оставь меня одного».

Это была вовсе не просьба. Ощутив в словах хищника напряжение и угрозу, она медленно поднялась и прошла мимо, невольно скользя по нему глазами.

Очень хорош.

— Как скажешь, — неожиданно покорно согласилась она. — Но помни… Если тебе что-то будет нужно, я всегда рада помочь. Да и просто так… знай, я рядом.

Замешкавшись и словно смутившись, она развернулась и быстро вышла.

Ночь Киан’дэ оставил для незаметной установки бомб. А день — для тренировки.

Он взялся за второй тренажёр, отделывая его с таким усердием, словно перед ним был реальный противник.

Обмотав руки лоскутами, он вовсю дубасил стальные «руки» тренажёра и его «тело», работая в одном и том же темпе и погружаясь в собственные воспоминания.

А что было… до Ренаты?

Неужели у него не было ни одного дорогого ему существа? Поразительно, но Киан’дэ словно не помнил эту часть своей жизни — до того, как он примкнул ненадолго к изгоям и был схвачен кланом охотников.

Он добывал себе оружие, еду и другие необходимые вещи в одиночку. Работал он тоже один: не любил, когда кто-то тормозит его.

До Ренаты не было ничего. Только он, его цели и Патрон, и так — долгие годы.

Киан’дэ подпрыгнул и с разворота снес тренажёру «голову», с металлическим звоном покатившуюся по полу. Тяжело дыша, он наблюдал за ней, вспоминая.

Не каждый его день был наполнен схватками и кровопролитными убийствами. Иногда выдавались дни, когда он лишь тренировался, медитировал и сопровождал Патрона в качестве телохранителя.

Порой Патрон передавал его другим почетным яутжа, и телохранителем при них быть — дело неблагодарное.

Они и за яутжа его не считали. Так, за предмет мебели пополам с евнухом при гареме наложниц. Часто Киан’дэ сопровождал их не только на деловые встречи и обычные мероприятия, но и в поездки, путешествия к другим кланам, а также в быту.

Раз его передали на стандартных две недели одному аттури, умному, как дьявол, но со скверным характером. Аттури был не таким здоровым, как многие яутжа, но все равно, в схватке Киан’дэ высоко бы его оценил за исключительную сообразительность.

Единственный минус аттури был в том, лично для Киан’дэ, что он своего телохранителя не считал за живое существо.

А потому в брачный период он с завидной регулярностью по несколько раз на день водил в свои апартаменты — или удалялся сам — к самкам, там со вкусом обхаживая каждую.

Киан’дэ был спокоен первые три или четыре дня. Он невозмутимо стоял перед шатром, где обосновывался аттури, заложив руки за спину и не реагируя на характерные для встреч с самками звуки. Воображение могло бы легко дорисовать ему все, что происходило «за закрытыми дверьми», но Киан’дэ вопросы что любви, что секса волновали мало. Он равнодушно оценивал обстановку и, если вокруг ничто не угрожало аттури, погружался в свои мысли.

Всякий раз, выходя от самки, аттури смотрел на Киан’дэ с ухмылкой — этаким победителем. Убийца понимал, почему, и оставался невозмутим.

Своим положением он перестал тяготиться уже давно, а если дискомфорт и был, он научился гасить в себе желания и агрессию в период спаривания. Так что, отвечая ледяным спокойствием на все намёки и злые шутки своего нынешнего хозяина, он последовал за ним дальше.

Но вот как-то раз самка сама пришла к аттури. Они явно договорились о встрече заранее, да и вообще были хорошо знакомы, поскольку сразу приступили к делу.

Киан’дэ развернулся, вышел за тканевую стенку и, вздохнув, скучающе встал, следя за обстановкой.

Прошло не больше тридцати минут, как вдруг он услышал сказанные совершенно не таясь слова самки:

— Так пригласи его обратно.

— Зачем? — удивился аттури. — Он не лучше каменного истукана, и такой же сообразительный.

— Никогда живьём не видела к’хана.

Аттури усмехнулся, и на какое-то время пара смолкла. А затем Киан’дэ поднял глаза, потому что услышал:

— К’хан! Зайди сюда.

По имени к нему аттури не обращался, хотя мог бы. Впрочем, особенной беды Киан’дэ в этом не видел, и даже не знал, что ему неприятнее: слышать своё имя из уст аттури, который его выбешивал, или такое безликое обращение.

Он вошёл в шатёр, отогнув полог и отведя его от своего лица, и картина, показавшаяся ему, могла бы смутить кого угодно.

Но не Киан’дэ.

Полуобнажённая самка, явно не стесняясь своего вида, развалилась на большом ложе, устланном мягкими шкурами, и единственное, что на ней было в изобилии — дорогие украшения, привезённые с различных концов разных галактик. Аттури приподнял верхние жвалы в полуулыбке. Его коричневая кожа, покрытая мелкими пятнами, блестела от масел, которыми самка ее умащивала.

— Что ж, — спокойно сказал аттури и простер руку в сторону телохранителя. Тот уже встал в привычную позу, заложил за спину руки и смотрел как бы сквозь яутжа холодным, безразличным взором.

Глаза был действительно словно неживые. Абсолютно безразличные.

— И что он делает? — вопросила самка, невольно сжимая плечи, хотя голос ее оставался игривым — скорее по инерции.

— Все, что я прикажу, — откликнулся аттури.

Самка приподняла изящные надбровные дуги, удивленно заурчав, и аттури, чтобы продемонстрировать ей возможности покорного слуги, повелел:

— Выйди отсюда.

Киан’дэ не показал своего недовольства и вышел из шатра. Но не прошло и десяти секунд, как аттури скомандовал:

— А теперь зайди снова.

Убийца, играющий роль телохранителя, снова покорно вошёл и уставился в стену. Все лучше, чем на голую самку, например.

Та скривила привлекательное лицо, явно не впечатленная.

— Он может терпеть любой дискомфорт, — словно хвалясь новой породистой собакой или дорогим скоростным спидером, продолжил аттури. — Любую боль. Смотри.

Он сел повыше, прикрыв шкурой бёдра, и снова приказал:

— Подойди.

Киан’дэ покорно выполнил и это. Когда рука аттури махнула и указала на место перед собой, хищник присел на одно колено, и тогда аттури коснулся его валар.

Прикосновение к валарам всегда было делом очень интимным. Валары не походили на человеческие волосы, скорее на ещё одну, очень чувствительную, часть тела яутжа. Валары могли гладить и ласкать любовники, и тогда хищник получал несоизмеримое удовольствие. Валары могли срезать, что порой приводило — если делать это неаккуратно — даже к серьёзной травме или кровотечению.

Но когда кто-то без спросу касался валар, он всегда мог лишиться при этом руки. И ни один яут не возмутится. Это было слишком личное прикосновение.

Киан’дэ вздрогнул, когда когтистые пальцы аттури небрежно провели по коротким валарам, демонстрируя их самке, и вдруг он выбрал одну прядь и сказал:

— Смотри. — А затем обратился к Киан’дэ. — Дай мне нож.

При этих словах, у Киан’дэ внутри все сжалось, но вида он не подал и немедленно снял с пояса изогнутый длинный клинок, вкладывая его в руку хозяина.

Аттури не дал ему собраться с силами и медленно надрезал валар на середине.

Боль была такой, что голову немедленно прострелило. Боль растеклась по затылку, шее и позвоночнику, и часть лица у Киан’дэ тут же онемела.

Во время ритуала его тело тщательно подготовили, а валары обрезали достаточно быстро и умело — так, чтобы он не погиб от кровотечение и болевого шока. Но сейчас, когда нож продолжал медленно срезать тугой валар, Киан’дэ силился сдержаться. Хорошо, что на нем была маска.

Он лишь сжал руки в кулаки, стараясь не шевелиться. Дыхание участилось, сердцебиение взлетело, и он с облегчением понял, что наконец аттури отрезал валар до конца, подкинув его в воздухе.

По плечу Киан’дэ быстро закапала зеленая кровь. Он по-прежнему стоял на колене, хотя всю голову объяло пламенем. В этот момент он захотел убить аттури.

— Забери.

Аттури сунул нож ему назад, и Киан’дэ тотчас взял его, заметив, что он испачкан в собственной крови. Поборов в себе искушение одним ударом прикончить мерзавца, он молча убрал клинок в ножны, не осмеливаясь смотреть ни на хищника, ни на его самку. Он был уверен, что по взгляду они поймут, что он вне себя от ярости.

— Никогда такого не видела, — промолвила впечатленная самка.

Киан’дэ ускорился. Пошёл третий час тренировки. Он оттачивал одни и те же приемы, одни и те же навыки до абсолютно механического выполнения — пока каждое движение не будет точным и совершенным. Мышцы заломило, пульс участился, но Киан’дэ уже привык к такой физической работе, так что он продолжил…

… но надо признать: далеко не все яутжа относились к Киан’дэ плохо. Большинство не относилось к нему никак. Для многих он был невидимкой и изгоем, тенью при своём хозяине. Для кастового общества хищников это было нормой, как и для Киан’дэ. Он предпочитал, когда его не замечают. Так было меньше проблем.

Тем не менее, проблемы были.

Проблемы — от самок. Они нередко засматривались на молодого, энергичного, великолепно владеющего своим телом хищника. Зная, что он не может им ответить, дать отпор или ухаживать за ними, они испытывали его терпение и вели себя даже вызывающе.

Проблемы — от самцов. Обычные яуты боялись Киан’дэ и ненавидели его, и слухи о нем ходили самые разные. Охотники не раз клялись отомстить ему за павших от его руки братьев, и только покровительство старейшин не давало им этого сделать.

Проще всего было с Молодой кровью. Киан’дэ не раз брали на полигоны, тренировать молодняк, и тренировали яутов в основном на нем, зная, что он никому не навредит и сам легко уйдёт даже от неосторожных ударов.

Отделывая от души каждого молодого хищника, Киан’дэ думал: что за жизнь его ждёт? Какое будущее есть?

Живет он одним днём. Зависит от одного слова Патрона. Если тому будет угодно, что Киан’дэ не стало — он просто разрешит всем недовольным забить его, как взбесившуюся собаку. Осознавать это было тяжело.

Киан’дэ в самом начале думал: нужно сбежать. Возможность он найдёт. Перебьёт экипаж небольшого звездолета, подастся куда-нибудь на малонаселённую планету, и будет жить там…

Но потом в душу закрадывался ледяной холод. Он будет совсем один.

Его не просто так изуродовали во время ритуала. Все это сделано специально — чтобы он был навсегда заклеймен. Как ни скрывайся, но теперь он навеки — в этом помеченном теле. И от этого становилось только хуже.

Устав и остановившись, он посмотрел на помятый и покорёженный трёхчасовыми ударами тренажёр. Сняв с себя верхнюю накидку, он вытер ею торс от пота и опустился на пол, прислонившись к стене и откинув голову.

Сколько ещё у него есть времени?

Два дня. А потом… потом не будет ничего.

====== 41 ======

— Я слышала, что многие яутжа не ограничиваются одной партнершей. — Сказала я ехидно, идя рука об руку с Киан’дэ в сторону той самой комнаты приватных встреч.

К слову, не всегда мы уходили туда ради близости. Порой мы просто проводили время вместе, с глазу на глаз, потому что выйти на верхние уровни я не могла, а находиться в самом гареме хищникам не полагалось.

«Кто тебе это сказал?»

— Другие девушки, — без запинки ответила я чистую правду. — Да и сама не раз видела. Приходит яут — берет с собой две, а то и три девушки, и ведёт их сюда.

Киан’дэ тяжко вздохнул, открывая дверь, и вошёл первым. Галантным он не был: он беспокоился о безопасности. Осмотревшись, он щёлкнул: это значило, можно заходить.

— Я к чему веду! Вдруг ты без меня тоже… нашёл себе… яуточку какую-нибудь.

Киан’дэ ошарашено развернулся ко мне и посмотрел так, словно я головой ударилась. Судя по языку тела, он был в тихом шоке.

«Нет» — кратко и всеобъемлюще ответил он.

Но меня было не остановить.

— Почему?

Киан’дэ, который уже отвернулся, вынужден был снова остановиться и вполоборота посмотреть на меня.

«Что почему?»

— Почему нет?

«К’жит. Ты меня убиваешь» — объявил он.

Пожав плечами, я открыла было рот, чтобы контраргументировать, но Киан’дэ внезапно тихо промолвил:

«У меня вообще никого быть не должно. Запрещено, ты помнишь? Так что я одиночка.»

— Или однолюб.

Он хмыкнул, искоса поглядывая на меня и снимая накидку.

— Здесь-то твои киллерские правила не работают, ты волен делать все, что захочешь. Почему не живешь так, как мог бы жить?

Киан’дэ сел по-турецки прямо на пол, с интересом глядя на меня. Я опустилась напротив, поджала под себя ноги и терпеливо ждала, что он скажет на сей раз.

Наконец, найдя нужные слова, он сказал:

«Правилам я следую всегда. Это раз. Я уже выбрал партнёра. Это два»

— Но почему? — снова спросила я, и Киан’дэ даже зарычал от раздражения.

«Что — почему?!» — уставился он на меня пылающими от негодования глазами.

— Ну… — я невольно сжала плечи. — Будь ты с самкой своего вида, все было бы проще!..

«Я уже и сам так думаю» — прорычал голос в моей голове, и я весело улыбнулась.

Девочка не была голодной: Лок’На позаботился об этом и давал мне питательный физраствор, по вкусу — пресный и безвкусный, но судя по тому, как малышка его пила сквозь крышку, обёрнутую марлей, было ей вполне сытно и вкусно.

Пока она только ела, спала, плакала и пачкала пеленки. По счастью, в шатре Лок’На было достаточно комфортно, чтобы расположиться вместе с младенцем, и честно сказать, Киан’дэ удалось меня отвлечь. Всю ночь я качала девочку, пристально наблюдала за ней, беспокоилась, все ли с ней в порядке. Цеплялась за неё, как за связующую нас ниточку, и когда хотела отвернуться от неё, слышала его голос в голове.

Это… вместо нашего.

Что-то же он увидел в ней? Что-то, что побудило его забрать ее?

У кого он ее забрал? И почему? Неужели не было другого выхода? Эти вопросы пока остались без ответа, но я и не слишком ими задавалась.

Эти два дня я жила по инерции, ухаживая за ребёнком. И молчала, часто поглядывая на платформу и с замиранием сердца надеясь, что, может быть, он… просто покинет ее и вернётся ко мне.

Даже не так! К нам!

Ребёнок уснул, и я положила маленький свёрток на шкуру, удостоверившись, что с ней ничего не случится. Озираясь, я выбежала из шатра и прошлась по песку, к самому океану, тревожно всматриваясь в горизонт и стягивая на груди куртку.

На пляж опускались сумерки, и я присела на холодный сырой песок, обняв свои колени и глядя на дальние белые огни платформы.

Как он там? Что с ним?

О чем он думает?

И думает ли он обо мне?..

Киан’дэ мрачно смотрел на далёкую полоску берега, размышляя о своём. Темное небо загоралось всеми красками крови, затем в него словно плеснули чернотой, и темные тучи быстро заволокли его, погрузив мир во тьму.

Киан’дэ закончит с бомбами сегодня. Завтра он проведёт, так уж и быть, последний бой. А вот послезавтра… послезавтра всего этого уже не будет.

Он крепко сжал в руке чёрную ткань, в которую был завернут темный локон, и невольно расставил жвалы под маской. Гнев и ненависть клокотали в нем, но ему удалось взять себя в руки.

Алису он услышал ещё издалека. Она открыла дверь отсека, вышла на террасу и прошлась вдоль всей ее длины, прежде чем подошла к яутжа, стоявшему у края. Чёрные рваные одежды трепал ветер, и он наверняка продрог за столько времени — но не показывал виду.

Алиса тихонько зашла со спины, зная, что Киан’дэ ее слышит, и осторожно коснулась рукой прохладного предплечья.

— Эй, пугало, — нежно позвала она, прислонясь щекой к его руке. — Хватит тут стоять. Холодно.

Он не отреагировал, пристально следя за горизонтом. Медленно подымалась и опадала его грудь.

— Пойдём.

Она не ожидала, что он так и поступит, но неожиданно даже для неё, он действительно отвернулся от океана и устало посмотрел на Алису.

«Куда?» — безразлично спросил хищник.

Девушка опустила взгляд, не решаясь сначала это произнести, а затем смело взглянула ему в глаза.

— Пойдём… ко мне.

Она ждала, что он откажет. Что разъярится. Но он лишь тихо опустил глаза и сделал шаг навстречу…

Они шли по коридору — вроде вместе, а вроде и по отдельности. Не касаясь девушки, Киан’дэ брёл чуть позади, хмуро всматриваясь в точеный силуэт, и про себя отметил, что она очень привлекательна. Возможно, физически — по мнению, например, мужчины-уманка — она наверняка будет считаться более красивой женщиной, чем Рената.

Но даже от этого понимания почему-то в груди оставалось пусто.

Киан’дэ зашёл в ее отсек, скользя глазами по стенам и редкой мебели и отмечая детали. Все по своим местам, но кое-где видны признаки спешки. Алиса закрыла за ним дверь, смущенно обернувшись.

Между ними повисло молчание.

— Ты в порядке? — наконец, спросила она, прислонясь к стене и пристально глядя на хищника.

Он гораздо меньше Кана… но не такой аккуратный, как Цо-Ши.

Киан’дэ сощурился.

«Чего ты хотела?» — напрямик спросил он, склонив голову набок.

Уманка медленно подошла к нему, заглядывая в маску и легонько касаясь груди, покрытой чёрной тканью. Киан’дэ неотстранился и не дернулся. Он не попытался скинуть ее руку, не издал ни одного звука. Алые глаза внимательно наблюдали за Алисой.

— Мне казалось, ты умный парень, пугало, — мягко улыбнулась она, присоединяя вторую руку к первой. — И ты должен понять, для чего уманка зовёт тебя на ночь глядя в свой отсек, м?

Поскольку хищник не двигался, хоть и был напряжен, она подняла руку и нежно провела кончиками пальцев по его шее. Она потянулась к маске, но тут уже хищник легко перехватил ее и сжал тонкое запястье.

«Нет» — просто и кратко сказал он.

— Что конкретно? — уточнила Алиса. — Нет — не трогай мою маску? Нет — я ее не сниму? Нет — не хочу тебя? Что именно?

Киан’дэ опустил глаза.

— Ты понравился мне, ты же это знаешь? С первой же минуты, как приволокся на своих двоих в госпиталь, я поняла, что ты не такой, как они, — шепнула она, привстав на цыпочки и налегая ему на грудь. — Ты очень необычный хищник. Ты непохож на остальных.

Он не отвечал ей, но и не отталкивал ее. Алиса мягко опустила ладонь на мускулистое предплечье, ощутив, как невольно его тело под ее прикосновениями становится более жёстким и напряженным.

«И когда ты планировала завести меня сюда?» — вдруг спросил хищник, усмехнувшись. Алиса замерла.

— Я не планировала, — возразила она, — я же знала, что ты носишься кругом со своей уманкой. Что ты и прилетел сюда ради неё. Признаться, это меня ещё больше восхитило в тебе…

Она замолкла, опустив голову и потихоньку отстраняясь от Киан’дэ. Внезапно, его ладонь сомкнулась на ее предплечье, и голос в голове тихо сказал:

«Продолжай».

Алиса усмехнулась, подняв блестящие глаза на Киан’дэ. Она провела ладонью по его руке, запястью, задержалась в широкой ладони — и отошла, заметив, что хищник непроизвольно начал обходить ее вокруг, искоса поглядывая на нее.

— Я вообще не подозревала, что ты отпустишь ее… — Быстро сказала она. — Не подумай, что я умаляю твоё отношение к ней. Вас с ней многое связывает. Поэтому я не хочу занять ее место. Просто… немного счастья не помешает сейчас… нам обоим.

Она отметила, что хищник чуть приблизился к ней, а дыхание его стало более глубоким. Она, как медик, легко считывала язык его тела, и сейчас она понимала: он тоже постепенно проникается желанием.

— Я даже не могла ни на что надеяться. Ты это знаешь… Ведь это я привела ее тогда, на ту встречу перед финальным боем. Понимаешь? — она вдруг взволнованно подняла белокурую голову. — Ты же не думаешь, что я просто воспользовалась моментом, и…

Хищник подошел к ней совсем близко, так что она могла коснуться его, даже не вытягивая руки. Алиса ощутила, как по спине бежит холодок, будто ее заперли в клетке с голодным зверем. Облизнув губы, она без разрешения, на свой страх и риск, взялась за его плечи и, слегка подтянувшись, прижалась губами к шее, целуя плотную чешуйчатую кожу.

Мягкие губы и влажный, тёплый язык скользнули по рисунку татуировки, выводя его и согревая Киан’дэ дыханием. Алиса повела ниже, целуя ключицу, и поразилась, что он не препятствует ей.

Напротив, его рука легко сжала ее плечо, двигаясь с него на спину. Каждое прикосновение обжигало, и Алиса уже прильнула к нему всем телом…

«Не сейчас» — вдруг прозвенело в ее голове, и она нехотя оторвалась от хищника.

— Что-то не так? — неуверенно спросила она, положив ладонь на его глубоко вздымающийся, твёрдый живот. — Ты…

«Все так. Но завтра у меня бой. Я приду после» — Киан’дэ в подтверждение своих слов провёл рукой, покрытой перчаткой, по ее скуле, и вгляделся в глаза. Алиса призналась себе, что у хищников во взгляде было что-то гипнотическое — что-то нечеловеческое, а потому она только кивнула.

— Я приду, чтобы посмотреть на тебя. И буду ждать после, — сказала она, доверчиво прижимаясь к его ладони щекой.

Киан’дэ застыл, что-то обдумывая, и после, устало сморгнув с глаз пелену, развернулся и молча вышел из комнаты.

Рената уютно лежала на его предплечье, слушая, как снаружи воет ветер в древесных кронах. Согреваясь в излишне тёплых руках яутжа, она задремала, проваливаясь в сон. А затем — что было неожиданно — забавно чихнула.

Киан’дэ усмехнулся, прикрыв глаза и положив руку на ее плечо. Зевнув, Рената засопела и постепенно заснула крепче.

Осторожно переложив ее на подушку, Киан’дэ собрался уходить в лагерь к себе, но не сдержался, чтобы напоследок посмотреть на неё еще раз. Он хмыкнул, и в его глазах мелькнула нежность.

А может, остаться?

Он перевёл взгляд на окно и нехотя посмотрел в высокое темное небо, притянувшее его внимание. Он должен найти корабль и покинуть Землю, если не хочет навредить ей.

Он не будет думать об этом сегодня. Киан’дэ активировал специальный режим маски, после чего, обняв Ренату сзади, тут же крепко уснул.

Это был сон.

Он резко открыл глаза и поискал ее взглядом. Да, это все ему приснилось. Воспоминания недавнего прошлого…

Хищник вновь откинулся на койку, мрачно пялясь в потолок. Ночь пролетела, как одно мгновение. Вернулся он к себе рано, но вместо того, чтобы уснуть, тщательно начистил своё оружие и проверил экипировку.

Сегодня, в свой последний бой, он не должен оплошать. Нужно выйти победителем, чтобы уже завтра утром активировать все бомбы.

====== 42 ======

Бесшумный, как призрак, он чуть склонил набок голову — уже по привычке делая так, когда он задумчив или сконцентрирован.

Раз за разом наблюдая за уманами, их обычаями и нравами, он понимал, как далеки их миры — его и Ренаты, и в то же время, как они похожи.

Сегодня он пришёл к ее дому, но неожиданно даже для себя расхотел заходить внутрь. Он так же бесшумно удалился, как и пришёл, удостоверившись, что Рената заперла за собой дверь, и рысцой добежал до стены, в два прыжка перемахнув через неё.

В вечернем Локвуде полиция и добровольцы патрулировали улицы, а простые жители в основном запирались в домах. Было холодно и промозгло. Киан’дэ запахнул поплотнее накидку, активировал в маске ночной режим, хотя его зрение и без того прекрасно справлялось в темноте, и медленно вошёл в лес, отключая камуфляж.

Чтобы что-то приготовить на ужин, нужно поохотиться. Хищник недолго бродил по сумеречному лесу. Вскоре он набрел на разбредшееся между деревьев стадо оленей. Он осторожно подкрался к ним, следя за ветром и не создавая никаких звуков. Дыхание и поступь его были легкими, но, несмотря на это, косули точно чувствовали в темноте присутствие опасности.

Олениха поблизости мягко снимала губами кору с дерева, привстав на задние копыта и опираясь передними о ствол, и она даже не сообразила, что случилось, когда хищник сбил ее с ног и одним ударом перерезал горло.

Стадо кинулось врассыпную, исчезая скачками между деревьев в мглистом тумане, а Киан’дэ достаточно легко поднял на плечи олениху и пошёл к своему лагерю.

Он быстро освежевал тушу, снял с неё шкуру, на будущее разделив мясо оленя на равнозначные куски. Ну, такого количества ему хватит на неделю. Он потреблял достаточно, чтобы оставаться в форме и в силах, а сейчас, зимой, он должен был, как и любой теплолюбивый хищник, питаться гораздо лучше обычного.

Он отнёс требуху, голову и ноги дальше от лагеря, оставив это на растерзание лесным зверям, и, вернувшись, хорошенько прожарил оленину и поднял маску, чтобы поужинать.

Сидя в одиночестве под звёздным небом, он думал о том, стоит ли ему вернуться назад, домой.

Домой… странно это. Он тоскует по Яутжа Септима? Вроде нет. По чему тосковать, если там у него ничего нет? Тем не менее, какой-то инстинкт звал его прочь с Земли.

Он снял маску и расставил верхние жвалы, выдыхая пар в холодный воздух. Убить одного из прибывших на Землю одиноких охотников, взломать систему его корабля и улететь, исчезнув из поля зрения всех — это ему по силам. Он может провернуть это когда угодно. Киан’дэ коснулся горячего мяса клыками, разорвал его на мелкую часть и вдруг замер.

Но улететь — значит, потерять Ренату. Хотя его и так ждёт потеря. Сколько в среднем живет уман?

Семьдесят, восемьдесят, девяносто лет? Яутжа живут несоизмеримо дольше. Когда Рената состарится, он ещё будет в расцвете лет. Он увидит ее смерть.

На Яутжа Септима редким наложницам знатных хищников делают регулярные инъекции. Они позволяют продлить качество жизни и сохранить здоровье на долгие годы, отложив старость и смерть. Но для него и для Ренаты это недоступно.

Так может, не портить ей жизнь и просто исчезнуть? Она ещё очень молода, она может встретить хорошего умана, завести с ним семью и родить потомство. Это можно было бы назвать хорошим исходом всех событий.

Не нужно было тогда поддаваться соблазну! Он должен был просто вернуть ее в город, откуда она родом, и уйти. Вернуться к Патрону. И жить спокойно и размеренно.

Там он хотя бы знал, что ему делать и что его ждёт. Здесь — нет. Свобода, о которой он порой думал, тяготила его. Сказать откровенно, свободным он никогда не был.

Он был не волен выбирать свою судьбу, будучи изгоем, и рано или поздно его бы ждали смерть или подчинение.

Возможно, уйди он сейчас, он бы нашёл на одном из рубежей таких же изгоев, как он. Может, он бы даже смог найти себе подобную самку, своего вида.

Тряхнув головой, он отверг эту мысль и отвернулся от ночного неба.

Он подумает обо всем позже… а пока — просто поужинает и ляжет спать, чтобы ночь прошла быстро и не оставила времени на выбор.

Он встряхнулся, вышел из-под потока воды в душе и прошёл к раковине. Вчера он убрал с пола осколки, но стеклянные крошки ещё поблёскивали на полу. Киан’дэ надел кожаные штаны, поверх закрепил чёрный саронг, уже превратившийся в лохмотья, и натянул на руки перчатки. Зачем он это делает? Прячет метки. А ещё? По привычке, чтобы не оставить следов.

В складках саронга не видно всего оружия, которое он носит при себе. Закрытая одежда говорит о его статусе: воины такого не признают, им достаточно лёгких доспехов, прикрывающих только жизненноважные органы. Но Киан’дэ — не воин.

Складки саронга и рваные уже от времени края его робы движутся вместе с ним во время боя, так что некоторые удары маскируются при помощи летящей ткани. Багровая кожа и татуировки делают его приметным, но одеяние все скрывает.

Он накинул на плечи длинную тунику без рукавов, подвязал ее кожаным поясом и повесил на него кнут, нож и — уже на бёдра — пару чёрных бластеров нового прототипа. Он не имел права носить наручные клинки, телескопическое копье и плазмапушку, но его оружие было ничуть не хуже вооружения обычного Охотника.

Киан’дэ про себя звал их «классиками» и относится к ним бездушно, потому что и для него они были чем-то вроде трудных мишеней. Он повёл левой рукой, разрабатывая ее: вчера при тренировке будто мышцу защемил. Думал, спазм пройдёт в горячей воде, но нет.

Киан’дэ не стал прятаться под накидкой, спокойно выйдя из отсека и направляясь к столовой. Он был не столько голоден, сколько хотел ещё раз удостовериться, что на платформе никто не заметил искусно замаскированных бомб.

Все должно быть спокойно.

Он поднялся на нужный ярус, встал в очередь и прислонился к стене спиной, скрестив на груди руки.

Это место подобно улью. Изгои, классики, новоприбывшие яутжа… Киан’дэ понимал, что не все заслуживают смерти, но думать об этом было слишком опасно.

Он должен сделать свою работу.

Все эти создания — шестеренки одного механизма, который он ненавидит, и если ему нужно обагрить их кровью свои руки и взять на себя сотни пусть и невинных жизней…

Сотней больше, сотней меньше. Он глухо хмыкнул.

Да когда его вообще это волновало? Чем больше их сгинет в этом адском котле, тем лучше. Киан’дэ сощурился, удовлетворённый своей пока ещё не сверившейся местью, и подумал, что нынешний бой он завершит с блеском.

Очень рискованный бой, как нарочно, ждал его именно сегодня. Назывался он «ката-хви’и-ко», что переводилось с яутского очень просто: «бой в связке».

Такие бои устраивались около двух раз в сезон, но Киан’дэ сражался на платформе не так давно, чтобы застать хоть один. И сегодня, словно согласно знаку судьбы, он должен был сам поучаствовать в этой драке.

Киан’дэ не знал, кем именно будет его напарник — и никогда, откровенно говоря, не дрался с кем-то в паре. Он привык всегда и везде полагаться только на себя, так что сегодня ему придётся нелегко.

Он терпеливо ждал, пока уманские женщины нанесут на его тело рисунки при помощи светящейся белой краски.

Каждого чемпиона готовили в отдельной комнате: хранили в секрете, с кем предстоит драться. Хищник, однако, думал совсем о другом, пока две уманки закончат с ним.

Они вынудили его снять доспех и робу, робко поясняя, что так велели устроители, и что «бой в связке» всегда проходит без верхнего доспеха.

Киан’дэ заметил их взгляды на своих метках, но даже бровью под маской не повел. Он был погружён глубоко в свои мысли и не сразу услышал слова высокой уманки:

— Господин!.. — повторила она. — Господин. Мы уже закончили. Пожалуйста, пройдите к четвёртому выходу.

Киан’дэ поднялся, направляясь к выходу и проверяя оружие, которое он захватил с собой. Он вынужден был взять в руку ножны со своими хатигани, и, пока шёл, медленно закинул их за спину и закрепил эластичные ремни.

Он вступил в темное пространство, окружённое стальной прочной сеткой. Издалека слышался гул толпы. Киан’дэ вдруг поразился, как это напоминает ему его первый ритуальный бой…

Немного помедлив, он склонил набок голову и всмотрелся в темноту, поблёскивая глазами, а после сделал шаг вперёд и ступил во мглу арены.

Алиса была уже там, на трибунах. Сидя во втором ряду, она прекрасно видела всех чемпионов — разного ранга, и отмечала, что на сей раз открыто целых восемь выходов.

Что означало только одно: бой будет очень кровавым.

Тихо улыбнувшись, Алиса облизнула губы и неожиданно подумала: если он выживет, этой ночью он будет принадлежать только ей.

Это не могло не возбуждать.

— Ты знаешь, кто он?

Доджсон закурил, мягко выдохнул облако дыма и овеял им своё худощавое лицо.

— Хищи говорят, он — кто-то вроде их киллера. — Он поморщился, снова затянулся.

— Да?

— А почему ты удивляешься? Кто-то же должен выполнять за них грязную работу, — Доджсон хмыкнул. — Но мы планируем крупно на нем сыграть. Он и ещё вот эти морды… вот, трое…наши фавориты.

Алиса внимательно вглядывалась в полумрак и наконец увидела того, кого так хотела увидеть.

Это был он. Алиса подобралась, чувствуя, как поневоле руки, которые она сжимала на подлокотниках кресла, стали влажными.

Читать под Lionheart — Valley of Death / Born Feet First

Он вышел из четвёртого отсека одновременно с остальными — и уверенно двинулся по узкому проходу, окружённому подогретой предыдущими боями толпой. Не обращая внимания на кричавших, он безразлично посматривал сквозь маску по сторонам. Как и другим чемпионам, на тело его была нанесена светящаяся краска, покрывшая торс, руки и спину узорами.

Не сказать, чтобы он был самым крупным и высоким из собравшейся на арене восьмерки, или самым мускулистым, или самым свирепым на вид. Но было в нем что-то такое, что его от остальных неуловимо отличало.

Алиса сощурилась, подавшись вперёд.

Будет очень жалко, если сегодня его убьют. Она рассчитывает на горячую ночь…

Улыбнувшись своим мыслям и закусив губу, она с интересом посмотрела на хищника. Она знает, как его зовут, но про себя звала его исключительно пугалом: не хочется привыкать к нему, когда вскоре с ним предстоит попрощаться.

Усмехнувшись, Алиса смотрела, как его запястье приковывают к руке молодого, но крайне перспективного охотника, покрытого зелёными рисунками, и ее обуяла досада. Черт возьми, этим хищом она планировала заняться позже — после того, как она закончит с пугалом. Он был тоже весьма неплох. Высокий, атлетически сложенный, с тонкими изящными жвалами и голубыми, удивительно человеческими глазами. Среди многих яутжа он выделялся своим мастерством владения холодным оружием, так что даже интересно, кто нынче одержит верх: Киан’дэ или он.

Пугало равнодушно посмотрел на цепь, но по тому, как резко он отвернулся и как напряглись его руки и плечи, Алиса поняла, что его цепь уже бесит, как и факт того, что драться придётся не в одиночку.

А он с норовом.

Против них двоих поставили шестерых яутжа — матёрых убийц без чувства справедливости или чести.

Алиса в нетерпении подалась вперёд. Ее возбуждали кровавые бои на арене, и чем больше было пролито крови яутов, тем сильнее она чувствовала распаленное желание внутри.

А если его убьют?..

Придётся найти того, кто погасит это желание. Хотя вряд ли он будет так хорош, как пугало.

Громкий и резкий удар гонга заставил ее отвлечься от своих мыслей и внимательно вглядеться в полумрак арены. Высокий охотник покосился на пугало и активировал на руке наруч, в то время как сам пугало снял с заплечных ножен один из своих клинков, провернув его в ладони.

Шестерка рассредоточилась вокруг чемпионов, постепенно окружая их и заставляя разом обращать внимание на разные стороны.

Охотник хотел было двинуться вправо, но — вот незадача — пугало встал, как вкопанный, и даже не намеревался шевелиться, пристально следя за противниками.

Охотник вновь потянул его за собой. Пугало от сильного рывка сделал непроизвольный шаг, но затем крепко встал обеими ногами, упершись ими в арену, и резко намотал на предплечье цепь, притягивая к себе Охотника и издавая назидательный, низкий рык.

Но не успели эти двое поделить пальму первенства, как их уже атаковали.

Пугало был наготове. Он легко ушёл от парных шакрамов, скользя навстречу им и уворачиваясь. Охотник вынужден был следовать за ним, успевая проскочить правее летящих лезвий, но остановился, поскольку справа на него набросился вооруженный массивным топором хищник.

Охотник скрестил с ним меч, фехтуя, однако левая рука его была пристёгнута к Пугалу, и это явно ему мешало.

Уклонившись от колющего удара копьем — один раз, второй — Пугало махнул клинком, но был случайно отдёрнут в сторону Охотником. Он едва не получил копьем вбок и, свирепея, рванулся вперёд и одним размашистым ударом раскроил череп зеленокожему яуту с копьем.

Один из шести готов!

Но положение их не улучшилось. Хуже того, они оказались в треугольнике из своих противников.

Охотник покончил со своим спарринг-партнёром, отрубив ему сперва руку с топором — до локтя, а затем уже полоснув по горлу.

Пока яут истекал кровью, четвёрка разом напала на начавших огребать по полной чемпионов. Пугало и Охотник отбивались, как могли, но вскоре белая краска на торсе Пугала покрылась зелёным твеем из многочисленных ран, а Охотник стал не таким манёвренным, получив укол кинжалом в бок.

Встав спина к спине, хищники замерли, следя за периметром и не подпуская к себе врагов.

Внезапно, напали на них сразу четверо. Вооружённые холодным оружием, они ринулись на хищников, намереваясь быстро покончить с ними. Но случилось то, что случилось…

Лицо у Алисы изумлённо вытянулось, когда она увидела, как Пугало уходит в сторону от одного из яутжа, метнув своё лезвие в голову второму. Крюк вошёл в прочный череп, и враг опрокинулся на спину.

Охотник натянул цепь, на пару с Киан’дэ ринувшись вперёд и объединёнными усилиями обматывая эту цепь вокруг шеи напавшего краснокожего яутжа. Высокий, подобно берсеркеру, яут заревел от боли, поскольку Пугало на ходу выхватил второе лезвие со спины и подрубил берсеркеру колени, отчего тот рухнул на арену.

Крутанувшись на месте, Охотник и Пугало, словно сговорившись, сомкнули цепь на его горле, молниеносно придушивая его.

Теперь осталось только двое. Но двое против двоих — более честный расклад.

Алиса не без восторга смотрела на то, как Охотник фехтует с рослым яутом, покрытым шрамами, на мечах, в то время как в Пугало противник метнул кинжал.

Рыкнув, Пугало на лету перехватил его и мгновенно отправил обратно. Кинжал вонзился точно в глаз его врага, повалившегося наземь.

И вот со всей шестёркой было покончено. Короткий, но кровавый бой был встречен восторженными криками зрителей. Алиса с улыбкой смотрела на хищников — своих хищников, уже предвкушая, что сделает после этого боя.

Охотник, зарычав, с трудом разжал звенья цепи подобранным топором, исподлобья наблюдая за Киан’дэ. Тот отошёл в сторону, слушая, как объявляют победителей, но Охотник, пристально вглядываясь в его глаза, понял, что победе он не рад.

====== 43 ======

 — Спокойствие. Терпение. Послушание.

Киан’дэ не смел поднять глаза на Патрона, с присвистом дыша и глядя расширенными зрачками в одну точку, в то время как один из воинов, размахиваясь, опускал кнут на его спину.

Щёлканье малого кнута было не похоже на тяжелый хлесткий свист опускаемого большого кнута — с уже крупными, в палец длинной, крючками. Такой Киан’дэ носил на бедре сам, и этим боевым кнутом можно было голову снять с плеч, не то что ранить. Но и малый кнут — совсем не такой смертоносный — причинял много боли.

У яутов принято было терпеть боль, но Киан’дэ не мог считать себя яутом. Когда он не в силах был сдержать рыка от пронзительной — до костей — боли, он проклинал себя, потому что один стон добавлял пять ударов кнутом.

Приказ Патрона.

Киан’дэ старался на него глаз не поднимать, как и всегда: Патрон был единственным, кого он боялся больше смерти. Более того, он был по-собачьи ему предан, так что не смел нарушить негласного закона. Прямой взгляд в глаза — все равно что желание бросить вызов. Так было у них принято. А потому Киан’дэ даже не шевелился, хотя искушение взглянуть в лицо Патрону было велико. Он стоял прямо перед убийцей, пристально всматриваясь в него.

Киан’дэ не видел, что спина его уже исполосована до мяса, но чувствовал, как меленькие крючья кнута цепляются за кожу и рвут ее.

Киан’дэ склонился ниже. Валары упали ему на маску, по плечам на каменные плиты капал твей, стекал по обнаженному торсу, по плечам и груди.

— Спокойствие. Терпение. Послушание.

Голос Патрона звучал, как гонг, глубоко и однотонально. Киан’дэ от очередного удара вскинулся и выгнул спину, но сразу опал, раздвинув колени, на которых стоял, и стремясь подсознательно уйти от очередного удара.

Кнут полоснул его по рёбрам, второй удар пришёлся по шее.

Расставив мандибулы и уже не стремясь изогнуться, увернуться от кнута, Киан’дэ просто повис на руках, прикованных длинными цепями к крючьям на стене, и думал…

Патрон был им недоволен?

Нет. Он справился с задачей. Уничтожил поставленные цели. Зачистил логово каиндэ амедха, убил под шумок нужного охотника, а свидетелей не оставил.

Почему же тогда его наказывают?

— Спокойствие. Терпение. Послушание.

С каждым новым словом Патрона его секли все сильнее, и убийца спустя пятнадцать новых ударов готов был потерять сознание. Он держался уже по инерции — уже едва крепясь, чтобы не погрузиться в спасительный мрак, где хотя бы боль будет притуплена.

Но тут случилось неожиданное. Патрон мягко обогнул его, и Киан’дэ сжался, косясь в его сторону.

Он приказал натянуть цепи, что воин и сделал, крутанув колесо намотки, и руки Киан’дэ тут же резко выпрямились, а сам он вынужден был сесть на коленях выше и распрямить изорванную в клочья спину.

От этого было невыносимо больно дышать. Легкие с присвистом вдыхали воздух, а выдохнуть удавалось уже через расставленные жвала и приоткрытый рот.

Патрон встал сзади, широко раздвинул ноги и положил руку на разорванную спину хищника, ощупывая застывшие и вставшие колом под окровавленной кожей мышцы, напряженные, до дрожи, мускулы.

Когтистая рука Патрона вдруг погрузилась глубоко в одну из ран, превратившихся в кровавое месиво. Он ковырнул в мясе указательным пальцем, расширяя рану и погружая туда весь коготь, и Киан’дэ не выдержал.

Взревев, он изогнулся, дёрнувшись, и яростным рывком освободил одну руку. Цепь проскочила в звене, упала рядом с ногами Киан’дэ, и он сумел встать, разворачиваясь к Патрону и сбрасывая его руку.

Он оскалился под маской, а глаза с узкими зрачками-точками пылали дикой ненавистью.

В один миг Патрон — двумя мощными ударами — уложил его на землю. Вспышка гнева погасла, и полуживой Киан’дэ смотрел словно со стороны, как Патрон жестоко избивает его, перед этим сорвав с его лица маску и отшвырнув ее в сторону.

Выкашляв из легких сгусток крови, Киан’дэ захлебнулся сухим кашлем, пытаясь подняться и тут же снова падая. Он привстал на локтях, когда Патрон размашисто ударил его в живот ногой. Захрипев, Киан’дэ снова упал, больше не шевелясь.

Рыкнув, Патрон взял из руки остолбеневшего воина кнут и, крепко схватив за валары Киан’дэ, лишь одной рукой поднял его, усадив на колени и запрокинув его голову. А затем он стал бить…

Он опускал кнут на спину, грудь, плечи.

Жестокие удары кнута посыпались на лицо, рассекая надбровную дугу и ломая один из клыков.

— Спокойствие! — удар.

— Терпение! — замах.

— Послушание! — удар.

Патрон рычал это, стегая Киан’дэ плетью до той поры, пока кожаные штаны не пропитались твеем, натёкшим с лица и тела, а сам убийца не потерял сознание, лишь урывками понимая, что происходит.

Отпустив валары, Патрон откинул в сторону кнут, и даже не обернулся, когда Киан’дэ сразу же упал ничком, не будучи поддерживаемым.

— Поднять его. — Скомандовал Патрон.

Второй воин подбежал с другого конца зала, и уже вдвоём они подхватили Киан’дэ под руки и доволокли до Патрона, опустившегося на своё привычное место — большой каменный трон, украшенный черепом ксеноморфа. За ним тянулся широкий кровавый след.

Киан’дэ безразлично поднял заплывшие глаза на Патрона, глядя как бы сквозь него.

— Будь благодарен, — сказал старый яут, — за мои уроки. Будь благодарен за каждый шрам и удар.

Голова Киан’дэ вновь упала, но один из воинов придержал ее, оттягивая назад за валары, так что Киан’дэ вынужден был снова взглянуть на Патрона.

— Ты не благодарен? — усмехнулся тот. Киан’дэ усилием воли подавил ярость, молясь всем богам, чтобы Патрон этого не заметил, и с облегчением подумал, что сознание его наконец поплыло. Закатив глаза, он безвольно обвис в руках воинов.

— Отнесите его в камеру, — приказал Патрон, — киньте к гончим. Дурную кровь надобно держать возле дурной крови.

Лок’На был мной крайне недоволен и наверняка уже проклял все на свете, что согласился со мной возиться.

Он повел меня вглубь леса, не желая больше оставаться на побережье и не поясняя, куда идет. Я же яростно сопротивлялась ему, осыпая его руганью и проклятиями, и вела себя самым скверным образом, так что наверняка он бы давно прирезал меня… если бы не явная договоренность с Киан’дэ.

Он явно терпел меня, периодически порыкивая и подгоняя, и наконец не выдержал моих громких протестов и резко остановился, рявкнув:

— Будь тише, уманка!!! Тут обитает полно каиндэ амедха.

— Мне плевать, — огрызнулась я, яростно укачивая младенца, проснувшегося от моих воплей. — Зачем ты увёл меня с побережья?! Я должна быть там!

Между нами повисло молчание, нарушаемое лишь редким посвистом птицы, да плачем малышки. Я продолжила по инерции качать, думая, что если бы не она, побежала бы сквозь лес, куда глаза глядят.

Очевидно, Киан’дэ предполагал, что я буду яростно сопротивляться, а потому всучил мне некоторое «обременение». Помянув недобрым словом и своего возлюбленного, я исподлобья посмотрела на охотника чести.

— Ждёшь его? — хмуро спросил Лок’На, тряхнув гривой длинных валар. — Не жди. Все случится только завтра, и в этот момент на пляже будет опасно оставаться. Если кто-то и выберется с платформы, то только сюда… Видеть нас не должны, — он помолчал. — Я отвезу тебя завтра поутру. Клянусь, уманка. Но только не ори, умоляю — у меня разрываются уши от твоих криков!

Я свирепо сощурилась, но смолчала и медленно пошла в отдалении от Лок’На. Спустя минут десять-пятнадцать относительно спокойной ходьбы я не стерпела и спросила:

— А куда мы идём?

Лок’На обернулся, мрачно глянув на меня.

— В лагерь.

Что?! Опять?!

— В какой ещё лагерь?! — с вызовом спросила я, вновь упрямо встав. — Я никуда не пойду! Мне хватило и того раза… Если собираешься вновь делить меня на всю вашу братию, так и знай, страхолюдина: я буду драться и не испугаюсь тебя, даже если ты меня убьешь!

Неожиданно, Лок’На зарычал, подлетая ближе, и навис надо мной. Меня обуял страх, когда я всмотрелась в его блестящие яростные глаза и услышала гудящий голос:

— И прекрасно! Оставайся здесь, упрямая, глупая самка!.. Воистину, мне жаль твоего нареченного, если ты так промывала мозги и ему — и отныне я понимаю, почему он решил взорваться на платформе, чем жить с тобой!

Я кашлянула и покраснела.

— Ты и твоё уманское отродье станете кормом для каиндэ амедха, надеюсь, мучиться вам будет недолго. Но когда Киан’дэ вернётся, я скажу ему, что это было твоё добровольное решение.

Выдав это, он развернулся и гневно пошёл вперёд, исчезая в утреннем тумане.

Я неуверенно постояла с минуту, всматриваясь в пролесок, и, чертыхнувшись, потрусила следом за Лок’На. Блин. Вот ведь квест — догони своего хозяина. Очевидно, Лок’На это заметил, поскольку шаг слегка замедлил, а затем и вовсе останавливался и ждал нас.

Мы шли не более сорока минут, а когда вдали завиднелась светоотражающая ткань шатра, я вздохнула и, повесив нос, пошла за Лок’На. Малышка у меня на руках уснула, укачанная ритмом быстрого шага.

Среди деревьев я разглядела три шатра и место для костра, не окруженное, по обыкновению яутжа, ничем. Они старались не выдавать своего длительного пребывания на одном месте и часто снимались с одной локации на другую. Однако в этом лагере было что-то такое, что делало его непохожим на те места, где я по ходу обстоятельств была в качестве рабыни.

Вдруг, между деревьев я заметила движение. Пригляделась — и не поверила своим глазам…

— Джоэль? — шепнула я и, хрипло вскрикнув, наспех сунула спящую малышку в руки Лок’На. Огромный яут с его великолепной реакцией охотника вздрогнул, перехватив ребенка, и в недоумении смотрел на то, как я пронеслась мимо него и налетела на девушку, крепко ее обнимая и падая вместе с ней на землю.

Джоэль пискнула, сперва не поняв, что происходит, а разглядев меня получше, тут же вцепилась в мои плечи и заплакала.

Мы так и сидели на земле, обнявшись и рыдая друг у друга на плече и до сих пор не веря, что смогли воссоединиться. Я потеряла Джоэль еще на платформе, с того дня, как меня увели в яутский гарем, и больше о ней ничего не слышала.

Я думала, ее продали кому-то или убили… не чаяла уж увидеть ее живой.

— Как ты здесь оказалась?! — прошептала она мне в ухо, обильно уснащая мою одежду капающими слезами. — Где Киан’дэ?

Услышав его имя, я невольно всхлипнула, и слезы без моего желания потекли сильнее. Уткнувшись в плечо моему единственному живому другу, я плакала, наконец-то в состоянии облегчить свою душу — и просто ощутив тепло и любовь другого человека.

— Он погиб? — испугалась Джоэль. — Рената… не молчи! Почему ты плачешь?!

Сейчас я не в состоянии была ей ответить, нам предстояло объясниться друг с другом — так что я лишь покачала головой, отняв от себя Джоэль и ласково посмотрев ей в лицо. За недели заточения, кажущиеся такими долгими, я полюбила ее как сестру. А потому новость о том, что она цела и невредима, для меня была отличным подарком.

— Так ты не ответила, как сюда попала, — промолвила она.

— Я? С ним.

Я мотнула головой на Лок’На, застывшего между деревьев с ребенком на руках. Выглядел он достаточно пришибленным, а вдобавок ко всему — еще и смущенным. Ему уманских младенцев явно держать не доводилось, так что в этой роли он себя ощущал неуютно.

— Лок?! — изумилась Джоэль, вставая на ноги, и тут уж пришло мое время удивляться.

— Ты его знаешь?

— Знаю? — она невольно покраснела. — Конечно… Ведь это он меня выкупил, за что я ему премного благодарна. А что это? — Джоэль нахмурилась, всматриваясь в сверток в мускулистых руках охотника, и изумленно поперхнулась. — Рената?! Это чей ребенок?

— Мой. Наш. В смысле… — я помотала головой, стараясь подобрать нужные слова, поскольку лицо у Джоэль вытягивалось все сильнее. — Вчера его мне отдал Киан’дэ. Говорит, его убили бы на платформе. Точнее, ее. Это девочка.

— Девочка… — улыбнулась Джоэль, и в уголках глаз появились морщинки-лучики. Господи. Как мне ее не хватало. — Хорошо. Пойдем в шатер. Ты наверняка устала, вид у тебя, как у мертвяка. Заодно расскажешь, что случилось и где наш дорогой убийца…

… И я рассказала. Мне что, жалко, что ли?

В это время ребенком занималась сама Джоэль. Положив девочку на широкое ложе, устланное двумя шкурами, она сформировала из одной кокон и поместила туда младенца. Пока девчушка сладко спала, я полушепотом поделилась планом Киан’дэ и всеми событиями, случившимися за последнее время.

Джоэль закрыла глаза, покачав головой, и тихо сказала:

— Ну, Киан’дэ в своем репертуаре. Он наверняка спит и видит, как будет херачить все и вся на этой платформе, чтоб за спиной — огонь, на руках — кровь врагов, и он в такой нирване — весь сияющий и в блеске — в закат. В этом он весь.

Я усмехнулась.

— Звучит очень похоже на Киан’дэ. — Она покосилась на Лок’На. — А ты — молчал?! Мне не сказал ни о чем?! Да как так можно, Лок! Я думала, мы…

Хищник вскинулся и цокнул.

-… мы договорились ничего друг от друга не скрывать, — Джоэль сощурилась, и я поражено глянула на нее.

— Джоэль, — испуганно обратилась я к ней, когда яут вышел из шатра. — Ну не хочешь же ты сказать, что вы с ним теперь…

Девушка нахмурилась, жестом останавливая меня и накручивая на палец темный локон.

— Я ничего вообще не хочу говорить. Но я обязана ему практически всем… — она задумчиво посмотрела вслед охотнику. — Не тебе меня судить, Рената. Ты сама ждешь своего хищника, который задумал нечто настолько опасное, что у меня нет слов.

Слушаем под Magnus Deus, Ghost in the Shell

Киан’дэ тихо вошел в комнату Алисы, зная, что ее здесь нет. Она не давала ему ключ-карту: он и без того прекрасно умел взламывать такие примитивные устройства, так что в ожидании девушки прислонился спиной к стене, встав в самом темном углу и ожидая…

Ждать ему пришлось недолго.

Алиса открыла дверь. Тихонько стуча невысокими каблучками, она расстегнула сбоку молнию на юбке и тряхнула волосами, поначалу даже не заметив Киан’дэ, казавшегося невидимым даже без специального устройства.

Но спустя минуту она заприметила его ярко вспыхнувшие глаза и испуганно вздрогнула.

Киан’дэ, все ещё покрытый краской и кровью, медленно вышел на свет и чуть склонил голову, покрытую маской, набок. Оружия при нем больше не было.

— Ух, пугало! — она притворно засмеялась, приложив к груди руку, и выдохнула. — Пожалуйста, не надо меня меня так больше пугать! Я чуть было не помчалась за помощью. Представляю, вот вышел бы номер! Ведь я… ждала тебя.

Киан’дэ усмехнулся, медленно обходя кругом девушку и присматриваясь к ней. Она явно не ожидала видеть его сейчас. Но тем не менее, судя по блеску в ее глазах, она хотела этого.

— Прости, что вернулась слишком поздно, — мягко сказала она. — Ты наверняка заждался, но я была у начальства. Впрочем, тебе это вряд ли интересно… а знаешь, я была и на сегодняшнем бое.

Она посмотрела на Киан’дэ, заметив, как он вскинул голову и с интересом всмотрелся в нее спокойными алыми глазами.

На секунду остановившись, он снова продолжил неспешный шаг, и поневоле Алиса ощутила себя так же неуютно, как если бы встретилась с тигром или львом — и оказалась с ними в одной клетке.

Смущенно сжав плечи, она все же овладела собой и улыбнулась, закусив губу.

— Ты был великолепен, пугало. Скажу честно… — она опустила вниз глаза и вновь подняла их. В глубине поселились заводные искорки. — То, что ты там творил, меня дико завело. Я не могла думать ни о чем другом, кроме как о нашей встрече.

«Хорошо. — тихо сказал он, на секунду отворачивая свою блестящую маску. Блики света и теней на ней причудливо играли так, что Алиса поневоле восприняла ее как лицо с собственной мимикой. — Я тоже видел тебя».

Это правда. Он разглядел Алису, сидящую во втором ряду. Видел ее неожиданно холодный, скользкий взгляд.

Девушка осторожно прошла к нему, на ходу снимая туфли и оставаясь босой. Она сразу стала на тройку сантиметров ниже обычного роста, смущенно переступив с ноги на ногу, и доверчиво посмотрела снизу вверх на хищника. Она коснулась ладонью мускулистого живота Киан’дэ, все еще покрытого светящейся в темноте краской, отчего хищник казался еще более жутким.

— Я думала весь бой, — прошептала она, двигаясь ладонью ниже, — как хочу, чтобы ты пришел ко мне именно таким… чтобы попробовать, какова она на вкус… твоя кровь…

Она мягко прижалась к его предплечью губами и прикрыла глаза.

Алые глаза Киан’дэ вспыхнули, когда Алиса ощутила, как он сделал глубокий вдох. Он положил ладонь ей на бедро, мягко прижимая девушку к себе, и провел второй ладонью по ее щеке выше, запустив руки, покрытые перчатками, в светлые волосы.

Алиса выдохнула, прильнула к нему, огладила ладонями мускулистые бока и напрягшееся тело, покрытое своей и чужой кровью. Она отдавала себе отчет в том, что делает, но понимала, что вскоре перестанет… Она слишком хотела его.

Молча изучая его тело, она поражалась тому, что он ведет себя совершенно иначе, чем другие хищники. Сначала он терпеливо наблюдал за каждым ее действием, не теряя головы, когда Алиса приникла к его груди губами, покрывая ее поцелуями и очерчивая кожу и татуировки влажным язычком.

— Ты превосходно держишь себя в руках, — заметила она, отстраняясь и вытирая тыльной стороной ладони губы, на которых оставался отпечаток краски. — Но я хочу увидеть, на что ты способен. Пойдём…

Она плавно взяла его за руку, сплетая с ним пальцы, и поразилась в очередной раз, что он совершенно покорно — для самца яутжа — и даже доверчиво последовал за ней.

Она мягко толкнула его к постели, налегая сверху сама и царапая торс острыми ноготками. Для хищника это была практически незаметная ласка — но все же она увидела, как потемнел его взгляд.

Он наверняка очень внимательный любовник.

Опершись ладонями о его плечи, она села ему на бедра и подцепила край маски рукой, притираясь животом к его груди.

— Я уже видела твое лицо, — шепнула она, прижимаясь лбом ко лбу блестящей маски. Ее холодные светлые глаза оказались как никогда близко к его. — И ты меня совершенно не испугал.

Киан’дэ усмехнулся, покачав головой.

— Прошу, — выдохнула она, чувствуя, что он действительно хочет ее. Воздержание становилось все более длительным, но Алиса обожала любовные игры — это было нечто особенное, то, ради чего она вела свою охоту на яутжа.

Киан’дэ нехотя откинул назад короткие валары, и девушка невольно залюбовалась открывшейся широкой шеей, подчёркнутой серебристыми рисунками. Опустив взгляд, он слегка нахмурился, судя по прищуру глаз, а после быстро — явно чтобы не дать себе передумать — обхватил край маски рукой и нажал на клапан застежки.

Маска осталась в его руке и вскоре была откинута назад, а Алиса вгляделась в его лицо, израненное шрамами и отметками.

Огладив губами серповидный шрам у глаза, она вздрогнула, когда его рука плавно скользнула между ее ног, коснувшись выступивших половых губ под тонкой, влажной тканью нижнего белья.

Алиса коротко выдохнула, откинув голову назад, и ощутила, как шеи ее касается гибкий язык. Киан’дэ опустил девушку ниже на себя, провёл когтистой рукой уже по ее животу и поднялся к груди.

Она в редких случаях чувствовала настоящее возбуждение — от своего партнера, а не от того, что сама предпочитала делать с ним.

… Словно ему это ничего не стоило, он легко порвал верх ее плотной футболки. Киан’дэ обнажил ее полную, упругую грудь и на несколько мгновений замер, неожиданнопристально разглядывая Алису.

— Все в порядке? — прошептала она, нежно касаясь острой скулы.

Вместо ответа, хищник скинул девушку с себя и встал над ней на колени, с интересом повернув голову набок и окидывая ее двумя темными глазами.

Он склонился к ней, и Алиса протяжно застонала, когда он мягко обхватил клыками левую грудь, лаская ее языком и опуская руку вновь, вниз…

Обняв его за плечи, она тихо шепнула:

— Хочу, чтобы ты трахнул меня.

Киан’дэ резко поднял глаза, когда Алиса скользнула пальцами к поясу кожаных штанов и провела ладонью по паху.

Коротко щёлкнув, Киан’дэ резко отстранил ее руку.

— Почему? — спросила она непонимающе.

Ее голос был тягучим и хриплым. От нее исходил восхитительный течной запах — запах самки, полностью готовой к спариванию. А красота ее тела, точеные изгибы, полные груди, мягкие волосы — все свело бы с ума любого возбужденного хищника.

Он обхватил ее запястья широкой ладонью, крепко вжимая хрупкую девушку в постель и опускаясь сверху. Алиса вновь ощутила его ласки — от самого низа живота и до груди. Выдыхая, она вжалась бедрами в него в желании ощутить, как он войдет в нее, как ритмично и грубо начнет двигаться в ней, вдалбливаясь в ее податливое тело…

— А-а-а…

Она непроизвольно выдохнула от боли, когда его жвалы легонько сомкнулись на ее соске. Он резко взглянул на нее, и Алису вдруг испугал этот взгляд. Глаза казались совершенно черными, такими, что даже зрачков не было видно.

— Осторожнее, — постаралась нежно мурлыкнуть Алиса, опуская руку ниже и желая прикоснуться к нему и самой приласкать его…

Киан’дэ отвел ее руку выше, себе на грудь, и вместо этого сам повел длинным языком вниз, легко стягивая с нее трусики.

Алиса прижалась к нему обнаженной грудью, горячо выдыхая в изуродованное лицо:

— Да… Сделай так, чтобы я закричала… Я хочу… я хочу тебя.

Она упала на спину, вытянувшись на кровати, как кошка, и чувствуя горячее сильное дыхание и медленно ласкающий ее язык, раздвинувший половые губы и нежно нажавший на клитор.

По телу разошелся жар. Алиса подобралась, издавая короткий полустон-полувсхлип, и дернулась от пронзительного и неожиданно резкого импульса кончить.

Так быстро?! Он слишком заводил ее, нужно немного остудить себя… Нужно прийти в себя…

И вдруг — острая боль, такая, что невозможно вздохнуть, разорвала ее внизу. Она не сумела опомниться, когда Киан’дэ сомкнул на ее половых губах острейшие жвалы, разрывая ими в кровь нежную плоть.

Алиса закричала, от боли ее словно парализовало.

Она испуганно смотрела на то, как покрывало пятнается алой кровью, и точно такие же страшные алые глаза монстра смотрят на нее…

Киан’дэ поднялся, безразлично сплевывая кровавую слюну. Он сузил глаза, и Алиса услышала сквозь облако боли, как в груди его нарастает тихое рычание.

Она сжалась, все отползая и отползая, но все это было зря. Киан’дэ с силой обхватил ее за лодыжку и дернул к себе. Встав над ней на колени, он с чудовищным безразличием окинул ее глазами, и сжал ее бедра своими, чтобы зафиксировать девушку.

Алиса сделала короткий вдох — и истошно заорала.

Кричала она недолго: осеклась, когда услышала сухой смешок хищника. От этого звука по спине ее пробежал холод.

«Ты сама оборудовала отсек звуконепроницаемой подложкой, забыла? Чтобы никто не слышал твоих же стонов и криков в этой постели… только планировалось, что это будут стоны удовольствия».

Алиса омертвела. Кровь все так же мерно выходила из нее, увлажняя покрывало, но она словно не ощущала этого, сконцентрировавшись на двух бешено блестящих глазах.

Она рывком попыталась вскочить, двинув Киан’дэ между ног — но с тем же успехом она могла бы и попытаться дать ему пощечину. Безрезультатно. Он легко ударил ее по лицу, задевая кожу когтями, и она вскрикнула, от такого удара — слабого для хищника и достаточного для уманки — упала на спину, чувствуя, как раскалывается от боли висок.

— За что?.. — простонала она. — Киан’дэ…

Он тихо рыкнул, обеими руками резко разрывая ее футболку — до конца, и с темным удовольствием видя, как мерно всколыхнулись обе груди со следом его укуса на левой.

Алиса забилась в его руках, предчувствуя что-то, и вновь истошно завопила, однако вопль этот перетек уже в стон, полный неожиданного наслаждения.

Он примкнул к ее груди, обвел ее языком и прикусил, так, что Алиса неожиданно ощутила в тлеющей агонии боли внизу вспышку обжигающего удовольствия. Содрогнувшись, она непроизвольно обхватила руками его плечи…

… и впилась в них ногтями, оставляя на коже твей, когда он сомкнул клыки на груди и резко раскусил сосок до крови, оскалившись.

Алиса зарыдала от непереносимой, негаснущей боли, сжавшись и пытаясь прикрыть трясущейся рукой израненную грудь. Но хищник не дал ей этого сделать, взрыкнув и вновь припав к ее кровавой ране.

Жвалы впились в нее, терзая, но вместе с этими вспышками дикой боли Алиса неожиданно ощутила острейшее наслаждение. Клыки вонзались все глубже и глубже в ее плоть, когда она почувствовала, дрогнув, что он вошел.

Словно вонзил в нее нож и провернул его в ране…

Алиса прижалась к его груди, изогнувшись и громко закричав. Он резко вышел и, глухо рыча, напрягся и вновь вошел на всю длину, не давая ее привыкнуть, не щадя ее. Она чувствовала, как он вбивается в нее до самого конца, как наполненная кровью, она увлажняет его и принимает в себя, и содрогается от спазмов скорого оргазма и непереносимой боли.

Рыкнув, Киан’дэ прокусил ее грудь насквозь, захлебнувшись потоком крови, прыснувшим ему в рот, и кашлянув. От дикой боли, Алиса изогнулась из последних сил и схватила его за короткие валары. Но это его не остановило.

С ненавистью в самой глубине багровых глаз, он встретился с ней взглядом и, сжав руку на ее горле, вновь вдавил девушку в постель. Насаживая ее на член, он царапал нежную кожу когтистыми пальцами. Алиса протяжно застонала, неожиданно ощущая особенно глубокий толчок, будто разрезавший ее полностью — и кончая.

Опадая и видя, как он разрывает ее грудь на кровавые ломти, Алиса уронила руку, слабо пытаясь прикрыться ею.

Она ощутила угасающие импульсы, скручивающие живот, и улавливала лишь вспышки белого по периферии, не в силах оправиться от тех контрастных ощущений — адской боли и зверского наслаждения — что испытала. Она слабо погладила его по груди, умоляя остановиться, стараясь унять свирепого зверя.

Но он не хотел останавливаться.

В ее горячем, увлажненном собственной смазкой и кровью лоне он двигался с такой яростью и злобой, что Алиса похолодела. В этот момент она неотвратимо поняла, что умрет.

Каждое проникновение — все равно что удар…

Она надрывно стонала сначала от продлеваемого им наслаждения… а уже после — от резкой, скручивающей боли, вновь граничащей с удовольствием.

— За… что… — только и спросила она, содрогаясь от яростных толчков и бледнея.

На секунду Киан’дэ остановился и перевёл на нее пылающий взгляд, о который можно было обжечься.

На напряженных, литых мышцах рук и плеч выступил пот. Содрогался от глубокого дыхания твердый живот. Он приблизил к ней окровавленное лицо — и, вглядываясь в самые зрачки, произнес:

«Убийца, дурная кровь, который должен был убить Ренату, был от тебя. Я это знаю».

Она вздрогнула и вновь ощутила пронзающий толчок, разорвавший живот от боли. Рыкнув, Киан’дэ вновь склонился над ней.

«Ты охотишься на подобных мне».

Зверски болезненный толчок. Алиса взвыла, сжимаясь и пытаясь извернуться, но когти хищника уже сомкнулись на ее горле. Он тряхнул ее, раздвинув страшные мандибулы и стрекоча:

«Зачем?!».

Алиса глухо кашлянула и клокотнула: пережатое сильной рукой горло зашлось спазмами.

Она обхватила его запястье рукой и прошептала:

— Я расскажу… расскажу все! Пусти…

Он пытливо всмотрелся в голубые глаза, сощуриваясь и оценивая, а после настороженно разжал пальцы и резко вышел из девушки, окропляя ее кровью ее же бедро. Всхлипнув, она сжала ноги, отползая подальше от Киан’дэ, к стене, и вскрикнула, когда он вновь притянул ее к себе за лодыжку.

«Сидеть здесь!» — рявкнул он, издавая низкий грудной рокот, подобно крупному хищному зверю.

Алиса сглотнула, безуспешно пытаясь стянуть на израненной груди ткань. Бледная от боли и кровопотери, она начала свой рассказ…

====== 44 ======

— Зачем тебе знать правду?

Она судорожно выдохнула и потихоньку попыталась прижать к груди, разорванной клыками Киан’дэ, покрывало. Но хищник грозно рявкнул, заметив ее движение:

«Не двигаться».

— Дай мне хоть что-нибудь, — проскулила она. — Или я истеку кровью до того, как все расскажу.

Киан’дэ мрачно хмыкнул и, раздумав, поднял алисину юбку с пола, швырнув ее девушке.

Голубые глаза зло вспыхнули, но она проглотила этот небрежный жест и прижала к кровоточащей ране ткань.

— Немного лучше, — хрипло произнесла она. — Я должна попросить, прежде, чем начну… — она с надеждой посмотрела в непроницаемое шрамирование лицо хищника. — Когда ты все узнаешь, пожалуйста… подумай… о пощаде.

Алые глаза смотрели яростно, но внешне Киан’дэ был спокоен. Он сузил окровавленные жвалы и медленно подался вперёд. Непроизвольно, Алиса отпрянула от него.

«Говори. Я обдумаю твою просьбу».

Алиса прикрыла глаза лишь на секунду, чтобы собраться с мыслями. Нужно сказать ему… нужно сказать. И тогда, быть может, он сохранит ей жизнь — из милосердия.

— Я родилась в Стейтен-Айленде, там же и выросла. — Начала она. — Отец умер от гриппа, когда мне было шестнадцать. Мать осталась одна со мной и старшим братом. В то время вы уже навещали Землю…

Зимой это было.

Она помолчала, шмыгнув носом, и неожиданно Киан’дэ впервые за долгое время увидел в ней ее, настоящую. Обычного живого человека, а не притворную лощёную шлюху.

Я училась и подрабатывала санитаркой в местной больнице, братец мой был из тех ребят, что охраняли Стену. Мать работала на складе. Мы так и жили — года два, в спокойствии, и вот я повстречала своего будущего мужа. Стивена.

Стив тоже охранял Стену и патрулировал улицы, надеялся однажды поступить в полицейский отряд. Мы планировали жить в доме его родителей — он один из всей семьи остался в живых. Думали, что, когда станет полегче, детей заведём. Меня уже перевели на должность медсестры. Я училась на врача на вечерних курсах…

Накануне того дня, когда все случилось, я шла с вечерних курсов. Я очень устала — после целой ночи дежурства в больнице и учебы. Еле передвигала ноги. Больше всего мечтала очутиться поскорее в постели и заснуть. Завтра хотя бы не моя смена…

Вдруг мысли мои прервал далекий гул. Я обратила внимание, как и другие прохожие, на ночное небо. Подняла глаза и увидела, как в облаках движется что-то огромное.

В голове сразу проскочило: яутжа! Спохватившись, я не стала стоять на улице и смотреть на движущийся звездолёт, который постепенно показывался в небе, словно до того был невидимым. Меня вдруг охватило смутное предчувствие беды, что было неудивительно: эти страхолюдины всегда приносили с собой одни беды.

Одна из всех, я припустилась бегом к себе домой, вернее, к дому Стива — он должен был как раз заступить на ночное дежурство, но у нас ещё было время на совместный ужин. Так что он пока дома.

Я влетела во внутренний дворик, выбив своим телом хлипкие воротца ограды, и забарабанила в дверь.

Стив открыл сразу же, точно стоял прямо за дверью и все это время ждал меня. Он был уже одет в форму, на рукаве его была красная лента — обозначение патрульного.

— Стив! Там… Там их корабль! — задыхаясь от быстрого бега, выпалила я.

— Я знаю, видел сам из окна. — Сказал он хмуро. — Лиса… зайди внутрь. Быстро.

Он запер за мной дверь на замок и щеколду, накинул сверху цепочку (точно это могло спасти нас от сверхсильных инопланетных охотников) и, повернувшись ко мне, крепко взял меня за плечи.

— Вот что, — медленно сказал он. — Когда я уйду, сразу иди в подвал. Ты знаешь, там есть люк на случай урагана.

— Стив.

Я сразу поняла, что он имеет в виду.

— Я не могу. А как же мать и брат? Как же ты?..

— Это яуты, их не интересуют пожилые женщины! А мы с Беном… надеюсь, нас участь их рабов минует.

Я уперлась руками в дверные косяки и закричала что есть сил:

— Я никуда без вас не пойду! Я не хочу!!!

Но Стив легко подвинул меня, оставил за спиной, а сам стремительно выбежал за дверь и пошёл на службу, оставив меня, в полном ужасе, одну.

Я недолго раздумывала, что делать дальше. Вышла следом за ним во дворик и пошла на его поиски, чтобы уговорить и спрятаться вместе. Но даже не дойдя до ограды, я услышала выстрелы.

Я побежала назад, в дом, позабыв обо всем, что меня волновало секунду назад. Я забыла, черт возьми, о Стиве, брате, маме… я влетела в дом, заперла дверь на все замки, забежала вниз, в подвал, и едва открыла ржавую дверцу люка.

Дрожа, я просидела там все время, пока наверху гремели взрывы и выстрелы. Слушала человеческие крики и ваш ублюдский рёв.

Я не помню, сколько часов прошло, прежде, чем вы вломились в дом и нашли меня. Для вас это труда не составило. Одним ударом яутжа вырвал дверцу люка, словно знал, где я нахожусь, и выволок меня за волосы, бросив под ноги таким же мразям.

Это сейчас я понимаю, что на мой город напала банда изгоев. Но возненавидела я вас всех — окончательно и бесповоротно, в тот день, когда меня насиловали в собственном доме, а потом в полусознании вели по улицам опустошённого города.

Вы, сволочи, убивали женщин, детей и стариков. Мужчин с оружием и без. Я тогда думала, вы все придерживаетесь кодекса… ха. Мне не повезло напороться на тех, кому было наплевать на кодекс.

С ними я пробыла порядка года в скитаниях. Кроме меня, они захватили в плен ещё несколько десятков молодых девушек. И что ты думаешь? К концу моего пленения в живых осталось только семеро из нас. Из сорока или пятидесяти человек.

Остальных они затрахали, забили насмерть, заморили. Женщины умирали при родах, не в состоянии без должной помощи разродиться вашими же ублюдками. Беременных они насиловали по двое и по трое — огромные суки куда крупнее тебя, а потом оставляли раскуроченными, помирать, как собак.

Я была умной и хитрой, и я научилась доставлять таким, как вы, удовольствие, наступив на горло своей ненависти. Целый год до столкновения этих изгоев с другими я ублажала их лидера, а после перешла как ценный трофей к другому бандиту.

И все повторилось сначала.

Так, в плену, я провела ещё год, а затем попала на платформу. Я узнала, что хищники сотрудничают с некоторыми людьми, и вначале возненавидела тех, кто оставлял таких, как мы, на растерзание этих гадов. А затем мне пояснили одну вещь.

Как оказалось, цель у этих людей была одна: выведать как можно больше о вас и ваших технологиях, узнать ваши слабые места, разработать на основе вашего генетического материала новые вакцины долголетия.

Мы долго готовили оружие против вас, и я за все это время погубила не меньше двадцати таких, как ты, мерзких ублюдков. Так что ты, дорогой, будешь двадцать первым, хочешь ты того… или нет!

Резко вскинув руку, она метнулась из последних сил на Киан’дэ.

Хищник рыкнул, легко уклонившись в сторону и одним ударом руки свалив девушку на бок. Секунда — и он перехватил ее за оба запястья.

— Пусти! — кричала и билась в его руках Алиса. — Отпусти меня, ты, сраное пугало!

Киан’дэ с ухмылкой посмотрел на шприц, наполненный, несомненно, смертельным для хищника препаратом. Медленно переведя взгляд на Алису, он раздвинул жвалы и издал низкий рык.

— Нет! Нет, — Алиса вздрогнула и вжалась спиной в постель, испуганно замерев перед оскаленным хищником. — Умоляю! Нет! Это была моя ошибка! Аааа!!!

Киан’дэ легко, будто веточку, сломал тонкое запястье девушки, наслаждаясь ее воплями. Шприц выпал из ее рук, и Киан’дэ откинул его, наклоняясь ещё ниже над Алисой.

Она слышала на своём лице его горячее дыхание и понимала, что это конец.

А потому, издевательски оскалившись, она набралась смелости и дернулась под мощным телом хищника:

— Ну давай, урод! Делай что хочешь, я уже все сделала.

Дрожа и распаляя себя, она зло продолжила:

— Я уже все сделала, все, что хотела! Ты, мразь, можешь меня убивать, но я-то уже убила твоё сраное отродье, которое вынашивала эта шлюха! Когда я извлекла это из неё, оно ещё было живым, урод, и поверь, я знаю, что в лаборатории, куда я его передала, оно долго ещё мучилось…

Оглушительно рявкнув, Киан’дэ сжал руку на ее глотке.

«Ты готова к смерти?» — прорычал он, приближая лицо к ней.

Алиса сдавлено кашлянула, кивнув. Упершись ногами в живот Киан’дэ, она безуспешно пыталась сбросить его с себя.

Обхватив ее лицо острыми жвалами, хищник помедлил, наслаждаясь ее страхом.

Он впился клыками в губы Алисы, ловко проскальзывая языком между ними и раскрывая их. Испуганно мыча, девушка сжалась, ощущая, как все плотнее клыки смыкаются на ее плоти, а жвалы прокалывают кожу и вонзаются в лицо, навсегда уродуя его.

— Нет! — простонала она, силясь вырваться. — Неееет!

Киан’дэ свирепо блеснул глазами. Извращённый поцелуй стал ещё более напористым и удушающим.

Ухватившись за ее язык клыками, он легко рванул его на себя, разрывая жвалами глотку Алисы.

Сплевывая язык уже полумертвой девушки, чьи глаза быстро гасли и приобретали стеклянный свет, он раскинул руки и заревел, стараясь выплеснуть всю ту боль, что он ощутил. Но сделать этого было невозможно.

Алиса задыхалась собственной кровью, дрожа в предсмертной агонии. Она ещё чувствовала боль, когда он рывком опустил руку вниз, к ее влагалищу, и одним сильным ударом разорвал половые органы, заводя руку по локоть и вырывая матку. Надрывно закричав, девушка умерла моментально, ещё пару раз дёрнувшись всем телом.

Тяжело дыша, Киан’дэ с ненавистью отшвырнул сгустки плоти, глядя на мертвую Алису. В голове все пылало и плыло.

Он медленно встал с обнаженного, изуродованного тела, с отвращением глянул на него ещё раз — и, чтобы забыть обо всем, что услышал, поскорее, начал сосредоточено одеваться.

Уже завтра все здесь запылает, и наконец-то он ощутит то, что должно: удовлетворение от совершенной мести.

Раздвинув окровавленные жвалы, хищник издал сухой смешок и, напоследок окинув взглядом комнату, ставшую местом пыток, вышел прочь.

====== 45 ======

Читать под Linkin Park — With You

Дорогие друзья! Скажу сразу, эта глава далась мне очень нелегко, поясню, почему. Она — одна из финальных. Хотелось осмыслить все эмоционально, да и тяжело понимать, что пора прощаться с любимыми героями…

Утром охрана была взбудоражена как никогда.

В своём отсеке зверски убитой нашли сотрудницу госпиталя. В том, что совершил это один из хищников, никто не сомневался — даже сами хищники. Вопрос был лишь в личности убийцы… Кем бы он ни был, дело он провернул крайне жестоко. Пропитанная кровью постель, на которой распластанной была обнаженная изуродованная уманка, явно убитая после бурного и жестокого насилия, была зрелищем не для слабонервных.

Решив заняться этим как следует по требованию уманов, хищники, ворча, отсек запечатали, не подозревая, что простое закрытие створы на замок приведёт к фатальной цепочке взрывов.

Киан’дэ был там, хотя и незамеченным, и усмехнулся, когда первый из сорока взрывов разорвал в клочья близстоящего к дверям яутжа, а остальных ранил или оглушил.

Он медленно достал своё оружие из-за спины, приканчивая всех, кому не повезло выжить после первого взрыва, и не встречая ожидаемого сопротивления. Все произошло слишком быстро.

С лезвий его серпов все ещё капала зелёная яутская и алая человеческая кровь, когда он уверенно прошёл по коридору, одним ударом разрезая глотку выбежавшему из-за поворота охраннику, и переступил через его труп, двигаясь дальше.

Киан’дэ был полностью экипирован, так что оружия с ним имелось предостаточно, и злости в нем хватило бы на двоих. Он смахнул фосфоресцирующую в полумраке этажа кровь с кожаной кама, свисавшее между бёдер, и первого из хищников, вылетевшего на него из открывшегося отсека, толкнул ногой в грудь, сразу подныривая под длинный кинжал и распарывая ему живот.

Зачистив этаж от нескольких охранников, хищник дошёл до лифта, оставив жильцов в их отсеках и никого не беспокоя. Оказавшись в шахте, он посмотрел на свой наручный компьютер и набрал код, активируя с помощью последнего иероглифа новую бомбу.

Сдетонировала она на весь этаж, покинутый Киан’дэ, унося с собой останки Алисы и жизни многих уманских сотрудников, работавших на платформе. Лифт дрогнул, на секунду свет в нем моргнул и погас, но Киан’дэ даже не пошевелился, терпеливо ожидая, когда створы разъедутся в стороны. Размяв шею, он медленно снял второй серп со спины.

Двери открылись, и перед ним оказалось сразу пятеро яутжа, спешащих на нижний уровень по сигналу. Все вооруженные, они тем не менее не ожидали, что двоим сразу же отсекут головы, а ещё троих, ринувшихся в лифт, чтобы убить хищника, ждёт быстрая и чересчур жестокая смерть.

Свернув шею последнему, Киан’дэ фыркнул, тряхнув короткими валарами, и вышел наружу, активируя на наруче вторую, третью и четвёртую бомбы.

Сдетонировавшие заряды — самые мощные — сотрясли до основания платформу, активируя новые взрывы. Так, в пламени погибли сразу два этажа, и платформа загорелась, несмотря на превосходную систему безопасности и пожаротушения, а крупный лифт обрушился в шахту, вызвав новый взрыв.

Выйдя на самый верхний уровень, Киан’дэ обнаружил мечущихся между двумя оставшимися лифтами людей и хищников, а также тех, кто ринулся к заминированным лестничным маршам.

Коротко усмехнувшись и неспешно идя сквозь толпу, Киан’дэ провёл ладонью по ряду иероглифов, и те, кто успел забежать на второй лифт и на лестницу, погибли в зареве пламени, осветившем силуэт хищника, повинного в стольких смертях.

Многие погибли в первые же мгновения, но даже тех, кто остался, было все еще слишком много.

Киан’дэ поспешил выйти из заминированного большого зала и перешёл на бег. Выскальзывая за пределы зала и пробегая в полутьме погашенных арок, которые будут освещены только во время боев, Киан’дэ смешался с другими хищниками и быстро активировал новый заряд.

Глухой рев ударной волны, вынесшей двери и опорные колонны, свидетельствовал о том, что живых за спиной не осталось.

Внезапно, Киан’дэ заметил, что к нему приближаются наперерез уманам и яутжа два крупных хищника, нацеливших наплечные пушки.

Тройные прицелы показались на груди и лбу Киан’дэ, но он ловко бросился в сторону, хотя взрыв, разнесший то место, где он стоял, опалил и его спину.

Молча сконцентрировавшись, Киан’дэ побежал от прицельно стрелявших яутжа, чувствуя, что ещё немного — и они его точно достанут.

Он считал секунды до выстрела: между хлёстким, как щёлканье кнута, звуком спуска заряда было то самое безопасное мгновение, а затем кинулся за высокую пуленепробиваемую перегородку, которая обычно служила гарантией безопасности зрителям боев, и лихорадочно начал обдумывать своё незавидное положение.

Зал он взорвать не может, находясь в нем… выйти наружу — чистое самоубийство. Добежать до выхода живым невозможно. Что же делать?..

Внезапно, Киан’дэ покосился на высокий альков, из которого обычно выпускали чужих. Прищурившись, хищник мстительно зарычал и не задумался ни на миг о своем безумном плане. Отсчитав нужный момент, он метнулся вперёд и, чудом скользнув под выстрелами, снял с пояса одну из гранат и швырнул прямо в альков довольно мощный снаряд.

Всего пять секунд…у него есть пять секунд, чтобы убраться отсюда.

Прыгнув в сторону и чувствуя, как по касательной бок задевает выстрел, он не обратил внимания на яркую вспышку обжигающей боли и упал за ограждение, ощутив в следующий миг, как этаж содрогнулся, и из взорванных ворот с визгом вырвались на свободу пленённые прежде твари.

Чужие атаковали тех, кого видели первыми — и хищникам приходилось теперь отстреливаться от них, а не преследовать Киан’дэ. Это дало ему фору.

Он вскочил на ноги, одним ударом полосуя морду подкравшегося чужого своим серпом, и помчался вперёд — наперегонки со смертью.

Вылетая за пределы зала, он слышал, как за ним несётся крупная особь, желающая разорвать его на части. Киан’дэ нырнул за угол, не собираясь сражаться, ему нужно было всего лишь успеть… успеть и добежать до безопасной позиции. Он мельком глянул на дисплей и активировал новый заряд…

Взрывом его вместе с останками чужого отшвырнуло в сторону, ударив о стекло панорамного окна. Киан’дэ приложился головой так крепко, что услышал, как что-то в основании черепа треснуло. Сгруппировавшись и прикрыв руками голову, он безвольно упал на дюропластовый пол и провалялся в отключке почти две минуты, прежде чем выплыл из тьмы и со стоном поднялся.

В глазах все плыло, огонь казался длинным и тонким, до самого потолка, а звуки доносились, как из колодца. Один из хищников быстро атаковал, каким-то образом поняв, что Киан’дэ замешан в диверсии. Группируясь, Киан’дэ не без труда отразил удар копья, поднырнул под него и сперва пронзил своего противника, а затем отрубил ему голову — в два удара. Прихрамывая, Киан’дэ побежал к спасательной капсуле. Надо уходить отсюда.

Последний заряд был самым мощным, настроенным на десятиминутный таймер, рассчитанный, чтобы Киан’дэ успел убраться из этого места, когда все здесь превратится в смертельную ловушку. Покинув зал, Киан’дэ даже не раздумывал, активируя этот заряд и запуская положенное время.

Смешавшись с бегущими кто куда людьми и хищниками, торопящимися в летные ангары к спаскапсулам, Киан’дэ умело увернулся от покрытой броней яутжа — и скрестил клинки со вторым, сознавая, что все же его вычислили. Делая подсечку первому, он уклонился тем самым от взмаха наручным клинком второго противника.

Бронированный за ним не поспел, и Киан’дэ быстро прикончил его, пронзив упавшему яутжа незащищенное плечо и разрывая его до груди. Металл серпа легко резал доспех. Второй хищник не терял времени и атаковал сзади, но Киан’дэ увернулся, задним хватом держа левый серп и не глядя разрывая им живот противника. Покуда тот упал на колени, захлебываясь твеем и придерживая рукой выпадающие внутренности, Киан’дэ побежал дальше.

Вперед, вперед… прорубаясь через толпу… Он отшвырнул от спаскапсулы одного из высоких яутжа со шрамом на глазу: тот, конечно, так просто сдаваться не собирался, но Киан’дэ был очень убедителен и легко полоснул своим клинком ему по лицу. Взвыв и схватившись за рану, яутжа непроизвольно упал в сторону, и Киан’дэ, несмотря на стреляющую боль в боку, ловко запрыгнул в капсулу и закрыл прозрачный купол, стремительно активируя программу управления, чтобы вместе с прочими кораблями покинуть погибающую платформу.

Сохраняя поразительное хладнокровие, он посматривал на таймер: минута двадцать секунд. Киан’дэ развернул кораблик, рассчитанный лишь на одного пилота, и, лавируя между другими судами, такими же крошечными, как и его, и существенно более большими, полетел к широкой летной полосе между опорных колонн, чувствуя, как нарастает гул протонного заряда. Ругнувшись про себя, хищник стремительно вылетел в общем потоке… слыша, как мощный взрыв раскурочивает железо и бетон платформы, сжигает все на своем пути и наконец раскалывает чертово место пополам. Платформа начала стремительно рушиться: несмотря на искусственный антиграв, часть откололась и рухнула в океан с гулким стоном. Ряд взрывов вспышками осветил вторую часть, оставшуюся пока висеть в воздухе.

Киан’дэ посмотрел вбок: словно прицельный снаряд, отлетевший здоровенный кусок арматуры сбил такую же капсулу, как и его, и полыхая, та взорвалась в воздухе и упала в океан. Хищник застрекотал, покачав головой и уворачиваясь от разлетающихся частей платформы. Мелкие порой барабанили по обшивке, падая на нее, как падали и искры, стремительно погасающие в потоке утреннего ветра.

Еще рывок… и еще… Киан’дэ поднырнул под падающий обломок и наконец оставил позади пламенеющую платформу, стремясь дотянуть хотя бы до берега.

А дальше все кончится.

====== 46 ======

Читать под Nightwish — Sliping Sun

Корабль рухнул боком в полосу прибоя, протаранил носом песок и взорвал корпусом океанские затяжные волны, окатившие иллюминаторы и захлестнувшие его до крыши.

После падения корабль накренился, и какое-то время совсем ничего не происходило, но затем шлюз открылся, и хищник, открепивший ремни от кресла пилота, упал в воду и, отфыркиваясь, с трудом поднялся в волнах.

Длинные волны настойчиво били в спину, будто подталкивая. Киан’дэ побрел к берегу, на ходу снимая с лица маску и утирая затекший на глаза твей тыльной стороной ладони.

Отбросив назад короткие валары, хищник устало шел, слушая шум прибоя.

За спиной его полыхали останки платформы, упавшей в океан, да корабли и спаскапсулы, точно растревоженные птицы, разлетались в предрассветном небе, пропадая, погасая на горизонте.

Не оглядываясь, Киан’дэ дошёл до берега, устало присел в полосу прибоя, и только тогда взглянул на пламенеющее зарево, подставляя лицо лучам рассветного и все еще холодного солнца. Оно вспыхнуло цепочкой света в его глазах, зажигая в них темное пламя удовлетворённой, ревущей мести, сжигавшей изнутри. А затем — в самом конце этой яркой эмоции — тихо и незаметно, пришло раскаяние.

Опустив голову на грудь, хищник сгорбился, глядя на поднимающееся из кипящих волн солнце и чувствуя опустошенность.

Пустота… как давно он не ощущал ее? Киан’дэ даже не думал ответил себе на этот вопрос. С тех самых пор, как встретил Ренату. Устало прикрыв глаза, Киан’дэ отвернулся от солнца. Слепит…

Вдруг он услышал сдавленный, отчаянный вскрик, и обернулся на него. Руки похолодели, и кажется, тело перестало его слушаться. Он бессильно наблюдал за тем, как к нему со всех ног бежит девушка, увязая в песке.

Это была она, конечно. Рената.

И впервые за всю свою жизнь Киан’дэ ощутил настоящий животный страх, понимая, что после всего, что он сделал, после всех страшных убийств и мести, что он осуществил со всей изощренностью и зверством палача, после того, что он натворил, он не может даже прикоснуться к такому человеку, как Рената. Нет у него больше такого права.

Хищник прикрыл глаза, отвернулся, утопил взгляд в солнце, желая, чтобы оно выжгло его всего дотла и превратило в пепел… Возможно, было бы лучше, если бы он сгорел в огне на той платформе. Но Рената звала его, звала по имени, и Киан’дэ медленно поднялся, не чувствуя рук и ног, и по привычке прикрыл лицо маской. Небо вокруг солнца разлилось алым. Сердце болезненно сжалось.

— Киан’дэ!

Он вздохнул. Он смертельно устал. И уж точно не чувствует себя победителем — скорее, побеждённым…

Я увидела его ещё издали, пока шла от лагеря и была у самой кромки леса. Тревожно наблюдая за полыхавшей платформой, я не находила себе места и вымолила Лок’На прийти сюда. А когда по направлению к пляжу полетел небольшой яутский корабль, сердце пропустило удар, и меня охватило лихорадочное волнение.

Теперь я точно знала, что это Киан’дэ. Он сидел ко мне спиной, опустив плечи, и мрачно смотрел на полыхающие и тонущие в океане глыбы бетона, пластика, железа и камня.

Я вырвалась из рук Лок’На, мне не препятствующего, и сдавленно кликнула. Легкие перехватило спазмом, в груди болезненно провернулось, и я сразу побежала вперёд, игнорируя предупредительный стрекот Лок’На за своей спиной…

Увязая в песке и пару раз оступаясь, я наконец совладала с собой и пискнула имя вслух, и увидела, что он встал, но ко мне не повернулся.

В глазах у меня потемнело, сердце заколотилось до боли. Я хватанула ртом воздух, будто кто-то до этого вышиб его из легких, и влетела в холодную воду, сшибаясь с хищником. Секунда, ещё одна — и я обхватила его предплечья руками, впиваясь в них. Тяжёлого Киан’дэ я бы повалить в волны не смогла ни при каких условиях, но он едва заметно подался назад и придержал меня за плечи. Я непонимающе опустила глаза на его подрагивающие руки. Что с ним?

— Киан’дэ, — выдох. Он болезненно хмурится, и я замечаю, что его бок залит фосфоресцирующей кровью. От быстрого бега и волнения я задыхалась, воздуха не хватало. — Ты… ты… теперь все будет хорошо… все будет хорошо… идём…

Я крепко стиснула его ладонь, потянула за собой на песок, и он покорно пошёл за мной. Что с ним? Он ранен? Он оглушен? Контужен? Почему он так поразительно спокоен? Я ожидала чего угодно от нашей встречи… но не думала, что она будет такой. Я думала, он тоже подхватит меня на руки, крепко обнимет, сделает хоть что-то! Но нет, Киан’дэ был даже странно холоден.

Я обвила его талию рукой, стараясь поддержать, что было смешно — хищник по весу был куда больше меня, да и вообще, забавная это затея. Но я хотела просто дотронуться до него и понять, что он жив, он рядом.

Странное это чувство — вроде касаюсь его тела, прижимаюсь: он близко — куда ближе? Но мыслями все равно не со мной.

Какое-то время мы стояли вот так, вместе, и Киан’дэ смотрел мне за спину, на горящую платформу.

«Прости» — вдруг произнёс бесцветный голос в моей голове.

— Что?

Я не понимала, хмурясь. Простить? За что его прощать?

Киан’дэ, покачнувшись, устало прикрыл глаза и осел на колени.

— За что? — старалась как можно более ласково спросить я, обнимая его плечи и силясь поднять. Конечно, моих усилий не хватало. — Вставай, Киан’дэ, ну ты чего…

«Устал» — вдруг прошелестел он, даже не сказав это, а просто громко подумав. И это явно не предназначалось для меня.

Я вздрогнула. Он никогда не говорил так. Он всегда был несгибаемым. Жестким. Невероятно выносливым. И всегда шел до конца. Возможно, это и есть конец?..

Киан’дэ обнял мои ноги рукой и уткнул маску мне в живот, тепло и щекотно выдыхая. Он делал все молча, но его молчание было куда красноречивее слов. Я нежно коснулась его шеи и плеч, пропустила сквозь пальцы короткие валары, погладила острые края маски и ее гладкую поверхность со следами старых и новых царапин и шрамов.

Киан’дэ мягко отнял своё лицо, посмотрев мне в глаза — снизу вверх. По одному взгляду было ясно, что он думает и чувствует, и я внезапно подумала, что слова порой даже излишни.

— Я тебя так ждала, — созналась я, всхлипнув, и Киан’дэ поднялся, крепко обнимая меня и поглаживая рукой мой затылок. Я облегчено выдохнула, понимая, что слезы подступают к глазам и потихоньку перехватывают горло. Хищник издал короткий ласковый рык, пытаясь меня успокоить. Длинные пальцы, покрытые гладкими короткими перчатками, очень напомнили человеческие. Он посмотрел мне в лицо, и в глазах его мелькнула нежность. Внезапно, он бросил мимолётный взгляд мне за плечо… и вдруг он переменился, разом похолодев, став острым, как нож, жестоким и непроницаемым.

Киан’дэ коротко щёлкнул и немедленно задвинул меня за спину, выпрямился, снял со спины оружие и издал низкий рокочущий рык.

Я непонимающе сжала в кулаках его рваную робу, не понимая, что происходит, и выглядывала из-за его плеча, пока не увидела это. Кровь застыла в жилах. Точно из ниоткуда, на пляже появились хищники. Их было много… действительно много: больше десятка. Отключая свой мерцающий камуфляж, они становились видимыми. В полном вооружении, в масках, с пушками на плечах. Это были охотники. Панический страх подступил к горлу, и я задохнулась, крепче вцепилась в Киан’дэ, когда ощутила, как он шагнул навстречу яутжа.

— Нет! — проскулила я, не веря своим глазам. Черт возьми, только не это, только не опять! Нет! Не хочу!!!

На секунду все замерло…

А затем на теле Киан’дэ возникли, один за другим, три алых точки. Сначала это был один след от прицела. Второй. Третий… Они проявлялись, будто след кровавых выстрелов, и удивительным образом миновали меня. В лоб Киан’дэ целились как минимум двое. Он зарычал. На открытой местности не скрыться, далеко не убежать, против стольких стрелков не выстоять.

Киан’дэ рванулся вперёд, и чёрная одежда скользнула в моих пальцах, оставив лишь ощущение шероховатости и тепла, тающее на подушечках, как воспоминание о прикосновении к нему.

Сердце забилось в груди до оглушающей боли. Надежды больше не было. Бессильные, злые слезы заструились по щекам, но даже утереть их я не хотела.

Я не верила. Столько пережить и быть убитым здесь и сейчас… это несправедливо! Нечестно! Так нельзя!

«Когда я скажу, беги» — вдруг произнёс он мысленно, и голос прозвучал в моей голове, как далекое, тусклое эхо. Я по инерции сперва кивнула… и вдруг вскинулась, протестуя, осознавая, что он сказал.

— Нет! — яростно выкрикнула я. — Нет!!! Я отказываюсь!

Даже не подумаю! Киан’дэ клокотнул, пытаясь подавить мои крики, но я не могла успокоиться, подступившись к нему и снова ухватив его одежду.

Внезапно, из числа хищников вышел вперед один, молодой высокий охотник с зелёной крапчатой кожей и гривой длинных черных валар. При виде него, Киан’дэ напрягся, поднимая выше оружие. Создавалось ощущение, что они знают друг друга.

Тот самый юный охотник с последнего боя. Тот самый, с которым он был связан цепью.

— Ты все же ее уничтожил, убийца, — громко произнёс юный охотник, делая знак прочим хищникам. Те как по команде убрали свои прицелы.

Киан’дэ промолчал, снял с плеча второй хатигани и яростно посмотрел на воинов. Охотник усмехнулся.

— Ты решительно настроен и вооружен. Ты готов сразиться с нами?

Разумеется, к’хан промолчал. То ли из гордости, то ли из глупости. Только багровые глаза пристально следили за каждым движением молодого лидера охотников, не выражая ничего, кроме бессильного гнева.

— А что, если я предложу тебе сразиться один на один? — вдруг спросил охотник. — Что ты на это скажешь? Прямо сейчас. Ты и я, согласно Кодексу чести.

Алые глаза Киан’дэ недобро сощурились.

«Я не придерживаюсь Кодекса, » — заметил он тихо, и далекий отголосок этой мысли коснулся разума охотника.

— Зато я придерживаюсь. Если победишь, отпущу.

Киан’дэ недолго обдумывал его предложение, кивнув, не особенно веря словам Охотника, и отстранил в сторону уманку, пристально посмотрев ей в глаза.

Охотник с изумлением проследил за давним врагом.

Киан’дэ что-то сообщил ей, но это что-то уманке совсем не понравилось. Она была в ужасе! Замотав головой, девушка твёрдо встала, как вкопанная, в песке, и громко крикнула «Даже не вздумай!», протестуя, но хищника ее протест явно не впечатлил. Рыкнув, он силой отцепил уманку от своих рук, откинул ее в сторону так, что она упала в песок. Несмотря на то, что она продолжала плакать и хвататься за лохмотья его кама, прикрывавшую бедра, Киан’дэ решительно развернулся к своему противнику, провернув в ладонях оружие. Он кивнул охотнику.

Молодой охотник нахмурился, удивленный увиденным, но все же был готов к сражению. Он снял наплечную пушку, бросил ее в песок, не желая легкой победы над технически менее вооруженным противником, и выдвинул из наручей лезвия, опустив руки вдоль тела.

Выдохнув, Киан’дэ первым ринулся вперёд…

Замах. Удар.

Лезвия скользят о лезвия, и танец двух превращается в смертельный бой.

Только один из них выживет, но не факт, что этим одним будет Киан’дэ. Даже если он убьет охотника, его пристрелят другие хищники, он знает это. Для них он — не охотник чести и не воин. Никто не гарантировал сохранить ему жизнь после победы, так что фактически, он понимал, что дерется в последний раз. Хотя охотник и пообещал сохранить ему жизнь — если он будет убит, то уже не проконтролирует действия своих воинов.

Киан’дэ взмахнул серпами над головой охотника, однако тот ловко поднырнул под оружие, скользнул вбок и сделал короткий укол лезвием, ранив Киан’дэ в бедро. Ранение было легким, но все же очень обидным. К тому же, заныла рана в боку.

Не издав ни слова и концентрируясь на самом бое, а не на гарантированном поражении, независимо от того, победит он или нет, Киан’дэ ушел от ряда ударов, ловко делая боковое сальто и ощериваясь под своей маской.

Хищники дрались не на жизнь, а на смерть, оба —лёгкие, куда легче и быстрее многих своих собратьев, стремительные и смертельно опасные.

Схватка между ними была удивительно похожа на заранее отлаженный танец, пляску смерти, немой диалог, где вместо слов — жестокие удары клинка о клинок. Хотя, сталкивалось их оружие нечасто: все больше хищники сражались врукопашную или уворачивались, приноравливаясь к темпу друг друга. Под их ногами песок взлетал вверх, окутывая обоих бежевым облаком.

Охотник отвёл руку с клинком назад, остановившись на секунду и просчитывая следующий шаг Киан’дэ, а затем пошёл в лобовую атаку. Киан’дэ скользнул по песку, припал на колено и глубоко вонзил один из серпов в голень Охотника, в то время как тот опоздал лишь на секунду, разрезав воздух мечами над головой Киан’дэ.

Убийца отскочил, сжимая в руках свое оружие, одно — в крови своего врага. Охотник оскалился, неожиданно стремительно атакуя. Один удар — сверху, размашистый и быстрый. Второй… Киан’дэ смертельно устал и выдохся, но продолжал защищаться, отражая напор молодого воина, пока тот не выбил один хатигани из его рук.

Кулак Охотника взметнулся к маске Киан’дэ, но тот ловко увернулся, отскакивая в сторону, и лидер яутжа пролетел вперёд, получив ощутимый удар ногой в спину.

Задохнувшись, он упал на песок, и Киан’дэ бросился к нему, не желая мешкать. Сейчас или никогда. Он замахнулся, чтобы рубануть по шее Охотника… и не ожидал, что тот упадёт на спину, стремительно перекатившись и выставив свой меч вперёд.

С хрипом, Киан’дэ сам налетел на лезвие, пронзившее его насквозь в области рёбер. Он кашлянул, морщась от того, что твей брызнул в маску, и, сам того не ожидая, повалился на песок после того, как охотник рывком вытащил меч из раны. Рената за его спиной надрывно, болезненно вскрикнула, словно ранили не его, а ее.

Зажав рану рукой, Киан’дэ кое-как присел на колени, упершись второй ладонью в песок. Неожиданно, пришло осознание конца, такое же ясное и спокойное, как и багровое солнце, поднявшееся в небо и застланное серыми клочьями туч. Киан’дэ поднял глаза, сощурившись, уже на своего убийцу, понимая, что однажды это должно было случиться, и все время он лишь оттягивал неминуемое.

Медленно приближаясь к хищнику, молодой охотник снял маску с лица и расслабленно опустил руку с клинком. Киан’дэ невольно вспомнил, сколько раз вот так же он спокойно подходил к своей жертве, следующим быстрым ударом обрывая ее жизнь.

Он распрямил плечи, оттолкнулся рукой от песка и положил обе руки на колени. Хотел ли он смотреть на яутжа? Нет. Он прикрыл глаза, покорно оставшись на месте и ощущая — глубоко в груди — сожаление.

Охотник сделал последний шаг…

====== 47. ======

One way or another — Until the Ribbon Breaks

— Киан’дэ?..

Я тихо шепнула его имя, не оборачиваясь, потому что мне это и не нужно было. Так незаметно подкрасться может только он, к тому же, я узнала прикосновение его руки к своей талии. Вторая легла мне на бедро, и хищник мягко прижал меня к себе.

— Я скучала… — мурлыкнула я, откинув голову ему на грудь и чувствуя, как по моей шее скользят длинные пальцы, покрытые перчаткой. Хочется замереть и не двигаться, но будто нарочно, сердце колотится в груди.

Киан’дэ проводит пальцами до моего подбородка, обхватывая горло, и я чувствую, как замирает, в противовес бухающему сердцу, дыхание. Хочется продлить этот момент, растянуть его… я в томлении изгибаюсь и подаюсь грудью вперед и толкаюсь ею в ладонь Киан’дэ. Он тут же перехватывает меня за талию, кладёт руку поверх живота — и я понимаю, что на нем нет маски, поскольку его язык скользит по изгибу шеи и плечу, а горячее дыхание топит кожу на щеке, к которой он прижимается своим лицом. Я чувствую острые костяные наросты, но бесстрашно приникаю к ним ещё ближе — я истосковалась по его телу, по его прикосновениям и по нему самому.

Киан’дэ не отстраняется, когда я завожу руку назад и вверх, оглаживаю его точеную скулу и клыки. Он разворачивает меня к себе, и я привычно закрываю глаза. Он не хочет, чтобы я видела его лицо — я не настаиваю, не хочу, чтобы он ушёл. Доверчиво уткнувшись губами в мускулистую грудь, я оставляю на коже влажные следы языка и покусываю ее, аккуратно зажимая зубами и оставляя нежные засосы. Пока я ласкаю его, он одним движением — даже не резким — разорвал верх моего домашнего платья. Пуговицы разлетелись в разные стороны, застучали по полу, и я охнула, когда он завёл вторую руку под подол и мягко коснулся влажных от желания трусиков, сбивая их вбок и лаская меня там.

Короткий стрекот коснулся моих ушей: он отстранил меня, подхватил под ягодицы и понёс куда-то. Походка была плавной, бедра, словно поршни мощного механизма, двигались подо мной, а затем Киан’дэ опустил меня на что-то твёрдое. Я ощупала деревянную поверхность пальцами. Это стол.

Киан’дэ налёг на меня, и я ощутила, как он напряжен и взведён, а в бедро мне упирается отвердевший и даже через ткань разгоряченный член.

Хищник оперся одной рукой возле моего плеча, а второй — у лица, и поняв это, я ласково потерлась о его руку виском, изворачиваясь и целуя ее. Он склонился надо мной так близко, что на своих губах я ощутила его дыхание. Обхватив его лицо руками, я заскользила по клыкам, один из которых был украшен тугим колечком серьги, и вслепую принялась целовать его.

Хищник издал короткий смешок и отстранился, проведя кончиками пальцев, увенчанных острыми когтями, от легких до низа живота, после чего рывком разорвал платье сверху — до конца. Ткань лопнула, повисая на плечах, и Киан’дэ достал из-под него сначала левую грудь, оглаживая ее ладонью, а затем — и правую, внезапно оставляя на левой болезненный укус. Мое тело словно пронзило током, и я дернулась, отчего почувствовала, как груди всколыхнулись и свободно затрепетали. Я изогнулась навстречу Киан’дэ, все ещё не видя его, и запрокинула голову, застонав.

Он так же легко, будто бумажную салфетку, порвал мои трусики и, раздвинув ноги, которые я согнула в коленях, внезапно вошёл резким толчком на всю длину — и сразу же начал быстро вколачиваться в меня, двигаясь внутри. Я была уже дико влажной, потому он легко скользил во мне, оглаживая языком затвердевшие соски и сжимая их клыками. Я дернулась, охнула — и вдруг почувствовала короткий болезненный укол в левую грудь и поняла, что по ее округлости что-то стекает.

Киан’дэ нежно урчит, утирая мою кровь из глубокой царапины, которую он случайно нанёс во время ласки, и отстраняется, но я с глухим стоном цепляюсь за его бедра и умоляю не останавливаться.

Он провёл руками по внутренней стороне моих бедер, разводя мои ноги ещё шире. Мне казалось, что я буквально вывернута наизнанку, что я беззащитна — всюду, и он теперь может делать со мной все, что хочет. Хотя иллюзия моей безопасности всегда была именно лишь иллюзией… именно сейчас поясницу пронзило возбуждение от понимания его полноценной власти надо мной.

Он придержал меня за талию, приподняв, и, рыкнув, начал неистово вдалбливаться в меня на всю длину, неожиданно признавшись:

«Ты узкая и тугая».

Я вздрогнула от его голоса в своей голове и пронзившего меня члена — раз, другой, третий, четвёртый… сбившись со счета, я простонала:

— Это плохо?..

Киан’дэ вновь коротко засмеялся.

«Это быстро».

Ему было мало и он сдерживался, я чувствовала это — но щадил меня и не хотел просто порвать, как это делали другие хищники… с другими женщинами.

Но сегодня я хочу, чтобы он не жалел. Не удерживал себя. Отпустил поводья.

— Ты можешь взять меня, как хочешь, — шепнула я. Хищник тихо клокотнул, и я восприняла это как «нет».

— Со мной ничего не будет, мы же вместе не впервые, — успокаиваю я его.

Хищник тихо рыкнул, будто приказав мне замолчать.

— Но я хочу.

Он внезапно остановился, с влажным звуком выскользнул из меня, и отстранился, бесшумно отойдя в сторону. Я вздрогнула, поднявшись, и свела ноги.

«Я в маске» — проурчал он, после чего подошел ко мне и присел напротив на одно колено.

Киан’дэ был раздет до пояса, лишь расстегнув пояс штанов, и наклонил набок голову. Я запустила пальцы в короткие гладкие дреды, наклоняясь и целуя их, а затем в голове вспыхивает невольная догадка. Хищники обычно не позволяют касаться своих дред, которых они зовут валарами — разве что самым близким. Это одна из самых чувствительных частей их тела. Я соскальзываю в его объятия и, все ещё держа тугие и будто кожаные дреды в ладони, беру пару губами, обвожу языком и посасываю, стараясь случайно не укусить.

Киан’дэ глухо рыкнул и внезапно вздрогнул всем телом, будто от импульса. Я зарываюсь лицом в валары, лаская их и стараясь не обрезаться о края острой маски, когда перехожу на его шею и скольжу по его телу.

— Прошу, — шепнула я ему в плечо, оглаживая рукой мускулистый живот и опуская ладонь на темно-бордовую головку члена, расцвеченную слабо фосфоресцирующими каплями спермы.

Я опускаюсь между его ног, покуда он стоит на коленях, и умасливаю и умоляю его несколько минут, провожу рукой по его стволу, пока не понимаю, что он вот-вот кончит — и останавливаюсь, массируя широкие плечи.

В какой-то момент желание все же становится сильнее.

«Будет больно» — предупреждает он, подхватывая меня на руки, и несёт в постель.

— Переживу, — смеюсь я, когда он опускает меня на простыни и плавно раздвигает мои ноги коленом, изучающе глядя багровыми глазами в прорези хищной маски.

Он нежно проводит рукой по моей верхней губе, оглаживает ее.

«Если будет невыносимо, сразу скажи» — велит он, и я киваю.

Откидывая платье в сторону, он приподнимает меня за бедра и резко входит, сначала с оттягом двигаясь внутри мелкими и медленными толчками, а после наращивая темп.

Это всегда было больше, чем просто секс, больше, чем близость двух тел. И сейчас, понимая, что он отпустил себя, я содрогалась под сильными и собранными движениями, вдалбливающими меня в кровать, и проникала в его разум, чувствуя и видя неясные обрывки его прошлого.

Издав глухой то ли рык, то ли стон, разогнавшийся хищник внезапно резко кончил, пульсируя внутри. Затопленная потоком чужого сознания, я получила удовольствие практически одновременно с ним — с последним толчком в себя, ощущая невероятную заполненность.

Выдохнув и прислонившись лбом к его плечу, я наслаждалась приятно нависшей тяжестью его тела. Он выскользнул из меня, оставив внутри горячее, вязкое чувство. Киан’дэ, который никогда поверх меня полностью не ложился, перевернулся на спину и нежно уложил меня себе на грудь.

— Если однажды ты улетишь с Земли, — ласково говорю я, вроде бы в шутку, но сердце болезненно сжимается, — знай: такого классного любовника у меня больше не будет.

Насмешливо щёлкнув, Киан’дэ позволял мне перебирать свои валары, играясь с ними и проводя пальчиком по рисункам на его теле. Затем я опустила руки вниз и шутливо, но не без труда, застегнула пояс его кожаных штанов:

— Чтобы не было больше соблазна, — мы с хищником рассмеялись после этих слов: он — хрипло, я — робко.

Киан’дэ поднял мою руку, положил ее себе на ладонь и сощурился, сравнив размеры моей и своей ладоней. Сжав мои пальцы и лаская второй рукой мне шею, он тихо сказал:

«Я никогда не улечу. Только не от тебя».

The In-Between — In This Moment

Знаете это чувство — когда в самые тревожные минуты твоей жизни время растягивается, как вязкая лакрица?.. Оно все длится, дробит секунды на мгновения — и ты замечаешь мельчайшую деталь, малейшее движение.

Киан’дэ ниже склонил голову, когда меч, блеснувший в тусклом солнце, замахнулся — и обрушился на него…

— НЕТ!

Мой крик ничего не смог бы изменить, но я закричала, рванувшись вперед и в два прыжка накрывая собой хищника. Дрожа от ужаса, я была не уверена в том, что делаю все так, как нужно, и ожидала, когда клинок разрежет плоть. Ожидала боли. Но не было ничего.

Крепко обняв Киан’дэ за плечи, я поняла — что-то произошло, и отвернулась от него. Молодой хищник остановил свой замерший меч в каком-то сантиметре от меня — но тем не менее, остановил! Однако, сдается мне, не я тому причина…

Внезапно, Киан’дэ решительно отстранил меня рукой в сторону, напрягаясь, и заглянув ему за плечо, я осознала, почему.

Высокая тень упала на нас обоих, и я увидела перед собой высокого, могучего, уже явно немолодого хищника, зеленокожего и покрытого крапчатыми пятнами. На плечах у него были доспехи, украшенные черепами ксеноморфов. Длинная грива валар была вся покрыта золотыми кольцами, а руки — завершены острейшими когтями.

Он выглядел величественно и надменно, даже без маски, и его удивительно гармоничное для инопланетянина лицо и яркие зеленые глаза вызывало странное чувство. Было мгновенно ясно, что он — не простой охотник, и не только по богатым доспехам и длинному алому плащу за плечами, но и по его стати и выправке.

— Киан’дэ, — пророкотал он, и я неожиданно осознала, что слышу, что он говорит, точно его могучая воля пронизывает пространство и звенит в головах. То же самое, я была уверена, ощущали и прочие яутжа. Киан’дэ при звуках этого голоса согнул спину, надрывно застонал, что было странно слышать от хищника. Рваные валары упали на маску, фосфоресцирующая кровь капала с груди на песок. Я отстраненно смотрела на него, понимая, что ничего не могу сделать — могу лишь быть рядом с ним, но и подойти боялась. Он уже отшвырнул меня дважды, дал знак, что мне здесь не место. Я и сама понимала это – окруженная грозными яутжа, что я могла вообще сделать против них?

— Гаргарот, убери меч, — продолжил могучий яут, и за его спиной возникло, словно по команде, порядка десяти охотников в блестящих вороненых доспехах и сетках на теле. — Ты уже победил.

— Был уговор — драться насмерть! — прорычал молодой охотник, но все же сложил клинок, хлестнувший обратно в наручные ножны. Однако более глубокий, мощный рык, вырвавшийся из груди взрослого хищника, Лидера, как я его окрестила про себя, заставил зеленокожего охотника послушаться и покориться, но не отступить.

Он продолжал смело смотреть в лицо Лидеру, после чего объявил:

— В любом случае, теперь он — мой трофей…

— Сын мой, терпение. Жизнь Киан’дэ принадлежит мне. И он это прекрасно знает. Никто из вас не в силах распорядиться ею.

Оказавшееся в руках богато изукрашенное золотое копье с хлестким звуком развернулось, и Лидер, медленно кружа, не мигая смотрел на Киан’дэ.

— Ты хотел сбежать от меня, к’хан? Ты же знал, что это бесполезно.

Киан’дэ молча покачал головой, не решаясь взглянуть на яута, однако тот резким, отточенным движением выбросил вперед руку с копьем и приподнял острием подбородок маски убийцы.

— Ради чего ты остался на Земле? — медленно протянул он, глядя в багровые глаза Киан’дэ.

Гаргарот осмелился ответить, что-то тихо цокнув и кивнув на меня.

 — Ради уманки?..

Огромный хищник впервые обратил на меня взгляд и оценивающим, пристальным взглядом пылающих зеленых глаз осмотрел, так, словно уже получил себе в коллекцию мой череп и позвоночник, в любом случае, сделать это ему бы ничто не помешало, если бы он захотел…

Я непроизвольно сжалась, когда Лидер шагнул ко мне, и вдруг Киан’дэ тихо, предупреждающе зарычал. Яут остановился, в то время как его охрана наставила прицелы на Киан’дэ, однако тот даже не пошевелился.

— Ты. Смел. Зарычать. На меня?

В его интонации проскользнуло удивление и насмешка, однако я по виду Киан’дэ поняла, что он неожиданно завелся. Спина напряглась, и он, набрав в грудь воздуха, привстал на одно колено, силясь подняться на ноги, и низко, раскатисто, предупредительно зарычал – снова.

 — Бросаешь мне вызов?

Яут сделал охране знак рукой, и те отступили назад, убирая прицелы. Еще один шаг по песку, еще ближе ко мне.

Киан’дэ с усилием встал, прижав ладонь к глубокой сквозной ране, и, пятная песок кровью, подобрался и медленно закружил вокруг яутжа. И тогда до меня дошло.

Это был он! Он! Патрон Киан’дэ!

Киан’дэ был куда меньше его и в росте, и в строении тела, и выглядел более жалко, покрытый кровью и песком в своих чёрных лохмотьях, однако что-то в нем вдруг вырвалось, неукротимое, как дикая, яркая злость, и сделало его смертельно опасным противником, готовым на все. Он продолжил обходить Патрона, кружа и смыкая кольцами рисунок этого кружения, и наконец оказываясь между мной и охотником.

Твердо встав, Киан’дэ вдруг громко зарычал:

«Первый, кто к ней прикоснется, умрет».

Не сводя глаз с Патрона, он медленно снял с пояса единственное оставшееся при нем оружие: длинный кнут, покрытый крючкообразными шипами, и расслабил запястье, заставив кнут оплести одну его ногу.

— Ты предрешаешь свою судьбу, к’хан. Надеюсь, она того стоит. — предупредил Патрон.

Киан’дэ ничего не сказал, приготовившись в случае чего драться, и я поняла, что на этот раз — до последнего. А затем он снял с лица маску, швырнув ее к ногам Патрона.

Я медленно ухватилась за его ногу, умоляюще взглянув наверх. Что же ты делаешь?! Киан’дэ сверху вниз глянул на меня, полыхнул яркими багровыми глазами. На его лице, исполосованном шрамами и усеянном рисунками татуировок, блеснул оскал.

…пожалуйста, если они будут его убивать, пусть сделают это быстро. Не нужно мучить его. Не нужно трогать его. Я молча прикрыла глаза, из-под которых побежали слезы — прежде всего, страха — и прижалась щекой к его колену, прильнув к нему.

Прошло несколько долгих секунд.

Неожиданно, сверкнуло золотое копье — так быстро, что Киан’дэ, мне показалось, не сумел бы среагировать. Однако, когда Патрон метнул в него свое оружие, хищник легко перехватил его, несмотря на то, что бросок был мощным. Рыкнув, Киан’дэ кинул копье в песок, перед этим сняв что-то с острия. Маска. Его маска.

Патрон был так быстр, что я не заметила, как он подцепил копьем маску, лежавшую в песке.

— Я не собираюсь тебя убивать.  — Спокойно произнес он. — И твою уманку тоже.

Киан’дэ глухо щелкнул, сжимая в руке маску и тяжело дыша.

— Гаргарот.

Молодой яут стремительно подошел к могучему воину.

— Ты не знаешь, Киан’дэ, но Гаргарот — мой кровный сын, будущий лидер клана… И твой Патрон.

Взгляды хищников: светлый — молодого яута, и алый — Киан’дэ — встретились.

— Отец…

— Тишина. — Пророкотал Патрон, раздвигая крупные острые мандибулы. — Ты в одиночку уничтожил крупную цель, которая мешала пребыванию нашего клана на Земле. Это доказало мне истинность твоих намерений. Но, поскольку ты бежал от меня… я хочу передать тебя в распоряжение Гаргарота. Он будет жить с новой колонией. На Земле. После того, как завершит свои дела на Яутжа Септима.

Мои руки подрагивали, поскольку, слушая этот голос, то громоподобный, то затихающий, я ощущала, как волнами накатывают надежда и страх — попеременно. Я продолжала отчаянно цепляться за ногу Киан’дэ, вжимаясь в него и ища в нем защиты.

— Назначаю тебя бес-салл’иром своего сына, — продолжил яут. — И смотри, Киан’дэ. Служи ему хорошо, иначе — ты знаешь закон — если мой сын погибнет, ты должен будешь погибнуть вместе с ним.

Патрон двинулся навстречу Киан’дэ. Он встал напротив моего хищника, так близко, что вполне мог бы схватить его за шею и попросту сломать ее, но не стал делать ничего подобного.

Вглядываясь в лицо Киан’дэ, он что-то тихо щелкнул, отчего рука Киан’дэ дрогнула, и он покорно наложил на лицо маску. А затем Патрон, не удостоив никого взглядом, развернулся, хлестнув валарами воздух, и стремительно пошел прочь, к большому серебристому челноку, который снимали с режима маскировки чуть поодаль.

Отряд из хищников тотчас последовал за ним, замыкая и насторожено осматриваясь, будучи все время начеку и защищая Лидера. А Киан’дэ, проводив Патрона немигающим взором, легко — одной рукой — поднял меня и резко прижал к себе, обняв и коснувшись маской моей макушки.

Меня все еще била крупная дрожь, и я цеплялась за него холодными пальцами, комкая черную ткань на мускулистых боках, когда услышала:

«Гаргарот улетает. Я должен лететь с ним. Рената…»

Голос в его голове был слабым и бледным, неимоверно усталым, однако он мягко приподнял мое лицо за подбородок, заставляя взглянуть себе в глаза — и тут же его взгляд изменился, недоумевая. Он непонимающе посмотрел на то, как я плачу, и склонил голову набок. Такой привычный. Такой знакомый и уже родной жест.

— Я не хочу снова тебя терять.

Киан’дэ утешающе хмыкнул, проведя по моим волосам, слегка путаясь в них пальцами, и крепко вжимая меня себе в грудь.

«Жди».

Гаргарот негромко рыкнул, мотнул головой, и Киан’дэ покорно кивнул, но в последний миг нашей встречи… в последний миг он сделал кое-что.

Сняв с ладони перчатку, он быстро встряхнул рукой, расправляя пальцы с острейшими когтями.

«Жди. Теперь тебя никто не тронет».

Он придержал меня за поясницу, прижав к себе, и осторожно провел когтем по моему лицу, под щекой. Легко, он распорол кожу, оставляя на моем лице неведомый мне знак — знак, что я отныне принадлежу только ему — и стирая ладонью кровь с моей раны.

«Рената».

Он мягко моргнул, приложив к своей ране руку, испачканную в моей крови, и стремительно — насколько это вообще было возможно для таких ранений — подошел к Гаргароту и двинулся следом за ним по песчаной дюне, не оборачиваясь на меня и в мгновение ока исчезая благодаря маскировке в воздухе…

Словно его и не было.

====== Эпилог ======

Яутжа Септима. Ка-Сс-Ман, территория клана Ночных охотников.

In This Moment — Half God Half Devil

С выдохом вонзив в основание черепа крупного ксеноморфа руку, Киан’дэ вырвал его позвоночник и швырнул трофей к ногам Гаргарота, ухмыльнувшегося под маской.

— Это уже пятый, бес-сал’лир, — с ухмылкой сказал он, на что Киан’дэ лишь насмешливо щелкнул, кивая за спину своему Патрону.

Молодой Охотник не внял, потому Киан’дэ со вздохом метнулся вперед, с шелестом разворачивая клинки на наручах. Патрон все сразу понял, нагнувшись, чтобы Киан’дэ снес голову еще одного ксеноморфа, помельче.

В бойне этой выживали далеко не многие, даже опытные, хищники, но эти двое — выживали. И много где. Сражаясь плечом к плечу, они уже завалили пять крупных Ульев, собираясь накрыть и шестой — и вот этот шестой-то оказался слегка больше прочих. Да и, очевидно, самка здесь собиралась размножиться, потому все «солдаты» были такие злые и озверевшие, еще злее обычного.

Киан’дэ справлялся со своей основной работой: прикрывать и во что бы то ни стало до последнего вздоха защищать Патрона. Гаргарота, правда, защищать не требовалось, он и так здорово дрался с чужими, уворачиваясь от суставчатых хвостов и лаковых мощных тел, гибких и стремительных.

— Продвигаемся вперед! — стрекотнул Гаргарот своему отряду. Из пятнадцати хищников в живых осталось только семеро, но эти семеро были отчаянными головорезами, лучшими из лучших, каких только видел клан Ночных охотников.

Потерять каждого из них было бы сродни поражению. Гаргарот побежал к входу в Улей, Киан’дэ — рысью — за ним, запрыгнув на каменистый верх ущелья и дублируя движения Патрона. Он наблюдал за обстановкой сверху, зорко выглядывая ксеноморфов, которых попалось всего три.

Гаргарот насмешливо фыркнул.

— Заноза, учись, как надо наводить на цель, — кивнул он крапчатому темнокожему хищнику на Киан’дэ.

— Ага, обязательно, — буркнул Заноза, готовя наплечную пушку. — Лидер, отойди, мешаешь.

Укрывшись за каменистой грядой, отряд, рассредоточившись, подал знак Киан’дэ — и тот ускорился, приближаясь к входу и раскручивая в руке пращу с прикрепленным к ней взрывным устройством.

— Шуганем их! — весело рыкнул Полночь, чернокожий хищник, исполосованный шрамами. — Давай, красный!

Киан’дэ сощурился, отмеряя взглядом расстояние, и стремительно метнул устройство, после чего — и сам бросился назад, в два прыжка оказываясь возле укрытия. Крепкая рука Занозы втащила хищника за скалу до того, как столб пламени лизнул то место, где он только что стоял.

— Опять тебя выручаю, Чужик? — грубовато спросил он.

Киан’дэ усмехнулся, но под маской этого никто не видел. Позывной у него в отряде был забавный — прозвали его кратко и ёмко «Чужим», за то, что он носил броню, сделанную из черной шкуры ксеноморфа, а если ласково — Чужиком. На Чужика Киан’дэ щерился и огрызался, но за полтора года службы плечом к плечу с ребятами уже ко всему привык, так что лишь дружески пихнул Занозу в плечо и выскользнул из-за гряды, чтобы посмотреть, кто там выбрался из Улья.

Увиденное его впечатлило. На выходе из глубокой норы, в темноте, ворочались и кишели гладкие черные тела, гибкие и сильные хвосты изгибались и хлестали по стенам.

— Ну? — выкрикнул Гаргарот из-за соседней скалы. — Как там?

Киан’дэ неопределенно покачал ребром ладони.

— Пусть Полночь первым идет, — решил Гаргарот.

— Э! Почему это Полночь? — оскорбился непосредственно сам Полночь, выпрямляясь и ткнув себя в мускулистую грудь. — Я в прошлый раз ходил! Пусть Чужик идет! Он их заметил — он пусть и выкуривает!

— У Чужика на Земле невеста, — гоготнул довольный Ятаган, зачесывая назад длинные валары. Ятаган был младшим братом Гаргарота и — невольно — стал еще одним опекаемым Киан’дэ, поскольку был к тому же самым юным из всех хищников.

— Ну? — хмуро спросил Гаргарот. — Кто пойдет?

Дураков не было. Дураки уже погибли первыми, остались только умные — «звездная семерка», как их весело именовали свои же.

Киан’дэ некстати был вклинившимся в группу восьмым.

— Давай я, — вдруг предложил обычно тихий Туман. — Хочу попробовать.

— Ладно. — Согласился Гаргарот. — Чужой, Заноза. Прикройте его с боков.

Хищники свою задачу поняли, кивнув, и Киан’дэ было рыпнулся выполнять — как вдруг Заноза остановил его, притянув обратно за плечо. Невольно гыкнув от усилия, Киан’дэ, который был по-любому физически слабее могучего берсеркера Занозы, покосился на него злыми багровыми глазами.

— Не пырься на меня так, будто пришить хочешь, — сказал Заноза и подставил кулак. — А как же традиция?

Киан’дэ яростно защелкал что-то явно не вполне нормативное, но стукнул кулаком о кулак Занозы и выскользнул по каменистому склону вверх, а затем ловко перемахнул на другую сторону ущелья, упав на скалу грудью и в два счета взбираясь на вершину. Он подождал, пока мощный Заноза взберется на скалу — и весело прощелкал тому, что под весом тяжелого яутжа скала вполне могла бы обрушиться и погрести под собой ксеноморфов без участия Тумана.

Отряд дружно заржал в кулачки, поскольку Заноза о себе подобного слушать не любил, но Чужика слегка побаивался — втайне ото всех и даже не признаваясь себе, поскольку шороху среди хищей Киан’дэ в звании к’хана навел приличного.

— Давай.

Туман — серебристо-белый молодой яут с длинными валарами, подобранными кожаным шнурком, следующий после Ятагана по возрасту, сосредоточенно вышел из укрытия и медленно, но достаточно уверенно направился к входу в Улей. Главное здесь — чтобы ксено на него отреагировали и побежали, а дальше — дело практики.

— Глянь, — гоготнул Заноза. — Щас обкладется наш молодняк.

Киан’дэ с ним был не согласен: Туман оказался весьма смелым и прозорливым охотником, так что действовал наверняка — и достаточно близко подошел к Улью, прежде чем чужие, ближайшие к нему, взрыкнули и выбежали наружу, стремительно скакнув на стены ущелья. Следом за ними прыгнуло сразу двое ксеноморфов, хлещущих суставчатыми хвостами.

С пятью чужими не сладил бы ни один охотник — в одиночку, но Туман и был не один. Киан’дэ напал сверху, легко вонзая клинок меча в голову скользнувшего под ним ксеноморфа, и прыгнул в ущелье, сбивая с лап второго и прошибая ему грудь своим оружием. Заноза от него не отставал: схватился с крупным чужим, и, рыча, голыми руками свернул ему шею. Силищи в Занозе было достаточно, чтобы проделать такой финт и во второй раз. Туман же расправился с последним чужим, поджидая новую партию ксеноморфов, увидевших, что собратьев бьют.

Киан’дэ напрягся, когда один из чужих помчался прямо на него, и, уйдя от монстра обратным сальто, в прыжке раскроил ему череп и хребет мечом. Он увидел, что отряд уже вышел навстречу Улью, который покидало не менее тридцати особей — и, мысленно засучив рукава, начал драться уже всерьез…

Земля. Два года спустя.

— Луна!.. Луна!..

Джоэль звала малышку, но та не откликалась. Еще бы, она же спряталась, а точнее, «спряталась»: залезла под одеяло, отклячив попку и делая вид, что, раз голова в безопасности и она никого не видит, то и никто не видит ее.

— Луна?! Куда же пропала наша Луна?!

Я с интересом наблюдала за игрой в прятки, но присоединиться не спешила: я и так все утро пробегала с непоседой, теперь — очередь Джоэль.

— А ВОТ ОНА!

Завопив, девушка кинулась на ребенка, щекоча за пятки, и Луна, заливаясь хохотом, поползла под одеяло, забиваясь поглубже. Но руки Джоэль ловко вынули ее наружу, пригладили черную челку и прижали к плечу.

— Пора бы уже и обедать, — укоризненно сказал она, посмотрев на малышку, и та пикнула «ма-маааа, ам!».

— Идем, идем.

Джоэль унесла ребенка к столу, усадила ее на сколоченный Лок’На стульчик. Лок’На ненавидел что-то мастерить и не понимал, зачем нужен стульчик и почему нельзя покормить ребенка, скажем, усадив на кухонный же стол или на кровать. Но Джоэль оказалась строптивой подругой: ей нужен был этот чертов стул — и все! Лок’На от ее выходок порой лез на стену и уходил жить лагерем в лес, но далеко — никогда. Кругом много всякого дерьма теперь ходить, ксеноморфического характера, да и яуты могут наведаться. Лучше, чтобы мужчина всегда был рядом.

Мы жили возле уманского города, Хиллтопа, с населением в тридцать тысяч человек. Достаточно большая община, в которую нас с Джоэль категорически не принимали, видя наши метки на лицах. У меня — тонкий серп под левым глазом. У Джоэль — знак постатуснее, руна «хи-ш» над бровью, которая означала, что она — женщина Охотника Крови.

Лок’На пока тоже жил уединенно от своих, говоря, что — вернется Киан’дэ, и он сразу от нас сбежит куда-нибудь подальше, лишь бы не находиться больше в дурдоме из трех уманских девок, двух больших и одной мелкой. Он ворчал, ворчал и ворчал, но Луна звала его папой, и я точно знала, что Лок’На никуда от Джоэль и малышки не уйдет.

Пытались они в том году, в положенное время зачать своего ребенка, но Джоэль с первого раза плод не приняла. На раннем сроке случился выкидыш, и она тогда даже обрадовалась, что на руках у нее оказалась маленькая Луна…

После того, как Киан’дэ стремительно улетел и снова меня покинул, теперь — на неопределенный срок — я немного замкнулась. Но за ребенком-то требовался постоянный уход. И, надо сказать, Джоэль сразу прониклась к Луне, так что наша кроха выросла у нее на руках. У нее — и у неспящего по ночам Лок’На, на теплой груди которого Луна и засыпала. После хищник перекладывал ее в кроватку, сколоченную им же и не без ворчания (ставшего обычным фоном для нас), но делал он это крайне нежно — подкладывая одеялко под спину Луны и что-то пофыркивая на своем языке.

Смотреть на Джоэль и Лок’На было приятно, но лично у меня сил не было — особенно сперва. Я все больше находилась одна, сидела на берегу, отдыхала на песке и смотрела на океан. Время шло, и мало-помалу меня отпускало, так что я уже вполне могла реагировать на то, как Лок’На обнимает и урчит с Джоэль, возится с малышкой или проявляет по отношению к подруге иную ласку.

Днем мне было чем занять мысли, но едва наступали сумерки и — того хуже — ночь, как в голову лезло всякое. Конечно, это были воспоминания, от которых я вжималась в подушку и тихо плакала, вспоминая, как было хорошо, когда Киан’дэ был рядом, и как стало плохо, когда его рядом не оказалось.

Хотя — почему плохо? Впервые за два года я жила очень спокойно…

Я тосковала по нему и сперва в каждом хищнике пыталась его разглядеть, но проблема была в том, что Киан’дэ не был, как нарочно, ни на кого похож. И я перестала всматриваться, понимая, что он может не вернуться.

Лок’На предупредил меня.

— Бес-сал’лир, — пояснил он мне в тот же вечер, — это личный телохранитель лидера клана. Он неотступно следует за своим лидером и является его персональным воином, которым он может распорядиться, как хочет. По закону, если лидер погибает, бес-сал’лира погребают вместе с ним.

Это знание меня не утешило, но Лок’На был такому статусу удивлен, пояснив, что Киан’дэ стал одним из очень немногих изгоев и тем более — убийц, принявших пост бес-сал’лира.

Прошел год, и я от нечего делать разбила сад, небольшой, конечно, но наш собственный. У Луны теперь раз в год гарантировано была клубника, кустик смородины, три или четыре кустика помидорки и зелень.

Во второй год Джоэль снова попыталась зачать, и снова без толку. Загрустив, она начала было хандрить, но Лок’На быстро выбил из нее эту дурь, рыкнув:

— Тебе дочери мало?! Женщина… Воспитывай!

Но я-то знала, что ночью, уложив Луну, он всеми способами утешает и успокаивает свою уманку, лаская ее и занимаясь с ней любовью, чтобы она забыла о неудаче и продолжила жить дальше.

После таких утешающих ночей я клялась поселиться отдельно.

Однако в Хиллтопе нас никто с распростертыми объятиями не ждал, заявив, что «яутским шлюхам здесь не рады». Понять их, конечно, было можно, однако нам все равно приходилось ездить в Хиллтоп раз в месяц — или чаще, за сахаром и солью, за одеждой для быстро растущей Луны, за лекарствами. Проблем в средствах у нас не было, но все в городе знали, кто мы, и нас сторонились.

Встряхнувшись от воспоминаний, я заметила, что небо снаружи хмурится — скоро может дождь пойти, а у меня белье на веревке сохнет, в том числе — детское. Ругнувшись, я предупредила Джоэль, что выйду во двор — подруга уже «приземляла звездолетик», роль которого играла ложка с супом, в ротик послушной Луны.

Снаружи сильно пахло озоном, и небо грозилось пролиться дождем. Я взяла в руки небольшой металлический таз и быстренько сорвала в него белье. Вдали темнел лес, ветер шевелил траву небольшого поля с разноперыми колосьями, которое нужно было еще преодолеть, чтобы добраться до вековых сосен.

Я невольно вгляделась в эту кромку, поскольку мне показалось — или нет? — что я видела, как что-то мелькнуло в траве. Руки сами по себе сжали таз. Это что, ксеноморф?..

Парочку простыней все еще трепал ветер, и я с прищуром подошла к ним, чтобы снять с веревки.

А затем оторопела.

Ohne dich — Rammstein

Там, вдали, у леса, безо всякой маскировки и предосторожностей, опускался небольшой черный челнок. Двигатели поднялись при посадке и превратились в опорные «ноги», гладкий нос челнока был обращен к нашему дому.

— Лок’На!..

Я торопливо поставила таз в траву и попятилась назад.

— Лок’На…

Он прощелкал мое имя, почти сразу оказываясь рядом:

— Рената?!

— Смотри. Корабль яутжа.

— Вижу… — он прищурился, сузил золотые глаза и мягко толкнул меня себе за спину. — Иди. — Членораздельно прощелкал он так, чтобы я понимала. — Предупреди девочек, если что, пусть идут к городу. Челнок на семь мест. Сколько там будет их, не знаю, и кто такие, тоже — на корабле нет опознавательных меток.

Я кивнула, коснулась плеча Лок’На, и он снова толкнул меня.

— Иди, Рената.

Я побрела к дому, постоянно озираясь и тревожно глядя на то, как из челнока выходят один за другим хищники, все — в вороненой броне. Знакомая броня.

Джоэль с Луной на руках вышла на террасу, нахмурилась:

— Кто-то прилетел. Где Лок?

— Он возле поля. Смотрит, кто это.

Джоэль тревожно сделала шаг вниз по лестнице, но я махнула на нее рукой:

— Иди в дом. Быстро! Ты с ребенком.

— И что?

Были такие хищники, которые не тронули бы ни меня, ни Джоэль, ни Луну: они подчинялись Кодексу чести и не причиняли вреда слабым, коими с их точки зрения были мы. Но Джоэль боялась не за себя, не за Луну, и даже не боялась изгоев и контрабандистов. Она просто переживала за любимого, поэтому смотрела на одиноко замершего хищника, встречавшего четверку яутов в вороненой броне.

— Это кто такие?.. — тихо спросила Джоэль.

— Не знаю… корабль без меток.

Все это было очень тревожно.

Один из яутжа был куда выше прочих: я сразу поняла, что это берсеркер. Кто это и с какими намерениями они так уверенно к нам идут?

Я вгляделась в их силуэты, и один показался мне знакомым.

— Я сейчас.

Задумавшись, я медленно шла к Лок’На, присматриваясь к далекому хищнику, идущему с левого края, и отмечала, что он слегка прихрамывает. Не такой высокий, как прочие, он был похож и не похож одновременно…

… Я поняла точно, что это он, когда разглядела неизменную кожаную броню, покрывавшую его тело, и длинную черную повязку между бедер. Грудь пересекала портупея, за плечами было оружие.

И я поняла, что это он, когда увидела неизменную маску с серпом, вырезанным на лбу. Что-то в нем, конечно, тоже изменилось. Он теперь носил вороненые прямые наплечники из металла и такие же наручи, наподобие тех, которые яутжа экипируют клинками. Ну надо же. Я почему-то очень обрадовалась этим наручам, зная, что раньше Киан’дэ такое оружие носить права не имел. А теперь — имеет!

Я с места пошла быстрее, чтобы потом перейти на легкий бег. Лок’На не стал меня задерживать, скрестив руки на груди, а вот Джоэль позвала:

— Рената! Ты куда?!

Хищник что-то щелкнул остальным, отделяясь от них и замирая в траве, спокойный и невозмутимый, как и всегда.

— Киан’дэ!!!

А вдруг это мне вообще снится?! Да нет… ну я же на самом деле бегу.

— Киан…

Глотнув воздуха, я налетела на него, запрыгнула сверху, даже не ожидая от себя подобной прыти, и, к моему изумлению, просто-напросто сшибла хищника с ног, повалив на землю.

Короткие смешки за его спиной дали понять, что отряд я своим поведением знатно развеселила.

— Смотри, Чужой, не прошло и минуты после твоего приземления, а уманка уже тебя оседлала, — шутил темнокожий мускулистый яутжа.

— Горячая у тебя уманка! — хмыкнул берсеркер. — А что, сестренки у нее часом не наблюдается?

Я тихо пнула Киан’дэ коленом в живот, мстительно заглянула ему в маску. Он заворчал и цокнул, тряхнул короткими валарами, разметавшимися по земле, и тихо произнес:

«А это за что? Я же вернулся».

— Проверить, — дрожащим голосом сказала я, — что ты вернулся наяву, а не как обычно.

«Как обычно — это как?»

— Не взаправду. Не наяву.

«Я наяву вернулся. Смотри».

Он легонько хлопнул меня ниже пояса рукой, привычно покрытой перчаткой, и хрипло рассмеялся. Крепко прижав меня к себе, он ловко встал, так и держа меня на руках, и немного запрокинул на плечо, радостно обнимая.

А затем, к удивлению моему, скупо отщелкал, повернувшись к хищникам:

— Это Рената.

Чернокожий яут издал тихое урчание и буркнул:

— Ясен красен, Чужой, что это подружка твоя. Твоя тоскливая рожа всю дорогу навевала меня на мысли о страстном совокуплении с парой-тройкой уманок на Земле. Раз уж они такие хорошие любовницы…

— Я этого не говорил. — Парировал Киан’дэ, невозмутимо прижимая меня к себе.

— Ты об этом очень громко думал, — заявил яут и расхохотался.

Киан’дэ строго цокнул и покачал головой, развернувшись и неся меня, как свою добычу, в сторону дома и Лок’На.

Покуда Джоэль и Лок квартировали хищников со странными именами — Заноза, Полночь, Резус — мы быстро слиняли из дома, сделав вид, что нас тут нет и быть не должно.

Я повела Киан’дэ по знакомым уже наизусть местам, вдоль реки и глубже — в пролесок, уводя в чащу.

«Куда ведешь? — спрашивал он и беспокоился. — Насиловать что ли будешь?»

— Обязательно, — убеждала я его и вела все дальше, дальше — к океану…

… Было холодно. Холодно даже с уходом ночи, и чайки взлетали с песка, по которому важно ходили до этого. Небо хмурилось дождем целую ночь, и накрапывать потом начало только к обеду. Но утром мы с Киан’дэ молча смотрели на занимающийся рассвет. Я прислонилась спиной к его груди, тихо положила висок на мускулистое предплечье — и смотрела на то, какволны мягко накатывают на берег и омывают его.

— Где ты был все эти два года?..

Он склоняется надо мной, и я устало ловлю губами кончики валар, обвивая его шею.

«Точно не с тобой. А ты научилась языку?»

— Научишься тут с вами… — откликнулась я и вдруг созналась. — Я очень боюсь, Киан’дэ. Ужасно боюсь, что ты улетишь снова.

Он усмехнулся, покачал головой.

«Конечно улечу».

На миг я похолодела и выпалила:

— Нет!..

Проурчав что-то весьма нежное и многообещающее, он покрепче перехватил меня и закинул мои ноги себе на колени, сграбастывая в объятия. Он провёл ладонью мне по щеке, скользнул большим пальцем по губам, размыкая их и тепло вглядываясь в мое лицо.

«С тобой — даже обязательно, — добавил он. — Моя служба на Яутжа Септима закончилась. Теперь ты меня долго здесь терпеть будешь, хочешь ты того или нет».

— Да когда ты научился так скверно шутить?

Я уткнулась носом в его шею, закрывая глаза и чувствуя только тепло. Он тоже крепко обнял меня, неожиданно бережно обвил руками, снимая маску и опуская ее в песок. Я ощутила горячее дыхание на своем плече и то, как в него уткнулся тяжелый лоб, скользнула острая скула.

Он коротко щёлкнул, и это было нельзя перевести простым «я люблю тебя», или чем-то подобным. Это было глубже человеческих эмоций. Ощутимее. Весомее и серьезнее, чем три этих слова. Смысл, ясный только нам двоим. Но услышав это, я теснее вжалась в его грудь и шепнула:

— Я тоже.

Ночь отступила, пришел рассвет. Но теперь, слушая его дыхание на своей коже, я знала: это не последний рассвет, который мы снова встретим вместе.

Конец.

Дорогие друзья.

Выражаю глубокую благодарность всем моим читателям и надеюсь завершить эту историю так, чтобы порадовать всех вас. Я считаю справедливым, что Киан’дэ нашел свое счастье, свой клан, свою любимую и обрел душевный покой.

С удовольствием сообщаю, что принимаю под этой главой любой вопрос касаемо этого фанфика, деталей Вселенной и героев, и на все вопросы специально отвечу в отведенной следующей главе.

Еще хочу сказать, что бонусами опубликую несколько глав жизни «до» и «после» Киан’дэ и Ренаты, где будет описан их быт, поскольку мне самой это интересно — и я понимаю, что интересно некоторым из вас.

Спасибо еще раз, что были вместе со мной всю работу! О хищниках я буду писать снова, но Киан’дэ для меня всегда будет особенным. Моим лучшим хищом.

С любовью.

Саша.