Сказки русского ресторана [Александр Васильевич Мигунов] (fb2) читать постранично, страница - 3

Павел Заплетин, — тот самый высокий худой господин, который поздним субботним вечером подставит плечо не в меру подвыпившему низкорослому господину.

Итак, из всего умопомрачительного количества ресторанов, наплодившихся в поднебесье, мы выбрали русский ресторан на территории Лос-Анджелеса, который с испанского — Город Ангелов. По площади город — первый в Америке, и так разбросался вдоль океана, по всяким долинам и холмам, что похож на жидкую кашу, тонко размазанную по тарелке, а тот же Нью-Йорк (его присутствие в нашей истории необязательно; этот гигантский метрополис, который сбежавший оттуда Иосиф, человек, иногда похожий на птицу, сравнивал с чёрной свирепой гориллой, объявился здесь только для сравнения), — так вот, а Нью-Йорк — каша густая, в которой заторчит не только ложка, но и стоэтажный небоскрёб.

В русском рассеянье наплодилось так много ресторанов с русской пищей, что иные по внешнему виду на русские даже и не похожи. Посему, открывая свой ресторан, владелец его Гарик Амерян сделал всё, чтоб его заведение смотрелось, как типичный русский ресторан, то есть учёл пышные люстры, ковры на стенах и на полу, с преобладанием красного цвета, площадку для танцев, сцену для оркестра, картины на стенах, да побольше, да чтоб на сюжеты из русских сказок.

Вот именно в такое заведение и явился Заплетин субботним вечером. Девица, сидевшая за конторкой, взглянула на отвлёкший её скрип аккуратно притворившейся двери, попутно взгляд её засорился худым и высоким господином с чёрными усами и бородой, и она поспешно вернула глаза к тому, что до этого читала. Заплетин из этого заключил, что она из России совсем недавно, не научилась встречать клиентов с улыбкой и ласковым вопросом.

Заплетин прошёлся по фойе в форме сумрачного пенала; фойе ему напомнило закоулок с детства знакомой галереи — на стенах висели большие картины на сюжеты из русских сказок. Оказавшись поблизости от конторки, он узнал, что девицу зовут Риммой; её имя было на ярлычке, так удачно пришпиленном на груди, что взгляд с ярлычка тут же соскальзывал в низкий разрез облегающей кофточки. Пару раз Заплетин взглянул на сумрачно-невнятное отражение в зеркалах между картинами, и остался собой недоволен: зеркала отчего-то его показывали чрезмерно высоким и худым.

Он опустился на кожу кресла и стал скрашивать ожидание мужским наблюдением за девицей. Наблюдение сначала было неудачным, поскольку Римма его не дарила мелкими и будто бы случайными переливами женского тела, от которых мужчинам становится душно. Но вскоре в её позе произошла симпатичная перемена. Она перестала листать журнал, один из тех глянцевых журналов, ориентированных на женщин, низко склонилась над столом, стала читать что-то занятное, и, как это случается у женщин с низким разрезом на груди, стала смущать и радовать взгляд щедрой порцией белого бюста.

Такое развеет любую скуку, но если б Заплетин и кто угодно знал, к чему она пригибалась, он бы взгрустнул по тем отношениям между женщинами и мужчинами, которые можно назвать чистыми, то есть в которых главное — чувства: Римма читала статью о том, как расположить к себе богатого мужчину. В ожидании щедрого богача ей приходилось на хлеб зарабатывать отвратительно самостоятельно, отчего её личико чаще всего было понурым и неприветливым. Сидевший поблизости господин, — она, разумеется, проверила незаметной работой глаз, — не тянул на богатого добряка. А тот, оказавшись под влиянием сказочных сюжетов на картинах, пытался сравнить эту девицу с кем-то отрицательным из фольклора, — что ли с одной из сестёр Золушки?

С громом захлопнувшейся двери в фойе объявился другой господин. Римма от грохота содрогнулась, её намалёванное личико на несколько мигов как бы состарилось, тусклая люстра на высоте качнула почти незаметные тени и зазвенела на частоте, не доступной человеческому уху. Направляясь к конторке, минуя Заплетина, вошедший взглянул на него внимательно, легко улыбнулся, кивком поздоровался.

«Да нет же, — Заплетин колебался, в ответ улыбнувшись и тоже кивнув, — этот не может быть Басаментом, не похож на него ни лицом, ни фигурой… Однако, не зря же он смотрит так, будто бы ждёт, что я скажу. Кто его знает, люди меняются, а они не виделись…, сколько? лет пять? да и память не самый надёжный советчик». Заплетин слегка приподнялся с кресла:

— Вы, случайно, не Басамент?

— Увы, я не он, — отвечал незнакомец. — Моя фамилия Абадонин.

— Тогда извините, — сказал Заплетин.

— Да нет, это вы меня извините. За то, что я не ваш Басамент.

Ответив на шутку коротким смешком, Заплетин вернулся в объятия кресла.

По пути к девушке за конторкой, глазами скользя по сказкам на стенах, Абадонин замер перед картиной, на которой из моря взвившийся змей нависал над маленьким поселением, разбросанным по скалам островка.

— Неплохо, неплохо, — сказал Абадонин. — А вы как считаете, Заплетин?

«Откуда он знает моё имя?» — подумал Заплетин, и