Цена расплаты (СИ) [Viktoria Nikogosova] (fb2) читать постранично

Туман плыл над водной гладью, подобно тяжелому куполу. Море было удивительно спокойным, будто бы мирно спало вместе с деревушкой, что раскинулась у его берегов. От хребта Ир-Шаат виднелось лишь крепкое изножье. И даже дышать было трудно, — казалось, горло забивает ватой.

Чувство тревоги ворочалось в груди Тана, как прялка, что болезненно колет в самую душу. Каждое утро он ходил к морю. Бабка его — Нэна, старая шаманка, — всегда говорила, что Тан лучше закрома Царя Морского чует, оттого и отправляла его узнать, ждать ли улова рыбакам. Тан знал, что нет, но противиться ей не стал. Ему отчаянно хотелось побыть одному и разобраться в своих ощущениях.

Ладонь легко коснулась водной глади, пустив короткую рябь. Тан закрыл глаза, прислушиваясь к звукам притихшего моря. Пустые переливы воды не успокаивали: рыбы в бухте нет, и как Нэна скажет об этом рыбакам — он даже не представлял. Жители вновь будут злиться и злословить, гневить богов, и этот круг никогда не закончится. Порой Тану казалось, что их деревенька проклята. По заслугам, конечно. За злые языки, за ненависть к природе и то, что люди возомнили себя равными богам.

Но разве голодная смерть — хороший способ проучить людей?

От холода ломило тонкие пальцы. Тан открыл глаза и бросил взгляд на море, туман метнулся за ладонью, закручиваясь крохотным вихрем. Он улыбнулся коротко, вымученно, уже воочию представляя очередные проклятья, что градом польются в сторону Морского Царя с языков людей. Деревня за спиной потихонечку просыпалась.

Тан шел к их с Нэной лачуге, стараясь никому не попадаться на глаза лишний раз. Его внешность всегда выдавала принадлежность к шаманской крови: белесые, словно выцветшие волосы и бледно-голубые глаза, похожие на две льдины, что по зиме прибивает к берегу бухты. В деревне даже шептались, что он — выродок самого Уррега* и что ради шаманской силы принес в жертву своих родителей. Нэна всегда отмахивалась, говоря, что люди чураются всего, чего не понимают.

Люди ничего не понимают: ни поощрений богов, ни их наказаний.

На этот раз ему везло: никто не пристал раньше времени с расспросами. Он вошёл в лачугу и шумно опустился на старый тюк с тряпками. Весь потолок их обиталища был увешан пучками горных трав, сушёной рыбой и всяческими оберегами, коих Нэна плела несказанно много. И на продажу, и по мелочи: на похороны какие, в гроб с собой покойнику положить; или на рождение ребенка, чтобы уберечь хрупкую жизнь от злобных сущностей и сглаза. Ветхие книги шаманства, разбросанные по столу, чернильница, перо, да куча свеч, что Нэна старательно варила в ночи полнолуний.

Ей был необходим инструмент, чтобы слышать духов, Тан же справлялся без него.

— Хмурый ты какой-то, Тан, — послышался из-за угла скрипучий голос Нэны, что норовил заглушить стук неугомонной ступки. — Нешто Царь Морской опять наказанье ниспослал?

Тан шумно вздохнул.

— Не видать рыбакам улова сегодня, бабушка.

Ступка замолкла. Нэна шаркнула по дощатому полу старыми как мир деревянными калошами и показалась в поле зрения Тана. Тяжелый вдох отдался в ушах тихим присвистом. Тан болезненно скривился. Знал он, что ей осталось недолго: отсутствие нормальной пищи убивает даже шаманов, что с духами и богами на короткой ноге. Длинные седые плети волос, лишь изредка расцвеченные намертво вплетенными в них лентами, покорно прятали от глаз сгорбленную спину Нэны.

Сколько же людских грехов ты несешь на своей спине, бабушка?

— Эдак деревня зиму не переживет, — печально призадумалась она. Вновь шаркнув ногами, подошла ближе. Уселась грузно на соседний тюк, что частенько заменял ей кресло. — Люди умрут с голоду.

— Я знаю, — выдавил практически шепотом, подался вперед, опершись локтями о колени. — Может, стоит воззвать к духам?

Но Нэна лишь качнула головой.

— Ты ведь знаешь, покуда люди не перестанут богов клясть — мы бессильны. Разве что жертву принести, да нечем же, Тан, — испещренная морщинами рука протянулась к его плечу. Узловатые пальцы огладили кожу через рубаху, и на миг ему показалось, что стало легче. Но чувство растаяло быстро, как утренний туман, стоило громкому стуку донестись до ушей.

За дверью слышался гвалт мужских голосов. Тан опешил, прижавшись лбом к косяку. Как сказать им, что их дети и жены вновь останутся голодными? Как объяснить зверскую волю богов?

Как донести, что они виноваты в своих бедах сами?

— Открывай, старая ведьма! — сипло гаркнул Гарат, заставив Тана сжать зубы от злости. Что бы делали ваши жены без этой старой ведьмы? Половина умерла бы при родах. Но он молчал, лишь резковато отворив дверь. Завидев его на пороге — белесого и пугающего, облаченного при этом, как и всегда, в черное, — мужчины чуть отшатнулись назад. Тан холодно