Без имени [Владимир Борисович Жемчужников] (fb2) читать постранично

Без имени

Осенью, перед снегом, на плоскую вершину горы пришли люди. Они срубили под корень молодой сосняк, росший густо и неровно, как неухоженный лук. Раздвинули, раскатали бульдозером тяжелые валуны, срезали бугры, присыпали ямы. На краю образовавшейся поляны собрали бревенчатый домишко. По простоте своей он походил на деревенские баньки, что стоят в огородах. Печка, сделанная из железной бочки, деревянная лавка, дверь, оконце — больше в доме ничего не было. Люди накололи поленницу дров, протопили печь, покурили напоследок и ушли, прикрыв поплотней дверь.

Через неделю упал первый снег. Потом второй, третий. Площадка на вершине горы стала ровной, как стол. И получился аэродром. Он был готов принимать самолеты.

Летчики, которые в первый раз посадили на гору Ан-2, долго хохотали:

— Смотри-ка, у ней явно левый уклон! (Это о взлетной полосе, которая все-таки больше походила на крышку школьной парты, а не на стол).

— А вот и аэровокзал! Не хотите ли кофе с коньяком?

— Нет, мне лучше топленого снега.

— Ты с трамплина прыгал когда-нибудь?

— Только в детстве, с маленьких.

— Сегодня прыгнем с большого…

У края площадки начинался крутой скат. Летчики подошли к обрыву. Внизу, в долине реки, ступеньками лежали на склоне горы улицы поселка Журавлиха.

— Если падать, то куда?

— Правее, вон на те скалы.

— Тайга-то здесь…

— Настоящая. Пропащая.

Залесенные сумрачные хребты придвинулись к поселку вплотную. И казалось, если когда-нибудь вздохнут, стронутся с места эти застывшие волны земли, — в один миг, как груду мелкой гальки, накроют они дома. Летчики думали о своей работе. Два раза в день им придется теперь садиться и взлетать с этого пятачка на горе. Четыре часа болтанки над тайгой…

После пробного рейса между поселком Журавлиха и райцентром Стужино установилась постоянная воздушная связь, В областных газетах, а тем более в центральных, об этом событии никакого шума не было — слишком мелко для них. А для Журавлихи это было подобно революции. Дорога до района сокращалась больше, чем в десять раз. На поезде раньше мотались половину суток, а самолетом — пятьдесят пять минут. Разница в цене билетов — пустячная. Журавлихинские жители стали быстро осваивать новый вид транспорта.

Своего имени новый аэропорт не получил. Он назывался, как и поселок, — Журавлиха. Правда, в районном аэропорту в расписании рейсов напечатали: «Стужино — Журавлево». Это сделали, видно, для звучности, для солидности, по типу московских — Внуково, Быково, Домодедово. Но все равно кассир на билетах писала «Журавлиха» и по радио всегда объявляли: «… следующий рейсом до Журавлихи».

Люди могли бы дать хорошее имя аэропорту — «Аннушка»: он был верен самолетам Ан-2, других не мог принимать. Но людям, которые жили в Журавлихе, думать об этом некогда было — они торопились строить деревообрабатывающий комбинат и город. А всем прочим — проезжим и пролетным — до того пятачка на горе совсем не было дела.

Аэропорт «Журавлиха». На это наверняка клюнул быкакой-нибудь залетный восторженный журналист. О, он бы расписал все, как надо. Уж непременно написал бы о бывшем летчике Селиванове, потерявшем на войне руку. Селиванов не мог летать, но мог еще встречать и провожать самолеты и ничего другого на земле не хотел делать. Он работал «обслуживающим персоналом» таежного аэропорта. Селиванов был его начальником, радистом, кассиром и стюардом — сопровождал пассажиров в автобусе от поселка на гору и назад. Журналист, наверное, напечатал бы чувствительный очерк под заглавием, «Рожденный летать», восхитился бы и крохотным бревенчатым аэровокзалом, и взлетной полоской длиной в двести метров, и «зеленым морем тайги»… Выжал бы из этого медвежьего угла всю экзотику.

Хорошо, что есть еще «неоткрытые» места и люди. Не опошленные пустопорожней славой, они берегут свою душу. А у безымянного аэропорта была душа…

Пассажиры начинали тревожно косить на иллюминаторы, брались за привязанные ремни, за кромку скамьи, когда самолет подходил к Журавлихе. Он будто пикировал на гору. Высота падала, приближались острые наконечники елей, а посадочной полосы все не было видно. В последнюю секунду, когда казалось, что лыжи под фюзеляжем уже сбивают снег с верхушек деревьев, лес кончался. И самолет садился.

Затихал мотор, оседало облако снежной пыли. Нагибаясь, выпрыгивали из самолета люди и — слепли от солнца и снега. Когда глаза привыкали, они напряженно осматривались по сторонам, но ничего не могли увидеть, кроме одинокого дома, маленького, как будка стрелочника. Кругом тайга, горы, снег, снег. И совершенно не пахло привычным жилым духом.

Люди глохли. Они думали, что это от мотора, который гремел над ухом целый час. Но это было от тишины. И чтобы убедиться, что это от тишины, люди начинали разом говорить. Каждый из двенадцати пассажиров хотел бросить в тишину хоть пару слов.

— А где же поселок?

— Там, внизу.

— Я уж