Такой же маленький, как ваш [Эдуард Сребницкий] (fb2) читать постранично, страница - 103

записи могут читать женщины и дети, я не решаюсь здесь привести. Но заканчивается он так:

– Чтоб тебя, рыба, акулы сожрали! Вернее, волки, раз ты конь.

Почему-то мне думается, что волки сожрут только коня, а меня не тронут. Козырь отвечает на мой эмоциональный монолог громким продолжительным звуком из-под хвоста. Я не удивляюсь.

На конюшне я осторожно освобождаю ноги из стремян и спрыгиваю на землю. И в ту же секунду надо мной раздаётся щёлканье лошадиных челюстей: этот дьявол таки пытается меня укусить! Но я начеку и успеваю отпрыгнуть. К нам с грозными криками бежит конюх. Козырь пытается укусить и его. Конюх хватает узду, борется с Козырем и наконец ведёт его в конюшню.

– Ну, как съездил? – кричит мне конюх.

Не отвечая, я разворачиваюсь и иду к расположению отряда. Из конюшни доносится ржание Козыря. И разрази меня гром, если я не слышу также ржания и конюха. Видимо, это у них на конюшне забава такая – подсунуть Козыря новичку, ибо позже я узнаю, что подчинить жеребца, особенно в некоторые периоды его жизни, задача сложная, крайне опасная, а подчас и невыполнимая даже для опытного наездника.

А для тех, кто не знает, я поясню, что конь и жеребец это не одно и то же. Вернее, не совсем одно и то же. Поскольку каждый жеребец это конь, но не каждый конь это жеребец. (Всё же мне удалось сформулировать одну глубокую мысль!) Жеребец – это производитель, зачастую единственный в табуне, со всеми вытекающими из данной функции особенностями натуры.

«Я тебя никогда не забуду. Я тебя никогда не увижу».

И вот теперь в Москве зубы Козыря нашли меня. Пусть зубы не его самого, но от него с приветом – в образе столь же вороного милицейского коня. Нашли в череде других неприятностей, свалившихся на мою голову к самому концу отпуска. Но я не вижу в неприятностях большой трагедии: тёмная полоса обязательно сменится светлой, а если повезёт – то полосой удач! В своём везении лично я не сомневаюсь.

Единственное, что укушенное милицейским конём плечо моё (это было другое плечо, не то, которое пострадало от осы) тоже распухло, и я теперь стал похож на бодибилдера с разведёнными в стороны руками.

…По дороге в Сбоков мы простудились. Удивительно, но в фирменном образцовом поезде «Бродинск» оказался один старый, жёсткий, продуваемый сквозняком вагон, и вагон этот, естественно, был нашим. Я плохо спал. Вставая среди ночи, я укрывал шерстяными одеялами детей, а потом, сочтя меру недостаточной, оборачивал их спящих одеялами, как кукол. Приоткрыв сонные глаза и увидев меня, дети улыбались, и я улыбался им в ответ. Я вспоминал, как когда-то таких же укутанных в одеяльца носил их, крохотных и пахнущих молоком, на руках, напевая колыбельную песню, слышанную мной от бабушки и от мамы:

Ой, ду-ду, ой, ду-ду,

Потерял мужик дугу,

Шарил, шарил, не нашёл,

К городничему пошёл.

«Городничий, господин,

Прикажи вора поймать,

Прикажи вора поймать,

Ручки-ножки оторвать».

Наверное, сейчас моим детям сквозь сон мерещилось, что они опять маленькие, и это не поезд, а папа качает их на руках, тихонько напевая колыбельную об оторванных у вора ручках и ножках.

Я сходил в соседнее купе проведать племянницу Галю. Её соседка по купе, проснувшись, посмотрела на меня и спрятала сумочку под подушку. Потом на всякий случай убрала и часы со стола. Чтобы никого не смущать, я укутал Галю потеплее и вернулся к себе. Как же быстро растут наши дети.

В купейном окне мелькали огни полустанков, и вслед за ними пролетали в бессонной ночи мои воспоминания. Куда неслись они под стук колёс? Куда-то туда, где были мы такие молодые, такие наивные и, кажется теперь, всегда счастливые. Туда, где дедушки и бабушки были живыми, родители ещё бодрыми, а друзья ещё верными. Куда хотелось бы нам вернуться, чтобы вновь любить, мечтать и совершать ошибки. Туда, куда удаётся мне вернуться ненадолго, садясь за эти заметки. Туда-туда, туда-туда, туда… туда…

А отдых… Что ж, когда я вышел на сбоковский перрон – с распухшими плечами, мокрым носом, тяжёлыми сумками и заспанным семейством – то, честное слово, вдруг почувствовал себя таким воспрянувшим, таким отдохнувшим! Скажите-ка, есть ли на Земле ещё место, где можно столь интересно и насыщенно провести свой отпуск? Есть ли в других странах люди, способные получить удовольствие от описанных мною дней? Возможно, что и нет, возможно, мы одни такие.

Это наша жизнь. Она принадлежит нам, а мы принадлежим ей. Давайте учиться проживать её, давайте учиться понимать её: ценить то, что имеем, любить, сколько успеем. И улыбаться. Улыбка – свидетельство надежды. Если мы улыбаемся, значит, мы возрождаемся.

Любите, дорогие Григорьевы, улыбайтесь почаще и будьте счастливы.

Пишите, как отдохнули, каких набрались впечатлений? Обнимайте детей. С наступающим тебя, Гена, днём рождения! Но я ещё позвоню.

P.S. «Сбоковский обозреватель» устроил конкурс рассказов «Про лето». Я, памятуя о