Провинциал [Владимир Павлович Кочетов] (fb2) читать постранично, страница - 83
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
Немного хмельные и раскрасневшиеся выходим на крыльцо. Дождя нет и в помине. Косые солнечные лучи гигантскими столбами упираются в землю. Плотный до осязания воздух жадно лезет в ноздри. Вместе с Кириллом садимся на скамеечку, молча сидим десять… пятнадцать… двадцать минут. Рубашка на мне высохла, а брюки еще волглые, я соскребываю ногтем кружочки налипшей на них грязи и думаю о всех нас: ведь все, как один, шалопаи, откуда же столько умения, такта в таком деле, как похороны? Оказывается, живет в нас подсознательно веками освященная традиция, и в критические моменты она проявляется сама собой, как естественная, необходимая опора для души, наверно это приближает нас к частице того огромного и сокровенного понятия, имя которому — Народ… Проходит полчаса, и мы прощаемся, по очереди пожимаем Кириллу руку, обещаем прийти завтра. Он провожает нас болезненно кротким взглядом, растерянно благодарит, улыбается. Едва мы выходим со двора, как облегченно вздыхаем, оцепенение, владевшее нами в течение всего дня, мгновенно рассеивается, и мы замечаем, что нам совсем не хочется расходиться по домам. — Погуляем? — предлагает всегда молчаливый Славик. — Погуляем, — подхватывает Рита. — К морю! — кричит Сережка. И на перекрестке мы сворачиваем к морю. Мы идем по улице, тесно обнявшись, и так приятно видеть, как рядом с моими разбитыми тряпичными туфлями вспыхивают желтые Ритины босоножки. — Мальчики, я вас всех так люблю! — говорит Рита, и голос ее дрожит от любви и волнения. — Ребята, Ковач! — радостно, гулким басом восклицает Миша. Половина афиши на фанерном стенде отклеилась, под ней видны уголки других афиш, налетающий с моря ветерок треплет раскрашенный лист с голубым портретом, и кажется, что Ковач бьется головой о стену дома, как бы понимая, что и ее скоро забудут и поверх ее лица наклеят новую афишу. В конце улицы мы, как дети, перепрыгиваем с рельса на рельс через железнодорожное полотно, мимо громоздкого здания мельницы, на карнизах которого в свете вечерней зари ало горит мучная пыль и воркуют алые голуби, по крутой, заросшей бурьяном тропинке спускаемся к морю. Море лениво перекатывает розовые валы, обрушивает их на покрытые водорослями прибрежные камни. Чем дальше от берега, тем оно спокойней, тон его нежней, у горизонта оно почти такое же пепельно-розовое, как гаснущая в небе заря. Сережка подбирает среди ракушек круглый голыш и пускает им по воде, камень летит стремительно, как птица. И вдруг мы начинаем смеяться. Мы смотрим друг на друга и смеемся молодо, глупо, не стыдясь своего эгоистичного смеха. Быстро темнеет. Волны наливаются свинцом, небо — акварельной синью, на прибрежной горе Анжи-Арка зажигают маяк. Его круглый золотой глаз в первую минуту смотрит бессмысленно, оторопело, а потом бросает к самому горизонту могучий сноп света. И вот уже зеленоватый луч привычно описывает полукруг за полукругом, то выхватывая вскипающие гребни волн, то снова бросая их в черную бездну. Ее невидимое движение исполнено чудовищных усилий, она тяжело дышит, кажется, мгновение — и бездна
Последние комментарии
1 день 21 часов назад
1 день 21 часов назад
1 день 21 часов назад
1 день 21 часов назад
2 дней 10 минут назад
2 дней 14 минут назад