Землю спасти [Роберт Иванович Рождественский] (fb2) читать постранично, страница - 2

успокаивает. Полистай книжку. Чего-нибудь легонькое. Для души. Или просто сядь в кресло, закрой глаза и тихо-тихо повторяй про себя: «Я свободен, я свободен, я свободен… Я — вне политики. Дела этого мира меня не касаются. Ибо я сам — целый мир. Таинственный, странный, прекрасный…»

Бог с тобою, пользуйся своей свободой, пользуйся! Закройся в своей башне из слоновой кости. (Хотя какая сейчас слоновая кость? Откуда?! За окном — век полимеров, эпоха пластмасс.)

Что ж, тогда заберись в свою полиэтиленовую башню. И твори в тишине. Создавай этакое вечное, до которого окружающие не доросли. И не дорастут. А впрочем, что тебе окружающие! Я же чуть не забыл: ты — сам по себе, они — сами по себе…

Когда устанешь «творить», сиди и учи на память биографии знаменитых предков, которые якобы жили так, как ты. Жили, обходясь без политики. Развесь над столом портреты гениев, которых при жизни люди ругали, уничтожали, клеймили, а после смерти ставили им памятники. Почаще гляди на эти портреты. Это возбуждает. И даже придает некий высший смысл твоему существованию.

А что касается будущего памятника, то мысленно ты даже можешь выбрать для него подходящее место. И позу. (Потренируйся перед зеркалом.) Жаль, правда, что потомки не узнают об этой позе, очень жаль. Но уж положись на грядущих скульпторов. Они обязательно изобразят что-нибудь величественное, они будут стараться, поверь! Еще бы: создать памятник абсолютно свободному человеку!..

Итак, будь свободным. Будь счастливым. Не касайся политики. Живи. Мысли. Существуй.

Только, пожалуйста, не удивляйся и не обижайся, если однажды пластмассовая дверь твоей уютной башни задрожит от гулких ударов. И хорошенько запомни на будущее: когда в дверь стучат прикладами, верх наивности спрашивать: «Кто там?» Там — не свои. Там чужие. Настал момент, и эти чужие возжелали лично познакомиться с тобой, человек, не касающийся политики…

Пластмассовая дверь рухнет со стоном, и на пороге твоей «свободной обители» вырастет парень с автоматом. Рукава его солдатской куртки будут закатаны, а на лице его — черном от гари лице — застынет гримаса любопытства. Он оглядит твою комнату, твои вещи. А потом оглядит тебя, как вещь…

Он засмеется в голос, когда ты начнешь ему лепетать что-то насчет «свободы личности». Он даже хлопнет тебя по плечу — до того ты его развеселишь своим бормотанием!..

Он засмеется и будет прав, этот солдат.

Потому что если ты свободен в своих поступках, го почему это ему нельзя быть свободным в своих?! (Логично, не правда ли?) И если уж все твои желания реальны, то — согласись — у этого парня с автоматом могут возникнуть свои желания. А кроме того, у него еще есть и автомат. Следовательно, на данном этапе его желания несколько реальнее твоих. Хотя бы до тех пор, пока в автомате есть патроны.

Вот ты, например, всю жизнь плевал на то, что происходит в мире, а сегодня этому парню захотелось плюнуть на тебя. Желание у него такое возникло. Каприз.

Он понял, что для его «личной свободы» необходимо пространство. Жизненное. Недра земли, на которой стоит твоя полиэтиленовая башня, ему понравились. А еще приглянулись дочери твоего народа. И пейзаж этой страны ему подходит. Ничего себе пейзаж. Приятный. Живописный такой, В этом пейзаже парень желает пожить. Вписаться, так сказать. Захотелось ему, понимаешь? Свободен он, черт возьми, или не свободен?! (Ну, а ежели его «свобода» каким-то образом ущемляет твою «свободу» — прости…)

Ладно, допустим, я не прав. Допустим, когда этот парень вырастет на пороге твоего дома, ты будешь защищаться. Но как ты это сможешь сделать — один? Как? И какая мысль будет последней в твоем гаснущем мозгу? Мысль о том, что жил ты зряшно? О том, что глупо умирать вдруг, ни с того ни с сего, умирать просто так? О чем еще? Я не знаю.

Я только знаю, что, если ты умрешь даже не от пули и не от бомбы, если ты умрешь в своей постели от старости — умиротворенный, аполитичный, свободный, уверенный в своей непогрешимости, — все равно твоя свобода не стоит выеденного яйца. Потому что ты лжешь самому себе, отворачиваясь от политики!

Мир устроен так: быть вне политики — это, помимо фарисейства, тоже политика!

Вполне конкретная. Имеющая определенные — весьма древние — традиции. Служащая определенным классам, определенным целям, определенным идеалам. Так обстояло дело во все времена, так оно обстоит и сегодня. Независимо от того, хочешь ты этого или не хочешь.

Внешне же твоя «аполитичность» напоминает поведение ребенка, который, закрыв глаза ладошками, думает, что его не видно. Ребенок счастлив, когда взрослые начинают притворно ахать и причитать: «Где это наш мальчик?! Куда это он спрятался?!»

Ребенку весело. С ним играют. С тобой так играть не будут. А если и будут, то только до тех пор, пока «сильных мира сего» устраивает твоя невмешательская позиция. Только до тех пор.

И когда ты оторвешь ладони от глаз, когда ты приготовишься крикнуть: «Вот он я!!» — никто не обрадуется, никто не