Пара лебедей на Рождество (СИ) [Виктория Задорожня] (fb2) читать онлайн

Пара лебедей

Вечереет. Холодный декабрь. Снежная пурга заметает заасфальтированные тротуары. Старый дворник артистично ворчит, махая взад-вперед потрёпанной метлой. Дворовая ребятня лепит снеговика. Бреду мимо, ерзая старыми подертыми ботинками о сугробы. Леденящие снежки просачиваются в дыры, и волна дрожи расходится от пят по всему телу. Запахнул легкое штопаное пальто на груди. Прокашлялся. Есть охота… Стоит наведаться на ярмарку. Может быть, Ольга Никифоровна снова даст работу на корку хлеба… Добрая женщина, балует местных сирот. Вчера отстегнула не меньше пол батона за помощь в её пекарне. Так и живу… От милостыни до милостыни. Живу, и не жалуюсь. Некоторые ребята и этого не имеют. У меня хоть характер пробивной. За жизнь вообще… Нужно бороться. Тем более… Когда приходит холодный декабрь.

На центральной площади раскинулась большая, разнаряженная ель. Остановился рядом, поднял глаза к верхушке, на которой красовалась звезда. Запах хвои… Пестрые игрушки. Засмотрелся… Прислонил ко рту ладони, и часто задышал, разгоняя по телу тепло собственного дыхания. Несколько минут… Всё таки, пекарь Илья, муж той самой добродушной женщины, что подкармливает меня хлебом, судя по всему — прав. Я ещё ребёнок, как бы настойчиво окружающий мир не пытался заставить повзрослеть. Мне тринадцать. Сирота. Уже как пять лет — один. Живу в подвале старого, заброшенного дома. Когда о тебе никто не заботится — волей-неволей начинаешь делать это сам. Да мне нормально, научился. Еды хватает на то, чтобы, засыпая, иметь силы проснуться. Тепла — чтобы не окоченеть. А что ещё нужно? Что нужно… Есть кое-что, чего бы мне очень хотелось. Чтобы со мной иногда, хоть изредка, говорили перед сном… Чтобы отошли кошмары. Чтобы их отогнала ладонь того, кто сказал бы — ты больше не Один. И, всё-таки, я действительно ещё такой ребенок…

По периметру устеленной каменной плиткой площади бесчисленное множество торговцев. Ярмарка в разгаре. Громкие зазывания, яркий свет фонарей и рождественских гирлянд. Запахи сладостей и выпечки, ёлочные украшения, наряды и яства на любой вкус. Толпы весёлых людей, предвкушающих скорое наступление праздников. Лавирую между ними и прилавками, периодически сглатывая. От аромата еды рот слюной набирается. Как же есть хочется… В животе урчит, и я инстинктивно ускоряюсь, направляясь в сторону знакомой надписи "Свежий хлеб".

— Здравствуйте. — прохладно поздоровался с вечно недовольной Зойкой, местной пьянчужкой, что ошивалась недалеко от запертой лавки. — А где Ольга Никифоровна, подскажете? Время торговое… Должна быть на месте. Шморгнула носом и растерла ладонью рот. Всё-таки, жутко неприятная женщина!

— Слегла она. С самого утра твердят об этом по всей округе! Воспаление лёгких. — Окатила меня нежданной ужасной вестью, что ведром ледяной воды. Вытаращил глаза, прежде проморгавшись. — Как?! Быть этого не может! Я же только вчера с ней виделся!

— Вчера виделся… — Что умалишенная заухмылялась себе под нос, отхлебывая с фляги обильную порцию горячительного. — Сегодня не увидишься…

****************

Сложно поверить… Вот так, знаешь человека, и он тебе улыбается, и говорите, и смеётся с тобой… А потом — на тебе, всё меняется… Беда всегда застаёт врасплох. На душе такая тяжесть… Мы не были слишком близки, однако, эта женщина знакома мне. Одна из немногих, кто не брезговал знаться с осиротелым, бездомным пройдохой.

Теперь еды мне не достать. Разве что своровать? Но, не по мне это… Никогда не занимался. А кушать хочется… Соблазн есть. Гомон и поток праздной толпы такой, что вряд-ли кто заметит проступок изголодавшегося воришки. Огляделся по сторонам… Важная дама… Сложно будет быстро выудить кошелек из-под вороха косметики и побрякушек. Мужчина солидной внешности, шелестящих наверняка хоть отбавляй! Но, взгляд у него заумный. И безжалостный какой-то… Поймает с поличным — пиши пропало.

Нерешительно уставился на пёстрый, мигающий стеллаж с новогодними игрушками. Один из самых красочных среди множества. Обилие цветов, узоров, рождественских композиций. Рядом стоит девочка. Не на много младше меня. Видно, из богатой семьи. Теплое бархатное пальтишко, обрамленное меховыми вставками. Симпатичная соболиная шапочка, из-под ободка которой выбиваются густые пряди белесых кудряшек. Смотрит пристально, долго, в одну точку. Что же ты такого там нашла? Неважно… Пока, это самый подходящий вариант. Лёгкая добыча, так сказать. От неё все-равно не убудет… А мне лишь хлеба хочется! Бог простит… Всё от голода. Желания жить. Подошёл к девчушке сзади. Тяжело дышу, про себя, бесшумно. Ладони потеют, несмотря на внушительный минус. Тело потряхивает, сердце клокочет, как бешеное. Стоит протянуть руку, и сунуть её в карман богатого зимнего платья — и всё, перешагну черту. Будет ли путь обратно? Потянулся к ней ладонью… Ближе, ещё ближе. Тихо-тихо прикусил воздух. И, за несколько секунд до касания, девочка резко обернулась, встретившись со мной глазами.

Миг на восприятие и оценку ситуации… Но, я потратил его на другое. Я потратил его на ответ. Взгляд к взгляду, стоял с ней, озаренной перетекающими цветами гирлянд. Снежит… И белесые хлопья в плавном вальсе опускаются на пшеничные локоны. Голубые глаза… Глубокие настолько, что отражение, собственное, в них кажется лучшим, чем действительность. Приоткрыл рот… От удивления? Мне прежде не доводилось видеть таких… Неземных людей. Какое точное определение… Но, нет, скорее… Я удивился, что этот ангел во плоти со всех на свете именно мне встретился… Интересно, почему?

— Смотри! — оборвала затянувшуюся тишину, замирание встретившихся взглядов. Повела маленькой ладошкой к стеллажу с игрушками, и указала пальчиком на пару золотистых лебедей. Красивых, обрамленных сверкающими камнями, но, не режущих глаза обилием нагромождающих деталей… — Скажи, они нравятся тебе?

Какой мягкий, завораживающий голосок… Заслушавшись, далеко не сразу реагирую на ее слова. Словно в другую реальность попал. Словно с неё возвращаться не хочется! Спустя немного времени, нужного мне, чтобы в себя прийти, перевожу взгляд на парную игрушку. Лебедь и лебёдка. Смотрят друг на друга… Вот, как мы смотрели. Стоят близко-близко. К шеям привинчены верёвочки. Не задумываясь ответил

— Да, нравятся.

— Чудно! — хлопнула в ладоши, и открыто улыбнулась, потрясающей, самой притягательной улыбкой. — Продавец сказал, что парные игрушки следует покупать не для себя, а делить с кем-то. Вот… — Взяла их в руки, и посмотрела на искусно проработанное изделие с таким трепетным восторгом, что я сам загорелся золотыми лебедями, словно дитё малое. — Посмотри, один — мне, второй — тебе.

Протянула мне того, что больше.

— Мне не надо — отмахнулся, опомнившись. Я есть хочу! И только что хотел ограбить эту чудачку с лебедями! Я не избалованный судьбой ребенок знати! У меня и ели рождественской не будет! Да, даже дома своего у меня нет! Зачем побрякушка?! — Подаришь кому-то из своих богатеньких друзей!

Разочарованно потупила взгляд, и опустила дрожащую ладонь с изделием. Не хватало еще, чтобы разревелась здесь, на ровном месте!

— Значит, тебе все таки не понравилось?

— Да, какая разница, понравилось мне, или нет! Я хлеба не видел сутки! Мне просто не до этих детских шалостей!

Подняла на меня глаза. Пристально посмотрела, отбирая рефлекторное умение дышать..

— Тогда, всё нормально. — вложила лебедя мне в руку, и сомкнула поверху пальцы. — Бери… За нее ты сможешь выручить несколько золотых, и я… Сделаю подарок, исполнив предназначение парных игрушек.

Прежде, чем я подумал, девчушка уже развернулась и зашагала прочь, теряясь в веселящейся толпе и мягком вальсе снегопада. Осмотрел подарок… Красивый… За него и правда, могут отстегнуть деньжат. Еды не меньше, чем на неделю хватит! Крепко сжал его в руках, вбирая тепло светловолосой малышки, что ещё хранила на себе гордая золотавая птица… Как мне его не хватало! Сунул игрушку в карман…

— Кажется, сегодня я ещё смогу протянуть без хлеба…

Слабый за слабого

Остаток вечера тратить на скитание по ярмарке я посчитал бессмысленной тратой времени. Первая попытка своровать лишь напомнила, насколько это не моё. Удавлюсь после тем куском хлеба… Пусть желудок ворчит! Я живучий, жил как-то до теперь, и дальше смогу. Побрел по разметанным праздной толпой сугробам к скрытому за трущобами переулку. Гомон стих. Лишь карнизы над головой брязгали от малейшего порыва ветра. Снег усилился, и все больше походил на пургу. Так холодно… Кутаюсь в пальто, утыкаясь в воротник красным, заледеневшим носом. Дыхание превращается в клубы белесого пара. Смотрю, как он развивается в морозном воздухе… Руки в карманах, сжатые в кулаки, чтобы оттаяли онемевшие пальцы. В одной из них — парная ёлочная игрушка. Накрываю ее с особым усердием, желая сохранить на дольше присутствие курносой чудачки. Так, не торопясь, и дошёл до родного подвала, названного домом.

Вошёл в незапертую дверь, что по сути своей уже ничем не выигрывала у полного её отсутствия. Прогнившее дерево, выбитый замок, заржавелые петли, что едва-ли способны удержать эту столетнюю рухлядь, названную створкой. Спускаюсь вниз по ветвистой лестнице. Темно. Зажигаю фитиль, орошая небольшое, пропитанное сыростью, пространство, блеклым светом. Тихонько опустился на корточки, прощупывая ладонью пол. Подбираю горсть щепок… И, нацелившись, швыряю ее в угол, где расположен мой матрас и старое шерстяное покрывало.

— Чёртовы крысы!!! — пищащие твари тут же разбежались, оставляя по себе дорожку рваных дыр на потасканной шерсти. — Глупые прожорливые грызуны! Неужели на помойке не нашлось ничего лучше, чем мой единственный лоскут тепла?!

Скинул на пол промокшее пальто, прежде выудив золотавую птицу. Укутался, сжимаясь калачиком. Прижал игрушку к губам. Частое дыхание осело на глянцевой поверхности мутным осадком. Утер его бережно рукавом, прикрыл глаза и уснул, почти сразу, спокойно…

Впервые за целую вечность мне не снились кошмары…

*******************

Утро встретило тошнотой. Привычное урчание показалось особенно требовательным. Нет… С этим надо что-то делать! Лениво потёр глаза. Недостаток еды сказывается на количестве сил. Приподнялся. Укутался плотнее. Холод собачий, на улице наверняка ещё больший минус, чем вчера. Делать нечего… Пища сама не попадет в руки. Чего-то не хватает… Прошёлся по матрасу ладонями. Мой лебедь… Поднял его, встал, набросил пальто, и побрел на выход.

— Брррр… — журчу про себя, ускоряясь. Чем быстрее темп, тем кровь интенсивнее циркулирует. Минут десять прошло прежде, чем оказался около приюта для бездомных. Чертова собачья конура! Одному Богу известно, почему меня сюда понесло. Заведомо знаю, очередь такая столпится, что ни о каких подачках и речи не идёт! И как в воду смотрел… Мнутся, с ноги на ногу перекатываясь, чтобы так сильно пяты не стегало! Всякий народ… От мелкого до старого, есть всем охота, согреться — тоже. Вот только, перепадёт единицам. Но, ждут… Надеяться никто не запрещал!

— Крайним кто будет? — прохрипел достаточно громко, чтобы "хвост" меня услышал. Повернулся малец, лет десяти. Кивнул в ответ. Худощавый, глаза пустые. Щеки опали и скулы до жути отчётливо видно. Ещё не научен… Видимо, ума и умений только на то и хватает, чтобы мяться в подворотнях да клянчить милостыню. А может и вообще… Знай, здесь околачивается. Если так — не протянет долго. Жаль мальчишку, да только… Мир такой. Каждый сам за себя.

Почему-то вспомнилась светловолосая девчушка с небесно-голубыми глазищами. Перекатил в кармане между пальцев ее подарок… И мир показался не таким чёрно-белым, как я привык видеть.

Сколько пришлось вот так стоять? Неизвестно… Видимо, довольно долго, раз, в незамедлительном темпе, очередь продвинулась почти до половины. Всем холодно. Это дело не шуточное! Человек пять уже в обморок свалилось от обморожения. Ещё десять — на грани. И не уходят ведь! Кто знает, от чего смерть страшнее? От голода или мороза?

На пороге приюта показалась старуха-кухарка в замызганном помоями фартуке. Помоями? Или той стряпней, что подают бездомным на обед? Когда неделями голодаешь — слюной и от объедков давишься. Потому, не особо кого-то волнует состояние ее одежды.

— Осталось на пять порций. — восклицает громко, как нарочно. Чёрт возьми… Закатил глаза, заведомо виски потирая… Сейчас понесётся… Всё. На этой фразе по обеду можно ставить крест. Пытаюсь развернуться, чтобы уйти прочь с этого зловонного места. Порядка в очереди, как не бывало. Толпа нахлынула с самого конца… И как они расслышали? Пытаюсь протиснуться, но, тщетно. Кое-как лавирую между несколькими рядами, и, вот он, казалось бы, путь к выходу! Но, истошный визг мальчишеского, истошного голоска, заставляет остановиться…

— Аааааа…. — Бросаюсь назад на одних рефлексах. Бегаю растерянным взглядом по несущейся вперёд толпе. Следую по звуку болезненного крика, и натыкаюсь на того же мальчишку, что передо мной в очереди стоял. Упал на землю. Обхватил ноги. Поджал под себя. Весь в следах от ботинков. Да по нему топтались точно, что по сугробу! Чёртовы твари! А я на крыс грешил! Да что ж вы за нелюди, раз такое творите с ребенком?! За своей миской пресной похлёбки по головам идут!

Подскочил к парнишке, прижал к себе, сдерживая жилистой ладонью налет остервенелых гиен. У него кровь из носа. Нога напухла. Скорее всего — перелом. Не помочь сейчас — затопчут к чертовой матери, а в худшем случае — останется подыхать от холода и голода в одночасье. Нет… Этого сегодня с тобой не произойдет!

Приподнял. Закинул ледяные, невесомые руки себе на плечи. Близко-близко прижал и начал упрямо протискиваться ко входу в приют.

— Расступитесь, ублюдки!!! — ору, словно умалишенный! Здесь куча здоровых мужчин, каждый из которых с лёгкостью может укротить мой неуместный норов… Однако, впервые за долгое время, мне было на все плевать! Я хотел… Расчистить путь к тому миру, где не только черный и белый… Где радужные переливы походят на пёстрый блеск камней в моей новогодней игрушке… — Пошли прочь!!!

Не знаю, что давало мне сил, но… Одним чудом, меня слышали! Толи я был довольно тощий, потому смог миновать жаждущую пищи толпу, толи волей самого Бога, я добрался до единственного места, где у него мог появиться шанс.

Тяжело дыша, опустил мальчика на холодную, заснеженную плитку.

— Помогите ему! — простонал молебно, ещё питая надежды на человечность этой равнодушно смотрящей женщины. Плечо накрыла чья-то увесистая ладонь… Кто-то взял меня за ворот и бодро встряхнул, я и обернуться не успел, чтобы посмотреть в лицо обидчику. Кухарка беззвучно наблюдала нежданное представление…

— Да ты забылся, парень! — зловонный бас ошпарил лицо, как только резким рывком меня мотнули, в один оборот, на девяносто градусов! Громоздкая усатая горилла… Ты то здесь что забыл?! Неужели, с голода пухнешь?! Хочу спросить… Но, молчу, страшно… Его удар может с лёгкостью выбить с ослабленного тела остатки духа. Однако… И извиняться я не собираюсь! — Говори, чего это ты выпер вперёд толпы?!

Молчу. Минуту… Две… Желваки на лице ублюдка начали плясать с особым нетерпением. Глаза наливаются яростью… У бездомных так всегда. Сильнейший выживает… Значит, этот выживет при любых обстоятельствах!

— Замолк, паршивец?! — замахнулся… Я прищурился, готовясь получить самый звонкий и болезненный в жизни подзашей! Сцепил веки. В ушах гудит…отсчитываю секунды до невозврата…

— Немедленно отпусти его! — послышался твердый, приятный голос. На протяжении нескольких мгновений ничего не произошло. Одна фраза, брошенная незнакомцем, заставила смрадного борова разомкнуть пальцы на моём вороте, и отпустить зазнавшегося бродягу. Потёр руками горло… Отдышался… А, после… Обернулся.

Мужчина. Аристократ. Не нужно быть гением, чтобы догадаться. Осанка, речь, выражение… Всё говорит — знать! Подошёл ко мне. Присел на корточки. Протянул руку… Я бросил опасливый взгляд, ещё не имея способности не то, что ясно мыслить, а и просто… Осознавать. Но, на одном рефлексе, вложил дрожащие пальцы в его ладонь…

— А ты молодец, парень. — одобрительно улыбнулся, располагая. — Хоть и сам слаб, не побоялся защитить того, кто ещё слабее тебя.

С трудом вникаю в сказанные слова. Мне просто… Нравится его присутствие. Присутствие совершенно незнакомого человека, которому, как и мне, понадобилось вступиться… За незнакомого… Но, однозначно, более слабого, мальчишку…

Очень хотелось есть… Очень холодно…. Веки сами собой слипаются. Последней волей всматриваюсь в лицо незнакомца. Ловлю очертания… Неясное сознание находит слишком много сходств. С той златовласой девочкой. Стиснул игрушку… В кармане… И, не на долго ушёл… В тишину…

Примерить к паре

Очнулся от непривычных ощущений… Не спешу открывать глаза… Ведь, присутствует твердое чувство, что тогда все окажется сном… Не может же, на самом деле, моё обоняние улавливать такой притягательный запах свежеиспеченного хлеба и куриного супа? По крайней мере, не так близко… Не так явно… Не может же, на самом деле, быть так тепло и уютно? Камин не может трещать, и эта приятная мелодия… Ласкать слух. Но, это так реально! Когда мне в последний раз снились такие сны? Всё эта игрушка… Подумал, и, опомнившись, принялся прощупывать себя, в поисках золотавого лебедя, припрятанного в кармане… Но, ни пальто на мне не было, ни кармана! Ни моего рождественского подарка…

Тут же разомкнул веки, и вскрикнул

— Где мои вещи?! — видимо, громче, чем требовалось… Некая женщина, что вышивала, сидя неподалеку в кресле-качалке, чуть иглой палец себе не проткнула, взвизгнув от неожиданности и ошарашенно подпрыгнув.

— Господи! — всплеснула руками, таки выронив полотно в аккуратных стежках себе на колени. — Что ж вы так кричите, молодой человек?!

Тон то какой поучительный! А ведь это не она лишилась единственной дорогой сердцу вещицы!

— Мне нужно мое пальто! Там кое-что… Верните мне его! Немедленно! — мадам в ажурном чепчике недовольно поморщилась, сложила на подбородке пальцы, и важно покачала головой, при этом недоумевающе приговаривая

— Ай-яй-яй-яй-яй… И не стыдно же вам! Лежит ваше пальто, вон, на спинке стула развесила! И, всё таки, я не понимаю нынешнюю молодёжь! Нет бы проявить каплю благодарности! А все туда же… Крики да хамство… Какая невоспитанность!

Ощущение нехорошее… И впрямь почувствовал себя неотесанным хамоватым бродягой. Потупил глаза на мгновение, потом нерешительно поднял заинтересованный взгляд и осмотрелся… Уж не знаю, волей какого случая — но, очутился я в месте совсем необыденном. Просторная светлая комната. Явно не деревенская лачуга! Искусно вытесанная сосновая мебель. Картины и элегантные подсвечники вторят богатому интерьеру. Да и шёлковое постельное белье намекает на апартаменты знати… Случаются же чудеса!

После затянувшейся паузы, решаюсь прервать тишину, попутно притягивая пальто, чтобы убедиться, что всё моё небогатое имущество на месте.

— Вы мне извините мою выходку, тётушка… — лепечу виновато, убедившись, что лебедь на месте. Видимо, по натуре она человек хороший. Хоть и с некой обидой, но всё-таки кивнула одобрительно, и взгляд не отвела. — Скажите, а где я вообще нахожусь?

Отложила поделку на небольшой журнальный столик, расправила платье.

— В этом имении проживает семья Бязевых. Андрей Николаевич привез тебя, бессознательного, с собою. Велел присмотреть. Меня зовут Надежда, Надежда Павловна. Я здешняя экономка. Вот… — Указала на тарелки, наполненные яствами, а потом на новый, высококачественный сюртук и брюки, что висели на вешалке у шкафа. — Поешь, а после встретишься с ним лично. Расспросишь более детально, по каким причинам сюда попал.

********************************

Я не смог осилить и половину той порции, что мне любезно предложили на ужин. Еда была невероятно вкусной! Я такое прежде и не пробовал! Но, после длительных голодовок, резкое переедание очень быстро сказалось тяжестью на желудке, потому, спустя уже каких-то пятнадцать минут, я, разнаряженный в костюм из натурального вельвета, следовал за этой милой женщиной по ступеням вниз, к гостиной. Взгляд невольно метался по внушительному периметру, наслаждаясь обстановкой и богатым интерьером. Цепляло буквально все… От картин и статуй до лепнины на потолке… Того, глядишь, и споткнусь, от собственной рассеянности.

Большая комната, обустроенная для приема гостей. По центру ненавязчиво расположен стеклянный стол и аккуратные стулья с мягкими, бархатными сидушками. В углу — белое фортепиано. Однако, сегодня господы предпочитают наслаждаться звучанием мелодичного блюза, в исполнении виниловой пластинки. Роскошная ель, в высоту не меньше двух метров, от верхушки до основания увешана обилием игрушек, шоколадных конфет и лазурных фонариков. У камина красуются рождественские носки, вышитые в стиле уже знакомой экономки. Праздничное настроение во всем! Даже воздух пропах корицей и имбирным печеньем. Пока кружился со стороны в сторону, любуясь невиданными до теперь красотами, не сразу заметил, как сзади подошли.

— Кхм-кхм… — намеренно прокашлялись в ладонь, дабы обратить на себя внимание. Резко обернулся, от неожиданности вытаращив растерянные глазища. Тот самый мужчина, что спас меня у приюта! Секунду стою, будто дар речи утерян, но, стоит ему улыбнуться, приветливо, и неожиданно ласково, как я, отдышавшись, потихоньку возвращаю себе былую смелость…

— Здравствуйте — бубню, запинаясь, нервно отдергивая край сюртука к бедрам. — Извините, я…Эм… — Что говорить — не знаю. Извиниться за свое присутствие? Так я не просил меня сюда приводить. Спросить, что представителю знати могло понадобиться от мелкого пройдохи — и вовсе удел невероятной наглости! Ведь до сих пор у меня ничего не просили, лишь помогали, как могли. Поблагодарить? И правда… Вроде, к месту вариант. — Спасибо… Большое спасибо, что спасли меня…

Хозяин имения удовлетворенно хихикнул, от чего уголки его голубых глаз весело сожмурились, прорисовав очертания неглубоких морщинок. Шагнул в мою сторону, и резко плюхнул увесистой ладонью о мое худощавое плечо.

— Да будет тебе, парниша! — игривый тон волей-неволей располагает, а в этом я сейчас нуждался, как никогда. — Тем, кто слабее, ведь надо помогать? — Задорно подморгнул, и я согласно кивнул, оставив таки в покое края новой одежки. Он хороший, сверху вниз не смотрит, можно выдохнуть…

— Да, Вы правы. Еще раз спасибо за помощь. — неловко потер затылок. — Не беспокойтесь, я уже пришел в себя. Более того — сыт и согрет на неделю вперед! Я не задержусь… Сейчас заберу свое пальтишко — и, как говорится, время и честь знать!

С трудом изобразив на лице подобие улыбки, невольно начал представлять, как в пургу и минус двадцать два буду от этих хоромов до своих трущоб добираться.

Довольное выражение лица собеседника сменилось грустью.

— Парень… Куда же ты пойдешь?

— Не стоит волноваться! — артистично зажестикулировал, играя роль довольного вольной жизнью бродяги. — У меня есть какое-никакое пристанище… Да и, жил же я как-то раньше? В конце концов… Не могу я злоупотреблять вашим гостеприимством дольше, чем это было необходимо…

Играть роли вообще, как по мне, задача нелёгкая. А изображать удовлетворенность своей никчёмной жизнью — и вовсе непосильно… Улыбка, даже наигранная, преображается в гримасу безысходности…

— Ну, что ж, пойду я…

— Погоди. У меня к тебе есть предложение… А что если, ты останешься здесь, у меня? Будешь, к примеру, подмастерьем нашего столяра? А что, работа трудоёмкая, но, умение это полезное, в жизни пригодится. Да и сыт будешь, обогрет. Что скажешь?

В глазах тут же лампочки замигали! Ярче тех, что на ёлке, в разы! Огоньки счастья, и надежды на жизнь…

— Правда?! Вы правду говорите?! Я могу здесь остаться?!

— Можешь! — радушный смех, походящий местами на отцовский… Будто ребенок пляшет от счастья, получив желанный подарок к празднику, а папаша смотрит на него, довольствуясь реакцией излюбленного чада. — Теперь, раз уж так обстоят дела, считай этот дом своим. А там посмотрим, как судьба обернется…

**************************

Зал опустел. Остался один во вместительной комнате. Никому не сказал, что причина моей просьбы не в раскаленных углях в камине. А в нарядной праздничной ели. Подошёл близко. Поднял голову. Осмотрел пёстрое дерево от верхушки до основания. Красиво… Какой притягательный запах хвои.

Этот вечер стал самым теплым, самым счастливым за всю мою жизнь… Чудо. Новогодняя сказка. И вся эта череда волшебных событий случилась со мной после того, как в руки попала эта гордая, золотавая птица на подвеске… Перед глазами светловолосая девчушка, с глубокими, небесно-голубыми глазищами… В памяти отчётливо прорисовываются ее очертания. И, всё таки, этот мужчина чем-то на нее похож… Не могу отделаться от мысли.

Выудил припрятанную за шиворотом пташку. Обрамленные сияющими камнями размашистые крылья, изящная тонкая шея… поднес её к губам. Улыбнулся. Бережно погладил пальцем и шепнул ей, словно она может слышать

— Хочу тебя примерить. Подождёшь? — У меня пол жизни не было рождественской ёлки. Даже забыл, как это делается. Приподнялся на носочки и притянул самую размашистую ветвь. Подцепил ряд густо растущих иголочек. Потянул ближе… Ещё ближе… Разбередив соседние украшения.

Замер. Округлил глаза.

— Быть этого не может!

Крикнул с придыханием… Тут же зажал рот руками, чтобы сдержать продолжение восторженного оклика. Между мигающих фонариков болтыхается, звонко тикая о соседние игрушки, золотая парная лебедка…

Стою неподвижно, забыл, как дышать. Створка тяжёлых дубовых дверей отворилась, и по мраморной плитке зацокали лёгкие, быстрые каблучки. Не оборачиваюсь…

— У вас все в порядке? — Нежный, мягкий голосок… Располагающий, баюкающий, как такт колокольчиков под надзором умелого дирижера. — Я слышала крик. Если что-то случилось — могу позвать кого-нибудь из слуг…

Пол оборота. Прикрытые глаза, чтобы реальность не стеганула сознание слишком резко… Приподнял веки… Ступор и шок, отрицание, и пляс ошпаренной души… Случилось то, во что какое-то мгновение назад я ни за что бы не поверил…

Это действительно Она…

Начало новой жизни

— Парень с ярмарки? — наконец переспросила девчонка, спустя несколько минут бесшумного стыка взглядами. А я вроде и рот открыл, да слова на кончике языка застыли. Поверить не могу! Конечно, после всего, что со мной случилось, в чудеса не верить невозможно! Но, эта встреча уж совсем невероятной кажется!

— Ага, он самый… — кое-как выжал из себя, кивая вяло головой в подтверждение. Розовые губки златовласки прорисовали удивительно красивую улыбку… Щеки тут же вспыхнули, и я даже ладонями их прикрыл, чтобы скрыть смущённый румянец.

— Как же ты здесь оказался? — восторженно воскликнула, сделав шаг навстречу. Наклонила лицо в бок, не отводя сияющих глаз. — Это прямо невероятное совпадение! Или… — игриво подморгнула, ещё шире разводя уголки рта. — Вроде самой судьбы проделки!

И сколько же в её голосе радости! Игривой, задорной… В пору самому заразиться! А я ведь счастлив… Что таить? Невероятно счастлив видеть девочку родом из сказки, что разделила со мной каких-то несколько мгновений жизни…

— А как ты сюда попал? Отец взял в найм? — принялась наматывать вокруг меня круги, артистично жестикулируя руками. — Знаешь, папа хороший хозяин, можешь не сомневаться! Никто из здешних слуг никогда не жаловался, живут достойно, а некоторые из деревенских ребятишек даже ходят со мной в одну воскресную школу!

Продолжает рьяно расхваливать жизнь при своем имении, пока я туманно сопоставляю обрывки пазла в голове. Значит, и правда, дочь аристократа… Знать, чёрт побери! Кто имеет под шапкой хоть крупицы здравомыслия, знает — не якшаются дворяне с безродными пройдохами… И она не станет. Разве смеха ради, пока не надоест… Опустил в пол глаза, нижняя губа дрогнула. Так больно стало! Суть ведь не в том, какой человек, что из себя его нутро представляет… Значение имеет статус. Так всегда, не может она быть исключением…

Приблизилась. Запах миндаля и корицы спутался с мягким, цветочным, неприторном ароматом… Девочки. Приятно… Обоняние ласкает. Невольно пытаюсь оттянуть мгновение… Запомнить, что-ли? А она протянула ладонь… К моей руке… Тоненькие светлые пальчики накрыли мои исхудавшие кисти, опаляя таким уютным теплом… Разнося его по всему телу… Замер. Затаил дыхание…

— Ты чем то расстроен? Не беспокойся… Завтра, если хочешь, я покажу тебе окрестности. Ты быстро вольешься в здешнюю обстановку! И, если что… — Взгляд белокурой малышки, такой глубокий, обласкал горячей искрой, подаренной мне одному. — Я всегда и во всем тебе помогу…

Сам не заметил, как снял с себя оборону. Отбросил все доводы здравого смысла… "Не привязывайся! С ума не сходи! Терять слишком больно…" — а эту простую истину я знаю, как никто другой… Однако, улыбаюсь ей в ответ! Простодушный глупыш, познавший милость самой судьбы… И лучезарной курносой девчонки…

— Давай… Повесим лебедя рядом с лебедкой? Я думаю… Они скучали…

Что ж, если чувства величавой птицы хоть отдаленно на мои походят — то, и правда, не стоит их разлучать…

Подошли вдвоем к ели. Она взялась за игрушку, и я. Потянулись к ветке, вместе, и воссоединили, обревшую друг-друга снова, пару. Чудо… На Рождество.

— Красиво, правда? — переспросила, вглядываясь в покачивания обнявшихся пташек. Чуть слышное постукивание крылышек вторило мелодичной мелодии с винила… — Словно танцуют…

— И правда… — вторя ее открытому взгляду, засмотрелся…

— А как зовут то тебя? — спустя несколько мгновений пристального любования лебяжьим вальсом, поинтересовалась дочь именитого аристократа. Повернулся. Цепляясь за открывшуюся мне небесную гладь…

— Дмитрий…

— Очень приятно! — нежно проговорила собеседница, приветливо кивнув. Золотистые кудри подпрыгнули в такт незамысловатому жесту, и сияющие прядки рассыпались по румяным щечкам, пощекотав прорисовавшиеся ямки у уголков розовых губ. — Я — Злата. Рада приветствовать в нашем доме…

****************

Чуть солнечные лучи протиснулись в изрисованное морозными узорами окно, потёр тяжёлые веки… Просыпаться не хочется! Натянул до носа одеяло, потянулся, и сладко…протяжно зевнул! Это тебе не сон в холодной подвальной лачуге, кишащей надоедливыми грызунами! Тепло и уютно… Мягкая постель, приятный запах еды, доносящийся из кухни. Лицо засветилось счастьем! Неужели всё это действительно происходит? За какие заслуги? Жизнь переменилась в одночасье… И, казалось, желать больше нечего… Перед глазами тикающие в танце лебеди… И восторженный взгляд голубоглазой девочки… Злата… Смущённо улыбаюсь сам себе, и резко переворачиваюсь на другой бок. Задергал ногами, путаясь ступнями в ситцевом покрывале. Настал замечательный день…

******************

— Доброе утро… — пролепетал чуть слышно, столкнувшись с полной, радушно щебечущей какие-то дворовые песенки, поварихой, колдующей над ароматно пахнущими оладьями.

— Привет, приятель! — Умолчав пятинотную мелодию, доброжелательно хихикнула женщина, обтирая масляные руки об ободок пропитанного дымом фартука. Затем принялась накладывать кушанья на вместительные тарели. Плюхнула сервизной поварешкой по двум пиалам сгущенки и сметаны, расставила все на разнос и всучила его мне в руки… — Вот, отнеси в столовую, а после приходи, будем завтракать!

Побрел по ветвистому, длинному коридору в указанном направлении, попутно рассматривая настенные картины. Все таки… Как же здесь красиво! Богато, вычурно, элегантно… А слов то каких понабрался! Хмыкнул про себя, и, ерзая валенками по скользкому полу, завернул к нужной двери. От аромата умело испечённых оладий рот мимо воли слюной набирается! Облизал губы… А ведь, сегодня, судя по всему, и мне предстоит опробовать аппетитное лакомство! Ускоряюсь, предвкушая скорый завтрак… Отворяю ногой увесистую створку, чуть не роняя хрупкий фарфор на мраморную плитку. Вхожу…

— С добрым утром! — оторвавшись от свежей газеты, поднял на меня веселый взгляд хозяин дома, попивая ароматный, дымящийся кофе.

— Привет! — игриво заулыбалась Злата, вторя радушному настрою родителя. — Как спалось на новом месте?

Стоит ответить, но, глядя на нее, на распущенные, разметавшиеся по плечам, золотые кудри, на небесную гладь искрящихся глаз, лишь потупил смущённый взгляд в тарелки… Неловко проходя мимо, чуть слышно сказал, — Доброе утро. — лихорадочно глотая пересохшими губами воздух. Расставил пищу на столе. Кое-как, не зная правил расположения, и звеня посудой явно громче положенного.

— Парень. — окликнул Андрей Николаевич, быстро, и как-то не слишком аккуратно, как для человека с высшего света, улепетав свою первую оладью, обильно услащенную сгущенкой. — Сегодня у тебя встреча с Арсением Петровичем, столяром, у которого будешь учиться. Много времени она не займет, так что, если имеешь желание, моя дочь, Злата, может показать тебе окрестности и познакомить с местными жителями.

Не спешу давать голос, чтобы не спугнуть момент и не продемонстрировать избыток радости от совместной прогулки. — Ах, да, ещё кое-что… Подумываю над тем, чтобы отправить тебя в школу!

Глаза на этом совсем броско заискрились… Небывалое счастье уже не скрыть! Даже слёзы проступили на веках… Чуть только не прыгаю, да в ладоши не хлопаю от восторга! — Только, смотри, доверю дочурке поднатаскать тебя в основах грамматики… Она младше тебя, но начинать то со старта придется. Не филонь! И уже со следующей недели сможешь приступить к занятиям…

Челядь и знать

— Ну, что за красота! — звонко всплеснув в ладоши, восхитились девчонка, а после прислонила их ко рту, и обдала жаром своего дыхания. Выудила из кармана шерстяные варежки, и второпях одела, баюкаясь в тепле штопаного меха. Покружилась вокруг своей оси, ловя румяными щёчками медленно слетающие снежные хлопья… — Пошли скорее!

Окликнула меня, подбежала, перехватила мои ладони, и потащила за собой, на заснеженную террасу. Невольно улыбнулся, окрылённый ее восторгом. И впрямь… Красиво! Уютно — это не только тепло. Это когда в морозный день светит солнце… И яркие лучи обрамляют слепящим блеском воздушные снежные облака, припорошившие землю. Это когда гомон катающихся на санях детей гулко рассекает рассветную тишину… Это когда дворовая ель обмотана гирляндой и старинными, потертыми, но, не менее пёстрыми игрушками, чем рождественское дерево гостиной… Это когда ты тепло одет, и контрастно ощущаешь разницу, между обдатым холодом лицом и укутанной увесистым шарфом шеей. Ветер не стегает. Утихла метель и слякоть ещё не пришла. И, рядом с тобой идёт лучезарная, жизнерадостная спутница, озаряющая твоё утро много больше, чем ярко искрящиеся сугробы…

— Ну что ты серьезный такой? Смотришь куда-то… молчишь… — попыталась проследовать за моим взглядом, и, не обнаружив ничего необычного, разочарованно вздохнула… — Ну вот, куда ты глядишь?!

Она не понимает… Восторг человека, который видит привычные вещи в новом ракурсе. То, что ещё вчера пугало, сегодня делает счастливым. И это странно! Черт побери… Поднял голову и засмотрелся на зимнее небо… Лёгкое глубокое дыхание исцеляет. Прохладный воздух, на полные лёгкие, олицетворяет свободу…

— Нааа! — прищурился, от резкой оплеухи увесистой снежкой. Слепленный второпях ком гулко хлопнул о меховую шапку, и рассыпался белесым серпантином, залипая на веках и леденящей пылью осыпаясь за капюшон. Переметнул раздраженный взгляд на вредную занозу! А она смехом заливается… Таким звонким, что волей неволей сам заражаюсь несдержанным хохотом! И мы хохочем! Вместе, друг-другу! Как же давно… Я так открыто не смеялся!

Наклоняюсь, и сгребаю ворох рассыпчатого снега. Сминаю его, и не могу в кучу собрать. Кое-как сцепив небольшой жмут, выпрямился и прицелился, пока Злата довольно умело лавировала между полысевшими кустарниками, лишая любой возможности на прямое попадание. Улыбаюсь, фокусируюсь… И… Замах! Выпускаю ее из рук, от внезапного пинка под колено. В глазах полыхнули искры от резкой боли. Белокурая малышка тут же остановилась, глядя на меня растерянно. Нет, я бы даже сказал, испуганно…

— Что ты себе позволяешь, щенок?! — обернулся, ковыляя саднящей ногой. Позади мальчишка. Примерно одного со мной возраста. Аристократ. Важное, даже брезгливое выражение. Вычурно прямая осанка. Правильно поставленная речь. Потупил взгляд в пол, пока тот подошёл в притык и схватил меня за шкирки. Сжимаю в кулаки костлявые пальцы. Зазнавшийся ублюдок едва ли сможет победить в равном поединке! Но, каким глупцом нужно быть, чтобы вообразить возможность равенства?! Чертов сукин сын одним своим словом может превратить мою, только наладившуюся жизнь, в сущий ад! Это мне известно… Так всегда происходит! Знаю не по наслышке! Вот, водился среди местных жителей, близ моей захудалой лачуги, один торговец. Торговал самодельными соломенными чунями. Судя по состоянию его одежды, и худощавому телосложению, зарабатывал в месяц не больше семи серебрянников. Напоролся один раз на павлина… Знатный подонок! Бесчестный… Переходил дорогу, пока повозка аристократишки на всех парах мчала к городу! Чуть под колеса не попал! И, чертыхнулся, глядя в лицо обидчику… Глупая ошибка, шел бы себе с Богом… После того случая ему и торговать запретили… От горя и нервов сдало сердце… Не хочешь повторения судьбы этого несчастного — не лезь на рожон…

— Ты чего молчишь?! Отродье?! — Сжал воротник сильнее, стиснув шею. Я поморщился. Сцепил веки. Нужно держаться… Ни в коем случае! Не поддаться инстинктам и не подыграть чувству справедливости. А хочется… Так хочется врезать по его румяной морде!

— Не смей!!! — звонкий, щебетливый голосок настойчиво выразил протест. Быстрые шаги отдаются хрустом воздушных, распушенных снежных перин. — Отпусти его, Владимир! Он новый наемный работник отца! На моём попечении! Мы просто играли… И, если ты! — Слышу, как опасливо говорит. Звучание слов дрожащее… Да она сама его боится! Так чего же тогда… — Если ты его тронешь! То я… Я….

Распахнул глаза. Нет, здесь просто закрыться от ситуации, как привык, прячась, словно крыса, по подворотням, с целью выжить — не выйдет… Внимательно вникаю в происходящее, ожидая, чем обернется сложившаяся ситуация. Пока мишень я — всё нормально. Но, не дай Бог, он что-то скажет, или, ещё хуже! Сделает Ей!!! Я за себя не ручаюсь…

— Лебёдка, а, что случилось? С каких пор ты набралась такой впечатляющей решительности?! — противный смешок сорвался с его мерзкого рта, и мне пришлось приложить усилие, чтобы сдержать почти бессознательный импульс, прошедший разрядом по телу. И не съездить таки кулаком ему по челюсти! Сердце сжалось… Почему он так ее называет? Не потому ли она выбрала среди прочих ту пару игрушек? Кто он для нее?! Мысли подавляют… Не хочу их! Но, и не думать — невозможно… — Прошлый раз твой папенька долго обижался на выбитые доски в конюшне! И ведь, даже пытаться не стала снять с себя вину… Хоть это было моих рук дело! Всё потому, что ты знаешь, со мной не потягаешься! Точно не мелкая радушная говоруха, вроде тебя!

Хмыкнул, и ещё шире растянул уголки губ в ухмылке. А у меня ещё ни разу в жизни так руки не чесались… Бросил вкрадчивый взгляд на Злату. Она больше не улыбалась так искристо, как десять минут назад… Веки её стали влажными. А ублюдок ещё сильнее сжал мой ворот.

— Куда это ты уставился, челядь?! — сцепил зубы… Ее слёзы! Перед глазами только ее слёзы! И невероятная боль от несчастного выражения, растерянного, напуганного… — На неё смотришь?! — противно рассмеялся в голос, пока порог моего терпения явно был на самой тонкой грани! — Ты, гнида, даже глядеть на нее не должен!

По щеке прилетела звонкая пощёчина. В ушах гудит, сложно собраться. Поверхностно понимаю происходящее. Кадры слишком резкие… Неожиданно подскочила Злата, и маленькими ладошками стала со всех сил колотить аристократишку по предплечью!

— Отпусти!!!! Отпусти его сейчас же!!!! — кожа лица горит, тело поджалось, как пружина. Хватка на вороте ослабла и унялась. Высокородный наглец повернулся к девчонке и… Толкнул ее, приложив достаточно силы, чтобы она гулко шлёпнулась на сугроб, и приложилась спиной о размашистые корни столетнего дуба.

Глаза яростно блеснули. Плевать! Замахнулся, и со всех сил съездил сжатыми костяшками прямо подонку под нос! Он упал. Заверещал, как сопливая барышня! С ноздрей хлынул ручеёк крови.

— Ааааааа…. - оглушающий крик, замонтылявшего ногами Владимира. — Рой себе могилу, тварь!!!! Больше тебе по-человечески не жить!!!

Сам от себя не ждал!

— Дмитрий… — Первое слово после несколькоминутного тупика далось ей не без труда. Приоткрытые губки еле вспомнили, как пропускать воздух. И сам я замер, ожидая чего-то… Чего? Злата быстро подскочила… Ко мне. Зубами зацепилась за варежки, и стряхнула их по пути, прямо в снежный сугроб. Перехватила тёплыми ладошками мои сбитые костяшки, прислонила к лицу и обдала их жаром своего дыхания. Так нежно… Желая снять жжение.

Хриплые восклицания разодетого павлина поубавили звучание гласных, и стали походить на звериное злобное рычание.

— Так, значит?! Чертова соплячка! И ты, челядь! Я тебе это припомню… — Прошипел змеюкой поганец, неоковырно карабкаясь по снегу вверх, чтобы удержать равновесие, и наконец вернуться в стоячее положение. Скользя ботинками по заледеневшей земле, поднялся, и ускоренным шагом поковылял в противоположную сторону, бросив напоследок — Вечером ждите гостей! Отребье, можешь забыть о жизни в этих окрестностях! Не знаю, из какой дыры ты здесь появился, но, большой удачей для тебя станет хотя бы не утратить того, что имел раньше…

Выдохнул. Чем дальше скрывался силуэт аристократа, тем вольнее было дышать. И тем ощутимее становилась безысходность этой ситуации, когда потихоньку начал отступать адреналин.

— Всё будет хорошо! — Поглаживая мои дрожащие пальцы, девочка говорила, своимбаюкающим голоском, глядя бездонными небесными глазами прямо в мои. Проникая в саму душу…

— Не будет хорошо! — на веках проступила влага, и я сцепил зубы, осознав, наконец, что только что произошло. — И ты прекрасно это знаешь! Он потопит меня… Одно слово — и ничего не будет, как хотелось! Ты знаешь это! Я это знаю! Что я?! Кто я против него?! Мусор под ногами господ! — тело бросило в дрожь, до костей пробил озноб. Какого это, собственными глазами увидеть, как в одну секунду поломалась твоя жизнь? Она не знает… Никто не знает! Никто, чья жизнь стоить дороже щепок!

Столько боли отразилось в омутах напротив…

— Прости… — и она в слёзы. И мне от самого себя тошно. — Я не хотела… Я не знала… — Плечи потряхивают, и золотавые кудри осыпаются на лицо.

— Глупая! — Себя не помня! Свое место и положение, я притянул девочку к себе близко-близко. Прижал к груди, хоть и прекрасно знал, что делать этого ни за что не должен! Она такая теплая… Светлая, как ангел… Как белокрылая лебедка, в объятиях гадкого утёнка… — Не говори ерунды! И не смей плакать! Я сам! Это я его ударил! И сделал бы это снова, чёрт побери! Если бы время отмотали вспять! Я…. Челядь. Он прав. Нет у меня ни прав, ни возможностей. Но, я сделаю все, что в моих силах, чтобы тебя защитить, если моя помощь однажды тебе понадобится…

Всхлипнула. И я провел рукавом по ее щекам, утирая прохладные капельки с румяной от мороза кожи. Никогда не знаешь, как повернется жизнь… А если в своей я имел возможность ощутить тепло нежной золотоволосой девочки с лебедями, то в ней не все так плохо, как могло показаться…

— Спасибо…

********************

— Постой, ты сейчас серьезно? Разве нам не возвращаться нужно? Ты же хотела с отцом поговорить!

Злата игриво хихикнула… Спустя час после случившегося дурные мысли поумерились. Мы немного выдохнули… Да я и сам решил, что, раз уж этот вечер может быть последним, то почему бы не взять от него больше, чем пересчет секунд до невозврата?!

— Отец все равно вернётся домой не раньше пяти. До этого времени… Хочу показать тебе кое-что…

Взяла меня за руку и за собой потащила. Бредем заснеженными улицами, наблюдая за ликующим снегопадом. Подошли к прилавку со сладостями. Девчушка выудила из кармана пару серебряных и вежливо попросила два травяных чая с медом и три яблока в карамели.

— Один для папы. — весело подмигнула, пряча лишнюю сладость в карман. — Надо бы его задобрить.

— Ну, желаю удачи. Даже если не получится, тебе то что? Ничего не будет. Можешь не беспокоиться. А мне… Как я жил раньше, теперь хоть будет с чем сравнить!

— Погоди… — Злата будто оцепенела. Посмотрела на меня с таким укором, и болью во взгляде, что я чуть не поперхнулся собственными словами! Хотел сказать что-то… Она уже чуть не плачет! Вижу, как веки повлажнели… — Ты действительно считаешь, что раз лично мне ничего не будет, то и не страшно?! А как же…. Наша дружба? Мы разве не друзья?!

— Друзья… — И почему я виноватым себя чувствую?! Кто мог знать, что несколько встреч и случайное стечение обстоятельств, что свело под одну крышу, сделает нас друзьями? Для неё… Я друг? Не мог представить, что девчонка голубых кровей в таком, как я, увидит друга! Мне казалось всегда, что так не бывает. Что нелюди они! И потому мне стыдно… Потому! Всех под одну гребёнку! Разве так можно?! Разве мало она доброты проявила?! Заботы?! — Извини, что расстроил. Я не хотел.

Почти невесомо провела пальчиками под глазами, собирая с длинных ресниц несколько капель выступивших слёз.

— Ничего…. Знаешь, в этой лавке самые вкусные карамельные яблоки из всех мест, где я их ела! Давай… Посидим вон там, на лавочке. Посидишь со мной… И поедим. А потом пойдем к папе. Хорошо?

Почему-то показалось, что она так одинока… Так одинока, как я. На сердце заскребло противно. Мерзко. А может ли быть такое, что она, как я, однажды стала жертвой предрассудков? У такого человека должны быть друзья! Много друзей! Светлая, жизнерадостная, красивая! От чего же мне так подумалось?

— Скажи. У тебя хорошие отношения с одноклассниками? — сказал, и только после подумал, насколько уместным был этот вопрос, когда она чуть не поперхнулась сахарной коркой! Нижняя губа дрогнула… И она… Так открыто на меня посмотрела! Словно маленький котенок. Нежный и пушистый, после того, как получил копняков от собратьев.

В этот момент во мне что-то дрогнуло… Перещелкнуло, можно сказать. Я увидел в той, кого считал такой недосягаемо далекой, даже в расстоянии полуметра, обычную девочку. Живую! Настоящую! И такую… Невероятно красивую.

Молчит. Не спешит отвечать. Видно, как забегала неловко глазами. Я все понял. Не нужно много слов…

— Пусть… Смотри, ты карамелью испачкалась! — Провел мягко подушечкой большого пальца по нижней губке. Она замерла. Наклонился… Что я творю? И быстро… На долю секунды… Прижался к ее щечке мягким поцелуем…

И гори оно все синим пламенем!

Неожиданное откровение

— Ты чего? — Спустя несколько минут резавшего сердце молчания, Злата накрыла щеку ладошкой, и уставилась неотрывно, будто только что на её глазах развалилась целая вселенная! Сцепил зубы, и упрямо сжал кулаки. Я всё понял. Не тот. Не я! Да что я вообще себе думал?! Кто челядь, кто сударыня?! Да я должен падать ей в ноги и благодарить хоть за то, что не позвала на помощь проходивших неподалеку местных! Быстро заморгал, чтобы она не увидела предательски выступившую влагу.

Эта тупая боль в районе солнечного сплетения прошибла буквально каждую клеточку тела. Я поступил неосознанно. Глупо! Губы будто сами потянулись к её щеке! Было бы думать, чем пережить этот ад!

Развернулся одним рывком на все девяносто, кутаясь холодным носом в шерстяной рукав. А по правде… Просто спрятаться хотел. От неё. От всего этого мира.

— Прости. — Холодно бросил через плечо, сделав шаг в сторону их имения. — Если хочешь, можешь просто рассказать о случившемся отцу. Он вышвырнет меня прежде, чем до него дойдет весточка от твоего приятеля.

Резко сжала пальчиками мой ворот, и со всех сил потянула на себя, чтобы остановить. А я не хочу! Ни останавливаться, ни взглядами с ней встречаться! Неловко, стыдно, горько…

— Отстань!!! — Рванул вперёд, выдрав увесистую материю с её рук. — Думаешь, раз ты знать, то все дозволено?! Все вы так думаете!

Сорвался. Чёрт побери, я сорвался! За все года, за все горе, что выпало за жизнь на мои плечи, за каждый раз, как аристократы топтались на моей гордости, как на половой тряпке! За всё на ней сорвался!

— Я попросил прощения за свой поступок. Мне жаль, что след от мерзких губ, увы, не стереть с Вашей кожи! Но и Вы, не смейте хватать меня, словно я ваша собственность!

Шагнул вперёд, в несдержанном, быстром темпе. Снег хлещет, забивая восприятие. И лишь тихенькие, чуть слышные всхлипы, заставили уши слышать. Замер. Ни шагу сделать не могу. Она плачет? По моей вине?! Обернулся и рванул назад! Смотрю, а по ее ангельскому личику стекают капли влаги. Опустила глаза на заснеженную землю. Такой сволочью я не чувствовал себя ещё ни разу за жизнь!

Подбежал, и прямо перед нею споткнулся. Гулко падая, приземлился более-менее удачно, на колени. Поднял на нее виноватый взгляд. Какие же у нее глазища… Небо! Чистое небо… И оно, небо, плачет из-за меня…

— Прости. — Опустил голову, низко, и вязаный шарф мазнул по сугробу. — Прости меня! За всё! — она приоткрыла губки, хотела что-то ответить. Но, я не стал дожидаться. Слабовольная челядь… Убежал. Поднялся неоковырно, и убежал прочь, всё дальше и дальше скрываясь с глаз белокурой лебёдки…

*********************

— Привет, Дим. Быстро ты. Ждала тебя не раньше, чем к ужину. Как сходили? — Полным отчаяния взглядом посмотрел на повариху, придвинувшую мне пирожок с, судя по запаху, мясной начинкой. Отвёл от себя лакомство, нет аппетита, и плюхнулся на шаткую табуретку, нервно захрустев костяшками. Она все поняла… Что-то случилось. Что-то страшное… — Рассказывай, приятель. — Тяжело вздыхая, Тамила Сергеевна со всей серьёзностью на меня уставилась, сминая ободок фартука.

Делать нечего… Предчувствую, что, чтобы я сейчас не сказал, хуже уже не будет. Сделанного не воротишь, остаётся лишь собирать плоды.

— Вы знаете, мальчика, из знати. Владимир зовут. Фамилию и отчество не знаю. Та ещё выскочка, если это определение можно принять за характеристику.

Женщина тяжело вздохнула, округлила испуганно глаза, и звонко всплеснула в ладони, чем отбила и самую крохотную надежду на благоприятный исход.

— Владимир?! Ты сказал, Владимир?! Парень! Во что ты вляпался?! — Тональность переросла на крик, а я начинал из себя выходить.

— Да что он за фигура такая, что его боятся по всей окрестности?! С виду не старше, чем я, а уже вон сколько чести!

— Замолкни, дурень! Не ведаешь, что говоришь! — Истерично поучала, стирая выступившую испарину со лба. — Владимир — единственный сын Рубина Александра Йосиповича. Этот человек не просто носитель знатной фамилии! Он — близкий друг и советник короля! И это его отродье… — Брезгливо поморщившись, женщина еле сдержалась, чтобы не проронить ещё больше неуместных эпитетов. — Не просто так задирает нос до неба! Не только селяне и простой люд! Он позволяет себе унижать даже высокородных! Ничего и никого не боятся! Даже Златушку нашу по чем ведал обижал… Она из-за него в школу первый год ходить не хотела! А тебе так и вовсе… Перейди дорогу — жизнь поломает!

— Да понял я… — Это мне было ясно ещё в момент, когда занёс кулак над его зазнавшейся физиономией. Я на себе уже и так крест поставил. Другое дело… — А что он Злате жизни не даёт? Она ведь тоже из аристократии. Чем не угодила?

— Фуууууф…. - потирая устало виски, Тамила Сергеевна грустно на меня посмотрела. Даже показалось, или, на самом деле, слезу невзначай упустила. — Дело всё… В её покойной матери.

Уставился. Приоткрыл рот, рвано глотая воздух.

— Дело в том… — Осмотрелась по сторонам, будто кто-то мог услышать. Но в кухне были только мы вдвоем. — Мать девочки из простолюдинов. Об этом не распространялись. Одни сплетни… Однако и их бывает достаточно, чтобы смешать человека с грязью. А Владимир, не как никто другой, умеет и любит это недоброе дело.

Шокирующее откровение перебил стук в дверь. Створка распахнулась и на пороге показался посыльный.

— Драсьте! — Запыхавшись, парень снял с себя шапку и утер ею вспотевший лоб. — Барин Дмитрия зовёт. Просит поторопиться.

Ну, всё… Началось. Назад пути нет.

Своих не бросаем

Вот она — рождественская ель гостиной. В том доме, где мне позволили прикоснуться к счастью. Вот она — пара золотавых лебедей, кружащих в обнимку на размашистой, пушистой ветке. Вот она, пестрая гирлянда, освещающая теплую, уютную комнату, которую скрасил полумрак и мигающие в нем блики. Большое, мягкое кресло у камина и кружка глинтвейна, которую с периодичностью в несколько минут подносит к губам хозяин имения. Робко вхожу, и становлюсь в полушаге от двери, ожидая дальнейших указаний. Возле, грустно разглядывающего языки пламени в камине, мужчины, устроилась Злата. Нежно поглаживает его по голове, словно успокаивая.

— Я пришел. — Подал голос, и они обернулись. Девчушка опустила глаза в пол, не желая встречаться со мной взглядом. И мне стало стыдно. Что за глупец? Жизнь мне сказку подарила. Вот она! Живи! Ликуй! А я всё испортил… Андрей Николаевич потер устало затылок. Посмотрел с теплом и тоской. Видимо, было в моём выражении что-то, что не позволяло его доброй натуре просто выставить меня за дверь. И дочь ему ничего не сказала. Иначе меня бы не терпели в этих стенах ни единой лишней секунды.

— Парень… Ну, ты уже, наверное, понял. Приходила весточка от Александра Йосиповича. Очень настоятельно меня просят избавиться от нового наемника. — Да, знаю я всё, чёрт побери… Опустил в поклоне голову.

— Спасибо за всё. Вы во многом мне помогли… Спасли от смерти, тем самым подарили шанс на жизнь. Позвольте, я пойду. Темнеет. И дорога ждёт не близкая… Топнул, с намерением развернуться и направиться к выходу. К своей забытой Богом конуре… Но, замер. Есть кое-что… Кое-что очень важное… — Только, позвольте мне взять с собой… Подарок вашей дочери. — Злата удивлённо округлила глаза, то ли ужасаясь, то ли умиляясь моей неуместной дерзостью.

— Нет же! — Неожиданно для всех, и больше прочих, для меня, она резко зашагала в мою сторону. И буквально в несколько мгновений оказалась рядом. Подошла впритык, и моё обоняние накрыл шлейф ванили и мандарин. Протянула руки, положила их мне на плечи. — Ты никуда не уйдешь! — И прижалась… Она… Обняла меня! На глазах у отца! После того, что я сделал! Прекрасная лебедка… Самая добрая и нежная… Теплая… Еле слышным голоском, почти шепотом, сказала… — Останешься здесь, с нами. Папа не прогонит… Всё нормально.

На что похоже это чувство — описать нелегко. Краски смешались. Тяжело поверить, но так сильно хочется, что сознание тянется к надежде! Неужели, она сказала правду? Переметнул взгляд на мужчину, губы которого расплылись в радушной, умилительной улыбке.

— Это правда? — Затаив дыхание, спросил я его.

— Правда. — Одно слово — и я готов был вопить от восторга! Схватить девочку на руки, кружить и смеяться, восклицая о своем безграничном счастье! — Рубин, конечно, так легко не отстанет. Надо быть готовыми к его проказам… Но, парень, ты теперь — часть нашей семьи. А мы своих в обиду не даём! Да и… Злата сказала, что ты за нее вступился. За это отдельное спасибо.

Девчонка… Шепнула доброе словцо. Посмотрел на нее. В самую глубь небесных зарниц. А она на меня. Молча… Негласно… И я снова сорвался, забыв о любых возможных последствиях. Обхватил ее руками и притянул к себе. Вжал в жадных, бесконтрольных объятиях. И она ответила… Даря жар своего дыхания и тепло маленьких, светлых ладошек. И стук сердца… Самого большого и светлого, что мне доводилось чувствовать за всю жизнь.

— Спасибо! Спасибо вам большое! Я ни за что вас не разочарую!

********************

Открывай, веди по буквам пальцем и запоминай, написание и звучание. Хорошо? — неожиданно для меня, Злата оказалась довольно неплохой учительницей, как для своих лет. Третьи сутки пребывания в этом доме, и преддверие праздников. На второй план отошло даже происшествие с сумбурным парнишей. Завтра мой первый учебный день… Перед первым занятием со златовлаской я сильно смущался. Все таки, стыдно было, за свою необразованность. Однако, она так лояльно подходила к вопросу моего обучения, что не понадобилось много времени, чтобы полностью расслабиться.

— Ро-жде-стве-нска-я е-ль. — Часть слогов уже кое-как запомнилась. Часть додумывалась. В любом случае, моё неоковырное мычание с каждым часом занятий все больше походило на чтение. И она хвалила меня за это, мило ероша волосы на затылке

— Молодец! Ты очень быстро учишься! А теперь, извини, мне нужно сделать свои уроки. Нам задали читать стихи. Стоит потренироваться.

Так не хотелось расставаться с ней… Послушать бы ещё немного её голос… Речь. Почувствовать, как пальчики касаются головы. Улыбкой полюбоваться…

— Злата… — Робко протянул голос, нерешительно потупив взгляд. — А ты не хочешь почитать мне, вслух? Я тоже хочу послушать стихи…

Удивилась, видно по выражению. Удивилась, и обрадовалась! Щёчки налились румянцем. Достала книгу. Прошелестела страницами до нужного места, и опустила длинные реснички вниз, вчитываясь в милозвучные строки.

Мороз и солнце; день чудесный! Еще ты дремлешь, друг прелестный — Пора, красавица, проснись: Открой сомкнуты негой взорыНавстречу северной Авроры, Звездою севера явись!

А.С.Пушкин

Очень красиво… Это на самом деле было очень красиво! Слова подходили друг другу идеально, как пара лебедей. Рифмы и смыслы… Кто бы мог подумать, что бродячий пёс вроде меня сможет это оценить? Она открывает те стороны меня, что раньше казались несуществующими… Девочка — ангел, девочка — сказка…

— Можно… — чуть не поперхнулся собственной просьбой, но, желание такое сильное! Что проглотить его нет никакой мочи! — Подержать тебя за руку, пока будешь читать?

Сжал веки, и стиснул пальцы, впиваясь в линии на ладонях. И кто меня вечно за язык тянет?! Хочется скрыться… Так стыдно!

Тепло внезапно накрыло костяшки. Распахнул глаза… Она исполнила мою просьбу! Мы сидели, и она касалась меня. И я… Перебрал пальцами, между ее пальцев. Мы сидели… Держась за руки…

Вот оно какое, новогоднее чудо…

Вымышленный герой

— Ну что, Дмитрий, готов? — Поправляя воротник на моем новом пиджаке, Надежда Павловна даже допустила на своем вечно суровом выражении лица тень улыбки. Но быстро опомнилась, прокашлялась, и со всей серьёзностью повела свою наставническую речь…

— Гляди, не лезь на рожон! Не влезай в споры! И старайся схватывать все на лету! По вечерам у тебя занятия с Арсением Петровичем, потому много времени на домашнюю подготовку не будет! Рассчитываю на тебя… — положила ладони мне на плечи, и глубоко вздохнула, стряхивая с рукавов несуществующую пыль…

— Я буду очень стараться! — Улыбнулся добродушной скряге, и заметил, что больно влажными стали ее глаза. Все таки, какие же здесь добрые люди живут! — Ну, что ж, мне пора, Злата скоро спустится.

Одарил старушку теплым взглядом, и прошел в коридор, дожидаясь свою спутницу.

— Привет! — Звонкий голосок рассек остатки нерешительности, и я больше не думал, не боялся того, что ожидает в неизвестности. Просто следовал за Ней. В приоткрытую створку. В нереальный мир, что вдруг стал для меня реальным…

**************

Небольшой храм, около которого неброское серое здание. Воскресная школа! Дети юрьбой несутся на занятия, радуясь зимней погоде. Кутаются красными носами в шарфы, и обдают мокрые от снежек рукавицы теплым паром своего дыхания. Светлое утро… А от белоснежного сияния сугробов земля и вовсе кажется ангельским ложем…

— Люблю это время года… — С придыханием, почти шепотом, сказала златовласка, и прокружилась вокруг своей оси, ловя ресницами рождественских мотыльков. Со стороны школы донёсся гулкий звон, и она мотнула головой, возвращая мечтательному взгляду былую сосредоточенность. Однако, всегда улыбаться — это ее характерная черта. Потому и сейчас ей удалось побаловать меня своим весёлым нравом… — Побежали! Лида Степановна страшно злится, когда на её уроки опаздывают!

Схватила меня за руку, и стремительно направилась ко входу, перебросив маленький рюкзачок на противоположное плечо.

В быстром темпе лавируем между ребятни, и я невольно теряю бдительность, наслаждаясь происходящим…. И зря. Резко спотыкаюсь, когда передо мной выставили ногу. Чёрт! Подножка! Как же могло быть иначе?! Все изначально пошло слишком хорошо!

— Ты что творишь?! — ведомый одними эмоциями вскрикиваю, приземляясь на локти. Поднимаю злой взгляд на обидчика, и встречаюсь с насмешливой важной физиономией Владимира… А ведь и правда! Я совсем забыл о нём!

— Щенок! Ты что…. Голос на меня повысил?! — Присел на корточки, сравнив расстояние между нами. — Мой отец уже отправил весть Андрею Николаевичу! Вижу… Он не прислушался к его просьбе… Очень зря! Я надеюсь, ты не думаешь, что на этом тебе все сойдёт с рук? А прежде, прежде, чем тебя вышвырнут, как паршивую собаку, я сам… Превращу твою жизнь в ад!

Посмотрел на него, прищурив веки; потом — уставился на Злату. Она округлила глаза, и прикрыла дрожащими руками губы, ужасаясь происходящему. Мечется по собравшимся вокруг. Свора зрителей, ликующих от чужой неудачи. Растеряна… Сломана… Прошлый раз все было иначе! Теперь она позволила страху собой помыкать… Причина? Причина в них… Что-то было в её жизни. Что-то, что боится пережить снова. И я… Не дам этому чувству поедать ее изнутри.

Отчаянный рывок, и я сжимаю ублюдку воротник, притягивая раскрасневшуюся физиономию ближе. Изжигаю его глазами!

— А теперь… Слушай сюда! Возможно, твой отец действительно имеет влияние… Возможно, ты и правда можешь испортить мне жизнь! Но, сейчас, пока ещё ничего не решено, пока здесь мы вдвоем, Я и Ты, скажу тебе, и повторять не стану! Я не буду лизать тебе стопы, лишь бы заслужить благосклонность! Возможно, я челядь, а ты персона знатная, но, в равном бою, судя по прошлому разу, ты мне не соперник! Так что, будь добр, держи при себе ботинки! Я не поставлю в ответ подножку. Я нанесу прямой удар, у всех на виду!

Окинул взглядом удивленную, замешкавшуюся толпу, и гордо поднялся на ноги, пока Владимир собирал в горсть осознание произошедшего, и убеждал себя, перекинув вес с корточек на колени, что услышанное ему не послышалось. Нарядные брюки испачканы в талый снег. Слабак! Вот тебе и влияние… вот тебе и содержимое упаковки!

Я тем временем спокойно поднял с земли рюкзак, стряхнул с него налипшую груду снега, и направился на занятия.

— Злата! — окликнул сбитую с толка девочку, и махнул рукой в нужном направлении. — Ты говорила, учительница злится за опоздания. — Робко кивнула головой. — Тогда, поторопимся?

Согласно склонив подбородок, прижала ладошки к укутанной в мех груди, и быстро затопала за мной, оставляя остальных нецелесообразно пялиться нам в след.

— Я вышвырну!!! Вышвырну тебя с этой жизни! Прежде, чем успеешь к ней привыкнуть! — Доносилось из-за спины, но я пропускал слова сквозь. И пусть, а пока, я буду ею наслаждаться. И никакой зазнавшийся аристократ мне в этом не помешает…

****************

— Так значит, вы опоздали, потому что… — Ожидая объяснений, суровая дама в круглых очках в черной, металлической оправе, скрестила перед собой руки, не пропуская нас, и ещё человек пять с класса, что задержались ради представления, в кабинет.

— Все дело в повозке! — неожиданно воскликнул один из учеников, уверенно убеждая женщину в правдивости собственной лжи. — Дело в том… Что, Он вот! — Ткнул на меня пальцем, и принялся рассказывать, рьяно жестикулируя. — Повозка чуть не наехала на ребенка! Можете себе представить?! А он вот… Он… Он!

— Дмитрий. — Равнодушно бросил через плечо, так как мне изрядно надоело его нелепое сочинение.

— Да, Дмитрий! Спас его! Можете себе представить?! Вот, потому задержались. Пока домой его отвели, пока то, да это…

— Да что вы говорите, Алешенька! — Недоверчиво парировала Лидия Степановна, изучая по взгляду рассказчика сколько в его словах искренности.

— Вы можете не верить… Но, он и правда, настоящий герой… — Странно, даже я поверил. И учитель, судя по тому, что, помедлив одно мгновение, пустила нас войти.

— Раз так, прошу. Героические поступки нужно поощрять…. — Не до конца понимаю, в честь чего меня сделали главным персонажем этой сказки. Но, судя по радостному выражению лица Златы, кажется, она увидела в этом что-то очень хорошее…

Сочельник

Сочельник Рождества Христова. Сегодня Арсений Петрович уступил нашей говорливой кухарке своего лучшего, и единственного, подмастерья; и потому я целый день помогал хлопотать на кухне, подьедая за расторопность сладкие имбирные пряники прямо с печи. С самого утра дом этот, наш дом, Мой Дом, дышит праздником. Хвоей, карамелью и распаренным имбирём. Мандарины… Вкусно пахнущие мандарины…С утра хлопот хватало, но они приносили скорее удовольствие, чем усталость. Все таки, не каждый день встречаем такой праздник! В третий раз протерев выглаженной салфеткой самый нарядный сервиз, поднял в потолок глаза, мечтательно уставившись на побелку, скрывавшую пожелтевшие пятна на потолке… За этот месяц столькое случилось! Да, чёрт побери, сказали бы мне в Ноябре, что моя жизнь станет такой, я этому человеку в лицо бы плюнул! Но, это так, и благодарность за новую страницу, которую я неожиданно пролистал, хочется выразить. Кому-то. Кому-нибудь. Хоть духу Рождества, хоть самому Господу Богу… Я даже молиться начал! Раньше не молился, а теперь вот, поверил.

" Спасибо тебе, Боже, что помог найти просвет из тьмы. Спасибо тебе, что открыл глаза на людей других сословий. Спасибо, что даёшь мне эту пищу, и тепло. Спасибо за то, что подарил миру таких замечательных людей… За Злату. Спасибо, что на земле существует кто-то, кто так походит на небесное создание. Спасибо, что в один морозный вечер, в поисках куска хлеба, я нашел нечто гораздо более важное. Я нашел девочку с парой золотавых лебедей…"

Андрей Николаевич в последнее время часто был занят. И в тех редких случаях, когда его удавалось застать за глинтвейном в гостиной, лицо его было озадаченным, бледным… Знай я его несколько лучше, мог бы сделать смелое предположение, что мужчину терзает печаль. Однако, он никому не жаловался на неприятности, а если такой человек и был, то он бы вряд ли стал делиться со мной откровениями господина. Злата, кажется, тоже чувствовала в его поведении неладное. Потому старалась проводить в обществе отца как можно больше времени. По крайней мере столько, сколько он позволял, по возможности. И она часто грустила, сидя на диване у его кабинета. Какой-то частью своей необознанной души я понимал, как сердце ребенка рвется от боли родителя. Но, это были довольно скудные познания. Мне хотелось поддержать… Почему-то чувствовал свою вину. Один раз даже не сдержался и спросил, имеет ли отношение к проблемам хозяина имения тот Чертов индюк и его зазнавшийся папаша. Но, Андрей Николаевич только задорно взьерошил мне волосы, и, грустно улыбаясь, заверил, что я к его сложностям не причастен. Что ж, возможно, это и правда меня не касается…

Тем временем в школе я ежедневно узнавал что-то новое. Учиться оказалось довольно интересно! Кто бы мог подумать? И учительница даже временами хвалила меня за старания, хоть я и отставал от сверстников по всем ведущим предметам. Все познается в сравнении, говорила она. Остальные учатся уже несколько лет, а я несколько недель. Не стыдно ошибаться, стыдно не желать научиться.

— Что ты ворон считаешь?! — Утирая рукавом испарину со лба, недовольно буркнула Тамила Сергеевна. — Гости скоро будут! Пора накрывать на стол! Сейчас, немного поработаем, и сами сядем пировать! — В свойственной себе манере сменила гнев на милость… Ничего не меняется.

— Да-да… — Отмахнулся, взял со стола разнос с расписными тарелями и запеченными цыплятами, и уже было думал направиться в столовую, но, резко обернулся, потянулся к столу, и ухватил с пиалы спелую хурму; улыбаясь прямо в лицо беспокойной кухарке.

— Ах ты негодник! — надула щеки, мылясь рвануть за мной вдогонку, но, не смогла развернуться в проходе между столешницей и печкой. Неловко застыла… И залилась звонким смехом… — Куда уж мне до тебя! Иди! За фрукт после будешь помогать драять противни!

— Обязательно! — Бросил в ответ, скрываясь в дверном проёме…

***************

Столы накрыты. Камин растоплен. Андрей Николаевич ожидает прихода гостей на излюбленном месте. Злата рядом, листает сборник стихов. Я в пятый раз поправляю столовые приборы, и невольно наслаждаюсь рождественской музыкой, доносящейся с магнитолы, и дивными ароматами стряпни умелой поварихи. И всё бы ничего, если бы приглашенные не опаздывали на пол часа…

— Пап, не расстраивайся, хорошо? — подбадривала мужчину златовласка, периодически отрываясь от книги. — Ну, подумаешь… Не пришли! Большое дело!

Даже боковым зрением видно, что не утешают его слова дочурки. И я поник… Нет больше охоты услужить чёртовым зазнайкам!

— Милая… — Потянул устало голос, неохотно проворачивая в руке дымящуюся кружку. — Все нормально, не беспокойся обо мне…

— А давай! Давай! — Звонко затараторила, подскочив с ковра и отбросив в сторону переплёт. — Давай всех наших созовем! А что? Пропадать такому пиршеству? Чем, скажем, Арсений Петрович, или Тамила Сергеевна хуже этих важных шишек? Или вон… — Повела глазами в мою сторону и смущённо опустила голову, от чего и мне в момент стало жутко неловко, но очень приятно! — Дмитрий, к примеру. Разве он меньше достоин красиво встретить праздник, чем дети соседской знати?

Мне от ее слов в горле ком стал! Чуть не поперхнулся! Ну что за наивная девочка… Как же додуматься до этого можно было?! И вот, совсем уж полной неожиданностью стал ответ господина…

— А давай! Димка, сделай милость, позови всех к праздничному столу!

Теперь и сомневаться не приходится… Добрым нравом лебедке было в кого пойти…

***************

Все собрались. Ребятня и старики, господа и челядь. Все, как одна большая семья. Стоят вокруг большого стола, заставленного яствами и напитками. Мелодичные звуки рождественских песен баюкают слух. Гирлянда обрамляет сияющим заревом пространство уютной комнаты. Огонь в камине греет. Нарядная ель наполняет ароматом праздника, а игрушки на ней красят настроение во все возможные оттенки радужных переливов. Хозяин имения возносит взгляд к потолку, а после склоняет голову в поклоне. Все присутствующие читают про себя молитву. И я бормочу обращение к всевышнему, своими словами. А после… Торжественно подняв бокал, Андрей Николаевич любезно пригласил присоединиться к нему остальных. Кто-то пил вино… Мы со златовлаской подняли хрусталь, наполненный вишнёвым соком.

— Дорогие мои! Рад сообщить, что это первый сочельник, который я встречу с по настоящему близкими людьми! — Искренне провозгласив тост, мужчина вызвал по правде бурный отклик в сердцах окружающих. И я… Я тоже, услышал, как гулко заколотилось сердце. Злата положила на мое плечо ладошку, и я поднял на нее чуть влажный взгляд.

— Смотри… — Робко шепнула, поведя головой в сторону ёлки. Последовал ее воле, и уставился на самую густую ветвь, на которой покачивались Наши лебеди… — Надеюсь, и через год, и через два, и через пять лет мы будем вот так вот, стоя рядом, смотреть за их нехитрый танец…

Вот так начиналось мое самое лучшее, первое, настоящее, Рождество…

****************

Гулкий возглас детей под окнами заставил открыть глаза… Многое изменилось. Миновало немало времени… Однако этот великолепный запах манит ни чуть не меньше, чем в первый день пребывания в этом доме. Свежесваренное какао и овсяное печенье… Мммм…. Повел глазом в сторону двери. Вставать лень! Однако, дел не в проворот. До начала зимних каникул остались считанные дни, и это время следует посвятить учебе. Школьные занятия я люблю… Друзей повстречал, многому научился. Да я вообще, всю свою жизнь Люблю! Люблю ремесло, к которому Арсений Петрович приучал, как родного сына, люблю экономку и кухарку, что стали советом и утешением в любых жизненных ситуациях. Люблю хозяина имения, чья доброта спасла меня однажды, и по сей день поддерживает и окрыляет… Люблю… Люблю её…

Спускаюсь по ветвистой лестнице. В гостиной как раз наряжают ель… Кажется, она ещё более великолепна, чем тогда… Обхожу ароматное рождественское дерево, и вижу, как златовласка тянется на носочках к самой пушистой ветке. В правой руке — лебедь. В левой руке — лебедка. Словно ощутив мое присутствие, резко обернулась, встретившись с моими глазами своим небесно-голубым взглядом. Оторопела… И после улыбнулась. Как она красива! Ещё больше, чем тогда…

— Вот! — Протянула мне одну игрушку, и грациозно поднялась на носочки, демонстрируя свой неподходящий для этой цели рост. — Помоги!

Протянул руку. На мгновение они соприкоснулись. Покраснел и опустил в пол глаза, смущённо перебирая пальцами. Потянулся и с лёгкостью нашел золотой птице место. Затем — второй.

— Смотри…. Пять лет прошло с их первой встречи, а они до сих пор вместе…

Спустя 5 лет…

Снег снова лег на террасу пушистым слоем ваты. Сияющий блеск сугробов рябеет в глазах. Вот только… Теперь, по дороге в школу, мы не неслись, как ошалелые, при каждом удобном случае падая в груды белесых хлопьев… Только смотрели с умилением, и ностальгией по былому, как это делает соседская детвора. Говорили… Часто и по долгу. Иногда очень хотелось, чтобы время, отведенное до начала занятий, длилось дольше обычного. Рядом с ней мне вообще довольно часто хотелось оттянуть мгновение на как можно дольше. Злата стала другой… Как, в прочем, и я сам.

Повзрослела. Золотавые миловидные кудряшки, что когда то выбивались из-под вязанной шапки с бубенчиками, теперь спадали по плечам крупными сияющими локонами. Детское личико приобретало завораживающие девичьи черты. Небесный взгляд становился более глубоким… В переливах зарниц легко можно было утонуть. И я тонул… Тонул в них каждый божий день! Мечтая однажды, хоть на краткий миг, ощутить мягкость ее пухлых розовых губ в поцелуе. Да… Я люблю. Как бы дико это ни звучало. Люблю её с тех самых пор, как увидел на ярмарке с парой лебедей в ладошках. Первое время даже себе боялся в этом сознаться. Лишь тогда, когда понял — от себя не сбежишь. От кого угодно, но не от себя… Тогда расхрабрился. Позволил душе тянуться к ней. Конечно, не обременяя. Конечно, тихо… Про себя.

Злата вкрадчиво на меня посмотрела. И резко осеклась, забегав глазами по окрестностям. Светлые щёчки залило румянцем… Какая красивая! Это не первый раз, когда ловлю на себе ее, такой вот, смущённый, взгляд. Глупое воображение рисует мечты, в которых она отвечает взаимностью. И потому краснеет, потому стесняется… Но я всегда отмахивался от этих мыслей. Что только не привидится влюбленному парню, не имеющему ни единого шанса…

Несу ее рюкзак. Тяжёлый, как для хрупкой девушки. Мне ни по чем… Работа по дереву требовала физической подготовки, потому сил в руках хватало. Златовласка носила с собой много книг из домашней библиотеки. Они с учительницей часто оставались после уроков, и разбирали стихи. Это был один из многих поводов ценить каждое мгновение с ней… Я знал, что дополнительные занятия нужны не просто интересов ради. Злата должна была отправиться учиться в Париж по обмену. На целых два года! Изучать литературу… Каждый раз, как мне что-то напоминало о скорой разлуке — уходил в себя. Пытался отмахнуться и не думать… Но, не все так легко, как хотелось бы. Там она может встретить кого-то… Более достойного, чем местная знать, и уж тем более… Более достойного, чем бродячий пёс, которого однажды по воле случая подобрал ее отец.

— Дим… Тебе точно не тяжело? Я сегодня, кажется, перестаралась… С литературным багажом. — Искренне беспокоясь моим комфортом, девушка все же улыбалась. Она улыбалась всегда… Даже в само лицо печалям и горестям. За это… За это я, кажется, любил её ещё сильнее…

— Все хорошо. Обо мне не беспокойся. Что ж я, совсем хилый, от такой ерунды покоситься? — Закинул сумку на плечо повыше, распределяя давление. — Я помогу… Я хочу помочь, Злата. Даже если только этим… Лишь тем, чем способен.

Она с неким умилением, даже восторгом на меня посмотрела. Остановилась. И коснулась тыльной стороной ладони моей щеки, на которой теперь пробивалась довольно густая щетина.

— Спасибо. Я знаю. Знаю, что всегда помогаешь мне. Мой самый настоящий рыцарь… — Чего стоит услышать такие слова от той, для кого с радостью перевернул бы мир на голову, будь такая возможность? Безмерно много… Ради этих слов. Ради нее — я научусь быть не жадным. И, рано или поздно, заставлю себя отпустить…

***************

— Дим! Привет! Снова вы чуть ли не за ручки ходите? — Начал стебаться приятель Коля, как только Злата ушла в свой класс. Да… Теперь мы учимся порознь. Её программа в разы сложнее моей. Куда мне, подсобнику столяра, за Шекспира браться? Да я и не против. Мне достаточно, правда, идти с ней вместе в школу и домой. Находиться с ней на одном периметре.

— А не пошел бы ты к черту?! — Задорно улыбаюсь товарищу, с которым уже как пять лет нахожусь в статусе близких друзей. Ведь это он выдумал ту небылицу для Лидии Степановны, благодаря которой скостили наказание всему классу, и простили непутёвого новичка.

— А что такого?! — Вальяжно сложил локоть мне на плечо, при этом приподнимаясь на носочки. Дерзости и расторопности у Кольки было метра на два роста… А вот самого роста, увы… Разве в дутой кепке не проигрывал самому хилому парнише на физкультуре. — Ведь по тебе, как по собаке, видно! Смотришь этими своими глазенками… Фуф, дружище! Точно, что преданный щенок!

Поморщился… Раз и этот болван понимает, рано или поздно, может узнать и она… Настроение резко упало.

— Умолкни! Нето отхватишь по загривку! Понял меня? — Злостно прорычал, тем самым сменив вечно радостное выражение товарища на обиженное и разочарованное… — Прости. Прости, друг. Просто…. Я не готов сейчас об этом говорить. Наверное, даже с тобой…

******************

Занятия проходили в привычном размеренном темпе. Меня, по правде, поглощала эта обстановка. И я не мог понять, почему одноклассники так раздражённо торопили время, лишь бы скорее отправиться валять дурака. В этом мире столько всего интересного! Того, что не каждому жизни хватит, дабы самолично увидеть или ощутить… Никак иначе! Только с книжных переплётов…

Звенит колокол. Последнее занятие подошло к концу. Разочарованно выдохнул… Злата ещё не свободна. И я, по привычке, выхожу на крыльцо, минуя несущуюся к воротам толпу. Облокотился о прохладную, каменную стену. Придышался к свежему морозному воздуху… И стал ждать. Она не знала об этом. Всегда говорил, что задержался после уроков. Отругала бы меня… Улыбнулся. Такая заботливая! Как наяву слышу… "Зачем дожидался? Что ж я, сама от школы не добралась бы? У тебя работа! Арсений Петрович три шкуры спустит за опоздание!" — а я бы ждал… Не иначе. Даже если бы взялась прогонять. Мне без неё ничего не в радость. Пусть хоть так. Хоть недолго. Нести до дома её сумку, набитую литературными томами…

— Пусти! Пожалуйста, Владимир! Пусти меня немедленно! — Знакомый до боли голос резанул слух… Первые несколько секунд не мог себе поверить! Нет, это не может быть она… Но, как только дошла единственная возможность… А вдруг?! Вдруг это Злата?! — Ноги сами понеслись за угол учебного здания.

Выскочил, как из ниоткуда! И, чёрт побери проклятого ублюдка! Златовласка… Растрёпанные волосы спадают скомканными прядями по рельефу перемазанного глиной камня. Лицо залито слезами! А сволочь… Проклятый, непотребный ублюдок, прижимает ее, и тянется к дрожащим губам рыдающей девушки. Меня будто пёс дикий укусил… Себя не помнил! Они не сразу меня заметили. Но, прежде, чем Злата и проклятый аристократишка округлили глаза, удивившись моему появлению, я уже мчался со скрюченными в кулак пальцами прямо к несносной морде паршивца. Смаковал удар костяшек о челюсть! Он посмел обидеть и унизить ту, что подарила мне дыхание… И этого я ему никогда не прощу!

Один рывок. Все произошло так быстро, что я бы не смог осечься! Не промахнулся бы… Если бы… Перед ним не выскочила любимая, прикрывая его собой.

— Дима!!! Стой!!! Не смей!!!

В глазах потемнело… Я вижу влагу, стекающую по ее щекам.

— Не смей… Не смей?

— Не смей. Я разберусь сама. Пожалуйста, ступай домой.

Осознание действительности

В глазах померкло, на душе стало настолько гадко, что в пору было задохнуться. Смотрю ей в глаза, вижу страх и боль, знаю! Чувствую, как ей эти прикосновения были противны. Так почему?! Зачем гонит?! Я ведь с удовольствием уйму этого зазнавшегося подонка! В жизни пальцем к ней не притронется! Перевожу взгляд, то на нее, то на него… В её широко распахнутых глазах застыли слёзы. На его физиономии нарисовалась злорадная ухмылка…

— Что, челядь? Оцепенел?! Не ожидал, что дама откажется от помощи рыцаря в стоптанных сандалиях? — Чёрт! Сжимаю до хруста пальцы, сцепил зубы… Готов рычать от злости и… Обиды. Мне правда было неловко от вида своей обуви, но… Я не покупал новые в этом году, а на работе старые стоптались быстро. И, хоть жалование мое было вполне приличным, как для подмастерья, я экономил… В этом году хотел сделать подарок для Златы перед ее отъездом. Когда гуляли вместе по ярмарке, она присмотрела среди старинных книг сборник Пушкина с подписью… И, хоть ценность этой книги, судя по ее выражению лица, была несопоставима с любыми суммами, торговец запросил не так и много. Спрос на подобное был невелик. Несколько месяцев… И…. Я смог бы увидеть на её лице улыбку, адресованную только мне…

— Заткнись! — Рванул в его сторону, но златовласка вцепилась мне в рукав мертвой хваткой.

— Не смей! Не смей, Дмитрий!!! — Отчего-то почувствовал себя третьим лишним. Тем, кто лишь под ногами путается. Точно вшивым щенком в непотребном наряде. В коленях дрожь пошла. Расползлась по всему телу. Стою, и ни туда ни назад не могу шагу сделать. Замер, растерянный, сломленный… Она это увидела. Взяла за руку.

— Пошли. Давай уйдем отсюда, пожалуйста. — Попросила умоляюще, и я подался. Обернулись, направившись прочь с этого мерзкого прохода.

— Лебёдка! — Пропел радостно Владимир, я повернул голову инстинктивно. Он насмешливо вздернул уголки губ. — До завтра! Мы обязательно продолжим начатое! — Сердце раздало грузный клокот. Это не красной тряпкой перед быком… Это был удар по носу дикой голодной собаке! И я сорвался с цепи… Рванул рукав с ладошек Златы, и ринулся к ублюдку. Набросился на него, как безумный… Колотил, колотил, колотил! Не слышал ни истеричных возгласов девушки, ни всхлипов поджавшего подо мной колени ублюдка, пока не почувствовал, что сзади по спине приходятся не слишком болезненные, но ощутимые удары сумкой. Обернулся, часто дыша, всматриваясь расфокусированным взглядом в рыдающую девчонку. Выдохнул… Поднялся над отпрыском знати, и не сдержался, чтобы снова его не пнуть. Последний раз…

— Ещё раз увижу тебя возле неё! Ещё хоть один раз! Пеняй на себя! Мне будет плевать, кто ты и какого рода! С раздробленной челюстью и знатный павлин, вроде тебя, не будет смотреться так благородно!

Неожиданно для меня, в ответ послышался надрывный, хлюпающий хохот.

— Идиот… Как есть — идиот! Ты только что окончательно подписал себе приговор! Себе, или всей этой семейке, если папаша твоей ненаглядной снова начнет изображать благородие. — Злата снова отчаянно всхлипнула. Переметнул на неё сбитый с толку взгляд. Прижала ладоши к лицу, и так горько взвыла, что я невольно поник. Даже слов не нашел подходящих. Ублюдок тем временем кое-как поднялся, отряхнулся, и бросил, уходя, напоследок. — Ты так предсказуем, челядь! Так предсказуем… — И ушел, оставив нас одних за подворотней воскресной школы.

— Злата… — Положил рукуна подрагивающее плечо девушки, желая успокоить и услышать хоть какое нибудь объяснение произошедшему. Но она отбросила от себя мою ладонь, и злостно сжала губы

— Что ты наделал?! Что ты наделал, Дима?! — Давится слезами, а я обескураженно пытаюсь подобрать оправдание своему поступку, но перед глазами опять поплыли картинки, где он насильно прижимает ее к стене, и пытается впиться в дрожащие от рыданий губы своими.

— О чем ты говоришь?! — Обхватил ее, и тряхнул, сам от себя не ожидая такого поступка! — Мне не нужно было ему мешать?! Может, тебе и самой нравилось?! Или я чего-то не понимаю?! — Не контролируя поток слов, говорю то, от чего ей больно, мне больно, и не могу остановиться…

Затаила дыхание, глядя на меня широко распахнутыми влажными глазами.

— За что ты так? — Дрожащий голос стучал в моё сердце, и не мог достучаться… Его сдавило шипами, и, чтобы облегчить боль, оно отключило разум и вменяемость.

— За что?! Ты спрашиваешь — за что?! Меня пробирала дрожь, и я не мог остановиться! Эмоции смешались! И я беспощадно травил словами ту, кого люблю. — Тогда объясни! Объясни! Ради чего ты пыталась прикрыть передо мной его шкуру?!

— Потому что! — Вскрикнула, и тут же осеклась, будто сдерживая слова в гортани. — Так было нужно… Так было нужно! А ты не послушал!

— Скажи… — В голову пробралось подозрение, и я решил задать прямой вопрос, зная, что Злата совершенно не умеет врать. — Это не впервые? Да? Раньше такое уже случалось?

Молча опустила взгляд на груду снега под ногами. Это и стало ответом… Мы стояли, в полной тишине. Она, не дыша, не поднимая голову, и я… Еле сдерживая желание догнать ублюдка и завершить начатое, и, еле сдерживая слёзы… От разочарования и обиды.

— Значит… Я был прав. Значит, я действительно просто Вам помешал… — Поднял глаза и глотнул на полные лёгкие кислорода. — Простите, барыня… Я, наверное, допустил ошибку… — Развернулся, и дряпнул стёртой подошвой о мокрый снег, пытаясь в одно мгновение похоронить все мечты, которыми жил эти пять лет…

— Нет… Нет! — Растерянный, громкий крик позади, и жаркие, трепетные объятия, что накрыли волной тепла и нежности спину. Замер, боясь даже пошевелиться. — Послушай, послушай, Дима! Ты все не так понял… Не так, глупый! Я просто… Я просто не знала, что делать…

— Не знала?! А почему не сказала мне?! Ты ведь знаешь… Любой ценой я…

— Да! Вот именно! Любой ценой! А я… Была несогласна платить любую цену!

— О чем ты говоришь? — Резко обернулся, и впился требовательным взглядом в небесные глаза.

— Ты не понимаешь… Многое, Дима! Слишком многое… Неужели ты не замечал? Да, все скрывают, но…. Если присмотреться. Разве не видел? С того времени, как от отца отказалась вся местная знать — кое-что изменилось… И… И… Прости… Я не могла! Не хотела допускать, чтобы все стало ещё хуже!

Оторопел. Рваное дыхание стегало сжатые лёгкие.

— Ты говоришь… Что ваша семья сейчас не в лучшем положении, да? — Пытаюсь сложить пазл, наивно отрицая причины и последствия, о которых мне давно должно было быть известно. — И это… Из-за меня?!

— Нет же, нет, глупый, не из-за тебя! Во всем виноват этот никчёмный человечишка… Он и его папаша! Ты ни при чем! Здесь нет твоей вины! — Со всех сил пыталась меня успокоить, но это было тщетно. Осознание накатило лавиной. Ведь я по правде! Как не догадался раньше?! Как не доглядел?! Все это время… Входил на кухню, в гостиную… И разговоры стихали. Шепот за спиной все время вторил наивной душе — что-то не так! А я отказывался слышать…

Тоесть… И Андрей Николаевич… И все те добрые люди, что всегда пытались помочь… Их жизнь изменилась не в лучшую сторону из-за меня?!! Попятился назад, округлив глаза, словно умалишенный… И Злата… Она, терпела приставания! Заставляла себя! Он ее касался! По моей вине?! Выдержать такого я не смог бы… К чёрту! Все к чёрту!!!

Обернулся, и со всех ног рванул к имению. Через порывы ветра, несущие ворох снежных хлопьев, доносился её плачущий голос… — Дима…. Дима! Постой….

Искупление

До имения бежал в беспамятстве. Так быстро, как был способен. Рассудительные умозаключения назойливо терзали измученное совестью сознание. Я же в упор смотрел и не видел! Случайно ли, что с той поры порог имения Бязевых не переступали соседи знати? Случайно ли, что половина наемных слуг разбрелась, от несоответствующих условий и оплаты? Случайно ли, что Андрей Николаевич уже целую вечность, словно с креста снятый, ходит? Закрывается в кабинете, и даже дочери не открывает сердце? Эти ворохи писем, которые он открывал, кривя лицо от безысходности? Случайность? Отмахивался, пресекая неумолимые порывы стегающего ветра ладонями. Чтобы снег не путался со слезами. Шапка, так я зову приблудившуюся с год назад бродячую собаку, звонко залаяла, чуть заприметив меня у ворот. Промчал мимо верного товарища, даже по загривку не погладил… сразу метнулся к черному входу. Резво стряхнул с ног свои потёртые валенки, переобулся, и направился прямиком на запах свежеиспечённого хлеба.

Рьяно хватая кислород, в попытке отдышаться, застыл в дверях, оттягивая шарф от горла. На тяжелые вздохи обернулась Тамила Сергеевна, напевавшая мотив рождественской песенки над миской с добротно взбитым тестом. Замерла, и уставилась на меня, как на привидение.

— Батюшки! — Спустя несколько секунд громко всплеснула в ладоши, демонстративно охая. — Ты чего весь такой распахнутых? Мокрый? Чего встал?! Проходи скорее! Чаю налью! Будешь греться! Нето чего доброго сляжешь! Что потом делать?

Кинулась к заварнику и лохани мясных пирогов. В глазах замигали вспышки света…

— Тетушка! — Окликнул рассеянно мечущуюся кухарку, таким надрывным голосом, что она тут же замерла, и уставилась на меня с тревогой. — Это правда? Скажите! Вы скрывали? Вы, все? У хозяина проблемы? Имение в бедственном положении? И…. Это по моей вине?

Вытаращила глаза, и прикрыла рот руками. Нащупала позади спинку стула, и плюхнулась. Часто заморгала, чтобы скрыть от меня подступившие слёзы.

— Приятель… — Чуть слышным, дрожащим голосом повела неразборчивую речь. — Как ты…

— Как я узнал? — Выпалил, не дожидаясь ответа, и прошел с прохода в кухню, щеголяя нервно взад-вперед. — А разве это важно? Да я одного не понимаю! Зачем столько чести?! Кому?! Пройдохе с забытого Богом квартала… Ублюдку без рода и имени! Из-за меня?! Да почему он не выставил меня за дверь, как только этот слепок цинизма и голубой крови не поплакался на меня папочке?! Оно же того не стоит…

Осознание этого болезненно стегануло сердце…

— К чёрту… — Облокотился о стену, и устало сполз на плитку, утирая вспотевшее от смены температуры лицо.

— Дима! Подожди! Не спеши так с выводами, приятель! — Опешившая от моей рьяной речи женщина мотнула головой, и наконец вернула себе способность привычно резко вести диалог. — Дело ведь не в тебе… Не только в тебе

— Не лгите! Молю вас, Тамила Сергеевна! Не нужно меня успокаивать… Я все понял! И как раньше не додумался? Мне так жаль… Как же мне жаль, тетушка!

Она тоскливо обвела меня опустошенным взглядом, и, сожалеюще цокая языком, замотала головой.

— Милый… Послушай… Да, тогда ты послужил причиной неподчинения господина. В этом… Твоя правда. — Чуть не всхлипнул вслух, пряча лицо за коленями. Кухарка неторопливо поднялась со стула и подошла ко мне. Наклонилась, и погладила плечи. — Но, Андрей Николаевич всегда был бунтарем. Не лебезил, не ходил перед вышестоящими на задних ножках. Я не была удивлена, когда он отказал в нелепой просьбе Александру Йосиповичу. За такой характер мы и любим его всем сердцем. И Злата… Не волнуйся, милый. Здесь тоже есть вполне приличные учебные заведения. Литературу можно и у нас учить…

Пальцы похолодели… Дрожь прошла по телу, и я впился пальцами в потертую ткань штанов. Резко вздернул голову и впился в глаза любимой толстушки расфокусированным, сбитым с толку, взглядом…

— Что вы сказали?! Злата… Она не сможет поехать?

Тамила Сергеевна сглотнула, сцепила зубы, очевидно, поняв, что сболтнула лишнего.

— Так я… Ты… Разве не это узнал?

— Говорите! Тетушка! Немедленно!!! — Вскочил на ноги, не теряя контакт глаз. — Почему она не едет?!

Сжала руки в кулаки. Тянет, пытаясь слова подобрать. Спустя пару секунд, наконец, выдохнула…

— Пришел отказ с посольства. Объяснений они не предоставили. Андрей Николаевич и не просил. Очевидно же… У проклятого аристократишки связи по всем главствующим органам. Вот и…

— Чёрт!!! — Вскрикнул, перебив рассказ немыслимого содержания. Схватился за голову, перебирая складки шапки. — Чёрт! Чёрт! Чёрт!!! — Развернулся, и рванул к двери. Не помня себя, сдерживая безумный стук сердца.

— Дима! — Доносился за спиной отчаянный крик кухарки, но я продолжал бежать. Со всех ног. Подальше. От этого дома… От этих людей… От этого мира, в котором челядь, подобная мне, может создавать лишь проблемы и разрушение. Что было в тот момент на моей душе — словами не передать… Вопреки морозному воздуху, там был беснующий пожар, изжигавший нутро болезненным пламенем… Проскочил мимо жалостливо лающей верной псины. Мимо убиравшихся на террасе слуг. И скрылся за дубовыми воротами, уходя в никуда, из которого некогда здесь появился…

******************

Вечереет. Брожу по заснеженным улицам, и собираю на варежки коллекции самых разноформенных снежинок. Нос отмерз, и пятки пробрало. Не долго на них хватало тепла стертых подошв. В груди сжимает. Может это от частых глотков прохлады…. А может, от острой боли и осознания, чем моё появление в жизни златовласки для неё вылилось. Ерзаю по сугробам, рассматривая настенные вывески. Бреду вникуда. Сбежал, как последний трус… От себя, от неё, от проблем… Всё потому, что… Чем могу помочь? Чем?! Кроме как… Исчезнуть.

Однажды, она поймет меня. Должна понять.

Городская ель пестреет красочными огоньками. Вдыхаю запах горячего вина с корицей, что разливают в это время года буквально на каждом углу. Прикрываю глаза, и сдаюсь лавине приятных воспоминаний… Те вечера, в которые мне счастливилось находиться с ними рядом, слушать рассказы, звонкий смех… Они пахли так же. Тепло и уютно… И в этом запахе потерять себя оказалось гораздо легче, чем я предполагал.

Продолжаю неспешно шагать вдоль стены, потупив опустевший взгляд. Что я значу для этого мира? Ничем не пригодный. Бесполезный. Душевные скитания отняли последнюю долику самообладания, и, когда нервы достигли предела, повернулся, и со всех сил съездил ногой по потрескавшемуся камню. Свист сверху заставил поднять голову, и по носу тотчас съездила свалившаяся с крыши горсть снега. Прорычал от злости, и недовольно смахнул с глаз налипшие комья.

— Ррррр… Чёрт! — Проморгался, и уставился в одну точку, чтобы сфокусировать взгляд. Потихоньку начало проясняться… Вывеска. Обратил внимание. Прямо перед носом. А мог и не заметить, если бы не это…

"На войне без тебя никак!" — Заглавная красная надпись разнится с мелким шрифтом под картинкой, на которой изображен сурово глядящий в саму душу мужчина, в солдатской форме. Подошёл ещё ближе и пробежался по строкам беглым взглядом. — "В отряды на передовую нужны солдаты. Риск погибнуть за родину — не риск! А большая честь! Твоя земля нуждается в тебе…"

Почесал задумчиво затылок… А ведь защитник родины в рядах служащих это уже не то же самое, что сумасбродный пёс… Кто тогда за меня слово скажет? И стоило же этой снежке свалиться мне на голову… Видимо, это был знак от самой судьбы!

Уговор

— Открывайте!!! Открывайте, я сказал!!! — Тесно сжал кулаки в ладони, и со всех сил колочу по тяжёлым дубовым воротом так, что дыхание сбилось! Утер рукавом испарину со лба, и прибавил напор, дрожащими руками избивая вытесанное дерево. — Я не уйду отсюда! Не уйду! Мне надо поговорить с вашим барином! И пока он не примет меня — не сдвинусь с этого места, чёрт побери!

С четверть часа мне пришлось выбивать калитку, прежде, чем засов с обратной стороны отворился, и на заснеженную дорогу вышел явно недовольный появлением замызганного незнакомца дворник.

— Тебе чего, собака?! Время видел?! Ночь скоро! Убирайся прочь, пока не позвал исправника! — Злобно прошипел мужчина, кутаясь покрасневшим от холода носом в шарфик.

— Я не уйду… — Прохрипел сипло, на одном безнадежном отчаяние… — Клянусь вам, дядька! Ни за что не уйду! Мне нужно увидеть Александра Йосиповича! Сейчас же! Если бы не было в этом крайней необходимости… Не околачивался бы на морозе до посинения! Не завывал бы побитым псом! Не молил бы пустить!

— Не понимаешь, челядь?! — Сорвался с горла злобного сноба пробирающий до костей рык, и он, подхватив подпиравшую забор лопату, замахнулся ею прямо перед моим лицом. Я прищурился, и рефлекторно прикрылся руками, но не отступил и шагу в сторону.

— Что у вас стряслось, любезный? — Послышался размеренный голос за спиной разьяренного дворника, и я отвел от лица ладони, отвлекаясь на монотонный тембр. Амбал с лопатой замер, и, опешив на мгновение, следом склонил в поклоне голову.

— Господин, прошу простить, что помешали вашей вечерней прогулке… — Принялся оправдываться, прямо таки растекаясь у ног важной шишки подталым пломбиром. Смотри, и агрессия улетучилась, и способность держать нрав в узде появилась. — Просто… Этот вот! — Ткнул на меня пальцем, и я понял, что дальше выжидать чей-то благосклонности в гордом молчании не стоит. Толку с этого будет мало…

— Этот вот! Как дядька изволит выражаться! Целую вечность пытается достучаться! И не нужно гнать меня лопатой! Разве я не русским языком сказал? Мне нужно поговорить с хозяином этого имения! Пустите! Или с места не сдвинусь! Было такое?! — Обратился к поникшему дворнику, требуя ответ. — Молчите? Так я сам отвечу! Было! А раз я так сказал, значит сдвинуть меня можно только вынося отсюда под руки!

На одном вдохе выпалил свою решительную речь, и уставился на холодное выражение подошедшего мужчины. От моей наглости он буквально опешил… А после — растянул тонкие губы в улыбке

— Что ж… Хочу сказать, ты интересный малый. Я, к твоему сведению, и есть хозяин этого имения… — Бросил, обернувшись, и сделал несколько шагов в сторону роскошного особняка. Я уже думал было снова начать голосить… Но он замедлил ход — Чего стоишь? Идём, раз у тебя ко мне разговор…

*******************

Стою, перетаптываясь в дверях большого кабинета с ноги на ногу. Несколько раз поднес к лицу ладони, и обдал их дыханием в попытке согреться.

— Вот — Оторвавшись от листовки, которую я сорвал со стены, и предоставил ему для ознакомления, мужчина придвинул ко мне дымящуюся чашку. — Согрейся.

Интересно получается… В моём воображении отец этого непутёвого ядовитого чада представлялся напыщенным толстяком, смеющимся над чужим горем. А сейчас вот… Смотрю на него, и не могу понять, что между отцом и сыном общего. Болван Владимир обязательно именно таким станет… А этот человек… Он несколько не оправдал ожиданий. Высокий, худощавый, с первого взгляда — рассудительный. Очевидно, властный, и держит служащих на короткой цепи. Холодный… Безразличный. Отчего-то подумалось, что та улыбка, которую мне посчастливилось узреть на его лице около ворот, была редким исключением. И разговор надо вести крайне осторожно. Но… С таким экземпляром дело иметь куда более приятно, чем с беспринципной ушвалью, что носит его фамилию.

— Спасибо. — С благодарностью принял горячий, ароматно пахнущий, чай, и согрел теплым фарфором заледеневшие пальцы.

Мужчина, несколько раз перечитав немногословный текст на брошюре, поднял на меня заинтересованный взгляд.

— Значит, Дмитрий… Я много о тебе наслышан. — Повел разговор, не меняя тональности. Так обычно говорят те, кому ни до чего нет дела. И он создавал впечатление именно такого человека. — Ты хочешь, чтобы я сменил гнев на милость в отношении семьи Бязевых…

— Хочу! — Тут же выпалил я, не дожидаясь разрешения на ответ. — Хочу, Александр Йосипович! Вы ведь обозлились на них из-за капризов своего сынишки? — Совершенно не подбирая слов, прямо переспросил очевидное, и по пространству кабинета разлился приглушённый смех.

— Ха-ха-ха-ха-ха…. — Округлил в недоумении глаза, пытаясь понять настрой непростого собеседника. — Давно я не слышал в адрес своего паршивца подобных наречений! — Больно радостно подметил он, и я совершенно потерял видимость на сложившуюся ситуацию. Мотнул головой, гордо расправив плечи.

— Послушайте. Я не знаю, как именно его восхваляют ваши верноподданные, но, не могу сказать, что разделяю их точку зрения. — Александр Йосипович молча слушал моё изложение, спокойно изучая, сколько живых эмоций в моих глазах. — Да это и не важно… Вы хотели, чтобы от меня избавились. Так вот… Я пришел сообщить, что исчезну из дома Бязевых, как того и хотел ваш дорогой сынишка.

Скопившаяся за годы желчь оказалась неуёмной лавиной, которую я никак не мог сдержать даже в присутствии отца этого подлого ублюдка.

— Я уйду на войну. Это единственно верное решение. Если судьбой мне будет уготовано вернуться — то вернусь я не подвальной крысой, а добровольцем, что согласился отстоять честь своей страны даже ценой собственной жизни. И вам не буду глаза мозолить.

Высказав все, как есть, неподвижно замер, в ожидании вердикта, но глаз не отвел. Пусть смотрит и видит, что с ним говорят искренне, со всей душой. Ведь, во взгляде собственного чада он этого точно не найдет.

Мужчина устало выдохнул и присел на кресло, объял пальцами подбородок и почесал щетину.

— Знаешь… Дело ведь даже не в тебе. И не в этом безмозглом, капризном мальчишке. Ты ещё мал, но должен понимать…

— Не важно. — Мотнул головой и стиснул пальцы. — Мне совершенно не важно, почему… — Проговорил дрожащим голосом, и, медленно… Перебаривая себя, опустился перед ним на колени. Веки стали влажными от слёз… Унизительно? Плевать… На кон поставлено слишком много. — Я прошу Вас. В тот самый день, как я уйду на войну — верните моим дорогим покровителям прежнюю жизнь.

Господин задумчиво посмотрел в окно. На несколько минут время будто застыло. Я сцепил веки, считая секунды до ответа… Мне давно. Очень давно не было так страшно получить отказ.

— Знаешь, парень… — Словно оттаявшим голосом мужчина наконец прервал невыносимую тишину. — А ты мне нравишься. За себя пресмыкаться не стал… А за близких не гнушался стать на колени. И, только потому, что ты такой, я, пожалуй, рискну непреклонной репутацией и пойду тебе на уступки. Но, есть условие…

******************

Несколько рассеянный от пары часов беспрерывных размышлений, медленно прошел в гостиную, даже не сбросив с плеч расстегнутое пальто. Взглядом сразу наткнулся на пёструю ель, на которой кружилась в вальсе пара золотых лебедей. Засмотрелся, и не сразу обернулся на всхлипы, доносившиеся за спиной, пока жар дыхания не раздался волной мурашек прямо по затылку.

— Дима! — Резко обернул голову на звучание любимого голосочка, хриплого от частых всхлипов. Не успел слова сказать, как Злата бросилась мне на шею, и прижалась, близко-близко, обвивая дрожащими ладошами. — Где ты был?! Где же ты был, дурак?!!

Отчаянно вскрикивая, златовласка роняла горячие слёзы на шерстяной воротник, а мое сердце сжалось, и заклокотало, как безумное. Накрыл вздрагивающие плечи руками, сжал их, и уткнулся носом в растрёпанные, пшеничные волосы.

— Прости меня… Злата. Не плач… Я вернулся домой…

Печальная весть

Сцепил веки, тесно прижимая златовласку к себе. Дышу таким любимым запахом. Слышу тихие всхлипы, морщусь… Я стал причиной её слёз. Снова… Она столько значит… так много, что кроме нее ничего не вижу, ничего не слышу. Наш мир… на целых несколько мгновений больше ничего не существует. Сейчас мне кажется, что и я значу для неё не меньше. Так сильно стучит ее сердце! Так вторит моему собственному… Забывшись в ней, не сразу замечаю, что в гостиной она была не одна…

— Дима! Хороший ты наш! Ну что ж тебя угораздило пропасть на целую вечность! Дурень! Я из-за тебя точно раньше назначенного часа поседею! — Оторвался от Златы, переметнув растерянный взгляд на звонкие причитания нашей кухарки.

— Да совести у тебя нет! — Надежда Павловна в привычно строгой манере перебила возглас всхлипывающей женщины. — Прекрасно знаешь, что о тебе будут волноваться, и все равно позволяешь себе ночные прогулки!

— Ой-ой-ой… Я тебе завтра за это выделю добрый шмат работы! — Просипел мой наставник, неоковырно поднимаясь со стула, в попытке с наименьшим ущербом побороть обострившийся радикулит. — Тяжёлый труд лишит времени на дурные мысли!

— Парень… — Ступил шаг вперёд хозяин имения, и я аккуратно отстранил от себя его дочь, что до сих пор утыкалась носом в моё плечо. Виновато потупил взгляд и тяжело вздохнул. — Что случилось? Где ты был? Мы все за тебя переживали… Не делай так больше никогда!

Душу переполнили эмоции. С замиранием сердца обвел глазами людей, ожидавших меня все это время в гостиной. Никто не спал. Все измучены. Обращаю внимание на то, что руки Златы дрожат. Суровое с виду выражение Андрея Николаевича так похоже на отцовское… С камина доносится треск догорающих брёвен. Запах хвои обволакивает и успокаивает. В такой обстановке легко осмыслить, осознать на самом деле важные вещи. И я ни грамма не сомневаюсь в своем решении.

Склонил голову в низком поклоне.

— Простите… Прошу, простите меня, пожалуйста…

****************

— На вот, возьми ещё одну плюшку! Две умял, не успел и глазом моргнуть! Глупый мальчишка! Наверное, за день и не съел ничего! — Тамила Сергеевна снесла на журнальный столик заварник с чаем, и остывшую с обеда выпечку. С аппетитом уплетал лакомство, вкуснее которого давно ничего не ел. Я и забыл…. Какой вкус еды после голода. Мы остались вчетвером. Я, добродушная кухарка, то и дело поправляющая тарелки на столешнице и подливающая в чашки горячий чай, Злата и ее отец. Лебедка сидела напротив, смущённо перебирая между пальцами складки платья. А Андрей Николаевич сосредоточено на меня смотрел. Спустя тарелку уплетенной сдобы, я наконец сосредоточил внимание на нем. Речь не заводил, молча ждал, когда господин что-то скажет… Что он собирался со мной говорить — сомнений не оставалось.

— Тебя исключили из школы. — Наконец собрав волю, отрезал мужчина, опустив жалостливый взгляд. — Мне жаль.

Горечь прорисовывалась на лице златовласки, у поварихи в руках дрогнула чашка, и она отвела глаза, чтобы я не высмотрел в её глазах влагу.

— Жаль?! Жаль — не то слово! — Не выдержав, выпалила лебедка, сжимая в руках до скрипа горячий фарфор. — Всего-ничего оставалось учиться! А из-за этого… Этого!!!

На веках выступили искрящиеся слёзы, и через мгновение она уже не могла сдержаться. Накрыла ладонями лицо, и горько заплакала.

— Не стоит… — Тут же пришел в себя от недоумения за их боль обо мнение, когда почувствовал, насколько она велика. Ведь… Это напрасно. — Я хотел с вами поговорить. Мне удалось обратить на себя внимание, но… С чего начать? Видимо, стоит говорить прямо… — Андрей Николаевич, я принял решение идти воевать.

Сказал, и время словно остановилось. Тамила Сергеевна широко разинула рот, так и не донеся до губ надломленную плюшку. Глаза Златы округлились, и длинные ресницы некоторое время не шевелились, смотрела на меня, не моргая. Господин несколько минут тоже сидел неподвижно, а после размеренно, словно отвлекаясь на житейское, почесал затылок.

— Парень, ты с чего такое удумал? — Непривычно серьезно спросил, всей тональностью демонстрируя отношение, достойное взрослого, достойного человека.

— Это моё решение. Оно не обсуждается. Выезжаю в канун рождества. На границы Кавказа дорога дальняя. Тогда успею в срок. — Напротив послышался отчаянный всхлип. Переметнул взгляд на девушку, утиравшую стекающие ручьями слёзы.

— Злата… — Сказал в пол голоса, и потянулся ладонью к подрагивающему плечу. Чуть коснулся кончиком пальцев к ажуру, разделившему ткань платья и теплую кожу. Она поморщилась, и накрыла лицо руками. Казалось, сейчас любое неправильное движение или слово может заставить ее сердце рассыпаться в щепки. Хочу унять ее боль… Только этого и хочу. Вспомнил о припрятанном подарке. Потянулся к внутреннему карману зимнего одеяния, и выудил твердый переплет… — Смотри! Смотри, Злата! Помнишь, ты его присмотрела? Я купил. Это тебе! — Протягиваю ей книгу, но дрожь ладошек не проходит. — Ты поедешь учиться! Понимаешь? Я знаю это! Точно знаю! Туда, куда хотела! Можешь не спрашивать, откуда. Просто поверь мне!

С надеждой глядя на нее, жду, когда на её лице мелькнёт тень улыбки, радости… Хоть чего-то, кроме проклятой, заразной боли! Но этого не происходит… Златовласка ещё несколько минут заливалась слезами, скрываясь за руками. Потом оттолкнула мою ладонь… Резко подскочила. Вырвала книгу с рук и со всех сил забросила ее в дальний угол гостиной. Гулкое приземление и шелест страниц рассек образовавшуюся тишину.

— К чёрту! — Вскрикнула истерично, стиснув тонкие пальчики в кулачки. — Не нужно мне книги! И учиться не хочу! Я хочу, чтобы ты жил! — Давясь струящейся влагой, выскочила из-за стола, и убежала прочь… Я подскочил, желая догнать ее, но меня перехватил за запястье Андрей Николаевич.

— Оставь… Ей надо побыть одной… А вот нам с тобой нужно поговорить…

Признание

— И что? — С пугающе серьезным видом спросил Андрей Николаевич, как только закрыл за нами дверь в свой кабинет. — Только, говори правду. Не делай с меня дурака, парень. Я не первый день живу, понимаю, что это твоё решение вызвано не голым патриотизмом.

Потрепал волосы на затылке, и ответил на взгляд взглядом. Видимо, придется говорить, как есть. В конце концов, причина ничего не меняет.

— Я был у Александра Йосиповича. Мы поговорили. И пришли к согласию. — Господин округлил глаза, и сжал столешницу до скрипа. — Как?! Ты с ним встречался? — Выпалил в недоумении, и даже с места привстал; видимо, к этой шишке не так легко прорваться, как я думал.

— Ага… Встречался. С ним договориться оказалось проще, чем с его вздорным сынишкой. — Мужчина обошел стол и стал напротив. Покачал головой…

— И о чем же вы договорились? Воевать пойдешь, и он окажет милость снять ограничения с торговли и вернуть прежние налоги? — Я и не думал, что действия были таких масштабов. Оказывается, этот человек имеет больше влияния, чем я предполагал.

— О подробностях я не расспрашивал. Если я уйду… Вернее, когда я уйду, ваша жизнь вернётся в былое русло. Как это будет происходить… — Не это важно… — Перебил Андрей Николаевич, в глаза вглядываясь, как в душу. Ты говоришь, все решил… А спросил то нас, надо ли это? Спросил, согласны ли мы? Да ты же, парень, представления не имеешь, на что подписался! Самый разгар! Самая гуща! На Кавказе знают, что нет у них больше и шанса… И считают, терять больше нечего! На последнем дыхание люди способны на такое… А ты на передовую! Без навыков! Без умений! Что будет той подготовки?! Месяц пройдет, или два, за этот период с тебя могут сделать только пушечное мясо, а не достойного армии бойца! Год 1859… Тебе семнадцать! И я не хочу, чёрт побери, чтобы он в твоей жизни был последним!

Резко встал, и сровнял между нами расстояние.

— Не важно. Я не так прост, как кажется. Можете не беспокоиться. Не для того я умудрился дожить до этих пор подвальной крысой, чтобы подохнуть от руки врага прежде, чем отстою вашу честь и честь своей страны. — Он замолчал. Видимо, понял, что не имеет смысла возражать. — Я верю, что поступаю правильно. Стоит расти мужчиной, а не тепличным овощем под покровительством добрых людей, которым ещё и досталось по моей милости! Да и… Не это основное условие вашего противника…

Хозяин дополнил грусть заинтересованностью.

— И что же это за условие?

— Вы будете очень удивлены…

******************

Прошло две недели. Я готовился к скорому отъезду, и пытался всячески успокоить обеспокоенных домочадцев. Причитания кухарки после бурных истерик не казались таким уж большим наказанием. Надежда Павловна достала из подсобки и вшила несколько теплых свитеров в дорогу, а наставник, кажется, даже стал по другому на меня смотреть. Даже работой не нагружал. Чаще байки свои рассказывал, будто на многие годы вперед. Не могу сказать, что это вовсе не имело места. Никто не знает, сколько война продлится, и, самое главное… Никто не знает, сколько мне предстоит воевать на ней, оставаясь целым и невредимым. Это все понятно… Оттого хотелось не тратить времени зря. Срок до Рождества. В канун праздника я покину этот дом, и, вполне может случиться, что не вернусь больше.

Это время может быть единственной возможностью побыть с ней… Запомнить её. Отпечатать в памяти черты лица, запах волос, жесты и мимику. Слушать звонкий голосок и вторить радушной улыбке. Но она не говорит со мной… Не попадается на глаза. Избегает. С дня знакомства мы впервые не пересекаемся так долго. Тем хуже осознавать, что так мы можем расстаться навсегда.

Я подобрал выброшенную ею книгу, и читал по вечерам. Представлял, что это она произносит вслух талантливые строки, и мне становилось немного легче… Пока не вспоминал выражение, с которым она сбегала. Ее отец убеждал, что ей нужно время. Осознать, принять действительность, которую она не выбирала. Но часы проходили. Их становилось меньше… И, за два дня до отъезда я пришел к дверям ее спальни, сжимая в руках переплет.

Тяжело вздохнул, стиснул дрожащие пальцы, и поднес кулак к створке, чтобы постучать… Однако, струсил. А вдруг, прогонит? Вдруг я навязываю встречу, которой она не желает? Нет… Раз бегает от меня, пряча взгляд, значит на то есть причины… Присел, прижал напоследок книгу к сердцу, и положил у входа.

— Я люблю тебя… — Проговорил в пол тона, поднялся с корточек и развернулся. Приоткрыл губы… Желая восполнить запас недостающего воздуха, распахнул веки, и часто заморгал. От неловкости не сразу заметил… Насколько ее выражение сейчас подобно моему.

Злата стояла прямо позади. Видимо, подошла, пока я решался оставить сборник. Так тихо… Как тут услышать?! Хочется сквозь землю провалиться… Неловкую паузу молчания прервал ее чуть слышный вопрос

— Что ты сейчас сказал? — Я было попятился назад, скорее рефлекторно, чем осознанно, но, остановился. Совсем не годится оставлять ее сейчас, после услышанного, без объяснений. Подобрал в кулак волю, потупил растерянный взгляд

— Прости меня… Прости… Я все понимаю! Я тебе не ровня и не пара. Но, это правда. Я люблю. Злата… Я люблю тебя.

Неблизкая дорога…

Сказал, и во рту пересохло. Частое, отрывистое дыхание сковало горло удушающим спазмом. Смотрю растерянно, и голова начинает кружиться. Ладони вспотели. Страшно. Интересно, почему я совсем не боюсь попасть на поле боя, но в ожидании ответа златовласки хочется сквозь землю провалиться?! Я ведь знаю… Всё знаю. Ей нельзя было этого слышать! И кто меня за язык дёрнул?! Теперь, имею что имею.

— Дима… — Протянула мягким дрожащим голосом, и я стиснул веки. "Нет… Молчи. Ничего не говори! Не надо…" Мысленно молю, и делаю шаг назад. Но Злата перехватывает мою руку, и мы замираем. Слышу стук собственного сердца. — Не убегай… Ты сказал правду? Ты… Действительно, любишь?

Зачем ей нужно ещё раз слышать? Смеха ради? Глупец безродный… Но, нет. Это не она. Не моя лебёдка. Из жалости? Стоит и думает, что сказать, чтобы я не белел от боли?

— Да. Люблю. — На лбу выступила испарина. Дрожащими пальцами впиваюсь в вязку кофты, и нервно поглядываю на нее. Хочется бежать… Бежать, сломя голову, и отдышаться. Мне скоро ехать. День остался. Как бы Злата не приняла эту новость — какая уж теперь разница? Зачем убиваться? — Я ни в коем случае не буду обременять тебя своими чувствами. Знаешь… Извини… я пойду.

Время всегда относительно. Сравните только, хоть одну минуту; одну минуту… Если ты положишь палец на раскалённую сковороду? Какой будет эта минута? Да каждая секунда вечность продлится! Да ты с ума сойдешь, в ожидании окончания! Да боль исказит все привычное восприятие, и эта самая минута станет адом, длинною в век! И эту же минуту… Вспомни, одну единственную минуту, проведенную с любимым человеком! Она пролетит. Только след за собою оставит. Тебе ее будет так мало, что душу продать захочешь, лишь бы продлить… Лишь бы она стала такой же бесконечно длинной, как пока держал палец на раскаленной сковороде. Вот оно какое… Время…И вот, сейчас, я будто изнутри сгорая, желая провалиться на ровном месте, думал, что этот миг никогда не закончится. Обернулся, и рвануть вперёд хотел, не глядя. Пяты будто огнем стегало. Глаза щиплет.

— Дима… — Чуть слышный голос пробился в сознание. В ушах гудит от ряда собственных мыслей. — Постой. Не уходи. — Теплая ладонь обвила предплечье, и я замер. Пусть говорит. Надо отвечать за свои поступки. Надо объясниться.

Потянула на себя. Обернулся. Мы встретились взглядами, и я забылся… Чёрт побери, я забыл все, что знал, во что верил! Я не заметил, как минута длинною в вечность стала идти неуловимо быстро. Ее небесно-голубые глазища искали в моих подтверждения. Они не отражали жалость, разочарование. Они манили… Я сцепил губы. Сжал веки. Притянул Злату к себе одним рывком, обхватив пальцами тонкую шею, и впился жадным поцелуем… За все года безответной любви. За всю жажду по ней, за всю боль. За несправедливость, возведенную некими устоями общества. За мою, за ее жизнь. За память о первой встрече. За канун рождества, за время, отведенное для чудес. И она ответила… Мы стояли, и я целовал ее мягкие губы. Мы стояли, и сознание запоминало ее вкус и запах… Я обнимал ее, перебирал светлые пряди, и верил… Впервые в жизни, верил в счастливый конец!

— Я тоже тебя люблю… — Так закончилась самая быстрая минута моей жизни.

— Я обещаю вернуться к тебе живым… — Так началась наша новая жизнь.

****************

— Парень, не смей филонить! — Звонко вскрикивает кухарка, расставляя кое-как вымощенные в каждой руке разносы. И как они только умещаются?! Главное, ни одной тарелки не разбила! Что значит, мастерство!

— Да-да — Выпалил на придыхании, резво подскочив, и перехватив хрупкие фарфоровые тарели, шатавшиеся на самом краю. Заулыбался до ушей, глядя, как округлились глаза тётушки, и даже нечаянно хихикнул.

— Ты погляди, какой шустрый! А с тебя действительно может быть толк! — Похвалила, утирая выступившую от страха испарину со лба, Тамила Сергеевна. Я думаю… За этот сервиз ей бы пол жизни пришлось рассчитываться! Ведь имеет привычку, все делать второпях! — А главное, весёлый какой! Что это такого хорошего у тебя произошло?

Перевёл искрящийся взгляд в потолок, и это точно не спасло бы меня от допроса! Если бы дверь в гостиную не скрипнула, и на пороге не появилась белокурая лебедка… Глаза невольно сфокусировались на ней…. Красивая, до беспамятства!

— Добрый вечер… Смущённо опустила голову, и я заметил, как она покраснела.

— Девочка моя! Проходи скорее! — Тетушка, заприметив юную барыню, принялась суетиться с ещё большим старанием, и фактически потеряла к нам интерес на некоторое время. Мы будто остались наедине… Кожа щек порозовела. В душе расплылось приятное тепло. Мы молча смотрели друг на друга, и этого было достаточно…

— Кхм-кхм… — Артистично прокашлявшись, обратил на себя внимание хозяин имения, которого мы даже не заметили по приходу. — Я вижу, здесь тепло, хоть и камин не полыхает…

Встрепенулся, и неестественно выпрямил осанку, пытаясь отвлечься от девушки и принять позицию достойного человека, перед бдительным взглядом отца возлюбленной.

— Извините. Я не видел, как вы вошли… — Единственное, на что хватило фантазии. Но и этого было достаточно… Избалованная его добротой Злата вовсе рассмеялась, и плюхнулась в объятия папеньки, будто зная, что к такому жесту мужчина не останется равнодушным.

— Да все нормально… — Довольно хмыкнул он, поглаживая дочь по голове. — Что ж я, не понимаю? Всего несколько часов осталось… — В воздухе повисла неловкая пауза, ведь все пытались на время забыть о таком скором неизбежном… — Кстати, дочь, ты вещи собрала?

Лебедка молча кивнула головой в подтверждение.

— А ты, парень? Повозка прибудет через час…

— Ещё с утра. — Ответил, почесав затылок. Позади послышался тихий всхлип кухарки, и тут же смолк. Наверняка, утерла нос фартуком. Ну что за неряшливая женщина…

— Давайте тогда садиться… Последнее рождество перед долгой разлукой….

И снова играет виниловый проигрыватель… И запах праздничных яств заполняет пространство. Рождественская ель пестрит перед глазами, навевая присущее зимним торжествам настроение. Печали забываются. Жизнь кажется началом чего-то хорошего… И, на этот раз, пока смотрю на окружающих меня людей, на любимую, чей поцелуй застыл на губах, и врезался в память узором счастья, я почему-то верю в это, как никогда. Верю, что как и пара лебедей на ели, покачивающаяся в такт музыке, мы однажды снова обнимемся… И счастье как никогда близко. И я ни за что его не упущу…

*****************

— Дима! — Окликнул наставник, как только мы со всеми домочадцами вышли с имения. — Повозка приехала, надо поторопиться!

Лица полюбившихся за эти годы людей побледнели. Все знают, что такое война… Не все с неё возвращаются. Но я вернусь… Я обещал. Смотрю на Злату… Под лунным светом блистают капли слёз на её веках. Она тихонько плачет, не подавая вид. И только моя душа ее слышит. Хочется утешить, успокоить… Но, мне ли не знать, это даром… Мы расстаёмся. Надолго. Но, когда настанет следующая встреча… Все будет иначе. Попрощался со всеми. Надежда Павловна, Тамила Сергеевна, Андрей Николаевич… Он по отцовски пожал мне руку, и опустил глаза, чтобы не показать страх. Страх потери, как за родного сына… Что это я себе думаю? Но… Его выражение так похоже! Женщины нагрузили полные руки всякого. Сумки еды и теплой одежды. Обнял каждую из них… Они — единственная семья, которую я помню. Те, кому по правде не все равно… Подошёл к Злате. Она прячет лицо за шарфом. Потянул к ней ладонь, и почувствовал дрожь в плечах. Стоит ли? Осекся… Так хочу обнять на прощание! Но, вдруг от этого будет хуже? Разочарованно обернулся… И она…. Обхватила ладошками спину и прижалась ко мне. Повернулся

— Возьми… — Протянула кулачок, в котором сжимала игрушку. Ту самую лебёдку, которую подарила при первой встрече… Обхватил ее руку. Опустил голову. Прикрыл глаза. Поцеловал костяшки. Тонкие пальчики выпустили золотавого лебедя… Поднял на нее томный взгляд. — Я буду ждать тебя…

— А я… Тебя. Однажды мы обязательно встретимся. Будет канун рождества. И больше… Я тебя не отпущу….

******************

— Молодой человек! Дольше ждать вас прикажете?! — От противного возгласа кучера нервно поморщился… Подхватил сумки и закинул их на плечо. Окинул всех тоскливым взглядом на прощание, вдохнул запах морозного воздуха… Побрел к повозке и распахнул дверцу…

— Челядь!!! Проклятое отродье! — Вот он… Глоток наслаждения! Ехидно ухмыльнулся, скидывая баулы на пол у дрожащих ног поганого павлина.

— Что такое, Владимир?! Не порадовал приказ папеньки? Не место таким как ты на поле боя?! То то он попросил за тобой присматривать… Может человеком станешь! — Как же приятно дразнить краснощекого болвана! Да только это делает условие Александра Йосиповича Божьей благодатью!

— Я отомщу тебе… Клянусь, отомщу!

— Отомстишь, обязательно Отомстишь… — Игриво приговариваю, умащиваясь на соседнем сидении. — А пока, устраивайся поудобнее… Дорога на Кавказ неблизкая…

В горах Кавказа

Холодная земля, устеленная тонким шерстяным покрывалом, казалась невероятно уютной койкой в пригорье Кбаады. Чёрт побери… Да стоило только ухватить в руки горячую кружку похлёбки с костра, облокотиться о склон ледяной горы, и после этой треклятой резни длинною в вечность не было большей услады уставшему телу. Синяки и ушибы не чувствовались на таком морозе. Только холод… Пробирающий до костей. Вот что на самом деле было ощутимо… Ветер воет, прокручиваясь вихрем в лежбище ветхой палатки. И этот звук… Звук, что у любого другого человека вызвал бы приторную оскому, нам казался колыбельной. Он глушил собою свист свинца. Это были часы мира. Время, когда никто не умирал… Когда не ревели где-то в ближайших поселках матери о детях. Когда сборища одичалых Черкесов не налетали на мирные дома в поисках пищи и крова. Когда мужья и отцы не ложились от рук безумных в преддверии проигрыша подонков. Когда мои братья хохотали, гулко сталкивая стаканы спиртовой настойки, а не падали в бою. Это время, время покоя, было особо ценным, потому как приходило крайне редко. Сон по три часа, смена караула. К черту, братцы! Да эти ледяные груды под лопатками лучшее из существующих пристанище! Что может быть лучше — забыто. Год 1864. Я пятый год солдат своей страны. Мой отряд загнал в угол не один свод Адыгейцев! И победа вот вот будет наша… Выстраданная победа. Победа большой ценой. Черти играют нервами… Прикрыл глаза на мгновение — и перед глазами Она. Моя лебёдка. Моя надежда на обратный путь. Угорище Кбаада. Северо-Западный Кавказ. Как далеко место, что зову домом… Выудил из кармана свёрток. Грязная, пыльная тряпченка, в которых собратья хранили корку сухого хлеба к случаю. А я свой не хранил, съедал. В обрезке тканом у меня сокровище важнее. Моя лебёдка. Игрушка с ели… Месяц до рождества. Ещё одно рождество, что я проведу от неё в дали… Обвел пальцем размашистые крылья… Как скучаю по ней. Так сильно скучаю… Я не погиб до сих пор. Острые сабли жадных до крови черкесов не раз щекотали мне шею. Но я уворачивался! Всегда! И увернусь снова… Клянусь. Веки стали тяжёлыми… До смены караула добрый час. И я могу недолго посмотреть сны… В которых будет она.

**************

— Стой… — Окликнул рычащим вкрадчивым шёпотом Гошу, товарища с недавнего призыва, что отправился со мной в караул. — Пригнись!

Мы в миг упали за кусты, притаившись в засыпанных снегом ветвях. Тихо подгреб под себя рипящую груду, ногой подтолкнув к пареньку вязку с ружьём. Моё при мне. Приникли… Рядом идут двое. Я эти рожи ехидные узнаю и в темени Кавказской суровой ночи… Вражины проклятые! Что за народ?!Ни единства, ни человечности… Мирные поселения давно сдались на милость Белого Царя! А эти… Псы треклятые! Никаких принципов! Хвалятся друг перед другом грабежом и насилием. Женщинами и детьми, взятыми в плен!

— Тшшшш…. — Злостно сузил веки, когда неловкий юнец задел рипящую прогнившую ветку. — Услышат — стрелять придется! В ближнем бою они безбашенные! Нам не чита! А звук выстрела поставит на уши весь их прилегающий лагерь!

— Прости… — Виновато потупил глаза и замер, неподвижно, со мною рядом.

В засаде долго сидеть не пришлось… К счастью, хмельные от вина, двое мужчин нашего присутствия не заметили. Прошли. А у меня подкосились ноги… Я слышал каждое их слово! Благо, пять лет в горах Кбаады волей неволей сталкивали с местными жителями, далеко не все из которых были враждебно настроены к войскам Российской империи. И, чёрт побери, готов дать палец на отсечение! Завтра утром мы поймаем крупную рыбу… В виду ведущего сброда племени Адыгейцев!

В лагере тишина. Светает. Не теряя времени на обогрев у костра, растер задубевшие ладони охапкой снега, плюхнул талого на лицо, чтобы окончательно взбодриться, отправил мелкого подкинуть дров в огонь, а сам направился к палатке командира. Стряхнул с сапог избыток грязи, и, не окликнув, вошёл внутрь. Олег Павлович часто гипнотизировал отрезок карты по нашей местности, ища пути наступления. Это был как раз тот случай. Обычно он не терпел, когда его отвлекали от размышлений. Умный дядька, негде правды деть. Но, сейчас мое дело отлагательств не потерпит… Потому плюхаюсь на соседнее место, попутно скидывая шапку прямо на деревянную столешницу около его расписанных заметками бумаг.

— Ты что, парень, башку отморозил?! — Округлив глаза, уставился, с яростью и недоумением в одночасье. Игнорируя недобрый вопрос, поднял на вояку глаза.

— Собирайте людей, Олег Павлович. Я знаю, где Данир Кэмаль решил остановить свой отряд.

— Как?! — Подскочил с места и сжал пальцами край стола до скрипа. — Как же ты это…

— Теряет хватку. Выдохся. Людей распустил. Ходят они не там где надо, и много болтают… И даже скрип веток в двух метрах от себя не слышат… Не важно это, Олег Павлович. Вы же знаете меня… Трепаться не стану. Раз говорю — собирайте людей, собирайте. Наступление через час.

Обернулся, и направился с палатки, мечтая поскорее хлебнуть пресной несоленой жижи.

— Погоди. Подопечный твой…

— Владимир?

— Он, приятель… Он.

— Поставьте, как обычно, в хвост отряда. Некогда мне с ним возиться.

Не стал слушать до конца, и вышел прочь с палатки.

Час до боя. Чтобы выжить — надо отдохнуть. Ведь мне… Обязательно надо выжить. Сжал лебёдку в кармане. Помолись за меня, Родная. Если я выберусь отсюда живым — то обязательно попаду домой.

А дома… Ты будешь ждать меня… Дома…

Возвращение

— Тихо… Вон они! Замри! — Наш отряд окружил противника в горной ловушке. Они считали это место выигрышной позицией, но… Так, вероятно, и было бы, если бы не два праздных идиота, что как раз сейчас мучались головной болью над мисками костровой похлёбки. Прикрыл глаза… Ветер северный. Порывы сильные. Целиться надо правее. Торкнул ружье товарища, ровняя по своей видимости. Глаз у меня довольно точный. Не подводил…

Он, и ещё пятеро наших направили огнестрелы на главного.

— Ведь и правда, теряет хватку… Мало того, что позволил себя обнаружить — но даже сейчас не заметить окружения! Ладно, в прочем, мне то это только на руку. Обернулся и окинул быстрым вкрадчивым взглядом своих ребят. Все на своих позициях. А в самом дальнем углу сжался трусливо Владимир… Всё таки ошибся его папаша, считая, что война исправит недо мужской характер. Трясется, нервным взглядом по сторонам мечется. И ненавистно на меня поглядывать успевает. Закатил глаза… Ну что за дурень?! Мне ли не надоело вечно прикрывать его трусливую шкуру?! За собой углядеть тяжко! А за павлином в форме и подавно… Фуф… Выдохнул. Переметнул взгляд на врага. И на командира. Он поднял указательный и средний палец, давая нам знак к началу движения. Весь наш сброд в одночасье выскользнул из-под горных теней и мёрзлых кустарников и рванул на вражеское прибежище. Главная цель — меньше жертв, больше пленников. И, наиболее ценная жизнь — жизнь их главнокомандующего. Белый царь желает присоединить народ горячей крови, а не сеять новую волну вражды под почву последующих возможных повстаний.

Мы окружили их. Кажется, любому псу понятно, что нет выхода иного, чем сдаться. Но, не даром черкесы считались неукротимыми…. Они моментально обнажили клинки…

— Сдавайтесь, на милость императора. И сохраните свою жизнь и жизнь ваших воинов! — Победно озвучил командир, чем спровоцировал рычащий жуткий рев Динара Кэмаля. Это было начало резни… Выдохнул, посмотрев устало в небо. "Прости меня, Господи… Прости".

***************

Ружье в ближнем бою бесполезно. Висит за спиной, пока краем кителя утирал длинный, заточенный кинжал. Я никогда не рубил от души. Только самые жадные до крови погибали от моей руки. Остальных старался оглушить. До окончания боя, придя в себя и обнаружив свергнутого главного, они, как правило, сами переосмысливали решение и принимали нашу сторону. Так и сейчас… Одного отключил. Второго.

— Ааааааа… — Послышался за спиной звенящий верезг, и я резко обернулся на его оглушающее звучание. Владимир… Чёрт! Только тебя не хватало! Его зажал адыгеец в подножье горы. С ноги оттолкнул от себя одного из нападавших, и рванул к нему на помощь. Если бы не его отец… Если бы не обещание, что я дал. Если бы ни Андрей Николаевич, все жители имения и Злата… Бросить бы ублюдка на произвол судьбы! Однако… Я рьяно бросаюсь вперёд него. Прикрываю собой. И сабля кавказца приходится мне по ноге… Закусил губу до крови, чтобы не кричать. Позади просвистела пуля. Она пришлась прямо в голову черкесу, прорубившему кость под коленом. Инцидент… Как некто пожертвовал собой ради собрата, отвлек Кэмаля. И командир сумел подкрасться сзади.

*****************

Неделю… Неделю я корчился, не покидая палатку. Рану прижгли, но она все равно гноилась. Женя, имея отца лекаря, и элементарные навыки медицины, осматривал меня… И грустно качал головой каждый раз, как выходил… Я молчал на это. А что говорить? Он ведь тоже не Бог всевышний, чтобы знать наперед — смогу я ходить или нет. А сам я верил…. Смогу! Смогу, чёрт побери, чего бы мне это не стоило. Но, как-то интерес сумел преобладать… И я спросил

— Ты ничего не говоришь мне, лишь смотришь с сочувствием. — Вопросительно посмотрел на товарища, и тот потупил взгляд. Затем зыркнул из-под лоба…

— Дурень! Ты Чертов болван, Дима! — Вскипел он, злостно сузив глаза. — Сдался тебе этот сопляк трусливый?! На кой?! Мало того, что не давал нашим парням научить его уму-разуму… Так и теперь сам! Из-за него!

— Что? — Оборвал Женьку, и заметил, что тот вот вот заплачет. — Что со мной будет?

Молчит… А я, кажется, и без слов все понял.

— Завтра к полудню прибудет повозка. Вас с уродцем отвезут домой. Ты по травме служить уже не сможешь. А его важный папенька велел без надзора няньки не оставлять. Вот только… Он вернётся, как ни в чем не бывало. А ты… Возможно, больше не сможешь ходить.

**************

Неделя дороги… Неделя молчания. Как и хотел, возвращаюсь на родину с почестями и признанием. Но, нет на сердце радости… И той веры, безоговорочной веры в хорошее, не хватает. Смотрю в окно. Снег идёт… По приезду в столицу в глазах запестрило предверием праздника. Проезжали мимо площади. Той самой площади, где я увидел ее впервые. Та же ярмарка. Та же радостная суета детворы. Ёлка красуется. Огни рождественские. Недовольная физиономия моего спутника, благо, раздражает одним только видом. За весь путь словом не обмолвились. Возможно, возраст сказывается… Что твердить о взаимной ненависти? Суть то и так понятна. Благодарности я от него и не ждал. Да она мне и не поможет.

В голове бреньчит мелодия шарманки… Веселая песенка о том, как зайка новый год встречает. Вот уж и виднеет крыша нашего поместья. Считанные минуты остались. Тело трясет. И не повозка в этом виновата. Обхватил руками колени и переместил ноги ближе. Теперь иначе их не двинуть. Сглотнул… И стоило ли возвращаться? Не лучше было бы героем погибнуть, чем калекой вернуться? Размышляя, не заметил как подъехали. Остановились. Стекло изрисовал мороз и вид казался размытым. Слышу шаги. Открылась дверца с обратной стороны, и поседевший за пять лет моего отсутствия Арсений Петрович радостно всплеснул в ладоши. — Парень! Это ты! — Заулыбался во всю и загорлал во весь голос — Сюда беги, Златушка! Ты вроде чувствовала! Надо же, как вовремя на прогулку вышла! — Пальцы похолодели… Я никак не был готов… К такому нельзя быть готовым! И счастье… И мерзость от самого себя… На что ей сдался калекой?!

Бежит. Вижу, как искрятся переливами пряди золотистых волос под лунным светом. Я люблю ее… Как же ее люблю… Подбежала к повозке, и так на меня посмотрела! Глаза распахнула… Ресницами хлопает…

— Дима! — Вскрикнула, и бросилась навстречу. Веки будто пламенем обьяло… По спине огрел болезненный пинок. Ублюдок проклятый! Вылетел на снег. Упал… И не могу подняться.

— Полюбуйся, лебёдка. Вот твой Дима! Челядь! Надо он тебе теперь, сломленный, неходячий? — Ехидно хихикает позади…

— Дим… — Робко окликнула дрожащим голосом. — Дим… Вставай… — Слышу всхлипы. Плачет. А я встать не могу.

Вот что такое… Больно…

Научиться не сдаваться

Повозка юркнула за спиной, хлесткая плеть засвистела по спинам вороных, и Владимир, ехидно ухмыляясь, скрылся в бушующем снегопаде. А я так и остался… Лежать на холодной земле. Гипнотизирую неподвижные ноги, а после — перевожу отрешенный взгляд на Арсения, что ошарашенно распахнул глаза, не зная, как реагировать на такое; и после — на Злату… Что в ее лице отражалось — словами не передать. Такая боль, отчаяние… Нижняя губа дрогнула, и по щекам покатились слёзы. Я поморщился, с ненавистью к себе; лебедка ко мне ринулась. Подскочила, и присела рядом…. Повела ладонью и коснулась моей дрожащей руки.

— Дима… Дима… Хороший мой… — Хриплым от всхлипов голосом шепчет, сжимая мои пальцы. Я не шевелюсь. Просто смотрю в небесные глаза, и не могу придумать, как унять ее боль. Что ж я теперь могу… Даже придвинуться и обнять не в состоянии! Светлые маленькие ладошки скользнули вверх по прессованной овчине перепачканного тулупа. Обхватила предплечья и потянула на себя! И что она хочет сделать? Жалость… Проклятая жалость… Не так я представлял себе возвращение. Дышать стало тяжело.

— Не надо! — Отбросил ее пальчики, и Злата отпряла. Взглянул на былого наставника. Благо, ничего говорить не пришлось. Он тотчас подошёл, присел, обхватил меня под руки и помог подняться. " Не смотри… Не смотри на меня, лебёдка…" — навязчиво крутилось в голове. А она смотрела… В упор, не отводя взгляд.

— Злата. — Окликнул златовласку старик. — Побеги… Извести отца. — В моём выражении она попыталась найти негласную просьбу остаться. Но я этого не хотел. Мне было невыносимо… Смотреть ей в глаза. Рванула в сторону особняка, смахивая слёзы.

— Спасибо… — Проговорил чуть слышно старику и отвернулся.

— Не за что, парень… — Пыхтит, стараясь меня поднять, и тоскливо мне улыбается. — Я же все понимаю… Как тебе сейчас больно ее видеть. Всё образумится… — Попытался успокоить. А я уставился на танец слетающих снежинок.

— Я больше в этом не уверен…

***************

Пока старик помог к дому добраться, на пороге уже собралась толпа. Но не было радостных вскриков… Не было гула праздника. Снова это чувство… Меня жалеют. Все люди, которых я так долго не видел, в итоге, глядя на меня, чувствовали боль. Благо, за жизнь Петрович нажил сил в руках. Спокойно меня удерживал в почти "стоячем" положении.

— С возвращением, Дмитрий. — Подошёл Андрей Николаевич, и протянул руку для пожатия. Вложил в неё ладонь и крепко сжал. Несколько сильнее, чем ожидал хозяин имения. — А ты времени зря не терял! — Приободряюще подметил, а я осмотрел ступни. Действительно, не терял…

Женщины мялись в углу, стараясь сдерживать слёзы. Чёрт… Хочется сбежать. Скрыться на ровном месте! Ольга Степановна уткнулась носом в плечо кухарки на минутку, чтобы я не заметил ее слёз. А Злата… Злата стояла за спиной отца и умоляюще на меня смотрела. О чем же просил ее взгляд? Не отворачивайся от меня… Что за девчонка? Тебе бы просить сейчас, чтобы я навсегда исчез… Чтобы не пришлось якшаться с калекой.

Осмотрел присутствующих… К черту. Пока не возникло желания в петлю полезть, лучше уйти прочь.

— Прошу всех меня простить. — Сообщаю, расстегивая верхнюю заклёпку на массивной дублёнке. — Я устал. И хочу побыть один…

***************

Рассвет в этот раз показался каким-то раздражающим… Я не знаю, сколько спал, но думаю, что долго. Это чувствуется… Тело затекло. Голова тяжёлая и ломота в костях заставляет мяться на простыни в попытке сменить положение. Только в ногах дискомфорт не ощущается… В ногах не ощущается ничего… Напряг руки и, сделав небольшое усилие, помог себе повернуться к стене, чтобы скрыться от первых лучей. Закрыл глаза… Жаль, что нельзя растянуть сон на дольше, и придется столкнуться с реальностью. Притом, судя по навязчивому стуку в дверь, это наступит скорее, чем я думал…

— Дима, ты спишь?! — Звонкий голос Тамилы Сергеевны быстро смахнул остатки дрема, но я все же попытался сделать вид, что не слышу. — Парень, не ври мне! Я знаю, что ты встал! Почти полтора суток дрыхнуть! Кто поверит в такую чушь?!

Сколько?! Мысленно принялся подсчитывать количество выпавших из жизни часов, но наша милейшая повариха была не намерена более ждать.

— Дима отзовись немедленно! Кому говорю?! Иначе войду сейчас же, несмотря что ты в одних подштанниках!

— Войдите… — Нехотя прохрипел, и женщина тут же ворвалась в комнату. Открывала судя по всему с ноги… Так как в одной руке она лавировала заставленным разносом, а другой… волочила за собой коляску.

Видимо, что-то в моём взгляде переменилось… Потому как Тамила Сергеевна замедлила темп, лишь посмотрев на меня. Поникла… Вот какое настроение вызываю я теперь у окружающих. Поставила еду на тумбочке, и присела рядом…

— Парень… — Хотела было завести утешительную речь, но я ее пресек.

— Все хорошо… Пожалуйста, не надо.

— Хорошо. — Опустила голову, и положила ладонь мне на запястье. — Но, все таки… Поверь мне, мальчик мой, все наладится.

Окинул деревянный, вытесанный стул на колесах, и брезгливо посмотрел на собственные ноги.

— Да, вы правы… Всё будет хорошо. Однако, вероятнее всего, не у меня.

Округлила глаза и губа женщины дрогнула.

— Не говори так! Глупый!

— Тамила Сергеевна. Я ещё не голоден. — Потянулся и достал развешанный сюртук. Сунул руку в карман и выудил свёрток с золотавым лебедем. Потрёпанный он стал за эти годы… Я отчищу. Для меня он — самая ценная вещь. — Ёлку ведь уже поставили? Помогите забраться на коляску…

*************

В гостиной светло. Мягкие солнечные лучи обрамляют свежие зелёные иголки. Переливами отсвечивают на глади пестрых игрушек. Я остался один. Попросил заботливую тётушку ненадолго выйти. Как всегда красиво… Пахнет рождеством. В хрустальной вазочке ароматные мандарины. Подъехал неоковырно к главному дереву. Окинул сверху донизу отрешенным взглядом… На самом видном месте — лебедка. Достал свою пару… Протянул ладонь. Не достаю… Чёрт. Даже на это теперь не способен! Со всех сил постарался придвинуться как можно ближе! И, дьявол… Не удержал равновесие! Ладонь дрогнула, и птица с размашистыми позолоченными крыльями юркнула вниз! Нет! Нельзя! Только не это! Одним рывком подался за ним, и чуть не вывалился с коляски. Прищурил глаза — упаду! Не падаю… Меня удерживают тонкие ладошки. Повернул голову… Злата.

— Глупый! — Кричит, хлопая длинными ресницами. — Ты что творишь?!

Поморщился… В голове одно — разбился лебедь. Разбилось то, что связывало нас эти годы! Глаза щиплет. А она… Словно сочла мое горе. Усадила обратно. Облокотила о спинку. Наклонилась и подняла игрушку… Протянула мне.

— Смотри, целый! — распахнул глаза в надежде — правда! Целый! Взял его и прижал к сердцу. — Дим… Давай, повесим его рядом — Указала пальчиком на ветку около лебедки. — И прогуляемся, вместе?

Рождественское чудо

На улице мороз. Снег. Нос покраснел и минус щиплет пальцы на руках. Но это приятное ощущение… Мне нужен был глоток воздуха… Мне нужно было чувствовать тепло ее рук, когда она касалась меня случайно, перебирая пальчиками по спинке повозки, поправляя плед. И я был благодарен. Хоть отсутствие чувств на ногах не давало вздохнуть на полные лёгкие. Молчалив. Наверное потому, что не знаю, что говорить. Что говорить? Теперь я не могу сказать "Люблю", не могу сказать — "Скучал". Рассказать, как жил все это время! Ею жил. Важно ли это? Что ей может предложить калека? Должно было быть иначе… Я старался, правда, вернуться героем войны. Будучи храбрым и самоотверженным легко лишиться статуса челяди и стать уважаемым человеком в обществе. Тогда, я мог бы просить ее руки… Конечно, не ровня! Конечно, она достойна лучшего, большего, но… Один шанс! Один единственный шанс… Он мог бы быть у меня. Однако, увы.

— Пойдем на ярмарку? Хочу яблоко в карамели! — Как это на неё похоже! Делает вид, что все отлично. Жалость… Конечно, это жалость. Никак иначе не назовешь. Отвернулся. Какая разница, что ответить? Ведь я выбирать неволен, куда идти. — Дима… Не молчи, пожалуйста. — Посмотрел в её глаза, а они на мокром месте.

— Хорошо… — Выдавил из себя тень улыбки. Почему-то показалось, что она в ней больше всего нуждается. — Я тоже, очень хочу карамельных яблок…

***************

Предпраздничная суета. Гомон стоит на каждом углу. Ярмарка в разгаре. Рождественская ель в этом году особенно хороша… Отбрасывает тень на пол площади! Шарманщик крутит по кругу одну и ту же веселую песенку, и Злата благодарно бросает в его кружку несколько серебряных. Да… Это все таки волшебное место! Как ни крути, лебедка — неземная девушка! У нее получилось то, что казалось мне невозможным… В моих глазах снова полыхают искры радости.

— Вон, взгляни! — Повела пальчиком на ряд со сладостями. — Какие красивые! — Сжала ручки на моём транспорте, и стремительно понеслась к самой дальней лавке. Умело лавируя между праздной юрьбы, звонко расхохоталась, и я тут же заразился ее настроением. Кататься на коляске в её обществе оказалось довольно весело! Ветер, стегающий лицо, кусает за нос. И уже через несколько мгновений мы держим в руках самое изысканное местное лакомство…

Присели на лавочке. Она присела. Я напротив. Так близко, что мороз не перебивает ее запах. Она пахнет облаком… На самом деле. Никогда не задумывался, как могут пахнуть облака. Но, это единственно верная ассоциация. С аппетитом кусает яблоко, мило болтая о своей заграничной учебе. Удивительная… Она ведь может ни к чему не стремиться. Ничего не делать. Однако, хочет преподавать литературу в нашей воскресной школе. С интересом вникаю в каждое слово, смотрю, как щебечут пухлые губки. И замечаю осколок заледеневшей карамели в ямке на щеке. Чёрт побери… Это был самый соблазнительный кусочек сладости на моей памяти! Я ведь остался парнем. Парнем, который любит… И невозможность целовать её. Невозможность даже желать! — убивает… Я калека. Но я люблю…

Злата все восклицает восторженно, а я в какой-то момент перестал ее слышать. Гипнотизирую губы, как умалишенный. Наклонился. Прогнулся в спине, чтобы оказаться ещё ближе. Лебедка даже не заметила. И меня захлестнуло. Резко повел ладонью. Коснулся большим пальцем ее щеки. Собрал на него карамель, поднес ко рту и собрал кончиком языка сладость. Она застыла, словно забыла, как двигаться. Наши взгляды соприкоснулись. Наши души соприкоснулись. Мне так показалось… И это было последней гранью, которую неожиданно для себя пересёк! Ринулся к ней. Сжал выбившийся из-под песца локон, перебрал мимолётно, положил ладонь на её изящную, тонкую шею и потянул на себя. Впился жадным поцелуем в её губы. Прохладные губы, контрастирующие с теплым и влажным языком. Мне было мало! Я прикрыл глаза и забылся! Продлил поцелуй… Продлил на целую вечность… Когда очнулся? Когда в сознание прорвался протяжный стон, ее тихий стон на жарком вздохе. Отстранился. Смотрит. Глаза такие яркие… В глазах осколки неба.

— Прости… — Не вижу, но чувствую, как покраснел. — Прошу, прости меня! — Ее лицо тут же исказилось. Она дотронулась до распухших от ласки губ рукой, и впилась в меня упрекающим взглядом. Этого я и боялся… И не сбежать!

— Прости? Ты говоришь мне — прости? — Шепчет дрожащим голосом, и на веках проступают слезинки. — Болван! Ты болван, Дима! Я же Люблю тебя… А ты, целуя, говоришь прости?!

Любит?! Калеку любит?! Что за чушь…

— Злата! О чем ты говоришь? Я ведь хотел… Я хотел вернуться другим человеком! Видишь?! — Выудил дрожащей рукой свёрток из кармана — Здесь я хранил твой подарок! Каждый день смотрел на него, и жил ради нашей встречи! Так правда было! Но… Я ходить не могу, понимаешь?! Как я теперь…

— Дурак! — Всхлипывает, и дотрагивается до моих рук. — Какой ты глупый, Дима… Чертов эгоист! Я ведь ждала тебя не меньше! Боялась, каждый день боялась, что весточка придет печальная… Вот что страшно! Я боялась, что ты вовсе не вернёшься! А ты — вернулся! И я все эти ночи Господа благодарила за твою жизнь! И ты считаешь… И ты считаешь, что мне важно, важно, что ты не ходишь?! Глупый…. Глупый Дима…

Сердце колотится, как бешеное. Злата всхлипывает. И я таким дерьмом себя чувствую!

— Прости… — А она не слышит. Встала, и яблоко упало в сугроб. И больше всего на свете я хотел сейчас сгрести ее в охапку, и держать рядом, держать так близко, чтобы слышала моё сердцебиение! Не могу… Каждая клеточка тела к ней стремится! Не могу… Поддаюсь вперед, машинально… Не могу!!! Рвусь, рыча про себя, и… Чувствую. Боль чувствую! Стрелы жжения пробежали от бедра до щиколотки.

— Ааай… — Взвизгнул от неожиданности, и Злата обернулась, уставилась на меня, округленными глазищами

— Что?! Что случилось?!

— Ноги… У меня болят ноги!!!

Это был канун рождества… И сегодня я снова вспомнил, что в это время случаются чудеса…

Эпилог

— Милый, пора… — Нежно шепнула на ушко любимая, щекоча золотыми прядями скулы. Ещё не проснувшись, обернулся, и лениво поморщился, встретившись с рассветными лучами солнца. Сразу уловил такой родной запах ее кожи… Улыбнулся, и губы накрыл мягкий, ласкающий поцелуй… Дыхание отняло! Четыре года, как в браке, а у меня от каждого её прикосновения отнимает дыхание… Мурашки бегут по коже… И я не представляю, не хочу даже представлять, как бы без этого обходился. Да никак! Она — моя жизнь, с момента первой встречи. Она была моей силой, когда после войны, шаг за шагом, переступая боль, я по новой учился ходить. Она была несбыточной мечтой, которую удалось сделать явью. И ценить я буду ее соответственно. Попала в мои руки однажды… И я всегда буду бояться, что она исчезнет. Исчезнет от того, что подует сильный ветер. Что улыбку с её лица сотрёт печаль. Буду бояться так сильно, что никогда не позволю этому случиться…

Нежная, ласковая, открытая и светлая… Она пахнет мандаринами и корицей. Пахнет Рождеством… Нет, скорее, рождественским чудом… Прижал любимую ближе в жадных объятиях. Уткнулся носом в волосы.

— Люблю тебя… Люблю, моя лебёдка. — Этот томный, глубокий взгляд, проникающий до самой глубины души. Наш поцелуй становится одержимым… Наше дыхание сплетается.

— Дима… — Томно шепчет Злата, поглаживая щёку. — Нас ждут.

Лениво улыбнулся, закатив глаза с доликой разочарования. Но, она права. Нас ждут… Сунул руку в шухляду прикроватной тумбочки, и достал потертого, золотавого лебедя с надколотым крылом. Сжал его в ладони, и мы с моим нежным ангелом встретились взглядами. Она положила руку поверх моей. Погладила костяшки. И достала из-за спины лебёдку. С тех пор, как я вернулся с Кавказа, прошло пять лет. И больше ни парным новогодним игрушкам, ни нам, не приходилось расставаться. С тех пор мы всегда были вместе… И всегда будем.

*************

Неторопливо спустились вниз. Да, свои последствия ранение имело. Но я не жаловался, могло быть много хуже. Должно было быть много хуже… Невозможность ходить — вот что мне все пророчили! И, коли я сейчас передвигаюсь сам, то случаются чудеса! Мне, как никому другому, известно это. Злата взяла меня под руку, между делом упрощая ход. Приобнял ее в ответ за плечо.

Внизу на столе любимая кухарка расставляет ароматное шоколадное печенье, только только с печи. И душистый травяной чай разливает по чашкам. Около нее нетерпеливо щеголяет Наше маленькое счастье…

— Тетя! Ну дай печенюшку! — Взбалмошная девчонка звонко щебечет под руку Тамиле Петровне, а та в свою очередь томно закатывала глаза и громко цмокала, отставляя блюдо со сладостями подальше от края, к которому дочка могла дотянуться. — Вредная! Вредная тетя!

Недовольно приговаривала малышка, теребя свежий фартук неловко мызгающей по полу кухарки. Затем вздымила губки и вздернула носик, пока не нашла огорченным взглядом меня с женой.

— Папенька! Маменька! Чего она не делится? — Рванула к нам, и с разбегу уткнулась мордахой в шелковый подол юбки лебедки. Любимая присела и нежно обняла девчушку за плечи, как обычно лучезарно улыбаясь.

— Милая, мы тысячу раз просили слушаться Тамилу Сергеевну и Надежду Павловну. Эти славные старушки… — Подняла игривый взгляд на явно разочарованную ее характеристикой женщину, и потрепала дочку за щёку. — Желают тебе только добра… В свое время они даже папеньку твоего выдерживали! Значит, сил и терпимости им не занимать.

Сегодня у супруги было явно веселое настроение. И я поддержал его удовлетворенным смешком.

— Давайте уже пить чай, и нарядим, наконец, нашу ёлку… — Посреди гостиной уже красовалась пушистая ель, до самого потолка. А около нее большие ящики, набитые до верху самыми разнообразными игрушками. Но самые важные… Самые ценные… Всегда были при себе. У нее — лебедь. У меня — лебедка…

Наевшись до отвала свежеиспечёнными лакомствами, мы принялись одевать украшения на иголки, одно за другим. Малышка иногда заскакивала ко мне на колени, чтобы дотянуться до недосягаемых ее росту веток. Злата опасливо поглядывала на меня, думая, что нагрузка на ноги доставляет дискомфорт. Она всегда такая…. Переживает за меня по каждому пустяку. Успокаиваю любимую, одаривая радостным взглядом — "Все хорошо… У меня все хорошо…".

За окнами посыпался снег. Мороз судя по всему суровый. За четверть часа домело до нескольких сантиметров. Потихоньку поглядывая на заснеженную террасу, вспомнил детство. Вспомнил первую встречу со Златой, вспомнил Андрея Николаевича.

— Милый… — Лебедка бережно опустила ладонь на мое плечо. — Все в порядке?

— Папа наверное тоже скучает по дедуле. Ему сегодня наверняка холодно… — Пролепетала с грустью дочурка, облокотившись об подоконник.

— С дедулей все хорошо… — Печально улыбнулась Злата, утирая со стекла морозную белизну. — Он уже год как с бабулей. По воле судьбы они расстались слишком рано… И теперь, наконец, воссоединились.

Мой покровитель умер год назад. От воспаления лёгких. Болезнь унесла его жизнь. И, как утверждает любимая, вознесла душу к небу. После его смерти я много слышал о его покойной жене. Она и правда была простолюдинкой. Не просто простолюдинкой, а крепостной… И он, несмотря на все устои общества, взял ее не любовницей, а женой. В свое время молва плела напрасные интриги за их спинами, однако… Глядя на Злату, становится очевидным, любовь не выбирает по статусам. И смыслит в этом явно больше нас…

**************

Прогулка по прилегающему периметру была как никогда в радость. Под мягким лунным свечением игра снежных искр радовала глаз. Тепло ее ладони грело сердце. А весёлый лепет нашего ребенка окунал в атмосферу безграничного счастья. Пройтись перед праздничным ужином. Соберутся за столом все близкие люди. Жаль бедро опять разболелось… И моё неловкое ковыляние не укрылось от небесных глаз.

— Дима, ты в порядке?

— Лебедка, все хорошо… Обнял и прижал к себе. Вдохнул запах волос.

— Если бы не этот… — С нотой несвойственной ей злости проговорила она, вспоминая Владимира. — Хорошо, что ему воздалось за грехи!

Этот индюк и правда получил своё. Через несколько месяцев после возвращения, надрался в кабаке, и подрезал какого-то парня. На этот раз… Отец его не был так милостив. И позволил упечь сына в темницу. Видимо, он и сам понимал, что такому, как он, не место среди людей. Сам же Александр Йосипович отошёл от дел. Сейчас я думаю, что здравомыслия ему хватает. Он сам осознал, что, раз даже сына человеком не сумел вырастить, то и у власти ему не место…

— Злата, все правда, очень хорошо… Я счастлив. — Прижал ближе, и нежно поцеловал, дыша ее дыханием. — Ты же знаешь, Родная. Я с тобой… Очень счастлив.

— Пойдёмте! Я уже проголодалась! Наверное, имбирные пряники готовы! — Вскрикнула дочь, целясь в нас снежкой. И мы поплелись за озорным ребенком, слушая хруст искрящегося снега под ногами.

*****************

Аромат самых разнообразных блюд заполнил пространство. Трещат угли в камине, и некая волшебная мелодия, звенящая рождественскими звоночками, ласкает слух. Радостные улыбки повсюду. Не нужно никого сторониться. Вокруг самые родные и близкие люди. Я сижу в кресле, в котором прежде сидел Андрей Николаевич. Пью горячий глинтвейн, и сжимаю в ладони руку своего ангела. Иногда, втихаря, подношу её к губам и касаюсь поцелуем пальчиков.

Идеальное рождество… Каждое рождество, рядом с ними, здесь — идеальное. Не без горя, не без потерь, но мы все преодолели. Однажды, я смогу бегать босым по траве, и не чувствовать боли… А сегодня, я счастлив тому, что имею. Смотрю на ель… Пестрые игрушки играют переливами радуг. Дочка крутится рядом, дожевывая пряник, словно утренних подарков ожидая. Злата тоже всегда в предвкушении ищет коробки со своим именем. А мне вот и не печет никогда. Я то знаю. Самый главный подарок к Рождеству я уже получил… С него все началось.

На ветке, словно в такт музыке, кружатся златокрылые птицы. Она мне их подарила… Они никогда не расстанутся. А пока лебедь и лебедка будут вместе, мы останемся такими же счастливыми.

Мы всегда будем вместе. Мы, и пара золотавых лебедей…

Оглавление

Пара лебедей

Слабый за слабого

Примерить к паре

Начало новой жизни

Челядь и знать

Сам от себя не ждал!

Неожиданное откровение

Своих не бросаем

Вымышленный герой

Сочельник

Спустя 5 лет…

Осознание действительности

Искупление

Уговор

Печальная весть

Признание

Неблизкая дорога…

В горах Кавказа

Возвращение

Научиться не сдаваться

Рождественское чудо

Эпилог