Коварные ступеньки [Светлана Дмитриевна Людвиг] (fb2) читать онлайн

Светлана Людвиг КОВАРНЫЕ СТУПЕНЬКИ

ПРОЛЁТ ПЕРВЫЙ — КАК ФАНЕРА НАД ИРКУТСКОМ

Своим молодым личиком я всегда гордилась и старалась его сохранить всеми возможными и невозможными волшебными способами. Наверное, поэтому горячо любимые зелья стали моей профессией. И пускай люди говорили, что с такой внешностью я себе никогда не найду приличного мужчину — только педофил польстится или малолетка, — я всё равно продолжала поддерживать себя в хорошей форме. Кто бы мог подумать, что придёт день, когда моя внешность мне резко разонравится.

Тогда в отделении атмосфера стояла скверная. Трёх месяцев не прошло со смерти майора Александра Зарецкого. Коллегу, конечно, было безумно жалко, но потихоньку-помаленьку все уже начали отходить. Кроме его гражданской жены. Ей все сочувствовали, и дочери её… Я тоже. Где-то до того момента, пока «вдова» не подошла ко мне с умопомрачительной новостью.

— Соня, ты в своём уме? — спросила я, выслушав до конца. Перебила бы раньше, да дар речи потеряла во время рассказа.

— Я даже разрешение у начальства получила, — ответила она уверенно. Спокойно, без жара, почти обречённо. Лучше бы начальство её в таком состоянии не на задание отправляло, а на лечение.

— Ты их по голове перед этим стукнула, что ли? Ау! Я ни разу не оперативник, под прикрытием, или как это у вас там, не работала никогда.

— Лид, — присела Соня напротив меня, спокойно сложив руки полочкой. В этот момент, я поняла, что ляпнула что-то не то. Во всяком случае по моей собеседнице было видно — куда бить она знает. — Под прикрытием тебе не придётся ничего особо сложного делать, только ходи на занятия и всё. У вас с моей дочкой даже имена одинаковые — не запутаешься.

Кажется, я начала понимать весь коварный замысел. Соня за что-то на меня обозлилась и хочет просто запихнуть в ад. Заживо. А точнее снова за парту. Если бы меня спросили, я бы предпочла котелок. К тому же от них я всё равно по долгу службы далеко не отхожу.

— Лидочка, ты понимаешь, что после смерти Саши ещё один одинокий преподаватель привлечёт внимание?! Они же меня сразу засекут. И если уж Саша погорел…

И если уж Сашу они пришили, то нам туда лучше не лезть. Всю жизнь считала, что школа — зло. А когда в ней кто-то ежегодно убивает детей и сотрудников маглиции…^[1] в общем, ехать туда не хотелось от слова «совсем».

— Лида, твоя последняя напарница уже полгода работает — справится и одна, а если ты не пойдёшь, моя смерть будет на твоей совести.

— У меня нет совести, — поспешно ответила я. Пожалуй, слишком поспешно.

— Проверим?

От обиды я чуть не взвыла. Ненавижу оперов! Как они это делают? Взяла и просто, можно сказать, с ничего вытащила из меня согласие! Пожелай она, я бы, наверное, и под признанием в убийстве подписалась.

— Я так понимаю, если твоя «дочь» будет материться, ругаться с учителями зелий и, напившись, философствовать отнюдь не как шестнадцатилетка, тебя это не смутит? — обречённо спросила я, сдаваясь.

— Нет, конечно! — просияла Соня, поняв, что крепость пала. — Делай что хочешь и ни в чём себе не отказывай!

…только вставай в несусветную рань и хотя бы спи на неудобной парте. Ой, мать вашу, во что я влезла?

С тоской я глянула на своё отражение. Вот зачем, зачем скажите, мне потребовалась эта молодость? Доказать, что я такой крутой зельевик, что способна себя «законсервировать»? Так, поди, не одна такая, только у других мозгов больше, и они выбирают себе возраст поприличнее. Двадцать лет это тоже очень даже, да и двадцать пять — самый расцвет сил. Только после выпуска меня никто не уговорил повременить и маленечко вырасти.

В такой ситуации даже теоретический отпуск меня не радовал. Наоборот. Вдруг так тоскливо стало, такая ностальгия напала…

— Подпиши тут, — потребовала Соня, пока я не успела передумать.

Росчерк я ставила — как руку на анализ крови отдавала. Побыстрее бы отделаться и лучше не смотреть в ту сторону. Всё равно же с живой не слезет.

Моя новоиспечённая «мать» ускакала, успев предупредить, чтоб я за неделю завершила все свои дела. Оставалась надежда, что в роли преподавателя Соня солидную гимназию не устроит, но надежда была такая сла-а-а-абенькая. Почти что оптимизм, а не надежда — когда сам понимаешь, что такого не случится.

Ещё и, с позволения сказать, напарница — второй подсунутый мне зельевик с каким-то левым образованием — полдня ныла, что не понимает, почему явно любовное зелье не гасится простым травяным отваром с добавлением пшеницы на ключевой воде. Я стопроцентно могла утверждать, что виной всему куриное сердце не из обычного мясного магазина, а «свежее» из отравленной курицы — подобные особые условия обычно ставили при варке долгосрочных зелий, которые обновлять не приходится. Для нейтрализации такого состава нужны ещё воск и соль. Но раз моя напарница — «крутой специалист», то пусть сама и разбирается. К тому же, она меня бесит.

Как я закончила экспертизу по яду — ума не приложу. За принесённую «дурь» сегодня так и не взялась. Сидела оставшиеся полдня над котлом, медитировала и представляла, что скоро всё это у меня отберут и посадят за парту. Слушать совершенно ненужные мне вещи. Артефакторику,^[2] превращения, оборонку,^[3] зубрить формулы на словеске…^[4]

Кажется, я даже конец рабочего дня пропустила, потому что в кабинет робко заглянул зам начальника отделения, а уж он всегда засиживался допоздна. И сегодня явно досидел, потому что за окном стояла непроглядная темень.

— Лид, яд какой-то незнакомый?

О чём речь, я сходу и не поняла. Работа-то оказалась простенькой. Но как только сообразила, с чего вообще начальник спрашивает, рухнула на стол и простонала:

— Не хочу на словеску…

Одно радовало: в магических школах словеска шла вместо литературы. Сомнительное удовольствие от замены, но хоть не всё сразу.

— Лидуська, ты чего так?

Лидуська… Почти тридцатник, а всё Лидуська. Так все бывшие одноклассники уже вырастут, а я никогда и не стану Лидией Сергеевной. Нет, после этого дела надо срочно прекращать так активно мазаться кремами.

— Антон Васильевич, вот зачем вы так? Мало того, что Соню отпустили, так ещё и меня в это дело втравили.

— А что тебя смущает? Съездишь на Байкал, отдохнёшь…

— Вот кабы всё случилось летом! Но в проруби я купаться не любитель, а туристов там постоянно пруд пруди, — ворчливо заметила я и добила: — Об отдыхе вообще речи не идёт — это гимназия!

— И что? — не понял начальник.

— Там всё замешано на словеске, — зло просветила я. — Там даже зелья варятся на основе заклинаний! Это кошмарно, это ужасно… Это издевательство, в конце концов.

— Да вари ты, как привыкла, не выгонит тебя никто, особенно с мамой-учительницей! — фыркнул Антон Васильевич и заметил: — Шла бы ты домой, а то ты ещё не приступила, а у тебя уже крыша от этого задания едет.

И я пошла, потому что исправить уже ничего не могла.

* * *

Дома меня ждал радостный Бардак, который ещё не знал, что ему мангадхай^[5] пойми насколько придётся остаться без хозяйки. В такие моменты я понимала, насколько зря переехала в собственную квартиру — лабрадора придётся перевозить к родителям. О чём я тут же и поспешила им сообщить.

Плиты сейчас нагревались быстро — не то, что раньше. Я сыпанула на стеклокерамику порошок, назвала адрес и тут же увидела удивлённое лицо отца — мать опять свалила на него готовку.

— Лидуська, привет! А ты чего не по телефону?

— Да по привычке, — невинно моргнула я, не став выговаривать, что волшебники не используют технические изобретения чномсов.^[6] Что плиту тоже не мы придумали, мне не мешало, а вот что телефон неизвестно где зарыт — очень. — Пап, вы к себе Бардака не возьмёте?

— Не знаю, не знаю, — покачал головой отец и попробовал что-то из кастрюли на соседней плите. — У нас и своего хватает!

Шутка, повторённая дважды, становится смешнее — в моей семье в это свято верили все, кроме меня. Мысль о том, что зря я от родителей съезжала как ветром сдуло.

— Тогда моим Бардаком меньше, моим Бардаком больше — какая разница?

— А надолго?

— На полгода.

Папа аж подавился тем, что он уже не пробовал — бессовестно уплетал перед ужином, пока мама не видит. А может, он и не готовил…

— Ты куда это настолько?

— В Ольхонскую гимназию, — мрачно буркнула я, ожидая шутку про моё образование. Однако отец лишь радостно воскликнул:

— Я так и знал, что там замешаны зелья! — и умял что-то из кастрюли, стоящей на другой конфорке.

На часах, которые я сначала вниманием обделила, было уже почти девять. Точно, он не готовит — он уничтожает то, что мама в холодильник прибрать не успела. И только после этого прозрения меня накрыло следующее, более важное:

— Стоп, какие-такие зелья?

— Вот какие — не знаю. Но раз тебя туда отправляют, значит, дело явно в зельях, — с гордостью сказал отец. — Потому что когда кто-то больше полусотни лет убивает людей, то либо у него проблемы с психикой, либо он варит зелье. А поскольку обычные люди вряд ли способны заниматься столь трудозатратными делишками так долго…

…значит, один другого лупит по голове и передаёт проблемы с психикой по наследству. Потому что люди, пускающие других людей на зелья, не очень-то душевно здоровы.

— Может, нежить или зверьё какое? — с сомнением предположила я.

— Лидуська, кто из нас в маглиции работает — ты или я? Я, кажется, о деле знаю больше, чем ты!

Не спорю. Чихала я на это дело.

— И те и другие за собой следы заметать не станут, — назидательно продолжил папа. — А у каждого вида — или почти у каждого — весьма характерные следы. Тут же тела целенькие-красивенькие.

— Скажешь тоже, целенькие, — покачала я головой. — Они все с лестницы навернулись, если мне память не изменяет. Чего тут целенького-то…

— С одной и той же или с разных? — с энтузиазмом поинтересовался отец.

Вот зачем я ему вообще заикнулась про это дело? Отмазалась бы повышенной сверхсекретной секретностью, и без вопросов.

— Пап, я не в курсе, вроде с разных.

— Не убивает так ни нежить, ни зверьё, ни проклятье — поверь специалисту!

Я не стала уточнять, что специалистом в этом вопросе был даже не мой дедушка, а его. И что мой отец сам специалист по зельям, как и я. Всё равно он такие несущественные мелочи пропустит мимо ушей. А раз туда всю контору не гоняли со следственными мероприятиями, значит, другие более специализированные специалисты допустили, что, может, виной всему и проклятье. И забили.

Правда, Саша, видать, нашёл нестыковку, поэтому и полез разбираться. Но он тоже не по полтергейстам работал. Из духа противоречия я бы сейчас решила, что там действительно шалит нечисть или нежить, но вовремя вспомнила, что коллега-то со своим разрядом по плаванию вряд ли сам утонул. Хотя чем Байкал не шутит…

— Ладно, я тебя поняла. Ты лучше скажи, собаку мою возьмёте? — строго закончила я тему.

— Да куда ж мы денемся? Не маяться же ему по чужим людям, если хозяйка на месте не сидит.

— Спасибо, — поблагодарила я и отключилась. И так по больной мозоли прошёлся. Не хватало мне, чтоб он из меня выпытал все подробности и узнал, что я там школьницей прикидываться буду. Папа со смеху бы помер.

ПРОЛЁТ ВТОРОЙ — МИМО ОСТРОВА ОЛЬХОНА

В форме своей специальности я смотрелась намного хуже, чем предполагала. Нет, конечно, и ножки в коротенькой плиссированной юбочке выглядели соблазнительно, и по фигуре всё сидело отлично… Но если в своей повседневной строгой одежде я ещё тянула на о-о-о-о-очень молодую женщину, то с таким прикидом от печати «малолетка» мне было не отделаться.

Посему настроение портилось, зеркала и вовсе вызывали приступ неконтролируемой агрессии. Я и так считалась дамой не спокойной, а тут… Спасибо, на пароме разглядывать себя можно было разве что в байкальской воде, но она мало что отражала — лишь блестела, рассекаемая судном.

— Соня, — подошла я к своей напарнице. — А ты уже придумала, почему решила перевести меня из школы на последнем году обучения и перебраться в глушь?

— Мы едем в элитную гимназию, ау, — с усмешкой напомнила компаньонка.

— Ты, главное, этого в Иркутской школе не ляпни, — ехидно предупредила я. Мы все эту гимназию страшно «любили» и считали просто дешёвыми понтовщиками — столько лет была сарай-сараем, куда ехали все, кого в Иркутскую не взяли, и вдруг сменили директора, и сразу элитная!

— Да я-то знаю, моя Лидка так же говорит. Только эти причин особо не спрашивали. Я сказала, что с бывшим разошлась — им хватило по уши.

— А давай, я ещё буду сложным ребёнком? — предложила я хитро. Уж очень хотелось кому-нибудь отомстить за свою участь.

— Ты-то? С твоей золотой медалью? — недоверчиво посмотрела на меня Соня. — Вообще не твой стиль, ты даже на работе громкие скандалы никогда не устраиваешь.

Да, неувязочка получается, как-то я об этом не подумала. И правда не мой стиль… так, стоп!

— Так я на работе всех люблю просто! — мило хлопнула я глазами. В этой форме должно было особенно невинно получиться, но Соня почему-то не впечатлилась.

— Рассказывай сказки. То-то при приёме в кадрах всех предупреждают, чтоб чай тебе заваривать самостоятельно не давали. А то ведь отравишь и сама же всех уверишь, что несчастный случай.

— Нет, ну это-то точно не мой стиль! — оскорбилась я для приличия. У меня коллег только понос пробирал, да волосы выпадали «от нездоровой атмосферы в конторе». Но к сведению я приняла одно — спалилась. Надо менять стратегию.

* * *

Наша Иркутская школа располагалась «в леске» поэтому прятать её не имело смысла, так, накрыли отпугивающими чарами и успокоились. На острове же турист буквально лежал на туристе, поэтому место для гимназии пришлось зачаровывать. В дыру в заборе не то что случайно — специально-то трудно было забраться.

Отчаянно ругаясь, я всё же протиснулась, надеясь в этот раз увидеть что-то более приличное, чем куча деревянных домов, которую мы миновали по дороге. Но увидела пусть и двухэтажное, но не очень представительное здание.

— Это что такое вообще? Очередной мини-отель? — возмутилась я, скептично глянув на Соню.

— Почти, — улыбнулась моя спутница. — Это всё же элитная гимназия, — выделила она предпоследнее слово.

— Это сильно мешает этажности?

— Этажности мешает сейсмичность, — одёрнула она меня, и про себя мне пришлось поморщиться собственной глупости. На сокрытие пространства и так много сил уходит, кто же станет ещё и верхние этажи поверх остальной деревни выпячивать.

Но что поделать, после своего пятиэтажного «замка» в городе относиться к низенькой постройке серьёзно я не могла. Хотя, когда присмотрелась, заметила, что это только основное здание, а остальные, видимо, жилые, разбросаны по территории.

— И в каком те злополучные лестницы? — оглядела я местность уже профессиональным взглядом.

— В учебном корпусе. Это все жилые.

— Даже этот? — кивнула я на здание, которое изначально посчитала гимназией. Всё же от остальных оно серьёзно отличалось.

— Этот для преподавателей.

— Да уж, намного солиднее… — проворчала я, обвела ещё раз окрестности глазами… и потеряла дар речи. Даже хуже — меня пробрал самый натуральный ужас. Наверное, ни один упырь не смог бы на меня произвести такого кошмарного впечатления, а тут аж волосы на загривке поднялись дыбом. По всей территории гимназии стояли маленькие вполне узнаваемые будочки…

В этот момент к нам подошёл кто-то из учителей. Или из обслуги — какой-то молоденький мужчинка, на вид чуть старше меня… Хотя нет, на вид чуть старше моих ровесников. Выглядел он очень непрезентабельно — весь в пыли, растрёпанный. Он, кажется, об этом тоже знал, поэтому посетовал на какой-то совершенно ненужный ремонт. Кому нужен какой-то там ремонт, когда у них туалеты для учеников на улице?!

— Софья Гавриловна, мы уже подготовили комнату для вас и место с отличными соседками для вашей дочери! Лидочка же, да?

Я вцепилась в руку напарницы, будто изображала не старшеклассницу, а детсадовца и категорично заявила:

— Я боюсь спать без мамы.

Опешили все — я в том числе. Ибо фразу выдала своим профессионально отработанным тоном, и звучала она от этого не как каприз, а как угроза. Наверное, только поэтому мужчинка икнул и спорить не посмел. Промямлил только, что кровать в комнате Сони одноместная.

— Мне хватит раскладушки, — заверила я. И прежде чем он сказал, что и раскладушки у них нет, добавила: — Мама наколдует.

В крайнем случае, наколдую я и матрас. Или Соня поспит на полу. Спать на полу на мой вкус намного лучше, чем бегать ночью по территории, особенно если ещё и дождик разойдётся… А впереди-то зима… Боже мой, какое зверство! Элитная, мать их! Вернусь — специально в свою школу зайду и запозорю «конкурентов». Появится у учителей новая пугалка: будешь плохо учиться — переведём в гимназию, где туалеты на улице.

Нас проводили на второй этаж, в комнату где-то в середине коридора. Ни номера, ни какого-то опознавательного знака. Пока я думала, как исправить сие досадное недоразумение, — ведь, задумавшись, я легко могу и обсчитаться, — мужчинка осмотрел нашу комнату и довольно сообщил:

— А здесь как раз есть место на вторую кровать! Я отправлю рабочих, чтоб принесли. Вот только второй шкаф, наверное, не влезет… А две дамы с одним шкафом.

Да, пожалуй, в обычных условиях страшнее одного шкафа на двух женщин мог оказаться разве что один муж. Но сейчас у меня из вещей по два варианта формы на зиму и столько же на осень, так что шкаф я могу Соне чуть ли не пожертвовать.

Только я собиралась озвучить, что мы барышни не вредные, как напарница ткнула меня под бок и смиренно выдала:

— Ничего, мы привычные.

Мужчинка просветлел: пожал ей руку, потрепал меня по голове, стушевавшись под моим взглядом, и убежал по своим делам.

— Странно ты как-то изображаешь трудного подростка, — хихикнула Соня, когда мы остались одни и в четыре руки накинули на комнату заглушающие чары. — К маме ни с того ни с сего захотела.

— Ничего, ради благоустроенного домика я готова и паинькой побыть, — сообщила я, довольно заглядывая в уборную. Раковина, нормальный унитаз, душевая кабина — красота! На всякий случай я даже воду проверила — с них станется пустить одну холодную.

— А-ха-ха, да, пожалуй, есть из-за чего напугать директора, — согласилась напарница.

— Какого директора? — удивилась я. Конечно, за таким стрессом и пропустить кого недолго, но директора я не видела.

— Здешнего. Валерия Валерьевича. Он ещё тебе за кроватью отправился.

— Вот это был директор?!

Соня пожала плечами.

— А что тебя смущает?

— На маньяка не тянет, — авторитетно заявила я. Если только у него нет раздвоения личности.

— Почему же? — видимо, решила меня подколоть напарница. — Он, между прочим, упыревед.^[7]

— Вот эта сопля поднимает умертвия?! — изумилась я и задумчиво посмотрела на дверь, будто бы она могла разъяснить мне этот вопрос. — Чудны дела наших богов…

— А с чего ты вообще взяла, что он маньяк? — заинтересовалась Соня, во время беседы разбирая чемодан. Несмотря на то, что я готова была пожертвовать ей весь шкаф, одежды она привезла не много.

— У него в школе умирают дети, а он и в ус не дует.

— Он оперов исправно после каждой смерти вызывает, — огорошила она меня. — Местных, правда, а они давно на этом деле крест поставили. И ремонт не просто так — лестницы новые заказывает постоянно, перекрашивает, перила меняет. К тому же молод он, чтобы в таком быть замешанным.

— И сколько это длится?

— Шестьдесят лет с хвостиком.

От неожиданности я аж икнула. Вот это всем висякам висяк! Как за давностью не закрыли-то. Правда, больше на нечисть смахивает, а не на человека. Если в двадцать начинать или в четырнадцать учеником, то сейчас уже под восемьдесят маньяку. Неудобно в таком возрасте молодёжь гробить — самого могут с лестницы спустить.

— А проверяли людей, кто здесь столько лет торчит? Или в окрестностях, уж на то пошло?

— Когда первый раз заинтересовались, тогда проверяли, но это ж в каком году было. Пара десятков лет, поди, прошла, — пожала плечами Соня. — И раз тогда не поймали и подозреваемых на контроле не оставили, значит, не нашли никого. Саша, правда, что-то нарыл, поэтому и уболтал начальство его пустить на расследование. Но что, он мне так и не сказал.

— Кстати, никому дела нет, а Сашка-то с чего в это полез?

— У его друга здесь сын погиб лет пять назад.

Оставалось только головой покачать и порассуждать на тему, чем вообще люди думают, отдавая сюда детей. Риск-то, если посмотреть, не такой уж и маленький.

— Сашка спрашивал, ещё давно спрашивал. Игоря с Диной случайно занесло сюда на день открытых дверей, да так им понравилось, что никаких отговоров они и слушать не хотели. А после Антошкиной смерти… не говорить же им, что сами виноваты?

Не говорить. Но виноваты сами.

— У них здесь и младшая дочка училась. Так они после смерти сына её забирать и не подумали. Хотели на новый учебный год отвезти, но она сбежала из автобуса к бабушке. Так Дина ещё уговорить пыталась, хорошо мать у Игоря оказалась крутого нрава. Она и документы забирать ездила.

Всё-таки ума нет — считай калека. Это ж не просто хождение по граблям — это танго с граблями. И чую, не они одни здесь таким занимаются. Вот если бы все вели себя сознательно, не тупили, не глупили, не велись на разводы, не верили мошенникам. Какая бы настала тогда жизнь? Смертельно скучная, наверное.

ПРОЛЁТ ТРЕТИЙ — СО СНОМ И КОФЕ

Нормальная работа выгодно отличается от учёбы не только оплатой труда. Помимо этого, добравшись до своего стола с утра, ты не обязан сразу же изображать бурную деятельность. Можно налить себе чашечку кофе, продрать глаза, сходить зубы почистить, в конце концов.

На учёбе — шиш тебе. Мне, правда, повезло. Зелёные желторотики почти все отсели на галёрку, оставив прекрасное место на первой парте. Учительница географии — молодая блондинка с острым носом — стояла аккурат на уровне третьего ряда и не мешала мне досыпать.

Снился мне какой-то кошмар. Будто бы у меня появилась новая начальница, которая напропалую сякала и хотела отправить меня в командировку в Слюдянку. В Слюдянку мне не хотелось отчаянно, я даже не помню почему. А потом я проснулась, и оказалось, что сякает наша географичка. Это для меня был настоящий шок — после осознания этой ужасной истины дальше спать я так и не смогла.

Видимо, к счастью, потому что учительница как раз села за свой стол и захотела провести опрос. И начать решила по алфавиту. О, как я радовалась, что у Сони фамилия Новикова!

— Учти, — предупредила учительница какого-то с виду обалдуя, но из богатеньких, — я поблажек не делаю и ни с чьим происхождением не считаюся.

Хотелось скорчить морду, как будто я лимон проглотила. Но портить отношения в первый же день учёбы в месте, где меня легко могут переселить в комнату с туалетом на улице, не хотелось. Поэтому я просто как мантру приговаривала про себя, что спокойна. Совершенно. Абсолютно. И на всякий случай зажмурилась.

— Повторим Иркутскую область, она посложнее.

Вообще мы весь урок повторяли Иркутскую область, если верить учебникам на партах, заголовку на доске и карте рядом. Поэтому я бы удивилась, переключись она вдруг на Африку или Океанию. Но мало ли какие тараканы у кого в голове.

К доске вызвали явного двоечника — парень не мог найти Залари, а я с ностальгией вспоминала, как распутывали дело в трёх деревнях рядом. Там жил народ, пришедший не то с Польши, не то с Голландии, и уж сколько с собой собственных волшебностей принёс… Помимо нужного зелья я оттуда ещё целую тетрадь новинок вывезла.

Но всё хорошее когда-нибудь заканчивается, так закончились и воспоминания, а мальчик не нашёл ни Залари, ни Зиму, ни Усолье, ни даже Братск, но это уж вообще позор.

На третьем идиоте я не выдержала: попросила соседа присмотреть, чтоб географичка не спалила, и достала атлас. Пара пассов руками над листком бумаги, и две карты синхронизировались. В Вихоревку, где когда-то мне пришлось помогать коллегам с Братска — пассажиров поездов дурманили где-то на линии, пришлось всю ветку обшаривать — я ткнула с остервенением. Мой сосед вытаращился на меня, не понимая, что я делаю. Потом догадался глянуть на большую карту. К счастью для идиота у доски, яркое пятно он тоже увидел и поспешил в него ткнуть.

Дальше пошло споро. Не только этот внимательно следил, но и остальные, после затяжного молчания на первом вопросе, отвечали по моей подсказке. Только один из всего класса справился сам, без меня, хотя и не сказать чтоб бодро. Впечатление у меня складывалось удручающее: то ли класс слабый, то ли про всю гимназию ничего хорошего не сказать. Хотя, может, это такой предмет… Типа вспомогательный, зачем учить…

На расчётке мне узнать, права я или нет, не удалось — я просто уткнулась в тетрадь и зарешивала разочарование задачами. Кажется, сосед с воодушевлением скатывал, но молча — боялся, видать, спугнуть счастье.

На словеске, без которой, казалось бы, никуда, впечатление не исправилось. Учительница — дама предпенсионного возраста чрезмерно полная в нижней части — явно знала своё дело и постоянно ворчала, как они будут колдовать, если так безответственно учатся. Сегодня сдавали короткое заклинание на освещение. Нас такому не учили — предпочитали дать создание артефакта или обращение предмета в светоч — но на десятом ученике текст я уже знала, хотя девятнадцатый отвечающий ещё запинался.

— Плохо, господа, — резюмировала учительница, разглядывая журнал. — Очень-очень плохо. Хорошо, что я вам ничего сложнее ещё не давала. Лида, тебя я не буду спрашивать сегодня, раз ты только первый день учишься, но на следующем занятии…

— Ой, а можно сейчас? — попросила я, боясь, что за пару дней текст я не буду помнить столь же отчётливо, как после двадцати одного повторения.

— Нет, ну если сейчас…

Перебив её, я нудно и без выражения пробурчала текст. Этому заклинанию на выражения было наплевать — слишком простенькое. Поэтому передо мной без промедления возник небольшой светящийся шарик.

— Вы проходили, что ли? — взволнованно спросила она. Её чувства напомнили переживания первого свидания, чем немало меня удивили.

— Нет, я, пока ребята отвечали, запомнила.

Она всплеснула руками. Она восторженно приоткрыла рот. Она напугала меня, как не напугал бы несущийся на меня бурый медведь!

— Боги мои, боги! Наконец-то хоть кто-то! Лидочка-умничка-солнышко!

Остаток занятия она объясняла заклинание темноты, которое мы должны были заучить дома, а я хоронила свои помыслы о том, чтобы стать трудным ребёнком. Права была Соня, паиньку в себе не изведёшь. Особенно с таким контингентом.

Стоило звонку прозвенеть, как всех из кабинета будто ветром сдуло. Остались учительница, я да сосед мой почему-то подзадержался.

— А ты… в столовую бы поторопилась, а то там сейчас очередь. Я бы проводил…

— В столовую? — удивилась я. Ах да, третий урок, большая перемена. Толкучка, так себе еда и масса прочих приятных впечатлений. — Спасибо, я не голодная, после занятий перекушу, — улыбнулась я в ответ. Всё же приятно, что обо мне заботятся.

Желудок, конечно, припомнил, что сейчас вообще-то полагается пятнадцатиминутный ритуальный перерыв на чай, но голова была категорически против слишком тесного общения с местной школотой.

На уроке зелий я впала в уныние уже от одного вида учителя. Нет, мальчик он, безусловно, симпатичный: светло-русый, кареглазый, с приятной умиротворённой улыбкой. Волосы, на мой вкус, только длинноваты — аж в хвостик со спины собраны. Но это если рассматривать его как мужчину, а не как учителя. А для учителя он был слишком молод, слишком симпатичен и слишком спокоен. В совокупности с тем, что официально у нас был класс зельевиков, всё было куда хуже, чем очень плохо.

В унынии под аккомпанемент бурчащего живота я лежала на парте неожиданно недолго — передо мной положили шоколадку.

— Спасибо, — поблагодарила я, пока даритель не передумал, и с другой стороны поглядела на соседа. Несмотря на то, что ушёл он последний, вернулся из столовой почти первым. — А какой повод?

— Срез знаний по расчётке. Ты случайно решила оба варианта, — улыбнулся он мне проказливой белозубой улыбкой.

…ять! Отвыкла я от школы… А я ещё гадала, что за разделение заданий в два столбика под римскими цифрами. Чувствую, второй препод придёт от меня в восторг, и вообще хана. С горя конца шоколадки я даже не заметила, хотя подумывала растянуть.

На перекличке я узнала, что соседа зовут Максом — спрашивать было неудобно. А ещё — что если на других предметах класс просто халтурит, то на профильных зельях вообще стоит на ушах. Правда, в гробовой тишине, потому что молодой учитель попросту выключает звук и объясняет материал в своё удовольствие. И объясняет так… чудесно объясняет. Понятно, чётко, просто. Даже я кое-что новое для себя почерпнула, правда, по знахарским зельям, а не по ядам, с которыми обычно работаю.

Слушала я с удовольствием, тем более что никто перебить не мог. Мешали разве что пролетающие над головой предметы.

Папа обычно выдавал от простуды такую рецептуру, что я предпочитала съездить к нему за зельем или забаррикадироваться носовыми платками. А тут просто, легко, хотя, по-любому, рецепт тот же самый.

— Вопросы есть? — спросил учитель и убрал звуковую завесу.

Вмиг стало шумно, как на базарной площади, однако ни у кого из класса вопросов не нашлось. А у меня было аж два. Во-первых, я хотела знать, как зовут моего принца с деревянной лопаточкой, стоящего перед чугунным котелком. Но это я решила уточнить у Макса. А во-вторых…

— Да, Лида? — заметил мою поднятую руку учитель.

— А обязательно деревянным предметом помешивать, или материал не повлияет на качество зелья?

Сперва мне показалось, что он опять выключил звук, но, посмотрев по сторонам, увидела озадаченные лица одноклассников, удивление учителя… Чё-о-о-орт! Это слишком сложный вопрос для школы! Мозги… Где мои мозги?!

— Нет, не обязательно, — порадовал учитель меня, когда отошёл от шока. — Материал на качества зелья влияет в основном в дурманах или очень опасных лекарствах, которыми при передозировке легко отравиться. Обычные болезни такими не лечат.

Если он маньяк, то я сейчас сдала себя с потрохами. Зато честь школы защитила на четыреста процентов. После сегодняшнего вся гимназия будет знать, что в Иркутске выпускают гениев, которым потом в подмастерье идти нет смысла.

Прозвенел звонок, ребят из кабинета сдуло не так быстро. Один из мальчишек и вовсе задержался, чтобы что-то пошептать за спиной у учителя. А когда наш зельевик повернулся ко мне спиной, на ней уже красовалась чёрная надпись «лох». Нет, вот паразиты же! Так ни считать, ни заклинание выучить, а как нагадить — золотая память!

Я опять уходила последней. Словно ненароком, коснулась той самой поганой надписи, пока учитель собирал свои материалы. Заклинаний я не помнила, поэтому сводить пришлось привычно — вручную. Видимо, на этом я и погорела, потому что он с усмешкой спросил:

— И что там было?

— Ничего, — попробовала невинно отвертеться я, но навык мгновенно смываться после занятий давно утеряла, поэтому учитель успел ко мне обернуться и спросил уже в лоб:

— Да я в курсе, что они дурачатся периодически. Мне просто интересно, что там было на этот раз. Скажешь?

— Приличные девочки таких слов не говорят! — состроила я из себя оскорблённую невинность. На самом деле лексикон у меня была куда обширнее, но чтоб я человека обзывать начала, он сначала должен меня основательно вывести из себя. — Вы лучше скажите, если всё знаете, почему позволяете им так поступать с вами?

— Вырастешь — поймёшь, — улыбнулся он, а я на пару секунд аж дар речи потеряла.

— А можно мне сейчас узнать, вдруг всё же не пойму? — попросила я вежливо, точно зная, что рубеж понимания либо уже проскочила, либо скоро проскочу.

— Они же дети. Им надо за счёт кого-то самоутверждаться, ощущать свою крутость…

— Обязательно за счёт вас? — скептически уточнила я. Я б головы уже давно поотшибала.

— Лучше уж за счёт меня, чем других моих коллег или друзей.

Мы молчали. Я смотрела на него со смешанными чувствами непонимания и неодобрения, он — с нежной улыбкой. Улыбка, надо признать, мне нравилась и очень. Понемногу возмущение угасало, я даже готова была признать его правоту… в какой-то мере… сама всё равно бы головы поотшибала, ибо самоутверждаться стоит за счёт хороших поступков и выдающихся достижений в учёбе, спорте или ещё где, ну никак не за счёт учителей.

— Из меня на самом деле не очень хороший учитель, — признался он миролюбиво.

— Зато хороший зельевик, — зачем-то заверила я. Спокойно, но от того не менее искренне.

— Ты так думаешь? — подмигнул он мне задорно. Кажется, мои слова его развеселили.

— А вы не отговаривайтесь, что я вас только вот сорок минут видела. Я ведь многих из практикующих зельевиков на занятиях встречала — открытые уроки у нас проводили, отсматривали себе ребят в подмастерье…

— Кстати, тебя, наверное, уже кто-то в Иркутске присмотрел? — ловко перевёл учитель тему — видно было, что ему некомфортно от похвалы.

— Да, — не стала я юлить. И так тут выпендрилась, чего уж прибедняться.

— И кто, если не секрет?

— Зеленский, — назвала я фамилию отца, потому что называть подполковника маглиции Ардова было ну о-о-очень палевно. А папа себе из выпуска обычно человек по пять набирает — на производстве текучка большая. Он учит — они устают от рутины и уходят.

— Вот видишь, ты талантливее, чем я, — с некоторой грустью, но не переставая улыбаться, заметил учитель. — Меня Зеленский не взял.

— Да ну нафиг! — не сдержалась я от нахлынувших эмоций. Чтобы папа такого паренька проморгал? Неконфликтного, так чисто работающего… Конечно, может, учитель за время преподавательской практики опыта набрался… А потом вдруг вспомнила. — А какой год выпуска у вас?

— Это ты так хитро узнаёшь мой возраст? — усмехнулся, но признался: — Две тысячи четвёртый.

Ровно год до моего… Тогда всё понятно. Бывают же невезучие люди, даже обидно.

— Тогда фабрика была на грани банкротства — они три года никого не брали, потому что не знали, выкарабкаются ли. Так что дело не в тебе…

И прежде чем мы оба осознали мою осечку, прозвенел звонок, и я пулей вылетела из кабинета.

ПРОЛЁТЧЕТВЕРТЫЙ — С ПРИЛИЧНЫМ МЕСТОМ

Уроки не хотелось делать принципиально — хоть как-то же надо отвести душу после такого провала на занятиях. Поэтому, когда узнавшие о моём подвиге на географии мальчишки притащили вагон конфет, я решила устроить чаепитие в одной из беседок. Пока на улице не похолодало, надо ловить момент, а то бледная, как поганка — всё лето в кабинете.

Мы сидели, смеялись, трескали конфеты и вспоминали смешные школьные байки. Баек у меня накопился вагон и маленькая тележка, однако, к теме трупов в гимназии они никак вывернуть не помогали. И тут положение спасли те, кто испортил мне настроение — подошла группка девочек и попросила меня отойти на пару слов. И вид у них был такой, что от парней я отошла лишь на пару шагов — люблю иметь за спиной прикрытие, которое всё слышит.

— Ты сегодня, говорят, с Иваном Аркадьевичем беседовала…

— С зельевиком? — уточнила я, потому что имя у парней узнать так и не додумалась. Девочки кивнули. — Было дело. И что?

— Ты бы с ним не кокетничала лишний раз, он человек очень занятой, — сделала говорившая ударение на последнем слове.

Я оглядывала компанию самодовольных кривящих носик дамочек с недоверием. В моей школе такого не водилось, поэтому у меня даже любопытство взыграло. Так хотелось ткнуть в них пальцем и спросить: «А вы настоящие? Не прикалываетесь?»

— А среди вас его жена или невеста? — спросила я в лоб.

Такого они не ожидали. На миг ведущая растерялась — другая попробовала подхватить:

— Нет, но…

— Если нет, значит без «но», — отрезала я, развернулась и ушла обратно к мальчикам пить чай.

— Да ты хоть знаешь, с кем разговариваешь! — прилетел мне возмущённый укор.

— Нет, вы же не настолько воспитаны, чтобы представляться, — не осталась я в долгу.

Они стояли над душой минут десять, пока не поняли, что смущают только парней, а я спокойно пью чай и уплетаю конфеты. Нет, ну какова наглость — кидать предъявы зельевикам! У нас на такое никто не решался. У нас даже класс был самый дружный, потому что зельевики годом старше ругались почём зря и яро демонстрировали всей школе, как нужно гадить товарищам и лечить себя. Мы так не хотели — приходилось всем дружить. Ни разу на моей памяти никто про одноклассника слова плохого не сказал, не считая людей с параллели. А тут…

В итоге эти мадамы фыркнули и ушли, после чего я не замедлила навести справки:

— Это кто вообще был?

— Да гусыни с параллели, они фанклуб нашего лошка создали…

Слово резануло, но заниматься воспитательной работой я не стала — нравоучениями контакта с молодёжью не наладить, а без внутренних сплетен в деле явно не разобраться.

— Я б даже сказала, курицы, но меня больше интересует, на кого учатся, с кем общаются…

— А! — непонятно чему обрадовался Макс. — Ты не знаешь, что ли? У нас профильные классы носят имена зверей. Ведьмаки у нас Гуси.

Зловредный гусь с огненным шаром в крыле возник в моём воображении и тут же померк, когда мысль поскакала дальше. С замиранием сердца я спросила:

— А мы кто?

Уж если они боевых так, то зельевиков…

— Лягушки мы.

Обалдеть.

Я даже рот не открыла — не смогла. Упырь тут директор, а не упыревед.

— А упыреведы — зайцы, — словно читая мои мысли, добил кто-то другой. Я не поняла кто — слова доносились, как через вату.

Ну надо же, а себе-то директор польстил!

— А…

— Погоди, — прервала я, выставив ладонь, — я морально не готова. Я от шока не отошла.

— Тяжело быть лягушкой? — ехидно осведомился кто-то.

— Да не то слово!

У нас зельевики всегда были элитным «А» классом — аконитами. И после этого я должна стать лягушкой, причём из какого-то крайне необразованного болота? Как я вообще на такое согласилась?!

— Нам, наверное, тебя провожать теперь придётся, — заявил Макс, но почему-то с гордостью, а не с тревогой.

Я вздёрнула бровь. И без того они мне этим зверинцем настроение убили, а теперь собираются ещё конвой навязать. А если я решусь назло тем барышням совратить нашего зельевика, на кой мне хвост из мужской части класса?

— Ну, они же наверняка тебя попытаются возле корпуса отловить… — уже не так уверенно предположил мой сосед.

Видимо, вид у меня был такой, что только полный придурок мог бы попробовать меня подкараулить, но те лапчатые особым умом-то не блистали.

— Возле учительского корпуса? — добила я.

— Почему там? Ты что, засланная училка?! — с ужасом уточнил рябой мальчишка. Как не косой с такими-то мозгами.

— Нет, мама учительница, а я с ней живу, — объяснила я и положила голову на стол. Нет, вот прям в самое сердце…

— Прико-ольно! — протянул самый высокий. — У нас раньше никому так не разрешали.

Видимо, у них глаз был не такой намётанный. А у меня с этими неблагоустроенными домами личная вендетта. Я то в Баяндае влечу, то в Утулике. И не такой у детей страшный взгляд, как у сотрудников маглиции — упыреведа редко живой человек впечатлить способен.

— Значит, у тебя мама устроилась сюда на работу, и тебя заодно? — сделал вывод Макс.

— Угу, — немногословно подтвердила я, забыв, что мне надо из них информацию вытягивать. Какой стресс, какой стресс!

— Ты там, поди, уже и с руководителем после выпуска определилась? — продолжили меня пытать.

— Угу, — вновь буркнула я и припомнила, что врала учителю. — Зеленский, вроде, берёт.

— Ух ты! Круто! Обалдеть! Какая умная! — посыпались на меня неприкрытые искренние восторги со всех сторон.

От удивления я аж забыла про свою печаль и оглядела всех внимательно. Нет, действительно так впечатлены. Может, в Иркутске какой второй Зеленский есть? Потому что среди моих одноклассников наша семейная фармацевтическая лавка вовсе не пользовалась такой бешеной популярностью. Ко многим магистерским служащим хотели попасть, к городским чиновникам, были у нас и крутые лавки с косметическими и бытовыми зельями, полувоенные. Место у того же Ардова считалось куда почётнее, чем у моего отца — подполковник мог оставить заявку, а в итоге взять человека только выпуска через три. Наверное, поэтому я к нему и рванула, когда наше предприятие начало пошатываться.

— Лид, а почему ты в Иркутске не доучилась-то? Зачем сюда дёрнула на последний год? — задался главным вопросом самый низенький из моих одноклассников рыженький мальчишка.

— Да мама… — недовольно протянула я и закатила глаза. Объяснение было превосходно — никаких дыр в легенде, никаких нестыковок, никаких тайн!

— А, ясно, — закивали все понятливо.

— Я вообще в Иркутскую хотел, но мои как белены объелись: «Да ты что, там же программа обучения — прошлый век»! — поделился Макс. — Только вот смотрю я на тебя и понимаю, что в прошлом веке учили лучше.

Компания как-то похоронно засмеялась. Да, пожалуй, я поняла, почему папина фамилия здесь вызывает такой ажиотаж. С их уровнем подготовки тот же Ардов рвал бы волосы от злости. Их волосы. Вместе с головами. Наша фабрика — их потолок, хотя у нас туда шли по большей части середнячки.

— Я вообще сам с Иркутска. Нет же, притащили, не пойми куда… — пожаловался рыжий.

— А хоть кто-то с класса хотел здесь учиться? — изумлённо уточнила я. Нам в школьные годы как-то совсем иначе всё представлялось.

— В началке было желание, какая-то гордость даже. Не у всех, но у некоторых хотя бы. Большинство домой к маме хотели, — рассказал Макс. — Потом даже у тех, кто сам сюда хотел, задор пропал. Домой просились — бесполезно. Знаешь, иногда ощущение такое, будто нас сюда спихнули, чтоб не видеть. Будто мы им там мешаем. В Иркутск бы родители часто ездили, а сюда не так удобно добираться.

Я не знала, что сказать. Просто прихлебнула чай. Грустное оказалось место, очень. Не думала я, что буду их настолько жалеть.

— Ещё и убийства тут у вас, — вырвалось само по себе. Сначала я перепугалась, а потом порадовалась — специально бы не перешла на тему лучше.

— Да не, убийства это не так страшно, —отмахнулся кто-то. Я не поняла кто, но глаза вытаращила.

— Мы же заранее знаем, кто умрёт. Сами только подставляются.

— Вы ещё скажите, что сами решаете! — фыркнула я.

— Не совсем, — объяснил Макс, хотя он явно относился к этому не так легкомысленно. — Под удар попадают только старосты, а их учителя выбирают из лучших учеников.

— Нифига себе подстава, — подумала я и побледнела.

Оказаться одной из потенциальных жертв мне вот никак не хотелось. Однако когда первый шок прошёл, я поняла, что это не так уж и плохо — почти верный выход на убийцу. К тому же другие ученики могут быть в безопасности. Правда, могут и не быть, ведь нет гарантии, что убийце приглянусь именно я.

— Да и там можно выкрутиться. Легенду все знают. Из семи старост получается три парочки, а тот, у кого в любви не сложилось, умирает.

— А если старосты одни девочки или мальчики? Или не хватает? — тут же озадачилась я.

— Такого не было ещё ни разу, — уверенно ответил рыжий.

— Да не может быть!

— На нашей памяти, по крайней мере, точно, — подтвердил Макс.

А я очень серьёзно задумалась. Случайно не повториться так много лет сложно, даже если какой морок навели — он же должен координировать действия совершенно разных людей. По крайней мере, семи за раз. Конечно, может быть чародей-разумник, но я снег летом чаще видела, чем таких встречала.

— А кто конкретно выбирает? У нас зельевик? — прикинула я. Он реально довольно молод для своих умений. Не одна же я могу свалять такую дуру с возрастом, а некоторые и на молодильные зелья способны…

— Нет, у нас другой классный.

— Классный? — обалдела я. У нас классными всегда были учителя по профильным предметам, разве что в началке другая система. Но у нас и зельевиков была тьма-тьмущая.

— Угу, у нас Фёдор Михайлович, знахарь.

Здравствуй, бабушка, вот тебе и Юрьев день…

— А они меняются за время учёбы? — пришла новая мысль.

— Конечно! Кто-то увольняется, и пошла-поехала чехарда!

Тупик. Это тупик. И вся гимназия один большой и сплошной тупик. Из последних сил я не уронила голову на стол и не взвыла дурным голосом. Картинка вырисовывалась прескверная.

* * *

Соня застала меня в комнате. Подпирая кулаком лоб, я внимательно пялилась на листочек в клеточку и грустила над неутешительными выводами. Лучше от этого они не становились. Я тоже не радовалась.

— С тобой там что? Двойку схватила и теперь переживаешь? — подшутила напарница.

— Ай! — вскинулась я. Хотела помянуть шайтана, да вспомнила, что он не местный. — Кусающийся жёлтый мангадхай! Это не гимназия, а какое-то сборище убийц.

— С одноклассниками поругалась? — вновь не попала Соня. Ей что, мозги прокомпостировали, и они теперь работают не как у оперативника, а в режиме доброй мамочки?

— Наоборот. Поболтала я с ними. По моим скромным подсчётам, либо здесь замешаны человек тридцать из всего педагогического состава, либо объявился один нехилый такой разумник. Причём маньяк.

— Звучит как аннотация к боевику, — не придала значения моим словам напарница, даже ни на миг не перестав заниматься бытовыми мелочами — вещи повесила уже, чайник поставила, веник в руки хапнула. — Тридцать — это же половина учителей почти. Целая преступная группировка. А разумники зарабатывают столько денег, что им убийства только всё испортят.

— Угу, — мрачно буркнула я, — и мы, похоже, в нём поучаствуем. Давай ты сейчас на секундочку остановишься, и прикинем вместе. У меня задачка. По местной легенде семь старост классов разбиваются на три парочки и одного изгоя. Старост выбирают классные руководители. За десять лет, а то и больше, ни разу не случилось, чтобы было два лишних мальчика или девочки. Или чтобы были все мальчики или девочки. В общем, пары ровно вставали, понимаешь? Без сбоев. Абсолютно. Теперь внимание вопрос: сколько нужно иметь своих людей в классных руководителях во избежание осечек?

Она замерла. Задумалась. Плюхнулась на кровать, рядом с которой стояла.

— Твою мать, — произнесла она чётко и продолжила заплетающимся языком: — Это если семь классов. И допустим, если четверо выбрали мальчиков, то обязательно нужно, чтобы остальные трое взяли девочек. Выходит, трое в параллели, а параллелей десять… Твою ма-а-а-ать…

— Я тоже в восторге, — согласилась я.

— Как думаешь, может здесь секта быть? — тут же сообразила Соня. — Потому что если секта, то нам вдвоём такое не разрыть. Неудивительно, что Саша подставился. Посмотрел не при том не туда и…

— Не поверишь, но я надеюсь на одного маньяка-разумника.

— Но это же хуже!

— По качеству. А по количеству как-то дышать легче.

Соня не ответила. Повертела веник в руках, посмотрела на него, будто он сам к ней прискакал, а не она, не пойми зачем, хапнула его с места. Мы здесь один день живём, полы чистые — ещё не натаскали. Чего подметать-то?

— Дрянь, в общем, — подвела я итог. — Можешь говорить, что это непрофессионально, но надо было не лезть.

— Да нет, ты права. Если б не Сашка, я бы тоже не полезла — испугалась, — согласилась она. — А тут такая злость взяла, не хотела их победителями оставлять. Давай, наверное, не станем нарываться, а просто разведаем всё здесь?

— Поздно! — авторитетно заявила я.

Именно в этот момент я поняла, что Соня-то одумалась, после того как во всё влезла, а меня вот, наоборот, разобрал азарт. Либо маньяк, либо дело в зельях. Я даже примерно наметала в каких, осталось только посидеть в библиотеке и составить список. И мне почему-то кажется, что даже маньяк вряд ли станет убивать просто так. Для ритуала сброшенные с лестницы тела не подходили, духов папа правильно забраковал…

Не сразу я сообразила, что на меня смотрят округлившимися глазами. Даже заявление про преступную группировку в школе Соню так не впечатлило.

— Ты что умудрилась за один учебный день сделать? — осторожно спросила она.

— На класс посмотрела. Они так учатся, что, кажется, от должности старосты мне не отвертеться. Я так прикидываю, что можно перевести огонь на себя. Конечно, тридцать человек кого хочешь с лестницы спустят…

Она молчала. Долго, как будто ожидая, что я всё пойму без слов и что-то придумаю. Мне было до безумия страшно, я прикидывала, как бы обвеситься артефактами, но сворачивать не собиралась.

— Лида, а ты понимаешь, что я одна тебя защитить не смогу? Я оперативник, но не супергерой же.

Я прищурила глаза. Не то чтобы я горела желанием лезть на рожон, но вот так отступать, когда меня втянули во всё… В общем, некрасиво получается. Ладно бы она хоть сразу предупредила, что к чему. А через год мне сюда уже хода не будет, разве что в подмастерье к зельевику проситься.

— Я постараюсь тебя не подставить, — пообещала я. Всё-таки у неё есть дочь, и виновата она только в том, что как-то непоследовательно думает.

ПРОЛЁТ ПЯТЫЙ — С КОНСПИРАЦИЕЙ

На следующий день после занятий я бы сразу отправилась в библиотеку, но, когда закинула сумку с вещами в нашу комнату и вышла из административного корпуса, меня тут же облили водой. Виновницы инцидента, злонамеренно кинувшие в меня стихийный шар, гнусно хихикали чуть поодаль. Кто бы сомневался, что это были вчерашние гусыни.

Удивительно, но ярости не было, только лёгкая досада на то, что придётся задержаться. В этот момент я поняла, о чём же говорил вчера зельевик. Да, действительно, доросла, хотя и понимала, что так всё лучше не оставлять. Но сейчас я лишь переоделась и, не став даже сушить волосы, побежала по намеченному маршруту.

В библиотеке воняло. Непонятные люди собирали чуть более понятные шкафы, под потолком висел полный лысый мастер света, что-то мудрил с электрическими проводами и бормотал себе под нос:

— Кто ж так сделал-то, руки бы им пообрывать, честное слово.

Библиотекарша с какой-то странной ехидцей смотрела на него и иногда поглядывала на мельтешащего в помещении директора. Казалось, он спиной чувствовал взгляд, но виду не подавал.

— Добрый день! — отвлекла я полненькую старушку в очках от занимательного зрелища. — Подскажите, пожалуйста, где у вас книги по зельям?

— А какие вас интересуют? — живо переключила на меня своё внимание дама.

Только сейчас закрались сомнения, что школа вряд ли закупила справочники, которыми не каждый работающий зельевик-то пользуется. Очень хотелось выпендриться и спросить сборник мифических зелий Ульянова или энциклопедию ядов Джугашвили. Но привлекать лишнее внимание я не стала и невинно поинтересовалась:

— А какой у вас самый хороший справочник по зельям?

— Странный вопрос для учителя, милочка, — усмехнулась библиотекарша, поправляя очки, как Кролик из Винни-Пуха. — Конечно же «Пособие для пытливых умов» Виридиана.

Я вытаращила глаза. Она вот сейчас дразнится или как? Это же ограниченное издание, на его копию не каждая областная маготека лицензию имеет, а здесь школьная библиотека.

— Он у вас есть? — опешила я настолько, что на странное упоминание какого-то учителя даже внимания не обратила.

— Не оригинал, конечно, но полная от руки переписанная копия, — с гордостью доложила библиотекарша. — Наш знахарь сам переписывал.

— И Ульянов с Джугашвили у вас тоже есть? — зачарованно спросила я.

— А как же!

Боги мои, хоть что-то действительно элитное! Помимо названного, я нашла ещё парочку редких энциклопедий, которые всё руки не доходили почитать в областной маготеке. Точнее, в этом не было особой нужды, а тут… При таком запасе тематической литературы шансы на то, что учащихся убивают именно ради зелий, возрастала в разы. Хозяйка книжных сокровищ мне ещё какого-то Фэя подсунула — с китайскими авторами я раньше не работала, но она так нахваливала…

Вонь мешала сосредоточиться, но упорядочить информацию у меня как-то получилось. Официально зелья из человеческих органов были строжайше запрещены, поэтому полные рецепты в справочниках не приводились. Даже в китайском, хотя там на это ограничение почти наплевали — там меньше желающих сварить запрещённое зелье просто так, на слабо, а у нас как-то слишком много психов. Особенно по пьяни.

Однако названия я нашла и, сопоставляя сборники, сумела даже подобрать состав. Поскольку под удар попадали отличники, у которых не сложилось с личной жизнью, то в расчёт я взяла зелья с сердцем и мозгами. Вариантов у меня оказалось пять, точнее шесть, но это если за уши притягивать.

Сердце использовалось для эликсира долголетия, который как раз добавлял год жизни, очень мощного приворотного и зелья для переселения душ. Последнее я отмела почти сразу — такое каждый год не нужно, а вот первый вариант как раз очень походил на рабочую версию.

Из мозгов можно было сделать сильный дурман, настойку для беспамятства и мифическое зелье ума. О последнем вроде как много говорилось, но реально оно работает или нет, никто не знал, потому что ум понятие весьма абстрактное, а с зельем из чужих мозгов сильно не поэкпериментируешь. Здесь в принципе все версии походили на ходовые, только особого ума я здесь у учащихся не замечала, а дурманы бывали и попроще.

— Что горит?! — вдруг грянуло на всю библиотеку так, что я аж подскочила.

Посреди залы стояла команда магжарных, окружившая огромную бочку с водой. Насколько я знала, бездонную.

— Ничего, — обалдело ответил Валерий Валерьевич.

— Как это ничего? — упёр руки в боки главный из пришедших. — Поступил сигнал от ваших соседей. Говорят, жуткий запах какой-то. Кажется, библиотека горит.

Директор с библиотекаршей только синхронно фыркнули.

— Больше слушайте этих… соседей, — пренебрежительно посоветовала женщина.

— Ничего у нас не горит! — ещё раз уверил Валерий Валерьевич.

Магжарные замешкались. Кто-то из них догадался принюхаться и сообщил остальным, которые недоверчиво начали следовать его примеру:

— Но ведь запах правда есть. Странный какой-то… Не пожар, но…

На бригаду, которая собирала шкаф, все посмотрели синхронно — даже я не удержалась. Ребята виновато развели руками, магжарные поворчали, извинились и не слишком расстроенные ложным вызовом телепортировались обратно. Правда, настраивались на свою контору долго.

Я как раз успела переоткрывать все книжки по десять раз и составить-таки рецептуру на всякий случай всех шести зелий. Все травы, животные компоненты и минералы, как ни смешно, оказались местными аж до подозрительности. Например, в зелье долголетия входила саган-дайля, а в мифическое снадобье для ума — порошок чароита.

— Добрый день, — услышала я вежливый приглушённый голос. Знакомый голос. — Евдокия Ивановна, а можно мне Виридиана на пару часиков?

— Здравствуй, Ванечка! — улыбнулась библиотекарша. — Увы, не могу, — и полушёпотом добавила: — С ним твоя новая коллега работает.

Я оторвала взгляд от книг, подозревая, что сейчас будет нечто нехорошее. Однако в голосе нашего зельевика ничего кроме удивления не читалось.

— Коллега? — озадаченно проследил он за взглядом библиотекарши.

— Добрый день, лейтенант маглиции Нестеренко! — рявкнули на всю библиотеку. — Соседи жалуются, что вы тут наркотические вещества готовите! — участковый обвёл всех строгим взглядом и остановился отнюдь не на виновных сборщиках шкафов, а на мне.

Мы с ним как-то встречались, когда я ему делала простенькую экспертизу и вообще консультировала по дурманам — здесь ими, оказывается, многие любили побаловаться. Именно поэтому ему легко было поверить, что там, где я, там что-то варят. Однако как сейчас ненавязчиво показать ему, что сдавать меня нельзя…

— Да какая ж я коллега! — рассмеялась я излишне громко, привлекая к себе внимание не только зельевика и библиотекарши, но и директора с маглиционером. — Я обычная учащаяся, с Иркутской школы в этом году перевелась. А преподаёт у меня мама.

— Удивительное дело — школьник в библиотеке, — буркнул Нестеренко, отворачиваясь. — Когда я тут учился, нас не загнать было.

— Так и сейчас времена не шибко-то изменились, — пробормотала Евдокия Ивановна. — Я книги, можно сказать, для учителей держу. А тут прямо парадоксальный случай…

Пока директор объяснял Нестеренко, что пахнет клеем, а незнакомые мне соседи — идиоты, Ванечка, как ласково назвала его библиотекарша, только улыбнулся и решил:

— Ты не могла бы тогда занести мне Виридиана, как с ним закончишь? Всё равно в преподавательский корпус пойдёшь.

— Да я всё! — заверила я, ощущая какой-то непонятный стыд за то, что посягнула на чужой рабочий материал.

— Быстро вы, красавица, — укорила меня Евдокия Ивановна. — И получаса не прошло.

— На вас не угодишь, — усмехнулся Ванечка. Как же мне понравилось это имя! — То хорошо, что зашли, то мало посидели…

Он подошёл ко мне, чтобы забрать уже закрытый и отодвинутый на край стола справочник, как вдруг застыл с остекленевшими глазами. Я проследила за тем, куда он смотрит… Чёрт! Это даже не кусающийся мангадхай…

— Меньше, чем за полчаса? — бестолково переспросил зельевик, глядя на мой исписанный рецептами листочек.

— Да я просто в теме разбиралась уже, — попробовала я смягчить удар. Я ведь действительно к справочникам привычная и знала, что где подсмотреть.

— Меньше получаса, — безнадёжно резюмировал Ванечка, давая понять, что ситуацию уже не исправить. — Понятно, почему тебя Зеленский взял.

— Зато Черницына не взяла…

…потому что в ближайшую к моему выпуску пятилетку набора не было, а так у неё бешеный конкурс: зарплата хорошая и косметические средства требуют скорее аккуратности, нежели воображения и знаний.

— Ну и дура, — внезапно выдал зельевик, поставив меня в полный этический тупик. А затем направился к выходу.

От неожиданности я не нашлась, что сказать, только поспешно сунула Евдокии Ивановне все взятые справочники (кроме того, что забрал Ванечка) и побежала следом за зельевиком. Нестеренко проводил меня задумчивым взглядом, оторвавшись от изливающего душу директора. А посередь библиотеки вместо нас внезапно появился новый персонаж, который заявил вместо приветствия:

— Вот гадом буду, знаю, что вы к газу не подключены, но нам поступил сигнал…

В библиотеке раздался дружный ржач.

Боги мои, какие страшные тут соседи. Интересно, а магикам они почему не позвонили в скорую? Не подумали, что от наркотического вещества, которое не то горит, не то что другое, люди могут и скопытиться? Или посчитали, что библиотека — помещение нежилое?

Зельевик к себе летел так, будто костёр в комнате развёл и перед уходом потушить забыл. Хотя на самом деле он, наверное, думал, что я отстану, только еженедельные занятия по физподготовке мне никто не отменял, даже несмотря на то, что я всего лишь эксперт.

— Иван Аркадьевич, — попыталась я завести разговор на отвлечённую тему. Учитель, судя по всему, из-за меня комплексовать начал, а мне это было совсем не на руку. Как-то даже… неловко. Действительно тупых граждан я никогда смутить не могла. — А что это у вас за соседи такие странные?

— Да так, лавка травников, — поморщился он. Я тут же насторожилась. Травники, да ещё и ему явно не нравятся. Подозрительные типы. — Больные, на самом деле, люди. Удивительно, как ещё не загнулись — с клиентами у них не шибко.

— Там магистерство, наверное, дотациями сыпет, — пожала я плечами. Обычное дело.

— Нет, это ж частники, — огорошил Ванечка.

— Откуда ж они здесь?

Хотя, наверное, за аренду платят, вот муниципалитеты их и не гонят. И без разницы, что здание — школьная собственность.

— Когда школу здесь закрыли, имущество стали распродавать. Турбазу открыли, кафетерий, магазин амулетов. Открывая гимназию, все здания выкупили, а травники наотрез отказались продавать своё.

— Выкупили? — переспросила я. Гимназия смогла выкупить земли, которые уже обустроили для туризма? Чушь какая-то.

— Зря так удивляешься. Не настолько дорого оно и вышло, — словно прочитал мои мысли Ванечка.

Чушь, — подумала я. Потом ещё подумала. Вспомнила про убийства. Хотела задать вопрос. Прикусила язык, дабы не навлечь на себя лишние подозрения. Каким бы милым он ни казался, а он всё же здесь единственный зельевик. К тому же юным барышням не положено интересоваться убийствами… Хотя нет, это глупость. Юным барышням как раз можно в такое влезать — это же интересно. Да и самоуверенность в шестнадцать льёт через край.

Пока я сомневалась, мы уже дошли до нужного корпуса. Намётанным глазом я заметила макушки в кустах. Не то чтобы я их знала, но просто так макушки из кустов торчать не станут. А перед входом… Вашу мать! Совсем девчонки страх потеряли! Завидев меня, они активировали какое-то заклинание перед самой дверью. А то, что со мной их обожаемый учитель, никого не смущает?!

Я замешкалась, Ванечка пошёл вперёд. Нет, ну это будет просто неприлично, если он из-за меня ещё и на ловушку нарвётся!

Плохо соображая, я схватила его за руку и буквально развернула к себе. Он едва не упал — пришлось опереться свободной ладонью о стену. Послышался короткий сдавленный мат. Взгляды встретились. От такой наглости опешили мы оба. Хотя я, скорее, от своей наглости — никогда не хватала за руки настолько незнакомых мужчин, для этого опера есть, — а вот Ваня от чего-то другого.

— А убийства на турбазе были? — спросила я, чтобы придать своему поступку хоть какой-то смысл.

— Я не помню, Лида, — ответил он спокойно, совершенно не заметив моей оплошности — все предпочитали называть смерти несчастными случаями. — Мне лет семь было, когда школа развалилась. В десять уже основали гимназию. Газетные подшивки тех лет в Иркутске — я так до них и не добрался.

Так он что, получается, тоже искал эту информацию? И какого рожна он болтает о таком почти что с первой встречной? Я же и разболтать могу… Могла бы, если бы была просто ученицей.

— Если ты сможешь кого-то из друзей отправить в архивы, чтобы они до этого докопались, я буду очень благодарен. У меня в Иркутске знакомых нет.

Ах вот оно что!

— Только не стоит здесь ни с кем делиться своим интересом. Ты, конечно, девочка умная. И сильная…

Сильная? Только тут я поняла, что запросто развернула взрослого мужчину. Он, конечно, не бугай, но я-то на вид вообще пигалица.

— …но список твой лучше никому не показывать. Слишком ты любопытна, — посоветовал он полушёпотом, постоянно оглядываясь по сторонам.

— Думаете, я здесь что-то разрою, когда ни один взрослый подкопаться не может? — с провокационной усмешкой спросила я.

— Вряд ли. Но желание сунуть нос в чужие дела некоторых раздражает, даже если они от этого и не пострадают. А поскольку здесь все грешат на духов… Список лучше сжечь.

— Хорошо, — послушно согласилась я. Всё равно состав запомнила и сегодня надиктую дежурному на всякий случай.

Ванечка, не ожидавший от меня столь быстрого согласия, аж приоткрыл рот, но от дальнейшего разговора нас отвлекли. Я как раз дождалась того, что кто-то попытался зайти в учительский корпус. Упитанного дядечку в очках подбросило в воздух на добрый метр, а потом шлёпнуло оземь. Он подобрал слетевшие очки, совершенно непедагогично выругался и, скороговоркой читая заклинания, побежал за сиганувшими из кустов виновницами. Вот курицы, могли бы тихо пересидеть.

— А ты ещё и глазастая, — заметил зельевик с усмешкой.

— Просто это по мою душу. Волосы с утра до сих пор не просохли, — пожаловалась я, показывая ещё влажную прядь.

Он машинально протянул руку, но быстро её одёрнул. Очень зря. Если бы он себе такое позволил, то это был бы флирт, а флирт просто перевести в роман. Я, конечно, на задании, а он вроде как почти подозреваемый… Но могу я себе позволить курортный роман? Обычный курортный роман, когда у парочки сносит крышу и им всё до фени?

— И из-за чего же ты с ними успела поругаться? Они обычно милые девочки, старательные.

— Они ваш фан-клуб, а я с вами разговариваю, — рассмеялась я и, оставив озадаченного мужчину на улице, убежала к себе в комнату. В общем, не знаю, что у меня получится с романом, но крышу мне уже снесло.

ПРОЛЁТ ШЕСТОЙ — С ПОДОЗРИТЕЛЬНЫМИ ЛИЧНОСТЯМИ

У нас в комнате Соня тоже корпела над каким-то списком, но без справочников рядом. Когда я зашла, она зыркнула на меня и уткнулась обратно в бумажку.

— План урока строчишь? — пошутила я.

— Список подозреваемых, — буркнула она. — Семьдесят человек преподавательского состава… Это ж очуметь можно.

— Добавь ещё травников из лавки рядом с библиотекой, — посоветовала я.

Коллега в сердцах стукнула ручкой по столу, отложила её от греха подальше и с чувством сообщила мне:

— Какую же пакость ты мне принесла! Не могла чего поприятнее? Второй день уже.

— Что, подозрительных слишком много? — сочувственно осведомилась я. Вот, вроде, проблема и моя, а ощущение, что висит это всё на Соне, никуда не деть.

— Подозрительных мало. Большинство наивные как тапочки. Я, конечно, понимаю, что преступник не всегда очевиден, но тридцать человек в сговоре сейчас представить не могу. А уж на протяжении семидесяти лет… Ты уверена, что нет никакого другого способа повлиять на остальных?

— В смысле? — опешила я от внезапного предположения.

— Ну, кроме разумника, никто не может на мозги воздействовать?

— Да может, конечно. Способов валом — от амулетов до зелий.

Почему-то, когда Соня подскочила с места, я сразу поняла — надо бежать, а то придушит. Проворно я запрыгнула на кровать и, когда преследовательница добежала дотуда, оказалась уже на шкафу. Видимо, такого она от меня не ожидала, поэтому замешкалась, смутилась и практически миролюбиво пожурила:

— Лида, ну зачем меня-то было с ума сводить этим разумником? Или заговором…

— А ты что думаешь, если здесь замешаны зелья да артефакты, это кто-то один творит? — уточнила я, не слезая со шкафа. — Вряд ли ему тогда останется время на уроки и проверку домашних заданий. Сделать нужную настройку на несколько человек — это тебе не чаёк сварить. Тут же изготовить, активировать на подопытном, вложить мысль…

— Но не тридцать же учителей?! — почти жалобно возопила Соня.

— Не тридцать, — согласилась я, — но без преступного сговора тут никак.

— Ну, человек пять я тебе наскребу. Слезай, буду мыслями делиться, — приказала моя напарница, и я последовала её команде.

Честно сказать, боялась, что со шкафа я всю пыль собрала, но форма неожиданно осталась чистой. Видимо, убрали комнату к нашему приезду качественно.

— В общем, у меня есть четыре основных подозреваемых и девять побочных.

Я ждала, что Соня сейчас покажет мне их изображения, но она почему-то решила ограничиться словами и продолжила:

— Баяр Аюшевич, преподаёт расчётку со времён, как открылась гимназия. Раньше жил здесь неподалёку, в Хужире, работал в магминистрации. Вместо ответа на вопрос, почему он ушёл оттуда, начинает громко материться.

— Ты его из-за ругани заподозрила?

— Ему около семидесяти, он вполне мог быть замешан во всём. Даже если тут заговор, кто-то один всё это инициировать и направлять должен.

— Но тогда получается, что он это маленьким мальчиком начал. Или ему так за семьдесят, что уже под восемьдесят?

— Лида, я же в учительской работаю, а не в кадрах. Скрыть от всех в таком возрасте плюс-минус десять лет…

— Усекла, прониклась.

— Следующий — Рувен Гедальевич… Ему за восемьдесят, и он всю жизнь тут преподаёт, ещё со школы. Знахарь.

— Кстати, в библиотеке сказали, что самую крутую книгу по зельям у них знахарь переписывал, — припомнила я. — И оба мужчины в принципе подходят, если брать зелье для увеличения продолжительности жизни.

— Ну не знаю, нужно ли было оно им тогда…

— Так они и поменять могли направленность-то. Сначала из-за одного убивали, потом из-за другого… Но зелье с одной смерти только одно получится.

— Ну так никто и не говорит, что они вместе работают! — фыркнула Соня. — Они друг друга не сильно любят. Это если говорить вежливо. А зелье из одного человека реально только одно можно?

— Нет, ну почему? Это то конкретное только одно получится! Точнее из сердца только одно зелье можно сварить. Из мозгов много порций получится. А если в расчёт брать и другие органы, то там желудок, лёгкие, печень, почки…

Соня закрыла рот рукой, второй отчаянно махала, чтобы я прекратила своё занимательное повествование.

— Что такое? Ты же оперативник, трупы видела!

— Ты знаешь, я видела конечный результат, а вот как представлю, что кто-то берет и вот так в человеке копается… Бр-р, это ж какую выдержку иметь надо!

— Огромную, — согласилась я.

Копаться в человеке и я бы не смогла, я даже в животных-то плохо копалась — старалась покупать готовые составляющие для работы. Да и работа у меня была связана не с приготовлением, а с распознаванием уже использованного. А вот на фабрике у нас чего только не варилось. Как вспомню их заготовительский цех, так прямо фу-фу-фу. Трупы, конечно, не красивее, но их за годы работы видела раз семь от силы. Я в основном по дурманам да по отчётам из морга работаю.

— Так что можешь проверить своих коллег на страх крови, — внезапно предложила я неплохую мысль. — Тех, кто не боится, оставляй как главных подозреваемых.

— Вот я поэтому во вторую группу всех знахарей и записала. Их всего четверо. Один Рувен Гедальевич, завуч Фёдор Михайлович — ваш классный, кстати, присмотрись к нему, — Анна Аскольдовна, не старая, но в возрасте уже. Возраст не говорит. И Игорь, но он совсем молоденький и приехал из какой-то тьмутаракани.

— А ещё двое в главной группе? — припомнила я.

— Аюна Игоревна, преподаёт ботанику. Она дочь бывшего зельевика. И Дима. Как я поняла, у него тут работала бабушка и отец, но его предмет я не знаю. Остальные из второй группы — это нынешний зельевик, директор и завучи, потому что кто-то должен находиться близко к власти, иначе такое трудно провернуть.

— Боги мои, народу какая-то невнятная тьма. Я никого не запомнила. Кроме зельевика — мы с ним просто знакомы уже, — пожаловалась я, не уложив в голове даже половину персонажей. Хотя, спасибо, ещё имена все нормальные, а то среди бурятских такие попадаются иной раз…

— И как тебе зельевик? — подозрительно спросила Соня, оторвавшись от своих бумаг. Пока я собиралась с мыслями, она уже успела пригнать себе стакан воды. К несчастью, даже отхлебнула, когда я выдала:

— Очень славный, я, кажется, влюбилась.

Меня второй раз за день окатили водой, однако вместо извинений я получила только укоризненный взгляд.

— Ты что, с ума сошла? Какая любовь, когда мы на задании?

— Ничего не знаю, где нашла приличного мальчика, там и влюбилась. Между прочим, я дело не бросаю и усиленно помогаю.

— Помогаешь, тоже мне, — пробурчала моя напарница.

Кажется, она была обо мне какого-то другого мнения до этой поездки, но тут уж сама виновата. По мне, трудно ожидать полной самоотверженности и жертвенности в работе от особы, которая своим коллегам что-то в чай подливает.

— На, — благородно протянула я Соне рецептуру подозрительных зелий. — Перешлёшь нашим, когда на связь выходить будешь. Заодно нужно запрос сделать. Здесь турбаза была три года, где-то девяносто шестой — девяносто девятый. Там тоже людей убивали, или как?

— Вот сейчас сама и сделаешь, — фыркнула напарница, нырнув в сумку за переносной газовой плиточкой, — мне одной всё равно лень эту штуку разжигать.

Мне, честно, тоже было лень. Я ещё и не умела — всегда пользовалась электроплитами. Но ради дела пришлось разобраться и как баллон подключать, и как зажигать эту штуку.

— Вот давно бы уже свой собственный способ связи изобрели, а не чномсовскими примочками пользовались, — проворчала я, но дальше договорить не смогла, потому что появился дежурный.

Лист сгорел в огне и возник уже у парня в руках, задание заглянуть в архив он получил и поклялся, что завтра же всё сделает. Этим вечер и завершился.

* * *

В холле непосредственно учебного корпуса гимназии, занимая пространство от пола до самого потолка, на стенде висели фотографии всех учителей с именами и фамилиями. Он-то меня и привлёк. Первая половина занятий у меня закончилась; я, как обычно, не смогла прикинуться тупой и порадовала знаниями ещё пару человек. Народ убежал на большую перемену, я же без Сони в общей столовой не появлялась. И, честно говоря, с каждой кормёжкой подумывала, как бы не появляться в принципе.

Те имена, которые мне вчера назвала напарница, я вспомнить не могла. Зато методично нашла всех знахарей, посмотрела на завучей. Очень много в педагогическом коллективе оказалось молодых учителей, в том числе мужчин — иркутская школа таким похвастаться не могла. На вид определила двух самых старых учителей. Баяр и Рувен. Вроде они. Лица как лица, на злодеев никто не похож, разве что парочка смахивает на редкостных зануд. Например, наш классный, он же завуч, он же знахарь.

— Почему я не вижу твоё будущее? — внезапно раздалось у меня над ухом.

С испуга я аж перелетела к стене — чуть не вмазалась. Спрашивала полнолицая буряточка с завитыми волосами до плеч. В длинной кофте и короткой юбке в чёрно-жёлтую вертикальную полоску. Вещунья, значит.

— Так почему?

Почему-почему! Потому что на мне казённый артефакт, который от такого защищает. Был бы подороже — видели бы подправленный вариант. А так только туман и всё.

— Ума не приложу, — честно ответила я и, озарённая внезапной догадкой, решила узнать: — Ты только моё не видишь?

— Нет, ещё зельевика нашего.

Я не знала, как реагировать: то ли радоваться внезапной зацепке, то ли хвататься за разбитое сердце. Девушка между тем нервно дёрнула плечами, развернулась и ушла куда-то, оставив меня в смешанных чувствах.

— Девочка, — внезапно обратился ко мне кто-то ещё. Что ж здесь за место такое небезопасное! Все норовят пристать! — Ты меня прости, но я тут случайно услышал ваш разговор…

Пока я куковала, ко мне подобрался почему-то очень знакомый мужчина. Седой, лысоватый, в прямоугольных очках, а по фигуре, что называется, не толстый не худой. Мельком я глянула на стенд. Ага, так и знала: Фёдор Михайлович, классный наш, с которым мы ещё не знакомы. Этим я решила воспользоваться, чтобы отвлечь его от опасной темы:

— Здравствуйте, Фёдор Михайлович! А я Лида, новенькая в вашем классе! Мы с вами ещё не встречались!

— Приятно познакомиться, Лида, — улыбнулся он будто бы не шестнадцатилетней девушке, а пятилетнему ребёнку. Но ничего, пусть уж лучше считает так и на интеллект поправку сделает. Всем расскажет, что я такая… дурноватая. — Я о тебе уже наслышан, всё хотел познакомиться, но ждал урока. Лида, а скажи, пожалуйста, у тебя украшения есть?

— Конечно! — радостно заверила я, поняв, куда он клонит. Артефактами я была обвешана, как новогодняя ёлка. Однако решила показать только самый главный. Теперь лишь бы в шнурках не запутаться. — Вот серёжек много, кольцо моё любимое, а вот медальон — папа подарил! И мне, и маме.

Всё! Взятки гладки, смотри и любуйся, почему моё будущее вещуны не видят. И Соню сразу выгорожу. Лучше уж прикинуться дурочкой, чем особенной.

— А ты знаешь, что именно из-за этого медальона у Эржены не получилось увидеть твоё будущее? — как неразумной дитяте объяснил он.

Для себя я заметила, что типчик очень интересный — мог бы увидеть и промолчать. И что ту вещунью зовут Эржена. Не забыть бы, а то я в бурятских именах плохо ориентируюсь. В русских иногда тоже, если не видела лиц.

— Шутите? — попробовала я сыграть святую невинность.

— Нет, я серьёзно, — ласково улыбнулся Фёдор Михайлович.

— Круто! Я-то думала, папа совсем безделушку подарил. Интересно, может, у меня и колечко особенное?

— Нет, колечко самое обычное, — покачал головой учитель.

А вот и не угадал! Колечко тоже артефакт — должно перемещать метров на пятьдесят. Только оно одноразовое и не служебное, а купленное мной лично на случай, когда захочется провалиться сквозь землю.

— Вам разве не рассказывали, как отличать обычные вещи от артефактов?

— У нас учитель слабый был, — даже не соврала я.

В профильном классе шикарная женщина вела, а у нас милая бабушка, которая закрывала глаза на всё и ставила мне оценку, дабы не портить отчётность. На работе мне это здорово мешало. Наш мастер почти плакал, когда его вызывали к нам в кабинет. Почему-то моя фраза «я ничего не нажимала!» заставляла его чуть ли не рыдать.

— Тогда если любопытно, можешь походить на факультатив к нашему мастеру. Хочешь?

Не-е-е-ет, тратить время на факультатив по артефактам я не хотела отчаянно, но что-то там, на краю сознания, подсказывало, что лучше прикидываться просто любопытной девушкой, чем девушкой, которой любопытны только смерти в гимназии и зелья. Как я выдавила из себя восторженную улыбку — ума не приложу. Но Фёдор Михайлович не спросил, почему у меня мина такая кислая, а подробно объяснил, когда и куда приходить, — значит, как-то получилось.

Естественно, первое занятие было сегодня, седьмым уроком. Имя мастера я не запомнила, зато сорок минут любовалась его шикарной рыжей гривой. Ещё отметила аномальное количество людей на факультативе — нас на лишнее занятие было не затащить. Причём ни учеников, ни учителей.

Потом цеплялось одно за другое… Короче, в библиотеку снова доползла только к концу недели. Хотела вообще не идти, но Соня, проверяя тетради, материлась, как сапожник, и сочувствовала учителям всего мира. На моё предположение, что это с непривычки, ответили столь красноречивым взглядом… В общем, сразу стало понятно: привычка в ближайшие пару месяцев не появится, и разгребаться мне надо самой.

Зайдя в библиотеку, я натолкнулась на зависшего в дверях директора. Он задумчиво взирал на потолок и совершенно ничего не замечал, включая меня. Даже голову не повернул. Судя по всему, за эту неделю в библиотеке натянули новый потолок, потому что раньше он, как и всё помещение, был деревянным, а тут какой-то космос. С интересом я тоже подняла голову, покрутила и так и эдак, и уж потом и спросила:

— А что он такой кривой?

— Вот! Вот! — оживился директор, потряс пальцем и вылетел из помещения.

Разбираться в реакции я не стала — просто пожала плечами и пошла дальше мимо тощего молодого мастера света, который висел под потолком, что-то мудрил с проводами и приговаривал:

— Вот наделают же такого… Руки бы пообрывал.

То ли он успел похудеть и обрасти за эту неделю, то ли предыдущий мастер тоже чего-то наваял.

Школьные архивы я нашла сразу, предпочтя не привлекать внимание. Кроме Евдокии Ивановны, в библиотеке сидели ещё несколько учителей, один из которых на вид как раз был опасного возраста — затылком смахивал на одного из подозреваемых.

Записи о назначении старост были, а вот о смертях — нет. Хотя, скорее всего, они просто хранились в другом месте. Я проверяла год за годом и год за годом видела трёх девочек и четырёх мальчиков или четырёх девочек и трёх мальчиков. Я прям читала между строк «заговор».

От раскопок в архиве пришлось оторваться, как только я почувствовала на себе чужой взгляд. Вскинула голову, и мы с зельевиком встретились глазами. На мгновение перестали дышать. Ванечка замешкался, хотел развернуться и уйти, но я с улыбкой кивнула на место рядом с собой. Секунда колебания, и вот он уже идёт ко мне.

— Евдокия Ивановна жаловалась, что ты с того момента так и не заходила, — начал он разговор. Да, конечно, поверю я, что она сама жаловалась, а не он интересовался.

— Не каждый же день мне в библиотеке сидеть, когда тут столько интересного, — подмигнула я. По-хорошему, мне бы вообще начать форсированную атаку на одного симпатичного молодого человека, но мешали то работа, то учёба.

— И что за эту неделю узнала?

Вопрос можно было расценивать двояко. Как обычное любопытство и как попытку вывести меня на чистую воду, если я всё же умудрилась влюбиться в главного злодея. Поэтому пришлось нацепить дурацкую улыбку и полушёпотом начать перечислять:

— Выяснила, что у меня кулон-артефакт против вещунов, узнала вообще много нового об артефактах на факультативе…

…правда, ни черта не запомнила, потому что мне такое неинтересно.

— …а ещё, что каждый год со дня основания в тридцать восьмом из старост образуется три пары. Почти поровну мальчиков и девочек. Прям, будто специально подбирали! Случайно же такое вряд ли получится, особенно в военное время. Хотя я ещё не все года просмотрела.

— А насчёт смертей на турбазе ничего не узнавала? — тихо-тихо, почти вплотную наклонившись к моему уху, спросил Ваня.

Смысл до меня дошёл не сразу — сначала я с удовольствием понежилась, чувствуя, как по телу пробегают мурашки от его дыхания. Потом задумалась: это он так действительно хочет узнать правду, но прикрывается от всех флиртом, или это он флиртует и просто повод нашёл? В любом случае, я решила, что если расскажу, что все три года на турбазе находили трупы, включая труп бывшего директора школы, из-за чего её и прикрыли, то больше поводов повторить у Вани не будет. И покачала головой.

В конце концов, бывшие одноклассники вряд ли столь же резво побежали бы в архив, как подмастерье в маглиции.

— Насчёт старост, правда, странно. Давай-ка спросим, — переключился зельевик и, прищурившись хитро, крикнул через всю библиотеку: — Рувен Гедальевич, а как так получилось, что в старостах всегда мальчиков и девочек почти поровну?

Вашу мать! Если он всегда так палится, то либо здесь действительно духи шалят, либо он глава заговорщиков. У меня аж сердце прихватило! С перепуга.

— Столько лет здесь и первый раз заинтересовался? — проворчал сухонький старичок, поворачиваясь к нам и снимая очки. Без очков взгляд получился совсем укоризненным. Дальнозоркость — страшная вещь. — Выйди в Хужир — тебе любая собака скажет, почему так делали, но только не ученики в нашей гимназии…

— Я преподаватель, — с усмешкой поправил Ваня.

— Ай! — отмахнулся Рувен Гедальевич. — Всё равно наш выпускник. Нашу школу основали в тысяча девятьсот тридцать восьмом году, когда женщин только-только стали обучать колдовству. Раньше ничего, кроме домашних заклинаний да прочей мелочи, девицам было знать не положено, хотя иногда окольными путями они и постигали магическую науку. Поэтому от руководства поступило указание: в правах никого не ущемлять, старостами назначать как девочек, так и мальчиков примерно в равном количестве. И так было до того времени, пока Союз не развалился, и школу, продержавшуюся чуть дольше, не закрыли. А сейчас я не знаю, почему нельзя сделать параллель старост мальчиков, параллель — девочек. Явно же какая-то пакость за годы работы приблудилась, а мы ей по дурости нашей потакаем…

— А раньше почему нельзя было? Когда об у… о смертях узнали? влезла я, заинтересовавшись. Не одна же я такая умная оказалась.

Он посмотрел на меня так, будто я сказала, что солнце синее. Или фиолетовое. Хотя вряд ли бы это заявление вызвало такой же резонанс у него в душе.

— Девушка, историю учить надо. Тогда школы магии только открывали. При царской власти их не было. А раз только открывали, значит всё в новинку. Писали учебные программы, разрабатывали планы занятий, отправляли на опасную практику… Знаете, сколько ребят не доживало до выпуска? Тогда одна смерть в год погоды не делала. Можно сказать, её и не замечали. А вот после распада Союза стали строго следить за тем, чтобы детей «в поля» не выпускали. Тут-то всё и выползло.

— Поэтому школу закрыли? — догадался Ваня.

— Поэтому, поэтому, — передразнил Рувен Гедальевич. — Раньше информацию не афишировали, а тут понавылазили газетчики со своей свободой слова… Отказалось государство нас содержать — родители детей отдавать не хотели, аж взятки давали, чтоб в Иркутскую или Аршанскую устроиться; учителей почти всех посокращали. Удивительно, на чём сейчас-то держимся.

Интересно, если такая смертность была среди учеников, как они установили точную дату начала убийств?

Он что-то ещё бурчал себе под нос, ворчал, отвернувшись от нас, но Ваня глазами указал мне на выход. Мы осторожно убрали все журналы на место и на цыпочках прокрались к дверям.

— Он всех не любит или конкретно тебя? — заинтересовалась я, когда мы оказались на свежем воздухе и тут же спохватилась: — Ой!

— Ты, главное, на уроке не ляпни, а наедине — ничего страшного, — усмехнулся Ваня, засунув руки в карманы.

— Гора с плеч! Тогда я на уроке буду молчать как рыба. А то и так среди остальных выделяюсь, — решила я.

— Это точно. Вы в Иркутске, что ли, до сложных зелий добрались? Ты как про лопатку для помешиваний спросила, так я аж обомлел.

— На факультативе разбирали, да и дома я иногда для себя варю, — не моргнув глазом соврала я. В первый день полночине спала из-за этого треклятого вопроса.

— Первый раз вижу такую заинтересованную учёбой девушку…

Я посмотрела на него с недоверием. Казалось, когда мы разговаривали в последний раз, он чуть ли не комплексовал из-за составленного мной списка зелий. А сейчас… флиртует, что ли? С ученицей?

— Разве это учёба? Это для себя. Очень многое по хозяйству нужно: то пятно на диван поставишь и срочно надо оттереть до прихода мамы, то голос пропал, то волосы перекрасить подруга захотела, то…

Внезапно я прикусила язык. Нет, наверное, о том, как я обливала ребят с параллели всякой пакостью за лишние слова и косые взгляды, рассказывать не стоит. Это на работе можно, а тут опыт ещё пригодится.

— …то ещё что-нибудь приключится. Так что с тем дедушкой не так? Он людей не любит? — вернула я разговор в безопасное и даже полезное русло.

— Скорее конкретно меня, ты правильно угадала. Я не в ладах со знахарством. Да и… не только с ним. Я плохо запоминаю заклинания, с ритмом путаюсь, строчки местами переставляю… Как доучился — непонятно.

— Это всё словеска виновата, — важно заметила я. — Без неё все предметы намного проще становятся.

— Может быть, я не проверял. Мне без предметов в принципе оказалось проще.

Тут я не могла не согласиться. Потом мы как-то перешли на зелья. Он рассказал, как зарабатывал на лёгких дурманах в старших классах. Я мысленно прикидывала, по каким статьям бы он прошёл, подай кто заявление. Показывать свои обширные знания в этой области не стала, про яды тоже не заикнулась, хотя специалистом в отравлениях разной степени тяжести была со школьной скамьи. Но, чтобы поддержать тему, скромно делилась своими находками в бытовых зельях, не упоминая, что нужны они мне были, когда мы всем классом отмывали последствия других своих зелий.

Сначала мы просто гуляли, потом я увидела двухместные качели… Я залезла бы туда, даже если бы мне не приходилось притворяться школьницей, а так меня вообще ничего не сдерживало.

…В нашу с коллегой комнату я добралась уже тогда, когда Соня спала без задних ног не первый час. И Ваня меня провожал.

ПРОЛЁТ СЕДЬМОЙ — СО СПОКОЙНОЙ ЖИЗНЬЮ

Работая в маглиции, особенно если постоянно разъезжаешь по служебным командировкам, можно увидеть многое. Но с партой, укрытой скатертью, и крутящимся креслом вместо стула, я ещё ни разу не встречалась.

— А что учительница скажет? — заинтригованно поинтересовалась я у заискивающе глядящего на меня Макса.

— Да она даже не заметит! — заверил меня сосед по парте.

Я посмотрела на парня ещё раз, недоверчиво. Вроде, весь день мы вчера гуляли с Ваней, а выглядит это так, будто моим кавалером был Макс. Непонятно…

— Она слепая, что ли? — засомневалась я и принялась скатерть снимать.

Макс попытался перехватить, но я оказалась проворнее. В итоге увидела исписанную бранными словами парту. Читала я внимательно, но ничего интересного так и не нашла. Ребята, дурманы и зелья которых я разгадывала, обладали куда большим словарным запасом, так что новых титулов не прибавилось. Скудно, товарищи, очень скудно. И стоило при таком калечить школьное имущество всего лишь на один урок?

— Стул тоже возвращай, — велела я соседу, пока подошедшая уже половина класса с замиранием сердца смотрела на мою реакцию. — Реанимировать будем.

Глянул парень на меня скептически. Видимо, что стул, что парту он уже посчитал безвременно почившими и восстановлению не подлежащими. Но я доставала из своих заначек самый невероятный пятновыводитель из всех придуманных волшебниками и готовилась к очистке.

Столешница оттёрлась легко — чернила поддавались и неколдовской чистке, что уж говорить о зелье. Стул залили клеем, который не так просто, но тоже отходил. Мне казалось, я успею до начала урока, однако насмешливый бас оторвал меня отдела:

— Что, зелье первой необходимости?

— Второй. Первое — универсальное противоядие, — поправила я и посмотрела на учителя.

Моргнула. У нас, вроде, была география, но этот шкаф на тоненькую сякающую географичку никак не походил. Неужто есть в жизни справедливость и её уволили?

— Я заменяю Марину Николаевну, — развеял мои мечты шкаф. — Меня зовут Анатолий Никитич. Раньше я просто тоже в Иркутской школе работал, потом вот переманили.

— А Марина Николаевна где? — подали голос с задней парты. Да, этот-то мой фокус с указкой быстро просечёт, особенно если у нас преподавал…

— Служебная командировка, — пожал плечами учитель и мигом прекратил посторонние разговоры внеплановым опросом.

А я всё сидела, глядела на карту мира, которую помнила уже так себе, и думала, что за безалаберность отправлять учителей в служебные командировки в начале года…

* * *

Заняться вопросом воспитания одних слишком обнаглевших птичек я хотела сразу после занятий, ибо я не Ваня и такое спускать не собираюсь. Но стоило мне выйти из учебного корпуса, как меня отловил директор.

— Лидочка, там тебя возле входа посетитель ждёт, — сказал он и, не дождавшись реакции, рванул куда-то дальше. Кажется, его самого ждало продолжение ремонта.

Посетители мне были не нужны, но, на всякий случай, директора я послушала. Вообще могли бы и на территории меня поискать — охрана как-то спокойно всех впускала. Но нет, у самого входа послушно стоял… Нестеренко с розочкой и коробкой конфет.

Я специально огляделась по сторонам. Больше никого рядом с входом не заметила, да и вряд ли Нестеренко пришёл к кому-то другому.

— Добрый день? — осторожно спросила я, подкрадываясь к цели.

Участковый расплылся в улыбке, протянул мне цветок и заговорщицким шёпотом поделился:

— Здрасте, Лидия Сергеевна. А я тут решил вам в расследовании помочь. Вот, повод-с нам общаться придумал.

— Какой повод, Нестеренко? — прошипела я не хуже заправской змеи, на всякий случай кокетливо восторгаясь на публику и смущённо принимая подарок.

— Что вроде как вы мне понравились, и я решил за вами поухаживать.

— Прокол вышел, Нестеренко, — сообщила я. Он на секунду чуть маску счастливого ухажёра не скинул. Во всяком случае, промелькнула паника у него на лице.

— Какой прокол, Лидия Сергеевна?!

— Я тут парня заводить собираюсь.

— Парень — это не собака, чтобы его заводить, — попытался возбухнуть Нестеренко, но осёкся под моим взглядом. Впечатление не сгладила даже моя улыбка, так что ему пришлось срочно менять политику: — Впрочем, чего это я к словам придираюсь… Лидия Сергеевна, парень не парень, я же могу к вам под предлогом, что вы мне нравитесь, с конфетками ходить?

Послать бы его надо было для конспирации, но разбрасываться сведениями и помощниками мне не с руки. Соню завалили как могли, мне попытались накидать домашних заданий, но тут у них ничего не вышло — я не хотела и не делала.

— Ладно, Нестеренко, уговорил, — проворковала я и забрала конфеты. Надеюсь только, Ваня не приревнует и не пойдёт на попятную. — Но, если кто-то решит спасти мою девичью честь, и ты получишь в глаз — не обессудь.

Выражение у участкового стало такое счастливое, будто он полгода добивался моей руки и вот, наконец, я дала согласие. Кстати, эту самую руку он в порыве чувств и хапнул, становясь ко мне преступно ближе.

— Александр Семёнович перед смертью меня случайно встретил и сказал, что скоро здесь всё разрешится, что он нашёл ниточку. И на самом деле тут не одно преступление, а два. Больше ничего не сказал, побоялся, что нас заметят.

У меня в голове сразу закрутились варианты. Не одно, а два? Это серьёзная зацепка или так, мелочи? Потому что если он имел в виду, что тут приторговывают дурманами, приворотами или занимаются переселением душ, то это мелочи. Остальные зелья под статью не попадали.

— Ещё у вас в Иркутске сказали, что он интересовался биографией бывшего директора, который школой управлял. Я в коробочку того…

— Спасибо, Нестеренко! — искренне поблагодарила я.

А ведь сама и не подумала поинтересоваться, чтобы не городить огород с нуля. Соня, наверное, изучала материалы, да только от Сони помощи сейчас… Интересно, специально её завалили или нет?

— Не за что! Если что — вызывайте. Там, хулиганство какое или запах подозрительный, — подмигнул мне участковый. — Кстати, как вас тут звать? А то я у директора спросил про девочку, которая в библиотеке занималась.

Убойная оказалась примета…

Имя я назвала, поблагодарила, распрощалась, вспомнила, с чего начался день, и пошла разбирать свои запасы.

* * *

Прихватила я с собой явно не всё, что мне могло пригодиться. Потому что всё не влезло бы ни в одну сумку и выглядело бы слишком подозрительно. Зелья из этого получались крайне вредные, но я как-то не планировала калечить бедняжек из-за парты, которую отчистила за десять минут.

У меня почти набиралось на одно хорошенькое, простенькое, изящное… но не хватало драной акации. Вот уж не думала, что она мне тут понадобится. К счастью, про лавку травников я вспомнила почти тут же. Как раз хотела туда заглянуть и в рамках расследования.

По дороге меня никто не отловил, и вообще, похоже, не заметил — двор гимназии будто вымер. Я сначала насторожилась, а потом вспомнила про обед. Главное, успеть обернуться до начала второй смены.

Дверь магазинчика я открыла, не ожидая подвоха. Громко объявила:

— Добрый день! — и замерла.

Меня встречал мужик. С бородой. С длинными волосами. В юбке и на каблуках. Но совершенно точно мужик!

Я захлопнула дверь, выдохнула и, что было сил, дала дёру отсюда. Чтоб не догнали и не спросили, зачем заходила. Чуть артефакт не активировала с перепуга.

Только в комнате я смогла прийти в себя и спокойно подумать. Нет, конечно, толерантность и всё такое — штуки нужные… Хотя кому я вру, нимангад не нужные. Хочет мужик походить на женщину так пусть бреется как положено! И морду, и ноги, и хвост… Тьфу, последнее не из той оперы. Но если серьёзно, удивительно, как их лавочка ещё не загнулась.

Паника потихоньку прошла, а акация у меня так и не появилась. Я уже подумывала, а не запросить ли её через Нестеренко, как увидела за окном подходящего к входу Ванечку. Конечно же! И чем я раньше думала?

— Привет! — улыбнулась я, выскочив в коридор, аккурат зельевику навстречу. Однако улыбку попыталась изобразить не совсем лучезарную, а слегка измученную.

— Привет. Всё в порядке? — взволнованно спросил он, уж не знаю на что намекая — то ли ему рассказали про стул, то ли с трагичным видом переборщила.

— Не совсем… Мне нездоровится, а для нужного зелья не хватает акации… У тебя нет?

— Что с тобой? — запереживал Ваня. — Может, лучше я приготовлю?

— Нет, зелье простенькое, не в первый раз делаю, но мужчинам такие проблемы озвучивать неприлично, — практически не соврала я и подмигнула.

— Как знаешь, — не повёлся на мой игривый тон собеседник. — Пойдём, отсыплю тебе немного.

И как-то так получилось, что даже при своём нездоровье я умудрилась проболтать с ним в его домашней лаборатории пару часов. Но я же совершенно не виновата, что там несколько стеллажей с составляющими и готовыми зельями!

* * *

Когда я вернулась, Соня корпела над тетрадями уже дома, хотя стол для этого был явно маловат. Предполагалось, что учителя должны трудиться в учительской.

— Почему сюда работать пришла? — с интересом уточнила я, открывая холодильник. Пустота. Жрать нечего, попить, что ли?

— В учительской уже не интересно, — не отвлекаясь, поделилась она. — Сегодня самая обсуждаемая тема — твой роман с зельевиком. Я услышала про него много нового, но учителя уже пошли по третьему кругу.

Жаль, посидела бы ещё, наверное, услышала про мой роман с Нестеренко.

— И что узнала?

— Он плохо учился почти по всем предметам кроме зелий. Хотя и там не блистал, как ты, но уровень у него высокий, иначе бы прошлый зельевик в подмастерье не взял. Вредный был мужик. Что ещё? Ещё твой Ванечка вежливый, внимательный, добрый, но бабник.

— Бабник?! — аж подавилась я, не вовремя прихлебнув чаёк.

— Да. У него каждый год новая девушка из выпускниц. Они встречаются до мая, а потом расстаются.

Возмущённая столь вопиющим поклёпом, я фыркнула:

— И в каком месте это называется бабник?

Соня оторвалась от тетрадей, задумалась.

— Слушай, не знаю. Я как-то машинально пересказала тебе чужие слова. Да, девушек много было, но при желании же он мог бы и со всеми подряд крутить. Директор на романы смотрит сквозь пальцы. Разбивай сердца — не хочу.

— Вот именно, — подтвердила я. — А раз он до конца года не расстаётся, значит, это называется каким-то другим словом. Я надеюсь, его бывшие не умирают?

— Нет, живее всех живых. Одна даже здесь преподаёт… Что-то. У вещунов, что ли. Хоть твой ухажёр и предпочитает отличниц, но ни разу не крутил роман со старостой. Учился тут, потому что дедушка преподавал. Умер дед, правда, рано — Ваня только в восьмой класс пошёл, но парню всё равно разрешили закончить, в память, так сказать. Здесь, в Хужире, у него мать и старшая сестра, но они редко видятся.

Я пожала плечами. Ничего поразительного она не сказала. Конечно, человека с роднёй труднее перевезти в Иркутск, чем человека без родни, но это такие мелочи.

— Кстати, если тебя это порадует, — решила эффектно завершить рассказ Соня, — они намекали на то, чтобы я запретила тебе этот роман. Я сказала, что ты взрослая девочка и сама должна решать.

— Спасибо, — ехидно отозвалась я, стараясь в голос не заржать. Интересно, что бы тут случилось, попробуй она запретить?

Дальше мы занялись своими делами: я варила зелье, Соня продолжила проверять тетради. От меня работа особой сосредоточенности не требовала, поэтому взгляд блуждал по комнате. Уткнулся в подаренную Нестеренко коробку конфет, и тут же вспомнилось:

— Сонь, а ты смотрела материалы, которые Саша запрашивал перед смертью?

— Смотрела. От корки до корки.

— И? — намекнула я.

— Ничего интересного от слова «совсем». В последний раз он запрашивал биографию директора школы. Родственников, точную дату рождения… Я не знаю, что он там нашёл. Абсолютно бесполезная информация. Даже в отчётах о расходах школы тех лет ничего особенного нет.

Так, вот отчёты надо посмотреть после биографии. Их Нестеренко вряд ли приложил, так что придётся просить через него. Я думала приступить к этому сегодня, но Соня устала, легла спать пораньше, потребовала выключить свет… В общем, и зелье-то я доваривала под одеялом при светлячках, отчаянно желая переселить мешающую делу напарницу в ученический корпус с туалетами на улице.

* * *

Вот бывает, встаёшь в одно и то же время. Один день — бодрячком, а второй — зомби умней тебя. Сегодня у меня был второй случай. Я едва разлепила глаза, кое-как оделась, накрасилась, собралась и поковыляла в учебный корпус.

Но кто-то явно проснулся бодрячком, потому что эти упёртые гусыни нагло перегородили мне дорогу. Хотелось послать их матом, но было лень.

— Ты с первого раза не понимаешь? — нагло заявила заводила. Хотя, может, говорила уже другая. Я их помнить, что ли, должна?

— Вы на занятия не опоздаете? — участливо спросила я, невежливо позёвывая. Даже рот рукой не прикрыла — лень.

— Не твоя забота! — вякнула нахалка.

Ну, не моя — так не моя. Они сами с меня сняли всю ответственность. Я достала подготовленный флакон из кармана, брызнула на всю компанию так, что они закашлялись и полностью перестали обращать на меня внимание, и спокойно прошла через их курятник. Я-то к таким вещам привычная, для меня запах почти приятный.

Первый урок я проспала. Кажется, Макс пытался меня разбудить, но учительница словески не дала. Сказала, что с моей памятью я легко запомню заклинание, которое они будут сегодня разучивать. Лучше б Макс её не послушался, потому что сорок минут меня мучили кошмары, а проснувшись я сходу это самое проклятое заклинание выдала.

Выйдя из класса, первое, что мы обнаружили, — облепившую окна в коридоре толпу.

— Там что, концерт какой-то? — буркнула я недовольно, потом сопоставила, прикинула… и настроение поползло вверх.

— Так кто-то бегает… кидается боевыми заклинаниями… — докладывал самый высокий наш одноклассник, приподнимаясь на цыпочках. — Не пойму только от чего.

От комаров, вестимо, — довольно подумала я. Сорок минут эти идиотки не могут ликвидировать последствия моего зелья. Какая красота! Я-то уж боялась, что никто об этом инциденте не узнает, ан нет! Больше ко мне никто не сунется.

— Как здоровье? — с укором спросил голос за спиной.

Я вздрогнула — не ожидала, что у Вани занятие где-то рядом. Однако смутить себя не дала.

— Превосходно! Аж сердце радуется, и душа согрелась! — доложила я, повернувшись к нему.

— И тебе их ни капельки не жалко?

Ваня смотрел мне прямо в глаза, но я не могла понять, какие чувства его одолевают. Он пытается воззвать к моей совести или равнодушен? Или вообще смеётся где-то в глубине души, только виду не подаёт? Не хмурится, руки всё так же в карманах. Может, ему любопытно? Не понимаю. Он такой же, как на уроках. А когда мы с ним практически наедине, у него начинают гореть глаза.

— С чего бы? Они бы меня вряд ли сегодня с утра пожалели. Я же не специально искала с ними встречи.

Удивление. Я впервые смогла разобрать его эмоции. И прозвенел треклятый звонок.

ПРОЛЁТ ВОСЬМОЙ — С РАЗУМНЫМИ ДОВОДАМИ

Аркадий Игнатович Крупенёв работал директором с пятьдесят второго года. Его перевели из европейской части к нам вместе со всей семьёй — младшим братом и его женой, которых пристроили куда-то в магистерство. Жены у самого бывшего директора Ольхонской школы не было, детей тоже, о родителях нимангада неизвестно, дата рождения мутная — со вторым вариантом в скобках, место рождения — село Берёзовка, которых по стране у нас тьма тьмущая. Умер здесь, на турбазе, в год её открытия. А может, и не умер, но труп нашёлся и доставил много хлопот новым хозяевам.

В общем, если что-то здесь Саша и нашёл, то разве что отсутствие конкретики и любых зацепок. Я же пока не находила ничего. Оставалось надеяться только на отчёты по закупкам. Вот они-то мне многое могли прояснить. Наверное.

Соня вновь пришла рано, укоризненно на меня глянула и доложила:

— Сегодня в учительской две самые обсуждаемые темы: твой роман с зельевиком и твой роман с участковым!

— А о моём триумфальном хулиганстве не говорят?

— Директор сказал, что если в выпускном классе стая гусей не может справиться с одной лягушкой, то это позор. Они давно задирали ребят послабее, а как сами попались, так тут же жаловаться прибежали. Так что тему свернули очень быстро.

Довольная как никто, я осклабилась и попыталась напарницу подбодрить:

— Но ведь это прекрасно, что они говорят не о моей академической успеваемости и не о моём интересе к истории школы.

— Если только с этой точки зрения смотреть, — фыркнула Соня, кинула стопку тетрадей на стол и припечатала: — Только твоему Ване конкуренция, кажется, не очень понравилась. Он, конечно, уходил из учительской с улыбкой, но она была как приклеенная.

Вот тут я переполошилась. Не хватало ещё, чтобы из-за Нестеренко у меня роман сорвался!

Спрятав листочек с биографией бывшего директора в карман куртки в шкафу, я побежала искать Ваню. В комнате никто не открывал, в учебном корпусе ни из одного окна не пахло зельями…

Зельевик нашёлся на тропинке от учительской до жилого корпуса в окружении тех самых противных девчонок, которых я с утра побрызгала. Комаров вокруг них не летало, из чего я сделала вывод, что нейтрализовать зелье им помогли. И сделал это никто иной, как Ваня.

— Куда это ты? — стопорнула меня незнакомая девица, когда я попыталась просочиться в толпу. — Не видишь, Иван Аркадьевич разговаривает. Справился он с твоей пакостью.

— Руки убери, — тихо-тихо попросила я, но толпа почему-то замолчала и обернулась. Ох уж этот рабочий тон! Зато девчонка послушалась беспрекословно. — Если ты думаешь, что у меня не найдётся в запасе ничего покруче, чем шутовское зелье с почти мгновенно подбираемым нейтрализатором, то ты глубоко ошибаешься. А куда я хожу и зачем, это вообще дело не твоё. Всем всё понятно?

Атмосфера повисла гнетущая. Казалось, один Ваня не напуган, а будто бы утомлён всеми этими разборками. Он выглядел устало, но, когда обратился ко мне, ни злости, ни разочарования я не заметила.

— Лида, ты что-то хотела?

Взгляды встретились. Серьёзные, без тени иронии. Да, я хотела, чтобы вокруг него не бегала эта шпана. Он ещё не мой, а я уже ревную, потому что с его послужным списком он запросто может выбрать другую. Ткнуть в любую из этих. И он что-то хотел от меня, но я не могла понять что.

В итоге я подумала и быстро подошла к нему вплотную. Вот шаг между нами, а вот его уже нет — расстояние крошечное. Я чуть привстала на цыпочки, положила руки мужчине на грудь и прижалась губами к губам.

Со стороны могло показаться, будто у него есть выбор, будто он может меня оттолкнуть — я не держалась за него, просто коснулась. Кажется, секунду так думал и он сам. Но мы оба понимали, что притяжение между нами этого не позволит.

Ваня приоткрыл губы, обнял меня, прошёлся кончиками пальцев вдоль позвоночника. Я прижалась ещё сильнее, отдаваясь ему в поцелуе. Сейчас, на виду у всех, мы не могли позволить себе большего, и так уже переступив все границы. Было жарко, нестерпимо душно, кружилась голова, мутнели мысли.

Я и он. Он и я. Губы к губам, ласкаем ими друг друга, будто говорим на понятном лишь нам языке. Жарко, как от пламени. Руки по ткани точно раздувают этот огонь. Мои ногти уже скользят по его груди, затем прохожусь по коже подушечками пальцев. Как глоток свежего воздуха, когда моя блузка вдруг не заправлена. Ванины ладони касаются моей кожи — точно клеймо ставят. Совершенно неболючее и безумно приятное. Так бы и оставить их там навсегда…

— Иван Аркадьевич! — скрипящий голос как ледяным душем нас обдал — мы отскочили друг от друга, но ровно на шаг. Помешала нам какая-то учительница в возрасте — перед глазами мутилось, и я не видела эту мерзкую бабу. — Вы, конечно, крутите романы, сколько угодно, но не устраивайте стриптиз прилюдно, пожалуйста!

Свежий воздух успокоил. Я бы могла и прилюдно порносцену тут устроить — от стыда не умру. Но если у кого-то недотрах, то не буду травмировать нежную старческую психику. Обалделых лиц гусынь мне вполне хватит.

Чуть поправив кофточку, я гордо заявила:

— Из срочного у меня всё, — и отправилась обратно к себе.

* * *

Ночь стояла душная — кто-то явно намудрил с обогревом корпуса, и я битый час не могла уснуть. Окна у нас выходили на мангальную зону, где обычно никого не было — учителя гимназии оказались народом занудным. Поэтому, когда я увидела человека в беседке, удивилась безмерно. А уж когда опознала в нём Ваню…

Мешать я изначально не хотела — всё же надо уважать чужое право на одиночество. Но из окна его выражение лица было не разглядеть, а любопытство просто сгрызло меня за минуту. Наспех одевшись, я выскочила на улицу и обошла здание. Пригляделась.

Темнота сильно мешала. Он снова показался мне безумно уставшим. Я бы подошла ближе, но боялась, что он услышит шаги, поэтому щурилась издалека. Зря старалась — Ваня открыл глаза почти сразу же и посмотрел точно на меня. Как знал, где я стою.

— А тебе почему не спится? — спросил он, безошибочно опознав меня в темноте.

— Душно в комнате, — призналась я и поинтересовалась: — Я такая громкая?

— Нет. От тебя сильно пахнет травами, я всегда знаю, когда ты близко.

Ого! Вот это нюх. Я вот, наоборот, из-за огромного количества дурманных составов, с которыми работала, тонкие ароматы уже не улавливаю.

— Хорошо, что ты пришла, — решил он, сел ровнее, подобрался и кивнул приглашающе на место рядом с собой, — нам стоит поговорить.

Ваня сидел за столом на длинной лавочке. Точно такая же стояла с другой стороны. Но я подумала, скептически оглядела места и устроилась на столешнице. Ноги как раз оказались у парня перед глазами. Он криво, но беззлобно усмехнулся, поднял на меня взгляд.

— Лида, ты понимаешь, что вот так просто целовать учителя не очень хорошо?

Я хитро хмыкнула. Он тоже невольно рассмеялся.

— Ладно, неудачное начало. Давай попробуем по-другому. Если я как-то дал тебе повод…

— Вань, я тебе не нравлюсь, и ты пожалел, что флиртовал со мной напропалую пару дней? Или поцелуй тебе сегодня не понравился?

— Чёрт… — Ваня вскинулся, провёл руками по волосам, зачёсывая их назад. — Ты меня поймала. Тогда попробуем честнее.

— О, неплохой вариант, — съехидничала я.

— Не язви, — попросил он с лёгкой улыбкой. — Тебе всего шестнадцать, у тебя ещё впереди вся жизнь…

Я закатила глаза. И в шестнадцать-то такие разговоры не любила, а уж в двадцать семь…

— Я понимаю твоё возмущение…

Вряд ли. В полной мере его понимаю только я. Ну и, может быть, Нестеренко оценит.

— …но это действительно так. Перед выпуском из школы мир видится несколько иначе, чем он есть на самом деле.

Вот тут спорить не стану. В школе кажется, что взрослая жизнь честная, справедливая, чётко устроенная, а в итоге бардак какой-то.

— Я не знаю, до чего ты тут успел додуматься за половину ночи, но раньше крутить романы с ученицами тебе ничего не мешало, — напомнила я.

— Вот об этом я полночи и думал.

— Решил сменить политику и уйти в монастырь?

Он рассмеялся. Постепенно, пока мы говорили, ему становилось легче. Всё же нельзя оставлять людей в одиночестве. Такую чушь себе успеют напридумывать.

— Нет. Просто через год, даже раньше, ты совершенно точно уедешь в Иркутск.

— Так ты же, вроде, сам у Зеленского хотел работать. По-моему, отличный повод для переезда.

Ваня ещё раз рассмеялся.

— Вот все вы такие. Мы ещё встречаться не начали, а ты меня уже в Иркутск перевезла. А ведь никто ещё не знает, что случится через год.

Он опять про возраст. Я его в следующий раз стукну. Вот как объяснить, что если ты привык думать не задним умом, то это после школы не проходит? Да, ты понимаешь, что планы строить бесполезно — жизнь всё перекроит. Но надо же хоть немного подготовиться и набросать варианты.

— Я к тому, что это плохая отговорка.

— Да, наверное. Но я не о том. Я действительно могу и переехать, здесь меня уже ничего не держит. Но нужен ли я буду тебе через год? Красивой, умной, успешной?

Я выдала нечто непередаваемое, больше похожее на лошадиное фырканье.

— Вот скажи мне, — продолжил он. — Каким ты меня видишь?

Ответ на этот вопрос я точно знала, но такое трудно обличить в слова. К тому же я не оратор и не психолог, а тут очень трудно сказать что-то точно. Все описания кажутся гротескными и топорными, а характер человека всегда располагается будто бы между словами, а не в них.

— Ты очень спокойный и рассудительный. Тебе нравится заниматься зельями и, полагаю, не только ими, но ты совершенно не готов преодолевать препятствия. Если вспомнить пословицу про умного и гору, то ты ни вверх не пойдёшь, ни вокруг не станешь обходить — ты просто перед ней остановишься. Не знаю, будет ли тебя как-то терзать её присутствие, или ты отнесёшься к этому философски. Скорее второе. Больше сейчас не скажу, это самое очевидное.

— Чёрт… — Ваня опрокинул голову на ладони. — Вот откуда ты такая взялась?

— Я права?

— Более чем. Так что подловить тебя я не смог.

— Вань, — протянула я, пододвинувшись ближе и буквально подставив ему под нос свои коленки, — ты сам ни с одной из бывших не расставался?

— Ни с одной. Они все ушли, все девять. Точнее уезжали на лето и всё. Я не самый завидный жених.

— Может, стоило поехать хоть за кем-то?

— Не в этом дело. Яна вернулась сюда, преподаёт, но что было, то прошло. А за остальными не больно-то и хотелось срываться. Подозреваю, месяц-два, розовые очки бы спали… мы бы разбежались.

— Кстати, не факт, что тогда инициатором разрыва не стал бы ты, — заметила я важно. — Это тебе не школа, где кормят, поят, хозяйство раздельное. Они бы требовали, ничего не делая. Ты бы медленно пришёл в ужас… Только я всё равно не понимаю, почему мне нельзя целовать учителя, если мы друг другу нравимся, а руководство палки в колёса не вставляет.

— Я к тебе уже привязался. Через год будет очень больно тебя терять.

Я закатила глаза. Тяжко вздохнула. Ловким движением себя оказалась у Вани на коленях и обняла его за шею.

— Это самая тупая отмазка из всех, что я слышала, — доложила я и провела пальцами по его губам.

Он смотрел на меня с отчаянием, но заворожённый. Будто бы не девушка его ласкает, а ветер на крыше высотки или волны в Байкале — прекрасно и страшно одновременно. И нет возврата, если сделаешь лишний шаг.

Я могла бы сделать первый шаг за Ваню — схватить, заставить потерять равновесие и утащить в свою бездну. Но я ждала, когда он сдастся.

Незаметно он прижал меня к себе. Ещё недавно не держал даже, а тут я так близко, что не выбраться. Второй рукой перехватил мою кисть, мешая дразнить его губы. Поцеловал тыльную сторону ладони. Запястье. Локоть. Плечо…

Реальность померкла — остались мои вздохи, его поцелуи и дымка из-под полуприкрытых ресниц. Я двигалась, ведомая, выгибаясь навстречу, и не заметила, как оказалась спиной к нему. Днём в нас горела страсть — сейчас окутывала нежность. Игривые, будоражащие укусы на шее, касания пальцев под блузкой — всё это заставляло меня таять.

Пуговки на блузке он расстёгивал по одной, я едва не сошла с ума, пока дождалась момента, когда смогу скинуть её, выпорхнуть из рукавов точно птица из клетки.

— Где нравится? — спросил Ваня внимательно, прокладывая вдоль позвоночника дорожку из поцелуев.

— Везде, — честно ответила я, подумала и распрощалась с лифчиком.

— Маленькая развратница, — шепнул зельевик, прижимаясь ближе. Я хотела возразить, что развратница я большая, но мужские руки коснулись сосков, сжали груди. Я выдохнула-вскрикнула и расхотела что-то говорить. Хотела лишь чувствовать его.

Края Ваниной футболки я подцепила ловко, потянула вверх. На миг ему пришлось поднять руки — и светлая ткань полотнищем взмыла у нас над головами, а потом опустилась на стол.

— Нас же просили не устраивать стриптиз в общественных местах, — усмехнулся мужчина, окутывая меня собой точно пледом — горячим и гладким.

Я чувствовала Ванино прерывистое дыхание, ощущала напряжение, желание. Его слова я оставила без ответа. Слова вообще были лишними. Только дыхания, касания, тела. А слова — пустышки.

Ваня скользнул рукой мне под юбку. Осторожно, точно боясь моей реакции. Но как я могла отреагировать, кроме судорожного вздоха и горячей волны по всему телу? Сойти с ума, хотеть большего. Откинувшись назад, выгнувшись, я взволнованным шёпотом потребовала:

— Хочу тебя.

— Уверена? — удивлённо спросил он. — Я бы ещё послушал твои стоны…

— Хо-чу те-бя, — повторила я чётче. Может в первый раз выразилась неясно? — Я хочу, чтобы ты меня взял. Прямо сейчас, прямо здесь, сию секунду. Я более чем уверена. Мне надо тебя уговаривать?

— Попробуй, — усмехнулся он. Ах, он…

Я выскользнула из рук и развернулась. Под затуманенным взглядом медленно встала коленями на лавку так, чтобы мужчина оказался у меня в плену. Грудь к груди, дыхание неровное, уже одно общее, а не два разных, потому что грань между нами трудно провести. Я обхватила Ванино лицо руками, коснулась губ медленно, ласково. Позволила открыться мне, а потом сама повела этот танец. Губами, языком, подаваясь навстречу всем телом. Желание мужчины я ощущала всё явственнее и распалялась от этого сильнее; возбуждалась от собственной власти.

На пару секунд нам пришлось прерваться, чтобы Ваня пересадил меня на стол и всё же скинул штаны — сдался. Мы повторили уже пройденное сначала, только быстрее набирая обороты и теряя голову. С каждым мгновением становились ближе и ближе друг к другу — настолько, что мы уже одно целое.

В самом конце я не сдержала крик. Кажется, он был громким, потому что когда мы, насытившись друг другом, остановились, позволяя прохладному воздуху привести нас в чувство, в учебном корпусе загорелось одно из окон. Пришлось торопливо нырять под стол и ждать там, сдерживая смешки, пока свет погаснет.

— Я у тебя не первый? — вдруг спросил Ваня, когда я уже натягивала блузку.

— А что, есть сомнения? — с усмешкой спросила я, застёгивая пуговки.

— Не ожидал. Думал, попробую тебя соблазнить, ты испугаешься…

Я хрюкнула и сдавленно захихикала в кулак. Не перебудить бы тут всех учителей.

— Между прочим, ничего смешного! — назидательно заметил Ваня, но смех уже и его разбирал. Хотя подозреваю, мой пример просто оказался слишком заразительным. — До этого ни одна не дала с первого раза, даже если с девственностью попрощалась давно! А ведь я, как истинный джентльмен, и так месяц выдерживал.

— Ох, — выдохнула я, призвав себя к порядку. Вот узнает он, сколько мне лет — обхохочется. — Я тебе все коварные планы срываю. Не пора уже смириться и перестать воспринимать меня как обычную маленькую девочку?

— Может, и пора, — улыбнулся он. Сразу видно, после хорошего времяпровождения дурных мыслей у него в голове стало в разы меньше. Уже без стеснения, Ваня подошёл и обнял меня, вдохнул аромат волос. — Тогда давай по-взрослому. Ходят слухи, к тебе тут какой-то тип из маглиции клеился…

— Нестеренко-то? — оторопело переспросила я. Прям не знала, что ответить. Кстати, как у него имя я тоже не знала, чем и поспешила поделиться. — Да я даже, как звать его, не знаю. И я его сразу предупредила, что у меня тут почти парень. Он сказал, всё равно конфеты таскать будет, но мы же можем их вместе есть?

— Шустрая какая, — хмыкнул любовник. Ещё раз принюхался… — Ты интересно пахнешь. К тебе примешались запахи зелий, как к моему наставнику, бывшему здешнему зельевику. Только они все слабые, но некоторые ноты такие, будто ты варишь одно или несколько зелий регулярно. Мёд с лимоном очень чёткие. Вербена, сандал, олива… ель.

По спине пробежали мурашки вовсе не от удовольствия. Вот это ничего себе! Он назвал все растительные ингредиенты моего отвара молодости! Все! Хорошо, что камни не пахнут, а то раскусил бы меня прямо здесь.

— Редкий состав, но где-то я его встречал…

— Это косметические, — попыталась я спасти положение. — Я для мамы и для себя делаю постоянно.

— Да, — подтвердил он скорее для себя, — вряд ли бы ты стала переводить изумруды…

Вашу мать! — хотелось закричать мне. Шпион, блин! За полминуты он вспомнил, где встречал состав и добрал компоненты! И это он ещё переживал из-за моего скромненького за целых полчаса составленного списка зелий?

Сделав глубокой вдох, я удержалась от комментариев и просто расслабилась в его руках. Изумруды не пахнут — изумруды к делу не пришьёшь.

ПРОЛЁТ ДЕВЯТЫЙ — С КОВАРНЫМИ ПЛАНАМИ

Спала я в итоге плохо. Не из-за того, что у кого-то слишком острый нюх. Просто мне приспичило подумать о его бывших, мысли натолкнулись на случайно упомянутую Яну, которая, судя по оговорке Сони, здесь преподаёт… И они мне очень не нравились. Я не ревновала — я не могла сложить два и два.

— Сонь, — спросила я с утра, собираясь на уроки, — а что ты знаешь про ту Ванину бывшую, которая здесь работает? Яна, вроде.

— Тебя отшили из-за неё вчера? — вместо нормального ответа принялась язвить моя напарница. Р-р-р! Я ведь так и зашибить могу случайно. Времени-то трепаться нет.

— Никто меня не отшил, — промурлыкала я, сразу давая понять, как у меня с личной жизнью. — Просто Ваня сказал, что она его бросила, когда уехала, потом вернулась обратно и отношения восстанавливать не стала. А я вот думаю, думаю… Для такого причина — либо очень серьёзный дефект парня, либо другой ухажёр…

— Сначала соблазнила парня, теперь изъяны ищешь? — снова попробовала поддеть меня Соня.

Да чтоб я ещё раз с плохо знакомыми коллегами влезала в столь затяжную авантюру! Отравлю же чем-нибудь с психу…

Больше я уточнять ничего не стала. Отсидела на уроках с отсутствующим видом, вышла на улицу. Мысли о Яне из головы не пропадали, даже больше — заполнили её настолько, что направить расследование в какое-то другое русло я была не в состоянии.

Итак, кто должен знать о бывших Вани? В точку. Те гусыни.

Одну из них после десятиминутной прогулки кругами по территории я нашла. Я бы ещё посомневалась, она не она. Но на меня так зыркнули, что вопросов не осталось.

— Приветик, — ухватила я девушку за руку, когда она попыталась уйти. Надо сказать, такого она совершенно не ожидала, поэтому вытаращилась как на привидение покойного дедушки. — Ты же наверняка знаешь кое-что о той Яне, которая раньше встречалась с Иваном Аркадьевичем?

— Твоё какое дело? — огрызнулась гусыня и попыталась вырваться. Только дудки! Чары связки рук меня в маглиции научили накладывать быстро и незаметно.

— Праздное любопытство. Однако не спеши считать это несерьёзным поводом для беседы. Я когда хочу что-то узнать, прям на любые жертвы пойду. А зелье правды крайне невкусное, даёт эффект уже после одной случайной капли, даже подмешанной в еду, действует не меньше часа, а несварение желудка потом на неделю. Так как, готова со мной по-дружески поболтать?

Девчонка смотрела на меня подозрительно, явно оценивая. Почему-то заявить, что зелье правды для меня дороговато, она не посмела. Нехотя, желая как-то отвертеться, она всё же спросила:

— А что конкретно тебя интересует?

— Кто такая, чем живёт.

Собеседница пожала плечами.

— Обычная училка. Эту гимназию окончила лет семь назад. Вещунья. Иван Аркадьевич с ней встречался с одной из первых, потом она в Иркутск уехала — вроде, мать к знахарю устраивала, болеет она чем-то серьёзным. А когда вернулась, они расстались. Иван Аркадьевич очень переживал! И до сих пор…

— Ближе к делу. У неё тут дом? Бизнес?

— Половина дома, но там старшая сестра живёт, а сама Яна Владимировна в гимназии. Бизнеса нет.

— Жених?

— Тоже нет… — оторопело протянула девчонка, будто по моим вопросам поняв что-то. — И любовника нет. Если только она так с Иваном Аркадьевичем…

— Нет, — коротко отрезала я, хотя отсутствие любовников мне тоже не угодило. — Что-нибудь ещё конкретное о ней знаешь?

Собеседница быстро замотала головой. Чары я сняла, кивнула. Она тут же этим воспользовалась и убежала, куда глаза глядят, оставив меня в странной задумчивости. Эта Яна продолжала мне не нравиться. Зачем возвращаться в дыру, если здесь ничего нет? Уж захудалую работу можно найти в Иркутске, если там мать лечат.

Пока думала, я стояла на одном месте и притоптывала ногой. Ситуация напоминала мне квест из компьютерной игры чномсов: торчишь ты на распутье, оглядываешь окрестности и совершенно не знаешь, в какую сторону сунуться искать улики. Но там нужное всегда подсвечивается, а ненужное и взять нельзя. Оставалось только прогуляться в надежде на озарение.

Пока я сообразила, что можно хоть на фотографию этой Яны взглянуть, прошло три круга. Всё-таки не опер я, не опер. И вот я развернулась, направилась в учебный корпус… И наткнулась на хромающую буряточку лет пятидесяти. Пройти мимо я почему-то не могла.

— Вам помочь? — участливо осведомилась я, подойдя ближе.

Ой, спасибо большое! будто и не ожидала женщина. Да только сейчас как назло у всех знахарей занятия. Не до моей мозоли.

Так можно же зельем, мигом сориентировалась я. Всё можно делать зельем, главное уметь делать зелье.

— Я сама с зельями не в ладах, а Ванечка тем более на уроках. Он же у нас один, незаменимый.

— Оно же совсем простенькое! — удивилась я, подхватывая её под локоть и помогая добраться до ближайшей лавочки. — Если не боитесь, я могу. Сейчас только раздобуду где-нибудь под ногами подорожник с тысячелистником… Сушёные, конечно, были бы лучше…

Пока я осматривалась, женщина порылась в своей сумке и достала оттуда альбом. Бодро зашуршала страницами и, остановившись на одной, внезапно принялась что-то вытаскивать.

— Вот, держи, — обрадованно предложила она, вытаскивая засушенную россыпь белых цветочков на длинном стебле аж с корнем. — Подорожник сейчас найду. И стакан у меня где-то был.

Вау, — едва не сказала я, правда глаза меня, судя по всему, выдали.

— Я ботаник местный. Аюна Игоревна.

— А-а, — протянула я как-то бестолково и пошла искать веточку для размешивания. — И не жалко гербарий раздёргивать?

— Так на хорошее дело, — подмигнула Аюна Игоревна, доставая подорожник. — К тому же я потом у себя в ботаническом саду наберу ещё.

— А здесь есть ботанический сад? — удивилась я. Боги мои, я же, оказывается, не знаю, что здесь есть! И на духов бы местных как-то выйти надо… То идей нет, то не пойми, за что хвататься! — Кстати, меня Лида зовут.

— Очень приятно! А сад у нас небольшой и в основном с местными растениями, хотя нам отстроили и теплицы. Вон там сосны виднеются.

В указанном направлении действительно виднелись сосны, а не крыши домов. А я думала, дотуда далеко. И я думала, там лес. Плохо я думала, не тем местом. Всё-таки надо заниматься чем умею, а не за опера улики искать — с этой мыслью я залила растения питьевой водой и стала сосредоточенно помешивать. Два круга влево, три вправо, рисуем крест, затем две звезды… Потихоньку-помаленьку снадобье густело, превращаясь в мазь, я размешивала уже только по кругу, а Аюна Игоревна решила поговорить.

— А это ведь ты новая Ванина девочка? — хитро спросила она.

Тут я задумалась. С одной стороны — да, с другой — постель не повод для знакомства, и сам Ваня может меня своей новой девочкой не считать.

— Вроде как, — уклончиво ответила я.

— Почему столько сомнений в голосе? Уже вся учительская о вас говорит.

— Он ещё сопротивляется, — доверительно сообщила я, а собеседница рассмеялась. Ей уже можно было — мазь я как раз доделала и отдала.

— Наверное, он себе цену набивает, потому что мне он о вашем романе говорил как о состоявшемся факте.

— Да? — безмерно удивилась я.

— Да. Сказал, что в этот раз его девушка разбирается в зельях чуть ли не лучше его самого.

И это говорит человек, который с ходу унюхал весь состав моего отвара молодости? Он издевается, что ли?

— Как-то сильно он меня расхвалил, — пробормотала я, не зная, что сказать.

Я, конечно, была отличницей и всё-такое, но на класс нас было несколько, и в зельях я двоим даже уступала. Точнее, мы попеременно держали «пальму первенства» — не понять, кто лучше. Хорошо, работа в маглиции их не привлекала, и мы так и не проверили лидерство на практике, взяв в судьи Ардова.

— Кстати, — решила перевести я тему — информации о Ваниной позиции по вопросу нашихотношений мне хватило, — а лешие в ботаническом саду водятся, или надо в лес выходить? Я всё пообщаться хотела, но в Иркутске с ними туго. На курорте Ангара только, но такие зажравшиеся… С белок мзду собирают.

— Наши приличные были, вежливые всегда. И не только в заповеднике жили. Целая семья домовых тут поселилась: им нравилось, просторно очень, каждому отдельный дом, и все рядом. С основания жили, сколько поколений сменилось… После перестройки все ушли, — печально закончила она, невидящим взором глядя куда-то вдаль — прошлое, наверное, вспоминала. Даже ногу мазать перестала, и рана уже потихоньку зарастала, впитывая состав.

— Как все? — опешила я и тоже села рядом. Я сама жила без домового, но давно хотела завести. Все, у кого они были, говорили, что домовой — незаменимый помощник, и непонятно, как раньше без него обходились. Чтоб выгнать целую семью… — Это ж сколько денег теперь на уборщиц!

— Дирекция может себе позволить, — поморщилась Аюна Игоревна. — Так же, как и кучу артефактов, отпугивающих нечисть и упырей, и зелий, которыми все лестницы облиты.

— Это типа от «проклятья», которое учеников изводит?

— Угу, — поморщилась она. — Проклятье. Правда, логики я не понимаю. Валера уверен, что оно действительно существует, и ему просто нипочём все расставленные ловушки и пугалки. Но раз они не действуют на такого сильного духа, то не проще ли их вообще убрать, чтобы не травмировать доброжелательную мелочь.

Вот я тоже так считала, но выводы на основе этого делать побоялась. Как показала практика, не все люди одинаково считают, когда арифметика становится сложной.

* * *

До стенда с фотографиями я всё-таки дошла, хотя и поздно. Нашла эту Яну в самом нижнем углу, так что пришлось сесть на корточки, чтобы хорошенько рассмотреть.

Ничего особо примечательного в ней, на первый взгляд, не было. Выглядела она молодо — хотя и не моложе меня. Внешне мы с ней были чем-то похожи. Такие же русые волосы, только у меня чуть темнее, с небольшой чёлкой наискось и распущены, а у неё светлые, на вид ломкие и зализаны в хвост. Большие зелёные глаза, но опять же, у неё чуть светлее. Курносый нос. Овал лица тоже будто бы одинаковый… пухленькие щёчки, острый подбородок.

Чем больше я смотрела на фото, тем меньше мне нравилось наше сходство. А потом я увидела её серьги… В камнях по долгу службы я разбираюсь: то один, то другой перетирать приходится. Вроде бы, должна по фотографиям различать, но тут мне показалось, что глаза подводили. Камни безумно напоминали бриллианты, просто до одури, но девять в каждой серёжке… и крупных, около карата. Да не может быть, такие стоят больше однокомнатной в Иркутске!

— Вот ты где! — вдруг схватили меня за плечо.

Я аж подпрыгнула, вырвалась из хватки и чуть не вломила на всякий случай… К счастью, я не оперативник, поэтому реакции на такое не хватило — Эржена осталась цела и невредима.

— Так и знала, что найду тебя здесь.

— Видела?

Та фыркнула, будто я ляпнула несусветную глупость, и объяснила:

— Виденья, связанные с человеком, у вещунов бывают только в его присутствии. А тебя я вообще читать не могу, если ты забыла. Просто догадалась, что если тебя нигде нет, то ты опять здесь ошиваешься — все говорят, что ты любознательная.

— Так ты искала меня, — сообразила я и на всякий случай отступила на шаг.

Эржена огляделась по сторонам, никого не заметила, но, тем не менее, шагнула мне навстречу аж два раза и заговорила шёпотом:

— Мне иногда кажется, здесь и у стен есть уши. Я просто проверила всех старост в этом году — никто из них не умрёт. А ты новенькая, тоже хорошо учишься, и я тебя не вижу. Это можешь быть ты.

Вау! Оу! У… Сегодня какой-то день неожиданностей и открытий! Сильно хотелось снять артефакт и проверить, но крыша ещё держалась на месте.

— А раньше ты видела смерти? — с подозрением спросила я.

— Иногда. В свой год старосты всегда проверяют.

— То есть видят само преступление? — ещё сильнее насторожилась я.

Эржена глянула мне в глаза и покачала головой.

— Ничего, только тело у подножья лестницы. Наша бывшая учительница говорила, что здесь само место мешает предсказывать нормально и создаёт помехи — слишком сильный мистический фон. Она даже уволилась из-за этого.

Мистический фон? Надо глянуть хоть, что за зверь, а то я такого из школьной программы не помню. Хотя чего греха таить, я сейчас ничего из программы не помню, кроме того, что нужно по работе.

— И никто не пытался спасти жертву? — не поверила я.

— Когда я была в пятом классе, Оля пыталась. В тот год погибла она сама, — поделилась Эржена, а у меня аж мурашки пробежали по телу. — Потом ходили слухи, будто девочка, которую она пыталась спасти, тайком встречалась с её парнем. Я мелкая тогда была, но мне кажется и Вера, и Стас искренне горевали. Не могли они так поступить… Они дружили. Больше из вещунов никто не умирал.

— Так, — задумалась я, пытаясь свести информацию воедино и найти правильные вопросы. Однако вопрос напрашивался только один: — А мне-то ты почему всё это рассказываешь?

Нет, спасибо, конечно, но я ещё помню, что на мне тут форма без погон и с короткой юбкой. Впрочем, в маглиции у меня тоже юбка короткая, но поприличнее.

— Потому что если это не ты, то это я, — трагическим шёпотом просветила она и добавила: — Спаси меня…

— Ась? — переспросила я излишне громко, выпучив глаза. У меня что удостоверение из кармана торчит, а я не вижу?!

— Я чувствую, что у тебя есть какая-то власть, которой нету нас. Возможность, на всё это повлиять. Скажем, сильная связь с духами или контроль над этим местом. Ведь бывает же, что ученики одной специальности и не предполагают о своих скрытых талантах в другой сфере. Не знаю, что это. Честно.

Зато я знаю. Паршивый казённый артефакт. Ещё раз меня зашлют куда-нибудь под прикрытием — куплю свой. Естественно у меня больше шансов во всём этом разобраться, чем у простых школьников.

— А свою судьбу ты не видишь?

Эржена помотала головой.

— А попросить кого-то проверить? Из одноклассников?

— Нас семь, я самая сильная. Остальные на такое попросту не способны.

Толку-то от этих вещунов.

— Интересно, а кто-то из уже состоявшихся вещунов может в этом разобраться…

Собеседница без энтузиазма пожала плечами и пояснила:

— Моя бывшая учительница не смогла, а она сейчас устроилась на престижную работу и, приезжая сюда, как-то упомянула, что держа свою фирму, получала бы меньше. Ей только за выезд платят такие суммы…

То есть вариант попросить в отделении нанять какого-нибудь вещуна на это дело накрывается медным тазом. Дело и так не очень-то «горящее», а денег в управе и вовсе нет. И не было. И не будет. И вообще их жаба задавит всех.

— Ладно, если вдруг проснётся какой-то дар — обязательно помогу, — заверила я и прикинула, что надо успевать извлекать выгоду, пока она тут рядом. — А ты говорила про старую учительницу. Кто у вас сейчас преподаёт?

— Яна Владимировна, — поморщилась Эржена. — Пустозвонка. Сама не сильна в предмете, а зачем-то учит. У нас поэтому класс и слабый. Да и вся специальность. Кто хоть чего-то стоит, сидит над учебниками и самостоятельно разбирает материал.

— А почему ты здесь тогда?

— Я из-за Ирины Аскольдовны сюда поступала, а когда она ушла, мама уже не дала перевестись. Ближайшая школа, где учат вещунов, в Якутске. Её это не устраивает — я слишком далеко. Вот она мне каждый раз во время разговора о переводе и ездила по мозгам: «Да у вас чудесная гимназия, да как же, как же!» — передразнила девушка, фыркнув, и устало прикрыла глаза. Представляю, как она нервничает, оказавшись под ударом ради обучения в месте, где всё приходится изучать самой. Не позавидуешь. — Ой, — вдруг опомнилась она. — Ужин же. Пойдём?

При упоминании ужина я скривилась. Кормили тут всех в столовой, которая мне не нравилась как из-за жуткого количества людей, напрочь меня деморализующих, так и по меню. Вроде и неплохо, но всё не так: не то и не моё. В результате я обычно размазываю гарнир по тарелке, объедаю мясо и выпиваю полстакана компота. И постоянно с тоской вспоминаю, что в учительском корпусе есть практически никому не нужная кухонька. Кажется, пора взять себя в руки и пойти готовить. Тем более что мы с собой на всякий случай привезли продукты.

— Знаешь, наверное, я сегодня пропущу. Иди без меня, — кивнула я и отправилась на ратные подвиги.

ПРОЛЁТ ДЕСЯТЫЙ — С БЛАГИМИ НАПЕРЕНИЯМИ

Плов пах изумительно. Я стояла над плитой, гипнотизировалась ароматом и с нетерпением ждала, когда же это всё приготовится. С обедом у меня сегодня практически не сложилось, так что ужин оставался последней надеждой.

Учителя ушли в столовую всем составом, поэтому в корпусе стояла блаженная тишина, которая должна была продолжаться ещё от получаса до часа. Поэтому бег по лестнице, судя по звуку, не то слона, не то медведя, произвёл на меня неизгладимое впечатление. А уж когда заорали: «Лида!»

В коридор я вышла прямо с ложкой плова, которую собиралась попробовать. Ваня нёсся мне навстречу, рискуя сбить с ног. Пожар, что ли, а я не в курсе? Или с Соней что случилось?

— Лида, — ещё раз повторил мужчина, схватив меня за плечи. Отдышался. Нет, раз отдышался, значит, ничего срочного. — Лида, не надо этого делать! — вдруг выдал он.

— Ась? — переспросила я, не понимая, о чём речь. Не может же он про плов говорить. Или кто-то сдал Эржену? Только когда успели…

— Мне сказали, что ты Яной интересовалась. Лида, Яна в прошлом, у нас с ней всё кончено, можешь не переживать. Не надо ничего предпринимать… Я же уже с тобой…

— Что предпринимать, Вань? — нахмурилась я. Ситуация начинала подбешивать. Терпеть не могла чего-то не понимать, а тут явный бред. Перегрелся он, что ли? Или такой параноик, что из-за этого от него девчонки и бегут?

— Лида… не обманывай меня. Я же сразу всё понял, как зашёл сюда. Шафран, барбарис, перец, тимьян, кориандр, куркума…

Сначала я не сообразила, к чему он клонит, перечисляя специи из плова, но когда догадалась… Я буквально вскипела. Стоило ему приоткрыть рот, чтобы заикнуться про зиру, как я вырвалась и со злостью всунула ему подготовленную ложку.

— Рис и мясо, а не розовый кварц и шпинель! — сообщила я, пока он оторопело пережёвывал. — Я готовлю плов, а не любовное зелье! И поскольку ты явно сбежал с ужина не пожравши, то могу поделиться с тобой своим, — выделила я последнее слово.

Ваня стоял с полминуты как громом поражённый, а потом расхохотался. Он закрыл лицо руками, прислонился спиной к стене и совершенно бессовестно ржал, медленно сползая на пол под моим мрачным взглядом. Ладно, хотя бы не упорствует — значит, не безнадёжен. А то мог бы обвинить меня в том, что я в плове скормила ему это самое зелье.

— Лид… прости… — прошептал он сквозь смех. А когда убрал руки от лица, принялся вытирать проступившие от смеха слёзы. — Я дурак, честно. Я же учуял мясо…

— Ладно, — надоела мне эта бестолковая беседа, а на голодный желудок ещё и было как-то не смешно. — Есть будешь?

— Буду, — кивнула Ваня, собрался с силами и поднялся.

Жевали молча, пока я не осилила полтарелки и не подобрела. Ещё свою роль сыграло то, с каким аппетитом Ваня уплетал. И я рискнула завести разговор:

— С чего ты решил, что я собралась опоить тебя зельем, после того как мы переспали?

— Да мне тут донесли, что ты Яной интересовалась. В такой… недружелюбной форме.

— Наглый поклёп, — отрезала я. — Недружелюбной она была бы, подлей я сыворотку правды.

— Вот про неё мне тоже сказали, только я их успокоил, что она дорогая и хранится недолго…

Я хмыкнула, Ваня аж ложку у рта задержал.

— Надеюсь, они мне не поверят, — решил он, убедившись, что меня эти два фактора не остановят, и продолжил: — Так вот. Донесли мне, и тут тебя за ужином нет, хотя обычно ты с мамой. Вот я и решил сходить, поискать… Захожу, а тут такой аромат.

— Просто я устала от казённой баланды и захотела нормальной еды.

— А я не могу понять, почему ты не спросила у меня, а полезла непонятно куда, если не собираешься ничего нехорошего делать. Вот и почудилось, будто ты меня приревновала к бывшей и собралась решить вопрос радикально.

Склонив голову набок, я глянула на зельевика и усмехнулась. Интересно, как же это я себя показала, что ему почудилось, будто шестнадцатилетняя девушка, почуяв соперницу, побежала варить любовное зелье? Правда, зачем мне Яна, я решила не говорить и тему перевести:

Нет, вот к чему к чему, а к любовным зельям я вряд ли прибегать стану. По крайней мере, для себя.

— Гордость? — с хитринкой спросил Ваня.

— Да что ты! Иногда все средства хороши, просто это неэффективное.

Да что ты? — удивился он, будто сам опаивал ими всех подряд или, как минимум, продавал. — Это, с шафраном, очень даже хорошее. Какие попроще могут и в голову дать, а это действенное, чувства в нужное русло направляет и потом не резко обрубает до отвращения, если перестать поить, а постепенно эффект сходит. Иногда даже переходит в настоящее чувство.

Вот не общалась бы сама, прям заинтересовалась бы и кому-нибудь сварила для проверки. Но, увы, в моём послужном списке оно уже встречалось.

— Да знаю я его, — отмахнулась я. — У меня как-то случай был… — тут я запнулась и скорректировала версию: — Подруга историю рассказывала. Одна тётка такое сварила и подлила богатому соседу по даче. Она-то замуж хотела, а он к ней страстью воспылал, да мозги на месте. Жениться он и не думал, но домогаться стал так, что чуть не изнасиловал. В общем, ей пришлось заявление в маглицию писать.

На этом я хотела закончить, дабы не вдаваться в подробности, но Ваня неожиданно заинтересовался:

— Ничего себе. И чем закончилось всё, знаешь?

Пожала плечами. Подумала. Сдалась.

— Никто понять не мог, чего она в маглицию обратилась. Ясно, что оба волшебники, но он до применения магии не доходил. А потом на допросе один из друзей этого пострадавшего сказал, что соседка ему никогда вообще не нравилась и с чего вдруг такие чувства — непонятно. Взяли кровь на анализ, а там парочка странных примесей. Сделали нейтрализатор, определили ещё несколько составляющих по эффекту.

— Но ведь это же очень трудно!

— Да ничего такого, — пожала я плечами. — Там главное за реакцией следить внимательно и всё подмечать. А чем больше компонентов определил — тем проще.

Правда, мужик задолбался пить «всякую гадость», но после исцеления пару месяцев то с букетом забегал, то с конфетами.

— Хочешь сказать, и ты так можешь?

— Хочу сказать, и ты б так смог, если бы не твой читерский нюх, — проворчала я, однако, Ваня внезапно остался доволен, а не впал опять в задумчивое уныние. Как же они в этой дыре парню самооценку угрохали… А мне теперь хвалить и хвалить.

— Так с чего ты вдруг полезла про Яну узнавать?

Ять! Вспомнил же, с чего начался разговор, когда я, казалось, так старательно тему перевела. Но тут секреты не разведёшь — ещё чего-нибудь не того придумает.

— Да решила поинтересоваться, что за девушка тебе в душу запала. Мне кажется, мы с ней похожи внешне.

— Нет, — покачал он головой, — вы совершенно разные. Она спокойная, молчаливая, немного загадочная. Не любит говорить о себе. Яна хрупкая и нежная, она хочет, чтобы её любили и ей восхищались. А ты способна любить просто так, потому что ты живая, а не фарфоровая кукла.

О любви, конечно, сейчас трудно было говорить что с моей стороны, что с его. Так, симпатия, лёгкость в общении, увлечённость друг другом. Я не привыкла слепо доверять малознакомым мужчинам, как бы они мне ни нравились. У Вани же явно болело сердце по этой странной фифе с бриллиантовыми серёжками. Кстати, о них.

— А здесь преподавателям много платят?

— Эй, что за корыстный вопрос? — засмеялся он, не понимая его причин.

— Да я просто понять не могу, настоящие у твоей бывшей бриллианты или нет. По фото не угадаешь.

— Настоящие, только они не на учительскую зарплату куплены. У неё отец бизнесом занимался, сколотил неплохой капитал. После его смерти, конечно, почти всё ушло на похороны и на лечение матери, но кое-что осталось. Так что таких подарков я делать не смогу, — подмигнул он хитро, поставив меня в неловкое положение. Боги, как же я со стороны выглядела-то некрасиво…

Увидев моё смущение, Ваня так гаденько хихикнул, что я сразу поняла — издевается. Покачав головой, я не стала за это выговаривать, а принялась чистить посуду.

— Кстати, а о твоём бывшем не хочешь мне рассказать?

— О каком? — переспросила я, но собеседник не совсем правильно понял вопрос.

— Ты же говорила, что я у тебя не первый.

— Ну, — согласилась я и, плохо подумав, ляпнула: — Про какого из?

И тут же до меня дошло, что я сказанула! Мне же шестнадцать! Ну откуда, откуда у меня много парней? Хотя…

— А у тебя их было несколько?

К этому вопросу, я уже успела сопоставить свой послужной список с нужным возрастом, отредактировать и поделить, чтобы не совсем уж врать, и с гордостью выдала:

— Два.

— Давай про обоих! — великодушно разрешил Ваня.

— Да там ничего интересного на самом деле, — пожала я плечами и припомнила: — Мой первый сначала повстречался со мной, потом ушёл от меня к моей однокласснице, потом со мной, потом с ко… другой одноклассницей, потом опять пробовал со мной и опять ушёл ко второй однокласснице, потом опять ко мне, потом вернулся ко второй? — запуталась уже я в его похождениях. Помню, что после него я парней на работу приводить перестала от греха подальше. — Нет, потом он вернулся к однокласснице… в смысле к первой. Потом мы с ним случайно переспали, когда они поссорились, и на этом, в общем-то, всё.

На днях у них будет свадьба, но я по понятным причинам не приду.

— А говоришь, ничего интересного. Я уже с нетерпением жду второго!

— Там скромнее. Началось всё с того, что я заехала его другу по челюсти, и он впечатлился…

Курс самообороны на работе даром не прошёл.

— …В итоге он начал караулить меня после школы, вытаскивать к друзьям, опиваться дурманами…

Их состав, кстати, интересовал меня тогда куда больше, чем сам парень, ведь я только училась разбирать зелья по компонентам, а тут такой шикарный практикум! Они варили не одно, а штук тридцать.

— В итоге расстались мы, когда он завалился ко мне домой в пять утра. Спасибо с едой — иначе б я его сразу прибила, но для меня это стало последней каплей.

— А как мама отреагировала?

Кусающийся жёлтый, вашу мать! Мама-мама-мама… Как присобачить маму к истории взрослой незамужней женщины, живущей в своей квартире?

— Мама к подруге в другой город ездила как раз, так что она до сих пор не в курсе.

— Ага! — обвинительно сказал кто-то, зайдя на кухню.

Я аж вздрогнула — так незаметно подкрался обвинитель. И оказался им никто иной, как Валерий Валерьевич, который с укором смотрел почему-то не на нас, а на сковородку с остатками плова.

— Мы вас там ждём, переживаем, что вы голодные…

Вот уж вряд ли кто переживал. Скорее опять кости перемывали, отпуская ехидные комментарии о том, чем мы тут насыщаемся. И думали они отнюдь не о съедобном — слишком взрослый и испорченный учительский стол.

— А вы… А у вас… плов, — подытожил он и, кажется, сглотнул слюну. Потом посмотрел на него ещё немного и добавил: — Со свининой.

Его красноречивый, вожделеющий взгляд смутил меня сильно. Я понимала, что он мужчина холостой, и готовить для него некому; что в столовой кормят так себе. Но он же директор, в конце концов? Неужели нельзя у поваров запросить нормальной еды для учителей?

— У нас ещё осталось. Можем угостить, — неуверенно предложила я и посмотрела на Ваню. Надеюсь, он это за измену не расценит?

Однако мой кавалер ещё и сам пошёл накладывать остатки в тарелку страждущему — видимо, сочувствовал. Директор принялся уплетать плов так, будто и не ужинал перед этим. Ощущение складывалось, что его ищет вся гимназия и как только найдёт — отберёт тарелку.

— Уф, успел, — обрадованно сказал Валерий Валерьевич, глянув на пустой коридор, когда разделался с едой. — Сейчас бы опять поналетели, как стервятники, и давай требовать специальное меню для учителей. И так из последних сил держусь…

— Почему держитесь? — удивилась я.

— Инвесторы жёсткое условие поставили — в столовой только здоровая пища. Совсем здоровая, — скривился директор, — чтоб, не дай бог, ученики не видели. А то ухватят чего учительского, а у них потом гастрит, диабет, цирроз.

Я хотела уточнить, что цирроз у детей будет, только если алкоголь литрами к столу подавать, но осеклась. То ли я чего-то не знаю об этой болезни, то ли он знает больше. Зачем мне, в сущности, умничать перед взрослым дядей?

— Кстати, — посмотрел директор на меня внимательно, будто о чём-то догадавшись, — если у тебя что-то не то наши знахари найдут — это всё Иркутская школа виновата. Про учительскую кухню — молчи.

— Да они наверняка уже всё знают. Фёдор Михайлович обо всех событиях в гимназии в курсе — ничего не утаишь, — усмехнулся Ваня.

— Точно-точно! — подтвердил Валерий Валерьевич. — Как настоящий шпион. И Рувен Гедальевич вечно после каникул меня встречает: — «Опять, Валера, ты выкурил полторы пачки чномсовских сигарет!» — передразнил старого знахаря и скривился. — Надо мне себе в этот раз попробовать девушку среди учителей найти, чтоб готовить умела. А то ты в этот раз самую завидную невесту увёл — умница, красавица, так ещё и кулинар.

Обращался он уже конкретно к Ване. Как вести себя мне — умнице, красавице, да ещё и кулинару, но о которой тут заговорили в третьем лице как о мебели, — я не знала. В итоге решила промолчать и послушать — при мебели не боятся сболтнуть лишнего.

— А как же твоя Кристина? — усмехнулся мой зельевик. — Вы же с ней с прошлого года друг другу глазки строили.

— Всё, уже не моя, — развёл руками директор. — Она схватила у Баяра Аюшевича тройку и устроила прямо на уроке безобразную истерику, что, мол, она де — девушка директора, и как он с ней вообще может так обращаться. Мало того, что я сам таких выходок не терплю, так я ещё и чуть в глаз не получил. Пришлось срочно расставаться. Я теперь снова в активном поиске.

И как, сильно активно ищете? — съехидничала я, заполняя нависшую паузу.

— Поактивнее, чем я, — усмехнулся Ваня. — У Валерия Валерьевича в год девушек…

— Много, — с тяжким вздохом оборвал его начальник, явно не желая при мне заниматься расчёткой.

— Тоже вас все бросают?

— Не-е-ет, — оскорблённо протянул директор. — Я не Ваня — все выходки терпеть не стану, а в твоём возрасте барышни капризные. Одной подавай мороженое, другой — переезд в Улан-Удэ, третьей — свадьбу, четвёртой — аттестат с отличием, пятой — небо в алмазах. Вот ты сама чего хочешь?

Чего я хотела? Пару детишек или больше. Квартирку — трёшку или даже собственный дом, а то Бардаку в высотке тесно. Отцу помощника на предприятие, чтоб с маглиции меня не переманивал, а то достал уже. Но всё это реализовывалось только в одном случае…

— В Иркутск хочу, — честно призналась я, и оба мужчины как-то сразу приуныли, поэтому пришлось добавить, чтобы разрядить обстановку: — Но от мороженого бы тоже не отказалась.

— Ладно, — вздохнул Валерий Валериевич. — Заболтался я тут с вами — пора обход делать и разгонять наших совят по домикам, иначе так всю ночь по улице шарахаться и будут. Спокойной ночи, Лида, Ваня, — кивнул он каждому из нас и ушёл.

Я быстренько вычистила сковородку, и пока занималась работой, задумалась:

— Вань, а ведь от тебя же тоже, наверняка что-то хотели? Не считая переезда. Там, колечки, серёжки, небо в алмазах, тортик. И как же ты поступал?

Он пожал плечами, усмехнулся и выразился предельно ясно:

— За мороженым я могу и сходить.

Я хмыкнула, убрала последнюю посудину и подошла к нему очень близко.

— Давай завтра?

ПРОЛЁТ ОДИННАДЦАТЫЙ — МЕЖ СОСНОВЫМИ МАКУШКАМИ

Артефакты меня откровенно тяготили. Я не понимала в них ничего и скучала с группой, которая ускакала от меня далеко вперёд. Учителя, судя по всему, тяготила я, потому что в очередной раз он подошёл ко мне после уроков и заговорщицким шёпотом предложил:

— А давай мы твоей маме скажем, что ты во всём разбираешься лучше всех и тебе с нами скучно.

Я скептически на него посмотрела. Если уж кому и говорить, то не маме, а моему классному. И не знаю, стоит ли выдавать себя за всезнайку…

— Хорошо, — почувствовал он мои сомнения. — А если я тебя буду отмечать, а ты — гулять, где угодно?

Я просияла. Рыжий длинноволосый мастер просиял в ответ. Мы молча пожали друг другу руки и разбежались в разные стороны, совершенно довольные друг другом. Вот так надо было с самого начала!

Чтобы не попадаться никому на глаза, продолжить свои дела я решила в ботаническом саду. Народу там не было, а если кто и гулял по тропинкам, то с ними не так просто оказалось встретиться — стояла блаженная тишина. Разминая свою память, я решила попытаться найти здесь ингредиенты тех зелий, которые попали в подозрительный список.

Здесь было многое, но постоянно не хватало одной или двух травок. Я нашла практически всё для мифического зелья ума, но конопля никак не хотела попадаться на глаза. Однако я уже вошла в раж, поэтому когда меня спросили:

— Что-то конкретное ищешь?

Я абсолютно честно ответила:

— Коноплю.

И тут поняла, как это выглядело.

— Нет, извини, конопли у нас тут нет. Ваня конкуренцию не держит, — со смехом уверила меня Аюна Игоревна.

— Он что, до сих пор дурманы варит? — нахмурилась я, наконец, разогнувшись.

— Нет. И другим не даёт.

— И правильно делает. Потравились бы все тут к мангадхаям, — ворчливо заметила я и пошла проверять последнее зелье — долголетия.

Значит, саган-дайлю, медуницу, первоцвет, одуванчики, щавель и маргаритку я тут видела. Из деревьев липа была, клён был, рябина тоже…

— О, — замерла я внезапно, разглядывая куст, — волчья ягода, — опешила я, не ожидая здесь увидеть отраву. Потом прищурилась, наклонилась и распознала: — Не, не ядовитая. Это эта… коза… как её…

— Дереза обыкновенная, — усмехнулась ботаник, которая весь путь следовала за мной. — Или ягоды Годжи. Вкусная вещица. Бывший директор её очень любил, постоянно с ней чаи пил. Сборы какие-то делал… А сейчас вот цветёт и никому не нужна. Редко-редко в столовой наберут для компота — пуганые у нас повара, увольняют их слишком часто.

— А сныть и кипрей у вас тут есть? — уточнила я, углядев вдалеке ясень и вяз.

— Конечно! Их тоже покойный директор любил. Он вообще сам этот сад основал и растил.

— Ботаником был? — удивилась я.

— Нет, оборонщик.

Дивные новости. Про оборонщиков, сажающих цветочки, я раньше не слышала. У нас они все были либо суровыми мужиками, либо бой-бабами, при виде которых куст может самопроизвольно ожить и начать удирать со всех ног. Но, в принципе, не все мы в душе те, кем работает по профессии.

Хотя, если посмотреть на ситуацию трезво, то я сейчас занималась глупыми оправданиями. Крупенёв пришёл сюда в пятьдесят втором, смерти по проклятию начались в пятьдесят четвёртом. Возраст его никто не знал точно, семьи практически нет. Он преподавал оборонку, но основал ботанический сад и посадил в нём все те растения, которые необходимы для эликсира долголетия. Ну вот просто идеальный подозреваемый! Как же мешает его смерть.

— Прекрасный, кстати, управленец был, — погрузилась Аюна Игоревна в воспоминания, а я навострила уши. — Отец мне рассказывал, что здесь до его прихода такая разруха стояла, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Аркадий Игнатович бы и после перестройки это место удержал, несмотря на проклятье, которого все испугались. У него имя было, прекрасный учительский состав. Но нет, надо же было всё разворовать — навесили ему ложное обвинение в сокрытии налогов, в растратах. Как он не умер в тот год, пока следствие шло, одним богам известно. Брат его едва сумел из тюрьмы вытащить.

Какие интересные зацепки выплывают. Ну почему этот директор умер? Идеальный же подозреваемый был. Для себя я сделала пометочку запросить информацию в отделе расчётчиков. Дежурный обалдеет, когда я до него доберусь.

— Когда он сюда последний раз приезжал такой осунувшийся был, постаревший. Глаза красные, хрипит.

Типичные симптомы при резком прекращении приёма зелья долголетия. Я парочку таких тварей в своей жизни повстречала — мерзкое зрелище.

— Он приезжал, когда ещё школа работала? — уточнила я, не понимая, как они пересеклись.

— Нет, он уже на турбазу приехал.

— А вы с ним в посёлке встретились?

— Меня в ботаническом саду оставили работать вместе с напарницей. Место-то красивое, интересное, а содержать его чужие вряд ли бы смогли, — поняла, к чему я клоню, Аюна Игоревна.

Нас оборвали довольно бесцеремонно — просто влезли посередь разговора:

— Аюна Игоревна, я опять у вас заблудилась. Помогите брахми собрать.

Ни тебе привет, ни как живёшь, ни пожалуйста. Я с укором подняла глаза, да ехидный комментарий застрял в горле. Эту особу я узнала, хотя на фотографии она и выглядела получше. В плане внешности. Зато другая пара серёжек, вечерний макияж, аккуратный маникюр и явно не дешёвый деловой костюм компенсировали всё. Интересно, кто её любовник?

— Конечно, Яна, сейчас сходим, — со вздохом согласилась ботаник. — Лида, прогуляешься с нами?

— Конечно! — с радостью согласилась я. Уж очень хотелось изучить эту особу получше. Да и брахми… Люди редко о её существовании знают, а тут она ей зачем-то понадобилась. — Только брахми для волшебных отваров лучше бы ближе к вечеру собирать, иначе внимание хуже становится.

Молодая учительница мазнула по мне взглядом, вежливо поблагодарила, и менять решение не стала.

— А Лида ведь дело говорит, — согласилась со мной Аюна Игоревна. — Она в этом разбирается. Слышала же, наверное, — она новая Ванина девушка.

— Я просто заварю, без колдовства, — объяснила она и даже не повернулась в мою сторону.

Обычно, даже если ты сама стала инициатором разрыва, новые девушки твоего бывшего вызывают хоть какие-то эмоции. Любопытство, желание сравнить с собой — чаще всего, чтобы убедиться в собственной привлекательности и поднять самооценку, — иногда даже ревность. Яне было всё равно, как будто она с Ваней и не встречалась.

Управились женщины быстро — задерживаться для светской беседы никто не стал. Вряд ли они друг друга сильно жаловали, но собирать растения без ведома ботаников — почти что кража. По крайней мере, мне так кажется. На пробуя закинула удочку:

— У неё серёжки такие красивые…

Совершенно не такие, как на фото, но тоже с бриллиантами.

— Мне больше нравятся кольца, с которых семь камушков свисают.

— Таких же камушков? — уточнила я, глаза чуть на лоб не полезли. Третья пара? Сегодня-то я разглядела их вживую и готова была ручаться за подлинность.

— Скорее всего, — неуверенно пожала плечами Аюна. — Тоже прозрачные, небольшие. В оправе из того же металла.

В общем, из ботанического сада я вышла в ужасе. То ли у меня косоглазие, то ли у неё есть деньги. Причём немалые. Зачем работать в гимназии, в такой глуши, когда специалист ты, мягко говоря, средненький, а на твои серёжки можно купить квартиру в городе или просто неплохо так жить лет шесть?! И это только на одну пару.

Когда ко мне подбежал взволнованный Валерий Валерьевич, я даже не забеспокоилась — меня вообще можно было брать голыми руками, полный когнитивный диссонанс. И как я ни пыталась отвлечься на состав зелий и на подозрительного бывшего директора, в голове стояли эти проклятые серёжки.

— Вот ты где! — обрадовался директор, схватив меня за руку. — Пойдём, мне нужно тебе что-то показать!

Я не сопротивлялась — покорно брела, ведомая энергичным мужчиной. Он подвёл меня к одному из ученических корпусов — судя по всему, нежилому сейчас, — ткнул в лестницу и спросил:

— Скажи мне, Лидочка, что ты об этом думаешь? Мне нужен трезвый взгляд со стороны.

Трезвым мой взгляд сейчас явно не назвать, но на лестницу его вполне хватило. Я посмотрела на неё скептично и выдала:

— Думаю, чудом будет, если никто себе тут шею не свернёт.

— Вот! — обрадовался и разозлился одновременно Валерий Валерьевич. — Вот! А они мне тут… Ух, я их!!! Лидочка, сбегай, пожалуйста, в учебное здание. Второй этаж, по коридору направо до конца. Там Баяр Аюшевич. Он мне очень нужен!

Понимающе хмыкнув, я отправилась в указанном направлении. Во время занятий в коридорах гимназии стояла удивительная тишина — я аж на каблук наступать боялась. Всё казалось, что сейчас учителя прекратят наблюдать за усердной работой учеников и всыплют мне, чтоб не отвлекала. Однако чем ближе я подходила к концу нужного коридора, тем громче слышала раскатистый мужской бас. Понимала, правда, не всё.

— Да как вас, баранов, ещё не выгнали! — вещал мужчина и для пущего эффекта стучал по столу. — Вы… с вашими мозгами… да они вообще… дважды два…

Что глупые ученики творили с дважды два, я не уразумела. Для меня их можно было умножить, умножить неправильно, знать, не знать, в крайнем случае, сложить. Но вот предложенный учителем эксперимент я бы лучше перенесла не в таблицу умножения, а в постель. И то в чужую.

Зато стало ещё яснее, зачем директору понадобился расчётчик.

Меня в коридоре Баяр Аюшевич не заметил — он вошёл в раж. Стоял у доски, тыкал в неё маркером так, что тот уже давно смялся в невнятную кисточку, и всё предлагал, предлагал новые извращения с иксами и игреками.

Боясь попасть под горячую руку, я осторожно постучала по открытой двери.

— Я ни одного идиота из класса не выпущу! — вместо приветствия огорошил меня учитель.

— А сами к директору не сходите? Он вас очень хотел видеть. Точнее слышать. Или даже дать послушать.

— Опять… … … … криворукие?!

— Эм… — замялась я. Вроде и похоже на строителей, по крайней мере, последним словом, но слишком уж общее определение. Я под него большинство профессий подогнать могу. — Скорее всего, — неуверенно уточнила я. — Я не в курсе.

— Эх, Валера-Валера! Семнадцатый год директор, а всё как маленький. Без меня никуда, — пожаловался учитель, рявкнул на класс, чтоб сидели тихо, и вышел вон, не спрашивая у меня направление.

Наконец-то я освободилась. Поглядела по сторонам и начала пробираться к выходу. Но не тут-то было — внезапно прозвенел звонок.

Перемены я не любила. Даже не так — я боялась их сильнее, чем грешник пекла. Почему-то все гимназисты от мала до велика считали своим долгом перемещаться по коридорам если не бегом, то с закрытыми глазами или повёрнутой куда-то головой. Столько столкновений не видал даже Старый мост в Иркутске.

В общем, стоило прозвенеть звонку, как я решила, что никуда не тороплюсь, и забилась в угол. Из угла хорошо просматривались два кабинета, где собирались ученики. В один, конечно, они не должны были попасть — учитель запер его на ключ и ушёл. Но механизм отработали годами: первый же подошедший гимназист «оторвал» от пола доску, которая придерживала всегда закрытую створку двери, распахнул проход для всех, а потом вернул доску на место. Только замок остался сиротливо выдвинут.

Ребята всё прибывали, раскладывали вещи на партах и о чём-то переговаривались. На вид класс восьмой — во всяком случае, здоровые и учатся ещё со второй смены. Кстати, зельевики, если верить форме — девочки в таких же кошмарно-коротких плиссированных юбках в зелёную клетку.

— Что сейчас? — донеслись до меня голоса из кабинета.

— Зелья.

— А, опять этот ботан будет чушь рассказывать. Два кружка, три звёздочки, спиралька, отрываясь от дна и доверху, — недовольно пробурчал парень в незаправленной рубашке, а меня аж недовольство переполнило. Что значит «ботан»?! Это мой-то Ванечка — ботан?

— Давай его маленечко растормошим? — предложил одноклассник этого чуда и явил из кармана коробку кнопок.

Маг. Достал. Из своего. Кармана. Коробку. Обычных. Чномсовских. Кнопок! Я даже чары улучшения зрения на себя наложила наспех, чтобы точно рассмотреть, но от такого ужаса они рассеялись буквально за секунду. Подобного я пережить уже не могла.

За пару мгновений я пересекла коридор, чудом ни с кем не столкнувшись, замерла в проходе и грозным профессиональным тоном вопросила:

— Ты что, совсем лох, в восьмом классе колдовской гимназии учителю кнопки подкладывать?

От неожиданности он опешил. Подозреваю, только от неё, потому что разглядев мой несерьёзный вид, подобрался и так с претензией спросил:

— А ты кто вообще такая?

— Ужас, летящий на крыльях ночи, — важно ответила я, потому что представляться девушкой зельевика было как-то несолидно.

— Ой, так это ж девушка нашего зельевика! — опознал меня кто-то из женской половины, и, к моему удивлению, в голосе я слышала страх.

— Та, которая толпу гусей комарам скормила?!

Я сдержалась — я не заржала, а осталась стоять с серьёзным лицом. Но пересказ событий от души повеселил. Хотя слухи — штука страшная. Эта версия ещё очень даже правдоподобна.

Совладав с эмоциями, я с любопытством окинула взглядом класс. Пожалуй, зря я сразу не представилась. Летящий ужас рядом с такой страшной мной просто померк.

— И… чё? — неуверенно переспросил парень с кнопками.

— Совсем тупой? — уточнила я интеллигентно. — Ты как думаешь, что я с тобой могу сделать, если ты ему будешь гадить? У тебя в арсенале одни кнопки, а я вообще-то колдовать умею. И в зельях ой как хорошо разбираюсь.

— Он чё, те жаловаться станет? — попытался взять меня на понт мелкий.

Мда, заминочка вышла. От Вани я о таком и под сывороткой правды не узнаю. Но ничего, всегда есть резервный вариант, почву для которого надо подготовить.

— Он — не-е-ет. Но неужели у тебя здесь нет недругов, которые за какое-нибудь полезное зелье не сдадут твои проказы?

И тишина.

И мёртвые с косами вдоль дороги стоят.

Нет, это уже из другой оперы. Довольная произведённым эффектом, я, хмыкнув, попросила:

— Убери-ка ты кнопки и вали за парту, — и радостно потопала из кабинета.

По дороге, естественно, по закону подлости я встретилась с Ваней.

— Меня искала? — удивлённо спросил он.

— Нет, так, мимо проходила, — усмехнулась я, чмокнула его в щёку и убежала по своим делам.

ПРОЛЁТ ДВЕНАДЦАТЫЙ — С ОПАСЕНИЯМИ

На следующий день мне повезло — Соня засиделась в учительской, так что в комнате я осталась в блаженном одиночестве. Думала-думала и наконец, достала плитку. Не люблю я газовые, конечно, но куда тут денешься.

— О, Лидуська! — обрадовался Антон Васильевич, а я аж глаза протёрла и ущипнула себя.

— Вы с чего вдруг за дежурного? — спросила я вместо приветствия, когда поняла, что я не сплю, и мне не кажется.

— Да достали все. Ищут-ищут, — ворчливо пожаловался замначальника. — Всем чего-то надо. То отчёты подписать, то проблему решить… А тут у Славика зуб разболелся. Вот и решил я здесь спрятаться. Они уже раза три мимо проходили, — заговорщицким шёпотом поведал он, — и даже не смотрят.

— То есть вы все мои запросы примете? — хитро поинтересовалась я.

— Конечно! Чем больше, тем лучше — мы ещё и канал связи займём, чтоб другие не мешались.

Я хихикнула — как же они его все достали. У меня сейчас и то попроще. И, собравшись с мыслями, начала перечислять:

— Во-первых, мне нужен адрес Рудых Яны Владимировны.

— Это ещё кто? — опешил он. — О такой ни Соня, ни Саша не упоминали.

— Крайне подозрительная личность.

— Местная? Наведывается в гимназию часто? Зельевик?

У меня чуть пар из ушей не повалил. Вот сейчас я отвечу, и он спросит, зачем мне её адрес, если она у меня каждый день под носом. И я вскиплю окончательно. Значит, надо ответить так, чтобы все остались счастливы и довольны друг другом.

— Хочу посмотреть на недвижимость учительницы с тремя парами бриллиантовых серёжек.

— Ну, бриллианты в наше время штука не редкая…

— Штук по девять по карату в каждой серьге? — скептично уточнила я. — Вот честно, даже если она к делу отношения не имеет, можно я просто посмотрю на её скромный домик?

— Ладно, не сложно, — проникся начальник. — Дальше?

— Дальше хотелось бы уточнить, где лечится её же больная мать. У кого-то из иркутских знахарей точно, а после след теряется.

Антон Васильевич помялся, покривил мне рожи, но опять-таки согласился.

— Ещё я бы не отказалась проверить её счёт…

Начальник деликатно кашлянул.

— …но, в принципе, я понимаю, что такое без очень веских причин никто сделать не разрешит.

— Лид, да дались тебе эти серёжки. Может, у неё любовник богатый?

— Нет у неё любовника, — отрезала я. — Вся гимназия утверждает, что нет. А тут попробуй-ка что-то от других скрыть?

— Ладно-ладно, — пошёл на попятную Антон Васильевич. — Узнаем и про маму, и про дом. Ещё что-то?

Из срочного, вроде, ничего, но что-то я ещё хотела. Что именно, вспомнила не сразу. Только пораскинув мозгами сообразила.

— А! Здесь раньше вещунья работала, Ирина Аскольдовна. Как раз до этой самой Яны. Так вот, та учительница уволилась, потому что что-то мешало её предсказаниям. Какой-то мистический фон. Попробуйте с ней поговорить, мало ли что расскажет.

— Хорошо, и с ней переговорим, — зафиксировал у себя на бумажке собеседник. — Но мистический фон… Неужто и правда там нежить какая завелась?

— Сомневаюсь, — покачала я головой. — Кроме людей я здесь никого не встретила. Слишком тихо, будто и не колдовская гимназия, а чномсовский летний лагерь.

— Ясно. Ты поэтому вместо Сони улики собираешь? Твой профиль?

— Ай, — вместо ответа отмахнулась я и задумалась.

Говорить, что Соня халтурит, не хотелось, но и выгораживать напарницу не имело никакого смысла. Из-за неё я занималась совершенно не своей работой. Глядишь, на двоих бы мы уже всё раскрыли и рванули на материк.

— Что-то не так?

— Заработалась она, — уклончиво ответила я. — Как учитель.

— Да ну! Она так на это дело рвалась…

— Ну вот, — пожала я плечами, не зная, что ещё сказать начальству.

— Слушай, — внезапно нахмурился Антон Васильевич, — я примерно представляю, что ты думаешь — ты не любитель заниматься чем-то кроме своих отварчиков. Но Соня на самом деле хороший оперативник. Может, она ведёт расследование втайне от тебя?

— И от вас? — скептично поинтересовалась я. — Она же ничего не запрашивала? Думаете, у неё вопросов нет, если она на след напала?

— Тоже верно, — вздохнул начальник. — Но на неё это совершенно непохоже. Ладно, может после Сашиной смерти действительно о маскировке заботится. Или увлеклась и переключилась на другое занятие. Потом узнаем, да, Лидуська?

Ясогласилась, ещё немного поговорила и вновь осталась в полном одиночестве. В какую сторону копать дальше я не знала, спать хотелось страшно, так что я с удовольствием завалилась на кровать и продрыхла до самого вечера.

Когда я проснулась, уже и солнце зашло, и Соня выключила свет и улеглась спать. Во мне же горела жажда приключений, ну или банальное желание занять себя хоть чем-нибудь. Однако полезные варианты в голову не приходили.

В раздумьях, я выглянула на улицу, не зная, логично там гулять посередь ночи или нет. И обмерла.

За окном от одной стены дома до другой перемещалась какая-то белая пакость без определённой формы. Я тщетно пыталась разглядеть её минут пять, потом поёжилась и расхотела выходить на улицу. В комнате, правда, тоже оставаться показалось мне не лучшей идеей.

В коридор я выходила тихо-тихо, как шпион. Хотя без заклятий, скорее всего, топала погромче слона. Но ни одна дрянь, включая учителей, в коридоре не возникла, так что до нужной двери я добралась без происшествий.

Ваня открыл практически сразу, но выглядел безмерно удивлённым.

— Из-под двери свет видно? — спросил он вместо приветствия.

— Нет, на улице видно какую-то пакость, так что я тебя просто собиралась будить.

…но если уж ты не спишь, значит, сами боги велели мне забрести в гости.

— Пакость? — удивился мой парень, закрывая дверь, после чего тут же проследовал к окну.

Я осторожно выглянула из-за его плеча. Невнятное светящееся одеяло по-прежнему шарахалось от одного угла корпуса до другого.

— Валеру бы позвать, да он как назло в Иркутск на пару дней мотанулся…

— Днём же ещё здесь был, — удивилась я.

— Что-то то ли с ремонтом связано, то ли с запасами — я не в курсе, — поморщился Ваня и вернулся к теме: — Ты с этим на улице столкнулась?

— Да упаси боги! Посередь ночи мне гулять в принципе нет смысла, так ещё и при этой твари я точно не полезу.

— Гулять нет смысла? — хитро хмыкнул он.

— Нет, — твёрдо ответила я. — Тебя я уже соблазнила, а больше там ничего интересного.

Ваня ещё раз посмотрел за окно — пакость продолжала блуждать.

— Пойдём ловить? — с усмешкой спросил он.

Отвечать мне даже не потребовалось — хмурый взгляд выражал все мои чувства на данный момент. Хотела бы ловить — растолкала Соню. У неё-то явно активный запас заклинаний и чар посолиднее. А вот для глухой обороны лучше подходят зелья.

— Тогда почему ты у себя не осталась? Я не самый надёжный защитник.

Чтобы опровергнуть его слова, мне потребовалось всего лишь распахнуть шкаф, где мой парень хранил готовые зелья.

— От агрессии, разъедающее, отвлекающее, зелье-невидимка, отпугивающее сущности… и это только в первом ряду, — перечислила я и победоносно посмотрела на Ваню.

— Вот так сходу по баночкам определила? — удивился он. Хотя, как мне показалось, уже больше для проформы.

— Цвет, консистенция, литраж, — пожала я плечами. Литраж, правда, громковатое слово для баночек по десять-триста миллилитров, но мы друг друга поняли. — Готовое зелье куда проще опознать, чем выпитое.

— Ладно, суть я уловил, — сменил он тему, отвернувшись. — Рядом с моими запасами тебе спать спокойнее. Чай будешь?

— Ваня, какой чай? К тебе девушка посреди ночи пришла, а ты её чаем поить собрался? — укорила я и неодобрительно поцокала языком. Подошла к мужчине, обняла его со спины, погладила по рукам, коснулась губами шеи.

— Я, наверное, заснул над котлом. Приготовил и заснул, — уверенно заявил он, а я лишь посмеялась и посоветовала:

— Ну и спи дальше.

Послушался меня Ваня с удовольствием — как только развернулся, чтобы обнять меня в ответ, закрыл глаза. И я закрыла. И в полной темноте, не чувствуя ничего, кроме друг друга, мы целовались до исступления, до дрожи в коленках и немеющих губ. Мы неловко путались в одежде — так и не смогли от неё окончательно избавиться, зато пробрались к коже.

Осторожно, шаг за шагом, словно в очень медленном танце, Ваня подвёл меня к кровати. Одно ловкое движение, и я повалилась на спину. Страшно. На миг я открыла глаза, чтобы разглядеть его очертания в темноте — ночник уже погас. А потом любовник устроился рядом, и я вновь погрузилась в сладкий сон, где мне снились тёплые нежные объятья, частый-частый стук сердца, тяжёлое дыхание.

В этот раз мы не мешали друг другу глупыми словами и ни о чём не спрашивали. Он сверху, я смотрю на него из-под полуприкрытых век. Нам всё жарче, дышим чаще, в голове дымка. И мы всё ближе друг к другу, не только телами.

Уснула я вновь так же сладко, как и днём, несмотря на то, что, казалось бы, выспалась. Только посмотрела, как рядом со мной посапывает любовник.

Ночью в комнате царила такая романтика, что утро я представляла как в дамских романах. Однако, фраза:

— Лид, пора вставать, на оборонку надо, — заставила меня проснуться перепуганной настолько, насколько не пугали кошмарные сны с собственной смертью.

— …Ять! — пожаловалась я и повалилась обратно на кровать. — Я думала — к Палычу опаздываю, а тут… У тебя у самого уроки есть?

— Нет, по субботам у меня выходной.

— Значит и у меня выходной, — решила я и накрылась подушкой.

— Но это же прогул, — рассмеялся Ваня, пытаясь подушку у меня отобрать. К утру я, конечно, выспалась, но отдавать добычу и куда-то топать не хотела совершенно.

— Ничего, как-нибудь переживу.

— А мама?

— А мама тем более переживёт. Она у меня спокойная.

С минуту стояла тишина — я уж решила, что он пощадил меня и пытается дать поспать. Только сна вот уже ни в одном глазу.

Потом последовал поцелуй в голое плечо, под лопатку, по позвоночнику выше, к шее. Я замурчала прямо из-под подушки, а потом плюнула на всё и отбросила её куда подальше.

— Я думал, ты приснилась мне ночью.

— И часто тебе девушки снятся? — ехидно поинтересовалась я, разворачиваясь к Ване лицом.

— Ты первая, — польстил мне любовник и наклонился за поцелуем. В общем, утро мы провели не менее приятно, чем ночь.

А вот «мама» у меня оказалась не настолько спокойной, как я рассчитывала. Увидев меня в коридоре, она выронила ключи, пошатнулась и стремглав бросилась ко мне — лучше б упала.

— Ты хоть представляешь, что я пережила, когда мне сказали, что на занятиях тебя не было?! — завопила она на весь коридор.

Я тщетно пыталась разобраться, что ей движет: желание поиграть на отсутствующую публику или реальное беспокойство. Второго я боялась. Мало того, что не помогает мне в деле, так ещё и палки в колёса сейчас вставлять начнёт…

— Где ты была?! — задала главный вопрос Соня.

Вот что тут ответить, если стоишь посреди коридора?

— Личную жизнь налаживала, — полушёпотом поделилась я.

— А меня могла предупредить? Я места себе… — наконец, она осеклась, заметив мой суровый взгляд. Вспомнила, наверное, что я не дочка её и отчитываться вроде как в таких вопросах не должна. И что волноваться так не имеет смысла.

В наши разборки вмешался тот, кого я меньше всего ожидала сейчас увидеть — Фёдор Михайлович, дружелюбно улыбаясь, похлопал Соню по плечу и посоветовал:

— Полноте, Софья Гавриловна. У молодёжи есть другие развлечения, кроме учёбы. Лидочка у вас девочка умная — наверстает, а Ваня хороший мальчик. За такого зятя держаться надо.

После чего он ушёл, оставив меня в полном недоумении. Этот старый зануда, который практически запихнул меня на факультатив, радуется, что школьница прогуливает уроки, кувыркаясь в кровати с молодым учителем?! Да. Ну. Нафиг.

— Ладно, Лид, извини. Действительно, зря сорвалась, — покаялась Соня и отправилась к нам в комнату.

Я смотрела ей вслед, я смотрела вслед Фёдору Михайловичу… Да что с ней вообще?! Если слона перед носом проведут, она тоже не заметит?

ПРОЛЁТ ТРИНАДЦАТЫЙ — С ВЫХОДОМ

Адрес Антон Васильевич достал мне почти сразу, правда, передал уже через нормального дежурного — самому, видать, прятаться надоело. Я хотела проверить дом тут же, но внезапно наткнулась на сурового охранника у входа, который заявил:

— Ученикам выходить за территорию гимназии строго запрещено.

— Что, совсем? — опешила я, не ожидая такого подвоха. Тут Байкал рядом, природа, столько всего полезного, а детей за забором держат? Кстати, с магической охранкой по всему периметру. Полезу — долбанёт так, что мало не покажется.

— Только в сопровождении учителей.

Казалось бы, чего проще при «маме» и молодом человеке среди преподавателей. Но нет! Одна отмахнётся и не поверит, второму не понравится, что я иду рассматривать дом его бывшей. Директор бы, наверное, отпустил за обещание накормить его ужином, да как назло ещё не вернулся из командировки.

Ситуация складывалась тупиковая. Конечно, непринципиально попасть на волю именно сегодня, но завтра-то ничего не изменится. Я села недалеко от выхода и стала сверлить официальную дырку в заборе глазами, перебирая варианты. Снять магию хотя бы с куска забора у меня не получится — это надо с неделю зелье в котле варить, да и засекут. Напоить этого товарища охранника каким-нибудь снотворным тоже не вариант — засекут. Да и ладно бы засекли, но он же у меня из рук вряд ли хотя бы печеньку примет.

— Хочешь по острову прогуляться? — внезапно прозвучало у меня возле уха.

Я вздрогнула. Если бы предложение не оказалось таким заманчивым, я бы обязательно уведомила рыжего странного типа в рыжем и с небритой щетиной, что здороваться надо. А так лишь полюбопытствовала:

— А ты кто?

— Лис.

В ответ я лишь вздёрнула бровь. Очень смешно. Рыжий в рыжем, да ещё и лис — как оригинально. В психмагницу его, что ли, сдать? Кстати, где же я его видела?

— Но вообще меня Петя звать, и у меня есть артефакт, чтобы ненадолго выключать охранное поле.

Ах, он лис в том плане, что он из класса мастеров! Раздражение мгновенно сменилось крайней формой симпатии. Если бы не Ваня, под влиянием момента я бы почти влюбилась.

Но, право слово, как-то они неправильно себя зовут. Мы всегда называли друг друга по специальности, а уж красивые названия классов использовали только на парад. Представляю, как бы у всей школы ехала крыша, называй мастера себя бриллиантами.

— Ты по доброте душевной? — на всякий случай уточнила я, почти не веря в ученическую солидарность.

— Нет, конечно, — спокойно ответил Петя. Какой честный мальчик, даже не юлит и не стесняется! — Ты же сможешь самокрутку сделать? Чтоб не как это чномсовское барахло, а приличную.

— Как дважды два! Только ничего противозаконного, а значит убойного туда совать не стану. Устроит?

— Вполне!

На том мы и скрепили наш временный союз рукопожатием — заодно он помог мне подняться.

— Ты же в нормальной обуви? С забора спрыгнешь? — заботливо уточнял мальчишка-мастер по дороге.

— Справлюсь, — отмахнулась я.

К тому же сегодня я не в школьной юбочке, а в приличных джинсах, так что и залезу сама.

— Возвращаться потом через главный вход придётся — я тебя могу не дождаться, а охранник, раз уж выбралась, обратно запустит без проблем.

— И не сдаст? — удивилась я.

— Ему не выгодно, — пожал плечами Петя. — Если устроит скандал, то сам себя подставит — он же не углядел.

Логично. Непедагогично, но логично. Впрочем, чего ждать от охранника?

Место для вылазок оказалось нахоженным — туда и тропинку протоптали, и ветку дерева специально нагнули, чтобы на стену было легче забираться. Как лестницу-то на забор не повесили!

Петя с первой же попытки разрыл нужную ямку, поигрался с элементами питания, и волшебство погасло на ближайшем участке забора.

— Спасибо, — поблагодарила я и не без труда перебралась на ту сторону.

На территории гимназии стоял погожий осенний денёк, с той замечательной температурой, когда ни холодно, ни жарко. Причём, давно стоял, уж пару недель как. Я не придавала этому особого значения, списывая на благодать природы, однако, оказавшись за пределами волшебной зоны, резко поменяла своё мнение вообще обо всём.

С первых шагов меня чуть не сдуло. Потом стало чуть-чуть полегче, но зуб на зуб от этого попадать не стал. Я едва поборола желание бегом вернуться обратно через главный вход прямо сию секунду. Наспех накинула на себя пару чар для подогрева, пожаловалась неизвестно кому на паршивую погоду, и побрела к цели.

Как назло — то есть, само собой разумеется — нужный мне дом оказался в самом дальнем конце посёлка, я уже в лес почти зашла. Но хоть ветер перестал буянить.

Выглядело жилище Яны и её сестры с мужем неказисто. Обычный деревенский дом, явно не первой свежести. Я, конечно, понимала, что она сама здесь не живёт, но если бы у меня оставались серьги, я бы продала хоть одну пару, но имущество приобрела получше. Хотя бы себе.

— Кого-то ищете? — спросила меня подошедшая женщина.

Яна с сестрой очень походили друг на друга, практически одно лицо. Вот только если учительница выглядела изнеженной и холёной барышней, то о сестре её такого никто бы не сказал. Лицо ещё молоденькое, а вот руки… Все в ранах от когтей, в мозолях от домашней работы, трясутся от слишком частого применения магии.

— Нет, — поспешно залепетала я, прекратив разглядывать женщину, — мне казалось, здесь где-то комнату сдают, но, кажется, не туда забрела.

— Может, и здесь где-то сдают, походите, поспрашивайте, — равнодушно предложила собеседница, потеряв ко мне всякий интерес. — Я-то думала, ко мне клиентка забрела…

— Погодите! — неизвестно зачем окрикнула я. — Вы ведь тоже маг? Ваши руки… Зачем вы так?

Она обернулась и смотрела на меня долго-долго — так мне показалось, но на деле вряд ли прошло больше минуты.

— У меня в больнице мать, двое детей в школе — мне нужны деньги.

— И это повод себя гробить? — нахмурилась я.

— Это не ваше дело, — равнодушно отбрила меня молодая женщина и ушла в дом, оставив меня в полном раздрае.

С перепутанными странными мыслями я и побрела обратно в гимназию. Думалось о разном. И о том, почему у одной сестры много денег, а другая доводит себя в погоне за ними. И о том, почему я вообще уцепилась за эту историю. Да, подозрительно до крайности, но преступления ведь происходят уже столько лет, а Яна слишком молода. Вряд ли кто-то смог передать ей дело. Да и зачем?

Магазин буквально выскочил у меня перед носом — ноги сами занесли внутрь. Раз уж удалось выбраться, надо хотя бы еды нормальной купить. Приглянулись мне позы,^[8] которых я решила взять сразу несколько десятков — когда ещё выберусь. Пока стояла в очереди, бестолково слушала чужие разговоры.

Жаловались на подскочившие цены: на продукты, на бытовую химию, на обучение, на бензин, на электричество…

Умотать меня самые бедные и несчастные в мире женщины умудрились за пять минут. Они плакались, что сидят в кредитах, рассказывали, что на зимние сапожки у одной ушла вся зарплата, а вторая не смогла себе такие позволить, потому что сыну нужно доучиться — туда половина денег в семье уходит. Невыразимо хотелось их треснуть. Никогда не понимала, зачем предпочитать дорогие вещи дешёвым, если денег на них нет. Да и если есть, это не повод бросать их на ветер.

— Лидия Сергеевна, здравствуйте! — внезапно остановил меня радостный возглас. Хорошо, что остановил, а то я бы так в Нестеренко на всём ходу и врезалась — улепётывала я из магазина не разбирая дороги.

— Ты б ещё честь отдал, — пробормотала я возмущённо. Мужчина замешкался, даже попытался выполнить моё требование, так что пришлось добавить: — Шутка.

— А! — протянул он и тут же сменил тему: — Вам те документы помогли? На бывшего директора?

Расстроенно я помотала головой. Да, личность безусловно подозрительная, но мёртвая. Если только он ни в кого не переселился. Хотя если и переселился, то ему ещё какое-то время убивать нет смысла — и без зелья жить будет.

— Нестеренко, — вдруг вспомнила я, — а достань мне отчёты о закупках в гимназию.

— Да вы что, Лидия Сергеевна, — даже начал заикаться участковый на каждом слове. — Это же надо официально, чуть ли не через суд…

— Какое «через суд»? Это всё в открытом доступе быть должно.

— Это в обычных школах в открытом доступе!

— Не настолько особенная ваша гимназия, чтобы её отчётность нельзя было достать, — проворчала я, начиная злиться.

— Да, Лидия Сергеевна! Она ж не муниципальная!

— О, боги мои! Ладно, не можешь, не надо. Только голову мне не морочь, чья там она. И без тебя устала, — пробормотала я, махнула рукой на прощание и отправилась восвояси.

По дороге полил дождь, не добавляя мне оптимизма. Зато, как Петя и говорил, охранник впустил меня без лишних вопросов. Я даже засомневалась, помнит ли он, что с утра не выпускал. И что я вообще учусь здесь. Кажется, на посетителей ему было глубоко наплевать — главной задачей стояло сдержать гимназистов. Маразм какой-то, ведь логичнее наоборот.

Проблема внезапно встала передо мной в лице Фёдора Михайловича, который летел к входу, будто ошпаренный. Увидев меня, остановился в паре метров весь красный и без пяти минут огнедышащий. Я бы испугалась, если бы классный не выглядел слишком смешно.

— Ты! — некрасиво ткнул он в меня пальцем и не смог дальше собраться с мыслями.

— Я за позами ходила, — невинно хлопнула я глазами. У меня даже настроение поднялось от такого приёма.

— Ты! — ещё раз повторил Фёдор Михайлович, разгневавшись сильнее.

Он пыхтел и, казалось, надувался как воздушный шар. Я даже задумалась, не натворила ли чего ужасного до побега с территории. Но прогул занятий классный мне сам простил, признав чужую постель уважительной причиной, а самокрутки я только пообещала.

— Ай! — наконец, сдулся учитель, не дождавшись от меня никакой реакции. — Делай что хочешь. Всё равно твоей печени уже не помочь. Позы так позы.

Мужчина ушёл, а я осталась стоять как громом поражённая. Пакет с вкуснятиной медленно выскальзывал из пальцев. Он бы так и грохнулся на землю, если бы в последний момент его не подхватили.

— Привет! Ты чего здесь застыла? — спросил Ваня, радостно мне улыбаясь.

А я вот радоваться не могла. Я мысленно выбирала себе место на кладбище и хоронила. Интересно, сколько я ещё проживу? Год? Два? Или лучше сразу умереть? Цирроз это, наверное, больно… А я ещё над директором чуть не посмеялась, а вот сама…

Слёзы набежали на глаза непрошено. Так жалко себя мне не было никогда. Я стояла перед Ваней, который от беспокойства не знал, что делать, хотела хоть что-нибудь объяснить, но боялась открыть рот и разрыдаться.

— Лида, Лидочка, тебя обидел кто-то? — спросил он, ласково поглаживая меня по щеке и умоляюще заглядывая в глаза. — Пойдём-ка присядем.

И он меня куда-то повёл, обняв за плечи. Я бы, наверное, всё-таки разрыдалась, но Ванино присутствие рядом придавало сил — нельзя же допустить, чтоб косметика потекла перед парнем.

До лавочки он меня не довёл — я встала как вкопанная, глубоко вздохнула и, собравшись с духом, выпалила:

— Фёдор Михайлович сказал, что у меня проблемы с печенью. Наверное, я…

Продолжить я так и не смогла — слёзы грозили потечь просто градом, поэтому пришлось захлопнуть рот. Да и Ваня, стоило мне замолчать, потащил в неизвестном направлении с какой-то бешеной скоростью.

— А мы куда? — на ходу спросила я, подрастеряв по дороге всю жалость к умирающей.

— К Рувену Гедальевичу.

— Но он же тебя не очень любит.

— И что? Думаю, назло ложный диагноз он ставить не станет.

Старый знахарь нашёлся опять же в библиотеке. Я, конечно, не хотела обсуждать своё печальное положение при Евдокии Ивановне и совершенно незнакомом долговязом рыжем мастере света, который опять хотел всем руки пообрывать, но тут уж никто не спросил.

— Рувен Гедальевич, — позвал Ваня.

Старик скосил на нас глаза, снял очки, обернулся и важно так сказал:

— Добрый вечер, ребята.

— Добрый вечер, — со вздохом согласилась я, боясь поругаться. Может меня ещё можно спасти?

— Рувен Гедальевич, — не стал заморачиваться Ваня, а сразу перешёл к делу, — посмотрите, пожалуйста, с Лидой всё в порядке? Лучше вас специалиста мы всё равно не найдём.

Знахарь хмыкнул, довольный похвалой, надел очки обратно и стал внимательно меня разглядывать, затем снял, посмотрел ещё раз.

— Не беременна, если ты об этом, — вынес он неожиданный вердикт, — а если она плохо себя чувствует, так либо давление, либо простудилась. На улице бардак, а она до нитки мокрая. Ты бы её лучше не в библиотеку вёл, а сдал матери в тепло да переодеться.

О, мой бог! Он точно лучший знахарь здесь? Это я и сама сказать могла, особенно про беременность — мои зелья ещё ни разу осечек не давали, даже папа иногда особо важных клиенток ко мне отправлял.

— Фёдор Михайлович сказал, что моей печени уже ничего не поможет, — решила я внести ясность.

— Ах это! — рассмеялся старый учитель. Вот сейчас, поди, скажет, что да мол, не помочь, но о таком даже говорить нет смысла — сама должна знать. — Меньше его слушай. У него насчёт печёнок какой-то пунктик. Видать, умер кто от этого, но я таких личных вопросов не задаю, поэтому не знаю наверняка. Нормальная у тебя печень. Да, по сравнению с теми, что у большинства наших учеников, она похуже будет, но я тебя уверяю, Лида, ты с ней проживёшь ещё очень и очень долго, если ничем не испортишь.

— Уф, — выдохнула я и плюхнулась на ближайший стул. — А я-то уж думала.

— Меньше Фёдора слушай. Он многих этой печенью пугает. Ко мне уже столько ребят с ней бегало — со счёту сбился. А сколько ещё не бегало, представить страшно. У нас иной раз на выпускника глянешь — одна сплошная болячка, включая эту самую печень — как у алкоголика, ей богу, — а ничего, человек даже не волнуется. Небось, слова учителя вообще мимо ушей пропустил и в ус не дует.

— Я не слышал, чтобы вы кому-то об этом говорили, — внезапно припомнил Ваня.

— Зачем мне это? — недовольно дёрнул плечом Рувен Гедальевич. — Нынче все сами умные, а Фёдор, я уверен, каждому мозги начёт его здоровья пропесочил — он в этом вопросе крайне неленив. У меня уже возраст не тот, чтобы слушать, как меня за углом костерят, когда я кому-то добра желаю. Вон, Валере всё говорю, говорю… А он всё равно от меня по закоулкам прячется и дымит. Но хоть злого слова ни разу не сказал.

Я поблагодарила старика от всей души и на разные лады, кажется, растопив его ожесточившееся сердце, и мы с Ваней побрели в корпус.

Воздух на улице показался мне свежим и сладким-сладким, как сама жизнь. Промокшие джинсы совершенно не мешали наслаждаться моментом, но переодеть их всё-таки стоило, чтобы не подхватить простуду.

Когда я вновь выскользнула из нашего с Соней номера, где напарницы уже не было, Ваня по-прежнему меня ждал.

— Пойдём на ужин? — предложил он, галантно подставляя руку.

— А у меня позы, — улыбнувшись, взмахнула я пакетом. — Будешь?

— Конечно, — со смехом согласился зельевик. — Ты совсем решила перейти на самообслуживание?

— Не откажусь, — буркнула я, пока мы шли по коридору до кухоньки. — Я как после плова снова стряпню здешнюю попробовала — чуть не стошнило. Всё пресное, безвкусное. Кошмар.

На кухне я тут же принялась возиться с кастрюлями. Пароварку не нашла, поэтому пришлось держать позы над водой с помощью магии. Впрочем, не впервой, хотя я и не любила так делать — даже не поговорить толком. Стоит отвлечься, и эти большие пельмени грохаются в воду.

Когда мы, наконец, приступили к еде, Ваня покаялся:

— А я ведь тебе мороженое так и не купил.

— Ничего страшного, — ничуть не расстроилась я. — В следующий раз котлет принесёшь.

— Они тебе нравятся больше?

— Определённо! Курица и сосиски тоже.

Ваня усмехнулся, выпил бульон из позы, откусил, потом посмотрел на меня внимательно, прищурившись. Я такими заскоками не страдала — я сосредоточенно жевала, настрадавшись за весь день о другом.

— Лид, вот я тебе ничего не дарю, особо не ухаживаю, ничего не обещаю, а ты спокойно приходишь ко мне сама так ещё и постоянно подкармливаешь. Не то чтобы я жаловался — меня-то всё устраивает, но…

— Мы с тобой сколько встречаемся? Неделю? Даже меньше. Успеешь ещё надариться, если захочешь. Жуй.

ПРОЛЁТ ЧЕТЫРНАДЦАТЫЙ — С ПРОСТЫМИ РЕШЕНИЯМИ

Понедельник беды не предвещал. Я совершенно не хотела заниматься делами, опять не выспалась, хотя и не в своей постели, но стоило мне выйти с занятий, как заметила толпу возле входа. Любопытство перевесило.

— Что стоим? — спросила я у высокого светловолосого парня, который оказался здесь явно не по своей воле — за руку его цепко держала яркая рыжая девчонка со стрижкой каре.

— Да событие века, — недовольно откликнулся он, — к училке хахаль на мерседесе припёрся. Прямо у входа свиданку устроили.

— Альберт! — недовольно фыркнула его спутница, остановившись посреди толпы. До этого как-то так получилось, что она провела нас в самую гущу, а я и не заметила.

— Что «Альберт»? Я не прав как будто. Ну, есть у неё личная жизнь, зачем из этого событие-то устраивать.

— У кого «у неё»? — влезла я в перепалку, заподозрив неладное.

— У Яны Владимировны, — объяснила мне девочка. Почему-то вместо изумления или недоверия накатила злость, а собеседница меж тем продолжила: — У неё никогда никого не было, от слова «совсем». После Ивана Аркадьевича. Мы думали, то ли она любит его до сих пор, а он её бросил, то ли у неё с кем из женатиков роман.

Неладное подозревать стало бессмысленно — захотелось в голос заорать: «Что за…» и попросить Баяра Аюшевича дополнить. Выходит, я только в пятницу сказала, что никаких духов тут не видела, и вылезает привидение. А сейчас хахаль У подозрительной дамы образовался просто на пустом месте!

Спасибо проворной девчонке, в первом ряду мы оказались достаточно быстро. Альберт загородил кому-то вид, но кроме возмущённых шепотков никаких претензий не последовало.

Вели себя вроде как любовники странно. Нет, к мужику было не придраться, а вот Яна мялась, прятала взгляд и неловко отвечала на нежные прикосновения. Не знаю, как я бы себя вела на людях… здесь я чуть подкорректировала версию, вспомнив выкрутасы с Ванечкой. Ладно, не всем на людях комфортно миловаться, но зачем тогда устраивать в таком месте встречу?

Периодически оба оглядывались на толпу. Я старалась не хмуриться, только руки свободно держать никак не получалось — будто помимо воли всё скрещивала их на груди. Номер машины бы узнать, но как? Стояла она так, что я не видела ни передний, ни задний.

— Альберт, мне нужен номер авто, — внезапно прошипела девочка.

Меня как энергетиком опоили. Я никак не могла подсмотреть, но если они в состоянии…

— О, боги, зачем он тебе? У нас всё равно нет возможности его пробить.

— У меня есть! — встрепенулась я. — Местный участковый сказал обращаться, если что.

— А тебе-то это зачем?! — встрепенулся Альберт, не ожидая подвоха.

— А ей? — спросила я наобум, ткнув в рыженькую. И видимо попала, потому что парень вздохнул:

— Бабы… — и пообещал: — Сейчас всё будет. Но, честное слово, кабы не это дурацкое назначение старостой, я бы лучше девственником остался!

— Это ты сейчас так думаешь, — заметила его спутница. — А сидел бы девственником — страдал. Но можешь махнуться с Петей…

— На Таню? — испуганно вытаращился парень. — Ни за что. Уж лучше ты.

Если б не ждала, то на подбежавшего, внимательно посмотревшего на перед машины, и убежавшего дальше по своим делам кота я бы и внимания не обратила. А так уже не удивилась, когда этот же самый кот принялся тереться о ноги Альберта.

Как раз вовремя, потому что предполагаемый любовник Яны глянул на телефон, совершенно игнорируя золотые часы на руке, и распрощался. Он не маг, что ли? Или бездарь? Тогда на какие шиши всё это показушничество? Бездарям труднее, чем чномсам или нам — они как будто застряли между мирами без поддержки.

Толпа начала расходиться. Рыженькая девочка утащила меня в укромный уголок с беседкой и записала номер. Себе на всякий случай тоже. Однако прощаться сразу она и не собиралась.

— Меня Катя зовут. Я староста из выпускного гусей. А ты ведь Лида? Новая девушка Ивана Аркадьевича?

— Как догадалась? — поинтересовалась я ради проформы.

— Вряд ли кому-то ещё здесь участковый станет номера пробивать, — усмехнулась рыженькая. — Так всё же, почему ты Яной Владимировной интересуешься? Иван Аркадьевич её ещё любит?

— Не-ет, — покачала я головой и осмотрелась. Откровенничать — глупо, врать — опасно. — Я просто не понимаю, зачем ей вдруг своего любовника всем показывать. Вдруг она что-то задумала. Я же тут ничего не знаю. А у тебя что за интерес?

— Информация — очень ценный ресурс, — согласилась Катя.

Под этим лозунгом она попробовала ещё меня попытать, заходя и так и эдак, но на остальные вопросы я отвечала неинтересно. В конечном итоге меня быстро отпустили, взяв обещание поделиться именем загадочного ухажёра.

Сегодня я собиралась узнать, не побеседовали ли мои коллеги с бывшей учительницей вещунов, вот только на полпути остановилась из-за возмущённого вопля директора:

— Да не бывает такой нежити, что ты пристал, как банный лист?!

Пришлось свернуть и пойти узнавать, что за дела.

— И проклятий таких тоже не бывает! Проклятья вообще невидимые! Ни одно в темноте не светилось и не бегало по территории!

— Но что-то же мы видели, — спокойно пожал плечами Ваня.

— А я откуда знаю, — отчеканил Валерий Валерьевич, сверля собеседника глазами. Я уже видела их, а вот они слишком увлеклись беседой, чтобы меня заметить. — Может, вы гадости какой напились?

— Лида таким не балуется, — аж напрягся зельевик. Никогда не видела его таким — обычно его ничего не коробило. — И я, кстати, тоже. И я пришёл к тебе за советом, а не чтобы ты нас оскорблял и подозревал.

Директор дёрнулся, фыркнул и прохлопал по карманам. Ничего не найдя, с досадой он заявил:

— Вот умеешь ты довести — аж курить захотелось. Я понимаю, что ты не просто так ко мне. И что надо какие-то меры предпринять, чтобы ничего подобного у нас здесь не шастало. Но я не понимаю, о чём ты вообще толкуешь, и это серьёзно злит. Я такое только в чномсовских сказках встречал, а в реальности нет такой нежити. И жити нет. И нечисти. И…

— А мог кто-то специально создать морок под окнами? — влезла я в разговор, угадав, о чём речь. Я понимала правоту директора, но была совершенно уверена, что ничего не обпилась и не обкурилась. Особенно на пару с Ваней.

— Запросто! — аж обрадовался Валерий Валерьевич. — На самом деле мало специалистов, которые реально в этом разбираются, а вот чномсовские сказки мы все читали. Наверное, даже выпускников-зайцев опроси, так большинство согласится, что такая нежить, как вы видели, существует. Только вот, — сдулся он под конец своей речи, — кому тут надо посреди ночи такой глупостью заниматься?

Имён я, к сожалению, не знала. Но настолько быстро появился и дух, и любовник, будто пытаясь развеять зародившиеся подозрения, что только прибавили уверенности в моей правоте. Однако для директора я мило хлопнула глазками и улыбнулась.

— Не знаю, но ведь нам это не привиделось.

— Ладно, — недовольно согласился Валерий Валерьевич, — заболтался я тут с вами, а у меня рабочие без присмотра. Их же одних не оставишь. Они либо не подумают и напортачат, либо подумают и сделают ещё хуже. Я сегодня только урок провёл, а они уже унитаз в кабинке боком установили! Руки бы им пообрывать!

И не успела я поинтересоваться, где это они так умудрились, как директор помахал нам ручкой и скрылся в неизвестном направлении. Я провожала его взглядом дольше, чем Ваня думал, потому что стоило мне повернуться, как зельевик спросил:

— Заданий на завтра много?

Домашки было завались, но делать я не собиралась ничего, а вот работа ждала. Впрочем, металась я недолго и поспешно ответила:

— Да парочка параграфов. Перед уроками прочитать успею.

В итоге день я угробила на свиданье. Червячок меня грыз, но не сильно и не долго, потому что погуляли мы хорошо, закупились котлетами, курицей, пельменями… В общем, всем нужным для выживания на этой неделе.

С Соней мы пришли одновременно, вот только я собиралась посидеть над самокруткой, а моя напарница валилась с ног.

— Никогда не думала, что эта работа так выматывает, — пожаловалась она, снимая строгое чёрное платье. — Я каждый день успеваю только разгрести задания. Когда заниматься расследованием — ума не приложу.

Говорить, что может вообще никуда не лезть с таким наплевательским подходом, я не стала. Зачем лишний раз ругаться? У меня нет времени на ругань — волшебная самокрутка тоже не быстро собирается.

На радостях, что проблема с выходом из гимназии решилась так ловко, я сделала сразу два набора, решив предложить второй Пете за ещё одну прогулку. И каково же было моё удивление, когда парень от меня чуть не шарахнулся, с неохотой принял плату и наотрез отказался выпускать ещё раз без всяких объяснений.

Так я и осталась стоять как дура посреди площадки, не зная, что предпринять. Весь день шиворот-навыворот.

— Ну что? — внезапно подскочила ко мне Катя. — Узнала?

— Да меня тут выпускать отказались, — пожаловалась я.

— Кто? Мама?

— Петя! — возмутилась я. Реально, что ли, к Соне идти придётся? Ваня меня до участка не проводит.

— Да?! — удивилась рыженькая гусыня сильнее меня. — Вот это новость. Первый случай на моей памяти. Ты что ему такого сделала?

— Самокрутки.

— Не понравились?

Да откуда я знаю. Только сегодня отдала. Хотела вторую пачку сразу, как тут — здрасьте, приехали. Вот только что.

— Куда он пошёл?

Я кивнула в нужном направлении.

— Жди здесь! — скомандовала Катя и вихрем унеслась следом за Петей.

Прикидывая, что быстро всё не разрешится, а у меня в голове шалман от этих непоняток, я присмотрела себе лавочку и устроилась с максимальным удобством. Возможно, на свежем воздухе меня озарит, а то голова работать отказывается наотрез.

Однако рыженькая вернулась оперативно — уже не неслась, но торопилась, на ходу задумчиво покусывая губу. Видно, новости её жгли изнутри.

— Петя говорит, вчера его отловила твоя мама. Строго-настрого запретила тебя выпускать куда-либо, пригрозив завалить его отстающего друга по предмету. Мол, может и со справкой выпустить.

И вот тут у меня мозги заработали, да так, что варианты выстраивались в нестройный ряд, а вопросы чуть ли не лезли из ушей. Однако на Катю всю эту радость я решила не вываливать — половину лучше узнать у Пети, а девочка вряд ли в курсе. Для Кати у меня был только один вопрос:

— Если я попрошу его выпустить вас с Альбертом, вы сгоняете до участка?

— А участковый нам даст эту информацию? — засомневалась она.

— Даст, — уверенно ответила я и на всякий случай уточнила: — Я записку напишу.

А то дать-то он даст, но мало ли, сболтнёт чего или заподозрит. Так сразу расставлю приоритеты.

— Тогда без проблем.

— Отлично! — решила я и направилась на поиски Пети.

Бедный парень, увидев меня во второй раз, аж побледнел. Драпанул бы, да я проворно схватила его за руку и потащила через кусты. На укромной полянке я поставила аж два защитных барьера от подслушивания — заметив, что я делаю, Петя как-то сразу успокоился, хотя и не до конца.

— Почему сразу не сказал? — строго спросила я, скрестив руки на груди.

— Твоя мама как-то не мелочилась с наказанием за одну единственную прогулку. Я подумал, что и за трёп мне прилететь может. Кате бы тоже не сказал, да она с живого не слезет. И я не знал, что вы уже задружились. Она редко информацию кому-то сдаёт.

— Ты Катю с Альбертом выпустишь, если я за них расплачусь? Не понравятся эти — сделаю другие или зельем, — приступила я сразу к делу.

— Да запросто! — аж выдохнул Петя.

— Только смотри, чтобы никто не пронюхал о моём участии. Вообще никто.

— Боишься, маме доложат?

Я прикусила губу. Какой линии придерживаться, я ещё не выбрала, поэтому решила слегка перевести тему.

— Моя мама же у вас преподаёт? Ты её внешне хорошо знаешь?

— Намекаешь, что я мог перепутать? — вздёрнул он бровь.

Прикусив губу, я покачала головой. Глупые, вопросы, конечно, но я намекала не на то.

— Во сколько она к тебе подходила и во что была одета?

— Белая блузка, чёрные брюки… — ответил он неохотно. И смотрел на меня так… пренебрежительно. Как на сумасшедшую. — Время не помню. Перед отбоем где-то.

Нет, так дело не пойдёт. Мне сейчас куда важнее узнать, кто ставит мне палки в колёса, чем не вызвать подозрений. Конечно, нехорошо ввязывать сюда школоту, да других свидетелей нет.

— Она вчера пришла часов в восемь, сняла чёрное платье и завалилась спать.

— Опа! — Петя вытаращился на меня, но уже не с брезгливостью, а со смесью страха и любопытства. — Это не она, что ли, была? Морок я бы различил, артефакт для внешности не так просто спрятать — его надо рядом с лицом держать…

А по зельям у них тут полный провал. К тому же оно готовится за пару дней, если опытный образец рядом, а артефакт надо настраивать долго. Только вот ни те ни другие не смогут изменить фигуру, походку, манеры… Нет, конечно, если долго стараться, то знахари способны сделать из одного человека другого, но никто же не станет так заморачиваться на десять минут.

— Неважно, чем меняли. Должны быть отличия — главное их найти. И этого никто, кроме тебя, сделать не сможет.

— Обалдеть ситуёвина, — взлохматил парень волосы, попытавшись зачесать их назад. Затем упёр руки в бока, сделал пару небольших кругов.

Я ждала. Такого его отпускать нельзя — точно кому-нибудь что-нибудь ляпнет.

— Слушай, ты же всего лишь в магазин сходила. Что за дела вдруг? — выдал он таки, замерев на месте.

Выматерилась бы, да при ребёнке как-то неприлично.

— Вот с чего ты такой умный, а? — вместо объяснений спросила я.

— Так староста же ж, — как будто забыв о деле козырнул Петя.

Вместо ответа глаза сами собой закатились. Хотелось рычать, но я сдержалась.

— А, потенциальная жертва, — протянула я, и парень вновь взбледнул.

— У меня девушка есть!

— И что, это спасало тех, кто лез не в своё дело?

Сомкнув губы, Петя медленно-медленно покачал головой. Значит, были ещё случаи кроме Ольги с вещунов. Узнать бы, да не у кого сейчас.

— В общем, сделай-ка ты лучше вид, что у меня строгая мама, а я вздорная девица, которая, узнав обо всём, топает ногами и грозится тебя травануть. Не надо в это соваться. Тут одной-то на дорожке тесно — не знаешь, куда ногу поставить.

Второй раз повторять не пришлось — рыжий послушно покивал, посмотрел по сторонам, и совершенно неразумно выпалил:

— Сам я лезть не стану — вдруг помешаю. Но если понадобится помощь — обращайся. И выпускать буду, кого тебе надо и когда надо безвозмездно.

— Ась?! — гаркнула я, думая, что померещилось. Я не видела, как губы шевелились. Мож, ослышалась? — С чего бы вдруг?

— Ты что, думаешь, это приятно сидеть и ничего не делать, когда тут такое творится? Я себя нормально должен чувствовать, отбив девушку у Пашки, причём тупую как пробка, лишь бы выжить? А после этого при каждой встрече смотреть на него, как на живой труп? Нет, Лид, если я помочь смогу, то всё, что угодно, сделаю. Один в поле не воин, но раз ты уже нашла какой-то конец…

— С чего ты вообще взял, что я именно с этим делом разбираюсь? Неужто, кроме вашего проклятья, проблем нет?

— Ты на «старосту» как-то не очень отреагировала, — усмехнулся Петя, показывая, где я села в лужу. В лице я на всякий случай не изменилась — слабое доказательство. — А проклятье облик человека не принимает и никого не запугивает. Так что надо будет — мы в деле.

— Мы? — недоверчиво переспросила я.

— Да. Думаю, никто из старост тебе в помощи не откажет.

Я только покачала головой. Ничего не сказала. Дети-дети. У вас пока ещё нет ничего за спиной, что отбивает желание геройствовать. И ощущения, что именно с вами завтра случится неприятность, тоже нет. Впрочем, этого ни у кого нет. Я бы, может, даже воспользовалась таким предложением — они всё равно знают тут больше меня, и умения неплохие. Да вот только одна беда — им не доверишься. Слова — как сухой лист на ветке: вчера висел, а сегодня уже нет.

ПРОЛЁТ ПЯТНАДЦАТЫЙ — С УСПОКАИВАНИЕМ

Ситуация складывалась крайне неудачная. Кате с Альбертом в тот же день что-то пойти помешало, так что пришлось ждать следующего. А он что-то как-то прямо с утра не задался: на учёбе помешали спать, на перемене с кем-то поцапалась, так ещё и дежурный заявил, что Ирину Аскольдовну они застать не могут. Вот буквально недавно сидела чуть ли не месяц безвылазно дома, и тут разъездные заказы посыпались один за другим.

Наверное, надо было засыпать нормально в Ваниной кровати, а не строить из себя порядочную. Тогда бы день нормально начался и нормально прошёл.

В довершении всего ещё и Соня хлопнула дверью излишне громко, перепугав до мангадхайчиков.

— Держи, — положила она передо мной несколько купюр.

Недоумённо я вздёрнула бровь и подняла на коллегу глаза.

— С чего вдруг?

— Это твой Ваня передал. Переживает, что он нас объедает, вот и вернул. Но ты же на свои покупала.

Боги мои, какие заморочки. Невольно я заворчала что-то ругательное, чем сильно удивила Соню.

— Ты чего такая недовольная? — спросила она неожиданно миролюбиво.

— Не с той ноги встала.

— Тогда я к тебе с приятным презентом. Тебе тут чаёк передали успокаивающий. Ты всё равно в столовую не ходишь, а он полезный, — щебетала напарница, наполняя кружку из термоса.

На процесс я смотрела недоверчиво, но отказываться не стала — сегодня мне действительно не помешает что-то от нервов. И посидеть в углу под одеялом, чтобы никакие неприятности меня больше не нашли. Однако стоило мне хлебнуть…

Я так и осталась с чаем во рту, надув щёки: и хлебнуть страшно, и выплёвывать слишком громко опасно. Если до этого все мои поиски были детскими шалостями и ничего не доказывали, то сейчас дело приняло серьёзный оборот.

— Лида? — заволновалась Соня, заметив мою реакцию. — С тобой всё в порядке?

Показав ладонь, я попросила её остановиться — она поняла жест сразу и покорно дождалась, пока я осторожно дойду до раковины и тихонько всё выплюну.

— Всё в порядке, — отозвалась я напоказ, шаря по комнате в поисках блокнота. — Не в то горло пошло. Очень вкусный чай. Тебе с общего стола наливали?

А на чистом листке, найдя заодно и ручку, написала только для Сони:

«Не пей его больше никогда. Ни за что».

— Да, прямо из чайника, — подтвердила она и с недоумением прочитала моё предупреждение.

«Почему?» — появилось в блокноте.

— Кстати, а кто у нас такой заботливый оказался?

«Тамзелье».

— Рувен Гедальевич, — недоумённым полушёпотом сдала Соня.

«Может, безвредное?»

«Может. Но ты больше не пей. Лучше перестраховаться».

К тому же мята в составе чая, а не зелья, но из-за её запаха невозможно ничего разобрать. Однако Рувен Гедальевич… Он сильно подставился. Или не думал, что я способна определить зелье на вкус? Наверное, да. На самом деле, не многие способны, я сама научилась отличать эту примесь волшебства только года три назад. После чего подполковник Ардов чуть ли не вприпрыжку отправился на пенсию, закатив грандиозный банкет.

С зельем, которое ещё никто не выпил, проще работать, даже если я не вижу ни цвета, ни запаха, ни дозировки. Сколько раз я уже находила спрятанные составы? Сотни. Но сейчас тыкалась как слепой котёнок, не зная, что искать.

Соня сидела на краю кровати, наблюдая за моими действиями. Рядом со мной лежал весь набор полезных инструментов. Заговоренные зеркала, серебряные ложки, несколько волшебных ножей, чаротяги, притягивающие колдовство, как магнит — металл. Я даже специальные очки надела, но за три часа смогла разгадать только два элемента — ничто в рецептуре любого зелья. Мне нужно было нормальное помещение, чтобы не бояться его заляпать, и парочка зелий-нейтрализаторов. А лучше парочка десятков.

«Проблема?» — написала Соня в блокноте возле моей руки, бесшумно подойдя со спины.

«Катастрофа, — чиркнула я и пожаловалась: — Я не могу так работать».

«Лаборатория нужна?» — задала она один из самых глупых вопросов.

«Да».

Несколько минут она ещё дала мне помаяться дурью, а затем разродилась:

«Сходи к своему Ване».

Если бы мы могли говорить, я бы спросила, и с какого дуба она рухнула, и где нашла белену, которой объелась. Но на листок все мои эмоции не умещались, да и вряд ли бы я написала столь длинный текст разборчиво — от бешенства у меня начинал портиться почерк.

«Не смотри на меня так. Он явно не замешан, иначе подлил бы тебе сам, так ещё и сказал, что оно безвредное — ты б из его рук за ужином любую гадость съела».

Увы-увы. Однако я всё равно кривилась и не торопилась никуда бежать.

«Ты же не просто так молчишь? — не выдержала Соня. — Я не верю, что в комнате прослушка, но хочу проверить. Ты мне мешаешь».

Я вздохнула.

«Да прекрати! — чуть не сломала ручку напарница. — Если ты права, то про нас уже все, кто не должен, в курсе!»

Этот довод оказался веским. Собрав все свои пожитки и бутылку с чаем в сумку, я написала на блокноте пару строк, прижала его к груди и отправилась к Ване.

— Я думал, ты уроки делаешь. У вас весь класс стонал, что на завтра много заданий и умолял отменить по зельям, — улыбнулся зельевик, открыв почти сразу.

Ваши мангадхай! И ведь не соврёшь, что всё сделала — завтра раскусит.

— Я соскучилась! — заявила я нагло, поцеловала Ваню и как-то незаметно завела его в комнату. Дверь за нами поспешно прикрыла.

— С сум… — заметил Ваня, глядя на мой баул, и мне пришлось затыкать его вторым поцелуем, а затем срочно показывать блокнот.

«Мне нужна твоя лаборатория. И, пожалуйста, вслух говори только о всякой ерунде».

Пока зельевик читал, брови его ползли всё выше и выше. Но надо отдать ему должное, когда он открывал дверь в лабораторию, то выдал всего лишь:

— Рад, что ты пришла. Я тоже очень соскучился. Но задания всё же надо сделать.

— Позанимаешься со мной? А то мне одной скучно, — кокетливо протянула я, грохая свои пожитки на рабочий стол.

«Что это?» — написала я, давая ему понюхать чай из столовой.

«Мятный чай» — так и написал Ваня, забрав у меня ручку. На губах у него играла улыбка.

«Можешь сказать состав?»

«Нет. Мята всё забивает. Её слишком много. Я его из-за этого почти не пью».

Что и требовалось доказать. Зато я знаю, что концентрация зелья очень маленькая, а в таком ароматном чае его растворяли не случайно.

«Ты хочешь сварить такой же? Давай спросим в столовой», — миролюбиво предложил зельевик, а я чуть не взвыла. В итоге, покусав губу, созналась:

«Там зелье».

Как и ожидалось, в ответ он лишь снисходительно улыбнулся. Ладно, проще показать, чем объяснять.

Чем больше предметов я вытаскивала, тем сильнее удивлялся Ваня. Да, я бы тоже по наличию таких вещичек у учащегося заподозрила неладное. Как минимум кражу, ибо некоторые приборы стоили недёшево или вообще без лицензии не продавались.

Чаротяги он рассматривал с любопытством, особенно когда я наливала в чашечку нижней чай, а верхнюю устанавливала так, чтобы поймать отражение. Я ещё ничего не сделала, а правая рука уже болела от напряжения, держа аппарат.

Здесь я не боялась заляпать всё, поэтому с чистой совестью откидывала лишнее, когда жидкость взметнулась по моей команде вверх и закружилась вихрем. Безусловно, зелья я теряла много — всё не удержать, но хотя бы докажу его наличие. И посмотрю на цвет.

Сначала Ваня глядел с любопытством, когда стало сложнее, осторожно, каждый раз дожидаясь моего кивка, начал ассистировать, отделяя лишнее серебряным ножом. Цвет проступал всё ярче, зеленея и зеленея. А я расстраивалась всё сильней. Достойное завершение дня — раскопать в чае целительское зелье.

Когда я прекратила всё и плюхнула оставшиеся от целой чашки чая пару ложек зелья вниз, надежды уже не было. И тут я легонько его взболтнула, цвет слегка изменился…

— Вау… — ахнул Ваня, но я вновь молниеносно заткнула его поцелуем — достойная награда за тяжёлую работу, а вслух палиться не стоит.

Друг от друга мы не открывались долго, точно забыв о деле. Однако, как закончили, мой парень поспешно схватился за ручку и начертил в блокноте:

«С внушением?!»

Вид у него при этом был такой, будто он провёл интереснейший эксперимент. В какой-то мере это так и было, но можно же хоть чуть-чуть скрыть свой восторг за тяжкими думами — мы только что узнали, что всей гимназии воздействуют на мозги.

«Интересно, что пытаются заставить делать учителей? Работать лучше?» — с воодушевлением предполагал Ваня.

О, это была ещё одна возможность для провала, однако…

«Учителей?»

«Да, ученикам этот чай не дают».

«Не думаю, что что-то хорошее, иначе бы предупредили», — остудила я пыл мужчины. Вот тут он помрачнел. Начало доходить.

С рецептурой мы мучились, пока не стемнело. После, правда, тоже помучились, но совсем немного. Взглянули на состав… И поняли, что зашли в тупик. Не ходовое зелье — ни я, ни Ваня такого не знали.

«Библиотека уже закрыта», — пожаловался парень.

Я покивала. Всё завтра…

«Где ты этому научилась?»

«Долго писать, — честно ответила я. — Как-нибудь потом расскажу. Когда найду подходящий момент».

Ваня хмыкнул, покачал головой. Не знаю, что он думал. И не хочу знать, пока что.

«Почему мы пишем?» — задал он, наконец, логичный вопрос.

«Мне кажется, у стен есть уши».

«Да ну?» — написал он, а выражение лица у него стало таким ехидным, что захотелось поддеть.

«Ну да. Когда в чае всякая дрянь, от стен не знаешь чего и ждать».

Мы не заметили, как я уютно устроила голову у него на плече, а он обнял меня. Ваня всё смотрел в блокнот, перечитывая переписку, потом, видимо не выдержал и произнёс:

— Мне так комфортно с тобой. Будто не без году неделю знакомы, а всю жизнь.

— Иногда так бывает. Правда не всегда ощущения надолго, — пожала я плечами. Но тут и мне хорошо. Надеюсь, никакая пакость между нами не выскочит.

— Лид, а я ведь трус.

— М-м-м? — уточнила я, не понимая, на что он намекает.

— Я вряд ли смогу переехать в Иркутск. Несмотря ни на что, здесь насиженное место. Работа, дом, родные… Хотя я и не часто с ними вижусь.

— Посмотрим, — отозвалась я спокойно, не желая портить момент. — Может, я сюда переберусь.

Всё равно по двум областям мотаюсь, так какая им разница, куда зелья на анализ сдавать? По уставу имею право. У Нестеренко, поди, и порталы в оба областных центра настроены. Место, конечно, — со скуки сдохнуть, да и Ваня, явно, не учитель от бога, но что поделать.

— Пойдёшь ко мне в подмастерье? — с улыбкой спросил он, не веря в серьёзность.

Вот зря он так. Нестеренко бы от моих слов сразу в обморок грохнулся — мало того, что проходной двор из участка устрою, так ещё и сама соседка неспокойная.

— Как-то не думала над этим, — попыталась я увильнуть.

— А здесь к кому ещё? Специалистов мало, учеников берут и того меньше. Нет, Лида, это плохая идея себе жизнь из-за меня калечить. Тебе нормальное образование получить нужно, на работу устроиться хорошую.

— Калечить? — всё-таки привстала я и серьёзно посмотрела Ване в глаза. — А ты что думаешь, жизнь с хорошим образованием и высокооплачиваемой работой — это предел мечтаний? Да на что оно всё, если у тебя нет того, ради кого ты это делаешь?

Мои слова его явно удивили. Мужчины над таким редко думают, а я вот иногда садилась одинокими вечерами и мысли лезли, лезли… Даже радостно бегающий вокруг Бардак не помогал.

— Ты веришь, что любовь в жизни одна единственная?

— Нет, — покачала я головой. — Но своих людей, с которыми хочется провести всю жизнь, найти не так просто. Можно вообще пройти мимо и не заметить, в погоне за чужим. Я боюсь вот так кого-нибудь упустить.

— Ты же ещё совсем молодая, — озадачился Ваня.

— Ну да, — пожала я плечами. Сказать, что старая, язык не повернулся. — Вот только это в школе вокруг много людей. Ещё, пока в подмастерьях бегаешь, народ есть. А потом садишься за работу и всё: коллеги да клиенты, а с ними личные отношения не заведёшь.

И ладно ещё клиенты. У меня так подследственные, с которыми по-дружески не поболтаешь, или, в крайнем случае, свидетели, а с ними общаться тоже не стоит. А то личные отношения вмешаются в работу, и всё. С коллегами тоже из-за этого не свяжешься. «Твои люди» не ходят вокруг, подсвеченные. А если человек не твой, то со временем общение начинает тяготить. И тут уже не разбежишься в разные стороны — место встречи изменить нельзя.

— Где же ты до такого дошла… Вот поставила же меня в неудобное положение. Ведь действительно, если я не поеду, то ты останешься и загубишь жизнь… Тебе сейчас кажется, что люди важнее. А когда с работой проблемы возникнут, ты ведь возненавидишь меня и начнёшь винить во всех бедах.

— Этим, когда пытаются с себя вину переложить, занимаются. Мало кто способен отвечать за свои поступки, особенно перед самим собой. Но ты не грузись и не думай ни о чём таком. Судьба сама подтолкнёт к нужному решению. С ней приятно иметь дело.

Она ведь всё правильно делает. Не случись у нашей фирмы тогда кризис, Ваню бы обязательно взяли. И я бы пришла туда через год. Познакомились бы… и всё. Потому что у меня правило — никаких романов с коллегами, а у Вани не такой характер, чтобы ломать чужие устои.

— Вань, — внезапно вспомнила я, — а я ведь домашку не сделала на завтра.

— Поди, даже и не думала.

Я невинно подняла глазки к потолку. До сих пор его предмет был единственным, к которому я хоть как-то готовилась заранее. По остальным делала всё на других парах от скуки. Если везло.

— Будем считать, что ты сегодня отработала. Я зачту, — вздохнул зельевик, и прозвучало это крайне пошло, если не знать, чем мы на самом деле занимались.

ПРОЛЁТ ШЕСТНАДЦАТЫЙ — С ПРОДВИЖЕНИЕМ В ДЕЛЕ

Когда я утром забежала переодеться, Соня с гордостью продемонстрировала мне приличную гору маленьких прослушивающих артефактов, которые с виду напоминали цветы, за что их и назвали подснежниками.

— Ничего себе улов, — буркнула я, впечатлившись. Интересно, это только у нас, или ими вся гимназия утыкана? — И зачем кому-то такой букет?

— Они ломаются часто, и сигнал плохой. Но с таким количеством легко пробиться даже через защитные чары. Если честно, я до сих пор боюсь вслух разговаривать. И в шоке, что сама их не заметила. Стояли буквально под носом.

Я пожала плечами. Могло и зелье повлиять. После столь продуктивной работы Сони, я была уже не уверена, что она специально отлынивала. И усталость её постоянная сейчас кажется подозрительной.

— Как у вас успехи? — спросила она в свою очередь.

— Любовь, морковь. Сегодня вот в библиотеку договорились вместе сходить.

Намёк напарница поняла.

— Я не знаю, как быть со столовой. Надоела эта преснятина — скоро тошнить начнёт.

— В чём проблема? Ешь с нами. Только чай каждый день бери.

На её лице появилась усмешка. Только рано радоваться. Мы сделали шаг вперёд, но противника не опередили. А дел, между прочим, гора. И вопросов всё больше. Не ясно, что там с Яной. Кто притворялся Соней. Чем опаивают учителей. И это только самое главное. Про мотив убийств я вообще не заикаюсь. Вроде бы в деле засветился Рувен Гедальевич. Тогда логично предположить, что ему нужно зелье долголетия. Но там порция на одного, так какое отношение к делу имеют девушки? Или они отдельно, и это именно то, что имел в виду Саша: два дела, а не одно?

В общем, на уроках мне было о чём подумать. Не любила я так работать, когда подозреваемые вроде бы и есть, а мотивом даже не пахнет. Невольно я начала понимать следаков, которые за каждое опознанное зелье чуть ли не до небес меня возносили и таскали шоколадки. Особенно если я самовольно совала нос в висяк и случайно находила там зелье. Сначала материли меня с ног до головы, а потом задабривали…

С последнего занятия я чуть не вылетела сразу со звонком, в рекордные сроки закинув вещи в сумку. И тут волшебным образом выяснилось, что я дежурная, и именно телепортистке лень стирать свои каракули с доски.

Я стирала как метеор, остальные тележились, медленно собирая вещи и о чём-то болтая. Вот если они никуда не торопятся, могли бы и за меня убраться. Но нет же!

— Везёт тебе, Лидка, — неожиданно вздохнула одна из девчонок, а я чуть губку не выронила. Везёт? Могу поменяться! — Ты домашку сегодня не сделала, а Иван Аркадьевич не спросил. И даже ничего не сказал. Вот директор своим девушкам таких поблажек не делает.

— А у Дмитрия Алексеевича лафа…

— У него и так лафа, встречаетесь вы с ним или нет.

— Самый строгий Василий Сергеевич. Он считает, что его девушка должна соответствовать его статусу и уму.

— Жалко, что Денис Юрьевич всё-таки женился и в Улан-Удэ рванул.

Признаться, раньше передо мной никогда не стояла морально-этическая проблема, связанная с отношениями учителя и ученицы. В моей школе молодых учителей просто не было — старые предпочитали брать в подмастерье покладистых девочек-отличниц и отпугивали всех стонами о «нищенских» зарплатах за такой «неблагодарный» труд, которые, к слову, были вполне приличными. С Ваней же я совершенно точно знала, сколько мне лет, и что ни Соня, ни мои родители никаких претензий в случае чего не предъявят. Если только мне за то, что такой замечательный парень ещё не окольцован и не привлечён к семейному делу.

Однако столь повальные любовные связи между учителями и ученицами кого-то явно могли смутить. Я-то спокойно относилась: взрослые мужики за роман с неопытной девицей порой получают такой мозговынос, что сами становятся пострадавшей стороной. Но родители-то разные. Я столько неадекватных видела. Коллеги жаловались, что заявление порой пишут на таких порядочных мальчиков… лишь бы денег содрать ну или просто по дури.

— Девочки, а ни у кого проблем не было из-за романов с учителями? Родители не возражали? — задала я интересующий вопрос вслух.

— Так кто ж родителям говорит? — засмеялись они, будто я спросила полнейшую глупость.

Да, действительно, так логично.

— Неужто ни разу не всплывало? Мне кажется, у гимназии из-за этого серьёзные проблемы могут быть…

А директор вместо запрета сам туда же. Я, конечно, понимаю, что мы не чномсы, у нас и взрослая жизнь лет с семнадцати, а не с двадцати двух, и противозачаточное заклинание знает любая уважающая себя волшебница лет с тринадцати. Но не так же повально любовь крутить!

— Всплывало, конечно. Говорят, одна девчонка своих подговорила скандал устроить — учитель на ней женился. Но мы тогда первоклашками были. Некоторые приезжают, жалуются, но кто-то в администрации ловко улаживает все конфликты.

— Да… уж сколько недовольных здесь перебывало — орали про суды и про проверки на всю территорию, а уходили всегда такие счастливые. И ни одной комиссии из обещанных.

Девчонки собрались в столовую, а я как-то очень медленно протирала доску. Интересно как выходит. Обычно разгневанного родителя даже танк не остановит. Только и делают, что брякают то в одно магистерство, то в другое. А тут…

Второе препятствие — если не считать пельменей и наспех собранных для Вани бутербродов — я встретила почти у дверей библиотеки. Петя расхаживал туда-сюда и явно кого-то ждал.

— Так и знал, что ты здесь пройдёшь, — заявил он вместо приветствия.

Я пожала плечами. Странное какое-то знание. Ещё вчера днём я сюда не очень-то и собиралась.

— Не веришь? — без слов понял лис. — Ладно, сдаюсь, Эржена сказала здесь постоять. Правда, предупредила, что вместо встречи с тобой я могу получить кирпичом по голове, но это точно будет судьба.

Всё-таки она очень сильная вещунья. Прёт через все артефакты. Вот не знаю, радоваться мне или на всякий случай посмотреть какое-нибудь зелье от излишнего внимания.

— Ты что-то вспомнил? — приглушив голос, спросила я. И на всякий случай отошла подальше от стен и деревьев — в нашем случае в любом углу могли прятаться подснежники.

— Даже больше. Я узнал, кто это.

— Как? — опешила я.

— Сначала по фоткам, — пожал Петя плечами, — потом лично сходил и посмотрел. Ей чёлку пришлось закалывать и волосы в пучок собирать, потому что они длиннее, чем у твоей мамы. Твоя же в основном с хвостом бегает. Ещё у них комплекция разная. Ну там, грудь, плечи, рост и все дела. Я, когда она на меня наехала, перетрухнул, а после разговора с тобой всё припомнил.

— Не томи уже, — попросила я чуть раздражённо. Если мне скажут имя, я сама сравню.

— Брянская Марина Николаевна.

Опа! Прибалдела я, никак не ожидая участия нашей сякающей географички.

— А с речью у неё всё в порядке было?

— Ну, голос Софьи Гавриловны. Но говорила довольно безграмотно. Я тогда подумал, что она просто злится сильно, вот и путается.

— Ясно, спасибо, — покивала я, убежав куда-то далеко в своих мыслях, распрощалась и, отложив вопрос на время, отправилась в библиотеку.

Ваня уже ждал, причём вместе со своим классом. Первый урок второй смены только начался, а они вовсю корпели над справочниками под мечтательным взглядом Евдокии Ивановны. Казалось, такого счастья, как целый класс, шуршащий страницами в её владениях, с ней не случалось никогда.

— Ты же говорил, что у тебя окно вторым уроком и раньше ты никак не забежишь, — прошептала я, присаживаясь рядом. Стеллаж с книгами по зельям опустел как минимум на треть. Интересно, мне-то что-нибудь осталось?

— Я соскучился и решил провести занятие не в классе. Собственно, я тут третий урок сижу. Ребятам неожиданно понравилось.

— И чем они занимаются?

— Ищут в книгах рецепты с гинкго билобой. Они как раз его на ботанике проходили на той неделе. А пятиклашки смотрели корни одуванчика и розмарин, — похвастался он и подкинул «лохматую» стопку листочков. — Не поможешь мне с проверкой? Надо подсчитать, кто сколько нашёл.

Краем глаза я заметила, что под этой кучей литературы у моего парня прячется листок, куда он выписывает все найденные зелья уже без повторов. Ловко придумал, а то ингредиенты такие, что можно и неделю проторчать в поисках нужного состава. Там только рутил выделяется, но минералы обзывают как попало, а иногда и вовсе опускают в публицистике, приводя только намёк на рецепт.

— Странные у нас с тобой свидания, — усмехнулась я и, сев рядом, взяла ручку.

— Я надеюсь, наш горячий вечер вчера искупит скучный сегодняшний день, — подколол он меня.

Да, чья бы корова мычала, моя бы молчала: под ночь завалилась к любовнику с чаем и дорогим оборудованием, чтобы этот самый чай препарировать.

В общем, сели мы за монотонное выписывание названий. Зелий оказалось много, никак систематизировать их не получалось — ни по книгам, ни по алфавиту. Крыша периодически начинала ехать, особенно когда какой-то звук отвлекал. Зато подсчитывала я количество рецептов практически с удовольствием.

Ваня работал медленнее. Периодически грыз кончик ручки, чесал в затылке и, подозреваю, сходил с ума чуть меньше, чем я. Ко всему прочему, он ещё и отвлекался на то, чтобы забрать другой класс и привести в библиотеку. Я чуть было не попросилась с ним.

Когда мы стали сверять два списка, по очереди называя друг другу названия, дело пошло веселее. Затем «добавили» третий ингредиент… В общем, к концу занятий у нас осталось всего около десятка вариантов, которые мы впопыхах и проверяли, пока библиотека не закрылась.

То, что Ваня нашёл рецепт, стало понятно по его лицу: он читал и хмурился, а я нетерпеливо предложила:

— Пойдём уже с книгой в комнату? Там почитаешь.

Ни ответа, ни привета — угрюмый Ваня сунул томик подмышку и потащил меня в учительский корпус.

— Это что-то серьёзное? — спросила я, стоило нам оказаться на улице.

— Тебе знакомо название «Рассеянный брахман»?

— Да.

Этой гадостью любят пользоваться мошенники, чтобы не привлекать внимания. Жертва становится невнимательной и не замечает многих вещей. Под этой дрянью можно любые документы подписать, а так же проморгать нехилые махинации у себя под носом. Очень таким любят на предприятиях грешить, чтобы увести у директора из-под носа имущество. Один раз девчонка попалась, которая с подружками регулярно распивала в квартире дурманы, а родителей подпаивала «брахманом».

Редкие, правда, случаи, мне о них только Ардов рассказывал да коллеги с других областей на семинарах. К тому же, за подпаивание не срок — штраф. Не удивительно, что рецепт я не признала.

— А я вот раньше об этом зелье только краем уха слышал. Но Валера явно не стал бы им своих сотрудников поить — очень уж от него качество работы упасть должно.

— На работу как раз сил должно хватать. В чае дозировка маленькая. А вот на что-то кроме — уже вряд ли. С… Мама почти каждый день после проверки тетрадей падает от усталости. Чай все пьют?

— Не замечал никогда. На выбор подают компот, правда, за ним идти надо. Но некоторые бегают. Я обычно ходил. Аюна Игоревна и Рувен Гедальевич частенько просили для них захватить. Иногда сок ещё бывает, но это по праздникам.

Странно. Сам знахарь не пьёт, а мне просит передать. Хотя, если вдуматься, очень даже не странно. И вполне объяснимо теперь, почему здесь никто ничего подозрительного не замечает. Но опять-таки непонятно, причём тут Брянская и Яна.

Кстати… Или нет, некстати. Или уж лучше у Вани спросить, чем у кого другого — и без того я спалилась перед ним слишком сильно.

— А Рувен Гедальевич к Яне как относится?

— Лида, — укоризненно посмотрел на меня зельевик, даже остановившись посередь дороги.

— Она при мне искала брахми, можешь спросить у Аюны Игоревны. Рвала как раз днём — я ещё замечание сделала, что у него под солнышком свойства теряются нужные. Могу спорить, в рецепте как раз дневной сбор. И, судя по тому, какой букет этой травки нужен для зелья, столкнуться там с ней было не трудно. Можешь и не спрашивать, а просто в засаде пару дней посидеть.

Вздох у Вани вырвался горестный-горестный.

— А Рувен Гедальевич, по словам мамы, передал мне «посылку». Специально, потому что я на ужин не прихожу.

И лезу, куда не просят.

— Нет, у них отвратительные отношения. Она у него не училась, он чуть не завалил её на выпускном экзамене, потом был категорически против её приёма на работу, на педсоветах постоянно пытается её уязвить. Даже мне так не влетало — на меня он просто молчал. Правда, Яна к этому удивительно спокойно относится. Она вообще критику в свой адрес пропускает мимо ушей.

Так. То ли один переигрывает, то ли вторая не доигрывает, то ли что-то в этом мире идёт не так. Даже если допустить, что дела два, сейчас я явно лезу в то, что касается Яны. Отвлекать меня от второго нет смысла. Притворится же Рувеном Гедальевичем сложно — там и возраст и фигура такие, что не перепутаешь.

ПРОЛЁТ СЕМНАДЦАТЫЙ — С ТРАВНИКАМИ

С утра я не стесняясь выходила из Ваниной спальни — специально и косметику, и сменную одежду к нему вчера перетащила. Но, видимо, выходила я слишком рано, потому что наткнулась на ту старую деву, которая помешала нашему первому поцелую.

— Некоторые совсем стыд потеряли! — патетично известила она нас, а заодно ещё нескольких учителей, которые тоже выползли пораньше в поисках завтрака.

Несмотря на вчерашний успех, настроение испортилось окончательно. Чем я тут же решила с этой особой и поделиться.

— А чего мне стыдиться-то? — выдала я, глядя ей прямо в большие, как у лягушки, наивные, несмотря на возраст, глаза. Ваня, который, кажется, как раз устыдился, занервничал.

— Молодая незамужняя особа выходит с утра из комнаты взрослого мужчины…

Ой, да кто тут взрослый, я вас умоляю! Я ж не от Фёдора Михайловича выскакиваю, у которого штаны на подтяжках висят.

— …Неженатого, кстати, — нагло прервала я её речь. — На виду у взрослых людей, которые в курсе, чем там эта парочка всю ночь занималась. В чём проблема?

— Как?! — аж задержала оппонентка дыхание. — Это же безнравственно! Возмутительно!

— Безнравственно и возмутительно в наше время держать мужика на «сухом пайке». Это раньше до свадьбы можно было потянуть — лет в четырнадцать играли. А сейчас помрёшь, пока дождёшься. Что же касается стыда… Если тебе стыдно за то, что ты с человеком провёл ночь, то и жизнь с ним проводить не стоит.

— Но… — явно обалдела учительница. — Но зачем же так открыто!

— А ради чего мне ночью убегать в холодную одноместку из горячей двуспальной кровати, если все и так в курсе?

— Софья Гавриловна! — попыталась она найти поддержку, наливаясь красным. Вот бывают же такие люди: влезут совершенно не в их дело, так после ещё и возмущены до глубины души, что их послали.

— Меня всё устраивает, — мелодично пропела Соня и прошла между нами с каким-то пакетом в руках. Явно не на выход, а в сторону кухни.

— Валерий Валерьевич!

Из дальнего конца коридора, где находилась комната директора, раздался тяжкий вздох. Валерий Валерьевич стоял, подперев голову рукой, и, когда к нему обратились, выдал только:

— Какая любовь, какая любовь! И не просите меня разлучить два любящих сердца! Нет, я не могу поступить так жестоко!

После этого изречения он тоже проскользнул между нами в сторону кухни. Я пожала плечами, развела руками и отправилась вслед за ним в сопровождении Вани.

— Горячая двуспальная кровать? — хмыкнул хозяин этой самой кровати, когда поблизости никого не осталось.

— К слову, ещё очень удобный матрас, — хихикнула я, не понимая, где тут Валерий Валерьевич увидел большую любовь — по мне, наглый расчёт.

Когда мы вошли на кухню, Соня уже разбивала яйца поверх подрумянившейся колбасы, а директор с грустным видом сидел за столом. На противоположном от него конце стоял открытый пакет из-под продуктов, а рядом валялась тысячная купюра. Мужчина же грустно вещал:

— Вот почему женщины такие моралистки? Ну какая разница из какой двери кто с утра вышел? Но нет же! Нормы, приличия, нравы… Вот ни один! Ни один мужчина за то время, пока я здесь работаю, ни разу не высказал своего неодобрения. Почему женщинам-то вечно что-то не нравится?!

— Потому что мужика нет, — философски заметила я и присела рядом с пакетом. Тысячу тут же по-хозяйски прибрала — потом Соне отдам, нечего деньгам на столе валяться — и спросила: — У нас нынче яичница такая дорогая?

— Это за неделю, — хихикнула напарница.

М-да, компания оголодавших начинает разрастаться. Как бы к концу следующего месяца мы не организовывали тут дежурства всем преподавательским составом.

— Я, может, так кадры удерживаю? — продолжал бушевать директор. — Вот не встречался бы Ваня со старшеклассницами, глядишь, давно бы подался в Иркутск, закрутил бы роман с одной из дочерей Зеленских — там, говорят, красавицы на любой вкус и цвет — и работал бы уже на своей фабрике замдиректора.

У меня мурашки пробежали по спине, Соня заинтригованно посмотрела на нашу компанию. Мой парень нахмурился и твёрдо ответил:

— Я уже много раз тебе повторял, я не хочу получать работу таким способом. Мне не нравится ни идея жениться ради должности, ни возможность получить работу по блату, а не из-за собственных заслуг.

— В общем, взбесила прямо с утра! — подытожил Валерий Валерьевич, игнорируя последнее высказывание, и решил: — Надо чайка хлебнуть нашего, успокоительного. Вам налить?

Гробовая тишина грозила выдать нас с головой перед стенами, у которых, скорее всего, и тут уши. Что Соня, что Ваня посмотрели на меня, поэтому я поняла: помощи ждать неоткуда. Пришлось экстренно импровизировать:

— Мы термос в номере забыли. А вы принесли?

— Да зачем термос? — искренне удивился директор. — Кто-то из знахарей каждый день заваривает чайничек здесь — вдруг кому захочется. Я потом просто кипяточком разбавляю, и всё.

— В каком чайничке? — заинтересовалась я. Надо будет завтра нейтрализатор кинуть, чтоб не только мы эту дрянь пить перестали.

— Да вон в том. В синем, с подсолнухами, — указал Валерий Валерьевич, а остальные уставились на несчастную посудину как на врага народа. — Разольёшь, Лид?

С обречённой покорностью я встала. Соня посмотрела на меня, вздёрнув бровь — я на всякий случай отрицательно помотала головой. Ваня попытался было заикнуться, что лучше компот, но я категорично поставила перед ним чашку, заверяя в полезности. Нет, нет, нет! Пусть думают, что мы пьём. Наверняка здесь тоже целая цветочная поляна.

К счастью, директор ел с таким аппетитом, что манёвра Сони с внезапно исчезнувшим из кружки чаем, не заметил. Ваня, приободрившись, начал тем же способом постепенно убирать своё. И я одна сидела как дура, потому что не знала этих чар.

— Софья Гавриловна, вы божественно готовите! — внезапно обернулся к моей напарнице Валерий Валерьевич, чем я и воспользовалась, нагло вылив свой чай в горшок с геранью.

— Это же всего лишь яичница, — опешила Соня, не понимая, чем вызван бурный восторг.

Зато мы с Ваней сразу смекнули, на кого решил переключить своё внимание директор с учениц. Только вот не знаю, получится ли у него что-то. Сашка ведь буквально недавно умер.

Дальше были дифирамбы насчёт самой вкусной яичницы на свете, а у меня почему-то резко испортилось настроение, стоило вспомнить о покойном. На уроки я шла хмурая, да и на самих занятиях витала в облаках, рассуждая о жизни и смерти. И только когда увидела в коридоре хищно стреляющую в меня глазами Катю, немного оживилась. Она явно искала предлог, чтоб подойти, но ничего толкового не находила. А просто так, по-дружески, подлететь при всех опасалась.

— Привет! — сама подошла я к ней. — Ты же хороша в оборонке? У меня одно заклинание не выходит. Наверное, косячу с интонацией. Поможешь?

— Конечно! — обрадовалась Катя. — На следующей перемене возле входа?

— Договорились!

Урок, как ни странно, закончился быстро, никто меня не задерживал, но Катя уже ждала. Она собиралась выдать мне всё, как только увидела, но я жестом попросила её пока помолчать, отвела за угол, но подальше от стен и деревьев, и, наконец, наложила заглушающие чары.

— Рассказывай! — велела я, и из Кати полилось:

— Короче, этот любовник дурит нашей Яне Владимировне голову. Автомобиль принадлежит службе проката, в аренду его брал вообще левый тип — нам фотографию с прав показывали. Я вот только не могу понять, зачем всё это, она ведь давно не богатая наследница.

Затем, чтоб я не лезла к этой мадаме, спихнув её серёжки на подставного любовника. Только дёшево это всё выглядит. Лучше бы они ничего не делали, а так только след подбрасывают.

— А контакты арендатора не вычислили?

— Лид, ты прямо как участковый мыслишь! — восхитилась Катя, а я прикусила губу. — Он тоже сказал, что контакты пробить надо, но это дело не быстрое. Просил через пару дней забежать. Ты же не против, если опять мы пойдём?

От азарта и нетерпения она аж подпрыгивала. В такой ситуации я бы, конечно, отправила кого другого — слишком много эмоций делу вредят, — но вмешивать других людей не имело смысла. Конечно, я теперь могла выходить сама или отправить Соню… Но к Кате, по-моему, внимания меньше.

— Не против, только, пожалуйста, даже с Альбертом не обсуждайте на территории школы то, что узнаете.

— Оу, — протянула гусыня, оглядываясь по сторонам.

— Сейчас вокруг нас чары. Я надеюсь, никто не слышит.

Но не исключаю, что здесь кто-то мог подснежники прямо закопать.

— Ох, настоящее расследование, — чуть не захлопала от восторга Катя. Правда, судя по энтузиазму, она явно не догадывалась, что именно мы расследуем. — Я всегда хотела стать следователем, но даже представить себе не могла, что ввяжусь во что-то серьёзное до выпуска.

Я не стала говорить, что ей повезло. Что работа следователя, к тому же ежедневная, довольно скучна и отличается от всех тех детективных историй про британских авроров или польских ведьмаков. Я просто мило улыбнулась и свернула беседу.

Остаток учебного дня я просидела, постукивая ручкой по столу. Макс, кажется, сходил от этого с ума, но претензий не высказывал. Мне вообще никто никаких претензий последнее время не высказывал — все только здоровались и мило улыбались.

Каким боком в этом замешана Яна, и зачем средненькая вещунья нужна людям, которые варят зелье, я не знала. Как вариант, конечно, убрать отсюда более сильных учительниц по этому предмету, но какой-то слабоватый повод для стоимости бриллиантовых серёжек. Да и… сколько расчётами не занимайся, а не стоит столько ни одно из найденных мной зелий, если делить сумму хотя бы на пару человек. Может быть, я зря на этом зациклилась? Может, пробить этот самый странный мистический фон?

Так я и решила сделать, отправившись в библиотеку. Но до читального зала не дошла, остановленная странной картиной. На директора орало, размахивая руками, нечто среднее между мужчиной и женщиной. Не сразу до меня дошло, что это один из травников-хозяев лавки — очевидно мой мозг попытался забыть о них как о ночном кошмаре.

— Вы волшебник или как? — возмущался травник. — Почему у вас весь день работают люди с чномсовскими перфораторами?!

— Буду я ещё тратить волшебные силы на ремонт, — спокойно ответил Валерий Валерьевич. — Так и нервный тик недолго заработать. И вообще в могилу слечь.

— Да от одного звука этой вашей бормашины для ремонта можно психом стать! Жу-жу-жу! Весь день, с утра до ночи! Того и гляди, станете психом, как ваш предшественник! Тоже будете на людей бросаться с криком: «Отдай мне своё сердце!»

Надо же, как в детской пугалке. Ничего смешнее придумать-то это чудо не могло?

Я улыбнулась и попробовала зайти в библиотеку, но они перегородили проход, так что пришлось влезать в беседу. Естественно, просто вежливо попросить их подвинуться было скучно.

— Отдай мне свои мозги! — ужасающе подвывая, потребовала я, встав за спиной у травника.

Вот он только был передо мной — и уже прячется за спиной у Валерия Валерьевича.

— Боги мои, — тяжело дыша, пожаловался странный тип, — это всего лишь ты, невоспитанная девочка. Если ты без ножа, значит, это шутка. Не смешная.

— Зачем мне нож? — пожала я плечами.

— Чтобы достать мои мозги.

Я скептически посмотрела на это чудо. Мозги ножом… ну не зна-а-аю…

— У того типа был нож, и он реально собирался вырезать мне сердце.

— Как же вы спаслись? — недоверчиво уточнила я, хотя в голове задвигались какие-то шестерёнки.

— Он умер. Он ворвался ко мне в лавку, закрыл засов, пошёл на меня, размахивая ножом. Требовал сердце. Я уж думал, от страха умру, если не убьют. Но тут этот старикан умер. Я долго думал, что кто-то из туристов пошутил и поднял упыря, а потом оказалось — просто псих. Зря его из тюрьмы выпустили!

Что-то ворочалось в голове. Что-то странное и нелогичное. Пока бессвязное. Информацию про мистический фон я искала спустя рукава. Да, бывали места, где магия искажалась, но на Байкале таких было по пальцам пересчитать и радиус действия не особо впечатлял. В общем, фонить тут могло, только если под гимназией что-то зарыли, но тогда непонятно, почему ученики и учителя не жалуются поголовно на проблемы с колдовством.

На субботу у меня были далеко идущие планы, но Соня буквально насильно вытащила меня с территории под лозунгом: «Пошли до берега пройдёмся». Я сопротивлялась, мы попали почти что в шторм, но в итоге устроились в относительно безлюдном месте на камнях. Далековато от берега, кстати.

— Рассказывай, что без меня нарыла, — потребовала она. — Попробую включиться. И… прости, что я так глупо попалась.

— Да ничего страшного! — отмахнулась я. — Ты же не умеешь определять зелья на вкус.

— Меня это не оправдывает. Я могла бы проверить комнату сразу, готовить самостоятельно или прихватить с собой какой-нибудь артефакт по определению зелий…

— Как будто кто-то в конторе тебе бы их дал. Те, что надо подносить к еде — страшное палево, а предупреждающие незаметно стоят столько, что их разве что полковники могут получить. Их не больше пяти штук на две области.

— …Саша наверняка не попался.

— Саша мёртв, — жестоко напомнила я, — потому что они его вычислили. А так они не знают, что ты «слетела», а меня предпочитают отвлекать дешёвыми трюками — скорее всего, уверены, что я просто подмастерье. Судьба не такая плохая штука. Считай, что нам ещё повезло. А теперь о деле.

Пока она не ушла в горькие воспоминания о покойном, я отвлекла её своим рассказом. Начала с Яны, с её сестры, странного «духа» под окнами и фальшивого любовника. Вспомнила её предшественницу и мистический фон. Не забыла упомянуть про предположительно Брянскую, а потом отдельно рассказала о бывшем директоре и его ботаническом саде.

— Так, — начала Соня упорядочивать те знания, что беспорядочно получила я, — мистический фон — это сказки. Обычно так говорят неучи. Даже поговорка ходит: «Плохому магу везде фонит». Но здесь, я думаю, дело не в умениях, а в амулетах. Если это люди, а не проклятье, то они вряд ли захотят, чтобы их судьбу могли просматривать посторонние. Значит, во-первых, попробуем эти артефакты поискать.

— Ты займёшься?

— Попробуем, — пожала она плечами, — но до трусов всех не разденешь, а я в таком слаба. Если у меня ничего не получится, придётся привлекать твоих новых знакомых. Петю и Эржену, я правильно помню?

— Ты детей хочешь в это втравить?! — перепугалась я.

— Они не влезут без нашего ведома слишком далеко. Мы всего лишь попросим помочь с парой фрагментов, но целую мозаику они не увидят. На самом деле, даже если мы и узнаем имена тех, кто носит тут защитные амулеты, это ничего нам не даст. Могут затесаться лишние, как мы или Ваня. Да и… без мотива всё бессмысленно. Как ни крути, а главное здесь — рецептура зелья. Остальное лишь вспомогательные детали.

— Ладно, тогда я сразу к ним обращусь.

— Только не торопи, — предостерегла напарница. — Мы ещё никуда не спешим, а суетливые движения могут привлечь ненужное внимание.

— Ладно, ладно, — проворчала я, вообще не в восторге от идеи.

— Я попробую пробить контакты этой Яны, посмотрю, с кем она общается. Запрошу досье. Может, у неё здесь кто-то из родни или знакомых работал. И ещё свяжусь с расчётным отделом. Пусть расскажут, что там за махинации бывший директор проворачивал.

На том и порешили. И стали ждать.

ПРОЛЁТ ВОСЕМНАДЦАТЫЙ — С ПОСПЕШНОЙ РАДОСТЬЮ

С Ваней побыть на выходных я всё же смогла, правда, нашла его смурного и задумчивого. Даже старый проверенный способ снятия стресса не помог — парень отдыхал после, обняв меня за плечи, и вдруг начал рассказывать:

— Знаешь, когда дед слёг, обо мне определённая слава, как о зельевике, уже шла, несмотря на то, что я совсем мелкий был. Денег на лечение не было — дед нас практически содержал. Тогда меня нашли какие-то незнакомые люди и предложили хорошо заработать. Они попросили изготовить для них яд.

Не напрячься в его руках было очень сложно, но я смогла. Вот сейчас как признается Ваня мне в страшном преступлении, и что я делать должна?

— Я отказался. Не раздумывая, — успокоил он меня. От облегчения я выдохнула, а он с усмешкой потрепал меня по макушке. — Дед вскоре умер — денег мы так и не нашли. Я потом много раз прокручивал эту ситуацию. Вот что было бы, если бы я согласился? Если б дедушка выжил? И знаешь что?

Я не имела ни малейшего понятия, но вопрос был риторическим.

— Ни разу я не пожалел о принятом решении. Ведь, скорее всего, это зелье бы убило кого-то. Неважно, плохого человека им бы отравили или хорошего, по нему тоже кто-то бы горевал. Не нам решать, кто должен жить, а кто нет. Я бы просто не смог посмотреть в глаза деду, зная, что натворил.

— Тебя очень хорошо воспитали, — порадовалась я и чмокнула его в щёку. — Не многие способны подумать о других, когда им что-то надо.

— Да, — согласился Ваня. — И я не могу их понять, Лид. Некоторые способны лишить человека жизни ради близкого. Или даже ради денег. И жить с этим спокойно. Каждый день просыпаться и смотреть окружающим в глаза. Как они так могут?

— Они просто находят себе оправдание. Они обвиняют других или обстоятельства, что-то выдумывают, возводя вокруг себя баррикады из лукавства. На самом деле, это просто жадные эгоисты. Я всегда надеюсь, что они потонут в собственном болоте.

— А если они не тонут? Имеем ли мы право вмешаться?

— Главное, самосуд не устраивать, чтобы не стать такими же, — решила я, поцеловала Ваню в щёку и предложила: — Давай-ка спать, а то у тебя мысли дурные.

Но он, кажется, ещё долго не сомкнул глаз.

После этого разговора мой парень стал до странности серьёзным. На учителей, кроме Сони и Валерия, он вообще смотрел волком. Яну так чуть ли не прожигал взглядом. Дошло до того, что она один раз его спросила, не обидела ли чем случайно. Ваня отговорился осенней хандрой.

У меня, кстати, она тоже возникала, потому что в деле, которое началось так бодро, мы вдруг застряли больше чем на месяц, а тут ещё и мой «обожаемый» ноябрь подкатил — не спаслидаже каникулы.

Амулеты у всех остальных оказались искажающими будущее, поэтому проверка шла долго. Однако даже там, где удавалось найти изъяны, Эржена уверена не была — грешила на свои способности, а там где всё виделось отлично — на случайность. Петя, правда, радовал. Почти. Он клялся, что амулеты точно есть у Брянской, у Яны, у их артефактора, с которым я не знакома, у нашего классного и у библиотекарши. И с пеной у рта доказывал, что Рувен Гедальевич и Баяр Аюшевич вообще ничем артефакторским не пользуются — это серьёзно портило всю теорию.

Связей у Яны или Брянской с теми, кто когда-то работал в Ольхонской школе, не было никаких. Семья Яны переехала на остров уже после основания гимназии, а Брянская вообще нагрянула к нам из европейской части страны не так давно — вроде как, кто-то из удачно устроившихся друзей её позвал, и после смерти мужа она сорвалась.

В расчётном отделе собрались то ли все новенькие, то ли все склерозники, но дело прошлого директора не помнил ни один. Обещали отправить подмастерьев порыться в архиве. Я всё понимала, входила в любое положение, но копание целый месяц, когда мы торчали на задании, злило.

Этот странный замкнутый круг хотелось разорвать. А иногда не только круг, но и кого-нибудь мимо проходящего.

От безысходности Соня уже предложила прогуляться до сестры Яны ещё раз.

— Я туда не сунусь, — категорично отказалась я, — и тебе не советую.

— А если я одна и под мороком пойду?

— Морок же сразу почуют.

— Ну и что? С территории выйдем вместе, а потом я себе просто слишком красивое личико сделаю. Думаешь, тут мало таких туристок?

В ноябре я в этом сильно сомневалась, но резон в её словах был. У нас частенько поговаривали, что то одна, то другая знакомая пользуется мороками. Меня некоторые любили долго разглядывать, пытаясь выискать чары. Правда, когда узнавали, что я эксперт по зельям, успокаивались.

В итоге Соня отправилась на разведку, я осталась бродить по посёлку, пытаясь не привлекать внимания. В том, что мы столкнулись с Нестеренко, ничего удивительного не было. А вот в новостях, которыми он меня огорошил сразу после приветствия…

— Лидия Сергеевна! Я тут узнал, что вы делом Крупенёва интересуетесь.

Я не стала уточнять, что у него была другая задача — достать мне отчёты по закупкам.

— Вы бы отбой расчётчикам дали. Нет его у них.

— Как это нет? — опешила я.

— Мне мой учитель в маглиции рассказывал. Мельком, правда, да и я не особо слушал. Утка это насчёт хищения. Крупенёв на самом деле по другой статье проходил, что-то очень скандальное. Только у него родня всячески пыталась замять и замяла. Потом, вроде как, после его смерти всё продолжилось, поэтому выходило, будто бы он ни при чём…

Нестеренко ещё что-то говорил, а у меня уши как ватой заложило. Картинка начинала складываться, в голове пульсировала фраза «два дела». Два совершенно разных дела…

— А где твой наставник сейчас? — спросила я, желая уточнить.

— Ох, — выдохнул участковый, — умер он пару лет назад — печень, — и тут же оживился, глядя мне за спину: — Ой, Лидия Сергеевна, там кажется ваш молодой человек! Я вас как-то вместе видел, но подходить не стал. А чего это он развернулся и обратно пошёл? Вроде ж, заметил.

Мысли о бывшем директоре вылетели мигом, как и обо всех делах вместе взятых. Я обернулась и действительно увидела быстро уходящего Ваню. Ссутуленного, с поникшей головой, явно расстроенного.

— Бегом за ним! — скомандовала я Нестеренко и пригрозила вдогонку: — И если он из-за тебя что-то не то про меня подумает…

Участковый рванул раньше, чем я договорила, — мои угрозы он понимал с полуслова. Я сама за ним почти не поспевала — дыхалка у меня была слабой, так ещё и сапоги по первому снежку скользили. В итоге я к их компании подгребла уже тогда, когда Нестеренко чуть не упал перед Ваней на колени — вцепился в куртку, смотрел страшными глазами и заверял:

— …мы просто разговаривали. Вы не подумайте ничего плохого, потому что если подумаете, то Лидия Сергеевна… Она ж меня отравит!

— Нестеренко, я ж не такой зверь, — строго поправила я.

Участковый отчаянно замотал головой — то ли соглашался, что да, мол, не такой, то ли наоборот отрицал мою версию, но комедию ломать прекратил. В любом случае, Ваня смотрел на нас сейчас с лёгким недоумением, так что я расслабилась и оправдываться дальше не стала.

— Ты действительно развернулся, когда нас увидел?

— Ну… — замялся Ваня, поняв, что попал впросак. Тут даже ничего в оправдание не скажешь — глупо выглядит.

— Мне иногда кажется, что шестнадцать тут не мне, — проворчала я, а Нестеренко нагло заржал. Да, эту шутку мой парень оценит намного позже.

— А мама где? — развеивая последние подозрения, спросил-таки Ваня.

— Где-то в магазинах застряла. Небось, потеряла меня и ищет теперь… — укорила я, и учитель окончательно стушевался.

С Нестеренко, который утирал пот со лба, мы распрощались. Интересно, он действительно думал, что я его пришибу, или просто волновался за мою личную жизнь? Вряд ли первое. Я, конечно, мстительная, но не до такой же степени.

Я взяла Ваню под руку, как ни в чем не бывало, — он явно чувствовал себя неуютно. Невольно его настроение начало передаваться и мне, и я решила, что оттягивать этот разговор бессмысленно, к тому же Соня неизвестно пришла уже или нет. Лучше она меня подождёт, чем я буду объяснять, в каком именно магазине моя «мама» могла застрять.

— Вань, что происходит? — спросила я в лоб, незаметно отведя его с дороги. — Ты этот месяц сам не свой.

— Прости, — попросил он, отводя глаза. — Не понимаю, что на меня нашло. Повёл себя как ребёнок. Я просто увидел тебя с ним и подумал, что надоел тебе. Глупая мысль…

— Нормальная мысль, — огорошила его я, но после ошарашенного взгляда пояснила: — Не в том плане, что это действительно так. Просто все люди разные, мы с тобой встречаемся всего ничего. Ты ещё не знаешь меня настолько, чтобы безоговорочно доверять. Если уж на то пошло, то я не понимаю, почему ты не разобрался со всем сразу, а попробовал тихо уйти. Если б Нестеренко тебя не заметил, я бы потом гадала, что происходит. Но я сейчас не об этом. Давай уж, раз заговорили, разберёмся. Ты в сентябре и ты в октябре это ну… не два разных человека, но где-то близко. Что произошло? Я влезла куда-то не туда? Я Яну в эту историю вплела? В чём дело?

Перво-наперво Ваня вздохнул. Конечно, как ещё себя вести перед серьёзным разговором.

— Я тебя надоела? — подначила я, и зельевик тут же встрепенулся:

— Да что ты такое говоришь! Мне вообще кажется, что я вытащил выигрышный лотерейный билет… который у меня скоро отберут. Просто… не хотел я тебе рассказывать, но, боюсь, без этого ты что-нибудь придумаешь, и выйдет, будто я сам тебя оттолкнул.

Парень огляделся, чтобы удостовериться, что мы никому не интересны.

— Поставить защитные чары, чтобы нас не услышали? — предложила я, предвкушая нечто интересное. Кажется, сегодня действительно праздник — намечается второе открытие.

— Лишним не будет, — согласился Ваня и подождал, пока я торопливо их наброшу. Затем начал свой рассказ: — Когда Игорь Африканович ушёл на пенсию, на меня свалились все классы, вместе с выпускными. В тот год у лягушек старостой выбрали Иринку — очень сметливую девочку. Она вообще не волновалась о своей судьбе, ведь уже три года встречалась с мальчиком из медведей, но тут внезапно вышла рокировка: у парня из лис родители попали в аварию; выжили, но он сумел уговорить бабушку, когда та стала его опекуном, перевести его в Аршанскую школу. Лисы выбрали девушку, которая ловко смогла увести Иринкиного кавалера.

— Она её отравила? — машинально спросила я и прикусила язык. Это наша бы Алиска вывела соперницу из игры не мешкая, а здесь народ поспокойнее.

— Нет. Ириша была девушкой доброй. Единственное, умирать просто так ей не хотелось. Она знала про мой нюх и, одна из немногих, не верила в проклятье. Говорила что-то вроде «проклятью незачем нас заранее травить». Я как-то спросил её, о чём она, но Иришка только ответила, что чувствовать себя в последний год стала хуже. Но я немного отвлёкся. В общем, она подошла ко мне незадолго до смерти и дала понюхать один разъедающий состав. Сказала, что я могу верить, могу нет, но она выльет его на своего убийцу. Дальше дело за мной.

Я буквально оцепенела. Неужели он столько лет знал, кто виновен, и не сказал никому?!

— Возможно, я бы и забыл о своём обещании, но на следующее утро после трагедии от одного из артефакторов, Марка Максимовича, буквально разило Иркиным зельем. От ожогов не было и следа — это смутило меня. Других доказательств у меня не было, а запах за сутки выветрился. Использовать сыворотку правды на невиновном человеке без его согласия было чревато — мне же не шестнадцать лет, от ответственности ничего бы не спасло. Да и… одному мне было такого бугая, как Марк, не допросить. Он бы просто двинул мне в челюсть и просидел всё время действия подальше от остальных. Вот я и подлил ему другое зелье, менее заметное. В общем, его уволили за сексуальное домогательство, и я был спокоен.

— А до кого он домогался-то? — недоумённо уточнила я, вспоминая все истории о романах с ученицами на территории гимназии. Не мог же Ваня подвергнуть риску совсем маленького ребёнка?

— До директора, — ответил мой парень с ухмылкой, а я перегнулась напополам от хохота, представив картину. Бедный Валерий Валерьевич! Зато какой красивый ход. — Я считал себя победителем и думал, что всё закончилось. Однако на следующий год умерла Ольга, а я как-то запоздало вспомнил, что ожог от зелья должен был кто-нибудь залечить. И сейчас, когда ты буквально ткнула мне носом в Яну… Я просто весь месяц не могу определиться, как быть: и мимо пройти совесть не позволяет, и что-то делать страшно — боюсь подставить тебя под удар.

Короче, а воз и ныне там. Ничего нового я от Вани не узнала. Только подтвердилось участие кого-то из знахарей, и идею он мне подкинул интересную. Зато поговорили.

— Давай так, — предложила я, — пока всё равно ничего сделать не получится, правда? А при удачных обстоятельствах посмотрим, как крутануться.

— Я бы не хотел тебя в это втягивать, — нахмурился Ваня.

— Уже не получится сдать назад, — меланхолично пожала я плечами. — Все в курсе, что мы встречаемся. Подозреваю, даже если разыграть скандал и выселить меня из твоей кровати, всё равно, в случае чего, попробуют давить через меня.

— Иногда мне кажется, что ты меня старше, — обречённо резюмировал парень, но я тут же опровергла:

— Да не! Ни в коем случае! Уж тут можешь быть уверен.

* * *

Соню мы дождались, однако поговорить с напарницей я смогла, только когда нашла время забежать к себе, якобы за тетрадями. На время разговоров в нашей комнате мы отходили в угол подальше от горы подснежников, по которым с Сониной помощью иногда передавалась всякая чепуха, и ставили маленькие локальные контуры.

— Можешь не стараться. Я всё равно ничего не узнала, никого даже дома не было, — вздохнула напарница.

— Зато я узнала.

— От Вани? — удивилась Соня.

— И от него тоже. И Нестеренко весточку интересную принёс. Помнишь, он слова Саши как-то передал? «Не одно дело, а два»?

— Помню.

— А теперь задачка. Бывший директор проходил по другой статье, поэтому наши расчётчики ничего нарыть и не смогли. Дело пытались замять, а потом его и вовсе оправдали, потому что…

— Убийства продолжились! — загорелись глаза у Сони. — Интересно, что он готовил?

— Эликсир долголетия, конечно. В ботаническом саду есть всё нужное, агаты можно через мастеров незаметно провести. А когда Крупенёва выпустили после разбирательств, попытался протянуть ещё год и убить кого-то из травников. Я думала, этот мужик в юбке прикалывался, когда Валерия пугал, а видимо, нет.

— И почему же не получилось?

— Время, скорее всего, не рассчитал, — пожала я плечами, не видя ничего удивительного. — Его мурыжили-то сколько? Чудом к своим травкам добрался.

— И брат, естественно, попытался замять скандал, потому что ему это очень боком выходило. А власть у него есть! Думаешь, он замешан в том, что творится здесь сейчас?

— Не знаю насколько. То ли он сказал кому, и идею подхватили, то ли просто случайно повезло. Отбрасывать его совсем нет смысла, хотя я и сомневаюсь, что он станет рисковать своим креслом — и без убийств есть, где заработать. Но суть не в этом. Суть в том, что возраст не имеет значения.

— А от Вани ты что узнала?

— О! Он одного типа, который точно был в доле, отсюда турнул. Давно правда, но можно попытаться пробить. Марк Максимович.

— Отлично, поищем. Только что значит «турнул»? Директора подговорил?

— Почти, — хихикнула я. — Опоил этого учителя любовным зельем, активировав на директора — эффективнее любых просьб сработало.

— Фу, пакость какая.

— Валере тоже не понравилось.

— Прекрасные новости! Кажется, дело сдвинулось с мёртвой точки.

ПРОЛЁТ ДЕВЯТНАДЦАТЫЙ — С УЛИКАМИ

Но дело не сдвинулось. Да, мы теперь сняли подозрения с Рувена Гедальевича, но на кого их перевесить, так и не нашли. Яна мило общалась со всеми, «концы» её фиктивного любовника так и не нашли, как и его самого — видимо, ему тоже подправили чем-то внешность, а в созданной панике никто и не заметил.

Через неделю Соня не выдержала и потащила меня гулять ещё раз, едва дав дожевать обед.

— В общем, у меня к тебе деловое предложение, — взяла она быка за рога, как только мы вылезли из дыры в заборе, всё ещё называемой входом. — Чем ты можешь опоить Яну, чтобы её отсюда выгнали?

Минуту молчания моя напарница честно выждала.

— Зачем? — выдала я подкорректированный за время раздумий вопрос. В оригинале он звучал иначе.

— Здесь не поймёшь, с кем она контачит. Если выкинуть её за пределы школы, ей как-то надо будет связаться с сообщниками. Уж там-то мы сможем какой-нибудь конец этого «клубка» подцепить.

— Нет, ладно, логично… Но я тоже без вариантов, чем её поить. Сама понимаешь, такие домогательства директора вполне устроят.

— Думай, я в твоих зельях вообще не сильна. Понадобится помощь — скажешь.

* * *

Думалось мне плохо. Я находила массу вариантов, но все они хоть как-то затрагивали учеников. Не помогали ни полное безделье, ни свежий воздух, а, возможно, даже мешали.

— Я просмотрела всех знахарей, — внезапно раздалось у меня над ухом, и я чуть не грохнулась с лавочки, где предавалась тяжким думам.

— И тебе привет, Эржена, — поздоровалась я с кряхтением, потому что ругать бесплатных помощников — дурной тон. — И как?

— Только у завуча.

У завуча — это плохо. Валерий Валерьевич носил амулет сам и, судя по всему, осчастливил ими и всю администрацию. Так что это уже не улика, а так.

На всякий случай я «прощупала» защитные чары — лавочка была моя любимая, так что я «отрезала» её от мира с обеих сторон. Но каждый раз, как параноик, проверяла, не успел ли их кто снять. Эржена покорно подождала, зная о моих заскоках, и только потом спросила:

— Ты о чём так усиленно думаешь? Хмуришься даже с закрытыми глазами.

— Да так… — пожала я плечами. — Вот скажи, какие у вашей Яны Владимировны слабые места?

— Мозги, — тут же выдала вещунья. Нет, ответ был, конечно, правильный, но ситуацию не менял. — А зачем тебе?

С одной стороны, не хотелось втягивать девчонку ещё сильнее. С другой, у меня уже тоже мозги почти спеклись, а повод можно придумать и абсолютно левый, например…

— Ваня на неё что-то слишком часто стал смотреть. Бесит она меня. Думаю, может, подлить ей чего да выгнать отсюда?

— Прекрасная мысль! — воодушевилась Эржена и, присев рядом, взяла меня за руку. — С этого и надо было начинать! Значит, смотри, у меня есть чудный вариант: ты подливаешь ей зелье агрессии, я вывожу её из себя, она меня избивает, и всё! Мы свободны!

— Ты что, с ума сошла? — уточнила я невежливо, с подозрением глядя на девчонку. — Я против твоего избиения.

— Ой, да что она может? Пары синяков хватит, а вылечат их в тот же день. Зато какой скандал!

Ага, и труп Эржены в этом году, потому что влезла не туда, куда надо. Нет уж, на такое я не пойду.

— Я против тебя подставлять. Если б мне такой вариант нравился, нарвалась бы сама.

Собеседница замолчала, но идею явно не оставила. С минуту она задумчиво глядела по сторонам, а потом разулыбалась так, что стало ясно — на неё снизошло озарение. И оно мне не понравится.

— Тогда давай на Конева её злость направим! — задорно предложили мне.

Я только попыталась открыть рот, чтобы заявить, что против насилия над детьми, как она нагло повернула мою голову в нужную сторону и пояснила:

— Вон тот в середине — Лёша Конев. Ну что ему будет, ты скажи? Да даже если она вспомнит какое-то атакующее заклинание и жахнет, Лёша едва ли почешется. Идеальная кандидатура!

Лёша Конев был на добрых две головы выше меня, а то и больше. В плечах имел косую сажень, а на лице у него застыло то потрясающее выражение, которое даже огненный шар не изменит. Как из приоткрытого рта слюна не капала — непонятно. Наверное, доучился он только потому, что учителя боялись даже слушать ответы на свои вопросы — так и моральную травму получить недолго.

— И в каком он классе? — нерешительно спросила я, отказываясь признавать очевидное.

— Щука, одноклассник мой, — меланхолично ответила Эржена.

Боги-боги… На вид так, как минимум, тунец.

— И много навещал?

— Тебе лучше не знать, — хитро предупредила вещунья. — Одно радует, ещё ничего не сбылось из его пророчеств. А нет! Вру! Что подают в столовой, он угадывает безошибочно. И зачем только держат… минусы коммерции налицо.

Будь я учительницей, не знаю, насколько огромную взятку я могла бы запросить за такого раздолбая в моём классе. Невольно вспомнились Янины бриллиантовые серёжки. Да, сумма подходила, только вот сомневаюсь, что товарищи Коневы пошли на такие жертвы ради сына с дипломом, но без умений.

— А вдруг она его так стукнет, что дар прорежется? Два в одном, так сказать, — продолжала мечтать Эржена, и я не выдержала. Наверное, именно вида Лёши Конева мне не хватало, чтобы согласиться подставить учеников.

— С тебя его волос.

— Запросто!

На следующий день, когда я, слово за слово, получила половину ингредиентов у Аюны Игоревны, а вторую нагло умыкнула из Ваниных запасов, Эржена притащила мне целую чашку с волосами Конева.

— Ты его побрила? — заинтересовалась я, почти засовывая в посудину нос.

— Нет, просто убедила, что он оброс, и по доброте душевной испробовала на нём парикмахерские чары.

В общем, не знаю, был ли Лёша до этого щукой или целым тунцом, но после однозначно стал ёжиком. А я могла делать с бедным мальчиком всё, что угодно — такого пучка мне хватит далеко не на одно зелье.

С подготовкой возилась я целую неделю. Хотела на всякий случай предупредить Соню и попросить её подстраховать, но потом увидела Конева ещё раз и передумала. Ваня после случая с Нестеренко спускал мне с рук всё и даже больше. Тут, видать, и откровенный разговор помог, и то, что участковый истово меня боялся и звал Лидией Сергеевной — Ваню, кстати, это откровенно веселило. В итоге, мой парень даже ничего не заподозрил, когда я спросила:

— А есть что-то, что Яна очень не любит?

— Всё? — ехидно предположил Ваня.

Боги мои, что ж там за дама-то?

— Из съедобного.

— О, тут она не столь привередлива… Так чтоб совсем — ириски не ест.

Ирисок мы в тот день купили килограмма два. Я подозревала, что после операции тоже не смогу их есть.

Во сколько и по каким дням Яна ходит в ботанический сад, за месяц мы засекли, так что я заблаговременно засела у Аюны Игоревны. Она, к счастью, к ирискам относилась хорошо. Вот мы их на пару и уплетали, пока не пришла моя «жертва».

— Она меня раздражает, — честно поделилась я с ботаником, — завидев вещунью издалека.

— Меня тоже, — призналась Аюна Игоревна.

Не удивила. Она воспринимала Ваню как сына или как младшего брата, поэтому все его «бывшие» автоматически становились врагами народа. А эта ещё и перед глазами маячила.

— Давайте ей напакостим? Не пойдём никуда, пока она с нами чай не попьёт?

— Да разве ж это пакость?

— Конечно! Мы ведь заставим её сделать то, что она не хочет.

Ботаник хмыкнула. Идея начинала ей нравиться.

— Правда, она может и без нас попробовать пойти… — вдруг задумалась я. Хотя на моей памяти сама они ни разу травку себе не срывала.

— Да никуда она не пойдёт — заблудится. И травы одну от другой не отличит. Как-то попробовала укроп сорвать — дёрнула сорняк прямо с тропинки. А у меня тут ещё парочка видов щитолистника растёт практически рядом… — намекнула женщина и проворно заполнила чашки до краёв.

Ботаники страшные люди. Очень страшные. Всё-таки как прекрасно, что я разбираю зелья чаще, чем собираю. Я ведь по молодости столько рецептов запорола просто потому, что взяла травку не того вида… бр! Это после я стала умнее — сразу просила у отца конкретное растение или покупала.

— Аюна Игоревна, я опять у вас заблудилась. Помогите брахми собрать, — вновь без приветствия влезла Яна посередь разговора.

Здравствуй, Яночка, — степенно ответила ей ботаник и закусила ириской — гостью аж передёрнуло. — Мы тут чай пить только сели… Присоединишься к нам?

— Аюна Игоревна, я только свой…

— А этот тоже успокаивающий, и тоже с брахми, — поддакнула я, за что удостоилась прожигающего взгляда.

— Благодарю, я лучше подожду, пока вы допьёте.

Видимо, она думала взять нас измором — мол, постоит над душой и у нас весь аппетит пропадёт. Вот только измором её брали мы. После того как, демонстративно скрипя ирисками, за десять минут мы не выпили и половины, Яна сдалась:

— Если я выпью с вами чашечку, вы оторвётесь и поможете мне с брахми? — а из голоса злость аж сочилась. Какая неприятная дама, крайне неприятная.

— Конечно! — тут же просияла Аюна Игоревна.

Яна налила чашку себе сама, тут же залпом её осушила и требовательно на нас уставилась. Можно было ещё потянуть время, несмотря на выполненную миссию, но тут мимо проходил Валерий Валерьевич.

— Аюна Игоревна, я у вас тут ромашек фиолетовых нарвал! — сообщил он почему-то радостно.

— А, сиреневую диморфотеку! — столь же радостно оповестила его ботаник.

Повисло неловкое молчание. Директор озадаченно посмотрел на цветы в руке, цветы на него смотреть и не думали — у них глаза не проросли. Вот как в упырях разбираться, так он первый, а как в цветах — дальше ромашек не ушёл.

— Ну да, наверное, — легко согласился Валерий Валерьевичи и внезапно сменил тему: — О, чаёк!

И не успела я опомниться, как он хлебнул сразу из горла. До дна. Наверное, это единственное, в чём мне повезло, потому что массовая агрессия к Лёше Коневу в мои планы не входила. Даже в такие дырявые планы.

— Конфетку? — неуверенно предложила я, протягивая ириску.

— Нет, спасибо! Мне уже пора — рабочие ждут!

Он умчался прежде, чем у меня завертелись извилины в голове. Благо Яна уже уводила Аюну Игоревну, и я с чистой совестью, не прощаясь, могла рвануть за Валерием.

С какой скоростью он перемещался, что я совершенно потеряла его из виду за полминуты замешательства, — не знаю. Я оббегала буквально все места, где он мог бы быть, включая его комнату и одинокий кабинет директора, где ни разу хозяина не видела. Счастье мне улыбнулось где-то в дальнем углу учебного корпуса, когда безбожно взвыл перфоратор, а в образовавшейся после него тишине порезался голос Баяра Аюшевича, объясняющий, что в таком шуме просто ничего невозможно объяснить.

— Ушли и даже не попрощались! — укорила я директора, как только подошла к нему на достаточно близкое расстояние.

Разумеется, он захотел что-то мне ответить, но ириска была уже наготове — я заткнула рот, как только директор его открыл, и припечатала:

— Очень вкусная конфета, а вы ушли и не попробовали!

— Да я как-то… — попытался возразить директор, — к ирискам…

Под моим взглядом Валерий Валерьевич запнулся, дожевал и поправился:

— Действительно, очень вкусная конфета, правда, вкус необычный.

Выдохнув, я с чувством выполненного долга отправилась к себе отдыхать. Всё-таки хорошо, что директор выпил до дна, а то ещё одной погони я могла бы и не пережить.

Триумфальный пробег босоногой Яны Владимировны за обалдевшим Лёшей Коневым на следующий день видела вся школа. Зрелище оказалось настолько впечатляющим, что даже учителя предпочли в первые минуты поглазеть, а не бросились сразу разнимать парочку. К тому же, ни чарами, ни заклинаниями вещунья не разбрасывалась, используя как оружие большой учебник.

Когда третьим к их марафону присоединился Валерий Валерьевич, я грешным делом подумала, что ириску он не прожевал. Но нет — догнал он Яну, схватил её за запястье, перебросился с ней парой фраз, а потом и вовсе перекинул через плечо и понёс, кажется, в тот самый кабине директора, в котором я его раньше не видела.

После таких событий большинство учителей уроки поотменяли. Ну или оставили учеников за самостоятельным обучением, а сами разбирались с возникшей проблемой.

— Как всё прошло? — спросила я Соню, которая вернулась с педсовета ближе к вечеру. Ваня тоже там торчал, а у меня часов с двенадцати был заслуженный отдых.

— Прекрасно! Её тут многие не любят, поэтому вопрос сразу зашёл об увольнении, а не о выговоре.

— Какой выговор за такой кошмар? Бедный Лёша, наверное, заикаться начал! — укоризненно предупредила я.

— Ты знаешь, у него с речью такая беда, что и не разобрать, заикается он или нет.

Мрак какой.

— Есть, правда, один минус в этой ситуации, — подлила ложку дёгтя напарница. — Фёдор Михайлович утверждает, что кто-то мог так жестоко пошутить, поэтому целители — и твой Ванечка заодно — сейчас проверяют её на воздействие. И если что-то найдут…

Скривив губы, я помотала головой. Не тот случай — не найдут. Соня хмыкнула, но ничего не сказала в ответ. К Ване в комнату я бегала раз десять, пока, наконец, не столкнулась с ним в коридоре. Как сосредоточенно он смотрел на пробирку! Явно нёс в лабораторию.

— Как успехи? — с хитринкой спросила я.

Ваня не ответил — глянул на меня загадочно. В комнату пропустил первую, но сам помчался в лабораторию, ставить образец в подходящие условия. Я неспешно вошла следом, прикрыла дверь, встала у парня за спиной. Зельевик сидел, внимательно наблюдая за реакцией — совершенно бесполезное занятие в данном случае. Руками я скользнула по его плечам, обнимая за шею, нагнулась, а потом зашептала на ушко:

— Тебе так не терпится меня раскрыть?

О пробирке и всех своих изысканиях он забыл тут же — как мне показалось. Я вообще не поняла, как он так быстро поднялся, а я очутилась на столе. Ладонями Ваня гладил меня по спине, прижимая всё ближе. Губы ласкали поцелуями шею, всё выше и выше, и вон, наконец, добрались до мочки уха… Я задрожала от наслаждения и не сумела сдержать вздох.

— Как ты это сделала? — шепнул любовник.

— Секрет, — ответила я со стоном.

Интересно, это он вместо сыворотки правды решил меня соблазнить? Так я в таком состоянии свой коварный план никак не смогу поведать.

Ваня стянул с меня джемпер и медленно, дотрагиваясь пальцами до кожи, начал расстёгивать пуговицы. Второй рукой взъерошил мне волосы. Коснулся губами виска и заговорил тихо-тихо:

— Мы просидели полдня, но никаких следов. Я чувствовал аромат этого успокаивающего зелья, про которое Аюна Игоревна упоминала, и представлял тебя. Как ты сидишь и сосредоточенно его готовишь, разбираешь ингредиенты, выжидаешь смену цвета… И у тебя получается нечто действительно волшебное, волшебней волшебства…

— Оу, — протянула я, хитро глядя любовнику в глаза. Приобняла его ногой, которую он тут же принялся гладить: от лодыжки до бедра. — Вань… а ты случайно… не извращенец?

С четверть минуты он смотрел на меня так внимательно, что я уже забеспокоилась — неужто по собственной глупости я лишила себя хорошего вечера? Но тут Ваня с серьёзным видом выдал:

— Может быть, — и повалил меня на стол.

Я только и успела, что охнуть. Он что-то прошептал, и мы оказались нагими друг перед другом. Одной рукой Ваня перехватил мои запястья, второй принялся ласкать бёдра с внутренней стороны, касаясь пальцами в самом интимном месте, каждый раз всё дольше, нежнее, глубже. Я выгнулась, едва не встав на мостик, а Ваня лишь усмехнулся и приник к моей груди, захватив губами сосок. Прикусив, поиграл языком.

Каждое прикосновение заводило меня сильнее. Я хотела коснуться мужчины, но он крепко держал мои руки, так что мне оставалось лишь прижиматься к нему бёдрами, да млеть под хмельными поцелуями. Он очерчивал линии моего тела, будто творя неизвестное никому заклинание. Казалось бы, простые движения, да дело не в них — дело в самих руках, в ладонях, в пальцах. Стоило Ване до меня дотронуться, словно маленькие искры волшебства проникали под кожу.

Груди саднило — любых ласк было мало, хотелось ещё. Я просила — любовник сжимал до приторно-сладкой боли, от которой я теряла дар говорить и связно мыслить. Я хотела этого мужчину. Я умоляла. Я требовала. Кажется, я даже угрожала. А он лишь посмеивался и продолжал меня мучить.

Стоило на мгновение отпустить мои руки, как я тут же села и, запустив пальцы в его волосы, забрала свой законный поцелуй в губы. Ваня подхватил меня за бёдра и понёс в комнату, на кровать. Как мы ни во что не врезались — не знаю, но упала я уже на мягкое, мой любовник сверху, и тут же вошёл, позволяя вновь прижать себя.

Оба доведённые почти до предела, кончили мы быстро. Ваня повалился рядом, продолжая меня обнимать и вдыхать аромат. Я лежала с закрытыми глазами, наслаждаясь воздушными ваннами. Определённо, странные зелья оказались чьей-то эрогенной зоной — ни за что бы не догадалась.

Поцелуй в плечо недвусмысленно намекнул, что поспать мне не дадут. И когда я открыла глаза, ласковый голос нашептал на ушко:

— А вот теперь я опять сгораю от любопытства. Как ты это провернула?

Не желая нарушать тишину, я приглушённо рассмеялась и провела в воздухе рукой, будто что-то писала. Ваня тут же полез за канцелярией. Ладно, не сдаст же он меня, зная отношение Яны к делу. А если сдаст, то вскроюсь и увезу в Иркутск как подозреваемого.

«Сцепка» — написала я посреди листа в блокноте и принялась рисовать схему, как зелье агрессии медленно распадается на части, выгорая, так сказать, в процессе, а потом соединяется с замедленным зельем трусости, которое ещё даже не вступило в силу, а уже превратилось в успокоительное. И как калиновый сок, которым я незаметно обработала ириски, работает катализатором, нейтрализуя оба зелья сразу.

Ваня вникал во всё долго, восторженно водя по схеме подушечками пальцев. Наблюдая за ним, я решила в следующий раз рисовать на себе. В итоге, выхватив у меня ручку, он спросил:

«Так единственная улика — волосы Конева?»

Я самодовольно помотала головой и добавила:

«Я их проварила в нужное время и убрала. Для частей живого существа этого достаточно».

— Ты гений, — шепнул Ваня с благоговением.

— Это не я, — с усмешкой призналась я, чтобы никто не приписывал мне чужих заслуг.

Об этом методе сокрытия я узнала, когда мастер, претендующий на крупный заказ из магистерства, подлил подобный состав одному своему конкуренту, чтобы он убил другого конкурента. Над этим делом мы сидели всем экспертным отделом и давно бы плюнули, если бы подследственный не оказался другом родственников жены начальника областной маглиции, за которого ручались буквально головой.

Идею о двусоставном зелье выдвинул Ардов, которому не давал покоя тот успокоительный состав, что обнаружили в крови подозреваемого, и жена-зельевик у последнего оставшегося участника конкурса. В библиотеке я сидела долго, чуть ли не неделю. Чтобы проверить, как это вообще работает, мы провели аж три следственных эксперимента, два из которых с треском провалились, а третий закончился дракой в маглиции. Но дело мы раскрыли, подставленного освободили и интересную схему вынесли.

— Потом расскажешь? — понятливо спросил Ваня.

— Потом, — кивнула я.

ПРОЛЁТ ДВАДЦАТЫЙ — С ТЕРПЕНИЕМ

Неделя выдалась для нас очень напряжённой. Мы сидели как на иголках, ожидая конца разборок, а Валерий Валерьевич всё время с нами ел молча, хмурясь похлеще грозовой тучи. Заговорил он лишь к воскресенью, очевидно, не выдержав напряжения.

— Яна увольняется по собственному желанию. Я два дня из-за этого с инвесторами собачился. Пришлось даже одной знакомой вещунье пообещать переделать под неё расписание и построить личный портал в Иркутск. Чувствую, должен буду по гроб жизни.

— Ого, — изумился Ваня. — После всего её не хотели увольнять?

— Ни в какую! — стукнул директор по столу. — У меня было ощущение, что я пытаюсь выгнать не третьесортную учительницу, а, как минимум, светило волшебства! Они сдались, только когда я сам заявление написал и размахивал им как красным знаменем. Спит она с кем-то из них, что ли? Или сама инвестор…

— А вы не знаете? — удивилась я, как-то потерявшись в его жалобах.

— Нет. У них было дурацкое условие: они дают деньги, а я не пытаюсь узнать их имена, потому как кто-то из них здесь преподаёт, но боится, что я буду относиться к нему, как к начальнику. И все кандидаты в учителя согласовываются с ними… И питание это. Да у них целая куча дурацких требований была. Но Яна — это всё-таки перебор.

У меня в голове словно зазвенел чномсовский кассовый аппарат. Инвесторы — деньги — гимназия… Да она же частная!!! Вот почему Нестеренко не мог достать отчёты о закупках. А я-то ло-о-о-ох. Как с другой планеты свалилась, право слово.

Это знание полностью меняло дело, правда, как, я ещё не знала — в голове царил полнейший кавардак. Но по всему — время открытия, смерть старого директора, зелье в учительском чае — выходило, что эти самые инвесторы в деле. Не станут же они просто так вбухивать деньги в покупку территории с проклятьем. Вот только что они с этого получают? Какое зелье идёт на продажу? Один эликсир долголетия такого точно не окупит.

* * *

В понедельник мы отправили Катю с запиской к Нестеренко, вторник тоже беды не предвещал, но тут внезапно вылез классный час. Фёдор Михайлович поправил очки и важно объявил:

— Я вас надолго не задержу, просто есть один вопрос, решение которого не требует отлагательств. Павел у нас как-то обленился последнее время, да и успеваемость у него стала хуже… Особенно на фоне. Так что старостой теперь будет Лида.

Первый раз на меня столько человек смотрели как на покойника. Я откинулась на спинку стула, скрестила руки на груди и хитро-хитро глянула на классного руководителя. Он же завуч. Он же целитель. Он же носит артефакт. Сам, значит, сдался.

— Лидочка, ты же согласна?

— Да, — подтвердила я, ни капли не расстроившись. Что изменилось-то? Они открыто заявили, что собираются меня убить? Тоже мне, новость.

После собрания ко мне не подходили, будто я была прокажённой, и смотрели сочувственно. Я специально подскочила к Фёдорову Михайловичу, расспросила о своих обязанностях, о Паше, о причинах назначения… красиво врал — не придраться. После решила проверить ещё одну мысль и добралась до библиотеки, где к моей радости сидел Рувен Гедальевич. Очередной мастер света бурчал что-то о кривых руках предшественника, но я уже привыкла.

— Здравствуйте! — вежливо поздоровалась я.

— Здравствуй, Лидочка, — снисходительно улыбнулся мне старый знахарь. — Опять чем-то напугали?

— Нет! — покачала я головой. — Я просто всё забываю вас поблагодарить за тот чай учительский. Очень хорошо успокаивает! Надо же, вам такая здоровская идея в голову пришла, после того как я один раз пожаловалась.

— Рад, что тебе понравилось. Только идея эта не моя. Я о том случае Надежде Валентиновне рассказал, а уж она и присоветовала. Говорит, мол, если девочка так близко к сердцу приняла, наверняка у неё нервы пошаливают.

— Кто? — насторожилась я, не помня этого имени.

— Завхоз наш.

— А-а-а, — протянула я загадочно.

— Передать ей от тебя спасибо?

— Ой, да что уж, — изобразила я смущение, — я лучше сама передам. А вы эту тему с ней не поднимайте, пожалуйста, не то подумает, что вы меня отловили и заставили.

Мозаика продолжила складываться. Только вот один знахарь в возрасте и три женщины… Должен быть пятый, крепкий мужчина. Скорее всего, принятый на работу после увольнения замешанного в деле мастера. Но как на него выйти, я не представляла.

Довольная и тем, что удалось узнать, я отправилась в учительский корпус, к Соне.

— От Нестеренко ничего? — спросила она, вытирая влажные волосы полотенцем.

— Нет, но я уже знаю, кому она станет звонить в первую очередь.

— Да? — удивилась напарница. — Просвети!

— А! Меня же сейчас старостой назначили!

Соня как стояла, так и села, хорошо моя кровать оказалась рядом:

— Ваш Фёдор, что ли?

— Он самый. Придёт весточка — проверим.

— А точно?.. — замешкалась она, не зная, как сформулировать.

— Не похоже, что эту мысль кто-то вложил — слишком ровная. Я даже наводящие вопросы позадавала — его нигде не клинит. Кстати, на фоне знания, какой из целителей в деле, я уточнила у Гедальевича, кто ж его надоумил мне чаёк с зельем передать.

— А разве не?.. — продолжала неясно выражаться Соня.

— Нет. Сказал, завхоз присоветовала.

— Неплохой у тебя улов! А ты в опера пойти не хотела никогда? — отвесила мне напарница комплимент, а я только скривилась. — Хотя зачем тебе? У тебя ж зарплата больше моей.

Вот именно.

Новости по гимназии разносились быстро, поэтому, когда я пришла к Ване, он уже был в курсе всего. Только сейчас я подумала, что он относится ко всему куда серьёзней меня и готов натворить глупостей. Я уже приготовилась убеждать его в том, что люблю его и никуда не уйду, как после первого поцелуя он посмотрел на меня и выдал:

— Давай поженимся?

Кажется, я попыталась сесть прямо на пол, но он меня перехватил и усадил к себе на колени. Нет, в принципе я конечно согласна… Да что там, я всеми руками и ногами за, но надо бы дождаться окончания командировки, и Ваня явно не просто так предложил.

— С чего вдруг?

— Все уже в курсе, что ты староста. Это была прямая угроза — мы доигрались. Я знаю, что ты не боишься всего этого и воспринимаешь, как забаву, но я боюсь. Я видел столько смертей, Лид… я не хочу потерять тебя, только не так. Ты не поверишь, но я долго думал над ситуацией — в этот раз заранее, как чувствовал. Надо переводить тебя в Иркутскую школу, срочно, но твоя мать здесь работает и вряд ли пойдёт на такое. После свадьбы тебя признают совершеннолетней, и мы сможем перебраться. Я уже поговорил с Валерием, он выкрутится и отпустит меня посреди года. Даже обещал перед кем-то замолвить словечко в фармацевтике. Снимем квартиру, будем жить вместе. Первое время придётся поэкономить, но ты ведь не транжира. Ты хочешь этого?

Хотеть-то я хочу… У меня даже есть квартира, работа, место для Вани в семейной фирме и никакого разрешения спрашивать не надо. Но это не тот способ, которым можно женить на себе мужчину. Я даже не представляю, кто будет сильнее ржать: начальник нашего отделения маглиции или директор иркутской школы…

— Я надеюсь, о моём переводе ты ни с кем не говорил? — уточнила я, подозревая, что кто-то может уже ржать. Директор-то у нас умный, да и память не подводит — сообразит, что я на деле. Но, не дай бог, папе передаст — там будет скандал, что я втихушку вышла замуж.

— Ещё нет, всё же перед этим нужно твоё согласие.

— Ты знаешь… мне как-то не очень нравиться получать предложение только потому, что мне что-то угрожает… — неуверенно соврала я. Если бы срыв операции не маячил, согласилась бы не раздумывая. Особенно после его высказывания о свадьбе с дочерью Зеленского.

— Это не основная причина. Если бы я сам этого не хотел, мы бы просто расстались — Петя уже заходил и предлагал отдать тебя ему для сохранности.

Я нервно хихикнула. Обложили со всех сторон.

— Так что? — поторопил он.

— Вань… — шепнула я, наклоняясь к нему, убрала прядь волос за ухо. — Может, обождём немного? Я не хочу отказываться, а то вдруг ты больше не предложишь. Просто так гнать коней… Когда обычно происходят убийства?

— По весне, на каникулах перед последней четвертью.

— До конца третьей подождём? Я обещаю, что мы уедем, если ты не передумаешь.

Ваня прижал меня к себе нежно и одновременно так крепко, что я и помыслить не могла высвободиться. Чувствовалось, что ему многое хочется сказать, но он сдерживался. Так мы и просидели, пока в ход не пошли поцелуи. Больше за вечер Ваня ничего не добавил, хотя я думала, он попытается меня переубедить.

Как я и предполагала, Катя принесла от Нестеренко имена Фёдора Михайловича и Валерия Валерьевича — больше никому Яна не звонила, даже родне. Нам оставалось вычислить пятого в группе и понять, чем же они тут занимаются, потому что без мотива и доказательств все наши наработки — просто домыслы.

Пару дней мы только наблюдали, не замечая ничего предосудительного в поведении подозреваемых. А в пятницу после уроков Ваня внезапно решил вытащить меня в посёлок. Надо сказать, погода там портилась стремительно, а над территорией гимназии отлично работало тепловое поле, поэтому уговорить меня удалось с трудом. Да и повод он нашёл странный.

— Ты знаешь, — сказал он по дороге. — Сюда вещун заехал не местный, я бы очень хотел узнать свою судьбу. Глядишь, успокоюсь с этим переездом и обожду.

Я приподняла бровь. Идея мне не нравилась от слова «совсем», а для предсказаний в гимназии имелась целая толпа учеников.

— Нет, ученикам не дамся, — словно прочитал мои мысли Ваня. — Я уже привык от них скрываться. Сначала из-за Яны прикупил артефакт, а потом понравилось. Они порой такие ужастики выдавали коллегам, что я к ним ни ногой!

— Я не сниму свой амулет перед неизвестно кем, — предупредила я на всякий случай. — А он существенно помешает, если наше будущее связано.

— И не надо! Переезд в Иркутск-то он в любом случае увидит. Ты просто так посиди со мной, за компанию. Стыдно признаться, но мне неуютно, когда кто-то в личное пространство лезет. Да и по посёлку прогуляемся, пока время свободное.

В общем, не отказалась я только потому, что никаких причин артачиться в ответ на невинную просьбу не нашла.

Погода меня, конечно же, не порадовала. Пилить пришлось прилично. Заезжее светило жило в обычном доме без всяких опознавательных знаков, так что даже и не знаю, как находились клиенты. В сенях я сбила снег с сапог, разделась, а нас даже никто и не встретил.Впрочем, Ваня вёл себя так, будто это дело обычное.

Он любезно открыл мне дверь одной-единственной комнаты, приглашая пройти первой. Я с недоверием последовала приглашению…

Нас хозяин помещения заметил раньше, чем я его, поэтому крик:

— Менты, шухер! — застал меня практически врасплох.

На автомате я повернулась, увидела до боли знакомый затылок, удирающего в окно человека…

В общем, зачем я это сделала, я не поняла, но через несколько мгновений уже сидела верхом на перепуганном мужике. Чтоб он не сбежал, я его не просто прицельно обездвижила, но и давила на шею пальцами, где плясали парализующие разряды — один рывок, и всажу всю пятёрку. Во второй руке, направленной на Ваню, горел огненный шар. Да, я конечно зельевик, но если меня застать врасплох… Выучка всё-таки маглицейская.

Ваня стоял столбом в дверях, удивлённо моргая, а мужик, который боялся отвернуть от меня знакомый затылок, тараторил.

— Лидия Сергеевна, я не знал, что речь о вас! Я совершенно ни при чём был! Мне сказали — надо школьницу, которая в зельях очень хорошо разбирается, опоить незаметно. Мол, любовь-морковь и все дела, девочка залетела, хороший мальчик жениться хочет, а та не желает расстраивать мать и думает об аборте. Всё только на пользу обществу и демографии! Так что, вас с пополнением будущим можно поздравлять, товарищ майор?

Я соображала не так быстро, как этот говорливый тип. Казалось, у меня в голове между извилинами что-то застряло и не даёт им работать. Для начала я очень тяжело выдохнула, но заклинания ни одно не отпустила — создать их снова с такой скоростью у меня всё равно второй раз за день не получится. Потом решила ответить на вопрос, во избежание недоразумений:

— Нет, Игнатьев, тебя надули.

— Ай-ай! Как же так! А ведь с виду такой хороший мальчик… Товарищ майор, это не я — это всё он.

— И я не майор — хватит подлизываться!

— Как это не майор?! — тут же возмутился тип. — Да по чужой статье мне срок мотать! Вы меня первый раз раскусили в октябре десятого года, а потом отправились отмечать повышение до старшего лейтенанта. Я ещё удивился тогда, мол, ничего себе, какая молодая. А у вас в экспертизе, оказывается, после подмастерьев сразу младшего дают. Я недавно годовщину отмечал — с чаем-тортиком, всё как положено. Шесть лет, значится, прошло с того дня. Ещё подумал, Лидия Сергеевна, наверное, тоже за майора-то проставляется…

— Игнатьев! — взмолилась я, поняв таки, что он несёт и перед кем. К тому же, он оказался прав — я действительно в этой командировке пропустила своё повышение. — Ну вот какого рожна тебя понесло к окну?! Знал же, что я не опер!

— Инстинкт-с! — важно ответил пойманный. — Да и хиленький я, слабенький — как видите, вас на меня вполне хватило. Я, может, от оперов бы и не бежал даже — что дёргаться, когда шансов нету? Помню, ловил меня перед последней ходкой Александр Семёнович… Ух! Только глазом поведёт, а я уже скрученный лежу на полу и как червяк! Кстати, как он поживает? Как жена, как дочка?

Будто знал, какую тему затронуть. Я и так была не в своей тарелке, растерявшись после героической «победы», а теперь и вовсе расклеилась.

— Умер Сашка, — зачем-то призналась я, а Игнатьев аж рискнул повернуться, чтобы посмотреть мне в глаза. Удивительно, но переживания у него на лице отразились настоящие.

— Да вы что! Молодой же совсем был, жалко-то как! Софья Гавриловна, поди, сама не своя от горя! А что случилось-то? Где умер?

— Здесь, — призналась я и обрубила дальнейший поток вопросов: — Только сейчас помолчи-ка. Мне одну проблему решить надо.

На Ваню я смотрела со смешанными чувствами. Выглядел он совсем невинно, только зачем-то же притащил меня к жулику зельем опоить. Не хотел он ждать, когда я сама соглашусь поехать в Иркутск.

— Да, — вместо оправдания сказал мой любовник, — наивно было с моей стороны думать, что ты с твоими знаниями обычная школьница…

Ну, тут стратегию он выбрал верно. Если бы я не знала Игнатьева лично, или накинь он личину, у этого человека у единственного был бы шанс меня чем-то опоить. Зелья он готовит просто потрясающе.

— Эх, Иван-царевич, вот зачем ты сжёг лягушачью шкуру? — провела я внезапно аналогию со сказкой.

Но никто ничего не ответил. Осторожно, видимо, чтобы я не жахнула по нему огненным шаром, Ваня пробирался на середину комнаты. Я уж думала, не залепить ли на всякий случай рядом, но тут он остановился и, открыв дверцы шкафа, достал оттуда безвредный бутылёк. Почти безвредный.

— Вань! — попыталась остановить я, но он уже откупорил флакон и залпом выпил сыворотку правды.

— Это дорогой экземпляр, между прочим! Без того противного вкуса! — возмутился было Игнатьев, но я нажала на его шею, и с потерей ему пришлось смириться.

— Вань, несваренье же будет! — посетовала я.

— Что за поклёп! Никакого несваренья после моей формулы! — тут же возмутился Игнатьев. — Так, может чуть-чуть живот и покрутит, но совсем незаметно. И, напоминаю, зелье это очень дорогое…

— Если ты сейчас не заткнёшься, то я залезу в твой шкаф, перерою полки, и зелье ты это будешь делать для маглиции совершенно бесплатно от нескольких месяцев до пары лет!

Намёки не один раз попадавшийся мне под руку Игнатьев понимал прекрасно — заткнулся, как в комнате не было, и позволил, наконец, Ване высказаться:

— Я не имею никакого отношения к убийствам в гимназии. Не знаю, кто за всем этим стоит, и зачем они совершаются.

— Мог бы и не геройствовать, я тебе и без этой дряни верила, — вздохнула я и, наконец, развеяла огненный шар, который уже ощутимо начал подпаливать пальцы.

— Та штука в твоей руке меня смущала, — отшутился он.

Надо полагать — атакующее заклинание в чужой руке всегда нервирует. Вздохнув, я убрала пальцы с шеи попавшегося под замес чёрного зельевика, встала и подытожила:

— В общем, понятно мне, что тут у вас произошло. Непонятно, давно ли познакомились…

— Он в прошлом году на меня вышел, — поддался то ли настроению, то ли сыворотке правды Ваня. — Ему потребовалось какое-то растение из ботанического сада, вот я и согласился подзаработать за просто так. Разговорились о зельях. В общем, когда ты начала тянуть время, я сразу понял, что с твоими талантами распознавать их на вкус, у меня самого подлить тебе что-то не выйдет. А Тимур обещал…

— Ты вообще правильно мыслил — у этого жулика действительно такие составы и методы, что он мог бы меня отвлечь. Если б морда знакомой не оказалась.

— Да, Лидия Сергеевна, я знал бы, что это вы, уж, наверное, расстарался! — не выдержав долго молчания, влез Игнатьев.

— И загремел бы уже не с мелким сроком за изготовление, а по полной, да ещё и с довеском за сотрудника маглиции, — отрезала я, а мужчина аж побледнел. — Думаешь, я бы своего мужика сдала вместо тебя с тремя ходками? Правильно ртом хлопаешь. Даю неделю, чтобы отсюда смылся куда подальше. И то только потому, что у меня другие дела.

ПРОЛЁТ ДВАДЦАТЬ ПЕРВЫЙ — С ОТКРОВЕНИЯМИ

На улице я не знала, как завести разговор — только вздыхала. Как-то слишком внезапно всё выяснилось, оставив кучу нераскрытых вопросов, которые пока раскрывать не хотелось. Радовало только то, что Ваня ни капли не расстроился, а, скорее, наоборот. Правда, он, очевидно, ждал, что я начну, поэтому долго молчал, но в итоге не выдержал:

— И на сколько вы меня старше, товарищ майор?

— Я на год младше — Игнатьев же подробно расписал, как рано эксперты получают младшего лейтенанта. И да… давай от греха подальше вернёмся от званий к Лидочке? А то в гимназии подслушивающие артефакты везде понатыканы — я теперь вообще боюсь вслух что-то говорить.

— Как скажешь, — улыбнулся Ваня и прижал меня к себе поближе. Пуховик тут же переформировался и чуть не перекрыл мне воздух, но жаловаться я не стала, потому что такой холодный воздух не очень-то и радовал. — Я так понимаю, теперь от переезда в Иркутск я никак не отверчусь?

— Нет, ну если ты будешь сильно сопротивляться, то я имею право попросить о переводе моей лаборатории сюда… — призналась я, чтобы уж совсем человека в угол не загонять. — К Нестеренко в участок.

— Нет, я всё-таки не живодёр. Кстати, теперь я, наконец, понимаю, почему наш участковый с таким испуганным лицом меня догонял.

— Теперь вообще многое станет куда понятней, — вздохнула я.

— Например, как ты составила тот список за полчаса. Я думал, ты вундеркинд…

— …а оказалось, просто работа у меня такая.

— Но не ясно мне, почему ты сказала, что тебя в подмастерье Зеленский взял?

Здесь должна была заиграть какая-нибудь тревожная музыка, но, видимо, из-за ветра её никто не услышал. Вот что лучше: сказать ему правду или соврать?

— Не говорить же тебе, что меня Ардов взял? Он так-то на пенсии уже.

— Да, но могла же ткнуть в кого-то другого? Здесь же явно выбрала не наугад — ты хорошо осведомлена об их делах.

Молчала я, очевидно, слишком подозрительно. Но признаваться ему сразу или ещё потянуть время — как лучше?

— Лида?

— Если бы не проблемы на фабрике, я бы пошла туда.

Ваня помолчал, хмурясь. Он что-то шептал, но так тихо, что я сразу поняла — размышляет. Точнее, подсчитывает. И результат вычислений мне аукнется.

— Погоди, если у них начались проблемы в год моего выпуска, а ты выпустилась позже, то как тебя могли взять? Раньше конца девятого класса никто себе подмастерья даже не присматривает.

Ай-ай-ай, — подумала я, а все отговорки из головы как ветром сдуло. А вот на Ваню прозрение нашло.

— Так, стоп! Только не говори, что ты, ко всему прочему, ещё и одна из дочерей Зеленских?!

Вздох получился очень тяжёлым.

— Там же хозяева — братья: Леонид и…

— Сергей, — закончила я, сдаваясь, и добила: — А ещё у меня в Иркутске однокомнатная, так что никакой мороки со съёмом.

Мы немного помолчали. Шли так же не торопясь: несмотря на поганую погоду, оказаться на территории гимназии, утыканной подснежниками, ни я, ни Ваня не хотели.

— Я даже не знаю, как ко всему этому относиться. Я тут всё перед Валерой бахвалился, что работу у Зеленского сам получу… Наверное, надо какое-то другое место присмотреть, хотя я раньше об этом и не думал.

— Ты что, с ума сошёл?! — перепугано вскинулась я, распахнув глазищи во всю ширь. — Меня ж отец убьёт, если мой муж будет у конкурентов работать! Я и так получаю ежемесячный распил мозгов за службу! Нет-нет-нет-нет-нет, ты давно хотел, можно сказать, мечтал — не надо сейчас городить огород из-за незначительных обстоятельств.

Моя реакция Ваню только позабавила, но за одно слово он всё же уцепился:

— Я думал, ты не примешь моё предложение всерьёз в свете новых обстоятельств.

— Шутить изволишь? Я слишком стара, чтобы разбрасываться такими предложениями от симпатичных молодых зельевиков! Или ты в свете новых обстоятельств передумал?

— Разве что со сроками. А то вдруг нам за самоуправство тоже распил мозгов устроят?

Не «вдруг», а «совершенно точно», — вздохнула я очень тяжело. За такое мне даже голову открутить могут, причём не только родня, но и коллеги по работе.

— Кстати, о коллегах. Большой бы скандал был, если б я всё же тебя опоил и привёз в Иркутск?

— А что за зелье было?

— Безоговорочное доверие. Из предлагаемого набора оно показалось мне наиболее безвредным.

— Ну-у, — задумалась я, прикидывая последствия. — Вряд ли бы ты меня увёз, я бы просто при первой же попытке на тебя всё вывалила. Хотя такой жук, как Игнатьев, мог чего и булькнуть вдобавок… Если б всё получилось, надо мной поржали бы всем отделением, а потом отправили обратно. И тогда Игнатьеву бы не поздоровилось — такое пятно на репутации я бы ему не простила.

— А выговор? Наказание? — оторопело переспросил мой парень.

— Какой выговор, Вань? Все же люди. У меня пол-отдела оперов нейтрализаторы перехлебали. Я заколебалась говорить, чтоб у подследственных ни печенек, ни чайков, ни пирожков — всё равно эти вечно голодные что-нибудь да хапнут! «Но там такие милые бабушки!» — а копни этих старушенций, так у каждой по три знака отличия за вклад в развитие науки. И до следаков добираются, но пореже. Ничего глобальнее пятна на репутации бы не было.

— Вот знаешь, — внезапно сменил он тему, остановившись посреди улицы и заглядывая мне прямо в глаза, — когда я думал, что тебе шестнадцать, постоянно лишние мысли лезли в голову. Мне казалось, маленькая отличница просто поставила себе цель окрутить молодого преподавателя. И скоро всё закончится, стоит только ей увидеть этот мир за забором. А сейчас, вроде, ничего же не изменилось, ни в тебе, ни во мне — просто я узнал, что ты старше, а чувство тревоги исчезло. Я верю, что я действительно тебе нравлюсь, и что подойду для работы у вас, если ты так считаешь.

Ваня смотрел на меня как-то одухотворённо, а я на него скептично. Эти слова, в совокупности с моими собственными откровениями, натолкнули меня на интересную мысль, которую я тут же и высказала:

— Думаешь, Игнатьев распылил зелье в комнате перед нашим приходом?

В ответ мой парень заливисто расхохотался, очевидно, намекая совсем на другое, и сгрёб меня в охапку, чтобы зацеловать прямо по улице. И его совершенно не волновали наши потенциально обветренные губы, а зря.

* * *

Утро для меня лично наступило в обед, поэтому готовила Соня. Я только послушно встала строгать овощи, на которые мне ткнули, для салата. Ваня подумал и взял второй ножик, помогать. Валерий Валерьевич пришёл на кухню задолго до нас, но вместо помощи разливался перед Соней соловьём — ясно было, что подкатывает.

— Славная пара? — шепнул мне Ваня, ткнув в их сторону ножом.

Я послушно посмотрела в указанном направлении. Напарница, хоть и слушала, но изредка поглядывала на собеседника больше из вежливости, чем из интереса. Поэтому, повернувшись лицом обратно к своему парню, я скривилась и покачала головой. Он приподнял брови. Так, кажется, мимики мне уже не хватит.

— Она папу ещё не забыла, мы о нём вчера говорили, — шёпотом намекнула я.

Факты он сопоставлял довольно долго. Очевидно, за ошеломляющими новостями о моей работе и родне, упоминание смерти Саши затерялось. Пришлось намекнуть:

— Они работали вместе.

И тут, судя по круглым глазам, на Ваню снизошло озарение. Приятелю он явно сочувствовал, но предпочёл не давить на Соню, а отвлечь.

Валер, а знаешь, что я вчера нашёл под учительским столом?

— Что? — с явным раздражением отвлёкся на него директор.

— Жвачку.

— Что-о-о?! — протянул Валерий Валерьевич, забыв, кажется, обо всех женщинах мира.

— Представляешь, разжёванную кто-то к столу прилепил, — продолжал гневить директора Ваня.

— Совсем оборзели! У кого перед тобой урок был?

— Я не помню. Да и не важно, потому что жвачка засохнуть успела — еле отчистил. Я просто подумал, ведь и здесь под столом может такое найтись. Или под подоконником.

Намёк Валерий воспринял как руководство к действию. Сначала бросился к столу, разогнав нас в разные стороны. Потом залез под подоконник. Там злость сменилась озадаченностью. Распрямившись, директор уже внимательно разглядывал подснежник на ладони.

— Это ещё что?

Пока я думала, что лучше: ответить или не спалиться, глава гимназии успел умотать далеко по коридору и долбился в чью-то дверь. Открывать ему явно не хотели, но он точно знал, что хозяин комнаты там.

— Валера, — наконец-то прозвучал недовольный мужской бас, — если у тебя временно нет личной жизни, это не повод портить её женатым людям. Чё надо?

— Это что?

— О-пля, — протянул собеседник, и я, наконец, узнала по голосу рыжего мастера, к которому бегала на факультатив. — Подснежник. Судя по работе — ещё Максимыч делал. Ты где нашёл?

— На кухне под подоконником. Можешь поглядеть, нет ли у него там «соседей»?

Босые пятки стучали по полу неожиданно громко. Рыжий всклоченный учитель появился на кухне прямо в трусах, но, завидев нас, смутился.

— Валерка, ты предупредить не мог, что здесь ученица?

— Чего эта ученица не видела? Семейных трусов? — проворчал директор, которого сейчас заботило совсем другое.

Мастер хохотнул:

— Ну да, у Ваньки боксеры, — а я чуть головой об стол не шандарахнулась. Здесь невозможно жить! Все про всех всё знают!

Проверять мастер начал заклинанием, от чего перекосило и меня, и Соню — сейчас заговорщики свои комнаты тоже утыкают и никак не засветятся. Зато в кухне он нагрёб целую клумбу. С каждым следующим подснежником, Валерий мрачнел всё больше и больше. Надо ли говорить, что под конец у него разве что пар из ушей не шёл.

Все выходные наши лисы всех возрастов шмонали территорию гимназии. Казалось, не осталось ни одного свободного угла, где бы они не прошлись. Мастер-учитель пробегал следом, но вид имел такой замученный, что о качестве его работы никто иллюзий не питал. Поэтому в Ванину комнату Соня пришла после всех и порылась своими методами ещё раз. Букетик получился маленький, но всё же был.

— Теперь хоть две комнаты будут без присмотра, — подытожила она, уничтожая в ванне артефакты. Правильно, а мне потом оттирай от копоти! — Ты ведь всё равно сдалась?

— Он нашёл Игнатьева, — пожала я плечами.

— Ты не удержалась и опять его поймала с поличным? — развеселилась коллега под слегка виноватым взглядом Вани.

Нет, они думали меня опоить, но не рассчитали, что мы знакомы.

— Ай-ай-ай, молодой человек! Связались с известной криминальной личностью! — пожурила Соня. — Но за чистку спасибо — мне уже начали надоедать эти прятки. Только что бы ты делал, не окажись подснежника под подоконником?

— Его там и не было, — спокойно пожал плечами Ваня. — Я же Лиду попросил мне с вечера один для примера найти — вот его ночью и подложил.

Соня хмыкнула, я тоже осталась довольна, но после мы решили разойтись в разные стороны на разведку. Меня отправили к Кате узнавать новости от Нестеренко, Соня ушла смотреть на реакцию учителей. Ваня же пожаловался, что он с нами умудрился тетради не проверить.

Катя оказалась на улице, одна, без Альберта. Она внимательно наблюдала за тем, как старшие классы лисов заканчивают зачистку на улице. Они бы уже сдались, но учителя пообещали пятёрку по предмету без контрольных и с любым количеством пропусков тем, кто найдёт больше всего «цветочков» — халява брала своё.

— Забегала к Нестеренко? — без приветствия спросила я полушёпотом, как только оказалась близко.

Тем временем, меня заметил Петя. Для начала махнул мне рукой, но стоило ответить тем же и снова повернуться к собеседнице, как он бросил работу и пошёл к нам.

— Да, но ничего важного, говорит, не случилось. Он только попросил конфеты тебе передать втайне от твоего ухажёра. Они у меня в комнате, потому что ты с пятницы к Ивану Аркадьевичу как прилипла, — отчиталась Катя и тут же сменила тему: — Круто, что прослушку нашли! Теперь хоть разговаривать спокойно можно, не прячась.

— А я, наоборот, после такого ничего без защиты говорить не стану, — мрачно поделился Петя, прочитал специальное заглушающее заклинание и продолжил исповедь: — Я-то думал, Лидка просто страхуется, после того как её на походе в Хужир поймали. А тут такие масштабы. Мы ведь много подснежников могли и проморгать.

— Только заклинание твоё — как красная тряпка в прослушке, — просветила я. — Подойди завтра к моей маме, попроси её научить тебя заглушающим и дополнительным поисковым фокусам — она у вас как раз чары и преподаёт, ничего заподозрить не должны. Я сама в этом дилетант.

— Потом мне покажешь, — вставила Катя.

— Я в учебном корпусе спрошу — там чисто, — решил Петя.

— Думаешь, всё убрали? — вздёрнула я бровь.

— Не было там ничего. Видимо, решили, что уроки слушать скучно, а в шуме на перемене всё равно слов не разобрать. Эти штуковины-то маломощные. С них нельзя сделать запись, только сидеть и слушать «в прямом эфире». Я даже не представляю, у кого может найтись столько свободного времени. И куда установить выход.

— А проверить?

— Не видно. Их Максимыч делал — точка выхода наглухо перекрыта.

— Все он?

— Все он. Я даже не представляю, сколько ему на это потребовалось лет. Мы умотались их снимать, спасибо, младшие тоже в деле.

— Их тоже пятёрка прельстила? — хмыкнула я. Я бы на промежуточную не купилась.

— Не, от них помощи мало, поэтому их только от физкультуры освободили. Но, учитывая, что по чномсовскому примеру их решили погнать на улицу на лыжах…

От ужасной перспективы я присвистнула. Хорошо, что в старших классах оставалась только оборонка — лыжи бы меня добили. Представляю, с какой лютой завистью смотрел на лисов весь остальной зверинец.

— Больше всего я удивляюсь тому, что никто ничего не замечал.

— Да, до того дня как мы решили вечеринку устроить, — пробурчала Катя. — Надеюсь, на следующих выходных ничего не случится. Не стройте, пожалуйста, планов оба?

— Что за вечеринка? — удивилась я. Школьные пьянки меня как-то не радовали. К тому же, вряд ли туда позовут Ваню.

— Закрытые посиделки для старост, — скривился Петя, посмотрев на меня с тоской. — Ты ведь теперь тоже одна из нас.

Да, действительно. Значит, пропускать не стоит — вдруг что-то интересное скажут. Я же знакома ещё не со всеми, да и так запросто со знакомыми не болтала — всё по делу.

— Кстати, — замялся рыжий, — я с Лидой бы наедине хотел поболтать.

Катя намёк поняла и, сказав, что принесёт конфеты, неспешно нас покинула. Я надеялась на какие-нибудь интересные сведения, однако разговор свернул на мою персону:

— Лид, тебе, наверное, Иван Аркадьевич не говорил о нашем с ним разговоре…

— Упоминал, — огорошила его я.

— Надо же… Он так резко меня отбрил.

— Просто Ваня хочет увезти меня в Иркутск, — пожала я плечами. — Мы сейчас завершим кое-какие дела и поедем.

— А мать? — опешил Петя. — Она тебя отпустит с посторонним мужчиной?

— Тут придётся опоить, — подобрала я самый вероятный вариант развития событий, если бы попала в такую ситуацию в свои шестнадцать. — Я ещё не знаю, просто чтоб она своё согласие на брак дала, или с собой забрать.

Лис хмурился. Вариант с моим отъездом его почему-то не радовал, и это настораживало. Наконец, он будто бы невзначай сказал:

— Серьёзно всё у вас. И когда планируете уезжать?

— Точно даты ещё не знаю. Но, вроде, убийства под конец года происходят? До этого времени мы точно успеем.

— Не тяните, — резко оборвал Петя. — Бывали случаи, когда смерть происходила и раньше. Пашка этим интересовался — он всё быстрей отмучиться хотел.

— Насколько раньше?

— Не знаю. До нового года ещё ни разу.

Ладно, время поджимает, но мне хватит. А то очень уж не хочется, чтобы я параллельно отдела спасала свою жизнь.

— Лид, — вернулся Петя к тому, о чём, кажется, изначально хотел поговорить, — может, пока вы не уехали, всё же сделаем рокировку, чтобы тебя прикрыть? Прикинешься моей девушкой?

— Не выйдет, — покачала я головой равнодушно. — Я ведь не просто так попала под удар — это открытая угроза. Они хотят, чтобы я сыграла по их правилам, но я всё равно не собираюсь этого делать. Другую жертву не выберут, а ты лучше подумай, стоит ли из-за меня подставляться.

— Стоит! — с горячностью ответил мальчик.

— Нет.

ПРОЛЁТ ДВАДЦАТЬ ВТОРОЙ — С УБИЙСТВОМ

В Ванину комнату я входила уже без стука — замок признавал меня за свою. Поначалу мне показалось, что хозяин и не заметил появления ещё одного человека, но когда я принялась шуршать плёнкой от конфет, спросил:

— Это Петя успел и за конфетами сбегать?

— Нет, это от Нестеренко, — оторопело ответила я и поинтересовалась: — А откуда ты про Петю знаешь?

— Мне уже три раза доложили, что ты с ним болтаешь.

— Ого! И зачем?

— Как это зачем? Моя девушка там общается с посторонним мальчиком. Вдруг ещё уведут? Надо же предупредить, — посвятил меня Ваня в чужую логику. Я не могла разобрать эмоции в голосе — он говорил бесстрастно, но не до такой степени, чтобы это навевало панику.

— Ты ещё скажи, что сидишь тут и ревнуешь, — на всякий случай предложила я.

— Нет, — честно ответил зельевик и, усмехнувшись, добавил: — После пятницы я совершенно спокоен. Так что за конфеты?

— Птичье молоко.

— Да он выбрал мои любимые, — пошутил Ваня, а мне вот почему-то было не до шуток.

Нестеренко завернул коробку так, что случайный человек её бы не распутал, даже две печати маглицейские влепил. По моим прикидкам, вместо сладостей я должна была найти, по меньшей мере, взрывной артефакт. Но нет — там даже все конфеты остались, а поверх них лежали снимки и какая-то бумажка. Какая, я не поняла — уж больно привлекли внимание фотографии.

В таких делах из меня плохой эксперт, но, кажется, Яна скончалась от удара очень большой сосулькой по голове, а потом ещё и грохнулась лицом прямо на ступеньки подъезда. После смерти вещунья выглядела премерзко. Вот за что люблю яды: отравили, и у покойника ничего ретушировать не надо — и так красавец.

— Лид, всё в порядке?

Вопрос прошёл мимо меня, поэтому Ване пришлось встать и подойти самому. Когда его рука коснулась моего плеча, я вздрогнула, но было уже поздно.

— О боги, — прошептал он, не сводя глаз со снимков.

Запоздало сообразив, я перевернула фотографии да так и положила их на стол — лицом вниз. Пришло самое время обратить внимание на дополнительную бумажку, хотя внутренний голос и подсказывал посмотреть жуткие изображения внимательней.

Так… в три тридцать вышла из здания «Газпрома» на нижке.^[9] Тут ничего удивительного — с их этажностью и проходной там многие магические конторы предпочитают прятаться. Жаль только, маги цель визита нигде не указывают, а проходят своими тропами. Потом отправилась по Декабрьских событий в сторону Карла Маркса. И вот там, в одном из двориков её перехватили, точнее в одном из домов — вроде как посреди дороги ей позвонили, и Яна изменила маршрут. Кошмар какой, убийство прямо в центре города. Наши, наверное, перематерились, пока в темпе убирали все последствия отчномсов.

— Лида, — вдруг подал голос Ваня. Он вчитаться в записку от Нестеренко так и не смог. — Это её из-за нас?

Я была очень благодарна ему за это неосознанное «нас». Фактически, всё проделала я, а уговорили меня Эржена с Соней, об участии которых мой парень вообще не знал. Но скажи он «из-за вас» или «из-за тебя», это звучало бы иначе.

— Нет, это из-за того, что она оказалась рядом с теми, у кого слишком много денег и смертей на руках, — попыталась я успокоить в первую очередь Ваню, а во вторую себя — всё равно кошки скребли. — Но на самом деле, может, для неё такой исход и не плох.

На меня вытаращились как на асоциальную личность, так что пришлось объяснять:

— За участие в подобном деле ей грозило пожизненное без возможной амнистии. Наши тюрьмаги — это не санатории, там и пяти лет хватает для магического истощения. А она слабенькая вещунья, причём избалованная. Такой не продержаться долго. Так что…

Я развела руками. Слова тут трудно подобрать, да и Ваня после снимков оказался не в том состоянии, чтобы рассуждать о вероятностях. Я не знала, как лучше: побыть с ним или оставить одного, поэтому отправилась к Соне с докладом. Та кивнула и сразу открыла справочник, где значились все магические организации в том здании. Не в чномсовскую же картографию забегала Яна.

Ваня пришёл сам. С натянутой улыбкой он спросил, где я потерялась, и утащил обратно к себе. Он о чём-то напряжённо болтал со мной, но я не слушала, наблюдая за ним.

— Вань, не обязательно делать вид, что всё в порядке, — сочувственно сказала я.

— Ты не ревнуешь? — спросил он, поняв, что его раскусили.

— Смерть — это не повод для ревности.

— Ты знаешь… Я как-то слишком близко к сердцу её принял. Ты ушла, а я вот хожу и вспоминаю: вот здесь Яна любила сидеть, там обычно стояла, прислонившись к стене. И так больно…

— Здесь нет ничего особенного. Ты просто её слишком хорошо знал, да и следил за ней — она ведь тебя задела своим уходом. Не важно, кто умирает: друг или враг. Если человек был слишком близко, он оставит после себя дыру. К тому же, тут речь об убийстве. Волей-неволей думаешь, а вдруг и я вот также…

— У тебя кто-то умирал из близких? — вопрос вновь прозвучал тем странным тоном, в котором я не могла разгадать эмоции. То ли угадала я его чувства, то ли несла чепуху.

— Нет, — покачала я головой. — Просто, когда в отделении насмотришься… Мне часто снится подобное. Иногда мне кажется, что во сне ощущения даже острее, чем были бы наяву.

— Посиди со мной, — попросил Ваня, похлопав по дивану около себя. А права я оказалась или нет, так и не сказал.

— Ничем больше поделиться не хочешь? Легче станет.

Он явно хотел, но мялся. Я не понимала почему, а когда заговорил — дошло. О прошлой любви как-то не принято беседовать с нынешними невестами.

— Я всё не могу понять, что между нами было. Яна ведь сама начала со мной флиртовать, можно сказать, отбила у другой девочки. В начале года, после родительской аварии. Но пока мы встречались, как будто всё чего-то ждала, постепенно теряя интерес. Возможно, если бы я тогда угадал…

— А ты так и не понял? — удивилась я, именно с этой догадки и начав отсчёт. — Она никогда тебя не любила. Просто как-то узнала, что убийства в гимназии связаны с зельями. Скорее всего, на это хватило её дара. Она привыкла жить хорошо, ей нужны были деньги. А кого заподозрить, если не единственного зельевика? Пока вы встречались, она уже разобралась, что к чему и, видимо, нашла выход на нужных людей. Ты был ей больше не нужен, даже помешал бы.

— Ты из неё прям злодейку делаешь, — невесело усмехнулся Ваня.

— Хорошие девочки не носят серёжки с бриллиантами, при этом заставляя сестру, у которой трясутся руки от магического истощения, выплачивать половину стоимости лечения матери. Крути не крути, а на безвинную жертву она не тянет. Да и вряд ли в отработанную схему кто-то вдруг решил вставить новое звено, к тому же такое слабенькое.

И тут я вспомнила про снимки: подскочила и побежала их ещё раз пересматривать. Мой парень даже не обратил внимания на столь внезапный уход. Думал о чём-то и, наконец, выдал:

— А ведь если под таким углом посмотреть, то всё сходится. Все её ожидания, намёки, странности в поведении…

Вместо того чтобы как-то отреагировать на его слова, я лишь пожаловалась:

— Вот уроды!

— Ты о чём?

— Да о своём, о девичьем. Предлагать посмотреть не буду, но ты представь: на ней поддельные серёжки!

И сосулька якобы сама упала. Ай-ай-ай, городские службы! Только опять они как-то плохонько заметают следы, неаккуратно. Если они и здесь всё так же делали, то как вообще им верили?

* * *

Хотя погода на территории стояла и осенняя, а темнело по-зимнему. Вечерами, сколько бы народу на улице ни гуляло, я старалась от корпуса не отходить. Даже с Ваней и Соней, несмотря на все их заверения. А уж без них… Я передвигалась исключительно от домика к домику. Вот и сейчас, возвращаясь после позднего занятия, не желала изменять привычке. Однако возле самого входа в учительскую общагу меня перехватил Альберт и попросил прогуляться до директора.

— Он знает, где меня найти, — упёрлась я, не желая на ночь глядя идти не пойми куда.

— Лид, он что, за ученицей будет бегать? Попросил тебя привести, говорит, что-то личное, — скривился парень.

— А ты тут причём?

— Маршрут выбрал неудачно, — замогильным голосом пожаловался Альберт, и я поняла, где у него сидим мы с директором вместе взятые. Но желание идти от этого не прибавилось.

— Он же вообще уезжал на сегодня? — припомнила я, как с утра Валерий извёлся от того, что инвесторы его куда-то там вытянули.

— Вот приехал! Прям в дорожной куртке у ворот и отловил меня. Говорит, хочет пообщаться, пока о его возвращении не узнали. А ты тут девственницу на первом свидании из себя строишь!

Ну не на-а-адо! Девственницей на первом свидании я ломалась куда меньше. Я тогда была любопытной, а сейчас вот как-то постарела для гуляний по темноте.

— Блин, тут до гимназии два шага! Чё, кабинет боишься не найти? Хочешь — провожу!

Вот тут я сдалась. Валерия в причастности я не подозревала, скорее наоборот, а от инвесторов он мог узнать нечто интересное. Правда, почему он собирается сообщить это мне, а не Соне… Рассуждать под пристальным взглядом Альберта оказалось неудобно, так что пришлось хлебнуть приготовленное заранее зелье быстрой реакции и согласиться на прогулку.

Фонарей тут было мало, а вот колдобин — наоборот. Я не свернула себе шею только из-за выпитого снадобья, но в пути смотрела исключительно себе под ноги, не замечая ничего вокруг. До гимназии мы дошли неожиданно быстро — не успела я оглянуться, как уже оказалась внутри. Свет в коридоре не горел. Я насторожилась, желая спросить у Альберта, не мог ли Валерий не прятаться так далеко, как что-то мелькнуло перед глазами.

Мне удалось перехватить верёвку руками, но силы оттянуть её почти не было — меня пытались душить. Человек подошёл слишком близко, поэтому я смогла наступить ему на ногу. Убийца чуть ослабил хватку, я высвободила одну руку и наспех бросила первое попавшееся заклинание.

Водяной струёй, к счастью, я попала прямо в лицо противнику. Верёвка оказалась на полу, я отскочила на несколько метров и развернулась. Бежать не рискнула — догонит, а так у меня с собой сумка.

В мужика летели все мои тетради, пока он не успел опомниться. Из зелий в руки попадался любой мусор, кроме чего-то полезного. Опомнился убийца ужасно быстро. Кроме того, он был куда массивнее нашего худющего директора, что ни капельки не радовало. Я уже перебирала в голове, какие заклинания смогу ещё использовать более разумно, но тут между нами возник кто-то третий в чёрном развевающемся плаще, какие обычно носят чномсовские супергерои.

Этот, к счастью, оказался, сообразительней придуманных персонажей, потому что, не сказав ни слова, сразу заехал моему обидчику молнией промеж глаз. Итога боя я дожидаться не стала — проскочила буквально в полуметре от них и выскочила на улицу как ошпаренная. Так я и неслась не просто до самого корпуса, а аж до Ваниной комнаты, передохнув только, когда залетела внутрь.

— Что случилось? — перепугался мой парень. Он бы поёрничал, да вид у меня оказался совсем неподходящий.

— Меня убивали, — отчиталась я.

— Мне же вот только что доложили, что ты с Альбертом у входа разговариваешь! Неужели прямо тут попытались?

— Нет, — мотнула я головой, боясь оторвать спину от двери, которую подпирала.

В итоге Ваня сам подошёл ко мне и внимательно осмотрел. Конечно, разглядел следы от верёвки на шее и на ладонях. Они горели, поэтому я сильно сомневалась, что орудие никак не зачаровали.

— Меня выманили до учебного корпуса. Сказали, Валерий поговорить хочет.

— Альберт сказал? — нахмурился Ваня.

— Да, — кивнула я, тоже прекрасно понимая, что это значит. Особенно с учётом того, что «провожатый» внезапно пропал по дороге.

Когда Ване-таки удалось отодрать меня от двери и усадить на обработку последствий, я всё же смогла собраться с мыслями и всё рассказать по порядку.

— Ты бы без помощи смогла справиться? — спросил зельевик с замиранием сердца, когда я закончила.

— Не знаю, не помню, что в сумке лежало, и не представляю магические способности того хмыря. Но без десятка взрывных бутылочек я больше отсюда не выйду.

— Кстати, ты только сейчас не пугайся, но верёвку, кажется, смазали ядом.

Я не испугалась — я нырнула в свою торбу, которую так и не сняла с плеча, и залпом выпила найденное в ней универсальное противоядие.

— Да куда ж ты! — запоздало запротестовал Ваня. — Оно же чуть ли не с того света вытаскивает, а ты ещё для реакции пила. Могли бы и внешним протиранием обойтись.

— И внешне тоже стоит протереть, — согласилась я, — лишним не будет. За осмотрительным и боги посматривают.

— Тебя же вывернет посреди ночи, — скептически предупредил Ваня.

— От двух зелий? Да ни в жизнь. Ты ещё не видел, как я простуду лечу, когда дело горит.

Он только покачал головой. Видимо, никогда не приходилось литрами пить разные составы, нарушая технику безопасности. Когда он тщательно протёр все покраснения на моём теле, то на минуту задумался, а потом крепко прижал к себе.

— Знаешь, если бы ты была гимназисткой, я бы действительно опоил тебя сразу и увёз. Ведь прав же оказался, что медлить нельзя. Сейчас, конечно, не та ситуация, я уже не до трясучки боюсь, потому что понимаю — это твоя работа. Но всё равно жаль, что уехать не получится.

Я молчала долго, ворочая варианты и так и эдак. Посреди процесса плюнула на все вероятности и подытожила:

— Знаешь, наверное, будь я гимназисткой, ты бы от меня отбился ещё в ту самую первую ночь. Я так-то считаю невежливым докучать людям сильно старше себя. И во всю эту заварушку бы я не влезла — не привыкла совать руки в костёр.

И встречаться бы ты стала с Петей, — задумчиво решил Ваня.

— Можешь успокоиться, это бы долго не продлилось, — пожала я плечами.

— С чего ты взяла?

— Опыт. Он считает себя слишком умным, иногда пытается геройствовать, лощёный красавчик… Не мой типаж. Я не люблю доказывать кому-то свою точку зрения криком. Да и вообще, мне нужен мужчина, способный постоять за себя.

Тишина длилась больше минуты. Ваня честно переваривал информацию, а потом до него дошло:

— Мне показалось, или ты намекаешь, что я больше способен постоять за себя, чем Петя? И даже без оглядки на разницу в возрасте, а если сравнивать нас примерно в одно время.

— Конечно! Этого-то я отравлю, а он и не заметит.

Кажется, я положительно на него влияю — который раз при мне он бессовестно хохочет и ни капельки этого не стесняется.

Смех я прервала поцелуем. Мне после пережитого стресса следовало тоже успокоиться, а от очередного быстродействующего зелья за вечер меня точно грозило стошнить. Поэтому пришлось по старинке. Сегодня, конечно, обделили вниманием мою шею, но я не слишком расстроилась — нашлось много и других чувствительных мест.

ПРОЛЁТ ДВАДЦАТЬ ТРЕТИЙ — С ПОДОЗРЕВАЕМЫМ

Соня выслушала с утра рассказ о моих приключениях, пока чистила зубы. Я же на занятия не собиралась, засев за взрывчатое зелье и зелье реакции. Ещё медленно настаивалась сыворотка правды. Когда я завершила повествование, напарница только предложила:

— Возьми-ка ты у меня из бокового кармана сумки силовую перчатку.

— Зачем? — удивилась я — как-то не привыкла полагаться на артефакты.

— Душить этого крысёныша будет удобнее, — подсказала Соня, после чего ушла-таки на уроки.

Мысль, бесспорно, была логичная, так что советом я собиралась воспользоваться. Правда, всё тянула и тянула, просидев над работой час, а то и два, пока внезапно в дверь не замолотили. Одну приготовленную взрывную бутылку я взяла в руку и осторожно подошла к входу.

— Кто там? — спросила я с опаской.

— Боги, Лида, ты цела! — раздался за дверью голос Валерия Валерьевича. Открывать он не просил, а просто замолчал.

Любопытства ради я прокрутила в двери волшебный глазок и увидела сидящего на полу директора. Щуплого, выдохшегося от бега и растрёпанного. Такому я открыла.

— Здрасьте, — поприветствовала я.

— Где ты ночевала? — с укором спросил Валерий Валерьевич. — Когда Софья сказала, что у Вани, а Ваня, что у матери, у меня чуть сердце не остановилось.

— У Вани я ночевала, просто мы решили пока промолчать, — раскрылась я, разглядев у собеседника на лице плохо скрытые ссадины. — Это вы вчера меня спасли?

— Я, — признался он. — Я только приехал и услышал ваш разговор с Альбертом. Надо было сразу выйти, а я, дурень, решил посмотреть, куда он тебя ведёт.

— Что с убийцей?

— Ушёл, — раздражённого ответил директор. — И упырей моих развеял по дороге. Подозреваю, не боялся бы он, что я голос опознаю, приложил бы меня на месте заклинанием и догнал тебя. Лид, уезжай с Ваней, а? Мать твоя добро не даст родители все будто повёрнутые на престижной школе. Но вы же знаете, как на неё воздействовать.

— Круто. Пусть умрёт кто-то другой из учеников.

Валерий Валерьевич скривился.

— Я усилю меры безопасности…

— А что, до этого они так себе были? Каждый год по трупу, а никто и не чесался?

— Буду следить за старостами сам…

— А не проще следить за одной мной?

— Предлагаешь ловить на живца?! — вспылил он, что смотрелось комично из-за позы лотоса прямо на полу.

— Ни-за-что, — чётко выговорила я. — И вообще я никуда больше по темноте не пойду. И засветло тоже бегать буду поменьше без присмотра — меня уже предупредили.

— Всем так кажется, — буркнул директор. — Но вы же любопытные.

— Вопрос закрыт, — решила я и вместе с вопросом закрыла ещё и дверь.

* * *

Как и ожидалось, долго сидеть у нашего порога Валерий не стал, сбежав по своим делам. И я тоже отправилась на поиски Альберта, вооружившись всеми приготовленными зельями да ещё и Сониной перчаткой.

Поиски закончились быстро — возле ученических домиков. Как ни странно, Альберт не выказал удивления, даже привычно кивнул головой — так он обычно здоровался. Когда я оттащила его в укромный угол, нахмурился, но оказался совершенно не готов к тому, что я прижму его к стене, схватив за горло.

— Ты чего? — прохрипел он, глядя на меня удивлёнными глазами. Но вырваться не пытался — видимо, не так уж сильно я его душила, а к бабским выходкам он привык.

— Поговорить хочу. Что это было вчера вечером?

— В смысле?

Либо он действительно не подозревал, что меня попробуют убить, либо очень хорошо играл. На всякий случай, я влила в него сыворотку и начать решила с простых наводящих вопросов.

— Ты обещал проводить, а сам потерялся по дороге.

— Я возле входа отстал, — к моему удивлению, смутился парень. — Подумал, что третий лишний.

Я вздёрнула бровь. Нет, третий там оказался очень кстати, я бы и от четвёртого не отказалась. Но Альберт явно не о том вёл речь. Без лишних вопросов, он в сердцах продолжил:

— Вот так и знал, что дурацкая идея! Ты же в зельевика по уши втюрилась — даже не смотришь на других. Но ты Валерьичу так нравилась…

— Ты сейчас о чём? — не выдержала я томительного ожидания.

— Тебе Валерьевич разве не признался? — удивился в свою очередь Альберт.

— В чём? — обалдела я ещё больше.

— Вы что тут делаете?! — влез в наш театр абсурда голос Пети. — Лид, откуда у тебя эта перчатка? И почему ты пытаешься убить Альберта? Я как вас в окно увидел, аж обалдел!

Окно, о котором говорил Петя, я тоже увидела, но только сейчас. Ай, кусающийся жёлтый мангадхай! Понастроили корпусов, что и спрятаться негде!

— От верблюда, — ответила ятолько на один вопрос и замолчала в ожидании. Хотя вряд ли бы я дождалась того, что лис уйдёт отсюда, удовлетворившись ответом. Но как послать его в такой ситуации не знала.

В неконструктивный диалог вмешался ещё и Альберт:

— Кстати, мне тоже интересно, почему ты… пытаешься меня убить, да?

Судя по тону, в серьёзность моих намерений он не верил. Или в возможности их реализации. Заметили это и я, и Петя, который ему тут же сообщил:

— Или я тут любовным играм случайно помешал? Потому что для жертвы ты подозрительно спокоен, а ведь Лида действительно с этой перчаткой способна тебя задушить. И магию всю ей же перехватит.

После такого авторитетного заявления, Альберт внезапно занервничал и пожаловался:

— А я ж бабу-то и ударить не смогу!

Петя развёл руками:

— И я не помогу — вдруг она правильно поступает.

Вдохновлённый новыми обстоятельствами, Альберт принялся рассказывать основательно и с самого начала. Выходило так: Валерий Валерьевич отловил его, когда тот случайно проходил мимо ворот, и рассказал грустную историю о своей влюблённости в ученицу, которая влюблена в другого, и которой ему приспичило признаться вот прямо сейчас. Но в учебном корпусе как раз бегает конкурент, а в гимназии — никого.

— Я бы ни в жизнь не пошёл, — заверял Альберт, — но Валерьевич сказал, что ты никого незнакомого не послушаешь.

— Правильно сказал, — мрачно буркнула я.

В общем, пожалел наш зверевод^[10] директора, а о дальнейшем я знала из первых рук. Только вот пропустила момент, когда Альберт отстал, не желая мешать любовной сцене.

— Директор-то нормальный был? — вместо меня, занялся адекватным допросом Петя.

— Да директор как директор! Только не в костюме, а в куртке кожаной.

В голове тренькнуло. Мой убийца тоже был в куртке кожаной, хотя на территории гимназии мог спокойно обойтись и без неё даже вечером. И пуговицы с орлами сверкали в свете фонарей из окон.

— Куртку узнаешь? — вновь влез лис, но я его перебила:

— Я сама узнаю. Вопросов больше нет. И это… живот крутить будет — к знахарям не бегай — перестаралась я. Надеюсь, заявление писать не станешь?

Зверевод отчаянно замотал головой. Вот все бы так! А то к кому другому так подойди — мигом в отделении окажешься. Особенно если другой не чист на руку.

— Но, Лид… — попробовал переубедить меня Петя.

— Вопросов больше нет, — ещё раз повторила я, убирая руку от горла несостоявшейся жертвы.

Нечего им ещё больше сюда лезть и знать чужие имена. Альберт остался устроенным представлением ошарашен, Петя взволнован — он понимал больше. Поэтому, когда я уходила, лис крикнул мне в спину:

— Мы за тобой в субботу зайдём!

Меня аж всю передёрнуло от предстоящего гуляния под вечер, но отказываться не стала. К тому же раз зайти обещали…

— Только давайте это будет дневной шашлычок, а не вечеринка, — предложила я, обернувшись посреди дороги.

Петя неопределённо пожал плечами, но в итоге кивнул. Чувствую, причину внезапной смены планов Катя из него вытрясет.

* * *

Побродив весь день бесцельно по людным местам и не найдя куртку ни на ком-то из мужчин, ни в ближайшем мусорном баке, за ужином я решилась на отчаянный шаг. Незаметно занавесив кухоньку заглушающими чарами, я спросила, словно между делом:

— А никто не знает, кто носит куртку чёрную кожаную? Большую, с золотыми пуговицами с орлами?

— Виталик, но вчера в ней явно не он был.

— Почему? — удивилась я, не зная, кто такой этот Виталик.

— Он оборонщик, причём предпочитает чары. Тебя бы просто уложили на месте, и я бы уже не помог. Там был словесник, вот зуб даю!

За столом повисла гробовая тишина. Один Валерий с аппетитом наворачивал макароны по-флотски, задорно стуча ложкой.

— Лида, — с плохо скрываемой угрозой в голосе обратилась ко мне Соня. Я прочитала её мысли по глазам и, чтобы она не совершила непоправимую ошибку и не разболтала всё ничего не подозревающему директору, залепетала:

— Мам, это, оказывается, Валерий Валерьевич меня вчера спас! Представляешь, мама! Мама?

Я бы ещё тридцать раз обратила к ней «мама», но с третьего раза у неё в голове что-то щёлкнуло, и Соня начала медленно спускать пар. Да уж, представляю, какое желание у неё возникло свернуть шею напарнице, которая втянула во всё старшеклассников и сдала одному из, по сути, подозреваемых. Ещё Валерия я бы явно не пережила, но тут моя совесть оказалась чиста.

— Огромное вам спасибо! — от души поблагодарила якобы признательная мать, а на самом деле недавно злая как мангадхай оперативница.

Спаситель скромничать не стал и сразу приступил к якобы невинному флирту. Соня без энтузиазма поддерживала, иногда украдкой бросая на меня грустные взгляды. У меня слипались глаза, я хотела нырнуть под одеяло в объятия Вани, но упорно ждала, пока директор скроется у себя в комнате.

— Сейчас свалюсь прямо на пороге, — пожаловалась я, как только дверь в комнату закрылась.

— Так чего раньше не пошла?

— Не хотела Соню одну оставлять, — пожала я плечами. — Она же по легенде с бывшим разбежалась, так что должна быть рада вниманию мужчин. А у неё траур. Вот мне и приходится бдеть, чтобы директор руки не распускал.

Ваня послушно покивал, помогая мне раздеться. Отпустил пару шуточек о том, что он меня уже ревнует ко сну. Я даже спорить не стала — засиделись мы нынче за ужином. Правда, сон сразу не пришёл, поэтому, когда я прижалась к тёплому мужскому боку, хозяин этого самого бока решил слегка помучить меня расспросами:

— Тот Саша, о котором вы с Игнатьевым говорили, это же Александр Александрович Медведев, убитый здесь по весне учитель?

— Я не знаю, Вань, как он тут себя называл. Я, если честно, не влезала в подробности. Вообще поехала якобы для прикрытия.

— Якобы?

— Не знаю, что думала Соня, может и вправду для прикрытия брала, а вот начальство, как и мой отец, наверняка подозревали, что без эксперта не обойтись.

— Ладно, вопрос не в этом. Я плохо общался с вашим Сашей, но помню внушительные габариты. Да ещё и Игнатьев говорил: одним взглядом чары пут накладывал…

— Нет, ты этого болтуна-то меньше слушай. Если он про меня начнёт трепать, так я академиком окажусь, — проворчала я недовольно.

— Но всё равно, с таким просто не сладишь, а тут…

— А тут подмешали какую-нибудь дрянь безвредную, которую ни чары, ни артефакт за яд не примут и, пока действует, помогли дойти до берега, — вздохнула я, давно прокручивая эту версию.

Это же так легко. Даже следы зелья бы никто искать не стал — утопленник, что с него взять. Только наши знали и настоящее имя, и про успехи в плаванье. Внезапно я поняла, что зелье в крови наверняка обнаружили. Какое — выяснять, отвлекая меня от работы, смысла не было. Или моя напарница справилась. Наверное, Соне даже «подкинули» меня, а про зелье ей ничего не сказали, чтобы не возлагала на меня больших надежд и сама работала. А мне почему не сказали?

— Потому что гладиолус, — пробормотала я перед сном, вспомнив любимую поговорку зама, и заснула раньше, чем Ваня смог на неё как-то отреагировать.

С утра вопрос гладиолуса мне приспичило прояснить, поэтому я отправилась прямо к Соне. Она только собиралась на занятия, поэтому встретила меня в трусах и с зубной щёткой, но я не смутилась.

— Антон Васильевич знал, что в этом деле замешаны зелья? — спросила я с порога, стоило двери закрыться.

На меня посмотрели, как на идиотку.

— Конечно, знал, — ответила, наконец, моя напарница, прополоскав рот. — Иначе с чего бы ему отдавать на такой долгий срок ведущего эксперта? Он разве сам тебе не сказал? Специально же просил меня только с твоей легендой вопрос утрясти, а то боялся, что на ученицу ты не согласишься.

Не откладывая дело в долгий ящик, я отрыла в наших вещах газовую плитку и, перебодав всех дежурных и недежурных, дорвалась-таки до разговора с Антоном Васильевичем.

— Да за делами как-то из головы вылетело… — развёл он руками на мой упрёк о том, что кто-то где-то должен был мне рассказать. — А разве Соня ничего не объяснила?

Я готова была рвать на голове волосы. На чужой голове. А если ещё точнее, на двух головах. Получается, кабы не папа, я бы реально тут балду пинала, ничего не подозревая.

— Я правильно понимаю, что Сашу перед смертью чем-то опоили? — спросила я, когда распрощалась с начальством и затушила огонь.

— Ну да, — пожала плечами Соня, — каким-то дурманом, по составу, вроде, местным. Это же во всех отчётах было написано. Разве не ты экспертизу делала?

От горя я вцепилась в волосы себе. Боги мои, какой коварный гладиолус! Почему всё делается через одно место?! Почему, пока своими мозгами не дойду, никто ничего нормально не скажет?

А вечером Ваня, видимо, отвлекая Валерия от ухаживаний, начал поиски подходящей кандидатуры для убийцы. Они все сошлись на некоем Стасичке — богатыре недюжинной силы, который преподавал словеску, и которого я в глаза не видела. Директор возвращался к себе одухотворённый, Соня известила нас, что теперь примется следить за подозреваемым.

Я была настроена куда скептичнее, поэтому оторвала бумажку, написала имена четырёх потенциальных заговорщиков и посоветовала:

— Приглядывай тогда уж за всеми.

— Лид! — восторженно заявила напарница, переполненная каким-то бесполезным оптимизмом в этот вечер. — У нас же теперь есть…

— Какая разница, что у нас есть, когда у нас нет состава преступления? — одёрнула я Соню и, не прощаясь, ушла в Ванину комнату как к себе домой.

ПРОЛЁТ ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТЫЙ — СО СПИРТНЫМИ НАПИТКАМИ

В субботу перед пьянкой все меры по моей безопасности ребята приняли. Ну, как им казалось. И наметили всё на день, и зашли всей толпой, чтобы проводить.

Устроились мы в одном из ученических домиков, откуда предварительно выпроводили жильцов. Хозяйкой, очевидно, была Катя, поскольку именно она доставала припасы и накрывала на стол. Куда она дела своих пятерых соседок — я не знаю. Скорее всего, что-то пообещала за свободный день. Или чем-то пригрозила.

— Оказывается, создавать конкретные предметы так сложно! Мы с Таней запарились бокалы делать! — жаловалась она, доставая из-под кровати коробку со странными толстостенными посудинами на кривых ножках. Стекло, из которого их изготовили, получилось полностью матовым, непрозрачным. Чномсы такие могли с руками оторвать, как шедевры искусства, а вот для магов иначе как халтурой и не назовёшь.

— Чномсовские пластиковые стаканчики, — авторитетно завил Альберт, закидывая ноги на тумбочку. Он устроился удобнее всех, заняв почти всю кровать, к которой пододвинули импровизированный столик. Рядом с ним осталось немного места, но, видимо, только для Кати, потому что другие туда садиться и не пытались. — Пара рублей цена — и никаких забот. А ещё они компактные.

Остальным сиденья себе пришлось добывать. Жаргал — крупный улыбчивый парень — залихватски передвинул вторую кровать на середину комнаты. Рядом с ним влезли Эржена и Таня — блондинка с двумя хвостиками и огромнейшими голубыми глазами. Она, кстати, хотела устроиться рядом с Петей, но тот предпочёл сесть на стуле, а второй свободный заняла я. Другие стулья отсутствующие жильцы завалили вещами.

— Из стаканчиков лупи пиво, — фыркнула Катя, хотя я лично считала пластиковую чномсовскую посуду универсальной, — а я вот что достала.

И не прося ни у кого помощи, она демонстративно вытащила из-под кровати коробку вина. И не просто коробку, из которой вино разливают, а коробку с бутылками вина! Шесть литров в гимназии, где в столовых еду недосаливают, а за позы готовы сожрать на входе?! Кажется, Кате можно идти в секретные агенты.

— О-о-о! — раскатился восторженный возглас по комнате — оценили.

— Где достала? — заинтересовался Петя. — Я бы со своими парнями тоже выпил.

— Не выйдет, — покачала она головой. — Учителя в курсе, и мне сказали: это только из-за вашей хорошей учёбы. Ну… и я заключила ужасный договор. Ты на такое не пойдёшь.

— Душу, что ли, продала? — совершенно искренне спросил Жаргал. Я сначала опешила, а потом поняла, что для него такие делишки в норме — упыревед, что с него взять.

— Тело, — хихикнула Катя, помогая Альберту открывать бутылку — она сдирала с неё всё ненужное, а он потом извлекал пробку. — Мне придётся помогать на Том-Самом-Дне.

— О-о-ой! — растянулся такой же дружный вздох, только без моего участия. Отчего траур, я не понимала, поэтому спросила:

— На каком дне?

— На дне открытых дверей, — ответили мне почти хором.

— До него же далеко. Не рано ли аванс выплатили? — удивилась Эржена.

— Рано. Хотя в этот раз Тот-Самый-День сразу после зимних каникул, — пожала плечами Катя, и опять все начали изумляться, но уже на разные лады. Я чувствовала себя не в своей тарелке.

— Интересно, кого ещё они поймают в этом году? Из старшиков-то дураков больше нет, — хмыкнул Альберт, возвращая Кате бутылку, чтобы разлить. Она сама явно этим никогда не занималась, так что лишь растерянно обвела взглядом собравшихся.

Со вздохом Петя пришёл на помощь и принял на себя почётную миссию. Заодно высказался:

— Самое смешное, что они кого попало ещё и не берут — им ответственных подавай.

— Брали бы учителей, — пожала плечами Таня. — А то не объяснят ничего толком, а что-то хотят. Я помню, в восьмом классе сунулась им помочь по доброте душевной, а Фёдор Михайлович меня за тот проклятый чай чуть указкой не пришиб! Подумаешь, сделала бы глоточек.

— Да ты радуйся! Олег как-то этот чаёк пролил, так его в тот же год убили! — пошутил Жаргал, но крайне неудачно — не смеялся никто.

— Зайчик, это не смешно, — коротко просветила его Эржена. Я думала, парень попытается возразить, однако он стушевался, будто действительно осознал некорректность подобного юмора.

Чтобы как-то разрядить ситуацию, Петя подскочил и с притворным энтузиазмом произнёс тост:

— Давайте за успешное окончание этого года и бескровный выпуск!

— Ох, если бы, — вздохнула Эржена, но вместе со всеми приподнялась, чтобы звякнуть бокалами.

Пить я много не хотела, напиваться — тем более, поэтому, несмотря на сытный обед перед встречей, пригубила немного. Да так и обмерла, боясь глотнуть — в этом вине было зелье. Думала я недолго, боясь, что даже без попадания в желудок примесь сделает своё дело. При следующей имитации глотка я попросту вылила всё обратно в бокал.

— Кислятина, — пожаловался Альберт и задал важный для меня вопрос: — Кто тебе такую парашу подсунул?

— Брянская, — поделилась Катя, и я заметила, как Петя рядом со мной напрягся.

Всё-таки он слишком умный для школьника. Точнее, слишком осмотрительный. Может, тоже засланный казачок? С артефактом, искажающим внешность? Вот только чей сотрудник? Не федералы же подсуетились.

— А мне, наоборот, понравилось, — нагло соврала я. — Можно бутылочку? Название глянуть?

Катя бутылочку не пожалела, только меня интересовали совсем не надписи на этикетке. Магическую заклёпку на горлышке я нашла практически сразу. Посмотреть на содержимое внимательно мешало тёмное стекло. В бокале оттенки тоже едва ли можно было разглядеть.

Интересно, что они хотели с нами сделать? Травить всех коллективно вряд ли будут — тут уже на проклятье не спишешь. Сонное, чтобы потом меня пристукнуть? Как вариант, опробуем версию.

— А Брянская-то в курсе, где мы сегодня пьём? Не завалится с проверкой? — закинула я удочку. — Она противная баба, как по мне.

— Она вообще думает, что мы месяца два назад успели всё выпить, — хихикнула Катя. — На днях — когда о дате проведения Того-Самого-Дня сообщала — предлагала ещё, если я уговорю Альберта помочь, но я сказала, что не расплачусь.

Нет, не сонное. Что ещё? Такой же успокаивающий состав, как у учителей? Налить в компот, и дело в шляпе. А лучше шашлык опрыскать, который Кате удалось пронести из ближайшей кафешки в деревне — больше гарантий, что я его попробую. Вот только то зелье постоянно обновлять надо, так что выстрел в пустоту.

— Я за такую кислятину работать не собираюсь — имей в виду, — предупредил тут же её парень.

— Ой, успокойся, — поморщилась хозяйка «салона», — как будто я не знаю твоё отношение.

— Но за хороший коньяк я подумаю, — внезапно огорошил Альберт, однако Катя поморщилась:

— Хороший коньяк я не потяну. Ты что думаешь, мне просто так ящик подогнали? Я выложила две штуки!

Хмыкать я не стала — просто отмела вариант навара. Две штуки такой набор стоил ещё в мою школьную жизнь. Сейчас цена увеличилась как минимум раза в два, а то и в три после прошлогоднего дурдома.

— Обновим? — предложил Петя, которому все эти «домашние» разборки не нравились.

Начал он, к счастью, не с меня, а с Тани. Прошёлся по кругу. Я уже готовила отмазку, что пью потихоньку и что совсем зачиталась — тех, казалось бы, бесполезных чар исчезновения жидкости я так и не выучила. Однако Петя, заглянув в мой бокал, замер в молчании. Комментировать он явно не собирался, зато о чём-то напряжённо думал.

— Там что-то интересное? — ревниво спросила Таня, заметив его реакцию.

— Да то ли мошка, то ли соринка, — отговорился он и ловким движением руки опустошил мой бокал наполовину. Ай, молодец! Интересно, сам заклинание знал, или Соня подсказала?

После этого на одного трезвенника в комнате стало больше. Беседа велась ни о чём, я слушала краем уха, но почти не участвовала — все мысли занял вопрос, как же вытащить отсюда хотя бы кружечку, а в идеале бутылку разбавленного спиртного. О чём думал Петя, я не знаю, но он тоже всеобщего веселья не разделял.

Ребята хмелели всё сильнее, уже и язык заплетался. Петя смотрел в одну точку. Я гипнотизировала бокал, гадая, нет ли способа угадать подлитое зелье без лаборатории. Выходило, что нет, если срочно не притащить сюда Ваню, но я даже отправить за ним никого не могла.

В конечном итоге, пока я размышляла, они вылакали всё — осталось едва ли сто грамм в моём бокале. Как ни странно, больше всех пил Альберт, который не уставал жаловаться на отвратительный вкус пойла. Жаргал сошёл с дистанции рано, сладко уснув на коленях у Эржены, — из всей компании они оказались единственной настоящей парочкой.

Мы с Петей остались отвратительно трезвы.

— Никогда не думал, что пьяные так безобразно смотрятся со стороны, — пожаловался мне лис, наклонившись слишком близко, и пока я думала, что ответить, ловким движением руки убрал последние остатки вина из моего бокала.

Как меня в этот момент не разорвало изнутри — одним богам известно. Больше всего хотелось заорать и треснуть этого мальца так, чтоб искры из глаз посыпались. Вот кто его просил?! Кто?!

— Хорошо посидели, — заметила между тем Катя, а я постаралась взять себя в руки. Ногти впились в тумбочку, что разделяла нас с Петей и, казалось, я могу оставить на ней пять глубоких борозд от когтей. Меня ни одна напарница так не бесила никогда в жизни!

Равномерных, тяжёлых вдохов и выдохов мне потребовалось очень много.

— Почаще бы так собираться, — мечтательно вздохнула Эржена.

— Только почаще, боюсь, печень не выдержит, — вдруг заявила Таня.

— Печень? — навострила я уши, сразу позабыв про фонтанирующую внутри злость. Что-то этот несчастный орган тут почитают как древнюю реликвию. По-моему, за свою жизнь я о ней меньше вспоминала, чем слышала здесь, в гимназии, от разных людей.

— Да. Я смотрю на всех. Как человек глотнёт — печень аж фонариком мигает, — хихикнула Таня, а мне вдруг резко стало не до смеха. Я, конечно, ни разу не знахарь, но внутренние органы от какого-то там стаканчика винца цвет не меняют. — То синяя, то зелёная, — продолжила она, окончательно приводя меня в ужас. — Так прикольно. Жаль, портится.

Вашу бабушку за ногу! Сердце… мозги… А им нужна печень, что ли?

— Тань, а без печени человек может жить? — задала я контрольный вопрос.

— Ты что! Нет, конечно!

Значит, и с проваренной тоже вряд ли. И при осмотре глянул, что на месте все органы, а в каком они состоянии, никто и не обратит внимания — и без того каша.

— Мне, наверное, пора домой, а то стемнеет скоро, — заявила я, понимая, как хочу сейчас поделиться своей находкой с Ваней. Это же совершенно меняет дело!

— Ой, а у меня, оказывается, ещё что-то осталось! — радостно заявила Таня, будто и не услышав меня. Справедливости ради, стоит сказать, что я тоже никого не замечала, подскочив с места.

Это произошло в момент: я рванула к двери, протискиваясь в узкий проход между кроватью и Петиным стулом; Таня как-то неловко взмахнула бокалом. В итоге, те крохи, что они обнаружила у себя, оказались у меня на юбке. Я стояла, глядя на равномерно стучащие по полу капли, и не понимала, как эта прекрасная идея не пришла мне в голову раньше.

— Лидочка, прости! Я сейчас всё почищу! — встрепенулась знахарка, хозяйка тоже подскочила, видимо, желая помочь, но я категорично замотала руками.

— Нет-нет-нет! Не стоит беспокоиться! Тут бежать пять минут, я лучше дома застираю!

— Лид, ты только на меня не обижайся, — жалобно попросила Таня, чуть не всхлипнув.

Тут я не выдержала. От переизбытка чувств, я крепко обняла её и, расцеловав в обе щёки, заявила:

— Да ты что, Танечка! Ты самый замечательный человечек! Я тебя просто обожаю!

Сцена повергла в шок всех, кроме меня и наивной знахарки, которая ответила мне взаимностью и даже слезу от переизбытка чувств пустила. Петя смотрел на нас вытаращив глаза, ведь он точно знал, что я не пила. Альберт неуверенно заметил:

— Так… а… вы ж только познакомились сегодня?

— Хорошего человека видно сразу! — авторитетно заявила я и, махнув рукой на прощание, смылась, пока никто не опомнился.

Я неслась как на крыльях, пару раз чуть не упала. На улице уже смеркалось, но до темноты было ещё далеко, а ученики в выходной день расположились буквально везде. К Ване в комнату я влетела счастливая донельзя и, закрыв дверь, с порога заявила:

— Ванечка, у меня к тебе срочное дело!

Не то чтобы зельевик слишком удивился, когда я резво скинула одежду, но всё же заинтересованно спросил:

— И чем вы там занимались, что ты пришла такая возбуждённая?

— Я знаю, это выглядит странно, но понюхай, пожалуйста, мою юбку, — заявила я и только потом поняла, что он успел себе напридумывать. Поняла по взгляду, эмоции в котором было не передать. И укор, и недоверие, и немой вопрос: «Ты издеваешься, что ли?». Не выдержав, я расхохоталась, уж больно обрадовало меня последнее открытие. — Это бомба, Ваня, честно-честно.

После первого же вдоха это странное выражение с лица моего парня испарилось, однако вместо интереса он нахмурился.

Ты во что её обмакнула? — спросил Ваня тревожно, принюхиваясь сильнее. — Первый раз встречаю, чтобы в составе зелья был алкоголь.

— Ох, это прям в составе? — удивилась я. Ядрёная смесь. То-то Таня аж увидела, как внутренности корёжит. — Я не макала, кстати. Мне повезло — на меня пролили то вино, которое подогнали старостам. Уж и не знала, как вынести, а тут так подфартило.

— Старостам?

— Ага, — усмехнулась я. — И знаешь, на что этот состав влияет?

— Печень, — безошибочно определил Ваня. — Здесь клюква, лимон и куча острых специй. Есть только одна загвоздка: я ума не приложу, что за зелье делают из печени и зачем её предварительно гробить? И почему нельзя тогда взять обычного алкаша из чномсов?

— Резко гробить, — акцентировала я внимание. — Им нужно резко довести до ужасного состояния прежде практически идеально здоровую печень — ведь не зря тут так трясутся о здоровом питании.

— Условие на долгосрок!^[11] — сообразил он моментально и, поморщившись, добавил: — Зверское, если честно.

— Не вижу большой разницы: убить школьника ради печени или предварительно грохнуть эту самую печень, а потом убить, — пожала я плечами, однако Ваня оказался большим моралистом, чем я.

— Ты не забывай, что если старосты пьют всей толпой, то шестеро остальных тоже попадают под удар.

Я не стала говорить о том, что после маньяка, который заживо отрезал своим жертвам пальцы для зелья, какое-то воздействие на печень меня не впечатлило. Мы же не чномсы — если вовремя к знахарям обратиться, то всё оставшееся при нас можно медленно, но верно восстановить. Вместо этого свернула тему:

— Правда, ради чего всё это затеяно, я не понимаю.

— Зато ясно, что причиной всему инвесторы — именно они выдвигали условие о здоровом питании. Завтра в библиотеку? Искать нужный состав?

Я кивнула. Отправилась бы и сегодня, но, пока мы болтали, за окном стемнело, а библиотека закрылась.

— Только ты учти, — чуть смутилась я, — у меня случаев с печенью ещё не было, поэтому за полчаса тут не управиться.

На полминуты между нами повисло странное молчание. Ваня смотрел на меня пристально, но я опять не могла понять, что означает его взгляд. Неужто разочаровался во мне, как в специалисте? Однако в итоге он, запинаясь, изрёк:

— Погоди… Так случаи с сердцем и мозгами у тебя уже были, что ли?

Разведя руки в стороны, я уже набрала воздуха, чтобы объяснить чуть более подробно, где работаю, однако Ваня внезапно замотал головой и потребовал:

— Нет, ничего не говори. Не стоит. Я лучше пока поживу в счастливом неведенье.

Хорошо, что я про пальцы ничего не сказала.

ПРОЛЁТ ДВАДЦАТЬ ПЯТЫЙ — С ЗАМЕТАНИЕМ СЛЕДОВ

Встать и отправиться в библиотеку в воскресное утро оказалось нам по силам. Но, явно, по последним, ибо чувствовала я себя как медведь-шатун. Ваня выглядел не лучше, но ворчал меньше — видимо, он только прикидывался проснувшимся.

Что-то вы рано выпорхнули, голубки! — с улыбкой встретила нас до безобразия довольная Евдокия Ивановна. — Собрались на экскурсию, что ли?

— Нет, мы к вам, — честно ответила я, зевая во всё горло.

От былого романтического настроения у библиотекарши не осталось и следа. Она глянула на нас подозрительно и пробурчала:

— Странная вы парочка.

Да уж, точно не нормальная.

В такую рань в выходной не пришёл даже Рувен Гедальевич, однако подтянулся позже, после того как мы сгребли все книги по зельям и разделили напополам.

— Джугашвили нет, — заметила я с досадой.

Ваня тоже нахмурился. Такую литературу гимназисты вряд ли брали для подготовки к занятиям. Оставался только вариант, что эту книгу утащил один из заговорщиков просто так, а не после сплетен о моём странном поведении во время пьянки.

— Но нам же не нужна точная рецептура? — усмехнулся Ваня недобро. — Нам достаточно и просто упоминания о кое-чём в составе. Вряд ли это есть только в одной книге, а больше на вынос не дают.

Идею я поняла и листать страницы начала с энтузиазмом. Особого ума занятие не требовало — знай себе, ищи конкретное слово на страницах, которое периодически попадается, поэтому мы с Ваней, чуть проснувшись, начали болтать о чарах.

Зашедший в библиотеку Фёдор Михайлович, глянул на нас недобро, однако по взбалмошному виду и дурацкому сдавленному смеху вряд ли заподозрил, чем именно мы занимаемся.

— Евдокия Ивановна, мы инвентаризацию закончили, вы зайдёте ко мне подписать? — предложил завуч.

— Прямо сейчас? — нехотя отозвалась библиотекарша.

— А что тянуть? Или вы чем-то заняты, а я отрываю? — участливо и, казалось, без тени давления поинтересовался мой классный. — Зато отделаетесь, и я больше не стану вам докучать. А Рувен Гедальевич и Иван Аркадьевич, я думаю, сумеют присмотреть за библиотекой пять минут, пока вас нет.

Нехотя, она позволила себя уговорить и оставила нас в большом книжном зале втроём. Ваня, конечно, на просьбу присмотреть кивнул, но как только двери за старшими коллегами закрылись, тут же опробовал чары поиска, о которых я говорила. Почему-то на мне.

— Да, так, — рассмеялась я и чихнула, когда золотые пылинки проскользнули у меня мимо носа. — Только хватит баловаться! А то Рувен Гедальевич ругаться станет, что мы ему мешаем.

— Даже не подумаю, — внезапно подал голос самый старый учитель в гимназии. — Ты прекрасно влияешь на этого остолопа, Лидочка — в кои-то веки он делом занят. Глядишь, утянешь его в Иркутск, он устроится на нормальную работу и наконец-то перестанет мучить детей. А то сидит тут прозябает в нашей глуши — без жены, без детей, без интереса… Даже хомячка не заведёт.

Несмотря на ворчливый тон, мне почему-то показалось, что Рувен Гедальевич о Ване искренне заботится. Просто он, как и я, не может видеть этого дурацкого смирения с судьбой.

— Только ты не бросай его, — добавил пожилой учитель напоследок, — а то опять расклеится.

Я рассмеялась. Нет уж, так просто он от меня не отделается, а уж когда состоится знакомство с моими родителями… По-моему, Ваню будут любить больше, чем меня.

Однако ничего ответить я не успела, потому что мой парень, нахмурившись, стал принюхиваться.

— Гарью несёт, — настороженно объявил он и бросился к дверям.

— Может, у травников что-то пригорело? — предположила я, заволновавшись.

Створки не поддались с первого раза, и со второго тоже, не открылись и с третьего рывка.

— Отойди-ка, — попросил Рувен Гедальевич, развёл руки в стороны, глубоко вздохнул и принялся напевно читать заклинание. Какое именно, я не знала, но стена с дверью медленно начала просвечивать.

— Вашу мать! — заключила я, завидев огонь. Нам ещё повезло, потому что подожгли со стороны травников. Или вообще с задней части здания, да пошло не туда. В том, что это не случайность, я не сомневалась.

— Так… — проговорил старый знахарь, стараясь не паниковать, да дрожащий голос выдавал. — Надо вспомнить заклинание воды… Только что-нибудь посолиднее шаров…

Я в заклинаниях была не сильна, зелья для тушения пожаров варить не умела, поэтому, недолго думая, схватила ближайший стул и кинула в окно. Вот нельзя сказать, что я удивилась, когда фокус не удался и стекло осталось целым… однако отскочивший в меня стул стал сюрпризом — едва увернулась.

— Это давно тут было? — на всякий случай спросила я.

— Ума не приложу, — растерялся Рувен Гедальевич.

— Умеешь снимать защиту? — по-деловому спросил Ваня.

— Десять раз, — мрачно буркнула я. Знахарь, на которого перевели взгляд, тоже растерянно пожал плечами. Видя, что мужчины в полном замешательстве, я предложила: Всё, что я могу, это приглядеться к барьеру и примерно предположить, какими чарами его возможно снять.

— Тогда держи, — протянул мне тряпицу, явно оторванную от своей рубашки Рувен Гедальевич, — и присматривайся поскорее. Да не смотри ты на неё как на змею! Я наспех зачаровал, чтоб никто газом не задохнулся.

— А смысл? Я всё равно их не знаю, а заклинание вам не подскажу — не разбираюсь.

«Намордник» я всё-таки закрепила, хотя и боялась задохнуться не от газа — не жаловала я чужие запахи, особенно старческие. Но предложи мне в тот момент очки, тоже бы не отказалась — с каждой минутой дыма становилось всё больше.

— Я пока найду книжечку с освобождающими чарами. Она недалеко тут стояла.

— И наколдуете с листа? — удивилась я, у которой такой фокус ни разу в жизни не проходил. Я в первый раз с листа даже зелья не все варила.

— С чарами-то у меня, конечно, похуже. Может, подберу аналогичное заклинание… Или, во всяком случае, попытаюсь. Не умирать же так глупо?

Я бы предпочла найти другой выход, но делать было нечего — схватив Виридиана и упаковав его в сумку, я отправилась присматриваться к барьеру, слушая, как вовсю за стенами уже трещит пламя. Интересно, колдовской огонь быстрее или медленнее обычного? Мы уже должны были сгореть или, наоборот, у нас украли время?

Ваня бросился помогать знахарю, я забралась на подоконник и до боли в глазах вгляделась в тонкий слой магии перед стеклом. Значит, внутренний, через стены проходит посредине… Коснуться ручки я, естественно, не могу. Нет, это не для домашнего ареста — тот окно открыть позволяет.

— По-моему, это «коробка» — чтоб мы быстрее задохнулись, — обрадовала я. — Внутрь воду тоже не должна пропустить.

— Прекрасные новости, — поддел Ваня.

Смотрите что-нибудь для разрыва заклинания из центра, чтоб в обе стороны, — объяснила я. — Пойдёт даже с небольшой площадью, но сильное — дыру в таком можно проделать.

— Есть такое, — воодушевился Рувен Гедальевич. — Разрыв поля из середины.

Возле окна мы столпились уже всей компанией, а пламя начало пожирать внутреннюю перегородку между библиотекой и коридором, плавно переходя на стеллажи. Точно дикий хищный зверь перескакивал огонь с одного места на другое.

Рувен Гедальевич попробовал уже три раза, но чары оказались не так просты. С тоской он бросил взгляд на разгоревшийся стеллаж возле самых дверей:

— Всё же, с заклинаниями проще… Может, я неправильно читаю, конечно…

Укуси тут всех мангадхай! Я же говорила, что нужно продумать другой вариант.

— Дайте книгу, — потребовал Ваня, а я же сидела на подоконнике и, болтая ногами, смотрела на пламя. Даже не верилось, что мы сейчас сдохнем. Как будто это понарошку и происходит не со мной. Просто не может произойти со мной.

Тому, что меня снесло с подоконника, я даже обрадовалась. Особенно когда разобрала, что вместе с барьером треснуло ещё и хрупкое стекло.

— Ты в порядке? — спросил меня Ваня, но я поднялась так резво, что решила не отвечать.

Как бы ни хотела я выскочить первой, сначала мы помогли взобраться пожилому знахарю. Затем зельевик попытался подсадить меня, но я уже сидела, свесив ножки на улицу, и подавала ему руку.

Свежий воздух оказался втройне прекрасен, потому что снаружи не было никакого угарного газа, да ещё и можно было снять повязку из чужой рубашки. Я вдохнула полной грудью. Конечно, из пробитого окна повалил дым, да и мы все им провоняли, но как же волшебно пахло жизнью!

Вдалеке слышалась громкая ругань магжарных, которые никак не могли взять в толк, почему всё горит, но не заливается. И, судя по всему, не дымит.

— Ох, Ваня, да ты настоящий герой! — восхитился Рувен Гедальевич, пробуя отдышаться. — Спасибо тебе огромное!

— Пойдёмте, а то сейчас сюда все сбегутся — мешать будем, — предложил Ваня, дёрнув меня за руку. Похвалу он, чуть смутившись, пропустил мимо ушей.

Судя по голосам с другой стороны здания, завидев «трубу» дыма, все действительно рванули сюда, как ошпаренные.

Я позволила себя вести, не понимая, что я делаю и зачем. И что надо бы сделать, даже не задумывалась. Солнышко светило, ветерок дул, любимый вёл меня куда-то.

— Ты первый раз эти чары видел? — спросила я, когда начала немного соображать.

— Конечно первый, — нервно усмехнулся Ваня. — Стал бы я тянуть, если бы знал их заранее?

— То есть, с листа колдовал? — на всякий случай уточнила я.

— Да, — недовольно протянул мой парень. — Видимо, так перепугался, что всё получилось.

— А раньше у тебя ничего такого не получалось?

— Если б получалось, я бы в любимчиках у всех учителей ходил, — подмигнул он мне, — но с листа я только зелья варил — учебник хороший был.

Улыбнувшись, я схватила его под руку и прижалась сильнее. Ваня глянул на меня удивлённо, но комментировать не стал. А я шла рядом с ним и понимала: это не испуг — это он у меня такой талантливый. Не знаю только, что ему мешало этот талант раскрыть: лень ли, страх, неуверенность, — но спасибо богам за эти недостатки. Если бы не они, Ваня бы давно уже блистал где-нибудь в столице, и мы бы никогда не встретились.

То ли здание библиотеки вместе с лавкой травников оказалось длинным, то ли мы устали после приключения и тащились словно черепахи, но дороге всё не было конца и края. Здание горело внутри «коробки», однако стены, через которые пропустили заклинание, местами уже обуглились — вот-вот рухнут. По идее, барьер грохнется вместе с ними.

Не знаю, о чём думали остальные, но у меня из головы мысли точно ветром сдуло. Да и все причины и следствия произошедшего я прекрасно понимала, за исключением каких-то незначительных мелочей.

Старый знахарь внезапно остановился и выдал:

— Ребята, я не хочу вас пугать, но, кажется, одного из нас сейчас хотели убить — этого барьера тут раньше не было. Надо писать заявление, поэтому если вы что-то знаете…

— Не надо! — выпалила я, а потом спохватилась и добавила: — Может, это на травников покушались?

— У них сегодня выходной, — неловко известил меня Ваня.

— К тому же, это всё равно не повод не писать заявление. Лида, это ты во что-то ввязалась?

— Ну-у, — протянула я, не желая посвящать в свои дела ещё одного человека, — я же староста, в конце концов. Легенда, и всё такое…

— Обугленные тела у нас ещё с лестницы не сбрасывали, — отбил очередную мою отмазку Рувен Гедальевич. — Лида, давай без вранья. Что тебе известно?

— Что подозреваются все, что я не имею права вмешивать посторонних, и что в случае заявления, здесь поднимется шухер, который выйдет мне боком. Этого достаточно, чтобы хотя бы смолчать про барьер? А в идеале сказать, что его мог поставить кто-то из бывших директоров…

— Прекрати строить из себя героиню! Ишь, умная нашлась! — вскипел старый знахарь. — Влезла во что-то и считаешь, что способна справиться в одиночку? Здесь, знаешь, сколько людей поумнее погорели? Я не стану покрывать убийцу, может, наконец, маглиция поработать решит после такого!

— Не надо тут из маглицейских делать тунеядцев, — фыркнула я, обидевшись «за державу». Между прочим, одно дело Крупенёва они раскрыли, да все карты спутали те, кто решил затеять другое. Впрочем, и к нему подступались с разных сторон, а сейчас так я вообще почти у цели. — Злоумышленника всё равно станут искать, но мне хватит времени до следующего вторника!

— А что будет в следующий вторник? — оторопело в голос спросили мужчины.

Я зажмурилась. Закрыла лицо руками. Вот так всегда, на какой-то мелочи…

— Результаты экспертизы. Пять будних на неё саму, выходные и один день потормозить.

— А если раньше скажут? — фыркнул Рувен Гедальевич.

— Не скажут. Иначе могут подумать, что у них мало работы, и подкинут ещё. Традиция, — отвечала я, по-прежнему боясь смотреть людям в глаза. Соня точно меня закопает. Вот как пить дать!

Однако внезапно появившаяся из ниоткуда напарница не ударила меня по голове лопатой, а бросилась на шею. И даже без желания придушить!

— Живая! — выдохнула Соня, совершенно искренне обнимая.

— А ты решила, я уже сгорела? — уточнила я, не совсем понимая, как она нас нашла.

— Пока здание само в себе полыхало — да. Как окно разбитое увидела — полегче стало, — призналась коллега, отлипая от меня. — Я и не думала, что средь бела дня что-то может случиться!

Видимо, утро оказалось слишком ранним, — усмехнулась я.

Следом за Соней торопливо шёл Валерий Валерьевич, непривычно хмурый и, казалось, злобный.

Вы все целы? — спросил он с искренним волнением, оглядев нас с ног до головы. — Рувен Гедальевич, с сердцем всё в порядке?

— В порядке, Валера, — подтвердил старый знахарь. — Все целы и совершенно здоровы. Не считая того, что у Вани хронический тонзиллит, но об этом все давно в курсе.

— Слава богам, — выдохнул директор, но как-то грозно. — Когда я узнаю, какая тварь это сделала…

— Что сделала? — внезапно изобразил искреннее недоумение Рувен Гедальевич.

— Подожгла библиотеку. Посередь бела дня, да ещё и барьер поставили…

— Полноте, Валера! Наверняка кто-то из учеников — или даже учителей — смог достать твои любимые сигареты. Место здесь укромное, курить удобно. А барьер… Не помню точно, но, кажется, кто-то из самых первых директоров ставил охранное заклинание.

Нынешний директор нахмурился сильнее. Он явно понимал, что старое охранное заклинание давно бы «слезло» от времени, да и тогда не пропускало бы никого в библиотеку — как воду у магжарных. Но ничего говорить не стал. А я украдкой кивнула знахарю в благодарность. Он дал мне хотя бы восемь дней.

ПРОЛЁТ ДВАДЦАТЬ ШЕСТОЙ — С ПРОЗРЕНИЯМИ

Заинтересовавшись подробностями, Соня заварила чай и утащила в нашу с ней комнату. Я с ногами забралась на свою кровать, Ваня скромно устроился рядом. Вот только если он честно отвечал на вопрос моей напарницы, то я достала из сумки спасённую книгу и внимательно её листала. Правда, когда мой парень увидел, что именно я читаю, он тоже нить беседы потерял.

— Виридиан? Он уцелел?!

— Нет, — ревниво отрезала я, прижимая книгу к груди. — Всё сгорело в библиотеке.

— Но это же она, — оторопел Ваня. — Библиотечная версия…

— Никакая она не библиотечная, а моя личная! Там всё сгорело, а я об этом томике всю жизнь мечтала!

— А-а, — понятливо протянул он и подмигнул. — Ладно, я ничего не видел. В конце концов, я тоже не откажусь от домашнего экземпляра.

Казалось бы — такая мелочь, а я уже растаяла. Это ведь правда будет не моя книга, а наша общая. Надо только решить, регистрировать её через знакомых или пусть так стоит.

— Правда, я не понимаю, почему ты листаешь эту безусловно редкую, но бесполезную сейчас книгу. Из библиотеки ведь забрали Джугашвили. Наверняка, он вам и нужен, — вмешалась Соня в наше милование.

— Не факт. Могли забрать для отвода глаз, — вступилась я.

— И спалить книгу, в которой есть нужный им рецепт зелья? — возмутилась моя напарница.

— Рецепты и переписать можно. В любую тетрадь, — не согласилась я. — А вот подставлять и устраивать пожар, если мы нигде больше не сможем найти намёки… Не вижу смысла.

— Вас убрать? Давно пора, а тут такой случай.

— И Гедальевича просто так? Не знаю… — протянула я, недовольно морщась. — В любом случае, Виридиана я просмотрю. Мне кажется, тут обо всех редких пакостях есть упоминания.

Не исключено, оценила Соня толщину тома. — Как он тебя не придавил, вообще не понимаю. Но, в любом случае, лучше позвонить кому-нибудь и отправить за Джугашвили, — закончила она и выразительно на меня посмотрела.

— Нет, — отрезала я.

— Почему?! — не поняла она моей категоричности.

— Потому что по зельям надо просить либо кого-то из семьи, либо мою «коллегу», — фыркнула я. — И если в первом случае просто «нет», то во втором — нет-нет-нет!

— Лера же нормально выходит на работу в выходные?!

— Вот именно! — ткнула я пальцем в собеседницу. — В этом вся проблема, понимаешь? Если я её о чём-то попрошу, по приезду буду слушать, как она героически страдала, вечеровала из-за моей длительной командировки и даже ради меня самоотверженно сбегала в воскресенье в библиотеку, чтобы спасти мне жизнь. Ни-за-что!

— А что тебя в этом всём смущает? — не поняла Соня.

— То, что она вечерует по собственной глупости: не хватает мозгов и умения распределить рабочее время. И когда она ноет, я очень хочу ей это сказать, но немогу: она обидится и устроит войну в кабинете. Так что даже не проси, это слишком сложно.

Ваня, до этого молчавший, осторожно заикнулся:

— По-моему, логичнее было бы привлечь твоих родителей. Или у тебя с ними натянутые отношения?

— У меня с ними прекрасные взаимоотношения. Но нет.

— Почему? Хочешь выглядеть самостоятельной? Или они откажут в помощи?

В этой части молчала Соня, за что я была ей благодарна. Отношения мои с родителями объяснить было очень трудно, но всё же нашла в себе силы и попыталась:

— Нет, папа с удовольствием поможет. Несмотря на ежемесячные причитания, что мне пора бросать «это моё хобби» и идти работать «на себя», то есть на них с дядей, папа всегда с энтузиазмом влезает в любое моё расследование, стоит только при нём заикнуться.

— Так в чём тогда проблема? — запутался Ваня окончательно.

— Он гарантировано меня взбесит.

Дальше разговор не задался — собеседники не знали, что бы такое мне сказать, поэтому я с чистой совестью уткнулась в книгу. Их беседа шла фоном, однако порядком отвлекала. Я едва не прохлопала нужную страницу, однако в последний момент зависла и всё-таки прочитала её от начала до конца.

Брови полезли на лоб, на лицо наползла улыбка. Я понимала, что в таких ситуация логичнее хмуриться и сокрушаться, как же это они такое паскудство сотворили. Но радость от раскрытого дела и простота аферы меня восхитили. А мы-то тут гадали: долголетие, ум… намного проще — деньги.

Всё сразу встало на свои места, даже то, что, казалось бы, отношения к делу не имело. И заинтересованность инвесторов; и разговор двух тёток в магазине про непомерные цены на обучение, который я по глупости своей с гимназией даже не связала; и явная невменяемость родителей; и попустительство к романам с учителями; и, самое главное, небрежность в поведении виновных — будто они знали, что им всё сойдёт с рук, подкинуть бы мало-мальски подходящий предлог.

— Лида! — позвала меня Соня. — Ребята выяснили, зачем Яна заходила в «Газпром». Антон Васильевич хочет это торжественно объявить.

Для меня её слова переварились в совершено другой вопрос, на который я решила тут же и ответить:

— В областной магреестр предприятий. Дарила или переписывала на Фёдора Михайловича акции гимназии.

— Лида!!! — донёсся от плитки возмущённый рык. — Если ты всё знала, то зачем надо было народ гонять?!

Я не знала! крикнула я, а потом подумала и подошла поближе, чтобы видеть очень злобное лицо замначальника. Я только сейчас сообразила, когда нашла их зелье.

— Какое?! — встрепенулись все. Никто даже не спросил, уверена ли я. Видимо, внезапное прозрение посчитали за доказательство.

— У него нет универсального названия. Суть в том, что выпивший проникается к словам опоившего крайней симпатией и начинает их воспринимать как нечто само собой разумеющееся. Если человеку дать установку, то его вряд ли что-то переубедит и не устрашат никакие преграды. Чем-то напоминает зелье безграничного доверия, но жертва куда сдержаннее и адекватнее, действие зелья не проходит со временем — лишь слегка притупляется, оставляя самые яркие «команды».

— А установка какой может быть? — заинтересовался Антон Васильевич. — Например, «приводите своих детей к нам»?

— В точку! — подтвердила я, довольная донельзя сообразительностью начальника. — Опои всех невзначай на дне открытых дверей или в любом другом месте и назначай баснословную цену за обучение.

— Непонятно только, зачем так подставляться и убивать своих же учеников, — проворчал замначальника маглиции, хмурясь.

— Антон Васильевич, — позвала я, потом ещё раз заглянула в книгу, чтобы не наврать, и раскрыла «тайну»: — там такой способ подготовки печени к варке, что им ещё и не любой гимназист подойдёт. Там и возраст, и состояние органа изначальное, и время «убивания», и даже специальный состав, которым печень предлагается протравить. Я вообще удивлена, что им это удаётся. Как в первые наборы-то кого-то нашли — там же старшие классы формировались из учеников других школ. Бешеные требования к старостам должны быть. Ведь, по-хорошему, неизвестно, кто из семи пойдёт под нож.

— Кстати, среди них всё же есть маг-разумник? — пустила шпильку Соня, памятуя о моём первом громком заявлении.

— Ай, — смущённо отмахнулась я, — они зелья тут делают в промышленных масштабах. Думаю, сами выбирают конкретных учеников и потом, подлив слабую версию этого же состава, но на говяжьей печени, обрабатывают классных. Делов-то, если в любой момент старосту можно заменить, хоть в начале десятого класса, хоть в середине года. У них и для возмущённых родителей такое хранится. Да, действует меньше, зато срок годности больше.

— Кто в деле-то замешан, получается? — почти потирал руки Антон Васильевич. Он как будто бы уже закончил дело, а для меня главная проблема только вставала в полный рост.

— Фёдор Михайлович, завуч. Скорее всего, он главный по зельям и автор «идеи», потому что единственный работает со дня открытия гимназии. Если не считать «выбывшего» Марка Максимовича, — начала отчитываться Соня, но, при упоминании имени убийцы, замначальника её прервал:

— Вот! Чуть не забыл о нём рассказать. Он переехал в Тверь, а через пару лет после увольнения умер — отравился чем-то некачественным. У нас даже не проходил — чномсы разбирались.

Я фыркнула. Некачественным, как же! Очень даже качественный яд ему подлили, раз за случайность сошло.

— Наследники были? — тут же уцепилась я.

— Наследники? — удивился Антон Васильевич. — А при чём тут его имущество?

Ох, как я в такие моменты страдала от того, что мои мысли со всеми вытекающими выводами нельзя просто взять и переложить человеку в голову. Внезапно от объяснений спасла Соня, смекнув:

— Должен же был быть какой-то гарант молчания замешанных в деле. А раз эти двое изначальные инвесторы, то логично, что они просто поделили акции. И получали преспокойно дивиденды, как плату за свои грязные делишки. Так труднее друг друга кинуть. И, естественно, когда один из подельников выбыл, второй не обрадовался, что тот «зарабатывает» просто на молчании. Хотя самого Марка ситуация должна была устроить.

Антон Васильевич, пока она излагала свою версию, зарылся в какие-то бумажки и, через минуту после конца рассказа, изрёк:

— Вот! Нашёл! Женился он незадолго до смерти. Вдова — Осипова Марина Николаевна. Правда, после смерти мужа фамилию она сменила на свою девичью…

— Брянская! — хором выдали мы, а Соня продолжила отчёт:

— Она, судя по количеству командировок, занималась привлечением людей на дни открытых дверей, рекламой и снабжением — ведь минеральные ингредиенты здесь так просто не достать. Если взять во внимание её связь со смертью бывшего подельника-артефактора, то Брянскую Фёдор Михайлович явно готовил на его замену.

— Правда, кое в чём она его заменить не могла, — заметила я.

— Ты про артефакты? Он к тому времени уже натыкал по всей школе жучков, — пожала плечами напарница.

— Я про непосредственно убийства. Сам Фёдор Михайлович староват для того, чтобы насильственно убивать подростков — зельем нельзя, чтобы, не дай боги не нашли на экспертизе, да и «материал» от постороннего вмешательства мог пострадать.

— А! — обрадовалась Соня. — Так я пробивала отчёты. Почти сразу после увольнения Марка Максимовича на работу приняли здоровяка-словесника — Стаса. Но я, правда, не понимаю. Если до этого они управлялись вдвоём. Пусть даже Марка оказалось не просто заменить — пришлось брать отдельно мозги Брянской, отдельно мускулатуру Стасика. Как в эту систему смогла пролезть Яна?

До этого момента Ваня в беседу не вмешивался, то ли переваривая информацию, то ли размышляя о чём, а тут, видимо, в голове у него окончательно всё сложилось — мой парень взял слово:

— Яна слабая вещунья… была. Но и ей под силу определить маг человек или нет, есть ли дети и примерно какого возраста. У нас после её выпуска сильно увеличились классы, так что свою долю она отрабатывала.

Говорил он будто нехотя, с досадой. Не сказать, чтоб я не понимала его чувств. Однако сейчас отвлечь не могла и не хотела. Впрочем, замначальника внезапно сам сменил тему:

— Девчат, я прошу прощения. Это что за молодой человек с вами?

Здесь идеально подошла бы мрачно-трагичная музыка, но повисла обычная тишина на полминуты. Поскольку не мне пришло в голову при Ване связываться с верхами, ответственность за произошедшее пришлось взять на себя Соне. И она взяла…

— Это Лидкин ухажёр, местный зельевик.

…и переложила её на меня. «Обожаю» напарников и коллег.

— Эм, Лидочка… — замялся Антон Васильевич, не зная, как покорректней намекнуть, что штатских втягивать нельзя, при этих самых штатских.

— Вы же сами говорили мне жениха искать, — взяла я быка за рога, пока мне ничего не заявили. — А где я его, по-вашему, найду, если торчу по командировкам?

А это жених? серьёзно спросил замначальника, хмуря брови — явно показушничал.

— Жених, — с усмешкой подтвердил Ваня.

Тогда совсем другое дело, — тут же якобы смирился Антон Васильевич. — Вот был бы не жених, тогда бы мы сурово поговорили, а так… Что ты там про срок годности зелья говорила?

Сначала я моргнула, только потом въехала в вопрос. Вспомнил бы ещё, о чём я полгода назад с ним говорила.

— Да ничего особенного. Просто хранится это «счастье» всего два-три месяца, сколько бы порций ни наделали.

— Погоди-ка, — внезапно протянула Соня, что-то ещё докручивая у себя в голове. — Как они собирались забирать твою печень, если бы ты сегодня сгорела?

— Никак, — пожала я плечами. — Моя им не подходит — мне об этом классный лично заявил, когда я позы в первый раз принесла.

Чуть до инфаркта не довёл со своими коварными планами, гад такой.

— Ноу них день открытых дверей в этом году раньше — я слышала! — заартачилась Соня. — Как они думают получать зелье? Сразу после тебя кого-то назначить и убить? И зачем этот перенос на побыстрее? Убили бы тебя сейчас, дальше другая староста, всё в штатном режиме. Но они же зачем-то специально подогнали дату!

Хм… действительно, какой смысл?

— И зачем тебя вообще старостой назначать? — продолжила напарница, но тут у меня как раз был ответ на вопрос:

— Чтоб напугать. И даже не требовалось, чтобы я бросала Ваню и играла по их правилам. Мне открыто угрожают — я паникую и уезжаю в Иркутск. Неважно даже, кто инициатор. В принципе, любая разумная ученица — или подмастерье — так бы и поступила. Да и ты не опоенная, о чём они скорее всего в курсе… Хотя откуда бы, не запоминают же они всех, разве что регистрацию ведут.

— Тогда не понимаю, откуда они возьмут печень, — пробурчала Соня, но внезапно спас нас Ваня, заявив так, будто все должны это знать:

— А у них есть.

Немая пауза. Тут даже музыку никакую не представишь.

— Яну же недавно убили. Она всякой пакостью не баловалась — на диете сидела. Думаю, её печень им подошла.

Меня аж в жар бросило от таких новостей. Не сдержавшись, я утёрла проступивший пот со лба. Значит, механизм уже запущен, а я тут кукую.

— Погодите! — потребовал Антон Васильевич. — Как тогда никто не заметил, что у человека печени нет?!

— Так же как у всех учеников. Заменили её чем-то. Либо специальным макетом, либо прошлой вываренной, либо иллюзией — даже думать не хочу, чем именно. Фёдор же вообще-то знахарь — должен знать, как обмануть стервятников.

— Не стервятников, а знахарей-смертельников, — строго поправил замначальника.

— Какая разница? Они меня тоже не любят. В общем, маги же трупы не вскрывают — на том и погорели. И вряд ли даже что-нибудь на анализ по зельям отправили.

— Почему?! — возмутился Антон Васильевич. — Отправляли. Лера сказала, ничего смертельного.

Боги мои, какая же она тупая! Нельзя так смотреть — яд не яд. И другая интересная пакость встречается.

— Она, правда, жаловалась, что у неё времени мало — перегруз, — смущённо добавил он, увидев, как я застыла в позе рука-лицо. Рука — злобное лицо.

О том, что она всегда на это жалуется и мечтает почему-то не о приёме дополнительного сотрудника, а о повышении зарплаты, я говорить не стала. Нечего начальству такие мысли в голову вкладывать. И самой тоже нечего её вспоминать, когда мы так прекрасно далеко.

Это на самом деле не важно, — вздохнув, признала я. За Лерой всего не расхлебаешь. — Важно то, что мы всё знаем, а улик против них нет. Без улик ни вскрытие провести, ничего. Для магуратуры всё вот это вот исключительно наша фантазия.

— А как же зелья, которые здесь подливают? — удивился Ваня.

— Того, что в вине для учеников — у нас нет, — вздохнула Соня. — Даже на экспертизу не отправить. А учительское… оно и на год не потянет.

— Да, максимум на уловный срок, — проворчала я, прекрасно зная «таксу». — Даже прослушку не привяжешь, потому что официально изготовитель уже мёртв. Нам нужна серьёзная улика.

— Если попросить кого-то из родителей сдать кровь на экспертизу? — предложил Антон Васильевич. — Наверняка добровольно кто-то из этой толпы да согласится.

— Это обязательно, — согласилась я. — Но изготовителя по рецептуре никто определить не сможет. И на кого настроено, скорее всего, тоже. Нужно что-то стопроцентное, чтоб не отвертеться.

— Тебе прям банку с зельем и отпечатками пальцев одного-единственного человека подавай! — фыркнул замначальника.

— Что значит мне?! — возмутилась я, наклоняясь к огню поближе — чуть волосы не спалила. — Я-то уже знаю, кто виноват — это магуратура дело завернёт на доследование. Так что банка нам всем нужна до зарезу.

— Так какая проблема её достать? — внезапно спросил Ваня.

И вот опять он — особо напряжённый и драматический момент. Умеет же мой парень влезть эффектно.

— Если у них есть печень, значит, и зелье уже сварили — её в таком виде долго не стоит хранить. Зелья этого нужны вагоны, так что найти подходящее место для него не так просто. И отпечатков на нём не много — вряд ли его кому-то давали.

Действительно, не станут же они в комнатах под кровати распихивать. Как я раньше об этом не подумала?

— Вы уверены, что сможете вытащить из гимназии бочку с зельем? — взволнованно спросил Антон Васильевич.

Откуда в истории взялась бочка, до меня дошло не сразу. Потупив сперва, я поняла, что воображение нашего замначальника для удобства налило «вагон зелий» сразу в бочку. Как я ржала, как я ржала! И подозревала, что в конце года останусь без премии.

— Вряд ли там бочка, — объяснила я, пока он не обиделся и не просверлил меня хмурым взглядом. — Они же не станут напоказ из этой бочки в чай подливать. Нужно что-то такое, из чего удобно булькнуть в чайник-два прямо на месте. Я предпочитаю специальные флаконы, но они вряд ли на такое разорятся. Скорее всего, используют что-то вроде баночек из-под детского питания или маленьких бутылок из-под минералки.

— Бутылочки из-под сока! — сообразил Ваня. — Его недавно в столовой выдавали, я ещё удивился, что праздника нет.

— Ого, — задумался Антон Васильевич. — Это ж ничего себе запара: бутылочки собери, вымой, разлей по ним готовую смесь, потом бегай за ними туда, где они лежат — не протащишь же сразу в актовый зал.

— А кто сказал, что это легко? Они деньги-то не на халяву получают — они работают. Способ, конечно, так себе, — добавила я, когда на меня уставились три пары изумлённых глаз, да в мирном русле с такой энергией отдача была бы однозначно меньше.

— Кстати, интересно, как они вообще до такого додумались? — пробурчал замначальника, явно не одобряя чужие криминальные идеи.

— Тоже не сложно на самом деле, — пожала я плечами. — Судя по переписанным книгам, Фёдор давно интересовался редкими зельями и неплохо в них разбирался. Если кто-то из них узнал о деле Крупенёва, то логическую цепочку провести не сложно, а со школьниками ещё и работать удобно — зелёные совсем.

— Да, — покивал Антон Васильевич, — были у Марка знакомые среди наших. Значит, теперь осталось определить, где злоумышленники хранят свои запасы.

— Скорее всего, там же, где и устанавливали оборудование для прослушки — оно всё же не маленькое, — предположила Соня.

— По-хорошему, нужна целая лаборатория — вряд ли ингредиенты простые, — важно заметил Ваня.

Наступила тишина. Я вообще не понимала несколько минут, в чём проблема, а потом внезапно очухалась:

— Я не говорила разве, что Рувену Гедальевичу передать мне чаёк предложила завхоз? Как думаете, склад под все эти нужны подойдёт?

ПРОЛЁТ ДВАДЦАТЬ СЕДЬМОЙ — С ЛАБОРАТОРИЕЙ

Зачем нам надо попасть на склад, Валерий Валерьевич долго не мог взять в толк. А уж то, что это надо сделать в конкретный день, в конкретное время, да ещё и совершенно секретно, и вовсе вызывало у него протест. Однако только один урок в неделю были заняты все наши подозрительные личности, да ещё и Ваня вёл занятие недалеко от их кабинетов, так что мог увидеть ненужное перемещение. Поэтому директору пришлось сдаться под нашим напором, так ничего и не поняв.

Отвлечение завхоза взяли на себя Петя с Катей. Наврали что-то про сломанную кровать и в итоге сумели вытащить её с территории склада. Вытаскивала Катя, а Петя, я так понимаю, помогал ломать кровать. Вроде как, потом он должен был ещё свернуть замок в девичьем домике, чтобы быстро уйти у Надежды Валентиновны не получилось.

Валерий Валерьевич, впопыхах открывая дверь большого одноэтажного здания, ругался на чём свет стоит. Как его уговорила Соня, я знать не хотела.

— Не верится мне, что у Надежды Валентиновны есть новые доски, а она их не выдаёт, — проворчал директор, впуская нас внутрь. — Ощущение, будто вы тут что-то украсть хотите, только странно брать в подельники директора гимназии.

Возле самого входа стоял комод с будильником и раскладное кресло, а на противоположной стене над ним висел чномсовский телевизор. Я-то на него и внимания не обратила, пролетев внутрь склада, а вот Валерий Валерьевич почему-то, увидев прибор, сразу перестал ворчать и вообще о нас забыл.

Внутри склада перемещаться можно было с трудом, лавируя в лабиринте из старых кроватей, столов и тумбочек. Досок здесь действительно не было ни одной, зато совершенно новое постельное белье выглаженными стопками лежало на полках. Однако настолько заваленное место мало подходило для лаборатории.

— Идём вглубь, — скомандовала Соня и каждый раз, стоило меня притормозить, подгоняла: — Идём-идём!

Вдруг за этими завалами что-то прячется? — проворчала я недовольно на очередное «идём-идём».

Вряд ли. Изнутри здание склада соответствует наружному контуру по ширине, но немного уступает по длине, — просветила я меня напарница.

Глянув на неё уважительно, я покивала. Надо же, а она сюда не просто так сунулась, а провела предварительную подготовку. Молодец. Не то что я. Впрочем, я о таких чарах и не знала — из расчётных пользовалась только весовыми, остальные моя память надёжно вычеркнула.

Когда мы уже добрались до конца и даже увидели дверь, Валерий Валерьевич неожиданно вспомнил о нашем существовании.

— Ей, где вы там? — эхом разнёсся его голос по складу.

Соня замешкалась, я тоже. Ответить или вырубить?

— У меня есть сонное зелье, — шепнула я, за эти дни существенно утяжелив свою сумку.

— Просто заходи, — решила она, однако директор внезапно спланировал рядом с нами.

— Ничего себе, как далеко вы убежали! — пожаловался он, оттряхивая пыль, которой нахватался за время полёта.

Клятые упыреведы! Вечно у них в запасе какие-то нечеловеческие трюки! Я практически уверена, что он не летел в прямом смысле этого слова — маневрировать в заваленном почти до потолка помещении очень сложно, — но даже знать не хочу, кто или что помогло ему переместиться…

— Ух ты, а я не знал, что тут отгорожено! — удивился Валерий Валерьевич и дёрнул за ручку. Надо ли говорить, что дверь не открылась. — Могли бы мне ключ и дать, — проворчал он, похлопывая себя по карманам.

Оттуда он извлёк баночку с чем-то живым. Или неживым, если вспомнить его специальность и то, что через крышку воздух вряд ли проходит. Мелкое существо с крылышками, выпорхнуло наружу, стоило открыть его темницу, послушало шёпот директора и живо юркнуло в замок. Через полминуты раздался щелчок.

— А ты так умеешь? — спросила я у застывшей, как каменная статуя, Сони.

— Нет, — ответила она изумлённо, — но очень хочу.

На мой укоризненный взгляд, она прошептала:

— Я дольше возиться буду.

Впрочем, ответ меня вполне устроил. Дольше возиться, это не попёрлась на склад, не умея открыть замки. Это я могла не предполагать, что здесь ещё одна дверь, а оперативница-то должна была догадываться.

— Это создание собственной разработки, — похвастался довольный эффектом Валерий Валерьевич, пропуская в «тайную комнату». — Надоело, что ключи постоянно теряются, да и коробку с отмычками тяжело таскать.

Однако мы уже переключились, разочарованно разглядывая комнату. Ковровое покрытие от стены до стены, кровать, уютно застеленная лоскутным пледом, тумбочка с чайничком на магической плитке — помещение оказалось жилым. Что-то меня в нём смущало, но я видела много странных помещений в своей жизни, так что от расстройства не приглядывалась.

— О, а я думал Надежда Валентиновна живёт в той комнате, а она оказывается вон где обитает! — удивлённо оглядывался директор. — Нехорошо, конечно, вышло, но мы же никому не скажем? — подмигнул он нам.

Я кисло кивнула. Неужели всё же ящики с зельем спрятаны на складе? Тогда почему их пролетая не заметил Валерий Валерьевич?

Соню приложило сильнее всех, потому что она стояла и молча хмурилась. Всё сильнее и сильнее. Казалось, ещё минута — брови сойдутся у неё на носу и подерутся.

Пойдём, тронула я её за рукав, когда директор уже оказался возле выхода.

Внезапно моя напарница ожила, а вместе с ней ожила и вся комната мебель поднялась над полом, а Соня скомандовала мне:

— Задирай ковёр, быстро — долго не удержу!

Я даже возражать не стала, что магией такого рода не владею — полетела вручную его закатывать. И — о чудо! — на линолеуме, которым застелили дощатый пол, обнаружились следы от зелий. Прямо существенные такие следы — где цветные пятна, где видимые проплешины, где вообще дыры от горящей смеси.

— Закатывай обратно! — потребовала она, когда я бросила занятие на середине и восторженно начала ползать среди «улик».

Слова меня отрезвили. Состав по засохшему всё равно определять не было смысла, ведь его-то мы как раз знаем — только время терять.

— Как ты поняла? — совершенно забыв о директоре, спросила я, когда всё опустилось на свои места.

— Здесь не жилое освещение — лампы явно лабораторные, причём направленные в конкретные места. Свет одной так и вовсе бьёт прямо в глаза, если лечь на кровать, — просветила она меня. — И личных вещей тут почти нет: ни одежды, ни чего-нибудь для хобби — всё в первой комнатке.

Я лишь восторженно покачала головой. Видимо, лампы меня и смутили, но я даже не подумала о таком варианте.

— Так, девушки, — внезапно строго спросил директор, оторвав нас от радости открытия, — что здесь происходит? Отсюда же явно не новые доски перенесли, а что-то другое.

— Валера, давай мы разберёмся со всем не здесь? — серьёзно предложила Соня.

Они смотрели друг другу в глаза, начисто игнорируя всё остальное. Дуэль взглядов, сражение силы воли! Между ними чуть ли не искры летали, а я наблюдала эту сцену и чувствовала себя настоящей школьницей: никогда так не умела. Я могла только стукнуть по столу и выволочь оппонента из комнаты — даже чары в помощь не приходилось вспоминать, потому что выучила до автоматизма. Кстати…

Я схватила директора за руку и силком вытащила за дверь. Соня вышла следом за осоловелым Валерием Валерьевичем.

— Лидочка, мы же разговаривали на важную тему! — посетовал мужчина, но я была категорична.

— У нас времени меньше чем в обрез — и так провозились с ковром. Мы в твоей гимназии полугода ещё не провели. Ты реально думаешь, что спрашивать надо нас?! — ворчала я, протаскивая мужчину по мебельному коридору.

Я бы так на полном ходу и выскочила, но хватило мозгов чуть приоткрыть дверь и тут же закрыть её обратно, пока хозяйка склада нас не увидела.

— Вернулась? — спросила Соня, уже зная ответ.

Я кивнула.

И минуты не прошло, как она схватила первый попавшийся стул и заявила:

— Скажем, что нам в комнате мебели не хватает.

— А ничего, что нас увидят? — засомневалась я. Мне уже хватило засветиться, где можно и нельзя.

— Какая разница? Мы всё равно ничего не нашли. Пусть порадуются, — прошептала она.

Валерий в этот раз приставать с расспросами не стал, но из моей хватки умудрился выпутаться и забрать у Сони её ношу.

— Не могу же я позволить даме нести стул, — прокомментировал директор, и вышел первый, с невозмутимым видом. Здравствуйте, Надежда Валентиновна! А вы что это с рабочего места уходили? Вот так воры заберутся, и никто ничего не узнает.

Завхоз от такого приветствия опешила настолько, что не смогла бросить в нашу сторону ни одного взгляда с превосходством или, на худой конец, любопытного. Она, казалось, нас вообще не заметила на фоне начальника.

— Так… — попыталась оправдаться милая бабушка со старомодной химкой, — у девчат кровать в полу застряла — они её вытащить не могли. Мы переставили её немного, но надо рабочих бы туда отправить — не дело это такое позорище в полу держать.

— Заскочите ко мне потом — скажете где, — велел директор и стремглав удалился.

Стул он не отпускал. Так и пронёс его через всю территорию гимназии до учительского корпуса. Я едва поспевала за длинноногим мужчиной, смотря в спину и гадая, куда бы приткнуть новую деталь интерьера, если в комнате и без того тесновато. Радовало только то, что я квартирую у Вани — там тоже не хоромы, зато своя лаборатория и двуспальная кровать.

Уже закрывшись в нашем «номере» Валерий Валерьевич прочитал защитное заклинание от прослушки и начал допрос:

— Так что случилось? Что вы искали?

Очевидно, в дороге Соня успела пораскинуть мозгами, потому что рассказывать принялась без запинки:

— Лида обнаружила, что в чай, которым поят учителей, что-то подмешано. Вряд ли это безвредная примесь. Лаборатория для изготовления зелий есть только в комнате у Ивана, но она чиста. Вот мы и отправились искать…

Дыр в повествовании было немерено, но Соня стояла слишком близко и смотрела директору в глаза — это всё сглаживало.

— И почему вы отправились искать её только вдвоём? — попробовал собрать последние остатки здравомыслия Валерий Валерьевич.

Соня быстро кинула светящуюся точку на дверь, как бы ненавязчиво показывая мне, куда я должна свалить и побыстрее.

— Не одни, а с тобой, — чувственно произнесла она, схватив мужчину за ворот пиджака. — Валера, пойми, моя дочь в опасности! Я не могу сидеть сложа руки!

Дальше я тактично закрыла дверь. Не думала, что Соня всё-таки сдастся, но чужая душа — потёмки. Хорошо, у меня есть другая комната. Правда, до неё я не дошла — Петя отловил в коридоре. Говорить в учительском корпусе не хотелось, поэтому пришлось выходить на улицу.

— Вы успели? — спросил парень, как только я выставила защитные чары.

— Относительно, — поморщилась я, не раскрывая все карты. — В любом случае, ничего страшного не произошло.

— Прости, что так быстро её выпустили, — искренне покаялся Петя.

— Что-то пошло не по плану? — заинтересовалась я.

— Да! Она за полминуты вскрыла одну из крутейших ловушек на замке! У нас куча учителей с ней застревали, а эта… будто реально заевший замок открывала. Не ожидал такого от старенького завхоза.

Выговаривать за то, что ученики периодически издевались над учителями, я не стала — тут все нормально. А вот внезапный уровень подготовки завхоза удивил.

— Может, ей по должности положено с таким разбираться? — предположила я.

— Мы же не замок сломали, а ставили ловушку, — выделил рыжий последнее слово. — Вряд ли она с таким раньше сталкивалась.

Я только пожала плечами. Вскрыла да вскрыла — по мне, ничего значимого в этом событии не было. Петя хотел ещё поговорить, но сходу не смог придумать ни одной заинтересовавшей меня темы, и я чем-то отговорилась, чтобы отправиться в практически свою комнату. Времени оставалось мало, а идей, что делать дальше, не возникало.

Стоило Ване прийти, он с порога спросил:

— Ну как?

— Средней паршивости, — пожаловалась я, оторвавшись от чтения Виридиана. — Лаборатория там была, но её перенесли. Теперь надо искать куда. Варианты?

— Никаких, — недоумённо развёл руками Ваня. — В остальных местах проходной двор. Разве что они вырыли себе подземный бункер.

В бункер я не верила, но про проходной двор он удачно заметил.

— Кстати, ты не в курсе, где Валера? Его с ног сбились искать.

— Эм… — протянула я, не зная, как тактичнее сказать. — Обстоятельства сложились так, что он всё же добился желаемого.

Судя по взгляду, я выразилась слишком тактично, и мой парень не понял, о чём речь.

— Он с Соней, — объяснила я понятнее.

— Ну вот, а ты говорила…

— Я и сейчас от своих слов не отказываюсь, — грустно прервала я. — Просто так сложились обстоятельства. Поэтому, может, зря ты радуешься за друга.

Правда, с утра меня грызли сомнения, поэтому к Соне я на всякий случай забежала. Она как раз собиралась, а Валерий, видимо, ушёл раньше. Или ночью.

— Он ничего не заподозрил? — начала я с самого важного.

— Мы почти не разговаривали.

— Понятно… Я, кстати, не думала, что ты на такое пойдёшь.

Она глянула на меня как-то странно, но всё же решила пояснить:

— Ты не считай, что я тут ради дела страдаю. Валера симпатичный мужчина.

— То есть, у вас всё-таки роман? — удивилась я безмерно.

Но Соня только покачала головой:

— Не знаю, что ты сейчас думаешь обо мне, Лид. Да, вчера я сама подтолкнула его, чтобы он не привязывался с вопросами. Да, он симпатичен мне, иначе бы «жертвовать» собой я не стала. Но говорить о новых отношениях мне пока рано. Переезд в гимназию на самом деле избавил меня от кучи проблем, а пока дома была… Думала, руки на себя наложу. Сашина чашка, Сашино пустое место за столом, Сашины тапочки… И на работе то же самое. Как представлю, что чужой мужчина посмеет на это посягнуть — злость берёт.

Больше с расспросами я не приставала. Даже, что мы будем делать дальше, выпытывать не стала. Время шло — оставалось чуть больше трёх дней до того, как поднимается суматоха и будет ничего не узнать. Или Фёдор Михайлович уже съездил в управление магжарных и напоил там кого следует, вложив голову нехитрую мысль: возле библиотеки курили — несчастный случай. Наверное, сейчас я бы даже не отказалась от такого расклада, да только тогда мог некстати включиться Рувен Гедальевич.

ПРОЛЁТ ДВАДЦАТЬ ВОСЬМОЙ — ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНЫЙ

Соня постучала в нашу с Ваней комнату ближе к полуночи. Повезло, что я ещё сидела одетая, так как оперативница с порога всучила моему парню газовую плитку, а от меня потребовала:

Собирайся. Валера куда-то отправился. Я думаю, он знает, где теперь лаборатория.

А мы его не потеряем? заволновалась я, влезая в туфли и перекидывая сумку через плечо.

— На нём маячок. На нас тоже, — отчиталась Соня и положила Ване на колени карту местности — явно самодельную, но с двумя яркими точками. — Проследишь за местом, куда мы придём, издалека. Чуть что — вызывай наших. Ты ведь знаешь, как с отделением связаться?

Ваня кивнул, но попытался возразить:

— Может, я пойду, а Лида проследит? А то неловко как-то двух девушек отпускать, а самому отсиживаться.

— Неловко ему, — пробормотала Соня, глядя с укоризной. — Не вздумай даже туда соваться. У Лиды хоть какая-то подготовка есть. Я бы тоже предпочла её не трогать, но, извини, одна против потенциально четверых не сунусь.

При других обстоятельствах, против потенциально четверых я бы не сунулась и вдвоём, несмотря на опасность для жизни недальновидного героя. Проследила бы, да уволокла Соню обратно, стукнув сонным зельем по макушке. Однако тут на нашей стороне собиралась компания из оперативницы и неплохого упыреведа, а с противоположной из серьёзных противников был разве что Стас. Брянская со своими минералами и завуч-потрошитель это, конечно, страшно, но не существенно.

За Валерием мы следили по другой карте. Пока трепались и обсуждали план действий, он успел умотать аж до учебного корпуса, поэтому пришлось догонять. В неосвещённом здании после недавних событий, мне было неуютно, но желание вцепиться в Сонину руку я подавила. Наверное, я ещё долго буду бояться темноты.

В физкультурном зале, куда зашёл директор, тоже было темно, что и позволило нам проскочить незаметно и укрыться за сложенными у входа матами. Кроме них, зал заставили гимнастическими снарядами, банками с краской, рулонами плёнки, и ещё какими-то ящиками. Впрочем, я сразу поняла какими.

Похлопав Соню по плечу и сделав абстрактно понятный жест рукой, я двинулась по боковой стене именно к подозрительным коробам. В этот момент и зажегся свет в руках Валерия Валерьевича. Неяркий — меня за баррикадами почти не касался, однако сидящего в центре Фёдора Михайловича стало видно.

— Здравствуй, Валера, — спокойно сказал он, сняв очки и потирая переносицу. — Быстро ты меня нашёл… Надя говорила, что видела тебя с утра на складе, но я рассчитывал ещё на пару дней. Или что ты действительно заходил за стулом.

Ага, конечно, красивая сказочка. Именно поэтому он совершенно случайно сторожил сегодня сам, а не подослал Брянскую или Стаса — по одиночке им Валерия не взять, а переговоры завуч проводит лучше всех. Особенно если ещё чайком напоит или водички подаст.

— Внезапное стремление брать пример у чномсов удивило, — злобно усмехнулся директор. — Я пошёл на поводу, да видимо зря.

— Ты не удивлён, что встретил здесь меня?

— Догадывался, — не стал вдаваться в подробности Валерий. — Правда, трудно свыкнуться с мыслью, что столько лет работал вместе с маньяком.

Обвинение на Фёдора Михайловича должного эффекта не произвело. Он лишь устало вздохнул и «объяснил»:

— Ты ещё очень молод, Валера, и много в жизни не понимаешь.

— Наверное, я никогда не вырасту. Не могу представить, чтобы у меня появился повод убивать детей.

— А если я скажу, что одна смерть старшеклассника спасает жизни сотням или даже тысячам малюток по всему миру?

…то нагло соврёшь, ответила я мысленно, но директор моей уверенности не испытывал, поэтому поражённо молчал. Интересно, Фёдор действительно думает, что заставит его помогать? Не сказать, чтоб я сильно разбиралась в людях, но Валерия в подельниках представить не могла. Или тому уже подмешали нужное зелье? Но если подмешали, то почему разговаривают здесь? Меня выманивают? Плохо выманивают: я без Сони бы ни в жизнь за директором не уследила, а Соню Валерий вряд ли тронуть даст — рецепт-то не на внушение, из себя выпрыгивать не заставит.

Пока они там трепались, до ящиков с бутылками из-под сока я добралась. Аккуратненько взяла сосуд заранее подготовленным не шуршащим пакетом, завязала и, закутав в шарф, положила во внутренний карман ветровки. Потом подумала и проделала почти то же самое со второй бутылкой, только ничем обматывать не стала и кинула в сумку.

— Фёдор, это всё равно не оправдание, — наконец, выдохнул Валерий Валерьевич. — Можно же как-то иначе решить проблему…

— Нельзя, Валера, — печально покачал старик головой, а я всё гадала, зачем эта комедия, — слишком сложно готовить это зелье, а другого пути нет. Раньше дети умирали, а теперь у них появился шанс. Не думай, что меня всё устраивает…

— Но, видимо, вознаграждение за услуги устраивает точно, — жёстко прервал директор. — Что ты глядишь так удивлённо? Я сумел достать сведенья о выплате дивидендов. Если б обычная частная школа столько приносила, их бы развелось тут в округе как грязи. Я-то наивный думал, у нас затраты большие: на ремонты, на питание, на персонал, а оно вон как вышло.

Серую тень за спиной у Валерия я заметила не сразу, но всё же сумела разглядеть. Первым в руки, к счастью, попалось взрывное зелье. И вот шаг — тень загородила от меня фигуру директора — бросок!

Вопль был нечеловеческий — у меня-то уши заложило, а уж Валерию и вовсе никто бы не позавидовал. Стас орал, корчась на полу от боли с пылающей спиной. После той удавки на своей шее, мне нисколько не было его жаль, а умереть всё равно не умрёт — куртка у него оказалась с защитой, да и при ударе о мягкое взрыв тоже не вышел как следует.

— Это была половинка, — предупредила я, подбрасывая в руке вторую склянку, уже с полноценной версией.

— Ах ты, мразь! — не сдержался Фёдор Михайлович, наконец, теряя всё своё обаяние и невозмутимость.

Умиляет людская логика, честное слово, — он детей режет, а я мразь.

Я была готова к продолжению словесной перепалки или к любой атаке от него, но подлянка пришла, откуда не ждали. Кто-то у входа начал читать заклинание. Я обернулась и заметила завхоза с Брянской, а вот отреагировать никак не успела — хватило одного четверостишья, чтобы моя сумка рванула к ним. Естественно, не одна.

Волочиться по полу мне не нравилось, но подумать не дали — Соня перехватила за талию. Сумка вывернулась, скользнула на шею и принялась душить незадачливую хозяйку ремнём. Я только стянула ремень, чтобы перехватить поудобнее и хлебнуть воздуха, как торба уже выскользнула из пальцев и умчалась к подельницам завуча.

Брянская, видимо, в это время что-то бурчала себе под нос, потому что тут же по всему залу расползся туман. Торопливые шаги прогремели прямо над ухом и не успели стихнуть, а Соня уже развеяла чужое колдовство.

Стас лежал там же, где упал, «сверкая» ужасом на спине. Моя напарница и Валерий вылетели в коридор, но, видимо, не сообразили куда бежать — кроме главного, можно было воспользоваться ещё пожарным выходом.

— В окно! решила Соня и уже собиралась его высадить зачем открывать-то? — как я предупредила:

— Барьер на здании, не старайся.

— Так ведь уйдут же!

— Не смогут, мрачно успокоил Валерий, глядя за стекло. — На такой случай у меня давно тут вампирчики прикопанные лежали.

Это, конечно, радовало, но лично меня успокаивало плохо. Соню тоже.

— Интересно, они уже успели выскочить на улицу? — задалась она риторическим вопросом.

— Сомневаюсь, — ответила я, подойдя к окну и осматривая барьер. — Всё та же «коробка», что и при пожаре. Она на всём здании, а к выходу добежать они вряд ли успели — её же ещё активировать надо время.

— Ты в барьерах разбираешься? — удивилась напарница.

— Я так-то иногда за Вовку подрабатываю, пока он по больничным шатается, — открыла я новый факт в своей биографии. — Так бы мы и в прошлый раз сгорели.

— Сможешь снять? — обнадёжилась Соня, но я быстро разбила все её мечты:

— Если б могла, то в прошлом приключении бы так не психовала.

— Как же ты тогда замещаешь?

— Без энтузиазма, — мрачно буркнула я. — У меня обычно свои отчёты горят, а тут в чужие «поля» посылают. Поэтому определить могу, а снимает пусть кто-то другой. Впрочем, Вовка так снимает, что бывалые уже сами научились. Кстати, вы с тем типом ничего не хотите сделать?

За моим взглядом проследила и Соня, и задумавшийся о чём-то директор. В результате он и пошёл разбираться со Стасом. Своими, упыреведческими методами. После этого уже я пребывала в глубокой задумчивости: да, заклинание сохранения материи, которое обычно нужно для того, чтобы будущий зомбяк не сильно сгнил, конечно, не позволит ни умереть, ни убежать, но я всё-таки не это имела в виду.

— Лида, — внезапно запаниковала Соня, — а твои зелья смогут убить вампира?

— Смогут, — подтвердил вернувшийся к нам Валерий Валерьевич. — Только они вряд ли станут так рисковать — сразу будет ясно, где дыра в барьере, которую на бегу не закрыть. Да и всю гимназию перебудят — толпой ученики-то остановят, не говоря уж про остальных учителей. Вернее убить меня: тихо и безопасно.

— Причём зельем это сделать куда проще, чем заклинанием. Если ещё и догадаются жахнуть под ноги, а не в спину… И отличат полное от половинчатого…

— Ладно, избавь меня от подробного описания всех вывернутых из нас внутренностей, — отмахнулась Соня, а я даже обиделась. За кого она меня держит? Зачем мне внутренности, если из них ничего не сготовить? Но напарница быстро перевела тему в нужное русло: — Предлагаю их по-быстрому повязать и потом уже думать, как выбраться.

Мысль мне нравилась безумно: быстро найти, быстро схватить… Только я бы в одиночку ни за что не смогла такое провернуть. Очень надеялась, что Соня способна на подвиги, но здравый смысл подсказывал, что это было бы слишком удачно.

Напарница между тем присела на корточки, сделала несколько непонятных для меня пассов руками и как будто бы разглядела след.

— Они ушли на второй этаж, — уверенно повела она, а нам ничего не оставалось кроме как плестись следом.

— Твоя мама — удивительная женщина, — внезапно заявил Валерий, восторженно глядя Соне вслед.

Мы с ним как раз отставали от неё шагов на пять, так что она вряд ли слышала его слова. Я бы тоже предпочла не слышать, потому что ничего вразумительнее удивлённого взгляда выдать в ответ не смогла. Э-э-э? Наш директор до сих пор не понял, что мы не те, за кого себя выдавали? Или у него просто шок?

Спросить я ничего не успела, потому что Соня подкралась к одной из дверей и приложила палец к губам, чтобы никто не шумел. Мы послушно дождались, пока она ворвётся и кинет чары, а потом зашли следом в абсолютно пустую комнату.

Никого. Ни за дверью, ни в углах. Оперативница, казалось, удивилась сильнее нашего. Я раздумывала: язвить или не язвить в такой ситуации, и тут что-то булькнуло.

— Ложись! — крикнула я быстрее, чем сама успела что-то сообразить. И отпрыгнула в дальний угол первой.

Соню успел повалить и закрыть собой Валерий. Зелье стукнулось об пол, и звон битого стекла смешался с грохотом обрушившихся стен и… перекрытия. Правда насчёт перекрытия я сообразила уже в полёте, завопив как недорезанная. Три метра — это чаще всего не смертельно, но больно.

Спас меня Валерий, вовремя прочитав какое-то смягчающее заклинание. А что несколько обломков прилетело мне по голове, и там теперь шумело, так это было уже не страшно. Напарница же скакала по стенам, как заправский супер-герой, и даже, кажется, кого-то скрутила. Правда, к нам явилась без добычи.

— Брянская вне игры! — торжественно доложила она, когда я уже поднялась и с наслаждением потирала ушибленные конечности — целые и прекрасно!

— А не спасут? — с сомнением поглядел наверх Валерий. Он что-то там видел, я — нет. Но директор-то был спокойный, а я злая.

— Не должны — там на час мороки минимум.

— Соня, а скажи мне, пожалуйста, — почти кипела я, едва ли не пофыркивала и не плевалась кипятком, — мы-таки их нашли или что это вообще было?!

— Они заманили нас в ловушку — сделали ложный след для меня.

Я чуть не зарычала. Почему мне-то ни разу в жизни не попалось ложное зелье?! Хотя нет, было один раз, но это такие мелочи.

— Давайте, теперь я попробую, — снисходительно усмехнувшись, предложил Валерий.

— Как? — в голос скептично уточнили мы.

— Определю, где здесь живые души.

Непроизвольно я поёжилась. Мрачная у него профессия, а я ещё на стервятников бочку катила. Директор встал в позу молельщика и сосредоточился. Нахмурил брови, сморщил нос, сгорбился. Я уж ждала, что сейчас у него ничего не получится, как он выдал:

— Чёрт! У меня здесь тараканы!

Я как стояла, так и села на ближайший обломок, который подумал и подо мной треснул.

— Они сильно мешают поиску? — серьёзно спросила Соня.

Я молчала, потому что, открой я рот, участливую мину при всём желание сохранить бы уже не смогла. Как и вежливую речь. Получили бы все: от тараканов до директора.

— Нет, они по двое не собираются: либо поодиночке, либо толпой. Так что в этом плане проблем нет. Но в моей гимназии тараканы!!!

Хмыкнув, я всё же совладала с эмоциями, но колкое замечание не сдержала:

— Валер, в твоей гимназии орудовала жадная банда маньяков. Ты реально после этого беспокоишься о тараканах?

Он смутился, но всё же ответил:

Но тараканов-то при должном внимании легче было заметить?

Про его интеллект я всё-таки ничего не сказала, только предложила:

— Пошли, разберёмся с ними, и всё.

Спасибо, все поняли, что речь шла не о насекомых.

В этот раз они выбрали для пряток приёмную перед кабинетом директора. Почему, я понять не могла, но предчувствовала недоброе. Мы шли крадучись: Валерий с Соней впереди, я — отставая на два шага. Если б не страх, что меня одну застанут врасплох, вообще бы никуда не пошла.

Директор подскочил к двери и хотел опустить ручку, но моя напарница жестом попросила его отойти… И выбила входную дверь волшебством.

Больше мы не таились и забежали так, будто нас догнала армия упомянутых Валерием тараканов. В этот раз злоумышленники оказались на месте. Правда, пробыли там недолго, тут же выскочив в директорский кабинет и захлопнув в приёмной барьер.

Если бы у меня было время, я бы обязательно всех этих сыщиков отправила к мангадхаям, пожелав, чтоб их предварительно пережевали. Чтоб я ещё раз да доверилась чужим способностям! Однако времени у меня не было, поэтому я лишь истерично крикнула:

— Это врата!

Но мои товарищи ничего не поняли.

— Работает на вход! Мы не выберемся, но эти упырки смогут кинуть в нас всё, что угодно!

И тут прогремел взрыв. По его силе я сразу поняла, что злоумышленники ни при чём: ни одно моё зелье не могло дать такой эффект — здание буквально разваливалось на кусочки, сносимое точно домик из соломы в сказке про трёх поросят. Я наспех прикрылась первым попавшимся щитом, слабеньким — он прогибался от каждого удара доски и нежно стучал мне по голове.

Соня с Валерием прикрывали друг друга, наших маньяков всё же завалило, потому что прочитать заклинания в такой пылище они не смогли.

— О, да тут два барьера было! — услышала я преступно радостный знакомый голос.

Вот тут меня и прорвало. Из-под завалов откапываться я и не думала, зато открыла рот и пожелала:

— Вова, чтоб тебя, дегенерата, порвало, как твои барьеры! Помяни моё слово, отравлю придурка, как приедем! Вот только в душ схожу и отравлю! Чтоб ты, паразит, неделю с животом маялся! Чтоб ты себя грязным чувствовал!

Деликатным, но очень громким покашливанием меня прервали. Хотя, если бы Ваня, Нестеренко и Петя меня не откопали, чихала бы я на это покашливание в прямом смысле. Соня с Валерием тоже уже выбрались и определяли, где закопаны преступники.

— Капитан Зеленская, прекратите угрожать на пустом месте, — попытался воззвать к моей совести Антон Васильевич. Я недоверчиво на него уставилась. Надо же, всё начальство собралось по наши души посреди ночи!

Ваня крепко обнимал меня и между делом аккуратно ощупывал, всё ли у меня целое. От этого я порядком подобрела, но просто так сдаваться не собиралась:

— На пустом? Да здесь пять минут назад стояло целое двухэтажное здание. А сейчас, благодаря некоторым «специалистам» по барьерам, — одни развалины. И, между прочим, с октября я уже майор.

— Пока не проставилась — капитан, — осадил меня замначальника.

Вздох получился очень горестным. Да, выслуга выслугой, а пока не проставилась, никакого повышения. По крайней мере, другие так капитаном звать и будут. Традиция.

Петя смотрел на меня странно. Я хотела огрызнуться, да вовремя себя остановила: что на ребёнка срываться? Лучше вообще внимания не обращать. Однако лис неожиданно обратил на себя внимание сам:

— Майор? — удивлённо спросил Петя, игнорируя замечание о пьянке, без которой мне ничего не присвоят.

— Майор! — как сплюнула откопанная уже завхоз. — Подмастерье, подмастерье… Ну и идиот же ты, Федя! Как можно было разницу в уровне прохлопать?

Фёдор Михайлович предпочёл на агрессивные высказывания никак не реагировать. Он вообще, привыкнув, что всё сходит с рук с его зельями, много чего прохлопал. Эх, нигде не найти ответственного работника, чтоб старательно к делу подходил.

— Пап, так ты всё-таки послал кого-то сюда? — заявил Петя, обращаясь к начальнику нашего отделения.

— Папа? — бестолково переспросила я, понимая, почему Сашу сюда вдруг пустили. И почему нас с Соней закинули. Но понимать-то я понимала, а чувство было, будто меня обухом по голове приложили. — Папа?! А фамилия…

— Мамина. Конспирация, — пожал плечами лис, будто это было нечто само собой разумеющееся. А я вспомнила, почему его морда в первый раз показалась мне знакомой.

— Петя, конечно прислал, — пожал плечами наш главный — Евгений Игоревич. — Ты же говорил, что тут нечисто. Как я мог не поверить собственному сыну?

Хотелось заметить, что единственного сына из гимназии надо было забрать, но я подозревала, что тут зелье правило мозги. Очень хотелось выговорить всем, что если бы мне нормально рассказали всё с самого начала, возможно, отделаться смогли анализом крови, и всё решилось бы куда быстрее. Очень хотелось высказать всё, что я тут об этом самодурственном начальстве думаю и как терпеть не могу, когда за меня решают, как мне лучше работать. Видимо, эмоции отразились у меня на лице, потому что Ваня внезапно развернул меня к себе и начал целовать. Жить стало определённо лучше.

— О, значит, вы из маглиции, — услышала я на заднем фоне неуверенный голос Валерия.

— Да, Валер, — кивнула Соня и, чтобы избежать дальнейших расспросов, добавила: — Прости.

Директор неуверенно засмеялся и попытался пошутить:

— Не повезло нам с тобой, Вань, да?

Видимо тут он и обернулся в нашу сторону. Мне было капельку его жаль, но мы с Ваней самозабвенно целовались, как-то позабыв про всех вокруг. Ведь как сказал Антон Васильевич: если жених, то это совсем другое дело.

КОНЕЦ

Примечания

1

Маглиция — магический аналог полиции или милиции.

(обратно)

2

Артефакторика — наука по созданию артефактов.

(обратно)

3

Оборонка — сокращённое название предмета, где учат азам оборонной магии.

(обратно)

4

Словеска — школьный предмет, где ученики заучиваю основные полезные заклинания, а так же учатся их правильно читать и произносить.

(обратно)

5

Мангадхай — злое чудовище в бурятской мифологии.

(обратно)

6

Чномс — человек, не обладающий магической силой.

(обратно)

7

Упыревед — специалист по упырям и умертвиям. В западной практике — некромант.

(обратно)

8

Позы или буузы — бурятское национальное блюдо.

(обратно)

9

Нижка — Нижняя набережная.

(обратно)

10

Зверевод — маг, который специализируется на управлении зверьми.

(обратно)

11

Условие на долгосрок — некие требования к ингредиентам, чтобы действие зелья не проходило со временем.

(обратно)

Оглавление

ПРОЛЁТ ПЕРВЫЙ — КАК ФАНЕРА НАД ИРКУТСКОМ

ПРОЛЁТ ВТОРОЙ — МИМО ОСТРОВА ОЛЬХОНА

ПРОЛЁТ ТРЕТИЙ — СО СНОМ И КОФЕ

ПРОЛЁТЧЕТВЕРТЫЙ — С ПРИЛИЧНЫМ МЕСТОМ

ПРОЛЁТ ПЯТЫЙ — С КОНСПИРАЦИЕЙ

ПРОЛЁТ ШЕСТОЙ — С ПОДОЗРИТЕЛЬНЫМИ ЛИЧНОСТЯМИ

ПРОЛЁТ СЕДЬМОЙ — СО СПОКОЙНОЙ ЖИЗНЬЮ

ПРОЛЁТ ВОСЬМОЙ — С РАЗУМНЫМИ ДОВОДАМИ

ПРОЛЁТ ДЕВЯТЫЙ — С КОВАРНЫМИ ПЛАНАМИ

ПРОЛЁТ ДЕСЯТЫЙ — С БЛАГИМИ НАПЕРЕНИЯМИ

ПРОЛЁТ ОДИННАДЦАТЫЙ — МЕЖ СОСНОВЫМИ МАКУШКАМИ

ПРОЛЁТ ДВЕНАДЦАТЫЙ — С ОПАСЕНИЯМИ

ПРОЛЁТ ТРИНАДЦАТЫЙ — С ВЫХОДОМ

ПРОЛЁТ ЧЕТЫРНАДЦАТЫЙ — С ПРОСТЫМИ РЕШЕНИЯМИ

ПРОЛЁТ ПЯТНАДЦАТЫЙ — С УСПОКАИВАНИЕМ

ПРОЛЁТ ШЕСТНАДЦАТЫЙ — С ПРОДВИЖЕНИЕМ В ДЕЛЕ

ПРОЛЁТ СЕМНАДЦАТЫЙ — С ТРАВНИКАМИ

ПРОЛЁТ ВОСЕМНАДЦАТЫЙ — С ПОСПЕШНОЙ РАДОСТЬЮ

ПРОЛЁТ ДЕВЯТНАДЦАТЫЙ — С УЛИКАМИ

ПРОЛЁТ ДВАДЦАТЫЙ — С ТЕРПЕНИЕМ

ПРОЛЁТ ДВАДЦАТЬ ПЕРВЫЙ — С ОТКРОВЕНИЯМИ

ПРОЛЁТ ДВАДЦАТЬ ВТОРОЙ — С УБИЙСТВОМ

ПРОЛЁТ ДВАДЦАТЬ ТРЕТИЙ — С ПОДОЗРЕВАЕМЫМ

ПРОЛЁТ ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТЫЙ — СО СПИРТНЫМИ НАПИТКАМИ

ПРОЛЁТ ДВАДЦАТЬ ПЯТЫЙ — С ЗАМЕТАНИЕМ СЛЕДОВ

ПРОЛЁТ ДВАДЦАТЬ ШЕСТОЙ — С ПРОЗРЕНИЯМИ

ПРОЛЁТ ДВАДЦАТЬ СЕДЬМОЙ — С ЛАБОРАТОРИЕЙ

ПРОЛЁТ ДВАДЦАТЬ ВОСЬМОЙ — ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНЫЙ

*** Примечания ***