Про Life (СИ) [Vicious Delicious] (fb2) читать постранично

Annotation

Недалёкое будущее. Аборты запрещены. Мир победившего гуманизма, в котором жизнь стоит дорого, а жизнь тех, кто появился на свет с генетическим уродством - ещё дороже, ведь их можно показывать людям за деньги.

Герман вырос в детском доме. Он никому не нужен. Но всё меняется, когда за ним и его братом-близнецов приезжает таинственный незнакомец. Чего он хочет на самом деле - помочь близнецам или использовать их для наживы? И как быть, если брат препятствует заниматься единственным, что дано Герману, а разлучить их может только смерть?

Про Life

Пролог

Часть 1: ДОМ ГРЁЗ

1.

2.

3.

4.

5.

6.

7.

КУКОЛЬНЫЙ ТЕАТР: АКТ 1

8.

Часть 2: SIAMMETRY

9.

10.

11.

12.

13.

14.

15.

16.

17.

18.

19.

20.

21.

22.

23.

24.

КУКОЛЬНЫЙ ТЕАТР: АКТ 2

25.

Часть 3: НА СТЫКЕ

26.

27.

28.

29.

30.

31.

32.

33.

КУКОЛЬНЫЙ ТЕАТР: АКТ 3

34.

Эпилог

Про Life

Пролог

Фантазия, лишённая разума, порождает чудовище; соединённая с ним, она – мать искусства и источник его чудес

Франциско Гойя

Меня всегда интересовало, правда ли, что за мгновение до смерти вся жизнь проносится перед глазами. Как многие вопросы, этот остаётся открытым. Я затрудняюсь на него ответить даже сейчас, когда алый рассвет переливается через край двора-колодца, в котором я стремительно тону.

В последнем плавании я не один. Со мной парализованный брат и образы детства – не казённого обрубка на заре существования, а того, которое могло случиться и со мной.

Столько раз, маленьким, после отбоя я старательно растил под опущенными веками воспоминания о том, чего не было.

Я представлял, как нас с братом забирают из роддома. В такси пахнет хвойным освежителем. С пришпиленных к лобовому стеклу икон смотрят святые. Я в конверте, перевязанном синей лентой, желанный и обласканный, еду домой.

Я представлял рассыпанные по ковру кубики и пирамидки – деревянные, выцветшие, тёплые. И много раскрасок для брата, так уж и быть. Широко открывалась дверь, и меня заливало солнечным светом, а в этом свете – любимый силуэт, который я не мог разглядеть, как всегда бывает, если стоишь против солнца. Мне на щёку сверху падал светлый локон, и я таял.

Иногда мне даже виделись размытые очертания мужчины, который не мог быть ни кем иным, как нашим отцом. Он купал меня и раскрасневшегося, сердитого брата, по очереди вытирал полотенцем и относил в кроватки – конечно, одинаковые, ведь мы близнецы.

Мнимое детство, несбыточные мечты – будущее в прошедшем.

Однажды мне надоело воровать время у сна и приносить его в жертву тому, чего никогда не произойдёт. До меня вдруг дошло, что это бессмысленно и жалко.

Ощущения от этой мысли были жаркие и стыдные, как будто я описался. Помню, как я выпрямился и сел в кровати, обдумывая своё неприятное открытие. Это разбудило брата, и он выругался (он рано научился ругаться).

Помню, я подумал, как чертовски он прав…

Тогда я отрёкся от фантазий, с которыми успел сродниться, и выбросил из головы. Так я стал убийцей в первый раз.

Или их эксгумировал премортальный стресс, или я необратимо подошёл к последней черте – и вот они летят мне навстречу, приветствуют на пороге своего мира. Или я – свеча и отбрасываю тени.

Вокруг кружатся и, распадаясь, уходят в небытие, такие же реальные, как отражение в зеркале, голубые распашонки, обёрнутые шуршащей фольгой подарки под колючей лапой новогодней ели, пломбир в стаканчике, песчаный сочинский пляж, улыбающиеся лица, и я сам – нормальный.

Толчком воображению послужила та, которая дала мне жизнь. Немногие помнят себя в раннем детстве, но я как раз такой. Я помню, как эта женщина, мать пришла в детскую больницу, чтобы взглянуть на нас, и упала в обморок.

Мы с братом лежали в зарешёченной пластиковой кровати на колёсиках. От пелёнок пахло хорошо, чистотой, о нас заботились, но я почти всё время плакал от переполнявшего меня горя. За стенами палаты день и