Воображаемое интервью с нашим актером [Стивен Ликок] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
Стивен Ликок Воображаемое интервью с нашим величайшим актером (Точнее – с одним из шестнадцати величайших наших актеров)
Великий актер – а надо сказать, что добиться интервью с ним стоило большого труда, – принял нас в тиши своей библиотеки. Он сидел в глубоком кресле и был настолько погружен в свои мысли, что даже, не заметил нашего приближения. На коленях у него лежала кабинетная фотография – его собственная фотография, – и он всматривался в нее, словно пытаясь проникнуть в ее непроницаемую тайну. Мы успели также разглядеть изображавшую Актера прекрасную фотогравюру, которая стояла на столе, между тем как великолепный портрет его, написанный пастелью, свисал на шнуре с потолка. Мы сели на стулья, вынули блокноты, и лишь тогда Великий актер поднял на нас глаза. – Интервью? – произнес он, и мы с болью услышали оттенок усталости в его голосе. – Еще одно интервью? Мы поклонились. – Реклама! – проговорил он, скорее про себя, чем обращаясь к нам. – Реклама! И зачем только нам, актерам, вечно навязывают ее, эту рекламу? – Мы вовсе не собираемся, – начали мы извиняющимся тоном, – опубликовывать хоть одно слово из того… – Что?! – вскричал Великий актер. – Вы не будете печатать это интервью? Не будете публиковать его? Тогда какого же… – Не будем публиковать без вашего согласия, – пояснили мы. – Ах, так, – проговорил он устало. – Без моего согласия… Что ж, я вынужден согласиться. Мир ждет этого от меня. Печатайте, публикуйте все, что хотите. Я равнодушен к похвалам и не забочусь о славе. Меня оценят грядущие поколения. Но только не забудьте, – добавил он уже деловым тоном, – не забудьте заблаговременно прислать мне корректуру, чтобы я мог в случае надобности внести туда все необходимые поправки. Мы поклонились в знак согласия. – А теперь, – начали мы, – позвольте задать вам несколько вопросов по поводу вашего мастерства. Прежде всего, в какой области драматургии сильнее всего, по вашему собственному мнению, проявляется ваш гений – в трагедии или в комедии? – И тут и там, – сказал Великий актер. – Другими словами, – продолжали мы, – ваш гений не превалирует ни в одной из них? – Нет… – ответил он, – мой гений превалирует и в той и в другой. – Простите, пожалуйста, – сказали мы. – Должно быть, мы выразились не совсем точно. Мы хотели сказать – если сформулировать нашу мысль яснее, – что, по-видимому, вы не считаете свою игру более сильной в одном жанре, нежели в другом. – Да нет же… – ответил Великий актер, выбрасывая вперед руку (великолепный жест, который мы знали и любили уже много лет!) и одновременно величественным движением львиной головы откидывая львиную гриву со своего львиного лба. – Нет… Я одинаково силен в обоих жанрах. Мой гений требует и трагедии и комедии… – Ах, вот что! – сказали мы, наконец-то уразумев смысл сказанного. – Значит, вот почему вы собираетесь вскоре выступить в пьесах Шекспира – воплотить его характеры на сцене? Великий актер нахмурился. – Правильнее было бы сказать, что характеры Шекспира найдут во мне свое воплощение, – возразил он. – О, конечно, конечно, – прошептали мы, устыдившись собственной тупости. – Я намерен выступить в роли Гамлета, – продолжал Великий актер. – И, позволю себе сказать, это будет совершенно новый Гамлет. – Новый Гамлет! – вскричали мы в восторге. – Новый Гамлет? Неужели это возможно? – Вполне, – ответил Великий актер, снова встряхивая своей львиной гривой. – Я посвятил изучению этой роли многие годы. Толкование роли Гамлета было до сих пор совершенно неправильным. Мы сидели потрясенные. – До сих пор все актеры, – продолжал Великий актер, – я бы сказал – все так называемые актеры (я имею в виду тех актеров, которые пытались играть эту роль до меня), – изображали Гамлета совершенно неверно. Они изображали его одетым в черный бархат. – Да, да! – вставили мы. – Это правда: в черный бархат! – Так вот, это абсурд! – заявил Великий актер. Он протянул руку и снял с книжной полки три фолианта. – Это абсурд, – повторил он. – Вы когда-нибудь изучали елизаветинскую эпоху? – Простите, какую эпоху? – скромно переспросили мы. – Елизаветинскую. Мы безмолвствовали. – Или дошекспировскую трагедию? Мы опустили глаза. – Если бы вы изучали все это, вам было бы известно, что Гамлет в черном бархате – просто нелепость. Во времена Шекспира – будь вы в состоянии понять меня, я бы мог доказать вам это сию же минуту, – во времена Шекспира никто не носил черный бархат. Его попросту не существовало. – В таком случае, как же представляете себе Гамлета вы? – спросили мы, заинтригованные, озадаченные, но в то же время преисполненные восхищения, – В коричневом бархате, – сказал Великий актер. – Великий боже! – вскричали мы. – Да это же открытие! – Да, открытие, – подтвердил он. – Но это лишь часть моей концепции. Основное преобразование будет заключаться в моей трактовке того,- 1
- 2
Последние комментарии
1 час 29 минут назад
5 часов 11 минут назад
5 часов 32 минут назад
6 часов 26 минут назад
9 часов 24 минут назад
9 часов 26 минут назад