Иллюзионист Эйзенхайм [Стивен Миллхаузер] (fb2) читать постранично

Стивен Миллхаузер ИЛЛЮЗИОНИСТ ЭЙЗЕНХАЙМ

В последние годы девятнадцатого века, когда империя Габсбургов стояла на пороге своего окончательного распада, искусство магии процветало как никогда прежде. В глухих деревушках Моравии и Галиции, от Истрийского полуострова до туманной Буковины, народ на рыночных площадях дивился, глядя, как бородатые чародеи в чёрных плащах вытягивали из пустых бумажных свёртков гирлянды ослепительно ярких шёлковых платков, доставали бильярдные шарики из ушей у детворы и подбрасывали в воздух колоды карт, которые, прежде чем упасть обратно в руки волшебника, принимали форму фонтана, змеи или ангела. В маленьких и больших городах, от Загреба до Львова, от Будапешта до Вены, на оперных подмостках, в муниципалитетах и «магических театрах» странствующие фокусники, вооружённые невиданными приборами, своими тщательно продуманными иллюзиями приводили в восторг самую искушённую публику. Это было время, когда предметы летали по воздуху, а головы скатывались с плеч, взору представали призрачные видения и внезапные исчезновения, как будто сама разрушающаяся империя являла, посредством всех этих чудес, своё подспудное стремление к гибели. И среди всех выдающихся чародеев той эпохи никому не удалось достичь тех высот иллюзии, на которые поднялся Эйзенхайм, чьё таинственное последнее представление одни называли триумфом магического искусства, другие — роковым предзнаменованием.

Эйзенхайм, урождённый Эдвард Абрамовитц, родился в Братиславе то ли в 1859, то ли в 1860 году. О детстве его известно мало — как и вообще о его жизни вне иллюзорных сфер. Некоторые скудные сведения можно почерпнуть из противоречивых воспоминаний других фокусников или газетных заметок того времени, из афиш и брошюрок, рекламировавших магические представления; иногда в дневниковых записках какой-нибудь графини или отчёте иностранного посла можно было встретить упоминание о посещении такого представления в Париже, Кракове или Вене. Отец Эйзенхайма был весьма уважаемым краснодеревщиком; сделанные его руками шкафчики с позолотой и резные туалетные столики с ножками в виде львиных лап и латунными ручками в форме оскалившихся львиных морд украшали гостиные братиславской знати. Мальчик был старшим из четверых детей; как и многие братиславские евреи, члены семьи говорили по-немецки и называли город, в котором они жили, Прессбургом, хотя понимали словацкий и венгерский достаточно, чтобы вести свои дела. Эдвард рано начал работать в магазине отца. Всю оставшуюся жизнь он питал нежность к ладно подогнанным друг к другу гладким кусочкам дерева. К семнадцати годам он сам овладел столярным искусством, и его умение строить ящички с хитроумными секретами не раз восхищало его коллег-фокусников. Юный мастер был вместе с тем и страстным любителем волшебных трюков и развлекал свою семью и друзей карточными фокусами или номером с исчезающим колечком, для которого требовался маленький буковый ящичек его собственной конструкции. Он клал внутрь кольцо, одолженное у кого-нибудь из публики, туго обвязывал ящичек бечёвкой и, передавая его зрителю, незаметно перемещал кольцо за потайную панель. Буковый ящичек мог выдержать самый доскональный осмотр.

Говорят, что случайная встреча с бродячим волшебником положила начало настоящей страсти Эйзенхайма к магии. Однажды, возвращаясь из школы, мальчик увидел человека в чёрной одежде, сидящего под платаном. Человек подозвал его и медленным, даже ленивым движением достал у мальчика из уха монету, потом ещё одну, потом третью, одну за другой, целую пригоршню монет, которая вдруг превратилась в букет красных роз. Из этого букета человек вытащил белый бильярдный шар, который превратился в деревянную дудочку, а потом неожиданно исчез. Одна из версий этой истории добавляет, что после этого человек в чёрном тоже исчез вместе с платановым деревом. Легенды, как и магические трюки, возникают потому, что действительность не отвечает нашим мечтам, но в данном случае вполне разумно предположить, что будущий артист был глубоко впечатлён каким-то ранним опытом. Однажды Эдвард побывал в магической лавке, но тогда она не вызвала у него особого интереса; теперь он с энтузиазмом вернулся туда. Тёмными зимними утрами по дороге в школу он стягивал перчатки, прятал руки в карманы пальто и перебирал замёрзшими пальцами шарики и монетки. Он приводил в восторг младших сестрёнок, изображая с помощью теней на стене Румпельштильцхена и Рапунцель, американских бизонов и индейцев, и даже пражского голема.^[1] Позднее местный фокусник по имени Игнаш Мольнар научил мальчика жонглировать, что было очень полезно для координации движений глаз и рук. Однажды, на спор, мальчик прошёл до Братиславского замка и обратно, удерживая яйцо на соломинке — ему тогда было тринадцать лет. Много позже, когда всё это было уже в далёком прошлом, Мастера можно было застать угрюмо сидящим в углу какой-нибудь венской